АЛЕКСАНДР РУДЕНКО-ДЕСНЯК
ВЫБОР И ПУТЬ
ЗАМЕТКИ О СОВРЕМЕННОЙ ПРОЗЕ
Надо оговориться сразу же: эти заметки меньше всего претендуют на то, чтобы дать какую-то «формулу» современного литературного процесса. Как бы ни был широк круг толкуемых произведений прозы, он не всеобъемлющ; даже если какие-то тенденции литературы более или менее ясны и сравнительно легко поддаются анализу, они всегда лишь часть литературного безбрежья.
Писательское слово универсально. Литература тем и прекрасна, что ей под силу любые жизненные сложности, что она занимается всеми нравственными проблемами, интересующими и волнующими человека. Но есть постоянные, неизменно высокие установки литературы и есть ее «сиюминутная» реальность, ее внутренняя ориентированность на те или иные особо актуальные вопросы действительности. Эта ориентированность неизбежно сказывается на духе, тональности и даже конструкции конкретных произведений, на проявленном в них способе художнического вторжения в жизнь.
У нас много написано о литературе нравственного выбора. Можно с полным основанием прибавить: заслуженно много. Человек перед лицом решающего выбора своей жизненной позиции, выбора трудного и драматического — эта ситуация, став предметом острого писательского исследования, позволила многое сказать о глубинных устремлениях героя, о тайниках личностного «я», о взаимоотношениях человека со своей средой и со своим временем. «Белый пароход» Ч. Айтматова и «Сотников» В. Быкова — всего два названия, но сразу ясно, о чем речь.
В произведениях, где герой поставлен в ситуацию предельную, или, как принято говорить, экстремальную, он, принимая жизненно важное решение, определяясь четко и недвусмысленно, и раскрывает себя с максимальной полнотой; едва мы стали свидетелями такого решения, действие начинает стремительно двигаться к финалу — свершилось главное, подлинное содержание вещи оказывается практически исчерпанным...
Проблема выбора, повторим, всегда принадлежит литературе, как и иные насущные проблемы нашего бытия. Только в какой мере диктует она звучание, определяет внутреннее строение литературных произведений последнего времени? В частности, тех, что вызвали широкий читательский интерес? Попробуем пойти за логикой построения очевидно разных, принадлежащих разным национальным традициям произведений современной прозы.
«Вся жизнь — бесконечный выбор. Каждый день — от выбора утром каши и галстука до выбора целого вечера — с какой женщиной встретиться, куда пойти, каким образом убить проклятое время. Все совершается после выбора: любовь, война, убийство»,— говорит Илья Рамзин, персонаж романа Юрия Бондарева «Выбор». Рамзину с его неясным военным прошлым вряд ли дано в романе высказать некую безупречную истину: в его мизантропических речах причудливо смешаны грешное с праведным, бесконечно большое с бесконечно малым. И установленный походя знак равенства между гигантскими категориями бытия и мизерными категориями повседневного быта — резкое напоминание о том, что заболтать, лишить подлинного смысла можно что угодно, любой мировоззренческий постулат.
К роману, некоторым сторонам его содержания мы еще вернемся. Рамзинские же слова, столь не случайные в романе, вспомнились потому, что они поневоле засвидетельствовали: серьезные понятия незаметно стираются, теряют свою многомерность от частого употребления. Литература, пустив их в широкий оборот, и корректирует, подчас вынужденно, свое отношение к ним.
Да, иногда нужно напомнить, что решение, равное человеческой жизни, и предпочтение одного блюда другому — слишком разные вещи.
Едва мы начнем говорить о литературе нравственного выбора, и неизбежно одним из первых всплывет имя эстонского писателя Энна Ветемаа. «Монумент», «Усталость», «Реквием для губной гармоники», «Яйца по-китайски» — произведения, хорошо известные широкому читателю, многократно откомментированные всесоюзной критикой. Они легко зачислялись в разряд «интеллектуальной» прозы, были отмечены холодноватой ясностью в постановке жизненных проблем. Их герои действовали в сюжетных положениях, по-лабораторному чистых. Человек выбирал между карьерой и совестью; принимал четкое решение под угрозой смерти подлинной или мнимой. Рассматриваемая ситуация была предельной, в известном смысле самоигральной, позволявшей и выявить сущность героя, и привести сюжет к логическому финалу. Упруго и слаженно двигался повествовательный механизм. Размышления и переживания героев высвечивались обязательной иронией они далеко не всегда внушали симпатию, да и некоторая авторская отстраненность от происходящего помогала увидеть его подлинный объемный смысл. Э. Ветемаа упорно стремился к демонстрации разрушительной силы
