— страсть. Обязательно это кто-то из наших иначе — что бы ему делать в деревне?
У Рао замирает сердце.
— Как — из наших? — потрясённо шепчет Тедар.
Но ноги сами несут вперёд — и выносят на вытоптанную копытами площадку около родника, где устроена поилка для скота. Там — замковая стража, лучники, крепостные мужики, мажордом. Все вооружены, все возбуждены, говорят разом, размахивают руками. Там и отец — высоченный, бархатный плащ подбит мехом куницы. Отец стоит неподвижно, надменное лицо — словно бледный мрамор.
Монстр, распластав широченные крылья, лежит, как упал — прямо на дороге, в паре шагов от родника. Густая, тёмно-красная, почти чёрная кровь течёт из-под его груди в пыль широким и страшно медленным ручьём.
Близнецы смотрят на зверя и пытаются ощутить омерзение или ужас.
Они смотрят на вытянутую морду точной и ясной лепки, покрытую чешуёй прекрасного цвета — глянцево-чёрного, мерцающего синевой и зеленью. Смотрят на клюв, похожий на клюв чайки — только куда больше. На большие птичьи глаза, затянутые плёнкой. На крылья, покрытые длинными перьями, блестящими, как воронёная сталь. На конвульсивно сжатую лапу — скорее, звериную, чем птичью, с мягкой, кошачьей подушечкой, с когтями стального цвета.
Они думают о том, какой это был сильный и красивый зверь. Да, небывалый, а небывалый зверь — это монстр. Да, удивительный — конечно, чудовище. Или чудо.
— А что он сделал? — шепчет Рао. — Просто летел?
Тедар дёргает плечом. В это время бородатый староста Лек говорит отцу:
— Это, ваша светлость, не кто другой, как Снуки. Потому как — вот.
Он наклоняется, протягивает руку к мёртвому чудовищу, нащупывает что-то у него на шее, под челюстью — и дёргает. Протягивает отцу на ладони.
Разорванный засаленный шнурок, а на нём деревянный образок ангела-хранителя, простой и дешёвый — в деревенском храме такой можно купить за грош или за яйцо. Мужики, стоящие рядом, отшатываются, а отец и его свита — напротив, подходят ближе, смотрят внимательно. Отец берёт образок, переворачивает.
На обороте калёным гвоздём выжжено имя и слово «сохрани».
Имя — Сноук.
— Думали, он сгинул, — продолжает Лек. — А он — эвона. Тварь. Всё бредил, всё головы мужикам дурил — беспременно, говорил, улечу я отсюда. В лес подался, сволочь. Воли ему захотелось. Летать ему, ублюдку, надо…
— И что ему, ты думаешь, понадобилось в деревне? — спрашивает отец.
— Это, ваша светлость, ясное дело: ничего другого, как Нонию было надо. Потому как он ей обещался — и, коли не ейный отец, свадьбу бы сыграли. Но что ейному отцу в нём, в шалопутном, в распоследнем рабе…
— Украсть женщину, — задумчиво говорит отец. — Но зачем ему женщина теперь?
— Кто знает, — хмыкает Лек. — Сожрать?
Близнецы переглядываются. Мёртвый глаз зверя приоткрылся, матово блестит из-под века, как тёмный драгоценный камень. Рао хочет что-то сказать, но тут их замечает отец.
— Хорошо, что вы пришли, — говорит он. Бледное лицо отца порозовело и глаза горят. — Вот, взгляните, какая кара постигает человека за то, что он не желает признавать над собой власти, не смиряется со своим местом. Запомните, во что превращает жалкого грешника глупая гордость.
Рао хочет что-то сказать, но у него срывается голос.
— Мы поняли, — хмуро говорит Тедар. — Можно, мы пойдём, отец?
Отец отпускает их кивком — и близнецы бегут к воротам замка. Вбегают во двор. Бегом, насколько хватает дыхания — по внешней лестнице на стену. Останавливаются только в любимой башне, у той самой бойницы — и снова ложатся животами на камень. Пытаются отдышаться. У них перед глазами — тёмная шкура Окаянного леса, далеко впереди смыкающаяся с солнечным небом.
— Ему было больно, — шепчет Рао, глотая невылившиеся слёзы. — Падать.
Тедар кивает.
— Он летел, — говорит Тедар с еле заметной тенью зависти в голосе. — Летел. А клюв у него вовсе не хищный. Не такой, как у ястребов. Не для того, чтобы рвать людей.
Тедар сжимает кулаки.
— Взрослым это неважно, — говорит Рао и трёт глаз. — Но ты же помнишь Снуки. Он ещё вырезал нам дудочку и учил высвистывать «Падала звёздочка милой в ладошечку» — на прошлой неделе, когда мы ходили к роднику, помнишь? Он был — хороший.
— Пас скот и всё время смотрел в небо, — кивает Тедар. — Уже думал, наверное, как полетит.
Близнецы отрывают взгляд от леса — и долго смотрят друг на друга. Ничего не говорят — но каждый отлично понимает, что думает брат.
Из-за стены поднимается столб жирного чёрного дыма.
— Облили смолой и зажгли, — говорит Тедар дрогнувшим голосом. — Олии — ни слова, что мы говорили, а особенно — что думали. Понял, шибздик?
Рао согласно мотает головой. Он смотрит на лес — и Тедар смотрит на лес. Оба думают об одном и том же, но обсуждать это с отцом или другими взрослыми нельзя.
Да, даже с отцом. Отец сказал: смотрите, какая кара. Он не понимает — или понимает не всё. Неизвестно,
