Русалочка и хромой (СИ) [Мария Заболотская] (fb2) читать онлайн

Русалочка и хромой Мария Заболотская

О том, как хромой встретил немую

-Дьявольщина, принца Эрика успели предупредить! - крикнул кто-то из своры, ворвавшейся в королевские покои. Взбудораженные люди, забрызганные кровью, рычали, словно дикие псы, позабыв о своем благородном происхождении - а многие из заговорщиков носили звучные титулы и по праву гордились древностью своих родов.

К сегодняшней ночи они готовились давно, воображая, как расправятся с наследником королевского рода - слишком слаб он был, слишком юн, слишком красив для того, чтобы не вызывать искушение уничтожить, убить, растерзать. Принца Эрика любили женщины, но любили недолго: его высочество отличался непостоянством и не щадил чувства красавиц, все время находясь в отрешенном поиске чего-то нового, неизведанного в любви. Мужчины же, в большинстве своем, ненавидели Эрика,  безошибочно чувствуя в нем скрытую порочность, избыточно сладострастную для этого северного края - он унаследовал ее от матери, принцессы южных кровей.

И вот пришел тот час, когда власть в королевстве могла перемениться раз и навсегда, перейдя из рук последнего наследника старой династии к новому королю, лишенному таких опасных свойств, как мечтательность и любвеобильность.  Достойных в Далии было полно, но лучшим из лучших считался Леф Желтобородый, родившийся среди ледников дальней гористой провинции. Именно вокруг него решили объединиться недовольные, чтобы раз и навсегда покончить с жеманным и поэтическим двором принца Эрика, проводящим свое время в легкомысленных увеселениях. Ночи над столицей в ту пору были светлы, как день - из-за фейерверков и прочих огненных забав, грозящих истощить казну.

Особенно принц любил морские прогулки, и старые северные боги как-то явили свою волю, наслав на королевский корабль шторм, во время которого Эрик едва не погиб. Однако затем его нашли на берегу залива, живого и здорового.  Переменчивые боги отчего-то позволили некому чуду уберечь принца от холодных волн Северного моря, и, следовательно, полагаться на одну лишь их милость не стоило.

Но высшие силы продолжали благоволить юному наследнику.

-Спасся! Кто-то тайно увел его из дворца! - кричали в досаде заговорщики, безо всякой надежды обыскивая спальню принца, обставленную с большой роскошью.

-Ну что ж, - рассудительно отвечали им те, чьи головы не были разгорячены сверх меры. - Сбежавший принц - не принц более, а всего лишь трус. Добрые далийцы нипочем не захотят, чтобы ими правил настолько малодушный король, и не допустят его помазания.

Надо сказать, к тому времени и сам Леф, и многие из его близких соратников уже утомились от резни и кровопролития, оттого желали, чтобы на этом в ночном переполохе была поставлена точка. Знаком предводитель показал, что уходит, не видя ничего славного в том, чтобы разносить в пух и прах спальню принца-беглеца. Да и то рассудить: Леф получил все, что желал, и мог теперь отереть  кровь со своего меча.

Кое-кто последовал за ним сразу, на ходу выкрикивая поздравления и распевая песни, которые принято петь у костров после славной битвы. Но те из заговорщиков, кто не мог рассчитывать на особую выгоду от переворота в силу своей малой родовитости, остались, чтобы прихватить хоть что-то из королевских ценностей.

Был среди них и Ленне Кривой, молодой еще человек, заметно прихрамывавший из-за старой глубокой раны, изуродовавшей его правую ногу. Он не отличался особой жадностью, вел себя тихо, и, поговаривали, что на стороне Лефа-заговорщика  Ленне выступил лишь потому, что когда-то поклялся в верности роду Желтых Бород. Боев на долю Ленне, несмотря на его сравнительно молодые годы, выпало немало, и последние пару лет он отошел от шумных дел, арендуя дом на окраине столицы у некой пожилой вдовы, звавшейся Рутко. Когда бывшие приятели упрекали быт Ленне в  бесславной скромности и тишине, он ссылался на слабость здоровья, пошатнувшегося из-за увечий и, усмехаясь, говорил, будто ни на что более не годен.

Кто-то напомнил Лефу Желтобородому, что Ленне всегда показывал себя человеком рассудительным и верным, после чего заговорщик наведался в скромное обиталище хромого. Он говорил о клятве верности и о том, что настоящие солдаты уходят из строя лишь в объятья смерти, а уж никак не под крылышко старых вдов, как бы хорошо те ни стряпали. Ленне не оставалось ничего другого, как со вздохом поклониться своему господину, приняв от того не слишком-то увесистый кошель с золотом - старым верным солдатам не принято платить излишне щедро.

Об этом-то и размышлял невеселый Ленне, опираясь на узорчатый комод - боль в ноге донимала все сильнее. Так как ему предстоит сыграть важную роль в этой короткой истории, остановимся чуть подробнее на его внешности, ведь сообщать о герое лишь то, что он был молод и хром - непростительное упущение.

Итак, Ленне не исполнилось и тридцати лет, точного возраста своего он не знал, потому как родился в большой и бедной семье, где мать не всегда могла вспомнить, как нарекли того или иного сына, тем более, что все они были до крайности похожи друг на друга: невысокие, белобрысые и веснушчатые. До того, как охрометь, Ленне славился ловкостью - чуть косолапая походка верно указывала на редкую устойчивость, и иногда его, ради шутки, на спор просили пройти по натянутой между столбами веревке, что он с успехом и проделывал, приговаривая, мол, лучше бы ему странствовать с бродячим цирком, раз уж ничем другим он не занимается, получив место в королевских войсках.

Многие считали Ленне простаком из-за его открытого, курносого лица, да и образования он толком не получил, в чем признавался прямо, едва завидев перо и бумагу, или хуже того - книгу. Однако природный ум часто подсказывал ему решения, удивлявшие своей верностью даже видавших виды людей. Глаза у хромого были грустными и внимательными - верный признак человека, знавшего много разочарований, смирившегося, но все еще неравнодушного.

Вот и в ту ночь, заслышав странный шум поблизости, за стеной, Ленне, несмотря на боль, отправился на поиски его источника, нехотя покинув свой тихий угол, из которого было так удобно наблюдать за суетой, царившей в разгромленных королевских покоях.

Небольшая дверца вела в какую-то комнатушку, за которой нашлась еще одна - маленькая, но нарядно убранная. Там какой-то солдат, хмельной и полураздетый, таскал за волосы девчонку, которая не издавала ни звука, но брыкалась, словно припадочная. Ночная рубашка на ней была изодрана в лохмотья, и догадаться о том, что предшествовало происходящему, было несложно - лицо солдата заливала кровь из рассеченной брови. Девица, защищая свою честь, исхитрилась его приложить какой-то вазой или статуэткой, за что сейчас и расплачивалась. Шум от этой странной безмолвной возни и услышал Ленне.

-Отпусти девку, - сказал он, устало рассматривая девушку, показавшуюся ему в то время едва ли не подростком. - На что она тебе сдалась?

-Это шлюха принца! - пропыхтел тот, все еще пытаясь прижать девушку к стене. - Раз ему пригодилась, то и мне пригодится.

Ленне вновь почудилось что-то странное в том, как беззвучно открывает рот задыхающаяся, обессилевшая девушка.

-Да она же немая! -  сообразил он. -  Убогую-то зачем обижать?

-Немая или глухая - какая разница? - солдат отмахнулся. - То, что я начал, надобно закончить, а с этой подстилки причитается вдвойне за то, что она меня ударила!

Позже Ленне и сам не мог сказать, отчего поступил именно так, а не иначе, однако через несколько минут он уже волок девчонку за собой по коридорам, накинув на нее свой плащ.

-Нечего тебе здесь делать, - бормотал он, оглядываясь. Девочка, и впрямь оказавшаяся совсем юной, шла за ним, запинаясь и морщась от боли. У нее был разбит нос, один глаз начинал заплывать, и рот открывался все так же беззвучно, словно у рыбы, выброшенной на берег. Никто бы не смог сказать, красива она или нет - просто до смерти испуганное избитое существо, неспособное позвать на помощь.

Да и кто бы ее спас? Ленне уже знал от солдата, получившего пару затрещин, что немую принц Эрик подобрал накануне где-то на берегу моря, посчитав, что из этого может получиться забавное приключение. Служанки судачили,  что девочка не в своем уме, и его высочество поступил грешно, решив позабавиться с блаженной, которая и на ногах-то стоять не может. Но принц никого не слушал: ему показалось, что его находка может стать чем-то вроде милой зверушки - обезьянки или собачки. Собирался ли принц при этом забавляться с девочкой в постели - кто знает. Солдат был уверен, что именно для этого немую поселили в соседней комнате, а вот Ленне хотелось верить, что Эрик не стал бы развлекаться подобным образом. В отличие от тех, кто сейчас торжествовал во дворце, хромой не испытывал к принцу ненависти и полагал, что Эрик попросту не успел повзрослеть в положенный ему срок - слишком рано он лишился родителей и слишком плохо за юным принцем приглядывали те, кому это полагалось.

-Дьявольщина, принца Эрика успели предупредить! - крикнул кто-то из своры, ворвавшейся в королевские покои. Взбудораженные люди, забрызганные кровью, рычали, словно дикие псы, позабыв о своем благородном происхождении - а многие из заговорщиков носили звучные титулы и по праву гордились древностью своих родов.

К сегодняшней ночи они готовились давно, воображая, как расправятся с наследником королевского рода - слишком слаб он был, слишком юн, слишком красив для того, чтобы не вызывать искушение уничтожить, убить, растерзать. Принца Эрика любили женщины, но любили недолго: его высочество отличался непостоянством и не щадил чувства красавиц, все время находясь в отрешенном поиске чего-то нового, неизведанного в любви. Мужчины же, в большинстве своем, ненавидели Эрика,  безошибочно чувствуя в нем скрытую порочность, избыточно сладострастную для этого северного края - он унаследовал ее от матери, принцессы южных кровей.

И вот пришел тот час, когда власть в королевстве могла перемениться раз и навсегда, перейдя из рук последнего наследника старой династии к новому королю, лишенному таких опасных свойств, как мечтательность и любвеобильность.  Достойных в Далии было полно, но лучшим из лучших считался Леф Желтобородый, родившийся среди ледников дальней гористой провинции. Именно вокруг него решили объединиться недовольные, чтобы раз и навсегда покончить с жеманным и поэтическим двором принца Эрика, проводящим свое время в легкомысленных увеселениях. Ночи над столицей в ту пору были светлы, как день - из-за фейерверков и прочих огненных забав, грозящих истощить казну.

Особенно принц любил морские прогулки, и старые северные боги как-то явили свою волю, наслав на королевский корабль шторм, во время которого Эрик едва не погиб. Однако затем его нашли на берегу залива, живого и здорового.  Переменчивые боги отчего-то позволили некому чуду уберечь принца от холодных волн Северного моря, и, следовательно, полагаться на одну лишь их милость не стоило.

Но высшие силы продолжали благоволить юному наследнику.

-Спасся! Кто-то тайно увел его из дворца! - кричали в досаде заговорщики, безо всякой надежды обыскивая спальню принца, обставленную с большой роскошью.

-Ну что ж, - рассудительно отвечали им те, чьи головы не были разгорячены сверх меры. - Сбежавший принц - не принц более, а всего лишь трус. Добрые далийцы нипочем не захотят, чтобы ими правил настолько малодушный король, и не допустят его помазания.

Надо сказать, к тому времени и сам Леф, и многие из его близких соратников уже утомились от резни и кровопролития, оттого желали, чтобы на этом в ночном переполохе была поставлена точка. Знаком предводитель показал, что уходит, не видя ничего славного в том, чтобы разносить в пух и прах спальню принца-беглеца. Да и то рассудить: Леф получил все, что желал, и мог теперь отереть  кровь со своего меча.

Кое-кто последовал за ним сразу, на ходу выкрикивая поздравления и распевая песни, которые принято петь у костров после славной битвы. Но те из заговорщиков, кто не мог рассчитывать на особую выгоду от переворота в силу своей малой родовитости, остались, чтобы прихватить хоть что-то из королевских ценностей.

Был среди них и Ленне Кривой, молодой еще человек, заметно прихрамывавший из-за старой глубокой раны, изуродовавшей его правую ногу. Он не отличался особой жадностью, вел себя тихо, и, поговаривали, что на стороне Лефа-заговорщика  Ленне выступил лишь потому, что когда-то поклялся в верности роду Желтых Бород. Боев на долю Ленне, несмотря на его сравнительно молодые годы, выпало немало, и последние пару лет он отошел от шумных дел, арендуя дом на окраине столицы у некой пожилой вдовы, звавшейся Рутко. Когда бывшие приятели упрекали быт Ленне в  бесславной скромности и тишине, он ссылался на слабость здоровья, пошатнувшегося из-за увечий и, усмехаясь, говорил, будто ни на что более не годен.

Кто-то напомнил Лефу Желтобородому, что Ленне всегда показывал себя человеком рассудительным и верным, после чего заговорщик наведался в скромное обиталище хромого. Он говорил о клятве верности и о том, что настоящие солдаты уходят из строя лишь в объятья смерти, а уж никак не под крылышко старых вдов, как бы хорошо те ни стряпали. Ленне не оставалось ничего другого, как со вздохом поклониться своему господину, приняв от того не слишком-то увесистый кошель с золотом - старым верным солдатам не принято платить излишне щедро.

Об этом-то и размышлял невеселый Ленне, опираясь на узорчатый комод - боль в ноге донимала все сильнее. Так как ему предстоит сыграть важную роль в этой короткой истории, остановимся чуть подробнее на его внешности, ведь сообщать о герое лишь то, что он был молод и хром - непростительное упущение.

Итак, Ленне не исполнилось и тридцати лет, точного возраста своего он не знал, потому как родился в большой и бедной семье, где мать не всегда могла вспомнить, как нарекли того или иного сына, тем более, что все они были до крайности похожи друг на друга: невысокие, белобрысые и веснушчатые. До того, как охрометь, Ленне славился ловкостью - чуть косолапая походка верно указывала на редкую устойчивость, и иногда его, ради шутки, на спор просили пройти по натянутой между столбами веревке, что он с успехом и проделывал, приговаривая, мол, лучше бы ему странствовать с бродячим цирком, раз уж ничем другим он не занимается, получив место в королевских войсках.

Многие считали Ленне простаком из-за его открытого, курносого лица, да и образования он толком не получил, в чем признавался прямо, едва завидев перо и бумагу, или хуже того - книгу. Однако природный ум часто подсказывал ему решения, удивлявшие своей верностью даже видавших виды людей. Глаза у хромого были грустными и внимательными - верный признак человека, знавшего много разочарований, смирившегося, но все еще неравнодушного.

Вот и в ту ночь, заслышав странный шум поблизости, за стеной, Ленне, несмотря на боль, отправился на поиски его источника, нехотя покинув свой тихий угол, из которого было так удобно наблюдать за суетой, царившей в разгромленных королевских покоях.

Небольшая дверца вела в какую-то комнатушку, за которой нашлась еще одна - маленькая, но нарядно убранная. Там какой-то солдат, хмельной и полураздетый, таскал за волосы девчонку, которая не издавала ни звука, но брыкалась, словно припадочная. Ночная рубашка на ней была изодрана в лохмотья, и догадаться о том, что предшествовало происходящему, было несложно - лицо солдата заливала кровь из рассеченной брови. Девица, защищая свою честь, исхитрилась его приложить какой-то вазой или статуэткой, за что сейчас и расплачивалась. Шум от этой странной безмолвной возни и услышал Ленне.

-Отпусти девку, - сказал он, устало рассматривая девушку, показавшуюся ему в то время едва ли не подростком. - На что она тебе сдалась?

-Это шлюха принца! - пропыхтел тот, все еще пытаясь прижать девушку к стене. - Раз ему пригодилась, то и мне пригодится.

Ленне вновь почудилось что-то странное в том, как беззвучно открывает рот задыхающаяся, обессилевшая девушка.

-Да она же немая! -  сообразил он. -  Убогую-то зачем обижать?

-Немая или глухая - какая разница? - солдат отмахнулся. - То, что я начал, надобно закончить, а с этой подстилки причитается вдвойне за то, что она меня ударила!

Позже Ленне и сам не мог сказать, отчего поступил именно так, а не иначе, однако через несколько минут он уже волок девчонку за собой по коридорам, накинув на нее свой плащ.

-Нечего тебе здесь делать, - бормотал он, оглядываясь. Девочка, и впрямь оказавшаяся совсем юной, шла за ним, запинаясь и морщась от боли. У нее был разбит нос, один глаз начинал заплывать, и рот открывался все так же беззвучно, словно у рыбы, выброшенной на берег. Никто бы не смог сказать, красива она или нет - просто до смерти испуганное избитое существо, неспособное позвать на помощь.

Да и кто бы ее спас? Ленне уже знал от солдата, получившего пару затрещин, что немую принц Эрик подобрал накануне где-то на берегу моря, посчитав, что из этого может получиться забавное приключение. Служанки судачили,  что девочка не в своем уме, и его высочество поступил грешно, решив позабавиться с блаженной, которая и на ногах-то стоять не может. Но принц никого не слушал: ему показалось, что его находка может стать чем-то вроде милой зверушки - обезьянки или собачки. Собирался ли принц при этом забавляться с девочкой в постели - кто знает. Солдат был уверен, что именно для этого немую поселили в соседней комнате, а вот Ленне хотелось верить, что Эрик не стал бы развлекаться подобным образом. В отличие от тех, кто сейчас торжествовал во дворце, хромой не испытывал к принцу ненависти и полагал, что Эрик попросту не успел повзрослеть в положенный ему срок - слишком рано он лишился родителей и слишком плохо за юным принцем приглядывали те, кому это полагалось.

Морская ведьма

Выйдя к хозяйственным постройкам, Ленне с трудом нашел конюха, спрятавшегося от страха на сеновале. Тот, дрожа и кланяясь, подал какую-то клячу, и хромой, усадив девочку себе за спину, покинул дворец, сотрясаемый ночным грабежом и разгулом.

-Пусть сегодня веселятся те, кому еще не надоело резать глотки, - проворчал он, не зная, что еще сказать. Девочка позади него тряслась как в лихорадке, но успокаивать испуганных детишек Ленне не умел.

Дом, где жил хромой последние пару лет, располагался на отшибе, неподалеку от песчаной косы, очертания которой менялись от шторма к шторму. От северного ветра его защищал небольшой холм, поросший соснами, но шум холодного, свинцово-серого моря был слышен и днем, и ночью, а в непогоду казалось, будто огромный молот бьет по наковальне - так яростно обрушивались волны на берег.

Часть дороги, которую той ночью выбрал Ленне для того, чтобы вернуться к очагу старой Рутко, пролегала вдоль самой кромки воды. Но погода стояла тихая, и хромой решил сократить путь, чтобы девочка не успела замерзнуть и, вдобавок ко всем своим несчастьям, еще и простудиться.

Плохое предчувствие охватило его, когда лошадь зафыркала и начала пятиться, не слушая окриков.

-Все разбойники нынче должны быть у дворца, - сказал Ленне вслух для того, чтобы успокоить немую, вцепившуюся в него, словно от этого зависела сейчас ее жизнь. - Здесь тихие места, не бойся.

Однако и сам он испытывал тревогу, а своим предчувствиям Ленне привык доверять.

Что-то большое заплескалось у самого берега, словно крупная рыба решила порезвиться при свете луны. Плеск становился все громче, нечто округлое и темное выныривало и погружалось в воду. Ленне всмотрелся в темную воду, нащупывая рукоять меча  - он не знал, с чем имеет дело, однако чуял беду.

-Эй, русалка! - раздался низкий хриплый голос над водой. - Русалка, ты слышишь меня?

Девочка застонала от страха, и Ленне, будучи человеком прямым, подал голос.

-Я не знаю, с кем ты говоришь, и что ты за существо, но проваливай к черту! - сказал он решительно.

-Русалка! Я говорю с русалкой, которая дала мне обещание... Которая поклялась мне... О, сколько клятв она мне дала!.. - хрипло шептало изо тьмы неведомое создание. - У нас сделка, и сделку эту не расторгнуть так просто...

Наконец Ленне увидел, с кем ему довелось беседовать  этой ночью - морское чудовище, состоящее, казалось,  из клубка черных гадких щупалец, большеротое, зубастое, выползло почти на самый берег. Вода омывала его жирные черные бока, а выпуклые рыбьи глаза светились, словно в каждый из них насыпали фосфора или иной какой дряни.

-Морская ведьма! - сплюнул Ленне. Он слышал рассказы о морской нечисти и как-то раз видел издали подобное существо, пожирающее утопленника, которого вынесло к прибрежным камням после шторма.

-Не вмешивайся в дела подводных жителей, человек! - предостерегающе зашипела ведьма, и лошадь едва не сбросила седоков, взвившись на месте от этого страшного звука, непохожего на человеческий голос.

-Не показывайся из-под воды, морское страшилище, и никому из людей не придет в голову соваться в твои дела, - не остался в долгу Ленне, которого, честно говоря, было не смутить ведьмами - ни земными, ни морскими. - Какого дьявола ты выползла из своей гнилой норы?

-Я пришла говорить с русалкой! - синюшная жирная рука, поднялась вверх, указывая на девочку. - У нас с ней был уговор, не так ли, милая?

-Русалка? - переспросил Ленне, оглядываясь на немую, лицо которой исказил ужас.

-Она попросила превратить ее в человека, - ведьма ощерила все свои острые зубы в улыбке. - Хотела заполучить себе человеческого принца.  Я сказала ей, чего это будет стоить. Она отдала мне свой голос, и получила прекрасные ноги на три дня, да и не только ноги, - тут она мерзко расхохоталась. - Если принц не воспользуется этим щедрым даром, то русалка будет принадлежать мне - такой был уговор. И что же, милая? Кому ты подарила сегодня свою девственность? Я все знаю, мое колдовство не обманешь...  Тебе не стать уж больше русалкой, но моей власти над тобой это не отменит!

Русалка, казалось, вот-вот собиралась лишиться чувств, и Ленне едва успел подхватить ее, безвольно сползающую набок.

-Чего тебе от нее нужно? - рявкнул он, повернув голову к ведьме.

-Договор нарушен! - отвечала та, сладко жмуря свои глаза-плошки. - Мы условились, что свою любовь она подарит принцу, а не какому-то проходимцу. Теперь она моя. На третью ночь ей предстоит вернуться в море - ко мне. Слышишь, милая? Я обглодаю твои сладкие косточки, людей я люблю...

-Провались ты в преисподнюю! - от души пожелал ведьме Ленне, окончательно выведенный из себя гадкими речами морской старухи. - Значит, сегодня девка тебе не положена? Вот и проваливай, пока все твои щупальца при тебе. Твоя сила - в море, а здесь, на суше, ты никому не указ!

-Мое колдовство имеет власть и в море, и на земле!  - ведьма хихикала, а щупальца ее извивались в волнах, стремясь выползти и на сушу. - Его не отменить. Нечего было раздвигать подаренные мной ноги перед каждым встречным!  Я думала, у этой милашки ума побольше.

-Кто ее спрашивал... - пробормотал Ленне, поддерживая бесчувственную девушку. - И все-таки отправляйся в море, ведьма. Сегодня тебе поживы не будет.

-Я подожду, - снова оскалилась она. - Пара ночей - небольшой срок. Я как раз успею проголодаться как следует.

-Чтоб тебе утробу камнями набить, мерзкая тварь, - сказал ей на прощание хромой, пришпорив лошадь.

Уговор

Вдова Рутко давно спала, и маленький домик у песчаной косы был тих и темен. Ленне положил русалку, все еще не пришедшую в себя, на кровать, а затем, прихрамывая все сильнее, спустился на кухню, растолкать служанку - глуповатую девицу, помогавшую вдове по хозяйству.

-Сходи за лекарем, - приказал он ей. - Да только не ходи по прибрежной дороге. И вообще держись подальше от воды, Келла.

-Что такое? - переполошилась служанка, частенько хаживавшая в город коротким путем.

-Видал сегодня у берега морскую ведьму, - коротко отвечал хромой. - Голодная и злая, как тысяча чертей.

-Боже всемилостивый! - охнула Келла, и безо всякой охоты отправилась искать фонарь.

Отогревшись, немая девушка пришла в себя. Когда Ленне вошел в спальню,  она уже сидела, забившись в самый уголок кровати.

-Не бойся, - сказал он ей. - Тебя здесь никто не обидит. Ты и вправду русалка?

Она нерешительно кивнула, затравленно глядя на Ленне.

-И ты хотела, чтобы принц полюбил тебя, оттого пошла к ведьме за ногами? - продолжил свои расспросы хромой. - Что за глупость ты вбила в свою голову? Неужто у вас, русалок, мозгов столько же, сколько у камбалы?

Девушка беззвучно заплакала.

-Ладно, что толку от этой воды, - проворчал Ленне, не любивший женских слез. - Скоро прибудет лекарь, а до того я попрошу свою домохозяйку подыскать тебе одежду. Ну же, хватит! Жива - и благодари за то бога. То, что сейчас кажется страшным горем, когда-нибудь забудется и ты еще посмеешься над тем, как хотела умереть.

Русалка все плакала и плакала, но так как раздражающих звуков при этом никаких не издавала, Ленне махнул рукой и пошел будить вдову Рутко. Немного погодя лекарь сказал, что опасности для жизни пациентки он не видит, однако девицей зваться ей более не приличествует.

-Ох, Ленне, что же ты будешь с ней делать? - зашептала вдова, приземистая румяная старушка. -  Как ни крути, а притащить в дом обесчещенную женщину - дурное дело. Спросят люди, кем она мне доводится,  и придется врать напропалую, но правда-то все равно выйдет наружу!

-Да, почтенная Рутко, вы совершенно правы, - отвечал Ленне, о чем-то размышляя. - Что ж, сделаем по уму.

И к обеду следующего дня спешно вызванный священник обвенчал Ленне с русалкой.

-Как тебя зовут? - спросил перед тем Ленне у немой. Та силилась что-то объяснить, однако ничего не вышло.  Написать свое имя ей тоже не удалось - грамоту она знала, по-видимому, еще хуже, чем сам хромой. Да и то верно - зачем морским жителям грамота? Книги все равно в воде размокнут, а волны сотрут даже те знаки, что высечены на камне.

-Буду звать тебя Бекко, - решил Ленне. - Не обессудь, красивых имен я не знаю. Так звали одну из моих теток - она была не так сварлива, как остальные.

Русалке не понравилось это имя, но спорить она не могла. Так их и записали в приходскую книгу - Ленне и Бекко Рауд-Кривые.

И вовремя же это было сделано  - еще солнце не начинало клониться книзу, как в дом постучались люди Желтобородого.

-Поговаривают, ты утащил к себе девку, что жила при Эрике! - сказал один из них.

-Да, я увез девушку, - не стал спорить Ленне. - Прошлой ночью все, кому не лень, растаскивали добро его высочества, вот и я взял то, что мне приглянулось.

-Девка - не табакерка, - сурово отвечали ему. - Вернул бы ты ее во дворец, и пусть господин Желтая Борода решит, что с ней делать.

-Я сам буду решать, что мне делать со своей женой, - отрезал Ленне, и незваные гости не нашлись, что ответить на это. В самом деле, силком отбирать законную супругу у добропорядочного горожанина было бы не самым славным делом.

-Шустро же ты управился, - только и сказал хромому на прощание главный из гостей, не скрывая при этом насмешки. - Гляди, не споткнись на бегу к супружескому ложу.

Брачная ночь

Вдова Рутко качала головой, поджимая губы: ей не нравилось то, как быстро Ленне женился.

-Ты славный молодой парень, Ленне, - причитала она вполголоса. - Зачем взвалил на себя эдакую обузу? Порченая девка без роду, без племени, да еще и увечная. На что тебе немая жена?

-А на что мне жена говорящая? - рассудительно отвечал хромой. - Меньше разговоров - в дому спокойнее. Вы, тетушка, давно говорили, что мне пора образумиться и жениться. Я не накопил богатств, с виду не красавец, не говоря уж про хромоту. Какую жену я мог себе пожелать? Кто бы отдал за меня девицу с приданым, и какая бы красотка из хорошей семьи пошла за такого, как я?

-Ох, наговариваешь на себя, Ленне! - сердилась вдова. - Ничего дурного в твоей внешности нет, а что прихрамываешь - так все равно ловчее многих!  И деньги к тебе придут, человек ты честный.

-Разве приходят деньги к честным людям? - рассмеялся Ленне. - Вы, тетушка, не иначе как заговариваетесь. А жена моя не так плоха. Разве что молода слишком, но этот недостаток быстро проходит.

Та, что теперь звалась Бекко, слушала их, тихонько подкравшись к приоткрытой двери, и лицо ее кривилось от сдерживаемых рыданий: не о такой свадьбе она мечтала, и не хромой Ленне являлся ей во снах, а обидные слова вдовы и вовсе били в самое сердце. О, посмел бы кто-то раньше отозваться так презрительно о морской принцессе, любимой дочери подводного короля... И этот почет, уважение она променяла на бедную жизнь с хромым простолюдином, навеки потеряв своего принца!.. Бекко закусила губу, и тут же шмыгнула носом: она не была глупа, и понимала, что Ленне спас ее от участи гораздо более худшей, чем скромная жизнь под кровом вдовьего дома. Бедная русалочка винила только саму себя в том, что жизнь ее оказалась растоптана и уничтожена. Но в глубине души она знала: иного выбора она сделать не смогла, любовь к Эрику вновь и вновь вела бы ее к котлу морской ведьмы.

Ближе к ночи, когда Ленне собирался лечь спать, тихий шорох заставил его обернуться. Русалка стояла на пороге его маленькой комнаты.

-Зачем ты пришла? - спросил хромой чуть более резко, чем требовалось. - Мне ничего от тебя не нужно.

Но Бекко, неотрывно глядя на него исподлобья, показала на дешевое медное колечко, украшавшее ее бледный тонкий пальчик.

-Да, ты мне жена, но я не собираюсь тебя ни к чему принуждать, так что отправляйся к себе, - почти прикрикнул на девчонку Ленне.

Русалка упрямо и отчаянно покачала головой, и в движении этом Ленне увидел страх.

-Вот оно что... Да ты, никак, боишься ведьмы, оттого пришла сюда? - понял он.

Не успел он договорить, как девушка бросилась к нему и обняла, прижавшись всем телом. Другой, возможно, презрительно хмыкнул бы и подумал, что за свою защиту русалка готова платить слишком щедро, позабыв обо всякой гордости. Но Ленне знал, что такое страх смерти, и не стал насмехаться над Бекко. В конце концов, она и впрямь теперь приходилась ему женой.  Что толку было откладывать первую брачную ночь? Русалка не полюбит его ни на следующий день, ни через  месяц, ни через год. И раз она сама пришла...

Он потихоньку отстранился, и коснулся подбородка Бекко, принуждая ее поднять склоненную голову.  Наконец-то он рассмотрел ее лицо как следует, и даже синяки и кровоподтеки не помешали ему угадать, как хороша собой русалка. Что там говорить - даже волосы выдавали в ней существо иной породы, нежели обычная человеческая: ярко-рыжие, мягче шелка, гуще любой конской гривы...

-Все-таки старая Рутко ошиблась - с женой мне повезло, - сказал он тихо, а затем прибавил. - Обещаю, что не обижу тебя.

И она несмело улыбнулась в ответ, но в улыбке этой любой заметил бы принужденность и тоску.

Семейное дело

Однако и Бекко, и Ленне понимали, что таких, как они, судьба  награждает по своему разумению, а не по их хотениям. Русалочка в ту пору думала, что ее уже никогда не полюбит принц, а Ленне считал, что его вряд ли кто-то вообще способен полюбить. Оттого эта ночь не принесла им особого счастья, но и горем не стала.

На следующий день к жилищу Рутко пожаловал сам Леф Желтобородый, которому до королевского трона, по его собственным словам, оставалось всего ничего - только руку протяни. Вся столица пировала во хмелю его победу, за одну ночь сменив свой недавний изящный облик, милый сердцу юного принца Эрика, в пользу куда менее изысканных народных обычаев, которым отдавали предпочтение повстанцы.

Для старой вдовы то была великая честь, и все обитатели дома вышли на улицу - поклониться будущему королю.

-Ленне! - Леф говорил оглушительно громко, будучи мужчиной крепким и высоким, словно две бочки с добрым элем, поставленные одна на другую. - Поговаривают, ты женился!

-Да, ваша светлость, - вежливо, но безо всякого страха отвечал хромой. - Так уж сложилось, и я наконец-то стал семейным человеком. Прошу прощения, что не испросил на то вашего благословения, однако отнимать у вас время из-за столь мелкого личного дела  - дерзость и непочтительность, по моему разумению.

Леф испепелил хромого взглядом, давая понять, что считает дерзостью и непочтительностью совсем иное, а затем, безо всякого предупреждения, обратился к Бекко, стоявшей тут же.

-Девушка! - вновь загрохотал он. - До меня дошли слухи, что тебя увезли из дворца насильно. Так ли это? Подай знак, что ты хочешь вернуться, и я заберу тебя из этой лачуги.

Разумеется, Желтая Борода не отличался особой добротой, и на судьбу девицы из покоев принца ему было наплевать, покудова он не узнал, что хромой Ленне забрал ее себе, не спросив на то ничьего дозволения.  Сплетни тут же приумножили красоту таинственной девушки, и выходило так, что ничего ценнее у Эрика-беглеца не имелось.

Хромой не знал, достанет ли ума у русалки понять, что дворец для нее сейчас куда опаснее, чем маленький домик вдовы Рутко. Но та внезапно выказав присутствие духа, поклонилась Лефу, а затем покачала головой, показывая, что не желает идти во дворец. Так как Леф продолжал сверлить ее тяжелым взглядом, она взяла Ленне за руку, а затем указала на свое медное обручальное кольцо - как это было накануне ночью.

-А колечко-то у тебя дрянь, - заметил Леф. - Смотри, у меня полно колец куда лучше!

И он растопырил громадную пятерню, показывая, что на каждом пальце у него красуется золотой перстень - люди, жившие среди ледников, всегда любили золото.

И вновь Бекко покачала головой, а ярко-синие глаза ее сверкнули - тут стало понятно, что русалка вовсе не так робка и нерешительна, как показалось вначале Ленне. И то ведь верно - не каждому достанет храбрости заключить сделку с морской ведьмой.

Жизнь без любви

Леф ушел, не скрывая своего гнева, и старая Рутко принялась плакаться:

-Попал ты, Ленне, в немилость к будущему королю! И из-за кого? Из-за безродной порченой девки, от которой никакого проку в хозяйстве...

Бекко, правду сказать, была удивительно неловка: иные ее движения казались плавными и ловкими, на зависть любой танцовщице, но по большей части она запиналась и роняла все, что брала в руки. Не умела она и стряпать. И только Ленне знал, отчего так нерасторопна немая красавица, привыкшая совсем к иной жизни под водой. А вот вдова раз за разом удивлялась, вполголоса повторяя: «Неумеха... Ох и беспутная же!».

Вот и сейчас, не успели обитатели вдовьего домика до порога дойти, как Бекко споткнулась, едва не упав, а затем пошла, скривившись на один бок, и поводила при том руками, словно земля под ее ногами раскачивалась.

-Что это с ней? - прошептала вдова, осеняя себя крестным знамением. - Никак она еще и припадочная, вдобавок ко всему!

Ленне внимательно смотрел за тем, как девушка вошла в дом. Не упустил он из виду и то, как схватилась она за косяк, а затем запнулась перед тем, как подняться на последнюю ступеньку.

-Бекко! - окликнул он жену. - Погоди-ка!

Она замерла, настороженно глядя на него.

-У тебя болят ноги, ведь так? - спросил Ленне, наблюдая за тем, как русалка переминается с ноги на ногу.

Бекко, помедлив, кивнула, и глаза ее наполнились давно сдерживаемыми слезами.

-Так иди в спальню и приляг, - хромой говорил почти сурово. - Я не принц, передо мной не нужно изображать что-то эдакое! Мне ли не знать, каково это - терпеть боль при каждом шаге. Давай-ка, я помогу тебе подняться...

И он подал руку Бекко.

-Ох, не стоит она того... - проворчала вдова Рутко, посмотрев на то, как прихрамывает сам Ленне, поднимаясь по ступенькам.

Вечером русалка стала совсем плоха: глаза ее потускнели, и даже яркие волосы, казалось, выцвели. Неподвижно лежала она на кровати, вздрагивая каждый раз, как до ее ушей доносился шум тяжелой волны. Во всей ее позе чувствовалась покорность перед наступающей бедой. «Ах, почему я боюсь смерти? - беззвучно шептала она. - Следовало пойти за морской ведьмой еще вчера. Разве нужна мне такая жизнь? Вот я прожила еще один день, но что в нем было? Стоит ли жить без любви, без счастья?».

Да, Бекко безумно любила своего принца, и сердце русалочки было сожжено дотла обрушившимся на нее горем. Но иногда смертельно раненые люди успевают пробежать несколько шагов перед тем, как понять, что для них все кончено. Крошечная искорка любви к жизни все еще теплилась в ней, однако этого было недостаточно, чтобы согреть холодеющие тонкие руки. Да и стоило ли? Ведьма все равно потребует плату на рассвете...

Все это Ленне видел и понимал, хоть и не мог прочесть слова по слабым движениям побледневших губ.  Русалочка корила себя за то, что накануне малодушно просила помощи и защиты, забыв от страха о том, что главное в ее жизни - любовь к принцу.

-Пошли, Бекко, - сказал он, зайдя в комнату, когда совсем стемнело. Здесь не были зажжены свечи и девушка могла разобрать лишь то, что на его плечи - одно из которых из-за хромоты было заметно выше другого - наброшен плащ. Им предстояло выйти из дому этой ночью, и, ясное дело, путь их лежал к морю.

Гарпун

Русалка покорно поднялась и пошла за ним. Когда Ленне подал ей шерстяную накидку - она отшатнулась, не поняв, чего он хочет от нее. Разве сейчас было то время, когда стоило волноваться о холоде или о сырости?

Она робко дотронулась до плеча Ленне, желая показать, что понимает, куда они сейчас идут, и не будет противиться, но он даже не оглянулся. Если бы русалочка могла сейчас говорить, то поблагодарила бы его за то, что он спас ее от резни во дворце. Смерть от зубов морской ведьмы была неизбежной, но благодаря хромому она избежала мучений, куда более худших и долгих. Бекко вздрогнула, вспомнив грубые прикосновения того человека, который нашел ее в маленькой комнатке рядом со спальней принца. От страха она почти ничего не понимала, кроме того, что с телом ее происходит что-то отвратительное и унизительное...  А ведь она в ту ночь мечтала, что к ней придет Эрик, и его любовь победит заклятия ведьмы.

Но теперь принц стал еще более недосягаем, чем тогда, когда она была русалкой, а он - тонущим человеком, прекрасным, как никто другой. До самого утра в ту штормовую ночь  она лежала на берегу рядом со спасенным Эриком, касаясь его лица и плача от мысли, что им не быть вместе. А затем - надежда, безумная мечта, обещание ведьмы, которое страшило и манило, но возможное счастье стоило любых жертв...  Теперь и эта хрупкая надежда была потеряна, а жить без веры в то, что принц когда-то полюбит ее, русалочка не желала - да, теперь она вспомнила об этом, хоть и с опозданием.

Ленне был добр к ней, а ей после пережитого было противно даже прикасаться к самой себе - так зачем же беречь то, что было уже испорчено, негодно?.. Пусть идет на корм ведьме, раз уж в памяти никогда не сотрется то, как его осквернили, а до того - послужит знаком благодарности, ведь ничего другого у нее нет. Так размышляла Бекко, глядя в спину хромому, который закутался в свой плащ, словно чуял наступление зимы.

Они шли молча, между песчаных дюн, к небольшой бухте, где догнивали остатки нескольких кораблей.  Дно здесь обмелело несколько десятилетий назад . Пара-тройка старых калош так и не вышли больше в море, став прибежищем для бродяг и чаек - их оголившиеся местами остовы в свете луны напоминали  скелеты китов.

-Пожалуй, эта вонючая лужа нам подойдет, - произнес Ленне, неловко спустившись почти к самой воде.  - Что ж, позовем ведьму. У нее, верно, повсюду уши, и этой ночью она не спит.

Бекко кивнула, но руки у нее затряслись, и она поспешила их спрятать под накидку.

-Эй, ведьма! - крикнул хромой, повернувшись к неспокойному морю. - Слышишь меня? Я привел твою русалку. Она решила, что не хочет оставаться среди людей, и жизнь в моем доме ей немила. Забирай ее,  раз между вами уговор!

Море, казалось, только и ждало этих слов - волны принялись бить о берег с двойной силой, а откуда-то из-под воды донесся зловещий рокот. Ведьма вынырнула у самого берега, фыркая и хохоча, хотя смех ее больше напоминал бульканье стоячей воды, превратившейся в сплошную слизь из-за медуз и водорослей.

-Да, мир людей - не для нас, милая, - отсмеявшись, сказала она. - Уродливые создания, суета и шум повсюду, а тебе достался, я вижу, в итоге отнюдь не принц.  То-то печальная судьба, к чему продлять эти мучения?..  Вот и славно, что мне не пришлось напоминать о долге, растрачивая попусту магию. Иди сюда, сладкая крошка, и мы с тобой славно повеселимся сегодня ночью. Я буду откусывать понемногу, люблю долгие трапезы...

И черные щупальца потянулись к Бекко, замершей у берега.  Как ни старалась бедная русалочка внушить себе, что жить она более не хочет, вид черных жирных конечностей, извивающихся в воде, словно змеи, привел ее в ужас, и она невольно сделала несколько шагов  назад.

-Ну же, - вновь издала ведьма довольное бульканье, наслаждаясь этой игрой. - Тебе все равно от меня не уйти. От этого человека ты отказалась, как и он от тебя, а иных защитников ни на земле, ни в воде тебе не сыскать...

Эти слова отрезвили Бекко, и она остановилась, глубоко вдохнув и зажмурившись. Лицо ее исказилось, но тут же на смену страданию пришло решительное выражение, и она шагнула вперед, возвращаясь на прежнее место.

Ведьма, теперь хохотавшая визгливо, подалась ей навстречу, и в этот миг острый гарпун пробил ее жирное черное брюхо. Ленне, сбросивший плащ, держал в руках толстую веревку, больше походящую на канат - с такими обычно уходят на промысел китобои.

Морское чудовище взвыло, забилось, и попыталось освободиться, но железные крюки крепко вцепились в ребра. Ленне тянул за веревку, упираясь изо всех сил ногами в песок, однако сил у него не хватало. Рывок за рывком ведьма подтаскивала его все ближе к воде, где ее щупальца все еще были смертоносны и ловки.

-Я разорву тебя на клочки, человек! - ревела она, извиваясь на мелководье. - Тебе не жить, как и твоей русалке!

Дернувшись особенно сильно, ведьма все-таки свалила Ленне с ног, и его накрыло ледяной  мутной волной.

Бекко, до этого стоявшая в оцепенении, бросилась за ним, и успела схватиться за конец веревки, которую Ленне так и не выпустил из рук. Вместе они с удвоенной силой потянули гарпун к себе,  одновременно с тем выползая на берег, промокшие и нахлебавшиеся горько-соленой воды.

-Тащи ее туда! - отплевавшись, прокричал Ленне, кивком головы указывая на остов корабля, вросший намертво в здешний песок.  Бекко поняла, что он задумал, и, не жалея своих нежных рук, вцепиласьв грубый пеньковый канат. Вдвоем им удалось подтащить беснующуюся ведьму ближе к берегу, и перекинуть веревку через остатки бимса. Тяжести их двух тел едва хватило для того, чтобы морское чудовище оказалось на суше.

Но морская ведьма едва ли была менее опасна на берегу: толстые щупальца обладали разрушительной силой. Поняв, что ей уже не вернуться в море, она принялась вслепую крушить все, до чего дотягивалась. Один из ударов пришелся по Ленне, не успевшему увернуться. Он отлетел в сторону, и веревка тут же пошла обратно - силы одной лишь Бекко недоставало для того, чтобы удержать раненую ведьму.

-Ох и живучая же тварь, - проворчал Ленне, с трудом поднимаясь на ноги. - Все кишки наружу, а никак не успокоится!

И впрямь, рваная рана в брюхе ведьмы становилась все обширнее из-за ее попыток освободиться. Черная зловонная кровь хлестала, как вино из разбитой бочки, а метания ее казались все бессмысленнее, словно разум морского создания слабел вместе с телом.

С неожиданной быстротой хромой подскочил к содрогающейся туше, на ходу оголяя легкий меч, и в следующий миг уродливая голова, размером в три человеческих, уже катилась по песку. В агонии одно из щупалец обхватило ногу Ленне, и тут же отпустило. Однако и этого хватило для того, чтобы хромой упал - уже мертвое чудовище сломало кость, словно прутик.

Кинжал

-Это ничего, ничего, - прошептал он, когда Бекко бросилась к нему, поскальзываясь на песке, залитом кровью ведьмы. - Бывало и хуже...

Русалке пришлось тащить его на себе - Ленне постоянно терял сознание от боли в сломанной ноге, да и первый удар, похоже, повредил, по меньшей мере, пару ребер. Силы в Бекко, по виду хрупкой, словно птичка, оказалось достаточно для того, чтобы к рассвету они, едва дышащие от усталости, очутились у дверей вдовьего домика. Солнце встало над морем, а Бекко осталась человеком, но не заметила этого, измученная и измазанная черной кровью с ног до головы.

Мертвую морскую ведьму нашли на следующий день рыбаки, и происшествие это наделало много шуму в столице, которая и без того была взбудоражена недавней сменой власти. Кое-кто поговаривал, что это - недобрый знак, предвещающий плохой конец затее Лефа Желтобородого. Но сколько сплетни не ходили от рыночной площади к портовым докам и обратно, никто так и не угадал, что же приключилось в ту ночь на берегу,  и кто убил чудовище. Голову ведьмы забрали к себе ученые мужи из столичного университета и заспиртовали, чтобы сохранить для потомков эдакую диковину, однако, забегая вперед, надо сказать, что уже через несколько лет их обвинили в мистификации и подлоге.

За этими оживленными пересудами никому не было дела до горя, пришедшего в домик старой Рутко - Ленне серьезно захворал после ночного происшествия, о котором ни он сам, ни, разумеется, русалка никому не рассказали. Вдова с истинно старушачьей проницательностью угадывала в произошедшем косвенную вину немой, но молчала, ведь в первое время Бекко не отходила от постели супруга ни днем, ни ночью, показывая себя женой заботливой и верной.

Врач, осматривавший Ленне, с огорчением сообщил, что хромого угораздило сломать здоровую ногу. По мнению почтенного костоправа, если Ленне суждено было оправиться от жесточайшей простуды, хромать ему предстояло куда сильнее, чем прежде. «Никак бедного малого кто-то проклял! - с сочувствием сказал этот славный добросердечный медикус. - Обе ноги теперь ни к черту. И хоть теперь я буду иметь с господина Рауда двойной доход, я этому ничуть не рад, клянусь  своим лекарским саквояжем!».

Слов этих Ленне не слышал - его терзал сильный жар. В бреду он вскрикивал, бранился, звал кого-то, но не проронил ни слова о тайне своей жены, даже в беспамятстве заботясь о ее безопасности. Однажды он пришел в себя на недолгий срок и увидел, что она смотрит на него, напряженно кривя губы. По их движениям легко было угадать, что повторяет Бекко один вопрос: «Зачем?».

-Было бы о чем говорить, - с трудом ответил на это Ленне. - Приходилось выполнять работенку и погаже. А ты, я смотрю, пережила рассвет. Так и знал, что  в любом колдовском деле самое главное - прикончить ведьму...

И ни одного слова сверх того он впоследствии не прибавил, видимо, и впрямь считая, что обсуждать тут нечего.

На третью ночь, когда дыхание Ленне стало тише и спокойнее, русалка встала со своего места у изголовья кровати, словно опомнившись, и тихо вышла из дому.  В темноте она видела куда лучше, чем обычный человек - подводные жители привыкли к недостатку света, и свойство это частично сохранилось у Бекко-немой  -  потому не брала с собой ни фонаря, ни лучины, уверенно ступая по тропинке, ведущей к морю. У воды она остановилась и ждала, пока из глубины не донеслось грустное пение.

-Сестра! - промолвил тонкий, серебристый голосок, и другие, невидимые в темноте существа принялись повторять это слово. Над водой словно звенели хрустальные колокольчики, но мелодия их была скорбна.

-Ох, что же ты наделала, сестрица... Что же ты наделала...

Светящиеся глаза смотрели на Бекко, то появляясь, то пропадая из-за движения волн. Она различала длинные волосы, красивые молочно-белые лица, не знавшие солнца, и невольно шагнула вперед, протягивая руки к сестрам, но тут же отпрянула, когда холодная вода тронула ее босые ноги: став человеком, она  полюбила тепло.

-Зачем ты ушла к людям? Зачем позволила ведьме себя заколдовать? - плакали русалки, покачиваясь среди волн.

Бекко  молчала, склонив голову и опустив руки.

-Слушай же! Мы просили за тебя отца! Мы горько плакали ночами напролет, пока тебя не было с нами. Его сердце смягчилось, и теперь, когда ведьма мертва, он согласился принять тебя обратно. Ты снова станешь русалкой, как прежде. Будешь жить без горя и слез под водой, с нами. Но ты связана нерушимыми узами с теми мужчинами, которые обладали твоим телом... Одного из них уже нет в живых - мы подкараулили его, когда он пришел к морю, и отомстили за тебя, наша бедная сестра. Он утонул, и вскоре волны вынесут его тело в порту... или в старую бухту, где гниют кости ведьмы... Но остался другой - тот, что убил ведьму. Зачем ты согласилась отдаться ему, сестра?  Он ничуть не красив, даже по меркам людей! - тут сестры заливисто рассмеялись, как это всегда бывает, когда девушки обсуждают достоинства мужчин. - Славно, что он расправился с ведьмой, но больше он ни на что не годен! Пока он жив, русалкой тебе не бывать. Однако все можно исправить!..

И волны вынесли к ногам Бекко кинжал, светившийся в темноте, как  луч лунного света.

Она подняла его, хоть и не сразу.

-Убей своего некрасивого гадкого мужа, сестрица, и приходи к морю! - запел хор нежных голосков. - Возвращайся к нам, стань той, кем должна!

Еще долго Бекко стояла на берегу, покачиваясь в такт песням, которые пели для нее сестры, а затем отправилась по узкой тропинке ко вдовьему домику, не оступаясь ни на шаг.

Исцеление

На рассвете старая Рутко нашла русалку там, где ей полагалось быть - у постели ее мужа. Она спала на голом холодном полу, а Ленне был так тих, что поначалу вдове показалось, будто бедняга преставился. Охнув, она поковыляла к кровати, на ходу начав причитать, но оказалось, что больной просто-напросто спит, дыша мирно и спокойно - впервые за несколько дней.

Горестная безысходность, все эти дни и ночи обитавшая здесь, нехотя ушла из-под крова вдовьего домика - теперь врач с уверенностью говорил, что жизни Ленне ничего не грозит, ну а хромота...  семейному человеку зрелых лет, окончательно отказавшемуся от рискованного заработка, легкость походки не столь уж важна, если рассудить без лишних слез.

 Хромой был все еще очень слаб, да и Бекко исхудала до прозрачности, выхаживая его. Ленне гнал ее от себя, видя, какими тоскливым и безжизненным стало ее юное лицо, но она упрямо качала головой, и жестами показывала, что ей некуда идти.

-Славную жизнь я тебе обеспечил, - вздыхал Ленне. - Не видеть белого света, днями напролет обхаживая калеку. Скорее бы мне встать на ноги и освободить тебя от этой повинности...

Ему было невдомек, отчего Бекко при этих словах хмурилась и темнела лицом, ведь хромому в голову не приходило, что освободить русалку он мог только одним способом - и он был, говоря без обиняков, прямо противоположен выздоровлению. Иногда он замечал, как Бекко рассматривает что-то, склонив голову, но ни разу не сумел понять, что же она вертит в руках, а на расспросы у него не хватало сил. Русалка же, отвернувшись, подолгу смотрела на кинжал, с которым никогда не расставалась, и иногда на ее милом полудетском личике проступала жестокость, страшной своей холодной силой выдававшая истинную нечеловеческую природу Бекко-немой.

Слухи о болезни Ленне мало-помалу добрались и до Лефа Желтобородого, уже наметившего славный денек для коронации - в канун осеннего солнцестояния. Хитрость хромого запомнилась будущему королю крепче, чем она того заслуживала, и он не пожалел нескольких минут для того, чтобы кликнуть пару доверенных людей с тем, чтобы отправить их к дому вдовы Рутко.

-Заберите ту девчонку во дворец, - сказал он, почесывая бороду. - Будет хромому урок, если, конечно, он еще не подох. Хотя, если разобраться - что бедолаге мучиться? Прирежьте его, да и дело с концом.

...Вдова впустила гостей, опасаясь слово молвить поперек тем, кто пришел от Желтобородого. «Все беды из-за красноволосой девки. Пусть заберут ее, и горю конец, а парень потоскует, да и найдет себе другую», - рассудила она, с опаской наблюдая за тем, как поднимаются двое крепких мужчин по лестнице, ведущей к комнатам, которые занимал Ленне и его немая жена. О том, что Леф безо всякого сожаления отдал приказ убить непокорного слугу, она не подозревала, оттого вдовья совесть осталась чиста, как накрахмаленные салфетки на комодах и столиках в ее домике.

Бекко услышала шаги задолго до того, как дверь спальни отворилась.  Ленне крепко спал, выпив положенные ему снадобья, и не шевельнулся, когда половицы заскрипели под подошвами тяжелых сапог.

-Пойдешь с нами, - коротко сказал русалке один из посланцев Лефа и потянулся к оружию.

Впоследствии ни он, ни его приятель так и не смогли объяснить, что заставило их уйти из спальни хромого с пустыми руками. «Девка та, кажись, сумасшедшая», - коротко отвечали они на расспросы. Вспоминать о том, как светились мертвым морским фосфором глаза Бекко, как рычала она, сжимая в руках кинжал и потихоньку подступаясь к незваным гостям, им лишний раз не хотелось, и даже между собой они историю эту более не обсуждали.  Господский гнев в ту минуту показался им предпочтительнее, чем странное существо, и на человека-то не вполне походившее. Не сговариваясь, они поспешно покинули вдовий домик, даже не попрощавшись со старой Рутко.

К счастью, у будущего короля хватало забот поважнее, и к вечеру он забыл о том, что посылал за Бекко. А следующим утром, услышав новость о том, что жена хромого, по всей видимости, повредилась рассудком, Леф лишь махнул рукой, скривившись.

-В самом деле, что я привязался к убогим? - фыркнул он. - Пусть доживают свой век: хромой и немая, много им все равно судьба не отмерит. Лучше ройте носом землю - куда подевался принц Эрик? Пока он жив - мне истинным королем не стать, народ волнуется...

Прогулка в дюнах

Каждой птичке - своя веточка, каждому человеку - свое счастье, и везение Ленне и Бекко заключалось в том, что о них позабыли, лишив как милости, так и немилости. Чета Раудов-Кривых оказалась предоставлена самой себе, а большего в их положении и просить не стоило. Скромных сбережений Ленне хватило на то, чтобы оплатить лечение, а вдова Рутко, будучи женщиной добродушной, не подымала цену на свои комнатки, хоть дальние соседки и твердили ей, что дела свои она ведет себе же в убыток.

Ленне потихоньку начал подниматься с кровати, пусть даже в лице его при этом не было ни кровинки, и вскоре его увидели медленно прогуливающимся у прибрежных дюн. Бекко поддерживала его под руку,  и спустя некоторое время все в округе так привыкли к тому, что хромой повсюду ходит со своей женой, что удивлялись, не заметив ее поблизости от Ленне. Как тень она ступала след-в-след за ним, готовая в любое мгновение прийти на помощь, и даже Рутко теперь говорила, вздыхая, что жена у Ленне - на зависть любому. К тому времени русалка похорошела несказанно, несмотря на извечную тоску в глазах: огненные волосы блестели, как лучший шелк, огромные зеленоватые глаза светились, словно прозрачная морская вода в солнечный день, а такой нежной белой кожи не было ни у одной девушки в столице.

Ну а то, что немая - так в том даже польза есть: не пилит, лишних вопросов не задает и до сплетен не жадна - так говорили окрестные мужчины, завидев красавицу издали. Жены их на то отвечали, что если бы все мужья заботились о своих женщинах так, как Ленне о Бекко, то о ссорах и ругани в Далии давно бы позабыли. Возразить на это было нечего - хромой и вправду ловил каждый взгляд своей немой жены, угадывая любое ее желание.

И чем лучше у него это получалось, тем горше становилась его улыбка - ведь узнавал он, прежде всего, глубину той печали, в которой жила Бекко.

-Я знаю, что ты тоскуешь о том, чего вернуть не можешь, - говорил он, замечая, что русалка смотрит в сторону моря. - Бывает так, когда точно знаешь, что лучшее в твоей жизни осталось позади и счастья больше не будет, но продолжаешь жить.  Не только морские жители знают толк в такой печали, поверь, Бекко...

И русалка грустно улыбалась ему в ответ, ведь хромой действительно понимал ее лучше, чем кто бы то ни было, хоть ничего не знал о кинжале, который теперь лежал в тайнике под половицей в комнате Бекко. В тот час, когда она поняла, что ни сама не может отнять жизнь у своего мужа, ни другим не позволит этого сделать - подарок сестер стал бесполезен. Теперь она не выходила ночью к морю слушать их песни, довольствуясь однообразными прогулками с мужем, которому с превеликим трудом давался каждый шаг.

Во время такой прогулки и случилось происшествие, изменившее спокойное течение их нынешнее жизни. В тот день Ленне чувствовал себя чуть лучше обычного, и они ушли далеко вдоль берега - туда, где дюны были безлюдны. С собой они захватили немного еды, чтобы пообедать   на свежем воздухе, вдали от душноватой темной кухоньки Рутко, и не торопились обратно.

-Верховая лошадь, - сказал Ленне, заметив, что Бекко прислушивается к далеким звукам. - Шаг неровный,  идет тяжело... Плохо дело...

Перестук копыт становился все громче, и вот взмыленная гнедая кобыла, тонконогая, в хорошей сбруе, показалась из-за пригорка, поросшего высокой сухой травой. Всадника она сбросила, но нога его застряла в стремени, и лошадь волочила его за собой.

Ленне, помимо прочих своих скромных достоинств, умел найти подход почти к любой животине, исключая разве что бодливых коров, с которыми и сам черт не сладит. Поэтому он, отбросив тяжелую трость, неловко заковылял наперерез кобыле, что-то говоря громко, но не зло, и, как ни странно, лошадь, всхрапнув, остановилась.

-Посмотри, что там с ним, Бекко, - обратился к жене хромой, указывая на бесчувственного всадника. Сам он почесывал холку уставшей кобылы, приговаривая что-то успокаивающее, от чего лошадь фыркала и мотала головой.

Немая послушно приблизилась и попыталась высвободить ногу всадника. Кость, казалось, не была сломана. Она наклонилась ниже, чтобы посмотреть на его лицо, и вдруг резко выпрямилась, отскочив назад так, словно ей в лицо пахнуло жаром от костра.

Перед ней лежал принц Эрик, бледный и измученный - такой же, каким он был тем утром, после шторма.

Верные подданные

По ее испуганному лицу Ленне понял, что дело неладно.

Принца он толком никогда не видал, однако догадался, кто перед ним - по большей части из-за того, как переполошилась Бекко.  Русалка переводила взгляд с принца, лежащего на земле, на своего мужа, и в глазах ее было столько страха и муки, что разгадать ее мысли было совсем нетрудно.

-Я не выдам его Желтобородому, - коротко сказал Ленне, но больше на нее не смотрел: то, что он читал на лице жены, было неприятно - куда неприятнее боли в искалеченных ногах!..

Кое-как им удалось привести Эрика в чувство. Он сильно ушибся, но смог подняться, и, мало-помалу, взгляд его прояснился.

-Да ведь ты же немая девочка из моря! - промолвил он, присмотревшись к Бекко. - Я думал, тебя убили в ту ночь. Хорошо, что тебе повезло выбраться живой!

Девушка вспыхнула: изо всего этого она услышала только то, что принц ее помнил, а вот Ленне нахмурился еще больше: его ухо уловило горькую правду - Эрик сознательно оставил Бекко  в беде.

-Я щедро вознагражу вас за помощь, - говорил тем временем  Эрик. - Сейчас у меня при себе есть немного золота - вот тебе три монеты, хромой, а больше дать не могу. Я едва спасся - мы угодили в засаду, когда выезжали из столицы. Но я запомню твою доброту и отплачу за нее добром. Вскоре я верну свой трон, клянусь. И уж тогда-то я вспомню верных людей! Вот только мне нужно успеть сегодня к...

Тут он запнулся, ведь даже из того, что он успел выболтать, сметливый человек узнал бы многое: Эрик тайно возвращался в столицу,  и наверняка вел переговоры с теми, кто в глубине души сомневался, стоит ли присягать Лефу Желтобородому - королю решительному, но жестокому и диковатому.  Ленне был сметлив, и даже более, чем опасался принц:  в его памяти еще хранились обрывки разговоров, подслушанных в те времена, когда он служил Лефу, а нынче, будучи человеком негордым, хромой не упускал ни единой сплетни -из тех что ходят  по рынку и в порту, ибо приносят их слуги и служанки, которые о жизни своих господ знают больше всех.

Череда имен промелькнула в его памяти, и доли мгновения хватило хромому, чтобы понять, с кем мог говорить принц, и к кому он может обратиться в дальнейшем.

-Ваше высочество, - сказал он негромко. - Позвольте дать вам один небольшой совет.  Если вы попали в засаду после того, как договорились о встрече с каким-то человеком - отмените эту встречу. А если, к тому же, человек этот относится к дому Крепкого Зуба или Орлицы-Холо... или, того хуже  - из рода Лежачего камня - не пытайтесь встречаться с ним больше.

Принц побледнел, хотя до того казалось, что белее его юное лицо быть не может. Ленне угадал, по меньшей мере, одно из имен, а этого иногда достаточно для того, чтобы у одного человека кровь отхлынула от лица, а у другого - хлынула из перерезанной глотки. Пальцы принца сомкнулись на рукояти меча, а зубы скрежетнули. Но Бекко, поняв, что происходит, бросилась к Эрику и принялась целовать его руки так жарко, так ласково, что его глаза потеплели и он оставил оружие.

-Верные мои подданные, - промолвил он, погладив огненную голову русалочки. - Простите меня за подозрительность, но моя жизнь в опасности каждый миг, и я за последние несколько недель привык защищать ее любой ценой.

И в самом деле - мягкое некогда лицо принца неуловимо изменилось . В нем наконец-то проявилась недостающая жесткость, и улыбка стала улыбкой короля, а не ребенка, жадного до удовольствий.

Вполголоса он задал еще несколько вопросов хромому, глядя цепко и внимательно. Хромой отвечал скупо, но веско, показывая себя человеком исключительно разумным. Затем супруги Рауды поделились с принцем своими скромными запасами еды - а, точнее говоря, отдали ее всю, - и гнедая кобыла скрылась за песчаными холмами, идя устало, но спокойно.

Больше Ленне в тот день не произнес ни слова. Только в доме, поздним вечером, когда Бекко бросилась перед ним на колени и попыталась поцеловать руки теперь уже мужу, он отстранился и сказал:

-Я согласен принимать благодарность от тебя за твою спасенную жизнь, но за сегодняшнее... нет, никогда не благодари меня за это.

Милость принца

Бывают в жизни встречи, которые приносят немало огорчения, но влияния на жизнь человеческую не имеющие. Камень, брошенный в воду, поднимает тучу брызг поначалу, а затем смирно лежит на дне, покрытый илом.  Но есть такая дрянь, которая непременно всплывет - дай ей только срок. Ленне чуял, что увидел принца Эрика не только для того, чтобы дверь супружеской спальни оказалась запертой перед Бекко на несколько недель кряду. Теперь он вдвое внимательнее прислушивался к городским сплетням, и как-то вечером сказал вдове Рутко, чтобы та запасла в своем погребке побольше провизии, да так, чтобы о том никто не пронюхал.

-Никак плохие времена идут? - встревожилась старуха, верившая предсказаниям Ленне едва ли больше, чем своим костям, ноющим к непогоде.

-Можно подумать, почтенная, что нынче на дворе стоят времена хорошие, - хмуро ответил хромой. - Чтобы избавиться от сорной травы на полях, крестьяне поджигают ее, а затем на том месте произрастает добрая рожь. Но беда всем тем, кто попадается  на пути огня: он не разбирает, что жечь. Вот так и нам следует бояться прежде всего не плохих времен, а перемен - пусть даже они окажутся в итоге к добру.

-Перемен погоды? - переспросила вдова, ставшая в последнее тугой на ухо. - Никак ты толкуешь о холодной зиме? Не разберу я никак твоих речей.

-Помяните мое слово, - коротко, но с силой произнес Ленне. - Не быть Лефу королем.

Осторожная вдова, полагавшая, что иные слова слышны даже сквозь стены, переполошилась и принялась шикать на смутьяна, но хромой только усмехался.

Спустя пару месяцев, состоявших сплошь из осеннего тумана да холодных дождей, между Бекко и Ленне мало-помалу установился мир - ну а как иначе, если согреться ночами становилось все сложнее? Русалка глядела на мужа так виновато и грустно, что обиженное его сердце дрогнуло, вновь смирившись с тем, что иной награды ему не получить. С некоторых пор Бекко решила обучаться грамоте, и вскоре Ленне получил от нее послание на клочке бумаги. Кое-как там было нацарапано: «Никого, только ты». Разумеется, то было не признание в любви, а всего лишь заверение в преданности и благодарности, но кто бы устоял, если к нему прилагался молящий взгляд огромных зеленовато-синих глаз?

В ночь, когда на столицу упал первый снег, принц Эрик вернулся и привел за собой людей, не желавших держать над собой власть Лефа. Возможно, Желтобородый сумел бы справиться с этой бедой, ведь многие остались ему верны, но с моря прибыло несколько военных кораблей под чужими флагами: принц не терял времени даром и нашел союзников за пределами своего королевства.

Столица пала не сразу: горели верфи, пылал рынок, и богатый квартал, прилегавший к дворцу, превратился в пепелище. А уж сколько крови пролилось повсюду - не измерить.  Не был нарушен покой только в университете, словно некая сила хранила средоточие науки от разграбления. И многие поговаривали, что защитой ученым мужам в те дни послужила уродливая голова морского создания, сохраненная в спирту для научных изысканий.  Вскоре ее начали называть талисманом университета, и приписывали редкому экспонату множество чудодейственных свойств, вызывая тем самым бурные протесты скептиков.

Однако совсем немногие заметили, что некая сила так же загадочно хранила от всякой опасности домик старой вдовы на окраине. Однажды ночью вооруженный отряд, ищущий, чем бы поживиться в общей суматохе, направился вдоль моря к одинокой усадьбе, в окне которой едва заметно мерцал огонек, но с моря внезапно налетел вихрь, и поднявшиеся волны утащили с собой двоих искателей приключений, остальные же с горем пополам выбрались на сушу, потеряв кто награбленное до того добро, кто лошадей. Позже, вспоминая тот случай, кое-кто из них говорил, что за ревом злой воды слышал звонкий девичий смех, а один горе-воин утверждал, что своими глазами видел бледную красавицу, протягивавшую к нему руки.

Иными словами, напрасно Ленне не спал ночами у запертой на все засовы двери: море хранило Бекко куда надежнее, чем остро наточенный клинок, с которым не расставался хромой. Он подозревал об этом, и как-то раз, увидев, как улыбается она, прислушиваясь к вою ветра и шуму волн, сказал вдове, слегшей от страха:

-Не бойтесь, почтенная, в городе нет человека, находящегося в большей безопасности, чем мы с вами.

На следующее утро после шторма, так вовремя уберегшего дом старой вдовы, Бекко бесстрашно отправилась прогуляться к морю, и Ленне не препятствовал ей, несмотря на оханья старухи Рутко.  Спустя некоторое время немая вернулась: подол ее платья был мокрым насквозь, а в фартуке - полно золотых и серебряных монет. То была добыча ночных грабителей,  потрепанных морем накануне ночью, но о том знали только русалки да их немая сестра.

-Ох и повезло! - воскликнула вдова, враз поздоровевшая и разрумянившаяся. - Никак бог решил нас наградить за все мучения!

-Всего-то тесть решил отдать мне приданое, - хохотнул Ленне, также приободрившийся, но глуховатая старушка не расслышала его слов.

Так и вышло, что время разорения и бед для столицы обернулось спокойствием и богатством для семейства Раудов. А спустя несколько недель, понадобившихся для того, чтобы Леф Желтобородый покинул столицу, проклиная тот день, когда ему захотелось стать королем, сам принц Эрик постучался в двери дома старой Рутко. Ни до того, ни после не бывало в столице столь уважаемой старухи, о чем она не уставала напоминать: и прежний претендент на престол, и нынешний оказали ей великую честь, навестив ее скромный домик на окраине. Ну а то, что один из них едва не убил второго  - велика ли разница для обычного человека, которому до того и с дворянином здороваться-то не доводилось?.. Разумеется, Рутко была горда этим происшествием необычайно и после того бранила каждого торговца на рынке, посмевшего назвать ее матушкой, а не госпожой.

Ну, а Ленне и вовсе был награжден сверх меры.

-Я помню, как ты помог мне, хромой, - сказал принц. - И сдержу свое обещание отплатить добром за добро, тем более, что человек ты сведущий. Каждый твой совет оказался на вес золота. И, полагаю, я не прогадаю, если возьму тебя себе в советники.

-Помилуйте, ваше высочество, - промолвил не на шутку озадаченный Ленне. - Я ведь человек совсем простой, без образования!

-Зато честный и верный, - ответил на это принц, и, заметив, как косится хромой на Бекко, замершую поодаль, продолжил:

 -Не беспокойся, твоя красавица-жена останется при тебе. Вскоре прибудет моя невеста, принцесса Ваноцца, и ей нужны фрейлины. Госпожа Рауд хоть и нема, но хороша собой необычайно, и я думаю, что она достойна стать украшением двора моей будущей супруги.

Фрейлина

Лицо хромого от радостной этой вести на мгновение стало каменным, а затем, повернувшись к своей жене, он громко спросил:

-Что, Бекко, хочешь жить при королевском дворе?

Вновь вдова Рутко едва памяти не лишилась от такой дерзости:

-Ленне, ты никак обезумел! - зашептала она, схватив постояльца за руки. - Благодари его высочество за милость, а не расспрашивай свою жену! Разве можно даже подумать о том, чтобы не принять королевский подарок?

-Пусть подаст знак, - смело и твердо отвечал хромой. - За милость я благодарю, однако иной мешок золота спина не выдержит, как бы он ни был хорош.

При этом он глядел неотрывно на Бекко, поскольку с ней уж давно научился объясняться без лишних слов. Не так давно русалка отказалась идти за Лефом во дворец, но теперь ее звал Эрик.  Девушка тряслась, словно в ознобе. На мужа она не смела глаз поднять. Едва заметно она кивнула, показывая, что согласна пойти в фрейлины. Старая вдова, подняв руки к небу, вскричала, не таясь: «Никак жена стала разумнее своего мужа!», а Ленне, пожав плечами, негромко сказал:

-Так тому и быть, дочь моря. Иди туда, куда желаешь.

-А что же ты, Ленне? Неужели откажешь мне в добрых советах? - со смехом спросил принц, не придавший особого значения заминке, или же истолковавший ее по-своему.

-Раз ваше высочество призывает меня на службу, значит, мое дело - подчиниться, - ответил Ленне. - Я солдат, в отличие от моей жены, и мой долг иной. Впрочем, если разобраться, у нее долгов вовсе нет.

Все только дивились, сколько счастья перепало Раудам. Для Бекко сшили столько прекрасных платьев, что все женщины в округе локти от зависти искусали. Но, правду сказать, никто из них не выглядел бы в этих нарядах так хорошо.  Неудивительно, что принцесса Ваноцца, прибывшая в столицу, увидала немую и захлопала в ладоши, приняв ее поначалу за наряднейшую куколку в человеческий рост.

-О, я буду расчесывать эти прекрасные волосы целыми днями! - воскликнула она.

Ваноцца была совсем молоденькой бледной девушкой, недавно вышедшей из монастырских стен, и искренне радовалась всему, что видела.

Ленне при дворе чувствовал себя неловко, однако говорил, что щедрое жалованье это искупает: ему приходилось выполнять куда менее приятные задания за гораздо меньшую плату в свое время, а к пересудам хромой был по большей части равнодушен, привыкнув жить уединенно. С женой он почти не встречался, проводя большую часть времени все в том же старом домике вдовы, куда ему доставляли бумаги, чтение которых доставляло ему немало трудностей.

Другое дело русалка, чей слух был чутким, как у лесной зверушки.

-Курам на смех! - слышала она. - За что принц Эрик приблизил к себе этого чурбана? С него хватило бы и должности королевского егеря в захолустье!

-Что за егерь получился бы из хромого? Назначили бы ему пенсию, да оставили бы сидеть сычом в той хижине на берегу - лучшей судьбы таким не выгадать.

-Известно, почему его взяли ко двору! При хромом покладистом муже красавица-жена.  Что взять с человека неблагородного - другой бы заартачился, а этому все, как с гуся вода.

-Красотка, это верно. Но ведь немая.

-Так и славно, что немая. Принцесса Ваноцца, хоть и дитя сущее, однако все понимает. Безродная фаворитка, которая ничего на ухо не нашепчет - лучше не придумать.

-Уже фаворитка?

-Пока еще нет, но дайте срок! Скоро начнется пора праздничных зимних гуляний, и там-то мы все увидим!

Неверно говорят, что люди, пережившие горе и кровопролитие, не желают веселиться - после пожаров и боев столица желала праздников как никогда ранее, соскучившись по веселью, отмененному во время правления грубияна Лефа. И главным из них был бал-маскарад, приглашения на который пытались выхлопотать в каждом зажиточном доме.

Бекко не смогла бы пропустить этот праздник даже если бы захотела, но принц, заглянув как-то к своей невесте, мимоходом сказал, что без огненных волос одной фрейлины и фейерверки не сделают ночь яркой.

А чуть позже, когда вышло так, что русалочка отошла в сторонку, Эрик очутился тут как тут,  и позвал:

-Бекко...

Девушка покачала головой, показывая, что ее зовут вовсе не так. Принц понял ее и удивился.

-Но твой муж...

И вновь она отрицательно взмахнула рукой, а затем подала Эрику клочок бумаги, по-видимому, припасенный заранее. На нем было старательно выведено имя - «Ариэль».

С той поры, как принц сказал, что помнит ее, русалочка мечтала о том, что когда-то им суждено повстречаться вновь, чтобы исправить ошибку, допущенную судьбой. Имя этой ошибки было «Бекко». Жена хромого Ленне должна была исчезнуть, как будто ее и не было. Иногда при мысли об этом сердце русалки сжималось от тоскливой неясной боли, но другой голос властно напоминал ей, что в мир людей она пришла за Эриком, и не имеет права отказываться от мечты, раз уж судьба дает ей еще один шанс.

Во дворце не слышен был шум моря. С некоторых пор принцесса Ваноцца пожелала, чтобы немая фрейлина спала с ней рядом, и русалочка не покидала стены дворца ни днем, ни ночью, только во сне видя морские волны. Принца Эрика она видела чаще день ото дня - он, словно невзначай, приносил ей милые подарки, навещая свою невесту, и никогда не упускал возможности притронуться к огненным волосам немой красавицы. Ваноццу он почтительно звал «моя спасительница» - ведь корабли ее отца, короля южных земель, вернули принцу трон; а к русалочке обращался не иначе, как «мой найденыш», и иногда казалось, будто той кровавой ночи, разделившей их, никогда не было. Казалось, некая высшая сила вняла мысленным мольбам немой, и повернула время вспять.

Но неясная тоска не покидала душу русалочки, усиливаясь с каждым днем. Однажды ей подумалось, что эта грусть вызвана разлукой с морем, и от мысли, что морские волны могут хотя бы на время унять эту боль, девушка заметалась по комнате, испугав принцессу Ваноццу.

Как ни пыталась русалочка объясниться со своей госпожой - та не понимала ее взволнованных жестов. Бекко написала на бумаге слово «море», но Ваноцца подумала, будто фрейлина испугалась шума далекого шторма, от которого потемнело небо на горизонте.  Нежной теплолюбивой принцессе из южных земель не могло прийти в голову, что кто-то желает прогуляться к морю в этот непогожий зимний день. Чуть позже принц Эрик ласково потрепал измученную девушку по щеке и приколол к ее волосам белый цветок, сорванный в дворцовой оранжерее. Но и это не успокоило русалку.

-Ваше высочество, - сказала одна из фрейлин, утомленная суетой вокруг немой. - Мне говорили, что сегодня во дворце видели хромого советника. Он все-таки приходится мужем бедняжке. Быть может, он поймет, что с ней творится?

Совет этот показался дельным Ваноцце, и она приказала послать за Ленне. Вскоре стук тяжелой трости за дверью указал, что королевский советник поблизости.

-Вот и он! - вскричала принцесса. - Слышишь, милая? Твой муж пришел!

Простодушное это восклицание заставило прыснуть со смеху остальных девушек, находивших забавным то, что немой любимице принцессы достался столь несуразный супруг, извещавший о своем появлении грохотом палки, точно древний старик.

На лице у Бекко отразились смешанные чувства: страх, вина, досада, и на мгновение могло показаться, будто она сбежит, куда глаза глядят, не желая видеть своего хромого супруга. Но затем тягостные эти чувства сменились растерянной улыбкой: так случается, когда больной принимает гадкую микстуру, кривясь и кашляя, но тут же чувствует облегчение.

Ленне, уставший, исхудавший, вошел в покои принцессы Ваноццы, неловко раскланиваясь с дамами. Встреча эта тяготила его не менее чем саму Бекко, оттого он смотрел угрюмо и мрачно. То, как девушка бросилась к нему, застало его врасплох, а она лихорадочно взмахивала руками, что-то объясняя.

-Что с вашей женой, советник? Надеюсь, она не бранит вас за нелепый жилет, который вы сегодня надели? - со смехом спросила одна из фрейлин, и остальные дамы, позабавленные странной встречей супругов, тоже звонко рассмеялись.

Ленне, пропустив мимо ушей милые девичьи насмешки, ответил со всей серьезностью, что жене его, по всей видимости, нездоровится, и он знает, как унять эту хворь.

-Отпустите сегодня Бекко, ваше высочество, - сказал он, вновь поклонившись. - Я знаю, о чем она просит. Вечером я верну ее вам.

-Настоящее сокровище, а не муж! - вновь засмеялись фрейлины. - Появляется редко, о приближении своем извещает издалека, и угадывает желания жены, хоть та ни словечка не произнесла!

Принцесса милостиво разрешила чете Раудов покинуть дворец, взяв с Ленне клятву, что тот вернет немую фрейлину до наступления ночи - Ваноцца утверждала, что без маленькой милой Бекко ей плохо спится, десять раз кряду назвав ее своим сокровищем, и не меньше пяти раз - ангелочком.

 Вскоре скромная карета советника уже катилась по мостовой.

-Вези нас по старой дороге, к бухте, - приказал Ленне кучеру. - Мы с женой прогуляемся вдоль моря.

Бекко попыталась взять его за руку, чтобы поблагодарить, но замерла, не решаясь коснуться хромого. Лицо ее было таким растерянным, словно она не вполне понимала, что и как с ней происходит. То она невольно улыбалась, прислушиваясь к усиливающемуся шуму прибоя, то хмурилась, словно спохватившись, но затем ее глаза снова начинали блестеть.

До самого вечера они, как в прежние времена, медленно бродили меж дюн, припорошенных снегом, то спускаясь к морю, то уходя от холодных соленых брызг. Однако зимние вечера наступают рано, а сумерки сгущаются быстро - не успеешь глазом моргнуть.

-Что ж, нам пора, - сказал Ленне, до того не проронивший ни слова, и ни разу не показавший, как тяжело ему дается каждый шаг. - Возвращайся во дворец, Бекко. Надеюсь, я сумел пригодиться тебе.

Простые эти слова внезапно изменили что-то между ними: девушка вздрогнула, словно очнувшись ото сна, и порывисто шагнула к мужу, словно желая его обнять. Но он отступил назад, глядя холодно и печально. Этот холод, казалось, передался и ей: руки Бекко бессильно упали, а на лице проявилась та самая тоскливая задумчивость, от которой она пыталась сегодня сбежать.

Маскарад

На следующий день был назначен тот самый бал-маскарад, взволнованные разговоры о котором ходили по столице уже несколько недель кряду. Приготовления к нему велись нешуточные - принц Эрик желал показать, что в город вернулось прежнее веселье, и заодно собирался избавить от остатков сожалений тех, кто по странной причине тосковал по временам недолгого правления Лефа.

-Такого фейерверка в Далии еще не видали! - говорил он, потирая руки.

И каждый, кто ухитрился раздобыть приглашение на маскарад, желал, чтобы его наряд оказался под стать столь великолепному фейерверку. Портные работали ночи напролет, торговцы тканями хвастались друг перед другом баснословной прибылью, а дамы испортили себе все нервы, разузнавая, за какой маской следует искать принца Эрика и прочих знатных господ.

Впрочем, разве так уж надежно прячет маска от любопытных взглядов? Никому не составило большого труда узнать в мрачной, кособокой фигуре, замершей в самом дальнем углу  хромого советника.  А таких ярко-рыжих волос, как у его жены, во всем королевстве было не сыскать, и все нашли, что зеленое платье с рисунком сверкающей рыбьей чешуи их удачно оттеняет. Вскоре нашелся и принц: точнее говоря, после недолгих пересудов было решено, что самый веселый танцор в сине-золотом наряде непременно должен оказаться его королевским высочеством, ведь никто другой не сумел бы станцевать так изящно и ловко.

А уж когда ловкач в сине-золотом трижды пригласил рыжеволосую красавицу на танец, сомнения отпали: разумеется, только принц Эрик мог оказывать столь явные знаки внимания жене хромого советника. «Долго же пришлось ждать!» - удовлетворенно перешептывались сплетники.

Ах, как же болели ноги у русалочки! Словно проклятие ведьмы ожило и вернуло себе прежнюю силу: в ее маленьких туфельках было полно крови. Но она танцевала и танцевала, не показывая виду, что ей нестерпимо больно. «Время вернулось вспять! - повторяла она себе, ничего не видя из-за ярких пятен, плывущих перед глазами. - Я вновь прежняя Ариэль, и сегодня мой принц поцелует меня, а все остальное - неважно, неважно...»

После полуночи музыканты начали сбиваться от усталости, но этого никто не замечал. Вновь принц появился около русалочки, словно порождение веселого разноцветного вихря. Она позволила себя увлечь сначала в самую гущу толпы, а затем они очутились чуть поодаль ото всех, и боль, пронзившая ногу девушки, была так остра, что она сбилась с шага, обронив окровавленную туфельку.

Принц, заметив это, чуть замедлил шаг, и, подняв со смехом башмачок, шепнул ей на ухо:

-Спасибо тебе за то, что так любишь меня, мой найденыш! Будь умницей, стерпи еще один круг танца, Ариэль, а потом мы наконец-то сбежим отсюда, пока все будут глазеть на фейерверк.

Русалочка в который раз улыбнулась ему, позволив надеть туфельку на израненную ногу, и стороннему человеку  могло показаться, будто она при этом чуть заметно поморщилась от боли. Однако боль Бекко-немая умела терпеть как никто другой, и тот, кто знал ее чуть лучше, чем принц, понял бы, что совсем другое чувство заставило ее лицо на мгновение исказиться.

Голос русалочки

-Фейерверки! Салют! - заволновалась нарядная толпа, услышав, что распорядители праздника приглашают гостей на улицу.  Всем хотелось своими глазами увидеть невероятное зрелище, обещанное мастерами огненного дела.

Поток людей хлынул через широко открытые двери, позабыв на время о ночном морозе: даже зима не могла бы согнать с лиц столь жаркий румянец. После душного  павильона воздух казался пьянящим как игристое вино, которого в ту ночь было выпито немало.

И только ловкий танцор в сине-золотом наряде, уворачиваясь  от чужих локтей и перебегая от колонны к колонне, двигался в обратную сторону, словно ему не было никакого дела до огненных забав. За ним покорно следовала хрупкая маленькая фигурка в искрящемся зеленовато-синем платье. Иногда рыжая головка растерянно поворачивалась вправо-влево, словно девушка искала кого-то взглядом, позабыв, зачем здесь оказалась и куда ее ведут. Но никому не было дела до ее сомнений и страхов  - все стремились наружу, к ночному небу, которое вот-вот должно было разгореться тысячами  разноцветных огней.

-Славно мы всех обхитрили, - засмеялся принц, когда они с русалочкой очутились в пустом темном зале, где догорали последние свечи. - Наконец-то мы одни!

И он торопливо, властно поцеловал Бекко, притянув ее к себе.

-Знаешь ли ты, мой найденыш, что я ценю в людях прежде всего? - спросил Эрик оторвавшись от нежных губ девушки и снимая с ее бледного лица полумаску. - Последний год многому научил меня, и я понял, что главное в людях - верность. Ты предана мне всем сердцем, я знаю это.  Мы встретились на берегу моря, и я понял, что никогда и никто не смотрел на меня с такой любовью. Рядом был твой муж, но эти глаза говорили мне, что позови я тебя - и ты пойдешь со мной куда угодно, без сожаления оставив прежнюю жизнь.  Все в твоей жизни ничтожно в сравнении с любовью ко мне - такой дар может предложить не каждая девушка. Ты часто вспоминалась мне после той встречи.  Ведь я чуть не потерял тебя - и вновь нашел, словно сама судьба предназначила нам быть вместе. Ты простишь мне все, и будешь рядом, даже если твои ноги будут в крови, как сегодня. За это я люблю тебя, и буду любить всегда - даже когда женюсь, ведь твое сердце вынесет все - даже необходимость делить меня с кем-то еще. О, это редкое сердце, равного которому нет  - словно бриллиант среди стеклянных безделушек, оно никогда не даст трещину, как не испытывай его на прочность!..

Он не заметил того, что взгляд русалочки давно уж стал отсутствующим - она опустила голову, словно смутившись, но вовсе не стыд заставил ее отвернуться. Что-то мрачное, недоброе зарождалось в глубине огромных глаз Бекко - вовсе не таких покорных и восторженных, как запомнилось принцу, - и теперь они походили на море, обманчивоспокойное перед приближающимся штормом.

-Ну же, иди ко мне, - рассмеялся принц, прижимая ее крепче. - Я знаю, что ты могла меня ждать вечно, но зачем же медлить сейчас?..

Но Бекко внезапно отстранилась от него, и шагнула назад, глядя угрюмо и зло.

-Что с тобой? - принц подался вперед, чтобы взять ее за руку, но девушка вновь попятилась. - Ты испугалась? Но чего? Здесь нет никого, только ты и я, и никто нас не увидит... Ваноцца знает, что ты любишь меня, и не будет гневаться - ей так нравятся твои прекрасные волосы и твое личико, что она, пожалуй, согласится даже на то, чтобы ты спала в нашей супружеской постели!..

Но Бекко решительно покачала головой, и повернулась, чтобы уйти.

Эрик, растерянный и раздосадованный, схватил ее за руку, выкрикнув что-то злое: отказа он не ждал.

-Что за капризы? - спросил он, тряхнув девушку так, что та едва не упала. - Разве не ты сама хотела, чтобы это случилось?

Бекко дернулась, пытаясь высвободиться, но у нее не получилось - Эрик держал ее крепко.

-Если это была шутка, - процедил он сквозь зубы, - то она слишком затянулась для того, чтобы казаться смешной. А я не люблю, когда кто-то портит веселье, к которому я так хорошо подготовился.

За окном полыхнули первые отсветы фейерверка, грохот и шум смешались с радостными криками. А горла принца Эрика коснулось тончайшее лезвие хорошо наточенного кинжала.

-Я ваш советник, - негромко произнес Ленне, стоявший позади принца. - И дам сегодня вам свой самый ценный совет, ваше высочество.  Оставьте в покое мою жену. Она не желает, кажется, вашего внимания, а я, каюсь, приучил Бекко к тому, что к ее желаниям прислушиваются.

-Хромой! Не настолько велик мой долг перед тобой, чтобы ты сберег после этого свою голову! - прошипел принц, захлебнувшись от злости, но не решаясь двинуться с места. - Не думаешь ли ты, что я прощу тебе эту дерзость?!

-Не думаю, - спокойно отвечал Ленне. - Но мне, признаться честно, наплевать. Жизнь с недавних пор стала мне надоедать. Жены моей вы сегодня не коснетесь - в этом я могу поклясться. А что будет далее - не столь уж интересно. Иди, дочь моря. Ты свободна.

-Не убьешь же ты меня в самом деле, - сдавленно рассмеялся принц, нехотя разжимая пальцы, оставившие на белой коже русалки кровоподтеки. - А поутру тебя повесят, слышишь?

-Слышишь, Бекко? У тебя есть время до утра, - Ленне не удостоил его ответом. - Торопись. Мир не так уж тесен, и если ты не обрела счастья со мной или с ним - найдется что-то иное, поверь.

Русалка, освободившись, замерла, глядя на хромого, и он прикрикнул на нее, совсем как тогда, когда приказывал беречь больные ноги:

-Иди! Мне без нужды твои страдания, и жертвовать ради меня ничем не нужно, поняла?

-Ты покойник! - снова засмеялся Эрик. - Тебя казнят за государственную измену, обещаю!

Эти слова, казалось, помогли Бекко очнуться: она согнулась, словно ее ударили в грудь, а затем закашлялась, держась за горло. Мало-помалу она выпрямилась. По подбородку ее текла струйка крови, а глаза светились: мертвенно-синий фосфорный ободок, кораллово-алый зрачок - злые, нечеловеческие.

-Ты не тронешь его, - сказала она Эрику, хрипло, но отчетливо, и от странного звука ее голоса, не похожего на обычную людскую речь, принц невольно задрожал. - Не тронешь ни волоска на его голове. Если мой муж погибнет, ничто не удержит меня больше здесь. Пока он жив - я человек, но он умрет - вновь стану русалкой.  Я прикажу морю прийти в твою столицу. Не оставлю камня на камне в этом городе, рыбы будут глодать твоих подданных, да и тебя самого! Я - дочь морского короля, топящего людские лодки для забавы, и обрушивающего бури на побережье. В его власти пустить ко дну все те корабли, что пошли в приданое твоей принцессе!..

Словно откликнувшись на ее слова, резкий порыв ветра распахнул окна, безжалостно срывая ставни с петель, и стало слышно, как кричат люди, испуганные внезапным вихрем. Хлопки шутих и петард были с легкостью заглушены раскатом грома  - редкого зимой явления. Земля задрожала, вторя волнению, зародившемуся где-то в далеких морских глубинах.

-Ты не убьешь моего мужа! Я люблю его и никому не позволю причинить ему вред! - выкрикнула еще раз русалка, ставшая воистину страшной во гневе. Никто бы не узнал сейчас в ней милую маленькую Бекко, чьи волосы так любила расчесывать принцесса. Теперь перед Эриком и Ленне стояло странное существо из морской пучины, поднимающееся на поверхность моря лишь для того, чтобы наслать на корабли безжалостную бурю и посмеяться затем над гибелью людей.

-Уходите! - едва слышно пролепетал Эрик, испуганный до смерти. - Клянусь, я забуду обо все, что было сегодня! Клянусь!

-Гм! - сказал Ленне, которого смутить было несколько сложнее. - Немного не так я воображал наше с тобой объяснение, моя дорогая жена. Но, если разобраться, все нужное сказано, чего еще желать? Если Его высочеству ничего более от нас не требуется, то, пожалуй, пора нам отправляться домой. Время позднее, да и погода портится.

С этими словами он отвел от шеи принца кинжал, оставивший едва заметную красную полоску на нежной коже. Бекко, тяжело дыша и утирая кровь, толчками льющуюся изо рта, взяла его за руку, и чета Раудов покинула дворец, оставшись незамеченной среди суеты, поднявшейся из-за внезапной бури. Затея с фейерверками была безнадежно испорчена, порох залило ледяным дождем, а гости, враз протрезвевшие, разбежались кто куда.

-Стало быть, пока я жив - ты не можешь вернуться в море? - спросил Ленне у жены по дороге к домику старой вдовы.

Русалка кивнула - она отвыкла объясняться словами за то время, что была немой, да и кровь, запекшаяся на губах, мешала ей говорить.

-А ты хочешь вернуться? - помедлив, задал следующий вопрос хромой.

-Но ты же жив, - ответила она, одарив его долгим и внимательным взглядом. Глаза ее при этом все еще сияли мертвенно-синим светом, и Ленне невольно вздрогнул, но затем мысленно напомнил себе, что жен без изъяна что на земле, что под водой никак не сыскать.

-Как же тебя зовут на самом деле? - спросил он, еще немного помолчав.

-Бекко, - ответила русалка, улыбаясь. - Как ту твою тетушку, что была не самой сварливой изо всех.

Спустя некоторое время принц безо всякого лишнего шума подписал прошение своего советника об отставке. О судьбе немой рыжей фрейлины, более во дворце не появлявшейся, говорить опасались, заметив, что Эрик меняется в лице, только услышав имя своей недавней любимицы.

Странным образом принц в одночасье разлюбил фейерверки, да и праздников во дворце поубавилось. Но самое большое неудобство доставляла Эрику его внезапная нелюбовь к морю - его нервировал и шум волн, и вид самой воды, так что сама столица вскоре стала ему немила. Со временем он окончательно перебрался в свой новый дворец, построенный вдали от побережья.

Супруги Рауды, напротив, всю жизнь держались поблизости к морю, хоть столицу покинули еще ранее принца. Рыжие волосы госпожи Бекко Рауд были слишком приметны для того, чтобы их пропустили мимо глаз, и до жителей околицы, где когда-то сдавала комнаты старая вдова Рутко, доходили слухи, что хромой с женой обосновался где-то южнее, на побережье, успешно приумножив свою семью детьми - сплошь рыжеволосыми.

-Слишком красива она была для хромого, - говорили одни.

-Слишком терпелив он был с ней, - говорили другие.

Но чего не скажут из зависти к чужому счастью?..

Оглавление

Русалочка и хромой Мария Заболотская