Исполнители последней воли Питера Вуда без труда справились со своей задачей. Он оставил свои дела в идеальном порядке. Единственной неожиданностью оказался лежащий на письменном столе запечатанный конверт, на котором было написано: «Я никому не показывал содержимое этого конверта, не желая связываться со всякими исследовательскими организациями, но после моей смерти я разрешаю предать гласности историю, которая, насколько мне известно, совершенно правдива».
Лежащая внутри рукопись — она была написана за три года до смерти автора — гласила следующее.
«Мне давно хотелось описать историю, которая произошла со мной в юности. Я не предлагаю никаких объяснений. Не делаю выводов. Я просто пересказываю некоторые события.
Одним туманным вечером после вынужденного безделья в конторе — меня лишь недавно приняли в коллегию адвокатов — я уныло брел домой, и вдруг мое внимание привлекла ярко освещенная витрина магазина. Прочитав на вывеске слово «Антиквариат» и вспомнив, что должен купить свадебный подарок любителю старинных безделушек, я взялся за ручку зеленой двери. Она открылась с веселым перезвоном подвесных колокольчиков, и я очутился в огромном несуразном помещении, заставленном обычными для антикварных лавок сокровищами и хламом. Старинные доспехи, угольные грелки, потресканные, покрытые патиной времени зеркала, церковные одеяния, прялки, бронзовые чайники, канделябры, гонги, шахматные фигуры — предметы прежнего обихода любого размера и любой эпохи. Несмотря на царивший беспорядок, здесь не пахло пылью и унынием, которые обычно ассоциируются с подобными заведениями. В помещении горел яркий свет, в камине весело потрескивал огонь. Атмосфера была настолько теплой и радостной, что после промозглой сырости на улице магазин показался мне необычайно уютным.
Когда я вошел, молодая женщина и девушка — судя по внешнему сходству, они были сестрами — поднялись с кресел. Их приветливые, улыбчивые лица и яркая одежда совершенно не соответствовали окружающей обстановке — в подобных заведениях ожидаешь увидеть совершенно другой тип людей. Они смотрелись бы более уместно в цветочном или кондитерском магазине. Мысленно поставив им высокие баллы за поддержание чистоты, я пожелал сестрам доброго вечера. Их улыбки и непринужденные манеры произвели на меня приятное впечатление; но, хотя они весьма любезно показывали мне свои сокровища и продемонстрировали хорошее знание своего дела, мне показалось, что их не интересует, куплю я что-нибудь или нет.
Я нашел небольшое блюдо из шеффильдского серебра[1] по весьма умеренной цене и решил, что это самый подходящий подарок для моего друга. Объяснив, что у меня не хватает наличных, я спросил у старшей сестры, примет ли она чек.
— Разумеется, — ответила она и тотчас подала мне перо и чернила. — Выпишите его, пожалуйста, на «Магазин сувениров на углу».
…Я с большой неохотой покидал приветливое заведение, чтобы вновь окунуться в шафрановый туман.
— Всего доброго, сэр. Всегда рады вас видеть, приходите в любое время, — пропел мне вслед приятный голос старшей сестры, настолько располагающий, что у меня появилось ощущение, будто я прощаюсь с хорошим другом.
Примерно неделю спустя холодным вечером по дороге домой — мелкий снег хлестал меня по лицу, по улицам гулял резкий пронизывающий ветер — я вспомнил гостеприимное тепло уютного магазинчика на углу и решил снова туда заглянуть. Я оказался на той самой улице и — да! — на том самом углу.
Меня постигло горькое разочарование, причем удивительно неуместное в данной ситуации — магазин имел какой-то недоуменный сонный вид, на двери висела табличка с бескомпромиссным словом «закрыто».
Ледяной порывистый ветер вихрем кружился на углу; мокрые брюки прилипали к продрогшим ногам. Мечтая оказаться в теплом, светлом помещении, я расстроился, как ребенок, и повел себя довольно глупо — схватился за ручку двери, хотя был уверен, что она заперта, и дернул ее. К моему удивлению, она подалась, но не в ответ на мои действия. Дверь открыли изнутри, и передо мной возникла тускло освещенная фигура очень старого и почти бестелесного человечка.
— Входите, пожалуйста, сэр, — произнес тихий дрожащий голос, и я услышал шаркающие шаги, уходящие вглубь магазина.
Мне трудно описать невероятные изменения, которые произошли здесь в мое отсутствие. По-видимому, сгорел предохранитель, потому что огромная комната была погружена во мрак, в котором тускло горели всего две оплывшие свечи, и в их мерцающем свете смутно вырисовывались темные очертания экспонатов, отбрасывающих причудливые, почти угрожающие тени. Камин был потушен. Лишь одно тлеющее полено свидетельствовало о том, что недавно в нем горел огонь. Других следов тепла не было и в помине — здесь царила страшная атмосфера мрачного холода. Выражение «внезапно похолодало» звучало бы тут до смешного неуместно
