КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Мартин Воитель [Брайан Джейкс] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Брайан Джейкс Мартин Воитель


Когда кругом все замело
И в спячке Лес пока,
В Пещерном Зале нам тепло
Сидеть у камелька.
В мороз нам горе не беда
И не страшна метель -
В тарелках вкусная еда
И в кружках плещет эль.
Трое малышей, близнецы-выдрята Бэгг и Ранн, а также их друг кротенок Грабб, тащили буковое поленце по тропинке в аббатство Рэдволл. То и дело на их пути вырастал снежный сугроб, и отважная троица не упускала возможности повеселиться. Распевая во все горло, малыши носились вокруг и закидывали друг друга снежками.

Они так разгорячились, что не заметили, как по тропинке с севера приближаются двое путников. Ранн бросил снежок, но Бэгг пригнулся.

— Уф! Во имя всех сезонов, поосторожнее!

Снежок угодил в одного из путников, большого ежа. Краем плаща пострадавший смахнул снег со щек. Вмиг присмиревшие малыши робко понурились. Щекотливую задачу принести извинения взял на себя Грабб:

— Э-э… извини, очень… это самое… сожалеем.

Спутница ежа, хорошенькая юная мышка, глядя на стоявших с виноватым видом шалунов, едва сдерживала смех:

— Ну, в одном не сомневаюсь — жить Бултип будет. Он и не в таких переделках бывал.

Еж ухмыльнулся от уха до уха и кивнул:

— Что было, то было. Давайте подсоблю с полешком. Куда это вы с ним путь держите?

Бэгг вытянул лапку в заледеневшей варежке:

— В аббатство Рэдволл, вон за тем поворотом. Мы там живем.

Бултип взял привязанную к полену веревку в свои мощные лапы и кивнул спутнице:

— Говорил я тебе, эта тропка ведет в Рэдволл. Ладно, негодники, садитесь на полено, прокачу с ветерком. И ты тоже, Обреция, сядь, твоим лапкам тоже не мешает отдохнуть.

Перекинув веревку через плечо, еж зашагал по снегу, без видимых усилий таща за собой полено и его седоков.

Аббатство Рэдволл стояло на опушке необъятного Леса Цветущих Мхов. Главные ворота, к которым вела тропинка, выходили на запад, а перед ними расстилалась равнина. В снежном убранстве живописное здание напоминало огромный торт, украшенный глазурью; с зубчатых стен, колокольни, крыш зданий из красного песчаника, а также многочисленных башен и башенок свисала бахрома сосулек.

Спрятав лапы в широкие рукава сутаны, аббат Сакстус любовался видом главного здания. Рядом с ним, опираясь на посох из боярышника, стоял старый слепой травник Симеон и принюхивался.

— Какая красота, Сакстус!

У Симеона было удивительное чутье угадывать каждое движение вокруг себя. Помня об этом, аббат согласно закивал:

— Помнишь, как говаривал наш покойный друг старый аббат Бернар, царствие ему небесное: «В любое время года Рэдволл неизменно прекрасен».

Симеон снова принюхался и поднял лапу:

— Сюда кто-то идет. Один зверь, а может, и двое — трудно сказать.

Они вышли на тропинку к открытым главным воротам. Сакстусу пришлось долго всматриваться в даль, прежде чем он заметил приближающуюся процессию.

— Так я и знал. Это Бэгг, Ранн и Грабб. А с ними еще двое.

Симеон радостно пристукнул посохом по снегу:

— Вот и отлично, сегодня вечером в Пещерном Зале мы услышим новые истории!

Старый брат Коклебур и его помощник брат Олдер трудились не покладая лап. Совсем немного времени оставалось до начала Зимнего Пира, и каждое блюдо доводили до совершенства. Работавшая на кухне братия едва успевала выполнять приказы:

— Обмажь пирог как следует медом, если хочешь, чтобы корочка получилась блестящей!

— Живо вытащи из духовки сдобу, пока не подгорела!

— Дарри Дикобраз, перестань перчить суп!

— И это суп называется? Сплошная преснятина!

Уперев лапы в бока, Коклебур бросил на ежика-поваренка Дарри грозный взгляд:

— Ступай-ка лучше в погреб к своему дядюшке Габриэлю и позаботься о напитках.

Дарри засунул в рот засахаренный каштан и, пришепетывая, сообщил:

— А там все и так готово: и октябрьский эль, и вино бузинное, и ликер земляничный, и шипучка из одуванчиков — мне нечего делать в погребе. Дядюшка Гейб соснуть прилег перед ужином, чтоб животу роздых дать.

Гости осматривали Рэдволл и дивились его красоте. Обреция и Бултип бурно выражали свое восхищение по любому поводу. Затем Кротоначальник показал отведенные для гостей кельи.

Отдохнув и переодевшись в теплые зеленые рясы, гости спустились в Пещерный Зал, где уже все было готово для Зимнего Пира, чтобы принять участие в пиршестве. Вокруг Обреции суетились мышата, пытаясь превзойти друг друга в галантности и предугадать любое желание прелестной мышки.

Бултип явно не страдал отсутствием аппетита. Едва успели произнести молитву, как он уже пустил в ход свои зубы, отдавая должное одному блюду за другим и то и дело протягивая свой кубок старому Гейбу Дикобразу, дабы тот наполнил его.

— Рэдволльский октябрьский эль — лучший во всей Стране Цветущих Мхов.

Обреция пригубила вино из своего кубка и зажмурилась от удовольствия:

— Какой чудесный вкус и как пенится!

Симеон пододвинул к ней большую конфетницу:

— Этот напиток называется игристый одуванчиковый крюшон. К нему хорош пудинг с меренгами и терном — угощайся. Когда мы сегодня встретились, я сразу почуял, что ты врачевательница. Я прав?

Обреция была удивлена необычайной проницательности слепого травника:

— Да, Симеон, ты прав. Я врачевательница.

Симеон наклонился и нащупал мощную лапу Бултипа:

— А ты, полагаю, вовсе не врачеватель.

— Я всего-навсего сопровождаю Обрецию в дороге, ну и охраняю, само собой.

Вскоре смех и веселый гомон заполнили огромный зал. Обреция и Бултип веселились вместе со всеми, просто купаясь в легендарном гостеприимстве аббатства Рэдволл. Здесь никто не обижался на шутку или добродушный розыгрыш.

Стояла уже глубокая ночь. Малыши уже давно сопели в своих постельках, на стенах заменили сгоревшие факелы, а Бултип вгрызался в четвертый пирог.

Кротоначальник поднял нос от тарелки с запеканкой из репы, картошки и свеклы.

— Обреция, видать, ты много где побывала, может, расскажешь нам, это самое… историю какую хорошую? Свои-то мы уже все по сто раз слышали.

Все, кто не хотел спать, расставили полукругом стулья возле большого камина и разложили подушки, в огонь подкинули дров, а сверху набросали сырых трав, чтобы они курились приятным запахом. Обрецию и Бултипа усадили в кресла с высокими спинками. Слушатели почтительно затихли, поедая гостей нетерпеливыми взглядами.

— Сегодня, осматривая ваше прекрасное аббатство, мы увидели гобелен, — начала юная мышка. — Я сразу же узнала изображенную на нем мышь — Мартина Воителя. Насколько я понимаю, он один из основателей вашей обители и ее покровитель. А много ли вам о нем известно?

Аббат Сакстус вздохнул и покачал головой:

— Мартин всегда был незримо с нами. Мы особенно это сильно чувствовали, когда здесь жили Дандин и Мэриел. К сожалению, они уже полтора сезона как покинули нас, а мы слишком мало знаем о покровителе нашего аббатства. Я всем сердцем желал бы знать больше.

Мордочка Обреции осветилась легкой улыбкой: — Значит, вашему желанию суждено исполниться, ибо у меня для вас есть длинная и замечательная история…

Говорят, заветной мечтой Бадранга было стать властителем всего Восточного побережья. Бывший пират давно бросил разбой на море, дабы воздвигнуть свою империю на суше. Территория была выбрана удачно: вдоль берега Восточного моря, с севера ее ограждали холмы, с юга — скалы, а с запада — болота, за которыми расстилались дремучие леса. Укрепив свои позиции на побережье, закаленный в битвах горностай мог выдержать любой удар. А потом здесь выросла неприступная крепость.

Маршанк!

Банда Бадранга была в прямом смысле разношерстной: лисы, хорьки, куницы, крысы искали здесь легкой наживы. Только горностаям Бадранг не доверял, полагая, что его сородичи — самые хитрые и изворотливые из всех зверей. Затопив свой искалеченный корабль у северо-западного побережья, бывший пират двинулся по суше, направляясь к дальнему побережью. По дороге злой горностай разорял все кругом, убивая тех, кого не мог покорить. Прошло два долгих сезона, пока Бадранг достиг намеченной цели. С большим обозом награбленного за горностаем следовала банда беспощадных разбойников, а перед собой он гнал длинную вереницу рабов.

Эти несчастные вначале вырубили в скале каменоломню, а потом под злые крики стражи и свист плетей стали воздвигать крепость. Работа подвигалась быстро, и вскоре было завершено длинное жилое здание, а после — окружавшая его оборонительная стена с воротами, выходящими на побережье.

Каждый день Бадранг внимательно осматривал морские подходы, ибо вынужден был опасаться врагов, которых он нажил за годы своего пиратства. К счастью, на горизонте ни разу не показалось ничего похожего на судно или парус. Тем не менее он яростно подгонял рабов и своих солдат, торопясь закончить укрепления. Лишь тогда он будет полновластным хозяином всей округи.

Книга первая Узник и тиран

1

Несмотря на юность, мышонок был крепко сложен, а блеск глаз выдавал в нем прирожденного бойца. Июньское солнце Восточного побережья немилосердно жгло его непокрытую голову, а он все таскал обломки камня и складывал их в кучи. Такие же невольники-каменотесы должны были изготовить из них каменные блоки для новых укреплений форта Маршанк.

Вокруг рабов вперевалочку кружил хорек по имени Хиск. Он угрожающе пощелкивал бичом, ища повод обрушиться на рабов. Вот он высмотрел мышонка:

— Давай-давай, шевелись. Скоро пожалует сам Властитель Бадранг. Пошевеливайся, а то отведаешь кнута!

Мышонок отшвырнул камень, который нес, и застыл, невозмутимо глядя разбушевавшемуся хорьку прямо в глаза. Хиск злобно щелкнул бичом, кончик которого просвистел на волос от глаз мышонка, но тот не шелохнулся. Прищурив глаза, он молча стоял, всем своим видом выражая неповиновение.

Хорек снова поднял бич, но встретил гордый, полный гнева взгляд. Подобно всем забиякам, в душе хорек был трусом. Не приняв вызов молодого раба, Хиск защелкал бичом в направлении невольников посмирнее:

— Лентяи! Не потопаете, так и не полопаете. Шевелись, дохлятина, вон идет сам Властитель Бадранг!

В сопровождении своих помощников, крысы Гуррада и лиса Скалрага, на стройке появился Бадранг Тиран. Он подождал, пока два ежа поспешно соорудили для него из тесаных камней подобие сиденья. Скалраг молниеносно покрыл его бархатным плащом, и Бадранг уселся, оглядывая кипевшую кругом работу.

— Будет ли моя крепость закончена до конца лета? — обратился горностай к Хиску.

Хиск помахал свернутым бичом в сторону рабов:

— Властитель, если бы погода была попрохладнее, а у нас побольше этого зверья…

В гневе Бадранг обретал молниеносную быстроту движений. Схватив камень, он метнул его и попал Хиску прямо в зубы. Хорек застыл в ужасе, не смея утереть капавшую с разбитой губы кровь, а тиран между тем рвал и метал:

— Опять оправдания?! Слышать ничего не хочу! Крепость должна быть готова до наступления осени. Ишь расхныкался, живо за работу!

Хиск поспешил выполнить приказ и, вымещая на рабах плохое настроение своего господина, замолотил бичом направо и налево:

— Пошевеливайтесь, болваны! Маршанк должен быть готов до конца лета! С этой минуты работать будете вдвое больше, а жрать вдвое меньше.

Мимо, согнувшись в три погибели под тяжестью большого камня, брел старый раб-белка. Хиск накинулся на него. Бич обвился вокруг задних лап раба, он споткнулся и выронил камень. Хиск подскочил к несчастному и начал хлестать его по чем попало. Невольникам казалось, что этот кошмар длится бесконечно долго.

Внезапно бич замер на полдороге. Когда Хиск в очередной раз взмахнул рукояткой, бич замер на полдороге. Он дернул ремень и не сразу понял, почему его тянет назад. Обернувшись, надзиратель увидел давешнего мышонка, который перехватил ремень и наматывал его на лапу.

Видя такую неслыханную дерзость, Хиск безумным голосом заорал на нежданного заступника:

— Пусти бич, а то кишки вырву!

Хорек потянулся к поясу за кинжалом, но не успел его достать. Бросившись на него, мышонок обвил ремнем шею противника и сильно дернул. Петля затянулась, и Хиск, задыхаясь, яростно забился в пыли. Гуррад поспешно поднес к губам костяной свисток, висевший у него на груди, и подал сигнал тревоги.

В тот же миг на мышонка набросились шесть надсмотрщиков, и он исчез под кучей куниц, хорьков и крыс, которые принялись нещадно избивать его, пока не вмешался Бадранг:

— Хватит с него. Приведите-ка его ко мне!

Однако силы были слишком неравные. И вскоре бунтарь был представлен пред светлые очи Властителя-горностая. Лапы мышонка скрутили ремнями, горло придавили древком копья — кто знает, на что еще способен этот раб.

Бадранг вынул из ножен свой меч и приставил его острие к тяжело вздымающейся груди пленника. Наклонившись вперед, тиран прошипел:

— Как тебе известно, за нападение на охрану наказание одно — смерть. Я могу хоть сию минуту лишить тебя жизни, мышиное отродье.

Глаза мышонка, вспыхнув, как два огня, прожгли тирана насквозь.

— Подлец! — прохрипел пленник. — Это не твой меч, он принадлежит мне, а до меня принадлежал моему отцу!

Бадранг отвел меч в сторону. В изумлении покачал он головой, отдав должное смелости стоявшего перед ним зверька:

— Ну-ну, в выдержке тебе не откажешь. Как твое имя?

— Мартин, сын Люка Воителя!

По реке бежит волна,
Плещет на стремнине -
В тайный лес бежит она,
К Полуденной долине.
Среди тьмы рассветной,
На границе дня,
В стороне заветной
Ты встречай меня.
Радуга восстанет
В дали голубой,
Жаворонок грянет -
Встретимся с тобой.
Юная мышка Роза допела любимую песенку и теперь вслушивалась, как таяло эхо последних звуков. Роза была довольна собой: наконец-то она нашла место, откуда море отлично просматривалось. Вечерело, лучи солнца, заходящего за ее спиной, окрасили воду в золотистый и багровый цвета.

— Эгей, Роза, пожалуйте-ка ужинать. Не для того я старался, чтобы все это теперь простыло, значится… то есть отсырело. Нет уж, дудки!

Спутник Розы, крот Грумм, призывно помахал ей лапой. Мышка подошла к маленькому костерку, на котором он стряпал, и принюхалась:

— Ого, лепешки из дикого овса и суп из зелени!

Грумм улыбнулся, отчего его бархатная мордочка сморщилась, и помахал маленькой поварешкой, которую всегда носил за поясом наподобие меча:

— Садись, отведай супчику.

Роза взяла глубокую раковину морского гребешка, наполненную ароматным супом. Положив свою лепешку на плоский камень у костра, чтобы та не остыла, мышка отхлебнула супа и покачала головой:

— Ты хуже старой няньки, Грумм Канавкинс. Бьюсь об заклад, если бы я позволила, ты бы меня и спать укладывал, и на ночь баюкал.

Перед носом Розы замаячила поварешка.

— Так что же тебе, спать, это самое… и не надобно вовсе, так, что ли? Представь, что батюшка твой скажет, если я тебя домой доставлю всю усталую такую да голодную, а?

— А спать нам не придется, пока не узнаем, держат Брома в плену в этой ужасной крепости или нет.

Грумм вытер поварешку пучком осоки:

— А вдруг Бром просто пошел да и заблудился, а в крепости этой самой его и в помине нет?

Роза покачала головой:

— Видишь ли, Грумм, когда речь идет о Броме, того и жди, что он попадет в какую-нибудь переделку. Дома он вечно ссорится с отцом — потому он и отправился странствовать. Тебя с нами тогда не было, но сколько мы спорили о том, что Бром просто сбежал и отправился бродить где ему вздумается. До самой этой крепости, Грумм, мы шли за ним по пятам. Наверняка его схватили лазутчики Бадранга. Надеюсь, из него не выбили сведений о том, где находится Полуденная долина. Иначе все племя Уррана Во окажется в опасности.

Грумм снова налил овощного супа в ракушку Розы.

— Да не расстраивайся ты так. Бром умеет держать рот на замке не хуже, чем, это самое… устрица во время отлива.

Закончив трапезу, они потушили костер и свернули лагерь. С востока задул свежий бриз, заморосил легкий дождик, грозивший ночью стать сильнее.

Спустившись со скалистого обрыва, друзья зашагали по берегу, вдоль покрытой галькой границы прилива; их лапы глухо шлепали в безлунной ночи. Впереди темнела угрюмая громада Маршанка, будто почерневшая от горя тех несчастных, что оказались там в плену.

2

В загоне для рабов около деревянной ограды сидел раб-белка Баркджон. Благодаря Мартину сегодня он избежал кнута Хикса. Глаза старого раба напряженно вглядывались в темноту через щель ограды. На гребне стены стояла маленькая фигурка, привязанная между двумя столбами. Сын Баркджона, силач Феллдо, стоял за спиной отца и скрипел зубами:

— Проклятые жабы, когда-нибудь они за это поплатятся!

Старый Баркджон грустно покачал головой:

— Если погода испортится, Мартину этой ночью придется худо.

Феллдо ударил лапой по ограде загона:

— Меня больше беспокоит утро, когда голодные бакланы вылетят искать добычу. Они разорвут Мартина в клочки!

Хорек-стражник стукнул древком копья по ограде рядом с носом Баркджона:

— А ну вон отсюда! Завтра обоим двойная норма. Отправляйтесь-ка спать, пока можно.

Прилив наступал, а вместе с ним надвигалась буря. Ураганный ветер свистел и гнал перед собой грозовые тучи. Мартин, стоявший на стене, пригнул голову, пытаясь защититься от струй ливня. Это было все, что он мог сделать, растянутый за все четыре лапы между двумя толстыми столбами. Лохмотья, которые прикрывали его наготу, прилипли к телу, от воды не было спасения, а тело онемело и лишь дрожало от холода. Так Мартин висел, будто тряпичная кукла на ветру.

Мартину вспомнились пещеры на северо-западном побережье, где он родился. Его отцом был Люк Воитель. Своей матери Мартин не знал: она погибла во время налета морских крыс, когда он был еще совсем крошкой. Люк постарался дать сыну самое лучшее воспитание, но Люк был воином и дал клятву посвятить свою жизнь уничтожению морских крыс. Нянчить младенцев было для него делом непривычным.

Прошло лишь два сезона, как Мартина перестали считать младенцем. Именно тогда его отец с другими воинами после жестокого боя с морскими крысами захватил галеру. Успех окрылил Люка Воителя, а гнев и неутолимое желание отомстить убийцам жены заставили его забыть о покое. На трофейном судне ушел он с командой в море, дабы продолжить войну. Мартин помнил, что он был еще очень мал и больше всего на свете хотел быть вместе с отцом. Люк, однако, об этом и слышать не хотел. Он поручил Мартина заботам своей тещи Уиндред. В день отплытия Мартин сидел с каменным от горя лицом у входа в пещеру. Люк не мог так просто уйти:

— Сынок, в открытом море ты не выдержишь и двух лун. Я не могу рисковать твоей жизнью. И потом, мне лучше знать, где тебе надобно быть!

Но Мартин не слушал.

— Возьми меня в море, отец, я хочу быть воином, как ты, — упрямо твердил он.

Люк развел лапами и горестно вздохнул:

— Ну что мне с тобой делать, Мартин? Ты унаследовал мой боевой дух и решимость своей матери. Слушай, сын, возьми-ка мой меч.

Боевой меч Люка побывал во многих битвах. Мышонок впился глазами в зазубренный клинок и так вцепился в рукоять, что, казалось, никакая сила не способна ее вырвать.

Люк вспомнил, как сам получал этот меч из рук отца, и улыбнулся. Хлопнув по эфесу, он произнес:

— Я вижу, Мартин, ты прирожденный боец. Но первое, что должен усвоить воин, — это дисциплина. Ты останешься здесь и будешь оборонять нашу пещеру, защищать тех, кто слабее тебя. Поднимай этот меч только за доброе дело, никогда не позволяй своему сердцу брать верх над разумом. И пока ты жив, не позволяй никому отнять у тебя этот меч. Когда придет время, передай его другому — может, это будет твой сын. Сердце подскажет тебе, есть в нем задатки воина или нет. Если же нет, спрячь этот меч там, где его сможет найти только истинный воин с храброй душой. Поклянись мне в этом, Мартин.

— Клянусь своей жизнью!

Даже теперь, через много сезонов, Мартин представлял себе одинокую фигурку на гальке побережья, отдающую мечом воинский салют отцовскому кораблю.

Мартин поднял голову навстречу буре, и в его глазах стояли слезы, возможно причиной тому был нарастающий ветер.

Через некоторое время мысли Мартина снова ушли в прошлое. Теперь он припомнил день своего пленения. Уходя в поход, Люк назначил главой племени юного воина Тимбаллисту. Всего на несколько сезонов старше Мартина. Мартин был не согласен с таким решением. Он часто уходил гулять по берегу далеко от безопасных пещер, показывая свою независимость. В один из таких дней мышонок взял с собой отцовский меч и брел вдоль линии прилива все дальше на север, пока не наступили короткие зимние сумерки. Решив, что ему не так попадет, если он принесет домой дрова для костра, Мартин принялся рубить мечом бревно, прибитое к берегу волнами.

Уиндред заметила его издалека. Она шла за ним еще с полудня; следы его лапок четко отпечатались на гладком мокром песке, а сбоку тянулась борозда, оставленная концом не по росту длинного меча. Громко ругая внука, старая мышь запричитала:

— Мартин! Куда ты пропал? Я просто с лап сбилась, тебя искавши. Говорили тебе — не уходи один? Знаешь ли ты, что мы в целой лиге от пещер?

И вдруг Уиндред замолкла на полуслове. Ее глаза пристально вглядывались вдаль, туда, где по берегу бежала шайка зверей самой злодейской наружности. Старая мышь сбросила с плеч шаль.

— Мартин, нам нужно уходить отсюда. Скорее! Мышонок обернулся и увидел пиратов. Бросив дрова, он схватил меч обеими лапами:

— Беги, бабушка!

Уиндред все равно никуда не побежала бы без внука, кроме того, она оцепенела от страха. Возглавлял шайку горностай. Он остановил своих бандитов в двух шагах от них и злобно ухмыльнулся:

— Этот меч для такого маленького мышонка великоват. Отдай его мне, а то порежешься.

Меч был и впрямь тяжел, но Мартин сжал его в лапах и выставил вперед:

— Не подходи! Отец велел никому не отдавать этот меч!

Злобно насмехаясь над старой мышью и маленьким воином, пираты стали медленно брать Мартина и Уиндред в кольцо. Горностай выступил вперед и слащавым тоном проговорил:

— Твой отец был не дурак. А он не рассказывал тебе о том, что можно убить одним ударом копья? Например, вот так… или так?

С этими словами он выставил вперед копье и сделал несколько выпадов. Под смех пиратов мышонок парировал все удары.

По кивку горностая сзади к Мартину подбежал хорек. От удара дубовым древком копья мышонок как подкошенный рухнул на песок. Бадранг поднял выпавший из его лап меч. Переступив через бесчувственное тело Мартина, он подмигнул Уиндред. Две морские крысы крепко держали ее под связанные лапы, рот ей заткнули ее собственной шалью. Горностай приставил меч к ее груди:

— Что ж, бабуля, храбрый у тебя внучек. Эй, Хиск, закуй этих двоих в цепи и поставь в колонну рабов.

Прикованного к Уиндред Мартина потащили на север по берегу зимнего моря в надвигающуюся ночь.

Очнулся Мартин лишь перед самой зарей, дрожа и постанывая от боли в голове. Защелкали бичи; другие рабы, товарищи по несчастью, поставили его на ноги, и колонна двинулась в путь.

Начался бесконечный переход… Два сезона шел Мартин под бичами надсмотрщиков, привязанный за шею к веренице таких же несчастных пленников. Он потерял счет дням. Вслед за зимой потянулась долгая весна, затем такое же долгое лето, начиналась осень, а Уиндред давно уже не было в живых — она выбилась из сил и умерла под кнутом от голода, жажды и изнурения.

Мартин вспомнил, как горевал он по старой мыши, с рождения заменившей ему мать, вспомнил, как глотал душившие его слезы. При мысли о негодяях, чья жестокость была причиной этого горя, по телу мышонка пробежала волна дрожи.

Бадранг!

В ушах Мартина до сих пор звучал злобный смех тирана-горностая. А разве можно забыть его гадкую ухмылочку, его высокомерную манеру держаться и отнятый у Мартина меч!

Гнев придал Мартину силы. Забыв о буре, он выпрямился, пытаясь вырваться из пут, из глубины его груди вырвался яростный крик:

— Я Мартин, сын Люка! Я не сдамся и не умру здесь! Слышишь, Бадранг? Я доживу до дня, когда верну себе отцовский меч и убью им тебя!

— Мартин, сын Люка, ты меня слышишь? — донесся вдруг до него голос с берега. Говорящего не было видно, но, несмотря на гром бури, слова прозвучали вполне отчетливо.

— Слышу. Как твое имя?

— Нас тут двое: мой друг, крот Грумм Канавкинс, и я, Поздняя Роза, дочь вождя Уррана Во. Мы слышали, как ты кричал. Скажи, нет ли среди пленников мышонка по имени Бром? Он мой брат.

Мартину казалось, что еще немного — и под ударами ливня он лишится чувств. Собравшись с силами, он ответил:

— Не знаю я никакого мышонка Брома и думаю, мне его вряд ли удастся узнать. Я приговорен к смерти и умру на этой стене.

— Мы с моим другом сделаем все, чтобы помочь тебе, хотя подняться мы не сможем — стены слишком крутые и высокие. Может быть, ты хочешь передать кому-нибудь весточку?

Мартин покачал головой:

— Нет, спасибо. Я один на всем белом свете. Стражники сказали, что, если я выживу ночью, утром меня прикончат бакланы. Может быть, вы сумеете как-нибудь их отогнать?

— Попытаемся. Мы не воины, но у нас есть пращи. Кроме того, я знаю, как отогнать птиц хитростью.

Роза подождала, но ответа не было. Грумм вышел на берег и вгляделся в фигуру мышонка, обмякшую между столбами:

— Похоже, он, это самое… чувств лишился, то есть сознание потерял!

Роза подошла к Грумму, и они вместе смотрели, как качается бесчувственное тело под ударами ветра и дождя. Мышка нашла на земле круглую гальку и вложила в пращу.

— Мы должны ему помочь, должны! — Ее губы дрожали. — О-о, этот Бадранг, эта грязная крыса, трусливый хорек…

Грумм негромко хихикнул:

— Ну и словечки у высокородной мышки, ничего не скажешь. Хе-хе, если этот мышонок хоть в половину такой разозленный, как ты, он выживет, никуда не денется.

3

К утру буря стихла.

У самого берега море матово блестело и отливало бирюзой, а дальше на волнах пенились барашки. Бадранг приказал вынести свой резной трон во двор, чтобы со всеми удобствами насладиться предстоящей забавой. Позади трона стояли Гуррад и Скалраг, а также два хорька, Горбун и Остроух, готовые выполнить любой приказ тирана. Бадранг указал отобранным у Мартина мечом на обвисшую между столбов фигурку:

— На вид он крепок, так что наверняка ветерок и немного дождя ему были нипочем. Гуррад, сходи-ка разбуди эту спящую красавицу. Когда очухается и начнет дергаться, птицы быстрее его заметят. Эй, Хиск! Не отправляй пока рабов в каменоломню, построй их здесь, пусть посмотрят, как приводится в исполнение приговор. И так будет со всяким, кто вздумает перечить мне.

Гуррад несколько раз хлестнул Мартина по щекам мокрой тряпкой, и мышонок пришел в себя. Гуррад поднес к губам пленника плошку с водой и, глядя, как жадно тот пьет, захихикал:

— Давай-давай, пей. Скоро птички прилетят завтракать.

Мартин выплюнул последний глоток воды в морду Гурраду. Вытираясь, тот попятился назад:

— Ладно, надеюсь, первым делом они выклюют тебе глаза!

В небе Мартин увидел огромного баклана, который вот-вот спикирует вниз. Рядом с ним кружились две серые чайки, и отовсюду еще и еще слетались хищники на поживу. Лапы Мартина затекли и распухли от туго завязанных мокрых веревок. Преодолевая боль, он яростно забился и, вспомнив злобные слова Гуррада, зажмурил глаза.

Теперь все взгляды были устремлены на Мартина — и оцепеневших от ужаса рабов, и злорадствующей орды Бадранга, и голодных птиц. Кроме того, за ним следили еще две пары глаз.

За валуном на побережье притаились Роза и Грумм. Птицы кругами снижались над бьющейся фигуркой, растянутой между столбами. Грумм нетерпеливо подтолкнул спутницу:

— Поторопись. Птицы эти самые вот-вот Мартина насмерть заклюют.

Птицы приготовились бросится на добычу, и Грумм закрыл глаза.

В тот день Бадранг слишком увлекся подготовкой казни Мартина и забыл оглядеть море. Между тем на горизонте показался парус. То был большой зеленый одномачтовый корабль, на фоне моря практически незаметный благодаря маскировочной окраске. По бортам шли один над другим три ряда весел, так что со стороны судно казалось каким-то чудовищным насекомым, ползущим по волнам. На нем прибыл старый товарищ Бадранга по разбою на море, такой же, как он, горностай.

Капитан Трамун Клогг с корабля «Морской навозный жук»!

Вид у капитана Трамуна был самый пиратский. Этот необычайно толстый горностай красовался в цветастых одеждах, уже изрядно засаленных. Каждый шаг Трамуна сопровождался звуком «клог-клог» — так клацали его резные деревянные башмаки. Кроме того, все, что было возможно: усы, борода, брови и весь мех на огромном теле горностая, — было заплетено в косички. Эти косички торчали из обтрепанных кружевных манжет, из прорех в рубахе, кафтане и панталонах, даже покрывали верх его громадных башмаков. Прихлебывая из фляги грог, он закусывал еще живым омаром, громко рыгая и выплевывая прямо на палубу куски панциря. Запрокинув лохматую голову, он крикнул впередсмотрящему-хорьку, сидевшему в бочке на мачте:

— Боггс, не видать ли земли?

Зоркий Боггс вгляделся в даль:

— Нет, кэп… Погоди-ка… ну да… земля! В двух румбах к зюйду, кэп. Еще что-то там такое торчит, не то скала, не то строение какое.

Клогг весело забулькал грогом:

— Гроуч, поворачивай на два румба к зюйду. Ежели это не Бадранг, так я свои башмаки съем! Гриттер, вели команде приналечь на весла. Ветер попутный, море спокойное, скоро пристанем к берегу. Хо-хо-хо! До чего же рад будет старина Бадранг вновь увидеть дядюшку Клогга!

Рулевой Гроуч злорадно усмехнулся:

— Да уж, кэп. Небось и выпить поднесет!

Клогг швырнул за борт пустую флягу:

— А как же! А коли не поднесет, так я сам возьму, гы-гы!

Подобно огромной зеленой птице «Морской навозный жук» развернулся и направился к Маршанку, а Трамун Клогг между тем размышлял вслух:

— Насколько я знаю Бадранга, у него небось куча рабов, одному зверю столько и ни к чему. Разве станет он жадничать и не даст старому корешу рабов поприличнее в гребцы — вон я какой бедняк, на весь корабль ни одного раба. Я так думаю, не станет. Да и не годится пиратам самим веслами ворочать. Вот я сейчас как заявлюсь да попрошу его по-хорошему: дай, мол, гребцов. А коли не даст, так я ему глотку перережу. Все по справедливости, правда, Гроуч?

И оба пирата от этой шутки захохотали. Клогг любил шутить, но на сей раз он говорил серьезно. Он ненавидел Бадранга.

Морские птицы были готовы с жадностью начать свое пиршество. Мартин слышал, как хлопают крылья над его головой. Вдруг воздух прорезал громкий, резкий крик, похожий не то на свист, не то на всхлип. Птицы сразу же отпрянули с тревожными криками.

Бадранг удивленно посмотрел в небо:

— Что это? Они же должны разорвать его на части.

Следующий вопль был еще громче и злее, чем первые два. На сей раз птицы резко взмыли ввысь и разлетелись кто куда.

Горностай был вне себя от ярости:

— Гром и молния, что происходит?

Хорек Синешкур, живший когда-то на севере, озадаченно почесал ухо и сказал:

— Это охотничий клекот большого орла. Я его раньше слыхал!

Гуррад презрительно оттолкнул его:

— Глупости! На этом побережье орлов и в помине нет.

Только что прилетевшая откуда-то маленькая моевка решила рискнуть и спикировала на Мартина. Немедленно раздался очередной хриплый крик. Моевка тут же стремительно взмыла вверх.

Бадранг хмуро поглядел в чистое голубое небо:

— Мне все равно, что это такое, но птицы этого крика боятся как огня. Придется предложить им приманку, перед которой они не устоят. Принеси с кухни дохлую рыбу.

Рыбу поспешили принести. Вынув меч, Бадранг разрезал бечевку, на которой держался рваный кильт куницы Толстозада. Из толпы рабов послышались смешки, когда единственное одеяние Толстозада соскользнуло и упало на землю, обвив его задние лапы, и он остался стоять, глупо улыбаясь. Бадранг швырнул бечевку Гурраду:

— На вот, привяжи рыбу и повесь рабу на шею. Тогда голодные птицы наверняка прилетят на поживу и орлы им будут нипочем.

В засаде на берегу Роза оглядела небо. Куда ни глянь, все было чисто, кругом ни одной птицы.

— Слава всем сезонам, Грумм, мне не придется больше клекотать орлом, еще немного — и я бы охрипла.

— Ха-ха, — захихикал крот, — а уж как я-то рад, крик-то уж больно это… жутковатый. — Грумм приподнялся над выступом скалы и вгляделся в фигурку Мартина. — Слушай, Роза! Чего эти злодеи с Мартином там делают?

Мышка раскрутила над головой пращу с камнем:

— Не знаю, но придется их остановить!

Гуррад пытался надеть бечевку с привязанной рыбой Мартину на шею, однако тот уворачивался и яростно отбивался. Наконец у крысы лопнуло терпение:

— Стой тихо, а то я эту рыбу к тебе копьем присобачу!

Щелк!

Пущенный из пращи камень ударил Гуррада по лапе. Взвизгнув от боли, пират уронил рыбу.

Бадранг не заметил камня. Он увидел лишь то, что Гуррад вдруг уронил рыбу и запрыгал, облизывая лапу. Тиран вскочил, опрокинув трон, и завопил на несчастную крысу:

— Перестань валять дурака и повесь ему рыбу на шею, болван!

Стоило Гурраду нагнуться, чтобы поднять рыбу, как Грумм вложил солидных размеров камень в свою поварешку и метнул его прямо в выставленную задницу пирата.

Камень ударил в цель с такой силой, что Гуррад слетел со стены. Он перевернулся в воздухе и шмякнулся на землю в крепостном дворе.

Размахивая мечом, Бадранг заорал:

— Живо на стену! Узнать, откуда камни!

К стене приставили деревянные лестницы. Первыми на гребень поднялись Хиск и Гнилонос, которых тут же встретили летящие камни. Хиск свалился без сознания, а Гнилонос согнулся и присел на корточки, потирая ушибленную грудь.

Скалраг выпрямился и оглядел берег, казавшийся совершенно пустынным:

— Похоже, на берегу кто-то прячется, Властитель!

Внизу, в углу двора, куда согнали рабов, силач Феллдо решил, что ему не пристало стоять без дела. Нырнув в задние ряды рабов, он подобрал на ходу несколько голышей покрупнее. Гнев придал ему силы, и он швырнул большой угловатый камень в затылок Скалрагу. В прошлом Феллдо не раз доставалось палкой от жестокого лиса; теперь настала пора поквитаться.

Феллдо немножко промахнулся, и брошенный им камень не попал Скалрагу по черепу, но, просвистев рядом, оторвал тому половину уха. Феллдо тут же метнул еще два камня, а затем, уперев лапы в бока, стал удивленно озираться, будто камни швырял вовсе и не он.

Когда Скалраг вскрикнул от боли, Остроух вскочил и, показывая лапой вниз, закричал:

— Камни летят из крепости!

Пущенный с берега камень угодил ему в спину. Гнилонос, все еще потирая грудь, засмеялся над Остроухом:

— Чепуха, говорю тебе, они с берега летят.

Камень, брошенный со двора, попал ему по хвосту.

На гребне стены началась паника. Бадранг и его приспешники не понимали, откуда летят камни. Распластавшись на стене, тиран приподнял голову. Он не мог как следует видеть берег, зато море было как на ладони. Внезапно зоркие глаза горностая заметили нечто такое, отчего у него к горлу подступила тошнота и он длинно выругался. Бадранг пополз на четвереньках к лестнице, хрипло командуя на ходу:

— Отвяжите этого и тащите вниз. Всем в крепость, живо! К нам пожаловал Трамун Клогг. «Морской навозный жук» идет сюда на всех парусах!

Запас снарядов для поварешки Грумма был на исходе, когда Роза показала на крепость:

— Хватит с них, — сказала она. — Смотри, они отвязывают Мартина и спускаются в крепость. Ты отлично поработал, Грумм. Оказывается, этой поварешкой можно не только суп помешивать.

Однако Грумм не слушал. Он обернулся к морю и показал на приближающийся корабль:

— Гляди! Чтоб мне не встать — морские крысы!

Мышка вздрогнула от страха. Пираты! Они редко появлялись на этом побережье, но рассказы об их злодеяниях уже успели стать легендой. Друзья поспешили собрать свои пожитки.

— Не мешкай, Грумм. Пошли, затаимся в болотах за крепостью.

Кровожадный капитан Трамун Клогг был в таком хорошем настроении, что даже отбил чечетку, громко стуча деревянными башмаками по палубе.

— Хо-хо-хо! Удачный денек выдался, с утра башмаками чуял! Вот ты где, оказывается, Бадранг, кореш мой, себе замок каменный отгрохал — красотища-то какая! Крестозуб, сколько нужно рабов, чтобы построить такую громадину?

Злобного вида лис, по имени Крестозуб, почесал подбородок:

— Да уж, я думаю, немало, кэп.

— Видимо-невидимо?

— Да уж точно видимо-невидимо.

— А скажи, Крестозуб, что больше — видимо или невидимо?

— Да помилуй, кэп, видимо — оно и есть невидимо!

— Ну, тогда оружие к бою, а я пока что обмозгую церемониал торжественной встречи со стариной Бадрангом.

Мартин, по-прежнему связанный, стоял, покачиваясь на распухших лапах. Бадранг восседал на своем троне и прищурившись разглядывал узника, которому милостиво отсрочили исполнение смертного приговора.

— Да, Мартин, самообладания тебе не занимать. Послушай, а ведь ты мог бы мне пригодиться.

Мартин слушал, прикрыв глаза; но от предложения горностая его кровь стала закипать.

— Что если тебе стать офицером в моей шайке? Ешь чего душа пожелает, рабами распоряжайся как в голову взбредет, я тебе даже копье дам, если присягнешь мне на верность. Что скажешь, приятель?

Мартин молчал. Он был беспомощен, в этих путах руки и ноги ему не повиновались, но гнев лавиной нарастал в груди. Оставались зубы, а зубы у него были крепкие. Он молнией кинулся на Бадранга, вонзил зубы в протянутую лапу горностая и прокусил ее до кости.

Бадранг взревел от боли, а на Мартина набросились стражники, разжали его челюсти кинжалом и принялись молотить мышонка палками и древками копий. Под градом ударов тот упал на пол. Яростно тряся прокушенной лапой, отчего брызги крови летели во все стороны, Бадранг прошипел сквозь зубы:

— Ты пожалеешь, что не достался бакланам. Не беспокойся, ты умрешь, но не сразу. Тебя будут резать на мелкие кусочки, пока ты не завопишь, чтобы тебя прикончили поскорее. Уведите его и заприте. Я распоряжусь насчет него, когда разделаюсь с Клоггом!

Во дворе крепости, слева от главных ворот, находилась подземная темница — глубокая яма, накрытая сверху тяжелой решеткой. Решетку со скрипом сдвинули в сторону. Мартина, по-прежнему связанного, бросили вниз. Он полетел в темноту и с глухим стуком упал на что-то мягкое. Послышалось ворчание, чьи-то лапы подняли его и принялись развязывать путы. Постепенно кровь стала приливать, и Мартину показалось, будто множество иголок впилось в его тело. Морда мышонка исказилась от боли.

В темноте раздался хриплый голос:

— Это ты, Мартин? Значит, ты жив? И то хлеб. Я — Феллдо.

Мартин с радостью узнал еще одного прирожденного бунтаря, не желавшего подчиниться тирану. Феллдо растирал лапы Мартина до тех пор, пока они не начали слушаться.

— Феллдо, а ты что здесь делаешь?

— То же, что и ты, — жду дальнейших распоряжений Бадранга. Остроух заметил со стены, как я кидал в него камни.

Они уселись рядом на плотно утоптанный земляной пол. Справа от Мартина что-то зашевелилось, и в яме зазвенел тихий голосок:

— Как вы думаете, что Бадранг с нами сделает? Мартин вгляделся в темноту:

— Кто это?

— Мартин, познакомься, это — Бром. Он уже сидел здесь, когда меня сюда бросили.

— Привет, Бром, — сказал Мартин.

Бром был младше своих товарищей по несчастью и меньше их ростом, в его тонком голоске чувствовался испуг:

— Я никому не причинил вреда. Как-то вечером я заблудился и брел по побережью, а часовые на стене меня заметили, взяли в плен и посадили сюда. Тебя, Мартин, тоже взяли в плен? Мы тут что, всю жизнь просидим?

Ласково потрепав Брома за ушами, Мартин ответил бодрым тоном:

— Держись нас, Бром. Нам тут недолго сидеть. Когда я стоял, привязанный к столбам на стене, Феллдо бросал камни в стражников из крепости, а твоя сестра Роза — снаружи. Она пришла сюда с кротом по имени Грумм. Я обязан им жизнью.

Бром схватил Мартина за лапу:

— Роза и Грумм! Я знал, они меня найдут. Раз они там, а вы с Феллдо здесь, мы сбежим в два счета. Проще пареной репы!

4

«Морской навозный жук» стоял на якоре в бухте, а на берег выше линии прилива были вытащены четыре баркаса. Пираты сошли на берег. Окруженный своей свирепой командой, капитан Трамун Клогг вошел в крепость Маршанк. Бадранг выстроил вдоль дороги тяжеловооруженных воинов. Они крепко сжимали копья и хмуро оглядывали разномастных оборванцев с «Морского навозного жука».

Громко пристукнув башмаками, Трамун вытащил абордажный палаш и с оглушительным воплем сделал ложный выпад в сторону солдат Бадранга. Они испуганно попятились, и Клогг им хитро подмигнул:

— Хо-хо, братишки, застал-таки вас врасплох. Нечего на посту спать. Разбаловались вы тут, на суше. А-а, Жабоед, Травощип, и ты, Блохолов, тоже тут? Сколько в море воды утекло с тех пор, как мы по нему вместе плавали-то, а? Ишь, как вы раздобрели на местных харчах.

Подойдя к длинному деревянному дому Бадранга, Клогг постучал ногой в дверь:

— Эй, есть тут кто дома, чтобы принять старого морского волка, которому не подфартило?

Хорек Хиск распахнул дверь и величественно объявил:

— Входи, капитан, мой господин рад тебя видеть.

— Фу-ты ну-ты, какие мы важные! — хихикнул при этих словах пират-крыса Маслозад.

Бадранг знал, что он играет в опасную игру, но их взаимоотношения с Клоггом всегда строились на хитрости и коварстве. Оба горностая решили не подавать виду, что боятся друг друга, и притворялись старыми друзьями. Поэтому Бадранг бросился навстречу бывшему собрату по промыслу и крепко обнял его:

— Разрази меня гром, если это не капитан Трамун Клогг! Как живешь-поживаешь, старая акула?

Трамун крепко хлопнул Бадранга по спине и ухмыльнулся от уха до уха:

— Бадранг, братишка, провалиться мне на этом месте, на вид ты свеженький как огурчик, любо-дорого поглядеть! Уж и не надеялся, что мои старые глаза снова тебя увидят, голубчик ты мой. Глянь-ка, чего я тебе приволок!

По знаку Клогга две крысы поставили на стол бочонок, вышибли у него днище и, зачерпнув два кубка, подали их горностаям. Хитрец Бадранг тут же поднес напиток к губам, но подождал пить до тех пор, пока Клогг не отхлебнул из своего кубка. Вино текло по косичкам на подбородке пирата, пока он шумно пил.

— Вино из диких слив, братишка. Лучшее на всем белом свете — и все это для нас двоих!

Бадранг слегка пригубил вино:

— Отменная штуковина. Ты, старый разбойник, всегда насчет вин знаток был.

Клогг выпустил Бадранга из объятий и плюхнулся на трон тирана, а задние лапы в деревянных башмаках со стуком положил на стол.

— Прямо как в старые времена, правда?

Бадранг приселна краешек стола и скривил рот в улыбке:

— Да, братишка, прямо как в старые времена!

— Сколько же мы не виделись, а? — Клогг снова отпил из своего кубка, слегка поморщился и подмигнул.

— Да уж давненько, Трамун. Рад снова тебя видеть.

И они продолжали играть в ту же игру, только лапа Клогга продвигалась все ближе к палашу, а Бадранг поигрывал костяной рукояткой длинного кинжала.

— Помнится, последний раз мы с тобой виделись, когда я напоролся на риф, а ты меня бросил и дал деру с четырьмя десятками рабов, половина которых по праву была моя. — В голосе пирата зазвучали угрожающие нотки.

Бадранг принял вид оскорбленной невинности.

— Я? Чтобы я сбежал и бросил тебя? А мне помнится, все было как раз наоборот. Разыгралась буря, и мы сбились с курса. Мой корабль потерпел крушение, и все до единого рабы пошли ко дну. Хотя ты и когтем не пошевелил, чтобы помочь мне, я сумел добраться до берега, и вот я здесь.

В мгновение ока веселье и всякие там воспоминания куда-то улетучились. Клогг запустил своим кубком в стену и поднялся:

— Ну да, поглядите-ка на этого Властителя Бадранга! Ишь, какую крепость отгрохал — небось и рабов считать не пересчитать. Ну так вот, я желаю получить то, что мне положено. Выкладывай мою долю!

Бадранг вскочил и посмотрел своему врагу прямо в глаза:

— Я добился всего, что имею, тяжелым трудом, Клогг! Твоя доля в этом — ноль без палочки, можешь получить ее, когда пожелаешь!

— Слыхали, парни? — Трамун выхватил из ножен свое оружие. — Давайте-ка покажем этой швабре с черной душонкой, что мы сюда не милостыньку просить пришли. Мы желаем получить полный комплект рабов-гребцов на все три палубы «Морского навозного жука»!

Взревев, команда Клогга обнажила клинки и приготовилась к бою.

— Шевельнетесь, и вашему капитану крышка! — сказал Бадранг.

Движения его были молниеносны. Выбив задней лапой палаш из лап Клогга, он схватил горностая за заплетенную в косички бороду. В другой его лапе появился кинжал, который он поднес к горлу Трамуна:

— Клинок отравлен. Больше одной царапины не потребуется. Хиск!

— Дом окружен лучниками, Властитель! — отозвался из дверей хорек. — Они стоят с отравленными стрелами наготове. Никто из этих оборванцев не уйдет живым.

Клогг помахал своей команде лапой:

— Подождите, братва, постойте. Клинки в ножны. — Клогг по-прежнему улыбался, но Бадранг чувствовал бушевавший за этой улыбкой гнев. — Твоя взяла, братишка, хотя не думал я, что ты попотчуешь старого друга такой гадостью, как отравленный кинжал. Спрячь перо, я сейчас тихо-мирно уберусь на свою посудину.

Бадранг стоял у главных ворот до тех пор, пока из крепости не вышли все пираты до последнего. Тиран был доволен собой. Ему удалось перехитрить противника без кровопролития — начнись бой внутри Маршанка, больших потерь с обеих сторон было бы не избежать. Клогг, которого лучники держали под прицелом, на прощание помахал лапой врагу:

— Ладно, Бадранг, дважды ты меня надул, но на третий раз я поквитаюсь. Я ухожу, но даю слово, что вернусь, так что будь начеку, братишка. Как-нибудь темной ночкой, когда ты меньше всего этого ждешь, я нагряну, перережу тебе глотку, заберу твоих рабов и сожгу эти хоромы вместе с твоим поганым трупом. Обещаю тебе это!

Из-за волнений и тревог, связанных с визитом пиратов, о том, что нужно покормить узников, вспомнили только поздней ночью. Молодому рабу-выдре по имени Кейла приказали взять на кухне таз очистков. Под присмотром Гуррада раб вышел во двор и стал бросать очистки через решетку в темницу. С моря дул прохладный бриз, и Гуррад поплотнее запахнул свой плащ. Ему хотелось поскорее очутиться снова у огня, есть жареную рыбу и пить вино из диких слив, привезенное Клоггом.

Гуррад с силой пихнул Кейлу в бок:

— Давай-давай, пошевеливайся. Уж больно тут холодно!

Кейла, сидевший у ямы на корточках и пропихивавший объедки через решетку, пожал плечами:

— Холодно? По-моему, сейчас очень даже тепло. Правда, выглядишь ты неважно: вон осунулся-то как, морда, опять же, перекошена. Уж не начинается ли у тебя лихорадка?

— Лихорадка? Нету у меня никакой лихорадки! — Гуррад вздрогнул и шмыгнул носом.

Он явно смутился, когда раб встал и поправил на нем плащ:

— Почем тебе знать? От этих морских крыс только и жди, что они заразу какую-нибудь на берег занесут. Почему бы тебе не пойти в дом, к огню, и не выпить кубок доброго вина? Я уж с этими идиотами сам разберусь. Эти дурни безмозглые своими глупостями только всем остальным рабам жизнь портят. Да ты иди, иди. Я их сам покормлю.

Минуту Гуррад поколебался, но тут налетел новый порыв свежего ветра, от которого его бросило в дрожь. Это и решило дело.

— Слушай, пойду-ка я погреюсь. Не задерживайся здесь. Когда закончишь, иди прямо в загон и доложи охране, понятно?

Кейла молодцевато отдал Гурраду честь:

— Не изволь беспокоиться. Я тут не задержусь, мне еще поспать нужно. Поторопись, а то у тебя вроде и глаза помутнели.

Долго упрашивать Гуррада не пришлось. Весь трясясь и протирая глаза, он бросился прочь, пребывая в полной уверенности, что у него начинается лихорадка.

Тихонько смеясь про себя, Кейла прижал морду к решетке и крикнул:

— Феллдо, как ты там?

Феллдо встал на плечи Мартина и подтянулся к самой решетке:

— Кейла, дружище, надо сделать вот что…

Роза и Грумм стояли на берегу моря у самой воды и следили за серебристой дорожкой, которую оставлял за собой «Морской навозный жук», направлявшийся в открытое море.

— А чего этим злодеям тут нужно было? — спросил Грумм.

Роза бросила в воду камешек.

— Понятия не имею, но, когда они уходили, вид у них был не самый веселый.

Друзья вернулись к крепостным стенам и остановились у главных ворот, там, где прошлой ночью Роза говорила с Мартином. Ночной ветер трепал обрывки веревок на столбах.

Грумм предостерегающе поднял лапу:

— Слышишь? Вроде поет кто-то.

Густой баритон Кейлы разлетался далеко. Стоя под стеной, Роза и Грумм вслушались в его песню, доносившуюся до них из-за стены:

Мышонка знаю Мартина,
А также знаю Брома,
Которые попали в плен,
Когда ушли из дома.
Коль песню слышали мою,
Мне помолчать пора:
Уже полночи я пою -
Не петь же до утра?
От радости Роза чуть не расплакалась, и, поскольку умения петь и сочинять баллады ей было не занимать, в ветреной ночи зазвенел ее голос:

Я Роза из Долины,
И там не мне одной
Известно имя Мартина,
А Бром — мой брат родной.
Я здесь, о друг, ответь мне,
Чем я могу помочь?
Нельзя ли убежать им
Отсюда в эту ночь?
Из-за стены тут же ответили наспех сочиненным куплетом:

Надеяться вам рано,
Им выпал жребий злой.
Сюда идет охрана -
Скорее с глаз долой!
Грумм с Розой отступили к скале на побережье, за которой они скрывались весь прошедший день.

Куницы Гнилонос и Блохолов подскочили к Кейле и схватили его за шиворот.

— Чего это ты тут распелся, а?

— Понимаете, Гурраду показалось, что у него лихорадка, — стал объяснять Кейла, — так что он ушел в дом и оставил меня кормить узников. Потом мне подумалось, что лучше бы спеть одно древнее заклинание, которое мы, выдры, поем, чтобы отвратить от дома беду, тогда в крепости не начнется мор.

— Заклинание? Что за чушь? — усмехнулся Блохолов.

Однако Гнилонос был суеверен и как огня боялся болезней:

— А кто его знает? Спой-ка, а мы послушаем.

Кейла повиновался, сочиняя на ходу:

О дух, который правит
Над миром искони,
От когтоеды страшной
Несчастных сохрани,
От криволапья и парши,
Чумы и мордоплюя,
От хвостохруста и соплей
Нас упаси, молю я!
— Ха-ха! Хвостохруст, что за глупости! — захохотал Блохолов. — А мордоплюй! Кто про это слыхал?

Кейла ошеломленно уставился на куницу:

— Ты не знаешь, что такое мордоплюй?

— Нет, и знать не хочу!

Кейла наклонился к стражникам и прошептал:

— Знавал я как-то одного большого ежа, который смеялся над мордоплюем. Бедняга, он тогда смеялся последний раз в жизни!

У Кейлы был такой серьезный вид, что стражникам стало не по себе.

— Не слушай ты Блохолова, парень. Он просто дурак, — извиняющимся тоном пробормотал Гнилонос. — Пой себе дальше свои заклинания, а насчет меня спой отдельно.

Продолжая обход, стражники ожесточенно спорили:

— Хвостохруст… Все равно не верю.

— Слушай, не смейся ты над тем, чего не понимаешь. Посмотри-ка, что это у тебя на ухе — может, это как раз тот самый мордоплюй начинается?

— Где? Что там на ухе?

— Ну, пятно такое желтое на левом ухе. Ты что, не видишь?

— Дурья башка, как же я могу свое ухо увидеть? А это пятно — оно что, большое?

— Да как тебе сказать, в начале сезона его не было. Думаю, надо бы нам заучить это заклинание, как оно там?

От хвостоплюя и соплей
Несчастных упаси.
От мордохруста та-та-та…
— Сам ты та-та-та, дубина стоеросовая. Все переврал!

5

Бадранг распорядился поставить на стену дозорных, которые круглые сутки должны были всматриваться в горизонт на случай возвращения Трамуна Клогга. У Бадранга не было сомнений, что пират вернется, чтобы отомстить. Стража, охранявшая рабов, пока те добывали камень, ловили рыбу и гнули спину в полях, тоже была усилена.

Отец Феллдо, старый Баркджон, подольстился к страже, и его определили работать на кухню. Здесь он не терял ни минуты, смотрел во все глаза и слушал во все уши, добывая сведения о том, что творится в крепости, а ночью в загоне делился ими с товарищами. С тех пор как Мартин и Феллдо отважились противостоять Бадрангу, многие узники решили действовать. Кейла, Баркджон и еж по имени Кустогор оказались немножко посмелее прочих. Вскоре маленькая группа бунтовщиков каждую ночь собиралась вокруг костра в загоне для рабов. Баркджон был стар и мудр, и все внимательно его слушали:

— Мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы помочь бежать Феллдо с Мартином и этому мышонку Брому. Тогда, я уверен, — они сделают все, чтобы победить Бадранга и освободить нас.

Из толпы зверей, собравшихся послушать, раздался одобрительный гул. Мышь по имени Портулака, сидевшая со своим мужем и маленьким мышонком, крикнула:

— Что нам делать, Баркджон? Скажи, мы все исполним!

— Приносите им побольше еды, чтобы поддержать их силы, — ответил вместо старика Кейла. — Раков или креветок, если вас послали на рыбалку, зерна или фруктов, если работаете на плантации. Побег — дело нелегкое.

Выдра Туллгрю спросила:

— А вот я, к примеру, работаю в каменоломне. Чем я могу им помочь?

— Путайся под ногами, мешай всем, работай как можно медленнее, — ответил Кустогор. — Если можешь, старайся украсть что-нибудь, что можно использовать как оружие, — инструменты, острые обломки камня, все что угодно.

— Не слушайте их. Эти разговоры до добра не доведут! — вдруг крикнул кто-то.

Баркджон встал и поглядел через головы рабов:

— Друвп, это ты, что ли?

Угрюмый раб-полевка, пытавшийся спрятаться за спины стоящих впереди, поднял голову:

— Ну я. Мы рабы, и нам лучше, чтобы нас оставили в живых, а не убили, если мы попытаемся делать всякие глупости. Бадранга и его войско нам не одолеть. Если вы начнете воровать рыбу, зерно и инструменты, накажут за это нас всех. Я не хочу пострадать из-за чужой глупости. На меня не рассчитывайте!

Портулака швырнула в Друвпа поленом:

— Закрой свою слюнявую пасть! Я видела, как ты ошиваешься вокруг стражников и что-то им рассказываешь. Ты гадкий доносчик!

Баркджон поднял лапу, призывая к порядку.

— К сожалению, ты нам нужен, Друвп. Ты — один из нас. Только все вместе мы прорвемся к свободе. Выбирай — либо ты с нами, либо на стороне Бадранга.

Друвп опустил голову, стараясь не смотреть в глаза Баркджону:

— Я сам по себе. Дайте мне жить так, как я считаю нужным.

Баркджон успокоил гневный ропот толпы и проворчал:

— Будь по-твоему, Друвп. Мы никого не принуждаем. Но позволь мне тебя предупредить: если хоть одно слово о наших делах дойдет до ушей Бадранга, я призову тебя к ответу.

Друвп выскользнул из толпы и забился в дальний угол загона. Воцарилась тишина, которую нарушил Кейла:

— Ладно, если на сегодня это все, я пошел. Время кормить узников.

Кейла пропихивал объедки через решетку и шептал сидевшим в яме узникам:

— Парни, на стене поставили стражу. Передать весточку нашим друзьям теперь будет труднее. Что бы такое придумать?

— Эй ты! Опять с узниками говоришь? Сейчас как врежу копьем по спине!

Кейла развел лапами:

— Да я и словечка не сказал! Эти бедняги в яме жалуются, что у них лихорадка, и просят, чтобы их выпустили.

Крысы Жабоед и Травощип, стоявшие в карауле, переглянулись:

— Лихорадка! Так я и знал. Гуррад вчера вечером весь трясся как осиновый лист. Всю ночь он просидел у огня за вином, а утром сказал, что не будет вставать, — мол, голова болит.

— Она у него, братишка, от вина трещала. Нету у нас в крепости никакой лихорадки!

— Нету? Ну а как быть с желтым пятном на ухе у старины Блохолова? Из пятна сегодня кровь шла!

— Да он его сам расчесал — все пытался стереть. Нету тут никакой лихорадки!

— Именно так я и сказал, — заявил Кейла, — но эти трое в темнице заладили, что у них то ли лихорадка, то ли чума, то ли что еще похуже. Спуститесь-ка, взгляните на них.

— Делать нам больше нечего! — ухмыльнулся Травощип.

— Послушайте, — прошептал Кейла друзьям, — они не могут запретить больным кричать в бреду. Если Роза у стены, она вас услышит.

В яме Мартин схватил друзей за лапы:

— У кого самый громкий голос?

Маленький Бром выпятил щуплую грудь:

— Вот, послушайте-ка… — И, сложив лапы рупором, он пронзительно завопил: — Эй, кто-нибудь, вы меня слышите? Помогите, у нас лихорадка!

Мартину и Феллдо пришлось заткнуть уши: легкие у мышонка были как кузнечные мехи, а глотка просто луженая.

— Помогите, помогите! Мы умираем от лихорадки. Слышите?

Травощип заскрипел зубами:

— Еще как слышим! Перестань орать, а то я спущусь в яму и оттопчу тебе весь хвост!

— Да-да! — завопил Бром громче прежнего. — Пожалуйста, топчи нас, бей нас, только спустись и посмотри, что с нами. Мы умираем от лихорадки. Тут просто чумная яма. Спускайся — и сам увидишь!

Жабоеда так всего и передернуло.

— Всю жизнь только об этом и мечтал! Не собираюсь я туда лезть, чтоб заразу подцепить.

Роза села и рассмеялась:

— Похоже, это мой братец. Помнишь, как дома он так же орал и вопил, пока мама ему не уступит?

— Еще как помню! Мне, бывало, уши приходилось травой затыкать.

Роза взялась лапой за горло, запрокинула голову и издала орлиный клекот.

Грумм поморщился и заткнул себе уши.

— Ой-ой-ой, ну и шумная же у вас семейка! Теперь Бром точно знает — мы рядом.

Клекот орла снова пронизал ночь, и Бром радостно захлопал в ладоши:

— Это наверняка моя сестренка Роза! Она так клекочет — от настоящего орла не отличишь.

Мартин радостно погладил Брома по спине:

— Молодец, Роза нас услышала! Готовься передать ей весточку.

Травощип со стены погрозил Кейле копьем:

— Это все из-за тебя. Слыхал, они даже орла разбудили. Убирайся отсюда! Топай в загон, чтоб духу твоего здесь не было.

Кейла понял, что его задача выполнена. Теперь Мартин и его друзья могут сами передавать вести на свободу. Кейла ушел, а двое часовых на стене продолжали препираться:

— Я не собираюсь слушать этот гвалт всю ночь.

— Ну так спустись и заткни им глотку.

— Нет уж, никуда я не пойду!

— И я тоже. Нам приказано следить, не появится ли «Морской навозный жук», так что на шум придется не обращать внимания.

— Не обращать?! Ты что, смеешься? Послушай только!

— Розароза роза, Груммгрумм грумм! Слушайте-слушайте слушайте!

В ответ снова раздался орлиный клекот. Роза и Грумм слушали.

Заткнув уши скрученными полами своих рваных плащей, Травощип и Жабоед сосредоточенно разглядывали море.

Завывая во всю глотку, Бром стал объяснять:

Морду держи по центру ворот, о друг.
О-о-о-й, умираю от лихорадки!
Сделай двадцать шагов на юг.
У-у-у-й, какая страшная лихорадка!
В яме нас трое у самого дна.
Лихорадка, лихорадка!
Чуть больше трех мышиных роста глубина.
О-о-о-й, сейчас помру от лихорадки!
Беритесь за когти и беритесь за ум.
Лихорадка, лихорадка!
Не подкачай, старина Грумм.
О-о-о-й, не дайте помереть от лихорадки!
На мгновение все стихло, затем еще три раза прозвучал орлиный клекот. Роза все поняла.

Тишину нарушал только плеск мертвой зыби, которая лизала обнаженный отливом берег. Жабоед вынул из ушей затычки, Травощип последовал его примеру.

— Ух ты, красотища! А тихо-то как.

— Да, видать, их этот орел напугал и они замолкли, вот теперь и тишина кругом.

Полученные сведения Роза записала угольком на гладкой скале. Она внимательно просмотрела инструкции и прочитала их Грумму:

— Встать лицом к середине ворот, пройти двадцать шагов на юг. Бром сказал, что их там трое в яме глубиной в три с небольшим мышиных роста. Значит, если мы — то есть, я хочу сказать, ты, Грумм, сделаешь подкоп на глубине в два моих роста к югу от середины ворот, рано или поздно ты окажешься в подземной темнице чуть выше ее дна. Сможешь ты это сделать, Грумм?

Крот подмигнул и размял свои огромные лапы:

— Могу ли я? Может ли птица летать в небе, может ли рыба плавать в море? Ха-ха, да это проще, чем… это самое… скушать маленький яблочный пудинг твоей мамочки!

— Если ты спасешь Брома, то, когда мы вернемся в Полуденную долину, я попрошу маму испечь тебе столько яблочных пудингов, что ты в них утонешь.

6

Стоя у стола Бадранга, лис Скалраг подобострастно следил, как тот обгладывает косточки жареной чайки и запивает вином из диких слив, которое подарил ему Клогг. Наевшись и напившись досыта, горностай изящно промокнул губы листочком бурьяна и кивнул Скалрагу: — Докладывай.

Лис с шумом проглотил слюну и, переминаясь с лапы на лапу, начал свой рапорт. Так разговаривали с Бадрангом почти все. Быстрые перепады его настроения вошли у зверей его шайки в поговорку.

— Властитель, о Клогге и его корабле ни слуху ни духу. Часовые не спускают с моря глаз ни днем ни ночью. Узники в яме чем-то заразились. Возможно, это лихорадка. Синешкур с Толстозадом проверяют арсенал. В остальном все тихо, происшествий нет. Больше рапортовать не о чем.

Бадранг налил себе еще вина.

— Значит, лихорадка, говоришь? Видать, ее тот мышонок занес, как бишь его… Бром. Жаль, я хотел еще поразвлечься с этой троицей, чтоб остальным пример был. Впрочем, лихорадка — тоже неплохой урок для рабов. Бросай провинившихся в яму, чтобы они заразились лихорадкой. Отлично придумано — пусть рабы заражаются от рабов. В этом-то нашей вины не будет, а, Скалраг? Ха-ха-ха!

Лис нервно вторил своему господину. Внезапно Бадранг оборвал свой смех, а его собеседник все не мог остановиться. Но вот глаза горностая посуровели, и тоненький смешок Скалрага умолк.

— Знаешь, Скалраг, есть у меня еще одна неплохая идея. Если мою крепость не закончат к концу лета, я, пожалуй, кину в эту яму парочку своих офицеров гнить от лихорадки. Это их расшевелит, как ты думаешь?

Скалраг почувствовал, как его лапы задрожали.

— Б-блестящая идея, Властитель!

Роза дождалась смены караула, когда несколько минут на стене никого не было, и подкралась к крепости. Встав лицом к воротам, она отмерила двадцать шагов на юг. Сделав на стене метку угольком, она бросилась назад, под укрытие скал. Грумм ждал ее. Он мотнул головой в сторону крестика на камнях крепостной стены:

— Это, что ли, Роза?

Мышка кивнула, глядя, как крот прикидывает расстояние.

Крот почесал кончик своего носа-пуговки:

— М-да, не простая штука, но не такая уж и трудная. Видишь во-он ту скалу? — Он указал на скалистый выступ, такой же, как тот, за которым они укрывались. — Она, скала эта самая, на прямой линии с твоей, это самое… меткой. Оттуда я и начну. Тогда со стены нас не увидят, а ты землю из подкопа за скалу прятать сможешь.

План Грумма был безупречен. Сменить позицию было делом одной минуты. Грумм еще раз пристально вгляделся в метку на стене и, прищурившись, стал что-то вычислять про себя. Затем он произнес кротовье заклинание на удачу:

Не похож крот на героя,
Лапами землицу роя,
Но подкопчик до ворот
Запросто отроет крот.
Копал Грумм поразительно быстро и сноровисто. Яма расширялась на глазах, галька и песок так и летели во все стороны. Роза едва успевала отгребать выброшенный из ямы песок.

После беседы с Бадрангом Скалраг долго стоял за длинным домом, изо всех сил стараясь унять дрожь в лапах. На глаза ему попался раб-полевка, который лениво выпалывал траву, росшую под стеной здания. Некоторое время лис наблюдал, а потом позвал:

— Эй, Друвп, иди-ка сюда!

Тот притворился, что не слышит, но, продолжая рвать траву, подобрался к Скалрагу. Лис оглянулся по сторонам и, убедившись, что за ним никто не наблюдает, спросил:

— Ну, братишка, что творится в загоне?

— Я тебе не братишка, я сам по себе, — ответил Друвп, не поднимая головы. — В загоне много чего творится, но без еды и вина ты об этом не узнаешь.

— Вечером, как обычно, найдешь под этим углом жареную рыбу и вино. Давай рассказывай, что там у вас происходит.

— Я очень рискую, — вполголоса ответил угрюмый Друвп. — Если узнают, мне не сносить головы. Так что подавай мне настоящую жареную рыбу, а не объедки с вашего стола, и не забудь красное вино из диких слив, которое пираты в подарок привезли.

Скалраг вытаращил глаза:

— А про вино откуда ты знаешь?

Друвп шмыгнул носом:

— Э-э, я еще и не то знаю. Ну так получу я приличную еду или нет?

— Да-да, выкладывай!

— Есть трое смутьянов: Кустогор, Баркджон и Кейла. Они подстрекают остальных воровать рыбу, зерно, а еще — все, что можно превратить в оружие. Готовится побег тех, троих из темницы.

— И какой у них план? — стал допытываться Скалраг.

Друвп пожал плечами:

— Не знаю. Мне не очень доверяют. Но, как говорят, освободившись, те трое смогут привести помощь извне и взять крепость. Между тем остальные собирают оружие, чтобы при случае ударить Бадрангу в тыл. Вот и все, что мне известно. А теперь мне надо идти.

Скалраг молниеносно придавил шею Друвпа задней лапой к земле:

— Молодец, Друвп. Я позабочусь, чтобы рыба и вино были самыми лучшими.

Друвп стряхнул с себя лапу Скалрага и поспешил прочь:

— Я тебе не приятель. Увидимся.

Получив весточку со свободы, юный Бром радовался недолго. Вскоре его одолели тревожные мысли:

— А вдруг их поймают у стен крепости, что тогда с нами будет? Может, они не расслышали наших наставлений. А что если Грумм повел подкоп не в ту сторону?

Феллдо попытался его урезонить:

— Не волнуйся, Бром. Этот крот и твоя сестра не дураки, они знают, что делают.

Вдруг о решетку наверху звякнуло копье. Трое друзей подняли головы. В темноте трудно было разобрать, кто стоит над ямой, но голос принадлежал, безусловно, Скалрагу.

— Говорят, у вас там лихорадка. Не очень-то весело, а?

Феллдо презрительно рассмеялся:

— Мне сейчас и вполовину не так больно, как было тебе, когда я залепил в тебя камнем!

Скалраг злобно ударил копьем по решетке:

— Больше к вам никто не придет, а это значит — ни пищи, ни воды. Хо-хо! Дармоеды нам здесь не нужны, да и нянчить больных рабов тоже особой охоты нет. Так что можете сидеть тут, пока не передохнете!

И, гордясь тем, что за ним осталось последнее слово, лис зашагал прочь.

На лапу Мартину упала слеза Брома.

— Скоро этот лис сдохнет от удивления, когда обнаружит, что мы исчезли, — утешил его Мартин.

Бром шмыгнул носом и попытался улыбнуться:

— Ага, а мы уже будем в Полуденной долине.

Мартин поднялся и начал бить задней лапой в стену подземной темницы. Сообразительный Феллдо последовал его примеру. Удары по земляной стене глухо отдавались в темноте ямы.

— Что вы делаете? — спросил Бром.

— Помогаем твоему другу кроту и даем ему ориентир. Не обращай на нас внимания, Бром. Расскажи лучше о Полуденной долине. Что это за страна?

Мышонок заметно повеселел, когда рассказывал о своей родине.

— Ну как вам сказать, что это такое — моя Полуденная долина? Понимаете, это такая поляна, скрытая в чаще леса, — можно сказать, потаенное место. На заре солнечные лучи, пробиваясь сквозь густую листву дубов, платанов и вязов, рассеиваются на множество золотистых нитей. Там настолько тихо, что кажется, еще немного — и услышишь, как звучит тишина. Голубой дымок кухонных очагов поднимается вверх и исчезает в зеленой листве. Склоны долины покрыты ковром из мягкого мха и темно-зеленой травы, в которой повсюду цветут цветы — водосбор, наперстянка, колокольчики, лесные анемоны и вьюнки. А еще там растет папоротник. Иногда на заре я лежал в нем и ловил языком капельки росы…

Там живет моя сестренка Роза и я, еще наш отец Урран Во, Вождь Полуденной долины, а нашу маму зовут Арья. С нами живут другие звери, сумевшие добраться до Полуденной долины, — кроты, белки, ежи, даже несколько выдр есть. Долиной правит мой отец. Он очень добрый, но с озорниками строг. А моя мама вам наверняка понравится. Такой поварихи на всем белом свете не сыскать…

Сначала из подкопа вылетела кучка земли, а потом, пятясь задом, выбрался Грумм.

— Похоже, ты уже далеко продвинулся, Грумм.

Щурясь на свет, крот постучал лапами о скалу, чтобы стряхнуть с них мягкую супесь:

— Да уж конечно. И рою тоже, это самое… туда, куда надо. Они там в стену колотят и колотят, как два барабанщика на зимней ярмарке, ну я на этот стук прямо и копаю. Немного уже осталось. Думаю, к полуночи управлюсь.

Роза взволнованно махнула хвостом:

— Замечательно! Это то, что нам нужно, — темнота. Грумм, ты просто молодчина!

Крот между тем забрался в подкоп, смущенно ворча себе под нос:

— Никакая я не дичина, крот я, вот я кто, не забывай!

7

На черном бархате ночного неба, среди россыпи звезд сиял молодой месяц, похожий на ломтик лимонной кожуры. На море стоял мертвый штиль, волны с тихим шелестом набегали на берег, подбираясь к верхней черте прилива. Ничто не нарушало тишины, если не считать легкого плеска обмотанных тряпками весел да еще приглушенных ругательств капитана Трамуна Клогга, который вполголоса командовал четырьмя баркасами, скользившими по темной воде.

Корабль Клогга был пришвартован за мысом к югу от полуострова, на котором стоял Маршанк. Коварный горностай замыслил внезапно напасть на крепость под покровом ночи. Пираты дружно гребли, а Клогг стоял на носу баркаса и смотрел вперед:

— Ага, вот и он, гром и молния. Роскошный замок Бадранга! Надо думать, когда я его распатроню, он уже таким роскошным не будет. Маслозад, Мокролап, держите веревки с крючьями наготове. Отравленные стрелы — ишь чего надумал! Ладно, задам я этому проныре трепку — надолго запомнит!

Прислонившись к столбам на гребне стены, куницы Толстозад и Остроух стояли в карауле. Толстозад пребывал не в лучшем расположении духа. Он пихнул Остроуха древком копья:

— Перестань барабанить. Ты действуешь мне на нервы!

Остроух задремывал. Он подхватил свое копье и ощетинился:

— Ничего я не барабаню. Смотри, я даже лапами не шевелю!

— Кто-то барабанит. Ты что, не слышишь — глухой такой стук?

— Нет, не слышу, а если ты еще раз тронешь меня копьем, я загоню его тебе в глотку. Это небось твои мозги в черепушке гремят — они такие малюсенькие, что из стороны в сторону перекатываются!

Они еще немного поворчали, пихая друг друга копьями, а потом снова стали наблюдать за морем.

— Я все-таки слышу, чего-то там барабанит, — снова забормотал Толстозад. — Тихо так, но все равно слышно. Остроух, видишь во-он ту скалу на берегу? Голову даю на отсечение — из-за нее только что песок вылетел!

— То ему стук слышится, теперь вот песок летает! — Остроух нетерпеливо крякнул. — Тухлой рыбы, что ли, на ужин поел?

В ответ Толстозад показал копьем в сторону берега:

— Да вон же! Опять песок кверху бросили, вон из-за той скалы!

Остроух внимательно оглядел Толстозада и сочувственно покачал головой:

— Да это крабы танцы устроили. Знаешь, они сюда каждую неделю приходят, ножками перебирают, а клешнями песок вверх подбрасывают.

— Не мели чепуху! — хмыкнул Толстозад.

Остроух окончательно вышел из себя:

— Кто из нас чепуху-то мелет, ты, дубина стоеросовая! Теперь тебе еще привидится, что весь берег в пиратах… Ха-р-р! — Он захрипел и полетел со стены; из его горла торчала длинная зазубренная стрела.

К стенам крепости метнулись темные тени, и Толстозад завопил:

— Тревога! Трево-о-о-о-га!

Первой пиратов заметила Роза. Она собиралась было оттащить от ямы очередную порцию земли, когда услышала приглушенный топот лап. Обернувшись к морю, мышка увидела четыре баркаса у берега и темные тени, стремительно движущиеся в сторону Маршанка. Она прыгнула в выкопанную Груммом яму и затаила дыхание. К счастью, пираты спешили и пронеслись мимо во весь дух.

Роза присела на корточки у входа в туннель и вполголоса пробормотала:

— Грумм, миленький, поторопись!

А Мартин и Феллдо все стучали в стену, правда уже не так бодро.

— Феллдо, я больше не могу. А ты? — тяжело переводя дыхание, спросил Мартин.

Феллдо понуро кивнул:

— Я тоже. А вдруг этот крот и вправду стал копать не в ту сторону?

Отчаяние, охватившее Мартина, потребовало выхода. Он стал яростно колотить в стену, вопя между ударами:

— Мы тут не подохнем!

Внезапно обе его задние лапы пробили стену, и из отверстия послышался глухой голос:

— Приветствую вас, господа. Держитесь, это самое… крепче, это я, Грумм!

Разбуженный паническим визгом Гуррада, Бадранг вскочил с постели.

— Властитель, Клогг и его пираты штурмуют замок!

Набросив кольчугу и схватив меч, тиран отшвырнул своего напуганного приспешника:

— Ха, так я и думал. Наши уже расставлены по стенам?

Гуррад бежал трусцой рядом с Бадрангом, с трудом поспевая за ним:

— Да, господин, они заняли позиции, как только стража подняла тревогу.

— Отлично. Я буду у главных ворот. Пришли ко мне Скалрага!

Не прошло и минуты, как Скалраг спустился к ним со стены:

— Властитель, они наседают, но мы их тесним!

— Где корабль Клогга? На берегу или в бухте? — спросил Бадранг лиса, пытаясь перекричать шум битвы.

— Его не видать, Властитель. Они приплыли на баркасах.

После короткого раздумья Бадранг отдал приказ:

— Он, должно быть, прибыл с юга — уходил он в том направлении. Корабль наверняка стоит на якоре с другой стороны полуострова. Скалраг, выбери десять метких лучников, возьми масла, трут и огниво, найди судно Клогга и сожги его горящими стрелами. Основной бой идет за переднюю стену, спускайтесь с задней. Ступай, и не подведи меня!

Скалраг поспешил выполнять приказ, а Бадранг бросился вверх по лестнице на стену, где кипело сражение.

Ночную тьму пронзали летящие стрелы. Клогг старался залпами из луков и пращей не давать защитникам крепости поднять головы. Бадранг, казалось, поспевал всюду: он рубил веревки с крючьями, бросал вниз камни и отдавал громкие команды:

— Рубите веревки! Оттолкните вон там штурмовую лестницу! Эй ты, возьми четверых и спускайся во двор. Подоприте ворота бревнами.

Почти вся банда морских крыс тащила перевернутый баркас к стенам крепости. Тем временем Клогг подбадривал своих лучников и пращников:

— Пустите им кровушку, салаги мокроносые! Гроуч, стреляй чаще и чтоб ни одна стрела даром не пропадала! Давайте-ка сюда эту посудину, братва. Сейчас постучим Бадрангу в дверь, хо-хо-хо!

Днище баркаса было обито толстыми медными листами, а его тяжелый форштевень выступал далеко вперед. В перевернутом виде это был превосходный таран. Два десятка крыс взяли баркас на плечи, прикрываясь им, как зонтиком, от летевших со стены метательных снарядов. Возглавил операцию лично Трамун Клогг, весело скомандовавший:

— Полный вперед, братва! Раздолбаем эту дверцу в щепки!

Крепко обхватив лапами борта баркаса, пираты пустились во всю прыть к воротам. Стрелы, копья и камни отскакивали от обитого металлом днища, ничто не могло задержать этот таран, который со страшной силой ударил в ворота Маршанка.

Под грохот и лязганье металла большая часть пиратов распласталась под своим же тараном. Вскоре множеством дрожащих лап таран был снова поднят под торжествующие вопли Клогга:

— Ага, братва, видали? Отойдите назад и давайте повторим! Хныкса, Мертвохват, Плавун! Становитесь вперед, рядом со мной! Еще пяток таких ударов — и мы пустим эти воротца на зубочистки после нашего победного пира. Вперед, в атаку-у-у-у-у-у-у-у!

Гуррад обрубил палашом веревку с крюком. Чувствуя, как от нового удара тарана стена дрогнула, он встревожено глянул на Бадранга. Положив рядом с собой связку дротиков, горностай метал их вниз. Почти каждый бросок вознаграждался воплем морской крысы, пронзенной дротиком. Ненадолго оторвавшись от этого занятия, он схватил за плечо пробегавшего мимо хорька:

— Прыщехвост, спустись вниз и посмотри, надежно ли укреплены ворота камнями и щебенкой. Клогг может колотить в наши двери, пока не поседеет.

Последним в подкоп пролез Бром. Грумм стиснул мышонка в объятиях:

— Рад тебя, это самое… видеть, Бром. Чудесно выглядишь, просто как огурчик.

Мартин с Феллдо радостно хлопали крота по мохнатой спине:

— Молодец, дружище. Бром прав, такого землекопа еще поискать!

Грумм смущенно наморщил нос:

— Моя работа, только и всего. Давайте-ка выбирайтесь отсюда. Я последним пойду и дыру залатаю, чтоб никто, значится… и не сообразил, как вы отсюда выбрались. Пусть Бадранг голову поломает: пустая яма и никаких следов подкопа, хе-хе!

Трое друзей на четвереньках пробирались в зловещей тишине подземелья. Свобода была все ближе и ближе. Наконец Феллдо услышал шум битвы, и морской бриз защекотал ему усы; дело было сделано. Феллдо чихнул и протер глаза от мелкого песка, Роза помогла ему выбраться наружу:

— Вылезай, хвостатенький. Грумм с тобой?

Феллдо перекатился на бок, и из ямы выбрался Мартин. Вдвоем они вытащили Брома, и Мартин ответил:

— Он только заделает дыру и появится.

— На вот, прополощи глотку холодным мятным чаем.

Взяв фляжку, Мартин протер глаза и застыл как громом пораженный. Он смотрел в самые прекрасные карие глаза, что когда-либо видел. Невозмутимую мордочку мышки осветила легкая улыбка, а в глазах ее отражался свет звезд.

— Пей, Мартин. Твой друг и мой брат ждут своей очереди.

Тут и Грумм выбрался из подкопа:

— Хе-хе, шум-то какой чудесный, а? Это те злодеи, значится… друг друга там убивают.

Шум боя напомнил Мартину, что они хоть и на свободе, но опасность еще рядом.

— Ну что ж, отлично! Думаю, надо поскорее уйти от этой шайки, и чем дальше, тем лучше.

Феллдо ощетинился:

— Я не могу уйти, пока мой отец в плену. Я остаюсь.

Мартин схватил друга за лапу:

— Если в этом бою нас убьют или возьмут в плен, мы не сможем никому помочь. Слушай, Феллдо, я же с тобой. Но сейчас нас всего пятеро и против шайки тирана нам не выстоять. Мы должны отправиться в Полуденную долину. Отец Брома и Розы — вождь, и не сомневаюсь, он прикажет своему племени помочь нам. Тогда, во главе большого войска, мы вернемся, разобьем Бадранга и освободим наших друзей.

Бром покачал головой:

— Мой отец Урран Во не из тех, кто прислушивается к чужим словам. Он никогда не покинет Полуденную долину. Что же до нашего племени, то они, как правило, во всем ему подчиняются.

— Верно, братик, наш отец такой же упрямый, как ты, поэтому-то вы все время и ссоритесь, — возразила Роза. — Но может быть, мама уговорит его.

Мартин крепче сжал лапу Феллдо:

— Ну, так что скажешь, Феллдо? Попытаем счастья?

Минуту помолчав, Феллдо кивнул:

— Я иду с вами. Если в Полуденной долине мы сможем собрать войско, в один прекрасный день я вернусь, чтобы сплясать на могиле Бадранга!

При мысли об этом Мартин весь просиял:

— А с тобой, дружище, буду плясать я, вооруженный отцовским мечом, отобранным у злодея!

Роза, Бром и Грумм вместе с Мартином и Феллдо скрестили лапы над выходом из подкопа:

— Один за всех, все за одного!

8

Боевой пыл капитана Трамуна Клогга явно пошел на убыль. Сколько ни колотил он в ворота Маршанка своим тараном, они выдерживали даже самые мощные удары. Хныкса, Мертвохват, Плавун и другие крысы сидели на берегу под перевернутым баркасом, отдуваясь и потирая усталые лапы. Клогг ударил в борт баркаса абордажным палашом:

— В чем дело, бродяги? Притомились, а? Давайте, вдарьте еще разок. Говорю вам, ворота уже поддаются. Еще пара ударов — и мы в крепости! Хныкса, шумно обсасывая ободранную лапу, заметил:

— Да-а, кэп, ты вроде уж час назад говорил — еще разок, а мы все бьемся и бьемся в эти ворота как очумелые, да все без толку.

Клогг злобно скосил глаза на недовольного:

— Хныкаешь, Хныкса, все хныкаешь? А ну, братва, вперед и вдарьте в ворота, а то я вам этой вот селедкой по шее так вдарю! — И он угрожающе взмахнул палашом.

В днище баркаса постучали:

— Кэп, это я, Мокролап. Вылезай живее, посмотри! Баркас приподняли, и Клогг высунул голову наружу:

— Чего там глядеть?

Хорек Мокролап указал на красноватое зарево, осветившее небо за мысом. Горностай не сразу осознал, что происходит, но уже минуту спустя стал рвать свою заплетенную в косички бороду и, стуча неуклюжими башмаками, завертелся на берегу в диком танце отчаяния:

— А-а-а-а-а-а-а-а-а! Этот слизняк сжег мой корабль! Бадранг, ты, навозный червяк, желтоглазая слюнявая акула!

Встревоженные пираты смотрели, как бушует их капитан. Бросившись к воротам, он стал рубить их палашом, пинать башмаками, а потом принялся яростно грызть доски, выплевывая щепки и вопя:

— Я выну из тебя печенку и скормлю ее крабам! Я пущу твои жилы на снасти! Я… я… я-а-а-а-а-а-а-а!

Скалраг и его лучники стояли по щиколотку в морской воде, расцвеченной багровыми бликами от пылающего корабля. Треща обшивкой и дымя горящей смолой, объятый пламенем «Морской навозный жук» шел на дно неглубокой бухты. С фальшборта неуклюже свешивались два темных силуэта вахтенных крыс, из спин которых торчали догорающие стрелы. Огромный зеленый парус сгорел дотла, и мачта казалась огненным маяком на фоне усеянного звездами неба. Вот она затрещала и повалилась, взметнув огромный сноп искр. Корабль сильно накренился, и вода, гася пламя, громко зашипела; в воздух поднялись клубы пара. Скалраг повернулся к своим лучникам:

— Ну вот, этому кораблю моря больше не видать. Стройся — и вперед за мной! Прежде чем вернуться в Маршанк, нужно покончить с баркасами.

Хитрый лис решил не сжигать баркасы, чтобы не привлекать внимания осаждающих крепость пиратов.

— Прорубите у баркасов днища мечами и кортиками. Тогда Клогг окажется в ловушке на берегу.

Не зная о том, что отряд Скалрага уничтожает баркасы, Мартин со своими друзьями направлялся к ним, приняв решение захватить один из них и плыть вдоль побережья на север, а затем бросить баркас и отправиться в Полуденную долину за помощью.

Феллдо вгляделся в зарево за мысом:

— Нам бы лучше поспешить. Сейчас пираты явятся за баркасами, чтобы попытаться спасти свой корабль.

Оглянувшись на крепость, Мартин бросил другу:

— Угадал, Феллдо. Сюда уже бежит целая толпа.

Было видно, как из гущи боя вылетают темные силуэты орущих пиратов, направляющихся к баркасам. Мартин схватил Брома за лапу:

— Шире шаг, а то они нас догонят.

Между тем Грумм посмотрел в сторону баркасов.

— Эй, глядите-ка, у лодок еще злодеи какие-то и они нас, это самое… заметили! — в страхе простонал он.

Через мгновение Мартин знал, что делать.

— Назад нам пути нет. Впереди врагов меньше, значит — вперед. Попробуем взять их на испуг. Роза, возьми Грумма и Брома, выбери баркас и отчаливай. Мы с Феллдо их задержим.

Феллдо кивнул:

— Я узнаю этого корноухого разбойника у баркасов — это Скалраг. С ним еще десять воинов.

И, вопя во всю глотку, Мартин и Феллдо бросились на отряд Скалрага:

— Свобода! Впере-е-е-е-е-е-е-е-ед!

Скалраг заметил, как стремительно приближались к нему двое. Оружия у них не было видно, но по воинственным кличам было понятно, что намерения у бегущих далеко не мирные. На мгновение лис заколебался, не зная, что лучше — встретить их с мечом или взяться за лук. Он упустил инициативу и едва успел предупредить лучников, когда на него набросились Мартин и Феллдо. Феллдо стал вырывать меч из лапы Скалрага, а Мартин, подпрыгнув, нанес ближайшей крысе удар обеими задними лапами.

— Помогите! — заголосил Скалраг.

Некоторые из пиратов Клогга заметили суету около баркасов. Обнажив клинки, они бросились на защиту своих суденышек. Двоих крыс свалили ловкие удары тяжелых лап Грумма и толстой валежины, которая в руках Розы превратилась в грозное оружие. Бром начал сталкивать на воду самую маленькую шлюпку, Грумм с Розой подскочили и стали ему помогать. Мартин оттаскивал от кормы одну из крыс, которая пыталась остановить шлюпку, и одновременно удерживал под водой голову другой. Феллдо мертвой хваткой вцепился в горло Скалрагу, перевязь которого лопнула, и меч вместе с ней зарылся в песок на мелководье. Шумно топая лапами по воде, подбежали вопящие пираты. Наклонившись с кормы маленькой шлюпки, Роза втаскивала в нее Брома, а Грумм разбирал весла. Роза крикнула:

— Мартин! Феллдо! Скорее к нам!

Секунду поразмыслив, Мартин оглушил морскую крысу тяжелым ударом. Выхватив у Феллдо полузадушенного Скалрага, он толкнул лиса к пиратам.

— Гляньте-ка, братва! Подручные Бадранга наши шлюпки тырят!

Взвыв, пираты набросились на Скалрага и крысу, которую к ним толкнул Феллдо. Мартин, толкнув друга в бок, прошептал:

— Живо в шлюпку!

Наполовину вброд, наполовину вплавь по черным водам ночного моря они добрались до лодки. Грумм с Бромом подали с кормы весла, чтобы им удобнее было забраться на борт.

Едва Мартин с Феллдо ухватились за весла и стали забираться в шлюпку, пираты догадались, что происходит.

— Это не морские крысы. Хватайте их! — хрипло завопил хорек Боггс.

Мартин забрался в шлюпку, но Феллдо с его пышным хвостом, который намок в воде и отяжелел, пришлось нелегко. Подскочивший Гроуч схватил Феллдо за задние лапы. Но Мартин крепко держал друга за передние лапы, затем еще одна крыса вцепилась Феллдо в хвост, и началось перетягивание каната. Захлебываясь в соленой воде, Феллдо беспомощно повис.

Роза наклонилась с кормы и дважды взмахнула веслом. Оглушенные двумя меткими ударами, крысы выпустили Феллдо, Мартин сильно дернул, и Феллдо полетел вверх тормашками в шлюпку.

Несколько пиратов остались на берегу сторожить Скалрага идругих пленников, а остальные прыгнули в баркасы и пустились в погоню за беглецами.

— Гребите! — крикнул Мартин друзьям. — Лапами, чем угодно! Живее! Они нас догоняют!

Грумм, сидевший на корме, не двинулся с места. Роза удивленно на него посмотрела:

— Ты что, Грумм? Не сиди без дела, греби.

Крот виновато пожал плечами:

— Да я, это самое… с места сдвинуться не могу. Шевельнусь, так мы все враз и потонем. Я, понимаешь ли, на здоровой такой дыре сижу!

Промокший до нитки Грумм сидел и как мог затыкал пробоину в днище, а вокруг него в шлюпку просачивалась вода. Бром расхохотался. Феллдо окинул его неодобрительным взглядом:

— Не вижу причины для смеха. Наше положение трудно назвать забавным.

Бром схватился за бока:

— Хи-хи-хи! Посмотрите-ка туда!

Оба гнавшихся за шлюпкой баркаса, переполненные пиратами, дружно шли в одном направлении. Ко дну! Роза вслед за братом расхохоталась:

— Ну конечно, вот что делали подручные Бадранга — пробивали шлюпки после того, как они подожгли большой корабль. Ну и повезло же нам, что мы выбрали ту, у которой была самая маленькая пробоина!

Добравшись до берега вплавь, пираты понуро следили за маленьким суденышком, которое направлялось в открытое море. До них донесся ликующий крик:

— Свобо-о-о-о-да-а-а-а-а-а-а!

9

С зарей битва под стенами Маршанка утихла. Погода стояла сырая, небо нависло над землей совсем низко, как серая пелена. Бадранг стоял на стене вместе с Гуррадом, а его измотанная ночным сражением шайка была рассредоточена по бастионам. Горностай с мрачным удовлетворением отметил, что ему удалось отстоять Маршанк. Но Клогг — изобретательный противник. Каков будет его следующий ход?

В воздух поднимались дымки костров: пираты на берегу готовили завтрак. Настроение у них было наимрачнейшее: им не только не удалось протаранить ворота крепости, но пришлось пережить небывалое унижение — их корабль сожгли и потопили. За скалой у границы прилива капитан Трамун Клогг и несколько его помощников допрашивали пленных.

Пленных было семеро — злополучный Скалраг и шестеро уцелевших лучников из его отряда. Стоя на берегу, они жались друг к другу; их лапы были туго скручены крепкими линьками из сушеных водорослей, такие же линьки перевязывали их морды. Злобный огонек в глазах беспощадного Трамуна Клогга вызвал у Скалрага панический ужас. Скалраг и раньше не отличался храбростью, а сейчас он и вовсе придушенно скулил и взвизгивал. Горностай вытащил свой абордажный палаш, облизнул клинок и со злобной улыбкой нацелил острие на дрожащего лиса:

— Послушай, Скалраг, что бы ты сделал с тем, кто поджег твой корабль и отправил его ко дну?

Челюсти Скалрага были крепко связаны. Жалобные всхлипы были ответом пирату. Клогг взмахнул палашом над головой оцепеневшего лиса. Клинок срезал кончик уса и аккуратно рассек кляп на морде Скалрага, который тут же хлопнулся без сознания на песок. Пираты заржали и стали обливать его морской водой.

Едва Скалраг пришел в себя, Трамун Клогг приставил острие палаша к кончику его носа:

— Нет, кореш, я тебя не зарублю — нет-нет, для таких, как ты, такая смерть чересчур легкая. Ну-ка, братва, скажите этому подонку, как мы поступаем с поджигателями кораблей!

Щекоча Скалрага остриями кортиков, пираты наперебой стали предлагать:

— Подвесить его башкой вниз в бухте с крабами!

— Изжарить его на медленном огне!

— Отрубить ему лапы и заставить его их сожрать!

— Нет-нет, капитан, не надо! — в ужасе взвыл Скалраг. — Я только выполнял приказ Бадранга!

Присев на песок рядом с лисом, Клогг ласково погладил его по голове:

— Ну-ну, братишка, не реви. Я никому не позволю тебя и когтем тронуть. Но ты должен поклясться исполнить все, что я тебе прикажу.

Скалраг отчаянно закивал головой:

— Конечно, капитан. Клянусь! Трамун усмехнулся:

— Ну так слушай, я хочу, чтобы ты сделал вот что…

— А они? — Скалраг мотнул головой в сторону шестерых своих связанных товарищей.

Трамун осклабился и подмигнул:

— Не бери в голову! Такие червяки в галерные рабы и то не годятся. Мы их рыбам скормим.

Загон для рабов представлял собой круглый частокол из бревен, вбитых в землю и перевитых веревками. Вход был только через одни ворота, которые, как правило, были на замке. Внутри загона его обитатели были предоставлены сами себе. Большинство рабов спали на тюфяках из мешковины вдоль стен, некоторые — под грубым деревянным навесом, прикрывавшим сверху часть загона. Ночью позволялось разжигать посередине загона костер.

Всю ночь Кейла и остальные рабы укрепляли ворота крепости камнями и щебенкой, чтобы они могли выдержать удары тарана. Теперь они сидели в загоне взаперти — осада Маршанка освободила их от работы в каменоломне и на плантациях.

Старый Баркджон покачал головой:

— Плохи наши дела. Если Бадранг победит, мы по-прежнему останемся его рабами, а если победа достанется пиратам, нас сначала заставят чинить их корабль или строить новый, а потом превратят в галерных рабов. Жизнь у рабов нигде не сладкая, но жизнь раба на галерах хуже смерти.

Под обеспокоенный ропот вперед вышел Кейла:

— Это плохие новости, а вот хорошие. Прежде чем нас загнали сюда на заре, я успел проверить подземную темницу. Она пуста. Мартин, Феллдо и Бром бежали — они свободны!

Подбородок Баркджона дрогнул, и он погладил Кейлу по лапе:

— Да, это и вправду хорошие новости. Мой сын Феллдо на свободе! Он приведет нам помощь, вот увидите!

— И Мартин тоже, — вставил старый еж Кустогор. — Он позаботится, чтобы нам помогли!

В лапах Кейла держал мешок. Позвякивая содержимым, он обошел вокруг загона и негромко, произнес:

— Нет смысла сидеть здесь, поджав хвост, говорить красивые слова и ждать, пока кто-нибудь для нас что-нибудь сделает. Вот, смотрите! — Он развернул сверток, и на землю со звоном упало оружие. — Три кортика, наконечник копья и четыре пращи. Сегодня ночью, когда мы работали на крепостном дворе, я собрал их у мертвых бандитов Бадранга. Это — начало нашего арсенала.

Вперед вышла мышь Портулака; из шали, в которую был завернут ее малыш, она вынула топор без топорища и сломанный клинок меча и положила рядом с оружием, принесенным Кейлой:

— Вот что я сумела найти. Немного, но нужно с чего-то начинать.

Один за другим рабы начали выходить вперед и складывать свои находки.

— У этого кинжала нет ручки, зато он острый.

— А вот наконечник длинной пики. Только древко приделать — и порядок.

— Я принес бич и две стрелы. Лук был слишком большой, не унести.

— Праща, к ней мешочек камней и еще железный крюк.

Вперед проковылял ежик:

— Кинжал и камешки, чтоб бросать!

Выдра Туллгрю собрала оружие:

— Молодцы! Давайте спрячем все это до поры до времени. Я зарою это под своим тюфяком.

На этом сходка закончилась, и Туллгрю начала закапывать оружие. Друвп притворился спящим, но из-под прикрытых век подглядел, где копает Туллгрю.

Рабы ворочались на тюфяках и стонали во сне. Костер в переполненном загоне догорал, звезды с бархатисто-черного неба смотрели вниз на несчастных зверей, которые спали — все, кроме двух.

Кейла следил за Друвпом!

На рассвете стало ясно, что отлив унес маленькую шлюпку далеко в открытое море. Будто листок, гонимый бурей, она носилась по вздымающимся серым волнам. Феллдо, Мартин и Бром изо всех сил вычерпывали воду, но вода все прибывала. Роза, стоя на корме, вглядывалась в даль, ища землю, но кругом, куда ни глянь, бушевали серые волны, высокие, как горы. Бедняга Грумм по-прежнему затыкал своим задом пробоину в днище и вычерпывал воду поварешкой, а шлюпка погружалась все глубже и глубже.

— Бр-р, а я плавать не умею. Срам-то какой — вот так вот взять и, это самое… потопнуть.

Что-то ударилось в борт шлюпки, и доски заскрипели. Бром поднял голову:

— Надеюсь, это камень или что-нибудь мимо плывет. Лишь бы не большая рыба, подумать даже страшно.

Роза всмотрелась в воду и испуганно вытаращила глаза. Через мгновение она поспешно подняла голову и притворилась, что вглядывается в горизонт.

Ее брат покачал головой:

— Ладно, Роза, меня ты не проведешь. Я видел, как ты глядела в воду. Что там такое?

— Там большущая рыба! — прошептала Роза. Следующий удар был еще сильнее. Грумм весь напрягся и встревожено посмотрел в небо:

— Ой-ой-ой, что-то с бедным моим задом будет — он из дырки высовывается, а там… значится… эта самая рыбина плавает.

Рыба ударила снова! На этот раз обшивка шлюпки не выдержала и в пробоину хлынула морская вода. Мартин схватил весло:

— На нем можно долго продержаться на воде. Феллдо и Бром, цепляйтесь за другое, я с Розой и Груммом беру это. Встретимся в Полуденной долине. Приготовились, вперед!

Шлюпка ушла из-под ног в глубину. Мгновение — и все пятеро уже барахтались в море, цепляясь за весла. Опустив голову в воду, Мартин всмотрелся в глубину. Ему удалось различить гигантский силуэт какой-то рыбы, которая опускалась вслед за тонущей лодкой в зеленоватую пучину. Первое, что Мартин услышал, подняв голову над водой, был крик Розы:

— Бром, Феллдо, сюда! Вы можете до нас дотянуться?

Юного мышонка и белку уносило на гребне огромной волны; весло Мартина, за которое цеплялись сразу трое, было тяжелее и неслось не так стремительно. Мартин сразу же разжал руки. Волны подбросили полегчавшее весло и начали уносить его прочь, а Мартин пустился вдогонку. Бешено гребя, Роза развернула весло так, чтобы его несло к Мартину.

Грумм помогал ей как мог, крича:

— Мартин, плыви сюда. Попробуй за лапу мою ухватиться!

Через разорванные ветром серые тучи стали пробиваться лучи солнца, и тут же по поверхности моря тяжело захлестали струи летнего ливня. Выплевывая воду, Мартин скорее почувствовал, чем увидел, что его вытянутая лапа коснулась задней лапы Грумма. Он ухватился за нее изо всех сил, и Роза крикнула ему:

— Оставайся там, Мартин. Ляг на воду, и все. Тогда весло станет легче.

Роза изо всех сил гребла задними лапами, направляя весло сквозь ливень по штормовому морю.

Обратив морду к небу, Феллдо пытался поймать ртом дождевые капли. Не выпуская из рук весло, Бром вынырнул повыше и оглядел море:

— Их нигде не видно. Волны слишком высокие!

Прежде чем Феллдо успел ответить, вода под ними забурлила и их с Бромом подбросило высоко в воздух — это огромная рыба догнала тонущую лодку и швыряла ее, как пустой гороховый стручок. Наконец-то она нашла себе развлечение!

Феллдо все еще цеплялся за весло, когда рыба оставила в покое шлюпку и заинтересовалась веслом.

Феллдо увидел, как на него несется огромная, широко раскрытая розовая пасть, усаженная рядами острых белых зубов, отпустил весло и нырнул. Он почувствовал, как его что-то хлопнуло по спине, — это рыба схватила весло и пустилась прочь, резвясь и выпрыгивая из воды порой на полкорпуса. Внезапно она нырнула и исчезла в морской пучине.

Выплывая, Феллдо больно ударился о борт шлюпки, с которой свесился Бром и схватил его за уши:

— Попался, приятель!

Скользя по днищу шлюпки, Феллдо сумел подняться и уселся на киль, за который Бром цеплялся всеми лапами.

— Уф! Чуть было не пошел ко дну. Впрочем, у нас был честный обмен: рыбе — весло, а нам — лодка.

Бром вцепился Феллдо в хвост, встал шатаясь и осмотрел штормовое море.

— На горизонте темное пятнышко — должно быть, земля. Прилив несет нас прямо к ней.

Грумм цеплялся за весло, а Роза держалась за его заднюю лапу. Мартин устало плыл, толкая перед собой весло; от холодной воды его тело совсем онемело.

Роза приподнялась, опершись на плечи Грумма, и радостно завопила:

— Земля!

До нее было еще далеко, но это была, несомненно, земля. На фоне неба темнели очертания скал. Роза ласково погладила мокрую спину крота:

— Земля, Грумм! Впереди земля!

— Я этому ни за что не поверю, пока ее этими вот лапами не копну маленько!

10

Хорек Хиск заметил Друвпа, поджидавшего кого-то возле длинного дома Бадранга. Незаметно подкравшись сзади, Хиск приставил кинжал к спине ничего не подозревавшего раба:

— Шевельнешься — считай себя покойником!

Друвп застыл на месте.

— Меня зовут Друвп. Если ты меня убьешь, то будешь иметь дело со Скалрагом. Я его шпион.

Теперь кинжал Хиска упирался Друвпу в затылок.

— Врешь ты все. Пожалуй, я тебя все-таки прирежу.

— Как тебе угодно, — пожал плечами Друвп. — Но у меня есть важные сведения.

— О чем же это, к примеру?

Друвп презрительно оттопырил губу:

— К примеру, о трех узниках в темнице. Их там больше нет.

Хиск развернул Друвпа к себе:

— Врешь! Никто не может убежать из подземной темницы!

— Пойди и посмотри сам. Если я вру, убить меня ты всегда успеешь.

Хиск схватил Друвпа за шкирку и приставил нож к его горлу:

— Хорошо, я пойду и посмотрю. Если ты врешь, Скалраг тебя не спасет — прошлой ночью он пропал без вести.

Бадранг стоял на стене, когда к нему бочком подобрался Хиск и прошептал на ухо:

— Троих узников, сидевших в нашей темнице, больше нет.

Бадранг прищурился:

— Что значит «нет»? Они умерли или убиты?

— Нет, они сбежали. Я сам спустился и проверил. Самое странное — там нет никаких следов побега. Решетка заперта, стены ямы целы.

— Как ты узнал, что они исчезли?

— Мне рассказал об этом раб по имени Друвп. Этот Друвп сказал, что шпионит на Скалрага.

Бадранг поиграл острым кинжалом.

— Хм-м, возможно, он окажется нам полезным. Приведи его завтра ко мне в длинный дом. Сделай это так, чтобы никто из рабов об этом не узнал.

С берега донесся крик:

— Бадранг, кореш мой старинный! Подай голосок да скажи, может, хватит с тебя?

— Клогг, голубчик, это ты, что ль? — По тонким губам тирана пробежала улыбка. — Это мне тебя о том спросить надобно. Я сжег твой корабль, продырявил твои шлюпки, и теперь позади у тебя только море, а перед тобой — моя крепость и мои воины.

Капитан Клогг не удержался от смеха:

— Хо-хо-хо! Ну, воинов-то у тебя малость поубавилось. Мои громилы убили немало твоих, а твой старый кореш Скалраг сидит сейчас у меня, связанный, как цыпленочек, которому пора в суп. А еще кое-кто из твоих рабов дал деру. Ты об этом знаешь?

— Давай выкладывай, Трамун. Говори, с чем пожаловал.

— Я желаю предложить моему старому корешу заключить перемирие и вступить в переговоры.

— Ишь как запел! А с чего это мне с тобой переговариваться?

— Потому что иначе этот вот твой распрекрасный дворец будет в осаде. Что мне стоит встать лагерем у твоего порога, ловить рыбку в твоих водах и грабить твои поля? Мне с моими громилами спешить некуда. Так что лучше сядь-ка со мной рядком да поговори ладком.

— Дай мне подумать до утра, Трамун. А пока что почему бы тебе в знак доброй воли не вернуть мне Скалрага?

— Ладно, будь по-твоему. Открой ворота, и мы отпустим лиса.

— Ишь чего захотел! Нет уж, ворота останутся на запоре. Ты их не взломал тараном, и лис тебе тоже не поможет. Я прикажу спустить на веревке корзину, и мы поднимем Скалрага в ней.

— Хо-хо, я к тебе со всей душой, а ты вона какой подозрительный! Ладно, кореш, будь по-твоему. Боггс, Гроуч! Развяжите лиса и отправьте его в родной порт. Спокойной тебе ночи, Бадранг!

Бадранг спрятал кинжал в ножны.

— И тебе, Трамун, спокойной ночи!

Через час Скалраг уже висел на дыбе и безостановочно выкладывал сведения о лагере морских пиратов.

Бром с Феллдо встали на четвереньки и несколько раз поцеловали мокрый песок. Как прекрасно было снова оказаться на твердой земле! Феллдо тут же прикинул, где они находятся:

— Бром, я точно знаю, где мы. Видишь, сколько тут головешек на линии прибоя?

Под лапами Брома что-то хрустнуло. Он нагнулся и поднял какой-то обломок:

— Интересно, откуда здесь мог взяться древесный уголь?

Феллдо махнул лапой в сторону прибоя:

— Вон оттуда, дружище. Там сгорел пиратский корабль. Вон за теми холмами Маршанк, так что нам лучше уйти отсюда, не подымая шума.

Бром с силой сжал лапу Феллдо:

— Куда мы идем?

— Наша цель — Полуденная долина. Но сперва нужно найти наших друзей. Хорошо бы куда-нибудь спрятаться и просушиться, да и поесть не мешает. Кроме как есть и отдыхать, нам до рассвета делать нечего.

И они пошли по берегу на юг, направляясь к скалам. Неожиданно они оба застыли, прислушиваясь к звукам, которые доносил до них ночной бриз. Играла музыка, и кто-то пел. Бром указал на расщелину в скалах обрыва, в которой что-то мерцало. Подобравшись поближе, оба друга остаток пути ползли по-пластунски.

Между скалами и двухколесной повозкой было натянуто нечто вроде палатки с односкатной крышей. Внутри нее мерцал костер, и по парусиновым стенам передвигались потешные силуэты — тени обитателей палатки. Лежа в темноте, Бром с Феллдо прислушивались к песне:

Мы бродячие актеры,
Мы забавны и смешны -
Над полями и лесами
Наши песенки слышны.
Мы бродячие актеры,
Лицедеи хоть куда -
Вас рыдать или смеяться
Мы заставим без труда.
Пусть в колдобинах дорога,
Холода и дождик льет -
Труппа славная «Шиповник»
Бодро песенку ноет!
Не успела песня кончиться, как загудел низкий голос:

— Стоп, стоп! Баллау, ты должен был поймать Селандину на последнем куплете. Ты слишком поторопился, и она не успела взять веер у Гоучи. Никуда не годится. Давайте все сначала. Раз, два, три, «мы — бродя…» Баллау! Перестань жевать, оставь пирог в покое и займи свое место!

Из палатки вылетела половина кулебяки с грибами и угодила Феллдо точно между ушей. За пирогом вылетел заяц, он подхватил его и наткнулся на голову Феллдо.

— Ну что за манера, Дубря, швыряться чужим ужином куда ни попадя?… Эй, это еще что за номер?! Тут какая-то белка хочет напялить мой пирог себе на голову вместо шляпы!

Последовало всеобщее смятение. Бром набросился на зайца, пытаясь оттащить его от своего друга. Феллдо повис на бакенбардах зайца, стараясь увернуться от сыпавшихся на него мощных ударов его длинных задних лап. Выбежавшие на крик из палатки мыши, крот и две белки спотыкались в темноте и падали в кучу малу из лап, ушей и хвостов. На берегу воцарилась полная неразбериха, сопровождаемая визгом, стонами и воем. Феллдо был закаленным бойцом. Выбравшись из-под груды тел, он забрался на самый верх и приготовился вонзить зубы в хвост противника, который подмял под себя Брома.

— Это еще что такое?!

Внезапно Феллдо подняла в воздух громадная лапа, и он увидел перед собой суровые глаза большой старой барсучихи. Она яростно рыкнула на него:

— А ну-ка закрой рот и убери зубки с глаз долой, не то я покажу свои — а они у меня подлиннее будут!

Пустив в ход свободную лапу, барсучиха несколькими затрещинами расшвыряла борющихся в разные стороны. Заметив Брома, она подхватила его второй лапой и подняла высоко в воздух:

— Веди себя прилично, маленький негодник! Как вас обоих зовут и что это вы вздумали шататься по ночам вокруг нашего лагеря?

Феллдо соскреб лапой с макушки приставший к шерсти кусок пирога, попробовал и одобрительно кивнул:

— Хм-м, кулебяка с грибами.

Заяц поднял остальную часть пирога с земли, обтер и стал есть, говоря с набитым ртом:

— Ежели тебе, старина, шамать захотелось, так нужно было постучать о повозку да попросить этак вежливенько, понятно? А не подкрадываться, как вору.

Повисший между небом и землей Бром негодующе замахал лапами:

— Мы не воры, мы просто увидели ваш костер, услышали песню и подошли посмотреть. Кстати, меня зовут Бром, я единственный сын Уррана Во, а это Феллдо, мы только что из Маршанка. Привет вам всем!

Барсучиха осторожно опустила их на землю, а заяц изящно расшаркался:

— Рад познакомиться. Позвольте мне представить остальных. Мы бродячие комедианты из труппы «Шиповник». Я Баллау де Квинсвольд, актер-трагик и драматург. Мою мощную подругу зовут Дубрябина. Она тягловая сила нашей повозки, машинист сцены и первый баритон. Эти две юные белочки — Трефоль и Селандина, субретки, сопрано и акробатки. Крот Баклер — наш герой-любовник, комик и жонглер. Юные мышки Гоучи и Кастерн — канатоходки, хористки и поварихи для всей труппы. Ну вот и все, друзья мои. Не желаете ли с нами отужинать?

Бром оттянул свой обвисший пояс:

— Еще как желаем! Мой хребет как раз толкует желудку о том, что неплохо бы, мол, отужинать. Они, понимаете, прилипают друг к другу, когда я голоден.

Заяц восхищенно кивнул, его длинные уши закачались взад-вперед.

— Неплохо сказано. Лопни, но держи фасон, так ведь?

В палатке было уютно и тепло. Феллдо и Брому дали полотенца, чтобы вытереть мокрую шерсть, и усадили у костра есть из устричных раковин морковную похлебку с сельдереем. Дубрябина принесла два кафтана, такие же как те, что были на остальных комедиантах, — ало-золотые с зеленой каймой и черным поясом:

— Вот, одевайтесь, хотя, когда будет время, у твоего кафтана, Феллдо, мне придется немножко выпустить швы. Для белки ты просто богатырь.

Селандина погладила пышный хвост Феллдо:

— Хм-м-м, согласна!

Феллдо кашлянул и схватил протянутую ему Баклером горячую кулебяку с грибами. Брому добродушный крот передал солидных размеров кусок ватрушки:

— А это тебе, малыш. С медом… это самое… и черникой. Ты, похоже, сладкое любишь, а?

Мышонок откусил кусок и закатил глаза:

— А как же! Сладкое, понимаете, полезно для голоса.

Гоучи опустила яблоко и морковку, от которых она откусывала по очереди.

— Неужели? А ты много поешь, Бром?

Вместо ответа Бром пустил своим пронзительным тенором бесконечную трель:

— Тра-ла-ла-ла-ла-ла-лаааа! Еще бы! Попробуй перепой меня, Гоучи!

Баллау схватил губную гармошку:

— Отлично, малыш. Знаешь песенку-загадку «Боббл-боббл»?

Бром подмигнул:

— Играй, а я спою.

Баллау сыграл вступление, и Бром запел; Дубрябина вторила ему приятным баритоном. Мелодия была такая веселая и так легко запоминалась, что все, включая Феллдо, стали хлопать в такт:

Боббл-боббл, ай-яй-яй!
Где расту я, угадай!
Над землей невысоко,
И достать меня легко.
Боббл-боббл, ой-ёй-ёй!
Между небом и землей.
Я и круглый, и резной,
Я зеленый, золотой,
А еще перед зимой
Улетаю я домой.
Боббл-боббл, ой-ёй-ёй!
Догадайся, кто такой!
Последовала овация, и все бросились хлопать Брома по спине, так что она у него даже заболела.

— Великолепно!

— Отличный у тебя, это самое… голос, Бром!

— Молодец. Нам бы в труппу такого тенора! Феллдо почесал в затылке:

— А что это?

Бром откусил от его пирога.

— Что — это?

— Ну, то, о чем говорилось в загадке: зеленый, золотой, растет между небом и землей, а перед зимой улетает. Что это?

Баллау кивнул в сторону Брома:

— Это пускай ответит тот, кто пел, старина. Бром подмигнул Феллдо:

— Что же это может быть, как не лист? Дубрябина присела между двумя друзьями:

— Ну а теперь расскажите о себе. Откуда вы родом и как сюда попали?

За стенами палатки над угрюмым Северо-восточным морем завывал ветер. Дождь перестал, и сквозь разрывы в несущихся по ночному небу тучах засиял месяц, то бросая на берег серебристые отсветы, то вновь скрываясь в черноте. Феллдо с Бромом сидели в палатке у огня, ели, пили и рассказывали о себе своим новым друзьям — бродячим комедиантам из труппы «Шиповник».

11

Когда ливень затих, лапы Мартина наконец-то коснулись твердой земли. Он встал по горло в воде и растолкал задремавших Розу и Грумма:

— Земля! Мы спасены!

Окоченевшие от холода, трое друзей выбрались на песчаный берег, за которым чернел высокий скалистый обрыв. Мокрые и голодные, не в силах унять дрожь в лапах, они сели на песок, стуча зубами.

Затуманенными от осевшей на ресницах морской соли глазами Грумм уставился на скалы:

— Интересно, а что там наверху?

Мартин с трудом поднялся, потирая лапы:

— Надеюсь, там найдется какая-нибудь пещерка, где бы мы смогли переночевать. Может, посидите здесь, отдохнете, а я схожу посмотрю?

Пошатываясь, Роза и Грумм поднялись на лапы.

— Не нравится мне тут. Мы с Груммом пойдем с тобой.

— Бр-р, уж больно тут, это самое… погано!

От дождя черные скалы намокли и стали скользкими. Первым поднимался Мартин, Роза замыкала строй. Грумма они поставили в середину, потому что он был неважным скалолазом. Это восхождение на мокрый обрыв длилось, казалось, целую вечность, прежде чем им удалось перевести дух на узком карнизе.

Мартин вгляделся вверх:

— По-моему, чуть выше над нами есть карниз пошире. Если мы на него заберемся, то обязательно найдем какую-нибудь пещеру или расщелину, где можно укрыться.

— А может, тут останемся? — устало вздохнул Грумм. — Мои лапы негодные совсем, они, это… не слушаются.

Роза стала энергично растирать лапы своего друга:

— Бедняжка Грумм! Нельзя же быть лучшему землекопу еще и лучшим скалолазом.

Вскоре, едва трое друзей вскарабкались на крутой обрыв, сверху на них упали сети из прочных водорослей, обвешанные по краю каменными грузилами. Запутавшись, друзья упали со скалы и повисли, не в силах шевельнуть ни лапой, ни головой, ни хвостом. Приплясывая и попискивая, множество крохотных темных теней бросились к своей добыче. Мгновение — и все было кончено. Мартина, Розу и Грумма втащили наверх и оглушили ударами дубинок, как крупную рыбу, попавшуюся в сети.

Первое, что ощутил Мартин, всплывая из мрака небытия, была раскалывающая голову боль; приоткрыв глаза, он увидел яркий солнечный свет. В спину ему ткнулась палочка.

— Мышбольшой, вставай! У-у, гадкийпротивный! Хорошо тебяпоймали!

Открыв глаза, Мартин обнаружил, что сидит в крепкой деревянной клетке. Ее окружали маленькие, похожие на мышей зверьки с длинными подвижными мордочками. От возбуждения они приплясывали и подпрыгивали. Один из них, посмелее других, выскочил вперед и ткнул Мартина в лапу острой палочкой:

— Воттебе, воттебе, мышбольшой! Нетакой теперьбольшой!

Это было уже слишком. Вскочив, Мартин выхватил и сломал палочку, затем, оскалив зубы, ухватился за деревянную решетку:

— А ну убирайтесь отсюда, гаденыши визгливые!

От этого крика зверьки бросились врассыпную, затыкая уши лапками. Мартин яростно зарычал им вслед:

— Держитесь от меня подальше, а то я всех вас съем!

Для убедительности он несколько раз щелкнул зубами. Потирая солидных размеров шишку на затылке, Мартин осмотрелся и оценил свое положение.

Его клетка стояла у входа в большую пещеру. У противоположной стены он заметил еще две клетки, в которых лежали бесчувственные Роза и Грумм. Мимо, держась от Мартина на почтительном расстоянии, прошла еще ватага маленьких зверюшек. Они тащили несколько рыб, привязанных к шестам из валежника. Следом, неся сети и рыбачьи снасти, появился еж. Его задние лапы были привязаны к тяжелому полену, которое ему приходилось волочить за собой. Мартин потряс решетку и окликнул ежа:

— Слушай! Что это за место и кто эти маленькие негодяи?

Еж незаметно улыбнулся Мартину и дружески подмигнул:

— Я Паллум. Сиди тихо. Я скоро вернусь.

Сзади к ежу подбежала еще целая толпа маленьких зверюшек:

— Скорейживей, бокколюч. Ротзакрой!

Едва они исчезли в дальнем углу пещеры, как Грумм в клетке пошевелился:

— Бедная моя старая, это самое… голова, ну и досталось же ей.

От шума Роза очнулась. Несмотря на боль, она тут же вскочила на лапы, ухватилась за решетку своей клетки и стала ее трясти:

— Выпустите меня отсюда сию же минуту!

Грумм зажал уши лапами:

— Не надо так шуметь. У меня это… мозги болят.

Когда Мартин увидел, что Роза почти не пострадала, он усмехнулся:

— Сказать по правде, я себя чувствую довольно глупо. Когда увидишь зверей, которые взяли нас в плен, — поймешь почему.

Из полумрака, царившего в глубине пещеры, появились несколько маленьких зверюшек.

— Карликовые землеройки, — сказал Грумм.

Громыхая своим поленом, к клеткам подошел еж.

Карликовые землеройки не отставали от него ни на шаг. Они без умолку болтали на своем странном наречии, а некоторые нахально усаживались на полено, которое еж волочил за собой, так что ему приходилось тащить еще и их. Это, впрочем, его нисколько не волновало. Он обезоруживающе улыбался:

— Привет, это я, Паллум. Слушайте, никогда не показывайте им, что вы на них злитесь. Все время улыбайтесь. Это их сбивает с толку.

Растянув губы в широкую ухмылку, Мартин представился и назвал своих друзей. Землеройки не стояли спокойно ни минуты: они подпрыгивали, приплясывали и что-то болтали. Тот зверек, который раньше тыкал в Мартина палочкой, снова принялся за свое. Мышонок метался по клетке, пытаясь увернуться от острой палочки, и, яростно улыбаясь, сквозь зубы обратился к ежу:

— Слушай, Паллум, еще минута — и эта палочка окажется в уродливом хоботе, который этот гаденыш считает своим носом!

Не переставая улыбаться, Паллум покачал головой:

— Если ты так поступишь, пеняй на себя. Это детеныши — здесь их называют визгушками. Маленький наглец, который тычет в тебя палочкой, — самый скверный из всех. Это Динджер, единственный сын и наследник Амбаллы, королевы этого народца. Если она узнает, что ты поднял лапу на ее ненаглядное чадо, она тебя прикончит. Подожди минутку, я попробую его остановить.

Повернувшись к обидчику Мартина, Паллум сказал ему:

— Хиггиг, Динджер, хорошхорош, давай ткниеще мышбольшой!

Динджер тут же отвернулся от клетки и начал колотить своей палочкой ежа, — впрочем, это не причинило тому никакого вреда, так как палочка просто отскакивала от его иголок.

— Заткнирот, бокколюч! Несметьговорить Динджер, чтоделать!

— Упрямые негодники. Лучший способ им что-то запретить — поощрять их безобразия. Они всегда поступают наоборот, а этот в особенности.

Роза провела лапкой по пересохшим губам:

— Паллум, как бы нам получить пищу и хоть немного воды?

В глубине пещеры забил маленький барабан, и Паллум предостерегающе поднял лапу:

— Это королева Амбалла. Говоря с ней, кланяйтесь и называйте ее Балламамой. Будьте очень почтительны. Она злопамятна, а ее власть в этих местах непререкаема. Не говорите при ней слова «хиггиг» — это значит, вы смеетесь, и она может подумать, что вы смеетесь над ней. Делайте, как я сказал, а остальное предоставьте мне.

Королева Амбалла оказалась толстенькой землеройкой в панталонах из золотой парчи и светло-голубом плаще. На голове у нее была корона, украшенная блестящими осколками раковин и отполированной галькой. Сзади в корону было воткнуто перо чайки. Если бы трое друзей не знали, какая это важная особа, они бы здорово повеселились, глядя на такую красоту.

Вытянувшись во весь свой крохотный рост, она указала маленьким мечом на Мартина:

— Мышбольшой! Как тебязвать?

— О Балламама, я Мартин, — почтительно заговорил мышонок, склонив голову. — Ту мышку зовут Роза, а крота — Грумм. Мы не желаем зла ни тебе, ни твоему племени карликовых землероек.

Разгневанная Амбалла сделала скачок вперед и так ткнула мечом сквозь прутья клетки, что Мартину пришлось отскочить.

— Мышбольшой нагломыш! Какой землеройка карликовый?

Гремя своим поленом, вперед выступил Паллум и вступился за Мартина:

— Могучевеликий Балламама, глупомыш незнать ваше племя Большезверь, еще дуросонный от бумтрах по головозад.

Мартин понял замысел Паллума и, подыгрывая ему, стал потирать затылок, бормоча:

— Ох-ох! Дуросонный, дуросонный!

На минуту Амбалла с подозрением прищурилась, но, видимо, ответ ее удовлетворил, и она рассмеялась:

— Хиггиг! Большезверь тебедать многомного бумтрах, ты вдругбыстроспать. Хиггиг!

Мартин сокрушенно кивнул:

— Большезверь могучие воины, бумтрах сильнобольно.

Одобрительно подмигнув Мартину, Паллум обратился к Амбалле от имени пленников:

— О Балламама, недавать этим глупозвери ротесть и бульпить. Непривязать им колодки и невелеть нянчитьвизгушки. Балламама убитьихнасмерть!

Королева Амбалла хотела пнуть Паллума, но вспомнила о его иголках и передумала. Выпрямившись, она величественно провозгласила:

— Балламамаповелеть! Некормить дармоеды, хорошоработай. Принестиколодки. Глупозвери будут хорошняньки для визгушек. Хиггиг!

Вслед за своей королевой рассмеялось все племя карликовых землероек, приплясывая и кувыркаясь по пещере.

Паллум потрясенно уставился на Амбаллу:

— Великий Балламама, мудрейший из Большезвери, какты доэтогододумалась?

В ответ Амбалла презрительно оттопырила губу:

— Простоя не бокколюч, я Балламамавсех Большезверь!

Во второй половине того же дня трое друзей закусывали землероичьим хлебом с орехами, запивая его одуванчиковым крюшоном. Как и у Паллума, их задние лапы были искусно привязаны к толстым поленьям, которые приходилось таскать за собой.

Мартин пнул свою колодку лапой:

— Колодки, чтоб их, да еще изволь нянчить этих визгушек. По мне, лучше смерть!

Роза хихикнула:

— Ну-ну, Мартин, признайся: в глубине души ты их любишь, особенно маленького Динджера.

Грумм поспешно доел свой хлеб:

— Эй, берегитесь, сюда этот маленький паршивец топает и вся его, это самое… ватага.

На пленников набросилась толпа визгушек, возглавляемая Динджером. Они вмиг разбросали хлеб и вылили на землю крюшон. Динджер ткнул в Мартина своей палочкой:

— Налапы, мышбольшой. Мыхотим кататьсяколодка!

Остаток дня Мартину с Груммом пришлось катать визгушек на своих колодках. Сидя на поленьях, зверьки во все горло распевали, хохотали и требовали волочить их быстрее. Розу с Паллумом отрядили прибрать спальню малышей и застелить их постельки.

В течение дня Мартин и его друзья неплохо освоили язык карликовых землероек. Это оказалось не так уж сложно. Ближе к вечеру Мартин с Груммом прислуживали своим подопечным за ужином. Грумм, в которого швырнули тарелкой, вытер с макушки кашу.

— Бр-р, эти визгушки — настоящие бандюжки.

Визгушки весело захихикали и, набрав в рот земляничного морса, дружно поливали им Грумма. Появились натужно улыбающиеся Паллум с Розой:

— Идемидем, спатьпора, визгушкидетки. Спатьпора!

Услышав эти слова, визгушки бросились врассыпную и попрятались кто куда, требуя, чтобы пленники их нашли:

— Хиггиг, поймайнас, быстромышка!

Паллум, имевший богатый опыт обращения с визгушками, давно изучил все их убежища. Отводя малышей в спальню, Мартин заметил, что Амбалла и еще несколько землероек внимательно следят за тем, чтобы никто из пленников не поднял лапу на детенышей и не сказал им грубого слова. В племени Большезверь визгушки были едва ли не предметом поклонения.

В спальне зверьки принялись носиться по застеленным кроватям, скидывая на пол одеяла и прыгая на подушках.

— Паллум, что нужно сделать, чтобы эти разбойники угомонились и заснули? — простонал Мартин.

— Песняпой.

Услышав магическое слово, визгушки тут же попадали на кроватки, взбили подушки, завернулись в одеяла и стали просить:

— Песняпой, мыхотим песняпой.

Паллум тут же запел:

Баю-баюшки, визгушки.
Эх, надрал бы я вам ушки!
Ну и гадкий вы народ:
Каждый — с хоботом урод,
От которого смердит,
Ибо он давно не мыт.
Пусть ужасны, злы и яры
Снятся ночью вам кошмары,
Чтобы завтра утром вы
Не подняли головы.
Как ни странно, визгушки стали засыпать. Зевая и улыбаясь, они бормотали: «Каккрасиво, каккрасиво. Спойеще».

Едва не рассмеявшись, Грумм подтянул Паллуму басом:

Вы компания дурная,
Я не дам вам утром чая,
Я к обеду прямиком
Накормлю вас тумаком,
Драить буду и мочить,
Чтоб манерам научить.
Судя по негромкому посапыванию, визгушки наконец заснули.

Роза с облегчением обтерла лоб:

— Фу-у! Не удивляюсь, что их мамы не хотят за ними смотреть.

Паллум указал на лежавшие в углу матрацы:

— Можно больше не улыбаться и отдохнуть. Я пойду принесу чего-нибудь на ужин.

Измученные няньки рухнули на матрац.

— Если эти негодники проснутся, так я… это самое… в море брошусь! — простонал Грумм.

С трудом приоткрыв глаза, Мартин смотрел, как к ним подходит Паллум с подносом, полным еды.

— Куда бы ни вынесло Феллдо с Бромом, хуже, чем нам, им вряд ли будет. Нянчить этих маленьких паршивцев — бр-р!

12

Бадранг и капитан Трамун Клогг заключили между собой союз. Они изложили условия договора на длинном берестяном свитке и скрепили его подписями; Бадранг поставил подпись с замысловатым росчерком, а Клогг нацарапал крест и под ним изобразил нечто напоминавшее деревянный башмак — это был его личный знак. Со стороны Маршанка договор засвидетельствовал Гуррад, а со стороны пиратов — хорек Боггс. За стаканом вина, которое Бадранг выставил по случаю подписания договора, Трамун повторял его условия:

— Значит, ты даешь мне взаймы рабов, чтобы отремонтировать мой корабль. Я же обязуюсь не нападать и не требовать больше рабочей силы. Я признаю, что данные мне заимообразно рабы принадлежат тебе и их надо вернуть. Так, что ли?

Бадранг пригубил вино и, хлопнув по свитку, кивнул:

— Вот именно, но не забудь. Когда у тебя снова будет исправное судно, я оставлю половину твоей команды у себя в заложниках. Когда ты вернешься из плавания, захватив новых рабов, — если, конечно, такое случится, — мы поделим этих рабов между собой поровну, а я верну тебе заложников, и твой экипаж снова будет полностью укомплектован.

Клогг погладил свои заплетенные в косички усы и прищурился:

— А я зато могу брать провиант для моих ребят из твоих запасов и расквартировывать их в твоем замке, хотя не имею права разглашать другим пиратам, с которыми встречусь в море, где он находится.

Бадранг кивнул и вновь наполнил кубок Клогга:

— Вот именно! Но помни, Трамун, после того как мы поделим между собой первую партию рабов, ты обязуешься продавать остальных добытых тобой рабов только мне. А я буду снабжать тебя наилучшим оружием, провиантом и товарами для торговли.

Запрокинув голову, Клогг залпом осушил кубок и обнял лапой Бадранга за плечи:

— Как в старые добрые времена, а?

Бадранг в свою очередь обнял Клогга:

— Правда твоя, Трамун, как в старые добрые времена. Только на этот раз чтоб безо всяких там закулисных сделок, предателей и шпионов.

— Шпионов? Ты что, братишка, когда это я подсылал к тебе шпионов?

— Ну, ну, я и так знаю, что не подсылал. Знаешь, если б я заподозрил, что в моей крепости завелся шпион, я бы привязал его к воротам и превратил в мишень для своих лучников — видишь, вон как того лиса?

Взяв Клогга лапой за затылок, Бадранг повернул его голову в сторону главных ворот Маршанка. На них висел труп Скалрага, утыканный стрелами, как подушечка для булавок.

Внутри у Клогга все похолодело, но он заставил себя ухмыльнуться от уха до уха.

Лучи восходящего солнца озарили берег за мысом; день обещал быть жарким. Дубрябина впряглась в оглобли ярко разрисованной повозки и потащила ее вдоль побережья, прочь от Маршанка.

Еще до полудня бродячая труппа «Шиповник» встала лагерем на обрыве, откуда можно было видеть всю округу как на ладони, оставаясь при этом незамеченной. Заяц Баллау и Дубрябина о чем-то совещались, а все остальные принялись распаковывать вещи и готовить завтрак. Бром помогал Гоучи и Кастерн готовить луковый суп с бобами; посмеиваясь, мыши наблюдали, как красавица белочка Селандина без тени стеснения заигрывает с Феллдо. Тот, краснея до кончика хвоста, делал вид, что его не занимают такие глупости, и усердно разгружал повозку.

— Ах, Феллдо, какой ты сильный! Ты поднял этот огромный сундук, как перышко. Держу пари, сильнее тебя белки во всей стране не сыскать!

От смущения у бедного Феллдо язык прилип к гортани. Он отошел от повозки и стал ломать хворост для костра.

Белочка Трефоль бесцеремонно вручила Селандине ворох грязных кафтанов:

— Ну-ка, милочка, займи свои лапки делом: простирни-ка вот это и оставь беднягу в покое, пока он окончательно не превратился в свеклу!

Соблазнительница обиженно надула губки и ретировалась, нагруженная грязной одеждой, а Трефоль принялась помогать Феллдо ломать хворост.

— Не обращай на нее внимания. Она и стрекозкам глазки строит, сама видела!

Завтрак получился незатейливый, но вкусный: сначала горячий суп, а на второе пшеничные оладьи с медом.

Дубрябина покачала своей огромной головой:

— Во имя всех садов и огородов, никак не могу понять, что нас заставило забрести в эти горы. Нам было так хорошо на юге — приветливая публика, красивые места…

Баллау поглощал оладьи с невероятной быстротой.

— Вот-вот, а с чем приходится иметь дело в этой глухомани? Куда ни глянь — сплошные крепости, тираны да пираты. Пожалуй, единственный приятный сюрприз — встреча с этими двумя милыми парнями.

— Не перебивай! — сказала барсучиха. — Я хочу сказать о наших новых друзьях, Феллдо и Броме. К добру это или к худу, мы все равно здесь, так что давайте хотя бы проведем время с пользой. Само собой разумеется, мы будем повсюду искать их товарищей — Мартина, Розу и Грумма. Но пока что, как сказал нам Феллдо, его старого отца Баркджона держат в рабстве в этой ужасной крепости…

— Слушай, старушенция, хватит ходить вокруг да около. Мы хотим спасти папашу Феллдо, так, что ли?

— Да! — последовал единодушный ответ.

Дубрябина, улыбнувшись, передала Баллау новую порцию оладий:

— Итак, нам нужно выработать план действий. Знаете ли вы, как бродячим комедиантам лучше всего разведать в замке, что к чему?

Баклер поднял липкую от меда лапу:

— А как же! Нужно туда отправиться и устроить… это самое… представление.

— Что-о? — поперхнулся Феллдо. — То, что вы предлагаете вызволить из рабства моего папу, — это, конечно, очень любезно с вашей стороны, но мы договорились с Мартином встретиться в Полуденной долине. Мы хотим собрать там войско и освободить всех рабов, до единого. И как бы там ни было, в Маршанке вы протянете не дольше, чем соломинка в костре.

Мышка Кастерн фыркнула:

— Слушай, рыжий, если бы ты прошел с нами хоть половину наших дорог и увидел хоть половину наших приключений, ты бы так не говорил.

— Еще бы, старина. Помнишь, Гоучи, как мы играли «Любовь лягушки и червяка» перед злобными жабами из южных болот?

Дубрябина подмигнула Феллдо и Брому:

— Так что за нас не тревожьтесь. Мы знаем, что делаем.

Трефоль принялась что-то искать в повозке.

— И не надо нас благодарить. Мы отправимся в Маршанк не одни — вы тоже будете участвовать в представлении.

Встревоженный Бром так и подпрыгнул:

— Но нас же сразу узнают!

Кастерн нахлобучила мышонку на голову огромную маску лягушки:

— Вот так теперь тебя и мама родная не узнает.

Дубрябина хлопнула своими громадными лапами:

— Ладно, убирайте со стола. Пора репетировать. Феллдо, из тебя, я думаю, получится отличный силовой жонглер…

Длинные ресницы Селандины затрепетали.

— О-о, мной он можетжонглировать где угодно и когда угодно!

Дубрябина красноречиво посмотрела на нее и как ни в чем не бывало продолжила:

— Бром, жаль, что тебе нельзя будет петь. Голос у тебя слишком приметный. Но думаю, из тебя выйдет прекрасная лягушка.

Баклер наклеил Феллдо на нос большой красный шарик, и тот озадаченно тряхнул головой:

— Такое сумасбродство, что грех не попробовать!

13

Было всего лишь раннее утро, а Мартин уже порядком устал. Ночью друзей не раз будил знакомый крик: «Бульбуль-пить!» Похоже, этой ночью всех визгушек замучила жажда.

От стола, за которым шумно завтракали визгушки, отошла Роза, волоча свое полено. Она была с ног до головы заляпана едой и питьем. — Доброе утро, Мартин. После завтрака мы поведем визгушек на берег купаться в бухточках, укрытых за скалами. Землеройки каждый день ходят туда проверять рыбачьи сети. Когда погода, как сегодня, хорошая, этих безобразников берут с собой, чтобы они порезвились в воде.

Спуск с обрыва на берег оказался не таким трудным, каким представлялся вначале. Землеройки вырубили в скале незаметные для постороннего глаза ступеньки. Под пристальными взглядами землероек четверо друзей переносили всех визгушек на закорках. Когда подданные Амбаллы занялись сетями, королева повернулась к Паллуму:

— Визгушки теперьиграть, высмотреть хорошхорош! Погрозив мечом, она уселась поудобнее, выбрав себе такое место, откуда можно было уследить за всем.

Самым большим безобразником, как всегда, был непоседливый отпрыск Амбаллы, малыш Динджер. Остальные визгушки вели себя относительно безобидно и весело зарывали Грумма по шею в песок. Мартин, Роза и Паллум строили для остальных песочный замок. Паллум указал на Грумма:

— Это я ненавижу больше всего, а Грумму, похоже, нравится.

Крот выпростал из песка лапу и помахал им:

— А то как же, кругом жара такая, а тут, значится… прохладно. Лучше не бывает!

— Тихогрумм, сидитихо! — И несколько визгушек начали обмазывать голову Грумма мокрой тиной.

Мартин оглянулся по сторонам, ища Динджера, который куда-то запропастился. Первой его заметила Роза:

— Вон он, маленький негодник. Смотри, наверх полез!

Динджеру, который отбился от остальных визгушек, взбрело в голову залезть на обрыв. В том месте, которое он выбрал, скалы были крутыми и скользкими, а повыше торчали острые выступы. Терпение Мартина лопнуло. Он вскочил, указывая лапой на шалуна:

— Спускайся, глупый, упадешь ведь!

Разгневанная таким непочтением Амбалла с силой швырнула камешек в спину Мартина:

— Мышбольшой нагломыш! Неговоритьтак Балламамин сын, плохослова. Балламама убитьзарезать мышбольшой!

Мартин хотел что-то возразить, как вдруг послышался хриплый зловещий крик:

— Йиииаааккк!

Большой баклан камнем упал вниз и подхватил со скал Динджера. Повиснув в желтом клюве хищника, который держал его за хвостик и подол рубашонки, наследник престола карликовых землероек взмыл в воздух. Он трепыхался и визжал, как крохотный поросенок. Все на берегу замерли, воздух огласили горестные причитания Амбаллы:

— О-а-а-а-а, о-а-а-а-а-а! Динджернет, онпогиб какпапа, какпапа!

— Помню, когда я был помоложе, — шепнул Паллум Розе, — отца Динджера унес такой же большой баклан.

Амбалла соскользнула со своего сиденья на скалах, закрыла лапами глаза и безутешно зарыдала:

— Нетбольше Динджермаленький! Онуже умерпогиб!

Схватив королеву, Мартин рывком поставил ее на лапы:

— Неумер, Балламама, Динджернеумер. Мышбольшой егоспасти!

Схватив меч Амбаллы, который в его лапе казался не больше кинжала, Мартин обрубил веревку своей колодки, сбил с ног двух ближайших землероек, выхватил у них сеть и бросился по берегу в ту сторону, куда полетел баклан. Обернувшись на ходу к друзьям, он крикнул:

— Возьмите еще сетей и за мной! Быстрее!

Баклан сделал круг и опустился на карниз обрыва среди неприступных скал. Динджер без сознания лежал между когтистыми перепончатыми лапами огромной птицы. На карнизе было неряшливо свито большое гнездо, в котором сидели два тощих птенца. Увидев мать, они радостно заклохтали.

На бегу Мартин заметил, что птица села на карниз. Не останавливаясь ни на секунду, он подбежал к обрыву прямо под карнизом. Помедлив только затем, чтобы взять меч в зубы, он изо всех сил подбросил сеть вверх. Она зацепилась за скалу. Дернув за сеть, чтобы проверить надежность, Мартин стал карабкаться вверх, перехватывая лапами сплетенные из водорослей ячейки. Добравшись до того места, где сеть зацепилась, он ее отцепил, раскрутил у себя над головой и снова бросил вверх, где она зацепилась за другой выступ скалы. Мартин полез дальше.

Внизу, на берегу, все племя карликовых землероек неотрывно следило за восхождением Мартина. Расстелив на песке сети, Роза стала связывать четыре из них вместе. Землеройки мешали ей: задрав головы, они ничего не замечали и топтались по сетям. Роза, Паллум и Грумм стали их отталкивать:

— Убирайтесь отсюда. Вы что, не видите, мы хотим ему помочь!

Сверху донесся пронзительный вопль Динджера, который очнулся и понял, что его ждет:

— И-и-и-и-и! Помогитеспасите-е-е-е-е!

Крик малыша придал Мартину сил. Карабкаясь по сети, он взглянул наверх — осталось уже немного. Над краем карниза появилась зареванная мордашка Динджера.

— И-и-и-и-и-и-и! Спасидинджера, спасименя-а-а— а-а-а-а!

Громадная птица клювом оттащила его назад, швырнула малыша к самому гнезду. Выгибая шеи, двое голодных птенцов пытались достать беднягу через край гнезда, и Динджер сжался в комочек.

Внизу, на берегу, Амбалла в ожидании самого худшего закрыла лапами глаза. Роза, пытаясь утешить королеву землероек, обняла ее за плечи:

— Неплачь, Балламама. Мышбольшой могучий воин. Он вернет тебе твоего Динджера, вотувидишь, вотувидишь!

Казалось, Амбалла поняла Розу. Прижавшись к мышке, она нашла в себе мужество посмотреть вверх, на карниз.

Прерывисто дыша от напряжения, Мартин подтянулся и взобрался на карниз, таща за собой сеть.

Увидев его, Динджер подпрыгнул и завопил:

— Мышбольшой, Мышмартин, спасименя-а-а-а!

Развернувшись, баклан уставился своими злобными глазами на Мартина, который уже держал в руках меч.

— Динджер, нешуми, некричи, лежитихо, тихо!

Опустив клюв, баклан стал мелкими шажками подбираться к Мартину. Мышонок взмахнул своим маленьким мечом. Он щелкнул по клюву огромной птицы и отскочил, однако этого хватило, чтобы остановить баклана. Воспользовавшись этим, Мартин развернул сеть и бросил ее конец под ноги баклану. Тот попятился. До Мартина доносились всхлипы оцепеневшего от ужаса Динджера. Делая выпады мечом и размахивая сетью, Мартин постепенно оказался между Динджером и гнездом.

Решив, что птенцы в опасности, баклан развернул крылья и, вытянув шею, зашипел на пришельца. Мартин не сомневался, что баклан готовится к нападению. Запрокинув голову и глядя прямо в глаза баклану, он завопил, надеясь, что его услышат на берегу:

— Растяните сети! Возьмите их все и поднимите!

Роза услышала его голос. Она хотела было заклекотать орлом, но в таком случае баклан наверняка сел бы на гнездо, чтобы защитить птенцов своим телом, и, окажись Мартин или Динджер в гнезде, они бы были раздавлены. Схватившись за угол сети, Роза подняла его в воздух, громко крича:

— Поднять сеть! Натянуть потуже! Живо! Амбалла повторила приказ:

— Поднятьсеть выше, вышевыше! Теперьнатянуть! Услышав приказ своей королевы, все землеройки бросились к сети, за углы которой взялись Роза, Паллум, Грумм и Амбалла.

Сеть была готова: поднята и туго натянута.

Не спуская глаз с баклана, Мартин дотянулся задней лапой до Динджера и легонько толкнул его:

— Теперьвперед, Динджер. Ползи к краю…

Динджер пополз на четвереньках. Баклан, сообразив, что у него отбирают добычу, попытался обойти Мартина и достать клювом Динджера. Мартин сделал выпад мечом. На этот раз ему удалось уколоть птице язык. В ответ она с молниеносной быстротой клюнула Мартина в бок. От боли у Мартина перехватило дыхание. Схватившись за бок, он почувствовал липкую горячую кровь.

Между тем Динджер добрался до края обрыва и уставился в головокружительную бездну.

— Прыгай, Динджер, прыгай! — зашипел на него Мартин.

— И-и-и-и, непрыгать, непрыгать. Динджер боюсь!

Делать было нечего. Стремительно развернувшись, Мартин с силой пнул малыша под хвост, и Динджер полетел с обрыва вниз.

Бух!

Динджер запрыгал вверх-вниз посередине сети.

Издав пронзительный вопль, баклан кинулся на Мартина. Отскочив в сторону, тот раскрутил сеть и набросил ее птице на голову. Сплетенная из водорослей рыболовная сеть зацепилась за клюв и крыло баклана и упала на землю, опутав одну из перепончатых лап. Упав на бок, Мартин дернул сеть на себя. Неловко вывернув шею, баклан пытался освободиться, но Мартин сделал подсечку, и баклан, окончательно запутавшийся в сети, повалился набок.

Мартин понимал, что сеть не задержит огромную птицу надолго, но убивать ее тоже не хотел — в гнезде пронзительно кричали два птенца. Повернувшись к упавшему баклану, Мартин сдернул с него сеть и побежал к обрыву, крича что есть мочи:

— Держите сеть, прыгаю-у-у-у-у-у!

Подпрыгнув, мышонок бросился вниз. У него захватило дыхание, в ушах засвистел ветер. Растопырив все четыре лапы, он камнем рухнул в сеть.

У стоявших на берегу вырвался радостный крик. Роза, Паллум и Грумм поспешили помочь Мартину выбраться из сети. Мышка оторвала от своей юбки полоску ткани:

— Ты ранен. Дай-ка взглянуть. Слава всем сезонам, рана неглубокая!!

Мартин дал ей перевязать себе бок. Улыбаясь сквозь слезы, подошла Амбалла. Мартин протянул ей меч, но она его не взяла:

— Мышмартин, мышвоин, сильныйхрабрый, спасмой Динджермаленький. Чтохочешь? Просичего пожелаешь!

Толкнув Мартина в бок, Паллум прошептал:

— Она сейчас предложила тебе просить все, что ты пожелаешь, за то, что ты спас Динджера. Я не припомню, чтобы королева когда-нибудь так поступала.

Столпившиеся землеройки затихли. Подняв меч, Мартин двумя быстрыми ударами освободил Розу от колодки. Затем, решительно подойдя к Грумму и Паллуму, он обрубил сплетенные из водорослей веревки, которые привязывали их к поленьям. Паллум уже и не помнил, когда в последний раз ходил без громыхающего сзади тяжелого полена. Он взял лапами обрубленные концы веревок и тихо заплакал. Мартин посмотрел королеве карликовых землероек в глаза:

— Мы хотим свободы!

Тишина на берегу стала гнетущей; Амбалла величественно выпрямилась, ее горящие глазки выдержали взгляд Мартина.

— Балламамаповелеть. Вывсе идтисвобода!

Землеройки расступились, освобождая проход четверым друзьям. Они молча шли вперед, держа обрубленные веревки в лапах, чтобы не споткнуться.

Внезапно к Мартину, размахивая палочкой, подбежал Динджер и изо всех сил ударил своего спасителя. Мартин поморщился: удар пришелся в шею. Динджер злобно бил его и, все больше распаляясь, вопил:

— Мышболыной меняпнуть. Убитьзарезать мышболыной. Онпнуть меня, Динджера!

В ту же секунду между ними оказалась Амбалла. Схватив Динджера за шиворот, она вырвала у него палочку, сломала ее и выбросила, а потом, схватив сына за хвостик, стала изо всех сил шлепать его свободной лапой:

— Мартин правдусказать, что тыглупый… глупый… звереныш!

Под приветственные крики землероек, которым вторили отчаянные завывания Динджера, четверо друзей зашагали по залитому утренним солнцем берегу прочь.

14

Капитан Трамун Клогг повел своих пиратов за мыс посмотреть, годится ли что-нибудь из остатков его сгоревшего корабля в дело, а Бадранг между тем занялся другими делами. В длинном доме перед тираном стоял Друвп. Бадранг велел своим помощникам, Гурраду и Хиску, принести для шпиона еды. Перед Друвпом поставили жареную чайку, запеченную рыбу, свежий хлеб и флягу вина из дикой сливы, но внезапно у предателя пропал весь аппетит. Он не мог отвести глаз от длинных розог в лапах Гуррада и Хиска, а вид всемогущего Бадранга вселял в него благоговейный ужас. Друвп уже рассказал все, что знал, но Бадрангу этого было мало. Глаза горностая злобно сверкали, и было трудно понять, как он сейчас поступит.

— Вот что, Друвп, давай-ка поговорим начистоту. Ты знал, что узники готовят побег из темницы, но тебе неизвестно, как им это удалось. Ты знаешь главарей мятежников, и тебе известно, что они прячут в загоне оружие, но тебе неведомы их планы. Не считай меня дураком!

— Я знаю место, где спрятано оружие.

Бадранг обменялся ухмылками с Хиском и Гуррадом. Вскочив с кресла, он подошел и погладил Друвпа по спине, чувствуя, как шпион вздрагивает от его прикосновений.

— Именно это мне и надо. Скажи мне, где оно спрятано.

— Властитель, оно закопано внутри загона для рабов, под тюфяком выдры Туллгрю. Я видел, как она копает яму. Она меня не заметила и не знает, что я за ней следил.

Бадранг повернулся к своим помощникам:

— Пойдем посмотрим. Молодец, Друвп. Отныне ты будешь моими глазами и ушами среди рабов. Садись, ешь, пей и чувствуй себя как дома.

Едва Бадранг и его приспешники вышли за порог длинного дома, Друвп ощутил, как к нему возвращается уверенность в себе, а заодно и аппетит. Усевшись за стол, он налил себе большой кубок вина и отломил ножку жареной чайки. От мягкого хлеба, которым он набил себе рот, исходил чудесный аромат. Отхлебнув вина и вонзив зубы в горячее мясо, Друвп впервые за долгое время позволил себе улыбнуться. Пусть другие играют в благородство. Он занят более важным делом — спасает свою шкуру.

Бадранг стоял посредине загона, загадочно улыбаясь. Рабы нервно переминались с лапы на лапу: между ними, помахивая розгами, расхаживали Хиск и Гуррад. Тиран обратился к пленникам вкрадчивым, почти дружелюбным тоном:

— Что ж, недельку передохнули, пора и честь знать: завтра за работу. Встаньте-ка у коек, а мы вас пересчитаем по головам.

Рабы поспешно повиновались. В загоне воцарилась зловещая тишина: офицеры обходили испуганных пленников, стоявших возле жалких мешков с соломой, служивших им постелью. Гуррад шел с одной стороны, Хиск с другой, они тыкали своими прутьями в грудь каждого и считали.

Старый еж Кустогор стоял рядом с мышонком по имени Удод. Когда Гуррад протянул свою розгу, чтобы ткнуть ею мышонку в грудь, Кустогор отвел ее лапой и смело спросил:

— В чем дело? Что вам от нас нужно?

— Твое имя, кажется, Кустогор? — Бадранг по-прежнему говорил деланно-добродушным тоном. — Скажите-ка, а кто из вас Баркджон?

Отец Феллдо сделал шаг вперед:

— Я Баркджон.

Глаза Бадранга рыскали по сторонам.

— Кейла, есть тут выдра по имени Кейла?

— Да, это я! — поднял лапу Кейла.

Минуту Бадранг пристально разглядывал его:

— Отлично, отлично. Можешь ты мне сказать, кто из вас Туллгрю? Тоже выдра, как и ты.

Прежде чем ответить, Кейла переглянулся с Баркджоном и Кустогором:

— Туллгрю? Нет здесь никакой Туллгрю.

Голос Бадранга посуровел:

— Если будешь лгать, вы все трое умрете. Кто здесь Туллгрю?

Туллгрю не могла видеть своих друзей в опасности. Она подняла лапу:

— Меня зовут Туллгрю.

Подойдя к ней, Бадранг пнул ногой ее тюфяк:

— Убери это и копай.

Туллгрю медленно повиновалась. Баркджон переглянулся с Кустогором; в глазах у них была печаль и обреченность. Туллгрю уже выкопала яму в половину своего роста. Пот заливал ей лицо, помогая скрыть нараставшее изумление.

Бадранг заподозрил неладное:

— Гуррад, Хиск! Вышвырните эту выдру из ямы и копайте вместо нее!

Те стремглав бросились исполнять приказ. Положив свои розги на землю, они вытащили Туллгрю из ямы и что было сил заработали лапами; их подгонял злобный огонек в глазах тирана.

Яма уже скрывала их почти до макушки, но, кроме земли, ничего не встречалось. Бадранг яростно бросил:

— Вылезайте, болваны. Неужели не видите, что там ничего нет?

Хиск и Гуррад вылезли из ямы и поплелись вслед за тираном, который бросился прочь из загона. Туллгрю развела лапами:

— Куда подевалось наше оружие? Баркджон погрозил Кейле лапой:

— Ты знаешь, жулик ты этакий!

Кейла плутовато улыбнулся:

— Я-то знаю, а вот Друвп — нет. Он следил, как Туллгрю закапывает оружие, а я следил за ним. Когда он заснул, я осторожненько сдвинул тюфяк Туллгрю вместе с ней в сторону. Она так устала, что даже не пошевелилась. А я все выкопал и перепрятал.

Туллгрю изумленно тряхнула головой:

— Где ж ты его спрятал?

— Зарыл в самом центре загона, как раз там, где стоял Бадранг!

Сидя среди объедков своего пиршества, Друвп смаковал вино, когда дверь с грохотом распахнулась. Влетел Бадранг, а с ним — Гуррад и Хиск. Вино пролилось на стол, кубок полетел в стену. Из-под Друвпа вышибли стул, и он растянулся навзничь на полу, когти Бадранга приблизились к его горлу.

— Ты выставил меня на посмешище, Друвп. — В голосе горностая клокотал едва сдерживаемый гнев. — Мне бы следовало тебя убить, но я этого не сделаю. Ты и дальше будешь для меня шпионить. Но сначала ты должен получить хороший урок.

К горлу Друвпа подкатил всхлип, когда Бадранг крикнул своим помощникам:

— Подайте-ка мне розги и встаньте у двери, чтоб он не убежал!

Стоял душный летний вечер, день шел к концу. Вдоль берега горели костры — пираты Трамуна Клогга готовили ужин. Капитан не позволил им встать на постой в замке Бадранга, где шайка тирана могла перебить их сонными, — лучше оставаться на открытом берегу, у самой воды.

Во время отлива Клогг осмотрел корпус своего корабля. Как оказалось, его вполне можно было вытащить на берег и попытаться нарастить борта. Клогг подсел к костру, и от его промокшей одежды пошел пар. Он грыз жареную макрель и шумно пил из кувшина эль из морских водорослей.

В сумерках он не заметил диковинно одетого зайца, пока тот не подал голос:

— Послушай-ка, старина, нельзя ли и мне удружить глоточек эля? Обожаю, знаешь, всякую моряцкую бурду.

Невозмутимый Клогг прижал к себе кувшин и окинул странного зверя негодующим взглядом:

— Пей свое, кролик. Слушай, а ты что, не из моей команды?

Заяц бесцеремонно пихнул его в бок и подмигнул:

— А на халяву?

Трамун повернулся:

— Эй, Гроуч, кто этот пижон? Он, часом, не из шайки Бадранга?

Гроуч, прищурившись, глянул на зайца:

— В крепости, кэп, я его вроде не видал. Хочешь, я его замочу? — И он вытащил длинный ржавый кинжал,

Баллау — а это был именно он — внезапно вытянул лапу над костром:

— Эй, смотрите-ка!

В воздух поднялся огромный столб зеленого пламени в клубах желтого дыма.

Пираты отпрянули от костра. Из разинутого рта Клогга выпал кусок рыбы и исчез за пазухой его мокрой рубахи.

— Разрази меня гром, кролик-волшебник! Как тебе это удается, братишка?

— Не могу и словечка вымолвить, старая акула. Чтой-то у меня в горле пересохло.

Клогг протянул ему кувшин:

— Ну так промочи глотку.

Баллау потер лапой край кувшина и одним духом его опорожнил. Пиратов это просто потрясло:

— Сколько доброго эля-то даром пропало: все равно что в колодец его выплеснуть!

Баллау высоко подпрыгнул и издал пронзительный вопль:

— О-у-у-у-у-у!

Потом он рухнул навзничь на песок и замер.

— Хо-хо-хо, так и знал, — захохотал Клогг. — Больно много эля разом заглотнул, вот и скапустился. Ну, братва, и чего нам теперь с этим дохлым кроликом делать?

— Да он вовсе и не дохлый, кэп. Глянь-ка, оживает!

Длинные лапы Баллау дрогнули; он застонал и, схватившись одной лапой за горло, засунул другую себе в рот.

Глядя на то, как корчится заяц, Клогг прищурился:

— А теперь чего он выкаблучивает, Крестозуб?

— Похоже, кэп, у него что-то в глотке застряло. Ой, глядите-ка!

Пираты изумленно ахнули: Баллау стал вытаскивать изо рта длинную разноцветную ленту. Ей, казалось, не будет конца: заяц перебирал лапами все быстрее и быстрее, а лента, вылезавшая у него изо рта, меняла цвет: то красная, то синяя, потом розовая, коричневая, лиловая и, наконец, ярко-желтая с надписью, выведенной большими черными буквами.

Баллау сел и прочел эту надпись вслух:

— «Капитан Трамун Клогг» — это, должно быть, ты, милейший!

Клогг яростно почесал свою бороду:

— Откуда ты это знаешь?

Баллау наклонился ближе к уху Клогга:

— Мы, кролики-волшебники, еще и не такое знаем. На-ка, держи! — И он преподнес Клоггу румяное яблоко, которое вынул — так казалось — из уха пирата.

От восторга Клогг пристукнул своими деревянными башмаками. Новый друг его просто пленил.

— Хныкса, Боггс, принесите-ка нашему кролику вина и жратвы. Ну, братишка, как тебя зовут?

Баллау вежливо раскланялся:

— Килорк!

— Килорк? Что еще за имя такое?

— Да просто слово «кролик» наоборот, корешок мой пузатенький.

— Ха-а-ха-а-ха! А ну отколи нам еще какую-нибудь волшебную штуку.

Баллау пригорюнился, уши его горестно обвисли:

— Увы, спешу и должен идти. А не хотел бы ты увидеть других зверей-волшебников? Мы можем показать вам иллюзионный аттракцион, а также спектакль о неразделенной любви с такими трюками и кунштюками, которые потрясут вас до глубины души!

— А как же, братишка Килорк, — нетерпеливо кивнул Клогг. — И когда ж ты приведешь своих дружков?

— Да хоть завтра сразу после заката мы придем во двор вон той крепости. Только обещай, что никто не причинит нам вреда.

Клогг положил сомнительной чистоты лапу себе на живот, который ценил гораздо больше сердца:

— Клянусь честью пирата, братишка! Тебе и твоей братве будет оказан королевский прием, вас будут на руках таскать и пылинки с вас сдувать, и я этой вот лапой перережу глотку любому, кто на вас косо посмотрит!

— Тогда до завтра, любезный мой папаша Клогго! — Баллау вытянул лапу над костром. Вспыхнуло ослепительное белое пламя, поднялся клуб густого лилового дыма, и заяц исчез.

Притихшие пираты столпились вокруг костра, протирая глаза, ослепленные яркой вспышкой. Хныкса грустно покачал головой:

— Ну вот и нет кролика-волшебника — пых, и с концами. Как думаешь, кэп, сдержит он слово?

Клогг ответил не сразу: пошарив за пазухой, он выудил недоеденный кусок макрели и, жуя, кивнул:

— Придет, куда денется. Слыхал, как он меня назвал? «Любезный мой папаша Клогго». Красиво, правда?

Мурлыкая про себя какой-то мотивчик, Баллау возвращался в лагерь. Его встретила Дубрябина:

— А-а, вот и наш кролик-волшебник Килорк. Ну, как твой дебют в стане пиратов?

— Сама ты кролик-волшебник, толстуха в полосочку. — Баллау схватил большую ватрушку. — Завтра вечером у нас премьера в главном дворе крепости Поганка… в смысле Маршанка.

При свете месяца бродячая труппа «Шиповник» принялась репетировать завтрашнее представление. Феллдо и Бром быстро овладевали актерским мастерством — другого выхода у них просто не было.

15

На расстоянии дня пути к югу от становища землероек Мартин и его друзья устраивались на ночлег. Пришлось обойтись без костра. Кто знает, что их может ждать в незнакомой местности. Уставшая компания растянулась на опушке рощицы, простиравшейся почти до самого обрыва. Грумм погладил свой живот:

— Уж вы меня, значится… извините, просто мой живот, это самое… думает, что мой рот есть разучился.

— Чего бы я сейчас не отдала за самую обычную овсяную лепешку! — откликнулась Роза.

Внезапно Розу ударила по голове лепешка и, отскочив, упала на землю. Пока ошеломленная Роза ее разглядывала, Грумм поднял лепешку и откусил кусочек:

— Ой, да она теплая и медом намазана!

— Эй! А мне можно лепешку? — с вызовом крикнул в темноту Паллум.

Стоило ему произнести эти слова, как рядом с ним на землю плюхнулась вторая лепешка. Не мучая себя вопросом, откуда она появилась, еж захихикал от удовольствия. Паллум был от природы простодушен и смотрел на жизнь с сугубо практической точки зрения.

— Давай, Мартин. Теперь твоя очередь. Попроси и ты!

Зажав в лапе маленький меч Амбаллы, мышонок встал и принял боевую стойку. Вглядываясь в темноту, он вполголоса произнес:

— Я бы тоже не прочь получить лепешку с медом. Неплохо бы ее и чем-нибудь запить — скажем, земляничным крюшоном.

Брошенная сверху лепешка стукнула его по задней лапе; проследить, откуда ее бросили, не удалось. Когда Мартин нагнулся, чтобы поднять ее, из леса послышался голос:

— Лепешки, милые мои, берите, а стаканчики, это самое… кидать или питье на землю лить — это уж дудки!

Грумм замахал своей поварешкой, которую землеройки ему вернули:

— Знаю я это наречие. Это ж, значится… крот, такой же как я!

Из темноты, тяжело ступая, вышла кротиха в огромном, не по размеру домашнем чепце и необъятном переднике в цветочек.

— И вовсе я не такая, как ты. Такой, как я, значится… другой на свете нет, а зовут меня Полликин.

Вытерев лапы о передник, она уселась на траву, как будто была знакома с путниками всю жизнь:

— Ну и жаркий же, это… денек выдался, а? Испекла я, значится, лепешки эти самые и положила в тенечек остыть, вдруг слышу — кому-то лепешек страсть как хочется. Ну я и кинула парочку.

Роза рассмеялась своим чудесным звонким смехом:

— Какая ты добрая, Полликин. Спасибо!

Кротиха встала и деловито отряхнулась:

— Вы-то небось, это… оголодали да и пить хотите? Пойдем ко мне, это самое… домой.

По дороге через лес друзья представились Полликин и рассказали ей свою историю. Когда они дошли до ее жилища, Грумм, задрав голову, посмотрел на него и не поверил своим глазам:

— Ну и дела! Кротиха, это самое… на дереве живет, надо же!

И действительно, Полликин жила на дереве. Это был старый высохший дуб, который когда-то, падая, уперся в высокую скалу да так и остался стоять. Его ствол служил своего рода лестницей, по которой Полликин привела путников в большую комнату, построенную между тремя толстыми сучьями. Пол и потолок в ней были связаны из валежника и хорошо проконопачены мхом, землей и листьями. Стены были искусно сплетены из веток росших вокруг деревьев. Присев на обомшелую ветку, служившую старой кротихе кроватью, путники слушали болтовню Полликин, которая готовила им ужин:

— Эх-хе-хе, одна я теперь осталась на всем белом свете. Дети, значится… выросли, племя мое ушло, так что живу я, это… сама по себе, на дереве. Вот, угощайтесь: чем богаты, тем и рады. Я чего покушать завсегда много держу. Если вам, милые мои, сказать, сколько гостей ко мне приходит, — так вы, это самое… не поверите.

Вскоре наступила тишина: рты были заняты серьезным делом — едой. Когда едоки насытились, старая кротиха снова заговорила:

— Друзья, которых вы, это… ищете, здесь не проходили.

Вздохнув, Роза налила себе мятного чая.

— Надеюсь, они живы и здоровы, Полликин.

Кротиха закрыла глаза и кивнула головой:

— Да уж, милая, сейчас они, значится… очень даже живы и здоровы, уж вы не беспокойтесь.

— Откуда ты знаешь?

— Да я много чего знаю, а откуда — почем мне знать? Всякое в мою голову старую влетает и вылетает, как пчелки эти самые из улья.

Мартин, забыв о еде, во все глаза разглядывал мудрую кротиху:

— Я как тебя увидел, сразу понял, что ты — необыкновенная.

Полликин пожала плечами:

— Ничего не могу с этим поделать, мышонок. Ты, значится… воин, как отец твой. Ножичек, что сейчас при тебе, — это не его меч. Тебе, значится… большой путь пройти надо, прежде чем этот меч к тебе вернется. Да только воин — он и без меча воин. Много я на своем веку воинов повидала — и сильных, и храбрых, а такого, как ты, Мартин, видеть не приходилось.

Тут старая кротиха задумалась и умолкла. Закончив ужин, путники легли и вскоре заснули. Пробиваясь через листья, из которых были сплетены стены домика, лучи падали на четырех спящих друзей. Неслышно подойдя, Полликин нежно погладила их, покачала головой и вытерла глаза передником:

— Бедные вы мои, сколько у вас впереди счастья, а уж горя… ежели бы вы только знали. Хорошо, что мне уж недолго жить осталось и судьбы других в старой моей голове держать.

Мартина разбудило пение птиц; открыв глаза, он увидел золотые лучи восходящего солнца, которые, пробиваясь сквозь сплетенные из листьев стены домика старой кротихи, становились зелеными. Бесшумно поднявшись, Мартин слез по стволу дуба на землю. Неподалеку из скалы бил родник, вода с журчанием стекала в небольшую ямку. Мышонок с удовольствием вымыл мордочку и лапы. Мимо него торопливо прошла Полликин с корзинкой:

— Доброе утречко, Мартин. Глянь-ка, грибочки да орехи, значится… ранние, а вот зелень — салат да яблочки дикие.

Из дома вышел явно успевший снова проголодаться Паллум, заглянул в корзинку и кивнул:

— М-м-м, вкуснотища-то какая! — Еж протянул лапу к маленькому грибку, но старая кротиха строго шлепнула по ней:

— Не лапай, безобразник! Подожди, пока я завтрак приготовлю.

Грумм с Розой наскоро ополоснулись в роднике и, отряхнувшись, поспешили наверх, в домик на дереве, завтракать.

Наевшись, Грумм сказал с сожалением:

— Ты уж прости, хозяюшка, жутко, это самое…жаль, да только нам пора уже в путь.

Сев рядом со старой кротихой, Роза погладила ее по спине:

— Мне, Полликин, хотелось бы остаться у тебя навсегда, но мы должны найти моего брата Брома и нашего друга Феллдо — если, конечно, они еще живы.

Полликин вздохнула:

— Я ж вам вчера вечером толковала — живы они оба, живы, это самое… и здоровы. Не спрашивайте, откуда я знаю, я вам не скажу, да только поверьте на слово — точно знаю. Отправляйтесь прямиком в Полуденную долину, а от крепости той злодейской держитесь подальше. Если вы туда вернетесь, с вами несчастье приключится.

Мартин подался вперед:

— Какое несчастье, Полликин?

Кротиха закрыла глаза и закачалась взад-вперед:

— Да нет, Мартин, этого я вам не скажу, а то навру еще чего-нибудь, а память моя старая нынче со мной всякие шутки играет.

Друзья не стали больше говорить на эту тему, но у Розы остался еще один вопрос:

— Ты нам посоветовала отправляться в Полуденную долину. По-моему, это правильно, но дело в том, что я понятия не имею, как туда добраться.

Кротиха стала медленно шарить по своим шкафам и ларям:

— Я, милая, писать-то да рисовать не велика мастерица. Вот, возьми-ка да запиши, что я скажу, а я пока вам, значится… в дорогу чего поесть соберу.

Роза взяла предложенную рогожку и древесный уголек. Она тщательно записала все, что говорила ей Полликин, иногда переспрашивая ее по два-три раза. Старая кротиха набивала провизией котомки и одновременно диктовала Розе свои наставления, но без особой радости: очень уж ей хотелось, чтобы гости задержались подольше.

Лучи полуденного солнца косо падали сквозь листья, когда Полликин незаметно ушла за новыми припасами для своих опустевших ларей. Трое друзей углубились в изучение записей Розы. Грумм смущенно улыбнулся:

— Знаешь, Роза, я в грамоте, это… не шибко силен. Может, вслух прочтешь?

Роза медленно прочла:

Иди за тенью до конца,
Три на вершине мертвеца.
Из двух дорог одна опасна,
Хотя и выглядит прекрасно.
В ночи и днем опаслив будь:
Трехглазый преграждает путь,
А после путь дальнейший ваш
Поведает Болотный Страж.
Мартин задумчиво поскреб подбородок:

— Жаль, что Полликин не сказала яснее.

Роза пожала плечами:

— Она просто не хочет, чтобы мы уходили: бедной кротихе тут так одиноко. Однако она знала, что мы должны дойти до Полуденной долины, и постаралась изложить все в рифму. Давайте-ка будем читать понемногу, а в пути все яснее станет. Но что значит — идти за тенью?

Паллум вскинул котомку на плечо.

— Думаю, это значит — солнце должно светить нам в спину, а мы должны идти за своей тенью. Ладно, пошли. А ну-ка…— Он взглянул на солнце и прикинул его путь по небу. — Значит, идем вон туда, прямо в чащу.

Грумм с неохотой поднял котомку:

— А где ж, это самое… Полликин?

Роза показала на росший вокруг густой кустарник:

— Где-нибудь спряталась потихоньку и дуется на нас, да и неудивительно. Мне и самой невесело отсюда уходить, но нам нужно идти. Спою-ка я ей на прощание. Не сомневаюсь, она меня услышит.

И друзья двинулись в путь. Мартин смотрел на дорогу перед собой, вслушиваясь в прекрасный голос Розы:

Теперь прощай, до скорого свиданья.
Я ухожу, ведомая судьбой.
Не надо слез, до скорого свиданья -
Еще, быть может, встретимся с тобой,
Ибо знать нам не дано,
Что нам в жизни суждено, -
Каждый следует назначенным путем.
Мы тебя благодарим -
И спасибо говорим:
Добротой твоей ведомые пойдем.
Путники уже углубились в зеленую чащу, когда Грумм всхлипнул и утер катившиеся из глаз слезы:

— Ох, просто, это самое… сердце разрывается. Как думаешь, Паллум, услышала она эту песенку?

Мартин указал лапой на заросли папоротника. Между листьями мелькнул, исчезая, фартук в цветочек.

— Не гадай, Грумм. Она услышала песню Розы. Смотри!

На колючей ветке боярышника, нагнувшейся поперек тропинки, висели покачиваясь, как диковинные плоды, четыре куска торта.

Книга вторая Актеры и разведчики

16

Жаркий день подходил к концу, и все тени удлинились. Теплый пыльный берег согревали последние лучи заходящего солнца. Ворота Маршанка были распахнуты настежь. В освещенном факелами и угольными жаровнями дворе стояли вперемешку пираты и разбойники из шайки Бадранга. Для двух вожаков и их помощников был накрыт под открытым небом ужин. Все ожидали обещанного представления, а Бадранг и Клогг пытались изобразить на своих мордах беззаботность.

— Гляньте-ка, а вон и мой кореш Килорк со своей братвой чапает! — крикнул Клогг.

Бадранг окинул приближающуюся труппу хищным взглядом:

— Хм-м, так это и есть та потеха, которую мы столько ждали?

Оскорбленный таким пренебрежением Клогг злобно прищурился:

— Я тебя предупреждал. Не вяжись к этим ребятам, Бадранг, а о том, чтоб их в рабство забрать, и вовсе из головы выкинь. Кто напакостит моим корешам-волшебникам, пусть пеняет на себя!

Несмотря на закрывавшую его мордочку огромную маску лягушки, Бром весь похолодел. При виде Бадранга все его мысли смешались. Дубрябина слегка подтолкнула его в спину:

— Давай, лягушонок, не стой без дела!

Вспомнив, что под маской его невозможно узнать, Бром приободрился. Он громко квакнул и, подпрыгивая по-лягушачьи, направился в середину двора, где труппа «Шиповник» устанавливала декорации. На Феллдо была уморительная маска лисы, которая вращала глазами и высовывала язык всякий раз, когда он двигал головой. Феллдо вглядывался из-под маски в ненавистные морды: Бадранг, Гуррад, Хиск. Однако его отца Баркджона нигде не было видно.

Баллау, одетый в костюм кролика-волшебника Килорка, смело прошелся колесом до самого стола, за которым сидели вожаки, вскочил на этот стол и пощекотал бороду Клогга:

— Клогго, старый ты мой краб, морской ты мой волчище, добрейший тебе вечерок!

Трамун не смог сдержать смеха: выходки нового друга его очень позабавили. Между тем Баллау извлек из бороды Клогга две ложки и начал ритмично пощелкивать ими об его огромное брюхо:

Это папа Клогго, что ли?
В башмаках он и камзоле!
Старый кореш, волк морской -
Усатый, носатый, зверски волосатый
Капитан Трамун Клогг -
Вот он какой!
Бадранг повернулся к Баллау:


— Так, значит, ты и есть тот самый кролик-волшебник. Что ж, покажи, на что ты способен.

Схватив кубок Бадранга, Баллау опорожнил его одним глотком. Прежде чем тиран мог что-либо сказать, заяц снова наполнил кубок из ближайшей бутыли и выплеснул его прямо в морду Бадрангу. Тот изумленно ахнул и схватился за морду, но в кубке оказалось не вино, а сухие листья. От смеха Клогг свалился со стула:

— Видишь, я ж тебе говорил, старый мой кореш Килорк — кролик-волшебник! Отколи-ка нам еще какое-нибудь чудо!

Отвесив изысканный поклон, Баллау спрыгнул со стола:

— Властитель Бадранг, чего изволишь — спектакль или еще какое чудо?

Бадранг налил себе еще, предварительно убедившись, что это сливовый ликер, а не сухие листья.

— Присоединяюсь к старине Клоггу. Покажи-ка нам еще какое-нибудь чудо.

Баллау театрально взмахнул лапой:

— Принесите кинжал, несущий смерть!

Вперед торжественно вышли Гоучи и Кастерн, неся красную шелковую подушку. На ней лежал длинный кинжал, зловеще сверкавший в свете факелов. Дубрябина за кулисами продекламировала:

Из подгорной бездны тьмущей,
Где столетья пролежал,
К нам явился смерть несущий
Этот блещущий кинжал!
Затем Дубрябина вышла вперед, волоча за собой Селандину. Белочка взывала к милосердию, приложив лапку ко лбу: 

Не надо! Не надо! Не надо!
Бедняжку не надо карать!
Пощады! Пощады! Пощады!
Я так не хочу умирать!
Баллау взял кинжал. Вынув из уха какой-то изумленной крысы яблоко, он рассек его сверкающим клинком на четыре части и со зловещей улыбкой обратился к окружавшим его злодеям:

Жить этой несчастной иль вмиг умереть?
Кто хочет немедля на смерть посмотреть?
Все притихли. Заплаканная Селандина была так хороша, что ни у одного разбойника не повернулся язык осудить ее на смерть. Ни у одного — кроме Бадранга:

— Проткни ее, кролик, и дело с концом!

Селандина взвизгнула и попыталась было убежать, но Дубрябина схватила ее и подтащила к Баллау. Заяц высоко поднял кинжал:

Бадранг! Ты приказал убить ее!
Я выполню желание твое!
Он ударил кинжалом Селандину. Та громко вскрикнула. Казалось, что клинок кинжала и впрямь пронзил грудь белочки, но на самом деле он незаметно ушел в рукоять. Баллау выпустил кинжал, Селандина схватилась за него обеими лапками. Делая вид, что пытается вырвать кинжал, она на самом деле прижимала его к себе. На морде Баллау застыла маска ужаса; закрыв глаза дрожащими лапами, он повернулся к публике:

О как теперь смеяться мне? О нет!
Несчастную убил во цвете лет!
Селандина между тем сделала по сцене несколько шагов, шатаясь и жалобно стеная: 

Не видеть боле мне весны и лета,
Не видеть злата солнечного света,
Летящих птиц и пчелок на цветах -
Все кончено. Я умираю — ах!
Когда она оказалась рядом с Баклером, который бил в маленький барабан, тот, не разжимая губ, шепнул:

— Ну-ну, милая, будет тебе, не переигрывай. Умирай, это самое… живее.

Издав душераздирающий всхлип, Селандина грациозно упала на лапы Дубрябины и, по-прежнему сжимая лапками рукоять кинжала, умерла.

Когда Дубрябина обнесла вокруг сцены безжизненно обвисшее на ее лапах тело белочки, в толпе пиратов раздалось бормотание:

— Вот срам-то, такая белочка красивая была.

— Не говори, кореш. Кролик этот, может, и волшебник, да уж больно бессердечный!

Клогг сделал огромный глоток эля.

— Слушай, Килорк, ну на кой ты ее замочил? Все представление испортил. Что мы теперь весь вечер делать будем?

Баллау развернул свой плащ волшебника:

— Слышите, друзья мои? Это говорит горностай — золотое сердце: мой старый приятель папаша Клогго. Так и быть, кореш, только для тебя я ее воскрешу.

Дубрябина положила Селандину на землю. Встав перед ней на колени, Баллау продекламировал:

С пронзенной грудью мертвая лежит.
Ее теперь лишь чудо оживит.
С ужасной этой раной ножевой
Она восстанет заново живой!
Фокус-покус! Раз-два-три!
Оживай! Вставай! Смотри!
Схватившись за рукоять, он сделал вид, будто вытащить кинжал из груди Селандины стоит огромных трудов: долго тужился и пыхтел, пока наконец кинжал не сверкнул в воздухе.


Белочка тут же села, протерла глаза и с очаровательной улыбкой потянулась:

— Где это я? Я, должно быть, заснула!

Зрители встретили замечательный фокус овацией. Баллау между тем быстро убрал клинок кинжала в рукоять, спрятал его под плащом и вынул точно такой же кинжал, но не бутафорский. Заяц с размаху вонзил его в стол перед Клоггом и Бадрангом, чтобы те убедились, что он настоящий.

Трамун, проверяя, хорошо ли наточен кинжал, несколько раз с силой воткнул его в стол.

— Килорк, дружище, такого кролика-волшебника я еще в жизни не видывал!

Бадранг не стал утруждать себя осмотром кинжала. Откинувшись на спинку стула, он положил подбородок на лапу.

— Недурно, кролик. А есть ли у тебя еще какие-нибудь фокусы?

Баллау указал на Феллдо:

Нe фокус это. Волшебство!
Иль думаешь, чудес нет?
Ты видишь лиса вон того?
Так он сейчас исчезнет!
Дубрябина прошептала Феллдо на ухо:

— Теперь ты сможешь освободить отца. Постарайся не забыть то, чему тебя учили. Другой возможности не представится. Удачи тебе!

Барсучиха нарядилась в широченный черный плащ, а Баклер и Трефоль выгрузили из повозки ящик. Пока сцену готовили для нового фокуса, Баллау хлопнул Феллдо по плечу и обратился к нему с громкой речью:

Ну что, приятель, подбодрись!
Исчезнуть не боишься?
Давай-ка в ящик заберись -
И сразу испаришься!
Феллдо попятился и, тряся головой, стал умолять:


О нет, не надо! Пощади!
Что ждет беднягу впереди?
Быть может, рухну в бездну?
Иль в небесах исчезну?
Остановитесь же, прошу,
Я исчезать не выношу!
Баллау повернулся к публике и начал произносить стишок, который вскоре подхватили и зрители:


Место лису, скажем хором,
В ящике и под запором!
Вся труппа набросилась на Феллдо и, невзирая на его вопли, потащила к ящику. На сцене началась веселая суматоха: Феллдо засовывали в ящик, он снова и снова выпрыгивал оттуда — раз, еще и еще раз, а шайка разбойников все громче кричала:

Место лису, скажем хором,
В ящике и под запором!
Баллау подбежал к огню, громко вопя:

— В ящик! В ящик его!

Он вытянул над огнем обе лапы. Пых-х-х-х! Среди ночной тьмы взвился к небу и осветил все вокруг огромный дымящийся столб нестерпимо яркого пламени — красного, зеленого и голубого. Раздались тревожные крики; зрители отпрянули, протирая глаза, ослепленные вспышкой.

Феллдо спрятался под широченным плащом Дубрябины. Она быстро отошла к краю освещенного круга, и Феллдо выкатился в тень. Прижимаясь к стене, он стал пробираться в загон для рабов. Между тем Баклер, который оглушительно бил в барабан, одновременно подталкивал ящик задней лапой, чтобы тот шевелился. Стоявшая рядом с ним Трефоль, оцепенев от ужаса, громко взмолилась:

Пожалейте лиса, звери сердечные!
Не запирайте его на веки вечные!
Клогг грубо толкнул Бадранга:

— Хо-хо, теперь лису крышка. Загнал-таки его Килорк в ящик!

Кастерн и Селандина стали обходить зрителей, раздавая висячие замки с ключами и крепкие веревки:

Вотзамочки! Выбирайте!
Подходите! Запирайте!
В желающих недостатка не было. Разбойники и пираты обступили ящик. Одни гордо демонстрировали свое искусство вязания морских узлов, между тем как другие вставляли замки в проушины ящика.

Баллау с важным видом прошелся вокруг ящика:

Перевязан, заколочен,
Многократно обзамочен, -
Изнутри теперь никак
Не пролезет и червяк.
Бадранг рывком выдернул из стола длинный кинжал, который все еще торчал там, где его воткнули. Он подошел к ящику и, презрительно оттопырив губу, обратился к Баллау:

— Ну что, исчез уже лис из ящика?

Длинные уши Баллау дернулись. Он предостерегающе поднял лапу:

— Подожди, позволь мне произнести заклинание.

Подпрыгивая и делая пассы, он обошел ящик кругом:

Потешим честную компанию -
Несчастный исчезнет по манию.
Свершится великое чудо -
Навеки исчезнет оттуда!
Ловким движением лапы Баллау извлек, казалось из воздуха, ореховый прутик. Раз, два, три — он ударил этим прутиком по ящику, взывая:

Рыкати-дрыкати, чука-банзай!
В ящике лис, растворись! Исчезай!
Затем, повернувшись к Бадрангу, Баллау поклонился и, тяжело дыша, будто от усталости, произнес:

— Он исчез. Ящик пуст. Показать?

Тиран злобно улыбнулся и покачал головой:

— Нет. Не нужно открывать ящик. Однако если лиса там действительно нет, надеюсь, ты не будешь возражать, если я сделаю вот так!

Рванувшись вперед, Бадранг мощным ударом вонзил кинжал в крышку ящика по самую рукоять. Ошеломленная публика ахнула, затем капитан Трамун Клогг, подняв абордажный палаш, бросился к Бадрангу с воплями:

— Убийца! Я ж тебе говорил, Бадранг, — волшебников не трогать!

Баллау действовал с молниеносной быстротой. Сделав Клоггу подножку, он выхватил у него палаш и, взявшись за рукоять обеими лапами, вонзил его в ящик. Затем повернулся, помог пирату встать и отряхнул его.

— Нет-нет, кэп. Если я говорю, что лис исчез, так можешь не сомневаться. Эй, Гуррад! Не желаешь ли кинуть в ящик свое копье? Ну, кто хочет, не стесняйтесь!

На мгновение все стихло, а потом Гуррад метнул в ящик тяжелое копье, которое с треском прошило обе его стенки. Тут же, будто по сигналу, на сцену полетели кинжалы, копья, стрелы и даже мечи. Через несколько секунд ящик стал похож на подушечку для булавок. Баллау с силой ударил по ящику своими длинными задними лапами. Ящик распался, и все присутствующие смогли убедиться, что лис и в самом деле исчез.

Разведя лапы в стороны, заяц ухмыльнулся:

— Видите, когда кролик-волшебник Килорк творит чудеса, это самые что ни на есть настоящие чудеса!

Сквозь затихающий гром аплодисментов послышался визгливый голос Друвпа:

— Рабы убегают! Скорее, они убегают!

17

Весь день четверо друзей продирались через густой кустарник, а тени, за которыми они шли, все удлинялись, предвещая наступление вечера. День выдался жаркий, и пройти удалось немного. Вытирая пот со лба, Роза нагнала Паллума. Мартин шел впереди, делая в кустах просеку мечом Амбаллы.

— Уф! Когда солнце зайдет, станет прохладнее, но в темноте исчезнут тени, за которыми мы идем.

Они подождали Грумма. Моргая, крот вытер влажный кончик своего носа:

— Уф! Под землей-то оно попрохладнее будет. А не пора ли нам, это самое… привал сделать?

Роза оглянулась:

— Давайте устроим лагерь возле вон того старого засохшего дуба.

Паллум расплылся в улыбке:

— Ты имеешь в виду засохший дуб с тремя верхушками?…

Прихлопнув лапками, Роза продекламировала первые строчки наставления Полликин:

— «Три на вершине мертвеца»! Ха-ха, вот и он, старый засохший дуб с тремя вершинами. Пошли!

Почти у самых корней умершего лесного великана они нашли уютное гнездо. Путники ужинали и рассматривали ночное небо, простиравшееся над их древесным балдахином.

Тихо и незаметно занялась заря.

— Давай-ка вставай, Мартин. Ты что, это самое… весь сезон тут пролежать хочешь? — Грумм ткнул в Мартина своей поварешкой. — Что на завтрак желаешь? Сейчас я, значится… супчика сварю.

Мартин встал и потянулся:

— В незнакомой местности огня лучше не разводить.

Грумм куда-то направился, бормоча себе под нос:

— Вот еще, это самое… огня не разводить. Пойду хоть водички свежей отыщу.

Паллум, Мартин и Роза позавтракали пирожками. Солнце стало пригревать, и они сидели, любуясь лесом. Роза встала и встревожено огляделась:

— И куда это Грумм подевался? Он же хотел только воды набрать. Сейчас я его позову…

— Нет, Роза, не повышай голоса. Если Грумм тебя услышит, то услышат и другие. Давайте потихоньку сходим поищем его.

Не успев углубиться в лес, Мартин вдруг остановился. Протянув вперед лапу, он наклонился к Розе и прошептал:

— «Из двух дорог одна опасна». Вот она, Роза. Развилка тропинок. Видишь?

Тропинка, извивавшаяся под сенью высоких деревьев, разделялась надвое — одна налево, другая направо.

— Наверно, Грумм пошел по одной из них, но по какой?

— Надеюсь, ни по какой, — откликнулся Паллум. — Обе выглядят страшновато. Пожалуй, я здесь останусь и подожду — а вдруг Грумм появится?

Роза видела, что еж боится, и осторожно погладила его по колючкам:

— Ты это хорошо придумал, Паллум. Пошли, Мартин.

Некоторое время Мартин с Розой шли по тропинке, ведущей направо. Она петляла, но казалась вполне безопасной. Мартин покачал головой:

— Давай-ка попробуем левую.

Крадучись они двинулись по левой тропинке. Она сильнее заросла и больше петляла, чем правая, от нее так и веяло опасностью. Внезапно Мартин замер. Они сразу же услышали какое-то жужжание. Роза напрягла слух, казалось, кто-то взвизгнул.

— Это Грумм!

— Да, за тем поворотом. — Мартин вытащил свой короткий меч.

Продвигаясь вперед по шажку, они пошли дальше. Жужжание стало громче, — казалось, воздух, которым они дышали, был насыщен этим жужжанием до предела. Кругом висел одуряющий сладкий запах. Они обогнули поворот. Их глазам открылась страшная картина.

Пчелы! Их здесь были миллионы. Пчелы роились на кустах, деревьях, кишмя кишели на земле. Тропу перегораживал упавший вяз, а вдоль нее повсюду стояли огромные ульи — старые ульи, новые ульи, недостроенные и заброшенные, разрушенные. Кое-где через отверстия в ульях виднелись золотистые соты, запечатанные воском. Янтарный нектар капал на землю и на грибы, густо облепившие ствол упавшего дерева. Прижавшись к нему спиной, на земле сидел Грумм, прижав свою поварешку к носу и дыша через нее. От изумления Роза вытаращила глаза: Грумма было почти не видно из-под покрывавших его пчел. Они облепили все его мохнатое тело, от задних лап до кончиков ушей, и угрожающе жужжали. Глаза Грумма были крепко зажмурены. Время от времени он негромко взвизгивал.

— Сиди тихо, Грумм, — шепотом проговорила Роза.

— О-о-о-х, Роза…— донесся из-под поварешки приглушенный голос Грумма. — Попался я тут… Они меня, значится… кусают, правда не все сразу.

Роза продолжала говорить вполголоса:

— Мне тебя очень жаль. Потерпи, сейчас мы тебя выручим.

Еле шевеля губами, Мартин произнес:

— Роза, мы в ловушке. Они отрезают нам путь к отступлению. Ой! Меня ужалили в заднюю лапу! Они начинают на мне роиться. От пчел мечом не отобьешься. О-ой!

Роза оглядела Мартина, затем себя:

— Странно, но на меня не села ни одна пчела. Смотри! — Она вытянула вперед лапу. Ни одна пчела даже не пыталась на нее сесть.

Внезапно Розу осенило:

— Мартин, Грумм, не говорите, ни звука. Смотрите, как только вы откроете рот, вас жалят. Если пчелы не кусают меня, значит, им нравится мой голос. Если им нравится мой голос, когда я говорю, значит, мое пение им и подавно придется по вкусу, если, конечно, я буду петь негромко. Как только вы почувствуете, что можете двигаться, возьмите меня за лапы, и мы попробуем уйти.

Мартин и Грумм неподвижно застыли, подобно двум статуям, покрытым полчищами медленно переползающих с места на место пчел. Роза начала петь:

В долине Полуденной подле холма, Где пышна трава луговая, Где подле ручья приютились дома, Где крыша небес голубая…

Мартин сразу же заметил перемену в поведении пчел. Жужжание почти стихло, а ползавшие по нему насекомые замерли на месте.

— Действует, — шепнул он Розе. — Пой дальше. Я сейчас возьму тебя за лапу. Грумм, когда Роза снова запоет, возьми ее за лапу.

Роза продолжила петь, ее голос казался ласковым ветерком в безмолвную ночь:

Ты там в предрассветный ищи меня час, Где долго, не зная покоя, Всю ночь напролет не смыкавшая глаз, Я жду тебя, жду под ольхою.

Роза протянула друзьям лапы. Почувствовав, что Мартин и Грумм взялись за них, она повернулась и медленно пошла по тропинке назад. Мартин и Грумм осторожно ступали рядом с мышкой. Она продолжала петь, и пчелы стали отваливаться от ее спутников и, лениво жужжа, улетать в свои ульи.

Сезон за сезоном ворочает год,
Цветы на лугу увядают,
И песню печальную ветер несет,
И я все тебя ожидаю…
Обеспокоенный Паллум ждал у развилки. Увидев, что его друзья возвращаются, он пустился в пляс от радости, которая при виде искусанных спутников заметно поубавилась и сменилась тревогой.

— Слава всем сезонам, вот и вы!… Ой, Грумм, да ты весь опух. Что случилось?

Крот улыбнулся:

— Это, Паллум, значится… другая история. Подвинься-ка, уж больно мы намаялись, присесть с устатку надобно.

Друзья привалились к стволу развесистого платана. Мартин воткнул в суглинок свой меч и изумленно покачал головой:

— Спасибо, Роза. Это было просто чудо. К чему нам меч? Твой голос уже второй раз одерживает победу, спасая нас, — первый раз орлиным клекотом, второй раз песней. Знаешь, самое странное — я и пчел почти не замечал. Все, что я слышал, — это твое пение. Я бы мог его слушать хоть всю жизнь!

Между тем Паллум сделал припарки из листьев щавеля и грязи:

— Не шевелитесь, я приложу это к вашим волдырям, чтобы боль прошла. Ну как?

— О-ох, ты и не знаешь, как здорово, — благодарно вздохнул Мартин, чувствуя, как боль куда-то уходит. — Теперь бы Роза спела еще песенку, и больше ничего не надо.

Роза вся вспыхнула. Она вскочила и закинула котомку на плечо.

— Слушайте, вы что, все утро здесь валяться собираетесь? А ну пошли!

Вслед за мышкой друзья зашагали по тропинке. За день им удалось проделать большой путь, хотя чем дальше они углублялись в лес, тем выше становились деревья и тем угрюмее становилось вокруг. Настал полдень, но сквозь сплошной шатер из ветвей и листвы солнца было почти не видно. Остановившись у ручейка, четверо друзей закусили лепешками и запили их холодной водой. Затем Грумм с Паллумом опустили в ручей задние лапы и уселись на берегу, покряхтывая от удовольствия.

— Я вас вижу. Берегитесь!

Едва в полумраке леса зарокотал этот низкий голос, Мартин вскочил и обнажил меч. Они выждали минуту, и голос снова загремел, раскатываясь эхом:

— Прочь с дороги, мелюзга!

— Кто ты? — крикнул в ответ Мартин, подметив, как многократно усиливает его голос лесное эхо.

— Я Мирдоп, — гудел среди деревьев голос — Я вижу все. Назад!

— Мы не причиним тебе вреда, — сказал Мартин как можно более дружелюбным тоном. — Мы всего лишь путники, идущие в Полуденную долину! — Наклонившись к Розе, он шепнул ей: — Продолжай с ним разговаривать. Я попробую разузнать, где он!

— Замрите и не шевелитесь! — громыхал сердитый голос. — Ибо я — Мирдоп, родившийся в бурю, в ночь зимнего полнолуния! Я все вижу! Всех убиваю!

Сложив лапки рупором, Роза ответила хриплым басом, который отдался раскатистым эхом во всех уголках леса:

— А я — Мартин Воитель. Я убил больше врагов, чем у тебя на шкуре шерстинок! Я победил Амбаллу и Бадранга! Дай нам пройти!

Опять все замолкло, и тот же голос грозно завопил:

— Один воитель для Мирдопа — ничто. Я проглочу его в один присест!

Роза ответила, на сей раз своим обычным голосом:

— Здесь не один воитель, а четверо! Я — Роза, самый страшный душегуб во всей Полуденной долине. Я кушаю Мирдопов на завтрак. А ты что скажешь, Паллум Могучий?

Надувшись так, что его иголки встали дыбом, Паллум завопил что есть мочи:

— Я Паллум Могучий! На мне тысяча мечей! Я тоже ем Мирдопов, правда обычно на закуску! Держись от меня подальше и берегись моего друга Грумма Ворчуна!

— А кто это такой — Грумм Ворчун? — спросил таинственный голос Мирдопа.

На этот раз Роза уловила в его тоне нерешительные нотки.

Потрясая поварешкой, вперед пробрался крот.

— Я Грумм Ворчун, размогучий зверь! Я из Мирдопов варю супчик.

— Мне все равно, кто вы такие. — Голос Мирдопа звучал без былой уверенности. — Убирайтесь, откуда пришли, или умрете. Никто не пройдет мимо Мирдопа!

— Хе-хе, значится, мы первые будем!

— Назад! — чуть ли не жалобно взвыл Мирдоп. — Я лягал лис, гонял горностаев… О-о-о-о!

— Сюда, друзья. Скорее! — прозвучал голос Мартина.

Где-то впереди послышался громкий треск и душераздирающие вопли. Роза схватила валежину:

— Должно быть, Мирдоп схватил Мартина. Впе-ре-е-е-ед!

И трое путников бросились со всех лап по лесной тропинке.

18

Туллгрю и Кейла бросились к Феллдо и принялись обнимать храбреца: — Ха-ха! Рады снова видеть твою покарябанную физиономию, парень! Феллдо весело подмигнул друзьям. Они выломали из ограды загона два столба. Их прислонили к главной стене крепости, чтобы на нее было легче взобраться. Затем они начали помогать рабам подняться наверх. Туллгрю по одному переправляла беглецов через стену. И в тот самый миг Друвп завопил: — Рабы убегают! Скорее, они убегают!

Бадранг опрокинул стол, на котором был накрыт ужин. Обнажив меч, некогда принадлежавший Мартину, он замолотил им плашмя по спинам стоявших вокруг разбойников:

— К загону, живо!

Сбивая друг друга с лап, разбойники похватали оружие и побежали выполнять приказ господина.

Трамун Клогг, присев на перевернутый стол, продолжал выпивать и закусывать. На его жирных губах играла ухмылка.

— Ну надо же, рабы куда-то вдруг намылились. Слушай, Хныкса, как по-твоему — может, им тут не нравится, а?

Бадранг бросил на пирата испепеляющий взгляд:

— Это все ты виноват, Клогг, — ты и твой кролик-волшебник вместе с его дружками. А ты что, не хочешь мне помочь?

Клогг отхлебнул эля и вытер усы.

— Это, кореш, твои рабы, ты с ними и управляйся. А я — всего лишь честный морской волк, которому не фартит.

Дрожа от гнева, Бадранг направил свой меч на пирата:

— Не беспокойся, с рабами я управлюсь. А ты присмотри за своими дружками-волшебниками и задержи их до моего возвращения. Отвечаешь за них головой!

И Бадранг бросился вслед за своей шайкой.

Баллау обеспокоено переглянулся с Дубрябиной:

— Слыхала, старушка, похоже, мы влипли, так, что ли? По-моему — план номер два, а?

Бром дернул Баклера за кафтан:

— А что это такое — план номер два?

— Да это, малыш, совсем даже просто. Когда ты попал в переплет и публике твой спектакль не по нраву — значится, пора делать ноги!

Дубрябина вполголоса запела:

Актрисы и актеры
Кончают разговоры.
Достаточно смеяться -
Уже пора смываться!
Услышав песню, комедианты стали потихоньку пробираться к своей повозке. Клогг встал и, отбросив кружку с элем в сторону, начал вытягивать из-за пояса абордажный палаш.

— Килорк, погодь-ка чуток. Вы что, никак слинять задумали?

Баллау отвесил пирату поклон:

— Я бы и рад остаться, старина Клогго, да понимаешь — нам чегой-то вдруг пораньше вздремнуть захотелось.

Трамун подмигнул Боггсу, Крестозубу и Хныксе, и пиратская команда стала окружать комедиантов. Клогг облизнул клинок своего палаша и прищурил глаз.

— А я-то думал, мы с тобой покорешались. Друзья так не поступают — взять и удрать, не погостив. Не сообразишь ли для старого Трамуна еще какое-нибудь чудо расчудесное?

Баллау улыбнулся и подмигнул горностаю:

— А как же! Еще одно чудо, прямо сейчас и специально для тебя. Как насчет того, чтобы я заставил исчезнуть всю труппу вместе с повозкой и реквизитом — раз-два, и тю-тю?

— Хо-хо-хо, ни в жисть не поверю. Валяй, попробуй!

Баллау раздал несколько поленьев комедиантам. Тем временем Дубрябина запряглась в оглобли повозки. Широкими театральными жестами заяц дал всей труппе понять, что всем следует забраться в повозку, и забрался сам.

— Ле-еди и джентльзвери, минуточку внимания! Как видите, каждый из нас держит большую волшебную палочку — кроме, разумеется, моей доброй подруги, волшебницы-барсучихи. Теперь слушайте сюда, как говаривал мой старый мудрый дядя Лопоух. Должен предупредить заранее: ловкость лап всегда обманывает глаз, и зачастую благодаря ей под ним появляется синяк. Вы готовы? Раз, два, три, четыре… сколько еще там? Впере-е-е-е-е-е-ед!

Барсучиха изо всех сил налегла на оглобли, и повозка рванулась вперед, как камень, катящийся по склону горы. Врезавшись в толпу, она раскидала ее, как кегли; комедианты между тем колотили пиратов по головам своими волшебными палочками.

На мгновение Клогг ошеломленно застыл, но тут же вскочил и побежал вслед за повозкой, направлявшейся в открытые ворота Маршанка.

Туллгрю увидела со стены приближающихся к загону разбойников Бадранга:

— Берегись, Феллдо. Они бегут сюда!

За стеной загона была только половина рабов. В отчаянии Феллдо оглянулся вокруг; к нему подбежали Кустогор и Баркджон. Шайка Бадранга неслась к загону, беря его в кольцо.

Баркджон громко застонал:

— Их слишком много, а у нас нет оружия!

Феллдо скрипнул зубами:

— Хотя бы половине наших удалось уйти. Погодите-ка, вот это их задержит! — Схватив большой камень, он крикнул Туллгрю: — Кинь мне веревку!

Поймав веревку, Феллдо привязал к ней камень и, крутя его над головой, пошел навстречу врагам. Камень сбил с лап нескольких крыс, и враги поспешно отошли назад.

Выхватив у куницы Гнилоноса копье, Бадранг метнул его в Феллдо. Тот, не прекращая крутить над головой камень, отскочил в сторону. Копье не задело его, но пронзило плечо Баркджона. Кустогор тут же вытащил копье из тела друга. Несмотря на возраст, старый еж был очень силен. Размахивая копьем, он бросился на разбойников и стал колоть налево и направо. Зажатая между частоколом и крепостной стеной под ударами копья и камня на веревке шайка отступила. Кустогор воткнул копье в землю возле Феллдо:

— Давай мне веревку, парень. Бери копье и уводи отсюда своего отца, он ранен. Делай, как я сказал, живо!

Феллдо почувствовал, как Кустогор взял из его лап веревку, и схватил копье. Туллгрю спустилась по столбам вниз до середины стены, и вдвоем они стали поднимать вверх Баркджона, который был почти без сознания. Вокруг свистели стрелы, с треском отскакивая от стены. Две стрелы попали в Кустогора. Туллгрю и Феллдо повезло больше — на них не было ни царапины. Вместе они сумели втащить беспомощного Баркджона на гребень стены. Силы начали оставлять Кустогора, но он мужественно продолжал крутить веревку, крича:

— Уходи, Феллдо! Спасай отца и остальных!

Еще одна стрела вонзилась в старого ежа, и веревка выскользнула у него из лап. Глаза Кустогора застилала смертная мгла; он взревел и, свернувшись в колючий шар, покатился на врагов.

Феллдо хотел было спуститься к нему, но Туллгрю, повиснув на нем, не пустила:

— Мы должны бежать. Он отдал свою жизнь за нашу свободу!

Феллдо до крови закусил губу. Он бросил последний взгляд на происходящее внизу. Бадранг и его шайка начали взбираться по столбам на стену, а не успевшие бежать рабы через пролом возвращались в загон. В лапе Феллдо по-прежнему держал копье; внезапно он увидел, кто возвращается в загон последним, и окликнул его по имени:

— Друвп!

Предатель не обернулся. Друвп знал, кто его зовет и зачем. Он попытался проскользнуть в загон, но рабы загородили ему путь.

— Прочь с дороги, не то я на вас донесу!

Это были последние слова Друвпа. Феллдо метнул копье. Оно вонзилось между лопаток предателя.

Феллдо и Туллгрю, держа с обеих сторон Баркджона, спрыгнули со стены в ночную темноту. Остальные беглецы ждали их внизу. Не зная, куда лучше бежать в темноте, они растерянно озирались по сторонам. Внезапно послышался стук колес, и все нырнули в тень стены, но тут раздался радостный возглас:

— Так вот, оказывается, куда лис-то исчез! Феллдо облегченно вздохнул:

— Баллау! Рад, что тебе удалось ускользнуть.

— Да уж! Хотя в данный момент за нами по пятам гонится ватага пиратов. Слушай, у вас тут малыши?

— Да, к тому же мой отец ранен, а Бадранг со своей шайкой вот-вот перелезет через стену.

— Нужно соображать поживее, так, что ли? Мамочек с малышами и раненых в повозку. Всем, кто может бежать, приготовиться ее толкать, но не двигаться, пока я не скажу… Подождите-ка…

Топот пиратов Клогга, огибавших угол задней стены, заглушил крики разбойников Бадранга, взобравшихся наконец на гребень. Баллау подскочил к повозке:

— Курс строго на зюйд. Вперед!

Повозка рванулась вперед, на нее навалились все рабы, стоявшие на ногах. Секунда — и повозка с грохотом исчезла в темноте.

Бадранг столкнул со стены Хиска и Гуррада. Затем он принялся хватать за шиворот других и швырять их вниз:

— Прыгайте! Рабам это было нипочем.

Закрыв глаза, солдаты Бадранга прыгали, предпочитая покалечиться, чем попасть разбушевавшемуся главарю под горячую лапу.

19

На тропинке перед Розой стояло чудовище. У него было тело лисы, лапы совы, у громадной головы было три огромных глаза, а под ними — два ряда страшенных зубов. Увидев это страшилище, мышка, которая мчалась на крики, попыталась остановиться. В спину ей со всего маху врезались Грумм и Паллум, и она полетела прямо в лапы кошмарного чудища. Падая ему в объятия, Роза истошно завопила.

Но от толчка чудище вдруг рассыпалось в огромную кучу на тропе. Во все стороны полетели солома, кора, сухой папоротник и перья.

Роза чихнула, и изо рта у нее вылетела целая пригоршня пыльного меха. Боязливо озираясь, Паллум с Груммом подошли и помогли ей подняться.

— Бр-р, а чего это, значится… такое?

— Ха, вот тебе и Мирдоп — да это ж просто чучело! Роза отряхнулась и встревожено огляделась вокруг:

— Где Мартин?

Жуткие крики замолкли. Сбоку от тропинки на огромном трухлявом бревне сидел Мартин и тихонько посмеивался:

— Браво, Роза! Поздравляю: ты только что одержала победу над своим первым Мирдопом!

Юная мышка смутилась:

— Но эти крики?…

— Иди сюда, я тебе покажу.

Мартин нагнулся к бревну и громко закричал:

— Уходите, я Мирдоп, я вас убью!

Его голос, усиленный полым бревном, загремел, отдаваясь эхом, по всему лесу.

Когда шум стих, Грумм отнял лапы от ушей:

— Но кто ж, это самое… кричал-то?

Мартин обвел их вокруг бревна; с другой его стороны лежали рядышком кролик, крольчиха и два крольчонка — по всей видимости, их дети.

— Ой, Мартин, ты их, часом, не убил? — ахнула Роза.

Воин покачал головой и улыбнулся:

— Конечно же нет. Я подкрался к ним сзади и принялся вопить погромче да пострашнее. Наверное, я перестарался. Кролики сперва застыли на месте, а потом все разом бухнулись в обморок!

Роза, отчитывая Мартина, суетилась вокруг кроликов; она смачивала им губы водой, пока те не очнулись. Придя в себя, кролики застонали:

— А-а-а! Уходите, кровожадные твари. Кто из вас Грумм Ворчун, кто Паллум Могучий, а кто — Роза Душегуб?

Вместо ответа Мартин строго прикрикнул:

— С какой это стати вы запугиваете путников, идущих по тропинке?

Глава кроличьего семейства приложил ко лбу дрожащую лапку:

— Позвольте представить мою семью. Меня зовут Фескью, это моя жена Милдворт, а это наши двойняшки — Арника и Лютик. Наша фамилия Мирдоп, отсюда и название той… э-э… фигуры, с помощью которой мы отгоняем от нашей норы непрошеных гостей.

— Нашего Мирдопа смастерил еще прадедушка Фескью, — вмешалась крольчиха. — Откуда нам знать, какие ужасные звери вздумают прогуляться по нашей тропе?

Присев рядом с Милдворт Мирдоп, Роза заговорила умиротворяющим тоном:

— Прошу прощения за то, что мы вас напугали, но мы были сами перепуганы вашими угрозами.

Фескью нервно рассмеялся:

— Неплохо получилось, правда? Кстати, вы еще не пили сегодня чай?

Грумм потер живот:

— Покушать — это мы завсегда пожалуйста.

Друзья оказались в норе Мирдопов — большой, удобной и сверкающей чистотой.

Чаепитие в семействе Мирдопов оказалось настоящим действом. Крольчат заставляли перемывать лапы несколько раз, пока наконец родители не остались довольны их чистотой. Милдворт Мирдоп поставила на стол большой чайник горячего мятного чая с медом, блюдо сэндвичей с огурцами и семь крохотных овсяных лепешек. Сев, она шепнула мужу:

— Молитву перед трапезой, дорогой.

Фескью тихонько откашлялся. Все присутствующие опустили глаза на белоснежную скатерть, и хозяин произнес молитву:

За то, что пищу принимать
Нам каждый день дано,
Благодарим природу-мать
За хлеб ее и вино.
Во время еды, с которой управились довольно быстро, за столом царило гробовое молчание. Громко прихлебывая, Грумм допил последние капли чая из своей чашки и откинулся на спинку стула.

— Отменные, это самое… лепешки, хозяюшка. Люблю я, знаешь ли, хороших лепешек покушать.

Милдворт шмыгнула носом:

— Мы тоже, Грумм. В буфете есть еще такие на завтра.

Нервно улыбнувшись, Фескью кивнул:

— Вот именно, дорогая. Нет смысла переедать. Так, значит, вы в Полуденную долину идете? Понятия не имею, где она находится. Боюсь, я не смогу быть вам полезен, но в одном не сомневаюсь — вам придется пересечь западные болота. Мой вам совет: остерегайтесь ящериц.

Убирая чайную посуду из-под носа оставшихся голодными путников, Милдворт ледяным тоном произнесла:

— Можете остаться переночевать в нашей норе.

Заметив, что Грумм подбирает со скатерти крошки, Роза пнула его под столом лапой.

— Очень мило с вашей стороны, но нам не хотелось бы злоупотреблять вашим гостеприимством.

Фескью Мирдоп помог жене сложить скатерть.

— Вот именно. Болота начинаются за опушкой леса. Найдите место, которое называется Болотный Холм. Если ящерицы будут вас беспокоить, ударьте в гонг, который там висит на ветке граба. Появится Страж, и он вас проводит. Это премилое создание.

Друзья распрощались с кроликами и долго благодарили их за редкостное гостеприимство.

К вечеру путники вышли на опушку леса. Стоя на пригорке, они оглядели Западные Болота, простиравшиеся вокруг, насколько хватало глаз.

Наконец они устало опустились на землю между платаном и буком. Услышав неподалеку шорох, Мартин вскочил. Две длинные слепозмейки, которых друзья случайно потревожили, с громким шипением ползли прочь. Хотя они явно не собирались нападать, Мартин, стоя с мечом наготове, следил за тем, как они уползают вниз по склону холма в болото. Паллум между тем набрал хвороста для костра.

— Ничего страшного, это всего лишь слепозмейки. На вид мерзкие создания, шипят, но не кусаются.

Спустилась теплая безветренная ночь; друзья сидели вокруг костра.

Между тем слепозмейки вернулись. Они привели с собой стаю ящериц числом в четыре десятка. Языки у ящериц беззвучно высовывались и снова исчезали во рту, мутные глаза все время мигали, вглядываясь в темноту. Слепозмейки зашипели, вытянув головы в сторону спящих путников. Вожак стаи, большая ящерица с красными перепонками по бокам головы, медленно кивнул, наблюдая, как угасают уголья костра. Ящерицы следили за своим вожаком и терпеливо ждали его знака.

20

К рассвету беглые рабы и комедианты добрались до убежища в южных скалах. С трудом переводя дух, они упали на траву и лежали, наслаждаясь прохладой утреннего ветерка. Последней появилась Гоучи. Она прикрывала беглецов: заметала следы повозки и следила, не покажется ли погоня.

— За нами пока никто не гонится — должно быть, они все еще дерутся друг с другом.

Баллау задумчиво покачал головой:

— Не верю, что Бадранг нас так легко отпустит. Надо выставить караулы. Первым в караул заступаю я вместе вот с этим симпатичным мышонком. Как тебя зовут?

— Меня зовут Можжевельник.

Дубрябина подула на натертые оглоблями лапы:

— Не такая я молоденькая, чтобы ночь напролет вприпрыжку бегать. Кастерн, какие у тебя планы на утро?

— Едоков у нас прибавилось, — ответила рассудительная мышка, — так что я хочу снарядить экспедицию, чтобы пополнить наши запасы. Когда наши новые друзья отдохнут и перекусят, я возьму с собой кого-нибудь из них.

— А кто сегодня дежурит по кухне?

Трефоль вытерла с лап муку листиком щавеля.

— Похоже, опять я. И вчера тоже я кашеварила. Сегодня очередь Селандины, но она, наверно, кокетничает с беглецами и влюбляет в себя сразу всех.

— Ах, вот как? Ну нет, со мной этот номер не пройдет! — Дубрябина решительно поднялась. — У нас в труппе все должны тянуть лямку поровну. Где она? Селандина!

Обыскав весь лагерь и не найдя Селандины, Дубрябина встревожилась. Красавицу белочку никто не видел.

К раненому плечу Баркджона приложили припарку из целебных трав. Рана была не такой серьезной, как казалось прошлой ночью. Феллдо поддерживал отцу голову, а Бром кормил его из ракушки морского гребешка бульоном:

— Кушай, он приготовлен из молодой крапивы и уж не знаю из чего еще, но это поможет тебе поправиться.

Старик облизал губы:

— Очень вкусно. А что там происходит — похоже, какое-то собрание?

— В труппе не досчитались одной актрисы, белочки.

Баркджон приподнялся:

— Я начинаю что-то припоминать. Это такая очень хорошенькая белочка? Я помню, она толкала повозку. Наверно, она споткнулась и упала.

— Да, вполне вероятно, — кивнул Бром. — Значит, она либо потерялась, либо попала в плен.

Феллдо осторожно уложил отца на постель:

— Если она потерялась, я ее найду. Баркджон попытался привстать:

— А если она в плену, сынок?

— Тогда я освобожу ее или погибну! — В глазах Феллдо горели гнев и ненависть. Бром и Баркджон глядели ему вслед. Старик покачал головой:

— Пусть он идет. Мой сын люто ненавидит Маршанк. Он провел в рабстве почти всю жизнь.

Вскоре весь лагерь знал, что Селандина потерялась по дороге или попала в плен. Баллау поставил в караул вместо себя Баклера, а сам переговорил о чем-то с Дубрябиной. Затем они подошли к Феллдо.

Феллдо сидел у огня. Рядом с ним были сложены в кучу короткие дротики, сделанные из валежника. Феллдо обжигал их концы на костре, чтобы придать им твердость, а потом затачивал о скалу, пока они не становились острыми, как иглы. Он с головой ушел в работу и даже не поднял глаза на подошедших зайца и барсучиху.

— Слушай, похоже, ты затеваешь войну соло?

— Я должен посчитаться кое с кем в Маршанке.

Дубрябина присела рядом:

— Нам тебе помочь, Феллдо?

Феллдо вытащил из костра очередной дротик и принялся затачивать его о скалу:

— Это вас не касается. Я и так втянул вашу труппу в эту передрягу, пора мне что-то предпринять самому.

Дубрябина понимающе кивнула: с Феллдо сейчас-лучше не спорить. Она некоторое время наблюдала за его работой, потом взяла один из дротиков и взвесила на лапе:

— Далеко ли ты можешь бросить такую штуковину?

Феллдо взял дротик и встал.

— После каменоломен Бадранга мускулы у меня посильнее, чем у многих. — Он метнул дротик с обрыва. Тот пролетел над берегом изрядное расстояние и воткнулся в песок.

— Недурно. — Дубрябина подмигнула зайцу. — Но мы с Баллау можем метнуть дротик вдвое дальше.

— Попробуйте, а я погляжу! — усмехнулся Феллдо.

Поискав вокруг, Баллау поднял с земли валежину немного короче тех дротиков, которые делал Феллдо. Ножом он сделал на конце палки глубокую зарубку, после чего взвесил на лапе и несколько раз замахнулся, что-то прикидывая. Затем еще подстрогал палку и удовлетворенно кивнул:

— Ну вот, старина, примерно так. Дай-ка мне дротик.

Заяц наложил дротик на свою деревяшку острием вперед, а другой конец вставил в зарубку. Затем он отвел лапу назад, сделал короткий скачок и, зажав в лапе деревяшку, метнул дротик. Тот взмыл в воздух, пролетел мимо дротика Феллдо на берегу и наконец, почти исчезнув из виду, плюхнулся в воду. Феллдо изумленно ахнул, а Баллау передал ему палку:

— Вот, старина, владей. Простая штука, так ведь? Когда лапа вдвое длиннее, дротик летит тоже в два раза дальше. — Феллдо разглядывал копьеметалку, а Баллау закончил: — На юге с ее помощью мы выиграли на сходках племен немало ужинов. Всегда находился кто-нибудь, кто бился об заклад, что метнет дротик дальше, чем я или Дубрябина.

Барсучиха протянула Феллдо лапу:

— Ну теперь ты не откажешься от нашей помощи?

Феллдо схватил огромную лапу барсучихи, его глаза горели решимостью.

— Пойдем посмотрим, не держат ли Селандину в Маршанке!

А в Маршанке тем временем бушевали страсти; Клогг и Бадранг пытались свалить вину за происшедшее друг на друга. Оставшихся в крепости рабов поместили под усиленную охрану, а все свободные от караульной службы собрались во дворе посмотреть, как главари выясняют отношения.

— Ха, тоже мне всемогущий властитель Бадранг называется — с горсточкой безоружных рабов справиться не мог. Лопух ты подзаборный, вот ты кто!

— Да лучше сто раз лопухом быть, чем полным кретином, который впускает в крепость врагов и имеет наглость величать их своими друзьями.

— Ладно, хватит мне тут с тобой тары-бары разводить да время даром тратить — пора делом заняться. Хныкса, Боггс, постройте команду в полном вооружении!

— Ты что это надумал?

— Ну так прочисть свои грязные ухи. Рабы, что этой ночью сбежали, нынче свободные звери, твои права собственности на них, милейший, того, с концами. Так что ежели кто их поймает, принадлежать они будут ему, и это буду я. Вперед, братва!

Бадранг следил за пиратами, которые во главе с Клоггом покидали Маршанк через главные ворота.

— Может, остановить их? — обеспокоено шепнул Гуррад Бадрангу.

— А к чему? Если Клогг поймает рабов, куда он их поведет, чем будет кормить, где держать? Клоггу ничего не останется, как привести рабов сюда, а я их у него отберу.

Селандина действительно потерялась. Ночью, когда белочка бежала за повозкой, она споткнулась, ударилась головой о камень и тут же лишилась чувств. Очнулась она только через час после восхода солнца. Первое, что она не замедлила сделать, — это сесть и разрыдаться. Прошло немало времени, прежде чем Селандина поняла, что она совершенно одна и утешать ее никто не собирается. Тогда она занялась тем, что умела лучше всего, — стала прихорашиваться.

В головном дозоре шел пират-куница Плавун. Он вернулся к главным силам, которыми командовал Клогг:

— Следов повозки не видно, кэп. Видать, их замели.

Лис Крестозуб указал лапой:

— Кэп, там следы, но только одного зверя.

Капитан почесал себе нос:

— Пошли!

Далеко идти не пришлось: вскоре до их ушей стали доноситься причитания Селандины. Пираты ползком взобрались на невысокий холм. Внизу сидела плачущая белочка.

Хныкса сочувственно покачал головой:

— Какая красотка, кэп!

Клогг сорвал одуванчик и пожевал стебель.

— Не говори, братишка. А вот я пощекочу ее палашом, чтоб узнать, куда делись ее дружки.

Селандина подняла глаза. В десяти шагах от нее стоял горностай и вся его команда. Селандина испуганно взвизгнула, а Клогг обнажил свой палаш и, усмехаясь, стал подходить к ней.

21

Мартина его друзей взяли в плен так быстро, что они не успели ничего сообразить. Только что они мирно спали, и вдруг в мгновение ока их поставили на лапы и куда-то потащили. Их передние лапы оказались прочно связаны крепкими веревками и соединены с петлями, которые захлестывали шею. Кругом в темноте кишели скользкие ящерицы; они беззвучно, если не считать свистящего шипения, выползали из-под деревьев.

Разбрызгивая болотную воду, хлюпая по грязи, продираясь сквозь заросли крапивы, они всю ночь куда-то неслись.

Роза, судорожно всхлипывая, ловила ртом воздух. Споткнувшись о корень, она полетела ничком в папоротник. Мчащиеся ящерицы не остановились и даже не замедлили ход, а поволокли ее по кочковатой трясине дальше. Впоследствии Роза так и не сумела понять, как ей удалось подняться, но была уверена — иначе она бы задохнулась.

Короткие лапы Грумма, который попал в середину стаи ящериц, едва доставали до земли. Где-то рядом он слышал прерывистое дыхание Паллума, которого тоже тащили на удавке.

Настало утро, однако солнце скрывалось в сером тумане, в котором поднимались желтоватые столбы сернистых испарений. Было практически невозможно понять, кто из четырех привязанных к столбам зверей — крот, кто — еж, а кто — мыши: после ночи безумного бега все они были с головы до ног покрыты толстым слоем спекшейся грязи и глины.

Мартин пошевелился и закашлялся. Горло страшно саднило.

— Мартин, ты в порядке?

Это был Паллум. Облепленный грязью еж походил на глиняный шар.

— Во всяком случае, я жив. Как ты?

— Буду лучше, когда моя несчастная шея перестанет болеть. Я очнулся с час назад, но не подавал виду. Не хотел привлекать внимания этих поганых ящериц — они тут повсюду.

Мартин слегка напряг шею. Ее по-прежнему захлестывала удавка, но лапы были свободны. Вокруг повсюду сидели ящерицы и таращили на пленников глаза. Мартин заметил, что перед вожаком, который отличался от остальных большим размером и красными перепонками по бокам головы, лежит на земле его короткий меч.

Мартин подполз к Розе. Ослабив удавку у нее на шее, он стал гладить ее покрытые грязью щеки и звать по имени:

— Роза, Розочка!

Навалившись на Мартина всем скопом, ящерицы оттеснили его и снова затянули петлю на шее Розы. Мартин как мог пытался пробиться к ней, крича стиснувшим его со всех сторон ящерицам:

— Я только хотел дать ей подышать!

Вожак с красными перепонками самолично навел порядок: разбросал разъяренных ящериц и оттащил мышонка к столбу. Он резко дернул за удавку на его шее, давая понять, что Мартину надлежит оставаться на месте. Затем вожак повернулся и заскользил на прежнее место.

Вскоре Роза и крот очнулись; они сели, ослабили свои удавки, чтобы легче было дышать, и стали растирать натертые шеи. Когда вожак ящериц решил, что с них довольно, он снова затянул петли, тихонько зашипел и сел, наблюдая за пленниками.

В конце концов они поняли, какие правила поведения им предписаны. Пленникам разрешалось переговариваться, но негромко. Если они повышали голос или ослабляли петли на шее, ящерицы снова затягивали их и тихо шипели.

Грумм вытаскивал из шерсти репьи и счищал с нее грязь:

— Вот гады ползучие, а? И все, это самое… молчат, молчат, слова от них не дождешься.

— Тихо, Грумм, — прошептал Мартин. — Они идут сюда!

К друзьям бесшумно подобрались ящерицы и поставили перед ними четыре тыквенные бутыли с водой. Затем ящерицы отошли в сторонку и сели, не спуская с пленников глаз.

Роза наклонила одну из бутылей, попробовала воду и стала жадно пить:

— Вода! Я и не знала, что вода может быть такой вкусной.

Пленники напились вволю и стали ждать, что будет дальше. Затем появился большой деревянный чан, выдолбленный из липового кругляша. Вожак ящериц знаками приказал поставить его посередине между четырьмя столбами, так чтобы пленники могли его достать. Затем ящерицы снова отошли и стали смотреть.

Чан был наполнен какой-то теплой массой кремового цвета. Паллум отважился погрузить в нее лапу, лизнул ее и пожал плечами:

— Еда. Вроде каши, грибами пахнет.

Грумм отправил пригоршню каши себе в рот:

— Хм, не супчик, конечно, но, это самое… не худо совсем.

Роза сделала несколько глотков:

— Хватит с меня этого не разбери-поймешь.

К ней подобрался вожак ящериц и дернул за удавку на ее шее, показывая, что ей следует есть еще. Роза вздохнула:

— Похоже, перепончатый не успокоится, пока мы не будем паиньками и не съедим весь обед без остатка.

— Ха-ха-ха! — засмеялся с набитым ртом Паллум. — Вам не кажется, что они хотят нас слегка откормить?

Внезапно четверо друзей застыли на месте. Они осознали страшную правду, заключенную в шутке ежа.

В тот день пленникам еще дважды приносили чан с грибной кашей и тыквы с водой.

Грумм застонал, когда заметил, что несколько ящериц выгребли золу из длинной ямы на краю становища, а другие стали складывать в нее древесный уголь и сухое дерево.

Мартин молчал, но внутри у него все клокотало. Если бы удалось отвязаться от столба и достать меч, но это было невозможно — с них не спускали глаз.

Неподалеку на нижний сук дерева села оляпка. Птичка повертела головой, взъерошила свои красивые красно-бурые перышки и почистила клювом бежевый пух на грудке. Потом она защебетала, и Роза бросила на нее пристальный взгляд:

— Мартин, эта птичка с нами говорит.

— Ты ее понимаешь?

— Думаю, да. Она сказала одно и то же два раза: «Ас си-и-дят, ас си-и-дят», — я почти уверена, что это значит: «Вас съедят», — то есть ящерицы хотят нас съесть.

— Ты права, Роза. Похоже, ящерицы ее не понимают, а то бы ее уже прогнали. Попроси ее передать весточку Стражу Болотного Холма.

Минуту Роза размышляла:

— Как же это сказать? — И она прощебетала: — Зи-ви си-ти-ра-за, зи-ви си-ти-ра-за!

Оляпка раздула грудку и улетела. Мартин медленно сел:

— Насколько я понимаю, Роза, «си-ти-раз» означает «Страж»?

— Больше ничего не приходило в голову: «Зи-ви-си-ти-ра-за», то есть: «Зови Стража». Будем надеяться, что оляпка меня поняла.

Тут ящерицы отвязали Мартина от столба и потащили беспомощного Мартина к кострищу. Две ящерицы высекли огонь и отскочили, когда над трутом взвилось облачко дыма. Остальные бросились на Розу, Паллума и Грумма. Мышка кричала во весь голос:

— Оставьте его в покое, твари ползучие. Потушите огонь!

22

Попав в затруднительное положение, легкомысленные юные белочки неожиданно для самих себя оказываются очень находчивыми. Именно так и произошло с Селандиной. Она не раз исполняла роли отважных и прекрасных героинь. Теперь ей представился случай сыграть свой бенефис.

Плутовато подмигивая, к ней вразвалочку подходил капитан Трамун Клогг:

— Гы-гы, не боись, птичка моя распрекрасная!

Селандина попятилась и в ужасе замахала лапками:

— Убирайся вон! Не прикасайся ко мне своими грязными лапищами!

Клогг, который всегда воображал себя джентльзверем удачи приятной наружности, от негодования застыл на месте:

— Слушай ты, маленькая задавака, а ну иди сюда, кому говорю!

— Ни за что. Я лучше умру!

— Хе-хе, милая, за нами не заржавеет.

И Клогг прыгнул вперед пытаясь достать белочку свободной лапой. Селандина ловко вывернулась, но чуть не упала, схватила пригоршню песка и бросила пирату прямо в морду. Вскочив, она бросилась наутек.

Уронив палаш, Клогг сел на землю и стал тереть обеими лапамиглаза, забитые песком.

— Поймайте мне эту гадючку! — взревел он. — Живее! Я ей кишки выпущу!

С капитаном остался только Хныкса. Остальные пираты, смеясь и улюлюкая, пустились в погоню за Селандиной. Они знали — ей далеко не уйти.

Селандина бежала, как не бегала никогда в жизни, и уже почти ненавидела свой наряд, на котором было столько оборок и рюшей. Из-за них она то и дело спотыкалась. За спиной все ближе и ближе слышались гиканье и хохот пиратов. Непривычная к бегу, изнеженная белочка задыхалась. Не разбирая дороги она из последних сил неслась вперед.

Пескун, Крабоног и Краввонос без труда обогнали остальных крыс и уже настигали беглянку.

На пути Селандины оказалась песчаная дюна, которую было никак не обойти. Тяжело дыша, белочка упала на четвереньки и стала карабкаться на гребень холма. Крабоног прибавил шагу и рванулся вперед. Ему удалось схватить Селандину за заднюю лапку. Молниеносно перевернувшись на спину, Селандина ударила крысу другой задней лапой. Удар пришелся прямо в морду, и Крабоног выпустил белочку.

— Ну, белочка, прощайся со своей красотой! — рявкнул он, размазав по морде кровь, лившуюся из разбитого носа. Не глядя выхватил Крабоног из-за пояса кривой кинжал.

Внезапно из его груди как будто вырос деревянный дротик. Крабоног глупо взглянул на него и повалился навзничь. Все произошло настолько быстро, что Пескун и Краввонос ничего не заметили. Подбежав к дюне, запыхавшиеся пираты увидели, что их товарищ лежит мертвый, а из него торчит дротик. Кругом не было видно никого, кроме оцепеневшей от ужаса белочки.

Пескун обнажил меч и зашагал к ней. Стоило ему поднять меч, как откуда-то со свистом вылетел еще один дротик и вонзился ему в горло.

Краввонос вынул меч из ножен, но тут у него сдали нервы. Взвизгнув от страха, он бросил меч и во всю прыть побежал к показавшимся вдали товарищам.

Селандина осталась сидеть, в изумлении тараща глаза на лежащих перед ней двух мертвых пиратов.

— Эй, Селандина, подымайся скорей наверх! — послышался из-за гребня дюны хрипловатый голос.

Белочка по-прежнему сидела, ничего не понимая.

— Иди сюда, твой выход! — зазвенел с театральными интонациями голос Баллау.

Селандина машинально поднялась и молча стала карабкаться вверх по склону. Здесь ее подхватили огромные лапы Дубрябины. Барсучиха зажала белочке рот лапой, а Баллау и Феллдо вложили в копьеметалки новые дротики.

Лису Крестозубу всегда нравился кривой кинжал Крабонога. Вытащив этот кинжал из лапы мертвой крысы, он засунул его себе за пояс и пихнул труп Пескуна древком копья.

— И ты говоришь, все это сделала белочка? Краввоноса всего трясло:

— Больше некому!

Хорек Боггс презрительно оттопырил губу:

— А ты видел, как она их убила?

Краввонос опустился на песок и обхватил голову лапами:

— Не-е, не видел. Только что оба живехоньки были, а потом раз — и всё, покойники. Видать, она их и пришила, а сама исчезла — вы что, не видите, ее нигде нет. Я с самого начала знал — не нужно нам с волшебниками связываться!

Пират-куница Плавун сменил свой ржавый меч на куда лучший клинок, принадлежавший Пескуну, и ухмыльнулся:

— Да уж, исчезла — держи карман шире! Она на дюну поднималась, мы ж видели, а вон и следочки ее наверх ведут! Пойду-ка поймаю ее.

Неуклюже ступая, команду нагнал Клогг; рядом с ним семенил Хныкса, протирая капитану глаза шелковым платком не первой свежести. Трамун оттолкнул его в сторону и хлопнул Плавуна по спине:

— Дуй наверх. Если чего увидишь, крикни.

Все стали смотреть, как Плавун поднимается на гребень дюны, а Клогг бормотал себе в бороду:

— Да нет, одной белочке такое не под силу. Тот, кто это сделал, умеет копье в лапах держать.

Прикрыв глаза от солнца лапой, Клогг взглянул на Плавуна, который уже почти добрался до гребня:

— Эй, Плавун, есть там кто живой? Пират замахал лапами и завопил:

— Кэп, их там трое-е-е-е-е!

И Плавун причудливыми зигзагами закувыркался вниз по склону; за ним волочился дротик, торчавший из спины. Труп подкатился прямо к деревянным башмакам капитана Клогга.

— Три моих лучших бойца погибли! Давайте, братва, оружие к бою и бегом на холм!

Клогг замахал палашом, но сам отступил в сторонку. Атака явно не удалась: никто из пиратов не хотел добежать до гребня дюны первым, все прятались за спины друг друга и якобы случайно спотыкались. Наконец капитан понял, в чем дело, и затопал башмаками:

— А ну, впере-е-е-е-е-е-д!

Однако, преодолев примерно треть высоты дюны, пираты снова струсили, по-прежнему не желая идти на штурм. Клогг вытащил из ножен абордажный палаш и зашагал наверх, раздавая по пути направо и налево увесистые тумаки пиратам, провожавшим его сконфуженными взглядами.

— С дороги, салаги!

Внезапно пират-крыса Вульп вскрикнул: вылетев неизвестно откуда, короткий дротик пробил ему заднюю лапу. Штурм тут же превратился в позорное бегство.

Отбежав от дюны, пираты остановились и присели на зеленой лужайке. Стуча башмаками, подбежал Клогг, раненый Вульп ковылял позади него. Капитан плюхнулся на траву и стал вытряхивать из башмаков песок.

— Хныкса, братишка, от тебя я такого не ожидал, да и от тебя, Мертвохват, и от тебя, Боггс. Братва, неужто вы каких-то острых палок испугались?

Описав дугу в синем летнем небе, острый, как игла, дротик чуть не попал в Трамуна Клогга и пришпилил к земле полу его кафтана. Горностай подпрыгнул как ужаленный.

— За тем холмом, видать, какое-то чудище прячется. Так далеко зашвырнуть копье никому не под силу!

И в довершение разгрома Клогг возглавил бегство своей команды под защиту стен Маршанка.

Лежа на противоположном склоне дюны, Феллдо наблюдал за отступлением пиратов. Баллау опустил на землю копьеметалку и дротики:

— Наше счастье, что они так и не решились на штурм. Этих негодяев было столько, что нам бы против них ни за что не устоять.

Вдруг Селандина как ни в чем не бывало вскочила на лапки. Оправляя кружева на своей юбке, она произнесла:

— А я знала, что им меня не догнать. Я всем сердцем чувствовала — мой храбрый Феллдо придет мне на помощь, и так оно и вышло.

Дубрябина улыбнулась:

— Поднимайся, храбрый Феллдо, эту неисправимую кокетку нужно доставить в лагерь!

Феллдо почувствовал, что его щеки горят огнем, когда Селандина, повиснув на нем, рассыпалась в комплиментах:

— Какой ты сильный, какой мужественный и как метко кидаешь эти палочки!

Бром вылез из убежища. Узнав, что Селандина пропала, он с самого начала шел за Феллдо следом, но, увидев, что его другу взялись помогать заяц и барсучиха, решил не попадаться им на глаза: Баллау и Дубрябина наверняка отправили бы его в лагерь. Поэтому он затаился в высокой траве, и на его глазах они спасли Селандину. Со времени побега из Маршанка Бром осмелел. Он восхищался Феллдо и хотел быть похожим на него, но в лагере с ним обращались как с малышом. Бром поднялся на дюну и вгляделся в трех убитых пиратов; он представил себе, что тоже мог бы, лежа рядом с Феллдо, метать в пиратов дротики, и оттого, что его не взяли искать Селандину, в его душе все закипело.

Съехав с дюны на заду, он некоторое время неподвижно сидел на земле, глядя на три безжизненные фигуры. Потом мышонок отважился поднять меч, лежавший рядом с Пескуном. Бром помахал мечом в воздухе, сделал несколько выпадов, и ему в голову пришла идея. В Маршанке еще томится немало рабов. Бром представил удивление Феллдо, Баллау и Дубрябины, когда он вернется в лагерь во главе полусотни освобожденных им рабов. С каждым взмахом меча у Брома прибавлялось решимости. Так он и поступит!

Вооружившись мечом и кинжалом, вынутым из-за пояса Плавуна, он оделся в пиратскую одежду, которую набрал понемногу со всех трех мертвецов. Вымазав мордочку в пыли, Бром нахлобучил широкополую шляпу Крабонога и отправился в Маршанк. Он шел вразвалочку, как заправская морская крыса, и упражнялся в пиратском жаргоне:

— Ха-ха, я — Куцехвост, лучший из братишек, что ходят по морям и грабят сухопутных дурачков!

23

Пытаясь освободиться от удавок, Грумм, Паллум и Роза осыпали окруживших их ящериц оскорблениями и угрозами. Мартин не тратил время на крики: он яростно отбивался от ящериц, тащивших его к кострищу. Их вожак между тем неподвижно стоял рядом; только изо рта то и дело высовывался раздвоенный язык, но в остальном он был бесстрастен и безмолвен. При малейшей возможности Мартин отбивался всеми лапами, кусался и царапался, и даже поранил до крови нескольких ящериц. Но силы были слишком неравные, и попытки сопротивления ни к чему не привели. Огонь на кострище разгорелся и стал потрескивать; над пляшущими языками пламени в насыщенный болотными испарениями воздух взвился дымок.

Внезапно над болотом раздался пронзительный крик. Все ящерицы сразу же замерли на месте. Крик прорезал неподвижный воздух второй раз. Этот звук никак нельзя было назвать приятным и мелодичным: он походил на скрежет ворот со ржавыми петлями, а заканчивался громким завыванием и бульканьем. Вожак помотал головой и прошипел, по-видимому, какое-то предостережение или приказ. Остальные ящерицы тут же принялись за дело. Схватив Мартина и его друзей, они затянули удавки у них на шее как можно туже и крепко привязали к столбам, так что пленники были вынуждены лечь в грязь. Сверху их быстро закидали папоротником, тростником и другой зеленью, которая скрыла их от постороннего глаза. На верху получившейся кучи улеглись несколько ящериц и притворились дремлющими. Придавленным их тяжестью Мартину и его друзьям каждый глоток воздуха давался с огромным трудом.

Величественно вышагивая на длинных ногах, в становище появилась большая серая цапля, и ящерицы, над головами которых она высилась, подобно башне, застыли как неживые. Наружность у Стража Болотного Холма была весьма внушительная. С высоты своего гигантского роста он окинул ящериц свирепым взглядом светло-золотистых глаз с черными зрачками, от которых начинался устрашающего вида ярко-желтый клюв. Запрокинув мощную, как колонна, и гибкую, как змея, шею, Страж испустил еще один леденящий душу крик, и два черных пера у него на затылке затрепетали.

С узловатой ветки вяза, росшего на краю поляны, вспорхнула оляпка. Опустившись среди ящериц на;кучу зелени, она взволнованно запрыгала и заплясала. Страж расправил свои серые крылья и, делая огромные шаги длинными, как ходули, черными ногами, стремглав бросился к куче. Налетая друг на друга, лежавшие на куче ящерицы бросились врассыпную, но не успели увернуться и вместе с зеленью полетели в воздух под ударами крыльев, клюва и когтистых лап, которыми Страж вмиг раскидал кучу.

Мартин, Роза, Грумм и Паллум, лежавшие в грязи, уже едва шевелились, отчаянно пытаясь оттянуть петли на шее. Щелкнув рядом с самыми их головами, грозный клюв Стража играючи рассек удавки. Когда Мартин открыл глаза, Страж нагнулся к нему и отрывисто заговорил:

— Лежи, не двигайся. Не мешай. Ящерицы! Нужно с ними разобраться!

Храня молчание, Страж размеренным шагом обошел вокруг лагеря. Он внимательно поглядел на ящериц. Они стояли неподвижно, не шевеля языками, закрыв глаза, будто окаменев под его яростным взглядом. Мартин заворожено следил за происходящим. Все так же молча Страж указал клювом на пленников и снова окинул ящериц пристальным взглядом. Они не сдвинулись с места. Страж зашагал прямо по телам ящериц и остановился перед вожаком ящериц. Пренебрежительным движением одной ноги он перевернул вожака на спину. Извиваясь, он зашипел и приготовился к прыжку.

Лежа между Паллумом и Мартином, Роза видела, как мелькнул, опускаясь, клюв цапли.

— Ой, какой ужас!

Мартин закрыл ей глаза лапой:

— Не смотри, Роза. Я, кажется, догадываюсь, что теперь произойдет!

Смертоносный клюв, сверкнув, опустился еще несколько раз, пока Страж Болотного Холма не насытился. Он сглотнул, икнул, потом запрокинул голову и издал короткий крик. Это был сигнал, означавший, что остальные ящерицы могут убираться восвояси. В считанные секунды они исчезли в тростниках, в лагере остались только четверо друзей и серая цапля. Методично почистив клюв о поросшую травой кочку, Страж подошел к ним:

— Я Страж Болотного Холма. Это мои болота, и я здесь — закон. Ящерицы — нарушители закона, жабы и змеи — тоже. Я исполняю то, что должно быть исполнено!

Мартин ответил с суховатым поклоном:

— Я Мартин, это Роза, Паллум и Грумм. Мы хотели бы поблагодарить тебя за то, что ты спас нам жизнь. Мы направляемся через твои болота в Полуденную долину. Я надеялся, что ты укажешь нам путь.

Рядом с Розой на землю села оляпка. Юная мышка стала гладить ее по головке. Некоторое время Страж ерошил клювом перья на своей огромной груди, будто размышляя над словами Мартина.

— Я не знаю, что такое Полуденная долина, но мне приходилось слышать это название. Я проведу вас через мои болота. Соблюдайте мои законы, или я вас убью. Нарушителей закона нужно убивать. Соберите свои вещи и следуйте за мной.

Мартин подобрал свой меч, Грумм отыскал свою поварешку, Роза и оляпка нашли котомки — они оказались нетронутыми, ящерицы не утруждали себя их обыском.

— Ты не можешь потушить огонь? — ткнул Страж клювом в Паллума. — Я не люблю огня.

Еж хотел ответить, но тут переваливаясь подошел Грумм:

— Сейчас я, это самое… огонь погашу.

Крот встал на четвереньки спиной к кострищу, и его лапы бешено заработали, откидывая назад сырую болотную землю. Вскоре кострище было завалено землей и лишь едва дымилось.

Страж кивнул:

— Я бы так не смог. Ты полезный.

Грумм почтительно коснулся лапой своего носа:

— Спасибочки на добром слове. Я, значится… завсегда готов закон этот самый в болотах твоих поддерживать.

Но Страж, не слушая его, пошагал прочь. Обернувшись на ходу, он велел путникам:

— Следуйте за мной. Я проведу вас через свои болота до горы. Я должен оставаться здесь, ибо я здесь закон.

Мартин шел вместе с Розой. Он кивнул на маленькую птаху, которая порхала рядом:

— Вижу, у тебя новая подружка. Как ее зовут?

Мышка погладила пушистую головку птички:

— Просто Оляпка, так я и буду ее называть. Ты слышал, что сказал Страж? Он проводит нас до горы. Хотела бы я знать, где она, эта гора?

Над коварной трясиной навис сырой туман. Путники шли след в след за серой цаплей, стараясь не сбиться с извилистой тропы. Она была обозначена по обе стороны замшелыми ветками, торчавшими, как руки призраков, из темно-зеленой топи, испускавшей время от времени пузыри болотного газа. Все кругом стало еще тоскливее, и это был единственный признак приближающегося вечера. На поросшем лесом островке, где скрещивались две тропинки, Страж остановился. Друзья сели на сырую траву, а Страж огляделся вокруг:

— Переночуем здесь, завтра пойдем дальше.

Грумм вынул из-за пояса поварешку и стал обламывать с деревьев сухие сучья:

— Ну вот и славненько. Давай-ка, Паллум, это самое… подсоби.

Под пронизывающим взглядом Стража еж и крот застыли на месте.

— Что вы делаете?

— Супчик делаем. — Посмеиваясь, Грумм помахал поварешкой. — Чтоб, значится… супчик сварить, огонь нужен. Попробуй мой супчик — понравится.

— Я не знаю, что такое супчик. Огонь не зажигать. Я здесь закон. Я не люблю огня!

Роза вытащила из котомки две фруктовые ватрушки, несколько лепешек и последнюю фляжку с напитком. Роза рассмеялась, глядя, как Оляпка изо всех сил долбит клювиком лепешку.

— Смотри-ка, Мартин, как Оляпке понравилось. Она, наверно, такого никогда в жизни не ела.

Осыпая новых друзей крошками, пичужка пыталась выразить им свою признательность:

— Ви-ку-си-но, ви-ку-си-но!

После ужина Оляпка стала весело щебетать. Когда она замолкла, раздались щедрые аплодисменты. Лежа на спине, Мартин попросил:

— Жаль, что я так не могу. Роза, спой что-нибудь, чтобы нам в этой болотине повеселей стало.

Мышка охотно повиновалась, ее чудесный голосок зазвенел в темной ночи:

Блаженны добрые дела,
Что разбивают козни зла.
Я счастлива, что я пошла
С теми, кого люблю!
Я эту песенку свою
Во имя солнышка пою,
И улыбнуться я даю
Тем, кого люблю!
На голову тому позор,
Кто хмур и мрачен до сих пор.
Да будет весел разговор
У тех, кого люблю!
А ну-ка, даром что в глуши,
Скорее спой и попляши!
Смеяться надо от души
Всем тем, кого люблю!
Все хлопали, а Оляпка одобрительно защебетала. Грумм восхищенно покачал головой:

— Ну и молодец же ты, Роза! Мне от пения твоего всегда, это самое… плясать хочется.

Роза игриво ткнула крота в бок:

— Давненько я не видела, как ты пляшешь! Переминаясь с лапы на лапу, Грумм встал:

— Ох, ну тогда я спляшу, пожалуй, и, это самое… спою. Роза видела, что крот хочет плясать и петь:

— Давай-ка, Груммила, твой коронный номер — про дедушку!

Кротовья пляска — любопытное зрелище и всегда сопровождается пением. Подняв над головой массивные лапы, Грумм подпрыгнул:

Мой дед кротом могучим был,
За пятерых он землю рыл,
А жрал, простите, в десять рыл -
Такой уж был обжора!
Я спек себе один пирог,
А деду сорок я испек,
Так он сожрать все сорок смог -
И завалился в спячку!
А миновали холода,
Голодный дед проснулся — да! -
И выпил воду из пруда -
На дне остались рыбки!
Коль, обвиняя в болтовне,
Вы верить не хотите мне -
Ищите истину на дне:
У рыбок тех спросите!
Когда Грумм пыхтя раскланялся, Роза и Мартин с Паллумом покатывались со смеху. Вдруг неведомо откуда появился Страж. Он смерил Грумма пристальным взглядом и покачал головой:

— Хорошо тушишь огонь, поешь плохо. Хорошо поет мышка Роза. Теперь всем спать! Оляпка, лети к себе в гнездо!

Перед самой зарей Мартин пошевелился во сне. Его разбудили раздававшиеся рядом непонятные приглушенные звуки. Некоторое время мышонок лежал, оценивая обстановку. Странные звуки не прекратились. Медленно перевернувшись на другой бок, он оглядел лежащих рядом Розу, Грумма и Паллума. Они крепко спали, их дыхание было спокойно. Мартин перевел взгляд туда, где спал Страж. В темноте Стража было не разглядеть, но Мартин почувствовал: что-то с ним не так. Мартин долго вглядывался в ночную тьму, а его лапа между тем подбиралась к мечу, воткнутому в землю возле его головы. Казалось, спящий Страж катается по земле и издает какие-то приглушенные звуки.

Мартин медленно приподнялся и сел на корточки. Осторожно переступая лапами с кочки на кочку, он подобрался к огромной птице. Что-то скользкое ударило его по голове. Какие-то темные силы обвили все огромное тело Стража, но его движения становились все слабее. Когда глаза Мартина привыкли к темноте, он увидел, что какие-то непонятные существа душат цаплю, а другие стягивают ноги и крылья.

Вот какова была причина странных звуков! Видимо, Страж боролся с неведомыми врагами уже довольно долго, поскольку он еле шевелился. Мартин бросился в бой с кличем, который тут же разбудил его друзей:

— Ма-а-а-а-артин!

24

Бром спустился со скал. День клонился к вечеру, и тени на берегу стали расти. Вдали медленно ковылял раненый Вульп — его задняя нога была прострелена дротиком Феллдо. В голове у Брома тут же родилась идея, как проникнуть в Маршанк. Стараясь не шуметь, он нагнал Вульпа и подал голос только тогда, когда был уже рядом с ним:

— Здорово, братишка. Отстал?

Вульп присел на песок и морщась стал потирать раненую лапу:

— Как тебя кличут, братишка?

Бром сел рядом и оторвал полоску ткани от своей рубашки.

— Я — Куцехвост. Меня кэп за тобой послал. Иду я себе по верху обрыва, гляжу — ты шкандыбаешь. Посиди тихо, сейчас я тебе лапу перевяжу.

Накладывая повязку, Бром потревожил рану, и Вульп скрипнул зубами:

— Ох и больно же, Куцехвост! Как по-твоему, я теперь на всю жизнь охромел или как?

— Всякое бывает, — сказал Бром, завязывая повязку аккуратным бантиком. — Счастье твое, что выше не попало, а то б с концами. Давай, братишка, подымайся, я тебя в крепость провожу.

Раненый пират тяжело поднялся и, обхватив Брома за плечи, запрыгал на одной лапе по песку.

— Так ты, значит, Куцехвост? Ладно, меня Вульпом зовут, и я, братишка, добра не забываю.

Когда они вошли в крепость, уже стемнело. Никто не обратил на них особого внимания: все в крепости были увлечены распрей между двумя вожаками. Сидя во дворе прямо на булыжнике, Клогг жадно грыз черствый хлеб и вяленую рыбу, запивая элем из огромного бочонка. Стоя на крыльце длинного дома, Бадранг потешался над пиратом:

— Погоди-ка, я не ослышался? Юная белочка убила трех твоих бандюг и еще одного ранила? Ну и ну, вот так номер!

Клогг швырнул в Бадранга черствой коркой. Она не долетела.

— А иди ты знаешь куда, горностай облезлый! Ты-то в это время отсиживался со своими пентюхами в своей дурацкой крепости!

Бадранг перегнулся через перила крыльца и продолжал тем же насмешливым тоном:

— А чем же, позволь узнать, занимался во время этой жестокой сечи гроза морей капитан Трамун Клогг? Прятался от белочки, что ли?

От ярости нос Клогга побагровел, и он выплюнул недоеденную рыбу.

— С нами дралась не белочка — это твои беглые рабы в нас дротики кидали, да так, что не хотел бы я быть в твоей шкуре, ежели они на тебя нападут!

— А к чему им сюда возвращаться? Сдается мне, раз уж им удалось бежать, они постараются уйти от Маршанка как можно дальше. Кстати, а как подвигается ремонт твоего корабля?

Злодейская физиономия Клогга расплылась в улыбке.

— Примерно так же, как добыча камня для твоей крепости и сбор урожая на твоих плантациях.

Уязвленный насмешкой Бадранг направил на пирата свой меч:

— Должен тебе напомнить, Клогг, что хлеб, который ты сейчас ешь, — мой и что твой сброд тоже набивает брюхо за мой счет. Отныне, если вы хотите получать в Маршанке провиант, вам придется его зарабатывать, как любому из моих подручных!

Клогг швырнул бочонок на землю. Он разлетелся на куски перед самым носом Бадранга, а разъяренный пират взревел:

— Мы не твои подручные, мы — вольные пираты! Когда мы берем у тебя жратву, мы оказываем тебе честь, потому что ты нам должен много больше, подлый поджигатель кораблей! Если б не твое коварство, мы бы давно отплыли от этой крепости куда глаза глядят!

Бром повел Вульпа, который по-прежнему опирался на его плечо, к ограде загона для рабов:

— Давай-ка, дружище, поищем, где бы тебе в затишке притулиться. Нельзя ж нам стоять да любоваться, как эти двое между собой грызутся, когда у тебя с лапой такая беда приключилась!

Они сели на землю, прислонившись к деревянной ограде.

— Ха, Вульп, что тебе сейчас нужно — так это отдых. — Бром говорил нарочито громко. — Поспи как следует, а там, глядишь, и на поправку пойдешь. Сон — это лучший врач!

Вульп не стал спорить: он устал, раненая лапа ныла. Он закрыл глаза и расслабился.

— Правда твоя, Куцехвост. Я бы сейчас хоть весь сезон проспал!

Кейла прислушивался к разговору за оградой. Его одолело любопытство, а вскарабкаться по частоколу наверх и взглянуть на собеседников не составило труда.

Проверив, закрыл ли глаза Вульп и не смотрит ли кто-нибудь на них, Бром снял широкополую шляпу и, задрав голову, нахально ухмыльнулся Кейле. Затем, предостерегающе подняв лапу, он указал на Вульпа и, поглаживая его по голове, вполголоса заговорил:

— Спи, кореш. Тебе нужно поспать как следует.

Кейла понял. Он ухмыльнулся от уха до уха, подмигнул и исчез.

Бром продолжал баюкать полусонного Вульпа:

— Спи, братишка, тебе нужно поспать, спать, спать…

Закрытые веки Вульпа дрогнули и приоткрылись. Он взглянул на Брома и улыбнулся:

— Куцехвост, что-то ты, братишка, без этой твоей шляпы вроде на мышонка смахиваешь…

На верху ограды загона появился Кейла вдвоем с мышонком Деревеем. Они вдвоем держали мешок с песком. Бум!

Мимо головы Вульпа сложно было промахнуться. Удар был точный, и морской пират уже стал не опасен.

— После такого сонного зелья не скоро проснешься! — хихикнул неугомонный Кейла. — Бром, дружище, а ты чего сюда снова заявился?

Бром подложил мешок с песком Вульпу под голову, как подушку.

— Слушай, Кейла, что я задумал. Мы с тобой уведем отсюда всех рабов прямо сейчас.

Гуррад следил, как Бадранг наливает яд во флягу с черничным грогом. Бадранг потряс маленький пузырек над флягой, чтобы ни одна капля не пропала даром:

— Трамун от черничного грога сам не свой. Этот напиток, приправленный болиголовом, станет последним, что он выпьет в своей жизни. — Он подтащил Гуррада поближе к себе и, понизив голос до зловещего шепота, произнес: — Теперь слушай. Вот что ты должен сделать!

Пират-крыса по имени Маслозад метнул нож. Мелькнув в воздухе, он глубоко вонзился в торчащую из песка валежину. Хмыкнув, Клогг вытащил дрожащий в дереве клинок и возвратил Маслозаду:

— Отменный бросок, парень. А ну-ка попробуй еще разок!

Маслозад зажмурил один глаз, прицелился и сделал мощный бросок. На этот раз клинок вошел в дерево на треть. Клогг хлопнул крысу по спине:

— Хо, братишка, пригнись ко мне поближе да слушай, чего я тут задумал насчет этого жмота, который мне когда-то союзником был…

Луна, взошедшая над Маршанком, бросала бледный свет на крепость, где замышлялись сразу три плана: два убийства и одно освобождение.

Бром поправил свой пиратский наряд. Пираты Клогга и воинство Бадранга были одеты почти одинаково — в разномастные лохмотья, и вскоре Брома было не отличить от них. Кейла тоже быстро переоделся в цветастые отрепья Вульпа.

Не прошло и нескольких минут, как двое кровожадных разбойников прошли мимо охраны в загон для рабов.

— Ты будешь идти сзади и помогать отставшим, — велел Бром Деревею. — Друзья, если кто-нибудь остановит или позовет вас, не произносите ни слова — говорить предоставьте мне.

Бадранг закупорил фляжку, хорошенько встряхнул и вручил Гурраду:

— Убедись, что они спят, иначе не рискуй. Если все будет в порядке, подкрадись к Трамуну. Он обычно спит у самого большого костра. Вложи фляжку ему в лапу или положи как можно ближе к ней. Этот жирный дуралей никогда не разбирает, что пьет. Когда проснется, первое, что он увидит, будет эта фляжка. Он тут же вышибет пробку и станет лакать. Я его повадки знаю.

Закутавшись в черный плащ, Гуррад вышел из дома.

Прижавшись к боковой стене, в тени прятался закутанный в плащ Маслозад. Он держал нож на изготовку — за клинок. Освещенная лунным светом входная дверь была хорошо видна. Лапа пирата чуть дрожала от напряжения и долгого ожидания.

До ушей Маслозада донесся скрип открывающейся двери. Крепче зажав в лапе нож, он зажмурил глаз и прицелился. Из дома крадучись выбрался кто-то закутанный в плащ и осторожно закрыл за собой дверь. Маслозад крякнул и метнул нож.

Бросок был удачен. Закутанная в плащ фигура бесшумно свалилась с крыльца. Маслозад рванулся вперед. Вытащив свой нож из горла Гуррада, он обтер клинок и тихо зарычал от разочарования, увидев, кого он убил. Это был не Бадранг!

Маслозад обо что-то споткнулся — это оказалась фляжка с вином. Отказываться от бесплатного угощения было не в правилах Маслозада; он засунул ее за пазуху и хотел скрыться. На беду, как раз в эту минуту Бром вел мимо дома рабов.

Некоторое время они молча разглядывали друг друга в гнетущей тишине, затем Бром негромко, но повелительно спросил:

— Что ты тут делаешь?

Хотя Маслозад не был тугодумом, ответил он с запинкой:

— Э-э… да вот… пираты, вишь, к Властителю Бадрангу вот этого грязного шпиона подослали, так я его и прищучил, когда он вокруг дома ошивался!

— Молодец! — кивнул Бром.

Он уже хотел было повернуться и идти своей дорогой, как вдруг Маслозад что-то заподозрил:

— Погодь-ка, братишка. Чего это ты делаешь с этой оравой?

В разговор бесстрашно вмешался Кейла:

— Мы ведем их в подземную темницу. Бадранг не хочет, чтобы и эти дали деру, как вчерашние.

Напористость Кейлы обескуражила пирата.

— А-а… ну хорошо, коли так.

К несчастью, им было по пути. Маслозад направлялся к главным воротам, и Кейле с Бромом пришлось идти с ним вместе, так как темница находилась около ворот. Они молча шагали впереди, рабы безмолвно брели следом.

Хотя ворота Маршанка были открыты и пиратам, вставшим лагерем на берегу, разрешалось входить, на стене по-прежнему стоял часовой. Той ночью это был хорек Синешкур. Он увидел, что к темнице ведут рабов, и, свесившись вниз, крикнул:

— Эй, малахольные, чего это вы там делаете? Оставьте решетку в покое! Вся эта братия туда не поместится. Кроме того, из этой темницы трое уже сбежали!

Бром устало вздохнул:

— Не твоего ума дело, сколько рабов Бадранг приказал нам посадить в эту яму! И между прочим, тем троим нипочем бы не сбежать, если б часовой той ночью присматривал за решеткой.

Облокотившись на стену, Синешкур уставился на решетку:

— Ну уж сегодня-то я за ней послежу.

— Тебя, балбес, тут не за решетками смотреть поставили! — строго рявкнул Кейла. — Тебе приказано следить за пиратами на берегу!

Синешкур был окончательно сбит с толку. Ухмыльнувшись, Кейла хлопнул Маслозада по плечу:

— Показали мы ему, кореш, где раки зимуют, а?

Маслозад, направляясь к воротам, с деланным смехом ответил:

— Еще как, братишка. Пойду-ка я сам на этих пиратов взгляну — ты ж понимаешь, с ними ухо надо востро держать.

Кейла и Бром дождались, пока Синешкур на стене повернулся к ним спиной, и сдвинули тяжелую решетку в сторону.

— Уф, пронесло! — пробормотал себе под нос мышонок.

Выбравшись за ворота, Маслозад обтер со лба пот и еле слышно пробормотал себе под нос:

— Уф, пронесло!

Чтобы успокоить расшалившиеся нервы, он откупорил фляжку и как следует отхлебнул.

Бром и Кейла спустили беглецов в яму, залезли туда сами и закрыли за собой решетку.

Старая мышь по имени Джум стала громко брюзжать:

— Какая духотища! Нас тут как сельдей в бочке. И зачем мы в эту грязную яму влезли?

Бром простукивал стену, ища вход в подкоп:

— Тише, мамаша, через эту яму мы отсюда сбежим.

Но Джум не собиралась молчать:

— Главные ворота были открыты. Почему мы просто-напросто через них не ушли? И не называй меня мамашей, нахал. Я тебе не мамаша!

Кейла зажал ей рот лапой:

— Тихо ты, старая перечница! Бром знает, что делает. За воротами лагерь Клогга — так бы они тебе и дали на свободу уйти, держи карман! Через подкоп мы выйдем в скалы на берегу у них за спиной. Бром, ты нашел вход?

На головы Кейле и Джум посыпалась земля.

— Уф! Вот он! — радостно вскричал Бром. — Уж думал, не найду — так старина Грумм постарался, когда подкоп маскировал. Я иду первым. Кейла, вы с Деревеем идете замыкающими и помогаете остальным. Нам нужно спешить, до восхода солнца осталось не так уж много времени. Не хватало только, чтобы нас поймали на открытом берегу!

Прошло немало времени, прежде чем все рабы забрались в подкоп. В темноте они наталкивались друг на друга, малыши хныкали, а Джум снова начала жаловаться:

— Фу! Как темно, какая духота! Мне тут совсем не по нраву!

Деревей подтолкнул ее сзади:

— Можно подумать, кому-то здесь нравится. Пробирайся-ка вперед да помалкивай. Ты малышей пугаешь.

Бром прибавил ходу. Он знал: подкоп вырыт наспех и может обвалиться в любую минуту. Внезапно, когда Брому уже казалось, что они добрались до конца туннеля, он обнаружил, что дальше пути нет. У мышонка вырвался стон. Выход из подкопа завален. Они в ловушке!

25

Розу пробудил крик Мартина, а потом на нее навалилось что-то большое, покрытое перьями, — это была серая цапля.

Мартина обвило своими кольцами какое-то существо — какое именно, он не мог понять. На ощупь это существо походило на змею, но у него было несколько голов и хвостов. С силой вонзив в него свой короткий меч, Мартин услышал яростное шипение, и кольца разжались. Рядом Грумм взмахнул поварешкой и попал какому-то врагу по черепу. Тот медленно пополз прочь. Паллум изо всех сил вцепился в третье извивающееся тело, а Роза замолотила по нему котомкой. Мартин почувствовал у себя за спиной еще одного врага. Молниеносно развернувшись, он дважды рубанул мечом крест-накрест. Ползучая тварь была убита наповал.

Продолжая наносить в темноту удары котомкой, Роза крикнула:

— Огня, Грумм! Разожги огонь!

Крот завозился, ища трут и огниво, а Мартин нащупал Розу и Паллума. Чтобы не поранить их в темноте, он бросил меч, накинулся на тварь, которую они пытались утихомирить, и стал колотить ее всеми четырьмя лапами. Вскоре она замерла.

С врагами, напавшими на них, было покончено. Стоя неподвижно, Мартин, Роза и Паллум следили, как засверкали искры, потом Грумм стал раздувать трут. Внезапно зажегся огонек. Крот подложил сухой травы и прутиков. При свете вспыхнувшего пламени путники разглядели друг друга и тех, кто на них напал. Это были две слепозмеики, которых они видели на границе болот. Мартин зарубил их мечом, а рядом лежали оглушенные змеи — огромный уж и молодая гадюка.

Грумма так всего и передернуло.

— У-у, гады ползучие!

Паллум подбежал к неподвижно застывшему Стражу:

— Похоже, они его убили!

Роза тут же оказалась рядом с ним:

— Дай-ка взгляну!

Пока она осматривала птицу, Мартин позвал на помощь Паллума и Грумма. Втроем они сбросили тела четырех врагов в трясину.

— Скорее сюда! Он жив!

Роза растирала шею Стража. Еще немного усилий — и его веки чуть заметно вздрогнули. Затем один глаз цапли приоткрылся и птица едва слышно просипела: «Я… здесь… зако-о-о-о-о-он!»

Юная мышка лапой зажала Стражу клюв:

— Знаю, знаю. Лежи тихо, эти змеи тебя едва не задушили. Грумм, согрей воды и поищи мягкого мха и трав для компресса.

Когда над лагерем занялась заря, Роза все еще пестовала своего больного. Она сделала ему на шею согревающий компресс и осмотрела все тело, чтобы удостовериться, что гадюка его не укусила.

— Укусов нет, скоро ты поправишься. Лежи тихо.

Страж попытался привстать, но тут же упал с хриплым воплем:

— Змеи — нарушители закона. Я их накажу. Я здесь закон!

Роза была поражена выносливостью Стража. Утро еще не прошло, а он уже поднялся и, прохаживаясь взад-вперед, заговорил с Мартином:

— Благодарю тебя, Мартин. Ты настоящий воин, но тебе еще нужно научиться убивать нарушителей закона. Две змеи остались живы!

— Но я бросил их в болото.

— В следующий раз сначала убей, тогда они больше не смогут нарушать закон!

В полдень они уже снова шли по тропинке вслед за Стражем. Роза заметила, что туман начинает рассеиваться и сквозь него пробиваются лучи солнца. Вдруг Паллум воскликнул:

— Эй, гляньте-ка, что впереди!

Впереди высилась гора. Ярко освещенная летним солнцем, она предстала перед ними во всем великолепии — у подножия зеленел сосновый бор, выше которого росли кустарники и дикий люпин, а еще выше, вплоть до самого величественного пика, торчали только голые, скалы.

Грумм задрал голову и, заслонив глаза лапой, вгляделся:

— Эх, копать тебя не перекопать! И нам что, на этот холмик лезть теперь надобно?

Страж остановился:

— Видите эту гору?

Роза, заворожено любовавшаяся величественным видом, кивнула:

— Еще бы нам ее не видеть! Нам нужно подняться на ее вершину?

Страж поджал под себя одну ногу:

— Нет, только до половины. Видите пещеру?

Мартин переглянулся с Розой и пожал плечами:

— Мы ее не видим, но, если ты говоришь, что она есть, мы тебе верим. Ты сказал, она находится на полпути к вершине горы?

Страж кивнул:

— Да, посередине. Эта пещера проходит насквозь через всю гору. Теперь я должен вас покинуть. Это мои болота. Я здесь закон.

Он неуклюже подпрыгнул и забил крыльями, ловя восходящий воздушный поток. Взмыв над головами друзей, Страж крикнул:

— Вы спасли мне жизнь. Я этого не забуду. До свиданья!

Роза крикнула вслед огромной птице:

— Спасибо за помощь! Нужно ли нам чего-нибудь остерегаться на пути к пещере?

Обернувшись, Страж на прощание ответил:

— Спросите Болдред, гора не моя. Здесь мои болота, и я здесь зако-о-о-о-н!

С этими словами Страж Болотного Холма полетел прочь над своими владениями — зыбучей трясиной, населенной болотными гадами.

День клонился к вечеру. Четверо путников пересекли суходол и остановились в предгорьях, поросших сосновым лесом. Под его зеленой сенью Мартин решил разбить лагерь:

— Отдохнем здесь до утра. Перед восхождением на гору нужно хорошо поспать.

В сумерках друзья сидели вокруг уютного костерка и ужинали.

Вдруг рядом раздался треск веток, вопли и дикий хохот. Прежде чем Мартин успел схватиться за меч, появился десяток молодых белок, которые с визгом принялись царапаться и драться. Одна из белок споткнулась о лежащую Розу и упала на нее. Когда Роза попыталась подняться, белка щелкнула на нее зубами и грубо толкнула. В мгновение ока рядом оказался Мартин. От его удара белка полетела вверх тормашками на землю. Между тем лагерь уже весь наполнился дикого вида белками; на них были пояса из пестро раскрашенной рогожи, а к хвостам привязаны перья. Не обращая внимания на четверых путников, они визжали и дрались. Одна из белок спряталась за спину Грумма от другой белки, которая пыталась сорвать перья у нее с хвоста.

Для Мартина это было уже слишком. Поскольку белки не нападали на него и его друзей, он не хотел никого убивать, но решил, что проучить их не мешает. Схватив поварешку Грумма, он бросился к двум белкам, которые гонялись друг за другом, вертя при этом крота во все стороны.

От мощных ударов Мартина белки так и сели на хвосты. Потрясая поварешкой, он рявкнул:

— Перестаньте!

Белки остановились, тяжело дыша и скаля друг на друга зубы. Грозя поварешкой, Мартин продолжал тем же строгим тоном:

— Что это вы вздумали громить наш лагерь, а?

Одна из белок сорвала у другой с хвоста перо и ловко вскочила на нижнюю ветку сосны.

— Ха! Это не ваша земля, а наша. Мы — племя Гоо, и мы здесь делаем что хотим. Вот тебе! — И белка нахально показала Мартину язык.

Паллум оказался сообразительным. Подпрыгнув, он ухватился за ветку, согнул ее и отпустил; спружинив, ветка подкинула белку вверх, и та упала на землю. Другие белки не мешкая превратили это в забаву: одна запрыгивала на ветку, а другая подбрасывала ее вверх.

Розу все это вывело из себя. Уперев лапы в бока, она крикнула:

— Вы что, хотите, чтобы я позвала Стража Болотного Холма?

На мгновение белки снова замерли, но потом расхохотались: одна из них зашагала деревянной походкой Стража и стала его очень похоже передразнивать:

— Я здесь закон! Хи-хи-хи, Страж нам не указ, он правит только болотами, а сюда не суется!

Роза выпрямилась во весь рост.

— Тогда я скажу Болдред!

Услышав это имя, белки застыли на месте и стали беспокойно оглядываться, затем одна из них скорчила наглую гримасу:

— Ха, не скажешь, ее здесь нету! Смотри! — Прыгая вверх и вниз, она завопила: — Болдред, Болдред, глупая старуха Болдред! — и, разведя лапами, самодовольно ухмыльнулась: — Видишь, нету ее здесь!

С дикими воплями белки попрыгали на деревья, и лагерь снова опустел. Мартин еще немного послушал их крики, которые затихали в сгущавшейся ночной темноте.

— Значит, их зовут племя Гоо? Не нравится мне эта орава, совсем не нравится. Этой ночью нам лучше выставить караул. Я буду караулить первым. Грумм, ты меня потом сменишь.

Роза подбросила в костер сырых веток, чтобы они тлели всю ночь.

— Мартин, ты заметил, как они замерли, когда я назвала имя Болдред? Правда, потом они шутили и кривлялись, но они явно ее боятся. Интересно, кто такая Болдред и где ее можно найти?

Мартин перекинул через плечо перевязь меча и окинул взглядом погруженный в ночную тьму лес.

— Об этом, Роза, мне известно не больше твоего. А что касается племени Гоо, думаю, мы их еще увидим.

Тем не менее ночь прошла без происшествий, в лесистых предгорьях все было спокойно, ничто не потревожило мирный сон четверых путников. Утро выдалось жаркое, на синем небе не было ни облачка, а значит, день обещал быть еще жарче. После легкого завтрака друзья начали восхождение на гору.

Через три часа лес кончился, и путники стали карабкаться вверх по каменистому склону, поросшему кустарником, папоротником и люпином. Стояла гнетущая духота, ни ветерка. Внезапно Мартин скрипнул зубами. Хотя кругом не было видно ни души, откуда-то стали доноситься насмешки и оскорбления:

— Хи-хи, я Стражу скажу!

— Хи-хи, а Болдред все не видать! Паллум схватился лапой за ухо:

— Ой! Они в меня камнем запустили!

Другой камешек отскочил от меча Мартина. Не оборачиваясь, с трудом сдерживая гнев, он крикнул:

— Не обращайте внимания на этих обалдуев!

— Не обращайте внимания на этих обалдуев, хи-хи! — передразнил его чей-то голос.

Мартин хотел было взять камешек и бросить туда, откуда слышался голос, как вдруг Роза остановилась и испуганно пробормотала:

— Посмотри вперед!

Дорогу путникам преградило полсотни белок из племени Гоо. Одна из них, крупнее остальных, которая, видимо, была здесь кем-то вроде вожака, выступила вперед. Шаркая по земле одной лапой и дуясь, как злой мальчишка, вожак белок заявил:

— Это земля племени Гоо. Бесплатно мы вас не пропустим.

Мартин смерил его спокойным взглядом:

— У нас нет ничего ценного, только немного припасов на дорогу. Я — Мартин Воитель, это Роза, Паллум и Грумм. Пропустите нас. К заходу солнца мы покинем вашу землю.

Жеманно приплясывая, вождь белок умоляюще сложил лапки и проговорил:

— Пропустите нас, ну пожалуйста, пропустите!

Мартин заметил, что сзади тоже появились белки, отрезав им путь к отступлению. У каждой из них к хвосту были привязаны перья, но у вождя — больше всех. Он ловко выгнул свой пышный хвост в сторону Мартина.

— Меня зовут Вакка, я вождь племени Гоо. Дай мне твой меч, и я тебя пропущу.

Глаза Мартина стали ледяными.

— Этот меч я не отдам никому!

Вакка выпятил грудь и распрямил хвост.

— Тогда мы будем драться, и он достанется победителю!

Мартин насмешливо оттопырил губу:

— Ну да — драться, только так, чтобы я был один, а ты вместе со всей своей ватагой?

Вакка не шутил. Он поднял обе лапы, показывая, что безоружен:

— Нет-нет, мы с тобой будем драться один на один. Отдай меч своей мышке, посмотрим, чего ты стоишь без оружия.

Белки немедленно образовали широкое кольцо. Передавая меч Розе, Мартин повернулся к Вакке спиной.

— Берегись, Мартин! — крикнул Паллум.

Мартин обернулся. Вакка летел прямо на него, оскалив зубы и выставив когти.

26

Мы в ловушке!

Эти слова разнеслись в темном душном подкопе с быстротой лесного пожара, и среди беглецов началась паника:

— Мы здесь все умрем. Помогите!

— Я задыхаюсь! Выпустите меня отсюда!

— Это все Бром, он во всем виноват!

У Кейлы внутри все перевернулось. Он заметался и, работая всеми четырьмя лапами и мощным хвостом, начал пробиваться вперед, к Брому и заваленномувыходу.

— Дорогу, распустили нюни! А ну пропустите!

Толкаясь, Кейла пробивался сквозь забитый рабами душный туннель, пока не почувствовал под лапами пиратские лохмотья Брома.

— В чем дело, Бром?

— Я уверен, мы почти у цели, но выход обвалился!

Кейла оттолкнул его назад, в толпу вопящих рабов:

— С дороги, дайте мне место. Я вас отсюда вызволю!

Отчаяние удесятерило силы Кейлы, и все его четыре лапы заработали, как ветряные мельницы. Он разгребал, копал, грыз, долбил и раскидывал землю; на стоящих сзади обрушился целый град комьев и песка. Послышались вопли возмущения. Это еще сильнее подхлестнуло Кейлу:

— Эге-е-е-е-ей! Сейчас вам Кейла покажет, как нужно копать! Вот так! И так! Ого-го-го-го-го-го!

Из носа Кейлы хлынула кровь: он ударился о большой камень. Кейла лег на него и, натужно покрякивая, стал яростно копать дальше; он пробивался вперед и разгребал песок, пока его голова вдруг не высунулась из ямы на берегу, между скал. Выбравшись из подкопа, Кейла выплюнул изо рта землю и утер лапой нос. Дрожа от восторга, он тихонько засмеялся:

— Ха-ха, видите, что можно сделать, если очень захотеть!

Из туннеля выскочил Бром, сбросил свой пиратский наряд и принялся обнимать друга:

— Кейла, разбойник, ты нас освободил!

Затем настала очередь Брома действовать благоразумно. Помогая рабам выбраться из подкопа, он стал наставлять Кейлу:

— Время упущено, скоро взойдет солнце. Я побегу в лагерь за помощью.

Встала заря, и серое небо начало розоветь; волны отлива тихо плескали о берег. Для хорька Синешкура, стоявшего в карауле на стене Маршанка, это было любимое время суток. Большую часть ночи он продремал и теперь от души потянулся в предвкушении завтрака, а затем сна до полудня. Вскоре ему пришла смена — это был тоже хорек, звали его Ломозуб.

Синешкур с довольным видом передал ему копье часового:

— Ну и жаркий же, видать, денек будет, братишка! Тебе тут попотеть придется.

Ломозуб взял протянутое копье и тяжело оперся на него.

— Да уж, правда твоя, Синешкур. Ну где, скажи, справедливость — я тут весь день маяться буду, а эти лодыри рабы — полеживать в загоне да брюхо чесать.

— Хо-хо, насчет рабов не бери в голову! — Синешкур начал спускаться по лестнице со стены. — Они все в темнице сидят. До вечера половина передохнет!

Обгоняя Синешкура, Ломозуб бросился вниз по лестнице:

— Как — рабы в темнице? Я там никого не видел, а я туда каждое утро заглядываю, когда мимо иду!

Синешкур грохнулся на голову Ломозубу. Пересчитав боками ступеньки, оба хорька рухнули на землю, вскочили и бросились к яме. Синешкур ошеломленно разинул пасть:

— Н-но… ведь ночью они еще здесь были. Своими глазами видел, как они туда спускались. Их туда двое наших посадили…

Ломозуб его не слушал. Он во всю прыть бросился к дому, вопя что есть мочи:

— Побег! Рабы сбежали!

Во двор выскочил Бадранг; он споткнулся о тело Гуррада, поспешно поднялся и злобно пнул труп лапой:

— Рабы сбежали? Сколько? Откуда?

— Из подземной темницы, Властитель!

— Из темницы? А кто их туда посадил?

— Не знаю. Ночью в карауле стоял Синешкур…

Но Бадранг его не слушал. Он метался по крепостному двору, крича:

— Хиск! Блохолов! Соберите всех. Живо!

Полусонные куницы, хорьки и крысы высыпали во двор, одеваясь на ходу и волоча за собой оружие. Разъяренный Бадранг подгонял их:

— Недоделки, слизняки поганые! Может, мы еще успеем их поймать. Пошевеливайтесь!

Бадранг вернулся к трупу Гуррада. По-видимому, Клоггу посчастливилось выжить на этот раз. И не стоит ему давать лишний повод для насмешек. Схватив за шиворот пробегавшую мимо крысу, Бадранг проворчал:

— Эй, Травощип, возьми вот это и иди за мной.

Волоча неуклюже обвисший в его лапах труп, Травощип засеменил за Бадрангом.

Взбешенный главарь сдвинул решетку подземной темницы. Упав на живот, он опустил голову в яму и сразу же увидел подкоп.

— Слушай, Травощип, оставь здесь труп и спустись в яму. Видишь дыру в стене? Залезь в нее и посмотри, куда она ведет. Когда найдешь выход, вернись и доложи мне.

Прежде чем вернуться к своей шайке, Бадранг проследил, как несчастный Травощип забирается в туннель. Когда крыса исчезла из виду, Бадранг сбросил в яму труп Гуррада и, приподняв решетку, закрыл ее.

В то утро Трамун Клогг, которому не терпелось узнать, удалось ли задуманное им убийство Бадранга, проснулся раньше всех. Когда Хныкса и Боггс доложили о том, что нашли труп отравленного Маслозада, Клогг понял, что покушение провалилось. От мертвеца поспешили избавиться, сбросив его в море. Клогг приказал своей команде вооружиться и быть наготове на случай, если явится Бадранг, желая отомстить за покушение на его жизнь.

Лис Крестозуб бросил быстрый взгляд на открытые ворота Маршанка:

— Ну, готовься, кэп. Вон Бадранг чапает — видать, быть беде!

Трамун бдительно следил, как Бадранг со своей шайкой выходит на берег. Но вот до его чутких ушей донеслись команды Хиска и Блохолова:

— Живей, раззявы! Пошевеливайтесь, Властитель Бадранг требует, чтобы мы вернули всех рабов до единого!

— Если не поймаете беглецов, сами вместо них работать будете. Так что шевелись!

Клогг вложил палаш в ножны и задумчиво пожевал одну из косичек своей бороды; в его изобретательном мозгу родилась идея. Он скомандовал:

— Эй, братва, клинки в ножны — и живо за мной!

Придав своей злодейской физиономии озабоченное выражение, он подбежал к Бадрангу, крича:

— Привет, кореш! В чем дело?

Бадранг остановился и смерил Клогга подозрительным взглядом:

— Ты что, не знаешь? Этой ночью оставшиеся рабы сбежали!

На морде пирата отразились ужас и негодование.

— Вот ведь прохвосты поганые! Теперь мне нового корабля в жисть не построить. Бадранг, братишка, давай заключим перемирие, пока мы их не поймаем. Как думаешь, куда они подались?

У Бадранга не было времени на препирательства со своим давним соперником. Он понимал — чтобы вернуть рабов, пригодится любая помощь.

— Они, скорее всего, бежали на юг, к скалам. Туда-то мы и направляемся.

Клогг задумчиво погладил бороду:

— Ага, братишка, это они хотят, чтоб ты подумал, будто они на юг намылились, а сами, может, на север подались, чтоб тебя одурачить. Туда-то я с командой и пойду.

Прежде чем Бадранг успел что-то ответить, Клогг вытащил из ножен палаш и стремглав рванулся вместе с пиратами по берегу на север.

— Шевелись, салаги! Если хотите снова по палубе пройтись, этих грязных рабов нужно найти!

Бадранг вместе со своей шайкой рысью припустил на юг.

Травощип выбрался из подкопа. Отряхнувшись, он взобрался на скалу, чтобы узнать, где находится. Внезапно ему на глаза попались ясные следы. Заслонив глаза лапой от лучей утреннего солнца, он оглядел берег. Ошибиться было невозможно: вдали виднелись беглецы. Травощип запрыгал и что было сил замахал лапами:

— Сюда, Властитель! Я их вижу!

Баллау, Дубрябина, Баклер и Феллдо, взяв с собой десяток самых крепких из освобожденных рабов, бежали трусцой по верху обрыва вслед за Бромом. Феллдо мрачно бросил зайцу:

— Что за безрассудный идиот этот Бром. Он мог попасть в плен в Маршанке или его могло завалить в подкопе!

Баллау слегка подкинул свой дротик.

— Это, старина, как посмотреть. Не вышло — значит, ты безрассудный идиот, а выгорело дельце — так ты уже благородный герой!

Пыхтя, вслед за ними волочила повозку Дубрябина.

— Баллау прав. Если все пройдет гладко, я скажу, что Бром — безрассудный герой, но главное — кто мог такое ожидать от юного Брома!

Бром остановился. Указав лапой вниз, на берег, он гордо воскликнул:

— Вот они!

Феллдо перевел взгляд дальше:

— Ну да, а поглядите-ка, кто за ними по пятам мчится!

От отчаяния Дубрябина громко застонала:

— Их слишком много, нам с ними не справиться. Единственное, на что можно надеяться, — это поднять этих несчастных на обрыв прежде, чем шайка их настигнет. Давайте попробуем!

К скалам привязали крепкие веревки, сплетенные из лоз, и спустили их с отвесного обрыва. Баллау рявкнул рабам во весь голос:

— Эй, сюда!

Феллдо и еще несколько зверей поспешно соскользнули по веревкам вниз и бросились на помощь отставшим. Обхватив лапами старую мышь, Баклер бросил взгляд в сторону преследователей:

— Гляди-ка, как наяривают. Похоже, это самое… не успеть нам.

Старая Джум взялась за веревку. Посмотрев на обрыв, она поджала губы:

— Что я вам, белочка — на такую крутизну карабкаться?

— Не знаю, как там насчет белочек, мамаша, но если ты сейчас промедлишь, так точно будешь мертвой мышью!

Феллдо перебросил старую Джум через плечо, как пушинку, и полез по веревке наверх.

Баклер и еще шестеро зверей дали по приближающейся шайке залп дротиками. Четверо разбойников Бадранга упали. Остальные рассредоточились и продолжали двигаться вперед. Беглецы лезли по веревкам на обрыв: близость погони и предчувствие свободы придавали им сил. Феллдо поднял Джум наверх и спустился вниз без помощи веревок. За его хвост ухватились двое малышей, и он снова полез наверх. Баклера и остальных наступающая шайка прижала к самым скалам. Копья сразили двоих из них. Посмотрев вниз, Дубрябина встревожено крикнула:

— Живей на веревки! Подымайтесь к нам!

Бром и поднявшиеся на обрыв звери стали прикрывать отход своих друзей залпами дротиков и камней из пращей.

Когда наверх полез Баклер, Бадранг рванулся вперед. Схватив упавший рядом дротик, он метнул его. Крот вскрикнул: дротик пронзил ему плечо.

— Держись, Баклер, держись! — взревела Дубрябина. Схватив веревку обеими лапами, она изо всех сил рванула ее на себя.

Бадранг прыгнул вперед, но вместо веревки его лапы схватили только воздух. Хотя выше Баклера за веревку держались еще шестеро зверей, от мощных рывков Дубрябины вся эта гирлянда просто полетела вверх. Барсучиха побежала как можно дальше от края обрыва, таща веревку за собой. От напряжения веревка гудела, как натянутая струна, а цеплявшиеся за нее звери один за другим прибывали наверх.

Баллау вытащил дротик из плеча Баклера:

— Как дела, старый разбойник?

Крот поморщился:

— Меня, значится… одним копьишком не прикончишь!

— Баллау, они взбираются по другим веревкам!

Услышав этот крик Брома, Баллау бросился к краю обрыва. Стоя на берегу, Бадранг отдал приказ лезть наверх:

— Мы их опрокинем. Их там слишком мало, чтобы нас остановить! Живее, болваны, лезьте!

Феллдо помог последнему из рабов перебраться через край обрыва. Он видел, как по оставшимся четырем веревкам стали карабкаться вверх хорьки, крысы и куницы, между тем как Бадранг подгонял остальных.

Дубрябина встала рядом с Феллдо и следила за тем, как они поднимаются.

— Подпустим их поближе, и я толкну.

— Что толкнешь?

— Валуны, к которым привязаны веревки!

Баллау выразительно пошевелил ушами:

— Да, будет этим подонкам о чем поразмыслить, а? Похоже, пора. Сейчас позову подмогу.

Бадранг уже хотел было сам подняться по одной из веревок, как вдруг сверху донеслось зловещее громыхание. Отскочив от обрыва, он завопил:

— Назад! Долой с веревок! Все вниз, живо!

Некоторые разбойники уже почти добрались до верха. Им было высоко прыгать, они посмотрели вниз и заколебались. Другие в растерянности прижались к обрыву.

Всем своим весом Дубрябина навалилась на первый валун. Он покатился довольно легко. Баллау с Феллдо подсунули под второй толстый сук. Они налегли на него, как на рычаг, и валун сдвинулся с места. На третий валун Бром наехал повозкой; она была крепко сколочена, и от удара камень пополз вперед. Крики и панические вопли, которые раздались вслед за тем, как первый валун перекатился через край обрыва, вдохновили Дубрябину. Она подскочила к четвертому валуну и с рычанием набросилась на него. В ту самую минуту, когда камень сдвинулся с места, над обрывом показалась голова какого-то хорька. Он взвыл от ужаса и бросился вниз.

Потери шайки Бадранга были значительны. Летя вниз, валуны ударялись о скалы, откалывая от них огромные куски; несколько разбойников, запутавшихся в веревках, протащило вниз по крутому обрыву на спине, как на салазках. Другим посчастливилось меньше: камни превратили их в лепешку и сбросили их с обрыва.

Бадранг выставил отряд лучников. Они расположились на берегу и дали с колена залп. Услышав донесшиеся с обрыва крики, горностай понял, что его тактика приносит успех.

В оглоблю повозки, за которую взялась Дубрябина, рядом с ее лапой вонзилась стрела.

— Феллдо, пора уносить лапы. Сажай в повозку раненых и тех, кому трудно бежать, да поживей!

Исполнить ее приказ было делом одной минуты. Вскоре там, где стояла повозка, осталось лишь облачко пыли.

— Прекратить огонь!

Последним эту команду услышал Синешкур. Он не смог удержать натянутую тетиву, и его стрела полетела через обрыв, а сам он вслед за этим полетел вверх тормашками, сбитый с ног пинком Бадранга.

— В чем дело, ты, глухая тетеря? Ты что, не видишь, что там никого нет?! — Горностай тяжело вздохнул и сел на один из сброшенных со скал валунов. — Хиск, Блохолов, подсчитайте потери. Сколько наших погибло?

— Пятнадцать. Еще примерно столько же ранено.

— Правда, с их стороны тоже восемь убито да еще наверху кого-то стрелы достали.

— С их стороны! — саркастически хмыкнул Бадранг. — Не с их, а с нашей — это были мои рабы.

Бадранг подозвал к себе Хиска:

— Возьми десятерых воинов и двух хороших следопытов. Я хочу, чтобы ты разузнал, куда они направились. Когда ты их выследишь, возвращайся в Маршанк и доложи мне. Не ввязывайся в бой и даже не показывайся им на глаза, а сразу мчись ко мне со сведениями.

Капитан Трамун Клогг со всеми удобствами расположился в длинном доме крепости Маршанк. Развалившись в кресле Бадранга, он пил вино из диких слив и ковырял в зубах обглоданными костями селедки. Грохнув башмаками о столешницу, он закинул лапы на стол и, скорчив рожу, подмигнул Крестозубу:

— Мозги — вот что нужно, чтоб отнять ветер у врага, понятно? Мозги!

Лис восхищенно покачал головой:

— Да уж, кэп. Перехитрил ты старину Бадранга!

От смеха огромное брюхо Клогга заходило ходуном.

— Сейчас, говорю, помогу тебе рабов поймать. Ты иди туда, а я сюда. Ну и пошел я прямо сюда — в крепость то есть, перемахнул через стену и захватил Маршанк. Хо-хо-хо! Между прочим, братишка, а ворота заперты?

Крестозуб налил себе вина:

— Заперты на все замки, запоры и засовы, кэп. Команда расставлена по стенам, накормлена досыта и вооружена до зубов.

Клогг ухмыльнулся:

— И все ждут, когда дядюшка Бадранг наведается к нам в гости, повесив нос и поджавши хвостик. Гы-гы-гы!

27

Вакка, вождь племени Гоо, был свирепым бойцом — свирепым и проворным. Хотя в проворности он и уступал Мартину Воителю. Увидев, что вождь белок летит на него, юный воин ловко отскочил в сторону. Вакка приземлился на четвереньки. Не теряя ни секунды, он развернулся, вскочил и набросился на Мартина; его когти вонзились Мартину в бока, острые зубы защелкали, ища горло противника, а пышный хвост заелозил по лицу Мартина, не давая дышать. Мартин изо всех сил укусил этот хвост и упал на спину, выставив все четыре лапы. Вакка вскрикнул от боли и, перелетев через голову Мартина, упал прямо в толпу белок. Мартин сразу же вскочил. Он знал, что сейчас последует, и поэтому сцепил вместе обе передние лапы в подобие кувалды. Белки бросили своего вождя в Мартина, надеясь сбить его с ног.

Вакка со всего маху налетел носом на сцепленные лапы Мартина. От удара у вождя белок из глаз посыпались искры, и некоторое время он сидел на земле, приходя в себя и слизывая кровь с разбитого носа. Наконец в голове у него прояснилось, и он снова бросился на Мартина. На этот раз он применил довольно простой финт: когда Мартин отскочил в сторону, Вакка прыгнул в ту же сторону и схватил противника. Обвив задние лапы вокруг пояса Мартина, он повис на нем как репей и стал остервенело царапаться. Мышонок дернулся: когти глубоко впивались ему в тело, враг подбирался к глазам. Рухнув на живот, Мартин подмял Вакку под себя, и тот сразу обмяк. Нанеся ему еще один сокрушительный удар по носу обеими лапами, Мартин первым вскочил на лапы. Шатаясь и держась за изуродованный нос, поднялся и Вакка. Мартин схватил его, развернул спиной к себе и вскочил ему на плечи. Сжав противнику задними лапами шею, передними Мартин взял его покрепче за уши и с силой потянул вверх.

Взвыв от нестерпимой боли, Вакка запрыгал из стороны в сторону, пытаясь сбросить мучителя с плеч. Мартин все плотнее сжимал задние лапы на его горле и все сильнее тянул за уши. Пытаясь сбросить седока, вождь белок метался по кругу, который образовало его племя, однако Мартин, напрягая мускулы, так что на лапах выступили сухожилия, продолжал яростно тянуть. Наконец полузадушенный Вакка, которому Мартин чуть не вырвал с мясом оба уха, рухнул как подкошенный. Мартин вскочил и, наступив лапой Вакке на затылок, вдавил его разбитым носом в землю. Вождь племени Гоо корчился, всхлипывая и ловя ртом воздух, а Мартин продолжал втаптывать его в грязь.

Тяжело дыша, мышонок прохрипел:

— С тебя хватит? Если нет, можем драться насмерть!

К Мартину подбежала Роза. Схватив его за лапу, она воскликнула:

— Хватит, Мартин. Не убивай его!

От голоса Розы Мартин Воитель пришел в себя. Красная пелена спала с его глаз, и желание добить поверженного врага куда-то исчезло. Он позволил Розе отвести себя к друзьям, и Грумм стал обмывать глубокие царапины у него на щеках.

Белки как-то странно притихли и разбрелись, оставив своего побитого вождя лежать в пыли. Уйдя в заросли папоротника и люпина, они тут же расхохотались и снова принялись играть — теперь они таскали своих сородичей за уши, вскочив им на плечи, подражая Мартину.

Паллум угрюмо покачал головой:

— Ну и дикари!

Роза прилепила к ранам Мартина полоски из листьев щавеля:

— Пока что больше ничего сделать не могу. Давайте-ка уйдем отсюда побыстрее. Ненавижу это место, а уж про этих гадких белок и говорить нечего!

Несмотря на жару, в зарослях высокого люпина и папоротника было прохладно. Первым заметил пещеру Паллум — она чернела высоко вверху на фоне серого склона горы, как единственный глаз какого-то огромного зверя.

Мартин покачал головой:

— Сомневаюсь, что мы там будем к закату.

— Невелика беда, если и не дойдем, — заметила Роза, — встанем лагерем на склоне и подождем до завтра. Торопиться некуда, Мартин. Иди помедленнее.

Мартин потрогал ноющие щеки:

— Обо мне не беспокойся, Роза. Я могу идти не хуже других.

В ответ мышка приняла суровый вид. Обогнав спутников, она зашагала, как Страж, на негнущихся ногах и заявила его голосом:

— Я требую, чтобы ты шел медленнее. Я здесь закон!

Все расхохотались. Было решено сделать привал прямо в зарослях папоротника. Грумм стал распаковывать свои запасы, а Мартин не заметил, как задремал под песенку Паллума:

Отлично выглядят ежи,
Покрытые иголками,
Не то что жабы и ужи -
Неимоверно колки мы!
Попробуй в лапы взять ежа.
Но дудки! Не возьмешь!
Ты выронишь меня, визжа, -
Ужо тебе! Я еж!
День уже клонился к вечеру, когда Мартина разбудили вопли резвящихся неподалеку белок из племени Гоо. Он протер глаза и взглянул на солнце:

— Что такое, неужто я весь день проспал? Теперь нам сегодня до пещеры не добраться!

Роза дала ему напиться и сменила примочки.

— Идем, ворчун. Может, от этого ты повеселеешь.

Тени стали удлиняться, когда путники вышли из зарослей папоротника на каменистый голый склон. Здесь им вновь преградила путь толпа белок.

Колючки Паллума грозно встали дыбом.

— Давненько мы вашего брата не видали. Чего вам надо на этот раз?

Вождя племени Гоо нигде не было видно — по-видимому, он был низложен и теперь у белок стало сразу несколько вожаков.

— Играть хотим! — крикнул один из них.

Роза окинула белок ледяным взглядом:

— Так что ж, мы вам не запрещаем. Играйте сколько заблагорассудится!

— Хи-хи! — усмехнулась другая белка. — Нет, мы хотим, чтоб вы с нами поиграли!

Мартин обнажил меч и сделал шаг вперед:

— А если мы не захотим?

— Хи-хи-хи! Тогда племя Гоо вас убьет!

Только теперь Мартин заметил, что многие белки держали в лапах каменные топоры из кусков сланца, привязанных к расщепленным палкам. Он поднял лапу:

— Хорошо, мы сыграем в вашу игру. Что нам нужно делать?

— Хи-хи, вы бегите, а мы вас будем догонять.

— А куда нам бежать?

— В гору, хи-хи!

— А потом?

— Когда мы вас поймаем… Хи-хи… Мы вас скинем вниз!

Мартина захлестнула ярость. Он крепче сжал рукоять меча, но, не переставая улыбаться, сказал:

— Ладно, мы с вами сыграем. Но белки из племени Гоо очень сильные, очень-очень проворные! А мы устали и еле плетемся. Дайте нам фору, и тогда игра будет что надо!

Мартин указал на карниз высоко над их головами:

— Прежде чем вы за нами погонитесь, дайте нам взобраться вон на тот карниз. Когда мы взберемся, я крикну: «Племя Гоо!» Это будет сигналом.

— Племя Гоо! Племя Гоо! — тут же завопили в ответ белки.

При виде орды белок, которые приплясывали перед ними, завывая и размахивая каменными топорами, у Розы поубавилось храбрости. Грумм взглянул на карниз и закрыл глаза лапами:

— Бр-р, не из тех я, значится… кто на верхотуру лазать любит!

Держа меч наготове, Мартин взял Розу за лапку:

— Паллум, Грумм, идите сзади и не спешите. Вперед. Если успеем добраться до пещеры, думаю, нам удастся отбиться.

Мартин пошел первым. Ситуация была очень напряженной: белки не могли дождаться начала игры и всё норовили кого-нибудь схватить. Шаг за шагом четверо друзей шли через ревущую толпу; Мартин грозил белкам мечом, Грумм грозно потрясал поварешкой, Паллум выставлял во все стороны иголки, а Роза размахивала котомкой. Чтобы оторваться от племени Гоо, друзьям понадобилось всего несколько минут, но им они показались часами.

Ступая нарочито медленно, Мартин вполголоса попросил Паллума, который шел замыкающим:

— Паллум, оглянись и посмотри, не гонятся ли они уже за нами. Только постарайся сделать это как бы невзначай.

Стоило Паллуму обернуться, и племя Гоо умолкло.

— Вся эта орава стоит не шелохнется и молчит, все только и делают, что следят за нами!

Роза чувствовала на себе взгляды множества злобных глаз. Шерсть у нее на загривке встала дыбом.

— Что-то мне эта игра не по душе. Мартин крепче сжал ее лапку:

— Думай о Полуденной долине.

Дойдя до первых уступов на склоне горы, друзья вскарабкались на первый, внимательно следя за белками. Песчаник, из которого была сложена гора, осыпался, и вниз по склону катились кусочки сланца. Осталось преодолеть еще два уступа. Чтобы двигаться побыстрей, Мартин воткнул в трещину скалы меч, свесился с карниза и помог Розе поднять наверх Грумма. Паллум подталкивал крота сзади.

Грумм неуклюже вскарабкался на карниз; он не смел взглянуть вниз, на застывшую в безмолвном ожидании толпу белок.

— Под землей, значится… это еще куда ни шло, а здесь мне, это самое… не по нраву, вот!

Между тем белки из племени Гоо снова стали вопить и приплясывать: им не терпелось пуститься в погоню. Стоя на карнизе, который указал Мартин, четверо друзей с волнением наблюдали за ними. Мартин взял у Розы котомку и надел себе на плечи.

— Готовы?

— Порядок, Мартин. Давай им сигнал!

Юный воин вгляделся в орду белок, которая плясала внизу:

— Чтоб я им сигналы подавал — много чести! Пусть сами догадаются, началась игра или нет!

И друзья стали быстро карабкаться вверх по склону горы к пещере.

Вопящим и приплясывающим белкам понадобилось не более нескольких секунд, чтобы понять — их обманули. Мартин не подал сигнала. Взревев в один голос от ярости, орда белок бросилась вверх по склону, размахивая топорами. Друзья остановились и взглянули вниз. Мартин не ошибся: силы и проворства племени Гоо действительно было не занимать. Быстроногие и ловкие белки взбирались вверх с потрясающей скоростью.

Игра, ставкой в которой была жизнь, началась!

Книга третья Битва при Маршанке

28

Бром и Кейла вместе с Феллдо и всей труппой «Шиповник» были героями дня. Три десятка рабов, которым удалось бежать из Маршанка, с восторженными криками возили их в повозке вокруг лагеря. Комедиантам, как и всем актерам, нравились знаки восхищения, в какой бы форме они ни выражались. Баллау раскланивался во все стороны, комично похлопывая при этом ушами:

— Спасибо вам, милые, спасибо всем и каждому!

Дубрябина с милостивой улыбкой помахивала огромной лапой:

— Ну что вы, право, это же такие пустяки!

Баклер, у которого раненое плечо было забинтовано, а лапа висела на перевязи, кивал мохнатой головой:

— Спасибо, спасибо. Пара деньков — и я буду, значится… как огурчик!

Остальная труппа учтиво принимала знаки внимания, за исключением Селандины, которая хлопала ресницами, строила всем глазки и кокетливо рассылала направо и налево воздушные поцелуи.

Бром вместе с остальными сидел в повозке, но Феллдо не привык к таким триумфам. Он ушел из лагеря, чтобы побыть одному; от пьянящего чувства свободы у него кружилась голова.

Над лагерем сгустились сумерки. Кругом весело пылали костры; хором распевая старинные песни, все помогали готовить торжественный ужин по случаю освобождения. Юный мышонок Удод в смешной шляпе из осоки был запевалой и дирижировал длинным пером зеленого лука.

Как дивно пахнет лук-порей!
О дайте пудинга скорей!
По мне, напитка нет милей
Искрящегося сидра!
Катите желтый сыр сюда!
Варенье — славная еда!
А с пирогом сковорода
Едва ли в печку влезет!
И опозорен будет тот,
В кого не лезет больше мед, -
На то и даден нам живот,
Чтоб кушать до отвала!
А ну-ка, миленький дружок,
Еще откушай пирожок -
Потом пойдем на бережок,
Поспим. А завтра — завтрак!
Пока весь лагерь пировал, Феллдо сидел на обрыве, прислонившись к скалам, и любовался безмятежным морем и звездным небом. Он наслаждался обретенной свободой, положив на землю дротики и копьеметалку, но при мысли о том, сколько сезонов ему с отцом пришлось провести в неволе, все в душе закипало от негодования. Ненависть к Бадрангу терзала его душу. Услышав приближающиеся шаги, Феллдо схватился за оружие.

— Феллдо, это ты, дружище?

Вздохнув с облегчением, Феллдо разжал лапу, державшую дротик:

— Бром, что ты тут делаешь?

Юный мышонок сел рядом и разложил еду.

— Принес тебе кое-чего поужинать. Ты небось проголодался?

Феллдо с благодарностью принял угощение. Они посидели вместе, глядя на небо и ночное море. Бром вздохнул и наконец высказал то, что мучило его всякий раз, когда ему приходилось видеть морские волны:

— Последнее время я часто смотрю на море и гадаю, добрались ли до берега Мартин, Грумм и моя сестра. Не хочется думать, что они лежат на дне.

— Что за глупые мысли! — усмехнулся Феллдо и слегка шлепнул Брома по лапе. — Они наверняка выбрались на берег, когда мы еще барахтались в море. С Мартином твоя сестра не пропадет, да и Грумм то-же. Знаешь, я бы не удивился, если бы сейчас увидел, как они спускаются с этих скал, ведя за собой войско из Полуденной долины!

Как будто желая поймать Феллдо на слове, Бром бросил взгляд в сторону скал и вдруг вытянул лапу на север:

— Гляди, сюда идут. По-моему, их не меньше дюжины!

Два следопыта-куницы, Клополап и Флинк, встав па колени, внимательно изучали при свете луны дорогу. Хиск с нетерпением наблюдал за ними:

— Неужто так трудно найти следы груженой повозки?

Клополап поднял голову:

— Повозка проезжала здесь несколько раз. Мы смотрим, какой след самый свежий.

Флинк обвел лапой колеи на земле:

— Попробуй ночью разбери! Хиск, что если сделать привал да вздремнуть малость, а? Днем следы не и пример лучше видно.

Услышав это предложение, остальные солдаты одобрительно заворчали. Хиск поднял копье:

— Это что еще такое! Никак бунт? Нам приказано идти по следу повозки, и я намерен выполнить приказ. И еще… Для всяких недоумков вроде вас я капитан Хиск, понятно?!

Феллдо схватил дротики:

— Это разбойники Бадранга. Не слышу, что они говорят, но любой поймет, что они идут по следу повозки и ищут наш лагерь. Ну-ка, Бром, возьми вот этот дротик и следуй за мной, только потише и не высовывайся.

Встав на четвереньки, двое друзей бросились но следу повозки под гору, к лагерю. Наконец, решив, что они удалились достаточно, Феллдо остановился.

— Бром, делай как я. Заметай следы, пока я не скажу, что хватит.

Шаркая лапами по мягкой супеси, они принялись стирать оставленные повозкой колеи. Феллдо быстро огляделся:

— А теперь бери один из этих дротиков, и живей!

Вернувшись назад, к тому месту, от которого они начали заметать следы повозки, Феллдо тупым концом дротика стал чертить вихляющую колею в сторону от берега, к низкому холму. Тут Бром наконец понял, в чем состоит план Феллдо: им предстояло увести следопытов по ложному следу. Бороздя землю концом дротика, он нагнал Феллдо. Работая на пару, друзья чертили на дороге две колеи и вскоре исчезли за холмом.

Клополап остановился и выпрямился:

— Гляньте-ка, какие следы замечательные: ясные как день и свежие как огурчик. А повозка-то, похоже, у них потяжелела.

Флинк понюхал землю и согласился:

— Эти колеи совсем барсуком не пахнут, а я барсука за милю чую. Видать, эта дылда-барсучиха себе лапу зашибла и ее на повозку усадили. Видите, следы чуть глубже стали.

Радуясь тому, что он вновь контролирует ситуацию, Хиск выпятил грудь:

— Молодцы! Давайте и дальше в том же духе. Живее, вперед!

Колеи вели на север, взбирались на пригорок, за которым шли сначала заросли утесника, затем полоса влажного песка, а потом, насколько хватало глаз, тянулись тростники. Хиск и его отряд усердно шли по следу, хорек шепотом наставлял своих солдат, рысцой продвигавшихся вперед по земле, залитой неровным лунным светом:

— Не забудьте, что бы ни случилось — молчок. Когда найдем лагерь, запомним, где он находится, и живо назад в Маршанк. Об остальном позаботится Властитель Бадранг.

Чертя дротиками по земле, Бром с Феллдо вбежали в заросли камыша. Лапа Феллдо увязла, он остановил Брома:

— Стой, дальше трясина! Давай-ка заляжем вон там, где камыши гуще. На вот, возьми еще дротиков. Пока эти гады подойдут, я успею вырезать тебе копьеметалку. Их ведет Хиск. Оставь его мне — у меня с этим негодяем свои счеты. Он обломал о мою спину немало розог!

Хиск торжествующе потряс копьем:

— Так вот где они прячутся — в болотах! Ну что ж, их тайное убежище — больше не тайна. Глядите в оба, не видно ли среди камышей костра.

Пока он говорил, следопыты были далеко впереди него. Им не терпелось поскорей выполнить задание, и они помчались по ясно видным на мягкой влажной земле следам.

— А-а-а! Спасите, тону! Братцы, на помощь!

Хиск рванулся вперед:

— Заткнись, крикун, ты что, хочешь, чтобы нас обнаружили?

Флинк уставился на абсолютно ровную поверхность, темневшую за камышами:

— Там был Клополап. Он исчез!

Хиск схватил Флинка за шиворот и встряхнул:

— Идиот, я ж говорил — не шуметь! Что значит — Клополап исчез?

— Бо… бо… болото! — От страха у Флинка стучали зубы. Не успел он договорить, как и он, и капитан стали увязать. Следопыт испуганно вцепился в копье Хиска, и тот оттолкнул его от себя. Флинк упал навзничь, и его тут же поглотила трясина. Хиску удалось высвободить из болота одну лапу. Нащупав копьем землю потверже, он поднялся на лапы. Другие, налетая друг на друга в темноте, поспешно отступили подальше от края.

Солдат-крыса по имени Жабострел привстал на цыпочки, вглядываясь туда, где мгновение назад стояли Клополап и Флинк:

— Куда они подева… а-а-а-а-а-а-а-а!

Вылетевший неизвестно откуда, как черная молния, дротик поразил его прямо в пасть.

Бром впервые в жизни видел вблизи убитого зверя. Только что крыса была жива — и вот ее не стало. Юный мышонок всей душой был против убийства. Он в ужасе уставился на Феллдо, который с бесстрастным видом зарядил в копьеметалку новый дротик и отвел лапу назад. Прицелившись в темный силуэт, он выстрелил, и раздался захлебывающийся вопль.

— Попал! — удовлетворенно заметил Феллдо. Оружие выпало из лап Брома.

— Ты их убил!

Феллдо приладил к своей копьеметалке очередной дротик:

— Да, малыш. На войне как на войне! Если тебе:)то занятие не по душе, верни мне лучше дротики. Лежи здесь и шурши камышами, только головы не подымай. Я скоро вернусь.

И Феллдо с таким же бесстрастным выражением лица пополз прочь.

Хиск бросил копье в камыши:

— Вон видите, камыши колышутся — там они и засели!

В указанном им направлении полетели копья и стрелы.

Бром был храбрым мышонком, но мысль о том, чтобы лишить жизни живое существо, внушала ему ужас и отвращение. Теперь другие пытались убить его. Вжавшись в землю, он, как велел Феллдо, раскачивал камыши, чтобы они шуршали. Сверху на него сыпались сбитые копьями и стрелами головки и листья камышей. От страха лапы Брома так дрожали, что длинные стебли ходили ходуном.

Феллдо зашел врагу в тыл. Пользуясь дротиком как колющим оружием, бесшумный как тень Феллдо заколол хорька и еще одну крысу. Он прицелился в Хиска, но тому повезло: один из солдат оказался перед капитаном и принял удар на себя. Обернувшись, Хиск успел заметить противника, исчезавшего в камышах:

— Это белка, один из рабов. Задержать!

Все бросились вслед за Феллдо в болото. На ходу Хиск пересчитал своих солдат и вздрогнул от ужаса. Осталось только пятеро, включая его самого! Выходя из Маршанка, он взял десятерых солдат и двух следопытов. Беглый раб убил пятерых, плюс два следопыта утонули в болоте. В бешенстве Хиск подхватил копье крысы, сраженной последним дротиком Феллдо, и последовал за своими солдатами.

Бром отпустил камыши и лежал не шевелясь: он не знал, поймали разбойники Феллдо или нет. Оставшись один в страшном болоте, мышонок испугался. по даже не подумал оставить друга. Скрипнув зубами, он сжал в лапе копьеметалку. Дротики у него забрал Феллдо. но копьеметалкой можно было пользоваться как дубинкой. Рядом зашуршали камыши. Па плечо Брома опустилась чья-то лапа, и он весь похолодел.

— Идем, дружище. Пора отсюда сваливать!

— Феллдо! Откуда ты взялся?

Феллдо поставил его на ноги и, пока они выбирались из камышей, объяснил:

— Я прикончил половину из них, а может, и больше — вот только в Хиска промазал, а потом хорошо поводил их вдоль края трясины. Теперь о том, что бы найти наш лагерь, им и мечтать не приходится — пусть считают, что им повезло, если сумеют вернуться в Маршанк.

Идя по ложным колеям, они выбрались обратно на пригорок и вскоре подошли к лагерю. Феллдо стремительно шагал впереди, и Брому, чтобы поспеть за ним, пришлось припустить трусцой.

— Феллдо, там… я… в смысле…

В ответ Феллдо подмигнул и обнял мышонка лапой за плечи:

— Хотелось бы.мне стать таким, как ты. Долгие годы рабства сделали меня жестоким. Я не дрогнул перебил бы всю шайку Бадранга только из-за одного желания отомстить за безвозвратно потерянные сезоны, полные тоски и горя. Тебе лучше не знать, что такое жгучая ненависть, которая заставляет убивать.

До восхода солнца оставалось несколько часов, когда Бадранг и его шайка подошли к Маршанку. Остановившись, тиран послал куниц Блохолова и Разнюхалу на разведку. Вскоре они запыхавшись прибежали назад и доложили:

— Клогг захватил крепость!

— Мы слышали, как его команда поет и веселится. Похоже, они там пируют.

Бадранг невозмутимо поглядел на темневшую вдалеке крепость:

— Клогг поставил на стене часовых?

— Двоих. Оба стоят над главными воротами. Горностай медленно поднялся:

— Все за мной!

29

Подсоби-ка, Мартин. Мне не дотянуться: лапы коротковаты.

Мартин подсунул клинок меча плашмя под задние лапы Паллума и подсадил его. Еж быстро вскарабкался на карниз. Мартин, который шел замыкающим, подтянулся и, встав на карнизе рядом с Паллумом, посмотрел вниз. Расстояние между ними и белками быстро сокращалось — на взгляд Мартина, слишком быстро. Он поднял глаза наверх. Впереди шли Роза и Грумм — подсаживая друг друга, они взбирались по бурым скалам, еще хранившим дневное тепло, а выше в ночной темноте чернела, как пустая глазница, пещера.

— Скорее, Мартин! — нетерпеливо крикнула Роза. — Немножко везения — и мы успеем добраться до пещеры.

Грумм взглянул вниз на визжащую орду белок:

— Не, нам тут везения этого самого нужно целую кучу!

— Не останавливайтесь! — крикнул Мартин. — Возьмите Паллума! Я вас прикрою.

Но Роза уселась на выступ скалы и стала болтать задними лапами над пропастью.

— Нет-нет, если ты не пойдешь дальше, я тоже остаюсь. Либо мы лезем все вместе, либо никто!

В серебристом лунном свете уже можно было различить злобные морды, было слышно, как белки кричат:

— Поймаем и скинем, поймаем и скинем!

Мартин убрал меч в ножны и поспешил за друзьями наверх. Грумм поскользнулся и покатился вниз. Только выступ скалы, на котором раньше сидела Роза, спас его. Подоспел Мартин и вместе с Паллумом потащил крота вверх. Грумм изо всех сил старался не показать, что боится высоты, хотя время от времени закрывал лапой глаза и тихо постанывал:

— Ни вверх, значится… посмотреть не могу, ни вниз — голова кружится!

Мартин нашел шатающийся камень и сбросил его на белок; они чрезвычайно ловко отскочили:

— Хи-хи, хорошая игра!

Лапы Мартина ныли, но он гнал себя вперед и вверх и, постанывая от усталости, помогал Паллуму. Внезапно Мартин почувствовал, как кто-то схватил его за заднюю лапу. Одна из белок, попроворнее прочих, сделала рывок и нагнала его.

— Хи-хи-хи, пойма-ал!

Мартин яростно ударил белку по голове свободной задней лапой.

— Йи-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и! — с протяжным воплем отчаяния белка покатилась вниз по склону в темноту.

Мартин увидел, что Розе удалось достигнуть пещеры. Она втолкнула в нее Грумма и, свесившись вниз, протянула лапы Паллуму, который, пыхтя и отдуваясь, приближался к пещере. Когда Мартин до нее добрался, белки были уже на расстоянии вытянутой лапы. Втолкнув в пещеру Розу, он обнажил меч. Лапы Мартина дрожали от усталости, но из его тяжело вздымавшейся груди вырвался ликующий смех:

— Ха-ха! Подходи, безмозглый сброд. Здесь вы можете подойти лишь по двое, а с любыми двоими из вас я справлюсь без труда!

Внутри пещера походила на огромный туннель, выдолбленный в скалах. Первое, что увидела Роза, были два огромных светящихся глаза. От испуга она отскочила назад.

— Кто здесь? — сурово и величественно спросил кто-то; голос, и без того громкий, усилился пещерным эхом.

Роза от ужаса вся сжалась.

— Простите, мы мирные путники, которые прячутся здесь от белок. Они хотят нас убить.

Из темноты вразвалочку вышла громадная короткоухая сова. Когда она подняла тяжелую когтистую лапу, Роза в страхе съежилась, но сова дружески улыбнулась и, понизив голос, шепнула:

— Не бойся, мышка. Нам нужно действовать не теряя ни минуты. Скажи своим друзьям, чтобы они не обращали внимания, когда я заговорю в полный голос. Идем.

Белки галдели и прыгали на узком крутом подступе к пещере. Мартин оскалил зубы и грозно рубанул по воздуху своим коротким мечом:

— Я Мартин Воитель. Подходи, кому умирать не жалко!

Внезапно Мартина обхватило могучее крыло цвета древесной коры и осторожно отодвинуло его в сторону. Переступая мощными, как ветви тиса, когтистыми лапами, сова высунулась из пещеры.

Белки в один голос взвыли от страха. Застыв на месте, они пали ниц и прижались мордами к склону горы:

— И-и-и-и-и! Царица Неба! И-и-и-и-и!

Огромная птица водила головой по сторонам, зловеще сверкая золотистыми глазищами, в которых отражалась луна. Наклонившись, она окинула дрожащих белок леденящим взглядом:

— Болдред все видит! Я была во многих лигах отсюда, но, поднявшись высоко в небо, увидела, как вы здесь мучаете этих путников. Вы, пустоголовые, думали, я не вернусь?

Из груди простершихся ниц белок вырвался стон. Сова еще раз повторила свой вопрос, на этот раз повысив голос до истерического вопля:

— Отвечайте, вы что, думали — Болдред не вернется? Толпа белок хранила молчание.

— Где ваш вождь? — рявкнула на них Болдред. Быстрым движением клюва она перевернула одну из белок на спину. Не сводя с Болдред заплаканных глаз, в которых застыл смертельный ужас, та указала лапой на Мартина:

— Царица Неба, вот он его побил. И-и-и-и-и-и!

Болдред негромко кашлянула, будто осмысливая этот неожиданный поворот:

— Знаю, знаю. Разве я не всеведущая? Отвечайте, почему племя Гоо преследовало этих путников?

Белка, которой по воле Болдред пришлось говорить от имени всего своего племени, понурилась, как шкодливый малыш, который тайком лакомился сметаной, а взрослые поймали его за этим занятием.

— Царица Неба, это была игра, мы просто играли.

Сова молниеносно схватила своими страшными когтями шестерых ближайших белок за хвосты и вскричала, заглушая их вопли:

— Может, и мне поиграть? — Она развернула крылья и, медленно взмахивая ими в темноте, оторвалась от земли, с легкостью подняв всех шестерых. — Отвечайте! Может, и мне с вами поиграть… или вы будете мне повиноваться?!

Роза схватила Мартина за лапу:

— Она сейчас их убьет? Ой, сил моих нет смотреть!

— Успокойся, Роза, — ободряюще шепнул ей Мартин. — Эта сова знает, что делает. Не вмешивайся.

Сжавшись на скалах в комочки, белки жалобно хныкали:

— Не убивай нас, Царица Неба. Пощады!

Болдред разжала когти. Белки плюхнулись на головы своим соплеменникам, а сова, опустившись на прежнее место, заговорила, грозно пощелкивая крючковатым клювом:

— Вы глупые создания с короткой памятью, и все же на этот раз я пощажу вас. В следующий раз я вас убью — всех до единого! Помните, я вас предупредила! В наказание вы все должны просидеть внизу на карнизе до завтрашнего заката солнца. Вам запрещается есть, пить, двигаться и говорить. Идите!

Не издав ни звука, все племя Гоо повернулось и, отступив от пещеры, спустилось на указанный Болдред карниз и застыло в молчании. Болдред снова взлетела и сделала круг над самыми их головами:

— Помните и повинуйтесь, иначе Болдред вернется!

Отступив в глубь пещеры, четверо друзей освободили место для совы. Болдред знаком велела им молчать и пройти дальше в туннель, где белки не смогут их услышать.

Некоторое время они следовали за ней по туннелю, а затем Болдред ввела их через искусно замаскированный проход в боковую камеру пещеры. Войдя, друзья с удивлением увидели, что она освещена лучом лунного света, падавшим откуда-то из-под неровного свода пещеры. Здесь им кивнул добродушного вида сова-самец, сидевший рядом с пушистым совенком.

Переваливаясь, Болдред подошла к мшистому выступу в стене и вздохнула:

— Ох уж этоплемя Гоо! Знаешь, что они мне сказали, Хорти?

Огромный самец усмехнулся:

— Можешь не говорить: они просто играли.

— Вот именно! — фыркнула Болдред и повернулась к путникам: — Познакомьтесь, это мой муж Хортвингль — зовите его просто Хорти, он терпеть не может своего полного имени. А это наша дочка Эмалет. Как вы уже знаете, я — знаменитая Болдред. Итак, с кем имеем честь?

Мартин, Паллум, Роза и Грумм представились. Взглянув на Мартина, Болдред кивнула:

— Так, значит, ты и есть Мартин? С виду ты похож на воина. Хорошо, что ты побил вождя племени Гоо, не то они убили бы вас всех на месте — и сказали бы, разумеется, что это такая игра.

Мартин пощупал царапины у себя на щеках:

— Ничего себе игра!

Болдред, соглашаясь, кивнула головой и повернулась к Хорти:

— Я посадила всю эту банду на карнизе ниже пещеры и запретила им до завтрашнего захода солнца есть, пить и разговаривать. Может быть, хоть это их образумит.

Хорти погладил Эмалет по пушистой спинке:

— Неужели ты думаешь, они послушаются? К полудню они про все забудут и спустятся в предгорья поиграть.

Мартин осмотрел пещеру сов. Это было уютное семейное жилище; повсюду лежали кисти, перья, чернила, растительные краски и угольки, а также длинные полосы бересты.

Грумм вынул из котомки пищу и питье. За едой Болдред рассказала о своей семье:

— Мы картографы и историки, поэтому у нас не хватает времени следить за белками. Один из нас должен оставаться здесь с Эмалет, пока другой летает в исследовательские экспедиции и добывает пищу. Как видите, мы — короткоухие совы, а значит, охотимся днем. Сейчас нам положено спать, но вопли этого сброда нас разбудили.

Роза учтиво поклонилась:

— Нам очень повезло, что это случилось. Благодарю вас.

Хорти спросил мышку:

— Ты Роза, дочь Уррана Во и Арьи?

— Да. А вы знаете моих родителей?

— Еще бы. Ты бы не поверила, если бы мы тебе рассказали, сколько мы всего знаем, хотя в Полуденной долине мы побывали много сезонов назад. Ты нас не помнишь, тогда ты была совсем крошкой. Насколько мне помнится, ты все время пела.

Грумм почесал в затылке:

— Я вас помню, хотя я тогда вовсе, это самое… несмышленыш был, на два сезона старше Розы. Вы, это… частенько тогда в Полуденную долину прилетали, а мы, значится… сейчас туда как раз и идем.

Болдред улыбнулась:

— Какое чудесное место! Мы в то время составляли его карту. Я просто мечтаю побывать там еще раз. Хорти, ты не посидишь с Эмалет, пока я провожу до Полуденной долины наших друзей? Это поможет им избежать многих опасностей.

Добродушный муж Болдред взглянул, как Эмалет играет возле его когтей, и, посмеиваясь, ответил:

— Я не против, в душе я домосед. Мы с тобой неплохо ладим, правда, птенчик мой маленький?

Эмалет бросила на отца полный обожания взгляд и забралась ему под крыло.

В пещере сов было так покойно и уютно, что остаток ночи четверо друзей безмятежно проспали.

За завтраком совы продолжили разговор о племени Гоо:

— Жаль, что нам никак не вытащить сюда старину Стража. Бьюсь об заклад, он бы им прищемил хвосты! Или не худо бы позвать Полликин.

Мартин поднял голову от стола:

— Так вы знаете Полликин?

Болдред почистила перья:

— Знаем, и вообще у нас с вами много общих знакомых. Страж, семейство Мирдоп, Полликин, королева Амбалла…

— А Бадранг? — перебил Паллум.

Хорти покачал огромной головой:

— Этого мы не знаем и знать не хотим. Это чудовище — проклятие всей нашей прекрасной страны. Водить знакомство с такими зверями — верная смерть.

Болдред развернула крылья, что означало, что ей не терпится отправиться в путь.

— Знайте одно: мы знакомы с очень многими зверями, живущими по обе стороны этой горы. Итак, Роза, посмотрим, как тебе помочь вернуться домой.

Туннель казался не более чем пещерой в склоне горы, однако он пронизывал ее насквозь, образуя внутри целый лабиринт со множеством поворотов и тупиков. По нему Болдред вывела друзей на противоположный склон горы, залитый ярким утренним солнцем.

Привыкнув к дневному свету, Мартин оглядел местность. Этот склон был гораздо более пологим и весь порос лесом, испещренным зелеными полянами. Кругом не было ни ветерка, ни один лист не шелохнулся.

Грумм с силой втянул в себя воздух:

— Ого, это самое… почти что домом родным пахнет!

Паллум принюхался:

— А я и не знал никогда, что это такое — родной дом. И как же он пахнет?

Роза погладила ежа по лапе:

— Когда мы доберемся до Полуденной долины, узнаешь. Там и будет твой родной дом.

Они не спеша стали спускаться, то и дело останавливаясь, чтобы полакомиться дикими сливами, терном, грушами и яблоками, которые в изобилии росли на обращенном к солнцу склоне. Иногда Болдред куда-то улетала, но через некоторое время возвращалась.

— Я даю поручения знакомым птицам. Теперь они полетели вперед известить выдр, что вы идете.

— А зачем выдрам знать, что мы идем?

— Чтобы поберечь ваши лапы. Выдры помогут вам: вы проделаете часть пути по реке Широкой на их барке.

Грумм встревожился:

— Только часть? А остальной путь — что, это самое… вплавь? Я вообще-то плавать не умею. Что вода, что горы — гадкая это штука.

— Тебе не нужно уметь плавать, Грумм, — объяснила сова. — Выдры передадут вас речным землеройкам, и дальше вы поплывете на их долбленках. На них не так удобно, как на барке у выдр, зато они движутся куда быстрее.

Роза нашла куст лиловой камнеломки, сплела из ее цветов венок и надела себе на голову. Затем друзья вышли к неглубокому ручейку, который вился между деревьев и скал. Сев на ветку рябины, Болдред следила, как они сбегают вниз по склону горы и со смехом плещутся в согретой солнцем воде. Сова опечаленно покачала головой — ей вспомнилось, что рассказала Полликин, у которой она побывала на следующий день после того, как путники ночевали в ее домике на дереве.

— Если видения Полликин — это правда, впереди у тебя длинный и тяжкий путь, маленький Воитель. Наслаждайся каждым выпавшим тебе счастливым днем, пока можешь.

30

Капитан Трамун Клогг проснулся с жуткой головной болью. Чтобы поправить свое здоровье, он осушил бутыль эля, сожрал огромное блюдо соленых морских ракушек и уселся переплетать косички у себя на груди. В дверь негромко постучали.

— Крестозуб, ты, что ли? — спросил, не отрываясь от своего занятия, Клогг. — Ну как там, братишка, Бадранга не видать еще?

Скрипнув, дверь отворилась. В залитом солнечным светом проеме стоял Бадранг:

— Убери свой жирный зад с моего кресла, Клогг!

Пират был так ошеломлен, что, вскакивая, опрокинул кресло и грохнулся навзничь на пол. Бадранг подошел и с силой поставил тяжелую заднюю лапу на его раздутое брюхо.

— Ну, давай, Клогг, спроси меня, как я сюда попал.

— К… как ты сюда попал? — заикаясь, пробормотал распластанный на полу пират.

Бадранг самодовольно улыбнулся:

— Я проник сюда через подкоп, по которому сбежали рабы. По нему можно ходить и туда, и обратно, а ты это упустил из виду!

Внезапно Клогг вскочил и с неожиданным для его толщины проворством бросился к двери, вопя:

— Крестозуб, Хныкса, Боггс, к оружию!

Бадранг поднял упавшее кресло и сел улыбаясь:

— Кричи хоть до посинения, кореш, никто не придет тебе на помощь.

Минуту Клогг постоял на крыльце, глазея на солдат из шайки Бадранга, окруживших дом:

— Мерзавец, ты перебил всю мою команду!

Бадранг понюхал пустую бутыль из-под эля, брезгливо наморщил нос и отодвинул ее подальше от себя.

— Нет, но я мог бы это сделать. Невелика хитрость — скрутить кучу идиотов, упившихся до бесчувствия вином и элем. Что касается двух часовых, которых ты поставил караулить ворота, у них теперь на затылке шишки размером с яйцо чайки. Неужели ты и в самом деле думал, что можешь захватить мою крепость?

Поведение Клогга переменилось столь же внезапно, как меняется ветер на море. Широко разведя лапы, он скорчил гримасу, которая ему казалась обезоруживающей улыбкой:

— Слушай, кореш, кто говорит, что я ее захватил? Я ее просто охранял. Кстати, а рабов-то ты поймал?

Бадранг покачал головой:

— Мне не было в этом нужды. Идем, я покажу тебе почему.

Крепко связанные пираты сидели рядами в углу крепостного двора под надежной охраной. Бадранг вывел Клогга на середину двора.

— Слушайте меня внимательно. Я предлагаю вам выбор. Во-первых, рабство — в настоящий момент у меня нет рабов. Во-вторых, смерть — вы можете остаться верными Клоггу, но за это вас ждет казнь. Я казню вас за попытку захватить мою крепость. В-третьих, и в-последних, вы можете присягнуть мне на верность и стать солдатами моей шайки.

Лис Крестозуб с трудом поднялся на ноги:

— Снимите с меня эти веревки, я готов служить под знаменами Властителя Бадранга!

Остальные последовали его примеру, приговаривая, что лучше быть солдатом, чем рабом или покойником. Клогг печально покачал головой:

— Ох, в недобрый день ступил я на этот берег. Крестозуб, неужто я был плохим капитаном?

— Не обессудь, кэп, коли дело о шкуре заходит, тут уж каждый сам за себя.

Пока пираты приносили присягу, двое солдат подвели Клогга к подземной темнице. Он бросил в яму тоскливый взгляд:

— Так вот, значит, что меня ждет — сиди в яме, как червяк какой.

Но конвоиры подтолкнули Клогга к тачке, в которой лежала лопата.

— Нет, сидеть в яме ты не будешь. Властитель Бадранг приказал ее засыпать. Считай, что тебе повезло, — вместо того чтоб тебя казнить, он позволяет тебе искупить вину честным трудом. Теперь ты раб, и не волнуйся — без работы не останешься!

Феллдо готовил войско для нападения на Маршанк. Над лагерем на скалах гордо реяло знамя — зеленое, с изображением летящего дротика, разбивающего цепь. Дубрябина размяла ноющие лапы.

— Сколько времени я потратила на то, чтобы сшить это знамя из лоскутков, которые отыскала в нашем сундуке с костюмами! Впрочем, смотрится оно неплохо.

Баллау, который проводил строевые занятия, дал команду «вольно» и, подойдя к Дубрябине, молодцевато отдал ей честь:

— Здравия желаю! Нельзя ли узнать, в котором часу нам, бравым молодцам, отобедать подадут? Сама знаешь — как полопаешь, так и потопаешь, и все такое прочее.

Барсучиха подняла глаза к небу:

— Диву даюсь, как ты еще можешь топать, когда столько лопаешь, обжора лопоухий! Меня спрашивать нечего, пойди узнай у поваров.

И Баллау двинулся строевым шагом на кухню, сверкая роскошным мундиром, который отыскал в костюмерной труппы. Чтобы не сбиваться с ноги, он напевал:

Посмотрите-ка сюда, дамы, дамы!
Зайцы — это высший класс! Господа мы!
И в строю, и в бою форму держим мы свою,
Только голодны, а так — хоть куда мы!
Недалеко от лагеря Феллдо обучал всех желающих обращаться с копьеметалкой. А Кейла показывал, как можно сражаться обычным камнем.

После незамысловатого обеда новоиспеченные воины отдыхали от тренировок. Тем временем Баркджон и Дубрябина пытались отговорить Феллдо и Баллау от наступления на Маршанк.

— Феллдо, у тебя под началом нет и десятой доли тех сил, которыми располагает Бадранг, — убеждал сына Баркджон.

Феллдо отодвинул еду.

— Я не говорю об открытом бое, отец. Молниеносные партизанские налеты — вот что я задумал: быстро нанести удар и исчезнуть. Что с тобой стряслось? Помнится, когда мы были рабами, ты клялся отомстить Бадрангу.

В спор вмешалась Дубрябина:

— И у тебя, и у твоего отца есть здравые мысли, Феллдо, но все же я соглашусь с ним. Мы не воины и ни разу в жизни не бывали в бою. Безусловно, Бадранг — чудовище и Маршанк нужно смести с лица земли, но ты должен понимать: его шайка состоит из опытных бойцов, привыкших убивать. Между тем все, что у нас есть, — это горстка освобожденных рабов и несколько бродячих комедиантов.

Баллау доел лепешку и облизал мед с лап.

— Но мы все-таки освободили этих рабов, так ведь? Кто сказал, что мы не можем стать первоклассными бойцами и покончить с Бадрангом раз и навсегда? Ну, что скажешь, старина Бром?

Бром избегал смотреть Феллдо в глаза:

— Мне особо нечего сказать. Может, я и храбрый, и везучий, но я не воин. Теперь я это знаю. Я не хочу видеть, как убивают зверей, особенно наших.

Феллдо потрепал своего юного друга по ушам:

— Тогда ты можешь стать врачевателем и лечить раненых. Чтобы перевязывать их и вытаскивать с поля боя, нужно быть смелым.

Феллдо повернулся к Дубрябине:

— Решено, сегодня ночью я возглавлю первый налет на Маршанк.

Видя, что возражать бесполезно, Дубрябина пожала плечами:

— Что я могу к этому добавить, кроме одного: ни пуха ни пера!

Феллдо эти слова, казалось, озадачили, но Баллау объяснил:

— Так у нас, актеров, говорят, когда желают удачи.

31

Для Мартина путешествовать вместе с Болдред было просто наслаждением. Сова выбирала самые красивые тропинки и общалась как старый друг со всеми зверями, которые обитали в округе. Часто путники останавливались, чтобы отведать фруктов, которые здесь росли в изобилии. Как-то раз Болдред показала вишневое дерево, ветви которого гнулись под тяжестью темно-красных ягод. Искушение было слишком велико. Встав под пригнувшимися до самой земли ветвями, путники стали срывать сочные вишни и уписывать их за обе щеки.

Болдред развернула крылья:

— Тут таких деревьев целый лес. Спешить некуда, так что угощайтесь. Я скоро вернусь. — И она улетела уточнить свои карты и переговорить со знакомыми зверями.

Лежа под деревом, друзья ели вишни и соревновались, кто дальше плюнет косточку.

Паллум снял вишню, наколовшуюся ему на иголки, и отправил в рот.

— Вот это жизнь, ребята!

Неожиданно кусты затрещали, и из них появился невообразимо дряхлый еж; размахивая узловатым посохом из терна, он направился к путникам. Еж этот был совершенно седой и еле держался на трясущихся лапах, но возраст не убавил ему темперамента.

— А ну убирайтесь отсюда, разбойники, вишнекрады! Чтоб я вас здесь больше не видел, а то ваши воровские спины познакомятся с этой вот палкой!

Паллум поднялся и миролюбиво развел лапы:

— Полегче, папаша. Мы не разбойники!

Старый еж замахнулся посохом на Паллума, но так медленно, что тот без труда увернулся.

— Не называй меня папашей, бандит, — обиделся еж. — Я бы не согласился быть твоим папашей даже за целый сад сливовых деревьев!

На кончике носа у старого ежа сидело маленькое квадратное пенсне; стоило ежу взмахнуть посохом, и оно слетело. Продолжая размахивать посохом, еж стал на ощупь искать свои очки. К нему подскочила Роза. Увернувшись от удара, она подняла пенсне и, перехватив посох, надела на нос убеленного сединами старика:

— Ну вот, так-то оно лучше. Мы не воры. Мы не знали, что эти деревья принадлежат тебе.

Еж судорожно дернул за посох, но Роза его не выпускала.

— Отпусти мою палку! Ты очень непочтительна к старшим!

Мартин решительно поднялся. Старый еж был не опасен, но его ругань и брюзжание порядком уже надоели. В голосе юного воина зазвучали строгие нотки:

— Говори повежливее, старик, и перестань махать своей палкой, а то я ее отберу!

Еж сумел вырвать у Розы свой посох и изготовился к бою.

— Хо-хо, серый наглец, так ты драться хочешь? Что ж, так тому и быть! А ну давай, попробуй!

Он поднял было посох, но как раз в этот момент подлетела Болдред и выхватила посох у ежа из лап. Укоризненно покачивая головой, сова опустилась на землю.

— Перестань, Аггриль. Сколько раз тебе повторять, что эти вишни не твои? Их могут есть все!

Сбивая задними лапами цветки маргариток, старый еж упорно бормотал:

— Никакого у нынешней молодежи почтения к старшим. Вон тот мышонок с мечом первый вызвал меня на поединок, я не виноват.

Грумм поднялся и негодующим тоном заявил:

— Ну и горазд же ты, почтенный, это самое… заливать!

При виде Грумма Аггриль сразу переменился:

— А-а, крот! Прошу принять мои искренние извинения, друзья. Кроты — самые милые и смышленые звери на всем белом свете. Не желаете ли отведать вишневой наливочки? Следуйте за мной!

Четверо друзей растерянно переглянулись.

Болдред с трудом сдерживала смех:

— Ничего, идите. Аггриль вообще-то безобидный, только немножко чудаковатый. Я тут наношу на карту один ручей — увидимся позже. — Она взмыла в воздух и куда-то полетела над вершинами деревьев.

Грумм решительно зашагал вслед за Аггрилем и, обернувшись, позвал друзей:

— Идемте, я, это… наливочки вишневой отведать не прочь!

Старый еж жил в дупле у корней могучего дуба, который давно засох, но все еще стоял; снаружи дупло закрывала маленькая дверца. Еж провел друзей к себе в дом. Внутри было темно и прохладно. Вдоль стен рядами стояли бочонки, фляжки и тыквенные бутыли с наливкой. Аггриль очень гордился своей коллекцией. Поправив пенсне, он почти носом водил по этикеткам, пытаясь разглядеть надписи:

— М-м-м, вот это поистине королевский напиток: ему не меньше двадцати сезонов. Для сладости я фляжку собственнолапно изнутри медом обмазал.

Старый еж поставил на стол закуску: сыр и вафли. Друзья сели на перевернутые бочонки, а еж вручил им украшенные затейливой резьбой кубки из вишневого дерева:

— Лучшие кубки из вишневого дерева получаются. Ну-ка попробуйте и скажите, что вы думаете о моем искусстве.

Наливка была великолепна: темно-красная, прохладная и сладкая. Не успели гости ее допить, как Аггриль откупорил большую бутыль:

— Это моя мама сготовила — а может, и бабушка, уж и не припомню: больно вино старое. Видите, оно посветлее и играет.

Хозяин одну за другой откупоривал бутыли, бочонки и фляжки. Мартин и Роза сидели рядом в прохладной полутьме дупла, закусывая сыром и потягивая наливки, каждая из которых имела свою историю — их было такое множество, что друзья сбились со счета. Голос Аггриля монотонно гудел где-то вдалеке, как шмель, кружащий около цветка яблони, а снаружи лучи солнца, освещавшего безмолвный лес, пробиваясь через густую листву, падали на землю множеством бликов. Такого покоя и блаженства Мартин не испытывал ни разу в жизни. Воздух кругом был напоен приторным ароматом диких вишен; Мартин лег на спину и закрыл глаза.

Кругом была ночь. Роза медленно пришла в себя с ощущением, что она куда-то плывет под усеянным звездами куполом неба, в центре которого висела убывающая луна. Некоторое время мышка молча полежала, слушая журчание воды, в которую без плеска погружались весла, тихое поскрипывание уключин…

Она на воде, в лодке!

— Тише, лежи и ни о чем не тревожься.

Перед ней возникла широкая морда большой выдры. Роза медленно села, помотала головой, надеясь, что этот сон сейчас пройдет:

— Где я?

— На борту барки «Водяная лилия», которая плывет по реке Широкой. Ложись и спи, ты в надежных лапах.

Рядом, свернувшись калачиком, спали Мартин, Паллум и Грумм; их безмятежный храп сливался с тихими звуками движения лодки. Тяжелыми лапами, покрытыми татуировкой, капитан-выдра держал весло. Посмеиваясь, он заметил:

— Видать, старый Аггриль подмешал вам в питье добрую толику своего сонного зелья. Эти трое до восхода солнца ничего об этом не узнают.

Роза вся обмякла, по телу разливалась приятная истома. Ее снова начало клонить ко сну.

— Ты хочешь сказать, что Аггриль опоил нас сонным зельем?

Капитан широко улыбнулся и подмигнул:

— Так же точно, как то, что меня зовут Старворт. Этому старому брюзге нынешняя молодежь не нравится. Он считает, что вишневые деревья принадлежат ему — и точка, а ежели какой зверь на них покусится — тому, значит, спокойной ночи. Ваше счастье, что с вами Болдред была, а то б Аггриль вас попотчевал такой наливочкой, от которой вы бы и вовсе не проснулись. Пришлось нам вас, ребятки, в гамаки положить и до самой реки на лапах нести.

Пытаясь не дать глазам закрыться, Роза сонно пробормотала:

— А где Болдред?

Откуда-то сверху донесся голос совы:

— Я здесь, со всеми удобствами устроилась на верхушке мачты. Слушайся Старворта, Роза. Спи дальше.

Солнце встало, и птицы на деревьях, которыми густо поросли оба берега реки, приветствовали новый день радостной песней. Путники сидели на палубе в средней части судна, свесив лапы через поручни за борт и полоща их в воде. Чтобы не упустить легкий утренний бриз, два десятка выдр — весь экипаж барки — решили поднять единственный на судне квадратный парус; они тянули за снасти и во весь голос распевали:

Река течет из никуда
И в никуда течет,
И пас бегущая вода
В далекий путь влечет.
Через долины и леса,
И в вёдро, и в ненастье,
Свои мы правим паруса
И держимся за снасти.
Как только басы выдр смолкли, воздух прорезало громкое дребезжание музыкального треугольника.

Грумм принюхался, и его простодушная физиономия оживилась.

— Ого, это самое… супчик!

Из каюты на баке выскочили выдрята; они прыгали, кувыркались и колотили ложками по деревянным мискам. Жена Старворта Настурция раздала четверым друзьям по ложке и миске:

— На вашем месте я бы поторопилась. Эти малявки вмиг весь котел до блеска вылижут!

Возле жаровни на юте толстый кок-выдра по имени Черпало выдавал суп, ломти ячменного хлеба и напиток, который выдры называли шпигатным соком. Наполнив миски друзей до краев, Черпало весело предупредил их:

— Суп из рачков, камышей и острых корешков, братцы. От него мех становится — чистый бархат, а глазки горят огнем. Только не забывайте шпигатным соком запивать.

От супа у Паллума на глазах выступили слезы. Он обеими лапами замахал перед ртом, а затем стал огромными глотками пить шпигатный сок:

— О-ох! У меня во рту пожар. Я и представить себе не мог, что суп бывает таким острым.

Мартин и Роза страдали не меньше его. Суп был очень вкусный, но сильно перченный.

Отбросив в сторону ложку, Грумм стал жадно пить суп прямо из миски. Острота супа его, казалось, вовсе не беспокоила.

— Вот это, значится… супчик, а? Первый сорт! Слушайте, забирайте-ка мой хлеб и питье, а мне, это самое… супчик отдайте.

Друзья охотно обменяли свой суп на хлеб и сок крота. Грумм стал его с упоением поглощать, а за ним следил весь экипаж «Водяной лилии» в полном составе вместе с семьями.

Старворт покачал головой:

— Сколько живу, ни разу не видел, чтобы кому-нибудь так нравился наш суп. Даже нам его приходится шпигатным соком запивать — такой он острый. Грумм, дружище, ты его точно раньше не пробовал?

— Да нет, ни разу. Это ж только подумать, чего я столько сезонов, это самое… лишен был!

Для путников плавание по реке было в новинку. Выдры с удовольствием учили их премудростям морского дела. Болдред улетела вперед, чтобы связаться с землеройками. По расчетам выдр, встретятся они ближе к ночи.

Грумм и Паллум быстро привыкли к жизни на барже. Плоскодонная «Водяная лилия» была такой большой и устойчивой, что оба они забыли о своем страхе перед водой. И еж, и крот стали ходить вразвалочку, как выдры, и говорить на их жаргоне:

— Приветик, братишка Грумм. Погодка-то какая, а? Чистый штиль!

— Здорово, миляга мой Паллум, чалься-ка, это самое… ко мне да бросай тут якорь, волчара ты мой речной!

Наблюдая за друзьями, Мартин и Роза зажимали рот лапами, чтобы ненароком не прыснуть.

Словом, плавание было — одно удовольствие.

Солнце стало заходить. Из-за крутого поворота донеслась сварливая трескотня тоненьких голосов. Старворт налег на румпель и безнадежно покачал головой:

— Узнаю речных землероек — хлебом их не корми, дай только поспорить. Эй, парус на рифы. К повороту!

«Водяная лилия» плавно подошла к берегу. Сойдя на него, друзья оказались в шумной толпе речных землероек — странного вида лохматых зверьков в мешковатых панталонах. Все они были вооружены короткими рапирами, которые во время спора они то и дело выхватывали из ножен и размахивали ими в воздухе. Присев возле костра, Болдред стала проверять уточненные за день карты. Рядом с ней сели путешественники, их тут же окружила толпа любопытных землероек. Сова возмущенно прищурила свои огромные круглые глаза:

— Эти уж мне землеройки! У них в племени даже вожака нет, и каждый думает, что он здесь самый главный.

Выдры с «Водяной лилии» не стали сходить на берег и, стоя у борта, укоризненно покачивали головами, наблюдая за маленькими склочниками.

Наконец друзья сели в землероичью долбленку. Вскоре долбленки уже вышли на середину реки; землеройки изо всех сил отталкивались шестами, соревнуясь, как на гонках. Друзья едва успели обернуться и помахать на прощание что-то кричавшим им вслед выдрам, пока те не исчезли из виду. В ночной темноте шесть долбленок с громким журчанием рассекали воду. Грумм и Паллум вцепились в борта узких суденышек, которые стремительное течение трясло и раскачивало. Сияющая Роза держала Мартина за лапу:

— Мы плывем вниз по течению. Я узнаю эти места. Если сейчас свернем направо в протоку, завтра днем будем в Полуденной долине!

Не успела она это сказать, как землеройки затабанили и, свернув, поплыли по протоке. Она была уже основного русла, но такая же быстрая.

От радости Роза громко рассмеялась:

— Видите вон те старые ивы, что свешиваются до самой воды? Когда я была малышкой, я под ними сидела. Мы плывем домой, в Полуденную долину!

32

Клогг наконец засыпал подземную темницу. От усталости его лапы ныли, а его роскошный наряд покрылся пылью. Откатив свою тачку в угол двора, он устало опустился на нее и, печально вздохнув, скинул деревянные башмаки.

— Ох-хо-хо, ничего не скажешь — тяжко мне приходится, но меня хоть Бадранг на стене стоять не заставляет, как тех парней. — Лежа в тачке, Клогг смотрел на силуэты часовых на стене, которые отчетливо вырисовывались на фоне ночного неба, и размышлял вслух: — Да уж, небось Бадранг нынче там в доме рыбой да жареной дичью ужинает и винцом запивает, а я тут дожидайся, когда утром водички да корочку хлеба кинут.

До ушей пирата донеслись глухие удары брошенных из пращи камней, и двое часовых свалились со стены во двор. Он злобно улыбнулся:

— Однако ж быстро эти рабы воевать учатся. Будь мы с Бадрангом, скажем, и посейчас союзниками, так я б тревогу поднял. Но уж коли я всего-навсего раб, то рабам поднимать тревогу не положено!

Через стены со свистом перелетели пущенные залпом горящие дротики. Клогг с интересом наблюдал, как они вонзились в бревенчатые стены и длинный дом весело запылал. Темное небо прорезал, подобно кометам, еще один рой горящих дротиков; они попали в деревянный частокол загона для рабов.

Вылетев из дома, Бадранг закричал:

— К оружию! На стены! — Он схватил за шиворот двух пробегавших мимо сонных солдат. — Живо, тушите пожар!

Солдаты нерешительно переглянулись:

— Но у нас воды нету!

Взбешенный Бадранг с силой столкнул их лбами:

— Идиоты, тушите песком, землей! — На ходу вытаскивая меч из ножен, он бросился на стену, крича бестолково суетящимся во дворе разбойникам: — Лучники, пращники, за мной!

Баллау и Феллдо затоптали огонь, от которого зажигали дротики. Они разделили свой отряд: половина под командованием Баллау двинулась к задней стене крепости, половина вместе с Феллдо — к левой стене.

Бадранг всматривался в пустынный берег. Лучники и пращники приготовились и ждали приказа. Рядом с Бадрангом стоял Крестозуб. Он огляделся:

— Они, должно быть, вон за теми скалами прячутся.

Бадранг видел, что лис прав. Он поднял лапу:

— А ну, лучники, дайте-ка пару залпов вон за те скалы, выкурим их оттуда.

Не причинив никому вреда, стрелы отскочили от скал, и снова на берегу воцарилась тишина. Затем послышался негромкий свист. Бадранг инстинктивно распластался по стене:

— Ложись! Все ложись!

Поздно! Перелетев через заднюю стену, пущенные из копьеметалок дротики сразили трех солдат. Те дротики, которые не попали в цель, с треском сломались и расщепились о внутреннюю сторону противоположной стены.

Бадранг вскочил и побежал по стене на другую сторону крепости:

— С тыла обошли. За мной!

Припав к земле, Феллдо наблюдал за происходящим на стене. Рядом, держа наготове копьеметалки и пращи, лежали его бойцы.

— Ага, вот и они. Не торопитесь, они должны добежать до середины стены.

Камни и дротики со свистом понеслись в ночную тьму, ранив трех солдат Бадранга и убив еще двоих. Бойцы Феллдо тут же залегли.

Метнув свои дротики, отряд Баллау отбежал к правой боковой стене и залег. Бадранг оставил половину своих лучников вести бой с отрядом Феллдо, а остальных повел на заднюю стену, но вокруг нее уже было пусто. Тиран с силой ударил мечом по стене:

— Вот подонки, небось в болота уползли. Трусливые подлецы, почему они не показываются и не вступают в бой?!

Хорек Боггс когда-то был на корабле Клогга впередсмотрящим. Его зрение было острее, чем у других. Всмотревшись в темноту, он застыл, напрягая глаза:

— Вон там они. Могу поручиться!

— Где, Боггс? Ты их видишь? — шепотом спросил Бадранг.

— Они довольно далеко, но бегут сюда. Их вроде бы шесть… нет, пять!

Бадранг взял у ближайшей крысы лук:

— Дай мне твои стрелы. Эй ты, дай Боггсу свой лук и стрелы. Остальным наложить стрелы на тетиву и затаиться! Без моей команды не стрелять!

Грязные, голодные и смертельно усталые после бесцельных блужданий, Хиск и четверо уцелевших его солдат на ощупь пробирались в темноте. После того как они выбрались из болот, им пришлось изрядно поплутать. Вконец измученный, Хиск протер залепленные грязью глаза. Вглядевшись в темный силуэт, который неясно вырисовывался впереди, он облегченно вздохнул:

— Это Маршанк! Вперед!

Хрипло крича от радости, все пятеро рванулись вперед.

Бадрангу показалось, что пятеро зверей бегут в атаку. Приняв их за врагов, он до отказа натянул тетиву:

— Подпустим их чуток поближе.

Баллау и его копьеметальщики дали залп дротиками по правой стене крепости.

Солдатам Бадранга на левой стене удалось засечь позиции Феллдо и его отряда, и теперь туда летели тучи стрел. Дротики отряда Баллау вызвали в рядах противника замешательство. Мышонок Можжевельник вскочил с торжествующим криком:

— Ага, получили?… — и упал со стрелой, торчащей из груди.

Потрясенный случившимся, вслед за Можжевельником поднялся его друг, мышонок Деревей:

— Они попали в Можжевельника. Смотрите, у него стрела…

Кейла ударил его по задним лапам, и Деревей упал, ошеломленно вытаращив глаза на стрелу, насквозь пронзившую его лапу.

Помрачневший Феллдо подтащил к себе тело Можжевельника:

— Голову не поднимать! Кейла, пора уходить. Помоги Деревею, я понесу Можжевельника. Ползите побыстрее и не вставайте. За мной!

Бадранг следил за Боггсом, который всматривался со стены в темноту. Хорек встал на колено рядом и кивнул:

— Они уже совсем близко. Как на ладони!

Бадранг оглядел шеренгу лучников, изготовившихся к стрельбе с колена:

— Уложите их. Пли!

Под градом стрел пятеро зверей рухнули как подкошенные. Для верности лучники дали еще два залпа по трупам.

Бадранг дрожал от радостного возбуждения:

— Жаль, что сейчас ночь, как бы мне хотелось увидеть их дурацкие рожи!

Обойдя замок спереди, Баллау вышел на берег и соединился у подножия скал с бойцами Феллдо. Заяц ликовал:

— Полный порядок! Похоже, мне эта жизнь солдатская начинает нравиться. Мы их здорово проучили, а сами все живы-здоровы.

Феллдо кивнул в сторону неподвижно лежавшего на земле тела:

— Можжевельник убит, Деревей ранен.

Баллау и его бойцы сразу затихли, потрясенные первой потерей:

— Бедный малыш! Давай я его понесу.

И по скалам в лагерь двинулась печальная процессия.

На заре вокруг пяти трупов, сплошь утыканных стрелами, столпились солдаты Бадранга. Клогг взглянул на злобную физиономию Бадранга и ехидно рассмеялся:

— Отлично потрудился, кореш. Хиска и четырех своих наповал уложил! Ну да оно простительно: они так в болотной грязи вывалялись, что их за кого хочешь можно было принять.

Лапа Бадранга рванулась к мечу, но он передумал. Развернувшись, он пошел прочь, бросив на ходу через плечо:

— Блохолов, Вульп, проследите, чтобы этот раб выкопал пять могил и похоронил каждого отдельно. Не жалейте розог!

Дубрябина стояла над маленькой могилой, которую Феллдо и Баллау выкопали возле самого обрыва. Бром накладывал Деревею на лапу повязку с припаркой из трав:

— Ну вот, как новая. Тебе легче?

Деревей поднял лапу и опустил, чуть заметно поморщившись:

— Спасибо, Бром. Еще немножко больно, но я все-таки жив. Не то что бедный Можжевельник! — И он вытер слезы, хлынувшие ручьем на повязку.

Бром обнял мышонка за плечи:

— Пойдем попрощаемся с ним, Деревей. Баллау и Феллдо выбрали для него хорошее место последнего упокоения: он будет лежать там, где светит солнце и веет вольный ветер, и слушать плеск волн.

Вокруг могилы собрался весь лагерь. После краткой погребальной церемонии на свежий холмик возложили цветы и Баркджон произнес небольшую речь:

— Всегда печально, когда от нас уходит друг. Юный Можжевельник навсегда останется в нашей памяти. Все мы любили его за веселый нрав. Но он погиб не напрасно. Он отдал свою жизнь за то, чтобы в будущем звери могли жить, не страшась рабства и войны. Вот и все, что я хотел сказать. Может быть, кто-нибудь хочет что-то добавить?

Вперед выступил Феллдо. Он возложил на могилу рядом с цветами пращу и камни Можжевельника:

— Ты был храбрым бойцом, Можжевельник. Мы тебя никогда не забудем. Бадранг и его шайка заплатят за твою гибель!

Все стали понемногу расходиться, один Деревей остался неподвижно сидеть, не в силах оторвать глаз от могилы друга. Бром нагнал Феллдо и отвел его в сторонку:

— Это было не прощание с Можжевельником, а клятва мести. Сколько еще наших должно погибнуть, прежде чем ты успокоишься?

Глаза Феллдо были похожи на омытые дождем камни. Он ответил:

— Столько, сколько предопределено судьбой. Я не успокоюсь, пока Бадранг жив и Маршанк не разрушен! — И он ушел искать валежник для новых дротиков.

Кастерн увидела, как они расходятся в разные стороны, и подошла к Брому:

— Не вини Феллдо, Бром, он горюет о Можжевельнике не меньше, чем ты.

Бром покачал головой:

— Нет, он чувствует только одно — месть. Когда-то он был моим героем, но теперь он для меня как чужой. Я его больше не понимаю.

Кастерн посмотрела вслед удалявшемуся Феллдо:

— Просто он воин, а таковы все воины — например, мышонок Мартин, о котором ты все время рассказываешь.

Бром вскинул на плечо сумку с лекарствами.

— Если Мартин — такой же воин, как Феллдо, да помогут все сезоны моей сестре, если она все еще с ним!

33

Теплым солнечным днем Мартин, Грумм и Паллум шли вслед за Розой через безмолвный дремучий лес. С землеройками путники давно распрощались на берегу тихого притока реки Широкой; не успели они поблагодарить землероек, как те принялись спорить и вздорить, деля остаток дорожных припасов, которые им отдала Роза, — ей хотелось побыстрее оказаться дома и она решила идти налегке. Кругом был лес, старый как мир и какой-то необыкновенный — с темно-зеленой прохладной тенью, с пестрым цветочным ковром на земле, с золотыми бликами, падавшими на листья кустов и папоротника. Лапы утопали в бархатистом зеленом мхе, и единственными звуками, пробивавшимися сквозь плотный шатер листвы, где изумрудный, а где голубовато-зеленый, были птичьи песни. Роза остановилась у выветренной остроконечной скалы.

— Что это, Роза? — В окружавшей их тишине Мартину собственный голос показался каким-то странным.

Мышка погладила исполинский камень и показала лапой вниз:

— Полуденная долина!

Сквозь кроны деревьев Мартин увидел спуск в долину. Голубые дымки кухонных очагов поднимались вверх ленивыми завитками, там и сям виднелись соломенные крыши маленьких хижин. Над этим сказочно прекрасным уголком витал дух давно забытых времен. Вперемежку с пестрыми цветниками зеленели ухоженные сады, ни один из которых не огораживала изгородь, а дальше сверкающая на солнце речка ниспадала шумным водопадом. Высоко над головами кружила, покачиваясь на воздушных потоках, Болдред — она плавно снижалась, накрывая друзей своей огромной крылатой тенью:

— Добро пожаловать в Полуденную долину!

Минуту они стояли, глядя друг на друга и едва дыша от переполнявшего их счастья. Грумм взмахнул своей поварешкой:

— Ну вот мы, значится… и дома. Пошли! — Он пустился бегом, закувыркался по суглинку и, весело покряхтывая, покатился по склону в долину, а его спутники, топоча лапами, припустили вприпрыжку за ним.

Хотя Урран Во был еще не старой мышью, он был совершенно сед и носил бороду. Патриарх Полуденной долины имел величественный вид, на нем красовалась просторная зеленая мантия, подпоясанная толстым желтым шнуром. Рядом стояла его красавица супруга Арья в сиреневом платье, расшитом зелеными листьями. Задохнувшись от счастья, Роза упала в их распростертые объятия.

Родители были несказанно рады снова увидеть любимую дочь. Однако первый вопрос Арьи был о сыне:

— Роза, милая, ты опять дома! Ты нашла своего брата? Как ты выросла и похудела! Ох уж этот негодник Бром, ты его видела? Скоро он будет здесь?

У Розы упало сердце. Значит, Бром с Феллдо не добрались до Полуденной долины!

Перескакивая с пятого на десятое, Роза стала рассказывать историю своего путешествия, но Урран Во, подняв лапу, остановил ее:

— Потом. Пока что хватит с нас того, что ты благополучно вернулась домой. Не сомневаюсь — чтобы помочь брату, ты много раз рисковала жизнью. Но помни: Бром — прирожденный скиталец, вечно недовольный и донельзя упрямый. Ладно, он уже достаточно взрослый, чтобы заботиться о себе самому, но, если вы договорились встретиться в Полуденной долине, думаю, рано или поздно он объявится. Может быть, когда-нибудь он настолько поумнеет, что будет жить в Полуденной долине и перестанет убегать куда глаза глядят всякий раз, когда ему взбредет в голову. А-а, Грумм Канавкинс, приветствую тебя. А кто эти двое?

Грумм представил друзей:

— Это, значится… Паллум, а это Мартин Воитель. Мы с ними, это… друзья не разлей вода.

Тут в разговор вмешалась Арья:

— Поговорим потом. Вы, должно быть, умираете от голода. Роза, покажи своим друзьям, где можно помыться и переодеться в чистое, а потом приведи их в Зал Совета. Я должна устроить пир по случаю вашего возвращения!

Некоторое время спустя Паллум с Мартином стояли у входа в Зал Совета — громадное, на первый взгляд неказистое старое здание, крытое соломой. Несмотря на размеры, в нем было очень уютно; под закопченными балками потолка в середине зала были расставлены квадратные столы. Роза и Грумм ввели в зал Мартина и Паллума. Мартин смущенно стоял чуть позади Розы, держа ее за лапу. Зал был до отказа заполнен обитателями Полуденной долины. Сердечно приветствуя Розу и Грумма, все поднялись с мест.

Роза дернула Мартина за лапу:

— Ну же, Мартин, поклонись!

Под аплодисменты Мартин отвесил присутствующим учтивый поклон. Взмахом лапы Урран Во показал ему и другим путникам их места за столом. Патриарх поднял свой кубок, и все встали.

— Да пребудут здесь вовеки добрая еда, добрые друзья, мир и покой!

— Да будут все сезоны благосклонны к Полуденной долине! — ответило множество зверей в один голос.

Все сели, и пир по случаю возвращения путников начался. До конца жизни Мартин хранил в самом заветном уголке своего сердца воспоминания об этом счастливом дне. Он сидел рядом с Розой, между ее родителями, онемев при виде столов, ломящихся от яств. Балки, стены, окна и столы были увешаны гирляндами цветов. Розы, лилии, вьюнки и другие цветы обвивали чаши с земляничной наливкой, крюшоном из одуванчика и лопуха, мятной и лавандовой водой, каштановым элем, черносмородиновым вином и сидром. На блюдах и подносах высились горы салатов, сыров, хлеба и кулебяк со всевозможной начинкой. Сидя на коленях у родителей, малыши бросали нетерпеливые взгляды на груды бисквитов, ватрушек, пирожков и тарталеток, сладкая начинка которых, залитая медом, кое-где просвечивала через щедрый слой крема.

Грумм взял себе солидный ломоть политого глазурью вишневого кекса с засахаренными орехами, дал откусить от него сидевшему рядом маленькому кротенку и, когда тот чуть не подавился, добродушно усмехнулся:

— Хе-хе, Бунго, не откусывай больше, чем можешь, это самое… проглотить!

Сидевшая рядом с Паллумом премилая молодая ежиха потчевала его различными деликатесами:

— Отведай-ка нашу кулебяку с каштанами. Паллум благодарно вгрызся в кулебяку:

— Спасибо.

— Мэм? Ты что, думаешь, я какая-нибудь старуха с седыми иголками? — рассмеялась ежиха. — Меня Востролапкой зовут. А ты пробовал каштановый эль? Его наша семья варит.

Паллум покраснел до корней колючек и спрятал нос в кубке.

— Чудесный вкус, мэм… э-э, то есть Костопятка… то есть Ляпка-Тяпка… то есть, э-э… мэм!

Болдред не умещалась ни на одном стуле. Присев на подоконник, она уничтожала пудинг из диких слив и яблок, а за ней с восхищением следили несколько малышей.

— И ты это все одна съесть можешь, Болдред? Сова подняла огромный коготь:

— Я бы и от трех таких не отказалась.

Пир затянулся до глубокой ночи. Откинувшись на спинки стульев и потягивая мятную воду, гости смотрели, как квартет выдр исполняет акробатический танец под аккомпанемент веселой джиги, которую наигрывал на тростниковых свирелях и барабанах оркестр мышей и кротов. Роза кивнула Мартину, он тихонько вышел из-за стола и вслед за юной мышкой и ее родителями пошел к ним в дом.

Урран Во опустился в свое любимое кресло. Арья достала пяльцы и принялась вышивать. Оба внимательно слушали повествование Розы о ее приключениях.

Мартин присел на подоконник, предоставив рассказывать Розе. Когда Роза стала описывать злобного Бадранга и жизнь несчастных рабов в Маршанке, на лица ее родителей набежала тень. Наконец Роза умолкла. Ее отец кивнул:

— Ты правильно поступила, что вернулась домой, Роза. Если кругом на свете столько зла, ты должна жить здесь, со своей семьей. Если бы это понял и Бром! Мне жаль, что его и его друга Феллдо сейчас нет с нами. Будем надеяться, у него хватит здравого смысла, чтобы понять — мир вне Полуденной долины не для него, и он вернется к нам до наступления осени.

Мартин глубоко вздохнул.

— Я согласен с тобой, — сказал он. — Полуденная долина — это обитель мира. Можно только мечтать, чтобы все звери жили так, как здесь. Но за пределами твоих владений существует зло, и я не могу со спокойной душой остаться здесь, зная, что те, с кем я жил в рабстве, по-прежнему стонут под пятой Бадранга. Я пришел сюда за помощью. Не позволишь ли ты мне попросить помощи у народа Полуденной долины? Может быть, некоторые из твоих подданных отправятся со мной в поход, чтобы вызволить моих друзей из рабства. Урран Во нахмурившись молчал.

— Ты просишь слишком многого. Наши звери ни разу в жизни не видели войны, они привыкли жить в мире.

Его жена тиховозразила:

— Но, дорогой, если столько невинных зверей терпят боль и нужду, нам необходимо позволить Мартину обратиться к нашим подданным. Пусть те, кто хочет ему помочь, сами решают.

Урран Во повернулся к Мартину:

— Моя жена говорит мудро. Я не желаю, чтобы зло пришло к нам сюда, и, может быть, мы сумеем помешать ему распространиться. Хорошо, Мартин, разрешаю тебе обратиться к моим подданным. Я вижу, у тебя есть меч. У нас здесь нет ничего подобного. Пока ты живешь с нами, ты не должен носить оружие. Дай мне свой меч.

Юный воин накрыл эфес меча лапой:

— Сожалею, но я не могу исполнить твою просьбу.

Последовала неловкая пауза, глаза Уррана Во посуровели. Внезапно в спор вмешалась Арья:

— Мартин, я понимаю, что движет моим мужем, но, кажется, я понимаю также и твои чувства. Ты видел в жизни много зла и страданий. Могу я попросить тебя об одолжении? Я не требую, чтобы ты отдал свой меч Уррану. Возьми его и повесь на крючок у двери. Сделай это сам, никто не коснется твоего оружия.

Не говоря ни слова, Мартин вынул меч из ножен. Подойдя к двери, он повесил меч на торчащий из стены крючок. Мартин в который раз вспомнил отцовский меч — большой, потертый, но настоящий меч воина, который сейчас держит в лапах Бадранг. Когда-нибудь Мартин вернет его себе… Роза радостно улыбнулась ему:

— Пойдем, я покажу тебе твою комнату.

Урран Во взглянул на Арью, и она снова вмешалась:

— Нет, Роза, ты не дашь Мартину спать своими разговорами. Иди за мной, юный друг.

Когда они ушли, отец Розы обнял ее за плечи и тяжело вздохнул:

— Поверь, я желаю тебе только добра. Этот Мартин — воин, а за такими по пятам ходит смерть. Ты не должна привязываться к нему.

Юная мышка улыбнулась:

— Папа, Мартин любит воевать, а ты — паниковать. Мартин — мой лучший друг на всем белом свете. Вот увидишь, я его перевоспитаю в самого миролюбивого зверя во всей Полуденной долине!

Урран Во поднялся с кресла.

— Как вы с Бромом похожи, оба своенравные. Я очень надеюсь, что ты права, хотя, по-моему, из вашей дружбы с Мартином вряд ли выйдет что-нибудь хорошее. Спокойной ночи, Роза. Подумай перед сном над моими словами!

34

Скользя бесшумно, словно тень, Феллдо устроил вокруг Маршанка тайники с дротиками. Бледный полусвет сумерек скрывал тела двух часовых, сраженных его меткими бросками. Внутри крепости один солдат был убит, трое ранены.

— Опять с утра пораньше спину гнуть, могилы копать, — ухмыльнулся Клогг, выглядывая из-под своей тачки. — Разрази меня гром, ежели мне подождать маленько, так весь Маршанк мой будет — я тут один живой останусь!

Бадранг метался из угла в угол сильно обгоревшего длинного дома. За столом сидели несколько офицеров и молча слушали его гневные тирады:

— Мы не выскочим из крепости в темноту, чтобы нас прихлопнули как мух. Рабы как раз этого и хотят. Я не собираюсь воевать на их условиях — нужно дождаться благоприятного момента чтобы бить наверняка!

Крестозуб поигрывал кинжалом, ловко крутя его в лапах.

— Я приказал всем держаться в укрытии. Если кого ранит или убьет, значит, сам виноват!

Рухнув в кресло, Бадранг отхлебнул вина. Толстозад решился подать голос:

— Но если мы не примем вызов, они нас перебьют поодиночке. Они, чего доброго, решат, что мы их боимся, и совсем обнаглеют!

Бадранг швырнул в него кувшин. Толстозад еле успел пригнуться, и кувшин разбился об стену, осыпав злосчастную куницу черепками и облив вином. Оскалив зубы, Бадранг зашипел на Толстозада:

— Кто тебя спрашивает, олух? Я не нуждаюсь в советах недоумков! Может, ты хочешь выйти из крепости и сразиться с ними сам?

Боггсу стало жалко Толстозада, и кто знает, что может прийти на ум тирану.

— Успокойся, Властитель. Он только хотел сказать…

— Успокойся?! — Побагровев от злости, Бадранг вскочил и опрокинул свое кресло. — Ты требуешь, чтобы я успокоился, когда горстка вонючих рабов держит меня в моей же крепости в осаде? — Выхватив меч, он набросился на своих помощников: — А ну, вон отсюда! Убирайтесь с глаз долой, безмозглые придурки!

Вопя и сбивая друг друга с ног, разбойники ринулись к двери, чтобы избежать ударов сверкающего клинка.

Шум свары донесся до Феллдо, и он вышел из своего убежища за скалой; его чуткие уши вздрагивали от напряжения. С завидной ловкостью он быстро метнул один за другим два дротика.

Последним из дома выбежал Толстозад, за которым гнался, размахивая мечом, Бадранг. Толстозад с воплем выскочил за дверь, и первый дротик Феллдо угодил точно в него. Бадранг поспешно захлопнул дверь.

Второй дротик Феллдо насквозь пробил обугленные доски двери и застыл на волосок от налитых кровью глаз тирана. Взмахнув мечом, Бадранг разрубил его надвое. Запрокинув голову, он заорал в темноту:

— Трусы! Поймаю — котлету сделаю!

— Ну так выходи, рыло горностайское! — донесся с берега бас Феллдо. — Сразу две котлеты получится!

— Мерзавец! — рявкнул Бадранг незримому врагу. — Дай срок, разделаюсь я с тобой!

В ответ Феллдо хрипло рассмеялся:

— Сам ты мерзавец желтобрюхий. Я знаю — ты меня боишься!

— Боюсь? — злобно завизжал Бадранг. — Я Бадранг, Властитель этих краев. Против меня никому не устоять!

На звук его голоса Феллдо метнул дротики. Три из них пробили дверь дома, четвертый вонзился в крышу. Укрывшись под перевернутым креслом, Бадранг изо всех сил вцепился в его ножки, чтобы не дрожать.

— Ха-ха, промазал! — крикнул он. — Жаль, что ты не умеешь кидать эти штуки как следует!

— Ничего, у меня вся ночь впереди, чтоб лапу набить, — уверенно пробасил Феллдо. — Так что спать не советую!

Феллдо собрал дротики и ускользнул в ночную тьму, оставив за спиной насмерть перепуганного горностая.

Поглядев в щелку в воротах, Трамун Клогг увидел темный силуэт, поспешно удалявшийся к южным скалам.

— Ха, так я и думал — всего-навсего один зверь. Ладно, пора мне на боковую, что ли. Какой смысл объяснять Бадрангу, что ему нечего бояться и он может малость прикорнуть, — разве он рабу поверит!

Между тем на безопасном расстоянии от Маршанка, в лагере на скалах, Баллау всматривался в угрюмые физиономии друзей, которые сидели у костра. Весь день среди них царило подавленное настроение. Заяц подошел к своей труппе, слонявшейся без дела возле повозки:

— Приветствую вас, ребята!… Ну и дела, вы что — лягушки, которые камней до отвала наглотались? Чего удивляться, что наши друзья хандрят, если даже комедианты носы повесили.

Бром встретил болтовню зайца вымученной улыбкой:

— Ну, и что ты предлагаешь?

Баллау бодро поводил длинными ушами из стороны в сторону.

— Я тебе скажу, что я предлагаю: требуется напомнить им, что в жизни есть место смеху, улыбке и песне. Давайте устроим представление!

Хлопая ресницами, Селандина заворковала:

— Какая чудесная мысль! Только, Баллау, тебе придется подождать, пока я не приведу себя в порядок. Я, должно быть, ужасно выгляжу!

— Ужасно? — Баллау пощекотал красавицу белочку под подбородком. — Ты выглядишь просто потрясающе. Хватит киснуть, друзья, представление начинается немедленно!

Зрители на время забыли о горестях минувшего дня: в их глазах играли веселые огоньки. Трясясь от смеха, они следили за выступлением труппы «Шиповник» на площадке, освещенной костром.

Дубрябина встала на четвереньки, и на ее огромной спине Гоучи, Кастерн, Трефоль и Баклер устроили пирамиду. Одетый в мешковатый костюм Баклер стоял на самом верху, на голове у Трефоли, а под носом у него были приклеены длинные закрученные усы.

Взмахнув своим широким плащом, Баллау расстелил на земле кусок ткани и возвестил:

— Минуточку внимания! Почтеннейшую публику просят во время имеющего место быть смертельного номера воздержаться от хихиканья и бросания на сцену всяческих предметов. Сейчас крот Малькольм Великолепный нырнет с головокружительной высоты на эту мокрую тряпицу. Леди и джентльзвери, поприветствуем крота-ныряльщика Малькольма Великолепного!

Последовал гром аплодисментов. Баклер, ловя равновесие, поклонился публике с высоты пирамиды и продекламировал театральным тоном:

Эй, кто желает посмотреть?
За торт готов я умереть!
Селандина в расшитом блестками платье прошлась перед публикой и показала зрителям огромный кремовый торт:

Давай скорей ныряй за борт! Перед тобой желанный торт!

— Давайте поживее, у меня спина разламывается! — рявкнула Дубрябина с притворной мукой в голосе.

Баллау отвесил барсучихе изысканный поклон:

— Не извольте, мадам, беспокоиться. У меня от вас уже который год голова разламывается, не то что спина! Замрите и не шевелитесь. Малькольм, ты готов?

— Я, значится… готов отсюдова прыгнуть дотудова!

Баллау забил задней лапой в небольшой бубен:

— Дам и зрителей со слабыми нервами просят покинуть зал!

Подскочив, Фырк дернул Дубрябину за ее куцый хвост:

— А ну живей!

А-а-а-а-а-а-а-а-ах-х-х-х-х-х-х!

Дубрябина попыталась выпрямиться, и пирамида рассыпалась. Раздался взрыв хохота: комедианты лежали на земле, притворяясь, что они без сознания, а у Баклера мокрая тряпка повисла на носу. Он стал делать плавательные движения:

— Ура, готово! Ой, кто-нибудь, это самое… помогите, не то утону. Я плавать не умею!

Селандина выбежала с тортом вперед и закричала своим прелестным голоском:

— Ах, звери добрые, спасите! Не допустите, чтобы бедный Малькольм утонул, не отведав честно заработанного торта!

— Не боись, прекрасная дева, я спасу этого несчастного, ибо ныряю как рыба, а плаваю как топор! — Баллау поспешил на помощь Баклеру.

Селандина споткнулась и изящно упала. Торт вылетел из ее лап, и Кастерн поймала его как раз в тот момент, когда Баллау снял с носа Баклера тряпку и торжествующе помахал ею:

— Спасен, спасен!

Развевающаяся в воздухе мокрая тряпка ударила Кастерн по носу. Она выпустила торт, тот шмякнулся на голову Баклера, и крем залепил ему всю мордочку. Публика попадала от хохота, держась за бока, а Баклер раскланялся:

Позор меня загонит в гроб -
Я в торте кремовом утоп!
Сидя в последних рядах, Феллдо вместе со всеми следил за представлением. Внезапно Баркджон заметил, что его сын сидит рядом:

— Вот это да! Феллдо, откуда ты, сынок?

Не сводя глаз с комедиантов, Феллдо улыбнулся и захлопал:

— Я тут все время сидел. Смешно, а? Когда кто-нибудь на твоих глазах грохается об землю, сразу на душе веселей, правда, папа?

Бром не спускал глаз с Феллдо. Веселое расположение духа, в котором тот пребывал, не на шутку удивило мышонка. Он прилег спать около костра, рядом с Кейлой и Туллгрю. Лежа на земле, все трое смотрели на мириады звезд, усыпавших бархатный шатер ночного неба.

— Феллдо что-то задумал, — вполголоса сказал Бром выдрам. — Поручиться не могу, но, похоже, у него созрел какой-то план.

Кейла приподнялся:

— Странно, мне самому так показалось сегодня вечером. Уж больно Феллдо нынче любезный — явно что-то скрывает. А ты, Туллгрю, ничего не заметила?

— Ты про Феллдо? Да, что-то он нынче всем лапы жмет и по спине хлопает, а сам все ухмыляется, как слабоумная лягушка. Обычно он мрачноватый.

Бром прислушался к тихому потрескиванию догорающего костра.

— Слушайте, мне это вовсе не нравится. Знаете, что я решил? Завтра пойду за ним и посмотрю, что он задумал. Может, составите мне компанию?

Кейла и Туллгрю молча кивнули. Бром сжал их лапы:

— Отлично. Как только рассветет, садимся ему на хвост!

На месте догоревшего костра едва заметно мерцали уголья. Баллау и Дубрябина негромко храпели в повозке. Ночь была тихой, лагерь мирно спал. Один Феллдо не ложился. Он сидел, прислонившись к скале, и обдумывал план действий.

35

Заря окутала Полуденную долину золотистой дымкой. Мартин, не привыкший спать в постели и под крышей, встал рано и вышел из дома. Оттого что на боку не было привычного меча, Мартин чувствовал себя неудобно. Он побродил по поселку, дивясь красоте и обилию произраставших здесь цветов и плодов, что говорило о трудолюбии жителей, и присел у водопада, где от воды тянуло приятной прохладой. Водопад ниспадал в маленькое озерцо, настолько прозрачное, что в его хрустальной глубине можно было рассмотреть лениво скользящих окуней и плотвичек. Юный воин вгляделся в свое отражение. Глубокие царапины на щеках еще не зажили, и мордочка заметно осунулась, но волевые челюсти были плотно сжаты, а в глазах, смотревших на него из бегущей воды, на которую падала тень от ветвей деревьев, читалась непреклонная решимость. Мартин не удивился, когда сзади к нему подошла Арья. Положив лапы ему на плечи, она стала рассматривать его отражение в воде.

— Ты рано встаешь, Мартин.

— Мне не спалось, но, как я вижу, ты тоже встала рано.

— Да, мне нужно было поговорить с Болдред. Я просила ее поискать Брома. Что с тобой, Мартин? Тебе у нас не нравится?

— Здесь очень красиво.

— Но ты должен вернуться в Маршанк?

Мартин бросил в озерцо камешек и стал смотреть, как он тонет. Сев рядом, Арья погладила его по лапе.

— У тебя с моим мужем есть много общего. Воин и миролюбец, вы идете разными путями, но оба упрямы и непреклонны. Без таких зверей нашему миру не обойтись. Роза говорила мне, что у Бадранга остался меч твоего отца. Ты должен вернуться, чтобы отнять у него этот меч?

Мартин встал и помог подняться Арье.

— Да, этот меч принадлежал моему отцу, Люку Воителю. Я поклялся ему клятвой воина, что никому не позволю отнять его у меня. Когда Бадранг отобрал мой меч, я был совсем малышом, но с тех пор прошло много сезонов, и теперь я в силах вернуть его. Понимаешь, я должен сделать это и уничтожить рабство в Маршанке.

Мартину показалось, что в глазах у Арьи сверкнули слезы.

— Я все понимаю, юный мой воин. Меня печалит только одно — с тобой туда пойдет Роза, и ни мне, ни ее отцу ее не удержать.

Мартин смахнул слезинку со щеки Арьи.

— Обещаю, она к вам вернется.

К вечеру в Полуденной долине устроили пирушку, на которой рекой лились земляничный крюшон и сидр. Под песню, которую кроты пели хором, они вынесли десять своих знаменитых запеканок из картошки, репы и свеклы — огромных, горячих и сытных; их блестящие верхние корки были, по кротовьей традиции, украшены глазурью.

В полночь, днем и спозаранку
Ешь кротовью запеканку -
С наших свеколок и репок
Станешь ты силен и крепок
И поправишься немножко,
Потому что тут картошка.
А добавь еще сметанку
В эту чудо-запеканку,
Обретешь такую прыть -
Станешь носом землю рыть!
Лучше нет кроту приманки,
Чем такие запеканки,
И любой из нас, кротов,
Запеканку есть готов!
Паллум, Роза, Мартин и Грумм лежали, устало откинувшись на спину, не спеша закусывали и лениво потягивали питье из кубков.

И тут как гром с ясного неба явилась Болдред со своими новостями.

36

Вершины скал слегка порозовели в лучах зари, когда Феллдо бесшумно покидал лагерь. За ним следили три пары глаз. Бром кивнул своим спутникам-выдрам:

— Глядите, сколько у него дротиков, — на целое войско хватит. Давайте проследим за ним! Феллдо, отправившись в свой одинокий поход, чувствовал себя легко и беззаботно. Под мышками у него были зажаты две связки дротиков, за спиной висела на ремне копьеметалка, он мурлыкал под нос веселую песенку. К чему ему войско? Он может избавить мир от Бадранга и в одиночку. Стоит убить тирана, и Маршанк уподобится змее без головы.

Скрипнув, ворота Маршанка осторожно отворились, и на берег высыпала фаланга вооруженных до зубов солдат. Крестозуб огляделся вокруг, чтобы убедиться в безопасности.

На стене появился Бадранг, окруженный десятками лучников и пращников. Прикрыв глаза от солнца, он отдавал распоряжения:

— Обыщите все, отсюда и до самого моря! — Бадранг стоял, наслаждаясь утренним теплом, легкий ветерок играл его плащом. Горностай наблюдал, как его солдаты прочесывают берег.

Стоя у самой воды, Крестозуб помахал копьем и крикнул:

— Здесь все чисто, Властитель!

Сложив лапы рупором, Бадранг прокричал:

— Прикажи своим окопаться, чтобы их было не видно!

Крестозуб заметался взад и вперед, указывая солдатам их позиции. Одни спрятались за скалами, другие залегли на обращенном к морю склоне низких дюн, третьи стали копать неглубокие траншеи.

Поставив обутую в деревянный башмак ногу на лопату, Трамун Клогг крикнул Бадрангу:

— Хо-хо, кореш, эти красавчики сами себе могилки копают. Ладно, мне работы меньше будет!

Крысы Травощип и Жабоед, охранявшие пирата, ткнули его копьями:

— Они копают траншеи, чтобы уцелеть при нападении. Делай свое дело, хорони мертвых!

Клогг принялся яростно копать, бормоча себе под нос:

— Подожди, Бадранг, старина Трамун и тебе когда-нибудь могилку выроет — глубокую такую, красивую, а сверху большущий камень навалит, чтоб ты обратно не выскочил. Славный это будет денек в жизни капитана Трамуна Клогга.

Стоя на парапете южной стены, Боггс всматривался в даль. Заметив что-то, он поспешил доложить:

— Сюда по скалам направляется один зверь, Властитель!

Бадранг несколько опешил:

— Всего один?

— Да, одиночка. Он еще далеко, но я его заметил.

Бадранг подозвал к себе двоих:

— Гнилонос, Мокролап, бегите что есть духу вниз! Скажите, чтобы Крестозуб с остальными затаился. Вы поступаете в его распоряжение. Когда я крикну: «Маршанк!» — выскочите из засады и возьмите врага в плен.

Как только двое связных побежали выполнять приказ, Бадранг обратился к своим лучникам:

— Молчок и голов не поднимать. Помните, пароль — «Маршанк». Вульп, закрой главные ворота.

Спускаясь с обрыва на берег, Феллдо не заметил нависшей над крепостью необычной тишины. Будь он бдительнее, ему бы бросились в глаза следы, говорившие о вражеской засаде. Но глаза мстителя были прикованы только к Бадрангу, стоявшему в гордом одиночестве на стене над самыми воротами. Лапы Феллдо до хруста сжали дротики, на скулах заиграли желваки. Из-под его лап полетели камни и сухой песок, когда он пустился к крепости бегом, не видя вокруг никого, кроме ненавистного врага.

На верху обрыва Бром упал ничком на землю, а по бокам от него Кейла и Туллгрю.

— Смотрите, что он делает! Он что, с ума сошел?

Они следили за Феллдо, который резко затормозил на расстоянии броска от Бадранга.

Туллгрю в отчаянии кусала свой кулак:

— Его наверняка убьют, печенкой чувствую! Неужели беглому рабу позволят в одиночку подойти к крепости среди бела дня?

Кейла, застыв от ужаса, был не в силах оторвать глаз от происходящего:

— Ты права, хвост даю на отсечение, что он идет прямиком в ловушку. Может, нам ему крикнуть, чтоб он опомнился?

Бром засомневался:

— Мне кажется, мы от него слишком далеко, но давайте попробуем. Позовем его по имени — раз, два, три!

— Феллдо-о-о-о-о-о-о-о-о-! — крикнули они в один голос.

Туллгрю ударила сжатой в кулак лапой о скалу:

— Похоже, он нас не расслышал, а если и расслышал, не желает обращать внимание. Гром и молния, что он там делает?

Кейла покачал головой:

— Не знаю, но готов поклясться — его ждет что-то ужасное. Думаю, одному из нас нужно сбегать в лагерь и поскорее привести помощь.

— Я побегу! — Бром сбросил с плеча санитарную сумку и пополз от обрыва назад.

Кейла, низко пригнувшись, двинулся следом и обогнал Брома.

— Лежи, дружище, лучший бегун в этих краях — это я! — И через мгновение на том месте, где он стоял, осталось лишь облачко пыли.

Не говоря ни слова, Феллдо бросил обе связки дротиков на землю. Он взял копьеметалку и приладил, к ней один из них. Изогнувшись всем телом назад, он прицелился, и дротик со страшной силой полетел в Бадранга.

Тиран стоял от него на довольно большом расстоянии. Он увидел, как Феллдо метнул дротик и отскочил в сторону; не причинив ему никакого вреда, дротик пролетел мимо. Облокотившись на стену, Бадранг презрительно крикнул:

— Попробуй еще!

Феллдо метнул еще один дротик; на этот раз, чтобы бросок получился сильнее, он разбежался и подпрыгнул. Бадранг, увидев это, лег на стену и укрылся за парапетом. До его ушей донесся свист дротика, пролетевшего над головой. Улыбнувшись, Бадранг поднялся и крикнул Феллдо, который уже находился в пределах слышимости:

— И это все, на что ты способен, раб?

— Я тебе не раб, — рявкнул в ответ Феллдо. — Меня зовут Феллдо, и я пришел тебя убить!

В воздухе просвистел еще один дротик. На этот раз Бадранг отскочил туда, где стоял раньше, и выразительно пожал плечами, когда дротик отскочил от задней стены крепости.

— У-тю-тю, опять промазал. Скоро эти штуковины у тебя кончатся!

Дрожа от ярости, Феллдо поднял дротик обеими лапами над головой и переломил, как соломинку:

— Я бы сделал так же с тобой, не будь ты таким грязным трусом. Спускайся и сразимся один на один!

Бадранг развел лапы в стороны:

— Ты наверняка расставил мне какую-нибудь ловушку. В этих скалах небось полным-полно твоих дружков, готовых по твоему сигналу выскочить из засады, — тех самых, которых ты привел сюда прошлой ночью, чтобы предательски убивать моих солдат из-за угла под покровом темноты. Ты что, принимаешь меня за дурака?

Как и рассчитывал Бадранг, разъяренный Феллдо забыл об осторожности и подошел к крепости еще ближе. Он презрительно оттопырил губу:

— Ты не только дурак, но и трус! Прошлой ночью я был здесь один. Сейчас, как видишь, я тоже один — без войска и крепостной стены, чтобы за ней прятаться. Выходи, и будем драться!

Внезапно настроение Бадранга изменилось. Хихиканье его лучников, затаившихся под стеной, подстегнуло самолюбие тирана. Он рывком вытащил меч из ножен.

— Приготовься к смерти, белка, я иду!

Даже в бешенстве Бадранг сохранял хладнокровие и учитывал соотношение сил. Он считал, что с мечом ему не составит труда одолеть противника, вооруженного лишь короткими деревянными палками. В крайнем случае он может всегда подозвать своих солдат: они окружали место поединка со всех сторон. Расталкивая ухмыляющихся лучников, Бадранг мысленно поклялся уничтожить наглого раба, чтобы его шайка раз и навсегда убедилась, что он, Бадранг, — вождь, которого следует бояться и уважать.

Бром ошеломленно ахнул, когда ворота крепости распахнулись и Бадранг вышел к Феллдо один.

Туллгрю покачала головой:

— Глазам своим не верю. Не знаю, что там говорил Бадрангу Феллдо, но, видимо, горностая это так задело, что он не мог поступить иначе. Смотри, они готовятся драться!

Бром следил за одинокой фигуркой Феллдо и чувствовал, как возникшая было к нему неприязнь куда-то исчезает. Он вспомнил, как Феллдо говорил, что готов, если понадобится, погибнуть, лишь бы Бадранг и Маршанк были уничтожены. Теперь Брому вдруг очень захотелось обладать бесстрашием воина, чтобы встать в этом поединке плечом к плечу с другом.

Бадранг сделал выпад, но Феллдо ловко отскочил назад, и меч тирана впустую рассек воздух. Схватив меч обеими лапами, горностай бросился вперед, бешено размахивая им во все стороны и надеясь устрашить противника яростной атакой. Феллдо был стремителен, как жалящая оса. Уклоняясь от сверкающего клинка, он пригнулся и сделал молниеносный выпад дротиком прямо в морду тирана. Бадранг повернулся и тяжело перевел дух, чувствуя, как из ранки на скуле потекла струйка крови. Слегка покачиваясь на лапах, Феллдо усмехнулся, упал на землю, перекувырнулся через голову и, оказавшись рядом с Бадрангом, с силой ударил противника древком дротика по задним лапам. Вскрикнув от боли, Бадранг стремительно развернулся и взмахнул мечом, но его удар встретил лишь песок, а по выгнутой спине прошлось острие дротика Феллдо, оставив на ней глубокую борозду. Тяжело дыша, Бадранг выставил меч острием вперед и, пригнувшись, стал мелкими шажками приближаться к противнику, следя за его малейшими движениями. Феллдо стоял неподвижно и не отрываясь следил за медленно поднимавшимся мечом, выжидая момента, когда Бадранг атакует. Тиран бросился вперед! Феллдо отскочил в сторону и нанес дротиком мощный удар по левой лапе противника. На глаза Бадранга навернулись непрошеные слезы; его левую лапу пронзила страшная боль, и она беспомощно повисла. Феллдо по-прежнему улыбался, эта улыбка оскорбляла Бадранга более всего. Он притворился беспомощным, пытаясь шевельнуть онемевшей лапой, но внезапно бросился на землю, перекатился и сделал яростный выпад мечом. Феллдо не успел его отразить, и клинок глубоко вонзился ему в заднюю лапу. Замахнувшись мечом, зажатым в здоровой лапе, Бадранг хотел нанести последний удар, но тупой конец дротика ударил его в живот. Бадранг перегнулся пополам, ловя ртом воздух.

Ударом деревянного дротика Феллдо выбил меч из лапы врага. Описав в воздухе сверкающую дугу, он вонзился в песок, а правая лапа Бадранга беспомощно повисла. Схватив дротик обеими лапами, как палицу, Феллдо нанес еще один удар — и противник растянулся на земле. Не чувствуя боли в раненой лапе, Феллдо поднял дротик и нанес еще один удар.

Туллгрю закрыла глаза лапой:

— Он его убил? Сил моих нет смотреть! Бадранг убит или нет?

Потрясенный Бром покачал головой:

— Нет, Феллдо сечет его дротиком, как розгой!

Туллгрю открыла глаза и мрачно улыбнулась:

— Ну конечно, так, как он сам сек рабов. Давай, Феллдо, лупи!

Бадранг с воплями катался по земле, пытаясь свернуться в клубок, а дротик все поднимался и опускался на его спину, и каждый удар сопровождали хриплые крики Феллдо:

— Ну, каково, когда тебя порют, как раба? Попробуй! Вот тебе еще, ну как? Так ты сек меня, когда я был еще совсем малышом! Так ты порол моего отца, потому что он был стар и не мог быстро работать! Ты никогда не мог заставить меня кричать под твоими розгами! Что же ты орешь?

Туллгрю снова закрыла глаза, но Бром не отрываясь следил за происходящим:

— Похоже, Феллдо хочет засечь Бадранга насмерть. Горностай так вопит, что здесь слышно!

Однако Бадранг вопил не просто так.

— Маршанк! Маршанк! Маршанк! — вот что он кричал.

37

Усевшись на ствол поваленного дерева, 3 Болдред рассказывала о том, что видела:

— Расставшись с вами, я прежде всего посетила лагерь на скалах к юго-востоку отсюда. Там было много зверей. Возглавляют их заяц Баллау и барсучиха Дубрябина.

— Я ничего не слыхал о них, — перебил сову Мартин.

— Дай мне закончить, скоро ты поймешь, что к чему. Я спросила их о Броме, и они заверили меня, что он цел и невредим. Когда я упомянула твое имя, Мартин, оказалось, что многим оно известно. Один из этих зверей, старая белка Баркджон, посылает тебе весточку.

Не в силах сдержаться, Мартин подпрыгнул:

— Баркджон, старина Баркджон! Это отец Феллдо. Что он тебе сказал?

— Он сказал, что его сын ушел сразиться с Бадрангом в одиночку. Все звери в лагере, кто только был способен носить оружие, готовились идти на выручку Феллдо — если, конечно, он еще жив. В любом случае они намерены штурмовать крепость, где засел злодей Бадранг со своей шайкой.

Глаза Мартина горели желанием оказаться в гуще битвы.

— А эти звери из лагеря на скалах — это большое войско?

— Увы, нет. — Болдред покачала головой. — Эти звери храбры, но шайка Бадранга слишком велика, чтобы ей можно было противостоять.

— Я должен немедленно идти туда! — сказал Мартин.

Болдред кивнула:

— Баркджон сказал мне, что ты поступишь именно так, и вот что он велел тебе передать: «Скажи Мартину — если он хочет быть с нами, пускай поспешит и приведет с собой помощь!»

Арья подняла на Болдред глаза:

— Ты видела Брома? Ты с ним говорила?

Болдред широко раскинула крылья:

— Этого я не успела: я была очень занята. Заяц Баллау заверил меня, что Бром жив-здоров, как сто быков и шесть коров. Барсучиха Дубрябина подтвердила его слова.

Арья схватила Мартина за лапу:

— Мартин, верни мне сына, умоляю! Роза подошла к Мартину и матери:

— Мы его вернем, не волнуйся, мама.

— Роза, как ты можешь нас покинуть? — Урран Во окинул дочь строгим взглядом. — Неужели мало того, что Бром воюет в чужих краях?

— Нет, папа, я должна идти, — решительно ответила отцу Роза.

— Эгей, а нас вы что, это самое… тут оставите? — Грумм с Паллумом взяли Мартина и Розу за лапы.

Мартин кинул взгляд на Уррана Во, тот кивнул. Тогда юный воин заговорил во весь голос, чтоб его слышали все:

— Кто с нами? Вы слышали, что сказала Болдред.

Вперед вышли четверо выдр, несколько кротов и ежей. Мартин подсчитал добровольцев — вместе с его тремя друзьями их было всего шестнадцать.

— Сожалею, Мартин, — сказал Урран Во более мягким тоном, чем обычно. — Мы не воины, никто из моих подданных никогда не бывал в бою. Многим нужно заботиться о семьях. Тех, кто вызвался идти с тобой, немного, но это храбрые звери. Они ни разу не держали в лапах оружия и все же готовы пожертвовать жизнью, чтобы помочь тебе.

Мартин поклонился своему маленькому войску:

— Благодарю вас от всего сердца!

Болдред негромко ухнула и покачала головой:

— Я всегда считала: главный недостаток молодых в том, что они никогда не хотят выслушать тебя до конца, особенно если это воины с горячей кровью. Ты что, не слышал, как я сказала Арье, что не успела найти Брома, потому что была очень занята?

— Занята? — Мартин растерянно посмотрел на сову. — Чем занята?

— Тем, что может прийти в голову только мудрой сове: например, собрать для тебя войско. Но об этом после. Для тебя сейчас главное — добраться до Маршанка как можно быстрее — значит, нужно найти туда кратчайший путь. Я не хочу показаться хвастуньей, но без ложной скромности могу назвать себя лучшим следопытом, картографом и землепроходцем во всей этой стране, отсюда и до самого Восточного моря. Ну-ка, кто-нибудь, найдите мне ровное место!

Кроты принялись утрамбовывать на земле ровную площадку, а Роза вместе с Арьей и Урран Во ушли собирать в дорогу припасы.

Болдред поманила к себе когтем Мартина:

— Иди сюда, Воитель, и смотри!

Мартин присел и стал заворожено следить за искусными когтями совы, чертившими на земле карту.

— Вот река Широкая. Ты шел в Полуденную долину кружным путем, вероятно потому, что тебя выбросило на берег южнее. Маршанк находится севернее, на побережье Восточного моря. К побережью есть гораздо более короткая дорога. Мне она известна, Старворту тоже. Сейчас он, вероятно, ждет нас у широкой протоки в двух часах пути отсюда, к северу от Полуденной долины. Чем скорее ты отправишься в путь, тем раньше взойдешь на его барку.

Мартин выпрямился:

— А что будет потом, Болдред? Сова нетерпеливо моргнула глазами:

— Предоставь это мне, я тоже лечу с тобой! Роза и ее родители едва успели уложить в котомки

еду и питье, когда к ним в дом вошел Мартин. Роза сняла маленький землероичии меч с крючка у двери и протянула его юному воину:

— Ты отдал его по доброй воле, теперь я возвращаю его тебе.

Мартин засунул меч себе за пояс:

— Я готов!

Повозка с грохотом мчалась по верху обрыва, подскакивая на ухабах и камнях. Вцепившись в ее шаткие борта, Баллау и Кейла держали развевающееся на ветру знамя. В повозку впряглась Дубрябина. Ей помогали мчавшиеся сзади звери.

Бром не удержался. Увидев, как Феллдо сражается один против целой орды злодеев, он бросился с обрыва вниз, рыдая и громко зовя друга по имени:

— Феллдо! Феллдо, держись, я сейчас!

Но Феллдо не слышал своего юного друга. Он лежал со спокойной улыбкой, а вокруг валялись два десятка сраженных им разбойников Бадранга.

Сам избитый Бадранг, о которого Феллдо обломал не один дротик, удрал с поля боя в крепость; его неотступно преследовало видение: хохочущий Феллдо, который, умирая, продолжал убивать хорьков, куниц и крыс, и погиб, держа в каждой лапе по расщепленному дротику.

В ту минуту, когда ворота Маршанка с грохотом захлопнулись, мчащаяся повозка подкатила к Брому. Раскидав в стороны нескольких солдат Бадранга, рискнувших остаться у тела Феллдо, она резко затормозила.

Дубрябина выпряглась из оглоблей как раз в ту минуту, когда лучники со стены Маршанка дали первый залп.

— Окопаться, повозку набок, всем живо в укрытие!

Баллау собрал за повозкой своих копьеметальщиков.

— Давайте, парни, цельтесь в верхнюю кромку стены. Остальным разобрать оружие. Пращники, готовьте камни. Живее!

Едва разбирая дорогу сквозь пелену застилавших глаза слез, подошел Бром, снял с плеча санитарную сумку и начал вынимать из нее лечебные травы и бинты. Баркджон сидел на земле и держал голову сына на коленях; глаза старика были сухими.

— Ему это не понадобится, малыш. Побереги бинты для живых. Мой сын ушел в безмолвный лес, где он будет вечно свободен.

Бром присел рядом с Баркджоном:

— Я такого в жизни не видел: он сражался и хохотал во все горло. Чтобы свалить его, потребовалось полсотни зверей, и он убил почти всех. Он как будто знал, какая судьба ему уготована.

Баркджон кивнул:

— Истинный воин, не знающий страха, — таков был Феллдо.

Борт повозки утыкали стрелы. Баллау отрывисто скомандовал:

— Метальщики, пли!

Шеренга копьеметалыциков подпрыгнула, дала залп дротиками: и снова залегла.

Баллау тут же скомандовал пращникам:

— Давай не мешкай. Залп камнями — пли!

Пращники привстали, метнули камни и залегли.

На стоящих на стене лучников обрушился первый залп дротиков; послышались стоны и вопли. Лучники привстали, чтобы дать ответный залп, и попали под град свистящих камней, летевших следом за дротиками.

Крестозуб схватил за лапы Мокролапа и Блохолова:

— Возьмите каждый по пятьдесят лучников, спуститесь с задней стены, рассредоточьтесь по берегу справа и слева от крепости и окопайтесь. Мы возьмем их в полукольцо, спереди у них будет крепость, а за спиной только море. Им придется либо сдаться, либо умереть!

Баклер увидел, как по обе стороны от Маршанка появились две шеренги солдат, и отыскал Дубрябину:

— Похоже, нам, это самое… фланги прикрывать придется!

Кастерн, Гоучи, Трефоль и Селандина помогли насыпать из песка два длинных бруствера по обе стороны от повозки. Пращников разделили на два отряда и послали оборонять эти брустверы, а копьеметалыциков сосредоточили в центре, против крепости.

В крепости Бадранг лежал на столе в длинном доме, а Боггс и Гроуч перевязывали ему раны. Прежде чем солдаты тирана подоспели ему на помощь, Феллдо успел его как следует отделать: голова, морда, плечи и спина Бадранга были сплошь покрыты шишками и длинными ранами. Он выгнул от боли спину, на которой Боггс промывал длинную борозду, оставленную дротиком Феллдо.

— Хо-хо, кореш, я-то думал, ты там с целым войском дерешься, а мне тут сказали — там всего-то и было что какая-то белка настырная. Хорошо она над тобой потрудилась, ничего не скажешь!

Заплывшими глазами Бадранг свирепо взглянул на Клогга:

— Убирайся с глаз долой. Ты приносишь мне одни несчастья, Клогг!

Боггс приложил к плечу Бадранга припарку из листьев щавеля:

— Лежи тихо, а то она свалится.

Клогг отбил на пороге веселую чечетку.

— Да уж, лежи тихо, а то башка твоя поганая отвалится, гы-гы-гы!

Бадранг сделал вид, что встает, и потянулся за мечом. Клогг тут же дал стрекача, посмеиваясь и бормоча под нос:

— Ничего, я последним смеяться буду. Ну-ка, где тут камбуз? Пойду, пожалуй, хоть нажрусь да напьюсь до отвала, пока другие заняты — сражаются да славу добывают!

Баллау резко выдохнул. Он вытащил стрелу, вонзившуюся ему в лапу, и переломил пополам.

— Вот гады! Чем я теперь есть и жестикулировать буду?

Укрываясь за повозкой, рядом с ним присел Бром. Он промыл рану, приложил к ней припарку из окопника и перевязал лапу чистым полотняным бинтом.

— Видали? Лучше новой! — Баллау поднял лапу, любуясь аккуратной повязкой. — Слушай, Бром, сдается мне, ты в этом врачевании уже здорово кумекаешь, а?

Не говоря ни слова, мышонок пополз к другому раненому.

К полудню в сражении наступило затишье. За спиной у Дубрябины сверкала на солнце гладь едва колышущегося моря. Барсучиха стряхнула с лап песок и поблагодарила Кейлу, который раздавал бойцам еду.

— Здесь только глоток воды и лепешка. Неизвестно, насколько мы тут застряли.

Трефоль деловито грызла свою лепешку.

— Вот именно, Кейла, — застряли. Мы окружены с трех сторон, а за спиной у нас море на случай, если мы надумаем утопиться.

Бадранг немного оправился и появился на стене — далеко не такой величественный, как прежде, но все такой же злобный и деятельный.

— Крестозуб, вели солдатам прекратить стрельбу, — велел он. — Я желаю предъявить этому сброду на берегу ультиматум.

Солдаты опустили луки и пращи. После трепки, которую Феллдо задал Бадрангу, у горностая болели челюсти, поэтому он поручил говорить Травощипу, у которого был высокий, скрипучий голос.

Сложив лапы рупором, Травощип завопил:

— Переговоры! Не стреляйте, мы желаем вступить с вами в переговоры!

— Ну так вступай, визгля. Чего надо? — загремел в ответ низкий баритон, по которому легко можно было узнать Дубрябину.

— Мой господин, Властитель Бадранг, прижал вас к морю и, если пожелает, может перебить вас всех. Если вы сдадитесь, вам сохранят жизнь!

На этот раз ответил Баллау:

— Скажи-ка, милейший, а что с нами будет, если мы сдадимся?

— Это будет решать Властитель Бадранг!

Над повозкой показалась голова Баллау.

— Вот ведь нахалюга, а? Слушай, ты, колесо немазаное, передай своему Бадрангу, что главнокомандующий армией Воинов Свободы рекомендует ему прогуляться куда подальше, понятно?

За этим ответом последовал залп пущенных из пращей увесистных камней, один из которых попал Травощипу в голову, и тот упал без сознания. Пригнувшись за парапетом, Бадранг растирал онемевшие лапы.

— Разожгите огонь, закидайте повозку горящими стрелами. Мы их выкурим на открытое место!

38

С таким проводником, как Болдред, Мартину и его отряду не составило труда быстро добраться до места, где начиналась протока. Едва между деревьями заблестела вода, как они услышали приветственный возглас Старворта:

— Привет, братцы, залезайте на борт! Барка «Водяная лилия» была заполнена дюжими выдрами и тащила на буксире плот, также до отказа набитый выдрами. Потеснившись, они освободили место для Мартина и его воинов. Ухмыляясь, Старворт поднял лапу, в которой была зажата ременная праща:

— Мы их в основном для состязаний да рыбалки держим, но такая есть у каждого. А-а, Роза, рад снова тебя видеть! Надеюсь, тебе удается держать своего Воителя в лапках? Ба, Грумм и Паллум — забодай меня комар, смотритесь вы хоть куда, а раздобрели до чего!

Из-за поворота протоки вылетела флотилия землероичьих долбленок и с громким стуком врезалась в берег. Старворт подмигнул Болдред:

— Ну держись, бедокуры наши пожаловали!

Болдред удивленно моргала, разглядывая высыпавшую из долбленок толпу землероек, которые что-то вопили и яростно размахивали рапирами:

— А они что здесь делают?

Старворт размял свои мощные лапы.

— Я подумал — может, нам еще помощь понадобится, ну и велел им сидеть на месте и ни во что не встревать. Ты ж землероек знаешь — вечно они все наперекор делают. — Он помахал своему экипажу: — Слушай мою команду! Отдать носовой, отдать кормовой! Полный вперед! Эй, землеройки, сидите тут и не рыпайтесь, все равно мы вас с собой не возьмем, понятно?

Роза и Паллум улыбнулись военной хитрости Старворта, глядя, как на стрежень выруливает внушительная армада судов, флагманом которой была «Водяная лилия».

Стоя на носу барки, Мартин мысленно умолял ее плыть быстрее. Рядом на поручень присела Болдред:

— Пойди отдохни, Мартин. Тебе не под силу заставить реку течь быстрее.

Угрюмо сжав челюсти, юный воин положил лапу на эфес меча и стал расхаживать взад и вперед по палубе, не замечая красоты солнечного заката на реке.

— Никогда себе не прощу, если мы опоздаем. Я зря отправился в Полуденную долину, мне следовало остаться на берегу и отыскать Брома с Феллдо. Тогда бы все могло быть по-другому.

Болдред сложила крылья и переступила с лапы на лапу:

— Да, тогда вас могли убить, а от вашей смерти было бы немного проку. А теперь ты возвращаешься в Маршанк, ведя за собой целую армию. По дороге к нам присоединится еще немало зверей — я об этом позаботилась. — Болдред расправила крылья, готовясь взлететь. — Дела вынуждают меня ненадолго тебя покинуть. Встретимся под стенами Маршанка. И не горюй о том, что ты мог бы сделать, думай о том, что должно быть сейчас.

Мартин посмотрел вслед своей пернатой соратнице, направившей свой полет вниз по течению реки, в лес, черневший на фоне закатного неба.

— Подвинь-ка малость корму, дружище, дай я барабан возьму! — Жена Старворта Настурция открыла рундук и выкатила на палубу большой барабан. Она положила его на бухту каната и стала бить по нему мощным хвостом.

Услышав прорезавший вечернюю тишину рокот барабана, к Мартину на нос барки подошла Роза. Настурция объяснила:

— Вот, еще зверей на помощь созываю. Мой Старворт говорит: чем больше лап за хорошее дело берется, тем лучше.

На призывную дробь Настурции ответил другой барабан. Роза показала лапой выше по течению:

— Смотрите!

У берега стоял, готовясь присоединиться к их флотилии, большой, неряшливо связанный плот, посредине которого была построена хлипкая хижина. На плоту выстроились, держа шесты наготове, выдры и ежи. Старворт бросился к борту и замахал им, приветствуя как старых знакомых:

— Эй, Гулба, поразмяться решила?

Зверей на плоту возглавляла огромная ежиха, иголки на голове которой были украшены разноцветными ленточками. Она потрясла внушительного вида палицей, утыканной осколками горного хрусталя:

— Привет, Старворт! Ну ты и раздобрел, однако.

Из хижины на плоту появился муж Гулбы Трунг — толстенький еж. В одной лапе он держал недоеденную кулебяку с рачками, а другой крутил над головой свое оружие — ремень, на раздвоенном конце которого постукивали друг о друга два камня.

— С кем это у нас война, Настурция, и когда мы до него доберемся?

— Мы плывем воевать с тем злодеем, что живет в большом замке на берегу Восточного моря. Если ветер будет попутным и нам не встретится порогов, мы должны добраться туда завтра к полудню. Вы с нами или как?

Пропустив «Водяную лилию», звери на плоту оттолкнулись шестами, и плот, растолкав долбленки землероек, пошел за баркой в кильватер. Гулба оперлась на свою палицу и нахмурилась:

— Мы с вами. Что за радость дожидаться, пока этот горностай подомнет под себя все побережье и начнет искать себе рабов в лесах? Пора его приструнить раз и навсегда!

Ночь Мартин провел беспокойно — всякий раз, стоило ему задремать, раздавался барабанный бой и в ряды растущей на глазах армии вступало еще одно лесное племя. Роза безмятежно проспала всю ночь. Проснувшись на заре, она с изумлением и восторгом увидела, что река, насколько хватало глаз, забита судами и лодками, которые едвавыдерживали тяжесть зверей, готовых сражаться на их стороне. По обоим берегам, стараясь не отставать от судов, вприпрыжку мчались белки и мыши. Мимо Розы по палубе пробежал Старворт и подскочил к борту. Ухватившись за канат, он вгляделся из-под лапы вперед, туда, где над водой клубился туман.

— Берегись, салаги, впереди устье!

Мартин, который развязывал котомку с припасами, прислушался:

— Устье? А что это?

Внезапно «Водяная лилия» прибавила ходу, вдали послышался плеск воды.

Старворт подмигнул Мартину и Розе:

— Держитесь покрепче, устье — это место, где протока сливается с главным руслом реки Широкой. Ничего страшного, просто быстрина.

Барка накренилась, ее начало трясти и подбрасывать. Шпангоуты жалобно заскрипели, и Настурция крикнула с кормы:

— Старворт, хватит бездельничать! Жми сюда, мне одной с этим румпелем не управиться!

Говорить больше было некогда. Роза судорожно вцепилась в Мартина. Тот едва успел намотать себе на лапы какую-то снасть и набрать в грудь воздуха, как барка подошла к порогам. Над вспененной водой висела сплошная завеса брызг, в которых сверкала радуга. Все звери на барке тут же вымокли до нитки, а судно полетело с высоты вниз по перекату. Мимо мчались остроконечные скалы.

Старворт и Настурция с ликующим хохотом налегли вдвоем на рвущийся из лап румпель и закричали в один голос, перекрывая шум воды:

— Поехали-и-и-и-и-и-и-и-и!

Раздался громкий всплеск, и «Водяная лилия» поплыла по реке Широкой. Старворт на корме тут же выпрямился и скомандовал:

— На весла, братцы, навались! Отойдем скорее в сторону, возьмем плот на буксир и выйдем на стрежень!

Выдры изо всех сил заработали веслами, чтобы с «Водяной лилией» не столкнулись другие суда, прошедшие вслед за ними перекат. Падая с него, две долбленки с землеройками перевернулись. Гулба и ее муж Трунг, командовавшие плотом, сумели вместе со своими друзьями-выдрами четко приводниться, подняв громадный фонтан брызг. От удара хижина посредине плота наполовину развалилась, но Гулба не обратила на это внимания — она сердито кричала землеройкам:

— Эй, долгоносики, вы что, порядка не знаете? Чего несетесь как угорелые?

Будто в подтверждение ее слов, прямо у нее над головой пролетели две долбленки, наполненные визжащими зверьками.

Обе лодки упали на воду и каким-то чудом не перевернулись. В одной из них с места поднялась какая-то землеройка и закричала, махая рапирой:

— Следи лучше за своим плотом, дылда колючая! Мы знаем, что делаем!

Когда промокших зверей вытащили из воды, флот снова выстроился в кильватерную колонну.

Роза схватила Старворта и его жену за лапы и рассыпалась в благодарностях:

— Какие вы оба молодцы, как вы точно знали, куда нужно править, чтобы найти верный путь среди опасных порогов.

Настурция ответила ироническим поклоном:

— Спасибо на добром слове, да только мы этот перекат сами первый раз в жизни видим!

Под лучами яркого утреннего солнца туман быстро растаял; над самой водой взад-вперед носились стрижи. Мартин закончил завтрак и встал на носу рядом со Старвортом. Наклонившись к нему, могучий капитан проговорил:

— Слушай, парнишка, сейчас я скажу тебе те самые три слова, которые ты так хотел услышать… Следующая остановка — Маршанк!

В глазах юного Воителя загорелся огонь, а лапа еще крепче сжала рукоять меча. «Я иду, Бадранг!»

39

Повозка вся обгорела и дымилась, но продолжала стоять. Всю ночь, не прекращаясь ни на минуту, на берегу шел бой. Воины Свободы тушили горящие стрелы песком. Четверо из них были убиты, трое ранены. Дым ел глаза, но они выдергивали вонзившиеся в повозку горящие стрелы и пускали их обратно, пытаясь поджечь ворота Маршанка. Запас дротиков иссяк, их оставили по одному каждому зверю на случай последней, лапопашной схватки. Правда, на берегу было множество камней для пращей; командование пращниками на то время, пока Баллау закончит свой скудный завтрак, приняли Кейла и Туллгрю. Заяц устало привалился спиной к одному из песчаных брустверов, насыпанных по обе стороны повозки, рядом тяжело опустилась Дубрябина. Шерсть у обоих во многих местах была подпалена и покрыта копотью.

Неугомонный заяц сдунул пыль с половинки лепешки и взглянул на небо:

— Нас ожидает чудесный солнечный денек!

Возле Дубрябины вонзилась в песок горящая стрела и потухла. Барсучиха бросила ее в кучу других стрел, приготовленных для лучников.

— Да уж, куда чудеснее. Как думаешь, увидим мы сегодня закат солнца? — Не дождавшись ответа, она продолжила: — Интересно, долетела ли эта сова — кажется, ее зовут Болдред, — долетела ли она до этого… как его… Мартина Воителя?

Баллау ковырнул корку запекшейся крови на ране посредине своей узкой груди.

— Похоже, что нет. По-моему, кроме нас, на сцене никого нет, и нужно сыграть как можно лучше наш спектакль, прежде чем занавес упадет в последний раз.

Бадранг сидел во дворе под стеной — это было единственное место, куда не долетали стрелы и камни. Он не спеша завтракал копченой селедкой.

Боггс спустился со стены и отсалютовал ему луком:

— Повозка все еще стоит, Властитель, хотя, кроме щепок да золы, от нее вряд ли что осталось. Хороший порыв бриза — и она рассыплется.

— Пусть лучники ведут огонь. Каковы наши потери за ночь?

— Двенадцать убитых, а может, и тринадцать. Многих ранило, когда они тушили горящие ворота.

Бадранг поманил проходящего мимо хорька:

— Эй, Ломозуб! Подними остальных. Раздай им длинные пики и копья и вели приготовиться.

Боггс оживился:

— Собираешься атаковать, Властитель?

— Пока еще нет. Пусть помучаются без еды и питья. Кто знает, может, мы еще вернем себе немало рабов. Пойди и еще раз предложи им сдаться.

Травощип с перебинтованной головой крикнул в сторону песчаного бруствера:

— Властитель Бадранг все еще милосерден. Он еще раз предлагает вам сдаться и сохранить жизнь!

— Передай, что мы считаем ниже своего достоинства капитулировать перед таким подлецом! — донесся с берега четкий голос Баллау.

Метко пущенный из пращи Дубрябины булыжник сбросил Травощипа со стены во двор крепости.

Бадранг все слышал. Пинком задней лапы он отпихнул от себя оглушенного Травощипа:

— Боггс, удвой число лучников на стене, стрелять без передышки.

В полдень обстрел прекратился. Наступило затишье. Баллау раздал воинам последние жалкие остатки пищи и воды. Грут кивнул в сторону траншей на юге:

— Может, попробуем атаковать? Если повезет, успеем прорваться к скалам.

Дубрябина легонько погладила его по голове:

— Безнадежно. Видишь, лучники на стене никуда не делись. Мы не успеем пробежать и половину расстояния до скал, как нас перебьют.

Баллау отвел Дубрябину в сторонку, чтобы их не слышали остальные.

— Что-то мне эта тишина не нравится!

Дубрябина посмотрела на притихшую крепость и кивнула:

— Они явно что-то замышляют. Ты не думаешь, что сейчас нас ждет атака?

Баллау взял дротик:

— Именно это я и думаю, старушка. Раздать дротики!

Все звери молча взяли по дротику: они отлично понимали, что это значит. Баллау отряхнулся, приосанился:

— Слушайте, парни, я не любитель длинных речей, и все такое прочее…

— Ох и любишь же ты перед публикой покрасоваться, зайка-зазнайка! — хихикнула Селандина. — Когда ты хоть раз короткую речь произнес?

Заяц смерил ее свирепым взглядом и замолк, а слово взяла Дубрябина:

— Все, что можно сказать, уже сказано. Не сомневаюсь, вы меня поняли, но позвольте добавить следующее. Для меня большая честь сражаться рядом с вами в этой великой битве. Пусть в грядущих сезонах помнят о нас и о том, что мы пытались здесь совершить.

Все смущенно притихли. Затем Бром протянул лапу:

— Дайте и мне копье. Я постараюсь быть воином, как Феллдо!

Под оглушительные вопли ворота Маршанка распахнулись, и вооруженная до зубов орда ринулась по песку к окруженной со всех сторон повозке.

40

Обнажив меч, Мартин спрыгнул на мелководье. Выбравшись на берег, он взглянул, как разгружаются другие суда, и крикнул Старворту:

— Где Маршанк?

Ветер, поднятый крыльями Болдред, которая опустилась рядом, едва не сбил Мартина с ног.

— За тем холмом. Иди за мной!

Роза видела, как Мартин взбежал на холм и остановился. Она бросилась бегом догонять его, Грумм и Паллум следовали за ней по пятам.

— Мартин, подожди нас!

Когда они подбежали к нему, юный воин стоял и, разинув от удивления рот, оглядывал происходящее внизу. Болдред, улыбаясь, вразвалочку подошла к нему и встала рядом:

— Ну вот, теперь у тебя тоже есть войско!

Королева Амбалла стояла во главе своей многочисленной армии карликовых землероек, а за ними расхаживал в толпе белок из племени Гоо Страж Болотного Холма; белки нетерпеливо размахивали каменными топорами — им хотелось поскорее вступить в новую игру. Вокруг холма стояли также выдры, ежи, мыши, белки, кроты и множество землероек.

Со своего наблюдательного пункта на вершине холма Мартин взглянул налево. Там вдалеке виднелась северная стена Маршанка. Роза потрясенно разглядывала Мартина, не узнавая своего друга. Он окаменел, его глаза наливались кровью, а лапа, стиснувшая рукоять меча, побелела от напряжения. Клинок взлетел над его головой и вытянулся в сторону ненавистной крепости Бадранга. Войско замолкло — все глаза были устремлены на юного Воителя, ожидая слова, которое слетело с его уст, как сталь, бьющая по кремню:

— Впере-е-е-е-ед!!!

И они рванулись вперед, подобно половодью, затопляющему берег, но Мартина Воителя не удалось обогнать никому. Оскалив зубы, он мчался через дюны и пригорки, а поднятый меч по-прежнему указывал на Маршанк. Розу вместе с Паллумом и Груммом оттеснили в середину вопящего войска. Иногда сквозь лес копий, пик и поднятых мечей ей удавалось различить одинокую фигурку Мартина, мчащегося впереди всех. Она вспомнила, как увидела Мартина в первый раз привязанным к двум столбам на стене Маршанка, и ей вспомнились слова, которые он крикнул во тьму грозовой ночи. Сейчас они снова звучали в ее сердце: «Я воин! Я Мартин, сын Люка! Я буду жить, я не сдамся и не умру здесь! Слышишь, Бадранг? Я доживу до дня, когда верну себе отцовский меч и сражу им тебя! Бадра-а-а-а-а-анг!»

Воткнув рядом с собой в песок дротики, лучники изготовились к стрельбе с колена и до отказа натянули луки. Подняв лапу, Баллау прошелся вдоль их шеренги. Вопящая орда врагов, мчавшаяся к ним по берегу, все приближалась.

— Спокойно, парни, дождитесь, пока можно будет разглядеть пену на рылах этих подлецов… Ну!

Навстречу орде полетела туча стрел, некоторые солдаты упали, и их затоптали те, кто бежал сзади, но атакующие не остановились.

— Заряжай! Пли! — крикнула Дубрябина своей шеренге пращников, когда лучники, выстрелив, залегли.

Камни из пращей попали в цель, но их было слишком мало, чтобы остановить неумолимо приближающуюся орду. Ряды Воинов Свободы дрогнули. Под натиском противника они отступили к морю, оставляя на земле убитых товарищей.

Стоя на гребне стены и наблюдая, как маленькую армию безжалостно теснят к морю, Бадранг не смог удержаться от торжествующей улыбки. Он повернулся к Боггсу:

— Погоди, многие из них еще будут нашими рабами — те, конечно, кто не утонет в море.

Боггс поглядел на небо:

— Странно, по-моему, где-то гром гремит. Бадранг тоже поднял голову:

— Балбес, какой еще гром, на небе ни облачка! Боггс оттопырил уши лапами:

— Я уверен, что это гром. Он слышен вон оттуда… — Онемев от ужаса, он указал на север, где огромное войско с ревом перевалило через холм и приближалось к крепости.

Бадранг оцепенел, но неожиданно для самого себя начал отдавать приказы:

— Травощип, солдат в крепость! Боггс, лучников на северную стену! Не закрывать ворот, пока наши не вернутся!

Деревей споткнулся на мелководье и упал. Передние ряды атакующих схватились по пояс в воде с Воинами Свободы, когда Крестозуб завопил:

— Отходим! Отходим! Живо в крепость! Какое-то войско штурмует Маршанк! Скорее!

Баллау с маху сел на мелководье и высморкал нос, в который набралась морская вода.

— Что такое, куда это они припустили?… Слава всем сезонам, к нам пришла помощь! Ура-а!

Воины Баллау вопили от восторга и прыгали в воде как безумные.

Шайка Бадранга ринулась назад, в крепость, оставив сражаться на мелководье не более десятка зверей. Несколько точных бросков и ударов дротиками — и с ними было покончено. Бром стоял, нацелив свой дротик в раненую морскую крысу, которая лежала в воде. Он изо всех сил старался заставить себя вонзить дротик во врага и добить его, как вдруг крыса жалобно захныкала:

— Кореш, это я, Вульп. Не убивай меня!

Рука Брома дрогнула. Это был Вульп — тот самый, чью лапу он перевязал, когда под видом пирата проник в Маршанк. Бром ударил дротиком в воду рядом с шеей Вульпа и, наклонившись, шепнул оцепеневшей от ужаса крысе:

— Лежи и не шевелись. Когда мы уйдем, иди по берегу на юг. Никогда больше не попадайся мне на глаза. Удачи тебе!

Развернувшись, Бром схватил копье и с торжествующим криком побежал следом за бойцами, направлявшимися к Маршанку.

Итак, битва началась! Армия Мартина растеклась вокруг Маршанка и окружила его со всех сторон. Солдаты тирана выстроились на стенах крепости. В воздухе замелькали камни, дротики, стрелы и копья.

Бадранг поспевал повсюду, размахивая мечом и ободряя своих бойцов, сгрудившихся на стенах:

— Крестозуб, больше лучников на переднюю стену! Ворота нужно удержать любой ценой! Рубите веревки, сбрасывайте крючья — не давайте им зацепиться! Жабоед, подними на заднюю стену камни и валуны! Кидайте их вниз, давите их! Синешкур, поручаю тебе южную стену.

Бадранг был опытным полководцем. С верой солдат к нему возвратилась уверенность в себе. Бадранг видел, что Маршанк вот-вот будет взят, и решил изменить тактику боя:

— Ломозуб, возьми тридцать раненых. Двадцать из них разбей на четыре отряда по пять и пускай носят на стены копья, стрелы и камни для пращей. Остальные десять пусть поднимут на стены большие рыбачьи сети и сбрасывают их на штурмовые колонны. Это замедлит их продвижение. Ну, вояки, давайте — сегодня мы можем завладеть всей страной. Рабы, земля, добыча — все наше будет!

Хотя перевязанные лапы тирана ныли, он выхватил у стоящей рядом крысы копье, хладнокровно метнул его и проткнул землеройку, пытавшуюся забраться на ворота.

— Видите, как легко! Солнце еще не зайдет, а песок вокруг стен станет красным!

Вниз со стен со свистом полетели, как рои рассерженных ос, тучи стрел, врезаясь в плотные ряды штурмующих. Пущенные из пращей камни взмыли вверх, подобно стае птичек, со звоном ударяясь в доспехи и оружие защитников крепости.

Роза нашла Болдред и Стража на пригорке, куда не долетали ни стрелы, ни камни. Две птицы стояли в ожидании. Болдред поздоровалась с мышкой:

— Если мы сейчас подлетим туда, то окажемся под перекрестным огнем и нас собьют. Лишь когда стемнеет и битва поутихнет, мы с моим другом сможем приблизиться к крепости.

Роза посмотрела в ту сторону, откуда доносился шум сражения:

— Где Мартин? Во время штурма я потеряла его из виду.

Страж показал своим длинным клювом в сторону главных ворот Маршанка:

— Он там, вместе с выдрами и ежами. Они таранят ворота бревном, но оно слишком маленькое.

Вместе с остатками своего доблестного войска подошел запыхавшийся Баллау. Изнуренный ранами и изможденный боем, храбрый заяц устало опустился на песок:

— Фу-у, ну и денек! Мы с Дубрябиной нашу маленькую армию передохнуть отвели, так-то. Пусть теперь другие с врагом пошустрят малость — они куда как свежее нас будут!

Присев рядом с совой и цаплей, Дубрябина сказала:

— Спасибо, вы прибыли как раз вовремя. Иначе нас бы всех до одного перерезали на мелководье. Но вы слишком увлекаетесь. Я не воин и не командир, но даже мне ясно — ваши звери никогда не возьмут крепость, если будут просто бросаться грудью на стены.

Моргая огромными глазами, сова внимательно присмотрелась к тому, как идет штурм крепости.

— Ты права, Дубрябина. Как мне кажется, во всем нашем войске один только Мартин знает, что делать, но в пылу боя он забывает о других. Нам нужно разработать план боевых действий. Бадранг не глупец, его защищают крепкие стены, и он отлично использует выгоды своей позиции.

Баллау повеселел.

— Вот именно, план. И что ты предлагаешь?

41

Мартин выпустил из лап обломок подобранного на берегу бревна, которое он и его помощники разбили в щепки, пытаясь сделать в воротах брешь. Воителя охватил бешеный гнев, и, обнажив меч, он бросился к воротам.

Старворт и Гулба прижались к створкам ворот, чтобы укрыться от града летевших сверху метательных снарядов. Они пытались удержать Мартина:

— Это бесполезно, дружище, ворота слишком крепкие. Идем отсюда!

Не видя и не слыша ничего вокруг, Мартин продолжал рубить и колотить по толстым брусьям ворот. Сквозь сумятицу сражения пробивалась Роза, которую сопровождали Грумм и Паллум. Им удалось добраться до ворот. Увидев Розу, Мартин на минуту остановился и взмахом своего короткого меча разрубил копье, брошенное в нее со стены.

— Уходи отсюда, Роза. Здесь слишком опасно!

Смелая мышка подняла с земли часть разрубленного копья с наконечником:

— Без тебя, Мартин, я никуда не уйду. Идем, ты нам нужен. Старворт и Гулба, вы тоже. Кругом гибнет понапрасну слишком много зверей, нам нужно как следует продумать план штурма. Мы не возьмем Маршанк, если будем бестолково тесниться под стенами. Пошли!

После полудня шум битвы прорезала дробь барабанов, в которые били выдры. Осадившее Маршанк войско прекратило штурм и отступило в пески за дюну.

Крестозуб торжествующе потряс копьем:

— Ага, хвосты показали, бегут!

Бадранг лучше понимал, что к чему. Он видел, как бойцы Баллау разговаривали с вождями штурма, — это было не бегство, а планомерный отход. Однако тиран решил оставить свое мнение при себе. Он замахал мечом, как Крестозуб:

— Видите, я ж говорил! Драпают, едва почуяли, что значит настоящий бой!

Клогг прервал рытье очередной могилы и вскарабкался на стену. Ему не понадобилось много времени, чтобы наметанным глазом оценить ситуацию.

— Чтоб моим башмакам сгореть, братва! Вы просто полудурки, коли думаете, что эти бойцы бегут. Будь я на вашем месте, я б соображал, чего дальше-то делать!

Выхватив у Хныксы длинную пику, Бадранг изо всех сил ударил Клогга по голове. Оглушенный пират упал, как сноп. Бадранг пинком сбросил своего бывшего союзника со стены на вырытую им из ямы кучу песка и, опершись на пику, произнес:

— Не слушайте этого болвана, он мозги всегда в башмаках держал. Крестозуб, всем выдать дополнительный рацион.

Шайка встретила эти слова восторженными воплями.

Роза и Бром занялись ранеными; бойцам, расположившимся вокруг низкого пригорка, раздали еду. Мартин принял участие в Совете Вождей, который разрабатывал план предстоящего штурма.

Королева Амбалла приказала нескольким землеройкам принести на холм большую рыбачью сеть, сплетенную из крепких водорослей:

— Видишь, Мышмартин, стенозвери этокидать, наспутать сильномного!

Белка из племени Гоо презрительно рассмеялась:

— Хи-хи, хорошая игра! А вот белок они сетью не запутали, мы проворнее.

Мартин выпрямился, по его глазам было видно, что ему пришла в голову какая-то идея.

— Придумал! Ночью мы подойдем к крепости с двух сторон и накинем сеть на одну стену — скажем, северную, а белки заберутся на южную!

Жена Старворта Настурция поставила на землю кувшин, из которого она пила.

— А что будет в это время делать шайка Бадранга — спать или в зубах ковырять?

Мартин протянул лапу туда, где лежала полузасыпанная песком обгорелая повозка комедиантов:

— Эту штуку можно поставить на колеса?

Внимательно посмотрев в сторону повозки, Баклер поразмыслил и вынес свое заключение:

— Повозка эта — она, значится… старая, крепкая. Пожалуй, Мартин, я ее до ума доведу, только далеко на ней все равно не уедешь.

Мартин схватил Баклера за лапу:

— Ей и не нужно ехать далеко — только до ворот крепости с грузом горящей соломы и дров. Это будет наш отвлекающий маневр!

Болдред взволнованно заморгала глазами:

— Дело! Штурм нужно начать, когда они меньше всего этого ожидают — перед самым рассветом. Мы со Стражем поднимем сеть и набросим ее на северную стену. Кого мы на нее пошлем, Мартин?

— Королеву Амбаллу с ее воинством и больших ежей.

Ликующий Трунг весело пристукнул о песок своим ремнем с привязанными камнями и ухмыльнулся жене, которая обеими лапами прижимала к груди свою громадную палицу.

— Слышишь? Мы пойдем туда лапа об лапу!

— Белки из племени Гоо помогут выдрам взобраться на южную стену, — продолжал Мартин. — А повозку я беру на себя. На нее вся наша надежда. Ладно, есть у кого-нибудь еще предложения?

Грумм поднял лапу:

— Слушай, Мартин, тут, это самое… кротов много. Мы под задней стеной подкоп сделаем — широкий такой, чтобы любой, значится… зверь в крепость мог попасть.

Баркджон не спеша встал и отряхнулся:

— Я помогу Баклеру чинить повозку, а потом похороню Феллдо.

Мартин обнял его за плечи:

— Мы пойдем с вами: Роза, Паллум, Бром, Грум и я. Мы начинали вместе, и нам бы хотелось проводить нашего друга в последний путь.

Комедианты тоже решили отдать последние почести погибшему другу.

Бадранг спустился со стены и вместе с некоторыми из своих офицеров отправился в длинный дом ужинать. На ходу Боггс в радостном предвкушении потер лапы:

— Я сейчас за кружку водорослевого эля свои усы отдал бы!

Из темноты донесся надтреснутый голос:

— Слышь, братва, Бадранг — это страшенный Нечистый Дух. Он ведет вас прямым курсом на погибель. Держитесь от него подальше. Чальтесь ко мне да копайте могилки — мертвые не кусаются!

Боггс вздрогнул:

— Похоже, это Клогг, хотя я его не вижу.

Крестозуб хрипло засмеялся:

— Старина Клогг умом тронулся — видать, его здорово пикой приложили. С тех пор как этот чокнутый пришел в себя, он тут разгуливает да всякую чушь городит.

Неизвестно откуда послышался безумный смех Клогга:

— Хо-хо-хо-хо! Будете с Нечистым Духом Бадрангом якшаться — живо падалью станете. Айда со мной могилки копать!

Бадранг, собравшийся было открыть входную дверь, задержался. Всматриваясь в темноту, он крикнул:

— Держись от меня подальше, не то я тебе живо шкуру продырявлю!

— Хо-хо-хо, ты меня не увидишь, потому как я невидимый. Я тут для тебя отличную ямочку приберег!

Все поспешили войти в дом. Когда Бадранг захлопнул дверь, перевернутая тачка, закрывавшая свежевыкопанную могилу, приподнялась. Из-под нее выглянул Клогг:

По-кротовьи яму рою
Бодро и беспечно я -
Здесь Бадранга упокою
Я на веки вечные.

42

Баллау проснулся от того, что Мартин тряс его за плечо. Хотя еще стояла темнота, ночь была на исходе. — Идем, уже пора!

Лагерь бесшумно оживал. Грумм вместе с Паллумом, Розой и многими другими зверями ушел к задней стене Маршанка; они взяли эту стену в полукольцо. Болдред и Страж стояли наготове, крепко держа в лапах огромную сеть. В стороне от них выстроились королева Амбалла и ее землеройки вместе с большими ежами, а выдры Старворта стояли вперемешку с белками из племени Гоо. Мартин, Баллау и Дубрябина осмотрели повозку. Она еле держалась, колеса вихляли в разные стороны; ее доверху загрузили соломой и валежником.

Баклер любовно погладил ее:

— Ничего, значится… напоследок не подкачает.

Амбалла махнула лапой Гулбе, и их сводное войско отправилось на исходные позиции. Старворт строгим кивком велел белкам следовать за собой. Теперь в лагере осталось только пятьдесят лучников под командой Мартина. По его сигналу Баклер высек огонь, а Дубрябина запряглась в почерневшие от огня оглобли.

— Третий звонок, парни, — прошептал Баллау. — Начали!

Хныкса спал. Ему снилось, что он снова стоит на палубе своего старого корабля. Кто-то разжег на ней огонь, и какие-то звери с воплями прыгали и плясали вокруг него. Это зрелище очень развеселило спящего пирата. Ему захотелось встать в круг и плясать вместе с этими зверями, он застонал от удовольствия и пошевелился. При этом копье, о которое опирался Хныкса, соскользнуло, он больно ударился подбородком о парапет и, проснувшись, поневоле вернулся к действительности, которая его ужаснула. По берегу к крепостным воротам мчалась пылающая повозка.

— Пожар, пожар, на помощь!

В крепости началась паника. Большинство караульных на стенах крепко спали. Спросонок они налетали друг на друга и бестолково толкались. Дверь дома распахнулась, во двор выбежал Бадранг; за ним спотыкаясь выскочили его офицеры. Услышав крики и увидев в ночи зарево, тиран обнажил меч и завопил во всю глотку:

— Ворота! Живей!

И он бросился по лестнице на стену, а вслед ему, заглушая тревожные крики, гремел голос Клогга:

— Хо-хо, это призрак моего корабля сожженного тебе мстит. Не послушал меня, Бадранг, — вот и получай!

Жар ревущего огня обжигал щеки Дубрябине, толкавшей вперед пылающую повозку. Мартин и остальные бежали за ней: находиться рядом с повозкой не было возможности из-за жгучих языков пламени. Услышав предостерегающий возглас Дубрябины, они остановились и наложили стрелы на тетиву луков. Барсучиха пробежала с повозкой еще немного, затем изо всех своих могучих сил толкнула ее вперед и упала ничком. С треском и шипением повозка, подобно комете с огненным хвостом, помчалась к воротам Маршанка.

Она ударилась в ворота и распалась, как огромный огненный цветок; горящая солома и дерево полетели на брусья ворот, вверх взмыл целый столб багровых искр и темного дыма.

Баллау тем временем уже построил лучников в три шеренги. У него уже был план действий, и вдоль стен раздавались четкие команды:

— Залпом — пли! Ложись!

Ослепленные ярким пламенем, бившим прямо в глаза, защитники передней стены несли большие потери. Среди них метался Бадранг, выбивая луки из лап солдат:

— Тупицы! Несите песок, несите воду, тушите пожар! — Он схватил за шиворот Гнилоноса. — Туши огонь…

Гнилонос обмяк и полетел со стены вниз; из его черепа торчала стрела.

Болдред и Страж сбросили сеть. Их расчет был верен: один конец зацепился за три зубца стены, а остальная часть свесилась вниз. Королева Амбалла дернула за сеть, чтобы проверить, надежно ли та зацепилась.

— Теперьлеземнаверх, всевсевсе!

Рядом с ней на стену полезли Гулба с Трунгом, и вся сеть вмиг покрылась ежами и карликовыми землеройками.

Десяти белкам из племени Гоо удалось взобраться на южную стену. Стоя на ее узком гребне, шестеро из них отбивали атаки солдат Бадранга, между тем как остальные четверо сбросили вниз веревки, к которым были привязаны палочки, образовывавшие подобие лестницы. Старворт обвязал вокруг пояса свою пращу и схватился за одну из веревок:

— Давай, парни, это все равно как по вантам лазить!

Грумм и другие кроты сидели в ожидании. Наконец из-за стены донеслись крики и шум битвы.

— Давай, кроты. Покажем, значится… как земельку копать надо!

Из-под натруженных лап во все стороны полетели камни, песок и земля с травой, и подкоп стал стремительно расти вширь и вглубь.

Стоя на темном берегу, Мартин видел, как на освещенной пламенем горящих ворот стене мечутся фигурки солдат. Он выстрелил и, прежде чем вместе со своей шеренгой лечь и перезарядить лук по команде Баллау, успел увидеть, как упала морская крыса, которой его стрела вонзилась в горло.

План с повозкой сработал отлично. Несмотря на огромное количество песка и воду, которую лили со стены куда попало, пламя жадно лизало брусья ворот и стало вгрызаться в дерево, пока оно не запылало.

Не поднимая головы, Дубрябина подползла к Мартину и Баллау и, приподнявшись, увидела, как хорек на стене яростно хлопает лапами по горящему плащу, пытаясь его потушить.

— Докладывает барсучиха Дубрябина. Задание выполнено… Что дальше делать будем?

Мартин отшвырнул лук и вынул из ножен меч:

— Я полезу по сети на северную стену!

Баллау и остальные отправились вместе с ними. Дубрябина тяжело вздохнула и, взяв лук и стрелы, уселась на песок.

— Будь я помоложе да постройнее, я бы тоже на эту сетку полезла. А так посижу тут да поупражняюсь в стрельбе!

Тушить горящие ворота было бесполезно. Бадранг отправил во двор отряд копьеносцев с длинными пиками, чтобы отбивать атаки тех, кто попытается проникнуть в крепость, когда ворота рухнут. Разделив оборонявшее стены войско на две части, он поручил защиту северной стены Крестозубу, южной — Блохолову, а сам, прыгая через две ступеньки, спустился во двор и бросился в длинный дом. Впервые в жизни тиран ощутил, как его сердце сжимается от леденящего ужаса. Он вынужден был признаться самому себе — битва проиграна. Маршанк вот-вот падет.

Что делать? Он заперт в собственной крепости, окруженной войском бесстрашных бойцов. Некоторые из этих бойцов были его рабами, с которыми он жестоко обращался, морил городом и избивал. Лапы Бадранга задрожали. Что если он попадет в плен к своим же рабам? Бадранг вылез из заднего окна дома. Он стоял у северной стены, над ним бушевала битва. Бадранг поднял голову. При свете пожара он видел, как его солдат на стене теснят полчища землероек и ежей.

Вдруг тиран весь похолодел, во рту от страха пересохло. Освещенный заревом горящих ворот, на парапете стоял воин. Бадранг мгновенно понял, кто это. Мышонок по имени Мартин — тот самый, что когда-то первым бросил вызов его власти, тот самый, которого он привязал к столбам на стене и заточил в темницу. Юный воин сражался за десятерых. Оскалив зубы, он очертя голову бросился в гущу битвы, поспевая повсюду. Затаившийся под стеной Бадранг бросился наутек, пока бесстрашный мститель его не узнал.

Старворт и Настурции оставили белок из племени Гоо сражаться с солдатами на южной стене — вооруженные каменными топорами белки с безумным хохотом бросались на мечи врагов. Во главе своего отряда две выдры спустились по лестницам во двор крепости и атаковали с тыла копьеносцев, которым было поручено защищать горящие ворота. Прежде чем те успели изготовиться к отражению неожиданной атаки, выдры поднырнули под пики и с поразительной быстротой стали молотить по головам врагов пращами, в которые были вложены камни. Когда последний враг упал, брусья ворот заскрипели и перекосились.

— Полундра, ворота падают! — вскричала Настурция.

Выдры бросились врассыпную, а створки ворот с треском выгнулись и рухнули во двор, взметнув целый смерч дыма и искр.

Старворт, сбитый с лап обжигающим вихрем, поднялся:

— Расступись, братва, дорогу барсучихе!

Это было величественное и в то же время жутковатое зрелище: разбрасывая лапами песок, Дубрябина ринулась прямо в пекло. Издав оглушительный рык, огромная барсучиха прыгнула через пылающие створки ворот и, пролетев сквозь огонь, приземлилась на все четыре лапы во дворе. К ней бросились выдры и стали тушить тлевшую на ней шерсть.

— Ну вот, не такая я, оказывается, еще старуха, — рассмеялась Дубрябина, шаркая обожженными лапами о землю, чтобы остудить их.

Крестозуб пробивался по северной стене в тыл, надеясь, что с задней стены, где было потише, можно будет ускользнуть из боя. Лис был опытным бойцом и сумел сразить своим длинным копьем нескольких карликовых землероек. С силой сделав выпад, он столкнул одну из них со стены, и та, кувыркаясь, полетела вниз, а другую он оглушил древком копья.

На его пути встала королева Амбалла; он попытался было проткнуть копьем и ее, но она ловко уворачивалась от его выпадов и храбро отбивала острие копья своим маленьким мечом. Подоспевший Мартин ударил Крестозуба обеими задними лапами пониже спины, и тот полетел вверх тормашками. Не теряя даром времени, Амбалла прикончила упавшего на нее врага одним ударом и, выбравшись из-под его трупа, вскочила:

— Мышмартин спас Балламаму!

Но Мартин не слушал ее. Он устремился туда, где заметил внизу Бадранга, который, выскочив из-под стены, пробирался в обгоревший загон для рабов.

Припав к земле, тиран через щель между обугленными столбами загона следил, как из подкопа, сделанного под задней стеной, выбираются кроты, белки и мыши. Бадранг понял: бежать через этот подкоп — его единственный шанс на спасение.

— Бадра-а-а-а-анг, я здесь!

Шум битвы не мог заглушить этот вызов. Бросив через плечо быстрый взгляд, он увидел мчащегося по стене Мартина и понял: сейчас или никогда. Выскочив на укрытия, Бадранг бросился к подкопу, в неистовой злобе рубя всех, кто становился у него на пути. Потрясая поварешкой, к нему с ворчанием подскочил крот. Бадранг взмахнул мечом. Клинок меча ударил в поварешку, и Грумм упал; поварешка разлетелась на куски. К тирану бросилась какая-то юная мышка и стала бить его в морду пращой, в которую был вложен камень, — раз, два, три! Ее атака была такой яростной, что Бадранг растерялся. Он почувствовал соленый вкус крови, текущей из разбитой губы, следующий удар камня пришелся в левый глаз. Взревев от боли и ярости, Бадранг схватил мышку, легко поднял и изо всех сил отшвырнул от себя. Роза ударилась головой о стену и осела, словно сломанная кукла.

Мартин взвыл, как раненый волк, и прыгнул со стены вниз. Бадранг бросился в подкоп, но там путь ему преградил свернувшийся в плотный колючий шар Паллум. Обугленные остатки загона смягчили падение Мартина; к небу, на котором уже занималась заря, взметнулось облако черного пепла. Бадранг успел рубануть Паллума мечом только один раз, прежде чем к нему подбежал Воитель. Бадранг выгнул спину от боли, когда меч Мартина плашмя обрушился на тирана:

— Поднимайся, мерзавец! Вставай и защищайся!

Бадранг тяжело поднялся. Держа перед собой обеими лапами длинный меч Люка Воителя, он бросился на Мартина. Наблюдавшие за поединком звери испуганно вскрикнули, когда острие меча полоснуло Мартина по груди. Не обращая внимания на рану, Воитель начал наносить ответные удары. Стоял оглушительный звон, юный воин с коротким мечом гонял Бадранга вокруг разрушенного загона для рабов. В отчаянии горностай исступленно размахивал мечом. Они сцепились клинками и встали нос к носу; вытаращенными от ужаса глазами Бадранг уставился в глаза рычащему Воителю, который, прохрипел:

— Я предупреждал: когда-нибудь я вернусь и прикончу тебя!

С трудом отведя глаза в сторону, горностай укусил противника за плечо, но тот поднял его в воздух и припечатал к стене. Отшвырнув от себя землероичий меч, Мартин вцепился обеими лапами в лапу Бадранга, державшую оружие. Тиран взвыл, чувствуя, как меч неодолимо поворачивается острием к его сердцу. Мужество оставило Бадранга.

— Не убивай меня! — всхлипнул он. — Возьми все, крепость, все…

Тиран из Маршанка не договорил: его челюсть безжизненно отвисла, голова упала набок и он повалился ничком, подмяв под себя Мартина. Собрав остатки сил, юный воин оттолкнул от себя поверженного врага и вырвал из его лапы отцовский меч. Лежа на песке, который впитывал кровь из его ран, мышонок увидел привалившуюся к стене Розу, на которую упал первый луч зари.

Прежде чем милосердная тьма смежила Мартину глаза, он успел прошептать:

— Роза…

43

Летнее солнце взошло и засияло во всей своей красе, когда барабан Старворта возвестил о победе. Не ведая о всех горьких потерях, огромная толпа ликующих зверей стояла в дымящихся воротах Маршанка, за которыми расстилались прогретый солнцем песок пляжа и сверкающее море. Дубрябина подошла к вождю выдр и положила ему на плечо лапу:

— Приглуши барабан, дружище. Наша победа далась дорогой ценой!

Глаза Брома были сухими. Он обрабатывал раны лежавшего без памяти Мартина — останавливал кровь, прикладывал припарки из лечебных трав, бинтовал — и все время разговаривал сам с собой, громко повторяя:

— Это все я виноват. Если бы я остался в Полуденной долине, а не отправился странствовать, звери Бадранга не взяли бы меня в плен и ничего бы этого не случилось. Это моя вина!

Баллау шмыгнул носом:

— Ну что ты, старина? Виноват во всем Бадранг. Мартин поквитался с ним раз и навсегда.

К ним, спотыкаясь на каждом шагу, подковылял Грумм; половина его мордочки и шея были забинтованы, а по щекам катились слезы. Он несколько раз горестно взмахнул лапами:

— Уж ты прости Грумма, Бром, у него от горя, это самое… голос пропал. Мы сейчас павших наших погребаем… как насчет Розы?

Бром вздохнул:

— Благодарю вас, друзья, но я беру ее домой, в Полуденную долину. — Протянув лапу, он подоткнул угол белого полотнища, покрывавшего тело его сестры. — Знаете, если бы не я, Роза была бы сегодня жива.

Баклер покачал головой:

— Ты, Бром, в этом не виноват, и Мартин тоже.

Дубрябина окинула печальным взглядом закопченные развалины Маршанка, в котором не оставили в живых ни одного врага:

— Не знаю, куда мы пойдем, но давайте поскорее выберемся отсюда!

— Дубрябина права, — поддержала барсучиху сова. — Мы оставим руины Маршанка стоять в напоминание всем злодеям, на что способны свободные и миролюбивые звери, если у них нет другого выхода!

Бром с помощью Настурции положил Мартина на носилки и, выпрямившись, обратился к стоявшей вокруг толпе:

— У многих из вас есть родной дом. Слушайте меня те, кому некуда идти. Вашим домом может стать Полуденная долина, где вы будете счастливо жить до скончания сезонов. Если вы решите идти со мной, оставьте оружие здесь.

Посередине разрушенного загона, где Бадранг когда-то держал своих рабов, выросла гора копий, мечей, кинжалов, луков и стрел. На берегу у стен крепости прощались друг с другом товарищи по оружию. Подобно строгому отцу семейства, Страж Болотного Холма уводил буйных и своевольных белок в предгорья за болотом, где они обитали. Болдред посмотрела им вслед:

— Он за этими сорванцами присмотрит как следует. Пойдем, нужно унести отсюда Мартина.

Юного воина, который и в беспамятстве не выпускал из лап отцовский меч, привязали к носилкам, и Грум, Паллум, Болдред и Дубрябина понесли его по берегу на юг.

Баллау повернулся к уцелевшим комедиантам из труппы «Шиповник», которые стояли среди зверей, уходящих в Полуденную долину:

— Когда Мартин поправится, Дубрябина к нам вернется, так-то! Ладно, Старворт, веди нас на свою посудину!

Королева Амбалла стояла во главе своих карликовых землероек, они уходили последними. Одна из землероек подняла меч, который королева когда-то вручила Мартину. Она засеменила за Бромом и крикнула:

— Постоймышонок!

Бром остановился. Он безразличным взглядом наблюдал, как королева Амбалла знаком велела выдрам, несшим погребальные носилки Розы, опустить их на землю. Положив рядом с бездыханным телом юной мышки короткий меч, Амбалла произнесла:

— Розамышка храбрамышка! Мыпомнить ееимя вечно! — Она махнула лапой своим землеройкам, и они двинулись вдоль берега на юг, домой.

Над Маршанком стояло полуденное солнце. Морской бриз поднимал пыль и песок и, смешивая с пеплом, завивал в кольца вокруг трупов зверей из шайки Бадранга — победители оставили их на поживу бакланам. Некогда гордая крепость была пуста и заброшена.

Первого баклана, который хотел опуститься на землю, отогнал лопатой капитан Клогг, который выбрался из своего укрытия в могиле, накрытой сверху перевернутой тачкой:

— Кыш! Пошел вон, падалыцик поганый! Оставь мое войско в покое. Теперь я здесь властитель, как и обещал когда-то, хо-хо-хо!

Безумный пират заковылял по крепости, переворачивая то одного мертвеца, то другого и дружелюбно беседуя с ними:

— Крестозуб, старина, ты шикарно выглядишь!

— Хо, Боггс, жалеешь небось, что не пошел со своим кэпом могилки копать, а?

— Ломозуб, я завсегда говорил, тебе нужно меня держаться. Ладно, братишка, я тебе спроворю уютную коечку. Ты уж поверь папаше Клоггу!

Так он расхаживал, пока не нашел то, что искал.

— Бадранг! Ну и где твоя империя, швабра ты поганая? Встретил воина посильнее — и все дела! Ладно, братишка, мы ведь с тобой здесь навек вдвоем останемся, так что давай больше не ссориться! Знаешь, выкопаю-ка я тебе отличную могилку — глубокую такую, да-а, а сверху камней навалю и на одном из них имечко твое буковками вырежу!

Морские птицы кружили над одиноким зверем, который, сидя в загоне для рабов, разговаривал с мертвым горностаем, а тот ничего не отвечал и все смотрел остекленевшими глазами в безоблачное синее небо.

44

Дни стали короче, летние цветы один за другим увядали, а листья из зеленых начали становиться золотисто-бурыми. Однажды туманным осенним утром Мартин сидел в удивительном домике на дереве вместе с его хозяйкой кротихой Полликин и своими тремя друзьями — Болдред давно улетела к себе домой, на гору.

Весь остаток лета Полликин, Грумм, Паллум и Дубрябина, не зная ни сна ни отдыха, выхаживали израненного Воителя. Мартин переносил страдания молча, за все прошедшее время он не произнес ни единого слова. Внешне он был таким же молодым. Хотя телом он был уже здоров и его силы восстанавливались не по дням, а по часам, глаза его по-прежнему смотрели как-то отрешенно.

Грумм хотел что-то сказать, но Полликин взглядом заставила его молчать. Она указала кивком на висевший у Мартина на боку меч:

— Мартин, у меня, это самое… дрова кончаются. Может, сходишь нарубишь?

Не говоря ни слова, Мартин взял меч и, спустившись в лес, пошел за дровами. Схватившись лапой за видный сквозь иголки на спине шрам, Паллум привстал, чтобы пойти за ним, но старая кротиха его не пустила:

— Сиди, колючий. Воителю, значится… выплакаться надо!

Дубрябина удивленно покачала головой:

— Вчера, когда я шла по лесу, я слышала, как он плачет. Должно быть, ему очень тяжело, он никогда не говорит о Розе.

Полликин занялась приготовлением завтрака.

— Думаю, он про нее ни словечка не вымолвит. Эта мышка, значится… навсегда у Мартина в сердце останется.

Грумм смахнул слезу и шмыгнул носом:

— Мартин — воин, значится… храбрый, да только в Полуденную долину больше не вернется. Больно уж много там для него тяжких воспоминаний.

Завтрак, приготовленный Полликин, был отменным, хотя и незамысловатым. Мартину было все равно, что есть, и он жевал с безразличным видом. Закончив, он внезапно заявил:

— Сегодня я ухожу.

Это были первые слова, которые он произнес со времени битвы при Маршанке. Друзья ждали, что он скажет еще что-нибудь, но он молча сидел, не поднимая глаз от пустой тарелки; его черты выражали спокойствие и решимость.

Только теперь Дубрябина поняла, что Мартин наконец вернулся к жизни.

— Мы решили отправиться в Полуденную долину. Ты пойдешь с нами?

— Я не смогу вернуться в Полуденную долину. Я пойду один. На юг.

Грумм понимал — отговаривать друга бесполезно.

— Куда ты, это самое… идешь? Что ты надумал, Мартин?

Все внимательно прислушалиськ ответу Мартина, зная, что тот говорит с ними в последний раз:

— Может быть, когда-нибудь я повешу этот меч на стену и стану миролюбивым зверем. До той поры я должен идти путем Воителя. Это у меня в крови. Не страшитесь, никто не услышит от меня ни слова о Полуденной долине или о ком-нибудь из вас. Полуденная долина — это потаенное место, недоступное для зла. Я бы никогда себе не простил, если бы, сам того не желая, навлек на него беду. Никто не узнает, откуда я пришел.

Паллум как-то странно посмотрел на глядевшего прямо перед собой друга:

— Но что ты скажешь тем, кого встретишь? Мы столько всего пережили вместе, может быть, когда-нибудь ты об этом расскажешь.

— Никогда! — Мартин покачал головой. — Я всем буду говорить, что защищал от морских крыс пещеру отца, когда тот ушел в море. Когда я понял, что он не вернется, я отправился странствовать. Дано ли кому-нибудь понять, через что мы с вами прошли и каких потеряли друзей?

Неяркие лучи осеннего солнца рассеяли клубящийся туман, нависший над безмолвным лесом, под ногами шуршал бурый ковер опавшей листвы, а легкий иней на ветках таял, превращаясь в сверкающие капельки росы. Тихим осенним утром пятеро друзей прощались друг с другом. Мартин закинул меч за спину поверх старого плаща. Полликин собрала для всех по котомке с припасами на дорогу. Грумм прикрывал мордочку поварешкой, чтобы скрыть неудержимо катившиеся слезы. Дубрябина неловко обняла Воителя и отступила, Паллум и Грумм последовали ее примеру. Полликин расцеловала их всех в щеки.

И вот она осталась одна. Она смотрела на юг, вслед одинокой фигурке Мартина, исчезавшей среди деревьев. Старая кротиха расправила свой передник в цветочек; ее глаза затуманились, когда нежданно-негаданно перед ее мысленным взором предстала судьба одинокого путника.

— Эх, значится… говорила я, тебя несчастье ждет, если ты с мышкой своей в Маршанк пойдешь. Остался ты теперь один, парень. Ладно, значится… впереди у тебя тяжелые деньки, хотя в конце концов ждет тебя счастье. Но зато до скончания сезонов всякий зверь твое имя помнить будет, Мартин Воитель!

45

В Пещерном Зале аббатства Рэдволл прошла целая ночь, а затем и целый день, прежде чем юная мышка Обреция закончила свою историю. За это время камин растапливали заново четыре раза и столько же раз меняли горящие на стенах факелы. Однако, слушая повествование Обреции, никто не сомкнул глаз; не было и таких, у кого глаза остались бы сухими.

После того как Обреция умолкла, в зале долго стояла тишина, затем аббат Сакстус тяжело вздохнул и снял очки.

— Разумеется, Полликин была права. В конце концов Мартин обрел свое счастье. Он оставил путь Воителя и посвятил себя мирным делам — основанию нашего ордена и строительству аббатства Рэдволл. Но скажи, Обреция, откуда вы все это знаете, кто поведал вам эту историю?

Еж-богатырь Бултип отодвинул в сторону пивную кружку:

— Обреция происходит из правящей династии Полуденной долины, хотя должен вам сказать, что мы с ней не были там целый сезон. В ее жилах течет кровь Уррана Во — ее далекий предок звался Бромом Целителем, братом Розы. Мой далекий предок, затерянный в дали бесчисленных дней, звался Паллумом Миролюбивым. Я прямой наследник его рода.

Симеон провел чуткими лапами по щекам Обреции:

— Ты унаследовала красоту сестры Брома.

Юная мышка сняла висевший у нее на шее медальон, искусно вырезанный из ракушки морского гребешка, и открыла его:

— Все, кто видит это, говорят то же самое.

Аббат Сакстус осторожно взял у нее медальон.

Внутри него была миниатюра, написанная растительными красками на полированной дощечке вишневого дерева. То был двойной портрет Мартина и Розы. Казалось, они смотрят, как живые, сквозь прах и дымку давно минувших сезонов.

— Мартин выглядит точно так же, как на гобелене, хотя здесь он моложе, — заметил Сакстус. — Ты права, Обреция. Вы с Розой похожи как две капли воды. Это великолепный портрет, откуда он у тебя?

— Его передала семейству Брома сова по имени Эмалет, — ответила Обреция, роясь в своей сумке с травами. — Ее мать Болдред была не только отличным картографом, но и великим художником. Мы с Бултипом вышли из Полуденной долины в начале прошлого лета. Мы с младенчества слышали от путников рассказы о Мартине и Рэдволле, так что мы решили увидеть ваше аббатство своими глазами. А вот подарок аббатству, который я принесла с собой.

Аббат принял подарок — тоненький прутик, вставленный в мешочек с влажным суглинком. Нацепив на нос очки, Сакстус с любопытством принялся разглядывать его, вертя перед глазами во все стороны.

— Большое спасибо, но, прошу извинить мое невежество, что это такое?

— Когда-то Грумм посадил на могиле Розы розу, — объяснила Обреция. — Это красная роза. Она расцветает позже других — поэтому мы называем ее «Поздней розой». Это черенок от того самого куста.

Симеон нежно ощупал черенок.

— Я посажу его в саду нашего аббатства. Он вырастет и станет цвести в память о храброй мышке. Поздняя Роза — какое красивое имя! Ты говоришь — это полный титул Розы: Поздняя Роза из Полуденной долины, дочь Уррана Во и Арьи.

Аббат Сакстус вернул Обреции медальон.

— Мы благодарим тебя за все, дитя мое. Память о Поздней Розе будут свято чтить в аббатстве Рэдволл. Мартин дал ему мощь, теперь Роза даст ему красоту. Вот что, друзья: я устал, и вы, должно быть, тоже. Ступайте и отдохните. Можете у нас погостить сколько пожелаете.

Все, кто сидел в Пещерном Зале, стали подниматься по лестнице наверх, чтобы разойтись по кельям. Обреция шла лапа об лапу с аббатом.

— Спасибо за приглашение, отец аббат. Мы с Бултипом охотно провели бы здесь всю зиму, до самой весны.

— Для тебя с Бултипом у нас всегда найдется кров, Обреция. Наше аббатство — обитель дружбы. Нас может посетить любой, стар и млад, кто слышал или читал о Рэдволле. Если вы когда-нибудь снова окажетесь в наших краях, не стесняйтесь, вас здесь ждут.


Оглавление

  • *** Примечания ***
  • Книга первая Узник и тиран
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  •   5
  •   6
  •   7
  •   8
  •   9
  •   10
  •   11
  •   12
  •   13
  •   14
  •   15
  • Книга вторая Актеры и разведчики
  •   16
  •   17
  •   18
  •   19
  •   20
  •   21
  •   22
  •   23
  •   24
  •   25
  •   26
  •   27
  • Книга третья Битва при Маршанке
  •   28
  •   29
  •   30
  •   31
  •   32
  •   33
  •   34
  •   35
  •   36
  •   37
  •   38
  •   39
  •   40
  •   41
  •   42
  •   43
  •   44
  •   45