КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Голубой Лабиринт [Дуглас Престон] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Линкольн Чайлд посвящает эту книгу своей дочери Веронике.

Дуглас Престон посвящает эту книгу Элизабет Берри, а также Эндрю Себастьяну.

Глава 1

Величественный особняк на Риверсайд-драйв между 137-й и 138-й улицами, за которым заботливо ухаживали, безукоризненно сохранился, его старые, уже потертые окна выходили с видом на реку Гудзон. Яркое, желтое свечения исходило из закрытого окна над главным входом, освещая диск с номером здания.

Дом 891 на Риверсайд был резиденцией специального агент ФБР Алоизия Пендергаста, а Пендергаст был человеком, который ценил, прежде всего, свою личную жизнь.

В элегантной библиотеке особняка, Пендергаст сидел в кожаном кресле. Хотя это было в начале лета, ночь была ветреной и холодной, и низкий огонь мерцал на каминной решетке. Он листал копию Манъёсю, старой и знаменитой антологии японской поэзии, начиная с 750 года н.э. Небольшой чугунный чайник, стоял на столе рядом с ним, вместе с фарфоровой чашкой с зеленым чаем. Ничто не нарушало его концентрацию. Единственными звуками были случайные потрескивание угольков оседания и раскаты грома из-за закрытых жалюзи.

Теперь появился слабый звук шагов из приемного зала и вскоре в дверях библиотеки появилась Констанция Грин. Она была одета в простое вечернее платье. Ее фиолетовые глаза и темные волосы, остриженные в старомодном стиле, компенсировали бледность ее кожи. В одной руке она держала пачку писем.

— Почта, — сказала она.

Пендергаст склонил голову и положил книгу в сторону.

Констанс села рядом с ним, его душевное состояние очень беспокоило ее после тех ужасных событий, которые произошли в прошлом году.

Она начала перебирать небольшой стек почты, откладывая те, которые его не заинтересовали бы. Пендергаст не хотел нагружать себя ежедневными деталями. Он держал в Новом Орлеане старую семейную юридическую фирму, оплачивал счета и управлял своим необычайно обширным доходом. Он управлял столь же старой в Нью-Йорке банковской фирмой для управления другими инвестициями, доверительными отношениями, а также недвижимостью. И у него была вся почта, которая доставляется в почтовый ящик, который Проктор, его шофер, телохранитель и мастер на все руки, собирал на регулярной основе. В настоящее время Проктор готовился уехать в гости к родственникам в Эльзасе, поэтому Констанция согласилась взять на себя эпистолярные вопросы.

— Вот письмо от Кори Свенсон.

— Откройте его, если вам будет угодно.

— Она прислала фотокопию письма от Джона Джея. Ее диссертация выиграла премию.

— В самом деле. Я присутствовал на церемонии.

— Я уверена, что Кори оценил это.

— Это редкая выпускная церемония предлагает парад банальности и лживости, установленный в утомительной рефреном великолепие и пышности. — Пендергаст сделал глоток чая при воспоминании.

Констанс снова перебрала почту:

— А вот письмо от Винсента д'Агосты и Лоры Хейворд.

Он кивнул ей:

— Это благодарственное письмо за свадебный подарок и за званый ужин.

Пендергаст склонил голову, когда она положила письмо в сторону. Месяц назад, накануне свадьбы д'Агосты, Пендергаст устроил у себя ужин для пары, пройдя несколько курсов по кулинарии, ужин он приготовил сам, на столе ещё красовались редкие вина из личного погреба. Именно этот жест, убедил Констанцию, что Пендергаст оправился от своей недавней эмоциональной травмы.

Он прочитал несколько писем, а затем отложив в сторону, представляющие интерес, остальное бросил в огонь.

— Как продвигается проект, Констанция? — Спросил Пендергаст и налил себе свежую чашку чая.

— Очень хорошо. Вчера я получила пакет из Франции, который я пыталась найти вместе с теми, что я уже получила из Венеции и Луизианы. Когда у вас будет время, я хотела бы задать несколько вопросов о Августе Робеспьере.

— Большая часть того, что я знаю, состоит из устной семейной истории - небылицы, легенды, и некоторые шептали страшилки. Я был бы рад поделиться большинством из них с вами.

— Большинством? Я надеялась, что вы поделитесь со всеми.

— Я боюсь, что есть скелеты в шкафу семьи Пендергастов, фигуративные и буквальные, которые я должен держать в секрете даже от вас.

Констанс вздохнула и поднялась. Когда Пендергаст вернулся к своей книге поэзии, она вышла из библиотеки, через зал приемов выстланного музейными шкафами, полных любопытных предметов, она прошла через дверной проем со временем потемневшего дуба. Главной особенностью комнаты был деревянный стол, почти такой же старый, как сама комната. Ближний конец стола был покрыт журналами, старыми письмами, страницами переписи, пожелтевшими фотографиями и гравюрами, судебными стенограммами, мемуарами, перепечатками из газет, а также другими документами, все расположено ровными стопками. Рядом с ними стоял портативный компьютер, его экран светился несоответственно в темной комнате. Несколько месяцев назад Констанция взяла его себе, чтобы подготовить генеалогию семьи Пендергаста. Она хотела удовлетворить свое собственное любопытство и помочь Пендергасту найти себя. Это было фантастически сложным и все же бесконечно увлекательным делом.

В дальнем конце длинной комнаты, за арочной дверью, находилось фойе, которое вело к входной двери особняка. Прежде чем Констанс собралась занять место за столом, прозвучал громкий звонок.

Констанция замолчала, нахмурилась. Они редко развлекали посетителей на 891 Риверсайд-драйв и никогда не приглашали без предупреждения.

Звонок. Другой звук раздавался от лестничной площадки, сопровождающий низким ворчанием грома.

Разглаживая платье, Констанс прошла через длинную комнату, через арку, и в фойе. Тяжелая входная дверь была прочной, без глазка, она помедлила. Когда послышался очередной звук, она расстегнула верхний замок, затем нижний, и медленно открыла дверь.

За ней стоял молодой человек. Его светлые волосы были мокрые и прилипли к голове. Его забрызганные дождем черты были прекрасны: высокий лоб и точеные губы. Он был одет в льняной насквозь мокрый костюм, который прильнул к его телу.

Он был связан тяжелыми веревками.

Констанс ахнула, начала тянуться к нему. Но выпученные глаза не замечали этого жеста. Они смотрели прямо перед собой, не мигая.

На мгновение, фигура осталась стоять, покачиваясь, неровно освещенная вспышками молнии - а затем он начал падать, как дерево, сначала медленно, а затем быстрее, прежде, чем врезаться ничком через порог.

Констанс закричала. Пендергаст быстро прибежал, за ним Проктор. Пендергаст схватил ее и отодвинул в сторону, быстро опустился на колени над молодым человеком. Он схватил фигуру за плечо и перевернул его, задевая волосы с его глаз, и проверяя пульс, который явно отсутствовал под холодной плоти шеи.

— Мертв, — сказал он, его голос был низким и неестественным.

— Боже мой, — сказала Констанция. — Это ваш сын Тристрам.

— Нет, — сказал Пендергаст. — Это Альбан. Его близнец.

Несколько секунд он сидел на коленях возле тела. А потом вскочил на ноги и, в вспышке кошачьего движения, исчез в ревущей бури.

Глава 2

Пендергаст рванул вдоль широкой аллеи на Риверсайд-драйв, остановился на углу, посмотрел на север, затем на юг. Дождь продолжал идти стеной, свет исходил только от редких фонарей, стоящих вдоль улицы, пешеходов не было. В трех кварталах к югу от себя, он увидел черный автомобиль: «Линкольн Таун Кар» последней модели, подобные можно было увидеть на улицах Манхэттена. Номерного знака не было видно.

Пендергаст побежал за ним.

Автомобиль не ускорялся, он по-прежнему неторопливо двигался по дороге, останавливаясь на каждом перекрестке он дожидался зеленого цвета на светофоре, а другой, уверенно набирал дистанцию. Когда вместо красного цвета, на светофоре появился зеленый, «Таун Кар» продолжил движение по-прежнему не превышая скорость.

Пендергаст вытащил свой сотовый телефон и набрал номер:

— Проктор. Привези машину. Я направляюсь на юг по Риверсайд .

Черный автомобиль почти исчез, за исключением слабой пары задних фонарей, колеблющихся в ливне, но когда он медленно повернул на 126-ую улицу, даже те исчезли.

Пендергаст продолжил преследование в мертвой перспективе, его черный пиджак промок насквозь, а дождь хлыстал по лицу. Через несколько кварталов впереди себя, он увидел «Линкольн», который снова остановился на светофоре, позади двух других транспортных средств. Пендергаст снова вытащил свой телефон и набрал номер.

— Двадцать шестой участковый слушает, — ответили на другом конце провода. — Офицер Пауэлл.

— Это Пендергаст, ФБР. Преследую черный «Линкольн Таун Кар», номерной знак неопознан, движется на юг по Риверсайд на Сто двадцать четвертую улицу. Водитель является подозреваемым в убийстве. Нужна помощь в остановке автомобиля.

— Десять-четыре, — произнес диспетчер по рации. И через минуту: — У нас есть патрульный в этом районе. Держите нас в курсе.

— Спасибо за поддержку, — сказал Пендергаст, все еще находясь в мертвой перспективе.

— Сэр, если водитель транспортного средства только подозреваемый...

— Это является одной из приоритетных задач для ФБР, — сказал Пендергаст в телефон. — Повторяю, одной из приоритетных задач.

Небольшая пауза:

— Мы высылаем вертолет.

Когда он положил трубку, автомобиль резко свернул вправо, объехал впереди стоящие автомобили и на холостом ходу, на красный цвет светофора, съехал с дороги и пересекая тротуар, вспенивания грязь, проехал по клумбе, а затем направился вниз по автостраде в сторону Гудзона.

Пендергаст снова позвонил в 911 и сообщил куда движется черный «Таун Кар», затем связался с Проктором, а потом разрезая быстрым бегом парк, перепрыгнул через низкий забор и помчался через клумбы с тюльпанами, его глаза сфокусировались на задних фарах автомобиля, который мчался по автостраде. Визг шин доносился до ушей агента.

Он перепрыгнул низкую каменную стену, наполовину соскользнул вниз по насыпи, где было много мусор и битого стекла, в попытке сократить расстояние между собой и транспортным средством. Он упал, но быстро вскочил на ноги, грудь вздымалась, пропитанная дождем белая рубашка прилипла к его груди. Он наблюдал, как черный автомобиль развернулся и начал приближаться к нему. Он потянулся к «Лес Баеру», ​​но его рука сомкнулась над пустой кобурой. Он быстро посмотрел вокруг темной набережной, потом - когда яркий свет полоснул по нему - он был вынужден откатиться. После того, как автомобиль проехал, он снова поднялся на ноги. Проследив за автомобилем, он заметил, как черный «Линкольн Таун Кар» объединился с основным потоком машин на автостраде.

Через мгновение подъехал старый «Роллс-ройс» и быстро остановился у бордюра. Пендергаст открыл заднюю дверь и прыгнул в салон.

— Следуйте за черным «Таун Каром», — сказал он Проктору, когда пристегнулся ремнем безопасности.

«Роллс-ройс» плавно тронулся. Пендергаст услышал слабые сирены сзади, полицейские были слишком далеко и без всякого сомнения застряли в пробке. Он вытащил полицейское радио из бокового отсека.

Погоня ускорилась, «Роллс» выехал на полосу движения, уворачиваясь от потока автомобилей на скорости, которая приближалась сто миль в час, они вошли в зону строительства и бетонного заграждения, которое выравнивало обе стороны шоссе.

Было много болтовни по радио полиции, но они были первыми в преследовании. Вертолета нигде не было видно.

Внезапно, впереди движения появились яркие вспышки, сопровождающие выстрелами.

— Выстрелы! — Сказал Пендергаст в открытый канал. Он сразу понял, что происходит. Впереди, машина резко свернула направо, затем налево, сопровождая вспышками дополнительных выстрелов. Затем последовали тяжелые удары, несколько автомобилей столкнулись друг с другом на большой скорости, вызывая цепную реакцию, которая быстро заполнила дорогу шипением и разрушенным металлом. С большим опытом, Проктор затормозил и регулируя направление, пытался маневрировать мимо цепной реакции столкновений. С оглушительным треском «Роллс» под углом столкнулся с бетонным заграждением, а водитель получил удар в затылок. Оставаясь пристегнутым ремнем безопасности на заднем сидении, Пендергаста бросило вперед, а затем обратно. Частично оглушенный, он услышал звук шипящего пара, вопли, крики, визг тормозов и очередные аварии, автомобили продолжали сталкиваться друг с другом, смешиваясь с растущим хором сирен и теперь, наконец-то, лопастями пролетающего вертолета.

Сбрасывая с себя осколки битого стекла, Пендергаст изо всех сил попытался собраться с мыслями. Сняв ремень безопасности, он наклонился вперед, чтобы осмотреть Проктора.

Человек был без сознания, с раной на голове. Пендергаст включил радио, чтобы позвать на помощь. Но когда он это делал, дверь распахнулась и парамедики схватили его, чтобы вытащить из машины.

— Уберите от меня свои руки, — сказал Пендергаст. — Сосредоточтесь на нем.

Пендергаст пожал плечами и вышел в проливной дождь, осколки стекла продолжали сыпаться с него. Он пристально смотрел вперед, на спутанный клубок из автомобилей, море мигающих огней, слушал крики фельдшеров, полиции и бесполезный шум, кружащего вертолета.

«Таун Кара» уже давно не было.

Глава 3

Классический майор из Университета Брауна и бывший активист-эколог, лейтенант Питер Англер не был типичным офицером полиции Нью-Йорка. Тем не менее, существовали определенные черты, с которыми он поделился со своими коллегами полицейскими: ему нравилось видеть, как его дела решаются быстро, еще ему нравилось видеть преступников за решеткой. Его целеустремленность помогла пережить Пелопоннесскую войну во время своего четвертого года обучения в 1992 году, и предотвратить вырубку перестойного леса из красного дерева секвойи в том же году, это привело к его повышению по служебной лестнице, в возрасте тридцати шести лет он стал Лейтенант - Детектив Командующий Отрядом. Он организовал свои исследования, военные кампании, и убедился, что сыщики под его руководством выполнили свою обязанность с тщательностью и точностью. Результаты, полученные такой стратегией были источником длительной гордости Англера.

Именно по этой причине в рассматриваемом случае появилось плохое предчувствие.

Надо признать, случай произошел менее двадцати четырех часов назад. И его команда не могла быть обвинена из-за отсутствия прогресса. Все было обработано с помощью книги. Первые респонденты обеспечили местоположение, взяли заявления у свидетелей, пока не прибыли технические следователи. Эти следователи, в свою очередь, тщательно рассмотрели место происшествия и собрали доказательства. Они работали в тесном сотрудничестве с командой криминалистов, судебно-медицинских исследователей и фотографов.

Нет - его неудовлетворенность лежала с необычным характером самого преступления ... и по иронии судьбы, с отцом умершего: специального агента из ФБР. Англер прочитал расшифровку стенограммы заявления человека, и это было замечательно для своей краткости и отсутствия полезной информации. Препятствуя подразделению отвечающей за место преступления, агент не желал допускать их до своего места жительства, но сколько он не бился, появилась необходимость исследовать за пределами места преступления - причем до такой степени, что сотрудники полиции смогли бы использовать ванную. ФБР официально не присутствовало на этом происшествии, но Англер был подготовлен, он мог бы дать человеку ознакомиться с материалами дела из-за вежливости, если бы тот захотел это. Но агент не обратился с такой просьбой. Если бы Англер не знал его лучше, он предположил бы, что этот человек Пендергаст не хотел, чтобы убийца его сына был пойман.

Именно по этой причине он решил сам взять интервью у этого человека, в - он взглянул на часы - ровно через одну минуту.

И точно через одну минуту, агент был сопровожден в его офис. Человеком, который сопровождал агента, был сержант Лумис Слейд, личный помощник Англера. Англер посмотрел на своего посетителя отработанным взглядом: высокий, худощавый, с белыми волосами и бледно-голубыми глазами. Черный костюм и темный галстук серьезного образца закончили аскетическую картину. Он было совсем не типичным агентом ФБР. С другой стороны, учитывая его место жительства — квартира в Дакоте, настоящий особняк на Риверсайд-драйв, где было найдено тело — Англер решил, что он не должен удивляться. Он предложил агенту стул, затем снова сел за свой стол. Сержант Слейд сидел в дальнем углу позади Пендергаста.

— Агент Пендергаст, —сказал он. — Спасибо что пришли.

Человек в черном костюме, наклонил голову.

— Прежде всего, позвольте мне выразить свои соболезнования по поводу вашей потери.

Человек ничего не ответил. Он не выглядел скорбящим, точно. На самом деле, он не выказал никакого выражения вообще. Лицо его было закрытой книгой.

Офис Англера не был похож на большинство офисов лейтенантов в полиции Нью-Йорка. Конечно, он имел свою долю досье и стопки отчетов. На стенах, вместо похвал и фотосессий для журналистов, висели старинные карты. Англер был заядлым картографическим коллекционером. Обычно, посетители офиса были немедленно привлечены к странице из французского Атласа Леклерка 1631 или Пластине 58 из Атласа Британии Оджилби, показав дорогу от Бристоля до Эксетера, или — его гордость и радость — пожелтевший, хрупкий фрагмент от Стола Пейтингера , скопированный Абрахамом Ортелиусом. Но Пендергаст даже не взглянул на коллекцию.

— Я хотел бы развить Ваше первоначальное заявление, если вы не возражаете. И я должен сказать, что мне придется задать некоторые неловкие и неудобные вопросы. Я приношу извинения заранее. Учитывая Ваш собственный опыт правоохранительных органов, я уверен, что Вы поймете.

— Естественно, — ответил агент со сладкозвучным южным акцентом.

— Есть несколько аспектов этого преступления, и честно говоря, меня это озадачивает. Согласно Вашему заявлению, и Вашей, — он бросил взгляд на отчет, который лежал на его рабочем столе, — Ваша подопечная, госпожа Грин, заявила, что примерно в двадцать минут девятого вчера вечером, раздался стук в дверь Вашего дома. Когда госпожа Грин ответила на него, она нашла на Вашем пороге Вашего сына, его тело было связано толстыми веревками. Вы установили, что он умер и преследовали черный «Таун Кар» на юге Риверсайд-драйв во время разговора с 911. Правильно?

Агент Пендергаст кивнул.

— По какой причине у Вас появилось впечатление, что убийца был в этой машине?

— Это было единственное транспортное средство в движении в то время. В поле зрения не было никаких пешеходов.

— Вам не пришло в голову, что преступник, возможно, скрывался где-нибудь вблизи Вашего дома и компенсировал свое спасение некоторым другим маршрутом?

— Автомобиль проехал на красный цвет светофора, переехал через тротуар и клумбу, выехал на бульвар в наклонный съезд и сделал незаконный разворот. Другими словами, это произвело довольно убедительное впечатление, он пытался уклониться от преследования.

Сухое, слегка ироническое предоставление этого заявления раздражило Англера.

Пендергаст продолжил:

— Могу ли я спросить, почему полицейский вертолет был настолько медлителен?

Англер продолжал раздражаться:

— Это разве поздно.Он прибыл через пять минут после вызова. Это очень хорошо.

— Не достаточно хорошо.

Стремясь вернуть себе контроль над интервью, Англер сказал, гораздо более резко, чем намеревался:

— Вернемся к самому преступлению. Несмотря на тщательную агитацию, мои детективы не смогли найти свидетелей, которые видели «Таун Кар». Не было никаких признаков насилия, никаких наркотиков или алкоголя в организме Вашего сына; он умер от сломанной шеи, возможно, за пять часов до того, как Вы нашли его — по крайней мере, это - предварительная оценка, ожидается вскрытие. Согласно заявлению госпожи Грин, ей потребовалось приблизительно пятнадцать секунд, чтобы ответить на звонок. Таким образом, убийца — или убийцы — кто забрал жизнь у Вашего сына, перевязывает его — не обязательно в таком порядке — прислоняет его к Вашей парадной двери, звонит в Ваш дверной звонок; возвращается в «Таун Кар»; и успевает получить несколько секунд, прежде чем Вы сами произвели преследование. Как же он, или они, двигались так быстро?

— Преступление было безупречно запланировано и выполнено.

— Ну, возможно, но могло также случиться так, что Вы были в шоке — совершенно понятно учитывая обстоятельства — и что Вы реагировали менее быстро, чем указано в Вашем заявлении?

— Нет.

Англер рассмотрел этот краткий ответ. Он посмотрел на сержанта Слейда - как обычно, молчит как Будда - и затем снова на Пендергаста:

— Тогда мы имеем, ах, драматизм самого преступления. Связанный веревками, установленный перед Вашей передней дверью - это ​​показывает определенные признаки убийства мафиозного стиля. Это подводит меня к моей главной линии допроса, и опять же, простите меня, если некоторые из них являются навязчивыми или оскорбительными. Был ли ваш сын участником мафии?

Агент Пендергаст поймал взгляд Англера с тем же безликим, непроницаемым выражением лица:

— Я понятия не имею, во что был вовлечен мой сын. Как я указал в своем заявлении, мой сын и я проживали раздельно.

Англер перевернул страницу отчета:

— Технические исследователи и моя собственная детективная команда, пришли на место преступления с большой осторожностью. Сцена была замечательна за отсутствие очевидных доказательств. Там не было никаких отпечатков, не волос. Одежда Вашего сына была совершенно новая - и вдобавок ко всему, его умершее тело было тщательно вымыто и одето. Мы не извлекли ни одной пули, так как выстрелы должно быть, были сделаны из транспортного средства. Короче говоря, преступники были знакомы с методами расследования места преступления и боялись оставлять доказательства. Они знали точно, что они делают. Мне любопытно, Агент Пендергаст - отталкиваясь от профессиональной способности, как бы Вы объяснили такую ​​вещь?

— Снова, я просто повторил бы, что это было тщательно запланированное преступление.

— Оставление тела на вашем пороге предполагает, что преступники послали Вам сообщение. Интересно, что за сообщение?

— Я не могу предположить.

Не может предположить. Англер посмотрел на агента Пендергаста более испытующе. Он взял интервью у большого количества родителей, которые были опустошены утратой ребенка. Они были в оцепенении от шока. Их ответы на его вопросы были неполными. Но Пендергаст не был похож на всех. Казалось, что он не хотел сотрудничать, или не имел никакого интереса.

— Давайте поговорим о тайне вашего сына, — сказал Англер. — Единственное доказательство, о том что он на самом деле Ваш сын, является Ваше заявление. Его нет ни в одной базе данных правоохранительных органов, мы проверили все. Он не имеет никаких записей о рождении, водительских прав, ни номер социального страхования, ни паспорта, никакие образовательные записи, и не въездной визы в эту страну. В его карманах было пусто. Сейчас мы проверяем его ДНК с Вашей базой данных, из всего, что мы узнали, по сути Вашего сына никогда не существовало. В Вашем заявлении вы сказали, что он родился в Бразилии и не был гражданином США. Но он не является гражданином этой страны, либо, и эта страна не имеет никаких сведений о нем. Города, где он вырос, что вы указывали в отчете, кажется, не существует, по крайней мере официально. Нет никаких свидетельств о его выходе из Бразилии или въезда в эту страну. Как вы объясните все это?

Агент Пендергаст медленно положил одну ногу на другую:

— Я не могу. Опять же, как я уже говорил в своем заявлении, я только недавно узнал о существование своего сына — или то, что у меня был сын — приблизительно восемнадцать месяцев назад.

— И Вы видели его тогда?

— Да.

— Где?

— В бразильских джунглях.

— И с тех пор?

— Я не видел и не общался с ним.

— Почему? Почему Вы не искали его?

— Я сказал вам: мы - проживали раздельно.

— Почему, Вы проживали раздельно?"

— Наши личности были несовместимы.

— Можете ли Вы что-нибудь сказать о его характере?

— Я почти не знал его. Он получал удовольствие от злонамеренных игр; он был экспертом в насмехании и умерщвлении.

Англер глубоко вздохнул:

— А его мать?

— В моем заявлении вы увидите, что она умерла вскоре после его рождения, в Африке.

— Правильно. Несчастный случай на охоте. — Существовало что-то странное и в этой истории, но Англер работал сейчас над другим делом. — Мог бы Ваш сын попасть в какие-либо неприятности?

— Я не сомневаюсь в этом.

— Какие неприятности?

— Понятия не имею. Он способен был управлять даже худшими неприятностями.

— Как вы можете знать, что он попал в беду, не зная, какого они рода?

— Потому что у него были сильные преступные наклонности.

У Англера было сильное предчувствие, что Пендергаст не только незаинтересован помочь полиции Нью-Йорка поймать убийцу своего сына, но, вероятно, утаивает информацию. Почему он делает это? Не было никакой гарантии, что тело принадлежало его сыну. Правда, сходство было замечательным. Единственной идентификацией был сам Пендергаст. Было бы интересно посмотреть, есть ли ДНК жертвы в базе данных. И тогда было бы просто сравнить его ДНК с ДНК Пендергаста - который являлся агентом ФБР, и его данные уже хранились в базе данных.

— Агент Пендергаст, — сказал он холодно. — Я должен снова спросить: у Вас есть какая-либо идея, подозрение, какая-либо подсказка, относительно того, кто убил Вашего сына? Информация об обстоятельствах, которые, возможно, привели к его смерти? Любой намек на то, почему его тело принесли к Вашему порогу?

— Я больше не могу ничего добавить.

Англер отодвинул отчет. Это был только первый раунд. Он еще не закончил с этим человеком:

— Я не знаю что является более странным в этом деле - специфическая особенность этого убийства, ваша не-реакция на это, или может быть он не является Вашим сыном.

Выражение Пендергаста оставалось абсолютно пустым:

— О какой дивный мир, — сказал он, — хорошо, что есть такие люди.

—Это в новинку для тебя, — ответил Англер.

Пендергаст показал первый признак заинтересованности во время всего интервью. Его глаза чуть-чуть расширились и он посмотрел на детектива с любопытством.

Англер наклонился вперед и положил локти на стол:

— Я думаю, на этом у нас все, агент Пендергаст. Позвольте мне в заключение сказать: Вы не хотите чтобы это дело было раскрыто. Однако, оно будет раскрыто, и я - человек, который собирается сделать это. Я сделаю все что смогу, в случае необходимости я буду вынужден обратиться к агенту ФБР, который не имеет отношение к данному происшествию. Это понятно?

— Меньшего я и не ожидал.

Пендергаст поднялся, решительно открыл дверь, и - кивая Слейду - вышел из кабинета, не сказав ни слова.

*

Вернувшись в особняк на Риверсайд-драйв, Пендергаст целенаправленно шагал через приемную в библиотеку. Приближаясь к одному из высоких книжных шкафов, полных томов в кожаных переплетах, он отодвинул деревянную панель, обнажая портативный компьютер.

Быстро печатая, при необходимости используя пароли, он впервые получил доступ к файловым серверам полиции Нью-Йорка, затем открыл базу данных по до сих пор не раскрытых убийств. Быстро записывая определенные номера ссылок, он двинулся к базе данных ДНК, где он быстро определил местонахождение судебных результатов образцов ДНК, собранных в отелях предполлагаемого убийцы, который травмировал город жестокими убийствами в высококлассных Манхэттенских отелях полтора года назад.

Несмотря на то, что он вошел как зарегистрированный пользователь, данные были заблокированы и не дали ему возможность изменить их, или удалить.

Пендергаст на мгновение посмотрел на экран. Затем, вытащил из кармана свой сотовый телефон и набрал номер. Трубку подняли после первого звонка.

— Ну, — ответил мягкий, затаивший дыхание голос. — Это же мой любимый Секретный агент.

— Здравствуйте, Мим, — ответил Пендергаст.

— Чем я могу быть полезен?

— Мне нужно удалить из базы данных полиции Нью-Йорка некоторые записи. Спокойно и без следа.

— Всегда рад сделать то, что в моих силах, чтобы свергнуть наших мальчиков в синем. Скажи мне: это имеет какое-нибудь отношение к операции Лесной пожар?

Пендергаст сделал паузу:

— Так и есть. Но, пожалуйста, Мим: больше никаких вопросов.

— Ты не можешь винить меня за то, что я проявил любопытство. Но не бери это в голову. У тебя имеются необходимые номера ссылок?

— Сообщите мне, когда Вы будете готовы.

— Я уже готов.

Пендергаст посмотрел на экран, провел пальцами по сенсорной панели ноутбука, затем медленно и отчетливо начал диктовать цифры.

Глава 4

В шесть тридцать того же вечера, зазвонил сотовый телефон Пендергаста. На экране зарегистрировался Неизвестный номер.

— Специальный агент Пендергаст? — Голос был анонимным, монотональным - и все же знакомым.

— Да.

— Я - Ваш нуждающийся друг.

— Слушаю.

Сухое хихиканье:

— Мы встречались однажды. Я пришел к Вам домой. Мы проехали под мостом Джорджа Вашингтона. Я дал вам файл.

— Конечно. Касающейся Локка Балларда. Вы - джентльмен из... — Пендергаст остановился, перед тем как сказать место работы мужчины.

— Да. И вы мудры, чтобы упустить эти досадные правительственные акронимы из незащищенных телефонных разговоров.

— Что я могу сделать для Вас? — Спросил Пендергаст.

— Вместо этого Вы должны спросить: Что я могу сделать для Вас?

— Что заставляет думать Вас, что я нуждаюсь в помощи?

— Два слова. Операция «Лесной пожар».

— Ясно. Где мы встретимся?

— Вы знаете где находится стрельбище ФБР на Западной двадцать второй улице?

— Конечно.

— Через полчаса. В 16-ом отсеке.

Соединение оборвалось.

*

Пендергаст вошел через двойные двери длинного, низкого здания на углу Двадцать второй улицы и Восьмой авеню, показал свой жетон ФБР женщине на посту охраны, спустился по короткому лестничному пролету, снова показал свой жетон владельцу стрельбища, взял несколько бумажных целей и пару наушников, для защиты ушей, и вошел в помещение для стрельбы. Он шел по передовой секции, мимо агентов, стажеров, а также инструкторов по стрельбе, к 16-му отсеку. Между каждыми двумя отсеками были защитные звуковые перегородки, он заметил, что 16-й отсек и тот, что около него, 17-й, были пусты. Выстрелы из других отсеков лишь частично были приглушены перегородками, и - всегда чувствительный к звуку - Пендергаст одел наушники на уши.

В то время, когда он вытащил четыре пустых магазина и коробку боеприпасов на небольшую полку перед собой, он почувствовал чье-то присутствие.

Высокий, худой, мужчина средних лет в сером костюме, с глубоко посаженными глазами и лицом, довольно выровненным для его возраста, вошел в отсек. Пендергаст его сразу узнал.

Волосы у него были, немного тоньше, чем в тот раз, когда Пендергаст видел его - приблизительно четыре года назад - но во всем остальном он выглядел неизменным, мягким, все еще окруженный впечатлением умеренной анонимности. Он был из тех людей которые проходили мимо Вас на улице и Вы не смогли бы представить описание его внешности даже спустя несколько минут.

Человек не ответил на взгляд Пендергаста, вместо этого, он вытащил пистолет «Зиг Зауэр P229» из своего пиджака и положил его на полку 17-ого отсека. Не одевая средство для защиты органов слуха и с осторожным движением - до сих пор не посмотрев на Пендергаста - он отодвинулся для того, чтобы агент вынул свой пистолет.

— Интересный выбор для встречи, — сказал Пендергаст, посмотрев в сторону мишеней. — Скорее менее частный, чем автомобиль проезжающий под мостом Джорджа Вашингтона.

— Сам недостаток секретности делает это даже более анонимным. Всего два федерала, практикуются на стрельбище. Никаких телефонов, никаких проводов, чтобы сделать запись. И конечно же, со всем этим шумом, нет шансов для подслушивания.

— Владелец стрельбища может вспомнить появление сотрудника ЦРУ и агента ФБР - тем более, что Вы товарищи, как правило, не носите огнестрельное оружие.

— У меня есть доля альтернативных идентичностей. Он не будет помнить ничего конкретного.

Пендергаст открыл коробку с патронами и начал загружать магазины.

— Мне нравится Ваш таможенный 1911, — сказал человек, посмотрев на оружие Пендергаста. — «Лес Баер»? Хороший вкус.

— Вы не скажете мне, для чего мы здесь.

— Я следил за Вами после нашей первой встречи, — сказал человек, по-прежнему не смотря в глаза. — Когда я узнал о Вашей причастности в инициировании «Лесного пожара», я заинтересовался. Сдержанное, но интенсивное действие контроля, со стороны некоторых членов ФБР и ЦРУ, не смогли определить местонахождения Альбана, который скрывался в Бразилии или прилегающих странах, который свободно говорил на португальском, английском и немецком языках, который помимо всего остального является чрезвычайно опасным.

Вместо ответа, Пендергаст подстрелил мишень с красным крестом посередине и нажав кнопку «ВЫХОД» на перегородке слева от себя, снова выстрелил в появившуюся цель. Человек стоящий рядом с ним, тоже выстрелил в мишень - серую подобно бутылке форму.

— И как раз сегодня я получаю копию отчета полиции Нью-Йорка, в котором Вы заявляете, что Вашего сына — Альбана — оставили на Вашем пороге, мертвым.

— Продолжайте.

— Я не верю в совпадение. Следовательно, в эту встречу.

Пендергаст взял один из магазинов и зарядил свое оружие:

— Пожалуйста, не думайте, что я груб, если попрошу Вас перейти к сути дела.

— Я могу помочь Вам. Вы сдержали свое слово по делу Локка Балларда и спасли меня от множества неприятностей. Я верю во взаимный обмен. И как я уже сказал, я следил за Вами. Вы довольно интересный человек. Вполне возможно, что Вы могли бы снова оказать мне помощь, в будущем. Партнерство, если Вы хотите.

Пендергаст не ответил.

— Конечно, Вы знаете, что можете доверять мне, — сказал человек под приглушенные, но все же вездесущие, звуки выстрелов. — Я душа усмотрения - как и Вы. Любая информация, которую Вы дадите мне, останется со мной. У меня могут быть ресурсы, к которым у Вас нет доступа.

Через мгновение Пендергаст кивнул:

— Я принимаю ваше предложение. Что касается прошлого, у меня есть два сына, близнецы, о существовании которых я узнал полтора года назад. Один из этих сыновей - Альбан - есть, или был, жестоким убийцей опасного типа. Он так называемый отельный убийца, случай, который остается открытым и нерешенным в полиции Нью-Йорка. Я хочу, чтобы этот случай оставался таковым и впредь. Вскоре после того, как я узнал о его существовании, он исчез в джунглях Бразилии, его не было видно и не слышно, пока он не появился на моем пороге прошлой ночью. Я всегда знал, что он появится в один прекрасный день ... и что результаты будут катастрофическими. По этой причине я инициировал операцию «Лесной пожар».

— Но «Лесной пожар» никогда не получал никаких результатов.

— Никаких.

Неназванный человек зарядил свое оружие, прицелился обеими руками и разрядил весь магазин в мишень. Каждый выстрел оказался внутри серой бутылки. Звук был оглушителен между пространством перегородки.

— Кто знал, до вчерашнего дня, что Альбан был Вашим сыном? — Спросил человек, когда освободил свой магазин.

— Всего лишь несколько человек - большинство из которых семья и помощники в доме.

— И все же, кто-то не только определил местонахождение и захватил Альбана, но также сумел убить его и оставить на Вашем пороге, а затем бежать практически незамеченным .

Пендергаст кивнул.

— Короче говоря, наш преступник смог сделать то, что ЦРУ и ФБР не смогли, а также многое другое.

— Точно. Исполнитель имеет большую способность. Он также может быть из правоохранительных органов. Именно поэтому я не верю Полиции Нью-Йорка, что они добьются какого-либо прогресса по этому делу.

— Я понимаю, Англер хороший полицейский.

— Увы, это - проблема. Он просто достаточно хорош, чтобы стать грубым препятствием для моего собственного усилия найти убийцу. Лучше бы он был некомпетентен.

— Вот почему Вы так взволнованы?

Пендергаст ничего не сказал.

— Вы не имеете понятия, почему они убили его, или что за послание было адресовано Вам?

— Это существенный ужас: я не имею абсолютно никакого понятия, кто был убийцей и что за сообщение они мне оставили.

— А ваш другой сын?

— Я принял меры, чтобы он был под охраной за границей.

Человек зарядил другой магазин в «Зиг» и выпустил пули в мишень:

— А каковы Ваши ощущения? Я имею в виду, об убийстве вашего сына.

Пендергаст не отвечал в течение длительного времени: — Лучшим ответом был бы: Я нахожусь в противоречии. Он мертв. Это хороший результат. С другой стороны ... он был моим сыном.

— Каковы Ваши планы, когда - или если - вы найдете ответственную сторону?

Снова, Пендергаст не ответил. Вместо этого он поднял «Лес Баер» в правой руке, левая рука находилась за его спиной, в неподдерживаемой позиции. Бодро опустошив магазин в мишень, он быстро заменил его на свежий, переложил пистолет в левую руку, повернулся лицом к цели, и также - но намного быстрее - снова выстрелил все семь очередей.

Сотрудник ЦРУ посмотрел:

— Вы полностью порвали мишень, — после небольшой паузы он добавил: — Было ли это Вашим ответом на мой вопрос?

— Я просто воспользовался моментом, чтобы отточить свои навыки.

— Вам это не нужно. В любом случае, я начинаю работу немедленно. Как только я узнаю что-нибудь, я Вам сообщу.

— Спасибо.

Сотрудник кивнул. Затем, приспосабливая свои наушники к голове, он отложил «Зиг Зауэр» в одну сторону и начал заправку своих магазинов.

Глава 5

Лейтенант Винсент д'Агоста начал подниматься по широким, гранитным ступеням главного входа в Нью-Йоркский Музей естественной истории. Как только он сделал это, он посмотрел через дневной свет на огромный фасад Изящного искусства - длиною в четыре городских кварталов, в большом римском стиле. Это здание хранило очень плохие воспоминания для него... и казалось, что по неприятной иронии судьбы, он снова зайдет в него, сейчас.

Только накануне ночью, он возвратился с лучших двух недель его жизни: медовый месяц, с его новой женой Лорой Хейворд, в Курорте Черепашьего залива на легендарном Северном побережь Оаху. Они провели время, загорая, гуляя по нетронутому пляжу, плавали в Бухте Килима — и, конечно, получше узнавали друг друга. Это был, в буквальном смысле, рай.

Так что это был неприятный сюрприз, вернуться на работу - в воскресенье - и оказаться назначенным ведущим детективом по делу убийства технического специалиста в отделе Остеологии Музея. Мало того, что он был обременен этим случаем, как только вернулся... но он должен будет проводить свое расследование в здании, он действительно хотел бы никогда больше не заходить в него снова.

Тем не менее, он был полон решимости для того чтобы закрыть это дело и привлечь преступника к правосудию. Это было ерундовое убийство, которое дало Нью-Йорку дурную славу - случайность, бессмысленность, жестокое убийство бедного парня, который оказался не в том месте и не в то время.

Он остановился, чтобы отдышаться - проклятье, он должен будет придерживаться диеты после прошлых двух недель пои (гавайское кушанье из корня таро),

целиком запеченной свиньи, начинённой зеленью, моллюсков, которых собирают на омываемых прибоем береговых скалах и едят в сыром виде или вареными, хаупия (гавайский кокосовый пудинг) и пива. Через некоторое время, он продолжил подниматься по лестнице и прошел через вход в необъятность Большой Ротонды. Здесь он снова остановился, чтобы вытащить свой iPad и освежить детали этого дела. Убийство было совершено предыдущим вечером. Вся начальная работа места преступления была закончена. Первая задача д'Агосты - это повторно допросить охранника, который обнаружил тело. Затем у него была встреча с директором по связям с общественностью, который лучше бы беспокоился о том, чтобы нейтрализовать негативные отзывы в прессе, чем расследованием преступления. В его списке имелось еще полдюжины имен, которых он должен допросить.

Он показал свой жетон одному из охранников, зарегистрировался, получил временный пропуск, затем прошел через отзывающееся эхом пространство, мимо динозавров, мимо другого контрольно-пропускного пункта, через дверь без опознавательных знаков, и вниз через ряды лабиринтообразных коридоров к Центральной безопасности, которую он помнил слишком хорошо. Охранник одетый в форму сидел один, в зоне ожидания. Поскольку д'Агоста вошел, он вскочил на ноги.

— Марк Уиттакер?— Спросил д'Агоста.

Мужчина быстро кивнул. Он был невысокий - примерно пять футов - полный, с карими глазами и редеющими светлыми волосами.

— Лейтенант д'Агоста, отдел убийств. Я знаю, что Вам пришлось все это пройти, и я попытаюсь не отнять у Вас много времени, чем это необходимо. — Он пожал мягкую, потную руку мужчины. Исходя из своего личного опыта, частные сотрудники охраны были одним из двух типов - несостоявшиеся полицейские, озлобленные и драчливые, или кроткие дверные шейкеры, запуганные настоящим Маккоем. Марк Уиттакер определенно представлял последнюю породу.

— Мы можем поговорить на месте преступления?

— Несомненно, да, конечно. — Уиттакер старался угодить.

Д'Агоста последовал за ним по другому длительному пути, обратно в общественную зону Музея. Когда они шли через извилистые коридоры, д'Агоста не мог не посмотреть на выставки. Прошло много лет с тех пор, как он приходил в это место, кажется, оно совершенно не изменилось. Они шли через затемненный, двухэтажный африканский зал, мимо стада слонов, и оттуда в Зал африканских Народов, Мексики, Центральной и Южной Америки, затем прошли в зал полный птиц, золота, глиняной посуды, скульптур, текстиля, копий, одежды, масок, скелетов, обезьян... Он начал задыхаться, размышляя, как черт возьми, он едва поспевает за этим толстым охранником.

Они перешли в зал Морской Флоры и Фауны, Уиттакер наконец-то остановился у одной из наиболее отдаленной ниши, которая была полностью перекрыта желтой лентой. Охрана Музея стояла перед лентой.

— «Брюхоногие Альки», — сказала д'Агоста, прочитав название выстовки на медной мемориальной доске, которая стояла около входа.

Уиттакер кивнул.

Д'Агоста показал свой жетон охране, нырнул под ленту ограждения и жестом показал Уиттакеру, чтобы он следовал за ним. В помещении было темно и тихо. Стеклянные шкафы покрывали три стены наполненные раковинами всех форм и размеров, от улиток до моллюсков.Высокие охлаждаемые витрины, с еще большим количеством ракушек, стояли перед кабинетами. Д'Агоста принюхался. Это должно было быть наименее посещаемым местом во всем проклятом Музее. Его взгляд упал на королеву раковин, розовую и блестящую, и на мгновение он вернулся к одному особенному вечеру на Северном Берегу Гавайев, песок, все еще теплый от уходящего солнца, Лора, лежащая рядом с ним, кремовый прибой, вьющийся вокруг их ног. Он вздохнул и вернулся обратно в настоящее время.

Он поглядел ниже одной витрины, где мелом был нарисован контур трупа, наряду с длинным ручьем засохшей крови:

— Когда Вы нашли тело?

— В субботу ночью. Приблизительно в одиннадцать десять.

— В какое время Вы пришли на дежурство?

— В восемь.

— Этот зал был частью Вашей обычной смены?

Уиттакер кивнул.

— Во сколько Музей закрывается по субботам?

— В шесть.

— Как часто Вы патрулируете этот зал, после закрытия?

— Это число варьируется. Ротация может быть где угодно с получаса до каждых сорока пяти минут. У меня есть карточка, которую я должен прикладывать чтобы пройти вперед. Им не нравится, когда мы совершаем обход в четыре этапа по установленному графику.

Д'Агоста вынул из своего кармана план здания Музея, который он захватил по пути:

— Вы можете здесь отметить свои этапы дежурства или как Вы это называете.

— Конечно. — Уиттакер вытащил ручку из своего кармана и протянул блуждающую линию на карте, охватив большую часть этажа. Затем, он вернул ее д'Агосте.

Д'Агоста тщательно исследовала ее:

— Не похоже, что Вы входите в эту часть ниши.

Уиттакер на мгновение сделал паузу, как будто это был вопрос с подвохом:

— Обычно нет. Я хочу сказать, это - тупик. Я прохожу мимо него.

— Таким образом, что заставило Вас изучить ее в одиннадцать часов, вчера вечером?

Уиттакер протер свой лоб:

— Кровь струилась в центре зала. Когда я посветил фонарем в... луч нашел тело.

Д'Агоста вспомнил всю кровь из фотографий отчетов. Реконструкция преступления указала, что жертву, старшего технического специалиста по имени Виктор Марсела, ударили по голове тупым инструментом, его тело засунули в витрину с чучелами, без часов, бумажника и карманных денег.

Д'Агоста провел консультацию в своем планшете:

— Какие-либо специальные мероприятия проходили вчера вечером?

— Нет.

— Никакие пижамные вечеринки, IMAX шоу, экскурсии после закрытия? Вещи такого рода?

— Ничего.

Д'Агоста уже знал большую часть этого, он любил на всякий случай проходить пройденный материал со свидетелями. Отчет коронера показал, что время смерти было приблизительно в десять тридцать:

— В сорока минутах, до момента Вашего обнаружения трупа, Вы не видели кого-нибудь или чего-нибудь необычного? Турист после закрытия, который утверждал что он потерялся? Сотрудники Музея, которые работали внеурочное время?

— Я не видел ничего странного. Просто обычные ученые и кураторы, работающие поздно.

— А этот зал?

— Был пуст.

Д'Агоста кивнул в сторону двери с красной надписью «ВЫХОД»:

— Куда она ведет?

Уиттакер пожал плечами:

— В подвал.

Д'Агоста осмотрелся. Южноамериканский золотой зал был недалеко, но он не был тронут, ничего не украли и не нарушили. Вполне возможно когда Марсела уходил закончив работу поздно ночью, он потревожил спящего бродягу в этом пустынном углу Музея, но д'Агоста сомневался, что история была настолько экзотична. Необычным в этом случае, было то, что убийце, по-видимому, удалось покинуть Музей незамеченным. Единственный выход в ночное время суток был тяжело охраняемый контрольно-пропускной пункт на нижнем уровне. Действительно ли убийца был сотрудником Музея? У него был список каждого, кто работал до поздна тем вечером, он был на удивление длинным. Впрочем, Музей был очень большой с несколькими тысячами сотрудников.

Д'Агоста задал Уиттакеру еще несколько вопросов, а затем поблагодарил его.

— Я собираюсь осмотреться, Вы можете вернуться обратно, — сказал он.

Следующие двадцать минут лейтенант разнюхивал все вокруг "Альков" и прилежащих к ним районов, регулярно обращаясь к фотографиям места преступления на своем планшете. Но ничего нового не было, нечего было искать, ничего такого, что было упущено.

Сделав глубокий вздох, Д'Агоста засунул IPad обратно в свой портфель и направился в сторону отдела по связям с общественностью.

Глава 6


Наблюдение за вскрытием трупа занимало одну из нижних позиций в списке любимых занятий лейтенанта Питера Англера. У него не было проблем с видом крови. За его пятнадцать лет службы в органах, он много чего видел — выстрелы, удары ножом, избиения, отравления, сбивания автомобилем, расплющенные трупы на тротуаре, разделенные части тела на путях в метро. Не говоря уже о своих собственных ранах. Он не был рохлей: он доставал свое оружие при исполнении служебных обязанностей и использовал его дюжину раз. Он мог иметь дело с насильственной смертью. Что и заставляло чувствовать себя неловко, так это клинический холод от трупа, который систематически демонтировался, орган за органом, их обрабатывали, фотографировали, прокомментировали, даже шутили. Это и конечно, запах. Но в течение нескольких лет, он научился жить с задачей и он приблизился к тому, чтобы с мужеством уйти в отставку.

Относительно этого вскрытия трупа было что-то странное, однако, это дало особенно жуткое чувство. Англер видел много вскрытий — но он никогда не видел такого, что отец жертвы пристально наблюдал за этим процессом.

В комнате присутствовало пять человек: Англер, один из его детективов, Милликин - судебный патологоанатом, отвечающий за вскрытие трупа, его помощник - короткий, сморщенный и горбатый, как Квазимодо, и специальный агент Алоизий Пендергаст.

Конечно, у Пендергаста не было здесь официального статуса. Когда Пендергаст обратился со своей причудливой просьбой, Англер счел отказать ему. В конце концов, агент не сотрудничал в расследовании до сегодняшнего дня. Но Англеру удалось проверить некоторые данные о Пендергасте и узнал, что — в то время как он был известен в Бюро своими неортодоксальными методами — он также вызывал страх за превосходные успехи. Англер никогда не видел досье, настолько полное благодарностей и осуждений. В конце концов он решил, что не стоило запрещать человеку присутствовать на вскрытии, тем более это был его сын. И кроме того, Пендергаст нашел бы способ присутствовать, независимо от того, чтобы он сказал.

Патологоанатом, доктор Константинеску, также, похоже, знал о Пендергасте. Константинеску походил больше на доброжелательного сельского доктора, чем на медицинского эксперта, и присутствие специального агента расстроило его. Он был так же напряжен и возбужден, как кот в новом доме. Раз за разом, поскольку он бормотал свои медицинские наблюдения в висящий микрофон, он останавливался, оборачивался через плечо, чтобы посмотреть на Пендергаста, а затем откашливаясь начинал снова. Ему потребовался почти час, чтобы закончить одну только внешнюю экспертизу — что считается весьма впечатляющим показателем, учитывая почти полное отсутствие доказательств, чтобы их обнаружить, собрать и маркировать. Удаление одежды, фотографии, рентгеновские снимки, взвешивание, тест на токсичность, замечания различных отметок и остальная часть этого процесса продолжалась бесконечно. Как будто бы патологоанатом боялся совершить ошибку, или имел странное нежелание продолжать работу. Помощник, который казалось был нетерпелив, покачиваясь с одной ноги на другую, перекладывал инструменты. На протяжении всего этого, Пендергаст стоял неподвижно позади других, халат подобно саванну окружал его, глаза перемещающиеся с Константинеску на тело его сына и обратно, ни говоря ни слова, ничего не выражали.

— Нет очевидных внешних ушибов, гематом, колотых ран, или других травм, — говорил патологоанатом в микрофон. — Первоначальный внешний осмотр, наряду с рентгеновским доказательством, указывает на то, что смерть наступила в результате сокрушительной травмы шейных позвонков С3 и С4, наряду с возможным боковым поворотом черепа, пересекающий позвоночник и спину, вызывая шок.

Доктор Константинеску отступил от микрофона, откашливаясь снова и снова:

— Мы... мы собираемся начать внутренний осмотр, агент Пендергаст.

Однако Пендергаст остался неподвижным, за исключением возможно, наклона его головы. Он был очень бледен: его характерные черты уже неоднократно видел Англер. Чем больше он узнавал о Пендергасте, тем меньше он ему нравился. Человек был своего рода фриком.

Англер возвратил свое внимание к телу, лежащему на каталке. Молодой человек был в превосходной физической форме. Уставившись на гладкую мускулатуру трупа и линии, изящные даже при смерти, они напомнили ему об определенных описаниях Гектора и Ахиллеса в картинах глиняной посуды Черной статуэтки.

"Мы собираемся начать внутренний осмотр". Телу оставалось недолго быть в превосходной форме.

От одного кивка Константинеску, помощник принес пилу Страйкера. Запустив ее, патологоанатом проехался рядом с головой Альбана — поскольку он распилил кость, пила сделала конкретное, шлифовальный визг, Англер это ненавидел — и удалил макушку. Англеру казалось, что мозг был одним из последних органов, который удаляли. Большинство вскрытий начиналось со стандартного Y-образного разреза. Возможно, это имело некоторое отношение к причине смерти, являющейся сломанной шеей. Но Англер чувствовал, что более вероятной причиной был другой наблюдатель в комнате. Он украдкой взглянул на Пендергаста. Человек выглядел, во всяком случае, еще более бледным, его лицо, более закрытое чем когда-либо.

Константинеску исследовал мозг, тщательно удалил его, поместил его на весы и бормотал еще некоторые наблюдения в микрофон. Он взял несколько образцов ткани, вручил их помощнику, и затем — на этот раз не оглядываясь — заговорил с Пендергастом:

— Агент Пендергаст... Вы планируете открытый гроб?

На мгновение, тишина. И затем Пендергаст ответил:

— Не будет никакого гроба — и похорон. Когда тело будет выдано, я сделаю необходимые приготовления, чтобы кремировать его. — Его голос звучал подобно чистке лезвия ножа против льда.

— Ясно. — Константинеску заменил мозг в полости черепа, и поколебался. — Прежде чем продолжить, я хотел бы задать вопрос. Рентген показал, что в желудке умершего находится объект округлой формы. И все-таки нет никаких шрамов на теле, чтобы указать старые огнестрельные раны или хирургические процедуры. Знаете ли вы о каких-либо имплантантов содержащихся в теле?

— Нет, — сказал Пендергаст.

— Очень хорошо. — Константинеску медленно кивнул. — Теперь я сделаю Y-разрез.

Когда все молчали, патологоанатом снова взял пилу Страйкера, чтобы сделать разрезы в левом и правом плече и поворачивая их вниз, чтобы они встретились на грудине, а затем завершил разрез в одной линии к лобку скальпелем. Помощник вручил ему набор ножниц и Константинеску завершил открытие грудной полости, поднимая прочь отрезанные ребра и плоть, подвергая сердце и легкие.

За плечом Англера, Пендергаст оставался жестким. Определенный запах начал распространяться по комнате - запах, который всегда оставался с Англером, так же, как визг пилы.

Один за другим, Константинеску удалил сердце и легкие, исследовал их, взвесил их на весах, взял образцы тканей, прокомментировал свои наблюдения в микрофон, и поместил органы в полиэтиленовый пакет для их возвращению к телу во время последнего, восстановления фазы аутопсии. Печень, почки и другие основные органы тоже были помещены в пакет. Затем патологоанатом обратил свое внимание на центральные артерии, разъединил их и быстро сделал проверки.

Затем появился желудок. После осмотра и взвешивания, фотографирования и отбора проб ткани, Константинеску потянулся за большим скальпелем. Эту часть вскрытия Англер действительно ненавидел: исследование содержимого желудка. Он немного отошел от каталки.

Патологоанатом парил над металлическим бассейном, в котором лежал желудок, работая с ним в перчатках на руках, используя скальпель и пару щипцов. Запах в комнате становился все хуже.

Внезапно раздался шум: громкий звон, что-то твердое упало в стальной контейнер. Патологоанатом затаил дыхание. Он что-то пробормотал помощнику, который вручил ему свежую пару щипцов. Сунул их в металлический бассейн, удерживая желудк и его содержимое, Константинеску поднял что-то в пинцете - что-то округлое, пятно с непрозрачными жидкостями - и повернулся к раковине, где он тщательно ополоснул его. Когда он обернулся, Англер увидел к своему огромному удивлению, что между щипцами лежал камень, неправильной формы и чуть больше, чем мрамор. Темно-синий камень - драгоценный камень.

Со своим периферийным зрением, он увидел, что Пендергаст наконец-то, отреагировал.

Константинеску держал камень в щипцах, смотрел на него и поворачивал его так и этак.

— Ну, хорошо, — пробормотал он.

Он положил его в мешок доказательств и приступил запечатывать его. Как только он сделал это, Англер обнаружил, что Пендергаст подошел ближе, глядя на камень. Исчезло удаленное, непроницаемое выражение лица.

— Этот камень, — сказал Пендергаст. — Я должен взять его.

Англер был совершенно уверен , что он не ослышался:

— Взять его? Этот камень является первым, твердым доказательством с которым мы столкнулись.

— Точно. Именно поэтому я должен получить доступ к нему.

Англер облизнул губы:

— Послушайте, Агент Пендергаст. Я понимаю, что это ваш сын, который находится на этой каталке, и что это не легко для вас. Но это официальное расследование, у нас есть правила. Вы должны знать, что...

— У меня есть ресурсы , которые могут помочь. Мне нужен этот камень. Я должен взять его. — Пендергаст подошел ближе, смотря прямо в глаза Англера. — Пожалуйста.

Что - то подсказывало Англеру , что слово "пожалуйста", Пендергаст использует довольно редко. Он стоял молча, разрываясь между противоречивыми эмоциями. Англер был убежден, что Пендергаст на самом деле хотел выяснить , что случилось с его сыном. Он вдруг почувствовал жалость к этому человеку.

— Он должен быть зарегистрирован в качестве доказательства, — сказал он. — Сфотографирован, полностью описан, каталогизирован, занесен в базу данных. После того, как все это будет сделано, вы можете взять его из доказательств, но только с протоколом строгого соблюдения. Он должен быть возвращен в течение двадцати четырех часов.

Пендергаст кивнул:

— Спасибо.

— Двадцать четыре часа. Не больше.

Англер обнаружил, что обращается к спине Пендергаста. Человек быстро направлялся к двери, зеленый халат развивался за ним.

Глава 7

Отделение остеологии нью-йоркского Музея естественной истории было бесконечным лабиринтом комнат, заправленные под широкие крыши домов, куда можно добраться только с помощью множества массивных двойных дверей в конце длинного коридора, на пятом этаже Музея, а оттуда на гигантском, малоподвижном грузовом лифте. Когда д'Агоста ступил в лифт (и обнаружив, что делит пространство с каркасом обезьяны вытянутой на тележке), он понял, почему отдел был расположен так далеко от общественных пространств Музея: место воняло - как бы сказал его отец - как в публичном доме во время прилива.

Грузовой лифт прогремел на остановке, двери открылись и д'Агоста вышел в Департаменте Остеологии, оглянулся, и нетерпеливо потер руки. Его следующий запланированный допрос был с Моррисом Фрисби. Он не возлагал большие надежды на допрос, потому что Фрисби только сегодня утром вернулся с конференции из Бостона, и не был в музее в момент смерти технолога. Более перспективным был юноша, по имени Марк Сандовал, техник Остеологии, который был болен в течении недели и который встретил его.

Сандовал закрыл за ними дверь. Он выглядел так, словно он все еще был болен, как собака: его глаза были красные и опухшие, его лицо было бледным, и он постоянно вытирал свой нос салфетками. По крайней мере, подумал д'Агоста, парень был избавлен от ужасного запаха. С другой стороны, он, вероятно, уже привык к нему.

— Я пришел на десять минут раньше для моей встречи с доктором Фрисби, — сказал д'Агоста. — Ты не против, показать здесь все? Я хочу видеть, где работал Марсала.

— Ну ... — Сандовал сглотнул, оглянулся через плечо.

— Есть проблема? — Спросила д'Агоста.

— Это ... — Другой взгляд через плечо, а затем понижение голоса. — Это доктор Фрисби. Он не слишком увлечен ... — Голос умолк.

Д'Агоста сразу понял. Без сомнения, Фрисби был типичным бюрократом Музея, все завидовали ему. Он мог представить себе куратора: твидовый пиджак, розовый остаток недокуренного табака в трубке, дрожащая бородка от суетливого испуга.

— Не волнуйтесь, — сказал д'Агоста. — Я не буду цитировать тебя по имени.

Сандовал колебался еще мгновение, а затем пошел вниз по коридору.

— Я понимаю, что ты человек, который наиболее тесно работал с Марсала, — сказал д'Агоста. — Он не был популярен?

Сандовал пожал плечами:

— Я не хочу говорить плохо о мертвых.

Д'Агоста вынул записную книжку:

— Скажи мне, во всяком случае, если ты не против.

Сандовал протер свой нос:

— Он был ... ну, жесткий парень, чтобы ладить. Он имел что-то вроде чипа на своем плече.

— Как это?

— Я предполагаю, что Вы могли сказать, что он был неудавшимся ученым.

Они прошли мимо того, что было похоже на дверь гигантского морозильника.

— Продолжай.

— Он пошел в колледж, но он не мог пройти мимо органической химии - и без этого твои дела плохи, поскольку доктор философии уходит в биологии. После окончания колледжа он пришел работать сюда техническим специалистом. Он был действительно хорош в работе с костями. Но без докторской степени он мог дойти только до этого. Это была настоящая болевая точка. Он не любил ученых, которые командовали им, каждый должен был ходить по яичной скорлупе с ним. Даже я - и я больше всего подходил на роль друга Виктора. Который был не особо общительный.

Сандовал прошел через дверной проем слева. Д'Агоста оказался в комнате, полной огромных металлических чанах. Ряд гигантских отверстий деловито высасывали воздух, но это, похоже, не помогло - запах был намного сильнее.

— Это комната для вымачивания, — сказал Сандовал.

— Что?

— Комната для вымачивания, — Сандовал вытерл нос салфеткой. — Посмотрите, одно из главных рабочих мест здесь в Остеологии состоит в том, чтобы получить туши и уменьшить их до костей.

— Туши? Человеческие?

Сандовал улыбнулся:

— В былые времена, иногда. Вы знаете, пожертвования в медицинской науке. Теперь это - все животные. Более крупные экземпляры помещаются в эти чаны. Они наполнены теплой водой. Не стерильной. Если оставлять образец в чане достаточно долго, он разжижается, и когда Вы тянете штепсель все, что Вы имеете в запасе, это кости. — Сандовал указал на ближайший заполненный супом чан. — В данный момент, в этом чане, вымачивается горилла.

В этот момент вошел техник толкая перед собой тележку с обезьяной.

— А это, — сказал Сандовал, — белая обезьяна из зоопарка Центрального парка. У нас контракт с ними - мы получаем всех их мертвых животных.

У д'Агосты появился дискомфорт. Запах добрался до него, и пряные жареные итальянские колбасы, которые он ел на завтрак, чуть-чуть не вышли наружу.

— Это была основная задача Марсала, — сказал Сандовал. — Контролировать процесс вымачивания. Он также работал с жуками, конечно.

— Жуками?

— Сюда. — Сандовал вернулся в главный коридор, прошел еще несколько дверей, а затем вошел в другую лабораторию. В отличие от вымачивающей комнаты, это пространство было полно маленьких стеклянных тарелок, как аквариумы. Д'Агоста подошел к одному и заглянул. Внутри он увидел, дохлую крысу. Она кишела черными жуками, которые деловито жирели у нее на туше. Он мог фактически услышать шум их жевания. Д'Агоста быстро отступил, пробормотав проклятие. Его завтрак в желудке, опасно перемешивался с запахом.

— Жуки Кожоеды, — объяснил Сандовал. — Плотоядные. Это то, как мы раздеваем плоть от костей меньших экземпляров. Остаются прекрасно сформулированные скелеты.

— Сформулированные? — спросил д'Агоста задушенным голосом.

— Вы знаете — проводка костей вместе, их устанавливают на металлический каркас для показа или экспертизы. Марсала заботился о жуках, следил за экземплярами, которые были введены. Он также делал обезжиривание.

Д'Агоста не просил, но Сандовал объяснил, в любом случае:

— После того, как образец сводится к кости, он погружен в бензол. Хорошее вымачивание превращает их в белый цвет, растворяет все липиды, избавляет от запаха.

Они вернулись в центральный коридор.

— Это были его основные обязанности, — сказал Сандовал. — Но, как я говорил Вам, Марсала был гением по скелетам. Поэтому он часто обращался с просьбой сформулировать их.

— Ясно.

— На самом деле, лаборатория артикуляции было местом, из которого Марсала сделал свой офис.

— Покажи дорогу, пожалуйста.

Снова промокая свой нос салфеткой, Сандовал продолжал идти, на вид, по бесконечному коридору.

— Это некоторые коллекции Остеологии, — сказал он, указывая на ряд дверей. — Коллекции костей, устроенные таксономически. И теперь мы входим в коллекции Антропологии.

— Какие?

— Погребения, мумии, подготовленные скелеты — трупы, собранные антропологами, часто с полей битвы во время индийских войн — и возвращенных Музею. Что-то вроде потерянного искусства. Мы были вынуждены возвратить многие из них племенам в последние годы.

Д'Агоста заглянул в открытую дверь. Он мог разобрать строку после ряда деревянных шкафов с рифлеными стеклянными дверями, внутри которых лежали несметные скользящие подносы, каждый с прикрепленной этикеткой.

После прохождения еще дюжину складских помещений, Сандовал показал д'Агосте лабораторию полную верстаками и мыльных-столиков. Вонь была здесь тусклее. Скелеты различных животных лежали на металлических рамах поверх скамеек, на различных стадиях завершения. Несколько столов были прижаты к дальней стене, компьютеры и различные инструменты, стояли на них.

— Это был письменный стол Марсала, — сказал Сандовал, указывая на один.

— Была ли у него девушка? — Спросила д'Агоста.

— Я не знаю.

— Чем он занимался в нерабочее время?

Сандовал пожал плечами:

— Он не говорил об этом. Он более или менее придерживался себя. Эта лаборатория была практически его домом — он много работал.

— Вы говорили, что он был колючим парнем, что трудно было с ним работать. Был ли какой-либо конкретный случай, ссоры?

— Он всегда попадал в короткие размолвки.

— Что-нибудь, что действительно выделилось?

Сандовал колебался. Д'Агоста ждал.

— Была одна вещь, — наконец ответил Сандовал. — Приблизительно два месяца назад, куратор маммологии вошел с набором чрезвычайно редких, почти вымерших летучих мышей, которых он собрал в Гималаях. Марсала поместил их в подносы с жуками кожоедами. Тогда он все испортил. Он не проверял их так часто, как должен, оставив их на слишком долгое время. Это не было похоже на Марсала, но в то время, у него, казалось, было что-то на уме. Так или иначе, если Вы не вынимаете экземпляры из подносов вовремя, они могут быть разрушены. Голодные жуки жуют через хрящ, и кости разъединяются, а затем они едят сами кости. Это произошло с экземплярами летучей мыши. Ученый который принес летучих мышей — он немного сумасшедший, как многие из кураторов — сошел с ума. Сказал некоторые ужасные вещи Марсала перед целым штатом Остеологии. Марсала действительно разолился, но он ничего не мог поделать с этим, потому что он совершил ошибку.

— Как зовут этого куратора маммологии?

— Брикстон. Ричард Брикстон.

Д'Агоста записала имя:

— Вы сказали, что у Марсалы было что-то на уме. У Вас есть идея, что это было?

Сандовал немного подумал:

— Ну, в то время он начал работать с приглашенным ученым над некоторым исследованием.

— Это такая большая редкость?

— Наоборот — это очень распространено. — Сандовал указал на комнату через зал. — Это зал, где приглашенные ученые исследуют кости. Они приходят сюда все время. Мы получаем ученых со всего мира. Марсала обычно не работал с ними. На самом деле это был первый ученый, на которого он работал почти год.

— Марсала заявлял, каким исследованием он занимался?

— Нет. Но в то время, он казался довольно доволен собой.

— Вы можете вспомнить имя этого ученого?

Сандовал почесал голову:

— Я думаю, что это был Уолтон. Но, возможно, это был и Уолдрон. Они должны были регистрироваться, чтобы стать дипломированными. У Фрисби есть список.

Д'Агоста осмотрел комнату:

— Что я должен еще знать о Марсале? Что нибудь необычное, странное, из его характера?

— Нет. — Сандовал сморкнулся с могущественным гудком.

— Его тело было найдено в зале Брюхоногих Альков, это недалеко от зала Морской Флоры и Фауны. Вы можете сказать по какой причине, он был в той части Музея?

— Он никогда не ходил туда. Кости — эта лаборатория — было всем, о чем он заботился.

Д'Агоста сделал ещё одну запись.

— Будут еще какие-либо вопросы? — Спросил Сандовал.

Д'Агоста поглядел на свои часы:

— Где я могу найти Фрисби?

— Я провожу Вас туда.

Сандовал вышел из лаборатории и пошел вниз по коридору - направляясь обратно в самую гнусную часть отдела.

Глава 8


Сгорбленный доктор Финистерр Паден отступил от машины дифракции рентгена, только чтобы отрикошетить от того, что, казалось, было столбом черной ткани. Он отскочил и смерил взглядом высокого человека, одетого в черный костюм, который так или иначе появился позади него и, должно быть, толпился недалеко, когда он работал.

— Какого черта? — Неистово произнес Паден, его маленькое, полное тело, покачивалось с оскорблением. — Кто впустил Вас сюда? Это - мой офис!

Человек не реагировал, и продолжал пристально глядеть на него глазами цвета белого топаза и лицом, настолько точно смоделированным, что оно могло бы быть вырезано Микеланджело.

— Послушайте, кто Вы? — Спросил Паден, возвратив свое кураторское равновесие. — Я пытаюсь сделать работу, и у меня здесь не могут находится люди!

— Я сожалею, — сказал человек успокоительным голосом, предприняв несколько шагов назад.

— Я тоже, — сказал Паден, немного успокоившись. — Это такое введение. И где Ваш пропуск?

Человек достал из своего костюма коричневый кожаный бумажник.

— Это не пропуск!

Бумажник открылся, показывая ослепительно синий и золотой цвет.

— О, — сказал Паден, вглядываясь внимательно. — ФБР? О Боже.

— Мое имя Пендергаст, специальный агент Пендергаст. Могу ли я сесть?

Паден сглотнул:

— Полагаю, что да.

С изящным росчерком, человек припарковался на единственном стуле в офисе, конечно кроме стула Падена, который стоял за рабочим столом, и скрестил ноги, как будто готовя себя для длительного пребывания.

— Это об убийстве? — Спросил Паден затаив дыхание. — Меня даже не было в Музее, когда это произошло. Я ничего не знаю об этом, никогда не встречал жертву. Вдобавок ко всему, у меня нет интереса к "брюхоногим". За двадцать лет работы здесь, я никогда не был в том зале. Таким образом, если это…

Его голос затих, поскольку человек медленно поднял тонкую руку.

— Это не об убийстве. Разве Вы не будете садиться, доктор Паден? Это - Ваш офис, в конце концов.

Паден сел за рабочий стол, сложил свои руки, и задался вопросом, интересно, о чем он хочет узнать, почему безопасность Музея не уведомила его, и если он должен ответить на вопросы, он возможно должен вызвать адвоката. Кроме того, у него не было адвоката.

— Доктор Паден, я извиняюсь за внезапное вторжение. У меня есть небольшая проблема, я нуждаюсь в Вашей помощи — неофициально, конечно.

— Я сделаю то, что смогу.

Человек протянул закрытую руку. Как волшебник, он медленно открыл ее, чтобы показать синий камень. Паден с облегчением, что это была простая задача идентификации, взял камень и осмотрел его.

— Бирюзовый, — сказал он, переворачивая его. — Рассыпанный в беспорядке.

Он взял лупу со стола, приложил ее к глазу, и более внимательно стал изучать вещь:

— Это, как представляется, натуральный камень, не стабилизированный и, конечно, он не восстанавливался, смазанный маслом или воском. Прекрасный, образец Джеммы, необыкновенного цвета и композиции. Самый необычный, на самом деле. Я бы сказал, что он стоит достаточное количество денег, возможно, более тысячи долларов.

— Что делает его настолько ценным?

— Его цвет. Большинство бирюзовый голубой, часто с зеленоватым оттенком. Но этот камень необычно темный, темно синий, почти в ультрафиолетовом спектре. Наряду с окружающей его золотой матрицей, это очень редко.

Он убрал лупу и передал камень агенту ФБР:

— Надеюсь, что я был полезен.

— Но, я надеялся, что вы могли бы сказать мне, откуда он взялся.

Паден забрал его и исследовал в течение более длительного периода времени:

— Ну, он, конечно, не из Ирана. Я предполагаю, что он американский - с юго-запада. Поразительный темно-синий цвет с золотой матрицей паутины. Я бы сказал, он, скорее всего, происходит из Невады, из Аризоны или Колорадо.

— Доктор Паден, мне сказали, что Вы были одним из передовых экспертов в мире по бирюзовому. Я уже вижу, что меня не обманули.

Паден наклонил свою голову. Он был удивлен встретить кого-то из органов правопорядка, столь же проницательного, и столь же джентльменского, как этот товарищ.

— Но видите ли, доктор Паден, я должен знать точную шахту, из которой он прибыл.

Пока он говорил, бледный агент ФБР интенсивно смотрел на него. Паден погладил рукой по лысине:

— Ну, мистер Пендергаст, эта лошадь другого цвета.

— Как это?

— Если я не могу признать исходную шахту от начальной визуальной экспертизы — а в этом случае я не могу — тогда потребуется тестирование экземпляра. Вы видите —, и тут Паден вытянулся, когда начал говорить о своем любимом предмете, — бирюзовый, является фосфатом меди и алюминия, который формируется просачиванием воды через скалу со многими впадинами и пустыми местами, обычно вулканическими. Вода разносит растворенный сульфиды меди и фосфора, в числе прочего, которые осаждаются в пустотах как бирюзовый. Юго-Западный бирюзовый почти всегда возникает там, где медь сульфидные месторождения встречаются среди калиевого полевого шпата, имеющий порфировые интрузии. Он также может содержать лимонит, пирит и другие оксиды железа. — Он встал и быстро двигаясь на коротеньких ножках, подошел к массивному шкафу, нагнулся, и распахнула ящик. — Здесь вы увидите небольшие, но изысканные коллекции бирюзовых, все из доисторических шахт. Мы используем его, чтобы помочь археологам определить источник доисторических бирюзовых экспонатов. Посмотрите.

Паден махнул агенту, затем взял у него бирюзовый образец и быстро сравнил его с другими в ящике:

— Я не вижу, что здесь есть что-нибудь похожее на этот камень, но бирюзовый может измениться по внешности даже от одной части шахты другому. И это - только маленькая выборка. Возьмите эту часть бирюзового, например, из шахт Серриллос к югу от Санта-Фе. Эта редкая часть прибывает из знаменитого места стоянки древнего человека, известного как гора Чалчихуитл. Это - слоновая кость с матрицей бледной извести большой исторической стоимости, даже если это не самое прекрасное качество. И здесь у нас есть примеры доисторического бирюзового цвета из Невады.

— Как интересно, — спокойно ответил Пендергаст, сдерживания поток слов. — Вы упомянули о тестировании. Какого рода тестирования будет необходимо?

Паден откашлялся:

— Я должен буду анализировать Ваш камень — бирюзовый и матрицу — используя различные средства. Я начну с вызванного протоном анализа эмиссии рентгена, в котором камень будет засыпан быстродействующими протонами в вакууме и получающейся проанализированной эмиссией рентгена. К счастью, здесь в Музее есть превосходная лаборатория минералогии. Вы хотели бы посмотреть на нее?

— Нет, спасибо, — сказал Пендергаст. — Но я рад, что Вы готовы сделать эту работу.

— Ну конечно! Это - то, что я делаю. Главным образом для археологов, конечно, но для ФБР - я к Вашим услугам, господин Пендергаст.

— Я забыл упоминать Вам свою небольшую проблему.

— Какую?

— Мне нужна сделанная работа, завтра к полудню.

— Что? Это невозможно! Потребуются недели. Месяц, по крайней мере!

Длинная пауза.

— Но для Вас было бы физически возможно закончить анализ завтра?

Паден чувствовал свое покалывание скальпа. Он не был уверен, что этот человек был вполне так приятен и добродушен, как он казался сначала.

— Хорошо. — Он откашлялся. — Это физически возможно, я предполагаю, чтобы получить некоторые предварительные результаты к этому времени, но это означало бы работать без остановок в течение следующих двадцати часов. И даже тогда я не смог бы добиться успеха.

— Почему нет?

— Это все зависело бы от того, был ли этот конкретный тип бирюзового цвета проанализирован прежде с его химической подписью, зарегистрированной в базе данных. Я сделал довольно много бирюзовых исследований для археологов, Вы видите. Это помогает им выяснить торговые маршруты и так далее. Но если эта часть прибыла из новой шахты, мы никогда, возможно, не анализировали ее. Чем намного старая шахта, тем лучше.

Тишина.

— Я могу попросить, чтобы Вы, доктор Паден, любезно предприняли эту задачу?

— Вы просите, чтобы я не ложился спать в течение следующих двадцати часов, работая над Вашей проблемой?

— Да.

— У меня есть жена и дети, господин Пендергэст! Обычно меня даже не бывает здесь по воскресеньям. И я не молодой человек.

Агент, казалось, принял это. Затем с вялым движением он достал что-то из своего кармана и снова держал это в своей закрытой руке. Он протянул ее и открыл руку. Внутри находился маленький, блестящий красновато-коричневый камень, который весил приблизительно карат. Инстинктивно, Паден потянулся, чтобы взять его, взял лупу и приставил ее к глазу и начал исследовать его, поворачивая то в одну сторону то в другую.

— О, Господи. О, Господи. Сильно плеохроичный … — Он схватил маленький, переносной Ультрафиолетовый свет со стола и включил его. Камень немедленно изменил цвет, став блестяще зеленым.

Он отвел взгляд с широко открытыми глазами:

— Пейнит.

Агент ФБР склонил голову:

— Я не был обманут в размышлении, что Вы были самым превосходным минерологом.

— Где черт возьми Вы взяли его?

— Мой двоюродный прадед был коллекционером диковин, которые я унаследовал наряду с его домом. Я взял это из его коллекции как стимул. Это Ваше — если Вы выполните задачу.

— Но этот камень должен стоить … о боже, я смущаюсь даже назвать его цену. Пейнит - один из самых редких драгоценных камней на земле!

— Мой дорогой доктор Паден, информация о том, от куда прибыл бирюзовый, намного драгоценная для меня, чем этот камень. Теперь: Вы можете сделать это? И, — добавил он сухо, — действительно ли Вы уверены, что Ваши жена и дети не возразят?

Но Паден уже был на ногах, помещая бирюзовый в полиэтиленовый пакет и думая о химических и минералогических испытаниях, которые он должен будет выполнить.

— Какая к черту разница? — Сказал он через плечо, когда уходил в свою лабораторию.

Глава 9

После трех неправильных поворотов и двух остановок, чтобы спросить направления, лейтенанту д'Агосте наконец удалось найти выход из лабиринта Отдела Остеологии и спуститься вниз на первый этаж. Он пересек Большую Ротонду к входу, идя медленно, в раздумьях. Его встреча с главным куратором, Моррисом Фрисби, была пустой тратой времени. Ни одно из других интервью не пролило света на убийство. И он понятия не имел, как преступник вышел из Музея.

Он блуждал по Музею с раннего утра, и теперь его ноги и спина болели. Это все больше походило на типичное убийство Нью-Йорка, случайное и глупое. Ни один из выводов этого дня не подтвердились. Согласие состояло в том, что Виктор Марсала был неприятным человеком, но хорошим рабочим. Ни у кого в Музее не было причины убить его. Единственный возможный подозреваемый — Брикстон, ученый летучей мыши, который поссорился с Марсала за два месяца до этого — был за границей во время убийства. Члены команды д'Агосты уже допросили соседей Марсала в Саннисайде, Куинсе. Они все характеризовали его как тихого, одинокого, который придерживался себя. Подруги не было. Наркотики не принимал. И вполне возможно у него не было друзей, кроме, возможно, технического специалиста Остеологии, Сандовала. Родители жили в Миссури и не видели сына годами. Тело было найдено в темной, редко посещаемой части Музея, недоставало кошелька и карманных денег. Д'Агоста не сомневался, что это было обыкновенное ограбление. Марсала сопротивлялся и преступник испугавшись, убил его.

И что самое ужасное, не было никакого недостатка доказательств — пожалуй, д'Агста и его команда уже тонули в них. Место преступления было заполнено волосами, волокнами и отпечатками. Тысячи людей прошли через зал с тех пор, как его в последний раз вымыли и протерли, оставляя везде свой сальные следы. У него было пару детективов, рассматривающих видео безопасности Музея, но до сих пор они ничего не сочли подозрительным. Двести сотрудников работали вчера поздно вечером — только для того, чтобы взять выходные. Теперь Д’Агоста отчетливо понимал: он ломал голову над этим делом неделю или две, впустую тратил время на бесполезные расследования, зашедшие в тупик. Тогда дело будет отложено и расследование постепенно прекратится, а в базе данных Нью-Йоркской полиции появится еще одно жалкое нераскрытое убийство, с мегабайтами расшифровок интервью, оцифрованными фотографиями и социальным анализом, и это дело, словно камень на шее утопленника, потянет вниз статистику раскрываемости преступлений.

Когда он повернулся к выходу и ускорил свой шаг, он заметил знакомую фигуру: высокие формы Агента Пендергаста, шагающего через полированный мраморный пол, черный костюм, колебался позади него.

Д'Агоста был поражен, что увидел его — особенно здесь в Музее. Он не видел Пендергаста начиная с частного званого обеда, который агент ФБР провел месяцем ранее на праздновании его нависшей свадьбы. Еда и вина, были вне этого мира. Пендергаст подготовил его самостоятельно с помощью своей японской домработницы. Еда была невероятной. По крайней мере, пока Лора, его жена, не раскрыла противоречия в печатном меню на следующий день, и они поняли, что съели, среди прочего, рыбьи губы и внутренности из большеротого морского окуня, вареный коровийжелудок с беконом, коньяком и белым вином. Но возможно большой частью званого обеда был сам Пендергаст. Он оправился от трагедии, которая случилась с ним за восемнадцать месяцев до этого и когда он возвратился из последующего посещения лыжного курорта в Колорадо, потеряв свою бледность и скелетную изможденность, и теперь он выглядел здоровым и физически эмоциональным.

— Эй, Пендергаст! — Д'Агоста поспешил через Ротонду и схватил его за руку.

— Винсент. — Бледные глаза Пендергаста на мгновение задержались на Д'Агосте. — Как хорошо, что я увидел Вас.

— Я хотел еще раз поблагодарить Вас за тот ужин. Вы действительно старались изо всех сил, и это очень много значит для нас.

Пендергаст рассеянно кивнул, его глаза, смотрели через Ротонду. У него, казалось, было что-то на уме.

— Что Вы здесь делаете? — Спросил Д'Агоста.

— Я был... консультировался с куратором.

— Забавно. Я просто делал то же самое. — Д'Агоста засмеялся. — Как в прежние времена, а?

Пендергаст, казалось, не был удивлен.

— Послушай, могу я попросить тебя об услуге?

Неопределенный, уклончивый взгляд приветствовал вопрос.

— Едва я вернулся со своего медового месяца, как Синглтон сваливает это дело об убийстве на меня. Технический специалист из Отдела Остеологии был найден здесь вчера вечером, голова была избита, а тело было спрятано в отдаленном выставочном зале. Похоже на ограбление, которое выросло в убийство. У Вас такой большой нюх на эти вещи, интересно, могу ли я разделить несколько деталей и получить Ваше...

Во время этой мини-беседы, Пендергаст стал более и более беспокойным. Теперь он смотрел на д'Агосту с выражением и остановил его на полуслове:

— Мне очень жаль, мой дорогой Винсент, но я боюсь, что в настоящее время у меня нет ни времени, ни интереса, обсуждать это дело с Вами. Хорошего дня.

И с самыми короткими кивками, он повернулся и пошел быстрым шагом к выходу из Музея.

Глава 10

Глубоко внутри величественного здания Дакоты, построенного в стиле немецкого ренессанса, в самом конце трех, объединенных в одну квартир, за раздвижной деревянной перегородкой из дерева и рисовой бумаги, находился «Учи-роджи»: внутренний садик в японском чайном домике. Дорожка из плоских камней извивалась между карликовыми вечнозелеными деревьями. Воздух был наполнен ароматом эвкалипта и песнями невидимых птиц. Чуть дальше находился сам чайный домик, маленький и безупречный, едва заметный в дневном свете.

Этот, казалось бы, волшебный сад, миниатюрный и изысканный, находящийся в крепости огромного манхеттеновского дома, был придуман и разработан агентом Пендергастом как место для медитаций и восстановления духа. Теперь он сидел на скамейке из резного дерева кейяки, находящейся на каменной дорожке и наблюдал за крошечным прудом с золотыми рыбками. Он сидел неподвижно, глядя на темную воду, где оранжево-белые рыбки двигались хаотично, словно тени.

Обычно, это убежище приносило ему отдых от всех забот, или, по крайней мере, хотя бы временное забвение. Но сегодня, отдыха не получилось.

Телефон зазвонил в кармане его пиджака. Это был его личный телефон, и знали его меньше полдюжины человек. Он посмотрел на экран, но номер звонящего был скрыт.

- Да?

- Агент Пендергаст. – это был сухой голос безымянного агента ЦРУ, которого он встретил на полигоне два дня назад. Раньше голос этого человека был слегка саркастичен, словно он был оторван от обычных будней. Сегодня сарказм отсутствовал.

- Да? – повторил Пендергаст.

- Я звоню, потому что знаю, что ты предпочитаешь узнавать плохие новости раньше, чем оставаться в неведении.

Пендергаст чуть сильнее сжал трубку.

– Продолжай.

— Плохая новость заключается в том, что у меня вообще нет никаких новостей.

— Понятно.

— Я использовал кое-какие серьезные навыки, потратил много денег и обратился за помощью как здесь, так и за границей. Несколько агентов под прикрытием рисковали своим разоблачением, так как возможно некоторые иностранные правительства скрывают информацию, связанную с операцией «Лесной пожар». Но я ничего не добился. Нет никаких признаков того, что Альбан появлялся в Бразилии или где-либо за границей. Никаких данных о его въезде в страну – я использовал систему распознавания лиц на таможне и службе внутренней безопасности, но безуспешно. Никаких зацепок, которые могли бы хоть как-то нам помочь, нет ни на местном, ни на федеральном уровне.

Пендергаст воспринял это молча.

— Все же возможно, что-нибудь и всплывет с неожиданной стороны, может из какой-то базы данных, что мы пропустили. Но я исчерпал все стандартные способы, и даже чуть больше.

Пендергаст продолжал молчать.

— Мне жаль. – Продолжал голос из телефона. — Для меня... это более чем просто унизительно. С моими возможностями, я привык к успеху. Я боюсь, что я показался слишком самонадеянным на нашей последней встрече, что дал вам надежду.

— Не нужно извиняться, — сказал Пендергаст. – Я не надеялся. Это дело слишком сложное.

Наступило недолгое молчание, прежде чем голос в телефоне заговорил снова.

— Есть кое-что, что вы хотели бы знать. Лейтенант Англер, главный следователь нью-йоркской полиции по делу вашего сына… Я просмотрел его внутренние отчеты. Он интересуется вами.

— Правда?

— Ваше нежелание сотрудничать… и ваше поведение – пробудило его любопытство. Ваше присутствие при вскрытии, к примеру. И ваша заинтересованность в том куске бирюзы, который вы убедили полицию отдать вам на время, и теперь, насколько я понимаю, не торопитесь отдавать обратно. У вас будут проблемы с Англером.

— Спасибо за совет.

— Не обращайте внимания. Еще раз, я сожалею, что не смог найти больше. В любом случае, я продолжаю наблюдать. Если я еще как-то могу быть вам полезен, звоните на основной номер в Лэнгли и попросите сектор Ю. А я, в свою очередь, сообщу вам, если что-то найду.

Телефон замолк.

Пендергаст на мгновение замер, уставившись на свой мобильный телефон. Затем он сунул его обратно в карман и направился по каменной дорожке к выходу из чайного садика.

***

В большой кухне, находящейся в личном пространстве квартиры, экономка Пендергаста, Куоко Ишимура, резала зеленый лук. Когда агент вошел в комнату, она взглянула на него, и жестом показала, что на автоответчике ожидает сообщение. Пендергаст кивнул в знак благодарности, затем продолжил путь по коридору до своего кабинета, вошел, снял трубку, и, не садясь за стол, включил автоответчик.

«Эм, эх, мистер Пендергаст» — это был торопливый, с придыханием, голос доктора Падена, музейного минеролога, — «Я изучил образец, который вы оставили мне вчера, с помощью дифракции рентгеновского излучения, светлопольной микроскопии, флюоресценции, поляризации, диаскопического и эпископического освещения, а также с помощью других тестов. Это определенно натуральная бирюза: твердость 6, показатель преломления 1,614 и удельный вес около 2,87, и, как я уже говорил, нет никаких признаков стабилизации или восстановления. Однако, я заметил некоторое, хм, любопытное явление. Размер вкраплений очень необычен. Я никогда не видел таких полупрозрачных, паутинной формы вкраплений. И цвет.. Этот камень не происходит ни из одной из известных шахт, и нет никаких сведений о его химическом составе в базах данных.. короче, я, хм, полагаю, что это редкий экземпляр из маленькой шахты, которую будет сложно определить, и времени потребуется больше, чем я ожидал, может намного больше времени, так что я надеюсь, что вы подождете и не будете просить вернуть камень, пока я...»

Пендергаст не стал слушать оставшуюся часть сообщения. Одним движением пальца он удалил его и повесил трубку. Только тогда он сел за стол, поставил локти на полированную поверхность, оперся подбородком на сцепленные пальцы и уставился в одну точку, не видя ничего.

***

Констанс Грин сидела в музыкальной комнате особняка на Риверсайд-драйв, тихо играя на клавесине. Это был великолепный инструмент, созданный знаменитым Андреасом Ракерсом II в Антверпене в начале 1650-х годов. Кромка великолепного твердого дерева была в позолоте, а на внутренней сторонке крышки инструмента были изображены пасторальные рисунки прыгающих на зеленой поляне нимф и сатиров.

Пендергаст не был поклонником музыки. Но, так как вкус Констанс по большому счету ограничивался барокко и ранним классическим временем – она была превосходной клавесинисткой, и Пендергаст получил удовольствие, приобретя для нее лучший инструмент того времени. Остальная комната была меблирована просто и со вкусом. Два старых кожаных кресла стояли перед персидским ковром, а с двух сторон располагались две лампы Тиффани. В одной из стен находился встроенный книжный шкаф, заполненный оригинальными изданиями нот композиторов семнадцатого и восемнадцатого веков. Противоположную стену занимали полдюжины выцветших рукописных партитур, написанных от руки Телеманом, Скарлатти, Генделем и другими композиторами.

Нередко Пендергаст, как призрак, проскальзывал в комнату и садился в одно из кресел, наблюдая за игрой Констанс. Но в этот раз Констанс увидела его стоящим в дверном проеме. Она подняла бровь, как бы спрашивая, прекратить ли играть, но он просто покачал головой. Она продолжала играть Прелюдию № 2 в до-диез миноре из сборника Баха «Хорошо темперированный клавир». Пока она играла без особых усилий короткий отрывок, очень быстрый и сложный, с пассажами остинато, Пендергаст стал занимать свое привычное место в кресле, а вместо этого беспокойно бродил по комнате, взяв сборник нот из шкафа и лениво перелистывая его. Только когда она закончила играть, он сел в одно из кожаных кресел.

— Ты красиво играешь этот отрывок, Констанс, — сказал он.

— Девяносто лет практики хватило, чтобы улучшить технику, — ответила она с тенью улыбки. — Есть новости о Прокторе?

— Он выкарабкается. Он больше не в реанимации. Но ему придется провести несколько недель в больнице, а затем месяц или два в реабилитации.

В комнате воцарилось недолгое молчание. Затем Констанс поднялась из-за клавесина и села в кресло напротив.

– Ты встревожен, – сказала она.

Пендергаст ответил не сразу.

— Естественно, это из-за Альбана. Ты ничего не говорил с... с того вечера. Как ты справляешься?

Пендергаст все еще молчал, продолжая задумчиво перелистывать ноты. Констанс тоже молчала. Но она знала лучше всех, что Пендергаст очень не любит обсуждать свои чувства. Но она также инстинктивно чувствовала, что он пришел к ней за советом. Так что она ждала.

Наконец, Пендергаст закрыл книгу.

— У меня такие чувства, которые ни один отец не хотел бы испытывать. Нет, это не горе. Сожаление – возможно. Но также я чувствую облегчение – облегчение от того, что мир избавился от Альбана и его болезни.

— Я понимаю. Но… он был твоим сыном.

Внезапно Пендергаст отложил том в сторону и встал с кресла, шагая вперед и назад по ковру.

— И все же, самое сильное чувство, которое я испытываю – это недоумение. Как они сделали это? Как они захватили и убили его? Альбан был, если уж на то пошло, гением по выживанию. И с его особым даром… должно быть, это стоило огромных усилий, расходов и планов, чтобы добраться до него. Я никогда еще не видел так хорошо спланированного преступления, и чтобы остались только те улики, которые должны были остаться. И самое загадочное – почему? Что они хотели сказать мне?

— Признаюсь, я также озадачена, как и ты, – Констанс помолчала. – Ты обнаружил что-нибудь?

— Единственное настоящее доказательство – кусок бирюзы, который нашли в желудке Альбана, — не получается идентифицировать. Я только что получил сообщение от доктора Падена, минеролога из Музея естественной истории. Он не уверен в успехе.

Констанс смотрела на агента ФБР, пока он продолжал расхаживать по комнате.

— Ты не должен зацикливаться на этом, – сказала она наконец тихо.

Он повернулся и пренебрежительно махнул рукой.

— Тебе нужно заняться новым делом. Я уверена, что множество нераскрытых убийств ожидают твоего участия.

— Никогда не бывает нехватки скучных убийств, не стоящих умственной работы. Какое мне дело до них?

Констанс продолжала смотреть на него.

– Считай это развлечением. Иногда мне больше всего нравится играть простой отрывок, написанный для новичков. Это очищает разум.

Пендергаст повернулся к ней.

– Зачем мне тратить время на всякие пустяки, когда передо мной огромная тайна убийства Альбана? Человек с редким талантом пытается втянуть меня в какую-то жестокую игру собственного изобретения. Я не знаю ни своего противника, ни название игры, ни даже правил.

— Именно поэтому ты должен заняться чем-то совершенно другим, — сказала Констанс. – В ожидании дальнейшего развития событий, возьмись за маленькие загадки, за простые дела. Иначе… ты можешь потерять равновесие.

Последние пять слов были произнесены медленно, с уверенностью.

Взгляд Пендергаста переместился на пол.

– Разумеется, ты права.

— Я предлагаю это, потому что – потому что я забочусь о тебе, и я знаю, что этот странный случай может сделать тебя несчастным и растерянным. Ты достаточно настрадался.

На мгновение Пендергаст замер. Затем он скользнул вперед, наклонился к ней, коснулся рукой ее подбородка, и, к ее великому изумлению, — нежно поцеловал ее.

— Ты мой оракул, — прошептал он.

Глава 11

Винсент Д'Агоста сидел за столом в небольшой комнате, которую он называл своим передовым постом, в Нью-Йоркском музее естественной истории. Он проявил железную волю, чтобы выбить его у администрации музея. Правление неохотно выделило свободное уютное местечко глубоко внутри отдела остеологии, к счастью, находящееся далеко от пропахших мацераций в резервуарах.

Теперь Д'Агоста слушал, как один из его людей, детектив Хименес, обобщал обзор ленты безопасности музея в день убийства. Одним словом: пустой звук. Но Д'Агоста делал вид, что внимательно слушает, он не хотел, чтобы мужчина думал, что его работу не оценили.

- Благодарю тебя, Педро, - сказал Д'Агоста, принимая письменный отчет.

- Что дальше? - спросил Хименес.

Д'Агоста взглянул на часы. Было четверть пятого. - Вы и Конклин закругляйтесь на сегодня, идите и освежитесь за меня. Мы проведем завтра утром совещание в зале для брифингов в десять.

Хименес улыбнулся. - Спасибо, сэр.

Д'Агоста смотрел на его удаляющуюся спину. Он бы отдал что угодно, чтобы присоединиться к ребятам и выпить немного. Но нет: было нечто, что надо сделано. Вздохнув, он быстро пролистал страницы отчета Хименеса. Затем, отложив его в сторону, он вытащил свой планшет из портфеля и начал готовить свой собственный доклад для капитана Синглтона.

Несмотря на все усилия его команды, и два дня, в течение которых более ста человеко-часов оперативно-розыскных мероприятий были израсходованы, ни одной приличной зацепки в убийстве Виктора Марсала не обнаружено. Свидетелей не было. Записи камер наблюдения музея не выявили ничего необычно. Большой вопрос был, как, черт побери, преступник скрылся. Они бились над этим вопросом с самого начала.

Ни одна из огромного количества улик, которые они собрали, не являлась существенно важной. Ни у кого из коллег Марсала тоже не оказалось хорошего мотива для убийства. И даже у тех, кто имел против него малейшую неприязнь, было железное алиби. Его частная жизнь была так же скучна и законопослушна, как у епископа. Д'Агоста почувствовал покалывание от чувства личного оскорбления, что, после стольких лет на этой работе, капитан Синглтон подбросил ему такое назначение.

Он приступил к написанию своего промежуточного доклада для Синглтона. В нем он последовательно указал все шаги расследования, которые были предприняты, персональные допросы, анкетные данные Марсала, его судебно-медицинские и социальные данные, анализ записей с камер видеонаблюдения музея, и заявления соответствующих охранников. Он указал, что его следующий шаг, если Синглтон даст распоряжение, потребует увеличение допросов за пределами отдела остеологии. Это будет означать всеобщий опрос, перекрестное сопоставление данных и допрос всех сотрудников музея, которые работали допоздна тем вечером – фактически, возможно, что придется допросить всех сотрудников музея, независимо от того, работали они допоздна в тот день или нет.

Д'Агоста подумал, что Синглтон не пойдет на это. Затраты времени, рабочей силы, и стоимости были слишком высоки, учитывая маленький шанс найти зацепку. Нет: он, вероятно, уменьшит усилия к раскрытию этого дела и позволит ему отойти на задний план. В то же время, силы будут перенаправлены на другие расследования. Таким был путь "глухаря".

Лейтенант закончил доклад, быстро его перечитал и переслал Синглтону, а затем закрыл планшетный компьютер. Когда он поднял глаза, то с внезапным шоком увидел, что агент Пендергаст сидел на единственном стуле напротив его небольшого письменного стола. Д'Агоста не видел и не слышал, как и когда он вошел.

- Господи! – вскрикнул Д'Агоста и сделал глубокий вдох, чтобы прийти в себя от изумления. - Вы просто любите подкрадываться к людям, не так ли?

- Я признаю, что это забавно. Большинство людей примерно так же следят за своим окружением, как морской огурец.

- Спасибо, я ценю это. Так что привело вас сюда?

- Вы, дорогой мой Винсент.

Д'Агоста присмотрелся к агенту повнимательнее. Он слышал, накануне, об убийстве сына Пендергаста. Оглядываясь назад, Д'Агоста понял, почему Пендергаст был так краток с ним в ротонде музея.

- Послушайте, - начал он немного смущенно, - Я очень сожалею о случившемся. Вы знаете, когда я подошел к вам там, то не знал о вашем сыне. Я только что вернулся из своего медового месяца и не был в курсе текущих дел.

Пендергаст поднял руку, и Д'Агоста замолчал. - Если кто и должен извиняться, так это я.

- Забудьте об этом.

- Краткое объяснение было бы уместно. Если вы сочтете это приемлемым, то тема будет закрыта.

- Согласен.

Пендергаст подался вперед на стуле. - Винсент, ты знаешь, что Альбан мой сын. Он был глубоким социопатом. Я в последний раз видел его полтора года назад, когда он скрылся в бразильских джунглях после совершения убийств в отелях Нью-Йорка.

- Я не слышал.

- С тех пор, он никогда не объявлялся... пока его труп не подбросили на порог моего дома четыре дня назад. Как это было совершенно, и кто это сделал, я понятия не имею. Лейтенант Англер проводит расследование, и я боюсь, что он не соответствует поставленной задаче.

- Хорошо его знаю. Он чертовски хороший детектив.

- Я не сомневаюсь, что он компетентен – вот почему я был вынужден обратиться к компьютерному специалисту, который удалил все найденные ДНК убийцы отелей из файлов полиции Нью-Йорка. Вспомните, что когда-то было сделано официальное заявление, что Альбан и убийца в отелях были одним и тем же лицом. К счастью для меня, этот доклад не был воспринят всерьез. Как бы то ни было, у Англера нет возможности сравнить ДНК моего сына с базой и найти совпадение.

- Иисус Христос, я не хочу больше ничего слышать.

- В любом случае, Англер столкнулся с самым необычным убийцей и не сможет найти его. Но это моя забота, не твоя. Который подводит меня к тому, почему я здесь. Когда мы говорили в последний раз, вы обратились ко мне за советом.

- Конечно. Но у вас тогда были более важные дела.

- Я был бы рад отвлечься.

Д'Агоста присмотрелся к агенту ФБР. Он был изможденный, как обычно, но казался совершенно спокойным. Бледно голубые глаза смотрели в ответ с ледяной прохладцей. Пендергаст был самым странным человеком, которого он когда-либо встречал, и только Бог знал, что происходило под его поверхностью.

- Хорошо. Здорово. Я предупреждаю вас, что это дело фуфло. Д'Агоста пошел за подробностями преступления: обнаружение тела; особенности сцены; масса улик, ни одна из которых не казалась уместной; доклады охранников; выступления кураторов и помощников в отделе остеологии. Пендергаст взял все, и совершенно замер, изучая, за исключением случайных движений серебристых глаз. Неожиданно в углу появилась тень, и взгляд Пендергаста переключился на нее.

Д'Агоста оглянулся через плечо, проследив за взглядом агента, и увидел высокое, грузное тело Морриса Фрисби, заведующего кафедры. Когда Д'Агоста впервые допрашивал его, то был удивлен найдя, не сутулого, близорукого куратора, как он ожидал, а сильного мужчину, которого боялись сотрудники. Д'Агоста чувствовал себя немного испуганным рядом с ним. Мужчина был одет в дорогой полосатый костюм с красным галстуком, и говорил с акцентом характерным для верхнего Нью-Йорка. Ростом более чем шесть футов, он доминировал в крошечном помещении. Заведующий перевел взгляд с Д'Агосты на Пендергаста и обратно, и буквально излучал раздражение на затянувшееся присутствие полиции на своей территории.

- Вы еще здесь, - сказал он. Это было скорее утверждение, а не вопрос.

- Дело еще не решено, - ответил Д'Агоста.

- И не будет. Это было случайное преступление, совершенное кем-то извне. Марсала оказался в неправильное время в неправильном месте. Убийство не имеет ничего общего с отделением остеологии. Я понимаю, что вы неоднократно допрашивали моих сотрудников, у которых много работы, важной работы, в их исследованиях. Я могу надеяться, что вы закончите своё расследование в короткие сроки и позволите моим сотрудникам продолжать работать в покое?

- Кто этот человек, лейтенант? - мягко спросил Пендергаст.

- Я Доктор Моррис Фрисби, - ответил он сухо, обращаясь к Пендергасту. У него были темно-синие глаза с очень крупными белками, и они фокусировались на человеке как прожектора. – Я - начальник отдела антропологии.

- Ах, да. Вы получили повышение после таинственного исчезновения Хьюго Мензиса, если я не ошибаюсь.

- И кто же вы? Еще один полицейский в штатском?

Медленным движением, Пендергаст опустил руку в карман и достал свой жетон и удостоверение, и помахал ими перед Фрисби издали.

Фрисби прищурился. – А разве это федеральная юрисдикция?

- Я вот просто из праздного любопытства, - беззаботно сказал Пендергаст.

- Испорченный праздник, я полагаю. Как приятно для вас. Возможно, вы сможете рассказать лейтенанту, как завершить дело и прекратить его бессмысленное прерывание работы моего отдела - это время и деньги налогоплательщиков, не говоря уже об оккупации нашего ведомственного пространства.

Пендергаст улыбнулся. - Мое праздное любопытство может привести к чему-то более официальному, если лейтенант посчитает, что его работе мешает назойливый, недалекий, зазнавшийся бюрократ. Не вы, конечно. Я говорю только в общих чертах.

Фрисби уставился на Пендергаста, а его большое лицо стало красным от гнева.

- Препятствование свершению правосудия - это серьезная вещь, Доктор Фрисби. По этой причине я так рад услышать от лейтенанта, как вы расширили свое с ним всестороннее сотрудничество, и будете продолжать это делать.

Фрисби надолго напрягся. А потом повернулся, чтобы уйти.

- О, и доктор Фрисби? - Пендергаст продолжал своим самым медовым тоном.

Фрисби не развернуться. Он просто остановился.

- Вы можете продолжить свое сотрудничество с нами, предоставив имя и данные ученого, который недавно работал с Виктором Марсала и дать их моему уважаемому коллеге.

Теперь Фрисби обернулся. Его лицо было почти черным от гнева. Он открыл рот, собираясь что-то сказать.

Но Пендергаст опередил его. - Прежде чем вы скажете что-нибудь, доктор, позвольте задать вам вопрос. Вы знакомы с теорией игр?

Главный хранитель не ответил.

- Если это так, то вы должны знать, что существует определенное подмножество игр, известных математикам и экономистам как нулевая сумма. Игры с нулевой суммой имеют дело с определенным числом ресурсов, без увеличения, или уменьшения их количества – они только переходят от одного игрока к другому. Учитывая ваше нынешнее состояние, если вы заговорите сейчас, то я боюсь, что вы скажете что-то опрометчивое. Я чувствую себя обязанным предложить выход. В результате этого обмена, вы будете оскорблены и унижены, как и обязывают правила теории игр – мне же это позволит повысить свое влияние и статус за ваш счет. Поэтому я предлагаю самый благоразумный курс действий для вас – соблюдать тишину и идти за информацией, которую я запросил, со всей возможной поспешностью.

Пока Пендергаст говорил, выражение, не похожее ни на одно, которое Д'Агоста когда-либо видел раньше, медленно ползло по лицу Фрисби. Он ничего не сказал, только немного покачивался, сначала назад, потом вперед, как ветвь ласкаемая ветерком. Затем он сделал то, что, возможно, было расценить как самый маленький кивок, и скрылся за углом.

- Кто-нибудь обязан был это сделать! - сказал Пендергаст, вернувшись на свое место и положение после прихода куратора.

Д'Агоста смотрел на этот обмен любезностями без слов. - Вы сейчас засунули свой ботинок так глубоко в его задницу, что ему придется съесть свой ужин с носка вашего ботинка.

- Я всегда могу рассчитывать на подходящую остроту от вас.

- Боюсь, что вы только что нажили врага.

- Я уже давно в этом музее. Есть некое количество кураторов, которые ведут себя в своих маленьких вотчинах, как господа. Я стараюсь быть серьезным с такими людьми. Раздражающая привычка, но ее очень трудно изменить. Алоиз поднялся со своего стула. - И сейчас, я бы очень хотел поговорить с этим специалистом остеологии, которого вы упомянули. Марк Сандовал.

Д'Агоста тяжело поднялся на ноги. - Следуйте за мной.

Глава 12

Они обнаружили Сандовала ниже по коридору, в одном из помещений для хранения образцов. Он возился, открывая ящики, полные костей, разбирая их и делая заметки. Его нос был красным, а глаза опухли – летняя простуда никак не отступала.

— Это специальный агент Пендергаст из ФБР, — сказал д'Агоста. — Он хотел бы задать вам несколько вопросов.

Сандовал нервно огляделся, как будто беспокоился, что кто-то может увидеть их — наверное, Фрисби.

— Здесь?

— Да, здесь, — сказал Пендергаст, осматриваясь вокруг. — Какое очаровательное место. Сколько человеческих останков в этой комнате?

— Около двух тысяч.

— И откуда они родом?

— Из Океании, Австралии и Новой Зеландии.

— Сколько их всего в полной коллекции?

— Около пятнадцати тысяч, если вы объедините коллекции остеологии и антропологии.

— Мистер Сандовал, я так понимаю, что одна из обязанностей в вашей работе - это оказание помощи ученым.

— На самом деле, это наша главная обязанность. Они постоянно приходят сюда, один за другим.

— Но это не было обязанностью Виктора Марсалы, несмотря на то что он и был техником.

— У Вика был не тот темперамент. Иногда, выдающиеся специалисты могут быть, ну, проблемными – или еще хуже.

— И в чем именно заключается ваша помощь им?

— Как правило, ученые приходят в музей, чтобы исследовать определенный экземпляр или коллекцию. Мы как библиотекари, но только вместо книг у нас каталог костей – восстанавливаем образцы, ждем, пока их исследуют, потом возвращаем их на место.

— Библиотекари с каталогом костей – самое точное описание. Скольким ученым вы помогаете, скажем, в месяц?

— По-разному. От шести до десяти, пожалуй.

— От чего это зависит?

— От того, насколько сложные или обширные потребности у них. Если это один ученый с подробным списком нужных объектов, то, возможно, придется неделями работать исключительно только с ним. Или бывает, что нужно только взглянуть на парочку бедренных костей или на череп.

— Что нужно ученым, чтобы получить доступ к коллекциям?

Сандовал пожал плечами.

— Они должны относиться к какой-либо организации и иметь обоснованный план исследований.

— Никаких специальных разрешений?

— Ничего конкретного. Рекомендательное письмо, официальный запрос на бланке университета, справка из университета или медицинской школы.

Пендергаст лениво поправил манжеты рубашки.

— Я так понимаю, что, хоть это было и нечасто, Марсала работал с одним из ученых над проектом около двух месяцев назад.

Сандовал кивнул.

— И он упоминал о том, что у него был особый интерес к этому проекту?

— Ну да.

— И что он рассказывал об этом?

— Он вроде намекнул, что ученый может помочь ему каким-то образом.

— И Марсала работал исключительно с этим ученым?

— Да.

— Каким образом исследование постороннего ученого могло помочь мистеру Марсала, который был, надо признать, специалистом в соединении костей, но чьей основной обязанностью было следить за чанами для вымачивания и обгладывающими плоть жуками?

— Я не знаю. Может, он планировал указать Виктора одним из соавторов своей будущей публикации.

— За что?

— За помощь. Работать с каталогом костей это не значит только резать и сушить их. Иногда мы получаем необычные запросы, не всегда относящиеся к нашей специализации, и для этого нужно применять собственные специальные знания.

Д’Агоста слушал эту беседу с нарастающим недоверием. Он ожидал, что Пендергаст погрузится в судебно-медицинские аспекты этого дела. Но, как обычно, спецагент увел беседу в русло, казалось, не совсем относящееся к делу.

— Мистер Сандовал, вы знаете, какие именно образцы этот ученый запрашивал для своих исследований, пока не закончил работу?

— Нет.

— Вы можете выяснить это для нас?

— Конечно.

— Отлично, — Пендергаст махнул рукой в сторону двери. — В таком случае, после вас, мистер Сандовал.

*

Они вышли из помещения для хранения образцов и прошли через лабиринт ходов в компьютерный терминал, который выглядел, как главная лаборатория – пространство было заполнено столами и рабочими местами, на поддонах из зеленого сукна лежали несколько полурасчлененных скелетов.

Д’Агоста и Пендергаст склонились над Сандовалом, в то время как техник, сидя за терминалом, работал с остеологическими и антропологическими базами данных. В лаборатории стояла тишина, нарушаемая лишь стуком пальцев Сандовала по клавиатуре. Затем раздалось шуршание принтера и Сандовал вытащил из него листок бумаги.

— Похоже, Марсала выдал только один образец тому ученому, — сказал он. — Вот выписка.

Д’Агоста подался ближе, читая инвентарное описание вслух.

— Дата последнего доступа к образцу: двадцатое апреля. Готтентот, мужчина, примерно тридцати пяти лет. Капская колония, бывший Восточный Грикваленд. Состояние: отличное. Нет обезображивающих отметок. Причина смерти: дизентерия, во время седьмой пограничной войны. Дата: 1889 год. Доставлен: Н. Хатчинсом. ИН: C-31234-rn.

— Это первоисточник, конечно, —сказал Сандовал. — Слово «готтентот» сейчас считается оскорбительным. Корректный термин – «кой-кой».

— Здесь сказано, что тело было отправлено в музей в 1889 году, — сказал Пендергаст. — Однако, если память мне не изменяет, седьмая пограничная война закончилась в конце 1840-х годов.

Сандовал хмыкнул и замялся на мгновение.

— Тело было, вероятно, выкопано перед отправкой в музей.

В лаборатории опять повисла тишина.

— Раньше это была достаточно распространенная практика, — добавил Сандовал. — Могилы раскапывали, чтобы получить желаемые образцы. Не более того, разумеется.

Пендергаст указал на инвентарный номер.

— Можем ли мы увидеть этот образец?

Сандовал нахмурился.

— Зачем вам?

— Для просвещения.

И опять тишина.

Пендергаст склонил голову.

— Я просто хотел бы ознакомиться с процессом поиска и выдачи образца.

— Хорошо. Идите за мной.

Черкнув инвентарный номер на клочке бумаги, Сандовал повел их обратно в центральный коридор, а затем еще дальше, до конца, направляясь, казалось бы, в самую глубину бесконечного лабиринта коллекций. Потребовалось время, чтобы просмотреть старые деревянные шкафы с латунными задвижками и рифлеными стеклянными дверцами в поисках образца. Наконец Сандовал остановился перед одним из шкафов, внимательно глядя на него. Нужный инвентарный номер был написан от руки на выцветшей медной табличке, которая была прикреплена к большому поддону, спрятанному в углу на одной из верхних полок шкафа. Сандовал перепроверил номер и вытащил поддон с полки. Он отнес его обратно в исследовательскую лабораторию, выложил на чистый участок зеленого сукна и протянул д’Агосте и Пендергасту по паре тонких латексных перчаток. Затем, также надев перчатки, он снял крышку поддона.

Внутри лежала беспорядочная куча: ребра, позвонки, множество других костей. Повеяло необычным запахом – д’Агоста почувствовал запах мускуса, старых корней и нафталина с тошнотворной примесью разложения.

— Для костей, которые пролежали в земле сорок лет, эти выглядят чересчур чистыми, — сказал он.

— Раньше скелеты, поступающие в музей, обычно тщательно очищались, — ответил Сандовал. — Тогда не понимали, что грязь была ценной частью образца и что ее нужно сохранять.

Пендергаст минуту скользил взглядом по содержимому поддона. Затем, протянув туда руку, он аккуратно снял череп без челюсти. Он вытянул его перед собой и д’Агоста подумал что именно так стоял Гамлет в могиле Йорика.

— Интересно, — пробормотал он. — Действительно, очень интересно. Спасибо, мистер Сандовал, – затем он вернул череп на поддон, кивнул технику на прощание и, сняв перчатки, повел д’Агосту обратно по коридору к миру живых.

Глава 13

Столовая для сотрудников – или СДС, как ее обычно называли, была расположена на предпоследнем этаже отделения полиции. Это было место, в котором комиссар полиции, помощник комиссара и другие высокопоставленные сотрудники собирались во время обеденного перерыва. Д’Агоста был там только однажды – на торжественном обеде, в тот день, когда он, и два десятка других получили звания лейтенантов, и, хотя сам зал выглядел, как капсула времени из 1960-х, виды из окон с потолка до пола на нижний Манхэттен были потрясающие.

Пока д’Агоста ждал во вместительной прихожей снаружи СДС, он даже не замечал эти виды. Он вглядывался в лица проходящих людей, ища Глена Синглтона. Это была третья среда месяца, день, когда шеф обедал со всеми капитанами округов, и он знал, что среди них должен быть Синглтон.

Наконец он заметил хорошо одетого, ухоженного Синглтона. Д’Агоста быстро протискивался через толпу, чтобы дойти до капитана.

— Винни! — Синглтон удивился, увидев его.

— Я слышал, вы хотели видеть меня, —сказал д'Агоста.

— Хотел. Вам не обязательно было ловить меня. Это могло подождать.

Д’Агоста сверялся с секретарем Синглтона и знал, что у капитана день был полностью расписан.

— Нет проблем. Что случилось?

Они шли в сторону лифта, но внезапно Синглтон остановился.

— Я читал ваш отчет об убийстве Марсалы.

— Да?

— Хорошая работа, учитывая обстоятельства. Я решил назначить на это дело Формозу, а вам даю взамен убийство на семьдесят третьей улице. Вы помните, бегунья, которой перерезали горло во время борьбы с грабителем. Есть серьезные улики, несколько свидетелей и хорошие эксперты. Вы можете взять людей, которые работают сейчас в музее.

Д’Агоста ожидал это услышать. Именно поэтому он искал Синглтона в столовой – он хотел поймать его прежде, чем все зайдет слишком далеко. Формоза… он был одним из новых лейтенантов, у него еще молоко на губах не обсохло.

— Если для вас это не имеет большой разницы, сэр, — сказал он, — я бы хотел продолжить заниматься музейным делом.

Синглтон нахмурился.

— Но, судя по вашему отчету, дело не очень простое. Отсутствие неопровержимых доказательств, отсутствие свидетелей…

За плечом Синглтона д’Агоста увидел, как его невеста, Лора Хейворд, выходит из столовой, ее прекрасная фигура виднелась через высокие окна здания Вулворта. Она невольно улыбнулась, заметив его, направилась было к нему, но заметила Синглтона и довольствовалась подмигиванием, перед тем как направиться к лифту.

Д’Агоста посмотрел на Синглтона.

— Я знаю, что дело сложное, сэр. Но я бы хотел поработать с ним еще неделю.

Синглтон с любопытством уставился на него.

— Это переназначение – не наказание для вас, если вы так подумали. Я даю вам достойное, разрешимое, громкое дело, которое поможет вашей карьере.

— Я не думал так, капитан. Я читал об убийстве бегуньи, и знаю, что это было бы отличное назначение.

— Тогда почему вы хотите продолжать расследовать убийство Марсалы?

Днем ранее, он был готов – даже желал – скинуть это дело какому-нибудь другому бедолаге.

— Я не уверен, сэр, — ответил он медленно. – Не совсем. Просто я ненавижу бросать дело, не решив его. Это шестое чувство, предчувствие, что что-то должно разрешиться. Вы, наверно, понимаете, о чем я говорю, капитан.

Это предчувствие, осознал д’Агоста, звалось агентом Пендергастом.

Синглтон смотрел на него какое-то время – долгий, оценивающий момент. Затем тень улыбки появилась на его лице и он кивнул.

— Хорошо, — сказал он. — Я верю в предчувствия. Ладно, Винни, вы можете работать с этим делом. Я отдам убийство бегуньи Клейтону.

Д’Агоста болезненно сглотнул.

— Спасибо, сэр.

— Удачи. Держите меня в курсе, — и, кивнув, Синглтон отвернулся.

Глава 14

Не успел Пендергаст зайти в захламленный музейный кабинет, как доктор Финистерр Паден сразу же усадил его в кресло для посетителей.

— А, агент Пендергаст. Пожалуйста, присаживайтесь. – От неуверенного тона, который был слышен до этого в телефонной трубке, не осталось и следа. Сегодня мужчина улыбался, не скрывая этого. Он выглядел чрезвычайно довольным собой.

Пендергаст склонил голову.

— Доктор Паден, я так понимаю, у вас появилась новая информация для меня?

— Да. Да, совершенно верно. — Минеролог потер свои пухлые руки. — Должен признаться, мистер Пендергаст – это ведь останется между нами, я надеюсь,… что я испытываю некоторое, легчайшее, но все же разочарование. – Он открыл ящик, достал оттуда мягкую ткань, развернул ее, чтобы показать камень, затем на мгновение прикоснулся к нему, казалось, с нежностью.

— Красота. Абсолютная красота. – Минеролог, кажется, опомнился и отдал камень Пендергасту. – В любом случае, так как я не смог сразу опознать камень, и не нашел информации о нем в очевидных источниках, я прибег к изучению его химической формулы, показателей преломления и прочим путям исследований. Дело в том, что я… хм, откровенно говоря, из-за деревьев то и леса не увидел.

— Я не вполне уверен, что понимаю, о чем вы говорите, доктор Паден.

— Мне нужно было сперва обратить внимание на внешний вид камня, а не на его химические качества. Я сразу сказал вам, что этот образец был весьма необычного цвета, и что его паутинные вкрапления выделяют его среди остальных. Но я также говорил, что этот темно-синий цвет бирюзы встречается только в трех штатах. И это правда – за одним исключением.

Он потянулся к цветному лазерному принтеру, достал листок бумаги из лотка и протянул Пендергасту.

Агент быстро проглядел бумагу. Там оказалось описание одного из экземпляров из ювелирного каталога или аукциона. Наряду с фотографией драгоценного камня, там также находилось несколько абзацев описательного текста. Несмотря на то, что камень на фотографии был значительно меньше по размеру, чем тот камень, что извлекли из желудка Альбана, во всем остальном он казался почти идентичным.

— Единственная в своем роде американская бирюза лазурного цвета оказалась найденной за пределами этих трех штатов, — сказал Паден почти благоговейно. – И это единственный лазурный камень с золотой паутинкой вкраплений, с которым я когда-либо сталкивался.

— Откуда он взялся? – спросил Пендергаст очень тихо.

— Из малоизвестного месторождения «Золотой паук», что в Калифорнии. Это очень старое месторождение, закрытое больше ста лет назад, и его описание отсутствует в книгах или справочниках. Все же, камень настолько необычен, что я должен был сообразить. Но этот рудник был очень маленьким, и добыча была весьма небольшой, всего не более пятидесяти или шестьдесяти фунтов бирюзы высшего класса. Эта практически неизвестность рудника, да еще и местонахождение в Калифорнии сбили меня с толку.

— Где именно в Калифорнии? – спросил Пендергаст еще тише.

— На берегу озера Солтон Си, к северо-востоку от пустыни Анза-Боррего и южнее национального парка Джошуа-три. Крайне необычное расположение, особенно с минералогической точки зрения, потому что только…

До этого момента Пендергаст сидел в кресле неподвижно. Совершенно неожиданно он подскочил, и выпорхнул из кабинета, взмахнув полами пиджака, с распечаткой в руке, и пораженный куратор услышал только еле слышные слова благодарности.

Глава 15

Хранилище улик Нью-Йоркской полиции не было обычной комнатой впривычном понимании этого слова, а было скорее беспорядочным набором уголков, закутков и ниш, отрезанным от остального подвала толстой проволочной сеткой. Здание было старым и в подвале сильно пахло плесенью и селитрой. Лейтенанту Питеру Англеру иногда казалось, что если бы они устроили там обыск, за одной из стен нашелся бы замурованный скелет, такой же, который вдохновил Эдгара По написать «Бочонок Амонтильядо».

Сейчас он ожидал, стоя около большого окошка в сетке с надписью «Хранилище улик». Откуда-то доносились еле слышные стуки и шарканье. Через минуту, сержант Малвехилл возник из темноты с небольшим контейнером с уликами в руках.

— Вот он, сэр, — сказал он.

Англер кивнул, затем прошел несколько шагов по коридору и вошел в отдел составления отчетов. Закрыв за собой дверь, он ждал, пока Малвехилл поставит контейнер в сквозное окошко между отделами. Он расписался в журнале и протянул его обратно. Затем поставил контейнер с уликами на ближайший стол, сел перед ним, открыл крышку и взглянул внутрь.

Там ничего не было.

На самом деле, ничего – это было преувеличение. Там были несколько образцов одежды Альбана Пендергаста, немного грязи от ботинка в полиэтиленовом пакете. Также там были несколько изрядно помятых патронов, вытащенных из корпуса автомобиля, но их еще анализировала баллистическая экспертиза.

Пока единственное реальное доказательство – кусок бирюзы – отсутствовал. Просто маленький, пустой пластиковый контейнер, в котором он лежал, пока Пендергаст не решил проверить его.

Шестым чувством, Англер знал, что камня не окажется на месте. Но он все же надеялся, что Пендергаст вернет его. Уставившись в контейнер с уликами, он почувствовал, как в нем разгорается злость. Пендергаст обещал вернуть камень в течение двадцати четырех часов, а они истекли два дня назад. Англер не мог никак найти Пендергаста; его многочисленные звонки остались без ответа.

Но как бы он ни был расстроен действиями Пендергаста, Англер был также или даже больше недоволен собой. Агент ФБР практически умолял отдать ему бирюзу на вскрытии собственного сына, и в минуту слабости, оставив рассудительность, Англер смилостивился. И вот результат – Пендергаст не оправдал его доверие.

Какого черта он делал с камнем?

Краем глаза Англер заметил черное пятно и повернулся, увидев Пендергаста собственной персоной – как будто он материализовался из его мыслей – стоящего в дверном проеме отдела составления отчетов. Англер молча наблюдал, как агент ФБР подошел к нему, сунул руку в карман и протянул ему камень.

Англер внимательно посмотрел на камень. Это была та же самая бирюза, или, по крайней мере, казалась такой же. Он открыл пластиковый контейнер, положил в него синий камень и убрал в контейнер с уликами. Затем он снова посмотрел на Пендергаста.

— И что я должен сказать об этом? — спросил он.

Пендергаст взглянул на него доброжелательно. – Я надеялся, что вы могли бы поблагодарить меня.

— Поблагодарить вас? Вы держали его на сорок восемь часов дольше, чем я разрешил. Вы не отвечали на звонки. Агент Пендергаст, правила обращения с уликами придуманы не просто так, и вы повели себя очень непрофессионально!

— Я хорошо осведомлен о правилах, — сказал Пендергаст, — как и вы. И вы позволили мне взять камень вопреки этим правилам, а не следуя им.

Англер глубоко вздохнул. Он гордился своей способностью сохранять хладнокровие в любых ситуациях, и будь он проклят, если этот мраморный призрак, одетый в черное, этот Сфинкс, собрался спровоцировать его.

— Скажите, почему вы держали его у себя так долго?

— Я пытался определить его происхождение.

— Определили?

— Результаты еще не окончательны.

Еще не окончательны. Ответ не мог быть еще более неопределенным. Англер помолчал секунду. Затем он решил попробовать другую тактику.

— Мы работаем в новом направлении в охоте на убийцу вашего сына, — сказал он.

— Правда?

— Мы собираемся отслеживать нашими лучшими способами перемещения Альбана в его последние дни и недели до убийства.

Пендергаст выслушал это молча. Затем, слегка пожав плечами, он повернулся и направился к выходу.

Англер, против своей воли, чувствовал, что его раздражение переполняет его.

— И это ваша реакция? Пожимаете плечами?

— Я тороплюсь, лейтенант. Опять же, благодарю вас за разрешение воспользоваться камнем. А теперь, если вы не возражаете, я должен идти.

Но Англер еще не закончил. Он пошел за ним к двери.

— Я хочу знать, что происходит у вас в голове? Как вы можете быть таким чертовски… равнодушным? Вы разве не хотите узнать, кто убил вашего сына?

Но Пендергаст уже скрылся за углом отдела составления отчетов. Англер прищурено уставился на пустой дверной проем. Он слышал легкие, быстрые шаги Пендергаста, эхом отражавшиеся от стен каменного коридора, ведущего к лестнице на первый этаж. Наконец, после того, как шаги затихли, он повернулся, закрыл контейнер с уликами, постучал по смежной с хранилищем для улик стенке, чтобы сообщить Малвехиллу, что он завершил работу, и поставил контейнер в сквозное окошко.

А потом еще раз, против воли, его взгляд вернулся к пустому дверному проему.

Глава 16

Привлекательная женщина лет тридцати с блестящими каштановыми волосами до плеч, отделилась от толпы, сгрудившейся в главной ротонде музея, прошла по широкой центральной лестнице на второй этаж, а затем направилась по гулкому мраморному коридору к двери, окруженной удачно подсвеченными живописными изображениями наскальных рисунков Анасази. Она задержалась на мгновение, глубоко вздохнула и перешагнула через порог. Метрдотель, стоящий за маленькой деревянной стойкой, выжидающе посмотрел на нее.

— У меня забронирован столик на двоих, — сказала женщина. — На фамилию Грин. Марго Грин.

Мужчина сверился со своим списком.

— Ах да, доктор Грин. Рады снова видеть вас. Вас уже ожидают.

Марго направилась вслед за метрдотелем, между сервированными столами. Она огляделась вокруг. Она знала, что у этого помещения была интересная история. Изначально это был зал захоронений Анасази, заполненный десятками мумий коренных американских индейцев, зафиксированных в исходном положении, наряду с бесчисленными покрывалами, горшками, наконечниками стрел, позаимствованными из захоронений в Аризоне, а также из других доисторических кладбищ конца девятнадцатого века. Со временем вокруг этой выставки стали разгораться споры, и в начале 1970-х годов большая группа индейцев Навахо отправилась в Нью-Йорк к музею с протестным пикетом против того, что считалось, по их мнению, осквернением могил. Выставку без шума прикрыли и убрали оттуда мумии. После этого зал пустовал в течение многих десятилетий, пока, два года назад, какой-то расчетливый сотрудник не сообразил, что это место идеально подходит для высококлассного ресторана, обслуживающего меценатов, сотрудников музея и кураторов с важными гостями. Ресторан назвали «Чако» и в нем сохранились очаровательные старинные фрески с рисунками, напоминающими древние жилища Анасази, но только без мумифицированных останков. Один кирпичную перегородку, имитирующую глухую стену, снесли, открывая взгляду огромные окна с видом на аллеи музея, сейчас освещенные яркими солнечными лучами.

Марго с удовольствием глядела на окна.

Лейтенант Винсент д'Агоста вышел из-за стола прямо перед ней. Он выглядел почти так же, как когда она в последний раз видела его — немного похудел, улучшил физическую форму, чуть больше полысел. Его внешний вид пробудил в ее душе странную смесь чувства признательности и меланхолии.

— Марго! — сказал он, во время рукопожатия, которое переросло в слегка неловкое объятие. — Я так рад видеть тебя.

— И я тоже.

— Выглядишь замечательно. Я очень рад, что ты так быстро смогла найти для меня время.

Они сели за столик. Д’Агоста накануне неожиданно позвонил ей с просьбой встретиться где-нибудь в музее. Она предложила «Чако».

Д’Агоста огляделся вокруг.

— А это место определенно изменилось с тех пор, как мы с тобой впервые встретились. Сколько уже лет прошло?

— С тех убийств в музее? — Марго задумалась. — Одиннадцать лет. Нет, двенадцать.

— Даже не верится.

Официант принес меню, на обложке которого был изображен силуэт Кокопелли. Д’Агоста заказал чай со льдом, и Марго сделала то же самое.

— Итак, чем ты занималась все это время?

— Я теперь работаю в некоммерческой медицинской организации, в Ист-Сайде. Институт Пирсон.

— Да? И что там делаешь?

— Работаю этнофармакологом. Я исследую оригинальные растения, выискиваю потенциальные лекарства.

— Звучит интригующе.

— Это и правда интригующе.

— Ты все еще преподаешь?

— Нет, с меня хватит. Здесь я могу помочь тысячам людей, вместо того, чтобы учить всего один класс.

Д’Агоста снова взялся за меню, просматривая его.

— Нашла какой-нибудь чудо-препарат?

— Ну, самое значительное, над чем я до сих пор работала – это состав коры сейбы, который может помочь при эпилепсии и болезни Паркинсона. Майя с ее помощью лечили деменцию у стариков. Проблема в том, что разработка новых препаратов занимает целую вечность.

Официант вернулся и они сделали заказ. Д’Агоста взглянул на нее.

— По телефону ты упоминала о том, что регулярно бываешь в музее.

— Как минимум два или три раза в месяц.

— Чем ты занимаешься там?

— Как это ни печально, но естественная среда обитаний тех растений, которые я изучаю, превращается в болота, сгорает или уничтожается во время вспашки с ужасающей скоростью. Бог знает, сколько возможных лекарств от рака уже исчезли с лица Земли. В музее собрана самая уникальная этноботаническая коллекция в мире. Конечно, коллекцию не для меня создавали, а просто собирали местные лекарства и чудесные противоядия из разных племен по всему миру. Но она идеально подходит для моего исследования. В коллекции музея есть растения, которые в природе больше не встречаются. — Она замолчала, напоминая себе, что далеко не все разделяли ее страсть к работе.

Д'Агоста сцепил пальцы рук.

— Ну, раз уж так, твои регулярные появления здесь для меня очень полезны.

— Каким это образом?

Он слегка наклонился к ней.

— Ты слышала о недавнем убийстве, так?

— Ты говоришь про Вика Марсалу? Я работала с ним, когда я еще была аспирантом в отделе антропологии. Я была одной из тех немногих, с кем он мог поладить. — Марго покачала головой. — Я не могу поверить, что кто-то мог убить его.

— Ну, я отвечаю за расследование. И мне нужна твоя помощь.

Марго не ответила.

— Похоже, Марсала работал с одним из приходящих ученых незадолго до смерти. Он помогал этому ученому найти и изучить один образец из антропологической коллекции - скелет мужчины, готтентота. Агент Пендергаст помогает мне с этим делом и он, кажется, заинтересовался этим скелетом.

— Продолжай, — сказала Марго.

Д'Агоста помедлил.

— Просто… ну… Пендергаст пропал. Уехал из города позавчера ночью, не сообщив, как его найти. Ну, ты знаешь, в его стиле. Кроме того, мы только вчера узнали, что документ того ученого, с которым работал Марсала, поддельный.

— Поддельный?

— Да. Поддельное удостоверение. Он представился доктором Джонатаном Уолдроном, антропологом из университета около Филадельфии, но настоящий доктор Уолдрон ничего не знает об этом. Я сам говорил с ним. Он никогда не был в музее.

— Откуда ты знаешь, что он не убийца, а не просто утверждает, что не причем?

— Я показывал его фотографию сотрудникам отдела антропологии. Это абсолютно другой человек. Он на фут ниже и на двадцать лет старше.

— Странно.

— Да. Зачем притворяться кем-то другим, для того, чтобы просто посмотреть на скелет?

— Вы полагаете, что этот фальшивый ученый и есть убийца Марсалы?

— Я пока ни в чем не уверен. Но это чертовски хорошая зацепка, первая, которая у нас появилась. Так что… — он запнулся, — я бы хотел узнать, не захочешь ли ты взглянуть на скелет?

— Я? — спросила Марго. — Почему я?

— Потому что ты антрополог.

— Да, но моя специальность – этнофармакология. Я не проводила никаких антропологических исследований с окончания школы.

— Готов поспорить, что ты утрешь нос большинству из здешних антропологов. Кроме того, тебе можно доверять. Ты здесь, ты знаешь музей, но не работаешь в нем.

— Но я очень занята своими исследованиями!

— Просто один взгляд со стороны. Мне очень важно твое мнение.

— Я, в самом деле, не понимаю, как старый скелет готтентота может быть связан с убийством.

— Я тоже этого не понимаю. Но пока это единственная зацепка. Слушай, Марго, сделай это для меня. Ты знала Марсалу. Прошу тебя, помоги мне раскрыть его убийство.

Марго вздохнула.

— Ну если так, то как я могу тебе отказать?

— Спасибо. — Д’Агоста улыбнулся. — О, и я плачу за обед.

Глава 17

Одетый в потертые джинсы, грубую хлопковую рубашку с заклепками, и старые ковбойские сапоги, агент А. К. Л. Пендергаст осматривал море Солтона с покрытой густой жестковатой травой окраины Национального заповедника дикой природы Сонни Боно. Можно быловидеть как коричневые пеликаны, кружа и плача, парят над темными водами. Была половина одиннадцатого утра, а температура установилась на комфортных 27 градусах.

Море Солтона было и не морем вовсе, а скорее внутренним озером. Оно образовалось случайно на рубеже двадцатого века, когда в результате сильных дождей, плохо продуманная сеть оросительных каналов разрушилась, направив воды реки Колорадо в низменность Солтон, затопив городок Солтон, и в итоге сформировалось озеро площадью почти четыре тысячи квадратных миль. За последующие годы регион стал богатым, и ряд курортов и городов отдыха выросли вдоль его берегов. Но так как вода постепенно отступала и становилась все более соленой, города были брошены на произвол судьбы, отдыхающие перестали приезжать, и курорты обанкротились. Сейчас эта земля – с ее бесплодными пустынными холмами и берегами, инкрустированными кристаллами соли, окаймленная полуразрушенными трейлерными парками и заброшенными курортами 1950-х годов – выглядела, как мир после ядерного армагеддона. Эта обезлюженная, мертвая земля, выжженная добела, жестокий пейзаж, где никто не жил – стала местом спасения тысяч и тысяч птиц.

Пендергаст нашел это наиболее привлекательным.

Агент забрал мощный бинокль и вернулся к своему автомобилю – перламутровому Кадиллаку Де Вилль 1998 года выпуска. Он вернулся к шоссе 86 и продолжил путь к Имперской долине, следуя вдоль западного края моря. По пути он останавливался в придорожных забегаловках и печально выглядящих магазинах антиквариата, где проводил время, осматривая товар, расспрашивая о предметах в коллекциях и оставленных в залог индийских ювелирных изделиях, раздавая визитки, и изредка что-то покупая.

Около полудня, Пендергаст направился в долину Кади по безымянной проселочной дороге. Проехав еще пару миль, он припарковался у подножия холмов Скэррит, состоящих из ряда голых хребтов и вершин, ободранных эрозией и лишенных жизни. Взяв бинокль с пассажирского сиденья, агент вышел из автомобиля и стал подниматься по склону ближайшей возвышенности, замедлившись, когда он приблизился к вершине. Спрятавшись за большим камнем, он поднес бинокль к глазам и медленно выглянул из-за гребня.

На востоке предгорья перетекали в пустыню и, приблизительно в миле отсюда, в мрачные берега самого моря Солтон. Ветреные смерчи проползали через солончаки, поднимая вихри пыли.

Под ним, на полпути между холмами и берегом расположилось странное строение, напоминающее розу из пустынных этажей, обветренное и полуразрушенное. Это была огромная, раскинувшаяся абстракция из бетона и дерева, когда-то окрашенная в яркие цвета, но теперь обесцвеченная почти до белого цвета, усыпанная крышами, минаретами и пагодами, как какая-то фантастическая помесь китайского храма и салона аттракционов Эсбери-парка. Это был бывший Солтон Фонтенбло. Шестьдесят лет назад, это был самый роскошный курорт на побережье моря Солтон, известный как «южный Лас-Вегас», посещаемый звездами кино и мафиози. Фильм «Элвис» был снят на его пляжах и вместительных верандах. Рет Пэк пели в его залах, а такие люди, как Фрэнк Костелло и Мо Далитц проворачивали сделки в его подсобных помещениях. Но потом море отступило от курортного элегантного пирса, увеличение солености убило рыбу, которую волны выбросили в зловонные, гниющие кучи, и курорт был оставлен солнцу, ветрам и перелетным птицам.

Из своего укрытия Пендергаст осмотрел старый отель с пристальным вниманием. Погода соскоблила краску с досок, а большинство окон казались просто черными отверстиями. В нескольких местах обширная крыша обвалилась, оставив зияющие дыры. Здесь и там, вычурные балконы, расположенные на одной стороне, разрушились за годы устаревания. Не было никаких признаков недавней активности. Фонтенбло был нетронут, невозмутим, изолирован, не стоящим даже внимания подростковых банд или граффити-художников.

Теперь Пендергаст направил бинокль на полмили севернее, за пределы курорта. Там, древняя пробитая дорога вилась к темному проему в склоне холма, рваную утробу, которого преграждала старая деревянная дверь. Это был вход в шахту «Золотой паук» – рудник, где был добыт кусок бирюзы, найденный в пищеварительной системе Альбана. Пендергаст осмотрел вход и подход к нему с крайней осторожностью. В отличие от Фонтенбло, старая бирюзовая шахта, явно носила следы недавней активности. Он видел свежие следы шин, идущие по старой дороге, а перед рудником наст был нарушен и разломан, обнажая более светлый оттенок соли. Были приложены явные усилия, чтобы стереть, как следы, так и отпечатки, но оставшиеся от них еле уловимые отметины были отчетливо видны с обзорной точки холма.

Это было не случайно, не случайно. Альбан был убит, и бирюзу поместили в его тело по одной причине: чтобы заманить Пендергаста в это богом забытое место. Причина, почему это было сделано, оставалась глубокой загадкой.

Пендергаст позволил себя сюда заманить. Но он не позволит застать себе врасплох.

Он долго изучал вход в шахту. Потом, наконец, он направил бинокль еще дальше на север, сканируя окружающий ландшафт. Приблизительно в двух милях от Фонтенбло, на небольшой возвышенности раскинулась сеть улиц; сломанные уличные фонари, и заброшенные дома, показывали, где когда-то был город. Пендергаст тщательно осмотрел его. Весь следующий час он провел, прочесывая территорию к северу и югу, в поисках чего-нибудь еще, что могло бы свидетельствовать о недавней активности.

Ничего.

Он спустился вниз по склону к своей машине, сел, и поехал в сторону заброшенной застройки. На подъезде большой, избитый погодой, едва читаемый знак, приветствовал его в городе Солтон Палмз. Призрачная иллюстрация ниже показывала машущих и улыбающихся женщин на водных лыжах одетых в бикини.

Достигнув окраины обветшалого пригорода, Пендергаст припарковался и побрел по Солтон Палмз в неспешной манере, его ковбойские сапоги, издавали глухой звук по разбитому асфальту, поднимая шлейфы снежной пыли. Солтон Палмз некогда представлял собой селение из скромных второсортных домиков. Теперь дома лежали в руинах – продуваемые ветрами, без дверей, некоторые сгорели, другие рухнули. Выброшенный на берег разрушенный и гниющий причал, наклоненный под сумасшедшим углом, валялся в сотнях метров от нынешней береговой линии. Одинокий перекати-поле покрытый соляной корочкой и украшенный кристаллами соли, блистал словно какая-то гигантская снежинка.

Пендергаст медленно бродил в замешательстве, разглядывая ржавые качели в голых дворах, древнее барбекю и трещины в детских бассейнах. Старый педальный игрушечный автомобиль из 50-х годов лежал на боку посреди улицы. В тени подворотни лежал скелет собаки, инкрустированный солью, ее поводок все еще был привязан. Единственным звуком был слабый стон ветра.

На южной окраине Солтон Палмз, вдали от других построек, стояла импровизированная лачуга с рубероидной крышей – темная, заиндевевшая от соли, слепленная из обломков разрушенных домов. Старый, но действующий пикап, состоящий больше из ржавчины, чем из металла, стоял рядом с ней. Пендергаст долго изучал лачугу, оценивая возможности. Затем легким пружинящим шагом стал подходить к ней.

Кроме пикапа, не было никаких других явных признаков жизни. Хижина точно была без электричества и водопровода. Пендергаст огляделся еще раз, затем постучал по куску гофрированного металла, служившему грубой дверью. Не получив никакого ответа, он снова постучал.

Послышался едва уловимый звук передвижения. - Пошел вон! - раздался хриплый голос.

- Извините меня, - сказал Пендергаст через дверь, акцент старого юга он заменил на мягкий техасский, - но могу ли я просить уделить мне только минуту вашего времени?

Когда это не произвело никакого заметного результата, Пендергаст взял визитку из одного из нагрудных карманов рубашки. И зачитал:

Уильям У. Фэзерс

Продавец предметов коллекционирования и невыкупленных залогов,

Западные артефакты и Бренд «Ковбойский высокий стиль»

Продажа через eBay - моя специальность

Он подсунул ее под кусок гофрированного металла. На мгновение она оставалась на месте. Потом быстро исчезла. А затем хриплый голос заговорил снова. - Чего ты хочешь?

- Я надеялся, что у вас есть несколько вещей на продажу.

- Прямо сейчас вы ничего не получите.

- Люди всегда так говорят. Они сами не знают, что у них есть, пока я не открою им на это глаза. Я заплачу. Вы смотрели «Антикварные гастроли»?

Ответа не было.

- Вы наверняка наскребли что-нибудь интересное здесь, прочесывая этот старый город в поисках антиквариата. Может, я что-то могу купить у вас. Конечно, если вы не заинтересованы, я просто сам осмотрю некоторые из этих старых домов. Я имею в виду, обойду здесь все.

Примерно минуту ничего не происходило. И тут дверь со скрипом открылась, и появилось седое, бородатое лицо, прищуренное от подозрений, и парящее, как призрачный шар в темноте интерьера.

Сразу же, Пендергаст воспользовался возможностью, чтобы поставить ногу за дверь, и увлеченно с радостным приветствием стал трясти мужскую руку, затем он ворвался внутрь, изображая доброжелательность, осыпая мужчину благодарностями и не давая ему возможности даже вставить хоть одно слово.

Внутри лачуги было мерзко и душно. Пендергаст быстро огляделся. В одном углу лежали мятые поддоны. Под единственным окном расположилась газовая плита, на поверхности которой стояла чугунная сковородка. Два распиленных куска дерева служили стульями. Все было в полном беспорядке: одежда, одеяла, безделушки, пустые консервные банки, старые дорожные карты, коряги, сломанные инструменты, и другие бесчисленные вещи валялись вдоль стен крошечной обители.

Что-то слабо блеснуло на фоне разрухи. Разорвав рукопожатие, Пендергаст наклонился, чтобы схватить это с криком восторга. – Теперь вы поймете, что я имел в виду – просто посмотрите на это! Что, черт возьми, это делает на земле? Это должно находиться в витрине!

Это был кусок винтажного цветочного ожерелья, помятого и поцарапанного, из дешевого посудного серебра, с отсутствующим драгоценным камнем. Но Пендергаст прижал его к себе так трепетно, как будто это была каменная скрижаль от Бога.

- Я могу без проблем получить за это шестьдесят баксов на eBay! – воскликнул он. - Я занимаюсь сделкой от начала до конца: сфотографировать, сделать описание, общение с перепиской и продажа, все. Все что я прошу, это небольшая комиссия. Я сделаю вам предоплату, чтобы с чего-то начать, а затем, если продам еще на eBay, я получу десять процентов. Я сказал шестьдесят? Пусть будет семьдесят. И без лишних слов, он вытащил пачку денег.

Слезящиеся глаза жителя хижины переместились от лица Пендергаста к большой пачке. Они оставались там, пока Пендергаст отсчитывал семь десятидолларовых банкнот и протягивал их ему. Ни капли не колеблясь, старик дрожащей рукой вырвал деньги, как будто они могли исчезнуть в любой момент, и сунул их в карман брюк.

Широкая техасская улыбка Пендергаста позволила ему освоиться, а сам агент медленно присел на деревянный пенек. Его хозяин, с неуверенным выражением на морщинистом лице, сделал то же самое. Мужчина был невысокий и тощий, с длинными, спутанными седыми волосами и бакенбардами, короткими руками, и невероятно грязными ногтями. Его лицо и руки были загорелыми до черноты от долгих дней под солнцем. Подозрение, по-прежнему горевшее в его глазах, немного рассеялось при виде денег.

- Как твое имя, друг? – спросил Пендергаст. Он держал ролик из денег небрежно зажатым в руке.

- Кьюит.

- Ну, мистер Кьюит, позвольте мне представиться. Билл Фэзерс, к вашим услугам. У вас здесь есть несколько приятных мелочей. Я уверен, что мы сможем прийти к соглашению! Пендергаст поднял старый металлический дорожный знак «Шоссе 111», который установленный на двух шлакоблоках, использовался как столик. Краска облупилась, и его поверхность была изрешечена картечью. - Например, это. Знаете ли вы, что такие же висят на стенах стейк-хаусов. И пользуются большим спросом. Бьюсь об заклад, я смогу превратить все вокруг – ой, я даже не знаю, – в пятьдесят баксов. Что вы скажете?

Блеск в глазах старика разгорелся еще ярче. Через минуту, Кьюит быстро кивнул, как хорек. Пендергаст должным образом отсчитал еще пять купюр и отдал их ему.

Тогда он просиял. - Мистер Кьюит, я вижу, что вы человек дела. Я подсчитал, что это будет наиболее продуктивный обмен для нас обоих.

Глава 18

В течение пятнадцати минут, Пендергаст купил пять абсолютно бесполезных вещей на общую сумму 380$. Это вызвало эффект значительного смягчения сильной подозрительности Кьюита. Пол-литровая бутылка ликера Саузен Комфорт, извлеченная из заднего кармана джинсов Пендергаста и предложенная им добровольно, имела дополнительный эффект развязывания языка старого хрыча. Складывалось впечатление, что он - нелегал, который провел в этом районе некоторое время, когда был маленьким мальчиком, потом уехал, а в трудные времена, вернулся обратно в Солтон Палмз уже после того, как город был заброшен. Он использовал «бунгало» в качестве своей базы в поисках вещей на продажу.

С терпением и тактом Пендергаст погружался в историю этого города и близлежащего Солтон Фонтенбло, и был вознагражден – местами – в виде анекдотов о триумфе казино и длинном, печальном упадке. По-видимому, Кьюит когда-то работал помощником официанта в шикарном ресторане Фонтенбло в зените его былой славы.

- Мой Бог, - воскликнул Пендергаст, - что это должно было быть за зрелище.

- Больше, чем вы можете себе представить, - ответил хриплым голосом Кьюит, осушая бутылку и поставив ее на бок, как будто она была коллекционной. - Все приезжали сюда. Все эти голливудские толстосумы. Так, Мэрилин Монро поставила свой автограф на манжете моей рубашки, пока я убирал с ее стола!

- Нет!

- Нечаянно постирал, - отозвался грустно Кьюит. – Подумать только, сколько бы он сегодня стоил.

- Чертовски обидно, - вздох. - Как давно отель был заброшен?

- Пятьдесят, пятьдесят пять лет назад.

- Кажется трагедией, такое красивое здание и вдруг - крах.

- У них было все. Казино. Бассейн. Набережная. Пристань для лодок. Спа. Зоосад.

- Зоосад?

- Да, - мужчина поднял пустую бутылку Саузен Комфорт, взгляд его стал тоскливым, когда он заметил это. - Построен он был в естественном гроте в грунте под отелем. Это был своеобразный коктейльный зал. Все как в джунглях. Там у них были настоящие живые львы, черные пантеры и сибирские тигры. По вечерам, все большие шишки собирались на балконах со своими напитками и смотрели на животных.

- Как интересно. - Пендергаст задумчиво потер подбородок. – А не осталось ли чего ценного внутри? То есть, я имею в виду, вы исследовали интерьеры?

- Разграбили. Полностью.

Кое-что еще привлекло взгляд Пендергаста, выглядывая из-под изодранного каталога товаров Сирз и Робак, по крайней мере, полувековой давности, сейчас лежащего на полу со сломанным переплетом. Он поднял нечто и поднес к импровизированному окну, чтобы лучше рассмотреть. Это оказался необработанный осколок бирюзы, с прожилками черного цвета.

- Какой красивый камень. Прекрасная разметка. Возможно, мы сможем прийти к соглашению и насчет него, - он взглянул на Кьюита. - Я так понимаю, что рядом есть старая шахта. «Золотой паук», если мне память не изменяет. У вас это оттуда?

Старик покачал седой головой. - Никогда не ходите туда.

- Почему нет? Думаю, это должно быть идеальное место для поиска бирюзы.

- Из-за историй.

- Каких историй?

Лицо Кьюита приобрело какое-то странное выражение. - Люди рассказывали, что-то о привидениях.

- Да ну! Не может быть!

- Это небольшой рудник, но с несколькими глубокими штольнями. Много слухов ходит.

- Какие слухи?

- Однажды я слышал, что владелец рудника спрятал кучу денег где-то внутри бирюзовой шахты. Он умер, говорят, что и расположение богатства умерло вместе с ним. Временами кто-то рыскал внутри в поисках его, но они так ничего и не нашли. Затем около двадцати лет назад охотник за сокровищами отправился ее изучать. Некоторые половицы прогнили, и он провалился в шахту. Сломал обе ноги. Никто не слышал его, взывающего о помощи. Там в темноте он и умер от жажды и жары.

- Как ужасно.

- Люди говорят, что если вы войдете туда сейчас, вы все еще можете услышать его.

- Услышать его? Вы имеете в виду шаги?

Кьюит покачал головой. - Нет. Звук волочения, и мольбы о помощи.

- Волочение. Конечно, из-за сломанных ног. Какая ужасная история.

Кьюит ничего не ответил, только с тоской снова посмотрел на пустую бутылку.

- Я думаю, что легенда отпугнула не всех, - сказал Пендергаст.

Взгляд Кьюита метнулся к нему. – Вы о чем?

- О, я бродил вокруг входа в шахту утром. И видел отпечатки ног и следы шин. Свежие.

Так же быстро, как взгляд метнулся к Пендергасту, он метнулся и от него. – Ничего не знаю об этом.

Агент ждал продолжения, но его не последовало. Наконец, он поерзал на импровизированном стуле. - Серьезно? Я удивлен, услышать это. У вас такой хороший обзор на шахту здесь из вашего дома, - Пендергаст небрежно извлек толстый банкролл из кармана, пока говорил.

Кьюит не ответил.

- Да, я, действительно, удивлен. Место не более, чем в миле или чуть дальше отсюда, - и он медленно пролистал десятки, дойдя до двадцаток и пятидесяток под ними.

- Почему вы так интересуетесь ею? - спросил Кьюит, вдруг снова став подозрительным.

- Ну, бирюза - это моя специальность. Так же как – не хочу вас пугать! – поиск сокровищ. Совсем как парень в этой вашей истории. - Пендергаст заговорщически наклонился, приложив палец к одной стороне носа. – Если есть активность в «Золотом пауке», мне это будет интересно.

Старый мусорщик выглядел нерешительно. Он моргнул покрасневшими глазами: раз, два. - Они заплатили мне, чтобы я ничего не говорил.

- Я могу тоже заплатить. - Пендергаст развернул банкролл, достав пятидесятидолларовую банкноту, потом еще. - Вы можете заработать в два раза больше – и никто не узнает.

Кьюит жадно посмотрел на деньги, но ничего не сказал. Пендергаст извлек еще две пятидесятки и предложил ему. Старик сначала раздумывал, а потом быстро – прежде, чем смог лучше обдумать, – выхватил купюры и засунул их в карман вместе с остальными.

- Это было несколько недель назад, - начал рассказывать он. - Они приехали на паре грузовиков, издавая много шума и суеты. Припарковались около входа в шахту и начали размещать оборудование. Подумал, что они приехали заново ее разрабатывать, так что я пошел к ним и поздоровался. Еще предложил продать им старую карту шахты.

- И?

- Со мной говорил не самый дружелюбный из людей, скажу я вам. Сказал, что они осматривали шахту для... для изучения структурной целостности, это звучало как-то так. Но не производило такого впечатления.

- Почему нет?

- По мне, так он не был похож на инспектора. И из-за оборудования, которое они заносили внутрь. За свою жизнь я никогда не видел ничего подобного. Крюки, веревки, и что-то вроде... вроде... Кьюит махнул рукой. - Как одна из тех вещей, в которую погружается дайвер.

- Клетка от акул?

- Да. Только больше. Они не захотели мою карту, сказали, что у них уже есть. Потом они сказали мне, что это не мое дело и дали мне пятьдесят баксов, чтобы я молчал. Старик схватил Пендергаста за рукав. - Вы не расскажете никому о том, что я видел, не так ли?

- Конечно, нет.

- Обещаете?

- Это будет наш с вами секрет. Пендергаст потер подбородок. - Что случилось потом?

- Они уехали через пару часов. Вернулись только вчера. Уже было поздно. На этот раз приехал один грузовик с двумя парнями внутри. Они припарковались несколько поодаль и вышли.

- Да? – подтолкнул Пендергаст.

- Была полная луна, и это я мог видеть ясно. Пока один заметал граблями следы шин, другой посыпал пылью все вокруг. Они шли задом, заметая все-все следы по пути к грузовику. Потом они сели в него и снова уехали.

- Не могли бы вы описать этих мужчин? Как они выглядели?

- Они были очень грубыми. От них не стоит ждать хорошего взгляда. Я уже сказал больше, чем нужно. Помните свое обещание.

- Не бойтесь, мистер Кьюит, - на мгновение выражение лица Пендергаста, показало, что мыслями он ушел далеко. - Что вы там говорили про карту шахты?

Продажный блеск вернулся в мутные старые глаза, отражающие волнение и вечные подозрения. – А что насчет нее?

- Я мог бы быть заинтересован в ее приобретении.

Кьюит замер на мгновение. Затем, не вставая со своего импровизированного стула, он порылся в мусоре у своих ног, и наконец, извлек выцветший, проектировочный рулон бумаги, рваный и сильно грязный. Не говоря ни слова, он развернул карту и показал Пендергасту, не предлагая ее ему.

Пендергаст наклонился к ней, чтобы лучше изучить. Затем, столь же молча, он отсчитал еще четыре пятидесятки и показал их Кьюиту.

Сделка быстро завершилась. Свернув карту и поднимаясь со своего места, Пендергаст потряс старика за руку. - Спасибо и хорошего дня, мистер Кьюит, - сказал он, рассовывая свои покупки по карманам и прихватив карту и дорожный знак одной рукой. - Приятно иметь с вами дело. Не вставайте – я сам найду выход.

Глава 19

Д'Агоста сидел на столе в центральной лаборатории отдела остеологии, Марго Грин стояла рядом с ним, сложив руки на груди и беспокойно барабаня пальцами руки по локтю. Д'Агоста, подавляя раздражение, наблюдал за тем как ученый Сандовал, работал за компьютером, поочередно то печатая на клавиатуре, то смотря на экран. Все в музее происходило так чертовски медленно, что он удивлялся, как они вообще умудрялись хоть что-то делать.

- Я выбросил записку с идентификационным номером, - сказал Сандовал. - Я не думал, что вам понадобиться его снова видеть. Он, казалось, поник от необходимости проходить через этот процесс еще раз – или, возможно, это было из-за того, что он думал о Фрисби: хождение и наблюдение в полиции занимали бОльшую часть времени Д'Агосты.

- Я хотел, чтобы доктор Грин также взглянула на образец, - сказал лейтенант, не обращая ни малейшего внимания на слова врача.

- Получайте, - после нескольких нажатий клавиш и с тихим гудением, лист бумаги выполз из ближайшего принтера. Сандовал вручил его Д'Агосте, который передал его Марго, бегло просмотревшей выписку.

- Это итоговая сводка, - сказала она. – Могу я просмотреть более подробную распечатку?

Сандовал прищурился, глядя на нее. Затем вернулся к клавиатуре, и не торопясь, возобновил постукивание. Из принтера появилось еще несколько листов, и он протянул их Марго. Она просмотрела и их тоже.

В комнате было холодно – впрочем, как и в остальной части музея – но Д'Агоста заметил, что небольшая испарина появилась на ее лбу и она побледнела. - С вами все в порядке, Марго?

Марго отмахнулась от него, мимолетно улыбнувшись. - И это единственный образец, что Вик показал фальшивому ученому?

Сандовал кивнул, а Марго продолжала проглядывать сопроводительные записи. - Готтентот, мужчина, примерно тридцати пяти лет. Полный. Препаратор: доктор Е. Н. Паджетт.

На этих словах Сандовал усмехнулся. – О! Тот самый.

Марго взглянула на него мельком и снова сосредоточилась на листах.

- Увидели что-нибудь интересное? – спросил Д'Агоста.

- Не уверена. Я вижу, что он был приобретен обычным способом – самым обычным способом, что существует, - еще перелистывание страниц. - Похоже, музей заключил контракт с исследователем в Южной Америке на поставку скелетов для своих остеологических коллекций. В поле "примечания" здесь указан исследователь – человек по имени Хатчинс, - было тихо, пока Марго читала дальше. - Я думаю, этот Хатчинс был ненамного лучше любого грабителя. Он, вероятно, узнал о церемонии похорон Готтентота, и присутствовал на ней, а потом в глухую ночь раскопал могилу, подготовил и отправил скелет обратно в музей. Указанная здесь предполагаемая причина смерти – дизентерия, случившаяся вовремя Седьмой Пограничной войны – была, скорее всего, уловкой, чтобы совершить сделку по запросу музей.

- Вы не можете это знать наверняка, - сказал Сандовал.

- Вы правы. Я и не знаю. Но я изучила достаточно антропологических сопроводительных записей, чтобы уметь читать между строк, - она опустила бумаги.

Д'Агоста повернулся к Сандовалу. - Вы не могли бы сейчас принести скелет?

Сандовал вздохнул: - Хорошо. Он встал из-за стола и взял лист с записью идентификационного номера и направился к коридору. На полпути к открытой двери, он оглянулся через плечо. - Вы хотите пойти со мной?

Д'Агоста шагнул, следуя за ним, но Марго остановила его, схватив за предплечье. - Мы будем ждать в кабинете через коридор.

Сандовал пожал плечами: - Решайте сама, - и скрылся за углом.

Д'Агоста последовал за Марго по коридору в комнату, где ученые изучали образцы. Он уже начинал жалеть, что поддался на предложение Синглтона о выигрышном деле. И еще было чертовски досадно, что Пендергаст исчез, как он всегда это делал, даже не сказав, почему он считает скелет таким важным. Пока не становилось слишком поздно, Д'Агоста не осознавал, как много он рассчитывал на помощь агента ФБР. И в довершение ко всему, он начинал тонуть в кучах протоколов допросов, научных отчетах и записях. Все дела были тщательно запротоколированы, но это - учитывая размеры музея и количество его сотрудников – было единственным выходом. В пустом кабинете рядом с его штаб квартирой в полиции уже накопились кучи сопутствующей документации.

Он наблюдал, как Марго надела латексные перчатки, посмотрела на часы, и принялась расхаживать взад и вперед по комнате. Она казалась очень возбужденной.

- Марго, - сказал он, - если сейчас неудобное для вас время, мы всегда можем вернуться позже. Я сказал вам, это только догадка, не более того.

- Нет, - ответила она. - Это правда, что я должна скоро вернуться в институт, но это не проблема. Она прошлась еще чуть-чуть, затем – словно пришла к какому-то решению – остановилась, и повернулся к нему. Ее зеленые глаза, такие ясные и проникновенные, смотрела на него, и на мгновение Д'Агоста почувствовал себя перенесшимся назад, через все эти долгие годы, когда он впервые допрашивал ее об убийствах в музее.

Она надолго задержала на нем взгляд, и затем присела на один из стульев, окружающих стол. Д'Агоста сделал то же самое.

Марго прочистила горло и сглотнула. - Я буду благодарна вам, если вы не скажете никому об этом разговоре.

Д'Агоста кивнул.

- Вы знаете, что случилось со мной тогда.

- Да. Убийства в музее, убийства в метро. Это были страшные времена.

Марго опустила взгляд. - Это не то. Это то... что произошло со мной... после этого.

Какое-то мгновение Д'Агоста не понимал. И тогда воспоминания ударили его, как тонна кирпичей.

«О, Боже», - подумал он. Он совершенно забыл о том, что случилось с Марго, когда она вернулась в музей, чтобы отредактировать их научный журнал «Музееведение». Как она кралась, подобно зверю по полутемным залам, где ее преследовал, и в конечном итоге пырнул ножом и чуть не убил, злобный и маниакальный серийный убийца. Ей потребовались многие месяцы в клинике, чтобы восстановить свое здоровье. Он не задумывался, как это могло повлиять на нее.

Марго на мгновение умолкла. Потом она снова заговорила, немного запинаясь. - С тех пор, было... трудно для меня вернуться в музей. Иронично, не так ли, поскольку мои исследования могут происходить только здесь? - она покачала головой. - Я всегда была такой храброй. Таким сорванцом. Вспомните, как я настаивала на том, чтобы сопровождать вас и Пендергаста в спуске в туннели метро – и под них? Но теперь все по-другому. Сейчас есть только несколько мест, где я могу зайти в музей... без панических атак. Я не могу заходить слишком далеко в хранилища коллекций. Кто-то должен подносить мне материалы. Я запомнилавсе ближайшие выходы, если придется выбираться в спешке. Мне нужно присутствие других людей вокруг меня, когда я работаю. В последнее время я больше не остаюсь в музее после закрытия – после наступления темноты. Даже быть здесь, на верхнем этаже, для меня сложно.

Слушая это, Д'Агоста чувствовал себя все хуже, попросив ее помочь – он выставил себя полным дураком. – То, что ты сейчас переживаешь - это нормально.

- Есть еще кое-что похуже. Я не могу выносить темные места. И темноту в целом. Я оставляю гореть свет в моей квартире на всю ночь. Вы должны увидеть мой счет за электричество, - она выдавила кислую улыбку. - Я в полном раздрае. Я думаю, что у меня новый синдром: музеефобия.

- Слушайте, - прервал ее Д'Агоста, взяв ее за руку. - Нам надо забыть про этот чертов скелет. Я найду другого, кто сможет…

- Ни в коем случае. Я может быть и псих, но я не трус. Я сделаю это. Только не просите меня идти туда, - она указала вниз по коридору, и дальше на залы коллекций, куда отправился Сандовал. - И никогда не просите меня – она старалась говорить спокойно, но ее голос дрогнул – идти в подвал.

- Благодарю вас, что рассказали - сказал Д'Агоста.

В этот момент по коридору зазвучали шаги. Вернулся Сандовал, и держал обеими руками уже знакомый лоток. Он осторожно опустил его на стол между ними.

- Я буду на своем месте, - сказал он. - Дайте мне знать, когда закончите.

Он ушел, закрыв за собой дверь. Д'Агоста смотрел, как Марго подтянула перчатки на руках, потом взяла сложенную хлопковую простыню из соседнего ящика, разгладила ее на поверхности стола, и принялась брать кости с подноса и раскладывать их на ткани. Выстроилась цепочка скелета: ребра, позвоночник, кости рук и ног, череп, челюсть, и множество мелких костей, которые лейтенант не смог идентифицировать. Он вспоминал, когда Марго уже восстановилась от травмы убийств в музее и вернулась к работе, она получила лицензию на огнестрельное оружие и научилась им пользоваться. Она казалась такой собранной. Но он видел, что то же самое происходит и с копами, и он надеялся, что это не сделает ее ситуацию еще хуже...

Он забыл ход своих мыслей, когда посмотрел на Марго. Она сидела рядом с ним, внезапно став неподвижной, удерживая тазовую кость обеими руками в перчатках. Выражение ее лица изменилось. Отстраненность и озабоченность исчезли, сменившись озадаченностью.

- Что это? - спросил он.

Вместо ответа, она повернула таз в руках, разглядывая вблизи. Затем осторожно положила его на хлопок, взяла нижнюю челюсть, и изучила внимательнее, рассматривая ее то с одной стороны, то с другой. Наконец она опустила кость и взглянула на Д'Агосту.

- Готтентот - мужчина, возраст - тридцать пять?

- Да.

Марго облизнула губы. - Интересно. Мне нужно будет вернуться, когда у меня будет больше времени, но я уже могу сказать вам одну вещь: этот скелет примерно настолько же мужчина Готтентот, как и я.

Глава 20

Солнце уже сияло в полуденном небе, когда Пендергаст выехал в своем жемчужном кадиллаке из Солтон Палмз. Когда он снова вернулся, было уже за полночь.

Он остановился в трех милях от города-призрака. Выключив фары, агент съехал с дороги и спрятал машину за зарослями чахлых деревьев Джошуа. Он выключил мотор и остался сидеть неподвижно на водительском месте, обдумывая ситуацию.

Большинство аспектов оставались окутанными тайной. Однако теперь он знал две детали. Смерть Альбана представляла собой сложный разработанный план, чтобы заманить его в это место – шахту «Золотой паук». И саму шахту тщательно приготовили к нему. Пендергаст не сомневался, что вход в нее, даже сейчас, был под пристальным наблюдением. Они его ждали.

Пендергаст извлек свернутые в рулон два листа бумаги, и раскатал у себя на коленях. Один был картой шахты «Золотой паук», которую он купил у Кьюита. Другой содержал старые строительные чертежи Солтон Фонтенбло.

Достав закрытый фонарик из бардачка, он впервые обратил внимание на карту шахты. Это была относительно небольшая шахта, с центральным проходом, который видимо был нисходящим под небольшим наклоном, направляясь на юго-запад от озера. Около полудюжины небольших проходов, ответвлялись под углом от центрального, некоторые прямые, другие кривые, следующие за залежами бирюзы. Часть завершалась глубокими обрывами. Пендергаст уже зафиксировал все это в памяти.

Он перевел луч фонарика на дальний край карты. В заднем тупике шахты винтовой проход уводил от основной разработки, сужаясь по мере удаления, и, наконец, завершался в полумиле отсюда крутым, почти вертикальным подъемом: возможно, воздуховод, или, скорее всего, черный ход, который уже не использовали. Его линии были выцветшие и потертые, как будто даже картограф забыл о нем, когда карта была завершена.

Теперь Пендергаст наложил на схему шахты чертежи старой гостиницы. Он сравнил первый и второй лист между собой, стараясь связать в уме относительное положение «Золотого паука» и Солтон Фонтенбло. Чертежи были разделены по этажам, и наглядно показали люксы, вместительный холл, столовую, кухни, казино, спа-салоны, танцевальные залы – и любопытную круглую конструкцию между коктейльным баром и задней набережной с надписью «ЗООСАД».

- Зоосад, - сказал Кьюит, - возвели под отелем в естественном шахте земли. Там были настоящие живые львы, черные пантеры и сибирские тигры.

В очередной раз, Пендергаст сравнил чертежи с картой с особой тщательностью. Зоосад курорта был расположен точно над входом в рудник «Золотой паук».

Пендергаст выключил фонарик и откинулся на спинку кресла. Это имело смысл: какое место может быть лучше для постройки подземного зоосада, чем забытый и выведенный из эксплуатации участок давно заброшенной шахты?

Его таинственные кукловоды побеспокоились подготовить рудник к его приезду и старательно скрыли свои следы. Шахта была, без сомнения, ловушкой, но ловушкой с задней дверью.

Пока система охлаждения двигателя тихо тикала, Пендергаст раздумывал, как поступить. Под покровом темноты, он мог провести разведку и, заехав на территорию отеля, найти вход в шахту, и обойти ловушку с тыла. Он хотел изучить природу западни и, при необходимости, перенаправить ее в своих целях или отключить ее совсем. Затем, на следующий день, он подъедет к главному входу в рудник без каких-либо попыток замаскироваться, сделав вид, что не подозревает о ловушке внутри. И таким образом, он возьмет своего принимающего или принимающих в свои руки. Когда-то они были в его власти, он не сомневался в этом, он мог даже узнать их, это поможет выяснить, что скрывалось за этой дорогой, бестолковой и сложной схемой... и кто убил его сына, чтобы привести его к действиям.

Конечно, агент был вынужден признать вероятность того, что он мог что-то упустил из виду; неизвестное осложнение, которое заставит его пересмотреть свои планы. Но он был очень осторожен в своих наблюдениях и подготовке, и эта стратегия, похоже, однозначно давала наибольшие шансы на успех.

Он провел еще пятнадцать минут, изучая план отеля, запоминая все до последнего коридора, гардероба и лестницы. Сам зоосад размещался в подвале, звери содержались на безопасном расстоянии от зрителей над ними. Сюда можно было попасть через небольшую анфиладу комнат, состоящую из уголка ухода и чистки и нескольких палат для обработки и ветеринарных процедур. Пендергасту придется пройти через эти комнаты, чтобы добраться до самого сада и, таким образом, достигнуть заднего входа в рудник.

Вынув Лес Баер 45 калибра из бардачка, Пендергаст проверил его и удобно расположил за поясом. Взяв чертежи в руку, он вышел из машины, и тихо закрыл дверь, ожидая в темноте, чтобы все его чувства перешли в состояние боевой готовности. Половина луны была частично скрыта перистыми облаками, обеспечивая достаточно света, чтобы видеть его сверхъестественно обостренным зрением. Сменив джинсы, хлопковую рубашку и ковбойские сапоги: теперь он носил черные брюки, черный туфли на резиновой подошве и черную водолазку под черным практичным жилетом.

Все было совершенно неподвижным. Он подождал еще минуту, внимательно всматриваясь в пейзаж. Затем спрятал чертежи в жилетку и начал беззвучно продвигаться на север, скрываясь в тени холмов Скэррит.

Через пятнадцать минут, он свернул на восток и поднялся по заднему склону холма. Из-за камней, встретившихся ему на вершине, он осмотрел линии Солтон Фонтенбло, с его шпилями и минаретами, выглядящих еще более призрачно в слабом лунном свете. Дальше лежала темная, промозглая и неподвижная поверхность озера Солтон-Си.

Вытащив бинокль из кармана жилета, Пендергаст с особой осторожностью обследовал местность с юга на север. Все было по-прежнему тихим, пейзаж казался таким же мертвым, как и море, которое он окружал. К северу, он смог даже различить маленькую черную расщелину, которая вела к главному входу рудника. Даже сейчас, невидимые глаза, спрятанные где-то в руинах Солтон Палмз, вероятно, следили за ним, ожидая его прибытия.

Он потратил еще десять минут, скрываясь в скалах, и обследуя окружение биноклем. Когда тучи сгустились и скрыли Луну, он перебрался через гребень холма, и осторожно спустился вниз по противоположному склону, чтобы оставаться в тени за развалинами Фонтенбло, где его не могли увидеть те, кто следил за входом в рудник. Пока он продвигался вперед, черный на фоне темного ночного песка, огромный курорт маячил на горизонте, пока не заслонил собой все небо.

Широкая веранда тянулась вдоль задней части отеля. Пендергаст скользнул к ней, затем остановился, и осторожно поднялся по лестнице под тихие протесты усохшего дерева. С каждым сделанным им шагом, мелкая пыль поднималась и расцветала в маленькие грибообразные облака. Это было похоже на ходьбу по лунной поверхности. С веранды, как точки обзора, он взглянул налево и направо по всей ее длине, обернулся на короткую лестницу, по которой он только что поднялся сюда. Там ничего не было видно только его собственные следы. Фонтенбло спокойно спало в тишине.

Теперь он подошел к двойным дверям, ведущим в отель. Он ступал легко, как кошка, проверяя половицы при каждом шаге. Двери были закрыты, и когда-то были заперты, но давно вандалы сорвали одну дверь с петель, и она висела открытой.

Дальше располагалась какая-то большая общая комната, наверное, использовавшаяся для чаепитий. Там было очень темно. Пендергаст неподвижно застыл в дверях, давая глазам время приспособиться. Был сильный запах сухой гнили, соли, и крысиной мочи. Огромный каменный камин занимал одну из стен. По всей комнате были расставлены стулья с подлокотниками и скелетонизированные диваны, с торчащими из гнилой ткани пружинами. Кожаные банкетки с отдельными столами размещались вдоль дальнего края комнаты, некогда мягкие сидения теперь треснули, разошлись, и изрыгали хлопок. Несколько разорванных и выцветших фотографий Солтон-Си в период его расцвета в 1950-х годах – моторные лодки, водные лыжники, рыбаки в сапогах – украшали стены среди многих пустых, бледных прямоугольников, в то время как остальные были давно украдены. Все было покрыто тонким слоя пыли.

Пендергаст пересек комнату, ступил под арку, и вышел в центральный проход. Здесь была огромная лестница, которая поднималась на верхний этаж, где были расположены номера и люксы. Впереди неясными очертаниями маячил главный холл, с толстыми деревянными колоннами и видными лишь частично морскими фресками. Он постоял мгновение в тишине, находя ориентиры. Чертежи курорта были спрятаны в его жилетке, но они ему были и не нужны – всё было запечатлено у него в уме. Просторный коридор слева уходил вниз, предположительно в спа-центр и банкетные залы. Справа от него была низкая арка, ведущая в коктейль-бар.

Стекло витрины гарнитура у ближайшей стены было разбито, но содержало один лист загнутой и блеклой трафаретной бумаги. Пендергаст подошел к нему и - вгляделся в слабом лунном свете - на его содержимое.

Добро пожаловать в сказочный Солтон Фонтенбло!

«В местечко на внутреннем море»

Суббота, 5 Октября 1962 года.

Сегодняшние развлечения:

6 часов – Здоровое плавание с Ральфом Амандеро, двукратным олимпийским чемпионом.

10 часов – Соревнования по водным лыжам.

14 часов – Магистральные гонки на моторных лодках.

16 часов – Конкурс красоты «Мисс Солтон-си».

20 часов 30 минут – Танцы в бальном зале, оркестр Верна Уильямса, участвует Жан Жестер.

23 часа – «Джунгли оживают» наблюдение за животными, бесплатные коктейли.

Пендергаст повернулся к арке, ведущей в гостиную. Окна в ней были забиты, и хотя несколько планок были оторваны или отвалились, стекла выбиты, в комнате оказалось совсем темно. Из кармана жилета Пендергаст вытащил очки ночного видения с оптикой третьего поколения, одел их и включил. Мгновенно все окружение стало ясным: стулья, стены, и люстры - все погрузилось в призрачный зеленый свет. Пендергаст повернул шкалу на очках, регулируя яркость изображения оптики, а затем пересек гостиную.

Она была большой, со сценой в углу и длинным, полукруглым баром, занимающим дальнюю стену. Круглые столики были расставлены вокруг остальной части комнаты. Разбитые бокалы лежали на полу и на столах, их содержимое давно испарилось в смолистые отложения. Сам бар, хотя в нем и не было спиртного, оказался заставлен аккуратно уложенными рядами салфеток и баночками полными палочек для коктейлей; все было покрыто тонким слоем пыли. Мраморное зеркало позади бара было разбито, тускло-сверкающие осколки лежали на барной стойке и на полу. Это было свидетельством отдаленной незащищенности Солтон Фонтенбло – или, может быть, смутное чувство беспокойной тревоги, такое, которое могут источать дома с привидениями – то самое, которое не позволило вандалам, или падальщикам, таким как Кьюит, полностью истязать его. Вместо старого отеля осталась по большей части капсула времени из поколения «Рэт Пек» брошенная на растерзание капризам стихии.

На одной стене зала располагалось обзорное окном, которое пережило течение времени, отделавшись только несколькими трещинами, но было так покрыто инеем из соли, что казалось почти непрозрачным. Пендергаст подошел к нему, вытер налет влажной салфеткой, и посмотрел через него. Дальше лежал круглый корпус, шезлонги располагались по окружности, а в центре был крытый бассейн. Кроме того, что бассейн, где обычно зияла черная дыра, был обложен кирпичом, так его еще окружили защитными металлическими перилами. Он был около пятнадцати футов в поперечнике, и напоминал пасть негабаритного колодца. Пристально вглядываясь в очках ночного видения, Пендергасту показалось, что он смог различить в черноте отверстия пластик, в виде деформированных верхних листьев нескольких поддельных пальм.

Зоосад. Было не трудно представить, высокопоставленных шишек и голливудских звезд, общавшихся здесь в звездную ночь полвека назад, державших виски с содовой в рукаж. Слышать как смех и звон бокалов смешивались с ревом диких зверей, как элита отпивала из своих стаканов и наблюдала за животными, бродящими внизу.

Пендергаст мысленно изучил план отеля и карту шахты «Золотой паук». Зоосад был расположен прямо над задним входом в шахту, используя тоннель как место для животных, чтобы те могли бродить под взглядами гостей.

Отвернувшись от окна, он поднял откидную панель и шагнул к стойке бармена. Он шел мимо пустых полок, которые некогда хранили бесчисленные бутылки хорошего коньяка и марочного шампанского, стараясь не наступать на битое стекло, пока он не достиг двери, затянутой паутиной с одним круглым окошком в ней. Он надавил на дверь, и она открылась с мягким скрипом, паутина перед ним мягко расступилась. Он услышал слабый топот бегущих грызунов. Запах духоты, прогорклого жира и помета достиг его ноздрей.

Дальше лежала череда кухонь, кладовых для хранения и зон для приготовления еды. Пендергаст бесшумно двигался через них, просматривая свой путь в очках, пока не нашел дверь, которая открылась на бетонную лестницу, ведущую вниз.

Служебные помещения курортного подвала были запасными и функциональными, как на нижних палубах пассажирского судна. Пендергаст проложил свой путь мимо котельной и нескольких складских помещений – одно из них было полно гниющих шезлонгов и зонтиков, другое - стойка за стойкой униформами горничных, изъеденных молью – пока он не дошел до двери из твердого металла.

Он снова сделал паузу, чтобы мысленно воссоздать макет гостиницы. Эта дверь вела в зону обработки животных: проживание, ветеринарное обслуживание, кормление. И за ним должен располагаться сам зоосад – и задний вход в рудник.

Пендергаст попытался открыть дверь, но металл проржавел за долгие годы бездействия и не сдвинулся с места. Он попытался снова, действуя с большей силой, пока с тревожным скрежетом железа, она не открылась на дюйм. Порывшись в инструментах, спрятанных в жилете, он взял небольшую монтировку и надавил ею на полудюжину точек по краям двери, работая в рыхлой ржавчине, при помощи спрея супер-пропиточного корабельного масла. На этот раз, когда он попробовал потянуть за ручку, дверь поддалась достаточно чтобы он смог протиснуться через нее.

Дальше располагался коридор, отделанный плиткой из белого фаянса. Открытые двери лежали по обе стороны от него, омутами тьмы даже в очках ночного видения. Пендергаст осторожно продвигался вперед. Даже сейчас, спустя все эти годы, мускус диких животных и запах помета крупной дичи перегружали воздух. Слева была комната с четырьмя большими клетками с железными решетками и дверьми для подачи еды. Она вела в другую комнату, выложенный кафелем ветеринарный уголок для обследований и, возможно, для незначительных хирургических процедур. Немного впереди коридор заканчивался другой металлической дверью.

Пендергаст остановился, рассматривая дверь через очки. Он знал, что за ней находилась комната ухода. Здесь животных подвергали анестезии, если возникала необходимость в специальной обработке, очистке, срочном изъятии из сада, или лечении. Насколько он мог понять из чертежей, в комнате действовал своего рода воздушный шлюз, промежуточная область между подземным садом и контролируемой атмосферой комнаты ухода.

Чертежи не отображали, как именно зоосад был построен над задним входом в рудник: не показывали, была ли шахта запечатана или же она была открыта для всего зоосада. В любом случае, он был готов; если вход был опечатан, у него были средства, чтобы войти – стамески, молоток, отмычки, фомка, и смазка.

Эта вторая металлическая дверь была тоже ржавой, но не настолько сильно, и Пендергаст смог открыть ее без особого труда. Он остановился в дверном проеме и осмотрел комнату, открывшуюся за ней. Она была маленькой и очень темной, облицованная фаянсовой плиткой, стены усилили поперечными анкерами и креплениями, в потолке маячили закрытые вентиляционные отверстия. Отсек был так хорошо защищен от внешнего воздействия, что оказался в гораздо лучшей форме, чем остальные руины – действительно, как новый. Стены казались чистыми и почти блестели в слабом свете очков...

Вдруг страшный удар по шее заставил его распластаться на полу. Оглушенный, он упал, пока в его голове прояснялось, он рассматривал нападавшего, стоящего между ним и дверью: высокий, с хорошей мускулатурой, одет в камуфляж и прибор ночного видения, и целящийся в него пистолетом 45 калибра.

Пендергаст медленно убрал руку от жилета, оставив Лес Баер в кобуре. Он тихо поднялся, когда увидел, что позади мужчины закрывается дверь, как будто по своей собственной воле, и заперлась с довольно громким щелчком. Показывая каждым жестом полную покорность и содействие, он держал руки на виду, двигаясь медленно, пока приходил в себя от неожиданности, будучи застигнутым врасплох. Крайнее запустение места, пыль и возраст, погрузило его в ложное чувство изоляции.

Его сверхъестественная острота чувств резко вернулась.

Человек ничего не говорил. И не шевелился. Но Пендергаст мог видеть, как его тело чуть-чуть расслабилось, его чувство крайней готовности смягчилось, в то время как Пендергаст продолжал передать всем языком своего тела, что он был под контролем этого человека.

- Что происходит? - спросил он с покорным нытьем в голосе, техасский акцент снова вернулся к нему. - Зачем вы ударили меня?

Человек снова ничего не сказал.

- Я просто коллекционер артефактов, хотел проверить это место. Почти заискивая, Пендергаст пригнул голову и сделал шаг ближе к нападавшему, как будто желая преклонить колени перед ним. - Пожалуйста, только не убивайте меня.

Он снова поклонился и упал на колени с подавляемыми рыданиями. - Пожалуйста.

Монтировка из его жилетки оказала небольшое содействие и с грохотом упала на кафельный пол. И в эту миллисекунду отвлекающего маневра, Пендергаст подскочил в одном взрывном движении, поражая правое запястье мужчины, ломая его и отправляя пистолет в полет.

Но вместо того, чтобы рвануть за упавшим пистолетом, человек, присел на одной ноге, а другой нанес удар в грудь Пендергаста в стиле каратэ так быстро, что он не успел вытащить свое оружие. Он снова упал на пол, только в этот раз агент осознал, что нападавшего уже не застать врасплох. Он развернулся снова как раз вовремя, чтобы парировать очередной жестокий удар и вскочил на ноги, едва успев уклониться в сторону от удара с разворота. Он нанес удар пяткой с тыльной стороны правого колена мужчины и отскочил назад, услышав, как лопнуло сухожилие. Нападавший пошатнулся, выставляя крестовой удар. Пендергаст отскочил в сторону, затем потянул его на себя, обратив силу инерции против него; из-за этого человек нанес удар по воздуху, Пендергаст дернулся назад, и ответил ударом в лицо пальцами кунг-фу в позиции «лапа тигра». Мужчина отклонился назад, затронутый ударом меньше чем на дюйм, и одновременно утопил кулак в живот Пендергаста, почти выбив из него весь воздух.

Это было самое странное сражение и проходило оно в кромешной темноте, в полном молчании, с особым накалом и жестокостью. Человек ничего не говорил, не издавал даже звука, кроме периодического фырканья. Он двигался с такой быстротой, что не давал Пендергасту времени, чтобы извлечь его Лес Баер. Мужчина обладал прекрасными навыками борьбы, и в схватке протяженностью в 60 секунд они, казалось, были равны. Но у Пендергаста был расширенный диапазон движений разнообразных боевых искусств, наряду с весьма редкими методами самообороны, которым он обучился в некоем тибетском монастыре. Наконец, с помощью одного из таких движений называемого «клюв ворона» – молниеносным, как меч, ударом двух рук, соединенных вместе, как в молитве – он сбил очки с лица противника. Это дало ему мгновенное преимущество, и он использовал его, обрушив на противника шквал ударов, которые поставили задыхающегося мужчину на колени. В следующий момент Пендергаст извлек свой 45 калибр, направляя его на человека. Он быстро обыскал его, вытаскивая нож, который тут же отбросил.

- ФБР, - сказал он. - Вы арестованы.

Человек не ответил. Фактически, он не произнес ни слова на протяжении всей встречи.

- Открой дверь.

Тишина.

Пендергаст развернул мужчину, сковал наручниками его руки за спиной, поискал взглядом изгиб трубы, нашел один, и пристегнул его к нему. - Очень хорошо. Я сам открою.

Опять же, мужчина ничего не говорил, и даже не подавал признаков того, что он вообще что-то услышал. Он просто сидел на полу, пристегнутый к трубе с пустым лицом.

Когда Пендергаст подошел к двери, чтобы выстрелить несколько раз в замок, произошло что-то странное. Комната начала заполняться странным ароматом, подобному нежному сладкому запаху лилий. Пендергаст огляделся в поисках источника запаха. Он, казалось, шел из вентиляции в потолке прямо над тем местом, где он связал нападавшего – вентиляционное отверстие, которое раньше было закрыто, сейчас открылось, и туман спускался из него с небольшим шелестом воздуха. Напавший на Пендергаста, ослепленный потерей своих очков, озирался по сторонам в ужасе, пока облако тумана скрывало его лицо и тело, там под пеленой он начал дико кашлять и трясти головой.

Пендергаст быстро снял предохранитель и нажал на курок. Звук буквально взорвался в замкнутом пространстве, отразившись от металла – сильно оглушив. Но уже приготовившись стрелять снова, он вдруг почувствовал, что его конечности отяжелели и движения получаются вялыми. Странное ощущение затопило его с головой – ощущение сытости желудка и чувство благополучия, спокойствия и усталости. Черные пятна танцевали перед зеленым полем его зрения. Он покачнулся, устоял, снова покачнулся и выронил пистолет. Мгновенно темнота поглотила его, и он рухнул на пол, услышав, как потолочные решетки начали снова закрываться. И вместе с этим звуком пришел шепот:

- Ты должен благодарить за это Альбана...

*

Позже – он не знал, насколько позже – Пендергаст медленно всплыл из темных снов на поверхность и вынырнул в сознание. Он открыл глаза в зеленой дымке. На мгновение, он был потерян, не зная, на что смотрит. Затем понял, что на нем все еще были очки ночного видения, а зеленый предмет был вентиляционной трубой... и осознание случившегося вернулось к нему.

Он поднялся на колени, а затем – болезненно – на ноги. У него все болело от борьбы, но в остальном он чувствовал себя странно сильным и посвежевшим. Больше не было запаха лилий. Его соперник валялся на полу, все еще без сознания.

Пендергаст оценил обстановку. Он осмотрел комнату через очки на этот раз более внимательно. Мозаичная керамическая плитка с розами поднималась на четыре фута вверх по стенам, выше которой шла нержавеющая сталь. Хотя там была закрытая вентиляционная решетка в потолке, и набор насадок высоко в стене, слив в полу был запечатан цементом.

Она напомнила Пендергасту другую, совсем другую комнату, которую некогда использовали для непередаваемых варварских целей.

Тишина, темнота и странное качество комнаты пробрали его до дрожи. Он полез в карман, нашел свой сотовый телефон и стал набирать номер.

Пока он это делал, послышался другой звук; замок свободно щелкнул, и металлическая дверь, качнувшись, приоткрылась, показывая короткий коридор за ней, пустынный, за исключением его собственных шагов в пыли.

21

Лейтенант Д'Агоста появился ровно в час дня. Как только он тихо закрыл за собой дверь, Марго махнула ему рукой в сторону стула.

- Что у вас? - спросил он, пока присаживался, глядя с любопытством на стол перед ним усеянный костями.

Она заняла место рядом с ним, просматривая открытый ноутбук. - Помните, что было сказано в сопроводительной записи? Готтентот мужчина, в возрасте примерно тридцати пяти?

- Как я могу такое забыть? Он мне снится.

- Фактически мы имеем здесь дело со скелетом белой женщины, скорее всего, американки, и, наверное, не старше шестидесяти.

- Господи. Откуда вы это знаете?

- Взгляните на это, - Марго потянулась, осторожно подняв тазовую кость. - Наилучший способ определить пол скелета, это изучить его таз. Видите, какой широкий пояс малого таза? Потому что он предназначен для родов. В мужском тазу строение полости было бы другой. Также обратите внимание на плотность костей и на то, как крестец отклонен назад, - она положила тазовую кость на стол и взяла в руки череп. - Взгляните на форму лба и относительно небольшие надбровные дуги – это дополнительные показатели пола. Еще оба шва, стреловидный и венечный, полностью слились: здесь, и здесь, видите? Доказано, что это характерно для тех, кто старше сорока. Я осмотрела зубы под стереомикроскопом, и износ указывает на более старший возраст – по крайней мере, шестьдесят, шестьдесят пять.

- Белая?

- Это не настолько очевидно и понятно, но вы можете зачастую рассказать о расовой принадлежности скелета по черепу и челюсти. Она перевернула череп в руках. - Обратите внимание на форму носовой полости – треугольная – и невысокий наклон глазных впадин. Это согласуется с европейской родословной. Она указала на пазух в нижней части черепа. - Видите это? Арка верхней челюсти является параболической. Если это был бы так называемый Тоттентот, она была бы гиперболической формы. Конечно, вам следовало бы сделать расшифровку последовательности ДНК, чтобы быть абсолютно уверенным, – но я бы поставила на кон семейную Библию, что это была белая женщина шестидесяти лет.

Через окно в закрытой двери экзаменационной комнаты, Марго могла видеть, что кто-то прошел по коридору мимо двери, затем остановился и вернулся. Доктор Фрисби. Он посмотрел сквозь окно на нее, потом на Д'Агосту, выражение его лица, превратилось в гримасу. Фрисби взглянул на нее еще раз, затем отвернулся и двинулся дальше по коридору. Она поежилась. Она никогда не нравилась парню, и недоумевала, что сделал Д'Агоста, чтобы так, разозлить его.

- А то, что она американка? – спросил Д'Агоста.

Марго снова взглянула на него. - Это больше предположение. Зубы равномерно изношенные и ухоженные. Здоровые кости без видимых заболеваний. Химические тесты могут рассказать вам об этом более определенно – есть изотопы в зубах, которые могут показать, когда человек жил и, зачастую, то, что он ел.

Д'Агоста присвистнул. - Вы узнаете что-то новое каждый день.

- Есть еще одна вещь. Сопроводительная запись говорит, что скелет полный. Но сейчас не хватает длинной трубчатой кости.

- Канцелярская ошибка?

- Никогда. Запись «полный» была сама по себе необычна. В этом не возможно так легко ошибиться, потому что длинная кость является одной из самых больших в организме.

Экзаменационный класс погрузился в тишину. Марго начали возвращать кости в лоток, пока Д'Агоста осматривался, сидя ссутулившись в кресле, с задумчивым выражением на лице.

- Как, черт побери, этот скелет оказался здесь? У музея, что есть коллекции маленьких старушек?

- Нет.

- Хоть малейшее предположение, сколько ему лет?

- Основываясь на внешнем виде зубов, я бы сказала, что он с конца девятнадцатого века. Но мы должны сделать радиоуглеродный анализ, чтобы быть уверенными. Это может занять недели.

Д'Агоста переваривал услышанное. - Давайте убедимся, чтобы исключить возможность ошибки, и что недостающая кость не оказалась рядом. Я попрошу нашего друга Сандовала, чтобы он вытащил все скелеты из окружающих ящиков и еще те, что с соседними присоединенными номерами. Вы бы не отказались вернуться и взглянуть, не будет ли среди них того, кто будет больше похож на, хм, тридцатипятилетнего Готтентота?

- С удовольствием. Есть и другие тесты, я бы в любом случае хотела поработать над этим скелетом.

Д'Агоста рассмеялся. - Если бы Пендергаст был рядом, вы могли бы поспорить, что он сказал бы что-то вроде: «Эта кость имеет решающее значение для раскрытия этого дела». Он встал. - Я позвоню вам, чтобы договориться о следующей встрече. Держите это все в секрете, ладно? Особенно с Фрисби.

*

Пока Марго возвращалась назад по центральному проходу отдела остеологии, Фрисби, казалось, материализовался рядом с ней из тусклого пыльного бокового коридора, чтобы следовать за ней.

- Доктор Грин? - Он смотрел прямо перед собой, хотя и шел рядом с ней.

- Да, здравствуйте, доктор Фрисби.

- Вы разговаривали с полицейским.

- Да, - она старалась говорить спокойно.

Фрисби продолжал смотреть прямо перед собой. - Что он хотел?

- Он попросил меня изучить скелет.

- Кого?

- Один из тех, что Вик Марсала вытащил для того, ах, приглашенного ученого.

- Он попросил изучить его? Почему вас?

- Мы знакомы с лейтенантом уже давно.

- И что вы нашли?

Это быстро становилось похоже на инквизицию. Марго старалась сохранять спокойствие. - По данным на сопроводительной надписи, Готтентот мужчина, добавлен в коллекцию в 1889 году.

- И какое вероятное отношение сто двадцатипятилетний скелет может иметь к убийству Марсалы?

- Я не могу сказать, сэр. Я просто помогаю полиции по их просьбе.

Фрисби фыркнул. - Это невыносимо. Полиция лает не на то дерево, она обозналась. Как будто они хотят втянуть мой отдел еще глубже в это бессмысленное дело об убийстве, в скандал и подозрения. Все эти ковыряния – меня уже тошнит от них, - Фрисби остановился. - Он просил у вас еще какую-либо помощь?

Марго замешкалась. - Он упомянул об осмотре еще нескольких скелетов из коллекции.

- Понятно, - теперь, наконец, Фрисби посмотрел на нее. - Я считаю, что у вас здесь высокий научный уровень привилегий.

- Да, и я очень благодарна за это.

- Что будет, если эти привилегии будут отменены?

Марго пристально посмотрела на него. Это было возмутительно. Но она не собиралась терять хладнокровие. - Это захоронит мои исследования. Я могу потерять работу.

- Какой это будет позор, - он больше ничего не сказал, повернулся и зашагал дальше по коридору, оставив Марго стоять там, глядя на его высокую, юркую удаляющуюся фигуру.

22

Третий этаж люкса в Палм-Спрингс Хилтон был тускло освещен, с занавешенными шторами на панорамных окнах с видом на бассейн с коктейльной хижиной, который мерцал на солнце позднего утра. В дальнем углу комнаты агент Пендергаст полулежал в кресле, чашка чая стояла на столе рядом с ним. Его ноги были скрещены в лодыжках и возлежали на кожаной оттоманке, и он говорил по своему мобильному телефону.

- Он содержится в тюрьме Индио без возможности внесения залога, - произнес он. – Его лицо невозможно было идентифицировать, и его отпечатков нет в базе данных.

- Он сказал, почему он напал на вас? - раздался голос Констанс Грин.

- Он был безмолвен, как монах.

- Вы оба потеряли сознание под действием некоего наркотического агента?

- Так показалось.

- С какой целью?

- Это до сих пор загадка. Меня осмотрел врач, и я в полном здравии, за исключением травм, полученных во время борьбы. Нет никаких следов яда или побочных эффектов. Никаких следов уколов или чего-либо еще, указывающих на вмешательство, пока я был в бессознательном состоянии.

- Человек, который напал на вас, должно быть был в сговоре с теми, кто распылил успокоительное. Это кажется странным, что он был погружен в наркоз своим сообщником.

- Вся последовательность событий сама по себе странная. Я считаю, что этот человек также был обманут, как и я. Пока он не заговорит, его мотивы остаются неясными. Есть одна вещь, однако, которая вполне понятна. Это все не ограничивается моим позором.

Он замолчал.

- Да?

- Все это – бирюза, рудник «Золотой паук», Солтон Фонтенбло, неудачно стертые следы шин, сама карта шахты, и, возможно, старик, который со мной говорил – подстава. Все было тщательно срежиссировано, чтобы заманить меня именно в ту конкретную палату для процедур с животными, где этот газ мог бы быть введен. Эта комната была построена годы назад именно с целью введения наркотических газов опасным животным.

- Так что именно стало вашим позором?

- Я думал, что я был на один шаг впереди них, хотя в действительности - они всегда были на несколько шагов впереди меня.

- Вы говорите «они». Вы действительно верите, что Альбан мог бы быть вовлечен во все это, так или иначе?

Пендергаст ответил не сразу, а потом повторил тихим голосом: - «Вы должны благодарить за это Альбана». Довольно недвусмысленное заявление, вам не кажется?

- Да.

- Этот сложный механизм в Солтон-Фонтенбло спроектирован так, чтобы исключить любые возможные неудачи, все хитросплетение отличительных черт, указывает что Альбан наслаждался постановкой. И еще – это его убийство, запустило ловушку в движение.

- Странный способ самоубийства? - спросила Констанс.

- Я сомневаюсь в этом. Самоубийство - это не стиль Альбана.

Линии погрузилась в тишину, до тех пор, пока Констанс не заговорила снова. - Вы рассказали Д'Агосте?

- Я не информировал никого, особенно лейтенанта Д'Агосту. Он уже знает об Альбане больше, чем хорошо для него. Что касается полиции вообще, я не верю, что они мне могут оказать какую-либо помощь в этом вопросе. Во всяком случае, если что-то будет, боюсь, что они бы затоптали это, нанося только ущерб. Я вернусь в тюрьму Индио сегодня днем, чтобы увидеть, смогу ли я вытащить что-нибудь из этого парня, - он остановился. - Констанс, я ужасно огорчен, что позволил заманить себя в эту ловушку с самого начала.

- Он был вашим сыном. Вы не могли ясно мыслить.

- Это не может служить ни утешением, ни оправданием, - и с этими словами Пендергаст завершил разговор, засунул мобильник в карман пиджака, и остался неподвижной, смутной, задумчивой фигурой в темной комнате.

Глава 23

Терри Бономо был экспертом САПИ Системы Автоматизированного Проектирования Идентификации Нью-Йоркской полиции. Он также был умником в истинной итальяно-джерсийской традиции и, поэтому, одним из самых любимых людей Д'Агосты в полиции. Просто сидя в отделе криминалистики среди компьютеров, дисплеев, графиков и лабораторного оборудования, Д'Агоста ощущал, как его настроение повышается. Он чувствовал себя хорошо, выбравшись из затхлых и тусклых пределов музея. Он чувствовал себя еще лучше, оттого что на самом деле что-то делал. Конечно, он должен был хоть что-то делать, пытаясь определить липового «профессора» - в то время как его команда судмедэкспертов исследовала кости и лоток на наличие отпечатков, ДНК, волос и волокон. Но создание фоторобота лица фальшивого доктора Уолдрона было другой зацепкой. И будет большим шагом вперед. И никто не был лучше в фотороботах, чем Терри Бономо.

Д'Агоста заглянул через плечо Бономо и наблюдал, как он работал с комплексом программного обеспечения. Через стол от него сидел Сандовал техник отдела остеологии. Эту работу можно было сделать и в музее, но Д'Агоста всегда предпочитал для такого рода работы приглашать свидетелей в штаб-квартиру. Нахождение в полицейском участке было пугающим для свидетеля и помогало сосредоточиться. И Сандовал, который выглядел немного бледнее, чем обычно – выглядел явно сосредоточенным.

- Эй, Вини, - заметил Бономо со свойственным ему процветающим нью-джерсийским акцентом. - Ты помнишь, когда я составлял портрет подозреваемого в убийстве – через свидетельство самого убийцы?

- Это было легендарно, - усмехнулся Д'Агоста.

Хесус Х. Кристофер. Парень подумал, что станет милашкой, притворившись свидетелем убийства, а не убийцей. Он задумал собрать бредовый портрет, чтобы сбить нас с толку. Но я заподозрил неладное почти сразу, как мы с ним начали, - Бономо работал, пока говорил, стучал по клавишам и двигал мышью. – У многих свидетелей плохая память. Но этот клоун – он давал нам полную противоположность тому, как он выглядел сам. У него самого был большой нос – так он сказал, что у плохого парня был маленький. Его губы? Тонкие. Так что губы у преступника были полными. Его челюсть? Узкая. Преступник якобы был с массивной челюстью. Он сам лысый – значит, у преступника были длинные волосы.

- Да, я никогда не забуду, когда ты раскусил его и начал составлять портрет из противоположностей тому, что он говорил. Когда вы закончили, на нас с экрана смотрел наш преступник. Стараясь быть умным, он скормил нам свою собственную уродливую рожу.

Бономо взревел от смеха.

Д'Агоста смотрел, как он грубо создавал овал лица, на основе ответов Сандовала, как новое окно выскочило здесь, дополнительный слой был создан там. - Это серьезная программа, - сказал он. - Улучшилась с прошлого раза, когда я был здесь.

- Они постоянно модернизируют ее. Это как фотошоп с одной единственной целью. Мне понадобилось три месяца, чтобы освоить ее, а потом они ее переделали. Теперь я подкованный молокосос. Вы помните старые времена, все эти маленькие карточки и шаблоны пустых лиц?

Д'Агоста вздрогнул.

Бономо с размахом нажал последнюю клавишу, и повернул ноутбук так, чтобы Сандовал мог видеть экран. Большое центральное окно отображало цифровой эскиз мужского лица, с мелкими окнами, окружающими его. – Насколько это близко? - спросил он Сандовала.

Лаборант долго вглядывался в него. - Он на него похож.

- Мы только начали. Давайте перейдем к особенностям. Начнем с бровей.

Бономо нажал на окно с каталогом черт лица и выбрал строку «брови». Появилась горизонтальная прокрутка маленьких ячеек, содержащих изображения бровей. Сандовал выбрал совпадение, а потом появилась куча других, все вариации в ответ на его выбор, и Сандовал снова выбрал лучшее соответствие. Д'Агоста наблюдал, как Бономо прошел через полный процесс отсеивания внешнего вида бровей подозреваемого: форма, толщина, конусность, расстояние, дальше и дальше. Наконец, когда оба Бономо и Сандовал остались довольны, они перешли к самим глазам.

- Так что этот преступник натворил? – спросил Бономо Д'Агосту.

- Он подозревается в убийстве лаборанта в Музее естественной истории.

- Да? Интересно и как он это сделал?

Д'Агоста вспомнил неизлечимое любопытство Бономо к деталям лиц, которые он должен создавать. - Он использовал фальшивое удостоверение личности, получил доступ к коллекциям музея, и, возможно, убил специалиста. Эта личность на самом деле принадлежала профессору колледжа в Брин Маур, Пенсильвания. Болтливый старый пердун с трифокальными очками. Он чуть не испачкал трусы, когда узнал, что кто-то украл его личность и теперь разыскивается по подозрению в убийстве.

Бономо взревел еще громче. – Могу себе это представить.

Д'Агоста завис,наблюдая, как Бономо прошел через бесконечный процесс вытачивания носа, губ, челюсти, подбородка, скул, ушей, волос, цвета кожи и пигмента, и еще с десяток других черт лица. Но у него был хороший свидетель в лице Сандовала, который видел поддельного ученого больше, чем один раз. Наконец, Бономо нажал кнопку, и программа моделирования личности подняла целый ряд сгенерированных компьютером вариаций окончательных лиц, из которых Сандовал мог выбрать. Немного затенения и смешивания, несколько дополнительных настроек, а затем Бономо откинулся назад с удовлетворением, как художник закончивший портрет.

Компьютер, казалось, застыл. - Что он сейчас делает? – поинтересовался Д'Агоста.

- Визуализирует композицию.

Несколько минут спустя компьютер издал щебет, и на экране появилось небольшое окно, которое гласило «Процесс визуализации завершен». Бономо нажал кнопку, и принтер, вызванный к жизни, выпустил лист, содержащий черно-белое изображение. Бономо сорвал его с лотка, взглянул на него, а потом показал Сандовалу.

- Это он? - спросил он.

Сандовал смотрел на рисунок с изумлением. - Мой Бог. Это тот парень! Невероятно. Как вы это сделали?

- Нет, это вы сделали, - сказал Бономо и похлопал его по плечу.

Д'Агоста взглянул на изображение на листе, созданное Бономо. Портрет на нем был настолько четкий будто фотография.

- Терри, ты человек, - пробормотал он.

Бономо засиял от комплимента, затем напечатал еще полдюжины копий и передал ихлейтенанту.

Д'Агоста выровнял листы, постучав ими по краю стола, и положил их в свой кейс. – Пришли мне изображение по почте, ладно?

- Сделаю, Винни.

Когда Д'Агоста вышел из участка с Сандовалом на буксире, он думал, что теперь это был простой вопрос, найти соответствие этого эскиза с двенадцатью тысячами человек, которые приходили и уходили из музея в день убийства. Это будет весело.

24

Камера для допросов «Б» изолятора временного содержания в городе Индио штата Калифорния была просторной комнатой с бежевыми стены из шлакоблоков, одним столом и с четырьмя стульями: тремя с одной стороны стола и одним - с другой. Микрофон свисал с потолка, а видеокамеры торчали из двух углов. Вдоль дальней стены располагался темный прямоугольник одностороннего зеркала.

Специальный агент Пендергаст сидел на среднем из трех стульев. Его руки лежали на столе со сцепленными пальцами. В комнате было совершенно тихо. Его бледно-голубые глаза были устремлены в какую-то далекую точку пространства, и он оставался неподвижен, как мраморная статуя.

Сейчас же звуки шагов эхом стали отдаваться в коридоре. И еще было слышно, как что-то катится. Засов отодвинулся, и дверь открылась внутрь. Пендергаст взглянул на Джона Спандау, старшего офицера, вошедшего в комнату.

Агент поднялся, немного жестковато из-за драки предыдущего дня, и протянул руку. - Мистер Спандау, - сказал он.

Спандау слегка улыбнувшись, кивнул. - Он готов.

- Он ничего не говорил?

- Ни слова.

- Я понял. В любом случае, заводите его.

Спандау вышел обратно в коридор. Произошел короткий разговор шепотом. Затем вошел напавший на Пендергаста из Солтон Фонтенбло, одетый в оранжевый комбинезон и в сопровождении двух охранников. У мужчины был гипс на запястье и бандаж на колене, шел он медленно, прихрамывая. На нем были наручники и ножные оковы. Охранники направили его на одинокий стул в дальнем конце стола, и посадили.

- Вы хотите, чтобы мы присутствовали? - спросил Спандау.

- Нет, спасибо.

- Они будут снаружи, если вам что-нибудь понадобится. Спандау кивнул охранникам, после чего все трое мужчин покинули комнату для допросов. Раздался звук скольжения засова в паз, и потом было слышно, как в замке повернулся ключ.

Взгляд Пендергаста на мгновение уперся в закрытую дверь. Затем он сел и повернулся, чтобы рассмотреть задержанного. Мужчина вернул взгляд. Выражение его лица оставалось абсолютно бесстрастным. Он был высоким и мускулистым, с широким лицом, высоким лбом и тяжелыми бровями.

Долгое время двое мужчин просто молча смотрели друг на друга. Наконец, Пендергаст нарушил тишину. - Я в состоянии помочь вам, - сказал он. - Если вы позволите мне.

Мужчина не ответил.

- Вы стали жертвой, настолько же, насколько и я. Вы были так же удивлены, как и я, когда седативный препарат закачали в ту комнату, - его тон стал мягким, понимающим, чуть ли не заискивающим. - Вас сделали – попросту говоря – «козлом отпущения» или «шестеркой». Не очень приятно. Сейчас, я не знаю, почему вы взялись за эту работу, почему вы согласились напасть на меня, или какое вознаграждение вы должны были получить. Я только знаю, что это, должно быть, была работа, а не какие-либо личные обиды, потому что я никогда не видел вас раньше в моей жизни. Вас подставили, разыграли, использовали, а потом бросили на съедение волкам, - он помолчал. - Я сказал вам, что я могу помочь. И я помогу – если вы скажете мне, кто вы и на кого работаете. Это все, что я хочу услышать от вас: два имени. Я сделаю все остальное.

Мужчина лишь смотрел на агента все с тем же пустым выражением.

- Если вы продолжаете молчать из какого-то иллюзорного чувства преданности, позвольте уточнить: вас уже принесли в жертву. Вы понимаете? Кем бы ни был ваш кукловод – тот, кто направлял ваши действия – он явно хотел с самого начала вывести вас из строя, так же как и меня. Так зачем же молчать дальше?

По-прежнему тишина.

- Позвольте мне рассказать вам историю. Один из моих коллег посадил мафиози в тюрьму семь лет назад за вымогательство и шантаж. У бандита было много возможностей предоставить имена своих боссов в обмен на смягчение наказания. Но он остался верным солдатом. Он отмотал весь свой срок, все семь лет наказания. Этот человек вышел на свободу две недели назад. Первое, что он сделал, это отправился домой к семье, которая приветствовала его со слезами радости. Менее часа спустя, он был убит теми самыми бандитами, ради защиты которых он отправился в тюрьму. Они повели себя так, чтобы убедиться, что его рот останется закрытым... несмотря на семь лет его молчания.

Пока Пендергаст говорил, человек заморгал чаще, но не сделал никаких других движений.

- Вы молчите в надежде, что вас вознаградят? Уверяю вас, этого никогда не произойдет.

Ничего. Пендергаст помолчал некоторое время, оценивающе глядя на мужчину через стол. Наконец, он снова заговорил.

- Возможно, вы защищаете свою семью. Может быть, вы боитесь, что если вы заговорите, они будут убиты.

Мужчина также не отреагировал на это.

Пендергаст поднялся. - Если это так, то единственная надежда для вашей семьи и для вас лично - это заговорить. Мы сможем защитить их. В противном случае, оба, вы и они, будут совершенно потеряны. Поверьте мне: я видел, как это происходило много раз.

Что-то мелькнуло в глазах этого человека – или показалось.

- Доброго дня.

С этими словами, он позвал охранников. Дверь открыли, засов выдвинули, и охранники вошли вместе с Спандау. Пендергаст остался стоять, пока конвой вывел заключенного.

Пендергаст помедлил. - Я возвращаюсь в Нью-Йорк. Можете организовать для меня получение его фотографий, отпечатков пальцев, ДНК и медицинского заключения врача?

- Конечно.

- Вы мне очень помогли, - он помолчал. - Скажите мне, мистер Спандау – вы ценитель вина, не так ли?

Мужчина посмотрел на агента со скрытым удивлением. - Что заставило вас сказать это?

- Брошюра с подробным описанием фьючерсов Бордо на вашем рабочем столе, которую я вчера заметил.

Спандау замялся. - Я небольшой поклонник, признаюсь.

- Значит вы знакомы с Шато Пишон Лонгвиль Комтесс де Лаланд.

- Конечно.

- Вам нравится?

- Я никогда не дегустировал его, - Спандау покачал головой. – И не смогу на офицерскую зарплату.

- Жаль. Просто так получилось, что сегодня утром мне удалось раздобыть экземпляр урожая 2000 года. Отличный год, вполне уже можно пить. Я договорился, что он будет доставлен к вам домой.

Спандау нахмурился. - Я не понимаю.

- Я воспринял бы это как большую личную услугу, если вы смогли бы позвонить мне сразу же, как только наш друг начнет говорить. Все это ради благой цели – раскрытия этого дела.

Спандау выслушивал это в тишине.

- И если бы вы смогли сделать запись, что он скажет – официально, конечно – это было бы просто вишенкой на торте. Возможно, это могло бы помочь. Вот моя визитка.

Спандау помолчал еще одно момент. А затем улыбка распространилась по его обычно бесстрастному лицу. - Агент Пендергаст, - сказал он, - я уверен, для меня это будет честью.

25

Покидая тюрьму, Пендергаст направился на юг от Индио. Уже был поздний день, когда он свернул с главной дороги на своем авто и припарковался под жестоким хребтом холмов Скэррит.

Он взобрался на гребень и посмотрел на восток. Между ним и мертвым берегом Солтон-Си лежал Фонтенбло, его безвкусные и рваные линии затмевались холодной гладью. Все было по-прежнему. От горизонта до горизонта, простираясь до бесконечности, не было ни малейших признаков жизни. За компанию с агентом был только слабый стон ветра.

Теперь Пендергаст посмотрел севернее, следуя за пробитой дорогой, которая вела к шахте «Золотой паук». Плохо замаскированные следы шин, которые он отметил накануне исчезли, не оставив и следа, виднелась только явно ненарушенная корка соли.

Он прошел по противоположной стороне предгорья и приблизился к курорту, также как он сделал прошлой ночью. Когда он шел, его туфли поднимали столбы соленой пыли. И пока не было никаких следов его прогулки с предыдущего вечера – ступеньки, ведущие к веранде, и сама веранда, казалось, пролежали нетронутыми на протяжении десятилетий.

Он повернул от Солтон Фонтенбло и прошел полмили севернее к главному входу шахты «Золотой паук». Ее древняя дверь была наполовину зарыта в намытую соль. Миниатюрные соляные дюны, образованные пылевыми смерчами, были разбросаны вдоль пробитой подъездной дороги. В то время как он появился из-за хребта: соляная корка, казалась нетронутой.

Пендергаст тщательно обследовал вход с разных углов, пройдя сначала здесь, потом там, изредка останавливаясь, чтобы посмотреть оценивающим взглядом. И тогда он опустился на колени и очень внимательно осмотрел корку под ногами, вынув крошечный венчик из кармана его пиджака и очищая поверхность – нежно, мягко – постепенно обнажая светлую соль внизу. И теперь он, наконец, увидел слабые следы активности, так умело стертые, что не было никакой возможности расшифровать или собрать какую-либо информацию с них. Он долго их разглядывал, поражаясь такой очевидной попытке сокрытия отпечатков, прежде чем снова встать.

Ветер плакал и стонал, шевеля его волосы и теребя лацканы пиджака. На короткие мгновения сухой воздух был тронут приятным ароматом лилий.

Отвернувшись от шахты, Пендергаст продолжил свой путь на север, пройдя две мили до окраины города-призрака Солтон Палмз. Он выглядел так же, как это было накануне: разбитые фонари, разрушенные дома, зияющие провалами окон, ржавые поилки для птиц, пустые бассейны. Но слепленной лачуги с рубероидом крышей, что стояла на южной окраине города, не было.

Пендергаст подошел к тому месту, где она была – там, как раз накануне, он постучал в примитивную дверь и разговаривал с Кьюитом. Теперь там не было ничего, кроме грязи и пятен высушенной травы.

Как будто все – отель, шахта – были здесь непосещаемыми и нетронутыми, в течение многих лет. Как если бы старик и его никчемные вещи никогда не существовали.

Казалось, что это все было сном.

На мгновение Пендергаст покачнулся, пустяковая неустойчивость из-за беспокойных и резких порывов ветра по его ногам. Затем он повернул на юг и начал спускаться вниз через соль, пыль и песок к его арендованной машине.

26

- Да, - сказал младший куратор. - Конечно, я помню его. Он работал с Марсала, может быть, два месяца назад. Он и Марсала казались приятелями, что было довольно необычно.

- Тот парень на экране похож на него? - спросил Бономо.

- Почти в точности. Кроме... - куратор присмотрелся к экрану ноутбука. – Мне кажется, что его лоб был немного шире. Шире висков, пожалуй.

Бономо совершил волшебство с его программой проектирования личности. – Вот так?

- Еще немного шире, - сказал куратор, с возросшей убежденностью в голосе. - И выше.

Еще больше магии. - Так?

- Да. Это идеально.

- Идеально? На самом деле?

- Абсолютно.

- Мы стараемся угодить! - сказал Бономо и взревел своим фирменным смехом.

Д'Агоста смотрел на этот обмен с забавой. Они проводили опрос отдела остеологии, говоря со всеми, кто вспомнил, что видел этого «ученого», помогавшего Марсала. Это позволило Бономо подправить портрет, созданный накануне, добиваясь еще большего совпадения. Д'Агоста почувствовал себя достаточно оптимистично, чтобы снова начать программный обзор записей с камер видеонаблюдения, с портретом в руке. Его интересовали две даты, в частности день, когда Марсала умер, и день, когда он расписался за образец для посетителя.

Д'Агоста вычеркнул имя младшего куратора на своем листе, и они продолжили дальше по списку. Споттинг была следующим работником остеологии, которая видела фальшивого ученого, Д'Агоста познакомил ее с Бономо, и смотрел, как техник полиции показал ей портрет и попросил поделиться своим мнением. Бономо прорубил довольно широкую просеку в пыльном и тихом музее, громко разговаривая, шутя, делая всезнайкам замечания и хохоча во весь возможный объем его легких. Это приносило Д'Агосте тайную радость, особенно когда Фрисби несколько раз высовывал голову из своего кабинета и хмурился. Он ничего не говорил – что он мог сказать? Это было дело полиции.

Уголком глаза Д'Агоста заметил Марго Грин. Она шла по коридору от главного входа отдела остеологии. Их глаза встретились, и она махнула рукой в сторону соседнего хранилища.

- Что случилось? – спросил Д'Агоста, последовав за ней внутрь и закрывая за собой дверь. - Готовы рассмотреть те дополнительные образцы?

- Уже сделано. Готтентот так и не был найден. Отсутствующая трубчатая кость не нашлась ни в одном из близлежащих лотков. Но я сделала дальнейший анализ женского скелета, как и обещала. Я хотела бы дать вам новую информацию.

- Валяйте.

Для Д'Агосты, Марго, казалась, немного запыхавшейся. - Я могу подтвердить большинство моих первоначальных выводов о костях. Дальнейшее изучение, в частности, соотношение изотопов кислорода и углерода, присутствующих в скелете, указывает, что рацион и географическое местоположение соответствуют женщине, жившей в конце девятнадцатого века, возрастом примерно шестьдесят лет, проживающей в городской американской среде, возможно, Нью-Йорке или окрестностях.

Из-за пределов коридора пришел еще один взрыв смеха от Бономо, такой, что почти затряслись стены.

- Еще немного громче, - сказала Марго, - и ваш друг там, мог бы обскакать Джимми Дюранте.

- Он немного несносный, но он лучший в своем деле. Кроме того, забавно наблюдать за Фрисби, который нервничает по пустякам.

При упоминании имени Фрисби, лицо Марго помрачнело.

- Как вы справляетесь? – спросил Д'Агоста. - Я имею в виду, находитеся здесь вот так. Я знаю, что это для вас нелегко.

- Я поступаю правильно.

- Фрисби усложняет вам жизнь?

- Я справляюсь.

- Вы хотите, чтобы я поговорил с ним?

- Спасибо, но это не поможет. Я ничего не приобрету и могу все потерять из-за конфронтации. Музей может быть настоящим змеиным логовом. Если я буду вести себя тихо, все будет хорошо. Она помолчала. - Знаете, есть еще кое-что, о чем бы я хотела с вами поговорить.

- Да?

Несмотря на то, что они были одни, Марго понизила голос. - Вы помните, когда просили Сандовала проверить сопроводительную запись на этот скелет?

Д'Агоста кивнул. Он не мог представить, к чему она клонит.

- И когда мы добрались до имени препаратора – Доктор Паджетт – Сандовал сказал: - О! Тот самый.

- Продолжайте.

- В то время это показалось мне странным. Поэтому сегодня я спросила Сандовала об этом. Как и многие работники музея, он любит собирать старые музейные слухи и сплетни. Во всяком случае, он рассказал мне, что у этого Паджетта – который, кстати, являлся куратором отдела остеологии здесь много лет назад – была жена, которая исчезла. Там был какой-то скандал. Ее тело так и не нашли.

- Исчезла? – спросил Д'Агоста. - Как? Какой скандал?

- Он не знает, - сказала Марго.

- Ты думаешь, то же, что и я?

- Вероятно, – и это пугает меня до чертиков.

Глава 27

Лейтенант Питер Англер сидел за потертым столом, заваленным бумагами, в запутанных офисах Администрации Транспортной Безопасности. За пределами единственного окна в комнате, постоянный поток самолетов ревел на взлетно-посадочной полосе 4Л-22Р аэропорта имени Джона Кеннеди. Внутри было почти так же шумно: офисы АТБ купались в звоне телефонов, щелканье клавиатур, хлопающих дверях, и – нередко – в гневных или возмущенных голосах на повышенных тонах. Прямо напротив холла, грузный человек из Картахены подвергался – это можно было видеть через дверь, которая была сильно приоткрыта – личному досмотру.

Как там гласила та строка из трагедии Софокла «Царь Эдип»? - Как может быть ужасно познание правды. Англер взглянул на бумаги, разбросанные по его столу.

Имея мало зацепок, чтобы продвигаться вперед, несколько его людей проверяли многочисленные пути, которыми Альбан смог бы въехал в страну. Но был один непреложный факт: прежде чем появиться мертвым на пороге дома в Нью-Йорке, последним известным местонахождением Альбана была Бразилия. И из-за этого Англер отправил команды в местные аэропорты, Пенсильванский вокзал, и главное управление автовокзалами, в поиск какой-либо информации о его передвижениях.

Англер достал стопку бумаг. Путевые списки пассажиров: списки людей, которые въехали в страну из Бразилии за последние несколько месяцев через рейсы в аэропорту имени Джона Кеннеди. Это был только один из многих таких списков, и он был толщиной один дюйм. Поиск каких-либо данных? Они погрязли в этих «данных»! Все они явно были бесполезны и только отвлекали. Его люди уже просмотрели эти самые списки, разыскивая известных преступников, с которыми Альбан, возможно, был связан, проверяя всех, даже неуместных и подозрительных.

Сам же он был просто смотрящим – час за часом пролистывая списки, ожидая чего-то, чего угодно, что могло бы привлечь его внимание.

Англер знал, что он не думает, как средний коп. Его мозг был «правошарный»: всегда выискивая то, что вызовет интуитивный скачек, ту странную связь, которую более традиционный, логический подход не заметит. Это свойство не раз выручало его. И так он продолжал переворачивать страницы и читать имена, даже не зная, что он ищет. Одно они выяснили точно, Альбан не въезжал в страну под своим собственным именем.

Говард Миллер

Диего Кавальканти

Беатрис Кавальканти

Роджер Тейлор

Фриц Циммерманн

Габриэла Азеведо

Педро Алмейда

Пока он это делал, у него было мимолетное чувство – не в первый раз с этим делом – что кто-то совершил это путешествие до него. Это были всякие мелочи: небольшой беспорядок среди бумаг, у которых не было никаких причин, чтобы быть неупорядоченными, ящики с файлами, которые выглядели так, словно их недавно перерыли, и несколько человек, смутно вспомнили, что был кто-то еще, задававший подобные вопросы полгода или год назад.

Но кто это мог быть? Пендергаст?

При мысле о Пендергасте, Англер почувствовал знакомое раздражение. Он никогда не встречал такого персонажа. Если этот человек будет хоть немного сотрудничать, может быть, во всем этом перебирании бумаги и не будет необходимости.

Англер засунул эту линию размышлений подальше и вернулся к спискам. Он уже начинал испытывать изжогу, и не собирался позволять мыслям о Пендергасте усугубить ее.

Денер Гуларт

Маттиас Кан

Элизабет Кемпер

Роберт Кемпер

Наталья Роча

Тапанес Ландберг

Марта Берлиц

Юрий Паис

Вдруг он остановился. Одно из имен – Тапанес Ландберг – выделилось для него.

Почему? Другие странные имена попадались ему на глаза и раньше... и ничем его не зацепили. Что случилось на этот раз, что всколыхнуло его правое полушарие?

Он остановился, чтобы присмотреться. Что Пендергаст говорил о своем сыне? Он сказал так мало, что все произнесенные слова остались в памяти Англера. «Он был вполне способен управлять даже худшими обстоятельствами». Там было что-то еще; что-то что выделялось: «он находил удовольствие во вредоносных играх; он был экспертом насмешек и унижений».

Игры. Насмешки и унижения. Интересно. Какой смысл, собственно, скрывался за завесой этих слов? Был ли Альбан фокусником? Любил ли он свои маленькие шуточки?

Взяв карандаш, Англер – медленно, поджав губы – начал писать имя Тапанес Ландберг в верхнем поле списка.

Тапанес Ландберг

Тапанес Бергланд

Сада Плантенберг

Абрадес Плангент

Абрадес Плангент. По наитию, Англер удалил буквы, которые составляли имя «Альбан». Слева оказалось:

рдесПагент

Перейдя на нижнюю строчку, он сложил эти буквы.

дергаПенст

Пендергаст

Англер взглянул на детали списка. Рейс Эйр-Бразилия, из Рио-де-Жанейро в Нью-Йорк.

Человек из Бразилии, который приземлился в аэропорту Кеннеди, носил имя, служившее анаграммой Пендергаст Альбан.

Впервые за несколько дней Питер Англер улыбнулся.

Глава 28.

Читальный зал материалов на микроносителях на первом этаже главного здания Нью-Йоркской публичной библиотеки был ярко освещен и оборудован аппаратами для чтения микрофильмов и микрофиш, и слишком теплый, чтобы быть комфортным. Как только он занял место рядом с Марго, Д'Агоста ослабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу своей рубашки. Он смотрел, как она загрузила катушку с микрофильмом в свою машину и продела пленку через механизм, а оттуда на натяжное веретено.

- Господи, - сказал Д'Агоста. – Вы думаете, что они уже оцифровали все это. Так что мы ищем?

- Газету «Нью-Йорк Ивнинг Индепендент». Она была довольно полной для своего времени, но отображала более сенсационные истории, чем «Таймз». Она взглянула на поле микрофильмов. - Эта катушка охватывает период с 1888 по 1892. Где вы предлагаете нам начать?

- Скелет вошел в коллекцию в '89. Давайте начнем с него, - Д'Агоста потянул свой галстук еще немного ниже. Черт, как же здесь жарко. - Если этот парень убил жену, то не стал бы ждать, чтобы избавиться от тела.

- Вы правы. Марго покрутила большой циферблат на передней панели машины для чтения микрофильм вперед. Старые газетные страницы прокручивались на экране, сначала медленно, затем быстрее. Машина издавала жужжащий шум. Д'Агоста взглянул на Марго. Она казалась другим человеком, когда находилась за пределами музея – более расслабленной.

Он не мог отделаться от ощущения, что хотя это казалось интересным занятием, в конце концов, оно не продвигало его основное дело вперед – даже если Паджетт убил свою жену и засунул ее кости в коллекцию. Он нашел в себе свежее раздражение Пендергастом за то, как он заскочил в музей, задал, несколько вопросов, чтобы повысить собственные надежды Д'Агосты на раскрытие дела – и затем исчез без единого слова. Это было пять дней назад. Д'Агоста начал оставлять все более вспыльчивые сообщения для агента, но они до сих пор не принесли плодов.

Марго снова притормозила машину, когда она добралась до 1889. Проходила страница за страницей: рассказы о Нью-Йоркской политике, красочные или мрачные зарубежные события, сплетни и криминал и вся сопутствующая шумиха и суета города, по-прежнему проносилась на повышенной скорости. А потом, в конце лета, появилось что-то интересное:

ОБЩИЕ МЕСТНЫЕ НОВОСТИ

~~~~~

Выпустили более дорогостоящие железнодорожные акции – Мужчина задержан по подозрению в исчезновении жены – Новые открытия в театре Гаррик – Распад Сахарного Кольца – Стинсон в тюрьме после иска о клевете.

~~~~~

Специально для Нью-Йорке Ивнинг Индепендент.

НЬЮ-ЙОРК, 15 АВГУСТА. Сталь Консалидейтид объявила тендерное предложение новых акций для продажи стали, направленные на постройку надземной железной дороги, которая планируется на Третьей авеню. – Полиция Нью-Йорка арестовала доктора Эванса Паджетта из Нью-Йоркского музея в связи с недавним исчезновением его жены. – В театре Гаррик будет дебютировать новая версия Отелло, с Джулианом Халкомбом в роли мавра в эту пятницу. - Пресловутое Сахарное Кольцо, по слухам, в последнее время находится на грани...

- Боже мой, - пробормотала Марго. - Так он убил свою жену.

- Это всего лишь арест, - сказал ей Д'Агоста. - Давайте продолжим просмотр.

Марго пролистала несколько следующих листов. Примерно через неделю появилось другое соответствующее упоминание. Оно стало теперь более важным и имело подробную собственную историю.

МУЗЕЙНОГО УЧЕНОГО ОБВИНИЛИ В ЖЕНОУБИЙСТВЕ. РАЗЫСКИВАЕТСЯ ТЕЛО ЖЕНЫ. РАЗГОРАЕТСЯ СКАНДАЛ.

ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ РАССКАЗАЛ ОБ УБИЙСТВЕ ЖЕНЫ ЗА ДЕНЬ ДО ЕЕ ИСЧЕЗНОВЕНИЯ – НЕОБЩИТЕЛЬНЫЙ ПОД СЛЕДСТВИЕМ – ПРЕЗИДЕНТ МУЗЕЯ ОТРИЦАЕТ ПРИЧАСТНОСТЬ ОРГАНИЗАЦИИ.

НЬЮ-ЙОРК, 23 АВГУСТА. Доктор Эванс Паджетт был официально задержан сегодня в связи с исчезновением и предполагаемым убийством своей жены, Офелии Паджетт. Миссис Паджетт, как было известно друзьям и соседям, страдала от истощения и мучительной болезни, наряду с растущими признаками психического расстройства. Доктор Паджетт первым попал под подозрение, когда его коллеги из Нью-Йоркского музея естественной истории, где он являлся куратором, сообщили полиции, что он упоминал несколько раз, о его желании закончить жизнь своей жены. Его коллеги, дававшие показания, донесли, якобы доктор Паджетт утверждал, что некий патент лекарств или снадобьй был ответственен за нынешнее состояние его жены, и делал завуалированные намеки на «облегчение ее страданий». С момента его ареста, сам Паджетт не сделал никакого заявления в полицию или органы прокуратуры, а сохранял решительное молчание. В настоящее время он находится под стражей в камере ожидания суда. Когда попросили прокомментировать это дело президента музея, он только сказал, что у него нет слов о тревожных событиях за пределами музея, отметив, что само заведение явно не играло никакой роли в исчезновении.

Д'Агоста поглумиться. - Даже тогда в музее были больше заинтересованы в защите своей репутации, чем в оказании помощи в раскрытии преступления, - он помолчал. - Интересно, что это был за патент медицины. Вероятно, она загружалась кокаином или опиумом.

- Ее состояние не было похоже на вашу стандартную наркоманию. Тратить... это было в девятнадцатом веке говорит поиск терминала. А вот это интересно... - она замолчала.

- Что?

- Один из тестов, которые я провела на скелете, показал некоторую аномальную минерализацию. Возможно, Офелия Паджетт страдала от костного заболевания или других дегенеративных расстройств.

Д'Агоста смотрел, как она двинулась вперед, просматривая более поздние выпуски газеты. Там было одно или два кратких упоминания о предстоящем судебном процессе; и еще одно - с указанием даты предстоящего суда. А затем, 14 ноября 1889 года:

*

Доктор Эванс Паджетт с Грамерси Лейн, который был обвинен в убийстве своей жены, Офелии, был сегодня оправдан по всем обвинениям, выдвинутых против него, судьей Королевского суда на Парк-Роу, 2. Хотя некоторые очевидцы пришли сюда, чтобы описать завуалированные заявления Паджетта о прекращении существования его жены, и прокурор штата Нью-Йорк представил косвенные доказательства, Доктор Паджетт был оправдан, потому что не было найдено состава преступления, несмотря на самый усердный поиск полицейских сил Манхэттена. Паджетт был освобожден от судебных приставов и получил разрешение покинуть зал суда свободным человеком в полдень этого дня.

- Нет состава преступления, - сказал Д'Агоста. - Конечно, тела же не было. Старикашка размочил его в чанах отдела остеологии, а потом засунул кости в коллекцию, обозначив их Готтентот!

- Наука о судебной антропологии была не очень развита в 1889 году. После того, как она была уменьшена до скелета, они бы никогда не смогли опознать ее. Идеальное преступление.

Д'Агоста развалился на стуле. Он чувствовал себя сейчас намного более усталым, чем когда только вошел в комнату. - Но какого черта это значит? И зачем этот липовый ученый украл одну из ее костей?

Марго пожала плечами. - Это тайна.

- Прекрасно. Вместо того, чтобы раскрыть убийство недельной давности, мы раскрыли преступление вековой давности.

Глава 29


Откуда мы пришли? Как началась наша жизнь? Как мы попали на эту пылинку под названием Земля, окруженную бесчисленными другими пылинками, которые составляют Вселенную? Чтобы ответить на эти вопросы, нам нужно вернуться на миллиарды лет назад, до того времени, когда существовала вселенная. Ко времени, когда ничего не было - ничего, кроме темноты...

Д'Агоста отвернулся от нежно кривого одностороннего стекла и протер свои затуманенные глаза. Он уже слышал презентацию пять раз и, вероятно, мог прочесть проклятую вещь наизусть.

Подавив зевок, он огляделся вокруг тусклого пространства комнаты видео-охраны музея. Фактически, это была не комната для видеонаблюдения, а фактическое название комнаты - Планетарий. В нем размещались компьютеры, программное обеспечение и банки накопителей NAS и серверы изображений, которые управляли полноправным видео в центре планетария Музея. Комната была засунута в угол шестого этажа, над верхней частью купола планетария - отсюда изогнутое стекло в дальней стене. Насколько д'Агоста мог разобрать, в то время как Музей проявлял активность при установке камер безопасности, никому не приходило в голову, что их, возможно, нужно будет осмотреть позднее. Следовательно, мониторы для просмотра архивных образов безопасности были модифицированы в Поддержку Планетария, а технология для воспроизведения этих изображений была заимствована из компьютеров планетария - без сомнения, идея бухгалтера сэкономить ресурсы.

Проблема заключалась в том, что во время часовых поясов освещение в комнате должно было затуманиться до такой степени, что они почти полностью погасли - иначе свечение будет истекать через одностороннее стекло в куполе планетария и испортит иллюзию для туристов на их местах ниже. Видеомониторы для изучения защищенных видеороликов все смотрели вдаль от одного окна. Здесь было тесно: д'Агоста и двое его детективов, Хименес и Конклин, должны были сидеть практически на коленях друг друга, работая на трех доступных рабочих станциях для обеспечения безопасности. Д'Агоста часами сидел здесь в темноте и смотрел на зернистый экран, и скверная головная боль начинала формироваться прямо за его глазными яблоками. Но что-то его загоняло: щекотание страха, которое, если бы видеокассеты не нанесли удар, дело снова остыло.

Внезапно темная комната заполнилась блестящим взрывом света: в планетарии за окном и под окном произошел только что Большой взрыв. Должно быть, д'Агоста вспомнил об этом - в конце концов, он слышал, как вступление началось буквально за минуту до этого, но снова он застал его врасплох, и он вздрогнул. Он закрыл глаза, но было уже поздно: он уже видел, как звезды безумно танцуют за закрытыми веками.

— Черт побери! — Он услышал, что сказал Конклин.

Теперь грозная музыка вторгалась в тесное пространство. Он сидел неподвижно, закрыв глаза, пока звезды не ушли, а музыка немного уменьшилась в объеме. Затем он снова открыл глаза, моргнул и попытался сфокусироваться на экране перед собой.

— Еще чего - нибудь? — спросил он.

— Нет, — сказал Конклин.

— Пусто, — сказал Хименес.

Он знал, что это глупый вопрос, даже когда он спросил об этом - как только они что-то увидели, они бы закричали. Но он все равно спросил, в сумасшедшей надежде, что просто сформулировав его, он может заставить что-то произойти.

Запись, которую он смотрел — вид главного входа в зал морской жизни, с пяти часов вечера до шести часов, в субботу, 19 июня, на следующий день был убит Марсала — подошла к концу, не показывая ничего интересного. Удерживая указатель мыши он закрыл окно, снова потер глаза, провел линию через соответствующую запись в буфер обмене, который находился между ним и Хименесом, затем зашел в главное меню программы безопасности, чтобы выбрать другие, пока еще непросмотренные видео. С явным отсутствием энтузиазма, он выбрал следующее видео: Зал морской жизни, главный вход камеры, с шестхь вечера до семи вечера, в очередной раз 12 июня, он начал работать через видеопоток, сначала на истинной скорости, затем с удвоенной скоростью, а затем - как зал стал совершенно пустым - с восьми-кратной скоростью.

Ничего.

Выключив эту видеозапись, он выбрал для смены другую, которая охватывала южную половину Большой Ротонды, с четырех вечера до пяти вечера. Опытной рукой он перемотал цифровую запись на начало, переключил дисплей в полноэкранный режим, а затем начал воспроизведение с нормальной скоростью. С высоты птичьего полета в Ротонде мелькала жизнь, потоки людей двигались справа налево по экрану. Время закрытия приближалось, и толпа направлялась к выходу. Он потер глаза и присмотрелся, решив сосредоточиться, несмотря на плохие условия. Он мог разглядеть охранников на своих местах, экскурсоводов с их флагами на палочке, пробирающихся сквозь толпы, волонтеров в справочном бюро, которые начинали убирать карты, листовки и пожертвования на ночь.

Громовой рев раздался из планетария за дальней стеной. Крики и аплодисменты возникли из зала: происходило формирование Земли, все струи пламени, цвета и огненные шары. Глубокие басовые ноты органа вибрировали стул д'Агосты и он чуть не выпал из него.

Дерьмо. Он отпихнул себя далеко от экрана с жестоким толчком. Хватит. Завтра утром он вернулся бы к Синглтону, съел бы ворону, поцеловал бы задницу, унизился бы, сделал бы то, что он должен был сделать, чтобы повторно назначиться на расследование этого убийства Верхнего Ист-Сайда.

Внезапно он застыл. И затем он вернулся к видеоэкрану, пристально глядя на него. Он наблюдал, может быть, тридцать секунд. Затем пальцы почти дрожали от нетерпения, он щелкнул кнопкой REWIND, а затем посмотрел видеозапись, глядя в нескольких дюймах от экрана. Затем он воспроизвел ее снова. И опять.

— Матерь Божия, — прошептал он.

Там был он - поддельный ученый.

Он взглянул на распечатку лицевой реконструкции Бономо - приклеенную к монитору Хименеса, а затем обратно на экран. Это было безошибочно. На нем было легкий плащ-палатка, темные брюки и резиновые кроссовки: те, который не издавали никакого шума, при ходьбе. Не совсем стандартная одежда для ученого. Д'Агоста наблюдал, как он вошел через входные двери, огляделся - видимо, отметив место расположения камер - заплатил за вход, затем пробрался через охранный пункт ​​и прошелся по Ротонде - против выходящей толпы - прежде чем исчезнуть из поля зрения . Д'Агоста снова отыскал его, поразившись прохладе мужчины, почти обнаженной медлительности его прогулки.

Господи. Это он. Д'Агоста повернулся в волнении, чтобы объявить о своем открытии, и тогда он заметил темную фигуру, стоящую за ним.

— Пендергаст! — Сказал он удивленно.

— Винсент. Я узнал, от миссис Трэск, что вы, ах, искали меня. Срочно. — Пендергаст оглянулся, его светлые глаза осмотрели комнату. — Билет в космос - как стимулирование. Скажите на милость, что происходит?

В своей взволнованности, д'Агоста забыл свою прежнюю обиду на агента.

— Мы нашли его!

— Господа?

— Нет, нет - фальшивого доктора Уолдрона! Прямо здесь!

Взгляд того, что могло бы быть нетерпением скользнуло по лицу Пендергаста.

— Фальшивый кто? Я потерялся.

Хименес и Конклин собрались вокруг монитора, как объяснил Д'Агоста.

— Помните, в последний раз, когда вы были здесь, вы задавались вопросом о том, с кем работал учёный Виктор Марсала? Но, его верительные грамоты были ложными. А теперь смотрите: я увидел его, когда он вошел в музей в четыре двадцать вечера, в тот самый день, когда Марсала был убит!

— Как интересно, — сказал Пендергаст, скучающим голосом, уже поворачиваясь к двери. Казалось, он потерял интерес к этому делу.

— Мы сделали Фоторобот, — сказал д'Агоста, — вот он. Сравните этого парня на экране с распечаткой лицевой реконструкцией. — Д'Агоста взял Фоторобот со стороны монитора Хименеса и показал его агенту. — Они совпадают. Смотрите!

— Я рад слышать, что дело идет хорошо, — сказал Пендергаст, двигаясь ближе к двери. — Боюсь, мое внимание сейчас полностью сосредоточено на чем-то еще, но я уверен, что вещи находятся в отличном...

Он сделал паузу, когда его взгляд упал на портрет, который держал д'Агоста. Его голос затих, и он замер. Агент побледнел, как смерть. Он протянул руку, взял лист, и посмотрел на него, бумага издала грохочущий звук. Потом он опустился на свободный стул у стены, все еще сжимая лист и смотря на него с большой интенсивностью.

— Бономо сделал хорошую работу, — сказал д'Агоста. — Теперь нам нужно только найти сукина сына.

Пендергаст не ответил. Когда он это сделал, его голос был низким, гробовым, словно исходящим из могилы.

— Замечательно, — сказал он. — Но нет никакой необходимости отслеживать его.

Это остановило Д'Агосту.

— Что вы имеете в виду?

— Я недавно познакомился с этим джентльменом. Совсем недавно, на самом деле. — Рука с лицевой реконструкцией очень медленно упала и лист бумаги скользнул по пыльному полу.

Глава 30


Лейтенант д'Агоста никогда раньше не был в оружейной комнате особняка Пендергаста на Риверсайд-Драйв. Было много комнат, которые он никогда не видел - место, казалось, продолжалось вечно. Однако эта комната была особенно приятным сюрпризом. Его отец был страстным собирателем старинного огнестрельного оружия, и Д'Агоста поднял интерес к несколько меньшей степени. Осмотревшись, он увидел, что Пендергасту действительно принадлежат редкие вещи. Комната была маленькая, но роскошно обставленная, с розовыми стенами и соответствующим кессонным потолком. Два огромных гобелена, очевидно, очень старые, висели друг против друга. Остальные стены были заняты встроенными шкафами с запертыми стеклянными дверьми, которые содержали удивительное разнообразие классического оружия. Ни одно из орудий не было более недавним, чем Вторая мировая война. Там были Ли-Энфилд .303 и Маузер-модель 1893, оба в первозданном состоянии; Редкий Люгер, помещенный в .45; A .577 Пистолет-пулемет Nitro Express от Westley Richards с инкрустацией из слоновой кости; Револьвер одностороннего действия Colt .45 прямо из Старого Запада, с семью метками на ручке; И многие другие винтовки, дробовики и пистолеты д'Агоста не узнал. Он переходил из кабинета в кабинет, заглядывал внутрь и насвистывал вполголоса.

Единственной мебелью в комнате был центральный стол, вокруг которого было устроено полдюжины стульев. Пендергаст сел во главе стола, пальцы сжались, указательные пальцы касались друг друга, глаза кошки смотрели в никуда. Д'Агоста перевел взгляд с оружия на агента ФБР. Его раздражало загадочное нежелание Пендергаста объяснить, кто этот человек, но он напомнил себе, что агент делал что-то своим эксцентричным способом. Поэтому он сглотнул свое нетерпение и отправил Пендергаста из Музея обратно в свой особняк.

— Весьма впечатляющая коллекция, которую Вы получили, — сказал д'Агоста.

Потребовалось мгновение, чтобы Пендергаст взглянул на него и еще больше времени, чтобы ответить.

— Коллекция была собрана моим отцом, — сказал он. — Помимо моего «Лес Баера», ​​мой собственный вкус работает и в других направлениях.

Марго вошла в комнату. Через мгновение вошла Констанс Грин. Несмотря на то, что фамилия была похожа на Марго, Констанция не могла быть другой. На ней было старомодное вечернее платье с полосами белого кружева как на горле, так и на запястьях, которое, по мнению д'Агосты, придавало ей вид персонажа из фильма. Он восхищался ее цветными волосами красного дерева. Она была прекрасна. Запрещающая, даже страшная красота.

Когда она увидела д'Агосту, она кивнула ему.

Д'Агоста улыбнулся в ответ. Он не знал, почему Пендергаст собрал всех здесь, но, без сомнения, он собирался учиться.

Пендергаст жестом пригласил всех сесть. Когда он это сделал, слабый гул грома со стороны проник в толстые стены. Большая гроза, которую они предсказывали в течение нескольких дней, прибыла.

Агент ФБР сначала посмотрел на д'Агосту, потом на Марго, его глаза, были как серебряные монеты в тусклом свете.

— Доктор Грин, — сказал он Марго. — Приятно видеть вас снова после долгого времени. Мне жаль, но эта встреча могла бы быть при более приятных обстоятельствах.

Марго улыбнулась в подтверждение.

— Я собрал вас здесь, — продолжил Пендергаст, — потому что я теперь уверен, что два убийства которые мы исследовали, как отдельные дела, по сути, связанымежду собой. Винсент, я сохранил определенную информацию от вас, потому что я не хотел привлекать тебя больше, чем это необходимо в расследовании убийства моего сына. Я уже поместил вас в достаточное неудобное положение с полицией Нью-Йорка. Но теперь настало время поделиться тем, что я знаю.

Д'Агоста склонил голову. Это правда: Пендергаст, не по своей вине, обременял его ужасной тайной. Но это было, как обычно говорила его бабушка, acqua passata, вода под мостом. По крайней мере, он так надеялся.

Агент повернулся к Марго.

— Доктор Грин, я знаю, что могу рассчитывать на ваше усмотрение. Тем не менее, я должен попросить вас и всех здесь, держать то, о чем говорится в этих стенах, абсолютно конфиденциальным.

Раздался шепот согласия.

Д'Агоста заметил, что Пендергаст казался нехарактерно беспокойным, его пальцы постукивали по столу. Обычно он был неподвижен, как кошка.

— Давайте рассмотрим факты, — начал Пендергаст. — Ровно одиннадцать дней назад, вечером, мой сын, Альбан, был найден мертвым на пороге этого дома. Кусок бирюзовый был найден в его желудочно-кишечном тракте. Я проследил бирюзу неясной шахты на берегу озера Солтон-Си в Калифорнии. Несколько дней назад я посетил эту шахту. Меня ждала засада: на меня напали.

— Кто, черт возьми, мог напасть на вас? — Спросил д'Агоста.

— Интересный и пока еще оставшийся без ответа вопрос. Когда мне удалось подчинить моего нападавшего, мы были оба подвергнуты парализующему агенту некоторого вида. Я потерял сознание. Как только я пришел в сознание, я арестовал своего нападавшего, и он был заключен в тюрьму. Человек остался абсолютно тихим, его личность, пока еще неизвестная.

Он оглянулся на Д'Агосту.

— Давайте теперь перейдем к вашему делу: смерти Виктора Марсала. Главным подозреваемым, кажется, представляется джентльмен, который изобразил из себя ученого и исследовал любопытный скелет в коллекции Музея. С помощью Марго вы смогли определить три дополнительных, интересных пункта. Во-первых: в скелете отсутствовала кость.

— Правая бедренная кость, — сказала Марго.

— Очевидно, наш суррогатный ученый ушел с этой костью по неизвестным причинам. Позже он убил Марсала.

— Возможно, — сказал д'Агоста.

— Второе: скелет в коллекции не соответствует этикетке. Вместо того, чтобы быть молодым готтентотским мужчиной, это была пожилая американская женщина - скорее всего, останки жены куратора Музея, которого судили за убийство в 1889 году. Он был оправдан: тела не было. Теперь ты нашел тело. — Пендергаст оглядел стол. — Неужели я пропустил что-то важное?

Д'Агоста пошевелился.

— Да - как связаны эти два убийства?

— Это приводит к моему третьему пункту: человек, который напал на меня в Солтон-Си, и человек, которого вы ищете в связи с смертью Виктора Марсала, - этот потенциальный «приезжий ученый» - один и то же.

Д'Агоста почувствовал, что остывает.

— Что?

— Я сразу узнал его из твоей превосходной реконструкции лицевого образа.

— Но какая связь?

— И в самом деле? Когда мы это узнаем, мой дорогой Винсент, мы будем хорошо подготовлены к решению обоих случаев.

— Мне, конечно, нужно будет с ним поговорить в Индио, — сказал д'Агоста.

— Естественно. Возможно, вы будете более успешным, чем был я. — Пендергаст повернулся к Марго. — А теперь, может быть, вы могли бы заполнить для нас детали вашего собственного исследования?

— Вы в значительной степени покрыли его, — сказала Марго. — Я должна предположить, что куратор, человек по имени Паджетт, пробрался с трупом своей жены в музей, вымачил его в чанах Остеологии, а затем поместил его в коллекции с ложной этикеткой.

Через стол, дыхание Констанции Грин резко участилось. Все головы повернулись к ней.

— Констанция? — Спросил Пендергаст.

Но Констанс смотрела на Марго.

— Вы сказали, доктор Паджетт? — Это были первые слова, которые она сказала с начала разговора.

— Да. Эванс Паджетт. А что?

Мгновение Констанция не отвечала. Затем она провела рукой по кружевам на платье у себя на шее.

— Я проводила архивные исследования на заднем плане семьи Пендергастов, — сказала она своим глубоким, странным старинным голосом. — Я узнаю это имя. Он был одним из первых людей, которые публично обвинили Иезекию Пендергаста в торговле ядовитым патентованным лекарством.

Пендергаст казался пораженным.

— Подождите, — произнес д'Агоста. — Кто такой Иезекия Пендергаст? Я полностью запутался.

Комната затихла. Констанция продолжала смотреть на Пендергаста. Агент ФБР молчал, затем он почти неощутимо кивнул.

— Пожалуйста, продолжай, Констанция.

— Иезекия Пендергаст, — продолжала Констанция, — был прапрадедом Алоизиуса, — и первоклассным банкирам. Он начал свою карьеру как продавец змеиных масел для путешествий в медицине, и со временем разработал собственное «лекарство»: составной эликсир Иезекии был Железистый Укрепляющий. Он был проницательным торговцем, и в конце 1880-х годов продажи нострима быстро взорвались. Эликсир для вдыхания - не редкость в те дни - с помощью специального вида атомайзера он назвал Hydrokonium. Старомодный распылитель, действительно, но он запатентовал устройство и продал его вместе с эликсиром. Вместе они помогли восстановить богатство семьи Пендергастов, которое в то время находилось в упадке. Насколько я помню, эликсир был назван «приятным физиком для всех желчных жалоб», которые могли «сделать слабых — сильными, а неврастенические — спокойствием» и «душить сам воздух, которым дышат». Но по мере распространения эликсира Иезекии начали рости слухи: от безумия, убийственного насилия, и болезненным, тратя смерть. Одинокие голоса, такие как доктор Паджетт, поднялись в знак протеста, но их игнорировали. Некоторые врачи осуждали ядовитые эффекты эликсира. Но не было общественного протеста, пока проблема с журналом Кольера не открыла это соединение в качестве вызывающей зависимость и смертельной смеси хлороформа, кокаина, вредных растительных веществ и других токсичных ингредиентов. По иронии судьбы, одной из последних жертв была собственная жена Иезекии - по имени Констанс Ленг Пендергаст, она известна семье как Стэнза.

В комнате повисла тишина. Пальцы Пендергаста слегка постукивали по столу, его выражение лица не читалось.

Марго нарушила молчание.

— В одной из газетных статей мы обнаружили, что Паджетт возложил ответственность за болезнь своей жены на патентованное лекарство. Когда я сделала изотопный анализ ее костей, я получила некоторые аномальные химические показания.

Д'Агоста посмотрел на Констанцию.

— Итак, вы говорите, что жена Паджетта была жертвой этой патентной медицины - этот эликсир, разработанный и проданный предком Пендергаста, - и что он убил ее, чтобы положить конец ее боли и страданиям?

— Это моя догадка.

Пендергаст встал со стула. Все глаза повернулись к нему. Но он просто пригладил рубашку и снова сел, его пальцы слегка дрожали.

Д'Агоста хотел было что-то сказать, но остановился. Связь между всеми этими фактами начинала собираться у него в голове - настолько странная, настолько ужасная, что он не мог заставить себя серьезно обдумать это.

В этот момент дверь тихо открылась, и вошла миссис Трэск.

— Сэр, вам звонят, — сказала она Пендергасту.

— Пожалуйста, примите сообщение.

— Простите меня, но это из Индио, Калифорнии. Этот человек сказал, что не может ждать.

— Ах.

Пендергаст снова поднялся и направился к двери. В середине комнаты он остановился.

— Доктор Грин, — сказал он, обращаясь к Марго. — То, что мы обсуждали здесь, относится к наиболее чувствительной природе. Надеюсь, вы не посчитаете это ошибкой, если я попрошу вас пообещать не разглашать ее кому-либо еще.

— Как я уже сказала, вы можете положиться на меня. Вы уже попросили нас сегодня принести клятву секретности.

Пендергаст кивнул.

— Да, — сказал он. — Да, конечно. — И с кратким взглядом на каждого из троих, которые все еще сидели вокруг стола, он последовал за миссис Трэск, вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

Глава 31


Когда они приблизились к городу Индио из Межгосударственного 10 Восточного аэропорта, д'Агоста с любопытством посмотрел в окно машины Государственного департамента исправительных учреждений. Он был в Калифорнии только однажды, когда ему было девять лет, когда его родители отвезли его в Диснейленд. Он помнил только мимолетные образы пальм, скульптурные бассейны, чистые широкие бульвары, украшенные цветными плантаторами, Маттерхорн и Микки-Маус. Но это, задняя сторона государства, было откровением. Все было коричневым и высушенным, горячим, как ад, со странными кустами, чахлыми кактусами, деревьями и бесплодными холмами. Как кто-то мог жить в такой богом забытой пустыне.

Пендергаст повернулся к нему сзади.

— Вы однажды уже пытались заставить парня поговорить - есть свежие идеи? — спросил д'Агоста.

— Я узнал кое-что, ах, из телефонного звонка, который я получил прошлой ночью. Это был старший сотрудник исправительных учреждений в тюрьме Индио. Кажется, наш друг в тюрьме начал говорить.

— Не шутите. — Д'Агоста оглянулся назад. Типичный Пендергаст, удерживающий этот конкретный самородок информации до последней минуты. Или это было? По прошествии ночного полета и красных глаз, он казался тихим и раздражительным, что, по мнению Д'Агосты, объяснялось недостатком сна.

Калифорнийская государственная холдинговая компания в Индио была длинным, низким, тускло-выглядящим делом, которое - будь оно не для сторожевых башен и трех колец стен, увенчанных колючей проволокой, - было бы похоже на серию Косткос, натянутых вместе. Несколько скоплений пальмовых деревьев стояли за проволокой, хромые на неустанном солнце. Они проехали в главные ворота, штурмовались через ряд контрольно-пропускных пунктов и, наконец, прибыли к официальному входу. Там они вышли из машины. Д'Агоста моргнул от солнечного света. Он бодрствовал уже семь часов, и тот факт, что было только девять часов утра по Калифорнийскому времени, это было более чем дезориентирующим.

Внутри их ждал узко сложенный темноволосый мужчина. Когда Пендергаст приблизился, мужчина протянул ему руку.

— Агент Пендергаст. Рад снова вас видеть.

— Господин Шпандау. Спасибо, что связались со мной так быстро. — Пендергаст обернулся, чтобы познакомить этого человека с Винсентом. — Джон Шпандау, старший сотрудник исправительного учреждения. Это детектив лейтенант д'Агоста из Нью-Йорка.

— Лейтенант. — Шпандау, в свою очередь, пожал руку Д'Агосты, и они пошли по коридору.

— Как я говорил по телефону прошлой ночью, - сказал Пендергаст Шпандау, — заключенный также является подозреваемым в недавнем убийстве в Нью-Йорке, которое расследует лейтенант. — Они остановились, чтобы пройти через другой контрольно-пропускной пункт. — Лейтенант хотел бы сначала его допросить.

— Очень хорошо. Я сказал вам, что он начал говорить, но что-то бессмысленное, — сказал Шпандау.

— Что-нибудь еще?

— Он стал беспокойным. Гуляет по своей камере всю ночь. Не есть.

Д'Агосту проводили в обычную комнату для допросов. Пендергаст и Шпандау ушли, чтобы занять свои позиции в соседней комнате, которое пропускало комнату через одностороннее стекло.

Д'Агоста ждал, стоя. Через несколько минут защитный болт оттянули назад, и дверь открылась. Два охранника вошли, один человек в тюремном комбинезоне стоял между ними. У него был гипс на одном запястье. Д'Агоста подождал, пока охранники усадили его в одинокое кресло на дальнем конце стола, а затем заняли позиции рядом с дверью.

Он посмотрел на мужчину, который сидел напротив. Он был хорошо построен, и, конечно, лицо было знакомо. Этот человек не был особенно похож на преступника, но это не удивило Д'Агосту: у человека были камни, которые он мог представить как ученый, и сделал это настолько убедительно, что одурачил Марсала. Это требовало ума и уверенности в себе. Харизматические черты лица, столь узнаваемые из реконструкции Бономо, были скомпрометированы каким-то таинственным внутренним диалогом. Его рыжеватые глаза скользнули по комнате - вяло, как наркоман, - не остановившись на человеке напротив. Руки его с наручниками были скрещены на груди. Д'Агоста заметил, что он покачивался взад-вперед на своем стуле.

— Я лейтенант Винсент д'Агоста, расследую убийство в Нью-Йорке, — начал д'Агоста, вытащил блокнот и положил его перед собой. Этот человек уже был информирован, поэтому ему не нужно было проходить через все это. — Это интервью записывается. Не могли бы вы указать свое имя, для отчета?

Мужчина ничего не сказал, лишь слегка покачивался взад-вперед. Теперь его глаза стали более осмотрительными, брови нахмурились, словно искали что-то забытое или, может быть, потерянное.

— Простите меня, привет? — Д'Агоста попытался привлечь его внимание.

Глаза мужчины наконец остановились на нем.

— Я хотел бы задать вам несколько вопросов о убийстве, которое произошло две недели назад в Нью-Йоркском музее естественной истории.

Мужчина посмотрел на него безмятежно, потом его глаза исчезли.

— Когда вы были в Нью-Йорке?

— Лилии, — ответил мужчина. Его голос был неожиданно высоким и музыкальным для такого большого человека.

— Какие лилии?

— Лилии, — сказал человек тоном мучительной задумчивости.

— Как насчет лилий?

— Лилии, — сказал мужчина, и его взгляд снова обратился к д'Агосте, поразив его.

Это было безумие.

— Имя Джонатан Уолдрон тебе о чем нибудь говорит?

— Запах, — сказал мужчина, и голос его задумчивости нарастал. — Этот чудесный запах, аромат лилий. Он ушел. Теперь... это ужасно пахнет. Ужасно.

Д'Агоста уставился на него. Он притворялся?

— Мы знаем, что вы украли личность профессора Джонатана Уолдрона, чтобы получить доступ к скелету в Музее естественной истории. Вы работали с техником в отделении остеологии музея по имени Виктор Марсала.

Мужчина внезапно замолчал.

Д'Агоста наклонился вперед, сцепил руки.

— Я сейчас перейду к делу. Думаю, ты убил Виктора Марсала.

Качание прекратилось. Глаза мужчины отошли от д'Агосты.

— На самом деле, я знаю, что ты убил его. И теперь, когда у нас есть ваша ДНК, мы будем искать совпадение с ДНК с места преступления. И мы его найдем.

Молчание.

— Что ты сделал с костяной ногой, которую ты украл?

Молчание.

— Ты знаешь о чем я думаю? Думаю, тебе лучше обратиться к адвокату.

Мужчина по-прежнему сидел как статуя. Д'Агоста глубоко вздохнул.

— Послушай, — сказал он, усиливая угрожающий тон. — Вас держат здесь, потому что вы напали на федерального офицера. Это плохо. Но я здесь, потому что полиция Нью-Йорка собираются экстрадировать вас в прекрасное Имперское государство за убийство. У нас есть очевидцы. Мы видели вас на видео. Если вы не начнете сотрудничать, вы окажетесь так далеко от ручья дерьма, что даже Льюис и Кларк не смогли бы отбросить вас назад. Последний шанс.

Человек теперь оглядывал комнату, как будто забыл, что д'Агоста был там.

Д'Агоста устал. Он ненавидел такие допросы, повторяющиеся вопросы и этот парень казался психом. Он был уверен, что у них есть свой человек - им просто придется строить дело без признания.

Дверь распахнулась, и д'Агоста поднял глаза, чтобы увидеть темную фигуру Пендергаста, стоящую в коридоре. Он сделал жест, как бы говоря: «Не возражаете, если я попробую?»

Д'Агоста взял блокнот и встал. Несомненно, его пожатие плеч ответило: «Делай что хочешь».

Он вошел в соседнюю комнату наблюдения и сел рядом со Шпандау. Он наблюдал, как Пендергаст устроился поудобнее на одном из стульев напротив подозреваемого. Казалось, он провел бесконечное количество времени, поправляя галстук, застегивая куртку, рассматривая свои запонки, поправляя воротник. Наконец он сел, положив локти на стол, пальцы легли на потертый стол. На мгновение кончики пальцев нервно барабанили, затем, как бы вспоминая о себе, он скрутил их в ладони. Он уставился на стол, пристально глядя на своего нападавшего. А потом, когда Д'Агоста думал, что он выйдет из сдерживаемого нетерпения, Пендергаст начал говорить с акцентом.

— Там, откуда я родом, не обращаться к кому-либо по его настоящему имени считается невыносимой грубостью, — начал он. — Когда в последний раз мы встретились, вы, по-видимому, не пожелали сообщить свое имя – имя, которое я знаю точно, не Уолдрон. Вы не передумали?

Мужчина посмотрел на него, но не ответил.

— Очень хорошо. Поскольку я ненавижу грубость, я дам вам имя по своему выбору. Я буду называть вас Немо, который, как вам известно, с латинского означает «никто».

Это не вызвало никаких результатов.

— Я не хочу тратить много времени на этот визит, как на своем последнем, господин Немо. Так что давайте будем краткими. Ты скажешь, кто нанял тебя?

Молчание.

— Вы согласны рассказать мне, почему вы были наняты или какова цель этой странной ловушки?

Молчание.

— Если вы не хотите давать имена, можете ли вы хотя бы сказать мне, каков был ожидаемый результат всего этого?

Молчание.

Пендергаст небрежно осмотрел свои золотые часы.

— Я держу ключ от того, будете ли вы судится в государственном или федеральном суде. Разговаривая или не разговаривая со мной, вы можете выбирать между островом Райкерс или административным максимальном сооружении Флоренции в Колорадо. Райкерс - это ад на земле. Административное максимальное сооружение Флоренция - это ад, который даже Данте не мог себе представить. — Он пристально всмотрелся в мужчину с необычайной силой. — Мебель в каждой камере выполнена из залитого бетона. Душ находится на таймере. Он работает три раза в неделю, в пять утра, ровно на три минуты. Из окна вы видите только цемент и небо. Вы получаете один час упражнений в день в бетонной яме. Административное максимальное сооружение Флоренция имеет четырнадцать сотен стальных дверей с дистанционным управлением и окружена нажимными подушками и множеством колец из двенадцатифутовых заборов из проволочной сетки. Там ваше существование исчезнет из скрижалей истории. Если вы сейчас не поговорите со мной, вы действительно станете «никем».

Пендергаст замолчал. Мужчина переместился на своем месте. Д'Агоста, глядя сквозь стекло в одну сторону, теперь был уверен, что парень сумасшедший. Ни один здравомыслящий человек не смог бы сопротивляться этой линии допроса.

— В Административном максимальное сооружении Флоренции нет лилий, — тихо сказал Пендергаст.

Д'Агоста обменялся озадаченным взглядом со Шпандау.

— Лилии, — медленно произнес мужчина, словно пробуя слово.

— Да. Лилии. Такой прекрасный цветок, как вы думаете? С таким тонким, изысканным ароматом.

Мужчина наклонился вперед. Пендергаст наконец привлек его внимание.

— Но тогда, запах исчез, не так ли?

Казалось, человек напрягся. Он медленно покачал головой, из стороны в сторону.

— Нет, я ошибаюсь. Лилии все еще там; Вы сказали, так же. Но с ними что-то не так. Они ушли.

— Они воняют, — пробормотал мужчина.

— Да, — сказал Пендергаст, его голос был странным сочетанием сочувствия и насмешки. — Ничто не пахнет хуже, чем гниющий цветок. Какое зловоние это производит!

Пендергаст внезапно поднял голос.

— Вытащите его из моего носа! — закричал мужчина.

— Я не могу этого сделать, — сказал Пендергаст, и голос его резко упал до шепота. — У вас не будет лилий в вашей камере в Административном максимальное сооружении Флоренции. Но вонь останется. И она будет расти по мере роста гнилости. До тебя...

Внезапно, с воплем дикого животного, мужчина вскочил со своего стула и пересек стол к Пендергасту, его сжатые руки были похожи на когти, его широко раскрытые глаза горели от ярости, из его рта вылетала пена и слюна. С быстрым уклоном, как тореадор, Пендергаст встал со стула и уклонился от атаки; Оба охранника вышли вперед, Тазерс был наготове, и схватил его. Чтобы покорить его, потребовалось три выстрела. В конце концов он упал через стол, судорожно дергаясь, крошечные пучки дыма, поднимались к микрофону и потолочным светильникам. Пендергаст стоял в стороне, осмотрел человека с клиническим взглядом, затем повернулся и вышел из комнаты.

Мгновение спустя Пендергаст вошел в смотровую комнату, с раздражением скинув кусок пуха с плеча своего костюма.

— Ну, Винсент, — сказал он. — Я не вижу особого смысла в нашем пребывании здесь. Каково ощущение? Боюсь, наш друг, ах, сумасшедший?

— Сумасшедшее дерьмо.

— Спасибо. — Он повернулся к Шпандау. — Еще раз, господин Шпандау, я благодарю вас за неоценимую помощь. Пожалуйста, дайте мне знать, если его бред станет ясным.

Шпандау пожал протянутую руку.

— Я сообщу.

*

Когда они вышли из тюрьмы, Пендергаст достал мобильный телефон и начал набирать номер.

— Я волновался, что нам, возможно, придется возвращаться ночным рейсом в Нью-Йорк, — сказал он. — Но наш друг оказался настолько несчастливым, что мы можем успеть на более ранний рейс. Я просто проверю, если вы не возражаете. Теперь мы больше ничего не получим от него - или, боюсь, никогда.

Д'Агоста глубоко вздохнула.

— Не расскажешь мне, что, черт возьми, там произошло?

— Что вы имеете в виду?

— Все эти сумасшедшие вопросы. О цветах, лилиях. Как ты узнал, что он так отреагирует?

Пендергаст прекратил набирать номер и опустил телефон.

— Это было образованное предположение.

— Да, но как?

Пендергаст ответил сделав паузу. Когда он отвечал, его голос был очень низким.

— Потому что, мой дорогой Винсент, наш заключенный не единственный, кто начал чувствовать запах цветов в последнее время.

32

Пендергаст проскользнул в музыкальную комнату особняка на Риверсайд-драйв так неожиданно, что Констанс, вздрогнув, перестала играть на клавесине. Она остановилась, чтобы посмотреть, как он прошел к буфету, положил на него большую пачку бумаг, достал выпуклый бокал, налил себе значительную дозу абсента, на специальную шумовку положил кубик сахара, растворил его ледяной водой из графина, а потом забрал бумаги и пошел прямо к одному из кожаных кресел.

- Не переставайте играть из-за меня, - сказал он.

Констанс, опешив от его отрывистого тона, продолжила играть сонату Скарлатти. Хотя она могла видеть его только краешком глаза, но почувствовала что-то неладное. Он поспешно глотнул абсент и с грохотом поставил стакан, затем последовала еще значительная порция напитка. Одна нога постукивала по поверхности персидского ковра, неравномерно, вне ритма музыки. Алоиз полистал бумаги, которые, по-видимому, были широким ассортиментом старинных научных трактатов, медицинских журналов, и газетных вырезок – прежде чем отложить их в сторону. На третьем глотке напитка, Констанция перестала играть – это было дьявольски сложное произведение, и требовало абсолютной концентрации – и повернулась к нему лицом.

- Я предполагаю, что поездка в Индио была разочарованием, - сказала она.

Пендергаст, который сейчас смотрел на одну из оформленных голографий, кивнул, не взглянув на нее.

- Мужчина по-прежнему молчал?

- Наоборот, он был очень многословен.

Констанс разгладила свою юбку спереди. - И?

- Это все бред.

- Что он сказал?

- Как я уже сказал, бред.

Констанс сложила руки. - Я хотела бы знать точно, что он сказал.

Пендергаст повернулся к ней, его светлые глаза сузились. - Вы сегодня слишком настойчивы.

Констанс ждала.

- Мужчина говорил о цветах.

- Не о лилиях ли, случайно?

Он ответил с сомнением в голосе. - Да. Как я уже неоднократно говорил, это бессмысленный бред.

Констанс снова промолчала. Оба сохраняли тишину несколько минут. Пендергаст продолжал играть своим стаканом, допил его, встал и вернулся к буфету. И опять потянулся за бутылкой абсента.

- Алоиз, - начала она. - Человек мог сказать глупость, но это был не бессмысленный бред.

Игнорируя ее, Пендергаст начал подготовку второй порции напитка.

- Мне надо поговорить с вами – по очень деликатному делу.

- Хорошо, прошу, говорите, я слушаю, - сказал Пендергаст, наливая абсент в нижнюю часть бокала, и поместил шумовку сверху.

- Где этот чертов сахар? - бормотал он про себя.

- Я изучаю историю вашей семьи. Вчера во время нашей встречи в оружейной комнате было произнесено имя доктора Эвенса Паджетта. Вы знакомы с этим именем?

Пендергаст положил кубик сахара и начал растворять его ледяной водой. - Я не люблю драмы. Выкладывайте.

- Жена доктора Паджетта была отравлена эликсиром вашего пра-пра-прадеда. Человек в тюрьме Индио страдает от тех же симптомов, что и жена Паджетта – и, как и все остальные, кто принял патентованное лекарство Иезекии.

Пендергаст схватил стакан абсента и сделал большой глоток.

- Человек, который, очевидно, убил лаборанта остеологии в музее – и напал на вас – украл длинную трубчатую кость жены Паджетта. Почему? Возможно, потому, что он работал на кого-то, кто пытается воссоздать эликсир. Очевидно, что в кости должно сохраниться остаточное количество.

- Какая чушь, - сказал Пендергаст.

- А я вот не сомневаюсь. Мои исследования эликсира были тщательными. Все жертвы, поначалу, говорили о запахе лилий – это было частью презентации эликсира. Когда они впервые принимали его, запах был мимолетным, сопровождаемый чувством благополучия и живости ума. Со временем аромат начинал сопровождать их постоянно. Насыщеннее. С дополнительными дозами эликсира, запах лилий изменялся, как будто они загнивали. Жертва становилась раздражительной, беспокойной, не могла заснуть. Чувство благополучия сменялось тревогой и маниакальным поведением, с периодами внезапной вялости. На данном этапе дополнительные дозы эликсиры становились бесполезны – фактически, они только способствовали ускорению страданий жертвы. Дикий гнев возрастал, становясь всепоглощающим, сменяясь периодами крайней апатии. И тогда появлялась боль: сильнейшие мигрени и боли в суставах, пока не становилось почти невозможно передвигаться без мучительных страданий, - Констанс заколебалась. - В конце концов, смерть становилась спасением.

Пока она говорила, Пендергаст поставил стакан и встал. Он принялся расхаживать по комнате. - Я хорошо осведомлен о противоправных действиях моего предка.

- Есть еще одна вещь: эликсир вводился в виде пара. Вы не найдете его в таблетках или каплях. Его необходимо вдохнуть.

Еще больше ходьбы взад-вперед.

- Конечно, вы могли видеть, как это происходило, - сказала Констанс.

Пендергаст отмахнулся от ее слов пренебрежительным жестом.

- Алоизий, ради Бога, вы были отравлены эликсиром. Не только это – но и то, что очевидно была применена очень концентрированная доза!

- Вы пронзительно кричите, Констанс.

- Вы начали чувствовать запах лилий?

- Это достаточно распространенный цветок.

- Вчера после нашего совещания, я попросила Марго, провести расследование. Она обнаружила, что кто-то – без сомнений использующий фальшивое имя – занимался исследованиями эликсира Иезекии в публичной библиотеке Нью-Йорка и Нью-Йоркском историческом обществе.

Пендергаст остановился. Он снова сел в кресло и взял свой бокал. Откинувшись назад, он сделал быстрый глоток, прежде чем поставить его.

- Простите мою прямоту. Но кто-то мстит вам за грехи ваших предков.

Пендергаст, казалось, не слышал ее. Он опрокинул в себя последний абсент и начал готовить еще одну порцию.

- Вам надо сейчас же получить помощь, или вы закончите, как тот человек в Калифорнии.

- Не надо мне никакой помощи, - ответил Пендергаст с неожиданной яростью, - я сам могу спасти себя. И я буду вам благодарен, если вы не будете мешать моему расследованию.

Констанция поднялась со скамьи и сделала шаг к нему. - Дорогой Алоизий. Не так давно в этой самой комнате, вы назвали меня своим оракулом. Позвольте мне сыграть эту роль. Вы больны. Я вижу это. Мы можем помочь вам – все мы. Самообман станет для вас фатальным.

- Самообман? - Пендергаст рассмеялся звонко и резко. – Здесь нет никакого самообмана! Я осознаю свое состояние. Неужели вы думаете, что я не старался в меру своих сил найти способ, чтобы исправить ситуацию? - Он схватил стопку бумаг и швырнул их в угол комнаты. - Если мой предок Иезекия, чья жена умирала от воздействия его эликсира, не мог найти лекарство... тогда как я смогу? Также я не могу смириться с вашим вмешательством. Это правда, я звонил тебе мой оракул. Но теперь ты становишься моим альбатросом. Вы женщина с идеей фикс, как вы это столь резко продемонстрировали, когда вас осаждал ваш покойный любовник на вулкане Стромболи.

В Констанс настала перемена. Ее тело стало жестким. А ее пальцы крепко сжались – только один раз. Искры вспыхнули в ее фиолетовых глазах. Сам воздух потемнел вокруг нее. Эта перемена была столь резкой, и с таким затаенным злом, что Пендергаст, поднимая бокал за еще одним глотком, вздрогнул и непроизвольно выставил руку в защиту, выплеснув напиток на его ладонь.

- Если бы это мне сказал любой другой человек, - сказала она ему тихим голосом: - Он бы не пережил эту ночь. Затем она развернулась на каблуках и покинула комнату.

Глава 33

- Кое-кто хочет вас видеть, лейтенант.

Сидя за своим столом, Питер Англер оторвался от стопки распечаток и вопросительно поднял бровь на своего помощника, сержанта Слейда, который стоял в дверях.

- Кто там?

- Блудный сын, - сказал Слейд с усмешкой и отступил в сторону. Мгновение спустя, худая, аскетичная фигура специального агента Пендергаста появилась в дверях.

Англер сделал над собой усилие, скрывая удивление. Молча, он кивнул Пендергасту на стул. Англер почувствовал, что сегодня у мужчины напротив, был совсем другой взгляд; он не был уверен, что это было на самом деле так, но у него возникла мысль, сделать слепок с глаз этого человека, которые казались необычайно ярче по сравнению с бледностью его лица, чем были прежде.

Он откинулся на спинку стула, подальше от распечаток. Англер сделал достаточно, добиваясь внимания этого человека; сейчас он позволит агенту ФБР говорить первым.

- Я хотел бы поздравить вас, лейтенант, за ваше вдохновенное открытие, - начал Пендергаст. - Мне никогда бы не пришло в голову искать анаграмму имени моего сына среди пассажиров из Бразилии. Так похоже на Альбана устроить из этого игру.

«Конечно, не додумался бы», - согласился Англер; ведь разум Пендергаста устроен не так. Он размышлял, сложа руки, о том, что, возможно, Пендергаст Альбан был более умен, чем его отец.

- Мне интересно, - продолжал Пендергаст. – Когда именно Альбан прилетел в Нью-Йорк?

- Это было четвертого июня, - ответил Англер. - На рейсе Эйр-Бразилия из Рио.

- Четвертого июня, - повторил Пендергаст, почти про себя, – за неделю до того, как он был убит. Он снова взглянул на Англера. - Естественно, после того, как вы нашли анаграмму, вы вернулись и проверили более ранние списки?

- Естественно.

- И вы что-нибудь нашли?

На мгновение Англер захотел уклониться от ответа и дать Пендергасту попробовать вкус его собственного лекарства. Но он был не таким копом. - Еще нет. Это расследование до сих пор продолжается. Существует огромное количество списков, которые необходимо проверить, и не все из них - особенно у зарубежных авиакомпаний – в порядке, как хотелось бы пожелать.

- Понимаю, - Пендергаст, казалось, что-то обдумывает. - Лейтенант, я хотел бы извиниться за то, ах, что не был более сдержанным в прошлый раз, чем, возможно, я должен был быть. В то время я чувствовал, что могу добиться большего прогресса в деле убийства моего сына, если проведу расследование сам.

«Другими словами, вы приняли меня за неуклюжего идиота, и посчитали, что обладаете наибольшими силами», - догадался Англер.

- В том, что я могу ошибаться. И поэтому для того, чтобы исправить ситуацию, я хотел бы представить вам факты, на сегодняшний день – насколько я их знаю.

Англер сделал небольшой жест рукой, повернув ладонь вверх, прося Пендергаста продолжать. В тени в задней части офиса сержант Слейд остался стоять – совершенно бесшумно по своему обыкновению – желая услышать все.

Пендергаст коротко и емко рассказал Англеру историю бирюзовой шахты, засады, и ее связи с убийством лаборанта в музее естественной истории. Англер слушал с возрастающим удивлением и раздражением, даже гневом, из-за того, что все это Пендергаст утаил от них. В то же время информация могла быть очень полезной. Она откроет делу свежие направления для расследования – это если на нее можно было положиться. Англер безучастно слушал, стараясь не выдавать никакой реакции.

Пендергаст закончил свой рассказ и замолчал, глядя на Англера, как будто ожидая отклика. Англер ничего не сказал ему.

Спустя долгое время Пендергаст поднялся. - В любом случае, лейтенант, это ход дела, или дел, на сегодняшний день. Я предлагаю вам это в духе сотрудничества. Если я смогу помочь вам любым другим способом, я надеюсь, вы дадите мне знать.

Теперь, наконец, Англер поерзал в кресле. - Спасибо, агент Пендергаст. Мы будем иметь это в виду.

Пендергаст вежливо кивнул и вышел из кабинета.

Англер сидел в своем кресле, на мгновение отклонившись от стола. Затем он повернулся к Слейду и жестом показал ему войти. Сержант Слейд закрыл дверь и занял кресло, освобожденное Пендергастом.

Англер на секунду взглянул на Слейда. Он был низким, темным, и мрачным, и исключительно проницательным судьей человеческой природы. Он также был самым циничным человеком, которого Англер когда-либо знал – все это делало из него феноменального советника.

- Что вы думаете? - спросил он.

- Я не могу поверить, что этот сукин сын так нас провел.

- Да. Так что же это сейчас было? Зачем после того, как он изо всех сил старался давать мне только малейшие крохи информации, приходить сюда по своей собственной воле и раскрывать все свои секреты?

- Тут две возможности, - сказал Слейд. – «А» - он что-то хочет.

- И «Б»?

- Он не сделал этого.

- Не сделал чего?

- Не раскрыл все свои секреты.

Англер хмыкнул. - Сержант, мне нравится ход ваших мыслей, - он помолчал. - Это выглядит слишком своевременно. Эта резкая перемена взглядов, открытое и явно не дружественное предложение о сотрудничестве – и эта история о бирюзовом руднике, ловушке, и таинственном противнике.- Не поймите меня неправильно, - сказал Слейд, отправляя кусок лакричной ириски в рот. У него всегда были набитые карманы, и он бросил скомканную обертку в мусорное ведро. - Я считаю, что его история звучит как-то смехотворно. Там кроется что-то большее, чем он нам рассказал.

Англер посмотрел на свой стол и задумался. Затем он поднял взгляд. - Так чего же он хочет?

- Он рыбачит. Хочет узнать, что мы выяснили о передвижениях его сына.

- Значит, он уже не все знает о передвижениях своего сына.

- Или, может быть, он знает. И делая вид, что проявляет интерес, он хочет увести нас в неправильном направлении. Слейд криво улыбнулся, продолжая жевать.

Англер подался вперед, придвинул лист бумаги к себе, чиркнул несколько стенографических записей. Он любил стенографию не только потому, что она была быстрой, но и потому что она вышла из практики, и это делало его записи почти такими же безопасными, как если бы они были зашифрованы. Затем он отодвинул лист обратно.

- Я отправлю команду в Калифорнию, чтобы проверить этот рудник и допросить мужчину в тюрьме Индио. Я также позвоню Д'Агосте и запрошу все материалы дела его расследования в музее. В то же время я хочу, чтобы вы тихо–тихо выкопали все, что сможете найти на Пендергаста. Прошлое, его послужной список арестов и обвинительных приговоров, похвалы, порицания – все. У вас же есть приятели из ФБР. Пригласите их выпить. Не игнорируйте слухи. Я хочу узнать этого мужчину внутри и снаружи.

Слейд медленно улыбнулся. Подобную работу он любил. Без лишних слов он поднялся и выскользнул за дверь.

Англер сидел, откинувшись на спинку стула, снова заложив руки за голову, и смотрел в потолок. Он мысленно пересмотрел все свои прежние отношения с Пендергастом: первая встреча в этом самом кабинете, где Пендергаст чувствовал себя замечательно с его нежеланием сотрудничать; вскрытие; позже столкновение в хранилище улик, где Пендергаст, неожиданно, выглядел мало или вообще не заинтересованным в охоте на убийцу своего сына, и сейчас снова в этом офисе, где Пендергаст резко стал душой прямолинейности. Эта внезапная перемена ударила по Англеру, перекликаясь с общей темой многих греческих мифах, которые он так хорошо знал: предательство. Атрей и Фиест. Агамемнон и Клитемнестра. И сейчас, пока лейтенант смотрел в потолок, он понял что – в то время пока за последние недели у него к Пендергасту возникло раздражение и сомнение – все это время другая эмоция медленно созревала в нем:

Темное подозрение.

Глава 34


В цветном номере на верхнем этаже консульства США в Рио-де-Жанейро специальный агент Пендергаст беспокойно шагал. Комната была маленькая и спартанская, с единственным письменным столом, несколькими стульями и обязательными фотографиями президента, вице-президента и госсекретаря, аккуратно выстроенных на одной из стен. Кондиционер захрипел и содрогнулся в окне. Полет из Нью-Йорка, а также торопливые приготовления, которые сделали это возможным, утомили его, и время от времени он останавливался, чтобы схватить спинку стула и сделать несколько глубоких вдохов. Затем он возобновил свою походку, время от времени оглядывая одно окно в комнате, которое смотрело вниз на холм, заполненный бесчисленными ветхими постройками, их крыши были идентичными бежевыми, но стены буйствовали противоречивыми цветами, яркими на утреннем солнце. За ним лежали сверкающие воды залива Гуанабара и, кроме того, Сахарная голова.

Дверь отворилась, и вошли две фигуры. Первым был человек, которого он узнал как агента ЦРУ сектора Y, в приглушенном деловом костюме. Его сопровождал более короткий, тяжеловесный мужчина, одетый в униформу со множеством эполет, значков и медалей.

Агент ЦРУ ни разу не встречался с Пендергастом. Он подошел к нему, протянув руку.

— Я - Чарльз Смит, помощник генерального консула, а это полковник Азеведу из ABIN, бразильского разведывательного управления.

Пендергаст пожал обе руки, а затем все мужчины заняли места. Пендергаст не предлагал свои верительные грамоты. Ему, по-видимому, это не нужно. Он заметил, как Смит взглянул на рабочий стол, как будто не знакомый с ним. Он вполне мог быть таким; Он задавался вопросом, как давно этот человек принял это секретное задание.

— Будучи немного знаком с вашей ситуацией, — сказал Смит, — я попросил полковника Азеведо любезно предоставить себя в наше распоряжение.

Пендергаст кивнул в знак благодарности.

— Я здесь, — сказал Пендергаст, — относительно Операции «Лесной пожар».

— Конечно, — сказал Смит. — Возможно, вы могли бы подробно рассказать все полковнику Азеведо.

Пендергаст повернулся к полковнику.

— Целью Операции «Лесной пожар» было использовать как американские, так и зарубежные активы, чтобы следить за любыми признаками возобновления интереса к Лэнгли - и к самому себе лично - который исчез в бразильских джунглях восемнадцать месяцев назад.

Азеведо кивнул.

— Убитый труп этого же человека появился две недели назад у моего порога в Нью-Йорке. Было отправлено сообщение. Я здесь, чтобы узнать, кто послал сообщение, почему оно было отправлено, и что это за сообщение.

Азеведо выглядел удивленным. Смит не удивился.

— Этот человек вылетел из Рио в Нью-Йорк, используя фальшивый паспорт, выданный Бразилией, четвертого июня, — продолжил Пендергаст. — Он использовал имя Тапанес Ландберг. Вам знакомо это имя, полковник?

Человек показал, что ему не знакомо это имя.

— Мне нужно проследить его движение здесь за последние полтора года. — Пендергаст провел тыльной стороной ладони по своему лбу. — Многие отправились на поиски этого человека. И все же Операция "Лесной пожар" не принес никаких результатов - ни одних. Как такое возможно? Как этот человек мог уклониться от обнаружения здесь, в Бразилии, в течение восемнадцати месяцев, или, по крайней мере, пока он был здесь?

Полковник Азеведо наконец заговорил.

— Такое возможно. — Учитывая его мускулы, мужской голос был мягким, и он говорил идеально, почти без акцента, по-английски. — Если мы предположим, что этот человек был в Бразилии - вероятная возможность, учитывая то, что вы говорите, есть только два места, где он мог прятаться: джунгли ... или фавелу.

— Фавела, — повторил Пендергаст.

— Да, сеньор Пендергаст. Вы слышали о них? Это одна из наших больших социальных проблем. Вернее, социальных бедствий. Укрепленные трущобы, управляемые торговцами наркотиками изапечатанные от остальной части города. Они пиратствуют воду и электроэнергию из сети, создают свои собственные законы, осуществляют свою собственную железную дисциплину, защищают свои границы, убивают соперничающих членов банд, угнетают их жителей. Они подобны коррумпированным, мелким вотчинам, состояниям внутри государства. В фавеле нет полиции, нет камер наблюдения. Человек, которому нужно было исчезнуть, мог сделать это только там. Еще несколько лет назад в Рио было разбросано множество фавелов. Но теперь, когда приближается Олимпиада, правительство начало действовать. BOPE и Unidade de Polнcia Pacificadora начали вторгаться в фавелы, и - один за другим - умиротворяют их. Эта работа будет продолжаться до тех пор, пока не будут рассмотрены все фавелы. — Азеведо сделал паузу. — Все, кроме одной, то есть той, чего не коснутся ни военные, ни УПП. Она называется Сидад-дос-Анжос - город ангелов.

— И почему она получит специальное рассмотрение?

Полковник мрачно улыбнулся:

— Это самая большая, самая жестокая и самая сильная из всех фавелов. Лорды-наркобароны, которые его возглавляют, беспощадны и бесстрашны. Более того, в позапрошлом году они вторглись на военную базу и унесли тысячи оружия и боеприпасов. Пулеметы, гранаты, РПГ, минометы, ракетные установки пятидесятого калибра - даже ракеты класса «земля-воздух».

Пендергаст нахмурился.

— Это было бы еще большим основанием, чтобы прояснить ситуацию.

— Вы смотрите на ситуацию как на аутсайдера. Фавелы только воюют друг с другом, а не с населением. Если вторгнуться в Сидад-дос-Анжос, это станет кровавым делом, с большой потерей жизни для наших военных и полиции. Никакая другая фавела не бросит им вызов. И со временем все остальные фавелы исчезнут. Так зачем беспокоить естественный порядок вещей? Лучше враг, которого ты знаешь, чем враг, которого не знаешь.

— Этот интересный человек исчез в джунглях восемнадцать месяцев назад, — сказал Пендергаст. — Но я сомневаюсь, что он остался бы там надолго.

— Ну что ж, мистер Пендергаст, — сказал агент ЦРУ. — Похоже, у нас есть один возможный ответ на то, как ваш мистер Тапанес Ландберг сохранил свою невидимость.

За этим последовала слабая улыбка.

Пендергаст встал со стула.

— Спасибо вам обоим.

Полковник Азеведо оценивающе посмотрел на него.

— Сеньор Пендергаст, я боюсь догадываться, каким будет ваш следующий шаг.

— Мой дипломатический протокол запрещает мне сопровождать вас, — сказал агент ЦРУ.

Пендергаст просто кивнул и повернулся к двери.

— Если бы это было какое-то другое место, мы назначили бы вам военное сопровождение, — сказал полковник. — Но, если вы пойдете туда. Все, что я могу вам предложить, это совет: разрешите свои дела до того, как войдете.

Глава 35


Пендергаст лежал, полностью одетый, на двуспальной кровати в своем номере в отеле «Копакабана Палас». Свет погас, и, хотя был уже полдень, в комнате было очень темно. Самый слабый рев прибоя на пляже Копакабана просачивался через закрытые окна и ставни с жалюзями.

Когда он лежал, неподвижно, его охватила дрожь, почти паралич, который сотрясал его с нарастающим насилием. Он крепко зажмурился и сжал руки в кулаки, пробираясь сквозь силу воли, чтобы совершить этот внезапный неожиданный удар. Через несколько минут худшее дрожание стало уменьшаться. Однако это не исчезло полностью.

— Я справился с этим, — пробормотал Пендергаст себе под нос.

Сначала, когда он впервые заметил симптомы, Пендергаст выразил надежду на то, что найдется способ отменить их. Когда он не нашел ответа в прошлом, он начал искать настоящее, в надежде открыть методы своего мучителя. Но чем больше он понимал дьявольскую сложность заговора, чтобы отравить его, и чем больше он размышлял над историей своего предка Езекии и его обреченной жены, тем больше он понимал, что такая надежда была жестоким заблуждением. Теперь ему было горько требовать, чтобы это расследование, которое, как все казалось, было его последним расследованием, ... пока у него еще было время.

Он заставил свои мысли вернуться к утренней встрече, и слова бразильского полковника. Есть только два места, где он мог спрятаться, сказал он об Альбане. В джунглях ... или в фавеле.

Другие слова вошли в голову Пендергасту, незаметно. Они были прощальными словами, которые Альбан дал ему - в тот день, восемнадцать месяцев назад, когда он ушел с почти наглой неторопливостью в бразильский лес. У меня долгая и продуктивная жизнь впереди. Теперь мир - моя устрица, и я обещаю, что это место со мной будет более интересное.

Пендергаст держал в голове изображение этого прощания, вспоминая каждую деталь в высшей степени своей интеллектуальной строгости.

Он, конечно, знал, что его сын провел эти восемнадцать месяцев в джунглях Бразилии - он видел, как он растаял в сплошной линии деревьев своими глазами. Но, как он сказал полковнику, он был также уверен, что Альбан не остался бы там. Недостаточно было бы его занять, чтобы развлекать его - и, что самое главное, позволить ему планировать свои различные схемы. Он не вернулся в город своего рождения, Нова Годой, который находился теперь в руках бразильского правительства, под видом военного управления. Кроме того, Альбану там больше нечего было делать: комплекс был разрушен, его ученые, солдаты и молодые лидеры теперь мертвы, находятся в тюрьме, реабилитированы или рассеяны по ветру. Нет - чем больше Пендергаст задавал этот вопрос, тем более он был уверен, что скорее, Альбан вышел бы из джунглей - и соскользнул в фавелу.

Это было бы идеальное место для него. Никакой полиции, о которой нужно беспокоиться, никаких камер слежения, никаких охранников и слежки за ним. Обладая острым умом, криминальным гением и социопатическими взглядами, он вполне может предложить что-то наркобаронам, которые управляли фавелой. Все это дало Альбану время и пространство, необходимые для разработки его планов на будущее.

Теперь мир - моя устрица, и я обещаю, что это место со мной будет более интересное.

Пендергаст был так же уверен, какую фавелу выбрал бы Альбан. Самую большую и лучшую для него.

Но эти ответы привели к другим вопросам. Что случилось с Альбаном в Городе Ангелов? Какое странное путешествие привело Альбана с фавелы к его порогу? И какова была связь между ним и атакой в ​​Солтон-Си?

Я боюсь размышлять о том, каким будет ваш следующий шаг. Следующий шаг был очевиден, конечно же.

Пендергаст сделал несколько глубоких, содрогающихся дыханий. Затем он поднялся с кровати и положил ноги на пол. Комната качалась вокруг него, и дрожь превращалась в мучительный спазм мышц, который медленно освобождался. Он начал принимать лекарственные препараты, предписанные самостоятельно, включая атропин, хелаторы и глюкагон, а также болеутоляющие средства, чтобы поддерживать себя во время приступов.

Он почувствовал, что его тело снова готово к судороге.

Он подождал, пока вторая судорога закончилась, затем направился к столу, прижатому к дальней стене. На нем лежал его туалетный комплект и дежурная кобура с «Лес Баером» 45 калибра. Рядом с ним находились несколько запасных магазинов.

Он сел за стол и достал оружие из кобуры. Он не испытывал никаких трудностей, принося это в Бразилию; Он зарегистрировался в АТС в аэропорту Кеннеди, следуя стандартному протоколу, и у него были разрешения на ношение для нескольких зарубежных стран. Он не прошел через сканер; Он не подвергался рентгеновскому облучению.

Удерживая пальцы, Пендергаст поднял пистолет и, дотянувшись до ствола, вытащил маленькую резиновую пробку своими ногтями. Подняв пистолет, он осторожно выпустил миниатюрный шприц и несколько игл для подкожных инъекций, выскользнувших из бочки на стол. Он надел одну иглу на шприц и отложил ее в сторону.

Затем он обратил внимание на один из запасных магазинов. Он снял верхний круг и, взяв миниатюрный набор плоскогубцев из кармана пальто, осторожно вытащил пулю из ее корпуса. Расстелив кусок писчей бумаги внутри стола, он аккуратно повернул корпус и высыпал содержимое на бумагу. Вместо пороха струился тонкий белый порошок.

Пендергаст толкнул пустую скорлупу и бесполезно закружил ее тыльной стороной ладони. Потянувшись за туалетным набором и потянув его к себе, он возился внутри и вытащил два пузырька с таблетками по рецепту. Один из них содержал полусинтетический опиоид-график 2, используемый для облегчения боли; Другой - мышечный релаксант. Беря по две таблетки из каждой бутылки, он помещал их на лист бумаги и, используя ложку из соседнего служебного поддона, превращал каждую из них в мелкий порошок.

На листе бумаги теперь было три небольших холмика. Пендергаст тщательно смешал их вместе, зачерпнул порошок в ложку. Вытащив зажигалку из туалетного набора, он поднес ее под ложку и оживил ее. При нагревании смесь стала темнеть, пузыриться и разжижаться.

Пендергаст позволил свету упасть на стол и держал ложку обеими руками, когда другой болезненный спазм мучил его тело. Он подождал минуту, чтобы охладить токсичную, опасную смесь. Затем он окунул иглу в жидкость и наполнил шприц.

Он позволил пустой ложке упасть на стол с тихим вздохом; Самая трудная часть была закончена. Теперь он в последний раз залез в свой туалетный набор и вытащил эластичный жгут. Откинув один рукав, он связал жгут вокруг своего плеча, сделал кулак и крепко затянул его зубами.

Внутри локтя появилась вена.

Удерживая эластичный жгут между зубами, он поднял шприц свободной рукой. Рассчитывая свои движения между спазмами конечностей, он вставил иглу в вену. Он немного подождал, потом слегка приоткрыл зубы, выпуская жгут.

Он позволил своим глазам закрыться и сидел там в течение нескольких минут, игла свисала с его руки. Затем, снова открыв глаза, он вытащил шприц и отложил его. Он осторожно сделал неглубокий вдох, как купальщик, проверяющий температуру воды.

Боль исчезла. Спазмы исчезли. Он был слаб, дезориентирован, но мог функционировать.

Мечтательно, как старик, пробудившийся от сна, он встал со стула. Затем пожал плечами, надел свою кобуру и пиджак. Потом осторожно вытащил свой значок ФБР, удостоверение личности и запер их в сейф, оставляя при себе паспорт и кошелек. Наконец оглядевшись, он вышел из гостиничного номера.


Глава 36

Вход в «Город Ангелов» лежал в конце узкой извилистой улицы в северном районе Рио. На первый взгляд, сама фавела ничем не отличалась от соседней области Тижука. Она состояла из серых бетонных коробок высотой в три и четыре этажа, плотно жавшихся друг к другу в лабиринте почти средневековых улиц - кривых и запутанных. Ближайшие здания были серого цвета, но цвет сменялся на зеленый, а затем и на терракотовый по мере того, как обширные трущобы поднимались по крутым склонам, простираясь на север, волоча за собой тысячи столбов дыма от приготовления на огне еды, размытых и колеблющихся на солнце. И только когда Пендергаст заметил двух молодых людей, развалившихся на пустых бензиновых бочках, в шортах и гавайских сандалиях, с автоматами, перекинутыми через их голые плечи – дозорных, проверяющих всех, кто приходил и уходил – только так он понял, что находится у ворот в совершенно другую часть Рио-де-Жанейро.

В проулке он остановился, чуть-чуть покачиваясь. Принятые наркотические лекарства – будучи необходимыми для выносливости – уже притупили его разум и замедлили реакции. В его состоянии было бы слишком рискованно пытаться замаскироваться. Пендергаст мог сказать только несколько слов на португальском, и в любом случае он никогда бы не смог освоить наречия, которые менялись от фавелы до фавелы. Если наркоторговцы или их охранники в португальском Городе Ангелов приняли бы его за полицейского под прикрытием, он был бы немедленно убит. Его единственным вариантом было не маскироваться вовсе; чтобы обратить на себя внимание.

Он подошел к подросткам, которые смотрели на него с прищуром, застывшим без движения. Над головой электрические провода и кабели телевизионных линий, пересекающие улицы снова и снова, были настолько плотными, что погружали улицу в вечный мрак, провисая под собственным весом, подобно какой-то огромной и зловещей паутине. Зловонная улица была подобна горячей духовке, воздух провонял мусором, собачьими экскрементами и едким дымом. Когда он приблизился, подростки – пока не поднимаясь со своих насестов на бензиновых бочках – позволили своим пулеметам соскользнуть с плеч в руки. Пендергаст не предпринял никаких попыток, чтобы обойти их, а вместо этого подошел к старшему из двух.

Мальчик – ему было не больше шестнадцати – осмотрел агента сверху вниз с комбинацией любопытства, враждебности и презрения. В знойную жару одетый в черный костюм, белую рубашку и шелковый галстук, Пендергаст выглядел как пришелец с другой планеты.

- Куда ты идешь, гринго? - спросил он угрожающим тоном по-португальски. В то время как он произносил эти слова, другой юнец – повыше, с лысой бритой головой – соскользнул со своей собственной бочки, вскинул автомат и небрежно прицелился в Пендергаста.

- Мой сын, - сказал Пендергаст. - Мой сын.

Подросток заржал и обменялся взглядом со своим напарником. Без сомнения, это была обычная картина: отец ищет своего блудного сына. Бритый приготовился стрелять в Пендергаста, не задавая дополнительных вопросов. Вместо этого, низкий подросток – который, казалось, был настроен формально – отклонил его. Стволом своей пушки он жестом показал Пендергасту поднять руки. Агент выполнил указание, и лысый подросток обыскал его. Его паспорт был изъят вместе с бумажником. Небольшое количество денег из кошелька забрали и сразу же поделили. Когда смотровой нашел Лес Баер 45 калибра, возник спор. Коротышка выхватил пистолет у лысого и потряс им перед лицом Пендергаста, задавая гневные вопросы по-португальски.

Пендергаст пожал плечами. – Мой сын, - повторил он.

Спор продолжался, и собралась небольшая толпа любопытствующих зевак. Казалось, что лысый, в конце концов, добьется своего. Протянув руку в секретный внутренний карман пиджака, Пендергаст извлек пачку денег – тысячу реалов – и предложил их более низкому дозорному.

- Мой сын, - повторил он еще несколько раз, тихим, не угрожающим голосом.

Подростки посмотрели на деньги, но не взяли их.

Пендергаст снова полез в карман, вынул еще тысячу реалов и добавил их в пачку, которую протягивал. Две тысячи реалов – тысяча долларов – в сообществе, как это, были очень большими деньгами.

- Пожалуйста, - сказал он, аккуратно размахивая деньгами перед дозорными. – Позвольте мне войти.

С внезапной гримасой, юноша выхватил деньги. - Черт, - пробормотал он.

Это вызвало еще один взрыв возмущений от его бритоголового товарища, который был явно настроен просто убить Пендергаста и забрать деньги. Но коротышка заткнул его потоком проклятий. Он передал паспорт и бумажник обратно Пендергасту, удержав пистолет.

- Выйдешь здесь, - сказал он, пренебрежительно махнув агенту, – сукин сын.

- Благодарю. Пока Пендергаст проходил мимо импровизированного поста охраны, он увидел краешком глаза, как бритоголовый отделился от собравшейся толпы и исчез в переулке.

Пендергаст брел по центральной улице фавелы, которая быстро расщеплялась в запутанный лабиринт более узких улиц, пересекающихся бесчисленное множество раз, поворачивающих под странными углами, и – иногда – заканчивающихся тупиками. Люди молча смотрели на него, когда он проходил мимо, одни с любопытством, другие с подозрением. Время от времени он останавливался, чтобы спросить кого-то, - Мой сын, - но это встречало быстрый, молчаливый отказ в виде покачивая головы и торопливого ухода, чтобы избежать бормотания сумасшедшего.

Работая через вялость медикаментов, Пендергаст подталкивал свои чувства, необходимостью со всем справляться. Ему нужно было полное восприятие окружающей обстановки. Переулки были сравнительно чистыми с редкими бродящими курицами или крадущимися исхудалыми собаками. Кроме двух охранников он не видел никакого оружия, торговли наркотиками, или открытой уголовщины. Действительно, фавела, казалось, демонстрировала больше порядка, чем город за ее пределами. Здания были оформлены в диком изобилии ярко раскрашенных разноцветных плакатов и листовок, по большей части отслоившихся и трепыхающихся. Звук был почти ошеломляющим. Из открытых окон лилась музыка бразильского фанка, разговоры, или громкие споры; иногда восклицания типа «засранец!» или некоторая другая брань. В воздухе нестерпимо пахло жареным мясом. Мопеды и ржавые велосипеды попадались редко – машин почти не было. На каждом перекрестке был хотя бы один паб – бар с грязными пластиковыми столами, десятком мужчин собравшихся вокруг древнего телевизора с бутылками пива Скол в руках, ликующих на неизменный футбол. Их голоса взлетали изо всех мест, когда забивался гол.

Пендергаст остановился и как смог сориентировался, потом начал взбираться по склону горы, которые были разбросаны по всей территории «Города ангелов». Пока он поднимался по извилистым улочкам, внешний вид зданий изменился. Трехэтажные бетонные сооружения уступили место лачугам и баракам поразительной ветхости, рейки и деревянные доски, скреплялись проволокой или просто были связаны вместе веревками и покрыты – если они были покрыты вообще – крышами из гофрированного железа. Теперь появился мусор, валяющийся везде, и запах плохого мяса и гниющего картофеля висел в воздухе. Соседние здания опирались друг на друга, видимо для поддержки. Белье висело в каждом направлении невозможным клубком перекрещивающихся линий, безвольно болтаясь в безумной жаре. Миновав небольшое, самодельное футбольное поле на пустыре, окруженное остатками загородки из звеньев цепи, Пендергаст смог разобрать намного ниже величественные очертания многоэтажных жилых зданий в северном районе Рио-де-Жанейро. Они были всего в миле или двух, но с его точки зрения они могли бы быть в тысячах миль отсюда.

По мере того, как склон становился круче, окружающий пейзаж изменился до запутанного сумбура террас, ветхих общественных лестниц, состоящих из плохо залитых бетоном деревянных реек, и узких дорог, напоминающих американские горки. Грязные дети смотрели на него через колючую проволоку и сломанные доски. Было меньше музыки, меньше криков, меньше жизни. Тишина нищеты и отчаяния заразила душный воздух. Связанные друг с другом сооружения поднимались вокруг со всем сторон, каждое на своем уровне и под неопределенным углом, с подчеркнутым пренебрежением к окружающим зданиям: трехмерный лабиринт глухих переулков и проходов, мест общего пользования и крошечных площадей. До сих пор Пендергаст бормотал все те же жалкие фразы, с которыми он прошел: - Мой сын. Пожалуйста. Мой сын.

Когда он миновал маленький, чумазый магазинчик обивки, помятый и битый четырехдверный пикап Тойота Хайлюкс, остановилась перед ним со скрежетом. По ширине она была едва ли меньше, чем сам проулок, и фактически заблокировала весь проезд. В то время как водитель остался за рулем, трое молодых людей в брюках цвета хаки и ярких трикотажных футболках выпрыгнули из остальных трех дверей. Каждый нес винтовку АР-15, и каждый направил свое оружие на Пендергаста.

Один из мужчин быстро подошел к нему, пока двое остальных держались сзади. - Стоять! - потребовал он, - стоп!

Агент замер. Наступил напряженный момент, когда все остановились. Пендергаст сделал шаг вперед, но один из мужчин остановил его прикладом ружья, толкнув его в спину. Двое других приблизились, прицелившись своим оружием в его голову.

- Положи руки на машину! – кричал по-португальски первый мужчина, поворачивая Пендергаста вокруг самого себя и толкая его на пикап. Пока двое других прикрывали его, мужчина обыскал Пендергаста на предмет наличия оружия. Затем он открыл ближайшую заднюю дверцу пикапа.

- Залазь, - сказал он грубо.

Когда Пендергаст не сделал этого, только моргнул на яркий солнечный свет, мужчина взял его за плечи и вдавил в заднее сиденье. Двое других последовали за ним, по одному с каждой стороны, с по-прежнему нацеленным оружием. Первый мужчина скользнул на переднее сиденье пассажира; водитель переключил передачу пикапа, и они направились вниз по грязной улице, поднимая облако пыли, которое совершенно скрыло их отъезд.

Глава 37

Один из дежурных полицейских просунул голову в офис Д'Агосты. - Ау? Вы ждете звонка. Кто-то представился Спандау.

- Можете ли вы принять сообщение? Я здесь в самом разгаре работы.

- Он сказал, что это важно.

Д'Агоста посмотрел на сержанта Слейда, сидящего в кресле посетителя. Он, в любом случае, был благодарен за перерыв. Слейд, мальчик на побегушках Англера, был оставлен здесь по желанию самого Англера, чтобы «поддерживать связь» между двумя расследованиями: убийством в музее и трупом на пороге дома Пендергаста. Сколько Англер знал о том, что общего было в двух случаях, Д'Агоста не был уверен, но он знал точно, что... мужчина держал свои карты скрытыми. И одной из таковых карт был Слейд. Они хотели копии всех материалов дела – всех абсолютно – и они хотели их сейчас. Д'Агосте не нравился Слейд... и это было не только из-за противных лакричных ирисок, которые он так любил. По какой-то причине, он напоминал Д'Агосте подхалима школьника, который, если бы увидел, что ты делаешь что-то не так, тут же бы донес учителю, как способ заслужить одобрение. Но Д'Агоста также знал, что Слейд был умным и находчивым, что только усугубляло ситуацию.

Д'Агоста поднял телефонную трубку. - Извините. Я лучше возьму его. Это может занять некоторое время. Я встречусь с вами позже.

Слейд взглянул на него, на дежурного полицейского, и встал. – Конечно, - он вышел из кабинета, унося с собой шлейф аромата лакрицы.

Д'Агоста смотрел, как он уходит, и поднес телефон к уху. - Что происходит? Наш мальчик выздоровел и вернул свои шарики и ролики на место?

- Не совсем, - послышался сухой тон Спандау по линии связи.

- Что же тогда?

- Он мертв.

- Мертв? Как? Я имею в виду, парень выглядел больным, но не настолько же больным.

- Один из охранников обнаружил его в камере не более получаса назад. Самоубийство.

Самоубийство. Это дело было той еще сучкой. - Господи, я не могу поверить в это. Разочарование проскользнуло в его голосе, хотя он и не хотел показывать его. - Вы организовали присмотр за ним?

- Конечно. Полный объем работ: психушка, кожаные ремни, пятнадцатиминутные осмотры. Просто после последней проверки, он выпутался из ремней – в процессе сломав ключицу – откусил большой палец левой ноги, а потом... просто подавился.

На секунду Д'Агоста замер в тишине от шока.

- Я звонил агенту Пендергасту, - продолжал Спандау. - Когда я не смог ему дозвониться, то позвонил вам.

Это была правда: Пендергаст снова растворился в воздухе. Это вызывало бешенство, но Д'Агоста не собирался сейчас думать об этом. - Хорошо. Он за это время приходил в сознание?

- Как раз наоборот. Когда вы ушли, та малая часть осознанности, что еще сохранялась в нем, исчезла. Он продолжал бредить, говоря одни и те же вещи снова и снова.

- Какие вещи?

- Вы слышали некоторые из них. Он продолжал упоминать запах – гниющих цветов. Он перестал спать, шумел день и ночь. Он жаловался на боль; не на локальную боль, но такую, что, казалось, проникла во все его тело. После того как вы ушли, ему становилось все хуже. Тюремный врач сделал несколько анализов, назначил лекарства, но ничто не помогло. Они не могли диагностировать болезнь. В последние двадцать четыре часа его состояние действительно стало резко ухудшаться. Он безостановочно бредил, стонал, плакал. Я вел переговоры, чтобы его перевели в больничное учреждение, когда до меня дошли слова о его смерти.

Д'Агоста глубоко вздохнул; и испустил долгий, медленный выдох.

- Вскрытие запланировано на сегодня. Я пришлю вам доклад, когда получу его. Есть ли еще что-нибудь, что вы хотели, чтобы я сделал?

- Если я придумаю что-то, то дам вам знать, - и вдогонку, - спасибо.

- Мне жаль, что у меня не оказалось хороших новостей для вас, - и отключился в один клик.

Д'Агоста откинулся на спинку кресла. Когда он это сделал, его взгляд медленно – нехотя – коснулся пачки файлов, которые покрывали его письменный стол, все из которых должны были быть скопированы для Слейда.

Здорово. Просто чертовски здорово.

38

Хайлюкс сигналил во всю, пробираясь по извилистым улочкам фавелы, как слон через заросли сахарного тростника. У торговцев на тротуаре не было другого выбора, кроме как отступить внутрь фасадов зданий; пешеходы и велосипедисты либо немного уходили вглубь аллей, либо жались в подворотнях. Не один раз зеркала заднего вида пикапа скреблись по стенам зданий по обеим сторонам дорого. Похитители Пендергаста ничего не говорили, лишь прикрывались винтовками. Машина все время поднималась вверх, решительно продвигаясь по извилистым дорогам, мимо строений, которые охватывали фланги холма, как разноцветные грибы.

Наконец они остановились у небольшого комплекса на самой высокой точке фавелы. Еще один вооруженный мужчина открыл импровизированные ворота из ограждающих цепей, и Хайлюкс заехал на небольшую стоянку. Все четверо мужчин вышли из пикапа. Один из них указал винтовкой Пендергасту сделать то же самое.

Агент вышел, моргая от яркого солнечного света. Бесконечное скопление покосившихся сараев и самодельных домов раскинулось вниз по склону, в конце концов, уступая более упорядоченным улицам самого Рио и, за его пределами, сверкающей голубой бухте Гуанабара.

Комплекс состоял из трех зданий, одинаковых с функциональной точки зрения, отличающихся от остальной фавелы только тем, что они были лучше отремонтированы. Несколько больших, рваных дыр в центральном здании залатали цементом и перекрасили. Генератор стоял во дворе, вкалывая. По крайней мере, дюжина кабелей различных цветов, наброшенных петлями, была зафиксирована в различных точках на крышах. Двое из мужчин жестом указали Пендергасту на вход в центральное здание.

Внутри было темно, прохладно и по-спартански. Стволами их полуавтоматического оружия охранники толкали его по кафельному коридору, двум лестничным пролетам, и довели до большого зала, который был явно переделан в офис. Как и остальной дом, он был почти монашеским из-за полного отсутствия декора. Там был стол из какого-то неприметного дерева – в окружении нескольких охранников держащих еще винтовки – и нескольких жестких деревянных стульев. Распятие висело на одной из окрашенных стен из шлакоблоков и большой плоский телевизор на другой. Он был настроен на футбольный матч, звук приглушен.

За столом сидел человек, возможно, тридцати лет. Мужчина был смуглым с непокорными вьющимися волосами и трехдневной щетиной. Он носил шорты, майку, и пару вездесущих сланцев Хаваянас. На шее висела толстая платиновая цепочка, и золотой Ролекс был застегнут на одном из запястий. Несмотря на относительную молодость и неформальную одежду, он излучал уверенность и авторитет. Когда вошел Пендергаст, мужчина осмотрел его блестящими черными глазами. Он сделал большой глоток чешского пива из бутылки, которая стояла на столе. Затем он обратился к похитителям агента и заговорил с ними по-португальски. Один из них обыскал Пендергаста, забрав бумажник и паспорт, и положил их на стол.

Человек только взглянул на них, не потрудившись даже изучить. – Паспорт, - нахмурился он. – Только это? Это все?

- Да.

Пендергаста снова обыскали, на этот раз более тщательно. Нашли оставшуюся пачку реалов, и ее также положили на стол. Но когда они закончили, Пендергаст подбородком указал на подол его куртки - на что-то еще, что они пропустили.

Они поискали там, и нашли хрустящий сложенный листок бумаги. С проклятием один из них открыл выкидной нож и разрезать подол, доставая фотографию. Это был один из снимков Альбана, сделанный уже после его смерти и слегка подретушированный, чтобы сделать его как живого. Они развернули и положили его на стол, рядом с бумажником и паспортом.

Когда мужчина увидел фотографию, выражение его лица изменилось от раздраженной скуки до шока и удивления. Он схватил фотографию и уставился на нее.

- Мой сын, - повторил Пендергаст.

Мужчина посмотрел на агента, посмотрел на фотографию, снова посмотрел на него в поисках соответствия. Только сейчас он изучил другие вещи - сначала паспорт, потом кошелек – внимательно все рассмотрел. Наконец, он обратился к одному из охранников. – Охранять вход, - сказал он. – Никого не пускать.

Охранник подошел к двери кабинета, закрыл и запер ее, затем встал перед ней с оружием наперевес.

Человек за столом поднял взгляд на Пендергаста. - Итак, - заговорил он с акцентом, но на превосходном английском языке. - Вы человек, который бесстрашно пришел в Город Ангелов, одетый как гробовщик, с пистолетом, и бродил, рассказывая всем, что ищет своего сына.

Пендергаст не ответил. Он просто стоял перед столом, слегка покачиваясь.

- Я удивлен, что вы выжили. Возможно, потому, что это был самый сумасшедший поступок, они предположили, что вы безвредны. Теперь, – он постучал пальцем по фотографии, – я понимаю, что вы совсем не безобидный.

Мужчина взял паспорт, фотографию и встал. Можно было увидеть, что большой пистолет торчал из-за пояса его шорт. Он обошел стол и встал прямо перед Пендергастом.

- Ты выглядишь нехорошо, малый, - сказал он, по-видимому, принимая во внимание бледность Пендергаста и бисеринки пота, выступившие на его висках. Он еще раз посмотрел на паспорт и фотографию. - Тем не менее, удивительное сходство, - сказал он больше себе, чем кому-либо еще.

В молчании прошла минута.

- Когда вы в последний раз видели вашего сына? - спросил он.

- Две недели назад, - ответил Пендергаст.

- Где?

- Мертвым. На моем пороге.

Взгляд потрясения или боли, или, возможно, обоих чувств, переплетенных вместе, а затем выражение лица молодого человека на мгновение исказилось. Прошла еще минута, прежде чем он снова заговорил. - И зачем вы здесь?

Пауза. - Чтобы выяснить, кто убил его.

Мужчина кивнул. Это была причина, которую он мог понять. – И из-за этого вы блуждаете по нашей фавеле, спрашивая всех о нем?

Пендергаст провел ладонью по глазам. Действие лекарств стало ослабевать, и боль начала возвращаться. - Да. Мне нужно... знать, что он здесь делал.

Комната впала в молчание. Наконец, мужчина вздохнул. - Придурок, - пробормотал он.

Пендергаст ничего не ответил.

- И вы хотите отомстить его убийце?

- Я ищу только информацию. Что произойдет после этого... я не знаю.

Казалось, мужчина мгновение обдумывал его слова. Затем он махнул рукой в сторону одного из стульев. - Пожалуйста. Присаживайтесь.

Пендергаст опустился на ближайший стул.

- Меня зовут Фабио, - продолжил мужчина. - Когда мои разведчики сообщили, что странный мужчина пришел в мой город, бормоча что-то о своем сыне, я не задумался об этом. Но когда они описали человека высокого, как повозка, с руками, как нервные белые пауки, с кожей бледной, как мрамор, глазами, как серебряные ракушки – я был удивлен. А еще как я мог убедиться? Я прошу прощения за то, что вас привезли в это место, но... - он пожал плечами. Затем он пристально взглянул на Пендергаста. - То, что вы говорите – это правда? Трудно поверить, что такой человек, как он, мог быть убит.

Пендергаст кивнул.

- Значит, он не напрасно опасался, - сказал человек по имени Фабио.

Пендергаст посмотрел через стол. Он знал наверняка, как наркобароны Рио одевались, как они жили, как они были вооружены. Он силился вспомнить слова полковника Азеведо: « Город Ангелов - это самая большая, самая жестокая, и самая мощная из фавел. Наркобароны, которые управляют ею, это не только самые безжалостные, но и самые бесстрашные люди на свете.

- Мне нужна информация, - сказал Пендергаст.

- И вы получите ее. На самом деле, это моя обязанность, дать ее вам. Я расскажу вам историю. Историю вашего сына. Альбана.

39

Вновь заняв место за своим столом, Фабио допил бутылку Богемии и отставил ее в сторону. Она была немедленно заменена новой. Он взял фотографию со стола, слегка касаясь ее кончиками пальцев, жестом, который был почти ласковым. Затем он положил ее обратно и посмотрел на Пендергаста.

Пендергаст кивнул.

- Перед смертью, когда вы в последний раз видели своего сына живым?

- Восемнадцать месяцев назад, в Нова-Годой. Он скрылся в джунглях.

- Тогда я начну рассказ с этой точки. Во-первых, ваш сын – Альбан – жил с маленьким племенем индейцев, в глубине тропических лесов Амазонки. Это было трудное для него время, и он провел его в восстановлении, и – как это слово? – перегруппировке. У него были планы для себя, планы для мира. И планы для тебя, парень, - на этих словах Фабио заметно кивнул.

- Альбану не потребовалось много времени, чтобы понять, что он не мог исполнить свои планы посреди джунглей. Он приехал в Рио и быстро растворился в нашей фавеле. Этого он достиг без труда. Вы знаете так же как я, о сеньор, он был мастером маскировки и обмана. И он прекрасно говорил по-португальски, и также на множестве диалектов. Есть несколько сотен фавел в Рио, он сделал правильный выбор. Идеальное место, чтобы найти укрытие, не боясь обнаружения.

- В Городе ангелов, - сказал Пендергаст.

Фабио улыбнулся. - Правильно, парень. Тогда это было другое место. Он убил кого-то здесь - бродягу, одиночку – и украл его дом и личность. Сам он превратился в бразильского гражданина по имени Адлер, двадцати одного года, и с легкостью вписался в жизнь фавелы.

- Это звучит так похоже на Альбана, - сказал Пендергаст.

На мгновение глаза Фабио сверкнули. - Не суди его, малый, пока не услышал его историю. Пока не пожил в таком месте, как это, - и он протянул руку, как будто хотел охватить всю фавела. - Он взял на себя профессию – заключающуюся в экспорте-импорте – что давала ему повод путешествовать по всему миру.

Он открыл крышку на бутылке пива, и сделал глоток. - В то время Городом Ангелов управлял бандит известный как О'Пунхо – Кулак – и его отряд. О'Пунхо получил свое прозвище за очень личные и жестокие методы, которые он использовал, чтобы убивать своих врагов. Альбана – Адлера – не впечатлил О'Пунхо и его банда. Их дезорганизованные способы ведения бизнеса противоречили самому смыслу того, что было воспитано в нем. Тому, чему он обучался, чуть ли не с рождения. Правильно, сеньор? - И он выдал Пендергасту понимающую улыбку.

- Адлер развлекал себя, просчитывая, насколько было бы лучше, если бы он участвовал в организации и работе фавелы, если бы он управлял ею. Но дальше мыслей он не предпринимал никаких действий, так как у него были другие более насущные дела на уме. А потом все изменилось.

Фабио умолк. Пендергаст почувствовал, что мужчина выжидает, желая услышать, что он скажет на это.

- Вы, кажется, много знаете о моем сыне, - сказал он.

- Он был... моим другом.

Пендергаст не выказал на это никакой реакции.

- Альбан встретил девушку, дочь норвежского дипломата. Ее имя было Даника Игленд, но она была известна всем, как Анжа-дас-Фавелас.

- Ангел Фавел, - перевел Пендергаст.

- Она получила это имя за то, что она бесстрашно вошла в них, чтобы обеспечивать лекарствами, раздавать продукты и деньги, и проповедовать образование и независимость угнетенных. Лидеры фавел не доверяли ей, конечно. Но они должны были мириться с ней из-за ее огромной популярности среди своих граждан и ее могущественного отца. Даника произвела сильное впечатление на Адлера. Она обладала статью, смелостью, и красотой, которая была очень... она была очень... - и Фабио сделал серию жестов, указывая на лицо Пендергаста.

- Нордической, - подсказал Пендергаст.

- Да, именно это слово. Но в то время, про которое я говорю, Адлер был занят другими делами. Он тратил много времени проводя исследования.

- Исследования чего именно?

- Я не знаю. Но документы, которые он читал, были старыми. Научные и химические формулы. А потом он уехал в Америку.

- Когда это было? – спросил Пендергаст.

- Год назад.

- Почему он ушел?

В первый раз уверенный взгляд Фабио дрогнул.

- Вы не хотите говорить об этом. Вы сказали, что у Альбана были планы. Эти планы были связаны со мной, не так ли? Месть?

Фабио ничего не ответил.

- Нет никаких причин, чтобы сейчас это отрицать. Он собирался убить меня.

- Я не знаю подробностей, о сеньор. Но, да, я считаю, что это как-то связано с... возможностью не просто убить вас. А что-то похуже. Он очень тщательно скрывал свои планы.

В последовавшей тишине послышалась череда металлических щелчков; один из охранников возился с винтовкой.

Фабио начал снова. - Когда Адлер вернулся, он изменился. Гора, казалось, упала с его плеч. Он направил свое внимание на две вещи: руководство фавелой и Даника Игленд. Она была старше, чем он, ей исполнилось двадцать пять лет. Он восхищался ею – его тянуло к ней. А ее к нему, - он пожал плечами. - Кто знает, как эти вещи происходят, парень? Однажды они поняли, что влюблены.

Услышав последнее слово, Пендергаст резко выдохнул через нос, что прозвучало, как усмешка.

- Отец девушки узнал о ее работе в фавелах и решительно не одобрил это. Он опасался за ее жизнь. Она держала свой роман в секрете от ее семьи. Сначала Даника не переехала к Адлеру, но она провела много ночей в его доме, далеко от особняка ее отца в закрытой общине в центре города. И тогда Адлер узнал, что Даника беременна.

- Беременна, - повторил Пендергаст вполголоса.

- Они в тайне поженились. Между тем, Адлер стал одержим идеей захвата власти в фавеле. Он считал, что с его руководством, она могла бы стать чем-то совершенно иным, чем неорганизованные трущобы. Он верил, что может превратить ее в нечто экономичное, эффективное и организованное.

- Я не удивлен, - сказал Пендергаст. - Фавела была прекрасным местом, чтобы организовать и запустить свой план господства. Замена того, что было разрушено в Нова-Годой. Государство в государстве – с ним в качестве лидера.

Глаза Фабио снова сверкнули. - Я не знаю, что тогда было в его голове, сеньор. Все что я могу сказать вам, что за очень малое время, он создал хитроумный план переворота в Городе Ангелов. Но кто-то предал его план О'Пунхо и его банде. Кулак знал, что Ангел Фавел была любовницей и женой Адлера. Он решил действовать. Однажды ночью он и его люди окружили дом Адлера и подожгли его. Сожгли его дотла. Сам Адлер оказался далеко... но его жена и нерожденный ребенок погибли в огне.

Пендергаст ждал в тишине, чтобы услышать остальную часть истории, желая унять свою собственную боль. Жена Альбана и нерожденный ребенок сгорели заживо...

- Я никогда не видел человека настолько поглощенного кровожадностью. Но по-тихому, каким-то внутренним путем, внешне с ним как будто ничего не произошло. Но я знал Адлера и мог видеть, как все его существо стремится к мести. Он направился к укрепленному комплексу О'Пунхо. Он был хорошо вооружен, но пошел в одиночку. Я был уверен, что он умрет. Но там он создал такую волну насилия, о которой я никогда не слышал или даже не мог себе представить. Он убил Кулака и всех его прихвостней. В одну ночь он в одиночку убил все руководство фавелы. От того комплекса кровь бежала вниз по уличному водостоку более чем на полмили. Это была ночь, которую фавела никогда не забудет.

- Естественно, - сказал Пендергаст. - Он пожелал превратить фавелу во что-то бесконечно большее - и бесконечно худшее - чем она уже была.

На лице Фабио возникло удивление. - Нет. Нет, вы не поняли совсем. Это то, что я собирался сказать. Что-то в нем сломалось, когда его жена и ребенок были убиты. Я не говорю, что я мог понять его. Что-то внутри него изменилось.

Очевидно, Пендергаст продолжал явно излучать недоверие, поскольку Фабио продолжал с возросшей горячностью. - Я считаю, что это было из-за доброты его жены, и ее жестокого конца, это все изменило его. Он вдруг понял, что правильно и что неправильно в этом мире.

- Не сомневаюсь, - ответил Пендергаст с сарказмом.

Фабио встал из-за стола. - Это правда, парень! И доказательство этого лежит сейчас вокруг вас. Да, Адлер взял под контроль Город Ангелов. Но он переделал его. И все к лучшему! Прошли та жестокость, наркотики, голод, произвол банд. Конечно, это выглядит плохо для вас. И конечно, у нас есть оружие – все виды оружия. Нам все еще нужно защищаться от грубого и бесчувственного мира – конкурирующих банд, армий, коррумпированных политиков, которые тратят миллиарды на постройку футбольных и Олимпийских стадионов, в то время как люди голодают. В Городе Ангелов все еще есть немного насилия внутри. Мы продолжаем идти по пути трансформации. Мы... - Фабио подыскивал слова. - Мы заботимся о наших сотрудниках. Мы расширяем их возможности. Да – это именно тот термин, который он использовал. Люди могут здесь жить свободными от коррупции, преступности, налогов и полицейского произвола, которые мешают остальному Рио. У нас все еще есть проблемы, но благодаря Адлеру ситуация стала лучше.

Внезапно Пендергаст почувствовал, что его начинают покидать силы. Его голова вдруг поплыла, и боль пронзила его кости. Он сделал глубокий вдох. - Откуда вы все это знаете? - спросил он, наконец.

- Ведь я был лейтенантом вашего сына в Новом Городе Ангелов. Я - человек, который стоял по его правую руку. ТолькоДанника знала его лучше, чем я.

- И почему вы мне все это рассказываете?

Фабио опустился обратно в свое кресло и чуть помедлил, прежде чем ответить. - Я сказал вам, сеньор – у меня есть долг. Три недели назад Адлер покинул фавелу во второй раз. Он сказал мне, что едет в Швейцарию, а затем в Нью-Йорк.

- Швейцария? - вдруг встревожившись, переспросил Пендергаст.

- После смерти Даники, Адлер – Альбан – заставил меня пообещать, что если когда-нибудь что-нибудь случится – я должен буду разыскать его отца и рассказать ему историю его спасения.

- Искупление! - сказал Пендергаст.

Фабио продолжил. - Но он никогда не называл мне свое настоящее имя или объяснял, как я могу связаться с вами. Он пропал три недели назад... я больше ничего о нем не слышал. И теперь вы приехали, чтобы сказать мне, что он мертв. Фабио сделал большой глоток пива из бутылки. - Я рассказал вам эту историю, потому что он хотел, чтобы я рассказал. Теперь я выполнил свой долг.

Наступила долгая пауза, во время которой ни один из мужчин не произнес ни слова.

- Вы не верите мне, - сказал Фабио.

- Этот дом Альбана, - ответил Пендергаст. - Тот, что сгорел. Какой у него был адрес?

- Тридцать один, Рио Параноа.

- Могут ли ваши люди отвезти меня туда?

Фабио нахмурился. - Там ничего не осталось, кроме руин.

- Тем не менее, я настаиваю.

Через мгновение Фабио кивнул.

- И этот О'Пунхо, о которой вы говорили. Где он жил?

- Где, здесь, конечно, - Фабио пожал плечами, как будто это было очевидно. - Что-нибудь еще, сеньор?

- Я хочу, чтобы вернули мой пистолет.

Фабио обратился к одному из своих охранников. – Принесите мне оружие. Через минуту Лес-Баер Пендергаста был возвращен.

Агент сунул его в свой пиджак. Медленно – очень медленно – он забрал свой бумажник, паспорт, фотография и пачку денег со стола. И тогда, заключительным кивком поблагодарив Фабио, он развернулся и последовал из кабинета за вооруженными людьми, спустился по лестнице и вышел на раскаленную улицу.


Глава 40

Д'Агоста вошел в комнату видеонаблюдения охраны музея ровно в четверть второго пополудни. Хименес просил его о встрече, и Д'Агоста надеялся, что она не займет больше пятнадцати минут: он знал, что прибыл между шоу планетария, и он не был уверен, что сможет выдержать еще раз экскурсию в космос с громкостью в восемьдесят децибел.

Хименес и Конклин сидели за маленьким столиком, печатая на ноутбуках. Д'Агоста подошел к ним, в полумраке обойдя стойки с аппаратурой.

- Что случилось? - спросил он.

Хименес выпрямился. - Мы закончили.

- Да неужели?

- Мы просмотрели все записи камер безопасности, которые охватывают вход в музей от двенадцатого июня, дня убийства Марсалы, вплоть до шестого апреля. Это за неделю до того времени, когда все очевидцы вспомнили, что видели убийцу в музее, но мы пошли дальше еще на неделю, просто чтобы быть уверенными в результате, - он показал на свой ноутбук. - У нас есть видеоидентификация с ним, та, что вы нашли в начале, проникновение в музей поздним вечером двенадцатого июня. У нас есть запись его входа и выхода из музея двадцатого апреля, и еще один вход и выход приходится на четырнадцатое апреля.

Д'Агоста кивнул. 20 апреля – этот день совпадает с датой, когда был запрос на скелет Паджетта. И, без сомнения, четырнадцатого апреля был день, когда убийца, под видом приглашенного ученого, впервые встретился с Марсала, чтобы организовать экспертизу. 12 июня был день убийства.

Он опустился в кресло рядом с ними. - Хорошая работа, - сказал он. И он именно это имел в виду. Это было невероятно утомительно, просматривать видео сквозь зернистое изображение, ощущать как ваши глаза медленно становятся сухими и мутными, и все это под звуки Большого Взрыва. Они нашли две предыдущие даты, когда убийца посещал музей, и его приход в день убийства. Но они до сих пор не нашли его уход из музея после убийства.

Какая-то часть его задавалась вопросом, почему он, лейтенант, имея в подчинении команду своих людей, даже не потрудился раньше выполнить эту работу. Подозреваемый в убийстве был мертв – самоубийство. Все пошло не так, как они планировали раньше - собирать доказательства в рамках подготовки к судебному заседанию. В нем говорил старомодный коп, и он требовал: расставить все точки над i и уточнить все детали.

Самоубийство. Образ убийцы в том изоляторе Индио остался с ним. Его бормотание по поводу вони гниющих цветов, его волнение и непоследовательность. Не говоря уже о том, как он так стремительно прыгнул на Пендергаста. Это все не так легко забыть. И Господи Боже, убивать себя, откусив свой собственный палец, и подавившись им? Человек действительно должен хотеть свести счеты с жизнью, чтобы сделать нечто подобное. Это, казалось, никак не согласуется с суррогатным профессором Уолдроном, мужчиной, который явно был спокоен, умен и достаточно рационален, чтобы убедить Виктора Марсала и других сотрудников музея в том, что он был настоящим ученым.

Д'Агоста вздохнул. Что бы ни случилось с мужчиной после убийства Марсалы, один факт оставался фактом: 12 июня, в день убийства, он наверняка был в здравом уме. Он был достаточно умен, чтобы заманить Марсала в отдаленное месте, убить его быстро и эффективно, и замаскировать убийство под паршивое ограбление, которое пошло не по плану. И скорее всего, ему потом каким-то образом удалось выбраться из музея, не будучи замеченным какой-либо камерой.

Может быть, это не имело значения, но как, черт побери, он это сделал?

Мысленно Д'Агоста проанализировал осмотр места убийства с охранником Уиттэкером. Это было в нише брюхоногих, в дальнем конце Зала морской жизни, рядом с выход в подвал и не далеко от Зала южноамериканского золота...

Вдруг Д'Агоста подскочил в кресле.

Конечно.

Он не мог поверить, насколько он был глуп. Он встал, прошелся взад и вперед, а затем повернулся к Хименесу.

- Марсала был убит в субботу вечером. В какое время музей открывается по воскресеньям?

Хименес покопался в каких-то бумагах на столе и нашел сложенный путеводитель по музею. – В одиннадцать часов.

Д'Агоста подошел к одному из терминалов записей камер видеонаблюдения и сел. Дальше больше, в три часа запустили шоу в планетарии, но он не обратил на это никакого внимания. Он прокрутил серию меню на экране терминала, и обратился к длинному списку файлов, а затем выбрал один, который его заинтересовал: видеозапись Большой Ротонды, южный ракурс, одиннадцать часов утра, воскресенье, 13 июня.

Знакомая панорама с высоты птичьего полета вывела движение на экран. Пока Хименес и Конклин подходили к нему сзади, Д'Агоста начал проигрывать видео поток на нормальной скорости, а затем – как только его глаза адаптировались к размытым образам – с двойной скоростью, и, наконец, увеличил ее в четыре раза. Час записи прошел перед ними ускоренным темпом, потоки людей, входящие в музей и пропускаемые через посты безопасности, плотные и нарастающие, двигались слева направо на маленьком экране.

Есть! Одинокая фигура, направилась справа налево, в противоположном направлении потока, как пловец, борющийся с приливом. Д'Агоста остановил запись с камеры и запомнил метку: одиннадцать тридцать четыре утра. За полчаса до того, как Д'Агоста вошел в музей, чтобы открыть дело. Он увеличил фигуру, затем запустил видео еще раз на нормальной скорости. Ошибки быть не могло: лицо, одежда, наглая медленная походка – это убийца.

- Черт, - пробормотал Конклин над плечом Д'Агосты.

- Там есть выход, ведущий в подвал, сразу за альковом брюхоногих, - объяснил Д'Агоста. – Тот подвал представляет собой лабиринт из уровней, тоннелей и складских помещений. Видео охват в том месте, в лучшем случае, будет обрывочным. Он спрятался на ночь там, чтобы дождаться открытия музея на следующее утро, а затем просто смешался с толпой на выходе.

Он откинулся на спинку стула, сидя у терминала. По крайней мере, они наконец-то связали эту особенную потерянную ниточку. Вход и выход убийцы из музея теперь были задокументированы.

Сотовый телефон Д'Агосты начал звонить. Он вынул его из кармана и взглянул на экран. Там был номер, который он не знал, с кодом региона Южной Калифорнии. Он нажал на кнопку ответа.

- Лейтенант Д'Агоста, - сказал он.

- Лейтенант? - раздался голос с другого конца страны. - Меня зовут доктор Сэмюэлс. Я патологоанатом из Департамента исполнения наказаний здесь, в Индио. Мы делали вскрытие недавнего самоубийства Джона Доу, и наткнулись на кое-что интересное. Офицер Спандау подумал, что мне следует вам позвонить.

- Продолжайте, - ответил лейтенант.

Обычно, Д'Агоста гордился своим профессионализмом в качестве офицера полиции. Он не терял самообладание; он держал свое оружие в кобуре; он не использовал ненормативную лексику с гражданскими лицами. Но когда коронер продолжил, Д'Агоста забыл свой последний личный принцип.

- Чертов сукин сын, - пробормотал он, по-прежнему прижимая телефон к своему уху.

Глава 41

Тойота Хайлюкс повернула за угол и со скрипом остановилась. Охранник, сидевший на заднем сиденье, открыл дверь и вышел – теперь полуавтоматическая винтовка была направлена в землю – и подал знак агенту тоже выйти.

Пендергаст с облегчением вылез из пикапа. Охранник кивнул на здание прямо перед ними. Оно, как и остальные вокруг него, когда-то было узким и трехэтажным, но теперь больше напоминало сгоревшую громадину без крыши, ее верхний этаж провалился, тяжелые полосы черной копоти пятнали штукатурку над пустующими подоконниками. Обугленные останки входной двери были усеяны несколькими рваными дырами, как если бы спасатели пытались проложить себе путь тараном.

- Благодарю, - сказал Пендергаст. Охранник кивнул, вернулся в пикап, и автомобиль уехал.

Пендергаст постоял мгновение в узком переулке, наблюдая, как удаляется машина. Затем он оглядел окружающие здания. Они походили на другие районы Города Ангелов, которые он видел – построенные как попало, плотно жавшиеся друг к другу, окрашенные в яркие краски, с безумными наклонами крыш вверх и вниз в зависимости от рельефа склона. Несколько человек с любопытством разглядывали его из окон.

Он повернулся обратно к дому. Хотя там не было уличного адреса – уличных знаков не было во всей фавеле – призрачные останки числа 31 можно было различить на закрашенной разрушенной двери. Пендергаст надавил сильнее, чтобы открыть дверь – замок лежал на кафельном полу прямо внутри, проржавевший и покрытый копотью – затем медленно он вошел и как смог закрыл за собой дверь.

Внутри было душно и, даже сейчас, сильно пахло горелой древесиной и расплавленным пластиком. Он огляделся, давая глазам время приспособиться к темноте, стараясь не замечать боль, которая захлестывала его медленными волнами. В потайном кармане его куртки был крошечный пакетик болеутоляющих – нечто, что те, кто его обыскивали, пропустили – и на мгновение он обдумал желание разжевать и проглотить несколько штук, но потом отверг эту идею. Он не будет этого делать, потому что многое предстояло еще совершить.

На данный момент, боль должна была остаться.

Он обошел весь первый этаж. Планировка узкого дома напоминала небольшие склады с оружием дельты Миссисипи. Там была гостиная со столом, сожженным до кучи оплавленных палок, сожженный диван с раскрывшимися черными пружинами. Ковер из полиэстера буквально вплавился в бетонный пол. Дальше лежала небольшая кухня, с эмалированной плитой с двумя горелками, поцарапанная и чугунная раковина, все ящики и полки были открыты. Пол был усеян разбитой посудой, стеклом, и дешевыми, наполовину оплавленными столовыми приборами. Дым и огонь оставили странные, устрашающие узоры на стенах и потолке.

Пендергаст остановился в дверях кухни. Он попытался представить, как его сын, Альбан, входит в дом и направляется в эту комнату; приветствует свою жену; между ними протекает обычная беседа; они вместе смеются, обсуждает их будущего ребенка и строят планы на будущее.

Образ отказывался формироваться в его голове. Это было невероятно. После минуты или двух он бросил свои попытки.

Там было очень много всего, что не имело смысла. К сожалению, его разум не был ясен. Он вспоминал подробности истории Фабио. Альбан спрятался в фавеле, убил какого-то одиночку и украл его личности – в это он вполне мог поверить. Тайно вернувшись в Штаты, Альбан приводит в действие какой-то план мести, чтобы наказать своего отца – он охотно мог поверить и в это тоже. Альбан устроил переворот и захватил фавелу для собственных злых целей. Самая правдоподобная вещь из всех.

«Вы должны благодарить за это Альбана...»

Но Альбан, как любящий отец и семьянин? Альбан тайно женившийся на Ангеле Фавел? Этого он не мог представить. Не мог он представить Альбана и как великодушного лидера трущоб, очистившего их от произвола и вступившего с ними в эпоху мира и процветания. Конечно, Альбан обманул Фабио, как он обманул и всех остальных.

И была еще одна странная вещь, которую сказал Фабио, что прежде, чем Альбан уехал в Америку во второй раз, он планировал остановиться в Швейцарии.

Вспомнив об этом, Пендергаст почувствовал холодок, несмотря на гнетущую жару разрушенного дома. Была только одна причина, пришедшая ему на ум, ради которой Альбан мог отправиться в Швейцарию. Но как он мог узнать, что его брат, Тристрам, находится там под чужим именем в школе-интернате? Пендергаст сразу же нашел ответ: определение местонахождения Тристрама было бы простой задачей для человека, обладающего талантами Альбана.

... И все же Тристрам в безопасности. Пендергаст знал это наверняка, потому что, после смерти Альбана, он предпринял дополнительные меры по обеспечению безопасности Тристрама.

Что происходило в уме Альбана? В чем заключался его план? Ответы – если там вообще имелись какие-либо ответы – могли лежать в этих развалинах.

Пендергаст вернулся к бетонной лестнице в переднюю часть дома. Она была сильно обгоревшей и без перил. Он осторожно поднялся по ней, одной рукой он скользил вдоль стены, почерневшие ступеньки зловеще скрипели под его ногами.

Второй этаж был в гораздо худшем состоянии, чем первый. Здесь едкий смрад чувствовался еще сильнее. Местами, во время пожара третий этаж рухнул на второй, создав опасное скопление обугленной мебели и обгорелых, расщепленных балок. В нескольких местах крыша зияла провалами, скелетами балок и голубым бразильским небом над головой. Медленно прокладывая себе путь через завалы, Пендергаст установил, что на этаже когда-то было три комнаты: офис или какой-то исследовательский кабинет, ванная комната и небольшая спальня, что – основываясь на некогда милых обоях и бортике колыбельки, валявшемся там – была задумана как детская. Несмотря на обгоревшие стены, разломы и провалившийся потолок, эта комната была отделана лучше, чем другие.

Спальня Даники – Даники и Альбана – должна была находиться на третьем этаже. От нее ничего не осталось. Пендергаст стоял в полумраке детской, размышляя. И решил остановиться на этой комнате.

Агент ждал там, не шевелясь, минут пять, затем еще десять. И потом – морщась от боли – он медленно лег на пол, игнорируя слой пепла, угля и грязи, который покрывал плитку. Он сложил руки на груди и позволил на мгновение взгляду пробежать по стенам и потолку, прежде чем закрыть глаза и застыть совершенно неподвижно.

Пендергаст был одним из ничтожной кучки практиков эзотерической умственной дисциплины, известной как Чон-Ран, и только одним из двух мастеров за пределами Тибета. С многолетней профессиональной подготовкой, обширными исследованиями, почти фанатичной интеллектуальной концентрацией, и знакомству с другими упражнениями для ума, такими как те из книги «Искусство памяти» Джордано Бруно, и «Девять уровней сознания» описанных в редкой книге семнадцатого века Александре Карэйма, Пендергаст развил в себе способность погружаться в состояние чистой концентрации. В этом состоянии – совершенно оторванный от физического мира – он мог сопоставлять в своем сознании тысячи разрозненных фактов, наблюдений, предположений и гипотез. Благодаря такому объединению и синтезу, он мог заново воссоздавать сцены из прошлого и ставить себя среди людей и мест, которые исчезли давным-давно. Такие упражнения часто приводили к поразительным выводам, недоступным любым другим способом.

Проблемой в настоящее время стала интеллектуальная концентрация, необходимость очистить свой ум от отвлечений, прежде чем продолжить. В его нынешнем состоянии, это было чрезвычайно трудно.

Во-первых, он должен был изолировать и ограничить свою боль, одновременно держа свой разум как можно более четким. Отрешившись от всего, он начал с задачи по математике: интегрирование e −(x 2), числа « в степени минус «х» в квадрате.

Боль оставалась.

Он перешел на тензорное исчисление, одновременного решения в его голове двух задач векторного анализа.

Все равно боль осталась.

Был необходим другой подход. Дыша неглубоко, спокойно удерживая свои глаза полностью закрытыми, осторожно, чтобы оградить свой разум от того, чтобы признать боль, что протекала через его конечности, Пендергаст позволил крошечной, безупречной орхидее сформироваться в своем воображении. Минуту медленно вращаясь, она плавала в абсолютном мраке. Затем он позволил орхидее лениво распасться на составные части: лепестки, спинной чашелистик, боковые чашелистики, завязь и выступающая долька.

Он сосредоточил свое внимание на одной детали: лабеллум, нижний лепесток цветка, напоминающий по форме нижнюю губу. Пожелав остальной части цветка исчезнуть в темноте, он позволил лабеллуму расти и расти, пока он не заполнил все поле его умственного взора. И все это росло и расширялось с геометрической прогрессией, пока он не смог проникнуть до ферментов и молекул ДНК, и электронных оболочек в ее атомной структуре - и еще глубже, к частицам на субатомном уровне. Долгое мгновение он отрешенно наблюдал как самые глубокие и основополагающие элементы структуры орхидеи движутся по их странным и непостижимым орбитам. И потом – большим усилием воли – он замедлил весь атомный двигатель цветка, заставляя все бесчисленные миллиарды частиц неподвижно зависнуть в черном вакууме своего воображения.

Когда он, наконец, позволил лабеллуму исчезнуть из его сознания, боль ушла.

Сейчас, все еще в своем уме, он покинул несостоявшуюся детскую комнату, спустился по лестнице, прошел через закрытую входную дверь и очутился на улице. Дело было ночью, примерно шесть месяцев, возможно, девять месяцев назад.

Вдруг дом, из которого он только вышел, взорвался пламенем. Пока он смотрел – бесплотный, не в состоянии действовать, бессильный что-либо сделать, только наблюдать – горючее быстро разнесло пламя по третьему этажу здания. В переулке он увидел, как убегали две темные фигуры.

Почти сразу же потрескивание пламени смешалось со звуками женского крика. Собралась толпа, крича и истерически плача. Несколько мужчин пытались силой открыть запертую дверь при помощи подручных таранов. Им потребовалось не меньше минуты, и к тому времени, когда им это удалось, крики прекратились, и третий этаж дома был уже превращен в огненный лабиринт балок и раскаленных потолочных плит. Тем не менее, несколько мужчин – Пендергаст признал Фабио среди них – вбежали в дом, быстро сформировав цепочку с ведрами.

Пендергаст наблюдал бешеную активность в спектральной смеси интеллекта и памяти. В течение получаса пожар удалось потушить, но ущерб уже был нанесен. Теперь он видел фигуру, бегущую вверх по Рио Параноа. В этой фигуре он признал своего сына, Альбана. Но это был Альбан, которого Пендергаст никогда раньше не видел. Вместо привычной надменной, пренебрежительной и скучающей внешности, этот Альбан был безумно взволнован. Он выглядел так, будто пробежал длинный путь. Жадно хватая ртом воздух, он протиснулся сквозь толпу, продираясь к двери с номером 31.

Он был встречен на пороге его лейтенантом, Фабио, лицо которого покрывало месиво из сажи и пота. Альбан пытался пройти мимо него, но Фабио загородил дверной проем, яростно тряся головой, умоляя Альбана тихим и настойчивым тоном не пытаться войти.

Наконец, Альбан попятился назад. Для поддержки он положил одну руку на оштукатуренный фасад. Пендергасту, наблюдавшего глазами его разума, казалось, что мир Альбана должен вот-вот рухнуть. Его сын рвал на себе волосы; ударил закопченную дымом стену, испустив наполовину стон, наполовину вопль отчаяния. Это было столь глубокое выражение горя, которое Пендергаст никогда не видел - и не ожидал увидеть от Альбана.

А потом – совершенно неожиданно – Альбан изменился. Он спокойно выпрямился, почти неестественно так. Он взглянул на разрушенный дом, еще дымящийся, его разрушенные верхние перекрытия представляли собой тлеющие угли. Он повернулся к Фабио, задавая ему точные вопросы тихим, настойчивым тоном. Фабио прослушал их и кивнул. А потом повернулся и растаял в боковом переулке.

*

На мгновение сцена, развернувшаяся в голове Пендергаста, исчезла. Когда он снова стал видеть, положение изменилось. Теперь он был за пределами района - на самом верхнем уровне Города Ангелов: у закрытого, огороженного комплекса, из которого он пришел не более часа назад. Теперь, однако, он больше походил на военный лагерь, чем на место жительства. Двое охранников патрулировали забор; кинологи с собаками, одетые в тяжелые кожаные перчатки двигались взад и вперед вдоль периметра двора. Окна верхнего этажа центрального здания были ярко освещены; разговор и резкий смех доносились из них. С его точки обзора, в тени через дорогу, Пендергаст увидел силуэт большого грузного человека, быстро движущегося перед одним из окон. О’Пунхо – Кулак.

Пендергаст бросил взгляд через плечо, на фавелу, которая раскинулась на склонах гор. Слабое свечение мерцало в полумиле отсюда над хаотичными перенаселенными улицами: дом Альбана все еще тлел.

И теперь раздался новый звук: низкий рокот двигателя. Пендергаст видел, как потрепанный джип выключил фары, подъехал, и затем, примерно в четверти мили отсюда, прижался к обочине дороги. Одинокая фигура выбралась с сиденья водителя: Альбан.

Пендергаст прищурился сквозь тьму его мысленного взора, чтобы четче видеть. Альбан нес большой пакет, перекинутый через плечо, и оружие в каждой руке. Он скрылся за фасадом ближайшего дома, и потом – убедившись, что его не заметили – быстро двинулся вверх по темной улице к закрытому входу в комплекс.

А затем произошло что-то удивительное. Как только он поравнялся с ним, Альбан остановился, повернулся и посмотрел прямо на Пендергаста.

Конечно, Пендергаста не было видно. Его телесная форма не существовала в том месте, а находилась в разрушенной детской, и все это происходило внутри его собственного сознания. И все же проникающий и острый взгляд Альбана смущал его, грозил разрушить и без того хрупкий перекресток памяти...

... Затем Альбан отвернулся. Он пригнулся, проверяя свое оружие: два штурмовых пистолета ТЕС-9с, каждый из которых был оснащен глушителем и тридцатью двумя патронами.

Один из охранников за забором отвернулся и закурил сигару. Альбан пополз вперед, ожидая другого охранника, чтобы подобраться к нему ближе. Удивительным образом он, казалось, предвидел движения мужчин. Пока охранник прогуливался, Альбан снял нож с пояса, подождал, пока тот остановится и зажжет зажигалку, а затем перерезал горло так же плавно, как мужчина сосредоточил свое внимание на прикосновении пламени к кончику сигареты. Влажный выдох воздуха был единственным звуком, который мягко испустило тело мужчины, и второй охранник, с горящей сигариллой, повернул обратно. Дозорный потянулся за оружием, но Альбан – опять со своим сверхъестественным даром предвидения - ожидал этого движения и схватил ствол, выворачивая оружие из рук охранника, и глубоко похоронил нож точно в его сердце.

Удостоверившись, что оба дозорных мертвы, Альбан вновь отступил к своей первоначальной позиции. Сняв громоздкий пакет и поместив его на землю, он вытащил что-то длинное и выглядящее зловеще. Как только он соединил все воедино, Пендергаст признал гранатомет РПГ-7.

Альбан сделал паузу, подготавливая себя. Затем, перекинув пакет через плечо и засунув пистолет за пояс, он снова подошел к комплексу. Пока Пендергаст наблюдал из мрака памяти, Альбан выбрал себе позицию на некотором расстоянии от ворот, сбалансировал гранатомет на плече, прицелился и выстрелил.

Прозвучал огромный взрыв, сопровождаемый громадным кипящим облаком оранжевого пламени и дыма. На расстоянии Пендергаст мог слышать крики, лай и стук дождя из металла, вокруг начали падать куски забора. Собаки и сопровождающие их мужчины выбежали из дыма. Вскинув РПГ на другое плечо и вынимая пистолет из-за пояса, Альбан положил одну команду за другой автоматными очередями, даже до того, как они вышли из прикрывающего их дыма.

Когда охранники больше не появились, Альбан полез в пакет, достал еще один снаряд для гранатомета, и установить его на РПГ. Он осторожно двинулся через развалины ограды - дым по-прежнему поднимался здесь и там густыми завесами - держа оружие наизготовку. Пендергаст последовал за ним.

Двор был пуст. Было много активности и смятения в центральном здании. Несколько секунд спустя очередь пулеметного огня пришла из верхнего окна. Но Альбан расположился в укрытии вне области обстрела. Снова направив свой РПГ, он выстрелил из гранатомета по окнам верхнего этажа. Они разлетелись градом стекла, шлакоблоков, и дерева. Как только затихли грохот и отзвуки взрыва, стали слышны крики боли. Альбан установил еще одну гранату в гранатомет, и снова выстрелил.

Теперь вооруженные мужчины начали выскакивать из зданий слева и справа. Сбросив РПГ с плеча, Альбан начал обстреливать их прицельными очередями из штурмовых пистолетов, переходя от одного покрова темноты к другому, от одного укрытия к другому, избегая их выстрелов еще до их начала.

В течение нескольких минут, смертоносный балет закончился. Еще дюжина мужчин лежала мертвыми, их тела валялись у дверей или раскинулись на булыжниках двора.

И теперь Альбан подошел к центральному зданию с автоматическими пистолетами наготове. Он вошел в парадную дверь. Пендергаст последовал за ним. Альбан быстро огляделся вокруг, поколебавшись, прежде чем начать крадучись подниматься вверх по лестнице.

В ее верхней части, из затемненной комнаты появился человек, поднимающий пистолет, но Альбан с его удивительным шестым чувством предвидел этот ход и уже поднял свое оружие; он выстрелил еще до того, как человек полностью вышел, смертельные выстрелы пробили дверную раму, чтобы убить мужчину, как только он приблизится. Альбан прервался, чтобы извлечь обоймы пистолетов, щелкнув еще двумя магазинами. А затем он подкрался к лестнице на третий этаж.

Офис – кабинет, который Пендергаст посетил сам, буквально за час до этого, но в то же время полгода назад – лежал в руинах. Мебель горела; два входных отверстия показывали, где гранаты пробили стены. Альбан сместился в центр комнаты с оружием наготове и медленно осмотрелся. По крайней мере, четыре окровавленных тела лежали неподвижно: некоторые распластались на перевернутых стульях, одного фактически пришпилило к стене массивным осколком разорванной на куски деревянной мебели.

Грузный мужчина лежал поперек стола, кровь ручейками текла из его рта и носа. О’Пунхо. Он слегка дернулся. Альбан обернулся к нему, и выпустил очередь из не менее дюжины пуль, прошив тело главаря банды. Последовали страшные конвульсии; булькающие звуки, а потом ничего. Кровь бежала по полу и вытекала в дыру в стене здания.

Альбан замер, прислушиваясь. Но все было тихо. Лейтенанты О’Пунхо и его личная охрана – все они были мертвы.

Несколько минут Альбан продолжал стоять среди крови и разрушений. И потом – очень медленно – он упал на пол, приземлившись в текущие потоки крови.

Наблюдая за ним, Пендергаст вспомнил слова Фабио. «Вы совсем не поняли. Что-то в нем изменилось, когда его жена и ребенок были убиты».

С порога, своим мысленным взором, Пендергаст наблюдал, как его сын: осел на пол, молча и неподвижно, кровь растеклась по его одежде, окруженный смертью, сотворенной его собственными руками. Неужели Фабио говорил правду? Было ли это, чему Пендергаст сейчас стал свидетелем, нечто большее, чем просто жестокая месть? Возможно ли, что это было раскаяние? Или своего рода правосудие? Неужели Альбан познал, что зло – истинное зло – существует на самом деле? Изменился ли он?

Вдруг стены разрушенного офиса замелькали; кратко погрузились во тьму; снова предстали перед его мысленным взором; снова мелькнули. Отчаянно, Пендергаст пытался сохранить увязку памяти действующей в своей голове: чтобы понаблюдать за своим сыном, чтобы узнать ответы на свои вопросы. Но потом боль вырвалась снова, с новой силой, за то, что была подавлена, а вся сцена – горящий комплекс, окровавленные тела и Альбан – исчезли из сознания Пендергаста.

Минуту Пендергаст просто лежал неподвижно там, где он находился, в сгоревшей детской. Затем он открыл глаза и с трудом поднялся на ноги. Он отряхнулся и осмотрелся вокруг блуждающим взглядом. Как будто во сне, он вышел из детской, спустился вниз по лестнице и вышел из сумрака на яркий солнечный свет грязной улицы.

Глава 42

Марго Грин заняла место за большим столом для совещаний в номере судебно-медицинской экспертизы на десятом этаже отделения полиции. В комнате странным образом сочетались компьютерная лаборатория и кабинет медицинского освидетельствования: терминалы и рабочие станции стояли бок обок с каталками, световыми коробами и контейнерами для утилизации шприцов.

Через стол от нее сидел Д'Агоста. Он вызвал ее из музея, где она проводила свой обед, анализируя аномальное вещество, содержащееся в костях миссис Паджетт и избегая доктора Фрисби. Рядом с ним сидел высокий, худощавый азиат. Здесь же присутствовал Терри Бономо, эксперт по программе идентификации и моделирования личности из департамента, с его вездесущим ноутбуком. Он крутился туда и обратно на вращающемся кресле и как всегда улыбался.

- Марго, - сказал Д'Агоста. - Спасибо, что пришли. Вы уже знакомы с Терри Бономо, - он показал на другого мужчину. - Это Доктор Лю из Колумбийской медицинской школы. Его специализация - пластическая хирургия. Доктор Лю, это доктор Грин, этнофармаколог и антрополог, в настоящее время работает в институте Пирсона.

Марго кивнула Лю, который улыбнулся ей в ответ. Его зубы были ослепительно белыми.

- Теперь, когда вы оба здесь, я могу позвонить. Д'Агоста дотянулся до телефона в центре стола, нажал кнопку динамика и сделал междугородний звонок. Ему ответили после третьего звонка.

- Алло?

Д'Агоста приблизился к динамику. - Это Доктор Сэмюэлс?

- Да.

- Доктор Сэмюэлс, это лейтенант Д'Агоста, Нью-Йорк. Я вывел вас на громкую связь с пластическим хирургом из Колумбийской медицинской школы и с антропологом, связанным с Нью-Йоркским музеем естественной истории. Не могли бы вы, пожалуйста, поделитесь с ними тем же, что рассказали мне вчера?

- Конечно, - мужчина откашлялся. - Как я сказал лейтенанту, я патологоанатом из Департамента исправительных учреждений города Индио в Калифорнии. Я производил вскрытие неизвестного самоубийцы – мужчины, подозреваемого в убийстве сотрудника вашего музея – когда я заметил нечто, - он помолчал. – В начале, я установил причину смерти, которая, как вы знаете, была довольно необычной. Завершая общий осмотр трупа, я заметил несколько необычных заживших шрамов. Они находились внутри рта, а также вдоль верхних и нижних десневых борозд. Сначала я подумал, что они могут быть результатом старой травмы, полученной в драке или в ДТП. При более детальном осмотре, я увидел, что шрамы были слишком точными и не подходили под такие случаи. Я нашел похожие, симметричные многочисленные шрамы и на другой стороне рта. В тот момент я понял, что они явились результатом операции: в частности, реконструктивной хирургии лица.

- Имплантаты щек и подбородка? – спросил доктор Лю.

- Да. Рентген и компьютерная томография выявили это. Кроме того, томография показала пластины – титан, как оказалось – фиксировавшие челюсть.

Доктор Лю задумчиво кивнул. - Были ли какие-нибудь другие шрамы? На черепе или на бедре, или внутри носа?

- Когда мы побрили голову, мы не нашли никаких шрамов. Но да, были внутриносовые разрезы и шрам на бедре, чуть выше подвздошного гребня. Я все зафиксировал, и направил фотографии лейтенанту Д'Агосте.

- Выявило ли вскрытие какие-либо аномальные результаты химического или другого характера? - спросил Д'Агоста. - Мужчина был явно болен, прежде чем убить себя. И он вел себя чересчур безумно. Возможно, он был отравлен.

Возникла пауза. - Я желал бы, чтобы мы могли утверждать это с полной уверенностью, но нет. Были найдены некоторые очень необычные соединения, присутствующие в крови, которые мы до сих пор пытаемся анализировать. Мужчина находился на грани почечной недостаточности; возможно, эти соединения могли стать ее причиной.

- Если не придете ни к чему определенному, пожалуйста, передайте их мне через лейтенанта, - попросила Марго. - Кроме того, я была бы признательна, если бы вы смогли проанализировать также еще и скелет на наличие необычных соединений.

- Сделаем. О, И еще одна вещь – мужчина покрасил волосы. Они были не темными, а русыми.

- Спасибо, доктор Сэмюэлс. Если возникнет что-нибудь еще, мы будем на связи, - Д'Агоста нажал кнопку и закончил селекторное совещание.

На столе лежал большой конверт, и лейтенант подтолкнул его в сторону Лю. - Доктор? Я уверен, что ваше экспертное мнение сможет принести нам пользу.

Пластический хирург вскрыл конверт, вытащил содержимое, и быстро разделил его на две стопки. Марго увидела, что одна из них содержит снимки и фотографии из морга; другая - цветные рентгеновские сканы и распечатки компьютерной томографии.

Лю просмотрел фотографии мужчины, в котором Марго признала липового профессора Уолдрона. Он задержался на одном крупном плане и показал его всей группе: Марго опознала вид рта изнутри: верхние десны, мягкое небо и язычок были хорошо видны. - Доктор Сэмюэлс был прав, - сказал Лю и провел пальцем по тонкой линии чуть выше десен. - Заметили этот внутриротовой шов – его техническое название, как и сказал доктор Сэмюэлс, верхняя десневая борозда.

- И каково его значение? - спросил Д'Агоста.

Лю положил фотографию. – Он возникает в основном в двух видах пластической хирургии. Первый - работа с кожей. Подтяжка лица, удаление мешков под глазами – процедуры, которые позволят вам выглядеть моложе. Второй вид - костная работа. Это гораздо более трудоемкая процедура и применяется в случаях травм. Скажем, вы попали в аварию и ваше лицо раздавлено. Работа с костями попытается исправить поломку, - он указал рукой на фотографии. - Большинство процедур указывают, что этому человеку провели работу с костями.

- А эта костная работа – может ли она использоваться, чтобы изменить внешность человека?

- Наверняка. Фактически, не видно никаких доказательств предшествующей травмы, я бы предположил, что все эти процедуры проделали с мужчиной целенаправлено, чтобы изменить его внешность.

- Предположительно сколько операций потребуется, чтобы достичь такого эффекта?

- Если операция была направлена на изменение расположения костей – например, смещение средней зоны лица – то только одна. Пациент станет выглядеть совершенно иначе, особенно с окрашенными волосами.

- Но, похоже, что этот мужчина перенес несколько операций.

Лю кивнул, затем поднял и показал им другую фотографию. Марго распознала ее, с некоторым отвращением, как увеличенный изнутри волосатый нос. - Видите внутриносовой разрез? Он хорошо скрыт, но виден, если знаешь, что искать. Доктор использовал этот разрез для введения силикона в нос, без сомнения, чтобы заставить его выглядеть выше, - он полистал другие снимки. - Верхние внутриротовые разрезы, где десна встречается с бороздой, используются для изменения щек – вы делайте надрезы по обеим сторонам лица, чтобы сделать карманы в кости и вставить имплантаты. Нижний внутриротовой разрез, с другой стороны, используется для введения силикона в подбородок, чтобы сделать его более массивным.

Терри Бономо сидел перед открытым ноутбуком и спешно делал записи, пока хирург говорил.

Марго видела, как Д'Агоста приподнялся в своем кресле. - Так что же выходит, что наш друг изменил щеки, изменил подбородок и изменил высоту носа, - он бросил значительный взгляд в сторону Бономо. - Что-нибудь еще?

- Сэмюэлс отметил титановые пластины, - Лю потянулся к рентгеновским снимкам, встал и подошел к ряду световых коробов для рентгена, закрепленных на одной стене. Он включил их, прикрепил рентгеновские снимки к стеклу и присмотрелся к ним.

- О, да, - сказал он. - Лицо было перестроено путем смещения челюсти.

- Не могли бы вы разъяснить это, пожалуйста? – попросил Бономо.

- Это называется остеотомия Лефорта. Вы, по сути, ломаете и перестраиваете лицо. Через этот же разрез в верхней десневой борозде, вы идете прямо до кости, делаете полный разрез, так она становится подвижной, и затем выдвигаете челюсть. Вводятся кусочки костной ткани из других областей тела, чтобы заполнить пустоты – обычно они берутся из черепа пациента или бедра. В случае с этим мужчиной есть шрам над подвздошным гребнем, и понятно, что введенную костную ткань взяли из его бедра. Как только эта процедура завершена, титановые пластины используются для фиксации челюсти в нужном положении. Вы можете увидеть здесь одну из них. Он указал на рентген.

- О Господи, - сказал Бономо. - Звучит больно.

- Скажите навскидку, как давно эти операции могли быть сделаны? – спросила Марго.

Лю повернулся к рентгеновским снимкам. - Это трудно сказать. Нижняя челюсть полностью зажила – можно увидеть здесь каллюс. Титановые пластины не были удалены, но опять же, такое бывает. Я бы сказал, по крайней мере, несколько лет назад, может и больше.

- Я насчитал четыре процедуры, - сказал Д'Агоста. - И вы говорите, что этого бы хватило, чтобы полностью изменить внешность человека?

- Остеотомии Лефорта было бы вполне достаточно, чтобы справилась с этой задачей.

- А на основе этих фотографий, компьютерной томографии и рентгеновских данных, можете ли вы обратить вспять эти изменения? Показать нам, как выглядел этот парень до всех этих работ?

Лю кивнул. - Я могу попробовать. Сердцевина переломов и размеры разрезов в слизистой оболочке выглядят достаточно ясными. Мы можем работать оттуда в обратном направлении.

- Прекрасно. Пожалуйста, поработайте здесь с Терри Бономо и посмотрим, сможем ли мы получить изображение настоящего лица этого парня, - Д'Агоста обратился к эксперту по идентификации. – Думаешь, сможешь проделать такое?

- Черт побери, да, - сказал Бономо. - Если доктор расскажет мне детали, это наверняка позволит преобразовать лицевую биометрию. У меня уже загружен в программу каркас и 3Д композиты головы преступника; теперь мне просто нужно взять свой стандартный порядок операций и запустить его, так сказать, вспять.

Пока Марго наблюдала за ними, доктора Лю сел рядом Бономо и вместе – сгорбившись над ноутбуком – они начали пересматривать лицо убийцы, по сути, сводить на нет работу какой-то неизвестного пластического хирурга, проведенную много лет назад. Снова и снова Лю возвращался к фотографиям вскрытия, или распечаткам рентгена и томографии, пока они кропотливо изменяли различные параметры щек, подбородка, носа и челюсти.

- Не забудь сделать русые волосы, - напомнил Д'Агоста.

Двадцать минут спустя Бономо с торжественным размахом нажал клавишу на ноутбуке. - Давайте дадим ему время, чтобы создать изображение.

Марго услышала, как ноутбук издал щебет примерно через тридцать секунд.

Бономо повернул ноутбук к доктору Лю, который пару мгновений рассматривал образ, и затем кивнул. А потом Бономо развернул ноутбук еще, на это раз так, чтобы Марго и Д'Агоста могли видеть экран.

- Боже мой, - пробормотал Д'Агоста.

Марго была в шоке. Пластический хирург был прав – изображение выглядело, как совершенно другой человек.

- Я хочу, чтобы ты сделал его модель с нескольких ракурсов, - сказал Д'Агоста Бономо. - Дальше загрузки изображения в базу данных департамента. Мы прогоним их через программу распознавания лиц, посмотрим, есть ли там это лицо.

Он повернулся к Лю. - Доктор, большое спасибо за то, что уделили нам ваше время.

- С удовольствием.

- Марго, я вернусь, - и без лишних слов он встал и вышел из номера судебно-медицинской экспертизы.

Менее чем через двадцать минут Д'Агоста вернулся. Его лицо слегка порозовело, и он запыхался.

- Черт возьми, - сказал он ей. - Мы нашли совпадение. Вот так просто.

Глава 43


Пендергаст припарковался на стоянке для посетителей санатория Piz Julier и заглушил двигатель. Стоянка была пустой, как он и ожидал – восстановительный курорт находился в отдалении, был крошечным и избирательным. На самом деле, в данный момент в санатории был только один пациент.

Он вышел из машины – двенадцатицилиндрового Ламборджини Галлардо Авентадор, и медленно направился к дальнему краю парковки. За ее пределами, далековнизу, зеленые края Альп простирались до швейцарского курортного города Санкт-Мориц, с такого расстояния кажущегося практически идеальным и красивым. На юге возвышалась Пиц Бернина, самая высокая гора в восточных Альпах. Овцы мирно паслись на склонах и выглядели как крошечные белые точки.

Он повернулся и направился к санаторию – красно-белому сооружению с золоченой лепниной и цветочными ящиками под окнами. Несмотря на то, что он был все еще довольно слаб и нетвердо стоял на ногах, наиболее серьезные симптомы боли и душевного потрясения, которое он испытал в Бразилии, поутихли, по крайней мере, временно. Он даже отказался от своего плана взять водителя, и вместо этого арендовал автомобиль. Он знал, что Ламборджини бросался в глаза и был совсем не в его стиле, но решил, что скорость и управление автомобилем на горных дорогах помогут очистить разум.

Пендергаст остановился у входной двери и позвонил в звонок. Незаметная камера видеонаблюдения, установленная над дверью, повернулась в его сторону. Затем прозвучал зуммер, дверь распахнулась и он вошел внутрь. Перед ним был небольшой вестибюль и пост медсестры. Женщина в белой униформе с маленькой шляпкой на голове, сидела на посту.

- Ja? - сказала женщина, глядя на него выжидающе.

Пендергаст полез в карман и дал ей свою визитку. Она открыла ящик стола, достала папку, взглянула на фотографию, которая лежала внутри, потом снова на Пендергаста.

- Ах да, - сказала женщина на английском с акцентом, поставив на место папку. - Герр Пендергаст. Мы ожидали вас. Одну минутку, пожалуйста.

Она подняла трубку телефона, стоявшего на ее столе, и сделала короткий звонок. Через минуту дверь в стене сзади нее с гудением открылась и появились еще две медсестры. Одна из них жестом пригласила Пендергаста подойти. Пройдя через внутреннюю дверь, он последовал за двумя женщинами по прохладному коридору с окнами, через которые струился блестящий утренний солнечный свет. Из-за штор из тафты и красочных альпийских фотографий, это место казалось ярким и жизнерадостным. Но все же на окнах были усиленные стальные решетки, и под белоснежной униформой медсестер виднелось оружие.

В конце коридора они остановились перед закрытой дверью. Медсестры отперли ее, открыли дверь, отступили назад и жестом предложили Пендергасту войти.

Это был большой и просторный номер, окна в нем были также открыты, также зарешечены, и из них был красивый вид на озеро внизу. Также там была кровать, письменный стол, книжная полка с книгами на английском и немецком языках, высокое кресло и собственная ванная комната.

За столом, вырисовываясь в лучах солнечного света, сидел молодой человек семнадцати лет. Он старательно, даже кропотливо, переписывал что-то из книги в тетрадь. Солнце золотило его светлые волосы. Его серо-голубой взгляд переместился из книги в тетрадь и обратно, он был настолько сконцентрирован на своем занятии, что не заметил посетителя. Пендергаст молча отметил его аристократизм, худощавое телосложение.

Он почувствовал увеличивающуюся усталость.

Юноша поднял взгляд от своей работы. На мгновение, на его лице было выражение непонимания. Затем он расплылся в улыбке: «Отец!» - Воскликнул он, вскочив со стула, - «Какой сюрприз!»

Пендергаст позволил себе обнять сына в ответ. За этим последовало неловкое молчание.

- Когда я смогу выбраться из этого места? – спросил, наконец, Тристрам. - Я ненавижу его! - Он говорил на странном, формальном, академическом английском, с немецким акцентом, смягченным оттенком португальского.

- Боюсь, пока нет, Тристрам.

Юноша нахмурился и поиграл с кольцом на среднем пальце левой руки — золотым кольцом с красивым сапфиром.

- С тобой хорошо обращаются здесь?

- Достаточно хорошо. Еда отличная. Я гуляю каждый день. Но они все время наблюдают за мной. У меня нет друзей и мне тут скучно. Мне больше нравилось в школе Мер-Эглиз. Я смогу вернуться туда, отец?

- В ближайшее время. - Пендергаст помолчал, - После того, как я позабочусь кое о чем.

- О чем?

- Тебе не нужно беспокоиться об этом. Послушай, Тристрам, мне нужно спросить тебя. С тобой не случалось ничего необычного с нашей последней встречи?

- Необычного? – эхом отозвался Тристрам.

- Того, чего обычно не случается. Может, ты получал письма? Или звонки? Или неожиданные визиты?

Взгляд Тристрама стал пустым. Он мгновение колебался, затем, молча, качнул головой: «Нет.»

Пендергаст внимательно посмотрел на него.

- Ты лжешь!

Тристрам не ответил, уставившись в пол.

Пендергаст сделал глубокий вдох.

- Я не знаю, как сказать тебе это. Твой брат умер.

Тристрам вздрогнул: «Альбан? Малыш?»

Пендергаст кивнул.

- Как?

- Его убили.

В комнате наступила тишина. Тристрам был шокирован, опять уставился в пол. Слезинка скатилась по его щеке.

- Тебе грустно? – спросил Пендергаст. – После того, как он относился к тебе?

Тристрам покачал головой: «Он был моим братом».

Это сильно подействовало на Пендергаста. Он был и моим сыном. Он задавался вопросом, почему он не сильно печалился из-за смерти Альбана, почему у него не было жалости.

Тристрам смотрел на него темно-серыми глазами: «Кто это сделал?»

- Я не знаю. Я пытаюсь выяснить.

- Это должно было быть сложно… убить его.

Пендергаст не ответил. Он чувствовал себя неловко из-за пристального взгляда Тристрама. Он не знал, как быть отцом этого мальчика.

- Ты болен, отец?

- Всего лишь оправляюсь от приступа малярии, подхваченной в одной недавней поездке, не более того. – ответил он поспешно.

Опять наступила тишина. Тристрам, который крутился вокруг своего отца во время этой беседы, вернулся за свой стол. Казалось, что в нем идет внутренняя борьба. Наконец, его взгляд вернулся к Пендергасту:

- Да. Я соврал. Я должен кое-что сказать тебе. Я обещал ему, но раз он умер… думаю, тебе надо знать.

Пендергаст молчал.

- Альбан приходил ко мне, отец.

- Когда?

- Несколько недель назад. Я был в Мер-Эглиз. Гулял в предгорьях. Он был там, впереди, на тропе. Он сказал, что ждал меня.

- Продолжай. – сказал Пендергаст.

- Он выглядел по-другому.

- В каком смысле?

- Он стал старше. Худее. Выглядел грустным. И то, как он говорил со мной, было по-другому. Не было,… не было… - он развел руками, не зная, какое слово использовать, - «vetachtung».

- Презрения, - сказал Пендергаст.

- Точно. В его голосе не было презрения.

- О чем вы говорили?

- Он говорил, что собирается в США.

- Он сказал, зачем?

- Да. Он сказал, что собирался... вернуть все. Исправить какое-то страшное действие, которое сам и запустил.

- Он так и сказал?

- Да. Я не понимаю. Вернуть все? Кому? Я спросил, что он имел в виду, но он отказался объяснить.

- Что еще он сказал?

- Он попросил пообещать не рассказывать тебе о его визите.

- И все?

Тристрам помолчал.

- Было еще кое-что.

- Что?

- Он сказал, что пришел просить у меня прощения.

- Прощения? – повторил Пендергаст, чрезвычайно удивившись.

- Да.

- И что ты ответил?

- Я простил его.

Пендергаст поднялся на ноги. С нарастающим отчаянием, он понял, что спутанность сознания и боль возвращаются.

– Как он просил прощения? – спросил он резко.

- Он плакал. Он чуть с ума не сошел от горя.

Пендергаст покачал головой. Было ли это настоящее раскаяние, или какая-то жестокая игра, в которую Альбан решил поиграть со своим братом-близнецом? - «Тристрам», - сказал он. – «Я отправил тебя сюда для твоей же безопасности, после того, как твоего брата убили. Я пытаюсь найти убийцу. Ты должен остаться здесь, пока я не решу это дело и не… позабочусь кое о чем. Когда это произойдет, я надеюсь, что ты не захочешь вернуться в Мер-Эглиз. Я надеюсь, что ты захочешь вернуться в Нью-Йорк и жить с…», - он замялся, - «С семьей».

Глаза молодого человека расширились, но он молчал.

- Со мной по-прежнему можно будет связаться либо напрямую, либо через Констанс. Если тебе что-нибудь понадобится, пожалуйста, напиши и дай мне знать. – Он подошел к Тристраму, легонько поцеловал его в лоб и затем повернулся, чтобы уйти.

- Отец? - сказал Тристрам.

Пендергаст оглянулся.

- Я знаю достаточно о малярии. Там, в Бразилии, многие Schwдchlinge умерли от нее. У тебя не малярия.

- Что у меня, это только мое дело, – ответил он резко.

- А разве это и не мое дело тоже, раз я твой сын?

Пендергаст помедлил.

- Извини. Я не хотел так говорить. Я делаю, что могу, со своей… болезнью. Прощай, Тристрам. Надеюсь, скоро увидимся.

С этими словами он поспешно вышел из комнаты. Медсестры, ожидавшие снаружи, снова заперли дверь и проводили его обратно по коридору.

Глава 44


Тэрри Гэблер занял свое место на открытой террасе кафе Ремуар и со вздохом раскрыл газету «Ле Курье». Потребовалось меньше минуты, чтобы официантка принесла его обычный заказ – бокал «Pflumli», тарелочку холодного вяленого мяса и несколько ломтиков черного хлеба.

- Бонжур, месье Гэблер, - сказала она.

- Мерси, Анна, - ответил Гэблер с, как он надеялся, победной улыбкой. Она отошла, и он наблюдал за покачиванием ее бедер долгим взглядом. Затем он обратил внимание на «Pflumli», взял бокал и сделал глоток, вздохнув от удовольствия. За год до этого он ушел в отставку со своей должности госслужащего, и для него вечерний аперитив в придорожном кафе стал чем-то вроде ритуала. Особенно ему нравилось кафе Ремуар – хотя с него и не открывался вид на озеро, оно было одним из немногих оставшихся в Женеве традиционных кафе, а также, учитывая расположение, в центре города на Place-du-Cirque, оно было идеальным местом для наслаждения городской суетой.

Он сделал еще один глоток бренди, аккуратно сложил газету на третьей странице, и огляделся. В это время кафе было заполнено обычным контингентом – туристами, бизнесменами, студентами и маленькими стайками сплетничающих женщин. Улица была загружена, мимо проносились машины, люди семенили тут и там. До праздника Fetes de Genиve оставалось совсем немного и отели города уже были заполнены людьми, ожидающими всемирно известного фейерверка.

Он аккуратно положил кусок вяленого мяса на хлеб, поднес к губам и собирался откусить, когда внезапно, с громким скрежетом тормозов, машина подлетела к бордюру в четырех футах от того места на террасе, где он находился. Это была не просто какая-то машина. Она выглядела как нечто из будущего – низкая посадка, одновременно гладкая и угловатая, кажется, слепленная из одного куска огненно-красного граната. Массивные колесные диски доходили до верха приборной панели, едва видной за тонированным черным стеклом. Гэблер никогда не видел такого автомобиля. Бессознательно, он отложил кусок хлеба и уставился на это зрелище. Он увидел эмблему Ламборджини на агрессивном капоте, где должна была быть решетка.

Водительская дверь поднялась наверх, как крыло, и оттуда вышел мужчина, не заботясь об автомобильном движении – проезжающая машина чуть не наехала на него, резко объехав и возмущенно посигналив. Водитель не обратил на это никакого внимания. Он захлопнул дверь машины и направился ко входу в кафе. Гэблер оглядел его. Выглядел человек также необычно, как и его машина – одет в строго скроенный черный костюм, белую рубашку и дорогой галстук. Он бы очень бледным – бледнее, чем любой, кого когда-либо встречал Гэблер. Его глаза были темными и с синяками, походка была осторожной и шатающейся, словно у пьяного, пытающегося не показывать этого. Гэблер видел, что он быстро переговорил с персоналом внутри. Затем он снова вышел и уселся на террасе в нескольких столиках подальше. Гэблер сделал еще один глоток Pflumli, вспомнил про хлеб с мясом, который он соорудил для себя, откусил от него, стараясь откровенно не пялиться на незнакомца. Краем глаза он увидел, что тому принесли то-то похожее на абсент, который только недавно был разрешен в Швейцарии.

Гэблер взял газету и принялся за чтение третьей страницы, время от времени позволяя себе взглянуть на мужчину за несколько столов от него. Тот сидел неподвижно, как камень, ни на что и ни на кого не обращая внимания, уставившись бледными глазами вдаль, изредка моргая. Он поднес бокал абсента к губам. Гэблер заметил, что рука мужчины дрожала и он поставил стеклянный бокал на стол с грохотом.

Бокал быстро опустел, и он заказал еще. Гэблер ел хлеб, пил Pflumli, читал Ле-Курье, в итоге, занимаясь своими привычными делами, он на какое-то время забыл про незнакомца.

И тут произошло нечто, привлекшее его внимание. Чуть дальше Place du Cirque Гэблер увидел офицера дорожной полиции, который медленно шел в их сторону. Он нес штрафные квитанции и осматривал каждый припаркованный автомобиль. Время от времени, когда он подходил к неправильно припаркованному автомобилю, или к тому, чье время на счетчике истекло, он останавливался, улыбался с чувством собственной удовлетворенности, заполнял квитанцию и подсовывал его под щетку стеклоочистителя.

Гэблер взглянул на Ламборджини. Правила парковки в Женеве были запутанными и строгими, но этот автомобиль явно был припаркован неправильно.

Офицер уже подходил к террасе. Гэблер оглянулся, уверенный, что человек в черном уже поднялся и идет переставлять машину, пока проверяющий не добрался до нее. Но нет – он оставался на месте, время от времени потягивая свой напиток.

Офицер подошел к Ламборджини. Он был невысоким, пухлым, с красноватым лицом и жирными белыми волосами, вьющимися из-под фуражки. Автомобиль был настолько явно неправильно припаркован – втиснувшийся в узкое место под залихватским углом, демонстрируя полное безразличие, даже презрение к власти и порядку, что улыбка офицера становилась шире и все более самодовольной, чем обычно, пока он облизывал палец и открывал штрафную квитанцию. Он заполнил ее, подписал и сунул под щетку стеклоочистителя – она была спрятана под капотом и потребовалось некоторое время, чтобы ее найти.

Только теперь, когда дорожный полицейский двинулся дальше, человек в черном встал из-за стола. Выйдя с террасы, он подошел к офицеру и встал между ним и следующей машиной. Не говоря ни слова, он вытянул палец и указал на Ламборджини.

Полицейский посмотрел на него, на машину и опять на него.

- Est-ce que cette voiture vous appartient? (этот автомобиль принадлежит вам? – фр.) – спросил он.

Мужчина медленно кивнул.

- Monsieur, elle est…

- Говорите на английском, пожалуйста. – сказал человек с американским акцентом. Гэблер узнал южный акцент.

Как и большинство жителей Женевы, полицейский хорошо говорил на английском. Со вздохом, словно это было очень тяжело, он перешел на другой язык:

- Хорошо.

- Похоже, я неправильно припарковал машину. Как вы можете заметить, я здесь чужой. Пожалуйста, позвольте мне переставить машину и давайте забудем про штраф.

- Простите, - ответил офицер, хотя в его тоне не было сожаления. – Штраф уже выписан.

- Я это заметил. И что за отвратительный поступок, скажите на милость, я совершил?“

- Месье, вы припарковались в синей зоне.

- Все здесь тоже припаркованы в синей зоне. Так что я подумал, что парковка в синей зоне разрешена.

- А! – сказал офицер, будто отметил важный момент в философской беседе, - Но на вашем автомобиле нет парковочного талона.

- Что?

- Парковочного талона. Вы не можете парковаться в синей зоне без талона, на котором указано время, когда вы приехали.

- В самом деле. Парковочный талон. Как странно. И как я, не местный житель, должен узнать об этом?

Полицейский посмотрел на него с бюрократическим презрением:

- Месье, как посетитель нашего города, вы должны знать и соблюдать мои правила.

- «Мои» правила?

- Офицер выглядел слегка раздосадованным: - Наши правила.

- Понятно. Даже если эти правила странные, ненужные, и, в конечном счете, пагубные?

Маленький полицейский нахмурился. Он выглядел растерянным, неуверенным. – Закон есть закон, месье. Вы нарушили его, и…

- Минуту, - Американец положил руку на запястье офицера, останавливая его. – Какой штраф полагается за это нарушение?

- Сорок пять швейцарских франков.

- Сорок пять швейцарских франков, - по-прежнему преграждая путь мужчине, американец полез в карман пиджака и с наглой медлительностью достал бумажник и отсчитал деньги.

- Я не могу взять деньги, месье, - сказал полицейский. – Вы должны пойти в …

Внезапно, американец яростно начал рвать купюры. Сначала пополам, потом еще раз пополам, потом снова и снова, пока ничего не осталось, кроме крошечных квадратиков. Он бросил их в воздух, как конфетти, так, что они упали на фуражку и плечи полицейского. Гэблер смотрел на это, разинув рот. Прохожие и люди на террасе были также поражены странным зрелищем.

- Месье, - сказал офицер, с краснеющим лицом. – Вы явно в состоянии алкогольного опьянения. Я прошу вас не садиться за руль, или…

- Или что? – сказал американец презрительно. – Выпишете мне штраф, за мусор, в состоянии опьянения? Смотрите, сэр, я перейду улицу прямо здесь. Потом вы можете выписать мне штраф за переход дороги в состоянии опьянения. Но нет, дайте угадать, у вас нет полномочий, для таких штрафов! Для этого ведь нужен будет настоящий полицейский. Как грустно за вас! Скинь и клюв твой вынь из сердца! Прочь лети в ночной простор!

Собрав все свое достоинство, пухлый офицер достал сотовый телефон и стал набирать номер. Американец, увидев это, резко изменил свое внезапно возникшее мелодратаматическое настроение, снова полез в карман пиджака, на этот раз, вытаскивая другой бумажник. Гэблер увидел в нем изображение, напоминающее щит. Он быстро показал его полицейскому, потом сунул бумажник обратно в карман.

Сразу же манеры офицера изменились. Напыщенность, официоз и бюрократическое поведение прекратилось. – Сэр, - сказал он. – Надо было вам сразу сказать. Если бы я знал, что вы здесь по делам, я бы не стал выписывать штраф. Однако, это не оправдывает…

Американец наклонился к маленькому полицейскому: - Вы не поняли. Я здесь неофициально. Я всего лишь путешественник, который остановился выпить на посошок по дороге в аэропорт.

Офицер покачал головой и отошел. Он повернулся к Ламборджини и штрафной квитанции, которая медленно покачивалась на ветру, который дул на Place du Cirque. – Позвольте мне, месье, убрать квитанцию, но я должен попросить вас…

- Не убирайте ее! – рявкнул американец. – Не трогайте!

Офицер повернулся, теперь основательно напуганный и растерянный: «Месье? Я не понимаю».

- Не понимаете? – отозвался голос, который становился холоднее с каждым словом. – Тогда позвольте мне объяснить это в терминах, которые, я надеюсь, будут понятны даже людям с жалкими умственными способностями! Я решил, что хочу оставить этот штраф, Гудман Лизоблюд! Я собираюсь оспорить этот штраф в суде! И, если я не ошибаюсь, это значит, что вы тоже должны будете явиться в суд. Мне доставит огромное удовольствие указать судье, адвокатам и всем остальным собравшимся, на то, какая же вы позорная человеческая тень! Тень? Я преувеличиваю! Тень, по крайней мере, может быть выше, намного выше! Но вы – лилипут, засохший телячий язык, прыщ на заднице человечества! – Внезапным движением, американец сбил с полицейского фуражку. – Посмотрите на себя! Вам же все шестьдесят лет! И вы все еще здесь, до сих пор выписываете штрафы за парковку, точно так же, как и десять лет назад, и двадцать лет назад, и тридцать лет назад! Вы, наверно, прекрасно работаете, так необыкновенно эффективно, что ваше начальство просто не смеет повышать вас! Отдаю честь вашей удивительной, всеобъемлемой пресности! Человек – это просто шедевр, в самом деле! И все же, я чувствую, вы не совсем довольны вашим положением – тот алкогольных дух, который я явно чувствую от вас, намекает на то, что вы частенько выпиваете. Будете отрицать это? Полагаю, нет! И вашей жене это не особо нравится. О, я вижу в ваших затравленных чертах лица, ваше издевательское чванство, которое, однако, пропадает перед тем, кто сильнее вас, настоящий Уолтер Митти! Ну, а если вас утешит, я могу, по крайней мере, предсказать, что будет написано на вашем надгробии: С вас сорок пять франков! Теперь, будьте добры, отойдите от моей машины, и я просто пойду в ближайший полицейский участок, чтобы… чтобы…

Во время этой тирады, лицо американца потускнело, стало потерянным, осунувшмся и серым. На висках появились капли пота. Он запнулся, провел ладонью по лбу; помахал рукой перед носом, как будто отмахивался от какого-то запаха. Гэблер заметил, что все кафе, даже вся улица замолчала, наблюдая за разыгрывавшейся перед ними странной драмой. Человек этот был или пьян или под наркотиками. Теперь он двинулся нетвердой походкой в сторону Ламборджини, офицер быстро отступил перед ним. Американец потянулся к дверной ручке, попытался схватить ее слепым, размахивающим движением – и промахнулся. Он шагнул вперед, качнулся, удержался на ногах, снова покачнулся, а затем рухнул на тротуар. Кто-то закричал о помощи, некоторые встали из-за своих столов. Гэблер тоже вскочил, опрокинув стул. К его удивлению и ужасу, он даже не понял, что только что пролил свой наполовину полный стакан Pflumli на штанину своих хорошо отутюженных брюк.

Глава 45

Лейтенант Питер Англер сидел за столом своего кабинета в двадцать шестом участке. Все толстые пачки документов были раздвинуты по четырем углам стола, а центр он оставил пустым за исключением трех предметов: серебряной монеты, куска дерева, и пули.

В каждом расследовании наступало время, когда Англер чувствовал, что события достигли переломного момента. На случай именно таких моментов у него был маленький ритуал, который он всегда проводил: из запертого ящика стола он доставал эти три реликвии и по очереди рассматривал их. Каждая, по-своему, стала важной вехой в его жизни – так же, как и на службе каждое раскрытое им дело становилось своего рода его собственной вехой в миниатюре – и он, с удовольствием размышлял об их значимости.

В первую очередь он поднял монету. Это был старый Римский динарий, отчеканенный в 37 году нашей эры, с Калигулой на лицевой стороне монеты и с Агриппиной Старшей на обороте. Англер приобрел эту монету после того, как его диссертация об императоре – медицинский и психологический анализ преобразований внесенных Калигулой под действием его тяжелого заболевания, и роль недуга в его превращении из относительно доброго правителя в безумного тирана – выиграла первый приз премии Брауна в выпускном классе. Монета была очень дорогой, но почему-то он чувствовал, что просто обязан владеть ею.

Положив монету на стол, он поднял кусок дерева. Изначально кривой и грубый, он сам отшлифовал и сгладил его, пока тот не стал по размерам едва ли больше, чем карандаш, потом Англер залакировал его так, чтобы он ярко блестел при офисном освещении. Кусок был частью первой великовозрастной секвойи, которую он, в качестве экологического активиста во времена своей юности, спас от лесозаготовительных компаний. Он оставался на верхнем ярусе дерева почти три недели, до тех пор, пока лесорубы, наконец-то сдавшись, переехали на другое место. Когда он спустился с дерева, то отломал небольшую сухую ветку на память о победе.

Наконец, он потянулся к пуле. Она был согнута и деформирована от удара о его левую голень. Он никогда не обсуждал на работе или вне нее, тот факт, что он получил ранение; никогда не носил или не демонстрировал Полицейский Боевой Крест, который он получил за проявленный героизм. Несколько человек, работающих с ним, даже не знали, что он был ранен при исполнении служебных обязанностей. Это не имело значения. Англер повертел пулю в руках, потом опустил ее на рабочий стол. Он сам знал, и этого было более чем достаточно.

Он аккуратно сложил вещи обратно в ящик и запер его, затем поднял трубку и набрал номер секретаря департамента. – Пригласите их, - сказал он.

Минуту спустя дверь открылась, и вошли трое мужчин: сержант Слейд и два дежурных сержанта, назначенных на расследование убийства Альбана. - Докладывайте, пожалуйста, - сказал Англер.

Один из них вышел вперед. - Сэр, мы закончили изучение записей Управления Безопасности на транспорте.

- Продолжайте.

- Как вы и поручили, мы просмотрели все доступные записи за период времени в восемнадцать месяцев, в поисках любых свидетельств того, что жертва могла совершить поездки по США, помимо четвертого июня этого года. И мы нашли такие упоминания. Жертва, используя то же самое фальшивое имя Тапанес Ландберг, въехал в страну из Бразилии примерно год назад, семнадцатого мая, отметившись в аэропорту Джона Кеннеди. Пять дней спустя, двадцать второго мая, он вернулся в Рио.

- Что-нибудь еще?

- Да, сэр. Используя данные Агентства Национальной Безопасности, мы обнаружили, что мужчина, используя то же имя и паспорт, летал из Ла-Гуардии в Олбани восемнадцатого мая, и обратно - двадцать первого мая.

- Фальшивый бразильский паспорт, - сказал Англер. – Он, должно быть, был отличного качества. Интересно, откуда он его взял?

- Без сомнения такие вещи легче достать в такой стране, как Бразилия, чем здесь, - ответил Слейд.

- Несомненно. Что-нибудь еще?

- Нет, это все, сэр. В Олбани след простыл. Мы проверили все возможные пути его следования через местные правоохранительные органы, туристические фирмы, автобусные терминалы, региональные аэропорты и авиакомпании, гостиницы, компании по прокату автомобилей. И не нашли никаких записей о Тапанесе Ландберге, пока он не сел на обратный самолет в Ла-Гуардию двадцать первого мая, а оттуда на следующий день в Бразилию.

- Спасибо. Отличная работа. Вы свободны.

Англер подождал, пока эти двое покинут кабинет. Затем он кивнул Слейду и указал мужчине на стул. Из одной стопки бумаг, которые разместились по краям стола, он достал большую пачку негабаритных карточек. Они содержали информацию о Пендергасте, с энтузиазмом найденную сержантом Слейдом за последние несколько дней.

- Зачем наш друг Альбан ездил в Олбани? - спросил Англер.

- Понятия не имею, - ответил Слейд. - Но я держу пари, что эти две поездки связаны.

- Это маленький городок. Аэропорт и Центральный автобусный вокзал объединены административным портовым залом ожидания. Альбану было бы трудно замести там свои следы.

- Откуда ты знаешь так много об Олбани?

- У меня есть родственники на северо-западе, в Колони, - Англер снова обратил свое внимание на карточки. - Ты дотошный парень. В другой жизни, ты мог бы стать превосходным журналистом разоблачителем.

Слейд улыбнулся.

Англер медленно перетасовывал карточки. – Налоговая декларация Пендергаста и учет его имущества. Могу представить, как трудно ее было заполучить.

- Пендергаст - весьма закрытая личность.

- Я вижу, что он владеет четырьмя объектами недвижимости: двумя в Нью-Йорке, одним в Новом Орлеане, и еще одним неподалеку. Тот, что в Новом Орлеане – это автостоянка. Странно.

Слейд пожал плечами.

- Я не удивлюсь, если ему также принадлежит оффшорная недвижимость.

- И я бы не удивился этому. Я боюсь, что возникнут затруднения, если я продолжу дальше рыть в этом направлении, сэр.

- Уверен, это не относится к делу, - Англер отложил эти карточки, и стал изучать другой комплект. - Его послужной список арестов и обвинительных приговоров, - он просмотрел их. - Впечатляет. Действительно, очень впечатляет.

- В статистике, которую я нашел, наиболее интересным стало то, что несколько подозреваемых погибли в процессе задержания.

Англер поискал эту статистику, нашел ее и удивленно приподнял брови. Затем он продолжил свое изучение. - Я вижу, что Пендергаст имеет почти столько же официальных выговоров, сколько и благодарностей.

- Мои друзья в Бюро говорят, что его персона противоречива. Одинокий волк. Он достаточно обеспечен, получает жалование один доллар в год только для того, чтобы все было официально. В последние годы высшие эшелоны ФБР придерживаются в отношении него политики невмешательства, учитывая его успешность, так как он не делает ничего слишком вопиющего. Судя по всему, у него есть могущественный, невидимый друг, большая шишка в Бюро – может быть и не один.

- Хммм, - еще несколько просмотров карточек. - Служил в спецназе. Что именно он там делал?

- Засекречено. Все, что я узнал, это то, что он получил несколько медалей «За мужество» под обстрелом и выполнял некие тайные операции высшего значения.

Англер сложил карточки в стопку, потом выровнял их, постучав ребром по рабочему столу, и отложил в сторону. – Сбило ли тебя с толку это все, Лумис?

Слейд вернул взгляд Англера. - Да.

- Меня тоже. Что же это все значит?

- Вся эта история дурно пахнет... сэр.

- Наверняка. Ты это знаешь, и я это знаю. И мы уже это знаем некоторое время. Отсюда и все это, - и Англер погладил стопку карточек. - Давай все проясним. Последний раз, когда Пендергаст видел своего сына живым – по его собственному признанию – было восемнадцать месяцев назад, в Бразилии. Год назад Альбан под вымышленным именем ненадолго вернулся в США, поездил по северной части штата Нью-Йорк, потом вернулся в Бразилию. Около трех недель назад он приехал в Нью-Йорк и на этот раз был убит по неизвестной причине. В его теле был найден кусок бирюзы. Агент Пендергаст утверждает, что этот кусок бирюзы привел его в Солтон Фонтенбло, где на него якобы напал тот же человек, который выдавал себя за ученого, и который, возможно, убил лаборанта в музее. Неожиданно, после отказа сотрудничать и уклонения от расследования, Пендергаст становится приветливым... и это случилось, как только он узнал, что мы нашли «Тапанеса Ландберга». Но затем, после того, как он вывалил нам кучу сомнительной информации, он опять замолчал, прекратив сотрудничество. Например, ни он, ни лейтенант Д'Агоста не удосужились рассказать нам, что липовый профессор покончил с собой в тюрьме Индио. Мы должны были узнавать это сами. И когда мы послали сержанта Доукинса изучить Фонтенбло, он вернулся, сообщив, что изнутри это место выглядит так, как будто его не посещали в течение многих лет, и этот город не мог стать сценой недавней схватки. Вы совершенно правы, Лумис – это дело попахивает. А если быть точным, то воняет до небес. Неважно, какие аргументы рассматривать, я прихожу к одним и тем же выводам: Пендергаст отправляет нас то по одному ложному следу, то по другому. И я могу найти только одну причину для этого – он сам является соучастником смерти своего сына. И потом, есть еще вот что, - наклонившись вперед, Англер вытащил статью на португальском языке из одной стопки бумаг на столе. - Репортаж одной бразильской газеты, туманный и непроверенный, который описывает бойню, которая произошла в джунглях с участием неназванного гринго описано здесь как мужчина «de rosto palido».

- «De rosto palido»? Что это значит?

- Бледный ликом.

- Святое дерьмо.

- И все это произошло полтора месяца назад – именно тогда, когда Пендергаст сам находился в Бразилии.

Англер положил газету на стол. - Эта статья привлекла мое внимание этим утром. Это ключ, Лумис – я чувствую это. Ключ ко всем тайнам, - он откинулся на спинку стула и взглянул на потолок. – Я считаю, что есть только один отсутствующий фрагмент. Только один. И когда я найду этот фрагмент... тогда я и поймаю его.

Глава 46

Констанс Грин шла по отражающему свет коридору на пятом этаже женевской частной клиники Ла Коллин, ее сопровождал доктор в халате.

- Как бы вы охарактеризовали его состояние? - спросила она на чистейшем французском языке.

- Было очень трудно поставить диагноз, мадемуазель, - ответил доктор. - Это нечто чуждое нашему опыту. Мы - многопрофильная клиника. Полтора десятка специалистов были созваны, чтобы обследовать пациента. Результаты консультаций и тесты... озадачивают. И они противоречивы. Некоторые сотрудники считают, что он страдает от неизвестного генетического расстройства. Другие думают, что он был отравлен или страдает абстинентным синдромом от нескольких веществ или наркотиков – в крови были найдены необычные компоненты, но они не соответствуют каким-либо известным веществам в наших базах данных. Еще несколько специалистов считают, что проблема должна быть, по крайней мере, частично психологической – но никто из них не может отрицать ее острые физические проявления.

- Какие препараты вы используете для лечения этого заболевания?

- Мы не можем лечить его фактическое состояние, пока у нас диагноза. Мы контролируем боль трансдермальными пластырями с фентанилом. Сома как мышечный релаксант. И бензодиазепин для успокоительного эффекта.

- Какой бензо?

- Клонопин.

- Это довольно серьезный коктейль, доктор.

- Так и есть. Но до тех пор, пока мы не знаем, что является причиной, мы можем лечить только симптомы – если бы мы не делали и этого, нам бы пришлось использовать удерживающие ремни

Врач открыл дверь и пропустил Констанс вперед. Перед ней лежала современная, чистая и функциональная палата с односпальной кроватью. Многочисленные мониторы и медицинские приборы окружали кровать, одни мигали, сообщая текущие жизненные показатели на ЖК-экраны, другим пищали устойчивым ритмом. В дальнем конце комнаты шел непрерывный ряд окон, с синей тонировкой, что выходили на Авеню-Де-Бау-Сежур.

На кровати лежал специальный агент Алоизий Пендергаст. К его вискам были прикреплены датчики; в сгиб руки был вставлен катетер; манжета, измеряющая кровяное давление, была зафиксирована на одной руке и датчик кислорода закреплен на кончике пальца. Уединенный экран располагался на подвесных кольцах у подножия кровати.

- Он говорит очень мало, - сказал доктор. - А то, что говорит, имеет мало смысла. Если вы можете дать нам какую-либо информацию, которая может помочь, мы будем вам благодарны.

- Спасибо, доктор, - сказала Констанс, кивнув. - Я сделаю все возможное.

- Мадемуазель, - и на этом врач слегка поклонился, повернулся и вышел из палаты, тихо закрыв за собой дверь.

Констанс постояла мгновение, глядя на закрытую дверь. Потом, разглаживая свое платье взмахами руки, она присела на единственный стул, расположенный рядом с кроватью. Хотя никто не мог быть хладнокровнее, чем Констанс Грин, то, что она увидела, тем не менее, глубоко обеспокоило ее. Лицо агента ФБР было ужасного серого цвета, а его белокурые волосы растрепались и потемнели от пота. Точеные линии лица были размыты выросшей за несколько дней бородой. Он, казалось, излучал лихорадку. Его глаза были закрыты, но она могла рассмотреть, что глазные яблоки движутся под посиневшими веками. Пока она смотрела, его тело напряглось, как будто от боли, сжимаясь в судорогах; потом расслабилось.

Она наклонилась вперед, положив руку поверх его сжатого кулака. - Алоиз, - сказала она тихим голосом. - Это Констанс.

Мгновение не было ответа. Затем кулак расслабился. Голова Пендергаста повернулась на подушке. Он пробормотал что-то непонятное.

Констанс нежно сжала его руку. - Прости?

Пендергаст открыл рот, чтобы заговорить, глубоко, прерывисто вздохнув. – Пусть недостойный, - пробормотал он. – Бьется со мной. Я убит рукой злодея.

Констанс перестала сжимать его руку.

Еще один спазм прошел через тело Пендергаста. - Нет, - сказал он тихим, сдавленным голосом. - Нет, ты не должна. Портал в ад... отойди... отойди, пожалуйста ... не смотри... в раскрытый горящий глаз...!

Его тело расслабилось, и он замолчал на несколько минут. Затем он снова шевельнулся. - Это неправильно, Тристрам, - произнес он, теперь его голос стал яснее и более отчетливым. - Он никогда не изменится. Я боюсь, что ты заблуждаешься.

На этот раз молчание было гораздо дольше. Медсестра пришла, проверила жизненные показатели Пендергаста, заменила трансдермальный пластырь на свежий, и вышла. Констанс оставалась в кресле, неподвижная, как статуя, ее рука так и продолжала лежать на руке Пендергаста. Все-таки – в конечном итоге – его глаза с трепетом открылись. На мгновение взгляд оставался мутным, рассеянным. Затем, моргая, он обследовал больничную палату. Наконец, он остановился на ней.

- Констанс, - произнес он шепотом.

В ответ она снова сжала его руку.

- Мне... снился кошмар. Казалось, что он никогда не закончится.

Его голос был сухим и тихим, как ветерок над мертвыми листьями, и ей пришлось наклониться ближе, чтобы разобрать слова.

- Ты цитировал либретто «Дон Жуан», - сказала она.

- Да. Я... считал себя Командором.

- Для меня сновидение о Моцарте не звучит как кошмар.

- Я... – секунду его губы издавали только тишину, прежде чем продолжить. - Я не люблю оперу.

- Там было что-то еще, - сказала Констанс. – Что-то, что звучало похоже на кошмар. Ты упомянул ворота в ад.

- Да. Да. Мои кошмары переплелись еще и с воспоминаниями.

- А потом ты упомянул Тристрама. Какую ошибку он совершил?

На это Пендергаст только покачал головой.

Констанс ждала, что он снова ускользнет из сознания. Десять минут спустя, он пошевелился, снова открыв глаза.

- Где я? - спросил он.

- В больнице в Женеве.

- Женева, - вздох. - Конечно.

- Из чего я могу заключить, что ты испортила день нескольким клеркам.

- Я припоминаю. Он действительно очень настаивал на предоставлении мне билета. Я вела себя с ним ужасно. Я боюсь, что... не выношу мелких чиновников, - еще одна пауза. - Это одна из моих многочисленных дурных привычек.

Когда он снова замолчал, Констанс – теперь уверенная, что он находился в сознании – рассказала ему о последних событиях, всё, что Д'Агоста сообщил ей: самоубийство нападавшего в тюрьме Индио, лицо мужчины, измененное пластической хирургией, реконструкция его первоначального облика и открытие его истинной личности. Она также передала открытие Д'Агосты, из материалов дела Англера, что Альбан, когда въехал в страну под именем Тапанес Ландберг, за год до этого совершил краткую поездку на север штата Нью-Йорк, прежде чем вернуться в Бразилию. Пендергаст слушал все это с интересом. Один или два раза, в его глазах вспыхивала былая искра, которую она так хорошо помнила. Но когда она закончила, он закрыл глаза, отвернулся и опять погрузился в бессознательное состояние.

Когда он снова проснулся, была ночь. Констанс, которая не оставляла его, ждала, что он заговорит.

- Констанс, - начал он, голос его звучал тихо, как и прежде. - Ты должна понимать, что порой, мне становится трудно... сохранять свою связь с реальностью. Она приходит и уходит, как и боль. В настоящее время, например, для того чтобы просто общаться с тобой в сознательном виде требуется вся моя концентрация. Итак, позвольте мне сказать тебе, что я должен сказать, настолько кратко насколько это возможно.

Констанс слушала, оставаясь очень тихой.

- Я сказал тебе что-то непростительное.

- Я простила тебя.

- Ты слишком щедра. Практически с самого начала, когда я надышался лилиями в той странной газовой камере для животных в Солтон-Си, я почувствовал, что произошло: прошлое моей семьи вернулось, чтобы преследовать меня. В виде кого-то повернутого на мести.

Он сделал несколько неглубоких вдохов.

- То, что сделал мой предок Иезекия, было преступлением. Он создал эликсир, который фактически был ядом, вызывающим привыкание, который убил множество людей и разрушил жизни других людей. Но это было так... так давно в прошлом... - передышка. - Я знал, что со мной происходит – и ты тоже это распознала. Но в то же время я просто не мог вынести твоей жалости. Как я и надеялся, последствия первоначальной стадии продержалась не долго и быстро исчезли. Я предпочел даже не думать об этом. Отсюда и мое отвратительное замечание в твой адрес в музыкальной комнате.

- Пожалуйста, не останавливайся на этом.

Он впал в молчание. В темной комнате, освещенной только медицинским оборудованием, Констанс не был уверен, что он еще не спит.

- Лилии начали гнить, - произнес он.

- Ах, Алоизий, - сказала она.

- Есть нечто похуже, чем страдания. Это то, что мне не хватает ответов. Этот вычурный заговор в Солтон-Си несет в себе все признаки того, что его организовал Альбан. Но кто с ним работал, и почему они убили его? И... как я могу вынести это, погружаясь в безумие?

Теперь Констанс стиснула его руку двумя своими. - Там должно быть лекарство, противоядие. Мы справимся с этим вместе.

В темноте Пендергаст покачал головой. - Нет, Констанс. Нет никакого лекарства. Ты должна уйти. Я полечу домой. Я знаю частных врачей, которые смогут поддерживать меня как можно в более комфортных условиях, пока не придет конец.

- Нет! - воскликнула Констанс, ее голос прозвучал громче, чем она предполагала. - Я никогда не оставлю тебя.

- Я не хочу, чтобы ты видела меня... таким.

Она встала и склонилась над ним. - У меня нет выбора.

Пендергаст слегка сдвинулся под одеялом. - У тебя всегда есть выбор. Прошу выполнить мою просьбу, что ты не увидишь меня при смерти. Как тот мужчина в Индио.

Усталым движением она склонилась над поверженным страдальцем и поцеловала его в лоб. - Мне очень жаль. Но мой выбор - бороться до конца. Потому что…

- Но…

- Потому что ты другая половина моего сердца, -пробормотала она. Констанс снова присела, взяла его за руку, и больше не заговорила.

Глава 47

Офицер полиции припарковал машину на обочине. - Мы на месте, сэр, - сказал он.

- Вы уверены? – спросил лейтенант Д'Агоста, глядя в пассажирское окно.

- Сорок один двадцать семь Колфакс-Авеню. Неужели я ошибся адресом?

- Нет, все правильно, именно он.

Д'Агоста был удивлен. Он ожидал увидеть трейлерный парк или мрачную квартиру, затерянную в бедных районах. Но этот дом на пляже Миллер в районе Гэри штат Индиана, был хорошо ухожен, и – хотя это могло показаться незначительным – был свежевыкрашен, а газон на лужайке был аккуратно подстрижен. Маркетт-парк находился всего в нескольких кварталах отсюда.

Д'Агоста повернулся к полицейскому Гэри. - Не могли бы вы для меня снова пройтись по его досье? Просто в моей голове столько всего накопилось.

- Конечно, - полицейский расстегнул кейс и достал компьютерную распечатку. - Он почти чист. Пару штрафов, один за превышение скорости - ехал тридцать восемь при ограничении в тридцать, другой - за езду по обочине.

- Езда по обочине? – спросил Д'Агоста. - Вы выписываете здесь штрафы за это?

- По указанию последнего начальника мы так и делаем. Он был тем еще крепким орешком, - полицейский снова заглянул в досье. – Единственное из того, что у нас на него есть и имеет хоть какой-то смысл, это то, что он был арестован во время облавы на известный бандитский притон. Но он был чист – ни наркотиков, ни оружия – и поскольку у него не было никаких других связей или отношений с мафией, о которых мы бы знали, против него не были выдвинуты обвинения. Четыре месяца спустя его жена заявила об исчезновении, - полицейский вернул досье в кейс. - Вот и все. Учитывая возможные связи с мафией, мы решили, что он был убит. Он нигде не всплывал ни живым, ни мертвым - ни тела, ничего. В конечном итоге дело было отложено как глухарь.

Д'Агоста кивнул. - Позвольте мне провести разговор, если вы не возражаете.

- Чувствуйте себя, как дома.

Д'Агоста взглянул на часы: полседьмого. Затем он открыл дверь машины и с ворчанием тяжело выгрузил себя.

Он следовал за патрульным по тротуару и подождал, пока тот нажмет дверной звонок. Спустя несколько минут в дверях появилась женщина. За свою многолетнюю практику Д'Агоста научился уделять внимание деталям: пять футов, шесть дюймов, 140 фунтов, брюнетка. Она держала тарелку в одной руке, тряпку в другой, и была одета в брючный костюм, поношенный, но чистый и хорошо отглаженный. Когда она увидела офицера, взгляд лейтенанта оценивающе скользнул по ее лицу, и отметил на нем смешение тревоги и надежды.

Д'Агоста вышел вперед. - Мэм, вы Кэролин Рудд?

Женщина кивнула.

Д'Агоста сверкнул значком. – Я - лейтенант Винсент Д'Агоста из Нью-Йоркской полиции, а это офицер Гектор Ортильо полиция Гэри. Я хотел бы попросить вас уделить нам несколько минут вашего времени.

Возникло только мимолетное колебание. - Да, - сказала женщина. - Да, конечно. Входите. Она открыла дверь и провела их в небольшую гостиную. Мебель была, опять же, старой и функциональной, но в хорошем состоянии и безупречно чистой. В очередной раз Д'Агоста получил яркий образ домашнего хозяйства, которое находится в трудном материальном положении, но манеры и вежливость в нем все еще соблюдаются.

Миссис Рудд предложила им присесть. – Хотите лимонад? - спросила она. - Кофе?

Оба мужчины отказались, покачав головами.

Со стороны лестницы, ведущей на второй этаж, послышались какие-то звуки, и появились два любопытных личика: мальчик, примерно двенадцати лет, и девочка на пару лет младше.

- Хоуи, - сказала женщина, - Дженнифер. Я просто хочу немного пообщаться с этими господами. Не могли бы вы, пожалуйста, вернуться наверх и закончить домашнее задание? Я скоро приду.

Двое детей молча рассматривали копов широко раскрытыми глазами. Через несколько секунд они затопали наверх и скрылись из виду.

- Если вы меня извините, я просто унесу это блюдо, - женщина ретировалась на кухню, затем вернулась и села напротив Д'Агосты и офицера Гэри.

- Что я могу сделать для вас? - спросила она.

- Мы пришли поговорить с вами о вашем муже, - пояснил Д'Агоста. - Ховард Рудд.

На несколько мгновений ее лицо засветилось надеждой гораздо сильнее. - О! - сказала она. – У вас... есть какие-то свежие известия? Он жив? Где он?

Рвение, с которым эти слова были произнесены, удивило Д'Агосту настолько же, если не больше, как и внешний вид дома. За последние несколько недель он разработал четкий портрет человека, который напал на агента Пендергаста и, скорее всего, убил Виктора Марсала: бандитская сволочь без морали, продажный сукин сын с немногими, если вообще какими-либо ценностями. Когда Терри Бономо и программа распознавания лиц полиции Нью-Йорка идентифицировали этого мужчину, как Ховарда Рудда, проживающего в последнее время в Гэри, штат Индиана, Д'Агоста был уверен, что именно он найдет, когда вылетел поговорить с женой этого человека. Но надежда в ее глазах заставила его пересмотреть свои предположения. Он вдруг почувствовал, что не уверен, как подойти к этому вопросу.

- Нет, мы не «нашли» его. Не совсем. Причина, по которой я здесь, миссис Рудд, это то, что мы хотим больше узнать о вашем муже.

Она перевела взгляд от Д'Агосты к офицеру Ортильо и обратно. - Они возобновили расследование? Я чувствовала, что они прекратили его слишком рано. Я хочу помочь вам. Просто скажите мне, что я могу сделать.

- Хорошо, вы можете начать, рассказав нам, что за человек он был. Как отец и как муж.

- Есть, - сказала она.

- Простите?

- Что за человек он есть. Я знаю, полиция считает, что он мертв, но я уверена, что он где-то там и жив. Я чувствую это. Он бы не ушел, если бы у него не было уважительной причины. Когда-нибудь он вернется – и объяснит, что произошло и почему.

Дискомфорт Д'Агосты возрос. Убежденность в голосе этой женщины звучала тревожно. - Если бы вы могли рассказать нам о нем, миссис Рудд.

- Что тут рассказывать? - женщина замолчала на мгновение, видимо собираясь с мыслями. - Он был хорошим мужем, преданным семьянином. Трудолюбивый, верный, замечательный отец. Никогда не увлекался выпивкой или азартными играми, не смотрел на других женщин. Его отец был священником Методистской церкви, и Ховард впитал многие его хорошие черты. Я никогда не знала никого, настолько трудолюбивого, как и он. Если он что-то начинал, то всегда доводил дело до конца… всегда. Его рабочая карьера началась с мойщика посуды в колледже. Он был боксером «Золотых перчаток» в юности. По его словам для него самым главным было сохранить свою семью. Он потел, чтобы сохранить свой магазин, как только он открылся, потел днем и ночью, даже когда ИКЕА открылась на двадцатом шоссе и бизнес иссяк. Это не его вина, что он был вынужден одолжить денег. Если бы он знал, что...

Поток слов внезапно прервался, и глаза женщины слегка расширились.

- Пожалуйста, продолжайте, - сказал Д'Агоста. - Если бы он знал, что?

Женщина заколебалась. Затем она вздохнула, взглянула на лестницу, чтобы убедиться, что дети были вне пределов слышимости, и продолжила. - Если бы он знал характер тех людей, у которых он взял в долг. Видите ли, банк посчитал, что магазин будет плохим вложением. Они не одобрили ему кредит. С деньгами пришлось туго, - она сжала руки и посмотрела на пол. - Он взял в долг у плохих людей.

Вдруг она снова посмотрела прямо на Д'Агосту, умоляюще. - Но вы не можете винить его за это – ведь так?

Д'Агоста мог только покачать головой.

- Он провел ночь, сидя за кухонным столом и глядя на стену, ничего не говоря... ох, этим он разбил мне сердце! - женщина смахнула слезу. - А потом вдруг он исчез. Просто ушел. Это было более трех лет назад. И с тех пор от него не было ни слова. Но для этого есть причина – я знаю, что есть, - дерзкий взгляд сошел с лица миссис Рудд. - Я знаю, что думает полиция. Но я не верю в это. И не поверю.

Когда Д'Агоста заговорил, голос его прозвучал мягко. – Замечали ли вы какие-либо признаки того, что он собирался уехать? Хоть что-нибудь?

Женщина покачала головой. - Нет. Ничего, кроме телефонного звонка.

- Какого звонка?

- Это была ночь перед его уходом. Телефонный звонок раздался довольно поздно. Он взял трубку на кухне. И говорил тихо – я думаю, что он не хотел, чтобы я его слышала. После этого он выглядел расстроенным. Но он не захотел поговорить со мной, не рассказал мне, о чем шла речь.

- И вы не представляете, что могло случиться с ним или где он был все это время?

Женщина снова покачала головой.

- Как вы сводите концы с концами?

- Я устроилась на работу в рекламную компанию. Я делаю для фирмы макеты страниц и проектные работы. Это обеспечивает нормальную жизнь.

- А эти люди, у которых ваш муж одолжил деньги. После того, как он исчез, поступали ли от них какие-то угрозы? Или они пытались как-то отомстить вам?

- Нет.

- У вас есть фотографии вашего мужа?

- Конечно. Совсем немного. Миссис Рудд повернулась, потянулась к небольшой группе фотографий в рамках на тумбочке, взяла одну и протянула ее Д'Агосте. Он взглянул на снимок. Это был семейное фото с родителями в середине и двумя детьми по обеим сторонам от них.

Терри Бономо справился с задачей. Мужчина на фотографии был точной копией их компьютерной реконструкции до операции.

Когда он вернул обратно фотографию, миссис Рудд вдруг схватила его за запястье. Ее хватка была на удивление сильной. - Пожалуйста, - сказала она. - Помогите мне найти моего мужа. Пожалуйста.

Д'Агоста не мог больше это терпеть. - Мэм, у меня для вас плохие новости. Ранее, я говорил вам, что мы не нашли вашего мужа. Но у нас есть тело, и я боюсь, что это может быть он.

Хватка на его запястье усилилась.

- Но нам нужен образец его ДНК, чтобы убедиться. Могли бы мы взять какую-то его личную вещь – расческу или зубную щетку? Мы ее вам вернем, конечно.

Женщина ничего не сказала.

- Миссис Рудд, - продолжал Д'Агоста, - иногда незнание может быть намного хуже, чем знание, даже если это знание оказывается очень болезненным.

В течение долгого времени женщина не двигалась. Затем, медленно, она ослабила хватку на запястье Д'Агосты. Ее руки опустились на колени. На мгновение ее взгляд стал далеким. Затем, опомнившись, она встала, подошла к лестнице, и поднялась по ней без слов.

*

Двадцать минут спустя на пассажирском сиденье полицейской машины на обратном пути в аэропорт О'Хара, с расческой Ховарда Рудда в кармане его пиджака, тщательно запечатанной в полиэтиленовый пакет, Д'Агоста горестно размышлял о том, как могут быть ошибочны предположения. Последнее, что он ожидал увидеть, это опрятный дом на Колфакс-Авеню, или верную и решительную вдову, которая жила в нем.

Рудд мог быть убийцей. Но он также, казалось, был в свое время хорошим человеком, который сделал неправильный выбор и из-за этого попал в беду. Д'Агоста видел подобное и раньше. Иногда, чем больше вы сопротивляетесь, тем глубже вы погружаетесь в дерьмо. Д'Агоста был вынужден пересмотреть свое мнение о Рудде. Теперь он понял, что Рудд очень любил свою семью, и путы, в которых он оказался – независимо от того, чем бы именно они ни были – заставили его делать ужасные вещи, в том числе изменить его внешность и личность. У лейтенанта не было сомнений в том, что рычаг воздействия, который бандиты использовали против него, была его маленькая семья.

Это сделали несколько грязных ублюдков.

Он посмотрел на полицейского Гэри. - Спасибо, офицер.

- Не стоит.

Д'Агоста снова вернул взгляд на шоссе. Это было странно – очень странно. У них был «Немо», который, скорее всего, являлся убийцей Марсалы и нападавшим на Пендергаста, как он есть... но без истории, без прошлого – за исключением того, что когда-то он был трудолюбивым, порядочным семьянином по имени Ховард Рудд. Существовал разрыв в три года между исчезновением Рудда в Гэри и его появлением в музее, притворяющимся фальшивым ученым по имени Уолдрон.

Эта ситуация оставила Д'Агосту с большим вопросом: что же, черт возьми, произошло между этими событиями?

Глава 48

Лейтенант Англер сидел в задней комнате агентства по прокату машин «Республика» в аэропорту Олбани и уныло вертел по столу карандаш, ожидая Марка Молмана – менеджера – когда тот закончит с клиентом на улице и вернется в офис. Все шло так хорошо, что казалось сном. И теперь Англер понял, что, скорее всего, это именно он и был. Сон.

По его просьбе команда подготовила списки всех, кто арендовал машину в районе Олбани в мае, когда Альбан был в городе. Англер сам изучил списки и нашел совпадение: некий Абрадес Плангент – еще одна анаграмма для Альбана Пендергаста – арендовал одну из машин «Республики» 19 мая, на следующий день после того, как он прилетел в Олбани. Англер позвонил в офис арендной организации, и вышел на связь с Марком Молманом. Да, у них была такая запись проката. Да, машина все еще состояла в активном использовании, а была доступна, хотя в настоящее время и находилась в другом агентстве в сорока километрах отсюда. Да, Молман мог организовать, чтобы автомобиль пригнали обратно в Олбани. И вот так Англер и сержант Слейд взяли служебную машину и провели три часа в дороге от Нью-Йорка до столицы штата.

Молман оказался именно тем мужчиной, который был им необходим. Бывший морской пехотинец и член клуба «Национальная стрелковая ассоциация США», он помогал им со всем энтузиазмом, на который был способен, из-за того, что когда-то хотел стать копом. Задачи, которые могли потребовать всякого рода утомительной документации, или, возможно, даже постановления суда, становились «плевым делом» в умелых руках Молмана. Он нашел записи аренды Альбана – синяя Тойота Авалон - и предоставил их Англеру. Альбан вернул машину через три дня проката, по показанию спидометра проехав только 196 миль.

Именно в этот момент Англер начал ощущать мучительное подозрение. Альбан Пендергаст имел раздражающую способность исчезать, когда пожелает, в любое время. Поставив себя на место Альбана, он решил, что молодой человек, вероятно, предпринял дополнительные шаги, чтобы скрыть свои передвижения. Он попросил Молмана перепроверить информацию системы слежения за автопарком на Тойоту на время ее аренды Альбаном. Молман был только рад снова помочь. Он вошел в систему отслеживания автомобилей «Республики» и получил доступ к бортовым записям Авалона. Догадка Англера оказалась верна: данные слежения не совпадали со спидометром. По данным системы автомобиль проехал 426 миль за время его проката Альбаном.

И это послужило причиной того, что следствие стало разваливаться на глазах. Внезапно, появилось слишком много переменных. Альбан мог как-то переделать настройки спидометра – что якобы было невозможно, но Англер не исключал, что Альбан мог найти способ. Или он мог снять бортовое отслеживающее устройство машины и установить его на другую, поменяв его позже, чтобы предоставить ложные данные. Или, может быть, он даже не потрудился поменять его обратно – он бы просто оставил другой маячок на машине, чтобы усугубить путаницу. Им нужен какой-то способ, чтобы провести различия между этими возможностями, и у него не было идей, как это сделать.

В этот момент Молман был вынужден покинуть офис, чтобы разобраться с разгневанным клиентом. И поэтому Англер угрюмо сидел, вертя карандаш. Сержант Слейд находился напротив него, молчаливый как всегда. Пока он вращал пальцами, Англер задавался вопросом, чего именно он надеялся добиться, придя сюда. Даже если он точно узнал, сколько миль проехал Альбан и какую машину он арендовал, то, что из этого? Альбан мог поехать куда угодно за эти три дня. Синих Авалонов было великое множество. А в маленьких городках, которые усеяли штат Нью-Йорк, камеры слежения были чрезвычайно редки.

Но когда Молман вошел в офис, на его лице сияла улыбка. - Черный ящик, - сказал он.

- Что это?

- Черный ящик. Регистратор данных событий. Каждый арендованный автомобиль оборудован таким.

- Неужели? - Англер знал о бортовых жучках из собственного опыта общения с полицейскими машинами, но это было нечто новое для него.

- Конечно. Уже в течение нескольких лет. Первоначально они использовались только для предоставления информации о том, как и почему сработали подушки безопасности. Ящики были отключены по умолчанию; требовался сильный толчок, чтобы заставить их, начать делать запись. Но в последнее время арендные компании доплачивали, чтобы заполучить автомобили со специальными ящиками, что вызывало появление дополнительных сложностей. Никто из тех, кто арендует автомобиль, не может творить все, что угодно в наше время.

- Какую именно информацию они собирают?

- Ну, новейший из них фиксируют простейшие данные о местоположении. Расстояние, пройденное за день. Среднюю скорость. Рулевое управление. Торможение. Даже использование ремней безопасности. И это связано с системой GPS. Когда двигатель выключен, черный ящик записывает расположение автомобиля, относительно того, когда двигатель был включен. И, так же, как и в самолете, черный ящик автомобиля нельзя удалить или подделать. Люди просто еще не в курсе, насколько мы в прокатном бизнесе можем отслеживать, что они делают с нашими машинами.

«Нельзя удалить или подделать». Надежда вновь начала закрадываться в душу Англера. - Но мы говорим о событиях, произошедших год назад. Может эта штука еще содержать те данные сохраненными?

- Есть зависимость. Как только память заполняется, устройство начинает перезаписывать самые старые данные. Но вы можете найти здесь зацепку. Этот Авалон был назначен в наш офис Таппер-Лейк в течение последних шести месяцев, а они оттуда получают не так уж много прокатов. Так что да, данные все еще могут быть там.

- Как им пользоваться?

Молман пожал плечами. - Вы просто подключите его к компьютеру. Последние модели могут даже передавать данные по беспроводной сети.

- Вы можете сделать это? - спросил Англер. Он не мог поверить в свою удачу. Альбан мог быть умным, но при этом он допустил серьезную ошибку. Лейтенант только надеялся, что Молману не потребуется на это судебное предписание.

Но Молман просто кивнул. - Машина все еще в гараже. Мои ребята скачают и распечатают данные для вас.

*

Спустя час Англер сидел на рабочем месте в штаб-квартире центральной полиции Олбани, карта штата Нью-Йорк лежала раскрытой на его коленях. Сержант Слейд сидел на другом рабочем месте рядом с ним.

Пришел Молман. В дополнение ко всем видам относительно бесполезной информации, регистратор Авалона снабдил их ключевыми пунктами: в день, когда Альбан арендовал автомобиль, он проехал восемьдесят шесть миль почти строго на север от аэропорта Олбани.

Что привело машину прямо в крошечный городок Адирондак на берегу Шрун-лейк. Англер взахлеб благодарил Молмана, просил его молчать об этом, и пообещал ему управление полицейским крейсером, если он когда-нибудь окажется на Манхэттене.

- Адирондак, Нью-Йорк, - произнес вслух Англер. – Почтовый индекс 12808. Население триста человек. Какого черта Альбану понадобилось проделывать весь этот путь от Рио до Адирондака?

- Ради пейзажа? – спросил Слейд.

- Вид с горы Шугалоф намного более драматичен, - на терминале он получил доступ к уголовной базе данных и ввел в поисковый запрос название региона. - Никаких убийств, - сказал он через минуту. - Никаких краж. Вообще никаких преступлений! Боже, это выглядит так, будто все в округе Уоррен спали девятнадцатого, двадцатого и двадцать первого мая.

Выйдя из системы, он начал искать в Google. - Адирондак, - пробормотал он. - Там ничего нет. Кроме множества высоких деревьев. И только одна фирма: Рэд Маунтин Индастрис.

- Никогда не слышал, - сказал Слэйд.

Рэд Маунтин Индастрис. Раздался слабый писк. Англер запустил название фирмы в поиск, быстро просматривая результаты. - Это большой частный военный подрядчик, - прочел он. – С какой-то сомнительной историей, если только вы не сторонник тех теорий о сетевых заговорах. Скрытные, если не сказать большего. Собственность кого-то по имени Джон Барбо.

- Я проверю его, - сержант Слейд повернулся к своей рабочей станции.

Англер не ответил. Правошарная часть его мозга снова думала - и быстро размышляла. Пендергаст в последний раз видел своего сына в Бразилии восемнадцать месяцев назад.

- Сержант, - сказал он. - Вы помните, ту газетную статью, о которой я вам говорил? Когда Пендергаст был в Бразилии полтора года назад, появились сообщения о резне в глубине джунглей, возглавляемой бледнолицым гринго.

Слейд перестал печатать. - Да, сэр.

- Несколько месяцев спустя Альбан тайно едет в Адирондак, Нью-Йорк, местонахождение Рэд Маунтин, частного военного подрядчика.

Повисла тишина, пока Слейд размышлял над словами Англера.

- Ты думаешь, что именно Пендергаст стоит за этой бойней? – спросил, наконец, Слэйд. - И что кто-то из Рэд Маунтин, возможно, помогал ему? Финансировал проект, предоставлял оружие? Своего рода наемная деятельность?

- Такая мысль приходила мне в голову.

Слейд нахмурился. - Но почему Пендергаст быть вовлечен в нечто подобное?

- Кто знает? Парень - загадка. Но я знаю, почему Альбан ездил в Адирондак. И почему он был убит.

Слэйд снова замолчал, слушая.

- Альбан знал о резне. Есть даже шанс, что он там был: помню, Пендергаст сказал, что последний раз, когда он встретил своего сына, был в «джунглях Бразилии». Что если тем, что он знал, Альбан шантажировал своего отца, Пендергаста, и его контакт с Рэд Маунтин? И поэтому вместе, они и подстроили его смерти.

- Ты говоришь, что Пендергаст укокошил своего собственного сына? - спросил Слейд. - Это слишком холоднокровно даже для него.

- Шантажировать своего отца тоже довольно хладнокровно. И посмотри на историю болезни Пендергаста – мы знаем, на что он способен. Это может быть теория, но это единственное решение, которое подходит под всю эту ситуацию.

- Зачем выбрасывать тело на собственном пороге Пендергаста?

- Чтобы сбить полицию с настоящего следа. Вся эта канитель с бирюзой, предполагаемое нападение на Пендергаста в Калифорнии – еще одна дымовая завеса. Вспомним, каким несговорчивым и незаинтересованным был Пендергаст в начале. Он оттаял, только когда я начал разбираться в передвижениях Альбана.

Снова краткое затишье.

- Если вы правы, то есть только одна вещь, которую мы можем сделать, - сказал Слэйд. – Поехать в Рэд Майнтин. Поговорить с этим Барбо напрямую. Если есть гнилое яблоко в его компании, незаконная продажа оружия и присваивание прибыли – или, возможно, непосредственное участие в наемной деятельности – то он обязан узнать это.

- Это рискованно, - ответил Англер. - Что, если Барбо именно тот, кто замешан? Это будет похоже на прогулку прямо в логово льва.

- Я только что закончил проверять его, - Слейд похлопал по рабочей станции. - Он чист, как свежевыпавший снег. Скаут, награжденный армейский рейнджер, церковный дьякон, не был замешан в скандалах или разборках любого рода.

Англер задумался. - Он может оказаться лучшей возможностью, чтобы начать спокойное расследование всего этого. В его собственной кампании. И если он замешан – несмотря на значок бойскаута – это застигнет его врасплох и позволит выманить его.

- Ты читаешь мои мысли, - ответил Слейд. - Так или иначе, мы узнаем правду. И пока наш первоначальный подход будет молчать.

- Хорошо. Мы и продолжим хранить эту тайну, если он приложит все усилия, чтобы помочь нам. Разошлешь необходимые документы, чтобы уведомить команду, куда мы едем, кого будем допрашивать и когда мы вернемся?

- Уже, - и Слейд повернулся к своему рабочему месту.

Англер отложил карту в сторону и встал. - Следующая остановка, - сказал он тихим голосом, - Адирондак, Нью-Йорк.


Глава 49

Второй раз менее чем за неделю лейтенант Д'Агоста оказался в оружейной комнате особняка на Риверсайд-драйв. Все было так же: то же редкое оружие на стенде, палисандровые стены, кессонные потолки. Остальные участники встречи также были теми же самыми: Констанс Грин, одетая в мягкую блузку из органзы и темно-бордовую плиссированную юбку, и Марго, который выдала ему обезоруживающую улыбку. Бросалось в глаза отсутствие владельца особняка, Алоизия Пендергаста.

Констанция заняла место во главе стола. Она казалась еще больше закрытой, чем обычно, с ее высокопарными манерами и старомодным акцентом. - Спасибо вам обоим, - сказала она. - Я попросила вашего присутствия сегодня утром, потому что у нас чрезвычайная ситуация.

Д'Агоста расслабился в одном из кожаных кресел, окружавших стол, предчувствие беды заполняло его разум.

- Мой опекун, наш друг, нездоров – фактически, он очень болен.

Д'Агоста подался вперед. - Как болен?

- Он умирает.

Ее слова были встречены шоковым молчанием.

- Так он был отравлен, как и тот парень в Индио? - спросил Д'Агоста. - Сукин сын. Где он пропадал?

- В Бразилии и Швейцарии, пытаясь узнать, что случилось с Альбаном, и почему он сам был отравлен. В Швейцарии у него случился приступ. Я нашла его в больнице Женевы.

- Где он сейчас? - спросил Д'Агоста.

- На втором этаже. Под частным уходом.

- Мое предположение заключается в том, что эликсир Иезекии необходимо принимать месяцами, годами, чтобы заболеть и умереть, - сказала Марго. - Пендергаст должно быть получил очень концентрированную дозу.

Констанс кивнула. - Да. Тот, кто напал на него, знал, что у него только один шанс. Также справедлив вывод – на основании еще более быстрой смерти – что нападавший на Пендергаста в Солтон Фонтенбло, и теперь мертвый в Индио, получил еще более концентрированную дозу.

- Это совпадает с другим заключением, - сказала Марго. - Я получила сообщение от доктора Сэмюэлса из Индио. Скелет мертвого мужчины показывает такие же необычные соединения, которые я обнаружила в скелете миссис Паджетт – только в гораздо больших количествах. Неудивительно, что эликсир убил его так быстро.

- Если Пендергаст умирает, - сказал Д'Агоста, поднимаясь, - какого черта он не в больнице?

Пристальный взгляд встретился с его. - Он настаивал на выписке из больницы Женевы и перелете домой на частном медицинском транспорте. Вы не можете юридически госпитализировать человека против его воли. Он настаивает, что никто ничего не может для него сделать, а он не хочет умирать в больнице.

- Господи, - сказал Д'Агоста. - Что же мы можем сделать?

- Нам нужно противоядие. А чтобы найти противоядие, нам нужна информация. Вот почему мы здесь, - она повернулась к Д'Агосте. - Лейтенант, расскажите, пожалуйста, результаты ваших последних расследований.

Д'Агоста вытер лоб. - Я не знаю, насколько актуальны некоторые из них, но мы отследили нападавшего на Пендергаста до Гэри, штат Индиана. Три года назад он был парнем по имени Ховард Рудд, семьянином и владельцем магазина. Он влез в долги к плохим людям и исчез, оставив жену и детей. Он объявился два месяца назад с другой внешностью. Он тот парень, который напал на Пендергаста и, наверное, убил Виктора Марсала. Мы пытаемся отследить этот пробел в его истории – где он был и на кого он работал. До сих пор мы так ничего и не нашли, тупик, - Д'Агоста взглянул на Марго. Она ничего не сказала, но ее лицо побледнело.

На мгновение наступила тишина. Потом снова заговорил Констанс. - Не совсем.

Д'Агоста посмотрел на нее.

- Я составляю список жертв Иезекии, основываясь на предположении, что чей-то потомок причастен к отравлению. Двумя из жертв были Стивен и Этель Барбо, супружеская пара, которая подвергалась воздействию эликсира в 1895 году, оставив троих детей сиротами, в том числе ребенка, который был зачат в то время, когда Этель принимала эликсир. Семья жила в Новом Орлеане на улице Дофин, всего в двух домах от семейного особняка Пендергастов.

- Почему именно они? - спросил Д'Агоста.

- У них есть правнук, Джон Барбо. Он же генеральный директор военной консалтинговой компании под названием «Рэд Маунтин Индастрис» – богатый и нелюдимый человек. У Барбо был сын – единственный ребенок. В молодости был музыкальным вундеркиндом. Обладатель слабого здоровья, мальчик серьезно заболел два года назад. Я не смогла узнать много подробностей болезни, но она, видимо, сбила с толку весь корпус врачей и специалистов своими необычными симптомами. Даже титаническими медицинскими усилиями его жизнь не удалось спасти, - Констанс перевела взгляд от Марго к Д'Агосте и обратно. - Случай был описан в британском медицинском журнале «Ланцет».

- О чем вы говорите? - спросил Д'Агоста. - Якобы яд, который убил прапрадедушку Джона Барбо, перескочил через поколения, чтобы убить его сына?

- Да. Мальчик жаловался на вонь тухлых цветов, прежде чем он умер. И я нашла россыпь других подобных смертей в предшествующих поколениях в семье Барбо.

- Я не поверю в это, - сказал Д'Агоста.

- А я поверю, - ответила Марго, заговорив впервые. - Вы предполагаете, что эликсир Иезекии вызвал эпигенетические изменения. Такие дефекты могут передаваться из поколения в поколение. Природные яды являются главной причиной эпигенетических изменений.

- Спасибо, - сказала Констанс.

В комнате воцарилось еще одно краткое молчание.

Д'Агоста поднялся на ноги и начал беспокойно вышагивать по комнате, его мысли уже мчались во всю. - Хорошо. Давайте вместе это предположим. Вы говорите, что Барбо отравил Пендергаста эликсиром, чтобы осуществить месть не только за своих предков, но и за своего сына. Как Барбо дошел до этой идеи? Я имею в виду, маловероятно, что он даже знал о том, что случилось с его прапрадедушкой, умершим более века назад. И весь этот изощренный план мести – убийство Альбана, кусок бирюзы, засунутый в его тело, чтобы через всю страну заманить Пендергаста в ловушку – вычурно сложный. Зачем? Кто мог придумать его?

- Человек по имени Тапанес Ландберг, - ответила Констанс.

- Кто? - спросила Марго.

- Конечно! - воскликнул Д'Агоста и, ударив рука об руку, повернулся. - Альбан! Как я уже говорил, он совершил поездку в Нью-Йорк - в район Олбани, согласно материалам дела лейтенанта Англера – за год до того, как был убит!

- Рэд Маунтин Индастрис находится в Адирондаке, Нью-Йорк, - сказала Констанс. – В полутора часах езды от Олбани.

Д'Агоста снова повернулся. - Альбан. Сумасшедший псих. Из того, что Пендергаст рассказал мне, это своего рода особенная игра, в которую он хотел бы сыграть. Конечно, учитывая, каким гением он был, Альбан знал все об эликсире Иезекии. Так он отправился на поиски, чтобы найти потомка жертвы – кого-то с жаждой мести и средствами, чтобы ее осуществить. И он достиг цели в лице Барбо, чей сын умер. Альбан должно быть разузнал все о личности Барбо; он не сомневался в качестве характера «око-за-око» коллеги по мести. Они сошлись и в другом контексте: оба, Альбан и Барбо хотели отомстить Пендергасту.

- Да. План попахивает Альбаном, - поддержала Констанс. - Он, возможно, даже исследовал Солтон Фонтенбло и бирюзовый рудник. И, должно быть, рассказал о нем Барбо: ловушка готова. Все, что нужно было сделать ему, это синтезировать эликсир и заманить в это место Пендергаста.

- За исключением того, что, в конце концов, Альбана обвели вокруг пальца, - заметила Марго.

- Большой вопрос, - продолжал Д'Агоста, - как, черт побери, все это поможет нам разработать противоядие?

- Прежде нам надо разгадать формулу эликсира, чтобы мы могли обратить вспять его последствия. Если Барбо смог воссоздать его, то и мы сможем, - Констанс осмотрелась. - Я исследую коллекции здесь, в подвале, файлы, семейные архивы и старую химическую лабораторию, в поисках данных формулы Иезекии. Марго, можете ли вы продолжить работать на костях миссис Паджетт? Эти кости содержат жизненно важную информацию – с учетом того, какой сложный путь проделал Барбо, чтобы заполучить одну из них.

- Да, - согласилась Марго. - И отчет коронера на Рудда также может помочь разгадать формулу.

- Как по мне, - вставил Д'Агоста, - я собираюсь проверить досье на этого Барбо. Если я узнаю, что он несет ответственность за это, то прижму его так сильно, что формула вылезет из…

- Нет.

Об этом заявил другой, новый голос – чуть громче, чем еле слышный шепот, исходящий от двери в оружейную комнату. Д'Агоста повернулся на голос и увидел Пендергаста. Агент стоял, покачиваясь, опираясь на дверной косяк, одетый в помятый шелковый халат. Выглядел он практически как труп, выделялись только глаза – и те блестели, как монеты над отечными, черно-синими мешками под глазами.

- Алоизий! – всхлипнула Констанс, вставая. - Зачем ты встал с постели? - она поспешно обошла стол и направилась к нему. - Где доктор Стоун?

- Доктор бесполезен.

Она попыталась выпроводить его из комнаты, но он оттолкнул ее. - Я должен сказать, - он покачнулся, но выпрямился сам. - Если вы правы, то человек, который это сделал, смог убить моего сына. Он явно чрезвычайно сильный и грамотный противник, - он покачал головой, как будто желая прочистить свой разум. – Если вы пойдете за ним, то подвергнете себя смертельной опасности. Это мой бой. Я, и только я... доведу дело до конца... должен довести дело до конца...

Внезапно в дверном проеме появился мужчина – высокий и худой, в очках с черепаховой оправой, костюме в мелкую полоску и стетоскопом на шее.

- Пойдемте, мой друг, - мягко сказал доктор. - Вы не должны напрягаться. Давайте вернемся наверх. Здесь мы можем подняться на лифте.

- Нет! – снова запротестовал Пендергаст, на этот раз более слабо – несомненно, что усилия, затраченные на подъем с кровати, истощили его. Доктор Стоун увел его мягко, но твердо. Когда они удалялись по коридору, Д'Агоста услышал, как Пендергаст сказал: - Свет. Какой он яркий! Выключи его, прошу тебя...

Все трое остались стоять, глядя друг на друга. Д'Агоста заметил, что Констанс, как правило, отстраненная и непроницаемая, теперь раскраснелась и была взволнована.

- Он прав, - сказал Д'Агоста. - Этот Барбо не обычный парень. Нам надо хорошенько все обдумать. Мы будем постоянно оставаться на связи, и обмениваться информацией. Единственная ошибка может убить нас всех.

- Вот поэтому мы и не можем допустить ни одной, - тихо заметила Марго.

Глава 50

Кабинет был простым, функциональным, и – как и подобает личности его обитателя – содержал значительный оттенок военной строгости. На большом отполированном до блеска столе не находилось ничего, кроме старомодной промокашки, письменного набора в виде ручки и карандаша, телефона, и одной фотографии в серебряной рамке; все вещи были выстроены строгими рядами. Не было ни компьютера, ни клавиатуры. На деревянной подставке в углу стоял американский флаг. На стене за ним расположились книжные шкафы с объемными томами военной истории, ежегодниками Джейн и годовыми изданиями: «Броня и артиллерия», «Утилизация взрывоопасных боеприпасов», «Военная техника и материально-техническое обеспечение». Другая стена выставляла напоказ множество медалей в рамках, награды и благодарности.

За столом сидел мужчина, одетый в деловой костюм, белую рубашку и темно-красный галстук. Он сидел абсолютно прямо, и носил костюм так, как будто носил мундир. Писал он перьевой ручкой, и скрип пера разносился по офису, погруженному в тишину. За пределами единственного окна раскинулся небольшой кампус из одинаковых зданий одетых в черное стекло и окруженных двойным комплектом железной сетки с колючей проволокой. Вдоль внешнего забора росли деревья, густые и зеленые, а в отдалении плескалось голубое озеро.

Зазвонил телефон, и мужчина поднял трубку. - Да? - сказал он сухо. Его голос был полон гравия, и, казалось, что шел он из глубины его бочкообразной груди.

- Мистер Барбо, - раздался голос секретаря из приемной. - Здесь два полицейских хотят вас видеть.

- Дайте мне шестьдесят секунд, - сказал он. – Затем пригласите их.

- Да, сэр.

Мужчина повесил трубку. Он сидел за своим столом, не шевелясь, еще несколько секунд. Затем, бросив только один взгляд на фотографию, он поднялся со стула. Ему было чуть больше шестидесяти лет, но движение далось ему так же легко, как и юноше двадцати лет. Он повернулся, чтобы взглянуть на себя в небольшое зеркало, которое висело на стене позади стола. На него смотрело большое, ширококостное лицо: голубые глаза, выступающая челюсть, римский нос. Хотя галстук был идеально завязан, он все равно поправил его. Затем он повернулся к входной двери офиса.

Как только он это сделал, она открылась, и его секретарь пригласила двух человек.

Барбо в свою очередь быстро оценил их. Один был высоким, с темно-русыми волосами, которые были слегка растрепаны ветром. Он двигался с важностью и с грацией прирожденного атлета. Другой был ниже ростом и темнее. Он вернул взгляд Барбо с выражением на лице, которое абсолютно ничего не выдавало.

- Джон Барбо? - спросил более высокий мужчина.

Барбо кивнул.

- Я - лейтенант Питер Англер полиция Нью-Йорка, а это мой помощник, сержант Слейд.

Барбо пожал протянутую руку и вернулся на свое место. - Пожалуйста, присаживайтесь. Кофе, чай?

- Ничего, спасибо, - Англер сел на один из стульев расположенных перед столом, и Слейд последовал его примеру. - У вас здесь целая крепость, мистер Барбо.

Барбо улыбнулся на это замечание. - Это в основном имитация. Мы частный военный подрядчик. И я обнаружил, что полезно выглядеть соответствующе.

- А мне вот любопытно. Зачем разворачивать такое обширное производство здесь, в глуши?

- А почему нет? - ответил Барбо. Когда Англер ничего не сказал, он добавил: - Мои родители приезжали сюда каждое лето. Мне нравится Шрун-лейк.

- Понятно, - Англер закинул ногу на ногу. - Это очень красивая сельская местность.

Барбо снова кивнул. - Кроме того, земля здесь стоит недорого. Рэд Маунтин принадлежит более тысячи акров для проведения профессиональной подготовки, моделирования военных действий, испытаний боеприпасов и тому подобное, - он помолчал. - Итак. Что же привело вас господа на север штата Нью-Йорк?

- Честно говоря - Рэд Маунтин. По крайней мере, частично.

От удивления Барбо нахмурился. - На самом деле? Чем же именно моя компания могла заинтересовать Нью-Йоркскую полицию?

- Не могли бы вы рассказать мне, чем именно занимается Рэд Маунтин Индастрис? - спросил Англер. - Я немного поискал в интернете, но ваш официальный сайт оказался весьма краток на достоверные данные.

Удивленный взгляд так и не покинул лица Барбо. - Мы обеспечиваем профессиональное обучение и поддержку правоохранительных органов, охранных и военных клиентов. Мы также занимаемся исследованиями перспективных систем вооружения, а еще передовых тактических и стратегических теорий.

- Ах. И эти теории распространяются и на борьбу с терроризмом?

- Да.

- Вы так же осуществляете наземную поддержку, как и выездные служебные операции?

Была небольшая пауза перед тем, как Барбо ответил. - Иногда, да. Чем именно я могу вам помочь?

- Я скажу вам через минуту, если вы мне позволите задать еще один или два вопроса. Я предполагаю, что правительство США является вашим крупнейшим клиентом?

- Так и есть, - подтвердил Барбо.

- И поэтому было бы справедливо заметить, что сохранение вашей репутации в качестве подрядчика по безопасности имеет большое значение для вас? Я имею в виду, все эти комитеты по надзору и тому подобное.

- Это имеет первостепенное значение, - заметил Барбо.

- Конечно это так, - Англер выпрямил ноги и подался вперед. - Мистер Барбо, причина нашего здесь присутствия, это то, что мы вышли на след некой проблемы в вашей организации.

Барбо замер. - Простите? Какой именно проблемы?

- Мы не располагаем точными данными. Но мы считаем, что существует лицо или несколько лиц, – это может быть небольшая группа, но вероятнее всего, что преступник одиночка – которые используют ресурсы Рэд Маунтин и могут быть вовлечены в незаконную деятельность. Возможно, торговля оружием, формирование и деятельность наемных незаконных формирований.

- Но это просто не возможно. Мы контролируем всех новых сотрудников самыми всесторонними проверками, которые только возможны. И все постоянные сотрудники должны проходить ежегодно тесты на детекторе лжи.

- Я понимаю, как вам должно быть трудно, принять это, - ответил Англер. - Тем не менее, наши расследования привели к такому выводу.

Барбо помолчал секунду, обдумывая ситуацию. - Естественно, я хочу помочь вам, господа. Но мы столь тщательно и осторожно относимся к организации предприятия – вы должны быть в этом бизнесе, чтобы видеть все изнутри – потому что я просто не понимаю, как то, что вы говорите, может происходить.

Англер ненадолго замолчал, прежде чем продолжить. - Позвольте мне показать это все в ином свете. Если мы правы, разве вы не согласны, что – независимо от особенности проблемы – это делает Рэд Маунтин уязвимой?

Барбо кивнул. - Да. Да, так и есть.

- И если бы это оказалось правдой, и просочились новости... ну, можете себе представить, какие бы возникли последствия.

Барбо обдумал это все еще пару секунд. Затем он медленно выдохнул через рот. - Вы знаете… – начал он, но неожиданно остановился. А потом он встал и вышел из-за стола. Он посмотрел сначала на Англера, затем на сержанта Слейда.Более низкий мужчина молчал на протяжении всего разговора, позволяя говорить своему начальнику. Барбо снова взглянул на Англера. - Вы знаете, я думаю, что нам стоит поговорить в другом месте. Если я чему-то и научился в жизни, так это тому, что стены могут иметь уши – даже в личном кабинете, таком как этот.

Он подошел к двери, направился через приемную, вышел в коридор, и остановился у лифта. Он нажал кнопку «ВНИЗ», и ближайшая дверь открылась с тихим шорохом. Пропустив двух полицейских вперед, Барбо шагнул вслед за ними и нажал кнопку Б3.

- Б3? - спросил Англер.

- Третий уровень под землей. Мы проводим здесь внизу некоторые испытания радиуса действия снарядов. Они оснащены звукоизоляцией и дополнительно укреплены. Там мы сможем поговорить свободно.

Лифт опустился на самый нижний уровень, и двери открылись в длинный бетонный коридор. Красные лампочки в металлических сетках, бросали багровые отблески на тоннель. Выйдя из лифта, Барбо направился по коридору, проходя мимо дверей из толстой стали без окон. Наконец он остановился перед одной из них отмеченной просто ИП - «Д», открыл ее, щелкнул ладонью по ряду выключателей света, и убедившись, что отсек незанят, пригласил внутрь двух офицеров.

Лейтенант Англер вошел и осмотрел стены, пол и потолок, которые были выложены каким-то черным, прорезиненным изоляционным материалом. - Это выглядит как нечто среднее между площадкой для игры в сквош и психушкой.

- Как я и сказал, мы не хотим, чтобы нас подслушали, - Барбо закрыл дверь и повернулся лицом к офицерам. – То, что вы сказали, лейтенант, является очень тревожной новостью. Тем не менее, я помогу вам, чем смогу.

- Я был уверен, что вы именно так и скажете, - ответил Англер. - Сержант Слейд проверил ваше досье, и мы чувствуем, что вы именно тот человек, который захочет сделать правильный выбор.

- Чем конкретно я могу помочь? - спросил Барбо.

- Начать частное расследование. Позвольте нам помочь вам разоблачить этого агента или агентов. Мистер Барбо, на самом деле мы не заинтересованы в уголовном преследовании Рэд Маунтин. Мы идем в этом направлении в рамках расследования убийства. Мой интерес - это найти потенциального подозреваемого, связанного с убийством, который, как мы считаем, может быть связан с преступными элементами в вашей компании.

Барбо нахмурился. - И кто этот подозреваемый?

- Агент ФБР, имя которого я не могу разглашать в настоящее время. Но если вы будете сотрудничать, и я смогу просмотреть необходимые документы Рэд Маунтин, которые вы сможете мне предоставить в рамках расследования. Я привлеку агента ФБР к правосудию – и вы увидите, как ваша фирма избавится от гнилого яблока.

- Агент ФБР, - произнес Барбо, почти про себя. – Интересно, - и он снова взглянул на Англера. - Но все ли это данные, которыми вы располагаете? У вас нет больше никакой информации о личности этого гнилого яблока внутри моей компании?

- Нет. Вот почему мы и пришли к вам.

- Понимаю, - Барбо обратился к сержанту Слейду. – А сейчас вы можете застрелить его.

Лейтенант Англер зажмурился, как будто пытался разобрать в этом нелогичном высказывании. Когда он повернулся к своему напарнику, Слейд достал свой служебный ствол. Спокойно подняв его, он быстро дважды выстрелил в голову Англера. Голова лейтенанта откинулась назад, и его тело рухнуло на пол, легкий туман из крови и серого вещества, окутывал его еще мгновение спустя.

Звук выстрелов был странно приглушен, подтверждая звукоизоляцию комнаты. Слейд взглянул на Барбо, пока убирал свое оружие. - Зачем вы позволили ему продолжать так долго? - спросил он.

- Я хотел выяснить, как много он занл.

- Я и сам мог бы рассказать вам это.

- Вы все сделали правильно, Лумис. Вы будете вознаграждены соответственно.

- Я надеюсь на это. Пятьдесят штук в год, что вы платили мне до сих пор, не урезайте их. Я работал сверхурочно, прикрывая ваш зад на этом деле. Вы не поверите, сколько ниточек мне пришлось потянуть за кулисами, просто чтобы убедиться, что дело Альбана Пендергаста будет назначено Англеру.

- Не думайте, что это не ценится, мой друг. Но сейчас есть несколько неотложных дел, - Барбо подошел к телефону, который висел рядом с дверью, снял трубку и набрал номер. - Ричард? Это Барбо. Я в Испытательном Полигоне «Д». Я здесь устроил полный бардак. Пожалуйста, отправьте уборщиков вниз, чтобы разобраться с ним. После соберите вашу команду оперативников. Назначьте встречу в моем личном зале на час дня. У нас появилась новая задача.

Он повесил трубку и осторожно перешагнул через тело, лежащее в быстро растекающейся луже крови. - Сержант, - сказал он, - позаботьтесь, чтобы ничего из этого не попало на ваши туфли.

Глава 51

Констанс Грин стояла перед большим встроенным книжным шкафом в библиотеке особняка 891 на Риверсайд-драйв. Огонь умирал в камине, давая приглушенный свет, а дом погрузился в тишину. Очень тревожные тихие звуки, доносившиеся из спальни наверху, наконец-то прекратились. Но волнение так и не ушло из мыслей Констанс. Доктор Стоун настойчиво требовал, чтобы Пендергаста доставили в больницу и положили в реанимацию. Констанс запретила делать это. Ей стало совершенно ясно из визита в Женеву, что в больнице ему ничем не могли помочь, и, в конце концов, только ускорили бы конец.

Ее рука накрыла внутренний карман платья, где приютился маленький флакон с таблетками цианида. Если Пендергаст умрет, он станет ее собственным, личным страховым полисом. Так и не вместе при жизни, но, возможно, в смерти их прах станет единым целым.

Но Пендергаст не умрет. Там должна быть разгадка к его болезни. Она наверняка находится где-то в заброшенных лабораториях и пыльных документах в хаотичных подвалах особняка на Риверсайд-драйв. Ее долгое изучение истории семьи Пендергаст – в частности Иезекии Пендергаста – убедило ее в этом.

«Если мой предок Иезекия», - сказал ей Пендергаст, - «чья собственная жена умирала от воздействия эликсира, не мог найти лекарство, не мог исправить повреждения, которые вызвало его снадобье... как же я тогда смогу?»

И в самом деле, как?

Она подняла тяжелый фолиант с книжной полки. Как только она это сделала, раздался едва слышный приглушенный щелчок, и два смежных с ней стеллажа бесшумно распахнулись на смазанных петлях, обнажив латунную решетку старомодного лифта. Она шагнула внутрь, закрыла ворота, и повернула медный рычаг. С грохотом древней машины, лифт спустился вниз. Через секунду он дернулся, остановился, и Констанс вышла в темную приемную. Слабый запах аммиака, пыли, и плесени напал на ее ноздри. Это был знакомый запах. Она хорошо знала этот подвал – так хорошо, что ей почти не нужен был свет, чтобы передвигаться. Он стал для нее, буквально, вторым домом.

Тем не менее, она сняла с полки на соседней стене электрический фонарь и включила его. Констанс двинулась по лабиринту коридоров, которые в конечном итоге привели ее к старой двери, тяжелой и покрытой медянкой, которую она толкнула, открывая заброшенную операционную палату. Пустая каталка поблескивала в луче фонаря, рядом со стойкой капельницы завешенной паутиной, бочкообразным аппаратом ЭКГ, и лотком из нержавеющей стали с разложенными на нем операционными инструментами. Она пересекла комнату и подошла к известняковой стене в дальнем конце комнаты. Быстрый жест – нажатие каменной панели – заставил повернуться внутрь секцию стены. Она шагнула в проем, свет фонаря исследовал винтовую лестницу, вырезанную в фундаменте жилого дома верхнего Манхэттена.

Она спускалась по лестнице, направляясь в подвалы особняка. Внизу, лестница соединялась с длинным, сводчатым помещением с земляным полом, кирпичная тропа убегала вперед через серию бесконечных залов. Констанс последовала вниз по тропинке мимо кладовых, ниш и гробниц. Пока она двигалась, свет ее фонаря выхватывал ряд за рядом шкафы, заполненные бутылками химикатов всех цветов и оттенков, сверкающими, как драгоценные камни на свету. Это было все, что осталось от химической коллекции Антуана Пендергаста, который был известен широкой общественности под псевдонимом Энох Ленг – двоюродный прапрадед агента Пендергаста и один из сыновей Иезекии Пендергаста.

Химия шествовала по семье.

Жена Иезекии, также носившая имя Констанс («странное совпадение», - думала она, – «или, пожалуй, ничего особенного») умерла от эликсира ее собственного мужа. В те последние, отчаянные недели ее жизни, по семейным преданиям, Иезекия, наконец, узнал правду о своем чудодейственном лекарстве. После ужасной смерти жены, он покончил с собой и был похоронен в освинцованном фамильном склепе в Новом Орлеане, под старым семейным особняком, известным как Рошнуар. Тот особняк был герметично опечатан после сожжения Рошнуара толпой, и теперь он лежал под асфальтом автостоянки.

Что же тогда случилось с лабораторией Иезекии, его коллекцией химических соединений и его записными журналами? Может быть, они погибли в огне? Или его сын, Антуан, унаследовавший вещи, связанные с химическими исследованиями своего отца перевез их сюда, в Нью-Йорк? Если бы он это сделал, они находились бы где-то в этих ветхих подвальных лабораториях. Остальные три сына Иезекии не были заинтересованы в химии. Комсток стал весьма известным магом. Боэций, прапрадед Пендергаста, уехал, чтобы стать исследователем-археологом. Она так и не смогла выяснить, чего достиг Морис, четвертый брат, кроме того факта, что он опустился до ранней смерти от алкоголизма.

Если Иезекия оставил после себя заметки, лабораторное оборудование, химические вещества, Антуан – или как Констанс предпочитала называть его, доктор Энох – был единственным, кто мог проявить интерес. И если это так, возможно, какой-то остаток формулы Иезекии от его смертоносного эликсира, мог бы находиться в этом подвале.

Формула – во-первых, противоядие – во-вторых. И все это надо раздобыть до того, как Пендергаст умрет.

Пройдя через несколько залов, Констанс прошла под романской аркой, украшенной выцветшим гобеленом, в комнату, которая лежала в солидном беспорядке. Полки были повалены; бутылки и их содержимое разлетелось по полу – результат конфликта, который имел здесь место за восемнадцать месяцев до этого дня. Она и Проктор пытались восстановить порядок из хаоса. Это была одна из последних комнат, ожидающих реставрации; энтомологическая коллекция Антуана разбросанная лежала по полу, разбитые бутылки, наполненные засохшими брюшками шершней, крыльями стрекоз, переливающимися грудками жуков, и сушеными пауками.

Она скользнула под другую арку, в комнату, наполненную чучелами перелетных птиц, и оттуда в самые странные области подвала: коллекция случайных предметов Антуана. Здесь были двухстворчатые книжные шкафы полные такими странными вещами, как парики, дверные ручки, корсеты и планшетки от них, обувь, зонты и трости, наряду с причудливым оружием – пищалями, пиками, шестиперами, алебардами, секирами, копьями, бомбардами, и военными молотами. Рядом находилась комната полная старого медицинского оборудования, судя по всему, как для лечения людей, так и для ветеринарных целей, некоторым из них, очевидно, много пользовались. После этого, как ни странно, коллекция боевого оружия, мундиров и различных видов снаряжения, начиная примерно с Первой мировой войны. Констанс остановилась, чтобы рассмотреть с некоторым интересом обе медицинские и военные коллекции.

А потом пошли орудия пыток: медные быки, дыбы, тиски, железные девы, и, самое уродливое из всех, груша страданий. В центре комнаты расположилась плаха, с топором, лежащим неподалеку, рядом кусок скрученной человеческой кожи и длинные волосы: отголоски некоего ужасающего события, которое произошло здесь пять лет назад, примерно в то время, когда агент Пендергаст стал ее опекуном. Констанс смотрела на все эти устройства с отстраненностью. Она не была особенно обеспокоена этим абсурдным свидетельством человеческой жестокости. Наоборот, они только подтверждали, что ее взгляд на человечество был правильным и не нуждался в пересмотре.

Наконец, она подошла к комнате, которую искала: химическая лаборатория Антуана. За распахнувшейся дверью лес из стеклянной посуды, колонное оборудование для перегонки, титровальные наборы, и другие аппараты конца девятнадцатого и начала двадцатого века приветствовали ее взгляд. Годы назад она провела некоторое время в этой особенной комнате, помогая ее первому опекуну. Она никогда не видела ничего подходящего. Тем не менее, она была уверена, что, если Антуан и унаследовал что-то от своего отца – оно будет находиться здесь.

Констанс поставила электрический фонарь на стол из мыльного камня и огляделась. Она решила начать свои поиски с дальнего конца комнаты.

Химические аппараты выстроились на длинных столах, покрытые по большей части толстым слоем пыли. Она быстро прошлась по ящикам, находя много нот и старых бумаг, но ничего, предшествующего Антуану, и все записи были посвящены собственным уникальным исследованиям Антуана, в основном кислотам и нейротоксинам. Просмотрев все ящики, и ничего не найдя, Констанс перешла к старым дубовым шкафам, стоящим вдоль стен, еще полных рабочими химикатами за фасадами из рифленого стекла. Она осторожно просмотрела и бутылки, и флаконы, и ампулы, и оплетенные бутыли, но все они были помечены аккуратным каллиграфическим почерком Антуана – ничего с почерком Иезекии, который, как она знала по ее научным исследованиям, был неразборчивым и остроконечным.

После того, как Констанс обыскала содержимое шкафов, она осмотрела двери, ящики, днища, крышки и петли, на наличие каких-либо скрытых отсеков. И почти сразу нашла один: большое пространство за ящиком в одном из столов из мыльного камня.

Потребовалась лишь секунда, чтобы найти запирающий механизм, и открыть пружину. Там, внутри отсека, стояла большая винная бутыль, полная жидкости, с этикеткой, которая гласила:

Трифлатная Кислота

CF3SO3H

Сентябрь 1940

Бутылка настолько была хорошо запечатана, что стеклянная пробка была аккуратно глазирована, прогрета и спаяна со стеклянным узким горлышком. Тысяча девятьсот сороковой год – слишком поздно, чтобы быть чем-то от Иезекии. Но почему она была спрятана? Констанс сделала мысленную заметку, чтобы изучить эту кислоту, о которой она никогда не слышала.

Она закрыла отсек, отвернулась, и продолжила свой поиск.

Первый осмотр лаборатории не выявил ничего ценного. Необходим более тщательный поиск.

Оглядевшись с фонарем, она отметила, что один из стенных шкафов был прикреплен к камню анкерными болтами, которые, по-видимому, однажды в далеком прошлом, были сняты и снова закреплены.

Взяв длинный кусок металла, она выкрутила болты, один за другим, высвобождая их из раскрошившегося камня, пока шкаф можно было отодвинуть от стены. За ним она обнаружила древнюю, червивую кожаную сумку, кожа которой заплесневела и была изъедена паразитами.

Это был саквояж подобный тем, который торговец патентованными лекарствами, мог бы носить с собой, чтобы размещать образцы. Когда она вытащила его и перевернула, то различила остатки сложной золотой штамповки викторианской эпохи, в форме крупного густого узора из завитков и переплетенных лоз, листьев и цветов. Она едва смогла разобрать надпись:

ЭЛИКСИР – КОМПЛЕКС ИЕЗЕКИИ

и

ЖЕЛЕЗИСТОЕ ОБЩЕУКРЕПЛЯЮЩЕЕ

Отодвинув в сторонку стеклянную посуду, она положила саквояж на стол и попыталась открыть его. Он был заперт. Однако быстрый рывок сорвал старые петли.

Чемодан был пуст, за исключением высушенной мыши.

Она вытряхнула мышь, подняла саквояж, и перевернула его, чтобы осмотреть заднюю стенку. Там ничего не было; ни щелей, ни швов. Снова перевернув саквояж, она приостановилась, подняла его и встряхнула.

Казалось, там было что-то тяжелое скрытое под двойным дном. Быстрая надсечка ножом вдоль основания саквояжа раскрыла тайный отсек, в котором находился старый и немного пыльный кожаный журнал. Она вытащила его и открыла на первой странице. Весь лист был покрыт неразборчивым, остроконечным почерком.

Констанс быстро просмотрела страницу. Затем она пролистала журнал, пока не дошла до последних листов. И после этого она принялась читать – читать о другой женщине по имени Констанс, известной любившей ее семье под уменьшительным именем Станза...


Глава 52

6 сентября 1905 года.

Темнота. Я нашел ее в темноте – в состоянии так не похожем на мою Станзу! Она одна из всех людей могла разыскать свет. Даже в ненастную погоду со сгустившимся над городом сумраком, она всегда была первой, кто надевал шляпку и шаль, готовясь пройтись вдоль берега Миссисипи в поисках малейшего лучика солнца, просочившегося сквозь облака. Но сегодня я нашел ее в гостиной, лежащей на шезлонге в полусне, с плотно закрытыми от света шторами. Она, казалось, удивилась моему присутствию, начала едва ли не извиняться. Без сомнения, это какой-то нервный приступ, или, возможно, женское недомогание; она самая сильная из женщин, и самая лучшая, и я больше не буду беспокоиться об этом. При помощи гидроксония я ввел ей дозу эликсира, и это значительно ее успокоило.

И. К. П.

19 сентября 1905 года.

Моя обеспокоенность состоянием здоровья Станзы растет. Она, кажется, попеременно разрывается между приступами эйфории – веселой, уж больно легкомысленно очаровательной, отличающейся шаловливым характером, так не похожим на нее – и мрачным настроением, которое она проводит либо в ее гостиной, либо в своей постели. Она жалуется на запах лилий – вначале приятный, но сейчас уже гнилой и приторно сладкий. Помимо упоминания лилий, также замечу, что она не доверяет мне так, как она делала это всегда, и это, пожалуй, самое показательное из всего случившегося. Я бы хотел проводить с ней больше времени, возможно, разобраться, что тревожит ее, но, увы, все эти многочисленные затруднения с работой в последнее время занимают все мои часы бодрствования. Чума на всех этих назойливых любопытных, которые суют нос не в свои дела и пытаются своей дезинформацией опорочить мое целебное снадобье!

И. К. П.

30 сентября 1905 года.

Статья этого Колльера, вышедшая только что, это самый чертовски ужасный удар судьбы. Мой эликсир снова и снова рекомендовал себя, как омолаживающее и целебное средство. Он принес жизнь и бодрость многим тысячам людей. И все это забыто в шуме от криков невежд, необразованных «реформаторов» запатентованных лекарств. Реформаторы – Ха! Завистники, лезущие не в свои дела, педанты. Какая в этом выгода прикладывать отчаянные попытки, чтобы улучшить условия жизни людей, лишь для того, чтобы подвергаться нападкам со стороны общества, как я в настоящее время?

И. П.

4 октября 1905 года.

Мне кажется, что я нашел причину недомогания Станзы. Хотя она изо всех сил старалась скрыть это, но во время моей ежемесячной инвентаризации я узнал – что почти три десятка бутылок эликсира исчезли из шкафов для хранения. Только у трех душ на земле есть ключи от этих шкафов: у меня, Станзы, и, конечно же, у моего помощника Эдмунда, который в данный момент находится за границей, собирая и анализируя новые растения. Как раз в это утро, незаметно наблюдая из эркерного окна библиотеки, я увидел, как Станза выскользнула за дверь, чтобы выбросить пустые бутылки в мусорку.

Взятый в правильных количествах, эликсир, без сомнения, лучшее из лекарств. Но, как и со всеми вещами, отсутствие умеренности может иметь серьезные последствия.

Что мне делать? Должен ли я бороться с ней? Все наши отношения были построены на приличии, этике, и доверии – она не терпит скандалов любого рода. Что же мне делать?

И. П.

11 октября 1905 года.

Вчера – после того, как я обнаружил, что не хватает еще полтора десятка бутылок эликсира в тех же шкафах – я почувствовал себя обязанным противостоять Станзе в этом вопросе. Последовал скандал самого неприятного характера. Она высказала в мой адрес вещи ужаснее, чем я мог даже представить, что она способна произнести. Она сейчас в своих покоях и отказывается оттуда выходить.

Нападения на мою репутацию, и на мой эликсир в частности, продолжаются в желтых газетах. В нормальном состоянии, я бы – впрочем, как я и всегда делал – отрешился бы от них всеми фибрами моего существа. Однако я нахожусь в такой растерянности из-за моего собственного внутреннего состояния, что не могу сосредоточиться на подобных вопросах. Благодаря моим усилиям, финансовая стабильность семьи была восстановлена независимо от любых будущих превратностей судьбы - и все же я нахожу в этом слабое утешение, учитывая более личные трудности, в которых я оказался.

И. П.

13 октября 1905 года.

Она не отвечает на мои мольбы? Я слышу, как она плачет в ночи, за запертой дверью. Какие страдания она терпит, и почему она не принимает мою помощь?

И. П.

18 октября 1905 года.

Сегодня я, наконец, смог пробраться в комнаты моей жены. Это произошло только благодаря хорошей службе Нэтти, ее верной камеристке, которая очень подавлена из-за беспокойства о самочувствии Станзы.

Войдя в покои, я обнаружил, что страхи Нэтти оказались более чем обоснованны. Моя любимая выглядела ужасно бледной и истощенной. Она не хочет питаться, и не хочет покидать свою кровать. Ее мучает постоянная боль. У меня нет знакомых врачей - мои медицинские познания охватывают только тех новоорлеанских жуликов и шарлатанов, которые выдают себя за врачей – но я вижу в ней упадок сил и атрофию, почти шокирующую своей быстроходностью. Неужели всего два месяца назад мы совершили поезду в карете по дамбе, Станза улыбалась и пела, и смеялась, сияя румянцев здоровья, красоты и молодости? Меня утешает лишь то, что Антуан и Комсток, отосланы в школу и избавлены от вида плачевного состояния их матери. У Боэция есть медсестра и репетиторы, чтобы занять его время, и до сих пор мне удавалось отвлечь его от расспросов о состоянии матери. Морис, храни его Бог, слишком молод, чтобы понимать, что происходит.

И.

21 октября 1905 года.

Да простит меня Бог – сегодня, несмотря на все другие лекарства, я принес Станзе гидроксоний и эликсир, который она выпрашивала. Облегчение и почти животный голод, отразившиеся в ее взгляде, оказались, пожалуй, худшим потрясением для моего сердца. Я позволил ей только один глубокий вдох; ее крики и проклятия после моего ухода с бутылкой в руке слишком больно вспоминать. Я считаю, сейчас наша ситуация до боли изменилась – это она должна быть заперта, вместо того чтобы самой запираться от меня.

... Что же я натворил?

26 октября 1905 года.

Сейчас очень поздно, и я сижу здесь, за моим столом, передо мной чернильница и светильник для письма. Это ненастная ночь, воет ветер, и дождь хлещет о средник окна.

Станза плачет в ее спальне. Время от времени из-за надежно запертой двери, я слышу сдавленные стоны боли.

Я больше не могу отрицать то, что я так долго отказывался принимать. Я говорил себе, что работаю только во благо, во имя всеобщего блага. Я верил в это со всей возможной искренностью. Разговоры о моем эликсире, вызывающем зависимость, безумие и даже врожденные дефекты – я приписывал вымыслам невежд, или тех химиков и фармацевтов, которые хотели извлечь выгоду из провала моего эликсира. Но даже мое лицемерие имеет свои пределы. Именно он несет ответственность за плачевное, даже можно сказать тяжелое, состояние моей жены – шоры сорваны с моих глаз. Это я виновен. Мой эликсир – это не лекарство от всех болезней. Он лечит симптомы, а не основную проблему. Он вызывает зависимость, и его первоначальные положительные результаты, в конце концов, подавлены загадочными и смертельно опасными побочными эффектами. А теперь Станза, и я сам, расплачиваемся за мою недальновидность.

1 ноября 1905 года.

Самый мрачный из всех ноябрей. Станза, кажется, слабеет с каждым днем. Сейчас ее мучают галлюцинации, и даже периодические приступы. Против своего здравого смысла, я пытаюсь облегчить ее боль морфием и дополнительными ингаляциями эликсира, но даже они приносят мало пользы; если уж на то пошло, они, кажется, ускоряют ее угасание. Боже мой, Боже мой, что же мне делать?

5 ноября 1905 года.

В темноте, что представляет собой моя нынешняя жизнь, теперь мерцает луч света. Я вижу отчаянную возможность – небольшую, но все же существующую – что я могу разработать лекарство, так сказать противоядие, от эликсира. Идея пришла ко мне позавчера, и с тех пор я не могу больше ничем заниматься.

Из моих наблюдений за Станзой, создается впечатление, что пагубные последствия эликсира вызваны своеобразным сочетанием ингредиентов, в котором неизменное влияние отличных и проверенных средств, таких как кокаин гидрохлорид и ацетанилид соединилось с противоположным и непредсказуемым эффектом редких растений.

Растения, вот что производит пагубные последствия. Логично предположить, что эти эффекты могут быть обращены другими растениями. Если бы я мог блокировать действие растительных экстрактов, то это могло бы обратить вспять изнурительные физические и психические повреждения, подобно тому, как экстракт из Калабарских бобов нейтрализует отравление растением Белла Донна.

С этим противоядием, я, возможно, смогу помочь не только моей бедной больной Станзе, но тем другим, кто, благодаря моей жадности и недальновидности, тоже пострадал.

... Если бы только Эдмунд вернулся! У него заканчивается трехлетнее путешествие, в ходе которого он собирал целебные травы и растения в экваториальных джунглях. Я ежедневно жду прибытия его почтово-пассажирского парохода. В отличие от многих моих якобы ученых братьев, я твердо верю, что аборигены этой планеты могут научить нас многим вещам о природных средствах. Мои собственные путешествия среди равнинных индейцев научили меня так многому. Я делаю успехи, но растения, которые я тестировал до сих пор – за исключением американской тисмии, на которую я возлагаю большие надежды – не кажутся эффективными в борьбе с побочными эффектами моего проклятого тоника.

8 ноября 1905 года.

Наконец-то вернулся Эдмунд! Он привез с собой десятки самых интересных растений, которым туземцы приписывают чудодейственные целебные свойства. Искра надежды, которую я едва осмелился зародить несколько дней назад, сейчас ярко горит во мне. Работа поглощает все мое время; я не могу спать, я не могу есть – я не могу думать ни о чем другом. В противовес к списку растений, входящих в состав эликсира, у меня есть перечень эффективных компонентов нейтрализующих их, в том числе кора каскары, каломель, масло из киноа, экстракт печали Ходжсона; и экстракт американской тисмии.

Но нет времени писать – еще столько всего предстоит сделать. И очень мало времени, чтобы успеть сделать это всё – с каждым днем Станза все больше угасает. Сейчас она не более чем бледная тень самой себя. Если мне не повезет – и не повезет очень быстро – она ускользнет в царство теней.

12 ноября 1905 года.

Я потерпел неудачу.

До последнего момента я был уверен в своем успехе. Химический синтез имел прекрасно продуманный здравый смысл. Я был уверен, что разработал точный ряд и пропорцию из компонентов - перечисленных на внутренней стороне задней обложки данного журнала, - что при кипячении, будут производить настойку, способную противостоять воздействию эликсира. Я дал Станзе серию доз – бедное страдающее существо ничего не может удержать в животе – но безрезультатно. Этим очень раним утром ее страдания стали настолько нестерпимыми, что я помог ей перейти в загробный мир.

Я не буду больше писать. Я потерял то, что было самым дорогим для меня. Я больше не отягощен земным бременем. И я пишу эти последние слова, не как живое существо, а как тот, кто уже душой со своей умершей женой, и скоро присоединится к ней и телом.

Из царства мертвых,

Иезекия Комсток Пендергаст

На долгое время взгляд Констанс замер на этих последних словах. Затем, вдумчиво, она перевернула страницы - и дошла до форзаца. Там находился сложный список компонентов, растений, экстрактов и этапы подготовки, все под заголовком «Анти Āликсир: формула противоĂдиĂ».

Ниже рецепта было еще одно рукописное сообщение, но сделанное совершенно другой рукой, и гораздо более свежими чернилами – красивым, плавным подчерком, который Констанс знала действительно очень хорошо.

«Моя дорогая Констанс,

Зная твое врожденное любопытство, твой интерес к семейной истории Пендергастов, и твою склонность к изучению коллекций в подвале, я не сомневаюсь, что – в какой-то момент твоей долгой, долгой жизни – ты обнаружишь эти краткие записи.

Ты, должно быть, заметила, что этот журнал содержит довольно тревожное чтение? Конечно, ты заметила. Представь тогда, если сможешь, насколько более болезненным он стал для меня самого – хроника изысканий моего собственного отца, чтобы вылечить какой-то недуг, который он сам же и даровал моей матери, Констанс. (Тот факт, что твое имя, совпадает с ее, это, кстати, не случайность.)

Величайшая ирония заключается в том, что мой отец был очень близок к успеху. Видишь ли, согласно моему собственному анализу, его противоядие должно было подействовать. За исключением того, что он совершил крошечную ошибку. Ты думаешь, он был слишком ослеплен горем и чувством вины, чтобы заметить свой единственный маленький промах? Это становится любопытным.

Будь осторожна.

Я прощаюсь, Констанс,

Ваш преданный и т.д.

Доктор Энох Ленг.»

Глава 53

Винсент Д'Агоста откинулся на спинку стула и угрюмо посмотрел на экран своего компьютера. Уже было далеко за шесть часов вечера. Он отменил свидание с Лорой в корейском ресторанчике за углом, и был полон решимости не отступать до тех пор, пока не раскопает всё, что только возможно. Так он и сидел, глядя упрямо на экран, как будто пытался заставить его выдать что-то полезное.

Он провел больше часа, копаясь в файлах Нью-Йоркской полиции и в других источниках, в поисках информации о Джоне Барбо и Рэд Маунтин Индастрис, и остался с абсолютным нулем. В полиции Нью-Йорка на мужчину не было досье. Онлайн поиск дал чуть больше. После короткой, но выдающейся карьеры в морской пехоте, Барбо – вернувшись с деньгами - основал Рэд Маунтин в качестве военной консалтинговой компании. Фирма разрослась в одну из крупнейших в стране частную договорную охранную организацию. Барбо родился в Чарльстоне и ему уже исполнился шестьдесят один год; он был вдовцом и его единственный сын умер от неизвестной болезни не более двух лет назад. Кроме этого Д'Агоста больше ничего не нашел. Рэд Маунтин являлась заведомо скрытной организацией; ее собственный сайт дал ему совсем немного. Но скрытность не преступление. Существовали также он-лайн слухи, которые, впрочем, крутились вокруг многих военных подрядчиков. Несколько одиноких голосов, вопиющих в цифровой пустыне, связывали компанию с различными южно-американскими и африканскими переворотами, деятельностью наемников, и теневыми военными операциями – но эти заявления делал тот же тип людей, которые утверждали, что Элвис еще жив и проживает на Международной космической станции. Вздохнув, Д'Агоста протянул руку, желая выключить экран.

Затем он кое-что вспомнил. Около шести месяцев назад была установлена программа - разработанная полицейским консультантом, бывшим сотрудником АНБ – чтобы оцифровать все документы полиции и прогнать их через софт оптического распознавания символов. В конечном счете, идея заключалась в создании перекрестных связей каждого обрывка информации в архиве департамента, с целью создания поисковых моделей, которые могли бы помочь раскрыть несколько «глухих» дел. Но, как и многие другие инициативы, эта тоже потерпела крах. Был выявлен перерасход бюджета, консультант был уволен, а проект функционировал лишь в тестовом режиме с даты завершения работ до настоящего времени.

Д'Агоста взглянул на экран компьютера. Программа должна была начать поиск с новейших документов, зарегистрированных в системе, а затем продвигаться вглубь к хронологически более старым файлам. Но из-за размера программу урезали, а объем нового материала, который поступал каждый день, в основном оставался невостребованным. Никто не использовал базу данных – она находилась в полном беспорядке.

И все же поиск займет лишь секунды. И к счастью, Барбо не слишком распространенная фамилия.

Он вошел обратно в ведомственную сеть, проложил свой путь через серию меню и достиг домашней страницы проекта. На экране появилось простое спартанское окно:

Департамент Нью-Йоркской Полиции И.С.А.Д.П.

Интегрированная система анализа данных и поиска

** Примечание: только бета-тестирование **

Ниже шло текстовое поле. Д'Агоста нажал на него, чтобы сделать активным, и ввел в него – «Барбо», а потом нажал на клавишу "Enter" рядом с ним.

К его удивлению, он получил результат:

Присоединенная запись 135823_R

Тема: Барбо, Джон

Формат: JPG (сжато с потерями)

Метаданные: в наличии

- Будь я проклят, - прошептал он.

Рядом с текстом был значок документа. Д'Агоста кликнул на него, и на экране появился скан официального документа. Это была запись из полиции Олбани, присланная – в качестве ведомственной любезности – в полицию Нью-Йорка около шести месяцев назад. Это было описание слухов от «неназванных третьих лиц» о незаконных сделках с оружием, совершаемых Рэд Маунтин Индастрис в Южной Америке. Между тем, – как было отмечено далее в документе – слухи оказались беспочвенными, фирма во всех других отношениях, имела внушительный послужной список, и поэтому вместо того, чтобы продвигать расследование по иерархии федеральных агентств, таких как Служба контроля за оружием, дело было закрыто.

Д'Агоста нахмурился. Почему он не обнаружил этот факт через обычные каналы?

Он нажал на экран и изучил добавленные метаданные. Они показали, что физическая копия письма была подшита к досье «Альберта Барбеччи» в архиве полиции Нью-Йорка. Заголовок учетной записи гласил, что человек, который подал его - это сержант Лумис Слэйд.

Несколькими щелчками мыши Д'Агоста открыл файл на Альберта Барбеччи. Барбеччи недолго был мафиози и умер семь лет назад.

Барбо. Барбеччи. Неправильная подшивка. Небрежная работа. Д'Агоста покачал головой. Такого рода неряшливость так не похожа на Слэйда. Потом он взял телефон, сверился со справочником и набрал номер.

- Слэйд, - послышался атональный голос на другом конце линии.

- Сержант? Это Винсент Д'Агоста.

- Да, лейтенант.

- Я просто наткнулся на документ о человеке по имени Барбо. Слышали о таком?

- Нет.

- А должны были. Вы же сами вложили документ в неправильное досье. Подшили его к Барбеччи.

Тишина. - Ой. Точно. Олбани, верно? Как глупо с моей стороны – извините.

- Мне интересно, как получилось, что этот документ оказался именно у вас.

- Англер дал мне его на регистрацию. Насколько я помню, это было дело Олбани, не наше, и мы его не проверяли.

- Как вы думаете, почему в первую очередь он был отправлен Англеру? Он запрашивал его?

- Извините, лейтенант. Я понятия не имею.

- Все нормально, я спрошу его сам. Он здесь?

- Нет. Он взял несколько дней отпуска, чтобы навестить родственников на севере.

- Хорошо, я свяжусь с ним позже.

- Будьте осторожны, лейтенант, - раздался щелчок, когда Слэйд положил трубку.

Глава 54

- Читай список ингредиентов, - сказала Марго Констанс. - Мы соберем их одно за другим.

- Живая вода, - начала Констанс. Она сидела в библиотеке особняка Риверсайд-драйв со старым журналом на коленях. Наступило только одиннадцать часов утра – но по срочному вызову Констанс, Марго со всей возможной поспешностью уже смылась с работы. От волнения изящные руки Констанс слегка дрожали, а лицо раскраснелось. Но ее эмоции были под жестким контролем.

Марго кивнула. - Это старомодное название водного раствора этанола. Водка будет в самый раз, - она сделала пометку в небольшом блокноте.

Констанс вернулась к журналу. – Следующее - это опиум.

- Настойка опия. В Соединенных Штатах вполне доступна по рецепту, - Марго сделала еще одну запись, прищурившись, пока записывала - хотя уже наступило утро, окна библиотеки закрывали ставни, и свет был тусклым. - Мы попросим доктора Стоуна, выписать нам рецепт.

- Нет необходимости. В химических кладовых подвала есть много опиума, - сказала Констанс.

- Хорошо.

Еще одна пауза, и Констанс сверилась со старым журналом. - Вазелин. Каломель… Каломель – это хлорид ртути, я полагаю. В подвале тоже найдется несколько баночек.

- Вазелин мы можем получить в любой аптеке, - сказала Марго. Она просмотрела список из дюжины компонентов, набросанный в ее блокноте. Несмотря ни на что, она чувствовала покалывающее ощущение надежды. Сперва, сообщение Констанс об антидоте Иезекии и ее появление перед Марго со старым журналом выглядело, как авантюра. Но теперь...

- Кора каскары, - продолжила Констанс, возвращая свое внимание к журналу. - Я не знакома с подобным.

- Крушина Пурша, - пояснила Марго. - Rhamnus purshiana. Ее кора была и до сих пор остается распространенным ингредиентом в травяных добавках.

Констанс кивнула. - Масло киноа.

- Его еще называют цитварным маслом, - сказала Марго. - Оно умеренно ядовито, но, тем не менее, использовалось как частый ингредиент в лекарствах девятнадцатого века.

- В подвале должно было остаться несколько бутылок, - Констанс остановилась. - Вот последние два ингредиента: печаль Ходжсона и американская тисмия.

- Я не слышала ни об одном из них, - Марго задумалась. - Но это, очевидно, растения.

Констанс поднялась и достала с книжной полки огромный Ботанический словарь. Поместив его на подставку, она начала пролистывать страницы книги. – Печаль Ходжсона. Это водная, ночная цветущая лилия из семейства кувшинковых, с эффектным темно-розовыми цветом. В дополнение к своему цвету, она обладает очень необычным запахом. Здесь ничего не говорится о его фармакологических свойствах.

- Интересно.

Наступило молчание, Констанс продолжила читать записи. - Он растет только на Мадагаскаре. Очень редок. Ценится коллекционерами водных лилий.

В библиотеке воцарилась тишина. - Мадагаскар, - повторила Марго. - Черт. Порывшись в своей сумке, она вытащила планшет, вышла в Интернет, и сделала быстрый поиск печали Ходжсона. Движением пальца она быстро спустилась по записям. - Ладно, у нас есть шанс. Кажется, в Бруклинском ботаническом саду есть образец, - она открыла сайт сада и изучала его несколько секунд. - Это в Водной доме, который является частью основного тепличного комплекса. Но как же мы его достанем?

- Есть только один верный способ.

- И какой же?

- Украсть его.

Буквально через мгновение Марго кивнула.

- Теперь последний ингредиент, - Констанс вновь обратились к энциклопедии, – Американская тисмия... Растение встречается в болотистых угодьях вокруг чикагского озера Калумет. Цветет меньше месяца над землей. Представляет интерес для ботаников и не только потому, что у него очень локализованная среда обитания, но и потому, что это микрогетеротроф.

Марго пояснила: - Это редкий вид растений, который для своего питания паразитирует на подземных грибах, а не использует фотосинтез.

Вдруг Констанс замерла. Странное выражение проступило на ее лицо, пока она продолжала смотреть в энциклопедию. - Согласно этому, - сказала она, - растение вымерло около 1916 года, когда место его обитания было застроено.

- Вымерло?

- Да, - голос Констанс приобрел мертвый оттенок. - Несколько лет назад небольшая армия добровольцев провела тщательный обыск удаленной южной части Чикаго, с конкретным намерением найти образец американской тисмии. Поиски оказались тщетными.

Констанс положила книгу на место и подошла к угасающему камину. Она застыла, глядя на него, скручивая руками платок. Она ничего не говорила.

- Есть вероятность, - произнесла Марго, - что в коллекции музея может находиться его экземпляр, - снова использовав планшет, она получила доступ к Интернет порталу музея и вошла в него, используя свое имя и пароль. Открыв он-лайн каталог Кафедры ботаники, она ввела в поиск «американская тисмия».

Ничего.

Марго позволила планшету опуститься на свои колени. Констанс продолжала скручивать платок.

- Я могу посмотреть, вдруг в коллекции музея есть что-то похожее, - предложила Марго. - Все микрогетеротрофы очень близки, и, возможно, имеют сходные фармакологические свойства.

Констанс быстро повернулась к ней. - Иди в музей. Достань ближайший набор образцов, который только сможешь найти.

«Конечно», - подумала Марго, - «Это повлечет за собой еще и кражу». Боже, как же до этого дошло? Но когда она подумала о Пендергасте наверху, она поняла, что у них не было иного выбора. Помолчав, она сказала: - Мы кое-что забыли.

- И что же?

- Противоядие, которое Иезекия описал здесь... оно не сработало. Жена Иезекии все равно умерла.

- Последняя запись Ленга говорит что-то о маленькой ошибке. Одной небольшой оплошности. Ты можешь представить, что это за оплошность может быть?

Марго снова вернулась к рецепту. Фактически, он был прост в приготовлении за исключением последних двух весьма необычныхрастительных ингредиентов. - Это может быть что угодно, - сказала она, покачав головой. - Может быть ошибочные пропорции. Может быть неудачное приготовление. Неправильный ингредиент. Неожиданное взаимодействие компонентов.

- Подумай, пожалуйста, подумай! - Марго могла расслышать, как в руках Констанс затрещал платок.

Марго попыталась сосредоточиться и тщательно обдумать ингредиенты. Опять же, два последних из них, были уникальными. Остальные были более распространенными, и их приготовление было обычным делом. Должно быть, именно с этими двумя редкими ингредиентами и случилась «оплошность».

Она рассмотрела способы подготовки. Из обоих растений извлекли экстракт, используя самый распространенный метод – кипячение. Обычно это срабатывает, но в некоторых случаях кипячение разрушает определенный комплекс растительных белков. На сегодняшний день самым лучшим методом растительной экстракции в фармакологии считается хлороформ.

Марго подняла взгляд. - Экстракция этих двух растений при комнатной температуре с использованием хлороформа будет более эффективной, - сказала она.

- Я уверена, что смогу найти хлороформ в коллекциях. Давай же поспешим.

- Мы должны сначала его проверить. Мы не знаем, какие вещества присутствуют в этих двух растений. Они могут быть смертельно опасными.

Констанс уставилась на нее. - Нет времени на проверки. Казалось, что еще вчера вечером Пендергаст оживился – но сейчас его состояние ухудшилось. Иди в музей. Сделай всё, что тебе нужно сделать, чтобы заполучить микрогетеротрофы. А я тем временем, соберу как можно больше других ингредиентов, какие только смогу найти в подвале, и... - она остановилась, когда увидела выражение лица Марго. - Есть проблема?

- Музей, - повторила Марго.

- Конечно. Это логичное место, чтобы найти необходимые ингредиенты.

- Но они хранятся в... в подвале.

- Ты знаешь музей лучше, чем я, - сказала Констанс. Когда Марго не ответила, она продолжила: - Эти растения являются жизненно важными, если мы надеемся спасти Пендергаста.

- Да. Да, я знаю, что они важны, - Марго сглотнула, затем положила свой планшет обратно в сумку. - Что мы собираемся делать с Д'Агостой? Мы решили, что будем оставаться на связи, но я не уверена, что мы должны упоминать эти... планы.

- Он офицер полиции. Он не сможет помочь нам, – и он мог бы попытаться остановить нас.

Марго склонила голову в знак согласия.

Констанс кивнула. - Удачи.

- Тебе тоже, - Марго помолчала. - Мне любопытно – та запись... в журнале. Она была написана лично для тебя. Что это было?

Тишина. - Перед Алоизием у меня был другой опекун. Доктор Энох Ленг. Человек, который написал в журнале то последнее замечание.

Марго молчала, ожидая продолжения. Констанс никогда добровольно не делилась информацией о себе; Марго почти ничего о ней не знала. Много раз она удивлялась, откуда она вдруг взялась и какие у нее реальные отношения с Пендергастом. Но сейчас настолько нехарактерный тон голоса Констанс стал мягким, почти исповедальным.

- Доктор Энох имел знаменитый интерес к определенной отрасли химии. Я иногда выступала в качестве его ассистентки. И помогала ему с экспериментами.

- Когда это было? - спросила Марго. Это казалось странным: Констанс выглядела чуть старше двадцати лет, а подопечной Пендергаста она уже была в течение нескольких лет.

- Давным-давно. Я была совсем еще ребенком.

- О, - Марго помолчала. - И какие отрасли химии интересовали этого доктор Эноха?

- Кислоты, - и Констанс слегка улыбнулась: далекой, почти ностальгической улыбкой.

Глава 55

Столько же, сколько Марго была связана с Нью-Йоркским музеем естественной истории, Йоргенсен собирался « в отставку». И день за днем он продолжал занимать кабинет, в котором, казалось, он находился постоянно и никогда не возвращался домой – если у него вообще был дом, и еще он ворчал на тех, кто его тревожил. Марго застыла у его полуоткрытой двери, не решаясь постучать. Она могла видеть старика склонившегося над какими-то стручками и изучающего их под микроскопом, голова его полностью облысела, но кустистые брови топорщились на его лице.

Марго постучала. - Доктор Йоргенсен? – обратилась она.

Его голова повернулась, и пара выбеленных голубых глаз посмотрела на посетительницу. Он не произнес ни слова, но в его взгляде Марго прочла одно сплошное раздражение.

- Извините, что побеспокоила вас.

Извинения были встречены неразборчивым бормотанием. Поскольку приглашения войти не последовало, Марго вошла без него.

- Я Марго Грин, - представилась она, протягивая свою руку. – И я работаю здесь.

Последовало еще одно ворчание, и иссохшая рука пожала ее. Брови удивленно приподнялись. - Марго Грин... Ах, да. Вы были вовлечены во всю эту ужасную историю с убийствами, - он покачал головой. - Я был другом Уиттлси, бедная старая душа.

Марго сглотнула и поспешила сменить тему. - Это было давно, и я уже не помню убийств, - солгала она. – Я хотела бы узнать…

- Но я помню, - перебил ее Йоргенсен. - И я помню вас. Странно, ваше имя недавно упоминалось. Сейчас, где же это было...?

Он осмотрелся вокруг, но ничего не нашел и взглянул на нее. - Что случилось с тем высокий парнем с челкой, с которым вы пошли в обход? Вы помните, тот, который любил звук его собственного голоса?

Марго замешкалась. - Он умер.

Йоргенсен, казалось, замер на мгновение. - Умер? Да, это были темные дни. Так много смертей. Значит, вы ушли отсюда в поисках лучшей жизни?

- Ушла, - она поколебалась. - Здесь осталось слишком много плохих воспоминаний. Сейчас я работаю в Медицинском фонде.

Небольшой кивок головой, и Марго почувствовала воодушевление. - Мне нужна помощь. Несколько советов по ботанике.

- Очень хорошо.

- Вы знакомы с микрогетеротрофами?

- Да.

- Прекрасно. Ну, меня интересует растение, называемое «американская тисмия».

- Оно считается исчезнувшей.

Марго сделала глубокий вдох. - Я знаю. Я надеялась... интересовалась... возможно ли, что образец подобного микрогетеротрофа есть в коллекции музея.

Йоргенсен откинулся на спинку стула и сложил свои пальцы домиком. Марго почувствовала, что сейчас последует лекция. – Американская тисмия, - произнес он, как будто не расслышав ее последней фразы, - в ботанических кругах была довольно знаменитым растением. Не только из-за того, что вымерла, но еще и при жизни, она была одним из самых редких известных растений. Только один ботаник когда-либо видел ее и взял образцы. Растение исчезло около 1916 года, благодаря расширению Чикаго. Оно пропало без следа.

Марго притворилась, что ее заинтересовала эта мини-лекция, хотя она уже знала каждую деталь. Йоргенсен остановился, так и не ответив на ее вопрос.

- Так, - сказала она, - только один ботаник смог взять образцы?

- Это правда.

- И что же случилось с теми образцами?

При этом старое лицо Йоргенсен сморщилось от странной улыбки. – Конечно же, они здесь.

- Здесь? В коллекции музея?

Кивок.

- Почему же они не указаны в он-лайн каталоге?

Йоргенсен пренебрежительно махнул рукой. - Потому что они в Хранилище гербария. Для таких образцов есть отдельный каталог.

Марго потеряла дар речи от своей удачи. - Хм, и как я могу получить к нему доступ?

- Вы и не можете.

- Но они нужны мне для исследований.

Лицо Йоргенсена начало принимать сочувствующий вид. - Моя дорогая девочка, - начал он, - доступ к Хранилищу гербария для музейных кураторов строго ограничен, и возможен только с письменного разрешения самого директора. Голос его приобрел назидательный тон. - Эти вымершие растения очень хрупкие, и просто могут не перенести обращения с ними неопытных специалистов.

- Но я же не неопытный дилетант. Я этнофармаколог и у меня есть веская причина, очень веская причина, чтобы изучить этот образец.

Кустистые брови поднял. – И что же это за причина?

- Я, ах, провожу исследования медицины девятнадцатого века.

- Минуточку, - перебил ее Йоргенсен, - Теперь я вспомнил, где упоминалось ваше имя! Иссохшая рука потянулась и извлекла документ из верхней стопки бумаг. - Недавно я получил сообщение об изменении вашего статуса здесь, в музее.

Марго резко прервалась на полуслове. - Что?

Йоргенсен взглянул на лист, а затем протянул его ей. - Смотрите сами.

Это было уведомление от Фрисби для всех сотрудников кафедры ботаники. И оно было весьма кратким.

*

«Пожалуйста, обратите внимание на изменение статуса в отношении внешнего исследователя доктора Марго Грин, этнофармаколога работающего в институте Пирсона. Ее права доступа к коллекциям были понижены с уровня 1 до уровня 5. Изменения вступают в силу немедленно».

Марго хорошо знала, как эту небольшую записку перевести с бюрократического языка: доступ «уровень 5» - означает полное отсутствие доступа. - Когда вы получили это?

- Этим утром.

- Почему же вы не сказали об этом раньше?

- В последние дни я не обращал много внимания на послания музея. Это чудо, что я о нем вообще вспомнил. В восемьдесят пять моя память уже не та, что раньше.

Марго села в кресло, пытаясь взять под контроль свою вспыльчивость. Выражение злости перед Йоргенсеном ни к чему хорошему не приведет. «Лучше быть честной», - подумала она.

- Доктор Йоргенсен, у меня есть друг, который серьезно болен. На самом деле он умирает.

Медленный кивок.

- Единственное, что может его спасти – это экстракт из этого растения – американской тисмии.

Йоргенсен нахмурился. - Моя дорогая девочка...

Марго с трудом сглотнула. Она ужасно устала от этого обращения «дорогая девочка».

- ... Вы же не можете говорить это всерьез. Если это растение действительно может спасти его жизнь, могу ли я увидеть медицинское заключение на этот счет, подписанное его лечащим врачом?

- Позвольте мне объяснить. Мой друг был отравлен, и этот экстракт должен войти в состав противоядия. Ни один врач ничего не знает об этом.

- Это кажется полной чушью.

- Я обещаю...

- Но даже если бы это было законно, - продолжил он, перебивая ее, - я никогда бы не допустил уничтожения образца исчезнувшего растения, последнего в своем роде, для одноразового лекарственного лечения. В чем ценность обычной человеческой жизни перед лицом последнего существующего экземпляра вымершего растения?

- Вы... - Марго взглянула на его лицо, перекошенное явными чертами крайнего неодобрения. Она была поражена его фразой, которой он просто выразил то, что научный образец стоит больше, чем человеческая жизнь. Она никогда не сможет понять этого человека.

Марго размышляла очень быстро. Она посещала Хранилище гербария много лет назад, и запомнила, что фактически его вход был защищен только кодовым замком. Комбинации таких замков, в целях безопасности, менялись на регулярной основе. Она посмотрела на Йоргенсена, который скрестил руки на груди и хмурился, глядя на нее, ожидая, пока она закончит то, что начала говорить.

Он сказал, что его память стала не столь острой, как в былые дни. В настоящий момент, это был очень важный факт. Она осмотрела офиса. Где бы он мог записать комбинацию? В книге? На его столе? Она вспомнила старый фильм Хичкока "Марни", где бизнесмен держал шифр к его сейфу в запертом ящике его рабочего стола. Он мог находиться в тысяче мест даже в небольшом офисе. Возможно, она могла бы заставить раскрыть его местонахождение.

- Доктор Грин, что-то еще?

Если она быстро что-нибудь не придумает, она никогда не попадет в это хранилище... и Пендергаст умрет. Ставки были слишком высоки.

Она пристально посмотрела на Йоргенсена. - Где вы прячете комбинацию к хранилищу?

Его взгляд быстро сместился, а потом снова сконцентрировался на ней. - Какой оскорбительный вопрос! Я потратил с вами уже достаточно времени. Хорошего дня, доктор Грин.

Марго поднялась и ушла. В тот краткий миг его глаза невольно взглянули на точку, расположенную выше и позади ее головы. Когда она повернулась, чтобы уйти, то заметила, что это место было занято небольшой ботанической гравюрой в рамке.

Она почувствовала в себе надежду, что за этой картиной находится сейф, содержащий комбинацию. Но как выкурить Йоргенсена из его проклятого офиса? И даже если она найдет сейф, где она возьмет комбинацию к нему? И, предполагая, что ей удастся узнать шифр, хранилище гербария располагалось глубоко в подвалах музея...

Тем не менее, она должна была попробовать.

В коридоре она остановилась. Может ей сорвать пожарную сигнализацию? Но это вызовет эвакуацию всего крыла и, без сомнения, она попадет в неприятности.

Марго продолжала прохаживаться по коридору, а также офисам и лабораториям, расположенным по обеим сторонам от него. Все еще был час обеда, и место относительно пустовало. В одной пустой лаборатории она заметила внутренний телефон музея. Она нырнула внутрь, глядя на него. Марго могла позвонить ему, притворяться чьим-то секретарем, попросить его прийти на встречу? Но он не похож на того, кто ходит на встречи..., ни на человека, который бы положительно ответил на неожиданное приглашение. И есть еще вероятность, что он знает большинство голосов секретарей?

Ведь должен же быть способ, чтобы выманить его из офиса. И еще этим же способом можно заставить его разозлиться, и отправиться изливать свою злость в скандале с коллегой.

Она подняла трубку. И вместо звонка Йоргенсену, она позвонила в офис Фрисби. Маскируя свой голос, она сказала: - Это кабинет кафедры ботаники. Могу я поговорить с доктором Фрисби? У нас возникла проблема.

Мгновением позже появился запыхавшийся Фрисби: - Да, что случилось?

- Мы получили ваше уведомление о той женщине, докторе Грин, - сказала Марго, сделав свой голос приглушенным и низким.

- И что с ней не так? Надеюсь, что она вас там не беспокоит?

- Вы знаете, старого доктора Йоргенсена? Он хороший друг доктора Грин. Я боюсь, что он планирует ослушаться ваших пожеланий и дать ей доступ к коллекции. Он все утро ругался на ваше указание. Я упоминаю об этом только потому, что мы не хотим неприятностей, а вы знаете, как может быть трудно с доктором Йоргенсеном…

Фрисби бросил трубку. Марго осталась ждать в пустой лаборатории с полуоткрытой дверью. Через несколько минут она услышала звук пыхтения, и разъяренный Йоргенсен прошествовал мимо, его лицо раскраснелось, но выглядел он на редкость крепким для своего возраста – без сомнений, он направился в офис Фрисби, чтобы поставить того на место.

Марго быстро миновала коридор и, к своему облегчению, обнаружила, что дверь его кабинета оказалась открыта настежь, видимо, в связи с его поспешным бегством. Она проникла внутрь, слегка прикрыла дверь и приподняла ботаническую гравюру от стены.

Ничего. Сейфа не было – просто глухая стена.

Она почувствовала себя раздавленной. Почему же он посмотрел в этом направлении? На стене больше ничего не было. Может быть, это был просто случайный взгляд, или, возможно, у нее не получилось правильно определить его положение. Она собиралась опустить картину обратно, когда заметила кусок бумаги, приклеенный к задней части рамы, со списком чисел на нем. Все числа были зачеркнуты, кроме последнего.

Глава 56

Алоизий Пендергаст лежал в постели, сохраняя неподвижность настолько, насколько это было возможно. Каждое движение, даже малейшее, казалось агонией. Простой вдох достаточного количества воздуха для насыщения крови кислородом отправлял раскаленные добела иглы боли через мускулы и нервы в его груди. Он чувствовал темное присутствие, ожидающее у подножия его постели, суккуб в любой момент был готов взобраться на него и задушить. Но всякий раз, как Алоизий пытался взглянуть на него, тот исчезал, только для того, чтобы вновь появиться, когда он отворачивался.

Он попытался заставить боль уйти, потерявшись в обстановке своей спальни и пристально рассматривая картину на противоположной стене, в которой раньше он часто находил утешение: поздняя работа Тёрнера «Шхуна у Бичи-Хед». Иногда он мог затеряться на несколько часов во всех этих многочисленных прорисованных слоях света и тени; таким образом, Тернер изобразил хлопья пены и то, как яростный шторм рвет паруса корабля. Но боль и отвратительная вонь гниющих лилий, - насыщенная, приторно-сладкая, как смрад гниющей плоти, сделали такой психический побег невозможным.

Все его привычные механизмы преодоления эмоциональной или физической травмы разносились болезнью в пух и прах. А теперь и морфий перестал действовать, и его нельзя было ввести еще час. Не было ничего, кроме пейзажа боли, бесконечно раскинувшегося во все стороны.

Даже в этом самом тяжелом состоянии его болезни, Пендергаст знал, что недуг, поразивший его, имеет свои приливы и отливы. Если он сможет пережить этот нынешний натиск боли, то он – со временем – утихнет, сменившись временным облегчением. Тогда он сможет снова дышать, говорить, даже вставать с кровати и передвигаться. Но потом волна боли снова нахлынет, как она делала это всегда – с каждым разом становясь все хуже и продолжительнее, чем раньше. И он чувствовал, что рано или поздно в ближайшем будущем, растущая боль прекратит отступать, и тогда наступит конец.

И вот к периферии его сознания пришел гребень волны боли: ползучая чернота по краям его поля зрения, своего рода затемнение по углам. Это служило сигналом, что в течение нескольких минут, он потеряет сознание. Вначале, он приветствовал это освобождение. Но по злой иронии, он вскоре узнал, что, по сути, это была далеко не свобода. Потому что тьма приносила не пустоту, а мир галлюцинаций его собственного подсознания, который оказывался в некотором роде еще хуже, чем боль.

Мгновением позже темнота схватила Пендергаста в свои крепкие руки, выдергивая его из постели и тускло освещенной комнаты, как отлив подхватывает обессилевшего пловца. Было короткое, тошнотворное ощущение падения. И когда тьма растаяла, открылась сцена, как будто занавес, поднялся над подмостками.

Он стоял на неровном выступе застывшей лавы, высоко на склоне действующего вулкана. Наступили сумерки. Слева от него ребристые крылья вулкана спускались вниз к далекому берегу, такому далекому, что он казался другим миром, где маленькая россыпь белых зданий сгрудилась на краю пены, а их вечерние огни пронзали полумрак. Непосредственно впереди и под ним зияла огромная пропасть – чудовищная рваная рана, ведущая в самое сердце вулкана. Он мог видеть, как живая лава бурлит, подобно крови внутри нее, светясь насыщенным яростным красным в тени кратера, который поднимался чуть выше. Облака серы поднимались от пропасти, и черные крупицы золы, подгоняемые адским ветром, легко и быстро неслись по воздуху.

Пендергаст точно знал свое местонахождение: он стоял на гребне Бастименто вулкана Стромболи, и глядел в печально известную Сциара-дель-Фуоко – Огненную лавину. Он однажды уже был на этом же хребте, немногим более трех лет назад, когда стал свидетелем одной из самых шокирующих драм своей жизни.

Кроме того, сейчас место выглядело иначе. Отвратительное и в лучшие времена, оно стало – воплотившись в театре его воспаленных галлюцинаций – каким-то чистым кошмаром. Небо, окружавшее его, оказалось не темно-фиолетовым, как должно было быть от сумерек, а тошнотно-зеленым, в цвет тухлых яиц. Багровые всполохи оранжевых и голубых молний освещали небеса. Раздутые малиновые облака неслись перед мерцающим, желтоватым солнцем. Отвратительный яркий оттенок освещал всю сцену.

Когда он очутился в адском видении, то был поражен, увидев человека. Не более чем в десяти футах перед ним мужчина сидел на шезлонге, стоящем на плавнике старой лавы, которая ненадежно ответвлялась от гребня над дымящейся Сциара-дель-Фуоко. Он носил темные очки, соломенную шляпу, рубашку и шорты бермуды, и прихлебывал что-то похожее на лимонад из высокого стакана. Пендергасту не нужно было подходить ближе, чтобы рассмотреть, в профиль, нос с горбинкой, аккуратно подстриженную бородку, рыжие волосы. Это был его брат Диоген. Диоген – который исчез в этом же месте в ужасной сцене, которая разыгрывалась между ним и Констанс Грин.

Пока Пендергаст рассматривал его, Диоген сделал длинный, медленный глоток лимонада. Он смотрел на яростное кипение Сциара-дель-Фуоко с безмятежным спокойствием туриста, смотрящего на Средиземное море с балкона хорошего отеля. - Аве, братец, - сказал он, не глядя на него.

Пендергаст не ответил.

- Я бы справился о твоем здоровье, но нынешние обстоятельства устраняют необходимость данной капли лицемерия.

Пендергаст лишь смотрел на эту странную материализацию: его покойный брат, развалившийся на шезлонге, на краю действующего вулкана.

- Ты знаешь, - продолжал Диоген, - я нахожу ироничным – справедливо ироничным – твое нынешнее затруднительное положение, чуть ли не ошеломляющим. После всего, что мы пережили, после всех моих схем, твой конец наступит от рук, но не моих, а твоего собственного потомка. Твоего собственного сына. Думал ли ты о чем-то подобном, брат! Я бы познакомился с ним: у Альбана и меня нашлось бы много общего. Я бы мог научить его многим вещам.

Пендергаст не отвечал. Не было смысла реагировать на горячечный бред.

Диоген сделал еще глоток лимонада. - Но то, что делает иронию такой упоительно полной, так это то, что Альбан стал лишь вершителем твоей погибели. Твой настоящий убийца наш собственный пра-пра-прадед Иезекия. Поговорим о грехах отцов! Это не его собственный «эликсир» убивает тебя – а это все происходит благодаря эликсиру его косвенной жертвы; этот Барбо молодец, теперь он получил возможность отомстить сполна, - Диоген помолчал. - Иезекия; Альбан; и я сам. Все это создает хороший семейный круг.

Пендергаст соблюдал тишину.

До сих пор повернутый только в профиль, Диоген смотрел на жестокое зрелище бурления у своих ног. - Я думал, что ты будешь приветствовать этот шанс на искупление.

Пендергаст вынужден был, наконец, заговорить. - Искупление? За что?

- Ты, с твоим ханжеством, твоим закоснелым чувством морали, твоим ошибочным стремлением поступать правильно в этом мире – что всегда было тайной для меня, как тебя не мучает тот факт, что мы прожили в достатке на состоянии Иезекии все наши жизни.

- Ты говоришь о том, что случилось сто двадцать пять лет назад.

- Неужели течение лет принесло что-нибудь, что уменьшило страдания его жертв? Сколько времени потребуется, чтобы отмыть кровь со всех этих денег?

- Это ложный тонкий, хитрый ход. Иезекия нажился бессовестно, но мы стали невинными наследниками этого богатства. Деньги взаимозаменяемы. Мы не виноваты.

Диоген усмехнулся – едва слышно за ревом вулкана – а затем покачал головой. - Как иронично, что я, Диоген, стал твоей совестью.

Обессилившее от мучений сознание Пендергаста само стало пробиваться сквозь галлюцинации. Он покачнулся на гребне лавы; но устоял сам. - Я... - начал он. - Я... не ... не несу за это ответственность. И я не буду спорить с галлюцинацией.

- Галлюцинацией? - и вот, наконец, Диоген повернулся к своему брату. Правая сторона его лица – сторона, которой он был обращен к Пендергасту – выглядела как обычно, цельной, хорошо сложенной, какой она всегда и была. Но левая сторона сильно обгорела, рубцы стягивали и покрывали узором кожу от подбородка до волос, как кора дерева, скуловая кость и глазница без глаза были обнажены и белели.

- Просто продолжай убеждать себе в этом, брат, - прокричал он сквозь рев горы. И так же медленно, как он повернулся к Пендергасту, Диоген снова отвернулся от него, скрывая ужасное зрелище, его взор вновь обратился на Сциара-дель-Фуоко. И как только он это сделал, сцена кошмара начала колебаться, растворяться, и исчезать, оставив Пендергаста снова в его собственной спальне и приглушенном свете обстановки, а свежие волны боли нахлынули на него с новой силой.

Глава 57

Глубоко под спальней Пендергаста Констанс, тяжело дыша, стояла в одной из последних длинных подвальных комнат. Черная нейлоновая сумка была перекинута через плечо. А узоры паутины свисали с ее платья.

Она достигла конца кабинета доктора Эноха. Уже было полтретьего дня, и она потратила несколько часов, пытаясь собрать необходимые компоненты для противоядия. Опустив нейлоновую сумку, она сверилась со списком еще раз, хотя прекрасно знала, что именно до сих пор так и не нашла. Хлороформ и масло киноа.

Констанс отыскала большую бутыль хлороформа, но она оказалась плохо запечатанной и за все эти годы химикат испарился. И еще она не обнаружила никаких следов киноа. Хлороформ хотя бы был доступен по рецепту, но его получение займет слишком много времени, Констанс и не надеялась, что будет легко уговорить доктора Стоуна, находящегося наверху, выписать рецепт. Но масло киноа могло стать большой проблемой, так как из-за токсического характера оно больше не использовалось в травяных препаратах. Если она не сможет найти его внизу, то ей крупно не повезет. Масло просто обязано находиться где-то здесь в какой-то коллекции, потому что оно значилось обычным ингредиентом в патентованных лекарствах того времени.

Но она нигде его не находила.

Констанс вернулась назад через все комнаты, проскользнув под арками. До этого она оставила на последующую проверку несколько все еще разрушенных кладовых. Сейчас она собиралась проверить именно их... За эти месяцы она и Проктор провели кропотливый процесс уборки – отбрасывая груды битого стекла, осторожно расчищая разбитые экспонаты или пролитые химические вещества.

А что если бутылки масла киноа были среди тех, разбитых и выброшенных...?

Она остановилась у одной комнаты, которую они еще не восстановили. Опрокинутые стеллажи валялись на полу, а миллионы осколков битого стекла подмигивали и блестели на полу, который был окрашен различными цветными пятнами веществ и липкими, высохшими лужами. Мерзкий, заплесневелый запах висел в воздухе, как ядовитые миазмы. Но не всё было разбито: на полу многие бутылки лежали нетронутыми, а некоторые шкафы все еще находились в вертикальном или наклоном положении, заполненные баночками многочисленных цветов, каждая с этикеткой, подписанной изящным почерком Эноха Ленга.

Она начала с просмотра неразбитых бутылок в нескольких шкафах, которые избежали общего разрушения. Бутылки звенели под ее пальцами, когда она перебирала их, одно латинское название за другим, бесконечная вереница веществ.

Это сводило с ума. Систему сортировки доктор Энох держал только в своей голове – и после его смерти она так и не смогла ее расшифровать. Констанс подозревала, что она была случайной – и врач просто записал целую библиотеку химикатов в свою фотографическую память.

Закончив с одним шкафом, она приступила к следующему, а потом перешла еще к одному. Когда одна бутылка упала и разбилась; она отбросила осколки в сторону. Но неумолимое зловоние поднялось вверх. Она продолжала продвигаться вперед, сортируя все быстрее и быстрее, и еще больше бутылок падало в спешке. Она посмотрела на часы. Три часа.

Зашипев от раздражения, она переместилась к нетронутым бутылкам, валяющимся на полу – тем, что не разбились. Наклоняясь и слыша из-под ног хруст битого стекла, она продолжала поиск; поднимая бутылку, читала этикетку и отбрасывала ее в сторону. Здесь находилось много масел: календулы, огуречника, примулы, коровяка, корня чемерицы... но не киноа. С внезапным разочарованием она набросилась на одну из полок, которую уже обыскала, сметая бутылки на пол. Они приземлились, разбиваясь и издавая резкий звон, и теперь действительно ужасающий смрад быстро заполнил комнату.

Она отошла в сторону. Краткая потеря контроля вызвала у нее сожаление. После нескольких глубоких вдохов, она снова обрела присутствие духа и начала обыск последнего шкафа. До сих пор ничего.

И вдруг она стояла там: большая бутылка с надписью «МАСЛО КИНОА». Прямо у нее на глазах.

Схватив бутылку, она положила ее в сумку и продолжила поиск хлороформа. Через несколько бутылок, которые она просмотрела, нашелся небольшой, хорошо запечатанный флакон хлороформа. Она засунула его в сумку, подняла ее и понесла к лестнице, ведущей к лифту.

Констанс приняла этот неожиданный поворот удачи за знак. Но как только она дошла до библиотеки и книжные полки, скользя, встали на место, появилась миссис Траск и протянула ей телефон.

- Это лейтенант, - сказала она.

- Скажите ему, что меня нет.

С выражением неодобрения миссис Траск продолжала настаивать, протягивая телефон. - Он очень настойчив.

Констанс взяла трубку и приложила усилия, чтобы казаться радушной. - Да, лейтенант?

- Я хочу, чтобы вы и Марго явились сюда, живо.

- Но в настоящее время мы очень заняты, - ответила Констанс.

- У меня появилась важная информация. Есть несколько очень, очень плохих людей замешанных в этом. Вас и Марго собираются убить. Я хочу помочь.

- Вы не сможете помочь нам, - отрезала Констанс.

- Почему?

- Потому что... - она замолчала.

- Потому что вы планируете незаконное дерьмо?

Нет ответа.

- Констанс, немедленно тащите ко мне свою задницу. Или, да поможет мне Бог, я приду к вам с отрядом и доставлю сюда собственноручно.

Глава 58

Давайте повторим еще раз, - попросил Д'Агоста. День уже клонился к вечеру, а Марго и Констанс все еще сидели в офисе лейтенанта. - Вы говорите, что нашли лекарство от того, чем отравили Пендергаста?

- Противоядие, - подсказала Констанс. - Разработанное Иезекией Пендергастом, чтобы нейтрализовать эффект своего же эликсира.

- Однако вы не уверены.

- Не до конца, - ответила Марго. - Но мы должны попробовать.

Д'Агоста откинулся на спинку кресла. Это все казалось безумием. - И у вас есть все компоненты?

- Все, кроме двух, - пояснила Марго. – Они - растения, и мы знаем, где их найти.

- И где же?

А в ответ тишина.

Д'Агоста пристально взглянул на Марго. - Дайте угадаю: вы собираетесь ограбить музей.

Опять тишина. Лицо Марго побледнело и выглядело напряженным, но в ее глазах сиял решительный блеск.

Д'Агоста провел рукой по своей лысеющую макушку и посмотрел на двух дерзких женщин, сидящих через стол от него. – Послушайте. Я был полицейским слишком долгое время. Я не идиот, и я знаю, что вы планируете что-то незаконное. Честно говоря, мне плевать на это сейчас. Пендергаст - мой друг. Что меня действительно волнует, так это то, чтобы вы успешно заполучили растения. И не были убиты в процессе этого. Вы понимаете?

Марго, наконец, кивнула.

Д'Агоста повернулся к Констанс. – А вы?

- И я понимаю, - ответила она, но он смог прочесть по ее лицу, что она не согласна с ним. - Вы сказали, у вас есть жизненно важная информация. Что же это?

- Если я прав, то этот Барбо намного опаснее, чем кто-либо представлял. Вам понадобится подкрепление. Позвольте мне помочь вам достать эти растения, где бы они ни находились.

Снова тишина. Наконец, поднялась Констанс. - Как вы можете помочь нам? Вы сами указали нам, что то, что мы делаем, является незаконным.

- Констанс права, - согласилась с ней Марго. - Можете ли вы представить себе все эти грядущие бюрократические формальности? Теперь понимаете. Пендергаст – ваш друг – умирает. У нас почти не осталось времени.

Д'Агоста почувствовал, что теряет самообладание. - Я прекрасно осознаю всё это, поэтому и готов переступить черту. Послушайте, черт возьми, если вы не позволите мне помочь, я собираюсь запереть вас обеих в камере. Прямо сейчас. Для вашей же собственной безопасности.

- Если вы сделаете это, Пендергаст непременно умрет, - сказала Констанс.

Д'Агоста выдохнул. - Я не позволю вам двоим бегать вокруг, играя в полицейских. Барбо или его люди были на шаг впереди нас все это время. Как вы думаете, я буду чувствовать себя с тремя смертями на сердце вместо одной? Потому что он вполне может попытаться остановить вас.

- Я надеюсь, что он именно так и поступит, - отрезала Констанс. - А теперь я боюсь, что мы должны идти.

- Я клянусь, что собираюсь изолировать вас.

- Нет, вы так не поступите, - сказала она тихо.

Д'Агоста поднялся. - Оставайтесь здесь. Никуда не уходите.

Он покинул свой кабинет, закрыв за собой дверь, и подошел к сержанту Джозефу, занимающему удаленный рабочий стол. - Сержант? Видите этих двоих в моем кабинете? Когда они уйдут, я хочу, чтобы за ними установили сопровождение. Полная слежка, двадцать четыре на семь, до дальнейших распоряжений.

Джозеф обернулся на офис Д'Агосты. И лейтенант проследил за его взглядом. Через стеклянные двери, он увидел как Констанс и Марго разговаривают между собой.

- Да, сэр, - ответил Джозеф и вытащил официальный бланк. - Теперь, могу я узнать их имена?

Д'Агоста подумал и махнул рукой. – Забудьте, что я сказал. У меня есть другая идея.

- Конечно, Лу.

Д'Агоста открыл дверь своего кабинета, вошел, и пристально посмотрел на двух женщин. - Если вы планируете отправиться в музей, чтобы украсть несколько растений, вам нужно беспокоиться не об охранниках, а о людях Барбо. Вы это понимаете?

Женщины утвердительно кивнули.

- Убирайтесь отсюда.

Они ушли.

Д'Агоста смотрел на пустой дверной проем, и его переполняла бессильная злоба. Сукин сын, он никогда не встречал в своей жизни более невероятных женщин, чем эти две. Но существует только один хороший способ, чтобы обезопасить их, или хотя бы уменьшить их шансы пересечься с Барбо. И этим способом было выписать ордер на этого мужчину, привести его на допрос, и держать его задницу в участке, пока женщины делали то, что должны были сделать. Но чтобы заполучить ордер, ему потребуется обработать все доказательства, которые у него есть, объединить их, и подать окружному прокурору.

Он повернулся к своему компьютеру и начал яростно печатать.

*

Офисы департамента хранили молчание. В участке это было типичное предвечернее затишье, потому что большинство офицеров находились на заданиях, но должны были вскоре вернуться, чтобы зарегистрировать преступников или написать рапорты. Прошла минута, потом вторая. А затем во внешнем коридоре кабинета Д'Агосты послышались мягкие шаги.

Спустя мгновение появился сержант Слэйд. Он вышел из своего офиса, который, - если бы он стоял в нужном месте, – открывал прекрасный вид прямо на вход в контору Д'Агосты. Затем он прошел мимо двери офиса лейтенанта, и остановился у следующей за ней – двери в пустую комнату, в которой лейтенант и другие представители департамента хранили сопутствующую документацию по расследованиям.

Слэйд как бы невзначай огляделся вокруг. Рядом и в помине никого не было. Повернув ручку, он открыл дверь пустого кабинета, вошел внутрь, и запер ее за собой. Естественно, свет там был выключен, но он и не стал его включать.

Убедившись, что остался незамеченным, он направился в сторону стены общей с кабинетом Д'Агосты, из-за которой звуки разговоров доносились практически без уменьшения громкости. Стена была заставлена кучей коробок, и Слэйд опустился на колени, чтобы осторожно отодвинуть их в сторону. Приложив пальцы к стене, он ощупывал ее несколько мгновений, пока не нашел то, что искал: крошечный микрофон, встроенный в гипсокартон, с прилагаемым к нему миниатюрным, голосовым активатором цифрового диктофона.

Поднявшись на ноги и закинув кусок лакричной ириски в рот, Слэйд подключил наушник к устройству, затем вставить его в ухо и включил диктофон. Он прослушал запись за несколько минут, медленно кивая самому себе. Сначала, он услышал тщетный спор Д'Агосты; потом как открылась дверь; и затем разговор двух женщин.

«- Где же именно в музее находится то растение?

- В хранилище гербария. Я знаю, где оно расположено, и у меня есть комбинация доступа к нему. А что насчет тебя?

- Растение, которое нужно мне, находится в Водном зале Бруклинского ботанического сада. Когда сад закроется, и совершенно стемнеет, я спокойно найду его. Мы не смеем ждать дольше».

Слэйд улыбнулся. Он собирался получить за эти сведения хорошее вознаграждение.

Сложив прибор в карман, он аккуратно вернул ящики на место, и направился к двери кабинета, открыл ее, и – проверив для уверенности, что его не заметили – вышел и начал медленно прогуливаться по коридору; звуки разговоров из кабинета Д'Агосты все еще звучала в его ушах.

Глава 59

Врата «Небесного кладбища» располагались на вершине утеса слегка усеянного деревьями с видом на Шрун-лейк. К востоку в зеленой дали лежал Форт Тикондерога, охранявший подходы к Гудзону. Далеко на севере возвышалась громада горы Марси, самой высокой горы в штате Нью-Йорк.

Джон Барбо задумчиво шел по ухоженной траве, медленно прокладывая путь между надгробиями. Земля поднималась и опускалась в медленных, грациозных изгибах; тут и там покрытая гравием тропа изгибалась под деревьями. Листья рассеивали лучи полуденного солнца и бросали пестрые тени на сонный пасторальный пейзаж.

Наконец, Барбо подошел к небольшому, изысканному семейному участку, состоящему из двух мемориалов, окруженных невысоким железным забором. Он шагнул внутрь и подошел ближе: статуя ангела, с прижатыми к груди руками, заплаканными глазами смотрела в небо. В основании памятника было высечено имя: Фелисити БАРБО. И не было указано никаких дат.

В правой руке Барбо нес два срезанных цветка: красная роза с длинным стеблем и фиолетовый гиацинт. Он опустился на колени и положил розу перед монументом. Потом он снова встал и в тишине созерцал скульптуру.

Его жена была убита пьяным водителем почти десять лет назад. Полицейское расследование провели небрежно – мужчине, руководителю телефонного маркетинга, не зачитали его права, и цепь обеспечения сохранности улик была неправильно создана. Проницательный адвокат смог добиться для мужчины одного года лишения свободы условно.

Джон Барбо был человеком, который ценил семью превыше всего. Он также был человеком, который верил в справедливость. Свершилась не та справедливость, которую он смог понять.

Хотя Рэд Маунтин была гораздо меньше и менее мощной компанией десять лет назад, однако уже тогда Барбо обладал существенным влиянием, и он имел множество контактов в различных скрытых сферах жизни. Во-первых, он распорядился, чтобы мужчину снова арестовали, когда более ста грамм кокаина были найдены в его бардачке. Включая первое правонарушение, это обеспечило пять лет обязательного минимального наказания. Шесть месяцев спустя, уже после того, как телефонный агент отбывал срок в Федеральной исправительной тюрьме Отисвилль, Барбо проследил за тем, чтобы - за разовый платеж в десять тысяч долларов – мужчину закололи заточенной отверткой в тюремной душевой и оставили спускать его кровь и его жизнь в канализацию.

Справедливость восторжествовала.

Барбо бросил последний взгляд на статую. Затем, сделав глубокий вдох, он перешел ко второму памятнику. Этот был намного меньше: простой крест, носящий имя Джон БАРБО младший.

В годы после смерти Фелисити, Барбо осыпал лаской и вниманием своего маленького сына. После детства, столкнувшись с проблемами со здоровьем, Джон-младший в подростковом возрасте проявил себя в качестве перспективного исполнителя. Более чем перспективного, на самом деле: по-настоящему одаренный пианист, вундеркинд и как исполнитель, и как композитор. Его отец расщедрился для него на всё: лучшие репетиторы, лучшие школы. В Джоне-младшем Барбо видел огромную надежду на будущее своего рода.

А затем всё пошло наперекосяк. Это началось достаточно невинно. Джон-младший вырос немного капризным; его аппетит поубавился; и он, казалось, все больше был подвержен бессоннице. Барбо списал это на какую-то фазу подросткового возраста. Но потом стало еще хуже. Младший стал чувствовать запах; запах, от которого он не мог избавиться. Сперва, он был сладкий, прекрасный, но с течением времени медленно изменился на самое мерзкое зловоние гниющих цветов. Сын Барбо вырос слабым, фертильным; его мучили головные боли и боли в суставах, которые усиливались с каждым днем. Он все чаще бредил, приступы неуправляемого бешенства чередовались с периодами усталости и апатии. В бешенстве, Барбо, обратился за помощью к величайшим врачам мира, но никто не смог поставить диагноз, не говоря уже о лечении болезни. Барбо мог только смотреть, как его сын неуклонно скатывается в безумие и невыносимую боль. В конце концов, когда-то перспективный парень стал немногим больше, чем овощ. Смерть, которая, в конечном счете, унесла его в шестнадцать лет – от сердечной недостаточности, вызванной сильной потерей веса и истощением – стала почти милосердием.

Это произошло менее двух лет назад. И Барбо поглотил туман горя. Он настолько ушел в себя, что даже не смог выбрать большой, детально продуманный памятник для сына, как он выбрал для жены: сама мысль была невыносима, и, в конце концов, простой крест стал единственным свидетельством стольких многих потерянных надежд.

Но затем почти через год после смерти Джона-младшего, произошло событие, которое Барбо никак не мог предвидеть. Однажды вечером у него появился посетитель – молодой человек, который казался не более чем на несколько лет старше сына Барбо, но таксильно отличался от него телосложением, энергией и магнетизмом, как будто явился с другой планеты. У него был иностранный акцент, но говорил он на превосходном английском языке. Этот молодой человек очень много знал о Барбо. Фактически, он знал даже больше о семье Барбо, чем сам Барбо. Он рассказал Барбо историю о его пра-пра-родителях, Стивене и Этель, которые жили на Дофин-стрит в Новом Орлеане. Он также рассказал историю соседа пары, Иезекии Пендергаста, который создал нострум, лекарство от всех болезней, более известное как «Эликсир комплекс Иезекии и Железистой укрепляющее средство» – шарлатан патентованной медицины, который был виновен в страданиях, безумии и гибели тысяч людей. Также этот молодой человек рассказал изумленному Барбо, что среди жертв были Стивен и Этель Барбо, едва дожив до тридцати лет, они оба умерли от воздействия эликсира в 1895 году.

«Но это еще не все», - сказал юноша, - «В вашем роду появилась еще одна жертва, и она гораздо ближе к вам, Барбо. Это ваш собственный сын, Джон-младший».

Молодой человек объяснил, как эликсир вызвал эпигенетические изменения в кровной линии семьи Барбо – наследуемые изменения генетической структуры, которые, в данном случае, перепрыгнули через поколения, чтобы убить его сына, более ста лет спустя.

Тогда молодой человек подошел к реальной причине своего визита. Семья Пендергастов до сих пор существовала в виде одного Алоизия Пендергаста, специального агента ФБР – и он был не только жив, но и процветал, благодаря богатствам, накопленным Иезекией и его смертельным эликсиром.

И затем молодой человек просто признался, зачем он пришел. Он сказал, что его имя Альбан... и он был сыном специального агента Пендергаста. Альбан рассказал ему очень увлекательную историю – и тогда предложил сложный, любопытный, но чрезвычайно приятный план.

«И еще кое-что», - заметил Альбан. Слова отразились в сознании Барбо. «У вас может возникнуть соблазн открыть на меня охоту - и таким образом ликвидировать еще одного Пендергаста. Я предостерегаю вас от любой подобной попытки. У меня есть замечательные способности выше вашего понимания. Довольствуйтесь моим отцом. Он единственный живет как паразит, питаясь богатством Иезекии». А затем он оставил после себя обширный пакет документов, подтверждающих его историю, и изложив свой план... растворился в ночи.

Барбо проигнорировал упоминание о неких «способностях», как бахвальство молодости. Он послал двух человек преследовать Альбана, замечательных людей, опытных людей. Один вернулся с болтающимся глазом, а другой был найден с перерезанным горлом. И все это Альбан совершил вполне сознательно, на виду у камер безопасности Барбо.

«У меня есть способности гораздо выше вашего понимания». Действительно, у него были замечательные способности. Но они не были вне понимания Барбо. И это стало роковой ошибкой Альбана.

История, рассказанная Альбаном, выглядела слишком странно, чтобы быть правдой. Но когда Барбо просмотрел пакет, переданный ему; когда он ознакомился со своей семейной историей и симптомами его собственного сына; и особенно после того, как ему сделали определенные анализы крови – он понял, что эта история была, по сути, правдой. Это было открытие; открытие, которое превратило его скорбь в ненависть, а ненависть в одержимость.

В нагрудном кармане его костюма зазвонил сотовый телефон. Глядя в направлении горы Марси, Барбо вынул его из кармана.

- Да? - ответил он.

В течение минуты он только слушал. Пока он делал это, его костяшки побелели от того, с какой силой он сжал телефон. Потрясенный взгляд возник на его лице.

- Вы хотите сказать мне, - прервал он, - что он не только знает, что произошло, но и предпринимает шаги, чтобы обезвредить это?

Он снова выслушал голос на другом конце линии, на этот раз дольше.

- Ладно, - сказал он, наконец. - Вы знаете, что делать. И вам придется действовать быстро – очень быстро.

Он повесил трубку, и быстро набрал другой номер. - Ричард? Команда оперативников готова? Хорошо. У нас есть новая цель. Я хочу, чтобы вы подготовили их к экстренному развертыванию в Нью-Йорке. Да, немедленно. Они должны подняться в воздух в течение полчаса.

И с этими словами он сунул телефон обратно в карман, отвернулся и быстро покинул кладбище.

Глава 60

Настало шесть часов вечера, и в это время Констанс Грин вернулась из штаб-квартиры полиции и вошла через парадную дверь особняка Риверсайд-драйв, прошла по проходу к столовой, и пересекла выложенное мрамором пространство большого приемного зала. Внутри стояла полная тишина, за исключением мягкой поступи ее шагов. Особняк ощущался покинутым. Проктор все еще восстанавливался в больнице, миссис Траск готовила где-то в глубине кухни, а доктор Стоун, вероятно, был наверху, расположившись в комнате Пендергаста.

Она прошла по украшенному гобеленами коридору, мимо мраморных ниш, которые повторялись через одинаковые промежутки, мимо стен, оклеенных розовыми обоями. Теперь она поднялась по задней лестнице, легко шагая по ступеням, чтобы свести к минимуму скрип старых половиц. Как только в длинном верхнем коридоре она миновала большое и отвратительное чучело белого медведя, то сразу повернула к двери, находящейся слева. Она положила руку на дверную ручку. Вздохнув, она повернула ее, и тихонько толкнула дверь.

Доктор Стоун бесшумно поднялся с кресла возле двери. Она почувствовала раздражение от его присутствия, от его щегольской одежды, его желтого галстука и черепаховых очков, и особенно от его полной неспособности сделать что-то сверх оказания поддерживающей помощи ее опекуну. Она осознавала, что это несправедливо, но сейчас Констанс была не в настроении для справедливости.

- Я хотела бы остаться с ним наедине, доктор.

- Он спит, - сказал он, удаляясь.

До тех пор, пока состояние Пендергаста не стало серьезным, Констанс редко заходила в его собственную спальню. Даже сейчас, когда она остановилась в дверях, то с любопытством осмотрелась. Комната не была большой. Тусклый свет лился из-за утопленного молдинга, который проходил непосредственно под потолком, и от одной лампы Тиффани, которая стояла на тумбочке: в комнате не было окон. Обои представляли собой разводы бордового по красному с тонким узором Флер-де-Лис. На стенах висело несколько произведений искусства: небольшой набросок Караваджо «Мальчик с корзиной фруктов»; морской пейзаж Тёрнера; гравюра Пиранези. Книжный шкаф, заставленный тремя рядами старых томов, переплетенных кожей. По комнате было разбросано несколько музейных экспонатов, которые вместо того, чтобы демонстрироваться, как произведения искусства, использовались по назначению: Римская стеклянная урна была наполнена минеральной водой; в канделябре Византийской эпохи стояли шесть белых, несгоревших свечей. Ладан курился в Древней Египетской курильница, изготовленной из фаянса, и в комнате от нее висел тяжелый запах, в тщетной попытке изгнать вонь, которая наполняла ноздри Пендергаста день и ночь. Стойка из нержавеющей стали с подвешенной на ней капельницей составляла резкий контраст с остальной частью элегантной мебели в комнате.

Пендергаст неподвижно лежал в постели. Его светлые волосы, сейчас потемневшие от пота, составляли резкий контраст с белоснежными подушками. Кожа его лица была настолько же бесцветной, как и фарфор и почти такой же прозрачной; она могла почти различить мышцы и тонкие выступающие костные части под ней, и даже голубые вены на его лбу. Его глаза были закрыты.

Констанс подошла к кровати. Морфин поступал по одному миллиграмму каждые пятнадцать минут. Она отметила, что доктор Стоун поставил блокировку дозы более шести миллиграмм в час; поскольку Пендергаст отказывался принять наблюдение медсестры, важно, чтобы у него не произошла передозировка лекарствами.

- Констанс.

Шепот Пендергаста удивил ее; все-таки он не спал. Или, возможно, ее движения, насколько тихими они не были бы, пробудили его.

Она обошла вокруг кровати и присела около ее изголовья. Это напомнило о том, как она сидела в таком же положении в больничной палате Пендергаста в Женеве, всего три дня назад. Его стремительное ухудшение состояния здоровья с тех пор сильно пугало ее. И все же, несмотря на слабость и ужасное, постоянное напряжение, он боролся, и это было весьма очевидно – сражался, чтобы удержать боль и безумие от полного поглощения его сознания.

Она увидела, как его рука двинулась под одеялами, а затем он извлек ее. А в ней оказался листок бумаги. Он поднял его, покачивая.

- Что это?

Она была потрясена холодностью и злостью в его голосе.

Она взяла бумагу и признала в ней список ингредиентов, который она составила. Он был оставлен на столе в библиотеке, которая стала своего рода командным пунктом для нее и Марго. Что, явно выглядело глупо.

- Иезекия разработал противоядие, чтобы попытаться спасти свою жену. Мы собираемся приготовить его – для тебя.

- Мы? Кто это «мы»?

- Марго и Я.

Его глаза прищурились. - Я запрещаю.

Констанс пристально взглянула на него. - У тебя нет права голоса в этом вопросе.

Он с явным усилием поднял голову. - Ты ведешь себя как полная дура. Ты не представляешь, с кем имеешь дело. Барбо смог убить Альбана. Он победил меня. Он непременно убью тебя.

- Он не успеет. Я собираюсь сегодня в Бруклинский ботанический сад, а Марго сейчас уже в музее – собираем последние ингредиенты.

Его глаза, казалось, вспыхнули, как только взгляд врезался в нее. - Барбо, или его люди, будут ждать тебя в саду. И уже ждут Марго в музее.

- Невозможно, - ответила Констанс. - Я только сегодня утром нашла этот список. Марго и я - единственные, кто видели его.

- Он лежал в библиотеке, на виду.

- Барбо не мог попасть в дом.

Пендергаст полностью приподнялся, хотя, похоже, что у него кружилась голова. - Констанс, этот человек - само исчадие ада. Не ходи в Ботанический сад.

- Я сожалею, Алоизий. Я же сказала – я собираюсь бороться с этим до конца.

Пендергаст зажмурился. - Тогда почему ты все еще здесь?

- Попрощаться. В случае, если... - Констанс запнулась.

На этих словах Пендергаст попытался собрать остатки своих сил. Величайшим усилием воли он поднялся на одном локте. Его глаза слегка прояснились, и он удержал Констанс своим взглядом. Рука, опять исчезла под одеялами и снова появилась, извлекая на этот раз его 45 калибр. Он толкнул его к ней. - Если ты отказываешься прислушаться к голосу разума, по крайней мере, возьми его. Он полностью заряжен.

Констанс сделала шаг назад. - Нет. Напомнить, что случилось в прошлый раз, когда я пыталась стрелять из пистолета.

- Тогда принеси мне телефон.

- Кому ты будешь звонить?

- Д'Агосте.

- Нет. Пожалуйста, не надо. Он будет только мешать.

- Констанс, ради Бога…! - его голос оборвался. Он медленно откинулся на белые простыни. Усилия истощили его до крайней степени.

Констанс растерялась. Она была потрясена и глубоко тронута, что он так сильно переживает за нее. Она выбрала не правильный подход к нему. Ее упрямство заставляло его волноваться в критическом состоянии. Она сделала глубокий вдох и решила соврать. - Ты высказал свою точку зрения. Я не пойду в сад. И я отзову Марго.

- Я всем сердцем надеюсь, что ты не обманываешь меня, - он пристально смотрел на нее, а его голос стал тихим.

- Нет.

Он подался вперед и прошептал из последних сил: - Не ходи в Ботанический сад.

Констанс оставила ему телефон и, тяжело дыша, вышла в коридор. Там она остановилась, раздумывая.

Она не думала, что Барбо может ждать ее в Ботаническом саду. Это была неожиданная мысль - но она не являлась совсем неприятной.

Ей понадобится оружие. Не пистолет, конечно, но что-то более подходящее к ее... стилю.

Быстро пройдя по коридору, она спускалась по ступенькам в приемную залу, повернула и вошла в библиотеку, сдвинула тайную книгу, и проскользнула в лифт, следующий на цокольный этаж. Потом она почти пробежала по коридору к грубо вытесанной лестнице в подвал, которая по спирали спускалась вниз, в еще более глубокие места, исчезая в призрачной тени, среди пропахших пылью комнат, которые располагались там.

*

Ожидая в своей соседней комнате, доктор Стоун услышал удаляющиеся шаги Констанс. Он вышел и вернулся в спальню Пендергаста, немного дрожа при мысли о посетительнице. Несмотря на то, что Констанс, безусловно, была молодой женщиной со вкусом, изяществом и экзотической красотой, но она источала холод, как сухой лед – вдобавок ко всему, в ней было что-то неправильное, некое качество, которое вызывало у него мороз по коже.

Он обнаружил, что его пациент снова спит. Телефон выпал из его руки и лежал на простынях рядом с его открытой ладонью. Доктор поднял и проверил его, интересуясь, кому он пытался позвонить; увидев, что звонок так и не был сделан, он аккуратно выключил телефон и положил обратно на бюро. И тогда он снова занял свою позицию в кресле у двери, ожидая - в чем он был точно уверен - что это будет долгая ночь... прежде чем настанет конец.

Глава 61

Марго поняла, что, попасть в музей после закрытия станет большой проблемой. Она была уверена, что Фрисби вписал ее имя в список лиц, подлежащих особому вниманию, поста охраны на входе первого этажа – единственный путь войти и выйти из здания после его закрытия. Поэтому она решила просто спрятаться в музее до его закрытия. Она возьмет то, зачем пришла, затем выйдет через пост безопасности после закрытия с настолько небрежным видом, насколько только возможно, и с историей о том, что она просто уснула в лаборатории.

Когда подошло время, Марго, изображая из себя частого посетителя музея, пробралась в самые отдаленные и наименее посещаемые залы. В ее груди стало тесно, а дыхание сбилось. Когда охранники начали обход, выводя посетителей, она спряталась в туалете и забралась на сиденье унитаза, выжидая, и изо всех сил мысленно стараясь расслабиться. Наконец, около шести часов вечера, все вокруг стихло. Марго прокралась назад.

В залах было более или менее пусто, и она могла слышать шаги охранников, раздающиеся эхом от мраморного пола, пока они совершали обходы. Это было похоже на предупреждающий сигнал оповещения, который позволит ей уклоняться от них, пока она направлялась в одно место, которое, как Марго знала точно, охранники никогда не станут проверять – альков брюхоногих.

Неужели она действительно собирается сделать это? Сможет ли она это осуществить? Она успокоила себя, вспомнив слова Констанс: «Эти растения являются жизненно важными, если мы надеемся спасти Пендергаста».

Она нырнула в альков и спряталась в заднем глубоком потаенном уголке. Ее охватила дрожь, когда она осознала, что это была, вероятно, то же самое место, где скрывался убийца Марсалы. Охранники, как она и ожидала, проходили мимо алькова примерно каждые полчаса, но так и не удосужились посветить своими фонариками внутри него. Ни одно преступление не совершается дважды на одном и том же месте – они вернулись к «прежнему статус-кво по преступлениям». Время от времени сотрудник или сотрудница также проходили мимо нее, направляясь к выходу, но приблизительно в девять часов музей стал ощущаться совершенно пустым. Без сомнения, оставались несколько кураторов, которые до сих пор трудились в своих лабораториях и кабинетах, но шанс нарваться на них был невелик.

Мысль о том, что она собирается сделать – куда она собирается пойти – заставляла сердце Марго колотиться в груди. Она собиралась спуститься в то самое место, которое пугало ее больше всего на свете; что посреди ночи будило ее, обливающейся холодным потом; это вынуждало ее никогда не приходить в музей без пузырька Ксанакса в ее сумочке. Она думала, что примет Ксанакс тут же на месте, но передумала; она должна оставаться бдительной. Марго начала делать медленные и глубокие вдохи, заставляя себя сосредоточиться на малых, незамедлительные шагах – а не на всей задаче в целом. Она приняла решение, что будет все совершать по порядку, шаг за шагом.

Еще один комплекс длинных, глубоких вдохов. И вот пришло время действовать.

Выскользнув из алькова только после того, как во время очередного обхода охранник прошел мимо, она пробралась по коридорам до ближайшего грузового лифта и вставила свой ключ в гнездо. Хотя это был ключ низкого уровня доступа, Фрисби уже прислал ей письмо с просьбой вернуть его; но она получила уведомление только сегодня днем и решила, что у нее есть хотя бы один день льготного периода до того, как напыщенный осел сделает из этого проблему.

Лифт кряхтел и скрипел, прокладывая путь вниз, к тому, что было формально известно, как Здание шести подвальных хранилищ – анахронизм, с учетом того, что все здания, в том числе и музей, теперь были связаны между собой в единый запутанный лабиринт. Двери открылись. В воздухе ощущался знакомый запах нафталина, плесени и старых мертвых вещей. Запах неожиданно ударил по ней, увеличивая ее тревогу и напоминая о временах, когда она подверглась преследованию в этих самых коридорах.

Но это случилось давно, и эти ее страхи можно было классифицировать, как фобии. Здесь не было ничего, что угрожало бы ей сейчас, разве что заблудший сотрудник музея потребует ее удостоверение личности.

Сделав несколько стабилизирующих вдохов, она вышла из лифта. Открыв дверь в Здание шести хранилищ, она спокойно прошла по длинным, тусклым проходам, увешанным лампочками в клетках, прокладывая свой путь к Ботанической коллекции.

Пока все шло хорошо. Она вставила свой ключ в помятые металлические двери главной ботанической коллекции и обнаружили, что он все еще работает. Дверь открылась на смазанных петлях. Комната, лежащая за ней, оказалась темной, и она достала мощный налобный светодиодный фонарь, который был спрятан в ее сумке, надела его на голову и шагнула внутрь. Темные шкафы растянулись перед ней, исчезая во тьме, а спертый воздух пах нафталином.

Она замерла, ее сердце так сильно билось в груди, что она почти не могла дышать, пытаясь подавить прилив иррационального страха. Несмотря на все, что она говорила сама себе: запах, клаустрофобная тьмы, и странные звуки снова вызвали панику и всепоглощающий ужас. Она перестала делать успокаивающие вдохи, преодолевая ужас с помощью крепких доводов разума.

«Шаг за шагом». Подбадривая себя, она сделала шаг вперед, во тьму, а затем другой. Теперь она должна была закрыть дверь позади себя; это было бы неразумно оставлять ее открытой. Она повернулась и легко закрыла ее, блокируя тот незначительный свет, который лился из коридора.

Она заперла дверь, и посмотрела вперед. Хранилище гербария располагалось в дальнем конце комнаты. Полки, содержащие стабилизированные в жидкости растения поднимались вокруг нее в темноте – так называемые мокрые коллекции – и подобно узким проходам, уводящим в двух направлениях, исчезали во мгле.

«Давай, вперед», - сказала Марго сама себе. Она направилась в проход по левую руку. По крайней мере, эти образцы не смотрят на нее из темноты, как скелеты динозавров и чучела животных в некоторых других помещениях хранилища. Ботанические образцы не страшные.

Но даже, несмотря на это, однообразие места, узкие проходы, все выглядящие одинаково, сверкающие бутыли, которые иногда напоминали множество глаз, смотрящих на нее из темноты, мало что сделали, чтобы развеять ее беспокойство.

Она быстро миновала проход, повернула направо, прошла еще немного, свернула налево, а потом еще раз направо, двигаясь по диагонали в дальний угол. Почему они строили хранилища такими запутанными? Но еще через мгновение она остановилась. Марго что-то услышала. Гулкий звук от ее поступи изначально скрыл это, но она была уверена, что все же что-то слышала.

Она замерла, прислушиваясь, стараясь не дышать. Но единственными звуками были слабые скрипучие и щелкающие шумы, которые, казалось, никогда не исчезали, вероятно, вызванные осадкой здания или принудительной воздушной вентиляцией.

Ее тревога возросла. Куда дальше? Паника заставила ее забыть, какой поворот был следующим в сети стеллажей. Если она потерялась, потерялась в этом лабиринте... приняв быстрое решение, она прошла до конца прохода, пока она не уперлась в стену хранилища, и не осознала, что она действительно идет в правильном направлении, а затем последовала по ней к дальнему углу.

Там было оно: хранилище. Оно выглядел как, – и, наверное, когда-то было – старым Банковским сейфом, переделанным под другое использование. Он был выкрашен в темно-зеленый цвет, с большим колесом и доукомплектован клавиатурой, в настоящее время мигающей красным цветом. Со вздохом облегчения она ввела и подтвердила последовательность чисел, которую запомнила в офисе Йоргенсена.

Клавиатура сменила цвет с красного на зеленый. «Слава Богу». Она повернула руль и отворила тяжелую дверь. Заглянув внутрь, она осветила фонарем внутреннее пространство. Это было небольшое помещение, быть может, восемь на десять, со стальными полками, охватывающими все три стены. Она посмотрела на тяжелую дверь. Не было другой возможности, закрыть ее и не рискнуть оказаться заблокированной внутри. Но она, по крайней мере, частично прикрыла ее. На всякий случай, вдруг кто-то придет в хранилище, хотя это казалось крайне маловероятным.

Она потянула дверь изнутри и слегка прикрыла до точки, где она была открыта всего на несколько сантиметров.

Подгоняемая чувством паники, Марго помнила, что решила выполнять задуманное шаг за шагом, она обратила свое внимание на рукописные этикетки на ящиках, читая их при помощи света налобного фонаря. Они были изготовлены в разное время, некоторые весьма древние, с рукописными выцветшими коричневыми чернилами, другие - намного новее и напечатанные на лазерном принтере. В дальнем углу хранилища, помимо стеллажей, она увидела пару древних духовых трубок – судя по резному декору из Амазонии и Гвианы индийского происхождения – напротив задней стены. Небольшой колчан из плетеного бамбука, содержащий несколько дротиков, свисал с одной из них. Она удивилась, что они делали тут; вполне вероятно, что дротики были изготовлены с использованием яда лягушек, а не растений. Она предположила, что их заперли здесь из-за их ядовитой природы.

Она вернулась к изучению этикеток, быстро обнаружив ящик, помеченный МИКОГЕТЕРОТРОФЫ, и он бесшумно выскользнул, открываясь. В нем находились стеллажи образцов, устроенные не так, как в традиционной висячей картотеке. Старые сушеные экземпляры растений, изготовленные много лет назад, были прикреплены к пожелтевшим бумажным листам с паучьим почерком на них, описывающим, чем они являлись. Те, в свою очередь, была запечатаны между высокотехнологичными стеклянными пластинами. Образцов было не слишком много, и меньше чем через минуту она нашла экземпляры американской тисмии.

Все прошло невероятно хорошо. Если бы она смогла удержать свой страх под контролем, то вышла бы из здания в течение десяти минут. Она поняла, что покрылась липким потом, и не могла замедлить бешеный стук своего сердца, но ее стратегия «шаг за шагом» позволяла, по крайней мере, оставаться в здравом уме.

Там находились три пластины с тисмией, одна из которых содержала несколько подземных корневищ, другая - образцы надземного растения, и последняя - одно из соцветий и семян.

Марго припомнила слова Йоргенсена. «Я бы никогда не допустил уничтожения образца исчезнувшего растения, последнего в своем роде, для одноразового лекарственного лечения. Какова ценность обычной человеческой жизни перед лицом последнего существующего экземпляра вымершего растения?» Она взглянула на растение с мелкими белыми цветами. Она не могла согласиться с таким человеконенавистническим мировоззрением. Может, им и не понадобятся все три образца - но Марго заберет их независимо от этого.

Она бережно засунула их в свою сумку, застегнула и перекинула ее через плечо. С особой осторожностью, она выключила фонарь и толкнула дверь хранилище. Прислушиваясь, она шагнула в темноту. Когда все показалось спокойным, она вышла и, на ощупь руками закрыла дверь сейфа, а затем повернула колесо. Он автоматически заблокировался, и зеленый свет переключился на красный.

«Сделано»! Она развернулась и, дотянувшись, включила свой налобный фонарь.

Перед ней стоял темный силуэт мужчины. А потом внезапно вспыхнул яркий свет, ослепляя ее.

Глава 62

Д'Агоста встал из-за стола и потянулся. Спину ломило от многочасового сидения в жестком деревянном кресле, а его правое ухо подергивало от телефонной трубки, постоянно прижатой к нему.

Он потратил, казалось, несколько часов, сидя на телефоне с офисом прокурора, пытаясь получить ордер, чтобы привезти на допрос Джона Барбо. Но у прокурора был другой взгляд на этот вопрос, и он сказал, что не находит веской причины - особенно для такого парня, как Барбо, который сразу вызовет адвоката и превратит его жизнь в ад.

Для Д'Агосты цепочка рассуждений казалась очевидной: Барбо нанял Ховарда Рудда изображать из себя фальшивого доктора Джонатана Уолдрона, который в свою очередь использовал Виктора Марсалу для того, чтобы заполучить доступ к скелету давно умершей миссис Паджетт. Барбо были нужны кости от скелета, чтобы распознать компоненты эликсира Иезекии Пендергаста, таким образом, позволяя ему воссоздать тот самый эликсир и использовать его на Пендергасте. Д'Агоста не сомневался, что, когда Альбан был подброшен на порог Пендергаста, и ловушка пришла в движение, Рудд убил Марсалу, как способ спрятать концы в воду – он без сомнения заманил лаборанта в отдаленный уголок музея, под предлогом оплаты или чего-то подобного. Это казалось столь же очевидным, как и то, что Барбо использовал Рудда в качестве приманки для Пендергаста в комнате обработки животных в Солтон-Фонтенбло – и был на свою беду отравлен газом с эликсиром. Все ради мести за отравление Иезекией прапрародителей Барбо и смерть его сына.

Хотя он не мог знать наверняка, но Д'Агоста был точно уверен, что Барбо нанял Рудда три года назад, заплатив его долги, дал ему новое лицо и новые документы, и держал его как анонимного силовика, которого он мог использовать для любых гнусных дел – поддерживая его верность тем, что угрожал расправой над его семьей. Это определенно имело смысл.

Прокурор отклонил все это с едва скрытым презрением, назвав это все теорией заговора, предположением, домыслом и фантазией, и полным отсутствием подтвержденных точных медицинских данных.

Д'Агоста затем провел добрую часть раннего вечера, обзванивая различных ботанических экспертов и фармацевтических специалистов, в поисках необходимых медицинских данных. Но он быстро понял, что должны быть проведены тесты, анализы, слепые исследования, и так далее, и так далее, до того, как будут вынесены какие-либо заключения.

Просто должен быть способ, чтобы накопать необходимое количество доказательств, по крайней мере для того чтобы продержать задницу Барбо в своем кабинете достаточно долго для Марго и Констанс, чтобы они успели сделать свое дело.

«Основание для ареста. Сукин сын». Там должно быть доказательство, оно же где-то есть; он явно что-то упустил, и это точно указывало, что Барбо был замешан. Разочарованный, он встал из-за стола. Было девять часов вечера; ему было нужно подышать свежим воздухом; прогуляться, чтобы очистить голову. Надев свою куртку, Д'Агоста подошел к двери, выключил свет, и затем вышел в коридор. Пройдя несколько шагов, он остановился. Может у Пендергаста имелись некоторые соображения насчет того, как надавить на Барбо. Но нет – агент был слишком слаб для такого разговора. Состояние Пендергаста наполнило его гневом и чувством бессилия.

Как только он покинул свой кабинет, то сразу остановился. Файлы Марсалы были рядом: что он действительно должен сделать, так это снова просмотреть их в случае, если он что-то упустил. Он вошел в свободную комнату, которую он использовал как склад для избытков документации.

Включив свет, Д'Агоста начал обследовать стопки папок, сваленных на столе для совещаний и у стен. Он возьмет все, что связано с Ховардом Руддом. Может быть, Барбо имел отношение к Гэри, штат Индиана, там он бы мог…

В этот момент Д'Агоста застыл без движения. Его блуждающий взгляд остановился на единственной на всю комнату мусорной корзине. В ней находилась только одна вещь: скомканный фантик от ириски.

Вездесущие ириски Слэйда. Какого черта он здесь делал?

Д'Агоста сделал вздох, потом еще. Это был всего лишь фантик, и еще кое-что, Слэйд имел доступ и полномочия, чтобы находиться здесь и просматривать эти файлы. Д'Агоста не был уверен, почему, но вдруг его полицейские инстинкты встрепенулись. Он вновь огляделся, на этот раз более внимательно. Ящики и шкафы для хранения документов выстроились вдоль стен. Файлы находились там же, где - как он и помнил - он оставил их. Слэйд должен был проверить их, это было правдой, но, возможно, Англер не хотел, чтобы Д'Агоста знал. В конце концов, парень был явно не в восторге от Пендергаста, а Д'Агоста был известен как друг агента.

Когда он нагнулся, чтобы достать файлы Рудда, его глаза заметили на ковре напыление из белого гипса, пятно возле стены, которая была общей с его собственным офисом. Д'Агоста подошел к стене и отодвинул от нее коробки. В ней чуть выше плинтуса зияла небольшая дыра.

Он опустился на колени и присмотрелся внимательнее, позволив пальцу очертить контур отверстия. Оно составляло около половины сантиметра в диаметре. Он зондировал его разогнутой скрепкой и обнаружил, что оно не проходит насквозь через всю стену.

Его взгляд вернулся к пыли из белой штукатурки. Это отверстие было сделано недавно.

Фантик, недавно просверленное отверстие... такие вещи не обязательно были связаны между собой. Но потом он вспомнил, как Слэйд неправильно оформил информацию на Барбо из полиции Олбани.

Действительно ли она сошла со стола Англера – и показывал ли Слэйд вообще ее Англеру до того как ошибочно зарегистрировал?

Олбани. Это была еще одна зацепка. Разве Слэйд не сказал, что Англер в отъезде и навещает родственников на севере?

Он метнулся обратно к себе в кабинет и, не потрудившись включить свет, ввел свой пароль на компьютере и получил доступ к персональным данным сотрудников отдела убийств. Открыв файл Питера Англера, Д'Агоста нашел расширенные записи о ближайших родственниках, которые все офицеры полиции обязаны были внести. Там было записано: его сестра, Марджори Англер, Ровен-стрит, 2007, Колони, штат Нью-Йорк.

Он схватил телефон и набрал номер с экрана компьютера. Гудок прошел три раза, прежде чем он получил ответ.

- Алло? - послышался женский голос.

- Это Марджори Англер? Меня зовут Винсент Д'Агоста. Я лейтенант полиции Нью-Йорка. Лейтенант Англер у вас?

- Нет. Он не остается у меня.

- Когда вы в последний раз разговаривали с ним?

- Дайте вспомнить – я думаю, четыре, пять дней назад.

- Могу я спросить, о чем вы говорили?

- Он сказал, что поедет на север штата. И что он работал над каким-то расследованием. Он сказал, что у него нет времени, но он надеялся заехать ко мне на обратном пути в Нью-Йорк. Но он так и не появился – я предположила, что он оказался слишком занят, впрочем, как обычно.

- Он сказал, куда собирается?

- Да. Адирондак. Есть какая-то проблема?

- Нет, о которой я бы знал. Послушайте, миссис Англер, вы мне очень помогли. Спасибо.

- Не стоит благодарности, – начал говорить голос, но Д'Агоста уже отключился.

Теперь он дышал быстрее. Адирондак. Расположение Рэд Маунтин Индастрис.

Несколько дней назад Англер направился в Адирондак. Почему он не вернулся в город? Казалось, что он исчез. Почему Слэйд соврал о его местонахождении? Или Слэйд просто ошибся? И дыра: это было как раз такое отверстие, которое можно использовать, чтобы посадить миниатюрный микрофон.

Неужели Слэйд установил встраиваемый микрофон в стену его кабинета? Если это так, то он подслушивал все телефонные звонки Д'Агосты. И он, без сомнения, также подслушал его разговор с Марго и Констанс.

Дыра была пуста. Микрофон исчез. Это означало, что соглядатай посчитал, что у него имеется вся необходимая информация.

Это казалось слишком невероятным, чтобы быть правдой: Слэйд был «грязным» копом. И на кого он мог работать? Ответ только один: на Барбо.

Сейчас смутное беспокойство Д'Агосты о том, что Барбо мог как-то угрожать или перехватить Марго и Констанс, стало вдруг намного более определенным. Барбо узнал все то, что подслушал Слэйд, то есть практически все. В частности, он будет знать, что Марго и Констанс направились в музей, чтобы украсть образцы растений.

Д'Агоста схватился за телефон еще раз, потом замер, яростно думая. Сложилась сложная ситуация. Обвинять коллегу полицейского в продажности – ему, черт возьми, лучше быть правым.

Правда ли это? Был ли Слэйд замешан? Боже, у него был всего лишь фантик, и неправильно оформленный документ. Явно недостаточно доказательств, чтобы уничтожить карьеру мужчины.

Дело в том, что он не мог вызвать подкрепление. Они бы подумали, что он сошел с ума – улик на Слэйда у него было даже меньше, чем тех, что прокурор уже отклонил по запросу на Барбо. У него больше ничего не было - ему бы самому пришлось поехать в музей за Марго и Констанс. Он может быть прав, а может и ошибаться – но у него нет другого выбора, кроме как действовать, и действовать быстро, потому что, если он прав, последствия могут оказаться слишком жуткими, чтобы их даже представить.

Он выбежал из офиса и направился к лифту так быстро, как только мог.

Глава 63

Марго застыла, парализованная слепящим светом.

- Так, так, и почему же я не удивлен?

Из-за источника света раздался голос Фрисби.

- Выключите этот проклятый налобный фонарь. Вы выглядите как шахтер.

Марго так и сделала.

- Вот и вы, точно по графику, пойманы с поличным на краже одного из самых ценных экземпляров нашего гербария, - его голос торжествовал. - Это уже не внутреннее дело музея, доктор Грин. Это уголовное преступление, требующее полицейского расследования. Это позволит засадить вас на многие годы – если не навсегда.

Луч света был отведен в сторону и Фрисби – теперь видимый за светом – протянул руку. - Отдайте мне вашу сумку.

Марго замешкалась. Что же он делает здесь? Как он мог узнать?

- Отдайте мне вашу сумку, или я буду вынужден забрать ее у вас.

Она посмотрела налево и направо в поисках лазейки для побега, но крупное тело Фрисби преграждало ей дорогу. Ей придется его оттолкнуть – а он был на пол фута выше, чем она.

Он сделал угрожающий шаг вперед и, понимая, что у нее нет выбора, Марго протянула ему сумку. Он открыл ее, вытащил одну из стеклянных пластин, и прочитал зычным тоном: - Американская тисмия, - и аккуратно вернул ее в сумку. - Пойманы с поличным. Для вас все кончено, доктор Грин. Позвольте мне рассказать вам, что произойдет сейчас, - он достал сотовый телефон и поднял его. - Я собираюсь позвонить в полицию. Они арестуют вас. Поскольку стоимость этих экземпляров значительно превышает пять тысяч долларов, вам будет предъявлено обвинение в уголовном преступлении категории «С» - кража со взломом второй степени - которое влечет за собой наказание до пятнадцати лет лишения свободы.

Марго слушала его, едва понимая слова. Она обомлела, потому что это означало конец не только ее собственной жизни - но и жизни Пендергаста.

Он обыскал остальную часть сумки, роясь внутри, пока сам подсвечивал себе. - Жалко. Нет оружия.

- Доктор Фрисби, - обратилась Марго деревянным тоном: - Что именно вы имеете против меня?

- Кто? Я? Имею что-то против вас? - его глаза расширились в притворной иронии, а потом сузились. - Вы - помеха. Вы срывали работу моего отдела бесконечными приходами и уходами. Вы вмешивались в полицейское расследование, помогали им бросать тень подозрения на наших сотрудников. И теперь вы отблагодарили меня за проявленную щедрость - в виде предоставлении вам доступа к коллекциям - наглым воровством. О, я ничего не имею против Вас! С ледяной улыбкой, он набрал 911 на мобильном телефоне, держа его так, чтобы она могла видеть, что он делает.

Он подождал мгновение, а затем нахмурился. - Чертов прием.

- Послушайте, - успела сказать Марго. – Жизнь человека…

- О, ради Бога, избавьте меня от своих жалких оправданий. Вы сыграли злую шутку с Йоргенсеном, поставил всех на уши. Он в ярости ворвался в мой офис, и я испугался, что у него может случиться сердечный приступ. Когда я услышал, что вы были в его кабинете с просьбой предоставить доступ к редкому, вымершему растению, я понял, что вы что-то замышляете. Что вы собирались с ним сделать – продавать его тому, кто больше заплатит? Поэтому я и пришел, поставил стул в дальнем углу, и стал вас ждать, - его голос лучился удовлетворением. - И вот явились вы, как по заказу!

Он торжествующе ухмыльнулся. - Сейчас я отведу вас к службе безопасности, где вы останетесь до прихода полиции.

Тысячи мыслей вихрем проносились в голове Марго. Она могла бы убежать, могла бы вырвать сумку; она могла бы сбить Фрисби с ног и убежать, она могла бы умолять его, попытаться отговорить; она могла бы попытаться подкупить его... Но ни один вариант не имел ни малейшего шанса на успех. Её поймали с поличным, и всё тут. Пендергаст умрет.

Мгновение они оба молча смотрели друг на друга. Марго могла прочитать по выражению лица Фрисби, что от этого человека не стоит ждать милосердия.

А потом его выражение триумфа внезапно изменилось: сначала на некое замешательство, потом на шок. Его глаза расширились и выпучились, а губы сжались. Он открыл рот, но оттуда не донеслось ни звука, кроме странного бульканья из глубины его горла. Он уронил фонарь, который ударился о каменный пол и погас, погрузив комнату во тьму. Инстинктивно, Марго протянула руку и дрожащими пальцами выхватила у него сумку. Мгновением позже она услышала звук того, как его тело грохнулось на пол.

И тогда возник новый свет, показывающий очертания человека, который стоял позади Фрисби. Он шагнул вперед и, в качестве акта вежливости, пролил свет на свое лицо, явив мужчину невысокого роста с темным лицом, черными глазами, и очень слабой улыбкой, играющей в уголках рта.

*

В то же самое время, ровно в девять пятнадцать, наемная машина повернула к дому 891 по Риверсайд-драйв, затем развернулась и остановилась около ворот особняка с работающим на холостом ходу двигателем.

Прошла минута, а то и две. Парадная дверь открылась, и вышла Констанс Грин, одетая в черное плиссированное платье со вставками цвета слоновой кости. Черный чехол из баллистического нейлона был перекинут через одно ее плечо. В тусклом сиянии лунного света, строгое, даже элегантное платье выглядело почти как камуфляж.

Наклонившись к окошку водителя и неслышно что-то прошептав, она открыла заднюю пассажирскую дверь, осторожно положила сумку на сиденье, а затем скользнула рядом с ней сама. Двери закрылись; машина тронулась в обратный путь; а затем слилась с интенсивным вечерним движением, направляясь на север.

Глава 64

Доктор Гораций Стоун неожиданно проснулся, и обнаружил, что находится в комнате со своим больным. Ему не нравилось исполнять обязанности медсестры, но пациент платил ему очень хорошо, и случай был весьма необычный, можно даже сказать удивительный. О нем вышла бы отличная статья в ЖАМА (Журнал Американской медицинской ассоциации) – конечно, только после смерти пациента и его вскрытии, тогда они имели бы, по крайней мере, больше шансов диагностировать этот необычный недуг.

Безусловно, выйдет отличная статья.

Теперь он увидел, что разбудило его. Глаза Пендергаста были открыты и сверлили его напряженным взглядом.

- Мой телефон?

- Да, сэр, - Стоун взял с бюро телефон и протянул его.

Он осмотрел пациента, его лицо было очень бледным. - Девять двадцать. Констанс – где она?

- Мне кажется, что она только что ушла.

- Вам кажется?

- Ну! - начал Стоун, смутившись. - Я слышал, как она попрощалась с миссис Траск, и как захлопнулась входная дверь, а на улице ждала наемная машина, которая забрала ее.

Стоун был потрясен, когда Пендергаст приподнялся на кровати. Он явно находился в стадии ремиссии заболевания.

- Я настоятельно советую…

- Молчите, - прервал его Пендергаст, отодвигая одеяло и, с трудом, поднимаясь на ноги. Он вытащил из руки капельницу. – Отойдите в сторону.

- Мистер Пендергаст, я просто не могу позволить вам покинуть постель.

Пендергаст поднял на доктора Стоуна свои светлые, сверкающие глаза. - Если вы попытаетесь остановить меня, я сделаю вам больно.

Эта неприкрытая угроза прервала возражения Стоуна. Пациента явно лихорадило, у него был бред, возможно, галлюцинации. Стоун попросил пригласить медсестру и ему отказывали. Он не мог справиться со всем этим самостоятельно. Он вышел из комнаты, когда Пендергаст начал снимать свою пижаму.

- Миссис Траск? - позвал врач. Дом был так чертовски огромен. - Миссис Траск!

Он услышал, как горничная оживленно прошла по первому этажу, и отозвалась у подножия лестницы.

- Да, доктор?

Пендергаст появился в дверях спальни, одетый в черный костюм, на ходу запихивая лист бумаги в один карман, а пистолет во внутреннюю кобуру. Доктор Стоун отступил в сторону, давая ему пройти.

- Мистер Пендергаст, я повторяю, вы не в томсостоянии, чтобы выходить из дома!

Пендергаст проигнорировал его и направился вниз по лестнице, двигаясь медленно, как старик. Доктор Стоун последовал за ним в погоню. Испуганная миссис Траск топталась внизу.

- Пожалуйста, вызовите мне машину, - попросил Пендергаст домработницу.

- Да, сэр.

- Вы не можете вызвать ему машину! – запротестовал Стоун. - Посмотрите на его состояние!

Миссис Траск повернулась к нему. - Когда мистер Пендергаст что-то просит, мы не говорим ему «нет».

Доктор Стоун перевел взгляд от нее на самого Пендергаста, который, несмотря на то, что был явно истощен, вернул пристальный взгляд с таким ледяным выражением лица, что врач, наконец, притих. Все происходило так быстро. Как только миссис Траск повесила трубку, Пендергаст, слегка пошатываясь, отправился к входным воротам. В тот же момент, когда он вышел за дверь, красные габариты наемной машины появились из-за поворота.

Стоун сел, тяжело дыша. Он никогда не видел пациента с такой стальной решимостью в тисках смертельной болезни.

*

Откинувшись на заднее сидение машины, Пендергаст вынул из кармана лист бумаги и прочитал его. Это была записка, написанная каллиграфическим почерком Констанс: список химических веществ и других ингредиентов. Рядом с некоторыми из них было указано их местонахождение.

Пендергаст перечитать список более внимательно сначала один раз, потом еще. А затем он сложил лист несколько раз, порвал его на мелкие кусочки, и, опустив окно машины, позволил им по одному вылететь в ночной Манхэттен.

Машина свернула к въезду на автостраду Вест-Сайд Хайвэй, направившись к Манхэттенскому мосту и, в конечном счете, к Флэтбуш-авеню в Бруклине.

Глава 65

Покачав головой, мужчина наклонился и что-то вытащил из затылка Фрисби.

- У вас здесь интересная коллекция, - отметил он, держа в руках некий предмет в крови ученого. Марго признала в нем гигантскую облепиху с Суматры – шип длиной шесть дюймов, изогнутый и острый как бритва – печально известную, как оружие, в некоторых районах Индонезии.

- Я хочу представиться, - сказал мужчина. – Я - сержант Слэйд, полиция Нью-Йорка. Он полез в карман своего пиджака и извлек документы, осветив их фонариком.

Марго взглянула на них. Значок и удостоверение выглядели вполне настоящими. Но кто был этот человек, и что он здесь делал? И он только что... заколол Фрисби? Она ощутила растущее чувство растерянности и ужаса.

- Похоже, что я прибыл вовремя, - заявил Слэйд. - Этот старый куратор – вы называли его Фрисби, верно? – кажется, собирался вызвать полицию, чтобы арестовать вас. Он и не знал, что полицейский уже был здесь. И еще он был неправ о приговоре, который они бы вынесли вам. Поверьте мне: ваш проступок отнесли бы к категории «Е» и вы бы получили всего лишь общественные работы. В Нью-Йорке никто из присяжных не станет заботиться о нескольких заплесневелых образцах растений, похищенных из музея.

Он наклонился, чтобы осмотреть тело Фрисби - пока он делал обыск, то осторожно переступал около расползающейся лужи крови из-под шеи ученого - а потом снова поднялся.

- Итак, нам лучше поторопиться, - сказал он. - Теперь, когда я здесь, вам не о чем волноваться. Пожалуйста, отдайте мне сумку, - и он протянул руку.

Но Марго просто стояла на месте, замороженная. Фрисби был мертв. Этот мужчина заколол его – не чем иным, как облепихой. Это было не чем иным, как убийством. Она вспомнила предупреждение Д'Агосты и вдруг поняла: коп или нет, но этот человек работает на Барбо.

Сержант Слэйд сделал шаг вперед с облепихой в руке.

- Отдайте мне сумку, доктор Грин, - настаивал он.

Марго отступила назад.

- Не нужно усложнять себе жизнь там, где она может стать проще. Отдайте мне сумку, и вы отделаетесь всего лишь легким испугом.

Сжав сумку в руке еще крепче, Марго снова сделала шаг назад.

Слэйд вздохнул. - Вы вынуждаете меня это сделать, - угрожал он. - Если вы хотите продолжать в том же духе, я боюсь, что в этом хранилище вам светит что-то гораздо более экстремальное, чем общественные работы. Он переместил шип в правую руку и крепко его сжал, надвигаясь на нее. Марго осмотрелась и поняла, что ее загнали в тупик ботанических коллекций: с полками по обеим сторонам от нее и хранилищем позади.

Она пристально следила за каждым движением сержанта Слэйда. Хотя он был и невысоким, но двигался с грацией стройного и сильного человека. В дополнение к гигантскому шипу в его руке, Марго разглядела под его пиджаком служебный пояс, который содержал пистолет, газовый баллончик и наручники.

Она сделала еще один шаг назад и почувствовала, как ее спина коснулась металлической двери хранилища.

- Это случится быстро, - пообещал Слэйд, с нотками в голосе, которые звучали почти как сожаление. - Мне самому это неприятно - я действительно не желаю этого. Рука с облепиховым шипом поднялась, приготовившись к удару, а Слэйд подался вперед, нацелившись проткнуть своим оружием горло Марго.

Глава 66

- Вы можете остановиться здесь, пожалуйста.

Таксист припарковал машину к обочине. Через раздвижное окно Констанс Грин заплатила немного денег, забрала сумку, и вышла на тротуар. Она постояла, осматриваясь. Вдоль Вашингтон-Авеню стоял кованый железный забор, а за ним - темные деревья Бруклинского Ботанического сада. Хотя было девять тридцать вечера, уличное движение на Вашингтон-Авеню было интенсивным, а пешеходы прохаживались по тротуару.

Вскинув ремешок сумки на плечо, Констанс разгладила складки ее платья и убрала волосы с лица. Она подошла к углу, ожидая пока на пешеходном переходе загорится зеленый свет, и перешла на другую сторону.

Здесь кованый забор, окружавший сад, был высотой до талии и увенчан тупыми пиками. Как бы случайно прогуливаясь вдоль ограды, Констанс вошла в пятно света в промежутке между фонарями: темную зону, где нависающие ветви деревьев создавали дополнительную тень. Поставив свою сумку, она достала сотовый телефон под предлогом его проверки и подождала, пока в поле зрения никого не окажется. Затем, одним плавным движением, она ухватилась за две пики, и перебросила себя через ограду, приземлившись с другой стороны. Перегнувшись через забор, она достала свою сумку. Быстрая пробежка перенесла ее под защитную темноту деревьев, где она остановилась, чтобы оглянуться назад, и убедиться, что ее перемещения не привлекли внимание.

Все казалось нормальным.

Открыв сумку, она достала небольшой рюкзак и спрятала его под земляной подстилкой. Затем Констанс начала продвигаться сквозь темноту. Она не принесла с собой фонарик: растущая луна только начала подниматься над деревьями, и в любом случае ее глаза были необычайно хорошо приспособлены к темноте благодаря многим годам жизни в коридорах и тесных подвальных пространствах под Риверсайд-драйв, 891.

Она скачала карту Бруклинского Ботанического сада на сайте учреждения и тщательно запомнила ее. Перед ней лежала граница густого кустарника, который образовал естественную стену. Она раздвинула кустарник и перелезла через него, оказавшись в отдаленном углу Сада Шекспира. Пробравшись через густой участок ирисов - их аромат окружал ее, когда Констанс задевала цветы - она вышла к кирпичной тропинке, которая вилась через насаждения. Здесь она снова остановилась, прислушиваясь. Вокруг было темно и тихо. Она понятия не имела, какая охрана может находиться в саду, и поэтому продвигалась с обостренным вниманием, инстинктивно используя навыки, отточенные в детстве в скитаниях по докам Нью-Йорка, с целью воровства еды или денег.

Оставаясь вне основных путей, Констанс продвигалась мимо клумбы первоцветов и еще одного ряда кустарников, огороженных невысокой каменной стеной. Миновав их, она подошла к началу главной дороге, ведущей к Пальмовой оранжерее, величественному строению Тосканского Возрождения из железа и стекла. За ней находились тепличные комплексы, в том числе Водная оранжерея, дом печали Ходжсона. Но основная дорога была широкой и слишком хорошо освещенной, чтобы использовать ее для тайного подхода. Она затаилась в кустарнике, выискивая охрану и озадаченная тем, что никого не увидела. Ей пришло в голову, что это может служить доказательством правоты Пендергаста в том, что Барбо добрался сюда раньше нее; если так, то он нейтрализовал охрану.

Это было приятно узнать.

Опять же, это был Ботанический сад, а не художественный музей. Возможно, здесь вообще не было никакой ночной охраны.

Держась в тени насаждений, она прошла между Ароматическим садом и Японским садом Холм-и-пруд. Ночной ветерок доносил до нее аромат жимолости и пионов. Пробираясь мимо плотной посадки азалий, она смогла рассмотреть впереди Магнолия Плаза, хотя деревья уже и завершили свое весеннее цветение. Дальше располагались воды Бассейна лилий, мерцающие в лунном свете.

Изучая карту Ботанического сада, Констанс мысленно уже набросала маршрут подхода. Лучшей точкой входа станет шикарная Пальмовая оранжерея, многие части которой были преобразованы из теплиц в пространство для проведения социальных мероприятий. Здание было оборудовано большими окнами с однокамерными стеклопакетами. А новые теплицы, с другой стороны, имели небольшие окна с двойным остеклением.

Констанс пересекла Магнолия Плаза и спряталась в тени от одного из длинных флангов Пальмовой оранжереи. Большое старинное Викторианское здание состояло из центрального купола и двух остекленных крыльев. Она остановилась, чтобы заглянуть в одно из окон. И увидела, что это крыло Оранжереи пальм было украшено для элегантной свадьбы, которая, видимо, должна была состояться на следующий день: длинные столы с белыми скатертями, роскошная сервировка, подсвечники, стеклянная посуда, и незажженные свечи. Нигде не было никаких очевидных признаков охранной системы. Опустившись на колени, она сняла с плеча рюкзак и поставила его на землю. Она извлекла небольшой кожаный футляр из внешнего кармана рюкзака, а из него вытащила стеклорез и присоску. Закрепив присоску в центре большого стекла, она аккуратно сделала по поверхности надрез в виде окружности. Несколько резких нажатий выдавили стекло, и она аккуратно отложила его в сторону, протолкнула рюкзак через отверстие, а следом и сама за ним заползла, подобрав свое платье, так, чтобы оно не служило помехой.

Снова подобрав сумку, она пробралась мимо молчаливых столов, под огромным центральным стеклянным куполом, через паркетную танцплощадку в сторону дальнего фланга здания. Там находилась дверь, ведущая в следующее крыло, которую она попробовала и обнаружила, что она не заперта. На протяжении всего пути она была готова при первых же звуках тревоги быстро отступить, но Пальмовая оранжерея хранила молчание и темноту.

Она приоткрыла дверь, прислушалась и осмотрелась, потом проскользнула внутрь. Это был Музей Бонсаи, якобы величайший за пределами Японии. За ней лежало место ее назначения: Водный дом и коллекция орхидей.

Музей бонсаи предлагал несколько укромных мест, карликовые деревья размещались рядами на подставках вдоль передней и задней стены, оставляя открытым центральный проход. Присев за пьедестал, Констанс остановилась. По-прежнему не было никаких признаков охраны или Барбо. Здесь в Музее бонсаи было прохладнее, а из-под крыши доносился мягкий гул вентиляторов.

Она быстро миновала маленькие скрюченные деревья, и остановилась у следующей двери. Немного ее приоткрыв, – как и предыдущая, она была не заперта, – Констанс засомневалась. Все молчало. Она вошла и оказалась в вестибюле. Справа от нее поднимался тепличный комплекс Штейнхардта, с его огромным тропическим павильоном, а прямо впереди находился вход в Водный дом.

Проскользнув через темный холл, она направилась ко входу в Водный дом: паре стеклянных дверей, которые были закрыты. Она подошла ближе, затаилась в тени и заглянула внутрь.

Все было тихо. А потом, после самого тщательного осмотра места, лежащего за пределами двери, ее глаза смогли различить слабый силуэт человека, стоящего неподвижно. Она не могла увидеть его напрямую; скорее, она рассмотрела его отражение в водной глади, мерцающей в лунном свете. В его руке угадывались очертания пистолета.

Все-таки Пендергаст оказался прав. И то, что Барбо знал о ее приезде сюда, было воистину потрясающим. Она прекрасно помнила, что она обсуждала это место только с Марго. Но очевидно, что их план был раскрыт, и в их окружении притаился предатель. Барбо знал, что она придет за растением в эту теплицу. Он ждал ее.

Она подумала о Марго и ее миссии в подвале музея. Мог ли Барбо также знать и об этом? Конечно, он знал. Она могла только надеяться, что обширные знания Марго о потайных местах музея, помогут сохранить ее в безопасности.

Очень-очень медленно, она изменила свое положение, и при этом обнаружила второй неясный силуэт в Водном доме. У этого через плечо была перекинута штурмовая винтовка.

Эти люди явно были профессиональными солдатами, и они были хорошо вооружены – настораживает, но не удивляет, учитывая ремесло и арсенал Рэд Маунтин. Барбо ничего не оставлял на волю случая.

Констанс знала, что теплица была большой, и даже в темноте она могла сказать, что строение было переполнено растительностью. Если она смогла заметить двух мужчин из одной точки обзора, там, конечно, могли находиться и другие, возможно, еще несколько, которые оставались скрытыми от ее глаз. Почему же они все сосредоточены в этом месте?

Очевидно, Барбо был настроен всем и каждому помешать заполучить растение. Он хотел убедиться, что Пендергаст получит самую длинную, самую томительную, самую болезненную, самую мучительную смерть из всех возможных. Но у Констанс сразу возник другой вопрос. Почему эти мужчины вообще здесь? Было бы гораздо легче просто изъять или уничтожить экземпляр скорби Ходжсона, а затем просто уйти. Зачем устраивать засаду?

И тут мог быть только один ответ: потому что они знали, в каком здании находилось растение, но они не знали название самого растения. Их информация, откуда бы она ни была получена, оказалась неполной.

Мысленно рассматривая карту сада, она вспомнила, что есть второй, более высокий уровень Водного дома, начинающийся от лестницы в холле и который позволял посетителям любоваться сверху на болотистые джунгли. Она собралась наверх, чтобы разведать, но поняла, что наверняка хотя бы один дозорный также будет находиться на этом промежуточном уровне.

Там слишком много человек. Она никогда не сможет противостоять им всем сразу. Ей необходимо проникнуть внутрь, заполучить растение под их пристальными взглядами, и вернуться. Она разберется с Барбо позже. Это был неприятный вариант... но он казался единственным возможным.

Хитрость сейчас имела первостепенное значение. Это означало, что ее рюкзак стал помехой. Переместив стеклорез и присоску в карман своего платья, она спрятала нейлоновая сумка под стенд для посетителей. Потом она подползла обратно к двойным дверям из стекла и попыталась воссоздать картину, где скрывались наемники Барбо. Если бы там не было людей, она смогла бы найти растение в течение нескольких минут.

Теперь же это будет не так просто.

Она отступила вдоль внутренней стены в фойе. Дверь главного входа была закрыта. Двигаясь быстрее, она проделала свой путь сюда в обратном направлении через Музей бонсаи, основной корпус Пальмовой оранжереи, дальнее крыло, и затем вышла через вырезанную стеклянную панель. Она обошла Бассейн лилий, держась в темноте массивных деревьев дендрария, окружавших его. Обойдя тропический павильон, она подошла к задней стенке Водного дома, также построенного почти полностью из стекла. Оконные проемы были меньше, чем в Пальмовой оранжерее, но все еще достаточно большие, чтобы пролезть. У этой стены не было никакой двери. Они не будут ждать ее отсюда.

Притаившись, она прислушалась. Ничего. Прикрепив присоску к ближайшей панели, она беспрепятственно разрезала ее. Как только она закончила, лезвие издало резкий шум, ударив по стеклу. Тут же она остановилась. Бруклин производил много фонового шума: далекое гудение машин, самолеты, проносящиеся над головой, бьющееся сердце города. Но все равно, скрип резца стал слишком заметным и, без сомнения, внутри прозвучал даже громче.

Словно в ответ, она увидела темную фигуру, крадущуюся внутри, пришедшую, чтобы проверить источник звука. Он смотрел в ее направлении, а его оружие было наготове. Она знала, что он не мог рассмотреть ее, ожидающую в темноте снаружи. Через мгновение он растворился обратно в листве, удостоверившись, что ничего нет.

Констанс ждала, переосмысливая, как бы ей попасть внутрь. Если бы она только могла найти способ сделать это без разбивания или резки любого стекла, это бы существенно уменьшило ее шансы быть обнаруженной.

Она поползла вдоль края длинной стеклянной стены, пока она двигалась ее пальцы прощупывали оконные панели. Некоторые из них были немного расшатаны. Бронзовые рамы покрылись коррозией, особенно там, где они встретились с низким бетонным фундаментом.

Продолжая ползти, она пробовала одну панель за другой, пока не нашла фрагмент стекла, который был расшатан больше, чем остальные. Осмотрев раму, она обнаружила, что бронза почти полностью проржавела вдоль нижнего края.

Она провела стеклорезом по тонкой оправе и начала выковыривать ее наружу. Бронза легко поддавалась, корка окисления отслаивалась и отваливалась. Медленно и осторожно, чтобы не слишком давить на стекло и не разбить его, она провела резцом вокруг внутренней части рамы, отогнув ее. Через несколько минут стекло было так тщательно освобождено, что Констанс рискнула прижать к нему присоску и аккуратно потянуть. Оно еще крепко держалось, но теперь только одна часть рамы оставалась прилегающей, и удерживала его. Еще несколько секунд работы резцом, и ей удалось удалить оконное стекло. Поток влажного, ароматного цветочного воздуха окутал ее.

Она заползла внутрь.

Плотная стена висячих орхидей отделяла ее от людей. Как она вспоминала с карты, это была Коллекция орхидей, которая занимала дальний конец Водного дома. За ней находилась извилистая дорожка с двойными перилами, а за ней лежал большой крытый бассейн, в котором можно будет найти печаль Ходжсона.

Констанс замерла, размышляя. Листва вокруг и впереди нее была чрезвычайно плотной. Ее выбор длинного черного платья с белыми вставками был уместен в качестве маскировки. Однако, для перемещений в тесном помещении, которое лежало впереди, оно могло стать препятствием. Что еще хуже, оно могло порваться о выступающие ветки и создать нежелательный шум. С гримасой неудовольствия она спустила платье со своих плеч, и оно соскользнуло с ее тела. Под ним она была одета в черную сорочку. Затем она сняла туфли и чулки, оставляя свои ноги босыми. Скомкав платье, она отнесла его, чулки и туфли в кусты, и поползла вперед. С бесконечной неторопливостью проскользнув рукой в самую гущу завесы из орхидей, она отвела ее на полдюйма в сторону.

Гостевая тропа лежала залитая лунным светом, но луна висела низко и глубокие тени тянулись через кустарник. Не было другого способа подойти к Центральному пруду – ей придется пересечь эту дорожку. Когда она остановилась, обдумывая ситуацию, то смогла рассмотреть трех мужчин, стоящих в темноте. Они вели себя очень тихо. Единственные вещи, которые двигались, оказались их головы, которые поворачивались сначала в одну сторону, потом в другую, смотря и слушая.

От этих джентльменов будет не так легко ускользнуть. Но она должна ускользнуть от них, или Пендергаст умрет.

Земля под ней была влажной и грязной. В то время как ее сорочка оказалась черной, обнаженные части ее тела были бледными и могли быть легко обнаружены. Она зачерпнула грязь и методично нанесла ее на лицо, руки и ноги. Когда она убедилась в том, что была полностью покрыта ею, Констанс снова поползла вперед, дюйм за дюймом, раздвигая орхидеи с бесконечной осторожностью. Запах влажной почвы, цветов и растительности был всепроникающим. Она делала паузу после каждого движения. Как маленькая девочка в доках на Уотер-Стрит, она часто воровала рыбу таким способом, двигаясь так постепенно, что никто не замечал ее. Но тогда она была беспризорницей. Теперь она стала взрослой женщиной.

Через несколько минут, ей удалось переместиться на десять футов вперед, и теперь она лежала у границы тропических папоротников. Далее, ей необходимо было пересечь низкие перила и дорожку. С ее точки обзора, она могла видеть несколько наблюдателей, но не было никаких сомнений, что она не могла видеть всех из них. У нее есть одно преимущество: они не знали, что она уже была внутри и находилась среди них. Их внимание, казалось, было направлены на вход и аварийный выход в задней части оранжереи.

Более незаметным движением она переместила себя к большой доске, находясь все еще в глубокой тени. Пересечение дорожки собиралось стать основной проблемой. Она не могла ползти по ней в замедленном темпе. Ей придется пересечь ее в тот момент, когда никто не будет смотреть.

Она смотрела и ждала. А потом она услышала слабое шипение радио и шепчущий голос. А потом еще один послышался из другого места; а затем и третий. Было ровно девять сорок пять. Они проверяли друг друга.

Через минуту они уже раскрыли свое местонахождение – по крайней мере, в ближайшем конце теплицы. Констанс насчитала всего пятеро. Но она прикинула, что только трое из них были в состоянии заметить ее перемещения по открытой дорожке.

Она подняла глаза вверх. Луна, сместилась еще выше, проливая в теплицу вызывающий беспокойство свет, и будет лить большую часть ночи, прежде чем окончательно скроется за деревьями. Но несколько туч быстро неслись по небу. Пока она смотрела, то заметила, что одна из них скроет луну, приблизительно, через три минуты.

Она закрыла глаза – даже белки глаз могли выдать ее, – и стала ждать, считая. Прошло три минуты. Она снова приоткрыла глаза и увидела, как облако засветилось белым, когда ее край начал двигаться по поверхности луны. Тень накрыла теплицу. Опустилась тьма.

Это был ее момент. Медленно, она подняла голову. Охранники растворились в темноте, поэтому она никак не могла распознать, в какую сторону они смотрят. Сейчас в теплице было очень темно, и никогда не будет темнее. Ей придется рискнуть.

Одним плавным, легким движением она поднялась на корточки и, перешагнула через перила, метнулась через дорожку и опустилась под большим тропическим деревом, увешанным орхидеями. Она оставалась неподвижной, стараясь даже не дышать. Все казалось тихим. Спустя мгновение лунный свет снова вспыхнул. Никто не двигался; никто не видел ее.

Сейчас к бассейну, и растению...

Она почувствовала прикосновение чего-то холодного к своему затылку, такое легкое касание. И тихий голос приказал: - Не двигайся.

Глава 67

Марго бросилась в сторону, когда облепиховый шип метнулся к ней, разрезав ей куртку и поцарапав плечо. Она приземлилась на пол, отлетела на стопку стеллажей и застряла, ее фонарик свалился в темноту. Слэйд сделал шаг вперед. Теперь она лежала на земле с полицейским спокойно стоящим над ней.

- Так вы только усложняете себе жизнь, - сказал Слэйд.

Ее рука была зажата за спиной, и ощущала контакт с чем-то холодным. Она поняла, что это была банка с образцом, из ряда вдоль нижнего уровня стеллажа.

- Послушайте, все, что я хочу, это растение, которое находится у вас, - мужчина старался, чтобы его голос звучал разумно. - Нам не нужно, чтобы это все закончилось таким образом. Отдайте его мне, и я отпущу вас.

Марго ничего не ответила. Мужчина был лжецом. Хотя ее разум двигался со скоростью миля в минуту, она не видела выхода из этой ситуации.

- У вас нет никаких шансов убежать от меня, так что вам лучше сотрудничать.

Она посмотрела мимо него, в сторону далекого выхода из ботанической коллекции, через который она пришла.

- Даже не думайте сбежать, - увещевал Слэйд. - Когда я вошел в Здание шести хранилищ, то запер вход и заклинил замок сломанным перочинным ножом, чтобы никто не смог войти. Мы тут одни – только вы и я, - на его худом лице возникла странная улыбка.

Марго с трудом проглотила страх и задумалась. Она смутно вспомнила, что в дальнем конце Здания шести хранилищ есть еще один выход. Она ломала голову, пытаясь вспомнить коридоры, которые приведут ее к нему. Если бы только она могла пройти мимо него, она смогла бы добраться до запасного выхода и оторваться от него. В конце концов, она знала все закоулки музея, а он нет…

- И даже не пытайтесь добраться до черного выхода. Правда в том, что я знаю, эти подземные коридоры почти так же хорошо, как и вы.

Она была потрясена тем, что он, казалось, угадывал то, что было у нее на уме. Но это была очередная ложь – это его утверждение, что он знает подвалы музея.

- О, я знаю этот музей, как свои пять пальцев, - настаивал мужчина. - Видит Бог, я не желал этого – музей разрушил мою жизнь. Знаете ли, я не всегда работал в полиции Нью-Йорка. Я когда-то был агентом ФБР. И был вторым в своем выпуске из Академии. Мое первое задание в качестве агента было возглавить передовой командный пункт, прямо здесь, в этом музее, чтобы убедиться, что открытие некой сенсационной выставки пройдет без сучка и задоринки. Знаете ли вы, что это была за выставка, Марго? Вы должны помнить – вы же тоже там были.

Марго присмотрелась к нему. Слэйд, Слэйд... она смутно вспомнила, что слышала это имя во время "зачистки" в ту страшную ночь, двенадцать лет назад, когда музей превратился в бойню. Она никогда не видела его лица. Мог ли он действительно оказаться тем же самым человеком?

- Вы... тот самый Слэйд?

Сержант посмотрел на нее с признательностью. – Да, верно. Выставка суеверий. Это была моя неудача, что специальный агент Спенсер Коффи был ответственен за контингент ФБР. Выставка прошла не слишком хорошо, не так ли? Сколько погибло – двадцать шесть? Это был один из крупнейших провалов в истории Бюро. Настолько большой, что они сделали примером для других не только Коффи, но и всех нас. Коффи был переведен в Уэйко, а я был разжалован из ФБР с остальной частью его команды. Я стал опозоренным человеком после этого, повезло еще получить работу в Нью-Йоркском отделении в качестве полицейского. А позор так и остался со мной. Из-за чего вы думаете, что человек с моим стажем и опытом, все еще сержант?

Его горькая маленькая речь дала Марго время, чтобы опомниться. Она попыталась разговорить его. - Так что в ответ на это вы стали продажным? - спросила она. - Вот так все закончилось?

- Я не имел никакого отношения к той катастрофе – я даже не приезжал на место происшествия, пока пыль не осела – и все же они без задней мысли бросили меня на растерзание волкам. Такие вещи могут сделать человека восприимчивым к – скажем так – более выгодным предложениям. В свое время я получил такое более выгодное предложение – и вот я здесь.

Слэйд подался вперед, сжимая облепиху, и Марго поняла, что он настраивает себя, чтобы вновь попытаться ударить ее в шею. Ее пальцы сомкнулись вокруг банки с образцом за ее спиной. Как только он собрался броситься на нее, она сильно замахнулась, попав по внутренней стороне его лодыжки и сбив его с ног. Слэйд на мгновение отклонился в сторону, чтобы восстановить равновесие, а она снова замахнулась банкой и разбила ее о боковую поверхность его головы. Она раскололась, разбрызгивая везде этиловый спирт, и сбивая Слэйда на колени. Марго вскочила и перепрыгнула через него, побежав по проходу; свою сумку она крепко держала в руке. Позади нее Слэйд поднялся с гневным воем.

Паника дала Марго силу и ясность ума. Она пронеслась по проходам, выбила дверь ботанической коллекции, и повернула налево по коридору, направляясь к черному выходу из Здания шести. Из-за древней планировки музейного подвала, это оказался не прямой путь. Ей придется пройти через целую вереницу складских помещений для того, чтобы добраться до него. Сейчас позади себя она слышала Слэйда, его хриплое дыхание, стук его ботинок по цементному полу – все ближе и ближе.

Глава 68

Констанс неподвижно лежала в грязи. Тусклый свет перемещался по ней, и она могла расслышать слабый ропот, пока мужчины переговаривались между собой. Она почувствовала странное смешанное сочетание раскаяния, огорчения, и особенно гнева: и не потому, что она вот-вот будет убита – ей была безразлична ее собственная жизнь, а потому, что ее разоблачение означает, что Пендергаст умрет.

Она услышала слабые шаги, а затем другой голос произнес: - Поднимите ее.

В ее шею снова ткнули. - Вставай. Медленно.

Констанс поднялась на ноги. Высокий мужчина с военной выправкой стоял перед ней, одетый в темный деловой костюм. Его лицо, тускло освещенное лунным светом, было большим и твердым, с ярко выраженными скулами и тяжелой выступающей челюстью.

Барбо.

На мгновение ее концентрация сузилась до свирепой нацеленности, так сильна была ее ненависть и отвращение к этому человеку. Она оставалась неподвижной, пока Барбо поигрывал по ней светом.

- Вот это зрелище, - глумился он хриплым голосом.

Еще несколько мужчин молча подошли и заняли позиции вокруг нее. Все были хорошо вооружены. Всякий путь спасения был отрезан. Она подумывала выхватить оружие, но знала, что это оказалось бы бесполезно; кроме того, это автоматическое оружие ей было незнакомо. Барбо явно не похож на человека, которого можно застать врасплох или легко одолеть, если это вообще возможно. Он излучал вокруг себя спокойствие, ум и тревожащую ауру жестокости, с которой она сталкивалась за всю свою жизнь до этого лишь дважды: ее первый опекун, Энох Ленг, и Диоген Пендергаст.

Закончив ее полный осмотр, Барбо снова заговорил. - Так это и есть оперативник, которого Пендергаст послал в качестве своего ангела-мстителя. Я не поверил, когда Слэйд рассказал мне о вас.

Констанс не реагировала.

- Я хотел бы знать название растения, которое вы ищете.

Она продолжала смотреть на него.

- Вы подошли к некой последней, отчаянной попытке спасти своего драгоценного Пендергаста. Мы оказались на один шаг впереди вас, как вы видите. Тем не менее, я оказался впечатлен тем, насколько далеко вам удалось продвинуться в этом глупом деле, прежде чем мы поймали вас.

Констанс позволяла ему выговориться.

- Пендергаст сейчас находится на своем смертном одре. Вы даже не можете представить себе, какой восторг я испытываю от его страданий. Его болезнь уникальна: невыносимая физическая боль смешивается с осознанием того, что вы теряете свой разум. Я знаю все об этом. Я видел это.

Барбо замолчал, его глаза задержались на ее измазанных грязью формах. - Я так понимаю, что агент Пендергаст - это ваш «опекун». Что именно это значит?

Тишина.

- Вы не говорите, но ваши глаза выдают вас. Я вижу вашу ненависть ко мне. Ненависть женщины к убийце своего возлюбленного. Как трогательно. Какова разница в возрасте – двадцать, двадцать пять лет? Отвратительно. Вы могли бы быть его дочерью.

Констанс не отвела глаз. Она продолжала пристально смотреть на него.

- Смелая девушка, - Барбо вздохнул. - Мне нужно название растения, которое вы искали. Но я вижу, что вам потребуется убеждение, - протянув руку, он коснулся ее лица. Она не дрогнула и не отвернулась. Его рука двинулась вниз, размазывая грязь по ее шее, затем спустилась к ее сорочке, слегка задевая ее грудь через шелк.

Быстро, как нападающая змея, Констанс резко ударила его по лицу.

Барбо отступил, тяжело дыша. - Держите ее.

Мужчины схватили ее за руки с обеих сторон. Один был бритоголовый, другой, с волосами до плеч. Она не сопротивлялась. Барбо сделал шаг вперед и потянулся снова, его рука накрыла ее грудь. - Слишком плохо, что здесь не может быть Пендергаста, чтобы увидеть издевательства над его игрушкой. Теперь скажите мне название этого растения. Он крепко сжал ее груди.

Констанс закусила губу от боли.

- Название растения.

Он снова причинил ей боль. Она издала короткий вскрик, но тут же взяла себя в руки.

- Не злите нас истерическими вспышками. Они не принесут вам ничего хорошего. Мы нейтрализовали всю немногочисленную охрану, что была здесь. Это место сейчас только для нас.

Теперь рука Барбо спустилась ниже, сминая материал сорочки. Он потянул ее вверх. - Такое молодое, упругое тело. Я могу только представить, как Пендергаст сгибает его, как крендель для своего собственного развлечения.

Он отпустил сорочку, и мгновение оценивающе смотрел на нее. Тогда он отступил снова, кивнув Бритоголовому. Мужчина повернулся к Констанс и ударил ее по лицу: раз и два.

Констанс перенесла это молча.

- Принесите шокер, - приказал Барбо.

Из небольшой сумки, перекинутой через плечо, Длинноволосый извлек злодейского вида устройство длиной около двух футов, с резиновой ручкой и металлом, скрученным в виде пружины вокруг его центрального вала, и двумя серебристыми зубцами, выступающими из рабочего конца. Электрошокер. Он помахал им у нее перед носом.

- Заткните ей рот, - велел Барбо. - Вы знаете, что я терпеть не могу крики.

Из рюкзака появилась пачка ваты и скотч. Бритоголовый нанес ей неожиданный удар в живот и, когда она подалась вперед, затолкал хлопок ей в рот, а потом обмотал вокруг ее головы скотч. Он отступил, в то время как Длинноволосый подготовил шокер. Остальные люди образовали темное, молчаливое кольцо вокруг происходящего, пристально наблюдая.

Пока Бритоголовый держал ее за обе руки, Длинноволосый направил шокер к ее желудку. Он помедлил секунду, криво улыбаясь, а потом нажал на кнопку, активируя электрический ток. Констанс дернулась в агонии, все ее мышцы сжались, а Бритоголовый продолжал удерживать ее на месте своими руками. Приглушенный звук боли вырвался из ее носа, победив все ее усилия, направленные на сохранение молчания.

Длинноволосый отвел шокер.

- Еще, - приказал Барбо. - Когда она будет готова поговорить, она даст нам знать.

Констанс попыталась выпрямиться. Длинноволосый повел вокруг нее шокером, дразня, готовясь к очередной встряске. Внезапно он метнулся вперед, воткнул его между ее грудей и снова нажал на кнопку. Она извивалась, почти сходя с ума от боли, но на этот раз не издала ни звука. Длинноволосый снова отвел шокер.

Констанс изо всех сил попыталась снова выпрямиться.

- Для этой кобылки потребуется тяжелая артиллерия, - сказал Барбо.

- Может быть, - предложил Бритоголовый, - она нуждается в стимуляции более чувствительной области.

Барбо кивнул, протянул руку и поднял ее сорочку. Улыбаясь, Длинноволосый приблизился с электрошокером.

И в этот момент раздался выстрел. После этого с верхней части головы Длинноволосого отлетел целый кусок, вращаясь с развивающимися волосами; кровь и мозговое вещество взметнулись в облако розового и серого.

Мужчины среагировали мгновенно, бросившись на землю, Бритоголовый дернул Констанс на землю за собой. Но даже когда мужчины укрылись, еще два выстрела раздались в непосредственной близости. Один мужчина согнулся, схватившись с ревом за живот, в то время как другой, лежащий на земле, уже получил удар в спину. Он дернулся, выдав крик агонии.

Констанс попыталась вывернуться из-под Бритоголового, но ее мышцы все еще были сжаты в судорогах от электрошока, а он смог быстро ее удержать. Она увидела, что Барбо - единственный из всех, кто остался стоять – спокойно шагнул под защиту массивного ствола дерева.

- Одинокий стрелок, - сказал Барбо. - Верхний уровень. Фланговые маневры с обеих сторон, - он подал сигнал трем мужчинам, которые тут же вскочили и исчезли, оставив ее с Барбо, Бритоголовым, третьим мужчиной, и тремя валяющимися телами, истекающими кровью прямо на орхидеи. Она услышала еще несколько выстрелов и посмотрела наверх. Выхватив рацию из-за его пояса, Барбо выдал еще несколько приказов, видимо, его людям, находящимся за пределами теплицы. Пока она слушала фуги голоса по его рации, Констанс прикинула, что у Барбо, должно быть, поблизости и вокруг Водного дома по-прежнему действуют человек десять. Она посмотрела на него прищуренными глазами. Что происходит? Неужели лейтенант Д'Агоста каким-то образом вычислил ее местонахождение и прибыл с полицией?

Бритоголовый толкнул ее обратно вниз. - Не шевелись, - приказал он.

Со своей позиции за деревом, Барбо продолжал выдавать спокойный поток команд по рации. На некоторое время все затихло. А потом грянула еще серия выстрелов, глубже внутри комплекса оранжереи, затем раздался звон разбитого стекла. Последовала возбужденная болтовня по рации Барбо.

Констанс лежала зажатой в грязи, постепенно восстанавливая свое дыхание. Барбо упомянул одинокого стрелка. Но если бы этим стрелком был Д'Агоста, он бы привел подкрепление. Как бы то ни было, не может же это быть умирающий Пендергаст, в конце концов...

Очередной всплеск разговоров по рации, а затем Барбо повернулся к Бритоголовому: - Поставь ее на ноги. Теперь ты можешь вынуть кляп – они схватили стрелка. Это Пендергаст.

Глава 69

Марго подбежала к двери первого хранилища, и с молитвой вставила свой ключ в замок. Он поддался. Марго охнула, рывком открыла ее, ворвалась в комнату и захлопнула за собой дверь. Как только она сделала это, Слэйд врезался в нее, заставив ее слегка приоткрыться, но она взяла себя в руки и толкнула ее изо всех сил. Он снова ударил в дверь, и Марго снова оттолкнула ее.

Это не продлиться долго. Она проиграет эту борьбу. И он может просто выстрелить через дверь.

Он снова врезался в дверь в тот же момент, когда она рывком открыла ее, заставив его распластаться на полу у ее ног. Она нанесла ему сильный удар по боковой поверхности головы, а затем убежала в темноту хранилища. За своей спиной, она услышала, как Слэйд стонет от боли. Она лишилась своего источника света, а у него по-прежнему был фонарь. Его луч промелькнул мимо Марго, когда ее занесло на повороте бесконечных рядов стеллажей, которые она преодолевала проход за проходом. Она отметила мимоходом, что полки были заставлены большими стеклянными банками, каждая из которых содержала блестящий, смотрящий, слизистый шар, похожий на большой мяч для боулинга: это была легендарная музейная коллекция китовых глаз.

Пока она бежала, то смогла залезть в сумку, вынуть из нее телефон и проверить его. Как она и ожидала: сети не было. Толстые стены подвала музея эффективно блокировали все сигналы мобильного телефона.

Марго двигалась быстро и находилась в хорошей форме, но, видимо, также как и Слэйд, и пока она бежала, то поняла, что также проиграет и здесь, в этом соревновании по бегу. Она должна найти способ остановить его или хотя бы замедлить. Почему он не стреляет в нее из пистолета? Возможно, он не хотел рисковать и производить шум, который издал бы выстрел. Слэйд явно был осторожным человеком, и не знал наверняка, кто мог бродить здесь, в подвалах, даже ночью.

Пробегая мимо выключателей света в конце прохода, Марго включила их всех – это сделает ее видимой, но если он не использовал свой пистолет, это также может нейтрализовать его преимущество в виде фонарика. Как только Марго включила свет, она тут же развернулась и побежала в противоположном направлении, уходя вдоль следующего коридора. Она слышала, что Слэйд бежит в проходе рядом с ней. У нее возникла внезапная идея: задержавшись перед полкой и, выбросив руки вперед, она столкнула группу банок с образцами с отдаленной части полки, заставляя их рухнуть на пол прямо перед Слэйдом. Но даже когда она продолжила бежать, то услышала, как он подпрыгивал и перескакивал через огромные, мягкие, скользящие глаза. Его это только немного замедлило. Возможно, она смогла бы опрокинуть на него весь стеллаж – но нет, полки оказались слишком массивными и прикрученными к полу.

Было несколько дверных проемов, ведущих из комнаты китовых глаз, в другие хранилища, но только один из них вел к черному выходу из Здания шести. Он догонял, а она так и не добралась до него. И в ночное время выход мог быть заперт изнутри. Когда она пробегала вдоль полки, то толкнула еще несколько банок, что позволило им рухнуть на пол. Может ей поджечь этиловый спирт? Но в ее сумке не было зажигалки, и даже если она сделает это, все хранилище может загореться, забрав ее с собой.

Развернувшись в конце следующего прохода, она свалила с полки еще больше банок, и они рухнули на пол за спиной у нее, огромные глаза китов раскатились, распространяя алкоголь и слизь. С проклятием Слэйд поскользнулся на одном из них, потом ухватился за край полки, чтобы не упасть, в процессе заставляя еще больше банок рухнуть на пол. Рыбный запах глазных яблок и алкоголя заполнил комнату. Слэйд снова перешел на бег, но Марго выиграла себе еще несколько секунд. Когда она добежала до конца следующего коридора, хватая воздух, и с горящими ногами, она вышла на дверь, которая, в конечном итоге, вела к выходу из Здания шести. Но сержант оказался слишком близко, он хотел добраться до нее прежде, чем она сможет даже вставить свой ключ в замок.

Рядом с дверью висел огнетушитель.

И в момент, когда она услышала, как его шаги приблизились к ней сзади, она сорвала его с кронштейна, развернулась и замахнулась им на Слэйда, ударив его в солнечное сплетение и отправив его на пол. Как только он с ворчанием снова начал подниматься, она выдернула чеку и направила на него сопло, в упор разбрызгивая пену ему в лицо. Он слепо отбивался от брызг, тщетно хватаясь за огнетушитель.

- Сука! – кричал он, пытаясь встать и соскребая пену, пока Марго продолжаларазбрызгивать белый поток ему в лицо. - Я убью тебя за это! - он рванул вверх, поскользнулся и снова упал. Она улучила момент и ударила его по голове огнетушителем.

Со стоном он умолк: без сознания, наполовину захороненный в пене, с закатившимися глазами.

Она замерла, яростно думая. Еще один мощный удар по голове, сейчас, когда он был обездвижен, мог бы размозжить ему череп. Она подняла огнетушитель... только, чтобы осознать, что не в состоянии сделать это. Она отбросила его. С ней все еще была ее сумка – слава Богу. Она должна просто выбраться отсюда. Но в какую сторону? Если она продолжит свой путь к задней двери, ей придется преодолеть еще несколько комнат, возможно, запертых, и на какой-нибудь из дверей ее ключ может не сработать. Будет гораздо быстрее вернуться по своим следам, снова мимо ботанических коллекций к лифту. А то, что Слэйд сказал про заклинивший замок, вероятно, бред собачий – как он тогда собирался сам выбраться отсюда?

Она побежала обратно в сторону Хранилища гербария. Боже, она надеялась, что она сможет выбраться этим путем. В противном случае ей придется вернуться, и снова пройти мимо Слэйда. Может быть, он был уже мертв.

Двигаясь так быстро, как только возможно при тусклом аварийном освещении, она миновала вход в ботанические коллекции и пробралась по коридору к выходу из Здания шести. Если бы она смогла подняться на лифте, она направилась бы к охраняемому входу, укомплектованному вооруженными охранниками. Там она была бы в безопасности. Она рассказала бы им о Фрисби, смерти, убийце-полицейском в подвале в бессознательном состоянии...

Она добралась до выхода, подергала защитную панель. Заблокировано. Дверная ручка также не поддалась. Она попыталась засунуть свой ключ в замок, но увидела, что верный своему слову, Слэйд заклинил его лезвием перочинного ножика. Она выругалась вслух. Ей все-таки придется попробовать запасной выход и пройти мимо него. Теперь она жалела, что не разнесла ему голову. Если бы ей только хватило ума отнять у него пистолет. Вернувшись назад, она не повторит эту ошибку – это в том случае, если он до сих пор был без сознания.

Двигаясь быстро и бесшумно, Марго снова возвращалась по своим шагам. Что, если он пришел в себя и очнулся? В этом случае ей лучше иметь в руках оружие. Она обдумала это. Теперь она снова находилась у входа в ботанические коллекции. У нее возник вопрос. Какое растение можно использовать против пистолета? Никакое, конечно.

Потом она кое-что вспомнила.

Бросившись в коллекции, она пробежала мимо шкафов и стеллажей – остановившись ровно настолько, чтобы подобрать свой фонарик – пока не дошла до Хранилища гербария, крошечный красный огонек на передней панели, служил путеводным лучом. Задыхаясь, она ввела код и открыла тяжелую дверь.

Они были там: в луче своего фонаря, она смогла рассмотреть в дальнем углу духовые ружья – длинные полые трубки – и колчан маленьких костяных дротиков, каждый длиной около двух дюймов, на одном конце с хохолком из перьев. Наконечники дротиков были измазаны липкой черной субстанцией.

Она схватила одну из духовых трубок, перекинув колчан через свободное плечо, и зарядила ее дротиком, затолкав его в полую трубку перьевым хохолком назад. Теперь, выход из хранилища и продвижение через коллекции; она бежала как можно быстрее, выключив фонарик и опираясь на аварийное освещение, через дверь хранилища и обратно в коллекцию китовых глаз. Когда она вошла, смрад сбил ее подобно физическому удару.

Сердце ее замерло: там, в проходе, где она оставила копа, была лужа пены, но не было тела. Мокрые следы уводили прочь.

Она застыла в ужасе. Он находился в сознании и на ногах – возможно, ждал ее. Она огляделась, но ничего не увидела. Пытаясь контролировать свое колотящееся сердце, она внимательно прислушивалась. Действительно ли она слышала эти крадущиеся шаги, раздающиеся эхом с неопределенного направления?

Паника взяла верх, и она побежала к заднему выходу, обогнув полку, она налетела прямо на Слэйда, который держал оружие наготове. Он схватил ее, заломил руки за спину, и бросил на пол. Он встал над ней с пистолетом в руке.

- С меня хватит, - сказал он низким голосом. - Отдай мне чертову сумку, или я загоню 45 калибр в твою голову.

- Давай. Шум от выстрела приведет охрану в движение.

Он ничего не ответил, и она поняла, что угадала. Но потом на его лице появилась небольшая улыбка. - Похоже, мне нужно модернизировать оружие. На что-то тихое, - он наклонился и поднял духовую трубку и колчан с дротиками, который она уронила при столкновении. Он вытащил один дротик из колчана и посмотрел на него. - Отравленный. Хорошо, - он осмотрел трубку. - И ты так легко зарядила его для меня.

Он неуклюже поднял ее и приложил к губам. Марго бросилась в бок в тот же момент, когда он дохнул, дротик вылетел, миновал ее всего в нескольких дюймах и отлетел под полку. Она вскочила боком подобно крабу, потом поднялась на ноги, а он в это время вытащил другой дротик и воткнул его в трубку. Она отчаянно бежала, когда второй выстрел пронесся мимо нее. Она слышала, как он опять идет за ней.

Теперь ее единственным шансом было затаиться от него где-то в бесконечных кладовых музея.

Она повернула за один угол, затем за другой, стеллажи проносились мимо с бешеной скоростью. Добравшись до двери в ближайшей стене, она распахнула ее, пробежала через другое хранилище, повернула за угол в его задней части, и поспешила к двери в конце тупика. Заблокирована – и на этот раз ее ключ не сработал. Она повернулась, чтобы возвратиться, но услышала, как Слэйд усмехается совсем близко.

- Я уверен, что ты в ловушке.

Она осмотрелась, но не обнаружила никакого способа, чтобы выбраться отсюда. Он был прав: она действительно оказалась в ловушке.

Задыхаясь, с колотящимся сердцем, Марго увидела тень Слэйда на дальней стене тупика – черная на фоне красного аварийного освещения – ползущую вперед, когда он приближался к углу. А потом она увидела духовую трубку, слегка подрагивающую, медленно движущуюся вперед. Далее, в поле зрения появились голова и руки Слэйда. Он продвигался осторожно, с трубкой у губ, не спеша, тщательно целясь, готовый стрелять еще одним дротиком.

Он не собирался снова допускать возможность упустить ее.

Глава 70

Барбо прокладывал путь, а следом за ним Бритоголовый толкал перед собой Констанс. Они прошли через Музей бонсаи в дальнее крыло Пальмовой оранжереи, по-прежнему оформленное для свадьбы, но сейчас выглядящее слегка потрепанным. Четверо мужчин стояли вокруг фигуры, сидящей за столом, отведенным для невесты и жениха. А на нем стояла единственная свеча, проливающая тусклый свет, который едва рассеивал мрак.

Констанс дрогнула, когда увидела Пендергаста сидящего в кресле, с одетыми наручниками, перемазанным грязью лицом и в помятом костюме. Даже его взгляд утратил былой блеск. На мгновение его потухшие оловянные глаза вспыхнули при виде нее, и Констанс была в ужасе от плескавшейся в них безнадеги.

- Ну, вот так сюрприз, - начал Барбо. - Неожиданный, но не нежеланный. На самом деле, я не смог бы придумать лучше. Ты не только доставил в мои руки свою прелестную маленькую подопечную - но также свою собственную очень больную персону.

Мгновение он созерцал Пендергаста с холодной улыбкой, а затем обратился к двум мужчинам. - Поставьте его. Я хочу целиком владеть его вниманием.

Они подняли Пендергаста на ноги. Он был настолько слаб, что едва мог стоять; они должны были поддержать его, потому что его колени подгибались. Констанс едва могла смотреть на него. Именно она привлекла его сюда вслед за собой.

- В конце я собирался нанести тебе визит, - сказал Барбо, - чтобы ты знал, кто это сделал, и почему. И... - Барбо снова улыбнулся, - особенно, как возникла идея этой маленькой схемы.

Голова Пендергаста завалилась на бок, и Барбо обратился к своим бойцам. - Разбудите его.

Один из мужчин, с шеей настолько покрытой татуировками, что она казалась почти полностью синей, шагнул вперед и нанес точный удар рукой по боковой поверхности головы Пендергаста.

Констанс уставилась на Татуированного. - Вы будете первым, кто умрет, - сказала она тихо.

Мужчина посмотрел на нее, его губы скривились в насмешке, а похотливый взгляд отправился блуждать по ее телу. Он издал короткий смешок, затем резко выбросил руку и схватил ее за волосы, притягивая к себе. – Что, ты собираешься убить меня той винтовкой М16, которая спрятана у тебя под сорочкой?

- Хватит, - резко приказал Барбо.

Татуированный отступил с ухмылкой.

Барбо вернул свое внимание к Пендергасту. - Я подозреваю, что ты уже знаешь в общих чертах, почему я отравил тебя. И ты наверняка оценил эту поэтическую справедливость. Наши семьи были соседями в Новом Орлеане. Мой прапрадед ходил на охоту с твоим прапрапрадедом, Иезекией, на его плантации, в то время как он сам несколько раз приглашал Иезекию и его жену на ужин. В ответ Иезекия отравил моих прапрародителей его, так называемым, эликсиром. Они умерли адскими смертями. Но на этом дело не кончилось. Моя прапрабабушка принимала эликсир во время беременности и родила, прежде чем она поддалась воздействию. Но в результате, эликсир вызвал эпигенетические изменения в ее роду, в нашей семейной ДНК, передающие дефект из поколения в поколение. Конечно, никто не знал об этом в те годы. Но время от времени, еще один член нашей семьи умирал. Врачи были озадачены. Мои предки шепотом называли это «Семейным недугом». Но тогда от него спаслось поколение моего отца. И мое. Я предположил, что «Семейный недуг» выжег сам себя.

Он помолчал. - Как я ошибался. Мой сын стал следующей жертвой. Он умирал медленно и мучительно. Опять же, врачи были озадачены. Опять же, они сказали, что это какой-то унаследованный изъян в наших генах.

Барбо остановился, погрузившись в свои мысли и глядя на Пендергаста.

- Он был моим единственным сыном. Моя жена уже умерла. Я остался один в моем горе.

Глубокий вдох. - И тогда мне нанесли визит. Ваш сын. Альбан.

При этом Барбо повернулся и начал медленно вышагивать по комнате, а его голос зазвучал тихо и задрожал.

- Альбан нашел меня. Он открыл мне глаза на зло, которое ваша семья совершила по отношению к моей. Он отметил, что семейное счастье Пендергастов во многом основано на кровавых деньгах от эликсира Иезекии. Твой роскошный образ жизни – апартаменты в Дакоте, особняк на Риверсайд-драйв, твой Роллс-ройс с водителем, твои слуги – основан на страданиях других. Ему было тошно от твоего лицемерия: ты делал вид, что восстанавливаешь справедливость во всем мире, хотя все это время сам олицетворял образ несправедливости.

Во время этой речи голос Барбо стал громче, но теперь он остановился, лицо покраснело, кровь заметно пульсировала по его толстой шее. - Твой сын рассказал мне, как сильно он ненавидел тебя. Боже мой, какая великолепная ненависть это была! Он пришел ко мне с планом восстановления справедливости. Каковы же были его слова на этот счет? «Уместная необходимость».

Он возобновил хождение, быстрее на этот раз.

- Мне не нужно рассказывать тебе, сколько времени и денег потребовалось, чтобы воплотить в жизнь мой план действий. Самой большой проблемой стало сложить вместе кусочки оригинальной формулы эликсира. Так удачно, что скелет женщины убитой эликсиром, оказался в коллекции Нью-Йоркского музея, и я достал кость от него, которая предоставила моим ученым окончательную химическую формулу. Но ты, конечно, уже знаешь все об этом.

- И потом, пришло время сложной задачи разработки и постановки капкана на озере Солтон – место, которое Альбан обнаружил по своей собственной инициативе. Для меня было важно, чтобы тебя постигла та же участь, что и моего сына и других членов моей семьи. Альбан желал того же. И я бы никогда не достиг успеха, если бы не Альбан – прежде чем он покинул меня в тот памятный вечер, – он предупредил меня самым решительным образом не недооценивать тебя. Мудрый совет на самом деле. Конечно, в свое время он предупреждал меня о кое-чем еще, а именно: не посылать моих людей за ним. Потом он ушел.

Барбо остановился и наклонился к Пендергасту. Агент вернул взгляд, его глаза были подобны остекленевшим прорезям на бледном лице. Кровь сочилась из его носа, почти фиолетовая на фоне алебастровой кожи.

- И тогда случилось нечто удивительное. Почти год спустя, как только мой план достиг зрелости, Альбан вернулся. Кажется, он передумал. Во всяком случае, он долго пытался отговорить меня от моей мести, и, когда я отказался, он ушел в гневе.

Он глубоко, прерывисто вздохнул. - Я знал, что он не оставит все так, как есть. Я знал, что он попытается убить меня. Возможно, он бы преуспел в этом... если бы у меня не было записей с камер видеонаблюдения его первого визита. Понимаешь, несмотря на предупреждение Альбана, я приказал своим людям попытаться предотвратить его уход. Но он весьма эффективно превзошел их – и весьма жестоко Я смотрел эти увлекательные записи его действий снова и снова... и со временем я разгадал единственно возможный способ, которым он смог сделать казалось бы невозможное. У него имелось некое шестое чувство, не так ли? Способность предвидеть, что случится. - Барбо посмотрел на Пендергаста, чтобы оценить эффект, который возымели его слова. – Разве это не правда? Я полагаю, у всех нас оно присутствует в какой-то степени: примитивное, интуитивное ощущение о том, что что-то должно произойти. Только у Альбана это чувство было более усовершенствовано. Он высокомерно рассказал мне о своих «замечательных способностях». Изучив записи с камер наблюдения, кадр за кадром, я установил, что твой сын имел странную способность предвидеть события; в некотором смысле, даже заглянуть на несколько секунд в будущее. Не точные события, как ты понимаешь, но он видел некие возможности. Опять же, не сомневаюсь, что ты все это знал.

Шаги Барбо еще больше ускорились. Он выглядел как одержимый.

- Я не буду вдаваться во все грязные подробности того, как я перехитрил его. Достаточно сказать, что я повернул его собственную силу против него. Он оказался слишком самоуверен. У него не была чувства собственной уязвимости. И я думаю, что он немного размяк между нашей первой и второй встречей. Я создал самый сложный и тщательно продуманный план нападения, проинформировал своих людей. Все были на местах. Мы заманили Альбана обещанием еще одной встречи – перемирия на этот раз. Он приехал, зная все, чувствуя себя неуязвимым, и уверенный, что встреча была обманом – и я, не задумываясь, на месте задушил его шнурком. Это была внезапная импровизация, без прямого умысла. Я намеренно избегал думать о том, когда и как я действительно убью его. Таким образом, это вызвало короткое замыкание его экстраординарной способности предвидеть. Кстати, выражение изумления на его лице было бесценно.

Он громко расхохотался, обернувшись.

- И в этом заключалась самая большая ирония. Я ломал голову о том, как заманить тебя – самого подозрительного и осмотрительного из людей – в мою ловушку. В конце концов, Альбан сам послужил приманкой. Я использовал его собственный труп для своего услужения. Кстати, я был там, в Солтон-Фонтенбло. Если бы ты только знал, сколько времени, денег и усилий стоила вся эта инсценировка, вплоть до паутины, нетронутой пыли, ржавчины на дверях. Но она того стоило – потому что это была цена того, чтобы обмануть тебя, заманить тебя. Следить за тем, как ты тайком пробираешься, считая себя хозяином положения – я бы заплатил в десять раз больше, только чтобы снова стать свидетелем этого! Знай, что я был именно тем, кто нажал на кнопку, выпустив эликсир, отравив тебя. А сейчас, мы здесь.

Его лицо опять расплылось в улыбке, и он снова повернулся. – И еще одна вещь. Похоже, у тебя есть еще один сын в школе в Швейцарии. Тристрам, я полагаю. После того, как ты умрешь, я нанесу ему небольшой визит. Я собираюсь отмыть мир до чистоты от пятна Пендергастов.

Теперь Барбо остановился, став перед Пендергастом, массивная челюсть вызывающе выдвинулась вперед. - Ты ничего не хочешь сказать?

Мгновение Пендергаст молчал. Затем он сказал что-то тихим, глухим голосом.

- Что ты сказал?

- Я... - Пендергаст остановился, не в состоянии перевести дыхание, чтобы продолжить.

Барбо нанес ему короткую, сильную пощечину. - Ты что? Скажи это!

- ... сожалею.

Барбо отступил, удивленный.

- Я сожалею о том, что случилось с твоим сыном... о твоей потере.

- Сожалеешь? - смог выдавить Барбо. - Тебе жаль? Но это тут не поможет.

- Я... принимаю смерть, которая приближается.

Услышав это, Констанс замерла. Электрическая тишина повисла среди группы. Барбо, явно потрясенный, казалось, боролся, чтобы восстановить силу своего гнева. И во временной тишине, серебристые глаза Пендергаста блеснули в сторону Констанс – не более чем на мгновение – и в этом сиюминутном взгляде, она ощутила наличие скрытого послания. Но какого?

- Сожалеешь...

Констанс почувствовала едва заметное ослабление хватки Бритоголового на своих руках. Он, как и все, нацелился на драму, разворачивающуюся между Барбо и Пендергастом.

Внезапно агент рухнул, стал вялым и завалился, как мешок цемента на пол. Двое мужчин с обеих сторон подскочили, чтобы подхватить его под руки, но они были захвачены врасплох и потеряли равновесие, пока пытались поднять его обратно на ноги.

И в это мгновение, Констанс поняла, что ее момент настал. С неожиданной силой она крутанулась, высвободилась из хватки Бритоголового и бросилась в темноту.




Глава 71

Слэйд крепко держал духовое ружье. Его глаза слегка сузились, и он прицеливался.

В неожиданный момент отчаяния, Марго рванула вперед, схватила конец трубки и изо всех сил дунула в нее. С задушенным криком Слэйд опустил оружие и попятился, схватившись руками за горло, кашляя и задыхаясь. Пока он выплевывал двухдюймовый дротик, Марго пробежала мимо него и выскочила из тупика в лабиринт стеллажей хранилища.

- Черт подери! - он побежал за ней, а его голос звучал придушенно. Мгновение спустя она услышала выстрелы, пули срикошетили от бетонной стены перед ней, распыляя струи пыли. Пистолет оказался невероятно громким в замкнутом пространстве. Сержант явно отбросил всякую осторожность.

Она ринулась обратно в комнату, полную китовых глаз и на секунду замерла. Слэйд отрезал основной выход из подвала. Запасной же ход пролегал через лабиринт комнат, многие из которых, вероятно, окажутся запертыми. Неожиданно, она отклонилась от выбранного курса, повернула к одному из возможных выходов из комнаты, потянула за дверь и открыла ее. Как только она это сделала, в поле зрения появился Слэйд, слегка покачивающийся в слабом свете, он неуклюже вернулся в огневую позицию. Может рабочий конец дротика отравил его? Он выглядел раненым.

Марго бросилась в сторону, когда пули изрешетили дверь. Припустившись от двери дальше по коридору, она заглядывала в кабинеты и складские помещения, расположенные слева и справа от него, надеясь обнаружить какой-нибудь способ справиться с ним – но усилия были тщетными, так как все комнаты оказались тупиками. Теперь ее единственная надежда заключалась в том, что охрана услышит выстрелы и придет проверить, в чем дело, найдет заклинившую дверь, и выломает ее.

Но даже это потребует времени. Она не собиралась бежать в нижний подвал. Ей надо как-то победить его – или, по крайней мере, обезвредить на достаточно долгое время, чтобы успела прибыть помощь.

Коридор закончился Т-образным перекрестком, и она повернула налево, шаги Слэйда громко раздавались у нее за спиной. Когда она поворачивала, то оглянулась и увидела, что он остановился и запихивает патроны в магазин своей пушки.

Как она знала, главная лаборатория динозавров, находилась чуть впереди: она была большой, с огромным множеством мест, где можно спрятаться. И в ней должен быть внутренний телефон музей, который позволит ей позвать на помощь.

Она добралась до двери лаборатории – закрыто – вставила свой ключ в замок и потянула за нее, бормоча молитву. Она открылась. Марго бросилась внутрь, а затем захлопнула и заперла за собой дверь.

Она включила освещение, чтобы сориентироваться. Вокруг огромного помещения выстроилась, по крайней мере, дюжина рабочих столов, с лежащими на них окаменелостями на различных стадиях восстановления или консервации. Непосредственно в центре комнаты возвышались два огромных скелета динозавров: знаменитый ископаемый комплект «дуэль динозавров», который получил широкую огласку в прессе, и который музей недавно приобрел – трицератопс и Ти-Рэкс, запертые в смертельном объятии.

Она услышала удары в дверь, крики, а затем выстрелы по замку. Марго осмотрелась, но не увидела телефон. Но он же должен где-то быть. Или, по крайней мере, должен быть другой выход.

Но она ничего не видела. Не было ни телефона, ни другого выхода. И множества тайников, на которые она надеялась, тоже не было.

Так, надо вернуться к своему плану.

Залп выстрелов ударил по замку с другой стороны двери. Слэйд в любой момент мог оказаться внутри лаборатории. И как только он прорвется, она умрет.

Она слышала, как он кричал от ярости... или от боли? Возможно, что сработал яд?

Два огромных скелета нависали над ней, как нелепый турник. Инстинктивно, она бросилась к трицератопсу, ухватилась за ребро, и начала карабкаться, подтягиваясь на руках. Крепления оказались далеки от завершения, и вся постройка дрожала и тряслась, пока Марго поднималась. Ее подъем выбивал мелкие кости, с грохотом падающие на пол. Это было сумасшествие; она оказалась в ловушке, и стала бы легкой мишенью. Но какой-то инстинкт говорил ей, чтобы она продолжала восхождение.

Схватившись за позвоночные отростки, она затащила себя на хребет динозавра. Еще одна серия выстрелов выбила целиком цилиндр замка, послав его скользить по полу. Она слышала, как Слэйд выбивал дверь своим телом, металлическая пластина, которая держала замок, дребезжала, болты ее креплений выскакивали. Еще один рывок к двери и пластина отлетела прочь.

Карабкаясь в отчаянии, Марго перебралась с одного скелета динозавра на другой, поднимаясь все выше по более крутому костяку Ти-Рэкса. Его массивная голова, размером с небольшой автомобиль и усеянная огромными зубами, пока не была полностью собрана и не была приварена на место железными креплениями, и еще его ужасно трясло и качало.

Когда она добралась до головы, то увидела, что она на самом деле была установлена на металлическую конструкцию. Большинство болтовых отверстий, которые просверлили в раме, были по-прежнему пусты – не зря его трясло так опасно.

Она повернула свое тело спиной к металлической балке и уперлась ногами в стенку черепа. Всегда существовала возможность, что здесь он может не увидеть ее.

Завершающий удар по двери с грохотом распахнул ее. Слэйд пошатывался. Он повел пистолетом по сторонам, его шаги были неровными и пьяными. Он повернулся и так, и этак, а потом посмотрел вверх.

- Вот и ты! Вскарабкалась, как кошка! - он сделал несколько шатких шагов и занял позицию под ней, подняв пистолет обеими руками, тщательно прицеливаясь.

Он, похоже, был отравлен - но не достаточно отравлен.

Марго сильно оттолкнулась обеими ногами, выбивая череп из его колыбели. Он качнулся, и на секунду замер у края, затем опрокинулся и полетел вниз, по пути разбивая грудную клетку трицератопса. Она уловила мимолетный взгляд Слэйда, - застывшего, как олень в свете фар автомобиля – когда он смотрел на огромную массу окаменевших костей падающих на него и поваливших его на пол. Через секунду верхняя часть черепа тиранозавра приземлилась на него, первыми с тошнотворным влажным ударом его настигли окаменевшие зубы.

Марго опасливо вцепилась в содрогающийся металлический каркас, пока еще несколько костей свалились с конструкции и с грохотом и лязгом упали на пол. Она ждала, с трудом переводя дыхание, до тех пор, пока яростное качание конструкции замедлилось. С бесконечной осторожностью и с дрожащими мышцами, она спустилась вниз.

Слэйд лежал на полу, с раскинутыми руками и широко открытыми глазами. Верхняя часть черепа Ти-Рэкса была насажена на него зубами. Это оказалось жуткое зрелище. Марго попятилась назад, подальше от побоища. Как только она отошла, то вспомнила о своей сумке. Она была инстинктивно прижата к ее телу во время всего этого тяжелого испытания. Теперь она расстегнула ее и заглянула внутрь. Стеклянные пластины, удерживающие образцы растений были разрушены.

Она уставилась на многочисленные сухие растительные остатки, смешанные с битым стеклом на дне сумки. «Господи, будет ли этого достаточно?»

Она услышала резкий голос и обернулась. Лейтенант Д'Агоста стоял в дверях с двумя охранниками за его спиной, глядя на место побоища. - Марго? - спросил он. - Какого черта?

- Слава богу, вы здесь, - она задыхалась.

Он продолжал смотреть, его глаза переместились от нее к телу на полу. - Слэйд, - сказал он. И это прозвучало, как утверждение, а не как вопрос.

- Да. Он пытался убить меня.

- Сукин сын.

- Он сказал что-то о том, что получил более выгодное предложение. Что, черт возьми, происходит?

Д'Агоста угрюмо кивнул. - Работал на Барбо. Слэйд подслушал наш разговор в моем кабинете сегодня днем, - он осмотрелся. - Где Констанс?

Марго взглянула на него. - Не здесь, - она заколебалась. - Она пошла в Бруклинский Ботанический сад.

- Что? Я думал, она с тобой!

- Нет, нет. Она отправилась туда, чтобы достать редкое растение,– Марго прервалась, потому что Д'Агоста уже говорил по своей полицейской рации, вызывая дополнительные отряды полиции и парамедиков в Ботанический сад.

Он повернулся к ней спиной. - Пошли, мы должны поспешить. Несите свою сумку. Я только надеюсь, черт возьми, что мы еще не слишком опоздали.

Глава 72

Констанс бросилась к дальней стене Пальмовой оранжереи, а двое мужчин кинулись в погоню за ней. Позади она услышала, как Барбо выкрикивает приказы. По-видимому, он отправлял других людей, чтобы окружить ее и убедиться, что она не сбежит на улицы Бруклина.

Но у Констанс не было никаких намерений сбегать отсюда.

Она мчалась к первому отверстию, которое у нее было вырезано в стекле в конце зала, и выпрыгнула через него наружу; кустарник задержал ее стремительное падение. Она перекатилась один раз, сразу же вскочила и побежала. За ее спиной, она услышала, как хлопнула разбившаяся панель и оглянулась, чтобы увидеть, как две темные фигуры мчатся в сторону входа в Пальмовую оранжерею; они разделились, пытаясь обойти ее, в то время как третья фигура пролезала в отверстие, через которое она только что вышла.

Перед ней раскинулся Бассейн лилий, мирно мерцающий в лунном свете. Она взяла резко влево прямо перед бассейном и побежала рядом с ним, направляясь подальше от выхода в сад – в направлении противоположном тому, где ее ожидали преследователи. Это заставит их приостановиться, найти ее след, а потом снова направиться за ней – а ей даст выигрыш драгоценных секунд.

Обогнув купол консерватории Штейнхардта, Констанс направилась обратно к Водному дому. Она не пыталась скрыть свои движения, скорость имела первостепенное значение, и трое мужчин могли видеть ее и сейчас стремительно приближались, заманивая ее в ловушку Водного дома.

Она побежала вдоль стены из стекла, а затем проскользнула обратно внутрь через второе отверстие, которое она сделала, вступая в цветочно-удушающий сад орхидей. Она пробежала сквозь листву, перешагнула через три мертвых тела, оббежала главный бассейн, и вышла через двойные стеклянные двери в вестибюль. Там она остановилась лишь для того, чтобы забрать сумку, которую она спрятала под стендом, перед тем как пойти в Тропический павильон. Это была самая крупная теплица в саду: огромное пространство с парящим, шестиэтажным стеклянным куполом с заключенными в нем густыми, влажными джунглями.

Вскинув сумку на плечо, она подбежала к одному из гигантских тропических деревьев в центре павильона, схватилась за его нижние ветки, а потом начала подниматься вверх, шаг за шагом. Как только она поднялась, то услышала, что вошли ее преследователи.

Она распласталась на верхней ветке, открыла сумку и извлекла небольшой химический саквояж, который лежал внутри. Тихо, она открыла его. Внутри находились четыре маленьких колбы трифлатной кислоты – кислоты, которую она извлекла ранее тем вечером из тайника Эноха Ленга в подвале особняка на Риверсайд-драйв. Каждая колба была расположена в поролоновой защитной упаковке, которую она подогнала по размеру. Сейчас она извлекла одну колбу и осторожно вынула ее притертую пробку. Она была осторожна, удерживая флягу подальше от себя - даже пары были смертельны.

Она могла слышать, как мужчины рассредоточились по павильону, перебегая лучами своих фонарей, бормотание голосов, треск раций. Лучи начали продвигаться в лес. Раздался голос: - Мы знаем, что ты здесь. Сейчас же выходи.

Тишина.

- Мы убьем твоего дружка Пендергаста, если ты не покажешься.

Осторожно, Констанс выглянула за край тяжелой ветки, на которой она распласталась. Она находилась приблизительно в тридцати футах над землей, а дерево возвышалось еще как минимум на тридцать футов над ней.

- Если ты не выйдешь, - раздался голос, - мы начнем стрелять.

- Вы же знаете, что Барбо хочет заполучить меня живой, - крикнула она.

Обнаружив ее по голосу, лучи сразу же переместились на ее дерево, прощупывая и так, и этак. Трое мужчин двинулись через густой подлесок, пока они не оказались непосредственно под ее деревом, окружив его.

Пришло время выказать свое присутствие. Она высунула голову и посмотрела на них с бесстрастным выражением на лице.

- Вон она!

Она нырнула обратно.

- Спускайся сейчас же!

Констанс не ответила.

- Если мы будем вынуждены подняться и снять тебя, это разозлит нас. Ты действительно не захочешь злить нас.

- Убирайся в ад, - сказала она.

Мужчины посовещались тихими, бормочущими голосами.

- Ладно, Златовласка, мы уже идем.

Один ухватился за нижнюю ветку и начал карабкаться вверх, в то время как другой направлял луч фонаря, чтобы осветить ему подъем.

Констанс выглянула из-за края ветки. Мужчина быстро поднимался, его лицо было обращено вверх, хмурое и злое. Это оказался Татуированный.

Хорошо.

Она подождала, пока он оказался меньше чем в десяти футах ниже ее. Расположив колбу над поднимающимся мужчиной, она быстро прицелилась и вылила точную струю трифлатной кислоты. Поток попал Татуированному прямо в левый глаз. Она с интересом наблюдала, как суперкислота попала на него и - подобно кипятку, вылитому на сухой лед - издала шипящее огромное облако пара в процессе. Человек испустил вопль, задыхаясь от кашля, а потом просто исчез из виду в растущем облаке. Мгновение спустя она услышала, как его тело пролетело сквозь ветки и упало на землю, затем последовали удивленные возгласы его товарищей.

Еще раз заглянув за край, она увидела его лежащим на спине в зарослях раздавленной растительности, его тело исполняло сумасшедший горизонтальный танец. Татуированный корчился и бился в конвульсиях, дергался, судорожно сжимая и разрывая в случайном порядке листья и цветы, как вдруг все его тело напряглось, выгнувшись вверх, словно натянутый лук, сейчас только его затылком и его пятками касались земли. Он замер на мгновение в этом замороженном положении. Констанс показалось, что она даже услышала треск позвонков, прежде чем тело рухнуло на кровать из спутанной растительности, и его мозги выскользнули из дымящейся дыры в голове, чтобы осесть в засаленную серую лужу.

На двух других был произведен неизгладимый эффект. Это были мужчины, как догадалась Констанс, которые сражались на войне и видели много убийств и смертей. Они, конечно, были тупыми – как и многие мужчины - но, тем не менее, высококвалифицированными, опасными, и хорошо делающими свою работу. Но они никогда не видели ничего подобного. Это была не партизанская война; это была не спецоперация, это была даже не военная доктрина «Шок и Трепет» - это было что-то полностью вне их подготовки. Они стояли, как статуи, с фонариками, наведенными на их мертвого товарища, застыв в параличе, непонимающие и поэтому не знающие как среагировать.

С отличным проворством Констанс переместилась на другую ветку, пока не расположилась над одним из двух - Бритоголовым – и в этот момент она вылила остатки содержимого колбы и дала ей упасть, стараясь, чтобы ни одна капля кислоты не коснулась ее собственной кожи.

Опять же, результаты последовали самые удовлетворительные. Это обливание не было точно прицельным, как первое, и кислота растеклась по всей его голове и одному плечу, а также окружающей растительности. Тем не менее, последствия оказались мгновенными. Казалось, что его голова растаяла сама по себе, издав взрыв облака жирного газа. С животным криком ужаса Бритоголовый опустился на колени, сжимая руками свой череп, пока тот растворялся; охваченные паникой пальцы проникали сквозь разжиженные кости и мозговое вещество, прежде чем он рухнул на землю, предаваясь тем же своеобразным судорогам, что и Татуированный. Как и он, растительность, которая была облита кислотой начала дымиться и скручиваться, останки ее замигали огнем, затем быстро потухли – огонь не мог долго существовать во влажной растительности.

Констанс знала, что, как и все суперкислоты, трифлатная кислота, вызывает сильную экзотермическую реакцию при контакте с органическими соединениями.

Третий человек воспользовался своим умом. Он попятился от своего содрогающегося товарища, а потом посмотрел наверх и в панике начал стрелять. Но Констанс уже была скрыта за веткой, а мужчина стрелял не прицельно. Она использовала возможность, чтобы подняться выше в верхние ветви дерева. Здесь ветки переплетались с окружающими деревьями, образуя плотный навес. Медленно и не спеша, держа сумку рядом, она переехала с одной ветки на другую, в то время как снизу мужчина в бешенстве безуспешно стрелял на звуки ее передвижений. Сумев перебраться на соседнее дерево, она спустилась вниз на несколько футов и скрылась в сгибе толстого сука, покрытого листьями.

Послышался треск рации. Сейчас выстрелы прекратились, и луч фонаря перебегал, выискивая и тут, и там. В этот момент еще двое мужчин ворвались в Тропический павильон.

- Что произошло? - закричал один из них, указывая на дымящиеся трупы. - Что случилось?

- Сумасшедшая стерва что-то вылила на них – возможно кислоту. Она на деревьях.

Еще один луч от фонаря стал бродить среди листвы.

- Какого хрена стреляешь? Босс приказал не убивать ее.

Пока она слушала этот диалог, Констанс провела обзор небольшого химического саквояжа. В нем еще остались три колбы, полные и тщательно закупоренные. Внутри, конечно, находилось и другое содержимое сумки, которое она просмотрела. Она мысленно проанализировала ситуацию. Осталось, как она предположила, шесть или семь человек, в том числе Барбо.

Барбо. Ей вспомнился Диоген Пендергаст. Гениальный. Грозный. С некой садистской жилкой, содержащейся только в психопатах. Но Барбо был грубее, воинственней, менее изысканным. Ее ненависть к Барбо сейчас была так раскалена добела, что Констанс могла чувствовать, как ее тепло согревает ее изнутри.

Глава 73

Джон Барбо ждал в полутемном пространстве Пальмовой оранжереи. Двое мужчин, которые остались с ним, уложили Пендергаста на пол. Закованный в наручники, агент оставался без сознания, несмотря на пощечины и даже электрошоковую дубинку. Барбо наклонился и дотронулся до шеи Пендергаста двумя пальцами в поисках сонной артерии. Ничего. Он нажал чуть сильнее. Вот он пульс: хоть и очень слабый.

Он уже находился на пороге смерти.

При этом Барбо почувствовал смутное беспокойство. Момент его триумфа настал; момент, о котором он так долго думал, фантазировал, предвкушал – тот момент, когда Пендергаст столкнется с истиной. Тот самый момент, который обещал ему Альбан Пендергаст. Но все случилось не совсем так, как он себе это представлял. Пендергаст оказался слишком слаб, чтобы оценить весь колорит своего поражения. А потом – к великому удивлению Барбо – мужчина принес свои извинения. Он, по сути, взял на себя ответственность за грехи отцов. Это потрясение лишило его слишком большой части удовольствия от своего успеха; лишило его возможности позлорадствовать. По крайней мере, он чувствовал полную уверенность, что именно это залегло в основу его беспокойства.

И еще была эта девушка...

Её поимка заняла у его людей гораздо больше времени, чем он рассчитывал, и Барбо снова принялся расхаживать. Его движения заставили одинокую свечу на столе мерцать и оплывать. Он задул ее, погрузив Пальмовую оранжерею в лунный свет.

Он услышал еще один залп выстрелов. На этот раз, он вытащил свою рацию. - Штайнер. Докладывай.

- Сэр, - раздался голос лидера команды оперативник.

- Штайнер, что происходит?

- Эта сука убила двух наших людей. Вылила на них кислоту, или что-то подобное.

- Перестаньте стрелять в нее, - приказал Барбо. - Я хочу, чтобы вы взяли ее живой.

- Да, сэр. Но…

- Где она сейчас?

- В кронах деревьев Тропического Павильона. У нее бутылка с кислотой, и она чертовски сумасшедшая…

- Вас трое с автоматическим оружием, против одной женщины, загнанной на деревья, одетой только в нижнее белье, вооруженной, чем ты там говоришь, бутылкой кислоты? Я все правильно понимаю?

На другом конце связи послышалась нерешительность. - Да.

- Я извиняюсь – так в чем собственно, на хрен, проблема?

Еще немного нерешительности в голосе. - Нет проблемы, сэр.

- Хорошо. Если она будет убита. Тот, кто ее убьет, умрет.

- Сэр... простите, сэр, но объект – ну, он или мертв или уже умирает. Верно?

- К чему ты клонишь?

- Так для чего же нам нужна девчонка? Ее поиски этого растения – теперь они не имеет значения. Было бы гораздо проще просто устроить шквальный огонь, и сбить ее…

- Разве ты не слышишь, что я говорю? Штайнер, она нужна мне живой.

Пауза. – Что же… нам делать?

И это он слышит от профессионала. Барбо не мог поверить своим ушам. Он сделал глубокий вдох. - Распредели свой отряд по позициям. Подход по диагонали. Жидкость же льется вертикально.

Затишье. - Да, сэр.

Он вернул рацию на место. Одинокая девушка против профессиональных наемников, некоторые из которых бывшие спецназовцы. И еще она смогла их напугать. Невероятно. Только теперь недостатки его людей стали очевидны. Сумасшедшая? Да – хитрая, как лиса. Он недооценил ее. Этого не повторится снова.

Он наклонился и снова коснулся шеи Пендергаста. Теперь он чувствовал, что пульса нет совсем, независимо от того, как он прощупывал или нажимал. – Будь ты проклят, - пробормотал он сквозь зубы. Он почувствовал, как будто его обманули, предали, украли у него победу, над которой он так долго и упорно работал. Он нанес по телу зверский удар.

Затем он повернулся к двум мужчинам, которые занимали позиции с обеих сторон Пендергаста. Больше не было необходимости держать охрану над телом; было кое-что более важное, что предстояло исполнить.

Барбо посмотрел на них поочередно, потом кивнул через плечо. - Отправляйтесь к другим, - отрезал он. - Схватите девчонку.

Глава 74

К единственному выжившему от ее первой атаки присоединились еще двое. На основании переговоров по рации, Констанс узнала, что, по крайней мере, еще двое направлялись к ним. Мужчины внизу сбились в кучу, разрабатывая план. Она наблюдала, как трое рассредоточились по нижней растительности. Затем они начали взбираться по деревьям, окружавшим ее. Их целью стало подойти к ней одновременно с трех сторон.

Она спрятала небольшой химический саквояж обратно в сумку и повесила ее на шею, освобождая обе руки, чтобы вскарабкаться наверх. По мере подъема, ствол становился тоньше и стал раскачиваться, а ветки, расходились во всех направлениях. Она поднималась все выше и выше, пока, в конечном итоге, ствол разделился на массу тонких ветвей, которые прогибались и колыхались при каждом ее движении. Стеклянный купол находился всего лишь на расстоянии шести футов над ее головой.

Когда она забралась на самый верх, пытаясь дотянуться до стеклянного потолка, вся крона дерева начала раскачиваться. Мужчины уже добрались до листвы, и стали заползать на боковые ветки, окружая ее.

Ветка, за которую она схватилась, с треском обломалась и Констанс поскользнулась, остановив свое падение только тем, что ухватилась руками за прилегающую группу мелких ветвей, позволивших ей зависнуть и покачиваться в подвешенном состоянии.

- Вот она!

Лучи фонарей осветили ее, пока она подтягивала себя на тонких ветках и не нашла другую опору для ног. Каждое движение посылало ветки в новый приступ покачивания и потрескивания.

Стараясь не волновать крону, она лавировала с осторожностью, прокладывая себе путь еще выше. Мельчайшие сучья и ветки росли в футе или двух от остекленного купола, но они были слишком тонкими, чтобы выдержать хоть какой-либо вес. Теперь она находилась в триангуляционных лучах фонарей.

Послышался низкий смех. - Эй, малышка. Ты окружена. Спускайся вниз.

Констанс знала, что если кто-нибудь из них подобрался бы к ней ближе, то их общий вес на сеть ветвей заставил бы их всехрухнуть на землю. Они бы сорвались.

Сквозь тяжелый полог ветвей она увидела, что еще двое мужчин вошли в Тропический павильон. Один из них вынул пистолет и направил его на нее. - Спускайся вниз, или я всажу в тебя пулю.

Она проигнорировала его, продолжая свой путь вверх с изысканной осторожностью и равновесием.

- Спускай сейчас же свою задницу вниз!

Теперь Констанс находилась чуть ниже стеклянной крыши. Ветки тряслись и колыхались, а ее голые ноги сползали. У нее не было ничего, чем можно было бы разбить стекло над собой, кроме сумки, но она не осмелилась использовать ее из страха разбить кое-что из ее содержимого. Зафиксировав себя в верхних ветках, как только смогла, она сняла чехол с сумки, обернула его вокруг своего кулака, и одним ударом выбила оконное стекло над собой.

Это вызвало бурное волнение в сети веток, за которые она цеплялась, и Констанс скатилась вниз на несколько футов, пока осколки стекла осыпались вокруг нее.

- Она собирается выйти через крышу! – прокричал один из мужчин.

С отчаянным, безрассудным движением, она бросилась вверх, хватаясь и цепляясь за металлическую раму над собой, и обрела опору, надежно ухватившись одной рукой, в процессе изрезав пальцы. Вытолкав первым на крышу маленький саквояж, затем сумку, она последовала за ними, раскачав себя и вскарабкавшись на вершину.

Поставив свои ноги на бронзовые рамы, которые удерживали секции стекла на месте, и, не ступая на само стекло, Констанс опустилась на колени, открыла небольшой химический саквояж, и достала вторую колбу. Двое мужчин, которые взбирались по соседним деревья, оказались прямо под ней, прокладывая себе путь к дыре. Другой мужчина быстро спускался, без сомнения, чтобы присоединиться к двум оставшимся внизу и подготовиться к ее захвату на улице, когда она спустится на землю.

Она наклонилась над дырой, которую она сделала в крыше и глянула вниз, на приближающихся двух альпинистов. Один из них кричал на нее и размахивал пистолетом. Вынув стеклянную пробку из колбы, она вылила ее содержимое на мужчину, и затем отступила назад. Пистолет выстрелил, пробив панель рядом с ней, а затем раздался истошный крик; тяжелое облако едкого газа расцвело в лунном свете, сопровождаемое воспламенением листьев и веток, образовав созвездие вспышек и сгустков огня. Она услышала звук падающего тела, ломающего ветку за веткой, и ударившегося о землю с мерзким звуком.

Залпы выстрелов, донесшиеся от другого альпиниста, прошили панели вокруг нее, но он был высоко в кроне и, раскачивался не в состоянии правильно прицелиться. Или, возможно, он не пытался убить ее, а только пытался запугать. Его намерения больше не имели никакого значения. Она извлекла третью колбу из саквояжа, переместилась вдоль крыши в новое положение, вынула из нее пробку, и - склонившись над одним из световых люков, выбитых пулями – облила этим оставшегося альпиниста. Ужасный выброс струи пара серого цвета поднялся вверх через разбитое стекло, с волнистыми нитями бордового, и Констанс отступила назад, чтобы избежать его. Завывающий, клокочущий в горле крик прорвался через разбитые стекла, сопровождаемый звуком падения еще одного тела. Достав последнюю маленькую колбу из саквояжа, она кинула ее через один из нескольких разрушенных световых люков. Возможно, она сработает подобно гранате, убрав одного или нескольких человек на нижнем уровне павильона. Она услышала странный пыхтящий звук, похожий на розжиг газовой плиты, а затем далеко внизу вспышка пламени взметнулась вверх, на несколько секунд яростно замерцав, перед тем как исчезнуть.

За этим последовала напряженная тишина.

Оставив пустой химический саквояж на крыше, Констанс перекинула рюкзак через плечо и начала двигаться по куполу к лестнице, нисходящей сверху вниз.

Она спустилась как раз тогда, когда двое мужчин выбежали из тепличного комплекса, за которыми вскоре последовал и третий. Она побежала в темноту дендрария, его гигантские деревья погружали землю почти в полную темноту. Повернув на девяносто градусов вправо, она направилась в сторону густых насаждений Японского сада. У ворот синтоистского храма она нырнула в глубокую тень и остановилась, чтобы оглянуться. Ее преследователи потеряли ее в темноте под деревьями, и теперь они совершали прочесывающий маневр, разговаривая друг с другом по рации. Никто больше не появился из близлежащих зданий.

Ну что ж, подумала Констанс, в Пальмовом доме с Пендергастом остался только Барбо.

Трое мужчин рассредоточивались все больше по мере приближения к японскому саду. Констанс, пробираясь сквозь темноту, обогнула пруд, двигаясь по узким гравийным дорожкам среди густых насаждений плакучих вишен, ив, тисов и японских кленов. На полпути рядом с прудом стоял грубо сработанный павильон.

На основе писка раций и шепчущего ропота голосов, Констанс могла бы сказать, что эти трое заняли позиции вокруг треугольного японского сада. Они знали, что она была окружена; и предположили, что добыча затаилась.

Настал момент действовать.

В густых, темных зарослях витого можжевельника, Констанс опустилась на колени и позволила рюкзаку соскользнуть с плеча на землю. Она полностью открыла его и забралась внутрь. Затем она достала старый патронташ из толстой кожи с заклепками по всей длине и с петельными карманами для боеприпасов, который позаимствовала из военной коллекции Эноха Ленга. Она перевязала его поясным стилем: повесив на одно плечо и опоясав им талию. Снова погрузившись в сумку, она извлекла из другого старинного саквояжа пять больших, одинаковых шприцов и разложила их в ряд на мягком грунте. Это были старые, выдувные стекла ручной выработки, «пейнтбольные пушки»; типовой катетер ирригационных шприцов, использовался для введения внутрь лекарств лошадям и другим крупным животным. Они тоже были любезно предоставлены странным кабинетом диковин Ленга, в данном случае коллекцией посвященной ветеринарным диковинам, содержание которой использовалось им в экспериментах, о которых лучше даже не думать. Все пять шприцов были наполнены трифлатной кислотой и могли более направленно доставить боевое вещество, чем колбы до этого. Каждый из них был около фута в длину, толщиной примерно как тюбик смазки, а изготовлены из боросиликатного стекла с метасиликатами натрия в качестве смазки и герметика. Эти последние составляющие оказались особенно важны: трифлатная кислота, как узнала Констанс, яростно взаимодействовала с любым веществом, состоящим из углеродно-водородных связей.

По одному за раз, Констанс опустила негабаритные шприцы в кожаные карманы патронташа. Он был изготовлен для размещения пятидесяти миллиметровых артиллерийских снарядов, и хорошо подходил для шприцов. У каждого была защитная стеклянная пробка, зафиксированная на его кончике, но, тем не менее, она обращалась с ними очень осторожно: трифлатная кислоты оказалась не просто мощной суперкислотой; она также являлась смертельным нейротоксином. Убедившись, что патронташ крепко закреплен на месте, она осторожно поднялась на ноги, бросила опустевшую сумку, и огляделась.

Трое мужчин.

Оставив заросли можжевельника, она перебралась в сам павильон, деревянное здание, построенное рядом с прудом, с открытыми стенами и низко расположенной крышей из кедровых досок. Взобравшись на перила, она схватилась за край крыши, подтянулась на нем, и, преклонив колени, заглянула через край. Мужчины сейчас стали затягивать свою петлю, вползая в Японский сад, с оружием наготове. Они продвигались вглубь, лучи фонарей зондировали растительность. Один из них приближался к павильону. Она пригнулась ниже, пока свет от фонаря этого мужчины не миновал ее.

В полнейшей тишине Констанс извлекла один шприц из патронташа, сняла защитный стеклянный колпачок, направила его на мужчину, когда он проходил как раз под ней – и затем выдавила длинную, дымящую струю кислоты прямо на него.

Под дождем из кислоты одежда мужчины воспламенилась и растворилась. Его резкие крики почти сразу прекратились из-за начавшегося удушья. Размахивая руками, он пошатнулся сначала в одну сторону, потом в другую – плоть точно таяла на его костях, буквально сползая с него – прежде чем слепо броситься в пруд. Как только он погрузился в воду, облако пара поднялось и медленно распространилось над водой, пока мужчина бился в конвульсиях. В течение нескольких секунд он уже скрылся под поверхностью, оставив за собой поднимающиеся пузырьки.

Оставшиеся двое мужчин нырнули в кусты. Теперь они знали, что она находится на крыше павильона.

Не дав им времени опомниться, Констанс отбросила опустевший шприц в сторону и перебежала по крыше в сторону пруда. Сохраняя основную массу павильона между собой и двумя оставшимися мужчинами, она соскользнула осторожно в пруд и, держась под воды, – поплыла к дальнему берегу, где и возникла на поверхности. Мужчины стреляли по ней из укрытия, но Констанс прокралась в темноте более чем в ста футах от них, и пули прошли мимо. Она подползла к плотным широким зарослям азалий, которые были посажены рядом с прудом; пока она на четвереньках забиралась глубоко в кустарник, частые выстрелы срезали ветви над ее головой подобно ножницам. Мужчины стреляли, чтобы убить, несмотря на приказы Барбо. Они были в ярости и панике. Но они все еще несли угрозу. Она должна быть готова к тому, что должно было произойти.

В своем сознании, Констанс визуализировала львицу в кустах: львицу преисполненную ненависти и дикими мыслями о мести.

Дойдя до центра зарослей азалий, она притаилась в темноте. Молча, она извлекла другой шприц с кислотой из патронташа и приготовила его к использованию. Она напряглась, ожидая, прислушиваясь.

Констанс не могла видеть мужчин, но она могла слышать их шепчущие голоса. Они обошли вокруг пруда, и, предположительно, должны были находиться на краю азалий, примерно в тридцати футах. Новый шепот сообщил тот факт, что они кружили вокруг. Послышалось шипение рации; короткий разговор. Они не были в панике, как она ожидала. Они рассчитывали на свою огневую мощь.

Теперь они напали на ее след и начали прочесывание. Шум, который они производили, позволял Констанс лучше отслеживать их приближение. Она ждала, не шевелясь, присев на корточки в густых зарослях кустов. Они подходили все ближе и ближе, пробираясь через азалии и двигаясь с особой осторожностью. Двадцать метров, десять...

Львица не будет ждать. Она будет атаковать.

Констанс вскочила и побежала прямо на них, не производя ни звука. Оба, застигнутые врасплох, не успели отреагировать до того, как она предстала перед ними. Бегом, повернувшись боком во избежание любого попадания, она вылила содержимое шприца на одного мужчину – бесцветный поток смерти – не прерывая бег, она отбросила пустой, извлекла еще один шприц, затем повернулась снова, чтобы намочить второго мужчину. Не останавливаясь, она бросила этот шприц тоже, как и предыдущий, использованный, она добежала до дальнего конца зарослей азалий, потом остановилась, оглянувшись, чтобы оценить дело своих рук.

Широкая полоса Сада азалий, приблизительно соответствующая пути, который она только что прошла, была охвачена огнем: целые кусты взрывались, как попкорн, сгустки огня вспыхивали, листья распадались, ветки воспламенялись красно-оранжевым пламенем. Мужчины стали кричать, один принялся бешено стрелять из пистолета в никуда, другой закружился, как волчок, схватившись за лицо. Потом они рухнули на колени, огромный фонтан серого и розового тумана яростно исходил от их растворяющейся плоти. Констанс смотрела на то, что осталось из тел, упавших на землю и бьющихся в конвульсиях, подобно кустарникам они почернели и растворились.

Она рассматривала ужасную картину еще несколько секунд. Затем, отвернувшись, она быстро направилась по залитому газону к дорожке, ведущей к Пальмовой оранжерее, сверкающей в лунном свете панелями из стекла.

Глава 75

- Я вернулась, - послышался странно старомодный голос из-за Барбо.

Он обернулся, глядя с изумлением. Изящные формы Констанс Грин стояли там, напротив него. Каким-то образом, ей удалось приблизиться, не издав ни звука.

Барбо смотрел на нее с удивлением. Ее черная сорочка порвалась, ее тело и ее лицо были перепачканы и измазаны грязью и кровью от десятков порезов. Ее волосы были испачканы землей, утыканы ветками и листьями. Она выглядела более дикой, чем человечной. И еще ее голос и ее глаза казались холодными и непроницаемыми. Она стояла без оружия, с пустыми руками.

Она слегка качнулась на ногах, увидев Пендергаста – лежащего неподвижно у ноги Барбо – потом вернула свой взгляд к нему.

- Он мертв, - сказал ей Барбо.

Она никак не отреагировала. Существовала ли хоть какая-то нормальная эмоция, возникающая внутри этой сумасшедшей женщины, Барбо не мог разгадать ее, и это его нервировало.

- Я хочу знать название растения, - сказал он, направляя на нее свой пистолет.

Ничего. На его слова, так и не последовало никакого признания.

- Я убью тебя, если ты не назовешь его мне. Я убью тебя самым жутким образом. Скажи мне название растения.

Теперь заговорила она. - Вы начали ощущать запах лилий, не так ли?

Она угадала. - Откуда?

- Это очевидно. Зачем еще я нужна вам живой? И зачем еще вы хотите заполучить растение, теперь, когда он мертв? - она указала на тело Пендергаста.

С самодисциплиной, рожденной долгой практикой, Барбо взял себя в руки. - А мои люди?

- Я убила их всех.

Судя по разговорам по рации, он предполагал, что дела у него шли очень плохо, Барбо едва мог поверить своим ушам. Его глаза бродили по безумному существу, которое стояло перед ним. – Каким образом…? - начал он свой вопрос.

Она не ответила. - Мы должны прийти к соглашению. Вы хотите – нуждаетесь – в растении. А я хочу забрать тело моего опекуна для достойного погребения.

Барбо изучал ее мгновение. Молодая женщина ждала, чуть склонив голову. Она снова покачнулась на ногах и выглядела так, будто может рухнуть в любую минуту.

- Хорошо, - сказал он, жестикулируя пистолетом. - Мы пойдем в Водный дом вместе. Когда я буду уверен, что ты рассказала мне правду, я тебя отпущу.

- Это обещание?

- Да.

- Я не уверена, что смогу сделать это сама. Держите мою руку, пожалуйста.

- Без фокусов. Показывай дорогу, - он ткнул ее пистолетом. Она была умной, но не достаточно умной. Как только он заполучит растение, она умрет.

Она споткнулась о тело Пендергаста, затем направилась вдоль крыла в Музей бонсаи. Там она упала на пол и не смогла встать без помощи Барбо. Они вошли в Водный дом.

- Скажи название растения, - потребовал Барбо.

- Фрагмипедиум. Огонь Анд. Активное соединение находится в подводном корневище.

- Покажи мне.

Используя перила, чтобы поддержать себя, Констанс обошла большой Центральный бассейн, спотыкаясь.

- Поторопись.

В дальнем конце главного бассейна стояли в ряд несколько нисходящих небольших бассейнов. Табличка на одном из них гласила, что в нем находится водное растение, называемое «Огонь Анд».

Она махнула, покачиваясь. - Здесь.

Барбо заглянул в темную воду. - В бассейне ничего нет, - сказал он.

Констанс опустилась на колени. - Растение находится в состоянии покоя в это время года. Ее голос звучал медленно и хрипло. - Корень в иле под водой.

Он взмахнул своим пистолетом. - Вставай.

Она пыталась подняться. - Я не могу пошевелиться.

С проклятием, Барбо снял свой пиджак, встал на колени у бассейна, и засунул свою руку вместе с рукавом рубашки в воду.

- Не забудьте свое обещание, - пробормотала Констанс.

Проигнорировав ее слова, Барбо начал рыться в грязи на дне. Через несколько секунд он извлек руку с удивленным ворчанием. Происходило что-то странное. Нет – что-то определенно уже случилось. Хлопковый материал его рубашки начал трещать, растворяясь и кусками сползая с его руки со слабым облаком дыма.

Звуки полицейских сирен, пронзительные и тревожные, стали раздаваться вдалеке.

Барбо, пошатываясь, встал, развернулся с яростным ревом, левой рукой вытащил свой пистолет и поднял его – но Констанс Грин исчезла в буйной растительности.

Теперь возникла боль, мучительная боль, пульсируя от руки в голову, а затем Барбо почувствовал разряд в своем мозге, как будто электрический удар, за ним еще один, даже хуже. Он зашатался взад и вперед, размахивая вокруг себя дымящейся рукой, наблюдая, как кожа почернела и свернулась, обнажая плоть под ней. Он безумно начал стрелять по джунглям из пистолета, его зрение затуманилось, его легких задыхались, удары в его голове и мышечные спазмы в его теле приходили все быстрее и быстрее, пока сильный спазм не поставил его на колени, а потом и вовсе не опрокинул на землю.

- Нет смысла бороться, - уговаривала Констанс. Она снова откуда-то появилась, и – краем глаза – Барбо увидел, что она забрала его пистолет и выбросила его в кусты. - Трифлатная кислота, которую я внесла в этот вторичный бассейн, не только очень въедливая, но также очень ядовитая. После того, как она проделала свой путь через вашу кожу, она начала влиять на все ваши системы. Нейротоксин – ты умрешь в конвульсиях от боли.

Она повернулась и снова бросилась прочь.

В пароксизме ярости Барбо сумел подняться и, шатаясь отправиться в погоню, но смог добраться только до дальнего крыла Пальмовой оранжереи, прежде чем снова упасть. Он попытался еще раз подняться, но обнаружил, что потерял всякий контроль над своими мышцами.

Звуки сирен стали значительно громче, а вдалеке, сквозь туман боли, Барбо услышал крики и топот ног. Констанс кинулась в сторону переполоха. Барбо едва ли ее заметил. Его мозг находился в огне, и он продолжил кричать даже тогда, когда его дергающийся рот больше не мог произнести ни слова. Его тело начало вздрагивать и подпрыгивать, мышцы его желудка сжались так сильно, что он подумал, что они разорвутся на части, и он снова попытался закричать, но единственным возникшим звуком, оказался всего лишь выдох воздуха.

Теперь вокруг него развернулась кутерьмы, и он распознал отдельные слова. - ... Дефибриллятор! - ... Заряжен! - ... У меня есть пульс! - ... Сделать инъекцию 5% раствора декстрозы! - ... Отнесите его в скорую помощь!

Часы спустя, или, может быть прошло всего лишь несколько мгновений, сотрудник полиции и работник экстренной медицинской помощи склонились над ним, с потрясенным выражением на лицах. Барбо ощутил, как его поднимают на носилках. И потом Констанс Грин оказалась рядом с ним, глядя на него. Сквозь туман боли и ломающих судорог, Барбо пытался сказать ей, что она солгала, что она нарушила их договор. Но даже вздох не слетел с его губ.

Но она все равно поняла. Она наклонилась вперед и произнесла так тихо, что смог расслышать только он. - Это правда, - сказала она. - Я отступник. Так же, как и вы.

Работники готовились поднять носилки, и она быстро проговорила. – И напоследок еще одна вещь. Ваша роковая ошибка заключалась в уверенности, что у вас – и, пожалуйста, простите грубость современного жаргона – самая большая пара яиц.

И до того, как невыносимая боль ошеломила его, и пропало зрение, Барбо увидел, как Констанс поднялась, повернулась, а затем помчалась прочь, когда носилки с Пендергастом направились к машине скорой помощи.

Глава 76

В течение примерно пяти минут, сцена в Бруклинском Ботаническом саду изменилась от просто сумасшедшей до совершенно невменяемой. Врачи, полицейские, пожарные и работники экстренной медицинской помощи были везде, охраняющие периметр, орущие в рации, кричащие от удивления и отвращения у каждой свежей и ужасающей находки.

Когда он бежал в сторону центрального павильона, странная фигура устремилась мимо Д'Агосты – женщина, одетая только в разорванную сорочку, грязная, с волосами утыканными ветками и кусочками цветов.

- Все сюда! - крикнула фигура. Вздрогнув, Д'Агоста признал в ней Констанс Грин. Автоматически, он начал снимать свой пиджак, чтобы прикрыть ее, но она пробежала мимо него к группе врачей. – В эту сторону! – прокричала она им, уводя их в направлении огромного Викторианского строения из металла и стекла.

Марго и Д'Агоста через боковую дверь вошли в длинный холл, видимо, украшенный для свадьбы, но выглядящий так, как если бы в него нагрянула банда байкеров: столы опрокинуты, стекла выбиты, стулья сбиты. В дальнем конце, на паркетной танцевальной площадке, лежали два тела. Констанс подвела врача к одному из них. Когда он увидел, что это был Пендергаст, Д'Агоста пошатнулся и схватился за спинку стула. Он повернулся к врачам и закричал, - Первостепенная важность!

- О, нет, - всхлипнула Марго, прикрыв рукой рот. - Нет.

Врачи окружили Пендергаста и началась быстрая оценка жизненных показателей: дыхательные пути, дыхание, сердцебиение.

- Дефибриллятор! - рявкнул один из них через плечо. Работник экстренной помощи с дефибрилляционным оборудованием подбежал как раз в тот момент, когда рубашка Пендергаста разлетелась вдребезги.

- Заряжен! – прокричал работник. Дефибриллятор сработал; тело дернулось; дефибриллятор перезарядили.

- Еще раз! - приказал врач.

Еще один разряд, еще один гальванический рывок.

- У меня есть пульс! - крикнул парамедик.

Только теперь, когда Пендергаст был помещен на носилки, Д'Агоста обратил свое внимание на вторую лежащую фигуру. Тело яростно подергивалось, глаза таращились, рот беззвучно открывался. Этот мужчина был в рубашке, среднего возраста и солидной комплекции. Д'Агоста опознал его по фотографии на сайте Рэд Маунтин, как Джона Барбо. Одна его рука раздулась и дымилась, кость торчала, как будто она обгорела в огне, а его рубашка была разъедена почти до плеча. Несколько вновь прибывших врачей склонились над ним и начали работать.

Пока Д'Агоста наблюдал, Констанс подошла к подергивающемуся телу Барбо, оттолкнула одного из врачей в сторону, и наклонилась ближе. Он мог видеть, как ее губы двигались, шепотом сообщая ему какую-то информацию. Потом она выпрямилась и обратилась к парамедикам. - Он весь ваш.

- Вас тоже необходимо осмотреть, - сказал еще один медик, подойдя к ней.

- Не трогайте меня, - она отступила и отвернулась от него, исчезая в темных недрах тепличного комплекса. Парамедики смотрел ей вслед, а затем вернули свое внимание к Барбо.

- Какого черта с ней случилось? - спросил Д'Агоста у Марго.

- Я понятия не имею. Здесь... так много мертвых людей.

Д'Агоста покачал головой. Все это будет расследовано позже. Он обратил свое внимание на Пендергаста. Сейчас парамедики подняли носилки, держа над ними капельницу, и направились в сторону машины скорой помощи. Д'Агоста и Марго последовали за ними.

Пока они бежали трусцой, вновь появилась Констанс. В своей руке она держала большую розовую мокрую лилию.

- Сейчас я приму ваш пиджак, - сказала она Д'Агосте.

Д'Агоста снял свой пиджак с плеч. - С тобой все в порядке?

- Нет, - она повернулась к Марго. - Ты достала его?

В ответ Марго похлопала по сумке, перекинутой через плечо.

Пара машин скорой помощи стояла на ближайшем углу стоянки для посетителей, с включенными сигналами. Когда они поспешили к ним, Констанс приостановилась, чтобы забрать небольшую сумку, спрятанную в кустах. Санитары открыли задние двери ближайшей скорой помощи и вкатили носилки с Пендергастом, поднявшись вслед за ними. Д'Агоста тоже начал забираться, последовав за Марго и Констанс.

Сотрудники экстренной службы посмотрели на двух женщин. - Я сожалею, - начал один, - Но вам придется воспользоваться отдельным транспортом.

Д'Агоста заставил мужчину замолчать, мелькнув своим жетоном.

Пожав плечами, медик закрыл двери; включились сирены. Констанс протянула Марго ранец и цветок лилии.

- Что это такое? - сердито спросил один медик. - Это не стерильно. Вы не должны были приносить это сюда!

- Отойдите в сторону, - резко сказала Марго.

Д'Агоста положил руку на мужское плечо и указал на Пендергаста. - Вы двое - фокус на пациента. Я буду отвечать за остальных.

Врач нахмурился, ничего не сказав.

Д'Агоста наблюдал, как Марго приступила к работе. Она распахнула отсек хранилища в задней части автомобиля скорой, выдвинула полку, открыла сумку Констанс, и начала вытаскивать различные вещи – старые бутылки с жидкостями, ампулы, конверты с порошком, банку с неким содержимым. Она выкладывала все это одно за другим. К этому всему Марго еще добавила лилию, что Констанс передала ей, а затем несколько высушенных образцов растений из своей сумки, извлеченных ею из осколков стекла. Далее, она достала и разгладила мятую бумажку, резко схватившись за поручни, когда машина скорой помощи выехала на Вашингтон-Авеню с визгом сирены.

- Что ты делаешь? - спросил Д'Агоста.

- Я готовлю противоядие, - ответила Марго.

- Разве вы не должны делать это в лаборатории или где-то еще?

- Разве вам кажется, что у нас есть время?

- Как больной? - спросила Констанс врача.

Медик взглянул на Д'Агосту, потом на нее. - Не хорошо. Основные показатели низкие, пульс нитевидный. Он нажатием открыл пластиковый лоток со стороны носилок Пендергаста. - Я собираюсь начать вливание лидокаина.

Когда скорая помощь вырулила на Истерн-Паркуэй, Д'Агоста увидел, что Марго выхватила капельницу с физраствором из соседнего ящика, достала скальпель для трахеотомии из другого ящика, и извлекла его из защитного серебряного покрытия. Она вспорола им капельницу, налила из нее немного в пустой пластиковый стакан, а истекающую капельницу бросила на пол.

- Эй, - воскликнул медик. - Какого черта ты делаешь? - опять же, его заставил замолчать предупреждающий жест Д'Агосты.

Скорая проложила свой путь мимо Проспект-Парк, потом через Гранд-Арми-Плаза. Стабилизировав себя в соответствии с движениями машины, Марго взяла небольшую стеклянную баночку из содержимого сумки Констанс, быстро погрела ее руками, потом сняла пробку и вылила дозу в пластиковую колбу. Скорую помощь немедленно заполнил сладковатый химический запах.

- Что это? - спросил Д'Агоста, отмахиваясь от запаха.

- Хлороформ. Марго вновь закупорила банку. Взяв скальпель, она измельчила лилию Констанс, взятую в Водном доме, раскрошила ее и добавила мякоть - вместе с высушенными, измельченными кусками растения из своей сумки - в жидкость. Затем она закупорила колбу и потрясла ее.

- Что происходит? - спросил Д'Агоста.

- Хлороформ действует как растворитель. Он используется в фармакологии для извлечения веществ из растительных материалов. Далее мне придется выпарить большую его часть через кипячение, так как он ядовит, если сделать инъекцию.

- Минуточку, - сказала Констанс. - Если вы вскипятите его, то совершите ту же ошибку, что и Иезекия.

- Нет, нет, - ответила Марго. - Хлороформ кипит при гораздо меньшей температуре, чем вода – около шестидесяти градусов Цельсия. Это не денатурирует белки или соединения.

- Какие соединения вы извлекаете? – спросил Д'Агоста.

- Я не знаю.

- Вы не знаете?

Марго набросилась на него. - Никто не знает, какие активные ингредиенты содержатся в этих растениях. Я действую экспромтом.

- Господи, - сказал Д'Агоста.

Скорая свернула на Восьмую Авеню, приближаясь к Нью-Йоркской больнице методистской церкви. В это время, Марго сверилась со своим листом бумаги, добавила больше жидкости, вскрыла ампулу и смешала два вида порошка из лощеных конвертов.

- Лейтенант, - обратилась она через плечо. - Когда мы приедем в больницу, мне срочно понадобится несколько вещей. Вода со льдом. Кусок ткани для фильтрации. Пробирка. Полдюжины кофейных фильтров. И зажигалка. Хорошо?

- Вот зажигалка, - сказал Д'Агоста, залезая в свой карман. – А об остальном я позабочусь.

Машина скорой помощи остановилась перед аварийным входом в больницу, сирену выключили. Санитары распахнули задние двери, и выдвинули носилки в ожидании сотрудников скорой помощи. Д'Агоста взглянул на Пендергаста, укрытого тонким одеялом. Агент был бледен и недвижим, как труп. Констанс вышла следующей и последовала внутрь за носилками, ее одежда и грязная внешность, вызывали странные взгляды персонала больницы. Следом вылез Д'Агоста и быстро направился к входу. Когда он шел, то оглянулся через плечо. Он увидел Марго в заднем отсеке машины скорой помощи, ярко освещенной аварийными огнями, усердно работающей ради одной единственной цели.

Глава 77

Третий отсек реанимационного отделения скорой помощи в Нью-Йоркской больнице методистской церкви напоминал сцену управляемого хаоса. Один интерн катил реанимационную тележку, а рядом медсестра проверяла ушные, носовые и горловые пазухи пациента. Была еще одна сестра, крепившая различные провода к неподвижному телу Пендергаста: манжету тонометра, ЭКГ, пульсометр, свежую капельницу. Медицинские работники из службы экстренной помощи передали свою информацию о состоянии Пендергаста персоналу больницы, затем ушли; они больше ничего не могли сделать.

Подошли два врача в белых халатах и быстро начала осматривать Пендергаста, тихо переговариваясь с медсестрами и интернами.

Д'Агоста огляделся вокруг. Констанс сидела в дальнем углу отсека, ее маленькая фигура сейчас была одета в больничный халат. Прошло уже пять минут, как он отнес запрошенные Марго материалы в доставившую их скорую. Она была все еще там, работая, как одержимая, используя его зажигалку для нагревания жидкости в пробирке и наполняя воздух сладким смрадом.

- Жизненные показатели? - спросил один из врачей.

- Давление шестьдесят пять на тридцать и падает, - ответила медсестра. - Пульс семьдесят.

- Набор для эндотрахеальной интубации, - попросил доктор.

Д'Агоста наблюдал, как доставили и разместили еще больше оборудования. Он чувствовал ужасную смесь ярости, отчаяния и надежды раздирающую его. Не в состоянии сидеть спокойно, он начал расхаживать взад и вперед. Один из врачей, который ранее пытался оставить его и Констанс с наружи, выстрелил в него взглядом, но он проигнорировал это. В чем был смысл всего этого? Весь этот антидот выглядящий неправдоподобно, если не сказать - совершенно безумно. Пендергаст медленно умирал в течение нескольких дней – недель – и вот теперь пришли его последние минуты. Вся эта суета, эта бессмысленная суета, просто заставила его чувствовать еще больше волнения. Они ничего не могли сделать – никто ничего не мог сделать. Марго, при всем ее мастерстве, пыталась состряпать эликсир, о пропорциях которого она могла только догадываться – и ранее использованный, он уже не сработал. Кроме того, теперь это было неактуально; это заняло у нее слишком много времени. Даже эти врачи, со всем их оборудованием, не могли найти рычаг, чтобы спасти Пендергаста.

- Получаем смертельный ритм, - сказал интерн, наблюдая за одним из экранов у изголовья постели Пендергаста.

- Отключить лидокаин, - приказал второй врач, протолкнувшись между медсестрами. – Подготовьте катетер для центральной вены. Два миллиграмма эпинефрина, срочно.

Д'Агоста сел в пустое кресло рядом с Констанс.

- Показатели падают, - сказал один из интернов. - Он больше не читается.

- Дайте же эпинефрин, - рявкнул доктор. - Немедленно!

Д'Агоста вскочил на ноги. Нет! Должно быть что-то, что он мог сделать, должно же быть...

В этот момент Марго Грин появилась на входе в отсек реанимационного отделения. Отодвинув широкую защитную ширму, она вошла внутрь. Она держала в одной руке небольшой стакан, частично наполненный водянистой, зеленовато-коричневой жидкостью. Сверху стакан был накрыт чередующимися слоями кофейных фильтров и хлопком, который он оторвал от халата в шкафчике работника скорой помощи. В целом же весь стакан был завернут в тонкий прозрачный пластик, закрепленный резинкой.

Один из врачей посмотрел на нее. - Кто вы?

Марго ничего не ответила. Ее взгляд обратился в сторону неподвижного тела на кровати. Затем она подошла к группе медсестер.

- Черт возьми, - воскликнул доктор. - Вы не можете здесь находиться! Это стерильная среда.

Марго обратилась к одной из медсестер. - Дайте мне шприц, - попросила она.

Медсестра удивленно моргнула. - Простите?

- Шприц. С большим отверстием для инъекций. Быстро.

- Делайте, что она говорит, - сказал Д'Агоста, показывая ей значок. Медсестра перевела взгляд от Марго, к врачам и Д'Агосте. Затем, молча, она открыла ящик, обнажая ряд длинных предметов, завернутых в стерильную бумагу. Марго схватила один и сорвала обертку, обнажая большой пластиковый шприц. Порывшись в том же ящике, она выбрала иглу, оснащенную нужным адаптером для наконечника шприца. Затем она подошла к Д'Агосте и Констанс. Она тяжело дышала, и капли пота выступили на ее висках.

- Что происходит? - спросил один из врачей, отрываясь от работы.

Марго посмотрела на Констанс, потом на Д'Агосту и обратно. Держа шприц в одной руке, стакан - в другой. Ее немой вопрос повис в воздухе.

Медленно, Констанс кивнула.

Марго изучила противоядие под сильным светом реанимационного отсека, сорвала пломбу со стакана, погрузила иглу в жидкость, наполнила его, а затем вытащила, подняла вверх и встряхнула конец шприца, чтобы удалить лишние пузырьки воздуха. Затем, сделав глубокий вдох, она подошла к кровати.

- Довольно, - сказал доктор. – Убирайтесь к черту от моего пациента.

- Я приказываю вам дать ей доступ, - сказал Д'Агоста. – Под мою ответственность как лейтенанта Нью-Йоркской полиции.

- У вас здесь нет власти. С меня достаточно этого вмешательства. Я вызываю охрану.

Д'Агоста приблизил руки к поясу. Его правая рука направилась к кобуре, и к своему великому шок, он ощутил, что табельное оружие пропало.

Он резко повернулся и увидел Констанс, стоя за ним, она направляла его 38 калибр на врачей и медсестер. Хотя она смыла большую часть грязи со своего лица, и сменила рваную шелковую сорочку на длинный больничный халат, она все еще была вся в царапинах и порезах. Ее лицо несло выражение, которое пугало особой напряженностью. Внезапная тишина затопила отсек, и все работы прекратились.

- Мы собираемся, спасти жизнь вашему пациенту, - сказала она тихим голосом. - Отойдите от охранной сигнализации.

Ее слова, как и оружие Д'Агосты, заставили сотрудников больницы отпрянуть.

Действуя быстро, пока врачи были ошеломлены, Марго вставила иглу в капельницу, чуть выше ее кончика, и ввела около трех миллилитров жидкости.

- Вы убьете его! – закричал один из врачей.

- Он уже мертв, - сказала Марго.

Настал момент потрясенного застоя. Тело Пендергаста неподвижно лежало на кровати. Различные короткие электронные звуки и сигналы машин мониторинга сливались в, своего рода, траурную фугу. Теперь, на фоне этого хора, зазвучал низкий, настойчивый тон.

- Он снова читается! – сказал первый доктор, наклонившись от дальнего конца кровати.

На мгновение, Марго оставалась спокойной. Затем она снова подняла шприц к капельнице. - К черту, - сказала она, вводя дозу вдвое больше, чем в прошлый раз.

Как будто одним движением, медсестры и интерны хлынули к телу, игнорируя пистолет. Марго грубо оттеснили в процессе, а шприц изъяли из ее покорной руки. Последовал шквал криков, громких приказов и еще сработала сигнализация. Констанс опустила пистолет, глядя с побелевшим лицом.

- Желудочковая тахикардия без пульса! - один голос взлетел над остальными.

- Мы теряем его! – закричал второй врач. - Массаж сердца, срочно!

Д'Агоста, застыл в шоке, смотря, как одетые в форму фигуры лихорадочно работают вокруг кровати. ЭКГ на верхнем мониторе был мертв. Он подошел к Констанс, осторожно взял пистолет из ее руки, и поместил его в свою кобуру. - Я сожалею.

Он уставился на бесполезную суету, пытаясь припомнить, когда в последний раз Пендергаст говорил с ним. Не та бредовая истерика в оружейной комнате, а действительно прямой разговор с ним лично, лицом к лицу. Для Д'Агосты казалось очень важным вспомнить его последние слова. И насколько он мог вспомнить, это случилось за пределами тюрьмы в Индио, как раз после того, как они прекратили попытки допросить Рудда. И что же в точности сказал ему Пендергаст, когда они стояли на асфальте парковки, под жарким солнцем?

«Потому что, мой дорогой Винсент, наш пленник не единственный, кто в последнее время начал чувствовать запах цветов».

Пендергаст почти с самого начала понимал, что с ним происходит. Видит Бог, что это были последние слова агента сказанные ему...

Вдруг звуки вокруг него и громкие голоса, изменили тон и срочность.

- У меня есть пульс! - сказал один врач. Прямая линия ЭКГ начала мигать и подпрыгивать, возвращаясь к жизни.

- Артериальное давление растет, - отчиталась медсестра. - Семьдесят пять на сорок.

- Прекратить массаж сердца, - приказал другой врач.

Прошла минута, пока врачи продолжали свою работу, а состояние пациента постепенно возвращалось к жизни. И потом, на кровати, тело Пендергаста приоткрыло один глаз, возникла едва заметная блестящая щель. Потрясенный Д'Агоста увидел, что дальше его зрачок сместился, осматривая комнату. Констанс наклонилась вперед и сжала его руку.

И Д'Агоста услышал, как она сказала: - Ты жив!

Губы Пендергаста раскрылись, и из них вырвалась короткая фраза. - Альбан... до встречи, сын мой.

Эпилог

Спустя два месяца.

Бо Бартлетт направил серебристый Лексус с окружной дороги на белый гравий, медленно направившись по длинному переулку, обрамленному черными дубами, увешанными испанским мхом, и выехал на круговой съезд. На горизонте появился большой и величественный дом плантатора эпохи Греческого Возрождения, и, как обычно, у Бартлетта при виде его перехватило дыхание. Стоял жаркий полдень в приходе Сент-Чарльз, и окна седана Бартлетта были закрыты, а кондиционер включен. Он заглушил мотор, открыл дверь и вышел в крайне хорошем настроении. Он был одет в светло-красную рубашку поло, розовые брюки, и туфли для гольфа.

На крыльцо вышли две фигуры. В одной из них он признал Пендергаста, одетого в стандартный черный костюм, и выглядящим, как обычно, бледным. Другая оказалась молодой женщиной редкой красоты, стройной, с короткими волосами цвета красного дерева, одетой в плиссированное белое платье.

Бо Бартлетт приостановился, а затем направился к величественному особняку. Он чувствовал себя рыбаком, подсекающим рыбу всей своей жизни. Он прилагал максимум усилий, чтобы не начать потирать руки от восторга. Здесь этот жест будет выглядеть весьма неуместно.

- Ну и ну! - воскликнул он. - Плантация Пенумбра!

- Так и есть, - пробормотал Пендергаст, пока подходил; женщина, последовала за ним.

- Я всегда считал его самым красивым поместьем в Луизиане, - отметил Бартлетт, ожидая, что его представят прекрасной молодой леди. Но его не представили. Пендергаст просто склонил голову.

Бартлетт сильно ударил рукой по своему лбу. - Мне любопытно. Моя фирма пыталась упросить вас продать это место в течение многих лет. И мы были не единственными, кто так его желал. Что заставило вас передумать? - внезапное чувство тревоги возникло на пухлом лице разработчика – хотя предварительные документы уже были подписаны – как будто сам вопрос мог бросить тень сомнения на сделку. - Конечно, мы рады, что вы так поступили, без сомнения, очень рады. Мне просто... ну, любопытно, вот и все.

Пендергаст медленно огляделся вокруг, как будто пытался запечатлеть увиденное в памяти: греческие колонны; крытая веранда; кипарисовые рощи и обширные сады. Затем он повернулся к Бартлетту. - Позвольте нам просто сказать, что недвижимость стала... доставлять неприятности.

- Без сомнений! Подобные старые дома плантаторов - это же черная дыра обслуживания! Ну, все мы в фирме «Южная Недвижимость» благодарны за ваше доверие к нам, - пробубнил довольно неуверенно Бартлетт. Из кармана он достал платок и вытер влажное лицо. - У нас есть замечательные планы на эту местность – прекрасные планы! В течение двадцати четырех месяцев или около того, все это будет преобразовано в поместье «Кипарисовая аллея». Шестьдесят пять больших, элегантных домов традиционной постройки – мы их называем мезонеты – каждый расположенный на собственном акре земли. Только представьте!

- Думая об этом, - сказал Пендергаст, – я могу представить это все довольно живо.

- Я надеюсь, что вам придет в голову рассмотреть возможность приобретения для себя мезонета в «Кипарисовой аллее» – гораздо более беззаботного и удобного, чем этот старый дом. С ним вместе вам будет предоставлено членство в гольф клубе. Мы подарим вам отличное предложение! - Бо Бартлетт нанес Пендергасту дружественный толчок в плечо.

- Как великодушно, - согласился Пендергаст.

- Конечно, конечно, - сказал Бартлетт. - Мы окажемся хорошими распорядителями земли, я обещаю вам. Сам старый дом неприкасаем – будучи занесенным в Национальный Реестр Исторических Мест и все такое. Он станет чертовски славным клубом, рестораном, баром и офисами. Поместье «Кипарисовая аллея» будет возведено экологически безопасным способом – зеленый сертификат строительства во всем! И, конечно, в соответствии с вашими пожеланиями, кипарисовое болото будет сохранено, как заповедник дикой природы. По закону определенный процент от строительства – ах, поместья - должен быть, такили иначе, районирован в экологических целях в качестве меры защиты для поверхностных стоков. Болото очень хорошо удовлетворяет этим требованиям зонирования. И конечно, не менее чем тридцать шесть лунок гольф клуба только добавят привлекательности «Кипарисовой аллее».

- Без сомнения.

- Вы будете моим почетным гостем на связи в любое время. Так что... вы начнете перемещать фамильное кладбище на следующей неделе? - спросил Бартлетт.

- Да. Я буду следить за всеми деталями. И расходами.

- Очень хорошо, что вы... уважаете мертвых. Похвально. Христианин.

- И потом, здесь есть еще Морис, - напомнил Пендергаст.

При упоминании Мориса – пожилого лакея, который поддерживал Пенумбра в течение бесчисленных лет – назойливое счастливое настроение Бартлетта немного упало. Этот Морис был древним, как сам мир, совершенно дряхлым, не говоря уже о суровости и молчаливости. Но Пендергаст оказался достаточно настойчивым в этом вопросе.

- Да. Морис.

- Он будет числиться здесь в должности официанта, так долго, как только он сам пожелает остаться.

- На этом мы и договорились, - разработчик снова посмотрел на массивный фасад. - Наши адвокаты свяжутся с вами обговорить окончательные детали даты завершения сделки.

Пендергаст кивнул.

- Очень хорошо. Теперь, я покину вас и... леди..., чтобы вы могли отдать последнюю дань, и, пожалуйста, не торопитесь! - Бартлетт сделал деликатный шаг от дома. - Или может вас нужно отвезти в город? Вы, должно быть, приехали на такси – я не вижу машины.

- В этом нет необходимости, спасибо, - сказал ему Пендергаст.

- Ах. Понимаю. В таком случае, хорошего дня, - и Бартлетт в свою очередь пожал руку Пендергасту и молодой женщине. - Еще раз спасибо, - потом он снова промокнув лоб платком, вернулся к своей машине, завел мотор и уехал.

*

Пендергаст и Констанс Грин поднялись по старым порожкам на панорамную веранду, и вошла внутрь. Достав небольшой брелок из кармана, Пендергаст открыл входную дверь особняка и пропустил Констанс перед собой. Интерьер пах мебельным лаком, старым деревом и пылью. Молча, они обошли разные комнаты первого этажа – гостиную, салон, столовую – рассматривая здесь и там различные атрибуты. Все они были помечены на видном месте именами торговцев антиквариатом, агентов по недвижимости, и аукционных домов - готовые к отправке.

Они остановились в библиотеке. Здесь Констанс подошла к книжному шкафу со стеклянными дверцами. В нем содержалась огромная сокровищница: Первое Фолио Шекспира; ранняя копия «Роскошного часослова герцога Беррийского»; первое издание «Дон Кихота». Но то, что больше всего заинтересовало Констанс - это четыре огромных тома в дальнем конце шкафа. Благоговейно, она извлекла один из них, открыла, и начала медленно переворачивать страницы, любуясь невероятно яркими и правдоподобными изображениями птиц, которые содержались в нем.

- Широкоформатное издание «Птиц Америки» Одюбона - пробормотала она. - Все четыре тома. Которые ваш собственный прапрапрадед выписывал у самого Одюбона.

- Отец Иезекии, - сказал Пендергаст ровным голосом. - Как таковое, то есть именно это издание книг, я могу оставить, наряду с Библией Гуттенберга, которая находилась в семье со времен Генри Пендергаста де Мушкетона. Оба эти раритета предшествуют позору Иезекии. Все остальное отсюда должно уйти.

Они возобновили свой путь, перешли в приемную и поднялись по широкой лестнице на верхнюю площадку. Наверху, прямо перед ними раскинулась гостиная, и они вошли в нее, пройдя мимо пары слоновых бивней, обрамляющих дверной проем. Внутри, вместе с ковриком из зебры и полудюжиной навесных голов животных, находился оружейный шкаф полный редких и чрезвычайно дорогих охотничьих ружей. Как и в случае с имуществом на нижнем этаже, бирки о продаже были зафиксированы на каждом ружье.

Констанс подошла к шкафу. – Которое из них принадлежало Хэлен? - спросила она.

Пендергаст полез в карман и снова достать брелок со связкой ключей. Он открыл шкаф и достал двустволку, с боковыми пластинами, украшенными замысловатой гравировкой и инкрустированными драгоценными металлами. - Кригхофф - сказал он. Агент смотрел на нее в течение некоторого времени, а его взгляд стал далеким. Затем он сделал глубокий вдох. - Это был мой свадебный подарок ей. Он протянул ее Констанс.

- Я бы не хотела этого делать, если ты не против, - сказала она.

Пендергаст вернул оружие на место и запер шкаф. - Это прошлое, и я расстаюсь с этой винтовкой и всем, что с ней связано, - сказал он тихо, как бы только себя.

Они заняли места в гостиной за центральным столом. - Так ты действительно продаешь все это - заключила Констанс.

- Все, что прямо или косвенно, приобретено на деньги от эликсира Иезекии.

- Ты же не хочешь сказать, что веришь в правоту Барбо?

Пендергаст помедлил, прежде чем ответить. - До моей, хм, болезни, я никогда не сталкивался с вопросом о богатстве Иезекии. Барбо или нет, но мне кажется, что отказ от всех моих Луизианских владений, избавление от самих плодов работы Иезекии, является правильным решением. Все эти вещи теперь как яд для меня. Как ты знаешь, я вкладываю средства в новый благотворительный фонд.

- Вита Брэвис, Инк, («Жизнь коротка» - лат.). Меткое название, я полагаю?

- Да довольно меткое – фонд обладает самой необычной, если можно так выразиться, целью.

- И какой же?

На губах Пендергаста появился призрак улыбки. - Мир увидит.

Поднявшись, они провели краткую экскурсию по второму этажу особняка, Пендергаст указывал на различные достопримечательности. Они задержались немного в комнате, которую он занимал в детстве. Затем они снова спустились на первый этаж.

- Есть еще винный погреб, - сказала Констанс. - Вы говорили мне, что он великолепен – объединение всех погребов от разных семейных ветвей, после того, как они прервались. Мы осмотрим его?

Тень пересекла лицо Пендергаста. - Я не уверен, что вполне готов к такому, если ты не возражаешь.

Раздался стук в дверь. Пендергаст прошел вперед и открыл ее. На пороге показалась странная фигура: низкий, мягкий человек, одетый в черный сюртук со скруглёнными фалдами оттененный белой гвоздикой. Дорогой на вид портфель находился в одной руке, а в другой – несмотря на ясный день – тщательно свернутый зонтик. Котелок сидел на голове, под углом, который язык не поворачивался назвать щегольским. Он выглядел как нечто среднее между Эркюлем Пуаро и Чарли Чаплином.

- Ах, мистер Пендергаст! – обратился мужчина, улыбаясь. - Вы хорошо выглядите.

- Спасибо. Пожалуйста, входите, - Пендергаст повернулся, чтобы представить его. - Констанс, это Гораций Огилби. Его фирма присматривает за юридическими интересами Пендергастов здесь, в районе Нового Орлеана. Мистер Огилби, это Констанс Грин. Моя подопечная.

- Очаровательна! – сказал мистер Огилби. Он взял руку Констанс и поцеловал ее с благородным жестом.

- Я надеюсь, что все бумаги в порядке? – спросил Пендергаст.

- Да, - адвокат подошел к ближайшему столу, открыл свой портфель и достал несколько листов. - Вот документы на перемещение фамильного кладбища.

- Очень хорошо, - отозвался Пендергаст.

- Подпишите здесь, пожалуйста, - адвокат наблюдал за тем, как Пендергаст ставит подпись. - Вы понимаете, что - хотя кладбище переносится – но, хм… требования по завещанию вашего дедушки останутся в силе.

- Я понимаю.

- Это означает, что я снова могу рассчитывать на ваше присутствие на кладбище через…, - адвокат сделал небольшую паузу, подсчитывая – еще три года.

- Я с нетерпением жду этого, - Пендергаст повернулся к Констанс. - Мой дед оговорил в своем завещании, что все его выжившие наследники – сейчас, к сожалению, уменьшившиеся в численности – должны совершать паломничество к его могиле каждые пять лет, под страхом того, что их трастовые фонды аннулируются.

- Он оказался довольно оригинальным джентльменом, - заметил Огилби, просматривая документы. - Ах, да. Еще один пункт необходимо уточнить сегодня. Это касается той частной парковки на Дофин-Стрит, которую вы продаете.

Пендергаст вопросительно приподнял брови.

- А именно, эти ограничения, которые вы добавили в договор листинга.

- Да?

- Так вот... - адвокат коротко хмыкнул и замешкался. - Формулировки, которые вы внесли, скажем так, необычны. Например, эти пункты, запрещающие любые раскопки ниже уровня земли. Что автоматически исключит любое строительство и значительно снизит цену, которую вы получите за недвижимость. Вы уверены, что это именно то условие, которое вы хотите оговорить?

- Я уверен.

- Тогда прекрасно. С другой стороны… – он потер свои пухлые руки, - мы получили впечатляющую цену на Роллс – я почти что боюсь сказать вам, сколько это.

- Я бы не хотел, чтобы вы говорили, - Пендергаст просмотрел на лист, который адвокат передал ему. - Все вроде бы в порядке, спасибо.

- В таком случае, я вас покину – вы удивитесь, сколько бумаг образуется при ликвидации активов в таком большом масштабе.

- Тогда увидимся с вами позже, - сказал Пендергаст.

Они спустились с крыльца, и остановились возле автомобиля адвоката. Огилби поставил портфель и зонтик на заднее сиденье, затем остановился, чтобы оглядеться. – И каково же имя новой застройки? - спросил он.

- Поместье «Кипарисовая аллея». Шестьдесят пять мезонетов и тридцать шесть лунок для гольфа.

- Ужасно. Мне интересно, что старый семейный призрак скажет об этом.

- И в самом деле, интересно, - согласился Пендергаст.

Огилби хмыкнул. Затем, открыв водительскую дверь, он оглянулся. – Я прошу прощения. Могу я вас подвезти в город?

- Не волнуйтесь, я об этом позаботился, спасибо.

Пендергаст и Констанс наблюдали, как адвокат сел в машину, махнул рукой и уехал вниз по дороге. И только тогда Пендергаст направился вокруг дома. С его задней стороны находилась старая конюшня, окрашенная в белый цвет, которая была превращена в гараж с несколькими отсеками. В стороне стоял винтажный Роллс-ройс «Серебряный Призрак», отполированный до бриллиантового блеска, включая безбортовой прицеп, подготовленный для нового владельца.

Констанс посмотрела на Пендергаста, затем на Роллс и снова вернула взгляд.

- Ты же понимаешь, что мне не нужны две машины, - отозвался он.

- Дело не в этом, - ответила Констанс. - Ты сказал обоим и мистеру Бартлетту, и мистеру Огилби, что ты позаботился о нашей транспортировке обратно в Новый Орлеан. Мы же не собираемся прокатиться на эвакуаторе, неправда ли?

В ответ Пендергаст шагнул к гаражу, отпер и открыл один из отсеков, и подошел к автомобилю, накрытому брезентом – теперь единственному автомобилю, оставшемуся в помещении. Он схватил брезент, и убрал его.

Внизу оказался красный Родстер, с низкой посадкой, и открытым верхом. Он слабо поблескивал в тусклом интерьере.

- Хэлен купила ее перед нашей свадьбой, - пояснил Пендергаст. - Порше 550 Спайдер 1954 года.

Он открыл пассажирскую дверь для Констанс, а сам скользнул на сиденье водителя. Вставив ключ в зажигание, он повернул его. Автомобиль взревел.

Они выехали из гаража, и Пендергаст вышел лишь для того, чтобы закрыть и запереть отсек за ними.

- Интересно… - начала Констанс.

- И что именно? - спросил Пендергаст, когда вернулся за руль.

- Ты лишил себя всего, что было куплено на деньги Иезекии.

- В меру своих сил, да.

- Но, очевидно, что у тебя еще многое осталось.

- Это правда. Многое из этого всего появилось независимо от моего деда, могилу которого я должен посещать каждые пять лет. Все оставшееся позволит мне сохранить квартиру в Дакоте и, в целом, продолжать жить тем же образом жизни, к которому я привык.

- Как насчет особняка Риверсайд-драйв?

- Я унаследовал его от моего великого дяди Антуана. Вашего доктора Эноха. Естественно, наряду с его обширными инвестициями.

- Естественно. И все же, весьма любопытно.

- Интересно, Констанс, к чему ведет этот допрос?

Констанс лукаво улыбнулась. - Ты избавился от активов одного серийного убийцы – Иезекии, – оставив активы еще одного: Эноха Ленга. Разве нет?

Возникла пауза, пока Пендергаст обдумывал сказанное. - Я предпочитаю лицемерие нищете.

- Если вдуматься, то в этом есть логическое обоснование. Ленг заработал свой капитал не на убийствах. Он нажил его, спекулируя на железных дорогах, нефти и драгоценных металлах.

Пендергаст приподнял брови. - Я этого не знаю.

- Вы до сих пор еще многого о нем не знаете.

Они ехали в тишине, под урчание двигателя. Пендергаст помедлил, а затем повернулся к ней, заговорив с некоторой долей неловкости. - Я не уверен, что должным образом поблагодарил тебя – или доктора Грин – за спасение моей жизни. И за такой чудовищный риск…

Она прервала его, приложив палец к его губам. - Пожалуйста. Ты знаешь, как я к тебе отношусь. Не смущай меня, заставляя повторяться.

На мгновение показалось, что Пендергаст на грани какого-то признания. Но в итоге он только добавил: - Я выполню твою просьбу.

Под ворчание двигателя он вывел автомобиль на дорогу из белого гравия. Большой особняк медленно исчезал позади них за линией горизонта.

- Это прекрасная машина, но не особо комфортная, - сказала Констанс, осматривая салон. - Мы поедем на ней до Нового Орлеана, или до самого Нью-Йорка?

- Может, оставим принятие этого решения за машиной? - и, проезжая по теневой дорожке, связывающей изящные дубы с главной дорогой, Пендергаст вдавил педаль газа в пол, и рев двигателя разнесся по протокам и сонным мангровым болотам прихода Сент-Чарльз.