КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Сборник рассказов [СИ] [Валерий Валентинович Кашпур] (fb2) читать онлайн

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Валерий Кашпур Сборник рассказов

БЛАЗОН

По случаю вечера декламации просторная зала Петровского училища была полна самой разношёрстно одетой публики — среди коричневых и серых визиток встречались студенческие тужурки и даже элегантные костюмы-тройки. Женские горжетки были представлены от соболей до скромных шерстяных уродцев. Всё равно, Меркушев чувствовал себя чужим среди них в своём мундире. Он был неуместен здесь, как была бы неуместна бестужевка-курсистка на мостике крейсера. Стихи, льющиеся потоком из уст романтических юнцов, утомили его.

— Мишенька, помнишь наш уговор? — рука сестры привычно, как в детстве, успокаивающе погладила его кисть.

— Помню, Лиза, но право слово — это такая скука.

— Ты совсем не изменился, Мишель, для тебя нескучны только цифры дальномеров да музыка.

— Зато ты изменилась и очень, Лиза. Где твои роскошные волосы? С этой причёской ты похожа на мальчишку разносчика.

— Ты ничего не понимаешь, пошлый военный мужлан — она гордо приподняла подбородок. — Я мечтаю о карьере Евы Лавльер и во всём стараюсь походить на неё. Сейчас ты убедишься, что я не только пользуюсь успехом у мужчин, но даже могу быть источником вдохновения для самой высокой поэзии.

— Эх, Лиза, Лиза — это всё фантазии.

— А я уверяю тебя, — она поднесла к губам программку вечера и перешла на доверительный шёпот. — Каждый раз, выступая, господин Амзель смотрит на меня глазами обожания и поклонения. Все его стихи проникнуты чувствами ко мне.

— Это моветон Лиза — пялиться на девушку, и смущать её стишками.

— Мишель, твои постоянные «это»…

— Дамы и господа! Сейчас перед вами выступит — их спор прервал громкий, хорошо поставленный голос распорядителя вечера — достойный преемник лучших традиций Ренессанса, поэт галантного направления, господин Амзель со своим произведением «Блазон о божественном животе».

С последними его словами заиграла музыка, чего перед другими выступлениями не было. Меркушев с первых аккордов узнал Песню Сольвейг. За потёртым фортепиано училища юноша с золотыми кудрями вдохновенно исполнял Грига, полуприкрыв глаза.

— Лиза, а что такое блазон? — спросил он, наклонившись к уху сестры.

— Шутливое восхваление, его в моду ещё Маро ввёл.

— Получается, нас ожидает восхваление живота?

— Экий ты Мишель тугодум, конечно же!

Фамилия Маро ничего не говорила Меркушеву, но спросить ещё раз он не решился, очарованный музыкой.

Между тем на сцену медленной походкой вышел сам господин Амзель. К своему огорчению, Меркушев признал, что он красив — правильный овал лица, высокие скулы, прямой нос статуй Праксителя. Две волны пышных чёрных волос, словно из-под форштевня фрегата, струились от пробора. Но главной особенностью были глаза — чёрные, огромные с горячечным блеском чахотки. Эти глаза обежали зал, нашли Лизу. Меркушев почувствовал, как напряглась её рука. Музыка смолкла и Амзель продекламировал:

Блазон о божественном животе:

С высот спускаясь совершенства,
На узость мягкую равнин,
Под грузом неги и блаженства,
Мой челн желанием гоним.
Поднаторевший на аллегориях и метафорах вечера, Меркушев представил себе «челн», мысленно проложил его курс по женскому телу и почувствовал, как краснеют уши. Словно издеваясь над его принадлежностью к флоту, этот шпак продолжал развивать водную тему:

Его качают волны плоти
Родством вселенским естества —
Амура ветреного дети
Несут посланье божества.
Помимо своей воли Меркушев вспомнил гибкую Зафиру из грязного притона Могадора. Поразительные вещи делает с женщиной танец ракс шарки. Что она вытворяла под ним в постели! Тогда это была не качка, а настоящая океанская зыбь, когда гибкие мускулы профессиональной танцовщицы, легко, как пушинку перекатывали его семипудовое тело.

Он украдкой взглянул на Лизу. Подалась вперёд, глаза горят, правая рука нервно перебирает мех муфты. Что творится в её голове? От мысли, что демонический словоблуд представляет себе подобную близость с Лизой, родной невинной, возвышенной Лизой, его бросило в настоящий жар. Ведь, прикрываясь стихами, он её попросту осязает публично! Последнюю строфу Меркушев прослушал как в тумане.

Люблю тебя, волненье глади,
Люблю я шёлк ланит твоих,
Люблю тепло я каждой пяди,
Люблю, и ей пою свой стих!
Под рукоплескание публики Амзель поклонился и величавой адмиральской походкой удалился со сцены. Лиза восторженно хлопала громче всех.

— Нет, каково, Мишель! Это прелесть как замечательно — она оторвала взгляд от сцены, обернулась к нему, заметила его красное лицо, обеспокоенно спросила — Мишенька, тебе нехорошо?

— Да нет, просто с непривычки душно. На морях посвежее будет.

Ни за какие ковриги он не признался бы Лизе, что готов настучать рифмоплёту по сусалам. Хотя, если разобраться, обвинить его не в чем.

— Тогда пойдём скорее. Выступление господина Амзеля было последним. Ты отрекомендуешься и представишь меня. Мишель, я сгораю от любопытства!

— Твой Амзель — форменная пустышка. Что ты в нём нашла?

— Ну мы же уговаривались, Мишенька!

Они немного поспорили, но, в конце концов, Меркушев сдался. Лиза была не на шутку увлечена поэтом, и ему не хотелось портить ей вечер.

Амзель сыскался в крохотной комнатёнке, переделанной под артистическую уборную. Он восседал перед большим зеркалом в золочёной раме, а давешний исполнитель Грига поправлял ему причёску, орудуя роговым гребнем.

— Прошу извинить меня, господин Меркушев и Елизавета Ивановна, — ответил он после того, как Меркушев представил Лизу и себя — волосы растрепались после выступления и Володенька любезно согласился помочь мне.

— О, не прерывайте вашего занятия, мы всего лишь заглянули, чтобы засвидетельствовать своё восхищение вашим талантом — восторгу Лизы от встречи с обожателем не было предела.

— Тронут, чрезвычайно тронут вашим вниманием к своей скромной особе — господин Амзель отвечал вежливо, но от его застывшей в кресле фигуры веяло самодовольством.

— Не откажите в любезности отужинать с нами? Нам бы хотелось узнать о поэтическом творчестве непосредственно от вас.

Меркушев решил, что это слишком. Нужно было вмешиваться, пока Лиза окончательно не потеряла голову. Ему вдруг пришла в голову мысль, что в лице Амзеля есть что-то знакомое. Где то уже приходилось видеть эти волны волос. Ну, конечно же! Оскар Уайльд. Фотокарточка на стене в апартаментах Офицерского собрания! Коленька Петровский только что не молился на неё, прижимая к груди истрёпанный томик «The Picture of Dorian Gray». Так вот на кого тужится походить этот Амзелькин-мамзелькин! На эстетствующего викторианского содомита! Ну, да. Вон как трудится прилежно златокудрый Володенька. Похоже, мальчишеская причёска Лизы сослужила ей плохую службу.

— Всенепременно отужинайте с нами — с самым чистосердечным видом сказал Меркушев. — Я несказанно увлечён энергией вашего стиха. Есть в ней какая-то чистая мужественность, как положим, у Оскара Уальда.

Фигура Амзеля на мгновение потеряла свою монументальность. Поэт бросил пытливый взгляд на Меркушева. Его рука чуть заметно шевельнулась на подлокотнике кресла, а затем Меркушев заметил, как к ней украдкой прикоснулись пальцы Володи музыканта. Этот жест настолько напомнил ласку Лизы перед выступлением Амзеля, что Меркушеву стало не по себе. Так вот какое у них «родство вселенского естества»!

— К сожалению, вынужден отклонить ваше соблазнительное предложение, устал чрезвычайно — ответил Амзель. — Примите заверения в глубочайшем к вам расположении. Они откланялись и ушли. Лиза была задумчива и молчалива. Когда принимала шляпу у человека, чуть не захватила чужие перчатки. Позабыла сумочку в дамской комнате. Наконец, когда они вышли на Набережную Фонтанки, вдохнула свежий влажный воздух и сказала: «Ты был прав Мишель, причёска Евы Лавльер мне совершенно не идёт».

ДИВАН

Дик чувствовал себя идиотом. Никогда в своей жизни он не покупал мебель. Мотели, меблированные съёмные квартиры, жилища друзей, наконец. Угонщика колёса кормят. Чуть перестанешь колесить по городу, осядешь где-нибудь в одном месте и готово дело — какой-нибудь жирный коп натыкает на карте флажков и вычислит логово.

— Настоятельно рекомендую взглянуть на другие модели. У меня есть для вас настоящее чудо — носатый продавец в двубортном пиджаке сделал попытку затащить его в пыльные недра магазина.

— Да нет, мне этот нравится — Дик поспешно плюхнулся на диван у окна.

— Отличный выбор! — носатый повёл своим носом, чуя созревающего клиента и обрушил на Дика кучу полезной информации об изделии, начиная с количества пружин и заканчивая характеристиками велюровой обивки.

Дик раскачивался на диванных подушках, задумчиво щупал ткань, интересовался, хорошо ли она чистится. На мебель ему было плевать, а вот вид из окна его интересовал чрезвычайно. Бар-бильярд «У Розы» был отсюда виден как на ладони. Невзрачное, унылое строение с пыльными окнами, выцветшей вывеской и стоянкой потрёпанных машин. Всё как обычно — среди машин нет фургончиков с коммерческими номерами, никто не слоняется, ведя скрытое наблюдение. Условный знак, забытая швабра в окне, рядом с облезлым макетом розы, присутствует. Значит, кокаиновая точка работает исправно и радушно ждёт Дика. У него сегодня будет славный вечер, если он раздобудет порошок. Это у отмороженной ботвы День Святого Валентина катится по накатанной программе — шоппинг в ювелирке, шампанское в ресторане, мерный секс с полным пузом дома. А у него всё по-другому, у него есть Шанти! Шанти — умопомрачительная куколка с порочным телом стриптизёрши и голоском ангела, когда «припудрит носик», творит такое, что все позы «Камасутры» кажутся невинными играми детишек в песочнице. Очень удобно, лучший подарок всегда ценим и желанен — пакетик кокса. При мысли о Шанти он невольно заёрзал. Продавец в этот момент называл цену и, восприняв движения Дика как колебания, мгновенно заговорил о скидках.

Пора было закругляться. Сюда, в мебельный магазин, Дик зашёл для перестраховки. Простое правило угонщика: «Десять раз посмотри, один раз угони». Он наплёл продавцу о въедливой жене, без которой не решается сделать покупку, сфотографировал сотовым телефоном диван, взял визитку носатого и заверил, что, несомненно, свяжется с ним.

К бару Дик шёл обычной походкой праздношатающегося безработного, но все чувства были напряжены до предела. Ходят слухи, что спецподразделению копов «Затмение» собираются урезать бюджет и чтобы показать свою полезность, они принялись громить даже самые мелкие точки сбыта. А попадаться ему резона нет — пробьют его пальчики по базам данных и всплывёт на нём куча угнанных тачек. Многие горели по мелочи. Глупо сыпаться из-за понюшки кокса, но как вспомнишь, как извиваются выпуклости Шанти, так выцарапаешься на небо и в зубах луну притащишь. Как она прикусывает губку, сотрясаясь от желания, с трепещущими после «дорожки» ноздрями! Дикая, невзнузданная кобылица! Ничего, и не таких объезжал ковбой Дик. А что копы? Копы как погода, будут всегда и нечего ждать от них милости. Сегодня дождик, завтра может, вообще, буря.

Когда он открыл дверь бара, его охватило привычное спокойствие. Всегда с ним так. Сначала сомнения и подозрения, а потом бац, и всё — идёт работа, суете в мозгах нет места.

В баре было уютно: в полумраке телевизор мельтешит полями для гольфа, динамики мурлычут приятную музыку. У входа на пухлом диване лениво листает пёстрый журнал Майки Сломанные Уши.

Постороннему может показаться, что этот барный вышибала отдыхает перед бурной ночкой, погружённый в прелести кинозвёзд, но Дик знает, что Майки охраняет закладку кокса в диване. Отлично отлаженная схема сбыта. Платишь хозяйке у стойки, охранник отваливает, садишься со стаканом на его место, незаметно забираешь свой кокс. В случае чего, администрация ни при делах — мало ли кто пакетик на диване обронил, вот он между подушек и провалился. Клиент тоже совершенно случайно подобрал, что там в этом пакетике, понятия не имеет.

С видом завсегдатая, Дик окинул небрежным взглядом бар. Посетителей немного — двое катают шары. Один скучает у барной стойки. Несколько пенсионеров горбятся у игральных автоматов. Идиллия барной жизни. Дик бросил четвертак в автомат, высыпал в стаканчик горсть орешков и задумчиво их грызя, отправился осмотреться. Пенсионеры его порадовали — настоящие зомби, суют банкноты в пасть машин и молотят по кнопкам. Бильярдисты парни крепкие, под свитерами при ударах киями перекатываются налитые мускулы. Вполне могут быть оперативниками силового прикрытия. Дик задержался у их стола, глазея на игру. Рыжий здоровяк уверенно разбил пирамиду, красный шар бомбой влетел в лузу.

— Красный цвет, выручки нет — его напарник заржал.

— Да, неплохо мне вкатали фараоны — рыжий зло ударил и смазал.

— А ты меньше свою лузу разевай на перекрёстках.

— Меньше болтай Френк, а не то я в твою лузу затычку вкатаю.

Хм, похожи на таксистов. Спускают пар после мотания по городу. Подопьют, и к вечеру будут буянить. Дик разжевал очередной орешек и двинулся к стойке. За ней сама хозяйка — мадам Роза. Молодящаяся крашеная блондинка неопределённого возраста, необъятных размеров и необъятной жадности. Не доверяет сбыт кокса персоналу, всё контролирует сама. Просто мания величия, не зря бар назвала «У Розы».

Дик поздоровался, поставил стакан с остатками орешек на стойку, опустился на табурет. Что делает бедолага, обожравшийся остро перчённой дряни? Правильно, пьёт дерьмовое пиво. Он заказал дешёвое пиво, получил свой бокал, неторопливо отхлебнул. Рассматривая ряд пёстрых бутылок, скользнул взглядом по посетителю у стойки. Землистый цвет лица, обвисшие щёки престарелого бульдога. Цедит какую-то жутко зелёную дрянь, по стоимости не дороже пива Дика. Потёртый пиджак с лоснящимися рукавами. Небось, о барные стойки и вытер.

Ничего подозрительного, можно было начинать закупать кокс.

— Мне «Чёрного русского». Ликёр как обычно — он сделал заказ и протянул деньги.

Сверху двадцатка, под ней крупные купюры. Заслышав слова пароля, мадам Роза отставила бокал, который протирала и под его прикрытием быстро проверила деньги. В этот момент Дик почувствовал тревогу — боковое зрение уловило, что бульдог-забулдыга бросил взгляд на деньги. Может, показалось? В ожидании заказа Дик ещё раз, украдкой глянул на него. Спокоен, неторопливо допивает зелёную жуть, заказывает ещё. Взопрел от этой выпивки, вытирает блестящую лысину салфеткой. Случайность, не более того, обычный пьянчуга.

— Эй, Майки, принеси льда, у меня закончился — зычным голосом мадам Роза позвала вышибалу и поставила перед Диком стакан. Он продегустировал коктейль. Вкус напитка мягким кофейным дурманом пощекотал нёбо. Дик сделал ещё один глоток, обернулся посмотреть, как Майки оставляет свой пост. Теперь черёд Дика читать его журнал. Он слез с табурета, отправился побродить по залу. Пенсионеры исправно кормят автоматы деньгами. Здоровяки азартно стучат шарами. На столе их осталось немного. Рыжий, определённо, в ударе. Целится в полосатый шар, мощно бьёт. Шар мельтешит зеленью, стрелой вонзается в лузу.

Всё спокойно, но тревога не отпускает. Дик опустился на диван, ещё не утративший тепло задницы Майки, взял журнал. Сейчас немного его почитает, скрытно достанет пакетик, спрячет между страниц, а потом спокойно уйдёт, прихватив журнал с собой. Уйдёт к своей Шанти, и она будет любить его так, что мощи Святого Валентина перевернутся в своём ковчежце.

Его рука уже потянулась к заветной щели между подушками и замерла. Стоп! Он понял, что не так! Рыжий не должен забивать полосатый шар! Первым у него был цельный красный, значит бить он должен по цельным шарам. Этот доходяга у стойки дал им знак салфеткой. Ребята отвлеклись и лупят по шарам не думая. Дика прихватят сразу, как только он возьмёт кокаин в руки.

Обдумывая эту нерадостную перспективу, Дик сделал хороший глоток коктейля. Самое разумное сейчас плюнуть на деньги, подняться и уйти. Копы позволят ему сделать это. На осечки они не имеют права. Пресса с радостью цепляется за любой их промах. Им не нужна шумиха, когда федералы собираются подстричь бюджет.

Уйти, забиться в нору и пережидать пока волкодавы угомонятся? Без Шанти, без горячего безумия их тел? А ведь оно рядом, руку протяни. Святой Валентин назовёт его в свой день лузером, если он выйдет из бара без кокаина и не будет у него хрен стоять во веки веков после такого облома. Аминь. Ха! Да он выгрызет свой кокаин у копов, чего бы это ему не стоило!

Он допил свой коктейль и всё той же, расхлябанной походкой безработного, вернулся к стойке. В глазах мадам Розы читалось удивление.

— Посидел на вашем диванчике, мадам Роза и разомлел. Не продадите его? Целый день сегодня по магазинам езжу, хочу диван купит. Уступите. Он у вас всё равно в одном месте подпаленный — заявил он, снова усаживаясь на табурет.

Не увидел, а скорее почувствовал, как поник рядом бульдожка. В кутерьме с грузчиками, вне бара, за пакетиком с кокаином не уследишь.

Будет. Будет сегодня у Дика безумная любовь.

ЦАРЬ

На втором часу экскурсии Короуш почувствовал, что группа подустала: школьники старательно таращили глаза на очередную инопланетную зверюгу, но пресыщенные диковинами «БиоДома», уже слабо воспринимали речь экскурсовода. Да и свисоед по прозвищу Хлотя, с планеты Хлоя, не то животное, которое может развлечь публику. Если бы не длинный хобот, при определенной доле фантазии, его можно бы было принять за низкорослую лошадь в чешуе, которую пучит от попкорна. При кормлении, у гнездовья свисов, он довольно потешен, когда вытягивает огромный живот, пытаясь дотянуться до верхних отверстий. Но сейчас Хлотя лежит серой, бесформенной тушей на песке, замотавшись хоботом, как шарфом и толку от него мало. Судя по блаженно полузакрытым глазам, он занимается перевариванием пищи. Жаль, у него довольно своеобразные зрачки!

Ничто так не встряхивает аудиторию как увлекательная история, Короуш побарабанил пальцами по стеклу вольера, привлекая внимание утомленных подопечных: «Друзья, прошу у вас ещё одну минуточку терпения, после загадочного Хлоти мы передохнём и перекусим. Итак, перед нами свисоед, беззубый хищник, который питается лучшими строителями Галактики. Да, да, вон те насекомые, которые летают у стены справа, у себя на родине, на планете Хлоя, возводят сложнейшие башни, по сравнению с которыми небоскребы наших городов кажутся детскими игрушками. Внешне свисы напоминают пчёл, но плотоядны и уничтожают всё живое, пытающееся приблизиться к их жилищам. Если бы не чешуя, Хлотя давно был бы ими съеден. Свисы в состоянии остановить даже технику Космического Десанта. Они выделяют особую клейковину, которой обездвиживают механизмы.

Тем не менее, строение их тела удалось хорошо изучить. Несмотря на умопомрачительную сложность жилищ, свисы являются обычными общественными насекомыми с примитивной нервной системой. А вот о свисоедах мы знаем мало, ученым доставались только мёртвые особи со свисами в желудках. Долгие годы многочисленные экспедиции пытались добыть живого свисоеда. Это оказалось непосильной задачей, свисоеды всю жизнь проводят у самых крупных гнездовий под защитой свисов, прячась там от хищников. И только совсем недавно, два года назад, в солнечную систему с Хлои вернулся транспортные корабль „Перфоманс“ капитана Митчелла, с Хлотей и колонией свисов на борту».

В этом месте Короуш сделал паузу и многозначительно посмотрел на притихших школьников. В их глазах затухающий огонёк интереса зажегся с новой силой. Выпускной класс, пятый сегондер, измучен школьными заданиями, поэтому на каникулах очень живо интересуется, как сложные задачи решают взрослые.

— И как же капитану Митчеллу удалось поймать свисоеда? — спросила конопатенькая девчушка, смешно почесав носик.

— К сожалению, об этом мы никогда не узнаем, — развёл руками Короуш, — все записи в бортовом журнале были стёрты, а капитана Митчелла с напарником обнаружили мёртвыми в трюме корабля. «Перфомансом» управлял автопилот.

— От чего они погибли? — донеслось до Короуша от группки мальчишек.

— Трудно сказать, их тела почти полностью поглотили свисы. Возможно, им как то удалось просочиться внутрь корабля и затаиться.

— Вздор, — пробасил здоровяк, который возвышался над сверстниками на добрую голову, — просочиться на корабль без разрешения капитана даже микроб не сможет.

— Свисы очень коварные создания, у них сложнейшая биохимия. Они в состоянии синтезировать различные вещества. Кроме того, как и свисоеды, свисы общаются с помощью радиоволн, к примеру, они могли случайно запустить дистанционно управляемое устройство шлюза.

— Невозможно, сейчас вся связь на шифраторах с криптографией на ароматах кварков. Это всё равно, что стаду обезьян сыграть симфонию на самодельных инструментах, идентично подражая оркестру — к разговору подключился явно отличник учёбы.

— Не стаду, а стае обезьян, — поправил его Короуш. — Самое странное, что на Хлою капитан Митчелл отправлялся вовсе не за свисоедом. Согласно регистру отправки, капитан намеревался изловить совсем другого зверя — тиграна. Его нет в нашем зоопарке, он очень скрытен и поймать его пока не удается. Поразительно, но капитан Митчелл вез с собой живого тиграна.

— И его тоже съели свисы? — ахнула обладательница конопушек.

— Да, — Короуш мгновение помедлил, вчитываясь в маркер имени на экране своих очков, — Арза. От него остались шкура и клыки в клетке. Свисам повезло, на «Перфомансе» был большой запас мяса для тиграна. Свисоеду повезло еще больше, свисы отлично приспособились к космическому кораблю.

— Выходит, — Арза подошла к толстому стеклу вольера, — только Хлотя знает тайну гибели экипажа «Перформанс».

— Всё, можете перекусить, — прекращая повествование, Короуш хлопнул в ладоши — в боковых отделениях ваших буат-а-ланч находятся пневмопуфы. Располагайтесь прямо в этом зале, кому как удобно.

Школьники облегченно зашумели, радуясь неожиданному окончанию ужастика. Здесь и там послышалось негромкое шипение: брошенные на кафель пола пневмопуфы вздувались, образуя удобные сидения.

Короуш с гордостью отметил, что все они были обращены к вольеру со свисоедом. Значит, старания экскурсовода не пропали даром, младое поколение заинтересовалось тайной вселенной и собиралось поглощать сэндвичи, созерцая загадку космоса.

Загадка космоса пошевелила хоботом и открыла один глаз, наблюдая со своей стороны стекла за приемом пищи землянами. «Похоже, фраза Ювенала „Хлеба и зрелищ!“ свисоедов тоже касается — подумал Короуш, — в хлойской трактовке она бы звучала „Свисов и зрелищ!“. По сути, мы с тобой, Хлотя немного похожи: каждый в своей клетке зоопарка. Разве что у меня добровольная клетка царя природы, я провожу в ней рабочие дни, а ты просто дни своей жизни».

Арза не прикоснулась к сумке с едой. Вытащив стиломастер, она что-то рисовала на стекле, прямо под музейной надписью «Хлотя».

— Что ты делаешь, Арза? — поинтересовался Короуш, подойдя к ней.

— Я думаю, что Хлотя не животное, а разумный инопланетянин, — высунув язык, Арза старательно изобразила контуры крыльев. — Просто не хочет с людьми контактировать. Его похитили с родной планеты. Он как в тюрьме.

— И как ты собираешься с ним общаться?

— Рисую свиса, его любимую еду, — Арза кивнула на серое насекомое, сидящее в центре буквы «О» слова «Хлотя».

— Думаешь, тема пищи его заинтересует?

— Он ведь смотрит как мы едим, ему интересно. Может его интересуют только еда и развлечения.

Короуш в замешательстве почесал переносицу. Школьница пришла к такой же мысли, что и он сам, но в отличие от его пустого упражнения с редактированием Ювенала, занялась практическим воплощением своих размышлений.

«Ха, я знаю, что наверняка заинтересует любого башковитого инопланетника», — послышалось за спиной. Обернувшись, Короуш увидел здоровяка, поклонника харизматичных капитанов. Развалившись на пуфе, тот уминал огромный сэндвич. В левой руке он держал, как старинный микрофон, бутылку с томатным соком. «Слушайте, слушайте, сейчас я продемонстрирую представителю инопланетной цивилизации уникальное событие из истории человечества: первая посадка ракеты „Фалкон девять“ Элона Маска», — выкрикнул увалень.

После этих слов бутылка с соком, пущенная умелой рукой, взмыла высоко в воздух. Шутник явно долго тренировался, готовясь к этому трюку: совершив несчётное количество переворотов, емкость донышком приземлилась на пол. От сильного толчка ее крышка слетела и вверх ударила струя. Сочная красная лужа сока на белоснежном кафеле отметила место посадки.

Радости школьников не было предела. Они вскочили с пуфов, заулюлюкали, разразились овациями. Особенно старались девочки.

— Очень неплохо месьё Маск, надо ещё поработать над надёжностью клапанов томатного топлива, — отправляя запрос в службу уборки, Короуш повёл взглядом по пиктограммам на внутреннем экране очков.

— Меня зовут Джошуа. Прошу прощения за беспорядок, — в ответ здоровяк приветственно помахал сэндвичем.

— Ничего страшного, Джош. «Девять один один» уже в пути, — Короуш посмотрел на технический лючок у пола.

Из лючка выскользнуло несколько сервомобилей. У лужи они развернулись в предупреждающие панно с надписями «Осторожно, влажный пол». Короуш поморщился. Не самая лучшая идея искина отделаться предупреждениями, когда в зале экскурсия школьников. Короуш вызвал уборочный комбайн и начал навешивать на свой вызов приоритетные статусы.

— Джош — лучший питчер нашего сегондера, — одна из школьниц отвлекла Короуша от хозяйственных процедур.

— А еще он самый классный на слэм турнирах, — теребя локон, продекламировала другая воздыхательница: «Не забуду твои глаза: дерзкий взгляд, солнца полный. Отчего я бегу от него? Я сейчас не в себе, бездомный».

«Солнца полный? Не с веснушками ли Арзы соревновался Джош на поэтических ристалищах? Эх, девочки. Не о вас мечтает Джош, не о вас. Как увидел, что Арза рисует, так сразу начал ракету запускать», — Короуш повернулся к вольеру посмотреть на художество юной контактерки. Свис у неё получился очень хорошо: смертоносные жвала грозно венчают крупную голову, мохнатое тело передано уверенными штрихами, крылья идеальной формы. Под рисунком Арза заканчивала надпись «Осторожно, влажный пол».

— Считаешь, эта фраза лучше всего подходит для первого контакта? — по экрану очков Короуша, пошла разноцветная рябь, размывая фигурку Арзы. Через мгновение картинка стабилизировалась.

— Я от себя ничего не пишу, всего лишь повторяю путь свиса.

— Чёрт меня возьми, он копирует надписи на панно у лужи Джоша! — выкрикнул Короуш, наблюдая, как стиломастер Арзы следует за неторопливым перемещением свиса на стекле.

Картинка на экране очков Короуша обрела поразительную резкость. Самопроизвольно включилась система распознавания образов. Над силуэтом Арзы маркер поменял имя: вместо «Арза» высветилось «Хлотя». В недоумении Короуш повернулся к школьникам. Хлоп. Хлоп. Надписи с именами детей заменялись одной идентичной «Хлотя». Пиктограммки управления начали исчезать одна за другой. Неужели кто-то начал перехватывать контроль над системой музея?

Когда Короуш вновь повернулся к вольеру, Хлотя уже был на ногах. От его былой сонливости не осталось и следа. Глаза с треугольными зрачками в упор смотрели на Короуша, хобот был изогнут, как у трубящего слона. Из него вылетало облако свисов, разворачиваясь в огромный шар. Как так? Свисы не пища! Они что, биомашины? Ах ты пони чешуйчатое, радиолюбитель-самоучка, да у тебя, там, на Хлое цивилизация, а ты здесь из себя животное корчишь!

Но не свисы напугали Короуша до полусмерти, вовсе не они. За Хлотей на дальней стене вольера отъезжали в сторону массивные панели фильтров, обнажая беззащитные порталы вентиляционной системы «БиоДома».

«Зоопарк — лучшее место для борьбы видов за существование на клеточном уровне. Так просто я тебе свою царскую клетку не отдам!». Короуш метнулся к пожарному щитку на стене. Руки дрожали, отбрасывая защитный колпачок, но кнопку подачи пены он нажал уверенно, как настоящий царь природы.

ДОРОГАМИ ТВОРЧЕСТВА

Ёж, сделанный из записной книжки, глазами кнопками смотрел на разноцветный хвост павлина. Ему было на что посмотреть: десятки кружочков стружки от заточки карандашей были уложены на картон пышным растрёпанным облаком. На первый взгляд, казалось, что в буйстве красок системы нет, но если присмотреться, то в зелёном цвете вырисовывались очертания буквы «Л». Ну, конечно, как же можно без логотипа концерна! Примостившийся рядом звездолёт, наоборот, был самой, что ни на есть, рациональной конструкции. Сцепленные колпачки от шариковых авторучек правильными рядами составляли его стремительный корпус. Следующая поделка являла собой трогательную наивность примитивизма — проволочные силуэты мужчины и женщины держали в руках сердце. Красная проволока согнута неумело, придаёт композиции шарм непосредственности.

Ксавье Бержерон оторвал взгляд от выстроившихся перед ним на обширной панели сканера экспонатов и сообщил переминающемуся с ноги на ногу Люку Сове, штатному психологу концерна «Лорика»:

— Мне понадобится неделя, чтобы тщательно проверить все работы.

— Что? — Сове нервно поправил очки визора на своём длинном галльском носу, — юбилей предприятия через три дня. Люди из кожи вон лезли, чтобы успеть! Экспозиция будет на праздничном банкете!

— Я и так пошёл тебе на уступки, Люк. Ты знаешь правила безопасности. Из сектора Омега поступают только данные, всё остальное уничтожается.

— Правила. Правила, — Сове раздражённо очертил рукой в воздухе квадрат, который, видимо, должен был олицетворять собой границы контроля. — Если хочешь знать, благодаря подобной отдушине в правилах, производительность в секторе подскочила на сорок процентов.

— Если бы персонал использовал время, которое он угрохал на павлинов, ежей и звездолеты, по делу, производительность бы поднялась на сто процентов, — заметил Ксавье.

— Что ты понимаешь в творчестве, Ксавье? — в голосе Сове сквозила страсть Дон Кихота, вонзающего фамильное копье в мерно вращающиеся крылья ветряной мельницы. — Это тебе не расфасовывание сардин на конвейере. Эти люди способны за пять минут озарения после месяца расслабухи совершить прорыв в технологиях.

— Поэтому мне и нужна неделя кропотливой работы, чтобы проверить творчество гениев. Я ведь не гений.

— Не гений и не создатель, ты способен только угнетать своими проверками и допросами.

— Я всего лишь делаю свою работу. Информация из сектора Омега стоит миллиарды.

— Не надо много трудов, чтобы оборонять неприступную крепость. Стой себе на стене и смотри, как скребут по железобетону совочками шпионы-кроты. Информация у нас защищена Доку Шилд, прими её к сведению, — Сове протянул Бержерону пару чистых листиков пластика, сколотых скрепкой.

Бержерон снял скрепку, провел пальцем по активным полосам в верхних частях документов. После считывания отпечатков на пластике проступил текст, видимый только визором адресата. Распоряжение за подписью президента совета директоров предписывало провести проверку экспозиции «Будь самим собой в Лорике!» в однодневный срок. Прилагающийся длинный список авторов намекал, что осуществить это рутинным осмотром не получится. Бержерон прижал полосы к браслету коммуникатора. Гигабайты документации осели в электронной памяти. Технология Доку Шилд действительно обеспечивала безопасную передачу информации. Никакого беспроводного соединения!

Фокусируя визор на предметах, Бержерон вернулся к части экспозиции, которая привлекла его внимание. Каждый экспонат выдавал подробное досье на создателя, вплоть до клички домашнего животного. В вытянутой форме ёжика-записная-книжка угадывалось тело таксы, в которой хозяин души не чаял. Звездолёт создал, конечно же, главный конструктор, павлина — дизайнер, чудиков с сердцем — секретарша.

— Скажи, Люк, у Сюзан Боссе близкие отношения с Джастином Ранже из секции микроэлектроники? — спросил Бержерон, переходя к проволочным влюблённым.

— Решил поиграть в детектива-психолога и пожевать мой хлеб? — крылья носа Сове хищно подёрнулись. — Да, они встречаются. Собственно, с них всё и началось, Джастин сделал для Сюзан ежика, а она из скрепок сотворила ему Ромео и Джульету. Самоотверженный труд, если принять во внимание ее акриловые ногти. Потом все загорелись, я лишь обратил энтузиазм коллектива во благо концерна.

— А до Джастина Сюзанн встречалась с тобой? Не она ли тебе подкинула идею с экспозицией?

— Месьё Бержерон, — отчеканил Сове. — Включите уже чёртов сканер, сделайте свою работу и покончим с этим.

— Всё не так просто, Люк. Пассивную электронику с защитой сканер не найдет, я уже не говорю о такой банальности как записи симпатическими чернилами на таких вот страницах, — Бержерон указал на хитроумно свёрнутую бумагу в теле ёжика.

— Господи, что у тебя за работа, Ксав? Видеть грязь даже в самых чистых проявлениях человеческой души!

— Такая у меня грязная работа, — Ксавье задумчиво включил сканер и посмотрел на успокаивающе зелёный огонёк индикатора. Затем осторожно провёл листком Доку Шилд по изгибам проволочного сердца. Взвыл сигнал тревоги, и индикатор запульсировал красным.

— О, мой Бог! Скрепки-микросчитыватели!

— Даже в грязной работе есть место творчеству, Люк, — сказал Ксавье, глядя на расширившиеся глаза Сове.

ЭНДШПИЛЬ МЕРДОКА

Сокровищница клана Хрустальный Щит поражала воображение: под развёрнутым знаменем стеллажи полнились слитками золота, в открытых контейнерах лежали драгоценности на миллионы варбаксов игры Вар энд Дэстини. Удача улыбнулась двум отчаянным авантюристам. Позади остались горы трупов, бесконечные коридоры полные ловушек. Пять часов чумового геймплея пролетели как одно мгновение. Инквизитор запустил руку в ворох рубинов, любуясь блеском баснословного богатства. За один такой камушек можно купить элитный комплект снаряги и нейтронную пушку в придачу! «Я прихвачу хабар на сто слотов», — сообщил он в чате напарнику.

Мердок аккуратно вытер меч о камуфляж убитого охранника и выглянул в забранное решёткой окно сокровищницы. Из десятков машин выбегали многочисленные фигурки бойцов, собираясь в штурмовые группы.

— Чёрт, сигнализация сейфа всё-таки сработала. Инкви, припёрлось до чёрта «хрустов»! — предостерег он Инквизитора.

— Ничего, с боливаром мы выберемся!

— Нет, Боливар вынесет только одного, — Мердок отбросил меч и подобрал с пола пистолет.

Вспышка выстрела заставила рубины вспыхнуть кровавыми искрами.

* * *
На площади перед казначейством командир спецназа выдал финальное сообщение: «Внимание всем. Мы прочитали запись камеры на входе. Это Мердок. У него артефакт — шляпа-невидимка боливар. Используйте дымовые шашки для обнаружения. Вперёд».

Крыши близлежащих домов ощетинились стволами снайперских винтовок. К дому решительно устремились слаженные группки штурмовиков.

После жаркого получасового боя перед командиром предстал боец. На его плече покоился связанный пленник, скомканная шляпа была засунута ему за пояс. Победа далась бойцу нелегко: униформа клана пестрела разрезами, полуоторванные карманы на ногах свисали неряшливыми тряпочками.

Инженер идентифицировал добычу:

— Игрок Мердок, шесть процентов здоровья, шляпа боливар, три процента заряда абсолютного скрытия.

— Босс, я взял его в сокровищнице, — доложил боец в тактическом чате Хрустального Щита.

— Молодца, трудно было?

— Вёрткий сволочь. Под конец на мечах схватились, — боец качнул забралом шлема, заляпанным кровью.

— Умно. Знаешь, что магистр поклялся собственноручно застрелить Мердока? Хочешь получить десять кусков награды? — командир понимающе кивнул. — Валяй, заслужил. Бери мою тачку.

Боец потащил пленника к приземистому джипу. Командир посмотрел ему вслед, передал по чату инженеру:

— Просканируй его инвентарь, как бы чего не стащил, герой.

— Всё, чисто.

— А у Мердока бриллиант в сапоге не завалялся?

— Какой смысл его проверять? Когда грохнут, с трупа всё вывалится.

— Проверь.

— Он тоже чист.

Джип взвыл мотором, покидая площадь.

* * *
— Ты по уму себе отстрелил здоровья, — одной рукой придерживая руль, Инквизитор разрезал путы у сидящего рядом Мердока. — Они купились. Слать охрану с дохляком ни к чему.

— Мне-то что? Доедем до лёжки, восстановлюсь эликсирами. Вот тебе тяжело придётся, клан предательства не простит.

— Да фиг с ним, с кланом. Ты — вор, я — ренегат. Прикупим недвижимости, свой клан откроем. Как там наш хабар? Мёрдок слабо пошевелил руками, доставая из шляпы знамя. Бог дал, боливар забрал. Пусть «хрусты» готовят выкуп. Всей сокровищницы будет мало.

ФАКТОР ДУРАКА

Срочное собрание руководства концерна «Лорика» началось несколько театрально — седовласый и поджарый Рене Дуде, исполнительный директор, похожий на английского дворецкого в своём безукоризненно чёрном фраке, размеренной походкой подошёл к олимпийскому факелу, закреплённому в штативе посреди зала совещаний и, чиркнув спичкой, зажёг его. Пламя вспыхнуло мощно и ровно, закручивая многочисленные язычки в неестественно правильную, причудливую луковицу огня. Казалось, сотни маленьких ручейков плазмы сплелись в изящном танце стремительных потоков.

Дуде с минуту полюбовался их огненной пляской, а потом обратился к присутствующим:

— Господа, все вы прекрасно осведомлены о прискорбном инциденте, происшедшем во время открытия марсианских Олимпийский игр. Факел нашего производства стал причиной пожара, который уничтожил половину праздничных декораций, а также ославил наш концерн на всю солнечную систему. Буду краток, господа. Если через час я не представлю Олимпийскому комитету убедительных оправданий, репутация концерна сгорит, так же верно, как топливо в этом устройстве.

В зале воцарилась тревожная тишина. Все присутствующие сочувственно посмотрели на начальника секции двигателей. Самым сложным узлом конструкции злополучного факела был гравитационный блок, относящийся к его разработкам. Плотный толстячок обеспокоенно заёрзал и решительно заявил:

— Вы же сами всё видите! Конечно, мы применили огромное давление, чтобы создать уникальную форму пламени, но удерживающее поле разработано точно по технической спецификации. Да это пламя и под водой не дрогнет ни на микрон! Смешно даже подумать, что после проектирования дюз крейсеров мы могли проколоться с каким-то примитивным факелом! Если что-то и произошло, то только по вине топливной группы.

От чудовищности обвинения глава отдела топливных систем подскочил на месте. Его лицо покрылось красными пятнами, а огненно-рыжая шевелюра возмущённо колыхнулась:

— В подаче топлива применялось только серийное оборудование. Газовый баллон взят из проекта полевой кухни, в качестве емкости окислителя использован малый аварийный баллон скафандра. Абсолютно надёжная система! Факелом можно гвозди забивать и в бейсбол играть без всякого ущерба для конструкции!

— А само топливо? — вкрадчиво поинтересовался толстяк-гравитационщик, — если помните, у вас были проблемы, когда по ошибке вы закачали газ с более высокой молекулярной формулой для венерианских колоний!

— Не мелите чепухи! В том случае виной была сажа от несгоревшего углерода. И проявилось это только через пару лет эксплуатации горелок в парниках! Вы забыли требования Олимпийского комитета к чистоте огня? Топливо для газо-воздушной смеси должно было быть подлинным, греческим. Мой отдел убил месяц на сертификацию газа и воздуха для этих чёртовых олимпийских резервуаров! Всё проверено, заверено, опломбировано ответственной комиссией! Лично я сомневаюсь в новых аккумуляторах! Их использовали впервые, наверняка они создали бросок напряжения при включении. Гравитационная капсула расстроилась, и получился не факел, а огнемёт.

Пришёл черёд волноваться энергетическому отделу. Его руководитель оказался ловок — он отмёл все подозрения от аккумуляторов, заявил об идеальной статистике стендовых испытаний, в свою очередь выдвинул версию о коварной диверсии со стороны концернов конкурентов.

Начальник службы безопасности — отставной полковник с бульдожьей челюсть и холодными глазами барракуды проинформировал собрание, что его ведомство обеспечило высочайший режим секретности и осуществляло охрану продукции концерна вплоть до таможенной зоны космопорта. Сейчас его оперативная команда работает на месте происшествия с целью выявления возможного саботажа. Под конец своего выступления он отметил, что без экспертизы делать какие-то предположения не имеет смысла, а посему, отделу по связям с общественностью следует выставить дымовую завесу из слухов в ожидании заключений экспертов.

Юркий глава этого отдела ответил ему резкой филиппикой, в которой посоветовал безопасность не лезть с указаниями в его епархию, а обратить внимание на новую рекламу Пепси с лозунгом «Огонь души, который не подведёт!» Ролик вышел сразу после пожара, и если вредители существуют, то они точно из конкурентов Кока-Колы.

На этом прения стихли. Взгляды всех невольно устремились на горящий факел, где эмблема Кока-Колы красовалась рядом с логотипом концерна. Каждый из присутствующих понимал, что конфуз с факелом нанёс главному спонсору Олимпийских игр сокрушительный ущерб и чтобы загладить свою невольную вину, множество рук невольно потянулись к фирменным бутылочкам с красными этикетками.

— Мне кажется, что мы перебрали все возможные факторы происшествия, — подвёл неутешительный итог Дуде.

— Нет, не все! — весёлый голос из отдалённого уголка зала заставил многих вздрогнуть. Он был настолько неуместен в атмосфере интеллектуального тупика, что множество голов повернулось, чтобы посмотреть на возмутителя спокойствия. Им оказался молодой человек из окружения заведующего секцией материаловедения. Нахальные глаза весельчака смотрели дерзко инепринуждённо.

— Тогда, прошу вас, господин… — Дуде порылся в памяти, припоминая фамилию мелюзги из научного планктона, — господин Дежарден, просветите нас. Что мы упустили?

Ничуть не смущаясь важных чинов, наглец вышел к олимпийскому факелу.

— Когда здесь упомянули самую ценную часть нашей конструкции, я вспомнил о своей теории «Фактор дурака» и провёл несложный поиск, — рука Дежардена небрежно погладила гладкий металл коммуникатора на руке.

— Хм, любопытно. И в чём заключается ваша теория? — спросил Дуде со скептицизмом в голосе.

— Звучит она очень кратко: «Если дурак упал с дерева с пилой, значит, он пилил сук, на котором сидел».

— Господин Дежарден, мы все здесь очень занятые люди. Я бы попросил вас изъясняться без лирических отступлений.

— Нет ничего проще, — Дежарден пожал плечами, повозился с браслетом коммуникатора. Яркий луч блеснул, создавая в пространстве экранную развёртку. На возникшей странице онлайнового магазина запрыгали огромные буквы: «Уникальный сувенир нашей Олимпиады. Воздух священной Эллады на Марсе! Спешите приобрести! Остался всего один баллон и всего за тысячу кредитов! Копия сертификата прилагается!».

— Чёрт, да это кто-то из экипажа транспортника подменил баллон! Скафандров с идентичными баллонами у них полным-полно, — поражённо выдохнул темпераментный начальник топливной группы.

— О Боже! Вместо греческого воздуха всунуть аварийный кислород! Конечно же, фокусировка полетела к чертям! — вторил ему гравитационщик.

— Существует ли на свете большая глупость! — Дуде печально поправил узел и без того идеального галстука. При его холодной отстранённости это был жест крайней нервозности.

— Конечно, существует, — Дежарден выключил коммуникатор. — Один техник сделал отличную клюшку для гольфа из титановой стойки, посчитав её лишней. Антенное поле Ганимеда изменило диаграмму направленности, а зонд Дальней Разведки потерял управление и исчез во вселенских просторах. Три миллиарда кредитов улетели коту под хвост. Тогда я и придумал свою теорию.

КУЛЬТУРНАЯ ЦЕННОСТЬ

— Планетарная таможня Земли, предъявите свой багаж, — таможенник в новой, с иголочки форме, поморщившись, смерил взглядом размалёванный красными буквами контейнер. На какой помойке нашли это старьё?

Здоровенный ферруноид возбуждённо стукнул манипулятором по своему экзоскелету. Его транслятор, тем не менее, проскрипел вполне нейтрально:

— Это не багаж. Пища. Закуплена для обратного рейса. Досмотру не подлежит.

— В юрисдикции Земли, это металлический лом, — служащий взял сканер, кулинария Феррума была ему знакома. — Открывайте, будем досматривать.

Транслятор озадаченно хрюкнул и замолк. Ответная фраза инопланетянина осталась непереведённой.

Сканер минуту переваривал информацию датчиков, а потом выдал длинный список содержимого.

— Транспортное средство, 60 процентов комплектации, вторая половина двадцатого века. На вывоз требуется разрешение комитета по культуре, — палец таможенника остановился на красной графе.

— Употреблю в пищу здесь.

— Уничтожение культурных ценностей на Земле является тяжким преступлением.

— Разберу. Будет лом.

Манипулятор ферруноида ощетинился инструментами.

— Демонтаж считается уничтожением.

Ферруноид выволок из контейнера ржавый остов машины. Линзы на его башенке управления налились красным светом.

Таможенник был невозмутим:

— Если оставляете это здесь, необходимо оплатить складскую пошлину, тридцать кредитов.

После погрузки на свой корабль, ферруноид шифрованным сообщением передал на родину:

«Операция прошла успешно. Удалось вывезти граффити „Спартак“ серии „мясо“ на оригинальном носителе типа „гараж“. Оценочная стоимость — 10 миллионов кредитов по каталогу „Вселенная футбола“».

ЛУНУБЬ

«Ванечка, проснись». Ветров открыл глаза и в голубоватом сумраке увидел плотно подогнанные доски. «Что это? Крышка гроба в плохом сне? Нет, слишком широко для крышки. Потолок. Где нежная поверхность из бежевого пеноплена?»

Мозг, ещё не очнувшийся от сонной одури, в поисках ответа обратился внутрь организма, обнаружил похмельную сухость во рту и, используя это ощущение как опорную точку, принялся ориентировать хозяина в пространстве-времени. «Ты не в городской квартире, Ваня. Ты в своём загородном доме. Обмывал вчера новую крышу с Михалычем. Помнишь, ведь, вон ту доску со здоровенным пятном сучка? Молодец, сам подшивал потолок, пытался вогнать в него гвоздь и стукнул молотком по пальцу. Палец до сих пор болит, зараза, хотя Олюшка приложила лёд и тщательно перевязала ссадину. Где Олюшка?»

Ветров повернул голову и встретился с огромными, полными ужаса, глазами жены.

— Ваня, там кто-то ходит… — сказала она свистящим шёпотом.

— Что, опять ворюги? — Ветров окончательно проснулся и сладко зевнул. — Надоели эти селяне до смерти. Ну, осталось там полкуба известкового раствора. Пусть тащат себе на здоровье, всё равно штукатурка уже окончена.

— Неет, это по крыше кто-то ходит.

Прислушался. Да, действительно. Мелкие шажки над головой. Очень-очень лёгкие. Пум-пум. Если был бы шифер, ничего бы не услышал, а тут оцинкованное железо!

— Это птица, Оль, чайка с моря прилетела, спи.

— Нет, Ванечка, чайки ночью спят.

— Ну, хорошо, сова значит.

— Какая сова? Степь вокруг.

— А это сельская сова. Живёт у кого-то на чердаке и с крыш мышей по ночам ловит.

— Тсс… — Оля приложила пальчик к его губам. — Сейчас услышишь, что дальше будет.

Заинтересованный, Ветров подпёр рукой голову, прислушался. Шажки смолкли, воцарилась тишина. Нет, не полнейшая конечно. Мерное жужжание. Может быть холодильник, а может быть трактор вдалеке. Или вот, кажется, скрипнула половица. Свежее дерево укладывается в настил? А если нет? Что-то шуршит на кухне. Рабочая гипотеза — ночная бабочка стучит по стеклу. Как уху городского человека разобраться в этих шумах?

Он уже собирался зажигать свет и идти воевать с половицами, бабочками и Карлсоном-который-живёт-на-крыше, когда ужасная возня наполнила дом шумом отчаянной борьбы. Кто-то бился, царапал железо крыши. Что-то покатилось по скату, гулко стукнулось о козырёк зимнего сада и всё стихло.

— Лу-ну-бь..

— Чего? — Ветров воззрился на жену. — Ты что, знаешь что это?

— Да. Прошлой ночью было тоже самое.

— Почему я ничего не слышал?

— Да тебя после стройки пушкой не разбудишь, а я от страха сейчас умру.

— Ну и что это за «лунубь»?

— Лунубь, это дух такой местный. Он прилетает, когда полная луна и стучится об крышу.

Полный бред! Ветров посмотрел в окно. Луна как назло, присутствовала. Огромный диск бесцеремонно, прожектором с караульной вышки, светил в окно. Ветров встал, решительно распахнул створки и осмотрел крышу зимнего сада. Ничего и никого. Цинк блестит в лунном свете, а запах полыни слегка кружит голову.

— А что ему надо, этому духу? — спросил он, доставая сигарету.

— Никто не знает. Тут лет десять назад забили ночью целое стадо коров. Вот после этого и началось — Ольга обхватила согнутые ноги руками и положила подбородок на колени.

— И кто же тебя просветил об этом? — Ветров закурил, пустил злую струйку дыма в полынный букет степи.

— Продавщица из сельмага. Я ей рассказала про этот ужас. Говорит, что только заговоренная вода и может помочь. Её надо в краску добавить и крышу покрасить.

— Ну ты даёшь! Экранировка святой водой от дьявольского излучения? А ещё учительница! И ты поверила в эту белиберду?

— А твоя теория сельской совы, господин кандидат наук, лучше?

Сделав глубокую затяжку, Ветров самокритично признался самому себе, что отсутствие крови не позволяет развивать теории о пернатых хищниках, ловящих мышей-лунатиков на крышах. Он решил отработать версию своего оппонента — продавщицы сельмага.

— Ну, хорошо, а кто заговаривает эту воду?

— Жена Михалыча, Степанида Лукинична.

— Всё, давай спать, Олечкин. Завтра я разберусь со всеми духами — мужественным жестом Ветров бросил окурок в ночь. Утром он должен был с Михалычем договориться об изготовлении отливов. Лучшей возможности прояснить ситуацию не придумаешь.

Первый строитель на селе, Михалыч, как и положено строителям, явился ни свет ни заря. И как положено строителям, не стал отказываться от бутылочки пивка и вяленого леща при проведении финансовых переговоров. Они немного поторговались, Ветрову удалось умерить запросы монопольного производителя рассказом о бедственном положении отечественной науки, а потом ударили по рукам.

— Теперь, скажи мне, Михалыч, что это за лунубь у вас тут? — спросил он, как можно беспечнее, выставляя новую пару пива.

— Это я придумал! — Михалыч важно поднял заскорузлый палец. — Лунный голубь, а единым словом «лунубь».

— А причём к голубю луна?

— Дуры-птицы, путают крыши под железом. У нас зернохранилище оцинкованное, жильё ихнее. Этих проглотов там гоняют по ночам. Вот они и летают. Когда луна полная, крыши блестят. Сядет такой бродяга на крышу, заснёт. Потом катится по крыше, очумелый. Сколько я крыш в селе не делал, всё одно и тоже. Только и спасение, что покрасить.

Как всё просто! Глотком пива Ветров промочил пересохшее от волнения горло. Красивая трансценденция накрылась медным тазом, вернее, оцинкованной крышей.

— Зачем тогда сюда приплетают духов, коров?

— Вот народ! — Михалыч возмущённо рванул полоску мяса с рыбьего бока. — Уже и Степаниду мою зацепили! Да зернохранилище обустроили, аккурат, на месте скотомогильника! Моя старая как вбила себе в голову, что в голубях тех души коров, так и не вышибешь ничем. Придумала себе какую-то воду, людям голову морочит.

— Ага, значит можно обычной краской красить? Возьмёшься Михалыч? Моя жена от этих лунубей спать не может — спросил Ветров, заглядывая в холодильник. Новый виток переговоров требовал дополнительных резервуаров горючего. Услышал, как за спиной звякнула упавшая бутылка, обернулся. Михалыч дрожащей рукой пытался водворить её на место.

— Так ведь, то всё давно было — хрипло сказал он. — Перестали пшеницей заниматься. В зернохранилище теперь тракторная бригада. Голубей в селе нет. Я подумал, народ твою новую крышу увидел, да и вспомнил про старое.

МИНЭН-ОЛЭН

«Застре-лись, застре-лись» — деловито стучали колёса. За окном крутыми холмами стелился уральский лес. Из окна поезда он казался одной большой тушей, которую лишь изредка прорезали каменные осыпи с язвами лишайников. Деревья разрывали сплошную плоть ветвей, и они торчали над камнями как края раны. «Тебе действительно пора умирать Артём Кондратьевич, если ты так смотришь на природу». — Штабс-капитан сделал большой глоток чая и откинулся на бархатном диване.

— Вы никак в томлении духа, ваше высокоблагородие? — его попутчик, дородный купец в чёрном сюртуке, смотрел поверх газеты с хитроватым прищуром чуть раскосых глаз. — Может, желаете развлечься беседою? Так я готов представиться — Шепелев Спиридон Матвеевич, купец, следую в деревню на отдохновение от трудов тяжких.

— Честь имею представиться, Злобин Артём Кондратьевич, штабс-капитан.

— А следуете куда, позвольте полюбопытствовать, Артём Кондратьевич?

— В Екатеринбург, по служебной надобности. — Меньше всего Злобин хотел сейчас с кем-то говорить, но вежливость, привитая ещё с кадетского корпуса, не позволяла ему отмалчиваться.

— Вы не гневайтесь на меня, старика, но я многого на своем веку понагляделся. Такие глаза у товарища своего видел. Жена от него ушла, так он головой в прорубь, бултых, и прими господи душу раба твоего. Вы, Артём Кондратьевич, человек государев, небось, при оружии, не хочу, чтобы довели себя до греха в моём присутствии.

Злобин промолчал. Прав, прав был купчина. Вот он саквояж, рядом на диване, а в нём кобура с офицерским самовзводом. Только не будет он стреляться на людях, выйдет на первом подвернувшимся полустанке. Найдёт мужика с телегою, чтобы вывез в чащобу. А там, пуля в висок и на прокорм диким зверям, чтобы и духа не осталось от неудачливого карточного игрока.

Купец воспринял молчание офицера как бессловесный ответ и нахмурил густые, кустистые брови:

— Нетути такого искушения на матушке земле нашей, ради которого пристало торопить господа. В грехе живём, но должно искупать этот грех до самого последнего мига перед юдолью земной. Господь не оставит, направит на путь, только самому желание нужно приложить превеликое.

— До бога далеко, а люди, они рядом. Как можно жить среди них, если честь потерял?

— Дык, на что такая честь? Если на самый наиглавнейший грех толкает? Такая честь от лукавого. Вот у нас, купеческого сословия, честь совсем другая, словом купеческим зовётся. Слово это, как поводырь ведёт нас по жизни, от плохого бережёт, хорошее привечает.

— И что бывает, если нарушает купец своё слово?

— Что бывает? — купец двинул своим большим телом, скрипнули сапоги. — А помогают такому люди добрые встретиться с господом.

— Так может, и вы поможете? А, Спиридон Матвеевич? — Измышления худородного купца об офицерской чести покоробили Злобина.

Купец огладил окладистую бороду, пожевал губами в раздумии, но сказал веско и твёрдо:

— Как знать? А может, и взаправду помогу, только знать хочу наперёд, за что на тот свет торопишься, Артём Кондратьевич.

Перед глазами штабс-капитана встала прокуренная комната Офицерского Собрания, помятые лица, крупинки мела на зелёном сукне стола, расписанная партия и колонка наспех выписанных цифр. И ещё чувство обречённости, дыхание рока, когда молоденький поручик закончил подсчёт.

— Проигрался я, Спиридон Матвеевич. Живу службой. Платят мало — 137 рублей 75 копеек. А жить привык достойно. Вот и пробавлялся картами. Да не повезло мне, проиграл 5 тысяч. Сроку дали две недели. Без денег этих мне товарищам в глаза посмотреть не смогу, не то, что руку подать.

— Эка хватили, пять тысяч! Да за деньгу такую, деревню в полста дворов лошадьми оделить можно! Хотя, знавал я купца Чувалдина, так он разом на ярмарке в Перми 90 тысяч выиграл. Доводилось и по 7 тысяч рубликов на карте видеть.

Купец крякнул, завертел маленькую, обтянутую шёлком, пуговку на сюртуке. Брови окончательно сошлись на переносице, а складки вокруг большого, картошкой носа, резко потянули уголки губ вниз. Казалось, он видел лошадей, которых штабс-капитан «убил» на ломберном столе. Потом решительно сложил газету, положил рядом, придавил тяжёлой ладонью с короткими пальцами.

— Есть у меня к вам интерес, Артём Кондратьевич. Сначала обскажу историю одну, а опосля предложеньице сделаю. Началось это, годков четыре назад. Вычитал я вот в таких вот «Ведомостях Пермской Губернии», что в землях американских есть река, а на ней водопад. Изрядный водопад, писали больше 20 саженей, названия уже и не упомню. Так вот, преклонных лет женщина снарядила бочку специальную, да в тот водопад и сплавилась, ей вишь, денёг не хватало, надеялась, зеваки сбегутся, за просмотр и заплатят. Бог уберёг, а денег не дал, сбёг её приказчик с деньгами. До конца жизни пробедствовала. Мне тогда откровение сделалось — как бы людишки не изворачивались, судит их только бог. И решил я сам эту штуку проверить. Рядом с деревней, где меня породили, стоит Байлугина гора. По вогульски Минэн-Олэн. Из-под неё в речонку поток подземный вытекает. И в горе той, чуть пониже верхушки, дыра имеется. Вогулы в дыру эту оленя загоняли. Горе, значит, камлали. А там провал бездонный до самого низа. Я прикидывал, поболее, чем в американцевых земелях. Застревала где-то в нём животина без следов. Но бывало, гора оленя не принимала, и выплывал он целёхонький в Товыл. Тогда вогулы уходили, гневается, мол, земля. Когда я мальчонкой туда бегал, вогулов давно уже в нашем крае не было, только ихние идолки носатые валялись. Положил я триста рублей охотнику, который согласится в бочке свергнуться. Нашёлся один, батрак, Бакунька Свиридов, забился крепко в бочке-то, в кровище достали, но выжил. А получил деньгу мою, загулял, запил, да и утоп в Товыле.

Видно, специально, чтобы штабс-капитан смог уразуметь всё, купец замолчал, взял стакан с холодным чаем, промочил горло. Затем он посмотрел прямо в глаза Злобину:

— Ну, вогулы понятное дело, народ тёмный, невдомёк им, что всё господь решает. А мне вот интересно стало, как он вашу честь разрешит. Я, знамо дело, пяток тысчонок сыщу на богоугодное дело.

Первой мыслью Злобина было залепить оплеуху этому уральскому Крезу, которому, что батрака в бочку засунуть, что дворянина, всё едино. Он и раньше слышал о загулах купцов «За всё плачу, раззойдись честной народ, не препятствуй душе тешиться!», когда вокруг горящих изб водили хороводы с цыганами, а свиней поили шампанским и устраивали бега как на скачках. Офицеры его полка не многим уступали толстосумам в пьяном кураже, но цинизм, с которым читающий газеты скот, предлагал ему поучаствовать в своей забаве, покоробил даже его. И всё-таки ответствовал он сдержанно.

— Таким манером, сударь, честь не вернёшь, ещё больше запятнаешь.

— Ой, не торопитесь, Артём Кондратьевич, отказ давать. — Шепелев хлопнул себя по колену. — Мы ведь, понимаем, гордость офицерская. Так ведь всё зависит от того как дело повернуть. К примеру, напала на высокоблагородие ипохондрия, и порешил он развлечься на заграничный манер. А попутчик его возьми, да и пари предложи. Честь ваша супротив пари что-то имеет?

«А что?». — Задумался Злобин. — «Хитрый старый хрыч, любое дело обтяпает, комар носа не подточит».

Видя, что штабс-капитан колеблется, купец продолжил:

— Дело-то смертоубийством может обернуться. Донесут мужики уряднику и мне, потом, от судейских крючков до конца жизни не отцепиться. Напишем бумагу, чин по чину, подрядил штабс-капитан купца обеспечить себе увеселение, опасности осознаёт, в смерти своей просит никого не винить. Заверим у старосты в деревне.

Злобин перевёл взгляд с морщинистого лица купца, на свой саквояж. Чистая смерть от пули нагана в тайге не казалась ему теперь такой привлекательной, как до разговора с Шепелевым. Чем она лучше, той, которая возможна внутри языческой горы? Что там? Карстовая пещера с подземным резервуаром и переменным течением? Наверно, траектория погружения в воду задаёт направление выноса и возможны попадания в глухие карманы скалы. Тогда, мучительная смерть в тесной бочке от удушья. Ну, это не беда, можно будет взять с собой револьвер, всё ведь уже решено. Зато если дело выгорит, жизнь можно начать сначала. Эх, была, не была!

— Я согласен.

— Тогда, по рукам, слово купеческое даю, ежели вы, Артём Кондратьевич, жизнью рискуя, спуститесь с горы, выплатить вам шесть тысяч. Чтоб и долг заплатить и отметить спасение чудесное.

Протянутая рука Шепелева была необъятна и суха. Злобин пожал её, отбросив все сомнения.

Сошли они с купцом на небольшом разъезде. Его дожидался приказчик с парой долгушек. На телегах Злобин углядел вьюки и ящики. Приземистые, сытые лошадки нетерпеливо пофыркивали.

Шепелев сменил сюртук на простую двубортную куртку и расположился на передке первой телеги, рядом с возницей, а штабс-капитану нашлось место между тюками с мануфактурой. Щёлкнул кнут и маленький обоз двинулся в путь.

— На Чусовой на шитик пересядем. Хоть и еду на отдых, ан не могу удержаться от соблазну торгонуть. — Обернувшись, сказал купец.

— И чем же торгуете?

— Знамо чем, туда ружейный припас, скобяной товар, платки, бусы-гребёнки, а оттуда мёд. Знатный, доложу вам мёд. Вокруг деревни гари иван-чаем поросли. Мёд густой, духмяный. А по зиме птицу битую, да рыбу мороженую закупаю.

— А народ, какой там проживает?

— Народишко в нашей Яйве ядрёный, деды-прадеды кержаками были. Пришли на место старого вогульского стойбища, охотой пробавлялись, землицу распахали. Сейчас отвратились от ереси и самые что ни есть никониане.

Злобин откинулся на тюки и начал смотреть в июньское небо. Его казармы отдельной пулемётной роты в Перми теперь казались далеко-далеко, но всё равно, сердце жгло бремя долга, по сравнению с ним всё казалось забавой — неведомая гора, реки, леса.

На шитик они погрузились на безымянном перекате. Мужики подвернули порты и мигом перетаскали содержимое долгушек. Плаванье к деревне заняло два дня. Поначалу Злобин задирал голову, разглядывая живописные камни Чусовой, наслаждаясь простором. Но потом шитик свернул в Товыл, узкую, неглубокую речушку, берега которой густо заросли кустами. Навалилась мошкара. Мелких фурий не мог отогнать даже дым от кадила с шишками, которое поставили на носу. Они собирали свою кровавую дань до позднего вечера, когда им на смену приходили обычные комары. Это бедствие мешало насладиться красотами береговых скал и тихих тенистых заток, которые сменяли друг друга.

Злобин уже думал, что конца не будет путешествию, когда скалы с правой стороны отступили, а берег стал пологим, потянуло дымом и послышалось мычанье коров. На водопое стояло небольшое стадо. Бурёнки лениво пили воду, отмахиваясь от слепней. Деревушка была рядом, небольшая, с разбросанными домами-пятистенками, обросшими клетями. Подворья обнесены высокими заплотами, отчего каждый двор казался настоящей усадьбой. Невольно штабс-капитан поискал вогульскую гору и сразу её увидел.

Вдали, из левого, высокого, поросшего лесом берега выступала узкая беловатая громада. Она была похожа на гигантский форштевень, казалось, вот-вот, огромный корабль прорвёт деревья и выскочит во всей величавой красе.

Ещё два дня прошли в безделье для штабс-капитана. Остановились на постой у арендатора Шепелева и купец занялся делами. Мужики свозили тяжёлые бочонки мёда, приказчик принимал их, торговался, строчил цифрами в толстенной книге. Работники отмеряли ткань, отсчитывали заряды, выкладывали топоры и пилы. Раскосые глаза Шепелева поспевали уследить за всем этим, а его окрики падали каплями смазки в сложный механизм торговли.

Злобин чувствовал себя неуместным на ярмарке хозяйствования, уходил со двора к реке, смотрел на Минэн-Олэн. Странное чувство зарождалось у него в груди. «Кто я есть? Маленькая мошка, которая слепа, пуста. Тычусь в разные стороны, подгоняемый пустотой своих желаний, и никогда не могу их насытить. К этой горе слетались сотни мошек до меня. Они припадали жадно к её каменной плоти, пили жаркую силу надежд и разочарований и тогда для них наступал краткий миг благости. Кто-то решал за них. Тот батрак, вот он выпил чашу ужаса до дна, пролетая пещерный ад. А потом умер, потому что мысли о грядущей пустоте стали невыносимые. Что гора сделает со мной, даже если я выживу?»

Утро решающего дня они встретили на шитике по пути к Минэн-Олэн. Всё было позади — скрип пера на бумаге в доме старосты, стук колотушек при конопатке огромной бочки, берёзовые веники в жаркой бане.

Минэн-Олэн наползал неторопливо, с каждым взмахом вёсел. Вблизи стало видно, что река неспокойна у его основания. Невидимая сила вздымала воду из глубины, заставляла её ломать строгие ряды волн, расплываться на них огромной кляксой расходящихся в стороны потоков. Сбоку открылся пологий откос, заботливо очищенный от леса.

— Причалим там, Артём Кондратьевич. — Шепелев показал на каменистое основание откоса. — Место там глубокое. Как настроеньице, может чарку для сугреву?

— Нет, благодарю покорно.

Злобин отрицательно помотал головой. Он был при полном параде — выглаженный китель, начищенные сапоги, фуражка, портупея, ремень с кобурой. Не по чину офицер российскому погибать в партикулярном.

На гору они поднялись первыми, хотя купца и пришлось поддерживать, потому что подъём был крутоват. У чёрного зёва пещеры, откос был углублён в гору — лопатами сняли слой земли и камень был вырублен на сажень. Проём был большим, в него могла бы въехать целая долгушка. Кряжистые работники спустили вниз пеньковые канаты, бочку обвязали и споро втащили наверх. Вздули костерок и поставили на него котелок со смолой.

— Не передумали, Артём Кондратьевич? Гляньте-ка красота-то какая! — Шепелев указал на реку.

Действительно, утренние лучи солнца блестели на волнах плёса. На зелёном ковре лога, над домами деревни, струились дымки. Было что-то щемящее в пасторальном виде с высоты. Штабс-капитан окинул взглядом это великолепие и сжал губы. Не хватало ещё перед зипунами слабость показать.

— Давайте без промедления, Спиридон Матвеевич, мне ещё в Пермь возвращаться.

— У-ва-жаю! — Раздельно, сказал Шепелев и махнул рукой.

Злобину помогли подняться и спрыгнуть в нутро бочки. Изнутри она была оббита толстой овчиной в два слоя.

— «Как в желудке у мамонта». — Почему-то пришла штабс-капитану эта глупая мысль детства. Когда он был маленьким, всегда представлял, что у мамонтов и желудки мохнатые. Выпрашивал у кучера отца тулуп, завёртывался в него с головой и представлял, что его проглотило чудовище с бивнями.

Крышка над головой гулко чавкнула, становясь на место. Затем застучали колотушки, зашипела смола. Злобин пошарил в темноте, нащупал большой деревянный чоп, он затыкал отверстие с кулак величиной. С противоположной стороны, снаружи бочки, были прибиты тяжёлые плахи. Бочка должна была перевернуться в воде отверстием вверх. Он выдернул чоп, припал ртом, ему хотелось надышаться вдоволь в последний раз.

— Ээй, баарин, затворяйси, сейчас будем её набок воротить!

Голос снаружи был приглушён и, казалось, долетал откуда-то издалека. Злобин с размаху воткнул чоп на место и что было сил, упёрся в мягкие стенки. Вспомнил про наган, достал его, зажал в руке, снова упёрся.

Чёрный мрак вокруг него качнулся и со скрипом начал заваливаться. Потом завертелся в страшном водовороте, набирая ход. Страшная сила чудовищной ладонью начала вдавливать в овчины, вытесняя воздух из лёгких. Резкий удар — голова, несмотря на все старания, мотнулась и со всего размаху ударилась о темноту. В голове набатами загудели колокола боли. Удар! Ещё удар, на этот раз откуда-то сверху, сгибающий тело. Наган вылетел под ноги. Не вращение, а беспорядочные толчки. Тело кажется горошиной в погремушке безумного шута. Открытым ртом прямо в овчину. Он непроизвольно сжал зубы и вырвал клок из обивки. Выплюнул, во рту противный привкус крови. Губы, наверно, всмятку. Когдааа! Когда, это кончится, господиии! Всплеска он не услышал, просто, как будто, копна сена приняла его. Податливая и упругая, она остановила пляску тела, плавно перевернула несколько раз, потом лениво качнула и успокоилась. Злобин лежал, не смея пошевелиться. Что это? Несёт ли его, или он застрял где-то под водой в гроте? Воздуха внутри бочки было ещё достаточно, но почему-то мысли заставили начать задыхаться. Злобин лихорадочно зашарил вокруг себя. «Нет, чёрт, это револьвер». «Ну, где? Где же тыы скотинааа!». Наконец он сообразил, что надо ощупать стенки сверху. Чоп нашёлся, и штабс-капитан рванул его. Свет! Он будет жить!

— Ну, что страху натерпелся, ваше высокоблагородие?

Злобину пришлось щуриться, чтобы после темноты смотреть на Шепелева. Тот сидел перед ним на чурбаке. Шитик слегка покачивало. Его вытащили из бочки, как из чрева матери, беспомощного и синего от спёртого воздуха. Уложили на дно, дали тряпицу утереть кровь. Китель треснул по всем швам, один рукав изрядно надорвался, фуражка превратилась в обесформленный блин.

— Живой…

— Да, живой, живее некуда, держите машинку, вещь казённая, присмотру требует.

Шепелев протянул наган, неумело держа его за барабан. Оружие, которое должна было лишить его жизни, было теперь простой, холодной железякой. Злобин приложил его к горящему лбу.

— Слукавил я в поезде-то — вздохнул Шепелев — отродясь, никого в пещеру эту вогульскую, не совал. Скатились, вы, ваше высокоблагородие, как и Бакунька Свиридов просто по скату, да прямеча и в реку. Был Бакунька пьяница беспросветный, всё время приставал за подаянием, вот я ему такую штуку и учинил. Опосля, он не то что водку пить, а даже смотреть на неё зарёкся. Ибо понял он, что из-за неё на таком краю обретал…

— А ну давай опять на гору! — хрипло, с угрозой, выдохнул из себя Злобин.

— Да, ты что? Ополоумел? Я ж заплачу, слово дал. Шесть тысяч… ккак уговор был.. — Шепелев испуганно сбился на «ты», закрестился.

— Я сказал: «На гору»! — страшным голосом, от которого дрожала его рота на плацу, рявкнул штабс-капитан, рукоять нагана легла в ладонь.

— Да я ж как лучше хотел, чтобы грех дать искупить…

— Ничего ты не понял про честь, лапоть. Будешь своими бочками в реке быдло лечить. Меня отправишь туда, чтобы судьба решала, жить мне или нет, а не ты, поповский доктор! Честь добыть можно, только жизнью рискуя. — ствол нагана дёрнулся в сторону пещеры.

Полными ненависти глазами, Злобин посмотрел на Минэн-Олэн, жалкий камешек по сравнению с честью человека.

МИР ЭЛЕКТРЫ

— Тёплая масса воздуха несёт кучу осадков Шанталь, надеюсь, ты не забыла захватить зонтик?

— О чём ты говоришь Клод? Твоя куча осадков — это, по меньшей мере, огромная цистерна воды, грозы и порывистого ветра. Здесь не зонтик нужен, а водолазный костюм и подводная лодка вместо моей Тойоты.

— А твоя Тойота так же стара как та подлодка, которую нам всучили англичане. Тогда…

Марк тронул кнопку, и жизнерадостные голоса дикторов сменила эстрадная музыка. Его всегда удивляла та легкость, с какой хорошо оплаченные балаболки меняли тему. И если станет известно, что завтра будет Судный День, они расскажут об этом со смешком и где-нибудь обязательно ввернут про патентованный крем от загара, который устоит даже перед адским огнём пекла. Если разобраться они были коллеги Марка. Производители медийной жвачки, которую каждый день жуёт взбалмошное человечество. Маленькие винтики прислушиваются к мерному рокоту могучей цивилизации в приёмнике и проникаются чувством единого организма, в рёбрах законов которого бьются сердца их жизней.

Всего и различия между дикторами и Марком было то, что он создавал не звуковые, а зрительные миражи. Но нет, различие было не только в этом — его работа в редакции «Ридерз Дайджеста» была действительно творчеством, а не тарахтеньем попугайчиков, озвучивающих чужие тексты. Марк Котэ вёл раздел «Интересное рядом» и хотя большой, грузный Фрэнк Карнуччи и задавал ему, Марку общую тему, в выборе способов его раскрытия он был свободен. Хотя какая к чёрту свобода? Целевая аудитория Ридерза это скучающие домохозяйки и пенсионеры. Так что рассуждения раздела должны быть основательные, полные ценных советов и рекомендаций.

Марк припомнил — Фрэнк при обсуждении темы номера вчера устало снял очки, задумчиво протёр их и близоруко щурясь, как всегда чётко подвёл итог их получасового разговора.

— Значит, договорились Марк, что-нибудь развлекательного о тучах, молниях и хлябях небесных. Нам нужна привязка Ридерза к местным, канадским реалиям. Канадцам будет приятно искупаться в неделе дождей, а потом прочитать, каким рискам они подвергались. Немножко истории электричества, немножко ужастиков о коварстве молний, что-нибудь из современных иследований, мнение эксперта посолидней. Хороший разворот фотографий — чёрная гамма, дождевые тучи, ливни, ночные молнии.

Он тогда делал пометки в блокноте и гордился собой. Ему удалось пробить свою идею с экспертом. Фрэнк был хорошим боссом, но порой в своём стремлении оградить своих читателей от рулад яйцеголовых учёных он превращал рубрику в книжку для детского сада. Весь предварительный материал Марк собрал быстро, покопался в архивах редакции, тряхнул фотобанк, немножко послонялся по сайтам. Не хватало изюмины, которую мог подкинуть только большой спец в этой области. Такой спец у Марка был, и он позвонил другу из Нэшнл Географик. Друг первым делом сообщил ему что ещё не получил свою бутылку «Хеннеси» за материал о тропических рыбках а также пожурил Марка за редкие звонки. Поломавшись как следует, он, в конце концов, проникся темой и выдал довольно неожиданную идею.

— Знаешь, я не так давно делал статью о новом поколении самолётов вашей Бомбарди. Шустрые птички для очень богатых, линейка Леарджет может, слышал? Нет? Ты вообще голову когда-нибудь подымаешь Марк? Ну, когда увидишь в небе маленький летающий карандаш, так и знай что это Леарджет 40 Экс-Ар. Полный фарш электроники — сам летает, сам себя проверяет. Ну, неважно это, в конце концов. Так вот их пиарщикам нужна была супер статья о летающем чуде и меня водили по самым святым лабораториям компании. У них с этим строго, китайцы лезут в наш аэрокосмический комплекс, как тараканы на круассан. Вот в одной из лабораторий я и видел такие молнии, перед которыми небесные стрелы Зевса просто жалкие бенгальские огни. Они там испытывают макеты самолётов в условиях грозовых фронтов. Это подразделение Бомбарди называется «Электра». Думаю то, что тебе нужно.

Марк не разделял мнение друга, слишком далеко бизнес-самолёты были от домохозяек и пенсионеров. Но с другой стороны это были учёные-практики, которые имели дело с реальной непогодой, а не университетские крысы, которые гадают не виртуальной гуще математических моделей. Он поблагодарил друга, обещаниями увеличил свой коньячный долг и распрощался.

Теперь он ехал на встречу в «Электру». Отдел по связям с общественностью Бомбарди дотошно проверил его аккредитацию, осторожно поинтересовался источником информации, оговорил рамки сотрудничества и наконец, дал разрешение.

Скоростная развязка стремительно раскрутила машину Марка, выводя её на просторы аэропорта. Дикторы-попугайчики не соврали — над бескрайними полосами с силуэтами самолётов голубым куполом раскинулось небо, а с юга со стороны Штатов широкой полосой заходила тёмная полоса дождевых туч. Напоенные тропической влагой циклонов они щедро полили янки и направлялись сюда, чтобы обрушить свою водную мощь. Было что-то волнующее в этом неотвратимом движении тёмных исполинов, серые струи дождей казалось с трудом выдерживают их тяжесть и вот-вот сломают свою чёткую косую линию. Молнии густо опаляли горизонт, но грома пока не было слышно.

Здание «Электры» находилось рядом с самолётными ангарами и напоминало крепкий гриб — боровик — выпуклую громаду корпуса венчала крыша-надстройка в виде конуса с усечённой вершиной. Внутри «гриба» оказалось очень уютно — бежевые стены, прохлада кондиционеров, пальмы в кадках и абстрактные картины в строгих чёрных рамках на стенах. Марк прошёл через вереницу сканеров охраны и был доставлен в небольшой конференц-зал.

— Мёсье Котэ, разрешите представиться, я Мартен Трамбле референт отдела по связям с общественностью Бомбарди.

Из недр огромного велюрового кресла поднялся щуплый брюнет с открытым лицом и внимательными серыми глазами. Марк пожал протянутую сухую ладонь.

— Рад встрече мёсьё Трамбле, хотя я здесь из-за непогоды, надеюсь, у нас сложатся тёплые отношения.

Референт рассмеялся невольной игре слов и сделал гостеприимный жест, приглашая садиться.

— В качестве залога наших тёплых отношений предлагаю переходить на Марка и Мартена.

Заявил он отлично поставленным голосом с такими чистосердечными модуляциями, что Марк поневоле отдал должное его профессиональной выучке. Мартен ловко завладел инициативой и протянул ему обьёмистую папку.

— Для начала я предлагаю вам Марк просмотреть материалы, которые подготовил наш отдел. Это немного введёт вас в курс дела и даст тему для вопросов.

Такой подход импонировал Марку. Брать быка за рога и немедленно его разделывать. Что может быть эффективней?

Папка начиналась научной главкой, которая описывала структуры грозовых образований и виды молний. Очень толково написанная с минимумом специфических терминов, простым ясным языком. Её репортёр прошёл по диагонали, понимая, максимум, что он из этого сможет взять будет пафосная примитивизация прочитанного. Затем шёл раздел фотографий. Роскошные клубки разрядов в облаках, причудливая сеть молний, полосующих пустынный пейзаж. А это что? На фотографии над тоненькой серебристой полоской взлетал вытянутый шар пронзительного красного света. В поисках подсказки Марк указал на фотографию и вопросительно посмотрел на Мартена.

Тот словно ждал этой заминки, ответил охотно и сразу.

— О, редкий снимок! Это красный спрайт. Вспышка в результате электрической напряжённости. Высота восемьдесят километров, между прочим. А размер вспышки — километров двадцать. И бьёт такая штука из облака вверх, прямо в космос. Там дальше ещё более уникальный снимок — шаровая молния втягивается в электророзетку.

Действительно, через пару страниц Марк наткнулся на косматый шар, который двумя щупальцами разрядов касался стены.

— Неужели для проектирования защиты для самолётов необходимо было собирать информацию обо всех этих игрушках?

— У нас глобальное исследование, лучше предусмотреть всё на земле, чем столкнуться с этим в воздухе. Наши люди облетели весь земной шарик и всё что известно о грозах они собрали и обобщили. Мы отобрали несколько интересных фактов, которые, безусловно, понравятся вашим читателям.

Мартен широко улыбнулся, видно было, что он гордился своей фирмой. Репортёр углубился в чтение, и они провели около получаса, обсуждая материал. Под конец Марк огорчённо заметил:

— Но здесь ничего нет о ваших исследованиях. Вы знаете Мартен, опрос читателей показал, что 74 % из них активные путешественники. Защита самолётов от молний будет им интересна.

Проценты были взяты с потолка, по большому счёту Марк не хотел мешать в непогоду ещё и самолёты, но любопытство репортёра брало верх. Мартен сразу поскучнел.

— Мы не делаем тайны из наших исследований, но они ещё не завершены, промежуточные результаты очень противоречивы и мы не заинтересованы в поднятии этой темы в прессе.

Его серые глаза внимательно посмотрели на Марка. Чутьё репортёра мгновенно сделало стойку. Слишком обтекаемые фразы людей его профессии скрывали обычно подводные камни проблем, о которых можно было пребольно удариться.

— Я не охотник за сенсациями Мартен и не намерен каким-то образом вредить фирме, которая так щедро делится информацией. Покажите только то, что считаете нужным, вашу позицию я понял, за её рамки выходить не буду.

Заверил его Марк, доверительно тронув за рукав. Референт после некоторого колебания вздохнул и снова стал рационально-деловым.

— Вы сможете посмотреть главный стенд, мы его называем «Мир». Это огромная барокамера, в которой создана грозовая среда. Модель самолёта наполнена гелием, покрыта специальной контрольной жидкостью для определения растекания тока по его конструкционным элементам. Целью экспериментов является разработка эффективных разрядников для стекания тока с корпуса. Наш ведущий специалист выскажет своё частное мнение по этому вопросу. Никаких комментариев Бомбарди давать не будет. Это всё что я могу для вас сделать.

Тут что-то было не так, Марк это чувствовал всей своей репортёрской шкурой. Не стал бы пройдоха-пиарщик напускать туман из-за каких-то стендовых исследований. Он лишний раз покорил себя за то, что не расспросил побольше своего коньячного кредитора из Нэшнл Географик. Выбирать было не из чего, и Марк согласился.

Через несколько минут лифт уже возносил их куда-то наверх. Никаких кнопок на стенах не наблюдалось, из чего Марк решил, что они подымаются в «шляпку» корпуса, которой он любовался снаружи. В небольшом холле были всё те же пальмы, картины и единственная дверь.

Референт провёл карточкой ключём перед датчиком, заставляя дверь бесшумно скользнуть в сторону.

— Заходите, присаживайтесь, а я пойду, поищу месьё Доусона. Я не был уверен, что его услуги понадобятся, и не предупредил его.

С озабоченным видом референт вернулся к лифту, а Марк автоматически зашёл в комнату. Его не оставляло чувство, что фамилию Доусон он слышал и не раз. Он повернулся, чтобы спросить об этом у Мартена, но дверь за ним уже стала на своё место. Комната, в которую он вошёл, полукругом роскошных кресел напоминала оставленный зал переговоров. Но было и отличие — вся противоположная стена была из стекла, и от неё лился какой-то мягкий молочный свет с зелёноватыми отсветами. Заинтересованный, Марк подошёл поближе и застыл поражённый.

Прямо перед ним висел в пространстве небольшой самолёт, его стремительный корпус с грациозными крыльями матово отсвечивал в рассеяном свете, который лился со всех сторон. И по этой матовости медленно скользила сложная паутина тонких извивающихся линий. Они были всех оттенков зелёного от благородных темнозёленых цветов англосаксов до пронзительных неоновых огней рекламы. Ещё более невообразимой была структура паутины — линии сливались, расслаивались, пересекались, рождали в местах соединений пятна узлов. Иногда возникали разряжения — зелень, прогибаясь, разбегалась, образовывались крупные ячейки, которые внезапно схлопывались в мельчайшие решётки. От беспрерывных изменений цвета и форм в голове возникло лёгкое головокружение.

— Изящная вещица, не правда ли? Она вам что-то напоминает?

Хрипловатый голос внезапно заставил Марка повернуться. У дверей стоял рыжеволосый старик. Под крупным носом хорошей формы изгибались в улыбке тонкие губы, а пронзительно голубые глаза бутылочного цвета смотрели спокойно и оценивающе.

Марк почувствовал себя учеником, вызванном к доске по плохо выученной теме.

— Это мне напоминает… — промямлил он, собираясь с мыслями — … напоминает мне рыбу, которая попала в сеть.

— Рыба в сети?

Старик подошёл к Марку и тоже посмотрел на самолёт. Его взгляд сразу стал сосредоточенным, фигура подобралась. Он вздёрнул подбородок и посмотрел вверх.

— Сейчас будет разряд!

Взгляд Марка невольно тоже устремился вверх. Там клубилось чёрное нечто — угольный туман, в котором серебристыми прожилками сверкало электричество. Прожилки внезапно набухли, слились в блестящий шар, и мощный разряд протянулся к самолёту. У самой поверхности он расщепился щетиной тонких ворсинок, которые вонзились в зелёные линии. Паутина отреагировала взрывом изменений — её ячейки изломились в странном узоре, дрогнули и ускорили свои превращения.

Старик вздохнул и задумчиво сказал.

— А я в первый раз увидел в этом огни города. Ну, знаете, когда летишь ночью, а внизу город с освещёнными улицами, огнями машин и рекламы. Только улицы и дома в этом городе всё время перестраиваются. В этом и есть основа всех открытий, все видят одно — понятное и знакомое, но приходит один чудак и видит всё по-другому. Ах да забыл представиться — Арнольд Доусон, доктор естественных наук.

— Постойте, вы Арнольд Доусон, премия Тьюринга за прошлый год?

Спохватился Марк, пожимая руку. Не каждый день встречаешь лауреата информатики. Нобель несправедливо обошёл математику из-за несчастной любви. У Интела и Гугл такой любви не было, и чтобы получить их деньги нужно было быть титаном кибернетики.

— Да, теория параллельных и распределённых вычислений, совершенно верно.

Старик слегка поклонился.

— Ноо… мне казалось месьё Доусон, что это.. — Марк покачал головой и недоумённо показал на стекло, — задача для инженеров, физиков.

— Эхе-хе, разрешите, я присяду с вашего позволения? — Доусон с облегчением опустился в кресло и утвердительно кивнул — да, так оно и было в начале, когда инженеры столкнулись с этим феноменом год назад. На поверхности моделей самолётов стали возникать непонятные сети поверхностных зарядов, которые упорно избегали разрядников и вносили сильнейшие помехи в встроенное радиопередающее оборудование.

Опускаясь в соседнее кресло, Марк озадаченно потёр лоб.

— И чтобы рассчитать их поведение, потребовалось что-то из вашей области?

— Нет, потребовался новый подход, потому что известные законы и физические модели оказались бессильны перед этим. Зелёная жидкость, которая служит для наглядной индикации заряда, ведёт себя в полном противоречии с поверхностным натяжением, влиянием гравитации и электростатическими силами. Мне совершенно случайно попалась фотография в Нэшнл Географик.

— Вы позвонили в Бомбарди, сказали, что это просто лилипуты разбили город на обшивке моделей и чихать они хотели на какие-то разрядники? Здесь все охнули и немедленно назначили вас ведущим по этому проекту?

Несмотря на маститость собеседника, Марк не смог удержаться от сарказма. Доусон ни чуточку не обиделся и рассмеялся заливистым смехом.

— У вас есть чувство юмора и образное мышление, а это очень положительная черта в подобной ситуации. Вы репортёр?

Здесь пришёл черёд спохватиться Марку, и он запоздало представился.

— Марк Котэ, репортёр из Ридерз Дайджест.

— Так вот Марк, город в моём представлении — самоорганизующуюся карта, это такой термин информатики, продукт действия алгоритмов и упорядоченная структура.

Голова у Марка снова закружилась, он порывисто встал и подошёл к стеклу камеры. Зелёные линии, текущие к острому носу начали заворачиваться в замысловатую снежинку.

— Видите, как формируется сеть векторного квантования в носовой части?

Старик не вставал с кресла, Марк закрывал ему обзор. Доусон физически не мог видеть, что творится в камере.

— Вы меня разыгрываете, у вас всё режиссировано по времени, наверняка техник управляет этими штуковинами с пульта.

Запротестовал Марк.

— Да, только техники, разум, называйте это как хотите, парит в тех тёмных облаках под потолком камеры. Создавать среду камеры каждый раз было чертовски сложно — там тонкий баланс воздуха, влаги и электрических зарядов. Два года назад камеру перевели в непрерывный цикл. Среда поддерживается всё это время, модели вплывают в неё через шлюзовую камеру. Через шесть месяцев началась свистопляска. Вместо регулярных, откалиброванных зарядов из этих искусственных туч начали бить сложные импульсные каналы. Первая серия формирует на поверхности моделей постоянную базовую структуру, а последующие информативные, вносят информационное поле, которое обрабатывается. В конце на носу модели возникает цепь адаптивных линейных сумматоров, наши остряки назвали её «Снежинка Доусона», это часть сетей Кохонена он разработал их ещё в 1982 году. Они служат для анализа данных.

Старик говорил спокойно, размеренно, явно не в первый раз и от этого Марка брала оторопь. Он вгляделся в тёмную мглу, клубящуюся вверху.

— То есть вы хотите сказать, что в этих тучках с электричеством завелись мозги, и они просто штампуют на самолётах свои микросхемы или печатные платы? Для чего?

— У вас поразительное образное мышление, Марк. Да, это можно интерпретировать как кибернетическое устройство, мало, того это устройство влияет на длинноволновый передатчик моделей и на 153 кГц возникают упорядоченные передачи.

— Я поражён, вы так спокойно говорите об этом, Арнольд, ведь это сенсация!

Марк не смог сдержать своих эмоций. Но Доусон был спокоен, в течение последующего часа он позволил себе небольшую научную фантазию. По его словам разум на планете Земля зародился задолго до появления систем из белка. Взвешенные электрические частицы праоблаков, которые тысячелетиями висели над планетой, во время формирования атмосферы явились основой для зарождения интеллекта. Этот разум был очень активен — электрическими разрядами он исследовал окружающий мир, разряды являлись его органами чувств и инструментами. Скорость обмена и обработки информации были на порядки больше человеческих, в тучевых образованиях находились намного больше аналогов человеческих нейронов. Когда атмосфера образовалась, и время жизни наэлектризованных туч стало исчисляться неделями, этот вид разума научился себя капсулировать в виде шаровых молний. Зародыши электрической жизни находили новые, свежие тучи, чтобы превратить беспорядочный хаос их природы в обитель разума. Инженерам Бомбарди совершенно случайно удалось повторить каприз природы и создать искусственный мирок, в котором образовался молодой разум. Ограниченный обьёмом камеры, его единственным способом познания большого миром стала радиоаппаратура моделей самолётов.

— Разумеется, это всё голословные домыслы, все, что у нас пока есть — это упорядоченная пляска разрядов на самолётиках в большой консервной банке. Компания осторожно знакомит представителей прессы с этим, но сами понимаете, Марк как это необычно. Если всё подтвердиться, и я смогу осуществить контакт, может получиться колоссальный резонанс. Я не совсем уверен, что человечеству это нужно. Наши разумные сущности много лет сосуществовали бок о бок ничуть друг другу, не мешая. Слишком велика разница наших проявлений бытия. Честно говоря, я ходатайствую перед руководством Бомбарди, чтобы разгерметизировать «Мир».

В прощальных словах Доусона была печаль Ажулиуса Роберта Оппенгеймера, отца ядерной бомбы.

Предупредительный референт сопроводил Марка к выходу и напомнил, что Бомбарди официально не разделяет теорию Доусона.

— Шантааль, наша смена заканчивается, прихвати меня с собой до стоянки, свой зонтик я забыл. О ччёрт эти тучи совсем рядом!

Марк прогревал машину, голоса дикторов опять наполняли жизнерадостностью салон. Он не стал менять волну.

МИР ЭЛЕКТРЫ. ПРИШЕСТВИЕ НА НЕБО

Словно в насмешку над старой шуткой «Подводная лодка в степях Украины», «Ка-27Е», корабельный вертолёт радиационной разведки оставил позади извивы Днепра и полетел над лесистой Белоруссией. Плотная кашица деревьев с квадратами полей так не походила на степи вокруг Приморского, к которым привык Максим. Не было тут и скал, голубых зеркал озёр. Много чего хорошего не было — Чёрного моря, Золотого Пляжа, Феодосии с уютными ресторанами. Была только зелень. Зелень, в которой притаилась радиация.

Если честно, ему хотелось выть от досады. Ещё неделю назад, он, Максим Кедров, лётчик-испытатель ОКБ «Камов» имел спокойную, престижную работу в курортной жемчужине Советского Союза. Спокойная работа испытателя? Да, как не странно, ведь испытывались авиационные комплексы, и вся морока падала на плечи штурманов-операторов.

А у пилота простенькие полётные задания — взлёт с вертодрома или какого-нибудь несущего судна, вылет в указанный квадрат, облёт корабля, возвращение.

Вся эта синекура закончилась 26 апреля, когда взрыв разворотил четвёртый энергоблок. И начался кошмар — перелёт в маленький полесский городок, фанерный барак, бесчисленные полёты и бесконечные зависания. Нет, ему повезло больше, чем парням из военных транспортников. Он не летал над радиоактивным жерлом, не сбрасывая в него спецсмесь, не глотал запредельную радиацию. Его вертолёт, как швейная машинка прострачивал местность к северу от Припяти. Каждый стежок — зависание, сброс контейнера для забора грунта, подъём его обратно, отлёт на километр и снова всё сначала. «Сотни раз одно и то же, всё должно быть ровно, как под линеечку!». Максим оторвал взгляд от опостылевшего леса и окинул взглядом горизонт перед собой.

Грозовое облако ему не понравилось сразу — в лучах вечернего солнца оно казалось грязно-фиолетовым нарывом среди белых барашек лёгкой облачности. Безобразные, с красным отсветом бугристые шишки быстро перебегали по его поверхности, выдавая большую скорость потоков. «Небольшое, километров двадцать в поперечнике, и растёт вверх, а главное прямо по курсу движения»: быстро прикинул он с досадой.

Нужно было менять курс, а штурмана у него не было, как в прочем и бортоператора. Улыбчивому и безотказному Саше Лысенко пришлось остаться на аэродроме в Малейках, куда их борт N710 зашёл на дезактивацию после смены. Как только турбины смолкли, внезапное головокружение, тошнота превратили его лицо в белую маску. «Острое пищевое отравление» — заявила молоденькая докторша, и отстранила штурмана от полёта. Виной оказался забытый пирожок, который Сашка позавчера спрятал, а сегодня нашёл и на свою голову съел. Кузьмич, оператор, тоже остался за компанию, чтобы потом вместе вернуться с другим бортом. Наверняка надеется подбить клинья к этой самой докторше. А ещё говорят, радиация вызывает импотенцию!

Так, что в кабине вертолёта «Ка-27Е», Кедров был один, вопиющее нарушение инструкции, между прочим. Хотя в этой чернобыльской кутерьме чего только не нарушалось!

Собственно в штурмане, он и не нуждался, за неделю полётов, изучил местность как свои пять пальцев и на свой оперативный аэродром в Овруче мог выйти с закрытыми глазами.

Неприятность была в том, что обходя грозу, надо было уходить севернее, а это затягивало полёт. Хорошо, что во время дезактивации, пока солдатики драили обшивку, он успел заскочить в баньку и немного выгнать из тела свинец усталости. Сейчас вентилятор над приборной панелью холодил ещё влажную голову, и это отгоняло сонливость.

Об изменении курса пришлось докладывать руководителю полётов. По прикидкам Максима в чернобыльской группировке находилось бортов 70–80 и, хотя возвращался он кружным маршрутом, обходя эпицентр заражения, правила нужно было соблюдать. Руководитель сообщил, что информации по грозовому предупреждению у него нет, приказал перейти на более высокий эшелон и обходить грозу.

Положенные по инструкции, десять километров минимальной дистанции, Максим решил не соблюдать, хотелось побыстрее приземлиться и упасть в койку. Пузатенький «Ка» начал отворачивать вправо лишь тогда, когда фиолетовый фурункул небес стал сплошной стеной клубящегося мрака. Полностью лишённый помех для наблюдения, боковой обзор создавал иллюзию непосредственного присутствия. Максим на мгновение забыл о вертолёте и почувствовал себя настоящим небожителем. Идёт притомившийся путник по кочкам-облачкам и вдруг, раз, скала марганцево-угольная до самого зенита. Э-хе-хе, и дом рядом, но топай в обход. Ты ведь не альпинист, путник?

Внезапно, ощущение облака, как твёрдого препятствия пропало. По его поверхности вздулась сеть протяжённых выпуклостей. Они перекатывались, как мускулы на рёбрах атлета, сливаясь в утолщающийся бугор на уровне плоскости полёта. Бугор напухал, наливался какой-то скрытой силой, его вершина заострялась и вытягивалась. Максим видел сквозь толщу бугра концентрирующиеся световые пятна. Ещё не отдавая себе отчёта, он инстинктивно потянул ручку управления в бок, для ухода. Свет поплыл вниз из поля обзора. Боковым зрением Максим увидел, что бугор извёрг из себя, сужающийся к концу вихрь. Сначала он забился беспорядочными изгибами, а потом потянулся к вертолёту. «Свихнувшийся пылесос» — чертыхнулся Максим, дёргая рычаг «шаг-газ». Турбины рыкнули, выдавая добавочную мощь винтам, но желаемого увеличения скорости не получилось, словно невидимая рука, захватила машину и разворачивала вопреки всем законам аэродинамики. Вихрь опять оказался точно с левой стороны, прямой, как натянутая струна. Прикинув его направление, Максим понял, что он утыкается в корпус вертолёта, где-то сразу за фонарём кабины. Вблизи было видно, как с бешеной скоростью несутся по нему, закручивающиеся искры разрядов.

Глаза отказывались верить очевидному факту — эта бушующая кишка из водяного пара, электричества и воздуха, явно противостояла богатырской тяге вертолёта. Мало того, Максим понял, что его начинает подтаскивать к облаку. Под наушниками головных телефонов уши предательски вспотели, взмокшая рука судорожно сжала ручку управления. Резко развернуть вертолёт на месте не удалось. Сверху, на загарпунивший его смерч, спикировал серебряный диск. Острый край наискось вспорол темную массу. В месте соприкосновения, облачная плоть разлетелась рваными ошмётками. Это было последнее, что чётко увидел Максим. Из диска вырвалась ослепительная молния, и ударила в стекло кабины. Остро запахло жжёной резиной, а в лицо ударил холодный, полный влаги воздух. Раскатистый гром сотряс тело, вплоть до вжатого в сиденье кобчика.

— Всем, кто меня слышит! Я, борт 710, терплю бедствие. Получил удар молнией, разгерметизация кабины. — заорал Максим в микрофон.

Вертолёт тряхнуло и резко бросило в сторону от облака. Перед глазами плыли слепящие росчерки, но он смог развернуть вертолёт и полетел прочь от грозы. В телефонах потрескивало и шелестело, но, тем не менее, размеренный голос произнёс:

— Пункт управления в/ч 1610 борту 710. Слышу вас хорошо. Наблюдаю на радаре. Выйдите из грозы на вынужденную посадку. При приземлении сообщите координаты, вышлем помощь.

«Вот спасибо тебе товарищ Соколов, за твоих соколов!» - помянул он добрым словом министра обороны и вояк неизвестной в/ч. На душе сразу стало тихо и спокойно — моя армия меня бережёт.

— Вас понял, ПУ в/ч 1610, конец связи!

Вертолёт хорошо слушался управления, только оплавленная дырка в стекле, с кулак величиной, напоминала о недавнем происшествии. Тем не менее, рисковать не хотелось, повреждение могло сказаться в любую минуту. Лес внизу очень кстати поредел, и впереди замаячила проплешина поля. Максим снизился, присматривая удобное место, а потом решительно повёл «Ка» на посадку.

Винты перестали гнать морщины волн по морю низкой травы, двигатели обиженно поворчали, останавливаясь. Через отверстие потянуло запахом трав и неуловимой свежестью леса с близкой опушки. Приятно было сидеть, откинувшись в кресле, смотреть на облако вдали, которое едва не отправило тебя к праотцам. Отсюда, с земли оно не казалось таким подавляющим и грозным.

«Ну что Каааа? Мы как всегда надрали задницы вандерлогам?»: спросил он у вертолёта напевным голосом Багиры из мультика про Маугли. «Ка» в ответ лишь потрескивал остывающим железом. До хруста в костях Кедров потянулся и повернулся взять карту с штурманского кресла. Тут он поймал себя на том, что движение головы не ограничивает, как обычно, провод от головных телефонов. От машинально брошенного взгляда всё внутри похолодело — он был оборван! Кусок, торчащий из приборной панели, висел беспомощным хвостиком дохлой мыши! А в наушниках шумит фон помех! Всё ещё ничего не понимая, он быстро подобрал провод у себя на груди. На его конце болтался маленький серебряный шарик, подвижный как ртуть. От рывка шарик менял форму, но упорно держался, не желая стряхиваться прочь. В висках сразу застучали молоточки паники, а руки противно задрожали. Не могло быть никакой связи! Провод пережгла молния!

Кабина, только что надёжная и привычная, сразу сдавила со всех сторон. Одним рывком Максим отстегнул привязные ремни, рванул на себя створку фонаря. Выпрыгнул он неуклюже, боком. Кубарем покатился по траве и замер не в силах пошевелиться. Перед ним, над землёй, висел тот самый серебристый диск, от которого он схлопотал молнию.

Глупая поза — стоять на четвереньках, с песенкой-мыслью в голове: «То тарелками пугают, дескать, подлые летают». В книгах как-то было пафосно — два звездолёта на планете железной звезды. Тут мы, из одного конца Галактики, а там они, на спиралодиске с другой. Лучшие из лучших, средоточие живущих, ещё кажется что-то про крайню степень вещества…

Но вот он, рядом, сгусток непонятно чего — расплавленного металла, жидкости, плазмы. Плоский, полутораметровый диск превращается в толстенькую чечевицу. Она округляется, становится шаром. Всё это без малейшего шума, под трель соловья из леса.

Максим не выдержал беззвучной демонстрации инопланетной технологии. Он сорвал с головы наушники телефонов, развернулся, вскочил и рванулся бежать. Прочь от этой небесной чертовщины! Кому надо, пусть контактирует, с него довольно!

Со всех сторон негромко, но мощно раздалось: «Союз нерушимый республик свободных, сплотила навеки Великая Русь». Звук гимна — глубокий, проникновенный, низкий бас под торжественную музыку, завораживал. Казалось даже, что он рождается где-то под рёбрами, в лёгких, заставляет трепетать всё тело. Привычка, вбитая ещё в армейской учебке, заставила Максима замереть. Земля может разверзнуться, и небо опрокинется на землю, но двигаться нельзя, ни в коем случае! Он медленно повернулся — на месте шара теперь висела идеальная пятиконечная звезда.

В голову пришла очередная сомнительная мысль: «Может, разработали новое оружие? Метеорологическое, например. И сидит сейчас, где-то далеко в бункере, лейтенантик-оператор. Крутит музыку, смёется себе в кулачок над шараханьем бедолаги пилота». Подобная глупость, тем не менее, неожиданно придала храбрости — Максим повернулся к искрящемуся серебру и зло рявкнул:

— Ну и что всё это значит?

Исполнение гимна прервалось, звезда дрогнула. Её четкие контуры поплыли клубами завихрений, а поверхность превратилась в дрожащее марево. Из беспорядочной пляски бликов начало проступать лицо в ореоле курчавых волос и бороды — прямой нос, небольшой, чётко очерченный рот, холодные глаза статуи без зрачков.

— Ты веришь в Бога? — тем же низким басом пророкотало со всех сторон.

Губы серебряной маски двигались, но звук по прежнему, казалось, рождался каждой частицей воздуха. Что-то знакомое было в этом лице. «Зевс из учебника по истории 5-го класса»: неожиданно для себя вспомнил Максим любимую книжку с чёрной обложкой. От этого, страх окончательно улетучился, захотелось выкинуть что-то бесшабашное. С самым невозмутимым видом Максим подобрал телефоны, водрузил их на голову. Затем сел на траву, достал сигареты.

— Ты мне ещё Чебурашку покажи, — пуская струйку дыма, заявил он.

Лицо божества всколыхнулось и расплылось туманом, из которого невидимый скульптор немедленно начал лепить ушастую голову. Нет, это не был друг крокодила Гены. Через несколько мгновений отлитый в серебре олимпийский Мишка — жизнерадостный символ московской олимпиады приветствовал Максима.

— Я сущность, хочу пообщаться с тобой, — голос мнимого диспетчера в/ч 1610 в телефонах успокаивал и придавал происходящему налёт банальности.

— А там, в небе, что это? — Максим махнул в сторону поблескивающего молниями облака.

— Подобный мне, в другой форме существования. Пытался овладеть твоей машиной. Мы используем приборы летательных аппаратов для дальней связи.

— Вы инопланетяне?

— Нет, скорее сопланетники. Мы создали белковую жизнь на этой планете.

— Да? — от такого нескромного заявления Максим невольно улыбнулся и скептически оглядел олимпийского крепыша. — Значит вы — боги?

— Это понятие очень расплывчатое. Можно только сказать, что оно возникло от общения человечества с нами, — собеседник перестал утруждать себя формами и превратился в идеальный шар.

— Исус Христос, случайно, не ваша работа?

— Он результат изменения его матери. Небольшой социальный эксперимент.

«Давит на психику и промывает мозги. Что же это за хрень такая? Должно быть обычное объяснение происходящему, например, американцы вербуют. На вертолёте стоит новейшая разработка — „Советник СВ“, комплекс радиоактивной разведки. В спешке демонтировали только приборную панель, сами датчики и аналитический блок на своих местах. Хотят янкесы заполучить игрушку, вот и транслируют божественную чушь». Сигарета помогла думать спокойно и рационально.

— А сейчас, какой вы проводите эксперимент? — спросил Максим и сделал глубокую затяжку, чтобы скрыть интерес в голосе.

— Эксперимент провёл изгой нашего общества. Он пытался открыть новый вид связи с использованием нейтронных модуляций. Катастрофа на Чернобыльской АЭС всецело его вина. Сейчас он намерен сообщить о результатах своей работы единомышленникам.

— Вы хотите помешать ему?

— Нет, но когда происходит вмешательство в жизнь человечества, мы предоставляем ему возможность проявить свою волю. В твоих силах остановить эксперименты над реакторами.

«Хитро загнул: „Макс — Спаситель человечества“, „Там злой изгой, а мы белые и пушистые“. И, готов поспорить, что без вертолёта с секретным блоком в „войне богов“ не обойтись. Надо только взлететь, а потом сесть в нужном месте, чтобы его можно было без помех снять». Максим задумчиво потушил о траву сигарету и вмял бычок во влажноватую землю.

— Чем же я могу остановить твоего… — подходящее слово не находилось, но, в конце концов, он произнёс — сородича?

— Нужно вернуться и залететь в облако. Для использования аппаратуры твоей машины ему понадобиться открыть информационные каналы. Если я буду рядом с тобой в кабине, то смогу проникнуть в мыслящую структуру соперника.

— Облако — его тело?

— Можно так сказать. Мы используем атмосферные образования для развёртывания дополнительных матриц мышления. Вид, в котором ты меня наблюдаешь, у нас для ожидания благоприятных условий. Крайне неудобная форма существования. Даже термин для этого существует — «шаровая молния».

— А если я откажусь? Мне какой смысл соваться опять в грозу?

— Очень тяжело оперировать такими общими терминами как «смысл» в твоём случае. Представь, что прокладывается автотрасса, а на её маршруте находится муравейник. Строители дороги очень далеки от смысла жизни муравьёв. Разные уровни существования. Даже исследователь-биолог может понять и оценить муравейник в целом, но мысли отдельной особи ему неинтересны.

— Но я ведь могу умереть! Или ты можешь сделать меня бессмертным?

— Твоя смерть не исключена. Изменять тебя целенаправленно я не стану, ты перестанешь быть представителем человечества, но при взаимодействии моих потенциалов с соперником, возможны перестройки твоей протоплазмы. Это иногда случается. Про Одина, Будду и Мохаммеда ты наверняка слышал.

Лететь в соседстве с шаровой молнией в кабине не хотелось отчаянно. Хотелось вернуться, скушать яичницу под водку в столовке и завалиться спать. Если это всё правда, человечество жило бок о бок с молниями в тучах тысячи лет, значит и дальше проживёт. Хотя, с другой стороны, не построй Ной ковчег, неизвестно как дело бы обернулось.

— Великий Потоп, упомянутый в Библии, был на самом деле?

— Мы нуждались в плотной облачности на определённом этапе.

Подмывало спросить про вымирание динозавров, но Максим решил, что пора заканчивать эту метафизическую беседу. Что ему может грозить по службе, если отбросить богов, американскую разведку и сопланетян? Выговор за нарушение правил полётов в сложных метеорологических условиях, максимум. Что может грозить от устроителей фантасмагории? Молния в голову, минимум. Вот, исходя из этих нехитрых расчётов кнута, при наличии призрачных пряников и придется лететь к злому богу в гости.

— Разъяснения о потопе убедили меня помыться в грозе лишний раз, — заявил он, поднимаясь на ноги.

Разумная молния показала хорошее понимание юмора — шар величественно поплыл к распахнутой кабине и скрылся внутри. Прежде чем залезть, Максим боязливо заглянул вовнутрь.

Следов серебристого компаньона не наблюдалось. «Меньше в кабине народу, больше пилоту кислороду. Вот почему, когда я нервничаю, тупые шутки сыплются из меня как из мешка?». Он не стал заглядывать в грузовую кабину. Сопланетник доказал, что может сам о себе позаботиться.

«Ка» недовольно фыркнул, отзываясь на процедуры запуска. Подсознательно Максим ждал каких-то отклонений в работе приборов, но всё шло гладко — турбины набрали обороты, стрелки приборов установились на обычных позициях.

Зная хищный нрав коварного облака, он постарался выйти к нему на максимальной высоте, там вихри не такие опасные. За это время оно изменилось — поверхность стала более гладкой, взамен выпуклостей, по ней лениво ползали белесые пятна. Космы облачности стремительно уносились вверх, приближаясь к фиолетовому гиганту. От этой мощи стихии решимость Максима понемногу начала испаряться. Дырку в стекле пришлось заткнуть куском промасленной ветоши, и теперь она постоянно маячила перед глазами, напоминая о недавнем происшествии. Это тоже не добавляло геройства. Всё тот же размеренный голос в телефонах произнёс:

— Будь готов заглушить двигатели.

Секундная радость от осознания того, что где-то рядом могущественный союзник, сменилась страхом — более нелепой команды в воздухе ему не приходилось слышать. Он уже открыл рот, чтобы уточнить причину, когда облако перешло к активным действиям. Прорывая белесые пятна, из фиолетового нутра вылетели ледяные глыбы. Лишь в начале глаза успели ухватить отблеск их медленного вращения. После секундной задержки они устремились к вертолёту. Скорость была так велика, что Максим лишь беспомощно прикрыл глаза — увернуться от этих размытых в стремительном движении снарядов было невозможно.

Вертолёт содрогнулся от мощного удара, и обломки лопастей пронеслись в бешеном падении. Моторы дико взвыли, потеряв нагрузку, потом мгновенно захлебнулись от серии новых ударов. В хвостовой части что-то сильно треснуло, мощный поток ветра ударил в спину. Влага обильно покрыла стекло кабины, скрывая видимость.

Тело Максима вжало в сиденье чудовищным ускорением. На смену мерному гулу двигателей пришли дикие завывания ветра с оглушающим громом. Ему оставалось только сидеть и беспомощно смотреть, как неясные пятна света пляшут на мокром стекле.

Остановка была ещё более жёсткой. Ремни впились в тело, в селезёнке немилосердно закололо. Но телесные страдания не могли отвлечь от страстного желания узнать о происходящем снаружи. Как только торможение прекратилось, Максим лихорадочно протёр боковое стекло. Фиолетовый мрак, из которого тянуться к разбитому вертолёту зигзаги десятков разрядов. А что в лобовом стекле? То же самое! Искалеченный вертолёт беспомощно весит, в дебрях электрического кокона. Всё новые слепящие змейки вонзаются в стекло, рассыпаются злыми искрами, мельчайшими волосками струятся по корпусу. В этих сполохах фиолетово-черный мрак кажется глубинами адской преисподней. Резкий запах озона, непрекращающийся треск разрядов.

Стрелки приборов заметались в диком танце. На электронных табло начали выскакивать случайные цифры, желтый крест авиагоризонта перед глазами завертелся как прицел смертельно раненого снайпера. Руки Максима невольно дёрнулись к приборной панели, и застыли на полпути. Сеть мелких разрядов выползла из стекла, жадно захватывая окошки приборов. Ещё немного и его зажарит, как на электрическом стуле! Он затравленно повернулся к проёму грузовой кабины. «Ну, где ты Сын Неба, чёрт тебя побери? Я сижу тут как последняя Аэлита в подземелье. Меня скоро принесёт в жертву исследователь нейтронных модуляций, а тебе и дела нет»!

В ответ на его мысленный призыв в глубинах вертолёта прозвучал глухой взрыв. Волна нестерпимого света медленно покатилась не него. Для неё не существовало препятствий — она одновременно выступила из проёма и стены за спиной, прошла сквозь тело Максима как туман сквозь рыбацкую сеть. Лишь по барабанным перепонкам ударил перепад давления. Встретившись с напоенным электричеством стеклом кабины, она одним мощным взрывом разворотила его и устремилась во мрак, сминая паутину кокона разрядов.

Вертолёт дрогнул и Максим почувствовал себя в кабине скоростного лифта, несущегося вниз. Внутренности, казалось, вжались в лёгкие, а во рту противно выступила слюна. Отчаянье охватило каждую клеточку тела, он отстегнул ремни и выпрыгнул из кабины. В лицо ударил резкий ветер, мелкие градинки ударили по щёкам. Странно, но боли он не почувствовал. Его развернуло спиной вверх, он летел, глотая воздух в сумасшедшем падении, сквозь бушующую электричеством мглу.

Если бы он был парашютистом то, наверное, рвал бы кольцо несуществующего парашюта. А сейчас Максим был зёлёным курсантом, который на стареньком Як-18 валится в пике. Сука инструктор тогда вышел почти у самой земли, а он не смог, не смог тянуть штурвал на себя. Сидел и смотрел, как несутся на встречу квадраты полей. Стиснув зубы, он мысленно потянул этот облезлый штурвал, который так часто снился ему по ночам.

Неожиданно, падение изменилось — тело начало разворачиваться с подъёмом головы, воздушный поток теперь бил больше по ногам, перегрузка тяжёлым прессом выдавила воздух из лёгких. Чувствуя себя последним дураком, Максим расставил руки как крылья и представил, как переводит рукоятку газа. Тело ответило рывком вперёд и понеслось вперёд. Земли он так и не видёл, но чувствовал, что это уже не падение, а полёт. Всё ещё не веря себе, он прибавил скорости — световая метель вокруг вытянулась полосами, напор воздуха в лицо стал сильнее, но тело не охлаждалось. Иногда ему казалось, что молния сверкает прямо перед глазами, он прикрывал глаза, ожидая удара, но каждый раз открывая их, убеждался, что всё жив.

Очередное открытие не показало перед собой фиолетовую жуть. Белый туман вокруг. От неожиданности Максим утратил все свои лётные навыки управления телом. Он летел по инерции, замедляясь, пока не повис окончательно. Сила тяжести почти не ощущалась, туман стал осязаем, и походил на вязкое масло, которое поддерживало. Максим загрёб его руками, устремляясь вверх. Инстинктивно, он боялся земли. Высота, высота, это жизнь пилота.

Отблески заходящего солнца на облачках над головой. Они растрёпанной чередой тянутся к фиолетовой грозе вдалеке. Там всё ещё кипит схватка — яркие сполохи подсвечивают облако изнутри, как китайский фонарь. Электрические существа ведут свой небесный спор.

Он лежит на животе, наполовину погружённый в липкую белизну облака и смотрит вниз на землю. Зрение тоже изменилось — если всмотреться, отсюда, с километровой высоты видно даже дупло на дереве. Кто он теперь? Бог? Плавает по облакам, летает как птица. Что ещё может?

Вот взять, нахмурить брови, и метнуть вниз разящую молнию! Р-раз!

* * *
Белка выглянула из дупла. Гроза ушла. В вышине лёгкие облака. Воздух всё ещё полон влаги и кора скользкая. Зверьку это не нравится. Сухое гнездо манит вернуться. Усаживаясь на ветку, белка подбирает хвост и обиженно цокает, глядя на небо.

Вспышка. Дерево жалобно скрипит, роняя расщёплённую молнией верхушку. Громовой раскат застаёт белку уже в дупле. Не надо гневить небеса.

«М» Ы

— Опоздали, они уже там!

Кедров с досадой хлопнул по выпуклой эмблеме перед собой. Исцарапанная, местами с отвалившейся голубой эмалью большая буква «М», Мытищинского машиностроительного была для Максима козлом отпущения, которому в последнее время часто перепадало на орехи. Когда полетела одна из секций аккумуляторов, ей сильно досталось. Чтобы выжать последние крохи энергии Айно и Карим тогда провозились на морозе битый час — извлекали из корпуса, били кувалдой, впихивали её на место.

Ещё один раз Максим лягнул её в гневе, проснувшись вчера от скрежета слетевшей гусеницы. Винить было кого — прижимистый Кузьмич не соблазнился даже золотистой бутылкой «Арарата», размашисто написал «Не представляется возможным» и выстраданная накладная вернулась в бухгалтерию геологоразведки ни с чем.

Сюда бы этого кругленького, пухленького Кузьмича с гранёным стаканчиком чая в старинном подстаканнике и затёртым планшетом на котором вечно маячит кроссворд «Комсомолки». Ведь были гусеницы на складе, были! Это Максим знал точно. В курилке жизнерадостный хохол, пилот транспортника, благодушно поделился со страждущим пачкой крепких «Столичных» и поведал, что видел в транспортных логах гусеницы для вездеходов. Геологоразведке они были нужны как воздух.

Бедолаги, которым не удавалось починить гусеницу, сгрызали ногти до мяса в ожидании ремонтника. А здесь на этом маршруте спасатели Кедрову не светят — они за двести километров от периметра возврата, ни одному, самому мощному вездеходу Капы не хватит аккумуляторов добраться до них. Кузьмичу на это всё было плевать, геологоразведка была далеко — колесила где-то за горизонтом красной пустыни, а транспортный отдел администрации куполсовета вот он, рядом. Что будет если вездеход председателя встанет? У Кедрова есть гражданская сознательность, он понимает общественные приоритеты?

— Да Макс, этто американцы, виддишь горбатую шттуку слева, бобкэт?

Когда Айно волновался, его эстонский акцент становился более отчётливым — «т» становились длинно-тягучими, а ударение на первом слоге звучало как маленький взрыв.

— Вот сволочи, задницы скипидаром у них намазаны, что ли?

Слова Айно отвлекли Макса от тягостных воспоминаний, он оставил мытищинскую эмблему в покое, опять схватил ребристую рукоять командирской башенки. Эстонец был прав — по мере приближения большое, сверкающее синим пятно превратилось в ряды солнечных батарей, а рядом проступил горбатый силуэт. Каповцы называли их «бобкэты» или «еноты». Вездеходы штатовского купола «Обама» отличались характерным наплывом энергетического отсека позади пилотской кабины и походили на енотиков, которые шустро бегали по марсианским равнинам. Их форма и название фирмы-производителя «Bobcat» послужили поводом для прозвищ. Геологи купола «Капица» видели их только издали.

Согласно планетарному праву, территориальные границы фиксировались на расстоянии 450 километров от куполов. На Марсе пограничных сил, застав не было, купола выстраивались, как правило, в кратерах, вблизи крупных месторождений полезных ископаемых. Все тонкости были тысячи раз оговорены дипломатами на Земле. Никому не нужны были международные напряжения вдали от метрополий, поэтому границы были чисто номинальными понятиями. Никому не было дела к соседям, суровые условия планеты приковывали к куполам, требовали напряжения всех сил только чтобы удержать жизнь в их хрупких оболочках и извлечь из марсианских недр необходимые материалы.

— Внимание, здесь походный лагерь разведывательного отделения купола «Обама», Соединённые Штаты Америки. Я коммандер Даниэла Риверстоун. Немедленно остановитесь и назовите себя…

Как всегда Айно был на высоте, сразу сообразил, что янки их тоже заметили, и переключил рацию на штатовскую частоту. Женский голос хоть и звучал волнующе мелодично, но противные нотки официальности и превосходства неприятно резонули слух Максима. Можно было подумать, что за тысячи километров вокруг есть какой-то иной купол каких-то других штатов. «Ну, сучка феминистская, сейчас я тебе встречу на Эльбе устрою» — беззлобно подумал Кедров и продекламировал:

— Здесь партия геологоразведки купола «Капица» Советский Союз. Я начальник партии Максим Кедров. Следую истинным курсом 82 градуса.

Он специально указал направление в абсолютном счислении. Любовь американцев к информатизации при полном отсутствии здравого смысла порождала массу анекдотов. Никакой другой нации мира не пришло бы в голову приниматься за расчёты курса обьекта, если при этом он несётся на тебя. Пять минут незнакомой американке понадобилось, чтобы это сообразить. За это время солнечные батареи и бобкэт значительно выросли в поле визира — уже стали видны растяжки панелей, а на темносером корпусе вездехода проступили наросты датчиков и усики антенн.

— Шеф Кедров, ваша машина движется на наш лагерь. Это нарушение договора о статусе походных лагерей планетарного права. Вы вошли в пятикилометровую зону. Немедленно остановитесь!

Голос, цедящий английские слова дышал яростью и злостью. Максиму было на это плевать, он шёл сюда неделю — через тысячи километров пустоты, кратеров, трещин. Шел, чтобы вернуться ни с чем? Как побитая собака с опущенным хвостом?

— Карим, включи дальномер, двигай прямо на них, остановишься метров за пятьдесят.

Приказал он хрипло, переключаясь на внутреннюю связь. Механик-водитель, несомненно, слышал его разговор с американцами и разделял упрямство Максима. «Зубр» вздрогнул, прибавил ход.

Динамики взорвались угрозами и обвинениями. Когда стало ясно, что советский вездеход не остановится, а его лазерный луч скачет по корпусам бобкэтов, американцы заткнулись.

— Всё начальник, как в аптеке, 50 метров и совсем нет сантиметров.

— Хорошо Карим, насколько у нас осталось энергии?

— Часов на 16, не больше, а потом кирдык, совсем мёртвыми будем.

— Айно, давай связь с Капой, доложи, что мы в точке ноль и свяжи с Болотовым.

С выключенным мотором голоса в кабине звучали непривычно громко. Уши привыкли фильтровать слова из шумов механизмов и теперь бастовали — ныли от тишины. Максим говорил с экипажем, не отрываясь от окуляров. Вокруг крошечного «зубра» был марсианский вечер — маленькое солнце золотило вдали громаду горы Элизия на севере, здесь на равнине каждый каменистый бугорок тянулся густой тенью на восток. Песок потерял свой грязно оранжевый цвет, оттенки красного, стал темно-бурым и мрачным. Ничем этот пейзаж не отличался от виденных Кедровым раньше марсианских долин. Трещины, воронки, изредка нагромождения камней, угловатых с резкими сколами. Атмосфера, лишённая плотности и влаги не вылизывала здесь минералы. Они трескались от перепадов температуры, подтачивались песчаными бурями.

Было решительно непонятно, что могло выдать мощный пакет радиосигналов. Учёные куполов объявили о своей непричастности. Старые добрые мысли о братьях по разуму или на худой конец обломках летающей тарелки немедленно взбудоражили умы. На Землю и обратно полетели команды, инструкции, распоряжения. Точка передачи лежала далеко за чертой досягаемости обычных вездеходов. Энергонезависимых аппаратов для дальней разведки не было, на Марсе в этом не нуждались. Тем не менее, из соседних куполов к ней рванулись две экспедиции. Американцы спешно разработали перевозную электростанцию из спутниковых солнечных батарей. У Советского Союза не было технологии мощных энергопанелей. Техники «Капицы» или Капы, как его называли американцы, пошли другим путём — из купола вышла колонна вездеходов, груженных аккумуляторами. Оставляя за собой контейнеры с энергией для обратной дороги, колонна как многоступенчатая ракета пошла к цели. Но для последнего рывка аккумуляторов всё равно не хватало.

Болотов, эта живая легенда Марса, здоровенный дядька с Кубани, когда отправлял колонну, рубанул Кедрову решительно и сурово:

— Дойдёшь к месту на последнем киловатте Кедров. Разберёшься что там по чём, выставишь маяк. Мы тут подшаманим «Тополь» и прилетит к тебе друг волшебник в голубом вертолёте с мешком батареек, усёк? Решал в школе задачку по бросанию тела под углом к горизонту?

Магнитоимпульсный разгонный комплекс «Тополь-5М» использовали для вывода атмосферных зондов. Благодаря ему можно было сообщать углы стартового ускорения, зонды имели небольшие реактивные двигатели и дистанционное управление. Усекать тут было несложно — отстрелить зонд под низким углом и навести на маяк. Это походило на стрельбу из зенитки навесным способом по наземным целям. Всё это Максим понимал, но испытывать на своей шкуре ой как не хотелось. Авантюра чистой воды. А если умники технари накосячат и промахнутся километров на сто? Как брякнется зонд? Тьфу ты, примарсится? Не расколются в нём аккумуляторы как орехи?

— Усёк, Родион Кириллович. В первый раз что ли? — сказал он осторожно. — Если Родина скажет надо…

— По глазам вижу, дрейфишь капитально Кедров.

Заключил Болотов и его кустистые брови сошлись на переносице. Это было 12 болотов по шкале Болотова. Так геологи называли состояние шефа близкое к ярости. Его боялись, боялись за вспышки гнева, когда огромные кулаки рассекали воздух у носа провинившегося, а от мата закладывало уши. Но вместе с тем и любили его как друга, как отца и даже как бога. Когда ледяной марсианской ночью вдали вспыхивали огни спасательных партий, все погибающие от холода страдальцы знали, это железная воля Болотова разбила пустыню на квадраты, заставила людей работать круглосуточно. Лучшая московская клиника для больной раком матери — это был Болотов, строгий выговор с занесением в личное дело, вместо суда за случайную аварию — это был тоже он.

— Что у тебя Кедров? — голос Болотова звучал как всегда сухо и отрывисто даже здесь в титановой коробке вездехода. — Нашёл источник сигналов?

— Здесь американцы, стоят лагерем. Требуют не приближаться.

— Требовать будут у себя в штате Огайо посреди поля кукурузы.

— Упирают на планетарное право.

Максим мог себе позволить поёрничать, Болотов был далеко, и вечерняя равнина вокруг позволяла забыть грозную фигуру начальства. Без образа здоровяка-кубанца перед глазами его голос терял командирскую пронзительность.

— Заканчивай паясничать Кедров. Делай дело или квартальной премии не увидишь, а за одно и годовой отпуск проведёшь на озере Байкал с удочкой, а не в Крыму с девочкой. Насколько у тебя энергоресурс?

— Шестнадцать часов.

— Вот разбирайся в темпе, давай маяк, принимай зонд с аккумуляторами и уматывай. Я не могу держать кучу народа в ожидании тебя. Всё, конец связи.

Динамик хрюкнул сигналом отбоя, отключился. Копошение Айно в навигаторском углу было верным знаком того, что он уже начал делать свою часть работы — прокладывать обратный курс, более экономный с учётом полученных на маршруте данных. Карим тоже состроил озабоченную мину на своём скуластом лице и нырнул в двигательный отсек. Всю тяжесть стратегических и тактических раздумий пришлось нести Кедрову. Он задумчиво обвёл пальцем перчатки многострадальную «М» на внутренней обшивке и нажал кнопку связи.

— Максим Кедров вызывает Даниэлу Риверстоун. Приём.

Ему пришлось повторить вызов на протяжении пяти минут, прежде чем не услышал по-прежнему раздражённый голос американки:

— Я заявляюрешительный протест по поводу нарушения вами территориальных границ США. Об этом факте будет проинформировано моё правительство и международная общественность. Я отказываюсь продолжать с вами сеанс связи.

— Был получен сигнал бедствия из этого района. Моя партия, как и ваш лагерь, находится на нейтральной территории, мы были обязаны незамедлительно реагировать. Ваш отказ будет считаться нежеланием сотрудничать, и, противоречит всем международным нормам.

Подстраиваясь под эту дипломатическую речь, Кедров врал как сивый мерин. За ним был не только Болотов со своими служебными кнутами и пряниками, но и шестая часть суши планеты Земля, которая не терпела никого на своей дороге.

Собеседница Кедра, судя по паузе, не ожидала такой наглости. Она прекрасно знала, что привело её и Кедрова сюда. Это была молчаливая игра сверхдержав и бесцеремонное искажение истинной причины их встречи, по-видимому, шокировало её.

— Какой сигнал бедствия? Мы ничего не фиксировали, и в близости от нас нет передающих устройств. Мы произвели фотосъемку местности и готовы подтвердить это в любом суде. Немедленно покиньте пятикилометровую зону нашего лагеря!

— Я покину этот район только после того как удостоверюсь в правдивости ваших слов.

— Повторяю, здесь ничего нет, кроме нашего лагеря. Вы нарушаете его границы.

— Приступаю к осмотру местности. Конец связи.

— Желаю успехов. Конец связи.

В этом «желаю успехов» американки было столько злорадства, что Максим приуныл. Либо штатовцы сами ничего не нашли, либо успели снять сливки. Но Кедров был обязан найти даже крохи с американского стола и привезти их на блюдечке Болотову.

Когда он с хрустом шагнул на песок Марса, солнце уже почти село. Крупные алмазы звёзд проступали в разряжённой атмосфере. Как всегда первое чувство беззащитности и растворяемости в бескрайнем просторе остро схватило голову. Он знал, что надо наполнить сознание информацией, занять телодвижениями, тогда неуверенность отступит. Руки сами пробежали по скафандру — тестирование регенерации, инициализация навигационной системы, габаритные огни, включение освещения, обогрев на стекло шлема для испарения конденсата.

— Слышишь меня Айно? У меня всё в норме, включаю металосканер и топаю к американцам.

— Слышу ттебя хорошо Максим, телеметрия идётт нормально, бутту на связи. Киви котти!

Очень хорошее у эстонцев пожелание хорошей дороги. Чувствуешь себя марсианским котом перед блюдечком со сладким киви.

Зелёноватый планшет выдал ровную засветку, приглашая в путь. Максим пошёл, всё больше отдаляясь от знакомого, приземистого силуэта «зубра». Метка маркера тоже двинулась от одного пятна к другому с паутинкой линий солнечных батарей. Хождение по Марсу, пусть даже по равнине всегда требует внимания и осторожности. Чуть зазевался и камень или коварная колдобина сами лезут под ногу. Луч фонарика выхватывает их один за другим. Ему пришлось почти полностью сосредоточиться на дороге.

— Ещё несколько шагов и я открываю огонь!

От этого неожиданного окрика в наушниках Кедров вздрогнул и замер на месте. «Бобкэт» был совсем рядом в шагах десяти. Раза в два больше «зубра». Внешнего освещения практически нет, только узкие иллюминаторы подсвечены изнутри. Чёрт, высматривая препятствия, он слишком близко подошёл к этой коробке!

— Окей, окей, я обойду по кругу.

В голове крутилось: «Оружие! У них есть оружие!». Марс был объявлен демилитаризованной зоной, свободной от вооружения. Сама мысль, что существует оружие, способное палить в марсианской атмосфере, никогда не приходила Максиму на ум. Зябко поёжившись, он принял резко вправо и постарался обойти вездеход как можно дальше.

Ничего, ровным счётом ничего! Кроме вездеходов землян, сканер не находил железа. Он прошёл минут тридцать по следам американцев, пока не наткнулся на место, где след гусениц резко поворачивал. Небольшая воронка, пара метров в диаметре, вокруг белёсая марсианская пыль разворошена. Здесь долго топтались, что-то тащили. Максим присел и тронул глубокие борозды в песке. Они начинались у воронки и заканчивались на гусеничных следах.

— Айно, я нашёл воронку, американцы здесь что-то забрали.

— Я слышал, как они тебя оттшилли.

— Дело труба, ничего нам здесь не светит.

— Буттем возвращатться?

— Будем, будем..

Буркнул Кедров и встал. Можешь повыть на Землю с Луной советский геолог Максим Кедров. Ты облажался, кто не успел, тот опоздал. Вернёшься на Капу, получишь клизму от начальства, насмешки от друзей. А главное на душе будут бегать гадкие тараканы досады. Их не разогнать даже бутылкой водки.

— Максим, чтто-тто случи…

Голос Айно резко оборвался на полуслове. Максим резко повернулся в сторону «зубра» и «бобкэта». Заорал что было силы:

— Что? Что случилось Айно!

Ответом был только слабый шум фона. Его пробила холодная испарина, противно схватил желудок. Вот тебе бабушка и Юрьев день! Зелёные человечки атакуют! Он побежал назад, забыв про всё на свете. «Чёрт! Чёрт!» — выбивала в висках кровь бешеный ритм. Луч фонаря как испуганный заяц прыгал по ребристым следам. Кедров нёсся за ним, жадно хватая воздух. Писк испуганного датчика регенерации и пошла обогащённая кислородом смесь. Забыв о правилах связи, он орал что-то несусветное, только бы Айно ответил. Но «зубр» молчал, молчали и американцы.

Уже на половине дороги Максим почувствовал страшный удар. Что-то массивное рухнуло со звёздного неба впереди, грунт ощутимо тряхнуло. Слабая вспышка в поднимающихся клубах белого пара. Кедров ускорил и без того бешеный темп.

Внезапно луч выхватил из темноты изуродованный корпус «бобкэта». Казалось, чудовищный молот смял кабину одним могучим ударом и вбил её в землю. Кормовая часть оказалась в метре над землёй. Панели солнечных батарей валяются неряшливой грудой. Стояки согнуты в крючья, топорщатся в разные стороны.

— Нначальник, там Айно… ррядом с тобой…

Казалось, Карим не говорил, а выбулькивал слова.

— Карим? Что случилось? Где ты?

Кедров крутнулся на месте как ужаленный. Блеснула в свете спина скафандра. Одна рука откинута вперёд, другая нелепо согнута. Чувствуя непоправимое, он перевернул человека. Это был Айно, грудная клетка разворочена, за стеклом шлема, залитое кровью лицо.

— Я на «зубре» начальник, Айно побежал… бросил им маяк под кабину… — голос Карима снижался до шёпота. — Иди сюда, худо мне… нне усппею сказать…

— Кааарим!

Сквозь запотевшее стекло свет фонаря казался мутным пятном. На бегу Максим нетерпеливо посылал его дальше от себя. Вот оно выхватило «зубр». Защитный кожух аккумуляторов поднят, у гусеницы фигура в непривычном скафандре. Тёмный силуэт, в пятнах крови и пыли. Крупная надпись «NASA» на плечевом щитке.

Дверь люка тоже в красных пятнах. Остервенело, рванув ручку, Кедров ввалился внутрь. Минуты в шлюзовом тамбуре показались вечностью. Сердце раненой птицей молотилось в клетке рёбер. Застёжка шлема упрямо не хотела открываться и сдалась только после упоминания чёртовой бабушки.

Карима он нашёл на командирском сидении. Тот сидел, боком привалившись к стене, зажимая руками живот. Лужа крови под ним неумолимо растекалась. Всё это казалось Максиму страшным сном.

— Ааа… пришёл Максимка, подстрелили меня… — струйка крови потекла у Карима из уголка рта, когда он начал говорить — Вышел поглядеть «зубра» перед дорогой, а этот шайтан американский нам коротит батареи. Я его достал, разбил молотком шлемак.

Гримаса, похожая на улыбку скривила его рот. Максим рванулся к аптечному блоку на стене.

— Замолчи, Карим, сейчас я тебя перевяжу.

— Нет, я не жилец, кровь внутри, я слышу. Боль только убери, горит у меня всё внутри.

Неуклюже вложив капсулу в инъектор, Максим ввёл ему обезболивающее. Карим помотал головой, сосредоточенно пытаясь поймать уходящее сознание. Его чёрные глаза туманились, он щурил их, глядя на Максима.

— Мало времени. Слушай. Там у янкесов наш модуль. Давно искали. Со старого «Фобос-2». Запустили перед Ельциным. Коды банков. Надо забрать. Почитай у меня в кармане… много денег… золота.

Голова его дёрнулась, запрокидываясь, обильно потекла кровь изо рта. Максим кинулся к нему, наклонил вперёд. Карим выплюнул кровавый сгусток и прохрипел:

— Айно… я из КСС, передай… полковнику Болотову…

Эта последняя фраза забрала последние силы Карима, его ресницы дрогнули, и застыли неподвижно. Кедров держал его за плечи и чувствовал, как обмякает тело, как уходит из него жизнь. Ничего более страшного он в жизни не испытывал.

Внутри была пустота. Всё стало на свои места. Пока он искал на Марсе руду, рядом с ним КСС — Комитет Стратегического Сдерживания искал старый сейф коммунистической партии. Он ел, пил, травил анекдоты, костерил с ними правительство, а Айно и Карим писали рапорта Болотову, который, оказывается полковник. Как жить, если вокруг каждый второй комитетчик? Сегодня ему приказали искать золото партии, а завтра прикажут найти врагов среди своих.

Максим осторожно отпустил Карима, включил прожектора внешнего освещения. Картина полного разрушения стала более очевидна — тяжёлый зонд с Капы врезал по кабине американцев, смял солнечную энергостанцию и валялся неподалёку, целый и невредимый.

«Вот и всё, енотики штатовские, отбегались. Хотя, какие вы енотики? Крысы вы. Хотели стащить чужой сыр. Вы что, лучше нашего КСС?». Эта простая мысль заставила его вздрогнуть. Если бы не Айно и Карим, он бы вернулся к мёртвому, остывающему «зубру». Американцы бы спокойно снялись и уехали со своей добычей.

Невольно Кедров повернулся к Кариму. Тот сидел, наклонив голову. Его мёртвые глаза смотрели на измазанную собственной кровью букву «М». «Мы» — пронеслось в голове у Максима, он тронул кнопку связи. Рокочущий бас Болотова был неукротим:

— Кедров, мать твою через коромысло!

НОЧНОЕ САФАРИ

— А я ещё раз повторяю Люка, мой джин украли именно этой ночью, несмотря на всю нашу систему сигнализации! И я хочу, чтобы вор был найден незамедлительно! — Мел Донахью, директор зоопарка «Сэнби» закончил нервную пробежку по кабинету и упал в кресло.

Его подвижное лицо раскраснелось от быстрой ходьбы и бисеринки пота выступили на верхней губе. Люка тоже было несладко — хотя он и сидел в кресле, а окно было распахнуто, августовская жара донимало и его. Тем не менее, он добросовестно достал блокнот и начал делать пометки. Вопросы он задавал на редкость сухо. Рациональность и деловитость с начальством — две простые ступеньки карьерного роста.

— Значит, вы оставили бутылку на подоконнике?

— Да, намеревался сделать вечером, перед уходом, джин-тоник. Позвонил мэр, я заторопился и оставил там бутылку.

— Окно было открыто?

— Конечно, кондиционер сломан. После моего ухода Лей делал уборку. Когда утром я пришёл, окно было закрыто, а джин пропал.

— Ну, да, чтобы включить сигнализацию, нужно закрыть окна и двери. — Люка нарисовал циферблат с вопросительным знаком и предположил. — Так может, Лей унёс бутылку или спрятал её в бар?

— Нет, я звонил ему, он утверждает, что никакой бутылки не было.

— Вы запирали кабинет перед уходом?

— Конечно, ключи только у меня и у Лей.

— Лей у нас давно работает? — Люка постарался быть дипломатичным, но Мел всё равно возмущённо нахмурил брови.

— Он работал у меня консьержем ещё на старом месте работы. Я доверяю ему как себе, так что копайте в другой стороне.

— Хорошо, буду копать от окна — покладисто согласился Люка и, покинув гостеприимное кресло, подошёл к окну.

Осмотр ничего не дал. У добросовестного уборщика — китайца Лей подоконники были идеальной чистоты. Снаружи тоже не было ничего примечательного — в метре от стены административного корпуса начинался вольер для обезьян. Кабинет директора находился на втором этаже и с его высоты Люка придирчиво обозрел местность. Он надеялся увидеть бутылку, попросту свалившуюся от сквозняка вниз. Но ни бутылки, ни хотя бы осколков от неё не наблюдалось.

Сетчатый забор был метра на полтора ниже окна, и на половине высоты располагалась линия электросторожа, препятствующая обезьянам взбираться на препятствие. Сами обезьяны и не думали в данный момент никуда взбираться. Группка самцов блаженно растянулась в тени деревьев, а самки сосредоточенно копались в их шерсти. Один шимпанзе, самый крупный, по-видимому, вожак, пользовался вниманием целых трёх самок.

«Ну и кто здесь царь природы?»: Люка поймал себя на том, что искренне завидует обезьяне, которой не нужно в поте лица своего зарабатывать на хлеб поимкой похитителей спиртного.

— Что-то обезьян сегодня совсем разморило от жары — заметил он недовольно.

— Ну да, ведь вчера было «Ночное сафари»! С самим мэром! Собственно из-за этого я и собирался взбодриться спиртным.

Люка перевёл взгляд дальше, вглубь вольера. Там виднелись соломенные крыши кабинок «Ночного сафари», стилизованных под хижины. Богатые посетители могли поздно вечером отужинать в них. Для остроты ощущений к обезьянам выпускали животных и птиц, а с другой стороны к зоне кабинок примыкали вольеры хищников. Поедание бифштекса невдалеке от горящих глаз льва, должно быть приятно щекотало нервы, от желающих, насколько было известно Люка, не было отбоя.

Проникновение через окно казалось маловероятным. Тащить в темноте лестницу, под крики обезьян, чтобы украсть бутылку джина, что может быть абсурдней? Да и получается, что заметить её можно было только с вольера обезьян.

— Вы не выключали свет перед уходом? — спросил он у директора.

— Нет, я торопился к мэру. Лей должен был вскоре прийти.

— Разрешите мне хотя бы осмотреть его кладовку. Возможно, он не выбросил мусор, и я что-то найду в его вёдрах? — Люка постарался, чтобы его просьба полностью отводила подозрения от Лей, но вместе с тем позволяла сделать негласный обыск.

— Делайте всё, что считаете нужным Люка, Лей приедет вечером! — Мел энергично махнул рукой. — Я не потерплю вора в моём зоопарке!

«Вот она — дисциплина Красного Китая!». Люка стоял посреди подсобного помещения и с уважением наблюдал аккуратно разложенные по стеллажам инструменты и расходные материалы для уборки. Банки выстроены этикетками вперёд как солдаты, на газонокосилке масляный глянец, висящая на вешалке униформа безукоризненно чиста. Если консьерж в чём-то замешан, ожидать промашки от такого человека вещь безнадёжная.

Не надеясь найти что-то существенное, Люка занялся осмотром тележки уборщика. Под батареей разнокалиберных ёмкостей с моющими жидкостями, метёлками, совками располагались мусорные контейнеры. Один предназначался для пищевых отходов и был пуст, а вот второй, со знаком перерабатываемых отходов, полнился бумагой. Люка натянул латексные перчатки из коробки запасливого Лей и запустил руки в мусорное нутро. К своему удивлению он мгновенно наткнулся на горлышко бутылки. Извлекая её на свет божий, и ещё не видя этикетки, он понял, что это шампанское — мощная пробка с проволочной фиксацией, тяжеленная бутылка. Фольга на горлышке была небрежно сорвана, но сама бутылка осталась закупоренной. Судя по лаконичному названию «Крюг», питьё было из дорогих.

«Святая Дева Мария, вот тебе и тихий китаец!». Люка с удвоенной энергией принялся за обыск, но больше ничего не нашёл. Дело явно усложнялось — к директорскому джину добавлялось шампанское, причём из тайника его любимчика. «Без серьёзных фактов я не смогу прижать Лей, значит, надо побольше разузнать об этой бутылке.» — отправляя перчатки в мусор решил он.

Напитками в зоопарке заведовал шеф Николас, и хотя все бары зоопарка были безалкогольными, Люка знал, что для презентаций у него всегда имеются в запасе крепкие напитки. Когда он продемонстрировал Николасу в его кабинете находку, тот только озадаченно крякнул:

— Ну, Люка, ты прямо как Люки Люк из мультика — стреляешь быстрее собственной тени! — он повертел бутылку в руках. — А я только собирался писать рапорт. Во время «Ночного сафари» у моих парней как раз увели «Крюг».

— Дорогая штука, шеф?

— Лучше не спрашивай, тебе пару дней надо работать, чтобы купить такую выпивку. Я закупил полдюжины к приезду мэра.

— Ну и как она пропала?

— Целая история, Люка. На этом чёртовом «сафари» и раньше частенько пропадало спиртное. Официанты косились на барменов. Бармены косились на официантов и уверяли, что они не причём. — Николас развёл пухлыми руками и виновато сознался — я списывал потери как естественный бой при транспортировке, чтобы не разводить склочных подозрений. Вечеринку с мэром решил контролировать сам и тоже не усмотрел. Бутылка испарилась.

— Много было народа на вечеринке?

— О, да! Десяток обычных гостей и с мэром тоже было человек десять.

— Кто был из персонала, помимо людей ресторанной службы?

— Падди Галлахер, гид. Он постоянно ведёт «Ночное сафари». Развлекает гостей — травит интересные истории, подзывает животных. Честно говоря, я грешил на него. Знаешь ведь, что болтают о любви ирландцев к выпивке? Я приглядывал за ним весь вечер и могу уверенно сказать — это не он.

— Почему вы так уверены?

— Да он в руки кроме морковки ничего не брал и уходил без ничего.

— Морковкой он зверей кормил?

— Да, у него там ящик специальный — всё, что хочешь есть.

— А кого вчера кормили?

— Да в том-то и дело, что вчера мэр развернул настоящую пресс-конференцию, никому и дела не было до животных, да и до еды тоже. У меня половина сэндвичей осталась, пришлось скормить бегемотам. — Николас несколько мгновений помолчал, заново переживая бесполезную растрату продовольствия, а потом спохватился. — Так вот, когда совсем темно было, поднялся переполох — обезьяны раскричались, копытные, словно взбесились и к сетке стадо буйволов выбежало. Падди не сплоховал, вышел к ним, покормил, чего-то пошептал и всё успокоилось. Именно после этой суматохи мы недосчитались шампанского. Где ты его, кстати, нашёл?

— Не беспокойтесь, Николас, не у ваших парней. Я наткнулся на него случайно, разыскивая джин директора.

— Как? У Мела тоже увели бутылку? А этот ворюга несомненно знает толк в спиртном! Отличный джин «Сапфир». Даже мэру я предлагал всего лишь «Бифитер».

Люка представил джентльмена-преступника, рыщущего по ночному зоопарку в поисках элитной выпивки, и невольно улыбнулся — воистину, каждый смотрит на пожар жизни со своей колокольни.

Он распрощался с Николасом и отправился на поиски Патрика Галлахера или Падди Вагона, как его обычно все звали. Падди был на редкость общительным и обаятельным человеком, но отличался взрывным темпераментом, из-за чего Люка частенько вызывался на разбирательства конфликтов с его участием. Невообразимым образом Падди вляпывался в самые немыслимые истории и на этот раз Люка был тоже уверен, что без сумасбродного ирландца в этом деле не обошлось.

Расписанный яркими попугаями автобус гида, за который он получил прозвище «Вагон», обнаружился рядом с открытым бассейном акул. Здесь обычно заканчивались детские экскурсии. Под страшными челюстями кровожадных сородичей, развешанных по стенам, плавали самые миролюбивые морские создания — азиатские кошачьи акулы. Дети обожали гладить их бархатистую кожу, и всегда были в восторге, когда эти дружелюбные рыбы льнули к их рукам как настоящие домашние животные.

Но сейчас эти любимцы детворы жались к резиновым сапогам смотрительницы Шанталь, которая стояла в воде посреди бассейна и отчитывала Падди.

— Нет, нет и ещё раз нет, Падди. Я тебя много раз предупреждала, расписание это не пустой звук. Девочки устали, у них часовой отдых, а ты опять опоздал!

Падди стоял с ватагой детей, засунув руки в карманы форменных шортов и покаянно упрашивал:

— Ну не дуйся, Шанти, нас задержал страус. Из-за жары у него разыгрался африканский аппетит, и мы никак не могли его накормить.

— Не заливай Падди, в прошлый раз ты спасал черепаху, которая застряла в автомобильной покрышке!

— Клянусь сандалиями Святого Патрика, так оно и было! Её выпустили на площадку горилл. Бедняжка видно решила переплюнуть верблюда с угольным ушком и попасть на страницы Гиннеса.

— И ты с детьми, конечно же, с лёгкостью вытащил 300-фунтовую зверушку! — возмущению Шанталь не было предела.

— Мы, ирландцы народ смекалистый — привязал покрышку к дереву, немного масла на панцирь, буксирным канатом зацепил старушку и готово дело! — нахальные зелёные глаза Падди озорно блестели из под темно-русой шевелюры.

На лицах обступивших детей читалось разочарование — они всего лишь кормили страуса с таким увлекательным человеком. Шанталь была непреклонна:

— Вы ирландцы — безответственные люди, никогда не являетесь вовремя и всегда готовы наврать с три короба. Моя секция закрыта, уводи Падди детей!

Ирландец вспыхнул, глубоко вздохнул, явно намереваясь ответить грубостью. Люка деликатно кашлянул, обозначая своё присутствие. Падди покосился на него и вернул себе насмешливое настроение.

— Пусть твои девчонки сами решают, что им делать, Шанти. Если они сейчас все приплывут к нам, значит, им хочется играть. Ну а если они останутся рядом с тобой, мы уходим.

— Я знаю своих малышек Падди, — в голосе Шанталь чувствовалась ревность — они никуда от меня не поплывут.

Дети затаили дыхание и уставились на тёмные силуэты акул в воде, ожидая чуда. Все их чаянья были на стороне Падди. Падди достал руки из карманов, опёрся ими на бетонный край бассейна и взглядом гипнотизёра уставился на рыб. Люка не поверил своим глазам, акулы как по невидимой команде рванулись к Падди. Одна даже нетерпеливо выпрыгнула из воды, стремясь обогнать других. Восторгу детей не было предела. Они радостно взвыли и принялись играть с акулами. Шанталь ничего не оставалось, как контролировать эту бурную деятельность.

— Падди, ты мне нужен на часок — Люка подошёл к ирландцу, воспользовавшись перерывом в его экскурсии.

— Извини Люка, у меня рабочий день заканчивается, — Падди засунул руки в карманы и независимо качнулся с носка на пятку. — Я вчера допоздна вёл «сафари», чертовски хочу спать.

— Как раз о «Ночном сафари» и идёт речь, это в твоих интересах.

— В моих интересах? — переспросил Падди и расхохотался. — Это почему же?

— Ну, я подумал, ты такой добрый самаритянин, не проходишь мимо попавшей в беду черепахи, вдруг тебе интересно помочь направить на путь истинный заблудшего расхитителя спиртного. Кто-то вчера не побоялся проделать это даже в присутствии мэра.

— Не может быть! Я сам… — выпалил Падди и осёкся, поражённый какой-то мыслью. Чуть погодя он поспешно продолжил: — там был, глаз у меня намётан, это невозможно!

Люка понял, что находится на правильном пути — ирландец явно горячился. С самым невозмутимым видом он сказал:

— Как только я услышал, что ты вёл «сафари», сразу вспомнил о твоём остром взгляде. Мне всего-то надо осмотреть место происшествия, и лучшего помощника, да ещё и свидетеля мне не найти.

— Хорошо, я согласен, никто не может меня упрекнуть в чёрствости! — с вызовом глядя на Шанталь, заявил Падди и пошёл улаживать окончание экскурсии с воспитательницей, сопровождающей детей.

Они сели в служебный электрокар Люка и поехали на площадку «Ночного сафари». Падди рассеянно смотрел по сторонам, погружённый в свои мысли.

— Как тебе удалось провести Шанталь, если не секрет, Падди?

— А? Что? — секунду зелень глаз Падди была затуманена, а потом опять весело заискрилась. Он достал из кармана серую, пластмассовую палочку и продемонстрировал её Люка. — Это ручка от безопасной бритвы с вибратором. Прижал её незаметно к бетону. Не знаю почему, но вибрация встряхивает акул не хуже наркоты и они рулят на её источник.

— Как же ты дошёл до этого?

— Да разик вёл экскурсию, а мне постоянно названивали из офиса. Положил мобильный на парапет, виброзвонок устроил акулам дискотеку. Вот детям была забава! Теперь таскаю эту штуковину, она незаметная.

— Ого, да у тебя помимо острого глаза и котелок хорошо варит, Падди — уважительно заметил Люка, паркуя машину.

— В плохих котелках Африка быстро дырки пробивает — Падди одним прыжком выпрыгнул из машины и потянулся как большой кот. — Я после Иностранного Легиона по таким дырам мотался, что до сих пор просыпаюсь от собственного крика.

Служебной карточкой Люка открыл мощную калитку в частоколе из огромных брёвен. Дизайнеры словно хотели сказать, что безопасности мало не бывает, особенно когда опасности нет. Площадка «Ночного Сафари» представляла собой правильный квадрат, в центре которого расположился бар под обширной тростниковой крышей. Имелись также танцевальная площадка и ряд кабинок с удобными деревянными скамьями, на случай если гости захотят разбиться на небольшие кампании.

— Я хочу начать с периметра ограды — сказал Люка, когда они остановились в тени бара, чтобы перевести дух от палящего солнца.

— Ого, «периметр»! — белозубо улыбнулся Падди и по военному отчеканил — мой капитан, осмелюсь доложить — наилучшее место инфильтрации на территорию объекта усматриваю со стороны вольера обезьян.

Люка признал, что согласен с гидом. Ограда обезьянника хоть и имела линию электросторожа, была ординарной и намного ниже в отличие от высоченной сетки хищников.

— Да, пойдём туда Падди. Это там ты вчера беседовал с буйволами?

— Пришлось утихомирить бычков. Они парни покладистые, за хлеб с солью из них можно вить верёвки.

— И чего они всполошились?

— Да кто их знает. Тесновато им в обезьяннике, они привыкли к пруду, а вчера сюда всех засунули — от зебры до жирафа.

На территорию обезьян они прошли через двойную калитку, оборудованную специальным зарешёченным тамбуром. Одну из дверей можно было открыть только тогда, когда другая закрыта. Обитателей обезьянника, против которых предпринимались такие суровые меры предосторожности, видно не было.

Люка двинулся вдоль ограждения, внимательно его осматривая. Позади бесшумным призраком двигался Падди. Люка иногда невольно оглядывался, чтобы удостовериться в присутствии ирландца. Всё было в идеальном состоянии и он уже собирался поворачивать обратно, когда заметил неладное — с двух изоляторов провод электросторожа был сорван и сильно провисал.

— Ты это видел Падди? — спросил Люка у ирландца. — Кто-то тут поработал. Местечко для перелаза очень удобное — сразу за кабинкой.

— Поработал? — Падди скептически хмыкнул и подобрал с земли длинный сук. Да, ветром наверно вот его сломало и бросило на забор. Что толку кому-то срывать провод? Сам-то он остался целым, если нет, на пульте сразу бы зафиксировали обрыв.

Он резко крутанул кистью, и сук в его руке резко вспорол воздух, потом неуловимым образом исчез за спиной и появился в другой руке, выписывая немыслимые пируэты.

— Эй, погоди со своим рукопашным боем, — запротестовал Люка — дай мне на него взглянуть.

Падди, с видом ребёнка у которого забирают любимую игрушку, протянул ему сук. Две детали бросились в глаза — мелкие щепы были вмяты узкой канавкой в месте слома, а кора на развилке конца тоже была вытерта узкой полоской. Сук, несомненно, имел отношение к проводу электросторожа! Люка немного подтянулся на сетке, подцепил развилкой провод и упёр конец сука в ячейку ограды. Теперь под проводом легко можно было пролезть.

— Чёрт меня побери! — воскликнул Падди — Да тут протоптанная дорожка к дармовому пойлу!

«Гм, просто гонконгский детектив» — подумал Люка. «Китаец-шаолинец выбрасывает по вечерам верёвку из окна директорского кабинета, спускается в обезьянник, быстренько преодолевает ограждение, ворует спиртное и благополучно тем же путём возвращается назад. Прихватывает джин директора с собой, шампанское прячет до лучших времён. А что? Хорошая, непротиворечивая версия!».

Делиться с Падди своим гениальным сценарием блокбастера Люка не стал. Он лишь сухо заметил: — Это только дорожка, а кто по ней ходит — неизвестно. Пошли назад, Падди.

Когда они вернулись на территорию «Ночного сафари», Люка в раздумье остановился у калитки. Что делать дальше? Всё осматривать и обыскивать? Слишком большая территория. Он никак не мог отделаться от мысли, что что-то важное произошло, а он упустил это из виду.

— Ребятишки Николаса перед уходом вылизали здесь каждый дюйм — словно читая его мысли, вздохнул Падди — шеф был тут лично и они носились с метёлками и совками как угорелые.

От этой фразы китаец-шаолинец улетучился из головы Люка. Он вспомнил, зачем он здесь. Падди! Он захотел проверить Падди, как только шеф ресторанной службы упомянул его имя. И что? Хитроумный, сообразительный Падди безошибочно схватил подозрительный сук, но крутил им как беззаботный, сопливый бойскаут. Просто так? Нет, эта ирландская проныра отвлекала его внимание и забросила бы прочь сук при первой возможности.

— Я не хочу злоупотреблять твоим временем Падди — сказал он как можно равнодушнее. — Я сам всё осмотрю. Просто Николас мне сказал, что у тебя здесь ящик с кормами для животных. Мне показалось, что будет лучше, если ты сам мне его покажешь.

— Ну, так сразу бы и сказал, — Падди был рад улизнуть как можно раньше. Он решительно зашагал к главной постройке — Это в баре, отдельная морозильная камера. Когда завозят продукты, в неё выгружают мой заказ — немного овощей, фруктов, комбикорм.

— Сейчас в ней что-то есть?

— Да, там всё почти нетронутое. Новый заказ я не делал.

После палящего солнца тень бара была настоящим даром божьим. Минуя столы с установленными на них перевёрнутыми стульями, длинную стойку с рядом табуретов, они прошли в подсобку.

— Вот моя заветная кладовочка, в которой я храню свои деликатесы! — торжественно объявил Падди, открывая никелированный агрегат, который мерно пофыркивал в углу. — Что за чёрт! Какая сволочь это сюда всунула! — его шутовской тон внезапно сменился на рык и он с проклятьями вынул пустую бутылку голубоватого стекла.

— Ну и как это понимать, Падди? Тебе понадобилось принять на грудь бутылку джина, прежде чем выйти к буйволам? — саркастически заметил Люка, разглядев этикетку «Сапфир».

— Да я тебе клянусь, Люка, когда я брал кормёжку, этой бутылки здесь в помине не было! — тут Люка смог убедиться, как страшен ирландец в ярости, его глаза налились кровью, он захлопнул крышку и врезал по ней коротким страшным ударом. — Это точно, один из остолопов Николаса! Поленился выбросить бутылку и сунул её мне! Подставил меня!

— Он никак не мог этого сделать, Падди. На «сафари» никогда не пили такой джин.

— Что? — растерянно пробормотал ирландец и покрутил бутылку перед глазами. Его ярость мгновенно улетучилась — А откуда она тогда могла взяться?

— Это дерьмо гораздо более густое, чем ты думаешь, приятель. Сам Донахью поклялся Страшным Судом, что уволит негодяя, который увёл у него эту бутылку.

— Джин директора!

— Он самый. Догадайся с одного раза, что будет, если я ему скажу, что нашёл её у тебя. — Люка понял, что Падди растерян и решил надавить на него.

— Чёрт, Люка, ты не сделаешь этого! Я ведь вылечу с работы в два счёта! Клянусь тебе, я не брал этот чёртов джин!

— Тогда вместо тебя вылечу я, Падди. Кому нужна ищейка, которая не ловит лис?

— Но я здесь ни при чём!

— Падди, Падди — Люка сел на холодильник и похлопал по крышке рядом с собой. — Вот тут я тебе не верю, хотя у меня нет никаких доказательств. Именно у тебя оказывается бутылка, которую украли чёрти где! Садись, исповедайся старине Люка, и он спасёт твою ветеранскую задницу.

Ирландец в раздумье почесал костяшку кулака, потом разжал пальцы, улыбнулся и плюхнулся рядом с Люка.

— Это всё сволочь Чарли, он таскает спиртное. — Падди достал из кармана сигареты и закурил.

— Чарли? — Люка перебрал в уме имена всех работников зоопарка.

— Ага, Чарли, главный шимп, мы с ним частенько выпивали после «сафари».

— Что? Ты пил с шимпанзе?

— Сначала пил только я, а потом он попробовал и ему понравилось.

— Падди, ты в своём уме?

— Тебе не понять Люка — когда все расходились после «сафари», на меня такая тоска наваливалась! — Падди глубоко затянулся и медленно выпустил дым. — Ночь, темнота, только львы рычат, да крокодилы глазищами хлопают. Всё точь-в-точь как там, в Африке. Ну, я припасал бутылочку. А так как пить одному грех, обучил Чарли сюда забираться. Ты не представляешь, как он умеет слушать.

— Он, что, сам вставлял тот сук под провод?

— Ну, это было самым лёгким, потом я научил его, как незаметно таскать бутылки у барменов. Я отвлекал внимание, а он воровал бутылку и прятал её сюда, в холодильник.

— Падди, ты воспитал из шимпанзе преступника?

— Получается, что так — Падди тяжело вздохнул. — А потом мы поссорились — он начал забирать бутылки себе, пьёт теперь сволочь только со своими.

— Ни-че-го се-бе! — раздельно сказал Люка, припоминая сценку, которую он наблюдал из директорского окна. — У них действительно была тяжёлая ночка — вылакать бутылку джина без закуски тяжело даже обезьянам.

— Чарли даже меня перещеголял — теперь я уверен, что это он всполошил буйволов, чтобы легче было стащить спиртное. А что он тут взял?

— Шампанское, не смог открыть бутылку, я её нашёл в тележке уборщика директорского кабинета.

— Делаа — протянул Падди, снова делая глубокую затяжку — наверно тот оставил её без присмотра. Я ведь учил его прятать бутылки. Вот он и полную спрятал и пустую мне подкинул. Чтобы я, значит, порадовался за него. Нет, какой мерзавец, просто настоящий ирландец! — Падди восхищённо покрутил головой.

— Одного я не возьму в толк — как он в кабинет залез. У директора окно было вечером открыто, но забор там не тронут. Неужели Чарли как-то в обход добирался?

— Нет, для шимпа это сложно. Если он что-то видит, то идёт напрямую.

— Значит так! — Люка решительно хлопнул себя по коленям. — Нужно его изловить за этим занятием. Тогда я скажу Донахью, что нашёл бутылку у Чарли. Слава богу, что ты не научил его говорить, и он не сможет рассказать кто его подельник! Сегодня вечером всё будет как вчера?

— Конечно, хоть «сафари» сегодня и нет, животных выпустят как обычно.

— Всё, пошли, Лей уже должен приехать, может он что-то вспомнит.

Разговор с Лей ничего существенного не дал. Да, он открыл кабинет, вкатил тележку в директорский кабинет. Потом услышал стук на первом этаже. Спустился вниз, ничего не обнаружил и продолжил уборку как обычно. Что было необычного в этой обычности? Ах да, потом нашёл пару морковок под окнами, когда убирал территорию.

Вечером Люка организовал засаду в кабинете Донахью по всем правилам полицейского искусства. Он установил две видеокамеры — одна была направлена на окно, вторая на дверь. В углу, за массивным шкафом и раскидистой пальмой Люка обосновался сам, расстелив плед и настроив ноутбук на видеоконтроль. Падди устроился рядом, за креслом, в котором утром Люка изнывал от жары.

Лей минут пятнадцать помаячил у открытого окна, имитируя распитие джина, а потом ушёл делать уборку, оставив бутылку на подоконнике. Потянулись томительные минуты ожидания взведенного капкана.

— Лучше бы ты научил Чарли таскать по ночам цветы для Шанталь — буркнул шёпотом Люка, когда духота кабинета забралась ему под тенниску и заставила обильно вспотеть.

— Считаешь, что из-за цветочков было бы меньше шума? — Падди, казалось, совершенно не страдал от жары — его лоб был сухой, а глаза глядели остро, без вялости.

— Да нет, я думаю, что из-за своей орхидеи Мел устроил бы тревогу больше чем из-за джина. Просто в этом случае, мы бы лежали на свежем воздухе, возле прохладного бассейна. Что ты на это скажешь, Падди?

— Когда перед воротами рая святой Пётр спросит меня, почему он должен меня пропустить, я ему скажу: «Потому, что однажды, я помог одной несчастной животине почувствовать себя человеком, а одному человеку почувствовать себя счастливым человеком на настоящем сафари». После этого я сразу попаду в рай.

— А я скажу своей жене, что ей я предпочёл провести вечер с мужчиной, неравнодушным к обезьяне и попаду в семейный ад ещё при жизни.

— Святой Пётр, конечно, не пустит тебя в рай, потому что там нет места для занудных служак, а вот Сатана наверняка снизит на пару градусов температуру твоего котла, узнав, как ты страдал в браке, и… Что за чёрт?

Падди уставился в зеркало на стене. В нём было видно кусочек окна. Люка тоже уловил стук и движение на экране. Что-то влетело и упало возле бутылки. Морковь! Лежит на самом краю, зелёная ботва свешивается с подоконника. Люка сделал увеличение и поневоле вздрогнул. Словно иллюстрация к их трёпу, рогатая пятнистая голова внезапно ввалилась в проём окна. Безобразная костяная шишка над глазами, длиннющий язык. Нет, крупным планом, жираф не очень симпатичен. Тянется к овощу. По его шее, голове, карабкается крепкая фигура любимца обезьяньих красоток. Глаза у Чарли карие, но блестят они не хуже чем у Падди.

ПЛАН ГОСПОДА

Если у тебя есть друг с навязчивой идеей — это полбеды, если он к тому же мормон, то это настоящая беда. Даже если он не на службе и на нём нет в данный момент белой рубашки с галстуком, чёрного бейджика, рюкзачка за плечами, этих неизменных атрибутов мормонского миссионера, он всё равно будет использовать малейший повод, чтобы донести до тебя свет своего учения. Вот и сейчас, когда мы едем в автобусе, а я погружён в чтение книги, Сильвен заводит хорошо поставленным баском свою религиозную пластинку:

— Как ты можешь всё время читать? Езжу с тобой уже второй год, и ты всё время забиваешь себе голову чепухой. В метро читал фантастику, сейчас детектив. Тебе не приходило в голову почитать что-нибудь серьёзное?

— А почему ты считаешь чтение детективов несерьёзным делом? — спрашиваю я, не отрываясь от книги.

— Потому что у Господа есть план твоего спасения, твоего счастья, но ты не желаешь с ним ознакомиться.

— Господь вполне может сообщить мне свой план с помощью детектива.

В сюжете книги преступник как раз убивает инквизитора, я невольно улыбаюсь. Сильвен воспринимает улыбку на свой счёт и обиженно бросает:

— Если бог что-то и пишет, то исключительно на скрижалях для пророков.

— Хм, странное постоянство. Значит мне, как обычному человеку, подобное не грозит?

— Для обычных людей существует Евангелие, и Книга Мормона поможет тебе восстановить его истину.

Наступает важный для меня момент, если сейчас не дать Сильвену отпор, он извлечёт из сумки своё сокровище и мне придётся забыть о детективе. Решительно заявляю, старательно копируя его миссионерские интонации:

— Знаешь, Сильвен, я считаю, что бог постоянно общается с нами, но мы не воспринимаем его, занятые своей суетой. Тебе не приходило в голову почитать что-нибудь помимо мормонской книги и поискать там послание Господа?

Такой коварный поворот в разговоре застаёт Сильвена врасплох. Он надолго затихает, обдумывая мою эскападу. «Вот так-то, побудь на моём месте!» Краем глаза замечаю, как он берёт с соседнего сиденья забытую газету. «Давай, давай, проверяй, дотошный ты наш. Страница с гороскопом тебя наверняка развлечёт». С чувством глубокого удовлетворения возвращаюсь к своему чтению.

Молчанием Сильвена наслаждаюсь недолго. Буквально через несколько минут он возбуждённо тычет меня в бок.

— Не могу в это поверить, почитай.

Нет, это не был гороскоп. Маленькая заметка под ним из рубрики «Встречи в метро» гласила: «Я часто вижу, как ты садишься в поезд на станции „Мерсье“ со своим другом. У тебя чудесные голубые глаза, вьющиеся волосы и волнующий низкий голос. На правой руке у тебя браслет с лунным камнем. Когда ты что-то доказываешь другу, твои глаза блестят ярче этого камня. Позвони мне, я хочу раствориться в их блеске». Ниже был напечатан номер телефона.

— Да, — протянул я — вот тебе и план личного счастья!

— Глупость полная, — Сильвен нервно теребит свой браслет, — тоже мне, глас божий!

— Есть только один способ проверить его.

— Считаешь, я должен позвонить? Ни за что! Богохульство верить в такую чушь!

— Суета Сильвен. Суета мешает нам прислушаться и совершить правильный поступок.

Сильвен борется с собой минут пять. Его губы беззвучно шевелятся, вторя душевной полемике. Наконец, он решительно достаёт телефон, набирает номер. Я знаю, что будет дальше. Телефон зазвонит у нас за спиной, импозантному баску Сильвена ответит волнующее контральто моей сестры. Газету подкинула именно она. Наконец-то мои попытки познакомить их увенчались успехом. Не знаю как план Господа, но мой план определённо удался!

РАВЕЛОВАЯ СЖИГАЛКА

Стол, за которым Ричард Грегор раскладывал свой пасьянс, был самым чистым местом в пыльной конторе ААА-ПОПС — Астронавтического антиэнтропийного агентства по оздоровлению природной среды. За неделю карты справились с пылью на столешнице не хуже пылесоса. Ещё одна неделя простоя и надо будет менять затасканную колоду.

Хлопнула входная дверь. Глухой удар в стену заставил карты подпрыгнуть. Сдавленные ругательства в холле выразили сожаления о сильно узких дверях в офисах эконом класса. На что жизнерадостный голос Арнольда за стенкой заявил, что сообразительность грузчиков обратно пропорциональна ругани и прямо пропорциональна чаевым.

Похоже, внушение возымело действие — команда доставки занесла здоровенный металлический шкаф в кабинет практически без серьезных повреждений недвижимости.

— Решил для солидности обзавестись сейфом? — спросил Грегор, когда Арнольд рассчитал грузчиков.

— Нет, это инвестиция в средства производства! — победно ответил компаньон, довольно потирая руки.

— Мне кажется, ты должен был сегодня заниматься утилизацией химических отходов?

— Ассенизаторы заломили такие деньги, что у меня осталась только одна дорога.

— На помойку старьевщика Джо, — предположил Грегор, стоически собирая карты в колоду.

— Бинго! Джо уступил мне её почти даром! — на лице Арнольда расплылась улыбка триумфатора, которому по дешёвке досталась триумфальная арка предшественника.

Нездоровая любовь компаньона к инопланетному хламу уже лишила агентство скромных прибылей за прошлый квартал и грозила проделать финансовую брешь в бухгалтерии следующего. Грегор повнимательней присмотрелся к новоприобретению. От обычного холодильника установленная в углу штуковина отличалась здоровенной ручкой в центре двери.

— Дай угадаю. Ты купил атомарную давилку, которая любую засунутую в неё штуку передавливает в брусок вольфрама!

— Ты почти угадал, это равеловый блок для утилизацииотходов! — Арнольд взялся за ручку, с трудом открыл толстую дверь. Внутренность шкафа была черна, как Вселенная, в которой потушили звёзды.

— Эй, эй, ты что? Наш договор аренды не предусматривает использование промышленной техники, — запротестовал Грегор.

— Мы всегда можем сказать, что это офисный бумагоуничтожитель, — Арнольд взял из рук Грегора карты, небрежно бросил их в черноту шкафа.

Дверь сыто лязгнула, затворяя утробу агрегата. Грегор непроизвольно напрягся — машины старьёвщика Джо работали, но имели неприятную особенность портить жизнь пользователей неожиданными фортелями. Как правило, чем громче они гудели в работе, тем сильнее были неприятности. В этот раз обошлось без рабочих шумов. Арнольд поскучал минутку, затем открыл дверь. Шкаф зиял девственной чернотой.

— Ничего нет, — глубокомысленно изрёк Грегор.

— Что карты! — Арнольд взял массивный куб, которым Грегор обычно придавливал чертежи.

— Ты чего? Полегче. Между прочим, это калибровочный источник. Не самая дешёвая штука.

— Наука требует жертв, — недрогнувшей рукой жреца науки Арнольд поместил куб в шкаф.

После нехитрого ритуала закрывания-открывания двери источник радиоактивного излучения испарился. Грегор с фонариком и дозиметром скрупулёзно исследовал каждый дюйм внутренней поверхности шкафа. Никаких следов исчезнувших предметов обнаружить не удалось, уровень радиации был в норме.

— Ладно, сдаюсь. Похоже на полную аннигиляцию, — ворчливо признал он. — Где Джо раскопал эту чёрную дыру в коробочке?

— Археологическая экспедиция притащила из системы Салатор. Они обнаружили корабль-ковчег с планеты Равелы. Взяли с него приглянувшиеся безделушки.

— И протащили половину галактики только чтобы загнать старьёвщику?

— Экспедиция сдала находку в научно-технический отдел. Джо сказал, что блок ему достался на распродаже при банкротстве института.

— Угу, посмотрим, — Грегор достал засаленный Атлас «Раритеты Галактики».

Найти в нём шкаф-уничтожитель не составило труда. Именовался он в атласе «Равеловая сжигалка» и, согласно исследованиям института Штадлера, уничтожал любое вещество. Чтобы разобраться в равеловой цивилизации Грегор полистал планетарные справочники. Технократическая секта экологов «Зелёный путь» колонизировала планету Равелу давно. Сектанты не поддерживали связь с остальным человечеством на протяжении многих поколений. В результате внезапно возросшей активности местного светила Салатор Равела была оплавлена до мантии. Из звёздного катаклизма удалось вырваться единственному кораблю, который потерпел аварию. Никто из членов экипажа не выжил.

— Не нравится мне, как она называется, — заявил Грегор, после того как убедился, что история создания шедевра экологической мысли надёжно скрыта мраком неизвестности.

— Что ты хочешь, сектанты, — Арнольд похлопал шкаф по лоснящейся стенке, — согласен, по-детски звучит.

— Если бы он назывался «деструктор эм семьдесят шесть аш три» мне бы было спокойней.

— Ты что, не доверяешь институту Штадлера?

— Он был такой замечательный, что обанкротился?

— Неэффективный менеджмент, — пожал плечами Арнольд. — Такое может случиться и с блестящим научным коллективом. Главное, есть сертификат на «равеловую сжигалку».

— Вспомни Мелджский Бесплатный Производитель, — Грегор напомнил о сокрушительном фиаско агентства, после которого они остались должны энергетической компании кругленькую сумму. При работе Производитель пожирал киловатты из ближайшей энергосети с прожорливостью обогревательной системы крупного посёлка в Антарктиде.

— Никакого потребления энергии, — Арнольд помахал экспертным заключением института.

— И какая же природа действия сжигалки?

— Они не выяснили.

Скрипя сердцем Грегор согласился, чтобы изделие погибших экологов поработало на поддержание штанов агентства. Дела шли из рук вон плохо: арендная плата была прострочена, пухлая стопка счетов грозила вырасти в полноценную гору без всяких шансов на оплату.

Арнольд рьяно взялся за поиск заказчиков. Объём сжигалки не позволял уничтожать крупногабаритные объекты, поэтому он сделал ставку на отходы лабораторий. Вскоре потрёпанные фургончики начали доставлять контейнеры с грозными маркировками биологической опасности. Грегор трудился как вол, загружая их в сжигалку. Она исправно превращала токсичный кошмар в ничто. Поначалу арендодатель выражал обеспокоенность доставкой опасных материалов, но после того как впервые получил оплату авансом, закрыл глаза на бизнес Арнольда.

Агентство выбралось из лап долговых обязательств. Для возни с контейнерами Арнольд нанял молчаливого китайца. Грегор смог вернуться к приятному времяпровождению. Решив, что физического труда с него достаточно он купил себе приёмник подпространственной связи, чтобы следить за пасьянсами галактической политики. Под сенью эффективного менеджмента Арнольда жизнь в конторе ААА-ПОПС вернулась в размеренное русло.

Очередное нарушение спокойствия Грегора произошло спустя месяц, когда вместо фургончиков лабораторий к зданию подкатила колонна грузовиков, из которых высыпали бравые солдаты Звёздного Флота.

— Арнольд, у тебя мания величия, — заметил Грегор, наблюдая в окно, как солдаты разбегаются, образовывая периметр безопасности. — Ты заключил контракт с Флотом на охрану нашего равелового сокровища?

— А что? Я думаю, после выполнения сегодняшнего заказа мы сможем себе это позволить — Арнольд довольно хмыкнул. — Я заключил контракт на уничтожение таниловых боеголовок.

— Тех самых? Которые запретили общегалактической конвенцией?

— Да. Жуткие штуковины. Парочки достаточно чтобы взорвать любую звезду.

Грегор полез в бумаги за заключением института Штадлера. Танила в списке испробованных на уничтожение материалов не было. Оно было и неудивительно — сто пятидесятый элемент таблицы Менделеева синтезировался в мизерных количества исключительно в оружейных целях.

— Арнольд, Штадлер не пробовал танил, — Грегор обеспокоенно посмотрел в угол кабинета, где китаец бархаткой полировал равеловую сжигалку.

— А чем танил хуже всего другого дерьма?

— Танил — сверхтяжёлый нестабильный элемент, активатор термоядерных реакций. Он может оказаться не по зубам железке равеловых фанатиков.

— Вздор, я в них верю, сам этим займусь — Арнольд пошёл открывать дверь Звёздному Флоту.

Несмотря на грозную мощь, скрытую внутри, контейнер был даже меньше стандартного. Арнольд принял его у бравого капрала как упаковку пиццы — с небрежностью постоянного клиента. Строгий лейтенант попросил расписаться в получении и заявил, что уничтожение должно произойти при нём.

Чтобы не смотреть на этот смертельно опасный спектакль, Грегор отвернулся к приёмнику. Просматривая выпуск новостей, он услышал, как за спиной лязгнула дверь сжигалки. Грегор одел наушники. Не вижу, не слышу, даст бог — бога сейчас не увижу.

— Всё получилось! Ничегошеньки не произошло! — спустя десять минут Арнольд сорвал с Грегора наушники. — Я же тебе говорил!

Грегор недоверчиво обернулся. Военных и след простыл. Китаец продолжал невозмутимо тереть бархаткой металл сжигалки.

— Моя ты сжигалочка, как же я тебя люблю! — возбуждённый Арнольд подбежал к китайцу, выхватил у него бархатку и начал с нежностью оглаживать шкаф.

— Смотри, дырку не протри, а то таниловые боеголовки выпрыгнут обратно — всё ещё в стрессе от беспечных игр с оружием звёздного поражения Грегор сердито водрузил наушники на голову. Жрец науки, лелеющий кумира, был жалок в своём низкопоклонстве.

Голос диктора заставил его похолодеть: «Прерываем наш выпуск новостей для экстренного сообщения. Только что произошла вспышка сверхновой. Взрыв звезды Салатор перекрыл транс галактический коридор и грозит…». Диктор на фоне россыпи звёзд скорбным видом выражал глубокую озабоченность состоянием транспортной системы.

— Знаешь, Арни, почему твою крошку зовут сжигалочка? — заупокойным голосом спросил Грегор.

— Конечно, знаю. Она всё сжигает своей любовью, даже меня! — экзальтированный Арнольд чмокнул гладь металла сжигалки.

— Не совсем так. Сжигал всё Салатор. Сжигалка только перебрасывала в него отходы.

— Так это же величайшее открытие! Нуль-переброска в газовую среду!

— Не знаю, Арни, — вздохнул Грегор. — Пока это величайшая катастрофа современности. Ты взорвал боеголовками Салатор.

СИНДРОМ БРАТЬЕВ

В тесной рубке транспортного корабля «Перфоманс», стремительно несущегося к изумрудно-зелёному шару Хлои, экипаж корабля в лице его единственного члена — капитана Митчелла неодобрительно взирал на самого странного пассажира из всех, кого ему довелось доставлять к этой экзотической планете. Месьё Лакруа застыл возле иллюминатора со стаканом джин-тоника у лица и уже битых полчаса пялился через него на Хлою, неумолимо увеличивающуюся в размерах. Капитану довелось повидать немало глаз, изучающих Хлою перед посадкой. Были пресыщенные глаза богачей, восторженные глаза энтузиастов, расчётливые глаза учёных, но подобного, абсолютно отрешённого взгляда креативного директора по пиару, ранее Митчеллу видеть не доводилось. Именно такую специальность указал пассажир в посадочном логе, чем сразу вызвал недоумение капитана, ибо, в его понимании, поступивший в трюм «Перфоманса» груз в виде трёх тонн мясного концентрата и двух клеток больше ассоциировался с охотником за редкими животными, чем с рекламным управленцем.

Между тем, в голове у Мартина Лакруа алкоголь баюкал креативную идею, которая норовила выплеснуться из неё банальной поделкой. Свет Хлои придавал жидкости в стакане оттенок лайма. Мартин осторожно отдалил стакан, и планета собралась в сочное зелёное пятно, повисшее в толще джина-тоника. «Хло-я, Хло-я, — мысленно повторил Мартин, покачивая стакан — Хло-я, колы-бель геро-я». Слоган для вступительной части ролика наконец-то сложился в законченную звучность. Он победно улыбнулся, празднуя свой успех, сделал хороший глоток. Как правильно он поступил, выбравшись на Хлою! Только благодаря личным переживаниям можно самобытно раскрыть тему в рекламе. Когда используешь суррогаты впечатлений из масс медиа, то создаешь всего лишь компиляцию суррогатов, но никак не новое качество.

Капитан воспользовался оживлением пассажира и деликатно, но требовательно спросил:

— Месьё Лакруа, если вы закончили с медитацией, может, мы обсудим наши дальнейшие действия? Мне нужно определяться с местом посадки, а я ознакомлен с целью экспедиции только в самых общих чертах.

— Извините, капитан, — Мартин тряхнул головой, возвращая себя из творческих просторов воображения в теснины рубки, — я заработался. По моему, всё проще простого — мне нужен живой тигран, я же вам объяснял.

— Какой именно тигран вам нужен?

— А что, тиграны разные бывают?

— Поближе познакомившись с вами, я почему-то подозреваю, что вы ничего о Хлое не знаете, поэтому расскажу, как мне видится моё будущее на земном примере. Лошадок ведь в школе изучали? Так вот, Мартин, представьте, вы мне говорите, что летите на Землю за лошадью. Я сажаю «Перфоманс» в Европе, но оказывается, что вам нужен не першерон, а мустанг, — тяжёлая бульдожья челюсть Митчелла ритмично задвигалась, веско всаживая в Мартина слова с размеренностью орудия крупного калибра.

— По смыслу понятно, что першерон и мустанг — лошади, но в чём между ними разница, я не знаю, — сокрушенно сообщил Мартин. — ЗэЗэ в школе у меня не было, гуманитарный профиль.

— М-да, я и забыл, «Зоологию Земли» за ненадобностью из учебников инопланетников давно выбросили, а я всё по старинке, живое Землей меряю. У меня в школе была сплошная физика в обнимку с математикой, — маленькие глазки капитана потеплели, а челюсть обрела задумчивую плавность движений. — Привык к точности и ясности.

— Ах да, могу показать, что мне нужно, — Мартин отставил стакан и тронул браслет коммуникатора на запястье.

Информационный проектор в середине пульта ожил, мгновенно формируя над собой трехмерное изображение вставшего на задние лапы саблезубого тиграна — настоящего царя зверей планеты Хлоя. Серая чешуя скрывала мускулатуру огромной кошки, но под её выпуклостями угадывалась тугая концентрация плоти, готовая двигать тело в бешенных физических нагрузках. Крупная голова сидела на стройном теле с длинными лапами удивительно ладно, даже отягощённая парой торчащих клыков, изгибом шеи она была изящно подана вперёд, смертельным капканом встречая того, кто осмелился бы встать у тиграна на дороге.

— Лучше один раз показать, чем два часа описывать словами — Митчелл удовлетворённо хмыкнул. — Это тигран бычабой, самый мощный из тигранов. Взяли из прошлогодней передачи «Зубастая галактика»?

— В точку, — Мартин восхищённо развёл руками, отдавая должное проницательности капитана — буду делать ролик для рекламы зубной пасты. Колгейт выбрала тиграна маскотом своей новой торговой марки. — Как вам название «Тиградент»?

— Лучше, чем «Тигранал». Клыки у тигранов, конечно знатные, хотя они их и не чистят. Без них кожу быча прокусить просто невозможно. А обычный тигран не подойдёт?

— Обычный? Такой, с чёрно-белым мехом? Мне показывали снимки, я их забраковал. Тигран в чешуе — мужественный защитник. У потребителя он должен ассоциироваться с агрессивной защитой.

— Да все они пушистые на самом деле. Ваш — тоже. Чешуя у бычабоя — не родная. Тиграны налепливают на себя чешую свисоеда, она способна выдержать удар рогов быча. Вот в чешуе как раз всё и дело. Мне бычабои известны не понаслышке, телевизионщиков из «Зубастой галактики» на Хлою возил тоже я.

— «Зубастую галактику» я не смотрю, — чистосердечно признался Мартин, — бычабой является утверждённым техзаданием. В чём проблема поймать тиграна в шкуре свисоеда? Хотя, свисоеда лучше поймать отдельно, чтобы чешую можно было приклеить перед самой сьёмкой.

— Проблема в том, что, так или иначе, надо идти к гнездовьям свисов. Тиграны живут по всей Хлое и обожают экипироваться под местные условия. Выработанный веками инстинкт. Когда охотятся на бушей, кабанов местных — вываливаются в навозе, когда жрут яйца птерокаров, маскируют себя кучами хвороста, чтобы подползти к гнезду. Тиграны бычабои держатся гнездовий свисов, на границе длюны и крумы — хлойских леса и степи, соответственно. Там проживают свисоеды, с которых тиграны приспособились сдирать чешую. Чешуя в схватках с бычами часто слетает, им постоянно приходится её обновлять.

— Судя по тому, что чешую свисоеда используют как охотничьи доспехи, свисы довольно неприятные создания?

— Мягко сказано — неприятные. По сути — они, а не тиграны — настоящие хозяева Хлои. Представьте себе, Мартин, пчелу, которая питается мясом, а не мёдом. Про пчёл слышали?

— Пчёл я знаю. Интересовался в детстве. Любимая сказка была про Винни-Пуха.

— Хорошо. Так вот, на подлёте свисы плюются в жертву едким соком пищевода, смешанным с ядом. Парализованная жертва превращается в мясное желе, свисы набивают им свои утробы и тащат в гнездовье. Ничто живое не может противостоять свисам, только хитрецы свисоеды отрастили себе чешую и преспокойно жуют свисов прямо в гнездовьях.

— Так в чём проблема, Митчелл, ведь гадость свисов, надеюсь, скафандр не разъедает?

— Скафандр не разъедает. Но у свисов есть ещё одна неудобная для нашей техники особенность, они используют радиоволны для навигации, локации, общения. Вокруг гнездовий забиты все диапазоны. Так что о дистанционном управлении дронами и роботами можете забыть, придётся своими ногами топтать круму, а свисы могут вблизи гнездовья выкинуть любой фортель. Один раз они залепили строительной дрянью вездеход, машина оказалась погребена под тоннами клейкой почвы, которая потом схватилась не хуже пенобетона. Людям в скафандрах удаётся потихоньку проползти к гнездовьям, но уже давно никто не пробовал там шуметь.

— Тогда, может, нам стоит попытаться поймать тиграна вдали от гнездовий, когда они охотятся?

— Бычабои живут в длюне, ловить их там бесполезно, это кошмарные джунгли со стометровыми деревьями, кишащие животными. Для охоты на быча тиграны собираются в большую стаю, делают моментальный налёт на самой кромке крумы и мгновенно возвращаются обратно. У меня флаер, а не десантный бот, с воздуха не получится выстрелить из станнера. Для разведывательного дрона станнер тяжёл. Засада самый надёжный способ.

— А, эти ваши, бычи? Как они спасаются от свисов? Ведь им спрятаться в степи негде!

— Толстая шкура, Мартин, толстая шкура. Запасы едкой жидкости у свисов не бесконечны. Рою удаётся лишь слегка попортить шкуру, быч успевает сбежать пока прилетят новые ядоплюи. Есть ещё вонючка пых, степная крыса, жутко воняет, свисы его облетают десятой стороной. Вот, пожалуй, и все редкие исключения. Так что только бычи, пыхи и насекомые вольготно резвятся по травам крумы.

— У меня уже голова идёт кругом от количества персонажей вашей пьесы, капитан. Не зря мне вас рекомендовали, как лучшего специалиста по Хлое.

— Да нет же, я не учёный. Нахватался по верхам, сюда ведь кроме телевизионщиков и зоологи любят летать.

— Нам ведь не энциклопедию про животных составлять? Вы идеально подходите для поимки тиграна.

— Не понимаю я вас, рекламщиков. К чему волочить с Хлои живого тиграна, если можно обойтись компьютерной графикой?

— Ха, капитан. Я же не учу вас охоте на тигранов. В медийной стратегии очень важна прелюдия события и привязка к уже сложившимся стереотипам, — пожал плечами Мартин и продолжил хорошо поставленным голосом закадрового комментатора. — Компания Колгейт выбрала лучшие зубы «Зубастой галактики» для представления нового чуда гигиены полости рта. Колгейт совершила путешествие к одной из самых экзотических планет исследованного космоса и теперь у нас в студии уникальный хищник в легендарной броне рычит: «Тигрррадент. Покажи всем свои зубы!».

— Сильно. Рычащий тигран запомнится надолго. Чешуя свисоеда броне космопехоты не уступит, правда. По поводу экзотики вы тоже хорошо ввернули. Экзотика Хлои началась прямо с её открытия. Галактическая разведка примчалась сюда на радиосигналы развитой цивилизации, а наткнулась на гнездовья свисов, безмозглых насекомых. Думали, может, тиграны окажутся разумными. Заря разума, первобытное общество смекалистых охотников бла бла бла. Но разума у саблезубых оказалось не больше, чем у раков-отшельников, которые напяливают на себя раковины. А да, снова забыл, что «Зоологии Земли» у вас не было.

— Вот как? Ничего этого я не знал, просто как-то интуитивно сложилось, пафос, экзальтация, — Мартин задумчиво сделал глоток джина-тоника и опять поднёс стакан к лицу, любуясь Хлоей. — Нет, разумные тиграны мне не нужны. Показать крупным планом клыки вполне достаточно для рекламы зубной пасты. Рассуждать о том, что в голове у тигранов лучше на ток-шоу. Кстати, неплохая тема «Где заканчиваются инстинкты, и начинается разум?»

— Тогда не будем мудрить, — поспешно подвёл итог беседе Митчелл, видя, что речь пассажира становится сбивчивой. — Я подниму из архива координаты предыдущих посадок, чтобы мы зря не болтались на орбите.

* * *
По нежно-зелёному небу розовый тигран с кривой задней лапой гнался за белым бычом, у которого только макушка с рогами имела розовый оттенок. Быч двигался довольно быстро, несмотря на грузное тело, но розовый хищник неумолимо настигал его. Представить облака в виде животных пришло в голову Мартину после учебного фильма о фауне планеты. Фильм настоял просмотреть капитан. Теперь Мартин знал, что розовый цвет некоторых облаков вызван отнюдь не особенностями поглощения ими света Мии, звезды, вокруг которой вращается Хлоя, а наличием в них мельчайших красных водорослей. Гигантские гейзеры за тысячи километров от равнин крумы выбрасывали розовую растительность подземных озёр на огромную высоту. Эта научная информация портила колорит картинки за защитной пластиной, но джин-тоник, заботливо заправленный в резервуар скафандра вместо питьевой воды, мягко приглушал рациональную чушь, которой Мартин набрался из фильма.

Лежал он с капитаном возле гнездовья свисов уже очень долго. Вначале было интересно. Гнездовье напомнило Мартину гигантский замок из песка работы Гауди, на который зачем-то направили высоковольтные лучи электропередач. Сравнение с энергоблоком усиливали некоторые башни цитадели свисов, очень похожие формой и размерами на оплывшие колонны накопителей астероидного поселения. Над ними, едва видимые невооружённым глазом, роились облачка крылатых обитателей высоток. Капитан грубо разрушил инопланетную образность, когда сказал, что тёмные прямые полосы, тянущиеся от гнездовья к лесу на горизонте, формируют тысячи летящих свисов, образуя в воздухе живые транспортные артерии, снуя по ним туда-обратно. После лекции Митчелла о клейковине, которой свисы скрепляют почву, арматурных стержнях сложного профиля, пронизывающих стены башен, Мартин потерял всякий интерес к сооружению. Его немного развлёк серый бочкообразный свисоед, размером с лошадь, на толстеньких ножках-веретёнцах, смешно запускающий свой длинный хобот в многочисленные отверстия гнездовья, при этом он потешно махал небольшим хвостиком, напоминая сзади ослика Иа, который вместо Винни Пуха вздумал залезть в кроличью нору и застрял там. Но, в конце-концов и он надоел, потому что прилёг возле стены гнездовья, видимо, переваривая добытых свисов.

Местность вокруг не представляла никакого интереса, это Мартин понял, ещё подлетая к гнездовью на флаере — поросшая невысокой травой равнина тянулась без конца и края, резко обрываясь на кромке леса, лишь изредка на ней встречались гладкие валуны, которые, по словам Митчелла, ледник давным-давно притащил с севера. По ней скользили бычи — огромные слизни, выедающие траву до самой почвы. С высоты полёта флаера они походили на шустрые рогатые машины, прокладывающие дороги из пенобетона по огромному газону. После того как Мартин сообщил Митчеллу о своих мыслях капитан посоветовал ему добавлять больше льда в джин-тоник, а в идеале, заменить коктейль крепким чаем с лимоном.

Устав наблюдать за гнездовьем, к которому по прикидкам капитана должен был прийти молодой тигран за чешуёй несчастного свисоеда, Мартин перевернулся на спину и наслаждался видами хлойного неба. В вопросах суровой материальной реальности на капитана можно было положиться. Он даже в открытой степи поднял на шлеме пирамидку кругового обзора и лёгкое жужжание сервопривода, говорило о том, что он беспрестанно изучает окрестности. Можно было беззаботно глазеть в небо. Облако-тигран наконец-то настигло облако-быча и вцепилось розовой мордой в белизну жертвы.

— Митчелл, а может, на Хлое водоросли обладают разумом? Вы не думали об этом? Мириады примитивных растений образуют разумные облака-существа, управляют ими, как мы своими телами? Ведут войны, сражаются и погибают? Ведь по-другому, как могут облака двигаться с разными скоростями? — спросил он, разглядывая облачную драму.

— Думал, вы заснули, а вы опять дуете спиртное — недовольно проворчал наушник голосом капитана. — Хотя, у вас типичный случай синдрома Братьев. У трезвых людей на Хлое тоже часто случается. Мне о нём один психоаналитик-турист поведал. Из-за истории с радиоизлучением свисов, планете приклеился ярлык разумной жизни. Каждый, кто прилетает на Хлою, первым делом пытается найти инопланетный разум. Происходит подсознательное ментальное программирование. Скажу сразу, бесполезное занятие, учёные здесь всё перекопали, влезли в каждую щель. Хлоя — прочитанная наукой книга. Свисы — общественные насекомые. Препарированы и изучены. За облачными водорослями зонды месяцами таскались. Длюну пропахали вдоль и поперек, и каждая зверушка в ней созналась, что она неразумна. Вы что, никогда на облака не смотрели? Они не то что с разной скоростью, но и в разных направлениях в зависимости от высоты летают. На Хлое очень слоистая атмосфера, облака вам кажутся на одной высоте.

Мартин на планетах с атмосферами бывал в своей жизни раз пять не больше, и каждый раз в суете мегаполисов. Чем глубже в омут страстей человечества, тем дальше небеса. Про это ему совсем не хотелось говорить. Они с капитаном хоть и одной расы, но разнопланетяне.

— А как работает связь между скафандрами? Вы ведь говорили, что возле гнездовья сильные радиопомехи? — спросил Мартин, в ребяческой попытке поймать кладезь мудрости на противоречии.

— Инфракрасный диапазон, сносно работает на небольших расстояниях, — коротко ответил капитан.

Мартин замолчал, у человеческой цивилизации на Хлое есть ответ на любой вопрос, нечего даже и пытаться смутить её высокотехнологический лик в лице разностороннего капитана Митчелла.

В это время что-то стукнуло в пластину и перед глазами Мартина возникло жёлтое пятно. Затем, известный по фильму свис, приземлился рядом и пробежал по кругу вокруг своего плевка. Действительно, похож на огромную пчелу, только тёмно серого цвета и вся голова фасетчатая, изогнутые жвала скользят по пластине в попытке соскрести толику плоти. Остановился, видимо разочарованный неудачной попыткой, перелетел подальше от растекающегося желтка отравы, сделал вокруг него круг в другом направлении.

— Капитан, здесь свис ползает у меня по шлему, пробует его на вкус, — Мартин обратился к капитану, в первый раз несказанно радуясь его знаниям Хлои.

— Чёрт, репеллент выдыхается, сейчас освежу — вздохнул Митчелл и деловито приказал. — Это разведчик. Если не уничтожить, могут быть неприятности. В интерфейсе третья иконка слева.

Мартин поспешно уставился на кончик своего носа. Система управления скафандра, отработав движение его зрачков, развернула перед ним окно компьютерного интерфейса. После пристального взгляда на рекомендованную иконку пластину сотрясла мелкая вибрация, и свис с жижей своей адской смеси, превратились в сухую пыль. Раздался чуть слышный пшик — слой пыли слетел, снова открывая Мартину зелень небес Хлои. Мартин окинул взглядом грань пластины и окно исчезло. Лучше не экспериментировать с системой. Курс по управлению планетарной модификацией скафандра он пропустил мимо ушей, размышляя об инстинкте выживания, который одинаков как для тигранов, натягивающих на себя чешую, так и для людей, запаковывающихся в оболочки скафандров. Неужели разум ничего не добавляет к инстинкту, а только усложняет степень его реализации?

— Внимание, Мартин, вижу нашего клиента. Ай да тигран, ай да чёртов маскировщик, — в голосе капитана чувствовались нотки уважения.

Мартин перевернулся на живот и осмотрелся. Никаких изменений в декорациях, на фоне которых должен был появиться герой Хлои, заметно не было. Свисы в тёмных рукавах своих транспортных коридоров перебрасывали мясные запасы из леса или длюны, как его называл капитан. Свисоед застыл в том же месте возле стены гнездовья, видимо дремал, если, конечно, животные Хлои имеют потребность во сне. Валуны грелись под лучами Мии. Ничего, отдалённо напоминающее кровожадного хищника не наблюдалось.

— Второй валун от свисоеда, продолговатый и белесоватый, движется, — сообщил капитан, видя, как Мартин недоуменно шевелит шлемом.

— Камень, как камень, я ничего не замечаю, — после минутной паузы пожаловался Мартин, перепробовав все возможности смотровой пластины.

Несмотря на увеличение, валун не выказывал ничего необычного, был, как и его собратья, гладкой округлой формы и имел паутину трещин. Тепловизор выдавал одинаковую для всех валунов температуру нагрева. Как включить другие опции сканирования, он не знал. Надо было курс по скафандрам слушать, а не философствовать об инстинктах, Мартин дёрнул ногой от злости.

— Смотрите на траву, — капитан сжалился над терзаниями Мартина.

Мартин вгляделся в траву и увидел, что справа от валуна трава примята, чуть поодаль жёсткие стебли поднимались, пряча след глыбы, но вблизи они явно были примяты. Тьфу, всё так просто, а он насиловал технику в пароксизме глупости!

— Глазам своим не верю, как он смог так незаметно подобраться? — воскликнул Мартин.

— Видел я подобное. Там, где птерокары гнездились на голых скалах, тигран брал пузырь пучелета, обмазывал пометом, смешанным с собственной мочой, она у него клейкая. Получалось подобие здоровенного пустотелого яйца. Тигран прогрызал низ, делал маленькие отверстия для глаз, залазил внутрь. Глупые птерокары, и клювами не вели в сторону тиграна, когда он под прикрытием муляжа пробирался к гнёздам, наползал на них и поедал яйца рядом с их хозяевами. Тут то же самое, только умник использовал почву, она после бычей мягкая как пух. Даже не забыл добавить в маскировку испражнений пыха, чтобы свисы не беспокоили. Заметил его случайно, когда свис-разведчик шарахнулся от валуна как от огня. На траву я потом обратил внимание. Тихо подползёт к свисоеду, придавит и также тихо утащит в длюну.

Мартин припомнил раздутые туши пучелетов из фильма. Они выныривали как аэростаты древности из громад розовых облаков, отягощенные любимой пищей — водорослями. Капитан был прав, по другим валунам деловито сновали вездесущие свисы, а этот лоснился чистой поверхностью. Хотя до конца всё ещё не верилось, что хищник с таким гордым силуэтом тела способен на подобные низкие уловки. Капитану виднее, на то он и капитан, ещё ни разу не ошибся, зануда, не может без лекций, даже когда цель уже в прицеле. Мартин нетерпеливо повёл стволом станнера, направляя его на свисоеда:

— Давайте, как договаривались, я беру свисоеда, а вы — тиграна.

— Только без суеты, Мартин. Вы забыли синхронизировать спуск с моим станнером.

Мысленно чертыхнувшись, Мартин двинул рычажок синхронизатора на прикладе. Воистину, капитан был совершенством терпеливости, об этом рычажке он напоминал Мартину всю дорогу от ангара «Перфоманса» до гнездовья, пока он любовался обжорством бычей.

Невидимые силовые шнуры схватили свисоеда, осоловевший от обильной еды, он не особенно брыкался. Зато осколки псевдо валуна, скрывающие тиграна, разлетелись как от сильного взрыва изнутри. Разъярённый зверь издал ужасающий рёв и отчаянно забился, стремясь разорвать мягко сжимающуюся сеть. Его спина изогнулась а титаническом усилии, тигран замер на мгновение, вложив всю силу в отчаянную попытку. Затем чёрно-белые полосы меха слились в мельтешащий клубок. Тигран вертелся волчком, выискивая выход из западни.

Вторую часть инструкций капитана Мартин проделал безукоризненно, как только прошла индикация фиксации целей, он включил режим парковки станнеров и туши зверей поплыли к стоявшему вдали флаеру. Капитан в это время ставил сложный защитный экран.

Транспортные построения свисов в воздухе распались и серое облако насекомых, подпитываемое потоками хлынувших из гнездовья особей, двинулось на непрошенных гостей. Купол поля, видимый из-за тел отлетающих свисов, охватил их со всех сторон. Капитан заспешили вслед за пленниками, чтобы удержать их внутри защиты. Идеальность геометрии купола местами сильно нарушалась, более плотные массы свисов вдавливались серыми вогнутостями, через время отлетали, только затем, чтобы взять разгон и попытаться прорваться в новом месте. «Лапы тиграна мнут пузырь пучелёта, ай-ёй, пора тебе, алкаш, домой. Ведь просто массой задавят, если экран не выдержит. Сдохнут тоннами, но попытаются задавить, как вездеход о котором говорил Митчелл» — подумал Мартин, подхватил ртом питьевой мундштук и, делая на ходу мелкие глотки джин-тоника, засеменил мелкими шажками на подгибающихся ногах. Широкая спина капитана тянула к себе в коварном мире Хлои как магнит.

* * *
После кошмара скафандра, Мартин уже третий день блаженствовал в шортах и футболке. Последний километр к флаеру дался очень тяжело, батарея генератора начала разряжаться, свисы сдавили купол до критического предела. Шевелящаяся стена бесновалась жвалами свисов в полуметре от Мартина, когда его мочевой пузырь не выдержал. Капитан тогда дёрнул его к себе, отстегнул от ранца Мартина разъёмы, подключил к генератору. Генератор взбодрился, и они дотянули холм свисов до входного люка, но при этом система жизнеобеспечения скафандра отключилась, выдав в лицо Мартину калейдоскоп иконок напоследок. Атмосфера Хлои полностью соответствовала земной, чип биоконтроля организма легко бы расправился с хлойскими бактериями и вирусами, но Мартин физически не смог раскупорить скафандр на Хлое, не был уверен, что фильтры задержат яд свисов.

Прилипнув к броне флаера, силовое поле укрепилось, уменьшив свою поверхность, что позволило им беспрепятственно завести груз внутрь. Мартин выполз из своего скафандра на пол технического отсека задыхаясь, мокрым от пота и мочи. Капитан, плюхнувшийся рядом, был не в лучшем состоянии, оказывается, он первым истощил ресурс своего скафандра, но тоже не стал нарушать герметизацию. Мартин был горд, что хоть в чём то он походил на Митчелла. Там, же на полу, капитан предложил перейти на «ты» и называть его Митчем. Они даже выпили на брудершафт джин-тоник, из скафандра Марта. Так теперь его называл Митч.

Сейчас сидеть в рубке и водить стиломастером по пластику, набрасывая задник для ролика было несказанным удовольствием. Конвертеры «Перфоманса» уносили транспортник прочь от Хлои к мегаполисам человечества и любимой работе.

— Март, бросай всё, — вали в трюм! — рёв капитана из коммуникатора заставил Мартина содрогнуться. Господи, неужели полоса приключений не закончилась? Ступни ног в носках примерзли к тёплому полу, как будто его внезапно остудил космический холод. Если хладнокровный капитан потерял голову, проблема должна быть размером со вспышку Сверхновой, да нет, размером с Галактику. Чем капитану в борьбе с Галактикой поможет жалкий Март, уписавшийся при первой же опасности? Может аптечку взять? Или оружие? Мартин сунул стиломастер в карман, заметался по рубке, затравленно ища стойку со станнерами. Ребристая рукоять не победила рой вопросов в голове, но немного успокоила. Всё таки станнер легко скрутил даже тиграна. Мартин покрепче ухватил оружие и обречённо поплёлся в грузовой отсек.

Когда дверь отъехала в сторону. У Мартина ёкнуло сердце, он выставил вперёд станнер, готовый выпалить в первого встречного.

— Эй, иди сюда, Март. Полюбуйся на дерьмо, в которое мы вляпались! — в крике капитана из глубины отсека была только злость, без всякого намека на панику. Опасливо оглядываясь по сторонам, Мартин шагнул в отсек. У входа в клетке лежал унылый свисоед. После пленения, он особо и не двигался, побродил немного, потом забился в угол узилища, хоботом закрыл голову. Похоже, что в такой позе, он оставался всё это время. Только по мерно вздымающим и опадающим бокам было видно, что он дышит.

В отличие от тесной рубки, отсек был просторным, это пугало. Мартин миновал громаду флаера, несколько штабелей с контейнерами, и увидел капитана возле клетки с тиграном. Его мощная фигура, даже в шортах и футболке внушала уверенность, Мартин опустил станнер и подошёл к нему почти без страха.

— Всё комете под хвост, неделю работы в сопло, график полёта в сортир, подтереться, — зло гаркнул он в лицо Мартину и показал на клетку.

Ноги Мартина снова примёрзли к полу. Тигран, вернее, то, что от него осталось — шкура, валялась грудой на полу, задранная клыками голова пустыми глазницами таращилась в потолок, лапы разбросаны в разные стороны, как рукава небрежно брошенного комбинезона.

— К-как, к-как такое, м-мможет быть? — пролепетал, заикаясь Мартин.

— Не зна-ю, — отчеканил капитан.

— Пполучается этто не тигран, а кто-то бббыл внутри?

— Был, не был, неважно, разберемся, не пальцем деланные — Митчелл пнул ногой через решётку останки тиграна, — важно то, что при любом раскладе мы в дерьме, тиграна нет и топлива вернуться к Хлое нет, — а капитан Митчелл с детства любит свои планы и имел во все отверстия всякого, кто их ломает.

«Ого, харизма, оказывается не самая хорошая штука. Что-то или кто-то, выползший из тиграна, возможно бродит по кораблю, а капитан в трусах пинает комок шерсти из-за того что нарушены его планы», — подумал Мартин и миролюбиво предложил, — Митч, может, оденем скафандры и закроемся в рубке? Подумаем, что можно сделать?

— Стоп, я всё понял! Какой, же я осёл! Странно, что он меня сразу не прикончил, — капитан крутнулся на месте, быстро глянул по сторонам. — До рубки нам не добраться, слушай и запоминай, сейчас бежим к флаеру, если меня завалят, беги один, не останавливайся. У входа, слева от двери аварийная кнопка. Вбегаешь, и лупи по ней.

— Как завалят? — оторопело спросил Мартин.

— Всё понял? Не облажайся. Да выкинь ты эту дуру, только мешать будет, — Митчелл выхватил у Мартина станнер и бросил в сторону. — Побежали!

Митчелл рванулся с места, как крейсер на форсаже. Ничего не понимая, Мартин бросился за ним. Контейнеры они проскочили одним рывком. Капитан бежал не оглядываясь, яростно работая руками, под футболкой спина вздулась мускулами. Трах! Ткань футболки прыгнула Мартину в лицо, он ткнулся носом в спину капитана.

— Чёрт, поздно, — сквозь зубы прорычал капитан, — а ну давай сюда. Он схватил Мартина за плечи, потащил к стене отсека, там была дверь с круглым иллюминатором. Быстро приложив ладонь к контактной панели, он открыл дверь и толкнул в проём Мартина. Мартин влетел внутрь, потеряв равновесие, упал на четвереньки, стукнулся о что-то твёрдое.

— Что? Что? Случилось? — закричал он в панике, разворачиваясь к двери.

— Свисы, целая туча свисов, — ответил капитан. Он тоже заскочил вслед за Мартином, захлопнув дверь и приникнув к иллюминатору.

— Откуда? Флаер ведь полностью герметичен, мы входили с Хлои под прикрытием поля, — Мартин сел, потирая лоб, осмотрелся. Они находились в крохотной комнатёнке, большую часть которой занимал какой-то механизм на гусеницах с кузовом и механическим манипулятором. Мартин порадовался, что гусеницы были из пластика, ударился он об одну из них.

— Откуда-откуда. Из свисоеда, конечно. Хотя, какой к чёрту он свисоед, — Митчелл стукнул кулаком по стеклу иллюминатора, отошёл от двери, посмотрел через плечо Мартина на машину. — Ничего, ещё посмотрим кто кого, хобототам вульгарис. Дай пройти, Март.

Мартин посторонился, подошёл к двери. За иллюминатором носились свисы. От мельтешения серых точек ели видно было контейнеры, а флаер полностью терялся из виду.

— Так они, получается сьели свисоеда так же как и тиграна, сидели у него внутри? — спросил поражённый Мартин.

— Жи-вут они в нём, жи-вут, — капитан открыл лючок на борту механизма и сосредоточенно начал копаться в его электронной начинке. — Симбиоты они. Свисоед не ест свисов, наоборот, они его кормят — хитро придумано, — доставка пищи прямо в желудок. Мы прихватили свисоеда с роем свисов внутри. Они пересидели там обработку биологической защиты, а потом вылетели на охоту.

— Как же так получилось, что учёные ошиблись?

— Ну, кинулись, наверно изучать свисов. У них, вон гнездовья-башни, радиолокация, общественное устройство. На свисоедов мало обращали внимания. Наверняка подобрали мёртвого, препарировали, нашли дохлых свисов в желудке. Какой вывод напрашивается? Животина ест свисов. Назвали свисоедом и не сильно изучали. Видел, что у гнездовий творится? Там особо лабораторию со сканерами не развернешь, чтобы наблюдать вживую.

— Что же теперь делать?

— Заткнись Март для начала, — внутри механизма что-то щёлкнуло, капитан досадливо поморщился. — Не отвлекай. Сейчас настрою дистанционное управление этой колымагой. Здесь есть пластиковые мешки. Залезем в них, и эта крошка отвезёт нас на флаер. Оттуда я проветрю космосом хоботного умника и его крылатых дружков.

Теперь совсем другими глазами Мартин посмотрел в иллюминатор. Там, за окном мельтешили не безмозглые насекомые, а биологические слуги, которые искали корм для своего хозяина. Но тогда, может, свисоед не животное, а разумное существо? Ведь он получает всё — еду, защиту, не прикладывая никаких усилий. Конечно, может это приспособившийся паразит. Но, а если он всё приспособил под себя? По просторам Хлои ползают бычи, едят траву, удобряют почву, наверно, уничтожают семена деревьев. Бычей охраняют свисы. Они же кормят и охраняют свисоедов. Идеальная среда обитания цивилизации. Можно философствовать и предаваться интеллектуальным забавам, например, играть в мысленные игры, используя радиосвязь свисов. Полная самодостаточность и не нужна никакая экспансия к другим планетам. Если это так, с цивилизацией свисоедов человечество никогда не установит контакт, слишком разные интересы и отношение к окружающей среде. «Вот ведь я наплёл, — подумал Мартин, — у меня точно синдром Братьев, правильно говорил кап..»

Шлёп. Жёлтый плевок в стекло. Рядом приземлился свис, побежал по кругу. Потоптался на месте посадки, перелетел подальше, опять побежал по кругу вокруг застывшего пятна. Всё это Мартин уже видел на пластине скафандра, когда лежал возле гнездовья. Может в этих кругах есть какой-то смысл? Слишком много «может», Мартин.

Мартин достал из кармана стиломастер и начал изнутри рисовать на стекле иллюминатора, повторяя маршрут свиса. Старательно закрасил жёлтое пятно. Кружком обозначил место, куда приземлился свис. Провёл через него окружность. Кружком обрисовал свиса на стекле и нарисовал вторую окружность. Свис, сидел неподвижно, словно дожидаясь, когда Мартин закончит. Потом опять перелетел, теперь заметно дальше, пробежал по кругу в третий раз, на этот раз, после обводки у Мартина получился эллипс. Свис сделал маленький кружок, вокруг точки, в которой застыл стиломастер Мартина. Мартин отметил его путь. Дальше он покрывал большими и малыми окружностями стекло вслед за движениями свиса как одержимый.

— Март, ты чего, рехнулся? Что ты калякаешь? Нам пора убираться, а ты всё бьёшься в своём креативном маразме, — капитан резко развернул его к себе, встряхнул. — На тебя иллюминаторы плохо влияют, когда ты в них пялишься.

— Капитан Митчелл, скажите, что это? — чужим для себя голосом спросил Мартин.

— Что, что, звёздная система Мии, конечно. Да, да будет очень красиво, если ты нарисуешь здоровенный плакат, чтобы тигран рычал на его фоне. Только тиграна съели и нас съедят, если ты и дальше будешь мозгой рефлексить. Слушай и запоминай.

Капитан повернулся к машине, начал устраивать большие мешки в кузове, что-то быстро говорил, гневно кивая головой. Мартин его не слушал,синдром Братьев, братьев по разуму, полностью овладел им. Он приложил руку к контактной пластине, открывая дверь.

СПАСИТЕЛЬНИЦА

«Я трудиться не желаю, и за мёдом не летаю. Чем вставать мне поутру, в улье лучше отдохну!» — заявил упитанный дяденька-трутень и бухнулся на пышный матрасик. Рабочие пчёлки всплеснули от негодования руками, постарались безуспешно поднять лежебоку. Королёву Пчёл лежачая забастовка разгневала, она взмахнула полиэтиленовыми крыльями и разразилась обличительной речью, клеймящей позором тунеядство.

Внимательным взглядом Олена окинула свою притихшую группу «Маленькие Цветочки». Дети, затаив дыхание, смотрели спектакль — Шиши подался вперёд с неодобрительной гримаской, Рэйчел задумчиво водила «чупа-чупсом» по лбу, Касим забыл про своего извечного врага Кейона и азартно кусал губы. Краткие минуты затишья. Обычно, эта орава из шестнадцати сорванцов находилась а состоянии перманентной войны между собой и всем миром, но волшебная сила искусства властно привлекла их внимание и не отпускала, вот уже на протяжении доброго получаса. За это время перед их глазами прошла целая череда сцен нелёгкой жизни улья — полевые работы по добыче мёда, строительство сложных сот, выращивание потомства, избрание королевы-матки. Фирма «Интермьель» не обманула в своих красочных рекламных проспектах — экскурсия на ферму-пасеку была действительно полна интересными мероприятиями, и спектакль по праву украшал её.

— А что, пчёлы действительно с трутнями борются? — шёпотом спросила она у Эндрю, симпатичного веснушчатого экскурсовода.

— Ещё, как! Осенью вытаскивают их из улика за крылья и выбрасывают. Зимой лишние рты не к чему. — прошептал он в ответ.

— Как это жестоко!

— Скорее рационально, 140 миллионов лет, знаете ли, отрабатывали свою мораль. — губы Эндрю тронула улыбка.

— А что у нас потом будет?

— Знакомство с настоящей пчелиной семьёй. Надо будет выбрать одного ребёнка, поспокойней. Мы его переоденем в специальный комбинезон, и он будет помогать пасечнику.

Кого выбрать? Глаза Олены пробежали по рядам воспитанников. Оскар? Как все китайцы он очень спокоен, но боится любых насекомых. Оливия могла бы, но любит бросать всё на пол, запросто может швырнуть соты с пчёлами. У каждого ребёнка есть своё «но», у одних побольше, у других поменьше.

— Вон та девочка мне кажется очень подходящей — решил прийти на помощь Эндрю, видя её колебание. — у меня глаз намётан.

— Какая? — она проследила за его взглядом.

Похожая на маленькую молящуюся старушку, Иман морщила лобик, наматывала чёрный локон на палец и беззвучно шевелила губами. О да, она очень спокойная! Может даже слишком. Часами способна сидеть, глядя перед собой и если кто-то случайно её зацепит, просто глянет огромными карими глазами и возмутитель спокойствия мгновенно уносится на другой конец комнаты. Вот только у ней тоже есть своё «но», и не маленькое — не получаются с ней запланированные действия. Взять хотя бы проверенный опыт по природоведению — все дети трут расчёску об мех и тоненькая струйка воды послушно тянется к пластмассе. А у Иман она отталкивается! На музыке у детей из пластинок ксилофона вылетают подряд чистые ноты, а у Иман какие-то тоненькие пискляво-дребезжащие звуки. На теме «Цвета» — из мешочка с шариками всех цветов радуги, не глядя, она достаёт исключительно зелёный шарик, потому что это её любимый цвет.

— Хорошо, я не против. — в конце концов она пожала плечами, всё-таки пчёлы не шарики и не ксилофон.

Когда, в конце концов, пчёлы расстались с ленивым трутнем, улеглись спать и спектакль закончился, Олена подозвала к себе Иман.

— Понравился тебе спектакль?

— Ага, а трутень такая вредина!

— Настоящих трутней не испугаешься? Эндрю, дядя экскурсовод, хочет познакомить тебя с дядей пасечником. Вы с ним пойдёте на настоящую пасеку. Там будет много пчёлок. Мы все будем на тебя смотреть.

— А я смогу пчёлкам помочь выгнать трутней?

В поисках поддержки Олена оглянулась на Эндрю. Тот рассмеялся и тряхнул копной рыжих волос.

— Ты будешь помогать дяде пасечнику доставать из улика вкусный мёд. Трутней он потом сам вместе с пчёлками выгонит.

Иман согласно кивнула головой, и губы её опять зашевелились в безмолвной речи. Эндрю смешно зажужжал, привлекая внимание детей и объявил: «Всем, всем, всем! Сейчас играем в „Королёву Пчёл“! Ваша воспитательница Олена — королева, а вы — пчелиный рой. Все пчёлки должны тихо жужжать и лететь за своей королёвой!».

Группа шумно встала, двигая стульями. Дети стряхивали театральное оцепенение, с готовностью начали подыматься и усиленно махать руками, изображая крылья.

К пасеке они пришли по закрытой стеклянной галерее, которая закончилась большим залом. За стеклом рядами стояли ульи. В воздухе было полно пчёл. Возле каждого входа в деревянный кубик улья, вилось небольшое облачко, отдельные точки отрывались от него, вливались в вытянутые шнуры пчелиных трасс. Пасека казалась огромной трансформаторной будкой, от которой тонкими тёмными кабелями, пчёлы разлетались к цветникам вдалеке.

— Королева Олена и пчёлки! Все сюда!

Эндрю позвал их к месту стеклянной стены, к которому был пристроен огромный улей. Внутренности улья были видны как на ладони через стекло, по желтоватым рамкам сот ползают сотни насекомых. Детские мордашки прилипли к нему, всматриваясь в чужую жизнь.

Объяснения Эндрю полились рекой — он отчаянно махал руками, возбуждённо указывая на то или иное место улья. Его голос, то опускался до таинственного полушёпота, когда рассказ шёл об очередном секрете, то звонко разливался колокольчиками, исполняя шутливую пчелиную песню.

Дети, раскрыв рты, следили за этим артистическим гением.

— Давай Иман, осторожней, сначала одну ногу, затем, вторую. — Воспользовавшись педагогической передышкой, Олена с колоритным старичком-пасечником, одевала девочку в просторный комбинезон из лёгкой, но очень плотной ткани. Чем-то он напоминал скафандр космонавта, только шлем был выполнен в виде сетчатого цилиндра и не походил на шарообразные шлемы покорителей космоса.

— А можно, я возьму маленькую коробочку? — Иман послушно переставляла ноги, не отрывая взгляда от улья с пчёлами.

— Зачем тебе она?

— Там очень плохая, преплохая пчела, её надо поймать, а то все пчёлы умрут!

— Да ну! — Олена недоверчиво всмотрелась в шевелящуюся пчелиную массу.

— Плохих пчёл, Иман, не бывает, даже от трутней есть польза — пасечник с пышной, седой бородой, благообразный, как библейский пророк, уверенно затянул ей «молнию» на спине.

— А эта плохая! Ну что вам, коробочки жалко?

— Ладно, держи — старик понял, что переспорить Иман не получиться и протянул ей прозрачный пластмассовый коробок — только, чур, вначале помогаешь мне с мёдом.

— Иман, слушайся дедушку!

Крикнула Олена вдогонку, всё еще терзаясь правильностью выбора путешественницы в пчелиный космос.

Это и впрямь походило на выход из космической станции. Две фигурки в балахончатых комбинезонах зашли в подобие шлюзовой камеры. Как только дверь с галереи закрылась, в ней включились мощные вентиляторы. При открытии двери к уликам, воздушный поток не дал ни единой пчеле проникнуть во внутрь. Пасека почти не отреагировала на появление пришельцев. Над их головами завилось несколько пчёл, но воздушные трассы пчелиных потоков не дрогнули.

Пасечник ободряющее похлопал Иман по плечу и они пошли к улику, за которым наблюдали дети из галереи. Рядом с ульем Иман получила какой-то предмет, похожий на пузатый кофейник с маленькими мехами.

— А это дети, «дымарь»! Сейчас Иман пустит дымок, и пчёлки станут тихие-тихие! — объявил Эндрю.

— Ух-ты, пчёлки-наркоманки! Я знаю, как это называется! «Курить траву»! Вот! — немедленно поделился своим знанием жизни Касим.

— Ну, ведь они не сами курят, Касим это их просто успокоит — Олена решила сразу пресечь опасную параллель. — Пасечник хочет, чтобы пчёлки не поранились, когда он откроет их домик.

Тем временем, пасечник снял крышку улика и достал, облепленную пчелами, рамочку с сотами. Иман потихоньку начала нажимать ручку мехов, выпуская тонкую струйку сизоватого дымка, из носика «дымаря». Пчёлы, вылетевшие из открытого улья, начали тяжело опускаться обратно. Поначалу встревоженные, попав в дым, они заметно замедлялись и начинали ползать как сонные осенние мухи. Метёлочка пасечника ловко запорхала над рамкой, сметая пчёл. Из-под коричневой массы насекомых показалась золотистая поверхность сот. Когда последняя пчела вернулась в улей, пасечник начал прятать рамку с мёдом в транспортную коробку.

— Ууу, дядечка грабит домик пчелок! — теперь Шиши решил развить антисоциальную тему, начатую Касимом.

— Шиши, ты мешаешь нам смотреть, как работает Иман! — Олена, наклонилась над обличителем криминалитета и погрозила ему пальцем. — Дядя пасечник просто забирает у пчёл лишний мёд, если у них будет много мёда, они заболеют и умрут.

— Смотрите, смотрите, пчёлки уже начали демонстрацию, они, не хотят, чтобы у них забирали мёд!

Вздохнув, Олена повернулась к стеклу и остолбенела. Пока пасечник возился с коробкой, Иман отставила «дымарь» и стояла, погрузив обе руки в улей. Пчёлы, несколько мгновений назад заторможенные, теперь исключительно быстро, плотным потоком лезли на комбинезон Иман. За несколько мгновений они покрыли ткань сплошным шевелящимся слоем. Девочка стояла неподвижно и этим напоминала статую из пузырящегося коричневого сиропа. Мысли Олены заметались стайкой испуганных птиц. Достаточно паре пчёл проникнуть внутрь… да она же может и так испугаться до полусмерти! Кошмар! Так ведь можно заикой на всю жизнь остаться!

— Что, что происходит, Эндрю?

— Не знаю мадам Олена, это похоже на роение. Не беспокойтесь, в комбинезон они не пролезут… — впервые за время экскурсии Эндрю ответил неуверенно и быстро забормотал что-то в микрофон своего «блютуса».

Пасечник подхватил оставленный «дымарь», окурил пчёл, затем лихорадочными движениями метёлки, начал освобождать девочку. Через некоторое время к нему присоединились другие работники пасеки. Широкие спины полностью скрыли Иман, и Олена закусила губу от волнения. Ей лезла в голову уже вовсе несусветная глупость — пчела залазит под комбинезон Иман, та её проглатывает. Или нет, пчела лезет ей в ухо и кусает в барабанную перепонку! Господи, только бы всё кончилось хорошо! Да, чёрт побери, эту экскурсию и намётанный глаз Эндрю!

Вздохнула она с облегчением лишь тогда, когда большие фигуры, наконец, расступились, и между ними замаячила щуплая фигурка Иман. Девочка помахала рукой, и у воспитательницы отлегло от сердца. «Ну, подожди, посмотрим, как ты запоешь, когда за тобой придут родители!».

Когда её освободили от комбинезона, можно было подумать, что девочка вернулась из прогулки по парку — довольное, улыбающееся лицо, весёлый взгляд. В руке она победно сжимала коробочку.

— Ну чего вы беспокоились, мадам Олена? Ведь ничего страшного не было, я просто позвала пчёлок, чтобы вылезла плохая пчела, мне её было трудно поймать.

Иман не чувствовала себя виноватой, она смотрела непонимающими глазами на Эндрю и Олену.

— Не пойму, чем тебе не понравилась эта пчела — Эндрю задумчиво постучал по пластмассе — с виду самая обычная.

— Нет — Иман энергично замотала головой — это очень плохая пчела, если бы пчёлки могли её узнать, они бы её сразу убили!

— Иман, — Олена старалась говорить нарочито спокойно, чтобы скрыть пережитое волнение. — Ну, что ты всё выдумываешь! Я понимаю, тебе наверно, очень понравился спектакль и ты придумала свою сказку. Из-за неё ты не дала дедушке собрать мёд. Что мы теперь будем кушать?

— Но ведь это просто мёд, его можно потом набрать или в магазине купить, а пчёлки, они ведь могли умереть, если бы не я!

— Ладно, — сказал Эндрю рассеянно, пряча коробочку в карман — качать мёд не будем, времени уже нет, дадим вам готовый, покушаете у себя в садике за здоровье всех спасённых пчёл.

На обратной дороге Олена села рядом с Иман на сиденье автобуса. Злость на неё уже прошла, но где-то в глубине души угнездился страх. Что же всё-таки произошло? По словам Эндрю на ткань комбинезона могла попасть жидкость для привлечения пчёл. Он уверил, что во всём разберётся.

Эх Иман, Иман, что творится в твоей маленькой, увлечённой головке? Почему у тебя всё не как у других? Что случится завтра? Ты захочешь спасать гнездо диких ос или шершней?

Иман не слышала этих мысленных вопросов, она потихоньку положила голову на руку воспитательницы и через несколько минут безмятежно спала.

Сотовый телефон деликатно завибрировал и стараясь не разбудить Иман, Олена поднесла его к уху.

— Снова здравствуйте, Олена. Это Эндрю.

— Мы забыли что-то? Или неправильно оформили бумаги?

— Да нет… — голос Эндрю был какой-то странный, отстранённый — сразу после вашего отъезда, я препарировал пчёлу, которую поймала Иман…

— И что? — сердце Олены забилось от нехорошего предчувствия.

— Это трутовка. Ну, или королева трутней, если пользоваться терминологией нашего спектакля. По виду, неотличима от рабочей пчелы. Откладывает яйца, из которых вылупливаются трутни. Заводится в семье со слабой маткой. С трутовкой улей обречён на вымирание, только специальными мерами его можно спасти. Не знаю, как Иман смогла её обнаружить… — А я не знаю Эндрю, как вы смогли из всех детей выбрать для этого Иман. — мягко ответила Олена.

ТЯЖЕСТЬ МЕЛОЧИ

Июльским днем 1958 года только две вещи напоминали обитателям тихого квебекского городка Водрёй о несовершенстве их уютного мира: выбоины на улицах и мчащийся по ним с воем сирены патрульный форд Мейнлайн муниципальной полиции. И если с выбоинами жители давно свыклись, то Мейнлайн они провожали недоумёнными взглядами: в нём, помимо известного всей округе констебля Аластара Нолана, находился еще один мужчина, который крутил головой по сторонам с непосредственностью туриста из Европы. Он был одет в красную цветастую гавайку, которая полоскалась на ветре открытого окна, так же уместная в полицейской машине, как сушащееся бельё на флагштоке у мэрии. Активные общественники возможно бы и узнали в пассажире нового шефа полиции Сильвена Бертрана, если бы назначение не произошло месяц назад, и не было бы отмечено лишь скромной заметкой в местной газете. Просторная гавайка скрывала кобуру крошечного смит и вессон тридцать шестой модели, шеф полиции спешил отнюдь не на соревнования по гольфу.

«Эти дома похожи на черепах, дорогих, породистых черепах», — подумал Сильвен, когда Мейнлайн влетел в самый отдалённый уголок Водрёя с приземистыми домиками беби-бумеров. На обширных газонах резвилась многочисленная детвора.

Судя по рапортам, тихое болотце жизни пригорода лишь изредка всколыхивалось семейными ссорами взрослых и мелким хулиганством подростков. Из профессиональных преступлений случались ограбления домов, по-видимому, проворачиваемые умелыми гастролёрами: ни следов, ни улик. В таких маленьких городках каждый человек на виду, не успеешь чихнуть, как тебе принесут платок с другого конца улицы. Для успешных ограблений местный вор должен был быть гением конспирации.

По сравнению с Монреалем, в котором Сильвен оттрубил сержантом пять бесконечно долгих лет, Водрёй являл собой райское место. Никаких тебе разборок уличных банд, поножовщин у баров, трупов под мостами. Красота! К сожалению, сегодня эта красота запятналась, и пятно надо было смыть как можно скорее.

За окном ряды домов закончились, уступив место лесу с чахлыми елями, рахитическими берёзками и клёнами. Согласно карте участка, за неширокой полосой придорожных деревьев начиналось болото, угнетая растительность. Сильвен ознакомился с новой для себя территорией в самых общих чертах, и теперь винил себя за то, что легкомысленно отправился в отпуск. Хотелось вырваться хоть на недельку в горы, давно обещал жене и детям. Вот и вырвался на свою голову.

— Долго ещё ехать? — недовольно спросил он, закрывая окно. Пуговица на заднем кармане новых шорт-бермуд начала натирать зад от быстрой езды по колдобинам.

— Километра два, за следующим поворо.. — Аластар не закончил фразу, отчаянно выкручивая руль. — Чёртовы итальяшки, не способны толком дороги отремонтировать! Ведь две недели назад возились здесь с лопатами, макаронники хреновы!

— Они поспособней нас с тобой, Ал, — проворчал Сильвен, пытаясь перераспределить вес тела так, чтобы пуговица оставила в покое его филейную часть. — Все подряды к рукам прибрали. В Монреале дороги как после бомбежки.

— Куда мэрия смотрит?

— Туда же, куда и водрёйская, в свой карман, набитый грязными баксами мафии. — Не гони ты так, не на пожар едем!

— Шеф, там же Стива убили.

— Ему гонкой не поможешь, Ляпорт на месте. Он знает своё дело. Во сколько ты принял вызов?

— Тринадцать ноль семь. Код десять пятьдесят шесть. Убийство полицейского.

— Как Стива занесло в эту глухомань? — Сильвен хлопнул на руке комара.

— Кхм, — Аластар поёрзал на сиденье, поправил форменную бабочку. — Ну, так он же по вашему приказу, шеф…

— По моему приказу?

— Помните, перед отпуском вы проводили собрание? — Аластар прокашлялся, — Осуществлять усиленное патрулирование жилого сектора в связи с отпускным периодом. Вот Стив и осуществлял, здесь самое удобное место пограбить, дома стоят особняком, далеко от дороги: грабь, не хочу!

Точно, точно. Как Сильвен мог забыть? Пару дней отпуска напрочь выветрили полицейскую рутину из головы. Ему не понравилась статистика ограблений, и он настропалил патрульных.

«Здесь еще хорошо на превышение скорости ловить, очень удобный поворотик, — Аластар кивнул на изгиб дороги, — заезжие думают, что городская черта позади, разгоняются, а тут рраз и полиция!»

Мейнлайн, притормаживая, миновал поворот и Сильвен увидел полицейскую машину припаркованную на обочине у съезда на аллею. В машине сидел долговязый констебль Шон и курил, с наслаждением пуская дым в полуоткрытое окно. Завидев начальство, он кивнул, и приветственно махнул рукой с сигаретой.

Аластар коротко просигналил в ответ, сворачивая на аллею. Мейнлайн тряхнуло так, что в багажнике звякнули железки, а надоедливая пуговица впилась в зад со свирепостью гадюки. Сильвен приготовился к дальнейшим мучениям, но аллея оказалась в отменном состоянии, со свежим асфальтом гладким как стекло. Плавной дугой она вывела Мейнлайн на берег озера.

Жилой участок представлял собой полукруг свободной от деревьев земли площадью под двести тысяч футов, на его границах лес обрывался у самого озера. На газоне тут и там виднелись островки сорной травы, одуванчики привольно оккупировали дальнюю часть участка, грозя продолжить экспансию.

Повсюду сновали полицейские, многих Сильвен не узнавал, вероятно, прибыло подкрепление из соседних участков.

Ближе к воде располагалось потрёпанное бунгало, которое проплешинами шелушащейся краски на планках облицовки молило о ремонте. Развёрнутое фронтальной стороной к аллее, оно подслеповато смотрело запыленными окнами на площадку перед собой. Скромная недвижимость с жалкой террасой на тысячу квадратных футов имела прямоугольную форму: некоторые рейки ограждения отсутствовали, провисшие желоба водостока держались на честном слове. Труба дымохода была не в лучшем состоянии: ее оголовок давно треснул и в разломе успел вырасти небольшой кустик травы. За домом Сильвен смог разглядеть крышу сарая, крытую деревянными плашками, тронутыми мхом.

Перед домом теснились полицейские машины муниципальной полиции. Меж их покатых крыш возвышался автобус службы коронера. Особняком стоял старый пикап. Из его кузова торчали метлы, грабли и еще какие-то хозяйственные инструменты. Почти уткнувшись фарой в ржавый бок пикапа, рядом застыла патрульная машина. Чуть поодаль примостился шевроле преклонного возраста с распахнутыми дверьми.

— Машина хозяев, — поймав взгляд Сильвена, сообщил Аластар. — Вернулись из отпуска на Кубе, увидели брошенную полицейскую машину. Входная дверь дома нараспашку. Выскочили и бегом в дом. А там Стив с ножом в спине. Сразу позвонили в участок.

— Ты первый приехал?

— Мы вместе приехали с Шоном. Дождались бригаду. Потом диспетчер послал за вами, — Аластар припарковал машину, заглушил мотор.

— Пикап — хозяина?

— Работает на корпорацию моста Жак Карье. Рене Бержерон — свободный предприниматель, — Аластар осклабился: — Предпринимает в области дорожной уборки. Ляпорт как раз начинал протокол писать, когда я уходил.

— Неухоженное совсем бунгало у специалиста по уборке, — от упоминания моста Жак Картье Сильвен поморщился. При поездках на южный берег из Монреаля ему частенько приходилось торчать в пробках, дожидаясь, пока транспортный поток продавится через ряд будок со служащими, собирающими плату за проезд.

— Он с год назад его купил, я как-то тормознул грузовик со строителями, ехали сюда ремонт делать. Раньше здесь писатель жил, использовал дом как шале, наездами.

— И что они ремонтировали?

— Да кто их знает? Рене с женой теперь здесь постоянно живут. Может, отопление мазутом установили. Частенько по этой стороне топливозаправщик мотается.

— Ладно, пошли трудиться. Убийца Стива должен получить по заслугам.

— Я его из-под земли достану! Лучшего друга чем Стив у меня уже не будет, — помрачнев, Аластар открыл дверь и одним рывком выскочил из машины.

У Сильвена эта процедура заняла больше времени, выбираясь, он обнаружил на своём сиденье оторванную пуговицу полицейской униформы. Стоило мучаться всю дорогу, кляня шорты, вместо того чтобы просто проверить сиденье? Правду говорят, что копы дальше своего зада ничего не видят. Захлопнув дверь Мейнлайна, он решил не спешить, спешка хороша только при ловле блох. Вдохнув полной грудью свежий воздух с запахом прелых водорослей, Сильвен неторопливо осмотрелся ещё раз, отмечая ход расследования: полицейские, развернувшись в цепь, старательно прочёсывали участок в поисках улик, один констебль двигался вдоль кромки воды, изучая береговую линию, из автобуса коронера щуплый паренек доставал громоздкие тюки.

Аластар нетерпеливо поправлял портупею с тяжёлым кольтом в кобуре, переминаясь с ноги на ногу. Сильвен улыбнулся про себя, заметив обрывки ниток, торчащие из пуговичной петли на клапане нагрудного кармана кителя Аластара.

— На, возьми, — он вручил констеблю пуговицу, — работа работой, но форма одежды — лицо полицейского!

— Уже два раза пришивал, — Аластар принял пуговицу, — кто только придумал эти портупеи, как раз на пуговицу ремень ложится.

— Они не рассчитаны на здоровяков с плечами шире Сен Лорана, — Сильвен нагнулся, подтягивая гетры. Ему бросилась в глаза выпуклость резины заднего колеса Мейнлайна. — Аластар, у тебя колесо приспущено, а ты гнал как сумасшедший!

— Точно, задние немного подгуляли, — Аластар обошёл машину, пиная покрышки. — Механики кажись лопухнулись. Я в гараж заезжал помыть машину перед дежурством, а у них там, в Унике правило проверять накачку. Механики как раз с колесами возились, когда пришёл вызов. Я прыгнул в машину и сорвался как есть.

— Ну и кому нужна твоя спешка? Могли угодить в аварию и присоединиться к Стиву, вместо того чтобы расследовать его убийство.

— Я парень резкий, у меня всё так: «раз-два, и понеслась душа, чертей круша». Папа с мамой таким сделали.

— Бержерон был внутри дома, когда вы приехали? — спросил Сильвен, разглядывая пыльный шевроле.

— Бержероны были внутри дома — поправил его Аластар. — Рене и Жаннет.

— Машину, наверно оставляли в аэропорту на крытой стоянке, позавчера сильный дождь был, — поднимаясь с Аластаром по скрипучим ступенькам, проворчал он.

Терраса оправдывала своей затрапезный вид: на ней в нос Сльвена ударил затхлый запах плесени. Линялый шезлонг с видавшей виды подушкой отлично сочетался с архитектурой давнего упадка. Входная дверь без затей открывалась прямо в гостиную. Она оказалась на удивление недурственной, хотя и совмещенной с кухней. Сильвен обошёл породистый диван на изящных ножках, отметил массивную лакированную тумбу у стены. Прижавшейся к ней телевизор был последней модели, а настольная лампа красного дерева с абажуром из хорошей ткани свидетельствовала о достатке. У барной стойки с мраморной столешницей расположилась тройка пузатеньких табуретов. Камин, хоть и электрический, имел низенькую металлическую ширму, большое ведерко с декоративной кочергой и лопаткой для угля. Картины на стенах отличались красочностью пейзажей приморских городков, штучный паркет, уложенный корзинкой, красовался дубовыми вставками, ковер ручной работы мягко пружинил под ногами. На нём, раскинув руки, лицом вниз, покоился Стив Уокер, патрульный офицер. Над ним чёрным вороном склонился незнакомый коронер с линейкой, замеряя рукоять ножа. Нож был воткнут под лопатку Уокера мастерки: ни пятнышка крови на мундире. Казалось, Стив сейчас встанет и скажет, что пошутил и хотел разыграть коллег, которые трудились во всю, в поисках улик.

— Чистая работа, Мэт — сказал Сильвен, присаживаясь рядом с сержантом Мэттью Ляпорт на диван.

— Не совсем, шеф, — Ляпорт оторвался от написания протокола и кивнул на пластиковый файл на столе.

— Это всё, что было у него в карманах? — Сильвен недоверчиво посмотрел на монету в один доллар, сиротливо лежащую в просторном файле.

— Я его еще не обыскивал, монету он сжимал в кулаке.

— Есть идеи?

— Только самые идиотские, — признался Ляпорт, — Стив играл в «орёл и решку» с грабителем и проиграл.

— Грабитель? Было ограбление?

— Нет, хозяева утверждают, что ничего не пропало. Но зачем еще Стив мог зайти в дом?

— Следы взлома на двери есть?

— Нет, — покачал головой Ляпорт.

— Хозяева утверждают, что дверь была открыта, когда они приехали, — вмешался Аластар. Он остался стоять рядом с диваном и, играя желваками, смотрел на труп Стива.

— Ты же дружил со Стивом, зачем, по-твоему, он полез без подмоги в дом? — спросил у него Сильвен.

— Во время патруля он мог зайти в дом только с разрешения хозяев или преследуя бандита.

— Преследуя бандита с долларом в руках? — Сильвен хмыкнул и поинтересовался у Мэта: Что за нож?

— Судя по рукоятке, из кухонного набора, «пальчики» есть, — заявил Мэт, отдуваясь от летнего зноя.

— Дом осматривали?

— Пока только по верхам, следов кражи нет.

— Деньги, ценные вещи имеются?

— В комоде спальни сто двадцать долларов мелкими купюрами, украшения жены долларов на двести, магнитофон, усилитель, — сказал Ляпорт, сверяясь с протоколом.

— Не густо, — подытожил Сильвен.

— Грабить особо нечего — поддакнул Ляпорт, пристукивая ручкой по густо исписанному листку.

— А аллея в хорошем состоянии, хозяева летают на Кубу.

— Летают действительно, часто — два три раза в год. Хотя, Куба не показатель, сейчас за пятьдесят баксов в неделю с человека можно смотаться туда-обратно, — во взгляде Ляпорта, брошенном в окно, где бушевало летнее солнце, чувствовалась зависть.

— Но вот хозяйка, Жаннет Бержерон, не работающая, имеет свежий седан от Америкен Моторз.

— Вот как! И где же он?

— Оставила у знакомого механика на время отпуска.

— Три машины, какой-никакой домик, что-то многовато для уборщика.

— У Жаннет Рамблер этого года под тысячу восемьсот долларов. Я послал констебля проверить место работы Рене, — мстительные нотки проскользнули в голосе Ляпорта. Он стремился изо всех сил отыскать у отпускников темные делишки, чтобы хоть как-то прижать адептов заморского отдыха.

— Как со следами?

— Следов хватает, будем по ним работать. Машиной убийце добраться сюда было бы проще всего. При съезде на аллею есть участок грунта, следы протекторов зафиксировали: шевроле и Мэйнлайны. По берегу будем плотно работать, перспективное направление. Приусадебный участок сегодня накроем, лес оставим на завтра.

— Простите, как вас зовут? — Сильвен обратился к коронеру.

— Коронер Тома Гренон, к вашим услугам.

— Время смерти установлено?

— Нет, предварительно могу сказать, что прошло не больше суток.

— Поточнее никак нельзя?

— Я только начал работать с трупом, — развёл руками коронер, — поза неудобная, даже доступа к глазам нет. Перенесём труп в палатку, через час скажу поточнее.

— Аластар, поступаешь в распоряжение коронера, — приказал Ляпорт. — Бери людей, сколько нужно.

— Спасибо сержант, — Гренон благодарно склонил голову и сразу, как заправский офицер полиции, распорядился: — Аластар, найдите моего помощника у автобуса, помогите ему разбить палатку. Пришлите сюда четырех парней с брезентом, труп можно выносить.

Аластар бросился выполнять приказание. В этот раз его быстрота как нельзя лучше подходила обстановке.

Фотография на каминной полке привлекла внимание Сильвена. На ней рослый блондин лет сорока, не уступающий по мощи сложения Аластару, сильной рукой прижимал к себе смешливую красотку на добрый десяток лет его младше. Пальмы на заднем плане намекали, что красотке очень хорошо не только от присутствия кавалера, но и от тропиков.

— Где хозяева? — спросил Сильвен у Ляпорта.

— С позволения месьё Гренона я поместил их в его автобус. Мадам Бержерон оказалась чересчур впечатлительная, её не на шутку трясло, когда мы прибыли.

— Красивая женщина, а, Мэт? — заметил Сильвен, всматриваясь в идеальный овал лица с высокими скулами и точёным вздёрнутым носиком.

— Убийство на почве ревности, — оживился Ляпорт. Перспектива засадить хозяев за решетку вдохновила его. — Супруг один летал на Кубу. При возвращении застаёт дома бравого полицейского с женой. Позвоню я в аэропорт, проверю список пассажиров.

Сержант поднялся и сделал пару шагов к телефону на полке, когда он сам зазвонил заливистой трелью. Ляпорт снял трубку: «Лейтенант Ляпорт, полиция Водрёя, слушаю». Последующие несколько минут он напряжённо слушал, лишь изредка бросая слова «ясно», «понятно». По тому, как он закончил разговор фразой: «Отбой. Возвращайся в участок», Сильвен понял, что Ляпорт общался с полицейским.

— Звонил констебль с места работы Рене Бержерона, — пояснил Ляпорт. — Рене исправно трудится на корпорацию моста Жак Картье, метёт проезжую часть, убирается в будках. Честный трудяга. С понедельника в отпуске. В конторе удивляются, почему к нему такое внимание полиции. К ним месяц назад приходил полицейский, также расспрашивал о нем, по описанию похож на Стива. Конторские даже пожаловались, что полиция их уже замучала, неделю назад была большая проверка транспортной полицией.

— Вот тебе и первая ниточка. Дай мне трубочку, Мэт, потревожу я своего дружка-транспортника, — Сильвен в свою очередь решил отработать внезапно всплывший след.

Друг из транспортной полиции, как и положено хорошей ищейке, сначала осторожными вопросами постарался выяснить интерес Сильвена к мосту Жак Картье. Узнав, что приятель расследует убийство и проверяет алиби подозреваемого, расслабился и выложил всё как на духу.

Транспортники получили информацию о том, что служащие компании иногда берут с пятитонных грузовиков не доллар семьдесят пять, а всего лишь доллар. Кондукторы объяснили всё спешкой, из-за которой случались ошибки. Дневная выручка всегда была стабильной на протяжении многих лет. Квитанции строгой отчётности, каждый день собирались и опечатывались. Кондукторов тщательно обыскивают до и после работы, вынести деньги, даже если им и давали чаевые благодарные водители, было невозможно. Транспортники ушли ни с чем.

— Долго он работает на корпорацию? — задумчиво постукивая трубкой по подбородку после разговора с транспортником, спросил Сильвен.

— Полтора года, — вздохнул Мэт, прежде чем отправлять полицейского, он явно интересовался доходами Бержерона. — До этого он работал водителем грузовика десять лет. Грузовик брал в кредит, выплатил. Потом надоело. Продал грузовик, пошёл в уборщики.

Вошли четверо полицейских с брезентом и прервали их разговор. Сильвен смотрел, как они под руководством коронера заводят брезент под крупное тело Стива Уокера и в голове у него крутился один назойливый вопрос: «Что такого ты, бедолага Стив, мог раскопать на мосту Жак Картье, что тебя без раздумий закололи как поросёнка?»

Когда тело Стива унесли, Сильвен решил пройтись по кубинскому алиби хозяев. Остров, притягивающий гангстеров со всего североамериканского континента, мог подарить неожиданный сюрприз.

— Бержерон с понедельника в отпуске, сейчас — пятница. Туры на Кубу продают на неделю. Почему Бержероны оттуда уехали так рано? — спросил он у Мэта.

— Рене искупался в заливе среди мангровых зарослей. Выскочили жуткие прыщи.

— Зачем он полез в залив, когда есть открытый океан с пляжами?

— У богатых уборщиков свои причуды — нырял за лангустами.

— Значит, их приезд был внезапным. Ты говорил, что Жаннет на время отпуска оставляла свой Рамблер у механика?

— Оставляла, да. У гаража Уник просторная парковка, есть ночной сторож. Хозяин не против чтобы механики получали маленький бонус к зарплате. Сегодня утром Жаннет звонила с Кубы в гараж, просила предупредить охранника, что заедет за Рамблером вечером.

— Как минимум, механик и охранник знали, когда Бержеронов не будет в Квебеке.

— Чёрт, а ведь многие там оставляют машины на время отпуска, наглядная информация квартирным ворам.

— Стоп. Наши машины ведь тоже обслуживаются в Унике? Мне Аластар об этом говорил.

— Стив мог выйти на след воров и постараться самостоятельно поймать их на горячем! — радостно выпалил Мэт, делая пометки в рабочем блокноте.

Всё упирается в одно — что-то в этом доме представляло большую ценность и было хорошо спрятано. Сильвен вспомнил, как совсем недавно крутил в руках пуговицу и сразу отдал её Аластару. Вряд ли Стив держал в руке доллар дольше. Стоило присмотреться к гостиной на предмет тайников. Сильвен встал с дивана, покружил по комнате. Удобней всего прятать сейфы за картинами. Первым делом он проверил их. Ничего подозрительного, да и стены тонковаты.

Погоди-ка, но есть же в доме основательное сооружение! Сильвен остановился перед электрокамином. Труба на доме есть, значит, каминное хозяйство не стали трогать во время ремонта. Сильвен отодвинул в сторону металлическую ширму, старательно избегая оставить на ней отпечатки пальцев. Лёгкая потёртость на паркете у левого угла панели камина указывала, что он на правильном пути, панель открывали как дверцу. Сильвен осторожно ухватил правый край. После незначительного усилия, панель подалась, открывая просторный очаг. Лежащий в нём грубый мешок поразил Сильвена. Во время обысков ему приходилось видеть большие деньги, но в этот раз это была не фигура речи — мешок был огромен и полнился серебряными долларами. Монеты тускло мерцали в полутьме камина, горкой возвышаясь над расплывшейся холщовой тушей.

— О, Господи милосердный, сколько же здесь, — Мэт заглянул в очаг через плечо Сильвена.

— Фунтов пятьсот, может шестьсот.

— Я сумму имел в виду.

— Надеюсь, у нас хватит полицейских подсчитать её до утра, — Сильвен отошёл и плюхнулся на диван, с него мешок казался ещё больше, хозяева, несомненно, тешили свой взор у камина долгими зимними вечерами.

— Как можно было собрать такую уйму денег!

— Ты видел мост Жак Картье? Там уйма сборщиков, вот они и собирают. Я предполагал, что что-то прилипает к их ручонкам, но такого размаха не ожидал.

— В администрации что, совсем ослы? Должен же быть контроль!

— Контроль, есть, кондукторов обыскивают, квитанции подсчитывают. Только кондукторы не выдают квитанции. Я тебя пропускаю через мост со скидкой, зачем тебе бумажка? Езжай дорогой, а твой доллар я в мусорное ведро выброшу. Обыскивайте меня сколько хотите. Вечерком Рене ведро вытряхнет себе в пикап, и доллар мы с ним поделим.

— На уборщика никто не обращает внимания, его никто не обыскивает.

— Всё гениальное просто.

— Сколько же они таким способом украли?

— Не хочу даже думать, выручка не менялась с момента постройки моста. Больше двадцати лет кондукторы лопатами гребут доллары.

— Стив всё это раскрыл и его убрали?

— Знаешь что Мэт? А пригласи-ка ты сюда Рене Бержерона. У нас есть что ему предъявить. И Мэт, разговор может получиться шумным, — Сильвен сделал многозначительную паузу, — отведи ребят подальше от дома.

— Парням давно пора перекусить, — Ляпорт понимающе кивнул и вышел.

Сильвен остался сидеть и смотреть на деньги. Как всё произошло? Стив, узнав, что сегодня хозяева возвращаются с Кубы, отправился поговорить с Рене по душам, сунул ему доллар под нос. Рене мигнул жене, та похлопала своими красивыми глазками «а не хотите ли мужчины лимонаду?» и пока Стив пялился на её личико, хозяин упокоил его ударом в спину. После этого добрые самаритяне позвонили в полицию: «заберите вашего неживого сотрудника, он нам ковер и отпуск портит». Так себе версия. Такие хладнокровные ребята заодно сымитировали бы ограбление. Ну, или, например, пришли те же кондукторы с моста, пограбить Рене в его отсутствие, а Стив за ними следил и решил взять на горячем. Следов посторонней машины нет? На лодке сборщики приплыли.

— Вот месьё Рене, разрешите вам представить лейтенанта Сильвена Бертрана, — голос Ляпорта прервал размышления Сильвена.

— А, месьё Бержерон, наслышан о вас, — Сильвен поднялся, пожал руку хозяину дома, — Как поживаете?

— Хорошо поживал, пока полиция не влезла в мой дом, — хмуро ответил крепыш пяти футов одиннадцати дюймов роста. На его бронзовом от загара лице проскользнула кривая ухмылка, открывая линии светлой кожи в волевых складках у крыльев носа.

— Полиция стоит на страже вашей собственности, и наш коллега расстался с жизнью, защищая её. Не подскажите, откуда её у вас столько? — Сильвен кивнул в сторону камина.

— Это вас не касается. Вы расследуете убийство, вот и расследуйте его.

Ого, наглый малый. Сильвен посмотрел на капельки пота над его верхней губой. Не такой уж и твёрдый, как кажется, волнуется, если его хорошенько взвинтить, может сломаться.

— Слушай, уборщик, не зли меня, — процедил Сильвен, глядя Рене прямо в глаза.

— А то что? — Бержерон сжал кулаки и подался вперёд, выпятив грудь.

Короткий удар без замаха под дых сотряс его тело. Сильвен бил с разворота, помогая руке вращением корпуса. Бержерон захватал воздух ртом и согнулся от боли. Второй удар в затылок не такой сильный, был направлен точно в ложбинку между мышцами на бычьей шее. У Бержерона подкосились колени, он опустился на ковёр перед камином, где совсем недавно лежал Стив. Сильвен схватил ведёрко для угля, выдернул из него кочергу с совком, нахлобучил на голову Бержерону. Этот грязный прием монреальской полиции назывался «колокол Нотр Дама» и обычно проделывался с мусорным баком. С ведерком получилось еще лучше: Сильвен поколотил кочергой по ведерку и когда сдернул его, то у Бержерона был вид идиота, который скоро начнёт пускать слюни. В подобном состоянии человек слушается только приказов боли собственного тела. Сильвен отставил ведро, запустил в полуоткрытый рот Бержерон указательный палец правой руки, умело потянул, давя изнутри на щёку. Чтобы не порвать себе рот Бержерон отчаянно дернулся, стремясь ослабить боль и направляемый выверенным тычком Сильвена плюхнулся на диван. Две несильные пощёчины по лицу пробудили в глазах избитого человека проблески мысли.

— Твои дружки всё рассказали, где остальные деньги? — не давая ему опомниться, зловещим шёпотом спросил Сильвен.

— Был. Был ещё такой же мешок. В сарае был, — Бержерон крутил головой, по его некогда свежему лицу катились слезы. — Только не бейте меня.

— Куда он делся?

— Украли. Честно, украли. Я никого не убивал.

— В глаза мне смотри, падаль, — Сильвен притянул за воротник Бержерона к себе, всмотрелся в затуманенные глаза. Нет, этот не убивал, после «колоколов Нотр Дама» сопляки не лгут. — Хорошо я тебе верю, расскажи всё подробно сержанту Ляпорту.

Ляпорт, с невозмутимостью китайского мандарина наблюдавший за экзекуцией, взял бумагу и ручку. Наступило время доброго полицейского, злому надо уйти.

На улице Сильвен машинально пошёл к машине Аластара. Дело раскручивалось как по маслу. Нужно было съездить в гараж Уник, потолковать с местной публикой, механик с охранником — неплохие кандидаты в потенциальные убийцы. Сильвен поискал глазами Аластара и заметил его крепкую фигуру среди группки полицейских на берегу озера. Они дымили сигаретами как паровозы, что-то весело обсуждая. Где-то рядом в палатке отдыхает вечным сном их друг, но жизнь берёт своё, молодёжь остывает так же быстро, как и заводится.

«Может самому повести машину? если Аластар узнает про деньги, он понесётся пуще прежнего разбираться с Уником. Это на дохлых-то колёсах!» — Сильвен глянул на Мейнлайн. «Ты идиот, Сильвен, зачем тебе куда-то ехать, когда убийца рядом?» — лейтенант застыл как столб, уставившись на задние колёса. С чего он решил, что они приспущенные? Ведь видно же, что зад просел от страшной тяжести, колёса утоплены в кузов. Сейчас видно, когда знаешь, что искать.

Мешок с долларами всё время был там? Как во сне Сильвен открыл машину, дернул за рычаг, открывающий багажник. Крышку он поднимал медленно, словно не решаясь получить ответ на крутящиеся в голове вопросы: «Аластар убил Стива за мешок краденого серебра?», «Они двое и есть неуловимые воры Водрёя?».

Ответом ему был пухлый собрат каминного толстяка, привольно развалившийся в багажнике от быстрой езды.

БЕЗ ДА, ЭТО — НЕТ!

Контактные линзы опознали доску объявлений на стене института, и он увидел, как в пустой раме появился виртуальный плакат: на нём симпатичная девушка, сложив губы строгим бантиком, буравила Мишеля подозрительным взором. Выставленная ладонью вперёд рука явно о чём-то предупреждала, но о чём именно, догадаться тяжело даже профессору. Одинокий слоган «Без Да, это — Нет!» не сильно прояснял тему.

Мишель быстро моргнул два раза. Дополненная реальность отреагировала на это новым текстом на плакате. Во как, домогательства! Общественность борется против сексуальной жестокости.

Ну, что? Мишель не против. Свою добрую волю он подтвердил, привычно пробежав взглядом по контуру пиктограммы в уголке плаката. На периферии зрения вспыхнул и исчез голубой ореол. Биочип в организме скачал модуль, связанный с плакатом, и встроил его в программу восприятия.Теперь жди сюрпризов. В прошлом месяце, когда была кампания борьбы против уничтожения лесов, каждый листок бумаги, попадавший в руки, проверялся на предмет рационального использования. И боже упаси использовать только одну сторону! Листок мгновенно помечался красным цветом, а на сайте института фамилия Форэ начинала резко терять в рейтинге защитника природы. Кто знает, не завели ли сейчас рейтинг по поводу сексуальной порядочности?

Кстати о листках, совсем забыл отпечатать материалы лекции! Устремляясь в коридор, ведущий к аудиториям, он вызвал перед собой прозрачное окно менеджера печати. Файл ушёл на принтер за углом.

Только бы там никого не было, вечно перед парами студенты что-то печатают. На ходу он бросил взгляд на выпуклое зеркало, прикреплённое в углу у потолка. «Внимание, подглядывание за процессом интимного характера!» — красная надпись появилась прямо поверх списка файлов. В отражении зеркала, студентка у принтера поправляла колготки. Красный маркер заботливо отметил место на стройной ноге, куда смотреть не полагалось. Зеркало сильно искажало фигуру, но Мишель узнал Синтию Морисет, предмет воздыхания мужской половины третьего курса.

Он дождался, когда Синтия, наконец, займется принтером и завернул за угол. Принтер как раз выдвинул второй лоток, выдавая листки голубого цвета. Таким способом дополненная реальность отмечала бумаги Мишеля.

Он ускорил шаг, но у заветной цели его остановило очередное сообщение: «Внимание, вы без одобрения вторгаетесь в личное пространство». Между ним и Синтией на полу очертилась красная зона. Синтия стояла к нему спиной, ритмично раскачиваясь и напевая. Скорее всего, она вызвала перед собой видеоклип или просто прослушивала музыку. Мишель невольно залюбовался перекатыванием выпуклостей под обтягивающим платьем. Размеренная и плавная зыбь крутых полушарий завораживала выразительной эстетикой движения. Цербер достойного поведения бездействовал, по-видимому, не считая движения Синтии процессом интимного характера.

Время летело, а Синтия не собиралась заканчивать свои танцы у принтера. Мишель прокашлялся, привлекая к себе внимания. Никакой реакции. Если она активировала внутреннюю стереосистему, до неё не докричишься: коммутатор, расположенный за улиткой уха переключен на обслуживание биочипа.

Невзирая на усиливающую красноту пола, Мишель подошёл к ней и тронул за плечо: «Синтия, я могу взять свои распечатки?». Опережая её реакцию, ткань платья под его рукой покраснела. Биочип не на шутку возмутился, комментируя свою цветовую индикацию: «Жест может расцениваться как приглашение к интимной близости. Его повторение рассматривается как сексуальная агрессия».

— Профессор Форэ? — Синтия резво повернулась. — Скажите быстрее, что вы меня любите!

— Не понял, — оторопело пролепетал Мишель.

— Ну что вам стоит? Ну, пожалуйста, пожалуйста, дело жизни и смерти, — она умоляюще сложила руки. По её контактным линзам пробегали стайки малюсеньких символов красных сообщений.

— Хорошо, я тебя люблю, Синтия. Любимая, если тебя не затруднит, передай из лотка мои распечатки. Так пойдёт?

— Я тоже тебя очень люблю, Мишель. Ура, заработало! — она радостно схватила распечатки и вручила их ему.

— Синтия Морисет, потрудитесь объясниться, — Мишель сурово нахмурил брови, злясь на себя за недавнюю растерянность.

— У меня в Инстаграмме тэг #янепровоцируюсексом. Он вешает на мой чип модуль проверки. Стоит теперь вильнуть пару раз бёдрами в неположенном месте и слетит мой тэг как осенний лист с дерева.

— Большая трагедия?

— Вы себе не представляете, какая! Меня же потом в программу обмена студентами не включат!

— Ого, и как от этого спасает «я тебя люблю»?

— Перед близким человеком можно вертеть, чем хочешь. Обозначил собеседника любимым человеком и никаких в дальнейшем проблем. Чип учитывает близость отношений между людьми.

— Ладно, беги на лекцию.

Хм, она права. Красная зона на полу между ними исчезла, а он и не обратил внимания. Значит, модуль борьбы с сексуальной жестокостью работает по такому же принципу. Господи, с этой общественной жизнью скоро вообще забудешь о преподавании! Мишель задумчиво просмотрел свои бумаги, освежая в голове план лекции. Стоит в него внести небольшую поправку для облегчения жизни.

В огромной аудитории, вмещавшей весь поток третьего курса, он окинул строгим взглядом ряды притихших студентов и начал свою лекцию словами: «У нас скоро экзамен и в качестве тренинга я хочу задать вам вопрос: „Любите ли вы меня?“».

КЛАД ХЕМИНГУЭЯ

Отпуск у Светы начинался плохо. Во-первых, Хорхе, красавчик-сутенёр не отпустил Кристинку. Сказал, что «колёсных» девочек у него сейчас мало и заменить он сможет только одну. С одной стороны, конечно, секс в машине требует навыков. Не каждую дылду с Сан Катрин можно запихнуть в лимузин. С другой стороны у Хорхе всегда есть пара невысоких девчонок в запасе, мог бы и заменить, мексикашка-какашка. Во-вторых, самолёт в Трюдо задержали, из-за грёбаных террористов, которым взбрело в голову пострелять в Париже и по этому поводу секюрити в аэропортах начала дополнительно досматривать самолёты даже в Канаде. В третьих, Свете не повезло с посадочным местом — позади неё сидела компания дородных тёток-воспитательниц, которые всё время полёта громкими голосами контуженых комбатов обсуждали сокращение финансирования дошкольного воспитания. Из самолёта Света вышла не выспавшаяся, с сильной ненавистью к либеральному правительству, умыкнувшему у тёток сто двадцать лимонов зарплаты, и к детям развитой демократии, которые своими криками причиняют такие тяжёлые контузии воспиталкам.

Тёплый, влажный воздух Кайо Коко, как губка впитал все её заморочки. Скромное здание аэропорта навевало расслабон тихого захолустья. Свежая зелень пальм стёрла из памяти серые улицы Монреаля и к паспортному контролю Света подошла уже полноценной отпускницей. Дядька в будке здорово напоминал служаку-пограничника из старых советских фильмов: его строгий взгляд рентгеном прошёлся по хорошенькому личику Светы в поисках примет вражеской диверсантки, прилетевшей убить брата горячо любимого команданте. Она улыбнулась ему дежурной улыбкой, которую всегда использовала, чтобы скрасить распаковку презерватива. Ни один мускул не дрогнул на лице стража закона, он сурово потребовал снять очки и смотреть в фотокамеру, а напоследок задал пяток вопросов скрипучим голосом.

На выходе из аэропорта туристов ждали автобусы. Среди грузных тёток в шляпах и пузанов в шортах сновали юркие аборигены, всучивая местное пиво. Света отбилась от протянутых к ней рук с баночками «кристалл» и «буканеро», села в автобус. Чемодана у неё не было. Она обожала путешествовать налегке. Что надо девушке на отдыхе? Косметичка и пара купальников, а громоздкий багаж пусть волокут с собой семейные клуши.

Автобус покатил по узкой кубинской дороге, пренебрегая торможением даже на поворотах. Чувствовалось, что водителю встречный транспорт никогда здесь не встречался, следующие в том же направлении машины его бы попросту не догнали. Представитель тур агентства что то весело тараторил, смешно коверкая французские слова, Света его не слушала. На Кубе она бывала много раз, отельные правила и ассортимент экскурсий знала назубок. За окном проносились пальмы, вечер начал кутать их в темноту, приглушая сочные тона зелёной палитры. Мелькнула игуана, застывшая на обочине. Наверняка пришла поужинать летящими на свет фар насекомыми. Свете тоже захотелось перекусить, «Кубана» жмотилась на еду и порцией в полёте могла удовлетвориться только полевая мышь. Хоть в Свете и было всего пятьдесят четыре килограмма веса, организм требовал положенные калории. Перед сном его обязательно надо было подкормить.

К лобби отеля автобус подкатил на удивление аккуратно, плавно снижая скорость. Видимо, лихой водила, всё же дорожил своим рабочим местом. Вместе со Светой сошли человек пять. Они замешкались у багажного отсека автобуса, занимаясь своими чемоданами. Бе-бе-бе, чемодауны! Света подхватила сумку и легко порхнула через просторное лобби к рецепшену. Там ее красота и изящная фигурка наконец-то возымели магическое влияние на сильную половину населения Кубы — смуглый крепыш портье за стойкой расплылся в блаженной улыбке, гостеприимно обслуживая очаровательную синьориту. Света незамедлительно получила карточку ключ от номера с видом на море в самом тихом уголке заведения, в только что отремонтированном корпусе, на её запястье появился пластиковый браслет отеля. С самыми наилучшими пожеланиями приятного отдыха Света была сдана на попечение другому приземистому крепышу, который посадил её в белоснежный электрокар и повёз по извилистым бетонным дорожкам вглубь отеля. Водитель постоянно заглядывался на высокую грудь Светы, из-за этого вождение у него изобиловало внезапными виляниями и рывками. Смеясь и кокетничая с незадачливым водителем, Света не забывала посматривать по сторонам. Она обожала оставлять комментарии к отелям на туристических сайтах: свежие впечатления самые ценные, потом глаз замыливается и важные детали ускользают от внимания.

Озеленение отеля было скромненькое: аккуратно подстриженные кустики лишь изредка перемежевались однообразными цветочными композициями, в которых ветви растений были заплетены в формы корзин. Подстриженная трава газонов не имела должной густоты, на ней даже встречались проплешины голой земли. Зато хорошо оформленные указатели с неизменной стилизованной рыбкой-символом отеля отлично вписывались в тропическую растительность. Корпуса хоть и старой постройки радовали свежей покраской, основательностью планировки и наличием обширных террас. Отель явно старался выглядеть на свои четыре половиной звёздочки, но отсюда, с пассажирского места электрокара они казались слегка дутыми.

У розового корпуса машина остановилась, Света сунула водиле двухдолларовую монету и заспешила в номер. Машина за спиной не торопилась уезжать, Света была уверена в том, что кубинец пялится на её упругую попку, поэтому задорно вильнула бёдрами, взбегая по ступенькам. Лишь после того, как зажужжал замок, впуская Свету в номер, электрокар тронулся с места.

В номере уже тихонько шелестел кондиционер, обширная кровать кингсайз звала поваляться с дороги на мягких просторах. Устаревший телевизор с выпуклым экраном обещал ретровиденье модерновых программ. На стене висел аляповатый триптих, в цветовых текстурах которого проглядывалась всё та же рыбка.

Света бухнула сумку на прикроватный пуфик и ринулась в ванну. Скорей, скорей смыть унылую пыль мегаполиса. Ванна приятно обрадовала множеством отличных полотенец, тугими струями горячей воды в душе и мощным феном. «Время отдыхать» — сказала себе Света, чувствуя как усталость перелёта оставила тело после водных процедур. Хотелось обновления. Забыть папиков толстосумов, которые лапали её на кожаных подушках линкольна, забыть долларовые сотки, уплывавшие в карман Хорхе, забыть его глаза-буравчики.

Меняться Света решила начать незамедлительно и первым делом сменила серьгу пирсинга. Вместо привычного циркуляра на пупке с бусинками стразов, она втянула серебряную рыбку на коротенькой цепочке, поиграла мускулами живота. Рыбка запрыгала, непривычно щекоча своим металлическим тельцем кожу. На Кубе ей будет свобода, никакие джинсы, лосины не будут мешать ласкам гладкого серебра. Раздельный пляжный костюм еще пах фабричной свежестью новой вещи. Надевать его было настоящим удовольствием. Ажурный вывязанный топ и юбочка с разрезами на половину длины давали нужное сочетание строгости и легкомысленности. Очень лёгкий макияж — немного подведенные глаза и нюдовая помада, дополнил её наряд.

Света критично осмотрела себя в зеркале. Волосы распушились и вьющимися прядями падают на шею, подчёркивая высокие скулы, лицо свежее без дорожной серости под глазами, носик задорно вздёрнут в осознании собственной безупречности. Хороша чертовка!

Бар с напевным названием «Гуантанамера», согласно указателям, находился где-то в общепитовском уголке ресторанов, буфетов и прочих очагов кулинарных вкусностей. Света шла к нему, минуя шезлонги на голубых извивах бассейна. Издалека доносилась негромкая музыка. Неяркое освещение не мешало любоваться красотами звёздного неба. В Монреале из-за смога было счастьем увидеть пару звёздочек, здесь же бездна Млечного Пути щедро вываливала свои богатства в окаймлении созвездий. Особенно был хорош Орион, с вскинутыми руками и ярким поясом. Хотелось оттолкнуться от земли, улететь на его бело-голубые звёзды.

Музыка сменилась дробью залихватского ритма, жизнерадостный голос на трёх языках поведал, что в театре вот-вот начнётся шоу Майкл Джексон, в котором звезда поп-музыки только сегодняшним вечером обрадует гостей отеля своим выступлением. Света решила, что следуя русской поговорке, звезда эстрады на земле лучше далёких звёзд Ориона в небе и повернула в направлении театра.

Перед сценой в удобных креслах вокруг множества круглых столиков расположилась, по-видимому, львиная доля отдыхающих. Женщины оживлённо болтали, мужчины тянули из бокалов холодное пиво, клоун на сцене возился со стайкой детишек, пытаясь научить их танцу утят. Было много бодреньких старичков и старушек. Дешёвые отели — настоящая находка для семейного отдыха и пенсионеров. Смотреть представление поверх макушек и панамок публики не хотелось, Света огляделась в поисках свободных мест. Их практически не было. Пустовала пара кресел с краёв, было несколько свободных мест по центру у столиков одиноких подруг, но на креслах висели дамские сумочки, верная примета ушедших в туалет кавалеров. Она уже хотела плюнуть на культурную программу и продолжить поиски бара, когда заметила перспективное место. За столиком у сцены сидел здоровяк в красной цветастой рубахе и шляпе, сплетенной из пальмовых листьев, перед ним теснилась батарея полных и пустых бокалов с коктейлями. На кресло рядом с ним явно никто не претендовал. Ни одна женщина, рассчитывающая на мужское внимание, не дала бы столько выпить своему спутнику. Света уверенно пошла брать на абордаж пьянчугу.

— Позволите присесть? — спросила она у здоровяка по-французски. Судя по речи гида в автобусе, этот заезд туристов был полностью квебекский, и можно было не париться с английским.

— Конечно, это доставит мне удовольствие, — здоровяк смешно почесал свой облупленный красный нос и взглядом подозвал официанта, скучавшего невдалеке.

— Мне, пожалуйста, «Зомби», фисташковое мороженое и пепельницу, — Света сделала заказ, опустилась в кресло.

— А вы знаете толк в закуске, мне, пожалуй, тоже надо поправить башню, — улыбнулся здоровяк и сказал официанту. — Забери посуду амиго и принеси капучино.

Официант проворно убрал пустые стаканы, неуловимым движением забрал бумажку в одно песо, появившуюся в руке у здоровяка.

Света повнимательней всмотрелась в своего нового знакомого: далеко за тридцать, плечи широкие, но бицепсы без закачки, присутствует животик, чёрные глаза под полями шляпы блестят, крупный нос, большой рот с волевыми морщинками к уголкам губ. Света дала ему прозвище «Большой». Манеры у него отсутствовали напрочь, его улыбка была единственным знаком внимания. С уходом официанта Большой всецело занялся напитком в бокале с долькой лимона и коктейльной вишенкой. Судя по голубому цвету и маленькому маринованному огурчику, который сопровождал бокал, это был «Голубой Коллинз». Большой тянул коктейль с глубокомысленным видом Джеймса Бонда, обдумывающим налёт на Кремль с целью похищения Царь-пушки. Мелкими глоточками, смакуя содержимое бокала, его соломинка пробиралась через льдинки к дольке лимона на дне. «Вот пижон!» — подумала Света, и обратила своё внимание на сцену, где началось представление.

Под рёв сирен из облаков дыма, чеканя шаг, дюжина суровых парней в зелёной форме с бутафорскими винтовками промаршировала к рампе и построилась безукоризненным прямоугольником. Танцоры двигались слаженно, как единая военная машина, винтовки в их руках взметались и опадали, ни на миг не нарушая сложный узор движений. Вторя их резким, отточенным взмахам рук зазвучал шлягер They Don't Care About Us и двойник Джексона ворвался в ряды роботов милитаризма. В блестящем костюме, на фоне зелёных мундиров кордебалета, он был неотразим. Вначале Джексон синхронно повторял движение партнёров, но с более мягкой пластикой, затем между упражнениями в строевой подготовке он начал вставлять протестующие па, захватил управление над роботами-солдатами, навязал свой танец. Кубинцы от природы хорошие танцоры, но здесь помимо этого чувствовалась отличная хореография и выучка. Света была полностью увлечена представлением, когда официант принёс её заказ.

Зачарованная мастерством Джексона, который уводил свою бригаду за кулисы, Света машинально попробовала многоцветный коктейль. Следующую часть представления она встретила усиленным поеданием мороженного. Отделение началось жарким столкновением двух уличных банд. Танцоры в костюмах панков и байкеров эмоциональными замахами и выпадами с переменным успехом теснили друг друга, выясняя кто же из них круче на районе. Особенно выделялись две девчонки, по одной из противоборствующих сторон, сошедшиеся в яростном поединке. Когда кровожадная байкерша взялась за нож и кончина крошки-панка была близка, появился Майкл и убедительным танцем разрулил молодёжные разборки. Он был немыслимо хорош, настоящему Джексону стоило восстать из гроба, чтобы поучиться у этого кубинского пацанчика. Одна из тёток-бегемоток подхватилась со своего места, и устремилась к сцене, готовая обрушить на щуплого двойника Джексона весь жар своей любви. Её примеру последовал десяток восторженных девчонок, и вскоре у эстрады образовалась стайка поклонниц, ловящая каждое движение своего кумира смартфонами и планшетками.

Свете захотелось закурить, наблюдая этот вихрь эмоций. Она достала пачку тонюсеньких Давидофф. Какое же это наслаждение: побаловаться сигареткой! В противном Монреале человек с сигаретой в общественном месте приравнивается бандиту с кольтом, а здесь, на Кубе можно с удовольствием пыхнуть под классный спектакль.

«У вас огонька не найдётся?» — спросила она у Большого. Тот уже закончил потребление коктейля и теперь пил капучино. Огонёк у Большого нашёлся в виде солидного Зиппо, который он достал из кармана рубахи. В завитушках гравированного орнамента на корпусе зажигалки скалился свирепый волк, над ним находилась надпись «Moon Wolf». Света прикурила, не удержалась от кокетливого вопроса: «Вы такой же жестокий как этот волк?». Большой улыбнулся и ответил вопросом на вопрос, причём на чистом русском языке: «Ты сейчас на работе или отдыхаешь?».

Вопрос был жестким, у Светы вспыхнули щёки. Большой смотрел на крохотную буковку эйч в кружочке, вытатуированную у неё на сгибе локтя, Хорхе метил ею своих девочек. Большой неплохо разбирался в ночной жизни Монреаля, сразу вычислил её акцент, надо было отдать ему должное.

— Отдыхаю, — сказала она с вызовом, возвращая ему зажигалку.

— Купил её из-за звезды, — Большой показал большую, совершенно советскую звезду на задней стороне зажигалки, протянул руку для приветствия, — Саша.

— Очень приятно, Света, — пожимая его руку, Света обратила внимание на то, что у Саши не было браслета. — Ты не из этого отеля?

— Ага, проездом, остановился градусами подзаправиться.

— Куда едешь?

— На Пилар, за «Папа Дублэ».

— Что это?

— Выпивка такая забористая.

— Зачем за ней ехать? Ребята из бара тебе любой коктейль соорудят.

— Там, с Хемингуэем она пьётся по-настоящему.

— Хемингуэй твой друг?

— Хемингуэй — писатель, давно умер.

Света озадаченно взяла соломинку и потянула из своего бокала коктейль. Мужик явно был с приветом. Тащиться куда-то, чтобы так заморочливо побухать может только явный шиз. Надо ж ей было в первый же вечер упасть рядом со спецом по татушкам шлюх!

— Откуда девочек Хорхе знаешь? — спросила она.

— Я ему тачки подгонял.

Сашок был немногословен. Оно и правильно. Меньше болтаешь, меньше отгребаешь нежданок в жизни. Хорхе постоянно менял лимузины, чтобы они не примелькались у полиции на точках. У копов частенько бывает интерес прихватить девочек на коксе, раз-два и оглянуться не успеешь, как станешь стукачкой. Значит Сашок или сам держит гараж или водила лимузина. Нет, это полная непруха, в первый же вечер на отдыхе грузиться монреальскими раскладами. Но ведь Сашок ни при чём, он бухал и никого не трогал, сама ведь к нему подсела. Сразу себя обозначил, не стал темнить. Может не такой и шизанутый, как с первого взгляда кажется. Света решила больше не ворошить квебекские темы и спросила: «А что за место, куда ты едешь? Что за Пилар?»

— Пляж на острове Гилермо, его назвали именем яхты Хемингуэя.

— И что там прикольного?

— Ничего особого — бар и кучка навесов на берегу.

— Какой бар на пляже в десять вечера? Там ведь никого не будет!

— Это да, они закрываются, как только садится солнце, но сегодня там выездная вечеринка, бармен лучший на островах.

— Хороший бармен и вся радость?

— Нет конечно, радость в месте, оно точь в точь как в его книжке «Острова в океане».

— Ну и что там делали люди в книжке, выпивали на пляже?

— Нет, за немцами гонялись.

— Да ладно, не заливай, какие на Кубе немцы?

— Немцы с подводной лодки.

— Но сейчас там нет ни немцев ни Хэмингуэя.

— Кое-что осталось. Для меня это клад. Клад Хэмингуэя.

— Как можно так балдеть от какой-то книжки?

— Ха, а как можно балдеть от какого-то Джексона, который и не Джексон вовсе, а бедный кубинский нищеброд? Выкрутасничает перед туристами под чужую америкосную музыку за миску супа, звезда, — Сашка кивнул на поклонниц, которые тянули к своему кумиру руки с мобилками, чтобы сделать снимок. — А дедушка у него точно кричал: «Но пасаран!» и бегал с автоматом в заливе Свиней. Мне нравится творчество свободных людей, а не пляски рабов на отельных плантациях.

— Сложный ты, Саш, человек, он ведь просто красиво танцует.

— Так и у меня просто красивое выпивание, — Сашка взглянул на наручные часы, отставил чашку — буду двигаться.

Света посмотрела на сцену. Двойник Джексона танцевал Билли Джин, выдавая офигенную лунную походку. Его движения были настолько неуловимы, что казалось он, просто перетекает на ногах из одного положения в другое, чтобы взорваться внезапными движениями бёдер. Когда он схватил себя за промежность знаменитой белой перчаткой с блёстками, девчонки с мобилками взвыли в экстазе. Им было хорошо, а вот Сашка Свете кайф от представления поломал. Она подумала, как много времени парился кубинец, всматриваясь в танец настоящего Джексона, чтобы выучить все секс фишки чернокожего, так сильно не похожие на тонкую эротику родной сальсы-ламбады. Сколько же сейчас танцует таких Джексонов по кубинским побережьям?

— Возьми меня с собой на Пилар, — внезапно для самой себя попросила она Сашку.

— Тебя? Там надо будет немного проплыть, — Света в голосе Сашки услышала сомнение командира диверсионной группы, отбирающего среди новобранцев кандидата для опасной вылазки.

— Плаваю хорошо. Море люблю. Купальник на мне, — короткими фразами ответила немного обиженная Света. Впервые в жизни мужик выбирал её не за красоту, а за какое-то плаванье.

— Ты как Красная Шапочка из анекдота: «Дорогу знаю. Секс люблю». Пошли, у меня джип на входе припаркован, — несмотря на выпитое, Саша поднялся легко, бесцеремонно протянул руку.

— Выпивши, машину поведешь? — спросила Света, вкладывая пальцы в его широкую ладонь.

— Поможешь до руля дойти, а там буду за него держаться, авось, сидя не упаду.

Они пошли по направлению к лобби, взявшись за руки как старые знакомые. В этом Хорхе сослужил хорошую службу, не было нужды разыгрывать из себя невинную девочку студенточку, всё шло как после обычного съёма клиента в баре. Но быть просто любопытствующей шлюхой Свете не хотелось. Можно подумать, у Сашки есть Хэмингуэй, а у ней что, не было в жизни ничего красивого?

— Я вот посмотрела на этого Джексона и вспомнила, как картины штамповала на продажу, — сказала она, — пишешь распахнутое окно на море с развевающимися занавесками, стабильно уходит по сто пятьдесят доллариков.

— И много окон распахнула?

— Прилично, где-то полсотни.

— А своё что-то было?

— Да, в начале рисовала коралловых дев, а потом ушла в информели.

— Информели? Что за мьель и с чем его едят?

— Это такое направление в абстрактной живописи. Я же в Монреаль приехала учиться, там сильная школа.

— Да, помню, на курсах по интеграции иммигрантов нас гоняли по всем музеям. Как-то поставили меня перед картиной Риопелля и спрашивают: «Чего видишь?». Я возьми и брякни: «Недельный чек на сто пятнадцать долларов за учёбу». Шуму было ого-го.

— Хамло необразованное — Риопелль мой кумир! — Света возмущённо хлопнула Сашку по плечу.

— Ладно, ладно, — Сашка примирительно поднял руки, — абстракционизм не моё, был на выставке постимпрессионистов, автопортрет Ван Гога для меня вершина абстрактного.

Света поняла, что недооценила этого тюфяка с облезлым носом. Судя по тому, как он безошибочно назвал мастера информального искусства, помимо выпивки с Хэмингуэем и проката лимузинов для Хорхе он много чем интересовался в жизни. Они ещё немножко посудачили о живописи, потом перешли на квебекское кино и к парковке пришли с общим мнением, что в жизни монреальские госпиталя намного страшнее, чем это показано в оскаровском «Нашествие варваров».

На парковке стоял ряд маленьких открытых джипов сузуки. Сашка галантно распахнул дверь крайнего, помог Свете сесть. Когда его рука деликатно придержала Свету за талию, ей почему-то вспомнилось первое свидание. Тогда неуёмный Борька, балбес-одногруппник, потащил её кататься на санках. Посадил вот тоже так бережно, а потом вместо того чтобы самому сесть, коварно разогнал её и направил на здоровущий бугор. До бугра они летели вместе — Света и санки, а вот после бугра раздельно, санки дальше по склону, а Света под большим углом к горизонту. Чем-то походил Сашка на Борьку, когда садился за руль.

— Ты ведь не будешь гнать? — спросила она, застёгивая ремень безопасности.

— Ну, Свет, чем быстрее едешь, тем лучше ветер выдувает ром, — Сашка достал из бардачка пару тонких кожаных печаток для вождения. — Ты ведь не хочешь долго ездить с нетрезвым водителем?

— Я не хочу в больницу попасть, я не брала отдельную медицинскую страховку.

— Медицинская страховка тебе не понадобиться, — заверил её Сашка. — Но, страхование жизни может пригодиться.

Он положил руки в перчатках на руль, завёл двигатель, резко сдал назад, выводя джип с парковочного места, и ещё резче рванул вперёд. Свету вдавило в сиденье, как космонавта на старте, голова вжалась в подголовник. Джип ракетой вылетел на второстепенную дорогу, набирая скорость.

Автобус, на котором ехала из аэропорта Света, показался ленивой улиткой в сравнении с маленьким джипом. Света даже боялась посмотреть по сторонам, где растительность слилась в бешено несущееся кино свихнувшего кинопроектора. Вперёд, только вперёд можно смотреть на такой скорости. Ветер безжалостно разметал её волосы, свистел в ушах, пальцами холода пробирался под жиденькую сеточку вязаного топика. Какой-то жук больно стукнул по щеке.

«Это взлётная полоса!» — прокричал ей Сашка: «Она просит скорости!». Света осторожно посмотрела чуть правее полотна дороги — силуэт большой башни аэропорта прорвал гущу деревьев и стремительно улетел назад. Времени подумать, откуда взялся аэропорт на дороге, у Светы не было. Джип отбросил вслед за башней и деревья, теперь по бокам неслись болота с вкраплениями мангровых кустов. Они мельтешили, постепенно исчезая, уступая место девственной чистоте океанских вод. Сашка сбросил скорость только когда показались огни на побережье, джип проскочил бухту, полную лодок и катамаранов. Вскоре они приехали на слабо освещенную стоянку, с припаркованными автобусом и несколькими легковушками. В одной из них Света признала потрёпанный жигулёнок. Сашка пристроил джип рядом, заглушил мотор.

— Ну как, понравилось взлетать? — Сашка снял перчатки, с явным сожалением вылез из джипа, достал сумку. — Всегда, когда проезжаю тот заброшенный аэропорт, представляю себя пилотом.

— Хорошо, что не космонавтом, — Света достала косметичку, поправила растрепавшиеся волосы.

— В детстве очень хотел стать космонавтом, но полетел, как сказал Незнайка, с крыши на чердак!

— Пошли, Гагарин, в своём микрокосме.

По голубым мосткам с перильцами они прошли через полосу невысоких дюн и вышли к океану. Над горизонтом повисла огромная луна, ведя лунную дорожку от вытянутого острова вдалеке к белой полосе пляжа. Звёздам полная луна почти не мешала, они, так же как и в отеле, манили к себе пышностью созвездий.

Вечеринка была в разгаре, группка людей окружила гриль, многие танцевали, в сторонке, прямо на песке пляжа стояли столики с фуршетным накрытием. Вдоль берега плыл катамаран с белым парусом, на нём играла музыка, слышался женский смех.

«Вовремя приехали, сейчас они доплавают, катамаран освободится. Пошли в бар», — Сашка показал на хлипкую деревянную конструкцию под лиственной крышей.

Бар носил гордое имя «Хэмингуэй», над барменом две деревянные рыбищи с клювами дятлов смотрели друг на друга, видимо поражаясь собственному уродству. Сашка, пояснил, что это не совсем удачная стилизация голубых марлинов, которых любил ловить Хэмингуэй. Бармен расторопно соорудил им два бокала красноватого коктейля, и вдобавок наполнил им огромную термокружку, которую достал из сумки Сашка. К вящей радости Светы он заказал ей хвосты лангустов.

— Поразительный баланс, алкоголь не чувствуется, сладкой приторности нет, идеальный сочетание крепости и свежести, — Сашка блаженно потянул коктейль, когда они сели за мраморный столик в удобные плетёные кресла.

— Я понимаю, что, наверно, оскверняю твоей ромовую святыню едой, но я сильно проголодалась, — после пары глотков Света нетерпеливо вонзила нож в мясо. Сочная мякоть, возлежащая на крупных хитиновых сегментах хвостов, была поразительного вкуса истомившейся в жаре манны из глубин океана.

— Голодающим дозволительно, — заметил Сашка, — выжми на кусочек лимончик, подчеркнёт насыщенность мяса.

— Ты такой гламурный, тебе пальмовая шляпа не жмёт?

— Жуй-жуй гангрена, может, подобреешь.

— А ты хлебай-хлебай, может, звёзды ближе станут, космонавт. Где твой обещанный клад? Наврал, чтобы споить девушку?

— Хотел бы споить, не угощал бы лангустами. С ними можно выпить море рома, и будешь трезвой как стёклышко, — Сашка, откинулся в кресле, положил ноги на перильца навеса. — Клад там, чуть левее Кайо Медиа Луна. Всё точно, как в книжке. Поплывём туда на катамаране, сейчас как раз отлив.

Света проследила за взмахом Сашкиной руки в направлении островка. Его вытянутая форма с гребнем деревьев напоминала подлодку, не немецкую конечно, за которой гонялись парни Хэмингуэя, а жульверновскую подлодку капитана Немо, который решил отдохнуть на Кубе от кругосветного путешествия. Ну что ж к Наутилусу так к Наутилусу, кормят-поят хорошо, что ещё надо девушке в лапах маньяка-романтика?

От берега они отчалили через полчаса. Кубинец на катамаране поначалу отрицательно мотал головой в ответ на все посулы. У него де обслуживание вечеринки закончилось и долго ехать домой, но купюра в пятьдесят песо, всё-таки возымела своё действие. Сашка спрятал все их вещи в сумку, остался только в пляжных шортах, расположился спереди на лёгкой сетке и объявил себя капитаном. Кубинец получил указание плыть строго на западный конец острова, а Свете было приказано сидеть рядом с ним на корме и следить за гиком, чтобы не гикнуться за борт.

Катамаран скользил водами Пилар по кошачьи легко, оправдывая название «Хобби Кэт» на парусе. Изредка кораблик слегка наклонялся, когда кубинец перебрасывал со стороны в сторону палку, которую Сашка назвал гиком. Приходилось действительно смотреть за этой штуковиной, пару раз она чуть не заехала Свете в глаз.

Когда огни на берегу отдалились, превратившись в россыпь светляков на фоне дюн, Сашка начал командовать кубинцем, выводя катамаран к какому-то месту. Тот указания по смене курса выполнял, но всё время показывал в сторону постройки на острове, и говорил, что заходить надо правее а не левее относительно её. Когда Сашка сказал бросить якорь, кубинец засмеялся, обнажив крепкие зубы на загорелом лице. Тем не менее, якорь бросил, и, покопавшись у себя в рюкзаке, протянул Свете пару потрёпанных ласт. «Наш капитан ошибся, бери, юнга, тебе долго придётся бултыхаться» — сказал он с соболезнованием. «А, не слушай его, — Сашка полез в свою сумку, достал герметичную кружку с коктейлем и пакет чипсов. — Он здесь только днем мотается. Слышал про звон, да не знает где он».

Света ласты взяла, но одевать их не торопилась. До острова оставалось ещё приличное расстояние. Куда собрался плыть Сашка с кружкой и чипсами было не понятно. Отдалённость берегов, его, тем не менее, не смущала. Он повернулся к воде спиной и ловко, почти без всплеска, ушёл с поплавка катамарана прямо в лунную дорожку. Вытянувшись, поплыл на спине, подняв руки с ношей над водой. Через некоторое время он остановился, дал ногам погрузиться, закрутил головой по сторонам. Кубинец довольно осклабился, наблюдая за его манёврами. Сашка пристально всматривался в воду, медленно вращаясь вокруг своей оси. В конце концов, он опять лёг на спину и проплыл метров двадцать. Внезапно Сашка остановился, и вдруг, поднялся над водой по пояс, торжествующе помахал рукой. «Давай сюда, Свет, места мало, но на двоих хватит!» — крикнул он, прикладываясь к своей кружке.

Света отдала ласты кубинцу, у которого на лице был общенациональный траур по поводу национального посрамления. С катамарана она спустилась осторожно, придерживаясь за верёвку на борту. Вода была тёплой, какой-то уютной, возможно этому немало способствовал «Папа Дублэ», который Света с удовольствием допила перед отплытием. Про хорошо плаваю и люблю море, она Сашке наврала: больше любила бассейн и плавала в нём только по-собачьи. Тем не менее, в грязь лицом не ударила, подплыла к Сашке с гордо поднятой головой, заодно, чтобы не замочить волосы.

— Осторожно, это большой котёл затонувшего корабля, — предупредил её Сашка.

— Тебе про него Хэмингуэй нашептал?

— Нет, сюда иногда туристов привозят понырять, в обломках полно рыбы, даже мурену разик видел. Потом уже прочитал про это место у Хэмингуэя.

— Ааа, дурак ты Сашка, — услышав про мурену, Света отчаянно заработала руками и ногами.

— Да успокойся, тут глубина семь-восемь метров, мурены любят сидеть на дне в норах и никогда не всплывают, — успокоил её Сашка.

Света наткнулась ногой на покатую шершавую твердь, поспешно стала на неё рядом с Сашкой. Было в этом что-то мистическое, спокойно стоять ночью на водном просторе, рядом с покачивающимся катамараном. «Возьми, покорми желтохвостов», — Сашка протянул ей чипсы. Она разорвала пакет и посыпала оранжевыми треугольничками серебро лунной дорожки. Какое-то время они плавали на поверхности отважной флотилией крошечных корабликов, затем вода забурлил сотнями всплесков. Голодные рыбы набросились на полуночное угощение. В лунном свете образовался пёстрый живой ковёр. В смешении воды и плоти бурлила жизнь океана. Света почувствовала сначала отдельные, потом многочисленные касания своего тела под водой. Это было с одной стороны тревожно, с другой приятно, рыбы взяли её в свою компанию. Она высыпала остатки чипсов прямо у живота, рыбка её пирсинга радостно затрепетала, встречая ласковые прикосновения живых подруг. Щемящее чувство долгожданной свободы наконец-то нахлынуло волной короткого океанского счастья.

ЛЕНУСИК

Он совсем не походил на шамана — ни заплетённых волос, ни головного убора с перьями или куртки с бахромой. Обычный сорокалетний мужчина с короткой причёской, одетый в рубашку и джинсы, сидел передо мной, читая газету. Его кабинет, похожий на офис менеджера среднего звена, не отличался оригинальностью — стены тёплых коричневых тонов, мебель самого прозаического бюрократического дизайна, кулер питьевой воды в углу. На месте, где обычно висят дипломы и сертификаты, красуется герб в золочёной рамочке. Красивый герб. В обрамлении зарослей пышных геральдических листьев неизвестного мне растения расположен синий щит со львом и тремя лилиями. На щите покоится рыцарский шлем в средневековом тюрбане.

— Это ваш герб, Кевин? — спросил я, прочитав подпись «Barnaba» на гербе.

— Если бы это был мой герб, я бы здесь не сидел, — ответил он, откладывая газету. — В резервации имеют право жить только стопроцентные могавки. Герб хранится в нашей семье как память о Рене Барбануччи, первопоселенце, которого она приютила одной холодной зимой в семнадцатом веке. Рене был итальянец. Мои предки спасли ему жизнь, а в благодарность он передал им тайные знания тамплиеров. Так что я своего рода мост между двумя совершенно разными мирами оккультного знания.

Сказано это было настолько будничным тоном, что я решил дальше тему не развивать. Я не сомневался в наличии у хозяина кабинета заранее припасённой увлекательной истории, которая должна была убедить меня, клиента, во всемогуществе шамана. По большому счёту, мне было глубоко наплевать, какими способами будет решена моя журналистская проблема.

— Так вы сможете мне помочь, Кевин? — спросил я.

— Это обычная «утка», Марк, за подобное я не возьмусь — его палец постучал по выделенной мной статье в «Журнал де Квебек». — Акулы не заходят из океана так далеко в Сен Лоран, до самого Квебек Сити. Думаю, на фотографии не акулий плавник, а киль перевернувшейся доски для серфинга.

— Я консультировался с учёными. Акулы посещают устья рек и даже проглатывают оленей на водопое. Это породило легенды о канадских крокодилах. Но ближайшее к Квебек Сити место на реке, где выловили акулу, находится в двухстах пятидесяти километрах ниже по течению Сен Лорана.

— Вот видите. Здесь, в Монреале, это тем более невозможно, до океана пятьсот километров!

— Хорошо, акул у вас в загашнике нет. Как тогда насчёт древних монстров? Что вы скажете на это? — я достал блокнот и зачитал: «Перед тем как сюда пришёл лишенный воображения и слишком прагматичный белый человек, страшное чудовище Ленусик было хорошо известно суеверным ирокезам. Считается, что этот монстр вызвал исход индейских племен из деревни Очелага на острове Монреаль. Ленусика по сей день видят несколько раз в месяц, и он регулярно пожирает неосторожных людей». Это было написано на плакате возле Бобрового озера в центре Монреаля.

— Ленусик. Что за слово такое нелепое?

— На плакате, было написано, что с языка ирокезов оно переводится как Дух Озера.

— Дух Озера на нашем языке звучит как Каньятара Откон, если имеется в виду злой дух, который овладел животным — уголки рта шамана пренебрежительно дрогнули. — Что городские рекламщики знают о духах? Да они даже поленились ознакомиться с нашими верованиями! Когда сущность Откон, Великое Зло, проникает в наш мир и овладевает живым существом, глаза жертвы становятся чёрного цвета, абсолютно без зрачков и белков. Вначале Откон овладевает слабым сознанием — животного или ребёнка. Получив тело, захватывает своими эманациями другие, более сильные личности. Откон не убивает, а превращает всё живое в своих слуг, если его не остановить.

— Как? Олени с чёрными глазами, белки с чёрными глазами и дети с чёрными глазами?

— Их так и называли «Черноглазые дети». Вот полюбуйтесь, защитный амулет для ребёнка, — шаман порылся в глубине своего стола и выложил передо мной кружок кожи на ремне.

Оказывается, в прозаической мебели кабинета хранились очень даже необычные вещи. Я всмотрелся в грубый рисунок индейца с расставленными руками, светлой окружностью на груди, в набедренной повязке. По бокам у него извивались два силуэта змей.

— А при чём тут змеи?

— Откон всегда стремится принять змееподобную форму, когда ему самому удаётся материализоваться. Чаще всего он превращается в полузмея полумужчину и вступает в связь с женщинами. Тогда у них тоже рождаются Черноглазые Дети.

— Ну вот, теперь Откон боится СПИДа, в связь не вступает, вселился в бобра, кусает людей, чтобы сделать их Черноглазыми Детьми. Современный такой демон, насмотрелся фильмов о вампирах, взял себе новое имя.

— Не кусает, а пожирает. Так ведь написано на плакате? Бобровое озеро — обычный пруд с декоративными рыбками. Бобры там водились в позапрошлом веке, когда на его месте было болото. Полный вздор, это я вам как потомственный представитель суеверных ирокезов говорю — решительно ответил Кевин и фыркнул. — Пожирает неосторожных людей, а на осторожных людей у него аллергия. Вы были в полиции?

— Был. У них нет информации об исчезновениях, а муниципальные плакаты они не комментируют по этическим соображениям. Кстати, по мнению одного учёного — существуют подземные тоннели, соединяющие Бобровое озеро с Сен Лораном!

— Мой народ сотни лет жил на этой земле и ничего не слышал о Ленусике! Вы же сами журналист и должны понимать, что собой представляет пиар для туристов с псевдонаучной аргументацией.

— Значит, я зря приехал к вам, Кевин? Мне любой ценой нужна сенсационная статья о водных ужасах. Причём, не хуже той, которую я вам показал.

Он встал, прошёл к окну, полузакрыл глаза, подставляя лицо яркому июльскому солнцу. В профиль я заметил в его облике индейские черты — короткие чёрные волосы были поразительной густоты и давали воронённый отблеск, крючковатый нос подрагивал, словно принюхиваясь к пылинкам, кружащимся в солнечных лучах.

— Любой ценой? — задумчиво переспросил он. — Хм, знаете, ваш монстр натолкнул меня на интересную идею. Пожалуй, я могу помочь вам организовать весьма эффектное шоу, но боюсь, вам придётся испытать его особенности на собственной шкуре.

— А причём здесь моя шкура? — осторожно спросил я, всё ещё не веря, что он соглашается на сотрудничество.

— О нас говорят много дурного. Индейцы — беспробудные пьяницы, карточные жулики и занимаются контрабандой сигарет. Я не хочу, чтобы вдобавок начали говорить о нас, как о проходимцах, подстраивающих сенсации. Моё условие — вы всё должны проделать сами!

— Этоопасно?

— Несчастный случай на реке. Нападение безжалостного хищника, от которого нельзя спастись, как скажем от банальной акулы — он открыл глаза и повернулся ко мне. — Могу вас заверить, читатели будут в шоке, но ничего опасного для жизни. Так, небольшие ранения…

— Ранения? Расскажите подробней.

— А зачем вам знать детали? Чем непосредственней вы будете реагировать, тем правдивей будет ваша сенсация, Марк.

От его фраз попахивало курсами психологии и общественных отношений. Меня подмывало спросить у современного шамана, какой университет он заканчивал.

— Покупаю — сказал я твёрдо. — Сколько стоит?

— Полагаю, две тысячи долларов наличными не обременят удачливого журналиста?

Когда делаешь грязное дельце — без наличных никуда, особенно если дельце обтяпывается в индейской резервации. Пухлый конверт редакционной наличности лежал у меня в сумке, но я не торопился за ним тянуться.

— А что я получу за эти деньги?

Он улыбнулся, показав безукоризненный ряд зубов, молча прошёл в соседнюю комнату, оставляя меня наедине с гербом. Теперь герб не казался мне аляповатой декорацией кабинета шарлатана. Рыцарский шлем, казалось, надменно взирал на меня, считая недостойным быть посвящённым в тайны тамплиеров.

— Вот — сказал он, вернувшись и выкладывая на стол маленькую жестяную коробочку.

— Не слишком ли дорого за такую малость?

— Многовековой опыт стоит дорого.

— Надеюсь, молчание продавца входит в комплект поставки? — съязвил я, отсчитывая банкноты.

— Разумеется — он ещё раз улыбнулся, рекламируя своего дантиста, и придвинул к себе ноутбук.

Его пальцы пробежались по клавиатуре, несколько мгновений он морщил лоб, а потом развернул экран ко мне. Я увидел спутниковую карту окрестностей Монреаля с изгибом Сен Лорана, паутинками мостов и квадратиками домов в пригородах.

— Здесь улица Сентраль в Сен Катрин выходит к шлюзу судоходного канала. Вот, видите этот куст? Вам нужно намазаться мазью и залезть в реку минут на десять в этом месте. Чтобы вы не почувствовали — боль, страх, не вылезайте из воды. Потом можете звонить девять-один-один, вам потребуется медицинская помощь.

— И это всё? — я недоверчиво взял коробку, открыл её, принюхался к содержимому. Пахло рыбой, мускусом и елью. — Мазь не вызывает раздражения?

Он кончиком пальца захватил белесую субстанцию, размазал её по тыльной стороне ладони. Критически посмотрел на лоснящееся пятно на коже.

— Признаться, я никогда не пробовал её на людях — сознался он и добавил — но всё из природных составляющих, абсолютно безвредное вещество.

— Для чего её тогда используют?

— Ну, предки использовали мазь для пыток, очень древний состав. Я же пользуюсь ей совсем для других целей.

— Пыток? — я поспешно выдернул из стоящей на столе коробки салфетку и вытер мазь.

— Мрачное прошлое, — вздохнул он — белые люди в те времена тоже были не лучше и дарили бедным индейцам одеяла, заражённые оспой.

То, что у индейцев вспыльчивый нрав, я усвоил с детства, когда в девяностом армия схлестнулась с боевиками могавков, поэтому решил не продолжать экскурс в историю, поспешно спрятал мазь в сумку, прощаясь.

Мой кургузый «смарт» чувствовал себя неуютно на парковке среди здоровенных пикапов индейцев и с радостью распахнул свои двери, надеясь побыстрее убраться восвояси. Я не стал его разочаровывать — разбудил, пришпорил скромное стадо мерседесовских лошадок под капотом. Радостно пофыркивая, они повлекли моего малыша прочь от чертога индейского мистицизма.

Проверить весь этот бред требовалось сразу — неделя, выделенная мне на написание статьи, заканчивалась и если пыточная мазь шамана не сработает, придётся разрабатывать другие варианты. В запасе у меня имелся рыбак, который уверял, что поймал гигантскую саламандру. Я надеялся, что можно будет устроить фото «монреальского крокодила». Но сейчас надо было отработать идею шамана и отработать качественно, то есть — моё бултыхание под загадочным кустом следовало обставить по всем правилам шпионского дела. В качестве прикрытия мне виделась простенькая легенда «Полез рыбак в реку достать зацепившуюся снасть». Предстояло разжиться реквизитами рыбака.

Мне повезло — на выезде из резервации бросилась в глаза вывеска магазина, на которой огромный окунь разевал внушительную пасть в попытке проглотить блесну, не уступающую ему по размерам. Я свернул к магазину и после недолгого шатания между полок нашёл дешевый набор «Всё для рыбалки в одном сундучке». Спиннинг по размерам был чуть больше волшебной палочки Гарри Поттера, по гибкости походил на ручку швабры, зато на катушку уже была намотана нить. Блесны были таких кислотных цветов, что я поневоле проникся уважением к мужеству рыбы, которая осмеливается их проглотить. Уже у самой кассы я увидел ещё одну необходимую мне вещь — водонепроницаемый футляр для смартфона.

— Месьё, мой айфон не захлебнётся в вашей китайской мыльнице? — спросил я у плечистого продавца-индейца. Он смотрел соревнования по маленькому телевизору. Размашистые удары и полёты мяча для гольфа сильно занимали его, поэтому индеец лишь коротко взглянул в мою сторону и буркнул:

— Если точно будешь брать, испытай прямо здесь, в аквариуме.

Рядом с ним на прилавке стоял маленький аквариум, абсолютно лишённый растительности. В нём скучала большая ярко красная рыбка. Когда я запаковал свой смартфон в футляр и погрузил его в воду, рыбёшка, по-видимому, решила, что ей доставлена новейшая аквариумная планшетка и радостно начала тыкаться головой в иконку интернет браузера. Экран телефона запестрел фотографиями загрузившегося сайта.

— Продвинутая у вас рыбка — заметил я.

— Да, она любит повисеть в Фэйсбуке — индеец оставил свой телевизор. Спортивная трансляция прервалась голосистой рекламой, продавец повернулся к аквариуму ради нового развлечения.

— Славно она долбит телефон. Как думаете, а в Сен Катрин клевать сегодня будет?

— Это где в Сен Катрин, не напротив шлюза?

— Именно.

— Сейчас там клюёт только карп. Жрёт кукурузу, как свинья помои и воняет так же. Здоровенные там карпы, фунтов по сорок!

— Мне ведь как раз и надо сфотографироваться с большой рыбой.

— А, — понимающе протянул индеец и достал пакетик с розоватыми шариками — вот, патентованные кукурузные окатыши. Запах просто зверский. Карпы за ними сами на берег выпрыгивают.

Карп считается самой никчёмной рыбой квебекских рек. Его мясо отвратительно пахнет и только китайцы, по-видимому, в силу национальных кулинарных традиций ловят их. До сегодняшнего дня мне никогда в голову не приходило, что существует специальная наживка для ловли карпа.

Внезапно низкий, рокочущий звук заполнил просторный зал магазина, я с удивлением опознал в нём шум вертолётного двигателя. Авиационные турбины над головой раскатисто рычали с нарастающим свистом. Рыбка бросила свои забаву с телефоном и испуганно заметалась по аквариуму. Невидимый вертолёт прошёл, казалось, над самой головой. Волна его звуков ещё мгновение терзала мои уши, а потом размеренно понеслась прочь, следуя за невидимой удаляющейся машиной.

— Ваша резервация обзавелась вертолётами? — спросил я, доставая смартфон из воды.

— Это федералы. Второй день носятся. Ищут чего-то, что ли? — индеец неприязненно покосился на потолок и начал выбивать мне чек.

— Футляр снимать не буду. Отличная штука.

— Барахла не держим — продавец обрадовался похвале. — Только там, у шлюза, соединение дерьмовое. Сам там часто ловлю весной. Но тебе ведь только с уловом сфотографироваться?

— Как дерьмовое? — я опешил. Шаман советовал вызвать скорую помощь, когда сенсация испортит мою шкуру, а получалось, что связь могла отказать.

— Помехи сильные. В шлюзы электрического барахла напхано по самое не могу, вот и глючат сотовые.

С самыми мрачными подозрениями я покинул магазин. Неужели шаман не знал о проблемах со связью в том месте? Чёртовы индейцы. Всегда жди от них подвоха.

Улица Сентраль в Сен Катрин немного пропетляла по спальному району, а потом решительно вывела мой «смарт» к просторному берегу канала. Он был неширок, метров шестидесяти в ширину. Вода в канале слева срывалась с небольшого водопада, сталкивалась с бурным потоком из приземистого здания шлюза на противоположной стороне. Два течения сплетались упругими струями, взаимно погашая друг друга, рождая островки обманчиво спокойной поверхности. Дальше, вода, словно опомнившись, снова набирала разгон, несясь единым, стремительным потоком.

Искомое место я нашёл сразу — берег канала был выложен камнями и растительность с трудом, робкими ивовыми ростками пробивала себе дорогу к солнцу. Но у самой воды течение, видимо, сковырнуло часть камней — роскошный куст вольготно раскинулся на камнях, забросив в воду добрую половину своих ветвей.

Я припарковал своего малыша напротив и несколько минут сидел, глядя на воду. Где-то там скрывался сюрприз шамана. Что же это может быть? Сен Лоран не Амазонка, в нём пираньи нет. Может, какие-нибудь крысы? В юности отец часто брал меня на рыбалку, речную живность я знал неплохо, поэтому абсолютно не представлял рыбу или животное, способное напасть на человека. Мне приходилось видеть сома, проглатывающего утёнка, видел я и щук, хватавших зазевавшихся лягушек прямо с листа кувшинки. Но чтобы нанести ранения человеку? И почему, чёрт возьми, именно это место? А, может всё гораздо проще, мазь от контакта с водой становится токсичной и разъедает кожу?

Терзаемый этими неразрешимыми вопросами, я взял купленные снасти и спустился по склону к кусту. Место явно ранее усиленно посещалось рыбаками, по пути встречались пустые бутылки из-под пива, пластиковые коробочки с надписями «Сорок крупных червей», разный бумажный мусор. Сломанный раскладной стул окончательно убедил меня в совершенной обычности этой части берега. Я достал телефон. Лесенка индикации соединения уныло светилась одним делением. Для проверки я позвонил домой и прослушал свой автоответчик. Помехи на линии присутствовали, но связь, тем не менее, была вполне удовлетворительной. Ещё более успокоенный, я повесил телефон на грудь и начал вскрывать упаковку фирменного набора рыбака.

Со снастями проблем у меня не возникло, собрать спиннинг, привязать грузило было делом нескольких минут, сказывалось увлечение юности. Крючки уже были привязаны к поводкам, я вдел и затянул петли. Инструкция к кукурузным окатышам рекомендовала заматывать их специальной розовой сеточкой, чтобы они дольше держались на крючке. Я как раз заканчивал насадку этой сложной наживки, когда за спиной раздался шорох. Вся деловитая уверенность рыбака мгновенно слетела с меня, холодный пот, несмотря на жаркое солнце, выступил под футболкой. Повернувшись к воде, я увидел, как один камень у куста ходит ходуном. «Безжалостный хищник, от которого нельзя спастись» вспомнил я слова шамана. Неужели начинается? Но ведь я ещё даже не открывал мазь!

На подгибающихся ногах я подошёл к камню. При моём приближении ветви куста дрогнули, как будто что-то большое под водой продиралось сквозь них. Неясная тёмная масса скользнула от берега. Я поспешно схватился за телефон сделать снимок, но силуэт медленно исчез, уходя в глубину потока. Камень опять шевельнулся, на этот раз с противным скрежетом. Я нагнулся над ним и увидел большую черепаху, безнадёжно застрявшую в щели между камнями. Её короткие лапы беспомощно скребли по осклизлой каменной поверхности. Иногда ей удавалось ими упереться, и тогда камень начинал содрогаться от усилий пресмыкающегося. С минуту я оторопело смотрел на это беспомощное барахтанье, а потом поспешил на выручку черепахе. Она засела в камнях настолько крепко, что пришлось изрядно повозиться, освобождая её. Когда же я извлёк страдалицу и торжествующе поднял над водой, неблагодарное создание пустило тугую струю мочи прямо мне на джинсы. От неожиданности я непроизвольно разжал руки, и черепаха шлёпнулась в воду. Запах от мерзких пятен на штанах был такой, что я с трудом подавил у себя позывы к рвоте. Добрых пять минут я широко открытым ртом хватал воздух, борясь с приступом дурноты. Хорошенькое начало сенсационного репортажа — жуткое орошение черепахой! Вспомнилось, что черепаха является одним из тотемных животных индейцев.

Внезапная злость охватила меня. Я понимал, что трюк с писающей рептилией подстроить было невозможно, что это простая случайность. Но перед глазами почему-то маячил хищный нос шамана. У меня было такое чувство, что не черепаха, а самоуверенный владелец оккультного кабинета помочился на меня. Я с рычанием снял кроссовки и стащил джинсы. Грёбанные индейцы! Дети природы, морочащие простакам головы своей псевдотаинственностью! И вот я, умный, белый человек заплатил две тысячи долларов, чтобы оказаться на берегу-помойке, без штанов, приобщаясь к великой тайне индейско-тамплиерского жулика!

Со злостью я схватил спиннинг и сделал заброс, достал коробочку с мазью шамана. Буду дураком до конца! Намазал руки и ноги. Остальные части тела покрывать мазью не рискнул. Коробочку закинул в воду. Всё! Пусть будет, что будет. Если ничего не получится, вернусь к шаману и брошу ему в лицо вонючие джинсы.

Вода, несмотря на летнюю жару, оказалась холодной. Держась за нить спиннинга, я сделал шаг и сразу окунулся в неё по пояс. Шаман не уточнял насколько нужно погружаться, но я решил, что глубины недостаточно. Осторожно, пробуя ногами дно, двинулся прямо к ветвям куста. Очень скоро я пожалел, что оставил кроссовки на берегу — большой палец на левой ноге пронзила резкая боль. Вероятно, я порезался обломком ракушки или битой бутылкой.

Когда вода уже подступила к горлу, я остановился, подтягивая к себе под водой за нить грузило. Некоторое время оно тащилось по камням дна, а потом действительно застряло. Я удовлетворённо подёргал нить и замер. Что дальше делать? Надо ли стоять неподвижно или наоборот, нужно двигаться, чтобы привлечь хищника?

Чёрт! Сначала я почувствовал, что что-то скользнуло по бедру, а потом икра на несчастной левой ноге взорвалась болью. Она ни шла в никакое сравнение с болью от повреждённого пальца. Мне показалось, что в ногу воткнулся горячий вертел, который начал медленно проворачиваться в теле. От страха я бросил нить и схватился за ногу. Руки наткнулись на что-то длинное, скользкое, извивающееся. Новый укус в руку. Я поспешно выдернул руку из воды и оторопел. Из сгиба локтя извивалось мерзкое черное щупальце. Второй рукой я попытался схватить его слизкую плоть, но оно не давалось, немыслимо выгибаясь. Ещё один укус в ту же ногу, выше первого. Господи, что же это! Одновременно в двух местах теперь уже правой ноги страшнейшая боль! Я оступился, глотнул воды. Всё, надо выбираться на берег! Отфыркиваясь, трясущимися пальцами схватился за телефон, шлёпнул по иконке связи и не поверил своим глазам — связь отсутствовала! Вода рядом забурлила, вздыбился бурун. Прямо передо мной начала подыматься коричневая голова неведомого существа. Огромная голова, лишённая ушей, с выпуклостью вместо носа, сверху находится небольшой нарост в клочках водорослей из которого торчит что-то похожее на антенну. Громадные, угольно-чёрные глаза без зрачков уставились на меня. Ленусик? Древнее чудовище? Какое к чёрту воплощение зла, Откон! Да это просто инопланетянин! Люди исчезают бесследно, потому, что он глушит связь! Инстинкт репортёра оказался сильнее инстинкта самосохранения, я перевёл смартфон в режим фотоаппарата и надавил на иконку сьёмки, как будто это была гашетка пулемёта. Свет вспышки ударил прямо в морду чудовища. Оно заревело и бросилось на меня. Я дёрнулся к берегу, но не успел — в плечо впились острые зубы. Странно, но в этот раз боли я не почувствовал, видимо адреналин окончательно приглушил работу нервных окончаний. Начиная заваливаться на бок, я вдруг увидел выныривающий из-за здания шлюза вертолёт. Он шёл быстро, на низкой высоте. В его раскрытой двери мне бросился в глаза силуэт человека с винтовкой. В отчаянной попытке спастись я махнул ему рукой, заорал что было мочи, как будто ему и без того не было ясно мое положение. В этот момент массивная туша навалилась на меня, и я ушел под воду. Водоворот буро-серых пятен закружился у меня перед глазами. Последнее, что зафиксировало моё агонизирующее сознание — была чёрная, змеящаяся тень, буравящая наискосок хоровод пятен.

Очнулся я от страшной тяжести. Как минимум, мельничный жёрнов давил мне на грудь. Я закашлял и почувствовал, как из меня извергается поток воды.

— Давай парень, ещё разок! — требовательно прокричали мне в ухо.

Тяжесть на мгновение пропала, чтобы навалится опять с удвоенной силой. Мои лёгкие в ответ исторгли целый ниагарский водопад. Я открыл глаза, и как только смог запустить в них воздух прохрипел:

— Там, Ленусик. Не дайте ему уйти!

Бородач, склонившийся надо мной, удовлетворённо крякнул и убрал с моей спины, огромную как небольшая сковородка, ладонь в белой перчатке.

— Не уйдёт. Майкл вкатал ей транквилизатор, — пробурчал здоровяк и озабоченно потёр свой большой, похожий на крупную сливу нос. — Ты это, перевернись на живот и постарайся не дёргаться.

Я огляделся по сторонам. Лежал я на брезенте, рядом с вертолётом, который потрескивал выключенным, но ещё не остывшим двигателем. Он сел прямо на дорогу возле канала. Поворачиваясь, я посмотрел в сторону воды и заметил, как там хлопочет пара человек, разворачивая надувную лодку. Недалеко от берега покачивалась на спокойной воде, перед полосой течения, большая туша зверя.

— А, что за чёрт! — заорал я. Истерзанную левую ногу пронзила резкая боль. Это деятельный бородач дёргал чёрное щупальце на икре. Я в панике осмотрел себя. На другой ноге были две такие же штуки, и на локте слабо шевелилась ещё одна мерзость.

— Надо же. Глубоко вгрызлись, — бородач не смог оторвать щупальце и извлёк из кармана зажигалку.

— Что? Что это?

— Миноги. Страшно голодные миноги, — ответил он мне, прижигая чёрное щупальце. Оно задёргалось и оторвалось, наконец, от моей ноги.

Я присмотрелся к тому, что я принимал за щупальца. Змееподобное тело миноги имело похожую на присоску голову, и не было абсолютно чёрным, по бокам проступал серо-зелёный мраморный узор. Имелся также верхний плавник, но он почти сливался с гибким телом.

— Никогда не слышал о такой рыбе, — я поморщился, не в силах сдержать омерзения. Похожая на ощетинившуюся зубами долларовую монету пасть миноги пузырилась моей кровью. Десятки зубов располагались концентрическими кругами и хищно подрагивали, лишённые добычи.

— Строго говоря, минога не рыба. На крючок её никогда не поймаешь. Позвоночный паразит, неделями живёт на крупных рыбах, легко прогрызает самую крупную чешую, — бородач расправился с ещё одной тварью и выпрямился. — Миноги любят больших, жирных, ленивых рыб.

— Да здесь полно карпа! — воскликнул я, вспоминая продавца из магазина. — Я никогда не ловил карпа, поэтому миноги мне никогда не попадались!

— Прижми повязку к плечу. Закончу с миногами, займусь раной.

Я посмотрел на плечо. Там зияла полуприкрытая набухшим от крови бинтом рваная рана. Плечо немилосердно ныло тупой болью. Миноги могли подождать, мне не терпелось узнать о чудище, атаковавшем меня.

— А это кто меня? Ленусик?

— Не слышал, чтобы морских слонов называли ленусиками, — густые брови на лице бородача встали домиком, он посмотрел на тело в воде. — Это тюлень, самка, любит лакомиться миногами. Миноги мигрировали от океана, а она шла за ними. Мы за ней следили. Видел антенну на голове?

— Так эта штука — следящее устройство? — я забыл про миног, про рану на плече, страшная загадка монстра разрешалась с поразительной лёгкостью.

— Да, я Стив Бэрроуз из Программы наблюдения за морскими животными. Лепим выборочно такие маркеры на контрольные особи. Накануне потеряли сигнал и вылетели на поиски красотки. Три дня её искали. Помехи здесь сильные, нельзя сделать точную отметку положения. Сегодня глядим, ты бьешься в воде как ненормальный, а она тебя грызёт. Теперь понятно, почему тебе пришлось несладко.

— Какие, ужасные твари эти миноги, — содрогнулся я.

— Твари? — улыбка расцвела на лице Стива. — Миноги — редкостный кулинарный деликатес. У нас, в Квебеке, их не едят, а вот в Испании, в Галисии, готовят так, что пальчики оближешь. Ну, а самые крупные, как утверждал ещё граф Монте-Кристо, трескают итальянцы на озере Фузаро. Я слышал, что иногда минога нападает на человека, но не верил, думал байки. Ума не приложу, почему они набросились в таком количестве на тебя?

— На меня черепаха помочилась, вон джинсы валяются, — пожал я плечами, про мазь шамана распространяться было нельзя. — А ещё я палец порезал, когда в воду залез. Может их запах привлёк?

— Да, здорово ты его распахал, — поцокал языком Стив, осмотрев ступню, и начиная снова свои прижигательные экзекуции над миногами.

«Рене был итальянец. Мои предки спасли ему жизнь, а в благодарность он передал им тайные знания тамплиеров» вспомнил я слова шамана. «Тайные знания тамплиеров. Ага! Как же! Итальянец научил индейцев ловить и готовить миног! Ну, с магазинами полными лосося, про змеиных „рыб“ давно забыли, выглядят они мерзко, а вот шаман не забыл. Ловит их, точно. А тут я со своей статьёй. Голову даю на отсечение, что если чёртовой мазью смазать сетчатый мешок, миноги набьются туда как селёдка в трал! Чтобы запудрить мне мозги, шаман наплёл про пытки. А может и не наплёл?» мне вспомнилась ужасная, сверлящая боль от укуса миноги. «Ничего себе, небольшие ранения! С другой стороны, шаман ведь не знал про тюленя. Или знал? Чёрт, а ведь у тюленя были именно такие глаза, как у одержимого Откон, миноги… они так похожи на змей… а если шаман сам поклоняется Откон и может вызывать его в животных? Бросали ирокезы пленника в бочку с заколдованными миногами, а когда бедолага становился черноглазым, выпускали, чтобы он бежал домой и заражал родное племя духом зла. А если Откон уже проник в меня и мои глаза тоже темнее ночи?», — мне вдруг стало плохо, я провёл языком по пересохшему нёбу и попросил:

— Стив, посмотрите, пожалуйста, мои глаза. С ними всё в порядке?

МАДОННА БОМБО

Очередная клиентка влетела в крохотное помещение салона порывисто, как майский ветерок: в два решительных шага преодолела расстояние от входной двери до рабочего стола и замерла, недоверчиво рассматривая Дэра. Её сомнения были Дэру понятны. Да, выглядит он не как типичный специалист накожной графики. В его организме нет биочипа, а значит, по его коже не струятся компьютеризированные изображения, ненавязчиво рекламируя мастерство хозяина салона. Ему всегда претили дешёвые трюки, которым учат на курсах начинающих предпринимателей в сфере татуграмм. К примеру, при виде клиента можно задумчиво коснуться татуировки «Чёрное Солнце» на виске, чтобы вызвать элегантный интерфейс калькулятора на ладонь и погрузиться в вымышленные расчёты. Вау, какой креатив! Слияние символа древнего язычества с современной технологией. Прямо с порога клиент одновременно проникается высокой эстетикой и деловитостью специалиста.

Клиентка была юна, сухощава, с мелкими чертами лица, одета как серая студенческая мышка — футболка с аляповатой эмблемой политеха, джинсы в обтяжку и кеды на босу ногу. Школярский наряд дополнял пук рыжих волос, заколотый карандашом. «Простенькая бабочка или кролик, грызущий морковку» — Дэр на глаз оценил финансовые возможности клиентки в области татуграммы.

— Что у вас, мадмуазель Эколь Политекник[1]? — спросил он, открывая на экране стола приложение разработчика.

— Вы работаете с классом «А»? — нахально ответила вопросом на вопрос студенческая пигалица и уставилась на контур большого башмака под слоем краски на стене. Банковского кредита после покупки стола Дэру хватило только на косметический ремонт бывшей сапожной мастерской. Изъяны своего рабочего интерьера он воспринимал болезненно, поэтому ответил сухо:

— Я работаю со всеми категориями.

Студентка немного поколебалась, а потом, пожав плечами, стянула футболку через голову. Дэр понял, что ошибся с оценкой благосостояния клиентки — плоский животик девицы украшала роскошная татуировка в виде цветущей яблони, стоящей посередине красочной лужайки. Несмотря на узловатый, бугристый ствол с дуплом, изящная крона дерева простирала ветви вплоть до высот розового лифчика. Молочная кожа делала татуировку контрастной и настолько яркой, что Дэру она показалась кадром из японского мультфильма. Имплантация графической системы такого уровня стоила тысяч двадцать, не меньше. Если прибавить к ней стоимость биочипа класса «А» получалась сумма, сопоставимая со стоимостью полного университетского курса. Вот тебе и волосики, заколотые карандашом! Чудны дела твои, постмодернизм.

— «Фея из дупла» Дисней Графикс? — спросил Дэр, натягивая разовые перчатки. — Пройдите сюда, к смотровому зеркалу, так вам будет удобней наблюдать за моей работой.

— Ага, — с гордостью кивнула головой студентка. — Папа на день рожденья подарил.

Она любовно погладила ствол яблони, глядясь в зеркало. Татуировка пришла в движение — ствол качнулся, тревожа ветви, цветы на них вздрогнули, один из них оторвался и медленно спланировав, затерялся в пышной траве лужайки. Девушка коснулась стеблей в месте падения цветка. Они раздвинулись, открывая маленького ёжика, принюхивающегося к аппетитному грибочку. Цветок, как уставшая бабочка, распластался на коричневой шляпке. Зверёк не испугался неожиданного вторжения, ловко поддел носом гриб, вырывая его из земли. Студентка помогла ему водрузить добычу на иголки. Ёжик встряхнулся, приноравливаясь к ноше, и скрылся в траве, вызвав счастливый смех хозяйки этого маленького рисованного мирка. Она щёлкнула по серенькой тучке. Голубое небо заполонили набежавшие тучи. Пошёл дождь. Из травы вытянулись гибкие стебли, на них распустились полевые цветы. Студентка начала их ласкать нежными прикосновениями пальцев. Блаженная улыбка осенила её бледное лицо.

Налицо были симптомы татуеризма: носитель сживался с рисунком на своей коже и получал львиную долю эмоций от него, а не от событий окружающего мира. Плохо дело. Татуманка может покончить с собой, если что-то случится с её ненаглядной татуировкой. Ладно, дорогу осилит идущий, даже если она ведёт в пропасть. Протянем ногу над бездной, за работу!

— Цветопередача, анимация и интерактивность в норме, это значит, что пигментные диффузоры в подкожной клетчатке работают правильно, — Дэр встал из-за стола, подошёл к девушке, ловко прилепил кругляшек коммутатора к порту ввода, стилизованного под паутинку у основания ствола яблони. Стол чуть слышно вздохнул вентиляторами, откликаясь на поток данных, и начал выводить на экран колонки кода.

— С деревом и цветами — всё хорошо, вырастают, расцветают без проблем, — пояснила студентка, — проблемка вот в чём — Фионка глючит, не вылезает из дупла, и в последнее время с её фигурой что-то случилось, она растолстела.

— Вы фею Фионой назвали?

— Точно, она смешная такая феечка, с поварёшкой летает над цветами и нектар кушает.

— Похоже на шутку разработчиков. Для развлечения запрограммировали ожирение красотки от переедания, а из окончательной версии забыли убрать. Или, может быть, случайно запустилась сознательно оставленная «пасхалка». В «Рыбке Немо», если прикоснуться к кораллам одновременно в десяти местах, из-за скалы выплывает крокодил и проглатывает Немо. Сейчас посмотрим, куда подевалась ваша обжора, — Дэр включил режим проверки контрольных сумм.

Экран расцвёл красными пятнами, демонстрируя части кода с изменёнными операторами. Дэр озабоченно нахмурил брови, программа была кардинально модифицирована, даже сектор резервного копирования светился красной индикацией. Помимо каши с программным обеспечением, матрица биочипа, хотя и была полностью функциональна, имела маркеры нелицензионных имплантаций. А это что, гормональный анализатор? Он-то что делает на месте второго энергетического контура?

Когда Дэр понял всю картину преобразования биочипа, то схватился за голову от волнения.

— Что? Всё плохо? — обеспокоенно спросила студентка.

— Видите ли, эээ… Нора, — отмотав развёртку в начало, Дэр нашёл имя клиентки в разделе реквизитов продажи. — У меня для вас две новости. Одна хорошая, другая плохая. С какой начинать?

— С плохой, конечно. Всё хорошее люблю оставлять на десерт.

— У вас не простое зависание программы, а хакерский взлом с модификациями изначального кода и вставками новых подпрограмм. Чтобы восстановить татуграмму, мне придётся скачать с сайта Дисней Графикс свежую копию. Это стоит недёшево, около пятисот кредитов. К тому же, биочип кардинально переделан, мне понадобится часов сорок чтобы его восстановить. Мои расценки: пятьдесят кредитов в час.

— Что за хрень! — возмущённо возопила студентка. — Да я кроме вас больше ни к кому не обращалась! Кто мог хакнуть мою татуграмму? Вы что, хотите вытянуть у меня побольше денег?

— Для того чтобы внедрить новый код, осуществить синтез новых блоков биочипа не обязательно иметь оборудование как у меня, — указательный палец Дэра, поправляя коммутатор, соскочил с его гладкой поверхности и пробежался по коже девушки, следуя нити паутинки. — Подключиться можно через порт другой татуграммы. Скажите, Нора, среди ваших близких знакомых нет любителей татушек? Достаточно продолжительного кожного контакта.

— Так, руки прочь, любитель контактов! — Нора оттолкнула руку Дэра и задумалась. — Чёрт, у Боба с четвёртого курса есть дурацкий шмель на животе. Он его сделал, когда мы только начали встречаться!

— И какие же науки изучает ваш Роберт на четвёртом курсе? — иронически спросил Дэр, возвращаясь к изучению программы.

— Чёрт, чёрт, чёрт. Биологическую информатику он зубрит! Я думала, что нравлюсь ему, а он меня использовал, только чтобы пошарить в дорогой татуграмме! — Нора шлёпнула себя по животу, стряхивая мириады цветов с яблони. — Что этот ботан сделал с моей Фионкой?

— Ну, тут тяжело сразу сказать, изменена как графическая часть, так и алгоритмы поведения модели, — покопавшись в дебрях изменённого кода, Дэр нашёл подпрограмму управления феей и принудительно её запустил.

Татуировка отреагировала незамедлительно. Створки двери, закрывающей дупло, распахнулись. Наружу выбралась фея в помятом платьице и с взъерошенной короткой причёской. На руках она держала маленького щекастого шмеля, который трогательно шевелил длинными усиками и зевал. Фея расправила крылышки, полетела вверх, нашла крупный цветок, зачерпнула поварёшкой нектар, поднесла её к мохнатой мордашке шмелика. Тот отрицательно замотал головой. Фея сердито отбросила поварёшку, приземлилась на сук, оголила грудь и начала кормить шмелиного младенца.

— Что? Что это такое? — дрожащим голосом спросила Нора, наблюдая за кормлением.

— Нет, это конечно не Мадонна Литта, скорее, средней руки Мадонна Бомбо, но ведь ваш Роберт тоже не Леонардо да Винчи. Хотя, в области программирования и ещё, биохимии, он, безусловно, гениален — Дэр постарался придать случившемуся шутливый оттенок.

— Что означает «Бомбо»?

— Шмель на итальянском.

— Узнаю ботанский юмор, он у вас такой же тупой как и у Боба. Так, всё, с меня довольно. Хватит надо мной издеваться. Вы жалкий сексист, озабоченный солидарностью самцов! — Нора сорвала кругляш коммуникатора. Диффузоры, лишённые управления, потеряли окраску, фея с шмелём исчезла. — Вытрясу из Боба деньги и починю Фионку в другом салоне. Сколько я вам должна?

— Пятьдесят кредитов.

Студентка расплатилась, сердито натянула футболку и поспешила к выходу. У двери она остановилась и обернулась к Дэру:

— Погодите, вы ведь говорили, что есть и хорошая новость. К тому же она оплачена. Скажите её, чтобы моя месть Бобу не была чересчур ужасной. Он хоть и отмороженный, как и вы, своими программами на всю головушку, не видит за ними живых людей, но чел по сути добрый.

— Помимо перепрограммирования сюжета, Роберт видоизменил функции биосинтеза расширений и встроил в процессор татуграммы блок гормонального контроля вашего организма, а также привязал к нему подпрограмму феи. Я показал её завершающую стадию.

— Вы можете без этих ваших научных вывертов прямо сказать, в чём моя радость?

— Могу, — вздохнул Дэн, — только вы опять меня обзовёте солидарным сексистом. Вы — беременны, если, конечно, Роберт не напутал с анализом гормонов. По сути, он превратил татуграмму в тест на беременность. Новое слово в женской консультации!

ВОПРОСЫ-ОТВЕТЫ

Хуже не бывает: под конец смены наткнуться на разбитое окно. Закон подлости — проходил мимо него множество раз вечером свежий и бодрый, а заметил повреждение только сейчас, на исходе ночи, когда мысли испаряются из головы, не успев зацепиться за сонный мозг. Маленькая дырочка в толстом стекле с разбегающимися змейками трещин похожа на звёздочку. То, что стекло разбили строители во время работы, а не ночные хулиганы, не вызывает сомнений, повреждена только внутренняя часть стеклопакета, внешняя — целёхонькая. Чем же они его так? Наверно стремянкой ткнули, острым углом, например. Да какая разница, чем они его разбили? Главное, что он, Натан облажался. Надо было обратить на это внимание при первом обходе, а не при последнем. Рапорт уже не переделаешь.

Натан устало потёр глаза и выключил фонарик. Голова ноет от недосыпа, глаза слипаются. Вторые сутки без сна дают себя знать. Но надо идти, если нарушится график обхода, влетит от начальства по первое число.

Он достал телефон, сделал фотографию окна, записал номер квартиры и продолжил свой путь. Коридоры строящегося дома наматывались на сознание бесконечной лентой белых стен. Она течёт перед глазами, лишь иногда выбрасывая приклеенные учётные карточки. У каждой Натан останавливается, подносит телефон. Программа радостно звякает в ответ, подтверждая пройденную точку маршрута. Дзинь — дзинь. Охранный робот услышал команду, идет дальше. Дзинь — дзинь. Подмиссия выполнена, миссия продолжается. Дзинь. Нет, он не робот. Он не робот, а мыслящий человек и сейчас сам себе это докажет. Подумает о чём-то своём, не о работе.

На ходу Натан повертел головой в поисках повода для размышления. Есть ли на стройке что-нибудь не строительное? Как назло длиннющий коридор образцово чист, как иллюстрация из методички по охране труда. Со звуками дело обстоит лучше: заливистая трель сверчка перекрывает тихое жужжание дефектного светильника, отзвуки гула насосов в подвале. По силе она даже не уступает размеренному скрипу правого ботинка Натана.

Вот, родственная живая душа, которая тоскует в строительных застенках о полях с вкусной травой, наполненных любовными серенадами, жаркими схватками с соперниками. Когда визжали пилы строителей, сверчок сидел тихонько где-то в укромной норке, а сейчас, ночью, одинокий, зовёт к себе сверчиху. Ишь ты, как разорался! Просто половой крикун какой-то. Интересно, есть ли на свете немые сверчки? Ведь бывают же импотенты среди мужиков, почему бы им не быть среди букашек? Нюхнул сверчок растворителя и всё, желания нет, стрекотания нет. Стоп! Натан поймал себя на том, что на очередной карточке, звяканье было какое-то сдавленное, а он прошёл, не обращая на это внимание.

Натан остановился, проверяя запись в реестре обхода. Так и есть, пятнышко индикатора горит красным. Охранник сапиенс — плохой охранник. Да, на такой работе думать вредно. Пришлось вернуться, покрутить телефоном над капризной карточкой до правильного срабатывания.

Верхние этажи самые неприятные. Напоминают гигантское тело, вскрытое безумными учёными. Деревянные бруски, не прикрытые гипсовыми панелями, проглядываю в розовой стекловате, как рёбра в свежей плоти. Там, где утеплитель ещё не положен, видны кишки труб и вены проводов. Повсюду валяются обрезки и обломки органов, которым строительные франкенштейны не нашли применения. В воздухе сладкий запах жжёного сахара. Это пахнет стекловата. Сколько её не кутают в целлофан, всё равно чувствуется за милю.

Натан остановился перед аккуратно сложенными пакетами стекловаты, рассматривая рисунок на упаковке: какой-то шутник рекламщик изобразил мультяшную Розовую пантеру. Хочется присесть на них, чтобы отдохнуть хоть минутку, но Натан не рискует опустить свой зад на тупую морду нарисованной пантеры. Чтобы не говорили про чудо изолятор, который позволяет строить невесомые дома, Натан не верит в чудеса, за которые не надо платить. Слишком много в последнее время народу стало умирать от рака. Причина точно в стекловате, лет через десять какой-нибудь умник, установит, что она, опасна как шифер или ДДТ, но будет уже поздно, половина человечества вымрет.

Похоронно скрипит на ветру фанерная дверь-времянка, ни дать не взять как у склепа, балбесы строители прибили рахитическими гвоздями деревяшку в качестве запора. Свежий ночной ветерок всю ночь расшатывал их, пока не повыдёргивал, нахрен. По ком скрипит дверь стекловатного склепа, в который вскоре вселятся живые мертвецы? Правильно, Натан, она скрипит по тебе, потому что ты часть безумного человечества и живёшь точно в такой же хибаре. «Что-то совсем крышу сносит, уже начал за всё человечество думать», — Натан подобрал валяющуюся деревяшку и ударом тяжёлого ботинка прибил её на старое место. Пару часов простоит и ладно.

Остаток маршрута он проделал в полной отрешённости, стараясь ни о чём не думать, тщательно регистрируя карточки. Только когда на улице телефон сыто тренькнул правильно заполненным реестром, Натан позволил себе расслабиться. Ффух, последний обход закончен, осталось дописать рапорт и можно двигать домой отсыпаться. После обеда неплохо было бы покатать шары в баре, вечером сходить с женой в киношку, а потом…

Грохот падения чего-то железного за мусорным контейнером вырвал его из блаженных планов. Натан одним рывком выхватил фонарик, в два прыжка преодолевая расстояние до места происшествия.

Яркий луч метнулся по земле в поисках источника шума и вырвал из темноты катающееся ржавое ведро. Оно отчаянно подпрыгивало, делая немыслимые развороты. Натыкаясь на щебенку, щедро рассыпанную строителями, ведро издавало пронзительный скрежет. Мгновение Натан ошалело смотрел на взбесившийся инвентарь, а потом решительно подбежал к нему и схватил за дужку. Ладонь пронзила резкая боль. Что-то тёмное прыгнуло на грудь, соскочило на землю, метнулось к стене. Натан, повёл фонариком и увидел белку. Серый, всклоченный зверёк, возмущенно забил хвостом и яростно зацокал. В резком свете фонаря его глаза блестели как две чёрные жемчужины. Натан выругался, бросил в него злополучное ведро. Промахнулся.

Белка распушила хвост, напоследок противно заверещала и убежала прочь. Натан осмотрел ранку на ребре ладони. Поразительно, как две маленьких дырочки укуса могут давать такую боль. Чёрт, бешеная какая-то белка! Этого ещё не хватало.

В контрольный центр Натан вернулся злой. На приключение с белкой голова отреагировала резкой болью в висках, к тому же раненая ладонь отчаянно заныла. Первым делом он выключил яркий свет стационарного освещения. Оставшиеся гореть настольные лампы на столах не так насиловали привыкшие к темноте глаза. Напарник Анас, щуплый мулат с лицом пройдохи с восточного базара и лысинкой в венчике коротких кучерявых волос уже закончил писать. Работа у него заканчивалась с последней точкой в рапорте, поэтому форма охранника шла к его расслабленной позе перед мониторами, как кобура курортнику у барной стойки. Анас плачевного состояния Натана не заметил, потряс газетой в целлофановой упаковке:

— Нат, сыграем в «вопросы-ответы»? Я только что подобрал свежий «Вестник»!

— Анас, не сейчас. У меня был хреновый обход.

— Да брось ты. Ребята говорили, что это суперовая игра.

— Чушь всё, просто совпадения и ничего больше. У меня башка раскалывается.

Натан раздражённо бросил на стол фонарик, полез в аптечку за пластырем. Анас обиженно засопел, но потом его глаза хитро блеснули. Он показал на картонную коробку в углу: «Давай в этот раз забьемся на упаковку пива, после работы пивко тебе голову поправит».

Натан достал пластырь, занялся ладонью. От Анаса так просто не отделаешься, видно, что он предвкушал эту игру всю ночь, заранее запасся пивом и не отступится. С другой стороны, если начать играть, он заткнётся.

— Ладно, два вопроса, не больше.

— Мне говорили, что всегда было три вопроса.

— Три вопроса, это когда литр джина, а у тебя только пиво.

Натан залепил ранку и полюбовался на свою работу. Анас замолчал, видимо сравнивая стоимости спиртного с количеством вопросов, а потом решительно хлопнул по столу ладонью:

— Замётано! Только давай сорванные вопросы.

— Да пожалуйста, вопрос первый: «Переносят ли белки бешенство?».

— Ничё себе ты запалил.

Возбуждённый Анас рванул упаковку, раскрыл газету, зашуршал страницами. Чудненько, газета пухлая, про зверьё пишут ближе к концу. Натан облегчённо вздохнул, взял папку с рапортами и занялся рапортом. Адреналин от укрощения ведра разогнал сонную одурь. Поначалу были заминки, затем строчки стали выписываться гладко: «Во втором корпусе, триста вторая квартира, фиксирую разбитое окно. Повреждение внутренней стороны стеклопакета. Фотография будет выслана…».

— Нашёл! Есть! — возглас Анаса прервал его служебную писанину.

— Здесь написано, что белки не переносят бешенство, только лисы! — Анас тыкал пальцем в статью. — Тут одна университетская фифа отловила двести восемьдесят белок и проверила у них пасти. Нашла у них, эти, — он поискал в газете трудное слово, — бактериологические инфекции, а не вирусные. Пишет, что лисы переносят бешенство, а белки нет.

— Чёрт.

Натан отложил ручку, содрал пластырь. О простом заражении он не подумал. В аптечке нашёлся пузырёк с бактерицидным раствором, Натан щедро полил им место укуса. Ну да, ведь белки жрут гадость по всяким помойкам, а зубы не чистят.

Анас внимания на его возню с аптечкой не обратил и потребовал следующий вопрос.

— Давай, второй!

— Ты бездушная скотина, Анас. У тебя коллега загибается от грязных зубов белки, а тебе дела нет.

— А, вон ты откуда вопрос придумал. Я-то думал, ты их сам выдумываешь.

— Выдумываю, придумываю. Не знаю, как это работает. Только стоит мне в голове появиться вопросу, как обязательно рядом окажется какая-нибудь бумажка, в которой будет ответ.

— Да? Не знаю, — Анасзадумчиво почесал стриженый затылок. — Ну а ты можешь, к примеру, подумать обо мне с Шанталью, а потом придумать какой-нибудь вопрос про нее и про меня? Мне интересно, как долго я буду с ней встречаться. Она в постели полный улёт, но ужасно психованная. Жду не дождусь, когда прыгну к ней под одеяло после работы.

— Если я нарочно придумываю вопрос, ничего не получается. Лучше всего у меня выходит, когда я уставший и тупо думаю о всякой фигне.

— Значит, ты, Нат, просто с писаками газетными про одно думаешь? Ладно, давай второй вопрос.

Голова ныла нестерпимо, Натан потёр виски, посмотрел на неоконченный рапорт. Причину повреждения стекла он так и не указал. Нечего забавляться просто так, пусть Анас поищет причину в газете.

— Чем на стройке можно разбить стекло?

— Ну, нет, — запротестовал Анас. Что это за вопрос? Неинтересный. Мало ли чем можно разбить. Такое часто случается. Я вон тоже, один раз посмотрел фильм об Аль Капоне, потом везде натыкался на упоминание о нём. На толчке журнальчик листал, так даже там реклама духов «Капоне» попалась. Наверно, специально под фильм выпустили.

— Да ты посмотри, как хитро разбито! — Натан продемонстрировал фотографию на телефоне. — Скажешь, часто видел такие дырки?

Анас придирчиво осмотрел фотографию и отрицательно покачал головой.

— Не, Нат, не пойдет. Это похоже на строительный пистолет. Садонул кто-то гвоздём. У меня в корпусе есть пустые банки Пепси, пристреленные гвоздями к стене. Говорю тебе — молодняк балуется, играет в ковбоев, пуляет гвоздями налево и направо.

— Я же не нашёл гвоздь между стёклами!

— Натан, ну что тебе, жалко интересный вопросик придумать?

Полным именем Анас называл его только когда начинал сердиться. Натан поднял две руки вверх, в знак безоговорочной капитуляции. До ссоры с Анасом лучше не скатываться, с ним ещё работать и работать.

— Хорошо, держи интересный вопрос, тоже из живой природы: «Существуют ли немые сверчки»?

— Тебе что, повстречался немой сверчок? Может он просто устал трещать? — недоверчиво предположил Анас.

— Мне повстречался горластый сверчок. Я подумал, что если есть горластые сверчки, значит, есть и немые.

— Ну и дерьмо у тебя в голове варится. Немые сверчки!

Анас удовлетворенно осклабился и углубился в газету. Натан несколько минут наслаждался его озабоченным видом. Глаза напарника буквально пожирали газету, страница за страницей. Ещё раз осмотрев ладонь, которая, оказывается, может стать источником научного открытия в случае, если бешенство белками всё же передается, Натан вернулся к заполнению рапорта. После записи о разбитом окне пришлось детально описать столкновение с белкой. Ранения на работе не шутка! Кто знает, а если завтра рука распухнет? А, если, действительно, заражение крови, или похожая гадость? В страховой компании любят отлынивать от выплат компенсаций, чуть дай слабину с бумагами, потом ничего не докажешь. Спазм головной боли подхлестнул шариковую ручку Натана и она рванулась выписывать строчки рапорта.

Коробка пива бухнулась на стол в момент, когда Натан ставил свою подпись в конце страницы. От этого хвостик подписи получился чересчур витиеватым.

— Есть немые сверчки! — радостно заорал Анас. — Нашёл здоровенную статью про гавайских сверчков. У них там водится муха, которая приноровилась прилетать на трель сверчка. Муха кусает его и откладывает яйца. Потом личинки пожирают сверкуна. Короче, стопроцентная хана укушенному сверчку. Из-за этого вывелись немые сверчки. Ползают вместе с обычными, трахают себе прилетевших подружек, и секса у них навалом и мухи их не кусают.

— Рад я за них, потому что как свеже-укушенный охранник, обычному охраннику скажу: «Хреново быть укушенным», — Натан захлопнул папку, посмотрел на часы. — Слушай, можешь подбросить меня к госпиталю? Мне надо укус этой долбаной белки засвидетельствовать. Заодно, может, дадут обезболивающее, голова болит по полной.

— Не вопрос, — Анас покладисто кивнул, начал собирать свои вещи. — Про строительный пистолет я тоже, кстати, нашёл заметочку. Ремонтник пристреливал перила к старому бетону, чего то там переборщил с зарядом. Гвоздь отбил кусок стены, срикошетил от арматуры и проломил висок работавшему рядом бедолаге. С твоим стеклом то же самое было, уверен, только гвоздь на излёте ещё и от стекла отскочил.

Натан пожалел, что закончил рапорт. Версию про выстрел гвоздём можно было вставить в виде мнения о причинах повреждения стекла. Начальство любит, когда всё ясно и понятно, тогда легко карать и предотвращать. Но ничего не поделаешь, рапорт написан, пора домой.

Когда они вышли на улицу первые лучи солнца только начали разгонять клочья тумана над углублениями котлованов. Туман отчаянно сопротивлялся, цепляясь куцыми косицами за влажную, развороченную землю. Птицы, стряхивая ночной озноб, радостно чирикали. Деловито жужжа, пролетел шмель, устремляясь к цветам, чудом уцелевшим в строительном бедламе. Натан почувствовал, что белки, стекловата «Розовая пантера», баллистика гвоздей, разбитые стёкла, окончательно уходят вместе с туманом. Он весело звякнул пивными бутылками и пошёл к машине Анаса.

По пустынным утренним улицам Анас несся, явно подражая пилотам формулы один. На поворотах приходилось хвататься за ручку над дверью. Натан всерьёз начал беспокоиться о сохранности пива в багажнике. Несмотря на яростное вождение, Анас умудрялся философствовать: «Может, ты с богом разговариваешь, когда думаешь про вопросы? Я в него не верю, но мои старики до сих пор ходят в церковь. Прямо он тебе гаркнуть в ответ с небес не может, у тебя крыша от этого поедет, пророком себя возомнишь. Бог подстраивает всё потихоньку через газетку, а ты думай, как хочешь».

Чтобы скрыть своё замешательство Натан с безразличным видом посмотрел в окно. Анас попал в точку. В бога Натан верил, только в бога печатного. Для любого, кто прочитывает больше одной газеты в день его существование очевидно. Раньше Натан проглатывал по пять газет и в один прекрасный день почувствовал, что не читает газеты, а беседует с сущностью имя которому Логос. Сущность давала Натану знания, предупреждала и наставляла. На самую потаённую мыслишку Натана у Логоса находился кладезь готовых истин, которые незамедлительно подтверждались жизнью и наоборот, стоило чему-то произойти, как Логос спешил объяснить Натану сущность этого события. Вначале это был рай, с всезнающим наставником жить было просто и понятно. Но потом Натан с ужасом понял, что Логос слился с ним и газеты стали иллюминаторами машины времени, которую уже самому можно с лёгкостью гонять в прошлое и будущее, рассматривая причины и следствия реальности. Теперь Натан не читает газет. Плата за проезд на машине времени слишком велика: прошлое и будущее застилают настоящее, теряешь к нему интерес, а ткань жизни такого не прощает, мигом выталкивает в небытие. В один прекрасный вечер Натан обнаружил себя с газетой в руках в автобусе на конечной остановке. Водитель сказал, что Натан четыре раз проехал маршрут по кругу. Максимум, что он себе может позволить сейчас, так это поиграть даром Логоса в «вопросы-ответы». Охранники — люди простые, их в газетах привлекают факты, а не связи между ними. Для них чтение прессы безопасно, но Анас начал копать глубоко, надо постараться сбить его задор.

— Ерунда. Простые совпадения, — буркнул небрежно Натан, — сейчас в газетах можно найти что угодно. Их ведь пишут такие же парни, как мы с тобой. Вокруг них те же сверчки трещат и белки те же бегают, — Натану не хотелось возвращаться к призракам ночных мыслей, но фанерная дверь, уныло скрипящая на ветру, почему-то вспомнилась сама собой. — Кстати, там, в статье о стрелке-строителе про стекловату ничего не было?

— Нет, не было, только нытьё, о том, что надо соблюдать технику безопасности, — Анас правой рукой побарабанил по строительной каске, которую он ухитрился засунуть рядом с рычагом переключения передач. — Тот бедолага, которому проломило висок, был без каски и ему разворотило полголовы. Не знаешь, за рулём можно в каске ездить?

Натан посмотрел на потёртую каску с выгоревшей этикеткой индивидуального номера и понял, что Анас начинает копировать его мышление: ставит вопросы. Если он перейдёт к следующему этапу — искать ответы в прессе, дорожка в небытие ему гарантирована.

— Не знаю Алесис, с твоей ездой тебе лучше ездить в каске, хотя бы, в строительной.

— Так что там про стекловату? — спросил Анас, поморщившись. Он очень не любил, когда его тыкали в лихачество на дороге.

— Ну, вредная она или нет.

— О, господи! — руль в руках у Анаса дрогнул, он с трудом выровнял машину. — Я совсем забыл, было в конце журналистское расследование. Называлось: «Тихий убийца — стекловата!». Там в одном доме три человека умерло. Строители напортачили с вентиляцией, неправильно вентилятор поставили. Воздух шёл не из квартиры, а, наоборот — с улицы, через толстый слой стекловаты. Мельчайшая пыль потихоньку укокошила маму с дочкой и бабушку. Их смерти посчитали естественными. Дедушка оказался дотошный, после похорон бабушки разобрался что к чему и написал письмо в редакцию. Ты почему о стекловате подумал?

— Так чего-то, посмотрел ночью на пакеты с Розовой пантерой, и подумалось о смерти.

— Как ты с этим живёшь, Нат? Это ж мозгами можно двинуться, такие совпадения.

— Ничего. Нормально, но у других бывают проблемы.

— У других?

— А ты думаешь, я какой-то особенный? — Натан улыбнулся, — Мозги то у всех одинаково устроены — человек думает словами, а не картинками, вокруг полно напечатанных мыслей в виде скопища слов. Газеты, в отличие от книг, оперативно обмозговывают реальные события вокруг нас. Ты попадаешь в те же ситуации, что и миллионы людей вокруг тебя. Меня укусила белка, а до этого в городе были сотни подобных случаев, и мысли по этому поводу пропечатаны в городских газетах. Трещат сверчки, десяток газетных голов сразу думает, а чего бы накопать о них интересненького. Фокус в том, что стоит мозгу подкинуть идейку, о том, что надо искать соответствие своих мыслей с напечатанными, и он будет делать это самостоятельно, а там, где соответствия не будет, он начнёт совпадения придумывать сам. Это как мысле-вирус.

— Так ты что, меня заразил? — Анас от души заржал. — Теперь и я буду натыкаться в газетах на ответы?

— В точку, — кивнул Натан, — на охранников эта хрень больше всего цепляется, у них по ночам куча времени зажарить себе мозги рассуждениями над газетами.

— Не может такого быть, а если я буду думать какую-нибудь отмороженную немыслимость, которой в жизни быть не может и до которой никакая газета не додумается?

— Так не бывает, все твои мысли складываются из уже думанного-передуманного, напечатанного другими. Ты газетку проштудировал, и хочешь не хочешь, но помимо немых сверчков и грязнозубых белок, какая-то немыслимость уже скакнула со страниц тебе в голову, хотя тебе кажется, что ты придумал её сам. Потом натолкнёшься на неё в другом месте, и у тебя случится божье откровение, останови-ка здесь, — попросил Натан. — Пиво пусть у тебя в багажнике покатается, не идти же к докторам с коробкой.

— Без проблем, — Анас тормознул у шлагбаума платной стоянки госпиталя, когда Натан вылезал из машины, спросил, — после госпиталя как домой поедешь?

— Здесь метро недалеко.

— Может, тебя подождать? Белка не собака, вряд ли тебя долго мучать будут, максимум полчаса, кольнут разок в попу шприцем.

— Езжай домой, отдыхай, послезавтра на вахту. Я тихонько себе на метро поеду.

— Слушай, в метро же есть бесплатная газета? Давай меня проверим, найди в ней ответ на вопрос «Невозможное возможно?». Если найдёшь, с меня литруха джина, и я поверю в заразность твоей хрени.

— Выбрось лучше эту хрень из головы, думай о Шанталь, — посоветовал Натан, — опасная штука, навязчивые мысли, я то привык, но люди бывают, как ты говоришь, мозгами двигаются.

— Ха, иди, давай, пророк Натан.

Натан пожал плечами и пошёл к серой коробке госпиталя. Посещение эскулапов могло занять больше времени, чем пророк Анас предрек пророку Натану. Всё же, Анас мало читает газет, чтобы быть хорошим провидцем. Сейчас в городе бушует эпидемия гриппа, приемные госпиталей переполнены кашляющими бедолагами с температурой, поэтому, если Натан проведёт пару часов, созерцая плакат в коридоре с лозунгом «Экономьте время. Звоните в Инфоздрав. Лечитесь дома», он этому совсем не удивится.

Торжествующий рёв мотора за спиной дал понять, что Анас продолжил свою утреннюю гонку. Зацепило всё-таки про Шанталь, торопится к ней, ещё больше газует. «Лихач на всю голову, ну как ты можешь так носиться после бессонной ночи?»

Резкий, ужасающий звук столкновения заставил Натана прервать поток сознания и обернуться. Машина Анаса снесла часть автобусной остановки и грудой покорёженного металла съёжилась у бетонной стены. Ожидающие автобус пассажиры застыли в шоке. Натан изо всех сил побежал к окровавленному Анасу, лежащему на капоте. Его руки бессильно раскинуты как крылья внезапно подстреленной птицы. Ручейки крови текут по глади металла, унося время, мысли и жизнь.

Всё вокруг размылось, кроме единственного предмета, издевательски раскачивающегося вдали в такт бега: на уцелевшем углу развалин остановки красуется огромный плакат. На нём молоденький Ди Каприо стоит на носу Титаника позади старушки английской королевы, которая мечтательно раскинула руки, встречая неизбежную судьбу. Тоже похожа на птицу, но в отличие от Анаса, на птицу в полёте. Пронзительно красные буквы над сладкой парочкой сообщают очередной ответ игры: «Невозможные встречи возможны в нашем театре восковых фигур».

«Пообщался с печатным богом, Анас? — спросил на бегу Натан у всё еще живого воплощения Анаса у себя в голове. — Да, он такой — всевидящий, всезнающий Логос. Это он заменил речи Иисуса главами евангелий, разложил природу по томам энциклопедий, повседневность толкует газетными колонками. Его сотворили сами люди, объединив разумы строчками букв. Твои старики ходят в церковь, Анас. Зачем? Печатное слово — второе пришествие. Чтобы утешиться, достаточно читать газеты — заполнишь себя всеобщим разумом, уйдешь от мира. Я, лично, к такому не готов, потому и бросил читать».

Голова Натана взорвалась резкой болью в висках, затошнило. Говорил же идиоту, выбросить из головы игры с мыслями! Где-нибудь в уголке газетёнки ютилось объявление этого говенного музея, которое забросило в подсознание Анаса свой идиотский слоган. Реклама для того и создана, чтобы скрытно цепляться. Дурень поразился, когда увидел невозможную возможность во всей плакатной красе на остановке и забыл про руль! Теперь печатные небеса переварят кончину очередного грешника и выдадут статистику о повышенной смертности возвращающихся с ночных смен охранников, но до живых охранников глас Логоса не дойдёт, они будут играть с Натаном в «вопросы-ответы» на бутылку джина.

ВЗГЛЯД СО СТОРОНЫ

Улица спального района была пустынна, машина со скоростью сорок километров в час ползла по ней как неторопливая черепаха, шуршащая осенней листвой. Максим позволил себе взглянуть на примечательный персонаж оформления Хэллоуина — женский манекен без головы в подвенечном платье стоит в окружении ужасных зомби, собственную голову держит в опущенной руке. Губы головы шевелятся, наверняка выдавая записанный текст, полный зловещих проклятий. На фоне тёмных фигур белое платье выделяется ослепительной белизной — каждая оборочка искусно уложена, шлейф пышно выложен полукругом.

Он взглянул в зеркало заднего вида. Как там Ванька? Конечно же, прилип к боковому стеклу, во все глаза рассматривает безголовую невесту. Глаза распахнуты, губы шевелятся, вторя мимике манекена. Представляет себе, о чём говорит зловещая тётка, понял Максим.

— Как-то в этом году особенно много страшилок наставили — пробурчал он жене.

Алина на секунду оторвалась от планшетки со страницей новостей и взглянула в окно:

— Муниципалитет объявил конкурс на лучше оформление дома, вот домовладельцы и стараются. Готова поспорить, что хозяйка собственного платья не пожалела на украшение.

— И зачем всё это нужно?

— Потребительское общество. Нужно, чтобы люди организованно тратили деньги. Знаешь, какие прибыли в магазинах по праздникам!

— А повеселей праздника не могли найти? — спросил Максим, провожая взглядом замершего на электрическом стуле муляжного бедолагу посреди очередного газона.

— Веселье у всех разное, а вот смерть одна, мысли о ней понятны каждому, хоть китайцу, хоть арабу. Такие праздники объединяют социум, — наставительно ответила Алина, и её пальцы опять запорхали над планшеткой. Умненькая всезнайка, которая любит вникать в каждую мелочь и извлекать из неё глобальный смысл, уже рыскала по сети в поисках недорогого пылесоса.

— Пап, смотри, заложник у террориста из багажника лезет. Надо быстро в полицию звонить, а то уйдёт! — звонко крикнул Ванька у самого уха. Максим бросил взгляд на обгоняющую их кремовую «мазду» и невольно вильнул рулём от неожиданности. Из багажника на бампер действительно свешивалась рука, её полусогнутые пальцы судорожно впились в металл, а манжет клетчатого рукава одежды был расстёгнут, и полоскался на ветру.

— Футы, напугал, Вань, — Максим выровнял машину. — Это прикол такой. Рука ведь игрушечная.

— Здорово, а как живая! — Ванька сокрушённо вздохнул и вернулся к рассматриванию домов с ужастиками. Максим позавидовал его детскому умению быстро переключать внимание. У самого сердце ещё колотилось от адреналинового допинга. А может это время изменилось и современных детей по-настоящему удивить трудно?

— Алин, а зачем весь этот натурализм, а? — спросил он, поправляя съехавшую картонку иконок в глубине приборной панели. Богородица на ней смотрела отрешённо в сторону, Иисус понимающе, а святой Николай, пожалуй, даже осуждающе — «За дорогой смотри, а то даже я не спасу!».

— Какой натурализм?

— Ну, натурализм всех этих страшилок Хэллоуина?

— Для того чтобы лучше проникнуться темой смерти. Вот почему у тебя на иконках божества — старательно нарисованные люди, а не святые жуки в виде абстрактных пятен? Ты веришь в них, потому что они похожи на тебя, но идеальней. Хэллоуин стал своего рода одним из обрядов новой религии потребления. В церковь никто не ходит, а ходят в магазин и совершают там обряды закупок нарядов для Хэллоуина или рождественских подарков. Чем больше праздников, тем больше прибыль в храмах денежного тельца. Шопинг позволяет любому забыть гнёт реальности, выполняет функции религии.

— С чего ты взяла, что никто не ходит? — он кивнул на оранжевый купол храма сикхов вдалеке. — Вон, индусы, смотри, какую домину отбухали. Ходят в неё молиться семьями.

— У них просто ностальгия, ещё не ассимилировались в обществе развитого потребления. У местных знаешь, сколько католических церквей было? Десятки, сотни. Все стоят закрытые, некоторые даже в ночные клубы переделали, вся паства в магазинах.

— Я часто мормонов вижу, баптистов.

— Они мало похожи на церковь, больше на многоуровневый маркетинг. Временщики, конъюнктурщики веры с гибкой корпоративной структурой и технологией вербовки.

Сравнение шопинга на Хэллоуин с религией покоробило Максима. Сам он не верил в Бога, иконки в машине были сувениром, памятью о поездке домой. Тогда, после смерти отца, потянуло в церковь. Просто зашёл от чувства нахлынувшего одиночества, просто смотрел, как пылинки мечутся в луче света, падающего из окна. Святые со стен поглядывали на них безучастно, глазами законов Христа. Когда он проходил через световой поток к иконе, пылинки возмущённо закружились, давая ему дорогу. У подсвечника он повертел в руках купленную свечку, не зная, что с ней делать. Нужно было, кажется, перекреститься, поклониться перед иконой, но он просто зажёг свечу, неуклюже поставил её и так и стоял, смотрел на образ сурового старца. Долго стоял. Чувствовалась непонятная потребность, чтобы кто-то, далёкий от суеты пылинок, посмотрел на тебя со стороны. Вот только глаза иконы всё никак не могли выразить подобный взгляд. Он был где-то рядом, скользил по лампадам, прятался в тенях углов и всё никак не мог коснуться Максима. В магазинах такой взгляд из непостижимого запределья точно не ощутишь.

— Пап, а ты иконки купил, когда мы крестик у дедушки на могилке ставили? Дедушка из гроба не выйдет, как тот дядька? — вернул Максима в действительность голос Ваньки.

Он глянул на новый объект интереса маленького почемучки. Очередная поделка-страшилка шевелилась за окном — из надувного гроба в кустах вставал надувной скелет. Не страшный и довольно симпатичный.

— Нет, Вань, дедушка умер по настоящему, а это шутка для детей.

— А в чём шутка?

— Ты видишь скелетик непослушного мальчика. Он плохо себя вёл и сейчас ему стыдно. Теперь он хочет выйти и извиниться, а гробик его не пускает, — рассеянно ответил Максим. Подтверждая его слова, скелет побарахтался и втянулся обратно в гроб.

— Макс, не запугивай ребёнка, — подала голос Алина.

— Ты, лучше скажи, запуганный ребёнок, почему твоя воспитательница хочет с нами встретиться, опять дрался? — спросил Макс, глядя на сына в зеркало. Отпрыск озабоченно засопел, демонстрируя прямое попадания вопроса в цель.

— Ну, да, дрался.

— Почему на этот раз?

— Я Оливию защищал, её Карим всё время бьёт.

Максим порылся в памяти, припоминая детей из Ваниной группы. Карим, был вертким прохиндеем с шапкой курчавых волос и взглядом невинной серны. Афганские горы, которые были его родиной, лишь изредка проступали хищным оскалом крепких зубов сквозь обычные улыбки и забавные рожицы ребёнка.

— Дракой дела не делаются, — Алина оторвалась от планшетки и укоризненно посмотрела на мужа. — Макс, опять твоё воспитание «русские за весь мир в ответе», «никого в обиду не дадим, даже Сирию»?

— Почему воспитательнице не сказал? — вздохнул Максим, уже зная ответ.

— Сказал. Она не поверила. Говорит, что я фантазёр и наговаривать на друзей не хорошо. А он мне не друг, всегда толкает Оливию, когда никто не видит. А слабых надо защищать, ты ведь сам говорил.

— Говорил, — признал Максим. — Не пробовал его стукнуть, чтобы никто не видел?

— Пробовал, но он воспитательнице сказал, и она ему поверила.

— Макс, перестань, ты чему ребёнка учишь? — жена решительно выключила планшетку и взяла педагогические бразды в свои руки. — Ваня, нет сильных и слабых людей. Все люди сильные. Оливия сама может рассказать воспитательнице о своих проблемах. Если она не хочет этого делать, значит, ей нравиться, когда её толкают. Ты лучше скажи, зачем недавно просил написать год папиного рождения? Вы продолжаете цифры учить?

— Ага, я уже даже знаю что такое ноль. Ноль — это «никогда»! Папины цифры я все правильно переписал, воспитательница меня похвалила, а потом поругала, сказала, что я ноль неправильно написал.

— Подожди, подожди, почему ноль — это «никогда»?

— Ну, как же ты, мам, не понимаешь? Смотри, ребёнку ноль лет. Это значит, что он никогда не родится и никогда не умрёт.

— Правильно говорит твоя воспитательница, фантазёр ты, Ванюша. Так не бывает.

— Бывает, — упрямо ответил Ваня. — Воспитательница спросила у Кина: «У тебя есть братик»? Он ответил: «Да». Тогда она спросила: «Сколько ему лет?». Кина ответил, что он ещё не родился и в животике у мамы. Тогда воспитательница сказала, что ему ноль лет. Ну, это давно было, когда мы только начинали цифры учить. А вчера утром Кина сказал, что у мамы животика больше нет, а братик никогда не родится.

— Когда я был в детском садике, мы учились считать по яблокам. С яблоками проще, — заметил Максим.

— Странно вы цифры учите, — задумчиво сказала Алина. — Смотри Вань, я спрошу у воспитательницы, как у тебя математика продвигается.

Методист садика встретила их в просторном кабинете, после того как они благополучно сдали Ваню в группу и прошли в административную часть. Кабинет Максиму понравился — множество тумбочек, полочек с игрушками, картинки на стенах, у стола грифельная доска с забавно нарисованной рожицей. Мир взрослых был представлен солидным офисным принтером и шкафом с рядами картонных папок, но в глаза особенно не бросался и лишь слегка намекал, что это не игровая комната. Мадам методист Сильвия Альба усадила их в удобные кресла и решительно пододвинула стопку листков:

— Посмотрите, пожалуйста, работы детей и найдите среди них рисунок вашего сына. Эта неделя посвящена Хэллоуину, дети рисовали на тему «Муха и паук».

Алина начала перебирать бумаги, а Максим смотрел, как скользят под её пальцами пауки и мухи. Композиция была приблизительно одна — по чёрной паутине, раскинув мохнатые лапы, к несчастной мухе спешит паук. На некоторых рисунках он огромен, ужасен, со жвалами как у жука-оленя, на других, с симпатичными антеннами-усиками и телом муравья-переростка. Встречались также пауки, похожие на крабов, с толстенными лапами, у одного Максим заметил даже маленький хвост как у скорпиона. Мухи, различных степеней забинтованности в паутине, формой разнились не сильно, зато были самых разнообразных расцветок. Они обречённо ютились в правых углах рисунков, ожидая своих убийц. Рисунок Вани разительно отличался от других. Паутина была в дырах, по-видимому, после ожесточённой схватки. Паук агонизировал, почти разрубленный пополам, в луже крови. Освобождённая муха держала за лапу непонятное крылатое существо с саблей наголо.

— Вы не находите в рисунке вашего сына чрезмерную жестокость? — поняв, что они нашли искомое, спросила Сильвия. За стёклами её очков блеснули умные, внимательные глаза.

— Мне кажется, сама тема не лишена жестокости, — осторожно заметил Максим.

— Да, она присутствует, но это жестокость естественная, природная если хотите. Паук не испытывает ненависти к своей жертве, для него муха является только пищей. Дети понимают это и непосредственно отражают в рисунках. Заметьте, ни на одном нет, ни капельки крови. У Вани, наоборот — акцент на жестокость и жестокость осознанную, через конфронтацию.

— Мадам Альба, произошло всего лишь досадное совпадение, — Алина доверительно улыбнулась методисту, — Ваня не выдумывал жестокость, ваш сюжет совпал с сюжетом сказки, которую мы ему недавно читали. Там на помощь мухе приходит комар, который отрубает голову пауку. Ваня просто проиллюстрировал сказку.

— Может, из-за того, что вы читаете ему сказки с элементами насилия, он такой агрессивный? Сколько вашей сказке лет? Признаться, у Андерсена тоже встречаются местами ужасные вещи. Мир сильно изменился с той поры. Сейчас мы обучаем детей более современными сказками.

— Сказка достаточно старая, — признала Алина, — но особо ужасного сюжета я в ней не вижу.

— Детское восприятие отличается от взрослого, оно порой принимает во внимание самые неожиданные детали, по-своему их интерпретирует и делает парадоксальные выводы. Воздержитесь от подобных сказок. У Вани фантазия развита очень сильно и толкает его на антисоциальные поступки. Он часто бьёт своих друзей, у него проблемы с поведением. Некоторые дети чувствуют его агрессивность и начинают его сторониться. Карим, например, отказывается даже сидеть рядом с ним.

— Я не согласна с вами. Ваня — общительный мальчик. Дружит он с немногими, но добр и отзывчив, — в голосе Алины проступили твёрдые нотки.

— Добрый и отзывчивый, — мадам Альба сняла очки, и устало потёрла глаза. — Знаете, а я ведь ещё помню, как бегала со всей школой в бомбоубежище, как мы всем классом молились, чтобы русские не начали ядерной войны из-за бедной Кубы. Кстати, вы очень религиозны? Я ничего не имею против религии, я сама католичка, но иногда религия в раннем возрасте служит причиной обособленности. У нас был мальчик с Ближнего Востока, так вот он часто говорил, что тех, кто не знает Аллаха нужно убить. Его адаптационный процесс занял много времени.

— Религиозны? Мы? — растерянно переспросил Максим. — Нет, совсем нет.

— Я хочу показать вам результаты другого нашего мероприятия, посвящённого Хэллоуину. Вы сами сможете понять, какие у Вани проблемы.

Они вышли в скверик, который располагался за зданием садика. Альба указала им на ряд аккуратных пластмассовых пластин, стилизованных под надгробия и воткнутых в землю через равные интервалы. Возле многих лежали цветы.

— Вот, посмотрите. Дети должны были оформить могилу своего лучшего друга, написать на макете надгробной доски имя и возраст. Все, кроме Вани, выбрали друзей из своей группы.

Максим с Алиной шли и читали: «Садигу, 5», «Дени, 4», «Алисия, 5»… имени «Карим» среди них не было, а вот «Иван» пару раз встречался. «Интересно, почему вокруг могил здесь не ставят оградок? — подумал Максим. Что это, желание быть единым огородом одинаковых овощей при жизни, и надежда вместе, тем же огородом, произрастать на небесах?» Ряд заканчивался картонной коробкой, лежащей на земле. Альба остановилась возле неё и виновато улыбнулась:

— Нам пришлось прикрыть произведение Вани. Сейчас в прессе активно обсуждается вопрос о запрете демонстрации религиозных символов в государственных учреждениях. Мы решили избежать возможных домыслов.

Максим поднял коробку и замер. Под ней оказался ограждённый щепочками холмик со старательно изготовленным православным крестом, торчащим в земле — большая поперечина прихвачена пластмассовым зажимом, маленькая, наклонная была привязана шнуром. Под ней — табличка, на которой было написано — «Папа», ниже был выведен год его рождения, поставлена длинная черта, после которой шёл большой ноль. «Ноль — это никогда» вспомнил Максим слова сына. Тихая радость наполнила его сердце, то же самое он хотел сам выразить перед могилой отца, но так толком и не смог. Максим поднял голову, взглянул на небо. Появилось, наконец, чувство, что кто-то, далёкий от суеты пылинок, смотрит на него внимательно со стороны.

РАССКАЗ О ЛЮБВИ

Больше всего на свете я люблю играть с моим лучшим другом Борькой Климовым по прозвищу Бяша. Почему Бяша? Потому что Борька большой фантазёр, много придумывает сам и всегда верит в выдумки других. Вызвали его в школе вслух читать «Бежин Луг» Тургенева. Это рассказ про ребят, которые друг дружке загадочные истории рассказывали. Так вот, Борька настолько проникся темой, что читал очень зловещим голосом и когда дошёл до блеянья страшного барана: «Бяша, бяша…» одна девчонка упала в обморок. После этого к нему намертво прилипло прозвище «Бяша». У меня самого прозвище — Рябин. Получил я его не за хорошее чтение сказки «Курочка Ряба», как вы могли бы подумать, а за то, что однажды стрелял на физкультуре из трубочки рябиной. Сначала меня стали называть Рябиной, а потом сократили до «Рябин». Я вовсе не хулиган какой-то, просто тогда я готовился к игре в Шерлока Холмса. Бяша был Холмсом, а я аборигеном с Андаманских островов, который из духовой трубки выпускал отравленные стрелы.

Так получается, что я частенько получаю нагоняй за игры с Бяшей. К примеру, однажды мы защищали Сиракузы от фашистского нашествия. По чертежам Архимеда построили катапульту. «Дорой», большой гаубицей, которую коварные фашисты использовали против нас, был робот-бетономешалка на соседней стройке. Требовалось попасть прямо в дуло вражеского орудия. Я был катапультистом, а Бяша катапультным наводчиком.

В «Дору», то есть бетономешалку, после долгой пристрелки я попал, но в результате, робот из-за моего камня забраковал бетон. При этом ему удалось заснять меня с катапультой. Строители выставили моим родителям штраф. Бяше ничего не было, потому что он корректировал стрельбу со своего балкона, а я его не выдал.

Помимо этого у нас было множество замечательных игр, про которые я собираюсь написать книжку, но одна игра действительно заставила написать о нас все газеты Земли. Вот как это произошло.

Я с Бяшей был в гостях у Зинки Савиной. Наши папы вместе работали на Марсе, и телевизионщики собрали семьи космонавтов у Савиных для сеанса связи. Со связью что-то не ладилось, взрослые ждали соединения возле автобуса с антеннами, а нам сказали идти гулять в дом. Зинка решила похвастаться своей рыбкой обжорой. Она плавала в небольшом аквариуме с пластмассовыми растениями и мелкими голубенькими камешками на дне. Эти самые камешки толстая золотая рыбка проглатывала по одному, задумчиво шевелила хвостом, а потом изо всех сил выплёвывала.

— Недолго ей осталось жить, — уверенно сказал Бяша. — Подавится, как пить дать.

— Это точно, — подтвердил я. — Рыбка не человек, по спинке не постучишь, чтобы камешек вылетел.

— Ой, а что же делать? — встревожилась Зинка.

— Надо насыпать сверху больших камней, чтобы рыбка не смогла их проглотить, — Бяша, как всегда, выдал гениальную идею.

— Точно-точно. У папы как раз полно камешков! — Зинка радостно захлопала в ладоши и убежала из комнаты.

Камешки, которые, она притащила в коробке, были чёрные как уголь и гладкие как галька на море. Когда Бяша постучал одним о другой, звук получился звонкий. Так рельс звенит, если по нему железякой стукнуть. Стучал Бяша «домики», тире, две точки — букву «Д» азбукой Морзе. Её мы выучили, когда играли в Штирлица.

— Папа с Марса привёз, — объяснила Зинка. — Говорит, что это окатыши древней цивилизации, а ему никто не верит.

— Что за окатыши? — я тоже взял парочку камешков и простучал азбукой Морзе имя «Зина». Я влюблён в Зинку. Жаль, что она не знает азбуку Морзе, потому что не согласилась играть радистку Кэт. Радисткой Кэт был я. Кстати, мне тогда тоже сильно влетело, я выстукивал шифровку от Юстаса ночью по вентиляционной трубе.

— Окатыши, это камни, сделанные из руды, — просветил меня Бяша. — Проходили ведь в школе.

— Как по мне, камни как камни, — я плюхнул камни в аквариум.

И тут случилось странное — вода отскочила от марсианских камней, то есть, от внеземных окатышей. Пока они падали на дно, вокруг них образовались столбики воздуха. Когда эти чёрные штучки улеглись на голубенькие камешки, столбики застыли неподвижно. Бяша опустил в воду свои окатыши. Ничего волшебного не произошло.

— Что ты там выстучал? «Зина»? — Бяша взял из коробки ещё два окатыша.

— Ой, Рябин, правда, ты выстучал моё имя? — Зинка уставилась на меня своими серыми глазищами.

Что за человек, Бяша! Ему бы только что-то выдумывать, больше ни о чём не думает! Знает же, что я вздыхаю по Зинке, и так меня выставляет перед ней! Чтобы я ей признался в своей любви? Ни за что!

— Да, конечно, я выстучал «Зина», — чистосердечно сознался я и как истинный разведчик пояснил. — Это мы с Бяшей собираемся играть в фильм «Гитлер капут!». Там у Шуренберга была классная радистка Зина. Я её позывной разучиваю. Смотри, смотри, заработало!

Бяша успел выстучать окатышами слово «зина» и бросить их в воду. От них тоже поднялись к поверхности серебристые столбики. Зинка не очень обрадовалось этому, видимо из-за того, что марсианские окатыши включались в честь какой-то тётки из фильма. Ну и пусть помучается, я только когда буду старенький, сознаюсь. Может, рассказ напишу про свою любовь, в нём сознаюсь.

— Классная штука, теперь можно сделать аквариум прямо на столе! — заявил Бяша. — Диаметр цилиндров одинаковый — семь сантиметров.

Он приложил указательный палец к стеклу аквариума рядом с ближайшим столбиком. Бяша, когда был катапультным наводчиком, все пальцы себе перемерил. Они у него вместо линейки.

— Может не надо делать аквариум? — спросила Зинка. — А вдруг не получится?

— Получится, надо только выложить камешки кругом, чтоб расстояние между ними было меньше семи сантиметров.

— А потом, внутрь налить воду! — я перебил Бяшу, чтобы показать Зинке, что тоже что-то соображаю.

— Камешки не разъедутся по столу? — спросила Зинка.

— Ты хочешь рыбку спасти? — поинтересовался Бяша. — Сделаем новый аквариум без этих дурацких голубеньких камешков. Они ведь нужны только чтобы удерживать пластмассовые растения на дне.

— Конечно.

— Тогда найди где-нибудь шланг, воду перелить.

Слова о спасении рыбки убедили Зинку, она убежала за шлангом. Работа у нас с Бяшей сразу закипела: я выстукивал окатышами «зина», Бяша выкладывал их на столе. Круг у него получился на загляденье ровный. Если бы был предмет по укладыванию марсианских окатышей, Бяша бы по нему легко сдал экзамен без всякой учёбы.

К приходу Зинки мы как раз закончил работу. На круг ушли все камешки из коробки и даже те, что мы бросили в аквариум. У меня остался всего один камешек.

— Что-то ты плохо рассчитал, один лишний, — поспешил я попрекнуть Бяшу, чтоб Зинка не думала, что он никогда не ошибается.

— Потом в центре, положим, — сказал Бяша. — Рядом установим растения, будут стоять без всяких камешков, воды-то не будет их вытолкнуть.

— Ты, такой внимательный, Бяшик! — Зинка улыбнулась ему как спасенная девочка пожарнику на школьном плакате.

«Ладно, ладно, всё равно я буду тебя любить, как бы ты не улыбалась этому умнику», — я молча взял у Зинки тонкий шланг. Забросить один его конец в аквариум было секундным делом, про сообщающиеся сосуды мне Бяша рассказал, когда мы играли в похитителей топлива. Я припал к другому концу шланга и что было сил, втянул ртом из него воздух. В этом деле главное вовремя остановиться, чтобы не глотнуть воды из аквариума. Я не сплоховал, всё-таки, долго тренировался. Как только почувствовал, что вода побежала по шлангу, мигом сунул его в Бяшин круг. Вода резво вытекла на стол. Мы затаили дыхание — сработают ли окатыши? Быстро растущая лужица устремилась к ним, потом натолкнулась на невидимую преграду и приняла красивую форму в виде водной шипастой шестеренки. Да, больше всего это походило на шестерёнку, толщина которой начала увеличиваться. Жутковато было видеть, как поднимается вода, удерживаемая невидимой силой. Интересно, сколько можно влить воды в эту штуку?

«Ой, рыбке ведь страшно!» — воскликнула Зинка. Вечно она за всех переживает. Рыбка, обеспокоенная вытеканием воды из аквариума, начала испуганно метаться. Пришлось мне её ловить. Зинка дала мне сачок. Даже с ним ловля оказалась трудным делом, рыбка-толстуха умудрялась удрать от меня. Наконец Бяша посоветовал мне заводить сачок с головы, и я поймал жирпопину.

В новом аквариуме из окатышей рыбка, первым делом начала тыкаться в поверхность стола в поисках корма. Зинка сказала, что голод у неё от воспоминаний о любимых растениях, которые остались в старом аквариуме. Бяша скомандовал мне устанавливать последний окатыш в центре.

Я взял его в руку, примерился к месту, которое указал Бяша и тут слышу: «Что это вы тут затеяли, детвора?». Рука у меня дрогнула, окатыш выпал немного в сторону от центра круга. Вода забурлила и хлюпнула в разные стороны, разбрасывая все камешки. Меня облило с ног до головы. Рыбка полетела прямо на ковёр, я бросился за ней. Шустрая рыбёшка и на суше мне не давалась. Поймал я её у ног Зинкиной мамы Веры. Это она пришла звать нас на связь с Марсом и застала меня врасплох.

Поначалу шуму было много. Ковёр оказался старинным. Тётя Вера не стала выслушивать наши объяснение, мы все получили по первое число, особенно я. Рыбку она временно поместила в банку с водой, а нас погнала к автобусу связи. Там наши мамы уже общались с папами. Времени было мало, спутник терял ориентацию, нас выпихнули перед объективами камер. Бяша с Зинкой засмущались, понятное дело, их на горячем никогда не ловили. Пришлось говорить мне. И тут я отвёл душу — выложил всё, как на духу: про окатыши, «зину» азбукой Морзе, воздушные столбики в воде. Надоело мне всегда быть крайним, и я описал нашу дружную работу лучше, чем в годовом сочинении по русскому языку.

Что тут началось! Все вокруг забегали, начали звонить по телефонам. Солидные дяденьки подбежали к нам, как первоклашки на переменке и засыпали детскими вопросами: «Камешки нагревались после того как вы по ним постучали?», «Вода булькала, когда в неё бросали камешки?». «Камешки, камешки» слышалось со всех сторон. Здесь даже я спасовал, потому что не обращал внимания на такие мелочи. Когда я сказал, почему бы им самим не проверить, они дружной толпой побежали в дом.

Космонавты на экране ничего этого не видели, до них ещё не дошёл радиосигнал. Они всё ещё отвечали на вопросы о разной ерунде. Когда мой рассказ преодолел межпланетное пространство, Марс тоже засуетился. Зинкин папа на экране подскочил как ужаленный, начал кричать, что наконец-то тайна марсианских каналов раскрыта. Мой папа, наоборот, побледнел и сказал что это молекулярная фокусировка гравитонами высоких энергий, которая может сопровождаться радиоактивностью. Бяшин папа вообще убежал, крикнув, что сам повторит эксперимент.

Про нас все забыли, мы стояли перед камерами.

— Пошли, в речке окатыш испробуем, я захватил один, — заговорщически предложил мне на ухо Бяша.

— Я с вами, — слух у Зинки был отличный, из неё бы лучшая радистка русской разведки получилась. — Подождите меня, схожу за полотенцем. Ты совсем мокрый, Рябин, ещё простудишься.

Она пошла в дом, а я смотрел вслед и думал, что прямо завтра засяду писать рассказ о своей любви.

СИЛА ИСКУССТВА

— Что скажете об этом рисунке? — Марк протянул очередной, пёстрый лист детского творчества.

Магали, миниатюрная латинос, смешно наморщила носик в минуте раздумья, а потом уверенно затараторила:

— Очень хороший выбор, обратите внимание на размер дома — большой, с огромными окнами. Это означает, что у ребёнка много мыслей на тему семьи, и он открыт для общения. К тому же густой дым из трубы. Значит, семейная жизнь протекает без конфликтов и потрясений.

— Хм, а откуда сама идея дыма взялась? У нас, если кто-то и топит камин, то сертифицированными, бездымными брикетами.

— У Энди, родители из Китая, может быть, там всё ещё отапливают дома дровами. Хотя, возможно, он видел дым по телевизору. В отличие от взрослых, дети мыслят выдуманными, а не реальными образами. К примеру, бывает, когда рисуют семью, мать выше отца и лучше прорисована, а в жизни она намного ниже супруга. Случается это, когда ребёнок больше привязан к матери.

— А вот, часто встречается дорога, ведущая от дома, — Марк сдвинул стопку рисунков, чтобы были видны нижние части.

— Дорога означает мечты. Ребёнок начинает осознавать, что существует круг людей помимо семьи, и готов к нему присоединиться.

Вообще, в детском рисунке нет ненужных деталей, каждая мелочь имеет смысл. — Звук «р» в речи латинос был настолько твёрд и резок, что французский язык в её устах казалсянемецким.

— Даже солнце?

— И даже солнце, оно отвечает за чувство безопасности. Лучше всего, когда оно нарисовано полным диском с множеством лучей и находится прямо над домом.

— Вас послушать, Магали, и можно подумать, что даже в каракулях младенца есть смысл.

— Конечно, в них преобладают спирали и прямые ломаные линии. Всё это память о материнских водах плода, а ритм изломов линий соответствует частоте ударов сердца матери.

«Это уже слишком!» — заключил Марк и недоверчиво разложил рисунки по всей поверхности стола. Дома. Высокие, и приземистые, с разными крышами, окнами, дверями и балконами. На одних рисунках солнце выглядывает в краешке парой стыдливых лучиков, на других — огромное, висит лохматым апельсином. Дороги тоже самые разные — от робких тропинок, до, вымощенных булыжниками, широченных подъездов.

Сюжет «Мой дом», был представлен во всей своей красе.

Когда он выбирал тему «Маленькие художники взрослой жизни» для раздела «Интересное рядом», журнала «Ридерз Дайджест», то и не представлял, что может влипнуть в такую замысловатую кухню психологии. Первоначально была идея подобрать детским рисункам, соответственные по композиции, работы взрослых мастеров, представить их с шутливыми комментариями и предложить конкурс на подобные параллели. Но чёрт его дёрнул отправиться по университетам и тряхнуть кафедры методического совершенствования. На них воспитательницы детских садов обучались искусству познавать души своих воспитанников очень необычными способами. Там Марк и попал в лапы адептов странного направления графического психоанализа. Вернее это были не лапы, а очень даже симпатичные ручки молоденькой профессорши. В порыве пламенной речи о перспективах познания детей с помощью их рисунков, цепкие наманикюренные пальчики то хватали Марка за локоть, то теребили пуговицу его пиджака, а то и поглаживали кисть руки. «Представьте себе, когда ребёнок рисует свой дом, это его психологический автопортрет!»

Сейчас он уже начинал корить себя за то, что согласился в своей статье осветить эту методику и договорился с детским садом о сессии рисунков. От обилия разноцветных домов уже начинала кружиться голова.

Внезапно голубое пятно привлекло его внимание. Странный, перекошенный, плоский дом распластался на рисунке, как большая черепаха. Странная черепаха, в вытянутую клеточку. Никакого солнца.

Вокруг дома огромные, до самого верха рисунка, деревья. Ветви деревьев, как растопыренные пальцы, задраны вверх. Но больше всего в рисунке привлекал внимание большой красный жук, который лежал на крыше дома. Его усики беспомощно топорщились в стороны, а лапки были закручены в странные дуги.

— Ну, хорошо… — сказал он и постарался, чтобы в голосе не прозвучало скрытое злорадство. — А это что тогда?

— Это? — Магали бросила мимолётный взгляд на рисунок и улыбнулась. — Это работа Кадьяту, его семья недавно приехала из Сомали. Видите, какой низкий дом? Значит, у него болезненно проходит адаптационный период. Он скучает по своим привычными образами — пальмам, жукам. Меня беспокоит отсутствие солнца. Чувство собственной безопасности — обязательное условие нашей программы.

Мне придется переговорить с его родителями, чтобы вместе помочь малышу.

— А можно мне побеседовать с ним? Хотелось бы узнать, о чём он думал, когда рисовал.

— Побеседовать? — Магали неуверенно взглянула на наручные часы.

— Ну, только, если недолго, у нас через десять минут сиеста начинается…

— Да что вы, что вы!

Взмахами рук Марк показал, что совершенно не покушается на расписание и дисциплину.

Кадьяту оказался почти белым арабчонком. Горячий восток добавил лишь капельку смуглости коже, слегка закурчавил волосы, но зато над глазами потрудился на славу. На Марка смотрели две тёмные, влажные маслины, слегка покрытые дымкой мечтательности.

— Это твой дом?

— Неет, мой дом скучный.

— Что же ты нарисовал?

— Жука. Я сегодня увидел нового жука, такого маленького! — Ладошки Кадьяту взлетели и хлопнули по щекам. — А Магали сказала, что надо рисовать дом, ну я сразу увидел странную картинку — жук прилёг отдохнуть на доме.

— А что в этом странного?

Марк взял рисунок и всмотрелся в нарисованный дом. Кроме клетчатой раскраски, у него из-под плоской крыши торчали какие-то странные заострённые линии.

— Как, вы разве не знаете? — Глаза-маслины Кадьяту округлились.

— Жуки никогда не садятся на крыши!

— Да? Ну, я просто, иногда видел их на крышах. — Удивление Кадьяту было столь глубоко, что Марк смутился и поспешил перевести разговор на другие детали. — А вокруг дома что? Наверно пальмы, как в том месте, где ты родился?

— Нет, это скребки. Скребков там не было, скребки только здесь.

«Час от часу не легче, „жуки“, „скребки“, просто какой-то гений образов, ему всё понятно, а мне нет». Марк попытался спросить Кадьяту о чём-то очевидном:

— А почему у тебя на рисунке нет солнышка?

— Скребки такие высокие, что когда ходишь между них, солнышка не видно. — Снисходительно объяснил Кадьяту.

На этом Марк понял, что круг замкнулся. По-видимому, к такому же выводу пришла и Магали. Она взяла за руку юного Сальвадора Дали.

— Попрощайся с месьё Котэ, тебе пора спать Кадьяту.

Кадьяту сделал недовольную гримаску, но капризничать не стал, попрощался и отправился с Магали на отдых. Вернулась она, когда Марк уже собрал все рисунки в папку и выключил диктофон.

— Это у Кадьяту ещё очень спокойный рисунок получился. Один раз он вместо пасхального зайца ядерный взрыв нарисовал.

— Да, очень самобытный мальчуган. Не могли бы вы, Магали, попросить у всех родителей группы разрешения на публикацию работ их детей?

— Ну конечно, с этим проблем не будет. Они будут счастливы, видеть рисунки в таком известном журнале.

От полученного комплимента Марк растрогался, наговорил в ответ кучу любезностей и отбыл в редакцию в отличном расположении духа.

Возвращение в мир обычных, серых кубиков-зданий после детского авангардного искусства прошло очень резко. Ещё некоторое время перед глазами плясали разноцветные домики, а потом, с резким сигналом, красный Смарт Марка обогнал большегрузный грузовик. Лёгкую машину понесло воздушным потоком на соседнюю полосу. Марк отчаянно завертел рулём. Ближе к центру поток машин, вливаясь в узкие улицы между небоскрёбами, уплотнился, начал властно забирать всё внимание.

«Только этого не хватало!». У места работы Марка ждал неприятный сюрприз — там, где утром была их парковка, теперь зиял разрытый котлован, обнесённый лёгкими заборами. Ему пришлось безрезультатно поколесить по соседним улицам в поисках места для своего колёсного малыша. Это было нелегко, машины стояли сплошной стеной вдоль тротуаров. Маниакальным строителям показалось мало основной стройки и их яркие фишки стояли во многих местах, запрещая парковку.

Наконец, Марку надоело, он попросту сдвинул четыре фишки, которые предохраняли канализационный люк, и втиснул на это пространство свой Смарт.

Не успел он прийти на рабочее место, как его вызвал любимый шеф, Фрэнк Карнуччи, и они провели битый час, обсуждая материал. Затем он занёс рисунки в отдел вёрстки для сканирования. Там его заставили составить детальный план-задание. Потом пришёл обзор темы от профессорши с цепкими пальчиками. Марк долго блуждал в мудрёных научных терминах, знакомясь с его содержанием, не выдержал, перезвонил, потребовал всё переделать. Ассистентка показала свою работу по художникам, Марк всё забраковал и выдал новые указания.

Обычная беготня корпоративного хомячка в колёсике за морковкой успеха. Из этого захватывающего бега Марка вырвал телефонный звонок из полиции. «У месьё Марка Котэ проблемы с машиной. Он помнит, где её припарковал? Да? Ну, тогда ему следует прибыть туда лично, чтобы подписать полицейский рапорт».

Терзаемый самыми плохими предчувствиями Марк бросил всё и кинулся на улицу. Обычно, неправильно припаркованную машину, просто буксировали на штрафплощадку и владельцы сами разыскивали свою собственность. Звонок мог означать только одно — транспортное средство повреждено и полиция готовит документы для страховой фирмы.

— Так значит, вы признаёте, что сместили знаки дорожной сигнализации и припарковались над канализационным люком BM-1325? — ручка полицейского споро бегала по страницам блокнота.

«Да, да»: повторял механически Марк. Он был в состоянии полной прострации. Всё казалось сном, страшным сном. Его красный красавец Смарт лежал на крыше японского ресторана. Разбитые стёкла, уныло торчат дворники как усы. Низкий, похожий на черепаху дом.

Декоративные балки, характерной, заострённой формы выдвинуты из-под крыши. Стилизованные под раздвижные панели, полосы на фасаде. Тот самый дом, с рисунка Кадьяту. Он не обратил внимания сразу, потому что парковался с торца, а сейчас стоял со стороны фасада дома.

— Как, как это произошло?

— Проводится плановая проверка и замена труб. При земляных работах по халатности повредили трубу нагнетательного водопровода.

— Полицейский оторвался от записей и кивнул в сторону котлована. — Фонтан воды поднялся на уровень крыш небоскрёбов, начало затапливать рабочих. Перекрыть магистраль не удавалось, и напор сбросили в канализацию. Люки взлетели по всему кварталу, но основная мощь пришлась на этот, ближайший люк. Вашу машинку вышибло как пробку.

«Понятно, почему дом был наполовину голубой. Кадьяту пытался передать воду на его стенах.» Марк посмотрел на небоскрёбы вокруг:

«„Скребки“ высокие, солнышка не видно. Ну и что это? Ясновиденье или волшебная сила искусства? Господи, а ведь вместо зайца-шоколадки он нарисовал ядерный взрыв!»

БЕЗ ВЫИГРЫША

Больше всего лежащая на прилавке штуковина походила на гимнастический обруч. Да, на спортивный снаряд, который где-то в пыльной норке долгие годы вертела грузная ложножаберница из созвездия Коня. К такой мысли пришёл Креван, рассматривая затёртую, всю в царапинах, поверхность неведомого изделия инопланетной мысли. Конечно, настоящие ложножаберницы ничего не вертят в норах, а спят в них большую часть своей жизни, дожидаясь, когда жёсткое излучение Альфы Коня перестанет прожаривать бескрайние пустыни их неказистого мирка, но такая уж была у Кревана привычка, представлять самые нелепые ситуации при виде предметов неизвестной ценности. Торговля антикварными вещами в эпоху межзвездных сообщений часто похожа на гадание на кофейной гуще высокооплачиваемой гадалки — надо увидеть в непонятном товаре нужное и выгодно его продать. Естественно, до этого непонятный товар нужно представить как малонужный и дёшево купить.

Этим сейчас и занимался Креван, с кислой миной всматриваясь в обруч. Тонкая насечка, которая была нанесена на внутреннюю сторону, немного облагораживала предлагаемую вещь. Креван задумчиво поводил пальцем по причудливо меняющемуся узору её бугорков и спросил у переминающегося с ноги на ногу Дика Рассела, механика с «Галатеи»:

— А это случаем не прокладочная шайба от прямоточного ускорителя, а, Дик?

— Крев, да ты что! Первый день меня знаешь! — Дик возмущенно положил две огромные ладони на прилавок. — Говорю тебе, эта прибамбасина из пирамиды на Илота-семь! Там знаешь, сколько добра научники нарыли? Планетка сама по себе неказистая — скалы, кратеры, атмосферы — ноль. Но какие-то жучилы на ней раньше проживали, полно руин. Не сами себя долбанули, техники у них вообще не просматривалось, скорей всего кометой припечатало.

Дика Креван знал давно. Раньше «Галатею» частенько фрахтовали археологические сообщества, и иногда Дик притаскивал действительно интересные вещи. Но сейчас посудина Дика серьёзно обветшала, её нанимали малобюджетные неудачники, ворошащие галактический прах на бесперспективных помойках.

— А статуэток, оружия, ну, чего-нибудь, покрасивее, не было? — спросил Креван, заканчивая осмотр.

— Я ж тебе говорю, Крева, вымершие аборигены — не гуманоиды. Научники ещё спорили, цивилизация у них была или просто гнездовья насекомых. Это ещё стильная вещица, тамошние штуки больше смахивают на комки проволоки.

— Откуда тогда проволока, если ты говоришь, что техники не было? — Креван попытался поймать механика на слове.

— Там у них кремниевая основа жизни была, — Дик наморщил лоб, явно припоминая разговоры учёных. — Они металл не выплавляли, а внутри себя из руды переваривали. Маленькие жучишки скалы грызли и проволоку выплёвывали, а те, что побольше, уже её трескали и покруче вещицы из себя выдавали. Жучилами научники их прозвали за то, что у них по шесть лап было и тела как крышки гермолюков.

У Кревана совсем отпала охота касаться предмета, который появился неизвестно из какого прохода существа, пусть даже кремниевой расы. Но просто так расставаться с деньгами он не собирался, поэтому продолжал сбивать цену:

— Всё, равно, смахивает он на какую-то техническую запчасть людей, а не на дело рук, тьфу, лап насекомых.

— Никто не говорит, что они совсем уж без рук были. Скорей всего, жучилы эти штуки для украшений использовали. Видел там типа фрезеровка под шлицевое соединение? Так её жучилы специально сделали, чтоб эта хрень круглая с них не слетала. Я когда трупак вытряхивал из этой, как ты говоришь, шайбы, ещё подивился, как ловко у жучилы шипы на теле в пазы входят.

«А в принципе, не так я был и далёк от истины, не ложножаберница с ним физкультурой занималась, а жук для красоты таскал. Может оказаться атрибут культа с хорошей прибылью. Решено! Беру!» — подумал Креван, разглядывая обруч, вслух же сказал с жалобными нотками в голосе:

— Не знаю, Дик, больно простецкая у тебя железка. Ничего я за неё не выручу.

— Крев, ну у тебя ведь тоже не Музей Цивилизаций Галактического Союза с сертификатами соответствия — нарочито небрежно Дик показал глазами на поддельное кресло со Сдитрона, пылящееся в углу, — впаришь какому-нибудь помешанному на древностях чудиле, скажешь, что это венец со статуи Даррака из системы Стигма. Может, докажут, что у жучил была цивилизация, всё-таки как не крути, а металл они использовали. Тогда вовсе продашь как артефакт дикарей.

— Нет, Дик, максимум, что могу, так это оставить в реализацию на пару месяцев твоё барахло. Штука, которую ты просишь — запредельная цена за неизвестный хлам.

— Крев, имей совесть, я полгода валялся в анабиозе, отсек «Галатеи» обрыд по самое не могу, мне надо встряхнуться, шарами потрусить в борделе, а ты жмёшься на деньги.

— Все вы летуны, когда вылезаете из своих консервных банок, уверены, что планетники вам должны за геройство. Если нужны деньги, могу отсчитать пять сотен в кредит.

По блеснувшим глазам механика Креван понял, что переплатил и с сожалением выложил банкноты на прилавок. Они исчезли в ручищах Дика с быстротой вспышки сверхновой. Кивнув на прощанье, механик вылетел из лавки с такой скоростью, что Кревану стало немножко жалко девчонок из увеселительного заведения, на которых обрушится пыл космического страдальца. Механику можно было только позавидовать. Никаких тебе аренд, займов, жуликоватых поставщиков и капризных покупателей. Не беда, что завтра деньги улетучатся из карманов летуна. Зачем они ему в космосе?

Креван повесил обруч на меч с волнистым клинком из бивня бимского нарвала. По легенде меч приносит удачу, а лавке Кревана удача нужна как никогда. Дела шли из рук вон плохо. Когда пять лет назад, он открывал своё заведение здесь, на Лопе-два, будущее казалось радужным. Огромные туристические лайнеры заходили в систему на заправку к огромной водородно-метановой Лопе-три с регулярностью хорошо отлаженного механизма. Пока межзвёздные исполины набивали топливом свои ненасытные утробы, туристы коротали время в развлекательных парках Лопы-два. Немалая часть их денежек оседала в карманах Кревана. Его лавка «Барахолка Чудо Полка» помимо стандартного сувенирного ширпотреба ещё полнилась хламом, который бравые космолётчики считают своим долгом притащить из рейса домой, но от которого избавляются в первом же космопорту при виде соблазнов цивилизации. Туристы охотно покупали эксклюзивные трофеи покорителей галактики. Всё шло отлично, пока не изобрели прямоточный привод. Теперь корабли из раздутых пышек превратились в стремительные иголки, нужда в частых заправках отпала и только старые тихоходы лишь изредка посещают систему Лопе.

От мучительных раздумий о тяготах межзвёздного бизнеса Кревана отвлёк мелодичный сигнал открывающейся входной двери. Он широко улыбнулся судьбе, которая послала ему желанного посетителя, но ему пришлось согнать улыбку с лица, когда он увидел, что это был лоп. Уроженцы Лопы-два были человеческой расы, которая заселяла полторы сотни планет, но, тем не менее, они безошибочно узнавались среди представителей человечества по простоватому выражению лица, которое можно было описать двумя нелицеприятными, но правдивыми словами «глубокая отморозка». Об их наивности в Галактике ходили бесчисленные анекдоты, только благодаря им Лопу-два всё ещё включают в туристические маршруты. Вот и сейчас, с видом обиженного ребенка у которого отобрали любимую игрушку, лоп протянул Кревану использованный лотерейный билет:

— Вот, поменяй мне бумажку, она бракованная!

— Э… и что с ней не так? — опасливо принимая билет, спросил Креван.

Голографическая фольга с изображением новейшей яхты «Мираж-Х» на билете была расцарапана и в прорехах в её стремительном корпусе читалась надпись «Без выигрыша».

— Как что? — противно заныл лоп, тыкая пальцем в плакат за спиной Кревана. — Там вот чего должно быть!

Креван проклял себя за то, в связи с тяжёлым финансовым положением в последнее время занялся продажей билетов Общегалактической Лотереи. Ослепительная красотка на плакате уверенно заявляла: «Выигрыш — самый быстрый корабль Галактики!». В общении с лопами главным было не паниковать, спорить с ними было бесполезно, они могли часами талдычить своё, поэтому Креван, не моргнув глазом, сдёрнул недавно принесённый обруч с меча и торжественно положил его перед лопом.

— Да, действительно, досадная опечатка. Вот, твой выигрыш, самый быстрый корабль Галактики, давно тебя дожидается.

Лоп взял обруч в руки, недоверчиво его повертел, нерешительно заметил:

— Какой-то он маленький. На плакате вон, какой здоровый и красивый!

— Какой? Этот? — Креван повернулся к плакату, на котором рядом с пышными формами красотки красовалась всё та же элегантная «Мираж-Х» и небрежно махнул рукой. — Устаревшая модель, просто для рекламы всунули. Да на обслуживание той скорлупки пару миллионов в год надо. Сейчас самые быстрые — кольцевые сверхсветовики, как вот этот малыш!

— А его дорого заправлять?

— Да он без топлива носится по векторам общего поля от одной гравифлюктуации до другой.

— Подходит, — радостно заявил лоп с явным намерением заграбастать вещицу с Илота-семь даром.

— Эй, эй, мистер Торопыга — остановил его Креван. — В поставку корабля входит настройка автопилота «туда-назад» под лопа. Корабль ты выиграл, а вот за подготовку выигрыша придётся раскошелиться на семьсот кредитов.

— Мы на Лопе особенные, к нам особый подход нужен.

— Вот и плати за особенность.

— А как он летает? — спросил лоп, роясь в карманах и доставая скомканные купюры.

— Нет ничего проще. Кладёшь его на пол. Становишься в центре и говоришь «Полёт», а потом произносишь название планеты.

— Можно я здесь попробую?

— Валяй — Креван пересчитал деньги и довольно хлопнул приемным лотком кассового аппарата.

Лоп взял обруч, зачем-то протёр его рукавом комбинезона, положил на пол, потом осторожно пробуя носком ботинка поверхность внутри, переступил через линию обруча. Благоговейно потоптавшись, он сказал: «Полёт. Гало-семь».

Гало-семь была известной курортной планетой с бесконечными пляжами и безмятежными морями. Креван признал, что как для лопа, посетитель иногда очень даже неплохо соображает.

— Ну как, понравилось? — спросил Креван, завистливо цокнув языком.

— Так быстро? — на бледном лице лопа был такой восторг, что Кревану действительно позавидовал его душевному состоянию.

— А что ты хотел? Сверхсветовая переброска. Автопилот «туда-обратно». Специально сделали, чтобы даже если ты захочешь на звезду слетать, твоя задница не изжарилась.

— Ух ты, автопилот! А если я захочу побыть на планете?

— Тут понимаешь, какая незадача произошла, — Креван сокрушённо покачал головой. — На нём можно летать и на ручном управлении, тогда оставайся на планете после полёта, сколько хочешь, но при транспортировке упаковка твоего выигрыша разорвалась, и инструкция к нему потерялась. Да и сам корабль потёрся немало. Я могу отослать твой выигрыш обратно, чтобы его поменяли на новый, но боюсь, что их выпустили точно по количеству билетов. Замена может занять много времени.

— Это точно, в транспортниках ускорения о-го-го, — заявил лоп со знанием дела, поднимая обруч с пола. — Видать бросало его по всему отсеку! Ну, ничего. Главное, он хорошо работает и самый быстрый. А ручное управление я легко освою. Мы, лопы, знаешь какие сообразительные?

— Чистая правда! — с готовностью согласился Креван.

Лоп ушёл, а Креван себя поймал на мысли, что завидует простоватому лопу, как и механику до этого. Одна и та же немудрёная вещь, железяка с богом забытой планетки, сделала их обоих счастливыми. Причём, представления о том, что из себя представляет железка у них совершенно разные. Получается, что счастье человека совершенно не зависит от вещественного мира, а только от совпадения представлений о мире с его, человека, желаниями. Почему же, он, Креван не счастлив? Потому что у него, Кревана сложные представления, а желания простые?

Мелодичный сигнал входной двери сыграл свой привычный мотивчик и метафизические размышления Кревана снова были прерваны приходом того же лопа. Вид у него был ещё более счастливый, чем накануне. В руках он крутил злополучный обруч, как капитан из пиратской саги штурвал во время шторма.

— Что, опять что-то не так? — с подозрением спросил Креван, готовый к очередному неприятному удару судьбы.

— Да нет, всё очень даже так, — заявил лоп, шмыгнув носом. — Я просто хотел спросить, а оружие ты случаем не продаешь?

— Могу предложить меч из бивня бимского нарвала, — оживился Креван. — Уникальная крепость клинка и острота. Можно легко стругать плитку термоброни как деревяшку, а если рубануть крува, то он развалится на две половинки как плод парапы.

— Даже, не знаю — лоп с сомнением рассмотрел огромный клинок с множеством изгибов — крува может быть и разрубит, а если надо будет кому-то более здоровому врезать?

— Да где же у вас, на Лопе-два зверюшки побольше возьмутся? — удивился Креван.

Крув, — большой краб, с клешнями, способными перекусить пятидюймовый ствол парапы, был самым крупным представителем фауны на Лопе-два.

— Ты что забыл? У меня ведь теперь корабль! Я по всей Галактике летаю.

— Точно, вот у меня голова дырявая! — хлопнул себя по лбу Креван, приподымаясь с кресла, не веря своей удаче. — Тебе надо полный комплект космодесантника — дело-то нешуточное. А если атмосфера ядовитая, или её вообще нет? Скафандр надо? Надо. А если животные страшные? Только тяжёлый бластер поможет. Аптечка, генератор. У меня всё это есть, но на складе. Если ты оставишь залог в какие-то..

— Погоди-погоди, — это я как-то не сообразил, — лоп озабоченно почесал затылок. — Ведь правда, если на первой попавшейся планете бегают твари здоровые, как два крува, на другой вполне могут оказаться ещё крупнее животины.

— Стоп, — колени у Кревана предательски дрогнули, он поспешил вернуть свой зад обратно в кресло. — Какие ещё твари?

— Я как от тебя вышел, так решил слетать куда-нибудь. Только брякнулся на планету, гляжу, бегут ко мне какие-то страхомордные на таких тонких лапах. Лап, как у крува — шесть, но сами твари — здоровые. Я струхнул, отмахаться то нечем. Вот я сразу к тебе, значит, за оружием и прибежал.

— Таак, — Креван достал пакет сока, трясущимися пальцами вскрыл его, сделал большой глоток, пытаясь унять предательскую сухость, появившуюся в горле. — И где твои твари?

— Как где? Там, на планете остались. Я ведь сразу ковырялкой назад отработал, — лоп, потерял остатки радостного настроения, видимо прикидывая во сколько обойдётся ему снаряжение для межзвёздных путешествий. — Меня враз назад и выбросило.

— Какой ещё ковырялкой?

— Вот, вы тормозите, инопланетники. Сам же сказал, ручное управление у сверхсветовика, — лоп достал из-за уха пластиковую зубочистку и потыкал ею в направлении насечки на обруче. — Ничего сложного, ведёшь от начала по канавке чем-то острым, потом, тыц, и ты там. Потом, чтоб вернуться, ведёшь обратно, к началу. Ну конечно, надо запомнить, где тыцнул.

— Тыц, и ты там, — механически повторил Креван. Сегодня судьба играет с ним как кот с мышью, сначала посылает ему вселенский дар — аппарат сверхсветовых перелётов. Каких к чёрту перелётов? Мгновенных перебросок! Даёт подержаться за чудо инженерной мысли, над которым безуспешно бьются десятки рас на тысячах планет, только для того, чтобы затем передать в руки тупицы! Чтобы успокоиться Креван посмотрел на меч, на который ещё недавно он легкомысленно повесил самый быстрый корабль в галактике. «Следуй изгибам, будь отрешён, счастьем пути нарвал поощрён» — гласил выгравированный на нём девиз мечников Бимы. Форму клинка своего оружия по преданиям они нашли, наблюдая за волнообразными движениями нарвалов, вынужденных преодолевать многие тысячи километров в сезонных миграциях, боевые кодексы бимов позднее трансформировались в стройное учение. Натурфилософия «текучий-в-текучем-без-утечек» благополучно вывела потомков мечников на галактические просторы. Стоило прислушаться к мудрости поклонников упорных единорогов и постараться вернуть ускользнувший дар судьбы.

— Слушай, друг, зачем тебе таскаться по планетам? Ты ведь хотел на Гало-семь? Если хочешь, я свяжусь с призовым комитетом, и вместо самого быстрого корабля у тебя будет самый большой дворец на берегу моря с приличным счётом в банке. Девушки, чтобы попасть к тебе на вечеринку будут за месяц очередь занимать.

— Вот это да! — к лопу опять вернулось счастливое выражение лица, он быстро положил обруч на прилавок. — Конечно, я согласен, что я не видел на тех планетах?

Креван был счастлив только мгновение — его реализованное желание совпадало с представлением о мире, но критический склад ума уже подсказывал, что представления человека очень быстро меняются и сверхсветовой обруч может оказаться шуткой механика с «Галатеи», которому удалось невозможное — заполучить в сообщники лопа!

БРАВО-10, 07

— Запомните, «Ни-ко-му-не-ве-рим» — по слогам отчеканил Гайтан Дежарден, обведя своим взглядом, как рентгеном, группу охранников.

Могучие парни были уверены, что содержимое их карманов, голов и желудков открылось старшему смены как затрёпанная книга. Гайтан был живая легенда и по слухам за свою жизнь поймал больше жуликов, чем вся полиция города. Бывший полицейский насладился гробовым молчанием вымуштрованной команды и продолжил:

— Сегодня нас проверит Бюро Частной Безопасности. А это значит, что если мы облажаемся, наша фирма потеряет контракт в этом торговом центре. Тогда, в лучшем случае, вы будете растаскивать толпу на рок-концертах, а в худшем, обыскивать наркоманов при входе в бары. И знаете, у них есть плохая привычка, держать в карманах шприцы.

Хотите сыграть в лотерею «Уколись СПИДом»?

Сильвен особо не слушал шефа. За окном была весна, и его авторучка невольно выводила в служебном блокноте симпатичный женский профиль.

Суровый Гайтан продолжал нагнетать страху:

— Агенты Бюро — настоящие профессионалы, актёры театров сгрызли бы от зависти ногти, если бы увидели их игру. Они способны украсть болонку американского президента, а охрана будет при этом отдавать им честь. Идите, работайте, и да поможет нам всем бог!

Работать по выходным Сильвен любил. В будни, просторные помещения центра полнились стариками, которые своими вопросами могли загнать в гроб даже ведущего ток-шоу. Зато сейчас в толпе мелькали очень даже прехорошенькие девушки и если быть расторопным, можно было разжиться телефончиком обалденной красотки. Сильвен как раз засмотрелся на такую — копна рыжих волос волнами струилась на развёрнутые плечи гимнастки. Длина ног могла вполне конкурировать с Эйфелевой башней, в придачу она имела такие зелёные глаза, что хотелось нырять в них незамедлительно. И эти глаза явно были неравнодушны к Сильвену.

— Браво-10, 07, 143 — голос оператора в ухе заставил молодого охранника забыть всех красавиц и включить мозг. В переводе на человеческий язык это означало, что он, Сильвен, должен незамедлительно прибыть к фармацевтическому магазинчику.

— Браво-10, 02 — подтвердил он приём команды и устремился на указанное место.

Ещё подходя к магазинчику, он понял, что дело плохо — перед турникетом прогуливался сам Гайтан. Приземистая фигурка начальника напоминала таксу, которая взяла след и готова тащить лису из норы.

— Давай быстро внутрь. Их минимум двое. Понадобится твоя помощь. Заходи внутрь, это их спугнёт. Они отвлекутся на тебя. Будем брать с поличным — короткими, рублеными, фразами шеф ввёл партнёра в курс дела. Сильвен придал своему лицу безмятежный вид и неторопливой походкой вошёл внутрь. Уже войдя вовнутрь, он сообразил, что забыл спросить, кто собственно, злоумышленники. Но зал был почти пустой, и можно было легко разобраться самостоятельно. Прямо перед ним пара вездесущих стариков решала главный склеротический вопрос шопинга: «Зачем мы сюда пришли?»:

— Казик, я же говорила тебе, запиши всё на бумаге! — громогласно втолковывала своему спутнику сухонькая старушка.

— Почему ты кричишь, Беата? Я точно помню, что мы зашли за лекарством — слабо защищался благообразный толстячок с пушком белых волос. Они смешно топорщились, и казалось, что это гнездо экзотической птицы.

— У меня опять села батарейка в слуховом аппарате, надо будет купить новую — глуховатая Беата подслеповатыми глазами беспомощно искала таблички с названиями секций — пошли, пройдёмся, я, когда увижу коробку, сразу вспомню.

Сильвен ловко обошёл пожилую чету. В глубине магазинчика находился парфюмерный отдел. Там спорила совсем молодая пара.

Собственно, больше людей в магазинчике не было.

— Ну, сколько можно пялиться на эти банки Клодин? — ныл здоровенный парень в куртке с заклёпками — мне за машину платить, а ты зависла с этими духами. Клодин, чей наряд состоял из короткой кофточки дикого фиолетового цвета, мини-юбки и драных колготок ничего не отвечала, прилипнув к витрине. Парень ещё немного постонал, а потом побрёл к полкам с лекарствами. Сильвен внутренне напрягся, там находился Стимакс — новый транквилизатор, молодежь дополняла его энергетическим напитком Гуру и получалась убойная веселящая смесь.

Не выпуская из поля зрения Клодин, охранник присматривал за здоровяком. Как назло, парочка стариков тоже пришла в этот угол и частично закрыла парня. Сильвен перевёл взгляд на выпуклое зеркало в углу. Вовремя! Воспользовавшись моментом, молодчик быстро спрятал пару упаковок Стимакса под куртку.

— Браво-1, 07 — позвал Сильвен Гайтана в рацию, и когда шеф зашёл, тихонько шепнул — Парень в коже взял Стим.

Гайтан кивнул и они стали дожидаться, когда покупатели подойдут к кассе. По инструкции злоумышленнику следовал давать шанс расплатиться до самой последней возможности.

И тут Сильвен увидел её, ту самую, рыжеволосую Эйфелеву башню.

Умопомрачительная красотка сидела напротив входа в магазин на скамейке и болтала по телефону. При этом она умудрялась поглощать чипсы. Сильвен залюбовался, как на белоснежной коже её щёк проступают очаровательные ямочки в момент улыбок.

Внезапно девушка судорожно закашляла. Красные пятна зловещими маками зарделись на лице. Она судорожным движением схватилась за горло. «Вот дура, поперхнулась!». Сильвен забыл про всё на свете, в два прыжка он преодолел расстояние, разделяющее их, и подхватил сотрясающее в кашле тело.

Несмотря на опасность ситуации, нежный аромат духов на секундочку вступил в противоборство с адреналином в его крови. Усилием воли Сильвен отогнал фривольные мысли и начал действовать с чёткостью хорошо отлаженного механизма. Поставить на ноги. Одним движением развернуть девушку спиной к с себе, обхватить сзади. Так, правую руку сжать в кулак. Упереть на ширину ладони ниже пупка. Где у нас пупок? Ага, нащупал! Вторая рука ложится сверху. Иии рраз! Толчок.

Сильвен резко встряхнул длинноногую поедательницу чипсов. Изо рта девушки вылетели хлопья чипсов, она сделала глубокий вздох, и воздух ворвался в её лёгкие. Осталось бережно её развернуть и, придерживая, опустить на скамейку. Кашель ещё сотрясал тело, но зелёные глаза с благодарностью смотрели на него.

— Оливия, заканчивай игру, отход не получился. Добрые самаритяне могут вызвать скорую помощь, — услышал Сильвен чей-то твёрдый голос за спиной и обернулся.

Склеротичная старушка Беата стояла позади и делала записи в блокнот.

Только это был совсем другой человек — крепко сжатые губы, сосредоточенный взгляд, уверенные взмахи карандаша. А рядом стоял Гайтан и удовлётворённо смотрел на Сильвена.

— Так как вы нас обнаружили? — спросила Беата, бросив цепкий взгляд на шефа безопасности.

— Слушаем переговоры на частотах спецсвязи.

Беата невольно поправила свой слуховой аппарат и продолжила писать. Сильвен был сражён наповал. Четверо в магазинчике, и даже эта зеленоглазая прелесть, все из Бюро! Он повернулся к мнимой пострадавшей. Теперь в зелёных глазах было смущение. Сильвен решил попытать свой шанс, набрал полную грудь воздуха и спросил:

— Оливия, не дадите свой телефончик? У меня проблемы с отработкой искусственного дыхания.

ГАЛАКТИЧЕСКИЙ ШОПИНГ

Лучшим успокоительным для Сесиль всегда был шоппинг. Сегодня она как никогда нуждалась в нём, потому что весь мир висел на волоске. Нет не так — вся Галактика висела на поясе Коня. Стигмийское королевство, о котором после Третьей Галактической войны не было слышно сто лет, показала зубы — в созвездии Коня в рукаве звёздных систем, богатых вольфрамом, Третий Ударный флот Конфедерации завис перед мощной группировкой новеньких стигмийских линкоров. Адмиралы уже вовсю гоняли тактические компьютеры, готовясь всадить друг в друга тераджоули смерти, но всё ещё оставался дипломатический шанс предотвратить бойню. Его и было поручено реализовать Сесиль Бушар, полномочному представителю президента Конфедерации.

Сейчас она шла по космопорту Лопы-два на неофициальную встречу с Бало Норано, стигмийским бароном, чья тесная дружба с королём могла разрешить конфликт без проволочек. За вольфрам Сесиль могла предложить шикарную систему с тремя водородными гигантами, на крайний случай добавить парочку трансурановых планет, но что-то ей подсказывало, что сделка не состоится, и миллионы жизней оборвутся в ожесточенной схватке.

«Жан, постой, я хочу сувенир купить», — сказала она командиру своего эскорта, завидев из-за широких спин охранников вывеску «Барахолка Чудо Полка».

После тщательной проверки помещения Сесиль была допущена внутрь торгового заведения, которое оказалось восхитительным местом. Она провела добрых десять минут блуждая среди полок, на которых теснились удивительные диковины со всех уголков Галактики. Прикосновение к бивню лисандрийского мормота заставило её забыть о линкорах стигмийцев, а размахивание веером из перьев паринго выдуло из головы напутствующие глаза собственного президента.

К прилавку Сесиль подошла с пустыми руками, но с классическим желанием шопоголика озадачить продавца.

«Здравствуйте. Чем могу быть полезен?» — спросил интересный молодой человек с чёрными, как смоль вьющимися волосами, орлиным носом и глазами голодной лисицы.

Перед Сесиль встал фундаментальный закон шопинга: «Зачем я пришла в магазин?». Гибкий ум дипломата среагировал мгновенно, подсунув образ златокудрой племянницы.

«Будьте, добры, мне что-нибудь развлекательное для девочки четырёх лет», — попросила она.

Молодой человек понимающе кивнул, давая понять, что оценил озабоченность покупательницы бесплодными поисками и жестом фокусника выставил на прилавок коробочку, покрытую ажурной резьбой.

— Рекомендую. Магическая шкатулка, — объявил он, доставая стопку серебристых пластинок. Открываете крышку, кладёте внутрь одну пластиночку. Закрываете крышку, говорите: «Планета-комета-звезда-да-да» и достаёте звезду с неба.

Произнеся это, продавец проделал все озвученные манипуляции, и у него в руках засверкала изящная звёздочка.

— Какая прелесть! — восхитилась Сесиль. — А что это на самом деле?

— Это атомарный компоновщик, — с готовностью сообщил продавец. — Его использовали в храме Стеллы на планете Шахал. Звёздочками жрецы одаривали паломников. Они поклонялись местному солнцу, которое их, в конце концов, погубило. Столкновение с кометой внесло возмущение в магнитное поле Шахала и все погибли от радиации.

— Как грустно: «Планета-комета-звезда-да-да». Я возьму её. Надеюсь, работает она не от микро ядерного реактора?

— Что вы! Достаточно божественной энергии света, — доставая упаковочный пульверизатор, рассмеялся продавец, картинно откидывая назад копну волос.

Кают-компания яхты не располагала к мирным переговорам — вдоль стен выстроились модели дредноутов и эсминцев, возле жёсткого дивана, на который усадили Сесиль, в шкафу застыл боевой скафандр весь в царапинах и дырах. Поначалу милитаризм интерьера напрягал Сесиль, но после того как она поправила звёздочку на хитоне чары войны оставили её. Галантный продавец приколол милую безделушку, рассыпаясь в комплиментах красоте покупательницы. Что ещё надо женщине для релаксации?

Барон Норано не заставил себя долго ждать, зашёл в кают-компанию, словно на капитанский мостик флагмана армады вторжения — решительно и целеустремлённо. Его крепко сжатые губы сулили отрывистые «нет» в ответах на мирные предложения Сесиль. Она уже внутренне подобралась, готовясь отчеканить в лицо этому солдафону никому не нужные формальности, как Норано, окинув её взглядом, пошатнулся, а его протянутая для приветствия рука дрогнула.

— Рад приветствовать вас, госпожа Бушар, — сказал он неуверенным тоном. — Должен признать, аргумент, который вы демонстрируете, совершенно перечёркивает мои планы встречи.

— Конфедерация в моём лице приветствует вас, барон Норано, — Сесиль вложила свои пальцы в его широкую ладонь и натренировано приподняла левую бровь. — Потрудитесь объясниться.

— Я вынужден просить вас, госпожа Бушар покинуть борт яхты. Неотложное дело вынуждает меня немедленно отправиться ко двору моего короля. Могу сказать сразу, для начала он точно отзовёт группировку из созвездия Коня.

Слово «просить» шло к короткой военной причёске барона как прогулочные палубы миноносцу. Сесиль поднялась с дивана, тщательно расправила складки хитона, обдумывая внезапный пацифизм стигмийца.

— Могу я узнать, чем вызвана подобная любезность? — наконец спросила она.

— Если вы не в курсе дела, возможно, ваше правительство держит от вас в тайне своё предложение, — минуту поколебавшись, ответил барон. — Это уровень переговоров глав государств, даже не министров.

— Уверяю вас, со своим правительством я разберусь.

— Что же воля ваша. На вас герцогская звезда. Дворянские регалии изготавливает реликвия нашей нации «Мощь Стигмы». Она является собственностью королевского рода. Была утеряна два века назад в эпоху дворцовых переворотов. Вы уполномочены передавать звезду? Я хотел бы взять её на экспертизу, — вкрадчиво спросил барон с надеждой бульдога, у которого ещё не до конца отобрали кость. — «Мощь Стигмы» использует уникальный алгоритм атомной кодировки вещества, подделать его никому не удавалось.

— Конфедерация никогда не блефует, барон, — наставительно заметила Сесиль, небрежно отстёгивая украшение.

КАССАНДРА

Вождение было невыносимым — группки возбуждённой молодёжи постоянно переходили дорогу, заставляя водителей подолгу задерживаться на перекрёстках. Порой какой-нибудь взлохмаченный юнец выскакивал прямо на проезжую часть, тогда нервы водителя не выдерживали — слышался визг тормозов и пронзительный сигнал. Узкие, зажатые небоскрёбами улицы центра, напоминали дырчатый нож мясорубки, через который с трудом протискивался автомобильный фарш. Ничего не поделаешь, цена демократии. День борьбы с произволом полиции набирал силу.

Марк умудрился бросить свой крошечный «смарт» в просвет между парнями в камуфляжных штанах и кожаных куртках. Это были радикалы, за плечами у каждого покоился рюкзак. Можно было не сомневаться, сегодня полицию ждёт много неприятных сюрпризов — «коктейли молотова», петарды и дымовые шашки. Поборники борьбы с насилием сначала оторопели от наглости Марка, а потом опомнились, и вдогонку его машины понеслись проклятья и улюлюканье.

Ко всему этому Марк был привычен, хотя его работа в «Дайджесте» и была далека от политических баталий, как журналисту ему приходилось много вращаться в кипучей городской жизни. Сейчас его больше занимала работа, он ехал на утверждение своего материала, а его шеф Фрэнк Карнуччи, как раз и отличался уникальной способностью отправлять в мусорную корзину тяжкие плоды журналисткой деятельности.

Словно аккомпанируя его тревожным мыслям, смартфон в кармане сыграл весёленькую мелодию. Когда Марк взглянул на номер, рингтон показался ему похоронным маршем. Звонил Фрэнк. Его голос был как всегда сух и деловит.

— Привет Марк, плохие новости, тема с гаданием на кофейной гуще не пойдёт.

— Шеф, но я работал над ней как вол четыре дня. Объездил кучу гадалок, провёл фотосессию…

— Не сомневаюсь в твоих талантах Марк, но решение окончательное.

Было досадно до глубины души слушать приговор Фрэнка. Марк понимал, что спорить бесполезно, поэтому обречённо спросил: «А в чём паршивая овца моего стада, если я такой хороший пастух?»

— Ценю твою выдержку и юмор Марк, — голос в смартфоне чуть потеплел. — Кофейная гуща и есть твоя паршивая овца. Я связался с рекламным отделом, у них годовой контракт по растворимому безкофеиновому кофе. Слышал термин «конфликтинтересов»?

— Слышал, — буркнул Марк. — В нём всегда побеждает курица, которая несёт золотые яйца. Все наши домохозяйки-читательницы мигом начнут варить кофе по-турецки после моей статьи и отвратятся от оздоровляющего чудо-напитка.

— Отличный фермерский юмор, но надо делать дело. У тебя есть новая идея, Марк?

— Фрэнк, для меня и так это тяжёлая тема, я сам не верю в гадания, судьбу, карты Таро и хрустальные шары…. — «смарт» Марка, наконец-то вырвался на просторную площадь и, навёрстывая упущенное, резко ускорился. Немедленно рыкнул динамик, на затаившейся полицейской машине блеснули бело-голубые мигалки. — … к тому же, меня остановила полиция и если мне выпишут штраф за разговор по мобильному, я перенаправлю его тебе.

Коротко выругавшись, Марк принял к обочине и припарковался.

— Хорошо, Марк, вечером я слушаю твоё предложение. Удачи.

— Хорошего дня, Фрэнк.

Марк спрятал смартфон и начал смотреть, как полицейский неторопливо выбирается из машины и направляется к нему. Он тоже являл собой яркий пример демократии. На голове красовалась красная бейсбольная шапочка, а его штаны маскировочной ткани резко контрастировали с обычным бронежилетом и коричневой рубашкой. У полицейского профсоюза были сильные трения с руководством города по многим пунктам. Прав на забастовку у него не было, поэтому полицейские боролись за свои права с помощью организованного нарушения формы одежды. Мысль о том, что сегодня маскировочные штаны молодёжи будут сражаться с маскировочными штанами полиции, позабавила Марка, и он улыбнулся, когда опускал стекло «смарта».

— Мёсье, ваши права и страховку, пожалуйста.

Судя по всему, улыбку Марка коп воспринял на свой счёт, потому что его лицо посуровело, и он придирчиво оглядел машину. Марк неплохо умел читать по лицам и когда взгляд блюстителя порядка упал на карточку «пресса» в углу лобового стекла, стало понятно, что дело совсем плохо. Его приняли за охотника за жареными фактами уличных столкновений, несомненно. Марк постарался технично откреститься от шакальего племени репортёров.

— Офицер, нельзя ли побыстрее? Я спешу в редакцию, у меня интервью с тренером «Сенаторов».

Хотя «Сенаторы» в этом сезоне безнадёжно плелись в конце таблицы, все жители города ревностно болели за свою команду. Даже мимолётное упоминание «Сенаторов» в разговоре размягчало самые суровые сердца.

Но, похоже, ему попался коп с железобетонным сердцем.

— Это займёт вдвое больше времени, так как у вас, мёсье, двойное нарушение. Превышение скорости и трещина лобового стекла.

— Какая трещина? Да я с ней уже месяц езжу.

— К штрафу я выпишу предупреждение, в течение 3-х суток вы должны устранить повреждение и показать машину на посту полиции вашего муниципалитета. Оставайтесь в машине, я дам знать, когда бумаги будут готовы.

Величественный, как Цезарь при переходе Рубикона, полицейский удалился в свою машину. Марк хмуро окинул небольшую трещинку на лобовом стекле. Она напоминала русло безымянной реки, которое начиналось с оазиса-кратера от удара камешка, и причудливым зигзагом впадала в море-капот. Удар в стекло Марк заработал весной, когда сошли снега, и мэрия занялась своим любимым делом — закапывание денег налогоплательщиков в многочисленные выбоины. Из заделанных кое-как ухабин щедро вылетали камешки, и один из них осчастливил Марка. Он и вправду ездил с этой трещиной месяц, проездил бы и несколько лет, но сегодня коп предпочёл, чтобы пресса носилась по городу в поисках гаража для починки, а не крутилась вокруг уличных беспорядков.

Оформление штрафа грозило затянуться. Коп начал сверяться с компьютером, заполнять многочисленные бланки. Площадь между тем начала заполняться демонстрантами, они оживлённо переговаривались, слышалась даже громкая музыка. «Хм, а это идея! — мысленно возопил Марк. — Свяжусь со страховкой, расскажу, что получил камень в стекло от подонков, у меня, если память не изменяет, вандализм покрывается даже на самые мелкие суммы». Он немедленно набрал номер своей страховой кампании. Милый женский голосок сообщил, что лидер страхового бизнеса «Санлайт» всегда к услугам Марка, спросил номер полиса и скрупулёзно выяснил характер и обстоятельства нанесённого ущёрба. Марк врал без запинки, уверенный, что такой мелкий ремонт никакой страховой агент не возьмётся проверять. Под конец его попросили прислать по электронной почте крупным планом фотографию трещины и заверили, что «Санлайт» осуществит ремонт в течение одного рабочего дня.

Марк решил брать быка за рога, вышел из машины и немедленно занялся фотографией с помощью смартфона. «„Смарт“, скажи приятелю смартфону „Чииз“!» — не удержался от каламбура Марк, нажимая на спуск. Его новенький «Оптимус» с разрешением в 8 мегапикселей мог потягаться с неплохим фотоаппаратом и не посрамил себя, «река» на стекле была снята во всей её красе.

— Мёсье, у меня всё готово!

Донеслось до слуха Марка. Полицейский закончил свою бюрократию и махал штрафной квитанцией из окна машины.

— Думаю, я смогу оспорить ваш штраф в суде! — мстительно заверил он копа, принимая розовый бланк штрафа.

— Ваше право, охотно встречусь там с ва…

Коп не договорил. В воздухе что-то свистнуло, и с хрустом врезалось в стекло полицейской машины. «Долой жирных пожирателей пончиков!» — начала скандировать толпа за спиной Марка и он понял, что детишки начинают резвиться.

Идея позлить копа пришла в голову внезапно, он обнаружил, что смартфон всё ещё у него в руке. Немедля ни секунды он сделал несколько фотографий — разбитое стекло, перекошенное лицо полицейского, орущая молодёжь. «Ну, всё, ты разбудил во мне зверя, спихну материал молодчикам из „Газетт“, и все мои трещины вылезут тебе боком!» — твердил себе Марк, возвращаясь в «смарт». Трясущимися от возбуждения руками, он отправил фотографию в «Санлайт» и поспешил убраться с мятежной площади.

«Я маленький корпоративный суслик. Суслик, у которого кризис идей», — пришёл к неутешительному выводу Марк. Безрезультатное сидение в служебной загородке редакции начинало действовать ему на нервы.

Очередной гениальный вариант с гаданием на бочонках лото провалился.

Какой-то ушлый конкурент из «Кроникл», оказывается, уже перелопатил эту тему вдоль и попёрек. Мало того, по странному стечению обстоятельств, гадание пользовалось популярностью в журналах на протяжении года, и изобрести что-то новое было решительно невозможно. Зазвонил телефон, и Марк апатично взял трубку.

— Беспокоит страховая компания «Санлайт», мёсье Котэ? — весело сообщила собеседница. Это немного взбодрило Марка.

— Да, есть что-то новое по моему делу?

— Рада вам сообщить, что всё в порядке, завтра мы готовы осуществить ремонт машины. Стекло заказано, и прибудет в наш гараж.

Сердце в груди Марка радостно забилось, хоть что-то начинало налаживаться в этом неудачном дне: «Как оперативно вы работаете!».

— Вы бы не смогли сегодня подъехать к нам, мёсье Котэ? Ваш страховой консультант, мадам Ашарбо, просматривала досье и у неё есть для вас интересное предложение.

Марк насторожился, со страховыми компаниями всегда надо было быть настороже — в их сладких плюшках часто скрывалась ложка горчицы.

— А могу я узнать, какого рода предложение? Я так сильно загружен, что право слово, очень ограничен во времени.

— Через два месяца истекает ваш десятилетний страховой полис по страхованию жизни. «Санлайт» предлагает вам досрочное расторжение договора с предоставлением премиального бонуса в тысячу долларов.

Этот бонус может быть использован для снижения страховой ставки на вашу недвижимость.

Вспомнив, что действительно, со страховкой жизни он поскупился — погнался за низкой месячной оплатой, Марк, тем не менее, осторожно поинтересовался: «А чем вызвана щедрость компании? Я не припоминаю пункт о премиях в договоре».

— Затрудняюсь дать вам ответ, мистер Котэ, по моему мнению, это как-то связано с налогообложением. Если вас это интересует, вы сможете уточнить у мадам Ашарбо.

— Может, я тогда загляну к ней завтра, когда пригоню машину?

— Она с завтрашнего дня в отпуске и не хотела бы передавать ваше досье другому консультанту.

Предложение было интересным. Работа всё равно не клеилась, а в будущем, времени на разъезды действительно могло и не быть. Марк сдался: «Хорошо, я согласен, выезжаю к вам в офис».

— Тогда мы подготовим документы, чтобы не занимать ваше время. До встречи.

В офисе «Санлайт» Марк проникся к себе уважением. Его страховой консультант имела личную секретаршу, а это свидетельствовало о высоком ранге клиента. Секретарша напоминала модель с обложки, и когда она безупречной линией губ сообщила о том, что у мадам Ашарбо посетитель и нужно пять минут подождать, Марк нисколько не расстроился. Он устроился в удобном кресле, потянул с низкого столика журнал, и сделал вид, что мечтой всей его жизни было чтение в приёмных.

Вскоре дверь с табличкой «Ани Ашарбо» распахнулась, и Марк поневоле оторвал взгляд от журнала. Невысокий человечек с жидкими светлыми волосами и лицом нездорового землистого цвета, появился на пороге и уставился на Марка тяжёлым, пристальным взглядом. Он носил очки с чудовищно толстыми стёклами, Марку показалось, что на него смотрит странная пучеглазая рыба, которая собирается им отобедать.

— Вы закончили, месьё Полак? — спросила у него куколка-секретарша.

— А? Что? — субъект оторвал взгляд от Марка и недоумённо уставился на девушку. Фантом хищной рыбы мгновенно рассеялся. Голос у субъекта был тонкий и неуверенный.

— Вы закончили с мадам Ашарбо, мёсье Полак? — снова повторила секретарша.

— Да, да закончил, — поспешно забормотал человечек и неуверенной походкой покинул приёмную.

Марку этот тип сразу не понравился, он постарался скрыть своё неудовольствие и вопросительно взглянул на куколку. Та сразу поднялась, взяла папку с документами и пригласила Марка войти: «Прошу, вас, месьё Котэ!».

Мадам Ашарбо оказалась сухонькой дамой преклонных лет, чем-то напоминающей Маргарет Тэтчер. Когда она подняла глаза на Марка и секретаршу, журналист понял, что дело не столько во внешнем сходстве, сколько в железной воле, которая читалась в её глазах. Под этим взглядом красотка секретарша мигом подобралась и походкой вымуштрованного рекрута направилась к столу начальницы.

— Здесь подготовленные договора для месьё Котэ, — чётко, не хуже сержанта, доложила она и положила папку на стол.

«Здравствуйте мёсье Котэ, спасибо за ваш быстрый приезд, присаживайтесь». Мадам Ашарбо открыла папку, что-то сверила с экраном своего ноутбука и только после обратилась к секретарше: «Хорошо, Шанталь, пакет полный. Мне понадобится запрос по следующему договору. Сходите в архив, лично поторопите их».

Казалось, слова не вылетают, а чеканятся в устах железной леди.

Секретарша мгновенно испарилась, а Марк опустился в глубокое кресло.

Ещё некоторое время мадам перебирала бумаги, а затем обратилась к Марку. Он поразился перемене, которая произошла с её голосом, сейчас он был полон тепла и благожелательности: «Вы меня сильно выручили, мёсье. Столько дел перед отпуском — спешка, спешка. Вам сообщили суть дела?».

Быстрая реакция журналиста была коньком Марка, в чиновниках он больше всего ценил деловитость, поэтому постарался отвечать как можно информативней.

— В общих чертах, мадам — досрочное расторжение страховки жизни, бонус в тысячу долларов с возможностью перефинансирования страховки недвижимости на эту сумму.

— О, какой лаконизм! Пожалуй, я бы не смогла сформулировать лучше.

Приятно иметь дело с таким клиентом, вы не думали о карьере в страховом бизнесе месьё Котэ? — её губы тронула улыбка, но потом она быстро перешла к делу. — Может быть, есть вопросы, что-то нужно уточнить, разъяснить?

— Это не вопросы праздного любопытства, скорее желание развеять недоумение, — Марк решил не отступать от своего изначального желания разобраться со страховым альтруизмом. — Чем вызвана такая неожиданная премия?

— Ну, всё довольно просто, «Санлайт» подала заявку в Национальный Банк на получение льготного кредита в рамках антикризисной программы. Банк выдвинул обязательное условие — снижение ставок по страхованию недвижимости. Мы нашли возможность ввести премию при закрытии страховки жизни. Полученная прибыль по выполненным долгосрочным контрактам позволяет это сделать.

Говорила мадам Ашарбо легко, с интонациями и паузами в нужных местах. Обычный обыватель, несомненно, проникнулся бы милостью Господа за такую манну небесную, но Марк был журналистом, и не остановился на хвале Всевышнего.

— Значит, вы всем делаете такие предложения?

— Да, конечно, мы делаем это планово, при закрытии двадцатилетних контрактов, например, мы выплачиваем гораздо более значительную премию.

Всем своим взглядом консультант выражала соболезнование по поводу десятилетнего контракта Марка. Он не мог понять своего беспокойства, смутное сомнение туманным облачком парило на окраинах сознания. Всё казалось ясным и понятным, но что-то было необычным. Марк подумал немного и понял — слишком высокий профессионализм собеседницы, такой работой должны заниматься молодые стажёрки, а здесь явно чувствовалось мастерство. И вот ещё что, манера общения с подчинённой, это минимум среднее звено корпоративного менеджмента, а то и повыше. Он решил запустить пробный шар вопроса наугад: «Может, мне лучше тогда подождать два месяца, когда истечёт срок контракта?»

Она бросила быстрый взгляд на экран ноутбука. Её брови непроизвольно нахмурились, но когда она ответила Марку, на лице опять была безмятежность и уверенность.

— К сожалению, наше предложение ограничено по времени — сообщила она, немного заговорщицки. — Мы почти закончили эту программу.

Сегодня последний день. Я обратила внимание на ваше досье лишь из-за вашего сегодняшнего страхового требования по поводу машины.

Это Марку совсем не понравилось. Что-то было, там, в компьютере. И это что-то заставляло страховщиков давить на него со сроком — сначала спешный отпуск, затем завершение программы. Как же подобраться к информации? В кармане лежала флешка. На ней хакерская программа, способная с автозапуском перекачать все текстовые файлы, и даже мусор из корзины.

Иногда Марк позволял себе нечистоплотность в делах. В сегодняшнем мире информация, это оружие, которое безжалостно используют для добывания денег, поэтому в грязной игре, чтобы победить, нужно использовать не менее грязные средства. Куда бы отправить суровую мадам, чтобы остаться на пару минут одному в кабинете? Испортить договор, чтобы потребовалось его перепечатать! Принтера в кабинете не наблюдалось, а смазливая секретарша, возможно, ещё отсутствует и стоит рискнуть. Этот трюк он иногда проделывал с коллегами, когда нужно было покопаться в чужом компьютере. Обычно Марк использовал стаканчик с кофе, но сейчас сойдёт и верный паркер.

Марк достал из кармана перьевую ручку и энергично взмахнул рукой: «Вы меня убедили мадам Ашарбо. Мне всё ясно и я хочу покончить с этим делом».

Он ожидал увидеть удовлетворение на морщинистом лице собеседницы, но она слишком хорошо владела собой и протянула бумаги с обычным доброжелательством. Марк внимательно прочитал текст договора, удовлетворённо кивнул и снял колпачок с ручки, чтобы подписать. И тут произошла запланированная неприятность — по последнему листу разлилась огромная клякса. Паркер у Марка служил совсем не для письма. Он безжалостно испортил изящную вещицу серии «Соннет» и теперь от встряхивания ручки, чернила выливались из всемирно признанного чуда инженерной мысли.

— Ну вот, какая жалость! — Марк беспомощно отодвинул от себя испорченный лист.

— Возьмите салфетку, ничего страшного, — консультант протянула ему салфетки и нажала кнопку селектора. — Шанталь, зайдите ко мне.

Затаив дыхание, Марк оттирал чернила с ручки, если секретарша на месте, всё пропало. Ответа не последовало, и мадам Ашарбо поднялась из-за стола.

— Я распечатаю последнюю страницу, а вы пока прочитайте соглашение об изменении месячных платежей по недвижимости.

— Да, да конечно, мне так неловко — Марк скомкал испорченный лист, и с готовностью начал листать документы.

Мадам достала из ноутбука флешку и вышла в приёмную. Это означало, что её компьютер не подключен к сети и распечатка займёт достаточно времени. Одним движением Марк выхватил свою флешку и вонзил его в порт. Огонёк на ней мигнул сигналом подключения, потом, отмечая скудное переписывание данных, ещё раз мигнул и погас.

Вскоре мадам Ашарбо вернулась, Марк подписал бумаги. Расстались они полностью удовлетворённые совместной деятельностью.

На своё рабочее место Марк вернулся в состоянии крайнего возбуждения. Наверно, схожее чувство испытывает кладоискатель, когда возится с замком на добытом сундуке. Там может оказаться груда драгоценностей, а может истлевший камзол и стоптанные ботфорты.

Компьютер в ответ на вставленную флешку, выбросил окно с единственным файлом. У Марка ёкнуло сердце. Обычный компьютер офисного работника полнится информационным мусором — переписка, письма, договора, инструкции. Немногочисленные файлы, хорошо защищённые, находятся в компьютерах умников, которые аккуратно сбрасывают всё на внешние носители. Одинокий файл мог означать только одно — мадам Ашарбо не хранила информацию на компьютере, а работала с флешки и сейчас у Марка резервная копия файла, которую по недосмотру текстовой процессор сохранил на жёсткий диск. С самыми тревожными чувствами он открыл файл.

Документ назывался странно «Кассандра: экстраполяционный анализ единицы наблюдения 506 TSP». В глаза Марку сразу бросились цифры, это был регистрационный номер его автомобиля. Текст был какой-то сплошной белибердой. В ней фигурировали «факторные признаки», «системы вероятностных группировок», «индексы полака второго порядка», и прочая научная ересь. Журналист нетерпеливо скользнул по строкам непонятности, пока не уткнулся в жирный подзаголовок «Заключение».

Уничтожение единицы с вероятностью 98,3 %.

Степень повреждений — 78 %.

Временной интервал — 23 ч +- 14 мин.

Вид события — интенсивное возгорание.

Влияние на атрибутивный элемент — гибель.

Этот сухой столбец букв и цифр потряс Марка до глубины души. Он не сильно разбирался в научной манере представлять информацию, но смысл уловил сразу — его «смарт» в течение суток сгорит, причём с ним вместе. Полный бред — ему вынесли смертельный прогноз и принудили расторгнуть страхование жизни! Да, именно так можно трактовать последнюю строчку, в которой он упомянут как атрибутивный элемент.

Ведь погибнуть может только живое существо! На основании чего они это решили?!

Усилием воли Марк постарался успокоиться и думать рационально. Его вызвали сразу после того как он потребовал заменить стекло.

Совпадение? Не похоже, реакция была незамедлительная. Что же такого произошло? Решили, что он как репортёр ездит по опасным местам и на фоне грядущих волнений может погибнуть? Откуда тогда такая точность определения времени? В поисках зацепки он пробежался по тексту.

Ничего вразумительного! Можно лишь сказать, что помимо статистики присутствует налёт геометрии и физики: «искривление сегмента отрезков в направлении вектора плазменной диффузии основной событийной линии свидетельствует о значительном тепловом выбросе в критический момент. Согласно индексам полака…» Полный бред!

Внезапно, знакомое слово, как блоха прыгнуло в глаза — «индексы полака». Полак! Перед глазами Марка встало лицо с огромными очками-линзами. Не этот ли тип с внешностью безумного учёного из второсортного фильма состряпал бредовую бумажку? Он вспомнил его взгляд. Так смотрят… так смотрят на приговорённого!

Марк потёр лоб, на котором выступила испарина. Всё это можно было назвать паранойей, если бы не подписанные документы в кабинете «Санлайт». Ехать к ним? Требовать объяснений? Угрожать? Вопросы тяжелыми молотами стучали по вискам. Мысли опять вернулись к странному субъекту с фамилией эмигранта. Вспомнился неуверенный тон его голоса. Пожалуй, его можно постараться разговорить. Только нужно найти способ связаться с ним. Марк вышел в интернет и запустил поисковик мобильных телефонов. Он сразу нашёл целых четыре Полака в городе и запросил за каждого по 9 долларов. Став счастливым обладателем всех четырёх номеров, Марк начал звонить.

Только по третьему номеру он услышал в ответ на «Здравствуйте, вы мёсье Полак из „Сайнлайт“?» знакомый неуверенный голос: «Да, это я. Мы знакомы? Чем могу помочь?». Марк сглотнул внезапно накопившуюся во рту слюну и сказал: «Меня зовут Марк Котэ, я владелец единицы наблюдения 506 TSP. Хотел бы уточнить анализ Касандры».

В ответ он услышал тяжёлый вздох и шумное дыхание. Полак долго молчал и Марк уже был готов заорать в трубку что-нибудь угрожающее, когда услышал: «Ххорошо, где мы можем встретиться?»

— Знаете бар-биллиард «Скрач» в Ляпьере, на улице Гвен?

— Это тот, где всё хоккейное?

— Да, там ещё командные рубахи «Сенаторов» повсюду висят.

— Был там несколько раз.

— Тогда приходите туда через час.

— Хорошо, я там буду, только… — голос Полака в трубке задрожал.

— Вы можете приехать на такси?

— Да, я приеду на такси, до встречи.

Марк злобно нажал кнопку прекращения связи. Чёртов идиот! Верит в бред, который сам выдумал.

Бар встретил Марка мягким полумраком. Он невольно застыл на пороге после яркого света. Вскоре глаза привыкли к скудному освещению, и он смог получше рассмотреть помещение. Огромный зал с невысоким потолком уходил вдаль. Его разделяла дорожка красноватого ковролина.

С одной стороны располагались бильярдные столы с зелёным сукном, с другой с красным. Над каждым висели трёхцветные рубахи хоккеистов.

Марк смог даже прочесть на одной из них фамилию игрока «Baranof».

«Ну вот, еще один иммигрант с дурацкой фамилией» — подумал Марк и пошёл по дорожке вглубь бара. Людей было немного, светилось только пара ламп над столами, за которыми играли, да у барной стойки сиделоа пара человек. Полака Марк обнаружил в небольшом ограждённом уголке с большим телевизором, на экране которого мелькали клюшки для гольфа и летящие мячи. Полак сидел, ссутулившись, безучастно уставившись в бокал с пивом. Отблеск телевизионного экрана на его очках казался танцем зелёного пламени.

— Мёсье Полак, с Вами всё в порядке? — спросил Марк, усаживаясь напротив.

Полак вздрогнул, поднял голову, и его ресницы за стёклами очков часто-часто заморгали, как крылья вспугнутой бабочки.

— Это вы? Откуда вы узнали про Касандру? — быстро пробормотал он, но потом вяло махнул рукой. — Хотя, какая разница? Всё равно ничего поменять нельзя.

— Я прочитал документ из компьютера мадам Ашарбо. Какое вы имеете к нему отношение?

— Я руководитель группы прогнозирования информационного отдела «Санлайт». Кассандра моё детище, — имя «Кассандра» Полак произнёс как имя любимой дочери, нараспев.

— Для чего вы её создали?

— Для че-го… — раздельно сказал Полак и потёр бокал. — Наверно для того чтобы не отупеть окончательно в этой страховой лавке. Я занимался статистикой в «Макгилле», прежде чем прийти в «Санлайт».

Руководство посчитало мою деятельность безрезультативной, мои проекты лишили грантов, и вскоре я оказался на улице. Тут подвернулась работа в «Санлайт» по оценке повреждений автомобильных стёкол. Небольшие трещины можно было восстанавливать, и кампании потребовался оценочный комплекс, для расчётов с ремонтниками.

— Что-то я не нашёл финансовых расчётов в своём похоронном анализе — не удержался от колкой реплики Марк.

— Теперь этот программный комплекс выполняет совсем другие функции, — Полак сделал глоток пива и продолжил. — Я так долго пялился на эти трещины, что меня заинтересовали закономерности в их форме. Я ввёл элементы их составляющих и классифицировал как массив наблюдения.

Потом начал искать связи между ними и какими-нибудь явлениями, информация по которым была мне доступна.

— О господи, трещины на стекле зависят только от кирпича, которым грохнули по стеклу. Какие могут быть явления?

Марк опять не сдержал эмоций. Полак втянул голову в плечи и обречённо продолжил.

— Я не физик, тот бы сразу начал решать задачу столкновения двух твёрдых тел — скорости движения, угол приложения силы. Я просто статистически упражнялся над информацией в страховых файлах. И внезапно обнаружилась связь — после возникновения трещин на стёклах, автомобилю обязательно наносились повреждения. Вскоре я установил прямые закономерности между формой трещин и видами, степенью повреждений.

— Постойте, постойте, — Марк замотал головой, отказываясь верить сказанному — вы хотите сказать что если грохнуть в автомобиле стекло, он обязательно разобьётся?

— Я не знаю природу этого явления — зябко пожал плечами Полак — моя «Кассандра» только рассчитывает вероятности, и степень повреждений бывает разной. Может быть, только фара разобьётся или какая-то часть кузова повредится.

— Но ведь это полный бред, я разбил стекло чёрт знает когда, а вы написали, что она сгорит через сутки. Кстати, вы ещё написали, что я погибну вместе с ней. Я что, часть машины?

От возмущения Марк даже прихлопнул рукой по столу. Его уже начал бесить безумный учёный.

— «Кассандра» не ошибается, я добился почти стопроцентного прогноза. Значит, Вы прислали снимок трещин не вашей машины. А что касается водителей, в досье указывается их состояние после аварий.

Оно тоже укладывается в зависимый ряд.

— Что? Моя смерть укладывается в какую-то хиромантию автомобильных стёкол? — возмущённый Марк потянул из кармана свой смартфон — да полюбуйтесь, я сделал снимок сегодня, и это была моя машина!

Он вызвал отправленное смс-сообщение, ткнул в пиктограмму прикреплённого файла и похолодел. Знакомого зигзага речки-трещинки на снимке не было, на стекле красовалась сеть трещин, похожая на кляксу или на паутину. Утро пробежало перед глазами — демонстранты, полицейский, злость… Ну да! В горячке он отправил фотографию разбитого стекла полицейской машины. Эти уменьшенные картинки рядом такие похожие!

— Кто это был? Родители, знакомая? — робко спросил Полак, по окаменевшему лицу Марка поняв, что был прав.

— Полицейский, оштрафовал меня утром. — глухо ответил Марк.

— Ну, я пойду? — заерзал в кресле Полак. Марк ему ничего не ответил. Он был полностью раздавлен. Мир вокруг, такой привычный и знакомый, оказывается, вертится как старая затёртая пластинка! Нет случайностей, нет свободы выбора. Всё предопределено. Мало того, предсказуемо какой-то программой.

Полак попрощался и ушёл. К Марку подошла официантка, он автоматически заказал пиво. Его взгляд бесцельно блуждал по стенам бара. Аляповатые граффити на стенах изображали игроков с киями в напряжённых позах перед ударами. «Нечего стараться — хотел им сказать Марк — Позовите Полака и он по крупинкам мела на конце кия предскажет вам исход партии.» Да предсказателям в старину просто не хватало алгебры, статистики, комбинаторики и компьютера!

Мифологическая Кассандра слышала будущее вылизанными змеями ушами, а Кассандра Полака видит будущее блоком анализа фотографий.

Зелёные поля для гольфа на экране телевизора, у которого сидел Марк, сменились яркой, подвижной картинкой новостей. Он равнодушно перевёл взгляд туда. Видеоряд выхватывал бегущих людей, транспаранты. Звук был приглушён, но его дублирует бегущая строка.

«Многочисленные столкновения с полицией, 113 человек арестовано, 3 полицейских ранено, один погиб». Горит полицейская машина на заднем плане, густой чёрный дым, парамедики с носилками.

Накрытое с головой тело, лишь выглядывают ботинки и полоска маскировочных штанов. Ничего Марка больше не волновало, он взял со стола смартфон и набрал номер Фрэнка. Шоу должно продолжаться. После обмена приветствиями он сказал: «Фрэнк, я нашёл интересную тему по гаданию. Только можешь сразу проверить, есть ли у нас среди клиентов рекламного отдела страховые компании?».

НА НОЧНОЙ ПЕРИНЕ КЕНИСБЕРГА

Шум танкового мотора нарастал стремительно, как грохот настигающей горнолыжника лавины. Внезапно танк рыкнул совсем рядом.

«Куда? Куда прёте?». От удивления Максим чуть не выронил самокрутку с зельем, которую на двоих курил с другом. Быстро разогнал облачко душистого, пьянящего дыма над водой, бросил пачку сигарет «Охотничьи» на бетон. Друг понимающе кивнул и ушёл под воду.

Идя на шум, Максим столкнулся с нарушителями — танк Т-72 легко проломил невысокий кустарник и выкатился прямо ко рву форта. Это была неслыханная наглость! Мало того, что патруль этих танковых крыс вчера поймал его возле цирка в городе, из-за чего трубить ему в караулах до дембеля, так они ещё и припёрли свою консервную банку на территорию его гвардейской мотострелковой дивизии!

С самыми мстительными намерениями он вскинул автомат, чтобы испортить оптику ненавистным «керосинщикам». Люк танка поспешно открылся, и белозубый лейтенант бодро вылез на броню:

— Эй, боец, послабься! Тебе что, Мальцев не звонил?

Фамилия начальника караула отрезвляюще подействовала на Максима — он поставил автомат на предохранитель и угрюмо спросил:

— Нет, не звонил, товарищ лейтенант. А вы зачем сюда прибыли?

— Да говорят, что у вас здесь рыбалка классная. Хотим карасиков подёргать. Я Мальцеву нормально проставился, звякни ему, чтобы всё в ажуре было.

Это было похоже на правду — карась кишел во рву форта номер двенадцать. В войну, при взятии Ночной Перины Кёнигсберга — кольца оборонительных сооружений, он практически не пострадал, и теперь в нём находились склады боеприпасов и снаряжения. Караул складов иногда позволял себе рыбные блюда.

Мрачный как туча, Максим пошёл к замаскированной точке связи. Там нервно мигал индикатор вызова. Он воткнул трубку в штепсель, и волна мата обдала его бодрящей свежестью. Лейтенант Мальцев в самых забористых выражениях охарактеризовал дисциплинированность сержанта Кедрова, который не вышел на связь в установленное время. Максим оборонялся проверенными «так точно» и «никак нет». Мальцев ещё немного пошумел, а потом посулил Кедрову ударный труд в караулке во время как бодрствующей, так и отдыхающей смены, если он не окажет собратьям по оружию, самый что ни на есть, тёплый приём.

Когда он вернулся к танкистам, то уже застал их за ужением. Танк стоял бортом к кромке воды с повёрнутой башней. На широкой 125-ти миллиметровой пушке, как на рыбацкой вымостке, сидел экипаж и, болтая ногами, щетинился удилищами.

— Ну что, пехота, всё пучком? — лейтенант вытащил первого карася и осклабился. — Иди, иди отсюда, охраняй нас. Когда слон рыбачит, краснопёрым лучше держаться подальше.

Танкисты заржали, поддерживая шутку командира. Бойцы бывшего афганского контингента называли танки «слонами». Они гордились своими боевыми заслугами и ни в грош не ставили красные погоны мотострелков из «совка».

— Конечно пойду, чего мне с нёкками ссориться.

— Перегрелся боец, какие ещё нёкки?

— Ну, водяные такие, смахивают на Ихтиандра, фильм смотрели? Не любят они, когда в воду кто-то лезет.

Молоденький лейтенант недоверчиво посмотрел в тёмную воду рва под своими ногами и демонстративно туда сплюнул:

— Заканчивай залипуху травить. Кто может выжить в этой луже кроме карасей?

— Они себя кригснёкками называют, а «кригс» значит «военный».

Говорят, что из моря через речку в Мельничный Пруд заплывают, а потом сюда. Может они ещё при немцах, как и мы, этот форт охраняли, кто их знает?

— Не, ну видели, ребята? — за поддержкой лейтенант обратился к своему экипажу. — Пока мы духов в Афгане мочили, они с русалками о жизни морской беседовали.

Раскосый узбек-водитель почесал стриженую голову и спросил:

— А чего им здесь, в канаве надо?

— Тоже карасей ловят и едят.

— Э, постой-ка! Теперь вижу, ты ведь обкуренный! Что за хрень у тебя в глазах прыгает? — лейтенант всмотрелся в лицо Максима. — Кроме тебя, кто-нибудь знает об этих зверюгах в наших укреплениях?

— Прапорщики из форта знают. Только никому не говорят, чтобы их в психушку не забрали. Понятно, что Гитлер давно капут, но уйти нёкки не могут, орднунг, порядок, стало быть, у них пожизненный. Они не злые, только в воду здесь никого не пускают.

— Много я встречал в Афгане обкуренных, но на родине их больше всего. А ещё гвардейцы! Как можно таким наркошам оружие давать! — лейтенант браво повис на пушке как на турнике и не жалея своего хромового сапога, погрузил его в воду.

Максим глянул на лоснящееся голенище, переполняясь ненавистью, чувствуя в глазах знакомое жжение напряжения. Вода забурлила, и мощная сила дёрнула лейтенанта вниз. Истошно заорав, танкист рухнул в пруд. От паники, гонор с него мгновенно слетел, и он беспорядочно замолотил руками по воде. Его подчинённые, сначала глупо таращились на попавшего в беду командира, а потом дружно побежали на башню. В воду полетел буксировочный канат.

— Ссуки, ссуки пехотные, — от волнения лейтенант заикался и продолжал махать руками на берегу даже после того как его вытащили — скажи своему друж-ж-ку-нныряльшику, что вы все п-п-придурки и шутки у вас на всю го-гоолову придурошные! Это тебе Мальцев по телефону приказал мне подляну пприготовить? Двойной пост, да? Запустил напарника под воду, а нам лапшу про неков-гомосеков развесил? А я ещё думаю, чего пехота так легко на свои посты пускает?! Ну, я Мальцеву проставленный «пузырь» на голове разобью! Берите ребята этого краснопёрого нарика за жабры!

— Я на посту, товарищ лейтенант! — напомнил Максим и взял наперевес автомат.

Рванувшиеся было к нему танкисты, моментально застыли. Лейтенант ещё минуту буравил Максима ненавидящим взглядом, а потом в бессильной злобе рыкнул:

— Экипаж, в машину!

Сноровисто прихватив ремнями удилища на броне, танкисты прыгнули в люки. Танк резко крутанулся на месте, рискуя сбросить гусеницы и умчался.

Кедров удовлетворённо хмыкнул — отомстил танковому роду за все свои несчастья. Под его взглядом следы гусениц разглаживались — трава распрямлялась, затягивала повреждённый дёрн, комья вывернутой земли рассыпались прахом. По изломанному кустарнику прокатилась расплывчатая волна преобразования. Всего через несколько мгновений он зеленел восстановленной девственностью. Чтобы ни единого следа не осталось от этих крыс! Всё! Теперь можно вернуться к своему делу.

Он подошёл к месту, где перед приездом вспыльчивых танкистов бросил сигареты. Вместо пачки на бетоне лежала статуэтка из янтаря.

Обмен подарками состоялся.

— Спасьибо фюр сигаретен — безобразная голова друга вынырнула у парапета, кивнула разлапистым гребнем.

— Битешён геноссе кригснёкк — ответил он, глядя в глаза нёкка.

Странные глаза, это правда — вокруг слившихся с радужкой чёрных зрачков, по белку, роятся меленькие точечки. Неужели у него такие же?

Максим подобрал изящную фигурку, всю ещё в капельках воды.

Красивая вещица! Русалка на камне призывно протягивала к нему руки.

На её точёном лице застыла печаль и надежда.

Максим улыбнулся. Чего только не появляется и не исчезает на этом посту от курева нёкков, а вот их подарки всегда остаются. Интересно, откуда они берут свой янтарь? Янтарную Комнату охраняют, что ли?

ЗАПАХ КОКОСА С НОТКОЙ ГУДРОНА

Расположившись в удобном кресле VIP ложи ледового стадиона, Шанталь с замиранием сердца наблюдала, как прижатые к своим воротам трёхцветные перехватили, наконец, шайбу и их нападающий помчался к воротам противника. Сейчас или никогда!

Внезапно сильный запах кокоса с ноткой гудрона ударил в нос, Шанталь с сожалением оторвала взгляд от вёрткой фигурки игрока, чтобы посмотреть на проходящего мимо мужчину с двумя бокалами коктейлей в руках. Запах создавал крем у ноздрей, реагирующий на изменения в структуре молекул смарт-духов. Именно сейчас Пыльца Амура сообщала, что идеальный спутник жизни находится рядом с Шанталь. Молекулы биохимического элемента Амур, несущие арома-сигнатуру обладательницы духов, проанализировали запах незнакомца и впервые с момента покупки вынесли положительный вердикт!

Современная женщина не может полагаться исключительно на капризы судьбы. Если раньше ей в поисках суженого помогали карты Таро и гороскопы, то теперь на смену им пришли умные молекулы. «Алгоритм, выработанный на анализе запахов сотен тысяч успешных супружеских пар, не ошибается!» — так было написано в рекламном буклете Пыльцы Амура.

Присадку, дающую оттенок гудрона, Шанталь разработала сама. Являясь парфюмер-химиком, она считала, что обязана использовать только духи собственной доработки.

С выбором Пыльцы Амура Шанталь мысленно согласилась: сухощавое загорелое лицо с высокими скулами подкупало блеском чёрных глаз под разлётом густых бровей. Подняв бокалы, мужчина застыл, наблюдая за перипетиями хоккейной баталии, Шанталь видела, как у него напряглись мускулы под хоккейной рубахой любимой команды. «Гол! Делаем искру!» — закричал он девиз трёхцветных, когда победный вой зрителей, приглушенный стёклами, прорвался в ложу.

— Выпьете со мной за Гальченюка? Разбросал защиту как кегли! — голос мужчины: низкий с хрипотцой, как у Джо Кокера из воспоминаний детства тоже был в пользу выбора Пыльцы Амура.

— За победу! — Шанталь взяла запотевший бокал и осторожно потянула густую массу через толстую трубочку. Вкус кокоса, муската и корицы приятно защекотал нёбо.

— Выдержанный кокосовый эггног, — ответил незнакомец на немой вопрос Шанталь и сделал большой глоток, игнорируя трубочку. — Ночь в холодильнике даёт рому время поработать с мускатным орехом.

— Разбираетесь в напитках?

— Начинал барменом, сейчас у меня три бара и зал торжеств.

— Вкус кокоса — мой любимый.

— Не могу сказать то же самое: мякоть люблю, молочко так себе, кокосовую воду ненавижу. Заказал эггног из любопытства, чтобы проверить бармена.

— Стоит мне выпить чего-нибудь холодного, так сразу глаза слезятся, и в носу щиплет — Шанталь достала салфетку, осторожно провела ей, снимая слой крема. Назойливый запах кокоса исчез.

— У вас холодовая аллергия. Была у меня такая. Месяц не мог подойти к открытым холодильникам, — экс-бармен белозубо улыбнулся.

— Была? И как вы от неё избавились?

— Глинтвейн. Фирменный рецепт от Маркуса Вамбольта.

— Маркус Вамбольт, наверно вы и есть?

— К вашим услугам, очаровательная мадмуазель хладофобка.

— Меня зовут Шанталь.

— А, знаешь, Шанталь, давай сбежим из этого дворца ледовой игры и холодящих напитков? — Маркус протянул крепкую руку с платиновым браслетом на широком запястье. — У меня приятель держит вертолетную фирму. Махнём в горы, в казино. Лучшее средство от аллергии — адреналин, разгоняющий кровь по сосудам душ.

Как во сне Шанталь вложила свои пальцы в тёплую, полную живой силы ладонь. Спасибо тебе, Пыльца Амура, с таким мужчиной можно лететь на край света!

Они выскользнули из прохладной ложи в душный коридор. Маркус провёл клубной карточкой у массивной двери, вызывая VIP-лифт. В просторной кабине уверенная рука Маркуса легла ей на талию. После краткого раздумья, Шанталь коснулась плечом его плеча. Рука на талии шевельнулась, подбадривая. Тонкая нить флирта манила и возбуждала.

Шанталь почувствовала лёгкое головокружение от волнения.

— Ты ведь не случайно оказался рядом со мной с кокосовым коктейлем? — спросила она, цепляясь за спасительный круг здравого смысла. — Такой напиток мужчина может пить только с женщиной.

— На мне крем Огонь Любви, — Маркус улыбнулся, — хакерская штучка. Взламывает смарт-парфюмерию. Как только я вошел в ложу, Огонь выдал мне твой сигнальный запах, и перестроил твои духи. Для тебя я благоухал кокосом и был самым-самым предпочтительным мужчиной в мире.

— Откуда он у тебя?

— Достался от одной девицы на недобрую память. Потерял с ней голову и десять тысяч с кредитки. Она оставила коробочку на тумбочке с запиской «Пусть Огонь зажжёт твою любовь».

— Тоже пользовался смарт-духами в поисках большой любви?

— Пыльцой Амура. От неё у меня началась холодовая аллергия. Решил пошутить, когда тебя заприметил. Вот, думаю, ещё одна охотница за кошельками в засаде на пастбище толстосумов, сейчас закажу коктейль и проверю её носик.

— И как, проверил?

— Веришь, когда увидел какими глазами ты смотрела на выход Гальченюка к воротам, понял что ты здесь не на съёме мужиков.

Коктейль предложил на автомате, а потом стыдно стало, что обломал тебе кайф от матча.

— Меня тоже тронуло, что ты предпочёл меня Гальченюку.

— Извини за фокусы с химией, — Маркус решительно привлёк её к себе. — Я чувствую, что ты — моя любовь!

— Пошла эта химия к чёрту! — Шанталь обхватила его шею руками и поцеловала.

Про присадку, блокирующую хакерское модифицирование Пыльцы Амура и предупреждающую о нём ноткой гудрона Шанталь решила Маркусу никогда не говорить. Зачем мешать любовь и химию?

СКАЗ О ТОМ, КАК КОЩЕЮШКА-ДУРАЧЁК БЕССМЕРТНЫМ СТАЛ

В некотором царстве, некотором государстве жил да был царь. Звали его Иван Бессмертный. Бессмертным он был не по житию, а по имени — родитель его Иваном был, как и все деды-прадеды до его родителя. Не успеет один Иван преставиться, ан глянь — уже другой на царствие восходит. Вот и дал народишко своим царям прозвище Бессмертные.

Этот Иван-царь был сирота малолетний, не любил он дел царских, зрелости ума требующих. Ему гостей заморских принимать, а он шасть, и бежит с ребятами в лапту играть. Соберутся бояре совет держать, так Иван ежели и придёт, то молчит, знай себе, сласти лопает, зевает.

Смута на тот час в царстве Ивановом была немалая — баре с холопами свару чинили, меж собой собачились, драли друг дружке бороды даже в палатах царских. Воеводы торговый и мастеровой люд поборами в кабалу великую завели, на подворье Бессмертного от челобитчиков проходу не было. Опостылело Ивану дрязги-обиды видеть на советах, вот он, однажды, отложил пряник печатный в сторону, да и брякнул боярам:

— Ну его, царствование это. Отпишу царство тому, кто даст по мешку золота каждому жителю в государстве. Мне мешка золотых на забавы до конца жизни хватит, а всякому иному и подавно. Вот и будет всем радость.

Бояре посмеялись в бороды — надо ж чего удумало дитё неразумное!

Одним махом все закавыки беспорядку побивахом! Да у кого ж казна возьмётся на дарение такое чудесное? Посмеяться посмеялись, но указ по всей форме издали. Имелась у них задумка подлая. Услышит народ глупость царскую, разгневается, можно будет боярскую опеку над царём учинить, власти поболи себе прибрать.

Прокричали бирючи указ тот на торжищах. Только народ снисхождение имел к малолетству царя, глумиться над дитём не стал. Посудачили о мечтах царёвых, несбыточных, да и забыли. Но запали эти мешки с золотом в голову одному человечку, оглоблей их оттуда не выбьешь.

Звали его Кощеюшкой. Откуда имя такое дивное? Не имя то было.

Прозвище за ремесло его. Проживал он в работной слободе. Кормился тем, что идолков из кости резал день-деньской. От тяжкой работы скукожился весь, ликом бледный стал, белее самой что ни на есть выбеленной костомахи. Умом он был не больно крепок, вот и прилепилось к нему «Кощеюшка-дурачёк».

«Не в работе счастье. Всю жизнь в трудах, пузо рву, а оно пустое и каши просит. Счастье в золоте, прав царь!» порешил он. Взял клюку в руки, повесил суму на плечо и пошёл золото искать. Чтобы не мыкаться понапрасну, решил наперёд спросить совета у знающего мудреца. Такого, для которого золото без надобности, а значит, и рассказать про него сможет не лукавя. Был такой человек — Василий Премудрый. Обитал он в болотах алатырских, вдыхал дух земли-матушки и через тот дух всё знал. Деньгу Василий сроду не видывал, питался подаяниями, что подносили ему за речи разумные. Лучшего советчика про злато и не сыскать!

Долго ли, коротко ли — пришёл Кощеюшка-дурачёк на болота алатырские. Глядь, а водица вокруг в грязи дивная — вся радужная, пузырится да клокочет. И идёт от неё дух такой тяжёлый, что птаха приблудная, на болота прилетевшая, враз замертво падает. Оно и понятно, как твари небесной дух земной снести? Не спужался Кощеюшка, тряпицей глотку прикрыл, клюкой воду тычет, ищет, куда ногу поставить. Тык-тык, шлёп-шлёп, куда нога боится туда клюка становится. Вот так и дошлёпал Кощеюшка до бел-горюч камня, на котором сидел Василий Премудрый. Выслушал он просьбу заветную про золото, вдохнул всеми внутрями своими дух земной и молвил:

— Не под силу мне для тебя ответ сыскать одним духом земным. Тут без духа небесного не обойтись.

— Да как же добыть его? — спросил Кощеюшка-дурачёк.

— Дух небесный из дыма особливого в небесах собирается. Есть в землях сирийских разрыв-трава. В воскурениях её и обретается дух небесный.

Задумался Кощеюшка. Далека земля сирийская. Как до неё дойти, ежели едва до болот алатырских путь осилил? Увидал его думу тяжкую Василий Премудрый и говорит:

— А ты сними с уст своих тряпицу, да дыхни духом земным. Он тебя враз закинет в места отдаленные. О каких землях помыслы твои будут, в таких ты и обретёшься. Чтоб взад возвернуться, набери духа из болота в пузырь бычий про запас. Вздумается тебе в земли родимые воротится, ты из него дыхнёшь, и будет тебе возвращение.

Послушался его Кощеюшка. Был у него с собой припасён пузырь бычий с квасом в суме. Осушили они его с Василием, набрали духа земного, завязали крепко-накрепко. Распрощался Кощеюшка с добрым человеком, дёрнул тряпицу с головы. Головушка у него тотчас закружилась, очам слёзно стало. Начал Кощеюшка их тереть, а как протёр, так и ахнул!

Болот алатырских нет, как и не бывало, а стоит он перед дворцом предивной работы со стенами белыми, как крылья лебёдки, маковками верчёными да воротами изразцовыми. Набежала тут стража сильная, схватила Кощеюшку, допрос учинила: «Кто таков? Из каких земель? За какой надобностью у дворца правителя сирийского отираешься?».

Подивился Кощеюшка тому, что разумеет речь сирийскую, обсказал нужду свою в разрыв-траве. Как заслышали стражники про разрыв-траву, так мигом представили Кощеюшку перед царём сирийским.

— Есть в царстве моём такая трава, чужеземец — кивнул важно царь сирийский, — фимиам этот дозволительно воскурять лишь мне, богоравному, а прочему, кто хоть осмелится слово о нём молвить, рублю я голову незамедлительно.

— Ай, и руби мою голову, ежели разрыв-трава на такие мудрости подвигает, значит, есть в этом суть великая, небесная, — склонился Кощеюшка перед грозным царём.

Задумался царь сирийский. Мудр ли тот, кто себе мудрость травой добавляет? Чья у него мудрость? Своя, личная или чужая? Думал-думал, аж лоб под тюрбаном взмок от пота горючего. Наконец, придумал! Мудр тот, кто любую мудрость, даже небесную, себе во благо использует. Он и говорит Кощеюшке:

— В моём царстве чтут гостеприимство. Казнить гостя заморского — грех. Посему, рассужу я тебя по особому — получишь ты разрыв-траву, если доставишь мне кумыс-колу от монгольского царя. Он головы рубит охотникам за кумысом ещё быстрей, чем я. Никто из царства монгольского живым не возвращался. Так ты сам себя жизни лишишь, закон мой соблюдёшь, а моей жестокости в том не будет.

Верней смерти нет. Вольному — воля!

— Что же это за кумыс-кола, неужто, сильней разрыв-травы? — вопросил Кощеюшка.

— Есть у царя монгольского кобылица Акхак-Кола. Даёт она кумыс, от коего багатуры монгольские в силу превеликую входят и нраву становятся свирепого.

— Снесут багатуры мне головушку и сгину я от буйства монгольского удалого, даже счастья своего с царём тамошним не попытаю.

— Не имай тревоги путник, дам я тебе чёрное золото своей земли.

Из него делают зелье особое, огневое. Зельем тем сжигает монгольский царь города непокорные. Людей торговых с золотом черным велено незамедлительно к царю доставлять и беды им не чинить.

Хлопнул царь сирийский в ладоши, и притащили слуги бочку немалую.

Сомнение Кощеюшку взяло. Его-то дух земной может и доставит в земли монгольские, а сдюжит ли зараз и бочку прихватить?

Для верности влез он на бочку, да дыхнул из пузыря духа земного.

Очи же свои зажмурил, чтоб не умыться слезами. Слышит, крик вокруг великий, кони ржут, оружье звенит. Страшно было очи открывать, да пересилил себя Кощеюшка — огляделся. Сидит он на бочке прямо посреди становища монгольского перед шатром, рядом кострища пылают, страхолюдины какие-то в бубны колотят. Огромен шатёр! Цельная гора из жёлтого шёлка. А за ним сеча бушует лютая — войско монгольское град приступом берёт. Сабельки вострые блестят аки море пенное вокруг стен высоких. Воют монголы почище волков, тараны катят, стрелы тучами пускают. Оборонцы не робеют — в ответ вар со стен льют, каменья бросают. Кинулся Кощеюшка к шатру царя монгольского искать. Только от бочки отошёл, тут на неё здоровенный каменный кус да и упади. Разлетелась бочка клёпками во все стороны, хлюпнула из неё грязь чернее ночи. Не слукавил сирийский царь — занялась огнём эта грязь почище лесного пожара. От жару нестерпимого запылал шатёр.

Тушили, тушили его монголы, да ничего не помогло, сгорел диковина матерчатая. Схватили Кощеюшку багатуры, хотели ему голову рубить, как поджигателю подлому, да тут подъехал на саврасом жеребце сам монгольский царь. Свиреп и дик он был лицом от потравы неслыханной, которую Кощеюшка ему учинил. Шатёр-то был не простой, с боем взят у китайского императора. Дорожил им царь пуще казны своей.

— Не злодей я! — взмолился Кощеюшка. — Послан сирийским царём вспоможествить тебе, монгольский царь, врагов побити. Чёрное золото с собой вёз для подношения. Нет моей вины в поджоге дома твоего.

Царь монгольский как это услышал, так и приказал багатурам сабли отпустить. Дело бранное для него было завсегда важнее тряпки шёлковой хоть и китайской. Выслушал он сказ Кощеюшки о путешествиях его волшебных и говорит:

— Верю я тебе, урус. В лагерь мой сокол не пролетит, мышь не проскочит, а ты сумел целую бочку чёрного золота притащить. Стало быть, ты могущественней любого багатура, а посему не зазорно будет такого мужа наградить кумыс-колой, хоть ты и не монгол. Награды мои за заслуги, а не по праву рода. Готов ли ты мне службу сослужить?

Смотри, за плохую службу награда тоже немалая — смерть.

Боязно стало Кощеюшке, трудна видать служба, если никто из царства монгольского не возвернулся, да делать нечего, снял он шапку с головы, бросил её наземь и ответил:

— Или слава прилетит или голова слетит! Загадывай, царь, службу любую. Всё выполню.

Любо стало царю храбрость такую видеть. Сказал он Кощеюшке ласково:

— Далеко отсюда, за моря широкими, горами высокими, лежит греческое царство. Давным-давно жил там великий силач. Говорят, что мог он одним мизинцем корабль на воду спустить, а двумя руками землю через небо перевернуть. Звали силача Архимед. Узнай, в чём была его сила. Хочу, чтобы мои воины такими же сильными стали.

Пуще прежнего испугался Кощеюшка. Это чтобы доподлинно узнать про силу давешнюю, надо в те стародавние времена податься. Как же можно время назад воротить? Даже ежели такое духу земному под силу, всё равно беда будет. Такой силач и слушать не станет, прихлопнет аки муху. Да делать нечего — назвался гвоздём, не гнись под битьём.

Поклонился он в пояс царю монгольскому, подумал об Архимеде, да дыхнул из пузыря бычьего.

По этому разу и очей закрывать не стал. Не пробил на слезу дух земной, обвыкся Кощеюшка его вдыхать. Закуролесилось всё вихрем серым, а потом враз замерло. Очутился Кощеюшка в саду дивном с деревами невиданными да травами густыми. Промеж дерев дорожки песком посыпаны, и белые люди нагие стоят. Подошёл он к ним, а люди эти из камня белого. Видать Архимед не токмо силач, но и колдун великий.

Ишь, как обобрал лазутчиков до нитки, да ещё в камень обратил!

Дрожит душой Кощеюшка как осиновый лист, но идёт по пути песчаному.

Шёл-шёл, пока не вышел к лохани каменной. Полна лохань воды, а лежит в ней старец, тоже нагой. Поздоровался с ним Кощеюшка, а тот молчит, уставился на воду перед собой. Смекнул Кощеюшка, что припекло горемыке темечко. Вот он зачерпнул воды, да и вылил ему на голову.

Встрепенулся тогда старец, срам свой рукой прикрыл и говорит:

— Уходи, ты тушишь солнце моей мысли.

— Да нет, — отвечает ему Кощеюшка, — я помогаю тебе укрыться водой от солнца для мыслей.

— Не будь я Архимедом, если ты не архиправ! — закричал старец.

Не поверил старцу Кощеюшка. Что же это за силач такой ветхий?

Спросил:

— Как можешь ты перевернуть землю, если немощен?

— Сила моя не в теле моём ветхом, а в машинах, — засмеялся Архимед и махнул в сторону стола, что рядом с лоханью стоял. Лежали там грудой свитки с письменами да картинками. — Там на бумагах, все мои чудеса обрисованы. Хош корабли верти верх днищем, хош камни бросай за край земли.

Дивится Кощеюшка. Какая сила в свитках никчемных упрятана! А старец горько так говорит:

— Отдал бы я все свои свитки за разгадку загадки царской. Велел мой царь рассудить, золотая у него корона аль серебром испоганена.

Какой день бьюсь, чтоб разгадать её, да всё без толку!

— Воистину, сложна эта загадка — сказал Кощеюшка. — Вот ежели б эта корона была из дерьма позолоченного, тогда можно бы было водой её проверить. У нас в народе говорят: «Всяко добро свой вес имеет, а посему, дерьмо не тонет».

Задумался старец Архимед пуще прежнего. Глядит на воду в лохани, да знай себе бормочет: «Свой вес в воде имеет!». Пожалел Кощеюшка, что сказал ему про воду. Знать, помутился разум у старца от умствований великих.

Тут, вдруг, выскочил Архимед из лохани каменной да как закричит: «Нашёл!». А потом, как был нагой, так и побежал прочь из сада. Ну, Кощеюшка, живо все свитки в суму затолкал, дыхнул из пузыря своего бычьего да и воротился в земли монгольские.

По свиткам мужи учёные, китайские, что в услужении у царя были, построили машины могучие. Не было града, который бы устоял перед мощью архимедовой. Царь был доволен, наградил Кощеюшку бурдюками с кумыс-колой да халатом со своего плеча.

Откланялся ему Кощеюшка, перенёсся с платою своей честною в земли сирийские. А там царь сирийский про него и думать уже забыл. Принял он у Кощеюшки бурдюки да наградил его разрыв-травой. Взглянул на неё Кощеюшка и обомлел. Туды твою в ясли-качели, это ж конопля! Больше её на родимой земле разве что крапивы! Признал он её, но виду не подал. Решил, ворочусь, налажу дело торговое, раз она в такой цене.

Домой возвращался Кощеюшка на последнем издыхании пузыря.

Оставалось в нём духа земного аккурат на возвратную дорогу. Встретил его Василий Премудрый в нетерпении великом. Вызнал он в видениях своих, что удалось Кощеюшке добыть траву, так он уже и костерком расстарался, его ожидаючи.

Не стали они долго мешкать, бросил Кощеюшка охапку немалую травы в костер, а Василий что было мочи начал вдыхать дым чудодейственный.

Весело ему стало от вдыханий глубоких. Засмеялся он, прыгнул с бел-горюч камня прямёхонько в трясину. Так и сгинул без следов, только его Кощеюшка и видел. По всему выходило, что кончиной своей указывал мудрец, где искать богачество для покупки царства Иванова.

Засучил Кощеюшка рукава, прорыл канавку немалую от болот алатырских до моря синего. Вся вода с болот ушла, и открылся источник чёрного золота, как в землях сирийских. Не беднее оказалась матушка-родина земель заморских. С товаром таким стал Кощеюшка знатным купцом. Поплыли бочки с золотом чёрным за море в земли греческие. Потомки архимедовы наловчились из него делать греческий огонь. Огнём тем они всех своих врагов одолели и дали Кощеюшке золота столько, что ни в сказке сказать, ни за жизнь сосчитать.

Купил Кощеюшка у Ивана царство, а с ним и прозвище Бессмертный.

Жил он долго и счастливо, а когда совсем старым стал, решил взаправду бессмертным сделаться. Про то будет новый сказ, был бы мне от вас заказ….

ОГНЕННАЯ ОБЕЗЬЯНА САНТА-ЯГИ

Проснулся Быстров на огромной гостиничной кровати кингсайз как король-лев, которого разбудило глядящее на него дуло ружья — в ужасе. Взгляд ящерицы, замершей над ним на стене, был пронизывающе холоден. В стылых глазах этого тропического существа читалась безнадёга замёрзшего на Эвересте альпиниста.

— Как же хорошо! Настоящая новогодняя ночь, как в детстве! — поёживаясь от сильного холода, пробормотал Быстров, натягивая на себя тонюсенькое одеяло. Его движение стряхнуло с ящерицы оцепенение, и она посеменила к потолку, шустро перебирая лапками с присосками.

— Ну, Саш, ты меня совсем раскрыл, — Соня ловко повернулась, завёртываясь обратно в одеяло, отчего стала похожа на спеленатую мумию Нефертити, наблюдающей на своде чужой усыпальницы бег скарабея. — Меня в детстве всегда пугали животные, которые смотрели, как я сплю. Знаешь, какой страшный взгляд у чёрной кошки в чёрной комнате, особенно, когда её там нет? Такие сны снятся!

— В отличие от тебя, неспящая Соня, я не испугался этого ящура, просто в зиме очень люблю тепло, а здесь холодно, вот меня когнитивный диссонанс и разбудил. Я когда маленьким был, мне на Новый Год всегда сказку Андерсена читали, там девочка замёрзла в новогоднюю ночь. После этого для меня жаркий Новый Год без фрозен девочки совсем не праздник!

— «Фрозен» с замёрзшей девочкой? Да, отличный мультик, — Соня потянулась внутри одеяльного кокона и пропела: «A kingdom of isolation and it looks like I'm the queen». — Мне, наверно, передались твои новогодние ожидания. Как только ты захрапел, я себя почувствовала Снежной Королевой из Голландии, поставила кондиционер на десять градусов. Заснула, даже свет не выключила.

— В Голландии зимой десять градусов? — Быстров встал, прошлёпал к балкону, потянул тугую дверь, впуская в номер тёплый, напоенный солью и влагой зимний воздух. Он был вкусен, как блюдо шеф-повара, приготовленное поваренком. Рядом, рукой подать, в темноте мерно шелестели далёкие волны океана.

— Не-а, я недавно в журнале вычитала, что для голландского королевского дома заграничные помещения бывают голландскими и мне захотелось сотворить зимнее королевство посреди жары.

— А, да, точно, принцесса Нидерландов родила в Канаде наследницу престола на родной земле, зимой — Быстров задумчиво потёр затылок, припоминая приуроченный к этому событию Праздник Тюльпанов. Стоп, это ты что, хочешь сказать, что после нашего сегодняшнего горячего вечерка мне светит наследственный матриархат?

— Дурак ты, боцман, и мысли у тебя дурацкие, — Соня хихикнула, расправляя смятую простынь. — Стингер мимо кормы прошёл, я всё рассчитала.

— Ффух, пошли, искупнёмся Соняшкиш-умняшкин, это ж романтика, заплыв в Атлантический океан ночью на Новый Год, мечта пассажиров «Титаника», — Быстров открыл свой чемодан, достал красный полушубок Пэр Ноэля и валенки.

— Господи, ты что, после своего волонтёрствования в детсадике одёжку не вернул? Ты даёшь, Искандерушка Превеликий, тебе жарко-то не будет? Всё-таки тридцать градусов температура на улице.

— Фильм «Белое солнце пустыни» смотрела, Соня Премудрая? Там басмачи в жару бегают по пустыне в стеганых халатах и ничего. С детства хотел узнать, как можно в жару у моря в тёплых одеждах прохлаждаться.

Быстров натянул футболку, плавки, одел полушубок, засунул озябшие ноги в валенки. Последним атрибутом одежды была тёплая шапочка с вывязанной спереди геральдической лилией. Пришлось идти к зеркалу, чтобы не перепутать зад с передом.

— Ну как, я похож на Пэр Ноэля? — спросил Быстров, после того как лилия заняла надлежащее место.

— Ты похож на le pére русской демократии из Парижа в королевской шапочке хипстера. Мне, как Снежной Королеве, подходит коронованный супруг, — Соня фыркнула, гибким движением выбралась из постели и убежала в ванную комнату.

— Валенки я, между прочим, у узбека взял, — пробуя непривычную обувь, Быстров задумчиво потопал мягким задником валенка по белоснежному кафелю номера, — он настоящий сибиряк, голый из бани к проруби в одних валенках бегает.

— А шапочку с королевской лилией ты у пэра Франции взял, le pére de la démocratie russe? — спросила Соня из ванной, демонстрируя русско-французскую смесь фонетик. — Нет, ты, Сашуня — именно le pére русской демократии.

— Что-то я не припомню Кису Воробъянинова в валенках.

— Он ведь был приближен к императору, а российский император проживал в Зимнем дворце, значит, отец русской демократии обязан носить полушубок, чтобы там не замёрзнуть.

После получасового уединения в ванной комнате, Соня продемонстрировала Быстрову сногсшибательный макияж фиолетовых тонов с серебристым светящимся эффектом и новый купальник.

— Как для Снежной Королевы из Голландии, ты что-то слишком раздетая, — недовольно заметил он. — А макияжем что, медуз будешь распугивать?

— Много ты понимаешь в девочках-фрозенах, валенок королевский, они жаркие и всегда в форме — Соня мягко оттолкнула его плечиком от зеркала и критически осмотрела свой наряд. — Мадонна свою «Фрозен» в пустыне пела, королева Эльза из последнего «Фрозена» лепит снеговиков-жаролюбов и даже в зимних горах следит, чтобы мейкап не поплыл. Но ты прав, горячий ревнивец с ледяным сердцем, мне не хватает изюминки.

Она медленно обвела комнату быстрым взглядом. По опыту Быстров знал, что поиски изюминки в булке бытия у Сони длятся намного дольше, чем поиски иголки в стоге сена швеёй-мотористкой с самым маломощным мотором, поэтому привычно потянулся за пультом дистанционного управления.

— Ух ты, откуда это у тебя? — с недоумённым возгласом, похожим на клёкот орлицы, настигшей выдру в прерии, Соня выудила из чемодана Быстрова резиновую полумаску страшной колдуньи с большим крючковатым носом и нетерпеливо разорвала упаковку.

— Хотел показать деткам оригинального Пэра Ноэля, но оригинал костюма в садике признали неоригинальным, хотя продавщица салона нарядов уверяла, что не торгует контрафактным товаром.

— Мне очень даже идёт, смотри, какая мелировочка симпатичная получается.

Космы белых волос, торчащих из уродливых ушей маски Соня уложила в пышную гривку своих русых волос. Эффектный вечерний макияж в стиле «дымчатых глаз» очень шёл серо-пепельному цвету маски. С ней Соня походила на старушку лёгкого поведения из борделя Кощея Бессмертного, собравшуюся на ночной променад.

— Всё, Снежная Королева замёрзла в пещере горного короля, Пер Гюнт, и хочет на волю, в тёплый океан.

— Слушаю и повинуюсь, моя Наижарчайшая Холодность! — Быстров дал ей руку. Сабо с валенками отправились в новогодний вояж.

Народа на слабоосвещённых дорожках отеля не было, только раки-отшельники, спешили удрать с влажного от росы бетона. Со стороны бассейна и летней эстрады доносился порядком поднадоевший ещё с Рождества мотивчик «Jingle Bells». Там неутомимые массовики развлекали разомлевшую от жары и коктейлей публику новогодним шоу.

— Не знаю как басмачам в халатах у моря, а мне жарковато в полушубке у океана, — пожаловался Быстров после пяти минут прогулки. Он не надел носки, и валенки начинали безжалостно натирать взмокшие ноги.

— Давай в бар зайдём, всё равно по дороге, — предложила Соня. — На Востоке, когда жарко, пьют чай.

— Думаешь, на Западе это сработает?

— Кондиционер в баре точно сработает при любом напитке.

Бар встретил их двумя декоративными снеговиками у входа. Один был в цилиндре, другой в платочке, что напоминало о снежных бабах-подружках Агнии Барто. Они стояли, трогательно взявшись за руки. Быстров поддержал тренд оформителей и положил руку на Сонину талию, пропуская её вперёд.

В помещении бара их ждала прохлада с не менее прохладным приёмом. Официант оказался равнодушен к безупречной фигуре Сони, проигнорировал шарм её страшной маски и заявил что посещение бара в пляжных костюмах запрещено.

— Так ей что, снять купальник? — с нотками сарказма поинтересовался Быстров.

— Нет, ей надо поменять костюм, синьор, — ответствовал ревностный служитель общепита.

— Держи, Соняшкин, с новогоднего плеча шубу жалую — Быстров с радостью снял полушубок и накинул его на плечи Сони.

— Но тогда вы, синьор, одеты не по правилам — официант указал на плавки Быстрова.

— Точно, у вас ведь на пляж ходят в шапках и сапогах, могу поспорить на пять песо, — вступилась за него Соня, доставая из сумочки зеленовато-оранжевую купюру.

— Вы проиграли синьора, в шапках и сапогах у нас по пляжам ходят только рабочие, а для рабочей одежды у нас ограничений нет. У сеньора совсем не пляжный костюм. Сапоги я сразу не рассмотрел, — официант просиял и принял деньги.

— Если это и сапоги, то — испанские, от-кутюр дома Торквемада — присаживаясь за столик, Быстров первым делом стащил валенки.

— Видишь, как всё хорошо складывается. Я — модерновая Баба-яга, в тридевятом царстве в тридесятом государстве мучаю добра молодца войлочными, экологическими чистыми сапогами имени испанской инквизиции.

Смотреть, как Соня грациозно опускается на отодвинутый официантом стул для Быстрова было настоящим наслаждением — в тусклом освещении бара её глаза над морщинами колдуньи блестели, особым, холодящим блеском девочки фрозен. Было жутко и радостно. «Ты — Санта-яга», — сказал он. Официант понимающе кивнул головой и отправился к барной стойке.

— Что же ты заказал для престарелой Снегурочки, Шурик Ясный Сокол? — Соня запахнулась в полушубок, достала косметичку с зеркальцем, поправила только ей известный изъян макияжа.

— Сам не знаю. Но это и не важно. Когда люди говорят языком любви, все их понимают правильно, особенно официанты.

— Почему именно официанты?

— Потому, что язык любви для них родной, они сами безнадёжно влюблены в чаевые.

— Знаешь, Быстров, с твоей логикой я себя чувствую мышкой на безумном чаепитии.

— Ты совсем не похожа на мышь и чай я не заказывал, хотя ты предлагала его выпить.

— Мышь-Соня у Кэролла большой знаток напитков пьющих девушек. Она не пила чай, потому что днём спала.

— Сейчас ночь, даже непьющая Мышь-Соня может выпить чаю.

Своим приходом официант прервал их пикировку, принеся кружку кипятка с пакетиками и бокал с красноватым коктейлем: «Please. One tea, one Santiago». «Вот тебе бабушка и Санта-яга!» — пробормотал Быстров. Официант воспринял его слова как указание, поставил перед ним бокал, перед Соней чай.

— Давай, выпьем за год Красной Огненной Обезьяны, напиток как раз к этому располагает, — предложил Быстров, когда официант ушёл. — Давай, — согласилась, Соня, плеснув в чай немного спиртного из бокала. — За год путешествий, авантюр, активности и радости жизни!

СЕАНС ГИПНОЗА

Своё представление Аббан решил завершить эффектным номером. Он оглядел зал в поисках красотки. Таковая нашлась — настоящая белокурая валькирия восторженно смотрела на него серыми глазами доверчивой школьницы.

— Для следующего номера мне понадобится очаровательная ассистентка, — объявил он и пригласил её на сцену. — Девушка из второго ряда. Да-да, вы. Прошу вас подняться на сцену. Не трусьте, вас я не буду гипнотизировать. Для этого мы найдём храброго рыцаря.

Румянец смущенья тронул щёки девушки, но она решительно выпорхнула на сцену. Аббан поздравил себя с удачным выбором, люди с эффектной внешностью привычны к общественному вниманию и ведут себя непринуждённо на публике.

— Выберите из зала одного человека — попросил её Аббан. — Надеюсь, избранник не откажет такой красавице.

Парень, которого выбрала девушка, тоже был миловиден. Правильный овал лица, маленькая бородка, усики, длинные волосы вполне могли составить честь любому хиппи шестидесятых.

— Держите фломастер, милая леди. После того, как я введу молодого человека в транс, вы напишете название напитка и дадите ему стакан воды. Посмотрим, что он расскажет нам о его вкусе.

В трансе парень ещё больше стал походить на хиппи. Как только Аббан завершил свои пассы перед его лицом, полнейшее умиротворение размягчило тонкие черты лица. Красотка посмотрела на него задумчиво и уверенно вывела на плёнке проектора: «Вино Христа».

— Итак, вы на свадьбе в Кане и вкушаете вино Исуса — глядя в безмятежные глаза «хиппи», медленно проговорил Аббан и сделал знак девушке. Она подала стакан загипнотизированному. Парень сделал глоток и его губы расплылись в блаженной улыбке.

— Вы узнаёте вино? — спросил его Аббан.

— Это не вино, а сироп шас-а-мал. На моей планете его подносят новобрачным — ответил «хиппи».

— Кто вы?

— Я репликант Ие-шуа, командира корабля «Ие-рус», третья галактическая экспедиция.

Частицы «ие» были произнесены таким выделенным ударением, как будто несли отдельный смысл. По залу пронёсся шёпоток удивления.

Аббан поспешно спросил:

— Что означает «ие»?

— Это название планеты.

— Как вы попали на Землю?

— Корабль взорвался в стратосфере. Мой геном был передан энерголучём местной жительнице много веков назад.

У Аббана мурашки пробежали по коже. Он не делал никаких дополнительных внушений, «хиппи» просто проецировал свою личность на библейскую эпоху.

— Как же вы знаете, что вы — инопланетянин, если рождены здесь?

— Инициализация сознания Ие-шуа произошла спустя тридцать лет после рождения. Для этого нужен зрелый мозг.

За свою долгую карьеру гипнотизёра Аббан повидал много разных уникумов, но такое было с ним впервые — индивид выдавал невообразимо безумную легенду, стройность которой нельзя было нарушить! Определённо, душевнобольной!

«Спросите его про Вознесение Господне!»: донеслось из зала.

— Вы ведь покинули Землю. Как вам удалось вернуться? — спросил Аббан.

— Меня подобрала четвёртая галактическая экспедиция к Ригелю. На обратном пути я решил здесь задержаться. Пишу работу «Постконтактные верования».

Ну, это слишком. Надо было прекращать этот бред. Гипноз шизофреников чреват непредсказуемыми последствиями. Аббан медленно произвёл обратный отчёт, хлопнул в ладоши, выводя «хиппи» из транса.

— Назовитесь, пожалуйста, и расскажите, чем вы занимаетесь — попросил Аббан, принимая у парня стакан. Машинально он сделал из него глоток, горло совсем пересохло от волнений.

— Иешуа Иерихон. Писатель-фантаст — ответил «хиппи», растерянно хлопая длинными ресницами. «Ие» в его речи звучало самым естественным образом. Зал облегчённо вздохнул.

— Поприветствуем нашего отважного дегустатора. Иешуа, можете сопроводить мою очаровательную ассистентку до её места — бодрым голосом Аббан произносил свои обычные фразы. После напитка из стакана тон эстрадного артиста удавался ему с трудом. У жидкости, которая совсем недавно была водой, теперь был душистый вкус кагора.

РЫБАЛКА ТОРА

— Я не могу поверить, этот выкормыш Лаувейи опять ушёл от нас! — Один в сердцах швырнул магический сосуд себе под ноги. Тот обиженно звякнул о прибрежный камень, руны полыхнули красным, цверг Квасир, смешно перебирая маленькими ножками, поспешил его подобрать.

— Фу, какая гадость! Ну, попадётся, выцарапаю его зелёные глазища! — прекрасная Фрейя с брезгливостью пыталась стряхнуть слизь со своей белоснежной одежды — Я так ловко набросила на него соколиное оперенье!

— А я так крепко схватил Локи! — в свою очередь заметил Нъёрд и погрузил руки в воду, надеясь отмыться.

— Ничего не получится, Нъёрд, слизь угря так просто не смоешь, это я тебе как рыбак говорю — рыжий Тор хохотнул, протягивая тряпицу — возьми, намочи, вываляй в песке и три что есть мочи.

— Всё вы рыбаки, одним дерьмом мазаны! — рявкнул Один.

Тор согнал улыбку со своего лица. Он понимал, что Отец Богов намекает на их с Локи совместные похождения и рыбалки в том числе.

Остальные уныло молчали — перед ними простиралось огромное озеро Мьёрс, куда улизнул хитроумный Локи. Асы гонялись за ним десять дней и ночей! Победа была близка — обернувшегося в сокола отступника почти запихнули в Сосуд Полного Заточения. Оставалось только закрыть крышку, но Локи превратился в чёрную гадину и вывернулся из рук разъярённых асов.

— Отец, я поймаю его… — Тор попытался успокоить Отца Богов, Один гневно оборвал его. — Ты Ёрмунганда тоже хвалился поймать — его единственный глаз мстительно сверкнул. — Хугин, Мунин, летайте по очереди — как только Локи высунется из озера, дайте знать. Квасир, беги к своим сородичам, пусть перекроют все подземные источники. Ты, Нъёрд, поставь на реке сеть, завтра спустишь в неё озеро. Всем остальным ставить лагерь и отдыхать!

На берегу возникла лёгкая суматоха — тяжело хлопая крыльями, с плеч Одина взлетели вороны, асы бросились выполнять приказание грозного Отца.

— Постой, постой Квасир. Дай мне Сосуд, куда тебе с ним бежать? — Тор остановил цверга и забрал у него посудину, затем сказал пасынку, мнущемуся за спиной — Магни, вырежи пару удилищ, а я займусь наживкой. Наловим рыбы, сварим вкусной ухи. Глядишь, Один и остынет.

Шустрый мальчуган понятливо кивнул — когда Отец Богов сердится, лучше держаться от него подальше.

Они облюбовали скалистый мысок вдали от обеспокоенно снующих асов и забросили снасти.

— Очень тонкая леса, отец!

— Тсс.. — Тор обеспокоенно поёрзал на жёстком камне — она свита из волоса Слейпнира. Подрезал ему хвост. У него знаешь, какой волос?

Стадо быков вытащит! Если Один узнает, как обошлись с его любимым скакуном, нам худо придется.

— Да, он сильно разошёлся. Как думаешь, получится поймать здесь Локи?

— Один мудрейший из асов, но ничего не понимает в рыбалке. Ну кто ловит угря сетью? А Локи может превратиться в любую рыбу. Обернётся лососем, да и перепрыгнет преграду.

Кусок коры, свободно болтающийся на мелкой волне, дрогнул и как заправская ладья рванулся к берегу. Тор выждал, когда он начнёт зарываться отточенным носом в воду и умело подсёк. Удилище согнулось, крупный сиг вылетел, сверкая узким телом. Вскоре он уже бултыхался в Сосуде Полного Заточения.

Магни завистливо причмокнул. Через некоторое время ему пришлось проделать это ещё несколько раз — сиг клевал у Тора безостановочно.

Наконец Магни не выдержал:

— Это несправедливо! Почему у тебя клюёт, а у меня нет! У нас ведь одинаковая наживка!

— О, это великая тайна рыбаков. Мне её поведал старый великан Хюмир. Зная её, ты поймаешь любую рыбу!

— Ты меня разыгрываешь! Нет никаких тайн! — Магни с подозрением посмотрел на отчима. Тот невозмутимо нацепил очередного рачка и через несколько мгновений опять тащил сига. Мальчик закусил губу от зависти.

— Хочешь, я заколдую твою приманку, и у тебя тоже клюнет? — сжалился Тор над терзаниями пасынка — а потом тебе всё расскажу. Это очень простое таинство.

Как заворожённый, Магни потянул из воды свою снасть. Огромные ладони Тора сомкнулись над её крючком, насаживая нового рачка. Магни вытянул шею и навострил уши, но это ему не помогло — крючка видно не было, а шёпот заклинания отчима походил на шум волны — слабые, шелестящие звуки. Всё ещё не веря, он сделал заброс. И у него клюнуло! Да!

— Вот это сиг! Всем сигам сиг! — радостно завопил он.

Большая рыбина в его руках была хороша — чешуя горела серебром, плавники пылали с жёлтым отливом, а огромные зеленоватые глаза вовсю таращились на рыбаков. Магни поспешно бросил долгожданный улов в Сосуд и затеребил Тора:

— Отец, ну говори. Говори быстрей, ты же обещал!

— Терпение, сынок, терпение, ты такой же горячий, как и Локи, а это никогда до добра не доводит. — Тор посмотрел как красавец, выловленный Магни, забился в стайке пойманной рыбы, пошевелил своим удилищем. — Теперь клёва может и не быть, всегда так бывает, когда выловишь самого крупного и осторожного.

— Ну, папочка! Я буду самым терпеливым асом в мире, только расскажи.

Слово «папочка» растрогало Тора. В первый раз Магни его так назвал. Скрывая смущение, он закряхтел, почесал свою огненную бороду и сдался:

— Случилось это, когда я хотел спасти богов и убить Ёрмунганда.

— Самого Ёрмунганда, Мирового Змея, сына Локи?

— Да, того самого. Я погрузил в ладью много всякой наживки и поплыл к тому месту, где лежал Змей. Что я только не насаживал на крюк, чтобы поймать его! Барана, огромный кус сыра, бочонок мёда.

Проклятый Змей ничего не хотел есть! Я уже хотел плыть обратно, когда мне повстречалась лодка великана Хюмира.

— И он тебе открыл тайное заклинание? — Магни затаил дыхание.

— Заклинание? Нет, он просто сказал, что один раз вёз в клетке обезьяну на продажу. Глупое животное раскачало клетку и бултыхнулось в море. Змей сразу её проглотил!

— У тебя с собой была обезьяна, и ты насадил её на крюк? — глаза Магни округлились как у недавно пойманного сига.

— Нет конечно, — Тор подобрал крышку от Сосуда и посмотрёл на своё отражение в полированном металле — я сказал самому себе: «Теперь ты, Тор, знаешь, на что ловить сына Локи».

— Ничего не понимаю.

— Что тут понимать? — рука Тора ловко опустила крышку на Сосуд, руны вспыхнули зеленью, намертво его запечатывая. — Сына Локи, как и самого Локи надо ловить на любопытство! У меня с собой был бык, я оторвал ему голову, насадил её на крюк, начал таскать за ладьёй.

Змей клюнул как миленький! Мыслимое дело, чтобы голова крутила рогами без бычьего тулова? Как такое не попробовать на зуб?

Сосуд дёрнулся, словно изнутри на свободу рвался сам Ёрмунганд, но рука могучего аса удержала его.

— Сиди, Локи, не дёргайся, твой змеёныш улизнул тогда от меня, тебе это не удастся. Для тебя рыбацкие байки всегда были лучшей наживкой! Сматывай снасти, Магни, понесём Отцу Богов наш улов. Он обрадуется ему больше чем ухе!

Они шли к дыму костров. Сосуд с усмирённым Локи покачивался в руке рыжего силача.

— Ничего, ничего не понимаю… — бормотал Магни в спину грузно ступающего Тора. — Если никакого заклинания нет, и ты всё выдумал, чтобы поймать Локи, почему сиг клевал только у тебя, пап?

— Никогда не вгоняй крючок в панцирь рачка. Он сразу сдыхает, а сиг падалью не питается. Цепляй крючок за кончик хвоста и весь сиг будет твой! Я ведь говорил, что это очень простое таинство!

ВИБРОРЕЗ

Любимым времяпрепровождением между обходами для Мэтью Сайя было чтение газеты «Страж Земли» и наблюдение за тем, как Хэнк мастерит. В новостях он лишний раз находил подтверждение, тому, что профессия охранника самая спокойная в неспокойном мире, а труд напарника ему каждый раз демонстрировал, что только дураки способны найти работу, там, где её никогда нет, то есть в охране.

Мэтью блаженствовал в настоящий момент, просматривая колонку, посвящённую Второй астероидной войне. Объединённый Флот Земли нёс большие потери, прогрызая глубоко эшелонированную оборону Марсианской Лиги. Марсюки ухитрились заманить боевое охранение на минное поле под Церерой и их эсминцы удачно прорвались к крейсерам Третьего Боевого отряда.

Где-то на космических полях сражений лопались броневые стручки кораблей, выбрасывая умирать горошины экипажей, а большой, нескладный Хэнк Макгрегор, высунув язык, старательно что-то ввинчивал в металлическую полусферу, оскверняя физическим трудом священные стены караулки, обители лентяев. От его неторопливой рукодельной возни веяло уютом тихого тылового захолустья.

— Хэнк, ну что ты на этот раз затеял? — лениво спросил Мэтью.

— Да вот, хочу сделать, что-то типа небольшого дуршлага.

— Ева сломала свой о твою умную голову и ей нечем отбрасывать макароны?

— Очень остроумно, — Хэнк поднёс полусферу к лицу, осуждающе посмотрел на Мэтью сквозь россыпь отверстий. Свою жену, Еву, он очень любил, хотя по слухам ругался с ней постоянно. — Я после вахты хочу на рыбалку пойти, мне нужен дырявый половник, лёд из лунки отбрасывать. Я пробовал брать без дырок, хреново получается, да и Ева ругалась, а обычный дуршлаг большой, в лунку не влезет.

— Так пойди и купи в магазине.

— Двадцать баксов на дороге не валяются.

— Зато на дороге валяются железяки. И где ты её нашёл?

— Возле ремонтного цеха, там их целые штабеля.

Мэтью повнимательней присмотрелся к предмету, на которые были направлены усилия Хэнка и узнал в нём защитный колпак от носового радара многоцелевого космического истребителя Вар Кэт. Из-за этой внезапно вспыхнувшей войны, завод Бомбарди был срочно расширен, складские корпуса ещё не достроили и вокруг цехов громоздились настоящие лабиринты из деталей. Пользуясь случаем, умелец Хэнк частенько притаскивал оттуда материал для своих поделок.

— Я конечно не великий спец в технике, Хэнк, так, трепался с работягами, но эта штука, которую ты дырявишь, дико крепкая, броневой сплав. Чем это ты её?

— Вот, подобрал приспособу у третьего оружейного, — Хэнк показал Мэтью стержень, чуть толще карандаша.

— Так он же тупой как угол дома, как он сверлит?

— Не знаю, прикладываешь, давишь посильней, и он идёт как шампур в мясо.

— Как же ты додумался его использовать? Не похож он на сверло.

— На нём же написано: «Виброрез пять».

— Хэнк, завязывай таскать у работяг инструмент. Администрация засечёт и будешь рыбу ловить каждый день, потому что на пособие по безработице холодильник мясом не наполнишь. Колпак, кстати, тоже денег стоит.

— Да брось нудить, Мэтью, война всё спишет.

Хэнк был упрям как буйвол за что и получал регулярно от жены, и если чего решил, доводил задуманное до конца. С ним было легко пить пиво, но спорить было тяжело и бесполезно. Мэтью вздохнул и вернулся к чтению новостей.

Его безмятежное чтение было прервано приходом инженера Сайерса, который был близок к администрации и как раз мог устроить Хэнку нагоняй за его фокусы с деталями.

— Добрый день, мистер Сайерс, как поживаете? — спросил Мэтью, быстро подымаясь, чтобы закрыть собой ремесленный уголок Хэнка.

— Привет, Мэт. Ну и холодина. Водитель оставлял ключи от пикапа? — потирая замёрзшие пальцы, спросил Сайерс. Как не старался Мэтью отвлечь его внимание, инженер успел заметить Хэнка и глаза его округлились. — Хэнк, замри!

Хэнк от команды застыл истуканом, сжимая в руках колпак и виброрез. Сайерс сглотнул и тихо сказал: «Хорошо Хэнк, молодец. А сейчас, медленно-медленно положи, то, что у тебя в руках на стол».

Хэнк недоумённо уставился на железки, которые держал в руках, и Мэтью понял, что сейчас упрямец опять начнёт тянуть волынку.

— Хэнк, делай, что велит Сайерс, — резким тоном строевого командира приказал Мэтью. Хэнк раньше служил в пехоте и рефлексы служаки у него остались. Он положил вещи на стол, отошёл и только потом начал задавать свои умные вопросы.

— Ну что тут такого, мистер Сайерс? Вы, что ли, потеряли винторез? Что, такая дорогая штуковина?

— Идиот, это аббревиатура поражающего элемента боеголовки — инженер устремился к двери, доставая телефон. — «Вибро пять» — Режущий Этанатовый Заряд. «Вибро» РЭЗ. — Двадцать грамм этаната — пять килограмм в тротиловом эквиваленте. Быстро вымётывайтесь, я вызываю сапёров.

— Надо же, а так хорошо делает дырки, — Хэнк испуганно подался назад от поблёскивающей смерти на столе.

— Высокочастотное нагружение, резонанс микротрещинами. Когда вибрационный проникатель отрабатывает заданную толщину, заряд детонирует. Ещё бы пару дырок и нам всем была бы крышка.

От слов инженера Мэтью пробил холодный пот. В конкурсе дурацких мыслей победил бы не Хэнк, а он, Мэтью. Во время войны тихих мест не бывает. Даже в охране.

Я ПОДДЕРЖИВАЮ НАШИ ВОЙСКА

Своего очередного клиента Джед заприметил по наклейке в виде ленточки на бампере его машины: «Я поддерживаю наши войска». В работе коммивояжёра очень важно уловить слабую струнку потенциального потребителя, на которой можно сыграть при первом контакте. Сама машина как нельзя лучше соответствовала приметам успешной сделки. Кузов красной Тойоты лоснился свежим лаком недавно сошедшего с конвейера автомобиля, но великолепие густого багрянца уже портила здоровенная царапина над правым крылом. Старик в потёртой камуфляжной куртке хлопотал вокруг Тойоты, любовно поливая её из шланга водой.

Джед принял вправо, припарковался. Взять кейс с образцами, нацепить свою фирменную улыбку, и энергично вылезти из машины было делом одной минуты. С самыми непосредственными нотками в голосе он обратился к старику:

— Добрый, день. Не смог проехать спокойно в День поминовения мимо ветерана в беде.

— Я ничего покупать не буду и в посредниках поговорить с Господом тоже не нуждаюсь, — вместо приветствия хмуро буркнул тёртый калач потребительского рынка.

— Ха, вы приняли меня за мормона или коммивояжёра? — ничуть не обиделся Джед, и кивнул на своего Мустанга. — Видели когда-нибудь у них такие машины?

Недоверчиво хмуря кустистые брови, старик воззрился на аэрографическую раскраску, которая обошлась Джеду в семь тысяч долларов. От заднего колеса к переду Мустанга по дверям художественной росписью вихрился сонм зелёных листьев, в котором у самого бампера угадывалась стилизованнаяголова дракона.

— Ну и что? Вчера ко мне подкатывали хлыщи на армейском Хаммере и подряжались задёшево заасфальтировать подъезд к дому, — равнодушно бросил старик.

— Да не нужны мне деньги! Еду, смотрю у ветерана машина новая, но с дурацкой царапиной. Вот и решил помочь. У меня дед тоже в армии был!

— Что, помочь без денег?

— Я с вас никаких денег не возьму, — заверил его Джед, открывая кейс. — Вот, это мне друг на день рождения подарил. Пластырь для восстановления поверхности кузова. Новейшая технология! Наклеиваете, так, чтобы он с запасом перекрывал повреждения. Малюсенькие нано-роботы пробегутся по вашей машине, соберут мельчайшими частями металл, лак и краску. Для энергии они используют тепло мотора.

Прогреете машину минут десять и царапина заделается в лучшем виде.

Эти нано-малютки запрограммированы на воссоздание поверхности кузовов всех моделей.

— Гм, — старик взял в руки серебристую упаковку с броской надписью «Пластодон от Нанотеха». — А оно не испортит в других местах машину?

— Да нет же, говорю вам, чтобы заделать царапину, берётся материал со всей машины! Ну, это как скинуться нашему президенту по одному центу на ремонт особняка. Никто не заметит у себя уменьшения счёта, а за эти деньги резиденцию отделают каррарским мрамором.

— Не знаю, может как-нибудь, и попробую, а сейчас мне недосуг.

Старик сердито сунул пластодон в карман куртки, но по опыту Джед знал, что стоит ему отъехать, как старик бросится наклеивать пластырь.

— Тогда счастливо оставаться! — с самым невозмутимым видом Джед откланялся суровому ветерану.

— Эй, погоди-ка, сынок, неправильно это — брать подарок, ничего не давая взамен, — остановил его старик — На-ка, возьми в память о деде.

Джед взял протянутую ему наклейку «Я поддерживаю наши войска» и горячо поблагодарил:

— Вот это да! Спасибо, давно мечтал о такой.

Под умилённым взглядом ветерана он наклеил подаренную полоску на бампер своего красавца Мустанга, там, где заканчивался хвост лиственного дракона.

Помахав напоследок владельцу Тойоты, Джед с резким ускорением умчался прочь. Всё удалось! Старому скряге придётся раскошелиться!

После восстановления покрытия, пластырь потребует кругленькую сумму, да так, что не отвертишься.

Внезапно Джед заметил расползающеюся грязно-зелёное пятно на капоте. Оно росло на глазах, стремительно покрывая гладь металла. Во множестве мест на противной зелени проклюнулись жёлтые кляксы, которые в свою очередь начали разрастаться. Чертыхнувшись, Джед остановил Мустанг и выскочил из него. Его машина представляла жалкое зрелище — вместо изящных листьев теперь она была раскрашена в жуткий камуфляж, на задней двери располагалась крупная надпись «Я поддерживаю наши войска», а под ней мелкими буквами значилось «Покраска от Нанотех завершена, сканируйте бар-код и оплатите, в противном случае будет активирована программа коррозийного разрушения».

ТОЛЧОК НЬЮТОНА

— У меня для вас плохая новость, Сильвен… — сказал заведующий секцией материаловедения концерна «Лорика» Даниель Котэ, снимая очки.

Сильвен терпеть этого не мог — сейчас шеф начнёт сосредоточенно их протирать, чтобы создать глубокомысленную паузу. Очковтиратель в очередной раз оправдывал своё прозвище, немилосердно мучая жертву.

Да, его дело швах — в лучшем случае, дадут отсрочку, в худшем, можно становиться в очередь за пособием для безработных. Паузу он выдержал героически, благодаря немилосердно болевшему зубу. Боль притупляла остроту панических прогнозов.

— Я снимаю вас со штатной должности и перевожу на контракт с правом немедленного увольнения, — веско выдал свой приговор Даниель.

— Но мои работы по прототипу «Кольчуга-Х» близки к завершению! Это ведь революция в упрочнении полимеров. Даже сейчас прототип удовлетворяет почти всем требованиям заказчика — экологичен, пластичен, отлично заделывает пробоины, а после полимеризации ультразвуком превосходит по противопульной стойкости сплав 2139-Т8!

— Вы прекрасно знаете, Сильвен что всё дело в вашем «почти». У нас оборонный концерн, а не комитет по нобелевским премиям. Одно из главных требований военных — восприимчивость к краске и серый цвет. А вы не можете его выполнить почти год!

Он ожидал атаку с этой стороны. Очковтиратель знал куда бить.

Заплатки из прототипа «Кольчуга-Х» на броне просвечивались белыми пятнами. Типовая краска не ложилась на них, хоть застрелись.

Проклятый прототип отталкивает самые жуткие реактивы, не то что красители. Ничего… сейчас можно сказать… Зуб, словно откликаясь на напор начальства, выдал острейший укол боли. Сильвен поморщился.

Весь его стройный набор подготовленных аргументов перемешался. Он сумел выдать лишь невнятное:

— Я упорно работаю над этим. Мне уже удалось снизить белизну прототипа…

— Знаю, — раздражённо прервал его Даниель, — удалось лишь получить оттенки чёртовой… нет, что я говорю? ангельской белизны. Вы в который раз кормите меня прошлогодними завтраками!

— Моим исследованиям нужен новый толчок…

— Совершенно с вами согласен, вам, как Ньютону, нужен толчок яблоком по голове. Пусть перевод послужит для вас этим толчком, — Даниель решительно открыл папку. Достал контракт. — Подписывайте, сумма выплат вдвое меньше вашей настоящей ставки, но это всё, что я могу вам дать.

Зуб сыграл невыразимое крещендо на болевых струнах ментальности Сильвена. Он непроизвольно дёрнул щекой и расписался не читая. Капитуляция! Полная и окончательная. Тема концерном закрыта. «Кольчуга-Х» будет забыта в архивах. Контракт нужен лишь для того, чтобы уволить его без выходного пособия через месяц.

— Почему вы кривитесь, Сильвен? Вы чем-то недовольны? — подозрительно спросил Очковтиратель. Для Сильвена открылся новый анально-вульгарный смысл этого прозвища, но он пересилил себя — ответил хотя и отрывистыми фразами, но в нейтральном тоне:

— Зуб болит. Заработался. Давно пора к дантисту.

— О, тогда должен вас огорчить ещё больше, — с деланным сочувствием покачал головой ненавистный шеф — подписанием контракта вы аннулировали свою служебную медицинскую страховку, а насколько я знаю, государственная страховка услуги дантистов не покрывает.

И тут толчок пришёл. Момент гениального озарения, который складывает все кусочки мыслей в красивую картину решения. Прототип «Кольчуга-Х» — идеальный материал для стоматологического протезирования! «Незначительно изменить структуру… запатентовать, чтобы „Лорика“ не смогла подать иск… много однокашников после университета подались в медицинские фирмы… легко найду контакты… представляю, какие там страховки…» метроном боли отстукивал победную телеграмму в мозгу Сильвена.

— Нет страховки? — ухмыльнулся он. — А не найдётся в вашей папке месьё Котэ чистый лист бумаги? Хочу написать заявление об увольнении, вы сказали, что контракт это предусматривает.

Примечания

1

Эколь Политекник — название вуза.

(обратно)

Оглавление

  • БЛАЗОН
  • ДИВАН
  • ЦАРЬ
  • ДОРОГАМИ ТВОРЧЕСТВА
  • ЭНДШПИЛЬ МЕРДОКА
  • ФАКТОР ДУРАКА
  • КУЛЬТУРНАЯ ЦЕННОСТЬ
  • ЛУНУБЬ
  • МИНЭН-ОЛЭН
  • МИР ЭЛЕКТРЫ
  • МИР ЭЛЕКТРЫ. ПРИШЕСТВИЕ НА НЕБО
  • «М» Ы
  • НОЧНОЕ САФАРИ
  • ПЛАН ГОСПОДА
  • РАВЕЛОВАЯ СЖИГАЛКА
  • СИНДРОМ БРАТЬЕВ
  • СПАСИТЕЛЬНИЦА
  • ТЯЖЕСТЬ МЕЛОЧИ
  • БЕЗ ДА, ЭТО — НЕТ!
  • КЛАД ХЕМИНГУЭЯ
  • ЛЕНУСИК
  • МАДОННА БОМБО
  • ВОПРОСЫ-ОТВЕТЫ
  • ВЗГЛЯД СО СТОРОНЫ
  • РАССКАЗ О ЛЮБВИ
  • СИЛА ИСКУССТВА
  • БЕЗ ВЫИГРЫША
  • БРАВО-10, 07
  • ГАЛАКТИЧЕСКИЙ ШОПИНГ
  • КАССАНДРА
  • НА НОЧНОЙ ПЕРИНЕ КЕНИСБЕРГА
  • ЗАПАХ КОКОСА С НОТКОЙ ГУДРОНА
  • СКАЗ О ТОМ, КАК КОЩЕЮШКА-ДУРАЧЁК БЕССМЕРТНЫМ СТАЛ
  • ОГНЕННАЯ ОБЕЗЬЯНА САНТА-ЯГИ
  • СЕАНС ГИПНОЗА
  • РЫБАЛКА ТОРА
  • ВИБРОРЕЗ
  • Я ПОДДЕРЖИВАЮ НАШИ ВОЙСКА
  • ТОЛЧОК НЬЮТОНА
  • *** Примечания ***