— Третий день валит, зараза, — Петровна отхлебнула из чашки и, не переставая смотреть в окно на заснеженную улицу, пару раз кашлянула то ли от простуды, то ли от того, что подавилась горячим чаем, — Вот как в такую погоду идти работать?
Она перевела взгляд на Лену, которая уже добрых полчаса гляделась в маленькое зеркальце и подкрашивала глаза. Петровна скривилась, но вслух недовольства не высказала. Молодуха. Что с нее взять? Полдня малюется, потом полдня принца на коне ждет. Как будто почтовое отделение в Пуполопушинске — идеальное место для принцев. Медом им на почтах намазано! Тут тридцать лет изо дня в день по всему городу носишься, газеты разносишь, и не то, что принца — мужика нормального найти не смогла! Попался один, да и тот такой, что лучше бы не попадался. А она малюется…
— Угораздило же тут родиться, — Петровна снова уставилась в окно, — Нет бы в какой-нибудь Африке или Бразилии… Вот где справедливость? Почему одни живут прямо на берегу океана, а другие почтальонами всю жизнь горбатятся? И в жару тебе, и в мороз. Иди, Петровна! Выполняй общественный долг! Не дай бог кто-то из местных лыганов не дождется газету, пропустит новости про выборы в Америке! Что ты! Общественность должна быть проинформирована! Вовремя! Да и подтираться, опять же, будет чем. Да? Че молчишь?
— Угу, — не отрываясь от марафета, подтвердила девушка с накрашенными глазами, которую Петровна называла не иначе, как Ленуськой, а за глаза — молью.
— О! Идет… Чапает. Снега по колено, а оно вылезло с утра пораньше. На усах под носом намерзло, зато идет-то как! Слышь? — Петровна хихикнула, глядя на шагающего вдали бородатого старичка в сером пальто, — Даже ноги задирает интеллигентно! О как! Куда уж нам, простым смертным, так ноги задирать. Седьмой десяток, а занимается черт знает чем. Даже сказать стыдно.
Лена оторвалась от самосозерцания и посмотрела на почтальоншу.
— А чем он занимается?
— Писатель! Книжки детские пишет.
— Настоящий писатель? У нас?
— У нас. Где ж ему грешному еще быть? — она скорчила важную гримасу и развела руки в стороны, — Интеллигенция. Не говно тебе на лопате, а Павел Федорович! Весь дом мне уже завалил своими книжками. Как пришлют из издательства, так сразу раздает всем. Спонсор с голой задницей. У самого забор три года, как завалился. Я уже про огород молчу. За семьдесят лет, наверное, лопаты ни разу в руки не взял. Жену схоронить и то, как следует не смог. Соседи на похороны деньги собирали. Мой-то хоть и бухает, так зато хозяин настоящий…
Скрипнула входная дверь и на пороге показался щуплый старик с раскрасневшимся от мороза лицом. Петровна тут же смолкла и растянулась в приветливой улыбке.
— Павел Федорович, — пропела почтальонша масленым голосом, — Что ж вы в такой снег-то к нам выперлись? Я бы и сама могла вам посылочку принести.
Ее так и подмывало добавить: «…если бы у тебя хотя бы полтинник лишний за душою был», но, конечно, не добавила.
Писатель широко улыбался. Он пару раз топнул, отряхивая налипший снег, и развел руки в стороны.
— С наступающим, девоньки дорогие! Вот и дождались настоящей зимы! Такие сугробы намело, что я с трудом смог из дому выбраться. За ночь дом занесло почти под окна. Еле откопался. Зато красота какая! Чистота! А воздух какой свежий! Не надышаться!
— Лопатой? — тут же спросила Лена.
Писатель, продолжая улыбаться, с удивлением посмотрел на девушку.
— Ну, откапывались… — она даже тушь в сторону отложила, — Лопатой?
— Лопатой, девонька. Конечно лопатой. Хотя тут в пору трактором разгребать.
Лена удовлетворенно хмыкнула и с легким укором кивнула Петровне. Та, в ответ, только глаза под лоб закатила.
— А это наша новенькая, Павел Федорович! Знакомьтесь. Наша Леночка-красавица. Будет теперь оператором работать.
Старик протянул руку. Уголки добрых, улыбающихся глаз лучились морщинками.
— Очень приятно. Будем знакомы. Я Павел Федорович. Можно просто: дядя Паша.
Девушка пожимала сухую, узловатую ладонь и не переставала удивляться странному чувству, которое в это самое мгновение зарождалось в душе. Смесь безграничного уважения, разочарования и, почему-то, жалости. Нельзя сказать, что Лена любила читать книги. За всю жизнь она прочла их не больше десятка. Но, несмотря на это, была уверена, что писатели — это люди, живущие, если не в столице, то, как минимум, в Питере. Они элегантно одеваются, обязательно носят широкополые шляпы и ходят неспешно при помощи трости с костяной рукоятью. Здесь же перед нею стоял невзрачный, хотя и очень приятный, старичок. Такой посредственный, такой будничный. Но главное — он жил с нею в одном городе! Точнее — в маленьком городке с нелепым названием. И уж это-то никак не вязалось с громким словом «писатель».
Ее странное чувство исчезло только тогда, когда она выдала дяде Паше его посылку. Он поблагодарил, неторопливо распечатал и вытащил из почтовой упаковки две книги. На ярких обложках были нарисованы два озорных мальчугана в коротких штанишках, которые куда-то бежали по своим мальчишеским делам. Старик протянул одну книгу Лене и спросил:
— У вас дети есть, Леночка?
— Нет, — тихо и, почему-то смущаясь, сказала девушка, — Пока нет.
— Я уверен, что обязательно будут, — дядя Паша улыбнулся, — Вот. Возьмите, пожалуйста. Если будет мальчик, ему эта книга должна будет понравиться. А если девочка, то ей будет вдвойне интересно. Читать о мальчишках, которые любят мечтать, интересно всем детям.
Лена взяла книгу, поблагодарила за подарок и принялась листать. На каждой странице были картинки. Яркие, забавные и интригующие. Буквы — крупные, а абзацы небольшие.
Второй экземпляр Павел Федорович подарил Петровне. Та тоже поблагодарила, растянулась в искусственной улыбке и положила книгу в ящик письменного стола.
— Как всегда? — задала она непонятный для Лены вопрос, обращаясь к писателю.
— Да, Раечка. Четыре посылки. По три книжки в каждую.
— Они хоть читают их? — выдохнула Петровна. В ее голосе сквозило снисхождением.
— О! Еще как читают! — рассмеялся дядя Паша, — Письма потом мне пишут, впечатлениями делятся. Особенно Ларочка, младшенькая, любит читать. Саша говорит, что в деда пошла. Даже сама уже начинает сказки сочинять. Пишут, что скучают…
— Если бы скучали, в гости приехали бы. А то разбежались по всей стране, только книжки и получают. Денег хоть бы раз прислали! Родня называется.
Лене, почему-то, стало стыдно за коллегу. Она даже хотела вмешаться, но дядя Паша нисколько не рассердился и с прежней добродушной улыбкой сказал:
— Ну, что ты, Раечка. Скучают! Еще как скучают! Просто работы у детей много. Некогда им так далеко к старику ездить. Пусть малышей лучше растят. А я вот через книги свои внучков воспитываю. Вот ты своим ребяткам книжку дашь почитать, они, глядишь, чему-то доброму научатся. Книжка она ведь что? Это, как совесть на бумаге. Читаешь о ком-то и на себя примеряешь. Дети — они, хоть и мало еще знают, но чувствуют все не хуже взрослых. И доброту чувствуют и искренность.
Он засмущался от собственной речи, усмехнулся, махнул рукой и принялся заполнять почтовые бланки.
Лена сжимала в руках детскую книжку, смотрела на старика и чувствовала, как к горлу подкатывает комок. Она не понимала, не могла сформулировать от чего ей так горько. А когда были заполнены все необходимые бланки, когда были взвешены, оформлены и упакованы все четыре посылки, Павел Федорович пожелал на прощание всего доброго, еще раз улыбнулся и вышел. Только теперь по щеке стекла крошечная слезинка. Лена тут же стерла ее салфеткой и поспешила поправить расплывшийся макияж.
— Ой, пердун старый, — ни с того, ни с сего выдохнула Петровна, — Какие же люди, все-таки, разные бывают.
Лена подошла к окну и целую минуту смотрела вслед сгорбленной фигурке, старательно переступающей глубокие сугробы. Затем быстро рванула к вешалке, накинула на плечи пуховик, на ходу подхватила книжку, ручку и выпорхнула на мороз. Изо рта повалил густой пар.
— Дядя Паша! — выкрикнула девушка и помахала книжкой над головой, — Павел Федорович!
В морозном воздухе ее звонкий голос разносился быстро и легко. Писатель остановился и обернулся. Даже издали были видны его улыбающиеся глаза. Лена, утопая по колени в снегу, поспешила к нему, а когда догнала, протянула книгу. — Дядя Паша, — стараясь выровнять дыхание, сказала она, — А можно ваш автограф?
