Сижу на нарах (из непечатного) [Глеб Яковлевич Горбовский] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
Глеб Горбовский
СИЖУ НА НАРАХ…
(Из непечатного)
© Горбовский Г. Я., 1992 г
Из книги «Зеленая муха» (русские алкóголи)
Фонарики ночные
Когда качаются фонарики ночные
и темной улицей опасно вам ходить, —
я из пивной иду,
я никого не жду,
я никого уже не в силах полюбить.
Мне лярва ноги целовала, как шальная,
одна вдова со мной пропила отчий дом.
А мой нахальный смех
всегда имел успех,
а моя юность пролетела кувырком!
Сижу на нарах, как король на именинах,
и пайку серого мечтаю получить.
Гляжу, как кот, в окно,
теперь мне все равно!
Я раньше всех готов свой факел погасить.
Когда качаются фонарики ночные
и черный кот бежит по улице, как черт, —
я из пивной иду,
я никого не жду,
я навсегда побил свой жизненный рекорд!
1953, Череповец
«Лежу на дне коньячной речки…»
Лежу на дне коньячной речки.
То рыбы надо мной, то жабы.
То восхитительные речи
руководителей державы.
Я ощущаю толщу фальши,
хлебнув — утешного — истошно!
И посылаю всех подальше.
И засыпаю осторожно.
10 апреля 1961
«Человек уснул в метро…»
Человек уснул в метро,
перебрав одеколона.
От него — его нутро
развезло, определенно.
Ночью выключили свет,
затворили вход и выход.
Кутал спящего, как плед,
продувной тоннельный вихорь.
И всю ночь ему, лучась,
отпускное снилось лето
и какая-то запчасть
от невыйгранной «Победы».
И всю ночь, как фараон,
он лежал в своей могиле.
А над ним не спал закон,
оставаясь в прежней силе.
1960
Про султана
У султана было триста жен.
Был фонтан и голубой бассейн.
Только был он главного лишен —
не употреблял султан портвейн!
Жаль султана.
Звонкий автомат
не выбрасывал ему салат.
Жаль султана.
«Красная стрела»
не везла его и не везла.
В США не делал он визит,
где сидит Рокфеллер-паразит,
виски пьет, ест желтое желе…
А султан лежит в сырой земле!
У султана было триста жен.
Пили все из общего котла.
Но одна из них пила… крюшон,
потому как в партии была.
1960
Юность
Пили водку, пили много,
по-мужицки пили, с кряком
А ругались только в бога,
ибо он — еврей и скряга.
Кулаки бодали дали,
кулаки терзали близи.
На гвозде висевший Сталин
отвернулся в укоризне.
Пили водку, пили смеси,
пили, чтоб увидеть дно…
Голой жопой терся месяц
о немытое окно.
1954
С гонорара
Накуплю вещей-предметов:
мягкогрудую тахту,
десять штук вождей-портретов,
что не дремлют на посту;
обрету бокалы-рюмки,
а в кредит — презерватив.
Государственные брюки
проявлю, как негатив;
пробреду лихим бульваром
поперек своей судьбы!
Будут встречные мне пары
становиться на дыбы:
как же так! — ходил в лохмотьях,
как же так! — просил на хлеб…
Я состарился в работе,
я, поэт Горбовский Глеб.
Ночь мою клопы сожрали,
белый день — затмил закон.
Где-то, скажем, на Урале —
мой, не найден, миллион.
Под пластом песчанокрасным
он лежит, шероховат…
Заявляю громогласно:
я ужасный мот и хват!
Я найду тот клад красивый
и — пропью его! Он — мой.
Ходит жизнь, качает силой,
как тяжелой булавой.
То меня по шее хрястнет,
то меня бодает в бок…
И уже предельно ясно,
что такое в жизни — Бог.
1963
«Проходя по улице вечерней…»
Проходя по улице вечерней,
глубже я дышу и равномерней.
День меня нахлестывал делами.
Я звенел покорно удилами.
И летел — то рысью, то карьером —
под своим незримым офицером.
…А сейчас по улице
