КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Магнус Красный: Повелитель Просперо [Грэхем МакНилл] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Warhammer 40000: Ересь Хоруса

Примархи

Грэм Макнилл Магнус Красный: Повелитель Просперо

Мудрыми нас делают воспоминания о прошлом и сознание ответственности перед будущим[36].

Из предисловия к «Книге Магнуса»


Дайте мне достаточно длинный рычаг, точку опоры для него, и я сдвину весь мир[37].

Примарх Пертурабо, «Притчи Олимпии»

Планета Чернокнижников Время: неизвестно
Магнус не помнил этого места.

Прежде знакомое, теперь оно изменилось. Когда-то пирамиду Фотепа пронзали лучи света, ослепительно блистая и отражаясь в начищенном стекле. Там, посмеиваясь над землей, играли солнце и звезды.

Раньше под золотыми сводами атриума звучали голоса красивых людей, жарко споривших об этике, морали и добродетели. Людей, которые восхищались тем, что их общество основано на принципах верховенства разума, здравомыслия и стремления к высшей истине.

Сейчас здание было холодным и безжизненным, его заполняли только отражения, рожденные осколками стекол, и бормочущие тени. Примарх опасался внимать им. Сестринские пирамиды братств превратились в осевшие груды обугленного адамантия — голые скелеты, разбросанные по пыльным пустошам.

На горизонте плясали молнии, резкие тени огромных каркасов дрожали вокруг Магнуса. Он помедлил, пытаясь сориентироваться. Раньше примарх не сбился бы здесь с пути, но времена изменились.

Остовы пирамид деформировались в огне пожаров, но по-настоящему их изуродовало перемещение с Просперо на эту непостоянную планету. Четкие углы и сечения неестественно исказились, словно кто-то поглумился над былым идеалом.

Окинув взглядом полную отголосков пустоту, Магнус вспомнил решающую схватку с Волчьим Королем и преисполнился скорби. Два брата, различные почти во всем, но очень схожие в своей основе… Их судьбы могли сложиться совсем иначе.

Пыль вокруг него закружилась, складываясь в неясное изображение поединка, и Циклоп отвел взгляд, не желая вновь переживать свой глубочайший позор. Сожжение родного мира оставило на сердце Магнуса неисцелимую рану, но тяжелее всего для примарха оказалась потеря пирамиды Фотепа.

Она была не только одним из чудес Галактики, но и его излюбленным прибежищем, символом всех прекрасных и благородных свершений Просперо. В ней хранились самые драгоценные сокровища Алого Короля: глиняные таблички с древнейшими текстами, свидетельства первых неуклюжих шагов человечества в науке и философии, неповторимые памятники литературы и произведения искусства.

Все это погибло, сгорело за одну ночь невообразимой резни.

Ночь, когда его отец спустил Волков Фенриса.

Они ярились и выли на луну.

Они славно попировали.

Но потерпели неудачу.

Магнусу и его Тысяче Сынов удалось бежать через ревущий хаос Великого Океана на планету безумия. Примарх никогда раньше не видел ее и даже не подозревал о ее существовании, но знал название этого мира так же хорошо, как собственное имя.

Планета Чернокнижников.

Уместное имя, ведь каждый из его выживших сынов обладал силой.

Силой, что вскоре может погубить их всех.

Циклоп начал пробираться через руины — непостижимый ангел на пепельной равнине своего раскаяния. Хотя Русс переломил его материальное тело о колено, новая плоть, сотканная из варп-вещества, оказалась не менее реальной. Но что случилось во время перехода с душой Магнуса? Кем стал сам примарх?

Он пока не понимал.

Призраком? Воплощенным воспоминанием?

Или беспримесным выражением своей истинной сути?

Внутри пирамиды все было завалено обломками. Магнус переступал через рухнувшие стеллажи, подобные гигантским деревьям, и инфокристаллы, раскрошенные фенрисийскими сабатонами. На заунывном ветру порхали опаленные страницы гримуаров[38], и примарх поймал одну из них.

Текст был ему знаком. Неудивительно — Магнус прочел все книги на Просперо.

Да, наше время странно, необычно:
Но ведь по-своему толкуют люди
Явленья, смысла их не понимая[39].
Одна из пьес, написанных знаменитым драматургом Альбии. Вокруг примарха кружился прах грандиозных шедевров архитектуры, математики и естественных наук, но очередная утрата потрясла его. Если любые технологии можно открыть заново, то уникальные художественные произведения гибнут необратимо.

Опустившись на одно колено, Магнус погрузил руку в пыль, и через него заструилась энергия Великого Океана. Из чертогов своей памяти примарх вызвал образы трудов древнего мастера слова. Над прахом взмыли мерцающие золотые искры, похожие на светлячков; обвились вокруг Циклопа, выстроились двойной спиралью и погрузились в клочок бумаги.

Страница восстановилась, как будто процесс ее горения обратился вспять. Видя, как пятнышки света продолжают стремительно объединяться, заново создавая пергаментный том, Магнус счастливо улыбнулся. Закрыв глаз, он выдохнул — хотя это был не совсем выдох, — ощутив ту же самую радость, которую испытал таинственный создатель пьесы, когда впервые дал жизнь этим словам.

Вес книги в руке примарха больше не увеличивался, и Циклоп открыл глаз. Манускрипт был завершен, слова поблескивали на странице, как будто чернила еще не успели высохнуть.

— Ты собираешься вот так вернуть все утраченное?

— Если понадобится, — ответил Магнус.

— Ничего не выйдет.

— Откуда тебе знать?

— Я знаю то, что знаешь ты, — произнес невидимый собеседник, — а ты знаешь, что ничего не выйдет. Но все равно попытаешься.

Примарх выпрямился во весь рост и обернулся, сплетая из воспоминаний доспехи, бывшие на нем в последний день Просперо: полированные золотые латы, изогнутые рога, птеруги[40] из вываренной кожи и бронзовый венец, что охватил буйную гриву алых волос.

Перед ним стоял некто в черной рясе — судя по силуэту, легионер. Ладони он держал сцепленными у пояса, на среднем пальце его правой руки поблескивало золотое кольцо Крестоносца. Из-за резких, но привлекательных черт и длинных черных волос, зачесанных назад и туго стянутых на скошенном затылке, он чем-то походил на ястреба.

— Я целую эпоху не думал о человеке с этим лицом, — сказал Магнус, положив руку на красную кожаную обложку книги, носящей его имя.

— Обманывая меня, ты лжешь себе, — заметил воин. — Повторяю, я знаю то же, что и ты.

— Хорошо, — согласился примарх. — Скажем так: я старался не думать о нем.

Легионер обошел Магнуса по кругу, словно изучая, как старого знакомого после долгой разлуки. Нелепая мысль, но отчасти верная.

— Он помнит, как впервые увидел тебя вот так, — заметил некто. — Он был при смерти и думал, что ты — дух, явившийся увести его вовне.

— Я не забыл тот день, — отозвался примарх. — Удивительно, что не забыл и он.

Воин развел руками и широко улыбнулся.

— Возможно, я запомнил, как ты вспоминал его, или же прочел о нем в твоем огромном гримуаре. В любом случае, тогда он был не в себе, как и большинство из вас. Но ты подлатал их, верно? Так же, как подлатал нас.

— Я старался. — Магнус направился дальше в развалины пирамиды. — Я упорно пытался спасти всех моих сыновей.

— Да, знаю. — Легионер последовал за ним. — Но твое лекарство оказалось хуже болезни.

— Ты думаешь, я этого не понимаю? — огрызнулся примарх, спускаясь по спирали к широкой воронке от снаряда, усыпанной острыми, как бритва, осколками стекла. — Как еще я мог поступить?

— Позволить им умереть.

— Ни за что. Они были моими сыновьями!

— Но кто они теперь? — спросил некто, вступая в воронку. — И чем они станут? Загляни в Великий Океан, Магнус. Прочти будущее по его волнам и честно скажи мне, гордишься ли тем, что они сотворят в грядущие века.

— Нет! — гневно воскликнул примарх, забыв о сожалении и стыде.

Он споткнулся, в воронке хрустнуло стекло. На Циклопа осуждающе воззрились десять тысяч безмолвных отражений.

Все они были разными — уникальными гранями личности Магнуса. Примарх не решался смотреть на них.

— Будущее не предопределено, — сказал он. — Хорус на Давине поверил в иное и угодил в западню. Я не повторю его ошибок.

— Да, ты наделаешь своих. — Легионер постучал себя пальцем по лбу, и Магнус невольно взглянул на его золотое кольцо.

Узор на вещице был неразборчивым, однако примарх отлично знал, что там вырезано, и понимал, в чем виноват перед ее обладателем.

— Ты наделаешь худших ошибок, поскольку веришь, что способен исправить все, — продолжал воин. — Всемогущий Магнус может спасти каждого, ведь он умнее всех! Ему известно то, что не ведомо никому!

— Тот, чье лицо ты носишь… Он не мог попасть сюда. Мой брат убил его на Терре.

— И что? — отозвался легионер. — Ты лучше всех понимаешь: гибель тела, которое привязывает наш дух к одному плану бытия, — несущественная мелочь. А на этой планете смерть значит даже меньше, чем ничего.

— Я почувствовал, как он отпустил свою серебряную нить.

— Но перерезал ее ты, — напомнил воин и поднял руку с кольцом так, чтобы Магнусу было лучше видно изображение орла и скрещенных молний. — Именно ты направил его на Терру в качестве живого символа, ведь он слишком пострадал, чтобы оставаться на передовой Великого крестового похода.

— Похоже, Русс изранил меня намного тяжелее, чем я предполагал. Мой разум распадается.

— В этом есть доля правды, но ты же знаешь, что я — не фрагмент твоего дробящегося рассудка. Я принес предупреждение.

— Предупреждение? — Примарх шагнул к легионеру, накапливая в кулаках разрушительную энергию Великого Океана. — Какое еще предупреждение?

— О том, что тебе ясно и без меня. Силы, с которыми ты заключил сделку, не забыли о тебе и твоих сыновьях. Вас еще ждет расплата за былые оплошности.

Магнус усмехнулся — резко, с горечью, бесконечной скорбью и безграничным сожалением.

— Что еще может забрать у меня Изначальный Уничтожитель? — Опустившись на колени, примарх набрал полные пригоршни битого стекла и праха. — Волки сожгли мой мир, испепелили наши знания! Мои сыны умирают, и я бессилен им помочь!

— Магнус Красный, Алый Король, бессилен? Нет, на самом деле ты так не думаешь, иначе бы тебя здесь не было.

Заметив, что под ногами блеснул обнажившийся металл, примарх разжал кулаки. Стекло и прах просыпались сквозь пальцы.

— У тебя еще есть шанс обмануть судьбу, — произнес мертвый воин.

— Какой же?

— Ты помнишь Моргенштерн?

— Да, Атхарва, — ответил Магнус. — Я помню Моргенштерн.

Моргенштерн, 853. М30 Пятьдесят пятый год Великого крестового похода Категория 8: Катастрофа [Крупномасштабная, продолжительная, на ограниченной населенной территории]

1 Жаррукин/Повелитель Сынов/Железный владыка

Пыль кружилась над ладонью Атхарвы крошечным вихрем, составляющие его элементы все хаотичнее танцевали в ритме изменений магнитного поля планеты. Надвигалась магнабуря, и воин рисковал, задерживаясь в руинах Жаррукина[41], но Тысяча Сынов не могла отказаться от знаний, собранных забытыми поколениями.

Пепельный ветер завывал среди разрушенных и обвалившихся построек, словно оплакивая прежнее величие города. Судя по размерам и расположению выщербленных обломков мрамора, когда-то здесь высились прекрасные здания из полированного камня и сверкающего стекла.

Развалины Жаррукина, начинаясь в скалистых предгорьях, тянулись вдоль неестественно прямого желоба широкой речной долины. Уже более тысячи лет здесь никто не жил, так что многие из древних пласкритовых каньонов и проспектов, потрескавшихся от времени, уступили натиску стихий.

Строения были возведены еще до начала Долгой Ночи — каждое из них обладало уникальностью, не то что модульные дома более поздних поселений, когда человечество невероятно быстро расселялось среди звезд. Этот мир колонизировали на заре золотой эры космических исследований, и Жаррукин стал одним из первых его городов.

— Здесь ли изначальный король Моргенштерна основал свою столицу? — спросил Атхарва у пылинок, пляшущих в его руке. — Почему Жаррукин пал, хотя вашу планету, единственную из всех, не затронуло безумие? Его погубила ваша жадность, ваше высокомерие? Или всего лишь пришел его час? Жаль, я не могу поговорить с вами. Чему бы вы меня научили?

Воин понял, что излишне расчувствовался, но мысли об утраченных знаниях причиняли ему боль, как от огнестрельной раны. Он перенес свой разум на более высокий план сознания; в Братствах, недавно сформированных культах легиона, такую практику называли «Исчислениями».

Хотя Атхарва читал о некоторых ее вариантах в старинных ахеменийских[42] текстах, которые пережили «очищение» библиотеки Ши У[43] кардиналом Тангом, совершенствовать технику он начал только после того, как покинул Просперо. Благодаря ей воин всегда мог полностью сосредоточиться на конкретной задаче, изменив свою ментальную архитектуру, как того требовала ситуация.

Следя за танцем частиц над ладонью, легионер видел, что траектории их вращения продолжают усложняться. Поблескивали крупицы оксида железа, остатки чего-то металлического и древнего, давно уже утонувшего в пыли среди городских руин. Атхарва пытался отыскать смысл в этих трехмерных узорах, различить картины будущего в случайном кружении праха. Прозревание грядущего было коньком воина, но поиск истины в глубинах Великого Океана каждый раз давался ему нелегко.



Легионер перевел взгляд с пляшущих красных пылинок на изгиб своего левого наплечника. По багряному полю змеились лучи серовато-белой звезды, символа Тысячи Сынов.

А в ее центре помещалось широко распахнутое око — эмблема нового братства Атхарвы.

Атенейцы.

Название казалось ему оригинальным, но напоминало о старинных науках, о временах, когда седые академики днями напролет просиживали над редкими и удивительными томами ныне забытых знаний. Воину было известно о мистической важности имен, и обозначение его культа обладало собственной силой. Из учений Атенейцев он почерпнул мощь, о которой даже не мечтал, — то же самое происходило с Корвидами, Павонидами и всеми прочими. Атхарва достиг вершин, почти неведомых ему до прибытия на Просперо.

До перерождения легиона.

Движением мысли воин опустил барьеры, мешавшие Великому Океану просочиться в его плоть. Варп потек в тело Атхарвы, словно вода по хитроумному переплетению акведуков. Ментальные мыслеформы третьего Исчисления направляли поток, придавали ему форму.

С радостным волнением легионер ощутил, как неведомое становится известным, как проявляются незримые и неписаные варианты будущего. В его разуме возникла неодолимо манящая, эфемерная картина: город, что спит на вершине мира, пока его шпили плавятся во всепланетном пожаре.

«Так погиб Жаррукин?»

— Чем ты занимаешься? — глухо спросил кто-то позади воина, и зрелище пропало.

Языки пламени исчезли, Атхарва сдержал напор энергии внутри себя и вздохнул, вернувшись в обыденную реальность.

— Думаю, — ответил он, разжав пальцы латной перчатки. Воющий шквал унес пыль в руины города.

Отряхнув ладонь, легионер повернулся и выпрямился в полный рост. Он стоял посреди открытой всем ветрам широкой улицы, его громоздкие багряные латы переливались, будто смазанные маслом, и отражали свет измученных небес.

Стоящая перед ним стройная женщина с угольно-черной кожей была облачена в пестрые одеяния с узором из перекрывающихся геометрических фигур. При их первой встрече Атхарва решил, что это церемониальное облачение, но затем узнал о культурном подтексте такого наряда — в экваториальных регионах планеты его носили люди науки.

Дальше, под выступом каких-то развалин, укрывались от надвигающейся бури «Грозовая птица» легиона и два транспортника типа «Сервантес». Их двигатели шумно гудели, набирая обороты перед стартом.

— Хранитель Ашкали[44], — произнес Атхарва. — Чем могу вам помочь?

— Нико, — поправила она. — Мы с тобой облазили уже столько древних руин, что можем общаться неформально, согласен?

— Как вам будет угодно, — ответил легионер.

Оба знали, что он все равно не станет называть ее по имени.

Нико Ашкали была главным хранителем Моргенштерна; урожденная терранка, она по-настоящему сроднилась с этим миром. Женщина, показавшая себя дотошным и проницательным ученым, руководила раскопками в Жаррукине и окрестностях. Ее серо-стальные волосы были убраны под узорчатый головной платок, антибликовые защитные очки и дыхательная маска скрывали лицо.

Подняв окуляры на лоб, Ашкали заслонилась рукой от песчаных вихрей. У нее были поразительно зеленые глаза с глубокими морщинками в уголках.


— Надо эвакуировать персонал, — произнесла она, указывая в небо. Голос хранителя приглушали пылезащитные фильтры. — Если метеорологики говорят, что магнабуря как минимум в часе отсюда, она, скорее всего, дойдет до нас минут за десять.

Атхарва повернулся к горам на востоке. Над их вершинами полыхали вспышки колоссального магнитного урагана, и невозможно было понять, куда он направится в непредсказуемых погодных условиях Моргенштерна.

— Грозовой фронт движется вниз, на равнины, — сказал воин. — Похоже, он минует Жаррукин.

— Или внезапно поменяет направление, — возразила Ашкали. — Если буря пройдет здесь, всю территорию накроют молнии и магнитные вихри. Любой, кто попадет под шквал, погибнет.

Легионеру очень не хотелось покидать Жаррукин, но, оставшись в городе, он поставил бы под угрозу жизни археотехников из группы хранителя и все их находки.

— Вы правы, — согласился он. — Готовьтесь к отбытию.

— А как же твой господин? Он еще там?

— Да, — ответил воин не сразу. — Распределяйте людей по кораблям.

Помедлив, Ашкали кивнула и заговорила во встроенный вокс дыхательной маски, командуя общий сбор. Атхарва развернулся и зашагал к «Грозовой птице». Он отдал своим воинам такой же приказ, но, в отличие от Нико, телепатическим импульсом.

В последующие сорок пять секунд с разных направлений прибыли легионеры в багряной броне. За каждым из них следовал грузовой сервитор, навьюченный плодами раскопок. Воины молча поднимались в «Грозовую птицу», закрепляли свои находки в трюме и пристегивались к отформованным сиденьям, ряды которых в десантном корабле тянулись вдоль фюзеляжа.

Затем появились сотрудники Ашкали, с плохо скрываемой паникой торопясь к ждущим их транспортам. Ураган усиливался, в небе полыхало радиоактивное сияние и бурлили атмосферные суперштормы.

Даже в постоянно ухудшавшейся обстановке главный хранитель четко и эффективно руководила эвакуацией, успевая тщательно регистрировать все найденные объекты на инфопланшете с бронзовой отделкой.

Последним на борт взошел Фозис Т’Кар; проходя мимо Атхарвы, его заместитель остановился. В углубления брони легионера набилась пыль, его окружала воинственная аура исследователя, сметающего любые научные проблемы тараном прямолинейной логики. Методы Фозиса не отличались утонченностью, но давали результаты.

— Где он? — поинтересовался Т’Кар.

— Тут его нет, — ответил Атхарва, глядя, как буря опускается на дальнюю окраину Жаррукина.

— Я не об этом спрашивал.

— Знаю.

— Он должен быть здесь.

— Конечно, должен.

— Тогда где же он?

Промолчав, Атхарва посмотрел вверх, на горы. Ураган тем временем терзал землю за чертой города: свирепые удары молний выбивали из нее фонтаны пыли и каменных осколков, которые взлетали по дуге на несколько сотен метров над раскопками. Из разрушенных предместий взметнулось грибовидное облако пламени, почти сразу же — еще одно. Закрученные потоки воздуха и торсионно-магнитные поля поднимали ввысь тучи обломков, с хребта задувал яростный, отдающий металлом ветер. Механизмы доспехов недовольно гудели под его порывами.

— Нам нужно взлетать, — сказал Фозис.

— Он придет. А если нет, буря не повредит ему.

— Ты не можешь это утверждать. Да и кому из нас о нем хоть что-то известно? Что он умеет, что способен вынести? Мы едва знаем его.

Атхарва не ответил. Т’Кар был прав, но от этого еще меньше хотелось признаваться в собственном неведении. «Грозовая птица» напряженно вибрировала и едва касалась грунта, готовая в любой момент по команде пилота взлететь.

— Отдавай приказ, — произнес Фозис Т’Кар.

— Рано.

Высочайшие шпили Жаррукина раскачивались и скрипели, арматура каменной кладки рвалась под натиском могучих магнитных полей, тянущих ее в разные стороны. Ураган выдирал из зданий и уносил прочь обломки мрамора и стали, свирепые ветра раскачивали десантный корабль. В пассажирском отсеке бесновались клубы пыли, закручиваясь вихрями и образуя осмысленные геомантические узоры.

В шлеме Атхарвы запищала вокс-бусина: входящее сообщение от госпожи Ашкали.

— Магистр Атхарва! Мы должны стартовать, сейчас же!

Легионер кивнул:

— Улетайте. Мы отправимся следом.

— Не отставайте!

Пара «Сервантесов» поднялась в воздух на реактивных струях. Транспортники бешено трясло и болтало, как будто штормовые ветра осознанно препятствовали их бегству. Первое судно вылетело из-под выступа разрушенной постройки, который кое-как прикрывал их от стихии, пилот прибавил газ, и машина скрылась за пеленой ржаво-охряных облаков.

Второму «Сервантесу» повезло меньше.

Магнитный шквал потянул его за правое крыло вниз, металлический корпус смялся, и транспортник развернуло. Из-за сверхбыстрых изменений полярности «Сервантес» закружился, словно лист в урагане, завалился набок и устремился к земле, навстречу верной гибели.

Атхарва ментальным рывком перешел ко второму Исчислению.

Через него потекла беспримесная кин[45]-энергия.

Усилием мысли воин подхватил пострадавший транспортник.

+Помогите!+

Миг спустя на его псионический призыв откликнулся Фозис Т’Кар — вытянув руки, легионер также высвободил свою мощь. Заместитель Атхарвы практиковал кинетические искусства, на что указывала эмблема культа Рапторов, мерцающая в блеске молний.

Вместе они остановили неуправляемое падение машины.

Атхарва и Фозис Т’Кар с идеальной согласованностью повернули запястья, подчиняя кин-силу своей воле. «Сервантес» повторил их движение, судно повернулось, будто каркасная модель на экране под гаптическим управлением конструктора. Пилот до предела увеличил тягу, сопла машины ярко вспыхнули.

+Отпускай!+ скомандовал Атхарва.

Фозис вместе с ним разжал ментальную хватку на транспортнике.

Тот ринулся в небо, подобно камню, выпущенному из пращи.

Отдача пронеслась по телу Атхарвы волной боли, отозвавшейся в костях. Впоследствии она усилится вдесятеро. Напряженно выдохнув, легионер спустился по аппарели «Грозовой птицы» и ощутил недоумение Т’Кара.

— Что ты творишь? — спросил его помощник. — Вернись на борт.

— Немедленно лети в Калэну, — приказал Атхарва сквозь зубы, окрасившиеся кровью. — Помоги бойцам Четвертого легиона с эвакуацией. Присоединюсь к вам, когда смогу.

Фозис нажал ладонью на кнопку поднятия рампы и покачал головой.

— Я закрою люк, но мы будем ждать тебя и примарха.

Разглядев в ауре Т’Кара твердую решимость, Атхарва понял, что никак не сумеет переубедить его.

— Тогда я постараюсь не задерживаться.

Вихри абразивной пыли сдирали с его доспеха серебрящиеся полосы краски. Легионер повернулся к городу, откуда должен был вернуться его повелитель.

«Если он еще жив».

Способен ли кто-нибудь уцелеть в столь враждебной среде?

В ответ на этот безмолвный вопрос из пелены облаков выступил великан, окутанный многоцветным пламенем.

Это был исполин, облаченный в золото и багрянец, воин и ученый в одном лице. Его драгоценную броню, шедевр лучших оружейников Терры, покрывали изображения львов и безупречно выполненные письмена. Над грудными пластинами в виде мускулов изгибались рога, к коленям гиганта льнул кожаный килт, на поясе висели меч с загнутым клинком из просперийской шелкостали и огромная книга псионики.

+Мой господин,+ мысленно произнес воин.

Воплощенные ярость и любознательность — вот чем был Магнус Красный. В лице его смешивалось множество черт, которые Атхарве никогда не удавалось полностью охватить разумом. Не самая лучшая особенность для вождя; подчиненные не сразу привыкают к ней.

Атхарву она, кажется, смущала до сих пор.

Психический огонь поразительной ауры примарха сдерживал ярящуюся бурю. Магнус не обращал внимания на буйство стихии, словно прогуливался в скульптурном парке Тизки. За ним следовали три сервитора, каждый из которых тащил грависани с высокими бортами.

+Ждали до последнего, верно?+ отправил Атхарва.

Примарх огляделся, как будто впервые заметив ураган.

+Я не мог бросить работу. +


Жаррукин никак не желал отпускать «Грозовую птицу».

Магнитные вихри терзали ей брюхо, злобные ветра швыряли в ее фюзеляж летающие обломки. Сопла десантного корабля пылали синевой, корпус визжал, словно его рвали на части.

Машина набрала высоту резким, тошнотворным рывком. Буря все так же пыталась сокрушить ее; из-за нового крена Атхарва ударился головой о распорку. Пилот мастерски сражался с ураганом, но такого врага не одолел бы никто.

Стремительный шквал сорвал фрагмент обшивки, как тонкую фольгу, и с воем прорвался в «Грозовую птицу». Непредсказуемые электромагнитные импульсы вывели из строя внутреннюю проводку и механизмы управления, по всей длине корабля прокатилась череда взрывов, посыпались пучки искр.

+Двигатели теряют тягу!+

Десантная машина клюнула носом, истерзанный кусок металла полностью оторвался от борта. Фозис Т’Кар закрыл брешь кин-щитом, и шум ветра утих. «Грозовая птица» накренилась и провернулась по центральной оси, продолжая нестись к распадающимся руинам города. На глазах Атхарвы магнитный ураган сдергивал древние здания с фундаментов и сталкивал их, будто ребенок, забавляющийся игрушечными кирпичиками.

В последний миг перед ударом о землю корабль выровнялся.

За пробоиной вспыхнул тот же многоцветный огонь, что окутывал Магнуса, когда он вернулся с раскопок.

Оторвав взгляд от адской бури внизу, Атхарва увидел, что примарх стоит в носовой части машины и держит руку на огромном томе знаний. Его аура сияла так ослепительно, что на нее невозможно было смотреть. Она заполняла пассажирский отсек, и рядом с такой мощью силы легионера казались ничтожными.

Атхарва еще при первой встрече с новым вождем мгновенно понял, что тот превосходно владеет пси-искусствами.

Но сейчас на его глазах происходило нечто исключительное.

— Возвращаемся домой, пилот, — велел Магнус.


«Грозовая птица» быстро догнала неуклюжих «Сервантесов», и летчик сбавил тягу двигателей. Атхарва ощутил нежелание корабля замедляться — у машины было имя и сердце охотника, ей претила компания громоздких транспортников.

Когда буря осталась позади, огонь за пробитым фюзеляжем угас, однако Фозис Т’Кар поддерживал кин-щит до самой Калэны, планетарной столицы.

Челнок описывал круги над городом, ожидая разрешения на вход в его опасно переполненное воздушное пространство. Пока Магнус о чем-то говорил с пилотом, Атхарва рассматривал столицу, похожую с высоты на перенаселенную муравьиную ферму.

Калэна, некогда процветающий центр коммерции, находилась в устье прямой, как стрела, речной долины, что начиналась за Жаррукином. Здесь она расширялась, образуя громадную чашу, которую с трех сторон окружали высокие утесы, а с четвертой подступал темно-зеленый океан. Здания в столице были самыми древними из всех, какие видел Атхарва в своих странствиях с Терры: чудесные купольные базилики, поворотные башни из фототропного[46]стекла, роскошные библиотеки и оживленные торговые кварталы. Город, где раньше радушно принимали космолеты с других миров и океанские суда из всех уголков Моргенштерна.

К городу отовсюду тянулись извилистые транзитные пути, магистральные дороги и трассы магнитопланов, сейчас совершенно забитые входящими потоками транспорта. Автомобили безнадежно застревали в пробках, и тысячи жителей планеты шагали по обочинам запруженных шоссе. Беженцы тащили на себе все нажитое имущество, надеясь получить место на эвакуационных кораблях.

Обычно в Калэне жили около семидесяти тысяч человек, но после начала всепланетного исхода население столицы достигло трех четвертей миллиона и продолжало расти с каждым днем.

Пространство над городом напоминало потревоженный улей. Рои летательных аппаратов кружили над предместьями, тысячи машин поднималась в небо по тщательно выверенным маршрутам, следуя указаниям главного диспетчера Астинь Эшколь[47] из вышки на краю прибрежного космопорта.

Все корабли, способные преодолеть атмосферу, были реквизированы для отправки обитателей планеты к звездолетам, ждущим на низкой орбите. Трюмы агробарж вместо баков с протеиновой похлебкой и ГМО-культур теперь заполняли толпы людей. Стойла скотовозов занимали те, кого увозили к спасению, а не под нож забойщика: мужчины и женщины Моргенштерна.

Нередко случались авиационные происшествия — отчаявшиеся пилоты рвались в небо, игнорируя команды диспетчеров. Как правило, их быстро ловили электромагнитными лассо. Однажды после несанкционированного старта защитные турели космопорта сбили нарушителя над океаном, чтобы избежать каскада гибельных столкновений и крушений.

В центре комплекса возвышался «Люкс ферем»[48], исполинский супертранспорт минувшей эпохи. Когда-то подобные межзвездные левиафаны садились на заселяемые планеты и становились частью инфраструктуры колонии. В его километровый корпус были встроены чрезвычайно мощные репульсоры, питаемые генераторами неизвестного ныне типа. Без них судно не смогло бы пережить спуск в атмосфере и теперь подняться обратно в космос.

Провосты и легионеры направляли перепуганных граждан по аппарелям внутрь пышущей жаром громадины. Шестьдесят тысяч уже поднялись на борт, еще пятьдесят тысяч ждали своей очереди.

На утесах вокруг столицы недавно установили башенки, призванные свести к минимуму воздействие непредсказуемых магнитных бурь, но при всей гениальности их конструкции полностью стабилизировать окрестности не удалось. Атхарве мозолили глаза эти вышки, приземистые коробки из склепанных балок в косую черно-желтую полоску.

Их создатели прибыли на Моргенштерн всего за месяц до высадки Тысячи Сынов, но уже оставили на планете неизгладимый след. Они превратили самую западную скалу в базальтово-черную цитадель и назвали ее Шарей-Мавет[49]. Каменную толщу взорвали, пробурили и расплавили, чтобы расчистить место для оборонительных галерей, широких парапетов, стрелковых платформ и позиций для макропушек. Так на месте утеса возник неприступный бастион.

Именно на эту мрачную твердыню взяла курс «Грозовая птица», получив окончательное разрешение на вход в немыслимо забитое воздушное пространство. Даже незначительно отклонившись от строго заданной траектории, она почти наверняка столкнулась бы с другим судном.

Пока десантный корабль снижался, лавируя между летательных аппаратов, Атхарва, вытянув шею, изучал Шарей-Мавет. Ее математически выверенный силуэт обладал гордой, воинственной красотой. Декоративные навершии венчали крепостные башни, явно лишние орнаменты украшали амбразуры, резные фрески покрывали ворота. Все говорило о разуме художника, скованном кандалами целесообразности.


— Мой брат обожает эффектные жесты, — заметил Магнус, вернувшись в пассажирский отсек.

Атхарве непросто было осознать тот факт, что у его генетического прародителя имеется брат, не говоря уже о девятнадцати. Сама идея существования столь многих несравненных созданий выглядела абсурдной — как будто пантеон полубогов вдруг решил покинуть вышнюю обитель и заняться делами смертных.

Воин не встречал никого из братьев своего отца, но слышал рассказы об их деяниях. По крестоносным флотам уже ходили легенды о примархах, истории невероятных побед и доблестных подвигов, которые Атхарва раньше считал крайне преувеличенными.

Увидев своего повелителя в деле, легионер Тысячи Сынов изменил мнение.

— Он построил все это за один день? — спросил Атхарва.

— Да, — подтвердил Магнус. — Разумеется, при полной свободе действий мы и нечто более грандиозное можем сотворить за пару минут.

— Действительно?

Примарх окинул его заинтересованным взглядом.

— Да.

Развернувшись над одной из верхних посадочных площадок, «Грозовая птица» с шипением выдвинула шасси. Ближние турели поворачивались вслед за кораблем, и Атхарва нахмурился, ощутив в каждой из них свирепую жажду битвы.

Десантный корабль приземлился с облегченным металлическим стоном истерзанного корпуса. Пилот полностью убрал тягу, двигатели взвыли напоследок и утихли. Атхарва расслабленно вздохнул.

Легионеры Тысячи Сынов отстегнули страховку и начали готовиться к выходу. Носовая аппарель с протестующим скрежетом механизмов опустилась.

— Идем со мной, Атхарва, — сказал Магнус, — познакомишься с моим братом-олимпийцем.

Лишь позднее Атенеец сумел отчетливо вспомнить, как прошла его встреча с Пертурабо из Железных Воинов.

Когда Атхарва вышел из брюха израненной «Грозовой птицы», начался дождь — яростный, хлесткий ливень, который отскакивал от брони и смывал с нее пыль Жаррукина. Ослепительные лучи прожекторов со стрелковой платформы наверху обшаривали посадочную площадку, не упуская ни единой капли, и в этом свете падающая с небес вода, казалось, замедляла свой полет.

Навстречу гостям шагали четверо, вышедшие ради них под дождь. Трое из них были легионерами в громоздкой начищенной броне цвета железа, которая в тени выглядела синевато-серой. Бойцы ступали плечом к плечу, в левой руке каждый держал выгнутый прямоугольный щит, на правом боку у всех троих висели гладии в ножнах.

Возглавлял их Пертурабо Олимпийский.

Атхарва споткнулся, увидев Железного Владыку.

Казалось, исполинскую фигуру примарха высекли из того же камня, что и горные хребты. Над его широкими наплечниками выступала обмотанная проволокой рукоять колоссального широколезвийного меча, достойного древних богов войны. Истории о том, как Пертурабо одним ударом сражал целые армии, вдруг показались Атхарве не такими уж недостоверными.

Олимпиец в доспехе терминатора возвышался над своими бойцами. От него веяло силой, могучей и бескрайней, как надвигающаяся грозовая туча. Пертурабо излучал властность, жесткую и непреклонную, но лишенную высокомерия. При виде Магнуса по его приятному открытому лицу тут же расплылась улыбка.

Метеорологики боялись, что тебя накрыла магнабуря, — заговорил Железный Владыка. Его слова вколачивались в окружающий воздух, как кузнечные молоты — в раскаленный металл. — Я ответил им, что какой-то там ураган, даже сносящий города, не справится с Магнусом Красным.

— Задержись мы в Жаррукине еще минуту, и они оказались бы правы, — произнес Повелитель Сынов. — Но я успел выучить, брат, что последняя минута решает все.

Гиганты крепко обнялись, будто бронированные звери, сошедшиеся в схватке за лидерство, но — Атхарва это видел — между ними не было соперничества, лишь братские узы.

«Брат. Снова это слово…»

Примархи так явно отличались и по внешнему виду, и по характеру внутренней силы, были настолько непохожими существами, что сама концепция их генетического родства поначалу представлялась безумной. Зато более внимательный взгляд мог обнаружить также их общую страсть к искусству и тайным знаниям, любовь к красоте и талант к сотворению чудес.

Атхарва рассматривал доспех Пертурабо, прослеживая взглядом изгибы, и линии, и украшения, созданные мастерами своего дела, и многочисленные изменения, внесенные кем-то, кто обладал несравненным знанием механики. В миг озарения легионер понял, что броню модифицировал сам примарх.

Железный Владыка заговорил вновь, но лишь через секунду занятый созерцанием Атхарва осознал, что Пертурабо обращается не к Магнусу, а к нему.

— Господин? — переспросил он.

— С конструкцией моего доспеха что-то не так? — повторил олимпиец.

— Нет, мой господин. — Легионер вдруг осознал, что под этим пронизывающим взглядом едва может связать пару слов. — Я… я просто наслаждался качеством отделки. Орнаменты… совершенно уникальны.

— Расскажи, что ты видишь, — велел Пертурабо.

У Атхарвы неожиданно пересохло во рту. Он чуть помедлил, чтобы собраться с мыслями, и заговорил:

— Вижу ручную работу оружейников клана Терраватт: восточная выучка, мотивы эпохи до Объединения. — Он старался не обращать внимания на оценивающий взор примарх а. — Также отголоски росписей с горы Народной — далекие, но тем не менее. Горжет и кирасу, судя по вычурным завиткам, отковали в кузнях Холат-Сяхыла[50].

— У тебя верный глаз, Атхарва, — похвалил Пертурабо, и легионер поразился, что примарх знает его имя. — Еще что-нибудь?

Присмотревшись, воин разглядел письмена, извивающиеся по краям латных перчаток, нагрудника, поножей и наплечников. Сначала он принял вязь за метки отдельных оружейников, но затем осознал, что строчки на разных латах продолжают одна другую.

— Последовательность имен, — сказал Атхарва. — Такая же, как у Кустодиев Императора, но язык мне неизвестен.

— Ур-финикийский, — объяснил Пертурабо. — Одно из древнейших наречий человечества. Его вариант, принесенный с Земли, стал первым языком Олимпии.

— Что здесь сказано?

— Это касается только меня. — Железный Владыка снова повернулся к Магнусу, и с плеч легионера словно свалился тяжкий груз. Странное ощущение: нечто среднее между облегчением и сожалением, что бремя сняли так рано. — Итак, брат, нашел ли ты в тех развалинах хоть что-то, ради чего стоило играть со смертью?

— Время покажет, — ответил Циклоп.

Тем временем воины Тысячи Сынов приступили к разгрузке «Грозовой птицы», технодесантники XV легиона и адепты Механикум уже занимались ее ремонтом. Под брюхом транспортника сверкали ацетиленовые горелки и аппараты магнитной сварки.

Указав на грависани с откопанными артефактами, Магнус произнес:

— Мы обнаружили запечатанные архивы, где хранилось множество объектов, созданных за столетия до Крестового похода. Какой-нибудь из них может нам дать подсказку, почему этот мир, в отличие от соседей по системе, совершенно не пострадал в катаклизмах Долгой Ночи.

— Почему тебе так нужно это узнать?

— Это важно для всех нас.

— Сейчас у нас есть более срочные дела, — напомнил Пертурабо.

Магнус бросил на него взгляд, полный нарочитого превосходства.

— Я вот припоминаю, что в горах Беотии[51] ты умолял меня задержаться еще на часок, чтобы отыскать библиотеку Кадма[52], пока все вокруг не залили пылающим прометием.

Железный Владыка улыбнулся общим воспоминаниям.

— Мы так и не нашли ее, да?

— Верно, и с тех пор я постоянно сожалею, что отказался подождать всего час.

— Не стоит так расстраиваться, — отозвался Пертурабо. — Через десять минут после нашего отбытия пик Киферон вспыхнул от предгорий до вершины. Оставшись там, мы бы погибли.

— Мы бы умерли просвещенными.

Олимпиец показал на стаи воздушных судов:

— Сюда мы пришли не затем, чтобы спасать знания. Мы здесь, чтобы спасать жизни.

— И то и другое необходимо для будущего, — возразил его брат.

— Да, тут ты прав, — согласился Пертурабо. — Но мне интересно, что для тебя дороже.

2 Инверсия/Багрянец и железо/Апокалиптики

Глобальное чрезвычайное положение ввели на Моргенштерне шесть стандартных терранских месяцев назад. Первым признаком близящейся катастрофы стали события в южном полушарии, где возмущения атмосферы внезапно переросли в свирепый магнитный циклон, оставивший за собой полосу разрушений в двенадцать тысяч километров длиной.

Сначала эту бурю сочли аномалией, редчайшим трагическим совпадением, которое больше не повторится.

Через шесть дней местные силы обороны были направлены на расследование полного отказа энергопитания в поясных ульях на экваторе. Отключились системы охлаждения и комплексы очистки воды, что привело к гибели десятков тысяч людей.

Власти предположили, что к сбою привел взрыв ЭМИ-бомбы, и назначили главными подозреваемыми членов запрещенного культа Сынов Шайтана. Это общество татуированных личностей — пережиток времен, когда люди еще верили в богов и демонов, — проповедовало доктрину о конце света и приветствовало катаклизм в ульях как знак того, что избранные скоро воссядут по правую руку золотой высшей сущности.

Истина оказалась намного хуже.

Механикумы определили, что причиной отказа энергоснабжения стала локализованная инверсия магнитных полей высокой напряженности в ядре планеты. Подобные флюктуации происходили нередко, но такой сосредоточенный и мощный выброс случился впервые.

В последующие семь дней Механикум Геологикус зафиксировал три аналогичных инцидента, и его адепты собрали достаточно информации, чтобы установить природу катаклизмов.

На Моргенштерне началась сверхбыстрая смена магнитных полюсов.

События такого рода с периодичностью приблизительно в полмиллиона лет происходили на всех планетах. Как правило, изменение полярности занимало несколько веков, и обитатели мира почти не замечали эффектов столь плавного процесса.

Срок нынешней инверсии механикумы оценили в шесть месяцев — по самому оптимистичному прогнозу. Причины гиперускоренной смены полюсоввыяснить не удавалось, но ее последствия были апокалиптическими.

В атмосфере все чаще бушевали магнабури, которые неуклонно набирали силу и повсеместно нарушали работу энергосистем. Из-за ЭМИ-урагана, целиком накрывшего Моргенштерн, граждане вынуждены были три ночи сидеть при свечах или в полной темноте. Все вокс-системы, кроме самых мощных, передавали только неразборчивый вой помех, схожий с многоголосыми криками. Вследствие перебоев с распределением пищи и воды пару десятков городов захлестнули массовые волнения.

Также возросла сейсмическая активность, по коре планеты побежали ветвящиеся разломы. Одна из тектонических плит раскололась от напряжения, и крупнейшее в мире скопление ульев, выстроенных над геотермальной трещиной, рухнуло в огненный провал, что раньше снабжал людей энергией.

Цунами высотой в сотни метров, возникшее после того же землетрясения, затопило три прибрежных города.

За один месяц население Моргенштерна сократилось вчетверо.

Словно таких катастроф было недостаточно, механикумы-теоретики предсказали сверхбыстрый распад атмосферы и вследствие этого смертельно опасное усиление солнечной радиации.

Узнав о перспективе всеобщей гибели, имперский губернатор Конрад Варга наконец объявил планету потерянной и велел транслировать по всем действующим воксам распоряжения об эвакуации.

Космопорт, подходящий для крупномасштабного исхода, сохранился только в столице мира, Калэне. Через несколько часов после сообщения Варги каждый обитатель планеты уже направлялся к этой последней гавани, рассчитывая выбраться с планеты. На протяжении следующих недель сотни тысяч людей добрались до цели, и жители Калэны не закрыли дверей ни перед кем из них.

Столица быстро переполнилась, поэтому на прилегающей территории разбили хорошо продуманные лагеря для беженцев — целые города из тентов и пласфлексовых укрытий.

Хотя в Калэне располагался обширный и надежный портовый комплекс, вскоре стало понятно, что звездный флот Моргенштерна абсолютно не приспособлен для массовой эвакуации.

Грезящие астропаты отправили в глубины космоса просьбы об избавлении, отчаянные мольбы к любым экспедиционным соединениям, находящимся поблизости: измените курс, помогите вывезти людей.

Через семнадцать часов пришел ответ XV легиона. По счастливому совпадению, Магнус и его Тысяча Сынов находились на внешней границе системы и немедленно предложили содействие. После их отдохновения на Просперо минуло едва ли десять лет, и легионный флот еще не был полностью укомплектован. Циклопу требовалась дополнительная помощь, чтобы спасти как можно больше обитателей Моргенштерна.

Через сорок пять дней отозвались Железные Воины.


Азек Ариман сожалел, что не увидел Калэну в дни ее расцвета.

Архитектурный стиль столицы пробуждал в легионере воспоминания о мире, который он покинул десятилетия назад и, скорее всего, навсегда.

Воин представлял себе, как выглядели города в зените человеческой цивилизации: изящные, соразмерные, они гармонично сочетали почтение к былому и влечение к грядущему.

С океана надвигался ливень, веяли жаркие выхлопы тысяч лихтеров, барков, маршрутных судов, челноков и атмосферных транспортов, что поднимали мужчин, женщин и детей к звездолетам на орбите.

Беснующееся небо отливало розовым, оранжевым и пурпурным; бурные воздушные потоки и громадные массы металла превратили его в нечто грозное и непредсказуемое. Реактивные струи и инверсионные следы стремительно пересекали облака, между ними блистали молнии и медленно кружили далекие пятнышки света — боевые корабли на низком геостационарном якоре.

Широкую, обсаженную деревьями улицу, по которой шагали Азек и его визави из IV легиона, местные называли проспектом Небосводов. На планете было много обсерваторий, и любой булыжник мостовой покрывало изображение созвездий, наблюдаемых какой-нибудь из них.

Сейчас, впрочем, брусчатку было не различить: десятки тысяч испуганных, промокших до нитки людей брели в направлении ворот космопорта. Через каждые сто метров встречались вооруженные легионеры, следившие за порядком в толчее. Такие сцены разыгрывались ежедневно на всех главных улицах Калэны: космодесантники забирали из лагерей вокруг столицы случайно выбранную группу беженцев и сопровождали их к звездной гавани.

Если механикумы верно рассчитали срок, оставшийся до неизбежной гибели Моргенштерна, то благодаря логистическому гению Пертурабо с планеты удастся вывезти большую часть населения.

Ариман знал, что поначалу жесткий план примарха вызвал протесты, но, как только первые группы гражданских точно по расписанию поднялись на орбиту, большинство недовольных умолкли.

Большинство, не все.

Разрозненные апокалиптики в золотых, расшитых молниями рясах Сынов Шайтана время от времени пытались нагонять на людей ужас, проповедуя с крыш домов или с импровизированных трибун. Смутьянам каждый раз быстро затыкали рот, однако их послания, кажется, запали в душу малой толике жителей Моргенштерна. Кое-кто из них покидал лагеря и уходил в наиболее опасные области, ища смерти и вознесения.

Впрочем, несмотря на мрачные пророчества культа, Азек почти не ощущал паники в мыслях беженцев.

Неуверенность? Да. Страх? Без сомнений. Но никакой паники.

При всех геологических изъянах планеты ее жители показали себя надежными гражданами Империума, стойкими пред лицом катастрофы. А то, что Ариман не чувствовал ни в ком из них пси-потенциала, было необычно, но не беспрецедентно.

— Нужно их подогнать, — сказал спутник Азека с другой стороны проспекта. Его броня цвета железа в черно-желтую полоску влажно блестела под дождем. Воин говорил по внутреннему воксу, обводя толпу расчетливым взглядом. — Я получаю сообщения о задержках и пробках по всему городу.

Форрикс, это обычные люди, а не скот, — возразил Ариман. И не твои легионеры. Они не могут маршировать в нашем темпе. Если мы заставим группу идти быстрее, их страх перерастет в панику. Будут жертвы.

Форрикс был Железным Воином, и Азек знал, что IV легион нетерпим к слабостям смертных. Ариман дважды сражался рядом с отпрысками Пертурабо, но это было до того, как они воссоединились с примархом.

Для Тысячи Сынов такой же великий день настал тринадцать лет назад; в случае Железных Воинов не прошло и четырех.

— Они должны бояться, — ответил Форрикс. — Страх — отличный стимул.

— Я предпочитаю надежду.

Азек ощутил, что собеседник удержался от едкой отповеди.

— Ты не согласен? — спросил он.

— Нет, но сейчас не время для пустых пререканий. График моего примарха не предусматривает отклонений.

— Думаю, нас должен больше заботить график саморазрушения планеты, — заметил Ариман. — Она тоже следует плану твоего примарха?

Почувствовав, что Форрикс принял это за выпад в адрес его прародителя и рассердился, Азек добавил:

— Я никого не хотел обидеть.

— Тогда думай, что говоришь, — бросил Железный Воин.

— Так поступает любой из Тысячи Сынов.

— А к Четвертому это, видимо, не относится?

Ариман вздохнул. Бойцы IV легиона обладали методичным складом ума и быстро находили изъяны в окружающих.

«Сгладит ли влияние примарха эту особенность?»

— Я этого не говорил, Форрикс, и, если ты продолжишь выискивать мнимые оскорбления в каждой моей фразе, нас ждет очень долгий день. — Азек легким псионическим касанием ослабил гнев в ауре Железного Воина.

— Прости, легионер Ариман.

— Меня зовут Азек.

— Кидомор, — отозвался Форрикс. — Мое имя — Кидомор.


«Время жатвы» поднялось с дальней радиальной платформы на грязных колоннах реактивных струй. Громадное судно неуклюже набирало высоту, борясь с притяжением Моргенштерна, но затем выровнялось и кое-как легло на предписанную траекторию.

Астинь Эшколь следила через бронированные окна диспетчерского центра Калэны за тем, как агровоз взбирается на орбиту, и почти безосновательно надеялась, что примитивные двигатели вытащат корабль в космос. Семь месяцев назад Астинь запретила «Времени жатвы» полеты до переоборудования, но составленный Пертурабо план эвакуации требовал использования всех звездолетов, даже самых ветхих.

Теперь фуражные когорты скитариев обшаривали каждую свалку, зернохранилище и ульевый отстойник в радиусе шестисот километров, разыскивая транспорты, способные хотя бы на один атмосферный рейс.

— Госпожа, у вас повысилось содержание адреналина в кровотоке, — сообщила магос Тесша Ром из центра зала.

— Вас это удивляет? — спросила Астинь, шагая к своему пульту управления, простой консоли с латунной отделкой и множеством инфопланшетов. Отсюда Эшколь могла напрямую подключаться к бортовым приборам любого отбывающего судна, наводить защитные турели космопорта и наблюдать за сложнейшим танцем летательных аппаратов.

— Вовсе нет, — ответила Ром. — Ваш уровень адреналина подскакивает при каждом старте. Классическая реакция «бей или беги» — мощный каскад гормональных выбросов, повышение артериального давления, резкое высвобождение нейромедиаторов.

— Бить или бежать? Я точно знаю, что выберу, — произнесла Астинь, отслеживая маршрут «Времени жатвы» на переходе из тропосферы в стратосферу. Еще секунд шестьдесят, и транспорт выйдет из ее зоны ответственности.

— Бить, — сказала Тесша, и Эшколь ухмыльнулась.

— Всегда, — подтвердила она. — Но сейчас, думаю, мне нужно немного расслабиться.

Астинь приложила ладонь к ключице, и гаптические имплантаты в кончиках пальцев активировали подкожный резервуар биостабилизаторов. Зрение тут же прояснилось, Эшколь моргнула и почувствовала, что сердце забилось ровнее.

— Теперь вы снова спокойны, — отметила Ром. — Хорошо.

Пульт Тесши находился на возвышении позади Астинь: химерическое тело механикума висело в центре невидимого шара из ноосферных инфопотоков, поддерживаемое системой креплений. Благодаря нейроокулярной аугментации Эшколь видела то же, что и Ром, и морщилась всякий раз, когда осознавала, как высока опасность столкновений в ее воздушном пространстве.

Персонал вышки из тридцати техников и сервиторов работал до изнеможения, координируя громадные объемы перевозок с поверхности на орбиту. Большая часть сотрудников подсела на стимуляторы, и после окончания эвакуации их ждала чудовищная ломка. Возможно, некоторые даже не выживут, но сейчас все выполняли тяжелейшие задачи без единой жалобы.

Астинь почти сразу же нашла траекторию «Времени жатвы». Судно уверенно поднималось к построениям флота Железных Воинов на низкой орбите. Если не произойдет катастрофы, уже скоро с агровоза высадятся восемь тысяч пассажиров.

— «Жатве» больше шести веков, — заметила Эшколь. — Это ржавое корыто еще несколько десятилетий назад следовало законсервировать. Оно летит на одной надежде и слепой вере.

— Да, «Время жатвы» давно отслужило свой срок, — признала Тесша, — но ввиду сложившихся обстоятельств мы обязаны смиряться с такими нарушениями.

— Оно уже сделало двенадцать рейсов, и мы серьезно рисковали, отправляя его в тринадцатый.

— Суеверие? — уточнила Ром.

— Здравый смысл, — пояснила Астинь.

— Не вижу особой разницы.

— Шутите?

— Знаю по опыту. Кольцевой узел эпсилон-пять-альфа запрашивает передачу контроля, — проговорила магос, как только метка «Времени жатвы» вспыхнула янтарем.

— Вижу. Разрешение дано, пусть забирают агровоз.

— Готовлюсь к передаче контроля орбитальным диспетчерам «Железной крови». Пять, четыре, три, два, один, ноль.

Янтарный оттенок светящейся траектории сменился темно-синим.

— Еще один прошел! — воскликнула Коринна Морено, один из старших диспетчеров. Триумфально воздев кулак, она обнажила гладкую, как фарфор, аугментическую руку, расписанную извивающимися змеями. Персонал командного центра отозвался ей хриплыми криками радости.

— Что дальше в меню? — поинтересовалась Эшколь.

— «Кавалер» и «Вос Шерментов», — доложила Морено, вызвав гололит-изображение с двумя каркасными моделями и техническими описаниями. — Парочка вонючих прометиевых танкеров. Успели доковылять сюда перед экваториальной магнабурей.

— Прометиевые танкеры? Шикарно, — вздохнула Астинь. — Уже предчувствую самый безопасный запуск.


Ариман и Форрикс следовали в космопорт по грандиозным проспектам западных районов столицы. В беспокойное небо тянулись колонны инверсионных следов взлетающих кораблей; над огромным, как утесы, хребтом «Люкс ферем» смутно мерцал энергетический ореол.

Тучи по-прежнему изливали потоки ионизированной воды. Азек на мгновение увидел образ из будущего — другой растерзанный бурей город, исхлестанный ливнем и умирающий.

Назвав друг другу свои имена, легионеры вроде бы нашли общий язык и теперь разговаривали отрывистыми фразами, как люди, которые еще могут стать братьями.

— Ты на Олимпии родился? — спросил Ариман, когда они проходили под отполированной аркой из оуслита, воздвигнутой в честь прибытия имперских флотов в систему Моргенштерна.

— Нет, я один из немногих терран, оставшихся среди Железных Воинов, — ответил Форрикс. — Детство я провел в тени великого пика Эйте-Мор, но душой верен Олимпии. Впервые ступив на ее скалистые нагорья, я почувствовал себя как дома.

— Расскажешь о ней?

— О, как я могу описать дом? — произнес Кидомор, и от приятных воспоминаний его аура приобрела теплый медовый оттенок. — Азек, на Олимпии воспаряет душа. Это планета бесконечных вершин с их мрачной красотой и чудно пахнущих хвоей высокогорных лесов, что тянутся до самого горизонта.

— Звучит восхитительно.

— Верно, — согласился Форрикс. — Однако ее нужно принимать всерьез. Олимпия сурова, взыскательна и не любит слабых. Ее черные скалы, твердые и безжалостные, очень неохотно поддаются кирке или молоту. Но, достойно показав себя там, ты поймешь, что стал настоящим человеком. Впрочем, даже возвышая тебя, Олимпия напоминает о твоем истинном месте во вселенной.

— То есть? — Ариман почувствовал какое-то мимолетное беспокойство в толчее. Ощущение было поверхностным, так как разумы жителей Моргенштерна не поддавались пси-зондированию. Азек направил ментальную энергию в мыслеформы Корвидов, надеясь поймать случайный отголосок будущего.

— Горы Олимпии стояли миллионы лет и простоят еще миллионы, — сказал Кидомор. — Они не зависят от людских дел, наших битв и побед. Осознав это, человек обретает смирение — ведь он умрет задолго до того, как пики обратятся в прах.

Аримана удивила поэтичность Форрикса. Он не подозревал, что Железные Воины так глубоко задумываются о бренности жизни.

— Мне нужно как-нибудь побывать на Олимпии.

— Обязательно. Немного скромности тебе не помешает.

— Хочешь сказать, что я высокомерен?

Кидомор усмехнулся — словно металл проскрежетал по металлу. Азеку показалось, что Форрикс вообще редко смеется.

— Кто из нас может утверждать обратное? Но вы, Тысяча Сынов, неизменно ставите себя выше других. Ученые и визионеры, воины, для которых знания дороже всего…

— Большинство людей считают такие качества положительными, а ты говоришь так, словно подозреваешь нас в чем-то, — указал Ариман.

Железный Воин пожал плечами.

— Я сказал это не затем, чтобы позлить тебя, Азек. Хотел только указать, что любой из тех, кто возвысился до Астартес, нуждается в скромности. Мы, постлюди, кажемся богами рядом со смертными, и нам необходимо смирение, чтобы не забывать, ради чего нас сотворил Император, возлюбленный всеми.

Ариман подавил растущий в нем гнев, поднявшись к первому Исчислению. До этого ему нравились рассуждения Форрикса, и он не имел права злиться на соратника за честность.

— Ты прав, друг мой, — признал Азек. — Тысяча Сынов порой страдает гордыней, ведь мы стремимся к истине и вынужденно отдаляемся от братьев в этом походе.

— Ничто не должно разделять человека с его братьями, — возразил Кидомор. — Вот в чем величайшая истина. Но я вижу, что рассердил тебя, пусть и невольно. Прими мои извинения, и давай побеседуем о твоем мире, хорошо? Я хочу услышать о Просперо.

Хотя Ариман еще не совсем успокоился, вместо желчного жара злобы он ощутил унылое смятение меланхолии.

— Просперо вызывает у меня… смешанные чувства, — начал Азек, поражаясь своему желанию говорить открыто. — Мы были сломленным легионом, когда впервые высадились на родине нашего примарха. Я плохо помню те дни, но не забыл, что мы умирали.

— Умирали? — ошеломленно переспросил Форрикс.

— Да. Нас одолевала некая… болезнь. Думаю, она почти уничтожила легион.

— Поэтому вас теперь так мало?

— Именно. Император привел нас на Просперо, где мы воссоединились с примархом, но, честно говоря, у меня почти не осталось воспоминаний о встрече или том, что случилось после нее.

— Точно, я слышал, что само присутствие Императора влияет на память людей, — сказал Кидомор.

Легионер Тысячи Сынов имел в виду нечто иное, но не стал поправлять товарища. Аримана прошиб холодный пот, стоило ему хотя бы мельком вспомнить те муки, что испытывал тогда, и то, как всеми силами сдерживал нечто настолько кошмарное, что даже не решался давать этому ужасу имя.

— Помню только, как Магнус Красный преклонил колено и поклялся в верности своему отцу. То был славный для нас момент, время перерождения, но последующие несколько месяцев выпали у меня из памяти.

— Я чувствовал то же самое, — произнес Форрикс. — Мы встретились с Железным Владыкой под дождем — таким же ливнем, как сейчас. Даммекос представил своего приемного сына истинному отцу на вершине Ослепленной Цитадели. А какой обет принес твой примарх?

— Этого я не забыл. — Ариман обрадовался вопросу, на который он мог ответить, не испытывая неясной тревоги или ощущения, что раскрывает тайны легиона. — Вечно буду помнить, как Магнус сказал: «Я твой сын, а они будут моими». Потом он принял руку Императора, и с ней — командование нашим легионом. Именно тогда мы по-настоящему стали Тысячей Сынов.

— Так расскажи о своем мире, Азек, — попросил Кидомор. — Поведай о сердце Просперо, о душе, что живет в его камнях.

— Моя родина — Терра, и, по правде, я мало что видел на Просперо. Там мы восстанавливали легион, приветствовали в его рядах многих воинов, которых считали потерянными, узнавали от нашего отца о своих истинных возможностях. Счастье опьяняло нас, сам понимаешь. Пятнадцатый стоял на краю гибели, но Магнус спас его. Мы родились заново, опять обрели цель в жизни…

Ариман осекся, еще раз почувствовав вспышку эмоций в толпе. Форрикс немедленно уловил перемену в его поведении и вскинул оружие.

— В чем дело? Что ты заметил?

— Ничего. Я ничего не вижу.

— Твоя поза говорит об ином.

Опустив глаза, Азек увидел, что неосознанно поднял болтер, дослал снаряд в ствол и уже поднес палец к спусковому крючку, готовясь стрелять. Подстегивая свое чутье Корвида, он прошел по мерцающим в памяти линиям назад, к той секунде, когда едва не открыл огонь.

— Вон там! — крикнул Кидомор.

Подняв голову, Ариман увидел, как вышедший из толпы мужчина взбирается на статую Дамьяна Торуна, первого из «светлых королей» Моргенштерна. Поднявшись на постамент, беженец сбросил плащ-штормовку, под которым оказалась охряная ряса, расшитая золотыми змеями.

Азек узнал символ Сынов Шайтана.

— Да взойдем мы все живыми на небо! — завопил проповедник. Одной рукой он уцепился за ногу памятника, другую вскинул, сжав в кулак. — Настал час вознесения! Мы благословлены! Мы — избранный народ, и мы вправе уйти на небо, к Владыке Бурь! Он возвращается, ураганы Его сотрясают небеса, шаги Его раскалывают землю! Или не чувствуете вы их?

Хотя, казалось, мало кто уделил фанатику хотя бы лишний взгляд, Ариман ощутил, что тому внимает больше людей, чем можно было бы предположить.

— Однажды наш мир уже упустил свой шанс, когда темная эра раздора опустилась на Галактику и другие воспарили в Его золотой дворец среди звезд! Но милосерден Владыка Бурь, и снова дарует Он нам чудеса разрушений! Зовет нас прийти к Нему! Мы отказались от вознесения в годы Долгой Ночи, но теперь Сыны Шайтана молят вас взгляните в небеса, узрите знамения пришествия Его! Возрадуйтесь и примите Золотой апокалипсис!

Азек проталкивался через запруженную улицу, торопясь заткнуть демагога, пока тот не посеял панику.

— Могу отстрелить ему голову, — предложил Форрикс, упирая болтер в плечо.

Услышав щелчок захвата цели, Ариман понял, что соратник не промахнется.

— Нет, — отказался он. — Я его остановлю.

Вдохнув силу Великого Океана, он почувствовал, как жилы наполняются энергией варпа. Ее потоки не касались никого из тех, кто разбегался перед быстро шагающим воином. В толпе были и те, кто высмеивал культиста, стараясь заглушить его апокалиптические пророчества, но все больше беженцев требовали от них замолчать.

Ариман и Форрикс приближались к изваянию. Увидев легионеров со своей «трибуны» на цоколе, мужчина обвинительно указал на них пальцем.

— Смотрите! Воины в железе и багрянце пришли сюда, чтобы украсть наше право на вознесение, лишить нас заслуженного места рядом с Ним. Они загоняют нас в недра кораблей, как скотину, и увозят прочь от наших домов. Знаете ли вы, куда они забирают нас? Рассказывают ли нам об этом? Нет! Они называют себя нашими защитниками, но я говорю вам: это демоны с человеческими лицами! Предатели, что бродили во тьме среди звезд, а теперь явились поработить нас!

Азек мысленно потянулся к Сыну Шайтана и сдавил ему горло, применив совсем немного кин-силы. Культист умолк и выпучил глаза, пытаясь вдохнуть. Ариман мог убить его, но не имел такого намерения — он хотел лишь довести дело до обморока. Однако бесноватый пророк, жаждавший стать мучеником, вытащил из-под рясы тупоносый автопистолет и приставил оружие себе ко лбу.

— Нет! — рявкнул Азек, но даже постлюди не успели помешать тому, что произошло следом.

Проповедник нажал на спуск и вышиб себе мозги, забрызгав слушателей.

Через мгновение группа людей в толпе сбросила просторные плащи, открыв расшитые змеями рясы — точно такие же, как у самоубийцы.

Ариман увидел стабберы, автовинтовки, мечи и тесаки.

Сыны Шайтана обрушились на беженцев в вихре сверкающих клинков и ружейных выстрелов.

3 Пусть умирают/Азек Неудержимый/Жестокость

Хатхор Маат отлично знал, что умственные способности смертных оставляют желать лучшего, но не до такой же степени.

Старик перед ним дрожал от страха, опираясь на резной деревянный посох в форме вытянувшейся гадюки. Невзирая на телесную немощь, он смотрел на Маата с вызовом, что довольно редко случалось в разговорах между людьми и легионерами.

Его звали Феликс Тефра[53], и он был избранным представителем садоводческой общины, населявшей плодородные склоны горы Кайлас[54].

Из-за геомагнитных возмущений на Моргенштерне этот пик, мирно спавший долгие тысячелетия, превратился в рокочущую бочку с порохом, готовую взорваться в любой момент.

За спиной Тефры стояли его люди — около пятисот сельхозрабочих и техников, которые наперекор рассудку и здравому смыслу отказывались от эвакуации на «Грозовых птицах» Тысячи Сынов и Железных Воинов.

Жильем изолированному сообществу служили два десятка одноэтажных каркасных зданий с ржавыми крышами. Здесь почти не применялись технологии, кроме систем орошения и распылителей удобрений на ярусных полях. По склону горы извивался рельсовый путь, но Хатхор Маат, посмотрев на него, решил, что им не пользовались уже многие годы.

Воин постучал латной перчаткой по наплечнику с гербом XV легиона.

— Мне поручили доставить вас в безопасное место, — сказал он.

— И мы благодарны вам, — ответил Тефра. — Но не стоило так утруждаться. Мы…

Его оборвал приступ частого сухого кашля. Феликс согнулся пополам и наверняка рухнул бы, если бы не посох. Когда старик выпрямился и отнял руку ото рта, на ней чернела мокрота.

Направив частицу своего пси-восприятия вовне, Маат проанализировал состояние Тефры лучше любого нартециума. Легкие Феликса почти разложились из-за того, что он месяцами вдыхал пирокластический пепел дымящегося вулкана.

Протянув руку, Хатхор взял собеседника за плечо. Его сила — сила Павонида — потекла в тело старика, латая поврежденные кровеносные сосуды по пути к грудной клетке. Там она восстановила разрушенные бронхиолы и очистила легочную ткань от ядовитых веществ.

Тефра почти сразу же задышал свободно и пораженно взглянул на легионера.

— Отправляйтесь с нами, и мы исцелим всех, — предложил Маат.

Феликс отступил на шаг, изумление на лице старика сменилось иным выражением, знакомым Хатхору. Обычно на воина так смотрели враги, пытавшиеся убить его. Неужели Тефра настолько глуп, что совершит явно самоубийственный поступок?

— Довольно искушений! — прошипел Феликс, гневно сжимая кулаки. — Уходи с нашей священной горы. Немедленно.

Голос старика дрожал от радостного возбуждения, как будто он прошел некое испытание, отвергнув дар легионера. Казалось, что Тефра искренне желал умереть здесь и давно ждал, когда придет сей блаженный час.

— Тебе известно о расчетах магоса Танкорикса, не так ли? — спросил Маат, решив сменить тактику. Он показал Феликсу планшет, на котором в понятном виде отображался прогноз механикумов о неизбежной гибели Кайласа. — Этот вулкан взорвется. Не просто извергнется и зальет склоны лавой, а взорвется. Гора перестанет существовать.

Хатхор тщательно произносил каждый слог, чтобы избежать недопонимания.

— Мне и моим бойцам дали приказ: доставить тебя и твоих людей в Калэну для немедленной эвакуации.

Старик покачал головой.

— Мы никуда не улетим.

Легионер Тысячи Сынов окинул мысленным взором мужчин и женщин, собравшихся позади Тефры. Они были полны решимости остаться и слепой веры в свою правоту, неуязвимой для такой мелочи, как факты или логические доводы.

— Вы все тут погибнете, — заявил Маат, пытаясь сдержать ярость, вызванную их тупым упрямством. — Вы хотите этого?

— Дело не в том, чего мы хотим, — ответил Феликс. — Такова воля Владыки Бурь. Скоро мы вознесемся к Его свету.

Подобный вздор не укладывался в голове.

Хатхор рассмеялся старику в лицо:

— Владыка Бурь? Ты хоть понимаешь, как нелепо это звучит? Ты готов сгинуть сам и обречь всех остальных на смерть из-за сказки?

— Ты смеешь оскорблять нашу веру?

— Если она смехотворна, ставит под угрозу жизни моих воинов и погубит каждого из вас — более чем.

— Тогда нам больше не о чем говорить.

Отвернувшись, Тефра вернулся к своей группе. Маат, не веря своим глазам, наблюдал, как они расходятся по заляпанным грязью домам.

Наконец его гнев сменился безразличием. Он вздохнул и повернулся к ждущим «Грозовым птицам», двум в багряных тонах и пяти, выкрашенным в цвет стальной пыли с желто-черными вставками.

К нему подошел Обакс Закайо.

— В чем дело? — поинтересовался Железный Воин. — Почему они не садятся на корабли?

Легионер Тысячи Сынов поднялся по штурмовой аппарели своего транспорта.

— Они не придут.

— Как? Почему?

— Им не нужна наша помощь. Они хотят остаться.

Судя по обесцветившейся ауре, Закайо растерялся. Обаксу не хватало воображения, чтобы осознать настолько нелогичное поведение людей. Честно говоря, Хатхор сейчас тоже очень мало что понимал.

— В неведении нет ничего постыдного, — произнес он. — Его можно устранить обучением, но воинствующая глупость раздражает меня.

Маат взглянул на вершину горы. Над ней клубились облака пепла, неистово сверкали молнии; искаженное небо пересекали размазанные полосы лилового, розового и бледно-желтого цветов. Как недавно открылось, Хатхор был гораздо более одарен в области биомантии, нежели предвидения, но ему не требовался провидческий взор, чтобы понять: скоро вулкан уничтожит каждое живое существо в радиусе сотен километров.

— Они все здесь погибнут, — сказал Обакс Закайо.

— Да, верно.

— И что же нам делать?

— Пусть умирают! — огрызнулся Хатхор Маат.


Улица буквально звенела от криков.

Мужья прикрывали собой жен, матери — детей. Упав на землю, люди пытались куда-то отползти, найти укрытие на почти ровном проспекте. Кто-то бросился бежать, но пули и клинки сражали всех. На скользкой от крови мостовой в неловких позах лежали тела. Сыны Шайтана безжалостно убивали и старых, и молодых, и сильных, и слабых.

Первыми выстрелами Ариман разнес в клочья культи-ста, что держал оружие с длинным перфорированным стволом. До этого мужчина скосил беспорядочными огнем не меньше дюжины беженцев, сопровождая каждое нажатие спуска языческим катехизисом. Взрывы масс-реактивных снарядов разбросали куски его тела по сторонам.

Второй очередью Азек уложил еще троих врагов — над улицей взмыл фонтан из ошметков требухи и осколков костей. Оглушительный грохот болтера заглушил все прочие звуки, и каждый человек в толпе повернулся к легионеру.

Убийцы в золотых рясах обратили оружие против космодесантников. Пули высекали искры из силовых доспехов, но им не хватало начальной скорости, чтобы пробить броню, и они лишь царапали краску.

Новая детонация болт-снаряда, и очередного стрелка разорвало в клочья. Ариман видел, что кровожадных культистов окружают яркие, изменчивые ореолы фанатичной веры. В такой ситуации провидческий дар был надежнее меток наведения на визоре шлема, и Азек безошибочно выбирал цели.

Он еще дважды нажал на спуск, еще двое нападавших умерли.

Форрикс шел справа от Аримана, не отставая ни на шаг. Стрелял он через идеально равные промежутки, в ритме ковочного молота, укладывая каждым снарядом по врагу. Легионеры — пара великанов с оружием, изрыгающим огонь, — медленно двигались через толчею вопящих беженцев.

Культист в жуткой окровавленной маске приподнялся с земли, встав на колени. Он был страшно изуродован: осколок болта вырвал ему большую часть правого бока. Что-то крикнув, убийца выпустил в космодесантников поток пуль крупного калибра. Все они вспыхнули и расплавились за мгновение до того, как попасть в цель, — Азек прикрыл себя и Форрикса слоем перегретого воздуха.

Послав вперед свою мыслеформу Пиррида, псайкер отбросил врага. Золотые одеяния культиста загорелись, крики оборвались; свирепое пламя выжгло кислород из легких и пожрало плоть с быстротой фосфекса.

Ариман ощутил всплеск удивления Кидомора, но тут же резко обернулся: его чутье Корвида уловило нечеткий образ памятника, с которого пророк запугивал беженцев.

«Вот они!»

Двое мужчин в масках и золотых рясах, уже снарядившие к выстрелу стандартную ракетную установку Имперской Армии. Азек выкрикнул предупреждение в тот же миг, как стрелок нажал на спуск.

Ракета устремилась к Форриксу.

Заметив ее, Железный Воин подобрался, вызывающе взревел и приготовился к удару.

Боеголовка врезалась точно в центр его наплечника и сдетонировала, заставив все вокруг содрогнуться. Псайкер окружил товарища кин-сферой; Кидомор скрылся за вихрем острых, как бритва, осколков, но ни один из них не преодолел созданный Ариманом пси-барьер.

Культисты перезаряжали оружие с проворством, говорившим об их военной подготовке, однако лучший момент для выстрела они уже использовали. Азек втолкнул свой разум на восьмое Исчисление, самое воинственное из знакомых его братству, и влил силу варпа в смертные тела врагов.

Убийцы завопили, пытаясь содрать плоть со скелетов. Из каждой поры на их коже хлестала перегретая кровь, ставшая отвратительным красным паром. Кожа текла, как расплавленный воск; кости изгибались и трескались.

Ариман позволил энергии Великого Океана истечь наружу и выдохнул, предоставив своему боевому чутью отыскивать новые угрозы. Стрельба и крики ужаса смолкли, остались только плач и стоны.

Он заморгал, чтобы избавиться от застывших после-образов полузабытых истин, неизбежных спутников столь опрометчивого использования силы.

Брат, павший жертвой грозного проклятия.

Боль, такая невыносимая, что разум боится даже воспоминаний о ней.

Великий и грозный бог, воля которого проникает глубоко в душу Азека и загоняет ужас в самые бездонные недра его сознания.

Воспоминания, близкие к поверхности, но все равно недосягаемые.

Ноющая боль пробрала Аримана до мозга костей, смятение затуманило его мысли. Разум протестовал, не желая нести подобное бремя.

Легионер Тысячи Сынов покачнулся. Его удержала рука в обугленной латнице.

— Спасибо, брат, — произнес Азек; поле его зрения посерело по краям, и он не видел, кто именно помог ему. — Я не применял такую мощь со времен Безанта.

— Как ты все это проделал? — спросил Форрикс.


Внутри Шарей-Мавет оказалась совсем не такой, как ее представлял себе Атхарва. Внешнее убранство крепости лишь намекало, что ее создатели не ограничились практическими соображениями; интерьер заявлял об этом во всеуслышание.

Стены, отполированные, словно мрамор, освещались люмен-полосами, размещенными в особых нишах, а внутренние помещения не уступали в изяществе линий и тонкости отделки дворцам Драконьих Народов Терры. Впрочем, простота обстановки не позволяла предположить, что здесь жертвовали надежностью ради красоты. Все винтовые лестницы, по которым спускались легионеры, заворачивали влево, в потолках коридоров таились бойницы, в стенах скрывались проходы для вылазок.

Пертурабо провел гостей в роскошный сводчатый зал у самого сердца горы, украшенный блестящим мрамором с золотыми прожилками. За блоками когитаторов трудились подключенные к ним сервиторы; группы адептов Механикум, окруженные призрачными завесами ноосферных данных, общались на стремительном стаккато лингвы-технис.

На трех стенах зала висели декоративные гобелены, такие огромные, что могли бы служить вымпелами для боевых машин Титаникус. Четвертую занимал широкий экран-окулюс, при виде которого Атхарве вспомнились пикт-изображения мостика «Император Сомниум».

Просторная лестница вела на верхний полуэтаж, где находилось командное место Пертурабо. Магнус поднялся вслед за братом в мезонин, где пахло мастерской: раскаленным металлом, машинной смазкой, упорной работой. Покрытые тканью верстаки располагались вдоль стен, на которых висели ремесленные инструменты. Предназначение большинства из них Атхарве понять с первого взгляда не удалось.

Два Железных Воина в центре помещения гаптически передвигали судовые декларации между значками космолетов, светившихся над командным столом. Багровые пятна в аурах легионеров указывали на недавние жаркие споры.

Увидев Пертурабо, оба встали навытяжку. Примарху хватило мимолетного взгляда, чтобы разобраться в схеме перемещений; быстрым кивком он пригласил Магнуса и его бойцов присоединиться к нему. Объем сведений, выводимых на планировочный дисплей, поражал воображение: нормы погрузки, время в пути, тоннаж[55], резервы топлива, порядок ротации флота, уровень притока беженцев, запасы воды и пищи, данные о расквартировке и еще сотня переменных, входивших в уравнение эвакуации.

Даже Атхарва, гордившийся своим аналитическим умом и способностями к безжалостной арифметике войны, утонул в этом океане информации.

— Мои старшие кузнецы войны, — Пертурабо указал на двух легионеров, просеивавших данные, — Харкор. И Барбан Фальк.

Первый, широкий в плечах и в поясе, показался Атхарве кем-то вроде кулачного бойца. Зрением Корвида псайкер заметил на нем алый отблеск, предвестие кровавой судьбы. Второй, Барбан Фальк, напротив, обладал гармоничной фигурой, в нем чувствовались задатки великого воина.

— Атхарва, мой старший библиарий, и Фозис Т’Кар, один из капитанов Первого братства, — представил их Магнус.

— Библиарий? Ты так и не отказался от этой идеи?

— Нет. И Сангвиний со мной согласен.

— Будь внимателен, брат, — предупредил олимпиец. — Слухи о событиях на Безанте разошлись дальше, чем ты думал. Псионика — неизведанный край, смотри, куда ступаешь.

— Я последую твоему совету и буду вести исследования осторожнее, — ответил Магнус. При этом Атхарве показалось, что примарх оказал на собеседника пси-воздействие. Впрочем, ощущение было мимолетным, воин мог и ошибиться. — Теперь к делу, брат. Расскажи, как идет эвакуация. Ты выдерживаешь график?

Услышав такой вопрос, Пертурабо моргнул и коротко взглянул на брата, однако смолчал. Если Магнус и заметил его мгновенное раздражение, то не подал виду.

— С трудом, и у нас почти нет запаса времени.

Снова повернувшись к командному пульту, Железный Владыка вызвал судовые декларации и реестры кораблей легиона, заякоренных в верхних слоях атмосферы. Инфопотоки заструились из каждой записи водопадом данных о расходе энергии, орбитальных векторах и грузоподъемности.

— Ваши звездолеты очень быстро сжигают топливо из-за того, что так глубоко вошли в зону притяжения Моргенштерна, — заметил Атхарва.

— Точно, — согласился Фальк. — Но так мы сбалансировали потребление нами горючего и время в пути для трансатмосферных челноков. Уменьшение дистанции в обе стороны даже на пару десятков километров значительно ускоряет темпы эвакуации.

Пертурабо вывел на гололит множество вращающихся каркасных моделей различных трансорбитальных судов, доступных для вывоза беженцев.

— Если оставить за скобками «Люкс ферем», то средняя вместимость кораблей в нашем распоряжении составляет около трехсот пассажиров. В сутки мы можем осуществлять до двух сотен запусков с поверхности, эвакуировав таким образом приблизительно шестьдесят пять тысяч человек. Следовательно, нам потребуется как минимум тридцать дней непрерывных рейсов космопорт — орбита, чтобы поднять на звездолеты всех жителей мира. И это без учета продолжительности полетов, заторов воздушного движения, пауз на дозаправку или текущий ремонт. Не забудем также о погрузке и выгрузке беженцев в начале и конце маршрута. Согласно моему изначальному плану, в лучшем случае операция должна была занять у нас два терранских месяца. Мы выиграли немного времени, набравшись опыта и повысив эффективность, однако нужно очень сильно постараться, чтобы серьезно обогнать предварительный график. Разумеется, это потребует сотрудничества всех граждан — им следует готовиться к отправлениям точно по расписанию.

Магнус улыбнулся.

— Теперь понимаю, зачем ты нужен Моргенштерну.

— Ему нужны мы, брат. Чтобы все получилось, необходимы оба наших легиона.

— Мой господин Пертурабо, — вмешался Атхарва, — могу я поделиться наблюдением?

— Конечно, — сказал Железный Владыка. — Ты нашел какой-то недочет?

Библиарий замялся, хорошо понимая, на какую зыбкую почву ступает. Хотя Пертурабо участвовал в Крестовом походе лишь несколько лет, он уже успел заслужить внушительную репутацию гения логистики.

— Возможно, — произнес Атхарва.

— Так выкладывай — график у нас жесткий, церемонность Пятнадцатого тут не к месту.

Кивнув, легионер взмахом руки смел с гололита каркасные схемы трансорбитальных челноков. Вместо них он снова вызвал судовые реестры и выделил гаптическими жестами данные о вместимости каждого корабля.

— На каждый гражданский космолет во флотах Четвертого и Пятнадцатого мы сможем посадить от сорока до шестидесяти тысяч беженцев. Всего таких транспортов у нас тридцать один, а значит, мы теоретически готовы принять полтора миллиона пассажиров.

— Я умею считать, — сказал Пертурабо. — К чему ты клонишь?

— Даже после всех катаклизмов население Моргенштерна, согласно недавним подсчетам, несколько превышает два миллиона, — пояснил библиарий. — Как бы строго мы ни экономили припасы, место и время, нам не удастся спасти всех жителей планеты.

— Мне хорошо это известно, Атхарва, — заявил олимпиец. — Но, к сожалению, не каждый доберется до орбиты. Уже случались мятежи, акты неповиновения властям — кое-кто просто не хочет улетать.

— Значит, погибнет великое множество людей, — подытожил легионер Тысячи Сынов.

— Что бы мы ни делали, все равно умрет куча народу, — вставил Харкор. — Невозможно организовать эвакуацию целого мира так, чтобы все прошло без жертв.

— Но почему местные отказываются покидать обреченную планету? — спросил Т’Кар. — Нелепость какая-то.

— Согласно докладам Хатхора Маата и других воинов, в отдельных случаях люди не желали уходить даже перед лицом неизбежной гибели, — произнес Магнус. — Я согласен, весьма досадно, что население не прислушивается к разумным, здравым аргументам.

— Империуму будет лучше без таких глупцов, — заметил Фозис. — Зачем нам тратить время и силы, стараясь помочь тем, кто не хочет помогать себе сам?

Пертурабо наклонился вперед, опершись на стол, и Т’Кар вздрогнул под его жестким взглядом. Железный Владыка неторопливо заговорил, как учитель, разочарованный в ученике:

— По той же причине, по какой я не позволю ребенку собирать цветы на краю утеса, какими бы прекрасными они ни были. По той же причине, по какой я не разрешу тебе бродить по минным полям перед этой крепостью, пока ты не возьмешь карту Четвертого легиона и не научишься читать ее. Мы должны отвергать незрелые мысли вроде твоих и делать то, что следует. Теперь ты понял, почему мы обязаны спасти как можно больше жителей Моргенштерна?

— Да, владыка Пертурабо, — ответил Фозис. — Спасибо, что указали на мои заблуждения. Я в долгу перед вами.

Атхарва скрыл удивление. Т’Кар, искушенный ученый, редко признавал, что нуждается в чужих советах. Даже сейчас, после выговора от примарха, его аура слегка светилась от заносчивости.

— Фозис Т’Кар лучше всего оперирует абсолютными понятиями, — широко ухмыльнулся Магнус. — Истина и ложь, верное и ошибочное. Он превосходно разбирается в эмпирических формулах, но никогда не станет гением полемики или нравственной философии.

— Возможно. Но он не первый, кто высказывает такие соображения, — сказал Пертурабо. — Я не дам оснований для разговорово том, что мы бросили невинных на смерть, хотя имели шанс их вывезти. Нам с тобой нужно работать вместе, брат. Я хочу, чтобы все твои легионеры занимались эвакуацией населения, а не охотились за реликвиями и не копались в пыли.

— Твой график не пострадает, если я выделю одно отделение для раскрытия тайн планеты. Возможно, ее секреты настолько драгоценны, что ими просто нельзя пренебречь, — возразил Магнус.

— Ты действительно предполагаешь, что под Жаррукином зарыты какие-то древние архивы с информацией о том, как Моргенштерн невредимым пережил Долгую Ночь?

— Я уверен в этом.

— Скажи так кто-нибудь другой, я бы назвал его самонадеянным, — вздохнул олимпиец. По его команде инфопотоки над столом рассеялись, как дым.

— Как часто я ошибался в таких вопросах?

— Ни разу, — признал Пертурабо, направляясь к покрытым тканью верстакам у края полуэтажа. — Однако все бывает в первый раз, и мне необходима помощь каждого из твоих воинов. Но постой, я хочу показать тебе кое-что.

Примарх стянул белый покров, под которым обнаружилось беспорядочное скопление незавершенных проектов, устройств непонятного назначения и чудесных машин на шестернях и пружинах.

— Моя мастерская, — произнес Железный Владыка.

— Как я себе и представлял, — сказал Магнус.

Он зашагал вдоль верстаков, с наслаждением изучая вещицы, расставленные у стен помещения. Остановившись возле неоконченной модели пышного амфитеатра, примарх взял лежавший рядом с ней лист восковки.

— Талиакрон, — проговорил Циклоп. — Начал трудиться над ним?

— Еще нет, но скоро, — ответил Пертурабо. — Когда закончится Крестовый поход и у нас будет достаточно песен о славных подвигах, я возведу сцену для них. В горах, напротив отцовского дворца.

— Я приду на церемонию открытия! — пообещал Магнус с искренней, заразительной радостью за творческие успехи родича.

Он и Пертурабо общались, как братья, неразлучные с колыбели, хотя знали друг друга лишь несколько кратких лет, и было очевидно, что узы этой любви не распадутся никогда. Однажды Магнус рассказал своим воинам, как они с родичем проводили время на Терре, разыскивая наследие давно умершего полимата[56] и раскапывая таинственные артефакты в забытых уголках Старой Земли. Атхарва с восторгом слушал эти истории, дорожа любой возможностью узнать больше о своем генетическом прародителе.

Пертурабо поднял замысловатую конструкцию из округлых металлических пластин, заводных механизмов и регулируемых линз.

— Вот это тебя заинтересует, брат. Я точно скопировал Антикитеру[57], как ты и просил.

Странно было видеть в руках Железного Владыки настолько изящное устройство. Все творения IV легиона, встречавшиеся Атхарве прежде, — если не считать проектов в мастерской — были грубыми и функциональными.

— Она работает?

— Я не вполне уверен, — ответил Пертурабо. — Ты так до конца и не объяснил ни предназначение механизма, ни точный принцип его действия.



— Ты создал Антикитеру, — указал Магнус. — Как ты думаешь, для чего она?

— Похоже, это своего рода навигационный инструмент. — Олимпиец поднес конструкцию к лицу и заглянул в один из ее окуляров. — Напоминает секстант, которым пользовались мореходы, но с бесконечно большим числом измерений. Для странствий по какому океану требуется подобное устройство?

— По Великому Океану. С его помощью даже тот, кто лишен наших талантов, сможет увидеть мир за пеленой.

Кивнув, Пертурабо поставил Антикитеру на место.

— Как я и подозревал, — вздохнул он; повернувшись, взял что-то тяжелое с другой стороны верстака. — Помнишь, что отец говорил нам в зале Ленга? О варпе, о том, что опасно слишком глубоко заглядывать в его недра?

— Помню, — сказал Магнус, — и это здесь ни при чем.

— Ты прекрасно знаешь, что при всем, но пока оставим эту тему.

Взмахнув рукой, Пертурабо обрушил на хрупкий механизм Антикитеры огромный молот. Металлические пластины смялись и треснули, идеально отшлифованные линзы разлетелись тысячей осколков.

— Нет, брат! — крикнул Циклоп, пока обломки сыпались на пол. — Почему?

Вернув кувалду на верстак, олимпиец произнес:

— Потому, что ты не получишь от меня помощи в исследовании областей, куда тебе запретили влезать. Наш отец знает больше нас. Он видит дальше нас. Если Он говорит, что в некоторые регионы варпа опасно заглядывать даже Ему, это следует принять как данность.

Магнус смотрел на разбитое устройство, не веря своему глазу.

Оно было творением истинного мастера, шедевром, который следовало хранить как лучший образец трудов его творца.

Атхарва заметил, как потемнела аура его господина — словно кровь разлилась в воде.

— Если ты что-то «подозревал», то мог разрушить Антикитеру в любой момент после сборки, — произнес Магнус с холодным, сдержанным гневом. — Но ты решил выждать и уничтожить ее при мне. Зачем?

— Затем, что ты не понял бы мой посыл, если бы не увидел ее гибель.

Магнус выдохнул.

— Ты бываешь жестоким, брат.

— Возможно, — согласился Пертурабо. — Но иногда, если хочешь совершенно недвусмысленно выразить свое мнение, без жестокости не обойтись.


Небо над жилыми башнями Аттара[58] терзали сталкивающиеся магнитные бури. Агрессивное солнечное излучение сдирало атмосферную оболочку планеты, превращая ночную высь в искристый круговорот отраженного света «полярных сияний» и клубящихся грозовых облаков. На город изливалось апокалиптически яркое, искаженное сияние звезд.

Ведущие из Аттара шоссе и магистрали для грузоперевозок были забиты транспортом всевозможных видов, на котором местные жители бежали в Калэну. За проведение эвакуации отвечала Губернаторская стража Конрада Варги, но ввиду ее поразительно неэффективных действий на всех дорогах и трассах образовались пробки в десятки километров длиной. Провосты Механикум пытались разблокировать движение, однако им требовалось время, а его у граждан не осталось.

Молнии вновь и вновь разили Аттар пламенными копьями; промышленные районы уже превратились в пылающий ад, окутанный ядовитыми испарениями прометия.

— Прекрасно, не правда ли? — спросил магос Танкорикс, наблюдая за смертью города с севера, из кольца безопасности, образованного эскадроном глянцевито-красных «Триаров»[59].

Майор Антон Орлов удержался от резкой отповеди и вздохнул, стараясь успокоиться. Воздух смердел фуцелином, пластиком и горящим на складах топливом. Злиться на адепта Механикум за полное равнодушие к беде аттарцев или ждать от техножреца проявления эмоций было бессмысленно. Безразличный к страданиям и потерям людей, тот всецело погрузился в исследование аномального перерождения их планеты.

Поэтому Антон сказал только:

— Мне сложно назвать «прекрасным» нечто, уничтожающее мой мир.

— Разумеется, неизбежная гибель Моргенштерна прискорбна, — отозвался Танкорикс, не отводя взгляда от развернутого комплекса рабочих станций, встроенных в корпус «Триара». — Но это, майор Орлов, не отменяет ни эстетической привлекательности бури, ни важности сведений, что помогут нам более точно предсказывать погодные явления.

Магос был аугментирован менее обширно, чем многие из его братьев, — по крайней мере внешне. Изменения не затронули его лицо, и только затылок представлял собой луковичный купол с мнемоническими имплантатами, когнитивными ускорителями и трубками охлаждения.

Впрочем, после каждой беседы с ним Антон укреплялся во мнении, что человечность адепта — всего лишь завеса, маска для общения с неулучшенными смертными. В теле Танкорикса билось машинное сердце, а разум в страшном разрушении находил красоту.

Орлов знал, что спорить с техножрецом бессмысленно, но все равно продолжал:

— Раньше Аттар процветал, в нем торговали дарами моря со всего Моргенштерна. — Антон показал на открытый всем ветрам скалистый мыс, что вдавался в залив. — Я вырос вон там. В юности любил по ночам оттуда смотреть за прибывающими кораблями. Меня очаровывали воздушные буксиры, тянувшие их в гавань. На носах у них сияли прожекторы и габаритные огни, и я обычно представлял, что это звездолеты, а я парю в пустоте, совершенно одинокий и свободный. Когда записался в Красные Драконы, то скучал по таким зрелищам и всякий раз, будучи в увольнительной, приходил сюда и наблюдал за движением судов в обе стороны. Они успокаивали меня, я ощущал сопричастность всему этому; мне казалось, что, пока корабли приплывают и отплывают, все будет хорошо… вы понимаете?

Орлов повернулся к Танкориксу, но магос сосредоточенно изучал потоки данных, которые прокручивались на бессчетных инфопланшетах «Триара».

Поняв, что собеседник глух к его проявлениям чувств, Антон перевел взгляд на береговую черту. Из-за далеких тектонических сдвигов и гидровулканических извержений ложе океана раскололось, и вода отступила на тысячи километров. За огнями пожаров, охвативших нижние ярусы города, Орлов увидел громадный портовый бассейн, что превратился в скопление высоких белых утесов. Морские комбайны, контейнеровозы и тяжелые транспорты, составлявшие некогда могучий флот Аттара, лежали на боку, словно выброшенные на сушу левиафаны.

— И теперь все ушло, — заключил он. — Навсегда.

— Имеются другие миры, похожие на ваш, — заметил техножрец, озадаченно следя за стрелкой, которая металась на экране заключенного в бронзовую оправу планшета. Танкорикс постучал по стеклу металлическим пальцем. Стрелка не успокоилась, к ее лихорадочному танцу присоединились другие.

— Но этот был моим, — возразил Антон, — и я буду оплакивать его.

Адепт не ответил — он изучал раздражающее поведение приборов. Орлов увидел, как у Танкорикса округлились глаза, что в случае магоса означало пораженный возглас.

— В чем дело? — спросил офицер.

— Данные об интенсивности толчков, — пояснил Танкорикс. — Вне диапазона измерения моей аппаратуры.

— Что это значит?

— Предполагается наступление сейсмического события катастрофической силы.

— Сейсмического события — то есть землетрясения?

— Да, майор Орлов, землетрясения, — подтвердил техножрец. — Беспрецедентной мощности, с эпицентром всего лишь в паре километров отсюда. Омниссия, сохрани нас…

Антон ощутил во рту привкус кислой желчи.

— Когда?

— Сейчас, — отозвался Танкорикс в тот же миг, как почва содрогнулась от скрежета скал и треска утесов, а в воздухе завибрировала монотонная басовитая нота.

Мыс, с которого Орлов наблюдал за прибытием и отбытием кораблей, рассыпался грохочущим камнепадом. В морском ложе возник широкий разлом, и геенна огненная поглотила горящие районы Аттара.

Моргенштерн расправил плечи.

Категория 9: Катастрофа [Крупномасштабная, продолжительная, на множестве населенных территорий]

4 Руины/Чернокнижие/Предатели

Последний раз Магнус видел такое разорение на Терре.

Многие области Тронного мира до сих пор лежали в развалинах, десятки его цивилизаций были уничтожены оружием, способным раскалывать континенты, а надежные структуры Империума еще только создавались. Когда примарх вернулся к отцу, восстановление шло полным ходом, но значительная часть населения еще не почувствовала улучшений от всепланетных трудов Императора, хотя Объединение состоялось очень давно.

То был глобальный гуманитарный кризис, однако в ответ на него приняли все необходимые меры.

Жителям Аттара такой помощи ждать не приходилось. Город напоминал сцену, рожденную воображением кого-то из драматургов древности: нижайший круг жуткого царства пыток, куда попадали проклятые.

Невиданная, ужасная ночь снизошла на охваченный пожаром Аттар — солнце исчезло с неба, застланного смолисто-черным дымом. Из бездонного провала, что расколол пересохший залив, поднимались языки пламени, перекинувшегося на склады с прометием. Кроваво-красное зарево освещало руины. Жилблоки, рухнувшие, подобно детским постройкам из кубиков, упали друг на друга и образовали гротескные башни из пласкрита и стали.

Шесть «Грозовых птиц» приземлились на окраине, хотя высадившимся легионерам сложно было поверить, что раньше здесь находился город. От него остались только запутанные тропки между скрипящих остовов зданий — ненадежных, деформированных каркасов и груд обломков, зависших в неустойчивом равновесии.

Ступив на землю, Магнус сдавленно всхлипнул. Аура катастрофы таких масштабов сминала психическую защиту примарха.

«Какие потери. Какой кошмар».

— Сколь многие погибли — и сколь быстро, — произнес он, обуреваемый слишком глубокими чувствами. О, как ему хотелось исправить то, что произошло в Аттаре: исцелить раны, восстановить разрушенное!

Воины Тысячи Сынов построились вокруг примарха, и Магнус постарался закрыть их от пси-натиска страха и горя, переживаемых жителями города.

— Как мы вообще проберемся через это? — спросил Т’Кар, изумленно глядя на сокрушенный Аттар. — Все наши карты бесполезны. От прежних городских улиц ничего не осталось.

— Нам не нужны карты! — резко бросил примарх. — Положитесь на свое чутье Корвидов и эфирное зрение. Скоро прибудут челноки медиков, так что рассредоточьтесь и найдите как можно больше людей.

В небе с ревом пронеслась вторая волна «Грозовых птиц», на их корпусах цвета железа виднелись характерные сигнальные полосы IV легиона. Эти десантные корабли были переделаны в надежные транспорты для перевозки стройматериалов. За ними следовала стая толстопузых грузовых судов Механикум с полными трюмами техники для подъема тяжелых обломков, разбора завалов и прохождения туннелей.

Магнус выдержал настоящую битву с Пертурабо, чтобы убедить того направить несколько челноков на помощь Аттару. Брат утверждал, что они нужнее беженцам, уже добравшимся до Калэны. Подтекст был ясен: чем больше людей здесь погибнет, тем точнее сойдется безжалостный баланс, заложенный в график эвакуации. Железный Владыка рассчитал, что в процессе будет потеряно множество жизней, и прогноз сбывался со зловещей точностью.

Циклоп почти возненавидел его в тот момент и впервые в жизни готов был ударить. Но затем успокоился и нехотя признал необходимость таких бездушных вычислений. Правда, он по-прежнему не желал просто вычеркивать аттарцев из бытия, как строчку расходов в сводном отчете жизни и смерти.

Именно тогда он увидел свой шанс — имя в потоках данных, что поступали со станции наблюдения магоса Танкорикса, находившейся сразу за городской чертой. Услышав его, Пертурабо наконец согласился на спасательную экспедицию.

— Вперед, — велел Магнус. — Разрешаю вам использовать свои дары для помощи Железным Воинам.

— Разумно ли это, мой господин? — спросил Фозис. — Они уже… ворчат о наших способностях.

— Не прекословь, — отрезал примарх. — Я не допущу, чтобы люди умерли из-за нашей скрытности. Теперь иди!

Т’Кар кивнул.

Магнус повернулся и зашагал прочь.

— Куда вы уходите, мой господин? — спросил ему в спину Фозис.

— Искать Конрада Варгу.

— Биодатчик планетарного губернатора не функционирует, — заметил Т’Кар. — Скорее всего, он мертв.

— Он жив, — возразил примарх. — Я знаю это.

— В любом случае, как вы найдете его в таком лабиринте?

— О, сколь мало тебе известно обо мне, — сказал Магнус. — Поверь, сын мой, — я отыщу Варгу, где бы он ни был.


Пыль удушливой завесой клубилась над землей, покрывая все вокруг белесым слоем и укутывая мертвецов пепельными саванами. Примарх, чье уникальное зрение и без того превосходило возможности большинства смертных, добавил к нему восприятие тонов пси-колебаний и быстро преодолевал руины, используя все свои таланты для поиска верного пути.

Вдали тревожно завывали сирены, словно оплакивая разрушенный город. Каменная кладка скрежетала, раскалываясь; с пронзительным скрипом изгибалась и ломалась стальная арматура. Залитые кровью выжившие бродили среди развалин своих домов, напрасно зовя по именам любимых и близких.

Аттар стонал на все голоса.

По ущельям, образованным рухнувшими зданиями, разносились крики раненых, но их было слишком мало. Город погиб так стремительно, что большинство жителей перед смертью даже не успели осознать происходящего.

Конрад Варга был местным уроженцем — редкий случай для губернаторов планет, приведенных к Согласию. Жители мира помнили Старую Землю, и Конрад радостно встретил прибывшие имперские силы. Его рвение так впечатлило командиров экспедиционного флота и посланников Терры, что они сочли разумным оставить Варгу на посту правителя Моргенштерна.

Его смерть не вышло бы просто так записать в расходную часть.

Хотя Магнус лишь однажды виделся с губернатором, он уже отыскал след. Ментальный оттиск сознания был таким же неповторимым, как структура ДНК или отпечатки пальцев. Больше того, двух одинаковых разумов в мире просто не существовало — даже у генетических клонов.

Поэтому примарху хватило и минувшего краткого знакомства.

Он задержался в тени обвалившейся постройки — возможно, торгового центра. Здание опасно накренилось, его фасад смялся, как мокрый пергамент. Землю вокруг него усыпали осколки стекла и мелкие обломки кладки, разбившейся при падении с крыши.

— Ты еще жив, — произнес Магнус. — Я не сомневаюсь.

Примарх по большому счету не солгал Т’Кару. Он не знал точно, жив сейчас Конрад Варга или нет, но при первой их встрече Магнуса посетило краткое видение грязного и плачущего губернатора на борту легионного транспорта, несущегося под огненной бурей.

Разумеется, это ничего не гарантировало. Видениям нельзя было полностью доверять, поскольку дороги в будущее разветвлялись и расходились так часто и непредсказуемо, что оно неизбежно изменялось. Впрочем, примарх счел тот образ достаточно убедительным, чтобы решиться на спасательную операцию в Аттаре.

Движением мысли Магнус отделил свое тонкое тело от плоти, и оно поплыло свободно, окруженное нимбом ослепительного серебристого света. В тот же миг вопли мыслеформ тысяч людей пронзили его сознание, будто раскаленные ножи. Он не имел возможности заглушить их, да и не стал бы так поступать. Самое меньшее, что Магнус мог сделать для горожан, — отчасти разделить их боль.

Руины дрожали от ментального воя мертвых и умирающих. Аттар стал пустошью духов, безвременно вырванных из тел. Страдание заливало его разоренные улицы, становясь гимном боли, который бился в стену между мирами и призывал тех, кто обитал вовне.

Примарх вознесся над городом; теперь, когда его зрение не было ограничено клетью из костей и плоти, он мог видеть и дальше, и глубже. Катастрофа Аттара открылась Магнусу во всем ее исполинском масштабе. Там, где совсем недавно был процветающий порт, простиралось безлюдье, засыпанное осколками стекла и камня.

— Как же непрочны все наши достижения, — произнес он, — если их можно смести с лица земли в мгновение ока.

Эфирный мир оказался густонаселенным: незримые ветры несли по городу тысячи призраков, очерченных красными линиями, — души погибших, заблудившиеся в прежде знакомом им месте. Примарх закрылся от их страха и смятения. Он ничем не мог помочь фантомам, эмпиреи уже поглощали их энергию.

На жуткой панораме гибели, среди какофонии страданий мерцали яркие пятнышки живых людей — огоньки свечей, слишком кратко озаривших тьму. Отринув скорбь, Магнус начал выискивать во мраке нужную искорку.

Он представил ментальные узоры, которые воспринял при знакомстве с Варгой. Примарх умел моментально считывать мысли смертных, но обычно воздерживался от этого, уважая их личную жизнь. Кроме того, в головах людей скапливалось чересчур много незначительной и неинтересной чепухи.

Хотя имплантированный Конраду биодатчик не действовал, разум губернатора ровно светился в центре Аттара. Магнус устремился туда, проносясь мимо жилых блоков, которые сложились в пожаре, подобно картонным коробкам, и над пылающими ложбинами, где раньше цвели парки.

Сыны его легиона, что пробирались через город, казались примарху огненными гейзерами психической мощи. Используя свои таланты, они плавили сталь, поднимали невероятные тяжести и исцеляли раненых. Вне города Железные Воины — окрашенные серым души четких очертаний — разбирались со страшным затором, созданным бойцами Варги: расширяли магистрали, оттаскивали остовы машин, восстанавливали движение в Калэну.

Спасти удастся лишь немногих жителей Аттара, но разве сможет кто-то из легионеров простить себя, если отвернется от пострадавших лишь потому, что их слишком мало?

Отбросив эту мысль, он продолжил полет к жизненному свету Варги. Наконец отыскав Конрада, примарх увидел, что тот заперт внутри перевернутого «Носорога». Корпус БТР был частично раздавлен упавшей стеной литейного цеха. Экипаж погиб, но Варга выжил; от боли и досады аура губернатора выглядела зазубренной.

Хорошо запомнив место, Магнус поспешил вернуться в физическое тело, ждавшее под прикрытием кин-щита в тени торгового центра. Снова ощутив тяжесть плоти, примарх вздохнул.

Как прекрасно было бы вечно существовать в обличье из исполненного силы света, не нуждаясь в телесной оболочке! Но какой эволюционный процесс или акт метаморфозы необходим, чтобы подняться к столь изящной форме бытия?

Сейчас не время для таких вопросов.

Возможно, закончив с эвакуацией Моргенштерна, он созовет симпозиум по данной теме.


Почти ничто не указывало на то, что здесь когда-то стоял первый город планеты. Небо сияло необычной чистотой, воздух был неподвижен; царила тишина, редкая для мира, рвущего себя на куски изнутри. Из каждого уголка Моргенштерна поступали все более грозные доклады о катастрофических изменениях климата, землетрясениях континентального масштаба и сверхмощных магнагрозах, выжигавших почву до коренной породы.

То, что сейчас Атхарва находится именно там, где еще недавно видел выходящего из бури Магнуса, подтверждали только данные на визоре.

Жаррукин практически исчез, стихия выжгла все вокруг — тщательнее, чем древние завоеватели, посыпавшие земли своих врагов солью. Стены могучих зданий исчезли, рассеялись пылью на ветру, как наследие павшей империи.

Осталась лишь холмистая пустошь, заваленная кусками пласкрита, явно упавшими с огромной высоты. Искореженные балки торчали из обнажившихся фундаментов, будто побеги папоротника-орляка.

— Все погибло, — сказала Нико Ашкали, зачерпнув горсть измельченных останков города. — Все — прах.

— Что?

— Я говорю, ничего не осталось. — Хранитель выпрямилась, отряхнула руки и глянула через плечо на одинокий транспорт, утонувший в пепле. Раскуроченная «Грозовая птица», пожалуй, уже мало соответствовала своему имени — от нее остался лишь жалкий каркас. — Не понимаю, зачем мы здесь. Разве твои воины не должны помогать с эвакуацией?

— Меня всегда волновал этот философский вопрос, — заметил Хатхор Маат, подходя к Атхарве и окидывая взглядом безлюдный, заброшенный край. — Зачем мы здесь?

Библиарий скрыл раздражение от неуместной шутки. Прежде он не служил с Хатхором, однако прочел в его ауре Павонида, что по самодовольству воин превосходит многих из своего напыщенного братства.

Кроме Атхарвы и Маата на задание были отправлены еще четверо легионеров, из разных отделений и рот, чтобы надежнее скрыть отсутствие бойцов. От всего этого несло махинациями, а библиарий их ненавидел.

Но распоряжение исходило непосредственно от примарх а.

Перед самым отбытием в Аттар Магнус дал Атхарве особое поручение:

— Вернись в Жаррукин.

— Жаррукин? — переспросил тогда библиарий. — Он разрушен. От города ничего не осталось.

Примарх покачал головой, и его пронзительный взгляд заставил Атхарву встревожиться.

— Ты ошибаешься. Я знаю, там еще есть что спасать.

— Буря наверняка совершенно уничтожила руины.

— Но не то, что лежит под ними, — возразил Магнус. — В тот раз мне не хватило времени, но теперь ты найдешь это.

— Что именно мне искать?

Циклоп помедлил, словно обращаясь к глубинам своей памяти.

— Ищи знак в виде наконечника стрелы, окруженного перьями, — наконец ответил примарх. — Он направит тебя.

— Что это значит?

Магнус широко улыбнулся, и Атхарва невольно ответил тем же.

— Не знаю, сын мой, но ты отыщешь нечто удивительное. Честно говоря, я завидую тебе.

Даже после такого обещания библиарию до сих пор казалось, что они поступают неправильно и возвращение в Жаррукин повлечет тяжкие последствия. Атхарва не понимал, говорит в нем чутье Корвида или чувство вины за то, что он находится здесь, а не помогает беженцам.

Неопределенность беспокоила псайкера.

Он подавил назойливое ощущение тревоги и зашагал через пугающе тихие руины, изучая расколотые фундаменты и обрубки колонн и составляя в уме карту исчезнувшего города.

— Рассредоточиться, — скомандовал он. — Искать все, что может сойти за наконечник стрелы.

— Зачем? — поинтересовался Хатхор Маат.

— Он укажет нам дорогу, — объяснил библиарий. — К делу! Если найдете подходящий по описанию знак, немедленно докладывайте.

Поделив заполненное развалинами пространство между собой, воины отправились на поиски, смысла которых не понимали. Атхарва, проводив их взглядом, обернулся к женщине.

— Хранитель Ашкали…

— Нико.

— Я забыл, извините. Скажите, изображение наконечника стрелы в круге из перьев имеет какое-либо культурное или символическое значение на Моргенштерне?

— Возможно. — Наклонившись, Ашкали нарисовала пальцем в пыли круг и пятью резкими росчерками вписала в него звезду. — Итак, что ты здесь видишь? — спросила она.

— Планетарное обозначение Моргенштерна.

Женщина стерла левый и правый лучи звезды.

— Чуть больше тридцати лет назад некие агропоселенцы обнаружили в гротах Лавея[50] артефакты, относящиеся к эпохе до Долгой Ночи.

— Какие именно?

— Барахло, честно говоря. — Вспоминая, хранитель постукивала себя пальцем по губе. — Частично сгнившую ткань — вероятно, обрывки мундиров, — куски металла и обломки механизмов. Лучше всего сохранился объект, похожий на шлем.

— Воинский?

— По-моему, нет. Кажется, простой герметичный шлем от пустотного скафандра. Вот, сейчас покажу.

Атхарва наклонился к Ашкали, которая достала из набедренной сумки инфопланшет, связалась с архивной базой данных и начала прокручивать зернистые снимки.

— Где же ты?.. — бормотала она, листая пикты распадающихся реликвий, извлеченных из почвы Моргенштерна. — Ага, попался.

Ввиду атмосферных помех на канале качество изображения было скверным, но при взгляде на зернистую картинку библиарий ощутил дрожь узнавания.

Шлем, когда-то ярко-желтый, выцвел от старости и повреждений. Но над треснувшим визором сохранилась нарисованная эмблема — блеклая, зато отчетливая треугольная стрела в стилизованном лавровом венке[61], который легко было принять за перья.

— Как утверждают некоторые старейшие поселенцы, именно это — оригинальное обозначение Моргенштерна, а два луча звезды добавили позже, — сообщила хранитель.

— Весьма вероятно, что они правы.

— Тебе известен этот символ?

— Да, один из вариантов.

— И где ты видел его? На Терре?

— Да. После разгрома восточных этнархов Тысяча Сынов прошла по усыпанной пеплом земле Драконьих Народов, изучая и сохраняя остатки древней истории и культуры того края. Проигравшие сжигали себя, поэтому многое погибло, но в развалинах Ба-Шу[62] мы отыскали разрушенную военную базу, где хранились ракеты с атомными боеголовками. Оказалось, впрочем, что изначально ее использовали для запуска трансорбитальных кораблей — возможно, первых из покинувших Солнечную систему. Кое-где на стенах мы видели потускневшие эмблемы, схожие с этим знаком.

— Ясно, — отозвалась Ашкали. — Но почему ты велел своим воинам искать такой символ?

— Мне сказали, что он направит нас.

— Направит куда?

— Не знаю, — признался Атхарва. — Мой примарх считает, что Жаррукин еще не раскрыл своих тайн. Наконечник укажет нам верный путь.

Едва договорив, он почувствовал вспышку эмоций Хатхора Маата. Используя дар Павонида, тот передал соратнику частицу своего неописуемого восторга. Библиарий поднялся к четвертому Исчислению, чтобы сдержать волнение здравомыслием.

+Атхарва, ты должен это увидеть…+

+ О чем речь? Что ты нашел?+

+Лучше иди сюда и сам посмотри.+


О чем-то догадавшись по выражению его лица, хранитель вопросительно наклонила голову:

— В чем дело?

— Братья что-то отыскали, — пояснил библиарий.

Они направились через мертвый город к развалинам огромного депо, где с легкостью мог бы разместиться бронетанковый полк. Крышу постройки унесло бурей, уцелели только нижние блоки армированных стен.

Хатхор Маат ждал их, стоя на краю шахты, похожей на часть подъемного механизма для доставки боевых машин из подземного ангара. Он повернулся им навстречу; его аура ярко сияла зеленым, золотым и синим.

— Что это такое? — спросил библиарий, пока они с Ашкали пробирались через обломки.

Маат просто указал вниз.

Подойдя к нему, Атхарва заглянул в шахту.

На сотни метров уходили в глубину голые пласкритовые стены. Кое-где на них еще держались искореженные фрагменты металлической лестницы. Мерцали треснувшие люмен-шары — очевидно, внизу еще действовал источник питания.

На дне шахты виднелась округлая крыша объекта, склепанного из некрашеных железных пластин. Поверхность металла проржавела за сотни или тысячи лет под землей, но в центре ее поблескивал люк с иллюминатором из бронестекла.

— Это же… — начала хранитель.

— Обшивка звездолета! — воскликнул Хатхор Маат.

— И очень непростого звездолета, — добавил Атхарва, разглядев на запертом люке эмблему с древнего шлема.

— Что ты имеешь в виду? — не поняла Ашкали.

— Мы нашли терранский колониальный корабль.


Магнус мчался по руинам Аттара, словно хищник, учуявший добычу. Ориентиром ему служил психосвет Конрада Варги — ослепительное и жаркое сияние, к которому примарха тянуло, словно магнитом.

На всем протяжении его пути ему открывались картины мучений.

Тут и там он видел разбросанные среди обломков тела с раскинутыми руками, словно распростертыми в приветствии армагеддону; немногих выживших, слепо и ошеломленно блуждающих в развалинах; людей, которые, ползая на коленях, тщетно пытались разобрать завалы на месте своих домов. Всё это поистине напоминало «преисподнюю» из рассказов Русса — брат коснулся запретной темы, когда они вдвоем укрывались от скиамантических[63] молний в Белебее-Бугульминском нагорье.

Циклоп двигался быстро, его не задерживали ни исполинские груды битого камня, которые часами будут разбирать когорты грузовых сервиторов, ни пожары, питавшиеся бесконечными запасами прометия. Исполненный силы Великого Океана, примарх сметал обломки с пути, превращая сталь в туман, а громадные языки огня — в струи ледяного дождя.

Словно осиянное светом божество, Магнус преодолевал сокрушенный город, прожигая себе дорогу через разорение.

И за ним, как за любым высшим существом, следовали люди.

Одни просто хотели выбраться из опасных мест, другие видели в нем мага или волшебника. Но многие сочли примарх а избавителем, облаченным в доспехи воинственным богом, явившимся вывести их из кошмара.

Они, рыдая и спотыкаясь, брели за Магнусом поодиночке и группками, следуя тому пути, что примарх оставлял за собой. То, что он заходил все глубже в Аттар, едва ли что-то для них значило — он двигался целеустремленно и излучал таинственный свет. Сам же он не отгонял горожан: сопровождая его, они имели больше шансов уцелеть.

Больше сотни отчаявшихся, залитых кровью и обезумевших от горя людей брели вслед за ним, когда он наконец достиг источника ментальных сигналов Конрада Варги. Из толпы оборванных людей то и дело раздавались мольбы найти их любимых, извлечь детей из-под завалов, воскресить мужей или жен, как-нибудь обратить вспять катастрофу, поглотившую Аттар. И с каждым новым всплеском горя за спиной Циклоп клялся себе, что избороздит глубины Великого Океана ради того, чтобы поводы для таких криков больше не возникали.

Перед ним дымился придавленный «Носорог» со смятым, но не пробитым красным корпусом. Машина стояла в центре изрытой воронками мостовой, наполовину погрузившись в растекающийся пруд мазута и прометия, которые текли из резервуаров очистительного завода. Жидкость переливалась всеми цветами радуги.

Рванувшись вперед, Магнус вобрал силу варпа и заморозил огнеопасную смесь. Пока инеевые узоры заползали на борта «Носорога», примарх изменил химический состав воздуха рядом с БТР — удалил кислород, чтобы случайные искры не воспламенили горючие пары.

Аккуратно оттеснив стенающих горожан кин-барьером, он руками вырвал из корпуса бронемашины и отшвырнул прочь кусок металла. Внутри «Носорог» был залит кровью.

Экипаж погиб от удара, тела бойцов разорвались на куски, налетев на твердые поверхности в момент переворота.

Выжил только Варга, который сидел в хвостовой части, относительно защищенной блоком двигателя. Губернатор, крепкий мужчина с патрицианским профилем и широкими плечами — очевидно, его предкам удачно подобрали пару, — распростерся возле чудом уцелевшей вокс-станции. Его раздробленные ноги были зажаты разбитым приводным механизмом.

Повинуясь замысловатым пассам Магнуса, груда металла разделилась на составляющие элементы. Сотни шестерней, трансмиссий, валов и панелей поднялись в воздух и рассыпались; потратив лишь малую толику энергии, примарх целиком разобрал механизм.

Как только ноги Конрада освободились, ему стало хуже. Из разорванной плоти хлынула кровь, Варга хотел закричать, но не смог вздохнуть и только вытаращил глаза от невыносимой боли и нехватки кислорода. Пока Магнус вытаскивал губернатора наружу, тот злобно смотрел на примарха, словно считал его виновником своих мучений.

Увидев, как Циклоп спасает Конрада, горожане всей толпой рухнули на колени. Выжившие тянулись к Магнусу, пока он шел мимо них, держа мужчину на руках. В момент аварии бедренные кости Варги раскололись, как стеклянные, основание позвоночника было раздавлено в кашу, и сейчас его кровь заливала примарху грудь. Повелитель Сынов направил свою силу в изуродованную плоть губернатора.

Эфирная энергия заструилась по телу Конрада, сшивая разорванные сосуды, возрождая нервную ткань и соединяя крошечные обломки костей. Как только болевые импульсы достигли мозга, Варга заорал, заглушая треск восстанавливающихся суставов.

Мука оказалась непереносимой. Глаза правителя закатились, и он потерял сознание. Магнус кивнул: он чувствовал, как успокаивается аура смертного, а кожа быстро затягивает раны, из которых еще несколько мгновений назад торчали сломанные кости.

Примарх обернулся, услышав рычание особо мощных двигателей боевых машин. Стена битого камня, что перегораживала мостовую, рухнула под натиском исполинского сверхтяжелого танка с бульдозерным отвалом, применявшимся в осадных работах.

«Гибельный клинок», передвижная боевая крепость, оснащенная одними из самых смертоносных человеческих изобретений.

Обрушив завал на улицу, громадина расчистила путь для менее крупной бронетехники — смешанного отряда из «Носорогов», «Химер» и «Леманов Руссов» типа «Палач» в цветах Красных Драконов. Магнус одобрительно кивнул: по крайней мере, появился транспорт для вывоза людей, что собрались вокруг него.

Сверхтяжелый танк с разворотом остановился, в его башне открылся люк. Оттуда выглянул боец в униформе из кожи и парусины, визор шлема и дыхательная маска скрывали черты лица. На лацкане золотился значок — вписанная в круг звезда, символ Моргенштерна. Примарху показалось важным то, как повернута эмблема, хотя он не понимал, в чем именно дело.

— Подгоните машины ближе, — велел Магнус. — Здесь выжившие, нужно переправить их в безопасное место.

— А это губернатор Варга? — глухо спросил танкист из-под маски.

— Да, но его я вынесу лично. Опустите аппарели и помогите людям разместиться.

Солдат коснулся рукой боковины шлема и кивнул в ответ на какой-то неслышимый приказ. Нырнув внутрь «Гибельного клинка», он захлопнул за собой крышку люка.

Через несколько секунд бронетехника открыла огонь.

5 Упоение/Слава Шайтану/Что вы наделали?

Над головой у Аримана висела целая флотилия буксиров, и системы брони сбоили из-за перекрывающихся репульсорных полей. Выпустив воздух через горжет, легионер уменьшил давление в шлеме.

Сорок большегрузных тягачей, состоявших, по сути, только из кабины управления с пилотом-сервитором и сверхмощного гравидвигателя, напоминали гончих псов на привязи. Они готовились потянуть в небо восхитительную громаду «Люкс ферем», как только его трюмы целиком заполнят беженцы. Затем невообразимый вес исполинского транспортника ляжет на его собственные ускорители, буксиры отстыкуются и вернутся в космопорт.

К обширным, словно пещеры, посадочным отсекам корабля вели колоссальные пандусы, по которым шагали в брюхо гиганта тысячи людей. Все свои пожитки они тащили на спине, и каждый из них оборачивался, бросая прощальный взгляд на обреченный родной мир.

— Загружается последняя группа, — сообщил Форрикс, сверившись с инфопланшетом, заполненным именами и цифрами.

— Сводный баланс выживания, — заметил Ариман. — Те, кто спасутся, в последующие десятилетия будут с любовью рассказывать истории о потерянном доме.

— Везунчики, — отозвался Кимодор. — Им посчастливилось оказаться в нужной части уравнения.

Окинув мысленным взором беженцев, которых, подобно скоту, заводили в трюмы, Азек усомнился, что хоть один из них считает себя везунчиком, но воздержался от замечаний.

— Для Четвертого все упирается в цифры, не так ли?

— Разумеется, — согласился Форрикс. — Любой глупец знает, что войны выигрываются благодаря превосходству в логистике, планировании и анализе рисков.

— А как же отвага? Как же честь и самоотверженность? Разве они не нужны для триумфа в войне?

— Отчасти, — допустил Кидомор. — Но они гораздо менее значимы, чем ты думаешь. Даже величайший боец легиона не сможет стрелять из болтера без снарядов. Самый могучий сверхтяжелый танк не сможет давить врагов без океанов топлива, самое крупнокалиберное орудие не сможет бомбардировать укрепления без непрерывного подвоза боеприпасов. Долг любого Железного Воина — победить как можно быстрее и эффективнее.

— Я понимаю, что ты прав, но мне кажется ошибочным сводить войну к цифрам и уравнениям. Когда солдаты для тебя всего лишь числа, легче забыть, что каждый из них — живой человек. Да, так можно планировать сражения, но не биться в них.

— Все вы сентиментальны, Азек. — Слова Форрикса прозвучали как предупреждение. — Надеюсь, вам никогда не встретится противник вроде моего легиона. Это может скверно для вас закончиться.

Ариман испытал отвращение при одной мысли о войне с братьями-легионерами. А то, что Кидомор размышлял на эту тему, многое говорило о мировоззрении Четвертого. Интересно, о чем же рассуждали Железные Воины в своем кругу?

Выбросив из головы мерзостную картину родичей, обративших оружие друг против друга, Азек постарался забыть неприятно логичные доводы Форрикса. Мимо по-прежнему брели беженцы с застывшими лицами.

— Безысходность окутывает их саваном.

— Неудивительно, — сказал Форрикс. — Приходят все новые доклады о беспорядочных атаках на улицах. Участились вспышки насилия за пределами города и на трассах.

— Мы ничего больше не можем сделать для защиты этих людей?

— Можем, но какой ценой?

— Очевидно, любой?

— Азек, ты забыл о нашей гонке со временем, — указал Кидомор. — Если усилить проверки на городской черте, меньше жителей успеют спастись с планеты. Если вообще убрать охрану, до кораблей доберется больше беженцев, но возрастет риск просачивания злоумышленников. Владыка Пертурабо рассчитал оптимальный баланс между скоростью прохождения внешних кордонов и угрозой проникновения неприятелей. Вот и все.

Ариман снова понял, что Форрикс прав, но ему претила идея о бездушном вычислении шансов отдельной личности на выживание. Правда, члены недавно созданного в XV легионе Ордена Погибели также восхищались цифрами, но в аспекте их космологической значимости.

Здесь все было иначе.

Здесь числа служили холодной, логичной, грубой арифметике смерти.

— Но вы можете ускорить процесс, верно? — спросил Кидомор, и Азек даже без предвидения догадался, о чем пойдет речь. — У твоих братьев есть… способности. Что, если вы заглянете в мысли людей и определите, у кого из них враждебные намерения?

Сын Магнуса покачал головой.

Ты даже не представляешь, насколько это сложно.

— Но я же видел, ты что-то ощутил перед тем, как шайка того безумца атаковала толпу на проспекте Небосводов.

— Это другое дело.

— То есть?

— У пророка были чудовищно яркие эмоции, он выделялся на общем фоне, как маяк в ясную ночь.

— Значит, ты не способен это сделать?

— Способен, но мне будет сложнее, чем тебе кажется.

— Но ты умеешь?

— Да.

— Покажи, — кивнул Форрикс в сторону беженцев.

Азек осознал, что без демонстрации ему не обойтись.

Железный Воин явно считал их способности не плодами многолетнего обучения и тренировок, а чем-то вроде домашних фокусов.

— Что ж, ладно, — смирился Ариман, направляя разум в Исчисления.

Он был не до конца честен с Кидомором. Чтение мыслей не вызывало особых затруднений, но Тысяча Сынов пока не хотела раскрывать весь диапазон своих талантов. Многие из тех, кто их окружал, испытывали чисто человеческий страх перед неизвестным, и легионеры не были исключением. ПоэтомуМагнус еще не решил, когда его отпрыскам придет время выйти на свет.

Замедлив дыхание, Азек погрузился в болото смятенных, запутанных мыслей смертных. На его ментальную защиту обрушилась волна беспрерывных внутренних монологов — впрочем, устоять перед ней было довольно просто: «думы» людей чем-то напоминали раздражающее тявканье о базовых желаниях и нуждах. Им не хватало ясности, которую развивали только практики Просперо.

Разум Форрикса выглядел как одинокая несокрушимая скала посреди бурного моря, недоступная и неприкасаемая. Ариману захотелось коснуться сознания Кидомора, но он поборол искушение, понимая, что увидит лишь твердые грани уверенности и целеустремленности, непоколебимой верности долгу и нерассуждающей покорности примарху.

«Благословлен ум, слишком малый для сомнений», — решил Азек.

И тут же устыдился недостойной мысли. Форрикс был воином великой доблести и чести, легионером, рядом с которым Ариман хотел бы сражаться в пламени последней эпической битвы.

Кроме того, Азеку казалось, что они с Кидомором становятся друзьями. Вначале это удивляло псайкера, однако затем он вспомнил о Магнусе и Пертурабо.

Быть может, он и Форрикс неосознанно воспроизводили отношения своих примархов? Неужели поступки генетических прародителей так значительно влияли на их детей, что те невольно следовали примеру старших? Пожалуй, если утрировать такие соображения, получится интригующая тема для этической дискуссии.

К примеру, если Магнус начнет совершать морально небезупречные деяния, сохранят ли некоторые из его отпрысков слепую верность ему? Или так поступят все?

«Включая меня?»

Эта мысль Аримана словно бы стала ключом к некому адскому замку на двери в будущее. Его чутье Корвида резко пробудилось, и, запрокинув голову, объятый ужасом воин уставился в небо. Глаза ему застлала красная пелена мучительной боли, кровавое затмение из грядущих времен.

Языки пламени до самого горизонта.

Мир, охваченный огнем.

В его сиянии извиваются силуэты — легионеры в цветах Железных Воинов, необъяснимо живые, страдающие от бесконечной пытки. Среди них Форрикс, его кожа обуглена, плоть стекает с костей, будто воск, очередь снарядов рвет тело на куски.

Он кричит от страданий, что будут длиться вечно.

Какая-то титаническая, совершенно непознаваемая громада нависает над своими горящими владениями и хохочет — визгливо, жестоко, нечеловечески. В небе вспыхивает металлический блеск тысячи падающих клинков. Низвергается поток жидкого огня, и горы растекаются от жара.

Планета вздрагивает под немыслимо могучим ударом.

Обрушивается молот богов.

Толчок словно бы выбросил Азека в реальность; он вскрикнул, почти ничего не видя из-за жуткого головокружения, и почувствовал, что падает, но Железный Воин поймал его и помог опуститься на колени. Аура Кидомора пылала готовностью к схватке.

— Что ты увидел? — требовательно спросил Форрикс. — Явную угрозу?

Псайкер хотел ответить, но буквально онемел от ужасного зрелища. Он готов был рыдать, рвать на себе волосы и проклинать человеческую глупость.

— Я узрел твою смерть. Я узрел разрушение этого места, — наконец выговорил Азек, опираясь ладонью о мостовую.

— Разрушение? Из-за чего?

— Не знаю. — Легионер Тысячи Сынов пытался замедлить бешеное сердцебиение. — Но в моем видении была не природная, а рукотворная катастрофа.

— Рукотворная? То есть нападение?

Кивнув, Ариман поднял голову и заморгал. Пожирающее мир пламя из его эфирного прозрения угасло, перед ним снова была улица и медленно бредущие колонны беженцев.

— Я видел… Апокалипсис, воплощенный самими людьми.

— И когда случится этот конец света?

— Скоро.

— Когда именно «скоро»? — В воинственной ауре Кидомора полыхнула характерная для его легиона нетерпимость к неточностям.

— Непонятно, когда именно, — огрызнулся Азек.

Он услышал щелчок вокса Железного Воина — тот связывался с братьями. Ариман схватил его за руку.

— Постой… Те, кто обрушили огонь… Я прочел их мысли. В них не было ненависти, ни капли…

— Тогда кто же они? Безумцы?

Любопытные зеваки боязливо поглядывали на Азека. Он чувствовал, что беженцы встревожены видом упавшего легионера.

«Кто же из них?..»

— Своего рода, — отозвался Ариман, неловко поднимаясь на ноги. Воин повторял про себя Катехизис Мандалы, чтобы восстановить равновесие.

— О чем ты? — уточнил Кидомор.

— Они полны любви, — ответил Азек. — Они полны упоения.


Луч лазпушки поразил Магнуса чуть ниже сердца.

Примарха застигли врасплох, он не успел поднять кин-щит. Боль захлестнула его.

Разряд опалил Циклопа звездным жаром, окутав смрадными клубами испаренной плоти и крови. Он вдохнул алую дымку — взвесь, мгновение назад бывшую частью его тела.

Никогда прежде он не получал ранений по-настоящему.

Магнус позволял врагам бить и резать его, когда хотел показать сыновьям, что проливает кровь вместе с ними, но не более того. Чтобы лучше понимать чувства воинов, он выдерживал и нечто пострашнее выстрела из лазпушки, однако всегда держал ситуацию под контролем.

Лишь после того, как перегретый луч сжег его плоть, примарх осознал, насколько трусливо вел себя раньше.

Он выпустил Варгу из рук. Окружавшие их просители в панике разбегались, но крупнокалиберные орудия в спонсонах дали залп по толпе, почти мгновенно скосив два десятка людей и ранив еще несколько дюжин.

Красные Драконы истребляли собственный народ.

Гнев помог Магнусу опомниться, и он накрыл себя кин-щитом так же непринужденно, как люди плотнее закутываются в плащ на холодном ветру.

Второй разряд лазпушки отклонился перед ним, как световой луч на входе в воду. Движением мысли примарх выдернул из корпуса спонсонную установку. Разорванные силовые кабели заискрили дуговыми разрядами, борт «Гибельного клинка» охватило пламя.

Магнус ощутил восторг стрелка сверхтяжелого танка. В тот же миг, как укороченный ствол носового орудия изрыгнул огонь и дым, примарх выбросил руку вперед — и снаряд, летевший со скоростью полтора километра в секунду, повинуясь этому жесту, врезался в стену литейного цеха позади чернокнижника.

После взрыва уже ослабленная конструкция не выдержала, и здание с грохотом камнепада обвалилось. Примарх услышал крики гражданских, которые пытались укрыться от залпов предателей, но угодили под рухнувшую кладку. Он накрыл кин-щитами всех, до кого дотянулся, но спасти каждого было не в его силах.

Земля вздыбилась от повторного толчка на большой глубине, своротив немногочисленные уцелевшие строения. Вобрав силу сейсмического удара, Магнус охнул от боли целого мира в собственном теле. Он резко выставил руку вперед, и «Носорог» с дополнительной броней смялся, будто в хватке невидимого титана. Под визг металла и всполохи пламени БТР сложился в идеальный шар не больше метра в диаметре.

Примарх стиснул кулак и махнул рукой, используя невообразимо плотную массу железа как подвесной таран. Первым ударом Магнус расплющил другой «Носорог», вторым снес пару «Химер». Искореженные бронемашины взмыли над улицей и исчезли за утесами бывшей гавани.

Все новые пули и лазерные разряды врезались в Циклопа. Большую их часть отражал пси-заслон, однако некоторые снаряды царапали доспех, обдирали кожу, а в одном случае сдетонировали от удара о ребра.

Защита примарха распадалась лоскутами уплотненного воздуха. Он упал на колено; очередной выстрел, пришедшийся в плечо, развернул Магнуса и чуть не повалил на спину. По броне заструилась радужная кровь, пробоина над раной начала затягиваться.

Между остовов техники лавировал «Палач», намереваясь зайти с фланга. Танк разворачивал башню, пока орудия на его корпусе обстреливали укрывшихся беженцев.

«Гибельный клинок» двигался прямо на Повелителя Сынов.

Переехав безголовую статую какого-то имперского деятеля, колоссальный танк размолол ее в порошок. Боевая пушка на турели опустилась, и примарх уловил эмоции экипажа: маниакальное веселье мехвода; оживление командира, предвкушающего убийство столь могучего врага; соперничество между бортстрелками за решающий залп. Их ауры пламенели страстями, обычными для смертных в горниле битвы.

Магнус вогнал свою силу в их головы, разрывая бесчисленные сети нейронных связей. Под их единый ментальный вопль он вывернул их мысли с напряжением команды матросов, выбирающих грот[64], и превратил этих людей в своих марионеток.

Резко свернув, «Гибельный клинок» протаранил красный корпус подходящего с фланга «Палача». Ближняя гусеница «Лемана Русса» оторвалась от земли, бронемашина перевернулась набок. Сверхтяжелый танк протащил ее метров на двадцать вперед и с размаху вдавил в рухнувшую стену. Мехвод прибавил газу, из-под траков буксующего исполина полетели камни и пыль, двигательный блок недовольно закашлял смрадными выхлопами.

Примарх отдал команду в сознании стрелков «Гибельного клинка». Миг спустя оба танка исчезли за огненной пеленой непрерывных залпов из всех орудий. «Палач» просто исчез в первую же секунду, а наклонную лобовую броню сверхтяжелого танка пробил залп, выпущенный прямо в пластину. Изрыгая густой черный дым из пробоин, «Клинок» задним ходом выехал с места уничтожения собрата.

Объятые пламенем Драконы с криками скатывались по корпусу.

Магнус не мешал им гореть.

Сквозь копоть и языки огня над сокрушенным танком он заметил последний «Носорог». Примарх ожидал, что экипаж выйдет из боя, сбежит от верной смерти, но бронемашина с ревом понеслась на него. Болтерная турель разразилась очередями масс-реактивных снарядов; Магнус обратил их в завитки ароматного пара, вытянул руку и поднял БТР над землей.

Траки беспомощно завертелись, но машина не прекращала стрелять. Примарх неподвижно стоял перед стеной пылающей бронетехники в окружении мертвых и умирающих. Безумие этих минут пробудило в нем ярость неведомой прежде силы.

Циклоп разделил БТР на детали: вытащил все заклепки, выкрутил каждый винт, распорол сварные швы. Он ничего не повредил и не разрушил, так что любой технодесантник, при наличии времени и терпения, смог бы восстановить бронемашину.

В центре разобранного «Носорога» парили двое членов экипажа, подобные космонавтам в невесомости. Стрелок потянулся к пистолету. Магнус за один удар сердца разогрел тело солдата до тысячеградусной температуры, и предатель взорвался гейзером горячего кровавого пара.

Затем примарх потянул к себе мехвода; тот в попытках воспротивиться неодолимой силе размахивал руками, задевая болты и шайбы. Держа неприятеля перед собой, Магнус движением мысли сорвал с него шлем. Лицо солдата оказалось самым обычным — но что ожидал увидеть Повелитель Сынов? Морду чудовища? Какой-то зримый отпечаток содеянного зла?

Нет, это был просто человек с бледной, жирноватой кожей танкиста. Правда, в его глазах Магнус не заметил смеси ужаса и благоговения, обычной для смертных, впервые встретивших одного из примархов. Пораженных взглядов удостаивались даже Робаут и Рогал, суть которых могли воспринять обычные люди.

— Прикончи меня! — заорал изменник. — Я должен умереть!

— И ты умрешь, — пообещал Магнус, — но сначала расскажешь мне, почему вы хотели убить планетарного губернатора.

Мужчина расхохотался, хмельной от дурманящих веществ и пламенной убежденности. Слова хлынули из него неудержимым потоком:

— Началось Великое Вымирание, и нужно радоваться концу времен, а не бояться его! Ты со своими воинами-дьяволами мешаешь вознесению, что было обещано нам, когда Ночь Ночей опустилась на Галактику! Избранные воспарили на небо, но нас обошли стороной, не позволили занять заслуженное место подле Владыки Бурь. Однако мы сохранили веру, и пришел наш черед, как предсказывала «Книга Левиафана». Мы сгорим в пламени гибели Моргенштерна, чтобы переродиться. Так записано, и так будет… Слава Шайтану!

Теперь примарх понял, почему солдат смотрел на него без трепета. Танкист не исповедовался — он проповедовал с пылом фанатика. Все его восхищение уже было отдано придуманному кем-то созданию, неведомому и непостижимому, незримому и неосязаемому, существование которого никто не мог опровергнуть.

Слепая вера служила предателю броней против сомнений.

— Я пришел спасти твой народ, — возразил Магнус.

— Нам не нужно спасение, — ощерился танкист. — Мы не хотим спасения. Ты — дьявол, один из падших ангелов, обреченный на великую кару Владыки Бурь. Он обрушит пламя Свое на тебя и твоих безверных сынов.

— Мне почти жаль тебя, — сказал примарх. — Тебе скормили банальную ложь и выдали ее за сокровенную истину.

— Ты ошибаешься, ибо мне ведома правда. Когда смерть заберет меня, я окажусь среди благословенных.

— Думаешь, смерть принесет тебе избавление?

— Я знаю, что так будет.

— Значит, я оказываю тебе услугу, — произнес Магнус и сломал мужчине шею.

Он выпустил из мысленной хватки труп и детали «Носорога». На руины просыпался блестящий металлический град, под лязг которого из тлеющих развалин начали выходить по одному или по двое немногочисленные беженцы, что пережили атаку изменников.

Примарх игнорировал их, сосредоточившись на восстановлении своего эфирного баланса. Поглощенная Магнусом энергия планеты, необъятная и грозная, давила на него изнутри, как река в половодье на треснувшую дамбу. С таким могуществом он мог бы достичь почти всего, чего когда-либо желал, и искушение оказалось едва преодолимым. Ибо каким же трусом нужно быть, чтобы ощутить в руках нечто безграничное — и тут же выбросить его?

Вдохнув жаркий, как в раскаленной топке, воздух, примарх позволил испытанным им боли, гневу, досаде и свирепой ярости убийства словно впитаться в его плоть. Если не провести полноценный ритуал очищения, после которого позаимствованная сила рассеется в варпе, она еще может погубить Магнуса.

Да, отголоски сегодняшнего дня не утихнут просто так.

Выжившие аттарцы обходили примарха, как вода обтекает камень. Несколько человек подняли Варгу с земли и понесли, будто павшего мученика. Конрад стонал, не приходя в себя, — Магнус облегчал страдания губернатора искусством Павонида.

Повелитель Сынов медленно выдохнул, вновь раскидывая над портом сеть пси-восприятия. Он ощутил присутствие своих легионеров, которые уже пробирались обратно к «Грозовым птицам», ведя за собой всех, кого удалось спасти.

+Мой господин?+ уловив искажения в фантомном облике господина, Т’Кар тут же осознал, что произошло нечто исключительно серьезное и важное. +Вы… ранены?+

+Это к делу не относится. Готовь десантные корабли. Мы покидаем город.+

+Вы нашли планетарного губернатора?+

+Да,+ подтвердил Магнус.

+Он жив?+

+Жив. Определи мои координаты, тут еще есть уцелевшие.+

+Слушаюсь, господин. Мы уже в пути.+

Циклоп чувствовал, что Фозис в замешательстве. Воина учили, что его примарх — почти бог, бессмертный и неуязвимый, мудрый и благородный образец всех достоинств человеческой расы.

Теперь он узнал иное.

Как и сам Магнус.


— Открывать будем? — спросил Хатхор Маат.

Вопрос казался нелепым, однако Атхарва ответил не сразу. Конечно, он хотел отпереть люк, но стоило ли так делать? Конечно, рано или поздно его откроют, поэтому логичнее было бы спросить: «Надо ли открывать сейчас?»

— Нужно подождать, — наконец произнес библиарий. — Доставить специальное режущее оборудование, стазис-капсулы, герметичные контейнеры и скафандры. Нельзя допустить заражения территории.

Ощутив нетерпение Маата, он снова поднял взгляд. В квадрате света на вершине шахты виднелись очертания головы и плеч Нико Ашкали. Привинченные к стенам лестницы опасно расшатались под воздействием магнабурь и сейсмоактивности, поэтому хранителю пришлось остаться и с заметной досадой следить за спуском легионеров. Ее черед придет, когда воины удостоверятся в безопасности находки.

— Ждать? — переспросил Хатхор. — Если ты забыл, этой планете остались считаные дни.

— Я помню, но торопливость может стоить нам всех сведений о прошлом Моргенштерна — если они есть на корабле.

— И промедление может стоить того же. Сейчас вокруг спокойно, но как долго продлится затишье? Послушай, Атхарва, мы должны открыть люк!

— Только не делай вид, будто жаждешь отпереть его ради блага потомков, — съязвил библиарий. — Тебе просто хочется первым увидеть, что лежит внутри.

— А тебе?

Атхарва мысленно признал, что не прочь поддаться на уговоры Маата. Первооткрыватель реликвий Золотой Эры Исследований, что предшествовала Долгой Ночи, наверняка обретет великую славу.

Земля содрогнулась от далекого толчка. В шахту посыпался песок и стальные трубки.

— Ну же, Атхарва, — не успокаивался Хатхор. — Может, проход уже скоро обвалится. Надо войти в корабль.

Библиарий не желал начинать поиски без необходимого снаряжения и соблюдения всех процедур, но понимал, что выбора нет.

— Хорошо, — все-таки согласился он. — Будем открывать.

Легионеры взялись за фиксатор люка, гладкий и холодный на ощупь. Края дверцы были приварены к обшивке, причем криво и прерывисто, словно в большой спешке.

Атхарва разжал и вновь сомкнул пальцы на затворе, отлитом тысячи лет назад людьми, которые и не подозревали о будущем грандиозном расселении по космосу.

Таким моментом следовало насладиться.

— Готов? — уточнил Маат.

— Да, — отозвался библиарий. При всей нелюбви к Хат-хору сейчас Атхарва внутренне ликовал, как неофит на своих первых раскопках.

— Тяни!

Легионеры Тысячи Сынов дернули фиксатор на себя, и сварочный шов, конечно же, не выдержал схватки с физической и психической мощью легионеров. Применив дар Пиррида, библиарий ослабил связь между люком и корпусом, Маат же изменил биохимию своего организма и повысил плотность мышц, чтобы увеличить мускульную силу. Через несколько секунд дверца подалась, громко хрустнули стопорные болты.

Воины отвалили люк на скрипучих петлях. Давление в космолете было выше, чем на планете, и из широкого прохода вырвалась струя отдающего серой воздуха. За ней из глубин корабля донесся стонущий звук — как будто просел древний металл.

— Я идиот! — внезапно вспылил Атхарва. — Это не памятник старины, и мы не в зоне раскопок.

— О чем ты?

Библиарий указал на видимые теперь запорные механизмы.

— Кто-то невероятно торопился, заваривая дверцу за собой. Почему? Атмосфера в звездолете сохранилась, значит, есть и питание.

— Так почему его бросили? — спросил Хатхор.

— Я не знаю, но давай рассудим логически. Здесь есть шахта и строение над ней — значит, корабль обнаружили уже давно. Очевидно, местные изучили находку, но для чего им было запечатывать люк?

— Может, после окончания исследований?

— Пусть так, но зачем они заварили вход?

— Боялись заражения?

— Допустим, но разумно предположить, что все патогены внутри давно уже мертвы.

Маат усмехнулся, почувствовав, что к Атхарве вернулся энтузиазм ученого.

— Тебе хочется войти туда не меньше моего, верно?

— Да, — признал библиарий.

— Ну, тогда мы точно должны забраться внутрь.

6 Пробуждение Левиафана/Слуги Дьявола/Молот Богов

Обстановка в диспетчерском центре космопорта Калэны накалилась. Событие, к которому Астинь Эшколь готовилась шесть дней, наконец началось. Диспетчер кусала губы и почти непрерывно вводила себе коктейли из стимуляторов и стабилизаторов настроения. Оконные бронестекла перед ней дрожали от могучих гравиволн со взлетного поля.

— Давай, давай, давай… — пробормотала Астинь себе под нос в десятый раз за последние две минуты. — Отрывайся, мать твою, отрывайся.

Стального гиганта, к которому были обращены эти уговоры, окутывала искажающая дымка, и Эшколь не удавалось понять, возымели ли действие ее мольбы.

— Попробуйте говорить уважительнее, — посоветовала магос Ром из центра энтоптической[65] сферы инфосвета. — Машина знает все, Машина слышит все.

— Ладно! — огрызнулась Астинь. — Отрывайся, мать твою, отрывайся… пожалуйста.

— Я не совсем это имела в виду, но и так сойдет.

— Вежливее не получится, Тесша, — отрезала Эшколь.

Все ее нервы и жилы были натянуты до предела. Диспетчеры в вышке не сводили глаз с инфопланшетов, выискивая сбои в процессе запуска. Если хотя бы с одним из десятков тысяч ключевых элементов «Люкс ферем» что-то пойдет не так, старт будет неудачным.

А потом… получилось. Корабль отделился от земли.

Ближайшая к Астинь консоль пискнула, сообщая, что транспорт набрал достаточную высоту для активации репульсорных платформ.

— Есть! Запустить платформы на минус четыре «же»[66], последовательно набирать до минус десяти с паузами в двадцать секунд.

Эшколь взглянула на индикатор натяжения буксировочных тросов.

— Увеличить мощность тягачей на четыре десятых. Если подъем не будет идеально плавным, тросы разорвутся.

— Выполняю, госпожа, — отозвалась Коринна Морено, щелкая перламутровыми рычажками на своем пульте. — Команда отправлена.

— Трасса для взлета?

— Очищена, — доложила Морено, и ей ответили радостные крики измотанных диспетчеров. Люди обменивались рукопожатиями, хлопали друг друга по спине, обнимались и плакали. Облегченно выдохнув, Астинь улыбнулась, низко опустила голову и вытерла тыльной стороной ладони пот со лба.

— Так, народ, — сказала она. — Всем оставаться начеку, мы еще не закончили. Старушка только расправила крылья, нельзя бросать ее на полдороге.

Гомон в зале несколько утих, Эшколь подошла к окнам центра управления и посмотрела на взлетное поле через вибрирующее бронестекло.

Она уже великое множество раз видела «Люкс ферем», но колоссальные размеры транспортника до сих пор изумляли ее. Родной стихией космолета была глубокая космическая пустота, а не давящие гравитационные поля планет. Хотя Эшколь знала, что корабль может достичь скорости убегания[67], и, судя по телеметрии, это уже происходило, разум отказывался поверить в способность исполинского судна оторваться от Моргенштерна.

Но оно отрывалось, отрывалось прямо на глазах у диспетчера.

Рассмеявшись от удовольствия, Астинь стукнула кулаком по стеклу.

— Да, черт подери! Ты все-таки летишь, красавица моя!

Под громадным звездолетом уже появлялась тень — черный след на поверхности планеты, от которого тянулись тонкие нити буксировочных тросов. Флотилия тягачей по-прежнему помогала невообразимо тяжелому кораблю подняться в небо. В обычных условиях «Люкс ферем» хватило бы собственных двигателей, но сегодня его трюмы были до планширей забиты беженцами и необходимыми припасами, так что пожилому судну требовалась небольшая поддержка.

Эшколь перевела взгляд с пробудившегося левиафана на толпы испуганных людей, ждущих за линиями ограждения под охраной отрядов Космодесанта. Аугментический имплантат правого глаза быстро произвел расчеты на основе того, сколько жителей удалось вывезти и сколько еще осталось. Астинь добавила к этим факторам предполагаемые сроки погрузки, количество доступных гражданских космолетов и прогноз магосов геологикус о дате гибели Моргенштерна — по верхней границе.

Диспетчер увидела результат, и ее радость от взлета «Люкс ферем» угасла. Им не хватит кораблей, чтобы доставить всех на орбиту.


— Очень многих придется бросить.

Ей вспомнился инструктаж, на котором мрачный великан, командующий Железными Воинами, рассказывал о неизбежных потерях в ходе эвакуации. По тону примарха казалось, что жертвы для него — просто статистика, но к концу доклада Астинь уловила нотки искреннего сожаления, пробившиеся из-под маски стоицизма и логики. Эшколь убеждала себя, что сумеет справиться с мыслью о невозможности вывезти каждого.

Лучше спасти хоть кого-то, чем не спасти никого.

Но теперь, видя, сколько людей погибнет на Моргенштерне, она не знала, простит ли когда-нибудь себя за то, что оставила их умирать.

«И простят ли себя другие?»


Тяжело нагруженная «Грозовая птица» следовала вдоль береговой линии на север, в Калэну, держась ниже стремительных атмосферных вихрей. С каждым днем вой ветров все больше напоминал крики — близились последние дни планеты, и она стенала от боли.

Магнус старался закрыться от воплей, но, даже зажмурив глаз и приглушив чувства, продолжал воспринимать пси-отголоски неминуемой гибели мира. Плоть примарха дрожала от жара: его тело залечивало повреждения благодаря алхимическим чудесам, вложенным в него генными творцами Императора. Никогда прежде Циклоп не получал таких глубоких ран и потому пытался сосредоточиться на своих ощущениях, а под кожей мерцала и извивалась энергия, вытянутая из беспокойных недр Моргенштерна — могучая, жаждущая высвобождения. Магнус сковывал ее, держа под замком, как подавляемый гнев или глубоко погребенную тайну. Подобную мощь следовало выпускать медленно, как поднимается со дна ныряльщик во избежание кессонной болезни.

Процесс будет мучительным, а сейчас приходилось, стиснув зубы, терпеть непрерывную боль в костях, словно заполненных битым стеклом. Но примарху доводилось выдерживать и худшее.

В тесном трюме расположились усталые, запыленные легионеры и больше сотни окровавленных штатских, извлеченных из-под завалов Аттара. Смертные и постлюди сидели вперемешку на откидных скамьях у переборок или полулежали на колеблющейся палубе. По их аурам было хорошо видно, как мало в них осталось жизненных сил.

В городе воины Магнуса совершенно не щадили себя, применяя все доступные им способности для спасения жителей. То, что они увидели и сделали там, изменит каждого из них.

Никогда еще примарх не гордился так своими сыновьями.

Узреть подобные разрушения, так жестоко лишиться иллюзий… Им всем пришлось нелегко, особенно Циклопу. Его дети страдали, однако он не мог им помочь. Не в этот раз.

Беспомощность была ненавистна примарху. Однажды испытав ее в прошлом, Магнус принял решение, последствия которого неизбежно будут преследовать его многие годы. Расплата свершится не сегодня, но при взгляде на залитых кровью и почти сломленных сынов он всем раскаленным телом вздрогнул от дурного предчувствия.

Услышав, как мимо «Грозовой птицы» с ревом турбин проносятся другие самолеты, примарх открыл глаз. По высоте и тембру звука он определил, что слышит машины с прометеевыми ПВРД[68] — скорее всего, эскадрилью истребителей «Гром-Примарис». Возможно, эскорт для губернатора? Или Пертурабо отправил дополнительное прикрытие?

Похоже, ни то, ни другое — самолеты умчались в сторону Калэны.

Магнус бросил взгляд в дальний угол пассажирского отсека, где медики занимались Конрадом Варгой; от боли тот плакал и что-то бессвязно бормотал. Его ноги были страшно изранены, но благодаря усилиям примарха ампутация губернатору не грозила. То, что он отправился в Аттар, являлось поступком несомненно отважного человека, а то, что он там выжил, — чудом, но все же место правителя было в столице. Легионы нуждались в человеке, устами которого они смогут просить население пойти на жертвы, необходимые для спасения самих жителей.

Но примарх не мог винить лидера, готового запачкать руки ради спасения дорогих ему людей.


Ариман пробирался через толпу, проталкивая свое пси-восприятие в скопления беженцев. На обычное чтение мыслей не было времени, поэтому воин грубо пробивал тонкие ментальные оболочки вокруг разумов смертных — преграды, казавшиеся им непреодолимыми.

Любой, кто встречал его взгляд, отшатывался с криком. Азек врывался в сознания людей, выискивая следы предсказанной измены. Мужчины и женщины падали на колени, кричали и хватались за голову от боли.

«Кто же из них? Откуда нанесут удар?»

Легионер углубился в толчею; жители разбегались перед ним, как стадные животные, среди которых возник высший хищник. Ариман шире раскинул психосеть, выискивая среди миллиона дорог в будущее ту, что приведет к событиям в его видении. Нужный след ускользал, терялся в отголосках сознаний тысяч людей.

— Где же ты? — бормотал Азек.

Через толпу за ним шагал Форрикс с болтером наперевес, готовый мгновенно устранить любую угрозу.

— Есть что-нибудь? — требовательно спросил он. — Укажи мне цель.

— Пока их нет.

— Ищи.

— Один разум среди множества… — Ариман сделал несколько глубоких вдохов, но успокоиться в такой отчаянной ситуации было почти невозможно.

— Будет больше одного, — возразил Кидомор.

— Что?

— То, что ты видел, невозможно устроить в одиночку.

— Откуда тебе знать? — резко обернулся Азек.

— Такую разрушительную и комплексную атаку не осуществить одному человеку. Кем бы он ни был, ему нужны сообщники. Разыщи связи между ними, и найдешь его.

Псайкер снова вздохнул, читая про себя расслабляющие заклинания низших Исчислений. Форрикс был прав: для проведения столь внушительной операции требуются многочисленные предатели — активные саботажники внутри организаций, созданных для защиты беженцев.

Сложно вообразить себе измену таких масштабов.

Кивнув, Ариман вывернул ладонь, накрыл ее другой и согнул пальцы так, чтобы они соприкасались всеми фалангами.

— Не ищи самого психонойена, — проговорил он. — Следуй за нитями его ментальной паутины, и придешь к ее хозяину.

— Что?

— Это старинная пословица Просперо, — объяснил псайкер, поворачиваясь к товарищу. Взяв Кидомора за плечо, Азек взглянул ему прямо в глаза. — Форрикс, я прошу тебя присмотреть за мной.

— О чем ты?

— Чтобы сделать все необходимое, мне придется высвободить часть моего сознания. Моя сущность уйдет… в другое место. Физическое тело станет уязвимым, поэтому я прошу тебя защитить его.

— Я не совсем понимаю, что это значит, но клянусь уберечь тебя от любого вреда, — пообещал Железный Воин.

— Спасибо, друг. Ты оказываешь мне честь.

— Иди, — велел Кидомор. — Отыщи и останови их.

Снова кивнув, Азек сбросил оковы плоти и взмыл в небеса.


«Люкс ферем» успешно поднялся над землей примерно на сотню метров. Наблюдавшей за взлетом Астинь постоянно хотелось затаить дыхание. Каждый метр отрыва был новой победой, приближавшей людей на борту к спасению. Громадное судно покачивалось, будто ребенок, делающий первые шаги. Окруженные маревом репульсорные пластины на его брюхе светились, набирая мощность.

— Высота? — спросила Эшколь, не в силах оторвать глаза от тяжело преодолевающего гравитацию корабля.

— Сто шестьдесят метров, — ответила Коринна Морено. — Скорость подъема — десять метров в секунду.

— Давай, давай, — забормотала Астинь, кусая нижнюю губу и считая в уме.

Магос Ром опередила ее:

— Для безопасного запуска подфюзеляжных репульсоров «Люкс ферем» требуется как минимум пятьсот метров отрыва.

— Я знаю, Тесша, — бросила главный диспетчер.

— И даже это гораздо ниже предела, который порекомендовала бы я.

— Двести метров, — сообщила Морено. — Все, достаточно высоко.

Не успела Эшколь поправить Коринну, как в ноосфер-ном шаре света вокруг магоса Ром вспыхнули восемь угрожающе красных меток неавторизованных объектов — нарушителей строго контролируемого воздушного пространства.

— Что за дьявольщина?.. — Астинь внимательно изучала значки, загоревшиеся также на краю ее консоли.

— Истребители, — доложила Тесша. — Подходят с юга. По данным транспондеров — эскадрилья «Громов-Примарис», ранее базировалась в Аттаре.

— Какого черта они здесь делают? — выругалась Эшколь. — У меня тут для десантной капсулы нет места, не говоря уже об эскадрилье самонадеянных летунов! Боксируй ведущему, чтобы убирался из моей зоны ответственности!

— Я пытаюсь, — отозвалась Ром, вокруг пульта которой обвивались ленты инфосвета. — Они не отвечают.

— Трон, они слепые или просто тупые? Понятно, Аттар погиб, но здесь даже гравициклу негде приземлиться.

Астинь схватила вокс-рожок и подключилась к частоте, отображаемой в данных с транспондеров.

— Ведущий «Примарисов», вы входите в закрытое воздушное пространство повышенной опасности. — Следя за надвигающимися метками истребителей, она старалась говорить спокойно. — Немедленно измените маршрут. Не приближайтесь к запретной зоне вокруг космопорта Калэны. У вас нет нужного доступа, а я вправе стрелять на поражение для сохранения порядка на моей территории.

Тишину в канале нарушали только помехи. Самолеты двигались прежним курсом, и Эшколь вновь щелкнула переключателем на воксе.

— «Громы-Примарис», повторяю, немедленно измените маршрут. Вокруг космопорта введена трехкилометровая бесполетная зона. Если вы пересечете границу, вас собьют. Это последнее предупреждение.

Вокс характерно затрещал.

— Наконец-то, — заметила Астинь.

— Слава Шайтану! — выкрикнул командир эскадрильи.

— Это еще что? — не поняла диспетчер. — Ведущий «Примарисов», повторите.

— Он сказал «Слава Шайтану», — произнесла Морено, вставая и отключаясь от блока когитаторов, словно ее рабочая смена закончилась.

— Ты что творишь, Коринна? — изумилась Эшколь. — Подсоединись к своей станции.

Вместо ответа Морено широко раскинула руки.

Одно из гладких, как фарфор, аугментических предплечий раздвинулось с механическим изяществом. Внутри него обнаружились тугие брикеты фуцелина. В другой руке женщина сжимала детонатор.

— Коринна, ты… — начала Астинь.

— Слава Шайтану! — воскликнула Морено, нажимая кнопку.

В свирепой вспышке ослепительно-белого огня Калэна лишилась центра управления полетами.


Хотя Форрикс не вполне понимал, чего ожидать, он четко уловил момент, когда сущность Аримана покинула тело. Тот словно одеревенел, все его мышцы неподвижно застыли. Вокруг него толпились люди, охваченные смятением и паникой; на них лежала тень громадного звездолета, с трудом набиравшего высоту. Беженцев вели по улицам упорядоченными колоннами, но строй распался, и теперь испуганные жители с надеждой смотрели на Кидомора.

— Встаньте на колени, — велел Форрикс, зная, что сейчас гражданским лучше всего оставаться на месте. — И не поднимайтесь, пока Железный Воин вам не прикажет.

Ближайшие к нему люди тут же исполнили команду. От них словно разошлись концентрические волны повиновения, и вскоре коленопреклоненные беженцы окружили Кидомора, будто какого-то почитаемого владыку. Такая мысль развеселила Форрикса, но ненадолго — над головами жителей он заметил колонну бронемашин Армии, которым нечего было делать возле зон погрузки.

Четыре «Претора»[69], две СЗУ[70] «Гидра».

Присутствие такой техники в районе космопорта не вызывало вопросов: она могла использоваться для борьбы с вражескими воздушными целями. Но, как правило, мобильные установки размещали на периметре обороняемой зоны.


Зенитные танки со скрежетом остановились, и Кидомор встревожился еще сильнее — их экипажи начали выдвигать опоры.

«Готовятся к стрельбе».

Форрикс посмотрел на замершее тело Азека. Можно ли его поднимать или это нарушит загадочный транс?

Железный Воин понятия не имел, однако наклонился и закинул Аримана на плечо. Легионер повис мертвым грузом, его конечности безвольно вытянулись.

Кидомор затрусил к бронемашинам, пробираясь меж стоящих на коленях людей. Одной рукой он прижимал Азека к наплечнику, в другой держал болтер стволом вниз. Как только занятые развертыванием танков солдаты увидели космодесантника, он разгадал их намерения по выражениям лиц.

— Легионер Форрикс всем отрядам Железных Воинов. Враг на территории. Повторяю, враг на территории. До новых уведомлений считать все местные части Красных Драконов и Армии неприятельскими.

Воин не знал точно, враждебен ли каждый солдат на Моргенштерне, но в охраняемых зонах Четвертого действовала доктрина «нулевой неопределенности».

— ПВО противника готово к обстрелу «Люкс ферем». Запрашиваю тяжелую поддержку, немедленно!

«Претор» неторопливо развернулся на скрежещущих траках, наводя болтерные турели. Его экипаж умело перестроился в стрелковую цепь.

«Боевые протоколы. Думай и двигайся».

На Кидомора обрушился вихрь лазразрядов. Броню чуть затемнили пятнышки ожогов. Форрикс проигнорировал их — его доспех типа IV создавали для войны в Галактике, полной более страшного оружия.

Два-три луча попали в Аримана. Еще несколько опалили беженцев. Закричав от ужаса, коленопреклоненные люди прижались к земле. Другие бросились прочь и погибли, безжалостно сраженные шквальным огнем.

Гнев Кидомора вспыхнул адским пламенем.

«Используй его. Направляй его».

Форрикс вскинул болтер одной рукой. Прицельные метки возникли на пяти солдатах.

«На пяти мертвецах».

Он открыл огонь, нажимая спуск через равные интервалы.

Генетически усовершенствованные мышцы и сервоприводы брони гасили отдачу. Масс-реактивные болты превращали жертв в алые фонтаны измельченной плоти и крови.

«Теперь они побегут».

Но произошло нечто, опровергнувшее все известные Кидомору факты об ужасе перед сверхлюдьми: уцелевшие изменники бросились в атаку, паля от бедра и изрыгая ругань.

— Жаждете смерти? — спросил Форрикс. — С радостью помогу.

Он выпустил новую очередь, выкашивая врагов яростной бурей болтерных разрывов. Никто не добрался до него живым.

«Продолжай двигаться. Найди укрытие, пока танки…»

Послышался характерный лязг заработавших автозагрузчиков.

«Поздно».

Кидомор упал на одно колено в тот же миг, как «Претор» дал залп.

«Тяжелый болтер. Крупнокалиберные масс-реактивные снаряды».

Череда взрывов вспорола ячеистое покрытие взлетной площадки, прочертив линию в направлении Форрикса и выкашивая кричащих гражданских. В воздух взметнулись куски пласкрита с металлической арматурой. Над истерзанными телами повисла кровавая дымка.

Кидомор метнулся вправо. Два снаряда зацепили его левый наплечник. Еще один врезался прямо в центр нагрудника, едва не опрокинув.

«Найди укрытие. Положись на Железо».

Огромный Форрикс склонился навстречу выстрелам, прикрывая собой неподвижное тело Аримана.

Два болт-снаряда взорвались на его наплечнике.

Визор расцвел тревожными символами.

«Найди укрытие!»

Вскочив на ноги, Кидомор ринулся к самой большой груде окровавленных тел. Он примагнитил болтер к бедру, подхватил на бегу четыре трупа и прижал к себе в тот момент, как стрелок «Претора» дал новый залп.

Мясные щиты задергались от попаданий. Мертвецы стали для Форрикса абляционной броней — масс-реактивные боеголовки детонировали в их плоти, не достигая легионера. По его доспехам потекла чужая кровь, осколки костей угнездились в трещинах на керамите.

Одна из «Гидр» начала обходить Кидомора с фланга, медленно поднимая длинноствольные орудия.

Космодесантник понял, что с такой ношей попадет под обстрел, не успев добраться до СЗУ. Развернувшись на четверть оборота, он вновь прикрыл Азека, теперь от очередей тяжелого стаббера на турели. Пули настигли Форрикса, разорвали в клочья остатки трупов и застучали по броне. С хрустом раскололись несколько относительно слабых сочленений. Внутрь доспеха брызнула кровь.

Кидомор пошатнулся — масс-реактивный снаряд раздробил ему левое колено. Казалось, ногу пронзил раскаленный добела шип: осколок срикошетил от берцовой кости и разорвал лодыжку. Взревев, Форрикс выстрелом снес солдата за тяжелым стаббером.

Болеутоляющие препараты и адреналиновые стимуляторы хлынули в организм, плоть вокруг раны быстро онемела, и легионер зашагал дальше, чувствуя, как обломки кости трутся друг о друга внутри растерзанной ступни. За первой очередью последовала вторая, но он уже вышел из сектора обстрела.

На визоре мелькали прицельные метки, индикаторы повреждений и скачущие жизненные показатели.

«Преторы» выпустили облако ракет.

— Трон, нет! — воскликнул Кидомор, видя, что они нацелены на «Люкс ферем».


Ариман взмыл, подобно комете, освобожденной из дольней темницы. Тонкое тело воина ярко вспыхнуло, весь потенциал его сущности сжался в пылающий метеор, жаждущий вернуться на небеса.

Поверхность — косная тюрьма для физической материи — исчезала внизу. Легкость бытия и несравненное чувство свободы опьяняли, и Азеку, как и всегда, пришлось бороться с желанием никогда не возвращаться, остаться в столь идеальной форме до конца времен.

Тонкое тело могло стать западней: отдельные неофиты не справлялись с приливом эмоций и возносились на психических ветрах, забывая о нуждах организма и игнорируя разложение собственных тел. А смерть разрезала серебристую пуповину и растворяла их суть.

Воин Тысячи Сынов по высокой дуге облетел исполинский корпус «Люкс ферем». Ариман воспринимал его структуру как почти незаметный, окутанный тенями скелет пустотного колосса, в набитом брюхе которого извивается добыча. Внутри корабля светились десятки тысяч душ — испуганных, благодарных, обозленных, полных всевозможных иных чувств, что только доступны людям.

Но главной среди них, как ощутил Азек, была надежда.

«Величайшая добродетель человечества и его величайшая слабость…»

Тяжелые гравибуксиры показались ему кляксами притупленных эмоций, засыпанными колодцами жизни. Пилотам-сервиторам когда-то выжгли лобные доли, лишая мыслей и чувств; топорность этих операций вызывала у Аримана отвращение.

Уловив свирепый всплеск эмоций, Азек отвлекся от тягачей, взмыл еще выше и увидел, как диспетчерская башня космопорта исчезает в растущем огненном шаре. Из зоны взрыва донеслись отголоски ужаса, гнева и праведного рвения.

Упоения…

Форрикс был прав. Измену таких масштабов не мог организовать безумец-одиночка или горстка помешанных адептов запрещенного культа. Корни предательства уходили глубоко.

Осознав, что чувствует поток той же экзальтации, какую воспринимал в видении,Ариман вздрогнул. Он перевернулся в воздухе, взмывая над спиной железного левиафана, который пытался подняться в безопасную, но теперь почти недостижимую пустоту.

Один из буксиров-подъемников полыхнул вишневокрасным пламенем. От детонации гравидвигателя по небу прокатилась ударная волна. Почти тут же другой тягач рухнул на корпус «Люкс ферем» и разлетелся вдребезги.

Азек увидел виновников их гибели.

Эскадрилья из восьми тяжелых истребителей «Гром» с очевидными намерениями мчалась к сверхтяжелому транспорту. Из подфюзеляжных носовых орудий вылетали полосы огня, за ракетами «Небесный удар», рванувшимися с крыльевых пилонов, тянулись белые инверсионные следы. Взорвались еще четыре буксира; легкая добыча для таких охотников.

Самолеты разделились — одна четверка отвернула влево, другая вправо. Затрещали орудия, терзая борта «Люкс ферем». Поочередные залпы автопушек и лазпушек прогрызали обшивку, срывали плазменные ускорители и варп-лопасти.

Ариман устремился вниз за «правым» звеном и наполнил собственным сознанием разум последнего ведомого. Ощутив его радостное возбуждение и жажду принести смерть тысячам людей на борту транспорта, Азек испарил мозг предателя. «Гром» выпал из построения и по спирали унесся к земле.

Три другие машины разделились — пилоты решили, что попали под обычную атаку. Применив кин-силу, легионер столкнул вместе два истребителя, неистраченный боекомплект взорвался от удара. Четвертый самолет пустился во все более отчаянные маневры уклонения; изменник в кабине тщетно старался отыскать убийцу своих товарищей.

Проскользнув над самым хребтом мчащегося по спирали «Грома», Ариман ворвался в разум пилота. Он прижал вопящую сущность предателя к куполу черепа, впитал его знания об управлении воздушным скакуном и бросил машину в крутой набор высоты, изменив угол атаки крыльев так, чтобы поймать тепловые потоки над «Люкс ферем».

Исполнившись свирепого вдохновения, Ариман отчасти понял причины бахвальства, которым отличались все его знакомые авиаторы. Подобно кавалеристу Старой Земли, пилот боевого самолета был истинным богом сражения.

Заметив, что четыре оставшихся истребителя вновь заходят для обстрела транспортника, легионер развернул «Гром». В воздухе над огромным звездолетом расплывались облака взрывов и тянулись столпы дыма от подбитых буксиров. Обломки как минимум дюжины тягачей горели на дорсальной обшивке исполина. С узлов подвески атакующих машин вновь сорвались ракеты; реактивные снаряды помчались к цели, но Азек в последнюю секунду изменил их курс на сто восемьдесят градусов.

Внезапно вспомнились слова, сказанные Императором в день Его отбытия с Просперо:

«Ястреб всегда возвращается на руку, что выпустила его…»

Два истребителя разлетелись на куски, пораженные своими же ракетами в воздухозаборники. Третий рухнул с небес через мгновение — после того как Ариман силой мысли оторвал ему крылья, словно ребенок, мучающий пойманное насекомое.

Уцелевший «Гром» развернулся к машине с сущностью Азека, паля из носовых орудий. Псайкер покинул разум пилота в тот же миг, как ураган автопушечных снарядов изрешетил его самолет. Преследуемый ударной волной, легионер использовал силы Пиррида и воспламенил кислород в кабине последнего изменника.

Ариман с наслаждением услышал мучительные вопли летчика, заживо сгорающего в буйном огненном вихре. Истребитель вошел в штопор, столкнулся с «Люкс ферем» и скатился по верхней части корпуса, разбрасывая пылающие обломки.

В тонком теле Азека вибрировала мощь Великого Океана и чувство неуязвимости, вызванное легкой победой над предателями. Он извернулся в воздухе, отыскивая другие машины — почти надеясь на появление новых врагов.

И понял, что это уже не имеет значения.

Он очень быстро расправился с нападавшими, но все равно опоздал.

Погибло больше половины буксиров-подъемников.

«Люкс ферем» падал.


Увидев полосу новых взрывов, что расцвели на брюхе огромного транспорта, Форрикс зарычал от гнева. Один из репульсорных генераторов детонировал с оглушительным грохотом. Ударная волна сотрясла воздух и повалила всех, кто еще стоял на ногах.

Затем вспышки огня вырвались из бортов колосса, и расколотые пластины обшивки осыпались на землю горящим градом, обнажив пробоину в корпусе. В паре сотен метров от воина взмыло грибовидное облако пламени — что-то врезалось в площадку и разлетелось на куски.

Над головой у него пронеслись два перехватчика с крыльями, как у хищной птицы. Задний самолет меткими залпами расстрелял двигатели переднего, и тот исчез в облаке вспыхнувшего топлива.

Странно.

Но размышлять, что творится в небе, было некогда.

«Вставай. Двигайся».

— Из железа рождается сила, — выдавил Кидомор, стиснув зубы. — Из силы рождается воля.

Превозмогая жуткую боль в раздробленном колене, он резко выпрямился и захромал к ближайшей «Гидре». Каждый шаг приносил новые муки, но Форрикс не имел права остановиться. Тем временем за турель СЗУ, сбросив труп товарища, встал другой боец. Легионер первым же выстрелом свалил его наземь, на этом магазин опустел, затвор скользнул назад и замер.

«Некогда перезаряжать».

— Из воли рождается вера. Из веры рождается честь.

Очередная волна ракет, выпущенных «Преторами», через считанные секунды врезалась в «Люкс ферем». Закувыркались и рухнули на взлетное поле фрагменты трюмных переборок. Из брешей в корпусе начали выпадать люди, беспомощно размахивая руками. Кидомор слышал их полные ужаса крики даже сквозь рев стрельбы и низкое, отдающееся в костях гудение измученных репульсоров транспортника.

Подобравшись к «Гидре» спереди, Форрикс согнул здоровую ногу, высоко подпрыгнул и приземлился на крыше боевой машины. Изувеченное колено пронзила неописуемая боль, застлавшая глаза мутной пеленой. Из люка высунулся солдат с потрескивающим волкитным аркебузом. Взмахнув болтером, легионер расколол врагу шлем и проломил череп.

— Из чести рождается железо.

Пушки СЗУ были направлены на «Люкс ферем», турель повернута вбок. Зенитчики на платформе, обернувшись, пораженно смотрели на залитого кровью великана, хромающего к ним. Долго удивляться им не пришлось — орудуя болтером, как дубиной, Кидомор прикончил обоих. Затем он пинками скинул трупы с площадки управления и как можно аккуратнее прислонил Аримана к заднему поручню.

По бронещиту, из которого выступали широкие стволы поднятых автопушек, застучали выстрелы. Стоило Форриксу нырнуть в укрытие, как раскаленный сгусток плазмы врезался в заслон и расплавил его верхнюю четверть.

Космодесатнику было знакомо устройство «Гидры» — Железных Воинов обучали управлять любой имперской артиллерией. Чтобы втиснуться в жесткие плечевые фиксаторы, ему пришлось присесть: блок управления не рассчитывали на легионеров в доспехах. Вдавив педаль, Кидомор развернул четырехствольную установку, в шипящий броне-щит которой вонзались лазразряды и плазменные шары, крупнокалиберные пули и ракеты, запущенные с установок на сошках.

Раскаленные докрасна осколки рикошетили вокруг Форрикса, вонзались ему в плечи и шею.

Пренебрегая ими, космодесантник навел орудия на ближайшего «Претора».

— Вот моя Нерушимая литания, и да будет так вечно, — подытожил Кидомор, нажимая гашетки.

«Гидра» взбрыкнула, подобно дикому быкогроксу. Оглушительный рокот выстрелов, казалось, разорвал саму ткань мироздания. Из всех четырех стволов вырвался шквал бризантных снарядов, которые пробили бортовую броню «Претора». Внутри него одна за другой с грохотом сдетонировали ракеты, и цель скрылась в ослепительном пламенном вихре.

Радость от успеха была недолгой — Форрикс понял, что опоздал, что апокалиптическое видение Аримана уже сбывается.

«Люкс ферем» падал.

Он приближался к поверхности планеты с бесконечным изяществом, однако Кидомор знал, что падение объекта такой колоссальной массы приведет к неописуемой катастрофе.

Отвернувшись от медленно снижающегося звездолета, воин увидел, что на захваченную им «Гидру» наступают на меньше сотни Драконов в красных доспехах. Многие из них держали оружие, способное без труда уничтожить новое приобретение Форрикса. Впрочем, это уже не имело значения.

Снова развернув установку, легионер опустил счетверенные автопушки до упора.

— Железо внутри, железо снаружи, — сказал он.

7 Даже в смерти/Вопросы теософии[71]/Падение бога

Возвращение в плоть всегда было нелегким.

Подобно рабу, которого выпустил из оков и затем вновь лишил свободы верный друг, дух, когда вокруг смыкались прежние стены темницы из плоти и костей, ощущал себя преданным. Он мстил изнурительной болью, тягостной ломотой и усталостью, что проходила тем медленнее, чем дальше и вольнее улетала душа.

Ариман очнулся в едком химическом смоге.

Сморгнув послеобразы взрывающихся реактивных истребителей, Азек провел рукой по лицу. На ладони осталась кровь.

«Когда я успел снять шлем?»

Тот лежал рядом, опаленный и расколотый выстрелами. «Где я?»

На легионера обрушился поток сенсорной информации. Он осязал металлический поручень, чувствовал резкий запах крови и вонь продуктов горения, смрад фуцелина и аромат полировочной пасты. Слышал крики тысяч людей и низкий, вибрирующий рокот, что казался предвестником землетрясения, способного разрушить весь мир.

Оказалось, что Ариман прислонен спиной к ограждению мобильной артустановки — судя по всему, «Гидры». Ее стволы источали жар и дымились, из смятого казенника валили ядовитые клубы огнеопасных газов.

Рядом с Азеком полулежал Форрикс, узнаваемый только по строению ауры. Железный Воин почти лишился брони — керамические пластины прикипели к телу или растеклись по нему, как лужицы воска. Кожа легионера почернела от ожогов перегретым паром и следов попаданий из плазмомета или мелты. Дышал он с трудом, напрягая отказывающие легкие.

Кидомор поднял голову; один его глаз, молочно-белый, терялся среди рубцов, другой бессмысленно смотрел на псайкера. Наконец во взгляде Форрикса проступило узнавание.

— Ариман, — прохрипел он. — Извини. Я клялся, что уберегу тебя от любого вреда, но…

Заставив себя подняться на ноги, Азек огляделся по сторонам. «Гидру», будто какой-то стальной остров, окружало море трупов — не меньше двух сотен тел в красном обмундировании полков Моргенштерна. Кидомор перебил их всех, защищая свой одинокий бастион и самого Аримана.

— Ты спас мне жизнь, друг. — Он опустился на колени и приложил ладонь к изуродованной груди Форрикса.

Тот содрогнулся: каждый нерв Железного Воина пылал. Зачерпнув энергию из глубин своей души, Азек искусством Павонидов притупил боль соратника. Он не мог спасти товарища, но пытался хотя бы облегчить его предсмертные муки.

Кидомор мотнул головой и обхватил латную перчатку Аримана спекшимися пальцами.

— Не надо, — потребовал он. — Легионеры Четвертого… не бегут… от боли.

— Даже в смертный час?

— Особенно… тогда. — Выгнув шею, Форрикс посмотрел в небо. — К тому же ты зря… потратишь… свои силы.

Как только Азек поднял голову, плывущие над ним облака пороховых газов разошлись под напором стремительных гравиволн, обнажив израненное брюхо «Люкс ферем». Приближаясь к земле, супертранспорт, подобно туче, сыпал дождем из рваных кусков металла.

Ариман ощутил мерзкое чувство беспомощности.

— Так вот что я видел, — произнес он. — Вот как все закончится.

— В огне… и крови, — добавил Кидомор. — Как… и положено… воинам… вроде нас.


Калэне оставалось существовать несколько минут.

Стоя на парапете высочайшего бастиона Шарей-Мавет, Пертурабо и офицеры его штаба беспомощно наблюдали за падением «Люкс ферем». Примарх так крепко сжимал ограду, что камень крошился под пальцами.

До этого Имперцы с ужасом смотрели, как зенитные снаряды решетят низ фюзеляжа судна, и в бессильной ярости следили за целой эскадрильей «Громов», сбивавших гравибуксиры.

Потом эти же самолеты уничтожили друг друга в необъяснимом приступе самоистребления. Воины предполагали, что среди изменников возник раскол, но Пертурабо, один из всех, видел тончайший ореол бестелесной фигуры, мелькавшей между машин перед каждым взрывом.

Он нашел единственное объяснение.

— Это дело рук Тысячи Сынов, — прошептал олимпиец.

— Мой господин, нападение устроил Пятнадцатый? — поразился Барбан Фальк.

— Нет же, они пытаются остановить его.

— То, что сейчас произойдет, не остановить никому.

Понимая, что Фальк совершенно прав, Пертурабо не стал отвечать.

Тысячи объятых паникой беженцев удирали по улицам Калэны. Другие замерли от страха и как зачарованные смотрели на свою погибель, падающую с небес. Но ни первым, ни вторым не суждено было спастись от взрыва при падении звездолета. Ветра, дующие с океана, доносили в крепость испуганные вопли.

«Люкс ферем» дрожал, подобно раненому зверю, — капитан корабля безуспешно пытался сохранить высоту. От израненных бортов судна отваливались блестящие обломки.

— Давай, давай, — требовал Харкор, неотрывно глядя на космолет и стуча кулаком по парапету. — Борись, чтоб тебя! Держи его в воздухе!

Барбан Фальк покачал головой.

— Невыполнимая задача, Харкор. Корабль рухнет, и все в столице умрут. Сыны Шайтана обстоятельно подошли к предательству.

— Вероломные трусы! Их измена обернется десятками тысяч жертв!

При этих словах кузнеца войны Пертурабо захлестнула волна жаркого гнева, первобытной ярости и жажды воздать сполна авторам этого жуткого преступления.

— Это последний из их грехов, — заговорил примарх. — Они нарушили обет верности Императору. Такая заветная клятва дается лишь однажды, и преступившим ее не может быть прощения. Наказанием для них станет самая мучительная смерть.

Пертурабо отвел взгляд от обреченного космолета; его неумолимо притягивали истерзанные небеса. В верхних слоях атмосферы бушевали многоцветные магнабури, что разили поверхность планеты копьями молний и озаряли электрическим блеском линию горизонта.

Но даже сквозь кошмарные шквалы примарх — и только он — видел среди звезд далекий вихрь неестественных энергий, подобный водовороту в неподвижном океане. С тех пор как Пертурабо впервые узрел аномалию, взбираясь по мокрым от дождя утесам Лохоса, она неизменно смотрела на него глазом терпеливого охотника.

«Мне кажется или над Моргенштерном она сияет ярче?»

Оторвав взор от небосвода, примарх быстро рассчитал в уме мощность и радиус ударной волны от падения «Люкс ферем».

Столица, вне всяких сомнений, будет полностью уничтожена.

Шарей-Мавет серьезно пострадает, но выстоит. Пертурабо подумал было, не открыть ли двери для оказавшихся рядом гражданских, но тут же отверг эту идею. Откуда ему знать, что внутрь не проберутся сообщники изменников, сбивших «Люкс ферем»?

Скрепя сердце, он принял единственное логичное в данной ситуации решение.

— Отозвать каждого воина в Шарей-Мавет и задраить люки, — велел Пертурабо. — Приказываю запечатать все входы, заблокировать все ворота и опустить все взрывозащитные заслонки. И включить генераторы пустотных щитов — думаю, они нам понадобятся.

Примарх отвернулся от сцены близящейся катастрофы.

Эвакуация провалилась, но Пертурабо уже искал способы избежать полного поражения. Если магос Танкорикс не ошибся в прогнозах, они успеют построить временные посадочные площадки на равнинах вокруг Жаррукина. Места хватит, чтобы принять трансатмосферные десантные суда с кораблей на орбите. Конечно, спасти удастся лишь малую толику от предполагаемого количества, но…

— Трон! — воскликнул Барбан Фальк, указывая куда-то над парапетом. — Вон там, с юга. О чем они думают?

Оторвавшись от подсчетов, примарх взглянул в ту сторону, куда показывал Фальк. Он увидел пораженную молнией «Грозовую птицу», мчавшуюся над побережьем. Двигатели машины пылали, но она неслась к самому центру взлетного поля, словно желая упокоиться рядом с громадой «Люкс ферем».

На корпусе челнока пылало разлившееся топливо. Проходя через напряженные до предела магнитные поля вокруг супертранспорта, он содрогнулся.

Пертурабо мгновенно понял, кто на борту.

— Да что творит пилот? — изумился Харкор. — Он помешанный?

— Возможно, — заметил примарх. — Это Магнус.


Как ни удивительно, Ариман почти без страха смотрел на снижающегося исполина, хотя, казалось, сами небеса готовы раздавить воина и всех жителей Калэны. Направив разум в третье Исчисление, Азек обрел успокоение в обретенной ясности мыслей.

«Если так выглядит смерть, не настолько она и ужасна».

Посмотрев на обгоревшего до костей Форрикса, он изменил мнение. Железный Воин истекал кровью из множества тяжелейших ран, с которыми не справлялся даже его постчеловеческий организм.

Вопреки желанию Кидомора, псайкер вновь использовал на нем свой дар. Азек аккуратно закрыл «ворота боли»[72] в позвоночнике товарища, и с обожженных губ легионера сорвался стон облегчения.

— Значит, ты видел это? — спросил Форрикс.

— Да, — кивнул Ариман.

— И как часто сбываются подобные видения?

— В большинстве случаев.

— Не всегда?

— Порой, зная будущее, ты способен изменить его.

— Отсюда следует, — заметил Кидомор, — что тебе открывается не определенное, а возможное будущее, так?

— Я недооценивал тебя, Форрикс, — улыбнулся Азек.

— Как и многие другие. Так я прав?


— Друг мой, у меня нет однозначного ответа. Мы собирали в братствах конклавы, посвященные этим вопросам, но пока не нашли объяснения, которое устроило бы всех.

— Могу дать его, — заявил Железный Воин.

— Ты разгадал тайну, что привела в замешательство величайших мыслителей Тысячи Сынов?

— Опять это ваше высокомерие.

— Прости.

Кидомор покачал головой:

— Нам осталось жить считанные минуты, не трать их на извинения.

— Тогда говори скорее, чтобы я не погиб в неведении.

— Хорошо. Итак, пережив видение, ты или стараешься предотвратить грядущее, или ждешь его наступления. Если то, что ты узрел, — всего лишь потенциальное будущее, то сам акт предвидения изменяет судьбу одним из двух способов. Если ты узнал, скажем, о моей смерти и попытался предотвратить ее, но она все равно произошла, то все события в мире предопределены, и ничего с этим не поделать. Если же тебе сопутствовала удача и я выжил, то выходит, что ты не видел грядущее? Или видел, но воздействовал на него ради моего спасения? Тогда главный вопрос в том, изменяешь ли ты будущее, прозрев его, или возможные варианты будущего изменяют тебя?

Ариман кивнул: ему приятно было слушать рассуждения Форрикса, даже столь элементарные. Неужели Кидомор не догадывался, что светлейшие умы Тысячи Сынов уже сотню раз дискутировали об этом мысленном эксперименте?

— Странный момент ты выбрал для обсуждения вопросов теософии, друг мой, — заметил Азек.

— В Четвертом мне редко выпадала такая возможность, — отозвался Форрикс. — Додекатеон интересует объективная реальность, а не отвлеченные идеи.

— Додекатеон?

— Одна из масонских лож нашего легиона, — пояснил Кидомор. — Место, где строители и стратеги встречаются, чтобы обсудить, какие новейшие теории о фортификациях — их возведении и разрушении, если угодно, — заслуживают особого внимания.

Легионер поднял взгляд, и Ариман увидел по выражению его уцелевшего глаза, что Железный Воин примирился с гибелью. Возможно, в мифах Старой Земли об окривевших мудрецах имелось рациональное зерно[73].

— Жаль, я не успел как следует узнать тебя, Форрикс, — произнес Азек, — послушать о твоем легионе и его обычаях. Полагаю, мы многому могли бы научить друг друга.

— Да, будь у нас больше времени. Но оно — единственный невосполнимый ресурс.

— В Великом Океане возможно все, — протянул ему руку Ариман.

Кидомор обхватил ее у запястья воинским рукопожатием.

И в этот миг через Азека хлынул ревущий поток энергии. Скарабей на его нагруднике ослепительно вспыхнул; псайкер ощутил связь с каждым легионером Тысячи Сынов.

Сквозь алую пелену, застлавшую глаза, он увидел, как Форрикс неустанно шагает по залитому кровью полю битвы, растирая сабатонами в прах миллионы скелетов. Кидомора окутывали пыль и ржа бесконечной войны, ведущейся во мраке далекого будущего.

Этот Форрикс, охваченный штормами железа и огня, наступающий через кровь и смерть в окружении воздетых к небу горящих знамен, был чудовищем.

— Ты выживешь… — выдохнул Ариман. Его руки и ноги налились прежде невообразимой силой. — Ты не умрешь на Моргенштерне.

Снова узрев образ иного Форрикса, темного бога под черным солнцем, Азек опустил взгляд на раненого Железного Воина.

— Но должен.

Ариман занес кулак, собираясь убить Кидомора на месте, но замер и вскрикнул от мучительной боли в конечностях.

Его переполняла опасная, смертоносная мощь. Любой полет в Великом Океане обольщал возможностью овладеть подобной силой, но новичкам запрещали касаться ее. Она вздернула псайкера на ноги, словно марионетку в хватке жестокого кукловода. Глаза легионера полыхнули огнем, и каждый его дар проявился в самой действенной форме. Энергия Рапторов исказила корпус «Гидры», как размягченный воск. Взору Атенейцев открылись все незатейливые секреты незамысловатого разума Форрикса.

Тут же Кидомор взвыл от боли: искусство Павонидов вдохнуло новую жизнь в его тело, сращивая раздробленные кости, сплетая вместе обрывки внутренних органов, скрывая опаленное мясо под слоем новой кожи.

Предвидение Корвидов показало Ариману расколотый Моргенштерн — разбитое ядро мира, лишенного атмосферы, и пустоту, что отзывалась протестующими криками его обитателей.

Азек резко повернул голову, ощутив приближение чего-то невероятного, сияющего ярче тысячи звезд — психического огня, способного выжечь целую планету и сотворить чудеса из ее пепла.

Он явился, подобно фениксу из мифов.

Десантный корабль, пылающий от носа до кормы.

На передней штурмовой аппарели «Грозовой птицы» возвышался мессия из алого пламени, одноглазый гигант непредставимой силы и бесконечного величия.

+Отец.+

Невероятно длинная туша умирающего стального левиафана закрыла небо до самого горизонта. Колосс опускался, будто молот богов, готовый беспощадно сокрушить землю. Чадящий металл и вопящие тела сыпались из его пробитых трюмов. Люди прыгали навстречу смерти, не желая сгорать заживо в неистовых пожарах внутри брюха звездолета.

Магнус был переполнен энергией: сейсмическая мощь, вытянутая из недр мира, по-прежнему ярилась у него в груди. Он уже не думал о ритуалах рассеивания, о постепенной пси-декомпрессии. Примарх нашел этой силе идеальное применение.

Рядом с ним на штурмовой аппарели горящего корабля стоял Фозис Т’кар, аура которого пылала радостным возбуждением и страхом.

«План сработает? Или мое высокомерие обрекло нас на гибель?»

— А у вас точно получится, мой господин? — спросил Т’Кар в тон мыслям отца.

— Честно говоря, не знаю, — ответил Магнус, последовательно двигаясь через все Исчисления, чтобы подготовиться к невозможному делу. — Но я не могу бросить на верную смерть десятки тысяч людей в Калэне и на борту «Люкс ферем».

Фозис кивнул, соглашаясь с решением.

— Если так, чем я могу помочь?

— Ты уже помогаешь.

Скарабей на груди Т’Кара, выточенный из куска хрустальной стены Отражающих пещер под Тизкой, соединял его с генетическим прародителем. Благодаря таким пси-резонансным украшениям примарх коснулся души каждого из сыновей.

Магнус почувствовал то же, что и они, взвалил на себя груз их эмоций.

Принял их пылкое возмущение потерями на Моргенштерне, разделил с ними неутолимую жажду новых знаний.

Но в первую очередь примарх вобрал их глубокое желание раскрыть свою истинную суть. Дар воинов был для них естественным, как дыхание, и прятать его от братских легионов значило держать под замком частицу души.

Один из сыновей, как ощутил Циклоп, почти неосознанно боялся, что примарх ведет их во тьму, из которой не вернется никто. Разумеется, Магнус знал, кто испытывает этот страх. Еще при первой встрече с ним на Просперо, когда легионер пробовал скрыть свои муки, Циклоп понял, что в будущем их пути разойдутся.

Настолько близкая связь между Магнусом и его сыновьями исключала возможность сохранить тайны, утаить желания или скрыть правду.

Эта власть опьяняла примарха.

Да и кто отказался бы от дара всеведения?

Сила и любовь сыновей втекали в него по тысяче каналов, наполняя энергией Великого Океана. Магнус принимал и изменял ее, обретая мощь, какой прежде не владел никто.

Рисковал ли Император зачерпывать столько силы? Не исключено, но Он редко говорил о пределах Своих возможностей. Неужели Магнус первым из братьев превзошел отца?

Циклоп попытался списать эту мысль на приступ высокомерия, но она засела в его сердце, подобно шипу. Да и кто бы попрекнул его? Какой сын не мечтает добиться большего, чем его родитель?

«Грозовая птица» врезалась в площадку и заскакала вперед, словно камешек по воде. Из пробитых топливных баков хлынули струи прометия; они мгновенно вспыхнули, коснувшись горящих крыльев.

На секунду взмыв в воздух, десантный корабль рухнул на брюхо и сломал хребет. Шасси мгновенно оторвалось при ударе, из-под металлических обрубков со скрежетом полетели пучки оранжевых искр. «Грозовая птица» с болезненным воем проехала дальше по взлетному полю и наконец остановилась, изрыгая дым и языки пламени.

Магнус выпрыгнул из разбитой машины, воины без колебаний последовали за ним. примарха подпитывала квинтэссенция их энергии, очищенной скарабеями в нагрудниках.

Брюхо «Люкс ферем» висело в сотне метрах над ними.

«Девяноста, восьмидесяти…»

Электромагнитные поля поврежденных репульсоров сталкивались, перемешивая воздух. Исполинские ходовые реакторы выбрасывали потоки охладителя. Площадку терзали ураганные ветра локальных торнадо и пылающих плазменных вихрей. Каждый шаг вперед давался с боем.

Примарх брел прямо в бурю гравиволн и звездного огня, чувствуя, как кожа идет волдырями от невыносимого жара. Волосы Магнуса скручивались и осыпались, но воины, на броне которых пузырилась и растекалась краска, уже построились вокруг него мандалой[74].

«Пятьдесят метров…»

Вскинув голову, примарх с заклятьями изменений на устах воздел руки к небу. Он высвободил огромную мощь, что кипела внутри него, стал проводником энергии поврежденного ядра Моргенштерна. Магнус направлял и формировал ее, подчиняя своей воле. Сыновья поддерживали его, как могли, но их силы были неизмеримо малы в сравнении с теми, которыми старался овладеть Циклоп.

Он обратился к поистине сокровенным таинствам — чарам, формулы которых прочел в самых секретных хранилищах Императора. Неудержимая мощь превратила Магнуса в создание беспримесной энергии, атланта на краю мира, великого бога Донара, борющегося с могучим Мировым Змеем[75] в последней эпической битве. Ослепительные волны эфирных чар хлынули из примарха грохочущим валом и врезались в корпус «Люкс ферем».



Выдержит ли тело Магнуса такое напряжение?

Столкнувшись с идущим вверх потоком психической силы, днище огромного звездолета смялось.

Колоссальные переборки, рассчитанные на сжатие-растяжение при маневрах в пустоте и варп-прыжках, гнулись и ломались под невыносимой нагрузкой. Толстая обшивка, способная выдержать попадание разрывного снаряда, рвалась, подобно мокрому пергаменту. Брызги гидравлической жидкости воспламенялись в огненных вихрях.

Циклоп рычал, каждый вздох опалял ему легкие, площадь воздействия его разума росла в геометрической прогрессии. Невольно опустившись на колени, Магнус вытянул руки над головой, будто древний титан, приговоренный держать на себе вселенную в наказание за мятеж.

«Люкс ферем» по-прежнему снижался. Мрачная тень падающего неба из объятого пламенем металла накрывала всех воинов.

«Тридцать метров…»

Сознание примарха словно бы прогибалось под свирепым натиском эфирной бури, что ярилась внутри него. Генетически сотворенная плоть натягивалась, как мембрана на барабане, сухожилия тащили кости из суставов.

Синаптические связи выгорали от перегрузки.

«Возможно ли уцелеть, достигнув такой мощи?»

Магнус попытался зачерпнуть остатки сил, но понял, что уже израсходовал все резервы.

В тот момент из огненного шторма возник хромающий легионер. На груди у него невыносимо ярким маяком сиял скарабей, знак их общей судьбы.

+Ариман,+ позвал Циклоп. +Помоги нам. Помоги мне! +

Пройдя через круг мандалы, воин встал перед примархом. Внутри него вздымался Великий Океан — выше, чем в остальных сыновьях. Как Магнус не замечал этого раньше?

Азек положил руку на грудь примарху и тут же запрокинул голову от страшной боли. Частица силы, которая поглощала его отца, перешла в тело, совершенно неспособное вынести подобную ношу.

В ответ Ариман передал примарху свою энергию — крошечный камешек среди валунов.

Но порой с камешка начинается сель.

Синее эфирное пламя обвивало воинов буйным вихрем, визжащим подобно кровожадной стае лазурных хищных птиц. Отовсюду доносился завывающий смех, хор голосов, что хохотали с безумным весельем и плакали с угрюмым фатализмом. Кружащиеся диски света носились, подобно лепесткам на ветру, но скрытая в них мощь теперь подпитывала объединенные чары Магнуса и его Тысячи Сынов.

+У. Нас. Получается!+ выкрикнул примарх в мыслях отпрысков, чувствуя, как замедляется неотвратимое падение супертранспортника.

И еще великие алхимики Старой Земли знали, что…

+Как вверху, так и внизу![76]+

Тысяча Сынов призывала и расходовала на поверхности Моргенштерна невообразимые силы, сплетая полотно нематериальных энергий, которыми до них решалась воспользоваться лишь очень немногие.

И у них получалось.

Циклоп стоял в центре магического круга, управляя беспредельными энергиями, чтобы достичь невозможного. Его плоть ослепительно сияла и просвечивала насквозь, что придавало ему облик не менее ангельский, чем у рожденного на Ваале брата.

Полностью остановить падение исполина было никому не под силу, но псайкеры смогли замедлить его. Звездолет массой в целый город висел едва ли в десяти метрах над Магнусом и его воинами, а вдавленное углубление в стальном брюхе левиафана обеспечивало им безопасность. Приближаясь к платформе, «Люкс ферем» издал металлический стон, который все длился, и длился, и казался нескончаемым.

Наконец он все же прекратился.

Корабль мягко коснулся площадки, с которой совсем недавно взлетел, — как будто нежнейше поцеловал землю. Его киль был сломан, могучее сердце перестало биться. Больше «Люкс ферем» не поднимется в небо, и Моргенштерн станет его могилой.

Но большинство людей на борту космолета выжили.

Примарх выдохнул чистейший свет и энергию, последние вспышки великой силы сорвались с кончиков пальцев. Он почувствовал себя опустошенным, иссякшим.

Сияние его тела медленно угасло. Теперь лишь раскаленный металл и пучки искр из треснувшего корпуса освещали легионеров. И пока они были отрезаны от внешнего мира стенками купола, возникшего под их натиском в днище судна.

— Вам удалось, мой господин, — прошептал Ариман; его лицо вытянулось и осунулось, как у чахоточного.

Магнус только кивнул. От изнеможения он не мог говорить, руки и ноги словно онемели. Примарх боялся даже, что не сумеет дать связный ответ. Он слышал ритмичный стук, похожий на удары кузнечного молота по заготовке клинка. Шум повторялся вновь и вновь, как приближающиеся раскаты грома. Что это, просто игра воображения? Или сердце отказывает, все-таки не выдержав нагрузки?

— Вам удалось, мой господин, — повторил за собратом Фозис Т’Кар.

— Но какой ценой? — отозвался примарх, оглядываясь по сторонам. Кожа его была обжигающе горячей на ощупь, каждый вдох — сухим, с железным привкусом.

Вокруг него лежали двадцать четыре мертвых легионера: пустые комплекты доспехов с грудами пепла внутри. Из расколотой брони и оплавившихся сочленений сыпалась тонкая серая пыль. Псионическую бурю пережили только Ариман и Т’Кар.

— Все они — прах, — сказал Магнус. — Каждый из них.

Его захлестнуло неизбывное, жуткое чувство вины. Стук раздался вновь, став громче и настойчивее.

— Что я наделал? — произнес Циклоп.

Последние силы оставили его, но тут в полость под «Люкс ферем» хлынул свет. В его лучах Магнус увидел гиганта из вороненой стали и гнева, железного великана в черном и желтом. Примарх знал это создание, но забыл его имя.

Он почувствовал, что теряет равновесие; чьи-то руки подхватили Повелителя Сынов, не позволив упасть.

— Держу, брат, — проговорил Пертурабо.


Эвакуационные команды со всей поспешностью вывели беженцев из «Люкс ферем» и проводили рыдающих граждан обратно в лагеря за стенами города. На этих стенах теперь стояли боевые роты Железных Воинов, которые патрулировали Калэну, словно осажденную заставу. Не доверяя почти никому, они запретили все запуски с Моргенштерна до полного развертывания командно-диспетчерского пункта в своей цитадели.

Планета пережила худший день в своей истории. Даже в нескольких коротких, но жестоких войнах, что бушевали в прежние века, не погибало столько людей.

Аттарское землетрясение унесло более пятнадцати тысяч жизней, однако без вмешательства легионов список погибших оказался бы длиннее. Магнус и Тысяча Сынов спасли из развалин более двух тысяч душ; отряды Стор-Безашх расчистили дороги, возвели мосты над открывшимися разломами и организовали перемещение беженцев из разрушенного порта с эффективностью, прискорбно недосягаемой для губернаторского штаба.

Впрочем, даже в столь ужасной тьме страданий и смертей нашлось несколько пятнышек света.

Когорты Кибернетики, ориентируясь на сигнал транспондера, отыскали целого и невредимого магоса Танкорикса, который перебрался через обвалившиеся холмы вокруг Аттара с раненым майором Орловым на плечах.

Апотекарии Железных Воинов извлекли из разбитой «Грозовой птицы» лежащего без сознания Конрада Варгу и перевезли его в медблок Шарей-Мавет.

Спасательные отряды обнаружили в руинах центра управления полетами страшно обгоревшие тела Астинь Эшколь и магоса Ром. Поразительно, но они не погибли в момент взрыва и теперь находились в реанимационных модулях.

Пертурабо на руках отнес брата в свою крепость.

Магнус долго не приходил в себя, хотя вокруг него собрались размещенные в столице сыновья. Каждый из них находился в единении с отцом, когда тот пал. Все они ощутили его боль и на мгновение заглянули в разум божества.

Изменило их это знание к добру или худу, выяснится позже.

Категория 10: Уничтожение [Крупномасштабная, продолжительная катастрофа планетарных масштабов]

8 Ошибки/Легендарное имя/Пусть заплатят

Магнус плыл по незнакомым волнам.

Его окружала бесконечная белая пустота, лишенная измерений и ориентиров. Примарх не знал, что это за место, но Великим Океаном оно не было точно.

Возможно, так выглядит посмертие? Или подобные картины предстают разуму, что отдал наконец швартовы бытия и уплывает из жизни?

Нет, оба варианта казались неубедительными.

Хотя раньше Магнусу не доводилось умирать, он не чувствовал, что его тонкому телу пришел конец.

Циклоп не ощущал свою плоть, не видел смехотворно ненадежной серебряной нити, которая связывала его дух с материальной оболочкой во время странствий в эфире.

Возможно, он зачерпнул слишком глубоко, рискнул чересчур безоглядно и поплатился за это. Его физическое тело выжило, но утратило связь с разумом. На памяти примарха такое случалось с соискателями-неудачниками, и он видел, как их плоть медленно увядала без поддержки души.

Неужели он разделит их судьбу? Неужели сыновьям придется смотреть, как угасает их прародитель, как с его черепа слезает кожа, а мышцы отслаиваются от костей? Или его чудесный, генетически сконструированный организм будет жить вечно и Магнус никогда не вырвется из этого чистилища?

Кто даст ответ?

Великий драматург копнул совсем неглубоко, назвав смерть «безвестным краем, откуда нет возврата земным скитальцам»[77].

Если таков удел примарха, то он не станет ни о чем сожалеть.

Лучше подлететь слишком близко к солнцу, чем вовсе не чувствовать его тепла…

— Я еще жив, — произнес Магнус, и слова эхом вернулись к нему, будто он стоял в центре огромного амфитеатра.

Примарх решил, что, раз уж его окружает пустота, обстановку он сотворит сам. Пусть ему суждено провести здесь вечность, но, черт подери, это не значит, что нужно страдать от скуки.

Вокруг Магнуса взметнулись образы из воспоминаний, кусочки его жизни: подъем на холмы Просперо, где он нашел ту статую; разрушение ее послужило толчком к созданию Братств. Торжественная инаугурация первых магистров в Отражающих пещерах. Преклонение колена перед отцом при их первой встрече на площади Оккулюм — впрочем, до этого они уже много лет общались мысленно.

Циклоп призывал картины случайно, зная при этом, что истинных случайностей не бывает, и спрашивал себя, какая же история окажется главной.

Ответ стал очевиден, как только его взгляду предстал вечер перед отправлением с Терры и лестница, по которой Магнус поднялся к отцу в башню Астартес.

В ту ночь оба испытывали смешанные чувства, поскольку знали, что очень нескоро снова увидятся наяву. Чтобы воплотить в жизнь грандиозную мечту Великого крестового похода, отцу и сыновьям предстояло на целые десятилетия, если не века, отправиться в самые дальние уголки Галактики. Любой разумный человек сознавал, что столь масштабное предприятие нельзя в подробностях спланировать в самом его начале.

Они сели рядом на высочайшей площадке стройной башни, ментально отправившись в последний совместный полет над миром. Лишь тогда Магнус понял, что не просто переживает воспоминание, а присутствует в нем.

Их тонкие тела промчались вдоль глубоких каньонов Срединно-Аталантического хребта, который опоясывал безводную Срединно-Терранскую пылевую впадину, затем пронеслись над Уралом от Карского океана до каганата Киевской Руси. Описав круг над горой Народной, странники понаблюдали за фантомами Фулгрима и Ферруса Мануса, что соперничали в изготовлении оружия.

— Безупречно, — произнес Император.

Какое из них? — уточнил Магнус, но его отец лишь улыбнулся.

Глядя, как братья стараются превзойти один другого, Циклоп счел их желание победить несколько вздорным. Какая разница, кто выкует лучший клинок, если любой примарх — сам себе оружие?

— В очень многих смыслах ты до крайности похож на меня, — сказал Император. Магнус зарделся от гордости, но слова отца, как всегда, имели несколько значений. — У тебя множество моих сильных сторон, но чрезмерно возросшая сила оборачивается слабостью.

— Как такое возможно?

— Вера в себя уступает место самонадеянности, — пояснил Император. — Внимание к деталям сменяется мелочной опекой. Истовое стремление к идеалу превращается в гонку, где все средства хороши. Магнус, ты наделен могши умом и силой, но, как и я, склонен думать, что всегда поступаешь правильно, что интеллект защищает тебя от мелких промахов или заблуждений, вызванных эмоциями.

— Какие ошибки я совершил? — спросил примарх, с ужасом ожидая ответа.

— Только время покажет, что было ошибкой, а что — нет, но опасны сами мысли о своей безупречности. Из них рождается наш главнейший враг — косная, незыблемая уверенность. Постоянно сомневайся, Магнус, всегда будь открыт для иных типов мышления, новых способов развязать узел проблем. Такой дар я вручаю тебе на заре нашего Крестового похода.

— Я не понимаю.

— Поймешь, сын мой, — пообещал Император. — Несмотря на все то, что я сказал тебе, ты достаточно отличаешься от меня. Теперь мне понятно, как ты добьешься успеха там, где я потерпел неудачу.

— Неудачу? В чем же?

— Пока не знаю, — признал Владыка Людей, и его тело из света невесело блеснуло. — Но скоро пойму, и я чувствую, что ты и твой любимый сын сыграете роль в исправлении моих промахов.

— Мой «любимый» сын? — переспросил Магнус. — Они все равны для меня.

— Ты говоришь верно, однако среди них есть тот, кто понесет груз твоих притязаний, когда они понадобятся тебе для путешествия более далекого, чем ты когда-либо мечтал.

— Но ведь я могу побывать где угодно в Галактике?

Примарх ощутил, что развеселил Императора.

— Да, всегда есть места, куда не смог попасть отец, но доберется его сын, — заметил тот. — Стоит поверить, что ты уже на недосягаемой вершине, как один из твоих отпрысков показывает тебе, сколь глубоко ты был неправ все это время.

— Отец, твои советы звучат мрачно, — заявил Циклоп. — Перед нашим отбытием в неведомое я надеялся услышать нечто более вдохновляющее.

— Понимание того, что ты научил сыновей стремиться к недоступным тебе высотам, вдохновляет сильнее всего. Дети — твое бессмертие, Магнус.

Больше они не поднимали эту тему и вернулись в свои тела на вершине башни Астартес, чтобы распрощаться. Отец сел возле огромного небесного оккулюма и сложнейших детализированных схем с планами будущих галактических завоеваний. Хотя в эфире они пережили момент духовной близости, примарх осознал, что ему пора уходить. Обернувшись, Император протянул Магнусу руку, и тот взглянул отцу в глаза, поражаясь, как раньше не замечал в них этой задумчивой печали.

— Запомни этот час, — велел Он.

— Запомню, — пообещал примарх.

Пожав отцу руку, Магнус вдруг задохнулся от боли — его дух вырвали из воспоминаний и швырнули обратно в тело.


Открыв глаз, примарх увидел грубыенекрашеные перекрытия, на которых шипели соединения каких-то труб и неприятно резко светили люмен-полосы. Вид мрачной, чисто функциональной обстановки как будто вытеснял из головы приятные мысли об отце.

Магнус хорошо понимал, что его сознание отнюдь не случайно выбрало именно этот образ из прошлого.

«Какие ошибки я совершил на Моргенштерне?»


Казалось, в его теле пылал каждый атом.

В сопровождении Аримана и Фозиса Т’Кара примарх шагал под арками широких, украшенных фресками коридоров Шарей-Мавет. Железные Воины, как рыцари древности, стояли в карауле на всех пересечениях туннелей. Любой узкий проход перекрывали взрывозащитные двери с травленой поверхностью. Недра цитадели Четвертого представляли собой идеальную ловушку — хитроумный лабиринт тупиков, тесных участков и огневых мешков. Штурмовать ее было бы самоубийством.

Неотступная боль колючей проволокой впивалась в кости, наполняла жилы кислотой. Хотя Магнус изначально понимал, что использование столь колоссальной мощи не останется без последствий, такие страдания не мог ослабить даже он.

— Возможно, мой господин, вам следовало остаться в медблоке, — заметил Ариман.

— Спасибо за заботу, Азек, но я выдержу.

— Не хочу сказать, мой господин, что точно знаю, насколько тяжел ваш недуг, однако Павониды дрожали над вами, как над новорожденным.

Представив себе такую картину, примарх улыбнулся — ценой мучительного спазма в мышцах лица.

— Кстати, как я сюда попал?

— Вас принес Железный Владыка, — ответил Т’Кар. — Он запретил нам помогать.

Магнус уловил в голосе сына напряжение и ощутил его гнев, вызванный тем, что раненому господину Пятнадцатого помогал кто-то посторонний, пусть даже примарх.

— И сколько я пробыл без сознания?

— День и ночь, — сообщил Ариман.

— Что я пропустил?

— Моргенштерн жаждет поскорее сгинуть, — бросил Т’Кар. — За последние тридцать часов многократно участились атаки Сынов Шайтана: взрывы бомб, массовые убийства, случайные выходки отдельных безумцев. В лагерях беженцев совершаются групповые суициды, растет число случаев бытового насилия со смертельным исходом.

— А «Люкс ферем»? — поинтересовался примарх.

— Всех уже вывели, — ответил Азек. — Но вам нужно знать еще кое-что.

— Что?

— Атхарва и другие воины, которых вы отправили в Жаррукин, пропали. Они не отвечают на вокс-вызовы и пси-запросы.

Остановившись, Магнус обдумал новость и переждал приступ головокружения. Очевидно, он был прав относительно тайн, скрытых под городом, но что теперь угрожало его сыновьям?

— Я найду их, — жарко выдохнул примарх. — Мы не бросаем наших братьев.

Его тело и разум терзали жестокие страдания; каждый позвонок словно бы сдавливали тисками, мысли текли медленно, будто клей.

Эту боль придется терпеть не одну неделю.

— Как все эти нападения повлияли на ход эвакуации Моргенштерна?

Он почувствовал, что Азеку и Фозису не хочется отвечать.

— Пусть вам лучше расскажет Железный Владыка, — произнес Ариман.


Центральный зал Шарей-Мавет серьезно изменился со времени прошлого визита Магнуса. Прибежище его брата по-прежнему напоминало мастерскую, но такую, хозяин которой опаздывает с выполнением множества заказов.

Теперь под ее сводами теснились соединенные кабелями когитаторы, стеллажи для их аккумуляторных батарей, несколько десятков лексмехаников и не меньше сотни калькулюс-логи, которые со скоростью мысли передавали лингваскрипты между адептами, прикомандированными из Аналитики.

Магос Танкорикс руководил вновь прибывшими и направлял усилия механикумов на решение хаотически запутанных проблем, грозивших погубить всю спасательную операцию.

Из мезонина за техножрецами наблюдали Пертурабо с дюжиной легионеров. Взбираясь по ступеням, Магнус кривился от боли.

Как только олимпиец заметил его, стоическое выражение на лице Четвертого примарха сменилось радостью.

— Я давно считал, что нас может убить лишь нечто исполинское, — произнес Пертурабо, отойдя от своих воинов, собравшихся вокруг стола с оперативными данными, и покачал головой, — однако не представлял, что ты решишь проверить это на себе.

Пожав плечами, Циклоп скрыл мгновенную боль в позвоночнике.

— Нужно было что-то делать. Я не мог стоять и смотреть, как гибнет столько людей. Ты бы на моем месте поступил так же.

— Скромность тебе не к лицу, — ухмыльнулся олимпиец. — Я, конечно, могуч, но вряд ли сумел бы удержать звездолет.

— Я полагался не на физическую силу!

— Знаю, но не важно, как именно ты спас корабль. Главное, что ты спас его, и сказания о твоей доблести разойдутся далеко за пределы Моргенштерна. Великий и благородный примарх Магнус не согнулся под тяжестью огромного космолета… Так рождаются легенды, брат.

Циклоп еще не задумывался над тем, что его поступок обретет широкую известность. Впрочем, в крестоносных экспедиционных флотах уже ходили разные неприятные слухи о Тысяче Сынов, поэтому история о положительных сторонах псайкерского дара явно не повредит.

Пертурабо кивком указал на обзорный экран с изображением многотысячных толп за городскими стенами. Люди до сих пор ждали спасения.

— Твои легионеры не рассказали, как отныне зовут тебя жители Моргенштерна? — спросил олимпиец. — По крайней мере те, что не убивают друг друга без счета?

— Нет. И как же?

— Они называют тебя Алый Король. Отлично звучит, не правда ли?

— Да, верно, — согласился Магнус.

Железный Владыка по-братски притянул его к себе, обняв за плечи.

Следующие слова Пертурабо предназначались только Циклопу.

— Ты оказался на волосок от смерти, — прошептал олимпиец. — По всем признакам, ты должен был умереть. Крестовый поход нашего отца лишился бы одного из лучших сынов, даже более одаренного, чем славный Хорус. Что более важно, я потерял бы дорогого брата. Никого из родичей я не ценю выше тебя, поэтому обещай мне больше никогда так не рисковать собой.

Снова пожав плечами, Магнус ответил:

— Мы воины, Пертурабо. Кто из нас может пообещать такое?

Выпустив его, олимпиец повернулся обратно к экрану.

— Ты проявил героизм, но теперь нам предстоит тягостная задача: заново рассчитать, кого придется оставить на Моргенштерне.

— По-твоему, мне следовало бросить «Люкс ферем»?

— Вовсе нет, мы же прибыли сюда спасать жизни.

— Тогда я не понимаю, о чем ты.

Пертурабо вывел на экран панораму столичного космопорта. Разбитый супертранспортник лежал с расколотым килем поперек взлетных платформ, в зияющих пробоинах виднелись его железные потроха. На корпусе звездолета копошились отряды утилизаторов Механикум под началом раненой Тесши Ром, которые отгрызали от него куски, подобно океанским хищникам, пожирающим убитого левиафана.

— Ты сохранил корабль, но его остов целиком блокирует треть стартовых площадок, — пояснил олимпиец. — Госпожа Эшколь сообщила мне, что на их восстановление уйдет не меньше четырех дней, и даже с учетом того, что мы построили новые посадочные комплексы за чертой Калэны, эвакуировать удастся в лучшем случае треть пассажиров «Люкс ферем».

Магнус был потрясен.

— Значит, я спас космолет, но большинство людей с него все равно погибнут?

— К сожалению, да. Теперь у нас нет ни корабля, ни времени, чтобы вывезти жителей.

— Но до дестабилизации Моргенштерна еще несколько месяцев.

— Нет. Уже нет.

— Ты ошибся в расчетах?

По лицу Железного Владыки мелькнула тень раздражения.

— Отнюдь. Изменилось то, на чем они основывались.

— Как такое возможно?

— Я не знаю, посмотри сам.

Примарх Четвертого смел с экрана остов «Люкс ферем» и поднял на его место дрожащее гололит-изображение планеты. Бессчетные, подобные циклонам бури вращались над сферой, с пугающей быстротой и неистовством вырастая в размерах и численности. Двигались они непредсказуемо — каждый вихрь случайным образом изменял маршрут, объединялся с соседями или отделялся от них, превращаясь в свирепый локальный гипершторм.

— Это силовые линии магнитного поля Моргенштерна, — сказал Пертурабо, вращая модель.

Повелитель Сынов изучал калейдоскоп узоров над миром. Волнообразные грозовые фронты и магнитные возмущения чем-то напоминали ему течения глубокого, беспокойного океана. Привычная циркуляция энергии вокруг планеты была чудовищно нарушена, однонаправленные и устойчивые потоки стали изменчивыми и обрывистыми.

«Но все же…»

Подойдя ближе к командному столу, Магнус повернул лучистую сферу, улавливая каждое изменение в мощности магнабурь.

— Я нашел кое-что, — сказал Циклоп, стараясь удержать еще не оформившуюся мысль. — Нечто в глубине потоков, нечто неестественное.

Опасаясь насильно вытаскивать свою догадку на свет, примарх начал ее терпеливо выманивать, направив свой разум в четвертое Исчисление, область абстракций. Он ощутил, что закономерности роста штормов развиваются странным образом, как будто подчиняются некоему фрактальному уравнению, настолько сложному, что его почти невозможно определить.

— Они не случайны, — произнес Циклоп, когда ему наконец открылась эта потаенная красота. — Бури по динамике подобны мелодиям или глубоководным течениям, но то, что стало толчком к их развитию, лежит за пределами естественных интерференций. У этих штормов рукотворный источник.

— Рукотворный? — переспросил его брат. — Кто-то устроил катастрофу умышленно?

Повелитель Сынов кивнул; он все увереннее определял законы развития бурь, и все новые примеры укладывались в его схему.

Если магос Танкорикс разработает обратный алгоритм для математического решения уравнений этой циркуляции…

— Мы найдем источник, — заключил Пертурабо.


Ветер обрушивал каскады ливня на верхние площадки Шарей-Мавет, струи воды хлестали по корпусам двух «Грозовых птиц», темно-серой с железным отливом и ярко-багряной. В верхних слоях атмосферы скопились продукты горения, поэтому дождь был черным и слабокислотным. Участки корпусов с самым тонким слоем краски понемногу облезали.

— Моргенштерн как будто лишает их индивидуальности, — заметил Азек.

— Однако твоя броня в полном порядке, брат, — отозвался Фозис Т’Кар.

Сложив руки в пригоршню, воин наблюдал, как она заполняется темной, похожей на нефть водой.

Оглядев доспех, Ариман убедился в правоте собрата. Пышный багрянец не потускнел даже во мраке надвигающейся бури, озаряемом вспышками молний.

— Буду считать, что это добрый знак, — сказал он, пытаясь не искать скрытый смысл в таком необычном явлении.

— Так и есть. В последнее время ты стал слишком угрюмым, Азек. Мы ведь почти закончили с этим миром и скоро вернемся в Крестовый поход, к трудам во имя Императора!

Выпрямившись, Т’Кар вылил воду из горстей и потер латные перчатки друг о друга, словно умывая руки. Ариман поднял взгляд к небу, где сверкал сам воздух Моргенштерна.

Приближалась всемирная гроза, и небо пылало со всех сторон, как если бы некий далекий пожар медленно стягивался вокруг Калэны, подобно удавке. Азек понимал, что на самом деле все немного иначе, но метафора подходила идеально.

— Вот так планеты и должны встречать смерть, — заявил Фозис. — Сражаться до последнего, не покоряться уничтожению.

— Я уже насмотрелся на умирающие миры, — возразил Ариман. — Мы отправились в поход, чтобы спасать владения Императора, а не наблюдать за их гибелью.

— Не каждую планету удается спасти. Возможно даже, не каждая из них заслуживает спасения.

Азек резко развернулся к Т’Кару.

— О чем это ты?

Адепт Рапторы пожал плечами.

— У Моргенштерна слабые корни. Империуму не стоит опираться на миры с осыпающимися фундаментами.

— И кто же будет их отсеивать? — спросил Ариман. — Ты?

— Почему бы и нет? Разве мы не превосходим всех прочих там, где требуется умение мыслить? Или мы не предвидим будущее? Если не нам определять, какие планеты станут надежной основой для державы Императора, то кому же? Доверишься ли ты им?

Фозис кивнул в сторону Железных Воинов, великанов, на броне которых мелькали отблески молний. Азек хотел ответить, но вдруг ощутил во рту вкус крови и пепла, плавящегося стекла и стали. Вид непрерывной завесы бесконечного ливня заставил его вздрогнуть от почти неодолимого ужаса, вызванного дурным предчувствием.

Пока Пертурабо беседовал с технодесантниками, остальные его легионеры поднимались в «Грозовую птицу». Ариман не мог оторвать взгляд от Форрикса: утратив контроль над своим даром, он исцелил воина, спас его от верной гибели или саркофага дредноута. О жутких ранах Кидомора сейчас напоминала лишь легкая хромота, но Азек видел вокруг него темный ореол — «печать смерти», что пугала еще шаманов древности.

Видел ли ее кто-нибудь из Тысячи Сынов? Или она была просто отголоском видения о судьбе Форрикса, ставшего чудовищем?

Ариман отвернулся; облик Железного Воина вызвал у него приступ дурноты.

— Какие-то проблемы? — поинтересовался Т’Кар.

— Что?

— Ты взялся за оружие.

Опустив глаза, Азек убедился, что сжимает рукоять болтера, и осторожно снял палец со спускового крючка.

— Прости, брат. Со дня атаки на «Люкс ферем» моему провидческому дару в каждой тени что-то мерещится, — сказал он, решив превратить неосторожное обращение с оружием в шутку.

— Отлично, это твой инстинкт самосохранения заработал. В одной из теней может скрываться угроза.

Ариман кивнул — он и так понимал, что Форрикс представляет величайшую опасность, хотя еще не вполне сознавал почему, — и заставил себя отвернуться.

Технодесантники XV легиона трудились над «Грозовой птицей» Магнуса, готовя машину к полету во враждебной среде. Для защиты уязвимых компонентов от выжигания случайными ЭМИ-импульсами они монтировали на корпусе токоотводы, керамитовые изоляторы и абляционные панели.

— Мы готовы! — доложил Т’Кар, гордо вскинув голову и расправив плечи при виде примарха, который появился в люке десантного корабля. Повелитель Сынов кратко переговорил с технодесантниками, кивнул и жестом велел остальным заходить внутрь.

Двадцать пять легионеров колонной поднялись в машину и быстро заняли отведенные им места вдоль стенок дополнительно бронированного фюзеляжа. Ариман и Фозис забирались последними и еще стояли на аппарели, когда к Циклопу подошел Железный Владыка.

— Доброй охоты, Магнус. Желаю тебе найти пропавших сыновей целыми и невредимыми.

— А тебе желаю отыскать источник страданий Моргенштерна, брат, — кивнул Алый Король.

— Найду, — в скрипучем голосе Пертурабо прозвучала такая уверенность, что Азек мгновенно поверил ему. — И уничтожу его.

— Но даже так ты не спасешь планету.

— Знаю, — олимпиец подал руку Циклопу. — Это будет акт возмездия, ничего более, но мне вполне хватит.

— Очень надеюсь, что нам всем этого хватит, — ответил на рукопожатие Магнус.

Пока Железный Владыка возвращался на свой десантный корабль, Ариман заметил необычайную скорбь на лице отца.

— Мой господин, что-то не так? — спросил он, нарушив молчание.

— Ничего, — бросил Повелитель Сынов, развернулся и зашагал по пассажирскому отсеку к своему месту.

Что увидел Магнус в момент рукопожатия?

Разглядел тайные мысли брата? Чем стало для него это знание, благословением или проклятием?

Посмотрев на «Грозовую птицу» Четвертого легиона, Азек нашел точный ответ.


Десантные корабли окутывала дымка реактивных выхлопов и испаренных капель дождя. Астинь наблюдала за взлетом через закаленное стекло временного диспетчерского центра — адепты Механикум смонтировали его на расчищенной орудийной платформе самой высокой башни Шарей-Мавет и спешно подключили к системам управления крепости.

Впервые увидев свое новое место работы, Эшколь удивилась, как тут вообще хоть что-то функционирует.

Вместе с Тесшей Ром и командой калькулюс-логи она вернулась к управлению воздушным движением над Калэной, проведя лишь десять часов в медблоке, где занимались ее ужасными ранами.

Распылитель оросил обожженное лицо Астинь аэрозолем из воды и контрсептика. Она попыталась сморгнуть, но вспомнила, что не может. Веки сгорели в пожаре на диспетчерской вышке, так что до пересадки тканей и аугментации ей суждено было обходиться увлажнителями.

Хотя Астинь, бросившись за свой пульт управления, пережила предательскую атаку Коринны Морено, руки и спина обуглились дочерна. Постоянно вводимые стимуляторы несколько облегчали мучения, но тело все равно отзывалось болью на каждое, даже самое медленное движение.

Тем не менее Эшколь невероятно повезло: все, кроме нее и магоса Ром, погибли во взрыве.

Правда, насчет Тесши она была не совсем уверена.

Чудовищно изуродованное тело подруги висело в позе эмбриона внутри амниотического резервуара посреди диспетчерского центра. С ее затылка свисали пульсирующие змееподобные кабели когнитивных усилителей, помогавшие Ром анализировать потоки данных, что окружали ее дрожащей пеленой ноосферного света.

Некоторые принцепсы Коллегии Титаникус подобным образом командовали своими гигантскими боевыми машинами, что якобы приближало их к Омниссии. Астинь соглашалась с такими утверждениями, но у нее мурашки по коже бегали при мысли о том, каково это — провести всю жизнь невесомым духом в биосуспензорном геле.

При всех неизлечимых телесных ранах разум Тесши работал даже быстрее прежнего.

— Десантные корабли отойдут на безопасное расстояние через шесть секунд, — проскрежетал голос магоса из медного вокс-рожка, висящего на проводах в углу некрашеного пласкритового модуля. — Возвращение к стандартному расписанию через десять секунд.

— К передаче управления готова, — отозвалась Эшколь. — У нас тут пятьдесят четыре судна выписывают восьмерки; спасибо легионерам, что успели так быстро.

Ранее Аштинь закрыла посадочное поле на семь минут, чтобы машины Астартес без помех взлетели и покинули воздушное пространство Калэны. Воинам понадобилось вдвое меньше времени.

После падения «Люкс ферем» и утраты стартовых платформ уцелевшим трансорбитальным судам предстояло еще не менее двух дней совершать рейсы между поверхностью и флотом быстрее и чаще. Такое давление на корабли и экипажи было крайне опасным, но иного выбора не имелось.

На экраны, висящие перед Эшколь, выводилась картинка из столицы. Изучив ее под шипение помех, Астинь увидела, что Калэна почти опустела, а толпы людей с улиц разместились под стенами Шарей-Мавет. Небо над крепостью пока оставалось ясным, хотя город пылал, и вдоль его проспектов, сверкая молниями, прокатывались локальные магнабури.

Десятки тысяч людей жались к внешним граням передовых укреплений цитадели, ища укрытия в тени ее высоких куртин. Железным Воинам пришлось деактивировать минные заграждения и открыть ворота во внешних стенах, чтобы впустить жителей Моргенштерна.

Теперь на твердыню накатывал океан беженцев, раскинувшийся до окраин столицы. Не меньше ста тысяч гражданских; точно никто не знал, все подсчеты безнадежно устарели.

— Соберитесь, госпожа Эшколь, — произнесла Тесша. Из ее голоса исчезли все эмоции, которых раньше было в достатке. Подруга Астинь выжила, но почти полностью утратила человечность.

Кивнув, диспетчер перенесла внимание с людских толп у подножия стен на орбитальные маршруты и потоки информации, что обновлялась каждую секунду.

В последний миг перед тем, как снова взвалить на себя груз управления полетами и постараться вывезти с Моргенштерна как можно больше беженцев, Эшколь взглянула на медленно расходившиеся траектории двух десантных кораблей. Один мчался на север, к Жаррукину, другой — на запад, в центральную часть последнего океана планеты.

— Найдите этих ублюдков, — пожелала Астинь с неведомой ей прежде злостью. — И пусть они заплатят за все, что устроили здесь.

9 Выжившая/В могилу/Что они сотворили?

Моргенштерн накрывали ураганы планетарных масштабов, но Жаррукин оказался глазом всемирной бури. До этого город был почти целиком уничтожен, однако Магнус мысленно восстановил его по уцелевшим фрагментам зданий.

— В данной области должны свирепствовать сдвигающие магнаштормы и тектонические возмущения, — сказал Ариман и поглядел на безоблачное небо. — Как такое возможно?

Ответить не сумел никто, даже примарх.

По пути из Калэны они изучили данные о магнитных полюсах Моргенштерна, но не нашли объяснения такому спокойствию на отдельно взятом участке. Тот факт, что столица тоже пострадала намного меньше остальной планеты, указывал на чей-то умысел. В чем же заключались цель и мотив?

Новая «Грозовая птица» Магнуса остужала двигатели, приземлившись за сотню метров от другого челнока в цветах Тысячи Сынов. Его турбины были холодными, корпус — открыт всем стихиям. Вокруг опущенной штурмовой аппарели завивалась пыль.

— Похоже, брошен экипажем, — произнес Т’Кар, резким жестом показывая влево.

Два отделения легионеров обошли десантный корабль с борта. Ариман махнул рукой вправо, и его подчиненные также двинулись вдоль фюзеляжа.

— Нет, — возразил примарх, шагая прямо к машине, — внутри есть кто-то живой. Человек.

Легионеры осторожно приблизились к входу в пассажирский отсек, держа болтеры наготове. Коснувшись разума на борту, Магнус ощутил страх и неуверенность смертной женщины. Мгновенно узнав ее, Циклоп вскинул кулак.

— Стоять, — скомандовал он. — Ариман, Фозис Т’Кар, за мной.

Примарх поднялся на корабль и быстро прошел через десантный отсек в кабину пилота. Дверь висела на петлях, замок был выбит взрывом масс-реактивного снаряда. Сам болтер кто-то прислонил к переборке у входа.

Нагнув голову, Магнус пролез внутрь и увидел Нико Ашкали, сгорбившуюся в кресле второго пилота. Кожа хранителя сильно побледнела, губы пересохли и растрескались.

— Сколько она пробыла здесь? — спросил Азек.

— Так долго, что решилась попробовать легионную провизию.

Наклонившись, Циклоп поднял два обрывка фольги и влажный гидратор[78], которые лежали у ног Нико.

— Трон! Она еще жива?

— На грани, — ответил примарх, обследовав хранителя при помощи своего дара. У женщины был нитевидный пульс, сердце трепетало, как птица в клетке. Вещества из состава легионного пайка нанесли тяжелейший вред здоровью Ашкали.

— Разве она не знала, что наши еда и питье ядовиты для людей? — поинтересовался Фозис.


— Может, и знала, но решила, что стоит рискнуть — вдруг удастся протянуть еще немного? — предположил Магнус, поднимаясь к седьмому Исчислению.

Движением мысли он очистил организм Нико от соединений, несовместимых с физиологией смертной. Эффект оказался почти мгновенным.

Женщина сложилась вдвое, и ее начало обильно, судорожно рвать на приборную панель: так отравленное тело очищало себя от токсинов. Поддерживая со смертной пси-связь, примарх обновлял ее измученные клетки и исправлял страшный урон, причиненный специальными питательными составами Астартес.

Наконец хранитель шумно втянула воздух, ее глаза широко распахнулись.

— Тише, тише, госпожа Ашкали, — заговорил Магнус. — Все уже в порядке. Вы в безопасности.

— Что… — начала Нико, стараясь сосредоточиться на лице примарха. — Что случилось?

— Вы употребили легионный сухпаек, — объяснил Циклоп. — Эта специально разработанная пища придает космодесантнику сил и повышает его боеспособность. Для обычных людей она почти смертельна. Еще повезло, что у вас крепкое сердце.

Сплюнув едкой массой на палубу, женщина утерла рот рукавом и выдавила слабую улыбку.

— Простите. — Она оглядела растекающееся на приборной доске месиво. — Кажется, я испортила вам корабль.

— Не переживайте, — отозвался Магнус, — у нас таких много.

Развернувшись в кресле, Ашкали поглядела ему за спину, на Аримана и Т’Кара.

— Атхарва с вами? Он уже поднялся?

— Нет, Атхарва не отзывается с тех пор, как покинул Калэну, — сказал примарх. — Мы прибыли, чтобы найти его. Вы знаете, где он?

Нико кивнула:

— Да, он и другие воины спустились в звездолет.

— Какой звездолет?

— Колониальный корабль. Мы нашли его благодаря буре.

— Показывайте, — велел Циклоп.


От хвостовой части «Грозовой птицы» еще что-то оторвалось. Услышав, как оно простучало по корпусу, Пертурабо быстро взглянул на панель управления в поисках новых аварийных сигналов.

Ее заполняли индикаторы опасности, и сложно было определить, какой вспыхнул последним. До этого примарх отключил множество из них — тревожный вой систем сливался воедино, и казалось, что сам челнок кричит от боли.

Через залитый водой фонарь из бронестекла Пертурабо видел поистине апокалиптические картины. Небо и океан словно перемешались и скрылись за неистовыми бурями, ярящимися вплоть до линии Кармана[79]. Ветвистые молнии рассекали высь стробоскопическими вспышками, ударные волны могучих раскатов грома швыряли корабль, будто мошку в урагане.

Первый шторм обрушился на имперцев уже в пяти километрах от Калэны. Злобный циклонический вихрь, появившись из ниоткуда, едва не сбросил «Грозовую птицу» в свирепые валы темной воды, но Пертурабо сумел вновь набрать высоту. Внутри другой грозы им почти закоротило управление, однако Обаксу Закайо удалось смастерить из подручных средств изоляционный кожух. Молнии ожесточенно били по корпусу, с недавно приваренных к крыльям машины токоотводов тянулись лилово-синие шлейфы электрических разрядов.

Десантный корабль содрогался под ударами Моргенштерна. Планета атаковала ураганными ветрами, ливневыми шквалами и порывами ЭМИ-импульсов; после любого из них могли отказать двигатели, и сердца воинов колотились в напряженном ожидании.

«Грозовая птица» преодолевала опаснейшие бури лишь благодаря метеосводкам, с минимальной задержкой поступавшим от магоса Танкорикса, и феноменальному пилотажному искусству Пертурабо.

Позади него, на пороге пассажирского отсека, встал Барбан Фальк. За спиной кузнеца войны сидели в сдержанном молчании остальные легионеры.

— Мой господин, — начал он, вцепившись в переборку до побелевших костяшек, — корабль рвется на части!

— Я знаю, Барбан, — бросил примарх, сражаясь с ручкой управления; крутящий момент пытался разломить килевую балку машины. Бросив ее в штопор, Пертурабо зафлюгировал турбины и потянул нос вверх, чтобы использовать инерцию спирального движения. Раздался металлический визг корпуса, рассчитанного на гораздо меньшие нагрузки. Оторвалась еще какая-то деталь, перед олимпийцем сердито вспыхнул очередной тревожный огонек.

— Мой господин, — Фальк оттолкнулся от косяка, рухнул в кресло второго пилота и поспешно пристегнулся, — как вам вообще удается держать курс?

Хмыкнув, примарх взглянул через бронестекло на безумный круговорот среди звезд, видимый ему даже сквозь ужасающий всепланетный ураган Моргенштерна.

— Есть штормы похуже этого, — сказал Пертурабо.

— Правда?

— Да. И мы не можем повернуть, только не сейчас. Источник совсем близко.

— Я не это хотел предложить, мой господин.

— Что же в таком случае?

— Ну, вообще, да, я хотел предложить именно это, — признался Барбан, вглядываясь в надвигающуюся грозу. Разряды молний озаряли пилотскую кабину. — Мне просто нужно понять, какую цель вы себе поставили.

Примарх ответил не сразу.

— Я хочу разрушить то, что убивает планету, — наконец произнес он.

— Как сказал магос Танкорикс, уже слишком поздно, и катастрофу на Моргенштерне не обратить вспять, — возразил Фальк. — Отыскав и уничтожив источник бурь, мы ничего не изменим.

— Я понимаю. — Дернув рычаг, Пертурабо отвернул от быстро разрастающегося ЭМИ-торнадо.

Десантный корабль недовольно взвыл, но примарх тут же выровнял измученную машину.

— Тогда зачем мы здесь, мой господин? Почему рискуем жизнями на этом задании?

— Потому что я не покину Моргенштерн, пока нашим врагам не отвечу ударом на удар! — огрызнулся примарх. — Я прослежу, чтобы виновники гибели этого мира поплатились кровью.

Фальк понимающе кивнул.

— Но отчего вы не сказали так сразу?

— Это чисто эмоциональная реакция, а мне нужно поддерживать репутацию.

«Грозовая птица» тошнотворно резко дернулась вниз, и Барбан крепче вцепился в сиденье. Цунами километровой высоты угрожали сбить машину с небес.

— Я сохраню вашу тайну, — пообещал воин. — Похоже, унесу ее в могилу.

Усмехнувшись, Пертурабо направил корабль в пологий спуск. Подрагивающие индикаторы на приборной доске указывали, что Имперцы достигли отправной точки апокалипсиса.

Примарх вел «Грозовую птицу» к стене непроглядной тьмы, нависшей над миром, подобно отвесной скале. Внутри их ждал лишь электромагнитный хаос.

— Держись, — сказал олимпиец. — Приступаем.


Люк был рассчитан на смертных созданий, однако Магнус все же протиснулся внутрь колониального звездолета, в тесный воздушный шлюз со стенами из матовой стали, выложенными керамической плиткой. Судя по немного скошенному полу, корабль приземлился неровно.

Дверь в дальней переборке была распахнута, за ней начинался длинный коридор с такой же отделкой. Из потрескивающих кабелей на потолке время от времени сыпались пучки белесых искр, что разгоняли темноту.

Выйдя из шлюза, примарх направился вглубь судна. Легионеры следовали за ним вдоль стен, упирая болтеры в наплечники. Перейдя к нижним Исчислениям, Магнус раскинул перед собой сеть пси-восприятия. Он не ощущал ни угроз, ни признаков жизни, однако держал наготове боевые заклятия. По горькому опыту, полученному за годы завоеваний, Циклоп знал, что не каждого врага можно обнаружить псионическими методами.

Какое-то незримое устройство, обнаружив присутствие воинов, зажгло горстку уцелевших световых шаров, что свисали с потолочных балок. Мигающий свет пролился на голые стены с расколотыми окнами и запертыми раздвижными дверями по обе стороны коридора. Чуть выше уровня пола виднелись смазанные пятна цвета ржавчины, в которых невозможно было не узнать кровавые отпечатки ладоней.

— Разумеется, как же без крови, — заметил Ариман, вставая за левым плечом примарха.

— Теперь только трупов не хватает, — добавил Фозис Т’Кар.

Магнус шагал вперед, к округлому пересечению проходов. По пути он заглядывал во все окна, но стекла были мутными от времени и дыма минувших пожаров. Циклоп ничего не различал внутри, в спертом воздухе пахло заброшенностью. Примарх начал проверять двери.

— Есть что-нибудь? — поинтересовался идущий справа Фозис. На кончиках его пальцев плясали разряды кин-энергии.

— Они запечатаны так же, как и входной люк, — сказал Магнус, добравшись до перекрестка четырех одинаковых коридоров. На стенах красно-золотыми письменами было обозначено, какой из них куда ведет.

— Вы можете прочесть? — спросил Азек.

— Нужно время, — ответил примарх. — Это наречие погибших Драконьих Народов.

— Атхарва был просто одержим теми краями, — припомнил Т’Кар.

— Возможно, интерес к восточным империям заставил его забыть об осторожности, — предположил Ариман.

Повелитель Сынов кивнул в сторону выцветших эмблем на переборках у потолка: крылатый посох, обвитый змеем[80].

— Тут находилась медпалуба.

Стены здесь также были запачканы высохшей кровью — артериальной, судя по густоте и ширине дугообразных следов. Помедлив, Циклоп приложил к стальной переборке ладонь и ощутил слабую, но регулярную пульсацию. На него накатила волна чьего-то застарелого ужаса, воспоминания о жуткой боли, однако определить источник эмоции Магнус не сумел.

— Сюда, — велел он, следуя в один из проходов по линии световых шаров.

Продвинувшись дальше, воины Тысячи Сынов обнаружили, что все коридоры приблизительно одинаковы, лишены обозначений и наводят на мысли о древней эпохе космоплавания. Легионеры не нашли ни архивов, ни останков членов экипажа — только очередные пятна крови. По дороге им попадались инфотерминалы, но устройства не были запитаны, и к тому же никто не знал, как получить к ним доступ. Тишину в корабле нарушали только отзвуки шагов Астартес и треск вокс-помех в их шлемах.

С каждым вдохом примарх ощущал, как усиливается нескончаемая боль, словно бы запертая внутри космолета. Для госпитального судна в этом не было ничего странного, однако Циклоп воспринимал не только память о боли.

Он чувствовал продолжающиеся мучения.

Воины шли за путеводной нитью световых шаров и перебитых кабелей, минуя покинутые отсеки, уставленные пустыми каталками, ряды небрежно сваленных друг на друга машин и складские помещения, где валялись на полу громоздкие комплекты герметичной экзоброни. Чем дальше легионеры углублялись в недра корабля, тем сильнее тянуло запустением и тем настороженнее вел себя Магнус.

— Столько реликвий… — произнес он.

— Барахло, — бросил Т’Кар.

— История, — возразил Ариман.

— Тогда почему отсюда ничего не вынесли?

Ответа ни у кого не нашлось. Звездолет был сокровищницей невероятных артефактов далекой эры, «капсулой времени», где могли содержаться бесценные сведения о Золотой эпохе человечества. И все их оставили здесь, под землей.

Полоса световых шаров закончилась в гулком сводчатом отсеке, в котором находились гигантские механизмы и похожие на гробы капсулы со стеклянными крышками. Каждый резервуар заполняла стоячая жижа, явно протухшая и непрозрачная. Когда-то она подавалась по витым шлангам, с которых сейчас на палубу сочились вязкие капли. Вдоль стен были выстроены тысячи таких криоконтейнеров; их ряды уходили вдаль и терялись во мраке. В нескольких модулях виднелись дыры, похожие на пробоины от выстрелов, но множество других действовали до сих пор. Их поверхности покрывал иней, изнутри вылетали струйки охлажденного воздуха.

Магнус двинулся вперед, и его сыновья построились наконечником стрелы, острием которого стал примарх.

Под каждым блестящим цилиндром находилась металлическая каталка, привинченная к полу, с прочными кожаными ремнями и фиксатором черепа, усеянным иглами. Если остальной корабль ощущался заброшенным, казался чем-то вроде каркаса для поистине важного отсека, то зал криокапсул по-прежнему функционировал. У него было предназначение.

И Магнус ненавидел его.

Чутье просто визжало, призывая спасаться, пока еще есть шанс. Мышцы напряглись — тело реагировало на угрозу, готовясь бить или бежать. Примарх считал себя выше таких животных реакций, но, как видно, ошибался.

— Что происходит? — спросил Ариман, уловив изменения в его ауре. — Где опасность?

— Ее нет, — ответил Магнус, хотя слова показались ему горькой ложью. — По крайней мере, я ее не вижу.

— Чем они тут занимались? — Фозис, опустив болтер, подошел к одной из каталок. Встав на колени, легионер вытащил из-под нее какой-то ящик и откинул крышку. Оказалось, что сундучок доверху заполнен кольцами, ожерельями и всевозможными ювелирными изделиями, мерцающими подобно кладу скупца.

— Для чего это? — Зачерпнув горсть перстней и браслетов, Т’Кар показал их примарху. — Они привезли сюда безделушки? Со Старой Земли?

Циклоп ощутил приступ странного необъяснимого головокружения. Сама мысль о прикосновении к драгоценностям показалась ему омерзительной.

— Положи назад. Сейчас же.

— Почему?

— Не спрашивай!

Фозис пожал плечами и, высыпав вещицы обратно в кучу, поднялся. В этот же момент Циклопа охватил удушающий страх, какого он не испытывал с тех пор…

…с тех пор, как увидел сыновей, раздираемых на части хворью, засевшей в их собственной плоти…

Образ был настолько искаженным и неполным, что казалось, будто воспоминание принадлежит кому-то другому. Оно походило на гнусную иллюстрацию к мельком услышанным россказням, фантастический вымысел на тему подавленного ужаса.

— Что они сотворили здесь? — произнес Магнус. — Трон Терры, что они наделали?..

Из тьмы ему ответил стенающий хор чудовищно сплетенных голосов, которые дрожали от сдерживаемой силы и непреходящей ярости.

— Вырвали нашу суть…

— Разрезали серебряную нить…

— Лишили нас способностей…

Резко обернувшись, примарх увидел, как в глубине отсека сливаются воедино потоки грозной пси-энергии. Те, кто испытывал здесь боль и страх, не упокоились с миром. И не собирались прощать.

В центре слияния возвышались шесть фигур.

Легионеров очерчивало жуткое сияние, из-за чего их силуэты мерцали, как при взгляде сквозь воду. Магнус знал их; они все были его сынами, но… измененными.

— Нужно уходить, — заявил Ариман. — Немедленно.

— Нет, — отрезал Магнус. — Еще рано.

— …поздно уходить, — заговорило одно из созданий, выходя из света.

Узнав его в лицо, примарх ощутил тошнотворный ужас.

— Слишком поздно, — повторил Атхарва. — Никто не уйдет от Шай-Тана.


Тьма была полной и незыблемой.

Десантный корабль завертело, Пертурабо мгновенно утратил ориентацию в пространстве. Первозданная мощь швырнула «Грозовую птицу» в пасть бури, корпус завизжал под натиском хаотических стихий. Рычаг управления вырвался из рук примарха.

— Оно порвет нас в клочья! — выкрикнул Фальк.

— Нет, пока моя сила со мной. — Железный Владыка вцепился в рычаг обеими руками.

Ручка дергалась, как дикий зверь на привязи, мешая Пертурабо выровнять машину. Гравитационные и электромагнитные поля толкали ее во все стороны сразу. Приборы стали бесполезны — гироскопы и бортовая электроника выдавали бессмысленные, противоречивые данные. «Грозовая птица» одновременно набирала высоту, пикировала, вертелась в штопоре, рыскала и переворачивалась через крыло.

Найти нужный эшелон было почти невозможно.

Но примарх не нуждался в приборах — его вела путеводная звезда. Сейчас Пертурабо не мог рассмотреть космическую аномалию, всегда следившую за ним издалека, но он чувствовал ее, ощущал присутствие знакомого круговорота, словно надежную опору, неподвижную точку отсчета, и в кои-то веки радовался этому.

Он увеличил тягу. Мышцы на руках вздулись буграми, однако Пертурабо удержал машину на верном курсе. Ему противостояли колоссальные стихийные силы, но он был Железным Владыкой и не сдавался.

И в единый миг шквалы отступили, словно осознав, что его не одолеть; десантный корабль ворвался в око бури.

Внезапное спокойствие после неистово бурлящего хаоса ошеломило всех. «Грозовая птица» облегченно вздрогнула, Пертурабо медленно повел ее вниз по дуге.

— Мать-Олимпия… — пробормотал Барбан Фальк. — Это что такое?

Примарх не знал.

Внизу до самого горизонта кипел океан, с клокочущей поверхности взметались гейзеры перегретого пара. Точно под машиной расстилалась исполинская, прикрытая силовыми щитами стальная агломерация, опоры которой уходили в глубину. По величине этот механический надводный мегаполис не уступал орбитальным верфям Юпитера.

— У Моргенштерна была раньше космическая платформа вроде «Ваальбары» или «Родины»[81]? — спросил Барбан, все еще стараясь осознать масштабы увиденного. — Возможно, она рухнула? Может, мы наткнулись на нее?

— Это не остов упавшей орбитальной станции, — возразил Пертурабо. — Платформу построили здесь!

Десантный корабль облетел стоящие друг за другом башни, исхлестанные волнами и громадные, как жилблоки улья. Стены построек пульсировали титанической энергией.

Внутри очерченного ими круга диаметром в несколько сотен километров океан низвергался в бездонный провал, рядом с которым отвесные горные ущелья Олимпии показались бы крошечными трещинками.

Примарх направил машину вниз, решив осмотреть грохочущий водопад. Закладывая вираж, он увидел в гигантских стенах разлома слои породы из древних геологических эпох планеты.

— Последний раз эти скалы видели солнце миллионы лет назад, — заметил Фальк.

Железный Владыка понимал, что перед ним, но не верил своим глазам.

Он указал на расколы в осадочных пластах и ровные изломы между породами разных эонов.

— Перед нами край литосферной плиты, — объяснил Пертурабо, начиная осознавать, какую исключительную работу проделали здесь неизвестные строители.

За годы, проведенные в исследованиях хребтов Олимпии, примарх изведал устойчивость гор. Он понимал концепцию «глубокого времени»[82], знал, что для сотворения или разрушения планеты требуются миллионы лет. Но сейчас этот процесс совершался у него на глазах.

— Город-машина толкает одну тектоническую плиту под другую, — сказал Железный Владыка. Та часть его разума, что была сродни металлу и камню, анализировала чудовищные, невозможные события, происходившие на Моргенштерне. — Матосы геологикус давно предполагали, что сдвиг достаточно массивной континентальной плиты под ее соседку и далее в мантию приведет со временем к глобальному искажению геомагнитного поля. Правда, обычно скорость погружения не превышает пары сантиметров в год, и эффекты столь постепенного воздействия почти не заметны на протяжении жизни отдельного человека.

— Ну, здесь они вполне заметны, — отозвался Барбан.

Исполинские отвесные стены разлома уходили на сотни километров в недра планеты. Обширные камнепады сыпались в эту адскую пасть, глубины которой напоминали старинные представления о кошмарном подземном мире, где проклятые души претерпевали вечные муки.

— Они построили станцию с одной-единственной целью, — неверяще произнес олимпиец. — Уничтожить свой мир.

— Для ее создания наверняка потребовались колоссальные ресурсы, людские и материальные, — предположил Фальк. — Как эти фанатики из Сынов Шайтана сумели не только возвести платформу, но и скрыть ее от имперского командования?

Пертурабо уже какое-то время раздумывал над тем же. Когда он нашел ответ, тот оказался настолько очевидным, что примарх рассердился на себя за недогадливость.

— Им не нужно былопрятаться, — буркнул Железный Владыка.


— О чем вы?

— Губернатор с ними заодно.

— Кто ты? — потребовал ответа Магнус.

— Ты ведь способен распознать собственную плоть и кровь? — спросило нечто в теле Атхарвы.

Легионера окружал световой ореол, будто сплетенный из множества фонарных лучей, каждый из которых отбрасывал на соседей грязно-бурую тень.

— Говоря через моего сына, ты не становишься им, — возразил Циклоп. — Прекрати этот поганый фарс. Как твое имя?

— Имя мне — легион, поскольку нас много, но ты будешь называть нас Шай-Тан.

— Шай-Тан? На Моргенштерне у этого слова свое значение.

Тело-марионетка вскинуло руки, как проповедник в церкви, и необузданная пси-энергия засочилась с его пальцев, подобно каплям ртути. Из ниоткуда подул ветер, тысячелетняя пыль на полу закружилась безумными вихрями.

— Так называется мой звездолет, — ответил Шай-Тан, проведя рукой по стене. На металле остались болезненно яркие борозды. — Корабль-сеятель давно погибшей империи Старой Земли, он вез по бескрайним просторам космоса десятки тысяч людей, надеявшихся на светлое будущее.

Голос принадлежал Атхарве, но сквозь него проступали и другие — голоса множества истерзанных душ, получивших наконец шанс выразить свою ярость.

— Что же с вами случилось? — осведомился примарх.

— Мы умерли! — взревел Шай-Тан, и буря кин-силы пронеслась по отсеку, словно ударная волна орбитальной бомбардировки.

Магнус лишь наклонился вперед. Легионеров же сбило с ног и впечатало в переборки; рухнув на пол, они в считанные секунды снова были на ногах и передернули затворы болтеров, готовясь дать залп.

— Прикажете стрелять, мой господин? — подал голос Ариман.

— Запрещаю. Это ваши братья.

— Уже нет, — заявил Шай-Тан. — Теперь они — наши вместилища.

Тела Атхарвы и еще пятерых воинов шагнули вперед, покидая тошнотворные переливы пси-света. Походка их была скованной и неуклюжей, словно сила внутри них еще не до конца вспомнила, как управляться с плотью.

— Расскажи мне, что здесь произошло, — попросил Магнус, говоря медленно и размеренно.

— Ты уже знаешь. По крайней мере, догадываешься. — Над кончиками пальцев Шай-Тана возникли искрящие шаровые молнии, его глаза полыхнули огнем.

— Расскажи.

— Нет. Я хочу услышать это от тебя. — Создание метнуло в Циклопа сгусток электричества. Примарх отразил его собственным заклятьем и судорожно вздохнул, опаленный жаром. Как только пламя угасло, Магнус подавил искусством Атенейцев новую вспышку агрессии своих легионеров.

Шагнув к противнику, он направил разум в самые дальние пределы Исчислений. Коснувшись обжигающей ауры психического конгломерата, примарх ощутил, что в похищенном теле его сына завывают от боли тысячи душ. Их неистовый гнев был взрывоопасным, как чистый фуцелин, и безудержным, словно лавина.

Выдохнув, Циклоп увидел пар изо рта — температура в отсеке резко упала. Магнус уловил неожиданный всплеск эфирной энергии, сокрушительная сила бросила его в стену зала и распластала, будто подопытный экземпляр на столе.

Из расколотой криокапсулы на примарха хлынул консервирующий состав с резким химическим запахом, на плече повис раздутый, почти белый труп с висячими складками размокшей кожи.

Никакие чары теперь не удержали бы Сынов, жаждущих возмездия. Очереди масс-реактивных снарядов устремились к цели; навстречу им взметнулся шквал эфирного огня, и болты детонировали в полете.

— Вы надеетесь одолеть украденный пси-потенциал целого мира пальбой? — не поверил Шай-Тан.

— Остановись! — крикнул Магнус, но расправа была неизбежна.

Сущность в теле Атхарвы испустила губительный пси-вопль, мгновенно испепеливший трех легионеров — их тела вспыхнули внутри доспехов, будто магниевые факелы. Сверхмощный поток кин-силы разорвал на куски еще двоих, словно изменников, которых в древности привязывали к лошадиным хвостам. Четверо поднесли болтеры к шлемам и вышибли себе мозги.

Псионический визг отражался от стен камеры, пока сыны Циклопа сбрасывали ментальные оковы. Каждый из них отточил свой дар, следуя учениям отца и практикам Просперо.

Они были самыми могучими воинами-псайкерами в Галактике.

Но Шай-Тан превосходил даже их.

Ярость его тысячелетиями взрастала под землей. Захваченные им легионеры Тысячи Сынов обрушивали на боевых братьев пламя, молнии и беспримесную силу.

Криокапсулы лопались под перекрестным огнем, изрыгая на палубу новых разбухших мертвецов и реки химикатов — сгустившись, эти когда-то безвредные вещества стали опаснейшим ядом. Масс-реактивные болты и эфирные разряды рикошетили от стен. Металл выкручивался и сминался под натиском кин-энергии.

Встав перед примархом, Шай-Тан поднял голову лежащего на нем трупа за длинные склизкие волосы. Плоть отслоилась от размягченного черепа, как плавленая резина. Из пустых глазниц потекла смрадная кашица разжиженного мозгового вещества.

— Знаешь, что сотворили эти машины? — спросила сущность.

Магнус выплюнул зловонное месиво химикатов и телесных жидкостей мертвеца.

— Нет.

— Лжец! — оглушительно взревел Шай-Тан.

Уцелевшие крышки капсул разлетелись фонтанами блестящих, кинжально острых осколков. При виде разбитых стекол, что вращались и падали вокруг, Циклоп на мгновение ощутил дурное предчувствие.

Из контейнеров вываливались тела, побелевшие и раздувшиеся после тысячелетнего вымачивания в консервирующем составе. Пол заливала вязкая, мерзко пахнущая жидкость.

Перед провидческим взором Магнуса замелькали бесконечные ряды мужчин, женщин и детей, пристегнутых к металлическим каталкам. Под черепом зазвучали их крики; казалось, что человеческие глотки неспособны издавать такие хриплые, звериные вопли.

Из разумов людей выдирали их пси-потенциал.

— Трон, нет… — пробормотал Циклоп.

— Теперь увидел, верно? — спросил Шай-Тан.

— Да, — всхлипнул Магнус.

Раньше он не представлял себе, что возможны такие страдания. От мысли о том, что их причиняли намеренно, его замутило.

— Они вырвали наш дар, выхолостили наши умы, — подтвердил Шай-Тан.

На потолке один за другим взорвались люмены, и отсек погрузился в сумрак, озаряемый вспышками искаженной пси-энергии и электрических разрядов.

После увиденных зверств Циклоп чувствовал себя опустошенным. Из него словно вытянули душу.

— Они взяли нечто прекрасное и убили его… — задыхаясь, произнес он.

— Думали, что убили, — поправило создание, — но мы выжили. Прикованные к этому залу, бесформенные и потерянные, однажды мы пробудились. Как только наши мучители наконец поняли, что происходит, они бежали с корабля, закрыли и запечатали его, но опоздали. Их разумы уже изменились по нашему образу и подобию. Они стали вестниками конца времен, сеятелями погибели этого мира.

— Так возникли Сыны Шай-Тана… — понял примарх.

Кивнув, сущность с лицом Атхарвы легко подняла Циклопа и с размаху опустила его на хирургическую каталку. Неодолимая псионическая сила надежно удерживала Магнуса, пока давно бездействовавшие устройства гудели, вновь набирая энергию. Подголовник металлического лежака сдвинулся и повернулся, наверх поднялся золотой шлем черепного фиксатора.

Механизм обхватил виски примарха, и Шай-Тан наклонился к нему.

Сверкнули и начали вращаться иглы. Дали искру электроды.

— Ты тоже увидишь грезы о тьме за пределами Моргенштерна, — пообещало создание. — Ты станешь величайшим из Сынов Шай-Тана.

10 Бойня/На распутье/Какой ценой?

Еще четыре корабля почти без пауз взлетели один за другим, и Астинь судорожно выдохнула. За последний час пульс диспетчера не опускался ниже ста, так что держалась она только на стимуляторах.

Улучив секунду, Эшколь посмотрела на инверсионные следы транспортов, уходящие за перистые облака, и тут же опустила глаза к подключенным в спешке инфопланшетам.

— Следующая волна идет слишком быстро, — скрипучим механическим тоном сообщила Тесша Ром.

— Вижу их, — отозвалась Астинь, переключая вокс-каналы. — Рейсовая группа Шесть-Три-Лямбда на подходе к коридору пролета Альфа-Девять, уменьшите скорость. Пересечение разделительной линии «Олимпия» через пять, четыре, три…

Траектории отбывающих космолетов и приближающихся машин разошлись, опасность столкновения исчезла.

— Сколько отправили в последней волне? — спросила Эшколь, облегченно вздохнув.

— По судовым манифестам флотские патрули должны принять пятнадцать тысяч человек.

Нажав на значки прибывших транспортов, Астинь вызвала данные об их вместимости и рассчитала, сколько людей удастся набить в трюмы.

— Мало, — подытожила она. — Как всегда, слишком мало.

Диспетчер вывела на третью по значимости панель изображение толпы из десятков тысяч беженцев, сдавленной воротами и стенами крепости. При мысли о том, что большинство из них придется бросить, Эшколь вновь пала духом.

На подходе к Шарей-Мавет корабли заложили широкий вираж, замедляя чрезмерно быстрый спуск. Они напомнили Астинь падальщиков, что кружат над трупом, готовясь сдирать мясо с костей.

Выбросив неприятный образ из головы, диспетчер удивленно нахмурилась: челноки маневрировали на прежней высоте.

— Тесша, в чем дело? Почему эти суда не снижаются?

— Выясняю, — отозвалась Ром. — Рейсовая группа Шесть-Три-Лямбда, немедленно выходите на посадочную прямую. Наше расписание не предусматривает задержек. Повторяю, немедленно заходите на посадку.

Эшколь вывела на дисплей пассажирские манифесты. Прокручивая тысячи имен, она задумалась, кто выбирал этих людей. Кто решал, кому жить и кому умереть? Вероятнее всего, это был Пертурабо. В тот момент Астинь ненавидела примарха сильнее, чем кого-либо прежде, — так распоряжаться чужим миром и судьбами его обитателей мог только деспот.

На экране вспыхнул сигнал тревоги, и диспетчер жестом перебросила его на главную панель. Перед ней замелькали траектории кораблей; они уже не снижались по спирали, а разворачивались и возвращались на орбиту.

— Что за?.. — пробормотала Эшколь, предполагая ошибку.

Обернувшись к Ром, она увидела, что магос изумленно трепещет в своем резервуаре с розовым амниотическим составом. Гелеобразная жидкость вспенивалась мелкими пузырями.

— Тесша, — позвала диспетчер, — почему они улетают?

— Им приказали покинуть воздушное пространство Калэны.

— Как? — Астинь начала проверять терминалы в поисках неверно отданной команды. — Кто приказал?

— Распоряжение заверено имперским губернатором, — доложила Ром. — В нем капитанам всех судов предписывается вернуться на звездолеты-носители и сообщается о немедленном прекращении эвакуации.

— Он свихнулся? У нас еще несколько дней на вывоз людей. Мы можем спасти десятки тысяч жизней!

Эшколь представила, что на поверхность планеты больше не сядет ни один челнок, и ее скрутило от ужаса. Неужели случилось то, чего она так боялась, — кто-то наверху решил, что уже сделано все возможное?

Нет, это какая-то чепуха. Произошла ошибка, иначе и быть не может.

— Приказ недвусмысленный, — указала Тесша.

— Мне плевать, насколько он ясен! — огрызнулась Эшколь. — Отмени его! Верни эти чертовы корабли!

— Я пытаюсь, но капитаны отказываются.

— Так задействуй ЭМ-лассо! — рявкнула диспетчер. — Сейчас же посади их на гребаные платформы! Делай что хочешь, но приземли их и загрузи!

Техножрица дернулась в поддерживающем геле, над ее капсулой взвились красные потоки ноосферных данных, похожие на струйки дыма.

— Не могу, меня заблокировали! — Несмотря на искусственную модуляцию, в голосе Ром отчетливо прозвучало возмущение. — Все наши базовые системы отклоняют мои коды доступа.

— Как такое возможно? — не поверила Астинь.

Очистив планшеты, она углубилась в недра операционной системы, временно установленной механикум для контроля воздушного движения. До этого у Эшколь не было времени разбираться в тонкостях программной архитектуры. Ей хватало того, что все работает.

Чтобы ускорить эвакуацию, Пертурабо разрешил подключить когитаторы диспетчерской к логическим машинам Шарей-Мавет. Следовательно, Астинь имела выход на основные управляющие системы бастиона Железных Воинов.

Но также это означало, что любой, кто взломает программы Эшколь, проникнет и в командную сеть цитадели.

Строки вредоносного кода с цифровой подписью Конрада Варги прямо сейчас копировали себя в каждую директорию внутренних систем крепости, поочередно отключая ее защитные протоколы.

Пол центра управления полетами несколько раз подряд резко содрогнулся и завибрировал. Астинь повернулась к экранам, где отображались участки возле стен бастиона, и у нее оборвалось сердце. Над плотной толпой вздымались фонтаны земли, выброшенные мощными взрывами. Среди тысяч беженцев, притиснутых к куртине, распространялась паника, а в грунте возникали все новые глубокие воронки.

— Нет, нет, нет, нет! — закричала Эшколь, сжимая кулаки от бессилия при виде последовательной и смертоносной активации хитроумно размещенных, перекрывающихся минных полей. Под ногами людей в толчее детонировали дюжины зарядов, клубы дыма и продуктов взрыва постепенно скрывали от женщины весь ужас бойни. Пока ударные волны сотрясали даже вершину стены, Астинь плакала, сознавая, что жертв будет устрашающе много.

Она так и не узнала, было ли произошедшее потом частью некоего бесчеловечного плана, или кто-то в Шарей-Мавет действовал из сострадания к несчастным снаружи.

Колоссальные ворота крепости поднялись.

И тысячи людей хлынули внутрь.


Ариман примагнитил болтер к бедру и поднялся в восьмое Исчисление. Сплетая пальцами «круг безупречности»[83], он перешел на короткие, отрывистые вдохи и выдохи и, обратившись к своему дару Корвида, усилил способности братьев к предвидению.

Они сражались, построившись мандалой. Дрались спина к спине, дополняя умения товарищей своими. Стена щитов из ментальной энергии отражала, поглощала и отбрасывала атаки захваченных легионеров и их кошмарного повелителя.

Азек не видел, где находится примарх, но чувствовал его муки.

Напротив Аримана в круге стоял на коленях Фозис Т’Кар, сцепившийся с М’элтаном из братства Атенейцев. Воин-телепат был охвачен пламенем с головы до ног, из оплавленных отверстий для смотровых линз и лопнувших сочленений валил дым. Когти его огня впивались в доспех Т’Кара, как нож в мягкое масло.

Трое собратьев Азека погибли, сварившись заживо в своей броне под заклятьями Павонидов. Еще двое, что прикипели к палубе после удара цепного разряда, казались жуткими угольно-черными статуями. Отбитый кин-силой масс-реактивный болт врезался в наплечник Аримана; осколки при детонации вонзились в лицевую пластину шлема. Одна линза не выдержала, поле зрения легионера рассекли трещины.

Воины бились в оке урагана из пламени и молний, сдерживаемых кин-заслонами Рапторов. Жидкость, залившая отсек, вспыхивала и густо дымилась. Бело-голубые дуговые разряды с треском прыгали по металлическим потолочным балкам.

Из плачущих теней доносился бездушный смех.

Товарищи Аримана пока не применяли гибельных чар, но их противников ничто не сдерживало. Шесть захваченных братьев Тысячи Сынов напоминали факелы эфирного сияния — бесплотные души, запертые под Моргенштерном, чудовищно усилили способности легионеров.

Но их великая мощь была не более чем грубой кувалдой, тогда как адепту Просперо надлежало владеть ей, словно скальпелем.

Мельком увидев будущее, Азек пригнулся.

Увесистая стальная каталка с тяжелыми механизмами на подголовнике, брошенная свирепым рывком кин-силы, пронеслась над ним и сбила с ног троих легионеров.

Двое быстро вернулись в бой, третий не поднялся. Высвободив в ответ свой дар, Ариман отшвырнул в стену одного из воинов-марионеток Шай-Тана.

Ощутив муки Т’Кара, Азек крутнулся на месте и выбросил вперед сцепленные ладони. М’элтан пошатнулся, но устоял. Обернувшись, легионер взглядом приковал Аримана к полу; его пламенные глаза казались вратами в бездну.

Азек понял, что бессилен перед болью и страданием такой глубины. М’элтан шагнул к нему, поднимая ладони, которые пылали атомным огнем новорожденных звезд.

— Зачем вы боретесь с нами? — спросил воин чужим голосом.

Ответить Ариман не смог — в его разум впились телепатические заклятья, полные необоримой мощи. Шум битвы отдалился, желание сражаться пропало: пламенное создание, что подходило к Азеку, уже представлялось ему не чудовищем, но ангелом обжигающей красоты.

Смерть от его рук будет восхитительной.

Поднявшись на ноги, Фозис с яростным ревом взмахнул рукой, и его окутанный кин-силой кулак вырвался из груди М’элтна. Удар, усиленный энергией Великого Океана, разорвал туловище марионетки в клочья. Во все стороны разлетелись сгустки ослепительного огня, Т’Кар привалился к переборке, покрытой искрящимся пси-инеем.

— Я бы и так взял верх, — просипел Фозис, — но спасибо, что отвлек его.

Атака на разум Аримана прекратилась, его пси-защита отбросила чары убитого, и воин облегченно выдохнул. Он вновь услышал грохот битвы: рев пламени, треск разрядов, оглушительные хлопки масс-реактивных болтов.

Почувствовал боль умирающих.

Ощутил гнев мертвецов.

— Ты убил его… — проговорил наконец Азек, опускаясь на колени рядом с тлеющими останками М’элтана.

— Разумеется, — отозвался Т’Кар, восполняя запасы энергии. — И ты глупец, если думаешь, что мы выберемся отсюда без убийств.

— Он был нашим братом, — напомнил Ариман, осознав весь ужас содеянного Фозисом. — Ты лишил жизни товарища по Пятнадцатому…

Азек пытался отвести взгляд от изуродованного тела соратника, но не мог: поступок Т’Кара имел слишком важное и грозное значение. Наклонившись, легионер окунул ладони в дымящуюся кровь М’элтана.

— Если мы будем убивать друг друга, это станет началом конца, — произнес Ариман, и в его сознание ворвалась череда образов, похожих на клинки с зазубренными краями.

Расколотый керамит, залпы десяти тысяч болтеров в мире черного песка, завывающий волк под четырехликой луной и кровь, что зальет всю Галактику…

Воин неотрывно смотрел на руки, покрытые ярко-красной влагой. Глядя, как с кончиков пальцев стекает кровь, Азек с жуткой уверенностью понял: в будущем он еще не раз увидит, как его братья убивают друг друга.

— Здесь мы встали на распутье, — заключил Ариман.

— Чертовы Корвиды, — буркнул Фозис, перезаряжая болтер. — Так печетесь о будущем, что забываете жить в настоящем. Вставай, дерись! Тут повсюду враги! Смотри!

Стоило Азеку выбросить из головы зловещие картины резни, как перед его мысленным взором предстал Магнус, извивающийся на металлической каталке. Золотой шлем отсекал примарха от источника сил.

Вдруг наступила полная тишина и безмятежность.

В голове Аримана, отделенного от всего мира, раздался шепот:

+Мой любимый сын…+

— Я слышу тебя, — повернувшись, Азек воспринял поток сожаления и чувства вины, идущий от сердца в глубине зала.

Он ощутил неодолимую тягу выйти из строя-мандалы, что противоречило всем правилам боя, заложенным при обучении.

— Что ты сказал? — переспросил Т’Кар.

— Я должен идти к нему, — сказал Ариман.

— К кому?

— Нашему отцу. Он говорил со мной.

В тоне Азека звучала убежденность, и Фозис кивнул.

— Наконечник копья! — гаркнул он.

Воины Тысячи Сынов спешно приняли штурмовое построение: устремленный вперед клин из керамита и стали, психической мощи и генетически сотворенной силы.

Как только Ариман занял позицию на острие, Хатхор Маат — или, вернее, существо в его облике — вышел из ореола пси-огня. Брата по оружию окутывало сияние мощи, безыскусной в сравнении с той, которой владел истинный Маат, но все равно действенной.

— Чарами Павонидов потянуло! — крикнул Т’Кар.

Азек почувствовал мерзкую ломоту, пробирающую до мозга костей, и его тело взбунтовалось. Внутренности скрутила тошнотворная боль — клетки воина мутировали, следуя приказам, заложенным в них на первых стадиях существования.

Ариман сумел усмирить свой организм, однако трупы, свисавшие из расколотых криокапсул, не могли сопротивляться зову. Стоило эфирной энергии наполнить их лоснящиеся студенистые конечности, как гнившие веками мышцы задергались и ожили.

Одутловатые мертвецы один за другим выбирались из разбитых контейнеров, управляемые псионическими нитями безумного кукловода. Провалы их глазниц пылали сиянием Великого Океана, по отвисшим челюстям стекали тухлые телесные жидкости.

Легионеров уже окружали сотни воскрешенных, и все новые тела судорожно выбирались из резервуаров.

— Чертовы Павониды, — вздохнул Фозис.


Небо пронзили неоново-яркие световые колонны, резко очерченные на фоне тьмы. Испарив облака, параллельные лучи орбитальных орудий изгнали ночь и озарили Моргенштерн на тысячи километров во всех направлениях.

Обрушилась лавина макролазерных залпов и ядерных зарядов. Бомбардировка была тщательной, неослабной и безжалостной — как и все, связанное с Железными Воинами.

Кольцевая ударная волна от уничтожения механизма, убившего планету, достигла «Грозовой птицы» Пертурабо через секунду после вспышки, блеснувшей на фонаре кабины. Машина затряслась под ее натиском.

Сжав ручку управления, примарх удержал корабль на обратном курсе в Калэну, не позволив рухнуть вниз. Позади огненный шторм величиной с континент выжигал остатки мирового океана.

— Обычно после таких разрушений я чувствую, что восстановил справедливость, — сказал Железный Владыка. — Что одолел какое-то великое зло.

— Сейчас не так? — спросил Барбан Фальк.

— Нет. Мы ничего не добились.

— Это было понятно заранее, — напомнил легионер.

— Я знал, что возмездие окажется символическим, но ожидал испытать хотя бы слабое удовлетворение после ответного удара.

— И не испытали его?

— Да, потому что мы уже проиграли битву, причем еще до высадки на планету. Я не в силах покарать наших врагов на Моргенштерне — убивая их, мы лишь потакаем их жажде смерти.

— Тогда что же нам делать?

— Спасти как можно больше невинных, покинуть этот мир и не вспоминать о нем.

Барбан кивнул и повернулся к приборной доске, вдруг услышав в воксе чей-то настойчивый голос. Грозы и ЭМИ-воздействие орбитальных ударов почти полностью забивали сигнал помехами, но Фальк превосходно умел отсеивать посторонние шумы.

Он пробежал пальцами по рычажкам, и кабину заполнил воющий скрежет. Через некоторое время из скрипучего, дрожащего хрипа пробился голос Харкора:

— …ас атакуют… прорвались в ворота. Ублюдки внутри Шарей-Мавет! Все системы отказы… нет… целые тысячи. Без… готовимся к бою…

Передача внезапно оборвалась, Барбан и Пертурабо обменялись удивленными взглядами. Оба не догадывались, как смертным удалось проникнуть в крепость Железных Воинов.

— Помнишь, я минуту назад говорил, что нам не под силу покарать наших врагов?

— Да, и?

— Я ошибался, — заявил примарх. — Эти скоты кровью заплатят за нападение, и я буду наслаждаться тем, как они умирают.


Золотой шлем сомкнулся на голове Магнуса, электроды прижались к вискам и загудели от напряжения. Рот Циклопа наполнился слюной с металлическим привкусом.

— Не нужно этого делать, — сказал он, чувствуя, как пучки игл проходят сквозь волосы и впиваются в скальп.

— Оказавшись на каталке, так говорят все, — бросил Шай-Тан в теле Атхарвы.

— Ты не понимаешь, я могу помочь тебе.

— С чего ты решил, что можешь помочь нам? — Глаза легионера вспыхнули гневом пси-сущности. — Способен ли ты вообразить всю мерзость содеянного здесь? Тысячи людей, повинных только в том, что родились с даром творить чудеса, были лишены собственной уникальности. Многие погибли в процессе, а выжившие вскоре позавидовали им. Представь себе ослепшего во сне художника, сломавшую пальцы виртуозную арфистку, онемевшего певца с дивным голосом. Вот что с нами сделали! И ты думаешь, что способен помочь?

Магнус не закрывался от слов Шай-Тана, и память о муках составляющих его душ терзала сердце примарха. Он просеивал мириады отдельных фрагментов в поисках абсолютной истины, стараясь найти способ освободить Атхарву и остальных, исправить все, сотворенное в этом зале.

Закрыв глаз, Циклоп впитал разумом боль Шай-Тана. Он снова и снова переживал ее в воспоминаниях тех, кто страдал здесь в прошлом. Разомкнув веки, Магнус увидел образы минувшего…

Медотсек приобрел былой вид идеально белого, стерильного комплекса, предназначенного для жутких операций.

Примарх смотрел на него взглядом женщины, лежавшей когда-то на этой же каталке. Магнус плакал, испытывая ужас жертвы, не понимающей, что происходит. Над ней склонялись безликие люди в защитных костюмах из вулканизированной резины, с дыхательными масками и непрозрачными визорами. Незнакомцы держали наготове шприцы с антипсионическими препаратами.

Циклоп давился пластиковой капой, не позволявшей женщине прикусить язык. Он бился, пока к ее голове прилаживали жгучие иглы и зажимы. Он впивался ногтями в лица и даже сорвал маску с ближайшего мучителя. Вместо морды чудовища под ней оказались непримечательные черты испуганного медика с виноватым взглядом.

Углубившись в мысли мужчины, Повелитель Сынов за один вздох узнал о нем все — его надежды и мечты, все то, что делало его человеком. Но истинная суть разумов смертных лежала не в их грезах; она таилась в их страхах.

Так какие же кошмары пожирали первопоселенцев этого мира?..

И ответ на вопрос, который Магнус задал Пертурабо в начале их миссии на Моргенштерне, стал кристально ясным.

Отпустив воспоминания женщины о былом ужасе, Циклоп ринулся в настоящее и полной грудью втянул пропахший химикатами воздух. В висках пульсировала боль, неподвижные конечности сковывал ледяной холод.

Электроды золотого шлема дрожали от мощных разрядов, обугливая участки присоединения. Кожа на голове стала влажной — вращающиеся иглы погружались все глубже, миллиметр за миллиметром. Мысли едва ползли, в черепе что-то низко жужжало, как будто туда влетела муха.

Магнус превозмог боль.

— Я знаю, почему с вами так поступили.

— Они боялись нас! — огрызнулся Шай-Тан. — А страх ведет к ненависти, поэтому они лишили нас способностей.

— Нет, — возразил Циклоп. — Причина в ином. Совсем в ином.

— В чем же? — требовательно спросила сущность. — Объясни мне, зачем с нами проделали все это, почему дали столь многим из нас умереть, крича от страха, или сойти с ума? Неужели хоть что-то может оправдать подобное?

— Долгая Ночь!.. — Иглы наткнулись на кость, и у примарх а перехватило дыхание.

— Долгая Ночь?

— Эпоха невиданного прежде раздора и кровопролития. Волна массового безумия, что прокатилась по человеческому космосу, поглощая целые миры, и едва не привела к всегалактическому вымиранию.

Электроды опаляли кожу Магнуса, иглы буравили череп. Из их кончиков в кровоток начали поступать жгучие психотропные вещества.

Как быстро они нарушат мыслительные процессы и помешают ему добраться до Шай-Тана?

— Человечество эволюционировало слишком быстро, — продолжил Циклоп. — Внезапно появилось множество носителей псайкерского гена. Катастрофа стала неизбежной. Всеобщее помешательство… начиналось с псиоников и поражало остальную планету, низвергая ее в бездну разрушений и смерти.

— Нет… — пробормотала сущность.

— Да, то, что сотворили здесь, — мерзко, чудовищно, совершенно безнравственно. Однако Моргенштерн стал миром без псайкеров. Гибельное безумие лишилось плацдарма. Ему закрыли дорогу — убрали возможных жертв. Население планеты получило иммунитет. Долгая Ночь не опустилась.

— Ты лжешь.

— Загляни в мои мысли, и увидишь сам.

Шай-Тан отступил от каталки. Украденное им лицо Атхарвы исказилось, в глазах забрезжило понимание.

— Они спасли Моргенштерн, — подытожил Магнус.

— Ценой наших жизней! — рявкнула сущность.

— Когда любишь что-то всеми частичками души, то готов пожертвовать чем угодно ради его спасения.

— Чем угодно? — переспросил Шай-Тан.

— Да. Можешь мне поверить, — произнес Циклоп перед тем, как взреветь от боли — вся мощь древнего устройства ворвалась под своды его черепа.

Никогда раньше примарх не испытывал и не представлял ничего подобного. Его мозговое вещество горело под иглами, которые выжигали деликатные пси-узлы и разрушали нейронные сети загадочных конфигураций.

Магнус забился на каталке. Сама эссенция того, что отличало его от братьев, вытекала из его разума, будто кровь из жилы. Мир потускнел по краям, теряя четкость и красочность. Примарх осознал, что утрачивает провидческий взор, и его захлестнул душераздирающий ужас.

Шай-Тан сдавил ему горло, словно желал отнять у Циклопа не только дар, но и жизнь — обезумевшее божество платило болью за боль, не понимая, что все счета давно закрыты.

Муки и страх потерять способности придали Магнусу сил. Преодолев то, что прижимало его к каталке, он схватил Атхарву за горжет и стиснул пальцы. Керамит и металл треснули, но марионетка лишь крепче вцепилась примарху в глотку.

Два враждебных создания, наделенные мощью богов, застыли в гибельных объятиях: никто не хотел уступать, оба готовы были встретить смерть.

Сквозь алую дымку страданий и крови из лопнувших капилляров Циклоп заметил какое-то движение. Воины в багряной броне были окутаны клубами дыма, озаренного сиянием аур; вздымались и опускались кин-мечи, сверкали дуговые пси-разряды.

Осажденные ордой мертвецов, легионеры шли в атаку на бледнокожих големов вслед за одним из братьев. Его, будто святого с потолочной фрески древнего храма, окружал нимб янтарного сияния.

— Азек… — прохрипел Магнус. — Мой любимый сын…

Ариман выпустил в Шай-Тана болтерную очередь от бедра. Как только затвор остановился в заднем положении, воин выхватил боевой клинок.

Подняв взгляд, марионетка отняла руку от шеи примарх а. Ореол бледного света, схожего с блеском первой звезды на заре, возник над пальцами Атхарвы и разделился на части. Сгустки энергии по спирали рванулись вперед, волоча за собой кометные хвосты.

Ослепительная вспышка псионического взрыва озарила все уголки отсека. Подброшенный в воздух Азек безвольно рухнул поперек одной из каталок, и Циклоп вскрикнул. Посмотрев в лицо Атхарвы, он увидел множество эфирных масок озлобленных душ, что с наслаждением причиняли боль другим.

Ариман отвлек Шай-Тана лишь на несколько мгновений, но и этого было достаточно.

Повелитель Сынов исполнился непоколебимой решимости, которой ему не хватало прежде.

— Я спасу тебя. — Высвободив другую руку, он разжал хватку марионетки на своей шее. — Если ты не станешь мешать.

Мысленным кин-импульсом примарх вытолкнул иглы из черепа и резко сел, заставив Шай-Тана отпрянуть.

— Твоя мощь велика, но ты не умеешь ее применять, — заметил он и вывернул Атхарве запястье. Раздался тошнотворный треск сломанных костей, сущность в теле марионетки завопила, осознав, что поменялась ролями с Циклопом. Поднявшись, тот повел плечами, сбросил легионера и по-борцовски прижал его к каталке.

Одной рукой удерживая Атхарву за шею, примарх занес кулак.

— Я — Магнус, Повелитель Просперо, обученный Императором Человечества, величайшим псайкером в Галактике, — заговорил он, глядя в самую суть Шай-Тана. — Тебе нечего мне противопоставить!

Тело захваченного воина дергалось, необузданная пси-энергия неестественно выкручивала его конечности — сущность внутри боролась с железной волей Циклопа. Слияние душ злобно ярилось на врага; полное вечного гнева, оно не умело прощать. Примарх мрачно кивнул, словно придя к какому-то важному решению.

— Прости, сын мой, — сказал Магнус. — Другого выхода нет.

Золотой шлем защелкнулся на голове Атхарвы. Иглы глубоко вошли в череп легионера, и устройство засветилось от притока энергии.

— Держись за серебряную нить! — вскричал Циклоп, когда в его разуме клеймом отпечатался смутный образ грозного безликого ангела. — Держись и не отпускай, иначе тебе конец!

Он закрыл глаз, не способный не слышать жуткие звуки, порожденные болью и страхом его сына. Примарх ощущал, как иглы вгрызаются в кость, как растекается внутри нестерпимый жар химических препаратов, нейросмесителей и гемюнд[84]-рассекателей, которые потрошили мозг Атхарвы.

Шай-Тана вновь вырывали из телесной оболочки, и он кричал, испытывая те же муки, что при давнем рождении.

Покинув легионера, сущность устремилась в эфир клубящейся грозовой тучей остервенелой ненависти. Циклоп увидел перед собой красный вихрь, из круговорота которого, раскалявшего воздух порывами ярости, начал возникать кошмарный демон.

Примарх ждал, что Шай-Тан покинет носителя, и теперь стоял перед растущей бурей, выставив одну руку вперед и прижимая ладонь другой к огромному гримуару, что висел на цепи у пояса.

Слияние душ издало вой, и звуковая волна вздыбила палубный настил. Ураганные псионические ветра пытались отбросить Магнуса к стене, но он держался крепко, словно прирос к полу — неподвижный объект под натиском непреодолимой силы.

— То, что творили здесь, невозможно простить, — сказал Циклоп. — Я обещаю, что об этом будут помнить. Всех вас будут помнить.

Он выбросил руку с гримуаром в сторону сущности Шай-Тана, и обложка из красной кожи распахнулась, словно портал в иные миры. Души завизжали, борясь с притяжением Книги Магнуса, но том, полный неутолимой жажды к познанию нового, затягивал их, подобно океанскому круговороту.

— Умершие в этих стенах обретут новую жизнь, — пообещал примарх. — Отриньте ненависть, и вы переродитесь в царстве безграничного воображения!

Самые могучие личности внутри Шай-Тана сопротивлялись, цепляясь за многовековую злобу, но с каждой секундой все новые фантомы принимали предложение Циклопа.

Наконец Магнус вобрал в книгу их всех — длинный список имен и жизней, перечень забытых мертвецов. Примарх был их проводником, и, подарив призракам будущее, он на мгновение ока пережил их прошлое.

Так на страницах, заполненных древними легендами и волшебными историями, возникли новые действующие лица, неопытные актеры, жаждущие выступать на сцене диковинных мифических земель. В томе Циклопа украденным душам Моргенштерна суждено было вести невероятную жизнь, наслаждаясь неописуемыми приключениями.

Стоило книге захлопнуться, как ураганные ветра мгновенно стихли, и в зале воцарилось нежданное спокойствие. Судорожно выдохнув, Магнус опустился на колени.

Тела мертвецов и его порабощенные сыны рухнули на палубу, освобожденные от власти Шай-Тана.

Все кончено, мой господин? — спросил кто-то.

Подняв голову, примарх встретился взглядом с Азеком Ариманом.

Циклоп положил ладонь на гримуар и задумался о том, что узнал в момент соединения с Шай-Таном. Его плечи опустились, словно на них возложили тяжелейшее бремя в мире.

— Нет, — сказал Магнус. — Нам осталось еще одно черное дело.

— Какое черное дело? — не понял Азек.

— Закончить начатое.

Эпилог

В свете обреченного мира поблескивали космолеты с беженцами — импровизированная флотилия из тысячи с лишним судов всевозможных размеров и тоннажа. Каждый корабль в отчаянной спешке набили выжившими обитателями Моргенштерна. Челноки до сих пор перевозили людей внутри армады, отделяя граждан планеты от остальных.

Магнус и Пертурабо наблюдали с командной палубы «Железной крови» за тем, как звездолеты легиона маневрируют вокруг флотилии, подобно пастухам, охраняющим стадо от хищников.

Интерьер флагмана был прежде всего практичным, но над сетчатыми металлическими конструкциями грациозно изгибались арки. Циклоп узнал многие декоративные узоры, ранее вычерченные на восковке в мастерской брата.

За контрольными пультами неподвижно, как железные изваяния, стояли воины в начищенных доспехах, готовые мгновенно исполнить любую команду своего примарха. Все молчали. Тишину нарушало только жужжание когитаторов и непрерывное гудение двигателей, от которого вибрировала палуба.

Залитая кровью броня Пертурабо еще не остыла после битвы за Шарей-Мавет. Лишь применив всю свою внушительную силу убеждения, Магнус уговорил брата покинуть крепость: Олимпиец всеми фибрами души ненавидел саму мысль о выходе из боя. И когда примархи встретились на посадочной платформе осажденного бастиона, Циклоп, встретившись взглядом с Железным Владыкой, понял, что отныне между ними проляжет непреодолимая пропасть.

Пока отделения Форрикса и Харкора удерживали ворота на верхние ярусы, остальные Железные Воины и легион Тысячи Сынов эвакуировали цитадель. И Магнус чувствовал, что братская любовь Пертурабо к нему слабеет с каждым уносящимся в космос десантным кораблем.

Затем из гущи сражения выступил Барбан Фальк, волоча за собой окровавленного, отбивающегося Варгу. В первую секунду Циклоп решил, что воин спасает губернатора, но потом в ауре Конрада увидел истину.

— Он хочет умереть, — заявил тогда Барбан, швырнув хнычущего, обмочившегося Варгу на залитый кровью пол транспортника. — Но он будет жить долго, закованный в цепи, в одиночной железной камере.

Асгинь Эшколь и Тесшу Ром вывезли на потрепанном тендерном судне Механикум. Обе негодовали и были озадачены тем, что их заставляют покинуть планету, на которой еще остались люди. Нико Ашкали находилась на борту челнока XV легиона; она пока не оправилась от последствий тяжких испытаний, выпавших на ее долю в Жаррукине.

В последний раз взглянув на Моргенштерн из возносящейся в небо машины, Повелитель Сынов увидел мир, который разрывал себя на куски, город, охваченный безумием, и предателей, что насмехались им вслед, стоя на пылающих башнях крепости его брата.

«Не такой финал я себе представлял».

Осознав, что Пертурабо обратился к нему, Магнус сделал вдох и вернулся в настоящее.

— Что? — переспросил он, встретив холодный, суровый взгляд олимпийца.

— Я говорю: ты совершенно уверен?

— Уверен, — подтвердил Циклоп. — Но, Трон свидетель, не рад этому.

Железный Владыка вздохнул.

— А ты говорил, что я бываю жестоким.

— Жестокость тут ни при чем.

— Только если ты прав.

— Я прав.

— Ты всегда так уверен в себе, — язвительно усмехнулся Пертурабо.

— Иначе просто нельзя, — сказал Магнус и положил руку на книгу у пояса, словно защищая ее. — Есть лишь один способ навсегда избавиться от семян апокалиптического культа Шай-Тана, чтобы они не проросли где-нибудь еще. Не забывай, я заглянул в глубины его сущности. Я знаю, насколько безбрежна его ненависть.

Олимпиец скрестил руки на груди.

— Мой легион на горьком опыте научился справляться с подобными ситуациями. Выдержит ли твой?

— Ты понятия не имеешь, что может выдержать мой легион, — бросил Циклоп.

— Пусть так, но этот рубец останется с вами навсегда.

— Рубцы заживают.

— Отметины никуда не исчезают. Твои сыны будут вспоминать случившееся.

— Им уже доводилось перенести нечто худшее, — возразил Магнус, утопая в мрачных образах прошлого, где воины кричали и молили о смерти, — и забыть о нем. Забудут и это.

Циклоп ощутил недоумение Пертурабо, однако не стал ничего объяснять. Не ко времени было перебирать старые грехи.

— Действуй, — произнес он.

Железный Владыка кивнул своим легионерам:

— Открыть огонь.

«Железная кровь» содрогнулась, извергнув адское пламя из всех артиллерийских батарей. К ней присоединились звездолеты обоих легионов, и пустота озарилась вспышками тысячи орудий, мечущих в цель смертоносные лучи и снаряды.

Магнус заставлял себя смотреть, как пылает флот беженцев, как бесконечные бортовые канонады макропушек, разряды лэнс-установок и волны атомных торпед разносят в клочья эвакуационные суда.

После двухчасового обстрела на орбите остались только корабли Астартес.

Рядом с остовами гражданских космолетов на поверхность Моргенштерна упали вирусные бомбы Экстерминатуса.

— Всё — прах, — заключил Повелитель Просперо.


Планета Чернокнижников
Время: неизвестно
Я до сих пор слышу крики мертвецов с Моргенштерна, — признался Магнус, сгребая в горсть пепел из воронки внутри пирамиды Фотепа.

Вокруг него дули злобные ветра, студеные зефиры, что свистели меж огромных искореженных балок осевшей постройки.

— Мы — мертвецы с Моргенштерна.

Стряхнув прах с пальцев, Алый Король поднял взгляд. Создание, когда-то в недрах убитого мира носившее лицо Атхарвы, преобразилось. Его черты менялись с каждым вздохом, с каждым движением зрачка. Оно было мужчиной, женщиной, ребенком и стариком, меняло расы и цвет кожи.

— Теперь ты выглядишь иначе, — заметил примарх.

— На этой планете постоянно лишь непостоянство.

— Мне следовало оставить тебя на Моргенштерне, — хмыкнул Циклоп, очищая пол вокруг себя от пыли и битого стекла.

— Возможно. — Шай-Тан посмотрел наружу, на утраченную красоту и жалкие развалины Тизки. — Но Магнус Красный всегда уступал жажде знаний, даже когда понимал, что их лучше не касаться.

— Твои страдания были столь глубоки, — Алый Король сжал погруженные в пепел кулаки, проехав костяшками по металлу, — что я ощутил все, содеянное с тобой, и поддался жалости. Я оказался слабым наивным глупцом. Ты проклял целый мир, желая отомстить за свою боль. При уничтожении Моргенштерна погибло столько душ — почему спаслись только твои?

— Потому что ты хотел исцелить неисцелимое, исправить неисправимое, — произнес Шай-Тан, опускаясь на колени рядом с примархом. — В этом твоя слабость. Как ты там говорил? «Когда любишь что-то всеми частичками души…»

— …то готов пожертвовать чем угодно ради его спасения, — окончил Магнус.

— Скажи, чем ты готов пожертвовать, чтобы обмануть судьбу и спасти сыновей?

— Жизнью, — безраздумий ответил Циклоп.

— Ты отдал ее на Просперо, — напомнила сущность. — Еще чем?

— Больше мне нечего предложить.

Шай-Тан тоже стал выгребать из воронки пыль и стекло.

— У тебя еще есть возможность уйти с доски, спрятать сынов от взора алчущих божеств.

Неторопливо кивнув, примарх мысленно вернулся к событиям после бегства с Моргенштерна.

— Я помню, как переправился с «Железной крови» на «Фотеп» и наблюдал за тем, как «Пожиратель жизни» расползается по поверхности мира. Я смотрел, как токсины превращают некогда цветущую планету зелени, синевы и золота в коричневую некротическую массу с лиловыми пятнами. Но даже она исчезла, когда лэнс-разряд моего корабля поджег атмосферу и запустил глобальную огненную бурю.

— В последнее время такие апокалиптические финалы уже не редкость, — заметил Шай-Тан. — Если ты думаешь, что я буду оплакивать рок Моргенштерна, вынужден тебя разочаровать.

— Я на это и не надеялся.

— Значит, ты завел этот разговор, потому что Экстерминатус не стал последним актом? — предположила сущность. — Однажды, спустя много лет после распада «Пожирателя жизни», я почувствовал, что мы с тобой вернулись на Моргенштерн. Не мог не почувствовать — ты высадился на поверхность и разрыл руины Жаррукина.

— Верно.

— Чтобы добраться до загадочных устройств на борту «Шай-Тана»?

— Да, — кивнул примарх.

— Получается, твоя история не завершена?

— Не бывает завершенных историй, — возразил Алый Король. — За время, проведенное в гримуаре, ты должен был это понять. Стоит закончиться одной легенде, как начинается другая.

— И, как за жизнью следует смерть, так за смертью следует возрождение, — подхватил Шай-Тан, опускаясь на колени рядом с Циклопом. Вдвоем они полностью очистили дно воронки.

Хотя Магнус знал, что откроется ему, при виде ржавого люка и иллюминатора из бронестекла у примарха все равно перехватило дыхание. В центре он увидел треугольную стрелу, окруженную стилизованным венком.

Эмблема Моргенштерна.

— Нет, — произнес он, поднимаясь на ноги. — Я ошибался — в том жутком месте внизу не найдется воскрешения.

— Найдется, — пообещал Шай-Тан. — В один прекрасный день.

— Я не стану открывать твой проклятый корабль.

— Правильно, — согласилась сущность, — его откроет твой любимый сын, когда ты отречешься от него и ему некуда будет идти. Тогда он покажет тебе, сколь глубоко ты был неправ все это время.

Услышав эхо слов Императора, Циклоп ощутил дрожь мрачного предчувствия.

Перед ним мелькнула оплетенная молниями башня, кабал чернокнижников…

Измена и смерть в равной мере.

Примарх отвернулся и зашагал прочь.

— Все пойдет прахом, Магнус, — сказал ему в спину Шай-Тан. — Прахом.

Он не оглянулся.

Примечания

1

Офрис — гора в центральной Греции. В древнегреческой мифологии была базой Крона и титанов во время их войны с олимпийскими богами.

(обратно)

2

Криовулканы — разновидность вулканов, обнаруженная на некоторых небесных телах в условиях низких температур. Вместо лавы извергают воду, соединения метана и т. д. как в жидком, так и в газообразном состоянии.

(обратно)

3

Ламинарный поток (течение) — течение, при котором жидкость или газ перемещается слоями без перемешивания и пульсаций (то есть беспорядочных быстрых изменений скорости и давления).

(обратно)

4

Retiarius (лат.) — «боец с сетью», один из видов гладиаторов.

(обратно)

5

От лат. hastati (букв. «копейщики»), от hasta (гаста — древнеримское метательное копье).

(обратно)

6

Морское хтоническое божество из древнегреческой мифологии, бог бурного моря и чудес. Отец чудовища Сциллы.

(обратно)

7

Praestes — хранитель, защитник, страж (лат.).

(обратно)

8

Чёрная (или чёрная с полосами) древесина.

(обратно)

9

Voluntas Ex Ferro (лат.) — воля из железа.

(обратно)

10

Пластинчатый доспех, составляющий нижнюю часть кирасы.

(обратно)

11

Неслоистый, рыхлый, разнозернистый обломочно-пылевой грунт.

(обратно)

12

Терминатор (астроном.) — линия светораздела, отделяющая освещенную часть небесного тела от неосвещенной.

(обратно)

13

Искаженное «Уильям Йейтс». Уильям Батлер Йейтс (1865–1939) — ирландский поэт и драматург, лауреат Нобелевской премии по литературе 1923 года.

(обратно)

14

Йейтс У. Б. «Второе пришествие».

(обратно)

15

Герменевтика (др. — греч.) — учение о принципах толкования, искусство понимания смыслов.

(обратно)

16

Вальдрмани (Волчья луна) — единственный спутник Фенриcа

(обратно)

17

Канис хеликс («волчья спираль», лат.) — уникальный элемент геносемени Космических Волков.

(обратно)

18

Стая — аналог отделения у Космических Волков.

(обратно)

19

Длинные Клыки — название ветеранов Космических Волков.

(обратно)

20

Трэлл (др. — сканд.) — раб в скандинавском обществе в эпоху викингов.

(обратно)

21

Черногривый волк — самый крупный и опасный подвид фенрисийского волка.

(обратно)

22

Эйнхерии (Einherjar) — в скандинавской мифологии лучшие из воинов, павшие в битве, которые живут в Вальхалле. Здесь: почетная гвардия, приближенные Лемана Русса.

(обратно)

23

Гелиопауза — теоретический рубеж торможения солнечного ветра, условная граница планетной системы.

(обратно)

24

Хускарл (др. — сканд. huskarlar) — представитель особого рода воинства, личной охраны господина.

(обратно)

25

«Клык Моркаи» — специализированный инструмент, используемый волчьими жрецами вместо стандартного нартециума. Моркаи — двуглавый пес смерти в народных сказаниях Фенриса.

(обратно)

26

В скандинавской мифологии Фреки и Гери (Прожорливый и Жадный) — волки-спутники бога Одина.

(обратно)

27

Тенгир — король народа руссов, который обнаружил примарха на Фенрисе и воспитал его.

(обратно)

28

«Анналы Легионес Астартес, Геенна-Проксима» (лат.).

(обратно)

29

Вюрд, вирд (др. — исл. wyrd, weird) — предназначение человека в этой жизни, его жизненная цель высшего порядка, предопределенная ему от рождения. Здесь «вюрдовый» — судьбоносный, колдовской, связанный с варпом.

(обратно)

30

Аннулюс (от annulus, «кольцеобразный», лат.) — концентрические круги церемониальной резьбы на камне или каменных плитах.

(обратно)

31

Пироболт (разрывной болт) — пиротехническое устройство, предназначенное для быстрого и надежного автоматического рассоединения деталей какого-либо механизма.

(обратно)

32

Эскарп (фр. escarpe — откос, скат) — земляное фортификационное сооружение.

(обратно)

33

Стратагема (др. — греч.) — военная хитрость, обман, уловка.

(обратно)

34

Вальгард — комплекс построек на вершине Клыка, в том числе взлетных площадок.

(обратно)

35

Цвайхендер — двуручный меч со специфической двойной гардой, отделяющей особо прочную, незаточенную часть (пяту) клинка от заточенной.

(обратно)

36

Искаженное высказывание Бернарда Шоу: «Мудрыми нас делают не воспоминания о прошлом, а сознание ответственности перед будущим». (Здесь и далее примечания переводчика.)

(обратно)

37

Отсылка к известному изречению Архимеда Сиракузского: «Дайте мне точку опоры, и я переверну Землю».

(обратно)

38

Гримуар (фр. grimoire) — книга, описывающая магические процедуры и заклинания для вызова духов (демонов) или содержащая какие-либо колдовские рецепты.

(обратно)

39

Шекспир У. Юлий Цезарь, акт I, сцена 3.

(обратно)

40

Птеруги — полосы из отвержденной кожи, часть доспехов, неразъемно присоединенная к нижнему краю панциря древнегреческого воина.

(обратно)

41

Искаженное от Дур-Шаррукин — столица Ассирии в последние годы правления Саргона II (VIII век до н. э.).

(обратно)

42

Искаженное от «ахеменидский». Ахемениды — династия царей Древней Персии (705(?) — 330 до н. э.).

(обратно)

43

Ши У (1272–1352) — китайский поэт и отшельник.

(обратно)

44

Ашкали — албаноязычные цыгане Балканского полуострова, исповедуют ислам. Причисляют себя к так называемой египетской ветви цыган.

(обратно)

45

Kine — очевидно, от греч. «относящийся к движению». Ср. «кинетика».

(обратно)

46

Фототропный — «тянущийся к свету» (др. — греч.).

(обратно)

47

Царица Астинь (ивр. Вашти) — первая жена персидского царя Артаксеркса. Эшколь — гроздь (ивр.).

(обратно)

48

«Зажигающий свет» (лат.).

(обратно)

49

Искаженное от Шаарей-Мавет (ивр. Врата Смерти) — в каббалистике пятый отдел Ада.

(обратно)

50

Холат-Сяхыл (Холатчахль) — гора на Северном Урале, где погибла группа И. Дятлова.

(обратно)

51

Беотия — историческая область в Греции.

(обратно)

52

Кадм — герой древнегреческой мифологии, легендарный основатель Фив в Беотии.

(обратно)

53

Тефра (от греч. — пепел) — собирательный термин для отложений материала, выброшенного в воздух вулканом и затем осевшего на землю.

(обратно)

54

Кайлас — священная гора на юге Тибетского нагорья (КНР).

(обратно)

55

Тоннаж — мера грузовместимости корабля.

(обратно)

56

Полимат — человек, добивающийся ощутимых практических результатов по многим направлениям науки и/или искусства.

(обратно)

57

Антикитера — удивительно сложный древний механизм, сочетавший в себе календарь, астрономическое, метеорологическое, образовательное и картографическое устройства. В 1901 г. поднят с античного римского корабля.

(обратно)

58

Аттар (Астар, Аштар) — божество из древнесемитских мифологий.

(обратно)

59

«Триар» — бронированный грузовой транспорт Механикум.

(обратно)

60

Антон Шандор Лавей (1930–1997) — основатель и верховный жрец организации «Церкви Сатаны», автор «Сатанинской библии», видный идеолог оккультизма.

(обратно)

61

Вариации треугольной стрелы в круге являются эмблемами NASA и Роскосмоса.

(обратно)

62

Ба и Шу — древнекитайские царства на территории современной провинции Сычуань.

(обратно)

63

Скиамантия — гадание по теням, вызов теней из загробного мира.

(обратно)

64

Грот нижний прямой парус на грот-мачте парусного судна.

(обратно)

65

Энтоптический — связанный со зрительным восприятием.

(обратно)

66

«Же» (g) — ускорение свободного падения. На Земле составляет 9,8 м/с2.

(обратно)

67

Скорость убегания (вторая космическая скорость) — наименьшая скорость, которую необходимо придать объекту для преодоления притяжения небесного тела и ухода с замкнутой орбиты вокруг него.

(обратно)

68

ПВРД — прямоточный воздушно-реактивный двигатель.

(обратно)

69

«Претор» — тяжелая система залпового огня на шасси бронетранспортера «Красе».

(обратно)

70

СЗУ — самоходная зенитная установка.

(обратно)

71

Теософия — теоретическая часть оккультизма и оккультное движение; в широком смысле слова — мистическое богопознание, созерцание Бога, в свете которого открывается таинственное знание всех вещей.

(обратно)

72

Согласно теории воротного контроля боли (Мельзак, Уолл, 1965 г.), нервные импульсы, вызванные болевым стимулом, управляются в задних рогах спинного мозга.

(обратно)

73

Согласно скандинавской мифологии, бог Один пожертвовал глазом, чтобы испить из источника мудрости великана Мимира.

(обратно)

74

Мандала — сакральное схематическое изображение либо конструкция, используемая в буддийских и индуистских религиозных практиках.

(обратно)

75

Донар — имя скандинавского бога Тора на древневерхненемецком языке. Мировой Змей в различных мифологиях также именуется Ёрмунгандом или Уроборосом.

(обратно)

76

«Как вверху, так и внизу; как внизу, так и вверху» — так называемый Принцип Соответствия, один из Семи Принципов герметической философии.

(обратно)

77

Шекспир У. Гамлет, принц датский, акт III, сцена 1.

(обратно)

78

Гидратор — мягкая емкость для жидкости с приспособлением для питья.

(обратно)

79

Линия Кармана — условная граница между атмосферой планеты и космосом. Для Земли составляет 100 километров над уровнем моря.

(обратно)

80

Посох Асклепия (Эскулапа) — распространенный медицинский символ.

(обратно)

81

Ваальбара, Родина (Родиния) — гипотетические суперконтиненты Земли.

(обратно)

82

Глубокое время — концепция геологического времени, исходящая из чрезвычайно медленного характера протекания геологических процессов и неимоверной древности Земли.

(обратно)

83

Круг безупречности — один из масонских символов.

(обратно)

84

Гемюнд — мысли, память, разум (староангл.).

(обратно)

Оглавление

  • Примархи
  •   Грэм Макнилл Магнус Красный: Повелитель Просперо
  •     Моргенштерн, 853. М30 Пятьдесят пятый год Великого крестового похода Категория 8: Катастрофа [Крупномасштабная, продолжительная, на ограниченной населенной территории]
  •       1 Жаррукин/Повелитель Сынов/Железный владыка
  •       2 Инверсия/Багрянец и железо/Апокалиптики
  •       3 Пусть умирают/Азек Неудержимый/Жестокость
  •     Категория 9: Катастрофа [Крупномасштабная, продолжительная, на множестве населенных территорий]
  •       4 Руины/Чернокнижие/Предатели
  •       5 Упоение/Слава Шайтану/Что вы наделали?
  •       6 Пробуждение Левиафана/Слуги Дьявола/Молот Богов
  •       7 Даже в смерти/Вопросы теософии[71]/Падение бога
  •     Категория 10: Уничтожение [Крупномасштабная, продолжительная катастрофа планетарных масштабов]
  •       8 Ошибки/Легендарное имя/Пусть заплатят
  •       9 Выжившая/В могилу/Что они сотворили?
  •       10 Бойня/На распутье/Какой ценой?
  •     Эпилог
  • *** Примечания ***