Джек Лондон: Человек, писатель, бунтарь [Роберт Балтроп] (pdf) читать онлайн

Перевод с английского

Москва
«Прогресс»
1981

Автор предисловия А. З в е р е в
Перевод с английского Г. А н д ж а п а р и д з е

Балтроп Роберт
Джек Лондон: Человек, писатель, бунтарь. — 1-е
изд., сокр. М.: Прогресс, 1981. — 208 с.
Книга Роберта Балтропа — литературная биография всемирно извест­
ного американского писателя Джека Лондона, тщательно исследующая
многие факты его жизни и творчества.

Предисловие, перевод на русский
издательство «Прогресс», 1981.
Редакция литературоведения,
Б

70202-208
171-81
006(01)-81

язык с сокращениями,

искусствознания и лингвистика
4603020000

ВОЗВРАЩЕНИЕ ДЖЕКА ЛОНДОНА

Книга, которую читатель держит в ру­
ках, не совсем обычна, потому что ее написал не кри­
тик и даже, строго говоря, не профессиональный лите­
ратор. В авторском введении Р. Балтроп подробно рас­
сказывает, как он задумал и осуществил свою работу,
долгие годы накапливая материалы о Джеке Лондоне,
перечитывай голубенькие томики его собрания сочине­
ний, изданного полвека назад. Постепенно яркая инди­
видуальность Лондона раскрывалась перед ним все от­
четливее, Р. Балтроп проникал в противоречия и пара­
доксы этой удивительной творческой биографии.
Он обратился к критике, к литературным справочни­
кам и не почерпнул для себя почти ничего. Ведь всего
несколько лет назад о создателе «Мартина Идена» упо­
минали в англоязычных справочниках разве что как о
рядовом беллетристе начала века, в свое время имевшем
шумный, но незаслуженный успех, а потом по справед­
ливости забытом. Специальных работ о Лондоне вплоть
до 60-х годов на Западе было мало, да и носили они ли­
бо чисто популяризаторский, либо слишком уж специ­
альный (как правило, сугубо биографический) харак­
тер. Даже и сегодня лучшей из книг о Джеке Лондоне
остается книга его дочери Джоан, появившаяся сорок
лет назад.
Трудно назвать художника, с которым историки ли­
тературы на его родине обошлись бы более несправед­
ливо. Обычно Лондона попросту игнорировали. Или
отзывались о его творчестве с нескрываемым пренебре­
жением.
Но в читательской среде все было по-иному. Книги
Лондона продолжали жить, хотя разыскивать многие из
них становилось все сложнее. Популярность пошла на
спад, но имя Лондона не позабылось. Как и на заре
столетия, оно обладало неодолимой притягательностью
для новых и новых поколений. И не только в Америке.
5

Мало кто из американских писателей пользовался та­
кой известностью за рубежами своей страны, как Лон­
дон.
Р. Балтроп — англичанин, и рассказанная им исто­
рия его приобщения к идеям, исканиям и художествен­
ному миру Джека Лондона типична в том смысле, что
знакомство началось по чистой случайности, а знание
приобреталось самостоятельно, но совсем не случайной
была та роль, которую американский писатель сыграл
в жизни человека, чья книга ныне предлагается чита­
телю. Это очень простая история. В ее начале — запо­
минавшаяся с детства броская афиша фильма по «Мор­
скому волку», прочитанный подростком лондоновский
спортивный репортаж. Потом — захватывающее впе­
чатление от книг об Аляске. И наконец, «Железная пя­
та», где певец Приключения предстал художником ре­
волюционных битв и писателем-социалистом.
А вместе с тем это и поучительная история. Джек
Лондон вопреки авторитетным суждениям профессио­
нальных ценителей, объявивших его прижизненную
славу довольно эфемерной, остался писателем, не только
читаемым повсюду в мире, но способным глубоко воз­
действовать на духовный склад и жизненные убежде­
ния своих читателей. О нем рядовому читателю хотелось
знать побольше. Работа Р. Балтропа — образец самоде­
ятельного литературоведения, возникшего в ответ на
эту реальную потребность. Сам факт появления такой
книги красноречив. Хотя бы как указание несоответст­
вия обычных для западной критики эталонов в подходе
к литературному наследию и непосредственного чита­
тельского восприятия такого наследия.
Джек Лондон никогда не переставал быть для чи­
тательской аудитории живым, современным писателем.
Конечно, в отношении к его творчеству не раз сказыва­
лась инерция устоявшихся стереотипов. В книгах Лон­
дона видели прежде всего увлекательное чтение, выше
всего ценили декоративную красочность и драматизм
сюжетных положений. Не сразу осознавался подлинный
масштаб творчества писателя и подлинный круг его
интересов. После северных рассказов необычными ка­
зались лондоновским читателям «Железная пята»,
«Мартин Иден». Но для скольких из них они в итоге
стали больше, чем романами, сделались книгами, кото­
рые определили выбор позиции, прочно связав духов­
ный идеал с Революцией! И это последнее обстоятель6

ство очень важно. В замалчивании Лондона, продол­
жавшемся почти полвека, свою роль — и немалую —
сыграли не устраивавшие охранительное американское
литературоведение социалистические устремления Лон­
дона, те потрясающие картины классовых антагониз­
мов, которые он создал в «Людях бездны», те грозные
пророчества, которыми заполнена «Железная пята».
Надо вспомнить атмосферу, сопутствовавшую литера­
турному дебюту Лондона и его ранней славе. Уже тогда
наметился резкий конфликт писателя с литературными
обозревателями, которые, с таким рвением хлопоча об
«изяществе» и «благопристойности» на американском
Парнасе, были шокированы «грубостью» очерков о тру­
щобах английской столицы, рассказов об ограбленном
Клондайке, о колониях прокаженных, появившихся в
Полинезии вместе с непрошенными цивилизаторами, о
безработных бродягах, скитающихся по Америке на
крышах товарных вагонов. Сколько было в ту пору на­
писано о натуралистичности Лондона, об изъянах его
художественного вкуса и скудости полученного им ли­
тературного образования! Даже самым благожелатель­
ным из его первых рецензентов то и дело казалось, что
это не настоящая литература и что талант Лондона
нужно воспитывать на классических образцах повество­
вательного искусства викторианской Англии.
Толковали о скверной литературной школе и о про­
фессиональной неумелости, однако на самом деле Лон­
дона не приняли прежде всего как писателя, высказав­
шего горькие истины об американской действительнос­
ти его времени и не сгладившего острых углов. Его не
приняли как художника реалистического направления.
На рубеже веков это направление стало в американской
литературе доминирующим, но поддержки у критиков
оно не находило, как и в те времена, когда стараниями
ныне почти забытых Джона Де Форреста, Эдгара Хау,
Эдварда Эгглстона оно впервые начало о себе заявлять
книгами, без прикрас изображавшими унылую прозу
буржуазных будней в Америке после Гражданской
войны.
Наоборот, чем активнее осваивал реализм самые
разные сферы американской жизни — и при этом обна­
руживал острейшие социальные противоречия вместо
декларированных демократических идеалов 1776 го­
д а , — тем грубее становились нападки на самых значи­
тельных из его последователей со стороны критики, про7

поведовавшей «изящное» как художественную норму, но
легко поступавшейся этим «изяществом» в журнальной
борьбе. Тут было не до деликатности — Лондон это
узнал сразу же. Дело шло о будущем американской ли­
тературы, о ее творческой ориентации, о принципах.
Рушился тот худосочный канон «благопристойности»,
который несколько десятилетий без устали насаждали
влиятельные бостонские литераторы во главе о Эдмун­
дом Стедменом, провозгласившим, что непривлекатель­
ные стороны бытия не должны интересовать художника.
Bсe еще считалось, что обителью искусства всегда были
и навеки останутся горние сферы чистой духовности, не
замечающей вокруг себя ничего, кроме цветов возвы­
шенной романтики, пусть даже американская почва
оказывается малопригодной для их произрастания.
Когда литература решительно покинула отводимую
ей Стедменом территорию и обратилась к реальности,
не игнорируя уродливого и отталкивающего, атаки на
реализм резко усилились. Толстой, чье влияние на аме­
риканскую прозу становилось все более серьезным, под­
вергался в журналах недвусмысленному осуждению,
хотя обычно оно было скрыто за реверансами перед
русским гением. По отношению к Золя, чей опыт вызы­
вал в США не меньший интерес, реверансы находили
необязательными, преобладал тон критических разно­
сов. И уж совсем не церемонились с отечественными
приверженцами реализма и натурализма — эти поня­
тия не разграничивались, да и сейчас в американском
литературоведении они нередко выступают как сино­
нимы.
Лондону, дебютировавшему в разгар этой кампании
против реализма, выпало на себе испытать силу ударов
тех апологетов «изящества», которых в литературе
больше всего страшила правда. Да и не одному ему.
Так же, и даже еще сильнее, травили Драйзера, ког¬
да в 1900 году он напечатал «Сестру Керри». Дошло до
судебных преследований и запретов книги из-за «без¬
нравственности». Свой следующий роман Драйзер смог
опубликовать лишь через десять лет.
Так же, прибегая к самым хитроумным ходам, за­
пугивали Твена, когда из-под пера великого писателя,
преодолевшего иллюзии насчет лучезарной американ­
ской будущности, стали выходить гневные памфлеты о
колониальном разбое на Филиппинах, о всеобщей про­
дажности в политических и деловых кругах Америки.
8

Даже друзьям он боялся показывать некоторые свои
особенно крамольные рукописи. Потребовалось почти
полвека после смерти Твена, чтобы увидели свет
«Письма с Земли». Еще дольше дожидался своей очере­
ди окончательный вариант «Таинственного незна­
комца».
Но в отношении Твена и Драйзера история в конце
концов восстановила справедливость. Немыслимо пред­
ставить себе сегодня серьезного историка литературы,
который игнорировал бы твеновские произведения «сер­
дитого» последнего периода. О Драйзере написаны де­
сятки книг, собраны и переизданы его обличительные
газетные статьи времен «Сестры Керри», опубликованы
материалы архива — сделано немало, хотя в американ­
ских работах еще не утвердилось понимание творческо­
го новаторства писателя, сыгравшего столь важную
роль в литературе XX века.
По-иному сложилась биография книг Лондона. При
жизни известность писателя была слишком велика, что­
бы пытаться заглушить его голос, хотя издательство
«Макмиллан» и выжидало два года, прежде чем выпус­
тить «Железную пяту», написанную по горячим следам
русской революции 1905 года. К нападкам критиков он
относился равнодушно. Его ответом был «Мартин
Иден», одна из самых «исповедальных» книг в амери­
канской литературе, дающая возможность представить,
как понимал литературу и сам Лондон. Потом, когда
начался творческий кризис, он вообще перестал интере­
соваться откликами на свои произведения. Наверняка
он чувствовал, как уходит писательская сила, и избегал
напоминаний об этом. Впрочем, злорадство по поводу
действительных лондоновских неудач у рецензентов
явно преобладало над стремлением помочь писателю в
подстерегавшей его беде.
После смерти Лондона еще несколько лет продол­
жали появляться торопливо, небрежно написанные
книги, и среди них такие, как, например, «Сердца трех».
А произведения, поразившие читающий мир в начале
творческого пути Лондона, были словно погребены под
лавиной коммерческих поделок, которая нарастала все
последние годы его жизни. Быть может, сказалась крат­
кость сроков, в которые уложился этот творческий путь.
За какие-нибудь пятнадцать лет Лондон успел сделать
намного больше, чем иной писатель за десятилетия.
Рассказы о Клондайке, даже «Мартин Иден» (1909) в
9

конце 10-х годов уже казались произведениями, создан­
ными в давно отшумевшую эпоху. О Лондоне судили по
«Маленькой хозяйке Большого дома», «Звездному ски­
тальцу», «Алой чуме».
Так на смену броским заголовкам, украшавшим пер­
вые полосы газет, сначала пришли краткие язвительные
рецензии в воскресном литературном приложении, а
вслед за ним — молчание; двухтомная биография, напи­
санная женой Лондона Чармиан (1921), еще вызвала
сравнительно широкий интерес, книга Джоан Лондон,
увидевшая свет восемнадцать лет с п у с т я , — почти ника­
кого, хотя заслуживала знакомства куда больше. Появи­
лась занимательная беллетризированная биография
«Моряк в седле» (1938) Ирвинга Стоуна, которую зна­
ют и наши читатели, и наступил долгий перерыв. В об­
щих курсах по истории литературы США о Лондоне
упоминали мимоходом или вовсе не упоминали. Остался
незамеченным ценный сборник неопубликованных тек­
стов (1947), составленный и прокомментированный из­
вестным историком-марксистом Филипом Фонером,
«Джек Лондон — американский бунтарь». В сущности,
эта работа, также известная нашим читателям, была
единственным серьезным исследованием о Лондоне, вы­
шедшим в США после книги Джоан Лондон.
Послевоенное читательское поколение за океаном
фактически должно было открывать и постигать Лондо­
на, обходясь без помощи критики.
Положение начало медленно меняться лишь в 60-е
годы. Одна за другой были изданы работы Артура Колдера-Маршалла (1961), Рут Франкере (1962) — неглубо­
кие, но по крайней мере доброжелательные по отноше­
нию к оклендскому бунтарю. Большая работа продела­
на Хенсли Вудбриджем, наладившим и издание — прав­
да, непериодическое — специального бюллетеня, отра­
жающего все новое в области изучения Лондона. Инте­
реснейший новый материал содержала книга Франкли­
на Уокера «Джек Лондон и Клондайк» (1966). Многие
лондоновские произведения извлечены из забвения —
их теперь можно увидеть в ярких бумажных обложках
на стендах каждого крупного книжного магазина. Кни­
га Р. Балтропа, помеченная 1976, юбилейным для писа­
теля, годом, стала еще одной приметой возвращения
Джека Лондона к активной жизни в сегодняшнем чита­
тельском и критическом сознании. Существенно, что к
Лондону вновь начала обращаться критика — не для
10

поношений и издевок, а с целью осмыслить его твор­
чество, как своеобразное и значительное явление. Пока
еще она делает это недостаточно настойчиво, и положе­
ние остается неудовлетворительным — вот почему кни­
гу Р. Балтропа следует рассматривать и как некоторое
свидетельство неблагополучия в профессиональном лондоноведении.
Достаточно привести только один пример. Уже пос­
ле работы Р. Балтропа вышла в свет большая, тщатель­
но документированная биография Лондона, созданная
английским романистом Эндрю С и н к л е р о м , — «Джек»
(1977). Местами достаточно спорная, она привлекает не
только обилием материала, но и попыткой перечитать
Лондона как художника, отнюдь не утратившего акту­
альности для нашего времени, не сделавшегося тем
классиком, чьи книги пылятся на библиотечных полках
в идеально чистых, непомятых переплетах. Синклер не
без тенденциозности освещает историю социалистичес­
ких увлечений героя своего повествования, оказывается
явно несправедлив к «Железной пяте» и слишком по­
спешно отказывает в каком-нибудь литературном значе­
нии такой книге, как «Лунная долина», но все эти про­
счеты во многом искупаются столь редким в книгах о
Лондоне аналитичный подходом к его художественному
миру, уважением к его творческим поискам. Для Синк­
лера Джек Лондон никак не литературный поденщик,
каким его столько раз пытались изобразить. Для Синк­
лера он своеобразный романтик, обогативший искус­
ство прозы нашего времени неповторимыми интонация­
ми и оттенками.
Еще резче подчеркнута эта мысль в статье, которой
откликнулся на книгу Синклера известный американ­
ский поэт Джеймс Дикки 1 . «Не так уж много лестных
слов можно сказать о стиле Лондона, если подразуме­
вать под стилем тонкость ритма и точность я з ы к а , — пи­
сал о н . — Все внимание Лондона сосредоточено на са­
мом сюжетном действии, и сам он всегда непосредствен­
но включен в это действие... Бег рассказа — то, что про­
исходит сейчас, сейчас, С Е Й Ч А С , — захватывает чита­
теля, и эта власть прочнее той, которую обретает над
своим читателем прозаик, наделенный безупречным
чувством слова или способностью исподволь, незаметно
строить художественный образ».
1

См.: «New York Times Book Review», 18 September 1977.

11

Перечитывая Лондона, чей романтический и суро­
вый мир жил в его душе с детских лет, Дикки сегодня
отчетливо видит, что северные рассказы, «Люди безд­
ны», «Дорога», «Игра» — «это шедевры литературы, в
которой главенствует чувство обездоленности и боли,
это воспроизведение тех крайних ситуаций, когда нет
никакого исхода». Действительность XX века оказалась
чрезвычайно богата такого рода ситуациями, так что
Лондон по праву может быть назван одним из ее перво­
открывателей.
И тут же Дикки вносит существенное уточнение.
Как часто в литературе нашего столетия подобная «ну­
левая точка» выглядела непреодолимой, порождая отча­
яние или р а в н о д у ш и е , — настроения, совершенно не­
свойственные Лондону. Он не признавал обреченности.
О страдании, смерти, жестокой борьбе — с природой или
тяжко складывающимися обстоятельствами — он рас­
сказывал правдиво до беспощадности, проявляя редкую
для его времени писательскую смелость. Однако при
этом никогда не поддавался пессимизму и безволию. За­
коном его прозы Дикки считает «мужественное напря­
жение» — мужество правды, противостояние трагедии.
Это его творческое и человеческое кредо, его художест­
венное открытие. «Оно не должно пропасть для нас
впустую».
Давно уже не приходилось встречать в литературе о
Лондоне таких оценок, а точнее, такого уверенного
ощущения значительности и даже уникальности создан­
ного этим писателем. Безоговорочность признания Лон­
дона большим и неустаревшим мастером не может не
обнадеживать. Итак, Джек Лондон возвращается, зани­
мая свое — для нас бесспорное — место в американской
литературе XX века. Место среди ее крупнейших пред­
ставителей.
Р. Балтроп тоже не раз задумывается над парадок­
сальной посмертной судьбой Лондона — читаемого, но
не почитаемого на Западе писателя (противоположный
случай куда типичнее) — и ищет объяснений. Ему
представляется, что Лондон опередил вкусы и настрое­
ния своей эпохи и расплатился непониманием, враж­
дебностью и насмешками критики. С другой стороны, он
отмечает, что в наследии Лондона немало банального,
12

от этого оказались скомпрометированными и его шедев­
ры. Он пишет, наконец, и о предвзятости литературо­
ведов вроде О. Карджилла, да и многих других противни­
ков реализма, отвергавших Лондона, как и других аме­
риканских писателей-реалистов начала века.
Сегодня уже очевидно, что превратности репутации
Лондона у критиков объяснялись — быть может, даже
главным образом — непониманием его творческого свое­
образия, нежеланием и неумением вникнуть в эстети­
ческие законы его повествования. Все заметнее интере­
сы пишущих о Лондоне смещаются в область исследова­
ния специфики его прозы. Она предстает явлением, не
имеющим четко просматривающихся параллелей не
только в тогдашней американской литературе, но и в
Европе.
В самом деле, тесно связанный с общественной и ин­
теллектуальной жизнью той поры, Лондон вместе с тем
резко выделяется среди писателей его времени — и осо­
бенностями проблематики, и типом основного героя, и
всем строем художественного видения. Он не вписыва­
ется в литературный «контекст» — оттого и казалась
сомнительной необходимость останавливаться на его
творчестве, рисуя литературное движение в США нача­
ла века. Теперь таких сомнений не возникает. Но мир
Лондона все так же не разгадан, и от каждой новой
работы о писателе ждешь какого-то нового шага в
этом направлении.
Книга Р. Балтропа, к сожалению, довольно далека
от таких задач. Разумеется, к ней нельзя предъявлять
критерии, законные, когда речь идет о труде професси­
онального литературоведа. В данном случае перед нами
прежде всего свидетельство огромного интереса и не­
поддельной любви к Джеку Лондону. Нужна была нас­
тоящая увлеченность своей темой, чтобы с таким тща­
нием собрать, взвесить и обобщить важнейшие факты
литературной биографии Лондона, создав лаконичный, а
вместе с тем полный портрет писателя с учетом опыта
времени, которое многое прояснило в его духовных и
творческих исканиях.
Правда, иной раз Р. Балтроп уделяет чрезмерное
внимание мелочам быта и давно утратившим интерес
подробностям повседневной жизни Лондона в его до­
машнем окружении. Стремление ничего не упустить
порой оборачивается у Р. Балтропа измельчанием мас­
штабности рассказа, а тем самым и фигура главного ге13

роя начинает утрачивать свою незаурядность, представ
в слишком уж интимном освещении. И тогда, бывает, в
работе Р. Балтропа вдруг почувствуется дух мелочного
копания в частностях и выискивания далеко но досто­
верных свидетельств о будто бы присущих Лондону
самомнении, неуемной жажде богатства и т. п.
У Лондона было достаточно завистников и недобро­
желателей, еще при его жизни усиленно старавшихся
очернить, оклеветать человека, нередко им самим ока­
завшего большие услуги. В некоторых случаях Р. Балтроп восстановил справедливость. Это относится преж­
де всего к осуществленному им тщательному анализу
философских взглядов и общественной позиции писа­
теля.
Так, десятилетиями держалась легенда о страстном
ницшеанстве Лондона, со ссылкой на «аргументы» в
его книгах, начиная с первого романа «Дочь снегов»
(1902). Давно отвергнутая в советском литературоведе­
нии, эта легенда еще до недавней поры принималась на
родине писателя за истину даже некоторыми из сочув­
ствовавших Лондону исследователей. Р. Балтроп с фак­
тами в руках доказал, что о Ницше Лондону было из­
вестно лишь понаслышке, когда он работал и над этим
романом, и над многими другими произведениями, со­
держащими отголоски идей немецкого мыслителя. Имя
Ницше в те годы было у всех на устах, и только естест­
венно, что броские афоризмы из «Так говорил Заратуст­
ра» должны были воспламенить случайно их услышав­
шего оклендского начинающего литератора с его отвра­
щением к меркантильной, бездуховной повседневности
буржуазной Америки.
Потом, когда важнейшие работы Ницше были про­
читаны, в этих гимнах сильному человеку, утверждаю­
щему свое величие и безграничное право, Лондону ясно
открылась опасность полного разрыва с нравственными
нормами и обреченного блуждания в духовной пустыне
одиночества. Так появился фундамент художественной
концепции, воплотившейся в лучшей книге Лондона —
«Мартине Идене». И у писателя были все основания не­
задолго до смерти занести в свой рабочий блокнот слова
о том, что эта книга содержит обличение индивидуализ­
ма, чего не захотели заметить критики, усмотревшие в
нем пропагандиста доктрины «сверхчеловека».
Столь же устойчивым было и стремление возвести на
Лондона поклеп в расизме и шовинизме.
14

И не один комментатор пытался представить дело
так, будто в наследии Лондона нет совсем других стра­
ниц. Будто он не написал ни «Мексиканца», оставше­
гося подлинным поэтическим апофеозом революции в
соседней стране, ни «Кулау-прокаженного», где показа­
на гибельная деятельность колониалистов в Полинезии,
ни «Лиги стариков» и других индейских новелл, про­
никнутых глубокой болью за неизбежный исход насиль­
ственного столкновения «века стали» с «каменным ве­
ком».
Кажется, сам факт, что у Лондона соседствуют про­
изведения настолько несовместимые по всему своему
духу, как «Приключение» и «Мексиканец», помеченные
одним и тем же годом, должен был бы заставить заду­
маться о кричащих противоречиях его мышления и
удержать от однозначных выводов. Но инерция расхо­
жих представлений преодолевается трудно. И как не
оценить сам факт, что у Р. Балтропа эта болезненная
проблема творчества Лондона поставлена и исследована
как без умолчаний, так и без тенденциозности.
Не секрет, что Лондон заплатил дань предрассудкам,
обычным в его родной Калифорнии, где наплыв китай­
ских и японских иммигрантов, продававших свой труд
за бесценок, уже во времена его юности создавал острую
конкуренцию в борьбе за рабочее место и стимулировал
расистские настроения, умело разжигавшиеся местны­
ми олигархами. Впечатлениями ранних лет, когда буду­
щий писатель изведал тяжкий труд и постоянную опас­
ность потерять даже свой жалкий заработок, он был
подготовлен к восприятию доктрины «социального дар­
винизма», сформулированной Г. Спенсером, и заключил
из этого учения, что человек — существо сугубо биоло­
гическое и что англосаксы обладают расовым превосход­
ством над всем человечеством.
Однако только недобросовестный истолкователь спо­
собен изображать его произведения как проповедь раси­
стских мифов. В действительности они были полем борь­
бы между наносными — и в целом неглубокими — идей­
ными заблуждениями Лондона и его органичным
демократизмом, чувством социальной справедливости,
пафосом гуманности. Время отсеяло в наследии Лондона
все то, что было только свидетельством его нестойкости
перед модными квазинаучными теориями расовых отно­
шений, получившими такое распространение на рубеже
веков, и в истории литературы писатель остался прежде
15

всего защитником угнетенных и обездоленных, к какой
бы расе они ни принадлежали, поборником человече­
ского братства в борьбе за будущее без социальных и
расовых барьеров, классовых и национальных перегоро­
док.
Р. Балтроп приходит к этому выводу, обстоятельно
рассматривая и произведения Лондона, и те обстоятель­
ства и особенности жизненного пути писателя, которые
в наибольшей степени способствовали его духовному
формированию. Особого внимания заслуживают те раз­
делы его работы, где рассказывается о творческой исто­
рии таких книг Лондона, как «Люди бездны» (1903) и
«Дорога» (1907). Вплоть до последнего времени обе они,
в сущности, игнорировались в немногочисленных анг­
лийских и американских исследованиях о Лондоне. Дол­
жно быть, значение этих книг преуменьшалось из-за их
необычайной для той эпохи жанровой природы — лишь
сегодня выясняется, что они стоят у истоков докумен­
тальной литературы, получившей в наши дни такое ин­
тенсивное развитие. Так их истолковывает и Р. Балтроп, чьи наблюдения над творческими приемами Лон­
дона представляют несомненный интерес.
Однако наиболее важна мысль биографа, что в «Лю­
дях бездны» и «Дороге» всего глубже проявилась неслабевшая связь писателя с воспитавшей его средой
эксплуатируемых и отверженных. Здесь напомнило о
себе то органичное для Лондона чувство собственной
прямой причастности к народной судьбе, которое и по­
могало ему преодолевать свои ошибки, выражая истин­
ные драмы, устремления и надежды рядовых американ­
цев его времени. А эти надежды все теснее переплета­
лись со стремительно нараставшим революционным
движением начала века. Как бы ни расходился с ним
Лондон в последние годы жизни, его невозможно понять
вне того общественного климата, который был создан в
Америке 900-х годов безработицей, забастовочной борь­
бой, походами голодающих на Вашингтон, крахом рефор­
мистских прожектов и сильнейшим впечатлением от
русских событий 1905 г., вызвавших горячий отклик пи­
сателя и, несомненно, по-своему отразившихся в «Же­
лезной пяте».
Для Р. Балтропа это отправной пункт исследования.
Полная противоречий и драматизма история взаимоот­
ношений Лондона с Социалистической партией изложе­
на в книге аналитично и обстоятельно. Социализм Лондо16

на вырос из его реального жизненного опыта; в этом
была и сила его, и слабость. Сила его социалистических
убеждений была в том, что такие понятия, как классо­
вая борьба, никогда не оставались для Лондона отвле­
ченностью, потому что истинный его идеал противостоял
всему тому, что знаменовали собой буржуазное обще­
ственное устройство и буржуазная этика.
А слабость предопределялась тем, что у Лондона, как
и у большинства его товарищей по партии, социализм
куда больше был эмоцией, чем твердым пониманием
исторических законов, и, как всякая эмоция, оказался
преходящим. Здесь явственно сказалась та либеральная
природа и «эмоциональность» тогдашнего социалисти­
ческого движения в США, которую не раз отмечал Ле­
нин. Выходя из партии, когда начавшаяся в Европе им­
периалистическая война подорвала ее и без того шаткое
единство, Лондон был прав в своих упреках былым со­
ратникам, утратившим волю к борьбе и увязшим в схо­
ластических спорах о тактике. Беда, однако, была в том,
что все это уже говорил посторонний — самого Лондона,
в сущности, перестали волновать идеи, совсем недавно
выраженные в таких боевых его книгах, как публици­
стические сборники «Борьба классов» (1905) и «Рево­
люция» (1910).
Духовный переворот, пережитый им в конце пути и
оплаченный жестокими творческими поражениями, мно­
гим современникам Лондона казался необъяснимым. На
деле же ничего загадочного в нем не было. Просто с на­
глядностью проявилась незрелость того типа революци­
онного мышления, который был присущ и Лондону, и
большинству других американских социалистов его вре­
мени. По подобный финал вовсе не зачеркнул того гро­
мадного значения, которое имели для Лондона годы его
непосредственного участия в кипевшей на его родине со­
циальной битве. Он сражался в этой битве на стороне
пролетариата и, как указывает Р. Балтроп, был первым
американским писателем, в чьих книгах заговорил о се­
бе рабочий класс. Он создал «Железную пяту» — роман
удивительной идейной емкости, заостренно поставив­
ший коренные проблемы вступавшего в свои историче­
ские права XX столетия.
В книге Р. Балтропа этот роман подчеркнуто выде­
лен среди других лондоновских произведений — случай
нечастый среди западных критиков, касавшихся твор­
чества Лондона. Р. Балтропу ясна исключительная роль
17

социальной утопии Лондона, оказавшейся, как подтвер­
дило время, одной из самых проницательных во всей ли­
тературе XX века. В годы антифашистской борьбы «Же­
лезная пята» приобрела острую актуальность. Это было
произведение, предвосхитившее невиданные катаклиз­
мы, через которые предстояло пройти человечеству
на его пути к новому, справедливому и гуманному
миру.
Трудно, однако, согласиться с Р. Балтропом, неожи¬
данно прочитывающим этот роман еще и как свидетель­
ство разочарования Лондона в идеалах социализма. Кри­
тик явно опережает события. Отход от американского
социалистического движения начался у Лондона позднее
и несомненно был вызван отказом принять избранную
социалистами политику компромиссов.
Из этой ошибки Р. Балтропа возникает целая цепоч­
ка неточностей, в итоге отрицательно сказывающихся
на всей его концепции. В советском литературоведении
давно установился взгляд на «Железную пяту» как на
произведение, ознаменовавшее один из высших твор­
ческих взлетов Лондона и кульминацию его веры в неиз­
бежность движения человечества по пути к социализму.
Так восприняли роман и выдающиеся деятели револю­
ционного движения начала века, так его воспринимали
в дальнейшем новые поколения революционеров в раз­
ных странах мира. И после «Железной пяты» Лондон
хранил верность идеям, выраженным в этой книге. Сбор­
ник «Революция» помечен 1910 годом — а ведь эта кни­
га вопреки утверждениям Р. Балтропа о нарастающем
разочаровании писателя в социализме была проникнута
социальным оптимизмом, отнюдь не растраченным за го­
ды путешествия на «Снарке». Как и «Железная пята»
или некоторые новеллы Лондона — «Отступник», «Мек­
с и к а н е ц » , — этот сборник представлял собой ранний об­
разец «литературы рабочего класса», которую Р. Балт¬
роп без всяких оснований объявляет всего лишь мечтой,
словно бы она не существует в Америке, словно бы не
пережила в 30-е годы мощный подъем.
Заблуждения Р. Балтропа достаточно традиционны
для западных критиков, касавшихся этой стороны твор­
чества Лондона. И первых рецензентов «Железной пя­
ты», и последующих комментаторов, представлявших
передовую критику, иногда смущала суровость создан­
ных Лондоном картин, жестокая и скупая по краскам
мозаика эпизодов, которые показывают кровавый раз18

гром Первого восстания американского пролетариата.
Видимо, и Р. Балтроп, говоря об отразившихся в «Же­
лезной пяте» сомнениях и колебаниях Лондона, имеет
в виду прежде всего мрачный колорит многих сцен ро­
мана и заключенную в нем резкую критику прекрасно­
душных иллюзий насчет мирного, безболезненного пе­
рехода к новой эре Братства людей.
История подтвердила, что эта критика была и свое­
временной, и точной. Спору нет, Лондон допустил серь­
езные просчеты, изображая профессиональных револю­
ционеров в виде исключительных личностей, которые
избрали своим главным оружием террор и полагаются
скорее на индивидуальные усилия, чем на организован­
ную борьбу. Можно отметить и другие его упущения.
Но в главном Лондон не ошибся. Он знал, что эра Брат­
ства наступит лишь после страшных потрясений и что
Железная пята олигархии не остановится ни перед чем,
защищая свое могущество. Но он знал и другое — на
часах истории время господства олигархии сочтено.
И пусть записки Эвис Эвергард обрываются на полу­
слове, потому что героиня схвачена полицией в канун
Второго в о с с т а н и я , — Мередит, комментатор и издатель
этих записок, живет уже в новом обществе, свободном
от тирании Железной пяты.
Жаль, что Р. Балтроп не попытался сопоставить
прогнозы Лондона с реальными фактами исторического
процесса. Дистанция в три четверти столетия, отделяю­
щая нас сегодня от «Железной пяты», дает возможность
не только различить ошибки Лондона и ясно увидеть
наивность некоторых его представлений. Существеннее,
что с этой дистанции особенно отчетливо выступает зна­
чение его книги как провозвестия великих революци­
онных битв и необратимой логики исторического движе­
ния человечества. В этом смысле «Железная пята»
остается центральным произведением Лондона, да, по­
жалуй, и всей американской литературы начала
века.
Жанру литературной биографии свойственна своя
ограниченность — необходим отточенный навык, чтобы,
не поступаясь спецификой, преодолеть ее рамки и про­
двинуться к осмыслению творческих проблем, связан­
ных с наследием писателя, о котором идет речь. Издер­
жки «чистого» биографизма ощутимы в работе
Р. Балтропа и там, где говорится о «Железной пяте», и
особенно на страницах, посвященных «Мартину Иде19

ну», а также северным и полинезийским рассказам,
книгам Лондона о животных («Джерри-островитя­
нин», «Майкл, брат Джерри»). Проблематика всех
этих произведений освещается Р. Балтропом слишком
суммарно, а новаторское художественное видение Лон­
дона, которое здесь раскрылось всего полнее, почти не
анализируется. Тем не менее хотя бы одно наблюдение
автора заслуживает внимания и интереса — его мысль
о романтическом мироощущении Лондона, окрасившем
поэтику его наиболее значительных книг.
Лондона, как правило, рассматривают на фоне обще­
го литературного развития в США рубежа столетий, оз­
наменованного триумфом реализма и такими гранича­
щими с натурализмом явлениями, которыми были, на­
пример, романы Эптона Синклера или произведения
«разгребателей грязи». Такой подход исторически обос­
нован и верен. Однако создается опасность выравнива­
ния художественного многообразия американской про­
зы тех лет по одному эстетическому образцу, которым
обычно служит «Сестра Керри». Бесспорно, в первом
романе Драйзера всего отчетливее проявились важней­
шие литературные устремления эпохи. И все-таки она
была в творческом отношении гораздо богаче, и реа­
лизм уже на ранней стадии своего развития в амери­
канской литературе выявлял самые разные художе­
ственные возможности, самые несхожие типы обоб­
щения.
В книгах Лондона эта динамика и многоплановость
творческих исканий реалистической американской ли­
тературы выявилась, быть может, наиболее полно. По­
этому вполне органичными были для него и фактографизм «Людей бездны», и художественная условность
«Железной пяты», и социально-аналитический пафос
«Лунной долины», и романтическое восприятие мира,
запечатленное в рассказах о Клондайке и не раз дающее
себя почувствовать на страницах «Мартина Идена».
Р. Балтроп полагает, что этот элемент «романтической
фантазии» был определяющим в творчестве Лондона.
Мысль критика требует уточнений — скорее следовало
бы говорить об одной из т е н д е н ц и й , — но в целом она
представляется плодотворной и глубоко современной.
Недооценка романтического начала в искусстве реализ­
ма, каким оно предстает на Западе в XX веке, теперь
отошла в прошлое, и наследие Лондона приобрело осо­
бый интерес как одно из важнейших исходных звеньев
20

традиции, ведущей к таким вершинам, как творчество
Хемингуэя и Сент-Экзюпери.
Роберт Балтроп безошибочно чувствует существен­
ное значение книг Лондона в истории литературы и,
что еще важнее, их актуальность, не убывающую с хо­
дом времени. Это и придает ценность его работе, став­
шей еще одним свидетельством возрождающегося инте­
реса к Джеку Лондону в разных странах мира.
А.

Зверев

ПРЕДИСЛОВИЕ

Впервые я узнал о Джеке Лондоне де­
вятилетним мальчишкой. В нашем городе был новый
кинотеатр, в котором демонстрировались звуковые
фильмы; афиша возвещала о том, что скоро будет пока­
зан фильм «Морской волк». Имя автора было выведено
огромными броскими буквами; волны бились о берег,
взлохмаченный крепыш в рубашке с расстегнутым во­
ротом стоял в кренившейся рубке. Фильма этого я так и
не увидел (постановщиком его был Альфред Сантелл, а
еще раньше по «Морскому волку» было снято несколь­
ко немых фильмов), но эта афиша создала у меня образ
Джека Лондона.
Два года спустя я прочел отчет о поединке боксеров
тяжелого веса Джека Джонсона и Джима Джеффриса в
Рено в 1910 году. В начале отчета говорилось, что Джек
Лондон в печати потребовал возвращения Джеффриса
на ринг после шестилетнего перерыва, а завершался он
сообщением о сокрушительном поражении старого чем­
пиона. За эти два года я узнал, что Джек Лондон на­
писал немало рассказов про Аляску и сам находился
там во времена золотой лихорадки. Образ человека в
рубке обрел новые краски. Его жизнь была полна за­
хватывающих приключений — таких, о которых писал
журнал «Уайд уорлд»; он был неукротим, напорист и
смело шел навстречу опасности. Мне нравились его
книги «Белый клык», «Зов предков», «День пламенеет»,
но совсем не нравился автор.
Потом, став постарше, примерно лет в двадцать, я
открыл Джека Лондона как писателя-социалиста. Один
из моих приятелей очень увлекался его сочинениями.
Мы говорили о «Железной пяте» и о «Смирительной ру23

башке» 1, а я в то время восхищался также книгой «До­
рога», особенно ее великолепным началом: «В штате
Невада есть женщина, которой я однажды на протяже­
нии нескольких часов лгал упорно, последовательно и
нагло». Я начал собирать его книги по букинистическим
магазинам и продолжал это не один год. Иногда мне
попадались роскошные американские издания — од­
нажды я наткнулся на сборник рассказов «Когда боги
смеются» в прекрасном издании «Сонома», дал его ко­
му-то почитать и больше уже не видел; но большей
частью это были дешевые книги в голубых обложках
из Полного собрания сочинений Джека Лондона, выпу­
щенного Миллсом и Буном в 20-е годы. Время от вре­
мени я находил переводы его книг на другие языки:
Les Vagabonds du Rail. Il Richiamo della Foresta,
Colmillo Bianco.
С годами ощущение противоречивости его характера
крепло во мне. Яростный крестовый поход Лондона в
защиту интересов рабочего класса уживался в нем с
упрямым, почти мстительным расовым снобизмом, тре­
бование строгой логики («Факт, неопровержимый
факт») сочеталось с обескураживающими своей баналь­
ностью сентиментальными историями. Много лет искал
я «Письма Кэмптона и Уэйса», которыми Джек Лон­
дон так гордился. Однажды в книжном магазине в
Глазго я рассказал об этом моему товарищу Джо
Ричмонду. Выслушав меня, он произнес: «Если ты
так мечтаешь об этой книге, я тебе ее подарю». Она
оказалась пустой и претенциозной, напичканной пред­
рассудками и не лишенной интеллектуального позер­
ства.
Однако с течением времени я по-настоящему узнал
и, надеюсь, стал понимать Джека Лондона. Такие опре­
деления, как «пророк», «революционер», «расист» или
«олицетворение американского индивидуализма», не да­
ют ничего. Встречи и беседы с людьми, его окружавши­
ми, помогли многое понять. Одним из них был Чарльз
Лестор, чья лекция о Джеке Лондоне завершалась
патетической декламацией стихов из «Железной пя­
ты»:
Я тот, кого ты в мир труда и мечты
Из рая изгнал, мой Творец.
1
Роман больше известен под названием «Звездный скита­
л е ц » . — Прим. ред.

24

Здесь я прожил века, здесь 1пребуду, пока
Не придет вселенной конец.

Лестор прожил богатую событиями жизнь и прини¬
мал участие в политической борьбе США в начале ве­
ка. Его рассказ, не слишком богатый конкретной инфор­
мацией, передавал дух эпохи Джека Лондона.
Существует три подробные биографии Лондона. Это
двухтомный труд его жены, «Моряк в седле» Ирвинга
Стоуна и книга его дочери Джоан. Каждая из них бес­
ценна и каждая неадекватна. Чармиан Лондон ведет
рассказ о муже, исходя из их личных взаимоотношений.
Большинство читателей сочтет ее книгу перенасыщен­
ной частными подробностями жизни Джека, хотя глав­
ный недостаток книги состоит в замалчивании отдель­
ных фактов; вто же время она содержит очень богатый
материал о жизни Лондона. «Моряк в седле» относится
к жанру популярной биографии без претензий на чтолибо другое и без попыток оценить его идеи и творчест­
во. Автор, в частности, ставил перед собой задачу на­
звать имена и факты, опущенные Чармиан, и предста­
вить ее самое в несколько невыгодном свете.
Наибольший интерес вызывает книга Джоан Лон­
дон, хотя в ней почти не нашлось места личным проб­
лемам. Причины этого ясны. Рожденная в недолгом
первом браке, она не имела возможности непосредст­
венно увидеть привлекательные стороны натуры отца;
но ее наблюдения тщательны и объективны. В книге
воссоздается социальная история того времени, когда
жил Джек Лондон, рассказывается об экономическом
развитии Америки, философских идеях и политических
движениях, по волнам которых он плыл.
Названные книги написаны американцами. Насколь­
ко мне известно, в Англии не было посвященных ему
исследований, если не считать предисловий и рецензий.
Вместе с тем произведения Джека Лондона переиздают­
ся регулярно на разных языках и в разных странах.
Смертельно больному Ленину читали «Любовь к жиз­
ни». «Зов предков» и «Белый клык» стали признанной
детской классикой. В некоторых изданиях Миллса и
Буна в списке его произведений звездочкой отмечены
экранизированные — их число поразительно. Регуляр1
Л о н д о н , Д ж е к . Соч. в 7-т., т. 5. М., «Художественная
литература», 1955, с. 140. (Далее все цитаты даются по этому
изданию.)

25

но я слышу от книготорговцев о «возвращении» Джека
Лондона — правда, особенно далеко он и не отлучался.
Я почувствовал силу его притягательности, когда не­
сколько лет назад, учительствуя в Лондоне, прочитал
своим ученикам рассказ «Мексиканец». Когда я дошел
до его невероятного и изумительного финала — юный
герой одерживает неслыханно трудную победу над
грозным противником, и ему, обессиленному, видятся
ружья для р е в о л ю ц и и , — четырнадцатилетние мальчиш­
ки и девчонки в восторге принялись колотить кулаками
по крышкам парт.
Следовательно, существует потребность в книге, в
которой была бы предпринята попытка рассмотреть
Джека Лондона как писателя, социалиста, человека.
Это и стало моей целью. Я кратко охарактеризовал ран­
ние годы его жизни и его воспитание, так как мелкие
подробности быта и домашние события могут быть най­
дены в других работах, в частности у Чармиан. С дру­
гой стороны, есть много материалов, не вошедших ни в
одну из предыдущих книг. То, что моя книга написана
незадолго до столетия со дня рождения п и с а т е л я , —
простое совпадение, а не расчет. В то же время юби­
лей — подходящий повод как для оценки, так и для тор­
жества, ведь юбиляр был выдающимся человеком. Для
миллионов людей он создал мир приключений, явив­
шихся не плодом авторской фантазии, но историей его
собственной жизни; кроме того, он художественно ос­
мыслил некоторые теории молодого социалистического
движения.
Я употреблял слово «социалистический» достаточно
произвольно, применительно к разным людям и идеям,
потому что именно так это слово употреблялось в нача­
ле века. Поэтому я буду пользоваться словом «социа­
листический» в его первоначальном значении и призы­
ваю читателей обратить внимание на те главы книги,
где речь идет о социализме Джека Лондона.
Я решил обойтись без библиографии, поскольку не
убежден в ее ценности для обычного читателя. Список
книг и статей о Лондоне имеется в политической анто­
логии Филипа Фонера «Джек Лондон, американский
бунтарь» («Цитадель пресс», Нью-Йорк, 1947), а также
в работе Вудбриджа, Лондона и Твини «Джек Лондон:
библиография» («Талисман пресс», Джорджтаун, Кали­
форния, 1966). Позднейшим дополнением к названным
работам может служить книга Франклина Уокера
26

«Джек Лондон и Клондайк», опубликованная в Англии
издательством «Бодли Хед».
Хочу выразить признательность тем, кто помогал
мне: А. Рэб из Ньютона, штат Массачусетс, за копию
письма Лондона Рабочей социалистической партии; Эд­
гару Харди за сведения об Эрнесте Хантере; Гарри Янгу за воспоминания об Эдмундо Пелусо; мистеру Эдмун­
ду Корку из «Хьюз мэссис лимитед» за рассказ о
сотрудничестве Джека и Чармиан Лондон с его фирмой;
Чарльзу П. Дэвису из Нью-Йорка за письмо о «гене­
рале» Кокси и С. Э. Паркер за письмо о Бенджамине Де
Кассерисе, а также Американской библиотеке Лондон­
ского университета, которая любезно отвечала на все
мои вопросы. Билл Кристофер, Израэль Рэнсон и Ро­
берт Меррей снабжали меня книгами. Особенно мне хо­
чется поблагодарить издателей, которые оказали мне
неоценимую поддержку и помощь во время создания
данной книги.
Кроме того, и многие друзья внесли свою лепту.
Бесчисленные беседы на протяжении многих лет и пос­
тоянный обмен мнениями о Джеке Лондоне заставляли
меня по-новому взглянуть на его творчество и способст­
вовали лучшему его пониманию. Почти с уверенностью
можно сказать, что без этого данная книга не была бы
написана.

1. ДЕТСТВО, КОТОРОГО НЕ БЫЛО

Джек Лондон родился
12 января
1876 года в Сан-Франциско. В биографии, написанной
его женой и опубликованной в 1921 году, через пять
лет после его смерти, рассказано о его родителях и их
материальном положении. Джон Лондон, отец Джека,
был фермером в штате Айова. Овдовев и оставшись с
большой семьей на руках, он продал ферму и сделался
подрядчиком в Сан-Франциско. Там он сблизился с
кружком спиритов, где встретил Флору Уэллман. Они
поженились, и единственным ребенком от этого брака
был Джек. Вскоре после рождения сына дела Джона
Лондона пришли в упадок. Какое-то время он был ком­
мивояжером, потом вместе с семьей перебрался на дру­
гую сторону залива и снова стал мелким арендатором в
Окленде, который Джек всегда считал своим родным
городом.
Только в 1938 году стала известна новая версия.
Книга Ирвинга Стоуна «Моряк в седле» начиналась с
сообщения из газеты «Сан-Франциско кроникл» за
июнь 1875 года о попытке самоубийства Флоры Уэллман. Она жила с неким «профессором» У. Г. Чейни,
бродячим ирландским астрологом, и ко всему прочему
многоженцем. Как писала «Кроникл», Чейни, узнав про
беременность Флоры, поссорился с ней и «выгнал ее из
дому за отказ избавиться от ожидаемого младенца».
Флора поселилась в доме Уильяма Слокума, журналис­
та, сотрудничавшего в «Кроникл», и пребывала там
вплоть до рождения ребенка; она читала лекции по спи­
ритизму и бранила Чейни. Неизвестно, до или после
рождения сына познакомилась она с Джоном Лондоном,
но поженились они 7 сентября 1876 года, и она распи­
салась на брачном свидетельстве «Флора Чейни».
Та же история рассказана в книге дочери писателя
«Джек Лондон и его время», опубликованной в 1939 го29

ду. Джоан писала о шести браках Уильяма Чейни, отме­
чая, что они были неудачными и что «законность неко­
торых из них вызывала сомнение». Обрисовав Чейни, она
продолжала: «Несмотря на то что ему было пятьдесят
три года и он был женат, Флора Уэллман стала четвер­
той миссис Чейни». Очевидно, Флора не была законной
женой Чейни, в противном случае она вряд ли смогла
бы так быстро вступить в брак с Джоном Лондоном.
С Чейни у нее была недолгая снизь, окончившаяся, по
свидетельству «Кроникл», 3 июня 1875 года и продол­
жавшаяся, как говорил сам Чейни, менее года. Версия
Джоан Лондон но оставляет никаких сомнений относи­
тельно того, кто был настоящим отцом писателя. А Сто­
ун приводит сообщение, появившееся в «Кроникл»
14 января 1876 года: «Чейни. 12 января в Сан-Францис­
ко у супруги У. Г. Чейни родился сын».
Джек знал, что Чейни считают его отцом, но ему не
удалось найти подтверждение этим слухам. Живи он
позже, он стал бы, подобно Стоуну, искать подтвержде­
ния или опровержения в документах, однако в начале
века это было затруднительно. В 1897 году, когда ему
исполнился 21 год, он написал Чейни и прямо спросил,
является ли тот его отцом, обещая «хранить молчание
и тайну». Чейни не признал его своим сыном. Называя
Джека «дорогой сэр», «профессор» писал: «Хотя я ни­
когда не был женат на Флоре Уэллман, мы вместе про­
были с 11 июня 1874 года по 3 июня 1875 года. Вслед­
ствие нужды, лишений и напряженной умственной ра­
боты я не был способен в тот период к физической бли­
зости. Поэтому я не могу быть вашим отцом; кто ваш
отец, мне неизвестно».
Эта история, продолжал Чейни, особенно то, как она
была подана «Кроникл», принесла ему позор и несча­
стье: все родственники, кроме сестры, отвернулись от
него. Он писал, что опубликовал свою версию, заверен­
ную полицией, и опроверг «клеветническое утвержде­
ние», будто бы выгнал Флору Уэллман из-за отказа
избавиться от беременности. Письмо заканчивалось так:
«Мне семьдесят шесть лет, и я очень беден». Джек не
отступался и написал снова, но и в последнем ответе
Чейни повторил, что был неспособен к физической бли­
зости, а покушение Флоры на самоубийство назвал ли­
цемерной уловкой. (По мнению Ирвинга Стоуна, тут
произошло недоразумение: Чейни хотел сказать, что у
него были интимные отношения с Флорой, но он не мог
30

иметь детей.) Он дал понять, что у Флоры были и другие
мужчины. Письма Чейни свидетельствуют о его жела­
нии снять с себя всякие подозрения насчет отцовства.
Почти наверняка Чармиан Лондон знала все эти под­
робности, но умолчала о них. Ее подробный и обстоя­
тельный рассказ о молодых годах Джона Лондона стано­
вится уклончивым, когда речь заходит о его жизни пос­
ле смерти первой жены — «в начале 70-х» — и о том, что
произошло в Сан-Франциско. Ухаживанию Джона Лон­
дона за Флорой здесь уделяется всего несколько слов.
Очень показательно, что дата их свадьбы не называется.
Даже если Чармиан не имела подтверждений версии
Чейни, то любая точная дата свидетельствовала бы о
том, что Джек Лондон родился вне брака.
Чармиан больше всего хотела бы подчеркнуть поч­
тенное происхождение и хорошее воспитание мужа.
Есть основания полагать, что и другие прекрасно это
понимали. В 1924 году Адольф Кон, деятель социали­
стического движения, хорошо известный по обе стороны
Атлантики, упомянул в «Сошиэлист стэндарт» (Лондон)
о «буржуазной леди», представившей в ложном свете
взгляды своего м у ж а , — такова была точка зрения аме­
риканских коллег Кона, которую он разделял. Вводная
глава книги Чармиан озаглавлена «Наследственность».
В ней говорится о «расовой гордости», а среди предков
Джека называется сэр Уильям Лондон, соратник Ва­
шингтона. Флора Уэллман также происходила из хоро­
шего валлийского рода, и ее семья прибыла в Америку
до революции.
Отец Джека Уильям Чейни был необыкновенной
личностью. Ирвинг Стоун и Джоан Лондон отмечают
бросающееся в глаза внешнее сходство между ним и
Джеком. Чейни был невысок, крепко скроен и энерги­
чен. Известно, что доктор, наблюдавший Флору во вре­
мя беременности, признал шестнадцатилетнего Джека
сыном Чейни. Далеко не все согласны, что жажда при­
ключений, умственные способности и безалаберность в
денежных делах передаются по наследству, однако у
обоих эти качества были ярко выражены. Все, что изве­
стно о Чейни, почерпнуто из его сочинений, во многом
автобиографических.
Он родился в 1821 году в Новой Англии, в семье
зажиточного фермера. Ему исполнилось девять лет, ког­
да отец погиб в результате несчастного случая, ферма
была продана, а Уильяма отдали на воспитание соседу31

фермеру. Стремясь к учебе и знанию, он сбежал и время
от времени подрабатывал физическим трудом. Потом он
был моряком, даже служил на военном флоте, но скоро
уволился. Он сочинял рассказы и романы, стал адвока­
том, но, говорят, и в этом занятии не преуспел, по­
скольку слишком яростно осуждал бесчестность судов
и судейских. Чейни не раз разорялся, что не мешало ему
вступить в первый из его многочисленных браков. Он
интересовался и политикой.
В 1866 году в Нью-Йорке Чейни познакомился с док­
тором Броутоном и немедленно увлекся астрологией.
В эти годы в американских городах с чудовищной бы­
стротой распространялись любые новые идеи — ревивализма 1 , утопического социализма, эмансипации женщин,
спиритизма. Несмотря на то что нью-йоркские газеты
постоянно громили астрологов и спиритов, чьи собра­
ния служили отличной приманкой для хулиганов,
астрология и спиритизм процветали. После одного из
скандалов Чейни был приговорен к тюремному заклю­
чению сроком на 7 месяцев: он обратился к полиции,
чтобы задержать противника, и был обвинен в попытке
подвергнуть аресту невиновного. Он внушил интерес к
астрологии женщине, вместе с которой был в заключе­
нии, женился на ней в декабре 1867 года, однако уже
через год расстался с ней и отправился читать лекции
на Северо-Запад. В конце 1873 года, когда он собирался
вернуться из Сан-Франциско в Нью-Йорк, его обокра­
ли, и он вынужден был отложить отъезд. Всю зиму он
выступал с лекциями по астрологии и проводил спири­
тические сеансы. Астрология была для него такой же
точной наукой, как математика или физика, и в лекци­
ях его эрудиция сочеталась с занимательностью.
По словам самого Чейни, он собирался вернуться в
Нью-Йорк весной 1874 года, когда получил письмо от
бывшей жены. Она писала, что добилась развода и мо­
жет вновь выйти замуж, однако, если он сам женится
вторично, она на законном основании упрячет его в
тюрьму. «Во мне закипел гнев», и в июне 1874 года он
женился на Флоре Уэллман. Они поселились на Бушстрит, 314, где расположены были его дом и контора, а
вскоре переехали на Первую авеню, 122. Флора помога­
ла ему, продавая во время его выступлений брошюры по
1
Ревивалисты — одна из религиозных сект, проповедующая
духовное «возрождение». — Прим. ред.

32

астрологии. Чейни сотрудничал также в журнале «Коммон сенс, джорнэл ов Лайв айдиэз», издаваемом Уиль­
ямом Слокумом. Идеи политического радикализма сосу­
ществовали здесь с не очень популярными идеями —
свободной любви, вегетарианства, спиритизма и астро­
логии. В этих идеях было много сходного, а общее
сознание того, что все они ниспровергают традиции и
сложившийся порядок вещей, заставляло их сторонни­
ков поддерживать друг друга. Чейни приняли благо­
склонно.
Однако этой благосклонности пришел конец, когда
он отверг Флору. Слокум и его сотрудница по «Коммон
сенс» миссис Аманда, сблизившиеся с Флорой, выступи­
ли на ее стороне. Можно предположить, что именно
Слокум был автором негодующей статьи в «Кроникл».
Чейни покинул Сан-Франциско. Несколько лет он жил
у сестры в Портленде, выступая с лекциями и занима­
ясь журналистикой. После краткого пребывания в НьюОрлеане он обосновался в Чикаго, где женился на
Дейзи, последней миссис Чейни, и стал именовать себя
директором астрономического колледжа. Он умер в бед­
ности, торгуя гороскопами по доллару за штуку, в то
самое время, когда его сын Джек Лондон становился
всемирно известным писателем.
Флора Уэллман тоже была женщиной незаурядной.
Она родилась в 1843 году; ей было тридцать лет, когда
началась ее связь с Чейни, который годился ей в отцы.
Она была очень маленького роста, менее пяти футов.
Ее внучка Джоан вспоминает рассказы бабушки о ве­
черинках и балах времен Гражданской войны. Флора
выросла в достатке, но в шестнадцать лет сбежала из
дому и в 1874 году зарабатывала себе на жизнь урока­
ми музыки. В молодости она перенесла брюшной тиф,
пагубно сказавшийся на ее внешности. У нее ухудши­
лось зрение и выпало много волос, что вынудило ее но­
сить парик. Ее неустойчивый и меланхоличный характер
тоже мог быть следствием перенесенной болезни. Мать
Флора потеряла еще в младенчестве; девочка росла раз­
дражительной и доставляла немало хлопот.
Чейни осуждал Флору за неразборчивость в связях.
Однако тут можно возразить, что в Сан-Франциско
она попала в среду, где на это смотрели снисходительно.
Она дружила с «прогрессистами» и, увлекшись спири­
тизмом, принимала участие в сеансах. Позже, уже в
старости, она почти не вспоминала о своем прошлом, и
2

№ 1677

33

очень немногие друзья о нем знали. После романа с
Чейни и рождения сына она быстро начала блекнуть,
однако сохранила упрямство, своеволие и неуравнове­
шенность, которые по-прежнему определяли жизнь
семьи.
Состояние здоровья Флоры не позволяло ей кормить
младенца — пришлось нанять черную кормилицу миссис
Прентисс, у которой умер ребенок. Ее мать была рабы­
ней в штате Виргиния, а сама миссис Прентисс ребен­
ком была продана другим хозяевам. Джек звал ее «мама
Дженни». Она его обожала и на всю жизнь осталась для
него близким и дорогим человеком. Когда Джек был сов­
сем крошкой, некая английская пара, желавшая усыно­
вить ребенка, попросила «маму Дженни» показать его.
Из ее собственного рассказа, записанного Чармиан Лон­
дон, известно, какую головомойку задала «мама Джен­
ни» своему мужу, который пустил в дом этих англичан,
и как горевала, когда пришлось отнять мальчика от
груди.
Год Лондоны прожили в коттедже на Бернал Хайтс
в Сан-Франциско, пока Джон Лондон работал коммивоя­
жером в компании Дж. М. Флейвена «IX Импориум».
Перейдя торговым агентом в фирму швейных машинок
«Зингер», он стал зарабатывать больше, и семья пере­
ехала в шестикомнатную квартиру на Фолсон-стрит. Это
был один из особняков, которые незадолго до пожара
1906 года были перестроены и превращены либо в пан­
сионаты, либо в меблированные комнаты. Вскоре Флора
нашла новое жилище — дом, расположенный на бойком
месте в конце Натома-стрит. Они могли бы пожить здесь
и дольше, не случись эпидемии дифтерита.
Джек, совсем еще маленький, и его сестра Элиза за­
болели. Флора всячески старалась выходить детей, одна­
ко позже Элиза вспоминала, как мать справлялась, нель­
зя ли будет, если случится самое худшее, похоронить их
в одном гробу, так дешевле. Оба выжили, но для полно­
го выздоровления доктора советовали перебраться в де­
ревню. Джон снова загорелся мечтой сделаться ферме­
ром. Он присмотрел дом с участком в пригороде СанФранциско — Окленде, где собирался выращивать ово­
щи, преимущественно помидоры, и продавать их
в магазине на углу Седьмой и Кэмпбелл-стрит.
Джек Лондон писал, что его приемный отец был от
природы «слишком добр, чтобы добиться успеха в жес­
токой борьбе за существование, которую человеку при34

ходится вести, если он хочет выжить в анархическом
мире капитализма». Очевидно, у Джона Лондона был
большой запас оптимизма, но отсутствовала деловая
хватка. Тяжелым трудом он добился успеха, но оказал­
ся слишком честен и потерпел фиаско из-за доверчиво­
сти. У него был компаньон по фамилии Стоуэлл, кото­
рый ведал магазином, пока Джон собирал заказы.
Однажды, вернувшись после трудового уик-энда, Лон­
дон обнаружил, что компаньон вчистую ограбил его.
Лондон обратился в суд за возмещением убытков, но
получил гроши. Ему снова пришлось выращивать овощи
на клочке земли, примыкавшем к ипподрому Эмервилл
в Окленде.
В Окленде семья часто меняла место жительства.
Когда дела несколько улучшились, они переехали на
ферму в Аламейде, занимавшую пятнадцать акров, и
Джон увеличивал ее, покупая прилегающие земли. Нян­
читься с маленьким Джеком чаще всего приходилось
сестре Элизе. В Сан-Франциско она возила его в коляс­
ке, в Аламейде таскала с собой в школу. Учитель ста­
вил ему ящик вместо парты и давал книжку с картин­
ками. Быть может, именно поэтому Джек впоследствии
говорил, что самостоятельно научился читать и писать
к пяти годам.
Флору постоянно обуревало беспокойство, ей не си­
делось на одном месте, она не могла систематически за­
ниматься чем-либо, за исключением спиритизма. Одино­
чество и беспомощность были самыми сильными впечат­
лениями детства Джека и на всю жизнь внушили ему
ненависть к деревенской жизни. У его матери то и дело
возникали какие-то новые планы и идеи. Она торговала
сусальным золотом для картинных рам, организовывала
детские сады, продавала лотерейные билеты. В доме
постоянно устраивались спиритические сеансы; с шести
лет в них принимал участие и Джек. Случались в се­
мье скандалы и ссоры из-за неуравновешенности Фло­
ры. Во время одной из ссор Джек впервые услышал о
профессоре Чейни, хотя, быть может, само имя и не бы­
ло произнесено. В набросках, которые он в зрелом воз­
расте делал для автобиографии (под названием «Моряк
в седле»), встречается такой эпизод: шестилетним маль­
чишкой он слышит перебранку родителей; отец по­
прекает мать незаконным ребенком, она, рыдая, гово­
рит: «Он обещал мне райскую жизнь».
«Мама Дженни» переехала в коттедж неподалеку
2*

35

от Аламейды, и Джек проводил немало времени у нее в
доме, где его нянчили и кормили. Он играл с детьми
Дженни, которые были наполовину белыми, и кажется
странным, что у него сложилась уверенность в «непол­
ноценности» цветных. Правда, Флора Уэллман обладала
стойкими расовыми предрассудками, которые, видимо,
в раннем возрасте передались ему. Она любила хвастать
тем, что происходит из «старинного американского ро­
да», а не каких-нибудь «даго» 1 или вообще иммигран­
тов. И пожалуй, впитанное с детства чувство превос­
ходства над соседями — ирландцами и итальянцами
сыграло немалую роль в одиночестве и обособленности
Джека. «Мама Дженни» тоже не была чужда подобных
предрассудков. Она гордилась, что родилась чистокров­
ной негритянкой, была набожна и ценила свое положе­
ние в общине, почти все члены которой считали само
собой разумеющимся господствующее положение белых.
Джек и Элиза учились в уэстэндской школе в Аламейде. Перед сном Элиза читала брату и впоследствии вспо­
минала, что он обожал всевозможные приключенческие
истории и не расставался с книгой. Джек рос здоровым
и крепким мальчиком, но одиноким и застенчивым, а
это усиливало его любовь к чтению. В те годы на него
большое впечатление произвели «Альгамбра» Вашинг­
тона Ирвинга, жизнеописание Гарфилда и «Синья» Уйды. Всю жизнь он говорил, что «Синья» повлияла на не­
го больше, чем любая другая книга. Он воображал себя
ее героем — молодым итальянским крестьянином, став­
шим знаменитым музыкантом, а романтическая, мятеж­
ная философия Уйды глубоко запала ему в душу.
Когда Джеку исполнилось восемь, семья снова перее­
хала, на сей раз на большую ферму в Ливерморе. Джон
Лондон занялся выращиванием винограда и плодовых
деревьев, но через год решил построить огромный инку­
батор. Но тут начались несчастья. Семнадцатилетняя
Элиза, которая ухаживала за цыплятами, вышла замуж
и покинула отчий кров. (Ее будущий муж Джеймс Шепард, вдовец средних лет, вместе со своими тремя сы­
новьями столовался у Лондонов.) Банк, в котором Джон
Лондон заложил ферму, отказал в выкупе закладной,
и в конце концов тот был вынужден признать себя не­
состоятельным должником. В 1886 году семья вернулась
1
Презрительная кличка американцев итальянского проис­
х о ж д е н и я . — Прим. перев.

36

в Окленд и поселилась в большом доме на Семнадцатой
улице. Флора решила рискнуть в последний раз. Она
попыталась превратить дом в пансион для работниц
текстильной фабрики. Когда и эта затея провалилась, на
долю Джона осталась работа обычного пенсионера —
помощником констебля, ночным сторожем.
Переезд дал Джеку то, что было для него важнее
в с е г о , — доступ в публичную библиотеку. Она помеща­
лась в ветхой деревянной постройке недалеко от старо­
го муниципалитета на Четырнадцатой улице. Одиннад­
цатилетний мальчик записал в библиотеку свою семью
и семью Элизы, жившую неподалеку от нового дома
Лондонов, чтобы на их читательские билеты брать кни­
ги для себя. Он привлек внимание библиотекаря мисс
Айны Кулбрит. После того как он осилил серьезные и
сложные для восприятия «Новую Магдалину» Уилки
Коллинза и романы Смоллета, она взялась руководить
его чтением. Это была первая встреча Джека с образо­
ванным человеком — она произвела на него сильнейшее
впечатление и преисполнила чувства благодарности.
Мисс Кулбрит заметила, что более всего мальчика при­
влекают путешествия, приключения и открытия, и стала
давать ему все, что имелось. Он читал запоем, возбуж­
даясь и все больше отдаляясь от близких. Он требовал,
чтобы ему не мешали. У него начался даже нервный
тик.
Чтобы помогать семье, ему приходилось разносить
газеты, поскольку у Джона Лондона не было постоян­
ной работы. Каждое утро Джек поднимался затемно и
после уроков опять разносил газеты. За это он получал
двенадцать долларов в месяц, из которых Флора позво­
ляла ему оставлять по десять центов в неделю. Он под­
рабатывал, помогая тряпичникам, и копил деньги на
билеты в Дитц Опера Хаус и театр «Тиволи». Живя в
Аламейде, они по субботам всей семьей бывали в «Ти­
воли» — это было самым большим удовольствием. В дет­
стве Чармиан Лондон много слышала о тамошних чуде­
сах, но ее туда не пускали, и она знала обо всем только
по рассказам родных, а «Джек Лондон с круглыми от
восхищения глазами смотрел волнующие спектакли».
Разноска газет и другие подобные занятия сделали
его своим человеком на улицах и в доках города. Оди­
нокий, в потрепанной одежде, он брался за любую ра­
боту, чтобы добыть побольше денег. Десять лет спустя
он писал своей первой возлюбленной, Мейбл Эпплгарт:
37

«В восемь лет я впервые надел нижнюю рубашку, куп­
ленную в магазине. Долг! В десять лет я уже торговал
на улице газетами. Каждый цент отдавался в дом.
В школу я ходил, мучительно стыдясь своих ботинок,
одежды, шапки. Долг! Из-за него у меня не было детст­
ва. На ногах с трех утра, чтобы успеть разнести газеты.
Потом, не заходя домой, сразу в школу. Кончались уро­
ки, а меня недали вечерние газеты. По субботам я помо­
гал развозить лед. По воскресеньям я ставил кегли в
кегельбане для пьяных голландцев. Долг! Я отдавал
каждый цент и был одет как пугало».
Так он запальчиво отвечал на ее упреки. Почти все,
что он говорил, было правдой, но возмущение заставило
его забыть о приобретенном в те годы опыте. Мечты о
приключениях, рожденные книгами, начали сбываться.
Наступил закат великой эпохи парусников. В оклендскую гавань заходили корабли из всех портов мира. Не­
редко в заливе зимовали северные китобойные суда.
И малые суденышки — лодки рыбаков и устричных пи­
ратов, китайские и японские джонки, боты контрабан­
дистов и охотников за р е д к о с т я м и , — овеянные романти­
кой дальних странствий. Джек наблюдал жизнь салунов
и таверн, пьянство и драки, слушал матросские разгово­
ры и байки. Море магнетически притягивало его.
Только одно в письме было неправдой. Он не отдавал
всех заработанных денег. Все больше и больше свобод­
ного времени он проводил в яхт-клубе, расположенном
в устье; он драил палубы и брался за любую работу,
постигая попутно науку кораблевождения. По центу он
собирал деньги на покупку лодки. В тринадцать лет он
купил лодку за два доллара. Она была стара и протека­
ла, однако он плавал на ней по устью реки и даже рис­
ковал выбираться в залив. Лодка часто переворачива­
лась, но он научился управляться с нею.
В тринадцать лет Джек окончил школу. К этому
времени отчий дом превратился для него в место, куда
он отдавал деньги, где ел и спал. По-своему он был
привязан к родителям. Джон Лондон относился к нему
спокойно и по-товарищески, но этот бесхарактерный
фантазер неспособен был навести порядок в доме и
приструнить Флору. Позже Джек говорил своему дру­
гу Генри Миду Бланду, что восстал против ее власти
из-за незаслуженного наказания, а также в знак протес­
та против ее увлечения спиритизмом. До двенадцати лет
он обычно убегал из дому, когда начинались сеансы или
38

ее «озарения», во время которых она беседовала с ду­
хами индейских вождей. Впечатления детства на всю
жизнь вызвали в нем неприязнь к любым разновиднос­
тям религии.
Ему предложили принять участие в церемонии по
случаю окончания школы, но он не явился, стыдясь сво­
ей поношенной мешковатой одежды. Его будущая про­
фессия или карьера никого не занимали. Джон немного­
му мог научить его. Флора же или неспособна была за­
думаться об этом, или ее вполне устраивало, что он
продает газеты и подрабатывает где придется. Так про­
должалось два года. Джек приобрел четырнадцатифуто­
вый ялик и иногда проводил на нем целые дни. Здесь
он припрятывал заработанное, чтобы накопить денег на
краску, парус и весла. Теперь он регулярно бороздил
залив, добираясь до Гоктс-Айленда, привозил домой ры­
бу и научился управлять лодкой, как заправский мат­
рос. Он брал с собой библиотечные книги, обертывая их
газетной бумагой, чтобы не промокли.
Морские прогулки усилили в нем чувство одиночест­
ва. Поскольку он плавал один, читал и думал он тоже
один, ни с кем не делясь новыми мыслями и раздумья­
ми. По свидетельству Чармиан, он так говорил о жи­
тейской битве своей юности: «По-настоящему мне ни­
когда никто не помогал, ну, назови хоть одного». Но то
же самое могли бы сказать о себе и другие, и столь же
обоснованно. Однако, по семейным обстоятельствам, он
мальчишкой оказался оторванным от сверстников, а лю­
бовь к книгам и приключениям еще более усугубляли
его одиночество во всех смыслах этого слова.
Но приключения, которых он жаждал, были невоз­
можны без товарищеской взаимовыручки, чем и объяс­
няется эпизод, имевший большое значение для его бу­
дущего. Джек познакомился с беглым английским мат­
росом по имени Скотти, знавшим множество историй о
далеких морях. «Это был ч е л о в е к , — писал Джек поз­
ж е , — который знал о кораблях и море столько, сколько
я не смог бы узнать за всю жизнь». Однажды Скотти
взялся за румпель ялика, и тут же выяснилось, что он,
плавая на больших кораблях, разучился управлять таки­
ми скорлупками. Едва не перевернув, он направил
ялик к причалу, повредив его носовую часть. Но тот же
Скотти взял Джека на яхту «Айдлер», которая стояла
в протоке рядом с китобойными судами. Рассказывали,
что «Айдлер» был задержан за контрабандную торгов39

лю опиумом с Сандвичевых островов. Его сторожил
бронзовый от загара девятнадцатилетний парень, ждав­
ший места гарпунера на одном из китобоев. На борту
яхты находилось всевозможное морское снаряжение:
дождевики, морские сапоги, карты и сигнальные флаж­
ки, календарь, пришпиленный к стене морским цирку­
лем. Началась попойка. Два парня приготовили немуд­
рящую «огненную воду» — «Слепой поросенок». Четыр­
надцатилетний Джек глотал обжигающую жидкость. Ой
не хотел отставать от собутыльников, и все они основа­
тельно напились.
Оставив приятелей, Джек спрыгнул в ялик и быстро
поплыл к Окленду, распевая во все горло. Начался от­
лив, и ялик сел на мель довольно далеко от пристани.
Джек пробовал оттолкнуться веслом, но упал в ил и
ушибся об остаток старой сваи. Следующие несколько
дней были мучительны; разнося газеты и выполняя дру­
гую работу, он поклялся — а клялся он ч а с т о , — что ни­
когда не будет пить. Но осталось и чувство гордости.
Еще бы — он сидел рядом с мужчинами, которые умели
пить, пил наравне и в конце концов превзошел.
В пятнадцать лет уличная и морская жизнь Джека
кончилась. Дела в семье шли все хуже. Они обитали в
старом доме недалеко от устья, среди полуразваливших­
ся хижин. Джон Лондон, время от времени работавший
сторожем, получил увечье, и Джеку пришлось наняться
на консервную фабрику Хикмотта, на Мертл-стрит, в
Уэст-Окленде. Фабрика располагалась в бывших конюш­
нях, где было очень грязно и гуляли сквозняки. Об охра­
не труда там и понятия не имели. Рабочий день продол­
жался десять часов, а за час платили всего десять
центов. Среди рабочих было много подростков. То и де­
ло кому-нибудь из них машиной отхватывало палец.
В таких случаях другие не решались даже взглянуть —
тот, кто отворачивался от станка хоть на секунду, риско­
вал тем же. Джек вспоминал потом, что в банки с фрук­
тами постоянно попадала грязь.
Семья остро нуждалась, и Джек работал сверхурочно,
сколько хватало сил: когда восемнадцать, а то и все
двадцать часов. Он рассказывал, что как-то простоял у
машины тридцать шесть часов подряд. Случалось, он
зарабатывал по пятьдесят долларов в месяц, но почти
все отдавал матери. Он тащился на работу и с работы,
падая от усталости. Спать ему приходилось не больше
пяти часов в сутки. Чтобы разбудить сына, Флора сдерги40

вала с него одеяло. Его существование ничем не отлича­
лось от жизни рабочей скотины, а от страшной нищеты
дома ему становилось совсем невмоготу. На чтение и
морские прогулки теперь не хватало ни времени, ни сил.
Он копил жалкие центы, которые ему разрешалось
оставлять, теша себя надеждой, что купит новый ялик
взамен разбитого. За несколько месяцев он накопил
пять долларов. Но однажды сидевшая без гроша Флора
пришла на фабрику, прямо к его рабочему месту, и по­
просила отдать их.
Воспоминания о консервной фабрике и то, как он с
нею распрощался, впоследствии легли в основу замеча­
тельного рассказа «Отступник». Джек забастовал. Сна­
чала он провел целый день на лодке, катаясь по заливу,
где, казалось, не был целую вечность. Он раздумывал
над своим положением: ни одна кляча в Окленде не ра­
ботала больше него, а ведь ему исполнилось всего пят­
надцать. В отличие от мальчика из рассказа он решил и
дальше помогать семье. Но он должен был бежать от
отупляющего фабричного труда. Он хотел стать моря­
ком, и неважно, если придется пьянствовать и нарушать
законы — лишь бы приносить домой деньги. Он был го­
тов пасть в «столь же гибельную, но более романтичес­
кую пропасть», по словам Чармиан.
В Сан-Францисском заливе в эти годы процветало
устричное пиратство. Калифорнийские устрицы цени­
лись очень невысоко до тех пор, пока не провели транс­
континентальную железную дорогу и на илистых отме­
лях не начали культивировать устричный промысел.
Железнодорожные компании сами им занимались и про­
давали добычу по высокой цене. В 1890 году несколько
компаний контролировали всю добычу устриц. Пиратст­
во стало естественным следствием контроля. Пираты
приезжали не только из Америки, но и из Западной
Европы, Скандинавии и Средиземноморья. От них тре­
бовались умение управлять небольшими лодками и без­
рассудная храбрость. Они были беззащитны перед воо­
руженной охраной и рыбачьим патрулем. Другим их
врагом были китайские рыбаки, на которых пираты на­
падали без всякой причины, этого врага они, можно
сказать, нашли себе сами. Они пьянствовали и скандали­
ли, многие из них плохо кончали, но награда была соб­
лазнительна: на рассвете лодка у причала с грузом
устриц для продажи оптовым торговцам.
Джек навел справки о пиратском промысле. Он выс41

читал, сколько сможет заработать таким образом: еще
года два назад у него появилась привычка подсчитывать
доходы и расходы. Вскоре он услышал, что Француз
Фрэнк, пятидесятилетний человек сомнительной репу­
тации, собирается продать свой шлюп «Ослепительный»
за три сотни долларов. Решив, что шлюп будет его,
Джек отправился к своей старой кормилице «маме
Дженни» Прентисс. Ее дом оставался для него желан­
ным пристанищем, где его всегда ждали любовь и ду­
шевное тепло. Он спросил, может ли она одолжить ему
нужную сумму. Дженни, по-прежнему работавшая нянь­
кой, не колеблясь вручила ему деньги в золотых двадцатидолларовых монетах. Несколько дней спустя он
впервые опробовал «Ослепительный», пил красное вино
вместе с Французом Фрэнком и Бобом Виски, Пауком
Хили и двумя девицами по имени Мэмми и Тэсс. На
следующее утро ударили по рукам. Джек Лондон стал
владельцем судна. Теперь его домом была маленькая
каюта, пропахшая табаком, «красной краской» — густым
зловонным осадком со дна винных бочек — и романти­
кой. Он превратился в устричного пирата.
Есть соблазн написать, что детство его кончилось, и
Джек стал мужчиной. Но это было бы неправдой. Уж
если на то пошло, он стал мужчиной много раньше,
когда скитался по оклендским улицам, продавая газеты,
или работал на консервной фабрике. На «Ослепитель­
ном» он пришвартовался к мужскому братству; любов­
ные приключения, крепкие напитки, постоянный риск
и жестокость окружающего мира сразу же стали частью
его жизни. Правильнее было бы сказать, что Джек почти
не знал детства. Одинокий, никем не любимый, кроме
«мамы Дженни», познавший радости и труд взрослого,
несший бремя ответственности за семью, подсчитывав­
ший дебет и кредит — он повзрослел десяти лет. В своем
письме «о долге» к Мейбл Эпплгарт он скажет: «У меня
не было детства», и несколько ниже: «У меня не было и
отрочества, и, сдается, я продолжаю охотиться за этим
утраченным отрочеством».
2. ДОСТОИНСТВО ТРУДА
Титул, которым Джек гордился до
конца ж и з н и , — «Принц устричных пиратов» — был ему
дан потому, что Мэмми-Королева перебралась к нему
42

на шлюп, и он стал единственным шкипером с жен­
щиной на борту. В самый первый день на «Ослепитель­
ном», во время попойки, она соблазнила его. Когда он
вступил во владение шлюпом, она сочла само собой
разумеющимся, что останется с ним.
Ей было шестнадцать лет, и раньше она считалась
девушкой Француза Фрэнка. Имя Мэмми придумал для
нее Джек. Рассказывая Чармиан о своей жизни с Мэмми, он поведал, однако, что посвящение в тайны пола
получил еще раньше «от особы много старше меня».
Никаких других упоминаний об этой женщине не суще­
ствует, и, скорее всего, Джек познакомился с ней во вре­
мя скитаний по оклендским улицам и салунам. Мэмми
пленилась его юностью, энергией и цветущим видом,
которые особенно бросались в глаза при сравнении с
Французом Фрэнком. Она была хорошенькая, но выгля­
дела старше своих лет — беспризорная портовая бродяж­
ка, чье детство быстро сменилось житейской мудростью.
Она свила семейное гнездышко в крошечной каюте, а
Француз Фрэнк бесился от ревности.
В первую же ночь после приобретения «Ослепитель­
ного» Джек принял участие в набеге. Паук Хили, пор­
товый парень двадцати одного года от роду, стал его
«экипажем». Они присоединились к флотилии, в кото­
рую входили лодки Большого Джорджа, Сатаны Нельсона-младшего (сына Сатаны Нельсона-старшего, про­
званного так потому, что во время драки он раздирал
лица противников до крови), Улитки и Никки-Грека.
Все они были вооружены пистолетами. Добравшись до
устричных отмелей, они наполнили мешки, а на рассвете
Джек вместе с другими поспешал к утреннему рын­
ку. Одна ночная вылазка принесла ему столько же
денег, сколько три месяца работы на консервной
фабрике.
Он выплатил часть долга «маме Дженни», и почти
все, что осталось, отдал Флоре. За первой ночью после­
довало множество подобных, полных приключений и
приносивших заработки, о которых он раньше и не меч­
тал. Француз Фрэнк, от чьей ревности Джек беспечно
отмахивался, однажды собрался было протаранить су­
денышко Джека, но тот вытащил двуствольное ружье,
продолжая идти по курсу, и, ногой крутя штурвал, неот­
ступно держал на мушке своего соперника. Однажды
«Ослепительный» привез самый большой улов на всем
пиратском флоте. В другой раз шлюп Джека первым
43

пришел к финишу предрассветной гонки, хотя он и по­
терял руль, а ему исполнилось только шестнадцать —
и он был самым молодым из пиратов.
Когда долг был полностью выплачен, а в семье заве­
лись деньги, Джек запил. За бесстрашие и моряцкую
сноровку его охотно приняли в компанию, однако, чтобы
считаться там настоящим мужчиной, нужно было уметь
пить. Джек не выносил вкуса алкоголя, помня, чем кон­
чился его первый опыт, но он желал превзойти прияте­
лей и в пьянстве, как и во всем остальном. Он был на
вершине счастья, когда слух о его загуле с одним из са­
мых знаменитых портовых пьяниц разнесся по округе.
Обитатели порта собирались в салуне Джонни Хейнголда «Шанс первый и последний» на Уэбстер-стрит.
Впервые Джек переступил порог заведения утром того
понедельника, когда купил «Ослепительный» у Францу­
за Фрэнка; поставив ногу на медную перекладину, он
пил виски со всеми наравне. Они с Хейнголдом подружи­
лись во время пиратской охоты на устриц, Хейнголд сдер­
живал Джека, когда надо было остановиться, и поил в
кредит, когда у того не хватало денег. Одна ночная по­
пойка обошлась Джеку в сто пятьдесят долларов. При
всем при том он, как и прежде, брал книги в библиотеке
у мисс Кулбрит и часами, лежа в каюте, читал.
Однако «Ослепительный» без всякой видимой причи­
ны пришел в негодность. Сведения об этом кратки и раз­
норечивы. Рассказывают о шумной пьяной оргии на пес­
чаных отмелях напротив оклендского порта, во время
которой Скотти поджег грот-парус. (По-видимому,
Джек не дал Чармиан никакого объяснения того, что
произошло.) Тогда у Джека наступил «период разру­
шения» и равнодушия ко всему на свете. Неизвестно,
начался ли этот период внезапно или явился законо­
мерным результатом пиратства и пьянства. Уклончивые
фразы биографов, вроде «прошло некоторое время»,
ничего не объясняют. Не знаем мы и того, когда он
разошелся с «королевой», и что же все-таки случилось.
Когда в 1909 году в Мельбурне Джек и Чармиан
встретили Скотти, тот утверждал, что Джек сам поджег
парус.
Одно из возможных объяснений — то, что другие
пираты, может быть даже большинство, переменились к
Джеку. Его последующая слава окрасила воспоминания
о нем в романтические тона. Розовой дымкой окутан его
юношеский разгул в повести «Джон Ячменное Зерно».
44

Джек был красив и обаятелен, но ясно, что вследствие
своей незаурядности он всегда стремился быть первым.
Примечательно, что человек, с которым Джек скрылся
после случившейся драки, Сатана Нельсон-младший,
был ранен и что в воспоминаниях Джека о последую¬
щих месяцах из пиратской флотилии не упомянут
больше никто. Брошенного «Ослепительного» ограбили,
сняли с него снасти и пустили по волнам соперники по
охотена устриц. А может, и товарищи Джека, изгнав­
шие его из своих рядов.
Во всяком случае, «период разрушения» продолжал­
ся. Джек вступил в пай с Нельсоном и стал плавать на
его шлюпе «Рейнджер». Промотав все, они заняли денег
на снаряжение и припасы у Джонни Хейнголда. Облом­
ки «Ослепительного», найденные Джеком, были проданы
за двадцать долларов. Хотя Джек всегда говорил о вре­
мени, проведенном с Нельсоном, как о днях, полных за­
мечательных приключений, фактически он катился по
наклонной плоскости. Они избороздили залив вдоль и
поперек. Оба вели себя так, будто гонялись за смертью,
в последний момент умудряясь избежать гибели, так как
нередко попадали в опасные переплеты. Джек перестал
Помогать семье. Они с Нельсоном зарабатывали много,
но деньги уходили на дикие попойки, ставшие притчей
во языцех по всему побережью. Однажды вечером они
оказались на политическом митинге, потому что там
бесплатно угощали виски; на следующее утро Джек оч­
нулся в портовой ночлежке, пьяный и избитый.
Вскоре обоим это наскучило. Нельсон решил вер­
нуться в Окленд; и не прошло двух лет, как он погиб —
от огнестрельной раны в голову. Джек остался в Бениции, где пьянствовал и бездельничал, изредка подраба­
тывая ловлей лосося. Позже он вступил в рыбачий пат­
руль, очевидно вследствие случайной встречи с одним
из тех, кто там подвизался, но последовательность со­
бытий точно не установлена. В письме 1903 года,
адресованном издателю и повествующем о том, что по­
служило основой для «Рассказов Рыбачьего патруля»,
говорилось: «Потом мы с этим Нельсоном пришли на
«Рейнджере» в Беницию с грузом устриц. Там один из
патрульных сделал предложение, которое пришлось нам
по душе, и несколько месяцев спустя «Рейнджер», Нель­
сон и я приняли активное участие в облаве на нарушите­
лей законов о рыбной ловле». Однако в других воспо­
минаниях этого периода Нельсон не фигурирует, и
45

создается впечатление, что Джек додумывает и пере­
толковывает прошлое по-своему.
Обязанности, которые Джек выполнял в патруле,
никоим образом не были официальными. Настоящие
патрульные назначались советом штата и получали жа­
лованье, но были еще и добровольцы, которым выплачи­
вали определенную часть — иногда половину — штра­
фов, взимаемых с нарушителей закона. Рыбачий патруль
был основан в 1883 году. Он должен был устанавливать
нормы отлова лосося и другой рыбы на калифорнийском
побережье, но главной его задачей было решение «ки­
тайской» проблемы. В докладе Рыбной комиссии за
1886 год сообщалось, что почти две тысячи китайцев в
районе залива Сан-Франциско занимаются незаконной
ловлей креветок и осетра. Наибольшая часть всей пой­
манной рыбы приходилась на китайских рыбаков, поэ­
тому в рассказах Джека часто встречаются злоумыш­
ленники-китайцы. Устричное пиратство также было на­
рушением закона, но готовность Джека стоять на его
страже заставляет задуматься, оставил ли он пиратское
сообщество по собственной инициативе или из-за ссоры
с бывшими товарищами.
Он снова бороздил залив, испытывая волнующее
чувство, но образ жизни его оставался беспорядочным.
Джек по-прежнему много времени проводил в портовых
притонах. Он утверждал, что однажды пьянствовал три
недели подряд. Это вызвало попытку самоубийства. Од­
нажды в час ночи, пытаясь пришвартоваться к пирсу
в Бениции, он упал в воду. Сильное течение понесло его
в море, и он решил утонуть, отдавшись на волю волн.
У острова Дэд Мэн Джек разделся и поплыл, лавируя
между сваями причала. На середине пролива он лег на
спину, глядел на звезды и пел, очень жалея самого себя.
Постепенно холодная вода вернула ему способность трез­
во рассуждать, и перед рассветом мысль о смерти привела
его в ужас. Чуть ли не в последнюю минуту, когда он
уже выбился из сил и наглотался воды, проплывавший
мимо рыбак заметил его и спас.
Этот случай только усилил тоску Джека. Он ушел
из Рыбачьего патруля и отправился в Окленд. По пути
ему встретилась компания «детей дороги», молодых бро­
дяг, купавшихся в реке у Сакраменто. Эти ребята уже
многое повидали; как и Джек, они были из нищих или
неблагополучных семей, тяжелый подневольный труд
на заводе или фабрике не привлекал их. Джек провел
46

с ними несколько недель. Они прозвали его «Морячок»,
а он перенял их повадки и жаргон. Затем двинулся даль­
ше, к знакомой пристани. В Окленде он снова встретил­
ся с Нельсоном, но, не считая охоты к выпивке, у них
уже не было ничего общего.
Работал он от случая к случаю и свел знакомство с
отбросами общества из западной части Окленда. Позже
он подведет итог этим годам, будет писать о порочности
влияния городской толпы, но именно такому образу
жизни он тогда отдал немалую дань. Однако он был,
как писала его дочь, «неспособен примкнуть к какойлибо группе». Привычное одиночество сделало его не­
общительным. Он мечтал об удаче и всегда добивался
желаемого и в то же время не мог принять, даже понять
установленные правила общения человека с такими же,
как он сам.
Когда водились деньги, он заходил в салуны и легко
мог погибнуть в портовых драках — так часто бывало с
теми, кто вел подобную жизнь. Иногда он заглядывал
к родителям на Клинтон-стейшн. Их лачуга была по­
строена из обломков разрушенных домов, в Баджерпарке, где Джек работал в кегельбане (под названием
Везел-парк это место будет описано в «Мартине Идене»). Потом, в конце 1892 года, он неожиданно взял се­
бя в руки. Возможно, тут были какие-то причины, остав­
шиеся неизвестными, но скорее всего, он понял всю
неприглядность своего положения и решил изменить его.
В заливе Сан-Франциско зимовали суда, добывавшие
котиков, и он познакомился с командой. Один из охот­
ников, Пит Холт, пообещал Джеку взять его гребцом.
В день своего семнадцатилетия он нанялся на трехмач­
товую красавицу шхуну, которую называл «Софи Сазерленд». Несколько дней спустя он уже миновал на ее
борту Золотые Ворота, направляясь к берегам Японии
и Берингову морю.
«Софи Сазерленд» («София Сазерленд» — так она
называлась в официальном торговом регистре) не везла
на борту спиртного, а жалованье матросам платили в
конце семимесячного плавания. Несмотря на то что
Джек никогда не служил на больших судах, он нанялся
матросом, уверенный, что быстро всему научится. Одна­
ко он вел себя осторожно. Он знал, что его молодость
вызывает некоторое презрение и любой, даже незначи­
тельный, промах сделает его предметом насмешек и
издевательств.
47

В то же время Джек понимал, что он образованнее
большинства матросов, легче приспосабливается к новой
обстановке и может в случае драки постоять за себя. Ес­
ли над ним начинали посмеиваться, он из кожи лез, но
был первым. Но со службой он справлялся неплохо, и
постепенно настороженность по отношению к нему ста­
ла проходить. Он часто становился свидетелем сканда­
лов, кончавшихся потасовками, но от участия в них укло­
нялся. Однако полное признание принесла ему именно
драка с гигантом шведом по прозвищу Рыжий Джон.
Этот швед был самым большим задирой из всей ко­
манды и постоянно лез на рожон. Наступил день его
дежурства, его очередь убирать кубрик. Джек сидел на
койке и мастерил веревочный коврик в подарок Элизе.
Рыжий Джон проорал ему какое-то приказание, а когда
Джек не подчинился, ударил его по лицу. Джек бро­
сился на него. Остальные матросы забрались в койки,
чтобы насладиться зрелищем. Увертываясь от мелька­
ющих в воздухе кулачищ, Джек прыгнул на плечи про­
тивнику, зажал ногами шею и, возможно вспомнив при­
емы Сатаны-старшего, вцепился шведу в глаза. Швед
колотил Джека о переборки и бимсы, разбил ему голову
и плечи, но пальцы у Джека были железные, и Рыжий
Джон наконец сдался Джеку, кричавшему: «Оставишь
меня в покое? Отвяжешься наконец?»
С этого дня он стал своим. «Я гордился тем, что меня
принимали как равного и на деле, и в душе. С тех пор
все пошло замечательно, и плавание обещало быть бла­
гополучным». Так оно и вышло. Они не видели земли
пятьдесят один день, потом прибыли на острова Бонин
(которые теперь называются Огасавара Джима), где
промышляющие котиков суда запасались пресной во­
дой, и стали на ремонт перед отправкой на север. Дже­
ка охватило радостное возбуждение. Каноэ и сампаны
в гавани, горы и тропическая растительность — сбылось
все то, что обещали книги. Вместе со шведом Викто­
ром и норвежцем Акселем он мечтал во время десяти­
дневной стоянки в порту походить по окрестностям,
половить рыбу, полазать по горам.
Но сначала надо было выпить — хоть раз. Потом,
как и прежде, Джеку приходилось объяснять: «Мне хо­
телось доказать, что я крепкий парень и хороший това­
рищ». Они так и не добрались ни до гор, ни до пальм,
вместо этого они пили сакэ и разбавленное виски в об­
щество крошечных, похожих на кукол гейш. Однажды
48

ночью Джек и приятели разрушили увеселительное за­
ведение, выйдя из него сквозь бумажные стены. После
этой истории местные власти потребовали, чтобы моря­
ки с заходом солнца возвращались на свои суда. Джек,
однако, веселился дотемна в компании юнг с канад­
ских зверобойных судов и был наказан — его раздели
догола и оставили в бесчувственном состоянии у дома
жены японского лоцмана.
После стоянки началась трехмесячная напряженная
работа. Когда находили лежбище котиков, Джек в
охотничьей шлюпке скользил по серым, свинцовым,
окутанным туманом водам Берингова моря и принимал
участие в свежевании туш и обработке снятых шкур.
Палуба, покрытая жиром и кровью, напоминала бойню,
матросы соревновались друг с другом, стараясь осве­
жевать побольше убитых животных до конца промыс­
лового сезона. Жестокость ремесла рождала жестокие
шутки. Несколько матросов втащили в носовой кубрик
ободранную тушу и положили ее в койку Длинного
Джона, который всегда спал голышом, сами же улег­
лись и стали наблюдать, как Длинный Джон разделся,
затем нырнул в койку, прямо в скользкое, кровавое
месиво, и, не помня себя от ярости, бросился с кулака­
ми на присутствовавших.
По пути домой с обильной добычей «Софи Сазерленд» зашла в Иокогаму. Джек впервые видел такой
большой город с современными домами, огромными до­
ками и населением, составлявшим почти четверть мил­
лиона. Все это произвело на Джека тем более сильное
впечатление, что калифорнийцы представляли себе
японцев и китайцев только по владельцам прачечных,
поварам и кули, полукомичным-полузловещим имми­
грантам из трущоб. «Софи Сазерленд» была надраена
до блеска. Только после этого команду отпустили на
берег. Моряки на рикшах отправились в кабачки. Две
недели в Иокогаме прошли так же, что и десять дней
на Бонинах; Джек не видел ничего, кроме портовых
злачных мест. Один случай принес ему недолгую сла­
ву. Преследуемый портовой полицией, он нырнул с
причала и проплыл милю до стоявшей на рейде «Софи
Сазерленд». Полицейские решили, что он утонул, и
исполнились благоговейного ужаса, увидев его целого
и невредимого на следующий день. На обратном пути
в Сан-Франциско Джек размышлял о том, что делать
дальше. Месяцы, проведенные в море, излечили его от
49

хандры; он поздоровел, окреп и чувствовал небывалый
прилив жизненных сил. В плавание он захватил связ­
ку книг из публичной библиотеки и тех, что принадле­
жали мисс Кулбрит. Пока остальные спали, он при
свете маленького фонарика, зажатого в руке, читал
Мелвилла, Флобера и «Анну Каренину». Пит Холт
предложил Джеку вновь пойти гребцом — теперь на
«Мэри Томас», но Джек вежливо отказался («Мэри
Томас» вышла в море в назначенный день, и больше о
ней не слышали).
Он оставил своих товарищей по кораблю пропивать
заработанные деньги и на пароме переправился домой
в Окленд. Здоровье Джона Лондона ухудшилось, семья
была в долгах. Джек купил поношенный пиджак, жи­
лет и шляпу, несколько дешевых рубашек и белье, а
остальные деньги отдал родителям. Он намеревался най­
ти постоянную работу и учиться. Времена, однако, на­
ступили тяжелые. В 1893 году в стране началась де­
прессия и резко возросла безработица. Ему удалось
найти место на джутовой фабрике, где платили десять
центов в час — ровно столько, сколько он получал на
консервной пятнадцатилетним мальчишкой. Однако, как
и тогда, выбора не было: деньги нужны были позарез.
Джек вовсе не стыдился той работы, что выпадала
ему на долю. В эссе «Как я стал социалистом», опуб­
ликованном в 1905 году, он писал, что его мышление
определила «пуританская мораль»: «Более всего меня
привлекало уважительное отношение к труду. Не читая
ни Карлейля, ни Киплинга, я создал собственное еван­
гелие труда, которое кажется мне более значительным.
Труд — это все. Это и оправдание и спасение». Разу­
меется, он выражался несколько выспренне, но, несом­
ненно, гордился своей способностью к физическому тру­
ду. Создается впечатление, что он склонялся к обыден­
ному образу жизни. Он вступил в Христианскую ас­
социацию молодежи, чтобы общаться с серьезными
юношами, и, как будто нарочно, словно желая забыть о
Королеве Мэмми и крошечных японках, завел притор­
ную «дружбу» с девушкой, посещавшей собрания Ар­
мии спасения.
В этот странный период, когда Джек пытался из­
менить свою жизнь, он написал и опубликовал первое
произведение, родившееся из недавнего опыта. Выхо­
дившая в Сан-Франциско газета «Морнинг колл» прово­
дила конкурсы для начинающих писателей. Флора на50

ткнулась на объявление, обещавшее двадцать пять
долларов за лучший очерк. Почему она решила, что
Джеку стоит принять в этом участие, сказать трудно.
Возможно, она вспомнила бойкое перо профессора Чейни или просто соблазнилась двадцатью пятью долла­
рами. Она принялась уговаривать Джека написать о
чем-нибудь, что он видел во время плавания. Сначала
Джек не проявил энтузиазма — после тринадцатичасо­
вой смены на джутовой фабрике он еле держался на
ногах. Потом он вспомнил один эпизод, и, когда при­
шло время завтракать, он все еще сидел в кухне за
столом и писал.
Конкурсные очерки не должны были превышать
2000 слов. Джек написал 4000, следующий вечер ушел
на сокращение, еще один — на переписку. Флора, как
инициатор затеи, сама отвезла рукопись в редакцию.
«Тайфун у японских берегов», очерк, написанный Дже­
ком Лондоном, семнадцати лет, завоевал первую пре­
мию, единодушно присужденную пятью членами жюри.
Их коллективное решение, опубликованное в «Колл»,
гласило: «Самое поразительное — масштабность, глу­
бина проникновения и выразительность, которые отли­
чают молодого художника». Вторую и третью премии
получили студенты Стэнфордского и Калифорнийского
университетов.
Отредактированный очерк был напечатан в «Колл»
12 ноября 1893 года; по предложению жюри настоя­
щее время было заменено на прошедшее, в результате
чего он, наверное, и утратил некоторую живость, но и
сегодня очерк кажется ярким и впечатляющим, ибо все,
что описано в нем, было свежо в памяти Джека. Джон
и Флора ликовали. Джек купил кипу номеров «Колл».
Флора радовалась успеху своей затеи. Джек был
страшно взволнован. Его мечта походить на героя
«Синьи» стала явью. Просидев несколько вечеров за
кухонным столом, он сочинил еще один рассказ о мор­
ских приключениях и отправил его в «Колл». Но после
конкурса редакция уже не нуждалась в подобных ма­
териалах, и рукопись была возвращена.
Стоит задуматься над причинами этого удивитель¬
ного и неожиданного успеха. Еще ребенком Джек очень
любил читать и слушать всякие истории и сам умел
неплохо описывать то, что видел. Он утверждал, что
впервые желание писать он ощутил в школе, двенад­
цати лет. Однажды учительница пения, рассердившись
51

на Джека, послала его к директору мистеру Гарлику,
который распорядился, чтобы отныне на ее уроках
мальчик писал сочинения. Неизвестно, чего хотел ди­
ректор — поощрить или н а к а з а т ь , — результат, однако,
оказался бесценным.
Но самое главное, чтение обогатило его словарь и
показало возможности образного выражения, которые
до сей поры оставались неиспользованными. Прочитан­
ное никогда не вызывало у него никаких критических
замечаний. Если бы он получил высшее образование, то
стремился бы выработать традиционный «хороший
прозаический стиль». Он узнал бы, что книги его лю­
бимой Уйды — это всего лишь литературные поделки;
что Джекобс и другие писатели, которыми он восхи­
щался, не стоят серьезного внимания. В этом смысле
ему повезло больше, чем он сам понимал. Он овладел
тем опытом и языковыми пластами, к которым уже тя­
готела беспокойная и переменчивая Америка, избегая
академической традиции.
Однако честолюбивые мечты быстро увяли. В его
дневнике тех лет есть запись о тридцати центах, ис­
траченных на конверты и м а р к и , — иными словами, он
посылал свои сочинения в разные журналы. Вскоре,
однако, решив, что эти попытки безнадежны, он сми­
рился с работой на фабрике. Условия там были столь
же ужасны, как и на консервном производстве: непре­
рывный оглушительный шум, воздух, в котором висела
пыль от волокна, машины, у которых трудились увеч­
ные, чахоточные дети. Он перестал посещать собрания
Ассоциации, решив, что «серьезные молодые люди»
слишком бесцветны по сравнению с его прежними зна­
комцами. Субботними вечерами он бродил по улицам с
приятелем Луисом Шаттуком и глазел на девушек.
В этом отношении Джек чувствовал свою неиску­
шенность. У него был некоторый опыт на этот счет, но
он не умел обходиться с девушками так, как Л у и с , —
не знал, чем завоевать их внимание, как поддержать
увлекательную беседу. Он завидовал самоуверенности
друга, которому ничего не стоило заговорить на улице
с любой хорошенькой девушкой и тут же навязаться
ей в провожатые. Горячее желание Джека испытать
нечто подобное принесло ему платоническую любовь.
Роман вылился в обмен письмами, безмолвное сидение
рядышком в парке и несколько невинных поцелуев, а
потом его избранница уехала. Но прошлое все же не
52

отпускало его. Однажды вечером на улице его остано­
вила знакомая — Чармиан полагает, что это была «ко­
р о л е в а » , — и рассказала, как на ее глазах погиб Сатана
Нельсон-младший.
На джутовой фабрике ему была обещана прибавка
до доллара с четвертью в день. Не дождавшись обе­
щанного, Джек стал присматривать себе что-нибудь
получше, Подумывал и о том, чтобы приобрести специ­
альность. Он решил изучить электротехнику и обратил­
ся в дирекцию станции, обслуживавшей оклендские
трамвайные линии. Джек высказал свои пожелания и
прибавил, что готов начать с самой черной работы.
В позднейших воспоминаниях появится фамилия ди­
ректора — Гримм. Это был важный, массивный муж­
чина с седыми бакенбардами. Джек был принят и по­
ставлен на подачу угля за тридцать долларов в ме­
сяц.
Он работал до изнеможения, бинтуя узкие запя­
стья, которые, несмотря на его физическую силу, всегда
были у него довольно слабыми. Случалось, он засыпал
в трамвае по дороге домой или за ужином. Тогда Джо­
ну и Флоре приходилось укладывать его в постель.
Спустя несколько недель он узнал правду. Его взяли
вместо двух рабочих, получавших каждый по сорок
долларов и оставивших работу, так как она была слиш­
ком тяжела даже для двоих. Джек продержался еще не­
много, чтобы доказать, что ему любой труд нипочем, а
затем уволился и, придя домой, проспал сутки беспро­
будно.
Его попытки найти постоянную работу и приспосо­
биться ни к чему не привели. Вернулись печаль и со­
мнения в себе. Он почувствовал отвращение к работе,
которой приходилось заниматься (уголь заставил его
целый год бинтовать запястья). Не исключено, что он
снова начал пить. В «Чаше безумия», осуждавшей ал­
коголизм и опубликованной в 1957 году, Эптон Синк­
лер утверждает, что Джек пил в период, когда снова
стал работать на фабрике, покончив с пиратством
и охотой на котиков. Точные хронологические границы
этого периода не установлены, датировка основывается
на том, что рассказал Джек во время их обеда в 1905
году, а Синклер связывает «усердное пьянство» («Ког­
да приходил субботний вечер, он чувствовал себя вко­
нец измотанным и хотел напиться») с работой Джека
в прачечной два года спустя. Возможно, так оно и было:
53

желание покончить с тем или иным утомительным
трудом всякий раз приводило к запою.
Ясно одно: Джек снова готов был сбежать. Он сло­
нялся в порту и раздумывал, как бы ему отправиться
в плавание. Несомненно, он нашел бы такую возмож­
ность, но тут нечто новое отвлекло его внимание. Сто­
ял апрель 1894 года. Депрессия в промышленности про­
должала усиливаться, и намечался марш армий безра­
ботных на Вашингтон. В некоторых американских го­
родах формировались отряды под командованием «ге­
нералов»: один — в Лос-Анджелесе, другой — в СанФранциско. В Окленде движением руководил рабочийактивист наборщик Чарльз Келли. Он потребовал для
своих людей бесплатного проезда до Сакраменто. Это
было как раз то, чего Джек хотел: возможность позна­
комиться с разными людьми и повидать города на Вос­
токе страны. С десятью долларами в кармане, получен­
ными от Элизы, он поспешил к поезду Келли.
3. ДОРОГА
Создание армий безработных было сим­
птомом протеста, в который выплеснулось отчаяние,
порожденное кризисом. Сельское хозяйство, как и про­
мышленность, находилось в застое, банки закрывались;
в одном только Сан-Франциско было 35 тысяч безра­
ботных. Рабочих поддерживали разгневанные обнищав­
шие фермеры, и всех объединяла единодушная нена­
висть к Южно-Тихоокеанской железной дороге.
Политические требования недовольных были заим­
ствованы у популистской партии, основанной в 1892
году, и получили патетическое выражение в незауряд­
ной личности Джейкоба Кокси и его кампании «за бла­
гоустроенные дороги». Владелец каменоломни в Массилоне, штат Огайо, Кокси увлекся идеей валютной ре­
формы. В 1876 году он вышел из демократической пар­
тии, обвинив ее в том, что она «продалась Уолл-стри­
ту», и в 1885 безуспешно баллотировался в палату
представителей штата Огайо со своей инфляционной
программой. В новую популистскую партию его прив­
лек Чарлз Браун, который был не только политиком, но
и сторонником доктрины воплощения Христа в избран­
никах своих.
Поэтому армия Кокси носила официальное назва54

ние «Христово государство», а система организации и
атрибуты были плодом воображения Брауна: вожди —
всадники, знамена, лозунги и «петиционные марши».
Однако для того, чтобы покончить с безработицей, Кокси мог предложить только свой план «благоустройства
дорог». В соответствии с ним Конгресс должен был вы­
делить 500 миллионов долларов в бумажных деньгах
при ежемесячном расходе в 20 миллионов на строи­
тельство дорог по всей территории Соединенных Шта­
тов. Безработные обеспечат рабочую силу. Они будут
получать полтора доллара в час, работая по восемь ча­
сов в день; вследствие этого начнется возрождение эко­
номики, которое, если продолжать такую политику, ни­
когда не прекратится.
Эта доктрина была ранним вариантом тезиса Кейнса, что оружием против кризисов являются государст­
венные расходы на социальное благоустройство, на со­
оружение «пирамид», пусть даже правительство для
этого «наполняет пустые бутылки банкнотами, зака­
пывает их на подходящей глубине в заброшенных
угольных шахтах... и предоставляет частным предпри­
нимателям на основе испытанных принципов laissezfaire 1 выкапывать их оттуда». Под влиянием Брауна
Американская Федерация Труда утвердила проект
«благоустройства дорог», но Кокси, так и не узнавший
настоящего успеха, остался второстепенной фигурой в
американской политике; он умер в 1951 году девяноста
семи лет, не успокоившись до конца. Однако его тео­
рия произвела впечатление на Джека Лондона и оста­
лась жить как экономическая политика олигархов в
«Железной пяте».
Джек явился в назначенное время, к семи часам
утра, но оказалось, что поезд «генерала» Келли ушел.
Накануне ночью была предпринята попытка аресто­
вать его, и тогда всех, кто уже находился на вокзале,
посадили в товарные вагоны и отправили в Сакра­
менто. Потратив часть денег Элизы, Джек на пасса­
жирском поезде прибыл туда же и узнал, что армия от­
была в Огден. Вспомнив, чему он научился два года
назад у «детей дороги», Джек и его приятель Фрэнк
Дэвис на ходу вскочили в экспресс «Трансконтинен­
тальный» и «зацепились», то есть ехали «зайцами»,
пока их не ссадили. Дождавшись темноты, они попы1

свободного предпринимательства (франц.).

55

тались вскочить на подножку другого поезда. Фрэнку
удалось, а Джек не сумел и поехал следующим поез­
дом в Рено.
Здесь он нашел другой формирующийся отряд без­
работных. Желая, однако, догнать друга и армию Кел­
ли, он продолжал путь. Он путешествовал на «слепых»
вагонах, почтовых вагонах без дверей, через которые
бродяги могли бы проникнуть на площадку, ехал «под
брюхом», то есть на вагонной оси. На одном «слепом»,
сразу за тендером, искра попала ему на одежду, и она
загорелась; при скорости сорок миль в час Джек сор­
вал с себя пальто и пиджак.
Он догнал Фрэнка в Виннемуке, и они опять сели
в поезд. Но тут Фрэнк сдался. Сохранился дневник
Джека тех дней: «Дорога утратила для Фрэнка всякую
привлекательность. Романтика и приключения кончи­
лись, осталась суровая реальность, с которой нельзя
было не считаться». Множество людей направлялось
на Восток, чтобы побывать на встрече армий. Попада­
лись также шайки «хобо» — «профессиональных» бро­
дяг, аристократов дороги, чьего признания Джек жаж­
дал больше всего. Сходя с поезда, он «забрасывал ноги»,
«клянчил», «забивал по корню» (выражения, обозна­
чавшие нищенство и воровство). На самом же деле
пища ему доставалась сравнительно легко из-за широ­
ко распространенной симпатии к безработным.
Через десять дней после отъезда из Окленда Джек
во время бури в Скалистых горах очутился в вагонехолодильнике. Там на соломе устроились восемьдесят
четыре человека, они оказались арьергардом армии
Келли. Один из них позже описывал внешность Джека
того времени: молодой человек, круглолицый, с волнис­
тыми волосами, в кепке и меховой куртке, из каждого
кармана которой торчало по книжке. Лондон сказал,
что его зовут «моряк Джек», но поскольку для вступ­
ления в армию требовалось полное имя, он назвался
полным именем. Со своими товарищами он познако­
мился при помощи «тряски» — его перебрасывали от
одного к другому по всему вагону.
Они мчались сквозь бурю в самом прекрасном на­
строении и рассказывали друг другу всякие были и не­
былицы. Достигнув прерий Невады, они телеграфиро­
вали властям Грэнд-Айленда о своем прибытии; там их
отвели в ресторан, накормили и опять посадили в ва­
гон. Затем они попали в Омаху, где в час ночи сошли
56

с поезда. Под надзором полиции их переправили через
реку к Каунсил-Блафс, а оттуда им оставалось шесть
миль пешком до Чаутауква-парка, где располагалась
армия Келли.
Шел проливной дождь. Джек и один швед укры­
лись в пустом салуне и провели там остаток ночи; было
очень холодно, и он до рассвета дрожал под стойкой
бара в мокрой одежде.
Выпросив завтрак и деньги на дорогу в Чаутауквапарк, он добрался до лагеря армии Келли. У дымящих­
ся костров сидели промокшие, грязные люди. Их было
больше полутора тысяч. Джеку повезло — его приняли
за двадцатилетнего. В армию моложе двадцати лет не
брали, и он сам видел, как одного восемнадцатилетнего
парня отправили домой, а Джеку тоже еще не испол­
нилось девятнадцати.
В этот день они двинулись в Уэстон, а затем по
направлению к Де-Мойну; Келли ехал верхом во главе
своей армии. Они уже прошли более двух третей пути
до Вашингтона, симпатии общества были по-прежнему
на их стороне, однако власти ожесточились и отказали
им в железнодорожном транспорте, а поезда охраня­
лись служащими агентства Пинкертона. Оставался
единственный выход — идти и дальше пешком. Джек
стер ноги в кровь. Он хромал и все время просил ин­
тенданта выдать ему обувь, но, когда он ее получил,
стало еще хуже. Другим тоже приходилось несладко.
Джек часто «забрасывал ноги» — надолго покидал ко­
лонну и отправлялся попрошайничать; из этих экспе­
диций он часто возвращался с богатой добычей.
И на марше, и. у походных костров по ночам не смол­
кали разговоры. Здесь впервые Джек услышал о соци­
ализме; люди растолковывали ему и обсуждали социа­
листические идеи. В марше армии безработных, как и
в других подобных манифестациях, участвовали по пре­
имуществу рабочие, у которых уже сформировались
левые взгляды. Большую часть составляли члены проф­
союза, и для них демонстрации единства и готовности
к классовой борьбе были не менее важны, нежели эко­
номическая программа Кокси. Их разговоры о книгах
и общественных теориях помогли Джеку по-новому оце­
нить свой труд на консервной фабрике и электростан­
ции. Слушая, он осознавал, что положение рабочего
класса — ловушка, из которой ему необходимо выр­
ваться.
57

К концу десятидневного пути к Де-Мойну боевой
дух армии упал. Среди руководителей начались ссо­
ры — Джордж Спид, социалист из Сан-Франциско, стал
оспаривать авторитет Келли и критиковать его дейст­
вия. Люди измучились и стерли ноги, большинством го­
лосов решили остановиться и дожидаться транспорта.
Хозяева железных дорог стояли на своем. В течение
нескольких дней власти кормили около двух тысяч че­
ловек, позволив им ночевать в разрушенной фабрике.
Армия грелась на солнышке, а Джек играл в бейсбол.
Когда они наконец двинулись снова, роль вдохно­
вителя взял на себя «генерал» Уивер, лидер популист­
ской партии. От Де-Мойна они поплывут по реке на
плотах до Миссисипи, а потом по реке Огайо, и до сто­
лицы останется всего несколько сот миль. Местные ра­
бочие лидеры дали строительный материал и плотни­
ков. Когда первые плоты были спущены на воду, «мо­
ряк Джек», естественно, стал командиром на одном из
них. Его мастерство и опыт позволили ему с экипажем
в девять человек оставить всех остальных далеко по­
зади, а его красноречие обеспечивало им лучшую до­
бычу. Вскоре это вызвало раздражение на других пло­
тах, и Келли отдал ему приказ вернуться. Его това­
рищей окрестили «пиратами», известным Джеку и не
слишком далеким от истины прозвищем. Пока они плы­
ли, сытые и обеспеченные даже табаком и кофе, армия
позади них голодала.
В конце концов Келли послал двух верховых пред­
упредить окрестных фермеров и обитателей коттед­
жей, что армия снимает с себя ответственность за по­
прошаек. Предупреждение возымело эффект. Перед
Джеком и его командой начали закрывать двери, и им
пришлось вернуться к остальным. Разумеется, негодо­
вание этих остальных было оправданным. Во время
веселой забавы, когда способности и предприимчивость
хорошо вознаграждаются, как-то не думается, что успех
достигается за счет других. Идея «выживает сильней­
ший», которая станет одной из основных в рассказах
Джека, уже утвердилась в его сознании. Лояльность,
превозносимая им в разговорах с Чармиан как одна из
главных добродетелей, всегда отступала на задний план
перед его убежденностью, что он должен быть вожа­
ком упряжки, а другие, более слабые, могут идти к чер­
тям.
Армия все больше разлагалась, наблюдались слу58

чаи дезертирства. Поддерживать дисциплину было не­
возможно. Через несколько дней Джек снова ушел
вперед, на этот раз с одним из лейтенантов «генера­
ла» Келли на двойном плоту. Там было двадцать греб­
цов, и они могли передвигаться почти со скоростью
парохода. Им подражали, соединяли плоты и гнались
за ними. Достигнув Миссисипи, соорудили из несколь­
ких плотов один, грандиозных размеров. Так проплыли
около двадцати миль по стране Тома Сойера. Джек по­
лучил письмо от матери. Неделю назад он написал до­
мой, и в ответе сообщалось, что ему выслали несколько
долларов на чикагский почтамт.
24 мая, быть может, вечером по получении письма,
Джек записал в дневнике: «Мы легли спать без ужина.
Я собираюсь выйти из игры. Голода я вынести не
могу». Они находились в Ганнибале, штат Миссури.
На следующее утро Джек и еще несколько человек
сели в ялик и успели на поезд. Постепенно их стано­
вилось все меньше. 29 мая Джек приехал в Чикаго; в
семь часов утра он выбрался из вагона, в котором во­
зили скот. Его дезертирство из армии не нуждается в
оправданиях. Спустя месяц с небольшим движение без­
работных распалось окончательно, а еле теплившийся
оптимизм угас после вести о поражении «генерала»
Кокси в Вашингтоне. Кокси, сопровождаемый неболь­
шой группой сторонников, был арестован за то, что
«топтал» лужайки у Белого дома; отныне в течение
жизни целого поколения любую толпу оборванцев в
восточных штатах будут называть «армией Кокси».
Несомненно, Джека воодушевило известие о послан­
ных ему деньгах, а также напоминание о том, что род­
ственники Флоры в Мичигане готовы его принять. Кро­
ме всего прочего, после путешествия на плоту стало
ясно, что ему легче бродяжничать в одиночку, чем
быть в толпе. Его не привлекал трудный путь к неяс­
ной цели — в армию он вступил по собственным побуж­
дениям, а вовсе не потому, что отождествлял себя с без­
работными и поддерживал их требования; но сильнее
всего его манило привольное житье «детей дороги».
На чикагском почтамте его ждали пять долларов.
Поторговавшись, он купил поношенную одежду, по­
брился, пообедал и провел две ночи за пятнадцать цен­
тов в ночлежке Армии спасения. Он сходил в театр,
погулял по Белому городу, глазея на постройки в Джек­
сон-парке, оставшиеся после Всемирной выставки прош59

лого года. Потом он направился в Сан-Джозеф к своей
тетке Мэри Эвергард, которой никогда прежде не ви­
дел.
Его встретили так тепло, что он пробыл у нее не­
сколько недель. В письме сестре Флора рассказала о
морских путешествиях Джека и его успехах на лите­
ратурном конкурсе. Тетка купила Джеку новую одеж­
ду и устраивала в его честь вечеринки, а он развлекал
ее рассказами о своих приключениях. Она относилась
к нему как к герою. Он загорал на пляже, делал за­
писи в дневнике и осматривал окрестности. Его при­
сутствие не слишком радовало сыновей Мэри. Один из
них, Гарри, позже писал, что Джек «не понравился ни
мне, ни моему брату». Восторженное отношение их ма­
тери к гостю, настойчивость, с которой она повторяла,
что ему нужно «отдохнуть», заставляя сыновей выпол­
нять всю домашнюю работу, были достаточной причи­
ной для обиды. Вдобавок Джек в разговорах с двоюрод­
ными братьями очень хвастался своими сомнительны­
ми похождениями, немало при этом привирая; для них
он скорее был человеком со дна общества, нежели по­
бедителем. Джеку понравилось имя одного из братьев,
Эрнест Э в е р г а р д , — и он даст его главному герою «Же­
лезной пяты».
Покинув дом Эвергардов, он, по-видимому, переез­
жал из города в город, стремясь увидеть как можно
б о л ь ш е , — путешествовал под вагоном, на крышах поч­
товиков и, естественно, «забрасывал ноги», чтобы до­
быть пропитание и курево. Он побывал в Канаде, по­
знакомился с достопримечательностями Монреаля и От­
тавы, заезжал в Нью-Йорк, Бостон, Питтсбург и Бал­
тимор. Он наблюдал жизнь, кое-что записывал, хотя
всегда запоминал то, что видел. Дневник отражает этот
сознательный поиск, например раздумья Джека о «без­
надежном одиноком существовании» встречных бродяг:
«Я всегда говорил, что не женюсь до 26—27 лет, и уве­
рен до сих пор, что это правильно. В то же время, ог­
лядываясь вокруг, я пробую извлечь выгоду из опыта
тех, кто уже участвует в брачной лотерее». Он повсюду
записывал обрывки разговоров и слэнг, стихи и попу­
лярные песни, размышлял о том, что «появилось на
земле раньше, курица или яйцо».
Его все больше захватывала идея «закона жизни».
Однажды в цыганском таборе он видел, как мужчина сек
жену и детей. Джек знал, что не должен протестовать
60

или вмешиваться — иначе женщина сама бы наброси­
лась на него. Таков закон. Несколько лет спустя, по­
бывав при исполнении смертного приговора в тюрьме
Сен-Квентин, он защищал смертную казнь от нападок
Анны Струнской: «...живя в обществе, человек поддер­
живает законы, этим обществом выработанные; под­
держка этих законов означает, что человек платит за
часть веревки, на которой преступник будет повешен.
Можно это принимать или не принимать, но суть от это­
го не меняется. Лично я это принимаю. И не боюсь и
не стыжусь этого... Ей-богу, человек, боящийся снять
рыбу с крючка или выпотрошить птицу, которую он на­
меревается съесть, не достоин называться человеком».
Однако, когда Джек сам попал в лапы закона, его
точка зрения переменилась. Происшествие, самое обыч­
ное, по мнению большинства бродяг, болезненно по­
трясло Джека Лондона и оказалось поворотным момен­
том в его жизни. Из Нью-Йорка он отправился смот­
реть Ниагарский водопад. Стоял конец июня 1894 года,
несколько дней назад началась большая забастовка же­
лезнодорожников. Джека арестовали за бродяжниче­
ство, надели на него наручники и на следующее утро
вместе с пятнадцатью такими же, как он, привели в суд.
Каждый получал по тридцать суток тюрьмы без всякого
следствия и доказательства вины. Он вспомнил о кон­
ституционном праве любого американца на справедли­
вое судебное разбирательство. Он пытался возражать,
но судья велел ему «заткнуться», еще раз сказал: «Три­
дцать с у т о к » , — и Джека отправили в тюрьму вместе с
другими. Его обрили наголо и выдали полосатую тюрем­
ную одежду.
По дороге он угостил табаком человека, не раз си­
девшего в тюрьме. Тот ввел Джека в курс дела, а ког­
да был назначен «коридорным старостой», добился и
для Джека этой должности. Джек мог покидать каме­
ру — он разносил хлеб и воду и, пользуясь этим, добы­
вал лишние пайки, обменивая их на табак. Он приме­
чал все, что творилось вокруг. Он болтал с людьми,
слушал их рассказы, видел драки между заключенны­
ми и сам принимал в них участие. Все это будет опи­
сано в «Дороге»: и рукоприкладство надзирателей, и
одна из его собственных обязанностей, состоявшая в
том, чтобы утром во время умывания поддерживать
порядок, пуская в ход швабру, и смерть юноши, кото­
рого спустили с л е с т н и ц ы , — он пролетел пять маршей
61

по стальным ступеням и лежал «совсем голый, истекая
кровью».
«Коридорный староста» предложил Джеку долю в
одном мелком «деле» по выходе из тюрьмы, но, хотя
Джек для вида согласился и даже участвовал в выра­
ботке плана, он решил больше не рисковать, не желая
снова угодить за решетку. Выйдя из тюрьмы, Джек
попросту сбежал от приятеля и на станции сел в по­
езд. Он вновь начал скитаться по городам восточных
штатов и пристал к компании бродяг. Ему встречались
группки безработных из распавшихся армий рабочих,
брошенных вождями, понурых и голодных, бредущих
через всю страну обратно в родные места. Однако
«хобо», которые ему попадались в городах и пригоро­
дах, отличались как от «детей дороги», так и от после­
дователей Келли. Многие из «хобо» были образован­
ными людьми, не сумевшими или не желавшими при­
спосабливаться к капиталистическому обществу; они
обычно сидели в парках, ведя жаркие споры. В Бостоне
Джек познакомился с бродягой, «под лохмотьями ко­
торого скрывалось знаний и культуры больше, нежели
у обычного человека из высших сфер». Два дня рас­
сказывал он Джеку о Марксе, Канте и Спенсере, об ис­
тории домов и улиц Бостона, а потом исчез. В Бал­
тиморе Джек попал в одну компанию с Фрэнком СтронГамильтоном, «гением, бродягой, социалистом и т. д.»,
который произвел на него громадное впечатление.
Несомненно, что социалистические убеждения Дже­
ка Лондона зародились именно тогда. Их возникнове­
ние традиционно связывается с тем, что он видел и пе­
режил за время своих странствий по Америке, когда
лицом к лицу столкнулся с жертвами капиталистиче­
ской системы и почувствовал ее разрушительную силу.
Сам он писал об этом в эссе «Как я стал социалистом»:
«С Запада, где люди в цене и где работа сама ищет че­
ловека, я то на крыше вагона, то на тормозах добрался
до перенаселенных рабочих центров Востока, где лю­
ди — что пыль под колесами, где все высунув язык ме­
чутся в поисках работы. Это новое странствие в духе
«белокурой бестии» заставило меня взглянуть на жизнь
с другой, совершенно новой точки зрения» 1.
Патетический тон этого отрывка слишком легко при­
нимается биографами на веру. Джек знал море, но по1

Дж. Л о н д о н . Собр. соч., т. 5, с. 649.

62

чти не знал «вольного Запада». Большую часть вре­
мени он провел на захудалых маленьких фермах и в
бедных кварталах Окленда; то, что ему довелось ви­
деть, было самой неприглядной частью города и доков.
Только моряки «были в цене»; его утверждение, что ра­
бота искала ч е л о в е к а , — чистая фантазия (достаточно
вспомнить его собственный рабский труд за десять цен­
тов в час). Местом действия рассказа «Отступник» мог
быть Нью-Йорк или Чикаго, хотя это был Окленд и
консервная фабрика, где он работал; Джек сам поки­
нул Запад тогда, когда рабочий люд, доведенный кри­
зисом до нищеты, и вправду стал «пылью под коле­
сами».
Его новый взгляд на жизнь был тоже субъективен.
Встречи и беседы с профсоюзными деятелями и социа­
листами привлекли его внимание к условиям существо­
вания рабочего класса и их закономерностям: неумоли­
мость законов рынка труда, жестокая эксплуатация,
плачевная судьба тех, кого выбросили на улицу и у
кого уже нет сил держаться на поверхности. Джек
сделал для себя вывод — он звучит в эссе «Как я стал
социалистом» как клятва, которую исторгла у него «бой­
ня на дне Социальной Пропасти»:
«Все дни моей жизни я выполнял тяжелую физиче­
скую работу, и каждый день этой работы толкал меня
все ближе к пропасти.Я выберусь из пропасти, но вы­
берусь не силой своих мускулов. Я не стану больше
работать физически: да поразит меня господь, если я
когда-нибудь вновь возьмусь за тяжелый труд, буду
работать руками больше, чем это абсолютно необхо­
димо» 1.
Он считал, что подобные слова — отрицание индиви­
дуализма. На самом деле — это новое его утверждение.
Социалистические идеи Джека Лондона не родились
из его жизненного опыта, а были восприняты им под
влиянием интеллектуальной атмосферы времени. Нахо­
дясь в постоянном поиске знаний и идей — путешест­
вуя, он не переставал читать в библиотеках и, подбирая
потрепанные издания у букинистов, выискивал людей,
умеющих интересно г о в о р и т ь , — Джек обязательно дол­
жен был узнать социалистическое движение в Америке
1890-х годов и увлечься им. Если бы ему не довелось
встретиться с приверженцами Маркса и Спенсера во
1

Д ж . Л о н д о н . Собр. соч., т. 5, с. 650.

63

время скитаний по восточным штатам, жажда знаний
неминуемо привела бы его к таким людям в Сан-Фран­
циско. Конечно, он связывал то, что узнавал, с собст­
венным опытом, но утверждал, что никогда не понимал
классовой борьбы и не принимал в ней участия.
Последние месяцы «на дороге» были насыщены при­
ключениями. В Бостоне он продал за десять долларов
в новый журнал «Бостониан» очерк о бродяжничестве и
отправился в обратный путь. По свидетельствам Чармиан и Ирвинга Стоуна, Джек путешествовал один, изред­
ка примыкая к «хобо», следуя, как это описано в «До­
роге», за своим быстроногим тезкой Джеком Скайсейлом. Джоан установила, что недели две он провел вме­
сте с молодым человеком по фамилии Смит, который от­
стал от него недалеко от Ванкувера и двинулся на юг.
Все трое считают, что Джек пересек Канаду, в Ванку­
вере нанялся кочегаром на пароход «Уматилла» и так
попал домой.
Однако в небольшой книжке «Путешествие от побе­
режья до побережья с Джеком Лондоном, описанное
А-1, известным бродягой, который прошел и проехал
500 000 миль всего за 761 доллар» приводятся иные
факты. Книжка эта была опубликована в 1917 году,
вскоре после смерти Лондона. На нее не обратили вни­
мания, вероятно, потому, что очень уж многие претен­
довали на знакомство с Джеком, когда он был «на доро­
ге» (в годы славы Джека появились самозванцы, кото­
рые предъявляли поддельные чеки и пользовались его
именем как удостоверением личности).
Теперь известно, что «Путешествие от побережья до
побережья» написано Леоном Реем Ливингстоном, и его
повествование содержит чересчур много точных дета­
лей, чтобы им можно было бы пренебречь. Ливинг¬
стон утверждает, что познакомился с Джеком в НьюЙорке, где рассказал о своей бродячей жизни Годвину,
одному из редакторов журнального приложения к
«Санди уорлд». За это ему позволили напечатать объ­
явление о том, что он ищет товарища для нелегкого об­
ратного пути в Калифорнию. Когда на следующий день
он пришел, чтобы справиться о поступивших предло­
жениях, его остановил стройный сероглазый юноша лет
восемнадцати, в кепи на густых каштановых волосах.
Они сразу понравились друг другу и решили отправить­
ся в дорогу тем же вечером.
На одной из остановок их ссадили, и они отправи64

лись на товарную станцию. Пока они спали, какой-то
бродяга стащил у них куртки и башмаки; на водокачке
их облило с ног до головы. Джек хотел кружным путем
добраться до Бостона, но, поскольку за ними гнались
полицейские и сторожа, приятели вскочили в поезд,
шедший в Кливленд. После многих приключений, поз­
же описанных Лондоном в «Дороге», они попали на За­
пад. В Чикаго они встретили Мартина Джонсона, кото­
рый через несколько лет окажется с Джеком на «Снарке», они проследовали через Ферфэкс, Омаху, Ларами,
Солт-Лейк-Сити, Рено, Траки, Ньюкасл и Сакраменто.
В Окленде Ливингстон познакомился с семьей Джека.
Возможно, что поход Лондона через Канаду, его
встреча со Смитом и погоня за Джеком Скайсейлом от­
носятся к более ранним месяцам того же года, когда он
расстался с Эвергардами, и последовательность этих
событий восстановлена по его позднейшим рассказам.
Ни один из биографов не приводит никаких подробнос­
тей канадского путешествия, кроме того, что заверши­
лось оно на «Уматилле». Джек нигде не упоминает сво­
его попутчика, однако спустя несколько лет он с Чармиан принимали «А-1, известного бродягу» в ГленЭллен. Ливингстон возвращался домой почти тем же са­
мым путем, который прошел Джек с армией Келли.
Быть может, истина лежит где-то посредине между тем,
о чем умолчал Джек и что драматизировал Ливингстон,
и неполными данными, которыми располагают все три
биографа.
Большинство дорожных приключений Джека отно­
сится именно к этому периоду. «Дорога» захватывает
любого своей беспечной романтикой. Дневниковые за­
писи Джека повествуют о трудностях пути, о том, что
«днем жарит, а ночью — леденящий холод», что «про­
снулся в 3.30, окоченевший от холода»; о езде на «сле­
пом» багажном вагоне в такую метель, что вокруг не
видно ни зги. Бывало всякое — попрошайничество, во­
ровство, потасовки, и любой риск считался оправдан­
ным. Попадались кондукторы, которые кидали сцепной
шкворень под вагон, где ехал бродяга; шкворень отска­
кивал от рельсов и мог убить на месте. Вскакивая на
поезд, идущий с большой скоростью, «дети дороги» изза медлительности расставались с жизнью или теряли
ноги. Братство оставляло «заметы» — имена, вырезан­
ные или выцарапанные на цистернах с водой; по таким
«заметам» Джек Лондон следовал за Джеком Скайсей3

№ 1677

65

лом. Одно из самых сильных ощущений, оставляемых
« д о р о г о й » , — ощущение бренности жизни этих изгоев
капиталистического мира. Не моргнув глазом их сбра­
сывали с поездов, а бывало, и под колеса. Кроме «хобо»,
которые знали Джека Лондона, были полисмены и кон­
дукторы, которые могли сказать, что пытались его
убить.
Преступная сторона жизни и тюремный опыт на­
всегда запечатлелись в памяти Джека. В «Джоне Яч­
менное Зерно» он писал, что клятва не заниматься
больше физическим трудом включала и «отказ от любых
уголовно наказуемых деяний... Быть уголовником столь
же гибельно, как и быть рабочим». Джек решил стать
писателем. Через пять лет после возвращения в Окленд
он действительно стал им и начал свое восхождение к
славе. Но прошло немало лет, прежде чем он вновь
обратился к дневникам своих первых путешествий.
«Дорога» была завершена в конце 1906 года, и Лондон
вел долгие переговоры с Джорджем Бреттом из изда­
тельства «Макмиллан», опасаясь, что публикация этой
книги повлияет на коммерческий успех других его про­
изведений.
Примечательно, что семь месяцев странствий про­
шли почти без вина. Он вернулся домой в конце
1894 года, избавившись от хандры и упадка духа, при­
чиной которых не в последнюю очередь был алкоголь.
Он страстно хотел учиться, получить образование, быть
принятым в обществе, начать писать. А для этого не­
обходимо было поступить в колледж. Теперь ему ничто
не препятствовало: здоровье Джона Лондона улучши­
лось, у него была постоянная работа, семья переехала
в более удобный дом. Жили Лондоны в небольшом кот­
тедже на Двадцать второй авеню. Флора была в востор­
ге от писательских устремлений Джека, в складчину с
Элизой она купила Джеку письменный стол и настоль­
ную студенческую лампу. Незадолго до своего девятнад­
цатого дня рождения Джек стал учеником Оклендской
средней школы.
4. КОЛЛЕДЖ И КЛОНДАЙК
Пропасть, отделявшая Джека от соуче­
ников, была не меньше, чем та, что существовала меж­
ду ним, вернувшимся из морского плавания, и членами
66

Христианской ассоциации молодежи. Они, будучи не
намного моложе, вели совершенно иной образ жизни.
Они казались ему приличными, хорошо воспитанными
мальчиками и девочками, ему хотелось поближе сой­
тись с ними, но он вызывал у них враждебное чувство.
Одевался Джек небрежно, во все поношенное, как пор­
товые забулдыги: мешковатые брюки-клеш, синяя ру­
башка с отложным воротником. Он пересыпал свою речь
ругательствами, курил сигареты-самокрутки и жевал
табак. У него сгнили и выпали почти все передние зубы,
оставшиеся же давно следовало запломбировать. Джек
жевал табак, чтобы они не слишком болели. Считалось,
что он сам виноват, поскольку не следил за зубами, но
едва ли такое объяснение при всей своей вероятности
справедливо, очевидно, у него был кариес. Во всяком
случае, Элиза заплатила за его вставные зубы, прежде
чем Джек отправился в школу, и она же купила ему ве­
лосипед новой модели на низких «безопасных колесах».
Всему, чем он занимался, Джек отдавал себя цели­
ком — так было и с учебой. Он не интересовался пред­
метами, которые, по его мнению, бесполезны в жизни
(потом он очень жалел, что не выучил ни одного иност­
ранного языка). Как только кончались уроки, он наде­
вал кепку и уходил; школьный товарищ вспоминал его
высокомерное отношение к «детскому крику на лужай­
ке», который прекращался только после прихода учи­
теля. В глубине души Джек хотел быть принятым в
круг сверстников, но он не собирался делать первый
шаг. В школьном дискуссионном клубе он проявил не
только солидную начитанность, раздражавшую осталь­
ных тем более, что они и не подозревали о ней, но и
знакомство с материализмом и политическим радика­
лизмом; этим знакомством он был обязан общению с
«хобо».
Дома он усердно занимался. Помимо школьных
учебников Джек брал в библиотеке книги, о которых
знал понаслышке, и читал до рассвета, сидя за малень­
ким столом у себя в комнате. Для школьного журнала
«Эгида» он писал рассказы о сухопутных и морских
приключениях. Они вызывали восхищение соучеников и
одновременно углубляли существующую пропасть: он
описывал жизнь суровую и грубую, как и он сам. Джек
похаживал на митинги в парк неподалеку от школы,
стремясь побольше узнать о социализме. В то время в
Окленде была основана ячейка Социалистической рабо3*

67

чей партии, члены которой вели постоянную агитацию
и выступали на улицах и в парках.
Регулярные походы Джека в библиотеку дали ему
то, чего он был лишен в ш к о л е , — круг общения. Новый
библиотекарь Фредерик Айронс Бэмфорд заметил инте­
рес Джека к чтению, как в давние времена Айна Кулбрит. Бэмфорд, христианский социалист, был слишком
книжным человеком, чтобы принимать участие в клас­
совых битвах, зато он превосходно разбирался в эстети­
ческих концепциях Уильяма Морриса, Рёскина, Ар­
нольда и Карлейля. Он рекомендовал Джеку новинки,
познакомил его с разными направлениями социализма
и, по-видимому, внушил ему мысль о первостепенной
роли писателя, способного убедить людей в необходи­
мости лучшей жизни. Все чаще заглядывая в библиоте­
ку поболтать с Бэмфордом и позаниматься в справоч­
ном зале, Джек подружился с молодым человеком Фре­
дом Джейкобсом.
Фред работал в библиотеке. Подобно Джеку, он еще
учился и мечтал об университете. Окончив школу, Фред
посещал вечерние занятия для взрослых и собирался на
годовые подготовительные курсы при университете, где
«натаскивали» для вступительных экзаменов. Деньги на
курсы Фред зарабатывал в библиотеке. В свободное вре­
мя Джек подрабатывал уборщиком в школе. Оба увле­
ченно обсуждали общую цель, и Фред познакомил
Джека со своими друзьями, которые тоже готовились к
вступительным экзаменам: Джимом Ридом, Бесс Мэддерн, Тэдом и Мейбл Эпплгарт. Джека, к его изумле­
нию, стали приглашать на концерты, велосипедные про­
гулки, на вечеринки; он стал вхож в их дома, познако­
мился с их семьями.
Мэддерны и Эпплгарты жили совсем в другом мире,
чем Джек. Впервые этот мир явился десятилетнему
Джеку в образе мисс Кулбрит, теперь он предстал ему в
рассказах Бэмфорда о Моррисе и Рёскине. Здесь не
чувствовалось ни снобизма, ни снисходительности, здесь
царили красота и хороший вкус, картины и книги. Тэд
научил Джека играть в шахматы, Бесс и Мейбл пыта­
лись учить его танцевать. Преимущества подобного со­
циального уровня жизни как магнитом притягивали
Джека, воплощая все, к чему он так стремился. Он ста­
рался воспринять их образ жизни и подражать им. К то­
му же, перешагнув порог дома Эпплгартов, он с первого
взгляда влюбился в Мейбл.
68

Эпплгарты были выходцами из Англии. Отец Мейбл,
горный инженер, часто и подолгу бывал в отъезде, и
фактически домом правила миссис Эпплгарт. Она оли­
цетворяла незнакомый ему мелкобуржуазный британ­
ский стиль жизни, включавший
беспрекословное
подчинение детей родителям, чего Джек не мог тогда
понять. Она принимала участие в их пикниках и вело­
сипедных прогулках, играла ведущую роль в беседах и
поощряла споры о литературе и музыке в клубе «Fin de
siècle», в заседаниях которого друзья регулярно участ­
вовали.
Имя Мейбл Эпплгарт не встречается на страницах
книги Чармиан — она появляется там как «Лилия» и
«Дева Лилия». Без сомнения, это было сделано в угоду
условностям, но подобное имя нарицательное точно вы­
ражает отношение Джека к Мейбл. Он сравнивал ее с
бледно-золотым цветком на стройном стебельке. У нее
были мягкие белокурые волосы и нежные белые руки,
она была прекрасна и изысканна, живое воплощение
хрупкой утонченности, подчеркнутой длинными по тог­
дашней моде платьями. Она великолепно умела дер­
жаться и была превосходным собеседником, играла на
рояле и пела, разбиралась в литературе и искусстве.
Джек был совершенно очарован. Хрупкость Мейбл вы­
зывала в нем желание защитить ее; ни одна из девушек,
которые ему встречались до сих пор, не выдерживала
сравнения с ней.
Разумеется, это была любовь к идеалу. Забывая о
своей трудной жизни, поглощенный мечтой о высокой
духовной культуре и утонченности, он нашел в Мейбл
зримое воплощение этой мечты. В одном из писем он
простодушно спрашивает ее мнение о «стиле и мыслях»
попавшегося ему на глаза отрывка: «Воздействие милой
и доброй женщины на мужчину подобно аромату цвет­
ка, выросшего в саду его детства, или мелодии, услы­
шанной в юности. В ее присутствии он испытывает
стыд из-за своего неумеренного аппетита. Он не хочет,
чтобы она узнала о его недостатках и пороках. Когда
она рядом, он преображается и обнаруживает в себе
духовное начало. И все же влияние женщины, столь же
очевидное, как воздействие мелодии или аромата цвет­
ка, слишком часто испаряется в разлуке с ней; оно
долговечно лишь тогда, когда она владычица его жиз­
ни».
Несомненно, Джек неспособен был воспринимать
69

женщину как личность саму по себе. Эта черта сохра­
нилась у него навсегда. После крушения первого брака
и до смерти в его письмах неоднократно утверждается,
что «все женщины», как он «заметил», обманщицы и
лгуньи, а главный их порок — поношение отвергнутого
поклонника. Он требовал от Мейбл того же, чего искал
во всех людях, с которыми сводила его жизнь, будь то
устричные пираты или интеллектуалы: он хотел, чтобы
они соответствовали некоему несуществующему идеа­
лу, и возлагал вину за испытываемое разочарование
только на них.
Томясь от любви в доме Эпплгартов и жадно впиты­
вая знания, Джек начал приобщаться и к политической
деятельности. Он посещал воскресные вечерние лекции
и другие мероприятия Социалистической рабочей пар­
тии и познакомился с некоторыми ее активистами. Один
из них, Герман — «Джим» — Уайтекер, служил управ­
ляющим в кооперативном бакалейном магазине. В мо­
лодости он был инструктором по физической подготовке
в английской армии. Джек стал постоянным посетите­
лем магазина, он заглядывал на огонек поговорить о со­
циализме и поучиться у Джима фехтованию и боксу.
Он все схватывал на лету, восхищаясь культурой этих
видов спорта, столь непохожих на беспорядочные и ди­
кие портовые потасовки.
В партию он пока не вступал. Его интересы в то
время были слишком разнообразны. Несмотря на посто­
янный приток новых членов, оклендская ячейка пред­
почитала абстрактные дебаты повседневной классовой
борьбе. Членами ячейки были люди, безусловно, выда­
ющиеся — Строн-Гамильтон, изображенный в «Марти­
не Идене», и Остин Л ь ю и с , — но общее настроение в
ячейке на данном этапе напоминало настроение «прог­
рессивной» группы, выступавшей против несправедли­
вости с позиции высшего разума. Только начали появ­
ляться первые книги о социалистическом движении.
Имя Маркса часто упоминалось, но работы его было
трудно достать, а переводы трудов европейских социалдемократов (некоторые из них были сделаны Льюисом)
еще не хлынули потоком. Дискутировали больше о при­
роде и целях «социалистического содружества», самой
влиятельной книгой в подобных кружках был «Взгляд
назад» Эдварда Беллами.
Такой образ жизни устраивал Джека. Он учился, чи­
тал книги, оттачивал ум и красноречие в полемике. И
70

все же не был вполне удовлетворен. «На дороге» он не
только слышал более убедительные революционные ре­
чи, но и сам был свидетелем забастовок в восточных
штатах, где острые конфликты рабочих с предпринима­
телями были нередкостью. Джека вдохновляла идея
массового движения рабочего класса, будущей армии,
которой суждено свергнуть существующий строй. Такое
движение не могло не захватить Джека, он соотносил
его с тем, что вычитал у Дарвина и Спенсера. Наступа­
ет естественное торжество наиболее сильных и приспо­
собленных; рабочий класс поднимется как некое гигант­
ское существо из первобытного ила и станет властели­
ном мира.
В конце первого школьного года он принял решение
пойти на университетские подготовительные курсы. По
правилам ему надо было еще два года учиться, но ему
скоро должно было исполниться двадцать, и честолюби­
вые замыслы не давали Джеку покоя. На курсах учи­
лись люди состоятельные, поскольку плата взималась
высокая, но Джек был уверен в успехе и не сомневался,
что сможет вернуть деньги кредитору. Деньгами снаб­
дила Элиза. Он поступил па курсы и начал заниматься
в начале 1896 года, налегая на учебники с присущей
ему энергией. Он собирался все узнать за четыре меся­
ца, то есть пройти весь курс подготовки за один семестр.
Просиживая ночи напролет, впитывая как губка все,
что ему могли дать преподаватели, он добился своего,
но спустя пять недель Джека пригласил директор
курсов, вернул ему плату за обучение и посоветовал
уйти.
Причиной тому стали удивительные успехи Джека,
которые могли вызвать недовольство других учеников
и даже поставить под сомнение добросовестность препо­
давателей. В самом деле, если прилежный юноша может
пройти всю программу менее чем за семестр, за что же
берут такие деньги? Директор курсов Андерсон при­
знался, что рвение Джека принесло ему уже немало не­
приятностей и он не хочет их в дальнейшем, он пожал
Джеку руку и пожелал успехов. Будь Джек сговорчи­
вее, он бы согласился несколько сбавить темп или пре­
рвать занятия на месяц-другой. Но все знали, что он че­
ловек сумасбродный — это подтверждалось и его внеш­
ностью, и манерами, а также участием в уличных ми­
тингах, организуемых социалистами, и никто ему это­
го не предложил.
71

Вскоре после ухода с подготовительных курсов, в
апреле 1896 года, он вступил в Социалистическую рабо­
чую партию. Последним толчком к этому была обида.
Тем не менее Джек не отказался от намерения посту­
пить в университет. Зная требования, предъявляемые
на экзаменах, а также уровень своей подготовки, он
продолжал заниматься дома. По физике ему помогал
Фред Джейкобс, по математике — Бесс Мэддерн. В те­
чение двенадцати недель он корпел над книгами по де­
вятнадцать часов в сутки, изредка позволяя себе недол­
гую передышку. Вернулся нервный тик, которым он
страдал в детстве, а уставал он так, как в те дни, когда
разгружал уголь.
Экзамены на механическом факультете в Беркли на­
чались 10 августа и продолжались несколько дней.
Джек не знал, что в 1896 году университету предписали
повысить требования к поступающим, не предупредив
их об этом. Он сидел и работал, удесятеряя сосредото­
ченность и внимание, работал изо всех сил. Как только
экзамены кончились, Джек ощутил некое отвращение
ко всякому знанию, он «не хотел видеть книг... не хотел
думать сам и иметь дело с людьми, способными мыс­
лить».
Большинство студентов осталось дожидаться резуль­
татов, которые должны были объявить через два-три
дня, а Джек на следующее же утро отправился в га­
вань и арендовал лодку. Он прихватил постель и еду и
с попутным ветром отплыл в Сэсунский залив. Джек
намеревался пересечь его и плыть в Сан-Хоакин, идя
по курсу, пока не изменится ветер или не начнется при­
лив. В полдень открывшаяся по левому борту Бениция
оживила старые воспоминания. Джек изменил курс и
пришвартовался к пристани, которую так хорошо знал.
Как он и думал, ему не пришлось долго искать знако­
мых. Все направились в салун Йоргенсена и потребова­
ли виски.
Пока пили и веселились, кто-то перегнал лодку Дже­
ка на другое место, а его вещи перенес в более вмести­
тельную и просторную, на которой промышляли лосо­
ся. На ней Джек тем же вечером покинул Беницию, гор­
ланя целые параграфы из учебников, моряцкие песни и
популярные шлягеры. Ему хотелось повторить морские
подвиги своей юности, когда он плавал с Сатаной Нельсоном-младшим. На следующий день он вышел в море
один. Ловил рыбу, спал, отдыхал душой и телом и не
72

помышлял о выпивке. В конце недели он вернул лодку
и, свежий, отдохнувший, отправился домой.
Экзамены он выдержал и осенью должен был при­
ступить к занятиям. Первая цель была достигнута, и
теперь Джек мог чувствовать себя на равных с новыми
друзьями. Университетская программа была рассчитана
на четыре года, но Джека привлекал не диплом. Он хо­
тел стать профессиональным писателем. По свидетель­
ству художника Джеймса Хоппера, который встречался
и беседовал с Джеком в университетском кампусе, «он
был полон грандиозных замыслов — так было всегда и
впоследствии, когда нас сталкивала жизнь. Он собирал­
ся прослушать все курсы на английском отделении — не
менее того. Разумеется, он планировал посещать лекции
на отделениях естественных наук, истории, намеревался
отхватить и добрый кусок философии».
Хоппер знал Джека еще мальчишкой в Аламейде.
Теперь он встретил уверенного в себе, сильного и не­
обыкновенно привлекательного юношу, «странную
смесь скандинавского моряка и греческого бога». Коечто Хоппера насторожило. Будучи уже второкурсником
в Беркли, он успел узнать, что надежды, возлагаемые
Джеком на университетское образование, чересчур ра­
дужны. Он промолчал об этом: его слова не возымели
бы никакого действия.
Первые несколько месяцев Джек целиком отдавался
занятиям. Почти все время он проводил в библиотеке,
чтобы поскорее добиться желанной цели. Он мало ви­
делся с остальными студентами, хотя о его стремитель­
ном натиске, которым он одолел школу и вступительные
экзамены, многие знали и теперь обсуждали это, взирая
на него с уважением. Не меньше поразил их и его но­
вый подвиг. Администрация колледжа объявила, что
требуется доброволец-верхолаз, который сможет покра­
сить флагшток в центре кампуса. Рано утром Джек за­
брался наверх, торопившиеся на занятия студенты ви­
дели, как он, работая, постепенно спускался вниз, а
флагшток раскачивался под напором сильного северно­
го ветра. Они вряд ли знали, что ему пришлось немало
полазить по мачтам «Софи Сазерленд».
Почему он проучился всего один семестр, непонятно.
Джоан Лондон приписывает это главным образом разо­
чарованию: он понял, что преподаватели консерватив­
ны, а их лекции поверхностны; особенно важным ка­
жется ей признание, вложенное в уста Мартина Иде73

на: «Они учат меня медленнее, чем я могу научиться
сам». Действительно, потом он всегда с презрением от­
зывался об академическом образовании и называл его
в письме к Джоан «шестеренкой университетского рабо­
лепия перед правящим классом». Вместе с тем в пись­
ме 1900 года, содержащем его биографические сведения
для издательства «Хафтон Миффлин и К 0 », которое со­
биралось публиковать «Сына волка», Джек сожалел,
что не смог продолжать занятия в университете. Он
писал, что: «Был вынужден, вопреки своим намерениям,
прекратить учебу, не закончив даже первого курса».
И далее: «Я учусь всегда. Цель университета — подго­
товить студента к последующей учебе, непрерывной
учебе в течение всей жизни. Я был лишен этого пре­
имущества, но сумел уцелеть и выучиться».
Нет никаких фактов, подтверждающих версию о
внезапном разочаровании первокурсника, кроме собст­
венного высказывания Лондона в период, когда он уже
достиг известности. В первом семестре он получал толь­
ко высшие оценки, после рождественских каникул вер­
нулся к занятиям, но вскоре неожиданно оставил уни­
верситет. Точка зрения Стоуна и Чармиан основывает­
ся на признании, сделанном в «Джоне Ячменное Зер­
н о » , — он не мог обеспечить себя, и семья заставила его
бросить учебу. Действительно, положение в доме опять
стало тяжелым: Джон Лондон, несмотря на нездоровье,
занимался розничной торговлей в Аламейде. Однако ес­
ли крайняя нужда действительно была причиной ухода
из университета, то в этих условиях Джек повел себя
совершенно нелогично: он затворился у себя в комнате
и писал, продолжая оставаться бременем для семьи
(«Я страдал, замечая, как убывают силы отца, которо­
му приходилось содержать меня»).
Настоящая причина кроется в другом. Именно тогда
Джек узнал, что Джон Лондон, может быть, не отец
ему. Остается гадать, как он об этом узнал. Открытие
могло быть сделано случайно — семья Лондонов жила
всего в нескольких милях от Сан-Франциско, где разы­
гралась драма, предшествовавшая его рождению, и «про­
фессора» Чейни многие помнили. Последствия оказа­
лись роковыми. Незаконнорожденность и в глазах са­
мого человека, и в глазах общества была позором, не­
смываемым пятном и вполне могла помешать учебе. Из
писем Джека к Чейни видно, как терзала его мысль о
том, что он рожден во грехе. Он хотел узнать не только
74

кто его отец, но и не была ли его мать «женщиной лег­
ких нравов» и даже — не была ли она психически
больна.
Одного этого было достаточно, чтобы Джек неожи­
данно покинул колледж, а его последующее пренебре­
жение к университету выглядит бахвальством челове­
ка, который добился цели только благодаря собствен­
ным усилиям. Единственным человеком, которому Джек
открылся, был Тэд Эпплгарт: когда Джек установил
местонахождение Чейни, он решил написать ему, ука­
зав обратный адрес Эпплгартов, чтобы о переписке не
узнали домашние. Он рассказал Тэду о своих страдани­
ях и, по-видимому, попросил ничего не говорить Мейбл,
ибо в письмах Джека к ней нет ни слова о незаконно­
рожденности. Мы не знаем, как неожиданное известие
отразилось на его отношениях с матерью и отчимом.
В зрелые годы он отзывался о Джоне Лондоне с ува­
жением, но Флору всегда считал причиной всех своих
несчастий. В его письме 1907 года к тетке Чармиан,
Нинетте Эймс, говорится: «Существует по крайней ме­
ре один пункт, в котором у нас с вами нет расхождения,
а именно — мнение о характере моей матушки... По­
верьте, вы не видели и тысячной доли тех дьявольских
штучек, на которые она способна».
Быть может, к счастью, именно в ту неделю февраля
1897 года, когда Джек покинул университет, в его
жизнь вошли иные волнения. Социалистическая рабо­
чая партия Окленда потребовала отменить закон, за­
прещавший проводить уличные митинги в черте горо­
да. Партия решила провести пробный митинг, который
назначили на день рождения Авраама Линкольна, и
Джек решил пожертвовать собой. С помощью Джима
Уайтекера он поднялся на трибуну, но произносить ре­
чи экспромтом он не умел и даже обрадовался, когда
прибыла полиция, чтобы разогнать митинг и препрово­
дить оратора в тюрьму. Джека оправдали, закон, конеч­
но, не отменили, но оратор снискал некоторую извест­
ность. Газетчики брали у него интервью и наградили
титулом «мальчишка-социалист», а Мейбл Эпплгарт вы­
разила свое неодобрение. Но именно тогда он крайне
нуждался во встряске.
Об этом времени Лондон рассказал в «Джоне Ячмен­
ное Зерно». Все три биографа считают его рассказ дос­
товерным. Он начинается так: «Я решил стать писате­
лем незамедлительно». Далее повествуется о том, как
75

он пробовал сочинять стихи, рассказы, эссе и юморески,
боролся с древней пишущей машинкой, на которой бы­
ли только заглавные буквы, а по клавишам приходилось
стучать с такой силой, что болели пальцы; о том, как он
безуспешно рассылал рукописи по редакциям. Перечис­
ленные события происходили в первые месяцы 1897 го­
да. Правда, на письме от 17 сентября 1898 года, в кото­
ром Джек предлагает статью в газету «Буллетин», свер­
ху написано рукой Чармиан: «Это — первое письмо
Джека, обращенное к издателю», но в ее воспоминани­
ях воспроизводится и вышеупомянутое свидетельство
самого Лондона из «Джона Ячменное Зерно».
Все же его версия звучит неправдоподобно. Джек
ушел из колледжа 4 февраля 1897 года, а арестовали
его 12 февраля. В июле он и муж Элизы, соответствую­
щим образом снаряженные, покинули Сан-Франциско
на борту «Уматиллы», отправившись на Юкон, где на­
чалась «золотая лихорадка». В период между этими со­
бытиями он жил и работал в прачечной. В «Джоне Яч­
менное Зерно» говорится о его необыкновенной продук­
тивности и о множестве рукописей, «совершавших
удивительные путешествия туда и обратно от Тихого
океана до Атлантического». Но слишком уж большую
творческую активность развивает он в эти месяцы, ког­
да к тому же переписывается с Чейни, продолжает бы­
вать у Эпплгартов и заниматься политической деятель­
ностью (в июне он пишет Тэду Эпплгарту, радуясь воз­
никновению американской социал-демократии).
Напрашивается вывод, что изложение событий в
«Джоне Ячменное Зерно» должно затушевать образ его
жизни в описываемое время. Создание бесчисленных
произведений и рассылка рукописей относятся к более
позднему, послеюконскому периоду. Когда же закончи­
лась его университетская жизнь, он был более чем ког­
да-либо подавлен и удручен и сразу стал работать в
прачечной.
Прачечная располагалась в Бельмонтском военном
училище на полуострове к югу от Сан-Франциско. Она
была оборудована по-современному, но работы было
много, Джеку и его напарнику приходилось сортиро­
вать, стирать и гладить белье. Работали по шесть дней
в неделю до поздней ночи, изнурительный труд казался
бесконечным. Джек получал в месяц тридцать долла­
ров, стол и квартиру. «К субботнему вечеру мы выма­
тывались до п р е д е л а » , — писал он. Все, что он там ви76

дел и испытал, подробнейшим образом рассказано в ро­
мане «Мартин Иден», где он писал о «навязчивой идее
выпивки» как самой насущной потребности (хотя в
«Джоне Ячменное Зерно» он утверждал, что не пил,
работая в прачечной). Он захватил с собой пачку книг,
но читать не было сил.
Когда в училище начались летние каникулы, он
вернулся в Окленд; отсыпался, бывал с приятелями и
искал другую работу. Три года назад ситуация была та
же. Тогда умы будоражила армия Келли. Теперь же
возникла новая, и еще более громкая, сенсация: на
Клондайке началась «золотая лихорадка». Джека мгно­
венно увлек шанс «намыть богатство», но дело не толь­
ко в этом: его, как и сотни тысяч других людей, притя­
гивал магнит нового фронтира, неизведанных рубежей,
сулящих удивительные приключения и неслыханные
возможности.
Джек ломал себе голову, где бы достать деньги на
снаряжение и одежду, еду и дорогу. Он направился к
писателю Джоакину Миллеру, которого знал по митин­
гам социалистов, уверенный, что тот его поймет и одол­
жит денег. Но Миллер уже уехал на Клондайк как кор­
респондент. Джек постеснялся обратиться к сестре, ко­
торая и так часто выручала его. Однако именно семья
Элизы совершенно неожиданно предоставила средства.
Немолодой зять Джеймс Шепард заразился «золотой
лихорадкой». Он заложил дом и акции небольшого пред­
приятия и, чтобы иметь рядом молодость и сноровку,
предложил Джеку стать его компаньоном. Правда, сам
Шепард вовсе не был готов к каким бы то ни было при­
ключениям. Незадолго до начала сборов с ним в трам­
вае случился сердечный припадок, и ему был предписан
постельный режим. Тем не менее они колесили по СанФранциско, закупая меховую одежду, горный инстру­
мент, палатки, одеяла, материалы для сооружения са­
ней и каноэ. Груз Джека весил почти 2000 фунтов.
Он написал Мейбл, что уезжает. Ответила ему весь­
ма патетически ее мать: «О дорогой Джек, внемлите
мне и оставьте эту идею, ибо мы уверены, что вас ожи­
дает смерть и мы никогда вас больше не увидим... Ва­
ши отец и мать, должно быть, уже потеряли рассудок
от горя. Даже если до вашего отплытия остался всего
один час, измените ваше решение». Но никакие угово­
ры не могли свернуть его с избранного пути, посколь­
ку дома было еще труднее: отчим умирал. Вместе с Ше77

пардом они прошли Золотые ворота 25 июля. На кораб­
ле они вступили в пай еще с тремя золотоискателями.
Для большинства искателей приключений, включая
Шепарда, путешествие закончилось быстро. «Золотая
лихорадка» породила поговорку: «Два доллара в землю
входят, только один наружу выходит». Когда пароходы
выгружали орды пассажиров и грузы, на пути к Доусону сразу же непреодолимой и грозной преградой вста­
вали заснеженные горы Коуст Рейндж. Индейцы, хозя­
ева вьючных лошадей, требовали по тридцать центов за
фунт поклажи. Некоторые тут же поворачивали назад,
иные сами волокли свой груз в горы. Джек с компанией
переночевали и решили идти на Чилкутский перевал,
но Шепард, наслушавшись рассказов возвращающихся
золотоискателей о трудностях пути, решил, что с него
хватит. К радости Джека, он не тронул снаряжения, а
просто отправился в обратный путь. Шепард вернулся
в Окленд незадолго до кончины Джона Лондона; его
жена, дочь покойного, оплатила похороны.
Джек поднимался на Чилкутский перевал с тремя
товарищами. Его ноша была самая тяжелая, но он изо
всех сил старался держаться впереди. Пройдя перевал,
они спустились к ледниковым озерам, по которым долж­
ны были выйти к реке Льюис, а потом по ней к Юкону.
Здесь, как и среди устричных пиратов и бродяг, он
быстро утвердил свое превосходство: решил быть лучше
всех «на тропе», лучше самих индейцев. Позже он вспо­
минал: «Все двадцать восемь миль по ту сторону Чилкута от Дайя Бич к озеру Линдерман я не уступал ин­
дейцам, нес равный с ними груз и шел впереди. Пос­
ледний переход от озера был три мили. За день я четы­
ре раза проделал путь туда и обратно, и каждый раз
с ношей в сто пятьдесят фунтов. Иначе говоря, ежед­
невно я проходил двадцать четыре мили по самым тя­
желым тропам, из которых двенадцать миль — с тяже­
лой кладью».
У озера Линдерман они купили доски и смастерили
лодку. Меррит Слоупер, один из товарищей Джека, был
плотником. Джек скроил, сшил и поставил парус; так
им удалось избежать непрерывной гребли: «Юконская
красавица» была прочна, и пожитки не намокали, даже
когда лодка проходила пороги. Несмотря на заморозки,
они продолжали плыть вперед. Спать им почти не прихо­
дилось. У озера Марш Северо-западная конная полиция
останавливала тех, у кого не было запаса провианта в
78

семьсот фунтов. У озера Лебард сильная буря задержа­
ла их на три дня; затем, по настоянию Джека, они дви­
нулись дальше, в противном случае им пришлось бы
зимовать в пути. Они брали с боем каждый ярд чистой
воды, видя, как озеро за кормой покрывается льдом.
Самые отчаянные и опасные эпизоды путешест­
вия — переход через ущелье Бокс и пороги Уайт-Хорс.
Джек решил идти напрямик, поскольку так они выиг­
рывали время — переправа волоком, с грузом на пле­
чах, заняла бы дня два. Несомненно, его моряцкая сно­
ровка и самообладание, сказавшиеся еще в похождени­
ях с Сатаной Нельсоном-младшим, сыграли роль. В
ущелье Бокс вода низвергалась водопадом, образуя ог­
ромную пенящуюся воронку. Налегая на весла так, что
Слоупер даже одно сломал, на большой скорости путе­
шественники пролетели по гребню и выскочили из водо­
ворота. Они прошли еще две мили по небольшим поро­
гам и добрались до порогов Уайт-Хорс, которые много
лет были недоступны. На глазах у множества людей
они лихо взяли самое опасное место, избегнув участи
тех, чьи разбитые лодки покоились на ближних скалах.
Джека попросили провести другие лодки, он потребо­
вал двадцать пять долларов за каждую; задержавшись
у порогов на несколько дней, его команда заработала
три тысячи долларов.
9 октября они достигли Аппер-Айленда у восточного
берега Юкона, в восьмидесяти милях от Доусона. Здесь
Джек и его приятели остановились в одной из бревен­
чатых хижин, брошенных торговцами пушниной с Бе­
рингова моря; хижины пустовали, это значило, что
Джек и его спутники намного обогнали других. Три дня
спустя они отправились на Гендерсон-Крик, чтобы за­
столбить участки, а потом добрались и до Доусона, где
официально зарегистрировали их. В Доусоне, центре
Юкона, они провели почти два месяца. Потом вернулись
к себе, чтобы дождаться прихода весны, когда начина­
ли мыть золото. Но Джеку не суждено было его уви­
деть: как и многие другие, он стал жертвой цинги — не
было свежих овощей. Получив письмо, извещавшее о
смерти Джона Лондона, больной и без гроша в карма­
не, он покинул Доусон в июне 1898 года.
Год «золотой лихорадки» подарил Джеку сюжеты и
характеры для самых его знаменитых рассказов. Он по­
знакомился с Эламом Харнишем, по прозвищу «Времяне-ждет», и наделил потом его именем и характером од79

ного из своих героев; он наблюдал за повадками собак,
и наблюдения послужили впоследствии основой для
«Зова предков»; подружился с будущим Мельмутом Кидом, узнал о подвигах Смока Белью. Месяцы, проведен­
ные в небольшой колонии на Аппер-Айленд, обогатили
его и в другом смысле. На приисках и в поселке лесо­
рубов он встречал немало людей, разбиравшихся в по­
литике. Среди обитателей Аппер-Айленда числом около
шестидесяти были люди разных профессий, некоторые
с университетским образованием. «Салоном» была хи­
жина Луи Савара, где гости сидели у очага, целыми
днями споря о философии, экономике и новых научных
теориях.
Джек захватил с собой пачку книг. Один из зимов­
щиков, У. Б. Харгрейв, вспоминает его горячность в
спорах и живой ум. Известен рассказ старого золото­
искателя, застигнутого метелью: полуживой от усталос­
ти, он ночью набрел на хижину. Внутри яростно спори­
ли люди; когда до него дошло, что они спорят о социа­
лизме, он подумал, что рехнулся. Харгрейв отметил
удивительную неразборчивость Джека в выборе книг и
в оценках. Так, он считал Гаррисона Эйнсуорта боль­
шим писателем и уважительно декламировал скверные
вирши из клондайкской газеты. Харгрейв считает, что
это свидетельствует об уважении Джека к печатному
слову: все, что размножено типографским способом, бы­
ло достойно восхищения.
Споры расширяли кругозор Джека, его вера в соци­
ализм нашла поддержку и окрепла, и он окончательно
утвердился в своем желании стать писателем. Возбуж­
дение, вызванное «золотой лихорадкой», постепенно
спадало. В 1900 году в статье «Экономика Клондайка»
он писал: «Новый Клондайк, Клондайк будущего ничем
не напомнит Клондайк прошлого. Силы природы будут
покорены, кустарные методы добычи преданы забвению,
а тяготы труда и передвижения будут сведены к мини­
муму. Изыскания и доставка оборудования упорядочат­
ся. Не будет бессмысленной траты энергии, анархии на
производстве. Покорители фронтира уступят место ра­
бочим, старатели — горным инженерам, погонщики со­
бак — шоферам, торговцы-спекулянты — честно веду­
щим дела современным бизнесменам; ибо именно таким
людям будет вверена судьба Клондайка».
От цинги он покрылся язвами, оставшиеся зубы ша­
тались. После недолгого пребывания в католическом
80

госпитале он с двумя спутниками спустился в малень­
кой лодке вниз по Юкону. Они прошли полторы тысячи
миль до Берингова моря, причаливая к берегу для ноч­
лега. Во время путешествия Джек опять вел дневник,
тщательно записывая все, что видел во встречных ин­
дейских поселках. В форте Св. Михаила Джек нанялся
кочегаром на пароход, шедший в Британскую Колум­
бию, оттуда добрался до Сиэтла, а потом на товарных
поездах в Окленд. Быть может, впечатления от Клон­
дайка и работа кочегаром сказались в его историях о
«дороге» — там тоже упоминается «Уматилла». Он вер­
нулся, не возлагая особых надежд на будущее, но уже
близок был стремительный взлет его славы.
5. ИСПОЛНЕНИЕ ЖЕЛАНИЙ
Вернувшись, Джек стал искать работу.
Он разрывался между непреодолимым желанием писать
и необходимостью поддерживать овдовевшую мать.
Флора просрочила арендную плату и задолжала по сче­
там. Элиза, помогавшая ей, на сей раз была в отъезде.
К тому же в семье прибавился лишний рот. Джонни
Миллер, внук Джона Лондона от первого брака, превра­
тился, по существу, в приемыша Флоры, проводя у нее
весь день, пока мать была занята.
Работы не было. Джек заложил велосипед, серебря¬
ные часы, подаренные Шепардом перед отъездом на
Клондайк, а также плащ покойного Джона Лондона.
Он обращался в прачечные и на фабрики, однажды по­
шел по объявлению, приглашавшему натурщиков. Про­
ведя месяц дома, в августе он ненадолго снова заболел
местной «золотой лихорадкой» и отправился в горы Ка­
лифорнии. Потом вернулся к случайным заработкам
своих детских лот — мытью окон, стрижке лужаек и га­
зонов. Он продолжал писать рассказы о Клондайке и
посылал их в газеты и журналы. Первый остался без
ответа, а второй возвратили с пометкой редактора: «Ин¬
терес к Аляске сейчас заметно упал». За семь дней он
написал повесть в 20 000 слов и послал ее в «Юс компэньон», и опятьбезуспешно.
Летом он подал прошение на должность почтового
служащего, прошел вступительные испытания и стал
ждать результата. Зная свою способность мобилизовать­
ся, помогавшую ему в прошлом, он был уверен, что
81

проскочит и на этот раз; а работу на почте одобряли и
друзья и семья. Флора уговаривала его не покидать до­
машний очаг — она получала маленькую пенсию и опять
начала давать уроки музыки. Элиза тоже хотела, чтобы
у брата было постоянное и приличное занятие. Она
всегда верила в него, восхищалась его способностями и
неизменно ему помогала. В одном из писем этого года
к Мейбл Эпплгарт он писал о сестре, справедливо заме­
чая: «Если бы я следовал ее советам, слушался ее, я
служил бы сегодня клерком за сорок долларов в месяц,
чиновником на железной дороге или кем-нибудь еще в
этом роде. У меня была бы зимняя одежда, круг прият­
ных знакомых, я ходил бы в театр, принадлежал бы к
какому-нибудь ужасному обществу обывателей, говорил
бы, думал и поступал точно так же, как они... она дав­
но заметила, что у меня голова работает несколько луч­
ше, чем у других, несмотря на мои неудачи и невезе­
ние; что я непохож на большинство ребят нашей окру­
ги, и поэтому привязалась ко мне. Но главное, она оди­
нока, бездетна, муж у нее больной и т. д.; ей надо было
кого-то любить».
То, как, по мнению Джека, видела его будущее Эли­
за, полностью совпадало с пожеланиями Мейбл. Он был
по-прежнему влюблен в нее, но восторженное преклоне­
ние прошло. Сказалось его годичное пребывание на
Клондайке — она стала раздражительна и ворчлива.
Мейбл не нравились его потрепанная одежда, голодный
и изможденный вид, а главное, неспособность зарабо­
тать на жизнь. Она настойчиво советовала ему стать
почтовым чиновником или кем-нибудь еще, лишь бы
иметь постоянный заработок. Она питала к нему нас­
тоящее чувство и хотела выйти за него замуж; она не
понимала, почему он резок с нею. Немалую роль играла
и ее физическая слабость. Она соответствовала пред­
ставлению Джека о женщине, которую мужчина дол­
жен оберегать и защищать. Но инстинкт тянул его к
более крепким и земным девушкам типа Королевы
устричных пиратов — «женщине, опаляющей огнем»,
говоря словами Бриссендена из «Мартина Идена». Так
что, естественно, хрупкость и аристократизм Мейбл
должны были раздражать его. Он заглядывался на дру­
гих женщин, его привлекало даже жизнелюбие миссис
Эпплгарт.
Он продолжал добиваться Мейбл, считая, что ее об­
разование и знание литературы превосходят его собст82

венные. Он посылал ей свои произведения в надежде на
критический разбор и выходил из себя, так как она не
понимала их, а его настойчивость вызывала с ее сторо­
ны заклинания бросить эту нелепую затею с писатель­
ством. В начале его письма о «долге» говорится: «Я
очень ценю ваш интерес к моим делам, но... у нас нет
ничего общего. Кое-что о моих стремлениях вам извест­
но, но только приблизительно. Что же касается настоя­
щего Джека, его мыслей, чувств и так далее, вы совер­
шенно ничего не знаете».
Его грызла постоянная тоска. И в разговорах с
Мейбл, и с другом детства Фрэнком Аттертоном он на­
мекал на самоубийство. В ноябре 1898 года Джек пи­
сал Мейбл: «Не знаю, когда окажусь на дне: быть мо­
жет, на следующей неделе мне придется лопатить уголь
или рыть сточные канавы». Элиза давала ему деньги на
бумагу и табак; когда Эпплгарты приглашали его к обе­
ду, ему стоило больших усилий не набрасываться на еду
с жадностью. У него не было друзей, к которым он мог
бы обратиться за помощью. Он продолжал посещать ми­
тинги социалистов, захаживал немного побоксировать к
Уайтекеру. Строн-Гамильтон всячески поощрял его
стремление писать. Круг друзей, образовавшийся в дни
учебы в колледже, распался. Фред Джейкобс был при­
зван на испано-американскую войну, где ему суждено
было погибнуть от лихорадки. Его возлюбленная, Бесс
Мэддерн, все еще училась в Окленде, Джек иногда
встречался с ней, они вспоминали прошлые дни.
Он все дожидался результатов экзамена на долж­
ность почтового служащего. 7 января 1899 года он пи­
сал: «Продолжая работать над повестью для «Юс компэньон», попутно сдал государственные экзамены на
должность клерка. В Вашингтоне не торопятся, и я еще
не получал официального назначения. Однако думаю,
что прошел». Все это время он писал без передышки. Он
не стремился создавать шедевры. Он жаждал коммер­
ческого успеха — искал путей пером зарабатывать день­
ги. В воскресной газете он прочел, что минимальная
журнальная ставка — десять долларов за тысячу слов;
эта арифметика вдохновила Джека — он должен был
узнать, как получают такой урожай, и стал изучать в
библиотеке журнальные руководства, чтобы овладеть
литературной техникой. По стенам его комнаты были
развешаны листы бумаги со словниками. Заучив одни
слова, Джек заменял их новыми. Он благоговел перед
83

Киплингом, переписывал его рассказы целиком, стара­
ясь научиться писать так же.
В начале декабря, спустя день-два после того, как
Джек отправил длинное и горькое письмо к Мейбл, при­
шло первое признание. Ответила ему редакция «Оверленд мансли», журнала, основанного Брет Гартом. Они
так высоко оценили рассказ «За тех, кто в пути», что,
невзирая на завал материалов, решили напечатать его
в январской книжке «в случае, если вы удовольствуе­
тесь пятью долларами». Положительный ответ разоча­
ровал его так же, как отказ. В рассказе было примерно
три с половиной тысячи слов; писал он его пять дней, а
ему предлагали те же деньги, что он получал на кон­
сервной или джутовой фабрике — по доллару в день. Он
излил свой гнев Мейбл: «Если рассказ стоит печатать,
то за него следует лучше платить». Джек не знал, что
«Оверленд мансли» был журналом престижным, хотя и
небогатым. Сам факт публикации им рассказа, несмот­
ря на крошечный гонорар, имел для начинающего пи­
сателя огромное значение.
Он написал в «Юс компэньон», справляясь о судьбе
своей повести. Ответ пришел отрицательный; автору
сообщили, что в главе должно быть не больше трех ты­
сяч пятисот слов, и настоятельно рекомендовали оста­
вить мысль о литературном труде. Джек пересчитал
слова, и обнаружил, что не превысил норму. Он сооб­
щил об этом в редакцию и присовокупил извинения за
предыдущее письмо, объясняя его недугом и робостью,
«отсутствием друзей и потребностью излить душу», что
и стало, думается, причиной редакторского совета. Ре­
дактору неизвестный молодой человек показался, веро­
ятно, несколько психически неуравновешенным, и са­
мое доброе дело было — посоветовать ему более спокой­
ное занятие, но, когда Джеку уже казалось, что силы
его иссякли, случилось чудо: приняли еще один рассказ.
На сей раз в журнал «Черная кошка»; редактор его
Умстеттер активно поддерживал начинающих писа­
телей.
Джек послал ему «Ценой тысячи смертей»; по жан­
ру это было нечто вроде «рассказа ужасов». Умстеттер
спрашивал, подлинные ли события описаны в рассказе,
нашел его чересчур многословным и предложил сорок
долларов, если Джек согласится сократить текст наполо­
вину. В рукописи было 4000 слов; после сокращения
осталось 2000, и он получил гонорар из расчета два84

дцать долларов за тысячу. Деньги, равно как и сам
факт принятия рассказа к публикации, вернули Дже­
ку хорошее настроение. Значит, он все же не гнался
за химерами, не переоценивал своих литературных воз­
можностей. Он тут же написал Умстеттеру и немед­
ленно получил деньги. Он выкупил велосипед, часы и
плащ, накупил еды, заплатил за дом и обеспечил себя
письменными принадлежностями. Через несколько лет,
в предисловии к сборнику рассказов, ранее публико­
вавшихся в «Черной кошке», он напишет: «Я дошел
до точки, был выбит из колеи, был близок к тому,
чтобы опять идти грузить уголь или покончить с со­
бой... И в буквальном, и в переносном смысле я был
спасен журналом «Черная кошка», опубликовавшим
мой рассказ». Быть может, он несколько преувеличи­
вал, создавая рекламу Умстеттеру. Однако это событие
несомненно стало поворотным пунктом в его жизни.
«Оверленд мансли» принял в февральский номер
еще один рассказ — «Белое безмолвие», и редактор
журнала Джеймс Говард Бридж пригласил Джека по­
сетить его. Он откровенно рассказал Джеку о финан­
совом положении журнала, но подчеркнул, что престиж
его по-прежнему высок. Он предложил Джеку конт­
ракт на шесть рассказов. За каждый он получит толь­
ко семь с половиной долларов, зато они создадут ему
репутацию и привлекут внимание критиков и серьез­
ной читательской аудитории, на что нельзя рассчиты­
вать, печатаясь в других журналах. В последнюю не­
делю января он узнал результат экзаменов. Он выдер­
жал их, получив 85,38%, и занял первое место в спис­
ке кандидатов. Первоначальный его оклад составлял
сорок пять долларов в месяц, потолок шестьдесят пять,
но вакансия могла не открыться целый год. Однако те­
перь это не имело значения. Его печатали.
Материальное положение продолжало оставаться за­
труднительным. В конце февраля Джек писал Мейбл:
«Вы же знаете, мы едва сводим концы с концами — все,
что зарабатывается, тратится без остатка, большинство
принадлежащих мне вещей в закладе, а счета бесконеч­
ны». Он занимался литературной поденщиной — сочи­
нял стихи, шутки — все, что угодно, лишь бы печата­
ли. Как-то «Оверленд мансли» вовремя не заплатил,
Джек пересек залив и ворвался в редакцию с угрозами.
Он удовлетворился пятью долларами от заместителей
редактора Роско Эймса и Эдварда Пейна. Весной они с
85

Флорой остались без еды и без денег. Но теперь Джек
был полон уверенности в себе и настойчивого желания
продолжать. Это видно из писем к Клодсли Джонсу, пе­
реписка с которым началась в феврале 1899 года.
Джонс, почтовый служащий, а также начинающий пи­
сатель и социалист, был поражен первыми рассказами
Джека в «Оверленд мансли» и написал ему. Они регу­
лярно переписывались на протяжении трех лет и про­
должали дружить всю жизнь. Во втором письме к
Джонсу Джек разбирает присланную ему рукопись как
настоящий редактор, предлагая сократить то, выбросить
это и внимательно следить за языком.
Их переписка открывает много интересного. Джек
изобрел особую манеру письма для Джонса, как, впро­
чем, для каждого своего корреспондента; в данном слу­
чае это был стиль откровенного, живого мужского раз­
говора. Второе письмо Джека завершалось описанием
его внешности, поскольку Джонс просил его фотогра­
фию: «В январе мне стукнуло двадцать три. Рост без обу­
ви пять футов семь-восемь дюймов — морская жизнь
подкоротила меня. В настоящее время вес 168 фунтов,
но легко увеличивается до 180, когда живу на свежем
воздухе и обхожусь без удобств. Чисто выбрит, иногда
отпускаю светлые усы и темные бакены, но ненадолго.
Гладкое лицо делает мой возраст неопределенным, так
что даже придирчивые судьи дают мне то двадцать, то
тридцать. Зеленовато-серые глаза, густые сросшиеся
брови, темные волосы. Лицо бронзового цвета, ставшее
таковым из-за длительных и постоянных встреч с солн­
цем, хотя теперь, благодаря отбеливающему процессу
сидячего образа жизни, оно скорее желтое. Несколько
шрамов, нет восьми верхних передних зубов, что обыч­
но скрывает искусственная челюсть. Вот и весь я».
В письмах Джонсу он не упоминает о своей беднос­
ти. Наоборот, Джек сообщал о куче приятелей и старых
товарищей по плаванью, которые постоянно заглядыва­
ют к нему на огонек, и о том, что он никогда не может
отказать, если у него просят взаймы (это было написа­
но в конце марта 1899 года, когда они с Флорой чуть
не голодали). Он писал Джонсу и о том, как знакомые
женщины обращаются к нему за помощью и советом.
Он изображал из себя записного волокиту: «Такой же
страстный, как и вы, но, возможно, менее сдержанный,
я, несомненно, был рожден для полигамного общества.
У меня сильная воля, но, когда она сталкивается с же86

ланием, я подчиняюсь последнему». Он писал о том, как
бы ему хотелось одеваться: «Мне нравится приятное
чувство, рождаемое хорошо сшитой одеждой».
Это была не поза, но образ человека, которым он со­
бирался стать в ближайшем будущем. В переписке с
Джонсом есть один личный момент. Через два месяца
после их знакомства Джек писал: «Всю жизнь я искал
идеального друга — но никакие идеалы недостижимы.
Я никогда не встречал человека, обладавшего такими
чертами натуры, которые соответствовали бы моему
идеалу или хотя бы приближались к нему... Из того,
что я узнал о вас, следует, что вы близки к этому идеалу,
как никто другой. Но человек, как он отражается на бу­
м а г е , — это одно, а когда встречаешься с ним лицом к
лицу — совсем другое. Однако мне кажется, вы облада­
ете двумя главными качествами, которые я искал». Не­
сколько лет спустя он перенес жажду тесного общения
с интеллектуально и физически одаренным челове­
ком — великим «Другом-Мужчиной» — на свою дружбу
с Джорджем Стерлингом, которую Джоан Лондон на­
звала «эмоциональной связью».
Но больше всего Клодсли Джонс и Джек обсуждали,
как достичь успеха на писательском поприще. Сколько
слов в день следует писать? Сколько платит тот или
иной журнал? Каково отношение к стихам и юмористи­
ческим рассказам? Они делились опытом общения с
редакторами, обсуждали лексику и синтаксис, обмени­
вались вырезками из газет и рекомендовали друг другу
книги. Статья Джека «О жизненной философии писа­
теля» появилась в печати в 1903 году и поэтому воспри­
нималась как советы признанного литератора, однако
была написана и поступила в редакцию в 1899 году;
значительная ее часть — это выдержки из переписки с
Джонсом, в которой как в зеркале отражается профес­
сиональный подход Джека к писательскому делу. Когда
в 1900 году журнал «Макклюрс» заплатил ему триста
долларов за два рассказа и статью, он писал: «Лучший
гонорар в моей жизни. Воистину, если кто-то хочет ку­
пить мое тело и душу, добро пожаловать — пусть толь­
ко дадут настоящую цену. Я пишу ради денег; если
добьюсь славы, то денег будет больше. На мой взгляд,
чем больше денег, тем больше жизни. Я всегда терпеть
не мог добывать деньги, каждый раз, говоря об этом,
я испытываю отвращение. Лучше, как прежде, бродяж­
ничать».
87

Конец звучит пророчески: «Итак, среди моих поро­
ков никогда не будет страсти к добыванию денег. Но
привычка тратить деньги, о боже! Я всегда буду ее
жертвой».
Подобная декларация собственной меркантильности
кажется несколько наигранной и театральной, но он ис­
кренен. В письме к Анне Струнской Джек посмеивает­
ся над Джонсом, который пытается писать для «потом­
ков», и кончает так: «Чем бы я не пожертвовал, чтобы
иметь возможность спокойно сидеть и создавать шедев­
ры! Но ведь за них не платят, поэтому я их и не пишу».
Эти высказывания Джека, сделанные им в самом нача­
ле писательского пути, заслуживают внимания. Добро­
желательные современники нередко критиковали Дже­
ка Лондона за то, что он не полностью использовал свое
огромное дарование, то есть, иначе говоря, писал на
потребу рынка. Подобные мнения можно услышать и
сегодня. Действительно, он с самого начала не скрывал
своих намерений и намерен был писать исключительно
ради заработка.
В мае, июне и июле еще несколько рассказов — пре­
имущественно об Аляске — увидели свет. Счастливый и
радостный, Джек пригласил Мейбл на велосипедную
прогулку. Во время отдыха среди холмов он поведал ей
о своих победах и надеждах на будущее. Мейбл поин­
тересовалась, сколько он заработал литературным
трудом, и заплакала. Она не считала его победителем,
все лишь подтверждало ее мнение — лучше всего ему
быть почтовым служащим. Джек признался, что ему
предлагали открывшуюся вакансию, а он отказался.
Пытаясь переубедить Мейбл, Джек прочитал ей новый
рассказ, который захватил с собой и собирался отпра­
вить в журнал. Но Мейбл не успокоилась. Рассказ, как
и большинство его вещей, был шероховат и резок; нече­
го было и думать о том, чтобы зарабатывать на жизнь
писанием подобных историй, за которые платили гро­
ши. Почему он не бросит это занятие?
Так пришел конец их роману, и, в общем, это пе­
чально. Хотя Мейбл и Джек совершенно не подходили
друг другу, она знала его в те дни, когда ему было тоск­
ливо и горько. Он так и не простил Мейбл неверия в его
силы. Их отношения воплощены в «Мартине Идене»,
где ее семья изображена самодовольной и ограничен­
ной, а сама она — в образе Руфи — слабым, жалким
созданием. Однако ему уже не требовалось моральной
88

поддержки. Он знал, что находится на пути к успеху, и
в этом убеждении был не одинок, особенно после пуб­
ликаций в «Оверленд мансли». Оклендские газеты, име­
новавшие его «мальчишка-социалист», теперь писали о
нем уважительно — «Мистер Джек Лондон, молодой пи­
сатель». Флора не просто терпела его капризы, но сама
усердно потворствовала им. Хотя они почти не разгова­
ривали, она уверилась, что Джек обязательно добьется
успеха, и героически переносила лишения. Быть может,
для нее это означало восстановление доброго имени; ус­
пех сына не только принесет ей благополучие и упро­
чит ее положение в обществе, но и послужит оправда­
нием того, что произошло в Сан-Франциско двадцать
четыре года тому назад.
Джек нацеливался на новые журналы. Уильям Рэндолф Херст еще не вышел на сцену, но новый тип жур­
налистики, возникший в 80-е годы, уже проник на стра­
ницы «Мансли», «Макклюрс» и «Космополитэн» (пос­
ледний редактировал Дж. В. Уокер). Издатели этих
журналов были людьми наблюдательными и проница­
тельными. За ними стояла быстро растущая новая чи­
тательская масса, они использовали технические усо­
вершенствования, удешевившие издательское дело, а
великая неразбериха американской действительности
еще только ждала своего отображения в печатном сло­
ве. Журналы шли по десять центов за экземпляр, за­
полняя ту брешь, о существовании которой не подозре­
вали старые «Харперс», «Скрибнерс» и «Атлантик мансли», стоившие двадцать пять центов и дороже. В июле
«Космополитэн» назначил премию в двести долларов за
лучший очерк на тему «Что теряет тот, кто действует
в одиночку». Джек принял участие в конкурсе и побе­
дил.
Его статья называлась «Что теряет общество при
господстве свободной конкуренции». Джек высказал в
ней все, что узнал на митингах социалистов, в спорах
у очага Луи Савара и из прочитанных книг. Он опасал­
ся, что статья окажется слишком радикальной для
«Космополитэн», но сам был ею доволен. Когда ему со­
общили, что статья получила первую премию, он напи­
сал Джонсу: «Горжусь тем, что я, пожалуй, единствен­
ный социалист, которому удалось заработать на своем
социализме». В сущности, его статья едва ли была ре­
волюционнее его последующих работ, посвященных той
же теме. Он просто убедительно доказывал, что конку89

ренция порождает разорение и убытки, и обосновывал
необходимость замены свободной конкуренции плано­
вым хозяйствованием.
Но еще до этого одну из его рукописей принял «Атлантик мансли». Он купил его повесть «Северная
Одиссея» за 120 долларов. Повесть была опубликована
в июле 1889 года, ровно через двенадцать месяцев пос­
ле возвращения Джека с Клондайка в Окленд. Репута­
ция «Атлантик» как литературного журнала стояла так
высоко, что публикация в нем считалась равносильной
признанию. Вероятнее всего, Джек был совершенно по­
трясен; равнодушие, с которым он писал об этом Джонсу, было явно напускным. Другой журнал, «Арена»,
принял к печати один из первых его рассказов о «доро­
ге». «Пошлю-ка я старые третьесортные свои сочинения
в «Харперс», «Сенчури» и т. д . , — писал о н , — может, они
и возьмут те вещи, от которых когда-то отказались де­
шевые журнальчики».
После публикации в «Атлантик» он составил сбор­
ник рассказов и послал его в бостонское издательство
«Хафтон Миффлин и К 0 », предлагая издать его отдель­
ной книгой. Рукопись была принята к печати весной
1900 года под названием «Сын Волка». Издательский
отзыв показывает, почему рассказы Джека были встре­
чены благосклонно: «Он слишком вольно пользуется
современным слэнгом приисков, но стиль его обладает
силой, свежестью и энергией. Он рисует впечатляющую
картину жестоких морозов, тьмы, голодной смерти,
счастья иметь друга в трудную минуту; описывает луч­
шие человеческие качества, которые выявляются в су­
ровой борьбе с природой. Читатель верит, что автор
сам испытал все это».
В конце года отделение Социалистической рабочей
партии в Сан-Франциско предложило Джеку выступить
с лекцией. О его выступлении в Юнион Сквер Холл воз­
вещали афиши и листовки, где он именовался «выдаю­
щимся журнальным автором».
7 апреля 1900 года, в тот день, когда сборник «Сын
Волка» увидел свет, Джек женился на Бесс Мэддерн.
Ни один из биографов не в состоянии объяснить, как
это получилось. Джеку стало тесно, и он подыскал для
себя и Флоры дом побольше. По свидетельству Чармиан, Бесс помогала Элизе обставлять новое жилище; ре­
шение Джека о женитьбе было принято под влиянием
момента, ему понравилось, как Бесс трудится в его но90

вом доме. Версия Джоан сводится к тому, что дружес­
кие отношения между Джеком и Бесс все это время
укреплялись и углублялись, однако не следует забы­
вать, что это — свидетельство дочери. Джек и Бесс
действительно вместе занимались английским, катались
на велосипеде, фотографировали и проявляли снимки
по ночам, но и Джоан не отрицает, что решение же­
ниться пришло внезапно. Всего за две недели до свадь­
бы Джек еще рассуждал, что «никогда не будет столь
безрассуден».
Естественно, все друзья были поражены. 3 апреля он
писал Клодсли Джонсу: «Смотри, не лопни от смеха.
Начнем. Слушай. Сейчас узнаешь, что я надумал. Ну
так вот. В следующую субботу я женюсь. Ничего себе?
А?» Ответ Джонса был краток: «О, боже милостивый!»
В тот же самый день Джек написал миссис Нинетте
Эймс, жене коммерческого директора «Оверленд мансли»: «Вы знаете, что я легок на подъем. Утром в прош­
лое воскресенье у меня и в мыслях не было того, что я
сейчас собираюсь сделать. Я осматривал дом, в который
должен был переезжать, и вдруг мне в голову пришла
одна мысль, и я решился. В то же воскресенье вечером
я начал поиски будущей жены, а к вечеру понедельни­
ка дело было сделано. В следующую субботу утром я
женюсь на Бесси Мэддерн, кузине Минни Мэддерн
Фиск... Я остепенюсь и смогу больше времени посвя­
щать работе. У человека в конце концов только одна
жизнь, и почему бы не прожить ее как следует? К тому
же сердце у меня впечатлительное, и теперь я стану
чище и здоровее благодаря неизбежным ограничениям,
которые помешают мне плыть по воле волн. Я уверен,
Вы понимаете, что я имею в виду».
Письмо кончалось словами: «На свадьбе гостей не
будет». Чармиан, приходившаяся племянницей миссис
Эймс, утверждала, что тетка сразу же осудила то, что
Джек называл «благоразумным и продуманным бра­
ком». Разумеется, ни благоразумия, ни продуманности
не было и в помине. Мысль о женитьбе была импуль­
сивна и сопровождалась оговорками и оправданиями,
такими же наивными, как и уверенность Джека в том,
что благодаря браку он станет «чище и здоровее». Фред
Джейкобс, за которого Бесс собиралась замуж, умер
совсем недавно, в феврале его тело привезли в Окленд.
Бесс, по-видимому, дала понять Джеку, что не может
так быстро менять свои чувства. Но и он в свою очередь
91

объявил, что о страсти говорить не приходится. В
1911 году он писал ей: «Помнишь, когда я сделал тебе
предложение, а ты приняла его, я тебе сразу же сказал,
что не люблю тебя. Тем не менее ты приняла мое пред­
ложение».
Его более раннее письмо к Джонсу многое объясня­
ет. Он жаждал, чтобы все видели, как он живет приду­
манной и осуществленной им жизнью — окруженный
друзьями обоего пола, гостеприимный и щедрый, хоро­
шо одетый. Ему также очень хотелось иметь детей. Пе­
реезд в новый дом № 1130 по Пятнадцатой Восточной
улице обеспечил ему, так сказать, необходимые декора­
ции. Двухэтажный дом состоял из семи комнат. При
доме был небольшой садик. В своем будущем кабинете
Джек сразу установил книжные полки, в большой ком­
нате с эркером он намеревался принимать друзей. Но
не хватало хозяйки, которая придала бы жилью домаш­
ний уют и родила бы Джеку детей. Для этой роли он и
выбрал Бесс — так же, как после собеседования прини­
мают на службу нового с о т р у д н и к а , — и попросил ее не­
медленно приступить к исполнению своих обязанностей.
Бедняжка Бесс! В ее душевном состоянии после ги­
бели Фреда ей оставалось только принять это предло¬
жение. Но если бы Джек научился обуздывать себя в
домашней обстановке, брак мог бы оказаться удачным.
По-видимому, Бесс разделяла мечты, которыми делился
когда-то с Джеком ее покойный жених: «...перед моим
взором картина, которую часто рисовал Фред. Уютный
скромный коттедж, пара слуг, избранный кружок дру­
зей, а самое главное — аккуратная маленькая женушка
и парочка наших миниатюрных подобий... Ровное пламя
в камине, дети, задремавшие в обнимку на полу перед
тем, как отправиться в кровать, некая смутная связь
между огнем, моей женой и мной; обеспеченное, хотя
скучноватое и монотонное будущее; легко удовлетворя­
емая жажда мелких наслаждений цивилизованной жиз­
ни, которые должны принадлежать и принадлежат мне»
(письмо к Мейбл Эпплгарт, рождество 1898 года).
Пытаясь воплотить в жизнь образы, рожденные во¬
ображением, Джек не присмотрел места тем страстям,
о которых он писал Джонсу. Его обуревали желания, и
он вовсе не собирался обуздывать их. «Я так хочу», —
говорил он, и это служило оправданием чему угодно.
Должно быть, он надеялся, что женитьба на Бесс не­
сколько утихомирит его, что брак убережет от сердеч92

ных увлечений, именно таков смысл его простодушного
замечания, что он «станет чище и здоровее». К тому же
Бесс отнюдь не была темпераментной женщиной. В од­
ном из писем 1911 года (яростном, полном обвинений
письме, где шла речь о денежных делах) он упрекал
ее: «Ты страдаешь от того, что считаешь сексуальной
травмой. Ты винишь в ней меня, ни на мгновение не до­
пуская мысли, что причиной может быть твоя собствен­
ная сексуальная недостаточность».
В свете его женитьбы кажутся загадкой отношения
Джека с Анной Струнской. Их познакомили осенью
1899 года на одной из лекций Остина Льюиса. Анна,
семнадцатилетняя еврейка из России, была очень кра­
сива и очень умна. Она училась в Стэнфордском уни­
верситете; дом ее родителей в Сан-Франциско славился
гостеприимством и интересом к искусству. Описывая
первую встречу с Джеком, она вспоминала: «Я почув­
ствовала себя удивительно счастливой. Я словно встре­
тила молодого Лассаля, Карла Маркса или Байрона».
К концу года они уже регулярно переписывались. Анна
состояла в Социалистической рабочей партии и мечтала
об осуществлении общественных и личных идеалов.
Впоследствии сложилось мнение, что ее красота, посто­
янно воспламенявшая сердца, помешала развитию ее
способностей. Как до своей свадьбы, так и после Джек
был явно в нее влюблен, и она отвечала ему взаим­
ностью.
Анна справедливо называла их дружбу «бурной»,
чувствовала в отношениях элемент «борьбы полов», но
прекрасно видела то, что лежало в основе: «Эти разли­
чия были не чем иным, как здоровым проявлением на­
шей незрелости, жажды абсолютной истины, правды
и справедливости, а может быть — обычным проявле­
нием равенства мужчины и женщины в глобальных
вопросах бытия?» Со временем она, как и многие дру­
гие, стала более серьезно и критически оценивать по­
ведение Джека. Но проблема была не в ее отношении
к нему, а в его — к ней. Его письма к ней нежны и
ласковы; некоторые начинаются «Дорогая, дорогая
Ты», другие полны вздохов и восклицаний. Они обсуж­
дали природу любви в «Письмах Кемптона и Уэйса».
Именно Анну обвинили в том, что он расстался с Бесс.
Правду Джек не открыл даже Чармиан. Она подо­
зревала, что Анна была одной из причин его решения
жениться на Бесс, и высказала предположение, что он
93

умышленно выбрал менее требовательную в интеллект
туальном отношении женщину, так как в основе его
планов на будущее лежал твердо установленный рас­
порядок литературной работы. Но трудно поверить, что
Джек был способен на подобную жертву. Если строить
догадки, то напрашивается ответ: Анна отказала ему,
возможно, потому, что считала себя слишком молодой
и не собиралась выходить замуж в ближайшие годы;
но ее отказ был облечен в такую форму, которая не
повредила их дальнейшей дружбе. Правда, из письма
к ней, написанного в июле 1900 года, видно, что в их
отношениях произошла некая заминка. Оно начиналось:
«Товарищи!» — и продолжалось так: «Корабль, спу­
скаемый на воду, устремляется к морю; спусковые по­
лозья скрипят и стонут под его тяжестью; но ни море,
ни корабль не слышат их; так и мы, вторгшись в жизнь
друг друга, не затронули «я», истинного «я» друг друга.
Товарищи! Ау, мир навсегда!»
6. НА КРАЮ БЕЗДНЫ
«Сын Волка» завоевал успех в одно­
часье. Джека Лондона сравнивали с Киплингом и на­
зывали «прирожденным рассказчиком». «Атлантик
мансли» писал: «Книга воспитывает в читателе глубо­
кую веру в мужество нашей расы». Она расходилась
хорошо, хотя и без особой сенсации; доброжелательное
отношение критики сделало Джека желанным гостем
в литературных журналах.
В конце мая «Макклюрс» купил у Джека два рас­
сказа. Он сотрудничал в сан-францисском журнале
«Икзэминер» и в других изданиях, работал не меньше,
чем прежде, и продолжал советоваться с Джонсом; но
вышедшая книга разожгла его честолюбие. Он пред­
ложил «Макклюрс» замысел романа, который журнал
мог бы печатать с продолжением, и спросил, не дадут
ли ему аванс, если одобрят идею. Издатель согласился
и выплачивал Джеку сто двадцать пять долларов в ме­
сяц, пока тот писал «Дочь снегов».
Первоначально Джек обещал уложиться в пять ме­
сяцев, но по разным причинам не успел. Одна из них —
совместная с Анной работа над «Письмами Кемптона
и Уэйса», Джек не только писал свою часть и читал
написанное ею, но и постоянно встречался и перепи94

сывался со своим соавтором. К тому же его все чаще
приглашали выступать перед социалистами и писать
для них статьи. Да и сам роман подвигался мучитель­
но трудно. Почти с самого начала его терзали дурные
предчувствия и опасения. В декабре «Космополитэн»,
видя, какой интерес вызвало эссе Джека о конкурен­
ции, предложил ему годовой контракт на все его про­
изведения. Джек отказался, но прежде написал в «Макклюрс», чтобы узнать, собираются ли они платить ему
дальше. В начале 1901 года, когда «Дочь снегов» бли­
зилась к завершению, Джек сообщал Джонсу: «Ну вот,
я почти кончил роман, и он неудачен. Это говорится
не в приступе хандры, но в спокойном убеждении».
И далее: «Закончу рукопись дней через десять, а пока
что — Н. X. (ничего хорошего). Но я знаю, что еще
напишу настоящий роман». Его дурные предчувствия
оправдались. Издатель был чрезвычайно разочарован.
Он принял и опубликовал цикл рассказов о Клондай­
ке, чтобы читатели не отвыкли от имени Джека, но
отказался от «Дочери снегов», считая ее неудачной.
Летом он прекратил ежемесячные платежи и отклонил
другие рассказы, которые Джек предложил. Ему при­
шлось обратиться к журналам и газетам, платившим
всего десять-двадцать долларов за рассказы и рецензии.
Издатель «Макклюрс» решил, что Джек исписался.
И действительно, за довольно короткий промежуток
времени он сделал очень много, освоив большой жиз­
ненный материал. Но он очень устал и по горло был
сыт Аляской. Однако за всем этим стояла еще более
серьезная проблема, преследовавшая его всю ж и з н ь , —
деньги. Деньги уплывали из рук быстрее, чем он их
зарабатывал. Его тошнило при виде письменного сто­
ла. Джек заставлял себя писать полторы тысячи слов
в день, работа редко доставляла ему удовольствие. Он
содержал нескольких человек и помогал многим. По его
словам, в январе 1901 года он дал Флоре тридцать
долларов и оплатил старые счета еще на тридцать
шесть, заплатил за «маму Дженни» проценты по за­
кладной и просроченные налоги; помогал приятелю-ка­
леке и Джиму Уайтекеру, который имел большую семью
и к тому же пытал счастья на литературном поприще.
Но кроме всего этого, была Бесс, ожидавшая первого
ребенка, и он сам. Джек был готов платить за всех
подряд: это входило в созданный им образ. Он легко
взваливал на себя любые обязательства и долги, даже
95

хвастаясь этим и только ища путей, чтобы получать
все большие и большие гонорары. Флора, Джонни Мил­
лер и его мать водворились в собственный коттедж, а
Джек и Бесс за два года трижды переезжали, каждый
раз в более просторный и респектабельный дом. Жили
они на широкую ногу; по средам радушно принимали
друзей, которым под конец застолья Джек обычно чи­
тал вслух отрывки из новых произведений. Он был
видным членом «клуба Рёскина» — так называлась
группа интеллектуалов, созданная Фредериком Бамфордом. Раз в месяц члены клуба встречались на обеде,
за которым следовала лекция какой-нибудь радикаль­
ной знаменитости.
Рождение ребенка было для Джека катастрофиче­
ским разочарованием, хотя он и пытался сделать вид,
что счастлив. Он страстно мечтал о сыне и в конце кон­
цов убедил себя в том, что родится именно мальчик.
За девять дней до родов жены он писал Анне: «Ну,
Анна, либо пан, либо пропал. Не желаю хныкающего,
слабого потомства. Оно должно быть сильным и здо­
ровым. Иначе придется расплачиваться. Или ей, или
мне; одной или другому». Родилась девочка, ей было
суждено стать замечательной женщиной, но ее появле­
ние сокрушило гордые мечты Джека: если бы у него
родился крепкий, здоровый сын, они бы вместе горы
своротили! Его самолюбие страдало и от других уда­
ров. После того как «Макклюрс» резко отказал ему,
Джеку пришлось писать статьи и репортажи для санфранцисского «Икзэминер», и журналист, скрывав­
шийся под псевдонимом «Йорик», высмеял его заметки
как образец «желтой прессы». Человек, прежде поль­
зовавшийся щедростью Джека, теперь был демонстра­
тивно груб с ним в компании друзей.
Новый подъем начался в конце 1901 года. Изда­
тельство «Макмиллан» выразило желание напечатать
его и спрашивало, что он может предложить из готовых
вещей. Лондон урывками писал «Детей Мороза», цикл
индейских рассказов на материале наблюдений, выве­
зенных с Клондайка. Джек послал готовый сборник в
издательство, одновременно поинтересовавшись, не за­
платят ли ему аванс. Договор был подписан, и нача­
лось долгое сотрудничество Джека с издательством
«Макмиллан», опубликовавшим почти все его после­
дующие книги. Продолжительность этого сотрудничест­
ва объяснялась в первую очередь тем пониманием и
96

сочувствием, с каким относился к Джеку глава фирмы
Джордж Бретт.
Но удача как будто не слишком обрадовала его.
Возможно, он полагал, что просто нашел новый, бо­
лее выгодный рынок для сбыта историй о Ледяном Се­
вере; быть может, прошлые неудачи научили его осмот­
рительности. «Макклюрс» не вернул ему рукопись «До­
чери снегов», так как она стала его собственностью.
В 1902 году журнал продал рукопись издателю
Дж. Б. Липпинкотту, и Джек за вычетом аванса полу­
чил всего 165 долларов. «Дочь снегов» увидела свет в
октябре 1902 года — тогда же, когда и «Дети Мороза»,
и роман для мальчишек, который Джек отдал в «Сенчури компани». Он все еще писал «Письма Кемптона
и Уэйса» вместе с Анной и пригласил ее пожить у
него дома, чтобы удобнее было работать. Она согласи­
лась, но через несколько дней уехала, почувствовав
враждебность Бесс. Джек писал Клодсли Джонсу:
«Боюсь, запью, если в ближайшее время не случится
чего-нибудь чрезвычайного».
21 июля пришла телеграмма из «Эмерикэн пресс
эссошиэйшн» с предложением отправиться в Южную
Африку. Англо-бурская война только что закончилась,
и Джек должен был написать серию статей, освещав­
ших послевоенное положение. Он телеграфировал о со­
гласии и на следующий день отправился в путь. Всего
лишь десять дней назад он мрачно смотрел на мир,
твердя: «Сказать по-правде, лучше бы я никогда не
знал, что такое книга. Надо же быть таким дураком».
А сейчас он мчался экспрессом по просторам Америки,
несомненно вспоминая прежние путешествия под ва­
гонами и в «слепых» багажных. В Нью-Йорке он сде­
лал остановку, чтобы повидать Бретта и поговорить
с ним о будущих книгах. Во время разговора Джек ми­
моходом заметил, что надо бы задержаться в Англии.
Ему хотелось походить по лондонским трущобам и по­
искать материал для новых произведений.
Бретт пришел в восторг и настоятельно рекомендо­
вал Джеку осуществить это намерение. Джек должен
был поселиться в Ист-Энде, опять стать бродягой или
безработным, чтобы на собственном опыте узнать, ка­
кова жизнь в трущобах. Он пробыл в Нью-Йорке до
30 июля и отправился в Европу на «Маджестик». Лон­
дон уже видел себя в роли любознательного наблюда­
теля нравов и писал Анне: «Через неделю я буду в
4

№ 1677

97

Лондоне. Там у меня всего два дня на приготовления,
а потом я исчезну с глаз долой, чтобы наблюдать ко­
ронацию как рядовой представитель лондонского мира
животных, ибо они и есть животные, но, наверное, как
в обитателях нью-йоркских трущоб, в них тлеет искра
божья.
Я знакомлюсь с сильными мира сего в пульманов­
ских вагонах, нью-йоркских клубах, в курительных ат­
лантического лайнера, и, по правде говоря, их полней­
шее невежество и непонимание происходящего заста­
вило меня с большей надеждой смотреть на будущее
нашего общего дела. Они пребывают в счастливом неве­
дении, не догадываясь о грядущем перевороте, и все
больше и больше ожесточаются против рабочих. Расту­
щая мощь рабочих раздражает их, но они по-прежнему
пребывают во тьме».
О каких приготовлениях он говорит? «Люди безд­
ны» начинаются с рассказа о визите в американское
посольство и в агентство Кука, куда Джек обратился за
помощью, желая осмотреть Ист-Энд, затем рассказы­
вается о поездке в кебе по этому району; затем — без
объяснения, как он туда п о п а л , — о посещении дома
полицейского в штатском, который, очевидно, знал о
миссии Джека и нашел ему жилье. Джек уклончив по
двум причинам. Во-первых, он хотел начать книгу вы­
игрышным зачином — самому нырнуть в водоворот куда
эффектнее, нежели быть подведенным к нему заботли­
выми друзьями. Другая причина — люди, которые ему
помогали. С Ист-Эндом его знакомили члены Социалдемократической федерации, английской марксистской
организации. Когда книга была готова, его стали одоле­
вать сомнения в возможности ее опубликования, и он
решил (возможно, по совету Бретта) положить в основу
свидетельство очевидца, не оскверненное, как могли бы
сказать недоброжелатели, политическими соображе­
ниями.
Несомненно, связующим звеном служила Анна.
В конце 1900 года в их переписке упоминается имя
Г. М. Гайндмана, руководителя Социал-демократиче­
ской федерации; тот с похвалой отзывался о произве­
дениях Джека в письме к Анне. Несколько членов Со­
циал-демократической федерации знали о приезде Дже­
ка, но хранили на этот счет молчание. Одним из его
спутников был Эрнест Хантер, позже работавший кор­
респондентом «Дейли гералд», другим — Эдвард Фер98

бразер. Они познакомили его с правительственными и
медицинскими отчетами о положении бедняков и усло­
виях жизни в трущобах, на которые он ссылался в книге.
В «Людях бездны» он отмечает, как резко менялось
отношение к нему, когда он надевал лохмотья, и что
в подобном виде он едва ли получил бы доступ к тем
книгам и документам, которые были ему нужны. Жил
он на Флауэр-энд-Дин-стрит, где пятнадцать лет тому
назад орудовал Джек Потрошитель. Облачаясь в убо­
гую, поношенную одежду, купленную в Степни, он вы­
давал себя за матроса. Спал он в ночлежках («Я прошу
прощения у своего тела за ту грязь, через которую я
его протащил, и у своего желудка за всю гадость, ко­
торую я в него толкал»); он наблюдал шествие во
время коронации Эдуарда VII, работал на сборе хмеля,
бродил по улицам днем и ночью. Он писал Джорджу
и Кэрри Стерлингам: «Я читал о нищете и кое-чего
навидался, но это зрелище превосходит все, что я спо­
собен был вообразить». Из письма к Анне: «Я чувствую
себя больным в этой преисподней, именуемой Ист-Эндом и населенной живыми людьми». Более всего ужас­
нуло Джека физическое состояние этих несчастных.
Обитатели английских трущоб оказались вовсе не «зве­
рями», которых он ожидал увидеть, перед ним были
чуть живые от голода жалкие пародии на род чело­
веческий.
Об этом писали и другие. К. Э. Монтегю в прекрас­
ной и полной сочувствия книге о войне 1914—1918 го­
дов под названием «Крушение иллюзий» констатиро­
вал: «...батальоны бледных, низкорослых, беззубых пар­
ней из горячих и сырых фабричных цехов Ланкашира;
батальоны тупых, незрячих лиц... В отрядах из доми­
нионов люди гораздо выше, крупнее, сильнее и уверен­
нее в себе. Нервы у них покрепче, они лучше обучены,
питают больший интерес к миру, быстрее находят
средства для достижения цели, умеют отражать любые
удары судьбы; они уже научились смотреть на солдат
из метрополии взглядом, полным сострадания и любо­
пытства, каким высшая, более счастливая каста смотрит
на низшую». Таково было отношение самого Джека
к тем, с кем он сталкивался. Кто-то (возможно, член
Социал-демократической федерации) сказал ему, что
весит 63,5 килограмма, и его комплекции все завидуют.
«Мне стыдно было признаться, что мой вес 76,2 кило­
грамма, и потому я промолчал. Бедное, искалеченное
4*

99

создание!» А как-то раз он шел с двумя бродягами, ко­
торые по дороге подбирали с грязного тротуара корки
и кожуру и поедали их, «и это между шестью и семью
часами вечера двадцатого августа 1902 года от Рож­
дества Христова, в сердце самойвеликой, богатой и
могучей империи из всех существовавших на свете».
«Людей бездны» он завершил еще в Ист-Энде. По­
ездка в Южную Африку отпала, и он выслал рукопись
в «Эмерикэн пресс эссошиэйшн». До отъезда в Аме­
рику он еще почти месяц путешествовал по Германии,
Франции и Италии. Именно тогда он отправил Бесс не­
сколько любовных писем — единственные за всю их
совместную жизнь. Она опять была беременна, и Джек
опять мечтал о сыне. Письма были нежны и искренни;
Бесс тоже надеялась на лучшее будущее. Но в октябре
родилась вторая девочка. Узнав об этом, Джек отпра­
вился домой. Его брак с Бесс был обречен.
«Пресс эссошиэйшн», расценив «Людей бездны»
как документальный репортаж, предложила печатать
рукопись журнальными выпусками. Джек же хотел
передать книгу целиком издательству «Макмиллан».
Он не возражал против переговоров с журналами —
в конце концов серия репортажей была опубликована
в радикальном ежемесячнике «Уилтшир» за весьма уме­
ренный г о н о р а р , — но он переработал книгу по имев­
шемуся у него экземпляру и отослал его Бретту для
выпуска отдельным изданием. «Люди бездны» полу­
чились именно такими, как предполагал Бретт, и об­
щественное мнение Америки было подготовлено к их
восприятию. Но Бретт сознавал и ограниченность этого
мнения. Предлагая подписать контракт, он посоветовал
Джеку внести в текст ряд изменений с учетом требова­
ний «рынка». Об окончательном варианте Джек писал
Бретту (16 февраля 1903 года): «Я целиком выбросил
упоминания об английском монархе в главе о корона­
ции, некоторые места смягчил и вообще сделал рукопись
во многих смыслах более приемлемой, добавил преди­
словие и заключительную главу».
«Люди бездны» создали Джеку репутацию литера­
тора, пишущего о рабочем классе. Несомненно, эта кни­
га — самая искренняя у него и, вероятно, единственно
искренняя до конца вещь. Это не лобовая пропаганда,
но она привлекает внимание к злу, что само по себе
заставляет думать о переменах. Он жил так, как жили
обитатели трущоб, испытал на себе и видел собствен100

ными глазами превратности и ужасы этой жизни. Впо­
следствии он вспоминал: «Из всех своих книг я больше
всего люблю «Людей бездны». Ни одна не стоила мне
стольких душевных сил и слез, как это исследование
экономической деградации бедняков». И Джек, и дру­
гие социалисты этого времени понимали, что жестоко
эксплуатируемые массы должны восстать, подобно за­
битой французской массе XVIII века, которая «выполз­
ла из своих нор и логовищ, чтобы сокрушить угнетате­
лей. Горе тиранам!»
Именно тогда социалистические убеждения Джека
окончательно сформировались. В последующие два-три
года он постепенно утрачивает веру в современный со­
циализм. Немалую роль в этом сыграло то, что сами
социалисты превозносили его как необыкновенного че­
ловека и знаменитость. Он начинал в Окленде «маль­
чишкой-социалистом», выпущенным на трибуну с опре­
деленной общественной целью; когда ему был двадцать
один год, его арестовали за нарушение закона о собра­
ниях, и это породило легенду о Лондоне — выдающемся
ораторе. На самом деле Джек не мог произвести впе­
чатление на слушателей, ибо голос у него был довольно
слаб, и он больше ни разу не выступал под открытым
небом. Все свои последующие лекции и речи он писал
заранее и читал, некоторые из них, в том числе «Рево­
люция», представляют, скорее, эссе о социализме.
После того как он стал печататься на страницах
«Оверленд мансли», в социалистических организациях
Окленда и Сан-Франциско Джека провозгласили вос­
ходящей звездой. Его растущая писательская репутация
служила средством привлечения людей на митинги и
укрепления авторитета партии. Все это понятно, хотя
подобная тактика в конечном счете таила в себе опас­
ность; социалисты боролись за широкое массовое дви­
жение, использовали все, что могло привлечь людей.
Но для Джека эта тактика была пагубной. Фактически
он оказался вне критики, ему позволяли делать такие
заявления, которые для других кончились бы выгово­
ром или же исключением из партии. Уловив суть лю¬
бого нового начинания, Джек немедленно ставил себя
во главе его и начинал утверждать собственные за­
коны. Теперь все его высказывания об обществе при­
обрели характер непогрешимой истины; он относился
к несогласным как людям неумным и неглубоким.
Ко всему прочему, среди социалистов не существо101

вало единства взглядов. Одни порвали с Социалистиче­
ской рабочей партией, чтобы вступить во вновь создан­
ную Американскую социалистическую партию. Джек
последовал их примеру, но характерно, что организа­
ционные споры, ставшие поводом для раскола, прошли
мимо него — он был сам по себе. Взгляды социалистов
колебались от христианского или этического радикализ­
ма до марксистского материализма, от реформизма до
синдикализма. Случалось, на его лекции приходили
люди, вовсе не интересовавшиеся социализмом — про­
сто им было любопытно посмотреть на молодого писате­
ля и поговорить с ним. Джек особенно упивался похвала­
ми, когда они исходили от тех, кто стоял выше его на
общественной лестнице. Один из свидетелей этого пе­
риода жизни Джека, писатель и переводчик, социалист
Остин Льюис отмечал: «Искреннее восхищение честных
людей, равно как и тонкая лесть искушенных, внесли
свою лепту в состояние его духа».
Джек познакомился с социализмом «на дороге». Он
немедленно соотнес эту теорию с теми социальными
условиями, в которых рос. Его представления о социа­
лизме углублялись на оклендских митингах, в беседах
и спорах в бревенчатых хижинах Клондайка. Как все­
гда, он с воодушевлением относился к тому, что по­
черпнул у Маркса и в разговорах об «обществе со­
трудничества». Но наряду с социализмом он усваивал
и другие учения с их собственными постулатами. Он не
сравнивал их, не задумывался о противоречиях между
ними; скорее, он рассматривал все теории как эманации
ума корифеев, могущие сосуществовать. Вдобавок, чи­
тая, он усваивал любые идеи без разбора; часто его пле­
няли пустые, но громкие фразы.
Обильное цитирование и ссылки скрывали то об­
стоятельство, что он в общем-то плохо знал мыслите­
лей, о которых рассуждал. Это не значит, что он обма­
нывал слушавших его. Вначале он читал внимательно,
усваивая все прочитанное; но жажда знания росла,
времени не хватало, и он стал бегло просматривать кни­
ги, выхватывая отдельные места и полагая, что во всем
разобрался. Несомненно, его успех на подготовитель­
ных курсах и зубрежка перед вступительными экзаме­
нами в университет убедили его в том, что только так
и надо учиться, но он всегда торопился, надеясь в одно­
часье овладеть предметом. У него была в высокой
степени развита способность выделять главное, хранить
102

его в памяти и использовать, когда возникала необхо­
димость. Но чтобы усвоить теории тех, кого он провоз­
гласил своими учителями в области социальной фило­
софии — Маркса, Дарвина, Спенсера и Н и ц ш е , — такого
умения не было достаточно. В этом легко убедиться,
прочитав социальные и политические эссе Джека. Не­
смотря на звучные формулировки, его утверждения
грешат непоследовательностью мысли, они эклектич­
ны. Он усвоил начатки экономической теории Маркса
и знал, что при капитализме рабочий класс производит
прибавочную стоимость, которая присваивается капита­
листами; однако он не мог понять, как именно это
происходит. Этой проблеме посвящено эссе «Вопрос
о максимуме», написанное в 1898 году, неоднократно
читавшееся как лекция и после переработки опубли­
кованное в сборнике «Революция» и другие эссе». Здесь
Джек довольно наивно предполагает, что вскоре насту­
пит переломный момент, за которым последует переход
либо к социализму, либо к господству «олигархии», су­
ществующей исключительно для того, чтобы поглощать
прибавочную стоимость в непроизводительной сфере.
(Идея эта повторяется в «Железной пяте».)
Самое известное сочинение Джека о социализме —
эссе «Революция» — встретило восторженный прием,
когда в 1905 году он впервые прочел его как лекцию
в Калифорнийском университете. Однако часто цити­
руемое начало эссе — пример торжественной патетики,
вообще характерной для политических выступлений
Джека: «Я получил письмо из далекой Аризоны. Оно
начинается словами «Дорогой товарищ». Оно кончается
«Да здравствует революция!». Отвечая своему коррес­
понденту, я тоже начинаю свое письмо словами «Доро­
гой товарищ» и кончаю — «Да здравствует револю­
ция!». Четыреста тысяч американцев, около миллиона
американцев и американок начинают в наши дни свои
письма словами «Дорогой товарищ!» и кончают «Да
здравствует революция!». Далее приводились цифры,
которые, по мнению Джека, отражали рост социали­
стических рядов в Германии, Франции, Австрии, Бель­
гии, Италии, Англии, Швейцарии, Дании, Швеции,
Голландии, Испании — «это все товарищи, революцио­
неры». Большинство комментаторов — правда, задним
числом — заметили, что Джек принял желаемое за
действительное. Неверна и фраза «около миллиона
американцев и американок». Вряд ли Джек действи103

тельно верил также, что женщин-революционерок зна­
чительно больше, чем мужчин. Подобная мысль навер­
няка рассмешила бы его самого, тем не менее он это
утверждал. Но такое заявление попросту безоснователь­
но, оно сделано ради красного словца.
Ни «Революция», ни «Железная пята» не объясня­
ют природы социализма, не указывают пути его дости­
жения. Это всего лишь одни славословия силы: «Вот
наши руки! Это сильные руки! Настанет день, и мы
отнимем у вас власть, ваши хоромы и комфорт...» Об­
винения, выдвигаемые против капитализма, базируются
не на экономических и исторических теориях Маркса
или теории эволюции Спенсера, они просто эмоцио­
нальное обличение: «Класс капиталистов, который в
своей алчности и слепоте хватает все без разбора, лишь
бы набить себе утробу, не только упустил данные ему
возможности, но сделал все, чтобы их погубить. Его
хозяйственные методы чудовищно расточительны».
Только в эссе «Борьба классов» он говорит о целях ре­
волюции и путях ее осуществления, но его формули­
ровки заимствованы из политического заявления Аме­
риканской социалистической партии.
Самое сильное в пропагандистских сочинениях Дже­
ка — это нападки на общественное зло в «Людях безд­
ны», первые главы «Железной пяты», отдельные эссе
и страницы автобиографических книг. Ему нравилось
быть агрессивным, его опьяняло сознание силы своего
красноречия. Проклятие штрейкбрехеру, приписывае­
мое Джеку, нередко цитируется и сегодня: «После того,
как бог сотворил гремучую змею, жабу и вампира, у
него осталось еще немного дряни, из которой он сма­
стерил скэба. Скэб — это двуногое животное с душой,
подобной штопору, мозгами, похожими на болотную
жижу, и позвоночником из студня и клея. Там, где у
других сердце, у него опухоль из прогнивших принци­
пов. Когда скэб выходит на улицу, люди поворачивают­
ся к нему спиной, ангелы рыдают на небесах и сам
сатана в ужасе захлопывает двери ада, чтобы скэб не
проскочил в них. И нет для скэба другой справедливо­
сти, пока существует лужа с водой, достаточно глубо­
кая, чтобы его утопить, или веревка, достаточно длин­
ная, чтобы его вздернуть». Такая энергия выражения
была в духе воинствующе настроенного, поднимавше­
гося рабочего движения в Америке — в ней звучали
патетические лозунги армии Келли и инвективы «хобо»
104

из восточных штатов. В этом и заключалась разница
между Джеком и другими писателями, которые имено­
вали себя социалистами. Их критика общества не пре­
ступала границ благовоспитанности. Критика Джека
била в лоб и потому нравилась издателям и читателям;
она придавала особую сочность и жизненность его при­
ключенческим рассказам.
Однако его критической манере, по существу, мно­
гого недоставало. Главная идея социалистической про­
паганды была в разоблачении язв капитализма, но в
этом разоблачении был анализ, который подводил к вы­
воду о необходимости коренных перемен и указывал
методы их достижения. У Джека такой анализ отсут­
ствовал. Он рассказывал о том, что сам видел, отождест­
вляя себя с эксплуатируемыми и бунтарями, не только
объявляя себя пролетарием, но и открыто выражая
презрение к официальной академической мудрости и
«паркетной галантности высшего общества». Однако
движущих сил общества он не понимал; за его мужест­
венной, боевой образностью скрывается недостаточ­
ность эрудиции. Обожание, с которым относились к
нему социалисты, и быстро завоеванная слава привели
к тому, что он почувствовал себя пророком. Этой своей
слабостью он бессознательно наделил идеализирован­
ный автобиографический образ — Эрнеста Эвергарда,
героя «Железной пяты». В серии дискуссий, где Эвергард сокрушает противников кажущимся всезнанием,
демонстрируется мощь его интеллекта, но на самом деле
его противники — лишь статисты, которые подают реп­
лики, необходимые Эвергарду для того, чтобы блеснуть
красноречием.
Другим существенным элементом социальной фило­
софии Джека было его убеждение в расовом превосход­
стве англосаксов. Оно, вероятно, зародилось еще в дет­
стве под влиянием снобизма Флоры; его могло заронить
и юношеское чтение. Взросло оно, безусловно, на вос­
хищении Киплингом, но главную роль тут сыграла кни­
га Бенджамина Кидда «Общественная эволюция». По­
чти забытая теперь, она представляла собой широко
распространенное популярное изложение идей Герберта
Спенсера; она была издана в 1894 году, и ее влияния
оказалось достаточным, чтобы Артур М. Льюис сделал
Кидда одним из «апостолов» своей книги «Десять сле­
пых поводырей слепцов». Аргументация Кидда осно­
вывается на принципе выживания наиболее приспособ105

ленных в обществе. «Этот упорядоченный и прекрасный
мир, который мы видим в о к р у г , — писал К и д д , — всегда
был и является теперь полем непрекращающегося со­
перничества всех форм жизни, населяющих е г о , — со­
перничества, которое в основном идет не между разны­
ми видами, но между особями одних и тех же видов».
Кидд утверждал, что подобное соперничество —
ключ к прогрессу. Он не принимал социализма, хотя
считал его «истинным, правдивым учением, полным
здравого смысла», поскольку социализм отвергал идею
борьбы за существование. Интересы эксплуатируемого
класса, по Кидду, должны подчиняться интересам расы;
сильнейшими и высшими представителями ее являются
англосаксы. Джек был глубоко потрясен. Возможно, его
благоговение перед Спенсером — результат воздействия
Кидда. Любопытно, что Джек почти не упоминает его
имени, марксисты отвергали его как реакционера; в то
же время Джек неоднократно использовал идеи Кидда —
так, название эссе «Сжатие планеты», написанного в
1900 году, заимствовано из его сочинений.
В 1899 году Джек утверждал англосаксонское пре­
восходство в нескольких письмах Клодсли Джонсу.
Джонс, по-видимому, не со всем был согласен, посколь­
ку Джек отвечал, привлекая на помощь абстрактную
логику, которую он именовал «законом».
Все это звучит почти по Кидду, и подобное миро­
воззрение Джек сохранил до конца жизни. В год смер­
ти он упрямо повторял корреспонденту, вызвавшему
его на спор: «Обратитесь к истории человечества в про­
шлые века, и вы обнаружите, что мир всегда принад­
лежал людям чистой породы и никогда полукровкам.
Я бросаю вам эти слова как вызов: изучайте историю
рода человеческого. Помните, природа не позволяет
существовать полукровкам, или, вернее, природа не до­
пускает, чтобы они выживали... Подтверждение легко
найти в любой книге. И покажите мне хоть одну расу,
которая сохранила цивилизацию, культуру и творче­
скую силу после того, как утратила чистоту».
Порой, в те краткие периоды, когда он оптимисти­
чески оценивал перспективы развития социализма,
Лондон рассуждал иначе. В эссе «Революция» говорит­
ся, что социалистический дух товарищества «пересекает
географические параллели и меридианы, преодолевает
расовые предрассудки». Подобные туманные и велере­
чивые фразы, вероятно, свидетельствовали о добрых
106

намерениях, возникавших под влиянием радикального
движения, но он всегда был убежден в том, что насле­
довать землю предназначено англосаксам. В 1904 году
он написал статью «Желтая опасность» (которая без
всяких оснований попала в сборник «Революция» и
другие эссе»), где вновь утверждалось моральное пре­
восходство англосаксов: «Мы раса, стремящаяся к спра­
ведливости».
Однако нельзя не учитывать воздействия на Джека
веяний времени. Проблема расовых отношений была
тогда разработана весьма слабо. В «Десяти слепых по­
водырях слепцов» Артур Льюис заметил, что Кидд на­
писал свою книгу до появления «Общей цели» Кро­
поткина и «Перемены» Де Фрие и что если бы он был
знаком с этими книгами, то и взгляды его были бы
иными...
Влияли на него и постоянные споры по поводу им­
миграции в США. В начале второй половины XIX века
поднялась волна нативизма 1 , направленного сначала
против ирландских католиков — «папистов», а затем
против иммигрантов из Южной и Восточной Европы.
Отсюда, кстати, проистекала расовая спесь Флоры Лон­
дон. В Калифорнии с 1860 годов велись непрекращаю­
щиеся политические дискуссии вокруг проблемы китай­
ской иммиграции. Их основа носила чисто экономиче­
ский характер. Едва ли не ежедневно вспыхивали кон­
фликты на расовой почве: китайцев-иммигрантов обви­
няли во всех смертных грехах и нежелании ассимили­
роваться, однако в основе этих конфликтов лежала эко­
номика.
Но Джека убеждала в правоте его суждений не
только приверженность общим предрассудкам. Учение
Кидда подтверждало сложившееся у него мнение о са­
мом себе. Он был ребенком, который никогда не знал
детства и не знал детской дружбы; он всего достигал
сам. Вольный стрелок, он только добывал опыт, но ни­
когда не делился им. В коллективе он держался обособ­
ленно, сначала как чужак, ищущий признания, а потом
быстро оказывался вожаком. Во время странствий он
требовал первенства как принадлежащего ему по праву
и добивался его. Он работал больше и управлял судном
искуснее, чем другие; он побивал студентов в их учеб1
Нативизм — теория превосходства граждан, родившихся
в стране, над иммигрантами. — Прим. перев.

107

ных «играх»; не уступал носильщикам-индейцам, когда
нес тяжкую кладь по заснеженным северным горам.
Марксизм научил бы его пониманию взаимодейст­
вия между людьми и социальной средой, объяснил бы,
что он, Джек Лондон, продукт своего времени. Но фор­
мулировка никак не удовлетворила бы его. Наоборот,
она должна была бы подтверждать его принадлежность
к правящему меньшинству, для которого создан мир.
Парадоксально, но если отцом Джека действительно
был Уильям Чейни, тогда он вряд ли англосакс. Но воз­
можно, он и это обстоятельство сумел бы обратить себе
на пользу — если он не принадлежит к высшей из при­
вилегированных рас по крови, его приобщит к ней
успех. Сосуществование подобных взглядов с социали­
стическими убеждениями всегда считалось невозмож­
ным. Однако их синтез и делал «социализм Джека Лон­
дона» столь притягательным, а именно мощным призы­
вом к действию и постоянным напоминанием о том, что
он не признает тех, кто не восстает и не борется. По его
мнению, на это способны лишь самые сильные. Они
только и выживут в последней схватке с хозяевами об­
щества. Таков был, по его мнению, закон жизни.
7. УСПЕХ И ЧАРМИАН
Пока Джек был в Европе, вышли три
его книги: «Дочь снегов», «Дети Мороза» и «Путешест­
вие на «Ослепительном». Их одновременная публика­
ция стала своеобразным рекордом, она была свидетель­
ством его трудолюбия. «Дочь снегов» приняли без осо­
бых восторгов, но репутация автора заставила критику
быть сдержанной, хотя это был довольно слабый пер­
вый роман. «Путешествие на «Ослепительном» явилось
откровенной литературной поделкой — легкое, развле­
кательное приключенческое чтиво для мальчишек. Но
«Дети Мороза» приобрели широкую известность. Эти
рассказы оценили еще выше, чем сборник «Сын Вол­
ка». Джека уже не сравнивали с другими писателями.
Теперь он сам мог поучить, «как писать р а с с к а з ы » , —
«это право он завоевал», по словам одного из рецен­
зентов.
Джордж Бретт обратил его внимание на разный уро­
вень этих трех книг. Джек работал до изнеможения,
стремясь поставить как можно больше продукции на
108

литературный рынок. Опубликованные книги вовсе не
были новыми, он извлекал их из ящиков письменного
стола, которые заполнял предшествующие три года.
Джек уже почти исчерпал свой резерв и собирался
опять засесть за работу. Бретт писал ему: «Надеюсь,
в ваших будущих произведениях раскроются новые сто­
роны вашего дарования, замеченного мною еще в са­
мых ранних ваших вещах и не столь отчетливо про­
явившегося в вашей последней книге, на которой ле­
жит отпечаток торопливости». Джек вроде бы согла­
шался с ним, но в длинном ответном письме заметил,
что относится к писателям, работающим медленно:
«Причина моей кажущейся плодовитости кроется в том,
что я работал дни и ночи напролет, без передышки».
Макмиллан предложил ему финансовый договор, ко­
торый положил бы конец этой вечной спешке и позво­
лил бы работать во имя того «лучшего, на что способен
человек», как выразился Бретт. Через две недели после
возвращения в Калифорнию Джек послал ему дорабо­
танную рукопись «Писем Кемптона и Уэйса» и полный
отчет о своем финансовом положении и ближайших
планах. Он хотел покончить с Клондайком — главной
темой его литературного ученичества. Он обдумывал
план романа «Бегство герцогини» и сюжеты для мор­
ских рассказов, связанных с воспоминаниями о Рыбачь­
ем патруле. За год Бретт должен был получить шесть
книг, включая «Людей бездны». Лондон сделал Макмиллану встречное предложение: тот будет выплачивать
ему ежемесячно 150 долларов, которых хватит на со­
держание семьи, а он посвятит себя «большой и значи­
тельной книге».
Издательство согласилось и удлинило срок работы
над книгами до двух лет. Освобождение от литератур­
ной поденщины имело для Джека огромное значение.
Его «ученичество» было чересчур бурным, долго рабо­
тать в таком темпе он не смог бы, хотя соблазн был
велик. Реально смотревший на вещи Бретт понимал,
что Джека легко могут «перекупить» «Макклюрс»,
«Космополитэн» или другие журналы, выходившие
огромными тиражами из-за сенсационных репортажей
и разоблачений всякого рода, печатавшихся на их стра­
ницах. Теперь Джек получил возможность работать над
«большой книгой». Он, конечно, надеялся и на гонора­
ры от издания его произведений за границей. Лондон­
ская фирма «Избистер и К0» приняла его книги к пуб109

ликации, но прогорела в самом начале 1904 года, и
Джек получил от нее всего 10 фунтов.
«Письма Кемптона и Уэйса» увидели свет в мае
1903 года. Бретту книга не нравилась, видимо, он счи­
тал ее издание своего рода уступкой, на которую не­
обходимо пойти ради будущих произведений. Лондон же
утверждал, что у «Писем» есть хороший шанс на
успех: «Сейчас мы больше времени, чем когда-либо,
уделяем анализу наших эмоций. При нынешней склон­
ности американской читающей публики к науке тео­
ретизирование на любовную тему обязательно вызовет
интерес». Опубликованная анонимно, книга была приня­
та лучше, чем предполагал Бретт. Предсказание Джека
сбылось: рецензенты нашли ее «необычной» и отвечаю­
щей пытливому духу времени. Журналист из СанФранциско, вероятно посещавший лекции о социализ­
ме, узнал характерную лексику Джека, его увлечение
теорией эволюции, и ко времени второго издания имена
авторов были уже известны.
Эта книга — роман в письмах. Она лишь в незначи­
тельной степени отражает реальную полемику между
Анной Струнской и Джеком. Объясняя появление «Пи­
сем» Джонсу, Джек писал: «Молодая русская еврейка
из Фриско и я часто ссорились по поводу нашего пони­
мания любви. Девушка эта гениальна. Она исповедует
материализм в философии, а по натуре — идеалистка
и вынуждена постоянно переиначивать все, что проис­
ходит во вселенной, чтобы хоть как-то преодолеть это
противоречие. Итак, мы в конце концов решили, что
единственный возможный способ ведения спора — пе­
реписка. А потом возникла мысль, не представят ли
эти письма интереса для печати».
В письме к Джонсу ничего больше не говорится об
Анне, хотя Джек был знаком с ней уже год. Их кон­
фликт возник не из противоположности мировоззрений,
а из противоречивости взглядов самой Анны. Не будучи
опытной полемисткой, Анна поставила себя в ложное
положение. Она должна была утверждать, что материа­
листическая философия вовсе не исключает или не
снижает значения эмоциональной жизни. Она же стала
защищать романтическую любовь против «клиническо­
го» подхода к эмоции, который Джек считал неотъем­
лемым от материализма.
Ни один из них не был до конца убежден в своей
правоте. В письмах Анны содержится красноречивое
110

оправдание сердца, живущего по собственным законам;
письма Джека декларируют принцип победы сильней­
шего и евгенику. Очевидно, таким образом он оправды­
вал свою женитьбу на Бесс. Однако когда он работал
над «Письмами», его брак уже трещал по швам, и вско­
ре после завершения книги он писал Джонсу: «Муж­
чина иногда может жениться, руководствуясь философ­
скими соображениями, но — женщине в этом случае
приходится адски трудно». Однако не он, а Анна ока­
залась в центре внимания. Он был почти влюблен в
нее, и длительные дискуссии о чувствах были своего
рода рекогносцировкой. Кроме того, она «была гениаль­
на». А это служило дополнительным источником для
самоудовлетворения: признавая интеллектуальное и об­
щественное превосходство других, он был уверен, что
лучше их понимает истинные законы жизни.
Пока печатались «Письма» и «Люди бездны», он
написал повесть о собаке, так как обещал Макмиллану
еще одну книгу на тему о Клондайке, которая служила
бы дополнением к рассказу «Ублюдок». В письмах к
Анне и Бретту он замечал, что работа увлекла его
и вместо предполагаемых 4000 слов получилось
42 000. Назвав повесть «Зов предков», он послал ее
в журнал «Сатердей ивнинг пост» для публикации от­
дельными выпусками и Макмиллану для издания от­
дельной книгой. Ни ему, ни издателям заглавие не
нравилось; все старались придумать что-нибудь повы­
разительнее. «Пост» предложил вернуться к названию
«Волк». Даже Бретт, считавший повесть шедевром,
не был уверен, что публика ее оценит. Рассказы о жи­
вотных всегда пользовались популярностью, но от них
требовалась сентиментальность — на книжном рынке
господствовали рассказы Сетон-Томпсона и книги вроде
«Черной красавицы». Бретт предложил ему 2000 дол­
ларов, Джек согласился. «Сатердей ивнинг пост» запла­
тил семьсот долларов. За месяц работы это казалось
вполне достаточным вознаграждением, но общий тираж
«Зова предков» превысил шесть миллионов экземпля­
ров.
Это был действительно головокружительный успех.
Первое издание тиражом в 10 000 разошлось в один
день; рецензенты хвалили и умение выстроить увлека­
тельный сюжет, и стиль произведения. Но «Зов пред­
ков» — нечто большее, чем захватывающее дух повест­
вование; Джон Л. Харви писал о «глубоко скрытом
111

смысле и его художественном воплощении, открываю­
щемся читателю, способному воспринимать не только
развитие сюжета». Успехом «Зова предков» Джек от­
части был обязан перерыву, которым явилось его путе­
шествие в Европу и который позволил ему взглянуть
на Клондайк как бы со стороны. «Глубоко скрытый
смысл» становится ясен, если воспринимать повесть
как аллегорию человеческой жизни. Борьба за сущест­
вование, свидетелем которой он в недавнем прошлом
был в Окленде, была перенесена в полярный первобыт­
ный мир; в книге отражено движение Джека наверх:
от нищенского прозябания до превосходства над дру­
гими, которого он достиг исключительно благодаря соб­
ственным усилиям.
Трудно сказать, стремился ли Джек к созданию ал­
легорического произведения в «Зове предков». Впослед­
ствии он говорил, что это произошло помимо его воли:
«Я вовсе этого не хотел». Вряд ли это действительно
так, поскольку с той поры он как раз и начал разра­
батывать данную тему применительно к человеку, что
сказалось даже в названии романа — «Морской волк».
Он считал «Зов предков» очень большой удачей. Та же
судьба могла выпасть на долю любого другого его про­
изведения. Джек отнесся спокойно к тому, что эта кни­
га буквально стала золотой жилой для издателей. Он
понимал, что Бретт рисковал и почти ничего не зара­
ботал на «Письмах Кемптона и Уэйса». Сам Лондон
получил 2700 долларов, не считая регулярных поступ­
лений от Макмиллана. Все деньги ушли на оплату
срочных счетов и другие текущие расходы. Но Джек
еще купил шлюп «Спрей» и отправился на нем в пла­
ванье по заливу и рекам, не переставая работать.
В то лето, когда к Джеку пришел успех, брак его
распался. Последний дом, где он поселился с Бесс в
феврале 1902 года, находился в Пидмонте. Комнаты
в доме были большие, он стоял на лесистом участке в
пять акров, была еще «знаменитая веранда, длинная,
широкая и прохладная», с видом на весь Сан-Францисский залив; имелся и отдельный коттедж для Флоры
и Джонни Миллера. После публикации «Зова предков»
Джек вновь стал гостеприимным хозяином: он прини­
мал около ста человек в неделю; по средам — прием­
ным дням — огромная гостиная была переполнена.
Джек нанял двух служанок, приехала «мама Дженни»,
чтобы присматривать за девочками, но все равно такой
112

образ жизни не правился Бесс — она никак не могла
к нему привыкнуть. У нее не хватало сил непрерывно
угощать все новых и новых гостей, она не желала оде­
ваться так, как нравилось Джеку, не принимала уча­
стия в болтовне и развлечениях. Она не могла понять,
почему ему хочется быть окруженным толпой друзей,
наперебой расхваливающих его. Она ревновала его к по­
являвшимся в доме женщинам, от чьего внимания он
явно испытывал удовольствие.
Хотя позже Джек писал: «Она опасалась любой
женщины... Ревновала к кому угодно... подозревала
в с е х » , — совершенно ясно, что у нее для этого имелись
достаточные основания. После заключения своего неле­
пого, неразумного брака Джек, по собственному при­
знанию, «вступил в связь с Анной Струнской». Поки­
дая Окленд, он жил по принципу «Я так хочу».
В 1902 году во время путешествия через всю Америку
для встречи с Бреттом, после которой Джек должен был
ехать в Лондон, он познакомился в поезде с женщиной.
«Позволь мне поведать о любовной истории, свидетель­
ствующей о том, как легко я даю волю и н с т и н к т а м , —
писал он впоследствии Ч а р м и а н . — Помнишь, я отпра­
вился в Южную Африку. В том же вагоне ехала жен­
щина с ребенком и горничной. Нас сразу потянуло друг
к другу, и мы были вместе до самого Чикаго. В этой
страсти было лишь физическое влечение, ничего боль­
ше... Через три дня и три ночи все прошло».
Упиваясь успехом, лестью, наслаждаясь возмож­
ностью сорить деньгами, Джек находил оправдание
своему образу жизни в холодности Бесс и ее неспособ­
ности родить ему сына. Его «среды» становились все
более шумными и разнузданными; шутки, развлечения
и розыгрыши — все более грубыми; во время обедов
на открытом воздухе девушки с визгом гонялись за
Джеком по саду и швыряли в него фруктами и облива­
ли водой. В письме, описывающем летние развлечения,
Джек рассказывает об одном из обычных дневных прие­
мов: «Воскресенье я помню очень хорошо. Большую
часть времени, практически все время, пока присут­
ствовал Джоакин, который пил без передыху, я дура­
чился с девчонками. Я вымазал мордашку Кейт виш­
нями и грязью, может, помнишь — это было нелегким
делом, потому что она вздумала сопротивляться;
Чармиан я облил водой с головы до ног, а потом Чарлт
и Чармиан принялись дурачиться с пудреницей. Чарлт
113

зашвырнула ее в кусты, и мне пришлось попотеть, ра­
зыскивая ее там».
К вышеописанным развлечениям прибавлялись
карты, запуск воздушных змеев, чтение стихов, игра
на пианино и пение. Все это можно объяснить как
стремление Джека вернуть детство, которого у него ни­
когда не было, а также постоянной физической бли­
зостью с девушками, которых он почти презирал. Он
признавался, что тем летом решил «намеренно и обду­
манно погубить себя». Правда, работал он без устали;
у него не было никакого творческого кризиса — кризис
разразился в его семейной жизни, и он сам этому толь­
ко способствовал.
В июне Бесс уехала с дочерьми на отдых в ГленЭллен, в округ Сонома. Они поселились в одном из до­
миков, принадлежавших миссис Эймс из «Оверленд
мансли». Джек собирался приехать к ним, но сначала
хотел совершить небольшую прогулку на «Спрее» под
предлогом работы над «Морским волком», а на самом
деле — «чтобы весело провести время с любой юбкой,
какая подвернется». В качестве возможной партнерши
он приглядел Чармиан Киттредж: «Она была достаточ­
но темпераментной и вполне подходила для моих неле­
гальных развлечений». Не успев еще ничего предпри­
нять, Джек отправился в город с приятелями; по дороге
экипаж потерял колесо, а Джек при падении ушиб ко­
лено. Чармиан приходила ухаживать за ним, они бол­
тали и целовались. Происшествие воспрепятствовало
плаванию, и он отправился в Глен-Эллен, но перед отъ­
ездом он написал Чармиан и встретился с нею: «Я все
больше мечтаю о ней и все сильнее хочу, чтобы она
стала моей в о з л ю б л е н н о й » , — признавался он тогда же
в одном из писем.
Но он все еще колебался. Мечтая о Чармиан, он
пригласил одну замужнюю даму попутешествовать на
пароходе. Бесс не знала всех подробностей происходя­
щего, но главное от нее не ускользнуло. Когда пришла
телеграмма по поводу морского путешествия, она за­
ставила Джека показать ее; она собрала кусочки одного
порванного письма, отпечатанного на машинке, и поня­
ла все, кроме того, что оно написано Чармиан. «Пись­
ма Кемптона и Уэйса» тоже очень ее расстроили;
слишком большое место занимали в них пространные
и красноречивые рассуждения о любви. Она спросила
Джека, не полюбил ли он другую; нимало не задумы114

ваясь о том, какую боль он ей причиняет, Джек отве­
тил утвердительно.
Развязка наступила в Глен-Эллен в конце июля.
Они сидели у ручья, и Джек спросил Бесс, согласна ли
она поселиться на ранчо в пустынном округе Южной
Калифорнии, где он смог бы работать не отвлекаясь.
Она согласилась. Через несколько часов он вошел в до­
мик и объявил Бесс, что оставляет ее. Он не вдавался
ни в какие подробности, а утром исчез. Бесс знала, что
у Джека есть другие женщины, но все же была оше­
ломлена. Разговор о Южной Калифорнии, подобно его
письмам из Европы, пробудил в ней надежды на новую
жизнь. Она и не подозревала — на то была особая
п р и ч и н а , — что Джек и Чармиан пишут друг другу еще
более пылкие и нежные письма, не позволяющие со­
мневаться в характере их отношений.
Джек вернулся в Пидмонт, забрал свои вещи и пе­
ревез Флору и Джонни на квартиру в Окленд, а сам
остался на «Спрее». Чармиан заботилась о Бесс, наве­
щала и утешала ее. В сентябре она писала Джеку:
«Вчера вечером заходила к Бесси. Она была мила со
мной, так мила, что мне сделалось нехорошо. Пригла­
шала приходить в любое время и оставаться сколько
вздумается. Она вела себя так любезно и гостеприимно,
что мне показалось, будто все неприятности и разрыв —
только сон. Временами, когда я думаю об этом, меня
охватывает ощущение собственной подлости, и тогда
на выручку мне является рассудок, но все же... о, боже
мой!» Более верным союзником Бесс неожиданно ока­
залась Флора. Она обижалась на нее, когда после свадь­
бы мать отодвинули на второй план и обращались с
ней без достаточного уважения, хотя денег не жалели.
Теперь Флора обвинила Джека в том, что он погубил
семью, и осталась другом Бесс на всю жизнь.
Что можно сказать об этом? Подобно легкомыслен­
ным и жадным детям, Джек и Чармиан решили, что
им должны давать все, чего они ни пожелают. Джека
нельзя обвинить в бесчувственности — несомненно, он
глубоко переживал происходящее. Его предложение
уехать в Южную Калифорнию было последней попыт­
кой удержаться от шага, на который его толкали ин­
стинкты. Но ограниченность Бесс все больше раздра­
жала его. После разрыва он не страдал от сильных
угрызений совести и месяц спустя писал Джонсу: «Мне
смешно при мысли о том, каким лицемером я был,
115

когда в Бунгало требовал от тебя запоздалых свадеб­
ных поздравлений, но поверь, я лицемерил и кривлял­
ся, словно сидя на раскаленных углях».
Не успев разъехаться, супруги загорелись взаимной
враждой. Джек писал Бесс длинные обвинительные
письма и упрекал ее до самой смерти. Однако главной
причиной катастрофы была необузданность желаний
Джека, которую он в очередной раз и продемонстриро­
вал. Никак не желавший ждать, он вынудил Бесс выйти
за него замуж при таких обстоятельствах, которые фак­
тически предрешали печальный финал. Джек был
влюблен в Анну и не имел намерения от нее отказы­
ваться, то есть, как он сам писал, вовсе не собирался
испытывать силу своей воли, «когда она сталкивается
с желанием».
Он очень заботился о детях и тяжело переносил
разлуку с ними. Несмотря на то что он был разочаро­
ван рождением девочек, отцовство все же много для
него значило. Вскоре после разрыва он узнал, что
Джоан заболела брюшным тифом. Он бросился домой
и не отходил от постели ребенка, готовый на все, лишь
бы она выздоровела; прошел даже слух о примирении
супругов. Но едва Джоан поправилась, он ушел. Чтобы
понять или судить Джека Лондона, надо помнить о его
детстве — времени, когда он не знал ни ласки, ни при­
вязанностей, ни тепла и надежности родительского
дома. Он не только создавал фантастические миры для
взрослых, порывая с любыми условностями, он легко
добивался
осуществления
собственных
фантазий.
«Долг» означал для него исключительно материальную
поддержку и необходимость работать. Он и теперь от
них не отказывался. Он регулярно посылал Бесс деньги
и оплачивал все ее счета. Его обязанности, как и в дет­
ские годы, состояли в том, чтобы, работая много и на­
пряженно, кормить семью и обеспечивать ее будущее;
никаких других форм ответственности он себе не пред­
ставлял.
Чармиан Киттредж выросла в совершенно иных
условиях. В 1903 году ей исполнилось тридцать два
года, она была старше Джека на пять лет. После смерти
родителей она воспитывалась в Сан-Франциско у тет­
ки, Нинетты Эймс, работая машинисткой и стеногра­
фисткой в бюро по найму моряков на торговый флот,
и иногда печатала материалы для «Оверленд мансли».
Она была дочерью нового поколения: способной, не
116

считавшейся с условностями, живой и мужественной.
Судя по фотографиям, красотой она не отличалась, но
была прекрасно сложена и одевалась так, чтобы про­
демонстрировать все достоинства фигуры самым явным
образом. Она много читала, была отличной собеседни­
цей, играла на рояле и ездила верхом; во время верхо­
вых прогулок по роще, окружавшей дом Лондонов, она
регулярно заезжала к ним в гости. Почему Чармиан
раньше не вышла замуж, непонятно. Некоторые био­
графы полагают, что ее речь была чуть более свобод­
ной, а смех чуть более громким, чем с л е д о в а л о , — от­
чего слишком многим бросалось в глаза ее желание
подцепить себе мужа; мнение Джека о ней как о жен­
щине, подходящей «для нелегальных развлечений»,
вполне подтверждает это предположение.
Они познакомились в 1900 году, когда он работал
над рассказами для «Оверленд мансли». Он несколько
раз видел Чармиан в доме Эймсов и назначил ей сви­
дание в ту самую неделю, когда женился на Бесс Мэддерн. Ее имя упоминается в письме к Джонсу: «По­
знакомился с Чармиан Киттредж, очаровательной де­
вушкой, пописывающей рецензии. У нее небольшая, но
отличная библиотека, где я обнаружил все последние
новинки, которых не найдешь в публичных библиоте­
ках». После его свадьбы Чармиан отправилась в пят­
надцатимесячное путешествие — сначала по восточным
штатам, а потом по Европе; возвратившись, она сдела­
лась частой гостьей в доме Лондонов и участницей их
«сред». Чармиан была убеждена, что Джек ошибся в
выборе жены. На эту мысль ее натолкнула миссис
Эймс. Скрытная и предприимчивая женщина, она втай­
не планировала союз своей племянницы с Джеком.
Когда он написал ей о своем внезапном решении же­
ниться, она сочла этот брак роковой ошибкой. По-ви­
димому, она не переставала наблюдать за развитием
событий, готовая в нужный момент вмешаться, и отно­
силась к Джеку как к своему протеже. Под ее влия­
нием Чармиан, испытывавшая сильное влечение к Дже­
ку, всегда была готова уступить его домогательствам.
Когда выяснилось, что Чармиан — любовница Дже­
ка, большинство его друзей ее осудили. Ее порицали
и принижали всю жизнь: осуждение Чармиан красной
нитью проходит через книгу «Моряк в седле». Непри­
язнь не уменьшилась и после того, как она опублико­
вала их любовную переписку. Этот смелый шаг оказал117

ся ошибочным. Письма, в которых каждый старался
перещеголять другого в витиеватости и пылкости, свой­
ственных языку влюбленных, только убеждали чита­
теля, что Джека Лондона, трезвого реалиста, соврати­
ли с пути истинного. Несомненно, Чармиан и Джек по­
ступили нечестно и вероломно, но возможно, не будь
Чармиан, появилась бы другая женщина, которая вряд
ли бы так преуспела в супружеской жизни с Джеком,
как это удалось Чармиан.
С самого начала Чармиан строила их отношения на
своей полнейшей покорности и уступчивости. В биогра­
фии описан характерныйслучай, происшедший в то
время, когда они ждали от Бесс согласия на развод.
Джек, живший с Чармиан и ее теткой, находился в
состоянии депрессии, которую назвал «затяжной бо­
лезнью». Они уговаривали его покинуть «Спрей» и
провести лето в Глен-Эллен, но он отказывался — покой
сведет его с ума.
«Ну х о р о ш о , — отступилась я, лучезарно у л ы б а я с ь , —
делай так, как считаешь нужным. И не будем больше
говорить об этом».
Он вздрогнул, покраснел, обернулся и посмотрел на
меня. Взяв меня за руку, он сказал тихо, изменившим­
ся голосом, самый звук которого был красноречивее лю­
бых слов: «Ты... ты... ты одна на миллион».
Чармиан выучилась играть в карты и управлять ко­
раблем; она боксировала с Джеком, перепечатывала его
произведения и читала корректуры. Она научилась,
кроме того, применяться к его настроениям, терпеливо
выслушивать его и не играть на пианино, пока ее не
попросят. Он не дал ей материальной независимости,
отказал в отдельном банковском счете и даже карман­
ных деньгах, утверждая, что только он имеет право
их тратить. Ей приходилось утаивать от него свои лич­
ные заботы. После того как в 1910 году она родила
вскоре умершего ребенка, ей довольно долго (два или
три года) пришлось скрывать свое нездоровье, ибо он
откровенно дал ей понять, что не испытывает сочув­
ствия к женским недугам. Еще до свадьбы он ей писал:
«Хочу сказать тебе нечто существенное для нашего об­
щего и твоего благополучия. Я не думаю, что ты склон­
на к истерии, но не вздумай когда-нибудь устраивать
мне истерики».
Однако ей удалось добиться от него супружеской
верности. Самое первое его письмо, написанное до раз118

рыва с Бесс, проливает свет на страстность и щедрость
Чармиан, о которых до сих пор Джек только мечтал:
«Будь ты робкой и трепетной, оскверни ты ложью тот
образ, в котором явилась мне, прояви хоть малейшую
наигранную стыдливость или напускную привередли­
вость, я совершенно уверен, что почувствовал бы к тебе
просто отвращение». В любовных письмах, которые он
продолжал писать ей не один год, Джек подчеркивал
ее физические достоинства — уменье ездить верхом,
плавать и ничего не бояться. В 1914 году он писал ей
из Нью-Йорка о своем упоении «твоим любимым, пре­
красным телом»; они называли друг друга «мой муж­
чина» и «моя женщина».
Он не просто требовал физического удовлетворения.
Он в принципе отрицал иные взаимоотношения с жен­
щиной, полагая, что его опыт «платонической» любви
к Мейбл и обусловленной брачным договором привязан­
ности к Бесс доказал фальшь подобных отношений.
В 1910 году он писал одной читательнице, возражав­
шей против его трактовки отношений героя и героини
в «Мартине Идене»: «Я не более вероломен по отно­
шению к Мартину Идену, чем сама жизнь по отноше­
нию к множеству мужчин и женщин... На основании
того, что я знаю о любви, я считаю, что настоящая,
первая любовь пришла к Мартину, когда он влюбился
в Руфь, и что далеко не он один, но бесчисленные мил­
лионы мужчин и женщин были тем или иным образом
обмануты в аналогичных обстоятельствах».
Он мог понять любовь как физическое влечение и
в такой любви хранил верность. Когда же любовь при­
нимала более сложные формы, требовала эмоциональ­
ного подчинения чужой воле, он переставал ее пони­
мать и объявлял сплошным обманом чувств.
С уходом от Бесс вновь стал ощущаться недостаток
в деньгах. «Люди бездны» вышли в ноябре и получили
всеобщую высокую оценку. Приехал Джонс и поселился
вместе с Джеком на «Спрее», а Джек отправил Макмиллану первую половину «Морского волка». Бретт
пришел от нее в восторг и связался с журналом «Сенчури», рекомендовав им напечатать всю вещь в не­
скольких номерах. «Сенчури» предложил ему четыре
тысячи долларов — намного больше, чем он получил за
«Зов п р е д к о в » , — а ведь финансовые условия отдельного
издания еще не обсуждались. Однако именно сейчас
его доходы были более чем скромными, практически все
119

посылалось Бесс. Джек занялся литературной поден­
щиной для «Юс компэньон» и других изданий, чтобы
хоть немного подработать. За неделю до рождества на
его счете лежало всего двадцать долларов.
Начавшаяся в 1904 году русско-японская война пре­
доставила ему возможность сменить обстановку и за­
няться неплохо оплачиваемой журналистикой. Он про­
явил заинтересованность, и немедленно посыпались
предложения: «Я мог стать корреспондентом «Харперс», «Колльерс» и «Нью-Йорк г е р а л д » , — писал он
Д ж о н с у , — но самое заманчивое предложение поступило
от Херста». 7 января вместе с другими корреспонден­
тами он отплыл из Сан-Франциско в Иокогаму. Его
провожала «вся компания». «Морской волк» был за­
вершен накануне последним усилием и отправлен в
«Сенчури»; Чармиан и Джорджу Стерлингу он поручил
читать корректуру. Через пять дней «компания» собра­
лась вновь, на этот раз у Стерлинга, чтобы выпить за
здоровье Джека по случаю его двадцативосьмилетия.
7 января произошло еще одно событие, о котором
он ничего не знал. Бесс, убежденная в том, что у Джека
есть другая, мучительно старалась понять или узнать,
кто же ее соперница. Она делилась своими мыслями
с Чармиан и Флорой и обратилась к Элизе Шепард за
помощью. Элиза знала, что Джек доверяет ей. Она ска­
зала, что пойдет на пароход с ним попрощаться, и обе­
щала Бесс, что узнает, «кто эта женщина». Она узнала,
а Джек, проплывавший через Золотые ворота навстречу
новым приключениям, и не подозревал, что Бесс стало
известно все.
8. ЛИЧНОЕ «Я»
На поприще военного корреспондента
ему не сопутствовала удача. Морское путешествие обе­
щало быть легким и приятным, но сначала Джек под­
хватил грипп, а потом так сильно подвернул ногу и
растянул связки, что, когда приплыли в Иокогаму, он
с трудом передвигался. Добравшись поездом до Токио,
где корреспонденты проводили время в обществе чи­
новников, он быстро выяснил, что японское правитель­
ство не намерено пускать иностранных журналистов
на передовую. Стремясь попасть в расположение войск,
Джек совершил ряд бесплодных поездок по суше и
морю. Он регулярно писал Чармиан и посылал теле120

граммы и фотографии Херсту. Он предполагал проник­
нуть на маньчжурский фронт через Корею, но поезда
все время отменялись, и он по нескольку раз переез­
жал из одного города в другой. В Моджи его приняли
за шпиона, арестовали и конфисковали фотоаппарат.
В конце концов он нанял джонку. Корейское побережье,
его суровый ландшафт, который открывался взгляду,
когда стихали снежные бури, описаны в «Звездном ски­
тальце». В некоторых деревнях на побережье, куда при­
чаливала джонка, впервые видели белого, особое любо­
пытство вызывали его вставные зубы, которые ему при­
ходилось вынимать и показывать по нескольку раз. Пу­
тешествие осложнялось сильными холодами, последст­
виями недолеченного гриппа и растяжения связок; анг­
лийский журналист, встретивший Джека, говорил, что
выглядел он ужасно.
В конце февраля Джек прибыл в Сеул. Война про­
должалась уже две недели. Другие корреспонденты по­
лучили разрешение на проезд через Сеул, но относи­
тельно Джека власти не имели никаких указаний. Он
нанял двух лошадей, трех пони, японского переводчи­
ка, трех корейцев, которые должны были готовить еду
и присматривать за лошадьми, и отправился к месту
боевых действий. Через две недели он прибыл в СуВан — так далеко на север не забирался еще ни один
ж у р н а л и с т , — но его тут же отправили обратно. Он до­
ехал только до Пхеньяна, когда японское командование
потребовало, чтобы он вернулся в Сеул. По иронии
судьбы, основной нажим исходил от группы журналис­
тов, застрявших в Токио. Протестуя против задержки,
они указывали, что некоторым корреспондентам разре­
шили выехать ближе к фронту; в ответ японцы прика­
зали вернуть всех журналистов обратно.
Целый месяц Джек томился в отелях, а мимо его
окон двигались колонны отправлявшихся на фронт сол­
дат и запряженные быками скрипучие повозки с про­
виантом. В одежде завелись вши; неприязнь к чуждой
расе росла. Вновь он пытался прорваться на север, но
натолкнулся на японские штыки. Вместе с другими
журналистами он был прикомандирован к Первой Ко­
лонне японской армии, но не имел разрешения следо­
вать за ней. Он посылал гневные сообщения: «Сущая
нелепица! Я выхожу из игры. Военный корреспондент
так работать не может — японцы не дают нам увидеть
войну». Облачившись в вечерний костюм, он читал от121

рывки из «Зова предков» в Христианской ассоциации
молодежи в Сеуле. Апрель сменился маем, и Джек напи­
сал Херсту, что вернется в Америку, если тот не добьет­
ся для него возможности посетить расположение рус­
ских войск.
Но прежде чем его просьбу успели рассмотреть, про­
изошел инцидент, после которого возвращение в Соеди­
ненные Штаты стало неизбежным. У каждого коррес­
пондента были слуги, в том числе и грум. Мальчишки
постоянно пререкались из-за фуража. В один из споров
вмешался Джек; грум утверждал, что другой украл
у него сено для лошади, Джек вспылил и набросился
на похитителя с кулаками. Дело приняло серьезный
оборот. Другие журналисты на всякий случай воору­
жились, но тут Джека арестовали и доставили к гене­
ралу Фудзи, начальнику штаба. Поговаривали о три­
бунале и смертной казни. Один из застрявших в Токио
корреспондентов, писатель-очеркист Ричард Хардинг
Дэвис, телеграфировал президенту Теодору Рузвельту.
Джека освободили, но ему пришлось вернуться в Токио
и немедленно покинуть Японию. Дэвис проводил его до
Иокогамы и посадил на пароход...
Писательская слава Джека продолжала расти, а его
личная жизнь все больше запутывалась. Он еще был
на шлюпе, когда 30 июня 1904 года ему вручили бу­
маги, связанные с бракоразводным процессом, и уведом­
ление об аресте его имущества и доходов. Он хотел,
чтобы процесс начался как можно скорее; но, к его
ужасу, соответчицей по делу о разводе была названа
Анна Струнская. Хотя Бесс уже сообщили об отноше­
ниях Джека с Чармиан, она считала, что именно Анна
разбила семью. Она не утверждала, что была нарушена
супружеская верность, но полагала, что близость Дже­
ка с Анной — особенно их совместная работа над
«Письмами Кемптона и Уэйса» — стала причиной его
охлаждения к жене. Вся американская пресса широко
освещала процесс. Анна уехала из Сан-Франциско еще
до выхода «Писем» и жила теперь в Нью-Йорке; на
вопросы репортеров она отвечала, что подобные утверж­
дения «попросту вульгарны».
Джек писал Анне 4 июля, умоляя о прощении, и в
то же время был озабочен тем, чтобы на процессе не
упоминалось имя Чармиан. Она оставалась на востоке,
опасаясь скандала. Джек отправился к Бесс для пере­
говоров о денежной стороне дела, убеждал, что, если
122

они будут ссориться из-за денег тоже, выиграют лишь
адвокаты. Он обещал построить для нее и детей дом в
Пидмонте, а она в свою очередь согласилась назвать
причиной развода прекращение супружеских отноше­
ний по инициативе мужа. Джек жил в коттедже Ни­
нетты Эймс в Глен-Эллен, писал длинные письма
Чармиан, уговаривал ее приехать к нему и плавал на
«Спрее».
Появился еще один сборник рассказов о Клондайке,
«Вера в человека», и вскоре был переиздан. «Морской
волк» имел шумный успех в журнальном варианте, и,
когда Макмиллан готовил отдельное издание, у него
уже было 20 000 заказов. Несмотря на слабость и пере­
утомление — его замучила экзема на нервной почве, и
он снова подхватил г р и п п , — Джек продолжал работать,
ощущая все большую потребность в деньгах. Он напи­
сал «Игру», повесть о профессиональном боксере, и ра­
ботал над пьесой по мотивам рассказа «Женское пре­
зрение». Деньги, полученные от «Сенчури» и от Херста, ушли на покупку земли и строительство дома для
Бесс. По его просьбе Бретт увеличил ежемесячные вы­
платы до 250 долларов; часть их шла Бесс и детям,
непрерывно поступали счета от адвокатов, а его жела­
ние жить широко и принимать друзей не уменьшилось.
Он написал Бретту, предлагая переиздать свои ранние
произведения, и вкратце рассказал о литературных за­
мыслах.
«Морской волк» произвел сенсацию. В нем в полной
мере проявилось реалистическое мастерство Джека, его
умение сочетать брутальный приключенческий сюжет
с глубиной темы. Волк Ларсен стал одним из самых
необычных героев художественной литературы — ниц­
шеанский сверхчеловек, пробивающий себе путь в жиз­
ни с помощью грубой физической силы, но склонный к
философствованию и любящий поэзию. Ему противопо­
ставлены двое влюбленных, воплощающих разумное на­
чало, отвергаемое им. Драматический эффект был еще
сильнее и ярче, нежели в «Докторе Джекиле и мистере
Хайде» Стивенсона или в диккенсовском «Эдвине Друд е » , — столкновение двух начал в душе человека. При­
влекало и то, что в книге популярно излагались и рас­
толковывались философские идеи и терминология. Мил­
лионы людей с восторгом внимали самооправданиям
Ларсена: «Лучше царить в преисподней, чем быть ра­
бом на небесах» и «Право — в силе».
123

Впоследствии Джек настаивал, что смысл «Морско­
го волка» глубже, что в нем он пытался скорее раз­
венчать индивидуализм, чем наоборот. В 1915 году он
писал Мэри Остин: «Очень давно, в начале моей писа­
тельской карьеры, я оспорил Ницше и его идею сверх­
человека. Этому посвящен «Морской волк». Множество
людей прочитало его, но никто не понял заключенных в
повести нападок на философию превосходства сверхче­
ловека. Затем, не говоря уже о других, более коротких
моих сочинениях, я написал еще роман, опровергающий
эту идею, а именно «Мартина Идена». И опять никто не
понял, на что я нападал».
По этому высказыванию можно более верно судить
о Джеке. Дело в том, что, приступая к работе над «Мор­
ским волком», он еще не знал Ницше. По свидетельст­
ву Чармиан, он впервые прочитал «Так говорил Зара­
тустра» и «Генеалогия морали», когда она перепеча­
тывала пьесу «Женское презрение»; он принялся вос­
торженно расхваливать Ницше, и они прочли и обсуди­
ли его другие работы. Знакомство с ними могло прои­
зойти в середине или в конце 1904 года, через некото­
рое время после завершения «Морского волка». До это­
го ему приходилось слышать, как цитировали Ницше
Строн-Гамильтон и другие, и он использовал такие вы­
ражения, как «белокурая бестия», «сверхчеловек»,
«жить в опасности», когда работал.
Думается, Джек не отрицал индивидуализма; на­
против, в период написания и выхода в свет «Морского
волка» он отстаивал свободу воли и убеждение в пре­
восходстве англосаксонской расы активнее, чем когдалибо раньше. Но ницшеанство здесь служит как бы
фоном, на котором он подает Волка Ларсена: оно вы­
зывает интересные споры, но не является главной те­
мой. Ларсен мог стать таким, каков он есть, и без вся­
кого книжного влияния; и в самом деле, в повести есть
второстепенная фигура его брата, Смерть Ларсена, в
котором «не меньше зверского, чем во мне, но он едва
умеет читать и писать» и «никогда не философствует
о жизни».
Но споры — спорами, а личное начало в герое пред­
ставляет собой чистую фантазию. Волк Ларсен вовсе
не аморален и не столь отталкивающ, каким мог быть
реальный человек. Он неизменно вызывает читатель­
скую симпатию и погибает скорее как трагический ге­
рой, чем как негодяй, заслуживающий наказания.
124

В этом смысле никаких «нападок» на индивидуализм
нет и в помине. Есть гипотетический образ индивиду­
алиста, помещенный Джеком в исключительные, драма­
тические обстоятельства, но это не дает никаких осно­
ваний говорить о его собственных противоречивых убе­
ждениях. Та же проблема возникает при чтении «Мя­
тежа на „Эльсиноре"», написанного в начале 1913 года.
Эта, в сущности, чисто приключенческая вещь содер­
жит гораздо больше сознательного ницшеанства, чем
«Морской волк». Джек наткнулся на рукопись под на­
званием «Хамелеон»: книга о моих обличьях» Бенд­
жамина Де Кассереса и какое-то время находился под
его влиянием. Он послал рукопись Джорджу Бретту с
припиской: «Вот воистину американский Ницше. Я, как
вам известно, нахожусь в лагере, где придерживаются
противоположных убеждений. Однако никто из моих со­
перников не задел меня так, как Ницше и Де Кассерес».
Ярким характером Ларсена искупается один недо­
статок, присущий «Морскому волку». Большинство
критиков считает, что побочная любовная линия Хэм­
фри Ван-Вейдена и Мод Брустер слаба и неубедитель­
на до абсурда. Недаром Эмброз Бирс писал: «Призна­
юсь, я испытываю непреодолимое отвращение к этим
бесполым существам». Но эти слова надо было адресо­
вать скорее «Сенчури», чем Джеку. Издание считалось
благопристойным журналом для семейного чтения; ре­
дактор Р. У. Джиллер, пришедший в восторг от первой
части «Морского волка», заметил, что по авторскому
плану предполагалось забросить влюбленную пару на
необитаемый остров. Гонорар в четыре тысячи долла­
ров давал журналу право на изменения и переделки.
Джек писал по этому поводу: «Я позволил ему выма­
рать все, что он сочтет нужным... Я совершенно уверен,
что американские ханжи не будут шокированы второй
частью книги». Хотя влюбленные с самого начала были
весьма благовоспитанны, автору дали понять, что они
и впредь должны быть образцом добродетели.
Повесть «Игра» была следствием одного из его ув­
лечений того времени, он полюбил бокс и неизменно
присутствовал на встречах в спортивном клубе Западно­
го Окленда. Однако эта тема не слишком окупалась;
любопытно, что в Англии на долю повести выпал боль­
ший успех. Тогда же он написал и несколько рассказов
о боксе. Однажды ему не удалось достать билет на ме125

сто у самого ринга, и Фред Гудселл из «Окленд гералд»
дал ему пропуск в ложу прессы. Несколько месяцев он
писал для «Гералд» краткие отчеты о встречах за пра­
во сидеть в первом ряду на каждом матче. Позже ему
поручили комментировать чемпионат мира по боксу для
херстовских газет.
Джек всегда бурно реагировал на все, чему был не­
посредственным свидетелем. Его взгляды и декларации
легко приносились в жертву минутному импульсу. В
январе 1905 года он вновь со свойственной ему пылко­
стью начал выступать с лекциями о социализме. Одной
из причин стал большой и неожиданный успех канди­
датов Социалистической партии на посты президента и
вице-президента — Дебса и Хэнфорда — на выборах
1904 года — за них было подано почти полмиллиона го­
лосов. В одной только Калифорнии за социалистов про­
голосовало 35 000 человек, в то время как на выборах
1900 года — всего 7575. Другой причиной были волне­
ния, начавшиеся в России. Все, что Джек говорил по
возвращении из Японии, было забыто. В интервью для
«Сан-Франциско икзэминер» он сказал, что и японские,
и русские социалисты равно его товарищи: «Для нас,
социалистов, не существует национальных, расовых и
государственных границ».
В январе 1905 года, за два дня до «кровавого вос­
кресенья», он выступил с лекцией «Революция» в уни­
верситете Беркли. Через несколько дней он поставил
свою подпись рядом с именами других радикалов на
воззвании, призывающем к сбору средств для русских
революционеров. На одной из лекций, выступая перед
группой бизнесменов, он с энтузиазмом заявил, что люди,
убивающие царских ч и н о в н и к о в , — его братья. В другом
выступлении он процитировал слова Уильяма Ллойда
Гаррисона «К черту Конституцию» из его речи 1856
года, клеймящей рабство. Немало людей цитировало их,
но Джек привлекал такое внимание, что газетные заго­
ловки приписали слова ему, из-за чего Оклендский кол­
ледж отказался от его лекции. В марте он баллотиро­
вался в мэры Окленда, но получил только 981 голос.
В апреле наконец увидела свет «Борьба классов», в те­
чение последующих семи месяцев ее трижды переиз­
давали.
«Борьба классов» была послана Макмиллану еще в
1903 году. Это был сборник лекций и статей, по поводу
которых у Бретта имелись сомнения; в апреле 1904 года
126

Джек написал ему из Кореи, прося пересмотреть ре¬
шение «о нецелесообразности выпускать их отдельной
книгой в ближайшее время». Первоначальное название
сборника было «Соль земли». Рукопись была перерабо­
тана и вышла под другим названием, причем незамед­
лительно, из-за явного интереса читателей к социализ­
му и широкой известности Джека. Несомненно, время
для публикации было выбрано очень удачно. После
лекции Джека в Беркли Эптон Синклер и другие пред­
ложили образовать Межуниверситетское Социалисти­
ческое общество. Социалистическая партия США поль­
зовалась все более широкой поддержкой, тогда же была
основана и создававшаяся как пролетарская организа­
ция «Индустриальные Рабочие Мира», целью которой
стало объединение огромных масс неквалифицирован­
ных рабочих под боевыми знаменами социализма. Осо­
бенность положения Джека заключалась в том, что он
был не только революционером, произносящим зажига­
тельные речи, но и писателем, которого рабочие читали.
Его произведения распространялись брошюрами по
пяти центов за экземпляр. На повседневном языке аме­
риканцев того времени выражение «Джек Лондон, со­
циалист» означало человека, ведущего беспощадную
классовую борьбу.
Чармиан наконец вернулась из Айовы и поселилась
у тетки в Глен-Эллен. Они с Джеком решили скрывать
свои отношения до окончания бракоразводного процес­
са. Миссис Эймс говорила, что он приезжает в Глен-Эллен вместе с Маньюнги отдохнуть от забот и дел. Они
продолжали переписываться. Чармиан посещала его
лекции и собрания, на которых он выступал. Она при­
готовилась к долгому ожиданию и порой не знала, чем
занят Джек, когда они не вместе. Газетчики присмат­
ривались к нему с интересом, его предполагаемые от­
ношения с самыми разными женщинами широко обсуж­
дались. В феврале 1905 года он иронически писал
Бретту: «Не получил Вашего поздравления по случаю
помолвки с Бланш Бейтс. Откуда подобная холодность
и невнимательность?»
Письмо Чармиан объясняет, чего она опасалась:
«Потрясение, испытанное мной в тот вечер, когда я слу­
шала твою лекцию «Скэб», навело меня на размышле­
ния. Я заметила, как ты искал ее взглядом, когда за­
кончил выступление; заметила, как ты помахал ей, как
она смутилась и отступила, неуверенная в себе. Огонек
127

твоей сигареты осветил вашу встречу, и я поняла, что
вчерашний вечер вы провели вместе». В письме чувст­
вуется напускная беззаботность, но на сердце у нее
было тяжело: «Ты всего лишь мальчишка, мой милый
Мужчина, и я вижу тебя насквозь». Она и Нинетта
Эймс пытались уговорить его пожить и поработать в
Глен-Эллен, но Джек отказывался, беспокойство сменя­
лось у него равнодушием, он и сам не знал, чем занять­
ся. Поворот произошел в начале марта. Джек путеше­
ствовал на «Спрее» по рекам, какое-то время его со­
провождал Клодсли Джонс. Джек обнаружил у себя
опухоль. Она оказалась незлокачественной, но беспо­
коила его уже довольно давно, и ее следовало удалить
как можно скорее. Записана его фраза, сказанная после
операции: «Интересно, как сильно повлияла проклятая
опухоль, истощавшая мой организм, на мое умственное
состояние».
Хотя приступы хандры, случавшиеся у Джека на
протяжении всей жизни, объяснялись психологическими
причинами и злоупотреблением алкоголем, именно опу­
холь была причиной временного упадка сил. Избавив­
шись от нее, веселый и жизнерадостный, он приехал в
Глен-Эллен и наслаждался красотой сельской приро­
ды. Он получил 350 долларов из «Черной кошки» за
рассказ и попросил Чармиан купить ему лошадь. После
долгих поисков она выбрала ему великолепного золо­
тисто-гнедого жеребца по кличке Уошо Бан и сама про­
скакала на нем двадцать две мили от Сан-Франциско.
Они много ездили верхом по лесам в окрестностях горы
Сонома. Его заворожило название Лунная Долина,
он знакомился с туристами, отдыхавшими в этих ме­
стах, купался вместе с ними и принимал участие в их
играх.
Отсюда открывался прекрасный вид: холмистая
местность, поросшая соснами, секвойями и калифорний­
скими мамонтовыми деревьями, среди лесов располага­
лись расчищенные фермерами участки. Узнав, что часть
земли продается, Джек загорелся желанием ее купить.
Чармиан отвезла его туда, показала окрестности и вся­
чески старалась укрепить его в этом намерении: покуп­
ка участка была для нее жизненно важной.
Они начали строить планы. Они найдут человека, све­
дущего в сельском хозяйстве, и построят сказочный дом.
За участок в сто тридцать акров просили 7000 долларов,
и Джек согласился купить лошадей, коров и фермер128

ский инвентарь у прежнего владельца еще за 700 долла­
ров. Он написал Бретту, прося выслать ему 10 000
долларов в счет будущих поступлений за «Морского вол­
ка» — сумму, которую он должен был получить лишь
несколько месяцев спустя.
Бретт согласился, но с неудовольствием. Он преду­
преждал о риске, с которым связано владение землей,
«не важно, сколь прекрасной и плодородной» (это
относилось к лирическому тону письма Джека о кань­
онах и мамонтовых деревьях Сономы). Бретт понимал,
что Джек — писатель, который может заработать боль­
шие деньги, но всегда будет жить не по средствам.
Прошло лишь несколько месяцев, как он выдал ему
аванс в 3000 долларов для погашения долгов. Он насто­
ял на том, чтобы с этого последнего и самого крупного
аванса Джек выплачивал проценты, предложил соста­
вить в конце года новый договор, повысив ежемесячные
выплаты до 300 долларов, и установить новые процен­
ты авторских отчислений. Он, наверное, совсем пал ду­
хом, когда в постскриптуме следующего письма от Дже­
ка прочел: «Между прочим, у меня возник еще один
грандиозный замысел».
Уплатив за ранчо, Джек остался буквально без гро­
ша. От Макмиллана в течение длительного времени не
ожидалось никаких поступлений. Постоянно возникали
все новые обязательства. В письме, датированном нача­
лом октября, упоминаются страховые взносы в 700 и
800 долларов, ежемесячное содержание Бесс и матери,
счета от докторов, пользовавших его родственников,
«...и так далее, и так далее, и так далее». Свою собствен­
ную склонность к роскоши и новизне он считал само со­
бой разумеющейся и никогда ни в чем себе не отказы­
вал; незадолго до покупки ранчо он просил у Бретта еще
аванс — на покупку автомобиля, однако больше об
этом не заговаривал. Репортеру «Икзэминер» Джек както сказал: «Я постоянно в долгах», Маньюнги говорил,
что у Джека деньги текут как вода.
Джек откровенно рассказывал о своих заботах в пись­
мах к друзьям. Он как будто и не волновался нисколько
в отличие от других, попавших в подобное же положе­
ние: в известной степени долги служили мерилом того,
сколь многого он достиг. Возражение у него вызывали
только деловые отношения с Бесс, а впоследствии с
Джоан; возражения эти направлены против них лич­
но — он говорил, что они причиняют ему всевозможные
5

№ 1677

129

неприятности, включая финансовые. Во всем остальном
он руководствовался поговоркой «Как нажито, так и
прожито». За свою короткую писательскую жизнь он
заработал более миллиона долларов, и практически
каждый из них, прежде чем попасть к нему, становил­
ся предметом обсуждения. По-видимому, Чармиан при­
няла этот стиль жизни, поддерживая самые его сума­
сбродные затеи; после смерти Джека она защищала де­
ловые качества мужа и обвиняла осуждавших его,
говоря, что «они робки и лишены его размаха».
В поисках быстрых денег и помня об успехе «Зова
предков», он задумал еще один рассказ о собаке.
«Вместо одичания или вырождения я собираюсь пока­
зать процесс развития и влияние на собаку цивилиза­
ции — одомашнивание животного, воспитание в нем
преданности, любви, твердых принципов поведения и
прочих достоинств и добродетелей». Речь идет о «Бе­
лом клыке». Уверенный в успехе, Джек написал его за
два месяца; право печатать книгу с продолжением, до
выхода у Макмиллана отдельного издания, было прода­
но журналу «Аутинг» за 7400 долларов. В ожидании де­
нег Джек договорился на осень о лекционном турне по
Среднему Западу и Востоку под эгидой «Слейтон Лисеум бюро». Сообщение о разводе еще не пришло.
Чармиан отправилась погостить к тетке в Ньютон, штат
Айова, и готовила приданое, чтобы все было под рукой,
когда Джек ее позовет.
Лекционное турне началось бурно. Джек оправдывал
свою известность и репутацию. Перед слушателями был
молодой, красивый и мужественный искатель приклю­
чений, охваченный жаждой общественных реформ и на­
деленный несравненным даром слова; он ошеломлял.
Джек рассказывал о том, как был «хобо», путешество­
вал по Клондайку, плавал матросом, был военным кор­
респондентом, рассказывал и о своем захватывающем
восхождении к литературной славе. В отличие от прош­
лых публичных выступлений Джек говорил без заготов­
ленного текста, а мягкий голос и застенчивая манера
держаться только усиливали впечатление необычайно
романтической личности. Один из журналистов писал:
«Его принимают, словно он кумир модных утренних
спектаклей. Однако он лишен тщеславия кумиров». Он
также выступал с лекциями о социализме — эта право
он заранее себе оговорил.
18 сентября, на четвертой неделе лекционного турне,
130

он получил телеграмму из Калифорнии. Развод состо­
ялся — он был свободен. Джек немедленно телеграфи­
ровал Чармиан. Он находился в Элирии, штат Огайо, и
собирался отправиться в Висконсин. Путь его лежал
через Чикаго — Чармиан должна была встретить его
там следующим вечером. Теперь можно было поженить­
ся. Она приехала, но выяснилось, что у Джека нет брач­
ной лицензии; было воскресенье, и бюро регистрации не
работало. Они метались в наемном экипаже по Чикаго в
поисках чиновника, который мог бы зарегистрировать
брак. Недоумевали, почему он не может подождать до
утра, но Джек стоял на своем. В конце концов они все
же убедили клерка отправиться в муниципалитет, от­
крыть о ф и с и составить брачную лицензию, после че­
го молодоженов отправили к нотариусу Дж. Дж. Гран­
ту, который в девять вечера в собственном доме зареги­
стрировал их брак.
Газеты сразу же набросились на Джека. В нем по­
ражало отсутствие всякой предусмотрительности. Он
сообщил корреспондентам херстовских газет, что они
вскоре узнают некоторые подробности его личной жиз­
ни, и пообещал им исключительное право публикации,
но согласился дать интервью только корреспонденту
«Чикаго Эмерикэн» и выставил всех остальных репорте­
ров — те ответили язвительными осуждающими замет­
ками о его предосудительном, аморальном поведении.
Во вторник утром газетные заголовки утверждали, что
его брак с Чармиан, согласно недавно принятым зако­
нам штата Иллинойс, недействителен. Судья выступил
с опровержением, однако неодобрительное отношение к
поспешной женитьбе на следующий день после разво­
да сохранилось и даже усилилось из-за резкой реакции
Джека. Теперь он продолжал турне вместе с Чармиан,
но отношение к нему явно переменилось. Провинциаль­
ная газета в Айове отозвалась о Чармиан как о «некра­
сивой девице из Калифорнии» и выразила пожелание,
чтобы они отправились в морское путешествие и уто­
нули.
Более серьезным осложнением было то, что женские
клубы отменили намеченные лекции, а в нескольких го­
родах его книги изъяли из публичных библиотек; ради­
кальная пресса, его товарищи осудили Джека. Голослов­
ные обвинения в безнравственности рикошетом ударили
и по ним, враги подняли крик, что социализм означает
половую распущенность и угрозу семье. Это было не5*

131

кстати, так как именно сейчас радикалы старались скло­
нить общественное мнение на свою сторону; они заяви­
ли, что не несут ответственности за поведение Лондона
и не одобряют его поступков. Тут они и припомнили
страсть Джека к роскоши — например, его поездки в
пульмановских вагонах в сопровождении слуги. Его об­
винили в том, что он задержал развитие социализма в
США по меньшей мере на пять лет. Престиж Джека в
глазах читателей и сторонников определенно упал. Три
года спустя он писал «о резком падении спроса на его
книги в Штатах», приписывая это частично тяжелым
временам, а отчасти — своим социалистическим взгля­
дам; на самом деле причиной была реакция на его вто­
рой брак.
Продолжалось турне более скромно, чем начиналось.
Из Бостона они отправились во Флориду с заездом на
острова Вест-Индии, затем вернулись обратно, и Джек
выступил перед переполненными аудиториями в НьюЙорке, в Йельском и Чикагском университетах. Он чи­
тал лекцию «Революция», которая везде пользовалась
неизменным успехом, но тон газет оставался недруже­
любен; его называли «неврастеником» и «социали­
стом — любителем сенсаций». А вот что о Лондоне вспо­
минал Эптон Синклер, встретившийся с ним тогда в НьюЙорке. Как главный организатор Межуниверситетского
Социалистического общества Синклер присутствовал на
митинге и на следующий день обедал с Джеком, Чармиан и редактором журнала «Уилтшир» в ресторане Муэн.
Потом он писал в «Чаше безумия», что Джек стал мно­
го пить: «Веки у него воспалились, в лице и речи его
были все признаки алкоголизма, которые я научился рас­
познавать. Он непрерывно пил во время обеда и после­
довавшей за ним беседы.
Мой отказ составить ему компанию он счел вызо­
вом, хотя и не рассердился. Однако, оглядываясь назад
с моими теперешними познаниями в психологии, я по­
нимаю, какая борьба шла в его подсознании. Он решил
раздразнить меня, живописуя свои удивительные пья­
ные дебоши».
Рассказы биографов об алкоголизме Джека целиком
основаны на книге «Джон Ячменное Зерно». Чармиан в
своей книге пишет, что никогда не видела его навеселе.
Она неоднократно упоминает о том, что он пил, но, по
ее словам, алкоголь «превращал его и так необыкно­
венно живой ум в сверхъестественно активный». Синк132

лер считал, что Джек всю жизнь страдал алкоголизмом.
Действительно, трудно поверить, что веселые вечеринки
в пидмонтском доме обходились без изрядного количе­
ства спиртного. Более того, некоторые из «компании»
Джека, в частности Джордж Стерлинг, были горькие
пьяницы. Несомненно, суждение Синклера близко
к истине, а Чармиан скрывает правду: безрассудные по­
ступки Джека, депрессия, вспышки гнева, равно как
и его плохое здоровье, во многом объясняются именно
алкоголизмом.
Он успел прочесть еще две-три лекции, после чего
турне отменил. Чувствуя себя «жалким и больным», он
вернулся в Окленд вместе с Чармиан, купил дом Флоре,
Джонни и «маме Дженни», после чего супруги отпра­
вились в Глен-Эллен. Там они поселились во флигеле
Уэйк-Робин Лодж, дома миссис Эймс. Присматривая
за строительными работами на своем ранчо, Джек умуд­
рился написать ряд статей и рассказов для журналов
и подготовил сборник для Макмиллана.
Несмотря на беспокойное начало, 1906 год стал для
Лондона годом величайшего творческого подъема. Он
писал, потому что ему нужны были деньги — быстрые
деньги от ж у р н а л о в , — не говоря уже о необходимости
создать задел, под который у Бретта можно попросить
аванс. Он охотился за сюжетами и темами, обещавшими
дать ходовой товар. Рассказы «Любовь к жизни» и «Не­
ожиданное», а также «До Адама» навлекли на него
обвинения в плагиате. Побывав вместе с Чармиан в
Сан-Франциско после землетрясения 1906 года, он ска­
зал, что никакая сила не заставит его об этом писать,
но, когда «Кольерс» предложил ему по двадцать пенсов
за слово, он изменил своему решению.
Все, что Джек сделал за эти три месяца, отличалось
высоким качеством. Перемены в жизни — женитьба, но­
вый дом, покупка р а н ч о , — по-видимому, вдохнули в не­
го дополнительную энергию. Каково бы ни было про­
исхождение «Любви к жизни», это захватывающее и
великолепно написанное произведение. «Отступник» —
еще один шедевр. Кроме рассказов, он написал и жи­
вую, прошедшую цензуру Херста рецензию на роман
Эптона Синклера «Джунгли» — «Хижина дяди Тома» ка­
питалистического рабства». И незадолго до конца года
завершил книгу, которая одна могла прославить его
н а в с е г д а , — «Железную пяту».
133

9. ПЕРЕЛОМ: «ЖЕЛЕЗНАЯ ПЯТА»
Переезд в Глен-Эллен ознаменовал пе­
ремены во многих отношениях. Надежды Джека на со­
циалистическое будущее улетучились столь же быстро,
как и возникли. За успехами Американской Социалис­
тической партии на выборах 1904 года ничего не после­
довало — они лишь отразили недовольство пугающим
ростом большого бизнеса. Свою знаменитую лекцию
Джек завершал словами: «Революция здесь! Попробуй­
те остановить ее!» Теперь он понимал тщету своих на­
дежд, другие же его убеждения, напротив, окрепли.
Именно тогда между Джеком и его товарищами по пар­
тии стали все чаще возникать взаимные обиды. Они его
критиковали, а он не любил, когда с ним спорят; Джек
стал говорить о растраченных впустую усилиях и о том,
что мог бы создать за это время. Он писал Стерлингу:
«Полагаю, что делал и продолжаю делать достаточно
много для Революции. Думаю, одни мои лекции перед
социалистическими организациями принесли делу не
одну сотню долларов, а мои чувства, оскорбленные на­
падками буржуазной прессы на мою личную жизнь,
стоят не дешевле... Усилия, затраченные мною в тече­
ние года на поддержку дела социализма, принесли бы
мне кучу денег, если бы я употребил это время на созда­
ние произведений для рынка». Конечно, и речи не было
о разрыве с Социалистической партией, он продолжал
оказывать ей материальную поддержку. Однако по
всем признакам круг его друзей менялся и становился
обычным для преуспевающего писателя — социалисты
занимали в нем уже незначительное место; к этому они
с Чармиан стремились вполне сознательно.
Произошли перемены и в отношениях с прежде близ­
кими людьми. Многие друзья не одобряли его романа с
Чармиан, в особенности то, что они скрывали свои от­
ношения. Осенью 1905 года Джек написал два прост­
ранных и сердитых письма Керри Стерлинг, которая
упрекала его от имени общих знакомых. Уже несколько
недель, писал он, до меня доходят слухи, что «компа­
ния» исключила Чармиан, поскольку та разбила мою
семью. «Компании» фактически больше не существова­
ло, однако осуждающе-пренебрежительное отношение к
Чармиан осталось у бывших друзей на всю жизнь. К то­
му же всегдашняя уверенность Джека в своей правоте
стала почти маниакальной. По этой причине те друзья,
134

которых Джек всегда уважал, отошли от него. Джордж
Спид, с которым он познакомился еще в армии Келли
и который больше всех приближался к его идеалу
пролетария, наделенного классовым сознанием и не
идущего на компромиссы, жил в Сан-Франциско; Джек
ценил его, но никогда не был с ним дружен. Точно
так же он предпочитал держаться в стороне от Остина
Льюиса и Джейн Роулстон. Эта незаурядная женщина
выведена в «Железной пяте» под именем Анны Ройлстон, «Красной девы». Она и Льюис близко знали Джека
в юности и многое в нем не одобряли, ни тот, ни дру­
гая не могли принять и его нынешних взглядов. Друж­
ба с Эрнестом Антерманном сохранялась на условиях,
по поводу которых Эрнест в конце концов выразил недо­
вольство. Вот что об этом писал Джек: «...Ты жалеешь,
что был беден, когда мы с тобой познакомились, и что
твоя бедность с самого начала поставила тебя в невы­
годное положение для истинной дружбы. Теперь тебе
кажется, будто Чармиан боится, как бы ты не стал зло­
употреблять моей щедростью, ведь это случалось преж­
де».
Чармиан вспоминает некоторых гостей, посещавших
Глен-Эллен в 1906 году. Это в основном художники, ли­
тераторы, люди свободных профессий; некоторые из
них, например Джордж Уортон Джеймс и профессор
Блэнд, опубликовали дружеские заметки о Лондонах.
Джек нередко посещал клуб «Богема» в Сан-Францис­
ко, членом которого был, как Джордж Стерлинг и
Джимми Хоппер. Несомненно, Стерлинг был самым
близким его другом. Отношения их были очень эмоцио­
нальны и несколько странны. Стерлинг, один из много­
численных второстепенных поэтов Залива, был несколь­
кими годами старше Джека. Они познакомились в
1900 году, их дружба продолжалась, когда Джек жил
в Пидмонте, но особенно укрепилась по возвращении
Лондона из Японии в 1904 году. Стерлинг именовал его
«Волк», быть может, Джек сам его просил об этом —
письма того периода Клодсли Джонсу тоже подписаны
«Волк», Джек называл Стерлинга «Грек», намекая на
греческий профиль поэта.
Переписка их содержит явные выражения симпатии.
Письма Джека начинаются обращениями «Дражайший
Грек» или «Благословенный Грек». Быть может, эти об­
ращения за годы дружбы превратились в привычку, но
они, очевидно, имели особый смысл в 1905-м. Одно из
135

писем Джека заканчивается так: «Нет, боюсь, что меч­
та была слишком ослепительной, чтобы и с п о л н и т ь с я , —
наше существование рядом друг с другом. Если ты сей­
час этого не понимаешь, рано или поздно поймешь. Тут
нет ни твоей, ни моей вины. Так устроены мир и его оби­
татели». Можно усмотреть в этом своего рода интеллек­
туальную позу, подражание английским эстетам. Стер­
линг вел богемный образ жизни. Когда-то ему прочили
духовное звание; он уклонился от него и теперь легко
преступал общественные и моральные условности. Оба
понимали чего хотят: «Джек тогда страстно желал об­
рести «Друга-Мужчину».
Не менее важное влияние на жизнь Джека в те дни
оказывала тетка Чармиан миссис Эймс. «Оверленд мансли» прекратил существование: она и Эдвард Пейн за­
нимались строительством Уэйк-Робин Лодж и коттед­
жей, которые сдавались внаем. Нинетта всегда поощря­
ла сближение Джека и Чармиан и всячески покрови­
тельствовала им. Ей пришло на ум поселить молодых
супругов по соседству и заполучить знаменитого моло­
дого человека себе в зятья de facto. Она во все вмеши­
валась и всеми командовала. За две недели до свадьбы
Джек писал Чармиан из Нью-Йорка: «Что имеет ввиду
тетушка Нетта, сообщая, что «каждое ее мгновение»
принадлежит Джеку? Непонятно. Пересылать мне поч­
ту — да. Беречь мою одежду от мышей — да. Но что
еще?» Однако вскоре он согласился с ее ролью домопра­
вительницы и смирился с тем, что она сама себя назна­
чила на должность его секретаря. Ему пришлось тер­
петь общество и друга миссис Эймс, Пейна. В прошлом
тот был проповедником, отдал дань и спиритизму; не
сомневаясь, что он шарлатан, Джек именовал его «мета­
физиком». Нинетта тоже проявляла интерес к спири­
тизму и часто втягивала Джека в дискуссии. Пейн, повидимому, надеялся превратить Джека в своего адепта,
но тот взбунтовался.
В 1906 году у Джека возник еще один замысел, сви­
детельствующий о намерении переменить привычные
занятия и окружение. В тот трудный год Джек с голо­
вой ушел в работу по строительству «Снарка», яхты,
на которой он и Чармиан предполагали совершить кру­
госветное путешествие. Идея родилась в Глен-Эллен в
прошлом году, когда они еще были взбудоражены покуп­
кой ранчо. По их словам, эта мысль возникла благодаря
книге Джошуа Слокума, описывавшей его трехлетнее
136

путешествие, и встретила горячую поддержку Роско
Эймса, шестидесятилетнего мужа Нинетты, любителяяхтсмена и искателя приключений. Они решили занять­
ся этим, когда будет построен дом и жизнь на ранчо
войдет в колею — быть может, через четыре или пять
лет. Однако не в его характере было ждать, и через не­
сколько дней они с Чармиан решили немедленно при­
ступить к осуществлению своего плана. Он писал:
«Главное — я так хочу. Именно это лежит в основе фи­
лософии и пронизывает всю сущность жизни. Когда
философия скучно вещает индивидууму, как ему должно
поступать, он немедленно отвечает: «А я так хочу» и
поступает противоположным образом, и тогда филосо­
фия меркнет. «Я так хочу» заставляет пьяницу пить, а
мученика носить власяницу... Часто философия не что
иное, как способ объяснения человеком его личного „я
так хочу"».
Нетрудно было купить обычную морскую яхту, но
он хотел чего-то необыкновенного. Джек прочел все, что
имелось по судостроению и моторам, и сделал Роско от­
ветственным за осуществление плана, повелев ему: «Де­
нег не жалеть. На «Снарке» все должно быть превосход­
но». Первоначальная смета составляла 7000 долларов, в
результате к моменту отплытия в апреле 1907 года
«Снарк» стоил уже 30 000. Задержки в строительстве
были связаны во многом с землетрясением и пожарами
в Сан-Франциско. Фабрики, мастерские и склады были
разрушены, а рабочей силы не хватало. Заказы прихо­
дилось отправлять в Нью-Йорк; часто целыми неделями
ничего не делалось, а стоимость затеи неуклонно росла.
Будущие матросы и плохо обученные рабочие получали
жалованье. Приобретались ненужные материалы, а не­
обходимых не было. Бесчисленные расходы породили
слухи, что затея финансируется каким-то богатым жур­
налом, и, едва речь заходила о «Снарке», цены взвинчи¬
вались.
Джек старался упорядочить дело. Он предполагал
оплатить строительство за счет авансов от журналов,
для которых собирался писать во время путешествия.
Как только в феврале 1906 года они с Чармиан приня­
ли решение, он написал в «Космополитэн», «Макклюрс»,
«Кольерс» и «Аутинг», предпослав письмам эффектный
зачин: «Киль уже поставлен» (это произошло спустя
четыре месяца). Далее шло описание будущей яхты и
сообщался подробный маршрут кругосветного путешест137

вия. Напомнив о своей репутации рассказчика и жур­
налиста, Джек излагал свое предложение и просил у
каждого из редакторов аванс в три тысячи долларов.
Журналы охотно пошли ему навстречу с условием, что
материалы не будут дублировать друг друга. Бейли
Миллард, редактор «Космополитэн», встретил идею с
восторгом, но предложил, чтобы яхта называлась так же,
как и журнал, а другие известные писатели во время
путешествия вели бы с Джеком переписку. Постепенно
Миллард стал сомневаться, что «Снарк» когда-либо
выйдет в море; Джек слал ему желчные письма. За
время подготовки к путешествию он перессорился и с
другими редакторами: его основной довод «Я так хочу»
терял свою убедительность.
К предполагаемой дате отплытия в октябре «Снарк»
был еще далеко не готов. За восемь месяцев на него из­
расходовали 12 000 долларов. Седобородый Роско Эймс
вносил беспорядок на каждом шагу и просто-напросто
мешал. Он был уверен, что они отправятся в глубь зем­
ли, которая, по его словам, была полой сферой. Джек
отослал его домой, пожелав проштудировать учебники
по навигации и переменить мнение. Заложив ранчо и
дом Флоры, Джек нанял четырнадцать рабочих и пла­
тил им лишний доллар в день за скорость. Назначались
новые даты отплытия — ноябрь, декабрь, январь. Те­
перь газеты высмеивали затею, а газетные вырезки,
присланные из Англии, свидетельствовали, что и там ее
не принимают всерьез. Газеты публиковали красноре­
чивые заявления Джека о том, что «ни один выдающий­
ся писатель» не совершал еще кругосветного путешест­
вия; похоже, замечали газеты, что и он не станет ис­
ключением. Специалисты утверждали, что конструкция
яхты неудачна и она затонет, не успев выйти из гавани.
Друзья Джека заключали пари, как скоро это случится.
В гневе Джек решил отплыть в Гонолулу и там до­
строить яхту. Он взял еще 5000 долларов в банке, но
они тут же были съедены непредвиденными расходами.
Сначала обнаружилась течь, потом во время спуска
«Снарк» зажало между двумя баржами. Он был сильно
помят, корма увязла в прибрежном иле, пришлось
ждать прилива, тогда буксиры могли прийти на по­
мощь. Попытались использовать лебедку, подключив ее
к машине «Снарка», что сразу и выявило все дефек­
ты — коробка передач смялась, а лебедку и машину
разбило вдребезги. Снова началась работа. Наконец в
138

апреле, несмотря на течь и другие недоделки, решили
отплыть. На Оклендском причале собралась толпа, мно­
голюдно было и на палубе, но в последний момент по­
явился судебный пристав с решением об аресте иму­
щества. Оно запрещало «Снарку» выходить в море до
тех пор, пока хозяин яхты не уплатит 232 доллара од­
ному из кредиторов, вчинившему иск. Отплытие состоя­
лось только через два дня.
Невзирая на все перипетии и новые «немыслимые и
чудовищные» происшествия, которые затягивали соо­
ружение «Снарка», Джек продолжал писать и строить
планы, связанные с Глен-Эллен. Через месяц после
отъезда из города он обратился к Бретту за очередным
авансом — он уже получил 6000 и хотел еще пять. Он
писал: «Понимаете, одновременно со строительством
«Снарка» я строил и ранчо в Глен-Эллен. Я полностью
уже оплатил отличный сарай и потратил тысячи долла­
ров на фруктовый сад, виноградник, посадку деревьев,
ограды и т. д.» Писал он без устали, преимущественно
по ночам: у них с Чармиан были разные спальни, по­
скольку он ночи напролет «читал, работал, курил и
кашлял». Летом, когда на «Снарке» поставили киль, он
приступил к работе над «Железной пятой». Это одна из
его самых больших книг, и вряд ли она писалась легко;
однако 13 декабря законченная рукопись была послана
Макмиллану.
«Железную пяту» обычно воспринимают как проро­
ческое произведение; по общему мнению, в ней изло­
жены социалистические взгляды Джека Лондона. Сам
Лондон отрицал ее пророческий характер. Чармиан, ко­
торая очень мало говорит о «Железной пяте», запомни­
ла его слова: «Я никогда не был предсказателем судеб»,
но на экземпляре, подаренном ей, он пишет: «Быть мо­
жет, мы и не увидим, как произойдет нечто подобное,
но совершенно очевидно, что мы станем свидетелями ка­
ких-то значительных событий». В сопроводительном
письме к Бретту говорилось: «Лично я полагаю, что с
псевдонаучной точки зрения ситуация, изображенная в
«Железной пяте», весьма правдоподобна».
Пророческим это произведение назвал Анатоль
Франс в предисловии к первому французскому изданию
1924 года, после того как Муссолини захватил власть в
Италии. Ясно, что и Франс, и некоторые другие, вклю­
чая Оруэлла, усмотрели в «Железной пяте» предвиде­
ние грядущей фашизации Европы в 20—30-е годы...
139

Суждение, что «Железная пята» — классика социа­
листической литературы, основано на ее первой части,
в которой антикапиталистические настроения выраже­
ны страстно и впечатляюще. Сторонников капиталисти­
ческой системы разоблачает и развенчивает главный ге­
рой Эрнест Эвергард. Кульминацией этой части можно
считать его речь перед представителями господствую­
щих классов. Он подвергает их резкой критике, приводит
в ярость и возглашает: «Власть — идол, которому вы
поклоняетесь! Пусть будет так. Если в день, когда мы
добьемся победы на выборах, вы откажетесь передать
нам власть, завоеванную мирным конституционным пу­
тем, мы, повторяю, сумеем вам ответить. В грохоте
снарядов, в визге картечи, в щелканье пулеметов вы
услышите наш ответ» 1.
Эвергард изображен как герой, в котором идеально
сочетаются физическая сила, образованность, преду­
смотрительность и храбрость. Это, по словам Джоан
Лондон, «революционер, которым Джек мечтал бы
стать, если бы у него, к несчастью, одновременно не бы­
ло еще нескольких идеалов». В первых главах в нема­
лой степени отразились собственные устремления Лон­
дона. Противники Эвергарда в спорах — метафизики,
бизнесмены, адвокаты — дают материал для уничтожа­
ющих ответов и разоблачений, которые у него всегда на­
готове. Автор завладевает вниманием читателей. Как
писал Джордж Оруэлл, «это тип книги, состоящей из
разговоров, в которых герой, выражающий авторскую
точку зрения, одерживает верх, эти споры — явное
средство взять реванш за те поражения, которые авто­
ру пришлось потерпеть в реальных беседах».
Споры ясно показывают путаницу в понятиях Дже­
ка о социализме. Его представление о социалистической
экономике, о теории прибавочной стоимости даются в
главе «Математическая непреложность мечты». Эвергард обещает своим слушателям: «Сперва я докажу
вам, что капиталистическая система обречена на гибель,
докажу с математической непреложностью». По мере
развития спора обнаруживается и путаница во взгля­
дах Лондона, проявляющаяся уже в «Вопросе о Макси­
муме». Сущность капиталистического производства и
прибавочной стоимости объясняется просто и кратко; но
что же происходит дальше? «Соединенные Штаты —
1

Д ж . Л о н д о н . Собр. соч., т. 5, с. 80.

140

капиталистическая страна с высокоразвитой промыш­
ленностью. При ее капиталистическом методе произ­
водства у нее постоянно остается избыток промышлен­
ных товаров, от которого ей необходимо избавиться пу­
тем вывоза их за границу. Но то, что верно относитель­
но Соединенных Штатов, применимо и ко всякой другой
стране с высокоразвитой промышленностью. Каждая
такая страна имеет свой излишек товаров... А теперь,
господа, прошу вашего внимания. Наша планета не
безгранична. Существует лишь определенное число
стран. Что же будет, когда и последняя, самая отсталая
станет на ноги и включится в число стран, не знающих,
куда девать свой избыточный продукт?» 1
Большинство произведений Маркса в 1906 году еще
не было переведено на английский язык. Читателям
был доступен только первый том «Капитала». Джек не
мог знать сформулированного в третьем томе закона о
тенденции к понижению нормы прибыли, на котором
впоследствии было основано предсказание гибели капи­
тализма. Аргументация Лондона относилась к периоду
незрелости социалистического движения: кризисы воз­
никают только от перепроизводства товаров.
Отталкиваясь от этого положения, Джек двинулся
дальше, предлагая следующий выход: захват рабочим
классом машин, производящих избыточный продукт, что
откроет «новую и потрясающую эру». Альтернатива —
разгром рабочих объединенными силами трестов; тогда
«возникнет деспотизм, такой же безжалостный и ужас­
ный, как и любой другой, омрачивший страницы истории
человечества». Более того, Олигархия обладает собствен­
ными средствами для того, чтобы избавиться от продук­
тов перепроизводства: «Будут сооружены великолепные
дороги. Начнется небывалый расцвет наук и искусств...
Повторяю, родится монументальное искусство. Будут
построены чудо-города, по сравнению с которыми наше
современное градостроительство покажется жалким и
безвкусным. И в этих городах будут жить олигархи и
поклоняться красоте.
Таким образом, прибылям олигархов будет найдено
применение, в то время как вся черная работа падет на
плечи рабочих. Строительство грандиозных городов и
сооружений даст нищенское пропитание миллионам ра­
бочих и строителей. Чудовищные прибыли потребуют
1

Д ж . Л о н д о н . Собр. соч., т. 5, с. 113.

141

чудовищных вкладов и затрат, и сооружения олигархов
будут рассчитаны на тысячелетия, а может быть, и на
десятки тысяч лет. Их будут строить так, как Древнему
Египту и Вавилону и не снилось, а когда олигархи па­
дут, их великолепные сооружения достанутся братству
труда, и народ будет пользоваться их дорогами и се­
литься в их городах» 1.
Олигархия одерживает победу. Эвергард гибнет, а
социалисты либо разочаровываются, либо превращаются
в террористов.
Все это представляет собою приложение других тео­
рий к неуклюже пересказанному марксизму. Теория
прибавочной стоимости характеризуется вовсе не по
Марксу — не как основа классовой борьбы в индустри­
альном обществе XX века, но используется с целью про­
демонстрировать трудности, стоящие перед капитализ­
мом. «Мотив» утверждения олигархии противоречит
учению Маркса. Лондон обращается к другим теориям,
которые обещают правящему классу политическую и
экономическую стабильность. Первая, в том виде как
она предстает в «Железной пяте», была сформулирова­
на У. Д. Гентом в книге «Наш щедрый феодализм»
(1902): «Всегда утверждалось, что именно Гент внед­
рил идеи Олигархии в умы крупных капиталистов».
Вторая теория — план «строительства дорог», принад­
лежавший «генералу» Кокси.
Книга Гента произвела большое впечатление на
Джека. Ее основная мысль заключалась в том, что в
связи с заметным ростом крупных монополий в Амери­
ке и слиянием их в единый конгломерат, концентрирую­
щий весь капитал, возникнет гигантское объединение
капиталистов, управляемое «советом десяти». Это был
современный вариант феодализма, несравненно более
сложный, нежели экономическая система средних веков,
но «основывающийся на той же иерархии — власть и
подчиненные ей». Гент, по-видимому, пользовался опре­
делением «щедрый» иронически, но воображение Дже­
ка взыграло: гентовский «совет десяти» он воспринял
как коллективный образ сверхчеловека, возвышающего­
ся над цивилизованным миром. Теоретически рабочий
класс превосходил олигархов численностью, но послед­
ние были дисциплинированнее и умнее, чем большинст1

Дж. Л о н д о н . Собр. соч., т. 5, с. 168.

142

во рабочих. В «Железной пяте» поражение рабочих
объясняется неспособностью прочих руководителей ус­
воить истины, которые излагает Эвергард.
Характеристика экономической системы Олигархии
показывает, что идея общественных работ как пана­
цеи от всех социальных бед не покидала Джека с
1894 года. Совершенно очевидно, что идея эта заимство­
вана у Кокси, начиная с «великолепных дорог» и «пи­
рамид» нового века, на строительстве которых массам
обеспечена занятость, а экономические проблемы реша­
ются при этом не менее успешно, чем при социализме.
Остается удивляться, почему Джек не выступал рань­
ше за подобное решение проблемы, но дело в том, что
он отождествлял его с социализмом — это, например,
явствует из его эссе «Что теряет общество при господст­
ве свободной конкуренции». В нем провозглашается не­
обходимость полной централизации общества, на кото­
рую капитализм не способен — так он считал, пока не
прочел книгу Гента. Показательно, что в этом эссе
1899 года подобная будущая централизация влечет за
собой обязательную утрату свободы: «Международную
конкуренцию следует свести к минимуму, а промыш­
ленность будет все больше и больше двигаться в на­
правлении сотрудничества. Ради пользы нынешнего и
будущих поколений человек должен ограничить некото­
рые свои права или вообще от них отказаться. Во вся­
ком случае, в этом для человека нет ничего нового: все
его прошлое — история подобных ограничений».
Несомненно, в «Железной пяте» содержится немало
резких, язвительных обвинений капиталистическому об­
ществу, его столпам, его «свинской этике». Джек был
убежден, что подобный порядок вещей нужно изме­
нить. Но в своей книге он говорит также, почему, по его
мнению, в обозримом будущем социализм недостижим.
Социализм нуждается в мужественных, наделенных да­
ром предвидения вождях и в достойных их последовате­
лях; и те и другие встречаются крайне редко. Финал
романа ясно показывает, что Джек не верит в способ­
ность рабочих масс помочь самим себе. В заключитель­
ном эпизоде Чикагской коммуны вновь возникают «лю­
ди бездны». Они изображены униженными и безответ­
ными, «довольными нищетой»; получив свободу, они
становятся толпой, способной лишь к разрушению.
Борьба в «Железной пяте» изображена в соответст­
вии с принципом естественного отбора Дарвина — вы143

живает сильнейший. Это не противоречит взглядам со­
циалистов: классы возникают, свергают старые классы
и создают новый общественный строй, ибо они сильнее,
здоровее в социальном отношении. Однако Джек строит
конфликт на личном стремлении к власти. Эвергард —
«сверхчеловек, белокурая бестия, о которой писал Ниц­
ше», способен править миром. Но олигархи все же силь­
нее, а он покинут и своими товарищами, и массами, и
его поражение неизбежно. Правда, в конце концов со­
циализм побеждает — книга словно написана из далеко­
го будущего, но написана так, что не вызывает особой
симпатии к радикальному движению. Олигархия еще не
свергнута, но несколько веков власти ослабили и ее бла­
годаря родственным бракам среди привилегированной
касты; происходят дворцовые перевороты, так что «в
результате простые смертные... оказываются предостав­
ленными сами себе». Подобный крах напоминает траге­
дию Волка Ларсена. Ни одна из противоборствующих
сил не способна победить. Им помогает некий внешний,
дополнительный фактор.
Книга эта — признание Джека в том, что он утра­
тил веру. Правильнее было бы сказать (как это делали
другие), что он утратил иллюзии. Он расстался с на­
деждами на немедленные преобразования, на которые
были неспособны радикальное движение и рабочий
класс; к тому же вожди американских левых быстро
следовали за своими европейскими коллегами по пути
компромисса и реформизма. Но социализм Джека с са­
мого начала был иллюзорным. Удовольствие от интел­
лектуального общения, от репутации знаменитости, че­
ловека, которого всегда готовы слушать, заставляло его
закрывать глаза на недостатки движения и реально су­
ществующие разногласия. Когда же его ожидания были
обмануты, а личный девиз «Я так хочу» встретил проти­
водействие, он пришел к мысли: сильные всегда будут
править слабыми.
Он надеялся, что рост интереса к социализму обеспе­
чит коммерческий успех «Железной пяты», хотя она не
публиковалась в журнале; как он и думал, Бретт купил
ее для Макмиллана. Книга вышла в свет, когда Джек
шел на «Снарке» по Тихому океану. Возможно, он ре­
шил держаться в стороне, пока не узнает, как ее встре­
тили. Прием оказался прохладным. Газеты и журналы
отделывались краткими отзывами либо вообще хранили
молчание. Левая пресса нападала на книгу за песси144

мизм и чрезмерное увлечение автора изображением на­
силия. Джон Спарго в «Интернэшнл сошиэлист ревью»
назвал ее «неудачной»: «Картина, изображенная авто­
ром, мне кажется, неплохо продумана, если она имеет
целью оттолкнуть многих, чье присоединение к нашим
силам крайне желательно, она дает новый импульс ста­
рой и в основном отвергнутой теории катаклизмов; по­
ощряет химерическое и реакционное представление о
физической силе, способное привлечь людей определен­
ного склада...»
Левый журнал «Арена», издаваемый Б. О. Флауером, отмечал, что «Железная пята» неверно толкует
историю и «скорее приносит вред, чем помогает делу
социальной справедливости». Только немногие «практи­
ки» нашли в ней достоинства. Для них были важны
критические главы; остальное они считали не представ­
лявшей интерес болтовней.
Слава «Железной пяты» и рост читательского инте­
реса к ней во всем мире начались после первой мировой
войны, когда Джека уже не было. Реакция империализ­
ма на коммунизм вновь вернула актуальность его про­
изведению. Джордж Оруэлл в предисловии, написанном
в 1945 году, утверждал, что только приход Гитлера к
власти вызвал книгу из небытия. Вряд ли можно
согласиться с ним, но это утверждение в какой-то
мере объясняет притягательную силу «Железной пяты»
для каждого нового поколения... «Железная пята» со­
держит много такого, что даже при поверхностном
взгляде кажется справедливым во все времена.
10. ПУТЕШЕСТВИЕ НА «СНАРКЕ»
Путешествие на «Снарке» продолжа­
лось более двух лет. Рассказ о нем стал сагой о несчас­
тьях и неудачах, возвращение было омрачено долгами,
но все же Джек был счастлив. Несмотря на то что он
со всеми ссорился, писал яростные письма, нанимал и
выгонял м а т р о с о в , — он трудился как одержимый, опре­
делив ежедневную норму — тысяча с л о в , — и редко ког­
да ее не выполнял. За два года он написал пять книг и
столько очерков и рассказов, что их хватило бы при­
мерно на две-три книги. Чармиан тоже писала. Она ве­
ла подробный дневник путешествия, в нем много кра­
сочных эпизодов; в результате получились две книги,
6

№ 1677

145

выпущенные Макмилланом (в Англии они были изданы
в четырех томах — «Путешествие в пустынных морях»,
«Женщина среди охотников ла головами», «Джек Лон­
дон на Гавайях» и «Джек Лондон в Южных морях»).
Месяцы, проведенные Джеком на островах Южных мо­
рей, обеспечили его новым материалом. Его потрясла
красота этих мест и примитивный образ жизни их оби­
тателей. Он писал Стерлингу с Соломоновых островов:
«Это дичайший уголок земли. Очень распространены
охота за головами, каннибализм, убийства. В самых
опасных местах архипелага мы никогда не расстаемся
с оружием и выставляем на ночь еще и дозорных». Он
сделал из Южных морей второй Юкон, рассказы о раз­
ного рода приключениях и драмах хлынули потоком,
здесь же были написаны и два рассказа о собаках. Си­
дя на палубе в жаркое послеобеденное время, Джек
иногда читал Чармиан и экипажу что-нибудь из на­
писанного утром, а иногда Конрада, Мелвилла и Сти­
венсона.
Через шесть недель после отплытия в Пирл-Харбор
он окончательно расстался с Роско Эймсом, и тому бы­
ли причины: палуба не убиралась по двенадцать дней,
мачты и паруса находились в небрежении, но Роско
бездельничал. Имелись подспудные причины для при­
сутствия этого нелепого и ненужного человека на бор­
ту. Когда Джек окончательно потерял терпение, мис­
сис Эймс послала ему шифрованную телеграмму с
просьбой «не позорить Роско, пока она и Эдвард Пейн
не подадут сигнала». Джек ответил ей пространным
письмом, перечисляя допущенные Роско промахи, и за­
метил: «Теперь я понял, что вам пришлось вытерпеть,
и не могу не назвать вас сентиментальной дурочкой за
ваше долготерпение». Вскоре Нинетта разошлась с Эйм­
сом и вышла замуж за Пейна.
Вслед за Роско на берег был списан Герберт Столц.
Его место занял Юджин Фенелон, силач-великан, ре­
комендованный Джорджем Стерлингом. Через несколь­
ко недель и его отправили обратно в Калифорнию, а
Джек сообщил Стерлингу: «Джин не создан для приклю­
чений, как не создан он и для настоящей мужской рабо­
ты... В его гориллообразном теле — мужество вши и ду­
ша цыпленка!» Когда «Снарк» вышел из Хило, его
команду составляли: капитан Уоррен, обвинявшийся в
убийстве и освобожденный досрочно; Мартин Джонсон,
Франк Герман, повар Вада и слуга Лондона Наката.
146

(Маньюнги ушел от Джека незадолго до отплытия.)
Уоррена наняли потому, что судну был необходим на­
стоящий опытный морской капитан, и Джек наконец это
понял. Среди остальных самыми умелыми были Мартин
Джонсон и Чармиан. Джонсон позднее прославился как
исследователь и знаменитый охотник, а тогда он был
красивый молодой человек, мечтавший о приключени­
ях, и он всюду был тут как тут, горя желанием помочь.
Чармиан не уступала мужчинам. Она вела дневник, пе­
чатала рукописи и письма Джека, несла дневные и ноч­
ные вахты у штурвала и выполняла множество других
судовых обязанностей.
Простившись с Гавайями, они направились к Мар­
кизским островам. В память о своих похождениях с Са­аной-младшим и эпопее с порогами Уайт-Хорс Джек
всегда выбирал самые трудные пути. «Инструкция по
судоходству в Южных морях» сообщала, что капитаны
китобойных судов сомневаются в возможности легкого
путешествия от Гавайских островов до Таити, но это
намного проще, чем добраться до Маркизских остро­
в о в » , — писал он. Путешествие заняло шестьдесят дней,
как бы в награду они увидели места, где жил Стивен­
сон, и то, что осталось от прекрасной долины, описан­
ном Мелвиллом в «Тайпи», а также приняли участие в
местных танцах и празднествах. Теперь надо было
плыть в Австралию, чтобы успеть к матчу на первенст­
во мира между боксерами тяжелого веса, Томми Бернсом и Джеком Джонсоном. Репортаж о матче он должен
был послать «Нью-Йорк гералд». Потом взяли курс на
Таити, где в Папеэте в январе 1908 году получили поч­
ту за три месяца. Они узнали, что «Снарк» считают без
вести пропавшим и что газеты пребывают в нереши­
тельности: публиковать ли некрологи или же считать
исчезновение обычной рекламной уловкой.
Но были новости и похуже. Его финансовое поло¬
жение стало плачевным. Оклендский банк отказывался
принимать чеки Лондона, закладная на дом Флоры бы­
ла просрочена, лавина счетов нарастала. В почте, полу¬
ченной в Папеэте, оказались чеки от Бретта, но боль¬
ше никаких поступлений не было. При беглом подсчете
выяснилось, что у Джека всего 66 долларов наличными и
огромные долги, «Снарк» обходился в 3000 долларов
ежемесячно. Необходимо было что-то предпринять.
Джек и Чармиан, оставив «Снарк» на капитана Уоррена, отплыли в Сан-Франциско на пароходе «Марипоза»,
6*

147

решив с ним же возвратиться на Папеэте через восемь
дней.
Дела Джека вела Нинетта Эймс, но она была не ви­
новата в создавшемся положении, поскольку Джек не
вылезал из долгов уже несколько лет. За четыре с по­
ловиной года он потратил около 100000 долларов на
ранчо, «Снарк», дома для Бесс и Флоры, на родственни­
ков и благоприобретенных иждивенцев. Он жил в счет
будущих доходов, работал почти механически и с нече­
ловеческим напряжением. Но иного выхода, кроме как
просить очередной аванс, не было. Добравшись до СанФранциско, Джек сразу же телеграфировал Макмиллану о займе под почти законченный новый роман «Мар­
тин Иден». Он связался с журналом «Харперс» и дого­
ворился продать очерки о путешествии на «Снарке» с
немедленной выплатой всего гонорара. В результате на­
бралось достаточно денег, чтобы погасить самые не­
отложные долги. Заплатив, он назначил Нинетту своим
литературным агентом, доверив ей получать займы от
его имени. В письмах он называл ее «моя матушка».
Она попросила у него за труды тридцать долларов в ме­
сяц и проценты от продажи «Мартина Идена». Он от­
ветил: «С тех пор как я заработал свой первый доллар,
любой человек, оказавший мне услугу, всегда щедро
вознаграждался, и я горжусь этим».
Выпутавшись из финансового кризиса и на этот раз,
Джек и Чармиан вернулись на «Снарк». Путешествие
продолжилось, и жизнерадостное настроение не поки­
дало их. В Сан-Франциско Джек говорил репортерам,
что никогда в жизни не чувствовал себя таким счастли¬
вым, кто-то из журналистов писал об «улыбке, не схо­
дившей с его лица». На «Марипозе» по пути в Папеэте
он закончил «Мартина Идена» и отправил рукопись Ни­
нетте; права на публикацию романа из номера в номер
были проданы журналу «Пасифик мансли» за 7000 дол­
ларов. Джек снова стал платежеспособен. Он в огром­
ных количествах закупал антиквариат и сувениры и
ящик за ящиком отправлял их в Глен-Эллен, запретив
вскрывать до своего приезда. Даже тропические болез­
ни, поразившие всю команду «Снарка», воспринимались
с беззаботной легкостью: «Когда нас кусает москит, пе­
реносящий тропическую лихорадку, мы находимся с
природой в полном контакте».
Приподнятое настроение Джека объяснялось глав¬
ным образом уверенностью, что он предпринял путе148

шествие, которому суждено войти в историю, а также
ощущением духовной свободы. Все это подарил «Снарк».
Отвернувшись от социализма, он, казалось, убежденнее
отрицал тот мир, в котором шел от безвестности к сла­
ве, он пересмотрел отношения, основанные на общих
духовных поисках, заблуждениях, борьбе за личное и
литературное признание. Он не собирался отказываться
от опыта своих юношеских лет, полных безрассудных и
сомнительных приключений и тяжкого труда, именно
они и сформировали его личность, которой он всегда
гордился. Правда, ему хотелось вычеркнуть из своей
памяти того неуклюжего молодого человека, политичес­
ки наивного и считающего себя умственно отсталым, ко­
торый необдуманно сболтнул о своих надеждах и огор­
чениях Мейбл Эпплгарт. Уйдя в море, он окончательно
освободился от бремени прежних обид и отношений.
В «Мартине Идене» он переписал свою жизнь заново.
Этому роману предшествовала «Дорога», где он под­
робно рассказал о том, как был «хобо». Несколько лет
назад он не стал бы писать книги, повествующей о
жизни дна и тюрем. Теперь он с удовольствием расска­
зывал о пережитом. Отвечая критически настроенному
рецензенту, он заметил: «Всем, чего я достиг, я обязан
своему прошлому. Если бы я стыдился его, я стыдился
бы и того, что я есть теперь». Стерлинга, отозвавшегося
о «Дороге» неодобрительно, он упрекнул в «буржуаз­
ных пережитках». Несомненно, «Дорога», опубликован­
ная в 1907 году, многих шокировала, но в том настрое­
нии, в котором Джек пребывал на «Снарке», его это ни­
сколько не огорчало. То самое «Я», которое создало
«Дорогу», было его «Я», и «Мартин Иден» был проек­
цией именно этой авторской личности.
Главному герою романа он дал имя Мартина (Джон­
сона), о чем и сообщил ему. Первоначально книга на­
зывалась «Успех». Это слегка видоизмененная автобио­
графия Лондона. Мартин Иден, сильный жизнеспособ­
ный молодой матрос, обуреваемый страстным желанием
учиться и писать, знакомится с семьей Морз, принадле­
жащей к среднему классу. Он влюбляется в прекрас­
ную и нежную Руфь Морз, ее влечет к нему, и она ста­
новится его наставницей. Целый год он трудится, чтобы
добиться признания на литературном поприще, забыва­
ет о сне и еде и создает рассказы в огромном количест­
ве. Реализм его творчества отталкивает Руфь; он шоки­
рует ее семью, заявляя себя материалистом, никто не
149

верит в его способность добиться признания. Незадолго
до того, как к нему приходит успех, Руфь разрывает их
помолвку. Позже она раскаивается и возвращается к
нему, но он с презрением ее отвергает.
Трудно поверить, что персонажи книги — люди, су­
ществовавшие в действительности, а главная героиня
списана с девушки, которую Джек любил менее десяти
лет тому назад. Руфь Морз внешне напоминает Мейбл
Эпплгарт. Некоторые беседы Джека и Мейбл прямо пе­
ренесены в книгу. В качестве фона взят дом Эпплгартов, а миссис Морз явно списана с миссис Эпплгарт.
Однако все они, включая и брата Мейбл, Тэда — близ­
кого друга и доверенное лицо Д ж е к а , — изображены не­
вежественными, мелочными и недостойными людишка­
ми. В книге Ирвинга Стоуна рассказывается о том, как
1910 году в женском клубе Сан-Хосе состоялось выступ­
ление литературной обозревательницы Майры Макклей.
Она осудила героиню «Мартина Идена», не зная, что
«бледная, бесплотная, старообразная особа в первом ря­
ду, неотрывно глядевшая на нее взглядом, полным
смертельной тоски», была Мейбл. В «Мартине Идене» много злого, недоброжелательного, язвительного,
и прежде всего потому, что в ней чернятся люди, кото­
рым автор в действительности был стольким обязан.
Но все-таки не разочарование в любви основная
тема книги. Главное в другом: Мартина Идена, как и
Джека, никто не поддерживал, не поощрял, его талант
мог погибнуть, не находя признания. Став известным
писателем, Мартин посылает в редакции отвергнутые
ранние произведения и видит, с какой охотой их при­
нимают. «Почему же вы меня тогда не кормили обедами?
Ведь все эти вещи написаны давным-давно. «Колоколь­
ный звон» и «Пери и жемчуг» не изменились ни на
йоту. Они и тогда были так же хороши и так же мастер­
ски написаны, как и теперь. Но вы угощаете меня не
за эти и не за другие мои произведения. Вы меня уго­
щаете потому, что это теперь в моде, потому что все
стадо помешалось на одном: угощать Мартина Идена» 1.
Как рассуждение о том, сколь мало стоит литератур­
ная мода, это достаточно справедливо, однако утверж­
дение, что «все вещи написаны давным-давно», может
ввести в заблуждение, особенно если оно сделано писа­
телем, находящимся на вершине славы. Но в книге ут1

Д ж . Л о н д о н . Собр. соч., т. 5, с. 603.

150

верждается, по сути дела, будто Мейбл, ее семья и
друзья не только ни способствовали его развитию, но
даже мешали его продвижению к славе.
Все это было продумано летом перед отплытием
«Снарка», в переломный период жизни, когда он вгля­
дывался в будущее, когда, руководствуясь все тем же
принципом «Я так хочу», отказался от всего, что сковы­
вало его в прошлом. В «Мартине Идене» остро звучит
мотив мести; чувствуется, что Мейбл продолжала жить
в его сердце. Завершив «Мартина Идена», он писал с
Гаити Клодсли Джонсу: «Только что закончил роман в
145 000 слов, настоящая атака на буржуазию и то, чем
она дорожит». Джек преувеличивал. Он осуждал глав­
ным образом благополучие и притязания среднего клас­
са на культуру. Ему хотелось освободиться от неприят­
ного чувства, что такой образ жизни его привлекал. Он
был присущ не только кругу Эпплгартов, к нему тяго­
тели и некоторые социалисты Окленда, и в доме Струнских, этому образу жизни отвечала и его женитьба на
Бесс; но все это принадлежало тому прошлому, которое
он хотел позабыть.
Есть в романе и политическая подоплека. Как и
Джек, Мартин посещает митинги, собрания социалис­
тов. Он спорит о социализме с Рэссом Бриссенденом,
который многими чертами характера и философской
складкой напоминает Строн-Гамильтона. Несмотря на
доводы Бриссендена, Мартин не может принять идеи
социализма; он — индивидуалист, увлеченный Спенсе­
ром и Ницше. В этом и заключается конечный смысл
произведения. Разочаровавшись в достигнутом успехе,
не дорожа ничем в жизни, Мартин кончает с собой.
Бриссенден его предупреждает: «Мне бы очень хоте­
лось, чтобы вы стали социалистом, прежде чем я умру.
Только это может спасти вас в час разочарования в
жизни, которое, несомненно, наступит» 1. Идея, которую
Джек настойчиво пытается внушить читателю, состоит
в том, что индивидуалистическое мировоззрение беспер­
спективно.
Однако Джек затрудняет Мартину выбор. Социалис­
ты в романе представлены тщедушными интеллигента­
ми, олицетворяющими «вековую борьбу слабых, несчаст­
ных рабов против надменной горстки людей, которые
правили ими и будут править». Бриссенден сам доста1

Д ж . Л о н д о н . Собр. соч., т. 5, с. 552.

151

точно циничен и не верит в массы. Он социалист только
потому, что это — «неизбежно», а почему «неизбежно»,
кстати, в романе никак не объясняется; так же, как и
Мартин, он умирает. Умом Джек понимал, что социа­
лизм может служить разумной альтернативой сущест­
вующей системе, но полагал, что бороться за социализм
не имеет смысла. Он знал, что сам по натуре индиви­
дуалист, и в то же время прекрасно понимал, что инди­
видуализм несостоятелен. Ни одно учение отныне но
интересовало его, теперь он будет принадлежать только
самому себе.
Следует отметить и еще один аспект романа. «Мар­
тин Иден» стал последним произведением, в котором
Джек заботился о «настоящем» содержании. С самого
начала своей писательской деятельности он никогда не
скрывал, что пишет в основном ради денег. В то же
время в рассказах Джека выражалось его мировоззре­
ние, и он знал, что способен говорить о серьезных вещах
в книгах, рассчитанных на коммерческий успех. Все
три его произведения этих последних лет, резко отлича­
ющиеся друг от друга, каждое исполненное драматиз­
ма, отразили его переоценку собственной жизни и убеж­
дений. Все три — «Железная пята», «Дорога» и «Мар­
тин Иден» — были встречены прохладно. Рецензенты
посоветовали вновь обратиться к сочинению более не­
замысловатых историй. Их советы окончательно утвер­
дили его во мнении, которое он выстрадал. Оно изложе­
но в «Мартине Идене». «Книги его читала буржуазия, и
это она набивала его мешок золотом, а зная буржуазию,
Мартин не понимал, что может ее привлекать в его
произведениях. Для тех сотен тысяч, которые прослав­
ляли его и нарасхват покупали его книги, их красота
и смысл не имели решительно никакой ценности. Он
был просто баловнем судьбы, выскочкой, который вторг­
ся на Парнас, воспользовавшись тем, что боги зазева­
лись» 1.
Это неправда, но приведенный отрывок показывает,
как Джек решил распорядиться своим талантом на бу­
дущее. Он покончит с серьезной работой и будет произ­
водить, как дешевый фарфор, самые прибыльные при­
ключенческие истории. Действие его следующего романа
«День пламенеет» («Время-не-ждет») вновь происходит
1

Дж. Л о н д о н . Собр. соч., т. 5, с. 196.

152

на Клондайке. Известно, что в 1911 году он сказал ре­
портеру: «Если роман получится, я подпишу его и от­
правлю в печать. Если не получится, я подпишу его и
тоже отправлю в печать».
Возобновив путешествие на «Снарке», они оказались
в Полинезии, откуда сквозь штормы добрались к остро­
вам Фиджи. На Суве капитан Уоррен, который, как вы­
яснилось, был подвержен сильным приступам депрес­
сии, то ли был уволен, то ли оставил судно по собствен­
ному желанию, и Джек принял на себя управление.
Они направились к Соломоновым островам; там едва
спаслись от людоедов; принимали участие в походе за
«черными дроздами»: устраивали облавы на бушменов,
которых потом отправляли на плантации. Написанный
на основе этих впечатлений роман «Приключение» под­
вергся критике за сгущение красок в изображении ди­
кости нравов в XX веке, но Джек и его спутники собра­
ли материал для него на островах Тихого океана. Не­
сколько раз он лишь фиксировал реально происходив­
шие события, не делая, как прежде, подробных заметок.
Казалось, наступило счастливое, радостное время,
но оно было недолгим. Весь экипаж стал жертвой тро­
пических болезней. Ссадины превращались в огромные
язвы — фрамбезии; во время приступов малярии хинин
глотали пригоршнями. Джек называл себя докторомсамоучкой. В этом была своя «спортивная» привлека­
тельность, аромат трудностей и опасностей. Однако в
сентябре забавы кончились. Джека поразила неизвест­
ная болезнь. Распухли руки и ноги, кожа начала отсла­
иваться, а временами он терял координацию движений.
У него обнаружился двойной свищ, а загадочную кож­
ную болезнь приписали нервному истощению. В конце
октября он решил отправиться в Сидней удалить свищ
и заняться остальными болезнями.
Болезнь кожи поставила австралийских врачей в ту­
пик. Позже Джек выяснил, что у него была «солнечная
болезнь», вызванная чувствительностью кожи к ультра­
фиолетовым лучам; такое же разрушение тканей на­
блюдалось у первых экспериментаторов с рентгеновски­
ми лучами. Пять недель провел он в больнице и в конце
концов признал, что дальнейшее плаванье на «Снарке»
в тропиках невозможно. Он поручил Мартину Джонсону привести «Снарк» в Сидней, там яхту продали за
3000 долларов и отправили обратно на Соломоновы ост­
рова, где она должна была служить для перевозки ра153

бочих. После визита на Тасманию Джек и Чармиан в
сопровождении Накаты отплыли из Австралии на гру­
зовом пароходе. Обратный путь был долгим, заходили в
большинство южноамериканских портов и месяц стояли
в Эквадоре. Вернулись они в Сан-Франциско 23 июля
1909 года.
Здоровье Джека и Чармиан было подорвано — по
возвращении она еще долго мучилась малярией. За эти
два года путешествия на «Снарке» Джек много пил.
В начале плавания решили не иметь на борту спиртно­
го, и он наверстывал упущенное на берегу. После Мар­
кизских островов на судне появился солидный погре­
бок, и скорость поглощения напитков неуклонно воз­
растала. Джек приписывал это тропической жаре, не­
прерывным развлечениям и утверждал, что алкоголь
оказывает на него стимулирующее действие, когда ра­
бота идет плохо. Выйдя из больницы в Австралии, он
снова начал пить, уже без всяких объяснений. Теперь
его ничто не сдерживало: в Глен-Эллен выпивка стала
ежедневным ритуалом, так что, как он писал в «Джоне
Ячменное Зерно», его организм весь пропитался алко­
голем.
Дела Джека, как обычно, были запущены. Нинетта
рассылала его рассказы по газетам и журналам, торгу­
ясь из-за гонораров, и как понаторевший литературный
агент предлагала разным редакциям одни и те же ма­
териалы. Она уговорила его приобрести соседнее ранчо
размером в сто тридцать акров, а потом пятнадцатиакровое Фиш-Рэнч. Был построен большой амбар, в ко­
тором разместилась огромная коллекция диковинок
Южных морей. Все это вызвало новые расходы и по­
требовало новых средств. Он взял еще одну закладную,
чтобы приобрести второе и третье ранчо. Егообуревали
мечты о «Ранчо Красоты», которое он хотел создать во
что бы то ни стало. Когда в Калифорнии распространи­
лась повальная мода на эвкалиптовые деревья, он не­
медленно посадил 15 000 эвкалиптов и без конца рас­
суждал, как на них разбогатеет.
Решить все проблемы он мог только одним — писать
все больше и больше. По возвращении в Глен-Эллен у
него было девять книг, готовых к изданию, но гонора­
ры были уже получены и истрачены. Он установил себе
девятнадцатичасовой рабочий день, как много лет на­
зад. Рассказы буквально вылетали из-под его пера; по­
явились деньги: 8000 долларов за журнальную публика154

цию «День пламенеет», он получал по 750 долларов за
каждый рассказ в «Сатердей ивнинг пост». Теперь он
постоянно твердил, что ему опротивело писать, но каж­
дый день к одиннадцати утра он выдавал свою тысячу
слов. Работоспособность Джека Лондона поистине не­
вероятна. Он ежегодно получал по несколько тысяч пи­
сем и на каждое из них отвечал, нередко диктуя весьма
пространные послания. Часть дня была отведена для
посетителей. До полудня он никого не принимал, но
после ленча был готов развлекаться так же самозабвен­
но, как и работал.
Стремясь всеми возможными способами увеличить
«выход» рассказов, он в 1910 г. начал покупать сюжеты
у двадцатипятилетнего рекламного агента Синклера
Льюиса. Их соглашение действовало год с небольшим;
Джек купил у Льюиса двадцать семь сюжетов, из кото­
рых использовал пять. Он платил за них от пяти до семи
долларов и потом ворчал: «Говоря откровенно, не
знаю, делаю ли я деньги или, наоборот, теряю их, раз­
рабатывая в рассказах ваши идеи. Возьмите, к приме­
ру, «Первобытного зверя». Я получил за него 1200 дол­
ларов... Если бы отданное ему время я потратил на
«Смока Белью» или на «Солнечные рассказы», я полу­
чил бы целых 3000 за такой же объем работы». Однако
он не упускал возможности приобрести сюжет; кое-что
предлагал и Джордж Стерлинг.
Большая часть его теперешней продукции отлича­
лась бедностью содержания и небрежной отделкой. И,
что еще хуже, герои его произведений были полны на­
циональных и расовых предрассудков самого дешевого
пошиба. Правда, он поставлял читателям и журналам
как раз то, чего они хотели, и это отчасти извиняет Лон­
дона. Они, конечно, не отказались бы и от кое-чего по­
лучше, но, к сожалению, и сам Джек становился жерт­
вой предрассудков и англосаксонских бредней. В рас­
сказах Южных морей, которые после путешествия на
«Снарке» были главным направлением, в котором рабо­
тала его фантазия, постоянно встречаются властный
белый и услужливый, инфантильный абориген. Герой
романа «День пламенеет» — «белокурая бестия», чело­
век, живущий по своим собственным з а к о н а м , — ничем
не напоминает угрюмого и обреченного на гибель Волка
Ларсена, наоборот, он очень мил и пользуется успехом.
Герой Элам Харниш одержим мечтой, которую Джек
много лет назад поверял Анне Струнской: «победить
155

капиталистов по правилам их собственной игры». До­
бившись победы, герой отказывается от богатства и по­
ложения ради скромной жизни с любимой женщиной —
финал, который, вне всякого сомнения, доставил ра­
дость многим читателям, но который прежний Джек вы­
смеял бы как успокоительный литературный трюк.
На рождество 1909 года Чармиан сообщила ему, что
ждет ребенка. Ей было почти сорок. Перспектива от­
цовства привела Джека в восторг, он почти забросил
работу, несмотря на ее срочность. Чармиан была счаст­
лива. Она вела дневник, нелепо-сентиментальный, цве­
тистый и выспренний по стилю; не стоит, однако, иро­
низировать по этому поводу; говоря о Джеке, она была
права: он не помнил себя от радости, он излучал любовь
и заботу и в нетерпеливом предвосхищении событий
уже твердил: «Нас трое». Они целыми неделями путе­
шествовали в коляске, взяв с собой только его письмен­
ные принадлежности. Он был уверен, что на этот раз
родится сын.
Они давно собирались построить на территории ран­
чо дом, и теперь для этого, полагал Джек, приспело вре­
мя. Его планы, всегда отличавшиеся масштабностью,
стали особенно грандиозными. В самом красивом кань­
оне ранчо они выбрали место, окруженное великолепны­
ми деревьями. Будущее жилище предполагалось на­
звать «Домом Волка», строительным материалом — ог­
ромные красные вулканические камни и бревна красно­
го дерева — обеспечивала Лунная долина. В доме будет
библиотека, музыкальный салон, дюжина комнат для
гостей; башня со спальней Джека; отдельный этаж для
Чармиан; комнаты слуг; гостиная исключительно для
мужчин, где они смогут пить, вести беседы и играть на
бильярде. «Джек всегда все делает с большим разма­
х о м » , — писала Чармиан. Смысл этого начинания за­
ключался в том, что теперь, после рождения долгождан­
ного сына, семья Лондонов превратится в династию, и
надлежало построить дом, достойный этой династии. Из
Сан-Франциско выписали архитекторов, и Джек вместе
с Чармиан часами корпел над проектом.
Он пригласил сестру Элизу вести хозяйство на ран¬
чо. У нее был маленький сын, но она разошлась с пожи­
лым и хворым Шепардом. Нинетта по-прежнему обитала
в Уэйк-Робин со своим вторым мужем, но по возвра­
щении из путешествия на «Снарке» Джек щедро по­
благодарил ее и отказался от услуг. Элиза водворилась
156

на Фиш-Рэнч. Она была очень способной женщиной и,
что еще важнее, могла трезво и целеустремленно вести
дела Джека. Перед ней стояла трудная задача. Он толь­
ко что купил за 30 000 долларов ранчо Ламотт и вино­
градники, прибавив еще восемьсот акров земли к «Ран­
чо Красоты». Естественно, денег у него не было — опять
пришлось срочно просить аванс, брать еще одну заклад­
ную. Чармиан вспоминает о разговоре, случившемся в
1910 году, когда у него было 500 долларов в банке, а
надо было срочно уплатить 800 по страховому полису.
«Не очень сходится, верно? Но ничего, не бойся —
«Смок Белью» покроет все счета, и еще кое-что останет­
ся». «Дом Волка», который начали строить, должен был
обойтись в 30 000 долларов, по Джек уже присматривал
себе речную яхту.
Время путешествия на «Снарке» было самым счаст­
ливым в жизни Джека. Плавание, несмотря на болезни
и иные проблемы, навсегда осталось в его памяти. Он
отбросил прежние моральные и социальные обязатель­
ства и составил план дальнейшей жизни. По возвраще­
нии в Глен-Эллен все казалось возможным и доступ­
ным. Разочарования и сомнения словно испарились. У
него было ранчо, скоро будет «Дом Волка»; плантация
эвкалиптовых деревьев и научное ведение хозяйства
принесут ему состояние, он сможет прервать работу и
завершить кругосветное путешествие. Через несколько
месяцев «его Женщина» родит ему сына. Он чувствовал
себя королем: пил, объезжал верхом свои владения —
одиннадцать сотен акров — и мечтал о будущем.
Но мечты его не сбылись. Счастье от него отверну­
лось.
11. ЗАКАТ СЧАСТЛИВОЙ ЗВЕЗДЫ
Младенец оказался девочкой и не про­
жил двух дней. Джек не отходил от постели Чармиан,
а все заботы и хлопоты взяла на себя Элиза — это было
счастье, что она оказалась рядом.
Он сообщил Чармиан горестную весть. Выйдя из
больницы, Джек бесцельно бродил по оклендским ули­
цам и забрел в портовый бар. То, что с ним произошло,
он объяснял тем, что его приняли за расклейщика афиш
и стали выгонять. Джек пытался что-то объяснить, но
хозяин и четверо завсегдатаев избили его. Газеты вы157

сказали предположение, что он сам нарывался на не­
приятности. В ответ он заявил, что репортеры были под­
куплены и поэтому «облили Джека Лондона грязью по
мере возможности»; нетрудно представить, что в тог­
дашнем своем настроении он сознательно выбрал такое
место, где можно было ввязаться в драку. В тот день он
задыхался от ярости.
Происшествие имело последствия. Джек добился
ареста владельца бара, Малдони, «предъявив» в поли­
ции свой синяк. Дело дошло до суда, но судья «усом­
нился» и отпустил обвиняемого. Какой-то анонимный
доброжелатель прислал письмо, в котором посоветовал
Джеку ознакомиться с неким муниципальным докумен­
том; Джек отправил в муниципалитет Элизу, выяснив­
шую, что судья является фактическим хозяином участ­
ка и дома Малдони. В гневе Джек послал в газеты и
журналы свое знаменитое «Открытое письмо судье Сэмюелсу»: «Когда-нибудь, где-нибудь, как-нибудь я при­
тяну вас к судебной ответственности, как принято сре­
ди якобы цивилизованных людей».
Письмо было перепечатано всеми американскими
газетами. Никакой юридической компенсации за этим
не последовало, но месть Джека вылилась в рассказ
«Польза сомнения», где подробно описывалось все
происшествие, а «Сатердей ивнинг пост» опубликовала
его.
На следующий день после драки в баре Джек уехал
на десять дней в Рено, чтобы комментировать для
«Нью-Йорк гералд» матч между боксерами Джеффрисом и Джонсоном. Со времени матча в Сиднее, где
Джонсон жестоко расправился с Томми Бернсом, Джек
утверждал, что могучий старый чемпион Джеффрис —
единственный, кто может заставить «ниггера» Джонсо­
на перестать улыбаться. Джек создал миф о Джимми
Джеффрисе как о сверхчеловеке по силе и боксерскому
таланту. Джеффрис и вправду когда-то был чемпионом,
он и сегодня казался могуч, но ему было уже тридцать
пять, и он шесть лет не выходил на ринг. Он потерпел
сокрушительное поражение, и в зале многие плакали.
Как ни странно, Джонсон вызвал у Джека своего рода
восхищение — в 1908 году он из Тасмании послал до­
мой его фотографию. Отчасти «расизм» Джека можно
объяснить тем, что он писал для Херста и его читателей;
и нет никакого противоречия между чувством саксон­
ского превосходства в рассказах Южных морей и воз158

мущением по поводу того, что чемпионом мира стал ка¬
кой-то «выскочка-негр».
Чармиан оставалась в больнице «Фабиола» несколь­
ко недель. Джек ежедневно писал ей из Рено и продол­
жал это делать вплоть до ее возвращения домой. Пись­
ма полны ласки и нежности. Он прекрасно понимал, что
ее чувство горечи и разочарования не уступают его соб­
ственным, и всячески старался ее утешить. Во всех
мечтах и планах она была с ним заодно. Она была ря­
дом во время долгого морского путешествия, она была
душой «Ранчо Красоты» и «Дома Волка» и всего, что
ожидало его в будущем. Но находиться рядом с таким
человеком, как Джек, было очень трудно: ее место зави­
село от исполнения его фантазий.
Он нашел себе подходящую яхту — тридцатифуто­
вый ял под названием «Ромер». В середине октября
они отправились в путешествие вдоль побережья и по
рекам. Джек вновь хотел пройти по тем местам, где за­
нимался пиратским промыслом, стремясь вернуться в
дни юности, вновь поразмыслить над тем опытом, кото­
рый приобрел в последующие годы. Из Окленда они по­
плыли через залив Сан-Франциско, по протокам и ре­
кам, прошли Беницию, Сэсунский залив, заехали в
Сакраменто и Сан-Джоакин. В хижине охотников на
уток Джек встретил Француза Фрэнка, семидесяти­
летнюю развалину, потом поплыл мимо Бельмонта, где
некогда до изнеможения работал в прачечной. Конечно,
все с тех пор изменилось. Джек стал знаменитостью,
а старые приятели усердно приукрашивали его прош­
лое. Как ни странно, он не зашел в салун «Шанс пер­
вый и последний». Чармиан писала в 1920 году, что так
и не познакомилась с Джонни Хейнголдом. После вы­
хода в свет «Джона Ячменное Зерно», где Джек описы­
вал тогдашнюю жизнь, он получил письмо от своего
бывшего матроса с «Ослепительного» Паука Хили. В
письме говорилось: «В последних строках хочу сооб­
щить, как сегодня живут те пираты, чьи имена ты про­
славил в книге «Джон Ячменное Зерно». Джонни Хейнголд и Джо Вирго — единственные, кому удалось ско­
лотить капиталец, и, заметь, запрятали они его так, что
ни одна собака не вынюхает. А жадюг таких свет не
видывал — у них не то что четвертака, прошлогоднего
снега не выпросишь».
Возможно, что вскоре после получения этого письма
Джек заглянул-таки в салун «Шанс первый и послед159

ний», выпил рюмочку и положил на стойку золотую пя­
тидолларовую монету: «Скажите ребятам, что заходил
Джек Лондон и поставил им выпивку».
Они с Чармиан много плавали вместе на «Ромере»,
а летом 1911 года совершили путешествие по северной
Калифорнии в фургоне, запряженном четверкой лоша­
дей. Перед началом этой поездки они решили переехать
в новое жилище. Джек и Чармиан все еще жили в при­
стройке к Уэйк-Робин, наблюдая за возведением их бу­
дущего замка. Джек предложил перебраться в дом ни ви­
ноградниках их ранчо Колер. Дом был в запущенном
состоянии, вокруг все заросло, а надворные постройки
развалились, но дом находился в самом сердце их вла­
дений, и здесь было больше места для приема бесчис­
ленных гостей. Джек распорядился, чтобы дом привели
в порядок, пока они с Чармиан будут путешествовать;
в сентябре, по возвращении, они туда перебрались и
остались там навсегда.
Их новое жилище представляло собой одноэтажное
деревянное здание с шестью комнатами, разделенными
коридором; в одном крыле был кабинет Джека и терра­
са, где он спал, в другом обитала Чармиан. Однако
главным и наиболее оживленным помещением стала
каменная винодельня, почти примыкавшая к дому и со­
единенная с ним крытой галереей. Получился зал дли­
ной в тридцать восемь футов. Рядом располагалась
кухня, а под ним был погреб. В одном конце зала стоял
длинный обеденный стол, а во главе его — стул Джека,
похожий на трон. Стены были увешаны сувенирами с
Южных морей, фотографиями, оригиналами иллюстра­
ций к книгам Джека, самоанскими циновками из дре­
весной коры; тут же находился огромный рояль; на по­
лу лежали подушки, ковры и шкуры зверей.
Все остальные помещения были превращены в ком­
наты для гостей и всех тех, кто оказывался поблизости.
Когда они жили в Уэйк-Робин, гостей размещали в кот­
теджах Нинетты и в палатках, стоявших вокруг. Здесь
же переделали для размещения постоянно прибываю­
щего потока гостей прилегающие к винодельне построй­
ки. В бесчисленных письмах Джека к почитателям его
таланта, издателям, социалистам, случайным знако­
мым, людям, утверждавшим, что они когда-то знали его
или пили вместе с ним, неизменно содержалось пригла­
шение «приехать и погостить у нас», он даже напечатал
специальный путеводитель, в котором объяснялось, как
160

добраться до дома. Многие из приезжавших жили на
ранчо целыми месяцами, выполняя чисто символичес­
кую работу, но получая за нее вполне реальную плату.
Сотнями приходили письма с просьбами о работе и
жилье; среди авторов были каторжники, начинающие
писатели и неизлечимо больные. В 1913 году он платил
ежемесячно 3000 долларов обитателям ранчо и строите­
лям «Дома Волка», при этом большая часть денег ухо­
дила на бездельников, почти или совсем не работавших.
Каждый день за стол садилось не меньше дюжины
человек, не считая самого Джека. Чармиан писала: «Он
до безумия любил накрытый стол и два ряда обращен­
ных к нему приветливых дружеских лиц; он всегда был
готов поставить перед любым полную тарелку!» Он гу­
лял с гостями по окрестностям ранчо, показывал им
«Дом Волка» и расписывал его будущее великолепие.
Конечно, не обходилось без выпивки; грубые развлече­
ния на вечеринках в Пидмонте десять лет тому назад
здесь приобрели характер жестоких розыгрышей —
Джек был неистощим в их изобретении. Анархистам
подкладывали взрывающиеся книги и коробки. В одной
из комнат к ножкам кровати были привязаны веревки,
спущенные в нижнее помещение: когда там дергали за
веревки, кровать накренялась и бедняга гость думал,
что началось землетрясение.
Некоторые, как Стерлинг и Хоппер, считались дав¬
ними и близкими друзьями. Многие из гостей приезжа­
ли из чистого любопытства, были и такие, как Бретт, ко­
торый находился с хозяином в деловых отношениях и,
вероятно, предпочел бы менее пышное гостеприимство.
Но большей частью это были всевозможные прихлеба­
тели, кормившиеся за счет невероятной щедрости Дже­
ка. Они аплодировали его выдумкам, громко смеялись
его шуткам, всем восхищались и со всем молчаливо со­
глашались, а за его спиной принимались рассуждать о
пьянстве и тщеславии Лондона. Он отлично понимал,
чего стоит их «привязанность». В письме к одному зна­
комому он сердито бранил своих гостей: «Бездомные
бродяги, проклятое отребье, кишат на ранчо как сельди
в бочке... Каждый гоняется за своими излюбленными
фантазиями. Каждый думает только о своей шкуре».
Дохода ранчо не приносило. Затея с эвкалиптами
провалилась. Всего Джек посадил почти 150 000 деревь­
ев, что обошлось ему в 50 000 долларов. Но тут в газе­
тах появилось официальное сообщение о том, что по161

вальное увлечение эвкалиптами научно не обосновано,
а их древесина не имеет никакой ценности. Земля на
фермах Джека была совершенно истощена. Он понял
наконец, что его ранчо были проданы потому, что не
оправдали надежд прежних владельцев: «В настоящее
время мне принадлежат шесть не приносящих дохода
ранчо. Шесть не дающих дохода ранчо предполагают по
меньшей мере восемнадцать банкротств и разорений.
Могу ли я преуспеть там, где восемнадцать человек по­
терпели крах? Я вложил в них самого себя, все свое му­
жество, состояние, книги и вообще все, что у меня бы­
ло».
Он углубился в изучение сельского хозяйства с тем
же рвением, с каким когда-то готовился к экзаменам,
набивая голову фактами и теориями, а Элизу заставил
срочно пройти курс обучения по выращиванию зерно­
вых. Он верил, что с помощью научных методов достиг­
нет успеха. Но даже при этих научных методах требо­
валась квалифицированная рабочая сила; у Джека же
работали люди — число их временами доходило до пя­
тидесяти т р е х , — не имеющие специальных знаний и
даже желания заниматься сельским хозяйством. Но ког­
да на это обращали внимание Джека, он возмущался:
главное — он дает людям работу. Он велел Элизе и де­
сятнику на строительстве «Дома Волка» принимать на
работу любого, кто попросится. Всех бродяг, выпущен­
ных из тюрьмы досрочно, всех их следовало накормить
и заплатить им хотя бы за несколько дней. Когда вер­
нувшаяся из больницы Чармиан выразила недовольст­
во тем, что он зря тратит деньги и сводит на нет все
усилия Элизы навести хоть какой-то порядок, он отве­
тил: «Пожалуйста, не забывай, что ранчо — моя забота.
Нетта и Эдвард мне никогда не помогали, Уайджет ни­
когда мне не помогал; Элиза никогда мне не помогала.
Именно я, чего-то достигнув, заметил способности в
Элизе, которая не перестает тянуть из меня. А то, что
вытянули наличными другие, в тысячу раз больше, чем
расходы на обед и кров для моих бродяг. И даю я им
этот пустяк от самого чистого сердца. У меня уже сов­
сем немного осталось сердечного тепла для челове­
чества».
Хотя это послание и заканчивается выражением люб­
ви к Чармиан, прежнего счастья не было. Щедрость
и сердечность не могли скрыть постоянного раздраже­
ния, которое вызывали окружающие. Бродяги и забулды162

ги не только напоминали ему о прошлом, которым он
любил похвастаться, они нужны были, чтобы подчерк­
нуть презрение к остальным, «бездельники развлекали
и успокаивали его, и жалких крох заслуживали больше,
чем иные почтенные люди — уважения». Жизнь на ран­
чо, которое он и Чармиан хотели превратить в семейную
обитель, дарующую постоянную радость, озлобляла его.
Он писал Хартвеллу Шиппи, что пытается подавить это
чувство, «как я старался победить море, мужчин, жен­
щин, книги и все в жизни, на что я мог поставить свою
печать «я так хочу».
Он регулярно стал ездить в Глен-Эллен, в с а л у н ы , —
в коляске с бубенцами, своим звоном извещавшими о
его прибытии. Раз в неделю он отправлялся в СантаРозу, за шестнадцать миль от дома. Заходя в питейное
заведение, он никому не разрешал платить, поэтому
толпа завсегдатаев ждала его и встречала криками «При­
вет, Джек!», а он, помахивая в ответ широкополой шля­
пой, переходил из салуна в салун. Джек вступал в дис­
куссии о социализме и сельском хозяйстве, его влекла
в Санта-Розе возможность поспорить со знающими
людьми, которых можно было встретить в злачных за­
ведениях. Прежде чем отправиться назад, он обходил
магазины, скупая редкости и предметы старины, и всех
приглашал к себе, а потом во всю лошадиную прыть
мчался домой по пыльным грунтовым дорогам.
Существует довольно много описаний его внешности
того времени, но вряд ли все они достоверны. Ему ис­
полнилось тридцать пять, на фотографиях он всегда
широко улыбается, держится прямо и уверенно, не­
сколько выпятив намечающееся брюшко. Все, кто
встречался с ним и принимал участие в застольях ГленЭллен, говорят о силе и обаянии его личности. Где бы
Джек ни появлялся, он тут же оказывался душой раз­
говора; его знания, опыт и живой ум делали его непо­
бедимым в любом споре. После его смерти на адрес Чар­
миан посыпались письма, авторы которых утверждали,
что «ему не было равных среди людей». Тут надо сде­
лать оговорку. Дело не в том, что корреспонденты пи­
сали под влиянием сантиментов или желая польстить.
Просто время «говорить правду» о властителях дум еще
не пришло. Вспоминавшие следовали старому прави­
лу — говорить об умерших только хорошо; другие, сле­
дуя тому же правилу, хранили молчание.
Эдмундо Пелузо, в молодости состоявший в окленд163

ской ячейке, писал в начале 20-х годов совсем иное. Он
вспоминал о своих посещениях Глен-Эллен и о рабле­
зианском стиле жизни, который там царил: неизменные
бродяги и прочие странные субъекты за столом; иногда
кормилось по тридцать-сорок человек одновременно.
Джек продолжал дискутировать в письмах, но отсутст­
вие глубины мыслей, подкрепленной солидными знани­
ями, приводило к широковещательным декларациям и
неоправданным обобщениям.
Из произведений, созданных им в тот период, цен­
ность представляет немногое. Он по-прежнему выдавал
свою тысячу слов в день и требовал аванса, едва заклю­
чив договор. У него появилась привычка заранее во все­
услышание расхваливать еще не написанное: «Это бу­
дет настоящий шедевр», «абсолютный рекорд», «нечто
чистое, свежее, прекрасное и новое». Эта манера ска­
зывается в записях, которые он делал для с е б я , — он
быстро настрочит «грандиозный рассказ», «потрясаю­
щую повесть» — и так далее в том же духе. Отчасти это
было откровенной бравадой, желанием подтвердить ре­
путацию писателя, который возглавляет список самых
популярных и читаемых авторов. Но вещи, так им рас­
хваливаемые, по большей части были наспех состряпан­
ные поделки, что он и сам прекрасно понимал. В 1912 го­
ду он поссорился с Макмилланом из-за неправильного
расположения фотографий в «Путешествии на «Снарке» и обратился к «Сенчури компани». Они издали
четыре его книги, но не сумели наладить с ним отноше­
ния так, как это удавалось Бретту. Он решил не возоб­
новлять договор с «Сенчури компани», так как требовать
большие авансы стало его привычкой. «Сенчури компани» не расположена была их давать. Он послал теле­
грамму Бретту с предложением «возобновить отноше­
ния на прежней основе», и с тех пор все его книги вы­
ходили только у Макмиллана.
Какой бы принцип ни доминировал в жизни Джека,
он уже, в сущности, отошел от радикальной деятельнос­
ти: «По секрету скажу вам прямо: единственная причи­
на того, что мне до сих пор разрешают состоять в соци­
алистической партии, заключается в том, что я никогда
не принимал участия в ее политической деятельности».
Даже переводя взносы, он твердил, что не поддерживает
с социалистами никаких отношений. Однако в то же
время настаивал, чтобы его считали социалистом. Когда
в 1912 году к нему обратились с просьбой познакомить
164

со своими убеждениями, он объявил себя сторонником
немедленных действий, верящим в насильственный за­
хват власти; он полагал, что уже выполнил свою актив­
ную роль. В дела радикалов он вмешивался редко и ма­
ло. В феврале 1911 года, взволнованный восстанием в
Мексике, он направил в социалистические газеты от­
крытое письмо «Моим дорогим храбрецам — Мексикан­
ским Революционерам». Оно было прекрасно написано
и волновало не меньше, чем его лекция «Революция»:
«Мы, социалисты, анархисты, хобо, цыплячьи воры, из­
гои и нежелательные элементы Соединенных Штатов,
душой и сердцем с вами, стремящимися низвергнуть
рабство и тиранию в Мексике. Знайте, с нами в царстве
собственности не считаются. Прозвищами, которыми се­
годня награждают вас, нас уже наградили давно. Когда
богатеи и мошенники принимаются давать прозвища
честным людям, храбрым людям, патриотам и мучени­
кам, мы тут же оказываемся цыплячьими ворами или
подонками.
Да будет так. Но я со своей стороны хотел бы, чтобы
стало больше цыплячьих воров и подонков — таких, как
в том доблестном отряде, что захватил Мехикали, та­
ких, как те, кто героически держался в застенках Диаса
и кто сражается и погибает, жертвуя собой в сегодняш­
ней Мексике.
Подписываюсь — цыплячий вор и революционер
Джек Лондон».
Письмо получило широкое распространение. Джек
давал интервью, декларируя свою симпатию к револю­
ционерам, и обессмертил их в блистательном рассказе
«Мексиканец». Он был немедленно напечатан в «Сатердей ивнинг пост» и до сих пор остается одним из его
самых выдающихся произведений. Но на этом пыл Дже­
ка угас...
Джек всегда отвечал сотням честолюбивых писате­
лей, обращавшихся к нему за помощью. Нередко по­
мощь, оказанная им, носила материальный характер:
иногда это было денежное вспомоществование, а
иногда постоянное пособие. В прежние времена Джек
направлял заранее заготовленный ответ тем, кто посы­
лал ему свои сочинения в надежде на критический раз­
бор; в ответе говорилось, что он не может превратиться
в «бюро литературной благотворительности». Но, обос­
новавшись на ранчо, он решил читать каждую прислан165

ную рукопись и поощрять писателей, желающих услы­
шать его суждение. В письмах он давал советы — одно
из них, адресованное Максу Феклеру, было опублико­
вано под заголовком «Письмо молодому писателю». Он
регулярно приглашал Феклера в Глен-Эллен, вел с ним
длительные беседы и старался «пристроить» его сочи­
нения, как и опусы других незадачливых авторов. Когда
же это не удавалось, он отправлял адресату экземпляр
книги Ричарда Ле Гальена «Письмо литератору, не до­
бившемуся успеха».
В 1912 году Чармиан вновь ожидала ребенка, но бе­
ременность окончилась выкидышем. То был самый пос­
ледний шанс иметь детей — другого предоставиться уже
не могло. Джек больше ни на что не надеялся и никог­
да не говорил на эту тему. Он начал нежнее относиться
к своим юным дочерям. Бесс с детьми жила в доме, ко­
торый он для них построил; Джек ежемесячно посылал
деньги на их содержание и платил по счетам. Изредка
он навещал их или брал девочек на прогулку. Но чаще
они встречались тогда, когда возникала потребность в
деньгах, и тогда неизменно вспыхивали ссоры. Перед
концом путешествия на «Снарке» Джек получил два
письма от Бесс, просившей его установить новое финан­
совое соглашение, поскольку она собирается выйти за­
муж (чего она не сделала). Он ответил ей бешеным
письмом в 3500 слов, в котором поклялся, что будет «бо­
роться, бороться, бороться и скорее оставит всех без
гроша», чем хоть в чем-нибудь ей уступит.
Он нападал на Бесс за то, что она не позволяет ему
часто видеть дочерей. Он хотел, чтобы они приезжали
на ранчо; Бесс отвечала, что они этого не желают. Как
писала Джоан много лет спустя, они были «пешками в
игре, которой никто не понимал». Но когда Бесс согла­
силась привести девочек и их подруг на пикник, встре­
ча продолжалась недолго, и Джеку не удалось побыть
с ними: Чармиан в красной блузке и кепке промчалась
на лошади, покрыв пылью гостей и еду. Джек обещал
построить коттедж на ранчо и не пускать туда Чарми­
ан, но Бесс, имевшая теперь полное на это основание,
была непреклонна. Он прекратил просьбы и излил свой
гнев в бурных угрозах: «Чем меньше я встречаюсь со
своими детьми, тем меньше я буду их знать, тем меньше
я буду ими интересоваться. Из-за того, что ты мешаешь
моему общению с девочками, мешаешь мне узнать соб­
ственных детей, мой интерес к ним и все, что я мог бы
166

сделать для них, будет неизмеримо меньше, чем могло
быть... Предупреждаю, что ты ведешь себя как собака
на сене, позволяя своему прошлому и настоящему отно­
шению ко мне диктовать условия, на которых я могу их
в и д е т ь , — и все потому, что Чармиан доказала, что мо­
жет быть лучшей женой и другом, чем ты... Женщина
ли ты? Или ты попросту самка, способная приносить в
жертву и детей, и их отца своей патологической ревнос­
ти и ненависти? Индейцы, охотники за головами и кан­
нибалы иногда, на самых низших ступенях развития,
воли себя подобным же образом. Неужели ты хочешь им
уподобиться?»
Его разочарованность в отцовстве и чувство безыс­
ходности росли, но и в других отношениях жизнь была
не лучше. Ранчо по-прежнему не приносило дохода, по­
глощая огромные средства, но отказываясь плодоносить,
несмотря на научные методы хозяйства. Внезапно Джек
объявил, что уезжает вместе с Чармиан на несколько
месяцев в Нью-Йорк, а потом морем вокруг мыса Горн.
В Нью-Йорке он поклялся, что случившийся там за­
пой — последний в жизни; он хандрил и чувствовал се­
бя несчастным.
Путешествие сослужило ему службу. Джек выбрал
четырехмачтовый барк. Формально пришлось стать чле­
нами команды, поскольку барк но имел права перево­
зить пассажиров; Чармиан значилась стюардессой, а
Наката — юнгой. Написав обязательную тысячу слов,
Джек вместе со своими спутниками читал или отдыхал
на палубе. Через три месяца, проведенных на море,
Джек заговорил о том, о чем, по-видимому, постоянно
думал и что могло быть главной причиной путешествия.
С тех пор как они вышли из Нью-Йорка, он не пил: он
должен был доказать себе самому, что не стал пьяницей.
Они вернулись в Глен-Эллен; там их поджидали не­
оплаченные счета и долгие беседы с Элизой. Проблема
была одна: добыть денег. Они мечтали о том времени,
когда будет достроен «Дом Волка». Каждый день они
наблюдали за тяжело груженными повозками, тащив­
шими каменные глыбы в гору. Джек требовал у Бретта денег, чтобы поскорее завершить работы: «Крыша
каменного дома, который я строю, будет выложена ис­
панской черепицей и обойдется в общей сложности в
3500 долларов». Взяли еще одну закладную. В начале
августа 1913 года, когда дом был почти готов, Джек
пригласил Гаррисона Фишера его посмотреть: Фишер
167

сказал, что это самый прекрасный дом на Западе. В пят­
ницу 22 августа почти все рабочие покинули стройку, а
уборка и чистка подходила к концу. На следующий
день должны были перевозить вещи.
В полночь разбудили Форни, старшего каменщика.
«Дом Волка» горел. Когда Форни добежал до каньона,
пламя полыхало вовсю; спасти дом было уже невозмож­
но. Примчались Джек, Чармиан и Элиза. Джек следил
за тем, чтобы огонь не перекинулся на ближний лес, но
больше ничего нельзя было сделать. Все жители округи
собрались и оставались до рассвета: у всех на виду рух­
нула крыша из красной черепицы и стены превратились
в дымящиеся развалины. Форни и рабочие-итальянцы
рыдали. Только Джек был спокоен — он словно заранее
знал, что его мечте не осуществиться. За всю эту ночь
он только и сказал: «Предпочитаю быть хозяином сго­
ревшего дома, чем поджигателем».
Отчего возник пожар, так и осталось неизвестно.
Джек, убежденный в огнеупорности материалов, не
стал страховать дом, огромные балки красного дерева
воспламенялись с трудом, не говоря уже о камне и бе­
тоне. Пожар мог возникнуть из-за неполадок в новой
электропроводке. Форни предположил, что пропитанная
скипидаром ветошь, которой протирали и чистили дере­
во, могла самовоспламениться. Однако все говорит за
то, что дом подожгли. Вокруг было немало затаивших
обиду, недовольных бродяг, людей, с которыми Джек
днем рассорился. Несколько недель после пожара он по­
лучал анонимные письма, обвинявшие многих — назы­
вали и Форни. Все были уверены, что пожар не случай­
ность, а жестокая месть.
Но не все выразили сочувствие. Во-первых, социа­
листическая пресса. Она осуждала затею с «Домом Вол­
ка». Для социалистов он был вульгарным замком бога­
ча, который подошел бы Херсту, но не годился для того,
кто называл себя «цыплячьим вором и революционе­
ром». Раздражение вызывали не только размеры дома
и его великолепие, но и суммы, затраченные на его по­
с т р о й к у , — более 70 000 долларов, и это тогда, когда со­
циалистическое движение отчаянно нуждалось в сред­
ствах. Джек отвечал, что ни «Дом Волка», ни «Ранчо
Красоты» не являются капиталистической собственнос­
тью, приобретенной за счет прибылей, нажитых на тру­
де рабочих; он заработал эти деньги собственным тру­
дом. Но на радикалов это не произвело впечатления.
168

Дом был основным узлом обид, конфликтов и противо­
речий между Джеком и социалистами; многие из них
намекали, что пожар был актом справедливости.
Упавший духом и несчастный, он очень надеялся по­
лучить хоть несколько сочувственных слов от дочерей.
Бесс могла бы объяснить им, что они должны выразить
отцу соболезнование, и очевидно, несчастье сблизило
бы их. Ни строчки. Спустя два дня, еще не встав с пос­
тели, он писал Джоан: «Мой дом, в котором так никто
и не жил, сгорел дотла, а от тебя я не получил ни слова.
Когда ты болела, я навещал тебя. Я принес тебе кана­
рейку и цветы.
Теперь я болен, а ты молчишь. Мой дом — моя меч­
та — уничтожен. А тебе и сказать нечего...
Джоан, дочь моя, пожалуйста, запомни, что мир при­
надлежит честным, правдивым и справедливым, тем,
кто громко говорит правду, тем же, кто молчит, лжет и
обманывает самим своим молчанием, превращая любовь
в посмешище, а отца — в право на бесплатный обед, тем
мир никогда не будет принадлежать.
Не думаешь ли ты, что мне пора наконец получить
от тебя весточку? Или ты хочешь, чтобы я навсегда по­
терял к тебе интерес?»
Джоан к тому времени исполнилось двенадцать лет.
Она сразу же ответила ему, прося понять ее трудное
положение. Ответ рассердил Джека, но связь между ни­
ми все же наладилась. Он снова написал, и она опять
ответила; они продолжали переписываться до самой
смерти Джека. Это было единственным утешением в
постигшем его горе — утрате «Дома Волка».
12. ОТРЕЧЕНИЕ
1913 год оказался «самым плохим го­
дом». Помимо пожара, его страшной кульминации,
Джека постигли другие бедствия — бесконечные болез­
ни и ссоры, неудачи на ранчо и в остальных делах. У
него случился аппендицит. Призовую племенную же­
ребую кобылу нашли на пастбище пристреленной. Уро­
жай был на корню погублен засухой, которая к тому же
способствовала размножению вредителей, поразивших
виноградники.
Положение Джека было серьезным. После пожара
он вполне мог объявить себя банкротом, но решил спол169

на уплатить
подрядчикам.
Он
задолжал
более
100 000 долларов, но траты не уменьшались. У него был
доход богатого человека. Кроме гонораров, которые
приносили книги и журнальные публикации в Амери­
ке, Джек получал деньги за издание своих произведе­
ний почти во всем мире. Он писал Бернарду Шоу,
Г. Уэллсу, Уинстону Черчиллю и другим известным пи­
сателям, конфиденциально спрашивая, как платят им
английские и американские издатели. В 1913 году он
заработал примерно 75 000 долларов, но истратил вдвое
больше.
Ему приходилось содержать четыре дома. Флору,
жившую в Окленде с «мамой Дженни», которая при­
сматривала за ней. Затем Бесс: по мере того как девоч­
ки подрастали, расходы увеличивались. Элиза со своим
сыном жила в коттедже на территории ранчо. Все вме­
сте взятое составляло довольно тяжелое бремя, но все
же меньшее, чем остальные расходы. Главным источни­
ком расходов оставалась щедрость Джека. Он поддер­
живал целое племя бродяг, раздавал деньги и подарки
любому встречному, кормил и поил гостей. Дорого обхо­
дилась и его мечта о великолепии «Ранчо Красоты». За
несколько месяцев до пожара он снова написал Бретту,
прося денег. Что-то должно уйти на «Дом Волка», но
главное — надо уплатить за только что приобретенные
500 акров земли (теперь его владения простираются до
вершины горы Сонома) и за «самого лучшего в мире
жеребца-производителя, какого я видел. Это английский
тяжеловоз. Я купил его за 2500 долларов».
Ему постоянно предлагали всевозможные «деловые»
проекты. Джек как-то заметил одному из журналистов:
«Я получаю ежегодно примерно сто предложений, су­
лящих золотые горы, а кроме того, не меньше ста про­
ектов вечных двигателей и других изобретений,
включая лекарства от всех болезней». Однако он и сам
увлекался подобными идеями: мексиканская земельная
реформа и кампания надежных займов вместе обошлись
ему в 1913 году в 10 000 долларов. За год до этого он
вложил деньги в «Миллерграф» — новый фотомехани­
ческий способ печати, с которым его познакомил Джо­
зеф Ноэл, «очень близкий, очень старый и очень верный
друг»; дело лопнуло, и дружба закончилась.
В начале 1913 года Джек с актером Гобартом Босвортом основал компанию по экранизации своих книг.
Прося у Бретта очередные 2500 долларов, он писал:
170

«Если затея с кинематографом оправдает хотя бы на
одну пятую наши теперешние надежды, я не буду бес­
покоить вас из-за авансов в течение нескольких лет».
Они предполагали начать с «Морского волка» с Босвортом в роли Ларсена. Неприятности начались немедлен­
но. Выяснилось, что «Бальбоа Эмьюзмент продьюсинг
компани» делает одноименный фильм без ссылки на ав­
тора и при этом не нарушает закона, по которому автор
утрачивал право на свое произведение после журналь­
ной публикации.
Джек находился под огромным впечатлением от иг­
ры Босворта, но считал, что о фильме не может быть
речи, пока есть закон, разрешающий пиратское исполь­
зование литературных произведений. Он вступил в не­
давно организованную Лигу американских писателей и
разослал своим издателям письма с просьбой пересмот­
реть их договоры с ним и уступить ему права на все его
произведения. Он повел самую ожесточенную борьбу за
«Морского волка», съездил в Нью-Йорк, где в первый
раз за много лет встретился с Анной Струнской (она
была замужем за «социалистом-миллионером» Уилья­
мом Инглишем Уоллингом). Процесс против «Бальбоа
компани» он выиграл. Их фильм показали одновремен­
но с картиной Босворта, хотя его пришлось переимено­
вать в «Дьявольский корабль», что, естественно, повлия­
ло на популярность картины. Вмешательство Джека ока­
залось весомым вкладом в борьбу, которую вела Лига.
Все это, однако, увеличивало список потерь и расхо­
дов «самого плохого года». Джек поговаривал о построй­
ке «Дома Волка» заново, но без особой уверенности. Он
был готов, как всегда, залезть в долги, но все деньги, ка­
кие ему удавалось достать, уходили на борьбу с угне­
тавшим его кризисом. Он опять предпринял путешест­
вие вдоль побережья на «Ромере» вместе с Чармиан и
Накатой. Джоан приписывает его возрастающую тягу к
странствиям, к «уединению» потребности забыть разо­
чарования и необходимости решить, как жить дальше.
Возможно, она в чем-то права, но главная причина
представляется куда более прозаической: Джека пре­
следовали кредиторы. Во время одного из путешествий
он писал: «Делаю бешеные деньги, чтобы сводить кон­
цы с концами. Я боюсь возвращаться из-за судебных по­
весток, ожидающих меня. За каждым углом меня под­
стерегает судебный исполнитель». А Чармиан говорил:
«В финансовых делах я сам себе вырыл яму; но я не
171

беспокоюсь — ты ведь знаешь, что я в ней никогда не
засиживался. Буду работать еще больше».
Это, по-видимому, и определило его решение отпра­
виться военным корреспондентом в Мексику. Сначала
он получил предложение от концерна Херста. Когда
Америка послала войска и военные корабли, чтобы за­
хватить Вера-Крус, а Вилья и Сапата подняли народное
восстание, Джек принял предложение «Кольерс», в ус­
ловия которого входили немедленный отъезд, оплачен­
ные расходы и 100 долларов в неделю. Существует мне­
ние, основанное на свидетельство Чармиан, что таким
образом Джек жаждал взять реванш за неудачу в Япо­
нии в 1904 году. Гораздо вероятнее, что он просто ухва­
тился за возможность уехать и заработать деньги. В со­
глашении с «Кольерс» было оговорено, что он одновре­
менно продолжает работать и над художественными
произведениями.
17 апреля 1914 года он направился в Галвестон,
чтобы получить корреспондентскую карточку и отплыть
на транспортном военном корабле в Вера-Крус. Удосто­
верения Джеку не выдали, хотя других корреспонден­
тов ими уже снабдили, и они были готовы к отплытию.
Всякий раз, когда Джек пытался обратиться к генералу
Фанстону, адъютант его выпроваживал. Наконец Ри­
чард Хардинг Дэвис, помогший Джеку в Японии, от­
крыл ему глаза. Оказалось, что удостоверение задержи­
вается из-за «Примерного солдата», статьи с нападками
на милитаризм, которая распространялась теперь в ви­
де листовки, а первоначально появилась в «Интернэшнл
сошиэлист ревью» в октябре 1913 года и была подписа­
на «Джек Лондон».
Встретившись с Фанстоном, Джек яростно отрицал
свое авторство: «Я дал ему честное слово, что не писал
эту «утку», и, поверив моему честному слову, он на
свою ответственность включил меня в уже укомплекто­
ванный корпус корреспондентов». Джек сел на военный
корабль, а Чармиан, приехавшая вместе с ним в Гал­
вестон, отплыла на пароходе «Ралф коуст компани»,
чтобы встретиться с ним в Вера-Крус. Когда они туда
прибыли, война уже кончилась. Американское прави­
тельство не собиралось захватывать Мехико; для пре­
следуемых целей оказалось достаточно простой демон­
страции силы. Джек остался в Вера-Крус и посылал
статьи в «Кольерс», но через два месяца заболел и вер­
нулся в Калифорнию.
172

Онпо-прежнему настаивал, что «Примерного сол­
дата» написал другой. По приезде домой он сразу же по­
местил в «Арми энд нэйви джорнэл» опровержение, где
назвал это сочинение одним из «тысячи образцов пря­
мой лжи и газетных уток», которые связывались с его
именем в течение многих лет. Когда разразилась «вели­
кая война», он столь же настойчиво продолжал отрицать
свое авторство и в конце концов многих убедил, что
немцы сами состряпали «Примерного солдата» и при­
писали ему.
Одним из самых серьезных доказательств, что имен­
но он автор статьи, является язык произведения:
«Юноши! Самое плохое, что может случиться с вами
в ж и з н и , — это стать солдатом. Примерный солдат ни­
когда не старается отличить хорошее от плохого. Он ни­
когда не думает и не рассуждает, а только подчиняется.
Если ему прикажут стрелять в своих сограждан, друзей,
соседей, родственников, он выполнит приказ без коле­
баний.
Если ему прикажут стрелять по уличной толпе, со­
стоящей из голодных, требующих хлеба, он выполнит
приказ и увидит седины, обагренные кровью, узрит
жизнь, истекающую вместе с алой кровью из груди жен­
щины, и не почувствует при этом ни сожаления, ни уг­
рызений совести.
Если ему доведется быть во взводе, которому прика­
зано расстрелять героя или человека, творившего благо,
он выстрелит без колебаний, хотя и сознавая, что его
пуля пронзит благороднейшее сердце, которое когдалибо билось в человеческой груди.
Примерный солдат — слепое, бессердечное, бездуш­
ное орудие смерти. Он не человек. Но и не животное,
ибо животное убивает, только защищаясь...»
Заметно общее сходство со стилем Джека. Высказы­
вались предположения, что стиль был имитирован, что
это испорченный Джек Лондон, но именно так он и
писал тогда. Как ни странно, его манеру очень легко
воспроизвести. Чармиан в своей книге, вероятно бессоз­
нательно, подражает стилю его писем и заметок. Эдвард
Пейн выпустил спиритуалистический трактат, озаглав­
ленный «Душа Джека Лондона», в котором утвер­
ждал, что получал послания от Джека после его
смерти; в них действительно можно заметить сходство
со стилем Лондона, хотя стилем не лучших его про­
изведений...
173

Американская Социалистическая партия осудила
интервенцию США и нефтепромышленников. «У рабо­
чих Соединенных Штатов нет никаких оснований для
вражды с мексиканскими р а б о ч и м и » , — говорилось в ее
заявлении. В журнале «Мэссиз» Джон Рид, находив­
шийся в армии Панчо Вилья, призывал американских
радикалов поддержать мексиканских повстанцев —
Джек делал то же самое три года назад. Эти высказыва­
ния и призывы, по-видимому, следует оценивать с уче­
том опыта борьбы за независимость в более поздние
годы XX века. Если бы повстанцы победили, их прави­
тельство стало бы в интересах национальной экономики
разрабатывать нефтяные месторождения и пеоны, воз­
можно, были бы разочарованы. Однако в тот историчес­
кий момент крайние проявления открытой империалис­
тической политики вызывали негодование, и переход
Джека Лондона в лагерь противника не мог не вызвать
болезненной реакции.
Эптон Синклер считал, что переход Джека на другие
позиции был неким самообманом, что его взгляды в ос­
новном не изменились: «Капиталистический делец, рас­
считывающий на поддержку Джека Лондона, похож на
ребенка, играющего на фабрике взрывчатки». Но это
уже не соответствовало действительности. Перемена на­
чалась давно, и очень немногие отдавали себе отчет в
происшедшем. В какой-то мере Джеку удавалось скры­
вать перемену во взглядах, поскольку он продолжал име­
новать себя социалистом и иногда запевал боевую песнь
восстания. Но им владели жажда превосходства, жела­
ние видеть мир, управляемый сильнейшими и лучшими,
и уверенность, что он из их числа. Чармиан сообщает о
его восхищении прошлым с его политикой силы: «Из
этого материала сделана ты, белая женщина, и я, и все
мы, кто побеждает себя и обстоятельства!»
В перемене его позиций сыграло роль и другое. Он
устал, был несчастен и озабочен материальными дела­
ми; он все больше и больше пил и слабел физически.
Его ум обленился, и Джек уже не искал первопричины
всего того, что произошло. Он окружил себя людьми,
которые восхищались силой его интеллекта, слепо им
веря, и отдалился от тех, с кем мог бы оттачивать
его.
Он вернулся в Глен-Эллен больной плевритом и ди­
зентерией. Осень провел на «Ромере», кончая роман, о
котором говорил, что тот будет несравненно выше всех
174

его прежних произведений. «Я почти уверен, что имен­
но к этому я шел всю свою писательскую жизнь и те­
перь накануне свершения. Книгу от начала до конца
пронизывает издавна присущая мне энергия, хотя труд­
но поверить, что именно я ее написал — она необычайно
свежа, но очень отличается от того, что я писал рань­
ше». Речь идет о «Маленькой хозяйке Большого дома».
Это любовная история, полная дешевой сентименталь­
ности, написанная уверенно и небрежно, действие кото­
рой происходит на ранчо. Изданную в 1913 году «Лун­
ную долину» критиковали за те же недостатки, но она
не вызвала такого разочарования, как «Маленькая хо­
зяйка». Андре Трюдон из «Нью-Ревью» связывал твор­
ческий упадок Джека с признаниями, содержащимися
в «Джоне Ячменное Зерно». Более того, в этой статье
откровенно говорилось о том, что он исписался: «Я по­
нимаю, что с творчеством Лондона что-то случилось.
Его лексика оскудела, воображение как будто покинуло
его, он откровенно повторяется, его рассказы стали
столь же благополучны, как и у любого другого попу­
лярного беллетриста. Прочтите «Джон Ячменное Зер­
но», и вы сразу же увидите, что гнетет автора. Он сам
вам все расскажет, и трагедия заключается в том, что
он, кажется, и сам не понимает, как далеко зашел по
этому пути».
Когда он был в отъезде, Элиза послала ему по почте
ультиматум: бродяги или она. Джек нанимал их в раз­
ное время поодиночке, но теперь они все оказались у
нее под началом, и она не могла ни платить им, ни за­
ставить работать. Джек уступил без сопротивления.
Он понимал, что стал жертвой паразитов, хотя и делал
вид, что его это не волнует. После пожара «Дома Вол­
ка» он пришел к заключению, что, возможно, виновни­
ком был кто-то из тех, кому он покровительствовал. На
его счет делалось большинство покупок в деревенских
лавках, о чем он до сих пор не знал. Он согласился, что­
бы Элиза сама, без его вмешательства, занималась най­
мом и увольнением рабочих.
Изменилось и отношение Джека к ранчо. Оно все
еще интересовало его, здесь он ездил верхом, упиваясь
«красотой своих владений», но после 1913 года он по­
нимал, что ранчо не принесет ему дохода. Сначала он
полагал, что сумеет возродить земледелие и скотоводст­
во в Калифорнии и на том разбогатеет: «Владелец ран­
чо, который выводит хорошее поголовье скота и береж175

но относится к земле, может быть уверен в успехе».
В припадке энтузиазма он возводил силосные башни и
образцовые свинарники и закупал скот, но сам не знал,
что это: отдых или мотовство. В конце 1914 года он пи­
сал Бретту: «Чертовски тяжело объяснить моим друзь­
ям, что значит для меня ранчо. Дело вовсе не в доходе.
Моя самая безрассудная, тщетная, несбыточная надеж­
да состоит в том, что через шесть или семь лет ранчо
себя оправдает и не будет приносить убытки. Оно зна­
чит для меня примерно то же, что для других актрисы,
скаковые лошади или коллекционирование марок».
Когда в 1914 году началась война, он обратился к
«Кольерс» — ему хотелось поехать корреспондентом в
Европу. Но ему ответили, что ни одна из воюющих сто­
рон не предусматривает наличие журналистов на фрон­
те; время военных корреспондентов прошло. Джек, по­
добно многим другим, считал, что большой войны быть
не может. В посмертно опубликованном эссе «Движение
человечества» он утверждает, что современное оружие
придает войне такой характер, который человек, «обла­
дающий высшей мудростью и высокой моралью», от­
вергнет. Когда началась война, он принял сторону Ан­
глии и резко выступал против Германии. Поразительно
его заявление: «В настоящее время цивилизованный
мир проходит очищение, как в троицын день, и это очи­
щение может принести человечеству только благо».
Сам же Джек был болен. Его мучила уремия и при­
ступы ревматизма. Он заметно потолстел. В 1902 году, в
двадцать шесть лет, он весил сто семьдесят фунтов, в
тридцать девять лет — около двухсот, и это при росте
пять футов девять дюймов. Ему пришло в голову пе­
ременить климат. Вместе с Чармиан они провели часть
января 1915 года на «Ромере», скрываясь от кредито­
ров; Джек готовился к отъезду в Панаму, вновь по за­
данию Херста. Чармиан, не желая оставаться одна на
ранчо, решила навестить кузину, жившую на Гавайях;
однако поездка в Панаму сорвалась, и Джек присоеди­
нился к ней.
Они пробыли там пять месяцев и вновь возврати­
лись туда в следующем году. Джек заговорил о переез­
де на Гавайи, где он хотел поселиться навсегда. Он ра­
ботал над двумя рассказами о собаках, позднейшими
вариациями «Зова предков» и «Белого клыка», дейст­
вие которых происходило на островах Южных морей.
Их существование на Гавайях носило странный, непри176

метный характер — продолжительный отдых в надежде
на поправку здоровья, лежание на пляже в ярких ки­
моно, его выпивки в яхт-клубе, бридж вместо покера.
Он чувствовал себя все так же, и нервное напряжение
не покидало его. Он принялся за чтение Фрейда, Юнга
и других психоаналитиков. Он беспрерывно звал Чармиан, чтобы прочесть вслух тот или иной отрывок; вре­
менами он так взвинчивал себя, что ей приходилось
оставлять его в одиночестве.
Во время отдыха он написал, по существу, свое по­
следнее политическое произведение. Сделано это было
в качестве личного одолжения. Эптон Синклер составил
антологию, посвященную общественным проблемам,
и назвал ее «Взывая к справедливости»; он послал ее
Джеку и попросил его написать предисловие. Мнения о
качестве предисловия разошлись. Естественно, высо­
ко оценил его сам Синклер, а Филин Фонер в 1947 го­
ду писал о нем как «об одном из самых волнующих и
поэтических произведений, вышедших из-под пера
Лондона». Другие, напротив, считают, что предисловие
полно банальностей и написано слабо, отмечают, что
здесь нет ни одного упоминания о социализме, а в ка­
честве средства борьбы против социальной несправед­
ливости предлагаются «служение делу» и «благородст­
во мыслей».
Когда супруги в июле вернулись в Глен-Эллен, бы­
ло тепло, и Джек решил, что им надо купаться в откры­
том бассейне на лужайке. Он велел Элизе нанять бри­
гаду рабочих для постройки бревенчатой раздевалки из
шести кабинок и провести водопровод для двух душей.
Под его руководством все было сделано за три дня. Док­
тора рекомендовали ему гольф в качестве оздоровитель­
ного средства; он послал десятника найти подходящее
место для площадки и заявил, что сам ее разметит.
Клуб «Богема» собрался устроить очередной «День
бурного веселья» — летний пикник на Рашен-ривер к
северу от Сан-Франциско. Джек принял в нем участие
и вернулся в обществе художника Ксавьера Мартинеса, Джорджа Стерлинга и еще нескольких человек, ос­
тавшихся на ранчо, где начался долгий запой.
Его мания войны усилилась после гибели «Лузитании» (это было во время их каникул на Гавайях) и
убийства медсестры Кэвелл. Вновь возник призрак
«Примерного солдата», и любое упоминание о нем вы­
зывало у Джека поток сердитых писем. В 1916 году, от7

№ 1677

177

вечая на вопросы армейского офицера, он почти отри­
цал какую-либо причастность к политике: «Насколько
я представляю себе историю этого произведения, его
первоначально издали и распространили в Германии, а
потом доставили в Соединенные Штаты в переводе на
английский и с добавлением моего имени. И уже отсю­
да оно пошло гулять по свету. Если вы прочтете мои
книги и газетные репортажи, то узнаете, что для газет
я писал исключительно военные корреспонденции и от­
четы о поединках боксеров-профессионалов и что кри­
тики превозносят меня как отца прозы «красной крови».
В Социалистической партии по поводу войны воз­
никли разногласия. Доводы и личные примеры социалдемократических лидеров Европы возымели свое дейст­
вие; не последнюю роль сыграл тут и чисто эмоциональ­
ный подход. Ввиду наличия разных точек зрения в ру­
ководстве партии Национальный Исполнительный коми­
тет поставил эту проблему на референдум осенью
1915 года. Раскол был вызван вопросом, следует ли ис­
ключать члена партии, если он, участвуя в выборных го­
сударственных органах, голосовал за ассигнования на
военные цели. Многие во время референдума воздержа­
лись, но большинство проголосовало «за».
Джек пришел в ярость. Он пригрозил отправиться в
Нью-Йорк и задать жару тамошним радикалам. Выход
Эдварда Пейна из партии ускорил и его собственный.
Пейн вступил в местную ячейку в Глен-Эллен, скорее
всего, потому, что находился под влиянием Джека; труд­
но вообразить, чтобы он разделял идеи социализма.
Пейн вышел из рядов партии не в связи с войной, а по­
тому, что не одобрял агрессивного тона полемики. Джек
узнал об этом на Гавайях и продиктовал следующее за­
явление: «Я только что узнал о недавнем выходе това­
рища Эдварда Б. Пейна из рядов местной ячейки, точ­
ная дата не указана.
Настоящим письмом сообщаю о своем выходе из ря­
дов местной организации в Глен-Эллен по совершенно
противоположной причине, нежели товарищ Пейн.
Я выхожу из партии, ибо она утратила свой боевой пыл
и дух и перестала уделять внимание классовой борьбе.
Первоначально я состоял членом старой, революци­
онной, твердо стоящей на ногах, боевой Социалистичес­
кой Рабочей партии. С тех пор и по настоящее время я
был активным членом Социалистической партии. Мои
заслуги в борьбе за общее Дело и сегодня, по прошест178

вии немалого времени, еще не окончательно забыты.
Воспитанный в традициях классовой борьбы, как она
велась Социалистической Рабочей партией (и, по-моему,
велась правильно), я верю, что, сражаясь и сплачива­
ясь, не вступая в соглашение с врагом, рабочий класс
мог бы завоевать себе свободу. В связи с тем, что за пос­
ледние годы социалистическое движение в Соединенных
Штатах перешло на позиции примиренчества и ком­
промисса, мой разум более не одобряет пребывания в
партийных рядах. Таковы причины моего выхода из
партии.
Вместе со мной выходит из партии и моя жена, то­
варищ Чармиан К. Лондон.
И последнее. Справедливость, свобода и независи­
мость по природе своей столь грандиозны, что не могут
быть ни подарены, ни навязаны расам или классам. Ес­
ли угнетенные расы или классы не восстанут и усилия­
ми своего разума и мускулов не вырвут справедливость,
свободу и независимость у мира, они никогда не полу­
чат их вовремя; а если эти грандиозные по самой приро­
де своей явления власть имущие щедро преподнесут им
на серебряном блюде, они не будут знать, что с ними
делать, не сумеют их использовать и останутся тем, чем
были в п р о ш л о м , — низшими расами и низшими клас­
сами.
Ваш для Революции
Джек Лондон».
В письме довольно много интересного. В нем не упо­
минается война и отношение к ней. Взятое вне истори­
ческого контекста, оно кажется явным утверждением
социалистических принципов в противоположность оп­
портунизму и духу компромиссов, разъедающим эти
принципы. Более того, Джек и раньше критиковал ру­
ководство партии, заботившееся в первую очередь о
респектабельности, а не о революции; в письме 1913 го­
да он замечал, что социалистическое движение в Амери­
ке, кажется, «обречено превратиться в оплот консерва­
тизма». Неужели прозорливость Джека в тот момент
помогла ему подняться над предрассудками и пристрас­
тиями, и его последнее заявление стало первым, в кото­
ром он увидел Социалистическую партию такой, какой
ей всегда следовало быть?
Джек высказал много больше, чем просто несогла­
сие по одному конкретному поводу, он выразил чувство
7*

179

недовольства, которое социалистическое движение вы­
зывало у него еще десять лет назад. Верно, что движе­
нию всегда не хватало боевого духа классовой борьбы;
за исключением немногих ученых-марксистов оно состо­
яло преимущественно из людей радикальных взглядов,
но без ясной цели, поэтому критика Джека была спра­
ведлива. Однако, изложив свои идеи в общей форме, он
умолчал о том, чего хотел от социалистического движе­
ния и рабочего класса: он не пояснил, как они должны
были бороться и против каких врагов. Каков бы ни был
ответ, ясно, что важную его часть составляла поддерж­
ка Англии в войне с Германией.
Тон письма сделал разрыв необратимым. Раскол в
Социалистической партии по вопросу отношения к вой­
не увеличивался, многие вышли из ее рядов. Но те, кто
соглашался с Джеком и хотел, чтобы Америка вступила
в войну, как раз были сторонниками тактики компро­
миссов, чей политический радикализм вовсе не предпола­
гал классовой борьбы. Число революционеров, которые
выступали против войны, но чьи убеждения полностью
совпадали с высказанными им в последнем абзаце пись­
ма, было невелико. Таким образом, не приняв по раз­
ным причинам позиции обеих сторон, он разорвал еще
сохранившиеся связи.
13. НА ПОРОГЕ СМЕРТИ
Джек приглашал Джоан пожить вме­
сте с ним и Чармиан на ранчо. В своих письмах он
настоятельно требовал, чтобы она высказала свое от­
ношение к нему и ответила на поставленные им во­
просы: «Ты хнычешь, что тебе всего двенадцать лет.
Дорогая дочка Джоан, имей в виду, что Правда никогда
не хнычет. Кроме того, дорогая моя дочка Джоан, если
ты храбро взываешь к Правде, не бойся ее и не хнычь,
когда она явится на твой зов».
Однажды воскресным вечером он отправился в Пид­
монт и с ведома Бесс пригласил Джоан пожить у него.
Через несколько недель Джоан ответила, что ей хорошо
у матери и она не хочет никуда ехать. Джек был вне
себя от бессильной ярости. Трудно с чем-нибудь срав­
нить те пространные, полные мстительных обвинений
письма, которые он посылал тогда Джоан. Его письма
к Бесс, резкие, как обычно, имеют оттенок буффонады —
180

как будто он получал удовольствие, изобретая обидные
фразы. Письма к Джоан, продиктованные больным рас­
судком человека, лишенного того, к чему он больше все­
го стремился, недобры.
Он писал ей о том, как объезжают жеребенка. Во
время объездки животное должно избавиться от дурных
привычек, но, если ничего не получается, выход один:
«Отпустить жеребенка. Пристрелить, продать, избавить­
ся от него. Что касается меня, то я больше жеребятами
не занимаюсь». Вот так же, сообщал он дочери, он от­
рекся и от нее: «Увы, подобно жеребенку, ты уже ис­
порчена своим тренером. Тебе лгали, тебя обманывали.
Я знаю, это не твоя вина (мне очень жаль). Но когда
тебе пришло время решать (вовсе не выбирая между
матерью или мной), могу ли я немного помочь и подго­
товить тебя к скачке большого мира, ты уже была на­
столько испорчена своим тренером, что отказалась. Это
не твоя вина. Тебя так воспитали. И твоя мать не вино­
вата — она глупа от рождения, глупо живет и умрет в
глупости.
Не знаю, погибнешь ли ты от неумной безропотности.
Я твердо знаю, что до сих пор ты проявляла исключи­
тельную покорность своему тренеру. Можно обманывать
и дурачить своего тренера и в то же время быть им ис­
порченной. Думаю только, что ты слишком дипломатич­
на, чтобы за что-нибудь погибнуть... Если ты будешь
умирать и позовешь меня, я обязательно приду; при
этом меня не волнует, придешь ли ты к моему смерт­
ному одру. Испорченный жеребенок — это всего лишь
испорченный жеребенок, а я их не люблю».
Он не желал ничего больше слышать о ее успехах
в школе и не предлагал послать ее в университет. «В восемнадцать-двадцать лет она превратится в «иссохшее от
умственности, жеманное создание женского пола».
Все это могло причинить боль и зрелому человеку,
а на ребенка должно было оказать страшное действие.
Тем не менее переписка продолжалась. Джоан было ве­
лено просить у отца денег на платье и учебники. Его
ответы свидетельствуют о финансовых затруднениях.
Однажды он, жалуясь на них, отказал ей в совсем незна­
чительной сумме, в другой раз послал ей четыре с поло­
виной доллара, после чего у него в банке осталось всего
три доллара сорок шесть центов. Случалось, он бывал
настроен щедрее и великодушнее, хотел, чтобы у нее был
«возвышенный ум, благородство, прекрасное тело, и в
181

придачу ко всему остальному прекрасно одетое тело».
В конце концов их взаимоотношения достигли той ста­
дии, когда они неплохо ладили друг с другом на почти­
тельном расстоянии — Джоан по крайней мере выказы­
вает отцу приязнь, а Джек понимает, что только оже­
сточит ее, если опять примется за нападки.
Они с Чармиан пробыли на Гавайях с марта по ав­
густ 1916 года. Они находились еще там, когда его пись­
мо о выходе из Социалистической партии появилось в
«Нью-Йорк колл». Там же был напечатан ответ, в кото­
ром утверждалось, что суровая критика Джека слишком
«туманна и обща» и практически бессмысленна. Его сло­
ва о борьбе обернулись против него, ибо ему напомнили,
что он сам, с тех пор как стал знаменитостью, совершен­
но отошел от борьбы. «Мы можем только заверить его
в том, что, несмотря на его скучное и мирное членство
в организации Глен-Эллен, рабочие в шахтах, в цехах за­
водов и фабрик, рядовые члены Социалистической пар­
тии сражаются, но их борьба не всегда может стать
сюжетом для журнального очерка или фильма, зато она
постоянна, решительна, бескомпромиссна, хоть и непри­
метна, это борьба долгая и упорная, плечом к плечу.
Долгой тебе жизни, друг Лондон, и сбереги свой боевой
дух до того дня, когда миллионами безвестных будет
расчищен путь к победе — в тот день ты, наверное, сно­
ва окажешься с нами. Мы же будем и дальше делать все
от нас зависящее, чтобы ты поскорее увидел этот день».
Он был уязвлен, но промолчал. Единственное его
упоминание об этом содержится в записке, сопровож­
дающей предисловие Джека к книге Александра Беркмана «Тюремные воспоминания анархиста». Беркман от­
верг предисловие, найдя его недостаточно благожела­
тельным, и Джек отправил его в радикальный журнал,
приписав: «Они отрицают, что я когда-либо помогал об­
щему Делу, утверждая одновременно, что все годы на­
шего знакомства я казался им Мечтателем... Я мечтал
лишь о том, чтобы мои товарищи были честны в мыслях.
Пробудившись от мечты, я заметил, сколь они неспра­
ведливы, когда затрагиваются их предубеждения —
точь-в-точь как все то стадо, которое составляет сегодня
большую часть человечества».
Трудно сказать, насколько тяжело он был болен.
«Уремия» — неточный термин, включающий ряд симп­
томов и изменений, возникающих в организме вследствие
неспособности почек нормально выполнять свои функ182

ции. Джек всегда гордился своим «железным желуд­
ком», который теперь не принимал пищу. Однажды
ранним утром на Гавайях его скрутила острая боль, вы­
званная камнями в почках. Чармиан писала, что болезнь,
«если ее не обуздать, будет иметь летальный исход».
В последних главах своей книги она подтверждает свою
версию смерти Джека, делая, естественно, упор на бо­
лезни и почти не упоминая об алкоголе и психологичес­
ком факторе. То, что он был болен, сомнений не вызы­
вает. Сохранилась фотография тех дней, на которой он
сидит в кимоно под перголой. Подпись Чармиан гласит,
что фотография запечатлела «императорское величие
Джека Лондона». В позе действительно есть некоторая
величавость. Но безжизненное лицо обрюзгло, резкие
тени делают его похожим на маску.
Между ним и Чармиан не все шло гладко. Жить с
тем человеком, в которого он превратился, было почти
невозможно; можно только догадываться, какие раны
он наносил, какую боль причинял. С другой стороны, и
Чармиан в домашней обстановке оставляла желать луч­
шего. Во время поездок верхом и морских путешествий
она была идеальным товарищем. Джек преклонялся пе­
ред ее выносливостью и твердостью характера. Но на
ранчо или на Гавайях, где основным времяпрепровож­
дением были приемы и брэнди, она становилась безуча­
стной и в то же время очень обидчивой.
С тех пор как они были женаты, большую часть вре­
мени Чармиан отдавала секретарским обязанностям.
Вначале она горела желанием ему помогать; когда они
путешествовали, польза от участия Чармиан в делах
Джека была очевидна. Она настояла на том, чтобы вы­
полнять свои обязанности и в дальнейшем, когда объем
секретарской работы значительно в о з р о с , — одной из
причин ее настойчивости, несомненно, было нежелание
близко допустить другую женщину к Джеку. В послед­
ний год жизни мужа она передала эту работу Джону
Берну, мужу Айды, покойной единокровной сестры
Джека. Еще не так давно Чармиан сопровождала Дже­
ка повсюду, теперь она отказывалась уезжать с ним.
Бывали такие периоды, когда они почти не виделись.
В Глен-Эллен супруги возвратились в августе, чтобы
успеть побывать на летнем сборище клуба «Богема» и
на ярмарке в Сакраменто, где должен был демонстри­
роваться племенной скот Джека. Он сам не смог при­
сутствовать на ярмарке из-за приступа ревматизма. Хотя
183

выставленные им животные и получили призы, ранчо
преследовали несчастья. Все свиньи погибли от пнев­
монии, подхваченной, как считалось, на каменном полу
роскошного, похожего на дворец свинарника. В октябре
пал великолепный английский жеребец-битюг. Другая
прекрасная лошадь заболела ревматизмом и вышла из
строя. Фактически вся затея Джека с битюгами прова­
лилась. Он надеялся, что его план улучшения породы
увеличит поголовье и восстановит в правах репутацию
ломовых лошадей. Вместо этого лошадей начали заме­
нять тракторами.
Ко всему прочему ему пришлось участвовать в су­
дебном разбирательстве по поводу плотины, которую
он соорудил на склоне холма. Иск возбудили Нинетта
и Эдвард Пейн. Жалуясь, что плотина задерживает
воду, которая им необходима, они получили поддержку
соседей и обратились в суд, надеясь добиться решения
о ее сносе. Джеку пришлось торчать в суде. После одного
заседания он вернулся домой и потерял сознание. Чтобы
заглушить боль, он начал принимать наркотические
средства, а их воздействие наряду с другими болезнен­
ными симптомами порождало приступы жалости к само­
му себе, чередовавшиеся с дурным, сварливым настро­
ением. Он придирался к любому пустяку, чтобы затеять
ссору, взвинчивал себя до бешенства, а потом впадал в
беспросветную тоску.
В редкие минуты приподнятого настроения он обду­
мывал планы новых книг, жизни на ранчо, своего и Чармиан будущего. После войны он собирался завести трех­
мачтовую шхуну, на которой нашлось бы место для
огромного рояля, вместительной моторной лодки, авто­
мобиля, доктора и слуги, на которой они могли бы пла­
вать вокруг света годами. Он купил вместительный не­
сгораемый шкаф для хранения бумаг и встроил его в сте­
ну с камином. Поблизости продавался еще участок, и
Джек подумывал купить его, построить там школу и
универсальный магазин, чтобы на ранчо можно было
жить замкнуто, не общаясь с внешним миром. Какие-то
дурные слухи дошли до жены Эптона Синклера, Крэг.
Она сказала мужу: «По-моему, он в беде. Думаю, тебе
нужно его повидать». Синклер написал Джорджу Стер­
лингу, который посоветовал ему не вмешиваться. Он сам
перестал бывать в Глен-Эллен. Джек стал ему чужим,
даже Стерлинг не мог выдерживать установившийся на
ранчо ритуал бесконечных коктейлей. И все же некото184

рые гости ранчо ощущали былое тепло и очарование,
слушая, как Джек читал стихи из антологии Перси «Па­
мятники древнеанглийской поэзии». Он коробками по­
купал граммофонные пластинки, в основном оперы, и
мог часами сидеть на застекленной веранде, а слуга ста­
вил их одну за другой.
Сам Джек, более чем кто-либо другой, отдавал себе
отчет в своем возможном психическом расстройстве. Он
ничего не предпринимал, чтобы побороть физическое
недомогание, и его желудок постоянно отвергал пищу,
которую он жадно поглощал. Зато Джек внимательно
изучал статьи и книги по психоанализу. Чармиан была и
источником его ярости, и утешительницей, с которой он
делился своими страхами. С врачами он не советовался,
опасаясь подтверждения того, что сходит с ума. Совер­
шенно измучившись, он доверился Элизе, и ей пришлось
пообещать, что, если наступит безумие, она не отправит
его в сумасшедший дом, а будет сама ухаживать за ним.
В предисловии доктора Беатрис Хинкл к «Психологии
подсознательного» Юнга он жирно подчеркнул слова
«Ум и воля, которые позволяют человеку заглянуть в
его обнаженную душу и вынести страдания и боль, этим
вызванные». Одинокий мальчик стал одиноким мужчи­
ной. Однажды Элиза сказала ему: «Джек, ты самый оди­
нокий человек на свете, у тебя никогда не было того,
чего жаждало твое сердце». Он постоянно говорил о
смерти и отстаивал право на самоубийство. Обсудив свои
творческие планы с редактором одного журнала, он за¬
метил: «Безносая всегда рядом». Теперь, вероятно, он
размышлял о своей жизни с отчаянием и страхом.
21 ноября 1916 года он целый день не выходил из
дому, а всю вторую половину дня проспал. Под вечер
к нему пришла Элиза поговорить о делах на ранчо.
Джек сразу заговорил о своей идее основать коммуну.
Очень оживившись, он продолжал рассуждать об этом до
самого ужина. После ухода Элизы Джек отказался от
еды и взволнованно описывал Чармиан все, что собира­
ется сделать. Затем как бы сама по себе его энергия ис­
сякла, и он начал задираться, вызывая Чармиан на ссо­
ру. Затем и это прошло. Джек поставил на стол две про­
волочные корзинки с бумагами для чтения и надел на
глаза зеленый козырек, которым пользовался во время
работы. Они просидели так около часа, потом Джек ска­
зал, что устал и собирается спать.
Чармиан вышла на прогулку. Около девяти она вер185

нулась; свет в комнате Джека еще горел. Он обычно
полулежал, обложенный подушками, и работал, пока не
почувствует сонливость. По предложению своего лондон­
ского агента Хью Мэсси он набрасывал план книги о
собственной писательской карьере. В ночном блокноте
он записал: «Автобиография социалиста», «Мартин
Иден» и «Морской волк» — нападки на философию Ниц­
ше, которых даже социалисты не разглядели.
Когда поздней осенью 1916 года билль Адамсона
(8-часовой рабочий день для «Железнодорожного Брат­
ства») в последнюю минуту после двенадцатичасовых де­
батов прошел через Палату представителей и Сенат и
был подписан президентом Вильсоном, это вполне под­
твердило мое предсказание о привилегированных проф­
союзах в «Железной пяте».
Роман
Исторический роман на 80 000 слов — любовь — нена­
висть — примитивная жизнь. Открытие Америки нор­
маннами — смотри об этом мою книгу, а также книгу
«Фрей и его жена» Мориса Хьюлетта. Вывести проис­
хождение их мифов из их собственного подсознания».
Он оставил короткую записку Джоан:
«Дорогая Джоан,
В следующее воскресенье прошу тебя и Бесс позав­
тракать со мной в «Сэддл-Рок», и, если будет хорошая
погода, мы прокатимся на лодке по озеру Меррит.
Если же погода будет плохая, можем пойти на какойнибудь дневной спектакль.
Ответь мне сразу же.
Я уеду отсюда в следующую пятницу.
Из Калифорнии уеду через неделю, в среду.
Папка».
Он положил письмо в корзинку, чтобы слуга отпра­
вил его на следующий день. Немного почитал, книга
называлась «Путешествие, огибая мыс Горн из Мэна в
Калифорнию в 1852 году на корабле «Джеймс
У. Пейдж». Примерно в то время, когда Чармиан верну­
лась, он положил между страницами обгоревшую спич­
ку как закладку.
Наката ушел от Лондонов в конце 1915 года и посту­
пил в колледж. Перед уходом он привел на свое место
и выучил нового японского мальчика по имени Секинэ.
Тот на следующее утро в восемь часов отправился бу­
дить Джека и тут же бросился к Элизе, крича, что Дже­
ку плохо. Элиза вбежала в спальню. Его тяжелое дыха186

ние было слышно в коридоре; он лежал скорчившись,
багровое лицо отекло. Она стала звонить доктору, но
телефон не работал, и она разбудила Чармиан. Симпто­
мы отравления были очевидны. Нечто подобное уже слу­
чилось с Джеком несколько недель назад. Они вли­
ли ему в рот крепкого кофе, но реакция была слабой.
Джон Берн приехал в Соному и привез двух врачей. Те­
лефон заработал, и они вызвали еще двух докторов.
Борьба за жизнь Джека продолжалась целый день.
Его посадили на край кровати; двое работников постави­
ли его на ноги. Чармиан, держа мужа за плечи, трясла
его, кричала, стараясь добиться ответа. Врачи влили
противоядие, промыли желудок, попробовали массаж и
стимулирующие средства. Перед полуднем пришло со­
общение об очередном бедствии на ранчо — прорвало
плотину. Один из врачей попытался расшевелить его
словами: «Вставайте, плотину прорвало, вставайте, вста­
вайте!» Распростертый на постели Джек услышал. Се­
кунд тридцать он слабо бил кулаком по матрацу. Но
ничего более не последовало. Его перенесли к Чармиан
на веранду, там положили на кушетку, и вечером он
умер.
Как и в случае с пожаром, уничтожившим «Дом Вол­
ка», остается только гадать, что явилось причиной смер­
ти. Рядом с кроватью обнаружили два флакона с суль­
фатом морфия и сульфатом атропина и бумажку с циф­
рами обычной дозы и дозы, превышающей норму. Один
из врачей не сомневался, что Джек покончил с собой.
Не исключено, что он по ошибке принял чересчур боль­
шую дозу, видимо мучаясь от острой боли, вызванной
болезнью почек. Чармиан требовала, чтобы врачи ясно
и недвусмысленно назвали причиной смерти болезнь.
Они согласились, и газеты сообщили, что Лондон умер
от «уремии как следствия почечной колики». Друзья,
однако, были твердо убеждены, что это самоубийство.
Джек высказывал пожелание быть кремированным.
Тело, сопровождаемое Элизой, перевезли в Окленд; Чар­
миан осталась в Глен-Эллен. Бесс и дочери присутствова­
ли на похоронах, где Эдвард Пейн, названный в газетах
«преподобным», произнес речь и прочитал стихи, напи­
санные Джорджем Стерлингом. На другой день Стер­
линг и муж сестры Бесс привезли урну с прахом на ран­
чо. Однажды Джек сказал, что хотел бы быть похоро­
ненным на холме в четверти мили от «Дома Волка» и
чтобы на могилу положили огромную глыбу красного
187

камня с развалин «Дома». Там и закопали урну, а потом
через сосновый лес прикатили большой камень.
Письма и выражения соболезнования буквально за­
хлестнули Чармиан. Люди, посылавшие их со всех кон­
цов света, не знали или не обращали внимания на про­
тиворечия и перемены в характере Джека. Для них он
олицетворял дух молодости. Джек вышел из рабочих,
боролся и рисковал; он создавал чудесные рассказы и
бесстрашно призывал к революции, он был силен и пре­
красен и умер еще молодым. Шведская девушка пи­
сала: «Он нравился мне больше всех писателей и людей
на земле. Во время урока я получила записку от одно­
классника: «Джек Лондон умер». Больше я не слыша­
ла, о чем говорилось на уроке». В Америке миссис Лю­
тер Бербенк крикнула группе веселящихся молодых
людей: «Перестаньте смеяться! Умер Джек Лондон».
Радикальная пресса великодушно закрыла глаза на
прошлые обиды и объяснила его выход из Социалистиче­
ской партии болезнью. Журнал «Мэссиз» писал, что он
заставил биться «пульс революции» в литературе для
масс, вспоминались и цитировались его ранние произ­
ведения и речи. «Интернэшнл сошиэлист ревью» опуб­
ликовал стихотворение, начинавшееся:
«Умер наш Джек!
Тот, кто вышел из нас
И выразил наши обиды;
Кто наши надежды воспел,
Кто завещал нам сплотиться,
Не медлить, не предавать;
Он — тот, кто сумел
Заставить нас протянуть
Наши сильные руки
И шар земной в них принять».

«Самую высокопарную» надгробную проповедь, по
словам Чармиан, произнес пастор из Беркли, который
сказал, что «...Если бы Джек Лондон верил в бога, каким
превосходным проповедником бы он стал!» Далее пастор
сравнивал Джека с пророками Ветхого завета и говорил
о его влиянии на «общественную и духовную жизнь
своего времени». Вспоминая последний период жизни
Джека, родственники и друзья обронили несколько на­
меков, смысл которых сводился к тому, что он находил­
ся на пути к отказу от материализма и признанию рели­
гии и власти сверхъестественных сил. Так считала его
сестра Элиза. На самом же деле в яростных поисках
причин своей душевной дисгармонии он, вероятно, хва188

тался за любое объяснение, в какой бы сфере оно ни ле­
жало. Чармиан пишет, как она изумилась, узнав, что
Джек обнаружил в предисловии доктора Хинкл к кни­
ге Юнга «осторожные намеки на свободу воли» — это
было полной противоположностью его детерминизму и
«закону жизни».
Нет никаких доказательств, что Джек изменил свои
взгляды, выраженные в письме к Ралфу Касперу в
1914 году: «Я безнадежный материалист. Я считаю, что
душа — не что иное, как сумма функций организма плюс
привычки, воспоминания и жизненный опыт. Я верю,
что, когда я мертв, я мертв. Я верю, что мертвый я так
же перестаю существовать, как жалкий комар, которого
прихлопнули».
Однако
его ближайшее окружение
всегда питало надежды на перемену мировоззрения и
всегда было готово взять на заметку любое отклонение
от материализма. Спиритизм все еще был популярен;
помимо Нинетты и Эдварда, склонность к нему прояв­
ляла и Элиза, страстно увлекавшаяся телепатией. Чар­
миан тоже не вполне избежала этих веяний — в ней
слишком сильна была романтическая жилка. Напи­
санная ею биография Джека снабжена двумя прост­
ранными гороскопами: удивительная ирония судьбы,
учитывая ее отрицательное отношение к профессору
Чейни.
Последним политическим заявлением Джека было
письмо к новой политической партии. В августе 1916 го­
да Социалистическая рабочая партия послала ему свой
первый манифест. 21 сентября, за два месяца до смерти,
он писал: «Прочтите, пожалуйста, мое заявление о выхо­
де из Социалистической партии, и вы поймете, что я вы­
шел из нее по тем же самым причинам, которые заста­
вили вас создать новую партию.
Я был членом Социалистической Рабочей партии.
Я отдал революционному движению четверть века сво­
ей жизни, ее лучшие годы, и понял, что движение это
так же пассивно под давящей его пятой, как за тысяче­
летия до рождества Христова.
Спасет ли пролетариат сам себя? Если нет, то его
вообще спасти нельзя.
Я поздравляю вас и желаю успехов в вашем деле.
Я не испытываю никакой горечи. Мне только грустно,
что пролетарии как будто смирились с тем, что они во
веки веков останутся лишь пролетариями».
Но понимал ли Джек их программу, как и смысл
189

своих собственных слов? Социалистическая рабочая
партия отвергала реформизм, синдикализм, непосредст­
венные сношения и любую форму компромисса с капи­
талистической системой; она провозглашала установле­
ние социализма путем парламентской революции и вы­
ступала против войны. Возможно, Джека привлекла
одна фраза в декларации принципов партии — освобож­
дение рабочего класса «должно быть делом рук самого
рабочего класса».
Социалистическая рабочая партия была ответвлени­
ем Социалистической партии Великобритании, создан­
ной в Лондоне в 1904 году. Когда Джек сидел в Ист-Энде, работая над «Людьми бездны», Хантер и его това­
рищи готовились выйти из Социал-демократической
федерации и основать новую партию; исповедуемые ими
социалистические принципы он теперь одобрял. Не иск­
лючено, что Джек всегда представлял себе социализм
именно таким. Если так, тогда о нем можно говорить
как о человеке, подчинявшемся своим эмоциям, перемен­
чивым поветриям времени, соблазнам того стиля жизни,
который его всегда привлекал. Но так ли это на самом
деле, мы никогда не узнаем. Много позже, в 1944 году,
Социалистическая рабочая партия напечатала его пись­
мо в «Вестерн сошиэлист», сопроводив следующим ком­
ментарием: «Не понимая принципов, которые он под­
держивал, он был пролетарием в душе». Это — исчер­
пывающая эпитафия.
Согласно завещанию Джека, душеприказчиками наз­
начались Элиза Шепард и Уильям Гроувол, кузен Чармиан. Он обеспечил дочерей, Бесс, мать, но не слишком
щедро, добавив: «Все, что они могут получить сверх ука­
занного, является следствием доброты Чармиан К. Лон­
дон, ее любезности, доброй воли и великодушия». За вы­
четом незначительных сумм все принадлежало ей.
«Причина, по которой я оставляю все свое имущество
за вышеозначенными исключениями Чармиан К. Лон­
дон, следующая: Чармиан К. Лондон благодаря своей
личной судьбе, и, что более важно, личной помощи в
моей литературной деятельности, и, что гораздо важнее,
любви, поддержке, радости и счастью, которыми она ме­
ня дарила, является единственным человеком в мире,
кто заслуживает и имеет право на мое имущество. Она,
безусловно, достойна этого права, что я настоящим и
подтверждаю с искренней сердечной благодарностью».
Конечно, долги имелись немалые, чему способство190

вало постоянное неумение Джека держать свои по­
требности на некотором разумном у р о в н е , — неумение,
естественно вытекавшее из его образа жизни. Элиза
вспоминала, что в тот период, когда она вела счета, по­
ловина всех денег, заработанных Джеком, раздавалась
и тратились на приемы гостей; если добавить сюда жа­
лованье «обломкам общества», обитавшим на ранчо, то
подобные траты составляли уже две трети доходов Дже­
ка. Однако, покончив с расточительством, направленным
на удовлетворение любых капризов и прихотей, можно
было привести дела в порядок и сравнительно скоро до­
биться стабильного дохода. Продажа книг Джека в Аме­
рике по-прежнему приносила большие деньги; кроме
того, после его смерти осталось несколько неопублико­
ванных рукописей.
С помощью Элизы Чармиан быстро иловко управи­
лась с имуществом Джека, проявив при этом способно­
сти, что весьма удивительно, поскольку при жизни Дже­
ка ей, по-видимому, не разрешалось принимать участие
в его делах. Само собой разумеется, прекратились без­
рассудные подаяния и приемы, по отношению к его иж­
дивенцам она не чувствовала никаких обязательств;
фактически завещание подтвердило ее свободу от них,
среди друзей Джека она провела жесткий отбор. Она
договорилась с Бреттом о немедленном издании трех
книг, оставленных мужем: нужно было расплатиться с
долгами и выкупить закладные; выпустила она и свою
книгу «Джек Лондон на Гавайях». После окончания
мировой войны в 1918 году спрос на книги Лондона во
всем мире вырос, как никогда. Чармиан побывала в
Лондоне, где «Миллз энд Бун» издали почти полное
собрание его сочинений. Эдмунд Корк, служащий
литературного агента Хью Мэссиса, описывает ее как
женщину средних лет, живую, необыкновенно энергич­
ную, сразу заполнявшую собой любое помещение, куда
она входила. Корк вспоминает, что она была очень ре­
шительной и неизменно требовала, чтобы все делалось
по закону.
Кроме всего прочего, она позаботилась о том, чтобы
легенда о Джеке Лондоне жила, пока жива она сама.
250 000 слов написанной ею биографии Джека были
рассчитаны вовсе не на приверженцев истины, а на тех,
для кого он был «символом юности и героического му­
жества». Она снова вступила в Социалистическую пар­
тию, чтобы отстаивать взгляды Джека Лондона и под191

держивать его традиции. В 1917 году она вместе со
Стерлингом присутствовала на съезде партии и присо­
единилась к У. Дж. Генту, Эптону Синклеру, Джону
Спарго, Уоллингу и некоторым другим, настаивавшим
на резолюции в поддержку войны, в которую Америка
в с т у п и л а , — позиция, которую занял бы Джек. «Ранчо
Красоты», уменьшенное до легко управляемых разме­
ров, предназначалось для туристов. Позже Чармиан
превратила его в ранчо «для пижонов». До конца жиз­
ни она была прекрасно обеспечена за счет поступлений
от продажи книг Джека по всему миру. После ее смер­
ти в 1955 году право наследования перешло к сыну
Элизы, Ирвингу Шепарду, а когда тот умер в 1975 году,
литературным наследием Лондона стал распоряжаться
сын Ирвинга Майло. Часть ранчо превращена в государ­
ственный парк, но более тысячи акров и по сей день на­
ходятся в собственности Шепардов.
Джоан Лондон стала личностью сама по себе, неза­
висимо от громкой репутации Джека и была выдающей­
ся деятельницей радикального политического движе­
ния. Ее исследование об отце написано с более глубоким
пониманием явлений общественной жизни, чем было у
него. В ее книге описываются противоречия между тру­
дом и капиталом того времени, и ему — по марксистс­
кой традиции — отводится тоже место в этом социаль­
ном конфликте. Умерла Джоан в 1971 году. Ее послед­
няя книга называется «О, пожните урожай», в ней рас­
сказывается о борьбе сельскохозяйственных рабочих в
Калифорнии.
Среди социалистов имя Джека Лондона до сих пор
вызывает ощущение надежности, которое странным об­
разом заслоняет понимание того, что он был человеком
по меньшей мере неустойчивым. Очень многие как из
современного ему, так и последующих поколений отка­
зывались верить рассказам о его шовинизме. Во время
лекции Чарлза Лестора о Джеке Лондоне некий моло­
дой человек из публики встал и зачитал высказывания
Джека о первой мировой войне. Лестор ответил, что они
не могли принадлежать человеку, которого он помнит:
«Пусть утверждают, что он это говорил. Я знаю, что
Джек ни за что не предал бы рабочий класс!» Джим
Грэм, еще один из тех, кто учился марксизму в Север­
ной Америке в первые годы нашего столетия, дал такой
же ответ. Когда его спросили, как отзывался Джек о
войне и превосходстве белого человека, он сказал:
192

«Я уверен, что Джек никогда бы... Надеюсь, вы пони­
маете».
Подобное отношение через пятьдесят лет после смер­
ти — когда недостатки отрицаются, а достоинства пре­
возносятся — большая редкость, особенно если дело ка­
сается политических взглядов. Отчасти это объясняется
ранней смертью Джека. Несмотря на поразительную
трудоспособность и продуктивность, он так и не достиг
высшего уровня идейного развития. Существовало не­
сколько различных тенденций этого развития, застав­
ляющих теперь гадать, какая из них главная и куда бы
она могла привести. Все известные исследования о
жизни и творчестве Лондона односторонни и рассматри­
вают лишь отдельные аспекты его характера. Вместе с
тем жизнь его была столь полной, будто он прожил не
сорок, а все восемьдесят лет. Ее пестрота и насыщен­
ность и определяют личность, достоинства и недостатки
которой преувеличивались, словно в соответствии с бур­
ными событиями его времени. Однако нельзя не испы­
тывать к нему симпатию как к человеку, который мог
бы стать другом каждого из нас.
14. ТО, НА ЧЕМ ЗИЖДЕТСЯ СЛАВА
Книги Джека Лондона иногда не вос­
принимаются всерьез. В лучшем случае к нему относят­
ся как к писателю, способному развлечь, произведения
его часто вызывают некоторое пренебрежение. Оскар
Карджилл в своей работе «Интеллектуальная Америка»
характеризует его, Эптона Синклера и Драйзера как
«скучных и тяжеловесных последователей» таких ран­
них писателей-реалистов, как Фрэнк Норрис. По мнению
Карджилла, нет особых оснований считать, что Джек
Лондон и представители его школы знали или «хотели
знать», каким на самом деле был «настоящий дикарь».
Есть критики, признающие популярность Лондона, но
объясняющие ее отнюдь не литературными достоинст­
вами.
Однако такая литературная критика нередко забы­
вает, что же такое литература. Наиболее популярная
проза, по существу, недолговечна, ибо она лишь удов­
летворяет запросы момента. С появлением новых запро­
сов бьет последний час для предыдущих — они исчеза­
ют. Сегодня никто не читает Марию Корелли и
193

А. С. Хатчинсона, и никто из критиков не настаивает
на том, что их надо читать. Но если писатель продолжа­
ет отвечать вкусу многих читателей в течение долгого
времени, он получает право на уважение и достойное
место в литературе. Значит, запросы, на которые он от­
вечает своим творчеством, не случайны. Прошло шесть­
десят лет со дня смерти Джека Лондона и семьдесят
с тех пор, как были написаны его главные книги. Боль­
шинство из них переиздается до сих пор по всему чита­
ющему миру. Джека Лондона нельзя предать забвению.
Больше всего поражает количество созданных им
произведений. Первая его книга вышла в 1900 году.
Включая семь опубликованных посмертно, к концу
1916 года было выпущено 50 книг, то есть в среднем вы­
ходило по три книги в год. Вдобавок он оставил заметки
и наброски еще для нескольких и написал половину
«Бюро убийств» (оно было завершено Робертом Л. Фи­
шем и увидело свет в 1963 году). Многие его книги не­
велики по объему. В среднем сборник рассказов состав­
ляет 50 000 слов; другие произведения — «Зов пред­
ков», «Алая чума», «Игра» — не столь велики, чтобы
считаться романами. Исходя из обычных стандартов,
применяемых к прозаическим произведениям, можно
поместить все сочинения Джека примерно в тридцать
книг среднего объема вместо пятидесяти. Все же и это
немало для шестнадцати лет работы. Если добавить сю­
да его журналистику, то как раз и получится прибли­
зительно по тысяче слов в день на протяжении всего
этого времени.
Оставим примерно треть написанного им. Сомни­
тельно, чтобы кто-нибудь сегодня читал «Рассказы Юж­
ных морей» или «Сердца трех». «Путешествие на „Ос­
лепительном"» и «Рассказы Рыбачьего патруля» —
небылицы для школьников; «Дочь снегов», «Лютый
зверь» и «Маленькая хозяйка Большого дома» пред­
ставляют интерес только для студентов, изучающих его
творчество. Названные и некоторые другие произведе­
ния написаны исключительно ради денег, в них нет пре­
тензий на долговечность и ничего привлекательного,
кроме имени автора. Три пьесы Джека — «Презрение
женщины», «Кража» и «Сеятель желудей» — не имели
успеха, и многие даже не слышали об их существо­
вании.
Что касается оставшихся двух третей наследия пи­
сателя, на которых и основана его популярность, то
194

оно замечательно тем, насколько он опережал вкусы и
умонастроения своего времени. Джек быстро достиг
славы как писатель, повествующий о ярких и захваты­
вающих приключениях на далеком холодном Севере
или на море. Как только установилась его репутация
мастера рассказа, любая вещь, вышедшая из-под его
пера, вряд ли могла быть отвергнута. Тем не менее ка­
чество книг Джека Лондона, которые наиболее широко
читаются и высоко ценятся сегодня, в дни их первой
публикации считалось сомнительным. «Зов предков» и
«Люди бездны» имели успех вопреки ожиданиям. «Же­
лезная пята», «Дорога», «Мартин Иден» и «Звездный
скиталец» («Смирительная рубашка») были встречены
либо прохладно, либо с откровенным пренебрежением.
Чармиан в биографии Джека лишь мимоходом упоми­
нает о последних четырех произведениях, потому что
они не пользовались популярностью и тогда, когда она
писала свою книгу. Все же без них он бы никогда
не прославился, а остался бы, вероятно, писателем с
репутацией превосходного рассказчика, не создавшего
ничего значительного в области крупных форм.
Выше уже шла речь о причинах сомнений, трево­
живших Джека в 1903 году перед выходом «Зова пред­
к о в » , — он отступил от принятой тогда сентименталь­
ности в изображении животных и не знал, как примет
это публика. Оставляя в стороне «Железную пяту», по­
скольку она в любом смысле случай особый, можно об­
наружить какие-то общие черты и в других книгах, не
завоевавших популярности при жизни Джека и даже
не рассчитанных на быстрый читательский успех. «До­
рога» и «Смирительная рубашка» описывают тюрьмы с
беспощадной достоверностью. В этом и состоит самая
сильная сторона «Смирительной рубашки». Историчес­
кие фантазии в этом произведении либо ничем не при­
мечательны, либо расплывчаты, но изображенный в ней
карцер властно завладевает воображением читателя.
В первые годы века подобный материал совершенно не
годился для литературного произведения. Эмоциональ­
ный рассказ Уайльда о тюремном заключении в «Бал­
ладе Редингской тюрьмы» расценивался как достаточно
смелое противопоставление картинам тюрем у Диккен­
са, где носители порока получают по заслугам. Показы­
вая жестокость тюремной системы, Джек Лондон впол­
не откровенно заявлял, что правосудие — мошенничест195

во и обман, и тем самым на целое поколение опередил
свое время.
«Мартин Иден» не понравился публике своим песси­
мизмом, неспособностью героя быть счастливым. Прео­
долев все препятствия, стоявшие перед ним, он обнару­
живает, что утратил веру и остался в одиночестве. Пол­
века спустя в популярной литературе без счастливых
концов тема эта тоже станет обычной и понятной, ее
уже считали приемлемой и в 20-е годы нашего века, но
в Америке перед 1914 годом она наводила на мысль о
нездоровой рефлексии. Нападки на стиль жизни средне­
го класса и миф об успехе тоже вошли в моду позже.
Когда же был опубликован «Мартин Иден», содержа­
щаяся в нем критика вызвала некоторое охлаждение
читателей к его автору. Почему это молодой человек, у
ног которого лежит мир, презирает общество и успех и
в конце концов решает покончить самоубийством?
Темы произведений Джека Лондона были почерпну­
ты из его непосредственного жизненного опыта, и он
разрабатывал их, вовсе не стремясь быть «приятным».
Многие его рассказы автобиографичны — в них повест­
вуется о действительных случаях из жизни либо откро­
венно, от первого лица, либо с незначительными изме­
нениями имен и обстоятельств, как в «Дороге» или
«Джоне Ячменное Зерно». Он нередко пользовался име­
нами знакомых ему людей, что было бы совершенно не­
мыслимо для преследуемых за «клевету» английских
писателей. Один из подобных примеров — Эрнест Эвергард, хотя Джек заимствовал лишь имя, не касаясь
личности кузена, виденного однажды в жизни. В дру­
гих случаях он описывал человека, сохраняя его собст­
венное имя. Из клондайкской поры на страницы его
книг пришли Элам Харниш, герой «Время-не-ждет»;
отец Рубо, священник из «Сына Волка», и, возможно,
самая поразительная из всех, Фреда Молуф. В рассказе
«Женское презрение» она фигурирует как добросердеч­
ная проститутка; когда они впервые встретились, она
была танцовщицей в Доусоне; много лет спустя, узнав,
что она живет в Сан-Франциско, Джек подарил ей свою
книгу.
Рассказы Джека кажутся правдивыми. Они, несом­
ненно, правдивы в деталях. Когда их достоверность ста­
вилась под сомнение, он всегда мог отвести любые упре­
ки с уверенностью очевидца. В 1905 году ему пришлось
отвечать на статью под названием «Канадские фальси196

фикаторы», напечатанную в журнале «Канада Уэст».
Вот характерная часть письма: «Вы возражаете против
возгласа погонщика собак «Пошли, вперед». Практичес­
ки все мои северные рассказы ограничены Клондайком
и Аляской, где единственной командой для собак, при­
казывающей им встать и двигаться дальше, была эта
фраза. И спорить тут нечего. Любой, кто побывал на
Клондайке и Аляске, подтвердит мою правоту».
Он писал клондайкскому знакомому: «Конечно, Бэк
списан с твоего пса в Доусоне, и усадьбы судьи Милле­
ра и судьи Бонда — все как в действительности, вплоть
до насосной установки для артезианского колодца и це­
ментного плавательного бассейна».
Все же использование в литературном произведении
реально существующих людей и имевших место собы­
тий как таковое еще не является реализмом. Самое при­
влекательное в рассказах Джека Лондона состоит в том,
что они вовсе не являются сугубо достоверными; это —
романтические фантазии. И не только потому, что при­
ближают к обитателям города далекий мир удивитель­
ных и волнующих приключений, но и потому, что в них
он изображен таким, каким читатель хочет его видеть, а
вовсе не таким, каков этот мир на самом деле. Пьянство
и азартные игры в салунах Клондайка показаны без
убожества, сопровождавшего их в реальной ж и з н и , — у
Джека это часть безрассудного, но мужественного су­
ществования, которое ведут сильные мужчины и пре­
красные женщины. Герои сочетают великолепные физи­
ческие данные с интеллектуальной мощью. Мартин
Иден и Эрнест Эвергард обладают такой мускулатурой,
что на них буквально трещит одежда. Элам Харниш —
человек «приметной внешности»... «Он жил жизнью пер­
вобытной и н а п р я ж е н н о й , — и об этом говорили его гла­
за, в которых словно тлел скрытый огонь...» 1 В салуне
Тиволи он побеждает любого в нехитром состязании —
прижимая руку противника к стойке бара. По тому же
образцу обрисованы и второстепенные персонажи: «Эти
люди прошли самую суровую школу кулачных расправ
в бесчисленных ожесточенных стычках, знали цену
крови и поту, лишениям и опасностям; и все же им не
хватало одного свойства, которым природа щедро наде­
лила Харниша: идеально налаженной связи между нер­
вными центрами и мускулатурой... И вдобавок ко всему
1

Д ж . Л о н д о н . Собр. соч., т. 7, с. 123.

197

он обладал сверхсилой, какая выпадает на долю одного
смертного из м и л л и о н а , — той силой, которая измеряет­
ся не величиной ее, а качеством и зависит от органичес­
кого превосходства самого строения мышц» 1.
Последняя часть отрывка бессмысленна. Да были ли
товарищи Джека по Клондайку действительно таковы?
По меньшей мере маловероятно. Более того, совершен­
но ясно, что «золотую лихорадку» на севере породило в
значительной степени желание разбогатеть, а называть
это желание алчностью или нет, дело вкуса.
В то же время фантазии Джека Лондона не похожи
на те, что обычно создают самые популярные писатели.
Он сочинял их для самого себя. Практически всю жизнь
его сопровождали романтические образы, мешая разгля­
деть, что на самом деле представляют собой те или иные
люди и вещи. Именно этим объясняются неудачи в лич­
ной жизни и крушение замыслов; идеализация его
опыта, описанного в р а с с к а з а х , — это не просто взгляд с
безопасного расстояния, но, напротив, надежды, с ко­
торыми он отправился приобретать этот опыт и которые
сумел сохранить, приобретя его. Он сохранял эти на­
дежды и потому, что «устричное пиратство», морские
плавания, бродяжничество и Клондайк длились недол­
го, что позволило ему ощущать себя членом великого и
славного братства, избежав при этом отрезвляющего
влияния времени. Он погружался в приключения и вы­
ныривал из них, не утратив мальчишеского видения
мира, почерпнутого из книг.
Его кругозор ничем не отличался от кругозора его
читателей. Они думали, что север населен людьми типа
Мэйлмюта Кида, с которым все время происходят раз­
ные приключения, но точно так же думал и он. Он вы­
ражал их уверенность, что такая жизнь стоит много
больше обычного человеческого существования, что она
воспитывает людей высшей породы. Именно об этом
размышляет Смок Белью: «В одиночестве, лишенный
возможности перекинуться с кем-нибудь словом, он
много думал, и мысли его были глубоки и просты. Он с
ужасом думал о том, как попусту прошли для него го­
ды его городской жизни, о бездарности всех школьных
и книжных философий, об умничающем цинизме редак­
ций и художественных мастерских, о ханжестве дель­
цов, отдыхающих в своих клубах. Они не знают, что та1

Дж. Л о н д о н . Собр. соч., т. 7, с. 29.

198

кое волчий аппетит, крепчайший сон, железное здо­
ровье; никогда они не испытывали настоящего голода,
настоящей усталости, им незнакомо опьянение работой,
от которой вся кровь в жилах бурлит, как вино» 1.
В некоторых рассказах фантазия хватает через
край, например в превосходно написанном рассказе
«Рожденная в ночи»: о подобной любовной истории вда­
ли от цивилизации время от времени грезит большинст­
во мужчин.
Несомненно, тысячи людей в то время почти вери­
ли, что, предоставься им случай, они бы сделались участ­
никами подобных приключений — легенда о жителях
фронтира все еще жила. Слава Джека-реалиста частич­
но основывается на этой вере и на том, что в его рас­
сказах жизнь предстает во всей своей суровости. В них
часто встречается смерть, обычно насильственная, по­
стоянно толкуется о болезнях, цинге, обмороженных ру­
ках и ногах; в нескольких рассказах Южных морей
упоминается проказа. Эта склонность к исключитель­
ным ситуациям — еще одна из черт его романтизма: все
трудности и суровые испытания призваны лишь под­
твердить «закон жизни», установленный Джеком. За­
кон заменяет объяснения и делает лишними человечес­
кие усилия. «Так оно и е с т ь » , — говорит автор.
Эта мысль лежит в основе нескольких рассказов.
Лучшим из них, по-видимому, является «Кусок мя­
са» — рассказ о боксере. Его главный герой, стареющий,
запутавшийся в долгах боксер, вынужден участвовать
в бое с молодым, подающим надежды соперником. Ему
чуть-чуть не хватает сил для победы над более быстрым
и мощным противником. По пути домой он думает, до
чего все было убого, и о том, что он победил бы, если
бы мог съесть до матча кусок мяса. Совершенство рас­
сказа в том, что он на этом и кончается — без выраже­
ния каких бы то ни было чувств; придет время, и то
же самое произойдет и с молодым боксером. Мы пони­
маем, что так оно и есть, но нельзя избавиться от чув­
ства — ведь автору нравится, что так оно и е с т ь , — «за­
кон», подобно богу, располагает, безразличный к тому,
что предполагает человек.
Наложение романтических представлений на живой,
зачастую суровый опыт вызывало некоторую несостоя­
тельность картины. Некоторые рассказы неудачны по1

Д ж . Л о н д о н . Собр. соч., т. 3, с. 494—495.

199

тому, что Джек не мог выйти за пределы романтичес­
ких иллюзий и представить, что действительно думали
бы и чувствовали люди в подобной ситуации. В этом
слабость «Северной Одиссеи», несмотря на описанную
в ней захватывающую погоню. Даже «Любовь к жиз­
ни», один из самых сильных его рассказов, приближа­
ется к черте, за которой начинается ложный пафос, ког­
да героя спасают и он приходит в себя после всего, что
выпало ему на долю, окруженный людьми.
О самых слабых произведениях Джека, наспех со­
чиненных небылицах уже говорилось. Среди лучшего,
что он с о з д а л , — ряд рассказов, упрочивших его репу­
тацию одного из крупнейших мастеров жанра. Сборник
этих знаменитых рассказов должен включать «Отступ­
ника», «Мексиканца», «Любовь к жизни» — его финал
скорее несообразен, нежели с л а б , — «Кусок мяса»,
«Рожденную в ночи» и «Костер». Есть еще несколько
рассказов, превосходных во всех отношениях: «Фрэн­
сис Спейт», «Под палубным тентом», «Мясо», «Польза
сомнения». Вдобавок «Путешествие на «Снарке» и «До­
рога» состоят из эпизодов, воспринимаемых как вполне
законченные: «Хобо, проходящие ночью» и «Подчинив
ее» — жемчужины прозы, как увлекательные, так и по­
учительные.
В общем, литературное значение рассказов отрица­
лось главным образом из-за содержания. Каким бы ни
было качество рассказов Джека, их не принимали всерь­
ез, поскольку заключенный в них материал не отражал
жизнь такой, как ее видели массы людей, а фактически
предоставлял возможность бежать от действительности.
Это относится не только к рассказам о Клондайке и
Южных морях, но и к тем, где идет речь о боксерах и
бродягах; они тоже повествуют о притягательном фан­
тастическом мире людей сомнительной репутации. Мож­
но сравнить его с американскими писателями начала
века, например с Синклером Льюисом, который, владея
искусством повествования хуже Джека, заслужил по­
хвалы критиков за нарисованную им картину всем из­
вестного современного общества. Поскольку общество
претерпело изменения, нет никаких причин считать
Лондона писателем менее высокого класса. В литерату­
ре его место рядом с Мопассаном. И если его кругозор
был чересчур ограничен, чтобы поместить его на вер­
шинах литературы, то в жанре образного, изобретатель­
ного рассказа его трудно превзойти.
200

Говорят, писатели выдерживают или не выдержива­
ют «проверку временем»; действительно, многие кни­
ги некогда популярных писателей уже через два поко­
ления скучны. Любой, кто берет в руки книгу Джека
Лондона, чувствует, как его захватывает развитие со­
бытий и живость стиля. Так бывает и тогда, когда исто­
рия нелепа; все равно она обладает качеством (воз­
можно, в нем и скрывается искусство рассказчика), за­
ставляющим воспринимать чрезмерно мелодраматич­
ные события как реальные. Обратимся к известному
эпизоду из «Железной пяты», в котором Эвергард под­
нимает вопрос о получившем увечье Джексоне. Он об­
ращается к героине: «...платье, которое вы носите, за­
лито кровью рабочих. Пища, которую вы едите, при­
правлена их кровью. Кровь малых детей и сильных
мужчин стекает вот с этой крыши. Стоит мне закрыть
глаза, и я явственно слышу, как она капля за каплей
заливает все вокруг.
Он и в самом деле закрыл глаза и откинулся на
спинку кресла. Слезы обиды и оскорбленного тщесла­
вия брызнули из моих глаз. Никто еще не обращался
со мной так грубо. Поведение Эрнеста смутило даже папу,
не говоря уж о добряке епископе» 1.
Образ стекающей капли крови был бы хорош в речи
с трибуны либо в памфлете, но невозможно представить
его в живой беседе и вдобавок трудно допустить, что он
вызвал описанный эффект. Более того, однорукий
Джексон тут же проходит мимо окна, как будто бы ему
специально дали знать. Но действие разворачивается
столь стремительно, показывая в истинном свете не­
приглядные условия в промышленности, что читатель
приемлет не только речь Эвергарда, но и немедленный
переход девушки на позиции социализма.
Ранние рассказы Джека несут следы влияния Кип­
линга. Само повествование выстроено крепко, но неред­
ко встречаются рассуждения, наводящие на мысль, буд­
то Джек все еще учится писать хорошо. Эти декла­
рации исчезают, когда приходит уверенность в себе, и
после выхода первых двух-трех книг у него вырабаты­
вается собственная манера письма. По сути своей это
стиль журналиста, приближающийся к репортажу, ког­
да он описывает какие-то события. Но в нем есть еще
одна особенность журналистской манеры, которая стала
1

Д ж . Л о н д о н . Собр. соч., т. 5, с. 40.

201

самым большим пороком его с т и л я , — повторы. Повто­
рение отдельных фраз — полезный художественный
прием — превращается в легкий способ достижения бес­
проигрышной выразительности. В его письмах масса
повторов, особенно когда он что-то порицает. Когда
читаешь рассказы, написанные в последние пять лет
его жизни, повторы вызывают недоумение. Есть они и
в «Лунной долине»: «Будьте всегда под покрывалом,
под многими покрывалами. Закутайтесь в тысячи ра­
дужных, сверкающих оболочек, в прекрасные ткани, ук­
рашенные драгоценными камнями. И никогда не давай­
те сорвать с себя последнего покрывала. Каждый раз
набрасывайте на себя все новые, и так — без конца. Но
не давайте мужу это заметить. Пусть жаждущий вас
возлюбленный будет уверен, что вас отделяет от него
только одно, последнее покрывало, что каждый раз
именно его-то он и срывает. Пусть он будет в этом уве­
рен. На самом деле должно быть иначе: пусть наутро
он убедится, что последний покров все же ускользнул
у него из р у к , — и тогда он не узнает пресыщения» 1 .
Это отрывок из описания на несколько страниц, где
повторяется то, что с успехом можно сказать в пятишести предложениях, и таких примеров множество.
Этот стиль стал причиной многих бед, ибо создатели
«массовой беллетристики», естественно, использовали
Джека Лондона в качестве образца и брали на вооруже­
ние его словесные приемы как эффектное средство
«выразительности». Так, прием бесконечного повтора
ключевых фраз и выражений стал основным инструмен­
том любого рода литературы, лишенной мысли, и ха­
рактерен для самого «жестокого» гангстерского романа.
Однако созданное Джеком в период расцвета зача­
стую превосходно. В этих произведениях есть не только
динамически развивающееся действие, но и великолеп­
ные описания. «Зов предков» содержит ряд остающих­
ся в памяти картин Севера, который он знал: «Проходи­
ли месяцы, а они все бродили среди диких просторов
этой неисследованной земли, где не было людей, но где
когда-то побывали люди, если верить легенде о покину­
той хижине. Переходили горные хребты, разделявшие
реки, и не раз их здесь застигали снежные бураны. Дро­
жали от холода под полуночным солнцем на голых вер­
шинах между границей лесов и вечными снегами...
1

Д ж . Л о н д о н . Собр. соч., т. 6, с. 134.

202

Осенью они очутились в волшебной стране озер, печаль­
ной и безмолвной, где, должно быть, когда-то водилась
дичь, но теперь не было нигде и признака жизни —
только холодный ветер свистел, замерзала вода в укры­
тых местах да меланхолически журчали волны, набегая
на пустынный берег» 1.
Эти описания почерпнуты из его записных книжек и
образов, запавших в память со времен юношеского чте­
ния. Позже перед ним возникла проблема поисков сю­
жетов и конфликтов для своих произведений. У него
хранились коробки газетных вырезок, и во всем, что
Джек читал или наблюдал, он высматривал темы. О рас­
сказах Джека «Закон жизни», «Любовь к жизни», «Кос­
тер» и «Отступник» высказывалось мнение, что его
сильные качества как писателя проявляются в изобра­
жении героя-одиночки в однажды заданной ситуации.
Однако более внимательный анализ рассказов не дает
основания для подобных выводов. Скорее всего, он за­
висел от того, появится ли или будет подсказана идея
какого-то действия, которое должно произойти вопреки
хорошо знакомым ему обстоятельствам. Результат боль­
ше зависел от отношения Джека к работе и, пожалуй,
более всего от событий его личной жизни.
В принципе существуют две категории читателей
Джека Лондона. Одних интересуют его приключенче­
ские рассказы, завоевавшие огромную международную
читательскую аудиторию; с другой стороны, он писатель,
представляющий особый интерес для социалистов и ра­
дикалов. Разумеется, эти категории нередко совпадают,
однако различать их все же необходимо; «Зов предков»
и «Белый клык» считаются классикой в Испании, но
его политические произведения там запрещены 2. Сим­
патии, которые питали к нему радикалы, тесно связа­
ны с легендой о том, что он, невзирая на свои эскапады,
был защитником обездоленных; и все же их глу­
бинный источник заключается в мечте социалистов о
«литературе для рабочего класса». Мечта эта сущест­
вует со времени возникновения рабочего движения, но
из нескольких писателей, наиболее близко подошедших
к ее воплощению, Джек Лондон — единственный, кто
достиг славы.
Идея состояла в том, чтобы литература, пропаган1
2

Дж. Л о н д о н . Собр. соч., т. 1, с. 619—620.
Так было во времена диктатуры Ф р а н к о . — Прим. ред.

203

дистская по содержанию, обладала и художественными
достоинствами. Создававшаяся в тот период литература
выражала ценности существующего социального строя;
как писал Маркс, господствующие идеи каждого века
всегда были идеями господствующего класса. Литература
рабочего класса была бы не только нужнее и понятнее,
но ее рост стал бы выражением и мерой силы рабо­
чего движения. Такие писатели, как Уильям Моррис и
Бернард Шоу, хотя и были любимы, не могли удовлетво­
рить все требования. Они воплощали просвещение и
разум, но не с пролетарских позиций. Нужны были пи­
сатели — выходцы из среды рабочих, которые смогли
бы выразить их растущее самосознание и всегда оста­
вались бы верными своему классу.
В этом смысле такая книга, как «Люди бездны»,
уникальна. Любой ее читатель будет захвачен описани­
ем лондонских трущоб, но особое значение книге при­
дает точка зрения Джека. Формально он был переоде­
тым наблюдателем, но тем не менее он разбирался, что
важно, а что нет, ибо сам вырос в нищете и с детства
знал тяжелый труд. В противном случае маскировка
могла бы и не принести пользы: ведь существуют чер­
ты облика, поведения, походки, которые более откро­
венно говорят о классовой принадлежности, нежели
одежда. В то же время он достаточно утвердил свою
писательскую репутацию, чтобы писать правду, не
стремясь оправдать или заклеймить то, что наблюдал
в Ист-Энде.
Сравнивая «Людей бездны» с другими книгами,
описывающими условия жизни бедняков, легко заме­
тить характерные черты произведения Джека. Работа
Энгельса «Положение рабочего класса в Англии в
1844 году» является классическим и образцовым ис­
следованием трущоб, где дается объективное изложение
ужасающих фактов. Написана она с сочувствием и не­
годованием. Но ей недостает каких-то личных, второ­
степенных штрихов, которые в конце концов больше
всего врезаются в память, как после прочтения «Лю­
дей бездны»: двое голодных, подбирающих корки хле­
ба; юноша, протягивающий костлявую руку за подая­
нием. На нашей стороне Атлантики существует самая
выдающаяся из всех книг о жизни рабочего класса —
«Филантропы в рваных штанах» Роберта Трессела.
Она также написана изнутри «ада, одним из прокля­
тых». Как и произведения Лондона, она необыкновен204

но популярна среди рабочих, но ее слабость в том, что
Трессел не был писателем, он не знал, как отбирать, как
избавляться от лишнего и как наилучшим образом орга­
низовать жизненный материал.
Разумеется, существовала описательная литература,
созданная в начале века в недрах социалистического
движения. В Америке она была весьма обширной: фир­
ма Керра в Чикаго издала целую библиотеку работ по
философии, истории и экономике. Они получили широ­
кое распространение в англоязычных странах — их по
сей день можно обнаружить на книжных полках социа­
л и с т о в , — но вряд ли они популярны: их задача заклю­
чалась в том, чтобы содействовать просвещению обра­
щенных и вооружать их фактами, а литература рабо­
чего класса должна облечь социалистические идеи в до­
ступную форму — быть может, изобразив реальные дра­
матические коллизии и обстоятельства.
Эта задача была превосходно выполнена в «Желез­
ной пяте» и «Мартине Идене», хотя дело не обошлось
без романтических преувеличений. Все доводы буржуа
легко опровергаются. С любыми философскими затруд­
нениями Эрнест Эвергард расправляется с помощью
своего техасского афоризма: «Не поверю, пока не по­
держу в руках» 1. «Метафизики, господа, это шаманы.
Разница между вами и эскимосами, чей бог носит
оленью шкуру и питается в о р в а н ь ю , — это тысячеле­
тиями накопленный опыт, и только.
— Мысль Аристотеля владычествовала в Европе две­
надцать с т о л е т и й , — напыщенно провозгласил доктор
Б о л л и н г д о р ф . — Хотя Аристотель был метафизиком.
Сказав это, он обвел глазами присутствующих, с
удовлетворением отмечая сочувственные улыбки и
одобрительные кивки.
— Ваш пример н е у д а ч е н , — возразил Э р н е с т . — Вы
ссылаетесь на самый темный период истории. Он так и
называется: «темное средневековье». Это был период,
когда метафизика подавила науку. Физику она свела
к поискам философского камня, химию — к алхимии,
астрономию — к астрологии» 2.
Мартина Идена вводит в такую среду, где рабочие
обсуждают интеллектуальные вопросы в связи с
жизнью, его друг Бриссенден: «...ему казалось немыс1
2

Д ж . Л о н д о н . Собр. соч., т. 5, с. 23.
Там же, с. 22.

205

лимым, что все это происходит наяву, да еще где, в
рабочем квартале, к югу от Маркет-стрит. В этих лю­
дях словно ожили все книги, которые он читал. Они
говорили с жаром и увлечением, мысли возбуждали их
так, как других возбуждает гнев или спиртные напит­
ки. Это не была сухая философия печатного слова, соз­
данная мифическими полубогами, вроде Канта и Спен­
сера. Это была живая философия, вошедшая в плоть
и кровь спорщиков, кипящая и бушующая в их речах.
Постепенно и другие вмешались в спор, и все следили
за ним с напряженным вниманием, дымя папироса­
ми» 1 . Такое изложение заставляет читателя, который,
возможно, ощущает, что есть вещи, ему непонятные,
но требующие, чтобы их принимали на веру, чувство­
вать себя сопричастным тайне. Читатель понимает,
что все это имеет прямое отношение к повседневной
жизни, и это неудержимо притягивает его. Побывав на
дискуссии, Мартин Иден «взволнован, как ребенок, в
первый раз посетивший цирк», и читатель, видимо,
разделяет его чувство. Иными словами, обе книги вы­
полняют популяризаторскую функцию. Нечто подоб­
ное происходит и в «Морском волке», хотя Волк Ларсен не идет дальше громких фраз. В то же время об­
щественные проблемы представлены понятно и увле­
кательно. Рядом с этими откровениями приключения,
описанные в «Дороге», становятся захватывающим до­
полнением. Они воспринимаются как выходки бунтаря,
который дурачит власти и вообще все буржуазное об­
щество.
Под углом зрения литературы рабочего класса ос­
новная тема «Железной пяты» обсуждалась редко и не
вызывала беспокойства. Книгу эту без особой натяжки
можно было назвать и антирадикальной, во всяком
случае, она написана человеком, менявшим взгляды.
В большинстве своем радикалы, однако, удовлетворя­
лись тем, что это книга «о социализме», к тому же
единственная книга подобного рода, ставшая бестсел¬
лером. Но при всех ее недостатках мы не отказались
бы иметь побольше таких книг. Возможно, огромное
значение «Железной пяты» не столько в ее содержа­
нии, сколько в самом типе книги. Согласно одному из
уничижительных определений Карджилла, в ней изоб­
ражен «грубый тип социализма, за который и высту1

Дж. Л о н д о н . Собр. соч., т. 5, с. 540.

206

пал Джек Лондон». Но социализм действительно
«груб». Он немыслим без требования рабочего класса
стать хозяином своей судьбы; другой социализм в его
жантильном виде — не что иное, как интеллектуальная
поза.
Достоинство произведения Джека Лондона о со­
циализме и революции и состоит в этой «грубости» — в
простоте и силе, при этом он сумел отразить такое со­
четание социальных факторов, которое трудно было
воспроизвести. Здесь и быстрая, почти насильственная
трансформация американского общества; и рост ак­
тивного, но запутавшегося радикального движения; и
технические нововведения, вызвавшие к жизни попу­
лярную прессу и ее поиски писателей, которые пере­
дали бы дыхание времени. Лондона-писателя можно
сравнить с социальным типом, уже не одно столетие из­
вестным в Англии, но преходящим для А м е р и к и , — рабо­
чим-самоучкой. Некоторые особенности его личности
возникли по воле обстоятельств: если бы он получил дру­
гое воспитание или остался бы в университете, он был
бы другим, более приспособленным к обществу. Но
в этом случае мы вряд ли бы имели писателя, ко­
торый, не считая себя ученым и литератором, говорил:
«Прежде чем люди присвоили мне подобные титулы...
я работал на консервном заводе, на маринадной фаб­
рике, служил матросом и, бывало, месяцы проводил в
поисках работы, стоя в рядах безработных; именно
пролетарскую сторону своей жизни я уважаю больше
всего и останусь ей верен до самой смерти».

ОГЛАВЛЕНИЕ

Предисловие
1. Детство, которого не было

23

2. Достоинство труда

42

3. Дорога

52

4. Колледж и Клондайк

66

5. Исполнение желаний

81

6. На краю бездны

94

7. Успех и Чармиан

108

8. Личное «я»

120

9. Перелом: «Железная пята»

134

10. Путешествие на «Снарке»

145

11. Закат счастливой звезды

157

12. Отречение

169

13. На пороге смерти

180

14. То, на чем зиждется слава

193

РОБЕРТ БАЛТРОП
ДЖЕК ЛОНДОН:
ЧЕЛОВЕК, ПИСАТЕЛЬ, БУНТАРЬ
ИБ № 6084
Редактор М. П. Тугушева
Художник В. Е. Еремин
Художественный редактор В. А. Пузанков
Технический редактор Н. А. Галанчева
Корректоры Р. X. Пунга, Г. Н. Иванова
Сдано в набор 08.05.80.
Подписано в печать 17.12.80.
Формат 84X1081/32. Бумага типографская № 1. Гарнитура
обыкн. нов. Печать высокая. Условн. печ. л. 10,92
Уч.-изд. л. 11,21. Тираж 25 000 экз. Заказ № 1677. Цена
70 коп. Изд. № 28389.
Издательство «Прогресс» Государственного комитета СССР
по делам издательств, полиграфии и книжной торговли.
Москва, 119021, Зубовский бульвар, 17
Ордена Октябрьской Революции и ордена Трудового
Красного Знамени Первая Образцовая типография имени
А. А. Жданова Союзполиграфпрома при Государственном
комитете СССР по делам издательств, полиграфии и книж­
ной торговли. Москва, М-54, Валовая, 28