Не то серебро, от которого его милостиво-немилостиво упасала жизнь («упаси меня от серебра и от золота выше заслуги»), а то, которое он мог дарить людям «на солнечной стороне». И какие богатства извлекал из своей благородной, щедрой души этот правдивый, целомудренный художник! Из мрака жестокого прагматичного времени он всегда стремился на «солнечную сторону». Симптоматично название его третьей книги — «На солнечной стороне».
Дарованный ему «золотой скрипичный ключик» открывает заветную дверь в чудесную страну поэзии, где всё освещено солнечным светом, высшим смыслом. Там можно и должно радоваться, там можно вдохновенно и легко рассказать о «том, что происходит, когда не происходит ничего» («это у меня от Чехова», — с нежностью говорил Владимир Николаевич). Там выполняется сверхзадача поэта — «оставить серебро».
Его нелёгкая жизнь — это труд, любовь, служение, преодоление, отречение от всего тёмного, лукавого в себе и вовне.
Как у всякого большого лирического поэта, у Соколова прослеживается стремление более масштабно, философски осмыслить жизнь — пережитое, любимое, сотворённое. Отсюда постоянное тяготение к жанру поэмы.
Вот вам конспект лирической поэмы.
Песочек, отмель возле глубины,
Любовь к искусству…
Любовь к искусству, осмысление его — одна из важнейших поэмических тем «на солнечной стороне». Там даже смерть — в гармонии с жизнью. «Мысль о смерти — это мысль о жизни». Это истинно христианская мысль о вечной нетленной жизни, и в ней спасительный пафос. Поэт знает, что «будет в песне воскресенье!»
На краю бесконечности можно говорить обо всем не спеша…
Он успел сказать о многом. О счастливых встречах и горестных утратах, о белых ветках России и о её чёрных ветках, о музыке и о «художнике в чайной, где всемирный идёт разговор», о русском снеге, о военном детстве и о больших стройках его юности, о «бабочке, что над левкоем отлетает в ромашковый стан», о друзьях, о Пушкине и о Лермонтове, о старых церквях Болгарии и о таинственной глубине московских двориков, «о Великой защите, о масштабе её мировом»… И всё это озаряет Любовь.
И во внезапной схожести с людьми
Открыл такое счастье единенья,
Что защемило сердце от любви,
Любви, похожей на благодаренье.
И хотя поэзию, сочинение стихов Соколов считал высшим своим предназначением, всё же он признаёт: «Нет, не могут стихи заменить настоящей любви никому». И не случайно, что на вершине творческой зрелости, за год до ухода Соколов составляет именно Книгу Любви, последнюю свою книгу. «„Стихи Марианне“, — как пишет автор предисловия к этой книге, — не просто книга стихов о любви, но Книга Любви». Ещё одна Книга Любви, пока не изданная, которую удалось составить уже после смерти Владимира Николаевича, — это стихи и поэмы, пронизанные любовью к Москве (назовём её «Москва Владимира Соколова»).
Если была у меня любовь, то это ты, Москва! —
признавался поэт.
Редчайшие случаи в мировой поэзии. Целая книга стихов, адресованная одной женщине. И целая книга, наполненная приметами, музыкой, красками, настроениями любимого города. Соколов написал обе эти книги. И эти две Книги Любви можно было бы объединить общим названием, строкой самого Соколова: «Но все равно — любовь. И все равно — Москва!». В упрямой, противительной интонации этих слов — непреклонное противостояние и утверждение: вопреки всем веяниям бездушного, чуждого ему пространства «обязательно выдержать, обязательно с честью» многие испытания:
Испытание временем,
Испытание веком,
Испытание бременем
И родным человеком.
… … … … … … … … … … … … … …
Испытание женщиной,
Испытание славой.
Он выдержал.
Признанный классик русской поэзии второй половины XX века прожил сложную, многогранную жизнь, которая и «погрустить, и просиять успела». Смолоду он неуклонно вёл свою линию в поэзии, твёрдо зная, что «нет школ никаких, только совесть, да кем-то завещанный дар». Этот божественный дар он пронёс достойно, высоко, совершенствуя его до последнего дыхания. Потому и создал «стих как моленье», в котором и красота, и тайна, и любовь-благодаренье.
Полвека свободный художник Владимир Соколов стоял на поэтическом посту. Стоял на родной земле. Непрестанно воспевал её — «Все у меня о России!». «Понял жизнь свою как жизнь людей», а поэзию — как великий бескорыстный, бесконечный труд перед лицом Вечности.
