КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Сержант сэр Питер [Эдгар Ричард Горацио Уоллес] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Эдгар Уоллес Сержант сэр Питер

Переводчик Александр Кузнецов

Художественный редактор Елена Бабченко

Дизайнер обложки Александр Кузнецов

© Александр Кузнецов, перевод, 2017

© Александр Кузнецов, дизайн обложки, 2015

Мы продолжаем серию «Дедукция» публикацией сборника рассказов «Сержант сэр Питер».

От редакции

Очевидно, что наша книжка вскоре появится не только в легальных магазинах, но и в огромном количестве библиотек с возможностью бесплатно ее скачать. Мы не сильно против, но все таки мы хотим заработать. Конечно, кто-то легально купит книжку, но очевидно что таких людей будет немного (Вот вы знаете кого-нибудь покупающего электронные книги? И даже если среди ваших знакомых случайно водятся такие оригиналы, то много ли их?) Мы не собираемся лукавить и говорить что переводили эту книгу ради удовольствия — наша цель в том чтобы наладить конвейер регулярно появляющихся новых переводов, и только лишь энтузиазма для этого мало.

Аудитория читателей электронных книг огромна, и мы рассчитываем что среди них найдутся читатели, которым не жалко поддержать переводческое дело. Если кто желает в этом поучаствовать — загляните в блог нашей серии deductionseries.blogspot.ru и нашу группу Вконтакте - vk.com/deductionseries

I. Четыре исчезнувших коммерсанта

Когда Питер Данн вошел в кабинет своего деда на Беркли-сквер, старик мрачно взглянул на него поверх пенсне в золотой оправе.

Стоял 1918 год — год, когда в небе над городом то и дело проносились немецкие аэропланы, а уличные фонари были закрашены черным, чтобы немцы не могли быть уверены, находятся ли они над Беркли-сквером или над Гайд-парком. В то время Мерилебон-роуд была освещена будто сама Пикадилли — дабы отвлечь на себя неприятельские бомбы. К счастью для себя, ее жители не догадывались об истинной цели такого освещения.

Питер ответил на мрачный взгляд деда широкой улыбкой.

— Не стоит распекать меня, сэр. Я не собираюсь ни вступать с вами в спор, ни говорить гадости о немцах. Я сражался с ними, и право, они — храбрые вояки…

— Не будем спорить об этом, — ответил сэр Лэсли с ледяным спокойствием. — Что вы хотите?

— Что ж, сэр, я покинул армейские ряды, и за душой у меня нет ничего, кроме понимания человеческих слабостей. К счастью, я достаточно долго прожил с вами...

— Не будем ссориться, — спокойствие сэра Лэсли не предвещало ничего хорошего.

Питер довольно улыбнулся.

— Дело в том, сэр, что у меня нет никакой профессии, и я не занят ничем, кроме как рентгеновским анализом своей ноги в поисках оставшихся в ней осколков шрапнели. И теперь, когда последний осколок уже извлечен, я подумал, что мог бы заняться и чем-нибудь иным.

Сэр Лэсли снял свое пенсне с выражением оскорбительного осуждения. Он был высоким, худощавым мужчиной с суровым лицом и выцветшими голубыми глазами.

— И вы хотите, чтобы я финансировал ваше автомобильное предприятие… или это будет птицеводческая ферма? — Его голос можно было назвать бархатным — однако это был загрубевший бархат. — Или, быть может, вы с какими-нибудь другими оптимистами собираетесь заняться скотоводством в Канаде? Хорошенькое дело — пасти конину посреди дикой степи или радоваться появлению новых голов телят!

Ухмылка Питера стала еще шире.

— Вам стоило стать писателем, сэр, — восхищенно сказал он. — У вас есть и воображение, и стиль.

— Будем придерживаться реального положения дел, — ответил сэр Лэсли, не без довольства в голосе. — Чтобы упростить дело, позвольте сказать, что я буду выплачивать вам пятьсот фунтов в год — но на этом все. Вас окружает какой-то ложный ореол из-за вашей простреленной ноги. Кто-то в клубе говорил о вас, как о герое. Но я не считаю вас героем, а скорее тем, кого в Америке называют ничтожествами. Всякий раз, когда я вас вижу, я начинаю жалеть, что принял титул баронета от этого проклятого правительства…

— Не будем говорить о политике, — весело прервал его Питер. — Я хочу стать полицейским.

Сэр Лэсли беспристрастно окинул его взглядом:

— Кем-кем вы хотите стать?

— Полисменом, — ответил Питер. — Вы же знаете — типы, что носят шлемы, проверяют двери и заглядывают к старым джентльменам, в которых Империя больше не нуждается.

Сэр Лэсли нахмурился. Тот случай имел место почти тридцать лет назад. Тогда он еще определенно не был стар.

— Есть ли у вас хоть какое-то уважение ко мне?

— Ни капли! Вы ведь брюзгливы как дьявол; конечно, я вас люблю, но не уважаю. Вы недостаточно безобидны для того, чтобы вас уважать. Так что же, я останусь с носом?

— Если вы о пятистах фунтах, то нет. Мне безразлично, станете вы полицейским или почтальоном. Я абсолютно уверен, что вы подыщите себе занятие, которое будут оплачивать несчастные налогоплательщики.

— Прекрасно! — сказал Питер, выходя из кабинета.

***
Спустя почти восемь лет сержант-детектив Питер Данн вошел в кабинет помощника комиссара и фамильярно обратился к нему. Служащим городской полиции потребовалось все это долгое время, чтобы привыкнуть к панибратству Питера. А многие и не собирались к этому привыкать, и если бы многочисленные награды и благодарности от лица судей не перевесили возмущение начальства, то он бы так и оставался простым констеблем, да и то недолго.

— Простите за беспокойство, сэр, но я у вас в долгу. Кстати, то дело в Брайдлингтоне проясняется. Сегодня утром мы арестовали зятя убитой женщины, и он чистосердечно во всем признался. Обошлось без всяких затяжных допросов, уверяю. Мы всего лишь немного поувещали его самым деликатным образом.

Комиссар указал на кресло:

— Садитесь, Питер, и скажите — какое же у вас ко мне дело?

Питер нахмурился и покачал головой. Он был высок, белокур и моложав. Широкоплечий и длинногий, он был из тех, кто поет в душе и ходит как на пружинах. Еще будучи констеблем, он в одиночку доставил в участок Уилфреда Ламба, известного как любителя поколотить жен и прочих граждан, к тому же не раз ввязывавшегося в потасовки с полицией. Участковому врачу тогда пришлось работать всю ночь, накладывая на Уилфреда швы.

— Мой дедушка умер, — сказал Питер. — Бедный старик перебрал винтажного портвейна и упал с лестницы. Чудесная смерть! Полагаю, он оставил мне около четверти миллиона фунтов — и титул баронета в придачу. О четверти миллиона можно и умолчать, но титул баронета не скроешь. Сержант сэр Питер — звучит нелепо, и мне стоит уволиться из полиции. Да и вообще, после всего того опыта, что я получил на службе здесь, это становится не более, чем пустой тратой времени.

Комиссар кивнул:

— Основа вашего обаяния в вашей нескромности. Но все-таки одно качество я в вас определено ценю — вы прекрасный полицейский, и я не знаю, сможем ли мы кем-то вас заменить. Я поговорю с начальником и постараюсь что-нибудь придумать.

Спустя неделю сержант-детектив сэр Питер Данн вышел в резерв. Время от времени его вызывали в Скотленд-Ярд для помощи в наиболее сложных делах. За такого рода услуги ему выплачивали оклад, которого хватило, чтобы оплатить права на его роллс-ройс с двигателем мощностью двадцать лошадиных сил, и сверх того оставалось еще немного.

***
Питер был знаком с доктором Лалом Сингхом. Когда-то он преследовал его за мошенничество, но до суда дело довести не удалось — не хватило улик. Доктор был маленьким круглолицым индусом с прекрасным лондонским образованием, но без собственной практики. Он был хорошим хирургом, одним из лучших выпускников госпиталя св. Гиля, но сделать карьеру ему помешал цвет кожи, тогда как соплеменники избегали его из-за острого языка и неистребимой привычки требовать плату вперед. Он снимал квартиру близ Гоуэр-стрит, а его кабинет находился в трущобах на Эджвер-стрит.

Конечно, он мог бы иметь вполне приличный доход, занимаясь недозволенной практикой определенного рода, но не желал опуститься до согласия на назойливые предложения торговцев наркотиками и им подобных. Возможно, именно для того, чтобы избавить себя от нужды, он стал использовать свой дар ясновидения. Поначалу он практиковал у себя, используя для сеансов гостиную, а потом перебрался в Бейсуотер. Деньги за эти сеансы он получал в достаточном объеме и вскоре смог арендовать и обставить квартиру на Вестбурн-Гроув.

Сюда приходили дамы из высшего общества, дамы, к нему не принадлежавшие, и представители молодого поколения, заинтригованные рассказами об удивительном прорицателе. Доктор Лал смотрел в кристалл и видел в нем высоких светловолосых красавцев, влюбленных в его клиенток, а также маленьких смуглянок, стремившихся увести у них мужей. Он предрекал несчастным, еще молодым замужним дамам второй брак, двух детей (мальчика и девочку) и долгое, выгодное путешествие в ближайшем будущем.

Однажды к доктору Лалу пришел высокий джентльмен, который услышал от провидца, что вскоре унаследует титул и большую сумму денег.

— Черт возьми! Откуда вы это узнали? — воскликнул удивленный Питер.

— Узнавание знаменитого полицейского и мое знание его обстоятельств, — объяснил доктор, сопроводив объяснение белоснежной улыбкой.

Ему было свойственно подражать речи своих менее образованных соотечественников, хотя к тому времени он уже весьма хорошо говорил по-английски.

— Я не беру плату за свои услуги, сержант, — сказал Лал, указав на боковой столик возле двери. На нем стоял индийский бронзовый ящик, над которым висело мелко напечатанное объявление:

«Доктор Лал Сингх проводит сеансы безвозмездно. Пожертвования, опущенные в этот ящик, будут использованы им на благотворительность или другие цели, по своему усмотрению».

Вскоре началось судебное преследование индийца, но оно не было делом рук Питера. Он просто выполнил свою работу — в Ярде он считался величайшим мастером по части человеческих слабостей и столпом премудрости в том, что касалось почерка преступника.

Но несмотря это он симпатизировал маленькому доктору и был рад, когда дело против него было закрыто. Вскоре после этого он снова отправился на Бейсуотер и навестил индийца.

— Я не собираюсь возвращаться в Индию, — поведал ему Лал. — Там у меня множество пренеприятных родственников, и, честно говоря, для тамошнего правительства я нежелательный человек. Там меня высмеют и объявят шарлатаном. В Англии же есть множество возможностей для человека с головой, пусть даже эта голова и обтянута смуглой кожей.

— И чем же вы теперь займетесь? — поинтересовался Питер.

Карие глаза доктора хитро заблестели, и он с таинственным видом взмахнул своей бронзовой рукой.

— У меня поистине замечательная идея. Правда, для ее осуществления нужен стартовый капитал, но зато какие откроются возможности, если все пойдет, как я задумал! С моими-то умениями, знаниями и воображением!

— Вы хотите стать писателем? — предположил заинтригованный Питер, но доктор не раскрыл перед ним своих карт.

— Очень быстро можно будет заработать уйму денег, — убедительно сказал он. — Я сыграю на чувствах, в глубине души возникающих у всякого человека, и по некоторым причинам я смогу сделать это лучше любого другого. Еще мальчишкой я бывал среди факиров. Конечно, большая часть того, что они делают — фиглярство и бессмыслица. Но с другой стороны, среди отбросов их так называемых знаний можно найти и настоящие жемчужины. Ну, я совсем запутал вас, мистер Данн.

Доктор совсем перестал заниматься ясновидением, продал мебель и сдал квартиру. В скорости он закрыл и свой кабинет на Эджвер-роуд, но Питер подозревал, что это никак не связано с недостатком денег и нищета Лалу не грозит. Следующей новостью о нем было то, что он выиграл шесть или семь тысяч фунтов в калькуттской лотерее. Питер предположил, что теперь он наверняка использует выигрыш для реализации своей гениальной идеи.

Эта история уже канула в прошлое к тому времени, как в Скотленд-Ярд поступили три запроса о пропавших коммерсантах из Сити. Питер, вызванный из Саутхэмпта срочной телеграммой, слушал наставления главного констебля:

— Я хочу, чтобы вы занимались этим делом, Питер. Формально вы будете подчиняться Краузеру, но на деле вам предоставлена полная свобода действий. Вот материалы по делу.

Первым пропавшим был Томас Генри Мидлтолл из компании «Мидлтолл, Мертон и Пайн», торговавшей шелком и находившейся в Лондонском Сити.

Мистер Мидлтолл был богатым холостяком и проживал на Авеню-Фицджонс, в Хэмпстеде. Ему было пятьдесят шесть лет, он интересовался искусством и был известен в театральных кругах. Он финансировал пару мюзиклов, посещал наиболее умеренные ночные клубы, где, как правило, проводил время в компании с хорошенькой молодой актрисой, причем роль его спутницы не всегда доставалась одной и той же даме.

Однажды он уехал из своего дома, пояснив, что будет отсутствовать не больше десяти дней. Но прошел сперва месяц, за ним другой, а он все не возвращался. Компаньоны получили письмо, написанное его собственной рукой, в котором он сообщал о намерении продлить отпуск и интересовался, могут ли без него обойтись. Спустя четыре недели после его отъезда в доме на Авеню-Фицджонс произошел странный случай.

Это случилось вечером в среду, когда трое из четверых живущих в доме слуг отсутствовали. В доме было издавна заведено, что в среду после полудня и до конца дня трое из четверых слуг получали выходной.

Дома оставалась лишь Китинг, горничная средних лет, которая находилась не в комнате для прислуги, как ей предписывалось, а в небольшой комнатке, выходившей на площадку лестницы. Там находился личный уголок мистера Мидлтолла, где он хранил свою библиотеку, тайное чтение книг из которой доставляло какое-то особое удовольствие слугам. Книги хранились за решеткой, запертой на замок, но Питер заметил, что решетка легко отодвигалась, и в отсутствие хозяина любой из прислуги мог просматривать его частную библиотеку при первой представившейся возможности.

Сосредоточившись на чтении, Китинг услышала, как во входной двери повернулся ключ. Но она решила, что это вернулся повар, и продолжила читать. Но потом она снова услышала, как где-то повернулся ключ. Теперь звук мог доноситься только из двери в кабинет мистера Мидлтолла.

Взволнованная горничная оставила книгу, открыла дверь и прислушалась. Однако в доме царила полная тишина, и тогда она, набравшись смелости, вышла на площадку. Газовая лампа слабо освещала холл (мистер Мидлтолл все же был консервативен в некоторых вопросах и пользовался газовым освещением).

Перегнувшись через перила, Китинг увидела, как из кабинета выходит мужчина. Сначала она подумала, что это вернувшийся мистер Мидлтолл, судя по его стилю одежды, граничившему с эксцентричным. Она узнала этот длинный пиджак и брюки в шотландскую клетку. Но все-таки это был не мистер Мидлтолл. Визитер был намного моложе и стройнее.

Слишком напуганная, чтобы позвать на помощь, служанка неподвижно стояла и наблюдала за тем, как мужчина выходит на улицу и садится в машину, которая, как она могла видеть, ожидала его у дверей. После этого автомобиль моментально скрылся из вида.

Мисс Китинг проявила редкую в таких случаях сообразительность, вызвав полицию, и уже через несколько минут рассказывала о происшествии участковому инспектору. Кабинет был оставлен незапертым, один из ящиков письменного стола был открыт, а на полу инспектор обнаружил длинный конверт со сломанной сургучной печатью. Несомненно, в нем была новая чековая книжка, высланная мистеру Мидлтоллу его банком. Полиция сразу же связалась с банком, проверив номера чеков и указав не принимать чеки с данными номерами.

Все это заняло какое-то время, в том числе переговоры с главным управляющим, и прежде чем запрет был разослан, в одном из филиалов банка была проведена выплата по чеку из книжки. Очевидно, существовала договоренность, согласно которой его чеки могли быть обналичены в любом из четырех филиалов. Чек был выписан почерком мистера Мидлтолла и подпись также не вызвала никаких сомнений. Питер изучил чек под микроскопом, но даже столь тщательное исследование не заставило его усомниться в подлинности документа.

На следующий день управляющему банком пришло письмо от мистера Мидлтолла, явно написанное в спешке, без каких-либо признаков того, что оно было продиктовано. В нем заключалась просьба проводить выплаты по его чекам, не превышающим сумму в пятьсот фунтов, которые будут поступать не чаще, чем раз в две недели. На письме стоял почтовый штемпель Лондона.

— Письмо, несомненно, подлинное, — отчитывался Питер перед начальством.

— Быть может, он похищен, и его удерживают где-нибудь? — предположил Краузер.

Питер покачал головой.

— Нет никакого сомнения в том, что письмо написано по личной инициативе. Взгляните на ошибки или на то, как буквы в нем наползают одна на другую.

— Выписывал ли Мидлтолл еще чеки со времени отъезда?

Этот вопрос Питер изучил одним из первых.

— Ни одного, — ответил он. — Это одна из странностей в этом деле.

В тот же день в штаб-квартиру поступило известие о втором исчезновении. На этот раз пропал некий Джордж Грайвс, известный в Сити адвокат, завсегдатай клубов и bon vivant[1]. Во многом он напоминал мистера Мидлтолла — также пользовался успехом у женщин и даже участвовал в одном бракоразводном процессе, после которого едва не потерял практику. У него была квартира в Вест-Энде, и он вел беззаботный образ жизни, изображая денди.

В конторе он сказал, что уедет на отдых и лечение в Экс-ан-Прованс дней на десять. На десятый день в его офис пришла телеграмма, отправленная из Лондона и сообщавшая, что Грайвс вернулся, но этой же ночью снова уехал обратно.

Никто не придавал этому особого значения, пока старший клерк ненароком не упомянул о телеграмме в разговоре с полицейским, который был вызван в контору в связи с делом о присвоении имущества. Детектив сообщил своему начальству, новость достигла Скотленд-Ярда, и через какой-то час Питер был в адвокатской конторе. Но ему удалось узнать лишь о весьма близком друге Грайвса, мистере Седемэне, который вел оптовую торговлю съестными припасами. Его склад и контора находились на Тули-стрит.

— Он знает мистера Грайвса, как никто другой в Лондоне, — пояснил клерк. — Но я считаю, что все в порядке, мистер Данн (будучи при исполнении, Питер именовался «мистером», а не «сэром»). Полагаю, что хозяин...

Нет надобности повторять предположения, высказанные старшим клерком мистера Грайвса. Отметим лишь, что он был вполне осведомлен о легкомысленных наклонностях немолодого шефа, и Питеру, который вслед за этим направился на Тули-стрит, его предположения представлялись весьма правдоподобными.

Он не смог застать мистера Седемэна в конторе, и было не похоже, что он появится там в течение дня.

— В таком случае, могу я увидеть его секретаря? — поинтересовался Питер.

Но и встречи с сей важной особой ему пришлось дожидаться немало времени. Секретарь оказался бледным молодым человеком в больших роговых очках, с отчетливым педантизмом в голосе.

— Мистер Седемэн? Боюсь, что вы не сможете его увидеть, мистер... эм... Данн. Мистер Седемэн взял отпуск. Последние полгода он очень много работал. Конечно, вы знаете, что происходило с рынком свинины в марте?

Питер не только не знал этого, но даже и не подозревал о самом наличии такого рынка. Ему хотелось бы узнать, каким же образом свинина могла так повлиять на несчастных торговцев съестными припасами.

— И предположить не могу — если ваша свинина хорошего качества. А где сейчас мистер Седемэн? Не в Эксан-Прованс ли он направился?

Секретарь замялся.

— Ну, — неохотно начал он, — сперва мистер Седемэн уехал на десять дней...

— А! — взглянул на него Питер. — Десять дней! Таково было его первоначальное намерение? И когда он уехал?

Секретарь назвал дату. Это произошло спустя пять дней после отъезда адвоката.

— И что же дальше?

— Он решил продлить свой отпуск еще на месяц.

— Он прислал телеграмму?

Секретарь явно чувствовал себя не в своей тарелке.

— Что ж… нет, если быть точным, то он прислал письмо с посыльным, попросив передать вместе с ним свою чековую книжку. Кстати, кое-кто предполагает, что он находится в Богноре, но думаю, что это не так. Но в любом случае, это не мое дело, и в мои обязанности не входит контролировать перемещения и траты мистера Седемэна. Посыльный показал мне письмо, и согласно своему долгу я не мог не выполнить указание и передал ему чековую книжку мистера Седемэна в запечатанном конверте. Меня удивил только цвет его...

— Цвет кожи посыльного? — тут же переспросил Питер. — Он был смуглым, не так ли?

— Да, очень смуглым, — тихо сказал молодой человек. — Собственно, это был индиец.

Только тут Питер вспомнил о докторе Лале и подумал о том, не может ли он быть связанным с этими загадочными исчезновениями. Питер полностью описал внешность маленького доктора и, взяв секретаря с собой в Ярд, показал ему также фотографию Лала из своей личной коллекции дел. Секретарь сразу же опознал его, и Питер начал рассылать запросы о местонахождении лекаря-ясновидца.

Секретарь раздобыл для Питера фотографию пропавшего Седемэна, а к вечеру того же дня у сыщика были и фотографии остальных исчезнувших дельцов. Питер критически рассматривал их вместе со своим начальником.

— До красавцев им далеко, не так ли? Тем более что на фото они наверняка лучше, чем в жизни, хитрые старые дьяволы.

— Но почему они все сначала уезжали на десять дней, а затем решили продолжить свой отпуск? — удивился Краузер. — Это кажется мне наиболее странным в этом деле. Они все холостяки?

— Только Мидлтолл. Двое других наконец-то женились.

— И счастливы в браке?

— Вполне. Они живут отдельно от жен, — пояснил Питер и в скорости добавил: — Ах, как бы я хотел повидать Лала Сингха! Думаю, он смог бы поведать мне что-нибудь веселенькое.

— Когда найдутся наши пташки с перерезанными горлами и утопленными в какой-нибудь реке, вот тогда повеселитесь вдоволь! — мрачно пошутил инспектор Краузер.

— Не думаю, — возразил Питер. — Чтобы меня развеселить, немного нужно.

На следующий день пришло сообщение из манчестерской полиции. В нем говорилось о мистере Пинчине, богатом торговце хлопком, пропавшем два месяца назад. Он жил в лучшем отеле Манчестера, где он постоянно снимал номер из нескольких комнат. В его долгом отсутствии не было ничего необычного: он частенько уезжал в Америку, никого об этом не предупредив. К тому же стоял период затишья в торговле, большинство работников офиса были в отпуске; поэтому в полицию не поступало никаких заявлений до тех пор, пока из банка не пришел запрос относительно предъявленного для оплаты чека в четыреста фунтов. Оказалось, что маклер не оставил ни адреса, ни каких-либо указаний, и никто не знал о его местонахождении. Было известно только, что он отправился в Лондон, далее его следы терялись — он не останавливался в своем обычном лондонском отеле и не виделся со своим агентом. Как и трое других коммерсантов, он будто провалился сквозь землю.

Питер отправился в Манчестер первым же поездом, чтобы увидеться с бухгалтером мистера Пинчина. Тот, судя по всему, мог знать что-нибудь о его делах. И визит к нему принес кое-какие новые сведения. Питер выяснил, что за день до исчезновения Пинчин весьма аккуратно вырезал некое объявление из столичной газеты. За этим занятием его застал офисный посыльный. Паренек это запомнил, так как мистер Пинчин казался смущенным и выгнал его из кабинета.

Питер снова постарался раздобыть фотографию очередного исчезнувшего. По телефону он отчитывался перед начальством:

— Один из тех, на чьем лице остались отметины явного прожигателя жизни. Я возвращаюсь в Лондон, пока я буду в пути, достаньте для меня выпуск газеты «Мегафон» от восемнадцатого июля.

В Лондоне Питера ждали известия о докторе Лале. Химический завод получил от него заказ на сильнодействующий, но малоизвестный индийский яд. Как впоследствии выяснила полиция, заказ был доставлен на чужой адрес — доктор потом забрал оттуда заказ лично. Химики получили такой заказ не впервые — по отчетным записям было отслежено еще пять таких же заказов за последние несколько месяцев.

Газету, которую запросил Питер, удалось найти лишь к вечеру, и сыщик просидел над ней до глубокой ночи, читая объявление за объявлением в поисках какого-нибудь зловещего подтекста в одном из них.

Его поиски увенчались успехом лишь под утро, и он тот час же приступил к написанию письма, тщательно выводя слова на листе бумаги со своим домашним адресом (притом, что писал Питер от имени своего дворецкого). Однако в процессе смех так разбирал его, что он насажал клякс, и письмо пришлось переписывать.

Ответ пришел лишь на следующий день к вечеру, и жарким летним утром утренним поездом Питер отправился по направлению к Барнхэму в Сассексе.

Он полагал, что увидит на платформе самого маленького доктора, но там его ждала хорошенькая девушка.

— Вы мистер Хербертс? — спросила она. — Доктор послал за вами машину.

Возле станции их ожидал небольшой двухместный автомобиль. Девушка села за руль, предложив Питеру занять соседнее место. После получасовой езды по весьма живописной местности они подъехали к симпатичной вилле, скрытой за высокой изгородью от взоров со стороны дороги. Они проехали за ворота и остановились у входа, где их прибытия ожидал самый вежливый из индийских докторов. На нем был белоснежный жилет, и он потирал руки, предвкушая новую прибыль.

Увидев Питера, он был потрясен, но быстро взял себя в руки.

— Если вы вслед за мной пройдете в мое святое святых, то я поясню вам кое-что, — не без достоинства объявил он.

— Мне не нужны объяснения. Просто я хочу увидать трех или четырех джентльменов, которые, как я полагаю, поселились здесь. Их исчезновение несколько обеспокоило их товарищей.

Доктор ненадолго замешкался, но вскоре бодро провел Питера за угол, где на широкой лужайке стояла простая беседка.

В ней четверо джентльменов играли в бридж, и хотя Питер видел их фотографии, он не смог узнать ни одного из них.

***
— Вот объявление, — Питер через стол протянул газету инспектору Краузеру, который надел очки и прочитал:

«Только для мужчин. Зачем страдать из-за отсутствия красоты? За десять дней я могу вернуть состарившееся лицо к прежнему молодому облику. Конфиденциально».

Адрес рекламного агентства прилагался.

— Вот и вся загадка, — сказал Питер. — Наши коммерсанты отправились туда для омоложения лица — какой-то новый безболезненный способ удаления морщин. Не сомневаюсь, что доктор Лал Сингх пользовался не только новейшими достижениями науки, но и древними индийскими знаниями. Но к несчастью для доктора, действенность его снадобья превзошла все ожидания. Я видел его клиентов — результат поразителен. Они омолодились настолько, что побоялись возвращаться в привычный круг общения, испугавшись оказаться неузнанными. Индиец жаловался мне на неблагодарность клиентов — он-де с помощью особого раствора для умывания (вероятно, с содержанием индийского яда, который он покупал) и каких-то еще методов стер с их лиц все признаки старения — а они требовали состарить их обратно. Ужасно обнаружить, что ты выглядишь, как кто-то абсолютно другой. Бедняга Грайвс собирается на два-три года уехать за границу — чтобы не показываться в суде, пока эффект этого чудо-средства не пройдет.

— Чего я не могу понять, — пробормотал Краузер, — так это то, почему Мидлтолл был готов заплатить больше других...

— А вы взгляните хорошенько на его фотографию, — усмехнулся Питер.

II. Взломщик письменных столов

В Скотленд-Ярд регулярно поступают дела, касающиеся иностранных преступников. Они содержат информацию на всевозможных языках, относящуюся к дамам и джентльменам, совершившим нечто такое, чего делать им не следовало. Питер Данн изучал документы, поступившие из Соединенных Штатов, тем самым составляя для начальства полный отчет о методах и особенностях совершения преступлений, присущих преступникам за пределами Британии.

Среди прочих ему на глаза попалась и неприглядная сторона биографии некоего Лью Стиллмана, составленная рукой нью-йоркского полицейского, явно не обладавшего живым воображением и не владевшего художественным слогом. Вместе с тем ее автор питал пристрастие к фактам. Питер тщательно рассмотрел фотографию, прилагавшуюся к документу, и постарался запомнить запечатленное на ней лицо. Он принял к сведению тот факт, что Стиллман был гражданином Британии, а это давало меньше возможностей отследить его. Если бы он был иностранцем, то был бы обязан сообщать о своем прибытии и передвижениях в ближайшем полицейском участке.

Необходимости следить за ним сейчас не было, он не был объявлен в розыск. Его досье было направлено в качестве меры предосторожности: полиция Нью-Йорка решила, что рано или поздно жизнеописание сего джентльмена может заинтересовать их лондонских коллег.

К досье на Стиллмана были прикреплены и другие документы, относившиеся к имевшим место преступлениям Аль Стефини, Чечёточника Генели, Морговщика Mёрфи и прочих опустившихся джентльменов, которые жили в постоянном напряжении, но вполне припеваючи за счет своих нелегальных делишек.

По удивительному стечению обстоятельств Питер встретил одного из упомянутых джентльменов на той же неделе, осматривая город-сад Коллингвуд. Вот уж правда — чего только в жизни не бывает.

Мистер Данн вышел из Скотленд-Ярда около четырех часов вечера и шел по Пикадилли, направляясь домой, на Беркли-Сквер. Достаточно сложно хотя бы представить себе сержанта полиции, проживающего на Беркли-Сквер, и совсем уж невероятно вообразить, что этот детектив может быть также и баронетом Соединенного Королевства. Но поскольку дедушки могут оставлять в наследство титулы и состояния, а их наследники могут не пожелать оставлять службу в полиции, то можно встретить и столь необыкновенное сочетание.

На углу Беркли-Стрит сэр Питер увидел человека, стоявшего на краю тротуара и ожидающего возможности перейти улицу. Он был высокого роста, смуглолицый, с большим римским носом и выдающимся подбородком. На его мизинце поблескивал огромный бриллиант — Питер приметил это, когда тот закуривал сигару.

— А, Чечёточник! Надолго к нам?

Генели медленно обернулся и лениво смерил детектива взглядом.

— У вас передо мной преимущество — вы меня знаете.

— Так и есть, мистер Генели. Сержант-детектив Данн, Скотленд-Ярд.

— Вот как?

Мистера Генели, кажется, вовсе не взволновала встреча с сыщиком — полная опасностей жизнь успела выработать в нем способность оставаться спокойным даже в самые напряженные минуты.

— Рад познакомиться, мистер Данн. Да, моя фамилия — Генели, я только что прибыл из Америки и остановился здесь по пути в Париж. Не припоминаю, чтобы встречал вас раньше.

Питер не стал утруждать себя объяснением, что узнал его по достаточно подробному описанию, в котором упоминались как физические особенности, вроде формы носа и подбородка, так и шрам на левой щеке и привычка носить бриллианты.

— Не предпринять ли нам небольшую прогулку? — предложил Питер.

Мистер Генели после некоторого колебания согласился пойти с ним. В ближайшем отделении полиции Питер убедился, что документы Чечёточника находятся в полном в порядке, и коротко переговорил с ним начистоту.

— Думаю, вы отправитесь в Париж очень быстро, мистер Генели. Лондон слишком тих для вас, в Париже вы найдете куда больше блеска.

— Но как вы узнали, что я здесь? — вновь спросил Чечёточник (ему довелось быть профессиональным танцором, откуда и пошло его прозвище).

Питер не стал ему отвечать. Если человек с прошлым мистера Генели не догадывается, что между полицией Лондона и Нью-Йорка существует обмен сведениями, он исключительно лишен воображения.

В ту субботу сэр Питер впервые насладился красотами и достопримечательностями города-сада[2] Коллингвуд.

Изначально Коллингвуд не планировался как город-сад. Это было предместье Лондона, разросшееся из живописного поселка с не слишком аккуратными на вид коттеджами, окружавшими церковь и местную гостиницу с помпезным названием «Кисть винограда». Предместье разрослось в конце восьмидесятых, когда пробудился интерес к застройке маленьких участков земли от трех до восьми акров, и на этих участках появились ряды странно спроектированных домов.

Здесь не было ничего вульгарного: ни трущоб, ни неблагополучия. Тротуары были широкими, а обсаженные лаймами аллеи чистыми и приятными на вид. Основная часть магазинов находилась в старой части Коллингвуда, через которую проходит шоссе Норд-роуд. Новый же Коллингвуд, аристократический Коллингвуд, расположился в конце длинной улицы — вдали от шума, запаха бензина и прочей суеты, присущей окрестностям скоростной дороги.

Питер оказался в Коллингвуде благодаря одной из тех случайностей, которые — как фигурально, так и буквально — сталкивают людей вместе. Он возвращался из Йорка на немецком автомобиле с мощным двигателем. Конечно, его разозлила необходимость задержаться на узком участке Норд-роуд из-за ехавшего впереди крошечного автомобиля, упорно придерживавшегося центра дороги и не отклоняющегося ни вправо, ни влево несмотря на все гудки Питера. Наконец он заметил, что автомобиль вроде бы прижался к обочине, что расценил, как возможность пойти на обгон. Но в этот же момент водитель маленького автомобиля решил вернуться на середину дороги. Раздался страшный треск, рассыпались осколками разбитые стекла, машину подбросило и опрокинуло на заросшую травой обочину шоссе.

Питер немедленно затормозил с ужасным шумом и, выскочив из машины, бросился на помощь. Самой машине было уже не помочь — она беспомощно лежала на боку, одно из колес отвалилось и отлетело в сторону, одно крыло также было сломано. Но сам водитель остался невредим, лишь оцарапав лицо; впрочем, царапины сильно кровоточили.

Это был высокий, стройный, но слишком приятный молодой человек. Судя по всему, он получил образованием и по воспитанию был джентльменом, так как совершенно хладнокровно выпалил нечто оскорбительное. В его речи присутствовала некая раздражающая педантичность.

— Уважаемый, — с раздражением ответил ему Питер, — если бы вы не высунулись, когда я обгонял вас...

Молодой человек скорее истек бы кровью на месте, отстаивая свою правоту, но Питер прервал его, заявив, что он служит в полиции, и оказал ему первую помощь (принятую не слишком охотно). После этого Питер при содействии проходящего мимо скаута позаботился о доставке покореженного автомобиля в ближайший гараж, а потерпевшего заставил пересесть в свою машину. Приложив некоторые усилия, он буквально выпытал адрес, и вскоре они остановились перед небольшим опрятным домиком на участке всего в четверть акра.

Перед домиком была крошечная квадратная лужайка, и со стороны он выглядел как один из многих маленьких, но зажиточных домиков, которые в огромном количестве можно найти разбросанными по всей территории Англии.

Едва Питер позвонил, как дверь сразу открыла девушка в голубом халате. Данн подумал, что она, без сомнения, самая прелестная молодая женщина, которую он видел долгое время, пусть даже в таком неподобающем наряде.

Она побледнела, увидев перебинтованного человека, и недоуменно взглянула на Питера.

— Ничего серьезного, — ответил тот на еще не высказанный вопрос.

— «Ничего серьезного?!» — ледяным и злобным, почти пугающим тоном повторил потерпевший. — Вы еще узнаете, насколько это серьезно. Я никогда не видел более свинского отношения к правилам дорожного движения!

Девушка взяла его под руку и повела в дом. Питер пошел следом, но молодой человек остановил его:

— Я не хочу, чтобы вы входили в мой дом, оставайтесь снаружи. Лидия, спроси у него имя и адрес, я слишком плохо себя чувствую, чтобы самому заниматься этим.

Он торопливо выдернул свою руку, и Питер услышал гулкие звуки его шагов по деревянной, не застланной ковром лестнице, когда он удалялся вглубь дома.

Лидия растерянно замерла у полуотворенной двери.

— Мне очень жаль. Автомобиль моего мужа сильно пострадал?

Она не спросила, по чьей вине произошла авария, и Питер почувствовал, что она догадывается, кто в ней виноват. Больше его в этот момент удивило то, что она не пригласила его зайти в дом. Вероятно, она что-то скрывала, так как прикрыла дверь и встала на пороге так, чтобы он не смог заглянуть внутрь.

— Я боюсь, что автомобиль сильно поврежден, но он, наверное, застрахован?

Девушка отрицательно покачала головой.

— Мой муж ничего не страхует. У него… особое мнение по данному вопросу. Пожалуйста, оставьте мне ваши имя и адрес.

Питер вынул записную книжку, записав требовавшееся, и вырвал лист. Когда он протягивал его девушке, из дома раздалось ворчание:

— Что ты там задерживаешься? В твоей коллекции появился новый экземпляр? Я устал ждать. Налей мне хотя бы чаю.

Она выхватила листок из руки Питера, и, прежде чем он опомнился, дверь захлопнулась.

Он вернулся к своей машине заинтригованным, но не особенно удивленным. По своему профессиональному опыту он знал, что если вытащить на свет божий все нюансы, то в каждом доме можно обнаружить что-то неладное.

***
Садясь в автомобиль, Питер почувствовал, что кто-то за ним наблюдает. И в самом деле, по ту сторону дороги у дубовых ворот стоял какой-то мужчина. Когда Питер проезжал мимо, тот махнул ему и подошел к обочине. Это был низкорослый, коренастый мужчина с большими желтоватыми усами.

— Сильно вы разбили этого птенчика? — спросил он. — Впрочем, ему не привыкать, он постоянно попадает в аварии.

Питер озадаченно присмотрелся к лицу собеседника, после чего остановил машину. Но, кажется, человек не заметил его удивления.

— Слишком горд для своих тридцати лет — это его главная проблема. На прошлой неделе к ним уже приходил пристав, забрал всю их мебель. Только машину не смог забрать — она принадлежит не ему. А эта девушка стоит сорока тысяч таких, как Уолтер Глинн. Бездельник, ничего не делает, только носится везде со своим школьным галстуком[3] — показывает всем свою ученость, приобретенную в престижной школе. Самый большой простофиля из тех, что мне встречались — верит каждому, кто может сочинить мало-мальски стоящую историю. Право слово, будь он богат, разве жил бы он здесь, на одной улице с мошенниками? Так сильно он расшибся?

— Не очень.

— Жаль. — Маленький мужчина бросил взгляд на дом напротив и причмокнул толстыми губами. — А жена у него прям яблочко наливное, просто красотка, верно?

— Я недавно встречал вашего друга, — сыщик решил перевести разговор в другое русло. — Чечёточника Генели.

Коротышка уставился на него:

— Не может такого быть! Разве старина Чечёточник в наших краях? — изумленно вопросил он. Но тотчас же опомнился, — Какой еще Чечёточник? Не знаю я никакого Чечёточника, мистер!

— Я как раз недавно повстречал его в городе, — сказал Питер. — А вы давно поселились здесь, Стиллман?

Мужчина, прищурившись, посмотрел на него.

— Где-то с год назад, — протянул он. — Выходит вы сыщик, вот оно как! Но со мной вы ничего поделать не сможете — я британский гражданин, уроженец Торонто.

Питер вновь сменил тему разговора:

— А чем этот Глинн зарабатывает на жизнь?

— Ничем, — увидев, что тема разговора выгодно изменилась для него, Стиллман определенно почувствовал себя спокойнее. — Только и делает, что разъезжает на машине, которую берет у своего друга. Должно быть, у этого друга нет более надежных приятелей, раз он дает ему машину.

Стиллман немного подумал и затем пригласил Питера в дом:

— Зайдите ко мне, мистер.

Питер вышел из машины и вошел вслед за хозяином в дом. Он был невелик, но хорошо обставлен.

— Не хотите ли выпить?.. Нет? Ну тогда хотя бы чаю, — Стиллман вызвал горничную и добавил: — И как это вы молодые, можете так держаться? Я вот, например, не могу без алкоголя.

Аккуратная горничная в черном принесла поднос с чаем.

— Видели ли вы когда-нибудь такое мастерство? — Стиллман показал гостю ажурную кружевную скатерть. — Готов биться об заклад, что вы не видели ничего подобного. Ручная работа. Я приобрел три таких, да к тому же салфетки!

Питер не собирался уходить далеко от начатой темы из-за проявленного Стиллманом энтузиазма, и минут десять исправно рассматривал вышивку, расспрашивал и восторгался.

— Скажите, вы здесь не из-за меня? — стараясь держаться вежливо и уверенно, спросил Лью.

— Ваши дела не настолько меня волнуют, чтобы лишить сна по ночам, — ответил Питер.

Он вновь перевел разговор на Уолтера Глинна и, наконец, смог получить объяснение странной реплике, прозвучавшей в конце его посещения:

— Ревнив? Да не то слово! Еще как! Я бы ни за какие коврижки не хотел бы зависеть от такого, как он! Она ведь без него и из дома никогда не выходит — он считает, что она бегает за мужчинами, вот оно как... Если бы только он знал... — на этом Стиллман запнулся и усмехнулся, но поймав на себе холодный взгляд Питера, поспешил прояснить возможное непонимание.

— Вы не подумайте ничего такого: она честная, ни внебрачного ребенка, ничего подобного. Но, мистер Данн, право, меня удивляет, отчего вы так занимаетесь такой рутиной? У вас ведь без того столько денег, сколько только можно пожелать. Ну, если хотите знать, как они живут, то у них есть две кровати, купленные у старьевщика, пара стульев и стол. Она сама стирает занавески — из-за гордости мужа делает это по ночам, чтобы соседи не замечали незанавешенных окон. Дом принадлежит ей; муж продал бы его, но опекуны не позволили.

В итоге Питер увез из Коллингвуда неприятные воспоминания о несчастной девушке в голубом халате. У него промелькнула мысль анонимно послать ей немного денег, но если Стиллман говорил правду, то это не слишком бы ей помогло.

Питер навел справки и убедился, что Стиллман не преувеличивал, описывая ее мужа как никчемного бездельника. Правда, он не пил и не имел никаких других пороков, кроме чрезмерной гордости, которая проявлялась в глубочайшем отвращении к какой-либо работе и рабочему классу. Он писал стихи и пытался быстро разбогатеть, в чем ему помогал некий маклер. Или скорее мешал — его усилиями Глинн лишился и своего скудногосостояния, и той части состояния жены, до которой смог добраться.

Поразительно, как много людей было знакомо с Уолтером Листером Глинном, но Питер этому не удивлялся — он знал, что жизнь большинства людей является открытой книгой для тех, кто не ленится перелистывать страницы.

Питер получил письмо от поверенных мистера Глина. В нем содержались угрозы подачи судебного иска — это было одним из дорогостоящих увлечений Уолтера. Питер передал это дело своему адвокату и позабыл бы о Коллингвуде, но этот городок вновь вторгся в его жизнь.

Дело в том, что Коллингвуд находится между трех пригородных поселков — Хелстоном, Дигбери и Верхним Корнфордом (Корнфорд расположен по крайней мере на пятьдесят футов выше остальных и потому назван Верхним). Дигбери и Коллингвуд находятся в районе, контролируемом муниципальной полицией, и таким образом входят в сферу влияния Скотленд-Ярда.

Как-то утром инспектор послал за Питером.

— Вы знаете Коллингвуд? — спросил он.

— Прекрасно, — с презрением ответил Питер. — Там есть один адвокат, который донимает меня два раза в неделю, и, как я уже говорил вам, там проживает наш старый знакомый, Лью Стиллман.

— Вы знакомы с его досье, он не взломщик?

— Кто угодно, только не взломщик, — покачал головой Питер.

Инспектор взял со стола небольшую пачку бумаг и передал их подчиненному.

— Вы могли бы поехать туда и навести справки. За последние шесть месяцев произошла серия странных взломов в этом районе. Тамошняя полиция попросила нас посодействовать им в этом деле. Очевидно, что во всех случаях поработал один и тот же человек.

Питер пролистал бумаги.

— Что они взяли?

Ответ инспектор был неожиданным:

— Ничего! В этом-то и странность. Каждый раз был взломан письменный стол, и все бумаги были разворошены, но ничего не пропало — ни серебро, ни другие ценности. Обычно преступник выжидал момента, когда никого не будет дома. Очевидно, он знал привычки жильцов и был более-менее осведомлен относительно их планов. Интересно то, что деньги ни разу не были украдены — обратите на это особое внимание.

Питер забрал бумаги и весьма тщательно изучил их. Во всех рапортах отмечалось, что взломщик проникал через черный вход и обыскивал только в две комнаты — кабинет и спальню. Один раз он похитил записную книжку, только и всего.

Питер начал расследование в тот же день, отправившись в Дигбери, где побеседовал с одним из пострадавших, известным маклером, который был холостяком и жил вместе с сестрой. Определено, это был состоятельный человек — он жил в огромном доме, окруженном роскошным садом. Но он не смог рассказать ничего, что могло бы пролить свет на дело и таинственного преступника.

— Моя сестра в это время уехала на побережье, взяв с собой горничную, кухарка была в отпуске, а сам я оставался в городе, в своем клубе, так что дом был пуст. Странно, что взломщики не забрали ничего ценного, например, великолепную серебряную статуэтку, которая стоит на письменном столе. Еще более странно, что они не взяли деньги, лежавшие прямо во взломанном ящике.

Взлом имел место три месяца назад, и маклер был порядком удивлен, что полиция все еще ведет это дело и считает его достаточно важным, чтобы для его раскрытия специально прислать человека из Скотленд-Ярда.

Питер осмотрел дом, но не нашел ничего интересно, пока не оказался в столовой.

— Что это? — спросил он, указав на овальную кружевную салфетку, лежавшую на отполированном столике. Хозяин, кажется, почувствовал себя неловко.

— Что? Это что-то вроде... Я не знаю, как их называют, — промямлил он.

Питер рассмотрел ажурную вещицу и обнаружил, что это весьма тонкая ручная работа. Он видел скатерть с таким же узором в гостиной Лью Стиллмана.

Следующий визит Питер нанес вдовцу средних лет, проживавшему в небольшом домике на другом конце Коллингвуда. Там произошло точно такое необъяснимое происшествие, расцененное как взлом, и теперь уже почти позабытое хозяином.

— Нет, он ничего не взял, кроме моей банковской книжки. Бедняга, должно быть, подумал — вот счастье-то привалило! Но через несколько дней я получил ее обратно — знаете, банк рассылает их в конвертах, с напечатанным адресом. В том же самом конверте она и вернулась; на нем был почтовый штемпель Лондона.

Питер осмотрел и этот дом, и вновь его ждала любопытная кружевная находка.

***
В восемь часов вечера Питер вернулся в Коллингвуд и стоял у входной двери «Орлиного гнезда» — так величественно была окрещена владельцем скромная вилла Лью Стиллмана. Питер стучал и звонил, но не получил ответа. Служанка из соседнего дома, в сумерках болтавшая с молодым человеком, попыталась ему помочь.

— Мы нечасто его видим. Обычно он заходит через черный ход. Там, позади дома есть дорожка.

— А как же слуги?

Девушка и тут оказалась в курсе дела.

— Они не спят в доме. Мистер Стиллман с захода до восхода предпочитает оставаться один.

Питер вернулся и снова позвонил в дверь — вновь безрезультатно. Тогда он обошел вокруг дома, но задняя калитка была заперта.

Конечно, с тех пор как он передал дело об аварии своему адвокату, было не слишком прилично посещать Глиннов, но несмотря на это Питер перешел дорогу и направился к жалкому домику, скрывавшему неприглядные секреты семьи.

Он позвонил, но, кажется, звонок был неисправен. Питер постучал, и его стук гулко разнесся по дому. Он услышал легкие шаги по лестнице и коридору, после чего дверь приоткрылась на пару дюймов.

В доме было темно, хотя откуда-то сверху проступал слабый отблеск света.

— Кто там?

Это был голос Лидии Глинн. Но прежде чем Питер ответил, она узнала его:

— Если это вы, мистер Данн, то моего мужа нет дома. Пожалуйста, не говорите со мной, — в голосе девушки было слышно волнение.

— Когда он вернется?

— Я не знаю. Не подумайте, что я весьма грубо с вами разговариваю, не приглашая вас в дом. Но мой муж не любит, чтобы я принимала гостей.

Она собиралась закрыть дверь, но Питер остановил ее.

— Что происходит, миссис Глинн? Может быть, я смогу помочь вам?

— Нет, боюсь, вы не сможете, — тихо вздохнула она. — Мне бы не хотелось, чтобы вы оставались.

Ее слова были почти бессвязны, было видно, что она беспокоится лишь о том, чтобы Питер ушел. Ему не оставалось ничего другого, кроме как пожелать ей спокойной ночи и удалиться. Но не успел произнести эту прощальную фразу до конца, как дверь уже захлопнулась.

После этого Питер решил во что бы то ни стало повидать Глинна тем же вечером, причем непременно в присутствии его жены.

Моросил дождь, и Питер свернул на узкую дорожку, проходившую за домами. Ему показалось, что впереди промелькнула и исчезла в темноте какая-то фигура. Это мог быть кто-нибудь из местных жителей, ведь если здесь есть тропинка, значит, ею частенько пользуются.

Пройдя до конца, он оказался на главной улице Коллингвуда. Здесь стояло несколько автомобилей, и впереди виднелась задняя фара одного из них, очевидно, уезжающего в сторону Лондона. Питеру подумалось, что человек, за которым он шел, уехал.

Подождав около четверти часа и не заметив нигде мистера Глинна, Питер вернулся назад по той же самой тропинке. За двадцать ярдов до жилища Стиллмана он услышал какой-то шорох, будто кто-то лез на дерево. На вершине изгороди появился темный силуэт, человек спрыгнул на тропинку и бросился бежать. Несомненно, он вышел из дома Стиллмана, и Питер начал преследовать бегущего. Но тот бежал так быстро, что его не удавалось догнать. Бросившись в проход между домами, он стрелой перелетел через дорогу и вмиг растворился в темноте. Но дверь дома Глиннов захлопнулась, когда Питер достиг их калитки. Полицейский постучал, но не получил ответа. Он постучал вторично, на этот раз громче.

— Кто там? — спросил дрожащий от страха женский голос.

— Миссис Глинн, откройте дверь, это я, сержант Данн.

— Я не могу — я ложусь спать.

— Откройте! Я видел, как ваш муж вошел. Мне нужно увидеть его.

Разговор велся на пониженных тонах, так как дверь была со стеклянной панелью. В конце концов, Питер услышал, как в двери повернулся ключ, и вошел внутрь, закрыв за собой дверь.

— У вас есть свет? — спросил он у дрожащей женщины.

— Нет, — ее голос прерывался. — Электричество отключено. Моему мужу плохо. Я боюсь, что он потеряет сознание, — она всхлипнула. — Я так рада, что вы пришли... Что рядом есть хоть кто-нибудь!

Питер достал из кармана фонарик, но тот осветил лишь голые стены комнаты.

— Где он?

Она провела его в заднюю комнату, открыв дверь, и Питер вошел. Уолтер Листер Глинн неподвижно лежал на полу. Наклонившись, Питер перевернул его и ахнул — руки и лицо Глинна были в крови, рукава пиджака промокли от крови. Питер услышал крик позади себя.

— О, что же он наделал!

— Принесите лампу, я заметил, у вас она есть наверху. Или подождите здесь, я сам принесу.

Питер сбегал за маленькой парафиновой лампой, которую он поставил на стол в пустой столовой. Глинн уже пришел в себя. Он сидел, дрожащий и стонущий, прикрыв лицо руками. Питер потряс его за плечо.

— Кто это был? Стиллман?

— Мертвый! — с истеричными нотками в голосе ответил Глинн. — Ужас! Он сидел за столом. Я дотронулся до него... Но когда я зажег свет... это кошмар какой-то!.. Я этого не делал… Могу присягнуть, что я не убивал его! Я просто пришел, чтобы найти письма, что моя жена им пишет. Я знаю, она пишет им и ходит к ним. Ты! Это ты! — крикнул он, обращаясь к мертвенно бледной девушке. — Я следил за ними!

— Мы знаем все о том, что вы искали, — проворчал Питер. — Любовные письма своей жены, которых она никогда не писала. Жалкий червяк!

Питер обернулся к девушке:

— Умойте его, ему это не повредит, — сказав это, Питер вышел из дома.

Он разыскал местного полицейского, вместе они прошли к задней стороне дома Стиллмана, после чего перелезли через изгородь. Когда Питер зажег свет в столовой, он увидел неприятную картину. Стиллман был убит в упор выстрелом в голову. В руках он сжимал ружье, которым не успел воспользоваться.

***
Они арестовали Чечёточника той же ночью на станции Ватерлоо, когда он дожидался на пристани парохода, отправляющегося в Саутгемптон. Тот отнесся к своей судьбе философски.

— Лью получил по заслугам. Своими показаниями он послал на электрический стул троих из нашей банды. Крыса! А после сбежал в Англию. Но мы выследили его — ведь и мой брат из-за него отправился в дом смерти. Если бы я не нашел его здесь, то наши все равно выследили бы его в Париже.

Через день Питер докладывал своему начальству:

— Просто нелепо — в то время, как я искал Глинна, он забрался в дом к Стиллману. Он был вне себя от ревности, полагая, что его жена пишет письма своим знакомым и посещает их в неурочные часы. А на самом-то деле! Она ведь содержала его за счет того, что своими руками вязала и продавала кружевные салфетки и скатерти! При этом она просила друзей и покупателей поклясться, что они никому не проговорятся о том, чья это работа. Уолтер Листер Глинн умер бы от стыда, узнай он об этом. Разумеется, продажа подобным путем вынуждала ее вести обширную переписку, чтобы лишний раз не встречаться с покупателями; в конечном счете, это порождало сплетни. А бедный простак был ревнив как дракон и решил, что вся округа заполнена компрометирующими письмами. Он забирался в один дом за другим в поисках доказательств ее неверности. Но как бы то ни было, теперь она ушла от него и хочет открыть небольшое дело в Вест-Энде. Просто чудо — какой-то простофиля ссудил ей для этого пятьсот фунтов под проценты.

Инспектор подумал, что знает, что за простофиля сотворил это чудо.

III. Наследник

Любая страна — это тесный мирок для человека, который не хочет быть узнанным. Как-то два парня стали учениками аптекаря в большой лавке в Мидленде. В те времена аптеки еще назывались «фармацевтическими лавками», и их владельцы, как правило, жили прямо над ними и сами вели свои книги.

Вышеупомянутые двое юношей вполне могли бы стать героями осовремененной сказки — один был ленив, но честен, второй же был трудолюбив, но склонен к авантюрам. В конце концов, ленивый и честный женился на дочери своего обанкротившегося хозяина; правда, в итоге жена ушла от него, и он стал неисправимым пьяницей. Трудолюбивый же авантюрист под действием порыва оставил аптеку, прихватив с собой значительную сумму из кассы, а также своеобразные познания из фармакологической области.

Пьяница впоследствии переехал в Лондон и однажды увидел, как из дорогого лимузина выходит его старый знакомый. Он окликнул того по имени.

— Иди к черту! — отреагировал на встречу с ним его теперь состоятельный товарищ. Разъяренный таким ответом, пьяница набросился на старого друга с кулаками. Неподалеку оказался полицейский, и этот безобразный случай закончился бы в суде, однако потерпевший не явился для дачи показаний против своего обидчика, и в силу этого подсудимый был отпущен на свободу. К тому же какой-то неизвестный прислал ему конверт, в котором оказалось пятьдесят фунтов. На этом история бы и закончилась, если бы оскорбленный пьяница под влиянием дальнейших возлияний не почувствовал новый прилив обиды и не заявился бы в Скотленд-Ярд, чтобы вытребовать там адрес своего противника. Ушел он только после того, как оставил донесение, обильно приправленное ругательствами, и проследил, чтобы его непременно записали.

Такое случается в Скотленд-Ярде. Ежедневно туда поступает множество сообщений об ужасных преступлениях, и на проверку этой информации затрачивается много усилий и времени, но зачастую она оказывается ложной. В нашем же случае возможность проверить донесение отсутствовала, и потому документ просто спрятали под сукно, позабыв о нем. В нем шла речь о некоем Поле Сиббетте, питавшем страсть к различным опытам.

Однажды Питер Данн в поисках похожего дела наткнулся на упомянутое — и попытался выяснить, что такое «амотоксилен» (если только он правильно расшифровал неразборчиво написанное слово). Но, в конечном счете, он так и не выяснил, что же это такое — в деле говорилось о каких-то опытах над собаками, и Питер решил, что это не стоит дальнейших расследований.

Старый инспектор Бриссен говаривал, что все случается трижды: например, если рыжий человек арестован за ограбление рыбной лавки, то непременно жди, что еще двое рыжих будут арестованы за такое же деяние.

В каком-то смысле он был прав — история повторяется, но самому Питеру не случалось сталкиваться с подобными совпадениями, пока не занялся делом Блетсола.

А началось все со странного происшествия с пьяным человеком. Примечательно уже то, что оно произошло в тот же день, когда Питер познакомился с историей двоих учеников аптекаря.

Возвращаясь домой в тот вечер, Питер заметил человека, державшегося за решетку ограды. Тот был в смокинге и, вероятно, был джентльменом, если только джентльменом может быть человек, позволяющий себе напиться. Питер собирался пройти мимо — не потому, что был ханжой, а потому, что пьяные были противны ему. Но тут беспомощный человек заговорил:

— Пожалуйста, разожмите мне руки, — его голос был невнятным и дрожал.

Питеру пришлось остановиться.

— Что с вашими руками? — спросил он.

— Не могу ими пошевелить.

Детектив подошел к нему и попытался освободить его руки. Они были конвульсивно сжаты, и ему пришлось приложить всю свою силу, чтобы разжать их.

Несчастный практически упал ему на руки. Тогда Питер понял, что юноша, которого он поддерживал, не слишком походит на пьяного. Так как Беркли-сквер был уже близко, сыщик смог кое-как дотащить пострадавшего до своего дома. Он перенес его в свой кабинет, где опустил его на диван. Совсем ослабевший, бедолага смог сесть лишь через полчаса. Он был мертвецки бледен, на его лбу и скулах проступали капли пота, а зрачки расширились до предела.

— Простите, пожалуйста! Я не знаю, что произошло, совершенно ничего не могу вспомнить, — сказал несчастный.

Питер дал ему неразбавленного бренди, и оно должным образом подкрепило его.

— Не подумайте, я не пьян... Очень признателен вам за помощь. Сегодня я весь день чувствовал себя плохо — болела голова, помню, что принял аспирин...

Фамилия молодого человека была Мартин. Питер заключил, что тот служил в армии. Он отказался от предложения Питера проводить его домой и сам смог дойти до вызванного такси.

Второе совпадение произошло неделей позже.

Существование детектива было бы поистине поэтичным, если бы загадочные ограбления банков и интереснейшие убийства стали бы обычным делом. Но, на самом деле, работа сыщика весьма прозаична и утомительна. Он денно и нощно расспрашивает какого-нибудь Билли Джонса о его приятеле Гарри Смите и с недоверием выслушивает сбивчивые объяснения Билли, якобы они с Гарри в последний раз виделись два года назад на Пасху.

Детективу приходится и корпеть над какой-нибудь меткой из прачечной, найденной на рубашке выловленного из реки утопленника. Случается и расследовать обстоятельства того, каким образом тонна старых свинцовых труб исчезла с запертого железнодорожного склада и чудесным образом материализовалась на заднем дворе судоверфи.

Иногда бывало, что работа становилась особенно рутинной, и в разгар сезона отпусков Питер брался за небольшие странные дела. Он был холостяком, помимо службы у него не было особых интересов, и ему скорее доставило неудобство то, что после смерти дед оставил ему титул баронета, дом на Беркли-сквер и значительное состояние на его содержание. Он никогда не гнушался мелкими делами — ведь они тоже бывают любопытными и таят в себе множество неожиданностей.

Питер явился на службу — в то время он подменял двоих ушедших в отпуск коллег — и обнаружил три ожидающих его внимания дела. Первым было установление личности одного человека, что не доставило особых хлопот, поскольку тот числился в картотеке полицейского участка Канон Роу. Вторым было дело о правах на вождение автомобиля. Некий доверчивый джентльмен одолжил свои права другому джентльмену, лишившемуся прав на год в связи с нарушением правил дорожного движения. Третьим делом оказалось расследование мелкой кражи в конторе мистера Грили-Блетсола.

В Скотленд-Ярде был человек, знавший всех и каждого. Он был просто ходячей энциклопедией, но будь эта информация опубликована, издатель получил бы бесчисленное количество исков по обвинению в клевете.

— Кто такой Блетсол? Поговаривают, что он миллионер, но, с другой стороны, в последнее время плохо на бирже у него шли дела — самый неудачливый из всех, кто только играл за последние несколько лет. Он по уши в долгах.

— Что же, он обанкротился?

— Нет, этот парень не из тех, кто может обанкротиться — в нашем понимании этого слова, — покачал взлохмаченной головой всезнающий полисмен. Он был из тех немногих, кто еще нюхал табак, о чем свидетельствовала его форма. — Нет, ему не приходится сводить баланс в конце недели. Такие постоянно занимают деньги сотнями тысяч — высший пилотаж финансовой верхушки. Но у него уже было немало неприятностей с улаживанием претензий.

***
Мистер Грили-Блетсол обосновался в офисе на Сент-Джеймс-Стрит, откуда управлял делами своей компании, ведущей торговлю с колониями. Среднестатистический лондонский офисный работник никогда не слышал о «Колониальной компании Грили», но для простого люда, менявшего резину на товары из Манчестера и посуду из Бирмингема, название этой компании было хорошо знакомо. Каждый из тех, кто жил на побережье или в бедной, глухой области на континенте, знал Грили.

Мисс Генриетта Грили была девушкой без предрассудков и вышла замуж за молодого клерка, мистера Блетсола, уже имевшего за плечами один брак. На не слишком хорошенькой дочери старого Тома Грили он женился после смерти своей первой супруги и в новый брак решил вступить с новым именем, сменив фамилию на Грили-Блетсол. Когда его вторая жена умерла во время морского круиза, он унаследовал компанию, годовой оборот которой по слухам превышал полтора миллиона фунтов. Таким образом, Грили-Блетсол попал в парламент, в правление двух страховых обществ, стал членом нескольких престижных клубов и приобрел славу мецената благодаря своим щедрым пожертвованиям благотворительным учреждениям.

Но каким бы он ни был филантропом, его доброта не распространялась на негодяя, который влез в ящик его письменного стола и позаимствовал оттуда семь купюр по одному фунту.

— Это произошло не впервые, — пояснил он Питеру. — У меня и раньше пропадали деньги. Обычно в этом же ящике, где хранятся деньги, я держу еще лист с заметками, на котором постоянно веду учет взятых оттуда денег.

Питер осмотрел стол. Он был большим и внушительным, соответствующим огромному, прекрасно меблированному кабинету с панелями из орехового дерева. Мистер Грили-Блетсол, под стать своим столу и кабинету, также был крупным человеком. У него были волосы песочного цвета и длинное узкое лицо со светло-голубыми глазами, в тот момент злобно горевшими под кустистыми бровями.

Его полированный стол, свободный от всего лишнего, мог бы служить образцом чистоты, да и владелец стола был столь же чистоплотен. На его безукоризненном черном костюме не было и следа от сигаретного пепла, который мог бы указать на его человеческое несовершенство.

Грили-Блетсол откинулся в мягком кресле, сложив свои руки вместе (руки эти, как заметил Питер, также были весьма ухоженными). Фигуру, сложившую руки в подобном молитвенном жесте, можно найти где-нибудь на могиле участника крестового похода, но мистер Блетсол не молился.

— Я подозреваю трех человек, — он стал перечислять: — Швейцара, посыльного из конторы и молодую помощницу моего секретаря. Самого секретаря я сейчас вызову.

Мистер Блетсол нажал на кнопку из слоновой кости, после чего вошла девушка. Она была удивительно красива, но на взгляд Питера немного бледна. У нее был приятный голос благовоспитанной леди, но Питер уловил в нем странные, неожиданно нервные нотки, что его удивило. Он не думал, что личный секретарь такого важного человека может почувствовать неловкость или стеснение в присутствии человека из Скотленд-Ярда.

— Мисс Лейн расскажет вам все, что знает, — убедительно и даже слегка торжественно объявил мистер Блетсол.

— Боюсь, что знаю очень мало, — робко улыбнулась девушка. — Придя сюда вчера утром, я обнаружила, что ящик не заперт. Кто-то открыл его ключом, а потом не смог этот ключ вытащить. Сказать, пропали ли из ящика деньги, я не могу, так как не знаю, сколько их там было раньше.

— Покажите ключ, — приказал мистер Блетсол.

Мисс Лейн вышла за ключом, пояснив, что слесарь с большим трудом смог вынуть его из замка.

— Полагаю, мисс Лейн вы не подозреваете? — спросил Питер.

В любом случае, он был должен задать этот самый обыкновенный вопрос, хотя бы для порядка. К тому же его служебный опыт убедил его в том, что даже самые прекрасные девушки могут обкрадывать своих начальников.

Однако этот обычный вопрос вызвал поразительный эффект: землистое лицо мистера Блетсола тут же побагровело, он выпрямился в кресле, а в светло-голубых глазах загорелся огонь ярости.

— Да как вы смеете, сэр! — его голос дрожал от гнева. — Обвинять моего секретаря! Что за чудовищное предположение! Мисс Лейн не способна...

— Я просто спросил, — поспешил примирительно произнести Питер.

— Мисс Лейн — девушка высоких моральных принципов. Правда, в некотором отношении она бывает своенравна, но это лишь из-за ее юности.

В этот момент вернулась сама мисс Лейн и положила на стол маленький ключ. Питер им не очень заинтересовался, ведь часто бывает так, что ящик отпирают совсем не тем ключом, оттого он и застревает в замочной скважине. Питер бегло его осмотрел и снова положил на место.

— Он никак не поможет найти вора, — пояснил он. — Это самый обычный ключ, таких найдется дюжина в любой конторе. Если вы предоставите мне помещение, я смогу допросить подозреваемых.

— Обязательно ли мне нужно будет выступать в суде? — поинтересовался мистер Блетсол. — Я очень занятой человек, и все мое время занято неотложными делами.

— Сэр, я еще не нашел вора, — с усмешкой ответил Питер. — Если я найду его, конечно, вам нужно будет выдвинуть обвинение. Но вы можете уполномочить для этого своего секретаря...

— Мисс Лейн не появится ни в каком суде! — отрезал бизнесмен. — Лучше я сам сто раз схожу туда, чем подвергну мисс Лейн такому позору, как...

— Я понял, что вы имеете в виду, — ответил Питер.

Его втайне позабавило поведение Блетсола, но он был и слегка озадачен. Питер подозревал, что краска, появившаяся на бледном лице девушки, явно была вызвана отнюдь не удовольствием от подобной заботы ее работодателя. Она говорила о замешательстве или, возможно, о досаде.

— Я проведу вас в приемную, — сказала она и, повернувшись, быстро вышла из комнаты обратно в офис. Питер последовал за ней.

***
Девушка открыла дверь приемной и, впустив туда Питера, закрыла ее за собой.

— Мистер Данн, — сказала она, тяжело дыша от волнения, — я боюсь, что это сделал швейцар. У него больная жена и полно проблем с кредиторами. Я не хочу говорить об этом мистеру Блетсолу из страха, что он уволит его, а то и что похуже.

— Этот человек где-то здесь?

Она покачала головой:

— Нет, сегодня его нет, и мистер Блетсол даже не знает об этом. Я не думаю, что вы сможете что-нибудь доказать. Но я готова сама найти деньги, если это поможет избежать судебного дела.

Питер задумчиво сжал губы.

— Не знаю, могу ли я что-либо сделать в таком случае. Вам лучше самой уладить это дело с мистером Блетсолом. Думаю, это разумно, и он согласится, если вы попросите об этом.

Это не было чем-то из ряда вон выходящим: полиция часто прибегала к такому методу, не желая привлекать к суду человека, ранее не имевшего судимости. Можно простить человеку небольшую кражу, чтобы не портить ему карьеру.

Девушка задумчиво взглянула на Питера.

— Нет, — вздохнула она. — Я не хочу быть... не хочу говорить с мистером Блетсолом. Не могли бы вы поговорить с ним? Я была бы очень рада и признательна вам.

Все было предельно ясно. Очевидно, были причины, по которым девушка не хотела быть обязанной своему начальнику. Питер мог назвать по крайней мере одну.

— Хорошо, но сперва я поговорю со швейцаром, если вы назовете мне его имя и адрес. Он признался вам, что украл деньги?

— Нет, — не без колебания ответила она, но Питер ей не поверил. — Я просила одного знакомого навестить Дженсена сегодня утром. Это мой друг, и, наверное, с моей стороны это была эгоистичная просьба. Дело в том, что этот человек недавно был болен. Боюсь, вряд ли в его силах чем-то помочь, — добавила она.

***
Дженсен, швейцар, жил в небольшой квартире, какие обычно снимают рабочие, на Ноттинг-Хилл. Это был человек средних лет, выглядевший очень усталым. Он страшно испугался, когда Питер представился ему.

— В-войдите, с-сэр, — заикаясь, выдавил он. — М-молодой человек мисс Лейн здесь. Он пришел п-посмотреть, не сможет ли он чем-нибудь п-помочь мне. Д-дело в том, что мою жену только что отвезли в госпиталь. Слава Богу, она ничего обо всем этом н-не знает!

Это была одна из тех вызывающих сочувствие повседневных трагедий, которые так часто приходится наблюдать полицейским — человек с безупречным прошлым поддался соблазну и украл несколько фунтов. Такие, как он, едва ли не ежедневно шли под суд. Некоторых мировые судья освобождали условно, на поруки, другие же попадали в тюрьму, с чего и начиналась их преступная деятельность с чередой судимостей.

Питер прошел за швейцаром в маленькую, скудно обставленную гостиную. Когда они вошли, молодой человек, стоявший у окна и смотревший на улицу, обернулся. Он был молод и приятно выглядел — как типичный выпускник привилегированной школы.

Сначала Питер не узнал его, хотя понимал, что это и есть посланец от мисс Лейн; но вскоре он признал в нем уже знакомого ему юношу:

— А, здравствуйте! Ну как, вам стало лучше?

Мистер Мартин на секунду впал в замешательство, но также узнал Питера:

— О! Ведь это вы недавно так помогли мне!

Они пожали руки.

— Да, теперь я совсем оправился, но несколько дней мне было совсем худо. А вы пришли к Дженсену?

Детектив в нескольких словах объяснил суть дела. Испуганный швейцар опустился на стул, на некоторое время лишившись дара речи.

— Да, это я взял деньги, сэр. Я д-думал, что смогу вернуть их обратно, — запинаясь, наконец объяснил он. — Но не семь фунтов, а только т-три, в последний раз — один фунт. Я п-прослужил в этой конторе двадцать лет, сэр. Я был со старым мистером Грили, когда тот умирал, был последним, кто видел его живым, дал ему аспирин и п-практически не покидал его, пока все не кончилось. У него была б-болезнь сердца, а потом и его бедная дочь из-за нее последовала за ним...

Питер задумчиво посмотрел на него.

— Да, да. А теперь расскажите о своей краже.

— Это мистер Блетсол послал вас, сэр? Он был так д-добр ко мне в те дни: командировал меня в Африку за бумагами покойного мистера Грили и дал мне п-пятьдесят фунтов. Я должен стыдиться своего поступка!

Швейцар закрыл свое лицо руками и начал всхлипывать.

— Деньги — не единственное, что я взял... Я хочу чистосердечно сознаться во всем. Я был не уверен, в каком ящике лежат деньги, и сначала открыл нижний. В нем был футляр, вроде бумажника… мистер Блетсол иногда держит деньги в таком. Я взял его, но, как оказалось, ошибся. Тогда я открыл во второй ящик, но тут ключ застрял.

— И где этот футляр? — спросил Питер.

Не говоря ни слова, Дженсен вышел из комнаты и вернулся с плоским кожаным футляром. Питер открыл его и исследовал содержимое, прежде чем опустил его в свой карман. Дженсен вновь обессилено опустился на стул, а Питер, сделав знак молодому человеку, вышел с ним в соседнюю комнату.

— Боюсь, что немногим смогу помочь, — сказал он. — Мне придется взять у него показания, и Блетсол наверняка подаст в суд.

— Но это же просто позор! — с горячностью возмутился юноша. — Ведь Блетсол недоплачивал ему годами.

— Вы знаете мистера Блетсола?

— Да, немного. Мисс Лейн я знаю лучше.

— О, значит вы ее молодой человек? — спросил Питер с озорным огоньком в глазах.

— Да, мы обручены, — печально улыбнулся юноша. — Она попросила меня навестить этого бедолагу утром и посмотреть, не можем ли мы ему помочь. Но если Блетсол решит преследовать его, то так и будет. Он весьма мстителен. Хотя, конечно, я не должен так говорить — он предлагал мне хорошее место на одном из его предприятий в Африке.

Что-то в голосе молодого человека заставило Питера внимательно посмотреть на него.

— Но вы не приняли предложения, верно?

— Да, я отказался, — смущенно ответил тот. — Я не мог позволить… в общем, по многим причинам я хочу оставаться в Лондоне.

Питер вернулся к убитому горем швейцару и попробовал еще раз расспросить его. Но несчастный был не в состоянии давать показания на тот момент, и сыщик вернулся на Сент-Джеймс-Стрит.

Там его ожидал сюрприз: выслушав его, мистер Блетсол совершенно поменял свой подход.

— Очень глупо с моей стороны, инспектор...

— Сержант, — поправил его Питер.

— Ах да, сержант! Так вот, я вспомнил — я говорил этому человеку, что он может брать сколько угодно денег из моего стола.

— Он, должно быть, из старых служащих конторы?

— Да-да, он давно здесь, — подтвердил мистер Блетсол.

— И он говорил то же самое, — кивнул Питер, закрывая блокнот и опуская его в карман. — Итак, мы закрываем дело, мистер Блетсол?

— Да, будьте так добры, — тот с важностью опустил руку в карман.

— Если вы собираетесь заплатить мне, то не стоит беспокоиться, — с улыбкой остановил его Питер. — Я составлю рапорт, но думаю, что полиция не предпримет больше никаких шагов.

Уходя, Питер заметил застекленное помещение, служившее рабочим местом мисс Лейн. Он постучал в дверь и зашел в эту комнатку.

Секретарша сидела за столом, но не работала. Услышав, что кто-то входит, она испуганно обернулась, но, узнав посетителя, сразу же успокоилась.

— Мы закончили с делом Дженсена, — объявил Питер. — Я подумал, что вам будет интересно узнать об этом.

Но, очевидно, это известие не стало новостью для девушки.

— Да, я знаю. Вы видели мистера Мартина?

— Да, — ответил Питер. Он все еще стоял у двери, и с его места ему была видна застекленная дверь в кабинет Блэтсола. Заметив на стеклянной панели тень стоявшего по ту сторону человека, Питер понизил голос:

— Не согласитесь ли вы выпить вместе со мной чаю?

Питера позабавила неожиданная нерешительность во взгляде девушки, и он засмеялся.

— Нет, я приглашаю вас не из галантности. Просто мне нужно переговорить с вами. — Питер назвал известное местечко неподалеку. — Могли бы мы там встретиться в пять часов?

Девушка заколебалась, и тут же Питер услышал голос обращающегося к нему мистера Блетсола из коридора.

— Хорошо, — быстро согласилась девушка, и Питер поспешил выйти. В дверях он столкнулся с ее начальником, подозрительно взглянувшим на него.

— Я подумал, что мисс Лейн будет интересно узнать, что дело закрыто, — пояснил сыщик.

— Совершенно излишне, — отрезал Блетсол.

Выйдя на улицу, Питер нанял такси и спустя несколько минут был в Скотленд-Ярде для доклада. Тот продолжался долго из-за вынужденных перерывов, потребовавшихся для составления нескольких запросов в различные отделы, посещения архива и спешного вызова химика, которому было поручено проведение срочных опытов в лаборатории.

***
Мисс Лейн опоздала на четверть часа. В спешке, запыхавшись, она оправдывалась в холле чайной:

— Было так трудно выбраться из конторы! Но, к счастью, мистера Блетсола вызвали в Сити.

Питер выбрал столик в тихом уголке и заказал чай.

— Знаете ли вы, что я детектив?

— О, я знаю о вас все, — несмотря на беспокойство, она улыбнулась. — Вы сэр Питер Данн. Мистер Блетсол может не знать вас, но я читала о вас в газете и узнала по фотографии.

— Так я знаменит? Значит, нужно повысить жалование моему рекламному агенту, — рассмеялся Питер. Затем он перешел на серьезный тон. — Итак, вы знаете, что я детектив. Я хочу задать вам несколько личных вопросов. Ваш начальник ухаживает за вами?

Девушка залилась румянцем и, казалось, хотела возмутиться против столь прямого вопроса, но ответила:

— Да, мистер Блетсол просил меня выйти за него замуж.

— Но ведь вы помолвлены с мистером Мартином, разве не так?

Она кивнула.

— Блетсол предлагал ему доходную должность в Африке. Тысяча фунтов в год. — Тут она презрительно искривила губы. — На Малети! Это же прямо на болоте. Всего за три года там умерли четверо служащих! Один за другим.

— Когда он предлагал должность Мартину?

— Около недели тому назад. Мистер Блетсол пригласил Айвора пообедать и сделал ему это предложение. Он даже не сказал мне, что предложит такое Айвору, все провернул втайне. К счастью, я уже рассказывала Айвору о Малети. Отвратительно, что приходится работать у такого человека, но он платит мне большое жалование. Я просто не могу отказаться от этого места, пока моя младшая сестра еще учится в школе.

Питер добавлял сахара в очередную чашку чая, когда увидел ее взгляд, полный тревоги. В нескольких метрах от них был рассерженный мистер Блетсол, и он медленно приближался.

— Мисс Лейн, я думал, что вы работаете, — холодно произнес он.

Девушка определенно трепетала от страха перед ним. Не сказав ни слова в свое оправдание, она встала и, проскользнув мимо него, вышла из ресторана. Несколько секунд Блетсол стоял и смотрел на детектива.

— Мистер Блетсол, присаживайтесь, — из вежливости пригласил его Питер. К его удивлению, эта важная особа приняла приглашение — Блетсол отодвинул стул и сел.

— Вряд ли посиделки в ресторане входят в круг ваших обязанностей… Или это у вас развлечение такое?

— Исключительно ради удовольствия. Я обсуждал будущее Дженсена.

— Ни к чему обсуждать его будущее, оно уже обеспеченно.

Взглянув на него, Питер спросил:

— Почему вы не подали в суд на парня, который напал на вас около трех месяцев назад на Реджент-стрит?

Краска вмиг сошла с лица этого человека, но оно быстро снова приобрело прежний оттенок.

— Я не захотел, — резко ответил Блетсол. В его голосе явно читалась враждебность, но он неплохо умел владеть собой и неожиданно рассмеялся.

— Мистер Данн, понимаете, я нахожусь в особом положении. Деньги делать не так просто. В то время я понес большие убытки, и не мог позволить себе еще и участие в процессе о вульгарной драке. Случись это сейчас, я бы не стал медлить — теперь у меня нет финансовых проблем, и я могу поквитаться с врагами, — он понизил голос. — Думаю, вы знаете о финансистах из Сити. Там есть одно объединение, которое вот уже пять лет строит против меня всяческие козни.

Он явно говорил начистоту. Блетсол сразу же назвал фамилии трех глав финансовых корпораций, известных фигур в Сити, чьи имена были практически нарицательными.

— Не будем играть в прятки, мистер Данн. Я знаю, вы якобы приходили расследовать дело о краже. На самом деле вы хотели выведать мое финансовое положение.

Питер покачал головой:

— Полиция не..., — начал он, но собеседник перебил его:

— Я так и думал, что вы станете все отрицать. Ну хорошо, я раскрою свои секреты, так и передайте своим друзьям. К среде все их чеки будут оплачены, а на моем счете в Английском Банке будет миллион фунтов. Вероятно, это удовлетворит их любопытство. Удача всегда была на моей стороне, — весело продолжил он. — Я наследник. Если у меня появляются трудности с деньгами, то кто-нибудь внезапно умирает и оставляет мне миллион в наследство!

— Как интересно, — сказал Питер, не отводя взгляда от светло-голубых глаз. — Я знаю нескольких человек, которым будет весьма интересно послушать про вашу удачливость.

— Допивайте ваш чай и пойдемте отсюда, — отрезал мистер Блетсол, вставая из-за стола.

Питер сделал глоток, после чего уронил чашку на стол и тут же схватил Блетсола за руку.

— Не будьте смешны, — сказал тот.

По дороге в Скотленд-Ярд он что-то бормотал об автомобилях и великолепных поместьях, которые он планировал приобрести, и миллионах, которые должны достаться ему в самом скором времени.

***
Даже глотка разбавленного амотоксилена оказалось достаточно, чтобы свалить Питера в постель и заставить судорожно сжимать простыни.

На следующее утро его навестил суперинтендант Бриссен.

— С ним ничего не поделаешь — еще с юности он был убийцей, — поведал ему Питер. — Он погубил двух жен, старого Грили и еще неизвестно сколько народу. Вероятно, он обнаружил пропажу футляра с медикаментом, по ошибке украденного Дженсеном. Яда в нем хватило бы, чтобы убить роту солдат. Мартин, вероятно, получил маленькую дозу, но в мой чай он положил три или четыре таблетки.

— Но сыщика трудно убить.

— Особенно хорошего сыщика, — с улыбкой ответил Питер.

IV. Пациент доктора Файфера

— У вас, сэр, должно быть, очень интересная работа, — сказал Шкипер.

Он постоянно делал подобные глупые замечания, на что Питер неизменно отвечал ему в том же духе.

Нельзя плохо относиться к лакеям, ведь вне привычной для них обстановки они становятся самыми беспомощными людьми. Шкипер, лакей мистера Хэрривея, часто приносивший Питеру срочные сообщения от своего хозяина, а иногда и от хозяйки, был именно таким человеком. Ему было легко причинить вред. Он был грузен, его степенное лицо обрамляли бакенбарды. Единственным недостатком Шкипера в глазах Питера была его чрезмерная разговорчивость. Он был из тех не умолкающих ни на минуту болтунов, которые не дают собеседнику возможности вставить хотя бы слово. В основном он рассказывал о своей бытности лакеем в Америке.

— Страна, в которую я ни за что не хочу возвращаться...

— Да, да, — Питер нетерпеливо оборвал словоизлияния своего посыльного, так как этим весенним утром был очень занят. — Передайте эту записку мистеру Хэрривею.

Нельзя сказать, что Питеру был неприятен Шкипер; тот просто не мог быть неприятен кому бы то ни было. Он был из тех бесцветных людей, которые совершенно лишены индивидуальности и при этом могут утомить любого здравомыслящего человека. Шкипера, нищего, оборванного и растрепанного, Стэнли Хэрривей нашел весьма прозаичным образом — через биржу труда. Он нанял его за сущие гроши и необычайно гордился своей находкой.

— Бедняга годами лежал в больницах, совершенно опустился, — говорил он.

Если бы Шкиперу пришлось выживать лишь на то жалование, которое ему платил Стэнли Хэрривей, он наверняка бы умер от голода. Но, несмотря на это, лакей неустанно служил своему хозяину с преданностью, которую Стэнли Хэрривей, не отличаясь особой оригинальностью, сравнивал с собачьей.

— И как мистер Хэрривей, здоров? — из вежливости поинтересовался Питер, заклеивая конверт.

— Пребывает в самом добром здравии, сэр, — серьезно ответил Шкипер. — За те полтора года, на протяжении которых мне выпала честь служить у него, я еще никогда не видел его таким здоровым. Правда, он немного простудился в июле. Кажется, он начал чихать двадцать третьего… или, быть может, двадцать четвертого...

— Спасибо, я согласен на двадцать третье, — поторопился прервать его Питер, отдавая письмо.

— Спасибо, сэр, — ответил Шкипер и с поклоном ушел.

Стэнли Хэрривей был кузеном Питера Данна, но нечасто вспоминал об этом, пока Питер не унаследовал титул и состояние деда. По правде говоря, мистер Хэрривей лелеял надежду, что отчужденность между старым Данном и его внуком сохранится до конца. Конечно, титул в любом случае перешел бы к Питеру, но ведь значительное состояние можно завещать кому угодно, так почему бы не ему, думал Хэрривей, ближайший после Питера по линии наследования родственник старого сэра Данна. Питер, как всем известно, стал обычным полицейским, а со временем был произведен в сержанты отдела уголовного розыска.

«У него такое низкое положение», — писал Стэнли Хэрривей своему пожилому родственнику. До этого необдуманного высказывания он держался с Питером достаточно дружелюбно, посылал ему дорогие подарки на дни рождения. Также Питер проводил выходные и, по крайней мере, одно Рождество у него в Фельбурн-Манор.

Мистер Хэрривей жил в достатке, в прекрасных условиях. По правде говоря, он был состоятельным человеком, но состоятельный человек мечтает стать весьма богатым, и возможность получения наследства Даннов существенно повлияла на его отношение к кузену. И когда «малышПитер» превратился в «сэра Питера», и обнаружилось, что вместе с титулом он получил еще и состояние деда, мистер Хэрривей был не только удивлен, но и глубоко задет.

Несмотря на это, первое поздравительное письмо, касающееся полученного наследства, Питер получил именно от него.

— В конце концов, Питер из тех, кто может так никогда и не жениться, — объяснял Стэнли своей жене. — А я его ближайший родственник, так что... всякое ведь может случиться.

Итак, Питер снова был приглашен на выходные в Фельбурн-Мэнор, близ Хай-Барнет. Он вежливо ответил, что с удовольствием бы приехал, но, к сожалению, на этих выходных у него дежурство — как, впрочем, и на каждых выходных. Хэрривеи пригласили его снова — на этот раз на неделю скачек в Аскоте, где у них уже были заказаны места. Питер вновь отклонил приглашение, написав, что это просто трагедия, но и всю эту неделю он тоже на дежурстве.

Однако мистер Хэрривей не привык отступать перед препятствиями и пригласил Питера позавтракать в Карлтоне. Тут Питер пошел на компромисс и согласился.

***
Питер недолюбливал Стэнли Хэрривея, этого худого, сварливого человека c лысой макушкой, обрамленной остатками рыжеватых волос. Ему не нравились ни его большие ноги с острыми коленями, ни его привычка ссориться с официантами и отсылать блюда назад повару лишь потому, что они пришлись ему не по вкусу.

Зато Питеру нравилась его жена, которая была моложе и симпатичнее мужа. В то время, когда Питер пребывал в немилости, она посылала ему ободряющие письма и тайно предлагала ему финансовую помощь. Стэнли так и не узнал, что они частенько завтракали вместе, и она поверяла Питеру свои маленькие секреты.

В тот день Шкипер принес срочную записку от Стеллы, в которой она писала, что хочет увидеться с ним, и обещала зайти на Беркли-сквер к чаю.

Питер освободил себя от участия в важном заседании в Скотленд-Ярде, на котором должен был присутствовать, и поспешил домой, чтобы встретить ее.

В тот же день дневной почтой ему пришло весьма корректное приглашение от кузена провести выходные в Фельбурн-Мэноре.

«Я хочу познакомить тебя с весьма интересным человеком, американским доктором», — писал Стэнли, расписывая прекрасные качества и необычайную натуру своего гостя.

По дороге домой Питер уже мысленно прикидывал, как он может извиниться, ответив отказом. Однако, прибыв на Беркли-сквер, он обнаружил там уже ожидавшую его родственницу. Увидев ее, он поразился — та выглядела усталой и измученной.

— Нет, просто я плохо спала, и это связано с тем, о чем я хочу поговорить… Кстати, это очень глупо, что я даже не уверена, что смогу. Стэнли приглашал вас к нам на выходные? Не приходите: я не хочу, чтобы еще и вы умирали от скуки. У нас будет один из странных знакомцев Стэнли — какой-то врач из Нью-Йорка, с которым они познакомились прошлым летом.

— А, психиатр! — Питер заглянул в письмо с приглашением. — Стэнли пишет, что это авторитет в криминалистике. Собственно, из-за этого мне еще меньше хочется ехать.

— Да, это он, — подтвердила Стелла. — Мы случайно встретили его на прошлой неделе. Его зовут доктор Файфер.

— Файфер?! Случайно не Корнелиус Файфер? — удивился Питер и снова заглянул в письмо. — Здесь не указано имя. Ну, о докторе Файфере я вполне наслышан. Мы сегодня с ним обедаем, он из Института криминальной психиатрии, расположенного где-то в Америке.

— Это будут ужасные выходные, — поморщилась она. — Доктор Файфер привезет свои альбомы с фотографиями, а вы знаете, как сильно Стэнли заинтересован во всех этих ужасных вещах!

— Хотел бы я знать, пригласил ли он доктора Файфера как психиатра или просто как гостя?

— Не слишком-то любезно так говорить, — легкая улыбка появилась на лице миссис Хэрривей. — Ведь вы знаете, что Стэнли любит производить впечатление на ученых и увлекся криминологией после того, как потерял интерес к разведению ангорских кроликов.

Она хотела сменить тему беседы, но Питеру подметил нечто странное в ее голосе, эту стремительность переходов к другой теме, и спросил ее об этом.

— Да, — замялась она. — Сегодня я очень нервничаю. Прошлой ночью произошло кое-то ужасное. Может, теперь Стэнли думает, что и я сошла с ума? Мне нужен ваш совет.

Стелла рассказала, что, проснувшись ночью, услышала шорох прямо в ее комнате и увидела темный силуэт в освещенном лунным светом коридоре.

— Может, это был Стэнли? — предположил Питер, но она покачала головой.

— Стэнли спит в соседней комнате и ужасно храпит при этом. Я слышала храп через стену, поэтому уверена, что это был вор. Я нашла свою сумку, лежавшую на полу, она была открыта.

— Ничего не пропало?

— Ничего… Ничего, кроме письма от доктора Файфера. Стэнли отдал его мне, и я положила его в сумочку. Но едва ли вор специально залез в дом, чтобы украсть это письмо? Проснувшись, я закричала. Стэнли и это не разбудило, зато крик испугал вора. Шкипер услышал крик и прибежал вниз. Он хотел разбудить Стэнли, но я не позволила. Шкипер и нашел сумку, лежавшую у кровати.

— Может, у кого-то еще есть доступ в дом? Я имею в виду — слуги, которые спят вне дома?

— Мне даже не приходила в голову такая возможность, — Стелла на секунду задумалась. — Быть может, шофер? Он не слишком хороший шофер, но Стэнли знал его деда... Вы, должно быть, знаете, что мой муж странным образом подбирает прислугу.

— Я приду к вам в субботу утром, — решил Питер после короткого раздумья. — Я не появлюсь у вас лишь в том случае, если этот человек успеет мне наскучить уже сегодня за обедом.

Но доктор Файфер не дал Питеру скучать. Он был высоким, худощавым человеком с седеющей бородкой, с которым было легко поддерживать разговор — он и сам весьма любил поговорить, а также с удовольствием слушал рассказы Питера о работе Скотленд-Ярда.

— Разве у вас на службе нет психиатра? Не хотелось бы говорить, что это неправильно, ведь во многом психиатрия — сущая ахинея. Конечно, нельзя судить об умственном отклонении преступника, заставляя его чертить квадраты и треугольники или отыскивать выход из рисованных лабиринтов. Но ведь можно узнать о наклонностях, внимательно слушая и поощряя раскрыться в разговоре — иначе говоря, поощряя их преступное тщеславие — его ведь обычно много. Возьмем, к примеру, отравителей...

— Ну, по этой части я авторитет, — улыбнулся Питер и рассказал о своем последнем большом деле, случае с Грили-Блетсолом.

Доктор внимательно слушал, то и дело задавая вопросы.

— Хм! Но бывают случаи и похуже — я вам расскажу о таком случае отравления, — сказал он в итоге. — Кстати, у вас скоро будет и другое дело об отравлении — эти идут попарно. Самоубийства от отравления газом — по четыре, а преступления на почве ревности — по три. Странно, но это факт — словно некий высший закон словно управляет такими вещами. Так вот, в моем институте был некий Ронби, англичанин, отравивший тещу, жену, домашнего врача и полицейского. После того, как я вел его в течение года, его перевели в Массачусетс. Вне всяких сомнений он был сумасшедшим, но я был единственным психиатром, признавшим его невменяемым — и этим спас его от электрического стула. Вообще-то отравители обычно рассуждают более здраво, чем остальные убийцы, идущие по суд; из слов Ронби я сделал вывод, что он — сумасшедший. Он стал моим любимым пациентом, и мне было весьма неприятно терять его. Как он был сообразителен, просто дьявольски умен! Для одного из отравлений он использовал древесный спирт, выдав его за виски. Конечно же, следствие решило, что это был несчастный случай…

Питеру очень хотелось снова повидать доктора Файфера на выходных, и это случилось — но живым того ему больше не пришлось увидеть.

Доктор прибыл в Фельбурн-Мэнор в пятницу днем не в самом хорошем настроении. Когда Шкипер вытаскивал из автомобиля, в котором приехал Файфер, его пальто и чемодан, то уронил и разбил очки, без которых доктор практически ничего не видел.

— Я никогда не ношу их в машине, — отрезал он в ответ на попытки Стэнли Хэрривея дать ему советы, как можно было бы избежать такой неприятности. — В автомобиле я сплю — только идиоты в это время глазеют по сторонам. Если бы ваш слуга не был таким бестолковым... Впрочем, это неважно — в отеле у меня есть запасные, я пошлю за ними. Что мне интересно — как они вообще могли выпасть? Ведь они лежали в специальном кармашке…

После обеда посыльный принес доктору его запасную пару очков, а с ними еще и целую пачку писем, пришедших по почте. После их прочтения поведение Файфера резко изменилось — он почти не разговаривал и, по мнению Стеллы, стал нервничать. Доктор поинтересовался у Стэнли Хэрривея, можно ли ему сделать телефонный звонок в Бостон, и есть ли в его спальне телефон (он там был, однако добавочный). В десять часов вечера звонок был сделан, после чего Файфер не покидал своей комнаты, запершись на ключ. Он выглянул оттуда лишь на несколько минут, чтобы по привычке пожелать всем спокойной ночи, прежде чем отправиться спать.

Его спальня находилась возле спальни Стэнли, который слышал его шаги, когда профессор ложился спать. Слышал он его и наутро, в половине восьмого. В Фельбурн-Мэнор рядом с каждой спальней была отдельная ванная. Ванные Стэнли и доктора сообщались между собой дверью, которая, впрочем, была заперта с обеих сторон на замок и задвижку.

Из своей комнаты Стэнли слышал шум, затем Файфер, судя по всему, пошел в ванную и немного погодя попытался повернуть кран. Стэнли пожелал ему доброго утра через дверь, и доктор что-то пробормотал в ответ и спросил:

— Как вы открываете этот кран?

Тогда Хэрривей вспомнил, что кран с холодной водой в умывальнике сломался; впрочем, его было легко открыть, если знать его конструкцию. Стэнли стал объяснять через дверь, как справиться с краном, но все попытки доктора повернуть его были безуспешны.

— Ладно, — раздраженно буркнул доктор. — Я приму ванну, так что это неважно.

Стэнли услышал звук поворачивающегося крана, затем звон разбитого стекла и почти сразу после этого — стон боли и глухой стук от падения отяжелевшего тела. Он попытался войти в ванную, но дверь между той и его ванной оказалась заперта. Выскочив из своей комнаты, он также безуспешно попытался попасть в ванную через спальню профессора, но и она была заперта. Только через четверть часа, взломав двери, обнаружили труп доктора Файфера.

Весть об этом достигла Скотленд-Ярда, когда Питер был на службе. Он первым вскочил в полицейский автомобиль и приехал в Фельбурн-Мэнор. Стелла, с которой он предварительно созвонился, уже ждала его. Питер думал, что она будет в истерике, но она была спокойна, ее голос был ровным — только она во всем доме смогла дать связные показания о случившемся. Стэнли же, также появившийся почти сразу, представлял собой плачевное зрелище — абсолютно потерянный, павший духом человек.

— То, что произошло, просто ужасно… Такой умный человек! Я уверен, это самоубийство. Стелла вам говорила? Боже, какой ужас!

Прошло некоторое время, прежде чем Питер смог остаться со Стеллой наедине, и она рассказала ему все, что только знала.

Питер поднялся наверх и осмотрел несчастного. Тот лежал на кровати, одетый в пижаму. Полицейский врач, осматривавший труп, отвел Питера в сторону.

— Если это не отравление цианидом, то я ничего не понимаю в своей работе. Думаю, что это самое обычное самоубийство, но точно назвать причину смерти мы сможем назвать только через несколько дней.

Питер перешел к осмотру спальни. Это была большая, хорошо меблированная комната, сообщавшаяся с ванной, где было найдено тело. На столе лежали бритва умершего и туалетные принадлежности — гребенка, щетка для волос и прочее, что могло потребоваться. Детективы, осматривавшие комнату, не нашли ни следа яда. На подносе стоял графин с водой. Он был наполнен на три четверти и накрыт перевернутым стаканом. Когда дверь в ванную взломали, кран с холодной водой был открыт, и вода стекала в раковину.

— Вот что мы нашли, — обратился участковый инспектор к Питеру, осматривающему комнату. — Это было в кармане его халата, висевшего за дверью.

«Этим» оказался автоматический револьвер, в обойме которого было девять патронов, десятый — в патроннике.

— Предохранитель снят. Выходит, он был готов воспользоваться им в любую минуту. В корзине мы нашли эти бумаги.

«Бумагами» оказались бланки телеграммы. На каждой был написан адрес в Бостоне и несколько слов незаконченного послания.

В первом значилось:

«Не смог дозвониться, прошу проверить, где Уолтер Ронби…»

Второе начиналось так:

«Проверьте, где Ронби, англичанин-отравитель, в 1926 переведенный…»

Третье нельзя было разобрать, так как слова были стерты.

На туалетном столике лежали письма, полученные умершим накануне вечером. Питер внимательно их прочитал. К его удивлению, это была чисто деловая корреспонденция, и ни одно из этих писем никак не могло объяснить того волнения, что охватило доктора после их прочтения.

***
Питер вернулся в ванную, чтобы все внимательно в ней осмотреть. Если человек совершил самоубийство, то непременно где-то должны были остаться пузырек или коробочка из-под яда. Даже если яд был в пилюлях, и тогда должна быть упаковка от них. Но ничего подобного он не обнаружил ни в ванной, ни в спальне. Питер спустился в комнату прислуги и допросил Шкипера.

— Нет, сэр, никто из прислуги не заходил в его спальню этим утром. Он даже не пил утреннего чая, сказал хозяйке, что ничего не хочет.

После того как тело убрали, Питер еще раз осмотрел комнату, размышляя о том, кем был Уолтер Ронби, англичанин-отравитель, которого перевезли в Массачусетс. Питер связал воедино воспоминания умершего доктора с произошедшим убийством. Он решил самостоятельно переговорить с Бостоном и сделал запрос на телефонную станцию. Пока он осматривал комнату, ему позвонили из центральной службы связи, сообщив номер, по которому доктор звонил прошлым вечером.

Питер посмотрел на часы. Одиннадцать часов — значит, в Бостоне шесть утра, и линия не занята. Он повторил предоставленный ему номер и попросил немедленно соединить его. Ожидая соединения, он еще раз просмотрел письма профессора, доставленные посыльным из лондонского отеля. Это была самая обычная корреспонденция, касавшаяся новой книги доктора, и запрос на разъяснение части текста, непонятной корректору-наборщику в типографии.

Питер вернулся в ванную и вновь осмотрелся в ней. Его заинтересовал перевернутый стакан на графине. Он проверил внутреннюю сторону — она была сухой. Дверь между ванными доктора и Стэнли была открыта, и Питер заглянул в ванную хозяина дома. Туалетные принадлежности в ней были такими же — графин и стакан. Но в отличие от осмотренного Питером в ванной доктора этот графин был полным, а перевернутый стакан — мокрым. На внешней стороне графина были пролившиеся капли воды.

Питер вышел в коридор и позвал Стэнли.

— Да, это я открыл дверь и отодвинул задвижку, услышав, что он упал. Увидев, что он мертв, я открыл дверь и с его стороны.

— Вы не брали воду из этого графина сегодня утром?

Стэнли отрицательно покачал головой.

Питер капнул себе на палец воды из докторского графина и попробовал ее, но не почувствовал ни запаха, ни вкуса цианида. Столь простой анализ воды, пробу которой уже отослали в лабораторию, никак не приблизил его к разгадке произошедшего; впрочем, Питер и не думал, что вода отравлена. Он все еще осматривал графин, когда раздался телефонный звонок, и сонный голос с сильным американским акцентом поинтересовался, что ему нужно.

К счастью, это был именно тот человек, с которым Питер хотел поговорить, и последующие девять минут телефонного разговора пролили для него много света на это дело.

Уолтер Ронби сбежал из института два года назад и бесследно исчез.

— Доктор страшно сердился, что ему не сообщили об этом, но он тогда два года путешествовал по Китаю и по Индии — не думаю, что он там мог читать американские газеты. Да, Ронби сбежал — уехал на поезде из Бостона в Филадельфию. Там его выследили и преследовали. Но он снова сбежал, вероятно, на запад. С тех пор мы о нем ничего не слышали.

Питер задал множество вопросов, но человек из института смог ответить лишь на некоторые.

— Умен? Да, он определенно неглуп. Ронби сбежал, отравив сторожа. Яд он раздобыл в больнице, заходя время от времени в аптеку: опускал кончик носового платка в морфий и так, капля за каплей, собирал его.

После разговора Питер велел принести костюм доктора. В одном из больших боковых карманов он нашел футляр с разбитыми очками. Сам футляр был раздавлен, запачкан и сохранил на себе отпечаток каблука неуклюжего слуги. Рассматривая костюм, Питер нашел кармашек для футляра с очками — он был узким и располагался на левой стороне груди. Вложив туда раздавленный футляр, Питер почувствовал, что он входит туго и едва ли мог случайно выпасть.

Стэнли был совершенно бесполезен как свидетель, и Питер обратился с вопросами к Стелле:

— Говорили ли вы о докторе за ужином накануне нашей встречи?

Стелла подтвердила, что такой разговор имел место.

— Упоминалось ли имя доктора?

— Нет-нет. У Стэнли ведь такая плохая память на имена. Он не мог мне его назвать, так как оставил письмо доктора наверху, в своей комнате, и принес мне письмо, когда я ложилась спать. Я положила письмо к себе в сумочку — оно было довольно длинным, и мне не слишком-то хотелось его читать, но я не хотела обижать Стэнли, едва взглянув на него.

Вечером Питер отправился в местный полицейский участок и что-то долго обсуждал с участковым инспектором и полицейским врачом.

Без четверти семь, когда Шкипер накрывал на стол, комната внезапно заполнилась посторонними людьми. Лакей оказал сопротивление, выстрелив, но неудачно — он никогда толком не умел прицелиться да и вообще обращаться с револьвером, хоть и носил его при себе.

***
— Меня навела на след зубная щетка, — объяснял Питер своему начальнику. — Она была влажной, в то время как стакан, в котором ее должны были смачивать, был абсолютно сухим — и вместе с тем в графине явно недоставало воды. Мы знаем, что Файфер не мог повернуть кран. Но вода из него бежала — Стэнли заметил это, когда вошел в ванную, спустя некоторое время после убийства. Кран холодной воды сломан, и его может открыть только человек, знакомый с домом. Это и был Ронби, нам известный как Шкипер. Я подметил, что, хотя щетка была мокрой, на ней не было следов зубной пасты. Ее не было ни на щетке, ни в ванной, но я нашел колпачок от тюбика. Кто-то спрятал пасту — тот же человек, который вымыл щетку. Яд был в пасте. Позже мы нашли тюбик в чемодане Шкипера.

Крайне маловероятное стечение обстоятельств все же возможно в нашей жизни, и то, что Файфер приехал в этот дом — тому доказательство. Шкипер хорошо его знал и ненавидел его, хотя Файфер засвидетельствовал его невменяемость на судебном процессе и, тем самым, спас его от смерти на электрическом стуле. Во время обеда Шкипер услышал о приезде психиатра, и, хотя фамилия доктора и не была упомянута, лакей решил, что это может быть Файфер. Увидев, как Стэнли отдал письмо жене, Шкипер той ночью пробрался в ее спальню, чтобы удостовериться в своих догадках.

В свое время диагноз Файфера о невменяемости Ронби спас тому жизнь, но несмотря на это лакей возненавидел психиатра. Тому, кто не знаком с отношением подсудимого к подобным авторитетам, может показаться странным, что Шкипер считал своего спасителя страшным врагом. Но с его точки зрения врач мог заставить его участвовать в опытах, а затем снова отдать под арест, выдав его государству, которое приговорило бы его к смерти.

Во время своего нахождения в институте Шкипер узнал о слабом зрении профессора. Он признался, что убил бы доктора на месте, если бы тот узнал его. Шкипер заранее приготовил для этого револьвер, украденный у хозяина, и спрятал его. Но прибывший доктор был без очков, и Шкипер схватил пиджак, уронил футляр с очками на землю и наступил на него, чтобы их раздавить. Он ведь обстоятельно изучил привычки доктора и знал, что тот носит очки в кармане пиджака. Таким образом, стрелять ему не пришлось.

Однако, к несчастью для Шкипера, у психиатра была еще одна пара очков. Когда он понял, что игра еще не окончена, то пробрался в комнату доктора, где у того лежала сумка с медикаментами, и с помощью шприца впрыснул цианид в зубную пасту. Должно быть, он проделал это во время обеда.

Однако доктор не пользовался пастой вечером. Как Шкипер не надеялся избежать узнавания, когда доктор надел очки, он узнал давнего пациента, но, судя по его звонкам в Бостон, был в этом не совсем уверен. Однако после этого Файфер стал молчалив и мрачен. Мистер и миссис Хэрривей решили, что это из-за плохих новостей в пришедших письмах. Истинная же причина заключалась в том, что Файфер был практически уверен — этой ночью он будет спать под одной крышей со сбежавшим убийцей. В ту ночь он спал с револьвером под подушкой. Потом его нашли в кармане халата.

В ванной доктор не смог повернуть кран, который потом нашли открытым. Это Шкипер повернул кран для того чтобы вымыть стакан, воспользовавшись суматохой, начавшейся после обнаружения трупа. Он даже на всякий случай заменил стакан другим, взятым из ванной Стэнли.

Уолтер Ронби, он же Шкипер, был повешен в тюрьме Пэнтонвилль. Не нашлось ни одного психиатра, который засвидетельствовал бы его невменяемость. Единственный человек, веривший в сумасшествие Шкипера, был мертв — и погиб он от его собственных рук.

V. Сигнализация

Суперинтендант Ли из отдела уголовного розыска был очень скуп на похвалу. Самая лучшая работа не заслуживала от него другой реакции, кроме ворчания с изрядной долей пренебрежения. По всеобщему мнению, если мистер Ли когда-либо выразит свое удовлетворение и кого-то похвалит, то это будут последние произнесенные им слова.

Он никогда не одобрял Питера Данна, впрочем, как мы уже сказали, он вообще никого и никогда не одобрял. По его мнению, Питер был слишком известен для службы в полиции, и он не уставал ему это повторять.

— Вы слишком самоуверенны, сержант, чертовски самоуверенны. Я не хочу сказать, что вы хуже других молодых офицеров — нет, вы сейчас все такие. Старая гвардия скромных полицейских вымирает — фактически, она уже почти вымерла.

Питер пожалел, что она еще не вымерла совсем, но мудро не стал озвучивать свое мнение вслух.

Конечно, Питер Данн выделялся среди коллег. Ведь практически все знали о нем, его титуле и состоянии. Его известность достигла и ушей Энн Кэльски, тем самым пробудив в ней любопытство.

Она узнала о Питере от Майка Лири. Как женщину ее заинтересовал сам этот феномен — полицейский с титулом; как аферистку ее задело то уважение, с которым отзывался о нем ее компаньон.

— Да все эти тупицы и медяка не стоят! — возразила она, чувствуя, что она-то может так презрительно отзываться о полицейских. Энн в то время была немного вульгарна из-за того, что связалась с Майком и бандой, вобравшей в себя всякий сброд, но зато имевшей свое логово в преуспевающих крупных американских городах; некоторые из членов были бы только рады увидеть свои останки в государственной тюрьме.

Энн чувствовала свое превосходство над полицией с тех пор, как смогла украсть жемчужное ожерелье ценой в миллион марок из магазина на Унтер-ден-Линден и преспокойно пройти мимо взвода вооруженных дубинками полицейских, спрятав драгоценность в своей изящной шляпке.

Наследственность сказалась на Энн — она была дочерью лучшего похитителя драгоценностей, известного на двух континентах. По рождению она была британкой, получила европейское образование и стала весьма опасной и умной женщиной, лишенной каких-либо моральных принципов.

Приехав в Лондон, Энн провела три месяца в роскошном отеле, составляя план действий. Когда он был готов, она послала за Майком Лири, который должен был стать исполнителем. Майк был не особо сообразительным парнем, но план был проработан достаточно тщательно, чтобы даже Майк не смог наделать ошибок.

Питер коллекционировал в своей памяти обрывки информации о разных людях, и имя Энн Кэльски было ему смутно и странно знакомо. В некоторых американских изданиях можно было найти интересные статьи о преступниках, орудующих исключительно в континентальной Европе, и с помощью этих статей Питер узнал об Энн. Собственно, лишь на этом тогда и основывалось его поверхностное знакомство с этой остроумной и изобретательной особой.

Личная встреча с этими «важными птицами» континентального преступного мира для Питера была маловероятна, ведь обычно они орудовали за пределами Великобритании. Но Питер все-таки встретил Майка Лири.

— В вашей чертовой стране слишком много законов, так же много, как и моря вокруг нее! — так Майк описал отрицательные стороны работы в Англии. Это было сказано с горечью и искренностью, когда Питер доставлял его в Дувр, где Майку предстояло ответить за вооруженное нападение на Центральный банк Мидленда. На его руках красовались наручники, а ноги были связаны ремнем — эти меры предостережения пришлось предпринять после того, как Майк попытался выпрыгнуть прямо из окна автомобиля.

Майк ни словом не упомянул об Энн Кэльски, и ее имя никак не было связано с этим преступлением. Он не выдал ее даже после того, как при нем не обнаружили ничего из похищенных драгоценностей, и полиция шла по горячему следу. Но в итоге полицейские все же решили, что он работал в одиночку. Видели, как он вышел из банка, затем началась погоня. Питер, который вел следствие, мог отчитаться за каждую минуту, проведенную грабителем в поезде, — детективы просто не спускали с него глаз. Они допросили абсолютно всех — тех, кто говорил с ним, и даже тех, кто просто подходил к нему в Дувре. Всех, включая даму средних лет, которая ехала с ним в последнем купе спального вагона. С ней были неуклюжая нянька и ребенок. Няню с ребенком на руках тоже допросили, ведь Лири останавливался в дверях посюсюкать с младенцем.

Но никто не догадался обыскать самого ребенка, укутанного в шаль, в которой и были спрятаны семьдесят тысяч фунтов в свободно обращающихся облигациях.

***
Питер знал об Энн лишь то, что она располагала к себе, была представительной, британкой по рождению, но последние три года провела в Париже. В Англии она бывала только изредка, и потому за исключением поверхностного знакомства с Энн через американскую прессу и информации о том, что она отбыла срок в парижской тюрьме, Питер ничего о ней не знал. Он лишь видел ее маленький портрет в четверть страницы, и, судя по нему, Энн была красавицей; впрочем, на страницах воскресных газет даже среди дам-воровок можно увидеть исключительно красавиц.

Майк Лири отбыл в царство теней с тем философским мужеством, что вообще присуще его роду деятельности. Он так и не дал никаких показаний относительно украденных денег, хоть ему и намекали, что выдача сообщников существенно повлияет на его собственный приговор.

Конечно, газеты не перестали об этом писать — ведь хотя грабитель и был осужден, украденные деньги так и не были найдены. Эксперт-криминалист говорил о соучастнице преступления, но Питер тут же отмел такую возможность, и следующее его опрометчивое заявление появилось в прессе:

«Умная женщина, спланировавшая идеальное ограбление банка — не более чем плод воображения. Женщины могут служить приманкой, мошенничать, воровать, но они недостаточно изобретательны, чтобы провернуть дельце, о котором сейчас идет речь».

После публикации этой заметки у Питера произошел весьма неприятный разговор с Ли. По мнению этого джентльмена, полицейский ни при каких обстоятельствах не должен был высказывать подобного мнения. Когда Питер увидел свои слова в печати, он сам поразился своей неосторожности. Поэтому он терпеливо и добродушно, как неизбежное наказание, воспринял выговор за недозволенное и ненадлежащее сообщение в прессе, сделанное без согласования с руководством.

Но главной проблемой стало то, что статью увидела Энн Кельски, и вся затряслась от обиды — ведь она была женщиной.

Большую часть сказанного ей об английской полиции вообще и о Питере Данне в частности невозможно передать, ибо при этом она изъяснялась на языке, отличном от французского, немецкого или английского. Некоторые из великих мастеров весьма щепетильно и болезненно воспринимают отзывы о качестве своей работы и даже самую легкую критику принимают близко к сердцу. Такой была и Энн. Конечно же, Питер был явно несправедлив в ее отношении — она гениальная женщина, и слово «изобретательна» слишком бледно описывало ту блестящую работу, которую она проделывала, ее хитрости, которые будто были спланированы волшебником нашего времени, и перевоплощения, затмевающие столь восхищающую публику игру многих актрис. Именно она исхитрилась получить миллион франков в «Кредит Лионне» на глазах и якобы с одобрения своего пожилого ухажера, на самом деле подарившего ей чек на десять тысяч, чтобы купить маленький подарок. Она зашла в банк со своим близоруким поклонником и подала чек кассиру. Ее сообщник отвлек несчастного старика на то время, пока выплачивались деньги, и она вышла из банка со значительной суммой, обобрав своего спутника — а вернее жертву.

Она же обокрала ювелира из Вены с такой легкостью, что описывать использованный ею простой метод в подробностях было бы небезопасно для общественного порядка.

— «Питер Данн, сержант Питер Данн», — прочла она. — Что значит это «сэр» перед его именем?

Кто-то пояснил ей, что упомянутый сыщик является баронетом, но это не произвело на нее ровно никакого впечатления — громкие титулы для нее ничего не значили.

Уехав в Канны, она провела там неделю в поисках помощников для очередного дела.

— Лири был таким глупцом. И вот — теперь он мертв. Я хотела поручить эту работу тебе, Уолтер, но ты был в Египте.

Уолтер Хенкель ухмыльнулся в ответ на этот комплимент. Сам он был и умен, и проворен.

***
Знакомство Питера Данна с Аароном Баумштейном, торговцем бриллиантами, отнюдь не было случайным. Мистер Баумштейн сотрудничал с полицией в одном деле, затронувшем многих ювелиров-оптовиков, хоть и никак не коснувшемся его самого. Баумштейн был коренастым невзрачным мужчиной, носившим поношенный галстук под засаленным воротничком, при том, что был обладателем состояния в два миллиона и дома на Мейда-Вейл. В противовес многим его достойным восхищения качествам у него была одна-единственная слабость — он был игроком, хоть и умеренным, и завсегдатаем клуба близ Хеймаркета. В Лондоне есть такие отнюдь неодобряемые полицией места, которые, тем не менее, процветают. Баумштейн любил провести пару часов за зеленым сукном, радуясь тому, что игра здесь ведется честно — обычно он вставал из-за стола, выиграв или проиграв всего несколько фунтов.

В таком-то клубе Питер и повстречал его. Скотленд-Ярд периодически устраивает облаву в подобных местах, и клуб, о котором идет речь, не стал исключением. Мистер Баумштейн с наивной простотой человека, хорошо знакомого с методами работы полиции, попросил, чтобы его имя не упоминалось в отчете, и предложил за это солидную сумму. Впрочем, Питер добродушно отверг предложенную взятку.

— Не волнуйтесь о своей фамилии — в Лондоне сотни Баумштейнов. Если у вас есть какой-нибудь адрес помимо дома на Мейда-Вейл и конторы в Хэттон-Гарден, то укажите его.

Мистер Баумштейн оставил адрес своей матери, радуясь, в полной уверенности, что таким образом избежал огласки. Впрочем, ни на Мейда-Вейл, ни в Хэттон-Гардене не было человека, который не знал бы о том, что Баумштейн с Джонс-Вуд и есть Баумштейн с Мейда-Вейл.

Питер посетил его контору с большим интересом — из всех контор в Хэттон-Гарден она была единственной оснащенной сигнализацией. Это была безопасная и достаточно простая система защиты от воров. После того как мистер Баумштейн запирал контору, было невозможно пройти по комнате или открыть окно — при этом обязательно громко и пронзительно звенел звонок, сообщавший в полицию о незваном госте на Хэттон-Гарден, 608.

— Кто-то тратит деньги на сейфы и хранилища, а я на сигнализацию, — говаривал Баумштейн. — Потому что по собственному опыту знаю — нет в мире такого сейфа, который было бы невозможно взломать.

Мистер Баумштейн без труда мог вспомнить три попытки проникнуть в его контору — все безуспешные. То, что воры обратили на нее свое внимание, было вовсе неудивительно — там хранилось больше крупных синих бриллиантов, нежели у какого-либо другого торговца в Лондоне. Питер видел покоящиеся в бархатных футлярах бриллианты, хранившиеся в стальном сейфе офиса.

— Если вы только прикоснетесь к ручке — прозвенит звонок, дотронетесь до телефона — то же самое, откроете любое из окон — все то же. Сигнализация сработает в любом случае. Допустим, воры спрячутся в помещении до закрытия конторы — вроде бы они обычно такое практикуют, — но и тогда они не смогут сделать и дюжины шагов, не вызвав тревогу.

На Питера сигнализация произвела впечатление.

Питер совсем позабыл о мистере Баумштейне и с головой ушел в дело об ограблении Мидлендского банка, когда получил записку. Посыльный собственноручно доставил ее в его дом на Беркли-Сквер, а сама записка была написана на почтовом листе отеля Ритц-Карлтон.

«Многоуважаемый сэр Питер Данн,

Не окажете ли вы любезность посетить меня сегодня днем в моем номере? Я очень хочу сообщить вам о своей волнительной находке, сделанной во Франции. Думаю, вам она будет интересна.

Миллисент Кларк».
Имя не было таким уж редким и даже показалось Питеру смутно знакомым — быть может, он где-то встречал миссис Кларк, но не смог вспомнить где. Даже когда он зашел к ней в тот день, он не смог припомнить обстоятельств своего знакомства с этой весьма элегантной женщиной.

Она была довольно хороша собой, разговорчива и мнительна. Питер узнал, что она замужем, но ее муж сейчас за границей.

— Вы можете продумать, что я одна из сующих во все свой нос сплетниц, что досаждают полиции, — сказала она. — Гарри говорит, что меня нужно выругать за то, что я потакаю своим слабостям, но это было так занятно, и я подумала, что все же стоит написать вам. Сейчас, подождите минуточку...

Миллисент вышла из комнаты и вскоре вернулась с бумажкой в руках.

— Прежде всего, расскажите мне о ней все, что знаете.

Питер с первого взгляда узнал облигацию на предъявителя, купюру из тех денег, что были украдены из Центрального банка Мидленда.

— Откуда она у вас?

— Это из украденного, не так ли? — с живым интересом спросила она. — Я читала об этом ограблении, когда была в Монте-Карло. Но я ничего не подозревала, пока не увидела стертый штемпель на задней стороне. Он совсем блеклый, присмотритесь. Видимо, его пытались вывести. Гарри говорит, такое делают с помощью каких-то кислот. Значит, это правда — это часть награбленного, так это называют?

Питер подтвердил это.

Миллисент так явно обрадовалась и пришла в такой восторг от того, что ее подозрения подтвердились, и Питер поймал себя на том, что тоже улыбается. Но его улыбка могла быть оправдана, ведь совершенно неожиданно, самым невероятным образом он получил ключ к разгадке того, где следует искать украденные деньги.

— Ах, это так увлекательно! Гарри — мой муж, Гарри Оберн Кларк, — часто подтрунивает надо мной, говорит, что мне надо было пойти в детективы. При помощи лупы я разглядела печать, сделанную резиновым штемпелем, и поняла, что ее хотели стереть. Эта странность заставила меня вспомнить об ограблении банка.

— Расскажите мне, как к вам попала эта бумага?

Питеру следовало подумать, прежде чем благосклонно внимать истории миссис Кларк, ибо теперь она сначала рассказала ему, что говорил ей муж, и как она отвечала. Потом она вспомнила о том, как трех отдельных случаях до этого ее муж настаивал на своем, а она не соглашалась с ним и в конечном итоге оказывалась права.

Питер Данн был достаточно светским человеком и к тому же прекрасным слушателем — во всяком случае, для красивых женщин. Миллисент прекратила свои отступления от темы еще до того, как он успел потерять терпение и выйти из себя.

— Я встретила ее в Монте-Карло — ту женщину, что дала мне облигацию. Ее звали мадам Кельско... или Кельски... ну, как-то так. Она была прекрасно одета, достаточно красива и поистине обворожительна. У нее был сильный американский акцент. Ну, разве я не наблюдательна, раз заметила все это?

С этого момента Энн Кельски стала для Питера реально существующим человеком. Просматривая отчеты об орудующих на континенте мошенниках, которых он знал или о которых слышал, он всегда подсознательно искал ее имя, даже заходил в отдел учета преступников, чтобы найти ее дело, — но безрезультатно.

— Это было во время игры в бридж, — рассказала миссис Кларк. — Думаю, ставки были высоки, и мадам Кельско — или как там ее звали — проиграла. Я не люблю давать в долг незнакомцам, да и играли они совсем плохо, и я даже почувствовала облегчение, когда она спросила, не возьму ли я облигацию на предъявителя. Я дала ей сдачу, около двадцати пяти фунтов. Тем вечером на обеде я встретила некоторых из тех, что играли в бридж, но, казалось, никто не знал, кто она или кто ее пригласил. У Чимиз Дилински всегда собирается самая разношерстая компания. Спустя некоторое время я уехала в Марсель, где должна была встретить Гарри, возвращающегося на корабле во Францию из Индии. И, к своему удивлению, я заметила там ее. На этот раз она была очень бедно одета и быстро шла с каким-то мужчиной. Я кратчайшим путем дошла до пристани и была поражена, увидев, как она вошла в один из этих жалких домишек на набережной Марселя. На двери не был указан номер дома, но я могла бы узнать тот домик.

— Встречались ли вы с ней после этого?

— Нет, — Миллисент покачала головой, на минуту задумалась, после чего в порыве откровенности добавила: — Если вы считаете это важным, я могу показать тот дом. Послезавтра я возвращаюсь в Монте-Карло, чтобы встретиться с мужем. Мы можем остановиться в Марселе, муж вышлет туда автомобиль, чтобы нас встретить. Я помню, как называлась та улица — Рю Медитерениен.

Вернее было бы сказать, что Питер воодушевился, услышав это предложение, будучи весьма заинтересованным. Он пешком вернулся в Скотленд-Ярд, где рассказал об этом случае на дневном совещании. Его начальник рассмотрел облигацию и срочно вызвал служащего из банка. Тот с уверенностью показал, что эта облигация — одна из тех, что были украдены из Банка Мидленда.

Питер прямо с рабочего места созвонился с миссис Кларк и договорился встретиться с ней через два дня на железнодорожной станции королевы Виктории. Следующий день он провел, собирая документы, необходимые для ареста Энн Кельски и, в случае, если она окажется гражданкой Британии, ее экстрадиции.

***
В тот вечер произошло преступление — из тех, которые в Скотленд-Ярде называли классическими преступлениями века. В половине седьмого полицейский патрулировал Хэттон-Гарден. В этот ранний час улица были заполнена людьми, а дороги набиты транспортом, ведь по Хэттон-Гарден пролегает кратчайший путь между Хай Холборн и Грейс Инн Роуд. Полицейский почти поравнялся с конторой Баумштейна, когда раздался пронзительный звук сигнализации. Звонок находился снаружи здания, двумя этажами выше конторы, запертый в стальной ящик с отверстиями, и его никак нельзя было выключить.

Полицейский начал свистеть, и тут же на втором этаже открылось окно, в котором появилась испуганная девушка.

— Что случилось? — крикнул полицейский. Перепуганная девушка сбивчиво рассказала, что служит секретаршей у мистера Баумштейна. Тот ушел домой четверть часа назад, пока она надевала шляпку в комнате отдыха, и он, думая, что в офисе никого не осталось, запер за собой двери.

Тем временем к зданию прибыло еще несколько полицейских во главе с участковым инспектором. Помимо них собралась толпа зевак, заинтересовавшихся безвыходным положением девушки. Осознав, что произошел незначительный инцидент, неизбежный в обычной жизни, полицейские начали уговаривать толпу разойтись. Один из полицейских отправился к ближайшему телефону, чтобы позвонить мистер Баумштейну, однако того не оказалось дома. Девушке предложили вызвать пожарную машину, чтобы спуститься таким образом, но она отказалась, сославшись на сильную боязнь высоты. Больше часа она стояла у окна, разговаривая с полицейским, находящимся внизу. За это время известие о происшествии дошло до Скотленд-Ярда, и Питер, зная о пристрастии ювелира к картам, попытался разыскать его в одном из клубов. В конечном счете, ему удалось обнаружить торговца бриллиантами и рассказать, что произошло.

— Секретарша? — пораженно переспросил тот. — У меня есть только секретарь, и он ушел из конторы за час до меня. Еще у меня работают две машинистки, но и они ушли одновременно с секретарем — в почтовое отделение. Я помню, что они просили отпустить их пораньше, так как собирались в театр.

Питер тут же взял такси и помчался на Хэттон-Гарден. Приехав, он узнал, что девушка уже давно отошла от окна. Сигнализация продолжала заливаться до тех пор, пока не приехал сам Баумштейн и не отключил ее специальным ключом.

Он отпер дверь и вместе с ожидающими полицейскими поднялся в контору. В приемной беспорядочно лежали брошенные грабителями инструменты, а дверца большого сейфа была взломана и висела. Ни девушки, ни грабителей здесь уже не было. Пропал большой пакет с шестьюдесятью тремя крупными бриллиантами на сумму в восемьдесят четыре тысячи фунтов и еще два пакета с бриллиантами меньшей стоимости.

Питер уже был в Скотленд-Ярде, когда поступили эти новости о происшествии, но делом занималась городская полиция и, сообщив в Скотленд-Ярд, его содействия она не запросила.

— Самая тонкая работа на моей памяти, — с некоторым восхищением прокомментировал дело суперинтендант. — Конечно, девушка появилась в окне для того, чтобы обосновать звонок сигнализации, и все то время, что грабители занимались своим делом, она отвлекала разговором пустоголового полисмена. Они ушли тем же путем, что и проникли туда, через заднее окно. По сигнализации нельзя понять, в какой части здания орудуют грабители, и никто не догадался осмотреть заднюю стену здания, ведь все внимание было приковано к выходящему на улицу окну и маленькой бедной секретарше, оказавшейся взаперти.

***
Питер был поражен, когда читал отчет об этом деле по дороге в Дувр. Он рассказал его подробности оживленной миссисКларк, которая сначала поразилась услышанному, а затем, подобно столь беспристрастному суперинтенданту, отдала должное хитрости грабителей.

Когда поезд подходил к Дувру, она начала собирать свои вещи, а их было много: маленькие и большие свертки, сумки, саквояжи, футляр для драгоценностей, три книги для чтения в дороге, связанные вместе, и коробка с шоколадом из дорогой лондонской кондитерской. Эту коробку вместе с саквояжем она вручила Питеру, так как полагала, что его можно посчитать их владельцем.

В Дувре они прошли таможню, где полиция тщательно осматривала всех отправляющихся на континент; им объясняли, что французское правительство требует тщательного осмотра багажа на предмет контрабанды. Но Питер знал, что французское правительство не требовало ничего подобного, а также понимал, какого рода контрабанду они на самом деле хотят найти.

Миссис Кларк была возмущена тем, что ее вещи должны рассматривать незнакомцы, но поддалась уговорам Питера. Он видел, как один пакет за другим открывали и осматривали, впрочем, довольно небрежно, так как Питер объяснил таможенникам, что он сопровождает даму во Францию по долгу службы.

Питер встретился с миссис Кларк, пройдя таможню, и они вместе сели в забронированный вагон. Ему казалось, что миссис Кларк безостановочно говорит об ограблении у Баумштейна. Очевидно, это дело полностью занимало ее мысли.

— А мне кажется, что это придумала женщина. Но вы считаете, что женщина до такого не додумается, верно? Но, быть может, очень скоро вы измените свое мнение.

Питер долгое время внимательно слушал ее, но вдруг она прервалась и сказала:

— Верните мне мой шоколад. Гарри так нравится английский шоколад.

Она наклонилась и собиралась вытащить коробку с шоколадом, втиснутую в карман Питера, но он остановил ее:

— Оставьте его пока у меня, иначе вы можете его потерять, миссис Кларк.

Дело шло как по маслу, но он не стал рисковать и, извинившись, направился в вагон-ресторан. В поезде было не слишком много людей, и большинство из них только что проснулись — их предупредили, что поезд всего в пятнадцати минутах от Парижа. Когда Питер вернулся в свое купе, то обнаружил, что дверь закрыта, хотя он оставлял ее открытой. Шторы как на окнах, так и на стеклянной панели двери были опущены. В купе было пусто. Питер остановился в недоумении, когда вдруг получил резкий толчок в спину и пошатнулся.

Сперва он решил, что это какой-то неловкий пассажир, но обернувшись, увидел двух человек, стоявших спиной к уже закрытой двери. Один из них держал в руке револьвер.

Питер не видел их лиц. В купе был полумрак, единственным источником света была лампочка под потолком, к тому же нижняя часть лица у мужчин была скрыта шелковыми платками.

— Я хочу забрать у вас шоколад, — сказал тот из них, что держал револьвер. — Конечно, если вы не возражаете, мистер. И не подумайте, что я шучу, а не то мы пристрелим вас, если вы доставите нам хоть какое-то неудобство — тем более что мы еще не рассчитались с вами за Лири. Давайте коробку!

Питер не сопротивлялся. Второй бандит подошел к нему и вытащил коробку из его кармана.

— Садитесь — и помните, что я только что вам сказал, — продолжил первый.

Питер понимал, что оказать сопротивление значило бы рисковать жизнью. Он инстинктивно чувствовал реальную опасность и знал наверняка, что если он потянется к заднему карману за револьвером, то добром это не кончится.

Через три минуты он был связан по рукам и ногам, а его рот был заткнут широким шерстяным шарфом. В таком виде Питера засунули под сиденье. Оттуда Питер услышал, как дверь открылась, в поле его зрения появились две стройные ножки, и вскоре он увидел насмешливую улыбку миссис Кларк.

— Я хочу, чтобы в будущем вы исключительно хорошо отзывались о женщинах, сержант Данн. Вероятно, вы догадались, что в коробке от шоколада были спрятаны бриллианты мистера Баумштейна. Думаю, вы догадались и о том, что это я была той бедной секретаршей, оказавшейся «запертой» в его конторе.

Она опустилась на колени, для большего удобства опершись изящной рукой с кольцами на пушистый ковер. Наступил час ее триумфа, и она не могла отказать себе в удовольствии насладиться им.

— Я должна была убедиться, что смогу провезти драгоценности, и подумала, что лучшим способом будет передать их сопровождающему меня полицейскому. Разве это не гениально?

Питер не мог говорить и только кивнул ей в ответ.

— Это так мило с вашей стороны! — звонко рассмеялась она. Питер почувствовал, что она почти простила ему бестактную фразу, появившуюся в газете.

Минутами позже поезд подошел к станции, до ушей Питера донеслись хриплые крики носильщиков, и он не без труда сумел подкатиться к двери и постучать в нее. Но прошла еще четверть часа, прежде чем он добрался до ближайшего полицейского участка — прежде он должен был заглянуть в вагон-ресторан, так как в тот момент он беспокоился не об Энн Кэльски.

Вечером Питер беседовал с довольно мрачным начальником полиции.

— Вы можете поискать ее в Париже, но я почти уверен, что это ни к чему не приведет. По моим сведениям, поступившим из Ле Бурже, сразу после прибытия поезда из города вылетело несколько частных самолетов. Не зная места их назначения, мы ничего не можем поделать. И весьма вероятно, что они могли уйти и на автомобиле.

Второе предположение начальника полиции было верным. Энн Кельски и ее сообщников подобрал быстрый автомобиль, который увез их к бельгийской границе. В Лилле они сели на самолет и долетели на нем до Кельна, где у Энн была квартира.

Там уставшая, но гордая женщина закрыла за своими компаньонами дверь.

— Ах, как много бы я отдала, чтобы взглянуть на физиономию этого болвана, когда он будет отчитываться перед начальством, — сказала она и прибавила: — а еще больше — чтобы послушать, что его начальник ответит ему на это.

Энн достала из сумки плоскую коробку, развязала тесемку и развернула коричневую обертку. Только тут она заметила: бриллианты она укладывала в красную коробку, эта же была белой.

Дрожащими руками она открыла коробку и развернула бумагу — внутри был шоколад и ничего больше. Впрочем, помимо шоколада в коробке лежала короткая записка, нацарапанная карандашом:

«Я подозреваю, что вы отберете у меня бриллианты до того, как я смогу передать вас в руки полиции. На случай, если это окажется так, я немного подкорректирую ваши планы.

С почтением, сержант сэр Питер Данн,
Скотленд-Ярд».
***
— Я не догадывался, что украденные бриллианты были у меня в руках, пока она не стала намекать, что я не настолько умен, как мне кажется, — отчитывался Питер перед своим начальством. — Осмотрев коробку с шоколадом в вагоне-ресторане я, как и ожидал, обнаружил в ней бриллианты вместо шоколада. Тогда я заменил их настоящим шоколадом — шеф-повар вагона-ресторана был очень любезен и подобрал коробку шоколада точно такого же размера. Я оставил бриллианты ему на хранение, так как ожидал, что сообщники этой дамы встретят ее на вокзале Гар-дю-Нор, и не стал рисковать. Конечно, она была бы арестована, как только мы бы прибыли в Париж и мне повстречался бы французский полицейский. Но я не мог предположить, что ее шайка едет тем же поездом.

— А вам следовало бы этого ожидать, — строго заметил суперинтендант Ли.

VI. Спрятанные сокровища

Даже в Сахаре можно отыскать воду, а в среде воров — понятие чести. Питеру Данну, правда, лично не приходилось встречаться со столь примечательными оазисами, но он был о них наслышан от коллег, сталкивавшихся с такими редкими феноменами, которые невозможно забыть.

Среди воров есть как довольно приятные люди, так и не слишком приятные. К последней категории принадлежал Руни Райал. Когда сержант Питер Данн думал о Руни, ему вспоминались змеи.

Обходительный и вкрадчивый, Руни щеголял напомаженными светлыми волосами и белыми холеными руками. Он никогда не выставлялся и играл незначительные роли в крупных делах, всегда предпочитая оставаться в стороне, легко переходя от одного дела к другому. Как-то он едва избежал осуждения за преступление, которое считается гнусным даже в преступной среде — по крайней мере, среди тех, кто сохраняет какое-то уважение к женщинам.

Питер не терпел проныр, которые никогда не смотрели собеседнику в глаза. Потому он не терпел и Руни — тот всегда слишком угодливо улыбался и был слишком бойким на язык. Однако, будучи полицейским, сержант Данн был вынужден иметь с ним дело.

Питер пресекал рабочие визиты в свой дом, и когда Руни зашел к нему домой после ужина, чтобы передать некую информацию, касающуюся ограбления ювелира на Бонд-стрит, он высказался начистоту:

— В Скотленд-Ярде мы всегда рады информаторам, но мне неприятно видеть вас у себя дома, Райал. Мне хочется, чтобы мой дом оставался свободным от любой грязи, а вы кажетесь мне грязным. Как полицейский я ценю предоставляемую вами информацию, но как человек я едва удерживаюсь от того, чтобы выставить вас вон. Понимаете?

Руни обнажил в улыбке белые зубы, как будто бы услышав похвалу в свой адрес.

— Вполне! Боюсь, вы руководствуетесь предрассудками, сэр Питер. Я всего лишь иду по своей нехитрой дорожке…

— Не называйте ее «нехитрой», — огрызнулся Питер. — Уже это выводит меня из себя.

Он записал все сведения, полученные от Руни, а тот все не уходил.

— Вы никогда не задумывались о том, каким замечательным полицейским стал бы Дэппи Лион? — наконец спросил Руни с широкой ухмылкой. — Кажется, за его поимку все еще дают десять тысяч фунтов?

Руни говорил о награде, которую объявила «Траст энд секьюрити кампэни».

— Напишите им и уточните, — отрезал Питер. — А что, вы работали с ним?

Руни покачал головой:

— Нет, пока не посчастливилось.

— Он ведь разборчив, в отличие от вас, не правда ли? — заметил Питер.

Руни с улыбкой проглотил это обидное сравнение и ушел, продолжая чему-то посмеиваться и по дороге к выходу, и даже после того, как негостеприимный хозяин захлопнул за ним дверь.

Питер был на службе, когда произошло поистине искусное ограбление «Траст энд секьюрити кампэни» на Пэлл-Мэлл. Под подозрением оказались четверо местных жуликов; вероятность того, что это дело рук шайки с континента, в расчет не принималась. Скотленд-Ярд начал розыск четверых подозреваемых, главным из которых был Дэппи Лион.

Никто не знал наверняка, почему его звали Дэппи[4]. Возможно, этим метким прозвищем его одарил какой-нибудь газетный репортер, ведь они так любят навешивать на всех и вся броские ярлыки. Хотя вполне вероятно и то, что он получил это прозвище от своего спонсора, когда еще за гроши дрался на ринге, выступая в полулегком весе.

Конечно, он и был Дэппи — всегда аккуратно одетый, щедрый маленький человечек, не доставлявший беспокойств полиции. Он всегда готов был оказать помощь своим попавшим в беду друзьям и как-то раз оплатил адвоката человеку, в свое время оказавшему ему плохую услугу. У него было множество примечательных качеств, и даже казалось странным, что он выбрал себе подобную стезю.

Если на свете был человек, заслуживший звание доктора криминальных наук — звание, которое неизменно вызывало громовой смех в Скотленд-Ярде, — то это был Дэппи. Этот человечек с лисьим лицом, выпуклым лбом и оригинальным говором кокни был законченным (и идеальным) преступником.

Он ни разу не представал перед судом, хотя не раз оказывался в руках полиции. Архивы отдела учета в Ярде содержат о нем немало любопытных сведений. Он участвовал в войне, где дослужился до капрала инженерных войск, занимаясь минированием. После демобилизации он три года проработал слесарем на фабрике «Гриндлес», устанавливающей сейфы в большинстве банков. Он был образцовым рабочим — умелым, старательным, искусным. Не теряя времени, он заслужил популярность как среди коллег, так и среди начальства. За время своей работы в «Гриндлес» он занимался установкой дверей в хранилище банка «Мидленд энд саутерн» — неоспоримо, что он участвовал при их установке. Вскоре после этого он уволился, пояснив, что нынешнего заработка ему не хватает на жизнь.

Спустя два месяца после его увольнения вышеупомянутое хранилище было взломано и опустошено. Точная сумма похищенного осталась неизвестной, но она определенно превышала сто тысяч фунтов.

Когда выяснилось о его работе в «Гриндлес», Дэппи был немедленно задержан по подозрению в этом ограблении. Его допросили, но доказательств не нашли, и он был «освобожден из-за недостатка улик». Впоследствии эта фраза стала часто появляться в его досье.

Никто не сомневался, что это Дэппи организовал ограбление почтового поезда из Саутхэмптона в Лондон. Слитки золота общей стоимостью в пятьдесят тысяч фунтов были извлечены из ящиков и выброшены на железнодорожные пути через дыру в полу, в то время как поезд, получив ложный сигнал, замедлил ход на одном из пустынных участков дороги. К тому же он еще и остановился, что дало преступнику возможность не только скинуть золото на пути, но и спрыгнуть с поезда самому и скрыться до того, как машинисту перестали поступать ложные сигналы, и поезд продолжил свой путь.

Дэппи тщательно выбирал себе сообщников, привлекая некоторых со стороны, а по окончании дела щедро оплачивая их труд. Он не допустил ни единой ошибки, пока не влюбился. Тогда он совершил ошибку, которая едва не погубила его. Это произошло примерно через три недели после того, как Питер беседовал с Руни Райалом.

***
Дэппи никогда не работал с женщинами и не принимал их в банду, однако легко влюблялся в цирковых толстушек, таких, как Канадка Лиль. К своему несчастью, он не смог познакомиться с ней достаточно близко, чтобы узнать ее имя. Она была популярна лишь у себя на родине, в Буффало, хотя порой и гастролировала, доезжая до Цинцинатти или Чикаго на западе. Руни Райал познакомился с ней в Детройте, будучи там проездом. Теперь же, получив его срочную телеграмму, а в дополнение и вексель на покрытие расходов, она приехала в Англию, и Руни встретил ее на пристани в Саутхэмптоне.

— Есть дельце на пятьдесят тысяч долларов. Если выгорит, поделим их на двоих.

Роль приманки была не нова для Лиль, собственно, она была ее основным занятием. Она была очень хорошенькой, с золотистыми волосами и чистой светлой кожей; ее приятные манеры в былое время помогали ей завлекать посетителей в цирк. Теперь же она собиралась обосноваться в известном лондонском отеле, где уже забронировала комнату.

— Выбрось эту мысль из головы, — сказал Руни и выбрал для нее малоизвестный отель в Мидленде. Он знал, что Дэппи часто там бывает по делам, известным лишь ему одному.

Итак, однажды на пути в Лондон Дэппи оказался в одном купе первого класса с хорошенькой мисс Мортимер из Филадельфии. Она успела многое рассказать о себе: сейчас она путешествует по Европе, тихо, без особых излишеств и затрат; у ее отца был маленький магазинчик; она собирается остановиться в небольшом отеле на Стрэнде, и еще немало подобных вещей.

Дэппи был доброй душой. Ему нравилось помогать женщинам, и уж тем более таким хорошеньким и милым, как мисс Мортимер.

Спустя месяц они решили пожениться и устроили помолвку. Медовый месяц планировалось провести в на озере Комо в Италии, где Дэппи тайно снял роскошную виллу — он хотел произвести впечатление на новобрачную своим богатством.

Отдавая должное мисс Лиль, следует сказать: она понятия не имела, что Дэппи очень богат. Она рассматривала пренебрежение к деньгам как смертный грех, свойственный людям ее профессии, а Дэппи считала всего лишь зажиточным мошенником — и не более.

Что касается Дэппи, то он совершенно изменился. Мисс Мортимер стала для него центром вселенной. И когда он случайно повстречал Руни на Стрэнде, он все еще не подозревал о ее подлинной сущности. Лишь позже…

— Занятно, — сказал Руни, услышав о мисс Мортимер. — Я узнал эту дамочку, как только ее увидел. У ее отца есть магазинчик...

Дэппи едва знал Руни — впрочем, достаточно, чтобы знать о том, что его репутация была неважнецкой. Однако в благодарность за то, что тот по достоинству оценил его невесту, он принял Руни в банду. Дружеские отношения переросли в доверие, и Руни получил работу и предложение с щедрым вознаграждением.

Как-то ночью Руни проезжал по улице Актон, и у него что-то случилось с колесом. По случайности как раз в этом месте пересекались маршруты двух полицейских, патрулировавших город. Они и помогли ему справиться с поломкой.

В то же самое время в Актонском отделении Лимингтонского и Лондонского банка происходило ограбление. На тот день в банке находилась большая сумма в силу закрытия платежных ведомостей на нескольких местных крупных заводах. В четыре часа утра полицейские обнаружили, что двери банка открыты. Ночной сторож лежал связанным по рукам и ногам в маленькой звукоизолирующей телефонной будке.

Полицейский обнаружил бы его раньше, если бы не отвлекся на столь ловко подстроенную автомобильную аварию.

Показания ночного сторожа о том, как все произошло, были размытыми. Сам он не пострадал (что было характерным почерком в делах Дэппи), но его рука была исколота шприцем для подкожных инъекций. Сторож помнил лишь, что на его голову накинули пальто и повалили его на пол. На этом его воспоминания обрывались.

***
У Дэппи было железное алиби — он находился в Лондоне; к тому же с доказательством алиби ему помогли досужие парламентарии, принявшие новые полицейские правила, запрещавшие задавать подозреваемым целый ряд вопросов. Не было никаких свидетельств, в силу которых его можно было задержать, однако в ночное время с него не спускали глаз.

Руни появился в Скотленд-Ярде после долгого телефонного разговора, и, несмотря на то, что его информация не заслуживала доверия, а в его рассказе наличествовали многочисленные несостыковки, начальник полиции поверил ему — ведь тот был информатором.

Как-то вечером Питер вслед за Дэппи вошел в ресторан в районе Сохо и сел за его столик. Юркий человечек вопросительно посмотрел на Питера.

— Вооружен, Дэппи?

— Никогда не считал нужным. Зачем?

— Мы с вами немного прогуляемся, и я бы предпочел сам понести ваш багаж.

Дэппи изменился в лице.

— Это какая-то ошибка?

Питер покачал головой:

— Это задержание, — сказал он. — И я думаю, что на этот раз вы уж попадетесь. Если вы не дурак, то понимаете, что вы пойдете под суд не за одно дельце.

Полицейский автомобиль ожидал их у выхода, и через десять минут Дэппи сидел в окружении четырех детективов.

Дэппи понял, что его предали. Кто-то донес на него, и ситуация была поистине отчаянная. Впрочем, он не подозревал Руни до тех пор, пока Питер не упомянул о происшествии с поломкой автомобиля. В этот момент Дэппи все понял, причем это была уже не догадка — он знал наверняка.

— Руни Райал, верно? Но вам еще нужно доказать все это, джентльмены, и я не думаю, что у вас для этого есть улики. Прошу только об одном, — он обратился к Питеру, — моя невеста не должна ничего об этом знать.

Питер с улыбкой покачал головой:

— Ваша невеста знает об этом все, разве что, кроме того, чего знать и не стоит. Они с Руни друзья или даже больше чем друзья.

Питер нарочно так прямо сказал ему об этом, надеясь, что это сломит Дэппи. Тот впервые слышал правдивую историю Канадки Лиль. Питер заметил, что лицо Дэппи побелело, и тот умолк.

И сам допрашиваемый, и допрашивающие его прекрасно знали, что несмотря на информацию, предоставленную доносчиком, Дэппи не удастся изобличить — разве что он сам себя выдаст. Но Дэппи стойко стоял на своем, не желая сдаваться своим врагам.

«Наверняка деньги где-то закопаны, — полагал начальник полиции. — Дэппи ведь просто крот какой-то — он получил медаль за безупречную службу во время войны, и все за свои минные работы. Уж о подрывных работах он знает побольше многих установщиков мин. Отыскать деньги где-то в Англии будет не легче, чем найти настоящую пещеру Али-Бабы».

Но если деньги и были зарыты, Дэппи все напрочь отрицал. Весьма вероятно, если бы они организовали обыск всех прибрежных суден, которые спускаются вниз по реке среди ночи и доставляют в Остенд грузы английского кирпича, то полиции могло бы и посчастливиться. Но еще на протяжении нескольких лет никто не знал, что у Дэппи было три судна и даже собственная пристань; эта информация раскрылась слишком поздно, чтобы оказаться действительно полезной.

Но начальник полиции говорил чистую правду: Дэппи был поистине великим копателем и экспертом в использовании взрывчатых веществ.

Его квартиру безрезультатно обыскали, как и все посылки, отправленные поездом. Впрочем, Питер, который контролировал одну из поисковых групп, и не ожидал, что так им удастся выйти на след. Никто не умел прятать награбленное так надежно, как Дэппи.

Питер послал за Руни Райалом, который явился в Скотленд-Ярд без свойственной ему ранее самоуверенности.

— Я ведь сказал вам, что был там, сержант. Я бы не признался, не будь это правдой, не так ли? Они работали вчетвером: Дэппи, двое из Бирмингема и моряк, который вел машину. Я видел только его и Дэппи, имена остальных я не знаю. После ограбления он сразу направился в свой отель. Вы нашли его автомобиль? Может, награбленное спрятано в нем, например, под сиденьем?

Руни выглядел немного обеспокоенным, и его речь выдавала охватившее его волнение.

— Он знает, что это я донес на него?

Питер подтвердил это, но, к его удивлению, это не огорчило Руни.

— А про Лиль он знает?

Что-то в голосе привлекло внимание Питера.

— А что если и так? — спросил он.

— Она через пару дней узнает у него, где деньги, — выпалил Руни. — Он от нее без ума!

В этот момент Питер понял, что они с коллегами допустили непростительный промах при допросе, когда рассказали Дэппи про Лиль.

— Мы работаем вместе, — нетерпеливо продолжил Руни. — И деньги поделим на двоих.

— Пока не кажется, что вам будет что делить, — саркастично заметил Питер.

Не оставалось ничего, кроме как освободить Дэппи Лиона. Его задержали всего лишь по подозрению и на некоторое время оставили под стражей, но полиция не смогла предоставить достаточно доказательств. Дэппи пришлось отпустить, а Скотленд-Ярд получил выговор за свой провал.

Итак, Дэппи был выпущен из-под стражи. Удивительно было то, что он не нанял адвоката и вообще ничего не сделал, чтобы ускорить свое освобождение.

Вечером того дня, когда он был освобожден, Питер заметил его в Вест-Энде, и, как это ни странно, Лиль была с ним. Она отошла немного в сторону, когда Питер остановил Дэппи.

— Я не верю в ваши россказни о мисс Мортимер. Она носила мне обеды, пока я был под арестом. Таких женщин, как она, очень мало — одна из тысячи.

Питер тяжело вздохнул.

— С такими-то мозгами стать преступным гением, — пробормотал он.

Следующую неделю Дэппи провел в Лондоне или поблизости, а Лиль не отходила от него ни на минуту. Они подолгу катались на автомобиле, и в таких случаях за ними всегда, так или иначе замаскированная, следовала еще одна машина из летучего отряда[5].

Однажды утром Дэппи удивил их. Он появился на новом, быстром автомобиле, оторвался от преследования и умчался в северном направлении. Видели, как он проезжал через Вудфорд. Часом позже его заметили в Эппинге. Где он был в течение этого часа, осталось неизвестным.

Полиция обыскала его машину, но ничего не нашла. На этой же неделе он уехал из Англии на континент вместе с мисс Мортимер.

В мерах предосторожности полиция наблюдала за Руни Райалом, пока Дэппи не уехал из Англии. О нем ходили всякие слухи — поговаривали даже, что этот маленький, тихий человек был… убийцей. Некоторые настаивали на этом, но Скотленд-Ярд никогда не связывал его с чем-либо настолько романтичным, как убийство.

Питер, будучи детективом, был абсолютно неинтересен людям, умеющим видеть в любого рода преступлениях малейший намек на романтику. Он был воспитан в традициях Скотленд-Ярда, а его сотрудники считают, что Ярд — отнюдь не то место, где случаются столь необычайные вещи.

Если вы спросите самого давнего старожила Ярда, что из примечательных событий наиболее запечатлелось в его памяти, то — после долгих раздумий — он вспомнит инспектора, порезавшего палец стеклом и упавшего в обморок. Или же тот день, когда полицейская собака покусала служащего из отдела учета. Или, быть может, тот случай, когда половина персонала отравилась, съев несвежую рыбу.

Но ни убийц в тесных тюремных камерах, рассказывающих о своих злодеяниях, ни признаний, подписанных дрожащими руками, ни великих грабителей, расписывающих начальнику тюрьму свои удачные дела, — ничего такого он никогда не вспомнит.

***
Питер отправился в Берлин, чтобы собрать некоторую информацию о братьях Полиски, и его дело никак не было связано с Дэппи Лионом и его преступлениями. В красном кирпичном здании на Александерплатц[6] он предавался воспоминаниям и обменивался ими с коллегами. Он рассказывал о том, как плохо работает центральное отопление в Лондоне, а они в свою очередь сетовали на скупость своего правительства в вопросах обеспечения канцелярскими принадлежностями.

Питер провел в Берлине уже неделю, в основном за посещением Криминального музея. Однажды он прогуливался по Унтер-ден-Линден, размышляя о системе управления дорожным движением, как вдруг заметил Дэппи Лиона. Несмотря на теплую погоду последний был облачен в элегантную меховую шубу, перчатки лимонного цвета и обут в лакированные туфли. В руках он вертел тросточку с золотым набалдашником, рассматривая витрину ювелирного магазина. Когда Питер остановился возле него, Дэппи сентиментально напевал «Их либе дих».

— Здравствуй, Дэп!

Дэппи оглянулся — и казался не слишком-то обеспокоенным встречей с детективом.

— Путешествуете по Германии?

— Да, осматриваюсь, — он взмахнул рукой, как бы охватывая всю Германию. — Никогда прежде не был в этой стране.

— Музеи и всякое такое? — вежливо предположил Питер. — Вам нужно взглянуть на штаб-квартиру полиции, это весьма увлекательно. У них есть последние инструменты для взлома, используемые грабителями; вы, возможно, о них еще не знаете.

Дэппи снисходительно улыбнулся:

— Это меня больше не интересует, мистер... сэр Питер.

— Называйте меня просто сержантом, — предложил Питер. — Давайте останемся демократами, пребывая в этой республике.

— Я покончил с тем, что я назову своим криминальным прошлым, — сказал Дэппи. — Скоро я женюсь на одной из лучших девушек в мире и собираюсь заняться продажей автомобилей. На самом деле я приехал сюда, в Берлин, чтобы встретиться со своим представителем, его зовут Гарри Браун.

— Старая добрая немецкая фамилия. Один из бранденбургских Браунов? Или это Браун из Силезии?

— У него контора на Лейпцигерштрассе, телефон, клерки и прочее. — Затем, заметив, как поднялись брови детектива, Дэппи поспешно продолжил: — Но как раз сейчас он не в Берлине, не то я бы вас познакомил.

— Да, мне не повезло. А где вы остановились?

Дэппи назвал отель на Курфюрстендамм (на этой улице располагались дорогие и комфортабельные отели). Он был достаточно спокоен, не показывая смятения из-за нежданной встречи с сыщиком, который, как он мог бы ожидать, должен был находиться за сотни миль от него. Питера поразило, что Дэппи не выказывал ни неловкости, ни тревоги. Он вел себя как законопослушный человек, сознающий, что сейчас его не в чем обвинить.

Погруженный в эти мысли, Питер вернулся в «Адлон»[7]. Конечно, ведомство не расселяет своих командированных сотрудников в столь дорогих отелях, но Питер никогда не скупился, когда дело касалось собственного комфорта. Первым делом он позвонил в отель Дэппи. Как он и предполагал, маленький человечек говорил ему правду. Он действительно остановился в этом отеле, заняв номер, обходившийся ему не меньше пяти фунтов в день. Мисс Мортимер проживала в том же отеле.

Прохладным вечером Питер увидел их в автомобиле в районе Тиргартен; они также заметили его.

— Это Данн, не так ли? — спросила девушка. Дэппи кивнул ей и рассеянно взял ее за руку.

— Так это тот человек, что говорил… обо мне такие вещи? Как он посмел!

— Он просто хотел задеть меня, дорогая. Он совсем неплохой человек...

Но девушка не была расположена обсуждать столь малоинтересную персону как Питер Данн, и она вернулась к беседе, которую прервало его появление.

— Я никогда не верила, что ты был грабителем, Дикки. Да если бы и был, что с того? Папаша всегда говорил, что средства распределены не по справедливости. Так что я не имела бы ничего против, если бы ты и впрямь был грабителем. Но я знаю, что это, конечно, не так. Куда бы ты спрятал бабки… деньги, я имею в виду? Папаша всегда называл их «бабки»… Ведь нужно быть очень хитрым грабителем, чтобы спрятать деньги от полиции…

Она и раньше забрасывала приманку из грубой лести, и, наконец, та сработала — он клюнул.

— Вот как? Ты меня еще не знаешь! Слушай, малышка, — Дэппи живо обернулся к ней. — Я не знаю, что этот Данн здесь делает. Может, он в Берлине из-за меня.

Он замолчал и нахмурился.

— И если это так, то мне нужно рассказать тебе кое-что, — он сжал ее руку в своей. — Я не хочу, чтобы моя малышка осталась без средств. У меня есть двенадцать тысяч фунтов, то есть около шестидесяти тысяч долларов. Они припрятаны недалеко от Лондона, и на случай, если со мной что-то случится, я расскажу тебе, где они лежат. Шестьдесят тысяч долларов наличными!

Она выдохнула. Все оказалось проще, чем она ожидала.

— Ты легко их найдешь, я подробно опишу, где искать.

Дэппи понизил голос, хотя в машине никто не мог их подслушать, кроме разве что водителя такси, но тот говорил только по-немецки и, возможно, по-русски.

— Помнишь нашу романтическую прогулку в Эппинг-Форест?

Она кивнула.

— Помнишь, как я вырезал наши инициалы на большом дереве?

Она вновь кивнула. Это место она могла бы легко отыскать даже с завязанными глазами. Оно было недалеко от объездной дороги, дерево стояло в центре поляны; на нем-то и были крупно вырезаны их имена — довольно грубовато, как и странный треугольник между ними, видимо, изображавший сердце.

— Они закопаны под тем деревом, так что ошибиться нельзя, — сказал Дэппи. Затем он неожиданно добавил: — Тебе нравится Руни?

Он нравился ей намного больше, чем она могла признать. Руни Райал был очень внимателен к ней с тех пор, как она приехала в Англию. И с ним они тоже запланировали небольшое путешествие.

— С чего ты такое взял? — пренебрежительно фыркнула она. — Во всем этом мире мне нравится только один парень — и это мой Дикки.

Дэппи вздохнул, как она надеялась, от счастья.

У Дэппи была какие-то дела в городе, и он оставил ее в отеле одну, сказав, что будет отсутствовать по меньшей мере часа два.

Едва он вышел из отеля, как так называемая мисс Мортимер уже направилась к телефону, заказав звонок в Лондон. Была половина одиннадцатого вечера, а в Лондоне — половина десятого, так что линия была свободна, и через десять минут она уже говорила с Руни.

— Узнала? — взволнованно спросил тот. — Боже, в жизни не догадаться! Может, он говорил тебе и про «Траст энд секьюрити»...

— Ни слова, уж поверь, — оборвала его она. — Возьми бумагу и запиши. Там шестьдесят тысяч! Знаешь главную дорогу на Эппинг, проходящую через лес? Да, да, Эппинг Форест. Нужно дойти до перекрестка, затем свернуть направо...

Ее инструкции были весьма точны, и никак нельзя было ошибиться. Руни Райал лихорадочно записывал, а затем, сверяясь, прочел ей все написанное…

Дэппи в это время был в гостиной Питера Данна в «Адлоне». На столе стоял виски с содовой, и Дэппи решился на откровенность:

— Я ухожу от нее, сержант... Более того — мои вещи уже на вокзале. Я не думаю, что мы с мисс Мортимер уживемся и состаримся вместе. Нет, я играю по-честному, как и всегда — никогда не бросал женщин на мели, не заплатив за жилье. Я уплатил за номер в отеле и даже оставил пять тысяч марок у нее под подушкой. Я всегда был холостяком, холостяком и умру, сержант. Женщины хороши, но не в моих делах.

— Когда вы отправляетесь?

— Сказать по правде, прямо сегодня вечером, — слегка улыбнулся Дэппи. — Хитрец Руни Райал оказался умнее меня.

***
В одиннадцать часов вечера эссекский полисмен заметил, как автомобиль сворачивает с главной дороги на Эппинг и останавливается поблизости от объездной дороги. Он некоторое время наблюдал за машиной, но было слишком темно, чтобы разглядеть вышедшего из нее человека. Последний, вооружившись фонарем, осматривал деревья. Заметив вспышку фонаря, полицейский направился к нему, но тотчас вспыхнуло белое пламя, и раздался взрыв, совсем оглушивший его и едва не сваливший с ног. Придя в себя, полисмен бросился к месту происшествия.

В корнях дерева зияла огромная дыра. Взрывная волна смела с дерева кору вместе с вырезанными на ней в порыве сентиментальности инициалами. Трое полицейских всю ночь собирали останки неизвестного, подорвавшегося на мине, так искусно спрятанной экс-капралом.

VII. Принципиальный Джо Лолэс

Генри Дрюфорд Лесстер и Питер Данн познакомились задолго до того, как последний унаследовал титул баронета — когда он был просто детективом Данном. Впрочем, в его памяти отнюдь не сохранилось яркого впечатления от встречи с этим несчастным молодым человеком. Это случилось в день состязания по гребле, когда Питер был вызван в Вест-Энд, чтобы выпроводить из тамошнего театра полдюжины студентов-дебоширов из великого университета. Среди них был и мистер Лесстер.

Впрочем, Генри Лесстер и раньше представал перед полицейским судом и приговаривался к выплате штрафа. В памяти Питера на его счет отложилось лишь то, что он писал свою фамилию с двумя буквами "с". Только благодаря этому странному свойству своей памяти он сумел сохранить воспоминание о мистере Лесстере среди тысяч прочих арестованных и задержанных.

Спустя два года после тех событий на Ворсинг-роуд произошла автомобильная авария. Поздним воскресным вечером в июне большой туристский автомобиль направлялся в сторону Лондона и на полном ходу врезался в небольшую машину, на которой возвращался домой лондонский врач с женой и двумя друзьями. Один из пассажиров-мужчин получил тяжелые травмы. У большого автомобиля слетела покрышка, и сломался радиатор, маленький же автомобиль превратился в груду металла.

К счастью, поблизости от места происшествия оказался полицейский, который практически стал очевидцем аварии (если только в столь поздний час вообще можно было что-либо увидеть). Полицейский оказал первую помощь и отправил раненного в госпиталь на попутном автомобиле, после чего принялся за рутинную работу — записал номера машины, проверил права на вождение и составил протокол осмотра места происшествия.

Несомненно, большая машина находилась не на своей стороне дороги. От молодого водителя в полубессознательном состоянии сильно несло алкоголем. В предъявленных им водительских правах значилось имя Генри Дрюфорда Лесстера.

Констебль был молодым и неопытным, иначе он бы знал, что его долгом было задержать водителя и, обвинив того в вождении автомобиля в состоянии алкогольного опьянения, препроводить в полицейский участок для предоставления обвинения или, по меньшей мере, для освидетельствования к полицейскому врачу. Вместо этого он лишь выписал данные его водительских прав и отпустил нарушителя, предупредив, что тот будет вызван в суд повесткой.

Вне всяких сомнений, этот водитель был пьян. Водитель маленькой машины упорно настаивал на этом, и, после того как пострадавший в аварии человек ночью скончался, несчастный полицейский был отстранен от службы за неосуществление ареста.

Скотленд-Ярд узнал о происшествии и направил Питера Данна наводить справки о виновнике аварии — человеке, управлявшем большим автомобилем. Именно такими мелкими делами по большей части и занимаются сотрудники департамента уголовного розыска.

Адрес, указанный в правах на вождение, привел Питера в роскошную квартиру на Парк-лейн; однако оказалось, что там уже два года живет зажиточный биржевой маклер.

— Мистер Лесстер некоторое время назад обеднел и переехал в деревню, где живет вместе со своей теткой, — пояснил он.

Питер записал в блокнот новый адрес — «Глубинка», Кеншем, Берк.

«Глубинкой» называли старинный дом времен королевы Анны, стоявший посреди большого участка в шесть акров совсем заброшенной земли. Да и от всего дома веяло духом запустения: почти все окна, кроме тех двух-трех, что принадлежали гостиной, были закрыты створками либо зашторены и грязны. Дом был окружен столь таинственной атмосферой, что даже Питер почувствовал ее, несмотря на то, что люди его профессии склонны считать, что тайны и мистика — это удел писателей-беллетристов.

Питер постучал в дверь и позвонил в большой железный колокол. Ему пришлось достаточно долго прождать, но, наконец, он услышал, как отодвигается засов, и в двери поворачивается ключ. Ему открыл высокий широкоплечий молодой человек с небритым, побагровевшим лицом и непричесанными волосами. Поначалу Питер решил, что это сторож, но когда тот заговорил, по звучанию его голоса Питер узнал в нем образованного человека.

— Что вам надо? — с подозрением спросил тот.

Когда Питер пояснил причину его визита, парень покачал головой:

— Мистера Лесстера здесь нет, он уехал за границу полгода назад.

— Но это его дом?

Молодой человек смутился, и тут же за его спиной раздался еще один голос. Дверь раскрылась пошире, и из нее метнулась наружу женщина средних лет. «Метнулась» она вполне буквально — ее платье было со шлейфом, и потому подметало пол. Ее волосы были вызывающе золотистого цвета, без сомнения крашенные, а стареющее лицо — напудрено и нарумянено. На ее руках блестело множество браслетов с бриллиантами.

— Хотите моего племянника повидать? — грубо спросила она. — Сегодня утром он уехал на континент. Вчера вечером вернулся на разбитой машине, взял другую, поменьше, и рано утром уехал. Сказал, что поедет в Париж.

Питер был несколько озадачен; он предположил, что пьянчуга, открывший ему дверь, и эта карикатурного вида женщина — родственники. Так и оказалось: это были мать и сын.

— Но этот молодой человек сказал, что его тут не было много месяцев...

— Мой сын ничего толком об этом не знает, — перебила Питера женщина. — Он вчера рано лег спать и потому не знает, что Генри возвращался. Собственно, он и не намеревался приезжать сюда. Хотите осмотреть его машину?

И откуда только она знала, что Питер приехал, чтобы разузнать об аварии? Видимо, у нее была на редкость хорошая интуиция, этим она заинтересовала Питера. Она принадлежала к тому распространенному типу женщин, что отказываются стареть и цепляются за иллюзию, будто бы при помощи косметических средств можно вернуть былую красоту.

Подобрав шлейф платья, она провела Питера в большой гараж, где он смог осмотреть разбитый автомобиль и занести какие-то заметки в свой блокнот.

— Вы ведь полицейский, верно? Я так и знала, что полиция нагрянет. Этот Генри совсем с ума сошел. Знаете, этот задохлик уже год как пьет. В могилу меня сведет.

— Как вы думаете, где его можно найти?

— Понятия не имею, — покачала головой женщина. — Он месяцами может пропадать и никогда не ставит в известность о своих планах.

— Кто его адвокат?

— Не думаю, что у него вообще есть адвокат. У меня есть его доверенность, но я ею никогда не пользовалась.

***
Кэбмен, который вез Питера обратно к железнодорожной станции, рассказал ему пару занимательных историй о «Глубинке».

— Там жили разные прелюбопытные типы. Например, один немец, по фамилии Шмидт. Я, должно быть, единственный человек, который знает, что, на самом-то деле, его звали Эгольштейном. Вот так имечко, правда?

— Эгольштейн? — заинтересовался Питер. Неужели такое совпадение?

— Да, тот самый Эгольштейн, которого посадили на двадцать лет за ограбление почтового судна. Я видел его фотографию в старой газете, потому и знаю, кто он такой…

Значит, это и в самом деле был Эгольштейн, весьма известный и успешный в свое время грабитель. Питер принялся расспрашивать о нем своего собеседника.

— Нет-нет, он не приходится родственником ни миссис Луинг, ни мистеру Лесстеру. Просто мистер Лесстер снял дом после того, как Эгольштейн съехал. А принадлежит дом священнику.

Кэбмен ни разу не видел мистера Лесстера, только слышал, что тот раньше оставался в «Глубинке», когда бывал болен.

— Кстати, — продолжал словоохотливый кэбмен открытой двухдверной машины (Питер сидел рядом с ним), — занятно, что недавно еще один человек приезжал к ним домой. Как раз на прошлой неделе, молодой джентльмен хотел к ним заглянуть, но ни миссис Луинг, ни молодого мистера Луинга не было дома.

— И что же, прислуга не впустила его?

— Так ведь нет у них никакой прислуги. Старая дама с сыном все делают сами. Вот ведь чудаки, разве нет?

Питер с этим согласился, но на свете так много чудаков, что он совсем позабыл о «Глубинке» до тех пор, пока Джо Лолес не обратился к нему с просьбой.

Питер не любил бывших заключенных. Он упрямо отказывался верить их заверениям о том, что они собираются исправиться, и им нужно лишь несколько фунтов для покупки инструментов, а с ними с ближайшего понедельника они смогут начать честно зарабатывать себе на жизнь. Сентиментальным людям его ответы могли бы показаться слишком грубыми и жестокими, но такие люди не знают психологии правонарушителей.

Раньше Питер в таких случаях утруждал себя просмотром их досье и узнавал, на что именно пойдут деньги, по словам просителей необходимые им для покупки инструментов, но теперь он машинально отсылал обратно безграмотные письма с просьбами о ссуде.

Конечно, в этих прошениях содержались самые разнообразные просьбы. Иногда его просили одолжить восемнадцать шиллингов и два пенса, чтобы оплатить дорогу к умирающему отцу (брату, тетке, сестре или жене), которые, разумеется, жили на таком расстоянии от Лондона, для того чтобы покрыть которое требовалась именно эта сумма. А иногда в письмах были жалобные просьбы одолжить маленькую сумму и тем самым помочь выкупить пальто из ломбарда.

Людям со стороны могут показаться странными столь близкие отношения между полицией и преступниками, а тем более подобные просьбы, но человек, знакомый с работой Ярдаизнутри, знает, как часто с ними обращаются к любому полицейскому, тем более, если у него репутация столь богатого человека, как у сержанта сэра Питера Данна.

Просьбу Джо Лолэса ожидала бы участь всех других подобных обращений, если бы не ее необычный характер. Джо просил ни больше ни меньше, чем рекомендательное письмо, но не к владельцу, а к теперешнему арендатору дома, в котором ему очень хотелось поселиться.

Джо вскользь упомянул, что дом находится в пригороде Лондона, и плата за него составляет двести фунтов в год, из чего Питер сделал вывод, что дом должен быть действительно большим: такая плата высока для пригородного дома — и очень высока для человека в положении Джо Лолэса.

Питер уже собирался выбросить письмо в корзину, когда его глаз зацепился за нечто странное в его формулировке, и он прочел письмо еще раз.

«Во время своего заключения в Дартмуре я разработал новую формулу для производства ковкого стекла. Как вы знаете, я уже освобожден. Я отложил достаточно денег, чтобы оборудовать дом, внести ренту за два года и содержать себя все это время. Дом, который я нашел, идеален для моих целей. Я думаю, что нынешние его обитатели согласились бы уступить его мне, если бы узнали, что вы мне покровительствуете. Собственно, моя нестандартная просьба состоит в том, чтобы вы написали им письмо, конечно, не называя в нем меня своим другом; просто укажите, что хотели бы, чтобы я поселился в этом доме, и этого будет вполне достаточно».

Питер задумался, перечитывая письмо. Оно походило на ложь, но Джо не стал бы лгать. Он был проницательным и самоуверенным человеком, хорошим рассказчиком и получил свой срок потому, что одно его блестяще спланированное дело провалилось из-за деятельного ума человека, которому он сейчас писал.

Джо Лолес был хорошо образован и разумно вел свои дела. Питер перечитал письмо в третий раз и, взяв с полочки лист бумаги, написал Джо в ответ, что приглашает его к себе.

Питер симпатизировал этому вежливому, довольно приятной внешности жулику, окончившему медицинскую школу и достаточно упорно добывавшему средства к существованию. К тому же Джо не уставал посмеиваться над своим подходящим именем и его психологическим влиянием на его выбор карьеры — и оттого он никогда не присваивал себе чужих имен. Он действительно был одним из тех редких жуликов, что числятся в хрониках Скотленд-Ярда, как никогда не использовавшие псевдонимов.

***
Джо появился, как и было обговорено, следующим вечером после ужина. Он был в безукоризненном смокинге, а взглянув на модный покрой его одежды, даже самый недоверчивый человек не смог бы предположить, что всего несколько месяцев назад Джо трудился на принудительных работах в Дартмуре. Его ногти были ухоженными, а волосы аккуратно причесаны и напомажены. В белой манишке поблескивали жемчужные запонки, а когда он вынул из кармана своего белого жилета плоский портсигар, монограмма на нем сверкнула бриллиантом.

— Присаживайтесь, Джо, и выпейте, — пригласил его Питер. — Пережили тяжелые времена, я вижу?

Перед тем как сесть, Джо аккуратно приподнял брюки на коленях, щегольнув шелковыми носками.

— Я не пью, вы позабыли мои привычки, — заметил Джо. — Да и времена, пережитые мною, не были столь тяжелыми, как вам бы того хотелось.

— Так что там с тем домом? Как его называют, кстати говоря?

— Его называют «Глубинкой», — сказал Джо, и Питер удивленно взглянул на него. Тот вытащил сигарету: — Вы не против..?

Питер кивнул и дал ему закурить.

— Мне нравится это место, там целых шесть акров. Дом в ужасном состоянии, и жильцы там далеко не самые приятные, но я приведу все в порядок, если они съедут. «Глубинка» и впрямь находится в глуши, в стороне от проезжей дороги — и вне зоны деятельности столичной полиции, кстати говоря.

— Собираетесь производить ковкое стекло? — Брови Питера приподнялись.

— Почему бы и нет? — ответил Джо довольно холодно. — У меня есть мысли насчет формулы его изготовления. Это одно из мечтаний ученых мужей, что-то вроде философского камня, только куда практичнее — и это логично. В этом доме, я полагаю, огромная старая кухня, из нее получится хорошая лаборатория. Я бывал в лаборатории Грэшема, если вы посмотрите мое досье, то увидите, что у меня есть неплохой опыт по части химических исследований. Я накопил достаточно добытых незаконными делами денег, их мне хватит на год-другой безбедной жизни, и это время я могу потратить весьма занятно, к тому же не доставляя вам беспокойств, а там, глядишь, и удастся сколотить приличное состояние.

Питер заинтересованно смотрел на него.

— Вы так уверены в успехе?

— Не знаю, — скривился Джо. — Видите ли, Данн, беда в том, что мне мешает моя сознательность. До сих пор я скорее упустил бы хорошую возможность, нежели отошел бы от того, что я называю дозволенными путями правонарушений. Возможно, придется упустить и другую возможность.

— Но почему вас интересует именно этот дом? — спросил Питер. — И каким образом письмо от меня повлияет на его обитателей, которых вы хотите оттуда выселить?

— Не знаю, — пожал плечами Джо. Он долго смотрел на Питера, а потом заговорил снова: — Конечно, вы никогда не были в Дартмуре, а жаль. Такой опыт делает человечнее. Там сидел один немец по фамилии Эгольштейн. В свое время он был известным грабителем.

Питер кивнул в ответ.

— И вы наверняка знаете, что он жил в «Глубинке». Я побывал там вчера, и, наверное, единственный на всю деревню кэбмен поведал мне то же самое, что до этого и вам. Мы с Эгольштейном работали вместе. Он любил «Глубинку» и находил в ней своеобразное очарование, какого в этом старом доме, пожалуй, и нет. Но по его рассказам это было прекрасное место, синоним полнейшего спокойствия… Признаюсь, увидев дом, я был шокирован, но эта иллюзия умиротворенности осталась...

— Удивительно, — пробормотал Питер.

— Вы думаете, что я что-то задумал, но это не так, — со всей серьезностью сказал Джо, хотя, возможно, это было лишь притворство. — Бедный старина Эгольштейн, как вы знаете, умер в тюремной больнице — но прежде подал мне идею поселиться в этом доме. Было ужасно обнаружить, что в нем обосновались старая злобная ведьма и ее сын-пьянчуга. Когда я первый раз их увидел, она хотела сдать мне его в субаренду, но когда я появился там во второй раз, она даже не открыла дверь, а на мое письмо ответила с такой грубостью, которая попросту не подобает человеку ее возраста.

Джо замолчал и посмотрел на Питера.

— Но как письмо от меня может вам помочь? Неужели мое имя обладает какой-то особой силой?

— Подозреваю, что да, — пожав плечами, ответил Джо.

Что бы это значило? Питер задумался, но безрезультатно — у него было слишком мало информации.

— Кому принадлежит дом?

— Преподобному патеру Уильяму Уолкеру. Вот визитка с его адресом, — Джо вынул из кармана карточку и положил на стол. — Он настоятель собора и просто купается в деньгах. Неправда ли, священнику это не подобает, но, увы, такое встречается! Нужно принимать мир таким, какой он есть.

Питер взял визитку, осмотрел ее и сунул в карман.

— Дайте мне сутки на раздумья, а потом я скажу вам, что можно предпринять.

Джо поднялся и, замешкавшись на минуту, сказал:

— Будьте добры, сделайте это для меня.

Высказав эту загадочную просьбу, он ушел.

Преподобный Уильям Уолкер действительно был весьма богат. Не всякий настоятель собора может себе позволить такую роскошь, как домик на Итон-плейс, пусть даже простенький. О его наличии Питер разузнал, воспользовавшись адресной книгой юго-западной части Лондона.

Питеру был заинтересован в визите к патеру. Хотя бы ради собственного удовольствия он хотел бы прояснить для себя тайну, а возможно, и две — ведь мистер Лесстер исчез. Был выписан ордер на его арест по обвинению в непредумышленном убийстве, но это дело попадало под рассмотрение местной полиции, а не Скотленд-Ярда.

Питер нашел, что патер Уолкер — очаровательный и добродушный человек. Тот охотно признавал, что у него больше имущества, чем необходимо для жизни (и для справедливости), потому он с радостью сбыл бы «Глубинку» с рук.

— Все верно, я получил от мистера Лолесса предложение взять дом в аренду, а затем и купить, и хотел было согласиться, но, видите ли… Меня так надул один проходимец, который раньше арендовал этот дом, что я стал осторожен в деловых вопросах. Да и нынешняя обитательница, миссис Луинг, не выказывает ни малейшего желания переезжать. Правда, мистер Лолесс обещал раздобыть некое письмо, которое поможет выселить квартирантов...

Питер засмеялся:

— Вероятно, речь шла о моем письме, или, быть может, я себе льщу…

Патер Уолкер улыбнулся:

— Как бы то ни было, желаемого он не достигнет. Миссис Луинг хочет подписать контракт об аренде еще на пять лет, поэтому я вынужден отказать мистеру Лолессу, написав ему об этом в письме. Так что, думаю, ваше письмо не пригодится.

— Оно бы наверняка пригодилось, да вот только я бы его не написал, — ответил Питер.

***
Спустя два месяца в Скотленд-Ярд поступил срочный запрос, и, поскольку Питер Данн уже имел дело с «Глубинкой», туда отправили именно его.

Констебль, на лошади совершавший обход вдоль «Глубинки», заметил вспышку света вблизи дома. Это привлекло его внимание, поскольку он был местным и знал, что Луинги этим утром уехали в Брайтон.

Проехав сквозь брешь в изгороди, полицейский направил свою лошадь к дому. Возле зеленых насаждений за домом он увидел фигуру человека и крикнул ему. Судя по тому, что человек бросился наутек, стало ясно, что он не имел права там находиться.

Полицейский не стал пытаться преследовать подозрительного нарушителя, вместо этого решив спешиться и немного осмотреть дом. В свете фонарика он разглядел, что окно разбито, рама поднята, а створки ставней сломаны. Предположив, что в доме может быть сторож, он позвонил в дверь, но не получил никакого ответа. Тогда он направился к телефонному аппарату, чтобы передать отчет в ближайший полицейский участок.

***
В это время в загородных домах произошла серия краж, и Скотленд-Ярду было поручено расследовать эти дела. Питер Данн отправился в «Глубинку» и вместе с местным инспектором повторил путь, пройденный вором.

В неприбранной столовой было множество серебряных приборов, но их не тронули. Одна из задних дверей была отперта и распахнута. Как раз в этом месте инспектор заметил свет.

Осмотрев дом, они не нашли ничего, кроме множества запертых комнат, ужасного беспорядка и запустения — и несметного количества пустых винных бутылок. Ничто не давало ни малейшего намека на личность преступника, разве что кроме небольшой корзинки с остатками трапезы на одном из столов.

Но поиск в таком большом, полном закоулков доме мог быть только весьма поверхностным, так что Питер принял версию местного инспектора о том, что вора спугнули.

Попытки Питера поговорить с миссис Луинг и ее сыном были тщетны, это он понял на следующий день, когда не удалось выяснить по телефону их местоположение.

К тому же его ждали на службе в связи с более важным заданием — нужно было расследовать ограбление магазина меховой одежды в лондонском Ист-Энде.

Когда вечером он вернулся домой, слуга доложил ему, что его дожидается некий гость.

— Мистер Лолес, сэр, джентльмен, что уже заходил к вам пару месяцев назад.

— Лолес? Что ему надо? — удивился Питер.

Он уже почти позабыл о самом существовании этого мошенника.

Джо устроился в глубоком кресле, как у себя дома. Он был в пиджачном костюме и с любовной улыбкой поглаживал маленький чемоданчик, стоявший рядом со стулом подле него.

— Все предсказуемо, — сказал он.

— Чего вы хотите? — спросил Питер.

— Мне нужно толкование закона, — мистер Лолес вновь улыбнулся. — Вы видите, что я приготовился к немедленному аресту. Помните старое латинское выражение: «всяк сверчок знай свой шесток». Я свой знаю. Я последовал этому превосходному совету и попробовал проникнуть в чужое жилище.

Питер удивленно взглянул на собеседника.

— Вы явились с повинной?

Джо с достоинством кивнул.

— В каком-то смысле. Конечно, история про стекло была ложью. Она обманула весьма многих, но только не вас. Конечно, я хотел спугнуть старую леди и выжить ее из дома, и я был уверен, что ей есть чего бояться. После вашего визита они с сыном целую неделю пьянствовали. Кстати, можно выпить?

Питер позвонил в колокольчик, не произнеся ни слова до тех пор, пока слуга не принес его посетителю виски с содовой.

— Я начал пить вчера утром, — пояснил Джо, делая глоток. — Это не так занимательно, как мне поначалу казалось, но хотя бы отгоняет неприятные воспоминания.

— Да? — заинтересовался Питер.

— Я был санитаром в дартмурском госпитале и ухаживал за Эгольштейном, когда он умирал. Он рассказал мне, что закопал в подвале «Глубинки» тридцать тысяч фунтов. Конечно, мне до смерти хотелось добраться до этих денег, но тем временем в дом вселились новые жильцы, и их было не выселить. Наконец они уехали в Брайтон (кстати, я выяснил, что они остановились по адресу Лиланд Крэсент, 34), и я проник в дом.

— Это вы были тем взломщиком?

Джо снова кивнул.

— Под погребом есть еще один. В него ведет дверь позади большого сундука; под этим-то подвалом Эгольштейн и закопал свои деньги. Я стал копать — как я ненавижу такую работу, от нее весь взмокнешь и разживешься волдырями на руках... Но тридцать тысяч того стоят! Да и сильно трудиться не пришлось — земля была уже вскопана, кроме того, я заметил, что кирпичи сдвинуты. Когда я нашел...

Рука, которой Джо поджигал сигарету, слегка задрожала.

— Очень странно, что они выбрали тот же дом, не так ли? Бедняга умер, а может, и был убит около года назад, но они решили держать это в тайне. Ваши врачи определят точную причину смерти, совсем как студенты-медики. Лично я думаю, что его застрелили. У старухи была его доверенность и куча чеков на предъявителя. А ее сын позаимствовал у него автомобиль и права на его вождение — собственные он потерял из-за пьянства, как вы обнаружите.

Джо тяжело вздохнул и выбросил только закуренную сигарету в камин.

— Будь я бессердечной скотиной, я продолжил бы копать и достал бы деньги Эгольштейна. Но у меня есть принципы, Данн. И вот что мне интересно: как на это посмотрит закон? Что я получу: пять лет за кражу со взломом или крупное вознаграждение за выдачу двух хладнокровных убийц?

VIII. Часы смерти

У Ли Смита не было ни судимости, ни гражданства, хотя сам он считал себя американцем, и никто этого не оспаривал. Раньше он определенно жил в Соединенных Штатах — в первое время после переезда у него сохранялся своеобразный быстрый говор, по которому легко было определить, где именно он жил. Это был говор Среднего запада, столь отличный от неторопливого языка южан, говор, над которым так потешаются в Нью-Йорке.

Рэд Сандерсон вне всяких сомнений был американцем, но, вероятно, английского происхождения, а его предки звались так в те времена, когда англичане писали эту фамилию через «Ф».

Джо Келли был истинным космополитом — он знал Париж, довольно бегло говорил по-французски, побывал в двух французских тюрьмах и едва сумел избежать заключения в Кайенне[8], которую часто весьма ошибочно считают «Островом Дьявола» — но на самом деле вышеназванный остров является лишь малой ее частью.

Они незаметно прибыли в Лондон как раз в те дни, когда Питер Данн только пришел работать в Скотленд-Ярд и обучался профессии у Сэма Аллервэя.

Как было известно всему миру, Питер был единственным на все Соединенное Королевство баронетом, патрулировавшим улицы города. Многие люди, узнав, что после смерти деда к нему перешли титул и состояние, полагали, что теперь из приличия ему подобает оставить службу в органах правопорядка.

Некий лорд однажды выразил эту точку зрения, Питер в свою очередь спросил его:

— Когда вы стали лордом Извините-не-припомню-вашего-имени, вы отказались от игры в гольф?

— Нет, — ошеломленно ответил аристократ.

— Вот видите!

— Но я не вижу тут никакой связи, — продолжил озадаченный лорд. — Ведь служба в полиции это не игра?

— Вы не знаете об этом и половины, — ответил Питер.

Итак, Питер в то время обучался у Сэма Аллервэя.

Не было более подходящего человека для обучения молодого полицейского, чем Сэм. Он был великим сыщиком, лучшим в нашем поколении. Он мог бы достичь более высокого звания, но он немного выпивал, при этом много играл и постоянно залезал в долги; по всем этим причинам начальство относилось к нему с предубеждением. Но, на самом деле, за всю свою жизнь Сэм не получил ни цента незаконным путем.

Распространено ошибочное мнение, будто бы высшие чины Скотленд-Ярда владеют целыми кварталами домов, а также имеют значительные капиталовложения. Несомненно, благодарные граждане иногда делают им крупные подарки в знак признательности за проявленные ими ум и находчивость, и те принимаются. Конечно, все это противоречит уставу, но не противоречит человеческой природе. Сэм тоже мог бы принимать такие подарки, если бы они предлагались ему законопослушными гражданами, которым он помог. Увы, такие дары предлагались совершенно другими людьми.

— Вы не сразу это поймете, Питер, — говорил он. — Преступные деньги цепляются, как будто крючком, и эти крючки потом не отцепить! Впрочем, на вас это не может повлиять — у вас и своих денег предостаточно, так что не завидую той пташке, что предложит вам взятку за то, чтобы вы отвернулись на пять минут.

Сэм Аллервэй не пользовался популярностью среди начальства. Из-за его язвительных насмешек у него не было друзей. Он мог всего одной хлесткой нелестной фразой точно охарактеризовать свое начальство — и вследствие этого так навсегда и остался инспектором, несмотря на то, что прекрасно ловил преступников.

Одним из немногих людей, которые уважали и понимали его, его был некий мистер Дж. Г. Ридер, который в то время был известен как частный детектив и следователь, работающий на «Банкерс Траст». Но поскольку мы не здесь идет речь о Ридере, то приведем лишь данную им характеристику Сэма Аллервэя:

— Лучшее, что можно посоветовать преступникам — так это собрать деньги и поставить памятник человеку, который ввез старый добрый бренди в нашу страну.

Выдержанный бренди был слабостью Сэма. Но он был совершенно трезв той ночью, когда произошло ограбление Канадского коммерческого банка на пятьсот тридцать тысяч канадских долларов.

Ограбление произошло между пятью часами вечера субботы и семью часами утра воскресенья. Три человека спрятались в офисе, находившемся прямо над помещением банка. Канадский коммерческий банк располагался в огромном угловом здании размером в целый квартал, фасадом обращенным на Трафальгарскую площадь.

Нижний этаж и подвалы были полностью отведены под банкирские конторы, а пять этажей выше были заняты различными офисами. Тот, что находился непосредственно над банком, принадлежал страховой компании. Здание было построено по специальному проекту и являлось собственностью банка. Между банковскими помещениями и страховой фирмой был пол из бетона, с дополнительно установленной металлической сеткой внутри.

В день ограбления на Трафальгарской площади проходил митинг безработных. Площадь была заполнена людьми из всех частей Лондона с разнообразными плакатами и лозунгами. Полиция направила сюда все свои резервы, чтобы предотвратить возможные беспорядки.

Еще одним благоприятным для грабителей обстоятельством послужил ремонт газопровода как раз перед банком. Вся проезжая часть была разворочена, и весь вечер духовому оркестру митингующих аккомпанировал грохот автоматического молота, дробящего мостовую.

Вне всяких сомнений, грабители также использовали пневматическую дрель, причем старались работать в такт с рабочими снаружи. Бетонный потолок был пробит как раз над запертым кабинетом управляющего, доступа в который не было у двух сторожей отдела.

Что же касается этих самых сторожей, то на вопрос, где они находились в то время, когда был пробит пол, они так и не смогли дать вразумительного ответа. Оба они уверяли, что были на своем посту, но весьма вероятно, что кто-то из них мог отлучиться на час-другой. В это же время грабители проникли в кабинет управляющего, открыли дверь изнутри и без труда обезвредили и связали оставшегося сторожа, который, к их удивлению, глазел в окно на демонстрантов.

Второго сторожа вывели из строя у входа в банк. Согласно сложившимся обстоятельствам грабители предположили, что он на время мог выйти, и подстерегли его, за неимением другого места спрятавшись за дверью.

Сторожам завязали глаза, а затем связали и заткнули рты кляпами. Они не смогли дать ровно никакого описания грабителей или сколько-нибудь полезных показаний, но по случайности глаза одного из них были завязаны платком грабителя, на котором была метка прачечной. Впрочем, этого было явно недостаточно, чтобы выявить преступников или дать полиции действительно надежную зацепку в этом деле.

У троих преступников был прекрасный набор инструментов — они смогли открыть дверь хранилища, пропилив железные засовы, и полностью обчистить сейф.

Каждый час после закрытия банка патрульный полицейский, проходя мимо бокового входа, нажимал на маленькую кнопку звонка и ждал ответного сигнала, извещающего, что все в порядке. Но, вероятно, воры были хорошо осведомлены об этой системе, так как и полицейский, и его смена исправно получали ответы на сигналы вплоть до восьми утра. В это время, нажав на кнопку, полицейский не получил ответного сигнала. Он попытался еще раз, но безуспешно. Тогда, в соответствии с установленным порядком, он сообщил о происшествии в главное управление на Кэннон-Роу, то есть в Скотленд-Ярд.

Затем он вернулся к главному входу в банк и тщательно присмотрелся. Как всегда, горели две лампы, и ничто не говорило о том, что что-то идет не так. Он постучал у парадной двери, но не получил ответа. На этом месте он подождал, пока из отделения не прибыла патрульная машина с его непосредственным начальником и — самое главное — с дубликатом ключей от банка. Они хранились на Кэннон-Роу в специальном стеклянном ящике, который нужно было разбить, чтобы вынуть их оттуда.

Факт произошедшего ограбления был сразу же установлен. Один из сторожей был отправлен в больницу на карете скорой помощи, а второй доставлен в участок для допроса. Спустя полчаса все начальство Скотленд-Ярда прибыло в банк для проведения расследования. Этим делом поручили заняться Аллервэю.

— Это не английский стиль работы, — сказал он, осмотрев оставленные взломщиками инструменты. — Либо янки, либо французы, но ставлю девять к одному на американцев.

— Так значит, вы настаиваете на том, что эти инструменты американского производства? — спросил начальник, недолюбливавший Аллервэя (впоследствии начальник был уволен за некомпетентность). — Что ж…

— Инструменты английского производства, — фыркнул Аллервэй. — Вы и сами бы это заметили, будь у вас зрение получше и не будь вы слишком ленивы даже для того, чтобы просто взглянуть.

Аллервэй привык говорить со старшими инспекторами в таком тоне и поэтому не пользовался особой популярностью у начальства.

Он начал свои поиски, не жалея сил. К утру понедельника он уже выяснил, что владельцем платка был Рэд Фандерсон. У него был номер в первоклассном отеле в Вест-Энде, на Ватерлоу Бридж-роуд. Аллервэй обнаружил, что сей джентльмен покинул отель накануне, демонстративно украсив свой багаж наклейками, указывающими на то, что он отправляется в Канаду.

И вдруг Аллервэю повезло. В отеле некоторое время проживал некий член королевской семьи одной из южноевропейских стран, и однажды утром фотограф из газеты заснял момент его отъезда. По совершенной случайности в кадре на заднем плане оказался и мистер Ли Смит, в это же время покидавший отель вместе со своим камердинером, Джозефом Келли, обходительным человеком, любимцем курьеров, достаточно скромным человеком.

Полиция по всей стране начала розыск этих господ. Спустя неделю Сэм получил еще один ключ — человек, соответствующий описанию Ли Смита, купил подержанный автомобиль и зарегистрировал на имя мистера Грея. Это был американский автомобиль модной марки.

— Номер автомобиля... — начал фразу человек из гаража.

— Забудьте о нем, — оборвал его Сэм. — Он наверняка уже сменил его.

Это дело было первым крупным расследованием Питера Данна и, естественно, взволновало его. Он почти не спал в первую неделю поисков и уже был готов отказаться от этого дела, когда неожиданно получил известие, что трех грабителей удалось выследить — их автомобиль был замечен в районе Слау. Это придало ему решимости для дальнейших действий.

Это была отвратительная ночь: дождь лил как из ведра, и сильный ветер с юго-востока хлестал в лицо. Они напали на след в Мейдехенде, потеряли его в Рединге и вернулись в Хенли с пустыми руками. В шесть утра машину преступников заметили в Андовере, где была установлена плотина, но Ли сделал петлю и помчал к Гилфорду. На Гилфорд-роуд патрульная машина шла за автомобилем Ли почти вплотную. Преступник попытался проскочить мимо, но полицейский автомобиль преградил ему путь.

В патрульной машине помимо водителя были только Питер Данн и Сэм Аллервэй, но трое преступников, не оказав сопротивления, сдались.

Питер присматривал за преступниками, пока Сэм вел автомобиль. Они остановились у маленькой придорожной гостиницы, где Сэм обыскал автомобиль. Увы, в машине ничего из украденного не обнаружилось. В двух чемоданах была лишь вещи арестованных, но ни следа украденных денег.

Это было неожиданно, ведь многие свидетели видели Ли Смита и его сообщников если не покидающими банк, то во всяком случае в районе банка с чемоданом вроде этих. Трое преступников могли бы избежать наказания из-за недостаточного количества улик, но Сэм сумел найти второй набор инструментов взломщиков, который три джентльмена сдали в камеру хранения на железнодорожном вокзале. Приняв к рассмотрению эту улику, суд приговорил всех троих к двенадцати годам заключения.

Именно наличие этой улики побудило Ли Смита сделать важное заявление: на момент их задержания в автомобиле находились четыре пакета с деньгами на сумму в шестьдесят тысяч канадских долларов. Как Смит сказал судье, Сэм обещал помочь ему, если тот не заметит, что он забрал эти деньги. Это было грубой ложью. Питера, присутствующего в суде, она очень возмутила, но это была вполне правдоподобная ложь. Люди, читая репортаж из зала суда в газетах, говорили: «Что ж, а почему нет...» Было проведено ведомственное расследование. Сэм Аллервэй был сломлен, унижен. Он начал появляться на заседаниях угрюмым, в нетрезвом состоянии, вследствие чего был уволен.

Спустя две недели его тело было найдено в Темзе.

Через два года Питер Данн стал главным свидетелем в другом служебном расследовании, по окончании которого главный инспектор, ответственный за провал Аллервэя, был не просто с позором уволен, но и едва избежал лишения свободы.

Но куда же пропали деньги, украденные из Канадского коммерческого банка? Скотленд-Ярд полагал, что их разделили на тысячи мелких сумм и переслали по почте различным адресатам в Америке. Это был простой способ спрятать бумажные деньги, к тому же так вывоз крупной сумму денег было практически невозможно обнаружить.

Допрошенный во время своего заключения в Дартмуре Ли Смит намекнул, что этот метод и был использован. Но в Скотленд-Ярде нашлись люди, припомнившие, что после кражи денег грабители находились в розыске, и во все почтовые отделения поступило указание обращать особое внимание на все объемные отправления в Соединенные Штаты.

Рапорт Питера по этому делу стоит процитировать:

«Эти трое прибыли в Англию за полгода до ограбления. Они не только разработали идеальный план действия, но также и грамотно выполнили его. У них был автомобиль, на котором они должны были добраться до побережья, но, вероятно, машина попала в аварию, иначе им не пришлось бы покупать новую. У нас есть полученный от американской полиции рапорт по делам Ли Смита. Он обвинялся в трех ограблениях банков, и ему грозило заключение в Синг-Синге на срок от пяти до двадцати лет, но он добился оправдания, подав апелляцию, в которой указывалось на юридические нарушения в ходе суда. Этот человек получил превосходное образование, и нет никаких свидетельств, что в Америке у него есть сообщник. Все основные американские банки получили просьбу от Скотленд-Ярда отчитаться о вкладах, сделанных через английскую почту, но ничего подозрительного не было выявлено».

Спустя девять лет все трое были освобождены из Дартмура, препровождены в Саутгемптон и оттуда кораблем депортированы в Америку. Полиция Нью-Йорка сообщила об их прибытии. На тот момент Питер посчитал это концом дела.

***
Спустя год в конце лета Питер Данн познакомился с делом о «часах смерти» при самых странных и необычных обстоятельствах.

Он взял отпуск. Ему хотелось отдохнуть, свободно путешествуя на небольшом катере от Кингстона до Оксфорда, останавливаясь на ночь в палатке, разбитой на любой удобной для этого лужайке, и пополняя запасы пищи во время визитов во встречающиеся на его пути городки. Питер прихватил с собой граммофон и несколько книг, чтобы в их обществе коротать вечера. Наутро же, искупавшись в реке, он продолжал свое путешествие через ряд шлюзов по пути к столь хорошо знакомому ему знаменитому городу.

Между Локтоном и Борн-Энд очень холмистая местность. По этим пустынным местам не очень приятно путешествовать даже днем; Питер же и вовсе прибыл сюда поздно ночью, бросив якорь у заросшего сорняками берега. Он натянул москитную сетку на кабине катера и принялся готовить ужин.

Это было не самое удачное время для ночевки на реке. Моросил дождь, и со стороны реки дул холодный ветер, поэтому, когда после захода солнца похолодало, Питер порадовался тому, что захватил с собой в путешествие теплый пуловер. Он совсем не знал эту часть реки, и у него возникло ощущение, что дорога в этом месте проходит на некотором расстоянии от берега — Питер не видел автомобильных фар и не слышал шума двигателей машин.

Проклиная сквозь зубы английское лето, он как следует захлопнул дверь каюты и потратил десять минут на истребление насекомых, все же ухитрившихся пробраться внутрь.

Питер попытался читать немецкую книгу по криминологии, но почувствовал сильную сонливость. Так что уже в девять часов он надел пижаму, потушил маленькую лампу, при свете которой читал, и лег спать.

Он не был таким уж любителем поспать, и определенного рода шумы пробуждали его быстрее, чем прочих. Гул дорожного движения, например, не мешал ему спать, как и низкий звук клаксона, но пронзительные звуки немедленно будили его.

Питер проснулся прежде, чем успел понять, что заснул. Разбудил его крик, и, несомненно, кричала женщина. Прислушиваясь, он встал с койки. Крик повторился. Это был вопль ужаса: кто-то кричал в страшном испуге.

Питер накинул поверх пижамы дождевик, открыл дверь каюты и выглянул на палубу. Кто-то бежал через подлесок, ломая ветки, и он услышал рыдания женщины.

— Кто там? — крикнул он.

Вернувшись в кабину, он взял ручной фонарь, чтобы с его помощью рассеять тьму. Тот осветил стоявшую девушку, в ужасе смотревшую на Питера. Она была в ночной рубашке и старом, выцветшем халате. Волосы ее были растрепаны, а круглое лицо перекошено от страха.

— Все в порядке, — сказал Питер.

Очевидно, что-то в тоне его голоса успокоило ее, так как она начала взбираться по крутому берегу.

— Погодите, — остановил ее Питер. — Я подтяну свой катер ближе к берегу. Что произошло?

Она не отвечала, пока он не взялся за трос, и корма лодки не пристала к берегу. Рука, за которую ее взял Питер, была мертвенно холодной, и сама девушка вся дрожала как осиновый лист.

— Заберите меня отсюда! Заберите быстрее! — всхлипывала она. — Это ужасно! Я не останусь здесь на еще одну ночь! Я услышала о «часах смерти» и рассказала о них мистеру Хэннею, но он лишь рассмеялся...

— Вы увидели что-то неприятное, верно? — предположил Питер.

Он провел девушку в каюту и укутал ее в одеяло. Она была весьма невзрачна, и Питер без труда догадался, что она была служанкой. Когда же она сказала ему, что служит горничной, он скорее подивился тому, что она смогла дослужиться хотя бы до такой должности.

У Питера в термосе был горячий кофе, который он оставил для раннего завтрака. Он дал ей его, и это немного успокоило девушку.

— Я служу в доме мистера Хэннея, сэр… в Диггинс Фоллис, вы, должно быть, знаете этот дом.

— Нет, я о нем не слышал, — возразил Питер, — как и о мистере Хэннее. Кто он?

Девушка не смогла дать внятного описания своего хозяина, сказав лишь, что он очень богат и «умеет наряжаться».

Судя по всему, ее очень испугали некие «часы смерти». Она слышала их снова и снова. Двое других слуг уволились, услышав их стук, ведь, если они начинают стучать, значит, случится что-то ужасное. А она все время слышала это ужасное «тик-так» где-то в стене.

— Если вы слышите «часы смерти», значит, кто-то непременно умрет.

— Я слышал о таких суевериях, — сказал Питер с улыбкой. — Это просто шуршат жуки, а они вполне безобидные.

Девушка покачала головой.

— Только не здесь, сэр, — произнесла она очень серьезно. — В Честерфорде всегда что-то случается, если вы услышали «часы смерти».

Питер услышал чей-то голос, окликающий владельца судна с берега, и вышел на палубу. Он увидел высокого худого человека с фонарем в руке.

— Вы не видели здесь девушку? — громко спросил он низким голосом.

— Да, она здесь, со мной, — ответил Питер.

— Я мистер Хэнней из Честерфорда, — несколько напыщенно пояснил мужчина, видимо, обладающий изрядным самомнением. — Эта глупая служанка устроила истерику, услышав о часах смерти: после этого ей показалось, что она что-то увидела... Она выбежала из дома, прежде чем я успел ее остановить.

— С вашего позволения, сэр... — девушка вышла из кабины катера и встала за спиной Питера. — Мне было так страшно, сэр.

— Немедленно возвращайся домой! — приказал Хэнней. — Твое поведение просто нелепо, ты выставляешь и меня, и саму себя на посмешище. Призраки! Никто никогда их не видел!

— Но я видела, сэр...

— Чепуха! — отрезал мистер Хэнней. — Пошли, вернемся домой.

Питер с облегчением выдохнул: его не прельщала перспектива всю оставшуюся ночь делить каюту с этой девушкой. Его маленькие часы показывали, что только что перевалило за полночь, и у него не было никакого желания ночь напролет просидеть с той, которая не может говорить ни о чем, кроме как о призраках и часах смерти. Он охотно помог девушке сойти на берег.

— Большое спасибо, мистер...?

Питер не стал называть свое имя. Он был рад тому, что девушка ушла, но еще в течение часа ворочался с боку на бок, обдумывая это странное маленькое происшествие. Часы смерти? Призраки? Он улыбнулся этим суевериям.

Сразу же после того, как он стал засыпать, его снова потревожили. Ему еще раз пришлось выбираться из постели и выглядывать из каюты. Человек на берегу был без фонаря.

— Простите, сэр, это вы тот джентльмен, у которого пряталась Лили?

Питера внезапно обдало холодом — по причине, известной лишь ему самому.

— Да, — тихо ответил он.

— Она унесла ваш плед. Мистер Хэнней попросил вернуть его вам.

Волнение, охватившее Питера, сошло на нет. Оставив фонарь в каюте, он совсем смутно видел человека на берегу, но, очевидно, тот видел Питера достаточно хорошо.

— Вы сможете его поймать?

Что-то полетело в него, и мягкий сверток врезался ему в грудь.

— Он у вас? Тогда спокойной ночи, сэр.

Человек скрылся, направляясь по крутой тропе к скрытому во тьме дому. Питер долго стоял под дождем, и капли барабанили по его непромокаемой накидке.

— Господи! — тихо пробормотал он.

Питер вернулся в каюту, включил свет и сел.

— Кем, черт побери, был этот Диггин? — спросил он сам себя спустя час раздумий. — И что за причуды были ему свойственны?..[9]

Питер отошел от причала сразу после рассвета. Он остановился в Марлоу, где сошел на берег и в такую рань снял номер в гостинице «Красный лев», в котором и продолжил свой прерванный сон. В десять утра его катер все еще находился на лодочном сарае, а Питер принялся наводить справки.

Диггин, именем которого назывался дом, был его давно почившим строителем. Именно ему пришла в голову идея построить две виллы на вершинах двух одинаковых холмов. Строения оказались не слишком хороши, но только не в глазах самого Диггина, который был и архитектором, и строителем. Главным недостатком вилл была их удаленность от главной дороги, что делало их почти недостижимыми для внешнего мира, ведь в дни их строительства автомобильный транспорт был еще неизвестен. Это были виллы из красного кирпича, с эркерами и крышами, покрытыми шифером — все вместе это смотрелось не слишком привлекательно. Они получили название «Диггинс Фоллис», так как никто не хотел ни купить, ни арендовать их. Даже изобретение автомобиля не сделало эти дома желанной покупкой.

Но за неделю до собственной смерти мистер Диггин все же смог продать одну из вилл вместе с землей, на которой она стояла. Человек, который ее купил, намеревался открыть здесь птицефабрику, но его дело так никогда и не открылось. Продажу второй виллы, более важную, совершил уже душеприказчик мистера Диггина; ее покупателем и стал мистер Хэнней. Он перестроил виллу, так что она потеряла врожденное уродство и смогла подняться до уровня настоящего загородного дома.

— Действительно, Честерфорд является одним из самых красивых домов в нашей местности, — поведали Питеру. — У него прекрасные угодья, бассейн для плавания и все такое.

Очевидно, мистер Хэнней был оптовым торговцем мануфактурой, продавшим свой бизнес за огромную сумму некоему обществу с ограниченной ответственностью — тогда такие сделки не были редкостью. У него был лишь один ребенок — дочь по имени Патриция. Питер случайно увидел, как она проезжала по городу на роллс-ройсе. Она была в синей теннисной куртке и веселом разноцветном шарфике. Каштановые волосы, не покрытые шляпой, развевались по ветру. «Симпатичная», — подумал Питер. Впрочем, это была его слабость — он считал почти всех девушек симпатичными.

Весьма осторожные расспросы не дали Питеру никакой информации о призраках, по крайней мере, в связи с Честерфордом. Но все же в доме мистера Хэннея происходило что-то странное: слуги увольнялись, немногие оставались там больше, чем на неделю. Питер узнал об этом в местном бюро по трудоустройству. Дворецкий уволился месяц назад, но ему нашлась замена. Две кухарки ушли спустя неделю службы, также за последние два месяца в доме сменилось пять горничных.

Мистер Хэнней был джентльменом с безупречной репутацией. Это был богатый человек и примерный прихожанин. Он владел двумя автомобилями и каноэ с электрическим приводом. Очевидно, что он не был легкомысленным человеком; напротив, насколько Питер мог судить, он был трезвомыслящим, хоть и не всегда толерантным. Впрочем, и несколько ограниченным — после последних парламентских выборов он уволил двух садовников, которые имели дерзость проголосовать за кандидата от лейбористов да еще по глупости похвастать своим ужасным поступком.

Фактически, он был представителем того типажа, который можно встретить в любом маленьком английском городке. Хэнней верил, что вся страна катится к чертям и с этим следует что-то делать.

Три дня из своего отпуска Питер потратил на проведение собственного маленького расследования. Он подошел к дому достаточно близко, чтобы мельком увидеть, как мисс Патриция ведет желтый роллс-ройс. Это порядком впечатлило его.

Как он выяснил, в доме обитали мистер Хэнней, его дочь, а также слуги: дворецкий Хиггинс, две горничные — впрочем, одна из них спешно оставила это место (Питер считал, что это была его испуганная гостья), а также недавно нанятый садовник, который по совместительству был еще и шофером.

Питер очень внимательно осмотрел угодья, но не стал приближаться к дому. Он решил, что проще осмотреть вторую из двух вилл Диггинс Фоллис, пребывавшую примерно в том же состоянии, что и после постройки: грубоватое строение, запущенное и совсем заброшенное. Оно располагалось на неухоженном участке в два акра земли. Не делалось никаких попыток навести порядок в саду — сорняки были по колено. Изрядный слой пыли пытались смыть дожди, и окна были покрыты пятнами грязи. На большем из участков Питер обнаружил руины заброшенного курятника — он были построен за домом много лет назад. Непогода изрядно потрепала строение — теперь оно буквально рассыпалось.

Питер протер платком окно и заглянул в пустую комнату. Стены были оклеены пришедшими в совершенную негодность обоями — они отслаивались от стен, а пол был покрыт хламом. Пока Питер разглядывал какую-то коричневую штуковину на полу, она юркнула в углубление, которое он посчитал каминной решеткой.

— Крысы и мусор, — пробормотал Питер.

Он попробовал войти внутрь, но и передняя, и задняя двери оказались заперты. Возле задней двери он нашел отпечаток ноги, но в этом не было ничего удивительного — местный люд частенько заходил сюда поглазеть на заброшенный дом. Они наводняли это место и, наверное, могли бы устраивать здесь пикники, если бы здешняя унылая атмосфера не отгоняла любую мысль о подобной вольности.

Около двадцати лет назад этот мрачный дом приобрел дурную славу как место убийства. Нищенка была убита бродягой, впоследствии провалившимся в погреб и таким образом заплатившим смертью за свое преступление. Расспрашивая об этом заброшенном доме, Питер увидел в этом событии первый намек и основание для истории о призраке.

У виллы была репутация дома с привидениями, по крайней мере, до тех пор, пока местным жителям не надоела эта история. Но и сегодня Питер смог найти старика, уверявшего, что он видел, как призрак старой нищенки бродит возле дома, заламывая руки и стеная.

— Признаю, в тот вечер я выпил, но в меру. Я свою норму знаю.

— Это заблуждение встречается даже чаще, чем вера в призраков, — заметил Питер.

У него было три недели отпуска, одна из которых уже подошла к концу. Он отправился в Скотленд-Ярд к своему начальнику.

— Конечно, можете взять отпуск в шесть недель, если хотите. Вам он полагается, но вы ведь сами сказали, что достаточно и трех?

Питер пояснил причину, побудившую его продлить отдых. Он только что закончил крупное и трудное дело и без проблем получил дополнительный отпуск.

Для его возвращения в Лондон была еще одна причина: он забрал свою машину. Питер Данн был богатым человеком. Его присутствие в Скотленд-Ярде было поводом недовольства для многих — считали, что он вовсе не должен оставаться на службе.

На этот раз он вернулся в Мэйденхед. Он не хотел слишком часто бывать в Марлоу, и наличие автомобиля разрешало вопрос расстояний.

Но все же не следует полагать, что его присутствие в непосредственной близости от Честерфилда прошло незамеченным. Однажды после ужина Пэт Хэнней спросила о нем.

— Молодой человек? — переспросил ее отец. — Господи, я не обращаю внимания на молодых людей! Должно быть, это один из воздыхателей новой горничной. Джойс довольно симпатична.

— Он не похож на поклонника горничной, — ответила Пэт. — На самом деле я лелею романтическую мысль о том, что он мог дожидаться момента, чтобы взглянуть на меня.

— Ерунда! — возразил ее отец.

— Ты так груб, — обиделась Пэт, но продолжила: — Ведь мы здесь никого не знаем, ты заметил? У нас есть прекрасный корт, а в теннис сыграть не с кем. Даже мои лондонские друзья не приезжают в такую глушь, как Честерфорд.

Мистер Хэнней с удивлением взглянул на дочь.

— Зачем, бога ради, тебе нужно, чтобы здесь собирались толпы народу? Половина деревенского очарования заключается в уединении.

— Для меня это не составляет ни половины, ни даже четверти очарования, — ответила Патриция, тут же добавив: — Он весьма симпатичный!

— Кто симпатичный? — озадаченно поинтересовался ее отец. — А, тот юноша, которого ты видела? Что ж… почему бы тебе не пригласить его сыграть в теннис?

— Я думала об этом, — призналась Патриция, но перешла на более серьезную тему: — Ты знаешь, что кухарка уволилась?

— Неужели? — удивился мистер Хэнней. — А мне ужин показался превосходным...

— Я сама приготовила его, — пояснила Пэт. — Оказывается, это довольно занятно, хотя во второй раз будет уже неинтересно. Папа, ты понимаешь, как ужасен этот дом?

Она задела больное место своего отца. Он был архитектором-любителем и любил хвалиться тем, как смог перестроить виллу, сделав образчик безобразной постройки максимально похожим на очаровательный загородный дом.

— Я не о том, что архитектура плоха, — поспешила поправиться Пэт. — Просто он стоит в такой глуши, что я могу понять, откуда у слуг появляются мысли о призраках, стенаниях и стуке этих часов. Почему бы тебе не сдать его в аренду, папа? У тебя ведь на днях было замечательное предложение…

— Сдать в аренду? — Насмешливо повторил мистер Хэнней. — Абсурд! Это было бы… унизительно, учитывая мое положение. Я не сдаю меблированные дома. Его можно либо закрыть, либо продать. Я говорил это доктору Херзоффу из клуба — кстати, он отличный игрок! Мне на самом деле пришлось выложиться как следует, чтобы обойти его...

Патриция уже была наслышана о докторе Херзоффе.

— Что же, он живет в этом клубе?

— Не знаю, где он живет, вероятно, в отеле неподалеку. Превосходный человек с потрясающим чувством юмора...

— Это означает, что он смеется над твоими шутками и раньше не слышал эти бородатые анекдоты, папа... А в теннис он играет?

Хэнней ответил, что это вполне возможно.

После чая приятным вечером Пэт гуляла по саду. За живой изгородью пролегала дорога, которая до появления здесь мистера Хэннея не была дорогой в полном смысле этого слова. Именно здесь она видела в тот раз таинственного молодого человека, который пробудил в ней такой интерес. Она размышляла о том, что бы он ответил, пригласи она тогда его сыграть вдвоем в теннис, и была немного разочарованна тем, что не может проверить это.

Той ночью наступил переломный момент в происшествиях, имевших место в Честерфорде. Пэт находилась в приятном промежуточном состоянии между сном и бодрствованием, когда раздался пронзительный крик. Она села в постели и прислушалась. Откуда-то поблизости до нее доносились звуки: «тик-так, тик-так», и, несмотря на философское отношение к таким вещам, она вздрогнула. Часы смерти! Патриция слышала эти звуки и раньше, но совсем не так отчетливо. Снова раздался крик. Она потянулась за халатом и вскочила с постели. Через мгновение она была уже в коридоре.

Комната горничной находилась в конце коридора. Патриция толкнула дверь, но та оказалась запертой. Все же бессвязные звуки, исходившие изнутри, подсказали ей, что она не ошиблась.

Мистер Хэнней тоже услышал крик. Патриция обернулась, услышав, как он отодвигает защелку. Выйдя из своей комнаты, этот худощавый человек выглядел скорее раздраженным, чем испуганным.

— Какого черта здесь происходит? — спросил он.

Пэт не ответила, дергая за ручку двери горничной.

— Джойс! Джойс! Что произошло? Открой дверь!

Раздался звук поворачивающегося в замке ключа, и дверь открылась. Джойс, облаченная в ночную рубашку, стояла там, в испуге вытаращив глаза.

— О, мисс, я видела это! — выпалила она. — Видела так же ясно, как...

— Что ты видела?

Патриция прошла мимо нее в комнату и закрыла за собой дверь. Девушка опустилась на край кровати, закрыв лицо руками.

— Что ты видела? — вновь спросила Пэт.

Некоторое время горничная не отвечала.

— Кажется, оно прошло сквозь дверь, мисс, — глухо сказала она. — Но я запирала дверь перед тем, как лечь спать! Оно медленно прошло мимо меня и вроде как исчезло... и казалось, будто оно просто прошло сквозь стену...

— Это был дурной сон, — сказала Патриция, но ее сердце сжалось. Джойс решительно покачала головой.

— Нет, нет, мисс. Это был вовсе не кошмар. Все случилось точно так же, как и в рассказах других девушек. Я не спала, сна не было ни в одном глазу. Я бодрствовала точно так же, как вот сейчас.

Пэт призадумалась на секунду. Ей не стоило продолжать расспросы — страх только растет, подпитываясь воспоминаниями. Но свойственное ей любопытство взяло верх над благоразумием:

— Как оно выглядело?

— Ужасно безобразный человек. Внушающее ужас лицо бродяги, весь в лохмотьях, грязный... Он был ужасен... На руках у него была кровь, и она капала… капала, когда он шел!

Патриция растерянно посмотрела на нее, затем подошла к двери и открыла ее.

— Может мой отец войти?

Хэнней стоял по ту сторону двери.

— Джойс говорит, что видела призрак… бродяги или кого-то в этом роде. С кровью на руках.

— Что за чепуха! — прорычал мистер Хэнней. — Ей просто приснилось!

Горничная с упреком посмотрела на него.

— Это вовсе не чепуха, сэр, и я не спала.

Внезапно она вскочила с кровати, подошла к окну и, отодвинув шторы, выглянула наружу. Пэт увидела, как она отпрянула назад с выражением ужаса на лице.

— Смотрите!

Хэнней оттолкнул ее в сторону и, распахнув створчатое окно, высунул голову наружу. Мурашки пробежали по его спине, когда он ясно увидел человека — высокого и выглядевшего гротескно в лунном свете. Эта фигура бродила, издавая странные, жуткие звуки при ходьбе.

— Это он! — прошептала с дрожью в голосе Джойс. — Вы слышите? Это я слышала… и оно было совсем рядом, мисс!

На лице Хэннея можно было прочесть недоумение, а у Пэт — тревогу. Лицо горничной подергивалось от страха. Пэт размышляла с легкой злостью: «Должно быть, девушка находит и некоторое удовольствие в пережитом, — думала она. — По крайней мере, ей явно будет о чем рассказать друзьям».

— Я совсем не спала. Он подошел ко мне так близко, что можно было коснуться рукой... — кажется, горничная не собиралась (или не могла) перестать говорить о призраке.

— Как он выглядел? — спросил мистер Хэнней.

— Она уже рассказывала об этом, — нетерпеливо сказала Пэт.

Но Джойс не могла удержаться от того, чтобы повторить свой рассказ.

— Его лицо было ужасно! — она содрогнулась. — Как у мертвеца!

— Пойдем в библиотеку, — сказала отцу Патриция, а затем повернулась к горничной:

— Разбудите Питерсона и попросите его приготовить для вас какое-нибудь горячее питье.

Они оставили девушку сидящей на краю кровати, уткнувшись лицом в руки. Мистер Хэнней прошествовал в библиотеку, к своему любимому столу. Сидя на этом месте, он чувствовал уверенность и способность руководить любой ситуацией. Сейчас же сложилась ситуация, явно требовавшая руководства. Все же, по своему обыкновению, он ждал, что скажет его дочь. Сам он не привык действовать, так как нажил свое состояние тем, что всю жизнь находил слабые места в идеях других людей.

— Отец, нам нужно что-то сделать.

Никто не понимал этого лучше, чем мистер Хэнней.

— Итак, что же, по-твоему, я должен сделать? — спросил он.

Решение было очевидно, и Патриция предложила его.

— Сообщить в полицию.

— И превратиться в посмешище? — фыркнул ее отец. — Полиция, призраки! В жизни еще не слышал подобной чепухи! Неужели ты не понимаешь, что я уже подумал над этим и отмел этот вариант?

— Но что же тогда с этим делать? — прямо поинтересовалась Патриция. — Папа, так не может дальше продолжаться, это действует мне на нервы.

Это действовало и на нервы мистера Хэннея.

— Все это очень глупо, — сказал он и замолчал. Некоторое время он размышлял, склонив голову на руки.

— Тот человек, которого я повстречал в гольф-клубе... Профессор Херзофф, он очень известный ученый. Ты слышала о нем?

Патриция отрицательно покачала головой.

— Я тоже, — простодушно признал Хэнней. — Это очень странно, но мы с ним говорили о привидениях. Я не знаю, с чего мы завели разговор на такую тему, но он верит в них.

Пэт уставилась на отца.

— Взрослый человек и верит в привидений?

— Взрослый и верит в привидений, — подтвердил Хэнней. — Я схожу за ним утром. Он поможет нам посмотреть на ситуацию с новой точки зрения.

Уже не первый раз мистер Хэнней откладывал решение проблемы — каждый раз что-то будет предпринято, но завтра. Пэт вздохнула.

— Нам нужна новая кухарка. Это третья, что ушла за последние две недели. Нужно признать, они видели нечто ужасное.

— Я не верю в это, — раздраженно ответил Хэнней. — Это все не более чем фантазии. Призраки — чушь! Часы смерти — вздор!

Патриция подняла палец, призывая к тишине. Где-то совсем близко отсчитывали время часы смерти. Ритмично, громко, зловеще.

***
Мистер Херзофф (как правило, он протестовал против того, чтобы его называли профессором) был человеком среднего роста, сухощавого телосложения, с тонкими чертами. Его волосы были седыми, а вытянутое, чувственное лицо — почти бесцветным. За роговыми очками скрывались темные глаза, пристальный взгляд которых мог привести в крайнее замешательство.

В гольф-клубе большинство считало его богатым человеком. Он небрежно упоминал о своем маленьком домике в Вайсельдорфе, но по тому, как он о нем говорил, можно было предположить, что это не домик, а порядочных размеров замок.

Будучи членом клуба в течение многих лет, он появлялся там время от времени; к его последнему приезду штат клуба почти полностью сменился. Он хорошо играл в гольф, был спокойным и непритязательным, но в то же время с авторитетным видом мог беседовать практически на любую тему, от экономики до охоты.

Мистер Хэнней нашел в нем особенно понимающего слушателя, когда со смущением и понятным колебанием заговорил о сверхъестественных вещах.

Профессор должен был прийти и осмотреть дом. Мистер Хэнней гордился Честерфордом и никогда не уставал показывать его гостям. Увы, большинство из них уходили не особенно впечатленными. Мистер Херзофф же, напротив, увидев дом снаружи, отметил определенные удачные особенности архитектуры, которых не замечал даже ее создатель. Мистер Хэнней с толикой гордости сам водил гостя по дому. Наконец, они пришли в гостиную, и впрямь обладавшую изрядным очарованием благодаря особому вниманию ее оформителя к деталям — это не преминул отметить мистер Херзофф.

— Если я могу выразить свое мнение, то это очень красивый дом, — заявил мистер Херзофф.

Хэнней согласился с ним.

— Отделка стен была сделана еще герцогом... что ж, я позабыл его имя, но, в любом случае, он был герцогом, и у него был замок во Франции. Мне не раз предлагали сдать его, но нет, сэр! Месяц назад сюда даже приезжал человек из Лондона и предлагал мне самому назначить цену.

— Могу понять, почему вы отказались от подобных предложений, — вежливо сказал Херзофф, дожидаясь обещанного рассказа. — Вы говорили, что ночью тут что-то произошло?

Мистер Хэнней тяжело вздохнул.

— Я собираюсь рассказать вам об этом. Здесь происходят какие-то странные вещи. По крайней мере, со слов слуг. Я говорил им, что часы смерти — не более чем чепуха. Все это попросту жук, поселившийся где-то в деревянных панелях; он издает такие звуки, чтобы привлечь внимание самки.

Мистер Херзофф улыбнулся. Он был наслышан о подобных жуках.

— Отсюда и пошла вся эта неразбериха, — продолжал Хэнней. — Они думают, что этот стук предвещает чью-то смерть. Это всего лишь суеверие. Одна-две истерички могут раздуть из такой мелочи невесть что.

Мистер Херзофф, казалось, был весьма заинтересован.

— Что они слышали? Или, может, что-то видели? — спросил он.

Мистер Хэнней объяснил:

— Поймите: я в это не верю. Наверное, они оставили радио включенным на ночь. Они слышали голоса — будто бы кто-то ссорился. Старая кухарка видела человека, гуляющего по лужайке. Вероятно, какой-то бродяга искал место для сна. Прошлой ночью горничная снова его увидела.

Мистер Херзофф нахмурился. Его темные глаза впились в хозяина дома. Видимо, он был впечатлен.

— Они слышали ссору — это были мужской и женский голос? Странно. Странно, — повторил он. — Это очень странно.

— Но почему? Что вы имеете в виду? — спросил встревоженный Хэнней.

Профессор не спешил с объяснением своих слов. Он задал еще пару вопросов. В котором часу слуги слышали ссору? Получив ответ, что это произошло в одиннадцать часов, он вздрогнул.

— Это имеет какое-то значение? — забеспокоился мистер Хэнней.

— Нет, — медленно ответил гость. — Но я хотел бы побывать здесь в это время, в одиннадцать вечера.

— Вы действительно этого хотите? — нетерпеливо спросил Хэнней. — Я надеялся, что вы предложите нечто подобное. Я распоряжусь, чтобы ваши вещи перевезли сюда из отеля.

Мистер Херзофф заколебался на долю секунды.

— Вы бы оказали мне этим услугу, — продолжал Хэнней. — Скажу вам правду, мистер Херзофф: все эти разговоры о призраках и голосах заставляют меня... ммм... волноваться.

Херзофф задумчиво посмотрел на него.

— Я не хочу, чтобы у вас создавалось впечатление, будто я специалист в оккультных делах, я всего лишь немного баловался такими вещами, как и любой другой ученый. В общем-то, все эти случаи с призраками легко объясняются. Либо кто-то пытается одурачить вас, либо кто-то говорит вам неправду. Но если вы сами видели призрака, это другое дело, хотя окончательно также ни о чем не говорит. Если вы думаете, что ваша дочь не станет возражать против моего присутствия...

— Напротив, она будет рада, — сердечно перебил его Хэнней.

***
Пэт отправилась за покупками в Марлоу. Когда она подъезжала к Квэрри-Хилл, с Хэнли-роуд на трассу неожиданно выскочил небольшой спортивный автомобиль. Девушка круто свернула влево и резко затормозила. Она покраснела от негодования, не принимая во внимание, что и сама ехала с превышением скорости.

Питер Данн, а именно он вел этот спортивный автомобиль, остановился в нескольких дюймах от ее автомобиля и с упреком посмотрел на девушку.

— На дорожном знаке сказано, что здесь положено ездить медленно, — сказала негодующая Пат. — Вы что, читать не умеете?

Питер покачал головой.

— Нет, я умею делать буквально все что угодно, только не читать, — спокойно ответил он.

Девушка все еще задыхалась от гнева и размышляла о том, как вышло так, что в нескольких шагах от нее сейчас сидит таинственный молодой человек, постоянно появляющийся возле ее дома. Это пробуждало в ней интерес.

— Вы могли меня убить! — выпалила она.

— Я и себя мог убить, это не менее важно, — возразил Питер. Его грубость и наглость снова заставили девушку задохнуться от возмущения.

— Как мило с вашей стороны! — Патриция, с трудом стараясь оставаться вежливой.

— Сожалею, что напугал вас, — ответил Питер, и это было невыносимо.

— Я не напугана! Дайте задний ход, чтобы я смогла продолжить поездку.

Питер не сделал ни малейшей попытки сдвинуться с места.

— Разве вы не сможете проехать без того чтобы я сдал назад? — спросил он с невинным выражением лица.

— Неужели вы не видите? — в крайнем раздражении спросила девушка.

Питер кивнул.

— Ну, так сделайте же это, пожалуйста!

И вдруг Питер задал странный вопрос:

— Вы не мисс Патриция Хэнней?

— Да, так меня зовут, — холодно ответила девушка.

— Господи! Какая удача! Вы единственный человек в мире, которого я хотел бы встретить! Меня зовут...

— Знать не желаю, как вас зовут, — гордо оборвала его девушка.

— Меня зовут Питер, — снова начал он.

— Я просто в восторге, — ответила девушка. — Дадите вы задний ход?

Питер сделал отчаянный жест.

— Могу я кое в чем вам признаться? Это мой новый автомобиль, я еще не ознакомился как следует с его устройством. Знаю только газ и тормоз.

Патриция с подозрением посмотрела на Питера.

— Да, понимаю, звучит неправдоподобно. Да это и неправда, но прежде чем я отъеду, я хочу спросить у вас еще кое о чем и, прежде всего, извиниться перед вами за то, что так напугал вас.

— Если вы думаете, что я испугалась такого... — тут Патриция запнулась.

— Ну что же вы, говорите, — сказал он вежливо. — Не жалейте моих чувств, назовите меня чурбаном — вы ведь это хотели сказать?

— Нет, — язвительно сказала девушка и оглянулась.

Позади остановился автомобиль, ожидающий возможности проехать.

— Мы создаем пробку.

Но Питеру это было безразлично.

— Держу пари, — спокойно продолжал он, — вас не испугает ничего: ни лихач на дороге, ни столкновение, ни призраки...

Он остановился, пытливо всматриваясь в ее удивленное лицо.

— Что вы имеете в виду, говоря о призраках? — спросила она, слегка напряженно. — Вы знаете что-то?

Питер пожал плечами.

— Как-то недавно ночью я был в лодке, и тут к реке прибежала одна из ваших служанок с воплями о призраках.

Девушка ничего не ответила, просто взглянув на него.

— Позволите мне проехать? — в конце концов, спросила она.

Питер сдал назад, освободив проезд, и машина девушки умчалась вперед по направлению к Квэрри-Хилл. Питер же ехал неторопливо, и когда он достиг вершины холма, машина Патриции уже скрылась из вида.

Итак, что это был за человек? Она была не уверена в своих предположениях. Обычно Пэт легко разбиралась, что представляет собой тот или иной мужчина, тем более молодой, но этот не поддавался классификации. Он не был ей неприятен, но его самоуверенность ее возмущала, заставляя чувствовать себя глупо, как если бы она уступала ему.

Подъезжая к Честерфорду, она увидела незнакомца, стоявшего рядом с ее отцом на крыльце. По описанию она сразу же узнала в нем знаменитого Херзоффа. Ее отец представил его.

— Боюсь, воспользовавшись гостеприимством вашего отца, для вас, мисс Хэнней, я стал нежданным гостем.

Патриция улыбнулась профессору.

— Не таким уж нежданным. Мы рады видеть вас. Надеюсь, что вы не умрете от несварения желудка, ведь новой поварихи не будет еще два-три дня.

Херзофф как раз собирался уходить, когда приехала Патриция. Он отправился в гостиницу за своими вещами. Патриция подумала, что даже не знай она, кто он, и то поняла бы, что он ученый. Ей казалось, что он выглядел он именно так, как должен выглядеть ученый.

— Замечательно, что он будет гостить у нас, но почему он хочет остаться прямо сейчас? — спросила она. — Кстати, он играет в теннис?

Отец покачал головой.

— Боюсь, что нет. Но главное то, что он очень заинтересовался историей с призраком!

Патриция поморщилась и вошла в дом.

— Он тоже знает обо всем этом происшествии?

— Почему тоже? — непонимающе поднял брови Хэнней, и Патриция рассказала ему о своем приключении.

— Не знаю, кто этот молодой человек, но, очевидно, слухи о том, что у нас тут завелись призраки…

— Не говори «завелись призраки», — раздраженно сказал мистер Хэнней. — Звучит так, будто бы у нас завелись тараканы.

— Они хуже тараканов, — возразила Пэт. — Он слышал об этом, этот молодой человек.

— Кто он? — поинтересовался мистер Хэнней.

Патриция нетерпеливо вздохнула, снимая перчатки.

— Не знаю, папа. Обычный молодой человек. Довольно дерзкий. Хотя нет, я бы так не сказала, не дерзкий… но какой-то необычный.

— Он живет где-то недалеко?

Патриция решила сменить тему:

— Что ты рассказал мистеру Херзоффу?

Ответ ее отца был расплывчат: он рассказал о голосах каких-то разговаривающих людей, о часах смерти...

— Ты рассказал о том, как на лужайке нашли мертвую собаку? — тихо спросила она.

Мистер Хэнней поморщился: этой темы он не касался. Он купил собаку, полицейскую ищейку, и та умерла при весьма необычных обстоятельствах. Хиггинс, новый дворецкий, был единственным очевидцем, но его показания подтверждал труп собаки на лужайке. Хиггинс как раз вошел в комнату; это был человек меланхоличного вида, имевший слабость убирать не выпитые напитки и чистить вещи, не нуждавшиеся в чистке.

— Вы видели это, Хиггинс?

— Да, видел, мисс. Вы ведь говорили о собаке, сэр? Не хочу увидеть еще раз что-то подобное.

— Пса могли отравить, — предположил Хэнней.

Хиггинс печально покачал головой.

— Но, сэр, кто бы мог отравить его? Я видел его, он вышел на лужайку, в лунном свете его было хорошо видно. А потом я увидел женщину в белом, которая вышла из-за деревьев и вроде как подняла руку. Старый пес начал выть и сразу же упал.

Хиггинс вынул платок из кармана брюк и весьма аккуратно вытер лоб.

— А минутой позже, сэр, — внушительно продолжил он, — я услышал часы смерти, и прямо в моей комнате, а там нет никаких деревянных панелей.

— Но почему я не видел ничего такого? — раздраженно спросил Хэнней, и на лице Хиггинса появилось огорченное выражение.

— Сэр, если мне дозволено предположить, вы, вероятно, спали и потому не смотрели в окно. А если вы спали и не смотрели в окно, стало быть, не могли ничего увидеть. Я говорю из своего опыта; но я видел это, сэр. — Он стал очень серьезен. — Я служил в лучших семьях страны и нигде не видел ничего подобного.

Хиггинс оглянулся через плечо, как будто бы опасаясь, что за ним наблюдает сверхъестественное существо.

— Дом с привидениями, сэр, — добавил он, понизив голос.

— Ничего подобного! — отрезал Хэнней. — Я понаблюдаю и посмотрим, что произойдет.

Хиггинс вздохнул, собирая стаканы на поднос и покачивая головой.

— Вы ничего не увидите, если вы будете спать, сэр, таков мой опыт, — сказал он.

— Я непременно буду бодрствовать, будьте спокойны, — мрачно сказал Хэнней. — Приготовьте спальню для профессора Херзоффа. Он останется у нас на ночь.

Когда Хиггинс ушел, Хэнней продолжил разговор с дочерью:

— Часы смерти, моя дорогая, как я уже объяснял...

— …это маленькие жуки, подающие сигналы своим подружкам, — Пэт тяжело вздохнула. — Я все об этом знаю, мы проходили биологию в школе.

***
Патриция встретилась с новым садовником после обеда. Для нее было не впервой встречать странных людей, работающих в доме. Это было не столь большой проблемой в сравнении с тем, что слуги появлялись у них утром, а к вечеру уже бесследно исчезали.

Она прошла мимо великана, работавшего мотыгой на краю лужайки. Он улыбнулся и кивнул ей. Выглядело это не слишком приятно; у него были широкие плечи и необычайно круглая голова. Черты у него были неправильные, к тому же дополнявшиеся самым большим и уродливым ртом, который Патриции только доводилось видеть у человека.

— Вы новый садовник? — спросила она. Он снова ухмыльнулся:

— Ага, мисс, я. Меня Стэнди зовут, я тут новичок, так что извиняйте.

Пэт вспомнила, что в доме уже два или три дня не было цветов, и сказала об этом садовнику. В нем было что-то такое, что не понравилось ей. Он же глазел на нее с неприкрытым восхищением. В его поведении проявлялась такая наглость, что это рассердило девушку.

— Не пойму, зачем им цветы, когда у них есть вы, мисс, — сказал он с неуклюжей галантностью. — Я наверняка не смогу вырастить что-то столь же прекрасное, как вы.

Она уставилась на него широко раскрытыми глазами. Это было нечто новое для нее и вместе с тем не особенно приятное.

— Пойдите в дом и узнайте у горничной, какие цветы она хочет, — холодно приказала она.

Садовник не двинулся с места. Он стоял, опершись на мотыгу, по-прежнему пожирая девушку взглядом светлых глаз.

— Схожу через минутку, заодно и чаю выпью, — сказал он.

— Идите сейчас, — приказала Патриция, и он неохотно подчинился. Пэт сказала себе, что подобного следует ожидать, раз им приходится нанимать кого попало. Наверное, это был помощник садовника, решивший воспользоваться возможностью занять место, которое в обычных условиях было для него недостижимо.

От лужайки до изгороди, что окружала западную границу участка, было всего несколько метров. Пэт не знала, что за ней скрывается зритель, пока не услышала тихий смех позади себя. Она быстро обернулась. За изгородью стоял тот самый молодой человек, назвавшийся Питером.

— Вот так тип, — сказал Питер. — Настоящий пещерный человек!

Придя в себя от изумления, девушка холодно взглянула на Питера.

— Он был очень дерзок. Кажется, грубость приобретает характер эпидемии.

— И я тоже заражен этой болезнью? — улыбнулся Питер. — Но я меньше всего хочу показаться дерзким. Как его зовут?

Девушка пристально взглянула на него, и в ее взгляде не было поощрения.

— Я не справлялась о его визитной карточке, — ответила она. — И в любом случае вы не смогли бы прочитать, вы же не умеете, — ехидно добавила она.

Питер снова улыбнулся.

— Это была просто маленькая шутка. В свое время я должен был пояснить. Все мои шутки требуют пояснения. На самом деле, я довольно хорошо читаю.

Патриция кивнула.

— Там, на воротах, через которые вы прошли, есть табличка, — многозначительно сказала она.

— Знаю, — ответил Питер. — На ней написано «Частная собственность. Не входить». Думаю, излишне резковато написано, есть в этом что-то грубое.

По какой-то причине Патриция почувствовала раздражение, хотя и осознавала, что это не обосновано.

— Вам повезло, что не повстречались с псом… — начала она.

— Ваша собака была бы счастлива, будь она в состоянии повстречать меня. Ведь насколько я знаю, ваш пес умер при драматических обстоятельствах, а именно повстречавшись с призраком.

— Кто вам рассказал об этом? — удивилась Пэт.

— Как говорят французы, je sais tout[10]. На самом деле, я очень заинтересовался вашим делом, мисс Хэнней. Знаю, это скверно с моей стороны, но я не могу узнать слишком многого о вас. Вот если бы я смог поговорить с вами хотя бы десять минут…

— Как ни странно, я не хочу разговаривать с вами ни минуты, — отрезала Патриция.

Девушка заметила, что Питер смотрит не на нее, и обернулась. Стэнди, новый садовник, вышел из дома и шел к ней.

— Это не странно, это бесчеловечно, — ответил Питер. — Вам должно быть стыдно.

— Это все, что вы можете сказать? — сухо спросила Пэт.

— У вас гость, не так ли? Он переодевается к обеду, один из старых австрийских аристократов.

Патриция практически развернулась, чтобы уйти, но это было не так просто — у нее возник соблазн продолжить разговор.

— Садовник возвращается, может, вы захотите поинтересоваться у него, что он надевает к обеду.

Она увидела, как лицо Питера омрачилось.

— Нет, не думаю, что стану дожидаться возвращения вашего пылкого поклонника, — ответил он. — Возможно, мы встретимся еще раз.

— Надеюсь, что нет, — ответила она.

Девушка немного удивилась тому, что возвращение садовника заставило Питера уйти так быстро. Но чем его так интересовал Честерфорд?

Ближе к вечеру она снова встретила его. В западной части имения участок земли спускался к реке, и тесным рядом росли сосны. Еще до того как мистер Хэнней принялся усовершенствовать свое имение, здесь стоял деревянный сарай; сейчас он использовался для хранения газонокосилки и прочих садовых инструментов. Питер стоял возле него, разворачивая носком ботинка большую кучу земли, сваленную там. Патриция ненадолго засомневалась, а затем решила подойти к нему. Однако Питер заметил ее приближение и исчез за то время, пока она обходила большой куст рододендрона, скрывший его от ее глаз.

Питер очень заинтересовался этой кучей земли, а также следами от колес, которые вели от хижины. Он попытался открыть дверь, но она была заперта на засов и висячий замок.

Питер вернулся к своей машине, припаркованной на объездной дороге, и уехал. Этим утром он наводил справки о последней уволившейся кухарке. Сейчас она гостила у родственников на Ридинг-роуд. Это была спокойная полная женщина, вовсе не желавшая обсуждать своего последнего работодателя. Но, в конце концов, Питер разговорил ее.

Ей нравился мистер Хэнней, она считала Патрицию «милой молодой девушкой», но в самом Честерфорде она находила мало приятного.

— Я не против грабителей и бродяг, — сказала она, — но все это брождение по ночам меня беспокоило. Завывания и крики, какая-то борьба на лужайке — нет, сэр, это дошло до того, что я не смогла спать.

Она верила в часы смерти, ведь кончина ее собственной матушки когда-то была предсказана. Она слышала это загадочное тиканье, и картина неожиданно упала со стены без какой-либо определенной причины.

— Какие еще звуки вы слышали по ночам? — поинтересовался Питер.

Кухарка слышала какой-то глухой стук, смутный, как она сказала, будто бы кто-то копал. А однажды утром, когда она спустилась на кухню, то обнаружила дверь взломанной. На чистом до того полу были следы грязных ног. Но кто бы это ни был, он позабыл ключ.

— Ключ? — перебил ее Питер. — Какой ключ?

Бывшая кухарка широко улыбнулась.

— Хотите на него посмотреть?

— Так он у вас? — нетерпеливо спросил Питер.

Она забрала его с собой, как сувенир на память о пережитом волнении. Она вышла из комнаты и вернулась со старомодным ключом в руке. Он был ржавым, но недавно вычищенным.

— Все равно он не подходит ни к одной из тамошних дверей. Мы установили эти патентованные маленькие замки — как же они называются? — те, к которым подходят плоские ключи. Йельские замки, да. Я хотела отдать его мистеру Хиггинсу, новому дворецкому, но забыла.

— Вы не возражаете, если я возьму ключ на день или два? — спросил Питер.

Та засомневалась:

— Я не знаю, могу ли я так поступить. Ведь он может отпирать чью-то дверь, и я чувствую ответственность.

В конце концов, Питер уговорил ее и ушел, забрав с собой ключ. Впрочем, этот ключ, подумал он про себя, может и не оказаться ключом к этому делу.

Вернувшись в свою комнату, Питер тщательно осмотрел ключ. На нем не было никакого указания на создателя. Фактически, по форме ключ походил на ключ к старому замку из тех, что сейчас уже не устанавливают. Вдруг Питеру в голову пришла идея, и он даже подскочил — этот ключ вполне мог бы подойти к замку, что когда-то устанавливал мистер Диггин.

***
Профессор вернулся после обеда. Патриция была несколько удивлена, узнав, что он переодевается к обеду. Для нее это было необычно — и Пэт, и ее отец переодевались, только выходя куда-нибудь из дому. Девушка поспешила сменить платье, чтобы соответствовать привычкам гостя.

С момента прибытия мистер Херзофф проводил время, внимательно осматривая все комнаты, в том числе комнату самой Патриции. Затем он так же тщательно осмотрел имение, однако за ужином он не предложил никакой новой разгадки. Пэт, чувствительная к такого рода мелочам, была довольна тем, что он похвалил приготовленный ей ужин. Мистер Херзофф стал лучшим гостем из тех, что у них бывали. Ему понравилась его комната — он считал, что из нее открывается прекрасный вид. Его присутствие в доме имело, по меньшей мере, одно приятное последствие — в ту ночь ни один посторонний звук не нарушил тишину в доме, и даже часы смерти хранили молчание.

Тем утром Питер Данн долго разговаривал по телефону, но еще больше времени он разговаривал сам с собой. Он прогуливался по многолюдным улицам Мейденхеда и остановился перед букинистической лавкой. Ее книжные полки были уставлены литературными шедеврами былых эпох. Питер обратил внимание на толстый том и улыбнулся, увидев, что книга озаглавлена как «Правила этикета для молодых леди». Она стоила два пенса, и Питер сунул тяжелый том под мышку, еще не зная, чем может обернуться его шутка.

А закончилась она, как выяснилось позже, необычно: после обеда Питера внезапно охватил приступ паники, и главным предметом его беспокойства служила стройная фигура девушки, которая по некой причине стала так важна для него.

Весь день он провозился со своим делом, и только перед закатом вышел из дома с громоздкой книгой в кармане. Подождав, пока стемнеет, он подошел к «Диггинс Фолли». Силуэт огромного дома уродливо выделялся на фоне вечернего неба, когда Питер подъехал к нему на автомобиле и осторожно подошел к дому.

Вынув из кармана ключ, полученный от кухарки, Питер вставил его в замок таинственной запертой двери. Его сердце забилось сильнее, когда ключ повернулся, и дверь открылась от толчка руки. Вопреки ожиданиям дверные петли не заскрипели. Это его порядком заинтересовало; он остановился, чтобы осмотреть дверь с помощью фонарика, и увидел, что петли недавно были смазаны маслом.

Питер подождал, внимательно прислушиваясь, но не услышал ни звука за исключением шума, создаваемого испуганными его появлением крысами. Целые поколения крыс родились и жили в этом старом, заброшенном доме. Каждый шаг Питера заставлял очередного грызуна броситься в укрытие.

Питер обошел весь первый этаж, комнату за комнатой, но ничего не нашел. Он поднялся по скрипящей лестнице и осмотрел три маленькие комнаты на втором этаже. Они были пусты. Дверь четвертой комнаты оказалась запертой.

Питер вынул из внутреннего кармана небольшой кожаный чехол и достал из него отмычку. Он вставил ее в замочную скважину, и что-то щелкнуло в ней. Питер повернул ручку и вошел в комнату.

В ней определенно кто-то жил: здесь был стол, на котором стояли три пустые фарфоровые чашки и пара тарелок. В шкафу Питер нашел два новеньких пустых чемодана. Продолжив поиски, Питер сделал ошеломительное открытие: он сумел открыть запертый шкаф и нашел в нем три крупнокалиберных автоматических пистолета, завернутых в промасленную бумагу. Там же с ними хранились шесть коробок с патронами. Питер упаковал пистолеты обратно, снова закрыл шкаф и вышел из комнаты, заперев за собой дверь. Он не вернулся в свою машину, а перепрыгнул через ограду, отделявшую участок мистера Хэннея от пустующего соседнего дома.

Питер знал, что шансы случайно увидеть Патрицию невелики, разве что он вошел бы в дом и спросил о ней, но последнего делать ему как раз не хотелось.

Когда он проходил за соснами, ему показалось, что он заметил какого-то человека, идущего по лужайке к калитке. Питер поспешил спрятаться за деревьями, но, вероятно, тот человек увидел его, так как он остановился. Питер скорее чувствовал, чем видел, как он смотрит в его сторону.

Питер Данн видел свет в окне столовой. Очевидно, ужин был окончен. Сыщик сел на срубленное дерево и стал терпеливо ждать развития событий.

Той ночью в Честерфорде ощущалась напряженная атмосфера, и слуги чувствовали это. Патрицию одолевали дурные предчувствия, которых она не могла ни понять, ни проанализировать. Когда Джойс попросила разрешения остаться на кухне с Хиггинсом, Пэт притворилась, что не понимает, почему девушка предпочла компанию этого скучного человека комфорту своей маленькой комнаты.

— Я предполагаю, она все еще напугана тем, что произошло в ее комнате прошлой ночью, — сказал профессор после того, как служанка ушла. — Этот человек, прошедший через комнату… Кстати, дверь была заперта?

Пэт кивнула.

— Но окно оставалось открытым.

— Оно слишком мало, чтобы через него можно было пролезть, — заметил Хэнней.

В этот момент в комнату вошел Хиггинс. Он выглядел взволнованным.

— Простите, сэр, этим вечером вы ожидаете еще одного гостя?

Хэнней покачал головой.

— В чем дело? — быстро спросила Пэт.

— Какой-то человек бродит возле дома с тех пор как стемнело, — пояснил Хиггинс. — Увидев меня, он спрятался за деревом.

— Когда это произошло? — спросил Хэнней.

— Около пяти минут назад. Я тогда подумал, что уже видел его в сегодня утром — ведь это он разговаривал с вами в саду, мисс.

Патриция почувствовала, что краснеет, и рассердилась.

— Кто-то разговаривал с тобой в саду утром? — нахмурился Хэнней.

Пэт кивнула.

— Да, это был тот человек... Питер. Я уже рассказывала тебе о нем.

Речь Патриции была несколько бессвязной.

— Но это же нелепо, Хиггинс. Не может быть, чтобы он был здесь сейчас. С чего бы ему приходить сюда?

Чуть погодя Патриция извинилась и ушла в свою комнату.

Мистер Хэнней посмотрел ей вслед.

— Я никогда не видел ее такой, — медленно сказал он, но профессора, судя по всему, не заинтересовало необычное поведение мисс Патриции.

После того как за ней закрылась дверь, он еще долго просидел, сложив вместе кончики пальцев и разглядывая ковер.

— Вы не возражаете против абсолютно откровенного разговора, мой друг? — наконец спросил профессор.

Мистер Хэнней был готов к разговору начистоту.

— Вы говорили, — медленно продолжил Херзофф, — что вам предлагали сдать дом в аренду. Так почему бы вам не сдать его и не уехать на месяц-другой?

Хэнней рассердился:

— Только из-за каких-то глупых женщин...

Херзофф жестом перебил его.

— Ваш дворецкий, Хиггинс, не женщина и вовсе не глуп. И я, ученый, тоже не глуп. Мистер Хэнней, я уже говорил вам, что признаю возможность и свидетельства неких спиритических феноменов, и вовсе не из суеверия.

Внезапно профессор поднял руку.

— Слушайте! — прошептал он.

Где-то в отдалении тикали часы смерти, медленно и ритмично. Херзофф подошел к стене и прислушался.

— Это здесь, — сказал он.

Он пересек комнату и приложил ухо к панели на противоположной стене.

— А также здесь, — сказал он.

Затем он развернулся и взглянул на испуганного хозяина.

— Это не жуки, мистер Хэнней, — медленно сказал он и посмотрел на свои наручные часы. — Как я понял, это начинается примерно в такое время.

Хэнней сглотнул.

— Что вы имеете в виду? — спросил он дрожащим голосом.

Херзофф вернулся к нему, придвинул стул к круглому столу, находившемуся в центре комнаты, и сел.

— Вы помните — или, если не помните, то слышали об убийстве, случившемся на соседнем участке. Вас тогда здесь не было, но слухи должны были дойти до вас.

Хэнней кивнул.

— После нашего разговора я навел справки, — продолжал профессор, — и многие поговаривают, что та нищенка была убита не там, где потом нашли ее тело, а где-то здесь. И это убийство, на мой взгляд, связано с теми странными явлениями, о которых вы слышали и которым сами были свидетелем.

Хэнней почувствовал, как холодная дрожь пробежала по его телу, но в то же время в комнате было так жарко, что ему пришлось вытереть со лба проступивший пот.

Профессор вынул из кармана небольшую стопку бумаг. Это были машинописные записи.

— Я приведу все факты по этому делу, — начал он. — Пришлось немало потрудиться, чтобы собрать их...

…А наверху, в своей комнате, Патриция писала уже второе письмо. Ее маленький стол располагался возле окна, выходившего в сад. Вдоль стены от столика до самой двери стояли полки с книгами.

Пэт надписывала адрес, когда стук камешков, брошенных в окно, заставил ее подпрыгнуть на месте от неожиданности. Сперва она замерла от испуга, а затем, отдернув занавески, распахнула окно. Внизу она увидела силуэт, в котором без труда узнала недавнего знакомого.

— Как вы посмели! — нервно сказала она. — Если вы не уйдете прочь, я позову отца!

— Мне хотел увидеть вас, — сказал Питер серьезным тоном. — Это очень важно.

Девушка постепенно приходила в себя.

— Уходите, — сердито приказала она, — или я позвоню в полицию.

Она не увидела появившуюся на лице Питера улыбку.

— Боюсь, вы обнаружите, что проводка отключена, — сказал он. — У меня здесь есть кое-какие инструменты. — Питер вынул из кармана нечто, напоминающее часы. — Я потрудился кое-что проверить…

Все это показалось Патриции китайской грамотой.

— Что вам нужно?

— Я хочу поговорить с вами. Вы спуститесь?

Она покачала головой.

— Тогда позвольте мне подняться к вам. Клянусь, что не причиню вам никакого вреда и никоим образом не обижу вас.

— Не говорите глупостей!

Пэт на мгновение задумалась, а затем сказала:

— Подойдите к входной двери и постучите. Я спущусь и поговорю с вами в столовой.

— Нет, спасибо, — вежливо отказался Питер. — Я никогда не встречаюсь с леди в столовой, это неромантично. Позвольте мне подняться.

И тут она вспомнила:

— Кто вам сказал, что проводка перерезана?

— Я не говорил, что она перерезана, я сказал, что провод отключен. Позвольте мне подняться, только на минуту.

Не дожидаясь ее разрешения, Питер подпрыгнул, вскочив на подоконник окна на первом этаже, поймал толстый побег виноградной лозы и взобрался по ней к окну Патриции, локтем опершись на ее подоконник. Девушка сделала шаг назад и с укором посмотрела на него. У нее появилась безумная мысль столкнуть Питера с его опоры — она предполагала, что его ноги все же во что-то упираются.

— Во-первых, позвольте подарить вам вот это.

Питер вытащил из кармана книгу. Со своего места он мог дотянуться до книжной полки, так как служившая ему опорой виноградная лоза давала возможность маневра. Питер поставил книгу на свободное место на полке.

— А теперь слушайте и не перебивайте, — сказал Питер приказным тоном. — Я поставил эту книгу сюда, так как вы можете оказаться в опасности. Я хочу, чтобы вы дали мне слово не трогать ее, пока не возникнет настоятельная необходимость в этом.

Девушка удивилась такому требованию:

— Если вы считаете это шуткой...

— Это не шутка, — сказал Питер. — Хотя название забавное — «Правила этикета для молодых леди». А вам не нужны никакие правила. Но пообещайте мне, что не расскажите ни своему отцу, ни кому-либо еще, что это ядал вам книгу.

Патриция взглянула на потрепанный переплет. Даже с того места, где она стояла, был заметен выцветший красный заголовок.

— Но что это?

Она протянула руку к книге, но Питер остановил ее.

— Честное слово? — со всей серьезностью спросил он, и она покорно повторила его слова.

Питер выслушал ее.

— Вы хотите знать, почему я ходил вокруг дома и решил познакомиться с вами этим утром? Да-да, я сделал это намеренно, ведь я с легкостью мог и не попадаться вам на глаза. Я специально притормозил, увидев ваш автомобиль.

— Но что вы здесь делаете? — спросила Пэт, и лицо Питера вдруг стало серьезным.

— Я здесь, чтобы восстановить запятнанную репутацию лучшего человека из всех когда-либо живших, — ответил Питер и через секунду исчез.

Девушка посмотрела вниз, но Питера не было нигде в поле зрения. Она стояла, озадаченная, пребывая в недоумении, когда услышала нечто, что заставило ее похолодеть от ужаса.

***
Профессор заканчивал свое повествование.

— Они были бродягами и скитались по миру, но познакомились еще за много лет до этого происшествия, при более счастливых обстоятельствах.

Херзофф вел рассказ очень напыщенно, и в его устах банальная бытовая история звучала весьма достойно.

— За много лет они оба опустились, он стал негодяем — скорее зверь, чем человек. И вот, опустившись на самое дно, однажды они повстречались в этом районе. Убийство произошло в деревянной хижине, — медленно и выразительно продолжал профессор, — что стоит на краю вашего участка. Был свидетель, слышавший рыдания той женщины и видевший, как открылась дверь, и вышел убийца.

Херзофф на мгновение остановился.

— Вот, что все видят с тех пор.

Мистер Хэнней вздрогнул:

— Я не верю в это... — начал он.

— Такова моя теория, — ответил профессор. — Она была в хижине, когда он пришел к ней. Тот звук, что вы слышите, — это не звуки насекомых в стенах, а стук в дверь хижины, когда убийца хотел войти внутрь.

Он неожиданно посмотрел на дверь в библиотеку.

— Смотрите! — прохрипел он.

Дверь медленно приоткрылась, причем без чьей-либо помощи.

Хэнней вскочил, хотя ноги подкосились под ним, с усилием взял себя в руки и бросился к отворившейся двери. За ней никого не было.

— Кто там? — резко спросил он.

Из темного коридора донеслись всхлипывания женщины, а вслед за ними звериный рык, заставивший Хэннея отпрянуть назад.

Патриция, также услышав его, сбежала вниз по лестнице. Она увидела, как ее отец застыл у открытой двери в библиотеку. Его лицо побледнело, а рот был нелепо открыт.

— Что случилось? — спросила девушка.

— Ты слышала что-нибудь? — спросил Хэнней дрожащим голосом. — Хватит, Пэт... Завтра мы уедем из этого дома.

Профессор медленно склонил голову.

— Это самое мудрое решение, которое вы могли бы принять, мистер Хэнней, — сказал он.

Однако утром, увидев чистое голубое небо и лучи солнечного света, мистер Хэнней усомнился в своем решении. Он пришел в небольшую гостиную Патриции, чтобы обсудить с ней этот вопрос.

— Не знаю, с чего вдруг мне так захотелось уехать отсюда, — признался он. — На самом деле, дорогая, я чувствую необходимость убежать… не от опасности, нет… скорее, от угрозы опасности. Мы, Хэннеи...

По какой-то причине Патриция не беспокоилась вместе с ним. В некотором смысле она ощущала себя защищенной, хотя и не могла определить и объяснить это чувство.

Мистер Хэнней прошелся по комнате, засунув руки в карманы, и вдруг увидел новый том на книжной полке.

— Что это? — спросил он, протягивая руку, но Пэт поспешила остановить его.

— «Правила этикета для молодых леди», — прочитал название мистер Хэнней. — Это ведь старая книга! Кто ее автор?

— Я не знаю ее автора, — торопливо ответила Пэт, — только лучше не трогай ее, она принадлежит моему другу.

Отец посмотрел на нее с подозрением.

— Это случайно не один из тех невротиков...

— Не глупи, папочка. Книга принадлежит моему другу, и этого достаточно.

После того как отец ушел, она задалась вопросом, для чего устроила эту сцену и почему посчитала важным исполнить пожелание человека, назвавшегося Питером.

Профессор спустился к завтраку вместе с ними, но о решении мистера Хэннея услышал лишь после обеда. Пэт отвезла отца в Мейденхед (в тамошнем банке тот хранил свои средства), а вернувшись, обнаружила, что профессор гуляет по участку.

— Вы любуетесь моей машиной или нашим гаражом? — спросила она.

Херзофф быстро обернулся.

— Я не знал, что вы вернулись, — улыбнулся он. — Итак, ваш отец сдаст дом?

Пэт покачала головой:

— Нет, я уговорила его остаться, — спокойно ответила она.

Профессор был озадачен.

— А вы знаете, какая история случилась в этом месте?

Она кивнула.

— Папа рассказал мне по дороге в город.

— И вы все равно хотите остаться?

— И я все равно хочу остаться.

Она вдруг почувствовала враждебность к этому человеку, враждебность беспричинную и необоснованную.

Херзофф улыбнулся:

— Вы очень храбрая девушка. Я восхищаюсь этим качеством, но все же надеюсь, что вы уговорите отца уехать отсюда. Вы можете смеяться надо мной из-за того, что человек моего возраста верит в призраков, но я психометрик[11], и у меня есть ощущение, что этот дом грозит всем вам гибелью.

— Это как раз такой дом, в котором мне нравится жить, — с неожиданной горячностью возразила Патриция.

Возвращаясь в дом, она прошла мимо садовника. Он выпрямился, когда она проходила рядом, и к ее возмущению и удивлению окликнул ее:

— Привет, юная леди! Поболтали с профессором? Он большая шишка, но, на самом деле, немногим лучше меня!

Затем, к ужасу Пэт, садовник схватил ее за подбородок своей огромной ручищей, чтобы заглянуть ей в лицо. На мгновение девушка застыла от ярости, а затем ударила его по руке и побежала к дому.

Херзофф был свидетелем этой сцены. Он медленно пересек сад, подстригая ногти перочинным ножиком, и, по-видимому, сосредоточился на этом занятии, так как не поднимал глаз, пока не столкнулся с садовником.

— Не делай этого, — тихо сказал он.

— Чего не делать? — буркнул великан.

— Не трожь молодую леди.

Херзофф взмахнул рукой, и щеки садовника заалели от красной влаги. Он заревел и схватился рукой за раненное лицо.

— Не делай этого.

Огромный человек всхлипывал и хныкал, что выглядело нелепо, учитывая его наружность.

— Зачем было это делать?

— Не трожь эту молодую леди. Иди умойся, мистер Хиггинс даст тебе пластырь.

В это время Пэт прошла на кухню. Мистер Хиггинс, устанавливающий стаканы на поднос, с удивлением оглянулся на нее.

— Хиггинс, кто этот новый садовник? — спросила задыхающаяся от гнева Пэт.

— Я не так хорошо его знаю, мисс, но мне сказали, что он порядочный парень...

— Ладно. Немедленно увольте его, — приказала девушка.

— Но почему, мисс? Мне жаль слышать такое от вас. Он, конечно, не слишком презентабельно выглядит, но нельзя судить о людях по внешности, таков мой опыт.

— Ужасно, что нам приходится держать таких людей возле дома, — сказала Пэт, выходя в столовую.

Хиггинс печально покачал головой.

— Но, мисс, вы же не можете заставить людей работать в доме с привидениями. Сам я не против, хотя временами даже меня все это беспокоит.

— Где он спит, этот садовник? — спросила Патриция, внезапно что-то вспомнив.

Хиггинс задумался.

— В подвале, мисс. Но сейчас он не сможет спать там из-за этих звуков.

— У вас есть ключ? — Патриция протянула руку, и Хиггинс вытащил ключ из кармана.

— На вашем месте я бы туда не ходил, мисс.

— Я и не собираюсь ходить туда, — резко ответила Патриция. — Я только запру дверь, чтобы туда не смог ходить никто другой.

Она попыталась открыть дверь, но та уже была заперта, и Пэт опустила ключ в сумку.

— Уже сегодня этот человек не должен оставаться в нашем доме к ночи — надеюсь, вы поняли, — сказала она Хиггинсу.

— Хорошо, мисс, — ответил слегка задетый дворецкий.

Проходя через столовую, Патриция увидела Херзоффа.

— Этот человек не будет больше досаждать вам, мисс Пэт.

— И я так думаю. Я попросила Хиггинса уволить его.

Губы профессора скривились.

— Уверяю вас, мисс, я его и так достаточно наказал, — начал он.

— А я уверяю вас, профессор Херзофф, что сегодня он покинет Честерфорд, — ответила Патриция.

У происшествия в саду был еще один свидетель. Питер Данн нашел новый пункт для наблюдения — ветку дерева, удобно расположенную как раз над дорогой, проложенной самим мистером Хэннеем. Находясь на ветке, Питер не мог принять участие в происшествии с грубияном-садовником, зато с изрядным удивлением и радостью наблюдал за тем, как профессор вершил правосудие. Он увидел, как девушка и профессор вошли в дом, и стал ждать развития событий. Все утро он надеялся встретиться с Патрицией и дожидался ее в автомобиле, удобно припаркованном так, чтобы иметь возможность следовать за ней, если бы она вышла. Но теперь его автомобиль находился за четверть мили от него, и он был озадачен, увидев, как она пересекает лужайку, направляясь к гаражу и натягивая перчатки. У него не было времени добраться до собственного автомобиля.

Вот она выехала из гаража, развернулась и поехала как раз по той дороге, над которой висела ветка дерева, выбранная Питером для наблюдения. Быть может, благодаря самому провидению она ехала медленно и, когда Питер позвал ее громким шепотом, остановила машину и оглянулась. К счастью, машина остановилась как раз под веткой, на которой сидел Питер. Девушка услышала, как он с глухим шумом приземлился на пассажирское сиденье возле нее, и, оглянувшись, с удивлением посмотрела на него.

— Откуда вы…? — спросила она.

— Вам нужно было начать со слов «мой дорогой малыш». Вы бы спросили «Мой дорогой малыш, скажи, откуда ты?», и тогда я бы ответил: «Из мира сказок, где рождаются мечты»[12].

— Но что вы здесь делаете? — настаивала Пэт.

— Собираюсь прокатиться, — ответил Питер. — Лучшие гангстеры Америки катают своих друзей.

— Я не гангстер, а вы не мой друг.

— Не спорьте. Подумайте, как будет неловко, если ваш отец, оставшийся в одиночестве, сейчас взгрустнет, выйдет и непременно спросит о моих намерениях...

Патриция резко надавила на газ.

— Вы никудышный водитель, но, попрактиковавшись, вы будете ездить лучше.

— Что это висит у вас на шее? — спросила девушка.

Это был полевой бинокль, подвешенный на ремешке.

— Это чтобы лучше видеть вас, моя дорогая, — ответил Питер. Когда она смерила его сердитым взглядом, он мягко пояснил: — Это цитата из «Красной Шапочки». А на шее у меня бинокль для шпионажа. Я наблюдал за вами.

В это время они выехали на объездную дорогу, и Патриция остановила машину.

— Я обронила платок. Вы не подберете его?

Питер абсолютно спокойно покачал головой.

— Это всего лишь трюк, чтобы выставить меня.

— Я не хочу, чтобы вы оставались здесь.

Питер кивнул.

— Знаю. Иначе все было бы куда проще. Я пошел бы к регистратору и получил разрешение на брак.

Она ахнула.

— Есть ли у вас хоть какое-нибудь представление о приличиях?

— Конечно, — кивнул Питер. — Именно поэтому я хочу сперва получить разрешение.

Патриция снова остановила машину.

— Убирайтесь! — сказала она твердо; на это раз она действительно это подразумевала.

Питер подчинился. Но девушка не поехала дальше.

— Я хочу задать вам один вопрос, — сказала она. — Скажите мне, как вас зовут и для чего вы здесь. Вероятно, у вас есть какая-то особая причина держать это в секрете, и если это так, то я обещаю, что никому не расскажу.

— Меня зовут Питер Данн, — ответил он после минутного размышления. — До вчерашнего дня я был сержантом в департаменте уголовного розыска Скотленд-Ярда.

Он увидел как глаза и рот девушки широко раскрылись.

— Вы больше не служите там?

— Отнюдь — теперь я инспектор. Меня повысили сегодня утром. Сообщили мне эту новость по телефону, вот почему мои манеры сейчас грешат некоторой фривольностью.

После этого в разговоре повисла долгая пауза.

— Но зачем вы приехали сюда? — наконец спросила Пэт. — Что здесь интересного для Скотленд-Ярда?

— Много чего, но главное, что держит меня здесь, заставляя самому заниматься делом, это личная в нем заинтересованность. У нее две причины, во-первых, это репутация моего дорогого, увы, покойного друга...

— А во-вторых? — спросила девушка после того, как он запнулся.

— Другая причина — это вы, — просто ответил Питер. — Мне очень жаль, но я влюбился в вас.

Он красноречиво взглянул на нее. Он говорил правду. Она покраснела, затем побледнела и сказала:

— Извините, мне жаль...

— Это правда или ложь? — в глазах Питера снова мелькнула улыбка.

— Это ложь, — ответила Патриция и резко тронулась с места, неумело ведя машину на неровной дороге.

Питер развернулся и пошел назад, когда вдруг услышал гудок автомобиля за спиной. Однако он не обернулся, пока она не догнала его.

— Я отвезу вас обратно, — сказала Патриция.

— Спасибо, не надо, — ответил Питер. — Я предпочту пешую прогулку.

Она разочарованно посмотрела на него.

— Но это ведь так далеко... — начала она.

— Вы не знаете, куда я иду, значит, не можете и знать, далеко это или близко.

— Мне не нравятся ваши манеры.

— В школе я получал призы за хорошее поведение, — ответил Питер. — На самом деле, мне не нравится ваш автомобиль. В нем вы унизили меня.

Патриция удивленно посмотрела на него.

— Унизила вас? Как?

— Я сказал, что люблю вас, а вы не оказали мне чести вынести вас из машины на руках.

Пэт заглушила двигатель.

— Подойдите сюда, — сказала она. — Вы можете поцеловать меня, но только один раз.

Он поцеловал ее, только один раз, но это был очень долгий поцелуй.

Пэт Хэнней вернулась домой. По ее глазам мудрая женщина поняла бы, что произошло. Но в Честерфорде не было женщин, которые были бы умнее Джойс, горничной, а та на тот момент была слишком занята хлопотами.

Девушка прошла в свою комнату, закрыла дверь, сняла пальто и посмотрела в зеркало. В некоторые вещи нельзя поверить. Например, в такие, что произошли в тот день, и Патриция могла лишь с удивлением разглядывать свое отражение. Она обнаружила, что ей трудно нормально дышать, и ее руки все еще дрожали, пока она причесывалась.

Пэт выглянула в окно, надеясь, что каким-то чудом Питер окажется в поле зрения. Но на глаза ей попалась лишь его книга. Она было протянула за ней руку, но отступила, вспомнив свое обещание.

Детектив... полицейский... как же отреагирует напыщенный мистер Хэнней на такую ужасную новость? Ведь у него на нее были совсем другие планы — он метил не ниже палаты лордов, рассказывая о своем желании найти ей подходящую партию в высших кругах.

Полицейский! Это озадачивало ее. Она спустилась в библиотеку в надежде найти какой-нибудь справочник, отчего-то полагая, что сможет отыскать в нем хотя бы краткую биографию человека, поцеловавшего ее. На некоторое время все ужасные загадки Честерфорда отошли для Патриции на задний план.

Чуда не произошло: самой подходящей книгой оказался ежегодный справочник, но в нем были указаны только имена тринадцати или четырнадцати суперинтендантов — и никаких упоминаний о Питере Данне, который еще вчера был сержантом.

До ужина она написала ему дюжину писем; все они были написаны с учетом обстоятельств и все обрывались на первой или второй странице. Одно было слишком чопорным, другое, напротив, слишком вольным. Патрицию захлестнули эмоции, надежды и сомнения, свойственные сложившейся ситуации. К счастью, на время от этих мыслей ее отвлекло прибытие новой кухарки, которая нанялась с условием, что уйдет из дома до наступления темноты.

Честерфорд начал приобретать дурную славу, так что Пэт буквально бросилась обнимать отважную женщину.

Она больше не видела садовника; когда она спросила о нем у Хиггинса, тот ответил, что рассчитал его, и он ушел. Это немного успокоило Патрицию.

Когда ее возбуждение поутихло, она вернулась к себе и, переодеваясь к ужину, заметила, что кто-то весьма тщательно обыскал ее комнату. В ящике, где хранились ее платки, был совершенный беспорядок. Ящики письменного стола также были перерыты. Неожиданно Пэт вспомнила о ключе от подвала, который спрятала в небольшой выдвижной ящик за настольными часами. Часы стояли на своем месте, но они были несколько передвинуты. Ящик был пуст.

Переодевшись, она спустилась к ужину, но не упоминала о происшествии до тех пор, пока они не перешли в гостиную пить кофе.

— Папа, ты был в моей комнате? — спросила она. — Кто-то заходил туда, заглядывал в ящики и в комод, даже обыскал мой стол.

Херзофф тут же оторвался от своего кофе.

— У вас что-нибудь пропало? — поинтересовался он.

— Ключ от подвала, — ответила Пэт. — Я взяла его у Хиггинса сегодня днем.

У Хэннея вдруг появилась мысль.

— А это не тот парень, эм… тот человек, что все крутится вокруг нашего дома? Тот молодой человек… Как, ты сказала, его зовут?

— Питер? Папа, не говори глупостей! Зачем ему это?

Мистер Херзофф вмешался в разговор.

— Питер? А как его фамилия, вы не знаете?

— Питер Данн, — ответила Пэт и заметила, что профессор, услышав эту фамилию, вдруг начал хватать ртом воздух, а его губы задрожали.

— Питер Данн! — повторил он. — Интересно. Так вы знакомы с ним, мисс Хэнней, с человеком из Скотленд-Ярда?

— Э! — неожиданно насторожился мистер Хэнней. — Полицейский из Ярда? Какого черта он здесь делает?

Пэт собралась с духом:

— Он мой жених!

Это известие заставило обоих мужчин потерять дар речи.

— Жених? — прохрипел мистер Хэнней. — Полицейский? Ты с ума сошла, Патриция?

— Я не сошла с ума, — ответила девушка. — Я просто говорю все, как есть: он сделал мне предложение, и я собираюсь его принять.

Не дожидаясь реакции на свое заявление, Патриция вернулась в свою комнату. У нее было необъяснимое ощущение, что Питер где-то рядом. Она погасила свет перед тем, как раздвинуть шторы и открыть окно. Ее сердце забилось, когда она увидела силуэт человека, стоявшего на краю газона под ее окном.

— Это вы? — прошептала она.

— Это я, — ответил Питер Данн. — Я слышал вас!

Сердце девушки сжалось.

— Что вы слышали?

— Я слышал, как вы объявили своему родителю, что я попросил вас выйти за меня замуж. Хотя это и не так: я не просил вас выйти за меня — я всего лишь признался вам в любви.

— В приличном обществе это одно и то же, — холодно ответила Патриция.

Ей следовало бы разозлиться на него, подумалось ей, но она не чувствовала злости. Она как-то инстинктивно понимала, что у Питера подобная своеобразная манера выражать мысли.

— В любом случае, я собираюсь жениться на вас, — ответил Питер. — Я решил это уже давно.

Она снова заговорила с ним, но не получила никакого ответа. Выглянув из окна, Патриция увидела, Питера внизу не видно. Ей подумалось, что он может скрываться в тени кустов, растущих напротив дома. Затем она услышала тяжелые шаги по гравию. Ей было не видно, кто это, но когда этот человек подошел поближе, ее сердце упало. Это был садовник, которого рассчитал Хиггинс, и он шел прямо к окну Патриции.

Она отскочила в сторону и, выглядывая из-за края оконной рамы, увидела, что он остановился на лужайке ярдах в шести от окна. Он курил сигару, Патриции был виден красный огонек, когда он вынул ее изо рта.

— Вы там наверху, мисс? — спросил он хриплым шепотом.

Она не ответила. Вероятно, он услышал ее голос и пришел разузнать, что происходит. Но что он вообще здесь делал? Если Хиггинс сказал правду, то садовник больше не имеет права находиться в Честерфорде. Может быть, он забыл здесь что-то из своих вещей? Патриция придумала дюжину сомнительных объяснений и с облегчением вздохнула, увидев, что он развернулся и ушел тем же путем, скрывшись в темноте.

— Ваш голос так далеко разносится, — прошептал Питер. — С трудом удалось избежать опасности...

— Опасности для вас или для меня?

— Для меня, а значит и для вас, — ответил Питер. — Два пистолета, подумать только!

— О чем вы? — спросила ошеломленная Пэт.

— По одному на каждом бедре, я видел. Теперь уходите, закройте окно и задерните шторы. И не включайте свет.

Патриция просидела в темноте довольно долго. Затем она услышала звук, от которого ее сердце чуть было не выскочило из груди — кто-то приставил лестницу к окну. Пэт сидела и дрожала, застыв на месте. Она не осмеливалась выглянуть и видела только едва различимую, будто привидевшуюся тень на шторе. Затем девушка услышала приглушенный стук, как будто бы кто-то стучал по железу молотком, тщательно обернутым чем-то мягким.

Первой мыслью Патриции было убежать вниз, но ужас сковал ее; к страху примешивалась и доля любопытства, естественного для любой здоровой молодой девушки.

Спустя десять минут стук прекратился. Пэт услышала шорох ног, спускавшихся по ступенькам лестницы, и ее скрип, когда ее уносили. Девушка осторожно подошла к окну, едва-едва отодвинула штору и выглянула. Ей был хорошо виден человек, и это был садовник!

Тогда она взглянула на его работу — он приколотил к ее окну два стальных прута крест-накрест. В результате окно теперь было невозможно открыть.

Питер наблюдал за происходящим с почтительного расстояния. Он подождал, пока Стэнди не унес лестницу обратно, в большую теплицу, а затем пробрался вперед и смог осмотреть проделанное им.

Сегодня ночью должно было случиться что-то плохое, и Питер задавался вопросом: что же это будет?

Надо было еще много всего сделать, а он уже потерял столько времени. Питер вернулся к хижине на опушке и взломал фомкой дверь.

Он не был готов к тому, что увидел: прямо в центре хижины зияла яма. Ее стенки подпирали стволы должно быть специально для этого срубленных деревьев. Самодельная лестница уходила вглубь этой ямы. Питер быстро спустился и, достигнув дна, увидел темный провал туннеля.

Пол был каменным и уходил вверх, но идти по нему было опасно. Стоило Питеру сделать шаг вперед, как на него тут же свалился большой ком земли со свода туннеля, и он поспешил подняться по лестнице и выйти наружу.

Он дошел до тропинки и прошел по ней около ста ярдов. Рядом с местом, где Питер припарковал свой автомобиль, его ждали четверо мужчин.

— Что ж, Питер, вы нашли что-нибудь?

Вопрос задал старший инспектор; вместе с ним Питера ждали еще один человек из Ярда и два начальника беркширской полиции.

— Здесь вся банда, — сообщил Питер. — Ли Смит, Рэд Сандерсон и Джо Келли. Смит выдает себя за профессора оккультизма. Примечательно, что он является членом местного гольф-клуба уже около двадцати лет. Видимо, он и раньше посещал эту деревню, и я не удивлюсь, если окажется, что он тут состоит в нескольких клубах для избранных. Сандерсон выступает в роли садовника — думается, в свое время в Дартмуре ему случалось работать в саду. А Джо Келли вернулся к своему старому амплуа дворецкого-камердинера, на сей раз под респектабельным именем Хиггинса.

— Мы можем арестовать их по обвинению в возвращении в страну, после того как их депортировали, — задумчиво предложил старший инспектор.

— Я здесь не для того, чтобы снова депортировать их, — почти гневно воскликнул Питер. — Я хочу полностью опровергнуть ту ложь, что свела Сэма Аллервэя в могилу самоубийцы. Может, я излишне эмоционален, но столь же искренен. Если вы арестуете их сейчас, то у вас не будет улик. Восемьсот тридцать тысяч канадских долларов хорошо припрятаны.

— Где? — спросил один из беркширских полицейских.

— В доме Хэннея.

— Не понимаю, как они могли оказаться в доме Хэннея, — сказал один из спутников инспектора. — Зачем им прятать их там?

— Это я объясню вам позже.

— Как вы наткнулись на них, Питер? Когда вчера вы позвонили мне, я подумал, что вы сошли с ума.

Питер Данн рассказал о событиях той ночи, когда его катер причалил к участку Хэннея.

— Это была просто история о привидении, рассказанная до смерти напуганной горничной. Была — пока дворецкий не вернул мне плед. Едва услышав его голос, я узнал в нем Келли. Я слышал его голос в суде и не мог ошибиться. Я опознал садовника и Ли Смита на следующий день. У них железные нервы, но они в отчаянии. Здесь лежат восемьсот тридцать тысяч канадских долларов, а это большие деньги.

— Но почему они оказались в доме Хэннея? — задали тот же вопрос.

— Я все вам расскажу в самое ближайшее время, — ответил Питер. — Но сейчас мне нужно возвращаться. Что бы они не планировали, это случится сегодня. Мне нужно, чтобы выходы из дома были перекрыты со всех сторон, в том числе со стороны реки.

— Полиция Бакингема выслала патрульный катер, — заявил один из беркширских полицейских. — Пятьдесят человек в штатском находятся в полумиле отсюда. Но когда вам потребуется, чтобы они были в вашем распоряжении, и как мы узнаем об этом?

Питер разъяснил им свой план действий; но подобно многим другим тщательно проработанным планам, его намерения были обречены на провал. К счастью, он не знал об этом, быстрым шагом возвращаясь к Честерфорду и его странным гостям.

***
Вернувшись в гостиную, Пэт заметила, как Херзофф бросил на нее быстрый, пронзительный взгляд, а затем быстро отвел глаза. Она осознала, что он понял: что-то случилось. Она и сама мельком взглянула на свое лицо в зеркале — оно горело от возбуждения.

Существовала некая опасность, она чувствовала это. Но Питер Данн был поблизости, и это предавало опасности некую привлекательность. Ее отец читал, мистер Херзофф корпел над пасьянсом. Вдруг Хэнней отложил книгу.

— Я подумываю о том, чтобы завести новую собаку, — сказал он. — Не нравится мне этот твой… — тут его лицо искривилось, — жених... Это была шутка весьма дурного толка, Пэт. Он крутится вокруг дома… Мне это совсем не нравится.

— Что это ты читаешь, папа? — перевела разговор Пэт.

— Книгу из серии «Знаменитые судебные процессы». Должен сказать, не очень-то подходит для чтения в наших обстоятельствах.

— Как называется книга? — хладнокровно поинтересовался Херзофф.

Впрочем, ему это было хорошо известно — ведь он видел название книги и раньше.

— Это дело о троице, ограбившей лет десять назад Канадский коммерческий банк, — ответил мистер Хэнней. — Подозреваю, что они припрятали деньги, фактически вышли сухими из воды.

— Я не припомню ничего об этом деле.

Херзофф спокойно продолжил заниматься пасьянсом.

— Вот как! — воскликнул мистер Хэнней. — А ведь крупное было дело. Они получили по двенадцать лет. Но сейчас-то они, наверное, уже вышли.

— Они были депортированы, — сказала Патриция. — Я читала об этом в газете.

Вдруг девушка подняла голову.

— Что это было? — спросила она.

Со стороны окна раздавались стоны. Сжав зубы, Пэт подошла к окну, рывком отдернула штору и едва не упала в обморок. В окне виднелась лицо женщины с отталкивающе бледным лицом, по которому стекали струйки крови. Непричесанные седые волосы спадали ей на лоб.

С криком девушка снова задернула штору и машинально бросилась к отцу. Он тоже увидел призрак.

— Женщина-бродяга, — глухо сказал Херзофф. — Вот уж не думал, что увижу ее призрак.

Он обернулся. Откуда-то снаружи доносились звуки борьбы; у двери, выходившей на веранду, раздался грохот и затем один пистолетный выстрел.

Хэнней открыл дверь, и Питер Данн, пошатываясь, вошел внутрь. По его лбу стекала струйка крови, а в руке он держал пистолет. Он быстро закрыл за собой дверь, повернул ключ и стал спиной к двери. Он видел перед собой двоих людей, которые при виде него были удивлены, и третьего, что лелеял в сердце мысль об убийстве.

Питер подошел к столу и снял трубку.

— Мертвецы, так? Мистер Херзофф, хотя бы в телефон не вселились призраки?

Херзофф не ответил ему.

Патриция подошла к Питеру.

— Тебе больно! — с дрожью воскликнула она.

— Возьмите платок из моего кармана, — сказал Питер. — Все в порядке, могло бы быть хуже.

— Я принесу вам воды, — вызвался Херзофф.

— Спасибо, но священника звать не стоит, я пока жив, Херзофф, — ответил Питер.

Он проследил за тем, как профессор вышел из комнаты, после чего вынул из кармана какой-то странный пистолет.

— Вы не могли бы взять его и, выйдя на лужайку, выстрелить в воздух? Это совсем не опасно, просто сигнальная ракета, так что можете не волноваться.

Питер обернулся к девушке.

— Вы потеряли ключ от вашего подвала?

Она кивнула, даже не удивившись заданному вопросу. Сейчас Питер Данн казался ей воплощением всеведения.

— Я предполагал, что это может случиться. Дайте мне воды, пожалуйста.

Патриция побежала в столовую и вернулась с полным стаканом.

— Спасибо, милая.

Мистер Хэнней поморщился.

Питер залпом выпил весь стакан, после чего обхватил руками лицо девушки и поцеловал ее. Мистер Хэнней остолбенел:

— Как, черт возьми, прикажете это понимать? — выпалил он.

— Это следует понимать так, что он поцеловал меня, — спокойно ответила Пэт. — Ведь так?

— Восхитительно, — прокомментировал человек, стоявший в дверях. Это был Херзофф.

— Вы можете прилечь у меня в комнате, если хотите, мистер Данн, — предложил он.

Он медленно подошел к детективу, держа руки в карманах.

— Я боюсь, что вы оставили на двери неприглядное пятно.

Питер обернулся. Он не понял, что ему предлагают спасительную возможность уйти.

— Не двигайтесь и не кричите, все вы! — рыкнул Херзофф. — Хэнней, опустите сигнальный пистолет.

— Что... — начал мистер Хэнней.

— И не задавайте вопросов, — перебил его Херзофф. — Заходите, ребята.

В комнату вошли садовник и дворецкий.

— Отведите его в мою комнату и свяжите его. Что до вас, юная леди, можете пройти в свою комнату. Когда вы мне понадобитесь, я приду за вами. А если вы будете кричать и пытаться привлечь внимание, я заставлю вас пожалеть об этом.

Она вышла из комнаты, пройдя мимо профессора, и едва не столкнулась со слугами, направлявшимися в комнату Херзоффа. Патриция прошла в свою комнату, захлопнула за собой дверь и заперла ее на ключ. Она была ошеломлена. «Такие вещи не могут происходить в Англии, — повторяла она себе снова и снова. — Мне просто снится плохой сон, и сейчас я проснусь».

Мистер Хэнней позволил привязать себя к стулу. Ему казалось, что наступил конец света. Он сидит здесь, в своей собственной гостиной, связанный человеком, которого он считал светилом науки... Это было невероятно.

— Если бы я знал, кто вы... — прохрипел он.

Херзофф улыбнулся.

— Это довольно глупое замечание. В конце концов, я избавил вас от призраков, и вы мне кое-что должны за это. Если бы вы приняли то прекрасное предложение, что я вам сделал, желая арендовать этот дом, это избавило бы вас от всех этих беспокойств... К сожалению, вы поступили весьма глупо, отказавшись, и пришлось вас запугивать, но у вас не хватило здравого смысла и на то, чтобы испугаться.

Херзофф оставил хозяина и отправился наверх, в свою комнату, переступая через две ступеньки. Питер лежал на кровати, связанный по рукам и ногам. Херзофф взглянул на него и направился к комнате Пэт.

— Патриция! — мягко позвал он. — Это мистер Херзофф.

Девушка не отвечала, но Херзофф знал, что она его услышала.

— Только я могу вывести вас из этого дома живой, — сказал он. — Воспользуйтесь шансом, и я буду держать своих людей подальше от вас.

— Я скорее умру!

Услышав это, Херзофф улыбнулся.

— От рук моей гориллы, так? Что ж, можно и так. Не знаю, отчего вы так приглянулись Рэду, но женщины всегда были его слабостью... Я даю вам шанс — не держите зла и идемте со мной.

Он снова ожидал ответа, но так и не дождался.

— Вы ведь не рассчитываете, что кто-нибудь сможет выбраться из дома и сообщить о нас в полицию? Никаких шансов! Сегодня ночью я позвонил в лондонскую газету и сообщил, что вы с отцом отправились на континент. Подумайте, что это значит — вас не хватятся еще долгое время после того, как я покину Англию.

Вернувшись в свою комнату, профессор прервал поток брани из уст садовника.

— Этот парень стрелял в меня! — прорычал Рэд Сандерсон.

— Делай ты свою работу, этого бы не произошло, — ответил Херзофф, придвинув стул к кровати. — Итак, мистер Питер Данн?

— Вы вернетесь обратно в тюрьму на пожизненное заключение! — сквозь зубы сказал Питер.

Херзофф удивился.

— Зачем вы вмешались? Как я понял, вас не назначали на это дело — вы решили поработать во время отпуска. Чего вы хотите?

— Мне нужны деньги, украденные вами из Канадского коммерческого банка. Вы заставили судью поверить, что часть из них присвоил Сэм Аллервэй. Деньги зарыты под погребом Хэннея. Вы спрятали их здесь случайно, ведь другой дом принадлежит вам, не так ли?

Питер увидел, как выражение лица преступника изменилось, и улыбнулся.

— Сперва у вас все шло как надо. Вы купили тот дом перед ограблением — я проверил даты. Ночью вы покинули Лондон в подержанном автомобиле. Вы хотели приехать сюда и спрятать деньги в подвале купленного вами дома, но в темноте перепутали дома и вошли в соседний. В те времена оба дома выглядели одинаково, ведь Хэнней еще не начал свои строительные работы. Кто-то из вас ошибся домом и закопал деньги в подвале Хэннея. Выйдя из тюрьмы, вы не могли забрать деньги. Вы попытались прорыть туннель из сарайчика садовника, но он вышел не слишком надежным — слишком близко к поверхности.

— С нашим туннелем все в порядке, — прорычал Ли Смит, и это была правда.

Питер на мгновение был поражен. Он заметил, что в дверях кто-то стоит и наблюдает за ним. Подняв глаза, он улыбнулся ужасной женщине, чье появление в окне так напугало Патрицию. Еще до того, как она сняла растрепанный парик и начала вытирать грим с лица, Питер узнал в ней привлекательную Джойс.

— Вы могли бы представить меня своей дочери, Смит. Мы с ней пока не знакомы.

Но Ли Смит был занят другими делами.

— Этой ночью нам нужно хорошо потрудиться, Рэд, — сказал он. — Достанем наши деньги — осталось всего лишь ярд прокопать.

— Да, вам придется поработать! — усмехнулся Питер.

Ли Смит странно на него посмотрел, а затем он протянул руку и похлопал гиганта-садовника по плечу.

— Получай девушку, Рэд. Она твоя!

Лицо Питера побледнело и исказилось.

— Если вы причините ей боль...

— Причиню я ей боль или нет, завтра для вас уже не будет иметь значения, — отрывисто сказал Ли Смит. — Помогите отнести его в подвал. Когда мы достанем ящики, там будет большая яма, мистер Данн. В ней хватит места для троих человек. Для всех вас.

Пэт слышала их тяжелые шаги, когда они уводили Питера по коридору. А затем она услышала другой звук: кто-то пытался открыть дверь в ее комнату.

— Кто там? — спросила она.

— Открой дверь, моя малышка.

Это был голос великана-садовника; на секунду ноги Пэт подкосились, и ей пришлось опереться о стену, чтобы не упасть.

— Вы не сможете войти сюда. Дверь заперта. Если вы не уйдете, я буду кричать.

— Конечно, ты будешь кричать, — казалось, ответ позабавил садовника. — Ты будешь кричать еще громче через минуту. Открой дверь...

Дверь задрожала, когда он навалился на нее всем своим весом. Патриция пришла в ужас. Она подбежала к окну и тут поняла предназначение двух перекрещенных железных прутьев, мешавших открыть его.

Дверь раскололась под ударами огромного кулака, и девушка в полном отчаянии огляделась по сторонам. Тут ее взгляд упал на книгу, «Правила этикета для молодых леди». Это была соломинка, и Патриция ухватилась за нее. Она взяла книгу с полки; та была необычайно тяжелой и, раскрыв ее, девушка поняла причину — страницы внутри были вырезаны, и в образовавшейся «шкатулке» был спрятан маленький пистолет. Дрожащими руками она схватила его, бросив книгу на пол, когда дверь окончательно пала под натиском громилы-садовника.

Он стоял в дверном проеме, его лицо пылало, а глаза сверкали белым огнем.

— Если вы подойдете ко мне, я выстрелю! — выкрикнула Патриция.

— Выстрелишь, вот как?

Великан шагнул в комнату. Грохот выстрела оглушил девушку. С ужасом она увидела, как у садовника подкосились ноги и он с грохотом повалился на пол. Она выскочила из комнаты, пробежав мимо него, все еще крепко держа в руке пистолет. Удивительно, что он ненароком не выстрелил снова, ведь его судорожно сжимала рука испуганной девушки.

Войдя в гостиную, Пэт включила свет. Ее отец был привязан к креслу. Она попыталась развязать его, но не смогла. Затем она увидела сигнальный пистолет, лежавший на полу у двери, ведущей в сад. Патриция повернула ключ в замке, выбежала на улицу и выстрелила в воздух. Это было странным опытом для нее. Уже вернувшись в дом, она увидела, как округу осветила вспышка сигнальной ракеты.

Куда они увели Питера? Библиотека была пуста. Пэт прошла на кухню и там услышала звуки. Дверь в подвал была открыта, и она заглянула туда. Здесь голоса были слышны более четко. Сейчас говорил Питер.

— Если вы причините вред девушке, то вам лучше убить меня.

— Тебя мы убьем, будь спокоен, — ответил Херзофф. — Поторопись, Джо: к рассвету мы должны убраться подальше отсюда. Джойс, возьми автомобиль девчонки и уезжай, не дожидаясь нас.

Пэт вышла на лестницу и спустилась на одну ступеньку вниз.

— Разве вам не нужно сначала попросить у меня разрешения?

Все обернулись на звук ее голоса.

— Не двигайтесь, или я буду стрелять! Развяжите мистера Данна.

Сообразительная Джойс начала потихоньку подходить к ней.

— Вы же не станете стрелять в женщину, мисс Хэнней? — сказала она.

— Если мне придется стрелять в женщину, то я выберу вас! — сказала Патриция так убедительно, что служанка тут же в испуге отступила. — Развяжите мистера Данна!

Пэт ждала, пока Питера освободили и он встал; ее внимание было так сосредоточено на нем, что она не заметила, как Херзофф ощупывает стену. Впрочем, даже заметь она это, она могла бы не понять, что он искал выключатель.

— Давайте это обсудим, мисс Хэнней, — произнес профессор, растягивая слова. — Дайте нам полчаса на то, чтобы уйти, и никто не пострадает. Ведь эти деньги, — он указал на открытую дверь, которая, очевидно, вела во второй подвал, — наши. Мы отсидели за них двенадцать лет и имеем право их забрать.

Затем погас свет. Патриция услышала выстрел, за ним еще один, а затем крик женщины.

Она бросилась вверх по лестнице, через темную кухню, и, спотыкаясь, выбежала на улицу. Кто-то гнался за ней по пятам. Это был дворецкий. Он схватил ее за рукав. Девушка вырвалась из его рук и побежала.

Где-то поблизости раздались звуки полицейских свистков. Краем глаза девушка заметила, как к ней через лужайку бегут люди.

— Где инспектор Данн?

Вне всяких сомнений задавший вопрос привык говорить повелительным тоном. Задыхаясь, она рассказала новости.

Ее преследователь исчез. Когда зажгли свет, то обнаружили его на кухне, где тот ожидал неизбежного ареста с философским спокойствием преступника.

Когда она вошла в кухню, Питер, пошатываясь, выходил из подвала.

— Они задержали Смита? — спросил он.

Она покачала головой.

— Я не видела его. Вы ведь говорите о профессоре Херзоффе?

Питер повернулся к вошедшему полицейскому:

— Вызовите скорую помощь. Он выстрелил в свою дочь. Если он не поднялся, значит, он все еще в подвале.

Питер посмотрел на дворецкого.

— Есть ли другой выход оттуда?

— Можно сказать, что есть, — через туннель, — угрюмо ответил Хиггинс.

— Туннель? — Питер вдруг вспомнил хвастовство Смита.

— Да, но его довольно опасно использовать — земля слишком рыхлая. Она осыпается вслед за идущим.

Питер быстро вернулся в подвал, спустился по каменной лестнице и прошел через дверь, отделявшую второй подвал от основного. За дверью он впервые увидел низкий вход в туннель. Там явно кто-то был.

— Смит, выходи!

Ответом ему послужил выстрел, попавший в земляную стену. Но было и другое следствие — комья земли начали осыпаться с потолка туннеля. Питер едва успел вскарабкаться наверх до того, как раздался грохот и из узкого хода повалили клубы пыли. Он осветил помещение фонарем, но безрезультатно — ничего нельзя было увидеть.

— Это была самая неудачная часть туннеля, — дрожащим голосом пояснил Хиггинс. — Я говорил Ли, что не стоит его использовать...

Внезапно он замолчал, и гримаса ужаса исказила его лицо.

— Слушайте! — прошептал он. Прислушавшись, они услышали тиканье часов смерти. — Это о Ли!

***
— Больше и объяснять особенно нечего, — так закончил свой рассказ Питер той ночью, объясняя произошедшее якобы мистеру Хэннею, а на самом деле его дочери. — В первую очередь они решили напугать слуг и поставить на их место своих людей. Эта цель и стояла за всеми «призрачными» делами.

Они думали, что это будет несложно. Эти люди уже предприняли безуспешную попытку проникнуть в подвал, проложив туннель под землей. Вероятно, это заняло пару месяцев упорной работы. Они воспользовались случаем, когда вы уезжали на юг Франции — смогли пробраться в дом, но им не понравилось присутствие оставленного вами смотрителя — если я правильно помню, это был полисмен из города.

Когда они устроили в дом своих людей в качестве слуг, то их задачей стало избавиться от вас и Пэт. Сначала они решили действовать благородно, предложив вам сдать дом в аренду.

Мистер Хэнней фыркнул.

— Потерпев неудачу, — продолжил свой рассказ Питер, — они принялись запугивать слуг, чтобы таким образом заставить вас съехать. Тогда все было бы проще, и они смогли бы не торопясь добраться до своих денег. Но до тех пор они могли лишь работать всего по несколько часов ночью, и им приходилось уносить выкопанную землю в мешках. Вы можете найти два или три мешка земли за вашим сараем.

Кто меня удивил, так это горничная, Джойс. До сегодняшнего дня я не знал, что у Ли Смита есть дочь, которая была актрисой. Ведь притворяясь, что она увидела привидение, прошедшее через стену, она хорошо сыграла. Как бы то ни было, она обманула вас, мистер Хэнней, — полагаю, вы поверили в этот грандиозный обман.

Пэт попыталась поймать его взгляд, но ей это не удалось.

— Просто удивительно, как все обернулось, — сказал мистер Хэнней. — Что-то подсказывало мне, что ни в коем случае нельзя отказываться от этого дома. Видите, мистер Данн, как путь долга может совпасть… ммм… с путем славы? Пойди я легким путем, мы не задержали бы этих преступников. Конечно, тогда мы бы уберегли себя от некоторых беспокойств и, возможно, опасности — я это осознаю как никто другой, ведь я едва не задохнулся от того отвратительного кляпа, который этот бандит сунул мне в рот... Но разве мы не испытываем удовлетворения от того, что дванегодяя попали в тюрьму? Кстати, я полагаю, потребуются мои показания?

— Несомненно, — со всей серьезностью ответил Питер. — Возможно, ваши показания будут наиболее важными в этом деле.

После того как ее отец ушел, Пэт спросила:

— Мне тоже будет нужно идти в этот ужасный суд?

— Вам не нужно, — решительно сказал Питер. — Будет вполне достаточно людей, которые возьмут на себя ответственность за это удачное дело. Я дам все необходимые показания и, если меня спросят, упомяну, что моя жена при этом присутствовала.

— Но я не твоя жена, — возразила Пэт.

— К тому моменту ты станешь ею, — ответил Питер.

Примечания

1

Человек, живущий в своё удовольствие, богато и беспечно; кутила, весельчак (от фр. bon vivant — букв. «хорошо живущий»).

(обратно)

2

Нечто среднее между городом и деревней.

(обратно)

3

В Англии галстук является частью школьной формы, причем у каждой частной школы свой фирменный галстук, по которому можно распознать выпускника того или иного учебного заведения.

(обратно)

4

От англ. «dapper», слова с несколькими значениями: от «аккуратный, щеголеватый» до «проворный, подвижный».

(обратно)

5

Подразделение уголовного розыска в Великобритании.

(обратно)

6

Александерплац — центральная площадь Берлина, на которой находилась штаб-квартира полиции.

(обратно)

7

Отель «Адло́н Кемпи́нски» — фешенебельный отель в центре Берлина, один из самых знаменитых отелей Германии.

(обратно)

8

Административный центр Французской Гвианы.

(обратно)

9

«Диггинс Фоллис» переводится на русский язык как «Причуды Диггина».

(обратно)

10

Я знаю все (фр.)

(обратно)

11

Психометрия — предполагаемая способность сообщать сведения о предмете или его владельце через контакт с ним.

(обратно)

12

Питер цитирует стихотворение Джорджа Макдональда «Младенец» (перевод Василисы Борцовой).

(обратно)

Оглавление

  • От редакции
  • I. Четыре исчезнувших коммерсанта
  • II. Взломщик письменных столов
  • III. Наследник
  • IV. Пациент доктора Файфера
  • V. Сигнализация
  • VI. Спрятанные сокровища
  • VII. Принципиальный Джо Лолэс
  • VIII. Часы смерти
  • *** Примечания ***