Клешнина, дьяка Вылузгина и Крутицкаго митрополита Геласія. Они выяснили: 1) что царевичъ самъ себя зарѣзалъ въ припадкѣ падучей болѣзни, играя въ «тычку» (родъ свайки) вмѣстѣ со своимъ сверстникомъ, и 2) что Нагіе безъ всякаго основанія побудили народъ къ убійству невинныхъ лицъ. Это донесеніе слѣдственной комиссіи было отдано на судъ патріарха Іова, пріятеля Годунова, который за два года передъ тѣмъ содѣйствовалъ его возведенію въ патріаршій санъ. Іовъ объявилъ соборнѣ, что смерть царевича Дмитрія приключилась судомъ Божіимъ, а окончательный судъ надъ Нагими былъ переданъ въ руки свѣтской власти. Царицу Марію сослали въ монастырь на Выксу (близъ Череповца) и тамъ постригли, а братьевъ ея разослали по разнымъ городамъ; виновныхъ же угличанъ въ безпорядкѣ казнили и сослали въ Пелымъ, гдѣ изъ нихъ образовалось цѣлое поселеніе.
Протекло цѣлыхъ семь лѣтъ, и время уже стало стирать изъ памяти народа углицкое дѣло, но смерть Царя Ѳеодора заставила снова народную молву заговорить, что убійство царевича Дмитрія было совершено по порученію Бориса Годунова. Слухъ этотъ, записанный иностранцами, передавался затѣмъ, какъ неопровержимый фактъ, лѣтописцами, и въ ихъ разсказахъ нѣтъ противорѣчій, каковыми полно слѣдственное дѣло углицкой комиссіи. Дѣйствительно, нельзя предположить, чтобы это убійство было совершено чьей-либо услужливой рукой, которая желала совершить угодное Борису, предугадывая его помыслы, для обезпеченія положенія своей партіи, бывшей въ клевретахъ Годунова.
Въ сказаніи, вошедшемъ въ общій лѣтописный сводъ, разсказывается, что Борисъ сначала пробовалъ отравить Дмитрія, но Богъ не допустилъ яду подѣйствовать; тогда онъ сталъ искать чрезъ пріятеля своего Клешнина, всѣмъ обязаннаго Борису, людей, которые согласились бы убить царевича. Это сдѣлать предложили Чепчугову и Загряжскому, но они отказались; согласился одинъ Битяговскій. Самое убійство произошло такъ: когда сообщница Битяговскаго, мамка Волохова, вывела царевича гулять на крыльцо, убійца Волоховъ подошелъ къ нему и спросилъ: «Это у тебя, государь, новое ожерельице?» — «Нѣтъ, старое», отвѣтилъ ребенокъ и, чтобы показать ожерелье, поднялъ голову. Въ этотъ моментъ Волоховъ полоснулъ ножомъ по горлу царевича, но «не захватилъ ему гортани». Кормилица Жданова, находившаяся тутъ, бросилась защитить ребенка, но Битяговскій и Качаловъ ее избили, а затѣмъ зарѣзали ребенка.
Рис.: Василій Шуйскій.
Историки Щербатовъ и Карамзинъ стоятъ на сторонѣ сказаниій, но послѣ смерти Царя Ѳеодора подозрительная народная молва обвиняла еще Бориса въ отравленіи Царя Ѳеодора и его дочери Ѳеодосіи. Но для виновности Бориса 1) необходимо доказать въ дѣлѣ убійства Дмитрія невозможность самоубійства, стало-быть, подложность слѣдственнаго дѣла; 2) если бы даже была доказана невозможность самоубійства, то надо доказать, что убійство было своевременно, т.-е. въ 1591 г. было возможно предвидѣть бездѣтную смерть Ѳеодора и связывать съ нею расчеты, и 3) если такіе расчеты и были возможны, то одинъ ли Годуновъ могъ ихъ тогда имѣть? «До тѣхъ поръ, пока эти вопросы не будутъ разрѣшены справедливо, — замѣчаетъ С. Ѳ. Платоновъ, — Борисъ является не обвиняемымъ, а лишь подозрѣваемымъ: противъ него мало уликъ и вмѣстѣ съ тѣмъ есть обстоятельства, говорящія въ пользу этой умной и симпатичной личности».
Послѣ смерти Царя Ѳеодора, не указавшаго себѣ преемника, Москва присягнула его женѣ Иринѣ Ѳеодоровнѣ, но она отказалась отъ царства и уѣхала въ Новодѣвичій монастырь, гдѣ постриглась подъ именемъ Александры. Борисъ Годуновъ послѣдовалъ за сестрой и поселился въ монастырѣ, а царствомъ отъ имени царицы остались править патріархъ и бояре; послѣдніе задумали, какъ говоритъ преданіе, сдѣлать боярскую думу временнымъ правительствомъ и дьяка Щелкалова выслали на площадь къ народу, который предлагалъ присягнуть боярамъ. Но изъ народа раздались крики: «Да здравствуетъ Борисъ Ѳеодоровичъ!» Послѣ этого патріархъ съ народомъ отправился въ Новодѣвичій монастырь и предложилъ Борису престолъ. Годуновъ отказался, говоря, что надо прежде успокоить душу Ѳеодора. Тогда рѣшено было подождать 40 дней, пока соберутся въ Москву земскіе люди для царскаго избранія. По всѣмъ частямъ Москвы и провинціальнымъ городамъ разосланы были люди и даже монахи, научавшіе народъ звать Бориса «всѣмъ міромъ» на царство. Подъ страхомъ штрафа, полиція въ Москвѣ сгоняла народъ къ монастырю бить челомъ у царицы-монахини ея брата на царство. Когда царица подходила къ окну кельи, народъ, по данному знаку, падалъ ницъ, при чемъ не успѣвшихъ этого сдѣлать пристава кнутами и пинками заставляли кланяться. Отъ неистоваго крика багровѣли лица. Царица, умиленная такимъ зрѣлищемъ, наконецъ, согласилась благословить своего брата на царство.
Бояре при выборномъ царѣ не хотѣли удовольствоваться
