МОЙ
ОМАР ХАЙЯМ
Антирелигиозные и антиклерикальные
мотивы
в творчестве поэта-ученого
2016
2
МОЙ ОМАР ХАЙЯМ.
Антирелигиозные и антиклерикальные мотивы
в творчестве поэта-ученого
Гуртовцев А.Л.
“Мне раскаянья бог никогда не дарует,
Ну а если дарует – зачем оно мне?”
“Считают, будто я неверный – верно…”
Омар Хайям, “Рубаи”, 11-12 вв.
Омар Хайям (Гиясаддин Абу-ль-Фатх Омар ибн Ибрахим; прозвище “Хайям” – от перс. палаточник,
родился в семье ремесленника Ибрахима, изготовителя палаток; 18 мая 1048 г.,Хорасан, Нишапур – 4
1
декабря 1131г.,Хорасан,Нишапур ;[1]) - выдающийся персидский ученый (математик, астроном,
2
философ) и поэт, непревзойденный мастер рубаи (робаи, рубайят - четверостишия) [1-13]. На склоне лет,
будучи уже седобородым 70-летним стариком (“И я, седобородый, в силок любви попал…”, ”Старость дерево, корень которого сгнил. Возраст алые щеки мои посинил...”,”В чаше жизни моей семь десятков
исполнилось весен…”), но еще не утратившим свой глубочайший философский разум, он писал:
Мы уйдем без следа – ни имен, ни примет.
Этот мир простоит еще тысячи лет.
Нас и раньше тут не было – после не будет.
Ни ущерба, ни пользы от этого нет.
3
(пер. Г. Плисецкого)
Но, вот, прошло уже почти 900 лет, как он покинул этот бренный мир, превратившись, по его же
собственным словам, в глину, из которой гончар может вылепить любую посуду (“Наша плоть в бесконечных
своих превращеньях То в кувшин превращается, то в пиалу”,“Так лей вино в бокал, покуда сам не стал ты,
Посудой глиняной в гончарной мастерской”), а здравомыслящие люди в разных странах, причем независимо
от своей национальной принадлежности, его помнят, ценят и читают, получая от его бессмертных
четверостиший громадный духовный заряд для размышлений уже о своей собственной быстропроходящей
жизни.
Его считают “своим” поэтом не только персоговорящие этносы – иранцы, или персы, и таджики
(Хайям писал свои научные трактаты на арабском языке, а стихи, предназначенные для души, на родном
фарси – новоперсидском языке, сложившемся в 9 в. на основе арабского алфавита и отличавшемся как от
древнеперсидского языка 6-4 вв. до н.э., использовавшего слоговую клинопись, заимствованную из соседнего
государства Урарту, так и от среднеперсидского языка, или пехлеви, 3 в. до н.э.-7 в. н.э., созданного на базе
арамейского письма), но и многие другие народы мира, включая русских (переводы рубаи Хайяма, начиная с
3
конца 19 века, выполнили более полусотни видных русских поэтов и переводчиков) . Почему так случилось?
По-видимому, этот восточный мыслитель и поэт сумел в своих лаконичных, но предельно емких, простых и
безыскусных по форме, но весьма проницательных по содержанию философских стихах, затронуть душу
человека и его тайные, глубинные, искренние мысли о вечном и преходящем: о жизни и бытии, о
предназначении человека и краткости его пути, о разуме и вере, о достоинстве и несправедливости, о
счастье и невзгодах, о наслаждении и страданиях, о любви и ненависти.
Хайям учил ценить каждый миг земной жизни (“жизнь – ни мало ни много – мгновенье одно!”,
“Жизнь, мгновенье которой равно мирозданью, Как меж пальцев песок, незаметно прошла!”), не веря в
существование загробного мира и понимая, что жизнь начинается и завершается именно здесь, на Земле:
За мгновеньем мгновенье – и жизнь промелькнет.
Пусть весельем мгновение это блеснет!
Берегись, ибо жизнь – это сущность творенья.
Как ее проведешь, так она и пройдет.
***
Вот день исчез, как ветра легкий стон,
Из нашей жизни, друг, навеки выпал он.
Но я, покуда жив, тревожиться не стану
О дне, что отошел, и дне, что не рожден.
***
Разум к счастью стремится, все время твердит:
“Дорожи каждым мигом, пока не убит!
Ибо ты – не трава и когда тебя скосят –
То земля тебя заново не возродит”
(пер. В.Державина) 3
(пер. О .Румера) 3
(пер. Г. Плисецкого)
3
***
Двери в этой обители: выход и вход,
Что нас ждет, кроме гибели, страха, невзгод?
Счастье? Счастлив живущий хотя бы мгновенье.
Кто совсем не родился – счастливее тот.
***
Бросать не стоит в будущее взгляд,
Мгновенью счастья будь сегодня рад.
Ведь завтра, друг, и мы сочтемся смертью
С ушедшими семь тысяч лет назад.
(пер. Г. Плисецкого)
(пер. Дм. Седых)3
Поэт постоянно, как истинный философ, меряет жизнь ее противоположностью - смертью. Для него
смерть представляется трагическим и бессмысленным событием, но, в то же время, естественным процессом
преобразования ранее живой мыслящей плоти в земной прах (“И сходим в прах, развеяв жизнь как
дым”,“Спеши, покамест , плоть не стала прахом, Как прах твой плотью раньше был сто раз”), в почву, в
глину, из которых позже возрождается новая жизнь и воссоздаются новые вещи:
Когда тело мое на кладбище снесутВаши слезы и речи меня не спасут.
Подождите, пока я не сделаюсь глиной,
А потом из меня изготовьте сосуд.
***
Я вчера
