КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Behind the masks (СИ) [S Lila] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

На каждом шагу спотыкаясь о тела погибших и руины некогда уютного замка, что звался домом, Кэролайн могла лишь крепче сжимать свою волшебную палочку в руках, озираясь настороженно по сторонам, слыша крик за криком и видя мелькающие вспышки ярко-зеленого света, вынуждающего её дрожать в преддверии подступающей к горлу истерики. Вот только слёз совсем не было, сил на них попросту не осталось. Было и так слишком много потерь и боли за плечами, а тьма витала совсем рядом, уничтожая остатки сопротивления и вырывая с кровью победу для своего повелителя, вынуждая уже усомниться в собственных силах и дать слабину, расколовшись на части от этого.

Они все жили лишь надеждой этот год, наивно полагая, что удастся избежать столь кровопролитной войны, в которой они отнюдь не ведут. Лишь гибнут и проигрывают раз за разом, уступая мощи Тёмного Лорда и самой смерти, с радостью забирающей одного за другим, превращая всё в длинный список имён и пролитых слёз. А сам он лишь хохотал в безумстве, умиляясь слабым попыткам одолеть его, вновь и вновь нанося мощный удар и ломая умело сопротивление.

Запах крови и витающий в воздухе привкус тяжести сражения бил с силой по вискам, вынуждая Кэролайн вновь пошатнуться и едва ли не осесть, усталым взглядом всё пытаясь отыскать Нагайну, держа в кармане брюк пару ядовитых клыков Василиска и готовясь без лишних сомнений пустить их в ход. Готова была к тому, чтобы умереть в попытке уничтожить ещё один крестраж, нанеся этим удар прямо в прогнившее сердце пока что бессмертного зла.

Тяжелые шаги, раздавшиеся неожиданно позади, вынудили её тут же резко обернуться и направить палочку на очередного противника, попросту сбившись со счета произнесённых за бесконечную ночь заклинаний. И в свете восходящего солнца, она только и успела, что разглядеть знакомое уже долгие годы лицо, с застывшей на нём стальной маской непоколебимости и решительности.

— Клаус! — испуганно вскрикнула она, ощущая тут же железную хватку мужской ладони на её шее, лишающую её возможности сделать полноценный вдох.

Это уже не было той жестокой забавой, что была долгие годы между ними. Это уже были не обидные колкости и неприязнь. Это осталось в детстве, там, где два взгляда на этот мир встретились у двустворчатых дверей в Большой Зал. Сейчас всё было куда сложнее и сражение шло на смерть, а вовсе не на то, чтобы кольнуть побольнее и вызвать поток горьких слёз.

— Кэролайн, — с неприязнью выплюнул её имя он, выбивая ловко из её руки палочку и крепче сжимая тонкую шейку пальцами, с силой надавливая на бледную кожу с просвечивающейся на ней венами, по которым текла грязная кровь, — Где же ваш праведный гриффиндорский герой? Не спешит умирать? — усмехнулся Майклсон, приставляя свою палочку к её щеке и с силой надавливая, вынуждая девушку горестно всхлипнуть от страха.

Облачённый отнюдь не в форму слизеринца, он был истинным воплощением зла, что рассеивалось густым чёрным туманом в воздухе. И чётко выделяющаяся метка пожирателя смерти на светлой коже лишь подтверждала это, ясно давая понять, что зелёный цвет смертоносного заклятия ему пришёлся по вкусу.

— Прошу, — хрипло произнесла Кэролайн, крепче цепляясь пальцами за его ладонь, чуть царапая кожу и силясь сделать глубокий вдох, что, наверняка, обожжет лёгкие похлеще Огненного виски, — Ты не такой, Клаус.

Он лишь жестко усмехнулся в ответ на это, приблизившись к ней ещё ближе, смотря на измождённое постоянными битвами лицо; на исхудавшую фигурку невозможной всезнайки, что только и могла кривить свой нос, сыпля фактами и праведной чушью. Паршивая гриффиндорская грязнокровка, что вечно на побегушках у мальчика, который выжил.

— Мы сможем его одолеть, тебе не придётся ему служить, — хватка на его ладони становилась с каждой секундой всё слабее, и у неё перед глазами едва различались уже черты его лица, а тьма так и утягивала с собой, нашёптывая ей сладостным голоском сдаться.

— Я не трус. Я не мой отец, — прошипел ей в лицо Клаус с ощутимым презрением и злобой, скривившись лишь от одного воспоминания о том, как тот сбежал, поджав хвост и обратив знаменитую фамилию в ничто перед Тёмным Лордом, растоптав его доверие к ним.

— В тебе есть добро, — хватая ртом жадно воздух, жалобно проговорила она, едва в силах шевелить губами, что стремительно приобретали синеватый оттенок, — Прошу.

Клаус поморщился от её слов, сильнее вдавив палочку в щеку и поджав в гневном жесте губы, вынудив желваки заиграть на острых скулах. И глаза его потемнели, лишая взгляд каких-либо эмоций, вынуждая её тут же захлебнуться в собственной обречённости.

— Я не предам Тёмного лорда, — грубо прорычал ей в лицо он, — Ты не достойна смерти от волшебной палочки, Форбс. Такие, как ты, должны умирать по-магловски.

— Нет, пожалуйста! — прохрипела тихо-тихо Кэролайн, с ещё большим отчаянием желая выбраться из его хватки и выцарапать себе право на жизнь, лишенную всей этой кровопролитной войны, ужаса и унизительных гонений.

Хотела просто пожить, отыскать родителей и вернуть им память о себе, прижаться поближе и ощутить тепло их любви. Но этому уже не бывать… Перед глазами стало совсем темно, и она услышала его довольный смешок, с которым он с силой кинул её на землю, вынуждая едва слышно простонать от вспышки резкой боли. Ощущала как острые камни впиваются в кожу, а алая и до невозможности горячая кровь скользит тонкой струйкой по её виску, щеке и достигает уголка губ, вынуждая её терять окончательно связь с реальностью. И все звуки борьбы стали такими тихими, едва различимыми, пока вовсе не стихли…

Совсем не знала, как они одержали победу, очнувшись когда уже всё закончилось от лёгких ударов ладонями по её щекам и мужского голоса, что звал её настойчиво по имени раз за разом. И лишь разглядывая в зеркале оставшиеся лиловые синяки на коже шеи, она поняла, что не ошиблась. В нём была доброта, сокрытая в замкнутом сердце. И то, что жизнь текла по её венам до сих пор — неопровержимое тому доказательство. Кэролайн ни в чем не винила Клауса, совсем не держа на него обиду. Он поступил так, чтобы спасти свою семью. Он поступил так, чтобы выбить им право на жизнь, пускай и ценой собственной души.

========== Goddes (Клаус/Сантанико) ==========

Комментарий к Goddes (Клаус/Сантанико)

Пэйринг: Клаус Майклсон/Сантанико Пандемониум

Фэндомы: Дневники вампира, От заката до рассвета.

Образы: Амансио Мальвадо — «От заката до рассвета: сериал».

Плавные аккорды и тягучий женский голос не в силах были ввести её в заблуждение и вытравить едкий запах страха и давящей силы этого древнего места. И потому Сантанико могла лишь совсем неторопливо — покорно и обречённо — приблизиться к тому, кто пленил её, сделав узницей некогда священного храма. Правда, от храма осталось лишь одно название и потрескавшиеся каменные стены, удерживающие её в ловушке и не дающие возможности сбежать. Он уже много лун назад стал эпицентром грязного порока и разбавленного дешевого виски, раздражающего острый нюх и вызывающего приступ неподдельного отвращения. А ведь раньше всё было иначе, раньше это было место, куда она приходила с надеждой в сердце на то, что боги услышат её молитвы и укажут ей путь. Как же наивна она была тогда…

Музыка всё ласкающе касалась её кожи, и она против воли, давно уже заученными движениями, плавно покачивала бёдрами, совсем перестав испытывать чувство стыда от столь пристальных и низменных мужских разглядываний за которыми скрывалась лишь жажда воплотить в жизнь свои грязные желания. Впрочем, они тоже стали уже привычной обыденностью, равно как и прикосновения грубых ладоней к телу, которое ей давным-давно не принадлежит.

Раскинувшийся вальяжно в глубоком кресле мужчина был и впрямь красив, ровно настолько же, насколько и жесток. И изогнутые в насмешке губы, обагрённые кровью, которую он пил смешав с выдержанным бурбоном, лишь вынуждали её лишний раз отвести от него в порыве загнанного испуга взгляд карих глаз. Ведь за этим ленивым спокойствием скрывался самый настоящий монстр, упивающийся видом крови и отзвуками агонии.

— Станцуй для меня, — в его голосе чётко звучал приказ, подкреплённый стальными нотками и ощутимым самодовольством, капающим с его языка будто яд.

Нервно сглотнув, Сантанико ласково очертила ладонями изгибы своего тела, с лёгкостью погружаясь в томную мелодию, силясь найти там спасение и притупить вновь зародившийся страх перед одним из девяти Лордов, ненависть к которому вынуждала её жить и делать вдох за вдохом вот уже множество лун подряд. Она ощущала на языке привкус скорого возмездия и грезила о том, как собственноручно убьёт его, раздавив ногтями ядовитую змею, что была у него вместо сердца.

— Ты прекрасна, — прошептал едва слышно Клаус, продолжая скользить пристальным взглядом по изящным изгибам женской фигуры, с жадностью ловя каждое движение округлых бёдер и стройных ног, очерчивая любовно тонкую талию и округлую грудь, заостряя особое внимание на пухлых губах и длинных угольно-чёрных ресницах.

Она ощущала на себе его изучающий взгляд, будто бы он проделал этот путь грубыми ладонями, потому силилась унять всё усиливавшуюся дрожь и отбросить воспоминания, что неизменно мелькали перед глазами каждый раз, стоило ей только оказаться с ним рядом.

«Они должны увидеть, как ты прекрасна. Во всех смыслах» — его голос тогда ударил её похуже грубого кнута, выбив из лёгких весь кислород и расколов на части надежду на спасение.

Ведь наивно полагала, что окончено её заточение в храме в качестве приманки для охотников за золотом и желающих узреть лик Богов. Но ошиблась. Ей предстояла куда более изощрённая пытка, очерняющая изнутри и оскверняющая все её устои и надежды. Жёсткий корсет, приподнимающий грудь, вынуждал её захлёбываться слезами и чувством глубокого стыда. И потому силилась прикрыть столь порочную наготу, лишь бы никто больше не увидел её обнаженные ноги вплоть до края ягодиц, выглядывающих из-под тонкой ткани, в которую её облачили по его приказу.

«Они не смогут устоять. Никто не сможет. Ты — та, на кого будут смотреть. Ты — та, кто будет вызывать их восхищение. Ты — последнее, что они все увидят в своей жалкой жизни, попав в ловушку твоей вечной красоты» — его любовный шёпот на ушко вынуждал её гореть в собственной агонии из загнанности и обречённости, и она могла лишь вкушать соленый вкус собственных слёз, зная, что никто не поможет; никто не осмелится рискнуть ради неё и навлечь на себя гнев самого сурового из Лордов.

Помнила, как дрожала от каждого неловкого движения тогда, следуя его жёстким приказам. И помнила отчётливо тот ужас, который охватил её тело, стоило только одному из его прислужников протянуть ей массивную змею, уложив аккуратно на покатые плечи. Она умирала от ядовитых укусов этих тварей, что раз за разом впивались в её тело своими острыми клыками, пуская по венам мучительную смерть, пока одна из них, воспользовавшись криком боли, не скользнула между её губ, проникая в горло и заканчивая агонию смертного тела.

Она умирала от их яда, принесенная в жертву Лордам, которых глупцы наивно считали Богами. И сгорев изнутри, она сама стала подобным чудовищем, не смея покинуть стены древнего храма, заклейменного кровью и жертвенным смертями, которые так жаждала остановить тогда. Однако самым худшим оказалось то, что она попала в руки Клауса, убивающего её изнутри раз за разом. Он лишил её всего. Даже имени, вместо которого ей остался лишь ненавистный титул властительницы ночи.

Шагнув к нему ближе, она коснулась ладонями его расслабленных плеч, продолжая извиваться по-змеиному всем телом, сокращая между ними расстояние и опускаясь перед ним на колени, получая довольную ухмылку в ответ на столь покорные действия. Давно уже смирилась с неизбежностью, принимая отведённую ей роль и позволяя грубо вколачиваться в её тело, оставляя шрам за шрамом на теле и сердце.

Клаус склонил голову чуть набок, опасно прищурившись, будто бы готовясь к броску, и она поспешила повернуться к нему спиной, откинув лёгким движением ладони длинные волосы с плеч, позволяя ему скользнуть взглядом по выделяющимся позвонкам прямо к округлым ягодицам, не скрытым тканью маленьких трусиков. Плавность музыки давно уже сменилась порочной томностью, потому она опустилась на его колени, двинув лениво бёдрами в такт, и откинулась спиной на его грудь, продолжая следовать заданному темпу, ощущая под собой твёрдость мужской плоти.

— Это твой дворец, Сантанико, — его шёпот обжёг кожу её шеи, а затем он коснулся невесомо сухими губами мочки её уха, довольно усмехаясь, — Твой. Он ведь тебе нравится?

Знал, насколько больно ей от этих слов. Знал, что причиняет страдания каждым свои визитом, что были сродни пытки и очередной смерти, которая разрывала всё изнутри, обращая в тлеющий пепел.

— Да, — её голос невольно дрогнул, и она на миг прикрыла от отвращения глаза, стоило только ему ладонью скользнуть по коже её обнаженного животика, очертив кончиками пальцев ткань тёмных трусиков в дразнящем движении.

— Но ты бы хотела покинуть его. Я знаю, — он едва слышно хмыкнул, прежде чем коснуться кончиками пальцев её подбородка и вынудить повернуться к нему лицом, — Я знаю, ведь все ответы текут по твоим венам, — он проследил пальцами голубоватую линию на шее, ощущая размеренную пульсацию, и его губы невольно растянулись в пугающей усмешке, которую она приняла сорвавшимся нервным вздохом с пухлых губ.

Совсем уже не слышала музыки, продолжая движения бёдрами, видя желание в его взгляде и ощущая его каждой клеточкой своего тела, что напряглось в ожидании удара и дальнейших слов. И страх окутывал собой, вынуждая её истерично искать выход из сложившейся ситуации, будто бы зная интуитивно, что последует сейчас.

— Я знаю всё о чем ты думаешь, — он подкрепил свои слова ленивой ухмылкой, которая вынудила её на миг потупить взгляд и попросту замереть, ведь всё её опасения и впрямь подтвердились, — О твоей ненависти. Она так подогревает интерес.

Клаус вновь усмехнулся и сжал пальцами её бёдра, притягивая к себе ещё ближе и вынуждая её вновь дразняще двигаться на нём, увеличивая в нём жажду её тела. И она могла лишь подчиниться, не смея выдать отвращение ни единой эмоцией на лице, что будто было высечено из камня. За столь долгое время она научилась надевать маску Сантанико, скрывающую под собой все надежды наивной Кисы.

— Знаю, что ты хочешь расправить свои прекрасные крылышки и улететь отсюда, вот только не в силах противиться заклятию, — сильнее сжав пальцами густые пряди тёмных волос, он притянул её ещё ближе, обжигая губы едкими словами и не позволяя ей отвести взгляд, чтобы скрыть отголоски пляшущей в глазах боли и ужаса, — Быть может, мне стоит их вырвать и забрать с собой в качестве напоминая о твоей красоте?

Сантанико уже не ощущала своего тела, охваченного неподдельным страхом, ведь эта угроза была реальна. Она не сомневалась в этом ни на секунду. Ему наверняка понравилось бы выдирать её крылья по жалким лоскуткам, позволяя себе восторженно улыбаться и смаковать вкус её крови. И одна только мысль о том, что когда-нибудь он всё же это сделает, заставила её заторможенно покачать головой из стороны в сторону и уцепиться с последними силами за жажду возмездия, всё ещё горящую в её сердце неистовым пламенем. Он ответит. Он заплатит за всё, что совершил. Совсем скоро.

— Ты все ждёшь, когда братья из пророчества прибудут, — Клаус понимающе улыбнулся, мигом ослабив хватку и сменив её на невыносимо нежные прикосновение, которыми он заправил прядь волос ей за ушко, упиваясь тем, как завораживающе блестят слёзы в её глазах, — Всё зовёшь его, туманя рассудок.

Слёзы застилали её глаза, и она совсем уже не видела того ликования, что плясало во взгляде серых глаз, потемневших на пару тонов от смеси голода и ярости. И она будто бы застыла в ожидании того, что он скажет дальше. Как ещё сможет причинить ей боль, вырвав из неё очередной кусочек жизни.

— Они мертвы. Я лично отрезал им лица, — с усмешкой проговорил наконец Клаус, вынося этим ей приговор о нескончаемости её пытки, а затем стёр соскользнувшую по нежной коже слезинку, с преувеличенной мягкостью притягивая девушку к себе ещё ближе и оставляя лишь жалкие миллиметры между их губами, — Хочешь взглянуть?

Она покачала слегка головой из стороны в сторону, силясь сдержать рвущиеся наружу рыдания, не желая ему доставлять этим радость.

— Хорошо. Ни к чему тебе видеть эти ужасы, моя Богиня, — Клаус вновь ласково улыбнулся ей, обнажая ямочки на щеках, и нежно погладил ладонью её по щеке, чуть затрагивая кончиками пальцев пухлые губы, как всегда, окрашенные красной помадой, под стать багровому цвету пряной крови, — А сейчас, порадуй своего Господина.

Сантанико прикрыла на миг глаза, силясь справиться с одолевающими её эмоциями, и покорно поднялась на ноги, отправляясь к широкой постели, стоящей всего в нескольких шагах, давно усвоив, что ей нужно делать и как именно следует ему угодить. И ощущая под собой мягкость простыней, она в очередной раз с силой прикусила губу зубами, дрожа лишь от одного звука расстёгиваемой пряжки ремня, зная, что ждёт её дальше. Знала, что сегодня он в очередной раз разорвёт в клочья бархатистую кожу, пустив яд по венам, пока с его губ будет слетать ласковый шёпот с ненавистным ей: «Богиня».

========== Moon of my life Nc-17 (Дрого/Кэролайн) ==========

Комментарий к Moon of my life Nc-17 (Дрого/Кэролайн)

Фэндомы: Игра престолов и Дневники вампира

Говорят, что дотракийцы рождаются, сражаются и умирают в седле, не приемля трусов, что скрываются в замках и лишь отдают приказы, за всю свою жизнь ни разу не взяв в свои нежные руки аракх и не пролив кровь в ожесточенном сражении, где смерть наблюдает за каждым движением, поджидая того часа, когда сможет забрать в свои стальные объятия.

Дотракийцы верят, что однажды призрачная трава покроет всю землю, и тогда миру настанет конец, ведь не останется более ничего живого и почва утратит свою плодородность. Они верят, что соленные воды моря ядовиты, и за ними их ждёт лишь погибель, потому сторонятся шумных волн, не приемля деревянных коней. Всё что важно для них — верный конь, сражение, добытое в бою богатство и три кровных всадника, что клятвой разделили судьбу. Они с детства знают, что следует опасаться коварных мейг, презирая всем сердцем их за привязанность к кровавой магии и противоестественным обрядам. И потому собирают молодые стебли и мелкие цветки призрачной травы, что растёт при свете луны, а затем мешают их с водой и делают несколько глотков по утрам, силясь перенять их уничтожающую силу, что поможет одолеть любого врага и окрепнуть, не пав жертвой их искусных чар.

Дотракийцы слишком много верят в знаки, следуя указам мудрых дош кхалин, чётко зная, когда следует начинать войну. Кэролайн знала все их суеверия, посматривая исподлобья на мощные и загорелые мужские фигуры, что восседали на породистых конях, пока она ступала босыми ногами по колючей траве, гордо вздёрнув подбородок и совсем не кривясь от ударов плетью, которой один из них её подгонял. Веревка совсем ведь не сковывала её руки, и она могла бы с лёгкостью разорвать её, но вместо этого попросту позволяла им себя вести к их кхалу, что первый удостаивается таких редких богатств, как белокурая и бледнокожая женщина.

И взглядом голубых глаз скользнув по собравшимся в одном кругу мужчинам, она с лёгкостью отыскала того, перед кем её похитители спустя всего несколько секунд склонили почтительно головы, толкнув её с силой вперёд. Навстречу его внимательному и пристальному взгляду, вынудившему его чуть нахмурить брови. А она в этот миг изо всех сил старалась сдержать торжествующую улыбку, слушая, как один из дотракийцев рассказывает своему кхалу о том, как нашёл бродящую по их землям одинокую девушку. Можно подумать, она не позволила им себя поймать, вот уже который день обитая поблизости и рассматривая самый многочисленный кхаласар, во главе которого стоял воин, славящийся своей непобедимостью, доказательство которому было сокрыто в длинных прядях жёстких чёрных волос, заплетенных в тугую косу.

Знала, как они поступают с женщинами и видела в его взгляде отчётливо мелькнувший интерес к неизведанному ранее, вынуждающему его махнуть широкой ладонью, приказывая ей подойди ближе. И она шагнула к нему уверенно, без тени страха на лице, с присущим ей величием принимая касание его пальцев к коже её щеки, а затем и груди, которую он поспешно обнажил, сдёрнув с плеч поношенную светлую ткань платья. Этого оказалось достаточно, чтобы в карих глазах мелькнул огонь возбуждения, и Дрого поднялся на ноги, хватая её за запястье и уводя за собой под одобрительный смех остальных мужчин.

Кэролайн не боялась предстоящей ночи, смотря на него снизу вверх, понимая что в сравнении с ним выглядит совсем маленькой и хрупкой. И стянув остатки своего платья, она мягко ему улыбнулась, вызвав удивление, ловко воспользовавшись которым, она толкнула его на постеленные на земле меховые шкуры, служившие ему местом для сна и низменных развлечений.

Дрого даже удивиться её силе не успел, не понимая откуда появилось желание подчиниться ей. Она ослабляла его сладким чужеземным шёпотом и медовыми поцелуями, скользя нежно ладонями по мускулистой груди и умело взбираясь на него сверху, не позволяя ему главенствовать этой ночью и ставить её в ряд с безродными рабынями.

Не могла не увидеть его удивление, когда она принялась покрывать смуглую кожу невесомыми поцелуями, срываясь на лёгкие укусы зубами, добавляющие остроту ощущениям. И стоило ей только впустить его в себя, сжав напряжённую плоть внутренними мышцами, как он сорвался на гулкий стон, толкнувшись ей навстречу, но не предпринял ни одной попытки перевернуть её на живот и взять так, как привык.

Пальцы, которыми он впивался с силой в молочную кожу её бёдер, оставляли лиловые следы, что исчезали спустя всего секунду. И резко поддавшись к ней навстречу, оказавшись лицом к лицу, он с силой оттянул её голову за волосы назад, сорвав с губ тихий вскрик, потонувший в сладостном стоне, поддаваясь навстречу её губам и впервые самостоятельно целуя женщину. Пал в эту же ночь жертвой её очарования и искусных ласк, появляясь на рассвете из шатра с расслабленной ухмылкой на губах, понимая, что не сможет отказаться от подобных ощущений никогда.

Ткань поношенного платья быстро сменилась лучшими шелками и мехами, которые дотракийцы добывали разбоями, разрушая каменные дома, а белокурые локоны, свободно струящиеся ранее по спине, теперь убраны были на дотракийский манер. И никто больше не позволял себе отпускать смешки в её сторону и заглядываться на тело, принадлежащее их кхалу.

— Yer Jalan Atthirari Anni* — с его губ всегда срывался столь хриплый и гортанный шёпот, в котором легко читалось восхищение, стоило ей только скользнуть невесомо пальчиками по его острым скулам и зайтись в громком стоне.

Знал бы только кхаласар, что их кхал позволяет своей жене наедине. Знали бы только они, что она одна из тех, кого они назвали бы с неприязнью мейга, отправив с ликованием на костёр. Именно от таких созданий их спасали старинные легенды о призрачной траве, способной отогнать злые чары. Эта трава обжигала её кожу, мешала подчинить себе чужой разум и ослабляла её до предела. В её жилах текла магия, но она вовсе не была мейгой, она называла себя вампиром, истинным созданием ночи, красоту которой он сумел оценить по достоинству, назвав её своей кхалиси перед открытым ночным небом и взором своих людей.

Лишь он один во всём этом мире знал, что она куда более тёмное и опасное создание, обладающее разрушительной силой в хрупком на первый взгляд теле. Её острые клыки с лёгкостью ранили его кожу, пуская чуть обжигающую горло кровь, которую она с довольным стоном всегда слизывала языком, изгибаясь к нему навстречу и позволяя себе полностью расслабиться в руках того, кому она, возможно, подарит вечность однажды, наградив бессмертным кхаласаром, что способен будет смести всё на своём пути, преодолев страх перед ядовитой водой и деревянными конями. Возможно, настанет тот день, когда именно этот мужчина займёт железный престол, посадив её с собой рядом и назвав своей кхалиси Семи Королевств.

___________

*Yer Jalan Atthirari Anni — Луна моей жизни.

========== Goblet of fire (Клаус/Кэролайн) ==========

Комментарий к Goblet of fire (Клаус/Кэролайн)

Основные персонажи: Клаус Майклсон, Кэролайн Форбс, Стефан Сальваторе

Фэндомы: Дневники вампира и Гарри Поттер.

Образы: Виктор Крам — «Гарри Поттер и Кубок огня».

Устало вздохнув, Стефан запустил пальцы в густые русые волосы, отводя взгляд от упрямой и совершенно несносной блондинки, которая скрестила руки на груди, демонстративно надувшись и нахмурив тонкие брови. Споры с кузиной никогда не доходили ещё до своего логического завершения и, как правило, каждый оставался при своём мнении, а Кэролайн ещё несколько дней после этого его игнорировала, предпочитая проводить весь день в роскошной — судя по обрывкам фраз, доходившим до него от всё той же Форбс — гостиной своего факультета. Вот только на этот раз сдаваться он вовсе не спешил, понимая, что во что бы то ни стало должен отговорить эту упрямицу кидать своё имя в голубое пламя. Всё же турнир Трёх Волшебников — далеко не детская забава, а самое что ни на есть серьёзное испытание, которое может стоить и жизни при неудачном раскладе.

— Кэр… — нерешительно начал вновь он, предпринимая очередную попытку поговорить с ней и вразумить наконец, пока не стало слишком поздно.

— Стефан, в правилах чётко сказано, что не достигший семнадцати лет не может участвовать, — резко перебила его она, всё так же продолжая стоять со скрещёнными на груди руками и недовольным взглядом голубых глаз, обращённых на упрямого пуффендуйца, — Мне уже есть семнадцать. Так в чём проблема?

— Тебе всего лишь неделю назад исполнилось, Кэролайн! — тихонько воскликнул он, всплеснув руками, не желая привлекать к себе лишние взгляды многочисленных собравшихся в Большом Зале.

Они и так своим общением привлекали слишком много внимания. Хотя, скорее Кэролайн становилась чаще его объектом. Никто понять до сих пор до конца ведь и не мог, почему распределяющая шляпа направила её в слизерин, тогда как вся их семья была сплошь выпускниками пуффендуя и когтеврана. Вот только она сама лишь изгибала губы в довольной улыбке, в ответ говоря, что не хорошо поддаваться стереотипам и считать тех, кто ходит в зеленом, вселенским злом.

— И что? — вопросительно вздёрнув бровь, поинтересовалась раздраженно Кэролайн, думая как бы ей проскользнуть мимо него и бросить наконец пергамент в магическое пламя.

— Ты ведь знаешь, что для избранных дороги обратно уже не будет, — чуть нахмурившись, со всей серьёзностью проговорил он, даже боясь представить, что там за испытания были приготовлены.

Кто знает, что на уме у организаторов и насколько сурово они будут проверять магические знания учеников. Он даже думать не хотел, что с ней, в случае чего, может что-то случится. Да, она была крайне талантливой волшебницей, никто и не спорил, но всё же не достаточно для того, чтобы состязаться в турнире. Шармбатон и Дурмстранг не зря ведь выставляют только учеников последних курсов, за плечами которых долгие годы подготовки.

— Прости, Стефан, это ты меня так вежливо назвал трусихой? — возмущённо ахнула Кэролайн, уставившись на него ошарашенным взглядом голубых глаз, — Или ни на что не способной девчонкой? Своё имя же ты уже кинул!

— Я старше, — терпеливо выслушав её, спокойно отозвался на очередной колкий выпад Сальваторе.

Порой с ней и впрямь невозможно было вести диалог. Абсолютно несносная и упрямая слизеринка! Хотя, она посчитала бы, наверняка, это комплиментом.

— Вот и поглядим кого выберет кубок! — гордо вздёрнув подбородок, изрекла Кэролайн, ставя окончательную точку в этом бессмысленном и совершенно бесполезном споре.

Вновь демонстративно от него отвернувшись, она перевела взгляд на сияющее голубое пламя, даже отсюда чувствуя его мощь и завораживающий свет, от которого трудно было отвернуться. Ей хотелось участвовать в турнире; ей хотелось доказать всем, что она способна на многое. Пускай Стефан и дальше приводит свои доводы. Ничто не сможет изменить её мнение.

Шумные разговоры внезапно стихли, а всё внимание собравшихся тут же переметнулось на высокого и светловолосого ученика Дурмстранга, который неторопливо вошёл внутрь, держа в руках кусочек пергамента со своим именем. Пройдя неспешно и крайне уверенно за оградительную черту, он кинул его в пламя, которое приняло его чуть ли не с довольным урчанием, и направился снова к выходу, скользнув по ней вновь изучающим взглядом и на этот раз слегка подмигнув.

— Самодовольный индюк, — фыркнула в ответ на это действие тут же Кэролайн, повернувшись спиной к выходу, лишь бы не видеть толпы визжащих девчонок, что стайкой направились за ним, видимо, желая попросить очередной автограф.

— Просто он тебе нравится. Признай, — едва подавил смешок Стефан, пряча старательно улыбку в уголках губ, не желая провоцировать её ещё больше.

— Вот ещё, — она возмутилась абсурдности сказанных им слов, окатив кузена испепеляющим взглядом, чтобы у него никогда в жизни больше не возникло подобных глупых мыслей в голове, — Подумаешь. Плевать, что он ловец сборной по квиддичу. Тоже мне, чемпион нашёлся.

— Он один из самых выдающихся игроков в мире, — спокойно произнёс Стефан, будто бы невзначай, умело переводя её мысли с турнира на личный объект раздражения.

— Он позёр, — заявила Кэролайн, подкрепив слова утвердительным кивком головы, — Ирландцы уделали их.

— Но он поймал снитч, — возразил всё же Стефан.

— Видимо, ему здорово в голову прилетело бладжером, — вновь фыркнув, она закатила в привычном жесте глаза, стоило ей только вспомнить ту отвратную игру, на которую она только зря потратила время, — Ирландцы лидировали на 160 очков, а он полетел за снитчем, хотя тот всё равно не принёс бы им победу.

— Он хотел закончить матч на…

— Ой, вот только не надо, Стефан, — перебила его резво Кэролайн, окинув скептическим взглядом из-под густых ресниц, — Плевать он хотел на это. Просто хотел показать всем, какой он крутой ловец. Позёр, говорю же.

— Позёр? — раздался вдруг позади неё голос с ощутимым британским акцентом, и Кэролайн испуганно вздрогнула, тут же повернувшись к раздражителю лицом.

Оглядев Клауса с головы до пят презрительным взглядом, она вновь закатила глаза в ответ на его отвратительно широкую улыбку, даже не думая вступать с ним в диалог, в отличие от кузена. Её едва не стошнило от его вежливых речей.

Выждав несколько минут, Кэролайн ловко воспользовалась тем, что Стефан начал хвалить его игру на чемпионате и быстро направилась к кубку, слыша в ответ лишь возмущённый возглас кузена, который хотел было кинуться за ней следом и перехватить. Но было уже поздно. Пламя приняло её имя с лёгкими искрами, и она, обернувшись к ним лицом, довольно усмехнулась, читая по губам, как Майклсон назвал её упрямой слизеринкой, вновь одарив улыбкой. Что ж, ну и пусть лыбится. Посмотрим ещё, кто кого.

========== You could never feel my story (Клаус/Кэролайн/Кол) ==========

Комментарий к You could never feel my story (Клаус/Кэролайн/Кол)

Основные персонажи: Кэролайн Форбс, Клаус Майклсон, Кол Майклсон

Пэйринг: Клаус/Кэролайн, Кол/Кэролайн

Образы: Мария Стюарт, Баш, Франциск — «Царство».

The Lumineers — Scotland

Французский двор и впрямь был прекрасен. Куда более изыскан и роскошен, чем она помнила из обрывочных воспоминаний детства, кажущегося таким далёким и совсем нереальным. Покрытые тайной года, что она провела в монастыре, не были столь беззаботны и легки. Ведь именно там Кэролайн начала осознавать бедственность положения своей страны, совсем по иному взглянув на союз с Францией, что был заключён ещё в её раннем детстве, когда она едва понимала ценность своего происхождения. И она только и могла сейчас лишь с грустью представлять родные земли Шотландии, которые покинула слишком рано, гонимая Англией, жаждущей отчаянно её смерти, боясь притязаний на престол.

И ступая по замысловатым коридорам огромного дворца, Кэролайн внезапно поняла, что запуталась окончательно, совсем не зная, что ей делать и какое решение верно, так боясь отступиться и натворить ошибок.

Кол был слишком холоден к ней, совсем позабыв беззаботные шалости из детства. Сейчас перед ней предстал вовсе не добродушный озорник, сверкающий лукавым взглядом карих глаз. Он был избалован до невозможности женским вниманием, которое принимал с явной охотой, лишь раздраженно отмахиваясь от того, что должен вскоре стать её мужем по наказу отца, который совсем не спешил назначать день свадьбы.

Короли не дают жёнам отчётов. Эту фразу она помнила слишком отчётливо, равно как и жгучие слёзы унижения, скользнувшие по её щекам, стоило только ему захлопнуть перед её носом массивную дверь. И раздавшийся звонкий женский смех, быстро сменившийся протяжным стоном, лучше всего ей дал понять, что она для него чужая и им никогда не стать счастливыми в вынужденном браке. Не стоит даже и пытаться, унижая саму себя ещё больше и вдавливая собственную гордость в грязь тем самым.

Таким образом он отталкивал её раз за разом, с безразличием смотря на то и дело мелькающие слёзы в голубых глазах, продолжая и продолжая бороться за собственное право выбирать себе в жены ту, кого пожелает его сердце, а не долг перед страной и союз с никому ненужной Шотландией.

Всё чаще и чаще Кэролайн ловила себя на мыслях о другом сыне короля, что не имел никаких прав на французский трон. О том отпрыске, которого звали бастардом, всё же не смея выказывать публично неуважение в сторону того, кто жил при дворе, в непосредственной близости от отца, относящегося к нему с суровым безразличием. Они не встречались в детстве, ведь его вместе с матерью отправили подальше от замка тогда, не желая демонстрировать клеймо бесчестия короля, который дозволял себе слишком многое.

Помнила до сих пор вкус его губ, когда, поддавшись порыву, она прикоснулась к его губам в лёгком поцелуе, попросту желая погасить вспышку боли на сердце и поблагодарить за его доброту, заботу и внимательность, которой он окутал её с первого дня её появления при дворе. Именно в нём Кэролайн могла отыскать истинную поддержку, потянувшись доверчиво навстречу его тёплому взгляду зелено-голубых глаз. Но он был бастардом, он был братом её будущего мужа и поэтому не смела даже думать о возможности чего-то большего. Потому сбежала вчера от него, совсем не объяснившись и лишь лихорадочно скрыв ладонями густой румянец на щеках.

— Кэролайн, — окликнул вдруг её Клаус, поспешно нагоняя и не позволяя вновь скрыться от него, вынуждая взглянуть ему в глаза и сказать наконец правду, какой бы она ни была, — Прошу, поговори со мной.

Она задержала на миг дыхание, силясь побороть нарастающую дрожь в теле, отозвавшуюся бледностью на светлой коже лица. Что она ему могла сказать? Как вообще оправдать столь вольное поведение, которое впору наречь позором и изгнать за него подальше от этих земель, расторгнув соглашение между двумя странами?

— Клаус, прошу вас, — сбивчиво проговорила Кэролайн, отступив от него на шаг назад и лихорадочно оглянувшись по сторонам, будто бы стараясь увериться в том, что никто не подслушивает их разговор, — Это ошибка. Это было ошибкой. Давайте забудем и…

— Я так не считаю, — резко оборвал её Клаус, сократив уверенно разделяющее их расстояние, и коснулся ладонью её щеки, а затем и подбородка, вынуждая её взглянуть на него наконец, подарив ответы на терзающие его сердце вопросы.

Потому что попросту невозможно было выкинуть из головы её мягкую улыбку и сверкающий взгляд голубых глаз, в которых он так хотел увидеть отблеск счастья. Хотя бы раз. Ведь в силах наблюдать был лишь горькие слёзы сдерживаемой тщательно боли, которую ей причинял его младший брат с завидной частотой.

— Это не было ошибкой, — немного тише проговорил Клаус, видя сомнение в её взгляде и мольбу не заводить этот разговор.

Он видел её душевные метания и то, как она сомневалась уже даже в собственных силах, совсем угаснув в стенах этого дворца и не походя уже на ту девушку, что прибыла сюда тогда. Та девушка умела смеяться ведь. Та девушка одаривала своим светом всех вокруг, вынуждая даже его несмело улыбнуться ей в ответ, с трепетом повторив её имя в мыслях несколько раз.

— Не было, — ещё раз с твёрдостью произнеся роковые слова, он склонился к ней решительно ближе, на этот раз первым касаясь её губ поцелуем.

Совсем осторожно и ласково, боясь, что она вот-вот отшатнётся от него и он увидит блеснувшие слёзы в глазах, причиной которых так боялся стать однажды. Но Кэролайн не оттолкнула, не закричала и вовсе не стала сопротивляться, неуверенно наконец ответив на его поцелуй, вызывая робкими движениями мягких губ его гортанный стон. И Клаус мог лишь с отчаянием притянуть её к себе ближе, целуя глубже и напористее, скользя ладонями по её спине и талии, сжимая в пальцах ткань пышного платья.

У них не было будущего, он это прекрасно понимал, но противиться зову своего сердца попросту не мог. Эта обреченность чувствовалась в каждом их движении, отзываясь горечью на языке и вынуждая мелкую слезинку скатиться по её щеке, будто бы в знак того, что она совершила всё же ошибку. Вот только, жалела ли она? Определённо, нет.

========== I can feel it in my bones (Клаус/Кэролайн) ==========

Комментарий к I can feel it in my bones (Клаус/Кэролайн)

Фэндомы: Дневники вампира и Игра престолов

Образы: Джон Сноу, Мелиссандра

Ruelle — Oh my my

Заснеженная земля отзывалась тихим треском, стоило только ступить на заледенелую корку снега. Но Кэролайн совсем не чувствовала витающий на древней стене холод, даже облачённая в тонкую ткань бордового длинного платья, будучи согреваема огнём Владыки, которому поклонялась, веря в его необъятную силу всем своим сердцем и получая от него порой ответ. Милость Владыки привела её сюда, пусть и путём досадных ошибок, что она предприняла, оступившись не раз и неверно истолковав его знаки, выхваченные обрывками из буйного пламени разрушительного огня.

Но в этот раз, она попросту не могла ошибиться, Кэролайн знала это, чувствовала всем своим естеством. Видела отчётливо бастарда, сражающегося в Винтерфелле. Видела, как лорд-главнокомандующий Ночным Дозором покидает стену и отправляется домой. Видела Лёд и Пламя, что ей суждено было свести вместе однажды. Но суровая правда заключалась в том, что Никлаус был мёртв уже вторые сутки. Его тело было исполосовано предательскими ударами ножа, а на лице застыла гримаса боли и недоверия, вынудившая её пролить горькие слёзы и коснуться невесомо кончиками пальцев его щеки, проведя нежно по колкой щетине.

Клаус был похож на загнанного волчонка, всё время отводя смущённо от неё взгляд и явно чувствуя себя более чем некомфортно в её обществе, под столь заинтересованным и порочным взглядом голубых глаз. Она помнила, как без зазрения совести спрашивала у него, был ли он когда-нибудь с женщиной, получая в ответ лишь тихий шепот с утвердительным ответом и напряженные плечи, прикрытые тёмным мехом. Помнила и то, как с ещё большей развратностью обнажилась перед ним, позволяя его взгляду скользнуть по её телу, и вынудила его коснуться ладонью её упругой груди, умоляя её взять. Но он сдержался, обуздал животный голод женского тела и отстранился тогда, совсем не видя восхищение мелькнувшее короткой вспышкой в её взгляде.

А сейчас… сейчас от этого смелого юноши осталась лишь бледная и бездыханная оболочка, по венам которой не текла влекущая её кровь. И скользнув под покровом ночи в один из продуваемых насквозь домиков, она окинула осторожным взглядом собравшихся, совсем не зная, откуда в них столько веры в её могущество и в то, что она способна вернуть кого бы то ни было к жизни. Но обещала. Дала слово хотя бы попробовать.

И кинув в пламя несколько прядей его светло-русых волос, туда где уже плавилась ткань, пропитанная его кровью, она могла лишь прикрыть на миг глаза, упорно продолжая шептать слова на незнакомом для собравшихся языке, ощущая силу, что наполняла её тело. Чувствовала это в своих костях и слышала, как грохочет ветер, принося с собой Его гул, отбивающий быстрый и всё нарастающий ритм. Ощущала озноб, пробирающий её тело, но упрямо продолжала шептать, подходя всё ближе и ближе к телу Клауса, проводя невесомо пальчиками вдоль его живота, прежде чем приложить ладонь к груди.

Затаила дыхание от волнения на краткий миг, надеясь, что вот-вот ощутит первый удар его храброго сердце. Но по-прежнему ничего не происходило и надежда таяла, ускользала от неё, словно пар на ветру. А страх всё подкрадывался к ней, опаляя зловонным дыханием ей спину, вынуждая усомниться в собственным силах, и тогда Кэролайн попросту замолчала, ощущая подступающие к глазам горячие слёзы отчаяния.

— Прошу, — сорвавшись на тихий-тихий, едва различимый, шёпот, произнесла она, — Он должен жить. Должен. Клаус, прошу. Ты не должен быть там. Вернись, найди способ выбраться, — шептала беззвучно, одними губами она, чуть сильнее надавив ладонью на ледяное и твёрдое тело, с завидным упорством продолжая взывать к милости Владыки ипопросту отказываясь сдаваться, — У тебя здесь не было шанса. Ты здесь чужой. Не здесь ты должен быть. Не в этом твоё предназначение. От него ты не можешь скрыться. Только не после того, как всё это началось. Великая война уже близко. Зима уже близко. Готов ты или нет — не важно… ты должен.

Кэролайн буквально ощущала кожей каждую пройденную в абсолютной тишине секунду, что сопровождалась её тихим вздохом. Но ничего не происходило. Абсолютно ничего. Он по-прежнему был мёртв, окутанный ледяными объятиями смерти, что изо всех сил вцепилась в него, не желая отпускать из своего вечного плена. Это бессмысленно. У них не получилось. У неё не получилось. Видениям её не суждено значит сбыться, и всё это было напрасно. Весь этот путь был напрасен.

Отойдя от него на шаг, Кэролайн перевела растерянный взгляд на собравшихся здесь мужчин, что поверили в неё, пусть и на краткий миг. Они действительно верили, что она способна вернуть Никлауса. Видимо, все они здесь глупцы. Все они здесь ничего не знали об этом мире, наивно посмеиваясь над Клаусом за это не так давно.

И только она было направилась к хлипкой двери, как её окликнул рослый одичалый, вынуждая взглянуть на бездыханное тело ещё раз. Вот только увидела Кэролайн там отнюдь не мертвенно-бледную кожу, изуродованную глубокими порезами от кинжала. Вовсе нет. Вдоль живота, прямиком к сердцу, тянулась красная сеточка линий, пульсирующих в свете бушующего пламени, чьи всполохи окрасились кровавым цветом, вынуждая её склонить мигом голову перед тем, кто даровал в этот миг жизнь. Благодарила вновь и вновь мысленно Владыку до тех пор, пока не раздался шумный мужской вздох, с которым потухло пламя даже в скудных восковых свечах, оставляя после себя едкий запах дыма.

Воцарилась на миг тишина, пока Клаус резко не сел, делая рваный вдох за вдохом, будто никак не в силах надышаться и наполнить лёгкие кислородом. Его бил озноб, а воспоминания мощным и беспорядочным потоком хлынули в сознание. Растерянным взглядом серых глаз он скользнул хаотично по сторонам, пока не наткнулся на неё, а затем резко замер, сгибаясь от острой боли и срываясь на оглушающий крик, вынудивший её неосознанно вздрогнуть и поддаться к нему спешно навстречу.

Коснувшись нежно ладонями его лица, Кэролайн вынудила его взглянуть на неё, приказывая всем остальным выйти, слыша лишь, как они торопливо поспешили исполнить приказ, захлопывая за собой скрипучую дверь.

— Что ты видел? Где ты оказался? — спросила тихо и мягко Кэролайн, поглаживая пальчиками его острые скулы и по-прежнему не давая ему отвести взгляд, будто бы только это было способно удержать его в мире живых и не утянуть обратно туда, где застыло время.

— Ничего, — резко зажмурившись от новой вспышки боли, он тряхнул головой, вновь делая прерывистый вдох, — Там ничего не было.

Кэролайн провела ладонями по его плечам в успокаивающем жесте, прежде чем прижаться к нему всем телом и коснуться губ мягким поцелуем, ощущая, как он потянулся к ней навстречу всем своим естеством, впитывая её тепло и срываясь на облегчённый стон от того, что наконец удалось выровнять слегка дыхание и каждый вздох не жжёт теперь огнём его лёгкие. Она крепче обняла его в ответ, зарываясь пальчиками в жёсткие волосы, и коснулась губами его лба, где виднелся тонкий шрам, спускающийся к щеке. Всё продолжала напевать на неведомом ему языке молитву Владыке Света, который сегодня убитому мальчишке, позволил возродиться мужчиной.

========== A walk to remember (Стефан/Елена) ==========

Комментарий к A walk to remember (Стефан/Елена)

Пэйринг: Стефан/Елена

Образы: Лэндон Картер, Джейми Салливан — «Спеши любить».

Ему всегда казалось, что им отведено куда больше времени и впереди их ждут ещё несколько десятилетий, которые они проведут вместе, наслаждаясь скоротечностью отведённых человеческой жизни лет. Но ошибся, в который раз за долгие годы жизни, чьё бессмертие приносило теперь лишь острую боль и горький привкус разочарования, вынуждающий терять веру в смысл собственного существования. И едкий запах лекарств, сопровождаемый тихим писком работающих приборов, лишь ухудшал положение, вынуждая его нахмуриться и изо всех сил сдерживать разрывающие изнутри эмоции, что подталкивали его умело к обрыву, за которым была лишь тьма и отсутствие каких-либо чувств. Стоит лишь дёрнуть с силой переключатель и боль исчезнет, он знал это, отчего-то отчаянно боясь того момента, когда ему придётся это сделать вновь.

Было странно видеть её такой бледной, лежащей в окружении приборов и капельниц, что поддерживали с трудом жизнь в хрупком теле, всё ещё отчаянно борющемся со сжигающей её изнутри болезнью. И всё же она упрямо продолжала верить в чудо и милость Всевышнего, хотя в пору было бы усомниться в своих убеждениях, отвергнуть их и принять его помощь. Они могли бы хоть попытаться что-нибудь исправить, обхитрить витающую вокруг неё смерть, готовую забрать её к себе, и выбить на пару лет больше.

— Прошу. Позволь мне помочь тебе, — хрипло и надрывно произнёс всё же Стефан, вновь встретившись с усталым взглядом карих глаз, в которых едва теплилась ещё жизнь, стремительно ускользающая от неё.

Но Елена в ответ лишь покачала отрицательно головой, выдавив из себя измученную улыбку, украсившую её бледные и потрескавшиеся губы, силясь сдержать горькие слёзы, готовые вот-вот скатиться по щекам. И лишь смогла коснуться кончиками пальцев его сжатой в кулак ладони, прося у него прощения таким образом; прося его не осуждать её.

— Это мой выбор, — прошептала тихонько она, одарив вновь мягкой улыбкой, совсем уже не ощущая боль и сосредотачиваясь лишь на этих драгоценных минутах, когда её сердце всё ещё бьётся в груди и она может коснуться того, кто показал ей, что значит жизнь, взамен получив такой же подарок от судьбы.

— Ты не должна умирать, — покачав досадливо головой из стороны в сторону, он отвёл от неё на миг взгляд, попросту не силах наблюдать за тем, как она медленно, но верно, умирает на его глазах, в то время как он абсолютно ничего не может сделать, имея вечность впереди, — Только не сейчас, не так рано.

Устало вздохнув, она вновь и вновь принялась оглядывать его лицо, стараясь запомнить тщательно каждый сантиметр, желая помнить и видеть его лик в тот миг, когда настанет ей час уйти. Хотела помнить его, как самое светлое воспоминание в своей жизни, ворвавшееся так стремительно в её размеренный мирок.

— Стефан, пообещай мне, что ничего не сделаешь, — выдержав напряжённую паузу, на удивление решительно и твёрдо произнесла Елена, чуть привстав на локтях и посмотрев ему пристально в глаза, — Пообещай, что дашь мне умереть человеком. Так, как я всегда этого и хотела.

Бессмертие было не для неё, это она поняла ещё в тот самый миг, когда увидела его извечную борьбу с жаждой крови и то, как он прикладывает неимоверные усилия, подавляя свою истинную сущность, старательно пытаясь походить на человека. Но Стефан, пусть и не зная этого, был куда большим человеком, чем многие ей знакомые люди, у которых на сердце застыла лишь злоба грубой коркой. В нём была необычная доброта и жажда быть лучше, сияющая ярко во взгляде.

— Это не справедливо. У нас должны были быть годы вместе, — Стефан склонился к ней ещё чуть ближе, обхватывая ладонями её ледяные пальчики, силясь согреть и желая с отчаянием поменяться с ней местами, ведь он уже прожил отведённую ему жизнь трижды, — Прекрасные годы, Елена…

— Это жизнь, Стефан, — мягко произнесла она, всё продолжая и продолжая смотреть на него, так боясь сказать ему «прощай», — Вот, что значит быть человеком. Вот, что значит жить по-настоящему.

— Тебе же всего восемнадцать, Елена, — он ещё больше нахмурился, сдерживая слёзы, что застилали глаза, и невесомо коснулся губами тыльной стороны её ладони, скользя пальцами по нежной коже вновь и вновь, не желая её попросту отпускать, видя и чувствуя всё же, что уже близится конец.

— Знаю-знаю, — беспечно улыбнувшись, Елена прикрыла на миг в блаженстве глаза, стоило только ему коснуться ласково её щеки в неторопливом и ласкающем движении. — Любовь долго терпит, милосердствует, любовь не завидует… — она на миг замолчала, нервно сглотнув от ощущения тугого комка в горле, мешающего сделать полноценный вдох, — Любовь не превозносится…

— Не гордится, не бесчинствует, — в унисон ей произнёс Стефан, сорвавшись на хриплый от переживаний шёпот, — Не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а порадуется истине. Любовь все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит.

Елена улыбнулась ему, прикрывая на миг глаза, чтобы сморгнуть слёзы, и ощутила тёплое прикосновение его губ к своим губам, чувствуя как он принялся стирать пальцами скатившиеся всё же солёные капли по её щекам, силясь попросту удержать ускользающее безвозвратно мгновение, замедлить время хоть на чуть-чуть… понимая всё же, что его уже не вернуть.

Поцелуй не продлился долго, он был совсем мягким и невесомым, неторопливым и нежным, по-своему прекрасным, вынуждающим сердце в его груди забиться так быстро, и он слышал, как её сердце вторило ему, отбивая свой беспокойный ритм. И он знал, что будет помнить об этом моменте вечно.

— Стефан, — Елена погладила его ладонью по щеке, смотря по-прежнему в глаза и ощущая его тёплое дыхание на своих губах, — Пообещай мне, что будешь жить. Пообещай, что не сдашься и будешь бороться. Пообещай мне.

Он замер на какой-то миг, недоверчиво смотря на неё, совсем не понимая откуда в ней столько сил и веры. Почему она думает даже в такой миг о нём больше, чем о самой себе?

Всё что он мог — напряжённо кивнуть в ответ, прикрыв на миг глаза, и сделать глубокий вдох, зная, что Елена навсегда останется самым светлым воспоминанием в его памяти, сколько бы лет он не прожил после этого. И он будет жить. Он будет тем человеком, которого она полюбила.

========== The Voyage of the Dawn Treader (Клаус/Кэролайн) ==========

Комментарий к The Voyage of the Dawn Treader (Клаус/Кэролайн)

Персонажи: Клаус Майклсон, Кэролайн Форбс, Люси Певенси, Эдмунд Певенси, Рипичип, Юстэс.

Фэндомы: Дневники вампира и Хроники Нарнии

Образы: Принц Каспиан, Сьюзен Певенси — «Хроники Нарнии: Покоритель зари».

***

Начало нового путешествия всегда отзывалось беспокойным биением сердца, которое будто бы тянулось всегда к той загадочной и поистине волшебной стране, что зовётся Нарнией уже долгие-долгие века. Нарния стала их частью, шепча порой верные ответы и помогая найти путь, обрести самого себя и вселить веру в самые настоящие чудеса. И не было ничего прекраснее, чем эти красочные пейзажи, от которых захватывало всегда дух. Она знала это, поняла ещё с самой первой минуты, стоило только ей ступить на хрустящий под ногами снег и коснуться величественного фонарного столба, ощутив бьющую из этих земель жизнь, растекающуюся плавно в воздухе нежным запахом весны, что была сокрыта под суровыми льдами.

Обхватив себя руками, Люси неторопливо сделала несколько шажков вперёд, вглядываясь осторожно в лица тех, кто их спас, вытащив из прохладной воды, бьющей ознобом по коже. Совсем не ожидала, что новое путешествие в Нарнии начнётся с вод солёного океана. И наконец увидев знакомое лицо у деревянной лестницы к штурвалу, она кинулась вперёд с мгновенно появившейся широкой улыбкой на чуть веснушчатом лице, совсем уже не обращая внимание на одолевающий тело холод.

— Клаус! — воскликнула она задорно, тут же получая широкую улыбку в ответ и мягкие дружественные объятия, что обдали её неимоверным теплом, заглушив на миг порывистый ветер, отзывающийся гулким эхом в ушах.

— Как? Как вы сюда попали? — немного справившись с удивлением, он отстранился, осматривая внимательнее чуть повзрослевшую Люси и мнущегося позади неё Эдмунда, который с нескрываемым ликованием оглядывал величественный корабль, вновь вернувшись на родные сердцу земли.

Англия уже давно стояла тугим комом в горле, мешая сделать вдох и вынуждая забывать о былых приключениях, о суровых сражениях и о том, что когда-то он был королём. Как же он хотел остаться в Нарнии, подобно Клаусу, и быть частью извечных приключений.

Клаус же, чуть помедлив, перевёл взгляд на светловолосого мальчишку, который истерично пытался освободить лёгкие от воды, срываясь на хриплый кашель, и продолжал при этом настойчиво отталкивать от себя матросов, пытающихся ему в этом помочь. Раньше его он здесь не видел, и будь мальчишка постарше, со спины он мог бы принять его за Питера. Но затем поспешно отмёл от себя эту мысль, помня что старшим из этой четверки уже не вернуться.

— Рад видеть тебя, Эд, — протянул ему руку Клаус, тут же получая в ответ крепкое рукопожатие и чуть смущенную мальчишескую улыбку.

— Ты нас позвал?

— На этот раз нет, — отрицательно покачав головой из стороны в сторону, Клаус на миг призадумался, пока стоящая рядом с ним Люси удивлённо не ахнула, указав пальчиком на голубую гладь океана, где виднелась ещё одна фигурка, старательно пытающаяся удержаться на плаву и не уйти под соленую воду из-за очередной буйной волны.

Вновь закашлявшись, Кэролайн набрала в лёгкие побольше воздуха, силясь доплыть до массивного корабля, понимая, что ткань платья нещадно тянет её вниз, мешая свободно двигать ногами. И прежде чем вновь уйти под воду, она увидела человека, прыгнувшего с борта корабля.

С трудом всплыв вновь на поверхность спустя пару секунд и поморщившись от леденящего кожу холода от низкой температуры воды, она тут же ощутила, как кто-то со спины обхватил крепко руками её за талию, помогая удержаться на плаву. И слегка прищурившись от слепящего в глаза солнца, она взглянула мельком из-за плеча на своего спасителя, тут же встречая его взгляд, в котором мелькнуло неподдельное удивление и примесь восторга, сделавшая его цвет глаз более зелёным.

— К-клаус, — хрипло произнесла она, ощущая, как он тут же чуть крепче прижал её к себе в неосознанном порыве, продолжая грести правой рукой, желая поскорее доставить её к кораблю, заметив как посинели уже от холода её тонкие губы.

— Я тебя держу. Держу, — только и сумел проговорить он в ответ, невесомо коснувшись губами её щеки, видя как его люди скинули с борта корабля в воду верёвки, одну из которых он уже обхватил крепче пальцами, подтягивая их ближе к судну.

Он не думал, что когда-нибудь ещё увидит её, ведь помнил слова Аслана; помнил, как в её голубых глазах сияли слёзы, когда она поняла, что больше сюда не вернётся. Когда поняла, что больше не сможет взять в руки свой любимый лук с красными стрелами, проехаться на верной лошади галопом по лесам и коснуться сочной зеленой травы пальцами. Но сейчас, сейчас она отчего-то была здесь, и Клаус не мог не ощущать вновь беспокойное биение собственного сердца от такой близости к той, что пленила его, околдовав своей красотой и отвагой.

Едва Кэролайн коснулась ногами деревянной поверхности корабля, раздался звонкий голосок Люси, поспешно подбежавшей к старшей сестре, которую она не видела почти год, разделённая огромным расстоянием и затянувшейся войной.

— Но как? — прошептала она, обнимая крепче сестру и получая мягкий поцелуй в висок в ответ. — Я думала, что ты больше не… Аслан ведь сказал… — Люси принялась сбивчиво говорить, убирая мокрую прядь тёмных волос с лица, что уже давно выбилась из некогда аккуратного хвостика.

— Я сама не знаю, что произошло, — улыбнувшись ей, Кэролайн недоуменно пожала покатыми плечами, переводя взгляд на Эдмунда, что неловко подошёл к ней, чуть приобнимая.

— Значит, ты верила, что вернёшься, — прошептала Люси, мысленно благодаря Аслана за то, что позволил ей вернуться; за то, что всем им позволено было вернуться сюда, в страну, где они стали единым целым и научились стоять друг за друга на смерть, совсем позабыв о былых разногласиях.

Оглядывая внимательно величественный корабль, Кэролайн вдруг ощутимо вздрогнула, когда Клаус накинул ей на плечи тёплую ткань, на миг сжав предплечья ладонями, чем вынудил её смущённо отвести взгляд. Туда, где как раз Юстэс пришёл в себя, уже поднявшись резво на ноги и подняв возмущённый крик, вынудивший её поморщиться.

— А он с возрастом стал ещё более невыносимым, — пробормотала в ответ на это Кэролайн, вызывая тихий смешок у младшего братишки, теперь понимая, что они терпели день за днём, пока она была с родителями в Америке, изредка обмениваясь с ними письмами.

— Может выкинем его за борт? — тихонько предложил Эдмунд, получив два одинаково удивленных взгляда от сестёр, в ответ на которые он лишь беспечно пожал плечами, вновь засмеявшись, когда их кузен рухнул в обморок, увидев Рипа, что недоуменно теперь маленькими лапками поправлял красное перышко за мохнатым ушком.

Клаус же по-прежнему стоял совсем рядом, продолжая её рассматривать, будто силясь уверить себя в её реальности. А затем наконец привлёк к себе внимание всех находившихся на корабле, в чьих глазах застыл немой вопрос.

— Те, кого мы спасли, — король и королевы Нарнии, — провозгласил он громко, скользнув взглядом вновь по Кэролайн, которая чуть обернулась к нему.

Краем глаз Клаус заметил, как все преклонили колено перед ними, и спустя всего пару секунд, поддавшись непонятному для него порыву сердца, он чуть склонил голову перед ней, получая в ответ её мягкую и немного смущённую улыбку. Быть может, в этом и была его награда за любовь к нарнийским землям и их обитателям, на чью сторону он встал, вопреки текущей по его венам крови тельмаринца. И лишь заметив как всё ещё дрожат от холода Кэролайн и Люси, он тряхнул головой из стороны в сторону, сбрасывая с себя это наваждение.

— Вы с сестрой займёте мою каюту, — сказал наконец Клаус, — Я поищу что-нибудь сухое. Только, боюсь, что платья здесь не отыскать.

— Всё в порядке, — тихонько проговорила в ответ Кэролайн, вновь встречаясь с ним взглядом и ощущая, как горят предательски её щёки, наливаясь алым румянцем, который она поспешила скрыть ложной дрожью от холода.

Клаус неловко улыбнулся ей и поспешно удалился, вызывая у Люси тихий смешок, с которым она проводила его, прежде чем повернуться лицом к сестре.

— Кажется, я знаю, почему ты вернулась, — шепнула ей заговорщически она, тут же получая в ответ недоуменный взгляд ясных, будто лазурные воды Беруны, глаз, — Здесь бьётся твоё сердце, — Люси многозначительно глянула на тельмаринца, отдающего распоряжения своим людям, и не сдержала довольную улыбку.

И Кэролайн, проследив за её взглядом, невольно вновь смутилась, плотнее кутаясь в одеяло и стараясь отогнать от себя назойливые мысли о правдивости слов младшей сестры.

***

Коснувшись невесомо пальчиками тёмного дерева борта «Покорителя Зари», Кэролайн невольно улыбнулась, вслушиваясь в сладкое пение Рипичипа, который сидел рядом с драконьей головой корабля, махая неспешно хвостиком из стороны в сторону. Запах солёной воды океана, вкупе с теплом заходящего солнца и лёгкого ветра, треплющего её белокурые волосы, вынудили сердце наполниться давно забытым теплом, которое бывает, когда возвращаешься домой после долгих странствований.

— Я думал, что мы больше не увидимся, — бесшумно подойдя к ней, негромко проговорил Клаус, так же как она и опираясь на борт корабля ладонями и вдыхая запах океана; видя игриво ныряющих со звонким смехом в водную гладь русалок, оставляющих за собой лишь тихий всплеск.

— Да, я тоже, — признала Кэролайн, подкрепив слова лёгким кивком головы.

— Тебе нравилось в Англии? — поинтересовался он, вновь скользнув пристальным взглядом по её профилю, вспоминая раз за разом тот миг, когда он окончательно в неё влюбился.

Помнил, как она была на грани смерти, отчаянно отбиваясь от посланных за ними с Люси вдогонку наёмников, рискуя своей жизнью, чтобы выиграть для неё время. С любящим сердцем, в котором полыхала отвага, она натягивала раз за разом тетиву верного лука, пуская стрелы с ярко-красным оперением, готовясь сражаться за Нарнию до своего последнего вздоха.

— Я была всё это время в Америке, — ответила Кэролайн спустя несколько секунд неловкой заминки, совсем не зная, как ей вести себя с тем, кто, как она думала раньше, остался в прошлом, на страницах детских воспоминаний, что со временем забудутся, — Старалась жить реальностью

— Но получалось плохо? — проницательно уловив в её голосе отголосок грусти, поинтересовался он, понимающе ей улыбнувшись.

— Да, — Кэролайн попросту не смогла сдержать ответную улыбку, пристально разглядывая его лицо, принявшее куда более мужественные черты, чем прежде, тогда как она едва ли изменилась, — Я была сама удивлена. Но Люси, кажется, права. Нарния проникает в сердце, заполняет собою всё и не отпускает… — она ненадолго замолчала, нервно сжав пальчиками ткань его светлой туники, которую надела вместо своего промокшего насквозь платья, — А как ты, Клаус? Нашёл себе королеву?

— Да, — ни секунды не колеблясь, ответил он, видя мелькнувшую печаль во взгляде голубых глаз, которую она поспешила отогнать, — Она очень красивая, добрая и невероятно отважная. И её прощальный поцелуй я не могу до сих пор забыть.

Кэролайн тут же взглянула на него, затаив от волнения дыхание, коря себя за такую несообразительность, что одолела её сперва. Ведь и правда на миг поверила в то, что он нашёл себе уже другую. Всё же прошло уже три года с их последней встречи и он думал, что больше им не суждено будет увидеться.

— Никому не под силу затмить тебя, Кэролайн. Никому, — он приблизился решительно чуть ближе, обдавая горячим дыханием её губы, — Позволишь?

Кэролайн заторможено кивнула, прикрывая глаза, и тут же ощутила на своих губах осторожное прикосновение его сухих губ, невольно прижимаясь к нему ближе и отвечая несмело на неторопливый поцелуй, скользнув ладонями по его плечам и коснувшись в итоге пальчиками невесомо его острых скул.

И слова сказанные старым профессором тогда, обрели вдруг смысл для неё в этот день. Ведь и впрямь, не стоит даже и пытаться дважды пройти одним и тем же путём. Не стоит вообще пытаться сюда попасть. Это случается, когда меньше всего ожидаешь.

========== Proceed with what you’re leading me to (Клаус/Кэролайн) ==========

Комментарий к Proceed with what you’re leading me to (Клаус/Кэролайн)

Пэйринг: Клаус/Кэролайн

Образы: Стефан Сальваторе, Ребекка Майклсон.

Witchcraft — Frank Sinatra

Мягко покачиваясь в такт плавной и тягучей мелодии, Кэролайн на миг прикрыла глаза, скользя любовно пальчиками по микрофону и окидывая беглым взглядом собравшихся здесь людей. Ощущала терпкий запах виски и ароматных сигар, чей дым клубился в полумраке, пропитывая собою весь зал и наполняя атмосферой вседозволенной расслабленности, в которой запретный алкоголь казался совсем привычным делом.

Взгляд её голубых глаз, подведённых угольно-чёрной подводкой, вновь остановился в который раз за вечер на боковом столике, откуда снова раздался взрывной мужской хохот, вынудивший её недовольно нахмуриться и повысить намеренно голос, вытянув напряжённо ноты заканчивающейся стремительно песни, которой она касалась ласково своими губами и сердцем.

И наконец ей удалось обратить тем самым на себя внимание светловолосого мужчины, который в порыве пагубного любопытства лениво обернулся к ней, взглянув сперва мельком из-за плеча. А затем он, скользнув по ней ещё более пристальными взглядом несколько раз, повелительно махнул ладонью сидящим рядом с ним за одним столом изрядно подвыпившим мужчинам, призывая их к молчанию и вынуждая этим жестом Кэролайн наморщить аккуратный носик от отвращения и отвести от него взгляд.

Вновь плавно качнув бёдрами, она погрузилась полностью во льющуюся по залу мелодию, пропуская её сквозь себя и прикрывая в блаженства глаза, завершая песню томным и чуть хрипловатым шёпотом, после которого раздались бурные овации, вызвавшие на её губах лишь лёгкую улыбку. С годами она уже разучилась находить радость во всеобщем признании, прекрасно и без этого зная, насколько её голос может околдовывать.

Проведя небрежно пальчиками по белокурым локонам, она спустилась с миниатюрной сцены, направляясь уверенно к бару и до сих пор ощущая на себе пристальный взгляд серых глаз, так оценивающе прошедшийся по ней всего несколько мгновений назад. Она бы с радостью возмутилась подобной выходке и вопиющему неуважению, но настроения на очередной скандал у неё сегодня не было. Не хотелось портить такой приятный вечер, тем более она обещала Глории вести себя прилично и не питаться на территории бара. А кто знает, до чего её может довести вспышка злости и мужское хамство, ставшие в эти дни совсем обыденным делом.

— Налей мне шампанское, — подойдя к барной стойке, произнесла мягко она, скользнув пальчиками по гладкой поверхности и чуть оперевшись на неё в ожидающем жесте локтем.

— Запиши на мой счёт, — тут же раздался позади повелительный мужской голос, в котором ощутимо улавливался британский акцент, с мелькающими в нём нотками куда более древней вариации языка.

И Кэролайн не нужно было даже оборачиваться, чтобы понять, кто нарушил её уединение, привнеся в расслабленную атмосферу вновь изрядную долю снобизма и раздутого самомнения.

— Думаете я не в состоянии заплатить за себя? — чуть повернув неторопливо голову в его сторону, поинтересовалась холодно она, вызывая этим на его губах лишь колкую усмешку, с которой он шагнул чуть ближе и прислонился уверенно спиной к барной стойке, прежде чем вновь скользнуть по блондинке пристальным взглядом.

— Ну что вы, — протянул с обаятельной улыбкой на пухлых губах он, — И в мыслях не было. Это в качестве извинения за то, что ваш прекрасный голосок был неоценен сперва, — Клаус коснулся её руки и уверенно обхватил её своими пальцами, приближая с силой к своим губам, чтобы в следующую секунду запечатлеть галантно поцелуй на тыльной стороне её ладони, обтянутой тканью белоснежной бархатной перчатки.

И такая жалкая лесть вызвала в Кэролайн лишь едкую усмешку, наполненную холодным безразличием, что вынудила его удивлённо взглянуть на неё и сорваться на тихий вздох. Ведь прежде никогда ещё женщина так не реагировала на его общество, продолжая открыто насмехаться и проявлять невиданную холодность.

— Это вы так извиняетесь за свою ограниченность? — вопросительно вздёрнув бровь, она склонила голову чуть на бок, изгибая губы в порочно ласковой улыбке, вынудившей его невольно заострить внимание на её лице и алом оттенке помады, что так идеально вторила цвету горячей и пряной крови.

И до него лишь спустя несколько секунд дошло сказанное, начисто сметая весь контроль и желание быть вежливым. Потому Клаус резко подался вперёд и в хищническом порыве коснулся ладонью её талии, чтобы не дать ей в ужасе сбежать. Но она в ответ лишь тихонько засмеялась, чуть откинув голову назад и обнажив белоснежную кожу тонкой шеи, а затем мягко прошептала ему прямо в губы:

— Ох, сколько ярости в этих движениях, — погладив ладонями его плечи, она ощутила, как напряжение в его теле стремительно исчезает, вызывая этим её довольную улыбку.

Склонившись к нему ещё ближе, вынуждая его ощутить запах её духов, Кэролайн стянула медленным движением перчатку с правой ладони, прежде чем коснуться бесстыдно кончиками пальцев уголка его губ, поддевая указательным пальчиком засохший след крови и вынуждая мужчину нервно сглотнуть от столь приятной близости обжигающе горячего женского тела.

— Вы скажите мне своё имя? — прошептал хрипло он, ощущая как тесно становится в брюках лишь от одного вида её алых губ, сомкнувшихся плотно вокруг указательного пальчика, на котором виднелись следы крови, оставшиеся после его последней жертвы.

Но Кэролайн в ответ лишь довольно усмехнулась, игриво склонив голову набок и скользнув влажным пальчиком по его губам, дразня ещё больше уверенным взглядом, в котором застыла порочная загадочность.

— Только когда вы это заслужите, Клаус, — дала наконец ответ она, беря бокал с шампанским за тоненькую ножку, и, отпивая слегка шипучую жидкость бледно-золотого цвета, одарила его вновь холодной усмешкой, — Всего доброго.

Она улыбнулась ему слегка на прощание, уверенно уходя от него, плавно покачивая округлыми бёдрами и вынуждая расшитую бисером бахрому звенеть мелодично в такт её неспешным шагам. И Клаус это расценивал как вызов, который он готов был с радостью принять, уже ощущая на языке привкус сладостной победы.

========== It’s too late to say you’re sorry (Санса/Петир) ==========

Комментарий к It’s too late to say you’re sorry (Санса/Петир)

Фэндомы: Игра престолов и Убить Билла.

Образы: Билл, Беатрикс Киддо (Чёрная мамба) — «Убить Билла».

Malcolm McLaren — About her

Путь мести никогда не бывает прямым. Он подобен дремучему лесу, и, как в лесу, на этом пути легко сбиться, заблудиться, забыть, как ты попал сюда, потерявшись в огненной ненависти, сжигающей тебя изнутри. Но Санса готова была потеряться в этом чувстве, ведь цеплялась за него изо всех сил, потому что ничего уже кроме этого у неё и не осталось. Сердце превратилось в острую и непробиваемую глыбу льда, стоило ей только взглянуть тогда на некогда любимое ею лицо, обрекшее её на страдание, перед тем как погрузиться в пугающую тьму. Её преследовало каждый день лицо того, кто отнял у неё всё, не сумев от себя отпустить и смириться с тем, что её жажда жить нормальной жизнью пересилила какие-либо чувства к нему. К тому, кто когда-то вложил пистолет в её дрожащие ладони, выковав из неё идеально острый, поистине смертоносный, клинок.

Их имена она повторяла вновь и вновь, находя для себя таким образом новую цель, погрязая ещё больше в крови от которой бежала тогда без оглядки, желая начать всё сначала. И его имя было оставлено ею напоследок. Санса жаждала, чтобы он знал, что она идёт за ним, погружая весь его мир в так любимый им хаос, обрубая на корню все попытки спасения и убивая одного за одним, вычеркивая красным маркером ненавистные её сердцу имена. Доказывала ему, что зря он нарёк её самой смертоносной; зря он оставил её тогда в живых, не пустив всё же пулю в лоб самолично. Терпеливо покрывала белоснежную кожу рук густой кровью своих врагов, совсем не торопясь и не действуя не обдумано, идя за их жизнью с ледяным рассудком и безразличным взглядом, сбившись окончательно со счёта убитых на этом извилистом пути.

Петир уничтожил её тогда, сломал изнутри и оставил умирать от боли, отняв всё, что ей было дорого в этом мире. И ступая теперь осторожно по хлипкому паркету, она могла лишь крепче сжать пистолет, ощущая как сердце чуть ускорило ритм своего биения, предчувствуя близость конца и уже видя выход. Скользила внимательным взглядом по погружённым в темноту комнатам, умело ориентируясь и улавливая даже малейший шорох, помня давние суровые уроки, что усвоила вместе с острой болью, закалившей её буйным огнём, под стать длинным локонам.

Он ждал её, это Санса видела в его совсем не удивлённом взгляде и лёгкой усмешке, застывшей на суровом лице, испещрённом уже мелкими морщинками у глаз и тонких губ. Вот он, мужчина с камнем вместо сердца. Мужчина, которого она имела глупость любить, веря, что в нём осталось хоть что-то хорошее. Извинений она от него и не ждала, они были попросту бессмысленны. Их было недостаточно. Они изрядно запоздали. Да и вряд ли этот человек умеет извиняться, действуя лишь в угоду своим прихотливым порывам, очерняя даже то, что испытывала к нему она, скользя ладонями по сильным плечам и вдыхая запах перечной мяты, что источали его поцелуи. И как же она хотела забыть его садистский смех, когда буквально захлебывалась собственной кровью, что покрыла её подвенечное платье, пропитав насквозь воздушную ткань.

— Санса, — он на удивление тепло ей улыбнулся, одним мягким движением большого пальца включая светильник у глубокого кресла, осветивший небольшую гостиную, по которой она бегло скользнула настороженным взглядом, ища скрытый подвох.

Войдя всё же спустя пару секунд внутрь, она всё так же держала его под прицелом, всё никак не решаясь выстрелить и покончить наконец со всем этим, освободившись от железных оков возмездия. Вместо этого ощутила лишь постыдную дрожь сомнения, которую поспешила тут же отогнать, приближаясь к нему ещё чуть ближе. Будто желала убедиться, что он вовсе не иллюзия, а она и правда здесь, вовсе не на деревянном полу местной церкви, где витал лишь едкий запах крови её жениха и малочисленных друзей.

— За что? — крепче сжимая пистолет пальцами, напряжённо проговорила сквозь зубы она, хищнически склоняя голову чуть набок и видя лишь спокойствие на мужском лице, будто бы не отделяло его от смерти всего одно нажатие на спусковой крючок.

— Я отреагировал, — выдержав небольшую паузу, всё же ответил Петир, поднимаясь плавно на ноги и подходя чуть ближе, осматривая хрупкую женскую фигурку более пристальным взглядом, будто восполняя возникшие за четыре года пробелы.

— Ты отреагировал? — голос предательски дрогнул, и Санса ощутила как в носу тут же неприятно защипало в преддверии подступающей истерики, отозвавшейся тугим комком в горле и вспышкой слабости, которую он уловил проницательно за долю секунды.

Ему понадобилось всего лишь одно уверенное и молниеносное движение рукой, чтобы выбить пистолет из её рук и схватиться пальцами за огненные пряди волос, вызвав тихое девичье рычание, слетевшие с её губ, прежде чем она высвободилась из его крепкой хватки и парой давно отточенных движений сбила его с ног, вынудив упасть лицом вниз.

— Отреагировал? — переспросила она в этот раз куда более холодно, наблюдая с жёсткой усмешкой за тем, как он приподнимается неторопливо на локтях, стирая тыльной стороной ладони кровь, скатившуюся по щеке из рассеченной брови.

— Это был самый мазохистский поступок в моей жизни, — с трудом поднявшись на ноги и слегка пошатнувшись, Петир взглянул на неё вновь, тем самым взглядом, что прежде вызывал улыбку на её губах; тем самым взглядом, после которого он называл её с гордостью своей прекрасной девочкой, — Ты разбила мне сердце.

Она на миг замерла, всё так же готовясь нанести ему новый удар, отбрасывая подальше всё то, что их связывало, и вновь и вновь вспоминая, с какой жестокостью он отдал тогда приказ, помня лишь раздавшиеся после этого выстрелы и боль от ударов, что последовала за ними. Он стоял над ней, всё пытаясь, как и всегда, оправдать свой гнусный поступок. Такому нет прощения, понимали это оба.

Петир вновь улыбнулся, на этот раз лишь уголками губ, и в абсолютной тишине раздался тихий щелчок складного ножа, а затем блеснуло стальное лезвие, от которого она едва успела увернуться, чересчур быстро сокращая между ними расстояние и блокируя его удар, утративший давно былую силу. А, быть может, просто она стала ещё сильнее, и потому с довольной усмешкой приняла его тихий вскрик, последовавший за хрустом сломанных костей в кисти. Времени уже медлить не осталось, потому, напрягая до предела пальцы правой руки, она быстро и точно нанесла пять ударов в пять разных точек у сердца, слыша хриплый и булькающий звук, вырвавшийся из его горла внезапно. Тоненькая струйка крови тут же скатилась по его подбородку, и он сделал жадный вздох, прижав ладонь к груди, прежде чем перевести на неё ошарашенный взгляд и тихо, на выходе, прошептать:

— Он научил тебя, как можно пятью пальцами разорвать сердце? — его губы на миг дрогнули в улыбке, а в глазах читалась лишь гордость при взгляд на неё; на ту, что стала его самым совершенным творением.

— Конечно, — Санса совсем не понимала откуда взялись слёзы в глазах, почему ей так больно и почему осознание того, что он уже почти мёртв, вызывает такие колкие ощущения, — Я плохой человек, я знаю, — прошептала неожиданно она, понимая что не может больше держать это в себе, позволяя попросту слезинке скатиться по её щеке.

— Нет, — отрицательно покачал головой из стороны в сторону он, едва дыша, — Ты замечательный человек. Мой любимый человек.

Санса вымученно улыбнулась, а затем скользнула ладонью невесомо по его щеке, зная что он не убьёт её. И Петир на миг прикрыл глаза, наслаждаясь столь нежным жестом, прежде чем несмело шагнуть вперёд на негнущихся ногах, отсчитывая мысленно ровно пять отведенных его жизни шагов, дающихся на удивление легко и просто. Потому что время пришло. Она имела право на месть, а он заслуживал смерти. Всё честно.

И сорвавшийся с его губ последний хриплый вздох, с которым он рухнул на пол гостиной, вынудил её замереть на секунду, а затем запрокинуть голову, обращая взгляд к потрескавшемуся потолку, и сделать глубокий вдох, ощущая как катятся слёзы по её щекам, а с плеч спадает тяжкий груз. Он мёртв. Петир мёртв, и она может наконец двигаться дальше, а боль на сердце пройдёт. Обязательно пройдёт, оставив попросту там очередной шрам.

========== If you could only see the beast (Элайджа/Кэтрин/Клаус) ==========

Комментарий к If you could only see the beast (Элайджа/Кэтрин/Клаус)

Пэйринг: Клаус/Кэтрин/Элайджа

Образы: Братья Сальваторе -> братья Майклсоны; двойники – Элайджа и Кэтрин

Если бы только он мог увидеть зверя, что скрывался под кокетливой улыбкой и лукавым взглядом карих глаз. Если бы он только мог узнать, что за тьма течёт по её венам, вынуждая прикрывать в блаженстве глаза от пряного аромата крови, оставляющего сладость на языке и чувство лёгкого возбуждения, что приятной негой окутывает тело, заставляя сходить с ума и поддаваться раз за разом животному голоду без какого-либо намёка на сожаление. Но он не знал, и Кэтрин это принимала с довольной улыбкой, часто посматривая на него украдкой, вновь ожидая того мига, когда сможет вывести его из привычного состояния холодной отчуждённости. Такой, в какой он пребывал и сейчас, держа чуть потрёпанную книгу в руке и наслаждаясь чашкой утреннего чая, следуя извечной — скучной — традиции.

Кэтрин же, не находя в этом никакого удовольствия, в который раз осмотрела роскошное семейное поместье, думая почему задержалась именно здесь на столь долгое время и почему изменила своей привычке. Ведь ощущение домашнего тепла ей теперь всё равно не сыскать. Привыкла уже быть вечно в пути, стараясь сбежать от чувства ненужности и того факта, что никто и никогда не сможет её принять такой, какая она есть. Привыкла ведь всего добиваться всегда внушением, стараясь уверить себя, что так жить намного проще. И у неё выходило. Временами.

Вот только рядом с Элайджей Майклсоном ничего не получалось, даже ввести себя в заблуждение. Отчего-то в его обществе она ощущала дикую потребность сдержать жажду и в то же время, выпустить монстра наружу, чтобы скользнуть губами по пульсирующей венке на его шее, провести ногтями с силой по коже его груди, чтобы ладонью ощутить его биение сердца сквозь тёплую плоть, в которую так хотелось вцепиться изо всех сил клыками порой. Вместо этого же лишь улыбалась, умело соблазняя его и подводя к тому, чтобы раскрыть свою суть, не стирая ощущения и воспоминания внушением, как поступила лишь однажды. Стоило только ему увидеть то, что совсем не полагалось.

Заинтересованный взгляд его карих глаз она ловила всегда с мягкой усмешкой на губах, прекрасно осознавая, что он находит её привлекательной; что он влюблён в неё, вот только всё так же продолжает сохранять маску суровой вежливости, позволяя ей изредка дать трещину. И это забавляло, вызывало ещё больший интерес, к которому она относилась с присущей ей осторожностью, нутром ощущая, что не стоит подпускать этого мужчину слишком близко. Он способен её сделать уязвимой, а это она себе позволить не могла.

— Элайджа, — всё же обратилась к нему как всегда вольно Кэтрин, поставив аккуратно почти нетронутую чашку с ароматным чёрным чаем на фарфоровое блюдце, игриво вздёрнув при этом бровь и растянув губы в мягкой улыбке.

— Я вас слушаю, леди Пирс, — спокойно отозвался он, отложив книгу в сторону и обратив на неё вопросительный взгляд, невольно продолжая скользить по прелестному личику, подмечая тонкие аристократические черты, что были чуть заострёнными, выдавая её дикий нрав.

Её визит в их поместье и впрямь затянулся, и Элайджа понятия не имел, сколько же ещё это продлится и каковы правила этой игры, которая, кажется, и вовсе была лишена каких-либо условий и конца.

— Ох, я ведь просила вас называть меня по имени, — кокетливая улыбка коснулась её губ, и Кэтрин склонила голову чуть набок, поправляя миниатюрную шляпку в тон платья, вновь без какого-либо стеснения смотря ему пристально в глаза.

Снова игра. Снова часть какого-то великого замысла, который он ненавидел всем сердцем, попросту желая отбросить подальше всё притворство и уехать с ней повидать этот необъятный мир, оставив позади этот дом.

— Разумеется, — натянуто улыбнулся он, срываясь на нервный вздох, который не укрылся от её чувствительного слуха.

С ним была куда сложнее, чем с другими мужчинами, которых она обычно очаровывала с осторожностью, боясь нарваться на охотника или человека, принимающего вербену и верящего в древние легенды, рассказанные кем-то из старших. И всё же, это подогревало интерес. Ей нравилось играть с этим чувством, подталкивая его вновь сдаться ей, чтобы ощутить снова вкус его губ, отдающий этим самым горьким чёрным чаем, что он так любил пить по утрам.

— Вам не скучно? — поинтересовалась она, чуть наклонившись к нему ближе, позволяя ему скользнутьневольно взглядом по вырезу её платья, что обнажало хрупкие плечи и острые ключицы.

И он скользнул, невольно задержав дыхание, но чересчур быстро вернул себе прежнее самообладание, мыслями возвращаясь к её вопросу.

— Скучно? — переспросил недоуменно Элайджа, совсем не понимая, к чему вообще понадобилась эта игра, и почему он продолжает покорно принимать в ней участие, идя раз за разом на поводу у Катерины.

— Книга способна разве заменить человека? — коротко усмехнулась она, едва подавив игривый смешок, — Ну же, Элайджа, не будь таким занудой.

В его взгляде мелькнуло удивление короткой вспышкой, когда она резко отбросила все правила приличия, вновь произнеся его имя со свойственной ей капризностью в мягком и тягучем голосе, что умело окутывал и проникал под кожу, вынуждая его порой проклинать тот день, когда его сердце полюбило столь своенравную женщину. От этого одни лишь беды. Но противиться этим чувствам было уже невозможно.

— Ты так старательно избегаешь меня, будто чумы, — она недовольно скривилась на миг, вызывая у него непроизвольной улыбку, — Разве моё общество тебе так неприятно?

— Избегать вас, леди Кэтрин, благоразумно, — выдержав паузу, произнёс он с ощутимым напряжением в голосе, резко отводя от неё взгляд, едва заслышав приближающиеся к веранде тяжелые мужские шаги.

И слух его не подвёл, ведь спустя пару секунд показался его брат, одарив присутствующих лёгкой улыбкой, прежде чем с безукоризненной вежливостью произнести:

— Доброе утро.

— Полагаю, это и есть причина благоразумия? — поинтересовалась спокойно Кэтрин, проигнорировав начисто появление его младшего брата, который всего лишь пару часов назад скользил губами по её телу, властно притягивая её к себе раз за разом.

Элайджа лишь согласно кивнул ей, проследив взглядом за Никлаусом, который прошёл неторопливо к столу и сел рядом с ней, вызывая у неё этим жестом лишь короткую и самодовольную усмешку.

— Чем думаете заняться, мисс Пирс? — поинтересовался вдруг он, — Что-то последнее время вы совсем не покидаете поместье. Вы находите наше общество таким занимательным? — хищная улыбка коснулась губ Клауса, и он скользнул по её телу более откровенным взглядом, прекрасно зная о чувствах брата; зная и о том, что тот наслышан об их с Кэтрин связи, отзывающейся её громкими стонами по ночам.

Вот только Клаус знал и то, что брат не сможет вмешаться. Не сможет шагнуть дальше, оставаясь всё тем же джентльменом, который позволяет себе даже с такой, как Кэтрин, лишь поцелуи и недолгие беседы наедине. Попросту не хочет повторения давней истории ведь.

— Возможно, стоит съездить в город, — чуть поразмыслив, произнесла Кэтрин, — Элайджа, вы составите мне компанию?

Не могла не заметить, как Клаус скривился в ответ на это предложение, в то время как Элайджа скользнул по нему напряженным взглядом, вновь подавляя свои чувства ради него. Знал ведь, что ничего особого она не испытывает к Клаусу. Всё чего она жаждала — его внимания и острое наслаждение от того, какой у него дикий нрав. И этот самый нрав она любила подавлять, находя и впрямь забавным контроль над таким мужчиной.

— Элайджа, брат мой, у тебя ведь были другие дела, не правда ли? — вновь едко усмехнувшись, Клаус выжидающе взглянул на него, давая этим понять, что не стоит совершать столь опрометчивых поступков.

— Оставлю вас одних, — выдержав вновь напряжённую паузу, Элайджа вышел из-за стола, небрежно бросив белую тканевую салфетку на деревянную поверхность, совсем не находя нужным начинать очередной спор, что не закончится ничем хорошим, а принесёт с собой лишь ещё больше проблем и боли.

Кэтрин же заметно нахмурилась и поспешила подняться на ноги, вот только ощутила железную хватку на своём запястье, с которой Клаус её пытался удержать на месте, так яростно желая владеть ею единолично. Совсем не мог смириться с задетым самолюбием. Вот только он выбрал не совсем верное время для своей никчёмной ревности, которая уже начинала вызывать у неё чувство лёгкой скуки.

— Убери руку, — раздраженно прошипела Кэтрин, с лёгкостью высвобождаясь, прежде чем склониться к нему ближе, заглядывая уже по привычке в глаза, чтобы внушить ему в очередной раз за время её визита, — Не вмешивайся.

Довольно улыбнувшись, она поспешила догнать Элайджу, которому, в отличие от его брата, внушала лишь раз, когда он застал их с Никлаусом в постели, ровно в момент властвования её голода над ней, что отзывался привкусом его крови во рту и пугающей сеточкой вен у глаз. И отчего-то ей не хотелось, чтобы он помнил, каким монстром она может быть. Чувствовала к нему совсем непонятную, почти навязчивую, тягу. И порой у неё мелькала мысль, что, быть может, именно он тот мужчина, что способен её полюбить по-настоящему, вопреки всему. Будто бы сама судьба подтолкнула её к нему, нашёптывая ей оставаться здесь подольше. И она подчинялась, стараясь побороть ощущение неприкаянности.

— Элайджа… — позвала его Кэтрин, видя лишь его напряжённую спину в этот миг, ощущая исходящий от него волнами гнев, что вызывал дикий восторг, ведь именно таким он нравился ей больше всего; именно в такие моменты он был настоящим.

Резко обернувшись в её сторону, Элайджа поспешно сократил между ними расстояние, вызывая у неё удивлённый возглас, когда с силой притянул её к себе ближе, несдержанно касаясь её губ требовательным поцелуем. И этот поцелуй был далёк от тех робких и неуверенных касаний, что он позволял себе прежде. Этот поцелуй вынуждал её крепче цепляться за него, притягивать к себе ближе и зарываться пальцами в его короткие волосы на затылке. И она позволяла ему руководить; позволяла себе на миг забыть о контроле и об игре, которую вела постоянно, придумывая собственные правила на ходу, говоря остальным, что их вовсе не существует.

— Я буду любить тебя вечность, — прошептал вдруг он, прежде чем скользнуть губами на кожу её шеи, покрывая её пылкими поцелуями-укусами, вызвавшими её довольный стон.

— Вечность — так долго, — чуть ли не промурлыкала от блаженства она, срываясь на тихий смешок.

— Не достаточно, — прошептал хрипло Элайджа тут же в ответ, на миг зажмурившись, силясь обуздать свои чувства, что разрывали на части и вынуждали его выдержку трещать позорно по швам. — Я так хочу, чтобы ты была только моей.

Вот она, характерная чёрта Майклсонов. Вечно желают быть единственными. Вечно желают подчинить себе. Вот только проблема была в том, что она хотела их обоих. Так было проще. Так она не станет уязвимой.

— Твой брат хочет того же, — звонко рассмеялась она, сорвавшись на очередной стон, стоило ему только скользнуть языком по чувствительной точке на шее, послав мурашки по телу и жажду вкусить его кровь прямо сейчас.

Она уже ощущала режущую боль в дёснах, мечтая ощутить, какова на вкус его кровь. Похожа ли она на кровь его брата или куда более сладкая? Вот только верна была своему желанию сделать это без внушения, потому и настойчиво коснулась его плеч ладонями, чуть отталкивая от себя и вынуждая его отступить на несколько шагов назад.

— Так мы поедем в город? — капризно протянула Кэтрин, всё ещё тяжело дыша и сверкая бесстыжим блеском в карих глаз, что он сумел разглядеть без труда.

— Конечно, — немного хрипловато произнёс он, — Вот только…

— Я разберусь с Клаусом, — перебила его тут же она, прекрасно зная, что он скажет дальше, совсем не желая сейчас даже слышать имя его младшего брата, которого она хотела видеть лишь по ночам, чтобы удовлетворить свой голод. — Мне нужно переодеться, — вновь игриво улыбнувшись ему, она поспешила удалиться, делая очередной ход в этой нескончаемой игре.

И стоило ей только подняться к себе в спальню, как Элайджа услышал тихий смешок за своей спиной, в ответ на который он только и мог разве что прикрыть глаза и сделать глубокий вдох.

— Это так занимательно, — с ленивой усмешкой протянул Клаус, наконец встречаясь с братом взглядом, кажется, забавляясь тем, как складываются обстоятельства.

— Занимательно? — уточнил он, старательно сохраняя привычную холодность.

— Ты и я. Мы оба испытываем чувства к одной и той же женщине, — он взглядом указал в сторону массивной деревянной лестницы, по которой всего минуту назад ступала Катерина, думая что она на этой шахматной доске значимая фигура, — И оба знаем, кто она на самом деле.

— Вот только наши чувства разнятся, — горько усмехнувшись, проговорил негромко Элайджа в ответ, — Я люблю её, а ты ненавидишь всем сердцем.

— Ты любишь её только потому что у неё лицо Татии, — возразил поспешно Клаус, вновь скользнув по нему пристальным взглядом, буквально кожей ощущая какие страдания ему приносит то, что он должен либо и вовсе её к себе не подпускать, либо перешагнуть через себя и разделить её с братом; так, как было уже прежде в их человеческой жизни.

— Ты не прав. Я люблю и Катерину, — он вновь глянул в сторону лестницы, совсем не зная, остались ли у него уже силы на эту извращенную игру, — Она иная.

— Судьба вас вновь и вновь сталкивает вместе. К моей удаче, — на этот раз ухмылка была куда более жёсткой, напоминающей больше волчий оскал, обнажающий его истинную природу, — Её двойника к тебе прям тянет. Вот только не стоило от меня сбегать и лишать шанса на снятие проклятия. Теперь она — моя личная марионетка. И эта игра закончится только тогда, когда Я это скажу.

Элайджа лишь грустно усмехнулся в ответ, прекрасно зная, что его он наказывает даже больше, чем Катерину. Никак не мог ведь простить, что полюбил её. Никак не мог ведь простить, что Татия предпочла выбрать не его. И потому внушением подчинил себе Кэтрин, играя лишь по известным ему правилам.

— Но ты волен уйти, — спокойно произнёс Клаус, ладонью указав ему на дверь с лукавой усмешкой, — Ты же знаешь это.

— Я помню, — согласно кивнул Элайджа в ответ, сжав невольно пальцы правой руки в кулак, — И помню, что если сделаю это, то ты отправишь нашу семью на дно океана, Клаус. В отличие от тебя, я дорожу своими родными. Развлекайся, — холодно ему улыбнувшись, он поспешил удалиться, зная, что должен внушить вновь Кэтрин и заставить её поверить, что прогулка была, ведь поместье ей покидать было запрещено в его обществе.

Клаус проводил его напряжённым взглядом, едва подавив рвущийся из горла раздражённый рык, старательно пытаясь не дать волю внутреннему монстру. Не зря он столь долгое время следует тщательно своему плану, разрушая изнутри Катерину и вынуждая её купаться в собственной неуверенности и губительном чувстве никчёмности. И Элайджа должен это видеть. Элайджа должен быть тем самым лучиком надежды, который он у неё отберёт, обратив её любовь к нему в сплошную боль. Любви нужно лишь прорасти в её сердце, усилиться и заставить её поступиться мнимой игрой с братьями, в которой она не более чем пешка. Она должна сама выбрать Элайджу, тем самым лишившись его навеки, и вместе с тем потерять всякую надежду на желанное чувство необходимости. Вот тогда они будут квиты.

========== The Chamber of Secrets (Клаус/Кэролайн) ==========

Комментарий к The Chamber of Secrets (Клаус/Кэролайн)

Фэндомы: Дневники вампира и Гарри Поттер

Образы: Том Реддл, Джинни Уизли — «Гарри Поттер и Тайная комната».

***

Кэролайн частенько с лёгкой завистью посматривала на шумные группки учеников, видя радость на их лицах от того, что они вновь вернулись в стены родной школы. Видела, как они делятся без умолку новостями, то и дело озаряя стены Большого Зала звонким смехом и ослепительными улыбками.

У неё же никогда такого не было. У неё никогда не было верных друзей, да и просто приятелей толком. Попросту не умела находить общий язык с людьми, совсем теряясь в шумных компаниях и предпочитая одиночество, боясь вообще что-то говорить из страха не понравиться. Всё больше и больше погружалась в твёрдую и непробиваемую скорлупу, целиком уходя в книги и полную замкнутость, в которой находила своеобразно утешения, постепенно привыкая к ней.

Но всё же, временами её одолевало едкое чувство собственной никчёмности и горькое осознание того, что никогда у неё не будет так, как у всех них. Не дано, пора уже смириться. И потому, вместо прогулок, она проводила всё своё свободное время в укромном уголке просторной гостиной факультета, погружаясь полностью в чтение, что было спасением от одиночества. И всё поглядывала и поглядывала невольно на потрёпанную тетрадь в кожаной угольно-черной обложке, которая оказалась вложена в одну из учебных книг, купленных для этого курса.

Кэролайн никак не могла сосредоточиться, ощущая несвойственное ей своей странностью спокойствие, которого никогда не было прежде на душе. Будто бы эти страницы призывали её, шепча что-то совсем-совсем тихо ласковым голосом.

И в итоге она сдалась, открывая всё же первую страницу, проводя кончиками пальцев по старому пергаменту, прежде чем взять в руки длинное перо и обмакнуть его в чернила, обдумывая, что теперь ей делать. А затем вспомнила Елену, с которой они общались в далёком детстве, когда она ещё даже и подумать не могла, что предстоит ей учеба в Хогвартсе; когда ещё не знала, что в её венах течёт кровь истинной волшебницы. Все знали, что Елена вела дневник, всё писала и писала в нём, выплескивая на страницы боль от смерти родителей. И невольно эта мысль становилась всё навязчивее, отзываясь эхом в мыслях: может стоит попробовать так же? Просто попробовать. Что может случиться?

«Здравствуй, дневник, сегодня…» — Кэролайн резко замерла, так и не дописав первое предложение до конца, непонимающе следя за тем, как буквы исчезают, оставляя после себя лишь чистый лист.

И не успела она толком понять что произошло, как на странице аккуратным и чуть заостренным почерком появилась другая надпись, вызвавшая у неё удивлённый вздох:

«Здравствуй. Что же произошло сегодня?»

Она вновь и вновь перечитывала написанное, ощущая как сердце в груди испуганно бьётся, и старалась вспомнить, что ей известно о подобных вещах, понимая запоздало, что никогда прежде не встречалась с таким. Даже на страницах многочисленных книг. И потому испуганно захлопнула дневник, откладывая его подальше и намереваясь наведаться в библиотеку следующим утром, чтобы найти хоть что-то о подобных чарах.

***

Долгие и кропотливые дни поисков совсем не принесли результатов, а чувство необъяснимой тяги к тетради всё больше и больше утомляло. Все её мысли теперь невольно крутились только вокруг загадки дневника, отвлекая от всего прочего. И ей чудилось порой, что он зовёт её в тишине ночи, шепчет что-то неразборчиво, но так удивительно ласково.

«Кто ты?» — не выдержав, спросила всё же она в один из вечеров, опасливо оглядываясь на дверь спальни, боясь, что кто-то может войти.

«Меня зовут Клаус. А тебя?»

Она несколько раз прочла написанное, смотря как исчезают вновь строки, и крепче сжала перо в пальцах, пачкая чуть кожу едкими чернилами.

«Кэролайн» — спустя несколько минут медленно вывела своё имя она, заворожено наблюдая за тем, как и оно стремительно исчезает, вынуждая её в нервозном жесте чуть покусывать нижнюю губу зубами.

«Приятно познакомиться, Кэролайн. Что же тебя беспокоит? Ты мне расскажешь?»

Отчего-то сомнений стало ещё больше, и она отвела поспешно взгляд от страниц, будто бы боясь, что он может всё увидеть в её голубых глаз. Совсем не понимала, откуда дневник знает, что её что-то тревожит. И скользя неспешно пальцами по страницам, она едва поборола желание вновь отложить его в сторону, решив всё же рискнуть. Это ведь просто дневник.

«Мне тяжело».

«Что тебя беспокоит?»

Она несколько раз поднесла нерешительно заострённый кончик пера к желтоватой странице, в итоге выведя всего одно слово, что было ложью:

«Учеба».

«Ты можешь не врать мне. Я же дневник. Кому я могу сказать?»

Резкий вздох сорвался с её тонких губ, и она ощутила, как неприятно защипало в носу, вынуждая её на миг прикрыть глаза. Ещё никто не ловил её на лжи, веря покорно в её слова о том, что с ней всё в порядке. Никто и никогда не настаивал, не пытался даже узнать чуть больше. И ей так захотелось выговориться в этот миг. Это было странное чувство, но она к этому была отчего-то готова. Ведь ей даже не придётся говорить, видеть лицо собеседника и отводить от него вновь и вновь взгляд. Нужно лишь написать, ведь это и правда лишь дневник.

«Я недостаточно хороша» — написала всё же она, тут же поспешно дописав окончательную правду: «Для всех».

«Кто тебе это сказал?»

«Никто».

Никому и не нужно было даже говорить. Это ощущалось. Ощущалось каждый раз, и потому ей тут же хотелось сбежать подальше, устав уже притворяться той, кем она не является, для того, чтобы общаться хоть с кем-нибудь.

«Тогда почему ты так думаешь?»

«Все отворачиваются от меня. Рано или поздно, я остаюсь одна. Уж лучше тогда ни с кем не сближаться».

«И проводить время за книгами?»

Она вновь удивлённо взглянула на написанное, невольно улыбнувшись на весьма проницательную фразу, пусть и прозвучавшую столь резко.

«Они лучше людей».

«Когтевран?»

Кэролайн спешно оглянулась по сторонам, подсознательно желая вновь увериться, что она в комнате одна, кожей ощущая всё же чьё-то присутствие. И на паранойю списать это было совсем нельзя, лишь на мощную магию, заточенную внутри дневника, что будто бы заглядывал в её мысли. И она совсем не знала, как ей на такое реагировать. Бояться? Или же попытаться довериться этой частичке волшебства?

«Как ты узнал?»

«Только в Когтевран могли отправить подобную тебе. Если только, конечно же, ты сама не просила об этом шляпу».

«А она прислушивается?»

«Всегда».

***

Страх перед Клаусом исчез, и она отчего-то всё больше и больше тянулась к дневнику, стараясь поскорее оказаться в комнате и поговорить с ним подольше. Он понимал её, как никто прежде. Он будто бы незримо был рядом каждую минуту, заставляя её улыбаться. И лишь одну тему Кэролайн не решалась поднять слишком долго. До тех пор, пока сил с этим тянуть уже не осталось. Ей нужно было узнать.

«Так кто ты, Клаус?»

Слова вновь исчезли, и Кэролайн ощутила напряжение в каждой клеточке своего тела, с замиранием сердца ожидая ответа, которого не было слишком долго. Будто бы Клаус раздумывал, стоит ли ей говорить. А, быть может, решался. Так же, как и она тогда.

«Воспоминание, живущее на этих страницах».

Она чуть нахмурилась, совсем не понимая, как это возможно. Как возможно оставить воспоминание на страницах дневника и почему об этом не написано ни в одной из известных ей книг?

«Зачем тебя создали?»

«Чтобы обрести друга. Обо мне позабыли, когда я исполнил своё предназначение».

Значит, его тоже бросили. Отвернулись, когда надобность в его обществе пропала. Как только владелец дневника такое смог допустить?

«Тебе одиноко?»

«Было. Долгое время. Но сейчас я снова могу общаться. С тобой. И я рад этому».

Улыбка вновь невольно коснулась её губ и она ощутила странное тепло, прошедшее по телу и сгустившееся в области сердца.

***

«Как думаешь, я слишком погружена в книги?»

«Что-то случилось?»

Кэролайн уже давно перестала обращать внимание на то, что от Клауса трудно что-либо скрыть. Он понимал её. Он будто бы ощущал её эмоции через написанные слова.

«Все говорят, что я странная. Может мне нужно меньше учиться?»

«Позволишь показать тебе кое-что?»

Она недоуменно нахмурилась, окончательно сбившись с толку, и потому поспешила задать следующий вопрос:

«Показать? Но как?»

«Ты мне доверяешь?»

«Да. Да, я доверяю» — совсем не раздумывая написала она, думая лишь о том, что нет в мире человека, которому она доверяла бы больше.

Внезапно страницы сами собой стали перелистываться, вызвав у неё испуганный возглас сперва, а когда они замерли, она увидела лишь полоску бледно-золотого цвета, что становился всё ближе и ближе. И спустя всего пару секунд она стояла в Большом Зале, смотря на то, как на худощавого мальчишку надевают распределяющую шляпу. И ей понадобилось всего пару секунд, чтобы понять, что перед ней Клаус в его первый день в Хогвартсе.

Воспоминания сменяли друг друга, и она видела его в окружении книг. Одинокого и такого серьёзного. И лишь спустя несколько лет вокруг него становилось всё больше и больше людей, а улыбка касалась теперь его губ порой. Вот что он хотел ей показать. Ей не нужно меняться. Ей не нужно подстраиваться под кого-то. Истинные друзья примут таким, каков есть. И стоило ей только подумать об этом, как всё исчезло, а перед глазами вновь возник чистый лист дневника.

«Значит, ты слизеринец?» — всё же решила написать она спустя несколько минут молчания.

«Тебя это пугает?»

Вот что ей нравилось в нём — он не давил на неё и позволял ей уйти от разговора, будто бы зная, что ей даётся это нелегко и вызывает дискомфорт. И его предположения вызвали лишь улыбку. А ведь многие и правда бояться слизеринцев, презирая их всем сердцем.

«Вовсе нет».

«А куда бы ты хотела попасть?»

«Я не знаю».

Это была чистая правда. Совсем не знала, где её место. И осознание этого вынудило её отвести поспешно взгляд от дневника, всё же не сдержав пару слезинок, скатившихся бегло по щеке и коснувшихся потрепанных страниц.

«Ты плачешь?»

Кэролайн закрыла тут же дневник, откладывая его в сторону, зная, что он поймёт, почему она не стала отвечать. Он поймёт, что ей попросту нужно побыть одной.

***

Ей всё это время так хотелось написать ему, но отчего-то она раз за разом себя останавливала, списывая всё на странные события, происходящие порой в замке. И лишь когда увидела кровавую надпись на стене, по прибытию отыскала в чемодане дневник. Ей было страшно, как и всем. Ей нужно было с кем-нибудь поговорить об этом. И только он мог ей в этом помочь.

«Клаус».

«Я рад, что ты написала, Кэролайн. Я скучал».

Сердце невольно пропустило удар, и она ощутила едкое чувство сожаления. Собственноручно ведь оставила его вновь в одиночестве, отвергнув так, как когда-то его создатель. И потому дала себе слово, что никогда не заставит его страдать. Пообещала, что будет всегда рядом, до тех пор, пока сможет, конечно же. И страх вновь вернулся, вынуждая её решиться на этот шаг.

«Могу я спросить кое-что?»

«Всё что угодно».

«Что тебе известно о Тайной Комнате?»

«В ней обитает ужасное чудовище, что поместил туда сам Салазар Слизерин. И лишь его потомок способен её открыть, чтобы избавить школу от недостойных».

Кэролайн изумлённо вздохнула, вновь в порыве испуга оглянувшись по сторонам, будто бы это самое чудовище могло быть здесь, и дрожащей от переживаний рукой написала:

«Она снова открыта».

«Тебе стоит быть осторожнее, Кэролайн. Ты ведь не рождена в семье маглов?»

«Нет. Нет, я полукровка. Мой отец человек, а мать волшебница из древнего и чистокровного рода».

«Тогда тебе не стоит переживать за свою жизнь. И мне от этого спокойнее. А мы, оказывается, во многом похожи, Кэролайн. Вот только мой отец меня ненавидел».

«Мой на меня совсем не обращает внимание. Он никак не в силах принять мою суть, попросту презирает её».

Устала уже повторять ему из года в год, что ему её не изменить. Она не может не быть волшебницей. Уже не может. Это её часть.

«Ты сама себя принять не можешь. Ты волшебница, Кэролайн. Волшебница».

Кэролайн вновь ощутила подступающие слёзы, зная, что это правда. В очередной раз он озвучил то, на что ей не хватило смелости. И потому улыбнулась тепло всё же сквозь слёзы, от всего сердца написав:

«Ты хороший друг».

«Обречённый на вечное заточение».

И ей показалось даже на миг, что она ощутила вспышку боли, прошедшую по сердцу острым клинком. Так погрязла в самой себе, позабыв, что и ему нелегко. Он ведь не просто воспоминание, он — часть того, кто его поместил на эти страницы. Ему не чужды чувства.

«Как я могу тебе помочь?» — нерешительно написала всё же она.

«Тебе не под силу вытащить меня с этих страниц».

«Почему?»

«Для этого потребуется очень сильная магия».

«Я сильная».

«Я знаю. Но только тёмная магия способно извлечь осколок помещённой души. А я не хочу, чтобы ты или кто-то другой к ней прибегали».

И Кэролайн в этот миг поняла, почему хозяин дневника так поступил. Быть может, не смог попросту жить с мыслью, что не в силах освободить частичку собственной души. Быть может, поэтому и избавился от дневника, чтобы ничего ему больше не напоминало о бессилии.

«А что с тобой тогда будет?»

«Я буду волен быть снова человеком».

«Но где настоящий ты?»

«Я мёртв».

Она ошарашено ахнула, совсем не ожидая подобного ответа, с горечью вспоминая его жизнерадостную улыбку, что сверкала на губах тогда, в окружении его друзей.

«Ты расскажешь мне, как это произошло?»

«Я пал жертвой одного волшебника».

«Во время войны?»

«Да, Кэролайн. Война отняла много жизней».

Клаус умер, сражаясь на войне. Наверняка, не пожил даже толком, и Кэролайн попросту не смогла погасить это чувство несправедливости и ярую жажду сделать хоть что-то хорошее для своего верного друга.

«Я помогу тебе».

«Нет».

Кэролайн невольно улыбнулась такой заботе, понимая, что ради него она и впрямь готова рискнуть. Впервые у неё есть кто-то, ради кого она может пойти на такое.

«Я не спрашивала разрешения».

Она захлопнула дневник раньше, чем смогла получить ответ, совсем не желая давать ему возможность её переубедить. И погладив мягкую обложку дневника, она ощутила лёгкую вибрацию кончиками пальцев, совсем не догадываясь, что в этот миг самостоятельно захлопнула умело расставленную ловушку.

========== Listen to them, the children of the night (Люсьен/Элейн) Nc-17 ==========

Комментарий к Listen to them, the children of the night (Люсьен/Элейн) Nc-17

Фэндомы: Двор шипов и роз, Дракула Брэма Стокера.

Образы: Мина Мюррей, граф Дракула — «Дракула Брэма Стокера»

Он всегда её любил. Сколько себя помнил. Ещё в той, прежней жизни, когда лучи восходящего солнца не обжигали до пугающей красноты кожу; когда яростный и неутолимый голод ещё не истязал его, полностью управляя им и не оставляя даже малейшей возможности его окончательно унять. Мог лишь его приглушить ненадолго, вкусив тёплую кровь и сладость отнятой жизни, что отзывалась неизменно лёгким и таким приятным холодом в кончиках пальцев от ощущения охладевшей кожи его очередной жертвы.

Люсьен столь долгие века наивно думал, что сумел заглушить отголоски былой боли, которая жгла похуже солнца. Он наивно полагал, что сумел вытравить все воспоминания, проливая кровь одного за одним, окончательно сбившись со счёта отнятых жизней за долгие века. Он думал, что чувства теперь ему чужды, но ошибся. Понял это, стоило ему лишь увидеть её вновь, приняв сперва за чудесное видение или же игру его в конец обезумевшего сознания. Но её смех был так реален, как и сияющий блеск в карих глазах, что дарил свет куда ярче полной луны и бесчисленного количества звёзд весеннего неба.

Элейн Арчерон заполонила сознание всего за несколько секунд, ослабляя до предела его контроль над собственными эмоциями и пробуждая всё то, что он долгое время хранил в темнейшем из уголков охладевшего сердца. Элейн Арчерон лишь одним своим мягким словом и нежной улыбкой вынуждала его изгибать невольно губы в лёгкой улыбке и искренне наслаждаться тем, как сладостно бьётся её сердце в груди, а на щеках алеет нежный румянец.

В её глазах никогда не было видно страха, тогда как многие другие старались избегать общество странного незнакомца, поселившегося в их землях и изредка появлявшегося на пышных приёмах в извечном гордом одиночестве. А она лишь с тщательно скрываемым любопытством смотрела на него украдкой, скользя внимательным взглядом по огненным прядям его длинных волос, то и дело задерживаясь на устрашающем шраме, что тянулся от брови к уголку его чётко очерченных губ. И думала в этот миг, что хотелось ей куда большего.

Ей хотелось бы заговорить с ним. Ей хотелось бы подойти чуть ближе и попросту услышать, как звучит его голос, пусть это и было неправильно. Не пристало замужней даме даже думать о другом мужчине, всё больше и больше погрязая в навязчивой к нему тяге, которую она так хотела бы побороть. И потому Люсьен так и оставался долгое время для неё влекущей загадкой. До тех пор, пока она не услышала в один из званных вечеров чуть хриплый мужской голос за своей спиной, вынудивший её невольно вздрогнуть и приоткрыть в удивлённом вздохе губы, к которым он припал поцелуем слишком спешно, чтобы окончательно увериться в её реальности.

Вкус губ у Элейн был совсем нежным и сладким. Они источали запах свежей розы и весеннее тепло, что проникало неспешно под кожу, согревая небьющееся сердце и возрождая все воспоминания о женщине, что была когда-то его женой. Но это была уже не она. Ведь поцелуи Жесминды были иными, в них всегда ощущался привкус терпкого гречишного мёда, полностью затуманивающего рассудок. Ей была чужда робость и смущение, в её глазах всегда горело влекущее пламя о жар которого он совсем не боялся обжечься.

Элейн Арчерон была нежной весной, а Жесминда же — своенравной осенью, озаряющей его мир буйными красками. И потому он отступил тогда, словив лишь удивлённый взгляд и сбившееся дыхание, которое он ощущал ничтожное мгновение на своих губах, вместе с привкусом украденного поцелуя. И торопливо брошенные извинения, вынудили её в конец растеряться тогда и окончательно запутаться в необъяснимых чувствах к этому мужчине. Ей казалось, что она знает его уже давно. Ей казалось, что эти губы уже не раз целовали её, а руки скользили по телу, прижимая к себе крепче, заключая в надёжные объятия. Ей казалось, что всё это уже было.

И потому совершила один из самых отчаянных поступков за свою жизнь, сбежав из семейного поместья и отправившись к дремучим лесам, что скрывали за собой замок Люсьена, окутанный такой же тайной, что и его владелец. Не могла себе позволить быть с другим мужчиной; не могла и дальше игнорировать отравленную её мыслями клятву в вечной верности и любви. Не могла игнорировать это едкое чувство, что затопляло собою разум и сердце, будто бы толкая её навстречу к потрескавшимся каменным ступенями величественного особняка.

Сердце в груди билось так быстро, светлая кожа ладоней покрылась лёгкой испариной, а локоны, обычно заплетенные в изящную прическу, разметались по плечам и спине. Но отступать уже было поздно. Не могла и дальше мучить саму себя, сходя с ума от странных снов, в которых неизменно присутствовал он. Попросту не могла отбросить от себя его хриплый шёпот и прикосновения горячих ладоней к её коже.

Открывшаяся резко перед ней с протяжным скрипом железная дверь, вынудила её на шаг отступить в порыве одолевающей её неуверенности, но Элейн поспешила отогнать от себя эти мысли, встречая совсем неудивлённый взгляд красновато-коричневых глаз.

— Элейн, — проговорил мягко её имя он, отходя чуть в сторону и пропуская внутрь просторного холла, слыша как загнанно бьётся её сердце в груди; как струится по венам тёплая кровь, вынудившая его дёсны отозваться режущей болью.

Но она вовсе не ощущала страха перед ним и потому робко шагнула к нему чуть ближе, смотря пристально ему в глаза и изучая скрупулёзно аристократические черты мужественного лица, слегка нахмурив тонкие брови. Такое знакомое лицо. Такой родной мужчина.

— Я вас знаю, — прошептала она едва слышно, нерешительно коснувшись кончиками пальцев его щеки в нежном жесте, от которого он прикрыл на миг глаза, подобно прирученному зверю, — Я вас… помню.

Люсьен ощутимо вздрогнул от этих неожиданных слов, попросту не зная что и делать. Впервые за долгие века он не знал, как ему быть. Не знал даже почему она решила всё же прийти к нему, ведь она замужем. Она же счастлива. Не раз ведь видел, как она одаривала своего мужа лучезарной улыбкой, трепетно касаясь ладонью его плеча и шепча тёплые признания в любви.

— Я не хочу больше с ним жить, — призналась вдруг Элейн, саму себя ненавидя за подобные слова и поступки, что разобьют сердце её милому Грэйсену, но отступить уже не могла, — Я всё время думаю о вас… и мне кажется, что я начинаю сходить с ума. Мне чудится, что я знала вкус ваших губ ещё до того, как вы поцеловали меня тогда.

Видела в его глазах бурю эмоций в этот миг, невольно подаваясь к нему навстречу и ощущая, как он притянул её к себе уверенно ближе, коснувшись мягко её поясницы широкой ладонью. И она сама приникла к его губам в осторожном и совсем невинном поцелуе, будто бы пытаясь дать себе шанс отступить и передумать. Но всё это осталось в прошлом, стоило ей только ощутить вновь тепло, разливающееся стремительно по телу и вызывающее очередной образ перед глазами, где он шепчет ей признания в любви, называя с трепетом совсем другим именем, что было ей смутно знакомо. И отступать уже совсем не хотелось.

— Жесминда, — на миг отстранившись, неуверенно произнесла она, ловя его прерывистый вздох своими губами и встречая тут же ошарашенный взгляд, в котором она смогла распознать разъедающую её сердце боль, — Ведь так меня звали прежде?

— Совсем в другой жизни, — отозвался напряжённо Люсьен, всё же проведя невесомо тыльной стороной ладони по её щеке, заправляя прядь светлых волос за ушко и всё ожидая того мига, когда она его оттолкнёт и сбежит.

Но она вместо этого вновь его поцеловала с не присущим ей пылом, прижавшись к нему в отчаянной жажде всем телом, ощущая как по щекам текут горькие слёзы, а сердце вновь вспоминает, каково это любить его. Люсьен был ей нужен сейчас, как никто другой. Ей было нужно ощутить больше, чтобы заполнить образовавшуюся пустоту в душе и разобраться в столь многом.

Подтолкнув её к стене, он несдержанно углубил поцелуй, зарываясь пальцами в шелковистые локоны, ощущая её мягкие ладони на своих плечах и груди. Льнула к нему всем телом, срываясь на тихие стоны и отзываясь каждой клеточкой своего тела на движения его губ и рук, скользнувших по плавным изгибам женственной фигуры, комкая тончайшую ткань платья, что затрещала по швам под его стальной хваткой.

Совсем не встретил сопротивления с её стороны. Она лишь сорвалась на томный стон, стоило только ему нетерпеливо задрать ткань платья и провести неспешно ладонью по внешней стороне её бёдра, плавно очерчивая каждый сантиметр молочной кожи и вспоминая, каково это… касаться её, ощущать её жар и сладостный вкус.

Дёсны вновь свело от режущей боли, и он прервал поцелуй, тяжело дыша и продолжая смотреть ей пристально в глаза, видя мелькнувшую в них вспышку страха, которая исчезла так же быстро, как и появилась. И Люсьен в этот миг понял, что выдал свою сущность голодным взглядом красных глаз и чуть удлинившимися смертоносно клыками, которых она совсем бесстрашно коснулась пальчиками, изгибаясь к нему навстречу и моля всем своим видом продолжить. Ей это было нужно, потому она и потянулась поспешно к шнуровке на его штанах, сорвавшись на протяжный стон, стоило только ему скользнуть пальцами неторопливо по складочкам её плоти и ощутить тёплую влагу. И следующее его движение было куда более резким и вольным, вынудившим её тихонько вскрикнуть и изогнуться навстречу, прикрыв в блаженстве глаза.

— Прошу, Люсьен, — сорвавшись вновь на сладостный стон, она крепче вцепилась пальцами в его плечи, силясь удержаться на подрагивающих от возбуждения ногах, желая куда большего.

И он понял это без слов, тут же подхватив её уверенно под ягодицы и вжав сильнее в каменную стену, вынуждая обвить его талию ногами и ощутить его твёрдость, которую она приняла с лёгкой и чуть смущённой улыбкой. Слегка прикусив нижнюю губу зубами, она скользнула ладонями торопливо по его плечам, обхватив в трепетном жесте его лицо, и вынудила посмотреть на неё в этот миг, чтобы он сумел увидеть, что в ней совсем нет страха, лишь согревающее его сердце тепло, призванное растопить суровый лёд, что сковал его.

— Люсьен, — прошептала прямо в губы ему она, обнажая шею, по которой он невольно скользнул голодным взглядом, сходя с ума лишь от одного вида пульсирующей нежно-голубой венки, к которой он прижался ласково губами, в этот же миг наполняя её одним неспешным движением, набирая с каждым толчком внутри её тугого лона темп.

Очередной стон слетел с её губ, и он вновь двинул несдержанно бёдрами, теряя контроль над собственным голодом, и потому провёл всё же осторожно клыками по нежной коже, оставляя длинные царапины из которых выступило несколько капель ароматной крови. Элейн же вцепилась в этот миг пальчиками в его волосы, притягивая к себе бесстрашно ближе, и он скользнул покорно языком по оставленным следам, срываясь на гортанный стон от ощущения вкуса её горячей крови на языке, удерживая всё же контроль.

Не позволил себе причинить ей большую боль, обуздав инстинкты, и потому вернулся вновь к её губам, сминая их в отнюдь не нежном поцелуе, умело подводя её к краю чувственными движениями внутри её тела, которые она принимала со сладостной дрожью и стонами, что он ловил своими губами, что-то ласково ей шепча и прижимая крепче. И этого оказалось достаточно, чтобы она коротко всхлипнула, сильнее сжав пальцами ткань его рубашки, и задрожала в его руках, растворяясь в удовольствии, найдя наконец своё место в этом мире. Оно было здесь, в руках того, с кем даже смерть её не сумела разлучить.

========== The girl who loved too easily (Ребекка/Стефан) ==========

Всё чего хотела Ребекка последние несколько сотен лет своей бесконечной жизни — найти саму себя и того, с кем она будет вновь ощущать себя беззаботной девчонкой, позволяющей заливистый смех и нежные поцелуи по утрам, сопровождаемые интимным шёпотом на ушко, несущим в себе признание в любви. Так наивно было полагать, что хоть что-то способно было удержать её в этих светлых грёзах, в которых она пребывала совсем ничтожную малость, не сумев ими толком и насладиться. Её любовь из прошлого, её сладостно-горькое воспоминание из Чикаго, ворвалось ведь так неожиданно в тускнеющую стремительно жизнь, наполнив тем самым теплом о котором она так самозабвенно мечтала.

И от этого её пальцы дрожали, расплёскивая крепкий виски, которым по края был заполнен невысокий стакан. Знала, что должна была сделать, принимая эту суровую правду не колеблясь. Ведь должна сама себя лишить собственного счастья, что сейчас утекало от неё потоком горьких слёз, которые совсем и не желала смахивать с щёк. Так будет правильно.

— Ребекка, что слу… — ворвавшийся в комнату Стефан резко осёкся, переводя ошарашенный взгляд с её напряжённой спины на посеревшее тело её брата, лежавшее на постели.

— Ведьмы, — будто оскорбление, выплюнула слова она, вновь делая обжёгший горло глоток виски, прежде чем с горестным и в то же время яростным вскриком кинуть злосчастный стакан в стену, ощущая что её сердце точно так же разбивается на мелкие осколки, что впиваются в кровоточащую плоть острыми гранями.

Очередная боль. Очередная потеря. Пора бы уже и свыкнуться, вот только возможно ли это?

Переведя полный боли взгляд на старшего брата, она вновь ощутила нервную дрожь, прошедшую по телу, совсем не думая даже отступать от собственного решения. Должна это сделать. Потому и взяла с уверенностью кинжал в руки, смотря на то, как сверкает пепел белого дуба на заострённом кончике, знаменуя её скорую смерть. Ведь больше не сможет покинуть этот гроб. Никто не сможет вынуть из неё кинжал и рассказать, что случилось в мире за время её отсутствия. Условия ведьмы были ясны — либо она, либо Ник. Оба они не смогут больше ступить по земле. И этот удар способен был пошатнуть сурового гибрида и нанести ему удар в самое сердце, это она знала.

— Ребекка, что происходит? — Стефан осторожно приблизился к ней ближе, ласково касаясь лишь кончиками пальцев её тонкого запястья, обращая на себя её заплаканный взгляд покрасневших от переживаний глаз. — Расскажи мне.

— Я всё решила, Стефан, — судорожно пытаясь сглотнуть комок, застывший едким напряжением в горле, прошептала хрипловато она, — Я должна погрузиться в ненавистный мне сон. Только так мой брат сможет жить. Иного пути нет.

— Нет. Нет, — чуть громче проговорил он, помотав в нервном жесте головой из стороны в сторону, понимая, что речь идёт вовсе не о нескольких днях в гробу.

Отдаёт вновь свою жизнь в угоду Клауса, который только и мог причинять ей боль год за годом, называя это заботой и братской любовью. На деле же, эгоиста подобного ему надо бы ещё поискать. Но этот самый эгоист будет жить, в то время как она… Сальваторе резко отвёл взгляд в сторону, лишь бы не видеть её слезы и подрагивающие от переживаемых эмоций пухлые губы, которых он вряд ли сможет ещё коснуться ласковым поцелуем, сорвав её светлую улыбку.

— Я немогу позволить своему брату оставаться в этом гробу, — Ребекка оглянулась мельком, вновь смотря на его безжизненное лицо, испещрённое уродливыми темно-серыми венами с застывшей на нём маской страданий, — Я не позволю ему упустить все моменты с его дочерью.

— А как же наши моменты?! — попросту не сдержался и повысил голос он, вызывая у неё этим тихий всхлип, с которым она поддалась к нему ближе, утыкаясь лицом в его грудь, чтобы ещё разок ощутить исходящее от него тепло, греющее сердце.

Наверно, глупо было успокаивать себя ложными надеждами. Но что ей ещё оставалось? Что как ни надежда способно ещё поддерживать её ослабший дух и дальше? Привыкла ведь уже жить лишь ею, ничего не изменилось…

— Фрея найдёт способ всё исправить, — это прозвучало на удивление уверенно, что даже она на миг поверила в правдивость абсолютно лживых слов, ведь помнила растерянный взгляд своей сестры, столкнувшейся с таким заклятием впервые, — Надо лишь подождать. У нас ведь есть вечность впереди, — Ребекка грустно усмехнулась, встречаясь с ним взглядом впервые за эти несколько минут, прося просто принять её выбор и не осуждать.

— А что если это невозможно исправить? — чуть крепче прижав её к себе, напряжённо спросил Стефан, зная что не вправе решать ничего за неё; не имеет право ставить её перед подобным выбором, ведь она, скрепя сердце, предпочтёт брата, — Что если и вправду нет никакой лазейки?

— В каждом заклинании есть брешь. В каждом, — Бекка и сама не понимала, кого пыталась убедить, чуть крепче сжимая пальцами рукоять серебряного кинжала, что ненавидела всем сердцем, — Прошу, — протянув ему острый клинок, прошептала едва слышно она, силясь погасить все те чувства, что разрывали её изнутри в этот миг, — Ну же.

— Я не могу, — он перевёл взгляд вновь на её лицо, стирая пальчиками следы соленых слез с бледной кожи, — Не могу.

Это было уже слишком для него, Сальваторе это понимал. Неужели она и впрямь думает, что это так легко? Вонзить ей в сердце кинжал — всё равно что обречь на смерть собственными руками.

— Нужно, Стефан, — она выдавила из себя едва заметную улыбку, настойчиво вкладывая кинжал ему в руки, сжимая ладонями его длинные пальцы, что лишь утром ласково касались её поясницы, выводя замысловатые узоры, — Прошу. Я хочу, чтобы это сделал ты.

Рукоять кинжала обжигала пальцы, и ему так хотелось откинуть его подальше, чтобы попросту сжать Ребекку в своих объятиях и не позволять ей эту жертву. Вот только не смел. Знал о том, как она любит Клауса. Знал, как она дорожит своей семьёй, и потому принял этот выбор, с горестным вздохом поддаваясь к ней навстречу и касаясь ласково губами её губ. Целовал сперва совсем отчаянно, поддаваясь всё больше и больше той горечи, что ощущалась на языке, а она же отвечала ему со всей страстью, на которую только была способна, желая насладиться последними с ним секундами и вдохнуть капельку жизни в них.

И чуть отстранившись от него, смогла ему даже мягко улыбнуться, хоть в глазах и блестели слёзы, причиняющие ему острую боль. Попросту оттягивал старательно этот момент, вновь касаясь невесомо её губ короткими поцелуями, приставляя кинжал к её груди и понимая в этот миг, что не было в его жизни ещё ничего сложнее.

Ребекка вновь улыбнулась ему, касаясь мягко губами его губ, и чуть надавила на его запястье, с гулким стоном боли ощущая как острие разрывает кожу, пуская горячую кровь. И Стефан зажмурился на миг, с тихим рыком вонзая кинжал ей в сердце, ловя губами вскрик и оставляя вместо него лишь неторопливое касание, сотканное из нежности и любви.

— Я люблю тебя, — прошептал ей в губы он, ощущая как её тело слабеет в его руках, а кожа начинает терять свою прежний вид, окрашиваясь в безжизненно серые тона.

— Я тебя тоже, — едва слышно и на хриплом выдохе, проговорила одними губами она, прикрывая глаза и погружаясь вновь в знакомую ей уже издавна тьму, понимая, что только она и будет ей спутницей на долгие века. Снова.

Прижав к себе крепче Ребекку, он коснулся губами её виска, скользя пальцами по шелковистым прядям светлых волос, слыша тут же грубый хрип, вырвавшийся изо рта Клауса с первым тяжким вздохом. Он резко сел на постели, озираясь беспокойно вокруг, пока не наткнулся взглядом на свою сестру, понимая всё пугающе быстро. И от этого только и мог, что досадливо потупить взгляд, шепнув едва слышное: прости.

Поднявшись спешно на ноги, он подошёл ближе, проводя ласково тыльной стороной ладони по её щеке, так желая сказать своей маленькой сестрёнке, что не нужно было. Он не заслужил это. Жить должна была она, а вовсе не тот, кто окроплял свои руки в крови раз за разом, смеясь над её глупыми мечтами о любви.

— Я всё исправлю, сестрёнка. Я всё исправлю, — прошептал твёрдо он, а затем взглянул на Стефана, получая от него утвердительный кивок, что разделил данную клятву, которая связала их в этот миг, толкнув на один путь.

Оба знали, что это значит — они не сдадутся и будут искать брешь в заклинании, пока Ребекка не вернётся к жизни и пока весь ковен, причастный к этому, не окажется погребён под землёй за то, что посмели нанести такой удар первородной семье, отняв у них ту, что умела беззаветно любить.

========== You are proof that Queens can be Kings too (Клаус/Кэролайн) ==========

Комментарий к You are proof that Queens can be Kings too (Клаус/Кэролайн)

Образы: Гадес и Персефона.

Его присутствие она ощутила практически сразу, сумев в ответ лишь изогнуть губы, окрашенные алой помадой, в ставшей уже привычной усмешке и отложить от себя мобильник, встретившись тут же взглядом с тем, кого звала своим мужем долгие века. Визит бога мёртвых на землю был явно не лучшим знаком для смертных. И всё же, она знала о его неизбежности, давно поняв, что её он никогда не отпустит и всегда отыщет, только появятся пусть у неё мысли сбежать. Всё же зёрна граната даже спустя столько лет не утратили свою неоспоримую силу, позволяя ему с лёгкостью отыскать её. И не сомневалась ни на секунду, что он сделает это. Всё же королева должна была уже вернуться в подземное царство, ведь помнила отчётливо условия его договора с её отцом, что только и мог метать тогда грозные молнии в родного брата за похищение весенней девы. Вот только она ослушалась его, задержавшись на земле на месяц дольше положенного, открыто бросив ему вызов о неповиновении. Поэтому его появление и было лишь вопросом времени и выдержки.

— Здравствуй, — произнесла невозмутимо она, откинувшись медленно на мягкую спинку кожаного дивана, смотря на него снизу вверх без единого намёка на прежний страх, что одолевал её в первые дни её вынужденного заточения, — Присоединишься? — вопросительно изогнув бровь, она вновь поднесла тонкую сигарету к губам, делая медленно затяжку и выдыхая едкий ментоловый дым под его довольную усмешку.

— Пер…

— Кэролайн, — поправила его она тут же, бесцеремонно перебив в своей привычной манере и протянув мелодично гласные, — Здесь меня зовут Кэролайн.

В его глазах с лёгкостью можно было заметить проблеск удивления. Он её понял, она это знала. Он понял её желание остаться здесь, вдали от раскалённых тёмных стен и трона, выкованного из черепов смертных грешников. Она хотела сбежать от своего царства. Хотела сбежать от него.

— Гадес… — она резко осеклась, заметно нахмурившись, и тут же залпом осушила стоящий на стеклянном столике бокал с розовым шампанским, вынуждая его этим жестом окончательно потеряться в возможных догадках её необычайно странного поведения, — Какой позор, я вновь назвала твоё имя, — тихо усмехнувшись, протянула издевательски Кэролайн, бросив на него мимолётный взгляд голубых глаз, — А ведь поклялась этого не делать.

Сомкнутые в тонкую линию губы выдали мигом вспышку его гнева, что отразился огненными всполохами в зелено-голубых глазах, грозясь охватить буйным пламенем это место. И всё же, он сумел взять себя в руки слишком быстро.

— Тогда зови меня Клаус, любовь моя, — подойдя к ней уверенно ближе, он присел с ней рядом, скользнув пристальным взглядом по её обнаженным ногам, что были совсем не скрыты в откровенном разрезе угольно-чёрного платья, играющего ярким контрастом с её бледной кожей.

Очередная своевольная выходка, которую он готов был принять со снисходительной улыбкой, оказалась отнюдь не такой уж и привычной за эти долгие века. На этот раз она действительно хотела сбежать, это он сумел понять лишь по взгляду ясных голубых глаз. Персефона — или всё же лучше звать её Кэролайн? — игнорировала слишком старательно его, будто бы и впрямь думала скрыть от него правду. А эта самая правда заключалась в том, что она уже не могла без него, и осознание этого всегда вызывало у него самодовольную усмешку.

Вновь затянувшись, она потянулась к очередному бокалу, который поставил перед ней один из услужливых официантов, но Клаус её опередил, буквально выхватив его из её пальчиков, которыми она обхватила тоненькую ножку. Вот только это вряд ли было способно вывести её из равновесия, и всё что сделала Кэролайн в ответ — встретилась наконец с ним взглядом, медленно выдыхая едкий дым ему в губы, думая лишь о том, что хочет точно так же избавиться и от него. Хотела бы вытравить его из себя, подобно никотиновому дыму, покидающему лёгкие на выдохе. Но, увы, это было невозможно.

— Почему же ты сбежала? — поинтересовался наконец он, откинув попросту все уловки и вековые с ней игры, демонстрируя сейчас ей лишь абсолютную серьёзность во взгляде, которую она приняла с дрогнувшими в благодарной улыбке уголками тонких губ.

— Устала от всего, — коротко бросила в ответ она, вновь отвернувшись от него и скользнув взглядом по просторному залу ресторана, что был погружён в приятный глазу полумрак, совсем не зная на сколько её выдержки ещё хватит.

Слегка вздрогнула всем телом, стоило только ему по-хозяйски скользнуть ладонью по обнаженной коже её ноги, очертив мягко пальчиками впадинку у острого колена и вынудив её тело предательски среагировать на столь знакомое и желанное прикосновение россыпью мелких мурашек. Но знала, что не смеет поддаваться ему вновь, помня все те ночи с момента своего ухода, что провела без него, старательно пытаясь его забыть и окончательно потеряв от этого сон. Слишком много лет она потратила на него. Слишком много ночей, когда прижималась к нему всем телом, желая стать одним целым.

Он пальцами скользнул чуть выше по её ноге, оттягивая шелковую ткань платья в сторону, и тут же сорвался на тихий озлобленный рык, когда Кэролайн, ни секунды не колеблясь, прислонила сигарету к тыльной стороне его ладони, со злостью туша её об его кожу и оставляя уродливый ожог, что исчез под её досадливую усмешку всего через секунду. Глупо было надеяться на иной исход. А Клаус в ответ коснулся грубо пальцами её подбородка, настойчиво вынуждая её взглянуть ему в глаза, прежде чем приблизиться уверенно ближе и скользнуть неторопливо языком по уголку её губ, вызвав судорожный вздох и томный блеск во взгляде, что тут же выдал её реакцию на него, став темнее на несколько тонов.

— Я не вернусь, — спустя несколько томительных секунд выдохнула с тихим и чертовски сладостным стоном в его губы она, опаляя их своим горячим дыханием и вынуждая его с недовольным рыком поддаться к ней навстречу.

Сминая губы в жёстком и подавляющем поцелуе, он получил в ответ не менее пылкую от неё реакцию, с довольным стоном смакуя вкус её губ, что имел терпкий привкус граната, в этот момент осознавая, что позволит ей остаться на земле, раз таково её желание. И она знала это, углубляя поцелуй и скользя пальчиками по его острым скулам, так желая от него избавиться, вытравить его из себя, и в то же время понимая, что он уже давно стал её частью, которую она бережно предпочла бы всё же сохранить. И раз уже они остаются на земле, то было бы справедливо, если бы и здесь она была его королевой. Ведь всё что для этого нужно — лишь попросить.

========== Did someone hurt you? (Кассиан/Кэролайн) ==========

Комментарий к Did someone hurt you? (Кассиан/Кэролайн)

Фэндомы: Двор шипов и роз, Дневники вампира.

Образы: Неста Арчерон — трилогия «Двор шипов и роз».

Толстый слой снега под ногами издавал гулкий хруст от тяжести его шагов, и Кассиан постарался ступать как можно тише, в ночи озираясь по сторонам натренированным битвами взглядом, зная, что подвергать их такой опасности нельзя. Если кто-нибудь увидит одно из тех чудищ из-за стены, о котором слагают здешние жители ужасающие легенды, то не будет сёстрам Фейры больше покоя. Они и так сильно рисковали, устраивая им встречу с королевами, всё же позволив сделать семейное поместье местом для столь долгожданных переговоров. Ни к чему им создавать лишние проблемы.

Скользнув внимательным взглядом по величественному особняку, он уловил в двустворчатом окне второго этажа мелькнувшую изящную фигурку, в которой совсем без труда распознал Кэролайн. И если раньше он думал, что Фейра — наиболее дикая представительница их семейства, то после встречи с белокурой бестией, в сравнении с которой Мор была нежнейшим созданием, он понял, как же ошибался. Острая на язык и абсолютно непоколебимая, она всё же вызвала у него странное ощущение на сердце, за которым он старательно следовал отныне. Ему хотелось до боли понять, что же скрыто за ледяной улыбкой и льдистым взглядом ясных голубых глаз, которые она всегда спешно от него отводила, чуть хмуря тонкие брови. Неприступная и отчуждённая, необычайно молчаливая — такой он её увидел тогда, за пределами просторной столовой, наполненной созданиями из-за стены и её сёстрами. За её пределами же она была совсем другой, куда более уязвимой в своих плавных движениях. Кэролайн была куда более хрупкой, когда ей не нужно было играть отведённую ей роль строгой старшей сестры.

Дверь чуть приоткрылась перед ним, и он поспешил зайти внутрь дома, стряхивая с плеч и волос белоснежные хлопья снега, чуть тряхнув и крыльями, плотно прижатыми друг к дружке. Кэролайн по привычке не удостоила его ни словом, ни улыбкой, направившись сразу же в гостиную, слыша теперь его тяжёлые шаги за спиной.

— Королевы прислали ответ, — произнесла она едва слышно, взглянув на него мельком из-за плеча, — Но он вам не понравится.

Взяв с деревянного столика небольшой свиток, обвязанный алой лентой, она протянула его Кассиану, на миг скользнув взглядом по его лицу и невольно вздрогнув, когда его горячие и чуть грубоватые пальцы коснулись её ледяной кожи. И она тут же поспешила отдернуть руку, поспешно отступив на шаг. И он бы усмехнулся в ответ на её реакцию, кинув что-нибудь привычно ироничное, вот только в её глазах разглядел затаенную печаль.

— Всё в порядке? — неуверенно поинтересовался всё же он, скользнув невольно взглядом по её мягким белокурым локонам, что рассыпались по плечам и груди, ласкающе касаясь бледной кожи у выпирающей ключицы.

Ткань её нежно-голубого платья казалась совсем тонкой, невесомой, и он невольно заострил внимание на плавных изгибах её фигуры, не зная, как и подступиться к ней. Та Кэролайн что появлялась на людях, вызывала у него желание с силой схватить её ладонью за тонкую шейку и заткнуть поток грубостей поцелуем, превратив едкость слов в сладостный стон. Такая же Кэролайн, вызывала в нём ярое желание коснуться ласково её ладони и попросту прижать к себе, дать ей понять, что иногда можно побыть и хрупкой. Вовсе не обязательно всегда держать вокруг себя стену из тёмных и острых скалистых камней.

— Тебе какое дело? — усмехнулась устало Кэролайн, отступая от него ещё на шаг и подходя чуть ближе к массивному камину, следя пристально за огненными бликами, давно уже не ощущая исходящее от него тепло.

Совсем запуталась, разучилась чувствовать, а, быть может, попросту устала притворяться. Все ведь только и ждут от неё очередной едкой усмешки, привыкнув называть её черствой и озлобленной. Всё внимание всегда доставалось ведь не ей. Была мягкая, совсем не созданная для этого грязного мира, Элейн и, разумеется, Фейра — сильная и храбрая, истинная любимица отца, который не более чем ничтожество в её глазах. Но ведь так говорить плохо, так думать нельзя. Слишком много «нельзя» и «не должна» душили её, сжимая крепко горло стальной ладонью, лишая постепенно свободы и превращая методично в узницу собственного одиночества.

— Что с тобой происходит? — Кассиан заметно нахмурился, разглядывая её вмиг напрягшиеся плечи, готовясь уже мысленно к новой словесной перепалки, что стала для них уже обычным делом.

Вот только она, на удивление, промолчала. Лишь смерила его вновь пристальным и чуть озлобленным взглядом, прежде чем отвернуться к камину.

— Ты получил письмо. Можешь идти, — сухо изрекла она в ответ, в защитном порыве скрестив руки на груди, желая, чтобы он ушёл.

Сама не понимала, почему в именно в обществе грозного на вид иллирийца она не может носить привычную маску. Почему-то именно Кассиан видел её всё же насквозь, скрывая за своими ухмылками серьёзность и абсолютную надёжность. За этим образом шутника она видела преданного друга, который мог бы отдать жизнь за родных ему людей не задумываясь особо.

— Кто-то тебя обидел? — заметно нахмурившись, произнёс он с мелькнувшим в голосе напряжением, что звеняще достигло её, вынудив вздрогнуть, тем самым дав ему верный ответ, — Кто?!

Она упрямо сжала губы в тонкую линию, не желая вспоминать даже причину очередного разочарования в виде ещё одной раны на сердце, где было так много рубцов. Пора бы уже и свыкнуться, что никому она в этом мире не нужна. Всем будет лишь проще, если её не станет.

— Кэролайн, — с нажимом произнёс он вдруг, смотря с обеспокоенностью на сжавшуюся от напряжения фигурку.

А она всё продолжала молчать, слыша как он подходит к ней с опасливой медлительностью ближе. И она отчего-то знала, что Кассиан не поднимет её на смех, расскажи ему она о своих проблемах. Он ей поверит, просто потому что умел воспринимать её всерьёз.

Взгляд его ореховых глаз будто бы прожигал кожу, вынудив её чуть поёжиться, прежде чем мельком взглянуть на его лицо. По-прежнему ждал от неё ответа, вот только она не готова была его давать. Вновь отведя взгляд к камину, Кэролайн едва заметно нахмурилась, а затем резко подалась к нему, привстав на носочки и коснувшись его губ неловко поцелуем, вызвав этим жестом его удивлённый вздох.

На миг попросту растерялся, прикрыв глаза, и инстинктивно ответил на поцелуй, ощущая дрожь, прошедшую по телу, лишь от одного невинного прикосновения её языка к его губам. И в любой другой ситуации он бы поддался незамедлительно вперёд, сжал бы её тело в своих руках и, подхватив её под ягодицы, вынудил бы обвить его талию ногами, чтобы прижать её к себе как можно ближе. Вот только понимал ведь, что Кэролайн пыталась таким образом уйти от разговора и заполнить попросту хоть каким-нибудь теплом зияющую дыру в груди, нанесённую извечным одиночеством.

И ощутив в её поцелуе горечь отчаяния и соленый привкус скользнувших всё же по её щекам слёз, он мгновенно отстранился, сделав нервный вздох. Вот только она протестующе пробормотала что-то неразборчивое в ответ на это.

— Ну же, — вцепившись крепче пальцами в его доспехи из плотной чёрной кожи, едва не взвыла от отчаяния Кэролайн, силясь расстегнуть крепкий ремешок у плеча, но ощутила лишь прикосновение его горячих ладоней к её пальцам, унимающих мигом пробивающую тело нервную дрожь. — Просто возьми, — устало выдохнула она, совсем не обращая внимание на скользящие по щекам горячие слёзы, которые он поспешно стёр с её кожи.

Затем он медленно покачал головой из стороны в сторону, чуть крепче сжимая её хрупкие пальчики ладонями, прежде чем прижать её к себе ближе, позволяя ей попросту уткнуться лицом в его грудь и наконец всхлипнуть, выплеснув накопившуюся боль потоком горьких слёз. В её взгляде он увидел ведь в тот миг лишь страх и полную загнанность, силясь теперь найти столь необычным чувствам разумное объяснения. Но попросту не мог, потому что не было никого более закрытого, чем Кэролайн, которая старательно прятала всю боль глубоко внутри, предпочитая молча от неё погибать, чем показывать кому-либо.

Она пыталась сперва сопротивляться, силясь высвободиться из его крепкой хватки, но Кассиан попросту не позволил ей это, ещё крепче прижимая её к себе и зарываясь пальцами невольно в белокурые локоны, чуть сжимая их и ощущая, как все её сопротивления сходят на нет. Наконец сдалась и позволила себе расслабиться, чуть крепче вцепившись в него, ощущая исходящий жар от его кожи, чувствуя сокрытую силу под этими твёрдыми от постоянных тренировок мышцами и слыша тихий шелест чуть раскрывшихся массивных крыльев у него за спиной, что не вызывали больше опасений.

— Ты не одна, — прошептал вдруг он тихо, коснувшись смазано губами линии роста её волос, чуть задевая нежную кожу лба, — Не одна.

Кэролайн попросту замерла от этих слов, слыша их, кажется, впервые в своей жизни. Неужели он заметил это? Неужели только он понял, что же отравляет её изнутри? И отчего-то она верила его словам, ощущая странный сгусток внезапно возникшей теплоты на сердце, к которой она потянулась всем своим естеством, решив отныне следовать за ним.

========== His hands feel so familiar (Лола/Нарцисс) ==========

Комментарий к His hands feel so familiar (Лола/Нарцисс)

Образы: Персефона, Гадес

Она до последнего ожидала подвох в его приглашении на чашку чая, совсем даже не предполагая, что ничего большее и не скрывается за этим. Вот только вряд ли можно было полагаться на его добропорядочность в столь галантном поведении. Это был всего лишь умелый ход в игре, которую она не понимала. Знала, что права в своих догадках, видела это в его лукавом взгляде, стараясь кропотливо понять, кто же этот мужчина на самом деле.

— Леди Лола, — в его устах её имя всегда звучало словно плавные ноты томной скрипки, вызывая в ней непонятное ощущение спокойствия и в то же время сладостное предвкушение чего-то необъяснимо притягательного.

— Лорд Нарцисс, — в ответ произнесла она, всегда называя его по имени отчего-то с присущим ей по отношению к нему сомнением, которое частенько резало слух.

Однако ничего поделать не могла с этим, не понимая что с ней творится в его обществе и почему она не избегает его, подобно огню, хотя следовало бы. Нарцисс всегда ставил своим поведением её в неловкое положение, умело завлекая в расставленные умело ловушки. И при этом он никогда не принуждал её к чему-либо. Ведь она сама шла в эти самые ловушки, добровольно делая шаг за шагом, зная, что ей ничего в них не грозит.

Он был совсем не похож на тех мужчин, которых она знала прежде. В сравнении с ним все они были юнцами. Нарцисс же мужчина, куда более опытный и серьёзный, знающий всю красоту и уродство этой жизни. Он мог бы уничтожить любого, он был способен поставить на колени даже короля, вот только ей совсем не было от этого страшно.

— Не хотите пострелять? — поинтересовался вдруг он, ладонью указав на массивные мишени, которые она окинула беглым взглядом, прежде чем вновь с прищуром взглянуть ему в глаза.

Сидящий перед ней мужчина был определённо опасен. В нём она ощущала дикие повадки, что угадывались в хитром прищуре голубых глаз и изогнутых в дьявольскую ухмылку губах. Он был необычным, таких ей прежде не доводилось встречать в своей жизни. Предлагал ведь ей свободу от оков долга и осуждений; от обещаний, что она дала всё же Франциску и Марии, помня об опасности этого хитреца, который вёл уверенно никому непонятную игру. И отчего-то ей хотелось следовать его правилам, подчиняясь желанию узнать причину всего этого. Потому и кивнула согласно, вставая за ним следом и расправляя мягким движением ладони нежнейшую ткань пышного платья, чуть дольше обычного в нервном порыве касаясь россыпи камней на ней.

— Позволите? — он кивком головы указал на её руку, касаясь её невесомо пальцами, так и не дождавшись позволения, однако не найдя и никаких признаков отказа в её задумчивом взгляде.

Уверенно потянув вверх рукав платья, обнажая кожу её руки чуть больше, он коснулся сперва неторопливо её лишь кончиками пальцами, проследив голубую линию. И его касания к её коже ей показались такими обыденными, будто бы он уже не раз делал подобное.

— Это наручник, — пояснил он вдруг, мельком взглянув ей в глаза и тут же отведя поспешно взгляд, ощущая лишь лёгкое покалывание в пальцах от долгожданного соприкосновения с её бархатистой кожей, — Его надевают на нерабочую руку, потому что от ошибок в этой игре бывает больно, — он с силой затянул на этих словах кожаные ремешки, улыбнувшись ей лукаво лишь уголками губ.

И отчего-то эта фраза вызвала россыпь мурашек вдоль позвоночника и смутное ощущение чего-то знакомого во всём этом. Потому Лола невольно и нахмурилась в ответ. Больно. Бывает больно, она вновь и вновь повторяла эту фразу мысленно, почему-то думая о том, что ей бы это, скорее всего, понравилось. Как и ему. Ему бы понравилось, проведи она с силой ногтями по его горячей коже, оставляя алые следы. А ей бы понравилось, прикуси он её кожу зубами до розоватого — саднящего — следа. Невольно задержала дыхание на этот краткий миг, видя, как загорелся его взгляд томным пламенем, а затем поспешила отогнать от себя эти мысли, отворачиваясь от него и на удивление легко натягивая упругую тетиву изогнутого лука.

Она готова была поклясться, что раньше никогда подобное оружие в руках не держала. И уж точно не стреляла из него. Но почему-то рука у неё совсем не дрожала от напряжения, а стрела так комфортно располагалась в пальцах, совсем не думая соскальзывать. Это оказалось необычайно легко. Но ведь так быть не должно, разве нет?

И только Лола хотела было выстрелить, толком и не целясь, как ощутила прикосновение его горячих ладоней к её предплечьям, а затем услышала тихий, совсем интимный, шёпот у самого уха, касающийся ласково её кожи приятной хрипотцой.

— Не торопись. Как следует рассмотри цель, — мягко произнёс он, прижимаясь к ней теснее, позволяя ей почувствовать твёрдость его мышц, — Пойми в чем она заключается.

Она совсем не видела мишень в этот миг, стараясь сморгнуть непрошенные обрывки нечётких образов, что будто покинули пределы какого-то странного сна и завладели её разумом. Они были совсем туманные и до дрожи знакомые… и она резко в тот же миг опустила тетиву, слыша как стрела со свистом вонзается в цель, и позволила себя после прерывистый вздох удивления. Прямо в середину. Без каких-либо усилий, будто бы она всю жизнь этим и занималась. И переведя взгляд на Нарцисса, она недоуменно нахмурилась от вида лёгкой печали, блеснувшей в его взгляде.

Он думал, что это поможет ей вспомнить, кто она на самом деле и кто он для неё. Он думал, что сможет обыграть коварную Афродиту, которая действовала по наказу его брата, так желающего спасти своё весеннее дитя от мрака. Зевс даже и не догадывался, что его прелестная дочь была будто бы создана для всего этого, вынуждая мрак расцветать, подобно алым бутонам шипастой розы. А она в этот миг только и могла думать о горько-сладком привкусе граната на языке и о том, как хотела бы коснуться своими губами его губ, чтобы узнать, каково искушение на вкус.

========== Bring me her heart (Клаус/Кэролайн) ==========

Комментарий к Bring me her heart (Клаус/Кэролайн)

Фэндомы: Дневники вампира и Однажды в сказке

Образы: Киллиан Джонс (Капитан Крюк), Реджина Миллс (Злая Королева) — «Однажды в сказке».

В такие моменты Кэролайн вызывала у него непроизвольную улыбку на губах, которую он старался поскорее замаскировать под обыденную усмешку. Давно уже усвоил ведь, что над той кто носит корону и вырывает сердца одним резким и уверенным движением руки, не стоит подшучивать, пусть они и далеки от того мира, где ей была подвластна магия.

Тот мир был прекрасен. Тот мир был их домом, а здесь остались в его распоряжении лишь тошнотворно однотипные деньки, в которых он окончательно уже запутался, не зная даже сколько лет прошло с момента активации заклятия. И единственным его утешением стало любимое из далёкого детства занятие, что спасло его от будничной скуки и дало относительное чувство равновесия. Правда, ещё одной точкой опоры стала как раз та, кто и наложила это заклятье, сыпля раз за разом грубостями и всё же касаясь его губ извечно жалящими поцелуями, что опьяняли крепче любого алкоголя, уничтожая начисто выдержку.

— А теперь заявилась эта спасительница и намеревается отнять у меня моего сына! — Кэролайн наконец появилась в просторной комнате, заметно скривившись и беглым взглядом окинув гостиную, пытаясь отыскать свою блузку.

И он готов был с лёгкостью признать, что что-то определенно притягательное было в её капризном и в то же время злобном тоне. В этом и была вся она — королева, которую боялся каждый житель зачарованного леса. Кто бы только мог подумать, что за столь прелестным и миловидным личиком скрывается темнейшее из созданий, сотканное из нитей чёрной магии и губительной ненависти, что она источала каждой клеточкой своей хрупкой фигурки.

— Так убей её, — спокойно отозвался он, возвращаясь вновь взглядом к мольберту, краем глаза посматривая на неё, то и дело лаская взглядом обнаженную мраморно-белую кожу, которой совсем недавно касался губами, — В чём проблема?

— Ох… — раздраженно прошипела она в ответ, с силой сжав на миг алую ткань пальцами, будто бы она была виновницей всех её бед, — В чём проблема?! — воскликнула Кэролайн, тихонько ругнувшись, — Проблема в Голде!

Клаус недоуменно нахмурился, посмотрев на неё вопросительным взглядом, и она закатила в привычном жесте глаза в ответ на это, наиграно тяжко вздохнув.

— Он лишил меня возможности убить эту паршивку с гномами и тошнотворной очаровательностью, — пояснила как можно терпеливее Кэролайн, вызвав вновь этим его улыбку, которую он так старательно от неё всегда прятал, — А их с рафинадным принцем дочь вообще дитя истинной любви и источник светлейшей магии, которая вырвется на свободу, стоит мне только пальцем её тронуть.

А вот это уже могло стать проблемой, Клаус это понимал совершенно отчётливо. Если спасительница разрушит заклятье, то все жители Сторибрука вспомнят, кто они такие. Тогда уж точно они с Кэролайн окажутся в полной заднице. Без магии, да ещё и в городе полном их врагов… шансы выжить очень близки к нулю.

— И зачем ты мне всё это говоришь? — чуть помедлив, всё же поинтересовался он осторожно, понимая, что у такого стратега, как Кэролайн, заготовленного плана не быть попросту не может.

Она непривычно медлила с ответом, старательно расправляя несуществующие складки на строгой юбке. И эта её нервозность как ни что другое говорили о том, что угроза вполне реальная. Она боится спасительницу. Боится того, что та может сотворить с её тщательно выстроенном на её собственных страданиях мире.

— Потому что ты мне нужен, пират, — на выдохе произнесла непривычно мягко она, шагнув чуть ближе, — Отнять жизнь можно и без магии, а ты, насколько я помню, в этом неплохо преуспел, — её голос к концу предложения стал куда более уверенным и привычно твёрдым, а из взгляда испарились лишние сомнения, — Столько историй о тебе слагают в том мире, аж мурашки по коже.

— Это ведь в прошлом. Ты же перенесла нас сюда, а здесь я одинокий и задумчивый художник, — тихо усмехнувшись, произнёс Клаус, скрупулёзно продолжая смешивать краску кистью, лишь бы избегать её взгляда, вот только слышал всё же её осторожные шаги за спиной, сопровождаемые гулким стуком тонких каблуков.

Горячее дыхание обожгло кожу на его шее, и он тут же ощутил одурманивающий его извечно запах магнолии с примесью цедры лимона, чья горчинка всегда отзывалась на языке, напоминая об истинном характере владелицы этого аромата. Ей трудно было противиться, и она это знала, без зазрения совести пользуясь своим обаянием, демонстрируя свою власть над ним лишь небрежным касанием кончиков пальцев к колкой щетине.

— Ты здесь не целуешь мне пятки только благодаря моей доброте и честности, — прошептала наиграно мягко она, коснувшись все же губами голубоватой венки на его шее, ощущая размеренную пульсацию, — Я ведь помню наш уговор.

— Не ты сохранила мне память, — хрипловато произнёс он в ответ, поворачиваясь к ней лицом и сокращая между их губами и без того маленькое расстояние, — Если бы не зелье…

Её губы изогнулись в широкой улыбке, которую он принял вопросительно вздёрнутой бровью и недоумением, блеснувшим во взгляде зелено-голубых, как буйные воды океана, глаз.

— Ты наивно полагаешь, что она тебя уберегла от участи жалкого раба псевдозельем, что спасает от любых чар? — уточнила Кэролайн с ярко играющими смешинками в ленивом тоне, — Нет, дорогой, Королева Червей меня всё же научила многому. Её замыслы были так же незатейливы, как и ум белоручки.

Он на миг отвёл от неё взгляд, не желая сейчас видеть превосходство в её глазах. И впрямь надо было бы догадаться что к чему уже давным-давно. Всё же Кэролайн сумела превзойти ту, кого она уже давно не называла своей матерью.

— Так чего ты хочешь от меня? — вновь взглянув ей в глаза, спросил раздраженно Клаус, едва не сорвавшись на шипение, которое она явно бы приняла с едкой усмешкой.

Кэролайн победно улыбнулась в ответ, коснувшись на миг губами его сухих губ, игриво скользнув ноготками по ткани его хенли, чуть комкая мягкую ткань и задевая костяшками пальцев один из амулетов, что украшал его шею.

— Принеси мне сердце спасительницы, Клаус, — прошептала она в ответ, — Иначе я раздавлю твоё.

Он тут же нахмурился в ответ, резко отшатнувшись от неё. Быть этого не может, уверен был в этом прежде на сто процентов ведь. Ощущал биение собственного сердца в груди, помнил о защитном заклятии, которое наложила на него тогда её мать, чтобы он принёс ей сердце её дочери и помешал тёмному заклятию.

— Ты не сможешь, — как можно увереннее постарался произнести Клаус, всё же слыша в голосе мелькнувшие нотки сомнения, которые, определённо, не укрылись и от неё.

— Уверен? — уточнила она, подкрепив слова издевательской ухмылкой.

И ему бы хотелось в этот миг сказать, что он и впрямь уверен. Вот только солгал бы прежде всего самому себе. Он уже не был ни в чём уверен. Уговора на счёт сохранности его сердца ведь не было. Она лишь сказала тогда, что спасёт ему жизнь.

— Моё сердце не у тебя, — куда менее уверенно, чем в прошлый раз, проговорил всё же Клаус, старательно прислушиваясь к ощущениям, желая почувствовать, как бьётся сердце в его груди, понимая что всё это может оказаться просто искусно созданной иллюзией.

Кэролайн же в ответ небрежно пожала плечами, шагнув к нему вновь ближе и сократив разделяющее их расстояние.

— Жаль, что мы проверить это не можем, да? Была бы магия, я бы показала тебе, что здесь… — она коснулась ладонью мягко его груди, чуть надавив, — …пусто.

И этот её невинный взгляд васильковых глаз, ещё и мягкая улыбка на нежно-розовых губах, не могли не зародить куда большие сомнения в нём. Неужели всё это время он ничем не отличался от всех тех, кто были не более чем послушными рабами? Или же всё это её искусный блеф, вызванный вспышкой отчаяния?

— Как и у тебя, — прошептал ей в губы всё же едко он, едва сдерживая себя от вспышки злобы, ощущая, как под пальцами трещит хрупкое дерево изящной кисти.

— У тебя сутки, — поморщилась на миг от его тона она, отходя от него медленно и направляясь к выходу, зная, что он сделает для неё это. — Уверенна, что тебе даже понравится, — бросила напоследок Кэролайн, подкрепив слова ухмылкой.

Клаус тут же с силой стиснул зубы, тихонько прорычав, всё же смотря внимательно ей вслед и проклиная мысленно тот день, когда признал, что злобная королева — самая сексуальная женщина, которую ему довелось когда-либо увидеть в своей насыщенной приключениями жизни. И, кажется, она и впрямь знала, что он скучает по прежнему миру, в котором ощущал с изрядной частотой кровь на пальцах, слыша свой задорный смех, и соленый привкус океана вперемешку с терпким ромом, обжигающим губы, как и ласки той, что он готов был называть Королевой.

========== Congratulations, now I hate you (Коул/Фиби) ==========

Комментарий к Congratulations, now I hate you (Коул/Фиби)

Образы: Румпельштильцхен (Мистер Голд), Белль Френч — «Однажды в сказке».

Законы сказок и впрямь были просты до безобразия — у злодеев не бывает счастливых концов. Ведь добро всегда восторжествует и расцветёт даже в самых гиблых условиях, указав всем остальным мечущимся душам праведный путь. Вот только что ощущают при этом злодеи, испытывая чувство потери раз за разом? Каково им жить, зная что никогда и ничего не будет хорошо, а дальше станет лишь хуже?

Коул сделал очередной тяжкий вздох, смотря с привычной ненавистью во взгляде карих глаз на собственное отражение в треснувшем и помутневшем зеркале в номере одного из дешёвых мотелей, на который ему едва хватило денег, найденных в кармане пальто. Ледяная вода совсем не помогала, не смывала болезненные воспоминания и не остужала гнев, разгорающийся внутри с каждой секундой всё больше и больше. Кажется, на этот раз и впрямь всё было кончено, потому что сердце в груди то и дело сжималось от внезапных приступов острой боли, напоминая ему о своей прогнившей злобе, бьющей ответным ударом, сшибающим с ног.

Задыхался раз за разом, силясь не обращать внимание на вмиг ослабевшее без магии тело, переживая один и тот же миг в хаотично мечущихся мыслях. Вновь и вновь видел, как женщина, которой принадлежит его сердце, сжимает крепко пальцами рукоять изогнутого кинжала, сковывающего его и отнимающего у него силу воли. Слышал до сих пор её голос, говорящий до скрежета зубов виновато и гулко:

«Поступиться ради меня властью ты не смог… и не сможешь. Именно она дороже всего для тебя».

Будто бы во власти есть что-то плохое. Будто бы Фиби и не знала, кому дарила свою любовь всё это время, ступая с ним рядом и принимая в нём Тёмного. Будто бы не позволяла ему себя целовать, прижимать к себе крепче и касаться ладонями, на которых застыло так много отнятых жизней, своего тела, шепча ему на ушко признания в любви, что неизменно тонули в томном стоне. Фиби всё это знала. Фиби готова была шагнуть за ним в пропасть, вот только струсила и прикрылась добротой, что прописал ей этот чёртов сказочник. Или же она настолько глупа, что думала, что он способен стать её светлым рыцарем в сияющих на ярком солнце доспехах, который будет всё делать во благо других? Такие обычно умирают в середине сказки, спасая очередного глупца ценой собственной жизни, чтобы дать принцессе и принцу найти друг друга в конце.

«Раньше я видела в чудовище человека. Теперь лишь чудовище» — это была последняя точка, пронзившая его сердце насквозь и вынудившая пошатнуться, будто бы от удара, что сковало его тело липким страхом.

Знал, что за этим последует дальше, сорвавшись позорно всё же на тихую мольбу, переступая через собственную гордость. И эта чертова власть была тут уже ни причём, виной всему была лишь она — Фиби, которая так упорно отказывалась понимать, что всё было ради неё, ради их нового будущего. Всегда хотел лишь лучшего для неё…

«Повелеваю, покинуть Сторибрук» — её голос был надрывным, но таким жёстким и непоколебимым.

Этот голос вновь и вновь раздавался в его голове, и Коул только и смог, что крепко зажмуриться, схватившись крепче пальцами за края небольшой раковины, и сжать их, слыша как под пальцами трещит дешёвый материал.

В её сердце поселилась ненависть в тот миг, он это знал… почувствовал, шагнув невольно за черту и потеряв её из виду навеки. Изгнала его, не сумев принять, тем самым собственноручно толкнув в хищные лапы ненавистной ей тьмы, что текла по его венам, вмиг лишившихся магии. Это ведь давно стало уже его сутью, глупо отрицать. Так же глупо, как и надеется, что его ждёт где-нибудь счастливый конец и тёплая улыбка Фиби.

Всё уже закончилось.

Сжав губы в жёсткую линию, Коул едва слышно прорычал, с силой нанося удар собственному осточертевшему и жалкому отражению, морщась от резкой вспышки боли в костяшках пальцев, обагрившихся кровью, что выступила из многочисленных царапин с застрявшими в них мелкими осколками, которые ранили плоть острыми гранями при каждом движении. И Коул невольно подумал о том, как непривычно было быть снова уязвимым, ощущать всю эту боль, пусть и притупленную слегка порцией отвратного виски, обжигающего горло.

— Снова скулишь? — раздался грубоватый женский голос вдруг за спиной, сопровождаемый привычным давящим запахом сладких духов и никотина, что был присущ лишь одной женщине, которую он знал долгие века.

Он даже оборачиваться не стал, признавая попросту мысленно правоту любительницы шуб и едкого мартини, что как нельзя кстати находилась в похожей беспросветности, будучи нареченной очередной злодейкой. Фиби отправила его в ад, но неужели она не понимала, что тут ему и место? Или что именно здесь он сможет набраться сил и ухватиться с силой за огонь ненависти, который и поможет ему сжечь всё дотла, подарив новую цель? Просто нужно признать, что всё что было прежде кончено. Нужно попробовать это отчаяние на вкус и отбросить ненавистное подальше, похоронив под пеплом былые старания быть хорошим и достойным.

— Мы злодеи, — с жёсткой усмешкой на губах всё же произнёс Коул, поднося ладонь под струю прохладной воды и морщась от давно позабытых ощущений слабости, присущей смертным и такимуязвимым людям, принимая эту боль, как испытание, и проливая кровь, как плату за грядущую войну, — Пора бы и злодеям обрести счастливый конец.

========== The Yule Ball (Баш/Кенна) ==========

Комментарий к The Yule Ball (Баш/Кенна)

Фэндомы: Царство и Гарри Поттер

Образы: гриффиндорец и слизеринка + Святочный бал — «Гарри Поттер и Кубок огня».

Чуть покачиваясь в такт плавной музыки, Кенна вновь окинула презрительным взглядом несостоявшегося спутника на этот вечер, отпивая сладкий тыквенный лимонад, пощипывающий чуть губы цитрусовой кислинкой. И смотря на кружащиеся в медленном танце пары, она готова была признать, что отклонила более заманчивые приглашения от парней с её факультета абсолютно зря. С ними ей удалось бы потанцевать, хоть как-то разбавив эту беспросветную скуку. Но, увы, долгожданный вечер грозился быть испорченным окончательно.

— Грустишь, высокомерная слизеринка? — раздался вдруг позади знакомый мужской голос с бархатистой хрипотцой, вынудивший её невольно улыбнуться в ответ, чуть поведя в привычном жесте покатым плечиком.

Совсем не ожидала, что Баш решится к ней подойти, в особенности в присутствии стольких людей, бросив всё же привычную для них издёвку в её адрес. Ведь обычно они предпочитали избегать подобных моментов, не желая чтобы кто-нибудь увидел их наедине, закрепив за собой давно звание врагов.

— Скорее негодую, занудный гриффиндорец, — ответила она немедля, небрежно чуть обернувшись к нему, окидывая беглым взглядом из-за плеча, подмечая невольно что наряд под старину ему весьма к лицу, — Мой спутник на меня внимания совсем не обращает.

«И пригласи меня кое-кто другой, не пришлось бы проводить вечер у стола с закусками» — хотела было добавить Кенна, вот только вовремя всё же опомнилась, прикусив в игривом, но в то же время нервном, жесте пухлую нижнюю губу.

Всё же не стоило забывать о многолетней ненависти, которую у неё язык не поворачивался уже так назвать некоторое время. Слишком многое произошло между ними за последний год, и от этого ей хотелось отчаянно завыть и отбросить поскорее терзающие воспоминания, как очередную надоевшую вещь.

— Ученикам Дурмстранга явно чужда обыденная вежливость, — произнёс он наигранно сочувствующим тоном, взглянув на неё исподлобья и одарив лёгкой усмешкой, замечая лишь удручённо поджатые нежно-розовые губы в ответ.

Капризная слизеринка, которая так зависела от внимания, лишилась его в такой-то вечер, оставшись стоять одиноко в стороне. Это стало ясно по грусти, затаившейся во взгляде тёплых глаз цвета миндаля. Баш всегда почему-то умел проницательно разглядеть старательно скрываемые за гордо вздернутым подбородком и мило нахмуренным носиком чувства. И готов был давным-давно уже признать, что есть в ней всё же нечто большее, что-то, что она старательно прячет от других за высокомерной улыбкой, умело не давая кому-либо разглядеть это без позволения.

— Идём, — протянул ей галантно ладонь Баш, которую она окинула скептичным взглядом сперва, однако его игриво вздернутая чуть бровь и лёгкая улыбка на губах всё же заставили её медленно коснуться пальцами его горячей кожи и шагнуть осторожно вперёд.

Ничего не произойдёт и совсем ничего не изменится от одного танца, решила она слишком быстро, откинув готовый сорваться вот-вот с губ грубый отказ. Впрочем, отказ и вовсе улетучился из мыслей, стоило ей только ощутить его ладонь на пояснице, а затем тонкие и чуть шершавые пальцы, которыми он коснулся её ладони, притянув к себе поближе. Ощущения были странные. Определённо. И это вызвало непривычное чувство неловкости, отразившееся блеском в её взгляде.

— Расстроился что кубок не выбрал твоё имя? — спросила вдруг она, отведя поспешно взгляд от его лица, лишь бы не выдать наличие мурашек, пробежавших внезапно вдоль поясницы от столь невесомых и поглаживающих прикосновений к её коже спины, не скрытой тканью темно-зеленого бархатного платья.

— А ты? — Баш нервно сглотнул от весьма странной близости, впервые находясь с этой зазнобой на таком незначительном расстоянии, не сыпля привычными колкостями при этом, вызывающими лишь гнев и чувство лёгкой досады.

Видимо, рождественский вечер и впрямь творит чудеса. И правило Святочного Бала о вежливости и тактичности было тут совсем не причём, оба это понимали, ощущая некую неловкость в каждом движении, что с трудом не выбивалось из плавного ритма льющейся по залу неторопливой мелодии.

— Можно подумать, я так сильно этого хотела. Так, всего лишь забава, — небрежно пожала плечами Кенна, наконец взглянув ему без стеснения в глаза, изогнув губы в совсем лёгкой и кокетливой улыбке, присущей лишь ей.

Именно эта улыбка будто бы и говорила всегда окружающим: вы ничего обо мне не знаете на самом деле, не так ли? Совсем не позволяла другим узнать себя, заглянуть чуть глубже за выданный обществу образ избалованной чистокровной волшебницы, жаждущей всё больше и больше власти.

— Ни за что не поверю, что ты, Кенна, не хотела бы, чтобы твоё имя вошло в историю, — усмехнулся слегка он, вызывая своими словами её тихий и совсем беззлобный смешок, — Ты же помешана на признании и внимании

— И на украшениях, — беззаботно добавила она, даже и не думая отрицать произнесённое им, — Как же здесь скучно, — капризно протянула тут же Кенна, резко сменив в своей манере тему и оглянувшись бегло по сторонам, лишь бы только не видеть его странный взгляд, обращённый на неё сегодня, — Я думала Святочный Бал более интересное событие.

Баш вновь улыбнулся, остановившись и прервав неторопливый танец, на которые они оба обращали ничтожно малое внимание, а затем уверенно повёл её к выходу из Большого Зала, переплетая теснее их пальцы, скользя подушечкой большого пальца по её тонкому запястью, к которому он сейчас отчего-то так хотел прижаться губами, чтобы ощутить ими бархатистость её чуть смуглой кожи.

— Куда ты меня тащишь?! — удивлённо воскликнула она с появившейся на губах ослепительной улыбкой, выдающей одолевающее её чувство любопытства, отразившееся притягательным блеском во взгляде.

— Увидишь, — он чуть сильнее сжал её ладонь в своей, выводя из просторного помещения и сворачивая поспешно тут же направо, ведя по пустынному коридору, погружённому в приятный глазу полумрак, — Смотри, — Баш подвёл её к двустворчатому окну, с улыбкой наблюдая за тем, как она с восхищением скользит по заснеженному двору взглядом, наблюдая разноцветные блики на падающих с неба крупных снежных хлопьях.

И этот его жест вызвал у неё непроизвольно широкую улыбку на губах. Ведь он знал, оказывается, что она любит снег; знал эту её маленькую слабость, поселившуюся в сердце ещё с раннего детства. С тех времён, когда их семьи дружили, не зная об истинном происхождении Баша.

— И почему же ты позвал ту убогую когтевранку? — спросила вдруг она спустя несколько минут безмятежного молчания, намерено скривившись от отвращения при воспоминании о его спутницы.

Потому что было очень странно видеть его в компании девушки, которую он осторожно вёл в танце, галантно улыбаясь.

— А ты бы пошла со мной, пригласи я тебя? — ответил спокойно вопросом на вопрос он, повернувшись к ней лицом и скользнув внимательно взглядом по ней, — Я же выродок чистокровного семейства, помнишь? Позор великой семьи.

Она же в ответ на эти слова резко потупила взгляд, в нервном жесте коснувшись ткани своего платья, чуть комкая её пальцами.

— Ты это никогда не забудешь, да? — пролепетала на удивление несмело Кенна в ответ, взглянув мельком на него из-под ресниц, — Мне было одиннадцать, когда я это сказала.

— Что-то изменилось?

— Возможно, — коротко произнесла она, заметно расслабившись, когда ей удалось прогнать внезапно нахлынувшее на неё чувство вины.

Ведь те слова, она готова была признать это сейчас, были непозволительны даже в условиях вспыхнувшей между ними вражды, перечеркнувшей вмиг детскую дружбу.

— Я хотел тебя позвать, — признался он вдруг, словив тут же удивлённый взгляд, — Правда хотел. Но когда решился, ты уже приняла приглашение этого олуха, — и её тихий смешок вызвал улыбку на губах, которую Баш совсем не спешил прятать, — Он совсем не понимает, как ему повезло, что с ним согласилась пойти такая девушка, как ты.

— Верно. Совсем не понимает, — капризно протянула она в ответ, — А что насчёт тебя? Ты понимаешь, как тебе повезло? Ведь с тобой общается в этот самый миг такая девушка… — она замолчала, многозначительно вздернув бровь и игриво улыбнувшись.

— Ещё как понимаю, — признал он, подкрепив слова кивком головы, невольно обратив взгляд чуть вверх и тут же застыв, — Омела, — напряженно и немного смущённо прошептал он спустя несколько секунд, касаясь взглядом неторопливо мелких белоснежных бутонов, распускающихся от их близости к ним по волшебству.

Кенна не сдержала довольную улыбку в ответ на это и, чуть поколебавшись, коснулась ласково всё же в этот же миг его губ своими губами, пробуя несмело поцелуй на вкус, приправленный горчинкой нерешительности, следуя давней традиции. Коснулась совсем невесомо, тут же поспешно прервавшись и позволив себе лёгкую улыбку, которую он принял блеском во взгляде зелено-голубых глаз, всегда вынуждающих её засматриваться на столь любопытный оттенок, в безуспешной попытке его разгадать.

Это было странное ощущение. Совсем необычное, вынуждающее её и вовсе усомниться в том, что вражда когда-то была. Потому что всё чего ей хотелось в этот миг — вновь почувствовать мягкость его губ на своих. Баш вновь ей улыбнулся, будто бы прочтя в растерянном взгляде мольбу, и поддался навстречу, скользнув языком по её нижней губе, прося позволения на это, которое она дала, слегка приоткрыв губы. И ощущения стали куда более странными, чем прежде. Кенна это запоздало поняла, прижавшись к нему невольно ближе, зарываясь пальчиками в волосы и позволяя себе томный стон. Быть может, и впрямь «вражда» уже неподходящее слово.