Звездный час астронавта Бейтса [Алексей Борисович Кувшинников] (fb2) читать онлайн

Глава I Игра на трех досках

Богота, солнечно

Джон О’Рейли вышел из стеклянных дверей отеля «Текендама» и остановился в некоторой нерешительности. Он настолько привык перемещаться в толпе помощников и телохранителей, что теперь, предоставленный самому себе, чувствовал себя очень необычно. Но в целом ощущение было приятным.

В отель «Текендама, расположенный в центре Боготы, — как и вообще в Колумбию, — О’Рейли попал совершенно случайно. Его заманил сюда Боб Шварц, давний приятель по всякого рода увеселительным авантюрам. От рассказов Боба о десяти днях, проведенных в каком-то таинственном поместье в колумбийской глубинке, и впрямь можно было потерять голову — роскошные девочки, отличный кокаин, охота на павлинов, ночные гонки на джипах по тропинкам в сельве… К своим байкам Боб прикладывал телефон посредника, способного устроить и другие не менее экзотические развлечения.

Посредник находился в Боготе. Сюда и прилетел Джон О’Рейли — тайком, без лакеев и охраны, ибо ни к чему было посвящать их в склонность хозяина к, мягко говоря, легкомысленным забавам. А нерешительность О'Рейли в тот момент, когда он покинул отель, объяснялась просто — он не знал, в какую сторону — направо или налево — по лежащему у его ног проспекту следует идти. И поскольку он не знал ни слова по-испански, то принял мудрое решение взять такси. Едва он успел сделать десяток шагов по направлению к стоянке, как что-то кольнуло его в ногу. Джон О’Рейли нагнулся, увидел вонзившийся в бедро шприц-патрон и бесчувственным мешком рухнул на асфальт.

Он очнулся на полу в душной и тесной комнате без окон. По стенам изгибалось несколько толстых труб. Из одной с шипением змеился пар. С низкого потолка одиноко свисала желтая лампочка. В комнате стояла невероятная вонь, но О’Рейли не сразу сообразил, что она исходит от него — погруженный в наркотический транс мозг предоставил организму возможность функционировать по собственному усмотрению. Пленник почувствовал приступ тошноты, и его в очередной раз вырвало.

Из угла за ним задумчиво наблюдали трое. Вид у них был несколько подавленный.

— И чего связались с этими колумбийскими педерастами, — бурчал один. — Ухлопали уйму денег, а получили черт те что. Объяснили ведь подробно, даже фото дали — а они выдернули первого попавшегося иностранца, и привет.

— Да ладно тебе, не нудись, — ответил ему другой, лысоватый. — Сейчас отблюет пропекс, поговорим — придется его по дешевке сбагрить родственникам. Жалко — время потеряли, но хоть расходы окупим.

В горле у пленника что-то мерзко забулькало, захрипело, его связанное по рукам и ногам тело скрутила судорога. Но конвульсии продолжались всего несколько секунд.

Тот, кто бурчал, подошел к затихшему О’Рейли и носком ботинка брезгливо перевернул лежащее ничком тело на спину. Выругался и попытался плюнуть ему в лицо, но промахнулся: «Подох, скотина. Захлебнулся…»

«Поговорили…» — ухмыльнулся лысоватый.

Третий молча пересек комнату и с лязгом открыл чугунную дверцу топки парового котла. Затолкать в нее еще теплый труп оказалось делом нелегким, но в конце концов общими усилиями справились.

Ворчун и Лысый по узенькой железной лестнице влезли на два этажа вверх и оказались на подземной стоянке мусоровозов. Избавившись от испачканных комбинезонов, они поднялись на служебном лифте еще на три этажа и затерялись в человеческом муравейнике, бурлившем в холле нью-йоркской штаб-квартиры банка «Марин уэстлэндс». По иронии судьбы покойный Джон О’Рейли был его президентом.

Аспен (штат Колорадо), туман

Вся обстановка зала закрытых заседаний Объединенного центра управления космической обороной состояла из просторного стола да двух десятков жестковатых стульев с прямыми спинками. Ни видеопроектора, ни компьютерных терминалов. Монотонность голых стен, выкрашенных в безразлично серую краску, не нарушало ничто — даже окна отсутствовали. Впечатляла разве что «дверь», роль которой играл двойной герметичный люк на массивных гидравлических рычагах.

Шло еженедельное информационное совещание под председательством генерала Дэринджера, командующего объединенным командованием аэрокосмической обороны и космическим командованием. Координаторы различных программ по очереди выступали с текущими сводками:

— Продолжается совершенствование спутниковой системы оборонной связи третьего поколения. Контракт на производство четырех очередных спутников заключен по твердым ценам, что позволило высвободить около 73 миллионов долларов…

— Запущен с незначительным отставанием от графика очередной спутник системы «Милстар». Программа модернизации стратегических средств командования, управления и связи с целью повышения степени их выживаемости на всех уровнях вооруженного конфликта развивается по плану…

— Завершена проектно-конструкторская разработка всеобъемлющей структуры космического наблюдения, способной удовлетворить не только текущие, но и перспективные нужды в оперативных и технических объектах…

— Успешно запущен очередной спутник в рамках программы эксплуатации системы оборонных метеорологических спутников…

Когда очередь дошла до Координатора «проекта альфа», атмосфера заседания неуловимо изменилась. В отличие от сообщений других докладчиков, отчет Координатора собравшиеся слушали не вполуха, а очень внимательно.

— Военно-космические планы США до 2000 года охватывают три основные цели. Во-первых, мы должны увеличить свой военный потенциал в космосе. Этого требуют военное и экономическое преимущества наблюдения, связи и навигации через космос. Во-вторых, мы должны разработать потенциал, обеспечивающий свободный доступ в космос и защиту выведенных на орбиту систем. Наконец, в-третьих, необходимо развернуть программу активных научно-исследовательских и конструкторских работ с целью создания перспективной боевой космической техники. В рамках данного направления ведется работа над «проектом альфа»…

Резкий прерывистый зуммер прервал отчет на полуслове. Координатор опустил глаза на подвешенную к брючному ремню плоскую коробочку вызова на связь. Судя по пульсировавшей на индикаторе малиновой цифре «2», абонент, ожидавший соединения с Координатором по телефону, имел веские основания для срочности.

Извинившись перед коллегами, Координатор вышел из зала заседаний в тамбур, где стояли телефоны. Набрал комбинацию на шифровом замке, разблокирующем линии связи, потом ткнул несколько кнопок на самом аппарате. В трубке раздался голос помощника:

— На связи генерал Пристли, база Ванденберг. Гриф оперативности — «приоритет».

— Хорошо, соединяйте… алло, слушаю, генерал.

— Сэр, операция «Бильярдный шар» завершилась неудачей. Противоспутниковый ракетный комплекс вышел на расчетную боевую орбиту и провел атаку по цели 12/154. Захват цели системой наведения и маневрирование на боевом курсе осуществлены успешно. Однако непосредственно в ходе атаки произошел сбой компьютера системы управления огнем. В результате столкновения с неуправляемым обломком противоспутниковый комплекс уничтожен. Цель имеет лишь незначительные повреждения осколками и продолжает уверенный полет.

— Вы проработали версию комбинированного противодействия?

— Судя по телеметрии, сбой компьютера произошел из-за дефекта программы, а не в результате направленных помех. А вот как цели удалось навести комплекс на обломок, надо проанализировать.

— Хорошо, генерал, берите резервный комплекс с высокой орбиты и как следует погоняйте цель. Имитируйте атаку и фиксируйте последовательность маневров уклонения. Желаю удачи.

«Дискавери», солнечно

Подполковник ВВС США Роберт Бейтс еще только подступал к рубежу сорокалетия, к этой роковой для многих мужчин черте, за которой они, словно финишировавшие бегуны, вскидывают вверх руки и переходят на неторопливую трусцу. Однако несмотря на столь несолидный возраст, он по праву считался ветераном программы испытаний и эксплуатации космических кораблей многоразового использования. В свой четвертый рейс Бейтс стартовал на «Дискавери». Полет прошел на редкость гладко. Программа была выполнена на все сто, и астронавты не без сожаления прощались с космосом — тому, кто не бывал во Внеземелье, не дано почувствовать эту становящуюся остро ощутимой связь человека и Вселенной, воспоминания о которой потом, дома, будят среди ночи щемящей тоской.

В расчетной точке очередного витка бортовой компьютер включил двигатели ориентации, космический корабль сошел с орбиты. За остеклением пилотской кабины появились огненные сполохи. Корпус «Дискавери» начала сотрясать крупная дрожь. Втиснутое в кресло тело налилось гадкой, болезненной тяжестью. Корабль шел по экспериментальной траектории, значительно более крутой, чем привычная, и это добавило экипажу острых ощущений. Наконец, красное свечение понемногу угасло, горизонт просветлел. Перед глазами астронавтов развернулась захватывающая дух панорама.

Бейтс обожал это зрелище, эту неповторимую красоту родной планеты и не уставал любоваться им вновь и вновь. Но на сей раз что-то нарушало обычно безукоризненную гармонию неба и облаков, в излучаемой ими торжественной мелодии пульсировала нервная, фальшивая нота. Бейтс пригляделся. По правому борту кружевная шаль облачности была пробита массивным столбом серо-желтой пыли, увенчанным пышной грибовидной шапкой.

На мгновение из глубины сознания выплеснулся инстинктивный, разъедающий душу ужас: неужели началось?..

Верхушка «гриба» плавала на двадцатикилометровой высоте, а шляпка достигала в диаметре километров тридцать-сорок. Бейтс глядел на облако с чувством брезгливого страха. Не прошло и минуты, как непонятное атмосферное явление осталось за кормой космического корабля. Напряжение посадочных маневров на время отвлекло астронавта, но едва «шаттл» замер в конце полосы, как вновь непонятное видение возникло перед его мысленным взором.

Бейтс написал подробную докладную. Начальство отнеслось к ней без энтузиазма, но чтобы без особого повода лишний раз не конфликтовать с астронавтом, все же запустило ее «по этапу» к руководству НАСА. Оттуда ее на всякий случай отправили в Пентагон. Затем докладная Бейтса попала в Национальное управление океана и атмосферы, откуда уже по нисходящей траектории улетела в Агентство по охране окружающей среды. На том дело и кончилось. Дальнейшие попытки астронавта пробудить у начальства интерес к «грибу» завершились несколько неожиданно: как-то вечером домой к Бейтсу заехали двое крепких ребят, которые предъявили удостоверения сотрудников Агентства национальной безопасности и посоветовали впредь относиться к истории с облаком спокойнее и вообще поменьше о ней распространяться.

Бейтс вскипел. Все же он имел солидный вес в НАСА, да и среди военных летчиков был в прошлом на неплохом счету. Безоговорочная капитуляция перед двумя бугаями из контрразведки представлялась унизительной. Что же это за демократия, черт побери!

— Поймите, мистер Бейтс, — рассудительно объяснил старший из них, — раскручивание этой истории может нанести серьезный ущерб национальным интересам Соединенных Штатов. Наша аппаратура зафиксировала «гриб», но по заключению экспертов агентства — у нас хорошие эксперты — он был рожден необычными атмосферными процессами и только. Слов нет, было бы интересно поспорить о прихотях небесной механики — но ведь за научную дискуссию тут же уцепятся русские, и вместо спора ученых получится международный скандал. Советы стали большими мастерами по части «пробных шаров», способных взбудоражить общественное мнение…

— Идите вы к черту с вашими национальными интересами, — оборвал контрразведчика разъяренный Бейтс, подталкивая незваных гостей к двери, — проваливайте.

— Вы намерены игнорировать национальные интересы США? — вежливо осведомился старший, задержавшись на пороге.

— Я ясно сказал: ваши национальные интересы, — огрызнулся астронавт, — и не путайте их с интересами нашей страны. Это две разные вещи.

Захлопнув дверь, Бейтс сорвал телефонную трубку и, яростно тыча пальцем в кнопки, набрал номер своей старой доброй знакомой Шеррил Сэлинджер. Впрочем, про женщину, которой было «слегка за тридцать», не стоило все же говорить «старая»… Слушая гудки в трубке, Бейтс мстительно ухмылялся — вот вытянулись бы физиономии у контрразведчиков, если бы они знали, что он звонит одной из самых скандальных журналисток восточного побережья США. (Контрразведчики сидели в машине в квартале от дома Бейтса и тоже ухмылялись от мысли о том, как вытянулась бы физиономия Бейтса, если бы он узнал, что его телефон прослушивается.)

Они встретились на следующий день к обеду в небольшом ресторанчике на нью-йоркском Уэст-Сайде. Бейтс прилетел из Майами утренним рейсом и, пропустив завтрак, поел теперь с большим аппетитом. Журналистка ограничилась салатом и кофе. Выслушав рассказ Бейтса, Шеррил глубоко затянулась и медленно окутала свое лицо сизым туманом сигаретного дыма.

— Нет, Роберт, — наконец изрекла она свой приговор. — Я не куплю эту историю. Если все в ней действительно так невинно и естественнонаучно, то при всем моем желании и умении она останется сырой. Если же в ней задействованы какие-то не совсем естественные силы, то я тем более не играю. Знаешь, очень опасно путать запах жареного и паленого…

— О’кей, старушка, — разочарованно вздохнул Бейтс и прищурился. — Я понимаю, у тебя нет резона ссориться без нужды с хорошими друзьями. Дай мне последний шанс, шепни адресок кого-нибудь из них, и я сам поговорю с парнишкой по душам. Желательно только, чтобы он был не из той конторы, в которой работает пара навестивших меня ослов.

Но Шеррил не приняла шутливого тона. «Мне надо посоветоваться, — просто ответила она. — Побудь пару дней в Нью-Йорке. Я позвоню». И рассеянно затушила давно погасшую сигарету.

Шеррил позвонила через два дня. Разговор вышел очень коротким.

— Есть человек, который полностью в курсе дела. Но здесь, в Штатах, он абсолютно недосягаем. К счастью для тебя, сейчас он находится в другой стране, где теоретически возможно организовать с ним беседу. Делаешь ставку или пас?

— Играю, — не раздумывая ответил Бейтс.

— Тогда лети в Боготу и из аэропорта позвони сеньору Хорхе, запиши номер телефона… Чао.

— О’кей, — машинально пробормотал астронавт частым гудкам отбоя.

Получить туристическую визу в Колумбию оказалось делом пустяковым. Билет, деньги, быстрые сборы, звонок на службу — события нанизывались на нитку времени так плотно, что только сев в кресло красно-белого «Боинга-767» колумбийской «Авианки», Бейтс, наконец, собрался с мыслями, чтобы подумать, куда и зачем он летит. Но и тут ему не повезло. Через два часа после взлета, в районе Багамских островов, ровно скользивший на крейсерской высоте лайнер совершенно неожиданно для пассажиров — впрочем, и для экипажа тоже, — провалился в «воздушную яму». Падение длилось секунд пять, и все непристегнутые пассажиры, а также свободно лежавшие предметы взмыли к потолку.

Бейтс оказался одним из немногих, оставшихся на своем месте, поскольку в силу профессиональной привычки никогда не расстегивал в воздухе ремней безопасности. Даже для его тренированного вестибулярного аппарата столь резкое снижение было неприятным: чего же говорить о прочих пассажирах!

Со дна «ямы» бил мощный восходящий поток, и «Боинг», словно подброшенный гигантской катапультой, с хрустом взлетел примерно на километр вверх. Судя по ощущениям, прикинул Бейтс, перегрузка вышла побольше двукратной. Разумеется, все плававшие под потолком предметы, как одушевленные, так и неодушевленные, со значительным ускорением ахнулись о кресла и пол. Десятка три пассажиров поломали себе кости.

По решению командира лайнер экстренно сел в Майами, и часа четыре техники придирчиво изучали состояние различных элементов фюзеляжа, крыльев и двигателей. Никаких видимых повреждений они не нашли, однако рейс отложили до следующего утра. Бейтс прекрасно выспался, отлично поел за счет «Авианки» и прилетел в Боготу в прекрасном расположении духа.

Сеньор Хорхе оказался на месте, не задал ни единого вопроса и через полчаса заехал за Бейтсом на довольно потрепанном «рено» мышиного цвета. Кварталы городской окраины расступились в 10 минутах езды от аэропорта, и под колесами машины зашуршал асфальт шоссе, забитого огромными грузовиками, запряженными в двуколки мулами и балаганного вида автобусами.

Какое-то время по обеим сторонам дороги толпились эвкалиптовые рощи, разделявшие луга с сочной зеленой травой. Но потом сеньор Хорхе свернул налево, дорога круто пошла вверх, к безлесному гребню недалекой цепи холмов. Аэродром в Боготе лежал на высоте 2600 метров, так что перевал явно находился за трехкилометровой отметкой.

По мере подъема растительность исчезала и ближе к перевалу остались лишь жесткая бурая подстилка из иссушенных трав да кактусовые лепешки, тут и там бессмысленно торчавшие из каменистой земли.

У Бейтса начало позванивать в голове и ломить виски. Сказывалась разреженность воздуха. Но в этот момент дорога очень кстати выбралась на перевал, с которого стремительным серпантином бросилась в скрытую веселыми кучерявыми облачками долину. Через 20 минут головокружительного спуска, вызвавшего не менее сильные ощущения, чем недавнее падение в «воздушную яму», асфальтовая лента распрямилась и легла на дно долины. Бейтс с наслаждением вдыхал жаркий, влажный воздух, напоенный тысячей манящих ароматов. Вокруг густой стеной стояли банановые заросли, отгороженные от шоссе красно-бело-малиново-розовой пеной цветущих кустов бугенвиллы.

Тут и там у дороги высились горы апельсинов, мандаринов. На шестах, лежавших поперек надежно, на века, врытых в землю столбов, висели гроздья бананов. Над ними гудели рои мух, и поэтому торговавшие фруктами голопузые мальчуганы сидели в теньке чуть поодаль. Машину подбросило на ухабе, и из-под водительского сиденья выполз потертый приклад короткоствольного автомата. Безразличным пинком сеньор Хорхе загнал его назад. Бейтс про себя фыркнул от смеха. Романтика тропической глубинки, где мужчины словно дети не расстаются с оружием, где девушки скромно опускают глаза, встретившись со взглядом незнакомого мужчины, а морщинистые и щетинистые старики коротают солнечные дни за бутылью теплой водки из сахарного тростника, — эта романтика брала Бейтса за душу. В чем-то астронавт сам был большим ребенком…

Машина съехала на обочину и плавно остановилась.

— Вам туда. — Сеньор Хорхе показал на две колеи, уходившие в банановые заросли.

— А вам? — искренне удивился Бейтс.

Его провожатый ткнул большим пальцем через плечо, и в глазах у него мелькнула лукавая искорка:

— А мне — назад. Идите прямо, вас встретят.

— Но далеко идти-то? — уже с некоторым раздражением поинтересовался астронавт.

— Идите, идите, — мягко ответил сеньор Хорхе, явно давая понять, что излишняя любознательность в данном случае совершенно неуместна.

Бейтс взвалил на плечо туго набитую дорожную сумку, подхватил чемодан — слава богу, в Майами хватило ума снять с себя теплые вещи — и зашагал по правой колее. Едва преодолев полсотни метров, он почувствовал, что обливается потом, но только стиснул зубы и прибавил шаг. Сеньор Хорхе пошарил под сиденьем, вынул приемопередатчик и коротко бросил: «Встречайте».

Мало-помалу Бейтс отрегулировал свой организм и быстро подсох. Дорога шла в тени мощных банановых пальм, тяжело шевеливших огромными листьями под слабыми попытками ветерка проникнуть в их заросли. Укрывшиеся там от палящего солнца апельсиновые деревца были усеяны желтыми, зелеными и оранжевыми шарами. На ветке сидела маленькая мартышка и невозмутимо грызла сочный апельсин. На разные голоса пели сновавшие по веткам маленькие яркие птички. Ни они, ни мартышка не обратили на астронавта ни малейшего внимания.

Примерно через километр дорога вышла к трехэтажному ветхому особняку с башенками, балконами и выщербленной мраморной лестницей, увенчанной пышными букетами сорняков в трехобхватных гипсовых вазах-клумбах. Особняк стоял на берегу просторного пруда, окаймленного деревянной, изрядно подгнившей «набережной». Вода в пруду была плохая, черная.

Из банановых зарослей мимо пруда тянулись ржавые рельсы узкоколейки. На рельсах стояла дрезина с бензиновым моторчиком. В ней сидели двое — бородатый и лохматый субъект, похожий на огромную обезьяну, и вполне нормально сложенный сеньор с пижонскими усиками в новом, тщательно отутюженном пятнистом комбинезоне. На коленях у обоих ненавязчиво лежали автоматы уже знакомой Бейтсу модели.

Астронавт остановился в некоторой нерешительности.

— Смелей, гринго, смелей, — неожиданно приятным баритоном позвал его «обезьяна» и доброжелательно улыбнулся. Бейтс подошел к дрезине, поставил вещи на землю и вопросительно посмотрел на встречающих. Ему как-то расхотелось общаться с ними.

— Давайте не будем терять времени, — предложил пижон в комбинезоне и положил руку на автомат. Бейтс пожал плечами, остановив взгляд на холеных, тонких пальцах пианиста, барабанивших по вороненой стали. — Вы хотите встретиться с вашим соотечественником, человеком очень влиятельным и в нормальных условиях для вас недоступным?

— Да.

— При этом вы хотите просто поговорить на интересующую вас тему?

— Да.

— И вовсе не собираетесь его убивать?

— Нет.

— И согласны вести себя так, чтобы мы все были убеждены в искренности ваших добрых намерений?

— Да.

— Что именно вас интересует?

Бейтс несколько мгновений колебался:

— Я хочу узнать его мнение по одному очень важному для меня вопросу.

— Сколько времени вы хотите для беседы?

— Столько, сколько получится.

— Мы можем предложить десять минут.

— Согласен.

— Вам предстоит пройти еще одну проверку.

— Согласен.

Повинуясь команде пижона, Бейтс повернулся лицом к черному пруду и спустя секунду почувствовал укол под лопатку. Маслянисто-гладкая поверхность воды встала вертикально и ударила астронавта в лицо. Лохматый аккуратно положил обмякшее тело на дрезину, рядом с сумкой и чемоданом. Затарахтел моторчик, и дрезина неспешно покатилась по ржавым рельсам, нырявшим в зеленый мрак банановых зарослей.

Медельин, влажно

Очнувшись, Бейтс долго таращил глаза, силясь вспомнить, где он и зачем, и как попал сюда. Но звон миллиона дребезжавших колокольчиков бился в ушах и никак не давал сосредоточиться. Голова раскалывалась, ныли суставы, скорее даже не ныли, а чесались, гадко так чесались, изнутри… Перед глазами неожиданно появилась бородатая рожа «обезьяны», но, странно, на этот раз она показалась Бейтсу вполне добродушной. Рожа показала белые ровные зубы и очень ловко воткнула ему в руку одноразовый шприц. «Улыбается», — дошло до Бейтса с некоторым опозданием.

Через час астронавт пришел в себя окончательно и с помощью «обезьяны» определил свои приблизительные координаты во времени и в пространстве. Поскольку допрос с применением абсолютно эффективных химических веществ не выявил никаких скрытых планов Бейтса в отношении таинственного незнакомца, астронавт был доставлен в то место, где могла состояться их встреча.

Нельзя сказать, чтобы столь лаконичные подробности удовлетворили любознательность Бейтса, но, с другой стороны, кое-какое представление о сложившейся ситуации они дали. И на том спасибо.

Астронавт подошел к окну. Судя по рекламным щитам, он по-прежнему находился в Колумбии. Проанализировав их содержание, он хоть смысла и не понял, так как не знал языка, но пришел к выводу, что город называется Медельин. Бейтс не имел ни малейшего представления, в какой части страны он находится, но все из той же рекламы установил, что отсюда летают самолеты в Америку.

Окно смотрело на площадь, по периметру которой застыли в торжественном величии дворцы и соборы эпохи испанского колониального господства, осененные пышными кронами могучих пальм, — вероятно, их ровесников. Впереди, пробивая поля красных черепичных крыш, тянулись вверх ростки небоскребов, довольно, впрочем, хилые. Но они выглядели лишь крохотным островком в озере приземистых домиков, заполнившем лощину меж цепями высоких холмов. Озеру было тесно, и его волны-кварталы тут и там словно выплескивались на крутые склоны. Прохожие шли по улице неторопливо. В дверях многих домов стояли кресла-качалки с безмятежно дремлющими горожанами. В целом вид навевал романтическое настроение и Бейтсу понравился.

Контакт был назначен на вечер. Бейтс в компании «обезьяны» потягивал пиво в небольшом уличном кафе на площади с дворцами и пальмами. Пижон с усиками, одетый на сей раз в ослепительно белую тройку, делал вид, что пьет кофе за соседним столиком. Уловив какое-то ему одному понятное движение на другой стороне площади, пижон откинул стул и почти бегом ринулся туда, не обращая внимания на поток машин. Направление движения белой фигурки сужало сектор поиска, и Бейтс быстро обнаружил цель. К ярко освещенному подъезду гостиницы подрулил большой «кадиллак» с зеркальными стеклами. Копия «обезьяны», но только гладко выбритая и одетая в темный костюм, предупредительно открыла заднюю дверь и настороженно растопырилась, сверля глазами прохожих.

Из вестибюля гостиницы неторопливо вышел элегантно одетый мужчина в сопровождении не менее элегантно одетой женщины и еще одной «обезьяны». Пижон перехватил их у самой машины. Мужчина на мгновение задержался, чуть склонил голову, очевидно слушая пижона, и тут же прервал его досадливо-властным взмахом руки. Разговор был окончен. Дверца захлопнулась, лимузин тронулся с места.

Горячая волна ударила Бейтсу в лицо. Совершенно не соображая, что он делает, астронавт достал бумажник и протянул бородачу две стодолларовые купюры:

— Сходи, отлей.

«Обезьяна» сощурил глаза, почесал бороду и, взяв деньги, грузно поднялся из-за стола. Тремя прыжками Бейтс домчался до края тротуара и яростно замахал обеими руками. Ослепленный азартом погони, он чуть не угодил под колеса таксиста, заинтригованного столь бурным проявлением чувств возможного клиента. Астронавт, едва плюхнувшись на продавленное и латаное-перелатаное сиденье, прохрипел: «Лимузин, гранд, черный», — и почему-то для убедительности задвигал согнутыми в локтях руками, будто имитируя паровоз.

Таксисты — народ сообразительный. Первые два слова он понял, поскольку и на английском и на испанском языке они звучали примерно одинаково. Третье слово он знал, поскольку оно красовалось на этикетке любимого виски жителей Медельина — «Джони Уокер — Черная этикетка». Вообще-то оно довольно дорогое, но здесь по дешевке торговали его контрабандным вариантом. Правда, это уже было не совсем шотландское виски двенадцатилетней выдержки, но кто из колумбийских таксистов мог сравнить его букет с настоящим?

Мигом углядев объект преследования, выделявшийся в потоке обшарпанных машин как голый негр среди эскимосов, таксист бросил оценивающий взор на клиента, на его безумно блестевшие выпученные глаза, на красные пятна на лбу и щеках, и безапелляционно бросил: «Пятьдесят долларов». В его понимании это был верх пиратства.

Почти километр преследование шло лучше некуда. Таксист сумел нагнать довольно неповоротливый в хаосе движения лимузин и «повиснуть» в двух машинах от него. Впереди на светофоре зажегся красный. Железный поток медленно остановился, словно остывающая лава. Машины замерли плотно, крыло к крылу, бампер к бамперу. Вдруг сбоку мелькнула тень. Инстинктивно повернув голову, Бейтс увидел прямо перед глазами автоматный ствол. На мгновение у него потемнело в глазах, будто заглянул в головокружительную черную бездну. Две затянутые в кожу фигуры на мощном мотоцикле. Лица скрыты под зеркальными забралами защитных шлемов.

Бейтс бесконтрольно напрягся в ожидании удара пули. Его мозг лихорадочно пытался найти путь к спасению. Но убийцы работали профессионально, такси было надежно зажато в пробке. Рука в черной перчатке чуть сжалась вокруг приклада. Бейтс будто загипнотизированный смотрел в черный зрачок дула, не в силах ни отвести глаз, не закрыть их.

Таксист с хрустом включил заднюю скорость, и машина отпрыгнула метра на два, разворотив капот стоявшему за ней допотопному «паккарду». Вероятно, этот отчаянный маневр и спас астронавту жизнь. Брызги стекол, оглушительный грохот, крик, звон скатывающихся по багажнику гильз, резкий запах порохового дыма.

В разлетевшемся под ударом пуль стекле, словно в страшном сне, мелькнул черный шлем. Иглой прошив, казалось бы, монолитный строй машин, мотоцикл сорвался с места вслед за черным лимузином, тронувшимся на зеленый свет.

Оглушенный и ослепший, Бейтс рассеянно провел ладонью по лицу. Руке стало больно и липко: «Почему я жив? Почему мы не едем? Нет, но почему я жив?» — мысли суетливо толкались в мозгу, дергали друг друга за хвост — или за нос?.. Кто-то открыл дверь, помог ему выбраться из машины, стряхнул с волос и с одежды осколки стекла. В желтом свете уличных фонарей Бейтс краем глаза зафиксировал скорчившуюся за баранкой фигуру таксиста, залитую чем-то темным, почти черным, и такие же черные, маслянистые брызги, медленно стекавшие по пробитому пулями ветровому стеклу.

Астронавт почувствовал, как его куда-то тащат, попытался упираться, но узнал, наконец, бородатую рожу «обезьяны» — такую родную! — и, еле переставляя заплетающиеся ноги, спотыкаясь и размазывая по лицу кровь, покорно засеменил за ним.

Чуть позже, пока «обезьяна» профессионально штопал многочисленные порезы на лбу и щеках Бейтса, пижон ходил по комнате из угла в угол и словно заведенный повторял: «Ну какого черта ты за ним полез? Какого черта?» Бейтс только пожимал плечами. Он и сам этого не знал.

Нью-Йорк, ветер

Через сутки Бейтс без каких-либо новых злоключений добрался назад в Нью-Йорк. Шеррил, казалось, ждала его звонка, и даже с некоторым нетерпением. Увидев астронавта в тот же день — выглядел он, надо сказать, довольно обшарпанно, хотя и успел вернуть себе обычное ироническое настроение, — она оценила результат его поездки двумя словами: «Тебе не повезло».

— Ну, это еще как сказать, могло быть хуже, — усмехнулся Бейтс. — Что ты мне посоветуешь делать дальше?

— ??!

— Я вошел во вкус. Игра стоит свеч.

Они сидели в машине Шеррил в двух кварталах от гостиницы, в которой остановился Бейтс. Прикрыв глаза, женщина минут десять пребывала в глубокой задумчивости. Наконец, жестко взглянув своему приятелю прямо в глаза, предупредила:

— Ты лезешь на чужую орбиту, астронавт. Но останавливать тебя, очевидно, бесполезно. Запомни имя и пароль связного, он будет ждать тебя в пятнадцатом зале Музея естественной истории. Это первое звено длинной цепи. Но будь, прошу тебя, будь осторожен. В мире больших тайн человеческая жизнь ценится дешево, очень дешево…

По обе стороны машины будто текли две реки. Справа по тротуару бурлил хаотичный людской поток. Слева, вдоль проезжей части, полз поток автомобилей. Путь Бейтса лежал дальше направо, дорога Шеррил — налево… Сзади надрывно всхлипнула полицейская сирена, настолько неожиданно, что Бейтс даже вздрогнул. Патрульная машина остановилась вровень, впритирку к автомобилю журналистки. Сидящий на правом кресле полицейский с улыбкой постучал в стекло дверцы Шеррил костяшкой затянутого в тонкую кожаную перчатку указательного пальца: «Мадам, вы остановились не по правилам. Разрешите взглянуть на ваши права…»

«Ну мне пора», — с серьезной миной забормотал Бейтс, и они с Шеррил дружно расхохотались. Сделав несколько шагов по тротуару, астронавт обернулся. Что-то было не так. Через мгновение до него дошло: написанный на багажнике и заднем крыле кодовый номер патрульной машины был аккуратно заклеен. Первую мысль догнала вторая — полицейские на дежурстве не носят дорогих лайковых перчаток. Астронавт уже сделал шаг назад, как из окна полицейской машины к лицу копавшейся в сумочке Шеррил метнулась рука. Она сжимала армейский «кольт» калибра 11,67 миллиметра с глушителем. Столь необычное сочетание придавало оружию какой-то особый облик, внушающий одновременно страх и отвращение. Слишком уж очевидно и прямо говорил он о намерениях сжимающего оружие человека. Рука несколько раз дернулась. Полицейская машина взревела двигателем и, сверкнув мигалками, словно нож в масло вошла в сплошной поток автомобилей.

Убийцы сработали настолько профессионально, что лишь через минуту один из прохожих, обратив внимание на неестественную позу Шеррил, подошел узнать, в чем дело. Его истошный крик вывел Бейтса из состояния оцепенения. Расталкивая напиравших зевак, он решительно направился прочь от рокового перекрестка. Он прекрасно знал убойную силу пули такого калибра, выпущенной в упор.

В силу определенных профессиональных качеств, приобретенных за годы службы в военной авиации, Бейтс относился к категории людей, которых опасность или иная экстремальная ситуация дисциплинируют и мобилизуют. Паника им неведома. Шагая по вонючей нью-йоркской улице, Бейтс быстро просчитывал ситуацию.

Первое. Связано ли убийство Шеррил с ее попыткой помочь ему? Маловероятно. Проще было бы убрать его самого. Убийца намеренно дал ему шанс смыться, им не нужен был лишний труп — или свидетель. Но за что же тогда убили женщину? Да мало ли кому она могла наступить на хвост. Журналистика — профессия рискованная, особенно в Америке. И все же, все же определенная возможность связи между гибелью Шеррил и историей с облаком могла существовать. Так что в любом случае — и как ошибочно отпущенному свидетелю, и как объекту предостережения — жизни Бейтса грозила некоторая опасность.

Второе. Лучший способ дать котлу остыть — лечь на дно. Лучший способ лечь на дно — удрать подальше. Насколько именно далеко, зависит от степени угрозы. Значит, в данном случае прятаться в джунгли Амазонки, Сахару или Гималаи совсем необязательно…

Тут обстоятельства прервали течение мыслей Бейтса. Машинально увертываясь от встречных прохожих, он на полном ходу налетел на уличный лоток «Нью-Йорк таймс». Деревянная тренога, на которой он стоял, с хрустом подломилась, и Бейтс животом рухнул на прикрывавший лоток прозрачный колпак с замком-копилкой (бросил монетки — замок открывается, бери газеты). Колпак вполне сносно выдержал тяжесть астронавта. Тот тоже не пострадал и, поднявшись на ноги, двинулся было дальше, но тут его взгляд зацепился за заголовок одного из материалов на первой странице газет на поверженном наземь лотке: «Венская конференция по космосу: американцев ожидает международная порка».

Через двадцать минут после гибели Шеррил Бейтс вышел из встретившегося по пути бюро путешествий с авиабилетом до Вены. Заграничный паспорт лежал у него в кармане (он не успел его сдать в Госдепартамент после возвращения из Колумбии), а туристическую австрийскую визу, как ему сказали в бюро, можно получить прямо в венском аэропорту. Через шесть часов Бейтс уже был в воздухе.

Поиск истины приобрел неожиданное направление.

Глава II Человек из Медельина

Вена, моросящий дождь

Первые двое суток своего пребывания в Вене Бейтс угробил — это слово исключительно точно отражало итог его усилий — на доводившие его до бешенства словесные дуэли в кабинетах международного центра. Как профессионал Бейтс остро чувствовал профессионализм других людей, пусть даже в малопонятных ему областях. Международные чиновники, с которыми ему пришлось иметь дело, сплошь и рядом были профессионалами. Сценарий бесед повторялся до мелочей.

Доброжелательное приветствие. Заинтересованное и терпеливое выслушивание монолога про облако, про необходимость принять участие в конференции. В ответ — несколько поверхностных, формальных вопросов. Тонкая нюансированная демонстрация своего нежелания вмешиваться. Неспешное, аргументированное объяснение — при сохранении максимума доброжелательности. Совет обратиться в соседнее административное подразделение. Подчеркнутое желание оказать содействие — словно абажур, приглушающий стремление поскорее отделаться от неприятного посетителя. Получасовая лекция о венских достопримечательностях, завершающаяся прозрачным намеком на то, что начать знакомство с ними следует уже сегодня, тем более что у обитателя кабинета имеются кое-какие срочные дела. Улыбка, крепкое рукопожатие, пожелание успехов. И вздох облегчения за мягко захлопнутой дверью.

Очень скоро Бейтс окончательно уверился в том, что ни черта не добьется от этих серых, скучных, озабоченных только повседневными интригами людей, поспешно прячущих голову в песок при первом контакте с тайной, требующей хоть на шаг выйти за привычный и спокойный круг повседневных дел.

Но в конце концов Бейтс все же заполучил карточку участника конференции, хотя ведавший аккредитацией добродушный на вид толстяк в очках-велосипедах поначалу, как и его коллеги, проявил недюжинные бойцовские качества. Но Бейтс пошел напролом, и в какой-то момент толстяк, как человек умный, понял, что лучше уступить.

Первым делом астронавт заглянул в пресс-центр и раздобыл тоненькую бумажную папку с пресс-релизами. Затем он удобно расположился в уголке безлюдного в этот час бара, попросил принести кофе и приличную порцию арманьяка и погрузился в изучение содержимого бумажной папки.

Он не искал чего-либо специально, скорее, просто давал возможность отдохнуть изнуренному напряжением последних дней мозгу.

Из невидимых динамиков тихо звучала мелодия кинофильма «Лето 42-го» в исполнении то ли оркестра Каравелли, то ли «Ливинг стрингс»… Запах отличного кофе приятно щекотал ноздри. Тепло арманьяка расслабило тело. Мягко подступала дрема.

Бейтс встряхнулся, с хрустом потянулся и заставил себя вчитаться в пресс-релизы. Итак, общая цель конференции — содействовать углублению международного диалога по проблемам освоения и использования космического пространства. Гм-гм… Первая комиссия — дискуссия вокруг перспектив использования геостационарной орбиты как общечеловеческого природного ресурса с предоставлением особых льготных прав развивающимся странам. Понятно, не то… Вторая комиссия — дистанционное зондирование природных ресурсов из космоса и экономический шантаж со стороны индустриальных государств. И тут все ясно… Третья комиссия: непосредственное телевизионное вещание — информационный империализм или канал взаимообогащения культур? М-да… Бейтс с некоторой тоской подумал, что, возможно, и не стоило тратить столько усилий на добывание аккредитации. Однако, пробежав глазами последний листок в папке, астронавт несколько воспрял духом. Еще одна комиссия была создана специально для рассмотрения проблем и последствий милитаризации космоса и военного использования околоземного пространства. Это уже было горячо, очень горячо — тем более, что председателем комиссии предлагалось избрать советского космонавта Георгия Ракова. Бейтс познакомился с ним во время подготовки экипажей к совместному советско-американскому эксперименту в космосе. Оба входили в состав второго дублирующего экипажа и провели вместе немало часов на тренажерах. Подружиться, может, и не подружились, но во всяком случае сошлись характерами.

Бейтс обрадовался. Раков был не только профессиональным астронавтом, но и профессиональным военным. После очередного полета он получил генеральское звание и ушел на административную работу — а значит, стал очень информированным человеком. Поговорить с ним — конечно, осторожненько так, без нажима — вне всяких сомнений стоило. Удовлетворенно отложив бумаги в сторону, Бейтс прикрыл глаза и попробовал продлить блаженные минуты расслабления. Но мозг и нервы уже сжались тугой пружиной, готовой в любой момент рвануться вперед. Бейтс был человеком действия — определив цель, он не мог ни минуты сидеть сложа руки.

Однако разыскать Ракова в кулуарах конференции оказалось делом куда более сложным, чем Бейтс поначалу предполагал. Там царила многоголосая международная неразбериха, и выхватить из ее водоворота столь известного и популярного человека, как Раков, астронавту никак не удавалось.

Аспен (штат Колорадо), туман

Координатор обычно просматривал очередную суточную порцию бумаг ближе к вечеру. В том случае, если они требовали анализа, мозг имел в резерве целую ночь. Даже во сне, в «беспилотном» режиме, он работал вполне продуктивно.

На сей раз папка оказалась на редкость тоненькой. Подписав и завизировав несколько текущих распоряжений и инструктивных писем, Координатор уже было потянулся к оперативной сводке «Спейском», как его внимание привлек полученный по телефаксу оттиск одной из полос завтрашнего номера «Нью-Йорк таймс» с фотографией генерала Дэринджера и аршинным заголовком «Командующий «Спейском» ставит людей выше компьютеров». Отложив сводку, Координатор внимательно пробежал заметку глазами.

«Вопрос: Генерал, сколько у вас было ложных сигналов о возможном ракетном ударе по Соединенным Штатам?

Ответ: За последние годы их было два. Первый имел место, когда один техник нечаянно заложил пленку со сценарием для маневров в боевую систему. В итоге на дисплеях в штабе командования стратегической авиации и в национальном военном командном центре появились изображения ракет, за которыми ведется наблюдение. Понадобилось пять минут, чтобы определить, что дело было в человеческой ошибке.

Вопрос: Как вы смогли определить, что это была ошибка, а не настоящее нападение?

Ответ: У нас есть прямая связь со всеми нашими станциями слежения. Мы связались с ними и удостоверились, что ни одна из них не наблюдала никаких ракет. Тогда нам стало ясно, что либо мы имеем дело с компьютерной ошибкой, либо, как в данном случае, с ошибкой, допущенной человеком.

В результате этого инцидента мы приняли меры, гарантирующие, что подобные случаи больше не повторятся — создали отдельный контрольный объект, где мы проверяем все средства программирования, всю технику, прежде чем подключить их к компьютерной системе оперативного центра. В итоге теперь никакие проверки не проводятся с использованием оперативной системы.

Вопрос: Как получился второй ложный сигнал об атаке?

Ответ: Наши дисплеи, подключенные к компьютеру, как будто снова показывали, что ведется наблюдение за ракетами. Наш центрпредупреждения о ракетной атаке опять связался со всеми центрами слежения и установил, что ни один из них не ведет наблюдения за ракетами. Стало быть, это была компьютерная ошибка. Чтобы определить это, понадобилось меньше полутора минут.

Мы потратили немало времени на расследование этого инцидента и в конце концов, после того, как нам удалось имитировать эту ошибку, выявили источник проблемы. Им был один микроэлемент, содержавший заводской брак.

Вопрос: Значит, возможность начала ядерной войны из-за ошибки компьютера исключена?

Ответ: Пока окончательную оценку происходящему дает человек, она крайне маловероятна. Компьютерные сбои представляют собой достаточно рядовое событие в системе управления аэрокосмическим элементом стратегической обороны. Возможны ошибки программирования; бывает, всплеск солнечной активности ослепляет датчики; сложные эффекты вызывает полярное сияние. За приближающуюся боеголовку датчик может принять разваливающийся в плотных слоях атмосферы спутник. Поэтому мы и подключаем к делу человека. Человеческая оценка всегда должна использоваться, чтобы гарантировать надежное, своевременное и недвусмысленное предупреждение».

Координатор зевнул. Он считал Дэринджера опытным мистификатором и никак не мог взять в толк, зачем тот из раза в раз повторяет басню о человеческом факторе как основе надежности стратегической обороны. Она звучала все более наивно. Особенно в последнее время, после того как был взят курс на исключение человека из системы принятия решений на использование космического оружия.

Мысленно пожав плечами, Координатор углубился в чтение сводки «Спейском», уместившейся, как обычно, на одном листе.

«Боеготовность элементов стратегической обороны оставалась на уровне 4. В период с 02:15 до 02:27 центрального оперативного времени зафиксирован переход боеготовности на уровень 3 в связи с кратковременным всплытием советского ракетоносца класса «Виктор» в 112 милях к северо-северо-западу от Гавайских островов.

Сохраняется нормальная активность на полигоне в районе советского ракетного завода в Воткинске.

Командир миссии 51-С Бейтс прибыл в Вену с неустановленными целями. В связи с отсутствием развития предпринятых им ранее действий контроль за данной позицией для последующих сводок прекращен.

Младший оператор Центра по контролю за орбитальным сектором № 4 Дж. Поттинг убит при попытке вооруженного ограбления. Стрелявший задержан, мотивы нападения выясняются.

Предстартовый отсчет по программе «Дельта-Ж» продвинулся на 7 часов 39 минут 18 секунд. Завершена проверка качества стыковки полезного груза с носителем. Охрана пусковой платформы переведена в режим «А». До старта по отсчету — 85 часов 04 минуты 42 секунды.

Вышел из строя один из шести спутников оборонной системы спутниковой связи. Время до развертывания резервного спутника — 84 часа 52 минуты.

Управление «Ф» службы безопасности продолжает работу по выявлению канала утечки информации, вызвавшей частичное рассекречивание в печати характера работ на подготовительном этапе «проекта альфа». Ведется скрытый контроль за несколькими сотрудниками в целях снятия с них подозрения в содействии утечке. По оперативным данным, наиболее вероятным источником утечки является управление Б-2 и его сотрудники в Вене…»

Координатор несколько раздраженно дернул подбородком. Из семи сообщений сводки два касались Вены. Он напряг память — последнее упоминание о Вене имело примерно трехмесячную давность. Чтобы окончательно удостовериться в том, в чем он и так не сомневался, Координатор вызвал на дисплей каталог архива сводок «Спейском» и ввел ключевое слово «Вена». Мощный компьютер сработал мгновенно: последняя информация из Вены поступила 98 сводок назад. Очень, очень забавное совпадение…

Круг лиц, обладавших правом отбирать информацию для сводок «Спейскома», был чрезвычайно узок, и Координатору не пришлось особенно напрягаться, чтобы вычислить требуемого автора.

— Найдите мне полковника Самнерса, — попросил он по селектору своего помощника.

— Он здесь, сэр, — раздалось в ответ.

— То есть как это здесь?! — Координатор слегка опешил.

— Полковник зашел в приемную пять минут назад, чтобы сдать в центральный архив материалы досье, над которыми он работал, сэр.

— Ах вот как… И над чем же работал полковник?

— Над личными делами сотрудников управления Б-2 в Вене, сэр.

— Попросите полковника заглянуть ко мне…

К удовлетворению точностью своих расчетов в душе Координатора примешивалось ощущение легкой тревоги. Самнерс определенно закручивал очередную интригу, манипулируя им самым бесстыжим образом. Столь топорный заход означал только одно — спешку, а полковник Самнерс, начальник управления безопасности и контрразведки, торопился только в исключительных случаях.

Внешность полковника Самнерса никак не подтверждала его репутацию блестящего профессионала контрразведки. Коренастый крепыш лет сорока с ершистым ежиком седеющих волос на большой голове вошел в кабинет, доброжелательно улыбаясь. Взгляд умных серых глаз ну разве что не ласкал своей мягкостью. Координатор крепко пожал широкую ладонь. Она была прохладная и твердая, как булыжник. Координатор не стал тратить время на ведомственный политес.

— Послушайте, Самнерс, если вам вдруг приспичило отправиться в Вену, то какого черта вы впутываете в эти темные дела меня? Вы что, не в силах самостоятельно заняться обстоятельствами утечки?

— Да если бы дело было в утечке, — как-то очень кротко и душевно, по-свойски ответил контрразведчик. — Ею, кстати, мои люди уже занимаются вовсю. Мне действительно очень понадобилось попасть в Вену, и притом под абсолютно логичным предлогом. Мне нужно пуленепробиваемое алиби, генерал, а его может дать только ваше приглашение лететь вместе в Вену, побудительным мотивом для которого послужила бы информация из очередной сводки «Спейскома». Все должно быть логично и мотивированно.

— Вы меня заинтриговали, Самнерс. Не иначе, собираетесь на обратном пути незаметно погрузить в наш самолет сотню-другую килограммов кокаина?..

— Я бы предпочел не обсуждать цель своей миссии, сэр.

— Нет уж, полковник. Коли я вам нужен как прикрытие, давайте начистоту.

— Кто-то очень заинтересован в том, чтобы меня ликвидировать. Контракт выдан — и взят. Пока я еще опережаю тех, кто за мной охотится, но они догоняют. По агентурным каналам они уже узнали о том, что я через два дня буду в Вене. Там у нас хорошая база. Все это создает очень благоприятные условия для перехвата и нейтрализации угрозы.

— Ну, что ж, — с деланной обреченностью вздохнул Координатор. — Вы прямо за горло берете своей бульдожьей хваткой. Я уже отдал необходимые распоряжения дежурному экипажу. Мы вылетаем через четыре часа…Тем более что мне действительно нужно наведаться в Вену.

— Честно говоря, сэр, необходимости так уж спешить нет, сэр, — ощущая себя победителем, Самнерс решил проявить великодушие.

— Есть, Самнерс, есть. — Координатор был сама любезность. — Дело в том, что, независимо от ваших интриг, мне надо участвовать в открывающейся в Вене крупной международной конференции…

— Именно поэтому, сэр, я еще двое суток назад приказал готовить операцию именно там.

Щеки Координатора чуть порозовели.

Шарлотт-Эмили, солнечно

Огромным алым платком Лысый промокнул струйки пота, катившиеся по упругой коже черепа. После промозглого ветра, свистящего по улицам ноябрьского Нью-Йорка, тропическая жара казалась убийственной. Блондин, прилетевший на Виргинские острова почти на трое суток раньше, уже акклиматизировался и в отличие от своих партнеров играл вполне сносно.

От свежевыстриженной травы поднимался тягучий аромат. Лысый свалил с плеча тяжеленный мешок, выудил из него подходящую клюшку. Мячик лежал довольно удобно, и Лысому удалось исполнить удар не только технично, но и с некоторой грацией, совершенно неожиданной для его грузной фигуры. Белый мячик свечой взмыл в белесо-голубое небо и, скрывшись из виду, упал где-то впереди, метрах в сорока, не меньше.

Блондин оценивающе улыбнулся:

— Старина, ты входишь во вкус.

— Я бы все же предпочел обсуждать дела под грибком у бассейна, причем желательно лежа в шезлонге, — промокнув лоб и загривок, Лысый без особого энтузиазма опять взвалил на себя мешок с клюшками.

— Зато здесь нас можно засечь только направленным микрофоном, да и то далеко не всяким, — назидательно пробурчал до того в основном молчавший Ворчун.

Парк для гольфа и впрямь был не самым удобным местом для подслушивания разговоров. Открытое пространство тянулось на сотни метров вокруг играющих, и даже ограждавшие его редкие кусты не обеспечивали достаточно надежного укрытия.

Три одетые в белое фигурки неспешно двигались к месту падения мячика.

— Наши друзья теряют терпение. Мы возимся с Головастиком уже почти два месяца, но по сути дела почти не продвинулись. — Блондин говорил четкими, короткими фразами, голос звучал бесстрастно и даже как-то отстраненно. Так опытный патологоанатом мог бы читать лекцию студентам в анатомическом театре. — Нам предложено поспешить.

— Легко сказать, — задумчиво протянул Лысый. — А поди-ка, доберись до него. Другого такого профессионала, пожалуй, и не найти. Его на мушку взять — не подберешься, а друзья-то еще хотят получить Головастика в рабочем состоянии. Это все равно, как звезду голыми руками снять с неба.

Блондин пожал плечами:

— Мы же не в конторе работаем, где зарплата идет сама по себе. За риск и сложность нам положен вполне приличный гонорар. Так что раз говорят поспешить, значит, будем действовать в темпе. У нас ведь есть Мотыль, на которого можно вытащить Головастика. Дело, увы, выйдет шумное, тут втихую никак не сработать. Но за хорошие деньги можно и в бронежилете неделю-другую попариться. Но это на крайний случай. Пока делаем ставку на вариант Ворчуна. Он готовит его целиком сам, а мы с тобой, Лысый, летим в Австрию. Есть наводка. Хотя уж больно она похожа на приманку. Но проверить надо. К тому же и Ворчуну не так потеть придется — мы пошумим слегка, пощекочем нервы Головастику, внимание на себя отвлечем. А потом Ворчун нас прикроет. Даже если не выгорит, пусть поломают голову, кто же на Головастика сачок тянет…

Лысый промолчал. Блондин, однако, прекрасно знал, что хоть и не хочется ему лезть за Головастиком, но полезет, зубами скрипнет, но полезет, да и Ворчун тоже, и долю свою отмотают честно, на всю катушку. Иначе не жить им.

Найдя в траве мячик, Лысый плюхнул оземь мешок с клюшками, выбрал нужную, прицелился и, уже занеся ее для удара, спросил: «Когда летим?»

— Как доиграем, — меланхолично ответил Блондин.

Клюшка со свистом рассекла воздух, подняв мячик крутой свечой. Ни один из игроков не проследил за его полетом.

Вена, изморозь

Первый день конференции целиком ушел на пленарное заседание. С утра Бейтс коротал время в баре в ожидании перерыва в докладах. Раков сидел в президиуме, и выманить его оттуда не удалось. Свой расчет астронавт построил предельно просто — уж в перерыве-то Раков никуда от него не денется. И ошибся. Сразу после объявления перерыва Раков бесследно испарился за кулисы.

Тогда Бейтс повел себя умнее. Он занял место в одном из первых рядов кресел прямо против президиума и, как только заседание возобновилось, сумел привлечь к себе внимание Ракова. К радости Бейтса, по лицу русского расплылась широкая приятельская улыбка.

Докладчики один за другим появлялись на трибуне. Их череда утомляла, но Бейтс терпеливо скучал, время от времени погружаясь в дрему.

«Приглашается представитель делегации Соединенных Штатов, советник экспертного совета при Агентстве по контролю над вооружениями и разоружению, доктор Кристофер Литтон», — энергично произнес председательствующий, объявляя очередного докладчика. Из глубины зала поднялся мужчина и пружинистым шагом направился к сцене. Его манера держаться показалась Бейтсу знакомой. Мужчина взошел на залитую светом трибуну — и Бейтс оцепенел от неожиданности.

В десятке метров от него стоял тот самый человек, ради встречи с которым астронавту пришлось совершить оказавшееся довольно рискованным путешествие в Колумбию, стоившее жизни ни в чем не повинному водителю такси и — вполне возможно — Шеррил.

Координатор обвел взглядом зал. С ярко освещенной трибуны он казался глубокой ямой, наполненной серой тестообразной массой.

— Многоуважаемые коллеги, — начал он и сделал небольшую паузу, чтобы скорректировать тембр голоса применительно к акустике зала и звукоусилителей. — Позвольте мне сначала выступить в качестве не столько эксперта по проблемам контроля над вооружениями, сколько исследователя философской стороны вопроса.

Маловероятно, что радикальное, окончательное решение проблем, существующих в области баланса ядерных вооружений, будет найдено в ближайшее время. Поэтому нам следует думать прежде всего о том, как сделать мир более безопасным на современном историческом этапе, пока сохраняется возможность применения силы или угрозы силой против потенциального противника.

Сейчас Советский Союз и США занимаются вопросами сокращения различных видов ядерного оружия. Важно, чтобы его количество оставалось в разумных рамках, которые бы поддерживали стабильность в отношениях между государствами посредством сохранения уровня сдерживания, при котором ни одна страна не посмела бы воспользоваться своим преимуществом из-за опасения ущерба, вызываемого ответными мерами. Со времени второй мировой войны концепция ядерного сдерживания оправдывала себя.

Однако это вовсе не означает, что она не нуждается в постоянном совершенствовании, в привязке к постоянно совершенствующейся технологии. Прошло уже несколько лет с того дня, когда 23 марта 1983 года Рональд Рейган провозгласил начало осуществления программы стратегической оборонной инициативы. Время доказало: это была поистине революционная попытка заглянуть сразу на несколько десятилетий в будущее, с тем чтобы уже сегодня создать уверенность в том, что оно будет мирным…

Бейтс вздрогнул… и проснулся. В голове плавал туман, затекшая шея противно ныла. Сказывалось напряжение последних дней. Он проспал около двадцати минут. Литтон продолжал вещать с трибуны, но уже заметно охрипшим голосом.

— В заключение хотел бы особо выделить еще один принципиальный аспект нового подхода к методологии развертывания «космического щита». Многие воспринимают систему стратегической обороны как набор основных боевых компонентов, связанных воедино системой боевого управления, командования, контроля и связи. Мы считаем, что было бы лучше воспринимать противоракетную систему как прежде всего систему наблюдения с сопряженными средствами обработки данных и связи.

Таково наше нынешнее понимание ситуации. Его не следует воспринимать как нечто застывшее, определенное раз и навсегда. В политике нет ничего более наивного, чем вера в вечную прочность открываемых истин. Благодарю за внимание.

Легким — можно сказать, едва заметным — движением головы Координатор выразил протокольную признательность председательствующему и покинул трибуну. Аплодисментов не последовало.

Во время очередного короткого перерыва Раков сам нашел Бейтса. «Ай да орел этот ваш Литтон, — ехидно заметил русский, после того как два космонавта вволю нахлопали друг друга по спине и плечам. — Прямо коршун… Ну, ничего, вот поглядишь, как от него на секции пух и перья полетят».

— Вообще-то он не такой уж наш, — уклончиво заметил Бейтс. — Мне бы и самому хотелось его слегка пощипать… Сдается, что под орлиным оперением скрывается тощая курица…

— О’кей, добро пожаловать в цех куриного стриптиза, — в тон ему ответил Раков, и оба от души расхохотались.

Норвежское море, шторм

Капитан первого ранга Александр Григорьевич Успенский с натугой открыл тяжеленную крышку наружного люка. В лицо ударило ледяным ветром, пронизанным обжигающе холодными иглами дождя. Успенский сделал глубокий вдох, наслаждаясь букетом ароматов, рожденных штормящим океаном. После долгих дней пребывания в спертой атмосфере погруженной подлодки глоток свежего ветра вызывал пьянящее головокружение.

Лодка всплыла всего на полрубки, и крутые двухметровые валы с пенными гребнями то и дело окатывали выбравшихся на верхний мостик старших офицеров облаком мелких брызг. Временами в бурлящих провалах обнажался огромный корпус ракетоносца и на миг открывался взгляду участок носовой стартовой палубы с массивными запорными люками ракетных шахт.

Хотя лодка находилась только в подвсплытом состоянии, качка ощущалась очень сильно, покрывшийся льдистой коркой металлический пол мостика временами уходил из-под ног столь стремительно, что Успенский едва не повисал в воздухе, цепляясь за стальные поручни ограждения рубки. И все же это было несравненно приятней, нежели ощущать себя замурованным в титановой трубе, в свою очередь подвешенной в толще океана.

Экстренный приказ всплыть озадачил командира лодки. Готовясь к прорыву через линию «силков», он запутывал след — и вдруг на тебе. Если рубку зафиксирует американский спутник — а шансов на то, что он проглядит хотя бы подвсплывшую лодку, практически не было, — то все надежды на скрытный прорыв, подготовленные пятисуточным шараханьем с курса на курс, пошли псу под хвост.

«Силками» на Северном флоте прозвали придонные акустические буи. Их цепочка протянулась по вершинам подводных хребтов от Гренландии до Исландии и дальше к Шотландии, перегораживая выход советским подлодкам из Норвежского моря в Северную Атлантику. Проскочить их незаметно удавалось только при погружении ниже уровня подводных пиков. Атомоходы лавировали в глубоких долинах, сбивая с толку буи отраженным от их стен эхом.

Однако сквозных проходов через подводные хребты, доступных большим по размерам и не так уж высоко маневренным подлодкам, имелось немного. У их атлантических «ворот» постоянно дежурили американские подлодки 688-го класса — быстроходные атомные торпедоносцы. С помощью своих сонаров они легко садились на хвост выходившим на боевое патрулирование ракетоносцам. Стряхнуть их потом было делом трудным и нередко рискованным, поэтому скрытность прыжка через «силки» во многом определяла успех или неудачу всего многомесячного плавания.

Отработав сеанс, хитроумная антенна связи с базой уползала в рубку. Успенский нехотя полез за ней, предварительно со всем тщанием обстучав ото льда комингс люка. Сноровисто провалившись на несколько метров по отвесному трапу через промозглую сырость рубки, командир попал в центральный пост. Вахтенный задраил внутренний люк.

Огромный корабль стремительно ушел под воду и завис на глубине двухсот метров. За это время радист успел расшифровать полученное сообщение. Переданный базой приказ озадачил командира окончательно. Он сводился к длительному зигзагообразному траверзу линии «силков». Ни о какой скрытности не могло идти и речи — по сути дела, Успенскому была поставлена задача наткнуться на возможно большее число буев.

В просторном зале центра акустической разведки Северной Атлантики заступила на вахту очередная смена операторов. Центр занимал одно из множества серых безликих зданий, разбросанных по огромной территории военно-морской базы в Норфолке, штат Вирджиния — центре дислокации Атлантического флота США. Выделяли его разве что отсутствие окон в железобетонных стенах да многоэтажная конструкция сверхмощного кондиционера на крыше. Кондиционер требовался для поддержания строго заданной температуры и влажности в нашпигованных электроникой рабочих помещениях центра и в защищенном от ядерного удара подвале, где стояли два суперкомпьютера типа «Крей-2». На заднем дворе, посреди когда-то тщательно ухоженной, но уже пожухлой от ноябрьских ветров лужайке топорщились разнокалиберные приемные и передающие антенны космической связи.

Рабочий зал напоминал скорее центр управления полетом спутников. Его занимали шесть разделенных просторными проходами рядов контрольных постов с перемигивающимися экранами дисплеев, периодически жужжащими принтерами. На клавиатурах пульсировали разноцветными лампочками контрольные клавиши, позволявшие судить о работе электронных систем каждого из сотен лежащих на океанском дне акустических буев. Огромная, во всю стену, электронная карта сектора безмолвствовала. Активность противостоящих подводных флотов в тот день была минимальной.

Фиксируемые буями акустические сигналы преобразовывались в электронные и непрерывным потоком передавались на висевший на геостационарной орбите над Атлантикой один из спутников системы связи ВМС США «Флитсатком». Он, в свою очередь, ретранслировал сигнал на другой спутник, расположенный над США. Спустя мгновения сигнал попадал в компьютеры центра в Норфолке.

Тишину рабочего зала пронзил резкий пульсирующий зуммер, одновременно прозвучавший на консоли поста номер 36 и на контрольной консоли старшего смены. Ракетоносец Успенского попал в зону обнаружения одного из буев. «Крей-2» отфильтровал естественный фон, расчленил сигнал по характерным частотам и опознал его. На экране 36-го поста побежали серые буквы и цифры. Оператор нажал на консоли клавишу вызова старшего:

— 36-й, есть уверенный контакт, класс «Тайфун», глубина 9б0 футов, скорость 18 узлов, курс 115. Прием.

— Первый контроль, вас понял. Подтверждаю контакт и параметры. — Старший набрал на клавиатуре комбинацию из нескольких цифр, соединившись с оперативным штабом Атлантического флота: — Старший смены центра акустической разведки. Докладываю об уверенном контакте на буе 36. Данные контакта: класс «Тайфун», глубина 960 футов…

На огромной карте замигало яркое пятнышко, соответствующее расчетному месту нахождения подлодки. От него пробежал пунктир вычисленного курса. Тревожным алым светом загорелся круг, определивший максимальный радиус поражения при запуске находившихся на борту лодки баллистических ракет.

За то время, которое понадобилось бую, компьютерам и спутникам, чтобы предоставить столь полную информацию, ракетоносец капитана Успенского успел продвинуться едва ли на пол сотни метров.

Через 36 минут 22 секунды сработал буй номер 35. К этому времени параллельным советской лодке курсом на удалении в полмили уже двигался американский атомный торпедоносец «Даллас». Большая карта в Норфолкском центре стремительно расцвечивалась разнообразными опознавательными значками. В район обнаружения советского ракетоносца экстренно перебрасывались дежурившие у Исландии противолодочные корабли, с аэродромов в Шотландии поднялись дополнительные самолеты противолодочной разведки П-3 «Орион».

Для обеспечения экстренных потребностей в связи и оперативной обработки информации, поступающей с десятка контрольных систем, была сформирована сложная сеть спутниковой связи. Ее основой стали четыре мощных ретрансляционных спутника второй оборонной системы спутниковой связи, способные обеспечить передачу информации на сверхвысоких частотах в любую точку планеты. К ним подключились установленные на спутниках «Флитсаткома» и спутниковой связи ВВС ретрансляторы, обеспечивающие связь на высшем штабном уровне.

Оперативный контроль за перемещениями большого числа боевых кораблей и военных самолетов НАТО потребовал загрузить почти до предела полдюжины спутников навигационной сети ВМС и все десять спутников «Навстар», составляющих глобальную систему определения координат.

Обстановка в центре акустической разведки в Норфолке изменилась до неузнаваемости. Над экранами дисплеев стоял тревожный гул голосов. На карте от точки первоначального контакта ступеньками скакала вниз жирная красная черта, обозначавшая продвижение советской лодки. Она опустилась уже до двадцать третьего буя. Но, по мнению экспертов-аналитиков, поведение ракетоносца определенно не укладывалось ни в один из известных компьютерам сценариев агрессии. Лодка словно нарочно старалась пройти поближе к каждому бую. Единственным логичным объяснением могла быть попытка зафиксировать их точное расположение, но, во-первых, оно легко менялось установкой новых буев при отключении старых, а во-вторых, использование для выполнения такой незначительной задачи находящегося на боевом патрулировании ракетоносца с военной точки зрения было просто необъяснимым.

Растревоженным ульем гудел и центр управления полетом спутников «Навстар» на базе ВВС США Ванденберг в Калифорнии. Он находился на постоянной связи с комплексом оперативной аэрокосмической обороны Объединенного центра космической обороны, расположенном в подземном комплексе близ города Колорадо-Спрингс, штат Колорадо. Столь напряженный момент мог вполне быть использован противником для нападения на орбитальные системы связи. Вывод из строя хотя бы одного спутника «Навстар» в кризисной ситуации создал бы опасную брешь в системе навигационных средств.

Чтобы исключить саму возможность появления посторонних объектов на орбитах американских военных спутников, в центре оперативной аэрокосмической обороны действовал фантастический по своим возможностям компьютерный комплекс под названием «Электронно-оптическая система глубокого космического наблюдения». Он позволял следить за перемещением в космосе любого объекта размером с футбольный мяч или больше вплоть до высоты геостационарной орбиты. Сверхсовременный комплекс был гордостью Координатора и его любимым детищем. Немудрено, что именно здесь собрались самые светлые головы орбитально-компьютерной технологии. Их работа непосвященному человеку показалась бы черной магией. Но это в теории, потому как у непосвященного человека нет ни малейшего шанса поглядеть на нее хотя бы одним глазком.

Спутник «Флитсаткома» висел над Атлантикой на высоте 35 тысяч 800 километров. Впритык к нему растопырил солнечные батареи и антенны один из советских «Космосов». Он был вполовину меньше американского спутника. Даже невероятно совершенная аппаратура электронно-оптического наблюдения при таком соотношении расстояний и размеров не могла обнаружить его присутствие.

И вот уже на протяжении семи с лишним часов спутник-тень перехватывал и поглощал в блоке памяти бортового компьютера ценнейшую информацию о технических параметрах режима боевой тревоги самых разнообразных космических систем оповещения и связи, отозвавшихся на петляние капитана Успенского по цепочке «силков». Это была радиоэлектронная разведка на высочайшем уровне.

Компьютер «Космоса» представлял собой новое поколение ЭВМ. Он был запрограммирован на самостоятельную оценку возможностей использования накопленной информации. С точки зрения компьютера, ситуация складывалась тревожная: свой ракетоносец попал в электронную сеть различных систем обнаружения и слежения, которая затягивалась противником все туже. Исходя из обстановки, компьютер спутника сформулировал себе задачу: закрыть ракетоносец от электронных систем противника.

Приняв решение, «Космос» немедленно приступил к его осуществлению. Первым делом его передающие антенны подстроились на частоту сигнала акустических буев и заглушили их передатчики. Экраны дисплеев в Норфолкском центре словно взбесились. Следующим логическим шагом самостоятельного компьютера стало отвлечь внимание противника от получившей определенные возможности для скрытного перемещения лодки. Для этого, проанализировав накопившиеся в памяти характеристики различных сигналов, «Космос» заблокировал ретрансляторы спутника «Флитсаткома», нацеленные на его двойник, висевший над США. После короткой паузы на компьютеры в Норфолке посыпалась невероятная электронная абракадабра. Но она имела технически правильный вид, содержала необходимые коды, и потому наземные ЭВМ были вынуждены безропотно глотать стремительно засорявший их память информационный мусор.

Маги в центре аэрокосмической обороны среагировали мгновенно. Они исходили из того, что спутник «Флитсаткома» по непонятной причине вышел из строя. Мощный импульсный сигнал на определенной частоте убил его наповал в доли секунды. Такая же участь постигла, разумеется, и «Космос». Хаос длился меньше минуты. На то, чтобы восстановить связь через резервные каналы и оживить акустические буи, потребовалось еще двенадцать с половиной минут.

К этому времени советский ракетоносец всплыл в международных водах, словно демонстрируя отсутствие агрессивных намерений. Немного поболтавшись на четырехбалльной волне, он взял курс назад на северо-восток и вскоре опять ушел под воду. «Даллас», присоединившийся к нему «Финикс» и три «Ориона» сопровождали Успенского до самого Шпицбергена.

Из-за всей этой катавасии Координатор, руководивший из Вены действиями непосредственно подчиненного ему, среди прочих служб, комплекса оперативной аэрокосмической обороны, полностью пропустил второй день работы конференции. Пришлось сослаться на желудочные колики.

Вена, то дождь, то солнце

Прежде Бейтсу как-то не приходилось присутствовать на больших международных конференциях. В его представлении они протекали преимущественно в виде интеллектуальной беседы у камина с кофе и сигарами. Поэтому пленарное заседание первого дня астронавта разочаровало бесконечно. Пустопорожние словоизлияния раздражали его приученный к четкому причинно-следственному мышлению разум.

На третий день за круглым дискуссионным столом появился, наконец, Литтон. Утомленные завершившимся накануне за полночь пережевыванием друг друга участники дискуссии при виде свеженькой добычи воспряли духом. Примерно через час большинство сообразили, что об этот орешек можно запросто обломать все зубы. Вести с Литтоном дискуссию оказалось по силам только Ракову.

— Вот вы, коллега, трубите на весь мир о чрезвычайной опасности для международной безопасности, которую якобы заключают в себе планы осуществления стратегической оборонной инициативы. — Координатор с видимым удовольствием отхлебнул глоток пива из стоявшего перед ним запотевшего бокала. — И тут же утверждаете, что программа создания космической противоракетной обороны технически неосуществима. Нет ли здесь противоречия? В чем опасность неосуществимого?

— Если посмотреть на существо дела, то противоречия в такой постановке вопроса нет. — Раков отвечал твердо и без раздумий. — Когда мы говорим о невозможности создания космической ПРО, то мы имеем в виду прежде всего два момента. Во-первых, невозможно создать систему космической ПРО, обеспечивающую 100-процентную защиту, непробиваемую для ракетно-ядерного оружия. В этом нет ничего беспрецедентного — ни одна система оружия не может быть абсолютно надежной, так же как невозможен вечный двигатель. Но когда речь заходит о защите от ядерного оружия, то эта аксиома приобретает новый смысл: оборона, не имеющая показателя надежности, близкого к 100 процентам, не в состоянии выполнить возложенной на нее задачи. Разрушительная мощь даже небольшого количества ядерного оружия, скажем, нескольких десятков ядерных зарядов, достаточна для причинения катастрофического ущерба не только стране — объекту нападения, но и всему миру.

В этом и заключается ее опасность. Будучи неспособной защитить государство от первого ядерного удара, такая система может создать иллюзию возможности эффективной обороны от ответного удара, ослабленного и дезорганизованного внезапным ядерным нападением. Таким образом, она увеличивает вероятность развязывания ядерной войны, так как толкает к нанесению внезапного ядерного удара с целью повышения надежности своей ПРО.

— Концепция СОИ заключается прежде всего в необходимости исследований в области технологии, чтобы выяснить ее потенциальные возможности в отношении защиты от ядерного оружия, — запротестовал Литтон. — Мы не можем отмахнуться от этой технологии, засунуть голову в песок. Входя в 21-й век, мы должны отдавать отчет в том, что нам придется жить с ядерной технологией, с космической технологией.

Даже сейчас, дискутируя о воздействии космических систем на стратегическую стабильность, мы щупаем только хвост слона. Ведь помимо обороны от баллистических ракет космос предоставляет и множество иных возможностей для снижения противостоящих ядерных потенциалов.

К примеру, радикальное сокращение стратегического оружия будет возможно в том случае, если появится возможность оперативно определять точное место попадания каждой боеголовки. С этой целью в американских лабораториях создается интегрированная система оперативной оценки эффективности ядерного удара. США намерены установить на спутниках глобальной координатной системы датчики обнаружения ядерных взрывов. Их первоочередной задачей будет оценивать реальный ущерб, нанесенный противнику ракетным ударом. Ее решение будет равнозначно многократному увеличению ракетного потенциала, а значит, в действительности позволит его сократить.

Сейчас считается, что удар по ракетным шахтам должен быть по крайней мере дублирован, несмотря на практически 100-процентную гарантию абсолютно точного попадания с первого раза. Однако гарантии от технических неполадок стратегическое оружие пока не имеет, хотя и здесь степень надежности достаточно высока. Но там, где речь идет о ядерной войне, даже самая незначительная возможность сбоя требует дублирования системы, поэтому и запускаются ракеты попарно.

Однако предположим, что с помощью системы оперативной оценки эффективности удара можно в реальном времени узнать, попала ли первая ракета в цель. Тогда остается время для перенацеливания уже запущенной или готовой к запуску дублирующей ракеты. Экономия очевидна. По оценкам военных она может составить до 40 процентов имеющегося потенциала.

Большое будущее мы видим и в использовании спутников для обнаружения подводных лодок. Во-первых, уже сегодня спутниковая система ВМС «Классик уизард» собирает данные, передаваемые акустическими буями. Компьютерный анализ позволяет создать достаточно полную картину перемещения подводного флота противника и даже определять примерное место нахождения входящих в него кораблей. — Литтон отхлебнул еще пару глотков, но уже без прежнего удовольствия; пиво нагрелось и сильно горчило. — В целом «Классик уизард» работает вполне надежно, хотя порой, увы, случаются досадные сбои.

Важнейшим сдерживающим эффектом служит использование спутников Глобальной координатной системы для целеуказания стратегическим силам и коррекции траектории полета носителей после запуска. Существующая независимо другая система, состоящая из навигационных спутников, позволяет капитанам ударных подводных ракетоносцев чрезвычайно точно определять свои координаты. Это обеспечивает высокую точность нацеливания ракет. Кроме того, используются геодезические спутники, способные определить гравитационные и магнитные аномалии на траектории полета ракет и тем самым дать информацию для заблаговременной корректировки команд управления.

Сдерживающий эффект всех этих орбитальных систем очевиден: отсутствие иллюзий в отношении точности, а следовательно, поражающего эффекта ответного удара. Противник с меньшей вероятностью поддастся соблазну пустить в дело ядерное оружие первым…

Монолог Литтона произвел заметное впечатление на сидевших за «круглым столом» экспертов. Наклонив головы друг к другу, они шептались, наморщив лица в одобрительной гримаске, означавшей «ничего не скажешь, убедительно и веско». Раков же несколько недоуменно пожал плечами:

— Знаете, коллега, вы сами дали столько опровергающих вашу же собственную концепцию аргументов, что, право, неудобно их приводить вновь. Это будет похоже на плагиат.

Ну, судите сами: да, повышенная точность пуска удерживает противника от упреждающего удара, но одновременно рождает у обладателя совершенной технологии целеуказания непреодолимый соблазн использовать ее для нанесения на порядок более сокрушительного упреждающего удара. Что же это за сдерживание, коли оно работает только в одну сторону?

Технология обнаружения погруженных ракетоносцев опять-таки способна оказать двоякий эффект. С моей точки зрения, повышенная уязвимость этого элемента стратегической триады в большей степени провоцирует на попытку уничтожить его Упреждающим ударом, нежели удерживает от неспровоцированного проведения глобальной ракетно-ядерной атаки.

О достаточной ненадежности акустических буев и уязвимости оперативной оценки эффективности удара вы сами сказали вполне убедительно. Кстати, более ценного помощника для первого удара, чем система оценки его эффективности, придумать трудно…

В прошлом не раз случалось, что технология вступала в извращенные сношения с политической стратегией. Выглядело это так: все начиналось с бездумного совершенствования военной технологии, на основе которой без долгих размышлений изготовлялось и развертывалось качественно новое оружие. И только потом начиналась работа над формулированием новой стратегической доктрины, соответствующей новым техническим возможностям. В результате практически неизбежно развертывание нового оружия приводило к совершенно непредсказуемым и, как правило, нежелательным побочным эффектам. Случалось, что негативное воздействие побочных эффектов на стратегическую стабильность перевешивало тот позитив, ради которого и создавалось оружие.

Космическая технология, безусловно, таит в себе манящие возможности. Однако одновременно она в несравненно большей степени, нежели любая другая известная технология, чревата непредсказуемыми побочными эффектами.

Или возьмите компьютеры. Их стремительное совершенствование создает технологические условия для появления все более хитроумных военно-политических концепций. Каждый новый успех на этом крайне необходимом человечеству поприще становится вкладом в совершенствование ядерных арсеналов. По крайней мере, до тех пор, пока политика остается в заложниках у технологии, а движущая технологию наука — в заложниках у милитаризованного социально-политического мышления. В мире конфронтации такая взаимосвязь выглядела естественной. В мире, к которому мы стремимся — я надеюсь, взаимно, — в мире, основанном на сотрудничестве во имя наиболее полного обеспечения общечеловеческих ценностей, она выглядит опасным анахронизмом.

Кстати, в плане взаимной информации: как там у вас идут дела с созданием обесчеловеченной системы управления космическим оружием?..

Раков задал вопрос не меняя тона, довольно равнодушно, как бы походя. Реакция Литтона была для Бейтса совершенно неожиданной и необъяснимой. Тот взглянул на часы, покачал головой, со словами «увы, мы и так заболтались» сгреб в папку несколько разложенных на столе шпаргалок и с коротким поклоном покинул зал без дальнейших комментариев. Дискуссия завершилась.

— Да ну его, и впрямь надоело разводить турусы на колесах, — ответил Раков на недоумевающий вопрос Бейтса о причине столь молниеносной ретирады Литтона. — Стоит завести разговор о системе управления, как у американцев отнимается язык. Нам, конечно, кое-что известно об их планах. А им, значит, страшно хочется узнать, что же именно нам известно. Но никак не удается внести ясность. Вот чтобы не сболтнуть лишнего, и вовсе держат язык за зубами. Ну, привет, старина, увидимся вечером на коктейле…

Вернувшись в гостиницу, Бейтс решил, что настало время пораскинуть мозгами. Для этого сначала требовалось расслабиться, освободить голову от накопившегося за день напряжения.

Астронавт включил горячий душ и, забравшись в ванну, уселся так, чтобы струи воды барабанили по голове и плечам. Закрыл глаза.

…Шорох дождя. Капли шлепаются о воду. Широкая грязная река бурлит перед глазами. Вода мутная, полна ила. На другом берегу густые джунгли. Серо-зеленая плотная стена, размытая кисеей дождя. На общем фоне выделяются только три пальмы, тяжело взмахивающие копной огромных перистых листьев. Пальмы похожи на вертолеты. Очень похоже шуршат.

Небольшой круглый бассейн, облицованный кафелем. На воде — рябь от дождевых капель. Поверхность ее на уровне глаз, и видно, что на высоте нескольких сантиметров плавает полоска тумана, созданного разбивающимися каплями. Тело подвешено в воде, оно невесомо и неосязаемо. Дождь барабанит по голове.

Рядом плавает высокий бокал, для непотопляемости вдетый в пластиковый квадратик. В бокале ром. И дождевая вода. С каждым глотком рома меньше, а дождя больше. Но все равно вкусно.

Это было где-то во Вьетнаме. Сделав за один день восемь вылетов, сбив два вьетконговских МиГ-21 и утопив торпедный катер, Бейтс заработал трехдневный отпуск. Прямо с борта авианосца его вертолетом забросили в какой-то офицерский клуб, от которого в памяти только и осталось, что круглый бассейн с плавающим в нем стаканом. Бейтс так здорово расслабился тогда, что прямо в воде заснул как убитый. Причем, удивительное дело — не захлебнулся. Его выудили вечером, не очень-то бережно отволокли в номер, но он все равно проснулся только утром.

С тех пор минуло два десятка лет, но Бейтс по-прежнему обожал имитировать то неповторимое ощущение.

Струи кипятка барабанили по голове, мало-помалу смывая стоящую перед мысленным взором бледную и зыбкую картину, растворяя и мутную реку, и джунгли, и пальмы-вертолеты. Бейтс сделал воду прохладнее. Голова заработала как двенадцатицилиндровый двигатель «феррари».

«К чему ты стремился? Удрать из Нью-Йорка. Удрал. Зачем приехал в Вену? Этот вариант казался не менее логичным, чем любой другой.

Зачем ты пробился на конференцию? Чтобы убить время хоть с какой-то пользой.

Какую пользу ты получил? Узнал кое-что новое для себя.

Что именно? Наши не любят разговоров о системе управления космическим оружием.

Что ты собираешься делать дальше? Возвращаться рано. Значит, продолжать убивать время.

Как? Например, постараться узнать побольше о том, о чем знать не полагается. О системах управления космическим оружием. Так, для расширения профессионального кругозора.

От кого? Я знаю двоих людей, которые, очевидно, в курсе. Литтон наверняка откажется говорить, как это уже случилось в Колумбии. Раков — шансы равные, пятьдесят на пятьдесят. Значит, надо попробовать…»

Бейтс рывком поднялся на ноги, выплеснув полванны на пол. Литтон в курсе работ над системами управления.Литтона рекомендовала Шеррил как человека, способного объяснить причину рождения таинственного облака, этого мерзкого «гриба», время от времени все всплывающего перед глазами. Так, может… Компьютеры — и Литтон. «Звездные войны» — и Литтон. Облако — и опять Литтон.

Смыв оцепенение ледяной струей душа, Бейтс в десять минут побрился, оделся и пулей вылетел на улицу.

Разговор с Раковым был долгим и трудным, полным дипломатических маневров. Наконец Бейтс не выдержал и выпалил без обиняков: «Георгий, мне нужна встреча с профессионалом по военнокосмическому применению компьютеров. Я не милостыню прошу, а предлагаю торг. Я готов рассказать о том, о чем вы наверняка не знаете, — о таинственном облаке, которое я видел своими глазами. Оно, возможно, имеет куда более жуткую природу, чем я предполагал…» Русский попросил перезвонить ему на следующий день часа в три.

Телефонный разговор получился лаконичным.

Раков: Тебе приходилось отдыхать в Болгарии?

Бейтс: Да нет, как-то ни разу не был там… М-да… Хотя это, пожалуй, интересный вариант.

Раков: А не хочешь слетать на пару дней? Правда, уже не сезон. Но, с другой стороны, море еще довольно теплое, а туристов уже мало.

Бейтс: Да я бы с удовольствием, но как все это организовать? Да еще так быстро…

Раков: Ну, об этом не беспокойся, у меня в Болгарии много друзей. О’кей?

Бейтс: О’кей.

Именно в таком виде прочитал запись разговора двух космонавтов Координатор. Расшифровку перехвата он получил наутро, перед самым вылетом назад в Штаты. И, устроившись в плюшевом кресле своего личного самолета «Джетстар», долго изучал ее, сосредоточенно наморщив лоб.

Бейтс в это же самое время вертелся в узком и жестком кресле «Ту-154» болгарской авиакомпании «Балкан», тщетно пытаясь хоть как-то уложить свои долговязые конечности. Через четыре часа после разговора с Раковым портье принес ему небольшой пакет. Внутри находился обратный билет на рейс до Варны, полностью оформленный вкладыш туристической визы и небольшое послание русского космонавта.

По иронии судьбы, проявившейся в прихоти авиадиспетчеров, «Ту-154» и «Джетстар» стояли на соседних стоянках крыло к крылу. Но и Бейтс, и Координатор были слишком глубоко погружены в свои мысли, чтобы глазеть по сторонам. По иронии все той же, ставшей для них общей, судьбы, они думали друг о друге.

Глава III По раскаленным углям

Варна, ветер с дождем

По действиям пилота, заходившего на посадку круто и быстро, с подобранными закрылками, и переваливанию самолета с борта на борт, астронавт понял, что дует порывистый и довольно сильный боковой ветер. Однако, когда самолет приземлился и Бейтс вышел на трап, после сырого холода поздней западноевропейской осени и дождь, и ветер показались теплыми.

В десять минут завершив паспортные и таможенные формальности — которые оказались именно формальностями, и не более, — Бейтс прямехонько попал в объятия толстого улыбчивого болгарина по имени Васил. Астронавт прилетел с одной большой спортивной сумкой (он как улетел с ней в Колумбию, так и путешествовал теперь по всей Европе), что избавило от неизменно тягостного ожидания того момента, когда желанный чемодан наконец-то выплывет из зева транспортерного люка.

Выйдя из здания аэропорта, Васил пронзительно свистнул, махнув несколько раз рукой. К бровке тротуара тут же подрулило такси с шашечками на боках и опознавательным фонариком на крыше. На крышке багажника Бейтс заметил табличку с надписью «ЛАДА-1300 сл». О такой марке он даже не слышал. Машина выглядела не новой и не старой и внешне абсолютно ничем не выделялась среди сотен подобных таксомоторов, колесивших по улицам Варны.

Васил грузно опустился на переднее сиденье; астронавт устроился сзади. Машина неожиданно резво тронулась с места. Бейтс прислушался — двигатель работал ровно и басовито, намекая на таящийся в нем запас мощности. Поглядывая в окошки на городские кварталы, Бейтс незаметно рассматривал салон такси. Ничего необычного, кроме двигателя, он не обнаружил.

Ехали быстро. Временами даже очень быстро. Выбравшись из тесных улиц городского центра, шоссе взлетело на стометровую высоту моста Хана Аспаруха, изогнувшегося изящной километровой дугой над промышленной зоной судоремонтного завода и поймой Варненского канала, а затем словно расправило плечи в автостраду с широкой разделительной полосой. Бейтс взглянул на приборную доску. Спидометр устойчиво показывал 150 километров в час, а стрелка тахометра подрагивала около отметки 3200 оборотов в минуту. Двигатель работал удивительно ровно и мощно для своих 1300 «кубиков». Бейтс не смог сдержать любопытства.

— Васил, это что, болгарская машина?

— Нет, советская.

— О, я не думал, что русские делают такие мощные двигатели…

Васил спросил о чем-то по-болгарски у шофера и перевел астронавту его ответ:

— У этой машины двигатель от БМВ 320 мощностью в 107 лошадиных сил и пятискоростная коробка передач той же фирмы.

— А-а-а, — протянул Бейтс. Все встало на свои места, и он с невинной улыбкой задал следующий логичный вопрос:

— А что, много в Варне такси с такими двигателями?

— Да нет, немного, — со столь же невинной улыбкой ответил ему в тон Васил, весело глядя прямо в глаза. Бейтс понял, что проявлять дальнейший интерес к таксомоторному хозяйству Варны совершенно бесперспективно.

Километрах в 10 от красавца моста автострада вновь превратилась в обычное шоссе со встречным движением, к тому же довольно узкое. Шофер сбавил скорость, но не слишком. Причем он не особенно утруждал себя соблюдением правил движения. Профиль шоссе был спроектирован с большим знанием дела — все виражи, даже незначительные, имели точно рассчитанный наклон покрытия, словно на гоночной трассе. Это позволяло безопасно преодолевать их на значительно большей скорости, чем могло показаться разумным. Повороты закручивались в головокружительную спираль, шоссе то ныряло в туннель окружавшего его не только с обочин, но и сверху леса, то выскакивало на склоны холмов, с которых открывалась перспектива на десятки километров.

Деревни, которые пронзало шоссе, были застроены удивительно аккуратными домами, преимущественно трехэтажными, очень оригинальной, а зачастую просто-таки утонченно-совершенной архитектуры, сочетавшей каноны классического альпийского стиля с типично балканскими элементами — черепичными крышами и просторными окнами.

Попетляв немного по лощинам, шоссе уцепилось за край холмистой гряды и ступенька за ступенькой полезло к перевалу. Плотные свинцовые тучи, закрывавшие небо над Варной, изрядно поистрепались. Сквозь многочисленные прорехи проглядывало голубое небо. Косматые серые хвосты колыхались над перевалом, но, едва преодолев его, стремительно таяли. Васил наполовину опустил боковое стекло, и в машину ворвался теплый — по-настоящему теплый! — ветерок.

— Мы пересекли отроги Рильских гор и из Северной Болгарии попали в Южную, — объяснил болгарин. — Климат здесь заметно теплее, в эту пору года градусов на восемь, а то и все десять. Северные ветры, холодные и тяжелые, не могут перевалить через горы, потому что их останавливают теплые морские ветры, преобладающие в эту пору года на южном побережье. Здесь, кстати, еще вполне можно купаться…

В нескольких километрах за перевалом открылась великолепная панорама простирающихся на десяток километров пляжей Солнечного берега с множеством спичечных коробков многоэтажных отелей, поставленных у самой кромки песка. Начало смеркаться, побережье заискрилось, замигало гирляндами и снопами разноцветных электрических огней.

В четыре крутых прыжка дорога опустилась на равнину.

— Мы переночуем здесь, на Солнечном берегу. Самсонов ждет вас в Несебре утром, — лаконично объяснил план дальнейших действий Васил. Бейтс только пожал плечами. Он не знал, ни кто такой Самсонов, ни что такое Несебр.

После плотного ужина, прошедшего преимущественно в обстановке непринужденного молчания, Васил откланялся до утра. Астронавт еще часок посидел на балконе, пытаясь вычислить развитие предстоящей завтра беседы, но поздний вечер — не лучшее время для подобных аналитических упражнений. Так ничего и не вычислив, Бейтс блаженно вытянулся на довольно просторной, но коротковатой кровати, и мгновенно заснул, успев только подумать: «А хорошо бы с утра искупаться…» В раскрытую балконную дверь доносился мерный плеск волн.

* * *

Море было чистым и поразительно спокойным, хотя чуть прохладным для полного комфорта. Вода упруго несла пловца, и Бейтс греб легко, размеренно, рассчитывая силы надолго. Под солнечными лучами лазурная поверхность переливалась ослепительными бликами, больно ударявшими по глазам, и астронавт плыл смежив веки. Время от времени, однако, он пристально осматривал горизонт: тот неизменно оставался пустынным.

Прошло, вероятно, не меньше часа, прежде чем шов слияния морской и небесной сини вспорола черная точка. Астронавт поплыл ровно и мощно, оставляя за собой белый пенистый след. Точка на горизонте меж тем быстро приближалась, увеличиваясь в размерах. Постепенно она обрела очертания огромного корабля, походившего более всего на ударный авианосец. Бейтсу удалось точно вычислить его курс и скорость хода, и в точку рандеву он вышел с опережением минут в десять. Первая проблема состояла в том, чтобы его не засекли надводная и подводная системы обнаружения. Он свернулся калачиком и качался на пологих длинных волнах маленьким шаром, надолго задерживая дыхание. Маневр удался, ему удалось остаться незамеченным. Когда расстояние до стальной громадины сократилось метров до восьмидесяти, Бейтс распрямился в воде.

Серый форштевень корабля, наклонно уходивший ввысь на многие десятки метров, угрожающе нависал над астронавтом, быстро приближаясь. У его основания кипел мощный пенный водоворот, растекавшийся по обводам корпуса. У самого борта с каждой стороны зиял черный водяной провал. Попасть в него означало верную и быструю смерть. Единственный шанс состоял в том, чтобы выгрести на гребень буруна, смягчить кипящей водой удар о нос корабля и как-то уцепиться за него. Бейтс напрягся. Опережающая бурун волна подняла его, он ощутил мощный ток воды вверх и вбок и судорожно забился, сопротивляясь ему. Схватка длилась мгновения. Удар о стальной лист форштевня едва не выбил из него дух. Поверхность оказалась неровной, выщербленной и помятой настолько, что Бейтс, распластавшись пауком, сумел найти опору для рук и ног и медленно, очень медленно — наверное, за целую секунду, а то и две — вытянулся вверх по носу корабля, высвобождая тело из пенной круговерти буруна. Вниз, в адскую пляску белой и черной воды, в открывавшиеся то и дело у бортов жуткие провалы он старался не смотреть.

Сколько времени ушло у него на путь наверх, Бейтс не имел ни малейшего представления. Он потерял счет минутам и часам, полностью сконцентрировавшись на соблюдении правильной последовательности перемещения по стальной стене рук и ног. Астронавт двигался по борту наискосок к площадкам пусковых установок противолодочных торпед. Они находились ближе всего к воде, примерно на половине высоты борта. Добравшись в конце концов до цели, астронавт позволил себе только десять вздохов для отдыха. Пальцы рук и ног, ладони, ступни, колени были изрезаны и стерты в кровь. Но боли Бейтс не ощущал. Усилием воли он заставил себя забыть о ней, но чувствовал ее присутствие где-то очень близко. Малейшее расслабление могло стать для нее желанной лазейкой в мозг.

Пробравшись в нутро корабля, Бейтс долго кружил по узким коридорам. Он двигался не таясь, твердо зная, что никого не встретит на своем пути. Он находился в чреве военной машины, управляемой полностью самостоятельным компьютером, способным мыслить и действовать по собственному разумению. Миссия Бейтса заключалась в его уничтожении. Зачем? Для чего? Астронавт и сам этого толком не понимал. Ему хватало ощущения смертельной угрозы, исходившей от по сути дела уже неподвластного человеку оружия, управляемого собственными целями, интересами и логикой.

Бейтс чувствовал: осталось совсем немного. Из недр корабля на него дыхнуло жаром, он словно приближался к пышущей пламенем печи. Шаг, другой, десяток. Жар становился нестерпимым. Пот закипал на коже, которая превратилась в сухой липкий пергамент, покрытый кровяными волдырями. Не в силах выносить далее адскую пытку, астронавт рванулся вперед, стремясь в несколько прыжков преодолеть последние метры, отделявшие его от зева огненной геенны. Но этого делать было нельзя, нельзя! Сработала система защиты. Путь человеку преградила бронированная плита. В отчаянии Бейтс бил по ней кулаками, коленями, лбом. Гулкое эхо ударов наполнило узкий коридор, звуки стали осязаемыми, они цеплялись друг за друга, повисая причудливыми гроздьями на стенах и непрерывно перепрыгивая из одной грозди в другую. Бум-бум-бум-бум-бум-бум!!!

Бейтс проснулся, ошалело вытаращил глаза. В дверь настойчиво стучали. Немного усмирив бешено колотившееся сердце, астронавт поднялся с кровати. Ощущение реальности возвращалось мучительно медленно. В дверях стоял бодрый и жизнерадостный Васил, за спиной которого маячила фигура официанта.

— Судя по всему, Роберт, ты совершенно незнаком с прелестями Болгарии, — могучая фигура толстяка, казалось, заняла половину комнаты, — и у тебя очень мало времени на то, чтобы получить о них хотя бы общее представление. Так что приступим без долгих разговоров. Итак, болгарское вино: образец первый. Классическое «шардоннэ» из окрестностей Варны. Силь ву пле, мон ами…

Бейтс покорно взял с подноса приличных размеров фужер и безропотно наблюдал за тем, как он наполняется до краев. Первый же глоток правильно охлажденного ароматного вина с тонким букетом напрочь отогнал остатки ночного кошмара. С наслаждением осушив фужер до дна, Бейтс почувствовал невероятный прилив энергии, резко улучшивший настроение. Метаморфоза была настолько очевидной, что Васил, увидев порозовевшие щеки астронавта, от души расхохотался и едва не сбил с ног, дружески хлопнув по плечу:

— Вот теперь все в порядке. За серьезное дело надо браться только с хорошим настроением.

Нью-Йорк, сильный ветер

На обочине бульвара Рокавэй — одной из автострад, соединяющих Манхэттен с нью-йоркским международным аэропортом имени Дж. Кеннеди, — одиноко стоял «шевроле импала». Чуть впереди шоссе пересекало систему посадочных огней одной из взлетно-посадочных полос аэропорта. Сама полоса начиналась метрах в двухстах налево от проезжей части, и самолеты пролетали здесь, едва не касаясь колесами автомобильных крыш. Летом в этом месте всегда было полно народу — интересно все же посмотреть, как буквально на расстоянии вытянутой руки проплывает мимо громада аэробуса. Однако зимой такое зрелище мало кого привлекало.

Машина дрогнула под особенно сильным порывом ветра. «Здорово садит», — мелькнула ленивая мысль у человека, сидевшего за рулем «шевроле». Он видел, как качались габаритные огоньки на крыльях пролетавших мимо аэробусов, как швырял тяжелые самолеты боковой ветер.

Человек ожидал грузовой «Боинг» компании «Флайинг тайгерс». Судя по всему, он вез в Нью-Йорк исключительно ценный груз… Хвосты пролетающих мимо с интервалом в полминуты лайнеров в соответствии с новыми правилами полетов были ярко освещены, и человек позволил себе чуть расслабиться, не опасаясь пропустить тот самолет, который он поджидал. Минут через двадцать в сером от городских огней ночном полумраке высветилась, наконец, оранжевая голова тигра на темном фоне. Огромный самолет проплыл над бульваром, и в отблеске уличных фонарей человек ясно увидел на борту нужные ему опознавательные знаки. Сомнений не осталось.

Человек протянул руку и взял с соседнего сиденья дистанционный радиовзрыватель. Красная кнопка вдавилась с приятным сопротивлением. Ни вспышки, ни грохота — но дело было сделано. Установленный сообщниками в аэропорту вылета заряд взрывчатки почти перебил носовую стойку шасси. Едва самолет коснулся колесами бетона, как она подломилась. Через несколько мгновений по взлетно-посадочной полосе разлился горячий ослепительно огненный шар. «Добро пожаловать в Нью-Йорк, Головастик», — ухмыльнулся про себя Ворчун.

Несебр, пасмурно

Мягкое тепло то и дело пробивающегося сквозь тучи осеннего солнца. Острый запах выброшенных на берег ночным штормом водорослей. Плеск волн о гранитный мол. Пронзительная перекличка чаек. Поначалу она раздражала Бейтса, но уже через полчаса он поймал себя на том, что больше не обращает внимания на берущий за душу птичий крик. Чайки вели лейтмотив в мелодии Несебра.

Дорога от Солнечного берега заняла полчаса. Издали Бейтсу показалось, будто вдали над морем парит хаотичный ансамбль черепичных крыш. Но постепенно крохотный остров-город словно поднялся из морской пучины, показался весь. Он имел форму тарелки метров 800 в поперечнике с одним выщербленным краем. Примерно четверть территории острова занимал пустырь. Столько же отвоевали пустующие в мертвый сезон причал для круизных лайнеров и автостоянка с безлюдными и довольно убогими торговыми рядами. Треть того, что осталось, отгораживал глухой забор. За ним приютились крохотный пансионат какого-то министерства и радарная станция. Все остальное пространство занимал лабиринт узеньких переулков, разделявших кварталы впритык прилепленных друг к другу двух-трехэтажных вилл.

С материком Несебр соединяла полукилометровая насыпная дамба. «В средние века, — пояснил Васил, — ее нарочно построили так, чтобы во время прилива остров оказывался отрезанным от берега. Конечно, в конце концов турки преодолели и это препятствие, но периодически жителям Несебра удавалось восстановить если не независимость, то хотя бы определенную самостоятельность. Здесь спасались от турецкого ига и простолюдины, и богослужители, и знать…»

Коротая время, Васил провел астронавта по главным архитектурным достопримечательностям острова-музея — трем православным церквам, самой юной из которых исполнилось всего-то 600 лет, а самой древней пошло уже второе тысячелетие.

Бейтс не считал себя сентиментальным. Но прикосновение к камням, обтесанным человеческой рукой тысячу лет назад, бередило душу. Десять веков, вместивших и мир и войны, разбились у этих холодных стен, щедро оросив их радостными слезами победивших и дымящейся кровью побежденных. Десять веков прошли, словно миг, не оставив на камне заметного следа. Десять веков осыпались тленом у основания храма. Тысяча лет легла слоем не толще метра…

Бейтс не считал себя сентиментальным. Но он вдруг почувствовал непостижимую умом духовную связь с людьми, построившими этот храм. Кто знает, возможно, в его жилах текли капли славянской крови?.. Но дело было даже не в этом. Он ощущал себя сейчас прямым наследником давно обратившихся в прах и тлен людей, наследником по праву общечеловеческого родства. Все люди — люди… И каждый в ответе за всех. Он вдруг ощутил исходящий из глубины церковных стен, из глубины веков взгляд предков, взгляд жесткий и требовательный, взгляд, несший в себе высший суд. Взгляд, взывавший к совести.

Нет, Бейтс определенно не считал себя сентиментальным. Но под взглядом невидимых глаз по спине у него побежали мурашки. Он воевал. Он убивал. Он помнил, отлично помнил себя на войне. Хотел забыть, но не смог. Душу внезапно пронзило щемящим откровением: грядет его звездный час, час отпущения грехов. Но не молитва способна очистить его, нет, не молитва, не слово — только дело.

Кричали чайки. Пахло морем. Слышался плеск волн. Бейтс и Васил сидели в крохотном пустом кафе, притулившемся у самого края обрывавшейся в море скалы. Молча тянули холодное свежее пиво. К причалу подошел маленький, но, судя по отчетливо доносившемуся хриплому бульканью двигателей, мощный катер. Двое из четырех его пассажиров поднялись на причал, двое остались в катере. Васил накрыл своей огромной ладонью лежавшую на столе руку Бейтса.

— Это те, кого мы ждем. Они поднимутся сюда. Пока вы будете разговаривать с вашим коллегой, я со своим попью пивка где-нибудь тут, в уголке, — толстяк широким жестом обвел площадку размером шагов этак двадцать на двадцать.

— Кто такой этот Самсонов?

— Спроси лучше у него самого. Кто знает, какой ответ ты получишь?

У Самсонова было рыхлое лицо человека, редко бывающего на свежем воздухе, устало ссутуленные плечи и утомленные глаза. По-английски он говорил с сильным акцентом, но, как вскоре понял астронавт, язык знал блестяще и мысли свои излагал предельно точно, тщательно избегая двусмысленностей:

— Позавчера мне неожиданно позвонил мой старый друг Георгий Раков и попросил ответить на имеющиеся у вас вопросы. Насколько я понял, речь идет о сугубо неофициальной беседе между двумя частными лицами, и та информация, которой мы обменяемся, не будет предана огласке. Я не ошибся?

— Нет, именно так. Но кто вы?

— Моя должность вам ни о чем не скажет. Наверное, вполне достаточно того, что наш общий друг Георгий, зная суть беспокоящих вас тем, обратился именно ко мне… Впрочем, я вижу, такой аргумент вас не очень удовлетворяет. Скажите, у вас случайно нет с собой какой-либо записывающей аппаратуры — диктофона, скажем, или микрофона с радиопередатчиком?

— Да нет, к чему…

— Разрешите я в этом удостоверюсь?

— До трусов раздеваться? Или совсем?

— Ну что вы, что вы, — Самсонов неуклюже вынул из внутреннего кармана пиджака миниатюрный металлоискатель. — Пожалуйста, не обижайтесь, но мы будем говорить об очень серьезных вещах, причем вполне откровенно. К чему ненужный риск?

Бейтс поднялся из-за стола. Осмотр занял полминуты. Астронавт заметил, что лицо Самсонова приобрело какое-то странное выражение. Русский куснул губу и сказал, очень тщательно выбирая слова:

— Прибор показывает, что в кармане вашей куртки есть предмет, вызывающий у меня беспокойство. Вы не могли бы его отложить куда-нибудь подальше на время разговора?

От этих слов Бейтс побагровел как свекла, но, сдержавшись, молча полез в карман, вынул паркеровскую ручку из сувенирного набора, полученного при аккредитации, и попытался демонстративно сломать ее пополам.

— Вы позволите? — Самсонов протянул ладонь. Аккуратно развернув ручку, он вынул стержень и тщательно осмотрел обе половинки корпуса.

— Вот это, — он указал на тоненькое черное колечко, чуть высовывавшееся из верхней половинки, — запрессованный в пластик источник питания. Металлическая стрелочка, не дающая ручке выпасть из кармана, — миниатюрная антенна. В кнопке, выдвигающей стержень, — микрофончик и передатчик. Очень надежная серийная модель. Для усиления сигнала обычно используется аппаратура синхронного перевода, работающая на известной длине волны. В том, что вы ее получили, нет ничего странного — на крупных конференциях иногда среди делегатов распределяют не один, а два, а то и три бесплатных комплекта сувенирных канцтоваров. Каждая большая разведка хочет иметь информацию о кулуарных беседах… Но если речь идет о подслушивании уличного разговора, то у данной модели есть неудобство: приемник должен находиться в радиусе метров двухсот, не более. Так что для нас с вами сейчас эта ручка опасности не представляет. Простите за чрезмерную подозрительность…

У Бейтса хватило выдержки проглотить пилюлю молча. Хотя столь убедительная демонстрация собственной наивности насторожила его: а не подловили ли его где-нибудь еще? Но об этом предстояло подумать позже.

Самсонов тронул Бейтса за локоть:

— Давайте погуляем немножко. Удивительное место, не правда ли?.. Насколько я понимаю, вас интересуют системы управления космическим оружием? — Бейтс в ответ кивнул. — Причем не столько советские, сколько американские? — Еще кивок. — Тогда Георгий действительно не ошибся. Я возглавляю сектор анализа оперативной информации по этой проблеме в одном э-э-э солидном научно-практическом учреждении.

— А что значит «оперативной»?

— Не только той, которую можно почерпнуть из газетных статей и научных дискуссий на конференциях… Чтобы вам все стало более или менее ясно, я начну издалека. Станет скучно — перебивайте.

Итак, среди всего множества проблем, поставленных концепцией СОИ, вопросы создания и эксплуатации системы управления космическим оружием стоят особняком. Они носят непривычный, как бы поточнее определить, ну морально-технологический, что ли, характер.

Система боевого управления ПРО с элементами космического базирования должна представлять собой огромный вычислительный комплекс. Ведь у нее огромный спектр задач: сбор, первичная обработка и корректировка данных о старте ракет противника, расчет траектории полета ракет и боеголовок, определение момента и последовательности поражения целей, обеспечение наведения и своевременного применения оптимального по эффективности вида оружия.

До недавнего времени все размышления на этот счет рассматривались как чистая фантазия. По твердому убеждению специалистов, серьезно обсуждать вопрос создания системы управления СОИ можно было только после того, как рабочее быстродействие компьютеров поднимется за порог 150 миллиардов операций в секунду.

Чтобы шагнуть через него, надо было создать новое поколение компьютеров. И оно создается.

Новизна ситуации заключается в том, что техника приобретает свойства программного обеспечения, она становится гибкой. Появилась обратная связь, которой раньше не было. Работа над идеей гибкости родила в последние годы такие прорывы, которые радикально изменили ситуацию, сделав возможным то, что считалось фантастикой. Уже достигнутое быстродействие гибких компьютеров вполне позволяет создавать системы, необходимые для управления оружием типа космической ПРО…

Самсонов замолчал, собираясь с мыслями. Они шли узенькой улочкой, мощенной крупным булыжником. Веерная кладка сохранилась безукоризненно, хотя, вероятно, ноги прохожих топтали ее не одну сотню лет. Чуть впереди улочка ныряла под развесистую крону древнего инжира, в туннель из уже подернутых желтизной огромных пятипалых листьев-лопухов. Инжир, судя по всему, был ровесником брусчатки. Бейтс словно вынырнул из мрака и холода космической бездны в реальный мир, полный тепла и света. Они миновали старый особняк с фасадом, отделанным посеревшими от времени досками с белесыми разводами въевшейся в них морской соли. В окне на втором этаже, словно в строгой раме, стоял горшок с огромной цветущей геранью. Сочная зелень листьев в бледно-сером обрамлении выглядела неописуемо прекрасно, а крупные гроздья пурпурно-алых цветов казались тлеющими углями. На другой стороне улочки, прямо против окна, у мольберта стоял молодой парень и сосредоточенно, жадно писал натюрморт с полыхавшей в окошке геранью. Бейтс неожиданно для себя проникся к художнику глубочайшей симпатией. Его вдруг несказанно обрадовало, что замеченное им маленькое чудо стало частичкой вечности — ибо ей принадлежит все, рожденное велением человеческих рук.

— Теперь давайте взглянем на проблему с точки зрения второго непременного элемента компьютерной техники — программного обеспечения. — Самсонов продумал следующую часть своей лекции и методично приступил к ее изложению. — Проблема проблем здесь — надежность программ для военных систем управления. Координацией «мозгового штурма» по этой тематике занимается Агентство по перспективным исследовательским проектам в области обороны, сокращенно ДАРПА. Оно действует в административной структуре Пентагона. Сейчас ДАРПА финансирует усилия нескольких научных центров, направленные на завоевание пальмы первенства в создании какой-либо из трех конкретных военных компьютерных систем.

Например, для военно-морских сил ДАРПА хочет получить систему управления боем. Речь идет о создании компьютера, наделенного искусственным интеллектом, который смог бы беседовать на обычном языке с командующими флотами о тактике и стратегии боевых действий. Система такого рода будет просчитывать варианты возможных намерений противника, располагать их по степени вероятности осуществления и объяснять, на основе каких критериев избрана данная система приоритетов. Сопоставляя теоретические позиции с реальными возможностями своих боевых сил и потенциалом сил противника, система должна будет предложить возможные сценарии боя, указав, какой из них предпочтителен в случае необходимости свести потери своих войск до минимума, а какой — если ставка сделана на победу любой ценой.

Для военно-воздушных сил ДАРПА ставит задачу создания другой разновидности болтливого компьютера — электронного пилота-инструктора. Темой для его бесед с пилотами могут стать как состояние различных систем управления самолетом или вопросы навигации, так и состояние противовоздушной обороны противника, цель задания, стратегия и тактика его безопасного выполнения с учетом последних данных радиоэлектронной разведки. Безусловно, у подобного инструктора будет свое мнение о том, как следует действовать пилоту, чтобы добиться оптимального результата.

Наконец, для армии ДАРПА финансирует разработку робота, на базе которого можно будет монтировать самые различные тактические вооружения — лазеры, ядерные фугасы, аппаратуру визуальной и радиоэлектронной разведки. Это будет полностью автономный робот — зрячий, ориентирующийся на местности и способный анализировать обстановку. Типичной командой управления для него станет такая: «Через 15 часов выйти в квадрат X, обнаружить скрытый командный пункт противника и уничтожить его».

Задача создания системы управления СОИ напрямую в стратегической компьютерной инициативе не значится. Но решение трех конкретных задач, о которых я рассказал, приведет к созданию программного обеспечения, вполне способного справиться и с управлением космической ПРО. Все системы управления оружием концептуально идентичны. Относительное различие в сложности программного обеспечения есть, конечно, но модель, схема, принцип — единые.

Едины и требования, предъявляемые к надежности военных управляющих программ. Здесь надо подчеркнуть принципиальный момент: полностью избежать ошибок программирования невозможно, больших программ без ошибок не бывает. Весь вопрос в том, какие это ошибки и к чему они могут привести. Когда речь идет о системах реального времени, нагруженных чрезвычайно ответственными задачами, то одна-единственная ошибка способна привести к несрабатыванию системы. В принципе существуют два способа повышения надежности программ. Первый, очень тяжелый и неприятный, заключается в построении логической схемы проверки. С такой задачей, кстати, могут справиться теперь и параллельные машины. Но надо учитывать, что программа проверки будет еще сложнее, чем проверяемая.

Поэтому в случае с СОИ американские специалисты пошли в другом направлении. Они пытаются получить гарантию безошибочной работы системы управления с помощью создания моделирующего комплекса. На нем они намерены обкатывать программу, чистить ее от ошибок, учиться исправлять сбои.

Практически это выглядит так: один чрезвычайно мощный компьютер непрерывно генерирует «вводные» реальной обстановки, как бы швыряет мячики. А компьютер с программой системы управления космической ПРО эти мячики отбивает. Но и такая проверка способна дать лишь приближенное представление о работе системы в реальных условиях.

Остается только один способ — проверять компоненты космической ПРО непосредственно на орбите, в условиях, максимально приближенных к боевым. Без испытания создаваемых компонентов в космосе нельзя получить достаточную уверенность в том, что система сработает так, как задумано. А возлагаемые на космическую ПРО задачи настолько серьезны, что без полной уверенности в ее способности их выполнить развертывание системы будет самоубийственным шагом…

Бейтс и Самсонов вышли на противоположный берег острова, опускавшийся к морю поросшим бурьяном и чертополохом пустырем. На синей воде залива пестрели правильные ряды разноцветных круглых буев — красных, белых, желтых, оранжевых. Издали они сильно напоминали аэропорт для летающих лодок с аккуратно размеченными посадочными и рулежными дорожками, местами стоянок гидросамолетов. На самом же деле «аэропорт» служил складом для буев, использовавшихся в курортной зоне. Сюда их убирали на зиму, чтобы уберечь от свирепых штормов и не загромождать берег.

— И наконец, завершающая часть моей лекции, — сказал Самсонов. Чувствовалось, что такой длинный и технически сложный монолог на чужом языке потребовал от него значительного интеллектуального напряжения. — Хотя вас она, вероятно, интересует больше всего. Как же всю эту теорию реализовать на практике? К сожалению, мы пока располагаем явно недостаточной информацией о существующих в США идеях относительно материализации управляющего космической ПРО вычислительного комплекса. Если не вдаваться в детали, то мы знаем следующее.

Первый вариант заключается в максимальной централизации вычислительного потенциала. Он сосредоточивается на супер-ЭВМ, в целях защиты компьютера смонтированной в космосе на очень значительном удалении от Земли. Другая, полярная, возможность предполагает максимальную децентрализацию аналитического потенциала. Вычислительные операции будут проводиться в таком случае непосредственно на спутниках системы сбора информации. Есть и, так сказать, компромиссный вариант.

Вот, собственно говоря, и все, что я мог вам рассказать. — Самсонов несколько мгновений колебался, затем, очевидно, принял какое-то решение. — У нас с вами есть общий знакомый, который мог бы дополнить мой рассказ массой чрезвычайно интересных деталей. Но наши встречи и беседы происходят исключительно на международных конференциях, и степень нашего взаимного доверия, увы, недостаточна для того, чтобы заводить разговоры на столь деликатные темы. Попробуйте, может, вы добьетесь большего успеха. Вы ведь с Джимом Корнхойзером старые приятели. Он — кадровый сотрудник ДАРПА. Кстати, уже полгода работает в Вене…

Я же напоследок хочу привлечь ваше внимание к еще одному аспекту проблемы, о которой мы говорили. Черт его знает, что именно способно стать ключом к объяснению встревоживших вас событий.

По убеждению военных, даже многие из уже существующих систем оружия используются не в полную меру заложенных в них боевых возможностей из-за того, что приходится заботиться о выживании управляющего ими человеческого фактора. По этой логике он особенно вреден прежде всего в процессе принятия решений, так как съедает слишком много времени. Известно, побеждает с наибольшей вероятностью тот, кто стреляет первым… Поэтому управление космической ПРО в силу самих поставленных перед ней задач должно неизбежно сопровождаться автоматизацией процесса принятия решений.

Сейчас продолжительность начального участка полета МБР, на которой и должна быть задействована система космического оружия, составляет не более 5 минут. Уже существующие проекты совершенствования конструкции носителей позволяют сократить его до 180 секунд. А в соответствии с перспективными научно-исследовательскими разработками этап разгона может быть реально сокращен вообще до 50 секунд. Это означает, что на включение системы ПРО — то есть на решение о начале термоядерной войны — отводится всего 20 секунд. По-моему, ясно, что человек в столь жестких рамках принять осмысленное решение не может.

Война сегодня твердо расценивается как преступление против человечества. Создание компьютерной системы управления ПРО рождает совершенно аномальную ситуацию — последнее преступление против человечества не будет иметь конкретного автора, потому как решение о начале ракетно-ядерной войны примет какая-то совершенно безликая микросхема или процессор.

Исключение человеческого фактора из непосредственного боевого соприкосновения выставляется сторонниками СОИ в качестве большого плюса — дескать, если война и разразится, это будет схватка компьютеров и лазеров. Но если совершенствование военной техники делает боевые действия с точки зрения человека более легкими, то она одновременно делает их и более вероятными. Войну может начать крошечное короткое замыкание.

И тем не менее американские специалисты и политики предпочитают, мягко говоря, не заострять внимание на фатальной неизбежности обесчеловечивания процесса принятия решений. Более того, они утверждают, что и системой управления СОИ будет в конечном счете руководить человек. Но в самом лучшем для человека случае компьютеры будут мгновенно анализировать альтернативные решения и выдавать рекомендации. Человеку останется только принять решение о том, следовать ли этим рекомендациям. Вроде бы самостоятельность человеческого фактора сохраняется. Но надо будет обладать сверхчеловеческой силой воли, чтобы поступить вопреки совету компьютера.

Для того чтобы решить поставленные перед ней задачи, система управления СОИ и должна неизбежно включать элементы искусственного интеллекта. Значит, она должна обладать способностью к самостоятельному логическому анализу. И в силу конструкции вооружений системы СОИ управляющий «супермозг» вполне может в какой-то момент принять решение о нападении на стратегические силы противника, логично рассчитав, что справиться с ответным ослабленным ударом будет проще.

Вообще довольно трудно прогнозировать, что такая система может вычудить. Военные системы автоматизации принятия решений поставили перед наукой в области искусственного интеллекта абсолютно новые задачи. Одно дело, искусственный интеллект, который играет в шахматы. Там, кроме знания правил игры, ничего не нужно. И совсем другое дело — искусственный интеллект, принимающий решения, от которых зависит судьба человечества. В систему управления оружием необходимо вмонтировать нечто подобное нашей системе ценностей, моральный кодекс… Этими вопросами занимается сейчас очень много специалистов, но решения пока нет.

Выходит, обладающая искусственным интеллектом система управления СОИ может быть создана гораздо раньше того момента, когда в нее можно будет заложить ценностный «предохранитель». Это очень опасно. Без такого тормоза она становится неуправляемой и непредсказуемой. При отсутствии человеческого сита мы можем получить очень неприятные последствия самостоятельности машины.

Ну а теперь, — Самсонов улыбнулся, — я буду слушать вас. У представителей сверхдержав есть только одна форма общения — диалог…

Рассказ астронавта о таинственном облаке и последовавшей за встречей с ним чехарде занял полтора часа. Бейтс не стал утаивать ничего, даже самые, казалось бы, незначительные детали встревоживших его событий…

Камчия, холодно

В Варну возвращались затемно. Разговор с Самсоновым взвинтил Бейтса. Он получил столько информации, что буквально захлебывался от возбуждения. В голове хаотично всплывали разрозненные обрывки фраз. Бейтсу казалось, будто он стоит на берегу бурной реки с мутной водой, под поверхностью которой шевелится нечто огромное, ужасное. Но он видел только неуловимое движение омерзительных теней. Астронавт чувствовал почти физическое отвращение к этой кишевшей в его подсознании пакости. Но никак не мог заставить себя погрузиться в простиравшуюся перед его мысленным взором липкую, слизистую жижу. Бр-р-р!

Бейтс понял: насиловать свой утомленный мозг бесполезно. Сначала надо расслабиться, отвлечься. Пусть сознание успокоится, тогда, возможно, забившая голову муть чуть осядет.

— Васил, мы можем остановиться поесть где-нибудь по дороге? Или ужин запланирован в Варне?

— Друг мой, нам с великим трудом удается планировать экономику — чего уж тут говорить о наших скромных повседневных потребностях. Если мы не хотим остаться голодными, то придется позаботиться об этом самим.

Хитро подмигнув, Васил снял трубку радиотелефона, перебросился парой непонятных Бейтсу болгарских фраз, набрал другой номер и неожиданно жестким, не терпящим возражений тоном отдал какое-то распоряжение. Положив трубку на рычаг, болгарин удовлетворенно потер руки:

— Все устроилось как нельзя лучше. Мы поужинаем в Камчии. Ты когда-нибудь видел танцы нестинаров?..

Бейтс неопределенно пожал плечами. Его вполне устроил бы сытный ужин безо всяких танцев.

Ресторан имел форму подковы с тремя ярусами столиков. Под низкой черепичной крышей, укрепленной на мощных деревянных балках, прокопченных дымом и источавших терпкий аромат, мерцали живые огоньки светильников. В центре, на просторной площадке под открытым небом, горел большой костер.

Бейтса познабливало, и теплое дыхание пламени было как нельзя кстати. То и дело могучие поленья с треском лопались, выстреливая в черное небо фейерверки искр. Пахло дымом, жареным мясом, свежей зеленью, теплым хлебом. Васил нагнулся к объемистой спортивной сумке, которую он захватил из машины, и выудил из нее огромную бутыль белого вина. «Это, наверное, одно из пяти лучших болгарских вин, — пояснил толстяк свою запасливость и щелкнул пальцами, подзывая официанта: — Здесь такое не подают». Явное, с точки зрения Бейтса, нарушение ресторанного этикета не вызвало никакой реакции у метрдотеля, явившегося лично и весьма изящно раскупорившего бутылку великолепной работы штопором на массивной цепочке. Астронавт молча взял фужер, сделал большой глоток. Вино, слов нет, было поистине великолепным. Оно сильно напоминало рейнское, но вместе с тем имело едва заметный неповторимый привкус именно того, не поймешь чего, что делает просто хорошее вино непревзойденным.

Бейтс подвинул бутылку поближе, чтобы рассмотреть этикетку. «Выбор мсье Анри», — с удивлением прочел он рекламную фразу крупнейшей на восточном побережье Штатов компании по торговле спиртным. Дальше значилось: «Тракия. Йоханнесбергский рислинг. Произведен в Болгарии компанией Винимпекс, София. Импортирован компанией «Вина мсье Анри, Лимитед, Уайт Плейнс, штат Нью-Йорк». Бейтс поднял глаза на Васила.

— Рейнские виноградники прижились и у нас, — пояснил болгарин в ответ на немой вопрос. — Но их не так много. Вин мирового уровня мы производим так мало, что их едва хватает на поставки по контрактам за твердую валюту…

«Тракия» совершила, казалось, невозможное. В считанные минуты сознание астронавта было окружено мягкой завесой, надежно отгородившей его от внешнего мира. Отрешенность рождаларасслабление. Его интенсивность была невероятной, давивший на сознание груз рассыпался в мгновение ока. Ощущение внутренней легкости, свободы было сопоставимо с тем, что Бейтс испытал в молодости, пуская под дождем пузыри в бассейне на берегу Меконга. Так раздражавший его туман в голове рассеялся, разрозненные мысли и факты соединились в сложную, извилистую, но вполне завершенную цепь. От Бейтса теперь требовалось только одно — не торопясь перебрать ее от начала до конца, звено за звеном. Он открыл глаза.

У костра появилось трое мужчин, одетых в просторные рубахи и штаны из белой холстины. Длинными граблями они растаскивали прогоревшие поленья и разбивали их на мелкие угли. Их силуэты двигались в золотых сполохах угасающего пламени. Люди словно плескались в брызгах искр.

Спустя всего несколько минут от костра остался ровный круг угольков, диаметром метров десять. Неожиданно все освещение погасло, и картина сделалась совершенно феерической. Круг углей переливался и пульсировал бесчисленными алыми огоньками, казалось, он жил, дышал. То тут, то там над углями внезапно вспыхивало ярко-синее пламя, повисавшее в воздухе длинными лентами. Синий огонь над красным бисером… Белые фигуры людей скользили по краям огнедышащего круга словно привидения, посланники потустороннего мира.

Бейтс сосредоточился. Итак, что же он теперь знает?

Во-первых, мистер Литтон, способный, по мнению покойной Шеррил, пролить свет на тайну облака, оказался большим специалистом по военным космическим системам. Судя по его недоступности, очень-очень большим. Кроме того, мистер Литтон категорически отказался обмолвиться хоть одним словом по поводу работ над системой управления космическим оружием. Очевидно, такие работы ведутся, и мистер Литтон, в силу своего большого положения, не может не быть о них осведомленным. Очевидно, он не может не понимать, что в глазах своих профессиональных коллег-противников выглядит нелепо — и тем не менее вполне сознательно предпочитает играть роль, делающую его общим посмешищем. Значит, на его игру сделана крупная ставка…

Расположившийся против выхода из «подковы» оркестрик из пяти одетых в пестрые национальные костюмы музыкантов повел нехитрую мелодию, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, словно начала раскручиваться туго сжатая спираль. Подчиняясь гипнотизирующему дуэту барабана и флейты, белые тени танцоров стремительно ускоряли свой бег по краю переливающегося огнем круга. Их босые ноги двигались во все нарастающем ритме. И вдруг, словно повинуясь невидимому сигналу, танцоры семенящими шажками пересекли круг поперек. Потревоженные угли вспыхнули за ними искрами. Еще один проход, другой, третий, и вот танец уже полностью переместился на алый огненный ковер. Шли минуты, а босые ноги все топтали живой огонь и было видно, что танцоры улыбаются друг другу, обмениваются шутливыми репликами.

…Во-вторых, серьезность работ над системой управления космическим оружием подтвердил и Самсонов. Для управления космической ПРО необходимо новое поколение вычислительной техники с вполне определенным быстродействием — и уже созданы экспериментальные образцы новых машин, которые по своему быстродействию близки к тому, что требуется. Для решения задач реального времени нужны новые программы, — сравнимые с ними по сложности образцы тоже уже есть. То есть цепь управления существует на уровне уже не концепции, а пробных систем. Разработана пространственная архитектура, ее компоненты, судя по всему, уже подогнаны под конкретные типы существующих или проектируемых носителей.

Допустим, через месяц начнется развертывание системы. Ну и что? При чем тут я, Роберт Бейтс, профессиональный пилот-астронавт? Мое дело — выводить на орбиту «челноки», возить ученых, журналистов, сенаторов, научную аппаратуру, спутники связи. И — ракетные платформы, лазерные пушки, блоки памяти будущих электронных генералов космических эскадрилий? А почему бы и нет? Или все-таки нет? О чем ты будешь думать, стартуя на «челноке», в грузовом отсеке которого лежит ЭВМ с программой первого удара? А о чем думает носитель, увлекающий к цели кассетную боеголовку с десятком ядерных зарядов? Но разве ты, астронавт, ты, человек, так же бездушен, как созданное твоими руками оружие, издевательски называемое «умным» или даже «мыслящим»?

Хорошо бы все-таки задать эти вопросы Джиму, старине Джиму, которого я не видел уже лет пять, но с которым у нас в прошлом так много общего — работа, судьба, победы, неудачи, упорство… Интересно, помнит ли Джим, как я обещал, если дорасту до командира миссии, свозить его в космос на своем «шаттле», если понадобится — хоть зайцем… А может, его теперь тоже мучают сомнения? И он не знает, что не одинок, нет, уже не одинок в этой своей способности сомневаться, присущей только естественному, человеческому интеллекту. Электронный разум на сомнения не способен… Но если их двое — значит, могут, должны быть и другие, раз есть двое — должно быть много, бесконечно много других. Это один — исключение. Два — это уже правило…

Бешеное буханье барабана мало-помалу затихло, уступив место флейте. Мелодия стала более спокойной, задумчивой. На углях остался один танцор. Он — другого слова не подберешь — бродил по огню, словно глубоко погруженный в свои мысли, словно решал для себя что-то. Проходя стряхнул с пятки прилипший к ней уголек. Присел на корточки, достал из кармана рубахи пачку сигарет, вынул одну, зажал в уголке рта, провел ладонью по углям, выбрал приглянувшийся, покатал алый камешек с ладони на ладонь, взял в щепоть, неторопливо прикурил. Попыхивая сигаретой, поднялся, подошел к краю круга, скинул рубаху и лег голой спиной на угли, до пояса, подложив под голову руки. Неторопливо поднялся, поклонился публике и двинулся к выходу со сцены. Он прошел мимо Бейтса, на расстоянии протянутой руки. Спокойное лицо, чуть запавшие от усталости глаза. Астронавт, приглядевшись, едва удержался, чтобы не ахнуть. Танцор насквозь промок от пота — штаны, рубаха, волосы, блестело влагой лицо, руки…

В-третьих, какая связь между облаком и созданием электронно-космического генерала? Да никакой. В конце концов, черт с ним, с облаком. Есть, оказывается, куда более интригующие тайны…

Бейтс машинально провел рукой по лбу и удивленно отдернул ее, почувствовав холодную влагу и холодную мокрую рубашку, противно прилипшую к спине.

Глава IV Альпийская идиллия

Вена, дождь со снегом

Сквозь наполовину прикрытые жалюзи в комнату проникал пепельно-серый свет раннего утра. В полумраке его тусклое тление казалось осязаемо вязким. Приподнявшись на локте, Бейтс нащупал на тумбочке рядом с кроватью часы и поднес их к глазам. Бледно светившиеся стрелки неожиданно вызвали какие-то загробные ассоциации, и Бейтс поспешил включить ночник.

В комнате стояла глубокая тишина. Лишь тикали у лица часы, да шуршал в окно промозглый зимний дождь. Бейтс приложил часы к уху. Уверенный, четкий звук работающего механизма заставлял капельный шорох отступить. Но стоило убрать руку, как вновь становился слышен стук дождя, настойчиво просившегося в окно.

Со вздохом опустившись на подушку, Бейтс прикрыл глаза. Подумалось: «У каждого под рукой есть свой персональный мирок. Уйти в него не составляет труда — и все вокруг покажется четким, незыблемым. Неважно, что в большом мире идет дождь. Здесь тепло, сухо, уютно. Велик соблазн запереться в этакой раковине и неторопливо жить, качаясь словно маятник в часах: от вечера к утру, от утра — к вечеру… Вроде движешься, а все остаешься на месте».

Бейтс решительно откинул одеяло и кряхтя поднялся. Прошлепал босиком до окна, дернул за шнурок. За жалюзи открылась панорама мокрых городских крыш под тяжелыми серыми тучами. Стекло чуть отражало рассеянный свет ночника, и на фоне отсыревшего пейзажа Бейтс увидел мертвенно-прозрачные черты своего лица, прорезанные решеткой жалюзи. Порывом ветра капли задуло в стекло, и город расплылся, будто слезы навернулись на глаза. Лицо, напротив, стало более четким. Невесело усмехнувшись, Бейтс подмигнул голове за стеклом. Та вяло мигнула в ответ, растянув губы в неестественной, неживой улыбке. Бейтс резко дернул за шнурок. Жалюзи захлопнулись.

Свое подавленное настроение Бейтс был склонен объяснять наложением друг на друга сразу нескольких причин. Тут и задержка обратного рейса в Вену, в результате которой Бейтс добрался до кровати только в половине третьего утра, и кошмары, мучившие его на протяжении всего остатка ночи, и слишком жаркая перина — ну и, не в последнюю очередь, определенная неумеренность в употреблении «Тракии», продолжавшемся не только всю дорогу в аэропорт, но и почти весь полет.

Некоторый прилив оптимизма Бейтс ощутил только после плотного завтрака с большим количеством восхитительной простокваши. Когда, предусмотрительно одевшись потеплее, астронавт вышел на улицу, настроение у него поднялось еще на ступеньку. В конце концов, даже погода оказалась не столь уж гадкой. Дождь кончался, подмораживало.

Найти Корнхойзера оказалось делом нелегким. Кроме его имени Бейтс ничего не знал, а центральный информационный компьютер с утра, как назло, сломался. Пришлось взяться за толстенные справочники работающих в Вене сотрудников международных организаций. В результате до кабинета своего старого приятеля астронавт добрался только к половине первого дня.

Джим Корнхойзер немедленно прекратил административный процесс, сгреб Бейтса в охапку, свободной рукой прихватил миленькую брюнетку по имени фрейлейн Андреа Шульте, оказавшуюся, как выяснилось позже, не только личным секретарем, и голосом, не терпящим возражений, объявил о том, что приглашает всех провести выходные дни — а дело было в пятницу — в горах. Бейтс и Корнхойзер с юности увлекались горными лыжами и в свое время, поддерживая тесные приятельские отношения, катались вместе каждую неделю.

Бейтс согласился без колебаний, ничуть не смутившись гримаской разочарования, мелькнувшей на кукольном личике фрейлейн Шульте. Очевидно, поездка в горы была запланирована заранее, но в несколько более узком кругу. «Ничего, — подумал Бейтс, — я в понедельник отправлюсь домой, а у вас, голубки, впереди еще весь сезон…»

Бетонная лента Западного автобана с ровным гудением струилась под колесами ярко-красного БМВ Корнхойзера. «Умеют, пивовары, чтоб им кожаным задом к лавке приклеиться, строить дороги и машины», — усмехнулся про себя Бейтс, вспомнив невесть когда запавший в голову факт. Западный автобан, соединяющий Вену с Зальцбургом и с автострадой, ведущей дальше на Мюнхен, появился на свет во время «аншлюса», и до сих пор машины катятся по бетонному покрытию, уложенному рабочими батальонами «третьего рейха».

Совершенный автомобиль мчался, казалось, сам по себе. Сидевший за рулем Джим включил «автопилот», автоматически поддерживавший скорость, ему оставалось только чуть корректировать рулем порывы бокового ветра да время от времени мигать фарами, прося тихоходов освободить левую полосу. Сидевшая впереди Андреа непрерывно курила. Бейтса несколько удивило исходившее от нее ощущение внутренней напряженности.

Корнхойзер чуть обернулся к удобно расположившемуся на заднем сиденье Бейтсу:

— Послушай, старик, в суматохе я как-то забыл спросить: ты-то какими судьбами оказался в Вене?

Совершенно невинный вопрос дал Бейтсу возможность начать разведку боем. Однако у него хватило выдержки пока ограничиться довольно коротким рассказом о своих приключениях, подытожив:

— Бьюсь, словно шмель об оконное стекло. Видно, нечистое здесь дело…

Выдержал паузу, ожидая реакции. Реакции не последовало. Тогда астронавт вбросил первый «пробный шар»:

— Думаю, здесь есть какая-то связь с секретами «звездных войн». Да и как иначе объяснить постное единообразие физиономий, которым я адресовал свой гамлетовский монолог? По-моему, уже после третьей фразы у них начинало тошнотворно ныть под ложечкой…

Корнхойзер выдержал паузу. И тут неожиданно для Бейтса на «пробный шар» среагировала Андреа. Свернувшись на сиденье калачиком, она повернулась лицом к Бейтсу и, положив подбородок на высокую спинку, кокетливо вперилась в астронавта серыми игривыми глазами:

— В газетах об этом пишут все время, но очень непонятно. Вы, американцы, опять что-то не поделили с русскими?

Бейтс заметил, скорее впрочем, не как съевший в агентурных делах собаку супершпион (которым он не был), а как мужчина (которым он был, и даже очень), что Андреа сосредоточенно покусывает остренькими зубками очень, очень привлекательную нижнюю губу. Такое отражение внутренней собранности явно не соответствовало безразличноигривому тону, которым она произнесла эту фразу. Бейтс хмыкнул:

— Если верить тому, что пишут в наших газетах, программа стратегической оборонной инициативы принесет нам мир честный и прочный, отныне и во веки веков, аминь. Как? Да очень просто. Главную угрозу для нас представляют баллистические ракеты русских. В случае боевого пуска лучше всего уничтожать их на стартовом участке траектории. Сделать это можно только из космоса. Вот президенту и подсказали: нужно развернуть орбитальные станции, вооруженные лазерами, и наш противник попадает в ловушку: весь ядерный мусор или останется на орбите, или упадет обратно на головы самим русским.

Прикрыв рот ладошкой, Андреа зевнула: «Все равно не очень понятно». Корнхойзер хранил невозмутимое молчание. «Да и не очень интересно», — отфутболил свой «пробный шар» в аут Бейтс.

Свернув с автобана, БМВ помчался по шоссе, уходящему в глубь альпийского массива. Долина сужалась, скорость становилась все более ощутимой. Андреа со скучающим видом смотрела в окошко. Корнхойзер сосредоточился на управлении машиной.

В Тауплиц, небольшой поселок у отрогов труднодоступного хребта Тотесгебирге — Гор смерти, они въехали без двадцати минут шесть. Небо прояснилось. На землю уже опустились сумерки, но заснеженные горные вершины и лохматые обрывки облаков еще пылали алым и фиолетовым пламенем горного заката.

Джим остановил машину на стоянке возле станции кресельного подъемника. Две его очереди соединяли поселок с горным курортом Тауплицальм, куда и направлялась компания. Всех неприятно удивила царившая вокруг тишина. По идее подъемник должен был работать до шести, однако он уже стоял.

Андреа вежливо постучала в окошечко кассы. Сбоку открылась дверь, из нее вышел плечистый парень, загорелый до кирпичной красноты.

— Нам бы наверх попасть, — деликатно намекнула женщина.

— Садитесь, сейчас отправим, — парень пожал плечами, дескать, в чем проблема, ведь еще только без двенадцати минут шесть. В его голосе явственно прозвучал оттенок досады — ну что за недоверчивый народ, не иначе, иностранцы.

Тренькнул звонок отправления, канатка плавно пошла. Бейтс поерзал, устраиваясь поудобнее в жестком кресле. Мимо черными стенами проплывали высоченные ели. Потрясающая тишина стояла вокруг, нарушаемая лишь жужжанием троса да погромыхиванием катков на опорах. Но и эти звуки словно увязали в величественном молчании гор.

Глазам Бейтса открылось просторное плато, на котором тут и там мерцали огоньки альпийских гостиниц. Около здания канатки находилась вертолетная площадка, на ней застыл вертолет горноспасательной службы. Перед домиком канатки стоял снегоход с разлапистыми гусеницами и застекленной кабиной.

Поздних гостей встречали.

— Рад приветствовать вас. Обер-инструктор Курт Кюхлингер, — представился рослый бородач в выцветшей пуховке, украшенной непонятными нашивками. — Прошу. Наш лимузин для особо почетных гостей.

Ехали быстро, прямо по целине. Плато уже погрузилось в ночной мрак, но он был легким, почти прозрачным, растворявшимся в исходившем от снега искрящемся голубом сиянии.

Перед сном Бейтс с наслаждением поплескался в душе. По теплому ворсистому ковру подошел к окну, взглянул на небо. Оно было усыпано звездами. Астронавт вытянулся на хрустящем от свежести белье. Сон наваливался стремительно, но его внезапно спугнул вдребезги расколовший величественную тишину спящих гор стрекот вертолетного винта. Через несколько минут он сменился сверлящим свистом набирающей обороты турбины, который начал быстро удаляться. Бейтс заснул, как убитый.

Вертолет приземлился на окраине Вены. Здесь его ждала машина. Пилот передал шоферу опечатанный пакет. Промчавшись по спящему городу, лимузин въехал в ворота американского посольства. Шофер с ходу загнал машину в гараж. Створки дверей, приводимые в движение едва жужжавшим электромотором, захлопнулись. Только тогда в противоположной стене высветился узкий проем, через который не без труда протиснулся грузный мужчина в изрядно помятом костюме.

Он пришел в гараж из административного корпуса посольского комплекса по тускло освещенному переходу без окон — это в определенной степени скрывало перемещения сотрудников посольства от внешнего наблюдения.

Толстяк молча взял пакет, придирчиво проверил печать. Буркнул что-то одобрительное и неожиданно пружинистым, четким шагом поспешил назад по переходу. У противоположного конца перехода толстяк выудил из кармана маленький ключик на прочной цепочке — только его обладатель мог пользоваться специальным лифтом, который вел прямо в помещение резидентуры ЦРУ. Наверху толстяк еще раз, теперь еще более тщательно, проверил печать и решительно сломал ее. В пакете находился небольшой листок с несколькими аккуратными столбиками цифровых групп шифра. Дежурный оператор с виртуозностью классного пианиста заиграл на клавиатуре видеотерминала.

— Текст готов к передаче, — доложил он резиденту через несколько минут.

— Запрашивайте защищенный канал особой секретности, — распорядился в ответ толстяк. — Пароль: «проект альфа».

* * *

Над Веной вот-вот должно было забрезжить утро. На западном побережье США едва наступила ночь. Завершив рабочий день чтением очередной сводки, Координатор со вздохом облегчения вызвал из гаража машину и влез в любимую пуховку. Он был практичным человеком и считал, что соблюдать протокол здесь, вдали от большой политической цивилизации, да еще в ущерб своему удобству, просто глупо. Хотя все же купленную женой ярко-алую куртку с пронзительно белыми карманами попросил поменять на эту, темно-синюю.

Селектор на столе ожил в самый неподходящий момент, когда, близоруко щурясь, Координатор пытался соединить замок на молнии: «Информация из Вены. Гриф оперативности по оценке регионального дежурного — кризис».

Быстро пробежав глазами принесенный помощником лист компьютерной распечатки, Координатор сосредоточенно наморщил лоб. Сощурившись, подергал за мочку уха. Наконец, решительно ткнул пальцем в клавишу селектора: «Разыщите Самнерса».

Полковник перезвонил из Вены через 48 минут. По защищенной линии, разумеется.

— Самнерс, неожиданно создалась неприятная ситуация, требующая вашего вмешательства.

— Такая ситуация всегда возникает неожиданно. По крайней мере, для вас. Не Бейтс ли часом нашкодил?..

— А вы случайно не ясновидец? — В голосе Координатора звучала тяжелая ирония с трудом скрываемой неприязни.

— Да нет, — нейтрально ответил Самнерс. — Я профессионал. Но что же произошло?

— Я получил через местного резидента шифровку от одного из наших полевых агентов, действующих в рамках «проекта альфа». Бейтс вступил в контакт с сотрудником проекта, имеющим кодовый номер «альфа-015» и осведомленность «приоритет-один». Контакт намеренный, судя по всему, целенаправленный. Меня беспокоит, что астронавт бросился искать «альфа-015» немедленно по возвращении из Болгарии. Он подходит к «проекту альфа» все ближе…

— Я ведь предлагал тихонько убрать его еще в самом начале, — все так же невозмутимо произнес Самнерс. — Насколько вы дорожите зафиксировавшим контакт полевым агентом?

— Он не представляет ценности. Но постарайтесь все же сначала разобраться, насколько реальна угроза утечки информации.

— О’кей, босс. До связи.

Возобновив попытки застегнуть куртку, Координатор тут же с мясом вырвал злополучную молнию.

Тауплиц-альм, солнечно

Утро нельзя было назвать иначе как роскошным. Бейтс раздернул занавески и невольно крякнул от открывшейся его взору картины. Обрамленный окном пейзаж вполне годился для рекламного плаката, олицетворяющего альпийскую сказку. Изящный излом горного хребта, черные ели с подушками снега на ветвях, бездонный ультрамарин неба в барашках легких облаков, сияющее солнце. Бейтс спустился к завтраку в отменном настроении.

Большую часть дня троица провела на склонах. Особенно интересной оказалась трасса с вершины Лавиненштайн. Первый участок был довольно крутым и бугристым, требовавшим интенсивной работы ног. Пройдя его, лыжники останавливались для короткой передышки на небольшой площадке, огороженной легкими деревянными перильцами. Метров на десять ниже ее начинался ровный и просторный выкат. Трасса выходила на него мимо площадки по узкой «трубе». Андреа утверждала, что инструкторы местной лыжной школы время от времени прыгали прямо с площадки для рекламных съемок.

Вечер скоротали у камина. Андреа выглядела рассеянной. В десятом часу она призналась, что у нее жутко болит голова, и отправилась спать, оставив на столике сигареты и зажигалку. «А то я не выдержу, накурюсь на ночь и тогда завтра вообще не встану», — объяснила Андреа. Мужчины деликатно поддакнули.

Когда она ушла, Бейтс толкнул приятеля локтем в бок:

— Ну вот, теперь ты наедине с вражеским агентом, так что быстренько выкладывай все свои секреты. На кого работаешь, чем занимаешься и так далее. А то я тебя буду пытать…

Бейтс и впрямь впился пальцами под ребра Корнхойзеру и принялся его щекотать. Тот принял дружескую подначку и в притворном испуге взмолился:

— Только не это, только не это…

— Ты работаешь на ДАРПА, это мне известно, — скосоротив челюсть, Бейтс бубнил замогильным голосом. — Начнем с сути задания… — И так заработал пальцами, что Джим, давясь от хохота, с истошным стоном опрокинулся вместе со стулом на ковер. Раздался хруст ломающегося дерева и пыхтение барахтавшихся на полу друзей.

Переведя дух и вытерев выступившие от смеха слезы, Джим устроился поудобнее у потрескивавшего сухими поленьями камина:

— Вообще-то я занимаюсь довольно секретными вещами. Но у тебя ведь есть допуск, раз ты в последнем полете собственноручно ремонтировал навстаровский спутник?

— Есть, конечно. Общий третий, а по последней миссии даже специальный второй.

— Кое-что я все-таки опущу, но идею ты поймешь. Что такое ДАРПА? Прежде всего, банкир, финансирующий исследования по военному применению компьютеров. Однако ДАРПА не только ставит задачу и дает деньги, но и предоставляет инфраструктуру для научного поиска. Сейчас все основные исследовательские центры, работающие над компьютерной технологией, связаны нашей информационной системой АРПАНЕТ. Она позволяет обмениваться мыслями, сообща искать решение какой-нибудь проблемы. По сути дела, она объединяет разбросанный по стране интеллектуальный потенциал в единый творческий кулак невероятной пробивной мощи.

Случаются, правда, и казусы. Запустила как-то штаб-квартира циркуляр с просьбой устранить небольшой, но чреватый серьезными неприятностями дефект в системе наведения больших ракет. И посыпалось.

Один светила чуть на дуэль нас не вызвал, так его оскорбила заявка. Мол, это все равно, что просить: слушай, помоги мне половчее уничтожить мир. Мои деньги как налогоплательщика тоже идут на совершенствование оружия, и я возмущен подобной растратой колоссального финансового и человеческого потенциала, которой бравирует Пентагон…

Другие, правда, за нас вступились. Чего скрывать, все они извлекают большую выгоду из помощи Пентагона. Без него не было бы ДАРПА, не было бы АРПАНЕТ, не было бы 80 процентов осуществляемых сейчас исследовательских и конструкторских проектов. Понятно, что несправедливо критиковать тех, кто интересуется информацией о возможности ускорения работ над созданием новой системы наведения ракет — если они оплачивают весь оркестр. Конечно, такие просьбы способны вызвать тревогу — они напоминают, на что в конечном итоге направлена наша работа. Есть люди, которым это напоминание неприятно, которые не хотели бы об этом думать. Мол, я просто интересно работаю и меня не интересует, откуда идут деньги, на которые я работаю. Или: я использую те деньги, которые иначе все равно уйдут на оборону, только на совсем уже плохие вещи, на те же ракеты. Или: мои исследования не имеют в действительности никакого отношения к военным вопросам, а финансируются они таким образом исключительно из-за существующей политической ситуации, и в конце концов я не отвечаю за конечное использование результатов моих исследований. Не будем критиковать таких людей. Но пусть и они воздержатся от критики тех, кто предпочитает не отводить глаз от правды!

Ну, да ладно, — Корнхойзер поворошил кочергой поленья в камине, ослабевшее было пламя снова выстрелило в дымоход свои пляшущие язычки. — Я работаю в группе, занятой созданием системы управления космическим оружием.

Задачка та еще. По нашим прикидкам получается, что требуемая для «звездного щита» компьютерная программа будет содержать несколько сот миллионов кодовых строк. А то и весь миллиард. Об уровне ее сложности суди сам: челночному космическому кораблю требуется около трех миллионов кодовых строк, включая компьютеры на Земле, управляющие запуском и следящие за полетом из Хьюстона. На самом корабле — всего около трех тысяч строк.

Эта программа разрабатывалась в течение многих лет. Она бесконечно испытывалась на Земле. Она позволила провести много успешных полетов челночного корабля. И тем не менее до сих пор случаются сбои из-за дефектов в ней. Дело в том, что при многократных прогонах так ни разу и не выпало то сочетание обстоятельств, которое позволило бы выявить дефект, существовавший изначально.

Самая большая безупречная программа, которую я когда-либо встречал, насчитывала пять строк. А нам нужно никак не меньше ста миллионов — и абсолютная гарантия надежности. Ведь у нас не будет возможности прервать полет вражеских ракет, вернуть их на стартовые позиции, устранить выявленный сбой в системе управления и снова махнуть рукой русским — мы готовы, ребята, поехали!

Но создать такую программу — еще полдела. Нынешнее поколение компьютеров справиться с ней не способно. Для управления системой СОИ необходимо создать новый «род» компьютеров, наделенных искусственным интеллектом. Над ним бьются в лабораториях Массачусетского политехнического института, университета Карнеги-Мэллона, Стенфордского. И уже существует опытный образец новой машины, доказывающий: да, в принципе это возможно…

Наверху, в комнате Андреа, бесшумно крутилась пленка в кассете диктофона. Спрятанный в зажигалке микрофон-передатчик находился в пределах уверенного приема. Голоса Бейтса и Корнхойзера звучали в наушниках громко и отчетливо. Андреа непрерывно курила. Полковник Самнерс слушал, прикрыв глаза и словно о чем-то задумавшись.

Гренобль, легкий снег

Разморенный горячей водой, Блондин дремал, лежа в ванной. Лицо его заливал пот, челка прилипла к мокрому лбу. Он так распарился, что казалось, не было у него ни рук, ни ног, а только «я», только душа, бесплотная и всесильная. Очень приятное состояние. К тому же оно имело свойство очищать голову от мусора будничной суеты, настраивать мозговые клетки на серьезную работу.

Тщетность усилий Ворчуна добыть Головастика нисколько не обескуражила Блондина. Экстренный вариант, непродуманный и непроверенный, был отработан в основном для очистки совести. Свалить транспортный самолет особого труда не составляло, так что отсутствие Головастика на борту даже не вызывало особой досады. Информатор с самого начала не понравился Блондину, и неприязнь, как обычно, оказалась вполне обоснованной. Блондин считал себя весьма опытным физиономистом и человековедом. Да, с бухты-барахты Головастика не взять, не тот клиент. Пора убирать Мотыля…

Мелодичная трель телефонного зуммера прервала ход его мыслей — довольно, впрочем, вялый. Не поднимая век, он протянул руку к стоявшей рядом табуретке, нащупал лежавшую на ней трубку беспроводного телефона и поднес ее к уху.

— Месье, вас вызывает международная. — Гостиничная телефонистка говорила с сильным марсельским акцентом.

— Но, мадемуазель, я не ожидаю никаких звонков. Кто звонит?

— Месье Антон Цандл из Тауплица, Австрия…

— Нет-нет, это ошибка. Неужели он просил именно меня?

— Вашей фамилии он не назвал, но попросил соединить с вашим номером.

— Увы, месье Антон ошибся…

Не дав телефонистке возможности ответить, Блондин поспешно нажал клавишу отбоя. Он включил душ и с наслаждением подставил тело под ледяные струи. Жар смыло, словно снег кипятком. Гренобль от Тауплица отделяло около тысячи километров. «Часов двадцать пять езды, — решил Блондин, вытираясь, — горные дороги, границы. Но это нормально, успеем. Фрейлейн Шульте заслуживает квартальной премии».

Тауплиц-альм, пурга

Наутро Бейтса и его спутников поджидал неприятный сюрприз. За окнами гостиницы вместо пронзительной синевы альпийских небес бурлило грязно-серое месиво из туч и снега. Едва выпустив из своего плена человеческие фигуры, буран уже на расстояний вытянутой руки проглатывал их вновь. Но горнолыжники — народ азартный и не склонный обращать слишком большое внимание на прихоти погоды. Однако спускаться вместе при такой видимости было неинтересно и небезопасно. Поэтому решили кататься вразнобой.

Свой план действий Самнерс разработал еще ночью. Он допускал, что признание Бейтса в работе на иностранную разведку могло быть шутливым. Но когда речь заходила о «проекте альфа», любая шутка становилась делом сугубо серьезным. Тем более что Корнхойзер действительно очень много знал. Возможно, даже слишком много. Но первоочередной задачей оставалась все же нейтрализация Бейтса. К тому же дисциплинирование Корнхойзера выходило за рамки компетенции полковника.

Самнерс ехал на подъемнике в трех креслах позади Бейтса. Продрогнув за время подъема, астронавт так быстро рванул вниз, что полковнику едва удалось догнать его. Серой тенью он налетел на Бейтса сверху.

Хотя нападение было молниеносным, астронавт тем не менее успел среагировать — последние дни он находился в постоянном ожидании чего-то подобного, и это сыграло свою роль. Нацеленное в висок необычно длинное острие лыжной палки скользнуло по шее, разорвав воротник куртки и кожу. Восстановив равновесие, Бейтс прыжком сорвался вниз по склону, стремительно набирая скорость. Инстинктивно он выбрал единственный путь, способный привести к спасению.

Астронавт не чувствовал ни снега, ни ветра. Он жил ступнями ног, видел и слышал ими склон, прозрением загнанного зверя предугадывал его неровности и ловушки. У края площадки отдыха он резко присел, оттолкнулся и, поджав ноги, перелетел через невысокое ограждение. Полет — или падение — длился несколько секунд, но Бейтсу показалось, что время стало. Он не надеялся сохранить равновесие и потому сразу упал на бок, насколько мог мягче. Его протащило метров тридцать, но, к счастью, крепления не отстегнулись. Едва остановившись, Бейтс вскочил на ноги. На мгновение развиднелось. Он увидел площадку с проломленным заборчиком и серую тень у ее основания, спешно пристегивающую отлетевшую при ударе лыжу.

Получив несколько секунд форы, Бейтс заскользил вниз и влево. На одном дыхании он долетел до края лыжного склона. Где-то впереди ограничивающая его неширокая каменистая гряда отвесно обрывалась метров на двести. Выпрыгнув из креплений, Бейтс, размахнувшись, швырнул лыжи и палки как можно дальше, к обрыву. А сам на негнущихся, ватных от напряжения и страха ногах начал карабкаться вверх по склону. Наспех зарывшись в свежий сугроб, он с ужасом подумал об оставленных им следах. Ветер, однако, слизал их быстрее, чем появилась серая тень.

Самнерс подъехал к границе камней. Метрах в десяти из снега торчала лыжа, немного дальше валялась другая. Убийца нагнулся, чтобы отстегнуть крепления. Врага нельзя считать мертвым, пока не увидишь его труп — и даже тогда можно ошибиться.

Но в этот момент где-то наверху громыхнуло. Один из снежных козырьков, набухший от бурана, не выдержал тяжести влажного снега и обрушился. Лавина с рокотом пронеслась где-то правее, но тут же громыхнуло вновь. Какое-то мгновение Самнерс колебался, затем решительно оттолкнулся палками. Серая тень растворилась в пурге.

Калейдоскоп агентурной войны перевернулся, его разноцветные стеклышки сложились в новый орнамент. «Если Бейтс каким-то образом выжил или просто перехитрил меня, — рассуждал Самнерс, стоя у нижней станции канатки и оценивая обстановку, — то он быстро сообразит, что ключ к пониманию происходящих событий может ему дать только Андреа. Этого допустить нельзя. Попытки выяснить, жив ли Бейтс, могут привести к потере времени, за которое тот, если он жив, сможет добраться до Андреа. Значит, сначала — девчонка».

Самнерс затаился под навесом, в небольшой группе лыжников, укрывшихся от пронизывающего ветра. Ждать пришлось недолго. Заложив лихой вираж, Андреа прямиком въехала на посадочную площадку и плюхнулась в подошедшее кресло. Полковник не спешил. Он последовал за ней только тогда, когда фигурка женщины растворилась в буране.

Андреа шла короткими, плавными дугами. Лыжи катили превосходно. Укол палкой — поворот, укол — поворот, укол — поворот… Ровный ритм доставлял огромное удовольствие. Неожиданно, в нескольких метрах от Андреа из снежной круговерти вылетела серая тень. Избегая столкновения, она пропустила очередной поворот и в результате немного разогналась. Сбрасывая скорость, начала закладывать дугу, но тень опять подрезала ей путь. Андреа вновь была вынуждена пустить лыжи вниз по склону. Она налетела на неприметный в пурге бугорок, который катапультировал ее вперед и в сторону. Изо всех сил стараясь сохранить равновесие, девушка скакала, как заяц. Бугристый невидимый склон бил лыжи все сильнее, затормозить никак не удавалось. Вновь мимо просвистела серая тень, отвлекла внимание. Андреа увидела каменистую обочину трассы за мгновение до удара. Крепления отстегнулись, инерция швырнула ее на острые грани, торчащие из-под снега. Боль была внезапной и настолько пронзительной, что потемнело в глазах. Оглушенная Андреа бессмысленно копошилась, размазывая по лицу снег и сочившуюся из разбитой головы кровь. Серая тень подлетела почти бесшумно. Крепко схватила слабо сопротивлявшуюся женщину за волосы и несколько раз ударила ее затылком о камень. Кровь хлынула потоком.

Бейтс нашел Корнхойзера в баре гостиницы, когда тот, жмурясь от удовольствия, допивал двухлитровый жбан ароматного глинтвейна. Астронавт крепко взял приятеля за локоть и наклонился к самому уху:

— Слушай внимательно. Меня пытались убить. Андреа пропала. Надо бежать, здесь мы в западне. Происходит нечто очень серьезное. Ровно через десять минут выходи к гаражу. Без вещей.

Капля крови, повисшая на уголке набухшего воротника куртки Бейтса, сорвалась и расплылась на голубом свитере Корнхойзера. За ней другая, третья. Астронавт поспешно зажал рану. Корнхойзер трезвел поразительно быстро.

Друзьям повезло. Обер-инструктор Кюхлингер неторопливо копался в двигателе «лимузина для особо почетных гостей» и без долгих уговоров согласился подбросить их до подъемника. По дороге Корнхойзер буквально ошарашил астронавта неожиданным откровением:

— Роберт, ты прав, дело очень серьезное. Но я уверен, охота идет за мной. Не иначе, кое-кто вынюхал, чем я занимаюсь. — Пассажирский салон снегохода был надежно отделен от шоферской кабины, и Корнхойзер говорил не таясь. — Андреа мы уже ничем не можем помочь. Если она жива, то быстрее нас выберется из этого переплета. Слушай, что делать дальше…

«Черт знает что, — выругался про себя Бейтс, — а я-то было подумал, что вся эта катавасия получилась из-за дурацкой истории с облаком! Но Шеррил?.. Не понимаю, не понимаю, все вдруг так запуталось!»

Снегоход подрулил к подъемнику. Бейтс и Корнхойзер, покачиваясь в креслах, поплыли вниз сквозь строй черных елей. В это время Самнерс, с опозданием в несколько минут окончательно удостоверившись в том, что его первая неудавшаяся жертва жива и пытается скрыться, мчался на мотонартах от гостиницы к подъемнику. На полдороге он попытался срезать путь, но зарылся в укрытый свежим снегом овраг. Откопать машину и вытащить ее на прочный наст ему удалось лишь через семь с половиной минут.

Кресла громыхнули на катках первой опоры, тросс пошел вниз, и здание канатки медленно скрылось за уступом склона. Корнхойзер соскользнул с кресла так, чтобы не раскачать трос. Глубокий сугроб смягчил падение с пятиметровой высоты. Бейтс приземлился рядом, и тоже вполне удачно. Переведя дух, мужчины начали лихорадочно карабкаться вверх по склону сквозь еловый частокол, надежно скрывавший их от чужих глаз. Они выбрались к зданию подъемника, взмокнув от пота и едва не выбившись из сил. Снегоход стоял с работающим двигателем. Сидевший в кабине Кюхлингер разговаривал с коренастым крепышом с неимоверно большой головой, время от времени утвердительно ему кивая. Крепыш бегом бросился в здание канатки. Корнхойзер одним прыжком покрыл расстояние, отделявшее его от снегохода, выдернул обер-инструктора из кабины, словно морковку из грядки, и точным движением свернул ему шею. Времени удивляться не было. Бейтс вскарабкался в кабину вслед за Корнхойзером. Снегоход дернулся и резво побежал вперед, к узкой дороге, соединявшей горный курорт с долиной. Зимой ей мало кто пользовался, но некоторые туристы все же предпочитали на время отдыха не бросать машину внизу. Корнхойзер сосредоточился на управлении. Бейтс же высунул голову в окно и наблюдал за происходящим на канатке.

— Все точно. Подъемник встал, — удовлетворенно доложил он, едва беглецы отъехали метров триста. — У нас в запасе есть минут пятнадцать. Гони, Джим.

Дорога шла плавными изгибами, и Корнхойзер вел машину почти по прямой. Широкие гусеницы держали отменно. Они проехали большую часть пути, когда Бейтс, неотрывно глядевший в зеркало заднего вида, изощренно выругался.

Наконец-то увидев впереди удиравший снегоход, Самнерс чуть сбавил скорость. Он потерял целых двадцать минут, пока лазил вверх-вниз по снегу под остановленным по его требованию подъемником. Но затем с помощью мощного мотора и шипованной резины ему удалось мало-помалу наверстать упущенное время. Бездыханное тело Кюхлингера и следы широких гусениц ясно указали на то, каким образом Бейтс улизнул у него из-под носа. «Мерседес» полковника стоял тут же, на стоянке… Теперь Самнерс стремительно догонял жертву, чтобы при первой возможности поравняться с кабиной и открыть огонь. Когда расстояние до нее сократилось метров до пятнадцати, полковник высунул в окно крупнокалиберный армейский «кольт» и одну за другой выпустил три пули. Снегоход внезапно свернул вбок, перевалился через край дороги и, подняв тучу снежной пыли, понесся напрямую вниз. Самнерс облизал пересохшие губы — отлично, это ускорит развязку — и надавил на газ, стремясь первым вырваться на очередную прямую серпантина. Езда стала рискованной, но полковник находился во власти азарта охотника, преследующего подраненную и беззащитную жертву. Вираж — прямая, вираж — прямая, вираж — и вот он, снегоход… стоит поперек дороги! Самнерс успел-таки крутануть баранку. «Мерседес», сорвавшись с дороги, ухнул в глубокий кювет и зарылся по крышу в снег.

— Так, и что же делать дальше?

Бейтсу нечего было ответить приятелю. Он не знал, что делать дальше. Снегоход стоял в кустах примерно в ста метрах вверх по склону от нижней станции канатки. Там царило подозрительное спокойствие. Два канатчика, облокотившись на перильца билетной кассы, неторопливо потягивали пиво, посматривая то друг на друга, то на шоссе, и перебрасывались короткими фразами. Буран стих. Вместо машин на стоянке торчал с десяток сугробов. Один из них скрывал БМВ Корнхойзера.

— Как быстро мы сможем откопать машину, Джим?

— Минут десять, — прикинул тот, — не меньше.

Опять напряженное молчание. Обоим беглецам было понятно, что это не вариант. Да и вообще, по машине их вычислить проще простого. Машину будут искать в первую очередь. Ни тому, ни другому, однако, не пришла мысль задуматься о том, кому именно и почему понадобится искать их автомобиль. Сработал инстинкт зайца — бежать, бежать не задумываясь, куда глаза глядят, лишь бы не слышать лай собак и крики загонщиков.

Со стороны шоссе послышался нарастающий, то и дело срывающийся в улюлюканье вой сирен. Через несколько минут на стоянку выскочили три полицейских микроавтобуса, и серые сумерки заискрились синими молниями пульсирующих «маячков».

— Роберт, ты умеешь водить вертолет?..

Бейтс понял Корнхойзера с полуслова.

— Двигай назад, — возбужденно заорал он. — Над вторым серпантином надуло большой козырек. Подрежь его, там тонн пятнадцать снега. Даже если они сразу сообразят, что к чему, и рванут на подъемник, мы обгоним их минут на семь. Этого должно хватить…

Корнхойзер включил реверс, отъехал поглубже в кустарник и, лихо крутанувшись на месте, погнал снегоход вверх. Снежный козырек и впрямь выглядел внушительно. Бейтс вдруг подумал, что подрыть его будет вовсе не просто, но Джим уже заехал сверху и пустил машину прямо по козырьку. Астронавт не вылетел из кабины только потому, что в последний момент успел упереться руками и ногами. Снегоход, едва не перевернувшись, соскользнул вниз метров на десять. Корнхойзер довольно хмыкнул — дорогу перегородил сугроб высотой в человеческий рост — и снова направил машину вверх по склону.

К вертолетной площадке приятели выбрались через восемнадцать минут. Уже почти стемнело, но на всякий случай последние полтораста метров они карабкались на своих двоих. Расчет оказался верным. В центре внимания населения плато были гостиница, куда уже привезли тело Андреа, и канатка, по которой поднимался полицейский наряд, вызванный после таинственной пропажи снегохода. Площадка же была пустынной.

Вертолет стоял очищенный от снега — добрый знак, рождавший надежду на то, что пилот не менее скрупулезно выполнил и другие положения устава горноспасательной службы, предписывавшие держать машинув постоянной готовности к старту.

Бейтс напряженно вспоминал последовательность предполетного осмотра: растяжки лопастей главного ротора — сняты, блокировка хвостового ротора — снята, заглушки на сопле и выхлопе турбины — сняты, струбцины на элеронах и стабилизаторе — сняты…

Бейтс сообразил, что скорее всего машину готовили к срочному старту, чтобы переправить в больницу Андреа. Но, к счастью для беглецов, это не потребовалось. Ах, если бы, если бы пилот успел прогреть двигатель… Этот тип вертолета Бейтс по стечению обстоятельств знал довольно неплохо. На его ранней модификации он не раз гонял с авианосца в Сайгон за выпивкой или сигаретами. Бывало, и барышень привозил — летчики на «доске» жили по своим законам.

Все гнезда на бортах вертолета были четко отмаркированы, и Бейтс в считанные секунды нашел вход наземного энергопитания. Кабель лежал тут же, аккуратно свернутый в бухту. Все! Затаив дыхание, Бейтс заглянул в кабину: стартовый ключ был разблокирован… Одним махом он вспрыгнул в кресло.

Завыло магнето. Лопасти ротора дрогнули и начали набирать обороты. Бейтс пробежал глазами по приборной доске. «Теплый!» — торжествующе мелькнуло в голове. Горючее — норма, масло — норма, обороты турбины — пошла, раскрутилась, норма, обороты ротора — норма, индикаторы стартовой готовности — два зеленых, три красных… два красных… От канатки к вертолету бежали четыре человека, бежали сосредоточенно, не размахивая руками… Один красный… все зеленые! Бейтс дал форсаж, тронул ручку, и вертолет прыжком подскочил вверх. Крутой спиралью ввинтив его метров на 150 в небо, астронавт заложил умопомрачительный вираж и перевел машину в горизонтальный полет. Запыхавшаяся четверка, канатка, плато растворились в черноте ночной облачности.

— Куда летим? — прокричал Бейтс.

— В Италию, — рявкнул в ответ Корнхойзер.

— Куда-куда? — Бейтс подумал, что ослышался.

— В Италию, в Италию, — гаркнул ему Джим в самое ухо.

Тауплиц, лунная ночь

Последние двести километров до Тауплица машину вел Лысый. Двое других спали, утомленные тяжелой дорогой и напряжением бешеной гонки по горным серпантинам. Жиденькие поначалу сумерки быстро сгущались, и Лысый сам из последних сил боролся со сном. Лента шоссе билась под колесами, словно бешеный червяк — левый вираж, прямая, правый, прямая, правый, еще правый, левый, левый длинный, прямая… Стремясь сохранить скорость, Лысый срезал очередной левый вираж по внутренней обочине и только в середине поворота сообразил, что это крутая «шпилька». Выручил навык профессионального автогонщика. Крутанув рулем, Лысый поставил машину в боковой скользящий занос и нажал на акселератор. По асфальту шипованная резина проскальзывала, но едва правое колесо зацепилось за снежок у внешней обочины, куда снесло машину, как она резко рванулась вперед, уже вполне управляемая. Правое заднее крыло все же ударилось в снежный барьер, машину основательно тряхнуло, но тем дело и кончилось. Спавший на заднем сиденье Ворчун от толчка свалился на пол и теперь отводил душу руганью. Блондин сонно прищурился, огляделся и, не сказав ни слова, опять уронил голову на грудь.

Когда впереди показалось здание нижней станции канатки, Лысый резко сбросил скорость и, погасив фары, затормозил впритирку к огромному сугробу у въезда на стоянку. Ворчун тут же встрепенулся. Зато растолкать Блондина удалось далеко не сразу.

Около канатки стояли два полицейских микроавтобуса. Возле них переминались с ноги на ногу несколько человек в форменных фуражках. Один просунул руку в открытое окно, вытащил микрофон, очевидно с кем-то переговариваясь по рации. Исполняя полученный приказ, сел за руль и, трогаясь с места, отдал какое-то распоряжение. Водитель второго автобуса поспешил к своей машине. Лысый погасил подфарники, выключил мотор. Все трое, не сговариваясь, на всякий случай сползли пониже по сиденьям.

Бойко тарахтя, микроавтобусы пронеслись мимо. У канатки остались трое полицейских. Двое пошли внутрь здания. Блондин толкнул Лысого локтем:

— Давай потихоньку, только без света. Видишь, направо стрелка с надписью «Тауплиц-альм»? Нам туда. Только не газуй. Подъемник грохочет о-го-го, так что услышать нас они не должны…

Весьма деликатный маневр Лысый выполнил виртуозно. Только преодолев первый язык серпантина, после которого дорога нырнула в еловую рощу, он включил фары и прибавил ходу. Но меньше чем через километр путь преградил барьер снежного обвала.

— Пойдем, Ворчун, взглянем, может, объезд есть. — Блондин открыл дверь, зябко повел плечами, но — куда деваться? — вылез наружу из теплой машины. — А ты, Лысый, посвети-ка дальним…

В прожекторных лучах галогенных фар две фигуры словно парили над ослепительно белым снегом. Лысый опустил боковое стекло и с наслаждением подставил разгоряченное лицо под волну чистого морозного воздуха, наполненного великолепным хвойным ароматом. Черная полупрозрачная тень с непомерно большой головой по-кошачьи метнулась с высокой обочины позади машины и неслышно подкралась к открытому окошку. Лысый встрепенулся, только почувствовав, как нечто холодное и твердое уперлось ему в висок. Жесткая перчатка намертво запечатала рот.

— Не суетись, — прошипел откуда-то сбоку властный голос. — Медленно открывай дверь и вылезай. Мне нужна только машина.

Лысый сколько мог скосил глаза — и словно получил удар кувалдой по затылку: присев на одно колено, у двери сидел Головастик. Ладони и пятки вмиг вспотели. Заныло сердце. Лысый перевел взгляд вперед. Блондин и Ворчун выглядели мишенями в тире… Лысый чуть кивнул головой в знак согласия с полученным приказом и медленно, очень медленно положил левую ладонь на ручку дверного замка — одновременно чуть подвинув правую руку к переключателю света.

Дело было вовсе не в желании спасти товарищей. Никаких подобных чувств, способных толкнуть на героическое самопожертвование, Лысый не испытывал. Он действовал как профессионал, стремящийся дать своим партнерам хотя бы маленький шанс. Дороже, увы, его жизнь теперь не стоила.

Замок щелкнул, и в тот же миг Лысый ударил всем телом в дверь, стремясь сбить противнику прицел. Одновременно его правая рука рванулась к рычажку переключателя. Но Самнерс был начеку. Снабженный глушителем пистолет — на этот раз «вальтер» — с шипением выплюнул девятимиллиметровую пулю. Отвратительно чавкнув, она навылет пробила лоснящийся от пота череп Лысого. Самнерс ошибся лишь самую малость. Смертоносный кусочек свинца срикошетил о затылочную кость и, вместо того чтобы бесшумно вонзиться в спинку соседнего сиденья, с мелодичным перезвоном разбитого стекла вылетел в противоположное окно. Блондин и Ворчун недоуменно обернулись на неожиданный звук, но ничего не смогли разглядеть за ослепившими их ореолами фар.

Труп Лысого по инерции все же навалился на дверь, и это обстоятельство спасло жизнь Ворчуну. Дверь толкнула полковника в плечо, и две пули просвистели у самого уха оторопевшего террориста. Самнерс автоматически перевел прицел на Блондина, но того на месте уже не оказалось. Он среагировал в доли секунды, рыбкой метнувшись вбок, прочь из светового круга. Сгруппировавшись, приземлился в снег, перекувыркнулся через голову и покатился вниз по склону. Но метров через двадцать его стремительный спуск остановил ствол дерева. По счастью, Блондин въехал в него не головой, а ногами. Вжался в тень и замер, переводя дыхание. Через мгновение с треском ломающихся веток рядом приземлился Ворчун. Блондин едва успел увернуться. Тут же сверху свалилось еще что-то, но не долетело, застряв в кустах. Хлопнула дверь, взревел двигатель. Лучи фар разворачивающейся машины скользнули по стволам елей, и звук мотора начал удаляться. Когда все стихло, Блондин поинтересовался у Ворчуна:

— Цел?

— Цел… Вот нарвались! Черт знает на кого.

— Вот это верно. Нечисто… Словно ждали нас здесь.

— И обвал, между прочим, совсем свежий, часа полтора как сошел, не больше. Пойдем поищем бумажник и пушку — пока летел, все высыпалось.

Нашли все довольно быстро, кроме запасной обоймы к пистолету Ворчуна. Лысого закапывать не стали, раздели и прислонили к липкому от смолы еловому стволу, так, чтобы с дороги не было заметно.

Воздушное пространство Австрии, ясная лунная ночь

Поначалу Бейтс сильно нервничал. О технике управления вертолетом он имел все же не очень большое представление — во всяком случае, куда меньшее, чем о пилотировании «шаттла». А тут еще ночь, высокогорье, низкая облачность. Но с управлением Бейтс мало-помалу освоился, тучи поднялись и рассеялись. Астронавт держал машину на высоте сто метров. Это полностью исключало возможность засветиться на радаре ПВО. Да и вряд ли их искали на этом курсе. Предложенный Корнхойзером план — лететь в Италию — при ближайшем рассмотрении оказался вполне логичным. В их положении наиболее естественным представлялось поскорее добраться до Вены, где находилось единственное безопасное для них убежище — американское посольство. Следовательно, противник, а также сильно озадаченные австрийские власти должны были искать беглецов на восток от Тауплица, в то время как они продвигались на юг. В Риме тоже имелось американское посольство, в котором у Корнхойзера к тому же работал хороший приятель, способный действовать, не задавая лишних водросов. В их положении ради встречи с таким человеком можно было сделать небольшой крюк.

Конечно, добраться до Рима на одном дыхании они не надеялись. Однако до границы горючего должно было хватить. Бейтс предполагал бросить вертолет в первом же итальянском поселке и спокойно двинуть в Рим на автобусе, попутном грузовике или ином случайном транспорте. Слов нет, пересечение границы по воздуху было связано с известным риском, но тут уж особо выбирать не приходилось.

Через полтора часа полета астронавт успокоился настолько, что начал изучать панораму. Внизу и вокруг простирался океан горных хребтов. Свет полной луны причудливо серебрил их заснеженные отроги. Тут и там мерцали огоньки альпийских деревень и одиноких горных хижин. Особенности лунного освещения Бейтс хорошо знал по космическим полетам и потому легко ориентировался в изменениях рельефа, то прижимая вертолет поближе к скалам, то перепрыгивая через поперечные хребты.

Никаких карт в кабине не оказалось, и астронавт держал курс по магнитному компасу. Рельефа этой части Австрии он совершенно не представлял. Знал только, что граница с Италией идет по горам.

Несколько неожиданно для Бейтса горный океан начал мелеть. Стрелка высотомера постепенно опустилась с почти двух тысяч метров едва до четырехсот, однако через полчаса опять поползла вверх. Когда на приборной доске тревожно замигала лампочка, предупреждавшая, что горючего в основном баке осталось на пятнадцать минут полета, Бейтс проверил резервный бак — он давал еще не меньше двадцати минут — и осторожно прижал вертолет к земле, стараясь вести машину по дну долины.

Диспетчеры базы австрийских ВВС близ города Клагенфурт засекли неопознанный объект аэродромными радарами только потому, что он прошел практически над их головами. В ответ на электронный запрос системы опознания на экране локатора появился сигнал автоответчика. Объект ответил специальным кодом, говорившем о его принадлежности к австрийской разведслужбе. В строгом соответствии с инструкцией диспетчеры даже не стали запрашивать подтверждение по радио. Бейтс и Корнхойзер не подозревали, что беспроблемным полетом они обязаны профессиональной предусмотрительности венского резидента, снабдившего связной вертолет для Андреа краденым автоответчиком.

Однако, немного подумав, старший смены диспетчеров на всякий случай позвонил оперативному дежурному генерального штаба — спецобъект шел прямым курсом к границе. Через сорок три минуты по личному распоряжению начальника генштаба старший смены поднял дежурное звено перехватчиков по боевой тревоге с приказом не допустить ухода в сопредельное воздушное пространство вертолета альпийской горноспасательной службы. Через час перехватчики вернулись ни с чем. Вертолет исчез бесследно.

О событиях ночи Самнерс узнал только к полудню следующего дня. Сощурив бархатистые серые глаза, он сосредоточенно проанализировал новую информацию. Вывод казался очевидным: Бейтс сумел захватить агента «альфа-015» заложником и бежать вместе с ним к своим. Это создавало такое невероятное количество проблем, что полковник на минуту зажмурился. За несколько часов изнурительной умственной работы Самнерс просчитал четыре наиболее вероятных сценария развития событий в ближайшие дни. Два из них исключали возможность возвращения Бейтса в Вену. Два других, напротив, его гарантировали. Самнерс сделал ставку на последние. О Корнхойзере он больше не думал. По жестоким законам агентурной войны его следовало списать в расход. Приняв решение, Самнерс сел за шифровку.

По расчетам Бейтса, они находились где-то у границы. Но по какую сторону — он не знал. Вертолет шел над ущельем шириной не более чем в полсотни метров и глубиной никак не меньше двухсот. На дне поблескивал горный ручеек. Ослепительно яркий свет справа и слева пробил кабину навылет, залив ее ледяным сиянием. Бейтс инстинктивно вскинул руку к глазам и зажмурился, чтобы сохранить хотя бы остатки ночного зрения. Корнхойзер даже вскрикнул от неожиданности. Источники света чуть изменили свое положение. Бейтс не мог вести вертолет вслепую. Он приоткрыл веки — и от потрясения выпучил глаза. По обе стороны параллельными курсами шли, подсвечивая силуэты друг друга, два боевых вертолета неизвестной Бейтсу модели. Очереди красных трассеров сошлись в сотне метров по курсу Бейтса. Вторая очередь прошила чернильный мрак ночи почти у самой кабины. Астронавт резко сбросил скорость. Лучи прожекторов скользнули вниз, пошарили по скалам и, наконец, уперлись в довольно широкую и сравнительно ровную площадку у края ущелья. Сообразив, что к чему, Бейтс витиевато выругался.

— Судя по всему, мы пересекли границу, — с деланным спокойствием заметил Корнхойзер. Его выдал дрогнувший голос, ставший вдруг хриплым. Он по-змеиному облизнул сухим языком пересохшие губы: — Вертолеты явно не австрийские…

— Но и не итальянские, — возразил Бейтс, начиная медленно снижение. — Пятьдесят на пятьдесят, что мы еще в Австрии и нас успели перехватить какие-то спецмашины.

— Тогда беда, — просто ответил Корнхойзер. Он окончательно потерял голос и более содержательную фразу никакими усилиями выдавить из себя не мог.

— Значит, уходим, — резюмировал Бейтс.

В десятке метров над снегом он резко положил рукоятку управления — вертолет словно сдуло вбок — и буквально уронил машину в ущелье. Набирая скорость, он включил посадочные фары. Каменные стены проносились угрожающе близко. Вертолет мчался словно в узкой траншее. Корнхойзер вцепился в кресло. От страха у него отвисла челюсть и по подбородку побежала тягучая струйка слюны.

Самоубийственный маневр Бейтса вызвал у преследователей замешательство, но длилось оно недолго. Завоеванный им отрыв примерно в полкилометра растаял в считанные минуты. Красные молнии трассеров ударили крест-накрест, высекая из скал бледные искры. Бейтс стиснул зубы и спикировал вниз, на дно ущелья. Теперь они были недосягаемы для пулеметного огня. Но внезапно вертолет бросило вперед, словно кто-то дал ему пинка. «Пытаются достать ракетами», — с ненавистью подумал астронавт. Он ошибся. В азарте погони пилот одной из боевых машин ринулся за добычей в ущелье, но царапнул лопастью главного ротора скалу. Мимолетного касания оказалось вполне достаточно, чтобы лопасть вдребезги разлетелась. Тяжелая машина завалилась набок и на полном ходу врезалась в камни. Бейтса чуть не перевернуло взрывной волной.

Судя по гигантским камням, время от времени проносившимся под самым брюхом вертолета, весной кроткий ручеек превращался в могучий поток, сметавший на своем пути все, кроме стен ущелья. Мысль мелькнула в сознании искрой и потухла. Впереди показалась вертикальная стена. Бейтс стремительно ввинтил вертолет вверх, мгновенно оценил черный силуэт на фоне освещенного луной горного склона и скользящий от него огненный ком и столь же стремительно нырнул назад. Ракета ударила в край ущелья.

Мозг Бейтса работал словно на автопилоте. Астронавт как бы вернулся в наполненное огнем, дымом и железом небо Вьетнама. У самой стены он осадил вертолет, закрутив его штопором, чтобы погасить инерцию, увидел, что ущелье уходит вбок, и четко выстрелил машину в нужном направлении. Корнхойзера вырвало. Впереди показалась новая преграда. В отличие от первой она не была сплошной. Ленточка ручья исчезала в черном зеве несоразмерно большой пещеры.

Бейтс колебался только мгновение. Наверху их ждала верная смерть. Внизу, наверное, тоже. Это «наверное» делало выбор легким и очевидным.

В памяти мелькнули увиденные мгновения назад фантастические глыбы на дне ущелья. Принесший их поток должен был пробить в стене ход немалых размеров. Очень медленно Бейтс ввел вертолет в черный зев пещеры. Прожектора освещали ее на полсотни метров вперед. Дальше — мрак. Липкая волна страха захлестнула астронавта. Руки дрогнули. Правый полоз чиркнул по камню. Тренированный мозг стряхнул оцепенение ужаса, и Бейтс овладел собой. Полет в туннеле длился почти минуту. Наконец, ручей и вертолет вырвались наружу. Здесь ущелье было помельче, глубиной в три десятка метров и гораздо шире, почти полкилометра от края до края.

Перед глазами у Бейтса от перенапряжения побежали радужные круги, но, почти ослепнув, он все же вытянул вертолет из ущелья. На этом его силы иссякли. Потерявшая управление машина рухнула на снег в десятке метров от края обрыва. Теряя сознание от удара, Бейтс успел подумать: «Сейчас взорвемся…» Но взрыва не последовало — резервный бак был пуст. Двигатель заглох. Со свистом рассекая разреженный горный воздух, лопасти еще некоторое время крутились, замедляя свой бег, и, наконец, замерли. Наступила пронзительная тишина. Рядом с Бейтсом безжизненно висел на ремнях Корнхойзер — еще перед туннелем с ним случился обморок.

Бейтс очнулся от холода. Вся его одежда оказалась промокшей насквозь и теперь заледенела. Тупая боль пульсировала в раненной шее. Разлепив веки, Бейтс провел рукой по лицу. Корочка замерзшей испарины с хрустом осыпалась на колени. Дико дрожа, он начал приводить в чувство Корнхойзера и, пока добился успеха, почти согрелся. Безумно хотелось спать.

Небо начало быстро светлеть. Покореженный вертолет, как оказалось, замер на вершине просторного плато, некруто опускавшегося в широкую долину. По ее дну вилась черная ленточка шоссе. Километрах в трех вправо мерцали тусклые огоньки поселка. Поддерживая друг друга, Бейтс и Корнхойзер двинулись вниз — и немедленно провалились по колено в снег. Астронавт залез в вертолет и вскоре вернулся с большим куском замасленной полиэтиленовой пленки. Приятели уселись на него, подвернули края и предприняли новую попытку двинуться в путь. На этот раз она увенчалась полным успехом.

Метров через триста друзья разогнались до такой скорости, что менее плотно одетый Корнхойзер начал ощущать легкое жжение под, так сказать, трущимся местом, а через минуту и вовсе взвизгнул от ожога. Не без труда затормозили, остыли. Так с передышками они за каких-нибудь двадцать минут подъехали прямо к шоссе. Пленку зачем-то закопали, укрылись за камнем и стали ждать. Первым делом по номерам машин предстояло выяснить, удалось ли им все-таки перепрыгнуть границу. Вскоре, нещадно коптя плохо отрегулированными дизелями, мимо проползла колонна рефрижераторов. В обратную сторону юркнуло несколько легковушек, потом проехал битком набитый автобус. Все номера были одинаковые; белые с маленькой красной звездочкой посередине.

Сомнения отпали. Беглецы пересекли границу — но не итальянскую, а югославскую. Бейтс сидел, понурив голову, и пытался сообразить, где же он ошибся. Или компас врал?

Корнхойзер оглушительно чихнул и деликатно поинтересовался о дальнейших планах, доверительно сообщив, что среди американских дипломатов в Югославии знакомых у него нет. Бейтс имел весьма отдаленные представления о методике розыска нарушителей границы, но при всем при том отлично понимал необходимость выбраться из Югославии как можно скорее. Для этого особого ума не требовалось…

Единственным доступным беглецам путем спасения было шоссе. Корнхойзер наскоро придумал довольно примитивный план: дождаться грузовика с западноевропейским номером и предложить шоферам за хороший гонорар нелегально перевезти их через границу. Приятели понимали, что их идея выглядит детским бредом, но изможденные приключениями последних суток на большее они были неспособны.

Прошел час, прежде чем им улыбнулась удача. Шумно вздохнув тормозами, рефрижератор с австрийскими номерами прижался к обочине. Водитель с помятой физиономией и необъятным брюхом внимательно выслушал сбивчивые объяснения Бейтса, оценивающе оглядел обоих и, наконец, предложил:

— Могу попробовать связаться с дружком, он тут неподалеку. Может, и возьмется. Мне за посредничество пятьсот долларов. Сколько он сдерет — это уже как договоритесь.

Деньги у Бейтса были. С помощью УКВ-передатчика толстяк живо вызвал своего приятеля и в трех коротких фразах лаконично изложил суть дела. Выслушал столь же лаконичный ответ и перевел его на нормальный язык: три тысячи долларов за обоих, и через двое суток они в Вене. «Соглашайтесь, — добавил толстяк, — тариф здесь твердый. А парень — профессионал, у него все куплено».

Бейтс колебался. Сумма его не особенно волновала, поскольку они находились в безвыходном положении. Но вот Вена, опять Вена… Их там наверняка ждали — правда, не с этой стороны… Чуть в стороне послышался нарастающий гул вертолетных двигателей, и из-за хребта вынырнула пара боевых машин. Бейтс одним прыжком вскочил в кабину и рывком вдернул за собой Корнхойзера: «Едем…»

Контрабандист ждал их на бурлящем деловой активностью погрузочном складе какой-то транспортно-экспедиционной фирмы с непроизносимым для американцев названием. Грузчики, шоферы, конторские клерки толпами сновали вокруг, и на беглецов никто не обратил ни малейшего внимания. Они вскарабкались вовнутрь уже груженного рефрижератора и по узкому проходу протиснулись в переднюю часть холодильника. Под потолком тускло светилась пара лампочек, окруженных радужным ореолом измороси. Бейтса начало знобить — не столько от холода, сколько от общей угрюмости этого ледяного склепа. Добравшись до передней стенки, контрабандист нажал потайной рычажок, и в ней открылась узенькая дверца. Бейтс и Корнхойзер протиснулись в нее на карачках. В передней части полуприцепа была устроена крохотная потайная комнатушка. На грязном металлическом полу валялся грязный дырявый матрас. В углу в проволочной оплетке стояла десятилитровая бутыль с питьевой водой. Рядом — вонючее ведро. Дверца захлопнулась. В наступившей тишине послышался скрип и скрежет — водитель задвигал проход. Прежде чем впереди натужно взревел мощный дизель тягача, прошло еще долгих два часа. Машина тронулась рывком, и от довольно ощутимого толчка Бейтс потерял равновесие и рухнул прямо на растянувшегося на матрасе Корнхойзера. Тот даже не проснулся.

Над головой что-то затарахтело. У астронавта екнуло в груди, но он быстро сообразил, что это всего лишь холодильный агрегат и что его выматывающее душу булькающее урчание придется терпеть все двое суток. Сверху подуло теплом, для удобства клиентов вентилятор гнал воздух от теплообменника прямо в «купе». Бейтса мгновенно сморило.

Он проспал пятнадцать часов. Несколько раз прицеп кидало из стороны в сторону с такой силой, что беглецов бросало друг на друга или на голые стены. Но даже это не вырывало их из цепких объятий тревожного, наполненного кошмарами и погонями сна. Проснувшись, наконец, от дикой головной боли, Бейтс вдруг пережил ощущение, что все это уже было, — и теснота, и жесткий пол, и грязь, и тоска… Часы катились медленно и тягуче, как… как… напалм! Все вспомнилось разом, само собой. Прошлое нахлынуло удушающей волной, которая словно выдавила трепыхающееся сердце прямо в горло…

Вьетнам, душно

Отбомбившись на два дня вперед, капитан Бейтс решил покуролесить. Заранее договорился со своим закадычным дружком из морской пехоты по прозвищу Головастик — у него действительно была непомерно большая голова. Они встретились с утра пораньше и вдарили по сайгонским барам и борделям. К вечеру надрались до поросячьего визга и основательно подустали. Напоследок Бейтс угнал чей-то штабной джип, и приятели поехали кататься.

Напрочь забыв о том, где они находятся, друзья с улюлюканьем мчались по шоссе, рассекая липкий мрак душной тропической ночи. Горланили пьяные песни, подыгрывая себе на клаксоне. И вдруг увидели в желтом свете фар тоненькую фигурку на обочине. И черное, блестящее яйцо, летящее на встречу. Осколочная граната пробила ветровое стекло, окатив вояк колючими осколками, и со стуком упала между сиденьями джипа. Почему-то она так и не взорвалась. Бейтс затормозил слишком резко и удержать машину на шоссе не смог. Джип свалился в кювет, остановился, уткнувшись бампером в землю. Головастик не терял ни мгновения. Он бесшумно нырнул в темноту, и не успел Бейтс отдышаться, как появился вновь, волоча тщедушное тельце в просторной белой рубахе и холщовых штанах. Вылезая из джипа, Бейтс с отвращением обнаружил, что обмочился. И в груди у него вдруг зажглась лютая, безумная, всепоглощающая ненависть к этому жалкому вьетнамцу, едва не заставившему его проститься с жизнью. Ярость клокотала и бурлила в нем, ища выхода. Не помня себя, Бейтс зажал в руках полы рубашки врага, резко рванул их в стороны. Ткань с треском разорвалась. Жертва оказалась худенькой девушкой, судя по фигуре лет восемнадцати.

Головастик насиловал ее долго и изощренно, лишь бы причинить побольше боли. Вьетнамка даже не пыталась вырваться, понимая, что сопротивление бессмысленно. В такт ударам она дергалась словно тряпичная кукла и только глухо стонала сквозь промасленную ветошь, которой ей заткнули рот.

Ярость Бейтса сменилась неприязнью, потом отвращением. Все это выглядело дико и походило на кошмарный сон. Он оперся на теплый капот, закурил, Головастик удовлетворился и теперь с лязганьем рылся в машине. Выудил странной формы канистру и безумно захохотал. Послышалось маслянистое бульканье. Бейтс почувствовал едкий, обжигающий ноздри запах напалма. Он сделал несколько шагов вперед. Пехотинец оттащил девушку метров на пять от джипа и усердно поливал из канистры. Освещенное луной белое тело словно тухло, становилось черно-бурым. Отшвырнув канистру, палач достал сигарету, закурил. Сделав пару глубоких затяжек, он взял сигарету двумя пальцами и медленно разжал их над телом. Взметнулось пламя. Напалмовый смрад был жуток, но даже он не мог перебить сладкий запах горящей жизни. Бейтса рвало до утра.

Их взяли на рассвете, тепленькими. Не за девчонку, конечно — на войне, как на войне, — за джип. Неделю пришлось просидеть в карцере, быстро протрезвев и медленно дурея от тоски и безделья. Правда, вспомнил Бейтс, в карцере он спал все же не на полу, а на армейской койке…

Контрольно-пропускной пункт «Смедовице», дождь

Рефрижератор время от времени останавливался. Один раз стояли долго. Югославский пограничник тщательно проверил документы, накладные на груз. Водитель сохранял спокойствие — эта утомительная процедура была ему знакома. Потом он загнал рефрижератор на яму, и бригада таможенников тщательно его осмотрела. И это было привычно. В это время начальник контрольно-пропускного пункта звонил в штаб округа в Любляну.

— Разыскиваемые у меня, другарю полковник. Вертолетный патруль засек их утром. Внешнее наблюдение никаких контактов не зафиксировало. Они пытаются выбраться через границу с Клаусом-«холодильником». Какие будут указания?

— Вероятнее всего, это курьеры наркомафии, которых мы спугнули… Австрийцы заварили всю эту кашу, пусть теперь сами и расхлебывают. Пропустите.

Грузовик рывком тронулся с места. Стены и ненавистная голая лампочка вновь начали неуютно и зыбко качаться перед глазами астронавта. Ноги едва ловили ускользающий пол. Бейтс попробовал вывернуть лампочку, но на душе стало еще более жутко. Как в гробу.

Не в силах больше выносить одиночество, Бейтс растолкал беспробудно спящего Корнхойзера. Тот проснулся в неожиданно веселом расположении духа и, чтобы развлечь себя и приятеля, принялся рассказывать служебные анекдоты и хохмы.

— Ты слышал историю про «черепаху», Боб? Неужели нет? Ну, это же просто класс! «Черепаха» — маленький самоходный робот, которого мучают наши школьники, осваивая пространственную графику. Его подключают к большому компьютеру и запускают на огромный лист ватмана, на котором он своей ручкой изображает нечто этакое. Выпускает «черепах» крохотная компания — скорее даже лаборатория под названием «Террапин».

И вот создатели этого абсолютно безобидного существа получили запрос от одной из крупных компаний, состоящей в подрядчиках Пентагона и активно занятой разработками шасси для заказанной ДАРПА боевой тележки. В запросе содержалась просьба прислать документацию на робота для изучения возможностей его боевого применения.

Ответ шутники из «Террапина» выдержали в духе военного ведомства.

В части, озаглавленной «Выживаемость», они сообщили, что робот системы «черепаха» имеет приземистый силуэт, резко снижающий возможность его обнаружения противником. Он также с трудом засекается радарами и практически не оставляет инфракрасного следа. Маленький просвет ходовой части повышает его способность маскироваться на местности. Его силуэт также значительно снижает вероятность захвата системами наведения большинства существующих ракет класса «земля — земля». Решив поиздеваться на полную катушку, ребята из «Террапина» придумали совершенно убийственный технический параметр: оказывается, «черепаха» способна развернуться на 180 градусов с наименьшим радиусом по сравнению с любой другой системой оружия или военным транспортным средством — наземным, морским или воздушным — находящимся на вооружении армии США.

Следующий раздел назывался «Руководство боевым применением». В нем говорилось, что, используя опоясывающие сенсорные датчики, теоретически возможно запрограммировать большую группу «черепах» таким образом, чтобы имитировать броуновское движение. Противник, дескать, никак не сможет определить траектории движения 10 тысяч роботов, которые, хаотически толкаясь, продвигаются к его позициям. Предполагалось, что такая картина будет иметь деморализующий эффект на войска противника.

В разделе «Вооружение» остряки разошлись вовсю. Они соглашались, что единственным штатным оружием «черепахи» может служить установленная на нем шариковая ручка. Но теоретически возможно запрограммировать робота таким образом, чтобы он совершал набеги на позиции противника и, лихорадочно поднимая и опуская ручку, закалывал солдат. «Черепахи» могут быть также легко запрограммированы для толкания или перекатывания небольших предметов в требуемом направлении. В боевых условиях робот может быть использован для закатывания гранат в окопы и боевые укрепления противника. Учитывая ускоренные исследования в области создания малых ядерных зарядов, возможно использование «черепахи» в качестве носителя — или толкателя — тактического ядерного оружия…

Рассказывая, Корнхойзер буквально давился от смеха. Бейтс хохотал как сумасшедший.

— Ну, и что же дальше? — спросил он, благодарный Корнхойзеру за нервную разрядку. Тот как-то сразу поскучнел:

— Дальше? Дальше случился казус. Шутка была принята совершенно серьезно. Компания «Хьюз эйркрафт», крупнейший производитель электронной аппаратуры для военной техники, купила несколько образцов «черепахи», подключила к мощному компьютеру и попробовала, сможет ли робот передвигаться по условно заминированной местности. Результаты эксперимента были засекречены.

— Послушай, Джим, но вы ведь занимаетесь гораздо более серьезными вещами, созданием командно-управляющего комплекса для космической ПРО… Неужели ты не понимаешь, что с военной точки зрения это бред, нелепица, полная чушь?

— При чем тут это, Роберт? Суть ведь не в том, сработает что-то из новой техники или нет. До этого пока так далеко, что никто особенно такой мыслью не мучается. Суть в том, что уже сегодня «звездные войны» позволяют фантастическими темпами делать деньги и вкладывать их в научные исследования.

Крупнейшие корпорации наперегонки, в лихорадочной спешке открывают новые научно-исследовательские лаборатории. Заказы текут рекой, только успевай расставлять руки да пошире раскрывать рот, чтобы отхватить от финансового пирога «звездных войн» кусок побольше.

Общие издержки на производство и развертывание компонентов СОИ составят до триллиона долларов. Это вдвое превосходит расходы по ведению войны во Вьетнаме и более чем в восемь раз превышает совокупную стоимость программы по отправке людей на Луну!

Денег сколько угодно, они открывают невероятные научно-технические перспективы. Например, идут работы по созданию боевых орбитальных станций, вооруженных лазерными, электромагнитными и лучевыми пушками. Проблема — создать для них источник энергии. Но уже проведен эксперимент: на высоту около 400 километров заброшены две позолоченные сферы, заряженные до напряжения в 44 тысячи вольт. И что ты думаешь? Они не замкнулись друг на друга, хотя были сближены на расстояние меньше метра. Значит, в условиях космоса плазма, как и предполагалось, играет роль изолятора, а не проводника. А это снимает массу сложнейших технических проблем.

Эксперимент стоил бешеных денег, и ученые могли только мечтать о нем. И вдруг кому-то пришло в голову подстегнуть его к СОИ, и все, пожалуйста. Сыграет ли он роль в разработке военно-космической энергетики, это еще большой вопрос. В любом случае это дело далекой перспективы. А польза для физиков — сегодня, сейчас. И какая!

Или возьмем мою область, — увлеченно продолжал Корнхойзер. — Господствующее место в представлениях населения о технической стороне СОИ занимают лазеры и космические платформы. Сравнительно мало внимания обращается на тот факт, что они должны функционировать совершенно автоматически, без вмешательства человека.

Первый бой в ядерной войне — и, вероятно, последний — должен полностью управляться компьютером, заранее запрограммированным на основе предположений о том, как русские нанесут свой удар и как Соединенные Штаты должны ответить на него.

Через какие-то секунды противоракетная система сама должна будет принять решения, которые в условиях обычной войны принимались великим множеством специалистов по разведке, боевых командиров, генералов, комитетом начальников штабов и главнокомандующим в течение дней, недель и месяцев.

Речь, старик, идет о создании полностью автономного суперкомпьютера, гарантирующего стабильное управление «звездным щитом» даже при поражении наших центров управления. Мы его запускаем, включаем, и никто не может вмешаться в его работу. Он неуязвим, абсолютно неуязвим. Ведь если мы оставим хоть крохотную лазейку в его неуязвимости для себя — на всякий случай, — то она, хотя бы чисто теоретически, может быть обнаружена и использована противником. И тогда на ветер полетят триллионы долларов, но это так, мелочь, по сравнению с тем, что на ветер полетит сама идея неотвратимости возмездия. Вот какого масштаба задачи мы пытаемся решить!

Но это ведь далеко не единственная задача, которая будет по плечу «электронному разуму». Военные оплачивают счет — они получат все, что им причитается. А дальше мы создадим новую цивилизацию, цивилизацию думающих роботов. Новая технология позволит нам переключать наше сознание в электронный аналог человеческого мозга. Мы станем бессмертны и неуязвимы, устремимся к звездам…

У Бейтса побежали по спине мурашки. Кошмар какой-то, бред сумасшедшего. Болтающийся на орбите суперкомпьютер, полностью независимый и неуязвимый от Них, но ведь Они могут обнаружиться и среди Нас, значит, независимый и от Нас тоже?!

— А программные дефекты, Джим? Речь ведь идет о программах в миллионы кодовых строк. Ты же сам в Тауплице говорил, что их создание остается розовой мечтой. Типичные программы для обработки слов или разветвленного анализа, насчитывающие не более нескольких сот строк, сразу же после составления содержат десятки, а то и сотни дефектов. Только неоднократное использование, проверка всех возможных комбинаций может помочь выявить дефекты. Они остаются, как правило, даже после того, как программу выбрасывают в продажу — ситуация, заставляющая большинство производителей средств программирования не только лишать клиентов гарантий, но специально оговаривать это в письменном виде.

Вся программа бортовых компьютеров, обеспечивающих полет «шаттла», составляет всего три тысячи строк. Но мы еще ни разу не запустили корабль по графику, и прежде всего из-за дефектов компьютерных программ. А тут речь идет о миллионах строк, и цена дефекта — катастрофа.

— Дефекты и недостатки будут всегда, — горячо перебил Корнхойзер. — Но это не значит, что в целом система не сработает. Можно составить программу таким образом, что когда выявляются дефекты, то они самоизолируются в пределах системы. Система конструируется таким образом, чтобы сама могла справиться с присущими ей дефектами…

— Джим, что вы делаете? Это же оскорбление человеческого разума! Вы изначально и сознательно планируете «звездную войну» как войну электронно-вычислительных машин и к тому же видите в этом проявление некоего высшего гуманизма. Но ведь звездные сражения — не электронная игра, за которой можно с любопытством — и притом вполне безопасно — наблюдать на экране дисплея. В ее ходе наша цивилизация будет неизбежно стерта с лица Земли, — причем по команде компьютера. Да-да, не человека, а машины!

И причиной столь апокалипсического исхода может стать сбой программы или слабенькая искорка короткого замыкания в одном из миллиардов контактов, способная вызвать помутнение электронного разума. Это же кошмар! Вы рубите под корень дерево жизни, убеждая, что сваленному ему будет удобнее расти…

Корнхойзер примиряюще положил руку приятелю на плечо. Бейтс раздраженно стряхнул ее.

Вена, солнечно

Из телефона-автомата в кафетерии универмага «Гернгросс» Блондин набрал телефон связника, назвал вполне безобидный пароль, выслушал ответ, сказал второй пароль и получил «чистый» номер того, кто руководил действиями его группы. Такова была процедура экстренной связи. Блондин не знал ни имени, ни облика этого человека, ни рода его занятий.

На другом конце провода словно ожидали звонка и тут же сняли трубку. После нового обмена паролями Блондин перешел к делу:

— Мы потеряли нашу ниточку к Мотылю.

— Она оборвалась…

— Вот как? И что теперь?

— Получите информацию от человека по имени Рей, черный, толстый, рост 5 футов 4 дюйма, возраст 43 года, зал номер 15 Музея естественной истории в Нью-Йорке…

Положив трубку на рычаг, толстяк в мятых брюках надел пальто и быстрым пружинистым шагом вышел из помещения резидентуры.

* * *

До Вены Бейтс и Корнхойзер добрались без проблем. «По-моему, Боб, мы увлеклись игрой в индейцев», — заметил Корнхойзер, сосредоточенно отряхиваясь у ворот оптового рынка, где их незаметно изрыгнул из своего опустевшего чрева рефрижератор. Сил таиться и заметать следы у них больше не оставалось. И ничего не случилось. Подъехали на такси к посольству, представились дежурному. Через десять секунд электрический замок зажужжал. Бейтс толкнул калитку. Они вошли. Спустя шесть часов умытые, выбритые и переодетые искатели приключений были доставлены лично генеральным консулом США в аэропорт. Бейтсу в Австрии делать было просто нечего, а Корнхойзер был срочно отозван «для консультаций».

Билетов на один рейс для Бейтса и Корнхойзера не нашлось. По словам консула, он имел четкое указание отправить их при первой возможности, и поэтому Корнхойзер летел в Нью-Йорк через Франкфурт, а Бейтс — часом позже, через Шэннон. Проведя обоих через зону регистрации и паспортный контроль в зал ожидания, американский дипломат не стал дожидаться посадки, поскольку спешил на совещание в посольство.

Вскоре объявили посадку на рейс Корнхойзера. Бейтс неожиданно удержал направившегося было к выходу приятеля:

— Джим, давай поменяемся посадочными талонами. Будет лучше, если я прилечу первым и встречу тебя. Мало ли что может случиться…

Точно по расписанию «Боинг-747» компании «Пан-Америкэн» медленно, словно нехотя, начал разбег, но тут же, будто передумав, крутой свечой вспорол низкую облачность курсом на Франкфурт. Откинувшись в удобном кресле, Бейтс облегченно вздохнул.

Серебристо-зеленый лайнер ирландской авиакомпании «Аэрлингус», выполнявший эстафетный рейс Бомбей — Эль-Кувейт — Вена — Шэннон — Нью-Йорк, без видимых причин задержался с вылетом почти на полчаса. Но Корнхойзер не обратил на это внимания — едва сев в кресло, он задремал и встрепенулся только от толчка при посадке в Шэнноне. Позевывая и зябко ежась, Джим вышел из самолета почти последним. Основная толпа пассажиров шла впереди по широкой галерее, которая вела в зал ожидания. Стены галереи состояли из стеклянных витражей. Постепенно замедляя шаг, от толпы отделился мужчина, крепыш с непомерно большой головой. Не проснувшийся до конца Корнхойзер быстро нагонял его. Когда расстояние между ними сократилось метров до десяти, незнакомец остановился и резко обернулся. Крепыш улыбался. Правую руку он держал в кармане просторного плаща. При виде Корнхойзера улыбка медленно сошла с его губ. «Здравствуйте, Джим, — сказал он негромко, делая шаг навстречу Корнхойзеру. — А я-то рассчитывал поговорить с вашим приятелем. Все-таки мой вьетнамский дружок меня обвел, да и вас, видно, тоже. А может, вы заодно?..»

— Самнерс, вы-то тут при чем? Что за идиотские шутки, — Корнхойзер отступил на шаг. И вдруг все понял, разом. Лицо его посерело от страха. Потеряв голову, он ринулся на Самнерса и протаранил его словно танк, свалив на пол. Пока тот, оглушенный, поднимался на ноги, Корнхойзер, совершенно утратив рассудок, с диким криком что было сил швырнул в стекло свой дипломат. Чемодачникпробил в нем приличную дыру. Корнхойзер обернулся. В руке крепыша блеснул пистолет с удлиненным глушителем стволом. Корнхойзер рванулся что было сил, вытянув вперед руки и закрыв глаза. Уже ныряя в пробоину, он почувствовал обжигающие толчки в бок, в шею, в спину и в туче окровавленных осколков рухнул с пятиметровой высоты галереи на аэродромный бетон. В этот момент Корнхойзер был уже мертв.

Бейтс как раз расправлялся с обедом, время от времени поглядывая в иллюминатор. Свинцовые просторы зимней Атлантики, над которыми распростер крылья огромный лайнер, и с высоты 12 тысяч метров не казались особо привлекательными. Внизу бушевал шторм. Теплое мясо с нехитрым гарниром было вполне аппетитным. До Нью-Йорка оставалось не больше трех часов лета, и это обстоятельство дополнительно улучшало его гастрономические свойства.

Вот уже битый час, практически от самого Франкфурта, Бейтс пытался решить уравнение последних суток. Но в нем было такое количество неизвестных, что ответ постоянно ускользал. Если в Тауплице шла охота за ним, то зачем было убивать помощницу Корнхойзера? А если за Корнхойзером, то при чем тут он? Но ведь палка с необычным острием была нацелена именно в его висок? Тогда почему так трясся от страха Джим, готовый тоже бежать куда глаза глядят? Неужели Корнхойзер стал мишенью сразу двух террористических групп, которые пытались отбить его друг у друга, а Бейтса приняли за телохранителя? Возможно, конечно, но уж как-то чересчур абсурдно. Для боевика сгодилось бы, но в жизни? А если действительно были два независимых охотника и две жертвы? Если Корнхойзера преследовал один из них, а Бейтса — другой? Значит, все-таки облако… Или поездка в Болгарию? Или контакт с Корнхойзером? Но, как ни крути, ему ни в коем случае нельзя болтаться в ожидании Корнхойзера в нью-йоркском аэропорту! Он только подставит и его, и себя!

Бейтс почувствовал, как его лицо покрылось холодной испариной. Он едва не совершил серьезную ошибку. Но что же делать дальше? В голове всплыло: «Рей…» Ну конечно, Рей! Контакт с людьми, покровительствовавшими Шеррил, будет и защитой, и хорошей возможностью разобраться, наконец, в лабиринте погонь и ловушек.

Нью-Йорк, ледяной ветер

Оставив багаж в камере хранения, Бейтс прямо из аэропорта поехал на Манхэттен, в Музей естественной истории. У входа купил «Нью-Йорк таймс», которую должен был держать в руке как пароль. Машинально скользнул взглядом по первым страницам и… в изнеможении опустился на обледеневшие ступени у музейных дверей.

Убийство Корнхойзера было подано на первой странице вкладки международных событий, под сочным заголовком: «Таинственное убийство в аэропорту Шэннон. Шестью пулями сражен сотрудник одного из секретных управлений Пентагона. Убийца скрылся. «Для ольстерских террористов сработано слишком профессионально», — утверждает шеф следственной бригады ирландской полиции». Кошмар продолжался.

Бейтс в ярости скрипнул зубами и в клочья разорвал ни в чем не повинную газету. Он остро ощущал потребность действовать. Но как? В каком направлении? С какой целью, наконец? Инстинктивно он понимал, что Рей при всем желании не сможет дать ответ на интересовавшие Бейтса вопросы. Значит, надо идти дальше… к мистеру Кристоферу Литтону! Несмотря на лихорадочно-возбужденное состояние, Бейтс, однако, отдавал себе отчет в том, что так вот просто, с улицы в кабинет Литтона не зайдешь. Да и где он, этот кабинет? Может, мистер Рей сумеет прояснить и этот вопрос?

Рей оказался толстым негром, пожилым и неповоротливым. Ответив условленной фразой на пароль, Рей без промедления перешел к делу: «Мы вас ждали. Вас выслушают сегодня же. Через три часа на детской площадке в Центральном парке, которая находится против 93-й улицы. Пароль тот же».

Послонявшись немного по безлюдному музею, Бейтс не без внутреннего раздражения признался себе, что нервничает. Пытаясь взять себя в руки, он направился к назначенному месту встречи, чтобы немного оглядеться. В детективных романах умные положительные герои всегда приходили на секретные рандеву загодя, чтобы перехитрить своих противников. Увы, мысль выглядела банально. Бейтс с удивлением поймал себя на том, что довольно нелояльно думает о людях, с которыми ему предстояло установить контакт и от которых он ожидал помощи. Пару дней назад он покопался бы в своих ощущениях, пытаясь найти причину столь очевидного противоречия. Но то пару дней назад…

Стемнело. Детская площадка, как и уходящие в глубь парка дорожки, была пустынна. В Центральном парке и днем-то не слишком людно, а с наступлением темноты горожане и вовсе избегают его тускло освещенных аллей. Слишком темные дела вершатся здесь под покровом ночи.

Ярко освещенная 6-я авеню проходила всего в каких-то двух десятках метров от сидевшего на качелях Бейтса. Но продрогший и напуганный, астронавт ощущал себя очень одиноко и неуютно. Время тянулось медленно. Тревога сгущалась быстрее ночной мглы. Почему встреча была назначена в таком пустынном и явно опасном месте? Почему ночью? Чем дальше, тем чаще возвращалась нелепая, казалось бы, мысль: в совокупности обстоятельства контакта сильно напоминали армейский «кольт» с глушителем. Серьезные разговоры ведутся совсем в других условиях, а вот для того, чтобы его тихо отправить на тот свет, лучше места не придумаешь. Внезапно в темноте совсем неподалеку раздался отчетливый металлический звук. Бейтс решил, что больше всего он напоминает клацанье передергиваемого автоматного затвора. Сбросив охватившее его на мгновение паническое оцепенение, Бейтс мешком рухнул с качелей на землю, перекатился в сторону и замер ничком. Качели продолжали мерно качаться с противным ржавым скрежетом.

Площадку огораживали и делили на сектора невысокие «крепостные» стены с бойницами и арками. В просвете одной из них промелькнул силуэт, явно державший на изготовку оружие. Последние сомнения отпали: он в ловушке. Бейтс заставил себя проанализировать ситуацию. Цель — выбраться на освещенную улицу. Напрямую, через кусты, слишком рискованно — много шума, и к тому же его темный силуэт на освещенном фоне будет отличной мишенью. Значит, остается один путь, в глубь парка, чтобы, сделав крюк, выйти в неожиданном для преследователей месте. Идеально, конечно, было бы пересечь парк поперек, но Бейтс не питал никаких иллюзий — эти полтора километра ночного кошмара ему не преодолеть. Астронавт начал медленно переползать к углу стены. До цели оставалось совсем немного, когда нервы Бейтса не выдержали напряжения. Он вскочил в полный рост и бросился вперед. Поскользнувшись на подмерзшем асфальте, тут же потерял равновесие и, падая, зацепился за поручень карусели. Раздался оглушительно резкий скрип ржавого металла. Невероятным усилием Бейтс все же перебрался через стену и, задыхаясь, бросился напролом в темноту.

Он бежал словно заяц, прыгая из стороны в сторону, не разбирая дороги, ничего не различая сквозь кутерьму радужных полос, плясавших перед глазами. Сделав десяток прыжков, он скорее угадал, чем увидел впереди силуэт железного решетчатого забора, преграждавшего ему путь. Страх удесятерил силы, и астронавт легко вскарабкался по гладким стальным прутьям. Уже на самом верху подвернутая при прыжке со стены нога предательски соскользнула. Чувствуя, что падает, Бейтс рванулся вперед, стараясь из последних сил перевалиться на ту сторону. Но забор кончался частоколом остро заточенных прутьев. Всей тяжестью Бейтс упал прямо на них. Порыв астронавта был столь силен, что сталь пронзила его грудь насквозь.

Подоспевшие преследователи, пыхтя и отдуваясь, с трудом стащили обмякшее тело вниз. «Это же не Головастик», — удивился Ворчун, посветив фонариком. Блондин злобно сплюнул: «Ах ты, недоношенный ублюдок!» — и в ярости пнул труп в лицо.

Глубокой ночью Блондин с Ворчуном втащили закоченевшего покойника в душную и тесную комнату без окон. По стенам изгибалось несколько толстых труб. Из одной с шипением змеился пар. С низкого потолка одиноко свисала желтая лампочка. Блондин с лязгом открыл чугунную дверцу топки парового котла и помог Ворчуну затолкать в нее труп. «Передай привет Джону О’Рейли», — пробормотал Ворчун, плюнул в огонь и пинком захлопнул дверцу.

Шарлотт-Эмили, солнечно

Над залитой солнцем лужайкой с аккуратно выстриженной травой порхали пестрые бабочки. На Виргинских островах лето длится круглый год, и пару раз за зиму Координатор непременно выбирался сюда на уик-энд. До победы в партии в гольф ему оставалось всего две лунки, и он был уверен в себе. Отточенным движением послав мяч в направлении флажка, обозначавшего первую из них, Координатор с наслаждением потянулся. Воздух был сладкий, теплый, полный запахов цветов и океана.

— А помните, — обернулся он к своему партнеру, — Помните, Самнерс, с чего началась вся катавасия с астронавтом? Он увидел с борта какое-то гигантское облако. К нашей программе оно не имело никакого отношения — просто загадочное природное явление.

Игроки подошли к месту падения мячика. Он лежал всего метрах в пятнадцати от лунки. Игроку хорошего класса требовалось теперь на него один, ну, может быть, от силы два удара, не больше. Координатор выбрал нужную клюшку, прицелился. Мячик запрыгал по траве и остановился в полутора метрах от флажка. Удовлетворенно улыбнувшись, Координатор вновь обернулся к Самнерсу:

— Так что все началось со случайности. А потом он начал копать. Случайная гибель журналистки — заметьте, неизбежная при той одновременной игре с мафией и спецслужбами, которую она вела, — толкнула Бейтса к опять-таки случайной поездке в Вену… И пошло-поехало. Единственно, чего я так и не понял, это кто с ним расправился в Центральном парке. Наверно, какие-то старые счеты… Ужасная смерть, конечно, но для нас с вами очень своевременная. Кто знает, что бы он еще раскопал… Увы, пока мы не запустили «проект альфа» на орбиту, подобных случайностей еще, видимо, будет немало. Но зато потом мы сможем на него полностью положиться. Он будет абсолютно надежен. Я могу вам гарантировать это, Самнерс. Так же, как то, что следующим ударом я загоню этот мяч.

Координатор несильно взмахнул клюшкой. Удар был безупречен. Уверенный в успехе, Координатор шагнул, чтобы достать еще катившийся мяч из лунки, но тот, подпрыгнув, брызнул мелкими осколками. От неожиданности Координатор и Самнерс на мгновение оцепенели. Блондин уже упер перекрестие оптического прицела в лоб полковнику и, улыбаясь, плавно нажал собачку. Лунка осталась пустой.

Оглавление

Глава I Игра на трех досках

Глава II Человек из Медельина

Глава III По раскаленным углям

Глава IV Альпийская идиллия