Тихоокеанский шторм [Джон Шеттлер] (fb2) читать онлайн

ДЖОН ШЕТТЛЕР ТИХООКЕАНСКИЙ ШТОРМ

«Смерть Бога поставила ангелов в странное положение»

Дональд Бартелм

… Уводит в ночь. Моряк в порту найдет

Конец трудам опасным и заботам,

А дух — уплывший в Вечность мореход

Не знает, где предел ее бездонных вод.

Байрон, «Чайлд Гарольд», 3.70

ОТ АВТОРА

Этот роман повествует об альтернативной истории Второй Мировой войны, измененной появлением ракетного крейсера «Киров» и его действий в первой и второй книгах этой серии. Описание событий, тем не менее, хорошо подкреплены историческими исследованиями.

В то время, как российский атомный ракетный крейсер «Киров» и его экипаж вымышлены мной, каждый другой корабль и персонаж, упомянутый в тексте, от высших офицеров до последнего матроса и пилота, является исторической фигурой, действующей в той роли и в том месте, в которых они служили во время описываемых событий.

ПРОЛОГ

Стояла долгая ночь, когда «Чарли-один» и «Стренглер-Макензи» прибыли на остров Мелвилл. Эти странные имена принадлежали двум высококвалифицированным разведчикам из австралийских аборигенов, действующим в составе «Черного дозора», созданного офицером Джеком Гриббелем из отдела по делам коренных народов в Заливе Снейк. Аборигены хорошо справлялись со своими задачами. В частности, ими был спасен после изнурительного 214-километрового наземного перехода американский летчик Дж. Мартин. Армия была весьма признательна им за их способность действовать в местах, которые некоторые полагали совершенно недоступными.

Всего Гриббл собрал тридцать шесть человек из числа аборигенов, и дал каждому прозвище, которое они могли использовать в повседневном общении, не выдавая своих настоящих имен. Подразделение опиралось на небольшую базу снабжения, а аборигенам за работу предоставлялся табак в любом количестве с обещанием выплаты в реальной валюте после окончания войны.

Япы-черти-их-дери собирались вести войну очень долго, подумал «Чарли». Кто знает, когда нам придется увидеть реальные деньги. Однако хорошая военно-морская форма, питание, табак и новая винтовка были неплохими бонусами в непосредственной перспективе. «Чарли» тренировался вместе с «Джинджером-один» и «Гарри-один», учась бросать гранаты, ставить и использовать пулемет с лодки в море, и лучше всех показал себя, добравшись до острова Тимор, чтобы взглянуть на японцев.

Проклятые Япы прислали на остров много людей. Засадили все деревья снайперами. Опасно было на Тимор ходить. Но, похоже, что очень скоро здесь, на Мелвилле, они тоже будут очень скоро.

В 1942 армия взяла разведчиков под более плотный контроль, поставив задачи обнаружения и спасения сбитых союзных и захвата вражеских летчиков, обнаружения упавших самолетов с обеих сторон и разбирательства в случившемся, а также оказания помощи наблюдателям батареи береговой обороны «Вест-Поинт». Иногда их даже задействовали в охране австралийского военно-морского штаба в Дарвине, в частности, «Чарли-один» недавно был там прежде, чем вернуться на северное побережье Мелвилла в качестве разведчика. Он был очень рад этому. Но в этот день он снова увидел японские самолеты, направляющиеся к Дарвину, услышал отдаленные взрывы и увидел вздымающиеся в небо на юге высокие столбы дыма.

Да, подумал он, чертовы японские солдаты прибудут вслед за самолетами через день или два. Все эти мангровые заросли очень скоро будут кишеть плохими людьми с ружьями.

В сущности, их со «Стренглером-Макензи» направили сюда, чтобы найти неопознанный самолет. Предполагалось, что японцы уже могли высадить передовые отряды на острове с гидросамолетов. Но в тот вечер, глядя на север, «Чарли-один» увидел не гидросамолет. Это была группа вражеских самолетов, преследовавших какой-то крупный корабль и явно столкнувшихся с серьезным вызовом.

— Стренглер! — Позвал он. — Глянь туды! — Его товарищ подошел к нему, широко раскрыв глаза от удивления. Они оба наблюдали разворачивающийся бой. Группа вражеских торпедоносцев атаковала видимый вдали грозный силуэт крупного корабля. То, что они увидели, заставило обоих охнуть от испуга. Оба опустились на землю, загипнотизированные зрелищем стрельбы зенитных орудий. «Стренглер» нашел в себе достаточно разума, чтобы вытащить фотоаппарат и сделать несколько снимков в свете заходящего солнца.

— Каво эта чертовы япошки гоняють? — Спросил Чарли.

— Шо-та большое! — Сказал Стрэнглер.

— Надо бы сворачиваться и нести эти снимки в Дарвин. Они захотят отправить их на самолете как можно скорее.

— «Хизер-16» счас в Дарвине, — сказал «Чарли». — Это лодка Бин Сали. Он сможет передать снимки своему лейтенанту.

«Хизер-16» был прибрежным судном, изначально использовавшимся ловцами жемчуга на Кимберлийском побережье, а сейчас реквизированному в качестве патрульного катера под командованием лейтенанта Д.Л. Бо Дэвиса. Лейтенант был способным офицером, знал русский, немецкий, несколько диалектов австралийских аборигенов и даже немного японский. Экипаж состоял из семи китайцев, двух тиморцев, одного малайца и еще двоих аборигенов — «Бин Соли» и «Лени Леонарда».

Хорошо знавший эти места Дэвис завел знакомство с одним предприимчивым журналистом, которого и имел в виду «Чарли-один», поскольку видел их выпивающими и разговаривающими в барах в Дарвине.

— Лейтенант даст нам жемчугу за эти гребучие снимки, — хмыкнул «Чарли». — Потому что журналист даст ему дофига денег.

«Стренглер» с готовностью кивнул, и они направились обратно на юг, к оставленной на берегу лодке, после чего всю ночь плыли с острова Батерст через залив Бигли в Дарвин. То, что они доставили, действительно было жемчужиной, причем немалой цены, так как вскоре снимки попали в руки того самого любопытного журналиста — человека по имени Сирил Лонгмор, прибывшего сюда, чтобы запечатлять ход войны на Кимберлийском побережье.

Просмотрев их в тот же день, Лонгмор очень заинтересовался ими, удивляясь тому, что японцы атаковали в Тиморском море такой крупный корабль такого грозного вида. Он знал, что в этом районе не было британских или австралийских кораблей, а несколько долгих телефонных разговоров с коллегами убедили его, что не было в этих водах и американских кораблей.

Ввиду этого Лонгмор, ставший позднее капитаном Лонгмором, вышел на связи со своим старым другом — премьер-министром Австралии Джоном Кёртином, который сам в прошлом был журналистом. Он смог быстро передать снимки в нужные руки, птавшиеся найти ответы на те самые вопросы, что терзали его самого. Кёртин такиже был приведен к присяге в качестве министра обороны, и после звонка Лонгмора снимки очень быстро привлекли к себе очень много внимания.

И так случилось, что вскоре информация о странном неизвестном корабле в Тиморском море вскоре прошла через двух разведчиков-аборигенов к журналисту Сирила Лонгмора, от него попала к самому премьер-министру Джону Кёртину, а от него прямо в руки разведывательных подразделений Союзников. Копии быстро были отправлены в Брисбен, Сидней, Мельбурн и Перт, а затем на британскую станцию Тринкомали на Цейлоне, откуда отправились на самолете в Александрию. После еще нескольких перелетов они оказались в Гибралтаре, где вскоре другие любопытные глаза рассмотрели их и отметили сверхъестественное сходство с кораблем, с которым они столкнулись всего несколько дней назад. Следующий самолет доставил их в Англию, где вскоре началось распутывание загадки, озадачивавшей британскую разведку уже очень долгое время. Слово «Джеронимо» снова зациркулировало в очень особенных кругах, и, наконец, достигло одного очень способного и решительного человека в тайных постройках Блетчли-Парк.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ИНТЕРВАЛ

«Так долог путь, так труден он,

Когда вернусь, я не могу сказать.

До той поры не быть нам вместе,

И лишь в ночи тоска и тягость,

Но ты не плачь по мне…»

Гимн военно-морского флота Российской Федерации^[1]

ГЛАВА 1

Автомобиль быстро двигался по проселочной дороге в сторону величественной усадьбы, здания которой представляли собой причудливое смешение самых различных архитектурных стилей. Блэтчли-Парк, или «Станция «Х», была одним из десяти специальных объектов, созданных МИ-6, и официально являлась «Охотничьим клубом капитана Ридли», предназначенным для послеобеденной охоты на перепелов на площади в двадцать пять гектаров с ружьями и гончими. Реальностью была «Правительственная школа кодов и шифров», где блестящая команда мужчин и женщин занималась дешифровкой, обеспечивая жизненно важную для хода войны разведывательную информацию.

Оборудование включало цветные кодовые диски и более странные устройства, напоминающие шифровальные машины «Энигма», а также совсем непонятные приспособления, выдающие данные на длинных бумажных лентах в виде наборов черных точек различного размера. Блэтчли-Парк почти начало делать первые шаги в деле оцифровки аналогового мира в формах, пригодных для обработки первыми прототипами электронных вычислительных машин. Год спустя в усадьбе заработает первый компьютер «Колосс», с «мозгом», состоящим из 1 500 электронных ламп.

Машина остановилась, дверь быстро открылась, и изнутри появился адмирал Тови с толстой папкой в правой руке, направившись не по главной дороге к стилизованному особняку, а свернув влево, к зеленому боковому крылу — «Хижине-4», сердцу военно-морской разведки. Год назад люди, работавшие там, смогли насладиться прорывом — дешифровкой немецкого кода «Энигма». Но затем были получены необъяснимые снимки странного корабля в Норвежском море, и весь отдел вернулся с небес на землю.

Тови прошел мимо белых окон к простой двери без всяких табличек. Морской пехотинец немедленно встретил его, отдал честь и провел по узкому коридору к кабинету Алана Тьюринга, который ожидал адмирала за чтением Байрона.

— Добрый день, доктор, — сказал Тови, быстро войдя и протянув руку. Тьюринг убрал книгу и встал, дабы поприветствовать адмирала. Его темные глаза светились.

— Называйте меня «профессор», адмирал. Здесь все так делают, хотя я пока официально не получил места. Но «доктор» всегда казалось мне слишком сухим.

— Очень хорошо, профессор. Я привез немного новых материалов для вашего дела, — сказал Тови.

— А! — Сказал Тьюринг. — Снимки!

— Именно. Две катушки с записями и полный отчет. Я собрал журналы со всех кораблей, участвовавших в инциденте, так что у вас будет время просмотреть все это прежде, чем оно будет отправлено кому-либо еще.

— Очень хорошо, сэр, — сказал Тьюринг, любопытство которого немедленно пробудилось. — Очень интересно, адмирал. Могу я убедить вас разрешить мне вылететь на остров Святой Елены и взглянуть на него лично?

Тови приподнял бровь. Его лицо внезапно стало очень серьезным и напряженным. Его взгляд упал на открытый том Байрона. Он просмотрел строки и прочитал про себя:

Он тяжело вздохнул и посмотрел на Тьюринга. Все оставшиеся без ответа вопросы заняли свои места, ожидая своей очереди.

— Боюсь, что у меня для вас есть очень интересные новости, профессор, — тихо сказал он. — И полагаю, пришло время поговорить очень откровенно.

— Новости, сэр? — Тьюринг получал большую часть сведений, подпадавших под такое определение задолго до кого-либо, так что для него было необычно и даже интересно услышать что-то, чего он не мог знать.

— Этот корабль — «Джеронимо» — снова исчез.

— Исчез? — Это слово немедленно привлекло внимание Тьюринга. Он подался вперед, желая узнать больше.

— Именно. Это случилось, когда корабли сопровождения достигли острова Святой Елены.

— Вы хотите сказать, он затонул, сэр?

— Нет, профессор, я хочу сказать, что он просто исчез. Вошел в туман у берега, и исчез. Конечно, мы привлекли водолазов и прочесали все морское дно. Никаких следов. Два крейсера и три разведывательных самолета провели поиск во всех направлениях, и не нашли никаких признаков его присутствия. Никто не видел и не слышал взрыва, так что мы исключили возможность какой-либо катастрофы или преднамеренного самоуничтожения. Клянусь Богом, как будто фокусник сначала вытащил его, как кролика из шляпы, а потом просто махнул рукой, и он снова исчез. Да, это звучит невероятно, но как еще это можно назвать? Корабль просто исчез, или мы, по крайней мере, так решили… До того, что случилось сегодня.

Тови протянул ему еще один простой конферт из оберточной бумаги, намного меньший, чем первый, и приподнял бровь, выдавая явное волнение.

— Прошу прощения, но любые фотоматериалы, связанные с «Джеронимо», сначала передаются непосредственно в адмиралтейство. Адмирал Паунд был не слишком рад тому, что я принял решение провести переговоры с адмиралом с этого корабля, и счел еще менее забавным это невероятное дело с его исчезновением. Я осмелюсь предположить, что премьер-министр также не был рад. Ни один человек не сможет поверить в то, что корабль просто бесследно исчез. Тем не менее, мне удалось сохранить голову на плечах, хотя если бы адмиралтейство узнало, что находиться во втором конверте, меня бы уже ждала виселица.

— Понимаю, — сказал Тьюринг, с волнением открыв конверт и вытащив пять не слишком качественных снимков, явно сделанных ни фотопулеметом, ни военной техникой вообще. — Вы должны рассказать мне об этом адмирале, с которым вам удалось поговорить.

— Разумеется. Но сначала взгляните на эти снимки. Никто в Королевстве не видел их, не считая штаба адмиралтейства. Они были сделаны двумя глазастыми разведчиками на острове Мелвилл к северу от Дарвина три дня назад. — Тови сложил руки на груди, внимательно наблюдая за Тьюрингом. Он обратил внимание, как тот немедленно достал лупу и начал пристально рассматривать снимки один за другим. Когда он поднял глаза, Тови стало очевидно, что он был обеспокоен.

— Это «Джеронимо», — тихо сказал он. — Никаких сомнений. Его силуэт невозможно спутать ни с чем. А эти корабли — японские крейсера.

— Согласен, — ответил Тови. — Но эти фотографии были сделаны 24 августа. И как бы вы, профессор, могли объяснить, как корабль, находившийся в пяти кабельтовых от острова Святой Елены утром 23 августа, мог внезапно исчезнуть, а затем появиться у острова Мелвилл, преодолев 7 800 морских миль за 24 часа? Это десять дней хода на высокой скорости, и даже если бы этот корабль мог летать, ему было бы нелегко преодолеть такое расстояние за такое время.

Теперь пришла очередь Тьюринга поднять брови, причем обе. Он рассматривал снимок, переводя взгляд от него на Тови и обратно. Затем он глубоко вздохнул и на мгновение закрыл глаза. Когда он открыл их снова, в них ясно читалась тихая решимость.

— Что же, адмирал, — начал он. — Как вы сами хорошо понимаете, ни один корабль не мог преодолеть это расстояние в один день. Это совершенно невозможно. Опять же, ни один корабль, о котором я знаю, не мог просто взять и исчезнуть. Конечно, были сотни потерянных кораблей, сэр, в результате катастроф, штормов, но, как вы говорите, «Джеронимо» исчез прямо из-под носа у опытных моряков, которые должны были сопроводить его к острову Святой Елены. Да, я узнал кое-что об этом по определенным каналам… Очень особым каналам, и пытался разобраться в этом последние три дня. Адмиралтейство может сколько угодно утаивать эти фотографии, но всегда есть возможность найти людей, которые могут что-то сделать… Так что ваше прибытие было совершенно очевидно.

— Верно, и я уже сделал шаг в пропасть, доставив вам эти снимки, Тьюринг, потому что я вам верю. Итак, какой вы можете сделать вывод?

Тьюринг снова посмотрел на фотографии.

— И если только я не ошибаюсь в отношении этих фотографий, сэр, то мы столкнулись с очень глубокой тайной.

— А вы можете ошибаться, профессор?

— Не сегодня… — Улыбнулся Тьюринг.

— Конечно. Итак, как этот корабль мог переместиться на такое расстояние за один день? После нашего разговора в Адмиралтействе я много думал о том, что вы рассказали мне обо всем чудо-оружии, использованном этим кораблем. Да, тогда они, по крайней мере, были готовы слушать. Мы знаем о ракетах многие века. Тем не менее, и вы и я понимаем, что те ракеты, что мы видели в Атлантике и на Средиземном море намного опережали все наши разработки.

— Определенно.

— Да… Ракеты я могу принять, профессор. Но корабль, который может просто так взять и раствориться, а потом переместиться на такое расстояние — это что-то совсем иное. То, что я не могу осознать, как не пытаюсь.

— Я согласен, сэр, — сказал Тьюринг. — Никакой корабль не мог покрыть это расстояние за один день. Никакой корабль не мог исчезнуть в Северной Атлантике и появиться в Средиземном море год спустя, а затем снова исчезнуть. Все эти невозможно, но если на этих фотографиях действительно «Джеронимо», то он как-то смог сделать это, и у меня есть только одно объяснение, как бы странно оно не звучало.

— Я стал гораздо шире смотреть на невозможное после того, как это началось, профессор. Не томите.

— Хорошо, сэр. Этот корабль перемещается во времени. Это единственное, что может объяснить его внезапное исчезновение и появление за полмира. — Он уставился на Тови. Тот тоже закрыл глаза на некоторое время, пока не стало ясно, что он в какой-то степени принял эту мысль.

— Вы придерживались этого мнения раньше, но ничего не говорили.

— У меня были предположения, сэр, — сказал Тьюринг. — И мне представлялось, что мне не удастся донести подобную мысль до адмирала Паунда.

— И вы пытались навести на нее меня во время нашего последнего разговора в Адмиралтействе, не так ли?

— Именно, сэр. Не выкладывая все сразу. Видите ли, нам здесь платят за определенность в предположениях, а не за пустые фантазии. Нас слушают потому, что им нужны факты, а не плоды воображения. У меня были очень серьезные подозрения относительно этого корабля с того самого момента, как я впервые его увидел. Мы прошлись по всем военно-морским флотам, отметая их один за другим. Вывод, к которому я пришел, вряд ли был бы хорошо воспринят, и, должен сказать, что меня уже избегают в определенных кругах. Меня называют мечтателем и фантазером. Видимо, так они называют странных дураков. Ну и ладно, пускай говорят, что хотят. Когда они смогут взломать «Энигму» самостоятельно, пускай называют меня дураком. Меня несколько утешает позиция Шерлока Холмса, который говорил, что как только вы устраняете все неверные варианты, то, что остается, и должно быть правдой, как бы невероятно оно ни было. Все движется двумя путями, адмирал. С одной стороны в пространстве, с другой во времени. Мы привыкли к движению в любом направлении в пространстве, но движение во времени было возможно только в одном, пока этот корабль не появился в Норвежском море год назад. Это был не немецкий корабль, как нам теперь известно. Не итальянский и не французский. А теперь он и вовсе появился за половину мира, вступив в сражение с японцами!

— Но перемещение во времени? Должен сказать, что я не удивился бы, услышав такое — от Жюля Верна^[2] или Герберта Уэллса. Но как поверить в такое, Тьюринг? Это невероятно!

- Вы можете объяснить это иначе, сэр?

Тови нахмурился, будучи явно озадачен.

— Они атаковали нас в Дарвине, — сказал он, возвращаясь в настоящее, надеясь выйти в более безопасные воды.

— Да, сэр. Я слышал об этом.

— Тогда позвольте мне рассказать вам кое-что, профессор, — улыбнулся Тови, надеясь немного успокоить Тьюринга. — У меня была возможность немного пообщаться с адмиралом, командовавшим этим призрачным кораблем, и это было очень познавательно. Во-первых, ваши подозрения были верны. Он был русским. Его экипаж был русскими. И я склонен думать, что и этот корабль был русским.

— Опять-таки невозможно, — сказал Тьюринг. — По крайней мере, сейчас. Нынешний Советский Союз не мог построить ничего подобного этому кораблю.

— Совершенно верно, но это не лучше, чем то, что вы предположили только что, профессор. Корабль, перемещающийся во времени? А с другой стороны… Этот человек отрицал какую-либо связь со Сталиным и Советским Союзом. Он даже довольно прямо заявил об этом — утверждая, что Сталин совершенно ничего не знал даже о существовании этого корабля. И, вместе с тем, он знал о встрече Черчилля и Сталина, проходящей в Кремле в тот самый момент. И это было наиболее показательно. Очень немногие знали об этих переговорах, даже в самых высоких кругах, но он говорил об этом так… Хм, словно…

— Словно это была история, — перебил его Тьюринг с блеском в глазах.

— Именно! — Тови держал чашку в руке и мог только сделать глоток. — Он действительно говорил о войне как о «вашей мировой войне», словно для него это была история. Когда я решил надавить на него и сказал, что Россия является нашим союзником и попросил его поддержать нас, он сказал мне что-то очень странное — что Россия является нашим союзником на данный момент. Он сказал мне, что все меняется, намекая на то, что этот союз может быть нестабильным. Сначала я воспринял это как предупреждение касательно того, что Сталин может быть готов сменить сторону и присоединиться к Гитлеру. Возможно, этот человек и его корабль были первыми вестниками этого решения. Но Черчилль пришел к совершенно иным выводам после встречи в Москве!

— Я думаю, что мы можем без опаски держать Россию по нашу сторону забора, на данный момент, — сказал Тьюринг. — Но кто знает, как закончится эта война, сэр? Кто знает, как будет выглядеть мир через десять, двадцать, пятьдесят лет?

— Мне представилось, что этот человек знал, — сказал Тови. — Я попытался надавить на него по части того, откуда он, но он ничего не сказал, даже предположил, что это был слишком опасный вопрос. В какой-то момент, он указал на укрепления на скалах над нами и спросил, смог был я объяснить свой боевой флот маврам, которые их построили. Затем он сказал, что не может объяснить свое присутствие таким образом, чтобы я смог это понять, и просто пытается вернуться домой, что бы это не значило. Поверьте, мне в тот момент не мог придти в голову иной образ, кроме капитана Немо.

— Это может быть более чем уместный образ, сэр, — улыбнулся Тьюринг. — Немо мог быть очень удачным образом для этого человека, хотя не похоже, чтобы он был одержим местью.

— Напротив, — сказал Тови, почесав в затылке. — Он показался мне очень открытым и искренним. Я хотел бы верить всему, что он сказал. Хм, значит, мавры… Я размышлял об этом некоторое время. Выходит, что этот человек намекал мне, что прибыл из какого-то далекого будущего.

Тьюринг вздохнул с явным и сильным облегчением.

— То есть, по сути это то же, что предполагал я, — уверенно сказал он. — Подумайте, адмирал. Его корабль — настоящее чудо техники, настолько могущественное, что сковало весь Королевский флот в Атлантике, не говоря уже об американском флоте. Он способен видеть нас прежде, чем мы можем даже узнать о его присутствии, он атакует нас оружием, которого мы мне сможем создать еще десятилетия — да, десятилетия. На нем имелось пригодное к применению ядерное оружие невообразимой силы. Мы знаем о подобном, но не имеем ничего, пригодного к использованию. Да, да, это очень секретно, но в наших кругах известно. Но реальность такова, что создание чего-то подобного потребует огромных ресурсов, и если какая-либо страна попыталась создать подобный корабль, мы не могли не узнать об этом. Я был очень заинтригован тем, о чем вы рассказывали мне ранее, и надеялся, что смогу направить ваши мысли в нужное русло. Видите ли… Все это полнейшая бессмыслица, если мы предположим, что этот корабль происходит из нашего мира, из нашей реальности войны. И вместе с тем, картина сразу обретает четкость, если предположить другое — что этот корабль создан в будущем. Да, я предполагаю, что он был создан русскими, но никакой русский инженер, живущий в 1942 году не имеет к нему отношения, могу вас заверить.

— Но зачем, Тьюринг? Зачем он появился здесь? Был ли он отправлен сюда намеренно? Как такое возможно? Путешествия во времени — удел сказочников.

— Возможно, мы никогда не узнаем, как и зачем это было сделано. Но мы были свидетелями определенных фактов, адмирал. Корабль появился здесь, затем исчез и появился на Средиземном море через год. Вот почему мы не обнаружили его в Гибралтарском проливе или Суэцком канале. Он прошел ими когда-то еще, в другом времени. Затем он исчез у острова Святой Елены и возник сутки спустя за 7 800 миль! Опять же, он мог сделать это, только перемещаясь во времени, или, возможно, через какое-то искаженное пространство. Мы, возможно, никогда не узнаем этого.

— Но появился ли он здесь с какой-то конкретной целью? Это военный корабль. Был ли он отправлен сюда с каким-то заданием? В конце концов, этот период времени представляется мне довольно критическим, и, насколько я могу судить, этот корабль пытался прорваться к месту встречи Рузвельта и Черчилля в бухте Арджентия, и готов был порвать любого, кто встанет у него на пути. Американской 16-й оперативной группе досталось больше всех.

— То, что вы говорите, адмирал, имеет очень большой смысл, — сказал Тьюринг. — Можете представить себе, что было бы, если бы атомная бомба ударила по бухте Арджентия, одним махом убив как премьер-министра, так и американского президента?

— Поверьте мне, Тьюринг, это до сих пор снится мне в кошмарных снах. И членам правительства тоже, хотя теперь я полагаю, что мы можем со всей уверенностью сказать, что у немцев нет такого оружия — ни ракет, ни этих жутких бомб. Вам следовало это увидеть, профессор. Это способно бросить в дрожь.

— И опять-таки это может объяснить, почему мы так и не увидели применения немцами подобных ракет в течение целого года. У них их никогда и не было! Конечно, они работают над определенными проектами, но это совсем не те ракеты, что били по нашим кораблям, верно?

Тови вздохнул, обеспокоенно посмотрев на Тьюринга.

— У меня была прекрасная возможность узнать, сколько ракет осталось на этом корабле, а я позволил этому дьяволу уйти. Я поймал его за хвост, но дал ускользнуть.

— Но, возможно, это было наилучшим решением, сэр, — серьезно сказал Тьюринг. — Если бы вы вступили в бой и пережили его, возможно, мы бы так и не пришли к сегодняшнему выводу.

— Просто этот, если можно так выразиться, капитан Немо утверждал, что не хочет иметь ничего общего с этой нашей войной. Он сказал, что лишь пытается доставить свой корабль и его экипаж домой. Интересно, неужели все дело в какой-то жуткой аварии?

— Это действительно может быть простой истиной, — предложил Тьюринг. — Возможно, они оказались так же смущены случившимся, как и мы. Возможно, корабль действительно оказался здесь случайно, а вовсе не с какой-то зловещей целью. Но тем не менее, из всего этого встает серьезная и жуткая угроза. Сэр, появление этого корабля, несомненно, изменило ход истории. Это сражение в Северной Атлантике, ракеты, атомное оружие… Я опасаюсь, адмирал Тови, что этот корабль открыл ящик Пандоры. Я знаю, как и вы, что правительство Его Величества рассредоточило свои учреждения по всему Королевству и активизировало несколько проектов, связанных с физикой… Словно они готовятся к чему-то, к тому, чего они боятся после того, какое оружие столь успешно явил миру этот корабль.

— Не могу сказать, что меня это утешило, — сказал Тови.

— Конечно, и подумайте вот о чем… Этих сражений в Атлантике и Средиземном море никогда бы не состоялось, если бы не странное появление этого корабля. Из-за него мы отменили запланированный налет на Киркинес и Петсамо, вывели раньше времени Соединение «Z» из операции «Пьедестал», отменили операцию «Юбилей» и отложили операцию «Факел». Кроме того, из-за действий этого единственного корабля в войну вступили американцы, и если бы не он, кто знает, сколько бы они оставались в стороне? Теперь еще и японцы! Этот корабль стал палкой, попавшей в колеса их планов против американцев!

— Согласен, — ответил Тови. — На Тихом океане началась крупная операция. Японцы определенно идут на юг. Штаб FRUMEL встал на уши по поводу Мельбурна. Случившееся в Дарвине — пожалуй, лишь самый наконечник копья.

— И подумайте вот еще о чем, сэр. Мы сражались с этим кораблем. В результате погибли люди, которые, возможно, должны были пережить войну, а другие, которые должны были погибнуть, остались живы. Вы понимаете, как это может изменить все, начиная с этого дня?

— Понимаю… — Сказал Тови, задумавшись об этом впервые.

— Я не могу представить себе, чтобы американцы вот так сходу бросились в бой, как они это сделали, несмотря на надежды Черчилля. Этот корабль сделал это возможным, атаковав 16-ю оперативную группу и уничтожив «Уосп». Возможно, они сделали это намеренно, как вы и предположили, хотя я не могу представить себе, зачем. Разумеется, они должны были понимать, насколько драматические последствия могли возыметь подобные действия.

— Возможно, хотя этот «капитан Немо» намекал, что на «Джеронимо» имело место какое-то несогласие относительно того, что они должны были делать, и он был нездоров, когда этот случилось. Я полагаю, в то время командование принял какой-то более жесткий человек, какой-то волк. Адмирал представился мне более разумным.

— Попытки понять это могут быть сами по себе довольно жуткими, адмирал. Подумайте вот о чем… Если этот корабль из будущего, у них должны быть колоссальные знания. Они знают все, что творилось от наших дней до их!

— В том числе, где ковырнуть ломом в стене истории.

— Именно, сэр.

Тови потер лоб, все еще будучи сбитым с толку, и слегка покачал головой.

— Хорошо, профессор. Итак, эти снимки были сделаны три дня назад. С тех пор я пристально слежу за ситуацией. Мы уже отправили FRUMEL поручение внимательно следить за этим кораблем и, я полагаю, нам придется рассказать о нем американцам. Поверять ли они в то, что мы только что обсуждали, это уже другой вопрос, но мы должны сказать им. У меня есть на примете нужный человек, но боюсь, что с тех пор, как эти снимки были сделаны, на Тихом океане случилось очень многое. Возможно, вы знаете об этом по своим каналам, которые вы упоминали ранее.

— Я слежу за происходящим, сэр, — улыбнулся Тьюринг. — Кроме того, у меня свободна вся вторая половина дня, если вы захотите присоединиться ко мне за обедом.

ГЛАВА 2

23 августа, год не установлен

Роденко понял, что что-то пошло не так спустя считанные минут после того, как они прибыли на отдаленный форпост на острове Святой Елены. Их сопровождали три самолета и два британских крейсера, «Норфолк» и «Шеффилд». Самолеты обходили их с определенными интервалами, контролируя обстановку вокруг, а два крейсера держались по оба борта «Кирова». Один прошел мимо небольшой гавани в Джеймстауне, а второй — вдоль северо-восточного берега. Они должны были встретиться в Сэнди-Бэй и проконтролировать, что «Киров» бросит якорь, но несколькими минутами спустя после того как атомный ракетный крейсер вошел в густой туман к северу от острова, Роденко взглянул на экран и увидел, что все цели исчезли. Вся драма, участниками которой они стали, закончилась. Какое-то время спустя стало понятно, что они снова затерялись в пустом море в забытом мире.

Адмирал Вольский приказал обойти северный мыс, и, увидев полное разрушение Джеймстауна, они поняли, что снова попали в мир кошмаров, которой мог быть их собственным порождением, в котором каждый берег был почерневшим от огня войны, которую они едва ли могли себе представить.

Они провели в море многие дни прежде, чем снова увидели землю. Остров Святой Елены был столь же изолирован, как и любой другой остров в мире, находясь в тысяче миль от побережья Анголы в южной Атлантике. Их путь на юг был настолько бесплодным, насколько было возможно описать этим словом. Море было пустым. Не было никаких следов жизни, никаких признаков человеческой деятельности. Пройдя мимо Кейптауна, они обнаружили его уничтоженным зарядом смерти в несколько мегатонн. Они не могли сказать, что творилось в глубине суши, но никто не хотел выходить на берег, чтобы это узнать.

Вскоре они вышли в Индийский океан, пройдя намного южнее Мадагаскара и направились на восток. Многие дни не было видно ничего, но спустя какое-то время они достигли отдаленных берегов Австралии и направились вдоль северо-западного побережья континента, мимо острова Барроу к огромным архипелагам, простирающимся от Дампира вдоль так называемых северных территорий. Море было спокойным и синим, как кобальт, над ним стояло лазурно-голубое безоблачное небо, а климат, к восторгу экипажа, стал теплым и мягким. Достигнув острова Малус, они увидели белые пляжи и нетронутые рифы, от чего у всех отлегло на сердце. В море появились скаты и косяки рыб, а каменные утесы были засижены крачками, скопами и орланами. Дальше в Индийском океане появились стаи дельфинов, выпрыгивающих из воды в фонтане брызг. Это место представляло собой цепь небольших островов, соединенных песчаными отмелями, по которым во время отливов можно было переходить с острова на остров. По сравнению с обугленными берегами, встречавшимися им ранее, это был настоящий рай.

Адмирал Вольский принял решение совершить короткую остановку в месте, которое Федоров назвал бухтой Уэйлера, и отправить группу на берег, чтобы проверить остров и взять образцы воды и почвы. Главный остров на северо-востоке был пуст, но в своей радости они обнаружили восемь неповрежденных жилых домой на южном берегу западного острова Розмари. Здесь также были руины старой китобойной станции и жемчужного промысла, действовавших на острове Малус в конце 1800-х годов. Не было видно никаких признаков присутствия людей, хотя дома были в хорошем состоянии и явно пережили эту войну.

— По крайней мере, эти места вселяют надежду, — сказал адмирал Федорову и молодой старший помощник согласно кивнул.

— Здесь нет ничего, на что стоило бы тратить ракету.

— Слава Богу. Если нам повезет, мы, быть может, сможем найти кого-то на побережье. Если не в крупных городах и портах, то в отдельных поселениях вроде этого.

— Эти места были в значительной мере необитаемы, — сказал Федоров. — Даже в наше время. Мы могли бы найти кого-то в Порт-Хендленде, примерно в ста пятидесяти километрах от побережья. Это бы крупный промышленный порт, один из крупнейших в Австралии, хотя город был сравнительно небольшой. Возможно, нам следовало бы направиться туда. Кроме того, есть Брум, затем Дерби на Кингс-Бей, Уиндхэм, а затем и Порт Дарвин. Однако от Дарвина нас отделяет полторы тысячи километров. Австралия очень большая.

Они провели у острова шесть часов, главным образом потому, что нашли чистую воду и хотел доставить ее на корабль, чтобы пополнить запасы. Некоторые расположились к бортов с самодельными удочками. Настроение экипажа было лучше, чем когда-либо за последние долгие недели. Это место казалось раем для рыбалки — многие вытаскивали на борт сети с коралловой форелью, красными императорами, алыми морскими окунями и другими рыбами, которых они не знали.

На мостике появился Карпов, направившись к креслу адмирала с улыбкой на напряженном лице.

— Мы наконец нашли ваш остров, товарищ адмирал?

— Не вполне уверен, — усмехнулся Вольский. — Он выглядит достаточно небольшим для всего экипажа, и я не вижу пальм и красивых девушек. Возможно, мы продолжим искать, хотя мне представляется, мы достигли края рая. Север погрузился в безумие войны, но здесь нет ничего подобного. Если нам повезет, со временем мы найдем этот остров. Федоров, на карте есть что-либо многообещающее? — Он вытянул голову, выискивая старпома — бывшего штурмана, оказавшегося бесценным во время последнего испытания в Средиземном море. Он заметил, что тот смотрит на корабельный хронометр с тревогой во взгляде.

— Что такое, Федоров? Куранты бить не будут.

— Может, и будут, — ответил Федоров. — С момента нашего ухода с острова Святой Елены прошло одиннадцать суток и восемнадцать часов.

— Да, и это были пустые часы в пустом море. Зачем вы их считали?

Федоров не ответил, но выглядел явно озабоченным.

— Группы еще на берегу?

— Береговые партии? Да, я думаю, они вернуться через несколько часов. А что, хотите на берег сами?

— Я? Никак нет, товарищ адмирал, я считаю, что нужно оставаться на корабле. И я считаю, что было бы разумно вернуть всех наших людей на борт как можно скорее.

Адмирал нахмурился.

— Что такое, Федоров? Что вас беспокоит?

— Время товарищ адмирал. Прошло почти двенадцать суток… И каждые двенадцать суток мы перемещались во времени. И это может случиться еще раз. Возможно, мы не сможем остаться здесь. Если это действительно так, я бы хотел, чтобы все члены экипажа были на борту до полуночи. И лучше поручить Добрынину вслушиваться в работу реактора. Он слышал это каждый раз, когда мы перемещались в прошлое.

Лицо Вольского помрачнело.

— Добрынин проводит технического обслуживание. За реакторы не беспокойтесь. Что же касается экипажа, я думаю очень многие предпочли бы остаться здесь. Если бы пришлось выбирать между этим островом и еще одним походом, я бы сильно подумал. Но давайте предположим, что вы правы. — Он повернулся к посту связи.

— Николин?

— Слушаю, товарищ адмирал.

— Свяжитесь со старшиной Трояком и прикажите возвращаться как можно скорее. Я бы хотел, чтобы все члены экипажа находились на корабле к 20.00. В любом случае, будет слишком темно для безопасной работы на берегу.

— Кроме того, — сказал Карпов, — мы должны учитывать, что кто-то может захотеть остаться здесь. Не будем забывать про Орлова.

— Согласен, — ответил Вольский. — Карпов, не могли бы вы поговорить с этими рыбаками на носу насчет того, умеет ли кто-либо из них нырять?

— Товарищ адмирал?

— Да, я хочу знать, смогут ли они достать несколько хороших омаров или даже крабов. Я сам уже устал от корабельной еды и думаю, что что-то новое будет очень кстати для нас всех. Кто-нибудь желает присоединиться ко мне за ужином?

Роденко, Тарасов и Самсонов быстро «забили места», и хотя в этот вечер им понравились морепродукты, у времени были на них иные планы.

* * *

Прошло много долгих часов прежде, чем они поняли, что произошло. Люди Трояка обыскали остров в поисках чего-либо, представляющего интерес. Они обошли скалистые берега, видели изображения странных существ, вырезанных на красных камнях. Они осматривали каждое здание и сооружение и, наконец, нашли несколько газет на английском языке, которые доставили на мостик. Федоров нашел их не безынтересными.

— Наконец-то! — С энтузиазмом сказал он, когда матрос морской пехоты принес их. — Теперь мы поймем, что случилось! — Это был экземпляр «NT News» из Дарвина. Его взгляд сразу же зацепился за дату — 15 сентября 2021 года. Заголовок бы зловещим. Федоров достаточно знал английский, чтобы понять это.

«ВОЕННАЯ ЭСКАЛАЦИЯ!»

«ПОЛНОМАСШТАБНЫЕ БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ В ЮЖНО-КИТАЙСКОМ МОРЕ!»

«ФРЕГАТ КВМФ АВСТРАЛИИ ПОТОПЛЕН!»

— Николин, — сказал Федоров. — Можете перевести?

Николин взял газету и начал читать. Его взгляд был мрачен и серьезен.

«Сегодня в южно-китайском море обострились боевые действия в связи с применением баллистических ракет с ядерными боевыми частями против ударной группы авианосца «Эйзенхауэр». Сообщается, что в ударе были использованы не менее десяти ракет, по меньшей мере две из них с ядерными боеголовками, в результате чего были потоплены пять кораблей: авианосец «Эйзенхауэр» и четыре корабля сопровождения, включая фрегат флота Австралии «Дарвин», входивший в состав Объединенного флота сил безопасности. Совет безопасности ООН немедленно осудил случившееся как вопиющую эскалацию конфликта, однако резолюция была заблокирована вето Китая и России».

Лицо Федорова выдало неподдельное удивление, и Карпов и Вольский придвинулись ближе, глядя на газету с явным недоумением.

— Люди продолжают применять ядерное оружие против боевых кораблей, — сказал Вольский. — Не принимайте на свой счет, Карпов.

Карпов кивнул.

— Не стану, товарищ адмирал. Однако теперь мне странно понять, что я был первым человеком, сделавшим это, всего семь недель назад. Но мне кажется, что тогда я был другим.

— Вы и были другим, — сказал Вольский. — Теперь вы другой человек, и лучше.

— Так точно, товарищ адмирал.

— Это еще не все, товарищ адмирал, — продолжил Николин. — «Представители «СиноПак» заявили, что американская ударная группа вторглась в их территориальные воды, что представители США немедленно опровергли. Посол Стивенсон категорически заявил, что флот находился в международных водах и в ответ будут приняты самые решительне меры. Эта атака последовал за потоплением единственного китайского авианосца «Ляонин» 7 сентября, предположительно, американской подводной лодкой после выхода из Даляня к югу от 38-й параллели. Аналитики полагают, что эта атака могла стать ответом на потопление российским крейсером американской подводной лодки «Ки-Уэст» 28 августа, а также стать предупреждением китайцам не настаивать на своем требовании полной интеграции Тайваня в состав Китайской Народной республики». Напряженность в отношениях между СиноПак и Западом возросла после исчезновения российского корабля в Арктике в июле и нескольких инцидентов с участием российских и британских самолетов в районе Исландии.

— Ничего не меняется, — сказал адмирал. — Наши летчики десятилетиями показывают носы американцам, а они нам. Что там еще?

Молодой лейтенант продолжил:

— «Стало также известно, что военно-морской флот США вышел в море в полной боевой готовности с баз на западном и восточном побережье США, и что теперь США находятся на военном положении. Между тем, продолжаются ракетные удары по блокированному Тайваню, начавшиеся на прошлой неделе, что усиливает военную напряженность. О применении ядерного оружия не сообщается. ПредставителиНАТО в Европе отмечают крупное наращивание российских сил у немецкой границы^[3] и усиление активности на базах в Польше.

— Итак, все началось в Азии, — сказал Карпов. — У китайцев лопнуло терпение по поводу Тайваня, и американцы потопили этот реликт после того, как потеряли подлодку. — «Ляонин» был построен в Советском Союзе, будучи заложен под названием «Рига» 6 декабря 1985 года и спущен на воду как «Варяг». Корабль так и не был закончен — не были установлены электроника, вооружение и ряд ключевых компонентов. После распада Советского Союза он отошел Украине и ржавел, постепенно лишаясь всего полезного, пока не был выставлен на аукцион. Предприимчивый китайский бизнесмен купил корпус якобы для создания плавучего тематического парка в Макао. Затем он был передан китайским властям, прошел переоборудование и был введен в строй в 2012 году.

— Этот корабль был построен в Николаеве, — сказал Федоров. — На 444 верфи. Очень нехорошее число для китайцев. Видимо, все действительно закончилось плохо. Интересно, почему США решили отыграться на этом корабле?

— Я должен был служить на нем, — сказал Вольский. — Лучше погибнуть в бою, чем превратиться в парк развлечений, как «Минск» и «Киев».

Китайцы приобрели эти стареющие советские авианосцы. «Минск», когда-то бывший ядром советского Тихоокеанского флота, теперь стоял в Шэньчжэне в качестве тематического аттракциона под названием «Мир «Минска» для китайских туристов, а «Киев» стал центральным элементом тематического парка Бинхай в Тяньцзине. Российский флот стал посмешищем — их некогда гордые корабли теперь развлекали китайский туристов… Так было до ввода в строй нового «Кирова».

— Это мог быть один из ряда инцидентов, предшествовавших полномасштабной войне, — сказал Федоров. — Но такого не случалось во время Первой Холодной войны. Будущее, которое мы увидели, стало результатом войны, случившейся в наше время сразу после того, как мы провалились в прошлое. Похоже, что Россия и Китай выступили против Запада, и в Совете Безопасности звучали все более резкие заявления.

— И ничего не изменилось, — сказал Карпов. — Было все то же старое незаконченное дело, в которое были вовлечены Запад и Россия. Что же касается Китая, то их нападение на Тайвань было неизбежным. Я не сомневаюсь, что американцы направили туда свою авианосную группу в качестве демонстрации силы. Китайцы преподали им урок. Хорошо для них. Есть еще что-нибудь?

— Это последняя статья. Видимо, хозяин этих домиков на острове отправился на материк сразу после этой даты. Полагаю, осмотрев другие города на севере мы сможем найти больше сведений вроде этих.

— Я полагаю, это мы и должны сделать, — сказал Вольский. — Насколько бы мне не было отвратительно видеть разрушенные города, я полагаю, мы должны понять, что действительно произошло — и чем все закончилось.

— Чем все закончилось, мы уже видели, — сказал Карпов. — И довольно нелегко знать, что я был тем, кто все это начал.

— Не думайте о себе слишком много, капитан, — сказал Вольский. — На этот раз решение использовать ядерное оружие было принято не вами. Меня тошнит от мысли, что мы никогда не увидим старой жизни. Но теперь это наш мир. Это наш дом, товарищи офицеры, все, что осталось после войны, начавшейся в 2021 году. Мы выскочили через черный ход перед тем, как это случилось, словно вор в ночи, но теперь нам придется жить с тем, что здесь осталось. Если что-то осталось.

— Дорогая цена за визит в рай, — сказал Карпов.

ГЛАВА 3

«Киров» шел на север, пройдя Порт-Хедленд незадолго до рассвета, так и не обнаружив никаких следов жизни. Они снова ушли дальше в море, примерно на пятьдесят миль от австралийского побережья, и направились на север, к небольшом городу Брум. Примерно в 18.00 Федоров отметил, что корабельный хронометр показал, что закончился двенадцатый день. Для него это был напряженный момент, хотя другие офицеры ничего не знали о его догадках. Многие из них в это время отдыхали под палубой. Он же хотел быть на мостике, когда секундная стрелка пронеслась над отметкой двенадцатидневного интервала, и внимательно смотрел на море, ища любые признаки изменения цвета воды или беспокойства. Тем не менее, он ничего не увидел, а связавшись с инженерной частью, он узнал, что никаких изменений в работе реакторов или странных показаний не было зафиксировано. Все было как обычно, и, наблюдая рассвет 24 августа, никто не понимал, что корабль проходит через совершенно невидимый барьер, следуя через рифы и отмели навстречу восходящему солнцу и чему-то совершенно неожиданному.

Они шли на северо-восток, пройдя Дерби, скрытый за мысом Кинг Соунд, и вскоре вошли в спокойные воды Тиморского моря, обойдя рельефные красные скали и террасы Кимберлийского побережья, мимо знаменитого Рифа Монтгомери у Доубтфул-бэй, который, казалось, выходил из моря во время отлива, обнажая жемчужно-белые и аквамариновые края приливных заводей, окаймляющих зеленые острова. Ночь прошла, и на рассвете 25 августа они находились у Архипелага Бонапарт, направляясь к мысам Бугенвиль и Лондондерри к северу от Уиндема. Когда встало солнце, Роденко обнаружил какой-то странный объект на северо-западе, примерно в ста пятидесяти километрах от побережья острова Тимор.

— Появляется и исчезает, — пояснил Роденко. — Похоже, есть что-то на удалении примерно 250–300 километров, у края диапазона системы «Фрегат-МАЭ-7»^[4]. Я теряю его и не мог произвести точную обработку в блоке «Пойма».

- Цель на таком удалении должна быть воздушной, верно? — Адмирал Вольский вернулся на мостик и сидел в командирском кресле, наблюдая за далеким австралийским побережьем. Доклад Роденко прервал его размышления об острове.

— Так точно. Надводная цель может быть обнаружена на удалении до 120 километров.

Вольский на мгновение задумался, оценил обстановку и взвесил все факторы. Что бы они не думали об их нынешнем положении, они все еще блуждали по пустынному морю в столь же пустынном мире.

— Возможно, нам нужно задействовать Ка-40. Что скажет старпом?

— Не согласен, товарищ адмирал. Сигнал прерывистый — появляется и исчезает. Это заставляет меня полагать, что всем следует оставаться на борту и ждать развития событий.

— Я понял… — Вольский долго смотрел на своего старшего офицера, а затем одобрительно кивнул. — Хорошо. Мы будем держать все наши яйца в одной корзине. Но несколько недель назад я очень грубо проснулся. Так что давайте объявим боевую готовность третьего уровня, и, я полагаю, нам следует оповестить экипаж. Они получили достаточно долгий отдых после ухода с острова Святой Елены. Окажите нам честь, Федоров.

— Так точно, товарищ адмирал.

Федоров сделал короткое объявление по общекорабельной трансляции, объявив об обнаружении неопознанной цели и приказав занять места согласно боевому расписанию. Они почти что услышали общий стон со стороны экипажа, и его реакция сначала была довольно вялой, но через какое-то время мичманы и прапорщики^[5] начали докладывать на мостик о готовности, и корабль перешел в боеготовность три. Федоров заметил, как Самсонов запускает системы боевого информационного центра.

— Самсонов, что вы делаете? Цель не определена как враждебная.

— Так точно, товарищ капитан второго ранга, однако боевая готовность три требует запустить системы и доложить об общей готовности корабля к бою. — Крупный командир БИЦ ответил, продолжая работать. Его руки двигались, словно в унисон с системами корабля, словно он был его частью, переключая тумблеры и запуская системы своего поста. Он закончил за несколько секунд и повернулся к Федорову для доклада.

— Товарищ капитан второго ранга, все системы работают нормально. Состояние боекомплекта: ракеты «Москит-2» остаток девять, ракеты MOS-III^[6], остаток девять, ракеты П-900, остаток восемь, ЗРК С-300, остаток тридцать пять^[7], ЗРК «Кинжал», остаток тридцать семь, ЗРК «Кортик», полный боекомплект. Торпеды «Шквал» остаток шесть, комплекс «Водопад» с торпедами УГСТ^[8] остаток пятнадцать, 152 артиллерийские установки, остаток восемьдесят шесть процентов, 100-мм орудие, остаток девяносто семь процентов. Зенитные установки, остаток девяносто четыре процента.

— Благодарю, Самсонов.

Вольский посмотрел на старпома и нахмурился.

— Маловато ПКР.

— Нам повезло, что у нас есть даже те, что есть, товарищ адмирал. Но меня больше беспокоят зенитные ракеты. Семьдесят две — довольно мало для прочной противовоздушной обороны.

— У нас есть также системы самообороны, — сказал Вольский. — Зенитные орудия и комплексы «Кортик-2» готовы к бою.

Адмирал посмотрел в иллюминаторы переднего обзора, на замечательный морской пейзаж и отдаленное австралийское побережье, перемежаемое зелеными пятнами песчаных островов, окруженных рифами, поднимающимися из голубых вод Тиморского моря.

— Должен вам сказать, что меня очень искушала мысль бросить здесь якорь, особенно у острова Монтгомери. Не считая туземок, это самое близкое к понятию «рай» место, я полагаю, для любого на этом корабле. А теперь мы снова вглядываемся в экраны радаров, щелкаем тумблерами и проверяем боезапас. — Он мельком указал Федорову подойти ближе, и, когда молодой офицер оказался рядом, спросил, понизив голос. — Итак, Федоров… Вас что-то беспокоит. Выкладывайте, только помедленнее, пожалуйста.

Федоров моргнул, сложил руки за спиной и сказал чуть громче шепота.

— Интервал, товарищ адмирал. Сейчас тринадцатый день, и все пока хорошо… Но это не слишком хорошо, если в этом есть какой-то смысл. Мне не нравиться, что это сигнал появляется и исчезает. Потому я не удивлюсь, если окажется, что корабль еще нестабилен во времени, или что мы уже не находимся в пределах одного года от 2021.

— Поясните еще раз, что вы подразумеваете под интервалами.

— Товарищ адмирал, катастрофа, забросившая нас назад во времени, случилась 28 июля, и 9 августа нас отправило обратно, как мы решили, в результате применения Карповым ядерной боевой части. Спустя двенадцать дней мы оказались в Средиземном море и снова переместились в прошлое, только на год меньше. Спустя еще 12 дней мы снова переместились обратно вблизи острова Святой Елены.

— И при этом ядерного взрыва не было, — сказал Вольский.

— Это меня и беспокоит, товарищ адмирал. Смещение не сопровождалось странными явлениями, как раньше. Оно прошло почти незаметно, и единственное, на что мы обратили внимание — это сбои радаров. Интервал вышел, когда мы покидали остров Малус, и, похоже, что мы уже некоторое время сдвига не происходит. Все выглядит обычно — море не меняет цвет, нет никаких странных шумовых эффектов, но что-то не так. Я не могу объяснить этого, товарищ адмирал. Но оно не дает мне покоя.

— Но на радарах не было ничего — пока Роденко не доложил о цели.

— Так точно, но эти воды никогда не были особенно освоены, даже в тысяча девятьсот… — Он прервался, но Вольский понял направление его мысли.

— Вы полагаете, что корабль пытается закрепиться в определенном времени, и это прошлое?

— Так точно. Мы словно камушек, скачущий по поверхности воды. Нас отбросило в 1941, затем мы попали обратно, в это мрачное будущее, а затем снова упали, только на этот раз в 1942. Вместе с тем, мы способны свободно перемещаться в пространстве, и поэтому, войдя в Средиземное море, оказались в достаточно сложном положении, так как оказались в самом разгаре войны.

— Я понял… Но эти воды были достаточно спокойны даже в 1942, и даже в 1943, если ваша теория верна, и нас забросило еще на год позже.

— Если история осталась прежней, — сказал Федоров.

— Что вы хотите этим сказать?

— В ходе последнего случая были моменты, когда некоторые корабли вступали в бой раньше, чем должны были, или же оказывались там, где их было не должно быть, товарищ адмирал. Все было не так. Наше появление в прошлом определенно повлияло на ход событий. И кроме того… Как насчет Орлова?

— Да, что насчет Орлова, — повторил Вольский. — Одному богу ведомо, что может случиться, если он выжил, как мы подозреваем.

— Это настоящая проблема, товарищ адмирал. Раньше у нас была хронология и некоторые знания о любом враге, с которым мы могли столкнуться, вплоть до названий кораблей и количества самолетов в каждой оперативной группе. Теперь я не уверен, что эти воды останутся столь же безмятежны. Возможно, здесь могло развернуться титаническое морское сражение.

— Верно, но пока изменения, которые в отметили на Средиземном море, были достаточно незначительны, верно?

— Так точно, но они привели нас в зону стрельбы 380-мм орудий… — Он позволил этим словам повиснуть в воздухе на мгновение, и Вольский понимающе кивнул.

— Хорошо, предположим, мы вернулись в 1940-е. Предположим, что останемся там на какое-то время. В конце концов, камушек все еще скачет по воде, Федоров. Он должен где-то упасть.

— Так точно. Если интервалы верны, мы можем оказаться в 1943 или даже 1944. Боевые действия в этом регионе были, в основном, прекращены после битвы в Коралловом море в мае 1942. Японцы предприняли попытку захватить Порт-Морсби на Новой Гвинее, и в результате случилось первое в истории сражение авианосцев. Американцы понесли тяжелые потери, потеряв «Лексингтон», но потопили японский легкий авианосец и повредили «Сёкаку», один из крупнейших японских авианосцев и вынудили японцев прервать операцию. Тем не менее, товарищ адмирал, я не могу быть уверен, что это сражение вообще произошло.

— Что вы хотите этим сказать?

— Соединенные Штаты вступили в войну на три месяца раньше. По крайней мере, я так полагаю. Причиной стало уничтожение нами 16-й оперативной группы и авианосца «Уосп», что, скорее всего, повлекло объявление войны Германии. Если Япония осталась на стороне держав Оси, у них не было оснований атаковать Пёрл-Харбор, так как война на Тихом океане началась одновременно.

— Да, я помню нашу дискуссию.

— Вы понимаете, что это означает, товарищ адмирал? Если не было атаки на Пёрл-Харбор, весь ход войны на Тихом океане мог измениться. Возможно, не случилось таких крупных событий как сражение в Коралловом море и битва за Мидуэй! Это гораздо более значимо, чем преждевременное развертывание нескольких итальянских крейсеров или даже переброска двух линкоров в Ла-Специя. Если не было Пёрл-Харбора или Битвы за Мидуэй, все могло измениться. Возможно, именно это стало причиной тех изменений истории, что привели к войне, о которой мы читали в тех газетах.

— Хорошо. Предположим, что интервалы верны, и мы оказались в 1943. Что нас ждет впереди?

— Если мы сохраним нынешний курс, у нас могут возникнуть серьезные проблемы, товарищ адмирал. Американцы и японцы должны вести жестокий бой за Соломоновы острова, по крайне мере, должны были в той версии истории, которую я знал.

— Вы говорите о Гуадалканале?

— К февралю 1943 этот остров уже должен был быть взят, но события переместились на северо-восток в Новую Джоджию. В августе велись бои за Велла Лавелла, а также в Новой Гвинее, корда Макартур захватил жизненно важный аэродром в Лаэ, а затем переместились на Архипелаг Бисмарка.

— Ах, да, — сказал Вольский. — Макартур, Хэлси, Нимиц и Ямамото. Обхаживают друг друга, как банда сумоистов.

— Ямамото был убит в апреле 1943, товарищ адмирал, хотя я не могу быть в этом уверен. Знания истории уже не являются надежными. Если не случилось какого-либо из крупных сражений в этом регионе, будет нелегко даже точно определить наше положение во времени.

— Я понял, почему вы столько об этом размышляли. История изменилась, и вы потеряли свой набор координат — все мы его потеряли. Я опасаюсь, что нам придется лишиться богоподобной возможности знать о каждом действии противника. Теперь все по-другому, верно? Но что-то подсказывает мне, что и японцы и американцы все равно останутся решительным и опасным противником, так что для нас будет разумным избегать их, и поискать наш остров где-то в другом месте. Вероятно, мы должны изменить курс и уйти в более безопасные воды.

— Это разумно, товарищ адмирал. Вперед Торресов пролив, Коралловое море и Соломоновы острова. В 1942 и 1943 это была зона полномасштабных военных действий.

— Возможно, нам следовал бы пройти к югу от австралийского континента.

— Возможно, товарищ адмирал. Но кто может знать наверняка? Мы все еще не знаем, где мы находимся — я имею в виду, во времени.

— Верно, но у меня есть предчувствие, Федоров. Это как тот мой зуб, начавший болеть в Арктике. Я убедился, что нужно обращать на это внимание, так что я согласен с вами. Мы изменим курс.

Они оба понимали, что это было разумное и мудрое решение, но ему не суждено было сбыться. Роденко внезапно насторожился, глядя на экран общего обзора.

— Наблюдаю объект, — быстро доложил он.

И Вольский и Федоров быстро подошли к нему, всматриваясь в экран.

— Где? — Спросил Вольский, глядя на бело-зеленые отметки на экране.

— Вот, — указал Роденко. — Примерно в 175 милях к северо-западу. Похоже на грозовой фронт, но затем я теряю его и все становиться чисто — ни объекта, ни фронта.

Вольский медленно подошел к правой стороне мостика и посмотрел в иллюминатор. Небо было ясным, погода теплой, солнечный свет сверкал на поверхности девственно-чистых вод Тиморского моря, простиравшихся до горизонта. Вдали вроде бы виднелось белое облако, но в остальном все было чисто.

— Товарищ адмирал, — сказал Федоров. — Еще один контакт.

Адмирал поспешил обратно, увидев на экране нечто, напоминающее грозовой фронт на северо-западном краю экрана. Он снова вытянул шею и повернул голову, ища признаки непогоды за иллюминаторами.

— Вот, товарищ адмирал, — указал Роденко. — Это воздушная групповая цель. Структура не предполагает ничего другого. — Отметка замерцала, потемнела, а затем исчезла.

— Мы не стабильны, — тихо сказал Федоров. — Словно пульсируем между двумя точками во времени.

— Если бы у нас было что-то в поле зрения, мы могли бы заметить изменения, — сказал Вольский. — Но мы слишком далеко от берега. Море одно и тоже, а берег слишком далеко и теряется во мгле.

— По курсу остров Мелвилл, товарищ адмирал, — сказал Федоров. — Мы находимся к западу от залива Бигль, откуда можем направиться к Дарвину.

— А что насчет грозового фронта? — Сказал Роденко. — Так было, когда это случилось в первый раз. Погода резко изменилась.

— Вы уверены, что аппаратура исправна?

— Все системы исправны и функционируют нормально, товарищ адмирал. В последние восемь дней мы тщательно проверили все, и даже заменили узлы, поврежденные в результате внезапного обстрела в Средиземном море. Замечаний нет.

— Мне беспокоит не шторм, — сказал Федоров. — Хотя это, конечно, повод для беспокойства. Над нами безоблачное небо и на горизонте тоже ничего, но по вашей оценке это групповая цель — то есть формирование самолетов? Нетипично для мирного времени.

— Согласен, — быстро сказал Вольский. — Я считаю обоснованным объявить боевую готовность второго уровня, и, если нет возражений, нужно разворачиваться и уходить их района. Курс на запад.

Федоров на мгновение задумался.

— Я предлагаю подождать, товарищ адмирал…

— Боевая готовность два, товарищ капитан, — резко сказал Вольский. — Старший помощник должен немедленно выполнять приказы, особенно те, что касаются обороны корабля.

— Виноват, товарищ адмирал. — Федоров повернулся к дежурному офицеру и повторил приказ: — Боевая готовность два. Объявить тревогу.

— Так точно, товарищ капитан второго ранга.

Раздался сигнал тревоги, и Вольский удовлетворенно кивнул.

— А вот теперь, — сказал он. — Что у вас за мысли о курсе?

— Если предположить худшее, то есть то, что мы снова попали в иное время и то, что это 1940-е, то эти самолеты должны были вылететь либо с базы Купанг на Тиморе, или с авианосцев.

— Роденко, можете определить их курс?

— Контакты был слишком краткими, но дальность сократилась, а не увеличилась.

— Звучит не слишком обнадеживающе, — сказал Вольский. — Если это были самолеты с авианосцев, куда они могли направляться?

— В этом регионе не велось боевых действий на море, товарищ адмирал, за исключением налета на Дарвин в Феврале 1942.

— Могли мы видеть именно это?

— Возможно, товарищ адмирал. Но это означало бы, что мы сместились дальше. До сих пор мы не перемещались дальше изначального.

— Согласен, — сказал Вольский. — Кроме того, я полагаю, наш добрый знакомый адмирал Тови упомянул бы, если бы мы оказались в феврале 1942. Та еще головоломка. И нам не хватило бы вооружения, если бы провели где-то еще полгода прежде, чем появиться в Средиземном море.

— Согласен, товарищ адмирал, — сказал Федоров. — Один сплошной парадокс с любой точки зрения, кроме нашей собственной.

— Тогда давайте будем исходить из предположение, что время дама капризная и не любит, когда ей пытаются заглянуть под юбку, даже если увидят только ноги. А мы и так схватили ее за коленку — наше появление в 1941 явно вызвало большие проблемы. Возможно, мы не можем переместиться дальше именно из-за этого парадокса, о котором вы говорите.

— Я не знаю ни о каких серьезных операциях с участием авианосцев в этом районе в 1943 или позднее. Но, как я уже сказал, это нельзя сказать наверняка. Ход событий мог серьезно измениться.

— Наблюдаю цель снова! — Сказал Роденко. — Теперь гораздо ближе! Дистанция сто пятьдесят и сокращается. Что-то появляется в пятидесяти километрах впереди грозового фронта… Отметки снова исчезли, товарищ адмирал.

Адмирал посмотрел на Федорова.

— Вы полагаете, что поворот на запад приведет нас навстречу вражеской авианосной ударной группе?

— Ничего другого представить невозможно, товарищ адмирал.

— Отлично. Тогда повернем немного на север и посмотрим, сможем ли мы что-либо узнать. Но что-то подсказывает мне, что куда бы мы не направились, мы везде найдем проблемы. Рулевой, курс ноль. Скорость двадцать.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ ОПЕРАЦИЯ

«Самое опасное, что есть в мире — это адмирал или генерал с картой и компасом»

Закон Мёрфи № 63-В

ГЛАВА 4

Ямасита тяжело поставил чашку на стол, с некоторым удовлетворением отметил ореховый привкус, и посмотрел на Нагано с блеском в глазах.

— Это возможно, — сказал он со спокойной уверенностью. — В свете успешной высадки в Порт-Морсби это логичный следующий шаг.

— Вы же знаете, что армия против расширения операции на австралийском континенте.

— Разумеется, но меня это не волнует. Они бесятся потому, что девяносто процентов их войск сейчас в Китае, и завязли там сильнее, чем мы ожидали. Дураки. Что дало вторжение в Китай, кроме бесконечной оккупационной возни с 700 миллионами китайцев? Где ресурсы, которые это принесло Японии?

— Я согласен, но армия выставит этот самый аргумент против операции в Австралии. Они утверждают, что для установления контроля требуется не менее десяти дивизий, и даже небольшую часть этих войск они предоставят без энтузиазма.

— Мы оба знаем, что это смешно, — отмел возражение Ямасита. — Я занял всю Малайю одной дивизией — 30 000 человек против четырехкратно превосходящего противника, и мы победили. На данный момент у меня достаточно сил в составе 25-й армии, чтобы провести эту операцию в одиночку. Во-первых, ошибочно думать, что нам нужно оккупировать весь континент. Это принесет нам не больше пользы, чем война в Китае. Но армия должна понять, что ресурсы и нефть, которые мы захватили на юге, должны быть хорошо защищены, чтобы быть полезны. А чтобы защитить их, нужно создать прочную линию обороны. От Сингапура через Батавию, Сурабайю и Купанг. Конечной точкой должен быть Дарвин, а не Купанг. Заняв Дарвин, мы перекроем нашей линией обороны Тиморское море и надежно закрепимся на австралийском континенте. Дарвин — то, что нам нужно на данный момент. Оттуда наши бомбардировщики смогут достать до большинства других населенных пунктов на севере.

Осами Нагано вздохнул и провел рукой по лысине. Будучи начальником Имперского морского генерального штаба, он мог оказать жизненно важную поддержку этим планам, если бы Ямасита имел хотя бы малейшие шансы получить добро на их исполнение.

— Я понимаю вашу логику, но армия заявит, что баз на Тиморе будет вполне достаточно.

— Возможно, — сказал Ямасита. — Но оставить Дарвин в руках врага означает соблазнить их укрепить его как свой единственный бастион на севере, способный обеспечить их действия в Тиморском и Арафурском морях, голландской Ост-Индии… Или даже возвращение Новой Гвинеи. Бомбардировщики В-17 уже атакуют наши объекты в Порт-Морсби — с аэродромов в Кэрнсе и Куктауне по другую сторону Кораллового моря! Если же американцы разместят эти самолеты в Дарвине, и обеспечат адекватное их прикрытие истребителями, они смогут бомбить наши ключевые нефтепромыслы в Индонезии, возможно, даже в Джакарте, которые и являлись основными целями нашего продвижения на юг. Это может понять и ребенок, и тем более на это способны сухопутные силы!

Нагано кивнул и задумался.

— Сколько дивизий вам потребуется? — Прямо спросил он.

— Одна, и она уже есть в моем распоряжении. Этими силами я смогу занять Дарвин, а затем нанести удары или занять большинство второстепенных портов на северном побережье. Конечно, если армия выделит мне еще одну дивизию, я смогу сделать гораздо больше.

— А если с юга подойдут вражеские подкрепления?

— Пускай попробуют. Дороги в той местности ужасны — голые тропы, почти непроходимые в течение полугода. Вся местность вокруг — пустошь. От Стэнли до Дарвина больше, чем от Лондона до Москвы! Их линии снабжения растянуться через одни из самых негостеприимных и бесплодных мест в мире. Продвижения на юг до Кэтрин будет более чем достаточно для создания обороны на случай, если противник перебросить какие-либо подкрепления. И если они сделают это, наши самолеты из Дарвина сотрут их в порошок на марше на север, и у них нет аэродромов достаточно близко для того, чтобы обеспечить прикрытие с воздуха. С нашей стороны, если флот поддержать нас, мы легко защитим Дарвин, установив контроль над Тиморским морем. Имея прочные базы как в Купанге, так и в Дарвине, это не составит труда.

— Где вы намерены высадиться?

— Полагаю, что будет возможным прямой удар, но я также намерен высадить войска юго-западнее у реки Дали и, возможно, дальше на восток. Мы можем начать эту операцию из Купанга или Амбоины. Дайте мне вторую дивизию, и мы сможем нанести удар из Рабаула и Порт-Морсби, и тогда я возьму Куктаун, Кэрн, возможно, даже Таунсвилл и закрою все Коралловое море.

— Вы понимаете, что адмирал Ямамото не поддержит этот план?

— Да, но, возможно, нам удастся его убедить.

— В настоящее время он сосредоточился на очередной операции, направленной на то, чтобы втянуть американский флот в решающее сражение. Он хотел этого с самого начала, и когда был отменен удар по Перл-Харбору и американцы отмели свой «План Оранжевый», нацеленный на освобождение Филиппин, он остался не доволен.

— И какова цель на этот раз? — Тяжело вздохнул Ямасита, все больше расстраиваясь.

— Атолл Мидуэй.

— Мидуэй? Это голый клочок земли за тысячи километров в море! Что может дать захват этого атолла? Он не станет базой для операций против Гавайских островов, его невозможно будет должным образом снабжать. Бессмыслица!

— Возможно, но то же самое армия говорит за вашей спиной, Ямасита, о вашем плане вторжения в Австралию.

— Они говорят так, потому что считают, что нам потребуется десять дивизий, но я ясно дал вам понять, как ограниченная операция может оказаться успешной и очень полезной для наших целей. В сочетании с операцией по дальнейшей изоляции Австралии, она становиться еще более привлекательной и стратегически обоснованной. Мы должны продвигаться на юг от Соломоновых островов, захватить Новую Каледонию и даже Фиджи. Что тогда противник сможет сделать базой для своих действий? Самоа? Вы должны убедить Ямамото, что операция может принести успех.

— Но это не будет решительным сражением — не за Дарвин.

— Это как посмотреть, Нагумо. Если не за Дарвин, то он получит его на Соломоновых островах. Американцы не глупы. Они быстрой поймут опасность любого продвижения к Новой Каледонии. Они пытались сохранить Порт-Морсби не без причины. Если мы возьмем Дарвин и создадим угрозу Новой Каледонии, они вступят в бой. Попомните мои слова. Изоляция Австралии отбросит их в центральную часть Тихого океана, и сделает любые их дальнейшие действия длительными походами под прикрытием лишь палубной авиации. А у Ямамото появится возможность уничтожить их последние авианосцы прямо здесь. На данный момент вы уже превосходите американцев по авианосцам вдвое, не так ли?

— На данный момент.

— Так используйте это преимущество, чтобы достичь самых перспективных стратегических целей! Изоляция Австралии и установление контроля над морскими коммуникациями от Новой Каледонии и Гуадалканала до Тимора обеспечит нам решающее преимущество. Контроль над всеми водами к северу и востоку от Австралии! А удар по Мидуэю это просто глупость. В нем нет никакого смысла!

— Не могу сказать, что не согласен. Но адмирал Ямамото…

— Да, Ямамото. Всегда готов к решительному сражению, но всегда «неохотный адмирал», когда дело доходит до реальных стратегических потребностей в войне.

Нагано поднял бровь, и Ямасита быстро поправился.

— Со всем должны уважением, разумеется.

— Разумеется… Но вы должны быть осторожнее, Ямасита. Тодзё не был рад, когда вы оказались в центре внимания после вашей кампании в Малайе. Он желает избавиться от вас и отправить на бесполезную гарнизонную службу в Маньчжурию. Именно Тодзё намерен сделать это, дабы предотвратить ваш законный прием в Японии в качестве героя, и именно он не допустил вашей аудиенции с Его Императорским Величеством.

— Я хорошо осведомлен о Тодзё и его планах относительно меня лично.

— Значит, вы должны понимать, что не можете нажить себе другого врага — в особенности Ямамото!

— Я понимаю… — Ямасита покачал головой, признавая свое давнее противостояние с Тодзё с времен рокового «Ни-нироку дзикен», или «инцидента 2-2-6», или, как его называли теперь, «досадного случая в столице», который был сочтен попыткой государственного переворота. Его призыв к снисхождению для организаторов был отклонен императором, и с тех пор Ямасита ходил по тонкому льду. Тем не менее, его военное мастерство было бесспорным и пока что компенсировало неурядицы в достаточно личных конфликтах с другими высокопоставленными офицерами.

— Таким образом, — перешел Ямасита к делу, — если бы Ямамото стало возможно убедить использовать нынешнее военно-морское преимущество для этой операции, я бы занял Дарвин в качестве вишенки на торте. У меня есть войска, которые мне нужны для этого. Дайте мне два авианосца для их прикрытия и достаточно транспортов, и я займу Дарвин за неделю. Передайте ему мои слова, адмирал. Только у вас есть достаточный авторитет, чтобы сделать мои аргументу убедительными. Я прошу вас. Если мы сможем убедить Ямамото, и флот среагирует быстро, армия выделит нам достаточно войск для тех ограниченных операций, которые мы предлагаем. С двумя, максимум тремя дивизиями мы можем изолировать Австралию и, возможно, даже вывести ее из войны.

— Достойная цель, — согласился Нагано.

— Да! И американцы поймут это в той же мере, и потому будут за нее сражаться. Они пытались помешать захвату Порт-Морсби и в результате потеряли авианосец. «Лексингтон» лежит на дне Кораллового моря. К счастью, Сигэёси Иноуэ оказался достаточно тверд, чтобы завершить операцию, несмотря на американский контрудар. И теперь Порт-Морсби наш, верно? Американцы потеряли базу, с которой их В-17 могли бомбить Рабаул. Вскоре мы так же сможем захватить Дарвин и лишить их и этой базы. Американцы поймут, что удавка вокруг Австралии затягивается, и поверьте мне, Ямамото получит свое решительное сражение.

Нагано глубоко вздохнул и согласно кивнул.

— Я представлю ваши соображения на следующем заседании Имперского Генерального штаба. Капитан Томиока из отдела планирования также полагает, что мы можем взять Австралию под контроль символическими силами. Вы не одиноки в своих взглядах.

— У Томиоки хорошая голова на плечах. Вспомните соглашение между армией и флотом в начале этого года, которое определило стратегическое значение Папуа-Новой Гвинеи и Соломоновых островов. Мы должны лишить Союзников ключевых позиций, которые они, безусловно, намерены использовать для противодействия нам. Австралия является основой всей их обороны в этом регионе. Этот план лишь развивает те самые идеи. Нет, мы не будем «брать» Австралию. Мы лишь займем жизненно важные точки для обороны Индонезии, и одновременно изолируем Австралию и вынудим американцев к решительному сражению здесь, где у нас есть достаточные ресурсы и авиация наземного базирования, способная поддержать палубную авиацию. Здесь, не у Мидуэя, за тысячи миль на востоке, на направлении удара, ведущем в никуда. Вся операция может быть осуществлена силами двух дивизий. Выделив одну или даже несколько бригад для операции по захвату Фиджи и Самоа, мы обеспечим себе решающее преимущество на Тихом океане на долгие годы.

— Я понял вас, генерал. Что же, по крайней мере, меня обнадеживает тот факт, что кто-то из сухопутных сил готов поддержать военно-морской флот и увидеть картину в целостности. Если сам Тигр Малайзии говорит, что это возможно, быть может, и других получиться убедить.

— Не льстите мне, адмирал. Просто поддержите меня.

— Между нами говоря, — улыбнулся Нагано, — с нас обоих едва можно собрать одну пригоршню волос, но наши головы могут стать весьма полезны для Империи.

ГЛАВА 5

Адмирал флота Исороку Ямамото сидел в своей личной каюте на борту линкора «Ямато» и размышлял. Его взгляд перемещался по карте, переводя мысли от одного острова в длинной цепочке Соломоновых островов к другому. Он представлял себе, какие из них будут его через три месяца, через шесть, через год. И каждый раз он напоминал себе, что целью было создание жизненно важных аэродромов. В течение десятилетий он был прочным сторонником морской авиации, выступая против строительства громоздких и неуклюжих линкоров, подобных тому, что служил ему штабом. Моряки за глаза именовали его «Отель «Ямато», так как пока что корабль мало чего достиг в реальной войне.

Переведя взгляд на восток, к крошечному атоллу Мидэуй, он снова попытался представить себе великий корабль, во главе длинной колонны линкоров, ядра флота. Но с какой целью? Находить и уничтожать вражеский флот должны были авианосцы, а не линкоры. Если бы он повел их на восток, чего бы они добились за исключением перевода топлива, в количестве, годном для обеспечения всего флота в течение трех месяцев? Неужели он действительно ожидал, что американцы выведу навстречу свой флот из Пёрл-Харбора? Он знал, что старые линкоры уже уходили в прошлое. Они не могли обнаружить его флот, и не могли уничтожить, даже если бы нашли.

Нет… Исход войны решат авианосцы. Он ошибался насчет Пёрл-Харбора и был рад, когда операция была сочтена ненужной и отменена. Был ли он неправ относительно Мидуэя? Чем больше он думал, тем больше находил, что аргументы Нагано имели смысл. Авианосцы, авианосцы, авианосцы. Пока что в любой операции авианосная дивизия становилась как основной ударной силой, так и ядром обороны. Но где находились американские авианосцы? К востоку от Мидэуя? В Пёрл-Харборе? Разведка определенно отвечала на оба предположения «нет». Нет. Они действовали к юго-востоку от Соломоновых островов, от Нумеа на Новой Каледонии до Сува-бей на островах Фиджи Он искал решающего сражения, но где сможет его найти — к востоку от Мидуэя и у Пёрл-Харбора, или прямо здесь — на Соломоновых островах?

В его распоряжении находились три авианосные дивизии — прямо здесь, прямо сейчас. И в этих водах действовало не менее трех вражеских авианосцев — прямо здесь, прямо сейчас. Чтобы начать операцию у Мидуэя, ему придется отправить все свои корабли домой, в Куре, чтобы заправить, перевооружить и подготовить к дальнему походу на восток. Или же он мог начать «операцию FS», как ее назвали, прямо сейчас, с нынешней позиции. План Ямаситы по захвату Дарвина также был верным, хотя он и понимал, что не может потворствовать дальнейшим попыткам захватить обширный австралийский материк. Но взять Дарвин будет достаточно легко, особенно для Ямаситы.

Он вздохнул… Чего же он ждет? Он знал, что за глаза его называют «неохотным адмиралом», хотя никто бы не рискнул заявить ему такое в лицо. И он знал, что в определенном смысле это было правдой. Он энергично выступал против бессмысленной оккупации Маньчжурии и решительно против войны с Соединенными Штатами. Такая позиция сделала его очень непопулярным человеком в свое время, настолько, что он получил сведения о заговорах против его жизни. Поэтому флот отправил его в море, подальше от дома, и поверил в его обещание, что если начнется война, он устроит врагу ад… На полгода… На год, сказал он. Потом он уже нечего не сможет гарантировать.

Конечно же, они ничего не хотели слышать. Но пока что американский флот не предпринимал попыток контратаковать. Когда удар по Пёрл-Харбору был разумно отменен, Ямамото решил, что нападение на Филиппины немедленно спровоцирует американцев на действия по «Плану «Оранжевый», но с удивлением понял, что они не собирались бросаться в бой, очертя голову. Нимиц и Хэлси были хитрыми и неуловимыми. Вместо этого они начали создавать центр тяжести на юго-востоке, в Новой Каледонии, Фиджи и Самоа. Они перебрасывали огромное количество ресурсов в Австралию и избегали крупных сражений, пока недавняя «Операция Мо» не вынудила их вступить в бой за Порт-Морсби. И он понимал, что единственным способом вовлечь их в бой было создать угрозу их ключевым базам, которые они очень желали сохранить.

Чего же они намеревались добиться? Где сосредотачивали свои силы? По сообщениям разведки, на Мидуэе было не более одного батальона и нескольких старых истребителей и гидросамолетов. Но силы противника около Нумеа продолжали наращиваться изо дня в день. Ответ был очевиден. Они намеревались двинуться на северо-запад, к Соломоновым островам и, в конечном итоге, на Рабаул. Оттуда они смогут обойти наш новый бастион в Порт-Морсби и наши позиции в Буне и Лаэ на Новой Гвинее. Захватив Рабаул, они получат крепкую авиабазу, способную представлять угрозу для того самого места, в котором он сидел в каюте «Отеля «Ямато», медитируя над картой — атолла Трук, главной военно-морской базы Японии на Тихом океане.

Чем дольше он об этом думал, тем больше убеждался в словах Нагано и мудрости плана Ямаситы. В душе Ямамото был игроком, и однажды заметил, что «с людьми, которые не играют в азартные игры, не о чем разговаривать». В операции против Мидуэя его привлекали смелость и неожиданность, а риск был и вовсе вишенкой на торте. Однако, несмотря на то, что предварительная подготовка к операции уже началась, он знал, что если захочет, Объединенный штаб начнет «Операцию «ФС». Имперский Генеральный штаб и Отдел Флота уже издали предварительные приказы, которые он получил… «Осуществить вторжение в Новую Каледонию, острова Фиджи и Самоа, уничтожить основные базы противника в этом районе, создать оперативные базы в Сува и Нумеа, установить контроль над морскими коммуникациями к востоку от Австралии и прервать сообщение между Австралией и Соединенными Штатами…».

Он понял, что более надежная, более мудрая игра заключалась в том, чтобы двинуть свои фигуры на Соломоновы острова и дальше, как и предлагалось. Операция на Мидуэе была не более чем грандиозным отвлекающим ходом, тратой ценного топлива и, прежде всего, пустой тратой бесценного времени. Двинувшись на восток, он сможет найти и уничтожить все, что американцы выдвинут против него из Пёрл-Харбора. Если же он направиться на юг, он обнаружит и уничтожит их авианосцы. Теперь это стало для него очевидно, и он был поражен собственной горячностью, не позволившей ему увидеть это раньше. И, с тяжелым вздохом, он решил отпустить свои мечты о высадке на Мидуэе и создании угрозы Гавайским островам.

Враг ждет меня прямо здесь, и я буду сражаться с ним прямо здесь, подумал он, отодвигая карту в сторону, чтобы дотянуться до телефона и вызвать адъютанта. Настало время для написания письма, ритуала, который он проводил каждый вечер, и остаток вечера он будет душой со своими друзьями и родными, и со своей дорогой Тиико, гейшей, ждавшей его в Токио.

Запрягу начальника оперативного отдела завтра, подумал он. Куросима знает свое дело. Пусть запрется в каюте на неделю в тумане сигаретного дыма и составит план, достойный наши намерений. Тем временем, я сообщу Ямасите, чтобы он готовился к высадке в Дарвине, и пусть эти упрямые ослы из Армии катятся к чертовой матери! Я Исороку Ямамото, командующий Объединенным флотом! То, под чем я ставлю свою подпись, будет исполнено. Но сначала… План. Его нужно затачивать, как отличный меч, и настраивать, как часы. Да. Операция.

* * *

Несколькими неделями спустя Ямасита получил то, что хотел. Нагано сообщил ему, что 5-я авианосная дивизия будет направлена Объединенным флотом для поддержки ограниченной операции по захвату Дарвина и лишение Союзников этой ключевой базы в рамках общего плана, направленного на изоляцию Австралии. Ему разрешались разведывательные действия до Кэтрин, но не далее. Армия была успокоена заверениями в том, что не будет предпринято серьезных попыток оккупировать материк, и, в то же время, занятие Дарвина укрепит линию обороны, простирающуюся до самого Сингапура, а также обеспечит аэродром, с которого японские бомбардировщики смогут нейтрализовать большинство других объектов противника на Северных Территориях Австралии. Похвальба Ямаситы касательно того, что он способен занять Дарвин силами, уже имевшимися у него в распоряжении, так же не осталась без внимания. Никаких подкреплений для операции против Дарвина не предполагалось, не считая частей 18-й армии в Новой Гвинее, которая неохотно выделила ему 3-ю «Нагойскую» дивизию, или Ко-Гейдан — «Счастливую дивизию», как ее называли. Это было одно из старейших формирований Императорской Армии, имевшее долгую и заслуженнуюистории, и проявившую себя как в давних Японско-Китайской и Русско-Японской войнах, так и во время оккупации Маньчжурии.

Еще одна дивизия выступала стратегическим резервом в операции. Это была 4-я «Осакская» дивизия, в настоящее время базировавшаяся непосредственно на территории Японских островов. Ее штаб снова разместился в Осакском замке. Это были единственные кости, которые армия бросила флоту, все еще будучи одержима оккупацией Китая, но им пришлось это сделать. «Счастливая дивизия» немедленно перебрасывалась в Рабаул, где будет собрано достаточно транспортов для обеспечения операции по захвату Нумеа и Сува-Бэй. Осакская дивизия, или, как ее еще называли, дивизия Ёдо в честь реки, протекавшей через местность, в которой она была сформирована, также впоследствии будет переброшена на юг в качестве оперативного резерва для всех военно-морских операций, связанных с Операцией «ФС». Недавно занятые объекты на Гуадалканале и Тулаги должны быть укреплены и стать отправной точной для новой кампании.

Ввиду отмены операции против Мидуэя, планирование продолжалось с мая по август 1942 года, когда было сочтено, что все приготовления завершены, и требовалось только окончательное утверждение плана самим Ямамото. Датой начала операции было утверждено 24 августа 1942, и первым этапом станет захват Дарвина при поддержке 5-й авианосной дивизии в составе тяжелых авианосцев «Сёкаку» и «Дзуйкаку», а также легкого авианосца «Дзуйхо», что, скорее всего, немедленно привлечет внимание противника к западному направлению.

Одновременно Объединенный флот выдвинет из Рабаула и Трука еще две ударные группы. 2-я авианосная дивизия в составе «Хирю» и «Сорю» будет прикрывать основные десантные силы, выдвигающиеся из Рабаула, в то время, как Ямамото возглавит ядро флота в виде 1-й авианосной дивизии под командованием Нагумо в составе заслуженных «Акаги» и «Кага», крупнейших авианосцев флота, и мощной надводной боевой группы во главе с собственным флагманом — крупнейшем в мире линкором «Ямато». Кроме того, однотипный «Ямато» корабль, известный как «Линкор?2» в ходе сверхсекретной программы строительства, также был готов к действию. Он вошел в строй на три месяца раньше запланированного срока, и был введен в состав флота под именем «Мусаси» в апреле 1942. К июню он был готов занять почетное место в составе 1-й линейной дивизии в составе «Ямато» и более старых линкоров «Муцу» и «Нагато». Артиллерийские испытания были завершены в Куре 5 августа, дате, к которой корабль только должен был быть принят в состав флота, и Ямамото немедленно приказал направить его на Трук, куда он прибыл 10 августа.

Ямамото намеревался оставить его на Труке в резерве, и пока использовать в качестве штаба флота, освободив «Ямато» для боевой операции. В качестве последних испытаний, он отработал взаимодействие «Мусаси» с авианосцем «Дзуйкаку» прежде, чем тот убыл для операции в Дарвине, и встретившись с командующим 5-й авианосной дивизией адмиралом Харой, получил запрос на еще один линкор для поддержки своих действий в Дарвине.

— А «Мусаси»? — Улыбнулся Хара. Этот крупный человек получил прозвище «Кинг-Конг», не только за свои габариты, но и за расположение духа, в которое приходил после слишком большого количества саке. Он гордился своей победой над американцами в Коралловом море, обеспечившим Империи Порт-Морсби, и был готов заполучить еще немало славы. Мысль заполучить новейший линкор для операции по захвату Дарвина представлялась ему очень заманчивой. — Он очень хорошо показал себя в последних учениях, и хорошо сработался с моим авианосцем. Он был бы очень замечательным дополнением, потому как его орудия очень быстро справятся с любыми оборонительными сооружениями в Дарвине. Ямасита сойдет на берег, как на параде, и его силам останется только провести зачистку.

— Вы уже забрали у меня три авианосца, Хара, а теперь хотите еще и линкор! Я поручил командование операцией вам, потому что вы способный командир авианосного соединения. Вы проделали отличную работу вместе с адмиралом Такаги в операции по захвату Порт-Морсби. Я должен вам сказать, что Такаги тоже желал быть назначенным командующим, но Имперский Генеральный штаб решил отправить его на Тайвань в Оборонительный район Мако. Таким образом, у вас будет все авианосное соединение. Что же касается «Мусаси», корабль только что вступил в строй.

— Это были бы для него прекрасные первые боевые испытания, — возразил Хара. — Оставлять корабль на Труке вредно для боевого духа. Мы ведь строили эти корабли, чтобы их использовать, верно? На Труке и так достаточно линкоров. Дайте мне «Мусаси», и я верну его с первой «боевой звездой»^[9].

Ямамото улыбнулся.

— Боюсь, что это невозможно. «Мусаси» придан 1-й линейной дивизии, и останется с «Ямато» на Труке. На него будет переведен штаб Объединенного флота. Вместо него вы получите «Муцу» и «Нагато», которые будут направлены в Амбоин, где готовится десант для захвата Дарвина.

— Очень хорошо, — смягчился Хара. — Все будет сделано. Мы не ожидаем серьезных морских сил противника у Дарвина. После создания нашей авиабазы в Порт-Морсби, американцы не смогут войти в Коралловое море незамеченными, не говоря уже о том, чтобы пройти Торресовым проливом. Это будет очень простая операция.

— Рад это слышать, — сказал Ямамото. — Потому что после захвата Дарвина вы переведете свои авианосцы в Коралловое море и будете ждать дальнейших указаний. В случае необходимости, ваши эсминцы смогут быть направлены в Морсби. В интересах операции «ФС» вам может быть поставлена задача уничтожить аэродромы в Кэрнсе и Таунсвилле, или же выдвинуться на юго-восток и поддержать наши действия в районе Нумеа. «Муцу» и «Нагато» останутся у вас на этом этапе, и вернуться в Трук по завершению общей операции. И, разумеется, у вас также будет линкор «Кирисима» в составе группы прикрытия. Приведите все эти корабли целым.

— «Кирисимой» командует Ивабути, так что я был бы просто счастлив обменять его на «Мусаси», — попытался еще раз Хара, на этот раз с улыбкой. Оба знали о вспыльчивом и непредсказуемом характере капитана Ивабути, и Хара был бы раз избавиться от него, хотя и нуждался в его линкоре, так как он был одним из немногих кораблей, способных развивать 30 узлов и идти в ногу с авианосцами.

— Хорошая попытка, Хара, но я боюсь, вам придется обойтись Ивабути и его кораблем. «Мусаси» остается на Труке.

— Хорошо, — подытожил Хара. — Мы расколотим Дарвин, а затем двинемся на восток в Коралловое море и будем готовы к любым приказам, которые вы сочтете необходимым отдать.

— Замечательно. — Ямамото посмотрел на часы. — Подводные лодки уже начали развертывание, воздушная разведка начнется через два часа. Пришло время проверить, сможем ли мы разбудить спящую собаку.

Даже прежде, чем он сказал эти слова, до него дошел истинный смысл поговорки «не буди спящую собаку». Это было очевидное предостережение, но имея десять авианосцев, семь линкоров и множество крейсеров и эсминцев, угроза представлялась не столь непосредственной. Это будет великая битва, которой он искал с начала войны, и Япония, безусловно, одержит решительную победу.

Это выиграет нам по крайней мере год, подумал он, устремляясь мыслями в далекое будущее, которое едва мог смутно видеть. Сколько авианосцев американцы заложили в настоящий момент? Они потеряли один в Атлантике еще до начала войны, и с тех пор берегут оставшиеся. Я должен найти их на этот раз и уничтожить… Прежде, чем они уничтожат нас.

ГЛАВА 6

Капитан 3-го ранга Кенносуке Торису взглянув в перископ и ощутил как волнение, так и страх. Будучи командиром И-63, он вел лодку на юг, к австралийскому побережью с целью разведки района перед запланированной операцией. Пока что Тиморское море и побережье Австралии находились в стороне от войны, бушующей на Тихом океане. В 1942 Япония оккупировала Папуа-Новую Гвинею и провела успешные операции против Порт-Морсби и Соломоновых островов. Союзники все еще цеплялись за временную базу в Милн-Бэй, но откатывались к Новой Каледонии и островам Фиджи, на которых медленно накапливали ресурсы для контрнаступления, которому вряд ли суждено было состояться в ближайшем будущем.

Американские адмиралы были необычайно осторожны и действовали уклончиво. Линейные эскадры, которые Япония планировала уничтожить в ходе отмененного удара по Перл-Харбору, были бесполезны, как утверждали современные стратеги. Несколько американских линкоров были переброшены в Сува-Бэй, где были замечены «Мэрилэнд» «Калифорния» и «Нью-Мексико», чтобы усилить действующие там силы и сдержать любые попытки японцев провести крупномасштабные обстрелы близлежащих островов с моря. Однако остальные четыре линкора, которые когда-то считались основой флота, остались в Перл-Харборе, будучи слишком тихоходными, чтобы действовать совместно с авианосными ударными группами, ставшими реальной ударной силой на Тихом океане.

На исходе лета 1942 года, обе стороны укрепляли свои позиции, определив Гуадалканал перед Соломоновыми островами как место, где, скорее всего, произойдет столкновение в ближайшем будущем. Японцы имели войска на Тассафаронге, Лунге и Тулаги, но не создали прочной обороны. Недавно захваченный Порт-Морсби планировался к использованию в качестве передовой базы бомбардировщиков, однако сам подвергался ежедневным налетам небольших соединений В-17 из Кэрнса и Таунсвилла.

На Тихом океане установился стратегический тупик, так как американцы, судя по всему, еще не были готовы к наступлению, а японцы думали о том, как лучше всего спровоцировать их на решительные действия. Армия и флот увлеченно собачились друг с другом долгие пустые месяцы, подумал Торису, глядя в перископ. Наконец, они решили действовать.

И-63 находилась на переднем крае намеченных действий — крупной операции против Порт-Дарвин, которая должна была стать конечной точкой наступления на одном из двух основных направлений — западном. В двухстах милях к северо-западу от лодки Торису находилось соединение адмирала Хары в составе двух новейших авианосцев «Сёкаку» и «Дзуйкаку», а также легкого авианосца «Дзуйхо». Их экипажи уже готовили самолеты к налету на Дарвин.

Еще в двухстах милях в Купанге уже были погружены на транспорты силы 21-го пехотного полка 5-й пехотной дивизии, а также 26-й специальной десантный батальнон и одна батарея горной артиллерии. Все эти части входили в состав 25-й пехотной дивизии генерала Ясамиты, действовавшей в Индонезии. Остальная часть сил, задействованных для удара по Дарвину входила с состав второй волны, грузившейся на транспорты в Амбоины и Кендари. Для их поддержки был выделен 2-й разведывательный батальон из состава 18-й армии генерал-лейтенанта Илатазо Адати, действовавшей в Новой Гвинее. Остальные силы, в том числе инженерные части и подразделения флота, высадятся уже после взятия порта. Остававшаяся в резерве 1-я десантная бригада должна была осуществить высадку на вспомогательных плацдармах в Уиндхеме и, возможно, в Бруме. Она должна была быть направлена на Маршалловы острова, но была передана для этой операции Имперским Генеральным штабом.

Задача И-63 была простой до крайности. Разведывать путь и докладывать о любых военно-морских силах противника. В первые три для они не видели ничего, однако теперь он, протирая глаза, щурился в перископ, глядя на крупный корабль угрожающего вида, который был слишком далеко, чтобы они сами могли что-то сделать, но слишком близко к району проведения операции. Он мог создать угрозу для запланированной высадки десанта, и поэтому о нем следовало немедленно доложить.

Он оторвался от перископа, чтобы свериться с картой и определить координаты корабля, но, взглянув затем снова, с удивлением отметил, что не видел никаких признаков его присутствия. Однако через мгновение на горизонте снова появился дрожащий мираж, который несколько секунд спустя снова оформился в темный силуэт корабля, резко выделяющийся на фоне голубого неба.

Должно быть, низкие облака мешали обзору, подумал он, глядя, как корабль снова исчез и снова появился. Он повернулся к старшему помощнику и приказал немедленно отправить радиограмму.

— Доложите: наблюдаем одиночный корабль, крейсер, возможно, нечто более крупное, и передайте наши нынешние координаты. Направляется, судя по всему, на север. Что-то не так сегодня или с перископом, или с моими глазами.

— Должно быть, еще не прошли даром все тосты за победу вчера. Пора действовать, капитан, и оправдать наши надежды. Можем ли мы атаковать его?

— Не с такой дальности, — сказал Торису. — Наши торпеды Тип-95 не имеют дальности своих старших братьев. — Он говорил о смертоносных торпедах Тип-93, которыми оснащалось большинство японских надводных кораблей. Дальность их хода составляла до 40 000 метров. Они были настолько эффективны на большой дальности, что после Второй Мировой войны историк Самуэль Элиот Морисон назвал их «дальнобойным копьем», хотя в 1942 американцы ничего, в сущности, не знали об этих торпедах — пока их корабли не начали взрываться далеко за пределами досягаемости любых торпед, которые кто-либо мог представить.

— Боюсь, что на сей раз нашим оружием станет наша рация, — сказал Торису. — Отправьте сообщение. Это наша задача — обнаружение вражеских кораблей. И глядя на этот корабль, я могу только надеяться, что он нас не обнаружит. Привидение какое-то! Появляется и исчезает, но выглядит мощным и очень быстрым.

Сообщение было получено авианосцами Хары почти сразу, но в этом не было необходимости. Острые глаза командира одной из японских эскадрилий уже заметили его, и он намеревался атаковать.

* * *

Капитан 3-го ранга^[10] Тамоцу Эма был рад снова оказаться в воздухе верхом на своем верном боевом коне. Он был командиром эскадрильи EII-2 с авианосца «Дзуйкаку» и пилотом самолета со счастливым номером 235. Его эскадрилья шла в строю на высоте 5 000 метров на крейсерской скорости 240 км/ч в составе формирования из двадцати семи самолетов трех полных эскадрилий по девять каждая. Слева от него шла 1-я эскадрилья капитана 3-го ранга Акиры Сакамото, а справа — 3-я капитана 3-го ранга Хаяси. Он сам вел 2-ю эскадрилью в центре строя, занимая почетное место бунтайте — старшего группы — которое Сакамото любезно уступил ему в знак признательности за то, что он первым нанес удар по американцам три месяца назад.

С момента того первого боя с американцами в Коралловом море прошло много времени, и он очень стремился в бой. 5-я авианосная дивизия адмирала Хары состояла из однотипных авианосцев «Сёкаку» («Белый журавль»^[11]) и «Дзуйкаку» («Везучий журавль») и занимала видное место в Объединенном флоте. Они первыми обнаружили и атаковали вражескую авианосную ударную группу в Коралловом море, потопив авианосец «Лексингтон» два месяца назад в ходе Операции «Мо» и обеспечили успешную высадку десанта в Порт-Морсби. Пикирующие бомбардировщики «Айти» D3А1 Эмы тогда добились трех попаданий в авианосец, разбив его летную палубу и вызвав бушующий пожар, когда вспыхнуло авиационное топливо под палубой. Торпедоносцы капитана 3-го ранга Мацуо с «Дзуйхо» завершили дело.

Небо впереди было ясным и чистым, хотя позади виднелись грозовые облака, набухающие над горизонтом, где авианосцы выпустили свои самолеты навстречу ветру. Сегодня они станут Дзинра Бутай — Богами Грома, идущими на краю бури, и обрушат на врагов свой гнев, возвестив о неизбежном вторжении, которое последует за их появлением.

Эма взглянул вниз, заметив что-то за правым крылом, какую-то странную тень на поверхности моря, которая затем вспыхнула ярким светом солнца, отраженным от металла — корабль! Он включил радиостанцию ближней связи, вызывая командира соединения и докладывая о контакте.

— Сакамото! Корабль на три часа. Похож на большой крейсер! — Говоря это, он задался вопросом, могли ли австралийцы узнать об операции и выдвинуть вперед заслон из быстроходных крейсеров, чтобы обнаружить японские силы. Если это было так, то они вскоре получат больше, чем рассчитывали.

— Следует ли нам атаковать? — Спросил он старшего группы снова.

— Держать строй, — ответил Сакамото. — Я отправлю Хаяси. Его эскадрилья в лучшей позиции для атаки. Хаяси, вы меня слышите? Снижайтесь и устройте им ад!

Эма повернул голову и заметил, как эскадрилья Хаяси отделилась тремя аккуратными звеньями — сётай — из трех самолетов. Рокот их двигателей усилился и заставил кровь закипеть в жилах от желания, чтобы это он был направлен к цели, и чтобы это его самолеты обрушились на врага. Морские сражения были тем, к чему он готовились и чем жили. Да, они еще нанесут удар по Дарвину и ослабят вражескую оборону, но потопление крейсера было несравненно лучше.

Он улыбнулся, слыша крики девяти пилотов, зашедших в атаку с пикирования и вздохнул. Кто знает, что хорошо, а что плохо, подумал он. Он останется на большой высоте с Сакамото, и вместо этого будет стирать Дарвин в пыль. В конце концов, ни один из его самолетов не нес бронебойных бомб. Им не следовало пытаться атаковать корабль зажигательными бомбами, но этот крейсер не должен был просто пройти мимо без брошенного ему вызова.

Он видел в вышине истребители А6М2 «Рейсен», прикрывающие бомбардировщики и расчищающие им путь. Справа от себя он мог видеть еще двадцать семь бомбардировщиков «Айти» D3А1 с «Сёкаку» под прикрытием истребителей. Торпедоносцы были бесполезны в операции против наземных целей и потому остались на авианосцах. Он снова посмотрел на заходящих в пике товарищей и начал ждать, когда увидит белые клубы дыма от успешных ударов по вражескому кораблю. Вместо этого он увидел то, что потом преследовало его всю оставшуюся жизнь.

* * *

Этот гул исходил словно отовсюду, далекий и слабый, наполнявший собой неподвижный воздух над Тиморским морем. Они шли на север в течение получаса по совершенно спокойному морю, когда вахтенный на мостике заметил что-то по правому борту. Роденко также заметил что-то на радаре, но в следующий момент экран заволокло сплошным «снегом» помех.

Вольский сидел в командирском кресле, Федоров — на посту штурмана^[12], изучая свои материалы по истории, когда весь корабль задрожал, а гул усилился, то появляясь, то исчезая.

- Что-то случилось, — сказал Федоров, напряженно глядя на море, но все было спокойно.

Лицо адмирала Вольского было мрачным. Он напряженно нахмурился, вслушиваясь в гул.

— Что это за звук?

Протяжный гул дрожал и усиливался, вдруг став в десять, если не в двадцать раз сильнее. Затем раздался низкий вой, более глубокий, отчетливый, и устойчивый.

— Федоров, вызовите инженерную часть и запросите о любых проблемах.

— Так точно, — ответил Федоров и вызвал Добрынина. — Добрынин докладывает, что слышал что-то, товарищ адмирал. Наблюдаются необычные показатели потока, но реактор стабилен. — Но еще не успев закончить, он отвлекся, заметив в небе странные тени в дрожащем воздухе. Затем он заметил отблеск солнечного света на металлической поверхности и быстро повернулся к Роденко. — Есть что-либо?

— На радаре ничего, — Роденко тоже слышал гул откуда-то сверху и выглядел смущенным. На его экранах было чисто.

— Смотрите! — Указал Федоров.

Все глаза устремились за его рукой, но Вольский заметил лишь какие-то теми высоко в небе, где грозовые облака ненормально быстро сменялись солнечным безветренным днем. Пронзительный звук стал ниже, более ровным, и был безошибочно узнаваем. Это был гул воздушных винтов множества самолетов, который становился все более сильным и опасным.

— Господи! — Сказал Федоров. — Мы снова переместились, и попали прямо под ударную группу! Смотрите!

Все заметили, как тени медленно рассеялись и превратились в серебристые кресты справа от корабля. Их силуэты внезапно обрели четкость, будто кто-то навел резкость, и превратились в серебристо-белые самолеты с ярко-красными кругами на крыльях и отчетливо заметными не убираемыми стойками шасси.

— Боевая тревога! Это японские пикировщики — прямо над нами!

* * *

Карпов услышал второй сигнал тревоги и бросился на мостик, пробираясь через длинные коридоры наверх к командной палубе и бронированной цитадели.

— Что случилось, товарищ капитан? — Спросил его кто-то, мимо кого он пробежал. — Опять бой?

— Spakoyna. Nye Boytyes, — сказал он. — Всем занять свои посты. Адмирал Вольский на мостике, и мы со всем справимся.

Он бросился вперед, но услышал краем уха бормотание одного из матросов, что на этот раз адмирал не был заперт в лазарете, и нахмурился. Он имел все основания слышать подобное. Однажды я верну себе их уважение, подумал он, но затем выбросил это из головы.

Выбравшись на верхнюю палубу, он услышал тот самый гул, который напряг экипаж. Что это было? Добравшись до мостика он понял, что это был звук множества пропеллеров, к которому затем добавился вой пикирующих на корабль самолетов. Он влетел на мостик, быстро захлопнул за собой люк и увидел, как Федоров и Вольский всматриваются во что-то в иллюминатора. Что случилось?

Столб морской воды, внезапно взлетевший по левому борту, сказал ему все, что ему было нужно знать. Внезапное появление самолетов ошеломило персонал мостика, но адмирал Вольский быстро пришел в себя, повернувшись к Самсонову.

— Атаковать все воздушные цели! — Грубо сказал он. — Стрелять по усмотрению!

Самсонов уставился на свою панель, широко раскрыв глаза от понимания, что параметров просто не было. Приказ адмирала не был ясным и четким. Системы не выдавали целей и он заколебался.

— Товарищ адмирал! Нет захвата целей.

— Никаких?

— Нет параметров, товарищ адмирал!

— Что за самолеты, Федоров? — Хладнокровно спросил Карпов с решительным взглядом и свирепым лицом.

— «Айти» D3A1, - начал Федоров, но понял, что Карпову это ничего не говорило. — Пикирующие бомбардировщики с высоким углом атаки. Подходят на высоте десять-пятнадцать тысяч метров^[13]. Прямо над нами!

Вой пикирующих самолетов стал сильнее. Рядом ухнула вторая бомба, подняв столб морской воды не более чем в пятидесяти метрах от левого борта корабля.

Карпов отреагировал немедленно, бросившись к БИЦ с огнем в глазах. Он знал, что АК-760 не имели достаточного угла возвышения. Они были разработаны для перехвата низколетящих противокорабельных ракет^[14]. Нужно было использовать более старую схему.

— Рулевой, полная боевая вперед! Самсонов, «Каштаны» к бою! Большой угол возвышения. Зона цели плюс-минус десять от зенита, все системы к бою. Ракетный залп по ИК-каналу!

— Так точно! — Крикнул Самсонов, и его руки заметались над пультом. Затем раздался свист стартующих ракет. До сих пор старые «Кортики-2» не применялись в многочисленных боестолкновениях. Изначально крейсера типа «Киров» оснащались шестью более ранними версиями «Кортик»^[15]. Когда на смену им пришли орудия АК-760, было решено оставить на «Кирове» по крайней мере два «Кортика», чтобы прикрыть секторы, не простреливаемые АК-760.

«Кортики» были похожи на два приземистых тяжелых робота, стоявших по каждому борту корабля. «Голова» каждого представляла собой вращающуюся антенну радара, действовавшую в тандеме с еще одной в форме большой тарелки на «груди» установки. Каждая из двух «рук» представляла собой счетверенную пусковую установку ракет ближнего радиуса действия, под которым находилась черная металлическая труба. Это был кожух 30-мм зенитной пушки с вращающимся блоком из шести стволов. Каждая установка была полностью автономна и независима от основных радиолокационных систем корабля, которые, похоже, полностью вышли из строя. Но эти установки имели также инфракрасный и телевизионный канал с камерами высокого разрешения.

Обе установки быстро развернулись и подняли в небо «руки» ракетных установок. Затем открылись предохранительные крышки ИК- и ТВ-систем. Несколькими секундами спустя Самсонов получил картинку в режиме реального времени и смог произвести целераспределение и открыть огонь^[16].

Полный залп составлял четыре ракеты из каждой пусковой установки — всего шестнадцать. Это была избыточная мера по сравнению с тем, что им в действительности было нужно, но в разгар чрезвычайной ситуации Карпов поступил наиболее целесообразно, выпустив все готовые к пуску ракеты.

Это спасло корабль.

«Айти» D3A1 был лучшим пикирующим бомбардировщиком в первые годы войны. Он имел хорошую скорость в пикировании и достаточную маневренности, несмотря на не убирающееся шасси, и мог нести 250-килограммовую бомбу под фюзеляжем и две 60-килограммовые под крыльями. Когда самолет заходил в глубокое пикирование, бомбосбрасыватель в форме трапеции отбрасывал бомбу, дабы избежать попадания в винт, и японцы добились хорошей точности. Войну они закончили как самые успешные морские пикирующие бомбардировщики стран Оси, потопив шестнадцать военные кораблей Союзников, включая авианосец «Гермес», три крейсера и двенадцать эсминцев. Даже самые быстрые корабли не могли уклониться от смертоносной атаки с пикирования, и поразить самолет в этот момент было чрезвычайно сложно — но не для ракет «Кортика», способных стартовать даже вертикально.

Ракеты устремились вверх на столбах белого дыма, к любым целям, попадавшимся у них на пути. Система могла сопровождать не более восьми целей одновременно, но этого было достаточно. Небо над кораблем наполнилось взрывами, когда ракеты настигли относительно медлительные самолеты, и их осколочные боевые части начали создавать зоны поражения радиусом пять метров. Во все стороны брызнули осколки. Два сбиты… Три… Пять… Затем еще одна бомба ухнула прямо перед кораблем, залив полубак диким гейзером морской воды. «Киров» качнулся от ударной волны и прорезал носом бурлящую воду.

Карпов лихорадочно соображал. Сбить самолеты было мало, понял он! Нужно было также уничтожать и бомбы.

— Самсонов! Зенитки в автоматический режим!

К какофонии присоединился рык шестиствольных зенитных пушек, выпускавших тысячи снарядов с огромными струями огня, вырывавшимися из «рук» «Кортиков». Карпов выставил над кораблем смертоносный заградительный барьер, и три бомбы были уничтожены достаточно высоко. Одна из них взорвалась опасно близко.

Шесть из девяти бомб самолетов эскадрильи Хаяси были сбиты или упали мимо. Еще два самолета были сбиты прежде, чем сбросили бомбы, так как их храбрые пилоты ждали слишком долго, надеясь добиться точного попадания в корабль внизу. Тем не менее, девятая бомба все же достигла цели. Сброшенная самим лейтенантом Хаяси, она вызвала ощутимый взрыв и окутала корабль столбом густого дыма и пламени.

«Киров» уже получал повреждения, но тогда это были 20-мм снаряды британского «Бофайтера», большинство из которых тогда без вреда прошли мимо.

На этот раз это была 250-килограммовая бомба.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ СТОЛКНОВЕНИЕ

«Хотя концепция обороны предполагает парирование ударов, ее характерной особенностью является, если мы говорим о реальной войне, готовность к нанесению ответного удара… Таким образом, оборонительную кампанию можно вести наступательными действиями. Оборона в войне не есть простой щит, а щит, образованный должным образом направленными ударами».

Клаузевиц, «О Войне»

ГЛАВА 7

Бомба ударила в край палубы на корме, примерно на пятнадцать метров позади 152-мм артиллерийской установки номер три и ниже башни номер два. Она пробила верхнюю палубу, убив пятерых членов экипажа, оказавшихся поблизости, а затем взорвалась, разбив палубу и отправив в небо дождь металлических осколков, сполох огня и столб дыма.

Это было опасное место, так как погреба двух из трех 152-мм артиллерийских установок корабля были отделены от него всего двумя переборками, и та, что была ближе к месту взрыва, была сильно повреждена. Конструкторы предусмотрели 100-мм бронирование вокруг погребов, и непосредственной угрозы детонации боекомплекта не было. К счастью, бомба двигалась с противоположной стороны корабля, и по сути в сторону борта, а не внутрь корпуса, поэтому большая часть энергии взрыва пришлась на вспомогательные помещения. Однако начавшийся пожар мог представлять реальную угрозу, если не будет оперативно ликвидирован.

Все на мостике ощутили, как корабль сотрясся от взрыва. Глаза адмирала потемнели от тревоги. Федоров быстро задействовал внутренние линии связи, чтобы получить доклад о повреждениях, а Карпов задействовал камеру кормового «Ротана»^[17], чтобы получить обзор на место удара. Они могли видеть членов группы борьбы за живучесть в ярко-желтые жилетах, оранжевых шлемах и огнеупорном снаряжении, спешащих к месту взрыва. Бомба перебила две из трех пожарных трасс в этой части корпуса, и в первые минуты они смогли направить на огонь лишь один пожарный рукав, заливая белой струей воды пролом в палубе. Дым затруднял обзор, мешая понять, что на самом деле там происходит.

— Нам повезло, — сказал Карпов. — Она не задела обе кормовые артустановки, и ударила далеко впереди от пусковых «Кинжала».

Доклад Быко подтвердил, что угрозы затопления нет и пожар будет локализован через двадцать минут.

— Однако есть потери, — подытожил он. — Я не пока знаю, сколько именно.

Федоров доложил об этом Вольскому. Карпов тем временем оценивал ситуацию. Они все еще слышали шум самолетов, хотя он становился все слабее. Экраны радаров мерцали и выдавали неверные данные, но вскоре Роденко смог настроить системы ближнего обзора и начать отслеживать атаковавшие их самолеты.

— Атаковать их, товарищ адмирал? — Спросил Самсонов.

— Отставить, — быстро ответил Вольский. — Он удаляются от корабля и не представляют непосредственной угрозы. Нам нужно беречь боекомплект.

— Должно быть, они направляются к Дарвину, товарищ адмирал, — сказал Федоров. — Это единственная возможная цель на юго-восток от нас. Мы переместились прямо под них! Это может быть японский налет, о котором мы говорили, хотя это означает, что мы переместились во время до нашего появления на Средиземном море.

— В любом случае, нам чертовски не повезло, — горячо сказал Вольский, глядя на толстый столб дыма.

— Я бы не стал пока проклинать судьбу, товарищ адмирал, — сказал Федоров. Русский менталитет, давно привыкший к трудностям и неожиданным неудачам в жизни, был привычен к капризам судьбы и удачи в течение многих поколений. Человек не мог уйти от судьбы. Случайности и чистая удача часто играли свою роль.

— Если я прав, то эти самолеты были бы снаряжены фугасными бомбами, а не бронебойными, — пояснил Федоров. — Хороший удар бронебойной бомбы мог бы пройти до днища корпуса. Да, там пожар, но Быко докладывает, что все под контролем. Все могло быть намного хуже. Нас атаковали всего несколько самолетов, возможно, эскадрилья. Если бы и другие…

Вольский вздрогнул.

— По крайней мере, меня там не было, — пробормотал он, расстроенный дымом, огнем и мыслью о том, что «Киров» наконец получил тяжелый урон. — До настоящего момента большую часть полученных повреждений мы нанесли себе сами, — сказал он. — Мы потеряли два вертолета из-за неисправности с ракетами и действий Орлова. Но на этот раз они решительно заявили, что участвуют, верно? Они двинули нам в корпус и дали понять, что в этих водах нас не встретят с радушием. — Он пожал плечами и посмотрел на Карпова, переговаривавшегося с Самсоновым.

— Карпов, — четко сказал он.

— Товарищ адмирал?

— Прошу вас подойти, — сказал адмирал с серьезным выражением на лице, и остальные на мостике чуть повернули головы, полагая, что Вольский намеревался отчитать капитана за его действия. В конце концов, тот самовольно вмешался, словно Вольского здесь и не было. Карпов напрягся и подошел к адмиралу, направившемуся к командирскому креслу.

— Карпов, — продолжил Вольский. — Я дал Самсонову приказ атаковать эти самолеты и вести огонь по усмотрению.

— Так точно, товарищ адмирал, однако я счел…

— Не перебивайте меня, товарищ капитан-лейтенант. — Вольский встал и протянул руку, положив ее Карпову на плечо, и громко сказал: — Вы вмешались в критический момент, не выполнив мой устный приказ и тем самым спасли корабль. Мой приказ был неясен. Я не указал систему вооружения^[18], но вы немедленно оценили ситуацию и выбрали единственное оружие, способное атаковать противника при подобном заходе, и тем самым спасли корабль. Я давно знал, что вы один из лучших боевых офицеров флота. Вы доказали это на Средиземном море, и доказали это сейчас. Я воздаю вам должно и представляю к званию капитана третьего ранга. — Адмирал широко улыбнулся.

Несколько человек повернулись и поздравили Карпова, особенно Самсонов, одобрительно кивнувший с гордостью в глазах.

— Благодарю, товарищ адмирал, — с явным удовлетворением ответил Карпов. — Я выполнял свой служебный долг.

— Как и мы все, — ответил Вольский. — И что-то подсказывает мне, что у нас будет много трудностей впереди, так что берите пример, — сказал Вольский, обращаясь к личному составу. Действуйте решительно. Профессионально. Мыслите ясно и выполняйте свои обязанности наилучшим образом. С такими офицерами, как товарищ Карпов, мостик в надежных руках. — Он обернулся, ища Федорова. — Нам нужно прояснить ситуацию. Роденко, доложите состояние.

— Начинают приходить в норму, товарищ адмирал. Наблюдаю австралийское побережье у югу, остров по курсу… Наблюдаю удаляющееся формирование. Движутся в сторону Дарвина.

— Федоров, это были палубные самолеты?

— Так точно. Японские палубные пикирующие бомбардировщики «Айти» D3A1.

— Где могут находиться сами авианосцы?

— Вероятно, к северо-западу от нас, товарищ адмирал.

— Зная их курс, я мог бы определить район, если буду знать их боевой радиус, — вставил Роденко.

— Около 350 морских миль, — ответил Федоров. — По моей оценке, они действуют к юго-востоку от Купанга, прямо в центре Тиморского моря. Ввиду отсутствия необходимости в нанесении удара с максимальной дистанции, я бы расположил их вот здесь. — Он подошел к штурманскому посту и вывел на тактический планшет карту региона, очерченную неоновыми линиями. — Эта позиция позволила бы им нанести удар по Дарвину с большим запасом времени. И там определенно будут два авианосца, товарищ адмирал. Я насчитал более пятидесяти самолетов, и еще девять или десять атаковали нас. На одном авианосце не могло быть столько пикирующих бомбардировщиков.

— Два авианосца?

— Так точно. Полная авианосная дивизия. В оперативную группу также может входить легкий эскортный авианосец, и, должен сказать, товарищ адмирал, что они бы не стали использовать торпедоносцы для атаки надводных целей без крайней необходимости. Теперь же они знают о нас, и если бы я командовал ими, то уже бы готовил к вылету двадцать или тридцать торпедоносцев.

— Здорово, — сказал Вольский. — И все, что им нужно — это идти на этот красивый столб дыма, видимый за двести километров во всех направлениях.

— Быко доложил, что справится с огнем за десять минут, — сказал Карпов.

— Предлагаю как можно скорее обойти остров Мелвилл с севера, товарищ адмирал, — вмешался Федоров. — Здесь мы слишком заметны. Авианосную группу должны прикрывать корабли сопровождения. Быстроходные крейсера, эсминцы, возможно, линкор.

— Помяни черта! — Вмешался Роденко, пристально глядя на экран радара. — Надводная групповая цель, пеленг 295, дистанция семьдесят пять километров, меняет курс на восток.

— При нашем нынешнем курсе это означает выход на курс перехвата, — сказал Федоров.

Вольский посмотрел на карту. Они все еще могли уйти на север, так что он немедленно дал команду изменить курс.

— Рулевой, курс пятьдесят. Скорость тридцать.

— Есть курс пятьдесят, есть скорость тридцать.

— С другой стороны, я бы тоже ушел на восток, но пролив к югу от острова представляется мне слишком узким. Нам нужно обойти остров с севера, как предлагает Федоров. Так что, товарищи офицеры, это будет очередная гонка. Каковы наши перспективы?

— Это будет зависеть о состава надводной группы противника, — ответил Федоров.

— Системы приходят в норму, — сказал Роденко. — Как в прошлых случаях. Наблюдаю шесть целей, одна крупная, две совсем мелкие.

— Типичная группа прикрытия, — сказал Федоров. — Самая крупная цель, вероятно, линкор, а самые мелкие — эсминцы. Те, что между нами, должно быть, крейсера.

— Смогут ли они отрезать нас прежде, чем мы достигнем северной оконечности острова? — Спросил Вольский.

— Это зависит от скорости линкора. Если его командир не настроен атаковать нас любой ценой, то, вероятно, будет держать корабли вместе. Если же он выдвинет вперед крейсера, они способны развить тридцать три узла. Эсминцы еще быстрее.

— Карпов? — Вольский посмотрел на новоиспеченного капитана 3-го ранга, ища тактической оценки.

— Если они выдвинут более легкие корабли, наши орудия имеют большую дальность. Федоров, какова дальность огня этих крейсеров?

— Нужно точно установить их тип, но если это тяжелые крейсера, то они вооружены 203-мм орудиями с дальностью до 25 000 метров.

— Значит, наши орудия дальнобойнее, — быстро заключил Карпов. — Если они подойдут слишком близко, скажем, на 30 000 метров, мы сможем встретить их 152-мм снарядами.

— Хороший план, — сказал Вольский.

— Но не забывайте о линкоре. Дальность его стрельбы 35 000 метров, хотя на такой дальности о попадании говорить не приходится.

— Что-то в последние дни у нас много проблем с линкорами, — сказал Карпов. — Лучше бы дать им понять, с чем имеют дело путем хотя бы одного «Москита» в надстройку, и желательно до того, как он подойдет на дальность ведения эффективного огня.

— Согласен, — сказал Вольский. — Не хотелось бы выписывать кренделя среди гейзеров от 406-мм снарядов.

— Они, вероятно, будут калибром 356 мм, — сказал Федоров, хотя и понимал, что это будет не слишком значительная разница в случае попадания.

— Хорошо, — сказал адмирал. — Теперь предлагаю нам подготовиться к возможному отражению удара торпедоносцев, о которых говорил Федоров. И тогда посмотрим, позволит ли нам наша скорость обойти надводную ударную группу противника. — Он пожал плечами. — Боюсь, что остров с аборигенками опять откладывается. Оставаться в полной боевой готовности. Федоров, займитесь контролем борьбы за живучесть.

— Так точно. Внимание всем постам, полная боевая готовность, — объявил он по системе общекорабельной связи. — Они снова оказались в этом состоянии, снова столкнулись с невозможными тенями из далекого прошлого. И взрыв 250-килограммовой бомбы сделал тени до боли реальными.

— Итак, — продолжил Вольский. — Что нам делать с этими авианосцами? Федоров, можем ли мы ожидать еще одного удара в следующие два часа?

— Я бы предполагал, что да, товарищ адмирал. Пикирующие бомбардировщики были оснащены фугасными бомбами. Им не следовало атаковать нас вообще. Но в следующие волне будут торпедоносцы, а японцы очень подготовлены в плане атак с малых высот. Они отрабатывали свои действия месяцами перед атакой на Пёрл-Харбор. Нам следует сбить их прежде, чем они подойдут близко.

— Сколько самолетов мы можем ожидать?

— На каждом из авианосцев будут по меньшей мере восемнадцать. Возможно, двадцать семь. Я рискну предположить, что это пятая авианосная дивизия, в составе «Сёкаку» и «Дзуйкаку». Это новейшие японские авианосцы, крупные и быстрые, имеют скорость до тридцати четырех узлов. В начале войны они действовали в Ост-Индии, Индийском океане и Коралловом море, хотя мы пока точно не знаем нынешней даты. В любом случае, самолеты будут оснащены торпедами Тип-91 с дальностью хода до 2 000 метров. Мы не можем относиться к ним несерьезно.

— Согласен, — сказал Вольский.

— Если системы Роденко пришли в норму, мы обнаружим их задолго до того, как они смогут представлять какую-либо угрозу, — вмешался Карпов. — Кроме того, нетрудно обнаружить сами авианосцы и отправить им сообщение.

Все поняли, что это значило.

— Значит, мы стоим перед выбором, — сказал адмирал. — Какие ракеты израсходовать, дефицитные противокорабельные или зенитные? Уменьшение боезапаса что тех, что тех меня не слишком радует.

— Я предлагаю подождать, — сказал Федоров. — Посмотрим, что они предпримут. Только тогда мы сможем решить, что предпочтительнее. Но я полагаю, что мы должны беречь противокорабельные ракеты и использовать их только в случае крайней необходимости.

Карпов ожидал этого. Молодой бывший штурман все еще был осторожен, и в какой-то мере он понимал, что Федоров все еще очень неохотно относиться к уничтожению кораблей, самолетов и людей, которые так долго рассматривал в своих книгах. Карпов не имел сомнений, потому что рассматривал ситуацию с чисто военной точки зрения. Авианосцы были угрозой, с которой он мог справиться. Однако он решил, что они смогут столь же легко отражать все воздушные атаки, пока у корабля хватит боезапаса.

— Если на каждом из авианосцев имеется двадцать семь торпедоносцев, они сожрут большую часть нашего боезапаса зенитных ракет, — сказал он. — Я не хотел бы принимать такое решение, но если бы меня заставили, мы могли бы предотвратить эту атаку одной-двумя ракетами. Нам нужно лишь обнаружить авианосцы. Если они находятся за пределами зоны досягаемости радаров, мы должны задействовать Ка-40. Если и это не удастся, тогда нам останется ждать и отразить удар, но мы оба знаем, что лучшая защита — это нападение. — Он сложил руки. Он дал свою оценку ситуации. Решение должен был принять Вольский.

— Я не удивлен тому, что у нас обоих разное сидение ситуации, — ответил адмирал. Он сделал глубокий вдох и сказал. — Поскольку мы не знаем расположения вражеских авианосцев, нам следует подождать. Но мне нужно лучшее понимание ситуации. Я хочу знать, с чем мы столкнулись, так как Федоров полагает, что мы больше не сможем рассчитывать на его книги. Мы даже не знаем, какой сейчас год. 1942? 1943? Я также полагаю, что предложение Карпова об использовании вертолета имеет смысл. Подготовить Ка-40 к вылету. Когда мы поймем, с чем имеем дело, я приму окончательное решение.

— Так точно, — Федоров отдал приказ, который вскоре достиг вертолетногоангара. «Киров» только что оказался неожиданно выброшен в опасные и недружественные воды Тихоокеанского театра военных действий. Больше неожиданностей быть не должно.

Корабль снова шел в бой.

ГЛАВА 8

Адмирал Тюити Хара получил известие о появлении вражеского корабля с некоторым удивлением. Его 5-я авианосная дивизия в составе его флагманского «Сёкаку» и однотипного «Дзуйкаку», шедшего в тысяче метров по правому борту, двигалась вперед. «Дзуйхо» шел за ними, готовя к следующему вылету авиакрыло, ядром которого были 12 свежих торпедоносцев лейтенант-коммандера Каси Мацуо. Пять эсминцев обеспечивали прикрытие трех авианосцев, что было достаточно слабым охранением, учитывая ценность этих кораблей для Империи. Его более тяжелые корабли уже выдвинулись на семьдесят пять миль вперед, направляясь к Дарвину с приказом поддержать авиацию огнем по береговым объектам — по всем, что уцелеют. Также авианосцы прикрывал от надводных кораблей тяжелый крейсер «Тонэ». Хотя Хара не ожидал появления морских сил Союзников, он был осторожен и верен уставам. Второй раз он удивился, получив сообщение о крупном надводном корабле от подводной лодки И-63.

И что это может быть, подумал он? Австралийский крейсер из Дарвина? Вскоре поступили доклады от первой ударной группы, направлявшейся к Дарвину. Они обнаружили крупный надводный корабль, направлявшийся на север. Командир группы Сакамото приказал одной из эскадрилий атаковать его.

Доклады были отрывочны, но стало понятно, что цель была поражена и вражеский корабль горел, выбрасывая в ясное голубое небо толстый столб черного дыма. Однако эскадрилья Сакамото заплатила страшную цену, потеряв восемь их девяти самолетов. Единственным выжившим был командир эскадрильи Хаяси, но этот позор был несколько смягчен тем, что он был единственным, кто добился попадания. Остальные самолеты Сакамото продолжили движение к Дарвину, так как были снаряжены зажигательными бомбами, не предназначенными для использования против кораблей. В своих докладах по рации Хаяси сообщил о каком-то новом оружии, уничтожившем его самолеты, но в этом не было смысла. Хара приказал ему совершить посадку на «Дзуйхо», а не на собственный корабль, и еще раз отчитаться об ударе. Это был не слишком тонкий намек на то, что он думал о том, как Хаяси организовал атаку. На «Дзуйкаку» не осталось его эскадрильи. Он был осиротевшим пилотом осиротевшего самолета.

Сакамото был слишком нетерпелив, подумал Хара. Ему следовало доложить о корабле и продолжать движение к Дарвину. Разве он забыл, что здесь ждут вылета торпедоносцы? Разгневавшись из-за потери восьми самолетов и пилотов, он развернулся и отдал приказ, которого ждали все на мостике.

— Сообщить на «Дзуйхо». Лейтенанту Мацуо подготовить эскадрилью к немедленному вылету для удара по надводному кораблю. Оснастить самолеты торпедами. Наши собственные самолеты останутся в резерве. Двенадцати торпедоносцев Мацуо будет вполне достаточно, чтобы справиться с одним кораблем, особенно если это просто австралийский крейсер. Однако предупредите их, чтобы готовились к мощному противодействию. Возможно, это крейсер ПВО.

* * *

Капитан 3-го ранга Мацуо встретил приказ с волнением и вскоре поднялся на летную палубу, надев кожаные перчатки, очки и летный шлем. Он осмотрел самолеты 1-й эскадрильи, уже поднятые на палубу. Еще шесть 2-й эскадрильи сейчас поднимались из ангаров. Понадобиться еще десять-пятнадцать минут на подготовку оставшихся самолетов, предполетные проверки и налаживание связи. Пока что он заметил медленно приближающийся самолет, в котором узнал пикирующий бомбардировщик D3А1. За ним тянулся тонкий дымный след, и Мацуо предположил, что самолет был из группы Сакамото. Видимо, у какого-то удалого летуна возникла проблема с двигателем.

Он проследил, как самолет слегка неровно зашел на посадку, коснулся палубы и, наконец, с грохотом остановился. Винт продолжал вращаться по инерции. На «Дзуйхо» не имелось пикирующих бомбардировщиков — 1-я эскадрилья в составе двенадцати истребителей А6М2 предназначалась для противовоздушной обороны. Будучи небольшим кораблем, «Дзуйхо» мог нести не более тридцати самолетов. Так почему же этот был отправлен не на «родной» корабль?

Техники бросились к самолету, чтобы убрать его с полосы и очистить место для торпедоносцев Мацуо. Тем не менее, увидев, как пилот D3А1 открыл фонарь, Мацуо сразу понял, что что-то не так. Он прищурился и рассмотрел номер самолета — это был командир эскадрильи Хаяси, его старый друг. Тот выбрался из самолета с посеревшим лицом. В задней кабине, где должен был находиться стрелок-радист, не было никакого движения, и Мацуо внезапно ощутил ужас, глядя как техники помогают Хаяси выбраться. Кто-то открыл фонарь радиста, но Хаяси потянул его за рукав, покачав головой. Мацоу заметил, что его куртка была запачкана кровью.

— Хаяси! Что случилось! Кого ты поразил? Вы достигли Дарвина?

Хаяси посмотрел сквозь него куда-то вдаль. Его глаза остекленели от боли. Затем он узнал Мацуо и выдавил из себя улыбку.

— Мацуо… Нет, мы не добрались до Дарвина. Мы столкнулись с вражеским крейсером в ста двадцати километрах от берега, и Сакамото приказал моей эскадрилье атаковать его.

— Да! Я слышал, что ты поразил цель! — Мацуо обернулся, думая, что увидит заходящие на посадку оставшиеся самолеты эскадрильи Хаяси. — Где остальные?

Хаяси опустил потемневшие от страха глаза и внутренне содрогнулся от стыда.

— Остальных нет, — тихо сказал он.

— Никого?

Хаяси посмотрел на него с почти умоляющим выражением на лице.

— Я никогда не видел таких зениток… — Дрогнул он. — Мои самолеты зашли в атаку… Две бомбы упали мимо. Третья прямо перед носом противника, он прошел через место взрыва. Потом что-то достало нас… — Он закрыл глаза, затем собрался и посмотрел на Мацуо с явным потрясением. — Мы словно летели через ад, через металлический ливень… Стальные змеи жалили мои самолеты, словно демоны…. Нас разорвали на части. Я сбросил бомбу и отвернул, затем оглянулся и увидел, что попал во вражеский корабль, но все остальные исчезли… Я видел, как двое падают в море…

Мацуо молчал, давая другу время, в котором он нуждался. Он был Бунтайтё, командиром эскадрильи. Сакамото поставил ему задачу, и он должен был ответить за ее исполнение. Удар, который он нанес, заслуживал похвалы, но платой за это станет то, что он вернется на свой корабль и обнаружит в инструкторской восемь пустых мест, на которых должны были сидеть его подчиненные, раззадоренные, кипящие энергией будущего боя. Он положил руку на плечо Хаяси.

— Нам приказали найти и потопить этот корабль, — твердо сказал он. — Мы отомстим за вас! Клянусь всеми Богами и Ками, мы сделаем так, чтобы твою люди умерли с честью. Клянусь, друг мой. Я вгоню «громовую рыбу» в брюхо этого корабля или погибну, пытаясь это сделать!

Хаяси посмотрел на него со странной тоской в глазах, будто понял в этот самый момент, что больше никогда не увидит Мацуо и, возможно, многих пилотов, собравшихся сейчас на палубе и занимавших места в готовых к вылету самолетах, жаждая битвы. Он собрался с силами и кивнул.

— Удачи тебе, Мацуо. Я должен доложить… Сойонара…

— Без формальностей, Хаяси, — улыбнулся Мацуо. — Сегодня выпьем, правильно? Мата-не, друг мой. Я-не. Скоро увидимся.

* * *

Командир линкора «Кирисима» Сандзи Ивабути всматривался в далекий горизонт через бинокль, прекрасно понимая, что наблюдатели с их орлиным взором видят все намного лучше с величественной пагоды главной надстройки. Но он хотел сам увидеть врага и раздавить его.

Ивабути был тяжелым человеком, твердым как сталь в бою и зачастую жестоким, нетерпеливым и оскорбительным с подчиненными. Он был вспыльчивым и скорым на придирки, а теперь был явно недоволен внезапным изменением приказов. Орудия корабля были заряжены осколочно-фугасными и зажигательными снарядами для бомбардировки Дарвина. Теперь следовало перезарядить восемь больших 356-мм орудий бронебойными снарядами, однако картузы с метательными зарядами тоже нужно было заменить, и их безопасное извлечение требовало времени. Он вызвал старшего артиллериста, коммандера Камитаке Косино и спросил, сколько займет эта процедура.

— Нам приказано найти вражеский крейсер, который дал прикурить пилотам Хары. Он где-то впереди, и если корабль не будет готов к бою, полетит чья-то голова, Косино!

— Прошу прощения, капитан, — вежливо сказал Косино. — Но зажигательные снаряды требуют только трех картузов с порохом вместо обычных четырех. Нам нужно удалить все три, чтобы добраться до снаряда, а затем удалить его, чтобы зарядить бронебойный снаряд и четыре картуза. Зарядить орудия просто и быстро, капитан. Разрядить их — совсем другое дело. На все восемь орудий может уйти до двадцати минут.

— Слишком долго! — Лицо Ивабути выражало его недовольство. — Мурадзима ведет поиск противника гидросамолетом, и если он заметит его, я хочу, чтобы корабль был готов к бою.

— Что же, капитан… — Косино заколебался, а затем сказал: — Есть способ ускорить дело. Нам нужно просто дать залп из орудий. Это уберет из них неправильные снаряды в кратчайшие сроки. Тогда потребуется обычная перезарядка.

Лицо Ивабути покраснело. Он ударил кулаком по столу.

— Хорошо, Косино. Тогда дайте залп и быстро! Сообщите крейсерам охранения, что мы даем пристрелочный залп, чтобы не выглядеть полными идиотами. Затем быстро зарядите бронебойные и подумайте над тем, сколько мы вынуждены потратить на эти снаряды и порох из-за вашей некомпетентности!

Косино знал, что ему лучше ничего не говорить. Он просто опустил голову, отдал честь и помчался отдавать приказы своим подчиненным. Несколькими мгновениями спустя они увидели, как передняя башня отвернулась в сторону от кораблей охранения и дала залп. Грохот был оглушительным. Ивабути заорал что-то вслед, вложив свой собственный гнев в вылетевший из стволов яркий огненный шар.

Если противник был рядом, подумал он, пусть услышит рев наших орудий, словно гром на горизонте. Одно дело отмахнуться от москитов Хары, но как он думает избежать огня моих орудий? Он повернулся к сигнальщику и отдал другой приказ:

— Отправить крейсера вперед для разведки и прикрытия. Эсминцам продолжать сопровождать нас.

Для охранения им была придана 5-я крейсерская дивизия в составе трех быстроходных тяжелых крейсеров «Хагуро», «Мёко» и «Нати». Все три были изящными гончими с мощными зубами из десяти 203-мм орудий.

Сам «Кирисима» был также очень быстр, особенно для такого старого корабля. Он был заложен 17 марта 1912 года на верфях «Мицубиси» и не был результатом работы япоских конструкторов. Он был разработан сэром Джорджем Терстоном из британской судостроительной компании «Виккерс-Армстронг». Там же были созданы и его орудия. Корабль был ответом на наращивание британского военно-морского флота и особенно ввод в строй тяжелого крейсера HMS «Непобедимый»^[19]. Этот корабль нес восемь 305-мм орудий и имел скорость 26 узлов, будучи более грозным, чем любой японский корабль того времени. Японцы задумали корабли, которые должны были стать быстрее и больше, чем «Непобедимый», и линейные крейсера типа «Конго»^[20] были прекрасным ответом.

«Кирисима» был одним из четырех кораблей этого типа, и его восемь 356-мм орудий, выпустивших сейчас неверно загруженные зажигательные снаряды, превосходили 305-мм орудия «Непобедимого». Скорость также была выше, чем у британца. «Кирисима» мог развить все тридцать узлов в случае надобности. На переговорах по морским соглашениям он именовался линейным крейсером, но по факту был полноценным линкором, со своим водоизмещением более 40 000 тонн и похожей на пагоду надстройкой, гордо возвышающейся над большими и грозными башнями главного калибра. Другие линкоры затмят его, некоторые из них достигнут 70 000 тонн, как «Ямато», и многие до сих пор называли его линейным крейсером, но он должен был заявить о себе прежде, чем встретиться с судьбой. И судьба нашла очень особенный способ бросить его в самую гущу событий.

Он шел вперед вместе с двумя последними кораблями оперативной группы Ивабути — эсминцы «Минидзуки» и «Фумидзуки» прикрывали его с обоих бортов, дабы помешать любому инициативному командиру американской подводной лодки, если бы таковой появился в регионе. Такой крупный корабль как «Кирисима» был очень заманчивой целью. На самом деле, вскоре он должен был быть обнаружен американской подводной лодкой «Наутилус» во время сопровождения авианосцев Нагумо в ходе отмененной операции против Мидуэя — но Ивабути ничего не знал о той версии истории. «Наутилус» выпустил паровую торпеду Мк.14, желая потопить старый линкор, но на дальности 4 000 метров допустил огромный промах.

Ответом на подобное оскорбление стал залп передних орудий «Кирисимы», когда с него заметили перископ «Наутилуса», но он был безрезультатен. Уничтожение подлодок было задачей эсминцев, и сопровождавший группу эсминец «Араси» начал охоту, пока «Кирисима» старался убраться подальше. «Араси» так и не смог найти и уничтожить «Наутилус» и, наконец, прервал охоту и вернулся к авианосному соединению «Кидо Бутай», которое должно было разгромить американский флот. Именно тогда эсминец был замечен американским коммандером Уэйном Маккласки-младшим, пилотом пикирующего бомбардировщика SBD «Даунтлесс», что запустило цепочку событий, приведших к атаке американских самолетов непосредственно на ядро японского флота. Дальше было «чудо получаса», которое сокрушило японский флот и стало поворотным моментом войны… Но этого так и не случилось.

Битвы за Мидуэй так никогда и не случилось. Вместо этого «Кирисима» оказался здесь, на острие атаки, направленной на изоляцию Австралии — Операции FS. Но судьба нашла возможность снова протянуть к корабль свою длань. На этот раз цепочку событий запустила не американская подводная лодки. Это был призрачный морской демон, возникший из неоткуда и породивший величайшую проблему, с которой мог столкнуть любой морской командир этой эпохи — атомный ракетный крейсер «Киров».

ГЛАВА 9

Торпедоносцы Мацуо очень скоро обнаружили корабль, вселивший такой страх в капитана Хаяси. В атаку было отправлено двенадцать самолетов — две легкие эскадрильи В5N2, которые Союзники прозвали «Кейт». Корабль находился именно там, где сообщил Хаяси, и Мацуо повел свои самолеты в атаку, не теряя времени. Эскадрилья номер один должна была атаковать с левого борта силами шести самолетов, а он сам поведет эскадрилью номер два с правого. Вместо они разнесут этот корабль своими торпедами «Громовая рыба» Тип-91.

Тип-91 был грозным оружием, претерпевшим множество изменений в своем развитии, сделавших его надежной рабочей лошадкой для эскадрилий B5N. Три месяца назад они отправили на дно Кораллового моря авианосец «Лексингтон». Теперь они хотели еще. Пилоты, наполняемые волнением от рыка моторов, снизились и выпустили воздушные тормоза, снижаясь до скорости безопасного сброса в 160–180 км/ч.

Что такое говорил Хаяси? Мацуо видел впереди темный силуэт корабля, возможно, в 15 000 метров, и не видел никаких стальных змей, готовых пожрать его самолеты, никаких признаков зенитного огня вообще. Однако вскоре он понял, что имел в виду Хаяси, говоря про смертоносный стальной ливень. Летящие низко и относительно медленно торпедоносцы были для зенитных установок «Кирова» самой легкой из возможных целей.

* * *

— Самсонов, готовность к стрельбе, — прошептал Карпов. — В любой момент…

Они напряженно следили за приближением самолетов Мацуо, давно обнаружив их радарами. Первой мыслью Карпова было уничтожить их ЗРК средней дальности «Кинжал», но они видели только двенадцать целей, и он решил, что может сберечь эти ракеты. Он обернулся через плечо к «штатному историку» корабля.

— Федоров, значит, им нужно подойти на 2 000 метров?

— Верно, а лучше на 1 500.

— Тогда у меня есть предложение, но нужно чуть больше холода в головах и чуть меньше нервов, — он повернулся к адмиралу Вольскому, понимая, что окончательное решение за ним. — Мы обсуждали, стоит ли вывести из строя авианосцы прежде, чем они начнут эту атаку, но теперь это пустопорожняя дискуссия. Они идут к нам. Вопрос только в том, стоит ли нам тратить боезапас зенитных ракет, чтобы уничтожить их с большой дистанции.

— Боезапас и «Кинжала» и С-300 ограничен, — сказал Вольский. — У нас достаточно ракет, чтобы отбить эту атаку, но на это уйдет двенадцать ракет.

— Есть другое решение, — сказал Карпов. — Мы можем просто использовать зенитные орудия. АК-760 имеют дальность до 4 000 метров. Это вдвое выше, чем нужно подойти этим самолетам^[21]. Они заходят с обеих сторон, так что мы можем также задействовать «Кортики», как против тех пикирующих бомбардировщиков.

- Мы достаточно легко справились с итальянскими торпедоносцами в Тирренском море. Здесь не должно быть разницы. Да, мы подпустим их близко, но я не сомневаюсь, что мы уничтожим их прежде, чем они причинят нам какой-либо вред.

— Но что если они смогут сбросить торпеды? — Сказал Вольский. — Мы сможем уйти на маневрах от одной или двух, но не от двенадцати.

— Капитан прав, — сказал Федоров. — Мы сможем уничтожить их задолго до того, как они подойдут на дальность сброса торпед, но у нас будет короткое окно. Одной-двух очередей будет достаточно для уничтожения каждого из самолетов. Эти орудия имеют достаточную точность и скорострельность, чтобы сделать свое дело — по крайней мере, насколько я могу судить.

— Мы можем поразить любую цель, — заверил его Карпов. — Это та критическая разница, которую обеспечили нам восемьдесят лет разработок. Одна очередь означает сотню 30-мм снарядов по одному самолету. Наведение — поражение. Для лучшей точности мы будет использовать как радары, так и оптические системы.

— Но есть одно «но», — сказал Федоров. — Это японские пилоты. Они не сломают строй и не рассыпятся от первого сбитого, как те итальянские SM-79^[22]. Шок это будет для них или нет, это элита морской авиации этого времени. Они идут прямо в атаку, непоколебимо, как их и учили, и нам придется уничтожить их всех и каждого.

На мгновение в воздухе повисла тяжелая тишина. Они поняли, что намереваются делать — заманить в ловушку врага, который даже не представляет себе, что ударит по нему. Это чувство было знакомо многим участникам сражений — как на суше, так и на море. Ожидать врага, зная, что тот будет атаковать, зная о его храбрости, зная, какой страх должен ощущать враг, тем не менее, идущий вперед, зная, что им оставалось лишь убить его.

… Или быть убитым.

И они ждали, и это действительно остужало головы и убирало нервозность, как и сказал Карпов. Зрелище приближающихся торпедоносцев, сверкающих синими плоскостями в лучах света, было настолько потрясающим, что каждый на мостике смотрел на них. Адмирал Вольский сидел в кресле и ждал. Далекий гул моторов усилился. Он медленно повернулся к Карпову с тоской в глазах.

— Карпов, — тихо сказал он. — Цели уничтожить.

— Так точно. — Он быстро повернулся к Самсонову и кивнул. — С приходом на 4 000 цели уничтожить.

* * *

Мацуо увидел первые яркие искры трассеров, понесшиеся со стороны корабля. Как мало орудий, подумал он, вспомнив учения по отражению атаки торпедоносцев на линкоре «Ямато». Этот корабль мог буквально осветить небо трассерами, но сейчас…

А затем он увидел, как самолет лейтенанта Томаситы слева от него исчез в огненном шаре и услышал, как что-то с металлическим треском ударило в его собственный самолет. Он вцепился в ручку управления, напряженно пытаясь удержать машину. Но посмотрев направо и налево, он непроизвольно ахнул, увидев, как струи огня разрывают самолеты один за другим, как снаряды находят цели, словно у них есть глаза. Каждый сноп огня находил один из самолетов и тяжелые снаряды рвали их на части, отрывая крылья, торпеды отваливались от разорванных фюзеляжей и беспорядочно падали в воду. Самолеты рушились в море изуродованными обломками.

Теперь он понял, что пережил Хаяси. Понял, что тот пытался описать… И почему он попрощался с ним формальным «Сайонара».

Но он вспомнил свое обещание и решил, что не умрет, не сделав ни выстрела в ответ. Он открыл бешеный огонь из крыльевых пулеметов, хотя и понимал, что это было жалким и бесполезным жестом отчаяния. Но он был почти у цели. Визуальный дальномер показывал 2 000 метров, и он, издав последний клич, сбросил торпеду в тот самый момент, когда струя красно-желтых искр нашла его самолет и сотрясла его градом ударов.

Хаяси… Его лицо… Его глаза, когда он сказал свое последнее слово!

Сайонара…

* * *

На «Сёкаку» адмирал Хара ожидал сообщений об итогах воздушных ударов, рассчитывая на хорошие новости. Затем влетел ликующий офицер связи Оноси, докладывая, что удар по Дарвину был нанесен с большим успехом.

— Командиры эскадрилий докладывают об успешных ударах. В порту потоплен эсминец и два грузовых судна, пытавших покинуть гавань. Вражеские артиллерийские установки на берегу понесли серьезный урон. У Ямаситы не будет проблем с высадкой после того, как группа Ивабути произведет обстрел.

Хара задумался.

— Потери?

— Два самолета получили легкие повреждения. Противник был застигнут врасплох.

— А что насчет крейсера?

— Адмирал?

— Крейсера, который создал столько проблем самолетам Сакамото. Вы не слышали о докладе Хаяси?

— Прошу прощения, адмирал. Мы пока не получили доклада от капитана Мацуо.

— Они уже должны возвращаться. — Хара не был доволен молчанием торпедоносцев. У него было какое-то смутное нехорошее предчувствие, так что он радовался, что приказал Ивабути и его «Ямасиро»^[23] изменить курс, чтобы взглянуть на этот крейсер, прежде, чем осуществлять обстрел Дарвина.

- Дайте мне знать, как узнаете что-либо от Мацуо. И свяжитесь с группой прикрытия. У них должны быть какие-то новости, верно? Почему они молчат?

— Немедленно, адмирал, — сказал Оноси, направившись в радиорубку.

Отсутствие новостей не было хорошей новостью, подумал Хара. Этот крейсер оказался песком в ботинке с того самого момента, как Сакамото впервые обнаружил его. Потребуется еще час, чтобы все самолеты вернулись на корабли. У него было еще много ударных машин на борту, в частности, восемнадцать торпедоносцев на «Дзуйкаку» и еще восемнадцать на его собственном корабле. Но не было смысла поднимать их на палубы, так как все равно должны были вернуться бомбардировщики. Он ждал докладов Мацуо и Ивабути, и не был доволен.

«Очень простая операция», буркнул он себе под нос. Так сказал Ямамото, но простейшие вещи имеют привычку выворачиваться черт знает во что в боевых условиях. Ни в чем нельзя было быть уверенным. Он знал, что спокойное море обманчиво. Всегда нужно быть наготове.

Он повернулся и посмотрел на грозовой фронт, следовавший прямо за ними. Скорее всего, удастся принять все самолеты прежде, чем поднимется ветер. Затем они смогут уйти от шторма. План операции все еще требовал следовать на юго-восток, к Дарвину.

Очень простая операция…

* * *

Наблюдатели на высокой «пагоде» линкора «Кирисима» заметили что-то на юге и услышали слабый гул стрельбы. Они доложили об этом, и Ивабути быстро связался с разведывательным гидросамолетом, приказал проверить.

Пятнадцать минут спустя вышел на связь лейтенант Мурадзима с гидросамолета F1M1, прозванного американцами «Пит». «Кирисима» нес два таких на корме, предназначенных для разведки. Было очевидно, что торпедоносцы с «Дзуйхо» столкнулись с противником на юге, но больше ничего сказать было нельзя. Держащийся на высоте 1500 метров самолет имел дальность обзора более чем восемьдесят миль до горизонта во всех направлениях, но за отсутствием радара пилоту приходилось полагаться лишь на пару зорких и опытных глаз.

Прямо впереди три быстроходных корабля 5-й крейсерской дивизии разошлись широкой дугой. На юге виднелась какая-то тень на фоне голубого неба, и он довернул, чтобы лучше рассмотреть. Через несколько минут он понял, что нашел то, что искал, и взглянул на объект в бинокль. Затем немедленно вышел на связь, отправив кодовую фразу, обозначавшую «корабль» и сообщил его приблизительный курс и скорость относительно собственной позиции. Он отправил еще один код — «затемнение». И затем решил, что нужно набрать высоту.

Десять минут спустя он улыбнулся, увидев, как крейсеры заложили широкий поворот вправо, выходя на курс перехвата. Затем он заметил еще кое-что в небе перед собой — какой-то самолет, и сначала подумал, что это была одна из машин, возвращавшихся из налета на Дарвин. Однако рассмотрев его в бинокль, он понял, что не знает, что это такое. Оно двигалось низко и медленно, и у него не было крыльев! Об этом тоже нужно было доложить.

* * *

Роденко получил данные от Ка-40 и точно определил параметры обнаруженных целей, которые затем были введены как в навигационную систему, так и в БИЦ. Ка-40 находился в воздухе уже некоторое время, и теперь двигался в обратную сторону от противника, но данных, в сочетании с видеосъемкой камерой высокого разрешения оказалось достаточно, чтобы, наконец, нарисовать четкую картину происходящего.

Федоров анализировал данные, просматривал видеосъемки и сверялся со своими книгами и другими материалами, и расставлял отметки на цифровой карте. Вид у него был озадаченный, так как все выглядело бессмысленно. Затем Николин доложил о том, что принял четкий сигнал на коротких волнах и определил точную дату — 25 августа 1942 года.

— Должно быть, мы потеряли все дни, прошедшие с момента нашего ухода с острова Святой Елены. На самом деле, я полагаю, что мы начали смещаться в это время уже вчера. Я ощущал, что что-то не так. Очень необычно, — сказал он, когда началось совещание.

— Мягко сказано, — вставил Карпов. — Я все еще пытаюсь проснуться всякий раз, как понимаю, что мы стреляем в самолеты, снятые с вооружения восемьдесят лет назад.

— Все еще может быть впереди, — предупредил Федоров. — Ка-40 определил «Кидо Бутай» этой операции — основное соединение авианосцев. Они смогли получить несколько записей, но затем ушли на восток ввиду угрозы вражеской авиации. Но этого было достаточно. Я внимательно изучил записи и уверен, что группа состоит из авианосцев «Сёкаку» и «Дзуйкаку», а также легкого авианосца, тяжелого крейсера «Тонэ» и пяти эсминцев. — Он указал на навигационный дисплей, а затем вывел изображение на верхний монитор.

— Авианосцы находятся к северо-западу от нашей позиции на дальности около 175 километров. Это очень близко, учитывая радиус действия их самолетов. Мы находимся в зоне их досягаемости.

— Я уже высказал свое мнение относительно того, как решить эту проблему, — сказал Карпов. — Двух ракет будет достаточно, чтобы предотвратить их дальнейшие действия против нас.

Адмирал Вольский кивнул, но ничего не ответил. Затем он спросил об общей картине.

— Похоже, что разворачивается крупная операция по захвату Дарвина, — сказал Федоров. — Но этого не должно было быть — с точки зрения истории. Особенно в этот период. Боевые действия сейчас должны быть сосредоточены на Соломоновых островах и Гуадалканале. Но судя по тому, что мы наблюдаем, я полагаю, что разворачивается Операция «ФС» или какое-то ее подобие.

— Операция «ФС»? — Спросил Вольский.

— Она была направлена на изоляцию Австралии путем продвижения на юг через Соломоновы острова к Новой Каледонии, а затем к Фиджи и Самоа. Собственно, первые буквы названий этих островов и есть «ФС». Атака на Дарвин была составной частью этой операции. Она задумывалась в начале 1942 года, но встретила сопротивление командования сухопутных сил Японии, а затем была отменена ради операции на Мидуэе. Но судя по тому, что происходит сейчас, я могу сделать только один вывод — либо Битвы за Мидуэй так никогда и не случилось, либо японцы ее выиграли.

— Они должны были потерять в ней четыре авианосца, верно? — Спросил Вольский.

— Так точно, — продолжил Федоров. — Тем не менее, если они смогли начать операцию такого масштаба, они, вероятно, имеют достаточные авианосные соединения в регионе. То, что мы видим, в общем и целом вспомогательный удар. Он не был частью первоначального плана операции FS, но, вероятно, оказался добавлен. Учитывая, что здесь находятся два тяжелых авианосца, японцы должны по-прежнему иметь основные силы у Соломоновых островов для броска на юг. Они бы не смогли успешно наступать без мощного воздушного прикрытия. Но «Сёкаку» и «Дзуйкаку» здесь быть не должно. Они должны быть у Соломоновых островов, поддерживая наступление на Гуадалканал. Они должны были вступить в бой с американскими авианосцами «Энтерпрайз» и «Саратога» 24–25 августа этого года… Но так случилось только потому, что остальные четыре тяжелых авианосца оказались потеряны у Мидуэя. Я полагаю, если они здесь, это означает, что Битвы за Мидуэй так и не случилось.

— Я так понимаю, что уже ни о чем нельзя говорить с уверенностью, — сказал Карпов.

Федоров нахмурился и пожал плечами.

— Боюсь, я вынужден согласиться, капитан. Мы наблюдаем полную перекройку хода войны на Тихом океане. В последние два часа Николин был очень занят. Перехваты передач Союзников четко говорят о том, что Порт-Морсби в Папуа-Новой Гвинее занят японцами, а это означает, что сражение в Коралловом море завершилось победой японцев или же даже не состоялось. Это радикальное отклонение от той истории, которую мы знаем, и мы оказались прямо посреди хорошо перемешанной каши.

— Значит, вы считаете, что это 1942 год, — сказал Вольский. — Что же насчет вашей теории об интервалах? Почему мы не переместились дальше?

— Это была лишь теория, товарищ адмирал. Я предположил, что мы должны были бы переместиться в 1943 на основе предыдущих перемещений, но Николин убежден, что это 1942. Тот же самый год, в который мы оказались в Средиземном море.

Вольский усмехнулся.

— И что подумает адмирал Тови, когда узнает об этом? Вы говорите, что мы, возможно, начали перемещаться вчера? Мы исчезли у Святой Елены 23 августа 1942, а теперь появились здесь, за тысячи километров всего через день? Англичане мозг себе вывихнут, если об этом узнают!

Федорову показалось, что он пришел к поразительному выводу, но он ничего об этом не сказал, будучи слишком обеспокоенным непосредственной ситуацией. Вольский заметил блеск в его глазах и забеспокоился, но также не стал развивать эту тему, когда молодой старший помощник продолжил.

— Учитывая, что «Хронология войны на море» больше не будет нашей универсальной шпаргалкой, сейчас мы можем принимать решения, основываясь исключительно на непосредственной оценке ситуации. Есть две важные группы целей. Группа из трех крейсеров находится примерно в сорока километрах к северу от нашей позиции, и теперь они повернули на юг. Они приблизятся на дальность стрельбы в ближайшее время. Вторая группа целей находится примерно в семидесяти километрах к северу и движется на восток-юго-восток курсом перехвата. У нас есть четкая картинка по этой группе. Это линкор типа «Конго» с двумя эсминцами. Вероятнее всего это «Кирисима», так как этот корабль часто действовал совместно с этими авианосцами в начале войны.

— Если только все не изменилось, — сказал Карпов. — Что заставляет вас думать, что эти подробности останутся в силе?

— Разумеется, я не могу быть уверен. Вы высказали верное замечание, капитан, но я могу делать некоторые обоснованные предположения на основе общих знаний. Наше преимущество здесь уже не столь существенно, но некоторые аспекты истории все еще кажутся прежними, в частности, состав авианосной дивизии, которую мы обнаружили. Линкор, действующий совместно с авианосцами, должен обладать достаточной скоростью. Корабли типа «Конго» могли развивать до 30 узлов. Картина в целом иная, но куски мозаики все те же. Это те же корабли, что участвовали в сражении в Коралловом море, не считая другого легкого авианосца. Японцы, похоже, все еще составляют корабли в группы так же, как мы знаем из истории. По части этого линкора я очень уверен. Ошибок в типе быть не может, и если это «Кирисима», то его капитаном может оставаться Сандзи Ивабути, а это грозный противник. Для нас разумно держаться как можно дальше впереди от этого корабля.

— У нас не возникло проблем с двумя итальянскими линкорами, — сказал Карпов. — И можно сказать, что мы поставили все британские линкоры в безвыходное положение.

— Верно, — ответил Федоров. — Но это не итальянцы. Вы видели, что было, когда нас атаковали торпедоносцы. Они умирали, но продолжали рваться вперед. Можете ожидать того же от Ивабути. Он был непреклонен. Фактически, он участвовал в первом бою линкоров в Тихом океане. Его корабль вступил в ночной бой у острова Саво у Гуадалканала с американскими линкорами «Вашингтон» и «Южная Дакота». У меня есть материалы с подробным описанием этого сражения, и я подготовил слайд с описанием повреждений, полученных «Кирисимой». — Федоров вывел на экран схему корабля, покрытую красными и синими точками, обозначающими места попаданий снарядов.

— Взгляните на это, и обратите особое внимание на красные точки. «Кирисима» был поражен не менее чем двадцатью 406-мм снарядами, каждый из которых обладал огромной ударной силой, почти такой же, как у наших ракет!^[24] Обратите внимание, что большинство попаданий приходятся на район главной палубы или ниже. Светлые синие точки на надстройках обозначают места попаданий 127-мм орудий вспомогательных калибров числом еще семнадцать. Корабль получил повреждения рулевой группы и машинного отделения. Из-за пожаров пришлось затопить снарядные погреба. Броня была пробита, появились подводные пробоины, но экипаж продолжал бой, пока командир группы борьбы за живучесть не смог остановить опрокидывание корабля… — Он сделал паузу, позволив изображению говорить самому за себя и надеялся, что произвел впечатление на других офицеров, в особенности, на Карпова.

— «Кирисима» был потоплен в том сражении, которое должно было состояться в ноябре этого года. Его капитан был спасен из воды и отправлен на Филиппины. Во время американского вторжения он ослушался приказа отступить из Манилы и продолжал оборонять город, квартал за кварталом, в результате чего город был полностью уничтожен, и погибло до ста тысяч местного населения. Но словам некоторых, он совершил самоубийство, когда американцы достигли последнего очага обороны. Позднее эти события получили название «Манильская резня», а генерал-полковник Ямасита был казнен в 1946 году, хотя дал приказ покинуть город, чтобы этого не случилось. Одним из обвинений в военных преступлениях было то, что он не смог сдержать своего подчиненного, спровоцировавшего уличные бои в городе — и это был капитан Сандзи Ивабути. Этот самый человек может находиться примерно в семидесяти километрах от нас по правой раковине. Я не сомневаюсь, что ему была поставлена задача найти и уничтожить нас любой ценой.

Никто ничего не ответил.

* * *

Крейсер «Нати» возглавлял бросок на юг в лучах начавшего опускаться солнца, освещающих набирающие силу серые грозовые облака на северо-западе. «Мёко» шел в тысяче метров правее, а «Хагуро» слева и несколько позади. Все три корабля снова воссоединились в составе 5-й дивизии крейсеров после того, как «Нати» провел некоторое время на севере. Его капитан Такахико Киёта принял командование всей дивизией. Он был компетентным офицером, полностью готовым к бою.

Все корабли Киёты относились к одному типу и были построены между 1927 и 1928 годами, имели длину 202 метра и полное водоизмещение чуть менее 15 000 тонн. Они имели необычную конструкцию с группой из трех башен с двумя 203-мм орудиям каждое на носу и еще двух на корме. Передняя групп из трех башен сттала возможна только благодаря установке башни?3 орудиями к корме, но это обеспечило кораблю дополнительную огневую мощь в сектора примерно до 23-го градуса по каждому борту. Эти корабли были идеальны для поисковых и разведывательных операций, будучи достаточно быстрыми, чтобы настичь любого противника, и достаточно мощными, чтобы нанести ему серьезный урон.

Две передние трубы были изящно склонены назад и соединены вместе, выглядя как одна. Третья, меньших размеров, находилась на миделе корабля. В погоне за противником они располагали еще одним грозным оружием — очень эффективными торпедами Тип-93 «Длинное копье», имеющими дальность, превышающую таковую у любых других торпед в мире в этот период и составляющую почти 37 000 метров за счет двигателя на сжатом кислороде. В реальности они обычно запускались с дистанции не более 18 500 метров, но и это было вдвое больше, чем у аналогичных торпед американских и других союзнических кораблей.

Мы первыми атакуем вражеский корабль, подумал Киёта. И было бы желательно, чтобы мы справились с ним прежде, чем сюда доберется Ивабути. Только не хватало, чтобы тот прицепил себе еще одно перо на фуражку. С этой мыслью он приказал отправить сообщение капитану «Хагуро» Мори и капитану «Мёко» Ямазуми: «курс 160, открыть огонь носовыми башнями по моему сигналу. Приготовиться к пуску торпед с дистанции 15 000 метров». И, ради приличия и соблюдения устава, от также приказал отправить сообщение Ивабути: «Наблюдаю противника, атакую в 15.30».

* * *

На «Кирове» не было времени на обсуждения. Карпов хотел немедленно атаковать ближайшую оперативную группу противника, но адмирал раздумывал о том, чтобы просто уйти от них.

— Не в этот раз, товарищ адмирал, — сказал Федоров. — Они могут развить 34–36 узлов, так что если вы не хотите артиллерийской перестрелки, нужно принимать решение немедленно.

— Мы можем задействовать артиллерийские установки, — сказал Карпов.

Они мчались к северной оконечности острова Мелвилл, но японская группа использовала превосходство в скорости, чтобы несколько обойти их, и старалась их отрезать. Вольский понял, что у них нет выбора. Искусство выжидания в обороне замечательно сработало с пикирующими бомбардировщиками, но на этот раз нужно было взять инициативу в свои руки и показать, что лучшая оборона — это наступление.

— Возможно, нам стоит использовать ракеты? «Москиты-2» имеют большую ударную мощь.

— Так точно, — сказал Карпов. — Но их осталось только девять, а всего двадцать шесть ПКР. И мы не должны забывать о линкоре. Начнем со 152-мм орудий.

— Хорошо. Можете действовать по усмотрению.

Карпов кивнул и повернулся к Самоснову.

— БИЦ, принять целеуказание. Огонь по готовности.

— Есть.

Они проследили за тем, как носовая^[25] башня довернула и навела стволы на невидимую вдали цель.

— Дистанция 37 200 метров! Открываю огонь!

С резким Бах! Бах! Бах! Оба ствола начали откатываться с интервалом в три секунды. Направляемые радаром, снаряды устремились к цели.

* * *

Впередсмотрящие на «Нати» заметили, что темный силуэт вдали осветили вспышки в носовой части и доложили, что противник открыл огонь. Киёта был удивлен, учитывая дальность. По его оценке, корабль противника должен был быть линкором. Могли ли американцы направить сюда оперативную группу? Но корабль был один, без сопровождения. Мог ли британский корабль основного класса уйти из Дарвина, чтобы мы об этом не знали? В этом было немного больше смысла. Американцы не могли проскользнуть через Коралловое море и Торресов пролив. И ни один известный тяжелый крейсер не мог вести огонь на дистанции свыше 35 000 ярдов! Итак, это был британский линкор, или, возможно, один из их быстроходных линейных крейсеров. Он потер руки, ощущая охотничий азарт. Но Киёту ждал еще один сюрприз. Смертоносная точность вражеского огня.

Два маленьких гейзера взмыли совсем рядом с левой скулой «Мёко». Затем он ошеломленно увидел, как корабль получил попадание в длинную изящную носовую часть. Взрыв раздался перед передней башней, второй справа от барбета. Одно из двух орудий задрало вверх. Еще два снаряда упали совсем рядом с правым бортом.

Два попадания первым же залпом, подумал Киёта? Но снаряды были небольшого калибра. Гейзеры и взрывы не соответствовали главному калибру линкора. Но точность и дальность! Орудие малого калибра, превосходящее его большие 203-мм орудия, само по себе было очень удивительным делом. Он дал приказ поставить дымовую завесу и поддерживать ее до дистанции 23 000 метров, чтобы затем не мешать собственным артиллеристам. Вскоре вызванный искусственно дым присоединился к дыму от слабого пожара на «Мёко», и все корабли заволокло серым маревом. Ему пришлось изменить курс на пятнадцать градусов влево, чтобы не выйти из-под дымовой завесы, и с удовлетворением отметил, как все три корабля четко выполнили маневр, который отрабатывали множество раз. Изменение курса позволяло также задействовать кормовые башни. Однако вскоре он отметил, что дым не влиял на точность огня противника. Снаряды падали по шесть, и в каждом залпе были попадания!

Этот корабль не может использовать для управления огнем оптику, подумал он. Мачты наших кораблей едва видны с такой дистанции. Он напомнил себе сделать пометку в журнале о том, что корабль, предположительно, должен быть оснащен новой британской системой управления огнем на основе радара. Затем раздался тяжелый удар по его собственному кораблю, показался черный дым у основания надстройки.

— Пожар ниже палубы! — Доложил Харада по переговорной трубе. — Значительных повреждений нет.

Киёта кивнул и поднял бинокль. Им потребуется еще десять-пятнадцать минут, чтобы выйти на дистанцию, позволяющую просто открыть огонь из собственных 203-мм орудий! Пока же ему просто оставалось стоять, в ярости наблюдая все больше попаданий по собственным крейсерам. «Мёко» получил еще два попадания в центральную часть, одно в дымовую трубу. На носу «Хагуро» начался пожар. Он оценил дальность в 32 000 метров и скомандовал идти зигзагом, но безуспешно. Вражеские снаряды продолжали сыпаться на них, повторяя каждый маневр. «Хагуро» получил попадание в башню номер один, вызвавшее достаточно тяжелый пожар.

«Киров» вел бой как хорошо тренированный боксер, держа дистанцию и нанося чувствительные выпады прямо в лицо противника. Наконец, взведенный Киёта скомандовал открыть огонь прежде, чем противник оказался в зоне досягаемости орудий. Грохот 203-мм орудий «Нати»прозвучал как команда «Полный вперед!».

* * *

Грохот палубных орудий подчеркнул доклад Самсонова.

— Цель «Альфа» — два попадания. Цель «Бета»^[26] — попадание. — В следующие несколько минут Самсонов выпустил в общей сложности шестьдесят снарядов, добившись 24 прямых попаданий и множества «близких разрывов». Могло быть и хуже. Они стреляли в ручном режиме и не использовали всей скорострельности 152-мм орудий.

— Прямо как с итальянскими крейсерами, — сказал Карпов. — Мы порвем их на части прежде, чем они подойдут на дальность стрельбы.

— Противник открыл огонь, — доложил Роденко. — Недолет. — Первый же залп противника лег со значительным недолетом, но довольно точно по азимуту.

— Федоров, — спросил Вольский. — Мы можем потопить эти корабли артиллерийским огнем?

— Вероятно, товарищ адмирал. Но они будут продолжать сближение, пока не подойдут на дистанцию пуска торпед. Наши снаряды наносят им повреждения, но не смертельные.

— Нужно что-то посерьезнее. Карпов, как насчет MOS-III? Мне нужно хорошенько их ошарашить.

— Согласен, товарищ адмирал. Самсонов, одну ракету к пуску. Целеуказание по усмотрению.

— Так точно. Ракета номер девять — пуск! — Ракета номер десять была использована Карповым для уничтожения американской 16-й оперативной группы в Северной Атлантике — будучи оснащена ядерной боевой частью. Самсонов нажал кнопку пуска и раздался предупреждающий сигнал сирены, а затем раскрылся люк в передней части палубы и показалась стартовавшая «по минометному» ракета. С ревом сработал мощный ускоритель, от которого затряслась палуба, и ракета ушла в небо. «Старфайер» был самой быстрой ракетой на корабле, хотя его боевая часть была на 100 килограммов меньше, чем у «Москита-2». Самсонов огласил время полета до цели — 18 секунд. Вскоре на горизонте ярко вспыхнул огненный шар, из-за которого показался толстый столб черного дыма.

Мы видим цель — мы поражаем ее, подумал Вольский, вспомнив слова Карпова. Он задался вопросом, отпугнет ли это противника, так как число ПКР сменилось на 25. Роденко доложил о том, что один из вражеских кораблей потерял скорость и вывалился из строя. Это был «Хагуро».

* * *

Киёта увидел, как что-то приближалось. Оно неслось высоко в голубом небе, оставляя длинный хвост белого дыма за огненным хвостом. Оно двигалось невероятно быстро, быстрее, чем любой самолет, который он когда-либо видел, настолько быстро, что он едва успел указать на это, когда оно внезапно рухнуло вниз и с грохотом, взрывом и пламенем ударило прямо в нос «Хагуро», шедшего слева от них, чуть ниже трех орудийных башен. Он ахнул, увидев, что это что-то прошло через весь корабль, выбросив тучу разорванного металла и огня с другого борта.

Что за демон из тысячи адов? Это был словно Райдзю, громовой зверь, падающий с неба в обличье молнии с ужасным громовым ревом. А затем погреба шести 203-мм носовых орудий взорвались. Нос корабля разорвало на части, одна из массивных 203-мм башен взлетела в небо, словно игрушка. «Хагуро» тут же зарылся в воду, и Киёта понимал, что это был смертельный удар.

— Сообщите на «Кирисиму», — сказал он. — Скажите им, что это не крейсер, это линкор! Скажите, что мы поймали Мидзути за хвост, и потеряли «Хагуро».

Мидзути был легендарным и вызывавшим сильный страх водным драконом в японском и китайском фольклорах. Он уже мог смутно видеть вражеский корабль, а затем услышал еще один удар и взрыв вражеского снаряда на броне его корабля. Передние орудия снова дали залп, но дистанция составляла 27 000 метров, и он знал, что понадобится полминуты, чтобы они даже смогли заменить всплески от выпущенных снарядов, не говоря уже о том, чтобы нанести врагу какой-либо урон. Он видел, что противник отворачивает в сторону, направляясь к острову Мелвилл, чтобы увеличить дистанцию. Вероятно, они бы смогли настигнуть его, но на сколько узлов в час^[27] они могли двигаться быстрее? Сколько времени уйдет на то, чтобы сблизиться на нужную дистанцию? Через какое-то время противнику придется повернуть влево, чтобы разойтись с островом, но сколько урона он им нанесет до этого? Орудия снова дали залп, и он видел в бинокль, что снаряды легли с недолетом.

На «Хагуро» оставалось более 700 человек, и большинство из них скоро окажутся в воде, откуда могут быть спасены. Должны ли они были продолжать преследование? Спустя пять минут он отдал приказ прекратить погоню и занять параллельный курс для слежения за противником, находясь вне пределов его досягаемости. Ивабути отправил свои два эсминца для спасения выживших. Ему оставалось маневрировать, следя за врагом, или же идти навстречу с «Кирисимой», спешившим перехватить вражеский корабль на полном ходу в тридцать узлов.

— Ну хорошо! — Сказал Киёта, отдав приказ отвернуть. — Наш старший брат на подходе, Мидзути. На этот раз это будет честный бой, и мы посмотрим, сколько у тебя еще молний в запасе!

* * *

Роденко доложил о том, что один вражеский корабль потерял ход, а два других изменили курс. Вольский немедленно приказал прекратить огонь.

— Хорошо, что эти люди не стали жертвовать собой во имя империи, — сказал он.

— Возможно, нам помог маневр в направлении острова Мелвилл, товарищ адмирал, — сказал Федоров. — Они не смогли бы сблизиться с нами прежде, чем мы достигли бы береговой линии, а урон, который мы им нанесли, дал им понять, что они с нами не справятся.

— Я все еще вижу крупную отметку, направляющуюся в нашу сторону, — сказал Роденко.

— И нам нужно будет повернуть на север через десять минут, чтобы обойти остров. Я намерен провести нас между Парри-Шоалс и Мермайд-Шоалс, а затем вокруг мыса Ван Дамиен.

— Что по линкору?

— Приближается на 30 узлах. Оставшиеся два крейсера изменили курс и идут на соединение с ним.

— Когда он сможет атаковать нас? — Спросил Карпов.

— Если бы мы могли оставаться на этом курсе, то я бы сказал, что никогда, но нам придется повернуть, как говорит Федоров, и тогда они окажутся в пределах тридцати километров вскоре после поворота.

— Федоров?

Старпом сделал несколько быстрых расчетов и постучал пальцем по планшету из оргстекла.

— Они смогут открыть огонь вот здесь. Когда мы будем огибать мыс Ван Димен. Я бы направил нас через залив Бигль к югу от Мэри-Шоалс. После этого мы сможем направиться на восток и дать полный ход. Это позволит нам быстро оторваться от них, хотя наше преимущество в скорости составит всего два узла, и какое-то время мы будем находиться под обстрелом.

— На восток… — Вольский хлопнул рукой по столу. — Они выгнали нас из Тиморского моря! Не слишком теплый прием.

— Так точно, — сказал Федоров. — Но любой другой курс будет означать сражение с этим линкором. Кроме того, нельзя забывать и об авианосцах к западу от нас.

— Роденко, что по самолетам, совершавшим налет на Дарвин? — Спросил Вольский.

— Наблюдаю их на северо-западе, сигнал слабеет, — сказал Роденко. — Теряю контакты один за другим. Снижаются на малые высоты.

— То есть, вероятно, возвращаются на авианосцы. Это займет у них от тридцати минут до часа, но я бы сказал, что они смогут подготовить их к вылету к 16.40. У низ будет достаточно дневного света для того, чтобы снова атаковать нас.

— Мы можем не дать этим авианосцам поднять самолеты точно так же — еще парой MOS-III «Старфайер», — сказал Карпов.

— Это может быть не обязательно, — сказал Роденко. — Шторм приближается на скорости не менее тридцати пяти километров в час. Вскоре он создаст помехи для их действий.

— Согласен, — сказал Федоров. — Им нужно будет стать по ветру, а это приведет их прямо навстречу шторму. Я бы не сказал, что это не даст им поднять самолеты, но на их действиях скажется.

Вольский задумался.

— Как долго линкор сможет преследовать нас?

— Дыхалка у него хорошая, товарищ адмирал. Это действительно замечательный корабль — все предусмотрено. Дальность хода 10 000 миль на 14 узлах. На полном ходу, разумеется, меньше, но он сможет идти достаточно долго, если они решат нас преследовать.

— Я полагаю, что человек, которого вы описали нам ранее, захочет взять нас за горло в кратчайшие сроки, — сказал Вольский. — И, судя по той диаграмме, мы не отделаемся парой ракет, чтобы отговорить его. Итак, товарищи офицеры, мы уходим. Я не хочу вступать в бой с этим кораблем, если только мы не будем вынуждены. Скоро наступит темнота, а она будет на нашей стороне.

— Мы направляемся в Арафурское море, но впереди будет Торресов пролив.

— Опять узкий проход, — сказал Вольский. — Хорошо. Давайте обойдем этот мыс и посмотрим, сможем ли мы оторваться от этой зверюги. Затем направимся в Арафурское море. Одному черту ведомо, что будет, когда мы пройдем Торресов пролив.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ БОГИ ГРОМА

«Никакие боги никаких племен никогда не наполняли моря такими чудовищами, каких нынче породил человек. Облаченные в стальные шкуры, они несутся вперед, питаемые разбитым камнем, поднимая волны и брызги. Их жилы сделаны из стали, нервы — из меди, их кровь — красное и синее пламя. Они всматриваются вперед магическими глазами. Их рев заглушает шторм. Они настигают и разрушают то, что человеческий глаз не способен различить»

Гомер Ли, «Бесстрашие невежества»

ГЛАВА 10

Капитан Сандзи Ивабути все больше терял терпение, а нетерпение человека на его должности означало скорые приказы. Крейсера Киёты столкнулись с превосходящим противником. Потеря «Хагуро» стала для него ударом хлыстом по лицу, и он был скор на то, чтобы выплеснуть свою боль на любого подчиненного.

— Какой позор, — сказал он своему старшему помощнику Коро Оно. — Наши крейсера бросились туда сами по себе. У нас не было достаточно сил. Значит, этот призрак появился из ниоткуда? Так что это за корабль, Оно? Исключая одинокий американский линкор, забравшийся в эти воды.

— Должно быть, это британский корабль, капитан. Они пытаются поддержать австралийцев. Он мог придти из Индийского океана, пока мы собирали наши силы к северу от острова Тимор, прежде, чем мы развернули в районе операции подводные лодки. Возможно, он даже прибыл в Дарвин и теперь прорывается из него, чтобы не быть потопленным самолетами адмирала Хары.

— Да, а мы сейчас как раз должны обстреливать этот Дарвин! — Лицо Ивабути ясно говорил о его гневе.

— Киёта придумал подходящее имя — Мидзути, древний морской дракон, — сказал Оно. — Он докладывает, что корабль разорвал «Хагуро» носовую часть одним ударом и обстрелял его корабли на дистанции более 30 000 метров орудиями вспомогательного калибра.

— Чушь! — Вскипел Ивабути. — Скоро мы увидим, что может этот корабль. Между тем, что насчет авианосцев Хары? Было бы желательно скоординировать удар с ними. Немедленно свяжитесь с ним.

Оно поклонился и направился в радиорубку, чтобы отправить кодированное сообщение. Вернулся он с напряженным лицом, поджав губы и отдал честь прежде, чем говорить:

— Капитан, адмирал Хара сообщает, что в районе его кораблей ветер семь баллов, погода продолжает ухудшаться и начинается шторм. Он не станет поднимать ударную волну в таких условиях.

Ивабути просто посмотрел на него, сжав зубы и угрожающе прищурив глаза. Было известно, что он убил несколько гонцов, приносивших дурные вести, но сейчас взял себя в руки, глядя вперед на относительно спокойное море.

— Корабль по курсу! Тридцать градусов на юг! — Раздалось сообщение с вершины надстройки. Трое офицеров немедленно вскинули бинокли, и один быстро оценил дистанцию.

— Дистанция 27 300 метров! — Сказал он, и капитан хмыкнул.

— Капитан, — продолжил Оно. — Адмирал Хара советует вам сопровождать этот корабль в течение ночи. Наше задание по бомбардировке Дарвина отменяется. Нам приказано преследовать этот корабль.

— Отменяется? А высадка десанта?

— Капитан, у адмирала Хары остаются «Тонэ» и пять эсминцев. Кроме того, у него есть «Муцу» и «Нагато», сопровождающие вторую волну транспортов из Амбоины и Кендари.

— Да, я слышал, как он выцыганивал их у Ямамото, и даже пытался заполучить в свои руки «Мусаси».

— План изменился, капитан, — продолжил Оно. — Первая волна десанта из Купанга также задерживается из-за шторма. Они задержатся достаточно, чтобы встретиться со второй волной. Хара планирует высадить оба эшелона одновременно и и использовать для поддержки свои корабли. Нам приказано заняться этим британским линкором. Однако завтра адмирал планирует перевести свои авианосцы к востоку от Дарвина, откуда он сможет поддержать и десант и нас в Арафурском море.

— Значит, мы должны преследовать Мидзути и держать его за хвост, — Сказал Ивабути. — Так тому и быть. — Он мрачно посмотрел на персонал мостика. — Дистанция до цели?

— 25 500 метров, но они поворачивают вправо, обходя мыс с севера. Дистанция увеличивается. Этот корабль очень быстр.

Ивабути поднял бинокль, прищурился и, наконец, заметил вдали вражеский корабль. Хара, вероятно, был прав, подумал он, что не стал поднимать самолеты. Они доберутся сюда только через час, а затем им придется садиться в открытом море в шторм. Тем лучше для меня, подумал он.

— Значит, этот корабль быстр, — сказал он. — Это не может быть ни один из старых жирных линкоров. Это должен быть линейный крейсер — скорее всего, «Ринаун». Или, возможно, некий новейший корабль.

— Кроме того, у нас есть «Нати» и «Мёко», капитан, — сказал Оно. — Они получили по пять-шесть попаданий снарядов малого калибра, но на «Мёко» лишь разбито одно из орудий, а на обоих кораблях нет затопления или повреждения ходовой части. Нам нужна скорость, чтобы держать контакт с этим кораблем, и мы можем держать ход всю ночь.

Ивабути это понравилось, и он позволил себе напряженную улыбку.

— Старший артиллерист! — Капитан 2-го ранга Камитаке Косино немедленно подался к нему, почтительно поклонившись. — Обеим передним башням — огонь! Дадим им знать, что мы идем.

* * *

Первый залп лег с недолетом более чем в тысячу метров от их левой раковины, но Вольский отметил, насколько сильными были всплески и странный синий цвет, в который упавшие снаряды окрасили воду.

— Это было характерно для японского флота, — сказал Федоров. — Их залпы будут покрывать не более ста метров. Это дает больше промахов и меньше попаданий, но если залп попадет в цель, то это будут несколько снарядов сразу. А синий цвет от краски, товарищ адмирал. На линейных крейсерах типа «Конго» использовались маркирующие вещества, чтобы корректировщики могли определить всплески собственных снарядов. На «Конго» использовалась красная краска, на «Хиэй» черная, а на «Кирисиме» синяя.

— У них нет радаров управления стрельбой?

— Нет, товарищ адмирал, но у японцев была превосходная оптика и отличная подготовка для ночной стрельбы. Они умели поражать цели на большом удалении, хотя в истории и не было отмечено попаданий на дальности свыше 25 000 метров. Тем не менее, я предлагаю начать маневрировать, чтобы не дать им сократить дистанцию.

— Каков калибр их орудий?

— 356 миллиметров, товарищ адмирал. Вероятно, с бронебойными снарядами Тип-91.

— Не хотелось бы испытать на себе, — сказал Вольский. — У меня нет желания быть разбитым 356-мм куском стали, да еще и вымазаться в синий! Мы набрали тридцать два узла?

— Так точно. Но Быко переживает по поводу того, что бомба ударила очень близко к пробоине, полученной в Средиземном море.

— Да, нашей корме не везет. Сначала неисправность «Кинжала», потом инцидент с вертолетом, потом британцы, которые еле-еле промахнулись. Теперь еще и бомба. Что говорит Быко?

— Корпус пробит, товарищ адмирал, но значительно выше ватерлинии. Бомба почти что не нанесла серьезного ущерба из-за угла падения. Она почти что прошла мимо. Ударила очень близко к краю верхней палубы, пробила две палубы и трехметровую брешь в корпусе. У края броневого пояса. Большая часть силы взрыва ушла наружу, в воду. Быко делает все возможное, чтобы заделать пробоину и укрепить конструкции рядом. Но не забывайте о силовой установке, товарищ адмирал. В Средиземном море имела место вибрация в правой турбине, а также затопление. Быко говорит, что там все в порядке, но это будет слабым звеном, за которым потребуется пристально следить, в особенности, если нам придется идти на полном ходу, как сейчас.

— Ахиллесова пята… — Вольский сложил руки. — Хорошо, Федоров. Можете маневрировать по своему усмотрению.

— Прошу прощения, товарищ адмирал, — сказал Карпов. — Мне ответить огнем орудий?

Вольский посмотрел на него.

— Нет. Думаю, нам стоит не отвечать. Пара-тройка 152-мм снарядов только разозлит такого человека и укрепит его решимость. Роденко, дистанция растет?

— Так точно. Уже более 25 000 метров после поворота.

Новых залпов преследующих их кораблей не последовало, но Роденко заметил две меньшие отметки по обе стороны от линкора.

— Должно быть, это те крейсеры, что встретились нам раньше, — сказал Федоров.

— Скорость целей 34 узла, — сказал Роденко.

Федоров быстро прикинул в уме.

— Преимущество в два узла обеспечит им всего 3 700 метров в час. Через час они подойдут на максимальную дальность стрельбы. Солнце уходит за грозовой фронт, и темнеть будет быстро. Учитывая, что они должны нас видеть, они не станут стрелять, пока не приблизятся. Думаю, у нас есть два часа прежде, чем нас станет нужно о чем-либо беспокоится.

Вольского это устроило.

— Значит, если только линкор не станет вести огня, мы будем полагаться на преимущество в скорости. Мне нужно поговорить с доктором Золкинм о жертвах. Карпов, если линкор окажется достаточно близко, чтобы создать угрозу, обстреляйте его. Используйте одну MOS-III, не палубные орудия, и вгоните ее в надстройку. Он бросил нам перчатку. Я выслушал его вызов и не намерен отвечать, но это не значит, что меня можно донимать до бесконечности.

— Так точно, товарищ адмирал.

* * *

Мидзути ускользнул от них, медленно уйдя за далекий горизонт, хотя «Кирисима» продолжал выдавать 30 узлов. Ивабути приказал обоим крейсерам воспользоваться своим превосходством в скорости и выдвинуться вперед достаточно, чтобы наблюдать корабль, но не достаточно, чтобы спровоцировать его открыть огонь. Урок, выученный ранее, был трудным. Чтобы подойти к дракону, нужно было медленно, постепенно сокращать дистанцию, возможно, находясь под огнем несколько часов.

Капитан продолжал кипеть, время от времени ходя по мостику, отдавая краткие команды и пребывая в скверном настроении. Когда стало ясно, что они вряд ли что-то могут сделать, он, наконец, несколько смягчился и, отставив за старшего Одо, отправился вниз, чтобы поесть и отдохнуть.

Когда мрачный капитан ушел, Одо испытал некоторое облегчение. Он повернулся к капитану 3-го ранга Икеде, командующему вспомогательной артиллерией корабля.

— Похоже, что мы с чем-то столкнулись, — прямо сказал он.

Икеда поднял бровь.

— Учитывая настроение капитана, это может стать чем-то большим, — тихо сказал он. — Самым правильным словом будет «вендетта». Ивабути не отставит просто так потерю «Хагуро». Я думаю, он воспринял это как что-то личное.

— Этот вражеский корабль очень быстр! Он уже оторвался и ушел за горизонт.

— Крейсеры смогут вести его, а с первыми лучами солнца мы поднимем гидросамолет.

— У вас есть мысли, что это за корабль, Икеда?

— Что-то, не учтенное планом, что же еще? У британцев был корабль в Дарвине, и теперь он прорывается в порты на восточном побережье.

— Скорее всего, — сказал Оно. — Я знаю, что на нашем аэродроме в Порт-Морсби у нас появилась эскадрилья бомбардировщиков G3M «Рикко». Я думаю, мы должны уведомить их о том, что этот корабль направляется к Торресову проливу.

— Они не смогут атаковать такой быстрый корабль. Это работа для палубной авиации.

— По поступившим сообщениям, корабль был поражен авиабомбой сразу после обнаружения, но мы пока что ничего об этом точно не знаем.

— Завтра авианосцы Хары нанесут более массированный удар, — согласился Икеда. — Хара свое дело знает. Он либо потопит его, либо замедлит достаточно, чтобы его перехватили мы.

— Да, старина Кинг-Конг идет на восток прямо за нами. Но что-то подсказывает мне, что этот вражеский корабль станет серьезной проблемой. Возможно, сейчас он бежит, но вы же знаете о докладе Киёты? Он говорит, что он способен стрелять артиллерией малого калибра на 28 000 метров!

— Должно быть, Киёта ошибся, — вежливо сказал Икеда. — Я хорошо знаю артиллерию вспомогательных калибров, и она не может стрелять дальше 14–18 тысяч метров.

— Тем не менее, я видел повреждения, которые получили «Нати» и «Мёко», — сказал Оно. — Это не были орудия большого калибра. Если бы это были 356-мм орудия главного калибра, как наши, снаряды бы разорвали крейсера на части.

— Значит, они неверно определили дистанцию.

— Я бы не был так уверен, Икеда. Капитан Киёта опытный офицер. Он сближался на дистанцию пуска торпед, и мы оба знаем, что он бы уже на нее вышел, если бы оказался в нормальной зоне досягаемости вспомогательного калибра. Этот новый корабль должен быть чем-то, чего мы еще никогда не видели — новый корабль и новейшими орудиями.

— А что за ерунду Киёта нес насчет Райдзю? Он сказал, что «Хагуро» был поражен чем-то новым, быстрым, как молния, со смертоносной точностью и мощью.

— А вот это, похоже, был снаряд главного калибра, — сказал Оно. — Что еще могло нанести такой ущерб? Нос корабля почти что разорвало. Удачный выстрел? Крейсера Киёты хороши для охоты, но не для боя с линкором. Они поступили мудро, когда оторвались от него и присоединились к нам.

— Да, и я боюсь, что теперь Ивабути не успокоится, пока не навяжет бой этому кораблю.

— Согласен, — пожал плечами Оно. — Отдохните пока, капитан. Что-то подсказывает мне, что мы будем очень заняты в ближайшие несколько дней. То есть если эти старые машины выдержат такую погоню. Это будет долгая ночь.

ГЛАВА 11

Всю ночь «Кидо Бутай» — авианосное соединение — адмирала Хары шло на восток, обогнув с севера остров Мелвилл, с которого «Чарли-один» и «Стренглер» наблюдали «Киров». Однако сами два разведчика к тому времени находились далеко на юге, уходя от отрядов японской морской пехоты 26-го специального десантного полка, высадившегося на остров.

В предрассветные часы 26 августа 1942 года высадка в Дарвине шла полным ходом. Тяжелая группа огневой поддержки в составе двух больших линкоров, которые Хара вытянул у Ямамото, размалывали береговые батареи и оборонительные позиции, занятые остатками австралийских войск, эвакуированных из Порт-Морсби. «Муцу» и «Нагато» давали залп за залпом. Их огромные 406-мм снаряды разрывали берег и выбрасывали огромные столбы дыма и пыли навстречу седому рассвету. Ближе к берегу держались легкий крейсер «Тама» и эсминцы «Онами», «Киёнами» и «Окинами», также ведшие огонь из своих орудий.

Перед самым рассветом транспорты начали волна за волной высаживать солдат 21-го пехотного полка Шимада из 5-й дивизии Ямаситы, тех самых «тигров», что так озадачили британские силы, оборонявшие Малайю. Этого было более чем достаточно. Гарнизон Дарвина насчитывал не более батальона и в течение нескольких дней должен был быть сломлен непрекращающимися атаками японцев.

Хара был так доволен результатами работы линкоров, что отменил запланированный второй воздушный удар по Дарвину и решил вместо этого направить свое соединение дальше на восток. Повернувшись к командиру первой эскадрильи «Сёкаку» Масафури Арима, он запросил сводку по ситуации:

— Где сейчас соединение Ивабути?

— Примерно в 250 милях к северо-востоку от нас, адмирал. Крейсерам удалось сопровождать корабль противника всю ночь, но «Кирисима» медленно отстает, несмотря на то, что продолжает идти полным ходом. Британцы продолжают отступать. Капитан Киёта с «Нати» докладывает о том, что Ивабути сейчас примерно на двадцать миль отстает от цели.

— Удивительно, — сказал Хара. — Для старого линкора поддерживать такой ход — настоящий подвиг. Мы должны замедлить этот британский корабль, даже если мы разочаруем Ивабути, потопив его сами. Подготовьте крупный удар. Сакамото не следовало атаковать его девятью самолетами с зажигательными бомбами, и я в равной степени ошибся, отправив всего двенадцать торпедоносцев с «Дзуйхо».

Это было единственным, что омрачало настроение Хары. От B5N2 Мацуо так и не было получено никаких сообщений. Они ждали до самой ночи, и «Дзуйхо» смело обгонял шторм, чтобы безопасно принять их, но ни один самолет так и не вернулся. Вся ударная авиация «Дзуйхо» пропала без вести. На авианосце остались лишь двенадцать истребителей А6М2 Хидаки и единственный пикирующий бомбардировщик Хаяси, командира злополучной эскадрильи, единственного выжившего после первого удара по вражескому кораблю. Хара получил тяжелый урок и не намеревался повторять ошибки. На этот раз он отправит в бой опытных пилотов двух ударных авианосцев, с правильной нагрузкой, и на этот раз они ударят в полную силу.

— Двенадцать самолетов потеряны, — пробормотал он. — По крайней мере, мы смогли выловить половину пилотов. Флот достаточно легко даст нам новые самолеты, но другое дело найти опытных людей, способных летать на них. Хорошо, капитан. На этот раз это будет правильно организованная ударная группа. Готовьте наши эскадрильи, и все, что вам нужно с «Дзуйкаку». Я хочу отомстить за самолеты и людей, которых мы так глупо потеряли вчера. Отправим этот корабль на дно Арафурского моря!

— Так точно, адмирал! Гидросамолеты с кораблей группы Ивабути обнаружили цель. Кому я должен поручить возглавить атаку?

— Сакамото, кто же еще? Пускай задействует все пикирующие бомбардировщики Эмы, а также Ямагути. Наши торпедоносцы возглавит Итихара, а с «Дзуйкаку» — Субота — каждый по девять самолетов. Я не думаю, что нам потребуется серьезное истребительное прикрытие, но отправьте с ними одну эскадрилью. Самолеты с «Дзуйхо» должны обеспечить общее прикрытие группы. Наши собственные истребители должны осуществлять прикрытие кораблей флота. Я хочу, чтобы это был хорошо скоординированный удар, — он увещевающие поднял палец.

— Хорошо, адмирал. На этот раз Сакамото справиться с поставленной ему задачей.

— И да, — сказал в заключение Хара. — Хаяси все еще остается на «Дзуйхо». Прикажите ему присоединиться к ударной группе, если его самолет все еще пригоден к полету. Это пойдет ему на пользу. Думаю, он сейчас на грани совершения сэпукку. Так что окажем ему честь — дадим шанс сделать все правильно. Кто знает, может, он даже поразит цель еще раз!

* * *

Хаяси действительно пребывал в мрачном и подавленном настроении. Он в одиночестве сидел в инструкторской на «Дзуйхо», глядя на пустые стулья. Его прощание со своим старым другом Мацуо действительно стало прощанием, и он ощущал ответственность не только за гибель своих подчиненных, но и за летчиков Мацуо. И этот позор был слишком сильным. Он сидел, опустив голову на руки, как потерянный человек на потерянном корабле.

Какой прок от авианосца без самолетов, без огненного дыхания? Этот корабль когда-то был плавбазой подводных лодок, и, по его мнению, снова ею стал после потери своей единственной ударной эскадрильи. Он знал, что это была его вина. Если бы он тогда выполнил поставленную ему задачу, то все эти самолеты и пилоты были бы здесь, и они с Мацуо снова бы выпили, как в старые времена, до войны. Лучшие времена.

Наверху он слышал какую-то активность. Похоже, что экипажи готовили оставшиеся двенадцать истребителей к какому-то вылету. Затем в инструкторскую ворвался авиамеханик с покрасневшим от возбуждения лицом.

— Капитан Хаяси? Ваш самолет готов!

Хаяси медленно повернулся, не двигаясь. Его взгляд был пустым.

— О чем ты говоришь?

— Ваш D3, капитан. Я работал над ним всю ночь! Я заменил стойки шасси и укрепил оба крыла. В одной из лопастей все еще осталась вмятина, но мы заровняли ее как смогли. Двигатель будет работать немного грубо, но мы заменили масло и гидравлическую жидкость, и заменили две поврежденные трубки. Уже подвесили бомбу, капитан. Самолет уже поднимают на палубу!

— Бомбу?

— Разве вы не знаете, капитан? Вам приказано взлетать вместе с истребителями капитана Хидаки и возглавить ударную группу Сакамото.

На этом моменте Хаяси внезапно собрался.

— Приказано взлетать? Кем приказано?

— Приказ поступил с «Сёкаку», капитан. Вам следует подняться на палубу! Они готовят удар, чтобы найти и потопить британский корабль, который уничтожил наших братьев. Авиагруппа «Дзуйкаку» уже поднята на палубу. Ваш самолет — единственный ударный на «Дзуйхо», и пусть удачливый феникс летит с вами, капитан. Меня послали за вами. Вылет через десять минут.

Хаяси с трудом сглотнул, удивленный и ободренный этой новостью. Его настроение заметно улучшилось, он встал, вдохнул теплый воздух, и словно стал выше. Механик улыбнулся.

— Увидимся на палубе, капитан!

Хаяси кивнул, и осмотрелся, ища свои перчатки, и не нашел их. Не важно. Если его самолет будет способен лететь, то и он тоже. Приказ мог исходить только от одного человека, самого адмирала Хары. Он направился к выходу, но у двери остановился, повернулся и посмотрел на ряды пустых стульев. Затем тихо поклонился, отдал честь и бросился на палубу, слыша гул двигателей первых взлетающих самолетов.

Добравшись до палубы, он увидел, что его самолет уже был готов к взлету. Прямо позади его ожидало звено из трех А6М2. Молодой летчик-истребитель поприветствовал его из кабины.

— Капитан Хаяси? Я Ёсими Минами, командир звена, приданного вам в качестве сопровождения. Я имею честь пойти с вами в авангарде. — Он улыбнулся, свернув глазами, и завел мотор. Затем махнул рукой, указывая вперед.

Хаяси кивнул, а затем решительно направился к собственному самолету. Двигатель уже был заведен. Механик спрыгнул от кабины, когда он подошел.

— Прошу прощения, — сказал он. — Но у нас нет радиста для вас.

— И не нужно, — сказал он, и все, кто это слышал, поняли, почему. Хаяси получил редкую и особенную честь очистить свое прошлое, и на этот раз он был полон решимости искупить вину не только за собственный позор, но и за смерть летчиков его эскадрильи, и эскадрильи Мацуо.

Командир полетной палубы быстро подошел к носу его самолета и поклонился. Это был особый знак, который можно было давать только хикотайтё, командиру ударной группы, и Хаяси наполнился гордостью.

Хаяси отсалютовал ему и закрыл фонарь, пристегиваясь и тяжело дыша. Левая рука все еще болела после того, как его слегка задел снаряд, убивший сидевшего сзади радиста. На этот раз он летел один — один раненый пилот на одном подбитом самолете, последнем и единственном ударном самолете на «Дзуйхо».

Колодки был убраны и сигнальщик дал ему знак взлетать. Он увеличил мощность двигателя и слезы навернулись на глаза, потому что в глубине души он понимал, что не вернется.

Сайонара, мысленно сказал он всем, кто остался дома — матери, отцу, старшей сестре, все, кого когда-либо знал. Сайонара, Мацуо и все мои братья, ожидающие своего шанса в другой жизни. Я с радостью отомщу за вашу смерть, и поражу этого демона, словно Бог Грома!

Сегодня я буду Дзинрай Бутай!

Небо вокруг заполняли группы пикирующих бомбардировщиков и торпедоносцев. Они, в основном, пока кружили над тремя авианосцами, но одна группа, эскадрилья из девяти торпедоносцев, с ревом прошла на малой высоте над палубой «Дзуйхо» как раз перед тем, как он собрался взлетать. Последний из них покачал крыльями, и Хаяси понял, что это был капитан Субота с его «родного» «Дзуйкаку». Затем он услышал в наушниках на частоте ближней связи грубый голос Рэйдзино Отуки, радиста Суботы.

— Вперед, Хаяси! Все вас ждут!

Самолет Хаяси взревел мотором, промчался по длинной полетной палубе и взмыл в небо. Позади него взлетел и занял позиции с обеих сторон от него королевский эскорт из трех А6М2 «Рейсен». Затем, набрав высоту и соединившись с остальными девятью истребителями, он услышал в наушниках новый голос.

— Капитан Хаяси! — Это был Сакамото, командир ударной группы и ветеран множества успешных боев. — Курс 67 градусов! Вы поведете нас!

Хаяси протянул руку, переключая микрофон, и с гордостью сказал:

— Это честь для меня, капитан! — Затем он увеличил тягу и вывел свой самолет вперед. Позади него двигалось широкое формирование D3A, девять во главе с Сакамото и еще девять под командованием Эмы. Прямо за ними следовали еще восемнадцать пикировщиков с «Сёкаку» под командованием Ямагути. Замыкали группу девять торпедоносцев B5N2 Суботы, а затем еще девять Итихары с «Сёкаку». Всего за ним шли пятьдесят четыре ударных самолета, и на этот раз все пикировкщики были оснащены бронебойными бомбами, а на B5N были подвешены характерные торпеды типа «Коку Гиорай» — «Громовая рыба», она же торпеда Типа 91. Он сам шел на самолете номер пятьдесят пять, первой ласточкой, в сопровождении всех двенадцати истребителей Хидаки с «Дзуйхо», сверкающими белыми крыльями на ярком солнце.

Он глубоко вздохнул. Это было славное утро, и это будет славная смерть. Скоро он присоединиться к своим братьям.

* * *

Самолеты были обнаружены за несколько минут до 06.00 на удалении 225 миль, о чем доложил Роденко. Раздался звук боевой тревоги, и операторы бросились за свои быстродействующие компьютеризированные рабочие станции. Зеленые экраны покрылись отметками параметров целей. Этим утром вахту нес Карпов. Вскоре на мостике появились Федоров и адмирал Вольский, несколько рассеянный, но окончательно проснувшийся за время долгого подъема на мостик.

— Адмирал на мостике!

— Вольно! — Выдохнул Вольский, направившись прямо к посту Роденко.

— Воздушная групповая цель, более шестидесяти отметок, дальность 360, курсом на корабль. При текущей скорости они достигнут корабля через час.

— Шестьдесят самолетов? Кто-то серьезно решил испортить нам жизнь. Самсонов, доложите боезапас зенитных ракет.

— Тридцать пять комплекса «Форт» и тридцать семь комплекса «Кинжал», товарищ адмирал.

— Семьдесят две, — Вольский показал головой. — И после этого мы становимся «сидячей уткой», как говорят американцы, по крайней мере, в отношении вражеской авиации. Ваши предложения? — Посмотрел он на Карпова и Федоров.

— Должно быть, это все оставшиеся ударные самолеты с двух тяжелых авианосцев, — сказал Федоров. — Это будет смешанный удар — как пикирующие бомбардировщики, так и торпедоносцы. На этот раз они намерены координировать свои действия и атаковать нас всем, что имеют.

— Мы могли бы атаковать эти авианосцы ракетами «Москит-2» во время заправки и вооружения самолетов. Неужели так сложно было предположить, что они организуют этот удар? — Карпов удрученно посмотрел на него. — Мы слишком неохотно делаем то, что необходимо, и теперь расплачиваемся за это. Если уж на то пошло, мы должны были убрать эти крейсеры прошлой ночью, а затем применить несколько зенитных ракет, чтобы сбить гидросамолеты. В таком случае, мы смогли бы оторваться и они бы нас потеряли.

— Но они знают, куда мы направляемся, — сказал Федоров. — Торресов пролив — единственный путь, которым мы можем воспользоваться, и нам нужно будет замедлить ход до 10 узлов при его прохождении. Пролив, несомненно, патрулируется самолетами из Порт-Морсби. Так что было бы лишь вопросом времени, когда нас бы обнаружили вновь. Мы не можем расходовать жизненно важные зенитные ракеты на гидросамолеты.

— Тогда нам следует атаковать их с большой дистанции, — сказал Карпов. — Так же, как мы отразили ударную волну с британских авианосцев.

— Вы советуете немедленно обстрелять их С-300? — Вольский поднял густую бровь.

— Так точно. Мы могли бы начать с одной пусковой на дистанции 125 миль^[28], затем второй на 100 милях, если это будет необходимо. — В каждой пусковой установке было восемь ракет, то есть Карпов предлагал использовать чуть менее половины оставшихся в их распоряжении С-300.

— Это будет необходимо, — сказал Федоров. — Мы ошеломим их и нанесем определенный урон, но они не отступят и не бросятся бежать. Они будут атаковать до последнего самолета.

— Я полагаю, нам нужно оценить результаты двух первых ударов, — сказал Карпов. — Мы можем израсходовать половину оставшегося боезапаса «Форта» и оценим, что они предпримут. Затем, на дистанции 40 миль мы задействуем комплекс «Кинжал»^[29], если численность вражеских самолетов останется значительной. Любые прорвавшиеся самолеты будут встречены зенитными автоматами, как и ранее.

— Хороший план, — сказал Вольский. — Половина боезапаса «Форта», а затем, вероятно, половина боезапаса «Кинжала». Это означает, что мы сможем провернуть это дело еще раз! Что осталось на этих авианосцах, Федоров?

— Наблюдаемые цели — ядро их ударных сил, товарищ адмирал. Два авианосца несут по семьдесят два самолета каждый. Мы уже сбили двадцать из возможных 144. Это оставляет им 124 самолета, причем 54 из них являются истребителями А6М2. Остается семьдесят ударных самолетов, а Роденко наблюдает почти столько же целей. У них могут остаться в резерве истребители и торпедоносцы, но не более десятка.

— А что по третьему авианосцу? — Спросил Карпов.

— Легкий эскортный авианосец, — сказал Федоров. — Обычно такие несли две эскадрильи, одну истребительную и одну ударную. Не более двадцати четырех самолетов. Он должен оставаться в резерве.

Вольский покачал головой, вспомнив о том, как приказал сбить первый британский самолет С-300. Тогда пусковые установки и погреба корабля были полны, был принят запасной боекомплект для запланированных учений с боевыми стрельбами^[30]. Каждая выпущенная ракета приближала их к тому моменту, когда даже эти старые винтовые самолеты, безнадежно устаревшие за семьдесят лет до постройки «Кирова», смогут представлять реальную угрозу. Один из них уже смог подпалить им палубу и причинить пробоину над ватерлинией. «Киров» получил неприглядный шрам в бою, который просто не должен был случиться. Он тяжело вздохнул.

- Мы смогли договорить у Гибралтара несколько дней назад, — сказал он. — Но что-то подсказывает мне, что эти люди не будут так любезны, как адмирал Тови, даже если бы кто-то у нас на борту говорил по-японски.

— Так точно, товарищ адмирал, — сказал Карпов. — Боюсь, что говорить придется нашим ракетам.

— Вероятно. И то, что вы говорили о более активных действиях не осталось без моего внимания. Возможно, вы правы, Карпов. Мы столкнулись с врагом, который будет непримирим. Американцам пришлось взрывать и выжигать один остров за другим, и этот путь они закончили Хиросимой и Нагасаки. И если нам удастся уйти от японцев, давайте не будем забывать и об американцах. У нас будет не больше возможности договориться с ними, если они поймут, что мы — тот самый корабль, с которым они столкнулись в Атлантике. Хорошо, товарищи офицеры. Занять посты. Федоров, на вас маневрирование корабля в бою.

— Так точно, товарищ адмирал.

— Карпов, на вас управление вооружением… Действуйте по усмотрению.

ГЛАВА 12

Ракеты взмыли в свежий утренний воздух. Внезапный рев ракетных двигателей разорвал тишину. С-300, установленный на «Кирове», представлял собой серьезно модернизированную версию старого С-300П. Каждая пусковая установка включала восемь ракет на поворотном барабане в вертикальной шахте. Они имели дальность до 150 миль^[31] и в мгновение ока набрали скорость Мах6, чтобы доставить к целям свои 150-килограммовые боевые части, подрываемые в непосредственной близости от целей и создающие град осколков во всех направлениях. Проблем с обнаружением целей не было — вражеские самолеты приближались крупной группой в плотном построении. А эти ракеты были настолько точны, что могли перехватывать даже баллистические ракеты малой дальности. Крупное формирование малоскоростных самолетов было идеальной мишенью.

Одна за другой ракеты взмывали вверх и устремлялись к целям на столбах огня, и для пилотов приближающихся самолетов это был кошмар, которого никто из них не видел — за исключением одного.

* * *

Хаяси заметил гневные белые следы, приближающиеся с поразительной скоростью, и ужасные воспоминания о гибели его эскадрильи вернулись к нему. Он ощутил холод страха и животе, но успокоился. Дракон полыхнул огнем, подумал он. В прошлый раз мы оказались прямо над этим демоном, и ракеты разорвали мою эскадрилью на куски, а затем открыли огонь эти зенитные пушки, настолько смертоносные, что только один его самолет смог уцелеть. Он знал, что на этот раз будет еще хуже. Наши самолеты просто ждут удара, выстроившись, словно птицы на заборе! В мгновение ока он понял, что нужно сделать, и, сжав микрофон, выкрикнул предупреждение.

— Говорит Хаяси! Всем, всем — рассыпаться! Перегруппироваться на высоте 4 000! — И сам немедленно бросил свой самолет в крутое пикирование. Три истребителя, сопровождавшие его, были удивлены внезапным маневром, но мгновенно опомнились и ушли с переворотом вслед за ним. Пилоты остальных самолетов, шедших выше и позади, услышал предупреждение, отреагировали по-разному. Некоторые задались вопросом, не потерял ли Хаяси самообладание после того, что случилось, и стали ждать распоряжений от Сакамото. А затем они увидели ракеты, приближающиеся в чистом голубом небе, и их глаза широко раскрылись от удивления.

Эскадрильи D3A2 Ямагути с «Сёкаку» попали под удар первыми. Три С-300 влетели прямо в строй 1-й эскадрильи, и все девять самолетов оказались в облаке металлических осколков. Из девяти машин пять были поражены, три так сильно, что потеряли управление. Еще два получили сильные повреждения, а один взорвался. 2-я эскадрилья следовала в километре позади и несколько выше, и увидев, что случилось с их братьями, а также три ракеты, направлявшиеся прямо к ним, немедленно поняли предупреждение Хаяси.

— За мной! — Закричал один из пилотов, бросая самолет в крутое пике. Ракеты изменили курс, который привел их прямо к оставшимся самолетов 1-й эскадрильи. Еще две машины взорвались огромными огненными шарами в чистом голубом небе.

В нескольких сотнях метров ниже, пилоты торпедоносцев также получили предупреждение и бросились врассыпную звеньями пот три машины, снижаясь ниже 4 000 метров, как скомандовал Хаяси. Одну из групп настиглидве последние С-300, и все три самолета оказались уничтожены градом осколков.

Однако итог первого залпа «Киров» был достаточно невыразительным. Восемь ракет сбили восемь самолетов и повредили два других, один настолько сильно, что он был вынужден повернуть обратно с сильной утечкой топлива, делавшей безопасную посадку очень призрачной перспективой. Вместо этого ему придется искать корабли надводной ударной группы и садиться на воду вблизи «Кирисимы». Но его пилот останется в живых и сможет попытать счастья в другой раз.

Через несколько мгновений они заметили в небе сверкающие белые следы, и пилоты приготовились к новому раунду, выведя моторы на полную тягу и отважно бросились вперед. Однако никто даже не видел корабля, с которого были выпущены эти ракеты!

Три истребителя сопровождения А6М2 «Зеро» отважно бросились наперерез приближающимся ракетами, тщетно ведя огонь из пулеметов по огненным демонам. Но ракеты были просто слишком быстры, быстрее пуль, которые пытались поразить их, и у истребителей не было никаких шансов поразить их. Но у них был шанс пожертвовать собой, чтобы их братья на ударных самолетах смогли продолжить атаку. Три из восьми ракет поразили «Зеро», разорвав их на куски, а оставшиеся пять влетали в отдельные группы по два-три самолета.

Три бомбардировщика и два торпедоносца были сбиты. У еще одного торпедоносца пробило осколками крылья, он потерял слишком много топлива и был вынужден отстрелить тяжелую торпеду, утратив боевую ценность. Таким образом шестнадцать ракет сбили восемнадцать самолетов. От ударной группы осталось двадцать восемь пикировщиков и двенадцать торпедоносцев, когда она подошла на девяносто миль. Еще девять истребителей все еще прикрывали их, и все сорок девять самолетов продолжили движение к «Кирову».

* * *

Карпов видел результаты стрельбы на радаре, Роденко озвучил те же цифры. Это было отвратительно.

— Похоже, что они среагировали очень быстро, — сказал Роденко. — Бросились врассыпную, во всех направлениях, не как первые две группы, шедшие плотным строем.

— Быстро учатся, — сказал Карпов. — Прямо как британцы. Сколько до прихода целей в зону огня «Кинжала»?

— Пятнадцать минут.

— Хорошо. Самсонов, прекратить огонь. Переходим на системы средней дальности. Нам нужно сохранить дальнобойные средства, а боезапас С-300 сократился до девятнадцати ракет. Результаты недостаточно для адекватного отражения подобной атаки, но мы не можем расходовать боекомплект.

Вооружение «Кирова» было в полной мере способно отразить атаку ударной группы адмирала Хары — в современных морских сражениях противник мог бы быть еще серьезнее. Если бы это были шестьдесят американских самолетов с одного из их атомных авианосцев, «Киров» бы задействовал все, что было. В современном бою действовала одна парадигма — сделай или умри, и осторожное, взвешенное и размеренное использование зенитных средств привело бы только к потоплению обороняющегося. Напряженность возрастала по мере того, как они наблюдали за медленным приближением вражеских сил.

— Собираются на высоте 4 000, - доложил Роденко.

— Они могут заметить нас? — Спросил Карпов.

— При нынешней высоте линия горизонта находиться для них в 130 милях. Они могут видеть следы наших ракет, и скоро смогут заметить нас невооруженным взглядом.

— Единственный недостаток наших ракет, — сказал Карпов. — Они указывают врагу наше местоположение. — Он выпрямился, глядя на корабельный хронометр. — Товарищ адмирал, запрашиваю вашего разрешения на применение комплекса «Кинжал» через десять минут.

— Разрешаю, — кивнул Вольский.

Ракеты комплекса «Клинок» могли поражать цели на высоте до 6 000 метров, и ударная группа находилась прямо в среднем диапазоне на удалении около шестидесяти пяти километров. Иногда этот комплекс именовался «Кинжал», будучи модификацией старого 3К95. «Клинок» был когда-то названием экспортной модификации этого комплекса, но затем его получил обновленный вариант системы, установленный на обновленном «Кирове». Ракеты имели «холодный» старт и выбрасывались из пусковых установок сжатым воздухом, после чего срабатывал двигатель, устремляя ракету к цели. Система наведения включала два радара, один для общего обзора, другой для наведения ракет.

В каждой подпалубной установке находилось восемь ракет, хотя система управления была предназначена для одновременного поражения не более четырех целей и обеспечивала наведение до двух ракет на одну цель, чтобы гарантировать ее поражение^[32]. Однако, учитывая сложившиеся обстоятельства, «Киров» не мог позволить себе роскошь расходовать ценный боезапас столь экстравагантным способом.

— Самсонов, готов? Одиночные пуски. Залпов не давать. Следующую ракету запускать только после поражения цели, понятно?

— Так точно. Комплекс в режиме одиночного пуска, системы норма.

— Не стрелять до дистанции двадцать километров. Радары заметят цели намного раньше, но ракету будут более эффективны на малой дистанции.

Самсонов начал выполнять целераспределение быстрыми движениями светового пера^[33]. Это был современный бой. Он не сгорбливался в кресле пилота, как его враги, слыша рев двигателя своего самолета, несшегося вперед через ракетный огонь, ноги не вжимали педали, рука не сжимала дроссельную заслонку. Он просто сидел в хорошо кондиционируемом помещении, постукивая стеклом по стеклу на экране, спокойно определяя цели.

Карпов повернулся и кивнул в его сторону.

— Огонь.

* * *

Следующие ракеты показались более изящными, более целеустремленными, они оставляли за собой более тонкие следы. Первая устремилась к одному из D3А. Пилот резко рванул в сторону, попытавшись уйти со снижением, но ракета не обманулась. Она выполнила резкий разворот и ударила в самолет, исчезнувший в ярком оранжево-черном шаре.

Ракеты устремлялись к ним одна за другой, неторопливо и размеренно расчерчивая следами небо. Хаяси услышал крик «Банзай!» и увидел, как три истребителя А6М2 «Рейсен» бросились наперерез ракетам, словно могли навязать им ближний бой. Мощные двигатели и превосходная скорость позволили им вырваться вперед ударных самолетов и тем самым стать целью для очередной ракеты. Компьютерные «мозги» ракет быстро адаптировались и перевелись на «Зеро». Все три самолета погибли один за другим от еще трех тонких дымных следов. Смертельная игра продолжалась.

«Киров» израсходовал восемнадцать ракет. Каждая поразила цель, но боезапас уменьшился до опасного размера всего в девятнадцать ракет. Восемь пикировщиков, четыре торпедоносца и шесть храбрых «Зеро» были сбиты, остались лишь те, что были выделены Хаяси в качестве личного эскорта. Хоаси и Итихара, оба командира эскадрилий с «Сёкаку» погибли, но остальные командиры уцелели. Ударная группа была значительно прорежена. Уцелело всего двадцать восемь ударных самолетов и три истребителя, и для японцев было бы гораздо предпочтительнее просто спасти своих пилотов прежде, чем они попадут в прицелы этих ракет, но подобные соображения для них не существовали. Они бросились вперед, и пилоты всех тридцать одного самолетов наконец увидели цель.

Они находились в десяти милях от нее и быстро приближались. Хаяси услышал, как Сакамото выкрикнул приказ рассредоточиться. Пикирующие бомбардировщики зашли в атаку с текущей высоты, хотя Сакамото начал набирать 5 000 для атаки. Оставшиеся восемь торпедоносцев поступили в соответствии с собственной тактикой, уйдя на малую высоту и рассредоточившись, чтобы атаковать цель со всех направлений.

Хаяси и его три истребителя оказались в самой гуще событий. Он вышел на связь с ними:

— Оставаться со мной. Мы пойдем вместе, братья. Дзинрай Бутай!

Последовало мучительное ожидание, пока самолеты подбирались все ближе к темному силуэту корабля внизу. Затем Сакамото дал команду, и D3A отвернули носы от яркого солнца и начали заход под рев моторов и крики «Банзай!». Ударная группа, наконец, достигла цели, хотя в ней осталось меньше половины самолетов.

* * *

Карпов немедленно задействовал ту же систему, что использовал для отражения первого неожиданного удара бомбардировщиков — смертоносные «Кортики», выпустившие все шестнадцать ракет двумя залпами по восемь. Двигаясь со скоростью около километра в секунду, они достигли самолетов сразу же, как те начали заход.

Самолеты попали под удар, некоторые оказались поражены сразу двумя ракетами и начали падать в море. У одного самолета оторвал крыло, которое оказалось поражено еще одной ракетой и разорвано в клочья. Всего шестнадцать ракет сбили двенадцать «Вэлов», и только восемь бесстрашных пилотов сумели подойти достаточно близко, чтобы попытаться сбросить бомбы. Смертоносные орудия полыхнули смертью и разорвали еще троих. Пять бомб были сброшены, двое командирами эскадрилий Эмой и Сакамото. Они легли с близкими промахами, сильно встряхнув «Киров» и засыпав осколками верхнюю палубу по левому борту. Остальные три бомбы упали далеко мимо. Зенитные орудия АР-710 тем временем открыли огонь по восьми торпедоносцам короткими убийственными очередями. Шесть были сбиты на подходе, и только два подошли достаточно близко, чтобы сбросить торпеды, которые прошли далеко мимо, будучи плохо нацелены в хаосе боя.

Затем на сцену выскочили Хаяси и три его истребителя, и «Кортики» развернули в их стороны длинные черные стволы. Жуткий вой разорвал воздух, и вой заходящих в пикирование самолетов стал ужасным предсмертным криком. Два из трех «Зеро» загорелись, пробитые 30-мм снарядами и, потеряв управление, рухнули в воду. Но Хаяси продолжал рваться к цели. Он был уже очень близко и должен был сбрасывать бомбу, однако его лицо превратилось в маску смерти, и он дал полную тягу и убрал тормоза. Он ощутил как что-то ударило в крыло, затем в другое, и с удивлением увидел, что оба крыла были начисто срезаны. Ручка управления бешено затряслась, но он уже не думал о том, как суметь сбросить бомбу точно в цель. Вместо этого он изо всех сил старался удержать самолет направленным на вражеский корабль, и последним из Богов Грома, отважных Дзинрай Бутай, направил последний D3 с «Дзуйхо» прямо в центр вражеского корабля.

Лейтенант Эма избежал жуткого огня зенитных орудий только потому, что его самолет еще не был определен целью, и медленно опускался на воду, вывернул голову вправо и глядя на отважный рывок Хаяси. Он увидел мощный взрыв в задней части надстройки, возле трехкоординатной РЛС «Фрегат», выдававшей координаты на экраны на главном мостике. Из центра корабля вырвался огонь и дым.

— Банзай, Хаяси! — Закричал он. — Банзай!

Хаяси был первым, кто заметил «Киров» и первым, кто нанес по нему удар. Теперь он стал единственным, отплатившим за самолеты и жизни всего ударного соединения Хары.

Бой закончился.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ БОРЬБА ЗА ЖИВУЧЕСТЬ

«Оплакивая тех, кто умер молодым, тех, кто ограблен временем, — мы горюем об утраченной радости. Мы сожалеем о возможностях и наслаждениях, которые нам не были доступны. Мы чувствуем уверенность, что эти юные тела знали томительный восторг, которого мы тщетно домогаемся всю жизнь. Мы верим, что невинные души, заключенные в хрупкие оболочки, могли свободно летать и знали радость, которой мы лишены».

Жозефина Харт, «Крах»^[34]

ГЛАВА 13

Самолет Хаяси рухнул примерно в семидесяти пяти метрах от кормы, ударив прямо в бронированную крышу вспомогательной цитадели. Этот «Боевой мостик», как его иногда называли, использовал адмирал Вольский для восстановления контроля над кораблем во время «инцидента Карпова» в Северной Атлантике. Он служил запасным центром управления на случай повреждения или выхода из строя систем основного командного центра. Здесь имелись станции управления всеми жизненно важными системами корабля — включая боевой информационный центр, рулевое управление, посты связи, оператора РЛС и гидроакустика. Он был защищен 200 миллиметрами обшитой кевларом стальной брони, как и главный мостик. Она стала единственным, что помешало самолету войти прямо во внутренности корабля.

Бронированная крыша прогнулась, а затем рухнула под ударом самолета весом более 2500 килограммов, обломки D3А проникли в цитадель, после чего взорвалась бомба. Внутри, в сущности, короба из 200-мм усиленной стали не уцелело ничего — оборудование, компьютеры, станции управления были полностью уничтожены, но конструкция не позволила взрыву проникнуть на палубы ниже. Мостик в этот момент не использовался по назначению, но трое дежурных офицеров были мгновенно убиты.

Сила взрыва ушла, главным образом, вверх, через пролом в крыше. Обломки D3A и осколки взорвавшейся бомбы градом ударили по антенне станции «Фрегат», оборвав контрольные трассы и разбив сами панели, немедленно выведя основной радар корабля из строя.

«Киров» содрогнулся от удара, но он не был смертелен. Тем не менее, в районе боевого мостика начался пожар, а огонь был самым страшным врагом любого корабля с тех времен, как древние греки впервые применили его в качестве оружия. Показались группы борьбы за живучесть, а корабль поддерживал высокую скорость, пока Вольский не отдал приказ замедлиться до двадцати узлов.

На экране «ротана» они увидели, что антенна «Фрегата» не вращается. Одна из станций наведения комплекса «Кинжал», установленная на крыше кормовой цитадели, также превратилась в почерневший остов.

Прошло совсем немного времени прежде, чем Быко доложил, что пожары будут потушены в течение часа, но боевой мостик был полностью уничтожен и не подлежал восстановлению. Трое членов экипажа погибли, семнадцать получили ранения. Несмотря на все, это было хорошей новостью. Если бы самолет Хаяси рухнул на пятьдесят метров впереди, он ударил бы прямо в заднюю часть передней надстройки, где находились два скрытых вентиляционных канала, когда-то выполнявшие функцию дымовой трубы^[35]. Учитывая отсуствие в том месте бронирования, стоившего упоминания, его самолет бы ушел вглубь корпуса, вероятно, дойдя до брони, окружавшей реакторы корабля.

— Нам нужно время, товарищ адмирал, — признал Быко по переговорному устройству. — Были еще два близких промаха, один очень близко к рабочей зоне реактора. Слава богу, они не попали, но я считаю разумным отправить водолазов для проверки. Нужно сбавить ход. Пожар серьезен.

— Скажите ему, что мы замедляем ход до двадцати узлов и будем готовы сбавить до десяти, если они не смогут взять пожар под контроль. Пусть доложит, когда водолазы будут готовы. — Вольский сложил руки. Его тяжелые черты приняли обеспокоенное выражение.

— Это едва нас не угробило, товарищи офицеры, — тяжело сказал он. — Вы хорошо себя показали, Карпов, учитывая ситуацию с боекомплектом. Но мы давно знаем о безрассудной решительности и храбрости японец. Эта атака стала прекрасным примером. Они готовы умереть за этот единственный удар, и да поможет нам Бог, если мы забудем об этом, находясь в этих водах.

— На сегодняшний момент японский флот является наиболее подготовленным боевым флотом в мире, товарищ адмирал, — сказал Федоров. — У них нет самой лучшей техники, но их подготовка и новации это компенсируют. Я полагаю, мы только что стали первой в истории целью камикадзе. В той версии истории это случилось намного позже.

Исторически, первые подразделения токубэцу ко: гэки-тай еще не были созданы. Первые атаки они совершили только в октябре 1944, когда Масафуми Арима, который прямо сейчас находился на борту авианосца «Сёкаку» возглавил атаку, подобную этой, на американскую авианосную ударную группу. Один из самолетов поразил USS «Франклин», тяжелый авианосец типа «Эссекс», и Арима немедленно был вознесен до полубога военными пропагандистами. В том же месяце был сформирован первый «ударный отряд специальных атак». Вскоре был поражен крейсер «Австралия», а также несколько небольших кораблей, но первая официально заявленная атака специального подразделения камикадзе была совершена на легкий эскортный авианосец «Сен-Ло» во время сражения в заливе Лейте.

— Что же, теперь эта идея придет им в головы на несколько лет раньше, — сказал Вольский. — Кто знает, как это скажется на ходе войны? Что Быко говорит по поводу радара?

— РЛС «Фрегат» выведена из строя. Мы не узнаем, насколько тяжелы повреждения еще несколько часов, пока не будут потушены пожары и не станет возможно отправить людей на кормовую надстройку. Пока там слишком сильный дым. Выведена из строя кормовая РЛС комплекса «Кинжал», так что я считаю разумным переправить все ракеты из кормовых пусковых установок в носовые.

— Поручите это Мартынову, — сказал Вольский, косясь в иллюминатор на огонь и дым на корме. — Это прямо таки сигнал, обозначающий наше местоположение на много километров во все стороны. Роденко, что по преследующим нас кораблям?

— По последним данным примерно в 27 морских милях позади, товарищ адмирал. Я переключаюсь на системы с фазированной антенной решеткой, чтобы компенсировать выход из строя «Фрегата», но некоторые из них не отвечают.

— Судя по всему, те, что находились на кормовой цитадели, — сказал Карпов. — Сомневаюсь, что они могли уцелеть.

— Вероятно, товарищ капитан, — согласился Роденко. — Это оставляет нам передние и передние бортовые антенны, что обеспечит прикрытие до 120 градуса по обоим бортам. Без кормовой антенны и «Фрегата» у нас образовалась брешь прямо по корме с относительно слабым покрытием.

— У нас все еще есть РЛС «Восход-2», — сказал Карпов. — Это не полноценная трехкоординатная система, но она имеет отличную дальность и может передавать данные в БИЦ.

Радиолокационная система «Восход» когда-то была основной трехкоординатной РЛС корабля, но новая «Восход-2» передала эту функцию обновленной РЛС «Фрегат» и использовалась, в основном, для прогнозирования погоды и общего наблюдения^[36]. У Федорова возникла другая идея.

— У нас также есть Ка-40, товарищ адмирал. Мы можем установить на него комплекс «Око».

- Федоров, когда преследующие нас силы смогут представлять опасность? — Спросил Вольский.

— Им нужно приблизиться на 28 000 метров, чтобы начать обстрел, товарищ адмирал. Следовательно, им нужно сократить дистанцию на двенадцать морских миль при нашем нынешнем курсе. При текущей скорости в двадцать узлов они сделают это через 90 минут. Вероятно, они заметили дым, и я не сомневаюсь, что они направляются прямо на него.

— Девяносто минут, — размышляя, произнес Вольский. — Учитывая уже полученные повреждения, я не намерен рисковать кораблем. Карпов, если преследующие нас силы выпустят хотя бы один снаряд в пределах тысячи метров от нас, разрешаю вам действовать по усмотрению. Ввалите им по полной программе. Мы не можем позволить себе этого сумасшедшего с линкором на хвосте.

— Так точно, товарищ адмирал, — ответил Карпов, и все на мостике знали, что это была не пустая похвальба.

* * *

Японцам второй удар Хаяси обошелся гораздо дороже, чем ожидалось. Из 67 самолетов, поднявшихся в то утро с авианосцев Хары, на опустевшие палубы «Сёкаку» и «Дзуйкаку» вернулись только семь. На «Дзуйхо» не вернулся ни один. Среди выживших были Сакамото и Эма. Еще два самолета разбились рядом с корабельной группой Ивабути, и тот отправил эсминцы на спасение летчиков. Всего двенадцать их них были обнаружены живыми. Японцы потеряли шестьдесят самолетов и сорок шесть ценных пилотов. Это был тяжелый и обжигающий удар.

Адмирал Хара принял доклад изможденного Сакамото с мрачным видом. Его оперативная авианосная ударная группа превратилась в не более чем разведывательное соединение. У него оставались восемнадцать торпедоносцев B3N2, но все бомбардировщики D3А были потеряны, за исключением семи, едва переживших это столкновение.

— Хаяси был прав, — сказал Сакамото с мрачным и подавленным выражением лица. — Это был демон из ада! Мидзути — совершенно не то название для этого корабля после того, что он сделал с нашими эскадрильями. Я потерял половину самолетов прежде, чем мы даже смогли его увидеть. Дальность и точность этих ракет просто поражают! У них словно были глаза — да, адмирал, они летели не просто в нашу сторону, они шли прямо на нас! А во втором залпе каждая ракета смогла поразить один самолет. Здравомыслящий человек отменил бы удар после первого обстрела, но у меня не было права на здравомыслие в пылу боя с приказом уничтожить нашего врага.

— Вы сделали все, что могли, — сказал Хара. — И посмотрите, что сделал Хаяси! Два удара, и за один из них он заплатил собственной жизнью. Такая храбрость не должна остаться неизвестной.

— Следует ли подготовить оставшиеся самолеты к новому удару, адмирал? — Храбро сказал Сакамото.

— Нет, Сакамото. Я понимаю вас. Этого требует честь. Но сейчас я стану тем самым здравомыслящим человеком и не стану отправлять своих последних пилотов на смерть. Если то, что вы говорите, верно, то это будет глупо. Мы атаковали их более чем 60 самолетами. Какая будет польза от наших последних восемнадцати торпедоносцев и семи D3А? Британцы обошли нас. Эта новая зенитная ракетная система, о которой вы говорите, действительно грозная вещь. Я должен немедленно доложить адмиралу Ямамото. Если подобное оружие появится у американцев, наша череда побед может очень быстро сойти на нет. Единственный корабль с этим оружием в одночасье сделал устаревшей доктрину флота, основанную на авианосцах.

— Но наша основная задача выполнена успешно, — сказал Сакамото. — Наши войска заняли Дарвин и вскоре закрепятся там.

— Согласен. Но мы должны были провести 5-ю авианосную дивизию и через Торресов пролив вместе с «Муцу» и «Нагато». Ямамото ждет нас с Коралловом море через несколько дней. Но чем мы можем быть полезны для него сейчас?

— Пилотами, адмирал. Мы должны сделать все возможное, чтобы спасти пилотов. Многие погибли, когда нас атаковали этими ракетами, но немало должно было выжить, если мы сможем добраться до них раньше акул. Флот всегда сможем предоставить нам новые самолеты.

— Эсминцы уже ведут поиски, — сказал Хара.

Сакамото пожал плечами. Его взгляд был пустым.

— Но кто сможет сразиться с демоном, к которому наши самолеты не смогли даже подойти, адмирал?

— Линкоры, — сказал Хара с определенной решимостью в голосе. — Только линкоры имеют достаточную броню, чтобы подойти к этому монстру и вцепиться ему в горло. Мы посмотрим, нас что способен Ивабути. Я отправил к нему «Тонэ» и три эсминца, и вскоре они настигнут этот корабль. Линкоры их бомбардировочной группы скоро соединяться с ними, и мы обеспечим им достаточное сопровождение.

— Адмирал, у нас были два звена D3A на учениях в Кендари. Они могли бы усилить нас, и мы могли бы получить истребители из Амбоины и вооружить их бомбами. В Рабауле также есть пара эскадрилий пикирующих бомбардировщиков, которые могли бы быть переданы нам.

— Они не обучены полетам с авианосцев, Сакамото.

— Да, адмирал, но мы могли бы посадить на них пилотов, которые этому обучены. Им нужно будет только совершить посадку на авианосцы.

Хара кивнул.

— Мы постараемся получить достаточно самолетов, чтобы в полной мере восстановить потенциал хотя бы одного авианосца. — Он явно был глубоко огорчен. — Вероятно, мы будем отозваны в Куре, когда они узнают, что случилось этим утром.

— Я приношу извинения…

— Вы ничего не могли сделать, — резко ответил Хара. — Вся ответственность ложится на меня. Я должен исполнить свой долг теми силами, что у меня есть, и я должен вернуть «Муцу» и «Нагато» в Объединенный флот. Между тем, мы будем надеяться, что храбрость лейтенанта Хаяси замедлила этого демона. — Он повернулся к радисту. — Сообщите капитану Ивабути, что я отправляю к нему еще один тяжелый крейсер. Эту честь я уступаю ему. Он должен найти и потопить этот корабль немедленно!

Он бросил последний взгляд на Сакамото.

— Вызовите пикировщики из Кендари, — сказал он.

* * *

Получив сообщение, капитан Сандзи Ивабути в первый раз за много дней улыбнулся. У него было мало причин радоваться. Воздушный удар завершился полной катастрофой, но впереди на горизонте он увидел густой столб дыма, который, казалось, становился все больше по мере того, как «Кирисима» рвался вперед, выжимая все из старой ходовой части.

Им пришлось немного сбавить обороты до 28 узлов, но он понимал, что отрыв, в который враг ушел за долгую погоню в ночи, не был таким уж существенным.

— Косино! — Подозвал он старшего артиллериста.

— Капитан? — Камитаке Косино немедленно появился рядом.

— Я полагаю, все орудия готовы?

— Так точно, капитан. По вашему приказу.

— Хорошо. Судя по тому столбу дыма, мы вскоре настигнем вражеский корабль. Объявить боевую тревогу. Сообщите капитану Киёте, что его крейсеры должны присоединиться к нам и действовать единой группой. Мы отправили свои эсминцы на поиски сбитых пилотов Хары. Он передает нам «Тонэ», чтобы заменить их.

— Этого будет более чем достаточно, капитан, — Косино знал, что «Тонэ» имел восемь 203-мм орудий и более чем достаточную скорость, чтобы настигнуть этого врага. Он легко мог развить 36 узлов.

— Оно! — Подозвал Ивабути старшего помощника, и тот немедленно подошел к нему. — Взгляните на дым. Как скоро мы увидим этот корабль и подойдем на дальность стрельбы?^[37]

- А, судя по всему, самолеты Хары все же оказали нам услугу, капитан. Корабль медленно отрывался, но наши гидросамолеты докладывают, что он значительно сбавил ход. Я полагаю, что мы сможем открыть огонь не более чем через два часа.

— Отлично! — Сказал Ивабути. — Прекрасное утро. Скоро мы увидим, что стало для пилотов Хары таким кошмаром, верно? Они назвали этот корабль «Мидзути», морским драконом, и судя по спасательной операции, он сбивает самолеты, словно мух. Но на этот раз у нас будет что-то посерьезнее. Мы атакуем на высокой скорости, выстроив все наши тяжелые корабли в колонну, и не отступим, пока не потопим его. Это понятно?

— Разумеется, капитан.

— Очень хорошо. Мы держали этого дракона за хвост всю ночь. Вскоре мы увидим, способен ли он дышать огнем так, как утверждал Киёта. И мы будем дышать огнем сами. Где мы догоним его?

Оно подошел к столу с картой и указал тонким пальцем.

— Вот здесь, капитан. В ста милях к западу от Торресова пролива.

ГЛАВА 14

Прошел долгий час борьбы с пожаром на корме прежде, чем Быко доложил о том, что огонь взят под контроль. Трое членов экипажа получили ранения и ожоги, несмотря на тяжелые перчатки и огнеупорные костюмы. Они использовали мощные насосы, направляя на очаги возгорания струи забортной воды, храбро держа оборону перед второй 152-мм кормовой башней и опасным снарядным погребом под ней.

На старом «Кирове» место, пораженное самолетом Хаяси, представляло собой череду небольших башен, с установленными на них станциями наведения зенитных ракет «Волна» и 3Р95^[38]. После модернизации эти установки были убраны^[39] и заменены альтернативными системами, расположенными в передней части корабля, а надстройки были переделаны в квадратную структуру, ставшую кормовым боевым мостиком, представлявшим собой образ и подобие главного мостика, расположенного в передней части надстройки.

Разрушение кормовой цитадели означало, что у корабля больше не было резервирования управления на случай выхода из строя основного мостика, но он мог эффективно действовать без него. Тот факт, что кормовой мостик сам по себе был резервной системой, с собственной проводкой и силовыми кабелями, ограничило ущерб, нанесенный энергосистеме корабля.

Однако пожар все еще продолжался, а у Быко был один повод для беспокойства. Прямо под кормовой цитаделью ниже верхней палубы располагались торпедные аппараты «Водопад» и запасной боекомплект. Если бы не второй слой бронирования, еще 200 мм брони, самолет Хаяси мог ударить прямо в торпеды и вызвать их детонацию.

К тому моменту, как пожар был, наконец, ликвидирован, и Быко смог направить людей на пирамиду кормовой надстройки, противник сократил дистанцию, которую «Киров» вырвал за ночь за счет небольшого преимущества в два узла наполовину. Корабль все еще оставался за линией горизонта и надстройка, вероятно, еще не была видна врагу. Быко доложил, что водолазы готовы, но Вольский был серьезно обеспокоен и хотел как можно скорее снова набрать ход. Он решил отложить осмотр подводной части корпуса и приказал увеличить ход до 25 узлов.

Либо так, либо им вскоре предстоял бой, и он надеялся выиграть дело скоростью, вместо жизненно важных ракет. Торресов пролив находился в чуть более чем 100 милях к востоку, и Федоров полагал, что они должны быть осторожны в тех водах, так как все судоходные фарватеры в том районе были крайне мелкими. Скорость нужна сейчас, осторожность потом, подумал Вольский, после чего оставил за старшего Федорова и направился вниз, чтобы проверить личный состав. После удара, подобного этому, он полагал, что стоит проверить состояние экипажа. Боевой дух был жизненно важной составляющей боевых возможностей его корабля, так что он хотел ободрить их.

Естественной первой его остановкой была санчасть, и адмирал был обескураже, увидев длинную очередь ожидающих внимания доктора Золкина^[40]. Все пытались улыбаться и четко отдавали честь, заметив его. По крайней мере, правые руки у всех были целы. Некоторые выглядели серьезно помятыми, но раны не были серьезны. Вольский подходил к каждому, здоровался, благодарил за службу и обещал лучшее впереди. Добравшись, наконец, до лазарета, он заглянул внутрь и увидел Золкина склонившимся над человеком, лежащим на хирургическом столе. На лице у него была маска, взгляд сосредоточен и погружен в работу. На халате были заметны пятна крови, и на мгновение они встретились взглядами, но не сказали друг другу ни слова.

Адмирал двинулся дальше, в сторону кормы, пока не достиг разрешенного кормового мостика. Он находился на палубу ниже самого мостика, но при этом видел над собой небо и обратил внимание на зияющую пробоину в бронированном перекрытии. 200 миллиметров закаленной стали, когда-то казавшиеся надежной защитой, превратились в месиво острых лоскутов металла, почерневшего от огня и сажи. Он вдруг понял, насколько уязвим корабль для любого оружия, которое способен бросить на него враг.

Он провел некоторое время в разговоре с Быко, расспрашивая того о возможных вторичных повреждениях, пока не убедился, что корабль сохраняет полную боеспособность без каких-либо сбоев основных систем.

— Мне жаль, что пришлось поднять вас и ваших людей в такую рань, — сказал Вольский. — Но я опасаюсь, что это может быть очень длинный день.

— Такова моя работа, товарищ адмирал, — сказал Быко. — Но мне придется извиниться за состояние кормы. Мы еще не убрали пожарные рукава отсюда до вертолетной площадки, а мои подчиненные все еще занимаются распилкой обломков ацетиленовыми горелками.

Военврач для людей, подумал Вольский, и военврач для корабля. К счастью, ни корабль, ни экипаж не понесли невосполнимых потерь.

— Что по ходовой части? Вскоре нам может потребоваться увеличить ход.

— Неисправность, о которой я докладывал, устранена, товарищ адмирал. Мы получили несколько серьезных ударов, в том числе от близких взрывов и падения вертолета, не говоря уже об инциденте с неисправностью ракеты. Если мы сможем снова попасть в дружественную базу, нужно будет провести серьезные ремонтные работы и покраску корпуса.

Вольский улыбнулся.

— Жду вас в кают-кампании этим вечером. У меня есть для вас замечательная сигара, Быко. Вы заслужили.

Адмирал похлопал его по плечу и развернулся, ища ближайший трап вниз. Он намеревался проверить Добрынина и состояние реактора. Вскоре он обнаружил того склонившимся над мониторами, пристально глядя на показания.

— Надеюсь, здесь все в порядке, Добрынин?

— Товарищ адмирал, — поприветствовал его начальник инженерной части. — Замечаний нет. Учитывая обстановку, реакторы работают как часы.

— Что по странным звукам, о которых вы докладывали?

— Довольно странно, товарищ адмирал, — сказал Добрынин, почесав в затылке. — Судя по всему, в рабочей зоне возник нештатный нейтронный поток. Я почти слышал это, если можно так сказать. Если долго работать с этими системами, можно начать практически определять все на слух.

Вольский кивнул.

— Соображения?

— Никак нет, товарищ адмирал. Сначала я решил, что рабочая зона могла быть затронута излучением от близких ядерных взрывов, но она слишком хорошо экранирована. Нет. Что бы это не вызвало, оно происходит из самого реактора.

— И когда вы в последний раз слышали что-либо странное?

— Два дня назад, товарищ адмирал, — Добрынин, похоже, уловил направление его мысли. — Но это случилось почти незаметно, как и в предыдущих инцидентах, и показания рабочей зоны не давали поводов для беспокойства. Я намеревался доложить, но затем проблема исчезла, а затем снова возникла на какое-то время. Мне показалось, что я что-то слышу, и в тот момент оно исчезло.

Вольский приподнял бровь, подумав о том, что радары Роденко тоже сначала обнаружили цели, затем потеряли их, а затем показания обрели четкость и они поняли, что снова переместились во времени. Реакторы, подумал он. Возможно, все дело не в катастрофе и не в ядерном взрыве в Атлантике. Возможно, причина этих загадочных перемещений во времени лежит в рабочей зоне их собственных реакторов!

— Насколько я понимаю, вы обеспокоены проблемами с системой охлаждения.

— Незначительная неисправность некоторых клапанов подачи воды. Исправим через несколько часов, товарищ адмирал.

— Вы ведете журналы по этим неисправностям?

— Разумеется, товарищ адмирал. Кроме того, имеется запись всех показаний, производящаяся в режиме реального времени.

— Я понял… — Вольский потер подбородок, размышляя. — Добрынин… Не могли бы вы переслать мне эти данные? Обратите внимание на все странные моменты, все, что могло бы объяснить эту вибрацию и звук, о которых вы говорили — это изменение потока. Проверьте, можете ли вы как-то объяснить это для меня.

— Так точно. Я поручу составить полный отчет и просеять его через мелкое сито.

— Хорошо, — ответил Вольский. — Нам вскоре придется увеличить ход. Прогнозируете ли вы какие-либо проблемы?

— Никак нет, товарищ адмирал. Мы можем развить полный ход, то есть, если Быко доложит об отсутствии проблем с турбинами. Я могу обеспечить необходимую мощность.

— Отлично. Свободны.

Адмиралу предстояло нанести еще один визит прежде, чем вернуться на мостик — к Мартынову в оружейный погреб, надеясь узнать, что у них случайно остались еще ракеты. Однако то, что он узнал в итоге, привело его в такое состояние, что он немедленно бросился на мостик, кипя внутри от гнева.

* * *

Они следили за уверенным приближением вражеской надводной группы при помощи дальнего метеорологического радара. В первый час преследователи выиграли восемь морских миль, сократив дистанцию до тридцати пяти километров. В течение следующего часа на горизонте показались темные пятна их силуэтов, хотя увеличение «Кировом» хода до 25 узлов позволило ему отбить три мили.

Роденко оценил дистанцию всего в тридцать километров, что было еще предельной дальностью стрельбы даже для линкора. Казалось, что противник еще не мог представлять угрозы, но спустя тридцать минут центр одной из темных точек на горизонте осветила яркая вспышка, а несколькими секундами спустя налетел далекий грохот^[41]. «Кирисима» снова бросил им вызов, хотя снаряды легли с сильным недолетом. Карпов потянулся за биноклем и присмотрелся к вражеским кораблям.

— Можно вывести на экран, — сказал Федоров. — Кормовой «ротан» находился очень близко к месту взрыва, но серьезно не пострадал. Осколок зацепил крышку объектива, но она выдержала.

Он настроил экран и они увидели четкие очертания трех кораблей, один очень широкий с высокой «пагодой» в передней части надстройки. Два меньших были крейсерами, пытавшимися атаковать их ранее.

— Я могу сказать о людях этой эпохи только одно, — сказал Карпов. — Упертости им не занимать.

Они подождали некоторое время, но новых залпов не последовало. Ивабути просто возвестил о своем присутствии, словно издеваясь над ними после того, как они бежали всю ночь с максимальной скоростью, и все равно не смогли уйти. Карпов смотрел на корабли на экране с презрительным выражением на лице.

— Если бы я знал, что это будет наш последний бой, утопил бы их за пять минут, — сказал он Федорову, покачав головой.

— Верно подмечено, — ответил Федоров. — У нас всего двадцать пять противокорабельных ракет, и кто знает, сколько еще подобных ситуаций ожидает нас впереди. Каждый раз, когда мы оказывались в прошлом, мы проводили там, по меньшей мере, двенадцать суток. Это пока что только третьи. Я полагаю, что мы начали перемещаться три дня назад, хотя на этот раз нам потребовалось больше времени.

— Вы полагаете, что мы снова исчезнем через девять дней?

— Возможно. Кто может сказать точно? Адмирал верно подметил в нашей последней дискуссии. Должно быть что-то еще. Вы заметили, насколько спокойно прошли оба последних смещения? Мы исчезли у острова Святой Елены и появились здесь прежде, чем поняли, что случилось. Не было никаких странных эффектов, как в предыдущих случаях, никакого треска, ни странного свечения моря.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я не знаю. Но мне представляется, что сила, перемещающая нас во времени, ослабевает.

— А что, если ее не хватит, чтобы переместить нас через девять дней? Что тогда?

Федоров просто посмотрел на него.

— Тогда мы останемся там, где останемся, и одно я могу сказать точно. Это будет не последний раз, когда нам придется объявить боевую тревогу.

Они заметили еще одну яркую вспышку на экране, а затем донесся дальний гул, словно вдали начиналась сильная гроза. На этот раз снаряды упали намного ближе. Два столба воды взмыли вверх примерно в 2 000 метров за кормой^[42].

— Возможно, нам придется что-то с этим сделать, — сказал Карпов.

— Огонь ведет только одна башня, — сказал Федоров. — Думаю, они просто беспокоят нас. Но будет разумно помешать им сблизиться. — Он повернулся к рулевому.

— Пять градусов вправо, скорость тридцать узлов.

— Есть пять градусов вправо, есть скорость тридцать узлов.

Он посмотрел на навигационную карту на плексигласовом планшете.

— Мы достигнем Торресова пролива через примерно три часа. В шестистах километрах восточнее будет Порт-Морсби, и там определенно есть вражеские самолеты, но я не ожидаю удара, пока мы не пройдем пролив и не войдем в Коралловое море. Нам нужно пройти вот здесь, к востоку от Дару, — он указал на подбрюшье Новой Гвинеи, чуть выше оконечности полуострова Кейп-Йорк, словно нацелившегося на этот крупный остров. — Затем мы повернем на юг, в Коралловое море. С того момента мы окажемся в пределах досягаемости всего, что базируется в Порт-Морсби.

Николин вдруг словно напрягся, начав подстраивать усиление на радиостанции. Федоров уловил это краем глаза и повернулся к нему.

— Что-то в эфире, Николин?

— Резкий всплеск активности, товарищ капитан. Переговоры между кораблями, самолетами и землей, много сигналов азбукой Морзе. Похоже, происходит что-то серьезное.

Федоров посмотрел на Карпова и нахмурился.

— Вероятно, другая часть операции, в которую мы вмешались, — мрачно сказал он.

— Этого нет в ваших книгах по истории?

— Боюсь, что нет. Но я могу сделать достаточно обоснованные предположения относительно происходящего. Операция по захвату Дарвина — не более чем вспомогательный удар. Основные события разворачиваются на востоке. Если японцы, как я полагаю, намереваются отрезать Австралию, их наступление должно быть направлено на две возможные точки: Эспириту-Санто на Вануату или Новую Каледонию. Чтобы атаковать любую из них, им потребуются значительные авианосные силы, вероятно, две дивизии, то есть четыре тяжелых авианосца, и я склонен предполагать, что они у них есть, раз они смогли задействовать два тяжелых и один легкий авианосец для операции по захвату Дарвина. Они знают о нас, но океан велик. Я предполагаю, что основной удар возглавляет Ямамото, и его ударная группа находится вот здесь. — Он указал на место на карте примерно на равном расстоянии от северной оконечности Новой Каледонии и острова Вануату.

— Честно говоря, на его месте я предпочел бы захватить Эспириту-Санто и создать там аэродром, который мог бы дополнить аэродром на Гуадалканале. Оттуда японцы могли бы нанести удар по Нумеа на Новой Каледонии или по Фиджи, используя самолеты наземного базирования.

— А что американцы?

— В настоящее время неизвестно. Мы не знаем, были ли они атакованы в Пёрл-Харборе и если да, то с каким результатом. Очевидно, что они проиграли сражение в Коралловом море, так как японцы захватили Порт-Морсби. Вы уничтожили «Уосп» в Северной Атлантике, что означает, что у них остались «Энтерпрайз», «Лексингтон», «Йорктаун», «Саратога» и «Хорнет». Возможно, какие-то из них были потеряны в ходе войны, об этом мы знать не можем. Их разведка хорошо себя показала. Они взломали японский военно-морской шифр прежде, чем должно было состояться сражение за Мидуэй в мае этого года. Возможно, что они знают японские планы и готовятся сделать собственный ход.

— И что нас ожидает, если мы продолжим идти в восточном направлении?

— Одно из величайших воздушных и морских сражений в истории, — сказал Федоров с загоревшимися глазами. — Со стороны японцев будут по меньшей мере четыре тяжелых авианосца, с американской — три или четыре, каждый с более чем семьюдесятью самолетами, и обе стороны будут считать нас враждебными, если обнаружат. Если битвы за Мидэуй так и не случилось, сражение, которое решит исход войны на Тихом океане может развернуться здесь, в Коралловом море.

— Понятно, — сказал Карпов, и его глаза тоже засветились. — Наш боезапас ракет становиться опасно мал, но я должен вам напомнить, что в нашем распоряжении все еще имеется оружие, которое также может оказать решающее значение. Мы тоже имеем силу решить исходэтой кампании, Федоров. Не забывайте об этом.

Федоров не ответил.

ГЛАВА 15

— Адмирал на мостике!

Первый член экипажа, заметивший адмирала, объявил об его появлении и отдал честь, когда тот тихо вошел в рубку для совещаний.

— Карпов, — коротко сказал адмирал.

Карпов повернулся к нему и понял, что Вольский желал поговорить и ним наедине. От этого у него свело сердце, так как он сразу же понял, почему, однако собрался и последовал за адмиралом. Вольский закрыл люк и сложил руки на груди.

— Вы помните о нашем разговоре в лазарете несколько недель назад, когда я отдал вам прямой приказ не устанавливать на ракеты специальных боевых частей?^[43]

— Вы говорили с Мартыновым, — сказал Карпов.

— Именно.

— Товарищ адмирал, я полагал, что отказался подчиняться этому приказу, выпустив MOS-III.

— Вы не выполнили приказ, Карпов. Не играйте словами.

— Так точно. Я не стану спорить. Да, я приказал Мартынову установить по одной боеголовке на MOS-III и на П-900. Я полагаю, я изложил достаточные основания. Я не хочу сказать, что был прав, проигнорировав ваш приказ, но я это сделал.

— Чертовски верно, — сказал Вольский с явным расстройством. — Да, я хорошо знал о том нарушении в той части, что касалась MOS-III. И все эти недели вторая боевая часть была установлена на ракете П-900 номер десять, и вы ничего об этом не сказали!

Карпов глубоко вздохнул, приподнял подбородок, сжал зубы и некоторое время молчал. Затем посмотрел в пол.

— Можно было бы просто сказать, что я решил, что вы уже обнаружили эту боеголовку и сняли ее, — тихо сказал он. — Но это была бы еще одна lozh от человека, которым я был раньше. Я мог бы приправить ее дополнительными аргументами. Но я не стану врать, адмирал. Я вспомнил о том, что сделал, когда мы начали использовать ракеты П-900 на Средиземном море. Я беспокоился о том, что боеголовка все еще осталась там, но ничего об этом не говорил. Я знал об этом и знал, что мы должны были сделать. И я просто намекнул об этом Федорову. Похоже, он полагает, что мы движемся навстречу крупному морскому и воздушному сражению в Коралловом море, и там будет больше кораблей и самолетов, чем у нас имеется ракет. Виноват, товарищ адмирал. Я должен был доложить.

Вольский некоторое время смотрел на него, а затем кивнул.

— Хорошо… Должен сказать, с моей стороны было не меньшей оплошностью не приказать снять ее. Она все еще там, капитан, на ракете номер десять, так что помните об этом, если нам снова придется использовать ракеты. Однако система снова перенастроена, и для применения требуются два ключа. Один висит на моей шее, другой у Федорова.

— Таков порядок, товарищ адмирал.

— Да, таков порядок — решение на применение ядерного оружия принимается командиром корабля и старпомом. Но мы находимся в боевой обстановке, и дыра в крыше кормового мостика делает этот факт болезненно очевидным, не говоря уже об очереди людей в заведение Золкина. Я сам получил травму и провел немало времени в лазарете. И потому решил, что вполне возможно, что мы получим новые повреждения прежде, чем достигнем безопасных вод, и что вполне возможно, что офицеры также могут погибнуть. Вы меня понимаете?

— Так точно.

— В таком случае, сохраняется обычный протокол. Если я буду убит, Федоров автоматически примет командование кораблем, а вы станете старшим помощником. Это и так ваши обычные роли в мое отсутствие. Вы оба отлично показали себя на Средиземном море, и ваше взаимодействие было образцовым. Вы просили дать вам шанс, и я это сделал. Не могу сказать, что я разочарован, Карпов, но задаюсь вопросом… В вас осталось что-то прежнее?

Карпов встретил его взгляд, не дрогнув.

— Человек никогда не сможет полностью очиститься от прежних привычек и недостатков, товарищ адмирал, и не сможет полностью искупить свои грехи. Но если он действительно человек, то сможет научиться контролировать себя и поступать правильно. Вы позволили мне это понять.

— Нет, Карпов, — сказал Вольский, положив руку ему на плечо. — Вы поняли это сами. — Он улыбнулся, с явным прощением во взгляде. — Я говорю это вам потому, что в силу тех или иных обстоятельств может так случиться, что однажды вы снова получите свой ключ. И тогда вам придется определить, что вы поняли и чего не смогли понять, особенно если меня не будет рядом.

Карпов с облегчением улыбнулся. То, что другой мог воспринять как неприятный аргумент, упрек или копание в темном прошлом, для него было чем-то больше похожим на разговор отца с сыном, именно то, что ему было нужно. Теперь он ценил Вольского больше, чем когда-либо прежде, и понял, почему подчиненные так его уважают.

— Я бы хотел найти в себе мужество, чтобы стать хотя бы наполовину таким человеком как вы, товарищ адмирал, если мне когда-либо доведется снова надеть ключ на шею.

— Да… — Сказал Вольский. — Только если бог умрет, мы сможем узнать, как поведут себя ангелы. В некотором смысле это верно для нас всех в этом Богом забытом мире. — Больше он ничего не сказал. Донесся дальний гром, и Вольский, Карпов и Федоров вышли на мостик как раз вовремя, чтобы увидеть четыре высоких столба воды, взмывшие точно по курсу корабля, хотя и в тысяче метров от левого борта.

— Пятнадцать влево, — сказал Федоров, уводя корабль от вражеского огня. — Он обернулся через плечо, посмотрев на Карпова и Вольского. — Я считаю, что они наконец пристрелялись.

— Значит, пора что-то с этим делать, — кивнул Вольский, посмотрев на одного из своих архангелов — Михаила с пылающим мечом. — Карпов…

* * *

Капитан Ивабути быстро заметил первую ракету. В этот момент он смотрел в бинокль на вражеский корабль, все еще далекий, но ставший уже осязаемой вещью, а не предметом слухов. Он был уверен, что «Мидзути» был линкором. И как бы силен он не был, любой корабль мог быть потоплен. У него было все необходимое, чтобы уничтожить его, отомстив за гибель «Хагуро», не говоря уже о самолетах и пилотах Хары.

Его эскадру отделяло от врага 26 000 метров, что все еще было большой дальностью, но тем не менее, противник уже был в зоне их огня. «Нати» шел в 500 метрах по его правому борту, «Мёко» — на равном расстоянии по левому. Все три корабля выстроились в линию и двигались с максимальной скоростью «Кирисимы». На мостике он собрал и собственных военных демонов: старшего артиллериста Косино и командира вспомогательной артиллерии Икеду. На мостике также находился офицер снабжения Кобаяси, распределяя снаряды. Командир группы борьбы за живучесть Кисити Ёсино также стоял у переговорных труб на случай серьезных повреждений, требовавших его внимания. Старший помощник Коро Оно лично стоял у штурвала, готовый начать маневрировать.

Затем все они увидели первую ракету, и Ивабути понял, о чем говорил Киёта. Он назвал это Райдзю — громовым зверем, падающим с небо голодным волком в обличье молнии, охотясь за человеческими снами грозовой ночью. Хорошее название, подумал он. Ну и скорость!

Ракета спикировала на его корабль, словно стрела, и его глаза широко раскрылись, когда она с громовым ревом ударила в переднюю башню, исчезнувшую в черно-оранжевом огненном шаре. Корабль закачался от удара, металлические осколки ударили по «пагоде» надстройки, выбив один из иллюминаторов на мостике. Словно сами боги метнули в его корабль молнию, подумал он. Когда огненный шар, наконец, рассеялся, он увидел, что носовая башня наполовину сорвана с барбета, а одно орудие вырвано и задрано вверх. В самой башне зияла черная дыра в том месте, куда, должно быть, ударил бронебойный наконечник ракеты.

Вокруг башни начался пожар, подпитываемый остатками ракетного топлива, и Ивабути понимал, что там погибли все. Один выстрел, один удар? Это была не зенитная ракета! Это был демон из самых глубин ада! Райдзю уже было не тем словом. Его лицо вспыхнуло от гнева.

— Ответный огонь! — Заорал он, глядя, как башня номер два повернулась и изрыгнула собственное облако огня и серы в далекий вражеский корабль. Ударная волна от выстрела была настолько сильной, что несколько притушила огонь на передней палубе.

Наблюдатели на высокой «пагоде» следили за падением снарядов. Окрашенные в синий фонтаны воды взметнулись в воздух примерно в 500 метрах от левого борта вражеского корабля. Это выглядело слабым ответом, учитывая тот удар и потрясение, которые они только что испытали. Корректировщики начали передавать поправки группам управления стрельбой внизу. Орудия приняли поправку, тяжелые снаряды зашли в казенники, за ними последовали четыре картуза с порохом, необходимые для стрельбы на такую дальность.

В этот момент Ивабути заметил, что темный силуэт вражеского корабля словно осветили вспышки семафоров, одна, две, три… Через несколько секунд он услышал вой снарядов, поразившись тому, что два снаряда упали не более чем в двадцати метрах от его левого борта. Затем еще один снаряд ударил в «пагоду», затем второй, выбив еще больше иллюминаторов на мостике. Еще два снаряда упали с перелетом по правому борту.

— Снаряды малого калибра! — Крикнул Икеда, удивляясь их дальности и точности. Он не ожидал, что их собственные орудия вспомогательного калибра смогут открыть огонь на дистанции до 18 000 метров, но было похоже, что этот корабль снова превзошел их. Фактически, после залпа орудий главного калибра «Кирисимы» корректировщики отметили явный недолет. Вражеский корабль снова уходил от них.

Новые вспышки. В море падали все больше и больше снарядов. Один из них ударил по главной надстройке над мостиком и вывел из строя наблюдательный пост. Второй ударил значительно ниже, вызвав небольшой пожар. Третий снаряд ударил в главный броневой пояс левого борта, не причинив вреда толстой 281-мм броне.

Ивабути был в ярости. Вражеский корабль словно сначала нанес ему мощный удар в нос, а за ним серию быстрых ударов в лицо. Он подумал приказать крейсерам дать полный ход и сократить дистанцию с этим монстром, но понял, что они будут находиться под обстрелом этих сверхдальнобойных орудий среднего калибра в течение как минимум часа, даже если будут стараться сблизиться изо всех сил, как и докладывал Киёта. Точность вражеского огня была просто сверхъестественной! Снаряды явно были нацелены на его собственный корабль, демонстрируя тем самым, что они знали, кто в их группе представлял собой настоящую угрозу.

От злости и разочарования он сжал кулак, приказав уцелевшей передней башне дать еще один залп. Это была в большей степени попытка сохранить лицо. Снаряды снова легли с недолетом. Мидзути медленно увеличивал дистанцию. Он задержался нанес один сильный удар, чтобы проверить, осмелятся ли преследователи вступить в бой. Ивабути с неохотой отдал приказ прекратить огонь.

— Ход двадцать восемь узлов, — мрачно сказал он, вслушиваясь в напряженный гул старой ходовой части. Сколько еще котлы выдержат при такой скорости? Тяжелый крейсер «Тонэ» спешил им навстречу. Вскоре у него будут три тяжелых крейсера. «Тонэ» мог развить ход 36 узлов и нес шесть гидросамолетов для разведки. Он понимал, что противник не сможет уйти. Не сегодня.

Но что это был за корабль? Определенно не «Ринаун», как он решил сначала. По ним не велся огонь из орудий главного калибра, только эти дразнящие удары снарядов, похоже, не более 152 мм. Но ракетное вооружение было действительно грозным. Он понимал, что у этого корабля была настоящая сила. Он не мог поймать этого монстра, но во имя всех богов и ками не мог прекратить погоню. Он последует за ним, израсходовав все топливо до последней капли, и если ему удастся сократить дистанцию, он быстро и безжалостно прикончит его… Или умрет сам, пытаясь это сделать.

* * *

— Мы привлекли их внимание, — сказал Федоров. — Они снижают ход.

— Подтверждаю, — сказал Роденко. — Скорость линкора 28 узлов. — «Киров» вышел на полный ход, и теперь имел преимущество над противником в четыре узла.

— Крейсеры не выдвигаются вперед?

— Никак нет. В настоящий момент они поддерживают одну скорость с линкором. Но показания по корме не точны. Мне приходжиться полагаться на РЛС наведения вторичных систем, а также лазерный дальномер.

— Похоже, что они быстро справились с пожаром, — сказал Федоров. — Но последние несколько залпов давала только одна носовая башня. Возможно, мы вывели из строя вторую, по крайней мере, на время. У этого корабля четыре двухорудийные башни, следовательно, их огневая мощь при текущей конфигурации упала вдвое. Но, судя по всему, они не намерены прекращать погоню. У них есть хребет, товарищ капитан. Я полагаю, что мы вышли из зоны обстрела и предлагаю прекратить огонь.

— Согласен, — сказал Карпов. — Самсонов, прекратить стрельбу. Пока что я не намерен тратить ракеты на этот корабль. Я бы не сказал, что это того стоит.

— Мы движемся к Торресову проливу, но у него нам придется значительно замедлиться из-за отмелей и рифов. Возможно, бой возобновиться быстрее, чем вы ожидаете.

Это был более чем очевидный вывод. Впереди их ждало еще много чего, что должно было случиться до наступления ночи.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ ВЕНДЕТТА

«Если нас уколоть — разве у нас не идет кровь?

Если нас пощекотать — разве мы не смеемся?

Если нас отравить — разве мы не умираем?

А если нас оскорбляют — разве мы не должны мстить?»

Уильям Шекспир, «Венецианский купец»

ГЛАВА 16

Человеком, начавшим все это, был адмирал Кинг. Сначала Кинг, затем Маршалл. И без того вспыльчивый, адмирал настолько утомился текущей обстановкой на Тихом океане, что стал просто невыносим. Вечно хмурый и склочный по своей натуре, он никогда не был скромен в оценке собственного интеллекта и редко снисходил до признания кого-либо ровней себе в тонкостях военно-морской стратегии. Казалось, что одного взгляда Кинга было достаточно, чтобы осадить кого угодно, но когда дело доходило до президента Рузвельта, требовался более разумный и тонкий подход Маршалла.

Кинг хотел действия. Не медленного наращивания сил и укрепления путей снабжения, не того медленного и ровного движения, которое велось с самого начала войны. Когда «Военный план «Оранжевый» был отменен, Кинг счел потерю Филиппин оскорблением, за которое американский флот должен был отплатить в один прекрасный день. Тем не менее, в глубине души он понимал, что план был составлен в давно ушедшую эпоху, когда основу флота составляли старые линкоры. Если бы они вышли из Перл-Харбора в соответствии с планом, у японского авианосного флота случился бы праздник.

Он был достаточно мудр, чтобы понимать, что дни линкоров сочтены. Он знал, что когда дело дойдет до действий на Тихом океане, реальная сила будет выражаться в авианосцах. Проблема была в том, что в этом направлении было сделано слишком мало. США слишком долго действовали в обороне, и примеров обратного было мало, за исключением разве что дерзкого рейда Дулиттла на Токио^[44]. Череда японский побед не намеревалась обрываться. Вызов им был брошен лишь единожды, когда два американских авианосца вошли в Коралловое море, когда японцы атаковали Порт-Морсби. В результате он потерял свой старый корабль, «Леди Лекс», ни за что.

Дешифровщики смогли взломать японский морской шифр JN-25 и предупредили командование о неизбежности крупной операции противника. Им потребовалось немного времени, чтобы определить, что конечными точками наступления являются Фиджи и Самоа. Японцы уже разместили войска на южных Соломоновых островах Гаудалканал и Тулаги, где создали базу гидросамолетов и аэродром, хотя они еще не были полностью укреплены. Следовательно, удар будет нацелен либо на Эспириту-Санту, либо на Нумею, и если какая-либо из этих целей падет, Фиджи и Самоа окажутся в зоне досягаемости японских бомбардировщиков. Австралия будет отрезана, и Кинг ничего не сможет с этим поделать.

Гневный адмирал начал энергично продвигать идею о том, что сидеть в обороне и пытаться парировать японские удары уже не получиться. «Нужно вдарить по уродам, — горячо утверждал он. — Просто взять и пнуть им туда, где они точно прочувствуют». И указал на остров Гуадалканал, как на идеальное место, чтобы сделать это. Чтобы поддержать свою идею, он продвинул Нимица на замену нерешительного Гормли, и назначил новым командующим в регионе адмирала «Быка» Хэлси.

Хэлси был решительным сторонником палубной авиации и видел решающим сосредоточием силы на море про мобильные авианосные соединения. Такой подход был впервые применен на суше. Командир кавалерии Конфедератов Натан Бедфорд Форрест впервые сформулировал его в годы Гражданской войны. Хэлси адаптировал этот же принцип к авианосцам и сформулировал его так: «Подойди к противнику со всем, что у тебя есть, так быстро, как только сможешь, и вывали на него все, что сможешь». В любом морском сражении он стремился оставлять первое и последнее слово за самолетами.

В ходе данного этапа войны на море он уже смог записать на свой счет кое-какие успехи. Он участвовал в рейде Дулиттла и командовал атаками на Маршалловы острова и остров Уэйк. Бремя командования вскоре плохо сказалось на его здоровье и он оказался госпитализирован на несколько месяцев, после чего снова запросил принять командования американским контрнаступлением, прибыв на Нумею 15 августа 1942 года, на шестьдесят дней раньше, чем в той версии истории, что знал Федоров.

Когда отбывающий адмирал Гормли высказал свои опасения по поводу планируемого наступления на Гуадалканал, заявив, что это, вероятно, приведет к новому Батаану^[45], Хэлси лишь отмахнулся. Он был боевым адмиралом, и эта операция была именно тем, чего он хотел. У него было три авианосца, и он был намерен использовать их для молниеносного удара прямо в сердце вражеских сил на Соломоновых островах.

Когда шифровальщики определили запланированную дату японского наступления — 25 августа — Кинг заявил, что США должны быть готовы и иметь в море силы, готовые атаковать японцев там, где они, вероятно, меньше всего ожидали — на Гуадалканале.

«Они ждут, что мы будем сидеть на жопе ровно, ожидая их в Новой Каледонии или на Вануату, — заявил он. — Так давайте вломим им по самое немогу морской пехотой!».

Хэлси всецело поддержал его.

Им предстоял долгий и тяжелый бой. Многие расценивали переброску десанта на транспортах в пределах досягаемости японских авианосцев совершенным безумием. Это потребовал бы от американских авианосцев прикрывать их до самых районов высадки и в течение нескольких дней после нее, тем самым дав противнику полную свободу в продвижении на юг.

Хэлси настаивал, что если операция начнется по крайней мере за два дня до планируемой даты японского наступления, то сможет расстроить планы противника сама по себе. «Японские авианосцы слетятся на них, как мухи, я знаю это, — говорил он. — Но у нас будет боевой кулак, и мы сможем ударить по ним, как только они появятся. Либо так, либо давайте просто сидеть на Нумеа и ждать. И что нам даст? Нет, я предлагаю высадить десант на Гуадалканал, занять этот гребаный аэродром и перебросить туда «Уайлдкэты» и «Даунтлессы». Тогда у нас появится еще один авианосец, который япошки смогут ковырять сколько угодно, но точно никогда не потопят».

В конце концов, Кинг смог привлечь на свою сторону Маршалла и получить одобрение президента, разрешившего упреждающий удар, получивший название «Операция «Сторожевая башня». Части 1-й дивизии морской пехоты вышли в море 20 августа в сопровождении всех наличных сил, включая авианосцы «Энтерпрайз», «Хорнет» и «Саратога», двенадцать крейсеров, двадцать одного эсминца и двух недавно вступивших в строй новейших быстроходных линкоров «Вашингтон» и «Северная Каролина». Недоставало лишь авианосца «Йорктаун», который был переведен в состав Атлантического флота после гибели «Уоспа»^[46], дабы обеспечить жизненно важное воздушное прикрытие морей в районе Исландии, которые американцы были вынуждены поддерживать, несмотря на формирование японцами оперативных групп на Труке и в Рабауле.

Оперативные резервы американцев также были значительны. В залив Сува на Фиджи были переброшены три старых линкора — «Калифорния», «Нью-Мексико» и «Западная Вирджиния». Слишком тихоходные для совместных действий с авианосцами, они, тем не менее, обеспечивали сдерживающий фактор, будучи способными помешать любой японской надводной оперативной группе прорваться к жизненно важным американским базам. Их поддерживали два легких крейсера и десять эсминцев, которые на самом деле поддерживались ими — для обеспечения действий эсминцев использовались запасы топлива с линкоров.

Ямамото планировал подойти к своей первой цели — Эспирито-Санта — двумя расходящимися ударами, подобными рогам быка. Два тяжелых авианосца — «Акаги» и «Кага», а также легкий авианосец «Рюдзе» должны были выйти с главной японский морской базы на атолле Трук, и направиться к острову Нару, который, не будучи серьезно укрепленным, будет с ходу взят батальоном морской пехоты. Вслед за авианосцами двинутся мощные линкоры «Ямато», «Хиэй» и «Фусо», которые составят ядро группы огневой поддержки. Также в группу, которая должна была составить этот «рог» и доставить части 3-й дивизии Нагойи на Вануату, находились шесть тяжелых и четыре легких крейсера, а также двенадцать эсминцев.

Второй «рог быка» должна была составить сформированная на передовой базе в Рабауле группа из тяжелых авианосцев «Хирю» и «Сорю» и легкого авианосца «Рюхо», которая должна была двинуться через Соломоново море в сопровождении четырех крейсеров и семи эсминцев со вторым эшелоном 3-й дивизии. Эта группа должна была выйти в Коралловое море, а затем повернуть и подойти к Вануату с юго-запада, одновременно с подходом основных сил Ямамото с северо-востока. Она должна была также послужить заслоном от любых сил, которые американцы могли выдвинуть со сторону Нумеа. Операция была направлена на то, чтобы в унисон подвести к Вануату единым кулаком пятьдесят военных кораблей, включая шесть авианосцев.

Американский контрудар стал хорошим ответным шагом со стороны Кинга, нанесенным в тот момент, когда противник выдвинул две мощные группы к намеченной цели, и прошел по плану.

Когда американская морская пехота вышла в море, японские силы уже выдвинулись, но были слишком далеко, чтобы представлять угрозу. Когда конвой был, наконец, замечен гидросамолетом с Тулаги, оба «рога» флота Ямамото находились за сотни миль друг от друга. Он должен был принять решение — продолжать операцию по плану, или же отправить одну группу или обе сразу, чтобы парировать американский удар по Гуадалканалу? Выбор должен был предопределить исход всего сражения, но 1-я дивизия морской пехоты действовала решительно. Они высадились на Гуадалканале и Тулаги с таким расчетом, чтобы захватить Лунге 25 августа и занять аэродром, и теперь лихорадочно готовили его к приему самолетов с ближайших американских аэродромов и кораблей. Соединение, которое затем будет названое «ВВС Кактуса», вот-вот должно было появиться.

Известие об этом вызвало потрясение в штабе Объединенного флота на атолле Трук и было принято решение, что операция по захвату Эспириту-Санто не даст ничего, кроме изолированного форпоста в более чем 950 километрах от зоны боевых действий на Гуадалканале и в пределах досягаемости сил на мощных американских базах в Нумеа и заливе Сува. Если же американцам будет позволено закрепиться на Гуадалканале, вся операция будет нарушена. Поэтому было принято решение подавить смелый американский удар и установить безоговорочное господство на Соломоновых островах. Только после этого операция по захвату Эспириту-Санто будет иметь какой-то шанс на успех.

Ямамото размышлял о том, как ему поступить — отправить более малочисленную западную группу Ямагути для подавления десанта, или же направиться у Гуадалканалу лично. Многие офицеры настаивали на том, чтобы оба «рога» были сведены в один сокрушительный удар, и Ямамото уже собирался принять такой решение, когда получил неожиданные новости о ходе операции адмирала Хары по захвату Дарвина.

Как и все подобные сообщения, оно начиналось с описания ярких результатов воздушного удара и артиллерийского обстрела Дарвина, за которым последовала высадка десанта Ямаситы, прошедшая без проблем и приведшая к установлению контроля над портом и аэродромом в течение 24 часов. Затем последовали детали довольно неожиданного «инцидента», заключавшегося в обнаружении крупного надводного корабля противника, предположительно прорвавшегося из Дарвина и оснащенного необычным вооружением. Описание было сжатым и содержало мало подробностей, но содержало сведения о значительных зенитных средствах на этом корабле, а также отмечалось, что попытки Хары атаковать и уничтожить одиночный вражеский корабль окончились с менее чем удовлетворительным результатом. Ямамото был достаточно умудрен жизнью, чтобы понять, что это значит, и немедленно направил Харе запрос по состоянию авиационной группы, задаваясь вопросом, не потребуется ли она ему сейчас в Коралловом море, в свете американского контрудара.

Ответ был просто отвратителен. 5-я авианосная дивизия Хары начала операцию с 54 пикирующими бомбардировщиками D3A. Их осталось только семь, и еще шесть было направлено на его корабли из Кендари. Из сорока восьми торпедоносцев B5N2 уцелело только двадцать один. Только они представляли собой какую-то силу. Из изначальных шестидесяти шести боеготовых истребителей А6М2 осталось пятьдесят. Потери ударных самолетов были просто ошеломляющими — семьдесят три процента! И это против всего одного вражеского корабля, направлявшегося сейчас в Коралловое море, преследуемый небольшим соединением во главе с капитаном Сандзи Ивабути на линкоре «Кирисима».

В отчете не было смысла. Соединение Хары было столь же опытным и квалифицированным, как и любое другое. Они разорвали американцев всего несколько месяцев назад и блестяще захватили Порт-Морсби. От этой мысли он плавно перешел к расположенному в Порт-Морсби аэродрому, где базировалось несколько эскадрилий бомбардировщиков G3M2 и G4M1. Однако эти самолеты имели слабую эффективность против морских целей, в особенности быстроходных военных кораблей, вроде вражеского. Ему было присвоено кодовое наименование «Мидзути», и это слово передавалось от одного флотского командира к другому. Куда же он направлялся? Просто пытался прорваться в дружественный порт, уходя из японской ловушки, в которую попал в Дарвине, или же он имел более зловещую цель? Как разведка могла упустить его появление в Дарвине? Слишком много вопросов оставались без ответов.

Ямамото долго и тяжело размышлял об этом ночью на линкоре «Ямато». Он мог выдвинуть против вражеского корабля авианосцы Ямагути, но это означало бы, что против американских авианосцев на Гуадалканале остаются только его собственные силы. Что-то подсказывало ему, что не стоило дробить свою ударную мощь, в особенности после потери аэродрома в Лунге. Поэтому он принял решение, которое счел адекватным для выполнения обеих задач.

— Передать приказ Ямагути. Отправить легкий авианосец «Рюхо», два крейсера и два эсминца на северо-запад в направлении Торресова пролива для действий совместно с силами адмирала Хары против вражеского корабля. Оставшимся силам, включая «Хирю» и «Сорю», немедленно следовать к Гуадалканалу для совместных действий с группой адмирала Нагумо. Я веду огневую группу на запад от Соломоновых островов для противодействия десантному соединению к северо-западу от Гуадалканала у Новой Джорджии, в ожидании уничтожения американской авианосной группы, прикрывающей их вторжение. После этого мы сможем отбить Гуадалканал, но не должны рисковать, сталкиваясь с крупным американским авианосным соединением.

Это решение должно было стать судьбоносным и решающим для вновь написанной истории Второй Мировой войны. Это был хороший план, учитывая его гибкость. Один легкий авианосец, отправленный на усиление сил адмирала Хары, представлялся не слишком серьезной потерей, хотя это было не слишком внятное решение, учитывая, что Хара командовал полной авианосной дивизией! Итогом стала катастрофа, представить себе которую обоснованно уверенный в своем таланте Ямамото просто не мог.

ГЛАВА 17

Новак должен был признать, что это было одним из самых необычных событий в войне — неофициальная встреча, посвященная рутинному фотоснимку, сделанному разведчиками, которое переросло в крупный «инцидент», как он это назвал. Встреча состоялась в штабе FRUMEL в комплексе «Монтерей» на Куинс-Роад в Мельбурне, Австралия. FRUMEL являлось аббревиатурой, означавшей Fleet Radio Unit MELbourne (станция радиоперехвата флота, Мельбурн). Это была одна из двух основных станций радиоперехвата и дешифровки, все еще действующих на Тихом океане. Вторая, станция Н или «Хипо», находилась в Перл-Харборе на Гавайских островах. Когда-то станций было три, но третья была спешно эвакуирована из Манилы в феврале 1942, когда японцы взяли этот город. Многие из ее специалистов были эвакуированы вместе с 1,5 тоннами материалов в оборудования на подводной лодке «Морской дракон», и теперь выполняли свою жизненно важную работу здесь, в составе FRUMEL. Новак был одним из них.

Подразделение занимало большую часть третьего этажа фешенебельных Монтерейских Апартаментов. Он лениво рассматривал из окна зеленую лужайку и покрытые свежей листвой деревья, ожидая, когда помощник закончит рассылку.

— У британцев есть что-то в Коралловом море, о чем мы не знаем? — Бросил он вопрос через стол, словно кусок бумаги, коммандеру Оскару Осборну, еще одному специалисту по шифрам, призванному проанализировать очень необычный фотоснимок. Иногда называемый коллегами «Оззи» или просто «Волшебник», после вышедшего в 1939 фильма «Волшебник страны Оз», он был частью их группы с тех пор, как подлодка «Морской дракон» благополучно доставила его со старого места службы на Коррегидоре.

— Уотерс доставил это вчера, — сказал Новак. — Это один из наших ребят в Дарвине. Бог знает, что с ним теперь. Наверное, на полпути в Кэтрин, если ему удалось оттуда выбраться. К счастью, эти снимки доставили самолетом. Смешно это все… Прямо на самый верх. Журналист по фамилии Лонгмор, по собственной прихоти, вывалил это прямо в офис премьера. Похоже, он старый знакомый самого Джона Кёртина.

— Кёртин сам бывший журналюга, — сказал Осборн. — А у них там все серьезнее, чем у воров.

— Нам же лучше. Видел снимок? — Новак указал на пакет, доставленный мотоциклистом прямо с аэродрома. Осборн взял его.

— Это что за черт? — Сказал он, пристально осмотрев его, и оглядываясь по сторонам в поисках лупы. — Дай-ка мне справочник силуэтов британских кораблей…

Новак улыбнулся.

— Не напрягайся, — сказал он. — Это не британский корабль. Сегодня утром я проверил все данные по британскому флоту, и даже позвонил в Перт офицеру связи. Он заверил меня, что у них нет ничего у Кимберлийского побережья. И ничего не было в Дарвине до того, как туда добрались японцы. Они ничего не знают. Это какая-то совершенно другая рыба.

Осборн снова пристально рассмотрел снимок.

— Немаленький кораблик, — тихо сказал он. — Но я не вижу серьезных орудий.

— А вся эта история довольно непонятная, Оззи, — сказал Новак. — Этот корабль не британский, но, видимо, никто не потрудился объяснить это японцам. Они рвут и мечут с того момента, как обнаружили его. Видишь те торпедоносцы на снимках? Похоже, они обнаружили этот корабль у Дарвина. Береговые разведчики видели многое. По их сообщениям, японцы атаковали корабль всем, что имели. В одном сообщении говориться, что они насчитали более шестидесяти самолетов, атаковавших корабль, и видели много фейерверков.

— Понятно… — Осборн продолжал рассматривать снимок. — И они его потопили?

— Смогли повредить, но он ушел от них. И японцы погнались за ним силами, предназначенными для действий у Дарвина. Разведчики докладывают, что японцы бросили за ним быстроходный линкор и несколько крейсеров. Корабль идет на восток, и если ему удалось уцелеть, то сегодня вечером он должен пройти Торресов пролив и выйти в Коралловое море. В радиоперехватах фигурировало слово, повторяемое каждый раз, как речь шла об этом корабле, так что мы решили, что это прозвище или кодовое обозначение, которое они присвоили ему: «Мидзути».

— Это что значит?

— Морской дракон, — усмехнулся Новак. Намек на подводную лодку, доставившую их сюда, был слишком прямым и явным.

— Морской дракон? — Осборн позволил себе улыбнуться, а затем снова посмотрел на снимок. — Ну что же, это не британский корабль, — он, наконец, осознал всю важность этого просто факта. — И, насколько я могу судить по этому снимку, со всей определенностью не американский.

— Я тоже так решил, — сказал Новак. — Ты прав. У голландцев тоже нет ничего в этом районе, да и вообще у них нет ничего, настолько большого. Это со всей определенностью нечто, сравнимое с линкором.

Осборн приподнял брови. Бесконечная утомительная рутина радиоперехватов и расшифровок сменилась чем-то действительно интересным. Но здесь было и нечто большее. В снимке ощущалась какая-то тайна, и чем больше он на него смотрел, тем явственнее ощущал тень волнения. Затем он вспомнил кое-что, слухи, промелькнувшие по каналам связи… Что-то о корабле, задавшем британцам перца на Средиземном море несколько дней назад.

— Слушай, Новак, — сказал он, пытаясь вспомнить все сам. — Я слышал разговоры о корабле, устроившем кавардак на Средиземном море на прошлой неделе. Итальянцы столкнулись с ним в проливе Бонифачо, а затем он направился на запад, к Гибралтару.

— Да, я тоже про это слышал, — ответил Новак. — Должно быть, он прорывался из Тулона. Скорее всего, французский корабль.

Нет, подумал Осборн, это был не французский корабль. Но свое мнение он пока оставил при себе, не будучи уверен в том, что знал Новак. Это было нечто большее. Да, официально было объявлено о том, что мятежный французский линейный крейсер прорвался из Тулона, как и сказал Новак, и, в конце концов, сдался британцам в Гибралтаре и был интернирован на острове Святой Елены. Но Осборн знал кое-что еще. Блетчли-Парк очень интересовалось этим вопросом… Британское адмиралтейство окутало случившееся небывалой завесой секретности… Кто-то якобы направлялся в штаб FRUMEL, чтобы рассказать им об этом… Бриты, вроде бы, были готовы поделиться с ними своими секретами.

— Мидзути, — сказал Осборн. — Значит, япошки погнались за морским драконом?

— Да, и они там с ума посходили, судя по перехваченным переговорам, — Новак почесал в затылке. — Сегодня утром я расшифровал кое-что из перехватов, которые мы отправили Хэлси. — Наступление на Гуадалканал, похоже, застало Ямамото врасплох. Им пришлось импровизировать силами, предназначенным для операции против Эспириту-Санто.

— Вы хотите сказать, бросить их все против 1-й дивизии Вандегрифта на Гуадалканале?

— Именно. Но я перехватил один странный приказ — небольшому отряду с составе легкого авианосца и нескольких крейсеров и эсминцев приказано отделиться от западной ударной группы и следовать на север.

— На север? Зачем?

— Посмотри на снимок, Оззи. На севере Торресов пролив, забыл? Видимо, им тоже нужен морской дракон.

— Черт меня бери, — выдохнул Осборн.

В этот момент зазвонил телефон, и жизни Новака и Осборна обещали стать намного интереснее. Тайну больше не отделяла от них половина мира.

* * *

«Киров» мчался на восток к Торресову проливу. Следом за ним упорно двигалась побитая, но не отступившая вражеская оперативная группа. Старшие офицеры сменяли друг друга на мостике каждые два часа, удаляясь на очень необходимый сон. Федоров вел корабль вперед на скорости тридцать два узла в течение последних трех часов, и смог вырвать у противника еще двенадцать миль, увеличив дистанцию до чуть более чем двадцати семи морских миль или пятидесяти трех километров. Но на подходе к кишащим рифами водам пролива он был вынужден снизить ход до двадцати узлов. Если противник продолжит приближаться на двадцати восьми узлах, что они и делали, они снова окажутся на дистанции стрельбы через час и сорок пять минут.

Торресов пролив был очень опасным местом, и разбитые корабли покрывали его дно молчаливым напоминанием об опасностях, скрытых под аквамариновыми водами. В прошедшие века жители островов в проливе имели привычку убивать севших на мель моряков, что довершало образ этих вод как мрачных и опасных. По сути, это был один из самых опасных фарватеров в мире. При сильных приливных течениях и разнице в уровне воды в прилив и отлив в пять метров, прохождение через него требовало очень тщательного подхода к делу, и Федоров знал, что вскоре ему придется замедлить ход до десяти узлов.

— Очень мелкие воды, — сказал он. — Не более тринадцати метров, при нашей осадке чуть больше девяти. Малый вперед, гидроакустическую станцию в активный режив на следующий час. Тарасов, внимание по обоим бортам. Здесь нет лоцманских буев, как в наши дни.

— Так точно, — сказал Тарасов. — ГАС в активном режиме.

— Я направлю корабль в пролив Принца Уэльского, к северу от острова Хаммонд. Он имеет ширину всего восемьсот метров в самом узком месте, и там сильные приливные волны. Я вычислял приливное окно на осадку девять метров последние полчаса, но у нас все равно будет немного под килем.

— Морской туман затрудняет работу РЛС, — доложил Роденко. — Однако я получаю четкие сигналы по всем воздушным целям.

Они знали, что для вражеских самолетов это будет идеальный момент для удара, но, к счастью, экраны радаров были чисты. Они прошли узкий участок на десяти узлах без происшествий, и Федоров направил корабль к Северо-восточному проливу и Брамбл-Кей, чтобы затем выйти в Коралловое море через Блай-Энтренс. Проход шел медленно, мимо множества скрытых отмелей, подводных рифов и поднимающихся из воды скал. Кроме того, поджимало время.

Вскоре они могли четко видеть вражеские корабли на экране камеры высокой четкости кормового «Ротана», и, когда дистанция снова сократилась до 28 000 метров, донесся далекий гул, а затем свист приближающихся снарядов.

— Вот привязались, — сказал Карпов, глядя, как первые два снаряда упали за кормой с недолетом по меньшей мере в тысячу метров.

— Нам нужно поддерживать малый ход еще какое-то время, — сказал Федоров. Они приближались к островам Бёрка, по правому борту находился Риф Воинов. — У острова Йорк, возможно, станет возможно увеличить ход до пятнадцати.

Второй залп был дан явно с поправкой — снаряды упали на 500 метров ближе. Высокие столбы поднятой воды были явно окрашены в синий.

— Становится опасно, — сказал Карпов. — Самсонов, П-900 к пуску. — Он бросил взгляд на Федорова. — Запрашиваю разрешения, товарищ капитан второго ранга.

— Разрешаю, — ответил Федоров. Вида водяных гейзеров было для него достаточно для понимания необходимости вывести вражеский линкор из строя.

— Так точно, — Карпов вытянулся, словно став выше, сложил руки за спиной и посмотрел на верхний дисплей. — Самсонов, две ракеты к пуску, цель надстройка. Задействовать лазерный дальномер и управление по оптическому каналу в полете^[47].

- Так точно. Ракеты шесть и семь к пуску с интервалом пять секунд готовы.

— Залп!

Над передней частью палубы прозвучал громкий звук предупреждающего сигнала и Карпов повернулся, увидев открывающиеся люки. Ракета вылетела из шахты, двигатель сработал безупречно. Через несколько секунд стартовала вторая. Ранее они поразили цель «Москитом-2» с 450-килограммовой боевой частью, на этот раз Карпов применил две ракеты с 400-кг боевыми частями^[48]. Самсонов использовал оптическую систему, обозначая цель прямо на экране световым пером. Фактически, он использовал для наведения ракеты собственное зрение, направляя ее куда хотел, а именно в привлекательную цель в виде высокой надстройки вражеского корабля.

Они увидели, как противник дал третий залп перед тем, как первая ракета ударила в цель, поразив основание надстройки. Донесся далекий гул. Через несколько секунд вторая ракета ударила выше, прямо в центр надстройки, и вскоре вражеский корабль исчез в огне и дыму.

* * *

Старший помощник Коро Оно первым заметил огненные хвосты и белые следы ракет.

— Противник ведет огонь! — Закричал он, и капитан Ивабути инстинктивно прижался к переборке. П-900 приближались медленно и завораживающе, начав дикий танец беспорядочных маневров на предельно малой высоте над морем, который могли видеть все на мостике. Один из младших офицеров дернулся в сторону как раз в тот момент, когда первая ракета ударила в основание надстройки. От сотрясения двое офицеров повалились с ног, и в этот момент вторая ракета ударила под самый мостик.

Оно дернулся назад, когда передние иллюминаторы взорвались тучей битого стекла и обломков. Ивабути схватился за нактоуз^[49] и смог удержаться на ногах, но еще трое офицеров упали, а Токоно Хориси, заместитель Икеды, был ранен.

Оно растянулся на полу, ощущая дым, врывающийся через разбитые стекла. Все вокруг кашляли, протирали глаза и пытались дотянуться руками до переборок и встать. В отличие от них всех, Ивабути стоял ровно, его взгляд пылал огнем и гневом, щеку покрывала кровь из пореза. Он выкрикнул приказ открыть огонь, но носовые орудия никак на это не отреагировали. Первая ракета ударила по башне номер два, выведя ее из строя. Сотрясение оказалось достаточным, чтобы оглушить всех, находящихся внутри, у многих пошла кровь из ушей. Несмотря на малую скорость, П-900 била сильно. Извесная как «Калибр-НК»^[50], в НАТО она именовалась SS-N-27 «Сиззлер» — «Испепелитель» — и была принята на вооружение в 2012 году. Она весила 1 700 килограммов, добавляя сильный удар к взрыву 400-килограммовой боевой части.

«Кирисима» был поражен двумя ракетами, в районе мостика и башни номер два начался пожар, но опасности затопления корабля не было. Разъяренный тем, что он не мог вести огонь носовыми орудиями, Ивабути отдал приказ повернуть на север, чтобы задействовать обе кормовые башни. Они еще не достигли Торресова пролива, так что для маневра было достаточно места. Но к тому моменту, как они завершили разворот, а аварийные группы взяли пожар под контроль, уменьшив задымление,«Мидузти» также довернул на север, выйдя из узкого пролива в открытые воды за его пределами.

Коро Оно все-таки поднялся на ноги, сжимая кровоточащую рану на правой руке.

— Капитан, — сказал он. — Эти ракеты, должно быть, имели пилотов. Это единственное объяснение того, как они могли так танцевать над морем, а затем развернуться и поразить нас с такой точностью. Пролив впереди слишком узок, чтобы вести бой. Нам придется замедлиться до десяти узлов или даже меньше. Если они снова обстреляют нас…

— Не морочь мне голову! — Резко оборвал его Ивабути. — Косино! Кормовые орудия готовы? Почему так долго?

— Капитан, дым затрудняет определение дальности.

— Так определи ее, идиот! Огонь обеими, в любом случае!

— Так точно! — Ответил Косино по переговорной трубе и отдал приказ стрелять. Кормовые башни вторили ему громовым ревом.

Ивабути улыбнулся, услышав этот рев, и повернулся к Оно.

— Мы должны были показать им, что они не причинили нам вреда, — мрачно сказал он. — Значит, вы считаете, что британцы должны пилотировать эти демонические ракеты? Да, похоже на то, хотя мне и трудно в это поверить. Где самолеты Хары? Пусть бы его летчики проявили такую же храбрость и разнесли этот корабль. Это идеальное место, чтобы атаковать его, пока он вынужден идти малым ходом в этих водах.

Оно моргнул и откашлялся.

— Самолеты Хары сейчас большей частью находятся на морском дне, капитан. Там же можем оказаться и мы, если не будем осторожны. Я хочу напомнить, что нам нужно будет идти через эти же воды, если вы намерены продолжить погоню.

Ивабути посмотрел на него горящими от ярости глазами, но ничего не сказал. Выражение его лица сказало все за него.

* * *

— Цель поражена, — сказал Карпов. — Пожары явно затрудняют работу их артиллеристов.

Противник дал еще один залп, на этот раз четырьмя орудиями, но снаряды легли широкой дугой далеко от Уорриор-Рифс по их левому борту.

— Есть предложение, — сказал Федоров. — У нас есть на борту мины, товарищ капитан?

Глаза Карпова озарились.

— У нас должны быть МДМ-7. Хорошая идея. Сам я как-то об этом не подумал. Сейчас вызову Мартынова.

МДМ-7 представляли собой мины, предназначенные для сбрасывания с кормы корабля, активировавшиеся с двухминутной задержкой, чтобы дать кораблю время безопасно отойти. Они могли быть настроены на срабатывание от контактного или акустического взрывателя (который считался основным). Мощный 1 500-килограммовый заряд представлял серьезную угрозу для любого корабля в случае подрыва в непосредственной близости. В узком проливе они могли стать идеальным оружием против преследующих «Киров» кораблей.

Мартынов ответил через несколько минут. На борту было десять мин МДМ-7 и шесть более старых МДМ-3, предназначенных для постановки с вертолетов.

— Нужно установить их, — сказал Федоров. — Я считаю, что нужно выставить все шесть МДМ-3 с Ка-40 в проливе Принца Уэльского. Мы также выставим пять или шесть МДМ-7 около этих островов. — Это была замечательная оборонная стратегия, так как им не придется тратить ракеты, если противник решит идти этим же маршрутом.

— Как только мы достигнем Блай-Энтренс, мы повернем на юг, чтобы пройти Внешним каналом мимом рифов Портлок к проходу Пандоры. Там мы выставим оставшиеся МДМ-7. Это будет последний узкий пролив перед Коралловым морем.

— Проход Пандоры, — сказал Карпов. — В интересные места нас занесло. — Ему вспомнился ящик Пандоры, в котором находилось все зло мира.

— Этот ящик был открыт уже давно, — сказал Федоров. — Взять хотя бы войну, через которую мы продираемся последние недели. Мы прошли половину мира, а она все еще преследует нас. Но когда Пандора открыла его, на дне осталось кое-что, — усмехнулся он Карпову. — Элфис, дух надежды. Она нам понадобиться, когда мы выйдем в Коралловое море. Постановка мин на вас, Карпов. Я должен буду следить за навигацией от сорока минут до часа.

ГЛАВА 18

Но у Пандоры было припасено еще кое-что на дне ее ящика. Это была японская подводная лодка Ро-33 типа «Кайтю», известная также как тип «К-5», и она была вооружена опасными зубами в виде четырех торпедных аппаратов, снаряженных смертоносными торпедами Тип-95, модификацией страшных «длинных копий» для подводных лодок. Ро-33, имевшая водоизмещение 960 тонн, была задумана как прототип для большой серии, но по данному проекту были построены всего две лодки — Ро-33 и однотипная Ро-34. Тем не менее, всего в серии «К» были построены двадцать подводных лодок, большая часть из которых относилась к типу «К-6». Лодка могла развивать скорость 20 узлов за счет двух дизельных двигателей на поверхности и до 8 узлов под водой за счет двух электромоторов мощностью 1 200 лошадиных сил. Только одна из этих двадцати лодок пережила войну.

Ее номер совпадал с годом постройки в Куре — она была заложена 8 августа 1933 года. До войны ею командовали семь офицеров. В конце концов, она стала флагманом 21-дивизии подводных лодок 21 мая 1941.

До сих пор Ро-33 добилась небольших успехов в войне. Она совершала боевое патрулирование в ходе малайском кампании, а также в Яванском море в начале этого года. В Индийском океане она атаковала американский эсминец «Уиппл», занимавшийся спасением экипажа с поврежденного танкера «Пекос», но юркий эсминец уклонился от ее копий. Несколькими месяцами спустя лодка сыграла важную роль в разведке островов Рассел и Дебойни, ставших опорными пунктами для операции «Мо», завершившейся успешным захватом Порт-Морсби.

После этой операции командование лодкой принял капитан 3-го ранга Сигеюки Курияма, 6 августа выведший лодку в четвертый боевой поход. Вскоре он столкнулся с австралийским транспортником «Мамуту» у острова Мюррей. Неглубокие воды и рифы побудили его всплыть и начать лихую погоню в надводном положении, используя 76-мм палубное орудие против несчастного 300-тонного корабля, который немедленно получил два снаряда, один из которых разнес радиорубку, а второе убил капитана. Через полчаса «Мамуту» затонул, и многие из 108 человек, находившихся на борту, оказались в воде. Курияма был беспощаден. Он приказал пройти мимо горящего корабля и открыть пулеметный огонь по выжившим, убив многих. Это был единственный успех за четыре долгих боевых похода, и экипаж стремился найти достойную цель для своих торпед.

Случай представился им ранним вечером 26 августа 1942 года, когда лодка находилась у прохода Пандоры. Кодовое сообщение, содержавшее слово «Мидзути» было получено три часа назад и предписывало лодке покинуть район боевого патрулирования и спешно направляться к Торресову проливу. Туда направлялся крупный вражеский корабль, пытавшийся прорваться в Коралловое море, и лодка должна была занять блокирующую позицию и ждать зверя. Она заняла ее задолго до того, как командир лодки заметил смутные очертания «Кирова», и его глаза загорелись. Это был его первый за почти полгода шанс атаковать вражеский военный корабль.

В той версии истории, которую Федоров знал по «Хронологии войны на море», Ро-33 должна была через три дня обнаружить в заливе Папуа к западу от Порт-Морсби 3 300-тонное торговое судно «Малаита» в сопровождении австралийского эсминца «Арунта». Она успешно атаковала «Малаиту» торпедой, но затем была обнаружена в десять милях к юго-востоку от Порт-Морсби «Арунтой» и атакована глубинными бомбами Мк.7, в результате чего затонула вместе со всеми 70 членами экипажа. Однако судьба решила так, что этого не случиться 29-го августа. Австралийцы потеряли Порт-Морсби, и ни «Малаита», ни «Арунта» не направлялись туда. Вместо этого смерть ухмыльнулась Ро-33 на три дня раньше, придя в виде корабля, ничего подобного которому Курияма никогда не видел. Однако имея дальнобойные торпеды, он не намерен был уклоняться от боя.

Четыре торпеды Тип-95 уже были заряжены в аппараты, когда Тарасов обнаружил лодку, замершую примерно в 15 000 метрах от выхода из прохода Пандоры. Он как раз собирался выключить сонар, когда его хорошо натренированные уши поймали отраженный сигнал, сильно отличавшийся от эха, отраженного от камней и отмелей, которые он слышал в течение последнего часа. Нет… Этот сигнал звучал по-другом и очень зловеще. Он немедленно доложил о подводной цели и отметил ее как «Альфа-1», передав данные Самсонову.

Карпов немедленно насторожился, так как корабль все еще находился в проходе Пандоры, следуя на малой скорости в 10 узлов, не имея возможности маневрировать. Знал он и то, что Ка-40 только что закончил постановку мин, и находился над самым кораблем, готовясь к посадке.

— Приказ Ка-40, прекратить посадку, занять позицию перед кораблем, начать поиск подводных целей, полная боевая готовность. — Затем он повернулся к Федорову. — Нужно ли ей будет оказаться так же близко, как тем, с которыми мы уже имели дело?

Федоров в этот момент склонился над своим бывшим постом, работая с младшим офицером над построением курса на выходе из прохода. От словосочетания «подводная лодка» у него тоже что-то сжалось внутри от внезапного осознания опасности, в которой они находились.

— Нет! — Резко сказал он. — У них вполне могут быть торпеды Тип-95. Они имеют огромную дальность, и лодка может атаковать нас, как только увидит. Конечно, чем ближе, тем лучше, но были случаи, когда японские подлодки атаковали с 12 000 метров.

Он был слишком прав. Тарасов внезапно напрягся, вжав одной рукой гарнитуру, и объявил:

— Торпедная атака! Одна… Три… Четыре цели, скорость 40 узлов, курсом на корабль!

— Самсонов, «Удав-2» к бою! — Резко скомандовал Карпов. — Огонь на максимальную дистанцию! — Не имея возможности маневрировать, Карпов намеревался использовать реактивный бомбомет с мощными 300-килограммовыми зарядами, чтобы поставить перед кораблем заградительный барьер. Это было хорошее решение — это оружие они использовали для расчистки прохода через минные поля в проливе Бонифаччо, и во время торпедной атаки немецкой подводной лодки в заливе Формеллс на Менорке в Средиземном море, но дистанция была слишком большой. Бомбы взорвались до того, как торпеды достигли дистанции 3000 метров, и все четыре торпеды прошли через взбаламученную воду, направляясь на выход из прохода Пандоры, к которому на скорости 10 узлов плелся «Киров»^[51].

Если бы это были самонаводящиеся торпеды, корабль бы обречен^[52]. Но эти торпеды просто шли заданным в момент пуска курсом посредством уникального кислородно-керосинового двигателя, обеспечивавшего огромную надежность и дальность. Они могли отклониться от курса, но не более чем на 250 метров на максимальной дистанции. Курияма выпустил все четыре торпеды из носовых аппаратов с некоторым рассеянием в надежде, что хотя бы одна из них найдет цель для своей мощной 406-килограммовой боевой части.

Расчет его не подвел.

В то время, как две торпеды ушли к разным сторонам прохода, две, шедшие в центре, шли прямо на цель. Левая, к несчастью, зацепила подводную скалу и ушла далеко в сторону от цели, ударила в риф Ашмор и взорвалась. Последняя приблизилась к корпусу «Кирова» и, несмотря на быстрый разворот на пять градусов, оказалась достаточно близко и взорвалась у миделя. Корабль качнулся от мощного взрыва.

Освещение на мостике замерцало, а затем погасло, пока не заработали аварийные батареи и системы не перезапустились. Внезапная потеря питания привела к тому, что Самсонов не смог задействовать оружие, которое намеревался использовать Карпов — смертоносную суперкавитационную торпеду «Шквал», быстро расправившуюся с подводной лодкой «Талисман» на подходах к Гибралтару.

Но Ка-40 уже спустил в воду погружаемую антенну сонара, а также получил достаточно данных с корабля, быстро определив укрывшуюся подводную лодку и сбросив авиационную торпеду АПР-5. Она имела намного меньшую боевую часть, чем у Тип-95, всего 76 килограммов. Торпеда быстро направилась к цели посредством твердотопливного водометного двигателя, и через несколько секунд настигла Ро-33 в тот самый момент, когда члены экипажа спешно задраивали перезаряженные торпедные аппараты.

Курияма испытал краткий момент восторга, увидев высокий столб воды у борта вражеского корабля. Но затем он ощутил, как лодка сильно дернулась, когда АПР-5 ударила прямо в ее носовую часть, вызвав детонацию всех четырех торпед Тип-95. Вся носовая часть лодки была разорвана, и все на ее борту встретились с судьбой, которую им было суждено принять от рук эсминца «Арунта» всего через три дня.

Время начало подводить баланс.

* * *

«Киров» почти избежал попадания. В действительности, торпеда ударила в небольшой стабилизатор под названием УК-134-6, стоящий перпендикулярно корпусу и предназначенный для уменьшения качки и повышения устойчивости корабля как ракетной платформы. Усиление корпуса также сыграло свою роль, хотя стабилизатор по левому борту был полностью уничтожен. Торпеда не попала в сам корпус, но взорвалась у самой широкой ее части, где был установлен 100-мм противоторпедный фальшборт, предназначенный для обеспечения некоторой защиты путем поглощения силы взрыва торпеды. За фальшбортом находилась пустота, заполненная морской водой, за ней 50-мм слой брони, и, наконец, сам корпус. Боевая часть массой 406 килограммов была достаточно мощной, чтобы пробить их все, пробив 2,5-метровую брешь в корпусе и вызвав затопление в двух внутренних отсеках.

По всему кораблю зазвучали сигналы тревоги, все водонепроницаемые переборки были автоматически задраены, а члены экипажа начали задраивать все люки. Группы борьбы за живучесть пришли в хорошо отработанное движение, хотя никто никогда не думал, что это придется делать на самом деле. Тем не менее, реальность время от времени подкидывала те еще подарки, и этот удар был намного хуже бомбы, хуже даже, чем нанесшее невероятный урон падение самолета Хаяси. Подводные пробоины были кошмаром любого капитана корабля многие века. Быстрее всего корабль могли уничтожить две вещи. Одной из них был огонь, но вода была еще более страшным врагом.

Непосредственно над местом удара находился модуль «Коралл-БН2», интегрированный с системами боевого информационного центра и предназначенный для управления ракетами П-900*, которые Карпов только что использовал против «Кирисимы»^[53]. Он оказался пробит осколками и вышел из строя. Небольшой катер, установленный на верхней палубе, также был поврежден, но сильнее всего была угроза в глубине корабля, где вода начала подбираться к двум переборкам, непосредственно окружающим рабочую зону реактора. Члены экипажа спешно работали над включением насосов, Быко хладнокровно направлял их работу. Через какое-то время они смогли откачать большую часть воды, проникшую за пределы поврежденных отсеков, но сами они оставались полностью затоплены. Требовалось отправить водолазов снаружи корпуса, чтобы установить пластырь прежде, чем откачивать воду из затопленных отсеков.

Начиналась еще одна долгая ночь.

Когда новости достигли Федорова, тот счел, что им очень повезло.

— Если бы попадание пришлось в мидель, урон мог быть фатальным, — сказал он.

— Мы завалились на несколько градусов на левый борт, — сказал Карпов. — Это мало, но ощутимо. Мы не сможем дать ход, пока не будет заделана пробоина. А этот линкор и крейсера снова начали приближаться, и я опасаюсь, что нам придется взяться за них всерьез, несмотря на недостаток ракет.

Питание стабилизировалось, системы снова заработали, и их тихий шум подействовал успокаивающе. А затем они услышали в отдалении глубокий и мощный взрыв, за которым немедленно последовал еще один, словно какой-то бог грома грохнул в огромный барабан. Федоров немедленно посмотрел на экран «Ротана», где увидел на фоне заката темный силуэт японского линкора. Тот был словно окутан туманом. Затем он увидел, как у одного из его бортов взвился огромный столб воды и немедленно понял, что противник вошел в Пролив Принца Уэльского, шириной всего восемьсот метров, в котором Ка-40 выставил шесть противокорабельных мин МДМ-3.

— Похоже, что линкор подорвался на одной из мин! — Сказал он с некоторым облегчением. На самом деле, он был не прав. «Кирисима» подорвался на двух мощных минах МДМ-3, на обеих правым бортом, и общая сила взрыва составила 3 000 килограммов! Урон от двойного взрыва был колоссален. От самого удара корабль дернулся так, что турбины и котлы оказались сорваны со своих мест и брошены в сторону. Сотни членов экипажа были контужены, сломали конечности, шеи, получили черепно-мозговые травмы. Казалось, что рука самого бога рухнула с неба и ударила корабль в борт, сломав его, несмотря на тяжелую броню, и отправив внутрь потоки сине-зеленой воды.

«Кирисима» умирал мучительно, словно стремительная и мощная акула, выброшенная на твердые камни. Офицер снабжения Кобаяси был мертв, сломав спину, когда его швырнуло об открытый люк. Командир вспомогательной артиллерии Икеда так и не получил возможности проверить свои навыки, так как им так и не удалось сблизиться на 17 000 метров. Старший артиллерист Косино, находившийся в поврежденной передней башне, пытаясь снова ввести ее в строй, потерял сознание, но выжил. Старпом Коро Оно, находившийся на крыле мостика, был просто выброшен за борт.

Но, как не удивительно, один человек остался цел, невредим, несколько дезориентирован, но жив и полон ярости. Капитан Сандзи Ивабути, задыхаясь, изо всех сил пытался подняться на четвереньки. Он ощутил тяжелый удар и, придя в себя, немедленно окрикнул Ёсино, командира группы борьбы за живучесть. На этот раз он не видел ракет. Что же случилось? Его спутанное сознание не могло должным образом осознать происходящее, но чутье подсказывало ему, что корабль получил смертельный удар.

К счастью, не все на корабле оказались раненый или убиты, и небольшие группы младших офицеров пробились к мостику. Корабль явно тонул, но глубина в это месте была не более чем на семь метров больше осадки. Корпус быстро встал на дно, а затем тяжело накренился на правый борт, отчего высокая «пагода» надстройки безумно накренилась более чем на тридцать градусов. С жутким скрежетом металла о камень «Кирисима» осел на мелководные рифы к югу от входа в канал, и остался там надолго. Большая часть левого борта и надстройки оставались выше уровня воды. Ему так и не довелось встретиться 15 ноября 1942 года с американскими линкорами «Вашингтон» и «Северная Каролина»^[54] в не менее опасных водах у Гуадалканала. Не было ему суждено и опуститься в тот день на дно пролива Железное дно.

Осознав, наконец, что случилось, Ивабути неохотно отдал приказ покинуть корабль. Два крейсера ушли севернее, оставив фарватер «Кирисиме». Последний крейсер, «Тонэ», наконец догнал их и присоединился к оперативной группе. Он находился в двух километрах по корме от линкора, готовясь войти в пролив, но его капитан приказал застопорить ход, пораженный зрелищем того, что случилось с линкором.

— Я переношу флаг на «Тонэ», — гневно сказал Ивабути ближайшему офицеру. — Убедитесь, что портрет Императора будет должным образом перенесен на шлюпке. Я пойду следом.

Заслуженный линкор почти заблокировал собой канал, и он понимал, что противник, скорее всего, снова уйдет в сгущающуюся тьму на востоке. Но я пойду следом, Мидзути, сказал он сам себе в холодной ярости. Да, я пойду следом…

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ ДОЛГАЯ НОЧЬ

«Не нужно снова пугать меня

Мой организм этого не выдерживает уже

Сколько оружия уже скопилось на земле

И не видно даже теней на стенах зданий

И повсюду ночь и день уже не тот

И равнодушие давит на грудь тяжело

И мир стал бесчувственным и не щадит никого»

— Роджер Уотерс

ГЛАВА 19

«Киров» медленно шел на юг в сгущающуюся темноту, окрашенную золотом за кормой. На севере темные грозовые облака хмуро надвигались через зеленый силуэт берегов Папуа-Новой Гвинеи. Он двигались на юг в течение часа, после чего замедлились до пяти узлов, чтобы Быко смог отправить водолазов с ацетиленовыми горелками и пластинами пластыря.

Это была инновационная технология, созданная русскими в 2018 году специально для заделки корпусов кораблей в подводной части, и представлявшее собой набор панелей, которые можно было расположить снаружи корпуса, чтобы заделать пробоину. У пластин имелись эластичные уплотнительные кромки и набор предварительно просверленных отверстий под заклепки, чтобы установить их поверх корпуса, а затем приварить. Панели имели метра двадцать в длину и два с половиной в ширину, и пробоина требовала установки трех, чтобы закрыть пробоину шириной два с половиной и длиной четыре метра. После установки пластыря Быко смог задействовать насосы, чтобы осушить затопленные отсеки, а инженерный персонал смог попасть внутрь, чтобы укрепить пластырь изнутри. Эта работа заняла много времени, но корабль, тем не менее, смог продолжить путь.

Водолазам потребовалось около часа, чтобы срезать зазубрины подводными горелками и подготовить место для установки пластыря, а затем еще полтора часа, чтобы установить сами панели. В это время Ка-40 держался за кормой корабля, ведя наблюдение за Торресовым проливом. Однако очевидное присутствие мин в каналах вынудило японцев ждать подхода эсминцев соединения Хары, дабы проверить их прежде, чем рисковать вводом капитальных кораблей в эти узкие проходы. Судьба «Кирисимы» служила им наглядным примером. Тем не менее, Ивабути переместился на крейсер «Тонэ», кипя от гнева из-за задержки. На «Кирисиме» остались еще тысяча человек, так как опасности дальнейшего затопления не было, однако севший на грунт линкор мог стать легкой добычей для В-17 Союзников из Кэрнса или Таунсвилла. Истребители А6М2 с авианосцев Хары держались над остовом линкора в предзакатных сумерках, пока наступившая темнота не отменила угрозу.

Пока что экипаж «Кирова» использовал задержку, чтобы завершить ремонт и восстановить ход. Они заканчивали последние сварные швы около 21.00, когда Роденко доложил о том, что наблюдает что-то большее, чем грозовые облака. С востока приближалась небольшая группа самолетов.

— Должно быть, они из Порт-Морсби, — сказал Федоров. — Вероятно, японские бомбардировщики или морские разведчики.

Это действительно была эскадрилья двухмоторных бомбардировщиков G3М2, известных как «Нелл», отправленная на поиски корабля противника в сумерках. Двенадцать машин двигались широким фронтом из Порт-Морсби на запад четырьмя звеньями по три самолета. Однако лишь один из каждой тройки был оснащен торпедами, так что угроза в действительно была не столь значительна, как представлялось на экране радара.

Звену номер три повезло — или не повезло, потому что их курс вывел их прямо на «Киров», и Федоров мог видеть, что остальные самолеты направлялись в районы к северу и к югу от них. Они обсудили, следовало ли им атаковать их дальнобойными ракетами, но в итоге они решили, что так только раскроют свою позицию. Поэтому они решили подождать, надеясь, что вражеские самолеты пройдут мимо, но вскоре были разочарованы. Три самолета снизились, явно заходя в торпедную атаку, и Карпов, помня о разрешении действовать по усмотрению, решил, что лучше всего будет сбить их комплексом «Кинжал». Кормовые пусковые установки были опустошены, но у них все еще оставались девятнадцать ракет в носовых. Он использовал три, сбив все три самолета на удалении шестнадцать километров.

Когда звено?3 пропало без вести, японцы поняли, что у них есть приблизительные координаты вражеского корабля, получившего кодовое обозначение «Мидзути». Однако командир аэродрома в Порт-Морсби не хотел привлекать больше своих драгоценных бомбардировщиков для удара. Его летчики не были должным образом подготовлены к действиям против кораблей, так как их основной задачей был ответ на непрекращающиеся налеты из Кэрнса и действий против последнего вражеского форпоста на Новой Гвинее в Милн-бэй. По этой причине он просто передал предполагаемые координаты противника адмиралу Харе и пустил дело своим чередом.

Темнота и дождь были кстати в ночь, когда на «Кирове» завершились ремонтные работы и корабль, наконец, возобновил движение в 21.40. Сначала они двигались медленно, на десяти узлах, чтобы проверить прочность пластыря. Удовлетворившись итогами, Федоров приказал дать двадцать, а затем направился вниз, чтобы найти адмирала и доложить. Карпов оставил за старшего на мостике Роденко, и корабль медленно двинулся на юг под теплым летним дождем, направляясь в ярко-синее Коралловое море.

В это же время авианосцы Хары достигли западных подходов к Торресову проливу, и эсминцы начали разведку каналов для их прохода. Главный Канал Принца Уэльского был перекрыт остовом «Кирисимы» и требовалось найти альтернативный проход. Каналы Дэймона и Симпсона севернее были слишком мелкими для авианосцев с осадкой 8,8 метров, так что было решено рискнуть и пройти к югу от Острова Принца Уэльского к каналу Эндевора около мыса Йорк. У японцев имелись хорошие карты региона, а глубина пролива Эндевор составляла от десяти до тринадцати метров, что было достаточно для прохода авианосцев, однако такой маршрут привел их в поле зрения небольшого австралийского командного аванпоста на острове Хорн.

Подразделение лейтенант-коммандера Фентона занималось поиском места для развертывания аэродрома под охраной небольшого ополченческого батальона лейтенант-коммандера Дэвиса. Они хорошо рассмотрели небольшую группу японских кораблей в составе пяти эсминцев, тяжелого крейсера «Тонэ», легкого авианосца «Дзуйхо», а затем появились изящные новые тяжелые авианосцы «Сёкаку» и «Дзуйкаку». Крейсера «Нати» и «Мёко», имевшие меньшую осадку в 6,3 метра, смогли пройти к северу от остова «Кирисимы». Далеко за авианосцами к проливу направлялись крупные линкоры «Муцу» и «Нагато» в сопровождении еще одной своры эсминцев.

Гарнизон острова Хорн получил нечто большее, чем несколько шальных снарядов в качестве платы за сидение в первых рядах. Они засели в окопах с биноклями, в грязи под дождем, наблюдая за японским флотом, медленно проходящим пролив. Очевидно, намечалось что-то крупное, раз все эти корабли следовали на восток, так что они отправили полный доклад по рации на мыс Йорк. Австралийское командование вскоре было проинформировано о том, что японцы всеми силами пытались настичь таинственный корабль, все еще остававшийся в Коралловом море — корабль, который смог потопить тяжелый крейсер «Хагуро», превратить линкор «Кирисима» в разбитый остров, загородивший собой канал, и отбить все воздушные атаки, предпринятые японцами.

* * *

В штаб-квартире FRUMEL в Монтерейских апартаментах вечер переставал быть томным. Осборн и Новак провели весь день за приемом телефонных звонков от британских офицеров связи из Перта, которые, похоже, всеми силами мутили воду. Между тем, расшифровки японских переговоров указывали на то, что противник очень озаботился таинственным кораблем, получившем кодовое обозначение «Мидзути». Осборн и Новак были не меньше обеспокоены, так как, похоже, не было никакого объяснения появлению этого корабля, пока в сумерках 26 августа не было получено очень странное сообщение из Британии.

Судя по всему, отправитель находился в Блэтчли-Парк. Оно было доставлено в Гибралтар, затем передано кодированной радиограммой в Александрию, а оттуда в Коломбо на Цейлоне. Оттуда оно было доставлено в Перт и передано по телефону в Мельбурн. Шок заключался в том, что англичане всерьез полагали, что корабль, который изучали аналитики FRUMEL, был тем самым кораблем, который они сопроводили к острову Святой Елены. Он прибыл туда три дня назад, а затем просто исчез.

— «Исчез»? — Новак посмотрел на Осборна в полной прострации. — Они употребили именно это слово?

— Именно.

— И британцы действительно полагают, что это тот самый рейдер со Средиземного моря? Господи, это же в тысячах миль отсюда!

— 7 800 морских миль, если быть точным, — сказал Осборн.

— За двадцать четыре часа? Этот чертов корабль был обнаружен разведчиками 24-го. Кому-то там надо завязывать с коньяком, Оззи. Это просто бред.

— Это поступило из Блэтчли-Парк. «Хижина-4».

Этого было достаточно, чтобы Новак оборвался, но все же покачал головой.

— Послушай, мы оба знаем, что…

— Сообщение было подписано очень крупными фигурами. Адмиралом Джоном Тови и Аланом Тьюрингом.

— Тьюрингом? Ну что, ошиблись. Не в первый раз. Они же настаивали, что японцы собираются атаковать Перл-Харбор, и что дальше?

— Да, вместо этого они атаковали Манилу и бьют нас до сих пор.

— Но это другое, — решительно сказал Новак. — Ни один корабль не мог пройти почти 8 000 миль за сутки. Я так понимаю, в сообщении не приводилось объяснения такой мелочи, верно?

— Нет, не приводилось. Но у них есть свое кодовое обозначение для этого японского морского дракона. «Джеронимо».

— Они могут называть его, как им больше нравится, но это не может быть тот самый корабль, который они сопроводили на остров Святой Елены, и они с ума сошли, если всерьез так думают.

Осборн сделал долгую затяжку, медленно выдохнул и серьезно посмотрел на Новака.

— Похоже, придется переступить черту, — начал он. — А ты сам когда-нибудь слышал такой код, Новак?

— «Джеронимо»? Не могу так сказать.

— А вот я слышал, и меня не удивляет, что почти никто другой ничего об этом не знает.

— И что в этом такого особенного, господин Волшебник? Где ты об этом пронюхал?

— Как-нибудь расскажу, — уклончиво ответил Осборн. — Давай я просто скажу, что британцы держали это в полной секретности в течение, как минимум, года. Ты же слышал об инциденте в Северной Атлантике в августе прошлого года?

— Конечно. Я знал людей с «Миссисипи». Нацисты совершили большую ошибку, атаковав его подводными лодками. Что они получили в итоге?

— Он был потоплен не подводной лодкой, — медленно сказал Осборн с ноткой опасности в голосе.

Новак обернулся к нему через плечо, внезапно замолчав. Затем повернулся, пододвинул стул, сел и тяжело оперся на локти.

— Я так понимаю, ты расскажешь, что случилось на самом деле.

— Не могу сказать, что сам знаю все, — сказал Осборн, — но я знаю, что это была не подводная лодка. Это был надводный рейдер, и британцы отправили на охоту за ним весь Флот Метрополии. И судя по всему, этот корабль был оснащен достаточно грозным оружием — ракетами, используемыми как против кораблей, так и против самолетов.

— Ракеты? Допустим, русские используют их уже много лет. Что здесь такого?

— Точность, — медленно сказал Осборн. — Они не были похожи ни на русские РС-82 или РС-132, ни на британские 3-дюймовые ракеты, ни даже на наш проект реактивных глубинных бомб. Это было что-то гораздо большее, обладающее смертоносной точностью, достаточной, чтобы поразить самолет за много миль до того, как с него увидят противника.

— Понятно… — Новак явно был заинтересован.

— Да, и там было кое-что еще более серьезное. Противокорабельные ракеты невероятной дальности и точности. Они дали британцам прикурить. Отправили пару авианосцев в сухой док и потопили «Рипалс».

Глаза Новака широко раскрылись.

— Ты хочешь сказать, что «Рипалс» был потоплен этим рейдером? Это тоже не была атака подводной лодки?

— Нет, это была не подводная лодка. Это был тот самый корабль, получивший код «Джеронимо», который американцы записали на свой счет после потопления «Миссисипи». Ты видел отчеты о том, что 7-я эскадра эсминцев смогла прикончить урода, но погибла при этом в полном составе?

— Да, такова официальная версия.

— Официальная версия — полная херня, — Осборн вытряхнул трубу в пепельницу. — Случившееся с 7-й эскадрой было лишь прикрытием. А дальше все уже очень секретно, Новак, — он понизил голос. В темных глазах явно читалось предупреждение. — Но тебе я могу рассказать. Пять эсминцев появились в Галифаксе через двенадцать дней после того, как якобы столкнулись с этим рейдером. Сказать названия? «Планкетт», «Хьюз», «Мэдисон», «Гливз» и «Лэндшир» — вся 7-я эскадра, или, по крайней мере, пять оставшихся от нее кораблей. Их экипажа рассказали довольно занятную историю. О том, что они вернулись на базу Арджентия и там не было ничего — ни кораблей, ни порта, ни аэродрома, совсем ничего. Они утверждали, что обыскали все, даже высадили партии на берег, но вся территория была заброшена, словно выжжена.

— Но там прямо в это время происходило подписание Атлантической Хартии. Бред какой-то!

— Это точно, но именно это рассказал капитан «Планкетта» Кауффман. И они опросили каждого члена экипажа каждого из этих проклятых кораблей, и все они подтвердили слова капитана Кауффмана. Они рассказали, что через несколько дней подняли якоря и направились на юг в Галифакс, и через несколько дней просто ввалились в порт. В это трудно поверить, но именно это случилось с 7-й эскадрой. В итоге все корабли перекрасили, сменили номера и отправили в самые разные базы на Тихоокеанском побережье.

— Ты серьезно? А откуда ты это знаешь?

— Я никогда не получал этой информации. И ты тоже ничего не слышал, Новак. Имей голову. Эти сведения похоронены так глубоко, как только можно зарыться, но у меня есть несколько знакомых, о которых я тебе ничего не могу сказать. Или все это чей-то болезненный бред, или в Атлантике в прошлом году случилось что-то действительно странное.

— Значит, если 7-я эскадра не потопила этот рейдер, который британцы назвали «Джеронимо», что с ним стало?

— Он просто… Исчез. — Осборн позволил этим словам повиснуть в воздухе. — И то же самое говориться здесь, в этом сообщении: «23 августа 1942: Контакт потерян. «Джеронимо», вероятность высокая. Ожидайте подробностей».

Новак откинулся на спинку стула в явном замешательстве.

— Да уж, нихрена себе.

Осборн просто снова зажег трубку.

ГЛАВА 20

Федоров обнаружил адмирала Вольского в центре управления реактором, склонившимся над столом вместе с Добрыниным. Палуба все еще была залита на несколько миллиметров водой, которую убирали швабрами несколько матросов. За двумя переборками слышался звук работающих насосов и стук инструментов. Очень близко, подумал он. Если бы контрольный центр был затоплен… Ему не хотелось думать об этом.

— Федоров! — Сказал Вольский. — Вы именно тот, кого я хотел увидеть. Взгляните на это.

— Это диаграммы рабочих характеристик реактора, которые поручил составить товарищ адмирал, — пояснил Добрынин.

— Что-то не так? — Опасность проблем в активной зоне всегда незримо присутствовала на любом атомном корабле.

— Нет, не беспокойтесь, товарищ капитан, — сказал Добрынин. — В активной зоне никаких проблем. Имела место подводная пробоина, и сюда просто попало некоторое количество забортной воды. Матросы уберут все в ближайшее время.

— Но взгляните, Федоров. Обратите внимание на показания.

Федоров подался вперед, глядя на распечатку, несколько напомнившую ему кардиограмму, и отметил набор вертикальных линий, на которые указывал пальцем Добрынин.

— Каждый столбец — одни сутки, линия обозначает конец обычного 24-часового периода. Эта красная линия — полная выходная мощность, поэтому вы можете видеть, что она появляется, когда корабль следовал на высокой скорости. Эта фиолетовая линия — уровень излучения в активной зоне.

— Вы что-либо заметили? — Спросил Вольский, желая понять, видел ли Федоров то, о чем они говорили.

— Хм. Могу сказать только то, что пики обоих графиков совпадают.

— Я тоже это заметил, — сказал Вольский. — Однако Добрынин сказал мне, что это нормальною.

— Это лишь обычная процедура технического обслуживания, — пояснил тот. — Реактор оснащен 24 стержнями управления, которые нуждаются в регулярной проверке. Для этого мы выводит один из стержней в защищенную камеру, — он указал вверх над основным оборудованием помещения. — Там мы можем провести обследование стержня, включая даже микроскопию в случае необходимости. Пока производиться эта процедура, требуется ввод резервного стержня, который опускается вот из этой металлической трубы, — он снова указал на оборудование. — Это стержень номер двадцать пять. Он вводится в активную зону, пока производиться обслуживание другого стержня.

— Значит, вы фиксировали изменения потока каждый раз, когда выполнялась эта процедура?

— Верно, — ответил Добрынин. — Но не сразу, не во время самой процедуры. Иногда проходило несколько часов, а иногда и сутки. Я полагаю, поэтому я не сразу связал эти явления.

— Ясно… — сказал Федоров. Затем ему в голову пришло нечто, и его следующий вопрос был очевиден. — Добрынин… Как часто производится эта процедура?

Адмирал Вольский улыбнулся, сложил руки на широкой груди и подмигнул Федорову.

— Скажите ему, — сказал он Добрынину.

— Каждые двенадцать суток, товарищ капитан второго ранга. Мы вводили этот стержень каждые двенадцать суток, но я не связывал это с изменением потока, пока…

— Пока я не поручил составить эти диаграммы, — сказал Вольский.

Глаза Федорова широко раскрылись, и в них слабо засветился огонек.

— Каждые двенадцать суток? Интервалы, товарищ адмирал! Это может многое объяснить!

— Действительно, — сказал Вольский. — Быть может, ответ на нашу загадку был у нас под носом все это время. Мы полагали, что эту сумасшедшую реакцию вызвал взрыв на «Орле», и потому мы угодили в этот временной разлом.

— Возможно, — предположил Федоров. — Но связь с интервалами определенно есть.

— Что за интервалы? — Спросил Добрынин.

— Я сопоставил даты, — сказал Федоров. — Перемещения во времени происходили каждые двенадцать суток. Переход либо вперед, либо назад. Позвольте взглянуть на даты проверок…

Он наклонился над графиком, и вздрогнул от волнения.

— Вот! Взгляните, товарищ адмирал! Стержень был введен незадолго до запланированных стрельб. Затем еще одна процедура за сутки до того, как мы исчезли у бухты Арджения. Добрынин… Когда была последняя?

Добрынин прищурил глаза.

— Трое суток назад. Выведен стержень номер 8, введен стержень номер 25…

— … И мы оказались здесь, — сказал адмирал. — Стреляя ракетами по японским самолетам и кораблям.

— Что является еще одним доказательством того, что причиной этих перемещений было не какое-либо внешнее воздействие, — сказал Федоров. — Она может находиться прямо здесь, в нашем собственном реакторе. Мы могли бы вызвать это, просто снова выполнив процедуру.

— Вы хотите сказать… — Глаза Вольского ярко вспыхнули под густыми бровями. — То же самое предлагал Золкин. Он сказал мне обратиться к Добрынину, чтобы тот поигрался с реактором и отправил нас домой. Он говорил это в шутку, но теперь оказывается, что в каждой шутке есть для правды.

— Так что вы предлагаете, Федоров? Нам следует проверить это?

— Вы хотите сказать, завершить процедуру и посмотреть, что получиться?

— Разумеется! Добрынин, имеются какие-либо причины, не позволяющие произвести ее прямо сейчас?

— Никак нет, за исключением того, что стоит дождаться удаления остатков забортной воды. Эти стержни просто поглощают нейтроны, образующиеся при реакции деления, тем самым контролируя скорость реакции, а следовательно температуру и уровень излучения.

— Каким же образом процедура технического обслуживания могла привести к отмеченным аномалиям в потоке нейтронов? Это ведь необычно? Ненормально?

— Я не вполне уверен. Если бы в контрольном модуле произошла протечка воздуха, который бы соприкоснулся с циркониевым покрытием стержней, могла произойти реакция окисления, однако она сопровождалась бы образованием водорода, которого не было отмечено. Я также проверил воду из системы охлаждения на наличие примесей. Она должна иметь высокую чистоту, без лишних ионов и хлоридов.

— Проведите проверку, и, по возможности, как можно скорее постарайтесь произвести обычную процедуру техобслуживания. Обязательно доложите на мостик, когда будете готовы.

— Так точно, товарищ адмирал.

— Становится все интереснее, — сказал Федоров. — Сколько занимает процедура?

— Все будет готово через час. Сама проверка стержня займет еще два часа.

— Тогда сделайте все точно так же, как и раньше, — сказал Вольский. — Все как обычно. Никакой спешки. Просто сообщите, когда все будет готово. Федоров, следуйте за мной. Что за три пуска я слышал?

— Японские самолеты из Порт-Морсби. Производили поиск, и одно звено стало слишком любопытным. Карпов принял решение сбить их.

— По звуку было похоже на «Кинжал». Что же, я так и думал. Итак, Федоров, теперь, после того, как ремонтные работы завершены, что дальше? Мы находимся в Коралловом море. Куда нам следует направится?

— Нужно держаться в стороне от Соломоновых островов. Они находятся к востоку от нашей нынешней позиции. Я подозреваю, что изменилась история или нет, но сейчас там эпицентр боевых действий. У некоторых мест есть особый магнетизм, и Южные Соломоновы острова одно из таких.

— Возможно, нам следует направится на север?

— Не могу согласиться, товарищ адмирал. Все территории там заняты японцами, а остров Новая Британия и Барьер Бисмарка вынудят нас прорываться узкими проливами в пределах досягаемости самолетов с японских баз в Лаэ и Рабауле. В настоящее время море Бисмарка к северу является японским озером. Нет, я полагаю, мы должны следовать на юг.

— А как насчет американцев? Если они обнаружат нас, они могут начать преследовать нас с тем же упорством, что и японцы, особенно если смогут сложить дважды два и понять, что мы — тот самый корабль, ответственный за инцидент в Северной Атлантике.

— Это весьма вероятно, товарищ адмирал. Я предлагаю остаться на курсе 135 градусов. Мы пробудем в Коралловом море еще достаточно долго, но пройдем далеко от австралийского побережья. Австралийцы не будут представлять особой угрозы. На данный момент у них слабые военно-воздушные и военно-морские силы. Но Новая Каледония — совсем другое дело. Американцы наращивают силы в Нумеа. Мы должны держаться подальше от этого места, и при нынешнем курсе пройдем в 400 километрах. В конце концов, он приведет нас к Новой Зеландии, но задолго до этого мы сможем занять курс 90 градусов и направиться в южную часть Тихого океана. Это позволит нам обойти фейерверк на Соломоновых островах с юга, и кто знает, возможно, мы еще увидим ваших аборигенок, товарищ адмирал. В 400 милях к юго-востоку от Фиджи находится Тонга, затемНиуэ, острова Кука, Французская Полинезия, Таити, Бора-Бора, и даже Острова Питкэрн. Это самое изолированное место на земле, которое я могу назвать. Там когда-то поселились мятежники с «Баунти», но теперь они практически необитаемы^[55].

— Давайте сначала взглянем на Французскую Полинезию, — сказал Вольский. — Что предполагает, что мы, для начала, сможем уйти от японцев, и еще какие-либо пикирующие бомбардировщики не спикируют на нас.

— Мы узнаем больше на рассвете, товарищ адмирал. После гибели «Кирисимы» они могли растерять свой пыл. Они уже поняли, что крейсера не годятся для охоты на нас, а другие авианосные соединения действуют намного восточнее, у Соломоновых островов. Николин докладывает об интенсивных переговорах в эфире.

— Французская Полинезия мне больше по душе, — сказал Вольский. — Но если Добрынин завершит процедуру, мы увидим результат через несколько часов, предполагая, что наша теория верна.

— Вероятно, товарищ адмирал.

— И, если это так, мы снова переместимся. В последний раз это произошло почти незаметно. Как мы узнаем?

— Я полагаю, на этот раз все будет достаточно четко — переговоры в эфире внезапно прекратятся. Кроме того, мы сможем начать отслеживать изменения погоды, даже времени суток. Когда это случилось на Средиземном море, ночь сменилась днем всего за несколько минут.

Адмирал вздохнул.

— Что же, теперь мы должны выбирать, в каком ночном кошмаре нам оказаться. Если перемещения вызывает процедура технического обслуживания, то мы можем это контролировать, верно? Мы можем остаться. Единственный вопрос — будет ли мир пустым, когда мы снова переместимся? Доведется ли нам снова лишь идти от одного выжженного радиацией берега к другому?

— Мы не можем этого знать, товарищ адмирал. Мы изменяли историю всякий раз, когда появлялись, у не можем предугадать, что обнаружим, когда вернемся в будущее. Но в любом случае, я не думаю, что Французская Полинезия может оказаться в чьем-либо списке целей.

— Надеюсь, что нет, — мрачно сказал Вольский.

Федоров закончил доклад, когда они вышли, и заметил, что адмирал выглядел очень уставшим.

— Товарищ адмирал, уже за полночь. Я проконтролирую последние работы Быко. Предлагаю вам отдохнуть.

— Я думал об этом. И, думаю, я так и сделаю. Благодарю. Но разбудите меня, если Добрынин доложит о чем-либо необычном.

— Он говорил, что после процедуры может пройти несколько часов, даже сутки прежде, чем что-либо проявится.

— В таком случае, я могу поспать, но не стесняйтесь разбудить меня. И будет лучше, если вы отдохнете и сами.

— Так точно, товарищ адмирал.

* * *

Ночь вокруг корабля было тихой. Море несколько рябило из-за дождя, но штормом это назвать было нельзя. Вскоре после 02.00 Федоров проснулся от низкого гула самолетов на большой высоте, и позвонил на мостик, чтобы узнать, в чем дело. Роденко доложил, что группа из шести самолетов следовала с юга на большой высоте в направлении Порт-Морсби.

— Это американские В-17. Вероятно, взлетели из Кэрнса или Куктауна несколько часов назад для удара по Порт-Морсби. Это не серьезный, просто беспокоящий налет. Я не думаю, что они представляют для нас угрозу. Я даже не считаю, что они знают о нас.

— Мы шли тихо всю ночь, — сказал Роденко.

— Значит, оставим их. Я скоро вернусь на мостик. Передайте вахту Калиничеву и идите отдыхать.

Роденко последовал этому дружескому совету и впоследствии оказался очень этому рад. Это были последние спокойные часы на некоторое время.

События на востоке перетекали в крупномасштабное воздушно-морское сражение. А у Соломоновых островов еще один адмирал обратил внимание на доклады соединения Хары. Проблема Мидзути была обсуждена и были приняты решения — решения, породившие самую серьезную проблему, с которой когда-либо сталкивались одинокий российский атомный ракетный крейсер и его изможденный экипаж.

ГЛАВА 21

Доклады, поступавшие с западного направления, были очень необычными и странными. Персонал штаба часами принимал кодированные сообщения, пытаясь составить какую-то четкую картину прежде, чем проинформировать адмирала Ямамото, и теперь пришло время это сделать. Однако Ямамото уже знал худшее, и держал слово «Мидзути» в голове, когда подошел к окруженному людьми столу. Накрахмаленная белая форма сидела безупречно, золотое плетение на фуражках и манжетах являли собой десятилетия военно-морского опыта, сведенные воедино для решающего сражения.

Начальник оперативного отдела капитан Киметаке Куросима, а также только что прибывшие на крейсере «Нагара» начальник штаба 1-го воздушного флота контр-адмирал Рюносуке Кусака и офицеры его штаба капитан 1-го ранга Тамоцу Оиси и капитан 2-го ранга Минору Генда только что вошли в зал. За ними следовала свора младших офицеров.

— План, как и все планы прежде, претерпели изменения из-за действий противника, — открыл совещания Ямамото. — Сегодня мы должны определить, сможем ли мы адекватно парировать встречный удар по Гуадалканалу. Куросимы представит детали, — адмирал посмотрел на своего Оперативного Бога, явно призывая того взять слово.

— Удар противника по Гуадалканалу не был неожиданностью, но достиг определенной внезапности в контексте нашей текущей операции, — сказал Куросима. — Определив необходимость маневра обеими оперативными группами, предназначенными для операции «ФС», движущимися теперь к Гуадалканалу. Трудность заключается в ттом, что наши силы оказались достаточно сильно рассредоточены. В настоящее время наша группа огневой поддержки в составе трех линкоров и вспомогательных кораблей сопровождает первую волну десанта 3-й дивизии, расположенную у Новой Георгии и готовой нанести контрудар по Гуадалканалу. Однако вторая волна десанта все еще находиться в Коралловом море и движется на северо-восток. Необходимость массированного применения авианосцев означает, что десант останется без прикрытия. Обе авианосные группы, выделенные для операции, движутся к Гуадалканалу, что оставляет десантным транспортам только пять эсминцев для охранения. — Он указал на стол, на котором маленькие деревянные модели обозначали позиции основных соединений, участвующих в операции. — Мы ожидаем сражения с американскими авианосцами в районе Гуадалканала в течение двадцати четырех часов.

— Я полагаю, американцы сейчас находятся к северо-востоку от Соломоновых островов, — сказал Генда, один из наиболее опытных офицеров флота в планировании воздушных операций.

— Генеральный штаб согласен, — ответил Куросима. — Но мы беспокоимся о том, что две наши авианосные группы могут быть атакованы по-отдельности объединенными американскими силами и разгромлены по частям. Поэтому необходима тесная координация наших воздушных ударов, чтобы оба наших авианосных соединения действовали как одно. Это потребует плотного взаимодействия всех авиационных офицеров штаба, которые предоставят доклад Генде в восемь часов, как только мы точно определим местоположение противника.

— С четырьмя тяжелыми авианосцами мы будем иметь превосходство, — сказал Ямамото.

— Так точно, адмирал, но превосходство в самолетах не будет значительным. Американские авианосцы могут иметь более восьмидесяти самолетов каждый. Если у них есть три, то они будут иметь по меньшей мере 240 самолетов против 280 наших четырех тяжелых авианосцев.

— Но наши опыт и умения усилят наше превосходство, — вставил начальник авиации флота Кусака.

— Все будет очень просто, — снова заговорил Генда. — Победит тот, кто первым нанесет удар. Мы уже начали активные поиски основных сил американцев.

— А что насчет соединения Хары? — Спросил Ямамото, и этот вопрос вызвал неудобную тишину.

Куросима перешел к плохим новостям.

— Адмирал, авианосцы адмирала Хары все еще проходят Торресов пролив. Похоже, что операция по уничтожению британского линейного крейсера серьезно осложнилась.

— Осложнилась? — В глазах Ямамото вспыхнул гнев. — Да, я бы назвал потерю семидесяти процентов ударных самолетов серьезным осложнением. «Сёкаку» и «Дзуйкаку» сейчас мало отличаются от круизных лайнеров. Теперь Хара докладывает мне, что линкор «Киримиса» сел на мель в Торресовом проливе, хотя я подозреваю, что там случилось нечто большее.

Куросима знал худшее — что линкор был несколько раз поражен некими смертоносными ракетами, а затем его брюхо оказалось вспорото взрывом огромной силы, когда он пытался последовать за вражеским кораблем в узкие воды Торресова пролива. Теперь он валялся там, словно выброшенный на берег кит, медленно умирая на коралловых рифах к северу от полуострова Кейп-Йорк. Но он не стал докладывать об этом Ямамото. Гнев адмирала был вполне оправдан, и он не желал добавлять в уравнение еще и стыд.

— Вражеский корабль вошел в Коралловое море и направляется на юго-восток, — продолжил Ямамото. — Поступают доклады, что он оснащен каким-то очень странным оружием — ракетами, которым он разгромил ударную группу Хары, несколько раз атаковал группу Ивабути и ушел от них. Теперь он угрожает десантным силам из Рабаула… Куросима? — Было ясно, что Ямамото желал услышать объяснения и рекомендации начальника оперативного отдела.

— Это еще одна неприятная неожиданность, адмирал. Мы не можем определить, что это за корабль и как он был связан с операцией по захвату Дарвина.

— Сейчас это не имеет значения, — сказал Ямамото. — Корабль вошел в Коралловое море. Что нам следует предпринять?

— Адмирал, мы уже направили легкий авианосец «Рюхо» капитана Фуруити на усиление 5-й авианосной дивизии Хары.

Ямамото улыбнулся и покачал головой.

— Вы сами себя слышите? Легкий авианосец направлен на усиление 5-й тяжелой авианосной дивизии? Таким образом, мы получим в Коралловом море четыре авианосца, которые все вместе не смогут поднять пятьдесят ударных самолетов! Да, у них много истребителей, но насколько они хороши против морских целей? Хара полагает, что против этого корабля следует выставить наши тяжелые корабли, и я тоже пришел к такому выводу. Я надеялся, что Ивабути перехватит его прежде, чем он пройдет Торресов пролив, но, видимо, этого не случилось. Более того, мы потеряли подводную лодку Ро-33, ставшую очередной жертвой вражеского корабля.

Ясно, что адмирал уже был проинформирован, подумал Куросима, ощущая жар в затылке.

— Но адмирал Хара докладывает, что сумел нанести вражескому кораблю урон, — вставил он, пытаясь спасти ситуацию.

— Верно, — сказал Ямамото. — И мы тоже получили урон. Мы потеряли крейсер «Хагуро», семьдесят процентов ударных самолетов Хары, подводную лодку, а теперь еще и линкор сидит на рифе в Торресовом проливе, как подсадная утка, ожидая, пока американские В-17 обратят на него внимание. Позор.

Все офицеры опустили головы, но Куросима уже набросал для себя новый план.

— Адмирал, — сказал он. — Учитывая, что большая часть второй волны десанта все еще находиться в Коралловом море и тот факт, что в составе оперативной группы Хары больше нет капитальных кораблей, способных вести с противником бой на равных, я полагаю, что броня и орудия смогут сделать дело, которое не смогли сделать самолеты Хары.

Он понял, что единственный путь вперед состоял в том, чтобы поддержать командира.

— Нам следует отправить один или два линкора на запад, чтобы прикрыть транспорты и перехватить этот британский корабль, чем бы он не был. Мы могли бы задействовать «Хиэй», адмирал. Он способен развить 30 узлов. «Фусо» слишком тихоходен.

Ямамото задумался.

— А что насчет этого корабля? У нас есть необходимая скорость и определенно есть орудия. В докладах Хары указывалось, что они имели проблемы с тем, чтобы сблизиться с врагом на дальность эффективного огня. 356-мм орудия «Кирисимы» оказались неадекватны этой задаче. Наши орудия имеют гораздо большую дальность и лучшую точность.

— Но адмирал, этот корабль — штаб Объединенного флота! Он незаменим.

— Неужели? Все можно заменить, Куросима. Штаб Объединенного флота переместился на «Мусаси» на Труке, как вам хорошо известно.

— Но адмирал, этот корабль — символ японской морской мощи! Нельзя рисковать им в бою.

— Вы только послушайте себя! Вы понимаете, насколько это смешно? Приняв эту мысль, мы одним махом лишаем этот корабль всякой боевой ценности. Я вывел его в море, намереваясь использовать его. Да, я слышал, господа, как его называют, но я скажу вам, что это больше не «Отель «Ямато». Это боевой корабль, и я считаю, что бой с кораблем противника — это то, ради чего он создан. Это единственное адекватное решение на появление британского корабля. Пришло время Императорскому флоту преподать британцам урок раз и навсегда!

Было ясно, что Куросиме было также неловко от осознания того, что его командир подвергал себя опасности, но в нынешних условиях он не мог перечить Ямамото. Он уже высказал свои соображения, и теперь с легким поклоном выразил адмиралу одобрение.

— В таком случае, адмирал, я полагаю необходимость эскорта из нескольких крейсеров и по крайней мере трех эсминцев для разведки и прикрытия. И, возможно, стоит взять «Хиэй».

— Это оставит только «Фусо» для поддержки запланированной высадки на Гуадалканале. Нет. Если этот корабль не сможет потопить британский линейный крейсер, то не было никакого смысла его строить. «Ямато» будет вполне достаточно, но, согласен, мы возьмем крейсера «Юра», «Нагара», «Дзинцу» и три эсминца. Я намерен немедленно двинуться на запад и хочу оказаться к югу от залива Милн на рассвете.

— Это потребует быстрого хода всю ночь, адмирал.

— Именно. Проконтролируйте получение приказов. Далее… Где будут Хара и Фуруити к завтрашнему рассвету?

Куросима задумался, глядя на планшетный стол, а затем взял указку и аккуратно передвинул две модели авианосцев.

— Полагая, что у адмирала Хары не возникнет проблем с прохождением Торресова пролива, его силы должны будут оказаться к северу от Куктаула и в 170 милях к западу от врага. Что касается «Рюхо», он будет примерно в 175 милях к юго-востоку, по курсу вражеского корабля. Противник окажется в зоне досягаемости обоих групп.

— Где к тому моменту будем мы?

— Вот здесь, адмирал. В ста пятидесяти милях к востоку от противника при его нынешнем курсе и скорости.

— Немного далековато даже для наших орудий, — улыбнулся Ямамото.

— Адмирал, Хара нанесет удар на рассвете, — сказал Генда.

— И потеряет остатки своих самолетов?

— На этот раз этого может не случиться, — заявил Гэнда. — Этот корабль был поврежден, и мы можем повредить его снова. Хара должен выиграть время, чтобы «Ямато» смог сблизиться с ним.

— Согласен, — сказал Ямамото. — И как только мы покончим с этим кораблем, мы окажемся в идеальной позиции, чтобы прикрыть и поддержать транспорты второй волны в Коралловом море. Возражения?

Никто из присутствующих не ответил.

* * *

Дождь медленно уменьшался по мере того, как «Киров» продвигался на юго-восток, превратившись в легкую пыль. Случайные облака тумана висели над спокойным морем. Ключевые офицеры пользовалась периодом спокойствия для столь необходимого сна, за исключением Николина, всю ночь сидевшего за рацией, периодически проваливаясь в сон, следя за усилением радиообмена. Он не мог расшифровать некоторые кодовые слова, но со всей определенностью мог сказать, что корабли и самолеты вели интенсивные переговоры в ночи, и легко мог представить пилотов самолетов, ведущих поиск, мрачно всматриваясь в седой горизонт в поисках вражеских кораблей. Возможно, они искали в том числе и «Киров» с самыми недобрыми намерениями.

Незадолго до трех ночи он получил сообщение из инженерной части. Добрынин доложил, что процедура обслуживания была завершена без осложнений.

— Понял, — сказал Николин. — Я доложу следующей вахте, — Затем он забыл об этом, снова сел в кресло и задремал.

Двумя часами спустя на мостике появился мрачный Карпов. Вахтенный отдал честь.

— Капитан на мостике! — Объявил он согласно уставу.

— Вольно, — ответил Карпов, тяжело зевнул и медленно подошел к Калиничеву. — Обстановка?

— Без «Фрегата» наши возможности ограничены, — ответил Калиничев. — Но в 02.00 была обнаружена надводная цель РЛС «Восход». Я определил ее координаты, курс и скорость, и по прогнозу она сейчас находиться вот здесь, за пределами досягаемости.

Через несколько мгновений появился Федоров и было объявлено о появлении на мостике еще одного капитана. Он направился к Карпову у поста командира радиотехнической части. Начали появляться остальные старшие офицеры. Вернулся Роденко, Тарасов занял свое место за постом гидроаккустика. Самсонов проснулся еще раньше, и прибыл на мостик из столовой после хорошего завтрака.

— Это, вероятно, будет авианосная группа, атаковавшая нас ранее, — сказал Федоров.

— Мы могли бы задействовать Ка-40. Вчера он оказался бесценен. Разумно было бы установит на него систему «Око» и осмотреться.

— Согласен, — сказал Федоров. — Капитан?

— Так точно, — Карпов отсалютовал тремя пальцами и направился к Николину, дабы разбудить его и передать приказ в вертолетный ангар. Николин моргнул спросонья, а затем вспомнил о сообщении Добрынина.

— Товарищ капитан, Добрынин докладывает о завершении работ, — сказал он.

— Хорошо, — махнул рукой Карпов. — Замечательно. Просто передайте приказ Ка-40.

Двадцать минут спустя двойные винты вертолета с грохотом разорвали тишину. С каждым метром набранной высоты увеличивалась зона досягаемости его радара. В 05.10 вертолет занял позицию над кораблем, развернул антенну системы «Око» и установил канал передачи данных на пост Роденко.

Роденко сосредоточенно посмотрел на экран, одновременно производя настройки. То, что он увидел, носило самый удручающий характер.

— Воздушная групповая цель, азимут восток-северо-восток, дистанция двести восемьдесят, скорость 200, курсом на корабль. Воздушная групповая цель, азимут юго-восток, дистанция триста пятнадцать, курсом на корабль. Рекомендую объявить полную боевую готовность.

Карпов пожал плечами, глядя на Федорова.

— Выспались, называется, — сказал он. — Похоже, к нам незваные гости на завтрак. Боевая тревога.

Долгая ночь закончилась. Рев сирены разорвал предрассветную тишину, от чего у Федорова по спине пробежал холодок, несмотря на кажущееся спокойствие вокруг. Он посмотрел в передние иллюминаторы на светлеющее багряное небо на востоке, и внезапно на него накатило мрачное осознание того, что вскоре будут бой и смерти. Сколько самолетов на этот раз? Сколько людей? В темных шахтах в передней части палубы осталось тридцать пять зенитных ракет.

ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ ПРИЗРАК В МОРЕ

«Тень вечно в осаде, ибо такова ее природа. И ночь пожирает, и свет похищает. Мы видим, как тень вечно отступает в места тайные, только чтобы вернуться вслед за войной тьмы и света»

Стивен Эриксон, «Дом цепей»

ГЛАВА 22

Капитан 3-го ранга Акира Сакамото вышел на полетную палубу, глубоко вдыхая теплый воздух раннего утра. Он смотрел, как техники выкатили с самолетоподьемника последний D3A1, блестящий от капель воды. Пар от гидравлических механизмов под палубой поднимался в воздух тонкими следами, сливавшимися в призрачный туман в утреннем воздухе.

Как их мало, подумал он. Так много самолетов было сбито… Столько пилотов погибло. Теперь у них было больше пилотов, чем самолетов. Они смогли залатать семь D3A1, переживших катастрофическую первую попытку удара, а также приняли два звена из Кендари — шесть самолетов, что давало им всего тринадцать пикирующих бомбардировщиков, готовых к вылету этим утром. Все они были собраны на «Дзуйкаку». Также готовились к вылету девять B5N2, для которых прямо сейчас готовились длинные изящные торпеды, пока первые два самолеты выкатывали на палубу. Аналогичное число торпедоносцев готовилось к вылету на «Сёкаку», шедшем по их правому борту. Всего у них будет восемнадцать торпедоносцев — едва ли треть от того количества, которое они могли в норме бросить против надводного корабля.

И это не был обычный корабль. Его все еще бросало в дрожь от воспоминаний о смертоносных ракетах, устремлявшихся в небо на столбах огня, несущихся к их самолетам, словно пираньи и разрывавшими их эскадрильи на части.

В голове завязли слова, сказанные собственным подчиненным на инструктаже. «Эти ракеты, брошенные против «Кирисимы», не могли найти цели сами. Каждая попала, или по крайней мере, так нам сообщили. Понятно, что их должен кто-то пилотировать^[56], так что не следует недооценивать храбрость нашего врага. Мне не нужно напоминать вам, что только храбрость капитана Хаяси позволила нам найти и поразить этого демона. Он сделал это дважды, не думая о собственной жизни перед лицом долга. Пускай это станет для нас уроком. Мы тоже должны быть готовы лететь на объятых пламенем самолетах этим утром».

Вспомнилось и лицо капитана Эмы, еще одного выжившего в первом налете, и его последние слова. «Именно те из нас, кто уже видел этого монстра, должны повести в бой других». Было ясно, что он имел в виду, и Сакамото был полон решимости последовать вслед за Хаяси в иной мир, если это станет необходимо, и тем самым положить конец всем печалям этой войны в той невеликой мере, в которой они затрагивали его.

Последние торпедоносцы третьей эскадрильи были подняты на палубу и находились позади его готовых к взлету пикирующих бомбардировщиков. Он ощутил, как авианосец выполнил разворот, заметил широкий пенистый след, прорезавший зеленоватое море, и глубоко вздохнул. Время пришло.

Сакамото вытащил из кармана летной куртки свисток и пронзительно свистнул. Голоса его пилотов вторили ему, и все немедленно бросились по машинам. Он забрался в кабину собственного D3A1, словно тень, спешащая укрыться от восходящего солнца, и резко завел двигатель. Винт медленно провернулся, а затем резко наполнился жизнью. Мощный гул действовал успокаивающе, наполняя ощущением мощи вместе с потоком воздуха от винта. Сигнальщик уже занял место перед самолетом, помахивая взад-вперед белым флажком, затрепетавшим на легком утреннем бризе, когда авианосец встал по ветру.

Несколькими секундами спустя техники бросились под крылья его самолета, вытаскивая стопоры. Он был готов к взлету. Сигнальщик махнул флагом вперед, и Сакамото увеличил обороты, ощущая, как сердце забилось чаще вместе в мотором. Райдзин, бог грома, подумал он. Дай мне свои молнии.

Сигнальщик резко махнул вперед, пригибаясь и опускаясь на одно колено, вытягивая руку в сторону длинного носа корабля, указывая путь. Сакамото толкнул дроссельную заслонку вперед до упора, ощутив, как самолет вздрогнул в ответ. Он с ревом покатился по палубе, пока не пришло то ощущение легкости, когда шасси оторвались от нее, и самолет зарычал еще громче, дабы набрать высоту. Он слегка просел, глаза Сакамото задержались при этом на зеленоватом пенном буруне перед носом корабля, а затем начал набирать высоту сквозь низкое облака. На его лице стояла улыбка.

Это был прекрасный рассвет последнего утра в его жизни, и этот просто факт вызывал восторг, который он не мог сдержать. Глаза заволокла пелена, по щеке прокатилась капля слезы. Он обернулся через плечо, глядя на набирающий высоту самолет Эмы и третий D3A1, разгоняющийся по палубе «Дзуйкаку». В высоте он видели лебединые крылья истребителей А6М2 с «Сёкаку», готовых прикрыть ударные самолеты.

Ему было суждено умереть не в одиночестве.

* * *

Самолеты приближались, и на «Кирове» теперь хорошо видели, с чем столкнулись. Оценка адмирала Ямамото была несколько заниженной. Ударная группа Хары включала тринадцать D3A1, восемнадцать B5N2 и двадцать четыре истребителя А6М2, всего пятьдесят пять самолетов. Было высказано предположение, что каждый истребитель будет представлять для врага еще одну цель, увеличивая шансы ударных самолетов.

Роденко смог определить более пятидесяти отдельных целей, что уже было больше количества оставшихся у них зенитных ракет. Мало того, на юге была обнаружена еще одна воздушная групповая цель, состоявшая из еще тридцати шести отметок. Всего к ним приближалось девяносто самолетов на тридцать пять оставшихся в пусковых установках ракет.

— Господи, помоги нам, — прошептал Федоров. Он посмотрел на Карпова, будучи готовым передать командование более способному капитану. На мгновение их глаза встретились. Во взгляде Федорова читался вопрос, во взгляде Карпова — неуверенность, постепенно сменяющаяся решимостью. Это был первый раз, когда они сталкивались с угрозой, не имея твердой уверенности в том, что смогут отразить ее. Если бы боекомплект был полным, а все системы работали нормально, то это бы было так, но каждый знал, что они столкнулись с реальной опасностью, особенно если японцы будут атаковать с той же решимостью, что и раньше.

Карпов глубоко вздохнул, понимая, что глаза каждого человека на мостике смотрят на него с ожиданием. Он выпрямился, сложил руки за спиной, как часто делал в боевой обстановке, а затем отдал приказ.

— Самсонов, — твердо сказал он. — С-300 к пуску. На дистанции сто километров два залпа по шесть по каждой группе. Стрельба с интервалом десять секунд.

— Так точно. Целераспределение выполнено. К стрельбе готов.

Роденко обернулся через плечо и кивнул Карпову, давая понять, что цели вошли в зону поражения. Его глаза остекленели.

— Огонь.

Раздался звук предупреждающей сирены, в передней части палубы открылись крышки ракетных шахт и первая ракета взмыла вверх. Двигатели малой тяги сориентировали ее, после чего взревел основной двигатель, умчавший ее от корабля в облаке чистого белого пара… Вторая Битва в Коралловом море началась.

* * *

Одна за другой смертоносные С-300 устремлялись навстречу противнику, ускоряясь так быстро, что вскоре оставляли рев своих двигателей далеко позади и превращаясь в бесшумные стальные копья в ясном утреннем небе. Пули, выпущенные из современного автомата, летели вдвое быстрее скорости звука. Ракеты были вчетверо быстрее. Пилотам вражеских самолетов, случайно сумевшим заметить их, они показались молниями некоего разгневанного морского бога, невидимого в океане внизу. Взрываясь, их боевые части посылали во всех направлениях град длинных стальных стержней в радиусе десяти метров. Любой самолет, оказавшийся внутри этого радиуса, был бы разорван на куски — уцелеть мог лишь тяжелый моторный отсек. Все остальное оказывалось пробито осколками — крылья, топливные баки, кабины, пилоты.

Появилась одна ракета, затем другая, и Сакамото, идущий выше основной ударной группы с истребителями заметил, как первая ракета сбила два самолета, затем вторая поразила еще три, один из которых взорвался, а за двумя торпедоносцами B5N2 потянулись дымные следы, но они упорно пытались держать строй. Он выкрикнул приказ истребителям сопровождения, и «Зеро» стремительно ушли вниз, прямо навстречу дымным следам, прочерченным в небе первыми тремя ракетами. Они бросились вперед, словно стая борзых, намереваясь принять на себя все худшее, что могло предназначаться для их братьев, оставшихся позади. Еще пятеро погибли, когда появились следующие три ракеты, а затем вокруг воцарилось сюрреалистическое спокойствие. Сакамото проводил взглядом последний из пяти истребителей, падавших вниз, оставляя за собой дымный след. Он вытянул шею, дабы проверить, что осталось от его ударной группы. Отважные пилоты продолжали рваться вперед.

Они потеряли семь А6М2, три торпедоносца B5N2 и один пикирующий бомбардировщик. Всего шесть вражеских ракет сбили или повредили одиннадцать самолетов. Они были как на ладони. Он отдал приказ рассредоточиться и следовать к цели группами по три самолета широким фронтом в пределах видимости.

* * *

— Они рассеиваются, — доложил Роденко. — Основная группа рассыпалась. Наблюдаю сорок пять целей в группе один и двадцать восемь в группе два.

— Самсонов, два залпа по шесть по каждой группе с интервалами десять секунд.

Самсонов замер, потянувшись было к экрану световым пером.

— Товарищ капитан, — сказал он. — Остаток семь.

Карпов обернулся.

— Верно. Три по каждой группе, залп по готовности.

— Есть залп по готовности.

Второй залп был не менее смертоносным, но ракеты поразили меньше целей. Тактика Сакамото сработала. А6М2, вырвавшиеся вперед, приняли на себя основную тяжесть атаки. Их крылья вспыхивали от пулеметных очередей, не имевших шансов поразить приближающиеся ракеты. Наушники разрывало от диких криков. Рассредоточение самолетов привело к тому, что эффективность ракет-убийцы свелась до размена один к одному. Три истребителя были сбиты, по одному на каждую ракету. Еще два получили повреждения осколками, но сумели удержаться в воздухе.

Южная ударная группа с легкого авианосца «Рюхо» еще не выучила горьких уроков, и ее самолеты двигались плотной группой даже после того, как первые ракеты поредели их ряды. Второй залп достал еще шесть самолетов, четыре из которых были отважными истребителями, вырвавшимися вперед ударной группы, и два — ударными самолетам. От группы осталось два из шести пикирующих бомбардировщиков и девять из двенадцати торпедоносцев. Они продолжали приближаться, и вскоре пересекли отметку в пятьдесят километров.

* * *

Руки Карпова вспотели, хотя он продолжал крепко сжимать из за спиной. У них осталась всего одна ракета С-300. Следующий приказ капитан отдал спокойно и уверенно.

— Комплекс «Кинжал» к стрельбе. Стрельба по ИК и ТВ-каналам. — Самолет Хаяси, врезавшись в кормовой мостик, уничтожил одну из двух РЛС управления комплекса. Передняя РЛС не могла сопровождать все цели. Поэтому они задействуют ее, чтобы обеспечить ракетам начальные параметры курса и дальности до цели, а затем использовать инфракрасную и телевизионную системы наведения в случае необходимости^[57].

По кораблю прокатилась легкая, едва заметная вибрация, а затем раздался звонок по внутренней системе связи. Федоров поднял трубку. Это был адмирал Вольский.

— Федоров, что случилось?

Молодой капитан быстро ввел адмирала в курс дела.

— Я понял. Действуйте по усмотрению. Я должен быть в инженерной части с Добрыниным.

На дистанции сорок километров открыл огонь комплекс «Кинжал» — последнее испытание огнем, которое должен был пройти враг прежде, чем оказаться в пределах видимости цели. Однако ракет осталось всего шестнадцать. Карпов тяжело вздохнул и отдал приказ.

— Восемь по каждой группе, — сказал он. — Интервал пуска десять секунд. — У них оставалось еще много времени до того, как противник сможет представлять для корабля непосредственную угрозу. Он хотел быть уверен, что каждая ракета поразит цель прежде, чем будет выпущена вторая, дабы не иметь вероятности того, что несколько ракет поразят одну цель. Расчет оправдался. Еще восемь самолетов из каждой группы были сбиты, однако спустя пять минут после пуска первой ракеты над баком «Кирова» установилась мертвая тишина, и лишь теплый утренний ветерок медленно разгонял остатки дыма и пара. «Кинжал» расстрелял боекомплект. Световое перо Самсонова все еще застыло над экраном, но у него больше не было ракет для выбора. Осталась лишь последняя С-300.

— Рулевой, скорость тридцать, — сказал Карпов. — Федоров, возьмете на себя боевое маневрирование?

— Да, — мрачно ответил тот.

Палуба вздрогнула второй раз, и на этот раз Федоров заметил это, опасаясь, что пластырь мог не выдержать полного хода. Это было его первое применение в реальных боевых условиях. И все же «Киров» продолжал ровно рваться вперед, острый нос вздымал белую пенную волну, взрезая нефритово-зеленое море.

— Дальность тридцать и быстро сокращается, — доложил Роденко.

— Самсонов, «Кортики-2» в готовность.

— Есть. — Пришло время систем самообороны.

Группа с «Рюхо» на юге пострадала наиболее сильно. Все шесть пикирующих бомбардировщиков были сбиты, и от нее осталось лишь семь истребителей и семь торпедоносцев. Более опытные пилоты Сакамото представляли наибольшую угрозу. Только два его пикировщика были сбиты, что оставляло одиннадцать. Кроме того, уцелело четырнадцать из восемнадцати торпедоносцев. Самые тяжелые потери понесли его отважные истребители, все еще державшиеся впереди ударной группы. Их уцелело лишь девять из двадцати четырех.

— Фиксирую переговоры, — доложил Николин, подняв темные глаза. Переклички пилотов стали отчетливо слышны, и, хотя он не знал, что именно они говорили, он понимал эмоции в голосах и понимал, что они пытаются приободрить друг друга.

Корабль все еще располагал двумя модулями «Кортик», в которых оставалось еще тридцатью две ракетами ближнего радиуса в дополнение к двум 30-мм орудиями системы Гатлинга в каждой установке. Кроме того, в их распоряжении имелись четыре одноорудийные зенитные установки АР-710 и достаточно 30-мм снарядов. Орудия управлялись в автоматическом режиме по показаниями радара, лазерного дальномера и ТВ-системы. Четыре зенитные установки могли даже управляться членом экипажа с палубы посредством визирной колонки. Им предстояло сбить сорок восемь самолетов.

А те рвались вперед, смелые и неумолимые. Ни один из пилотов не намеревался отворачивать. Сакамото собрал спои пикирующие бомбардировщики в два кулака в пять и шесть машин на большой высоте, и проследил за тем, как торпедоносцы Суботы начали медленно снижаться для захода в атаку. На юге они видели, как оставшиеся самолеты с «Рюхо» также заходят в хорошо скоординированную атаку — обе группы должны были выйти к цели с интервалом всего в несколько минут. Время пришло. Он опустил нос самолета и прокричал приказ следовать за ним. D3А взревели, обрушиваясь на добычу стаей беспощадных соколов.

ГЛАВА 23

Старые «Кортики» большими серыми крабами сидели у основания пирамидальной грот-мачты, увенчанной антенной комплекса «Фрегат», по одному с каждого борта. Непосредственно над ними находились человекоподобные стабилизированные посты «Ротан», напоминающие часовых, стоявших вечную вахту. Сейчас они отслеживали приближение вражеских самолетов.

«Клешни» серых крабов потяжелели от поданных на каждую направляющую над стволом орудия четырех контейнеров с зенитными ракетами дальностью до 10 000 метров, и Карпов, не теряя времени, выпустил их. Их небольшие боевые части создавали зону поражения осколками диаметром до пяти метров, что обеспечивало перехват цели с высокой степенью вероятности с возможностью дострела уцелевших целей длинными шестиствольными автоматическими пушками.

На старом «Кирове» имелось шесть таких установок, но четыре были заменены зенитными установками АР-710 ввиду увеличенного боезапаса зенитных ракет нового корабля. Однако теперь Карпову хотелось бы иметь все шесть «Кортиков», в нынешних обстоятельствах значительно более эффективных в качестве систем самообороны корабля.

Половина их ракет исчезла в мгновение ока — по восемь пусков с каждой установки. Затем тяжелые «клешни» поднялись вертикально вверх, а механизмы заряжания под палубой подали на них последние оставшиеся ракеты. Перезарядка была очень быстрой — не более двух секунд, после чего установки были вновь готовы к стрельбе.

«Головы» «крабов», представлявшие собой системы управления огнем, быстро вращались, наполняя небо потоками микроволновых лучей, предназначенных для обнаружения и целеуказания. После первого залпа они отметили на северо-востоке двадцать шесть целей, и еще девять на юге. Второй и последний ракетный залп вылетел им навстречу, все шестнадцать ракет ушли, оставляя за собой тонкие дымные следы, со смертоносной точностью устремившись в вражеским самолетам. «Киров» казался огромным морскими чудищем с длинными белыми щупальцами, вытянутыми в ясное небо. Израсходовав последние ракеты, «Кортики» на мгновение замерли, словно переводя дух. Радары показывали все, что осталось от ударной группы Сакамото. Из пятидесяти пяти самолетов уцелело шесть торпедоносцев Суботы, уходящих на предельно малую высоту. На большой высоте приближались последние восемь пикирующих бомбардировщиков. И Сакамото и Эма сумели выжить.

— Нужно было сберечь последние ракеты, — выдохнул Карпов. — Теперь дело за зенитными орудиями.

Он быстро подошел к обзорным иллюминаторам, потянувшись за биноклем, всегда висевшем там на крючке, и быстро нашел приближающиеся самолеты. А затем увидел что-то неожиданное — ракеты, приближавшиеся к японским самолетам сверху. Он забыл о Ка-40!

Вертолет, набравший высоту почти 5000 метров, оказался значительно выше вражеской ударной группы. Японские «Зеро» были настолько готовы пожертвовать собой, приняв на себя ракеты, что не заметили его, и вертолет выпустил четыре ракеты «воздух-воздух». Два «Зеро» и два пикирующих бомбардировщика были сбиты, хотя это и мало что значило.

Сакамото рвался к вражескому кораблю сквозь тонкую завесу дыма. Взгляд, казалось, словно размыло, и он стянул с лица очки — корабль словно что-то окутывало. Затем он снова увидел его и довернул, но цель словно снова заволокло дымовой завесой. Вокруг него словно что-то замерцало, а затем ярко вспыхнуло. Он оказался настолько дезориентирован, что растерялся и увидел, как его обгоняют два других самолета. Он покрутил головой, пытаясь собраться. Затем он услышал в наушниках крики «где он? Я не вижу его! Влево, влево!»

Затем он увидел струю ярких трассеров, потянувшихся снизу и понял, что сейчас его самолет будет сбит, но, к его удивлению, снаряды прошли прямо через его самолет — один за другим, прямо через его машину, но не нанесли никаких повреждений! Он увидел, как другие самолеты выходят из пике, сбросив бомбы на тень в море. Дымовая завеса, подумал он, увидев, как третий храбрый пило сбросил бомбу, и сам решительно рванулся к вражескому кораблю. Этот призрак пытался скрыться от нас под плащом из серо-черного дыма!

Он посмотрел вперед и… Корабля не было! Он ошеломленно отвернул, решив, что потерял сознание и отклонился от цели, но внизу не было ничего. Сакамото изо всех сил налег на ручку управления, двигатель взревел, изо всех сил пытаясь выровняться и не рухнуть в пустое море. Он пораженно видел в море три пенных белых следа торпед, нацеленных прямо во вражеский корабль, которые, однако, теперь пересеклись и расходились в разные стороны. Он заметил огромный столб воды в том месте, где упала бомба, сброшенная одним из его пикирующих бомбардировщиков прямо в голое море! Торпедоносцы все еще оставались на малой высоте, и он видел, как они пытаются разойтись, чтобы не столкнуться, и слышал переговоры пилотов: «Где он! Мы что, потопили этого демона?». Но никто не видел, чтобы хотя бы одна торпеда или бомба попали во вражеский корабль. Он просто исчез.

Подводная лодка, подумал Сакамото. Это было единственным, до чего он мог додуматься, чтобы объяснить произошедшее. Этот корабль был подводной лодкой, и ушел под воду! Пораженный и все еще не отошедший от напряжения атаки, он выровнял машину и начал набирать высоту.

— Говорит Сакамото, — крикнул он в микрофон. — Всем самолетам собраться за мной. Призрак ушел под воду… Мы идем домой.

* * *

На «Кирове» приготовились к атаке. Карпов видел, как зенитные орудия АР-710 пришли в движение и выпустили смертоносные струи огня в сторону вражеских торпедоносцев, два из которых сразу загорелись. Третий разрыв бомбы оказался достаточно чувствительным, чтобы все на мостике инстинктивно схватились за что-либо, а Карпов задумался, не получил ли корабль попадание. Еще одна бомба рухнула рядом с правым бортом, в море взлетел высокий столб воды, но тут зрение словно потеряло четкость, словно кто-то сбил фокус. «Кортики» открыли огонь из зенитных орудий, почти исчезнув в облаках огня. Затем самолеты на горизонте словно замерцали и размылись, и он опустил бинокль, чтобы настроить фокус. Подняв его снова, он увидел, что самолеты исчезли, а затем снова появились за дымом одного из своих сбитых товарищей.

А затем корабль словно задрожал, на мостике вспыхнуло несколько искр, появился странный запах озона и треск, словно от помех. Роденко отпрянул от экрана радара, словно опасаясь, что произошло короткое замыкание. Раздался жуткий гул, переходящий в не менее жуткий вой. Что-то словно надвигалось на них сверху, словно тень смерти, и внезапно всем им показалось, что взвыл сам корабль. Двое членов экипажа рефлекторно пригнулись и закрыли руками головы, но затем вой так же внезапно стих, и воцарилась жуткая мертвая тишина.

Орудия прекратили огонь. Системы управления огнем искали цели, но их больше не было. Экраны Роденко снова минули, как и освещение на мостике. Он не видел ничего, и решил, что радар вышел из строя — чувствительная фазированная антенная решетка не выдержала статического заряда, который они только что испытали.

Карпов стоял у иллюминаторов, переводя бинокль вверх, вниз и в стороны, но ничего не видел и не слышал.

Вражеские самолеты исчезли.

* * *

— Мы снова сместились! — Возбужденно сказал Федоров. — Прямо в разгар атаки! Я не знал, что Добрынин завершил процедуру.

Адмирал Вольский появился на мостике, широко улыбаясь.

— Судя по всему, мы были в самой гуще, — сказал он. — Я слышал пуски ракет, но гул самолетов становился все сильнее. Поверьте, это было очень тревожно.

Они рассказали все, что обсуждали с Добрыниным Карпову, который выслушал с большим интересом.

— Удивительно, — сказал он, наконец. — Николин доложил мне о Добрынине, но я был слишком занят обороной корабля. Жаль. Мы выпустили все ракеты до последней по этим самолетам. Если бы я знал, что мы собираемся сместиться, я бы сберег их.

— Нет, Карпов, — сказал Вольский. — Это был тяжелый урок, но, я полагаю, мы научились сначала стрелять, а потом задавать вопросы.

— Удивительно, — сказал Роденко. — Мне показалось, что я вижу, как что-то проходит сквозь корабль, точно так же, как снаряды, ударившие по цитадели, когда мы появились на Средиземном море, но мы не получили никаких повреждений.

— Должно быть, мы уже частично сместились, — сказал Федоров.

— Верно, — добавил адмирал. — Я был с Добрыниным, и он снова доложил о странных потоках в рабочей зоне реактора. На этот раз я услышал это сам, когда он сказал мне, и, разумеется, системы зафиксировалисобытие.

— Мне нехорошо от мысли, что один из этих самолетов, должно быть, спикировал прямо в корабль, — сказал Федоров. — Но мы уже были не в той временной фазе, и поэтому удара не было. Мы были там, но не в тот же момент, когда там был самолет. Я полагаю, что если бы мы оказались в одной временной фазе, он бы врезался в нас.

— Это что-то большее, чем я пока могу понять, — сказал Вольский. — Однако встает вопрос, где мы сейчас? Вернулись ли мы в будущее? Если это так, я полагаю, мы останемся здесь на некоторое время. Этот мир был пустым и мрачным, но, по крайней мере, никто не стрелял в нас.

Николин доложил, что не фиксирует никаких переговоров.

— Раньше все частоты были просто забиты, — сказал он. — Не только вблизи нас, но и на большем удалении. Я полагаю, что где-то там шло крупное сражение.

— И, слава Богу, мы больше не является чьей-то мишенью, — сказал Вольский. Но радость была преждевременна. Раздался вызов из инженерной части. Это был Добрынин.

— Снова начинается, товарищ адмирал. Я слышу это, и на приборах те же показатели, за исключением того, что линия ниже медианной, а не выше, как остальные. Очень странно.

Адмирал положил трубку и прислушался, настороженно оглядываясь во сторонам в попытке увидеть признаки и последствия того, о чем говорил Добрынин, но обстановка казалась тихой и спокойной. Он медленно подошел к передним иллюминаторам, чтобы осмотреть море, и внезапно ощутил под ногами дрожь.

— Кто-нибудь ощущает это?

— Так точно, — сказал Федоров. — Очень слабое, прямо как тогда, перед появлением самолетов.

Николин внезапно насторожился, наклонил голову и озабоченно посмотрел на него.

— Товарищ адмирал… Фиксирую радообмен. — Однако затем сигналы исчезли, затерявшись в треске статического шума.

Лицо Федорова приобрело мрачное выражение.

— Ничего не кончилось, — сказал он. — Мы снова смещаемся. Вероятно, мы еще не встроились в новую временную рамку.

Они ощутили это снова, более глубокий рокот, после которого корабль слегка задрожал, будто на него накатила невидимая волна, хотя море вокруг было спокойным. Николин снова отметил радиообмен, голоса и кодовые сигналы начали разрывать его гарнитуру. Экран «Восхода» словно наполнился нечеткими сигналами, но когда линия сканирования обошла его снова, все было чисто. А затем экран словно ожил, наполнившись четкими отметками целей. Николин подтвердил, что что-то случилось.

— Фиксирую интенсивный радиообмен, — сказал он. — Прямо как раньше.

— Наблюдаю воздушную цель… Высота три тысячи и уменьшается. Четкий сигнал!

Все инстинктивно подняли головы, словно ожидая, что очередной японский бомбардировщик в любой момент врежется в крышу цитадель. Затем Роденко объявил.

— Ответчик выдает «свой»! Это Ка-40!

— Мы едва не забыли про вертолет, — сказал Карпов. — Я видел, как он использовал все ракеты для самообороны против пикировщиков!

— Николин, дайте связь, — адмирал подошел к посту радиста.

— Ка-40, я «Мать-один», как слышите, прием?

Ответ раздался мгновение спустя

— «Киров», я Ка-40, слава Богу! Где вы были? Мало топлива, прошу немедленную посадку. — Это был лейтенант Алексей Рыков. В то утро он был дежурным пилотом вертолета, и в это утро видел все, когда японские самолеты пошли в последнюю атаку. Он выпустил в них все четыре ракеты «Воздух-воздух», после чего мало что мог сделать. Когда пропала телеметрическая связь с кораблем, его первой мыслью было то, что «Киров» был поврежден, но не видел никаких признаков взрыва внизу, а японские самолеты продолжали жужжать вокруг, словно мухи. И, тем не менее, он не видел корабля, ни визуально, ни на радаре. В один момент он даже решил, что «Киров» затонул, и несколько долгих часов проводил поиски посредством погружаемой антенны сонара, но не нашел ничего.

— Прикажите ему немедленно идти на посадку, — сказал Вольский и посмотрел на Федорова.

— Что же, Федоров, наш эксперимент удался, но не надолго. Появление вертолета означает, что мы вернулись обратно, верно? К тому же моменту во времени, из которого ушли. Он не мог переместиться вместе с нами.

— Японских самолетов не наблюдаю, — сказал Роденко. — На радарах чисто.

— Радары всегда отказывали при перемещениях, — сказал Карпов. — По кораблю полная боевая готовность.

— Вы правы, товарищ капитан, — сказал Федоров. — Но я не думаю, что нам придется о них беспокоиться. Посмотрите на солнце.

Они впервые заметили, что солнце находиться высоко в небе, практически в зените. Все утро сжалось в менее чем час, проведенный в желанном мире и спокойствии какой-то другой эпохи, и они никогда точно не узнают, где именно они были. Явно было другое. Ка-40 не мог переместиться в другое время вслед за ними. Он находился слишком далеко. Глядя, как он опускается на площадку на корме, они понимали, что вернулись в тот самый день.

Это было 27 августа 1942 года, лишь семь часов спустя, 12.30, когда солнце уже начало свой путь в сторону моря.

ГЛАВА 24

Адмирал Ямамото спокойно слушал доклад Куросимы, лицо которого превратилось в безжизненную маску, а глаза смотрели куда-то вдаль. События к востоку, у Гуадалканала, развивались не хорошо. Обнаружить американские авианосцы оказалось легко, но они отреагировали просто бешено. Адмирал Нагумо первым увидел солнце, поднимающееся из вод Тихого океана, но сразу после рассвета странным образом отказала радиосвязь. Он не смог установить точное местоположение западной группы адмирала Ямасиро, и даже связь на ближней дистанции с группой прикрытия оказалась невозможна. На всех частотах стоял лишь треск статических разрядов.

Он пришел к выводу, что американцы задействовали некие новейшие средства радиоэлектронной борьбы и принялся ходить туда-сюда по мостику своего флагмана «Кага», пытаясь понять, что делать. Они приближались к северной оконечности островов Санта-Круз без знания о том, что американцы перебросили несколько гидросамолетов из залива Грасиоза на остров Нендо. Его соединение было обнаружено и о нем было доложено прежде, чем истребители смогли добраться до гидросамолета и сбить его. Он понимал, что американцы знают о его появлении, и для него крайне важно поднять свои самолеты как можно скорее.

Японцы знали, что американцы действовали к северо-востоку от Гуадалканала, как и утверждал Генда. И он не менее понимал важность нанесения первого удара. Тем не менее, два японских «рога» приближались по различным маршрутам на большом удалении друг от друга, и он помнил о словах Ямасиро насчет того, что важно скоординировать удар.

В 05.20 Нагумо решил, что более не может ждать. Вне зависимости от действий западной группы, он должен был нанести удар, дабы не увидеть утреннее небо потемневшим от американских самолетов, бросившихся на перехват его собственных. Это было роковым решением. Сразу после того, как авиагруппы «Акаги» и «Кага» поднялись в воздух и направились на юго-запад, раздались сигналы тревоги. Впереди была обнаружена вражеская ударная группа, и А6М2 уже бросились на перехват. Но их было недостаточно.

Американцы бросили в атаку все, что имели на трех тяжелых авианосцах, действующих единым кулаком к северо-востоку от Гуадалканала. «Энтерпрайз», «Хорнет» и «Саратога» в тревожном ожидании осуществляли прикрытие 1-й дивизии морской пехоты Вандегрифта, высадившейся на Гуадалканале. Их ударная группа была огромной и действовала слаженно, и вскоре воздух наполнился сверкающими на солнце пикирующими бомбардировщиками «Даунтлесс», прорвавшими японские истребительные заслоны и бросившимися на японскую оперативную группу.

Десять минут спустя «Кага» и «Акаги» были объяты огнем. Последний особенно сильно пострадал от двух попаданий торпедами в мидель. Тяжелый крейсер «Тикума» также получил два бомбовых попадания, а два эсминца были потоплены. «Кага» все еще оставался на плаву, но полетная палуба была разбита тремя попаданиями бомб и начался тяжелый пожар. Вскоре стало ясно, что «Акаги» начал неконтролируемо крениться и тяжело завалился на борт в 06.30, после чего его добил торпедой один из эсминцев сопровождения. Они не могли допустить, чтобы американцы захватили корабль в качестве трофея.

Нагумо смотрел на свою разбитую оперативную группу и понимал, что у него остался лишь легкий авианосец «Рюдзе». Он получил одно попадание бомбы в полуют, но повреждения были взяты под контроль. Ни один из тяжелых авианосцев не мог принять поднятые самолеты, а «Рюдзе» мог принять не более тридцати. Он отправил против американцев восемьдесят ударных самолетов под прикрытием двадцати истребителей и с удовлетворением узнал, что они повредили два американских авианосца из трех, а также линкор. В ходе атаки было потеряно тридцать самолетов, но куда же было отправить оставшиеся? Ему нужен был «Рюдзе» для прикрытия оперативной группы, иначе он потеряет «Кагу», если американцы вернуться. Окрыленные успехом американские морские пехотинцы на Гуадалканале захватили аэродром в Лунге, так что уцелевшие самолеты не могли сесть там.

У него не осталось иного выбора, кроме как приказать им следовать на юго-запад в надежде каким-то образом обнаружить западную оперативную группу адмирала Ямасиро, чтобы сесть на «Хирю» и «Сорю». Это они и сделали, обнаружив его соединение к югу от Сан-Кристобаля и к востоку от островов Реннелл. Однако изнуренные ударные соединения Нагумо прибыли в самое неподходящее время.

Ямасиро так и не получил никаких сообщений от Нагумо или командования Объединенного флота на кораблях оперативной группы Кондо. Эфир постепенно прояснялся, но, в отличие от Нагумо, он не ощущал необходимости в безотлагательном ударе. Американцы не знали, где находились его корабли. Насколько им было известно, единственную угрозу для них представляло соединение Нагумо. Поэтому он задержал свои самолеты на палубах — до тех пор, пока эфир не взорвался срочными сообщениями от самолетов Нагумо, отчаянно пытавшихся найти его авианосцы.

Понимая, что теперь от него требовалось срочно принять около пятидесяти самолетов, он начал спешно поднимать все, что можно, дабы освободить переполненные палубы двух своих тяжелых авианосцев. Самолетам Нагумо не хватало топлива, и многие из них нуждались в срочной посадке. Если бы в его распоряжении был третий авианосец — легкий «Рюхо», он мог бы направить самолеты Нагумо на него, но «Дракон-Феникс»^[58] был далеко на севере, действуя совместно с группой Хары против таинственного корабля, предположительно, угрожавшего транспортам со вторым эшелоном 3-й дивизии, все еще находившимся в море.

В его распоряжении имелись только «Хирю» и «Сорю», но Ямасиро удалось поднять в воздух большую часть своих самолетов, отправив оставшиеся под палубы с полным вооружением, дабы освободить палубы. В течение долгого времени ситуация развивалась в состоянии контролируемого хаоса, и к тому моменту, когда его ударная группа была направлена на северо-восток на поиск американцев, враг уже знал его диспозицию.

Американские авианосцы смело выдвинулись на запад, словно боксер, отброшенный на канаты, но сумевший увернуться в угол. Превосходная организация борьбы за живучесть позволила им освободить палубы, принять большую часть самолетов и подготовить их к новому боевому вылету, пока Ямасиро боролся за то, чтобы принять самолеты и подготовить ударную группу на юге. Самолеты Ямасиро направились к последнему известному местоположению американцев и начали поиск, но американцам, возглавляемым лейтенант-коммандером Уэйдом Макласки с «Энтерпрайза», повезло обнаружить последние самолеты группы Нагумо и последовать за ними, что вывело их прямо на авианосцы Ямасиро.

Результаты были катастрофическими. Американские бомбардировщики зашли на врага, а торпедоносцы лейтенант-коммандера Джона Уолдрона с «Хорнета» атаковали с малой высоты. Ямасиро заметил самолеты и принял их за свои, но прежде, чем он понял, что происходит, управляемый хаос сменился неуправляемым. Американские самолеты обнаружили свои приоритетные цели и набросились на них. Бомбы пробили палубы «Хирю» и «Сорю», и прошли достаточно глубоко, чтобы ударить прямо по снаряженным ударным самолетам, спущенным в ангары. Взрывы разнесли авианосцы на части. Затем в ход пошли торпеды.

К 07.00 «Хирю» и «Сорю» были потеряны, и Ямасиро перенес свой флаг на крейсер «Тёкай», в полном потрясении и разочаровании. Теперь он был командиром не более чем разведывательно-дозорного соединения в составе двух крейсеров и четырех эсминцев. Его самолеты все же смогли обнаружить и атаковать американцев, сильно повредив «Хорнет», который в результате полученных повреждений затонул, а также смогли повредить «Энтерпрайз» и «Саратогу», но после удара уходить им было некуда. Ни один авианосец больше не мог принять их.

В результате поразительного подвига, совершенного управлением полетов, около двадцати самолетов смогло добраться до последнего из авианосцев Нагумо — «Рюдзе», «Гарцующего дракона», ушедшего на север. Нагумо смог провернуть очередной финт, подняв самолеты с «Рюдзе», а затем посадив безпризорные самолеты Ямасиро. Затем они были заправлены и снова подняты в воздух, а авианосец принял собственные самолеты, израсходовавшие топливо, и таким порядком последние остатки группы Нагумо направились в Рабаул. Самолеты с «Хирю» и «Сорю», которым не довелось стать актерами этого воздушного цирка, были вынуждены уходить на вынужденную посадку в районе Гуадалкканала, и, хотя сами самолеты были полностью потеряны, их драгоценные пилоты в большинстве своем сумели добраться до берега, чтобы сражаться дальше.

* * *

Лицо Ямамото посерело. Вся операция вылетела в трубу. Странные помехи помешали координации японских соединений, и в результате американцы сделали то, что намеревались сделать японцы — разбили обе оперативные группы поодиночке. Он потерял «Акаги», «Хирю» и «Сорю», а «Кага» тянулся в Рабаул на жалких двенадцати узлах. Полученные повреждения были достаточно тяжелы. Ему предстояло провести несколько месяцев в ремонте, и на оставшуюся часть года он был потерян для флота.

Затем он услышал доклад о действиях адмирала Хары, и настроение упало окончательно. Капитан 2-го ранга Сакамото был жив, но было потеряно множесво самолетов с «Сёкаку», «Дзуйкаку» и «Рюхо». Его оперативная группа утратила боеспособность и не могла действовать у Гуадалканала.

Он угрюмо покачал головой.

— Четыре авианосца остались почти без самолетов, учитывая, что «Дзуйхо» также потерял почти всю авиагруппу и, как мы знаем, самолеты Ямасиро теперь коптят небо на Гуадалканале. Это катастрофа! У нас было девять авианосцев против трех вражеских! Мы могли бы разбить американцев, если бы скоординировали удар!

— Все дело в этих странных помехах, — пояснил Куросима с почти умоляющим выражением на лице. — Это может быть результатом применения противником неких передовых станций глушения. А этот корабль, «Мидзути», беспокоит меня больше всего.

— Больше всего? Этот корабль прошел через всю нашу операцию как пуля! Итак, Куросима, что с ним? Смогли самолеты Хары потопить его на этот раз?

— Поступили очень странные доклады, адмирал. Сакамото утверждает, что корабль просто исчез, когда они сумели прорваться к нему.

— Исчез?

— Доклады очень смутны, адмирал. Ни один из наших пилотов не сообщил о попадании, но корабль сначала поставил дымовую завесу, по крайней мере, так сообщили некоторые пилоты, а через несколько минут они не смогли его обнаружить. Я полагал, что он был потоплен, адмирал, возможно, одной из наших подводных лодок, но…

— Но наших подлодок в том районе не было, верно?

— Ток точно, адмирал. Но затем мы получили этот доклад с крейсера «Тонэ». Теперь он является флагманом капитана Ивабути, и он сообщает, что «Мидзути» снова обнаружен примерно в сорока милях к востоку от того места, где он был атаковал самолетами Сакамото. Очень странно, адмирал. Они обнаружили его в 12.20, всего десять минут назад. Мы только что получили доклад, — он протянул распечатку с дешифровкой как еще одно оправдание.

Ямамото нахмурился.

— Отвлечение нашего внимания на этот корабль оказалось фатальным. Это разрушило всю операцию, от Дарвина до Кораллового моря. Слава богам, что войска Ямаситы по крайней мере взяли Дарвин. Это наше единственное утешение в этом печальном деле. Мы потеряли три тяжелых авианосца, а «Кага» совершенно разбит. У группы Хары тоже не осталось зубов. Вы понимаете, что у нас практически не осталось палубной авиации для действий в этом регионе, и, вероятно, не будет еще несколько месяцев? Я хотел решительного сражения, но кто мог ожидать такого исхода? Операция «ФС» должна быть немедленно отменена. Кондо не сможет доставить транспорты к Гуадалканалу. Все, что мы можем сделать для нагойской дивизии — это немедленно отправить ее в дружественные порты. Американские авианосцы получили повреждения, но не были потоплены!

— Поступили доклады, что «Хорнет» был оставлен экипажем и затонул, адмирал.

— Что означает, что у них остается два авианосца, не говоря об аэродроме в Лунге. Теперь нам придется действовать ночью, совершая рейды соединениями крейсеров на юг через Соломоновы острова, чтобы высаживать там войска под покровом ночи, дабы успеть скрыться на севере до наступления дня. Это позор.

Воцарилось долгое молчание, которое снова прервал Куросима.

— Капитан Ивабути просит разрешения взять крейсеры из группы Хары, чтобы организовать охоту на этот корабль, «Мидзути», на этого морского дракона.

В глазах Ямамото запылало ледяное пламя.

— Где находится этот корабль? — Тихо спросил он с отчетливой угрозой в голосе.

— По имеющимся сообщениям направляется на юго-восток курсом, при котором сможет представлять угрозу транспортам второго эшелона в Коралловом море.

Ямамото пристально посмотрел на него.

— Значит, пришло время включиться в охоту, — сказал он. — Рассчитать курс перехвата и передать капитану Ивабути разрешение. Пускай загонит зверя, а мы сделаем все остальное. После этого нас будет ждать долгий путь на север — в Японию.

— Я принесу личные извинения императору, адмирал. Вся ответственность лежит на мне, — Куросима опустил голову, признавая свой позор.

— Нет, Куросима, — сказал Ямамото. — Извинения императору принесу я — за то, что не сберег «Акаги» и остальные корабли. Ответственность лежит на мне. — «Акаги» всегда был любимым кораблем императора. — Но прежде я покончу с «Мидзути» раз и навсегда… Или погибну в попытке сделать это.

— Сакамото придумал другое имя для этого корабля, адмирал. Как странно было, что его люди потеряли его в разгар боя, чтобы затем обнаружить через шесть часов всего в сорока милях! Он назвал его «Кумури Каге» — «Теневой танцор». Все, что бы узнали об этом корабле, является весьма тревожным. Он пережил два крупных удара. В последнем налете группы Хары участвовали все имеющиеся силы — девяносто самолетов! И он потопил крейсер, уничтожил подводную лодку, вывел из строя линкор, и все еще ускользает из нашей хватки!

Ямамото бросил на Куросиму последний хмурый взгляд, в котором читалась странная неуверенность, внезапно сменившаяся ледяной решимостью.

— На этом все, — сказал он.

Никто не ответил.

ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ РЕШЕНИЯ

«Выбор делается в считанные секунды. Расплачиваться за него приходится все оставшееся время»

Паоло Джордано, «Одиночество простых чисел»

ГЛАВА 25

Начмед Золкин смотрел на Волошина, пытаясь понять, что сказал ему этот человек, собрав в себе столько сочувствия, сколько мог. Старший матрос Волошин обратился к нему вскоре после последнего налета, трясясь от страха. Это был не первый в истории случай, когда человек оказывался разбит ужасом после морского боя. Но то, что рассказал ему Волошин о своих кошмарах, отдавало сюрреализмом, и Золкин находил это несколько невероятным.

Верный условностям vranyo, русской игры, в которой человек несколько искажал истину, а второй спокойно принимал это без возражений и упреков, он спокойно слушал. Волошин видел, как что-то прошло через весь корабль, словно тень, которая затем обрела облик самолета. Он оказался прямо на пути этого фантома в помещении с ракетными шахтами в носовой части корабля. Обернувшись и увидев это, он понял, что бежать бесполезно. А затем появилось человеческое лицо, черты которого застыли в странном выражении мучительного крика. Ему казалось, что он действительно мог видеть лицо пилота мчавшейся на него тени. Это ледяное лицо прошло прямо через него со стенающим звуком, словно ангел смерти.

Тогда он упал на палубу в полном потрясении. Даже сейчас, говоря об этом, он изо всех сил пытался подавить непроизвольную дрожь.

— Так, так, Волошин, — сказал начмед. — Это дело касается каждого на корабле, верно? Тот самолет, что протаранил нас некоторое время назад, отправил ко мне двадцать человек. Ты должен понять, что это первый реальный взгляд на войну для всего экипажа, и ты не исключение. Это очень мучительно и страшно. Но ты должен справиться с этим страхом и по-прежнему исполнять свой долг. Даже адмирал обращался ко мне. Да, сам адмирал Вольский! Ты же знаешь, что он был ранен во время атаки на Средиземном море? Так вот, бери с него пример. Он вернулся на мостик, как настоящий боевой адмирал и должен поступить, когда его корабль находиться в опасности. А ты, Волошин, настоящий боевой матрос крейсера «Киров». То, что мы видели, разумеется, страшно. Но нужно справиться с этим и оставаться стойким.

Волошин кивнул, все еще заметно колотясь.

— Но, тем не менее, у меня есть назначение, — Золкин записал что-то на небольшом листе бумаги из блокнота. — Передай это старшине. Это пропуск в столовую младшего офицерского состава. Иди туда, и хорошо поешь. Еда там лучше, так что пользуйся. Нет ничего лучше, чтобы придать человеку сил, верно? Затем примешь эти две таблетки, — он достал маленький пузырек и встряхнул его.

— Не больше двух, ясно? Затем отправляйтесь в каюту?147 на третьей палубе и отдохните. Я проверю через четыре часа.

— На третьей палубе, товарищ капитан второго ранга?

— Да, где офицерские каюты. Не беспокойтесь, я все отмечу в документах. Если кто-либо спросит, что ты там делаешь, ответишь, что я приказал. Я ведь капитан второго ранга, верно? И слышал о таком понятии, как «врачебное предписание»? Так что выполняй. Две таблетки — две! — и каюта номер 147. Я проверю тебя позже. Но теперь поешь.

— Благодарю, товарищ капитан второго ранга.

— Тогда вперед. Я слышал, что у них сегодня хорошее меню. Не позволяй никому тебе мешать. Просто передай дежурному эту записку.

Хорошо поесть и выспаться, плюс аспирин с легким успокоительным. Таково было его предписание. Золкин вздохнул, когда Волошин вышел, и задался вопросом, как держался оставшийся экипаж. Затем раздался стук, и он с радостью увидел адмирала Вольского, входящего в лазарет, с улыбкой снимая фуражку.

— Тоже жалобы на голод и сонливость? — Спросил Золкин, а затем рассказал адмиралу о том, что только что случилось.

— Экипаж на пределе, — сказал Вольский. — Я снова иду вниз, но решил, что должен поговорить с тобой. Нет, я в порядке. Мне удалось поспать несколько часов перед последней атакой.

— А корабль?

— Цел, как видишь, — сказал адмирал. — По крайней мере, мы так думаем. Волошин ничего не придумал, Дмитрий. Один из их самолетов прошел прямо через корабль.

— Опять? Но я не ощутил никакого удара. И ничего не слышал.

— Верно. Он прошел прямо через нас, но в тот момент что-то случилось. Корабль начал уходить в другое время. Федоров полагает, что при этом мы на несколько секунд оказываемся смещены по фазе, и ничто не может физически затронуть нас. Это жутко — мы все еще видим тени из другого времени на несколько секунд, в течение которых происходит смещение. Мы еще здесь, но уже не здесь. Одновременно появляется сильная тревога, и может вообще помутиться сознание. Но нам повезло, что мы сместились, иначе Волошин бы не выжил. Возможно, не выжил бы весь корабль. Где он был, когда это случилось?

— У ракетных шахт в носовой части, под палубой, рядом с артиллерийской установкой.

— Плохое место.

— Udachi, — сказал Золкин. — Нам повезло. Но что вообще случилось? Мы снова переместились во времени?

— Помнишь, что ты сказал на одном совещании на Средиземном море?

— Ты говоришь об атомном оружии?

— Нет, нет — о Добрынине и ядерных реакторах. Федоров говорил об этих смещениях во времени и пытался связать это с необычным нейтронным потоком в активной зоне. После этого у меня в голове засело то, о чем мы говорили с тобой. Ты спросил, не думал ли я о том, чтобы поручить Добрынину покопаться в реакторе.

— Да, мы все задавались вопросом, как пройти Гибралтар, и я предложил дать Добрынину команду подкрутить реактор и отправить нас куда-нибудь в другое место. Но, разумеется, я просто пошутил. Пытался ослабить напряжение.

— Что же, — сказал Вольский с широкой улыбкой. — А мы последовали твоему совету! Мы с Федоровым обсудили все и поняли что-то очень странное. Существует рутинная процедура технического обслуживания реактора, и каждый раз, как Добрынин проводил ее, через несколько часов корабль перемещался во времени! Причем, обрати внимание, вперед! Поэтому Федоров и я решили провести небольшой эксперимент. Добрынин запустил эту процедуру, и корабль переместился!

Золкин был неподдельно удивлен.

— Ты хочешь сказать, что это уже не 1942? Мы находимся где-то еще?

— Не вполне. Мы действительно переместились, но интервал был совсем коротким. Интервалами Федоров назвал периоды между этими смещениями.

Золкин кивнул. Его глаза блестели из-под угольно-черных бровей.

— Блестящий молодой офицер.

— Согласен, — сказал Вольский. — Он очень эффективно сработался с Карповым, и, должен сказать, мой небольшой эксперимент с капитаном тоже прошел успешно. Он неоднократно спасал корабль. Он обладает поистине исключительными качествами боевого офицера. Если бы я послушал его и атаковал вражеские авианосцы, нам бы сейчас никто не рассказывал о вражеских самолетах, пролетевших через них. А вдвоем они спасли всех нас. Боюсь, что я начинаю ощущать себя чемоданом без ручки. Мне сейчас особо нет места на мостике. Эти двое хорошо справляются сами.

— Рад, что они оба так хорошо себя проявили, — сказал Золкин. — Особенно это касается Карпова. Должен сказать тебе, что у меня были определенные опасения, когда ты впервые вернул его на службу.

— Не беспокойся, Дмитрий. Я не думаю, что он попытается сделать что-то подобное тому, что сделал в Атлантике. Похоже, мы нашли понимание. Экипаж тоже видел его. — Он указал на подволок, над которым находился мостик. — Они стали уважать его, как никогда раньше.

— Верно, — сказал Золкин. — Я слышал, что матросы и мичманы говорили о Карпове. Теперь они называют его нашей сильной правой рукой. Весь корабль. Когда Орлова не стало, экипаж почувствовал себя намного лучше. Говорят, что Карпов дает врагу прикурить. Надеюсь только, что он не рассматривает применение ядерного оружия.

— Нет, здесь мы также пришли к пониманию. Не беспокойся. Но… Мне нужен еще один совет, если позволишь. Мы провели эту процедуру, но затем регрессировали — так назвал это Федоров. Я не вполне понимаю этого. Он говорит, что корабль, похоже, имеет какую-то связь с этим периодом времени, и потому вернулся в него. Кто знает, почему? — Он сделал большими руками жест, дающий понять, что у него не было ответа.

— Ка-40 в это время находился в воздухе. Федоров предположил, что он мог стать своего рода якорем. Он принадлежит нам, и такое ощущение, что время хотело, чтобы мы забрали все свои вещи прежде, чем отправимся дальше. Это единственное объяснение, доступное пониманию. Вертолет был далеко от корабля, и хотя для нас прошло не больше часа, когда мы вернулись обратно, вертолет остался почти без топлива. Для него прошло больше шести часов! Был полдень, хотя мы начали смещаться в шесть утра. Эти шесть часов мы, такое ощущение, провели где-то в другом месте, вроде того пустого и заброшенного мира будущего. Но и оно уже не представляется мне таким уж ужасным местом. Японцы вцепились в нас зубами. Корабль три раза получал повреждения, и они очень серьезны. Так что мне придется немало накинуть Быко за сверхурочную работу.

— Про меня тоже не забудь, — сказал Золкин.

— Да, я понимаю, что здесь было очень тяжело. Были раненые и погибшие. Скольких мы потеряли?

— Тридцать шесть.

Вольский какое-то время молча смотрел куда-то вдаль с выражением беспокойства на лице.

— Я ценю твою работу, Дмитрий. Но послушай. Благодаря тебе, у нас, возможно, есть решение. Мы только что обнаружили, что можем заставить корабль перемещаться по собственному желанию — и мы на самом деле вызвали перемещение во времени! Добрынин выполнял эту процедуру каждые двенадцать суток. И Федоров отметил, что мы перемещались каждые двенадцать суток.

— Значит, дело не в катастрофе на «Орле»?

— Кто знает? Он полагает, что она, возможно, стала катализатором первого инцидента, вызвав какие-то изменения в нашем реакторе. После этого каждый раз, как Добрынин завершал эту процедуру, мы перемещались во времени.

— Поразительно, — сказал Золкин. — Значит, сделай так снова, Леонид. Убери нас подальше от этих японцев прежде, чем они отправят еще больше людей ко мне на порог, или в нас врежется очередной камикадзе.

— Именно так я и решил поступить. Просто хотел знать твое мнение.

— Сделайте это, товарищ адмирал. Понятно, что мы остается в серьезной опасности. Мы не можем этого хотеть. Время, о котором ты говоришь, должно быть, очень зло на нас, и не в том дело, что мы просто забыли о вертолете!

— Федоров очень обеспокоен тем, что мы изменили историю и вызвали этот апокалипсис в будущем. Кроме того, ни одна из операций, с которыми мы столкнулись здесь, не была упомянута в его книгах по истории.

— И это из-за нас?

— Боюсь, что да. Мы вызвали преждевременное вступление Соединенных Штатов в войну, и устроили погром на Средиземном море. Мы словно пробрались Времени домой и разбили там весь фарфор. Оно, наконец, обратило на нас внимание, и явно очень сильно расстроено. Мне пришло в голову, что это может быть своего рода реакцией на наши действия. Последствия испытываем и мы, и все в будущем.

— Если бы я был этим самым временем, я бы очень хотел от нас избавиться, — сказал Золкин.

— Да уж… — Вздохнул Вольский. — Японцы могут это устроить. У нас, друг мой, закончились зенитные ракеты. Все, что у нас есть против их самолетов — зенитные орудия, и когда мы израсходуем и их боезапас…

— Я понял.

— Мыло того, радары Роденко снова заработали. Он обнаружил две группы вражеских кораблей, приближающихся к нам, так что, вероятно, вскоре мы окажемся снова втянуты в бой, если останемся здесь. У нас есть два варианта, Дмитрий: либо бежать, пытаясь прорваться мимо них в южную часть Тихого океана…

— И найти тот остров, о котором ты мечтал?

— Именно. Либо так, либо мы проведет еще одну процедуру, и попытаемся снова исчезнуть.

— Тогда сделай так, Леонид. А на самом деле, почему бы не сделать и то и то? Можно бежать и в процессе произвести процедуру. Уведи нам как можно дальше от японцев, произведи процедуру в любое из тысяч «завтра», но не ввязывайтесь здесь в бой больше, чем нужно. Я думаю, что нам повезло. Очень повезло. Все может измениться.

Адмирал кивнул.

— Да, но есть одна небольшая проблема. Добрынин не может начать процедуру, пока корабль двигается быстрее, чем на десяти узлах. Она предполагает вывод одного из стержней управления в реакторе. Когда мы идем на высокой скорости, все стержни должны быть на месте. Он не может вывести один, или мы рискуем перегревом реактора.

— Значит, либо одно, либо другое, — сказал Золкин. — Либо мы перемещаемся в пространстве, либо во времени. Нужно решить, Леонид, и быстро. Мы принимаем решения в один момент, но расплачиваемся за них всю оставшуюся жизнь, так что решай разумно. Я бы хотел помочь тебе, но могу сказать только то, что было бы желательно просто убрать нас отсюда так быстро, как только возможно.

— Хороший совет, друг мой. Думаю, мне следует найти Федорова и узнать, что думают другие офицеры. Возможно, у нас есть немного времени до того, как вражеские корабли смогут представлять для нас угрозу.

Их оборвал внезапный сигнал тревоги. Золкин посмотрел Вольскому в глаза.

— Я полагаю, тебе нужно поспешить, — сказал он, и адмирал не стал терять времени.

ГЛАВА 26

Он обнаружил Федорова на мостике, обсуждающим что-то с Карповым у прозрачного тактического планшета. Он коснулся планшета световым пером в нескольких местах, и на нем отобразились светящиеся линии, обозначающие просчитанные курсы.

— Мы получили подробные данные от Ка-40, - сказал Федоров. — Запись в высоком разрешении. Удалось идентифицировать надводные групповые цели, обнаруженные Роденко.

— Что на этот раз, Федоров? Я бы не хотел нарваться на еще одно авианосное соединение.

— Никак нет, товарищ адмирал. Это то же самое соединение. Когда мы исчезли, Ка-40 осмотрел район вокруг нас. У него было достаточно времени, чтобы отследить авианосцы, атаковавшие нас на рассвете. Они прошли на юг вдоль австралийского побережья, и заняли позицию примерно в трехстах километрах к северо-востоку от Кэрнса. По-видимому, силы Союзников им не угрожают. В-17 не слишком эффективны против морских целей. Я выделил несколько снимков. Вывожу на главный монитор.

Он коснулся пульта, и на мониторе появилось изображение четырех авианосцев.

— Это соединение адмирала Хары, что установил Николин по данным перехвата. Два более крупных авианосца — «Сёкаку» и «Дзуйкаку», два поменьше — легкие эскортные авианосцы. Это — «Дзуйхо», — указал он. — Очертания его полетной палубы очень характерны, и я проверил его по своей библиотеке. Второй похож на «Рюхо», единственный корабль своего типа, перестроенный из плавбазы подводных лодок. На «Рюхо» и «Дзуйхо» не видно ни одного самолета, и только на «Дзуйкаку» видны четыре истребителя, и еще два на «Сёкаку». Самолеты могут располагаться в ангарах, но по оценке потерь в двух налетах я могу заключить, что все четыре авианосца располагают не более чем пятнадцатью самолетами, некоторые из которых могут быть повреждены.

— Это радует, учитывая, что мы остались без боекомплекта зенитных комплексов.

— Так точно, товарищ адмирал. Что касается других японских авианосцев, мы еще не установили все, но Николин полагает, что японцы проиграли сражение за Гуадалканал.

— Что не может не радовать. По крайней мере, я считаю, что это хорошо. У них остается меньше кораблей, чтобы отправить их за нами. Теперь плохие новости?

— Вот, товарищ адмирал, — он указал на две отметки на планшете. — Это быстроходное соединение крейсеров, и в перехватах фигурировала фамилия Ивабути. Два крейсера входили в состав его группы — это «Нати» и «Мёко». Они атаковали нас у острова Мелвилл, но тогда мы отогнали их огнем артиллерийских установок. Третий корабль — «Тонэ», очень быстроходный, до 36 узлов, вооружен восемью 203-мм орудиями в четырех башнях, все в носовой части. Кормовая часть занята катапультами для шести разведывательных гидросамолетов. Это классический быстроходный разведывательный корабль. Без зенитных ракет, способных сбить гидросамолеты, они легко обнаружат нас. Я полагаю, капитан Ивабути перенес свой флаг с «Кирисимы» на «Тонэ». Он может действовать безрассудно. Я полагаю, что он пытается перекрыть нам путь на юго-восток, с достаточно грозной компанией.

Федоров указал на вторую группу отметок почти прямо к востоку от их нынешнего местоположения.

— Эти корабли какое-то время шли на юго-запад от Соломоновых островов. Ка-40 засек их в 10.00, пока мы были… Где-то. За то время, что мы отсутствовали, они шли на всех порах. Тогда мы могли бы легко проскочить мимо, но теперь я опасаюсь, что эта группа также сможет атаковать нас. — Он коснулся планшета и вывел на него две просчитанные линии курсов, сходившиеся в мерцающей красным точке.

— Если мы продолжим следовать нынешним курсом, они перехватят нас здесь.

— Что по составу второй группы?

— Линкор, три крейсера и три эсминца. Линкор беспокоит меня больше всего, товарищ адмирал… Это «Ямато».

Вольский слышал о таком корабле и сложил руки на груди, давая Федорову знак продолжать.

— Это самый большой линкор из когда-либо построенных, товарищ адмирал, не считая однотипного «Мусаси». Полное водоизмещение почти 72 000 тонн. Это на 27 000 тонн больше, чем у линкоров типа «Айова» и более, чем в два раза больше нашего. Девять 460-мм орудий в трех башнях, каждая из которых весит как типичный эсминец этой эпохи. Они имеют дальность стрельбы до 45 000 метров при максимальном угле возвышения, хотя вряд ли способны добиться попадания на такой дистанции. Наибольшая дистанция, на которой было зафиксировано попадание снаряда линкора по движущейся цели составляет 23 670 метров. Следовательно, мы можем атаковать его прежде, чем он окажется слишком близко, но это один из наиболее защищенных кораблей из когда-либо построенных. Броня башен достигает 650 миллиметров^[59].

- 650 миллиметров?

— Так точно. Американский флот проводил стрельбы с использованием плит, предназначавшихся для недостроенного третьего корабля этого типа, «Синано», и они установили, что для пробития ее 406-мм бронебойным снарядом требуется попадание с минимальной дистанции. Они пришли к выводу, что ни одно современное им корабельное орудие не было способно пробить эту броню на нормальных дистанциях боя. Что же касается бортовой брони, то главный пояс достигал 450 миллиметров, а броня палубы — до 200.

— Палуба с таким же бронированием, как у нашей цитадели?

— Боюсь, что да, товарищ адмирал^[60]. Этот корабль настоящая плавучая крепость. И он может развивать 27 узлов.

- Слава тебе, Господи, — сказал Вольский. — По крайней мере, мы сможем обогнать этого монстра.

— Так точно, но каждый из других кораблей имеет скорость, сравнимую с нашей или даже больше. Если они спустят на нас собак, они догонят нас, и у нас просто не хватит ракет, чтобы справится с шестью крейсерами^[61] и тремя эсминцами, не говоря уже о линкоре. И еще одно обстоятельство, товарищ адмирал. «Ямато», скорее всего, будет командовать один очень уважаемый человек. Ранее он служил штабом Объединенного флота на Труке, и, вероятно, адмирал Ямамото сейчас находится на его борту.

— Не думаю, что он тоже согласится со мной поговорить, — сказал Вольский. — Нет, разговаривать нам не доведется. Я только что побеседовал с Золкиным. Похоже, у нас есть выбор: развить полный ход и попытаться обогнать эти корабли в пространстве, или же поручить Добрынину снова запустить процедуру и попытаться уйти от них во времени. Проблема в том, что Добрынин не сможет запустить процедуру, если корабль будет идти быстрее десяти узлов. Итак, товарищи офицеры, мы должны принять решение.

— Почему бы не изменить курс на обратный? — Предложил Карпов. — На данный момент каждую группу отделяет от нас более 100 миль. Это значительное преимущество, учитывая, что после завершения процедуры мы снова сможем дать тридцать два узла.

— Это будет означать, что нам снова придется пройти Торресов пролив. И, вероятно, наше собственное минное поле все еще там, — Федоров явно не был в восторге от этой идеи.

— Надеюсь, японцы не окажутся достаточно любопытны, чтобы наложить руки на эти мины, — сказал адмирал.

— Дело в другом, товарищ адмирал. В операции по захвату Дарвина принимала участие тяжелая группа огневой поддержки. Николину удалось установить по перехватам австралийских переговоров, что это линкоры «Муцу» и «Нагато», которые сейчас движутся на восток от Дарвина. «Муцу» входит в состав 1-й линейной дивизии, базирующейся на Труке. Эти корабли могут возвращаться через Коралловое море, и, хотя они тихоходны, они легко перекроют Торресов пролив. Тогда нам предстоит другой бой, и притом с двумя линкорами.

— Не слишком заманчиво, — сказал Вольский.

— Тогда что насчет северного направдения? — Предложил Карпов. — Крейсеры, с которыми мы столкнулись ранее, останутся далеко на юге. Это означает, что нас сможет перехватить только группу «Ямато». Это может улучшить наши шансы.

— Верно, — сказал Федоров. — Но тогда нам придется пройти между Милн-Бэй и архипелагом Луизиады в Соломоново море. Дальнейший путь на север будет блокирован Барьером Бисмарка и крупной японской базой в Рабауле. У нас на хвосте будет «Ямато», одновременно мы будем подвержены атакам авиации сухопутного базирования и даже подводных лодок. Идти на север очень опасно. Это самое сердце основного оборонительного периметра японцев.

— Какова вероятность, что обе группы перехватят нас, если мы продолжим движение на юго-восток?

— Очень высока, — сказал Федоров без тени сомнения. — Просчитанные курсы на планшете. Могу заверить, что нам придется вступить в бой, если мы продолжим следовать этим курсом.

— Тогда я предлагаю снова запустить нашу машину времени, — сказал адмирал Вольский. — Предположим, что мы повернем на северо-запад на десяти узлах, и Добрынин начнет процедуру. Как скоро они на догонят?

Федоров коснулся экрана, вводя некоторые данные, а затем вывел просчитанный курс.

— Процедура займет не менее двух часов. В прошлый раз результаты были обнадеживающими. Эффект сработал почти мгновенно, но нет никакой гарантии, что это случиться снова. Поэтому, предполагая худший вариант… Мы следуем на десяти узлах два часа, затем развиваем полный ход. «Ямато» приблизиться к нас на тридцать четыре мили за эти два часа, но затем разрыв начнет увеличиваться на пять миль каждый час. Если они окажутся проворны и быстро установят наш новый курс, пройдет четыре часа, возможно, пять прежде, чем мы столкнемся с «Муцу» и «Нагато», идущими от Торресова пролива. Затем все. Если мы не переместимся во времени до этого момента, мы столкнумся как с преследующими нас группами, так и с «Муцу» и «Нагато» в юго-западу от Порт-Морсби.

— А если мы продолжим следовать нынешним курсом?

— Тогда они отрежут нас быстрее. Через три часа, в крайнем случае, четыре.

Вольский задумался.

— Более чем достаточно для процедуры. Это займет около двух часов, если не возникнетникаких осложнений.

— Есть еще один вариант, — сказал Карпов, глядя на ситуацию с позиции того, что их в любом случае ожидал бой. — Начать процедуру немедленно, повернул на юго-юго-запад. Это уведет нас от более медлительной группы «Ямато». Вторая группа — всего три крейсера. Мы сможем отбиться от них тем, что еще осталось в пусковых.

— А авианосцы? — Напомнил Вольский.

— Мы сможем отбиться от пятнадцати самолетов, если это все, что у них осталось. Наши ЗРАК превосходны, но имеют небольшую дальность. Кроме того, у нас осталась одна ракета комплекса С-300.

— Если мы направимся к авианосцам, они занервничают, — сказал Федоров. — Если японцы сильно пострадали от американцев, они сделают все возможное, чтобы защитить свои последние авианосцы. Группу Хары все еще сопровождают два крейсера и десять эсминцев, и мы должны будем предполагать, что они атакуют со всей силы. Для артиллерийских установок будет очень много работы. И некоторые из них все же смогут оказаться достаточно близко для пуска торпед, если мы не станем использовать оставшиеся ПКР.

— Северо-западное направление привлекает меня больше, — сказал Вольский. — Между нами и Новой Гвинеей остается еще много морского пространства. Если мы повернем на север и немедленно начнем процедуру, то сможем свободно маневрировать. Нам не нужно будет идти в Соломоново море. Мы просто сможем направиться на восток, а затем на юго-восток в южную часть Тихого океана. Возражения?

Это был вариант, дававший им наибольший запас времени, поэтому и Федоров и Карпов согласились. Решение было принято. Корабль повернул на новый курс — строго на север.

* * *

Добрынин получил приказ, покачал головой, и повернулся к дежурной вахте.

— Начать процедуру проверки стержня, — спокойно сказал он. — Стержень номер семь.

— Товарищ капитан-лейтенант? Мы выполнили обслуживание стержня номер восемь несколько часов назад. Разве следующая процедура не через двенадцать суток?

— Очень точное замечание, Гарин, но прошу без вопросов. Начать вывод стержня номер семь немедленно. Приказ командира. Внимательно следите за температурой.

Он подошел к посту Козлова и постучал пальцем по монитору.

— Козлов, следите за уровнем быстрых нейтронов. Начинаем через пять минут. Включить запись параметров.

В основе работы ядерной энергетической установки «Кирова» лежал тонкий баланс реакции деления, стремившейся к экспоненциальному росту и сдерживаемый посредством введения в активную зону стержней из материалов, поглощающих лишние нейтроны, испускаемые при реакции. Главным показателем была температура реактора. Она должна была удерживаться в узком диапазоне посредством стержней управления и поступающей в каналы активной зоны тщательно очищенной и деионизированной воды. Вода постоянно циркулировала через активную зону, поглощая тепло и тем самым нагреваясь, после чего поступала в теплообменник, где проходя через набор U-образных трубок нагревала воду второго контура. Эта вода закипала, превращаясь в пар, который и приводил в движение турбины «Кирова». Фактически, реактор представлял собой огромную пароварку, в которой температура и давление были критическими показателями.

Вывод одного из стержней управления естественным образом увеличил бы скорость реакции деления, поэтому сначала в зону должен был быть введет запасной стержень номер двадцать пять. В этот момент температура опускалась настолько, что выходная мощность становилась весьма ограниченной, и корабль мог развивать не более трети максимального хода. Как введение стержня номер двадцать пять, так и вывод стержня номер семь должны были производиться медленно и осторожно. Эффект одного стержня увеличивался, другого падал, поддерживая реакцию на постоянном уровне. Ошибки могли привести к катастрофическим последствиям.

Добрынин расположился в своем кресле, закрыл глаза и начал вслушиваться в работу аппаратуры, с которой работал столько лет. Звук реакции по-прежнему напоминал ему мелодию. Он узнавал каждую ноту, каждую каденцию, ритм, слушая хорошо натренированными ушами ядерную симфонию.

А некоторое время спустя он услышал это — странную ноту в партитуре, напоминавшую флейту, заигравшую сама по себе в момент вступления кларнета. Звук гармонировал с обшей мелодией, но явно не был введен дирижером.

Началось, подумал он. В системе было что-то — в охлаждающем контуре или, возможно, в стержне номер 25. Этот стержень был единственным общим элементом во всех этих странных показаниях. Он сосредоточился на своенравных нотах странного солиста, затесавшегося в оркестр.

— Гарин, я полагаю, вы фиксируете слабый нейтронный поток?

— Так точно, товарищ капитан-лейтенант, но в пределах нормы. — Как старший механик мог понимать то, что показывают его приборы, подумал он? Он же сидел в пяти метрах, закрыв глаза!

Что-то происходило, подумал Добрынин, хотя точно не знал, что именно, однако адмиралу Вольскому стоило это знать. Возможно, я предложу ему лично взглянуть на стержень номер двадцать пять. Подумав о Вольском, он открыл глаза, поднял трубку и доложил на мостик.

— Докладывает Добрынин. Процедура начата. Прошу поддерживать ход не выше десяти узлов в следующие два часа… И доложите адмиралу Вольскому, что я слышу это. Он поймет.

ГЛАВА 27

Ёсида медленно и аккуратно сопровождал далекий корабль на горизонте на своем «Разведывательном гидросамолете Типа ноль» E13A, прозванном Союзниками просто «Джейк», как ему и было приказано. Он слышал рассказы о небесных змеях, способных дотянуться до самолета и пожрать его одним укусом. Он заметил, как далекий силуэт словно стал больше, что свидетельствовало о том, что корабль разворачивался, кратко демонстрируя ему полный профиль. Он вздохнул, понимая, что придется сократить дистанцию, чтобы не потерять цель на новом курсе, и увеличил тягу двигателя.

Через несколько минут он хорошо определил курс корабля, почти идеально выровнялся по нему и взглянул на компас. Направление север, подумал он. Куда этот корабль мог направляться? На севере не было ничего, за исключением последних очагов сопротивления австралийцев в Милн-Бэй.

Он повернулся к радисту и сказал ему доложить о новом курсе цели.

— Цель не меняет скорости, — добавил он. Похоже, противник никуда не спешил. Если бы он знал, куда идет враг, он бы, возможно, попытался его обогнать. С другой стороны, каждый корабль или самолет, когда-либо сталкивавшийся с этим демоном, либо погибал, либо получал серьезные повреждения. Он подавил любопытство, призывающее его сблизиться с рассмотреть «Мидзути» получше. Нет, подумал он. У меня нет желания совершать аварийную посадку на воду. Можно трогать хвост этого морского дракона, но не следует за него дергать. Ёсида был очень мудрым человеком.

Сообщение вскоре было декодировано и спешно передано всем группам, участвовавшим в охоте. Адмирал Ямамото был проинформирован в 12.40 начальником оперативного отдела Куросимой в офицерской столовой, где только что закончил обедать.

— Корабль изменил курс, адмирал. На север.

Ямамото приподнял бровь.

— Вы уверены? — Спросил он, кладя палочки на белую льняную салфетку.

— Это установлено гидросамолетом с «Тонэ» и подтверждено самолетами с «Муцу», адмирал.

— На север? Куда он может направляться?

— Он мог заметить нас, адмирал. Очевидно, что мы находимся в хорошей позиции, чтобы перехватить его, если бы он продолжил следовать прежним курсом. Возможно, он направляется к Милн-Бэй из-за того, что мы отрезали его от портов на австралийском побережье. Авианосцы Хары держаться западнее. Возможно, они заметили их.

— Какова его скорость?

— Не более десяти-двенадцати узлов, адмирал.

Это снова показалось Ямамото необычным.

— Похоже, они не боятся боя, — сказал он. — Десять-двенадцать узлов?

— Корабль мог быть поврежден нашей авиацией, адмирал. Это хорошие новости. Я предлагаю немедленно изменить наш курс.

— Отдайте приказ, Куросима. Да, это хорошая новость, хотя и очень удивительная. Возможно, они не знают о том, что у нас есть еще два линкора на северо-западе. Очень хорошо. Как скоро мы настигнем этот корабль?

— Это еще нужно установить, адмирал, но мы значительно сократим дистанцию, если будем идти полным ходом.

— Действуйте. И держите меня в курсе, если противник изменит курс или скорость.

— Так точно, адмирал, — Куросима поклонился и направился на мостик, чтобы отдать новые приказы.

Ямамото откинулся на спинку кресла и задумался над обстановкой. Он сразу же ощутил облегчение, поняв, что корабль более не угрожает авианосцам Хары. Эти корабли следовало сберечь любой ценой. Без ударных самолетов они были не более чем подсадными утками, если бы любой американский авианосец появился в этих водах. Шесть истребителей, подумал он. Два звена. Это все, что осталось над авианосцами Хары. И не более десяти самолетов в ангарах, многие из которых имели повреждения осколками, полученных этим утром в невероятном налете на вражеский корабль. И это было очень тревожно, просто невозможно! Как опытные пилоты Хары не смогли потопить этот корабль более чем девяноста самолетами? Он все еще не мог поверить в недоуменные сообщения о смертоносных ракетах, сбивавших их прежде, чем они могли даже увидеть свою цель.

Если британцы построили этот корабль, размышлял он, это настоящий монстр. Возможно, это был некий новейший корабль, постройку которого не смогли обнаружить разведчики и все эти блестящие молодые люди в Генеральном штабе Императорского флота. В конце концов, его собственный суперлинкор «Ямато», строился в обстановке строжайшей секретности. Практически все его характеристики — водоизмещение, броня, настоящий калибр орудий — были тщательно охраняемой государственной тайной. Так ли трудно было поверить, что британцы смогли создать настолько быстрый и смертоносный корабль, вооруженный этими чудесными новыми ракетами?

Задумавшись о «Ямато», он вдруг подумал о колоссальных ресурсах, затраченных на его постройку, о бесконечной работе литейных заводов и фабрик. Было заказано три подобных суперлинкора, но построено только два. Последний корабль должен был быть достроен как авианосец, что, на его взгляд, было очень мудрым решением. Если только…

Судьба эскадрилий Хары навалилась на него тяжким бременем. Что, если этот корабль со своим новейшим ракетным вооружением сможет снова изменить тонкий баланс сил на море? Сначала это был мир дредноутов и линкоров, и страны упорно подписывали договоры, ограничивающие размеры и мощь этих смертоносных кораблей. А затем британцы спустили стаю устаревших самолетов на итальянский флот в Таранто и показали, что даже медлительные и устаревшие самолеты способны противостоять стальным морским драконам. Три из шести итальянских линкоров были либо потоплены, либо получили таким повреждения, что выбросились на берег. Если это смогли сделать несколько британских самолетов, подумал он, что могли бы сделать несколько превосходных быстроходных авианосцев с прекрасно подготовленными летчиками с американским флотом в Пёрл-Харборе?

Эта атака должна была состоятся всего через несколько месяцев после того, как немцы глупо атаковали американцев в Северной Атлантике чуть больше года назад. Американцы тогда объявили войну, и Япония глупо встала на сторону Германии вместо того, чтобы держаться независимой политики, и американцы в свою очередь объявили войну Империи 1 сентября 1941. План по атаке Пёрл-Харбора внезапно стал не более чем бесполезной стопкой бумаг.

Несмотря на то, что его авианосцы не получили возможности проявить себя на Гавайях, они безупречно работали до сих пор, обеспечивая прикрытие, разведку, а когда нужно — и решающую огневую мощь по мере того, как Япония продвигалась на юг к богатым ресурсами архипелагам Тихого океана. Старые американские линкоры, которые предполагалось уничтожить в Пёрл-Харборе, так там и остались, будучи слишком медлительны и неповоротливы для тактики «бей и беги», используемой ударными авианосцами. А теперь появилось это — корабль, способный защититься от целой авианосной ударной группы! Быстрый и смертоносный корабль, отбившийся от крейсеров Ивабути, уничтоживший подводную лодку, не имея эсминцев сопровождения, превративший линкор «Кирисима» в разбитый остов. И теперь он находился в идеальной позиции для удара по авианосцам Хары, оставшимся почти без самолетов, или же по медлительным транспортным кораблям, несущим части 3-й нагойской дивизии. А доклады об этих ракетах подавляли больше всего. Его офицеры придерживались мнения, что для такой точности они должны были быть пилотируемы. Они поражали цели, которые противник даже не мог видеть!

Определенный смысл в этом был, хотя ему и представлялось невероятным, чтобы британцы создали оружие, требовавшее от пилота жертвовать жизнью. Возможно, пилоты покидали ракеты, как только точно нацеливали их, однако никто не наблюдал ничего подобного. Ни один вражеский пилот не был подобран в море. В этом была какая-то глубокая тайна.

Точно можно было сказать только одно, подумал он. Этот корабль изменит все. Теперь это не будет войной авианосцев и самолетов, хотя они, разумеется, сохранят свою нишу в любом хорошо сбалансированном флоте. Но теперь именно отважные пилоты этих ракет будут решать судьбы держав, и только корабль, способный противостоять их боевых частям, будет иметь возможность сблизиться с противником и навязать ему артиллерийскую дуэль… Только такой корабль, как «Ямато», самый большой и самый тяжело бронированный линкор из когда-либо построенных. Если море когда-либо видело настоящего стального дракона, от сейчас сидел на его спине. Его орудия могли разорвать на части любой корабль, оказавшийся в зоне их досягаемости.

От этих мыслей он перешел к другой загадке. С крейсеров Ивабути и даже «Кирисимы» докладывали о поражении снарядами малого калибра с дистанций, превышающих дальность стрельбы их собственных орудий главного калибра! Этот корабль использовал свои адские ракеты вместо чудовищных орудий, которыми были вооружены крупные корабли, и это давало ему возможность атаковать с невозможной дистанции. Но как он мог видеть цели? В одном из сообщений упоминался странный самолет. Должно быть, они использовали гидросамолеты, как и наши собственные крейсера и линкоры. Это было единственное объяснение. Таким образом, ему противостоял линейный крейсер, способный действовать как авианосец, имея непробиваемый щит из этих новых ракет. Мир изменился прямо у него под носом, и он этого не заметил. Этот корабль был настоящим кошмаром, революционным скачком в кораблестроении.

Затем морская тень просто развернулась на север, уходя прочь от всех ценных объектов противника, имевшихся в зоне его досягаемости. Это, по меньшей мере, озадачивало, но, к счастью, давало ему возможность сосредоточиться на противнике и возмездии за хаос, учиненный им в морях вокруг Австралии. Это может быть единственный корабль в своем классе, подумал он. Если я потоплю его, это может доказать, что прежняя сила орудий и стали все еще может взять верх. Что тогда?

Если этот корабль следовал к какой-то цели, он бы не совершил настолько внезапного и глупого маневра. Возможно, зверь действительно был ранен, как и предположил Куросима. Или, возможно, у него кончались боеприпасы и топливо, и от стремился прорваться к дружественным водам. Но почему Милн-Бэй? Там не было ничего, кроме нескольких упрямых батальонов австралийской пехоты. Или у корабля были иные намерения? Мог ли он намереваться атаковать Рабаул? Было бы слишком смелым решением двигаться прямо в объятия нашей основной линии обороны. Или же, возможно, он просто пытается сбежать…

Каждому охотнику нужны хорошие собаки, чтобы найти и выгнать добычу. У него были три легких крейсера — «Нагара», «Юра» и «Дзинцу», быстрые, как горные реки, способные развить 36 узлов. Он мог спустить их, приказа загнать этого морского дракона. Враг, похоже, никуда не торопился, или, что было для него более желательно, хромал на север. Пусть загонят его, подумал он. И мы увидим, прав ли был Куросима. Они смогут использовать торпеды, когда настигнут врага. Если же он сумеет отогнать их, они смогут просто следовать за ним на большой дистанции. Это представилось ему хорошей идеей, и он немедленно вызвал ординарца, чтобы немедленно передать приказы контр-адмиралу Такаянаги на мостике корабля.

Охота продолжалась, но Ямамото был осторожен, даже находясь на борту самого могучего корабля в мире. По крайней мере, так он полагал. Раненый зверь может быть опасен, подумал он. Этот корабль несколько дней подряд уходил от нас. Подкрадываться к нему следовало аккуратно и профессионально, после чего беспощадно прикончить. И когда он окажется на дне моря, он станет единственным цветком, который он сможет преподнести императору.

Единственным вялым цветком…

* * *

Капитан Сандзи Ивабути встретил приказ с сильным волнением. Наконец, подумал он. Я больше не привязан к авианосцам Хары. Я могу найти и уничтожить этот корабль, отомстив за позор, который я испытал, потеряв «Кирисиму». Капитан Окада оказал мне честь, приняв меня на «Тонэ», и я не могу опозорить его, или опозорить себя еще сильнее.

Когда «Кирисима» подорвался на минах в опасных водах Торресова пролива, Ивабути было приказано подождать, а затем сопровождать авианосцы Хары через лабиринт узких проходов, чтобы они смогли направиться на восток и сделать то, что, к сожалению, не сделали.

Но теперь старина Кинг-Конг знает, каково это? Лицо Хары красно так же, как и мое! Все его авиакрыло почти уничтожено, и теперь он тоже будет желать мести. Даже учитывая отмену приказа защищать авианосцы, я не сомневаюсь, что он попытается привязаться ко мне. Но с легкими двумя крейсерами и тремя эсминцами, пришедшими с «Рюхо», у него будет более чем достаточное прикрытие для своих ненаглядных авианосцев. Так что я свободен, как сорвавшаяся с цепи собака.

«Тонэ» отличный корабль, подумал он, быстрый, с хорошими глазами в виде шести гидросамолетов. Конечно, у него нет той мощи, которую имел «Кирисима». но теперь, я по крайней мере, смогут настичь Мидзути. Он больше не сможет ускользнуть в ночь, чтобы подготовить подлую ловушку, как тогда в проливе. Да, я смогу настичь его, но смогу ли я его убить?

Он помнил, что случилось с «Хагуро», помнил и о повреждениях, полученных «Мёко» и «Нати». 200-мм орудия его корабля были намного слабее 356-мм орудий «Кирисимы». Но не важно. На этот раз он положится на скорость, сближение и атаку дракона торпедами. Это стало для него чем-то большим, чем долг, большим, чем потребность отомстить за братьев по оружию. Это стало для него личным делом.

Если я его не одолею, подумал он, то, очень вероятно, потеряю свою должность, и эти детишки в штабе Императорского флота будут задавать вопросы о том, как такое случилось. Но прежде, чем я стану вынужден терпеть обвинения в некомпетентности и оскорбления, я добьюсь победы, которая затмит их. И заставит замолчать любой шепоток за спиной, положит конец угрюмым взглядам в спину. И прежде всего, станет моей местью.

В течении полутора часов он двигался почти точно на восток, курсом, который позволял ему одновременно прикрывать авианосцы Хары и двигаться наперерез противнику. Теперь все измениться, думал он. На этот раз я настигну зверя. Но вскоре он был обескуражен, узнав, что один из гидросамолетов доложил о том, что противник изменил курс и следует на север. Он снова ушел в сторону и заставил нас развить максимальный ход, чтобы настичь его. Ивабути приказал изменить курс на пять градусов на север и дать полный ход. Он знал, что «Нати» и «Мёко», отстанут, не будучи способны развить аналогичную скорость. Быть по сему.

Он знал, что где-то на востоке находился адмирал Ямамото, также стремившийся найти и покарать врага. Капитан Ивабути был полон решимости настичь его первым, и, имея преимущество в скорости над «Ямато» в девять узлов, имел хорошие шансы на это.

Возможно, я не справлюсь с ним самостоятельно, подумал он. Но я смогу вцепиться ему в лапу и не отпускать ее. Он улыбнулся, когда прозвучавший как эхо голос рулевого доложил об изменении курса.

Тяжелый крейсер «Тонэ» гладко развернулся на север, стремительно прорезая море острым носом. Длинный белый след за его кормой указывал путь оставшимся крейсерам.

Охота началась.

ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ БИТВА ТИТАНОВ

«Теперь я стану общей сказкой,

Разрушенный фрагмент измученного мира;

Неизменная запись непрекращающегося изменения.

Вечная веха к течению времени.

Быстрые поколения, которые забывают друг друга,

По-прежнему помните о моем позоре

До тех пор, пока я не получу невероятную басню»

Хартли Кольридж, «Прометей»

ГЛАВА 28

Роденко следил за медленным приближением противника, желая, чтобы в его распоряжении была РЛС «Фрегат», позволяющая получить более качественные данные, чем он мог иметь от РЛС «Восход». Первые два часа были наиболее трудны. Он четко наблюдал вражескую корабельную группу на востоке. Они следовали курсом 247 на юго-запад со скоростью 25 узлов, стремясь перехватить их, но когда «Киров» повернул на север, изменили курс на 292 градуса, и к 15.00 находились в 125 километрах к востоку от них.

После того, как Добрынин доложил о завершении процедуры, Федоров отдал приказ занять курс, параллельный курсу группы «Ямато» и дать полный ход, однако японцы преподнесли им сюрприз.

— Восточная группа расходиться, — прокомментировал он. Было похоже, что они выдвигают вперед более быстроходные корабли, чтобы попытаться перехватить их. Он видел, как групповая цель двигалась впереди флагмана, и, что еще хуже, еще одна цель быстро приближалась с юга, следуя на всех 36 узлах.

— Должно быть, это крейсер «Тонэ», — сказал он. — Он движется впереди остальной группы крейсеров, с которой мы столкнулись ранее. Похоже, он намеревается погоняться за нами.

— Но куда мы направляемся, товарищ капитан? Этот курс ведет нас обратно к Торресову проливу.

— Оставь это мне, — прищурил глаза Федоров. — В Коралловом море порядочно место. Так что пусть погоняются.

— А что насчет еще двух линкоров, товарищ капитан?

— «Муцу» и «Нагато»? Они не сравнятся с нами в скорости. Они не смогут настичь нас, и я намерен идти им навстречу, пока мы не будем вынуждены изменить курс. Я надеюсь, это позволит нам оторваться от двух более быстроходных групп и даст больше времени для смещения.

— Вы уверены, что это случится снова?

— Кто может знать? Мы нашли некую отправную точку этого безумия, и я лишь надеюсь, что это сработает еще раз.

— А если нет?

Федоров пристально посмотрел на него.

— Тогда останется только бой. Что же еще?

Они двигались текущим курсом в течение двух часов, однако затем Федоров рассчитал, что крейсер «Тонэ» сможет значительно сблизиться с ними при курсе 292 и в 17.00 приказал довернуть на север, уходя от встречи. Он нервно следил за корабельным хронометром, отмечая время с момента завершения процедуры технического обслуживания. За последние два часа не случилось ничего необычного. Море было спокойным, радары Роденко работали без помех, переговоры в эфире оставались на постоянном уровне, японцы все еще приближались с нескольких направлений. Три надоедливых гидросамолета постоянно следили за «Кировом», становясь все смелее и начиная подбираться ближе.

— Черт, — сказал Карпов. — Я скучаю по тем пяти С-300, которые мы потратили на Орлова^[62].

- Я думаю, они были потрачены не зря, — сказал Федоров. — Но я вас понимаю. Я также ощущаю себя немного голым, зная, что мы не можем ничего сделать с этими самолетами, если они не подойдут совсем близко. Но, по крайней мере, у нас еще что-то осталось в пусковых «главного калибра».

— Двадцать две, — сказал Карпов. — Все же больше, чем изначально. В первой инкарнации «Киров» нес более тяжелые ракеты П-700 «Гранит», но всего двадцать. Это были медленные крупные неповоротливые ракеты весом более 7 000 килограммов, но их дальность была вдвое больше, чем у «Москитов-2», и еще у них была огромная боевая часть в 750 килограммов. Единственная проблема была в том, что они были слишком легкой целью для вражеских ЗРК, но я бы хотел иметь несколько таких. Эти японские крейсера можно было бы потопить одним попаданием. Наши друзья из НАТО прозвали их «Кораблекрушение»^[63], и это подходящее наименование.

Карпов сложил руки на груди и посмотрел на море.

— Как тихо, — сказал он. — Посмотреть минут десять, и можно почти забыть, что мы находимся в самом разгаре величайшей войны, которую только видел мир.

— По крайней мере, из тех, что мы знаем, — сказал Федоров. — Что-то подсказывает мне, что она будет не последней. Мы видели последствия следующей.

— Вы считаете, она начнется в 2021 здесь? На Тихом океане?

— Из этих газет получается, что один из наших крейсеров сдуру потопил американскую подводную лодку. Это могло стать спусковым механизмом, запустившим крупный кризис в Тихоокеанском регионе. Затем китайцы атаковали Тайвань. Американцы атаковали их авианосец, они в ответ потопили «Эйзенхауэр». А дальше понеслось-покатилось. Обе стороны долго вели медленную эскалацию, которая не могла закончиться ничем хорошим. Как вы думаете, зачем мы тогда вышли в море? Для учений с боевыми стрельбами. Они готовились к войне^[64], последствия которой мы видели, и мы были на самом ее острие.

Карпов печально кивнул.

— Значит, возможно, что на самом деле наше присутствие в прошлом не так уж сильно навредило. Вы потеряли свой страх изменить историю, Федоров?

— Полагаю, что да, хотя это все еще значительно меня беспокоит. Страны веками ставили людей в окопы, выводили в море корабли, вели войны, но теперь мне представляется, что я увидел, к чему все шло. Очень немногие сражались за Бога или даже за Rodina. Они сражались за своих боевых товарищей, за тех, кто был рядом.

— И за собственную шкуру, — согласился Карпов. — Ну что же, если мы не сможем уйти вперед во времени, нам придется причинить серьезный вред всему, что попытается угрожать нам.

— И вы хотите знать, что я об этом думаю?

— Именно. В конце концов, если вы правы, нам противостоит адмирал Ямамото. Судя по вашим книгам, это почти что полубог, а его корабль — легенда.

— Так было… — Глаза Федорова опустели. — Да, этот корабль был легендой. В наши дни это разбитый остов, лежащий на глубине 400 метров. Вот чем очень часто заканчиваются легенды, капитан, и о них забывают. Эта война почти уничтожила всю Европу и Азию, и все же люди опять строят корабли, самолеты и ракеты. Людям склонно забывать.

Карпов кивнул, ощутив внезапный приступ меланхолии, горький привкус той самой toska, старой русской тоски по лучшим временам.

— Интересно, забыли ли они о нас, — выдохнул он. — Я имею в виду Североморск, Сучкова, флот, весь тот гребаный бардак в стране, которую мы поклялись защищать. С их точки зрения, мы просто взяли и исчезли. Полагаю, они свалили все на то, что случилось с «Орлом»^[65].

— Похоже на то, — согласился Федоров.

— Могучий «Киров», — улыбнулся Карпов. — Мы принимаем вызов от всех — британцев, американцев, итальянцев, теперь еще и от японцев. И никто из них, вероятно, не имеет о нас ни малейшего понятия.

— Я бы не был в этом так уверен, — сказал Федоров. — Британцы узнали многое, когда адмирал встретился с Тови. Если об этом было доложено в адмиралтейство, это дало бы им последний ключ к единственному выводу, ведущему к пониманию того, кто мы такие и что здесь делаем.

— Какой еще ключ?

— Мы исчезли 23 августа 1942 года. А затем появились на следующий день за восемь тысяч миль. Никакой корабли не мог пройти такое расстояние за сутки. Если они заметили нас здесь, а затем сложили два и два, они смогут придти к ровно одному выводу — мы перемещаемся во времени. И у них есть пара человеке в Блэтчли-Парк, которые очень неплохо разбираются в математике. Очень неплохо.

— Трудно поверить, — сказал Карпов. — Во все это вообще.

Федоров посмотрел на часы.

— Почему бы вам не поесть и отдохнуть? Что-то подсказывает мне, что до заката все будет спокойно.

Карпов понимающе посмотрел на него.

— Федоров… — Начал он, затем остановился и задумался. — Я никогда не говорил, как я ошибался раньше. Я считал вас малолетним зазнайкой, и потому был очень им очень глуп.

— Не думайте об этом. Мы все ошибаемся. Мы живем и учимся. Я многому научился у вас за эти недели, и особенно тому, что человек всегда больше, чем он о себе думает, всегда сильнее тягот, обрушивающихся на него, и даже больше, чем его собственный страх. Вы стали для всех нам примером, и мы все благодарны вам за это.

* * *

Спустя час, в 18.00, стало ясно, что «Муцу» и «Нагато» изменили курс и шли им на перехват. «Киров» увеличил отрыв от «Ямато» до 150 километров, но выдвинувшаяся вперед линкора группа крейсеров сумела подобраться на 112 километров. Последний маневр вывел из себя капитана Ивабути на «Тонэ», оставшегося теперь в чуть более чем 200 километрах к югу. Но постепенное приближение двух крупных линкоров поставило перед Федоровым непростой выбор. Он мог либо повернуть на запад из Кораллового моря, и в этом случае столкнуться как с линкорами, так и с быстроходными крейсерами Ивабути, или же повернуть на восток. Однако тогда «Ямато» окажется в хорошей позиции для того, чтобы попытаться перехватить его у Милн-Бэй.

Шансы не внушали в любом случае, но что-то в глубине души призывало его направиться на восток, чтобы получить возможность хотя бы взглянуть на величайший линкор, который только видел мир, на корабль, который он долго изучал, и которым восхищался. Берегись своих желаний, они могут исполниться, подумал он. Он не мог сказать, что эта мысль принесла ему ясность, но факт оставался фактом…

Он повернул на восток на закате, навстречу наступающей ночи. Небо за кормой освещали яркие оранжевые и красные лучи заходящего солнца. Новый курс — 68 градусов — вел на северо-восток, к южному побережью Новой Гвинеи. Надоедливым гидросамолетам будет трудно следовать за кораблем после захода солнца, однако они явно успели предупредить «Ямато» об изменении курса. Несколькими минутами спустя Роденко доложил, что линкор изменил курс на 45 градусов, и Федоров внутренне упрекнул себя за то, что не дождался наступления темноты прежде, чем менять курс.

Он смотрел на корабельный хронометр, закусывая губу. Когда они снова переместятся во времени? Последней переход случился всего через несколько часов после процедуры, но он знал, что может пройти долгий день прежде, чем это случится. Он прикинул, что если «Ямато» окажется достаточно настойчив, а крейсера — достаточно проворны, то они смогут поймать «Киров» к югу от острова Бона-Бона в заливе Орангене на южном побережье Новой Гвинеи. «Ямато» следовал прямо за крейсерами. Два часа спустя на мостике появился Карпов, свежий и готовый к бою, которого не пришлось долго ждать.

— Крейсера уже близко, — сказал Роденко. — Дистанция около пятидесяти километров. Приближаются на 36 узлах. Еще три цели следуют в десяти километрах за ними, скорость 33 узла.

— Судя по всему, соединение эсминцев, — сказал Федоров.

— Мы можем вывести их из строя ракетами, — сказал Карпов, подняв глаза на Федорова.

— Ваши соображения, капитан?

— Наша способность наносить удары с большой дистанции дает нам серьезное преимущество, — сказал Карпов. — Мы должны воспользоваться им, чтобы сравнять шансы. В противном случае эту работу придется сделать артиллерийским установкам, и все равно мы сможете увидеть в деле те дальнобойные торпеды, о которых говорили.

Карпов был прав. Он знал, что первым фактором в бою станет дальность. «Киров» мог поразить любую цель в радиусе 200 километров^[66]. Вражеским крейсерам нужно было подойти на 20, и это было серьезным фактором.

«Ямато» должен был подойти на 45 километров, но вряд ли мог рассчитывать на попадание до 26 километров. Это был бы поединок Али против Фрейзера. «Киров» мог наносить один мощный удар за другим в огромный корпус врага, двигаясь словно поджарый и проворный боец. «Ямато» оставалось лишь прикрыть подбородок и упорно принимать удары в корпус, пока, наконец, он не получит шанс прижать противника к канатам у побережья Новой Гвинеи на севере.

Но, в отличие от Али, «Киров» не имел запаса прочности, позволяющего перенести ответный удар. Если это случится, фактор «второго дыхания у канатов» не сработает. Федоров маневрировал на восток, дабы уйти от земли на севере, но тем самым подходя все ближе к эффективному радиусу стрельбы огромных 460-мм орудий «Ямато». Все зависело от того, сколько времени они будут находится в зоне досягаемости линкора, поскольку время играло ключевую роль в достижении успешного попадания. Это был очень запутанный с сложный процесс, требовавший хорошей координации множества факторов. Единственным преимуществом «Ямато» была его живучесть. Его броня позволяла получать попадания и продолжать бой до тех пор, пока у японцев хватало к этому воли, и Федоров знал, что этот фактор нельзя недооценивать.

— Хорошо. Атаковать крейсера с большой дистанции. Это легкие корабли. Броневой пояс немногим толще шестидесяти миллиметров.

— Тогда любая из наших ракет сильно повредит их. Предлагаю начать с малого и посмотреть, сможем ли мы сбавить их преимущество в скорости. Самоснов!

— Товарищ капитан?

— Боевая тревога два. Ракетная стрельба по надводной цели. Три ракеты MOS-III к пуску.

— Есть три ракеты MOS-III к пуску. Параметры норма. Ракеты пять, шесть и семь к пуску готовы.

Раздался предупреждающий сигнал, и Самсонов запустил систему наведения, ожидая ввода координат целей. Начинавшееся сражение будет вызывать долгие споры на профильных форумах и военно-морских училищах по всему миру. Покров наступавшей тьмы будет не слишком прочной завесой для начинавшейся битвы титанов — столкновения мощнейших надводных кораблей двух разных эпох, которой предстояло решить судьбу стран и, возможно, всего человечества.

Но Федоров, Карпов, Роденко и все на корабле об этом не задумывались. Их единственной мыслью было то, увидят ли они завтрашний рассвет. Судьба мира могла подождать. Для них это была лишь попытка продержаться еще день.

ГЛАВА 29

Они увидели, как ночь осветила яркая вспышка. Столб огня устремился ввысь, затем медленно выровнялся, и начал опускаться с каждой секундой. Сигнальщик на легком крейсере «Дзинцу» указал на это своему товарищу, широко раскрыв глаза, а затем прокричал тревогу. Это было похоже на объятый пламенем самолет, падающий навстречу гибели в море, однако у самой воды яркое пятно огня внезапно выровнялось и понеслось над самой поверхностью моря с невероятной скоростью. За ним последовал второй столб огня, за ним еще один.

«Дзинцу» был вторым кораблем в серии из трех легких крейсеров типа «Сэндай», введенным в строй в 1925 году, и предназначавшимся для уничтожения лидеров эсминцев. Он имел четыре трубы, отводящие дым из десяти котлов системы Кампона и пар от четырех турбин системы Парсонса, придававших кораблю скорость хода чуть менее 36 узлов. Семь 140-мм орудий спали до поры в своих башнях, а четыре 610-мм торпеды — в своих аппаратах. У него не было никакой возможности открыть огонь по противнику, которого они преследовали этой ночью, как и у «Нагары» и «Юры», двух быстроходных трехтрубных легких крейсеров с аналогичным вооружением. Сверхзвуковые ракеты засекли их примерно за пятьдесят километров, и не имели никаких проблем с преодолением их брони — ракеты массой 1,5 тонны с 300-кг боевой частью, летящие на скорости в пять раз выше звуковой, были одними из самых быстрых ракет того мира, из которого пришел «Киров».

Ущерб был почти катастрофическим. «Дзинцу» получил попадание в мидель, ракета легко пробила броню и уничтожила четыре из десяти котлов прежде, чем взорвалась, снеся две из четырех труб. Борт крейсера почти разорвало, начался сильный пожар, а густой черный дым не давал дышать. Корабль сразу же потерял ход, замедлился до двадцати узлов и начал быстро принимать воду^[67].

«Нагара» и «Юра» получили аналогичный урон. Их броня была слишком тонкой, чтобы остановить ракеты и не дать им нанести серьезный урон внутри кораблей. «Нагара» отделался легче всех, так как развернулся, чтобы избежать столкновения с потерявшим управление «Дзинцу», и в результате ракета поразила его под невыгодным углом, пробив корабль насквозь и взорвавшись уже за ним, однако при этом корабль получил сильный удар, и оказался перебит трубопровод подачи воды.

Карпов задействовал три смертоносных дротика, чтобы вывести крейсера из игры, и они утратили статус угрозы, потеряв ход. Их скорость резко упала, а экипажи лихорадочно боролись с пожарами и затоплением. «Дзинцу» не выжил. Более 120 из 450 членов экипажа погибли при ударе ракеты, а остальной оказались в море вскоре после этого, так как корабль перевернулся в облаке дыма и пара, когда забортная вода добралась до раскаленных котлов, и затонул за двадцать минут. «Юра» отделался не легче, так как пожар грозил уничтожить корабль. «Нагара» остановился, вызывая на помощь три эсминца, следовавшие за крейсерами. Слишком многие оказались за бортом, чтобы они могли продолжить охоту.

Легкую разведывательную группу, отправленную Ямамото на загон противника, постигла незавидная судьба. Эсминцы смогут оказать помощь в спасении людей, а затем вернуться к поиску врага, но теперь на «Кирове» о них не думали. У них была другая цель — 72 000-тонный бегемот, все еще следующий курсом, не дававшим им возможности разойтись. Однако в распоряжении российского атомного крейсера все еще было девятнадцать убийц кораблей в шахтах в носовой части, более чем достаточно, чтобы справиться с одним противником. По крайней мере, так полагал Федоров.

Хронометр показывал 20.10. Прошел всего час после того, как встала бледная луна, отбрасывавшая призрачный свет на поверхность моря. Роденко доложил, что разведывательная группа противника потеряла ход, и Карпов слегка расслабился.

— Акула все еще кусается, — сказал он. — MOS-III хорошо сделали свое дело. Что по остальным целям?

— Гидросамолет слишком осмелел, — доложил Роденко. — Следует за нами уже достаточно долго, скорее всего, докладывает наши курс и скорость. Слабая засветка двух линкоров на удалении 200 километров на западе, сигнал слабеет. Скорость 25 узлов, но без РЛС «Фрегат» показания приблизительны. Скоростная цель на юго-западе, скорость 36 узлов, курсом на корабль. Меняет курс, направляется к пораженным крейсерам.

— Должно быть, там сейчас много людей в воде, — сказал Федоров. — Они изменяют курс для спасательной операции. Думаю, пока мы можем о нем не думать. Меня больше беспокоит «Ямато».

— Цель увеличивает скорость до 27 узлов. Следует курсом перехвата, дистанция пятьдесят километров по правому борту.

— Федоров, вы говорили, что дальность стрельбы его орудий 45 000 метров? Он может открыть огонь в любую минуту.

— Не беспокойтесь, — Федоров поднял руку. — Сначала они должны нас заметить. При полном свете они могут обнаружить нас за двадцать восемь километров, но не ночью, даже при полной луне, как сейчас. Я проверяю информацию об их радарах. Похоже, что на «Ямато» имеется лишь одна обзорная РЛС. Работает на длине волны 1,5 метра, средняя дальность двадцать километров.

— То есть они идут вслепую, — сказал Карпов. — Мы можем атаковать их немедленно, и, возможно, нанести достаточный урон, чтобы заставить задуматься.

Федоров заколебался… Линкор «Ямато»… Адмирал Ямамото… Что они собирались делать? И корабль и адмирал отложились в его сознании за долгие годы интереса и исследований. Когда-то он собирал модель этого корабля, любуясь элегантными, мощными обводами, массивными орудиями, гордой высокой надстройкой. Эта любовь к большим кораблям и привела его на флот, к долгой и усердной работе ради получения должности штурмана на лучшем корабле российского флота — атомном ракетном крейсере «Киров». В свободные часы он частенько представлял себе «Ямато», разыгрывал в уме его бой с американским линкором типа «Айова», думал о том, как бы мог измениться ход войны, если бы самолет Ямамото не был сбит американскими Р-38… И теперь ему предстояло отдать приказ убить того, кем он так восхищался, покончить со всеми этими теплыми воспоминаниями, осознав, наконец, суть войны в наиболее жестокой манере.

История войны на Тихом океане, которую он знал, уже была разрушена и сейчас ее едва ли можно было узнать, и он понимал, что виноват в этом не меньше, чем Карпов или кто бы то ни было еще. Он вспомнил разговор с Карповым. «ЯматО» был не более чем легендой, разбитым остовом, огромным Прометеем, прикованным цепью ко дну моря, печень которого изо дня в тень теперь пожирали рыбы. Такова оказалась судьба этого величественного корабля. Но теперь он находился в расцвете славы, все 72 000 тонн разрезали острым носом залитую лунным светом поверхность моря, а почти 2 800 членов экипажа находились в готовности на своих боевых постах, на наблюдательных постах на высокой фок-мачте замерли сигнальщики с биноклями. По сравнению с невероятными возможностями «Кирова», «Ямато» шел на них в полном неведении, словно слепой с тростью… И тремя заряженными трехствольными дробовиками 12-го калибра.

Они принял решение.

— Действуйте по усмотрению. Я доложу адмиралу Вольскому. Он направился в контрольный центр реактора к Добрынину, но дал нам указание действовать по обстановке. Защищайте корабль.

— Так точно. Внести запись: «вступил в бой с линкором «Ямато» в 20.18 27 августа 1942 года. Командир корабля капитан второго ранга Федоров. Старший помощник капитан третьего ранга Карпов».

— Запись внесена, — подтвердил лейтенант.

— Хорошо.

Карпов сложил руки за спиной и повернулся к Самсонову. Его глаза горели.

* * *

Адмирал Ямамото встретил доклад начальника оперативного отдела с заметным разочарованием.

— Все три крейсера повреждены? Вся эскадра?

— Так точно, адмирал. Мы получили кодированный сигнал бедствия. Двадцать минут назад соединение было атаковано ракетами-смертниками. Мы потеряли «Дзинцу», «Нагара» и «Юра» тяжело повреждены. Эсминцы нашего эскорта оказывают им помощьв спасении личного состава.

— Понятно… — Глаза Ямамото потемнели, брови нахмурились. — Итак, слухи об этом корабле подтвердились. Ивабути не преувеличивал, говоря о дьявольских летающих рыбах, обрушивающих огонь на корабли. Дистанция до цели?

— В пределах максимальной дальности стрельбы орудий, адмирал, однако мы не видим цели. Взошла полная луна, но даже лучшие наблюдатели не могут ничего увидеть, пока мы не приблизимся. Поднимаем дополнительные гидросамолеты.

Ямамото поднялся, потянулся за своими белыми перчатками и аккуратно надел их — медленно и размеренно, от чего в воздухе повисла тяжесть. Время пришло, если только они смогут заметить врага первыми. Он медленно повернулся, поднял адмиральскую фуражку и надел ее.

— Время идти на мостик, Куросима. Следуйте за мной.

Покидая вслед за адмиралом зал совещаний, Куросима бросил взгляд на тактическую карту с крошечными деревянными моделями кораблей, перемещаемыми по мере того, как разворачивалось преследование. Он понял все с одного взгляда. «Муцу», «Нагато», «Тонэ» и остальные крейсера Ивабиути, Хара со своими авианосцами — весь оставшийся флот хромал на север к Рабаулу и Труку. Они потеряли три тяжелых авианосца, не говоря уже о хаосе, царившем здесь, в Коралловом море. Весь план вылетел в трубу, весь Объединенный флот оказался полностью расстроен, и все из-за этого одного корабля — Призрачной Тени, способной призывать темнейших ками семи адов и обрушивать их на наши корабли, казавшиеся теперь не более полезными, чем эти деревянные игрушки, подумал он. Наши крейсера и авианосцы не фигуры в игре, подумал он. Теперь от них зависит исход войны и судьба нашей нации.

Так что же это был за корабль, подумал он. Хатиман, бог войны? Мидзути, ужасный морской дракон? Сусаноо, бог бури? Он закрыл дверь за собой с тяжелым сердцем и последовал за адмиралом к ближайшему трапу. Но прежде, чем они достигли его, Куросима услышал глухой вой, перешедший в громовой рев. Затем по всему кораблю раздались сигналы тревоги и жесткие крики.

Он ощутил, как корабль вздрогнул. До них донеслись глухой удар и грохот взрыва. Ямамото повернулся, и его глаза горели.

— Поспешим, Куросима. Началось!

* * *

Ракеты П-900 набрали высоту посредством твердотопливных ускорителей, после чего начали работу активные радары системы наведения АРГС-54, наполнившие спокойную ночь яркими микроволновыми лучами. С металлическим звуком раскрылись два коротких крыла. Ракета перешла в режим полета к цели на реактивном дозвуковом двигателе и большой высоте. Через несколько минут носы ракеты опустились к сверкающей поверхности моря, и они начали снижение на предельно малую высоту, набирая на терминальном участке скорость почти в три раза превышающую звуковую, и начиная головокружительный танец маневров уклонения, предназначенных для прорыва современных средств ПВО с цифровым управлением. Однако цель таковыми не располагала.

Отдельные члены экипажа «Ямато» заметили ослепительную полосу света, дико мечущуюся над самой водой и идущую прямо на корабль, которая затем с ревом ударила прямо в тяжелую бортовую броню. 400-килограммовой боевой части хватило, чтобы пробить триста из четырехсот миллиметров закаленной стали^[68]. Однако этого оказалось не достаточно, хотя экипажу и показалось, что бог грома ударил в него своим железным молотом. «Ямато» слегка качнулся, но легко выровнялся. Начался пожар, участок левого борта покрылся копотью и трещинами, но в целом корабль не пострадал.

Когда была замечена вторая ракета, офицеры начали выкрикивать приказы, указывая на нее руками. Зенитная артиллерия «Ямато» разорвала небо потоками металла, как было способно мало кораблей в эти годы. Несколько лет спустя количество зенитных орудий будет доведено до 150, дабы защитить корабль от настоящей угрозы — вражеской авиации — но и на данный момент их было немало.

Корабль был построен как массивная стальная крепость. Огромные башни с тремя 460-мм орудиями каждая были установлены две на носу и одна на корме. Между ними находилась надстройка, включавшая боевую рубку, фок-мачту и дымовую трубу, окруженная несколькими кольцами бронированных платформ зенитных установок. Всего на корабле имелось двенадцать 152-мм орудий в четырех башнях, двенадцать 127-мм орудий, восемь строенных 25-мм зенитных орудий и четыре 13,2-мм зенитных пулемета. Большая их часть открыла огонь, но это мало что дало.

Вторая ракета двигалась слишком быстро, чтобы быть сбитой даже концентрированным огнем всей зенитной артиллерии, и попадание в бешено танцующий на предельно малой высоте ракету могло быть достигнуто разве что случайно. Командиры групп борьбы за живучесть с трепетом наблюдали за потоками трассеров, а затем, прежде, чем они ожидали, вторая ракета спикировала на корабль. Второй удар пришелся несколько выше, почти у верхней палубы, но все же в броню. Часть 200-мм бронированной палубы была вырвана взрывом в сторону надстройки, разбив при этом одну сдвоенную 127-мм зенитную установку и убив весь расчет. Остальная часть энергии взрыва пришлась на тяжелую бортовую броню, которая снова выдержала удар, почернев и потрескавшись, но все же не была пробита.

Расчеты инстинктивно развернули огромные башни в сторону источника света и длинных тонких дымных полос в небе, светящихся в свете восходящей луны. На мостике контр-адмирала Такаянаги уже взял на себя инициативу и приказал развернуть корабль под углом к этим полосам. Этим он одновременно уменьшил профиль корабля, дабы помешать противнику обнаружить его в условиях ночи. Это не имело никакого значения, однако он, по крайней мере, теперь знал, где находился враг. Он видел на горизонте яркие вспышки и светящиеся столбы дыма от запуска демонических ракет, а в нескольких градусах по левому борту виднелось гневное зарево от все еще горящих вдали крейсеров.

Где-то вдали, за угольно-черным покровом ночи, все еще скрытый от лунного света, атомный ракетный крейсер «Киров» ждал следующего хода противника. Бой только начинался.

* * *

— Наблюдаю два попадания, — доложил оператор, указывая на изображение от «Ротана». Камера была переведена в ИК-режим, и силуэт вражеского корабля освещался странными бело-зелеными сполохами. Ту же картину можно было наблюдать и через очки ночного видения.

— Дистанция 32 000 метров и быстро сокращается, — доложил Роденко. — Скорости обоих кораблей теперь складывались и они сближались со скоростью почти 60 узлов, хотя курсы вели их к некой отдаленной точке перехвата, что уменьшало дистанцию не так быстро.

— Цель меняет скорость? — Спросил Карпов.

— Никак нет. Скорость 27 узлов.

— Для этого нужно больше пары ударов, — сказал Федоров. — Я сомневаюсь, что это нанесло им серьезные повреждения.

Карпов задумался.

— П-900 не так легко перепрограммировать для атаки с «горкой», но у нас есть «Москиты-2». Мы ведь подготовили их для этого, верно?

— Так точно, три ракеты имеют обновленную программу. Остальные настроены на полет на малой высоте для атаки меньших кораблей.

Трех может хватить, подумал Карпов. Было ясно, что две П-900 хорошо их встряхнули.

— «Москит-2» к пуску. Проделаем им пару дыр в палубе.

— Выполняю целеуказание, — ответил Самсонов. «Киров» сделал два резких выпада в первом раунде. Теперь он намеревался нанести оппоненту пару серьезных ударов в корпус.

— Три малоразмерные цели, курсом на корабль, — вставил Роденко. — Дистанция 28 000 метров, прямо за пораженными крейсерами. Классифицирую как эсминцы.

— Всему свое время, — ответил Карпов. — Сначала остановим линкор.

Карпов говорил так, словно результат был предрешен, но вскоре ему стало ясно, что в жизни мало в чем можно было быть уверенным, а еще меньше на войне.

ГЛАВА 30

Капитан 3-го ранга Ясуна Козоно был по природе своей человеком очень предприимчивым. В частности, он давно искал способ улучшить вооружение своего нового ночного истребителя J1N1-C «Гекко». Он получил всего два этих самолета, известных во флоте как «Морской истребитель-разведчик Типа 2» в качестве ранней партии, которой никто в Рабауле не ожидал в этом году. За кабиной пилота была установлена башня с 20-мм пушкой Тип 99, но это орудие казалось ему по своей природе оборонительным, и плохо подходило для борьбы с врагом. Чтобы применить ее против вражеского бомбардировщика, нужно было подобраться к цели снизу, чтобы стрелок мог открыть огонь. Это было для него неприемлемым недостатком, сводившим на нет то, что он больше всего любил в своем новом самолете — огромную скорость, составлявшую до 600 км/ч.

Ему было нужно лучшее курсовое вооружение, чем шесть 7,7-мм пулеметов Тип-97 в крыльях. Он был в этом настолько категоричен, что в тайне начал собственную кустарную модификацию самолета, надеясь, что центральное командование решит, что так и было. Свою новую модель он назвал «Гекко», или «Лунный свет», и желал испытать его в особых условиях, идя навстречу тезке своего детища этой ночью. Для проверки своего изобретения у него был идеальный пилот — Сатио Эндо, высококвалифицированный пилот Таинанку Т-1.

Флот вел охоту на морского дракона, и запросил Рабаул, могут ли он оказать какую-либо помощь. Они опасались, что после наступления темноты гидросамолеты кораблей не смогут следить за вражеским кораблем, так что запросили Рабаул, нет ли там одного или двух ночных истребителей. Так случилось, что именно два их там и было — оба самолеты Козоно, так что он отдал один Эндо, а сам повел второй, желая убедить флот в том, что эти самолеты могли показать хорошие результаты. Этой ночью ему представился шанс это сделать.

Когда солнце начало заходить за горизонт, он запустил два мотора своего самолета с 14 радиальными цилиндрами воздушного охлаждения каждый, и начал медленный разбег по взлетной полосе, оглянувшись через плечо, чтобы увидеть самолет Эндо. Они взмыли в небо, быстро набрали высоту и понеслись навстречу заходящему солнцу, намереваясь дождаться луны. Им предстоял долгий и, возможно, опасный полет на пределе возможностей самолета, хотя Козоно был достаточно мудр, чтобы потребовать установки подвесных топливных баков. Им предстояло пройти вдоль длинного изогнутого острова Новая Британия, затем над Соломоновым морем, увидев луну примерно через час. Вскоре после этого они пройдут над гористой местностью Папуа-Новой Гвинеи, и окажутся над Коралловым морем. Такой маршрут составлял не менее 800 километров при боевом радиусе самолета 1 120. Это оставляло ему мало времени на поиск цели, так что он надеялся, что сделает это быстро. Теперь он удивлялся тому, что так и случилось.

Он толкнул ручку управления двигателями, увеличивая скорость до 300 км/ч. Три часа спустя он нашел то, что искал — странные вспышки на море, дикие полосы света в небе, движущиеся с невероятной скоростью, взрывы, пожары и другие признаки морского сражения.

Он включил радиостанцию ближней связи.

— Эндо, ты видишь это? Что это?

— Должно быть, пикирующий самолет, — ответил Эндо. — Подойдем ближе и узнаем сами. Вон! Корабль на три часа. Это тот корабль, который мы ищем! Давай осветим его лунным светом!

* * *

— Гидросамолет подходит слишком близко, — доложил Роденко, прервав разговор Карпова с Самсоновым.

Капитан поднял глаза.

— Дистанция?

Роденко наклонился над экраном.

— Скорость 450, курсом на корабль, дистанция 35 000 и сокращается.

Федоров резко повернулся к ним с озабоченным лицом.

— 450? Это не гидросамолет!

— Воздушная тревога! — Немедленно отреагировал Карпов. — Самсонов, забыть о линкоре! С-300 к пуску.

Руки Самсонова заметались над панелью управления БИЦ.

— К пуску готов!

— Пуск!

Самолет шел быстро, подумал Федоров, слишком быстро для неповоротливого гидросамолета. Должно быть, эта какая-то боевая машина, но откуда? Точно не G3M из Порт-Морсби — тот не мог развить более 450 км/ч. При такой скорости это вообще не мог быть бомбардировщик. Только А6М2 «Зеро» мог развить такую скорость… Если только не…

— Ночной истребитель, — быстро сказал он. — Вероятно, из Порт-Морсби или Рабаула, возможно, из Лаэ. В любом случае, далеко от дома.

— Не беспокойтесь, скоро он обретет дом навсегда, — сказал Карпов. — С-300 о нем позаботится.

Однако это были два самолета. Эндо шел по правою сторону от Козоно, демонстрируя прерасные навыки полета в строю в ночное время. Оба самолета набирали скорость и готовились открыть огонь. «Восход», не рассчитанный на боевые ситуации, воспринимал оба самолета как один^[69].

Эндо заметил, как что-то вспыхнуло на темной тени на поверхности моря, к которой они направлялись, и понеслось к ним с поразительной скоростью. Он отреагировал чисто инстинктивно.

— Козоно! Влево! Я вправо! — Оба самолета разошлись в тот самый момент, когда ракета точно захватила цель. Теперь ему предстояло выбрать одну из двух, и этот почетный приз достался Козоно. С-300 понеслась за самолетом и взорвалась огненным шаром, разорвав градом осколков левый двигатель и оторвав половину крыла его самолета. Козоно ощутил, что сам был ранен и сжал ручку управления, понимая, что самолет начал неконтролируемо падать в море.

— Давай, Эндо! — Выдавил он из последних сил. Он знал, что для него все было кончено.

Эндо увидел его гибель, и сжал зубы, рванувшись прямо к цели, так близко, что смог заметить, как небольшие зенитные установки разворачиваются в его сторону. Он резко довернул машину, прицелился, и дал очередь из двух новых 20-мм пушек и крыльевых пулеметов. В этот самый момент он заметил, как дракон дыхнул в него пламенем в ответ, и ощутил, как самолет содрогнулся, пронзенный 30-мм снарядами. Правый двигатель загорелся, но он удержал машину и начал разворот, пытаясь уклониться. Однако цифровую систему управления АР-710 невозможно было обмануть подобным маневром. Она дала вторую очередь, разорвавшую и самолет и Эндо на части. Ему не суждено было стать одним из лучших японских асов, летавших на данных машинах. Пилотам и членам экипажей по меньшей мере восьми американских В-29 также не было заплатить своими жизнями за его навыки.

Но его собственные снаряды также ударили по Мидзути, и глубоко вошли в основание задней части башнеобразной фок-мачты, где в скрытой дымовой трубе располагались несколько паропроводов от турбин главной силовой установки. Они оказались пробиты, произошел выброс горячего пара, вызвав пожар и задымление. Это были не серьезные повреждения, просто царапины, однако в конечном счете это принесло намного больше проблем, чем показалось членам группы борьбы за живучесть, вскоре появившимся на месте случившегося.

Быко оперся руками на бедра, покачал головой и выпрямился, глядя на струи пара, вырывающиеся из десятка пробоин.

— Вперед, орлы, — устало сказал он. — Это будет еще одна долгая ночь.

Его слова оказались пророческими.

* * *

Названный в честь легендарной древней Японии, «Ямато» был грозным кораблем длиной 263 и шириной 39 метров — почти 72 000 тонн железа и стали, почти что британские линкоры «Родни» и «Нельсон» вместе взятые! Американский линкор «Невада», намеченный целью японцев в Перл-Харборе, имел, для сравнения, водоизмещение в ничтожные 27 000 тонн. «Ямато» перевешивал «Неваду», «Оклахому» и хороший тяжелый крейсер вместе взятые. Это был настоящий суперлинкор, создать который не смогла ни одна другая страна. Из этого веса 23 000 тонн приходились только на броню. Когда он был введен в строй в декабре 1941 года, как раз перед запланированным началом военных действий против Соединенных Штатов, американцы не знали о нем ничего, кроме смутных слухов, гласивших, что водоизмещение корабля составляет 40–50 тысяч тонн. Американцы вообще мало узнают об этом корабле, до тех пор пока не потопят его, задействовав головокружительные силы в 400 самолетов, добившись двенадцати попаданий 454-килограммовыми бомбами и по меньшей мере семью торпедами годы спустя, в марте 1945.

Изящный форштевень, созданный специально с учетом гидродинамики для улучшения остойчивости и увеличения скорости венчала 2-метровая рельефная золотая хризантема. Двенадцать котлов системы Кампона приводили в движение силовую установку мощностью 150 000 лошадиных сил. Четыре трехлопастных винта позволяли кораблю развивать 27 узлов, что было настоящим инженерным чудом для этих времен. Оно обеспечивалось потреблением 70 тонн жидкого топлива каждый час.

Внутри корабль представлял собой настоящий лабиринт проходов и отсеков, настолько сложный, что повсюду висели указатели, позволяя 2 800 членам экипажа найти дорогу. Конструкция корпуса предусматривала 1150 водонепроницаемых переборок, призванных ограничить или перенаправить затопление. Даже огромные запасы топлива могли быть откачаны в другие отсеки, чтобы выровнять крен в пределах до 10 градусов.

Расчеты катапульт на корме лихорадочно работали, готовясь запустить еще два из семи гидросамолетов корабля. Один из них уже находился в воздухе, но эти два должны были обеспечить корректировку огня, чтобы орудия могли вести огонь за горизонт. На корабле знали примерное местоположение противника, и расчеты дальномеров, установленных на высоте 30 метров на главной мачте всматривались в темное блестящее море, пытаясь определить параметры стрельбы. По обе стороны от них квадратными черными ушами торчали антенны радиолокационной станции Модель 1 Марк 2, имеющей дальность до 20 000 метров. В эту ночь она не работала по причине того, что противник ставил интенсивные помехи на частоте 1,5 метра, делая ее бесполезной, хотя она вообще редко продолжала работать после первого же залпа. Сотрясение было настолько сильным, что РЛС просто выходила из строя.

Но даже без РЛС управления артиллерийским огнем, у «Ямато» имелись другие средства наведения своих мощных орудий. В качестве оптических приборов с ним мог сравниться только «Бисмарк», а в ночном бою у него не было равных, по крайней мере, до появления «Кирова». Однако в сравнении с его оппонентом, системы, используемые для наведения орудий, были совершенно примитивны.

Решающее устройство Типа 92 Сегекибан, используемое на «Ямато», представляло собой аналоговый компьютер, впервые созданный «Часовой компанией «Айти» в 1932 году. Это была сложная система, получающая информацию из многочисленных внешних источников, что требовало усилий не менее семи операторов. Графический плоттер отмечал базовый курс и скорость цели, и измерял величину изменения пеленга в зависимости от времени. Панель усреднения дистанции показывала наиболее вероятную дистанцию до цели путем усреднения показаний нескольких оптических дальномеров. На основной панели устройства имелись индикаторы, отображавшие дальность до цели, поправки, время и пеленг выстрела, поправку на ветер, компас и другие показатели. Все это работало в плотном взаимодействии с прибором управления стрельбой «Хоибан Тип 94» и другими системами управления огнем. Вся система могла быть дезинтегрирована, на случай выхода из строя каждой из отдельных составляющих.

Все усилия этой машины были направлены на вычисление одного жизненно важного показателя — координат цели в момент падения снарядов. Система как бы пыталась заглянуть в будущее и узнать, где будет находиться вражеский корабль через две минуты. Из семи операторов один занимался считыванием показаний дальности и пеленга, второй медленно поворачивал регуляторы, вводя эти показания. Другие операторы регулировал настройки, вводя пеленг цели, горизонтальную поправку, скорость корабля, наклонение цели, курс по компасу, а наиболее важным была усредненная дальность до цели, определяемая по показаниям нескольких дальномеров. Занимавшийся этим оператор наилучшим образом оценивал полученные данные, отдавая предпочтение одним и исключая другие, которые считал недействительными. Короче говоря, он старался определись дистанцию до цели по данным от трех или пяти дальномеров. Таким образом, система требовала большого количества ручного ввода показателей и была подвержена действию человеческого фактора, то есть усталости, страха, отвлечения внимания, эмоциональных реакций, что играло определенную роль в окончательном решении.

Электронные системы «Кирова», в свою очередь, вырабатывали огневое решение в миллион раз быстрее, а параметры поступали от радиолокационной станции и оптической системы высокого разрешения с лазерным дальномером. В сумме это означало одно — «Киров» видел врага здесь и сейчас. Ему не нужно было просчитывать, где цель окажется через какое-то время. Любые огневые средства поражали цели почти безотказно. Снаряды «Ямато» имели возможность поразить цель при наличии достаточного запаса времени и некоторой доли удачи. Единственным неизвестным фактором было то, хватит ли у «Кирова» боезапаса, чтобы вывести из строя или потопить «Ямато» прежде, чем тому удастся добиться того самого одного удачного попадания?

Отразив внезапную атаку японских ночных истребителей, Карпов вернулся к главной цели.

— Самсонов, обновить дистанцию до цели, — сказал он, уняв дыхание.

— Дистанция 32 300 метров и сокращается.

— Две «Москит-2» к пуску. Первая по низковысотному профилю, вторая с «горкой».

— Так точно. К пуску готов.

* * *

Адмирал Ямамото прибыл на мостки как раз вовремя, чтобы увидеть в небе для ярких пятна света, двигавшихся быстрее, чем любой самолет, который он когда-либо видел. Это было нечто! Одно из них спикировало к самому морю, а второе обрушилось на корабль, словно метеор, словно молния, брошенная разгневанным богом. Низколетящее пятно ударило первым, поднявшись на три метра перед ударом в мидель, всего в шести метрах от очага пожара, все еще бушующего после попадания П-900. Спустя несколько мгновений корабль снова вздрогнул, когда сверху на него спикировала вторая ракета, ударив в кормовую часть, прямо в башню с 152-мм орудиями, снеся ее за счет огромной кинетической энергии и боевой части в 450 килограммов. Малая башня была полностью уничтожена, а мощный взрыв сотряс более тяжелую кормовую башню главного калибра, хотя ее массивная броня не была пробита.

Только броня вспомогательной башни помешала ракете войти глубже. Хотя вторичный взрыв был серьезным, он ограничился лишь уже поданными в башню для стрельбы снарядами, не затронув хорошо бронированный погреб, взрыв которого мог стать смертельным. Низколетящая ракета сбила две 127-мм зенитные установки, а затем ударила в надстройку за ними, разорвав осколками основание наклоненной назад дымовой трубы. «Киров» дал мощный ответ на повреждения собственной системы вентиляции силовой установки. Пожар на «Ямато» был гораздо более серьезным.

Но линкор все еще неустрашимо шел прямо на врага, и Ямамото скомандовал твердым хорошо поставленным голосом.

— Мы не должны оставить это без ответа, капитан. Залп главным калибром. Немедленно!

Тридцать секунд спустя раздался рев сирены, перекрывавший царящий грохот борьбы с пожаром. Это был предупреждающий сигнал для всех членов экипажа, что огромные башни главного калибра намереваются дать первый залп по врагу в реальных боевых условиях. Ямамото заметил, как обе передние башни подняли стволы орудий, развернулись на несколько градусов влево, а затем ночь разорвал залп шести громадных 460-мм орудий. Любой человек, не прислушавшийся к реву сирены, оказался сбит с ног, и многие из них потеряли сознание от страшного сотрясения.

«Ямато» нанес первый удар, сильный правый хук с последующим апперкотом, намереваясь разом достать врага и закончить бой одним титаническим взрывом.

ЧАСТЬ ОДИНАДЦАТАЯ ТЕНЬ В МОРЕ

«Корабли встречаются в ночи и мимоходом говорят друг другу.

Всего один сигнал, далекий голос в темноте..

Так в океане жизни разошлись мы,

Лишь взгляд, лишь голос, и снова тьма и пустота».

Генри Уодсворт Лонгфелло

ГЛАВА 31

Глубоко внутри корабля адмирал Вольский вместе с Добрыниным следили за цифровым монитором, отображавшим показатели нейтронного потока в активной зоне реактора. Добрынин коснулся монитора, указывая на фиолетовую линию.

— Показатели на десять пунктов выше нормы, но не стабильны. Пульсирует, вверх и вниз, прямо как сердцебиение.

— И так происходило только после процедуры? Вы проверили ранние записи — сделанные в ходе ходовых испытаний перед учениями?

— Так точно, но ничего подобного не наблюдалось, пока… Пока не был установлен новый стержень управления. Это стержень номер двадцать пять, и он был заменен в Североморске незадолго до нашего выхода в море на учения. Я произвел техническое обслуживание стержня?13 и впервые задействовал двадцать пятый за шесть часов до инцидента с «Орлом».

— Понятно, — сказал Вольский. — Похоже, что «тринадцать» действительно стало для нас несчастливым числом — или счастливым, смотря с какой стороны взглянуть. И каждый раз, когда вы использовали его, происходили эти странные смещения во времени?

Их отвлекли грохот и далекий рев стартующих ракет. Их глаза устремились на подволок, словно могли увидеть события, разворачивающиеся многими палубами выше.

— Что особенного в стержне номер двадцать пять?

— Не знаю, товарищ адмирал. Все что я могу сказать, это то, что все началось после его установки.

— Что же, это все равно больше, чем мы знали раньше. Благодарю. Этот след мы взяли благодаря вашим ушам. Федоров полагает, что теперь мы можем сами решать, где и когда переместить корабль во времени и пространстве, и, судя по всему, он очень желает проститься с 1940-ми навсегда. Послушайте. Федоров дал мне этот список. Здесь время перемещений, по его оценке, и он хотел бы сравнить его с вашим журналом технического обслуживания. Я полагаю, что он хочет определить среднее время между завершением процедуры и началом смещения во времени. Можете рассчитать это?

— Так точно, товарищ адмирал. Дайте пару минут, я поручу Гарину все сделать.

Несколькими минутами спустя они услышали пуск еще одной ракеты. Вольский знал звуки различного вооружения корабля не хуже, чем Добрынин звуки реактора.

— Это была зенитная ракета П-300^[70], - сказал адмирал. — Последняя. — Затем в отдалении раздался взрыв, сменившийся воем авиационных двигателей и резким грохотом пулеметного огня, которому вторил резкий треск зенитного орудия «Кирова».

Вольский уже решил, что гидросамолет попытался атаковать корабль. Затем взгляд Добрынина приковала желтая сигнальная лампа на панели управления реактора.

— Падение давления в вентиляционной системе турбин, — выдохнул он. — Он начал возиться с приборами, однако вскоре вышел на связь Быко, доложив о том, что основные валы в районе фок-мачты повреждены в результате обстрела. Он доложил, что повреждения незначительны, но на некоторое время повлияют на давление в системе.

— Один снаряд, должно быть, прошел глубоко, — сказал он. — Отправил туда людей.

— Это замедлит ход, — сказал Добрынин. — На два-три узла. Посмотрю, что я смогу сделать.

А затем они услышали то, что адмирал Вольский надеялся никогда больше не услышать — вой артиллерийских снарядов большого калибра, нацеленных на его корабль. Далекие всплески и мощные подводные взрывы также были слышны. Ему не доставляло удовольствия мысль о том, что на его корабль могли лететь снаряды размером и весом с автомобиль, оставшийся у него дома.

Но «Кирову» было нечего бояться этих огромных снарядов. Настоящую проблему мог вызвать и гораздо меньший снаряд, калибром всего двадцать миллиметров, пробивший вентиляционную шахту у основания фок-мачты, и прошедший достаточно глубоко, чтобы перебить небольшой трубопровод, служивший отводом из теплообменника второго контура. Повреждения казались незначительными, не более чем царапиной по сравнению с теми, что корабль получал ранее, однако возымели серьезнейшие последствия. Давление в теплообменнике упало, уменьшившийся приток воды вызвал увеличение температуры воды первого контура. Из-за роста температуры производительность пара некоторое время росла, но температура нарастала слишком быстро, и вода, циркулирующая через двухколенчатые трубопроводы теплообменника начала возвращаться в активную зону реакторов слишком горячей.

Температура и давление были важнейшими составляющими тонкого баланса любого ядерного реактора, и вскоре у Добрынина появилось намного больше забот, чем странный нейтронной поток.

* * *

Огромные снаряды упали с широким разлетом и очень сильным недолетом, как Федоров и ожидал от первого залпа. У корабля этих времен практически не было шансов поразить цель первым же залпом, и он был удивлен уже тем, что противник открыл огонь с дистанции 28 000 метров. Британский линкор «Уорспайт» добился ошеломительного успеха, поразив итальянский «Джулио Чезаре» с 26 000 метров, а немецкий линейный крейсер «Шарнхорст» добился аналогичного успеха при стрельбе по авианосцу «Глориес». Однако это был редкие и рекордные случаи, вряд ли возможные в реальных военных действиях на море.

Он знал, что гидросамолеты сейчас ведут корректировку стрельбы и пристально следят за любыми эволюциями «Кирова», указывающими на то, что корабль пытается сменить курс. Требовалось некоторое время, чтобы противник смог медленно определить правильный пеленг и дальность, и за это время «Кирову» предстояло нанести ему достаточные повреждения, чтобы он больше не смог представлять угрозы.

К счастью, у них еще имелись для этого все средства. Он видел вспыхнувший в центре вражеского корабля пожар на экранах ТВ-системы и понимал, что они нанести противнику повреждения, потратив на него на 4 ракеты больше, чем на любой коралбь, с которым они сражались. Однако скорость цели не менялась, и было очевидно, что с орудиями у него тоже все было в порядке. «Ямато» все еще представлял огромную опасность.

Карпов отметил пожар на вражеском корабле, коснувшись собственной фуражки.

— Доложить боезапас, — спокойно сказал он.

— «Москит-2» остаток шесть, П-900, остаток четыре, MOS-III, остаток пять. — Их боезапас уменьшился до пятнадцати ракет.

— Три малоразмерные цели, дистанция 24 000 метров, курсом на корабль, — доложил Роденко. — Классифицирую как эсминцы.

— Задействовать передние артиллерийские установки, и 152-мм, и 100-мм.

Карпов хотел вывести эсминцы из строя, находясь далеко за пределами досягаемости их собственных малокалиберных орудий, но не учел торпеды, и спустя несколько минут после того, как артиллерийские установки открыли огонь, заметил, как Тарасов напрягся, и его собственное сердце екнуло от мысли, что им предстояло столкнуться подводной лодкой.

— Торпедная атака! — Доложил Тарасов. — Множественные цели… Три, пять… Восемь целей, пеленг 225.

— Подлодка?

— Никак нет. Должно быть, это эсминцы.

— Я справлюсь, — сказал Федоров. — Рулевой, двадцать влево. Курс 45.

— Есть курс сорок пять, товарищ капитан.

Федоров развернулся к торпедам кормой, сокращая возможную площадь попадания. Хотя торпеды имели дальность, позволяющую им легко покрыть такое расстояние, он не опасался, что они попадут в корабль. Они не имели систем самонаведения, и «Кирову» нужно было лишь внимательно следить за нами, при необходимости корректируя курс. Он знал, что эсминцы произвели пуск больше со злости после того, как оказались под прицельным огнем орудий.

— Две «Москит-2» к пуску, цель — линкор, — твердо сказал Карпов. — Программа та же, одна по высотной, одна по маловысотной траектории. Еще одну боксерскую «двойку».

— Так точно, — доложил Самсонов. — Пуск!

«Ямато» снова должен был получить урон, но в тот же самый момент, как ракеты вылетели из пусковых и выполнили разворот на цель, на мостике заметили, как ночной горизонт снова вспыхнул от залпа вражеских орудий. Яркие вспышки стартующих ракет осветили корабль, и острые глаза японских корректировщиков смогли сделать еще несколько поправок.

Второй залп «Ямато» опять лег мимо, ракеты «Кирова» нет. «Москиты» снова ударили по кораблю, на этот раз одна ракета врезалась прямо в массивную кормовую башню, а вторая задела один из массивных кранов на корме, взорвавшись прежде, чем бронебойная головная часть смогла достичь 200-мм палубной брони. Палуба прогнулась от взрыва, а разлившееся ракетное топливо вызвало пожар прямо посреди подготовки гидросамолета ко взлету. Больше «Ямато» не сможет поднимать гидросамолеты для корректировки огня. Два самолета, уже стоявших на катапультах, также были уничтожены.

Кормовая башня главного калибра была развернута в сторону далекого невидимого врага, и ракета ударила прямо над портом левого орудия, у самого края 650-мм броневой плиты. Ствол орудия рвануло вверх с такой силой, что шестерни системы подъема сломались и вышли из строя. Расчет башни испугался, на наружной поверхности мощной брони вспыхнул огонь, но броня выдержала. Семь человек из расчета получили контузию, но им на смену прибыли запасные номера расчета. Два из трех орудий были способны вести огонь. Башня продолжала бой.

Командиры групп борьбы за живучесть начали докладывать на мостик. Пожар в центральной части надстройки был локализован, но новые попадания разожгли его снова. Из центра корабля все еще валил густой черный дым, усиливая темноту ночи. Теперь расчеты отчаянно спешили к пожару на корме, где одна из катапульт гидросамолетов длиной с пятиэтажный дом, была вывернута и торчала вверх.

Федоров умело увел корабль от восьми торпед, и, когда опасность миновала, вернул «Киров» на курс 67 градусов. Три японских эсминца уже не могли дать второго залпа. Все три 152-мм артиллерийские установки методично избивали их. «Хамикадзе» уже тонул. «Майкадзе» горел, его командир погиб. «Нотаки» получил наименьшие повреждения и ставил дымовую завесу с бесполезной попытке прикрыть остальные корабли. Его палубы были заполнены спасенными с «Дзинтсу», и капитан Кора решил, что в нынешних обстоятельствах было лучше прекратить атаку.

— Эсминцы на дистанции 20 000 метров, — доложил Роденко. — Один определенно тонет, два других отходят.

— Отлично. Прекратить огонь, — сказал Карпов. — Главная цель меняет скорость?

— Никак нет. Скорость цели 27 узлов.

— Как и наша, — сказал Карпов. — Рулевой, я скомандовал полный ход!

— Товарищ капитан, приборы показывают полный ход.

— Но это 27 узлов, — Карпов повернулся к Федорову, подняв бровь. — Вы были правы относительно этого корабля, — сказал он. — Мы вогнали в этого кита шесть гарпунов, а он все еще не отворачивает. Но наша скорость падает, и это меня беспокоит.

— Я разберусь, — сказал Федоров.

— Тем временем, продолжим. Самсонов, еще один залп. Как и раньше. Одна высотная, одна маловысотная.

— Одну минуту, — вмешался Федоров. — Самсонов, отставить. — Он был занят уклонением от вражеских торпед «Длинное копье», и внезапно ему пришло в голову, что у них есть свои «длинные копья»!

— Мы атакуем надстройку корабля, так как корпус слишком тяжело бронирован. Но у нас есть возможность поразить менее защищенную часть корпуса — я говорю о торпедах. У нас ведь есть торпеды?^[71]

— Что… Так точно! — Ответил Карпов. — Комплекс «Водопад» оснащен торпедами УГСТ-2. — Это была модульная система, призванная использовать различные варианты двигательных установок и боевых частей, отсюда и происходила «У» в названии. Корабль оснащался торпедными аппаратами по обоим бортам, скрытыми в корпусе.

— Какова их дальность?

— Более 35 000 метров, — с улыбкой ответил Карпов.

«Водопад» было подходящим названием для этого комплекса, так как торпеды выбрасывались словно прямо из борта корабля, оставляя за собой след пара и газа, уводивший ее от корпуса^[72]. Торпеды могли оснащаться и специальными боевыми частями, хотя на «Кирове» в данный момент их не было. После того, как торпеда отходила от корабля на несколько десятков метров, выдвигались хвостовые стабилизаторы и запускался двигатель форсункового типа. Это была одна из первых торпед, имеющих цифровую систему управления, помимо того, она могла управляться с корабля по проводу, а также имела двухканальный режим самонаведения и акустический и электромагнитный взрыватели. Она также была оснащена сонаром, способным обнаруживать корабли по кильватреному следу и следовать за ними. Фактически, это было «длинное копье» на стероидах, и цель размером с «Ямато» при настолько избыточной системе управления торпеда не могла потерять, какие бы меры не предпринимал линкор.

Возможно, именно неприязнь Карпова к подводным лодкам и торпедам помешали ему применить это оружие ранее, заставляя думать о ракетах и радоваться результатам. Тем не менее, «Ямато» был самым трудным противником, с которым они встречались, и давал уже четвертый залп, словно в ответ на полученные повреждения. Снаряды опять легли мимо, но уже намного ближе. «Компьютер» «Сэгекибан» Тип-92 постепенно выдавал поправки, что уже вызывало некоторую обеспокоенность, тем более, что дистанция сократилась до менее чем 22 000 метров.

— Самсонов, «Водопад» правого борта к пуску.

— Так точно.

— Пуск двух торпед по готовности.

Карпов проявил бережливость. Его порывало дать залп всеми пятью торпедами и покончить с этим боем раз и навсегда. Однако пустые пусковые зенитных ракет и быстро пустеющие пусковые противокорабельных остановили его. Он хотел сберечь столько боезапаса, сколько мог. Торпеды упали в воду и ушли от борта. Бесследный двигатель обеспечивал им совершенную скрытность и смертоносность.

— Этого может оказаться недостаточно, — сказал Федоров. — Американцы вогнали в «Ямато» семь торпед, после чего он затонул только через полтора часа.

— Хорошо, — сказал Карпов. — Еще одну для товарища Федорова. — Он с улыбкой посмотрел на Самсонова. У противника не было никакого шанса уклониться от торпед, а 425-килограммовые боевые части могли разнести что угодно.

А затем случилось то, на что не рассчитывал никто, за исключением разве что капитана 3-го ранга Хаяси, героически направившего свой поврежденный пикирующий бомбардировщик в кормовой мостик «Кирова». Мостик находился прямо над торпедными аппаратами, и лишь вторая 200-мм броневая плита помешала самолету врезаться в них. Однако вызванный им пожар был очень серьезен, и не все повреждения были обнаружены и устранены за это короткое время. Контрольные кабели третьей торпеды перегорели, а в самом аппарате образовалась небольшая деформация от сотрясения, вызванного ударом Хаяси.

Бесстрашный японский пилот, первым поразивший корабль 250-кг бомбой, а затем протаранивший его собственным самолетом, теперь снова тянулся к ним из могилы.

ГЛАВА 32

Торпеда номер три не смогла выйти из аппарата, застряв, словно сломанный палец в собственной трубе, однако стартовая программа уже действовала. Двигатель первого этапа еще пытался разогнать ее, однако система все же распознала неисправность и предохранители сработали после пятисекундной задержки.

— Осечка в третьей трубе! — Крикнул Самсонов.

— Отмена! — Приказ Карпова был очевиден, и Самсонов уже самостоятельно произвел отмену пуска. Двигатель торпеды отключился, но они потеряли возможность использования аппаратов этого борта до тех пор, пока проблема не будет устранена и не будут проверены оставшиеся трубы. Использовать их в этом бою уже будет невозможно, однако две торпеды уже шли к цели двумя длинными гладкими морскими угрями на скорости 40 узлов, чуть более двадцати метров в секунду. Однако даже на такой скорости их отделяли от цели семнадцать минут. За это время «Ямато» успеет произвести еще несколько залпов, тем более, что дистанция сократилась до 21 000 метров. Полторы минуты спустя огромный линкор дал новый залп, и снаряды легли не более чем в восьмистах метрах от носа «Кирова» по курсу его движения.

— Что угодно дал бы за еще несколько зенитных ракет, — сказал Карпов. — Эти гидросамолеты ведут корректировку огня. Николин, мы можем задавать все частоты, которые они могут использовать?^[73]

- Так точно, товарищ капитан.

— Так сделай это! Поставить широкополосные помехи! Самсонов, две «Москит-2» к пуску, по тому же профилю, что и раньше. Мы не можем ждать торпед. — Карпов посмотрел на часы и отдал приказ произвести пуск. Два «Москита» стартовали с интервалом пять секунд, одна пошла к цели по маловысотной траектории, а вторая, последняя из перепрограммрованных — по высотной. Боезапас «Кирова» сократился до одиннадцати ракет.

* * *

Ямамото ощущал, как его гордый корабль получает удар за ударом, но все равно продолжает бой. Персонал мостика стоял по своим боевым постам, старший артиллерист выкрикивал команды через переговорные трубы. Командир корабля стоял с биноклем, берясь за что-нибудь всякий раз, как за пять секунд до залпа раздавался звук горна. Корректировщики нетерпеливо начинали всматриваться через свои бинокли и дальномеры, ища огромные всплески, сверкающие в лунном свете.

Увидев два отважных ночных истребителя из Рабаула, люди на мостике ободрились, но затем увидели, как оба были разорваны демоном, которого они преследовали. Адмирал стоял рядом с Куросимой, с трепетом наблюдая, как темный горизонт снова озарился вспышкой. Он понадеялся, что это его снаряды, наконец, нашли цель, но затем он понял, что это были новые ракеты, выпущенные по его кораблю. Что это был за враг? Если британцы создали подобное оружие, он понимал, что война наверняка проиграна. У них не было никакой защиты, никакой возможности ответить, кроме как упорно пытаться сократить дистанцию, получая удар за ударом. Корабль горел, люди погибали, густой черный дым душил тех, кто находился у открытых зенитных установок в центральной части.

А затем снова появились ракеты. Одна неслась над самой водой, а другая высоко в небе. Обе намеревались обрушиться на его бесстрашный корабль и его экипаж, словно молнии — и, разумеется, они не прошли мимо. Разумеется, ими должен был кто-то управлять, как и предполагал Куросима, однако Ямамото ощущал, что вцепился в перила так, что его руки стали столь же белыми, как и его белые перчатки. Сколько еще корабль мог выдержать? Слова Куросимы не давали ему покоя. Корабль был больше, чем казалось. Это была вершина японской военно-морской инженерии. Каждый человек во флоте мечтал служить на «Ямато», и неиз-за относительного комфорта и лучшего питания. Это был флагман Императорского флота. Если он будет потерян… Все эти мысли пронеслись в его голове в одно короткое мгновение, а затем снова раздался удар грома.

Первая ракета ударила прямо перед надстройкой в тяжелый барбет башни главного калибра с ослепительным взрывом, выбившим два иллюминатора на мостике и убившего младшего офицера, схватившегося за переборку. Барбет выдержал удар, но повреждения затруднили вращение башни, пока расчеты не смогут справиться с пожаром и убрать обломки. Башня не могла наводиться на цель, из нее начали выводить раненых и заводить запасные номера расчета. Пять секунд спустя вторая ракета ударила в 100 метрах впереди, в широкий и относительно пустой нос. Она пробила броню и взорвалась внутри корабля, пробив две палубы и вызвав еще один пожар.

Теперь корабль пылал от носа до кормы, но полностью поддерживал ход и слегка изменил курс, чтобы задействовать два исправных орудия кормовой башни. Следующий залп дала только носовая башня номер два. Ее гневный ответ лег с недолетом, примерно в 500 метрах от вражеского корабля. Корректировщики на фок-мачте с готовностью передали данные офицерам, передавшим их на станцию управления огнем, расчет которой поспешно ввел поправки и выдал наилучшее предположение о точке, в которой «Киров» окажется через сто двадцать секунд.

* * *

Антон Федоров не желал встречи с 460-мм снарядами. Он отдал приказ дать ход две трети и изменить курс на двадцать вправо, замедляя ход и доворачивая прямо на врага. Массивный силуэт «Ямато» теперь был ясно виден в зареве собственных пожаров. Он знал, что враг будет исходить из предположения, что цель сохранит прежнюю скорость. Замедляясь и разворачиваясь, он рассчитывал, что следующий залп придется далеко впереди корабля. Он оказался прав.

Еще три снаряда упали плотной группой в семистах метрах впереди по левому борту. Успокоенный успехом, Федоров повернулся к рулевому и скомандовал двадцать влево и полный вперед. Он начал ждать следующего вражеского залпа, но вместо этого заметил три взрыва в корме «Ямато». Обе торпеды Карпова попали в цель. Третий взрыв оказался залпом кормовой башни, так как ее командир не принял поправки, переданные двум носовым башням. Он использовал устаревшие данные, которые внезапно оказались актуальны, когда корректироващики отметили результаты последнего залпа. Мало того, несмотря на то, что Федоров скомандовал полный ход, корабль не мог его развить. Урон, нанесенный крошечным 20-мм снарядом вынуждал Добрынина усилить охлаждение реактора, уменьшая выходную мощность.

Два снаряда шли прямо на корабль с нарастающим ревом^[74]. Господи, подумал Федоров, только не это! Господи, нет!

* Вообще-то, они в два с половиной раза быстрее звука…

Первый снаряд прошел над самой фок-мачтой, так близко, что задел антенный пост РЛС «Восход», с ревом рухнув в море по другому борту, подняв огромный столб воды. Второй снаряд просто ухнул в воду по правому борту, подняв столб воды высотой с их фок-мачту, заливший всю верхнюю палубу. Корабль покачнулся на волне, созданной двумя огромными снарядами.

Федоров, наконец, выдохнул. Их взяли в «вилку»! Противник определил дистанцию, и только что чуть не поразил цель! Пять-десять метров в любую сторону, и снаряды бы ударили прямо по ним!

Карпов склонился вместе с Роденко над его монитором, когда экран вдруг дрогнул, а затем погас. «Киров» только что пропустил удар в лоб. РЛС «Фрегат» не функционировала, а теперь они потеряли еще и станцию общего обзора. Они ослепли.

— РЛС «Восход» вышла из строя, — доложил Роденко. — Система не отвечает. Переключаюсь на МР-212Б^[75]… Система не отвечает, товарищ капитан. Неисправность навигационной РЛС. РЛК с фазированными антенными решетками в режиме диагностики^[76]. Фиксирую цели на ближней дистанции посредством РЛС управления огнем, но средства дальнего обзора потеряны.

Словно этого было мало, Быко доложил, что пластырь, запечатывавший подводную пробоину, разошелся от удара и внутрь корпуса поступала вода. Добрынин поддержал его, заявив, что сможет обеспечить ход не более двадцати узлов, пока работает над реактором. События шли к тому, что наилучшие карты оказались на руках у противника, и Федоров мог думать только о том, что «Ямато» мог разыграть туза в любой момент.

— Двадцать влево, максимально возможный ход! — Молодой капитан хотел немедленно изменить курс, причем в том же направлении, что и раньше, вместо зигзага вправо. Он хотел немедленно покинуть зону досягаемости орудий противника, которая, несомненно, уже была им определена.

— Вторая цель приближается с юго-запада, — сказал Карпов. — Мы следили за ним как раз перед тем, как потеряли радар.

— Товарищ капитан, — сказал Тарасов. — Я слышу его на ГАС. — Он внимательно следил за ходом боя, его техника и его собственные уши хорошо ориентировались в хаосе звукового поля. Когда огромные снаряды легли настолько близко, он поблагодарил бога за то, что система предполагала защиту оператора и заглушила шумы, способные повредить его слух. Это была одна из лучших гидроакустических станций в 2021 году. Собственные винты «Кирова» производили наиболее громкий шум, но система распознавала их и автоматически отфильтровывала. Он также слышал далекий гул винтов «Ямато», однако теперь появился и третий контакт, слабый, но становящийся все сильнее, со своим уникальным профилем.

— Это должен быть тяжелый крейсер «Тонэ», — сказал Федоров.

— Дистанция по последним показаниям сто километров и быстро сокращается при текущих курсах, — Тарасов подтвердил оценку дальности, а затем услышал кое-что еще.

— Шум винтов «Ямато» значительно изменился, товарищ капитан. Он замедляет ход.

Тарасов имел очень хорошие уши.

* * *

Торпеды обнаружили свою цель очень легко после долгого семнадцатиминутного забега. Одна из них перешла в режим самонаведения, легко настроившись на профиль крупного корабля, и ударила прямо во внешний правый винт, разрушив его мощным взрывом. Вторая прошла на несколько десятков метров в второе и взорвалась у самого края противоторпедной защиты, пробив корпус и вызвав затопление трех отсеков. «Ямато» резко рванулся вправо, когда по рулю ударила взрывная волна первого взрыва, а затем руль заклинило.

Этот рывок сбил все тщательные расчеты, которые должны были обеспечить попадание. Офицеры и старшины изо всех сил старались пересчитать их, поскольку теперь корабль шел иным курсом, с иной скоростью, с новым пеленгом на цель. По сути, все приходилось начинать заново, зная только дистанцию до цели. Раздался сигнал, и кормовая башня дала залп двумя уцелевшими орудиями, однако снаряды легли совершенно мимо цели.

— Мы теряем ход! — Доложил рулевой. — Двадцать узлов… Восемнадцать… Адмирал, не могу держать курс!

Затопление затронуло два котельных отделения, и теперь вода подступала к третьему. «Ямато» потерял четверть мощности. Кроме того, до них начал доноситься стук поврежденного винта.

Ямамото понял, что корабль подвергся торпедной атаке. Итак, у демона было еще одно жало, подумал он. Их торпеды так же хороши, как и наши. Теперь мы потеряли скорость, необходимую для продолжения погони и сокращения дистанции. Они оказались на дистанции эффективной стрельбы, но новый курс лишил возможности ведения огня обе носовые башни.

— Адмирал, — обратился к нему командир корабля контр-адмирал Такаянаги. — По моей оценке, повреждена винторулевая группа. Мы описываем циркуляцию. Артиллеристам нужно снова рассчитать огневое решение. Я считаю, что мы должны отправить водолазов, чтобы заделать пробоину, иначе мы начнем заваливаться на правый борт.

Ямамото посмотрел на Куросиму, и обоим стала понятна тяжесть сложившейся ситуации. Корабль не мог продолжать бой. Пожары на носу и на корме слились воедино, одновременно началось затопление, был потерян ход и поврежден руль. Они больше не могли адекватно маневрировать и были, по существу, оставлены на милость врага, который мог продолжать расстреливать их своими жуткими ракетами. И когда ждать следующей торпедной атаки?

— Произвести контрзатопление. Продолжать огонь по противнику, — решительно сказал он, понимая, что все было кончено. — Мы не сможем изменить курс какое-то время. Командование кораблем на вас, Такаянаги. Этот бой окончен. Теперь нашей задачей является спасти корабль.

— Так точно.

Они получили два попадания ракетами П-900 и шесть — «Москит-2», но именно две торпеды решили исход боя. «Ямато» не погиб в ту ночь, но утратил боеспособность, и только не менее серьезные проблемы на «Кирове» позволили говорить о ничьей, хотя Карпов полагал победу за собой. Ему было ясно, что корабль столкнулся с тяжелейшим испытанием и все же перенес его. Тем не менее, «Киров» оказался на волосок от уничтожения 460-мм снарядами, и это было забыть не просто.

Российский атомный ракетный крейсер также принимал воду, так как старая пробоина снова раскрылась. Торпеда была зажата в третьем аппарате, РЛС «Восход» уничтожена, вентиляционные каналы пробиты 20-мм снарядами, и медленно растущая температура реактора вызывала у Добрынина обеспокоенность. Он спросил адмирала, могли ли они замедлить ход, а Вольский поспешил на мостик, чтобы это выяснить.

Оба бойца выглядели предельно измотанными, и воцарилась краткая передышка, нарушаемая лишь отдаленным грохотом кормовой башни «Ямато», стрелявшей словно в знак несогласия, но снаряды ложились совершенно мимо. Федоров изменил курс, не жалея иметь дела с раненым морским чудищем, все еще продолжавшим реветь на них с беспокойного моря. Он надеялся, что бой закончился и они смогут уйти в ночь, чтобы залечить раны, но эти надежды вскоре оказались разбиты.

На юге некий человек неподвижно стоял перед иллюминаторами на мостике крейсера «Тонэ», пристально всматриваясь в далекое янтарное зарево на горизонте. Он слышал отдаленный гул орудий и знал, что впереди разворачивается больше сражение, где горели корабли, а люди сражались и умирали в бессердечном море. Его гидросамолеты не могли ничего ему сообщить, так как эфир внезапно заполнил сплошной треск помех, но он знал, что они уже близко. Раздался сигнал боевой тревоги, экипаж замер в напряженном ожидании. Все четыре башни «Тонэ» с восемью 200-мм орудиями в носовой части крейсера были готовы к бою. Тяжелые крейсера «Нати» и «Мёко» спешили за ним.

Это был капитан Сандзи Ивабути, и он смело рвался прямо на грохот орудий.

ГЛАВА 33

Трудно сказать, что поддерживает человека в бою, когда он понимает, что уже избит. Боксеры бессмысленно избивают друг друга, и все же продолжают бой, отвечая разбитыми лицами, опухшими глазами и сломанными ребрами. На войне происходит почти то же самое. Люди ведут один отчаянный бой за другим почти всю историю человечества. Находя в себе силы крякнуть и снова броситься на врага в невозможных обстоятельствах, желая умереть, но не быть сломленным.

На этой же неделе за половину мира начнется изнурительная пятимесячная Бтва за Сталинград, и через несколько месяцев, в жестокий декабрьский мороз, окруженные части 6-й немецкой армии в канун рождества сделают то, что поразило окружающие их советские войска. Каждое отделение и каждый взвод окруженной немецкой армии открыл в небо огонь, расходуя остро необходимые боеприпасы на своеобразный праздничный салют, как бы говоря «мы все еще здесь»^[77].

Это было естественно и для японского характера, хотя их флот был серьезно потрепан за последние сутки, но все же продолжал сражаться. Ни один капитан или адмирал этой эпохи никогда не сталкивался в надводном бою с подобным противником. Если бы «Киров» находился в полном расцвете сил, с полным боекомплектом и экипажем, не изможденным неделями, проведенными в море, бой был бы совершенно иным. «Ямато» просто бы не увидел врага и не получил бы даже шанса дать залп из своих огромных орудий. Залп в десять или больше ракет настиг бы его в ночи одним смертоносным шквалом, который разнес бы в клочья надстройку и вызвал неконтролируемый пожар.

Карпов, возможно, предпочел бы так и провести этот бой — нанести решающий первый удар, воспользовавшись всеми преимуществами своего могучего корабля. Все последовавшие дискуссии на военно-морских форумах не значили бы ничего, если бы ракеты сделали свое дело. Конец дискуссии. Тем не менее, учитывая странность обстоятельств и тот факт, что он не мог знать, с чем им предстояло столкнуть в будущем, он должен был избивать врага медленно и постепенно, надеясь сберечь столько ракет и торпед, сколько было возможно.

Тем не менее, японский флот преследовал его корабль тысячу миль со всем мастерством и решимостью, пройдя на волосок от успеха. И не могло быть никакой надежды на переговоры, на встречу разумов Ямамото и Вольского, призванную найти иной путь.

«Ямато» получал удар за ударом, и все же продолжал бой. Карпов смотрел на него, едва не качая головой в недоумении от того, что линкор продолжал беспорядочный огонь по уходящему «Кирову», хотя его орудия явно были не в состоянии поразить цель. Господи, подумал он. В конце концов, броня чего-то да стоит. Линкор получил восемь ракет и две торпеды, но не был сломлен. Я мог бы добить его торпедами из аппаратов левого борта, но нам отчаянно нужно все вооружение, которое у нас есть. Нет смысла продолжать это безумие.

Он повернулся к Федорову.

— Я полагаю, мы вышли из зоны поражения орудий линкора. Там нужно оценить собственные повреждения и решить, что делать дальше. Крейсер скоро догонит нас, а Роденко видел и другие корабли за ним прежде, чем мы потеряли «Восход».

— Согласен, — Федоров смотрел куда-то вдаль. — Курс сорок пять градусов на северо-восток, пока мы не установим определенный буфер между нами и противником.

Все закончилось.

Карпов медленно повернулся к вахтенному мичману и сказал тихо, но с почти торжественным выражением.

— Внести запись: 21.40, вышел из боя с линкором «Ямато», добившись десяти попаданий по противнику и выведя его из строя. Полученные повреждения будут отмечены в журнале командира дивизиона борьбы за живучесть Быко. Командир корабля капитан второго ранга Федоров, старший помощник капитан третьего ранга Карпов».

— Товарищ капитан, запись внесена.

— Вольно.

Он повернулся к Федорову и увидел, что тот смотрит остекленевшими глазами на горящий «Ямато» на мониторе ИК-камеры с выражением скрытой боли. Карпов подошел у молодому капитану, и тихо сказал:

— Дальше будет проще.

— Не уверен, что я этого хотел, — ответил Федоров, и Карпов понимающе кивнул.

— Адмирал на мостике!

В главном люке показался Вольский. Он задраил за собой люк и изо всех сил пытался отдышаться. Не теряя времени, он быстро нашел взглядом Карпова и Федорова.

— Нам придется замедлить ход. Было докладывает, что пластырь отошел, и вода поступает в помещения в районе реактора.

Федоров кивнул.

— Скорость две трети, — сказал он. — Курс 45. — Он выглядело несколько вялым и угрюмым.

— Итак, корабль все же цел. Господи, это мы его так? — Он указал на монитор, отображавший темный силуэт «Ямато», объятый диким пламенем. — Молодцы. Вы оба. Однако у меня есть новости. Началось. Добрынин фиксирует те же странные показатели нейтронного потока. И слышит это. Когда я поднимался сюда, я ощущал вибрацию корпуса. А вы? Думаю, мы начинаем смещаться… Куда-то.

— Очень бы этого хотел, — сказал Карпов, а затем они ощутили, как по корпусу прокатилась дрожь, а в воздухе ощутимо запахло озоном. Карпов инстинктивно обернулся, предполагая, что могло произойти возгорание проводки, однако члены экипажа спокойно сидели на своих постах, и никто не выдавал признаков беспокойства. На короткий миг он заметил, как горящий контур «Ямато» словно потускнел и исчез с горизонта, и предположил, что корабль оказался скрыт за густым дымом от собственного пожара.

— Началось, — сказал Федоров. — И слава Богу. Я хотел бы только, чтобы это случилось несколько часов назад и мы бы избежали этого, — он указал на угасающее зарево на горизонте. — Будем надеяться, что мы больше не вернемся в этот же борщ. Я не думаю, что нам нужен еще один раунд с японцами — не говоря уже об американцах.

Корабль двигался быстрее, чем они осознавали, исчезая из самого времени и снова появляясь, несмотря на то, что они замедлили ход до 20 узлов, чтобы уменьшить нагрузку на поврежденный корпус. Однако случилось что-то еще, то, чего никто из них не мог предвидеть и даже поверить.

«Киров» шел вперед, странной нечеткой тенью на море, словно облако тумана. Экипажу казалось, что прошло всего несколько секунд, никто вообще этого не заметил, но корабль действительно начал «пульсировать», как описывал это Федоров, исчезая из самого времени и уходя в неизвестную бесконечность. Он провел там всего несколько мгновений, а затем снова вернулся в бурные воды Кораллового моря и свою личную войну.

Эти несколько секунд в том потустороннем месте оказались долгими минутами в мире, из которого они пытались уйти, из очень долгой ночи 27 августа 1942 года. Корабль шел вперед на 20 узлах, все еще перемещаясь в реальном пространстве, но в каждую секунду их отсутствия в мире 1942 года проходило десять минут, и это случалось снова и снова, пока корабль «пульсировал» во времени. Вражеский корабль, преследовавший его, получило достаточно времени, чтобы сократить дистанцию.

Тарасов понял это прежде, чем кто-либо. Звук, бывший слабым высоким воем, внезапно усилился. Взглянув на акустический профиль, он с потрясением понял, что он соответствовал вражескому крейсеру, спешившему в бой.

— Товарищ капитан, — сказал он. — Крейсер… Дистанция сократилась до 50 000 метров!

Карпов резко обернулся.

— Что? Не может быть. Минуту назад он был в ста километрах!

— Так точно… Я тоже не понимаю, но дистанция сократилась как минимум вдвое!

Федоров словно все понял.

— С их точки зрения, мы переместились почти на 8000 миль за одни сутки, после того, как исчезли 23 августа и снова появились 24-го у побережья Австралии. Думаю, Время теряет ритм, пытаясь выстроить для нас новую симфонию. Возможно, для нас оно замедляется, когда мы смещаемся, а затем снова синхронизируется — как будто при промотке магнитофонной ленты. Этот корабль нагоняет нас с каждой пульсацией.

Дрожь пришла в третий раз, и Карпов вздрогнул, взглянув в пустое, заполненное тенями море. Он медленно подошел к передним иллюминаторам, заметив вдали вражеский линкор, а затем он снова исчез. «Киров» словно парил в дыхании самого Бога, то уходя в бесконечность времени, то снова появляясь, обретая вещественность и форму в реальном мире скал, моря, неба и людей на стальных кораблях в Коралловом море 1942 года. Вдруг он заметил какое-то огромное темное пятно по правому борту, словно грозовую тучу, которая внезапно обрела четкость, словно завеса тени вдруг пропала, и обрела форму крупного военного корабля!

Лунный свет освещал его длинный нос, вздымавший высокую белую пенную волну. Корабль шел прямо на них.

— Господи! — Указал он вдаль с удивлением и изумлением. — Идет прямо на нас! Круто вправо, полный вперед! Приготовиться к удару!

Он отчаянно пытался предотвратить прямое столкновение, и «Киров» вздрогнул не только от напряженной работы турбин, но и от того, что море все еще цеплялось за открытую рану в корпусе. Рули задрожали, пытаясь развернуть корабль, однако время снова хватило его за шею своей холодной рукой.

Капитан и экипаж тяжелого крейсера «Тонэ» были не меньше поражены, увидев бесформенную тень, которую, должно быть, не заметили ранее за непроницаемым облаком дыма. Внезапно она обрела четкость, превратившись в огромный явно военный корабль! Его охватило странное свечение, словно он был поражен молнией, вызвавшей огни святого Эльма, венчающие острые надстройки — и он начал медленно растворятся в тот самый момент, как нос «Тонэ» ударил в его корпус в неизбежном столкновении.

Раздался скрежет металла о металл, показавшийся ему криком боли, но затем звук исчез так же внезапно, как и появился, и капитан Ивабути успел подумать, что вражеский корабль просто проглатывал его крейсер, словно Мидзути открыл пасть, дабы пожрать его.

С «Кирова» также заметили, как корабль ударил в обширный бронированный борт, а затем началось поистине черт знает что. «Тонэ» все еще был там, и в то же время его уже не было — светящийся силуэт настоящим кораблем-призраком прошел прямо через российский атомный ракетный крейсер. Прямо посреди переборок и лабиринта коридоров корабля появилось множество призрачных фигур людей, стоявших на своих призрачных боевых постах.

Они услышали крики людей, утративших способность понимать и принимать происходящее. Карпов прикрыл уши, но глаза его широко раскрылись от того, что он увидел — лица вражеского экипажа, когда высокая надстройка «Тонэ» прошла прямо через цитадель. И среди множества призраков из ада, прямо перед ним возникло твердое и напряженное лицо Сандзи Ивабути, сжимавшего в руках бинокль, в фуражке, низко надвинутой на убийственно выразительные глаза. И ему показалось, что душа этого человека ворвалась в него самого, он внезапно ощутил, как наполнился мыслями другого человека, разделив с японским капитаном весь его гнев и ненависть, все его тщательно контролируемое безумие.

Корабль прошел через них, и видения ушли вместе с ним. Карпов согнулся от тошноты, опустившись на одно колено, дезориентированный и охваченный страхом, какого не испытывал никогда в жизни. Панические крики следовали за призрачным кораблем, пока он медленно не исчез в темноте.

Крики людей все еще эхом прокатывались по кораблю, угасая в коридорах и проходах. Затем наступила плотная, почти что осязаемая тьма. Карпов заметил, что Федоров буквально трясется от страха и шока. Адмирал лежал на палубе без сознания. Роденко закрыл голову руками, опустившись на безжизненную панель радиолокационной станции. Тарасов просто смотрел куда-то вдаль. Взгляд его был рассеянным, а челюсть слегка отвисла. Он слышал, как кто-то из младших офицеров рыдает на своем посту. Только Самсонов все еще пытался сохранить боеспособность. Его мускулистые руки двигались над панелью БИЦ, а выражение потрясение в глазах сменялось огнем гнева.

Каким-то образом Карпов обрел контроль над руками и ногами, сбрасывая с себя холодный ступор бесконечности. Они прошли сквозь ад, или, скорее, ад прошел сквозь них! Но теперь они были где-то еще. Он взглянул в иллюминаторы, ожидая увидеть японский крейсер, но море было пустым и спокойным. Гневное зарево на горизонте тоже исчезло. «Ямато» исчез. Они снова переместились во времени!

— Федоров! — Он схватил молодого человека за плечи. — Федоров! Мы переместились! Мы переместились куда-то… Этот корабль… он прошел прямо через нас… Господи, ну и жуть. Но теперь мы в безопасности. Я так понимаю, что мы в безопасности… — Он напряженно обернулся через плечо, словно ожидая все же увидеть горящий остов «Ямато», все еще пытающийся достать их, но море было спокойно. Лишь лучи холодного лунного света играли на его поверхности.

Все закончилось.

ЭПИЛОГ

«Существует бесконечно множество вселенных, существующих бок о бок, и которые постоянно проходят через наше сознание. В этих вселенных существует все, что может существовать. В живете в некоторых, давно умерли в других, и никогда не существовали в третьих. Многие из наших «призраков» на самом деле могут быть образами людей, занимающихся своими делами в параллельной вселенной, или в ином времени — или и там и там».

Пол Ф. Эно, «Лица в окне»

Прошло много времени прежде, чем экипаж смог избавиться от ужаса той ночи. Это была не просто напряженная горячка боя, длительные часы напряженной работы на своем боевом посту в отсутствие нормального сна и спешными перерывами на еду между бесконечными вахтами. И все же они смогли принять и выдержать это, за счет дисциплины и подготовки, несмотря на суровые испытания. Они вышли в море как сырой и неподготовленный экипаж, но теперь стали ветеранами, столь же опытными, как и любой экипаж, когда-либо участвовавший в морском бою.

Нет. Все дело было в этом безумном моменте, столь же невероятном, сколь и жутком, когда крейсер «Тонэ» и все его 824 члена экипажа наконец настигли свою цель, и прошли прямо сквозь нее. Они словно прошли через умы и души каждого члена экипажа «Кирова», и оба экипажа испытали нечто, темное, жуткое, что никто из них не хотел вспоминать. Корабли встречаются в ночи, писал Лонгфелло, и мимоходом говорят друг другу.

«Киров» шел на восток, обойдя Милн-Бэй у южной оконечности Папуа-Новой Гвинеи, безмолвным кораблем в пустынном море. Они все хотели знать, что не регрессируют, затаив дыхание в первые часы и опасаясь, что корабль снова погрузится в тот бушующий котел, в бурлящий кипяток едва контролируемого безумия, теперь называемого Второй Мировой войной. Однако корабль сохранял стабильность, необычных нейтронный потоков в реакторах не фиксировалось, хотя Добрынину пришлось перевести их на ручное управление. Все постепенно приходили к выводу, что корабль достиг некоего стабильного положения во времени, хотя и понятия не имели, какого именно.

Жуткое столкновение с призрачным кораблем оказало странное влияние на всю технику на борту. Электроника работала с перебоями, а все цифровые системы отключились. Добрынин смог стабилизировать работу реактора, изолировав, наконец, источник ущерба до того, как ситуация стала критической.

Николин не мог уловить никаких радиосигналов, что, впрочем, никого не удивляло. Они все знали, что каждый раз, уходя от ужасов 1940-х, они оказывались в пустынном опаленном мире, мире теней, разрушений и стыда. Это было все, что осталось от того мира, который они знали, и у каждого в сердце все еще сидело какое-то скрытое сомнение в том, не был ли «Киров» как-то за это ответственен.

Адмирал Вольский пришел в себя, и, принял решение. На востоке лежали острова, которые он искал так долго — разбросанные тут и там райские уголки на вершинах подводных гор, окруженные чистыми сине-зелеными водами Тихого океана. Они прошли мимо Сан-Кристобаля у оконечности Соломоновых островов, Вануату, к северу от острова Фиджи, намереваясь пройти Самоа и достичь Таити.

Корабельные системы начали постепенно оживать. Энергетика снова работала стабильно. «Киров» словно медленно пробуждался от долгой и беспокойной ночи, дурного сна, преследовавшего их много недель. Хронометр показывал 28 августа, но у всех было разное мнение относительно того, какой это был день и какой год. Затем Николин внезапно доложил, что принимает слабый отдаленный сигнал!

— Что там, Николин? — Это была первая реакция высокоуровневой электроники корабля. Механические системы уже работали. На многих станциях пришлось перейти на ручное управление, пока усталые инженерные партии тщетно пытались устранить ошибки и перезапустить цифровые.

Самсонов приподнялся, опираясь на мускулистую руку, повернулся и подозвал Карпова.

— Товарищ капитан, БИЦ норма. Зеленые горят, ракеты норма, торпеды норма, все системы проверены. У нас снова есть зубы.

— Хорошо, но этого мало, — ответил Карпов. Для него было наиболее неприемлемо идти через эти воды без компьютеров, систем обнаружения и адекватного поражения целей.

Вскоре после первых признаков жизни, поданных аппаратурой Николина, внезапно начали постепенно оживать системы по всему кораблю. Добрынин доложил о том, что смог запустить автоматизированный комплекс управления реактором и сможет обеспечить нормальный ход. Роденко обнаружил, что радары малой дальности начали оживать, а затем внезапно запустился радиолокационный комплекс дальнего радиуса действия с активными фазированными антенными решетками. Гидроакустический комплекс Тарасова снова подал голос, вызвав улыбку на его лице.

Старшие офицеры собрались около поста Николина, пытавшегося настроиться на отдаленный сигнал. Услышат ли он снова бессердечный поток закодированных сообщений, передаваемых в боевых условиях? Затем раздался голос… Английский… С упавшими сердцами они впервые подумали, что снова оказались в беспощадных водах южной части Тихого океана 1942 года, что им было суждено встретиться, на этот раз, с американскими флотом, оставшись почти без боезапаса. Удача также, без сомнения, их покинула^[78].

Затем радость Тарасова внезапно сменилась шоком и удивлением. Он снова запустил свой любимый сонар и начал, закрыв глаза, вслушиваться в голос моря, позволяя себе снова погрузиться в звуки и отдаленные ритмы. Ему казалось, что он стал похож на рыбу, плывшую вместе с кораблем на восток, ничего не зная о море вокруг, борясь с воспоминаниями о призрачном корабле и реальности собственной бесполезности. Теперь он снова обрел способность слышать, как Роденко видеть. Но то, что он услышал теперь, вызывало приступ страха. Он напрягся, вытянувшись прямо, переводя оживший ГАК в активный режим.

Карпов уловил краем глаза движение и быстро повернул голову, заметив напрягшегося гидроакустика.

— Наблюдаю цель… Подводная лодка! Четко наблюдаю подводную лодку, товарищ капитан! Дистанция минимальная! Две тысячи метров по курсу. Я полагаю, это американская…

— Боевая тревога! Торпедная атака! — Карпов отреагировал, словно напряженная пружина, внезапно выпустив на волю всю энергию, оставшуюся у него после прошлых боев. Подводная лодка! Еще одна проклятая подводная лодка! Они снова оказались в гуще событий, и, на этот раз, как они и опасались, это были американцы.

Раздался пронзительный сигнал тревоги, и уставшие люди по всему кораблю бросились по своим боевым постам после кратковременной передышки в тишине и пустоте открытого моря.

— Нельзя дать уроду шанса, — коротко сказал Карполв. — Самсонов, есть параметры? «Шквап» к пуску! Загнуть ему торпеду прямо в жопу, как только будет огневое решение! — Капитан бросился к БИЦ. Вольский последовал за ним, оставив Николина наедине со своей аппаратурой.

— Есть гидроакустический профиль! Фиксирую бортовой номер! — Громко доложил Тарасов.

Карпов собрался в единый кулак гнева.

— Передать параметры в БИЦ! Уничтожить ее прежде, чем она сможет атаковать! Самсонов, пуск по моей команде! — Его лицо имело убийственное серьезное выражение. Его собственный Бог войны действовал быстро, отключая предохранители и вводя параметры, готовя смертоносные суперкавитационные торпеды к пуску.

Но пока Карпов следил за подготовкой к пуску, его внезапно пробило собственным воспоминанием о том ужасном лице, образе Сандзи Ивабути, словно прошедшим прямо через него, о том самом жутком ощущении обреченности, которое он испытал, когда сознание другого человека коснулось него, об осознании безнадежности мира, в котором подобные люди оказывались свободны воевать друг с другом. И что-то прорвалось сквозь страх, отталкивая ощущение отчаяния — некое предупреждение, осторожность, тревога. Господи, подумал он, глядя как рука Самсонова потянулась к кнопке пуска. Его собственные руки задрожали, глаза широко раскрылись, а затем он внезапно схватил руку Самсонова и отвел ее в сторону.

— Стоп! — Крикнул он. — Отмена приказа!

Эти три слова прорвали завесу слепого гнева и страха, остановив инстинктивное желание уничтожить цель. Они захватили его сознание вместо первобытных инстинктов, будучи явлениями более высокого порядка, тем, благодаря чему человек поднимался над зверем — осознанию причин и способности к выбору^[79]. Бортовой номер! Это означало, что гидроакустический профиль цели имелся в базе сигнатур!

Федоров также внезапно все понял. Бортовой номер! Они уже сталкивались с этой лодкой, и ее уникальные особенности гидроакустического профиля были сохранены в их базах данных. Это не могла быть американская подлодка из 1942 года. Значит, она была из другого времени. Но из какого?

— Бортовой номер? Тарасов, что это за лодка?

— Бортовой 722, товарищ капитан. Американская подлодка типа «Лос-Анджелес».

— Господи, — сказал Вольский. — Типа «Лос-Анджелес»? Это не может быть 1942 год. Мы переместились вперед, в мир, который когда-то знал этот корабль, и теперь он нашел давно потерянного друга.

— Или старого врага, — мрачно сказал Карпов, рука которого все еще застыла над кнопкой пуска, заметно дрожа от осознания того, что он едва не сделал или что ему предстояло сделать, если лодка окажется враждебной. Но осознание ситуации и здравый тактический расчет подсказывали ему, что лодка должна была заметить их уже давно, пока их системы обнаружения не функционировали, и начала тихо и скрытно подбираться к «Кирову» в манере, слишком типичной для старых времен Холодной войны. В ином случае она могла обстрелять и уничтожить их в те долгие часы беспомощности, но этого не случилось.

Федоров уже стоял у своего поста с книгой, спешно перебирая страницы. Обнаружив нужный момент, его глаза широко раскрылись.»?722: ударная подводная лодка «Ки-Уэст» типа «Лос-Анджелес», Марианская группа ВМФ США, порт приписки Апра-Харбор, остров Гуам».

С неожиданной энергией он склонился над Товаричем, сдвигая навигационные карты в сторону, чтобы достать то, что хранилось в ящике стола — газету, которую морпехи принесли из заброшенного бунгало на острове Малус. Он взял ее и бросился в БИЦ с горящими глазами.

— «Ки-Уэст»! — Сказал он. — Эта лодка упоминалась в той статье. Николин, переведите это еще раз.

Николин оторвался от радиостанции, которую все еще пытался настроить на прием отдаленного слабого сигнала и взял газету, найдя то место, на которое указывал Федоров.

— «Эта атака последовал за потоплением единственного китайского авианосца «Ляонин» 7 сентября…»

— Нет, дальше, — указал Федоров. — Вот!

— Ясно. «Аналитики полагают, что эта атака могла стать ответом на потопление российским крейсером американской подводной лодки «Ки-Уэст» 28 августа, а также стать предупреждением китайцам не настаивать на своем требовании полной интеграции Тайваня…»

— «Ки-Уэст»! Потопление этой лодки российским крейсером в Тихом океане стало спусковым крючком, начавшим эту войну. Посмотрите на хронометр — 28 августа! И если это не российский крейсер, то я осел. — Он широко улыбнулся, отходя от удивления.

— Вы хотите сказать… — Вольский поднял руку в не меньшем удивлении.

— Именно! В этой же статье говорилось о российском корабле, пропавшем в Арктике. Но мы были так заняты, что я забыл об этом. Николин, найдите это.

— Вот, товарищ капитан… «Напряженность в отношениях между СиноПак и Западом возросла после исчезновения российского корабля в Арктике в июле и нескольких инцидентов с участием российских и британских самолетов в районе Исландии».

— Как мы не поняли этого раньше? Российский корабль пропал в Норвежском море в… июле 2021. Это были мы, товарищ адмирал. «Киров»! Учения с боевыми стрельбами были назначены на 28 июля. Затем произошел взрыв, и мы попали в 1941 год, на восемьдесят лет в прошлое, в тот же день. Мы полагали, что «Орел» взорвался, а «Слава» при этом затонул^[80]. Но поймете — с их точки зрения, «Киров» тоже пропал без следа — как пропадал каждый раз, когда Добрынин проводил процедуру технического обслуживания. А теперь мы оказались здесь, в нашем времени, ровно через месяц.

— И мы начали эту войну… — Лицо Вольского потяжелело от осознания, что это был «Киров». Его корабль, его экипаж, его орудие войны.

Карпов медленно увел руку от кнопки пуска. Было видно, что его колотило. На его лице отразились боль и мука, широко раскрытые глаза остекленели.

— Я сделал это… — Он изо всех сил пытался совладать с дыханием. — И я собирался сделать это снова в ту самую секунду! Я собирался взорвать эту лодку к чертям, не задумываясь. Я сделал это! Война, все эти сгоревшие города по всему миру, все проклятое…!

На лице Вольского отразились те же боль и страдание. Он шагнул к нему, положив большие руки Капрову на плечи.

— Нет, Карпов — тихо сказал он, как отец, пытающийся утешить собственного ребенка. — Мы сделали это. Этот корабль, этот экипаж. Вы не знаете, кто отдал приказ. Вы могли отдыхать в своей каюте, возможно, ту кнопку нажал мой палец, или же это был приказ Федорова. Никто этого не знает. — От отпустил капитана, и Карпов изо всех сил пытался взять себя в руки.

Однако он понимал, что Вольский был неправ. Это сделал он. Он — в какой-то другой версии их странной и страшной одиссеи. Или же этот сделал человек, которым он был когда-то, для которого беспощадные и бессердечные рефлексы доминировали над разумом, словно механизм, отсчитывающий время до того, как мир окажется взорван пробужденным ужасом еще одной мировой войны. В той, другой жизни, он выпустил по американцам ракету с ядерной боевой частью без колебаний и сожаления. Он выпустил ее в гневе, выпустил с ненавистью. Когда дело доходило до боя, он становился человеком, лишенным угрызений совести, будь то мелкие разборки в цепочках командования или грандиозное морское сражение. Он делал то, что должен был делать, он становился тем же, кем был Сандзи Ивабути.

Но теперь что-то произросло вокруг этого искривленного корня насилия, даже когда он командовал кораблем в бою. Теперь он сражался за то, чтобы защитить свой корабль и его экипаж, и без той беспощадности, которая вела его в прошлом. И этот цветок, распустившийся на лозе смерти в его душе, был той спасительной благодатью, что остановила его руку на этот раз — чем спасла мир.

Он видел, что на него смотрели глаза всех, находившихся на мостике, но смотрели без упрека, без выражения вины или осуждения. Он видел в их глазах лишь облегчение и понимание, тихое сочувствие и молчаливое осознание того, что они, наконец, подошли к концу жуткого кошмара, что преследовал их уже многие месяцы. Слава тебе, Господи, за Федорова, подумал он. Федоров всегда оставался ангелом-хранителем, без пылающего меча, сдержанный, мыслящий, чувствующий. Федоров был настоящим человеком, и теперь Карпов наконец, надеялся, что сам сможет когда-либо стать таковым.

Он заметил, что молодой офицер улыбается ему, и на него словно накатила волна облегчения. Ему казалось, что он только что сбросил всю тяжесть, которую нес на себе всю жизнь в таком одиночестве, что даже проходя через заполненные коридоры корабля, избегал людей, ни с кем не разговаривал, всегда оставался вне любой группы, скрываясь за капитанскими знаками различия. Теперь он видел в глазах людей то, чего жаждал всегда — утешение, понимание, приятие, и да, даже восхищение. Теперь они стали его братьями. Все они.

В глубине души он знал, что все эти недели он сражался не во имя Матери-России, и даже не за то, чтобы исправить ход истории, неверно восприняв несправедливость хода событий. Нет, он сражался за «Киров», за людей, которые были вокруг него, за экипаж, столкнувшийся с самой, пожалуй, невозможной ситуацией, с которой только сталкивались моряки в море. Он сражался за своих братьев по оружию.

— Да, — сказал Федоров, все еще взволнованный своим открытием. — Мы сделали это, или, скорее, намеревались сделать это сейчас. Но я думаю, что теперь все изменилось. Возможно, мы сделали это ранее, и увидели результат, но, возможно, это было в какой-то другой жизни, в другой вселенной, в другом времени. Возможно, мы сделали это уже сотню раз. Да, мы это сделали. Это наш корабль исчез 28 июля 2021 года, а через месяц появился здесь, в Тихом океане, потопив «Ки-Уэст» и начав ядерную войну. Но что-то забросило нас во времени, приказало пройти через огонь и безумие войны, чтобы мы смогли сделать другое — в один короткий момент задаться вопросом, прежде чем применять оружие. И теперь мы здесь, избитые, потерянные, прямо перед любопытным носом АПЛ «Ки-Уэст» типа «Лос-Анджелес». Рефлексы, отточенные тысячей часов на боевых постах за эти месяцы должны были сделать так, чтобы мы уничтожили ее. И тогда бы все пошло в разнос. Но не в этот раз! Не в этот!.

Он улыбнулся.

— Вы разве не понимаете? Мы дома! Это снова 2021, но война еще не началась. И мы не начали ее! Мы можем избежать того будущего, которому стали свидетелями. Мы дома!

Вольский вспомнил то, что все они ощущали тогда, в первый раз переместившись из прошлого в мрачное будущее, увидев разрушенный и опустошенный Галифакс.

— Похоже, что на этот раз мы это остановили, — сказал он. — Этот часовой механизм, о котором вы говорили, Федоров. Мы услышали его тиканье и кто-то протянул руку, чтобы выключить его прежде, чем что-то случиться.

Карпов улыбнулся. Это была его рука, не давшая Самсонову произвести пуск.

А затем они услышали то, что поразило их всех. Николин, наконец, завершил свою борьбу с радиостанцией и настроился на отдаленный сигнал. Это была музыка. Глаза Николина заблестели, и он вывел передачу на громкую связь. Сигнал обрегл устойчивость, и все узнали эту песню — «Битлз», любимые в России многие десятилетия, «Снова в СССР».

Адмирал Вольский улыбнулся от уха до уха, Федоров рассмеялся, а Николин начал пританцовывать. Они были дома — но, как надеялись, не снова в СССР. Это была старая, прогнившая структура, рухнувшая десятилетия назад. Теперь это была новая Россия. Да, теперь это был «СиноПак», «Китайско-Тихоокеанский Альянс», созданный по инициативе Китая, и пружина войны все еще готова была разжаться. Но они знали, что могло произойти, что все еще может произойти, если мир будет следовать тем курсом, которым он следовал, и были полны решимости сделать все возможное, чтобы это предотвратить. Теперь они обрели настоящую силу. Возможно, Бог в этот мире умер, но теперь они были кораблем архангелов.

Вольскому пришла в голову идея, и он улыбнулся.

— Николин, — сказал он. — Когда закончите давить окурки, не будете ли так любезны вызвать эту подлодку? Мы собирались угостить их отличной суперкавитационной сигарой, но я думаю, что вместо этого хотел бы предложить ее капитану коробку хороших кубинских. Если уж я смог договориться с адмиралом Тови, тодумаю, смогу поговорить и с ним. Вызовите их.

Что и было сделано.

* * *

Мир, который «Киров» оставил в 1942, еще долго пытался разгадать загадку странного пришельца. Код «Джеронимо» хранился в обстановке строжайшей секретности, однако таинственный корабль так никогда и не был обнаружен снова. На этот раз он исчез навсегда. Британское адмиралтейство заперло материалы по этому делу в самый глубокий подвал под «Хижиной-4» и Блэтчли-Парк, и мало кто знал о том, что случилось, когда объект оказался окончательно заброшен после окончания войны. Адмирал Джон Тови был одним из немногих, кто изучил сообщения о необъяснимых событиях в Коралловом море, улыбнулся про себя, а затем скомкал распечатки и бросил их в огонь.

Последующие годы он провел на безупречной службе, несмотря на желание Черчилля убрать его с должности за допущенные нарушения, и, в конце концов, получил должность Адмирала Флота, выйдя в отставку в 1946, чтобы заняться «другими вопросами». Мало кто знал, какой масштаб они имели на самом деле, но его близкие впоследствии вспоминали, что в эти годы он пристрастился к чтению романов Жюля Верна и Герберта Уэлса. Никто на самом деле не знал, что он все еще продолжал охоту за таинственным кораблем, получившим кодовое обозначение «Джеронимо», поддерживая незаметный, но бдительный дозор за миром.

Алан Тьюринг продолжил свою захватывающую работу в качестве криптоаналитика, в конечном счете придя к созданию «Машины Тьюринга», сделав важный шаг к созданию компьютера, а также работая над принципами машинной логики и теории чисел. Его работы по искусственному интеллекту и зашифрованной передаче речи были новаторскими и намного опередили свое время — и на то была причина. Поразительное открытие, касающееся исчезновения «Джеронимо» захватило его на всю оставшуюся жизнь — которая была слишком недолгой.

Новак и Осборн продолжили свою работу в штабе FRUMEL в Мельбурне. Они узнали достаточно, чтобы понять, что у побережья Папуа-Новой Гвинеи произошло крупное морское сражение, которое японцы, по-видимому, выиграли, или, по крайней мере, так полагали, так как странный корабль противника бесследно исчез, предположительно был потоплен. Но он явно не сдался без боя. Самолет из Милн-Бэй смог сделать снимок крупного и угрожающе выглядящего японского линкора с явными следами боевых повреждений в сопровождении стаи крейсеров и эсминцев. Это был «Ямато», которого адмирал Ямамото вел в Рабаул, из которого отправился в Куре. Американцы так и не узнали о том, что случилось с «Ямато». Они вообще мало что знали об этом корабле, как и об однотипном «Мусаси» еще долгие годы.

Крейсер «Тонэ» добрался до Рабаула, но его экипаж совершенно обезумел от столкновения с демоническим кораблем из ада. Он был расформирован, и его члены рассеяны по всей Империи, после чего на корабль прибыл новый экипаж. И все же за «Тонэ» закрепилась репутация проклятого корабля, многие из служивших на нем рассказывали о странных огнях в темных извилистых коридорах и жаловались на плохие сны. Корабль дожил до июля 1945, когда был сел на мель в Куре после атаки самолетов с USS «Монтерей». Последним ударом стала ракетная атака самолетов с нового авианосца «Уосп» 28 июля 1945, ровно за 76 лет до того, как «Киров» впервые исчез.

Капитан Сандзи Ивабути впал в немилость и был отправлен на Филиппины. Он так никогда и не отказался признать, что его корабль все же настиг и протаранил призрачного врага, названного «Мидзути», потопив его. С не меньшим упорством он ослушался приказа отступить из Манилы несколько лет спустя, что привело к гибели десятков тысяч людей в ходе боев за город. Никто не верил в его рассказ, хотя никто не осмеливался сказать это Ивабути в лицо. Тем не менее, никто не мог объяснить и слегка смятый нос «Тонэ», поврежденный при столкновении с «Кировом» в ту долю секунды перед тем, как российский корабль сместился по фазе и ушел в холодный мрак океана времени.

Японцы так и не узнали, что причинило им такие трудности в Коралловом море. Они отправили «Ямато» домой, снова скрыв корабль за покровом позора и секретности, приступив к исправлению обширных повреждений. Никакого заявления для общественности так и не было сделано, как и о катастрофической потере трех авианосцев у Соломоновых островов. Как ни странно, но «Киров» восстановил баланс сил, который должен был сложиться после несостоявшейся Битвы за Мидуэй. Неким причудливым и понятным только ему способом, Время подводило свой баланс.

Молодой лейтенант Мицуо Охта был глубоко впечатлен ужасающими «ракетами-смертниками», созданными врагом. Глядя на то, как они танцуют над морем, совершая маневры уклонения, и ничего не зная о цифровых системах управления, он мог сделать только один вывод — их кто-то пилотировал. Вскоре он обратился в Исследовательский институт аэронавигации при Токийском университете за помощью в разработке подобного оружия. Его схемы были переданы на «научно-производственный объект» в Йокосуке, и технический арсенал военно-морского флота создал прототип пилотируемого летательного аппарата с ракетным двигателем, названного впоследствии «Ока» — «цветок вишни». Единственным ограничением было то, что три твердотопливных ракетных двигателя не были достаточно мощными, чтобы он мог быть запущен с корабля.

Вместо этого ракета должна была доставляться двухмоторным бомбардировщиком на расстояние до 37 километров до цели, а затем стартовала, совершая смелый и максимально быстрый рывок к цели. При этом систему управления на основе радара, которыми были оснащены ракеты «Кирова», заменял собой пилот-смертник. Они появились на Тихоокеанском театре военных действий раньше, чем это должно было случиться, но все равно слишком поздно, и их оказалось слишком мало, чтобы изменить баланс сил и спасти Японию от поражения в войне. Пилоты, управлявшие этими ракетами, повредили и потопили несколько американских кораблей — последние цветы вишни, упавшие с умирающего древа японской империи. Однако американские зенитчики нарекли их иным именем — «Бака», что по-японски означало «дурак».

Долгая и страшная Вторая Мировая война продолжалась, в целом, так же, как и в той версии истории, которую знал Федоров. Индустриальная мощь США один за другим выводила в Тихий океан новые авианосцы, и неумолимое продвижение Союзников стало очевидным — хотя на этот раз все закончилось несколько по-иному. Американцы узнали ужас применения ядерного оружия на собственной шкуре, хотя общественность ничего не знала об этом. Гибели «Миссисипи» и других кораблей 16-й оперативной группы оказалось недостаточно, чтобы помешать им создать собственную ядерную бомбу, но достаточно, чтобы не дать сбросить ее на Японию в 1945.

Адмирал Ямамото не погиб в апреле 1943 году, когда его самолет должен был быть сбит американскими Р-38. «Кирову» удалось в достаточной мере взбаламутить воду, чтобы это изменило его судьбу. Когда Германия была окончательно разгромлена, Ямамото сыграл важную роль в убеждении Армии, Верховного командования и самого Императора в том, что Япония должна бросить меч, раз и навсегда.

Атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки так и не случилось. Случившееся с 16-й оперативной группой стало достаточной попыткой заглянуть в ящик Пандоры. Однако люди этого нового мира нашли последнее, что осталось на его дне — Надежду.

Время нашло способ затянуть и исцелить раны, оставленные кораблем на теле истории Второй Мировой войны. Бесконечные волны, выкатывающиеся на берег, медленно стирали следы вмешательства одного человека. Оставалось неизменным только одно. Теперь это был новый мир.

* * *

Расположенный на побережье Японского моря Владивосток находился в тысячах километров от них, что дало адмиралу Вольскому и его офицерам достаточно времени, чтобы придумать, как объяснить полученные кораблем повреждения, бортовой номер и нанесенные опознавательные знаки, расстрелянный боезапас и присутствие в корпусе 20-мм снарядов, выпущенных из орудия, не использовавшегося почти столетие. В конце концов, было решено найти и убрать снаряды, восстановить старый номер и знаки, а повреждения объяснить катастрофой, погубившей подводную лодку «Орел»^[81].

Что касается отсутствующего боекомплекта, объяснение было готово — учения с практическими стрельбами. Именно такая задача стояла перед кораблем, после чего он должен был направиться во Владивосток любым разумным способом, чтобы стать новым флагманским кораблем Тихоокеанского флота. Адмирал Вольский на самом деле был назначен его командующим, и должен был по прибытии сменить адмирала Абрамова.

Общий отказ средств связи стал объяснением того, почему они ни к кому не обратились за помощью, пока не прибыли на Дальний Восток спустя долгий месяц. Что касается того, почему они просто не направили поврежденный корабль обратно в Североморск, авторитета Вольского оказалось достаточно. Адмирал представит это для морского командования как прекрасную возможность отработать действия экипажа в суровых условиях, имитирующих реальные обстоятельства военного времени. Он просто принял решение не возвращаться и продолжить межфлотский переход на Тихий океан. Адмирал в море был первым после Бога, и никто не имел права оспаривать его решение. Сучков мог критиковать его и требовать его отставки, но «Папа Вольский» был слишком любим и уважаем, и потому имел под ногами слишком твердую почву.

Вместе с тем, это ставило вопрос о том, как «Кирову» удалось совершить этот переход, не будучи обнаруженным всегда бдительными силами НАТО. Вольский планировал заявить, что они тестировали новый режим работы средств радиоэлектронной борьбы, призванный скрыть корабль. Увы, система оказалась выведена из строя из-за незначительно возгорания в Тихом океане. «Вероятно, нас назовут призрачным кораблем», — сказал Вольский. — «И, вероятно, будут не так уж и неправы».

Перед возвращением в Россию они долго обсуждали вопросы, связанные с активной зоной реактора и стержнем?25, и того, как это могло привести к загадочным перемещениям во времени. Однако все понимали, что никогда не смогут раскрыть эту загадку самостоятельно, и вместе с тем приняли твердое решение, что не станут ставить этот вопрос перед специалистами дома. Вольский сказал Добрынину, что будет тесно работать вместе с ним над этим вопросом, и тот составил определенный план.

Затем адмирал принял решение двигаться на восток, чтобы найти свой остров, и экипаж с большим удовлетворением получил столь необходимую увольнительную на берег — небольшого пустынного райского острова.

Спустя несколько дней они тщательно осмотрели корабль и подробно обсудили случившееся с экипажем, дав понять, что обо всем определенно следует забыть и никогда больше не говорить. Теперь они стали избранным легионом теней, элитарным и избранным подразделением, члены которого никогда не должны были нарушить секретного соглашения, заключенного друг с другом. Да и кто бы поверил в то, что они могли бы рассказать о том, что случилось? Их сочли бы сумасшедшими. На подходах к Владивостоку были уничтожены все журналы, видеозаписи и все, что могло остаться на корабле из прошлого. Объяснением стало то, что электромагнитный удар после «инцидента на «Орле» вывел из строя системы корабля на несколько дней.

Федоров, тем не менее, сохранил копию всех записей на карте памяти, а также газеты, найденные на острове Малус. Будучи человеком умным и дальновидным, он направился в корабельную библиотеку и тихо «позаботился» о любых томах, способных открыть историю событий, которые не могло случиться в мире, в который они вернулись. Тем не менее, очень немногие заветные тома он сохранил для себя в темном и тайном месте. Среди них был и его старый том «Хронологии войны на море», поскольку изложенные в ней описания событий, как он установил, значительно отличались от того, что было описано в том же самом томе, изданном в «новом мире».

Адмирал Вольский подумал, что мог бы уйти в отставку через несколько лет и прожить остаток жизни на одном из тихоокеанских островов, чего хотел всю жизнь. Владимир Карпов нашел эту идею весьма привлекательной, также устав от военной службы. Он подумал о том, что мог бы начать новую жизнь, возможно, даже жениться, обретя способность любить. Доктор Золкин также намеревался покинуть корабль во Владивостоке и перебраться в госпиталь флота. Многие офицеры и члены экипажа также обнаружили, что больше не хотят иметь дело с кораблями, ракетами и военным делом вообще. Они видели слишком много огня, и теперь искали лучшей жизни, значимой работы, хороших друзей и любимых, и желательно за хорошей книгой в саду.

От всех случившегося остался лишь один хвост, который они не могли учесть, хотя Антон Федоров изучал этот вопрос много долгих часов. Что случилось с начальником оперативной части Геннадием Орловым? Куда он пропал? Какое влияние на ход истории мог оказать, если оказал вообще? Федоров намеревался провести долгие спокойные годы за изучением этого вопроса. Его любопытство и усердие стало еще одной спасительной благодатью для мира, хотя он еще не знал этого, стоя на крыле мостика крейсера, входившего в гавань Владивостока. «Киров» вернулся домой, но это был не последний раз, когда ему было суждено увидеть огонь войны. Как выяснилось, судьба оказалась к Орлову не слишком благосклонна. Да, он обрел новую жизнь после того, как выпрыгнул с Ка-226, но эта жизнь оказалась не такой, какой он ее себе представлял. Время, судьба и британская Секретная разведывательная служба (МИ-6) имели относительно него совсем иные планы. Однако, дорогой читатель, это уже совсем другая история.

Примечания

1

Данный текст представляет собой начало песни британского композитора Марка Алмонда «So Long The Path», представляющей собой вольную переработку «Полюшко-поля» для вышедшего в 2003 альбома «русских» песен Heart on Snow. По запросу в поисковой системе Google «Russian Naval Hymn» одним из первых вариантов выдается клип с этой песней в исполнении «российских матросов», возможно, поэтому автор и принял это за гимн ВМФ России

(обратно)

2

Особенно смешно, учитывая, что Жуль Верн всю жизнь писал твердую «научную» фантастику, предполагая максимально достоверную проработку описания фантастических устройств. С позиций своего времени, разумеется

(обратно)

3

Россия как бы не имеет границы с Германией

(обратно)

4

Риторический вопрос: что на российском корабле делает экспортная модификация? Кстати, «Фрегат-МАЭ» имеет дальность не более 150 километров, 300 — только у версии МА для ВМФ России

(обратно)

5

Так в оригинале

(обратно)

6

После вымышленной автором модернизации в 2017–2020 годах «Киров» получил основное вооружение в составе 20 ПКР «Москит-2», 10 ракет П-900 «Бирюза» (комплекса «Калибр-НК») и 10 ракет MOS-III «Старфайер» (все ракеты имеют запасной боекомплект, который может быть установлен силами экипажа в море). Последняя представляет собой вымышленную гиперзвуковую ракету, чем-то похожую на новейший «Циркон», но им не являющуюся (основное отличие — дальность всего 170 км). Употребить «российское» название не представляется возможным ввиду отсутствия такового

(обратно)

7

По мнению автор, боекомплект комплекса С-300 крейсера проекта 1144 составляет 64 ракеты, а не 96, как в реальности. То есть должно быть 67

(обратно)

8

«Водопад» — противолодочные ракеты для запуска из торпедных аппаратов, они не могут быть снаряжены торпедами УГСТ. Кроме того, не ясно, что используется для запуска «Шквалов»

(обратно)

9

Так в оригинале. В японском флоте, оказывается, существуют американские награды

(обратно)

10

В японских вооруженных силах того периода авиация входила в состав армии и флота соответственно. Реальное звание Эмы — Кайгун-сё: са (Кайгун — флот, сё: са — майор). Автор в оригинале, соответственно, называет его «лейтенант-коммандер», по неизвестной причине полагая допустимым сокращать это звание до «лейтенант» (допустимо до «коммандер»)

(обратно)

11

Вообще-то «Парящий журавль»

(обратно)

12

«Пост штурмана», то есть командира штурманской боевой части (БЧ-1) на крейсерах проекта 1144 находится в штурманской рубке, но автор представляет себе управление оным крейсером по сериалу «Звездный путь»

(обратно)

13

Потолок D3A1 составлял восемь тысяч метров, а для винтовых самолетов того времени 10–15 километров — и вовсе недостижимая высота. Возможно, автор имел в виду футов?

(обратно)

14

Хорошо было бы узнать, какой умный человек это придумал. Согласно предыдущей книге, АК-760 представляет собой улучшенную версию АК-630М1-2, имеющую угол возвышения до 88 градусов. Кстати, по номенклатуре российского флота, такой индекс обозначает 7-ствольное 60-мм орудие. Ничего подобного на вооружении российского флота нет

(обратно)

15

Комплексы «Кортик» появились только в доработанном проекте 11442, а реально — только на двух последних крейсерах «Калинин» (он же «Адмирал Нахимов») и «Куйбышев» (он же в будущем «Петр Великий»). На самом «Кирове» изначально имелись 8 ЗУ АК-630. На втором крейсере «Фрунзе» также были установлены АК-630 из-за неготовности «Кортиков» к моменту ввода корабля в строй, что предполагалось исправить в ходе последующего ремонта

(обратно)

16

Управление комплексом «Кортик» ведется в автоматическом режиме. Но опять-таки, автор полагает, что на крейсере проекта 1144 как в американской фантастике — один «тактический офицер» на мостике, управляющий всем вооружением корабля.

(обратно)

17

Стабилизированный пост ТВ-наблюдения за окружающей обстановкой

(обратно)

18

Для этого как бы есть командир БЧ-2, но это в нашей, серой и убогой реальности

(обратно)

19

Так в оригинале — на самом деле «Непобедимый» являлся линейным крейсером.

(обратно)

20

Ударение на последний слог — к реке в Африке это название отношение не имеет.

(обратно)

21

Кстати, современные морские артиллерийские установки имеют возможность стрельбы по воздушным целям (АК-130, к примеру, имеет угол возвышения до 85 градусов и предназначена, в том числе, для перехвата самолетов и противокорабельных ракет). Так что в данной ситуации «Киров» мог бы открыть огонь по самолетам с дистанции около 20 километров

(обратно)

22

Согласно предыдущей книге, ничего подобного не было — из боя вышли всего четыре торпедоносца из двадцати, причем не от первого же сбитого, а от двенадцати (сбитых на невозможной дистанции непонятно чем). Один даже продолжил атаку до последнего, будучи сбитым уже зенитной артиллерийской установкой

(обратно)

23

Видимо, опечатка — по идее, должно быть «Кирисима»

(обратно)

24

При массе 4,5 тонны и скорости 3600 км/ч ПКР «Москит» намного мощнее 406-мм снаряда и пробивает метр стали (автор об этом явно не в курсе, так как полагает, что ракета намного слабее снаряда линкора, так как у нее боевая часть 450 кг, а снаряд линкора — 800 кг)

(обратно)

25

В ходе вымышленной автором модернизации, «Киров» получил три спаренные 152-мм артиллерийские установки — две на корме на месте старых АК-100, а также одну на месте бывших пусковых установок ракет П-700. Кроме того, на баке была установлена 100-мм АУ (в разных книгах это А-190 и АК-100)

(обратно)

26

Так в оригинале. А как обозначалась третья цель? «Гамма»?

(обратно)

27

Так в оригинале. Узел — это и есть морская миля в час

(обратно)

28

Опять путаем мили с километрами?

(обратно)

29

Согласно автору, на «Киров» был установлен модернизированный «Кинжал-2» с увеличенной до 45 километров дальностью поражения. Ну, а путать километры с милями и метры с футами — святое дело

(обратно)

30

Согласно автору, «Киров» способен принять дополнительный боезапас ракет, которые помещаются в погреба и транспортируются в пусковые установки силами экипажа. Ничего подобного, разумеется, нет и вряд ли возможно — корпус все же не резиновый, и в любом случае было бы рациональнее просто увеличить количество пусковых установок. Кроме того, запасного боекомплекта зенитных ракет на крейсере не было — только противокорабельных, и то не всех

(обратно)

31

Километров

(обратно)

32

Одна пусковая установка «Кинжала» в принципе не может обеспечить пуск восьми ракет сразу — только по одной с интервалом 3 секунды, так что стрельба залпом ведется из нескольких пусковых (до восьми) сразу

(обратно)

33

В управлении комплексом «Кинжал» не используется световое перо. И, наверное, излишне говорить, что управление вообще осуществляется с отдельного поста расчетом из 13 человек под командованием старшего лейтенанта

(обратно)

34

В оригинале данная часть именуется «Damage control», то есть, буквально, «контроль ущерба», а роман Ж.Харт также именуется «Damage» — «Ущерб», но на русский язык был переведен как «Крах». Поэтому задуманный автором каламбур неизбежно теряется

(обратно)

35

На крейсерах проекта 1144 имеются два вспомогательных котла на случай выхода реактора из строя (согласно автору, при модернизации они были убраны)

(обратно)

36

Вопрос, зачем? Конечно же, чтобы корабль ослеп из-за выхода из строя единственной РЛС, в бою это важно. Кстати, «Фрегат» стоял на корабле изначально. Плюс к тому, «Восход» — только часть РЛС на вершине передней надстройки — это комплекс МР-800 «Флаг» в составе MP-600 «Восход» и MP-500 «Кливер».

(обратно)

37

Японцы они такие: на старшего артиллериста вешаем обязанности старпома, на старпома — старшего артиллериста

(обратно)

38

На «Кирове» не было РЛС 3Р95 ввиду отсутствия комплекса «Кинжал» (появился в обновленном проекте 11442, а реально — только на «Петре Великом»). На ее месте располагалась первая установка АК-100. На последующих кораблях вторая АК-100 была заменена на АК-130, а на место первой добавлены элементы надстройки, в том числе место для 3Р95

(обратно)

39

Между тем, в предыдущей главе четко сказано, что в результате тарана была уничтожена кормовая станция наведения «Кинжала». Что же это было, если кормовая 3Р95 была убрана?

(обратно)

40

На крейсерах проекта 1144 имеется двухпалубный медицинский блок с лазаретами-изоляторами, аптекой, рентгеновским оборудованием, стоматологическими кабинетами, амбулаторией и операционной. Численность медицинского персонала — 50 человек. Но для автора основной источник сведений по кораблям — сериал «Звездный путь

(обратно)

41

Скорость звука составляет 0,33 км в секунду, что означает, что «несколько секунд» — это как бы полторы минуты. Если бы грохот вообще был слышен на такой дистанции.

(обратно)

42

Скорость снарядов выше скорости звука, так что сначала вспышка, потом столбы воды, а только потом «отдаленный гул»

(обратно)

43

Автор полагает, что специальные боевые части устанавливаются на ракеты непосредственно перед подготовкой к пуску силами экипажа вместо обычных.

(обратно)

44

Интересно, чем был мотивирован этот рейд, если в этой версии истории не было удара по Пёрл-Харбору?

(обратно)

45

4 апреля 1942 года (или когда по новой хронологии автора) на полуострове Батаан на Филиппинах была принуждена к капитуляции после трехмесячных боев крупная группировка американских и филиппинских войск, что было крупнейшей капитуляцией в истории вооруженных сил США. Последствием стал Батаанский марш смерти — перегон пленных в лагеря, в результате которого от расправ японцев погибли от 6 до 11 тысяч военнопленных

(обратно)

46

Этот авианосец был уничтожен «Кировом» в первой книге серии

(обратно)

47

А разве «Калибры» имеют возможность коррекции с носителя после старта? И при чем здесь, в любом случае, лазерный дальномер? Это же не снаряды.

(обратно)

48

400-кг боевую часть имеет модификация 3М14, предназначенная для ударов по наземным целям. 3М54, она же П-900 имеет БЧ в 200 кг.

(обратно)

49

Ящик для судового компаса

(обратно)

50

«Калибр-НК» — многоцелевой ракетный комплекс. Противокорабельные ракеты П-900, входящие в его состав, имеют название «Бирюза»

(обратно)

51

Эм… Хм… А на «Кирове» за РБУ отвечал подготовленный офицер, или жаба парагвайская? Что мешало поставить заслон с приходом торпед в зону досягаемости, в смысле?

(обратно)

52

Вероятность перехвата самонаводящейся торпеды комплексом «Удав» составляет 76 %, что достигается за счет комбинирования ложных целей и глубинных бомб, которые выставляются как в режиме мин-ловушек, так и выстреливаются непосредственно на поражение торпеды (а неуправляемой торпеды — 90 %). Но это в той серой и убогой вселенной, где за его применение отвечают квалифицированные командир поста и командир минно-торпедной боевой части

(обратно)

53

«Коралл-БН» — комплекс приема спутникового целеуказания (не имеющий прямого отношения к управлению именно П-900, а обеспечивающий прием координат от спутниковой группировки для наведения любых ПКР), и как его можно было использовать в 1942 году — большая загадка

(обратно)

54

В действительности, «Южная Дакота»

(обратно)

55

В 1940 население Островов Питкэрн составляло 163 человека (на 2017 — 44)

(обратно)

56

Примечательно, что в первой книге серии британцы сразу и совершенно верно определили принципы работы ракет — запускаются по координатам цели, определенным радарами с «гидросамолетов», а затем начинает работать устройство самонаведения на основе радара. Только понять не могли, как «немцы» смогли все это в ракету засунуть. Ох уж эти японцы…

(обратно)

57

Одна РЛС 3Р95 способна обеспечить одновременно наведение на четыре цели, а две — соответственно, на восемь. Однако здесь представлен очень оригинальный режим ведения огня, не имеющий никакого отношения к реальности. И чем проблема поражать цели по четыре?

(обратно)

58

«Рюхо» — «Дракон-Феникс» (яп.)

(обратно)

59

Что на 350 миллиметров меньше бронепробиваемости ПКР «Москит», но у автора с этим очень сложно. По его мнению, ПКР практически неспособны пробивать броню

(обратно)

60

Помимо толщины, есть такое понятие, как бронестойкость, и броня «Ямато» была далеко не самой качественной — по оценкам, она уступала намного более тонкой броне американских линкоров типа «Айова». Не говоря уже о материалах, появившихся за 80 лет прогресса.

(обратно)

61

А вот согласно 9-й главе, тяжелый крейсер прекрасно топится одной ракетой, а эсминцы — парой очередей артиллерийских установок…

(обратно)

62

Вспомнил бы лучше того умника, что сократил боекомплект на треть (64 вместо 96), и не додумался модернизировать ЗРК для применения 9М96Е2 (четыре ракеты почти аналогичной 48Н6 дальности в одно ячейку!)

(обратно)

63

SS-N-19 «Shipwreck» — буквально «Кораблекрушение». Сентенции автора относительно «медленных и неповоротливых» (всего-то 2,5 звуковые, всего-то маневры, всего-то аппаратура постановки помех и система управления с элементами искусственного интеллекта), а также слишком легких целей (о реальной эффективности можно спорить долго и безрезультатно, ибо боевого применения этих ракет пока что не было) остаются на его совести.

(обратно)

64

Как известно, в России не бывает просто учений — это если не подготовка к вторжению куда-то, то по крайней мере провокация и нагнетание

(обратно)

65

Вообще-то, у персонажей нет никакой причины полагать, что с «Орлом» что-то случилось — предположение, что на этой лодке случайно произошла детонация ядерной боевой части (что само по себе редкостный бред), была принята, дабы объяснить перемещение «Кирова» во времени, но ведь затем они установили, что все дело было в реакторе и стержне № 25

(обратно)

66

По реальному проекту модернизации крейсера проекта 1144 получат в качестве основного противокорабельного оружия ПКР «Оникс» с дальностью до 500 (а по непроверенным, но вполне реальным данным — до 800 километров).

(обратно)

67

Между тем, согласно 9-й главе, одна точно такая же ракета уничтожила ТЯЖЕЛЫЙ крейсер…

(обратно)

68

Внимание, задачка: ракета массой 1800 кг, скорость 3 звуковые, боевая часть 400 кг, пробивает броню 300 мм. Ракета массой 4500 кг, скорость 3 звуковые, бронебойный наконечник боевой части массой 450 кг не пробивает ту же броню 152 мм. Вопрос: что у автора было по физике за 7-й класс?

(обратно)

69

По поводу того, как автор изуродовал РЛС «Восход» уже все было сказано, однако на корабле также имеются две РЛС обнаружения низколетящих целей «Подкат». Кроме того, автор что, хочет сказать, что «Восход» используется для наведения С-300Ф? Мы-то думали, для этого имеется специальная РЛС, изначально 3Р41, на модернизированной версии комплекса — 4Р48…

(обратно)

70

Индекс П-номер имеют российские противокорабельные ракеты, номенклатура зенитных ракет совершенно иная. Судя по характеристикам, «Киров» был оснащен ракетами 48Н6.

(обратно)

71

На третий день Зоркий Глаз заметил, что одной стены нет…

(обратно)

72

РПК-6М «Водопад» — противолодочные ракеты, предназначенные для запуска из торпедных аппаратов, а не сами торпедные аппараты

(обратно)

73

На третий день Зоркий Глаз заметил, что стены нет… Во второй раз.

(обратно)

74

Вообще-то, они в два с половиной раза быстрее звука…

(обратно)

75

МР-212 — навигационная РЛС «Вайгач». Следует отменить, что на корабле имеется и третья РЛС МР-212 — над ходовой рубкой

(обратно)

76

В ходе вымышленной автором модернизации, «Киров» был оснащен неким РЛК (радиолокационным комплексом) с четырьмя неподвижными РЛС с фазированными антенными решетками (судя по авторским иллюстрациям, некое подобие РЛК «Марс-Пассат»). И в третий раз Зоркий Глаз заметил, что у сарая нет стены — ибо несколько дней мучаться с изуродованным автором «Восходом», не задействовав РЛК с АФАР — это поистине надо уметь

(обратно)

77

Это, разумеется, было самое потрясающее проявление стойкости и несломленности, не только в Сталинградском сражении, но и в Великой Отечественной войне вообще. Но где этим русским понять такое.

(обратно)

78

Интересно, а на каком языке они ожидали услышать переговоры в 2021 в южной части Тихого океана? На русском?

(обратно)

79

Браво, русский показал, что все же умнее обезьяны, и даже имеет кое-какие признаки человека. Достижение!

(обратно)

80

Один момент — вы так думали, пока не поняли, что переместились в прошлое. Относительно крейсера «Слава» (это название зачет-то вернули РКР «Москва») у вас вообще не должно быть подобных мыслей

(обратно)

81

Опять же, было бы весьма забавно, если бы оказалось, что ничего с «Орлом» не случилось. Но это ведь Россия…

(обратно)

Оглавление

ОТ АВТОРА

ПРОЛОГ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ИНТЕРВАЛ

  ГЛАВА 1

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

ЧАСТЬ ВТОРАЯ ОПЕРАЦИЯ

  ГЛАВА 4

  ГЛАВА 5

  ГЛАВА 6

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ СТОЛКНОВЕНИЕ

  ГЛАВА 7

  ГЛАВА 8

  ГЛАВА 9

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ БОГИ ГРОМА

  ГЛАВА 10

  ГЛАВА 11

  ГЛАВА 12

ЧАСТЬ ПЯТАЯ БОРЬБА ЗА ЖИВУЧЕСТЬ

  ГЛАВА 13

  ГЛАВА 14

  ГЛАВА 15

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ ВЕНДЕТТА

  ГЛАВА 16

  ГЛАВА 17

  ГЛАВА 18

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ ДОЛГАЯ НОЧЬ

  ГЛАВА 19

  ГЛАВА 20

  ГЛАВА 21

ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ ПРИЗРАК В МОРЕ

  ГЛАВА 22

  ГЛАВА 23

  ГЛАВА 24

ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ РЕШЕНИЯ

  ГЛАВА 25

  ГЛАВА 26

  ГЛАВА 27

ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ БИТВА ТИТАНОВ

  ГЛАВА 28

  ГЛАВА 29

  ГЛАВА 30

ЧАСТЬ ОДИНАДЦАТАЯ ТЕНЬ В МОРЕ

  ГЛАВА 31

  ГЛАВА 32

  ГЛАВА 33

ЭПИЛОГ

*** Примечания ***