КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Согнутая ветка [Джо Р Лансдейл] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Джо Р. Лансдейл Согнутая ветка

Тогда я вернулся с работы вечером, и Бретт, моя рыжая, сидела за столом на кухне. На этой неделе у нее не было ночных смен на дежурствах в больнице, так что я удивился, увидев ее на ногах. В два часа ночи. Я закончил работать ночным сторожем на заводе по производству собачьей еды, в надежде на то, что мой приятель Леонард скоро вернется из Мичигана, куда поехал кого-то ловить по поручению нашего друга Марвина, который нанял его на разовую работу в своем детективном агентстве. Время от времени мы на него работали.

На этот раз мне работы не нашлось, и поскольку у Леонарда другой работы не было, а деньги ему были нужнее, чем мне, работать отправился он. А я временно подрабатывал на заводе собачьей еды. Нормально, но очень скучно. Самым захватывающим из приключений была погоня за крысами, которых я обнаружил в хранилище. Они надгрызали мешки с кормом, отнимали хлеб насущный у ищеек, так сказать. И навсегда поняли, что со мной лучше не связываться.

Я все надеялся, что у Мартина что-нибудь для меня найдется и я смогу уйти с завода, но пока что ничего не было. Но недельная зарплата в бумажнике была.

– И что ты тут делаешь? – спросил я.

– Беспокоюсь, – ответила она.

Я сел за стол рядом.

– У нас же достаточно денег, так?

– Нам многое надо менять. Я о Тилли.

– Вот черт.

– Все не так, как раньше, – сказала Бретт.

Немного из графы А, немного из графы Б, вот что она имела в виду.

Графа А – когда она связалась с клубом байкеров, а потом ее украли, чтобы сделать проституткой, отчасти по делу, поскольку этим она и занималась, отчасти – против ее воли, поскольку ей не собирались за это платить. Мы ее вытащили, я, Бретт и Леонард. Потом она сорвалась и влипла в бытовые неприятности в Тайлере, но с этим ей помогла Бретт, по крайней мере, ухитрилась отсрочить катастрофу. Каждый раз, когда Бретт заговаривала о Тилли, это значило, что ей придется паковать вещи, брать отпуск на работе и отправляться на пару дней, чтобы исправить какую-нибудь глупость, которой можно было избежать с самого начала. Но, поскольку Тилли приходилась Бретт дочерью, я пытался о ней заботиться. Хотя я ей не нравился, и она мне тоже. Но я любил Бретт и пытался поддерживать ее, как мог. Бретт прекрасно знала, каково мне это делать.

– Снова придется на пару дней уехать? – спросил я.

– Может, и побольше.

– Почему это?

– Она пропала.

– Наверное, она уже не первый раз на порошке сидит. Ты же ее знаешь. Смылась, не говоря ни слова, так же и вернется, если только ей деньги не понадобятся или если торнадо жилой вагончик не опрокинет.

– В этом всем нет ее вины.

– Бретт, малышка, вот только не начинай мне рассказывать, какая ты плохая мать.

– Я такая и была.

– Ты сама была молода, и я думаю, что ты отнюдь не все плохо делала. Были определенные обстоятельства, и ты старалась сделать для нее все, что могла. Вся ерунда, в которой она живет, – ее собственный выбор.

– Возможно.

– Но ты не согласна.

– Неважно. Она моя дочь.

– А у тебя есть я.

– Мне позвонила ее подруга, ты ее не знаешь. Зовут Моникой, нормальная девушка. Думаю, у нее голова на плечах получше, чем у Тилли. Она была у нее в прошлый раз, когда я туда зашла. Думаю, она стала бы хорошим примером для моей девочки. Мне казалось, что Тилли начинает приводить дела в порядок, и я постоянно держала связь с Моникой, чтобы быть в курсе. Та позвонила и сказала, что они собирались в кино на вечерний сеанс, в компании девушек. Вот только Тилли не пришла. И не позвонила. А теперь уже три дня прошло. Моника сказала, что когда перестала с ума сходить, то стала тревожиться. Сказала, что парень, с которым жила Тилли, вот он может быть проблемой. Он привык пасти шлюх, и Тилли легко может вернуться к этому. В смысле… ну, у парня еще и кое-какие проблемы с наркотиками, и у Тилли иногда. Он мог с ней поругаться. Он мог попытаться заработать на ней денег, или ввязаться во что-то скверное и втянуть Тилли заодно.

– Моника думает, что он ее дома держит?

– Может, и хуже.

– Я-то думал, он в порядке.

– Я тоже, – сказала Бретт. – Но в последнее время – не очень. Сначала он был просто сказочным принцем, бывший наркоман, взявшийся за ум, а потом вдруг он не хочет выпускать ее из дома, не хочет, чтобы она с кем-то общалась. Не хочет, чтобы она виделась с Моникой. Моника думает, что он сам хочет выбирать, с кем Тилли встречаться.

– Проституция, – сказал я.

Бретт кивнула.

– Ага, иногда такие парни ведут себя именно так. Типа, о тебе заботятся, типа того, что у них были те же проблемы, что у тебя, а потом Тилли вдруг понимает, что она снова на коксе и продает себя, чтобы за него платить. А потом перестает получать за это деньги. Когда он сам все забирает.

– Сутенеры так и делают, держа девок на наркоте и забирая все деньги.

– Ага, – выдохнула Бретт. – Именно. С ней такое уже бывало, и сам понимаешь…

– Ты думаешь, что это могло случиться снова.

– Ага. Думаю.

– Это не имеет значения, поскольку такое нельзя спланировать. Он просто мог сам слететь с катушек и потянуть ее за собой. Получив желаемое, не хочет делиться с остальными и демонстрировать ее окружающим.

– Поначалу он очень даже с удовольствием ее всем демонстрировал, – сказала Бретт. – Хотел, чтобы она одевалась сексуальнее, сходил с ума, если кто-то на нее заглядывался. Она принадлежала ему, но он хотел выставлять ее, и в то же время чтобы никто не смел глядеть на это представление. А потом захотел. Может, когда снова проблемы с наркотиками начались. Я не знаю. И мне плевать. Я просто хочу знать, что она в безопасности.

– И хочешь, чтобы я это выяснил?

– Хочу, чтобы мы это выяснили.

– Тогда давай я для начала съезжу на завод собачьей еды и получу расчет.

– Побыстрее, – сказала Бретт.

– Понимаю, – ответил я. – Но все равно надо.

Странно было начинать выяснять что-то подобное, когда рядом нет Леонарда. В таких обстоятельствах я предпочитал, чтобы он был рядом. Он всегда был мне хорошей опорой. Я считал себя вполне крепким в этой сфере, но никогда не помешает, если рядом друг, который тебе как брат. Просто чтобы быть увереннее.

Тилли жила неподалеку от Тайлера, между нашим домом и Баллоком, в небольшом пригороде. Тайлер, конечно, поменьше Далласа и Хьюстона, но это большой городок или небольшой город, как вам больше нравится. Населения тысяч сто, куча машин, нелегальные иммигранты и студенты колледжа. Иммигранты, которых любят нанимать, чтобы платить поменьше, а потом делать из них козлов отпущения при каждом удобном случае, забывая, что их бы вообще здесь не было, чтобы винить их за то, что они делают и чего не делают, если бы им не предлагали работу.

Когда мы добрались до дома Тилли, то увидели на стоянке две машины.

– Это машины Тилли и Роберта. Обе здесь, – сказала Бретт.

Я вышел и постучался в дверь, но никто не открыл. Сложно объяснить, но иногда ты стучишься, зная, что внутри кто-то есть, а иногда возникает ощущение пустоты, будто стучишь по выбеленному солнцем черепу, ожидая, что мозг, которого внутри давно нет, вдруг пробудится. А иногда ты просто очень зол, а тот, кто внутри, прячется. Я помню, как моя мать так время от времени делала, когда приходил сборщик налогов. Всегда было интересно, знают ли они, что мы дома и просто прячемся, чтобы не платить налоги, на которые у нас нет денег, но которые платить обязаны. Например, налог на машину. В надежде, что они не увезут ее.

Я обошел дом и постучал в заднюю дверь – с тем же результатом. Обошел весь дом вместе с Бретт, заглядывая в окна. Большая их часть была закрыта ставнями и занавесками, но за окном кухни с заднего двора занавески были открыты. Сложив руки и прижавшись к стеклу, мы поглядели внутрь. Ничего не видно.

Наконец вернулись к моей машине и присели на капот.

– Хочешь, чтобы я забрался внутрь? – спросил я.

– Не знаю. Я вчера в полицию звонила, ну, в контору шерифа, но они ничего не стали делать.

– Не прошло двадцать четыре часа?

– На самом деле уже прошло. Давно. Но дело в том, что они ее уже знают.

Подробностей я не знал, но можно догадаться. Тилли часто попадала в неприятности, время от времени ей удавалось сбежать, когда у полиции не хватало сотрудников, чтобы вовремя поймать проститутку, наркомана и вообще головную боль для окружающих, постоянную.

– О’кей. Беру ответственность на себя. Заберусь туда.

Вокруг были дома, но никого не было видно, и я не видел, чтобы кто-нибудь отдернул занавески, чтобы подсмотреть. Достав из перчаточного ящика набор отмычек, которыми я время от времени пользовался, когда работал на агентство, я снова обошел дом и открыл заднюю дверь. Взломщик из меня не слишком хороший, и, по правде говоря, обычно это выглядит не так, как в кино, по крайней мере, у меня. Всегда приходится повозиться. Однако замок оказался достаточно простым, и все заняло у меня около пяти минут. Затем я и Бретт вошли внутрь.

– Тилли, Роберт, – окликнула Бретт. – Это я, мама.

Никто не отозвался. Как о стенку горох.

– Подожди у двери, – сказал я.

Я пошел по дому, заглядывая в комнаты. Ничего особенного, но в гостиной стул и кофейный столик опрокинуты. Что-то пролилось на пол и стало липким. Рядом – разбитый стакан. Вернувшись, я рассказал Бретт об увиденном.

– Может, теперь служители закона заинтересуются, – добавил я.

Когда мы вышли наружу, я вдруг увидел дорожку из мелких капель крови. До того я ее не заметил, но теперь, выходя из дома, когда лучи солнца упали под нужным углом, разглядел. Так, будто кто-то рассыпал рубины разного размера в траве.

– Бретт, милая, иди к машине и сиди там, за рулем, – сказал я. – Вот ключи, на случай если придется уехать. И если будет надо, уезжай. Обо мне не беспокойся.

– Чушь, – сказала она. – Пошли, возьмем пистолет из бардачка.

У меня было разрешение на скрытое ношение оружия, но я редко носил пистолет с собой. На самом деле мне вообще не нравилось оружие, но с моей работой – я не имею в виду работу ночного сторожа на заводе собачьей еды – иногда эти штуки нужны.

Мы дошли до машины, взяли из бардачка оружие, старомодный револьвер, и пошли по следу капель крови.

След уходил в лес, а там мы его потеряли. Прошли немного по тропе, и я увидел место, где что-то затаскивали в кусты, которые остались примяты. Мы пошли туда и увидели лежащее на земле тело. Человек лежал лицом вниз. Мне, конечно, не следовало трогать тело, но я толкнул его носком ботинка, и оно перевернулось. У трупа оказалось лицо молодого парня с забитыми муравьями глазами и сплющенным и окровавленным носом, так, будто человека волокли по земле лицом вниз. На груди была дырка от пули вроде бы. Я их немного видел, по пальцам пересчитать. Эта была ровнехонько на кармане рубашки. Потом я увидел еще одну, в правом боку. Видимо, первым выстрелом его ранили, он попытался сбежать, и тут тот, кто его ранил, догнал его и выстрелил снова, а потом утащил в кусты. Затем я заметил, что у парня татуировки по обеим рукам снизу доверху, и не слишком хорошие. Такие, будто пьяница пытался писать иероглифами или на санскрите. Пьяница или товарищ по камере.

– Это он, – сказала Бретт, стоя рядом со мной.

– В смысле, Роберт, приятель Тилли.

– Ага, – сказала она и принялась смотреть по сторонам. И я тоже. До некоторой степени я был готов увидеть и тело ее дочери, но его здесь не было. Мы даже вернулись в дом и прошли по всем комнатам, не касаясь ничего, кроме дверной ручки, на случай если не нашли Тилли в первый раз, спрятанную под кроватью, в шкафу, в холодильнике. Холодильника у них не было, а в шкафу и под кроватью мы ничего не нашли.

Они прислали молодого парня в висящих, не по размеру, штанах и с бляхой, сияющей, как детские мечты на Рождество. В бедренной кобуре у него был пистолет такого размера, будто он собрался на слонов охотиться. Ковбойская шляпа со слишком высокой тульей и слишком широкими полями. Будто мальчик-переросток, собравшийся поиграть в ковбоев. Он представился заместителем шерифа.

С ним прибыл и другой парень, постарше, который сидел на пассажирском месте. Молодой вышел из машины, старший – нет. Просто открыл дверь и остался сидеть внутри. Он выглядел как человек, ждущий, когда выслужится до пенсии, и не уверенный, что ему это удастся. Может, ему лет сорок, но что-то в его лице делало его старше. Пистолет у него в кобуре был поменьше. Это я четко разглядел. А свою ковбойскую шляпу он положил на колено.

Молодой парень выслушал наши показания. Выглядел заинтересованным, что-то записал в блокноте. Я сообщил ему, что у меня в перчаточном ящике оружие и что у меня есть на него разрешение, чтобы не усугублять ситуацию, если он сам его найдет. Через некоторое время старший вышел из машины и подошел к нам.

– Все записал, Олфорд?

– Да, сэр, – ответил заместитель.

Я увидел, что на бляхе у старшего написано «ШЕРИФ». Бляха была так похожа на те, что мы покупали в детстве, вместе с пистонным пистолетом, но без пистонов. Пистоны надо было покупать отдельно.

Он задал нам несколько вопросов, тех же, что задавал молодой, на случай если мы начнем путаться, как я понял. И внимательно глядел на Бретт. Не стану его винить. Она выглядела отлично, как всегда. Длинные рыжие волосы, волнами спадающие по плечам, великолепное тело, поддерживаемое в порядке тренировками, и лицо, от которого Чудо-Женщине захотелось бы биться головой о стену.

– Пойдемте со мной, – сказал мне шериф.

– Я тоже, – сказала Бретт. – Я вам не божья коровка.

– Не сомневаюсь, – сказал шериф. – Олфорд, садись в машину и приведи в порядок все записи.

– Они в порядке, шериф, – сказал Олфорд.

– Все равно иди в машину.

Мы отошли достаточно далеко. Шериф, которого, как выяснилось, звали Натан Хьюз, обратился к нам снова.

– Олфорд – человек мэра. Что еще поделаешь?

– Он себе форму в «Гудвилле» купил? – спросил я.

– Не надо такого неуважения, – сказал шериф. – Он ее с веревки для белья стянул.

Мы дошли до тела.

– Я его перевернул, – сообщил я.

– Зная, что этого не следует делать, – сказал шериф Хьюз.

– Знаю. Но я должен был проверить, может, он жив.

– Когда они выглядят так, лицом вниз, лицом вверх, и так ясно, что мертвые.

– Возможно.

– Ты что-то знаешь, – сказал шериф. – Ты все подметил, ты сказал, что вас здесь двое и кто вы такие, так что я позвонил кое-куда, кое-что разузнал. Шеф из Ла-Борде, знаешь ли, сказал, что ты настоящая заноза. И обычно работаешь с черным парнем по имени Леонард.

– Ага, точняк, – согласился я. – В смысле, я действительно работаю с черным парнем по имени Леонард. Насчет занозы не знаю.

– Думаю, да, – сказал шериф. – Шеф мне кое-что рассказал.

– Болтовня, – сказал я.

Когда мы закончили осмотр тела, то вернулись к машине. Шериф сказал Олфорду взять фотокамеру и сделать снимки.

– Нет у нас настоящей команды, – сказал он. – Я, Олфорд, еще один заместитель и диспетчер. Иногда пончиками бесплатно кормят.

– Помогает поддерживать форму, – сказал я.

– Еще бы, – сказал шериф и посмотрел на Бретт. – Вы весьма хорошо держитесь, учитывая, что ваша дочь пропала, а ее парень мертв.

Он все еще с нами играет, пытается выяснить, не имеем ли мы отношения к случившемуся.

– Поверьте, я очень встревожена, – ответила Бретт.

Пришлось пару часов подождать в мотеле, пока не приехал шериф. Он сообщил, что никакой информации нет.

– Мы не нашли вашу дочь, – сказал он Бретт. – И это хорошая новость, наверное.

– Наверное, – сказала Бретт.

Шерифа здесь не было, когда она сорвалась и рыдала в голос, но, возможно, он заметил, что у нее красные глаза. Выслушав все, что он должен был ей сказать, она просто ушла в ванную и закрыла дверь.

– Слушай, скажу тебе все напрямик. То, что ты уже наверняка сам понял. Я завалящий шериф из завалящего городка, с двумя заместителями, которым впервые придется расследовать убийство. Им бы сбежавших котов с собаками искать да выяснять, кто спер крекеры из отрубной муки в начальной школе. И то за счастье. Я не могу сказать тебе, чтобы ты работал сам по себе или что сюда можно привести людей и поопытнее. Но будь я на твоем месте, с тем, что я о тебе знаю, скажу тебе по секрету, что я и делаю сейчас, на случай если ты вдруг не въехал. Попробуй сам что-то поискать.

Я кивнул.

– Нет никаких идей, с чего начать?

– Я же сказал, я завалящий шериф, но когда-то я работал в большом городе. Приехал сюда, чтобы поменьше на трупы смотреть. Пока что так и было. Это первая смерть за пять лет, если не считать самоубийств. Погибший – Роберт Остин, и его разыскивали за какое-то дерьмо. Девочка, дочка твоей женщины, ходят слухи, что она кое-чем занималась, если понимаешь, о чем я.

– Слухи, скорее, верные, – сказал я.

– Этот парень, Роберт, торговал наркотой и торговал девушкой. В таком городке люди, пользовавшиеся ее услугами… ну, все все знают. Каждый знает, какую кучу дерьма навалит сосед, и отличит ее по запаху. Роберт, скорее всего, продавал наркоту Бастеру Смиту. Бастер заправляет шоу «Госпел Опри» в Марвел-Крик.

– Я там родился.

– Тогда ты хорошо знаешь дела. Место было крутое и жесткое. Все эти дела с выпивкой и прочее. Сейчас городок известен только старинными домами, кабаков больше нет. «Госпел Опри», скажем так, хорошее прикрытие для старины Бастера. В Марвел-Крик его считают набожным бизнесменом. Для меня же, как нормального христианина, он – оскорбление самого названия.

– Все понятно.

– Ему около пятидесяти, он зачесывает волосы назад и очень клево себя ведет. Носит эти ужасные пиджаки в клетку в спортивном стиле, постоянно. Я его пару раз встречал, когда там бывал. Один раз даже сходил на «Опри». Хорошее шоу. Но про него продолжают ходить слухи, и, пусть это слухи, я склонен им верить. Он дилер, живущий простой жизнью, на первый взгляд, чистый до скрипа, но обделывающий грязные дела с черного хода. И хватающий все, что ему под руку попадется.

Еще есть парень по имени Кевин Криспер, он тут в «Гоу-Марте» обретается, сидит на скамейке перед дверьми. Это его точка. Он там наркотой торгует, и по слухам, хотя мы и ничего доказать не можем, он работает на Бастера. Я за ним слежу, но пока ни разу его не поймал на том, чего ему лучше бы не делать. У него есть один-два помощника. У всех у них есть приводы, но ничего и близко такого, за что их можно было бы закрыть. В смысле, я знаю, чем они занимаются, но доказать не могу. Не могу сделать того, что следует сделать. Собственно, Кевин Криспер продает наркоту мелким оптом и сидит на проценте. Основную долю имеет Бастер, поскольку он все поставляет. По крайней мере, «белого». Тилли, и я лучше скажу это прежде, чем твоя подруга выйдет, была покупателем, но ходят слухи, что она так застряла в наркоте, что уже ничего не соображала. Ушла в мертвую зону, оставшись с минимумом мозгов, только чтобы не сдохнуть, вот и все. Роберт, возможно, ее использовал через Кевина. У Тилли, как я уже сказал, мозгов осталось не больше, чем у надувной куклы, настолько она себе их загадила.

– Вы все это знали и ничего не делали? – спросил я.

– Так точно. Разве не здорово? Слушай сюда, шеф из Ла-Борда сказал, что ты умнее, чем на первый взгляд кажешься, хотя я, вроде бы, это уже говорил. Есть вещи, которые ты можешь сделать, а я – нет. Закон и все такое. Но если ты на этом попадешься, я тебе ничего не говорил, а если скажешь, что говорил, назову тебя большущим лжецом. И даже тебя арестую. Как тебе наши современные органы правопорядка?

– Как-нибудь переживу, – сказал я.

Пришлось повозиться, но я наконец-то уговорил Бретт, чтобы она позволила мне отвезти ее домой. Я позвонил Леонарду с мобильника, но он не ответил. Я отправил сообщение. Доехал до делового квартала Баллока, до перекрестка, подошел к «Гоу-Марту» и нашел Кевина Криспера. Мужик лет сорока, пытающийся выглядеть на тридцать. Кевин был похож на человека, который промок до нитки, а потом полез сушиться в микроволновку, кожа – как у мумии Тутанхамона. Но мускулистые руки, такие, которые некоторые люди имеют от рождения. Длинные, жилистые, наполненные скрытой силой.

– Слышал, ты можешь мне кое-что продать, – сказал я, подходя к нему.

– Кое-что? – переспросил он. – Что именно? Я вообще похож на того, кто что-то продает? Кастрюли, сковородки. А может, перчатки и обувь?

– Мне говорили, что у тебя есть чем поразвлечься. Парень по имени Роберт сказал. Ты же Кевин, так?

– Ага, это я. А когда тебе Роберт это сказал? – спросил Кевин, подняв голову.

Я просчитал время, на случай если Кевин уже знает, когда именно Роберт сыграл в ящик.

– Еще он говорил, что тут есть девушка, которая может сделать мне одолжение. За некоторую сумму, – добавил я.

– Ты все это слышал, а?

– Слышал.

– А он не предлагал тебе, чтобы он сам о тебе позаботился?

– Сказал, что работает на тебя и что мне лучше с тобой поговорить.

– Как смешно, что он так сказал.

– Слушай, у тебя товар либо есть, либо нет. У меня есть деньги. Мне нужны определенные услуги. Я хотел бы повеселиться с девушкой и себя в порядок привести. Ты знаешь, от кого я пришел.

Он кивнул.

– Скажем так, я знаю, как добраться до этой девушки, и знаю, что тебе надо, чтобы себя в порядок привести, но неужели ты думаешь, что у меня все при себе? Думаешь, у меня дырка от этой девушки в заднем кармане лежит вместе с мешочком кокса?

– Было бы здорово, если бы так.

– Слушай, вот что я тебе скажу. Мне нравится Роберт, и коли уж он тебя прислал, у меня есть место, куда ты можешь прийти за товаром и девушкой. Мотелем мы не пользуемся. Здесь все друг друга знают.

– Так что за место?

– Ты здесь до вечера задержишься?

– Возможно.

– Если хочешь телку и заворот мозгов, то лучше тебе задержаться.

– Заворот мозгов?

– Товар, которым я торгую. Смесь. Принимаешь, у тебя встает, а в голове приход, так весело, что съедешь, лучше не бывает.

– Точно?

– Так я слышал. Ясен пень, на себе не пробую.

– Плохая реклама для продажи.

– Ну, не совсем. Девочку я пробовал, естественно, но остальное – товар, чувак. Если примешься за товар, которым торгуешь, особенно когда его хватает, очень быстро на косяке повиснешь.

Он назвал мне адрес и назначил время. Я его поблагодарил, постаравшись изобразить возбуждение и предвкушение. Отъехал в сторону, к кафе, и снова позвонил Леонарду, остановив машину на стоянке. Мне казалось, что дело в Мичигане уже должно было закончиться и он уже должен был бы ехать по Техасу, но было похоже, что дело затянулось. Снова то же самое. Ответа нет. Я отправил ему подробное сообщение, даже рассказал, где и в какое время я должен встретиться с дилером. Объяснил все, что Кевин объяснил мне. Пошел в кафе и выпил кофе с сэндвичем. Решил, что, возможно, лучше подкрепиться. Купил ланч с собой и рукоятку для топора в продуктовом магазине, отнес в машину и поехал туда, где должен был встретиться с Кевином. Только на четыре часа раньше.


Еще пару раз пытался дозвониться Леонарду, снова отправил ему сообщения с той же информацией, но, чем бы он там ни был занят, телефон он не включал. Место встречи Кевин назначил не в чаще леса, но за городом, вполне понятно, учитывая, какие услуги он предоставляет. Поскольку я не думал, что Тилли, вероятно, единственная девушка, имеющаяся у него, так сказать, в доступе, реально была в доступе, а Роберт мертв, как две буровые машины, а также подозревал, что Кевин об этом прекрасно осведомлен, то решил, что вряд ли следует рассчитывать на его гостеприимство и то, что он приведет Тилли прямиком ко мне. Мы с Бретт и Леонардом однажды уже ее спасали пару лет назад из схожей ситуации, в которую она ввязалась по глупости, отчасти мне даже хотелось оставить ее как есть. Конечно, я так не мог поступить с дочерью Бретт, и это было главным. Но мои чувства тоже были немаленькими. Я ощущал себя одним из тех парней, которые станут переводить через дорогу бешеную собаку, решив, что она потерялась.

Задумался насчет того, не потеряюсь ли сам. Решил немного отклониться от маршрута, съехав на небольшую дорогу, почти что охотничью тропу. Проехал по ней, а потом еще немного по пешей тропе. Припарковал машину в надежде, что ее здесь никто не обнаружит и не решит сломать зажигание и на ней уехать или просто попортить. Достал револьвер из перчаточного ящика и заткнул за пояс сзади, а сверху прикрыл рубашкой навыпуск. Потом взял еду, которую купил в кафе заранее, гамбургер, картошку фри и «Диет-Колу» в банке, в другую руку взял рукоятку для топора, развернув к плечу сзади, чтобы ее было не очень заметно, и пошел на назначенное место встречи.

Увидев дом, явно готовый развалиться и расположившийся среди деревьев, понял, что подозрения были правильны. Любой, кто решил бы, придя сюда, что здесь он позабавится с девкой и закинется наркотой, был бы просто тупицей. Я не решил ни того, ни другого, но тупицей я был уже потому, что вообще здесь очутился. Подойдя к двери, я дернул её. Закрыта. Я обошел дом. Тоже закрытая дверь, но достаточно тонкая. Решил оставить ее в качестве аварийного выхода, можно будет просто ногой вышибить. Можно вышибить и сейчас и ждать его внутри, но если он сам решит войти через заднюю дверь, то это уже будет мой прокол.

Я отошел в лес влево от дома, нашел упавшее дерево и сел на него. Съел ужин, так сказать, с учетом, что он был безвкусным, как трава, и подходил только человеку с железным желудком. Сначала съел картошку фри, такую жирную, что от нее садовая статуя бы обгадилась. Потом бургер с «Диет-Колой». Мясо выглядело подозрительно, но я уже достаточно проголодался. Я всегда испытываю голод, когда думаю, что мне предстоит кого-то убить или самому быть убитым.

Начало темнеть, прилетели москиты, противно звеня. Пара даже меня укусила. Интересно, подумал я, не переносят ли они нильскую лихорадку или что похуже. Прихлопнул их. Заметил ползущего по штанине клеща, явно намеревающегося укусить меня за яйца, и возгордился тем фактом, что спас эту важную часть.

Через некоторое время я увидел, как подъехал Кевин. Припарковав машину, он вошел в дом. Загорелся свет. Тилли с ним не было. Вряд ли у него вообще что-то с собой было. Тоже приехал раньше. Я решил, что подожду еще пару минут, а затем внезапно нападу на него. Поглядел на часы. Выждал, чтобы он успел почувствовать себя в безопасности. На случай, если у него есть пистолет, а он у него наверняка есть, лучше использовать фактор внезапности. Конечно, у меня он тоже есть, но если дело дойдет до стрельбы, всякое может случиться.

Я задумался об этом, затем о другом, а потом ощутил что-то холодное у затылка. Поскольку на дворе была середина лета, стемнело совсем недавно, вряд ли это был прохладный ветерок.

Это оказался ствол пистолета.

Даже сказать не могу, каким уродом я себя почувствовал. Сижу здесь, собираюсь к нему подкрасться, а они сами ко мне подкрались. Медленно обернулся назад. Там стоял невысокий толстый мужчина с лицом, похожим на использованную мишень, так много на нем было оспин. Он улыбался мне, обнажив зубы, за работу с которыми дантист взял бы штук пятнадцать баксов.

– Сам понимаешь, я могу тебя пристрелить, – сказал он.

– Угу.

– Но мы лучше просто пойдем туда и встретимся с Кевином. Вставай-ка.

Я встал, оставив на бревне рукоятку от топора. Мужчина обыскал меня, нашел револьвер и убрал его в карман широких штанов. Потом подобрал рукоятку от топора и коснулся моего плеча.

– Иди к дому, – сказал он.

Стареем, подумал я. Раньше я был бы готов к такому. Или, по крайней мере, так думал. Думал, что поступил ловко, приехав раньше, но они меня выследили. Луноликий мужик с кратерами оспин на лице поджидал меня в лесу, а Кевин вышел напоказ, в качестве приманки.

– За лесом дорога есть, болван, – сказал Луноликий. – Я прошел по ней, а потом через лес. Спрятался и ждал. Думал, что придется выслеживать тебя всерьез, но ты выбрал место совсем рядом. Все было просто, чувак. Кевин сказал, что ты считаешь себя ловким парнем, но на самом деле ты не слишком ловкий, так ведь?

– Вынужден согласиться, – ответил я.

В доме нас ждал Кевин.

– Ни сока, ни закусок, а? – сказал он. – Конечно, ведь ты не за этим пришел, так ведь? Ты мне с самого начала не понравился.

– У тебя в доме зеркал нету?

Луноликий двинул мне рукояткой топора по ногам сзади, и я упал на колени.

– Я заподозрил, что у тебя иная причина со мной встретиться. Заподозрил, что ты ищешь Тилли или Роберта. Должен сказать тебе, думаю, что ты знаешь, что Роберт мертв.

– Попал, – ответил я. – Я знаю, что он мертв. А что с Тилли?

– С ней все в порядке, но это ненадолго, – ответил Кевин. – Мистер Смит предпочитает выжать из товара все прежде, чем его выкинуть. Он держит ее то на одном, то на другом, так, чтобы продавать ее, пока еще есть, что продавать, сам понимаешь. А потом у нее будет передоз, что сочтут случайностью. Когда найдут ее где-нибудь в яме, с растущими из задницы поганками.

– С Робертом все не выглядело случайностью.

– От него проблем больше оказалось. Все вышло из-под контроля. Сам понимаешь, он подсел, вместе со шлюхой. Нам не нравятся дилеры, которые подсаживаются, если мы сами их подсадить не собираемся.

Они оба рассмеялись. Судя по всему, они многое не договаривали.

– Сажай его на стул, – сказал Кевин.

Они были готовы к встрече. Стул уже стоял посреди комнаты. Меня было хорошо видно в окно, когда Кевин время от времени выходил наружу. Похоже, он солгал, когда сказал, что у него с собой товара нет. Судя по тому, как он нервно дергался, товар при нем был. После того как они усадили меня на стул, Кевин взял пистолет Луноликого и приставил к моей голове, а Луноликий привязал к стулу мои руки и ноги.

– А теперь тебе придется рассказать, зачем ты здесь, – сказал Кевин, когда меня связали окончательно.

– Поди трахни осла в зад на бегу.

– О, как некрасиво, – сказал Кевин. – Джубиль, подержи пушку.

Джубиль, Луноликий, взял пистолет. Кевин схватил рукоятку от топора, ту, что принес я. И я понял, что пожалею об этом. Он со всей силы ударил мне по голеням. Боль пронзила меня от ног по спине и до самой головы. Мгновение я думал, что меня стошнит и я вырублюсь.

– Больно, должно быть, – сказал Кевин.

– Сам знаешь, – ответил я. Не особенно круто, но хоть что-то, пусть и прозвучало, будто голос карлика из-под подушки.

Кевин отошел и положил рукоятку топора у двери. Сунул руку в карман и достал длинный складной нож. Раскрыл.

– Мне этот дом бабушка оставила. Не слишком много, но иногда я сюда по делам прихожу. И чувствую себя несколько сентиментально, даже если все идет по-плохому. Как сейчас. Я не очень-то хочу проливать здесь кровь, но сделаю это, если понадобится. Так что, ради себя и меня, лучше говори.

– Я заговорю, и ты меня так просто отпустишь?

– Конечно.

– Чушь.

– О’кей, ты прав. Я собираюсь тебя убить. Но я могу сделать это быстро, просто перерезав горло. Подумать противно, но быстро кончится. Истечь кровью хорошо. В Роберта два раза пришлось стрелять. Не так хорошо. До второй пули ему было очень больно. А здесь и с этим ножом я могу сделать твои последние мгновения очень долгими.

– Значит, у меня выбор. Я говорю, и ты режешь мне глотку, я не говорю, и ты меня режешь, пока я не заговорю?

– Как-то так.

И тут я увидел в окне голову Леонарда. Понял, что надо тянуть время.

– Так что ты хочешь узнать? Может, я что-то и знаю, если это не касается математики.

– О’кей. Для начала, кто ты такой, на хрен?

– Я переписчик.

– Это обойдется тебе в порез, – сказал Кевин. – Для начала ухо отрежу.

– Прежде чем сделаешь это, выслушай еще кое-что, правда, – сказал я.

– И что бы это могло быть?

– Ад грядет.

В этот момент дверь вылетела от удара ноги Леонарда. Он подобрал рукоять топора быстрее, чем сказать «Боже, это рукоять топора?».

– Ша, педики, ниггер пришел, – сказал Леонард, быстро шагая вперед.

Мгновенно пройдя вперед, он ударил Луноликому рукояткой по зубам, с левой руки. Луноликий упал на пол, выронив пистолет, который полетел в сторону.

Свет блеснул на бритой черной голове Леонарда, сверкал в его глазах, сверкал на новенькой лакированной рукоятке. Пронзив воздух, будто горячий нож масло, рукоять попала в Кевина. Раздался звук, словно ударили ремнем по кожаному дивану, в разные стороны полетели зубы и капли крови. Теперь уж точно дом бабушки Кевина замаран кровью. Брызги попали на окно и стену, зубы со стуком упали на пол.

Кевин упал ничком, выронив нож. Попытался ползти к нему, но Леонард с силой наступил ему на пальцы и снова опустил рукоять топора. На этот раз звук был такой, будто кто-то отрубил голову индейке мясницким ножом.

Кевин уже не шевелился, но Леонард еще раз ударил его, на всякий случай. Потом подошел к Луноликому, который пытался встать, и двинул ему ногой в зубы. Луноликому и так требовались услуги стоматолога, но теперь они обойдутся ему куда дороже.

Когда Кевин очнулся, он был привязан к стулу вместо меня. Леонард стоял рядом, опираясь на рукоятку от топора. Я сидел на полу перед ним. Луноликий все еще валялся на полу. Если он не был мертв или в коме, то, наверное, погрузился куда-то в глубины своего сознания.

– Как дела? – спросил я.

– Пошел на хрен, – ответил Кевин, но очень неразборчиво. И плюясь кровью.

– Если будешь уходить отсюда, а такое возможно, не забудь собрать свои зубы, – сказал я. – Только не перепутай с теми самоцветами, что раньше были во рту Джубиля. Можешь положить в стакан с водой и заморозить. Говорят, сейчас просто чудеса творят с выбитыми зубами.

– Кто ты? – спросил он.

– Меня зовут Хэп, а это мой брат, Леонард. Но вы уже знакомы.

– Рад, что ты представился, на хрен.

Я встал и повернулся к Леонарду.

– И не думал, что ты придешь.

– Я уже домой ехал, когда ты позвонил. Выехал два дня назад, но попал в зону, где мобильный не берет. В низинах. Немного поздновато твое сообщение получил.

– Хорошо, что не слишком.

Я снова повернулся к Кевину.

– Кевин, нам надо поговорить, и мне нужны кое-какие ответы. Если они мне понравятся, я тебе даже горло не перережу.

Они рассказали нам, что Тилли забрал парень, руководящий «Госпел Опри», Бастер Смит, и что Кевин с Луноликим помогали ему забрать ее. Она в старом здании кинотеатра. Здание театра мне было хорошо знакомо, поскольку я родом из Марвел-Крика, и много раз ходил туда в кино, пока рос. Там была сцена и киноэкран, проводили шоу для детей, приглашая клоунов, жонглеров и прочих затейников. Представления обычно были ужасны, и я всегда радовался, когда все уходили со сцены и в зале гасили свет, оставляя меня наедине с тараканами и фильмом.

Леонард не хотел оставлять им машину, но решил ее не портить. Испортить он хотел только их самих. Мне такое не особо нравилось, но что поделать? Они первые начали.

Леонард положил их в багажник своей машины, а я поехал за ним следом, когда он меня довез до нее. Мы привезли их к реке. Леонард выпустил их из багажника. Они кое-как выбрались. Леонард хорошо обработал их рукоятью топора еще до этого.

– Я собираюсь переломать вам ноги, обоим. По одной каждому, – сказал он.

– В этом нет нужды, Леонард, – сказал я.

– Знаю. Но очень хочется.

– Погоди, выслушай своего друга, – начал Кевин. – Мы просто работали на этого подонка. Мы теперь не в деле. И надеемся, что вы заберете вашу девчонку.

– О да, мы ее заберем, если там будет, что забирать, – сказал Леонард. – Но вот еще что. Вы собирались убить моего друга. Если бы я не появился, убили бы. Так какую ногу?

Кевин и Луноликий поглядели на меня.

– Он от своего не отступит, – сказал я. – А вы действительно собирались меня убить.

– Но мы тут умрем, если нам ноги сломать, – сказал Луноликий.

– Нехрена трагедию разыгрывать, – сказал Леонард. – Ползти сможете, может, палки найдете, чтобы на них опираться. На самом деле это уже не наша проблема. – Так какую ногу? – снова спросил он. – Или я сам выберу.

– Левую, – сказал Кевин. Луноликий промолчал. – Но…

Прежде чем Кевин успел что-то сказать, Леонард взмахнул рукояткой топора. Она просвистела в воздухе и врезалась в колено, сбоку, в самое слабое место. Раздался звук, будто сломали коробку с бильярдными шарами. Кевин с криком упал и схватился за колено.

– Одну, – сказал Леонард.

Луноликий попытался бежать. Я был в долгу перед Леонардом, так что побежал следом. Догнал Луноликого, схватил за плечо, развернул к себе и врезал ему по морде с правой. Луноликий упал. Прежде чем он успел подняться, рядом уже оказался Леонард с рукояткой топора в руке. Вроде бы он сделал целых три удара, чтобы добиться своего, не помню. Я отвернулся. Но вроде бы это была правая нога.

Мы оставили машину Леонарда на стоянке у церкви, и это показалось нам иронией судьбы. А потом поехали в Марвел-Крик на моей.

– Что, если эти парни выберутся из леса и позвонят? Предупредят Бастера?

– До их машины не одна миля, – ответил Леонард. – До Ноу Энтерпрайз. У них по одной ноге сломано. Кроме того, это ты не хотел, чтобы я их убил. По мне, лучше бы им лежать в Сабине, чтобы их рыбы ели.

– Экий ты хладнокровный, брат.

– Совершенно.

Мы думали, что придется поискать, где выступает «Госпел Опри», но, проезжая, увидели народ, собравшийся на представление. Большую толпу.

– Только внутрь запускают, – сказал Леонард. – Сколько времени? Девять? Или десять? Никогда не думал, что Иисус так допоздна зависал.

– Точно. Он обычно рано ложился и рано вставал.

Достав револьвер, я убрал его под рубашку сзади. Рукоятку топора и все, что с ней было связано, мы оставили на заднем сиденье. Подойдя ближе, мы увидели, что толпа растет.

– Что тут такое? – спросил я пожилого мужчину с тросточкой.

– «Госпел Опри», как обычно. Сегодня шоу молодых дарований. Неужто не знаете?

– Нет, не знаем, – ответил я.

– Веселее, чем цирк с обезьянами. Поют, танцуют, разыгрывают комедии. Отличное развлечение.

– Тебя впустят, сынок, – добавил он, поглядев на Леонарда. – Хотя я помню времена, когда не впустили бы.

– Боже, как времена меняются, – ответил Леонард.

Оглядевшись, я увидел, как люди по очереди заходят через другую дверь, боковую.

– А это кто? – спросил я старика.

– Дарования. Записываются на выступление.

– Тогда пошли, Хэп, – сказал Леонард.

И мы встали в очередь вместе с дарованиями.

– Веселее, чем цирк с обезьянами, – сказал я. – И таких, как ты, пускают, Леонард.

– Ну, сэр, точняк, что этим заправляют белые голодранцы. Точняк.

Внутри сидел за столом невысокий мужчина. Сделав скучающее выражение лица, он спросил наши имена, и мы их назвали, без фамилий. Леонард сказал, что мы исполним песню.

Конечно же, мужик не нашел нас в списке.

– Мы в программе, – сказал я. – Звонили заранее, и все такое. В Овертоне нас считают уникальными.

– Овертон такого размера, что его переплюнуть можно, – сказал мужчина.

– Угу, но мы здесь, и мы не маленькие.

Он ненадолго задумался.

– Вот что. Есть двое парней, которые играют на волынках и которые отменили выступление. В прачечной килты потеряли или что-то вроде. Я отдам вам их место. Вы не регистрировались, но так сойдет. Так будете петь?

– Аки птички долбаные, – сказал Леонард.

Мужик поглядел на него и медленно улыбнулся. Вряд ли Иисус всегда пребывал в доме сем. Он махнул нам рукой, и мы пошли дальше.

– Певцы? – переспросил я.

– Уникумы, – ответил Леонард.

Все сработало, и нас отвели за кулисы. Там уже вовсю готовились. Старый мужчина в чем-то вроде сержантской формы, толстый и лысый, дышащий так, будто ему не хватало кислородной подушки, держал куклу для чревовещания, одетую рядовым, в пилотке, и все такое. Скажу я вам, терпеть я не могу чревовещателей. Когда я был ребенком, как-то вечером увидел старый фильм «Глубокой ночью», из нескольких новелл. Одна из них была про чревовещателя, чья кукла отняла у него жизнь. Перепугался до чертиков. Потом нервничал, только увидев кусок дерева, вырезанный для куклы. А эта кукла выглядела так, будто над ней поработали крысы и человек с ножом для колки льда.

– И давно этим занимаетесь? – спросил я.

Он со свистом вдохнул, прежде чем ответить.

– Я зарабатывал этим нормальные деньги. А сейчас никуда не берут, только на эти шоу дарований и детские праздники. Не так все хорошо, как прежде. У них теперь этот клятый Интернет есть. Ох, парни, вы же на меня не наябедничаете, а? Они же хотят, чтобы мы слова лишнего не сказали.

– Ни хрена не скажем, – ответил Леонард.

Старик рассмеялся.

– У вас ничего выпить не найдется, а?

Мы сознались, что нет.

– Ну и ладно. Просто спросил.

Он немного тряхнул куклу, поднялась пыль.

– Рядовой Джонсон пообносился. Жена раз ножом его ткнула, а еще меня им по голове молотила. Повреждения были и у меня, и у него. Сознание потерял, старый пердун, а очнулся в памперсе.

Усмехнувшись собственной шутке, он продолжил:

– Денег не было, чтобы его починить. Приходится по ходу представления делать вид, что закрытый глаз – то, что и было задумано. Это добавляет изюминку.

– Еще бы, – сказал я. – Вы их сразите наповал.

Оставалось надеяться, что он не сразит наповал себя. У него было красное лицо, он тяжело дышал и выглядел так, будто у него в любой момент может случиться инсульт. Может, насчет старого пердуна и обморока он и не шутил.

Мы все стояли, выстроившись в ряд и глядя в сторону сцены. Там выступали танцоры. Группа играла и пела, словно хор умирающих коров, а танцоры плясали так, будто у них были деревянные ноги. Потом выступал молодой горбоносый парень, игравший на скрипке так скверно, как будто он бревно пилил. От такого визга даже зад сморщится.

– Сестры конкурс выиграют, – сказал старик. – Я их еще не видел, но они скоро покажутся. Сучки с дырками сушеными. Каждую неделю выходят и выигрывают пять сотен долларов. Гимны клятые. Заставляют народ вспомнить об Иисусе, и все считают себя обязанными за них голосовать. Блин, мне пора.

Старик заковылял на сцену в обнимку с жуткой куклой, подобрав по пути табурет. Его выступление было таким ужасным, что мне хотелось повеситься на веревке от занавеса, но все-таки я восхитился стариканом. Не сдается. Свистит, хрипит, но старается владеть голосом. К концу выступления кукла выглядела здоровее егосамого.

Он вернулся, с табуреткой и куклой. Сел на табурет.

– Попытался взять высокую ноту, когда рядовой должен был запеть «Буги-вуги Багл Бой», и чуть не обгадился. Такое ощущение, что ребра сместились.

– Вы хорошо выступили, – сказал я.

– Хорошо я выступал полсотни лет назад, весенним утром, перед этим всласть потрахавшись. Вот тогда я хорошо выступал. По крайней мере, так мне приятнее об этом вспоминать. Может, это было и днем посреди лета, и я с телкой в лесу трахался.

– Просто присядьте и отдохните, – сказал я.

– Уж ты прав, – ответил он. – Точно ничего выпить нет?

– Точно.

На сцену вышла другая танцевальная группа, следом за ними должен был выступать парень, который жонглировал кеглями из боулинга. Мы с Леонардом принялись оглядываться. Место не выглядело так, будто здесь могли бы держать проституток. По крайней мере, если их не использовали забесплатно, пока не затрахают окончательно. Оно не выглядело как место, где кто-то продает наркотики. Просто было похоже на место, где проводят скверные шоу. Конечно, хорошее прикрытие, но я засомневался.

Я заметил, что тех, кто закончил выступление, уводят одной и той же дорогой и что по обе стороны входа на темную лестницу стоят крепкие парни. На церковных дьяконов они не походили, но я решил так их для себя называть. Оставив Леонарда, я подошел к ним и заглянул дальше.

– А что там такое? – спросил я.

– Частная собственность, сэр, – сказал один из них, выходя вперед.

Я вернулся к Леонарду.

– Там наверху целый этаж еще, – сказал я.

– С другой стороны от сцены тоже лестница, – ответил он. – Даже отсюда видно. И тоже быки на охране.

Я поглядел. Точно. Еще двое парней. Если те двое, что поближе, уж точно не дьяконы, то те даже не из хора. Почему-то я сомневался, что наверху хранились книги с гимнами.

– Бастер с черной братвой не водится, – сказал Леонард, – одни белые громилы.

– Не так уж давно такие, как он, вообще твоих братьев не впускали и, возможно, привыкли к этому.

– На самом деле не так, – сказал Леонард. – Они сюда входили, и ты это знаешь.

– Ага, в качестве уборщиков, – ответил я. – А еще по лестнице сзади, и садились только там, на балконе.

– Деньги ниггеров ничем не хуже других, – сказал Леонард. – Знаю. Как-то раз сидел там на балконе и плюнул на голову белому парню.

– Не делал ты такого, – сказал я.

– Нет, но помечтать-то можно.

Мы шепотом обсудили план представления, и вдруг объявился коротышка, который нас регистрировал.

– «Сладкие Девушки» заболели, – сказал он.

– Кто? – переспросил я.

– Певицы, что госпелы поют, я же говорил, – сказал старый чревовещатель, подходя к нам. – Памперсы для взрослых скомкались, вот и выйти не могут. Или услышали, что выйдет петь молодая девушка, и решили слить. Знаю, они здесь. Я их видел, этих самодовольных задниц.

– Хватит уже, – сказал коротышка.

– Простите, – сказал чревовещатель и заковылял обратно к табурету.

Я думал о других вещах и не заметил молодой девушки, на самом деле. Но вроде бы вспомнил, что она исполняет песню Пэтси Клайн, и неплохо.

– «Сладкие Сестры» сказали, что заболели, – повторил коротышка.

– Обе сразу? – спросил Леонард.

– Это случилось с ними внезапно, так что вы двое следующие.

– Ого, – сказал я.

Леонард схватил меня за локоть.

– Ладно тебе, я еще помню «Старый обветренный крест».

– Издеваешься? Мы действительно выйдем на сцену?

– Я пою в душе, – ответил Леонард. – Все сделаю, как надо.

– Вот черт.

Ну, мы вышли, и я тоже вспомнил старую песню. Я атеист, но хорошие госпелы мне нравятся, время от времени. Своего оркестра у нас не было, но местный знал мелодию, типа того, хотя я не помню, чтобы в ней было соло на тубе. И мы начали. Леонард пел хорошо, на самом деле очень даже. Я, типа, подпевал, когда он подымал руку, давая мне знак, но потом забыл слова и начал петь всякую ерунду.

– Уволен, – сказала мне старая леди в первом ряду, в кресле-каталке.

Леонард допевал, а я прищелкивал пальцами, пытаясь выглядеть круто. Будь у меня темные очки, я бы их скинул.

Когда мы более-менее закончили, все явно были счастливы, что мы уходим со сцены. Кто-то даже кинул в меня смятым бумажным стаканчиком, но промахнулся, обормот.

Мы вышли со сцены.

– Проклятье, Хэп, ты все запорол, – сказал Леонард. – Мы могли выиграть деньги. Вернее, я мог.

– Я не смог петь дуэтом, поскольку до сих пор мы ни разу не пели вместе. Да и вообще выходить на сцену не собирался.

– А я вот всегда хотел.

– Ты пел отлично, только не думай, что это станет твоей второй работой, – сказал я.

– Что до тебя, так тебе нечего и думать о такой. Ладно, посмотрим, сможем ли найти Тилли.

– Если она жива.

– Она жива, и они за все это заплатят. А если она мертва, то заплатят с процентами.

Тилли мне не особенно нравилась, но мне нравилась Бретт. А Бретт называла Тилли согнутой веточкой. «Хэп, она согнутая веточка. Согнутая, но не сломавшаяся, – говорила она. – Она может выдержать бурю и остаться целой».

Но до сих пор она была посреди бури, как я понимал, и если информация правильна, то она этого не заслужила. Это даже хуже того, что следовало бы делать с политиками.

Мы двинулись к лестнице с той стороны, где вышли со сцены, рядом с мальчиками из хора. Стоящий рядом мужчина показал в сторону выхода. Упитанный парень в линялом лиловом костюме из синтетики, достойном музея.

– Плохо было, парни, – сказал он. – Реально плохо.

Не обращая на него внимания, мы пошли к лестнице.

– Не сюда, – сказал он, хватая меня за рукав. Я стряхнул его руку и пошел дальше. Похоже, почти никто из присутствующих понятия не имел, что творится наверху, понятия не имел, что человек, заведующий «Евангельской Оперой», столь же преподобен, как лезвие тесака.

– Эти парни шутить не станут, – сказал тот, что хватал меня за рукав. Он имел в виду двоих парней у лестницы. Они шагнули вперед, один ко мне, второй – к Леонарду.

– Вы сюда не пойдете, – сказал мальчик-хорист, оказавшийся передо мной.

Я треснул ему по яйцам, он слегка согнулся, и я тут же отвесил ему хук правой. Ударившись о стену, он ринулся на меня, взбешенный. Я снова ударил его, прямым правым в челюсть. Упав на колено, он попытался выхватить из-под пиджака пистолет. Я достал свой и ударил им ему по голове. Он упал на четвереньки, и я снова его ударил. У него подогнулись локти, будто он не смог отжаться от пола, и растянулся на полу. Только в этот момент я почувствовал, что моя нога очень болит там, куда ударил рукояткой топора Кевин. Я хотел пнуть противника ногой, но передумал.

Глянул на Леонарда. Его противник уже лежал без сознания у лестницы. Думаю, он уложил его одним хорошим ударом кулака. Перевернув своего, я забрал у него пистолет, и у меня оказалось по пистолету в каждой руке. Я пошел к лестнице следом за Леонардом и тут услышал со стороны сцены смех. Видимо, хоть у кого-то что-то получилось. Может, удачная шутка.

Когда я поднялся по лестнице, Леонард уже забрал у своего противника пистолет и взвел курок. Я обернулся, глядя, заметили ли дьяконы, что мы затеяли. Если нет, то скоро поймут. Тот, что меня за рукав хватал, им скажет. Он, может, и не знает, что там происходит, но он четко знает, на кого он работает.

Конечно, если мы ошиблись и наверху просто зал для игры в бинго, нам многое придется объяснять. Хотя нам и так многое придется объяснять.

Дьяконы очнулись. Они пробежали по сцене между танцорами, мужчиной и женщиной в костюме лошади. Мужчина был сзади, там, где задница. Я это увидел, поскольку немного спустился, когда услышал топот ног. Певчие врезались в лошадь, свалив ее, мужчина и женщина выпали из костюма, сказав нечто, что не ожидаешь услышать на «Госпел Опри». Думаю, Господь сделал большую черную отметку в книгах их жизней.

Дьяконы не достали оружие и буквально налетели на меня, так быстро они бежали. Увидев револьвер и пистолет, который я забрал у одного из мальчиков-хористов, они стали как вкопанные. Будто заледенели.

– Вы действительно сдохнуть хотите? – спросил я.

Один мотнул головой и побежал обратно по сцене, мимо лошади, которая снова стала единым целым. Где-то играли труба и пианино. Лошадь танцевала, время от времени проклятая труба выдавала отдельные ноты. Чтоб ему сквозь землю провалиться, парню с этой тубой.

Другой дьякон, тот, что не побежал, поднял руки.

– Тебе придется, по крайней мере, забрать у меня пистолет, чтобы я мог сказать, что был без оружия.

– Пойдет, – сказал я. – Доставай его медленно.

Он сделал это, присел, положил пистолет на пол и отошел назад.

– Не хочу проблем, – сказал он.

– Это здорово, поскольку настроение у меня хреновое, – ответил я.

Он попятился и пошел по сцене быстрым шагом. Пара в костюме лошади только что закончила выступление. Женщина сняла лошадиную голову и бросила зрителям. Хорошо бы, она попала в ту старую леди в кресле-каталке, подумал я, которая сказала, что я уволен.

Подобрав пистолет, небольшой, калибра девять миллиметров, я снова пошел вверх по лестнице. Леонард меня ждал.

– В туалет ходил? – спросил он.

– Разоружал одного джентльмена, – ответил я.

Леонард показал на дверь своим пистолетом.

– Дверь одна. Посмотрим, что за ней? Девушка или тигр?

– Думаю, там могут быть оба, – сказал я.

Мы быстро прошли по коридору, и Леонард пнул дверь ногой. Дверь распахнулась внутрь и повисла на одной петле, а потом упала. Туалет. Пустой.

– Они сортир охраняли? – сказал Леонард. – Неужели?

Возможно, здесь был проход дальше, но мы его сразу не заметили, а искать было немного некогда. Заткнув пистолеты за пояс и прикрыв рубашками, мы спустились по лестнице и прошли за кулисами. Народ с «Евангельской Оперы» ничего не понял и не испугался. Представление продолжалось, как бы то ни было. Сейчас было нечто вроде комедии. Когда мы подошли к другой лестнице, то миновали мужчину и женщину, выступавших в костюме лошади. Они злобно на нас посмотрели.

– Вы этот беспорядок устроили? – спросила женщина.

– Нет, мэм, – ответил я, не останавливаясь. Мы пошли на лестницу, ту, что охраняли дьяконы. Подымаясь, достали пистолеты. Увидели коридор и две двери.

– Ты в одну, я в другую, – сказал Леонард.

Выбрав двери, мы кивнули друг другу и вышибли их ударами ног. Моя сразу слетела с петель, судя по всему, очень старая. Входя внутрь, я слышал, как Леонард продолжает пинать свою.

В комнате стояла кровать и небольшая лампа, справа, а еще стоящие в ряд четыре кресла. Чтоб мне сдохнуть, если я вру, но в этих креслах сидели четверо мужчин. Тот, что ближе ко мне, читал газету. Будто у брадобрея в ожидании своей очереди. Тилли лежала на кровати, поверх нее лежал голый мужчина, и его задница прыгала, словно баскетбольный мяч. Тилли, по сути, здесь не было, она была где-то еще. Глаза у нее были открыты, но с тем же шансом они могли быть и закрыты. Она была худая, как скелет. Похоже, ее некоторое время не кормили ничем, кроме того, что давали через иглу. Сейчас она выглядела как Бретт, прошедшая через концлагерь, и это взбесило меня еще сильнее.

Четверо мужчин встали. Они были одеты, только один разулся, поставив ботинки под кресло. А другой был в форме полицейского и уже положил руку на рукоять пистолета. Судя по всему, слегка отлучился со службы, чтобы немного потрахаться и дунуть.

В этот момент в дверь ворвался Леонард. Коп выхватил пистолет, и я тут же выстрелил в него. Пуля попала в руку, он упал на пол и стал кататься, будто Кудрявый из «Трех Идиотов».

– Не стреляйте в меня, только не стреляйте! – вопил он.

Кровь забрызгала все вокруг.

Трое других кинулись было бежать, но Леонард обматерил их с ног до головы, и они сели, будто снова ожидая очереди. Будь прокляты их матери.

– Где этот козел? Бастер? – спросил я.

Никто ничего не сказал.

– Он задал вам вопрос, – сказал Леонард. – Можете молчать, но мы вам пальцы на ногах отстрелим. А потом и члены.

К этому времени мужчина на кровати слез с Тилли и стоял рядом, прикрыв пах рукой.

– Будь у меня такая индюшачьая шейка, как у тебя, я бы ее тоже прятал. Но я специалист по хренам, и этот особенно уродлив.

– А он разбирается в хренах, – сказал я.

Мужик в полицейской форме перестал кататься по полу и спрятал голову под кресло.

– Я ранен, я ранен, – твердил он.

– Без дураков, – добавил я.

Подойдя к кровати, я услышал, как тяжело дышит Тилли. Снял с края кровати одеяло и укрыл ее. Поглядел на голого мужика, прикрывающего пах, и окончательно взбесился. Не знаю, что на меня нашло, но я просто не мог смириться с тем, что такие люди живут на этом свете, такие, которые в состоянии сидеть в креслах и ждать очереди покрыть девочку, накачанную наркотой. Я ударил голому мужику ногой по яйцам, потом пистолетом по голове, а потом принялся за трех остальных, перед этим пнув ногой полицейского и отбросив подальше под кровать его пистолет.

Я бил этих троих пистолетами, с обеих рук. Так быстро, что, наверное, в этот момент походил на многорукого Шиву. Они пытались бежать от меня, но Леонард пинками возвращал их обратно, а я просто не останавливался. Я понимал, что неправ. Понимал, что веду себя дико. Чувствовал себя ужасно, но в то же время чувствовал себя правым.

Очень скоро все они умылись кровью. Двое упали на пол. Еще один свалился в кресло. Голый лежал на полу и не шевелился, на боку, залив пол перед собой рвотой, и в воздухе повис кислый запах.

– О’кей, – сказал Леонард. Подошел к тому, что был без обуви, и приставил ему к носу пистолет. Тому, кто упал в кресло. – Где Бастер?

Ответа не потребовалось. Распахнулась дверь, и вбежали двое, один с ружьем в руках. Он принялся палить, но мы не стояли на месте. Я упал на пол за кровать, а Леонард прыгнул через проем двери, которую вышиб до этого, и приземлился в коридоре. Через щель под кроватью я увидел ноги противника и быстро выстрелил три раза. Явно попал, поскольку он вскрикнул и упал. Я снова выстрелил, прямо ему в темя, и его голова раскололась, словно большой орех. У второго был пистолет, и он тоже стрелял не переставая, но пока что ему удалось лишь убить босого мужика в кресле позади меня и сделать несколько дырок в стене.

Из-под кровати я увидел ноги Леонарда. Тот вбежал через другой проем, той двери, которую я вышиб, и набросился на ублюдка. Я вскочил на ноги и побежал вокруг кровати, едва не споткнувшись о полицейского, который, пока я за ним не следил, пополз к дверному проему.

– Стоять, – скомандовал я ему, будто собаке.

Он перестал ползти.

Когда я дошел до Леонарда, он уже свалил противника. Тот как-то ухитрился выстрелить себе в ногу. Я пнул его по голове, давая понять, что вступил в игру, а затем Леонард протянул руку и вырвал у него пистолет. Судя по меткости, этому парню нельзя было давать в руки оружие. Когда-нибудь он себе и в голову попадет.

– Задержался, – сказал я Леонарду.

– Точно, но я иду, только если много стрельбы слышу. И всех кладу.

Выйдя наружу через проем, в который вбежали первые двое, я услышал вопли внизу, в зале. От стрельбы все всполошились, наверное, это было самое впечатляющее шоу за весь вечер.

Когда я поднялся в комнату наверху, то увидел, что старый вид здания был маскировкой. Там было достаточно современной мебели, в том числе большой диван. Он был немного сдвинут от стены, и я увидел торчащие из-под него ноги. Подошел, положил пистолеты на кофейный столик и схватил лежащего за лодыжки. Вытащил наружу. Мужик пытался сопротивляться, цепляясь за пол, но лишь скреб ногтями. Рослый худощавый мужчина в клетчатом пиджаке спортивного стиля и волосами цвета черного крема для обуви.

– Ты Бастер Смит? – спросил я.

– Нет, – ответил он.

Я достал из заднего кармана его брюк бумажник и нашел водительские права.

– Нет, ты и есть, – настаивал я. – Уверен, ты всегда попадался, когда ребенком в прятки играл.

– На самом деле да, – сказал он, становясь на колено.

Я отошел и взял пистолеты.

– Я ничего не буду пытаться выяснить. Пристрелю тебя, а потом Леонард пристрелит всех остальных, а потом нам придется долго все это объяснять. Но ты уже будешь мертв.

За решетку мы не попали.

Это главное. И скажу вам почему. Когда все закончилось и всех повязали, в том числе меня и Леонарда, нас отвели к начальнику полиции. После допросов, обысков, вплоть до резиновой перчатки в задницу, на случай, если у нас там ручные гранаты. Начальник полиции оказался приятным парнем с коротко стриженными черными волосами и одним ухом, торчащим больше другого, будто указатель поворота. Он сидел за большим столом красного дерева с небольшой табличкой «Начальник полиции».

– Ну, что ж, Хэп Коллинз, – сказал он.

И я узнал его. Немного постарел. Все такой же тренированный. Джеймс Делл. Мы в школу вместе ходили.

– Давненько не виделись, – сказал он. – Лучше всего помню, что ты мне не нравился.

– Вас целый клуб, – сказал Леонард. – У Хэпа даже рассылка есть.

– Я и Джим встречались с одной и той же девушкой, – сказал я.

– В разное время, – учточнил Джим.

– Он был после меня, – сказал я.

– Точно. И женился на ней.

– Значит, ты победил.

– Хотелось бы, чтобы так, – ответил Джеймс. – Вы, ребята, разворошили улей. Постреляли людей. Ранили людей. Хэп, одного ты убил. А еще до меня дошли слухи про двоих парней со сломанными ногами в Ноу Энтерпрайз. Они там сами шерифу сдались.

– Хороший парень, – сказал я.

– Один из тех, кого вы подстрелили, – полицейский.

– Знаю. Он сидел в очереди, чтобы насиловать молодую женщину. Как она, кстати?

– В больнице. Пока что состояние тяжелое. Но она выкарабкается. Судя по всему, она не чуралась наркотиков, так что, возможно, у нее некоторый иммунитет к лекарствам. Еще не ела, не один день. С Бастером Смитом мы поговорили. Он раскололся, как спелый орех. Крутой только тогда, когда его деньги за него работают. Кстати, тот коп был начальником полиции.

– Ого. А ты тогда кто? – спросил Леонард.

– Новый начальник полиции. Еще должен заметить, что один из тех, кого убило шальной пулей, – мэр. Теперь дохлый, как старая консервная банка.

– Мэр. Начальник полиции. Хорошо повеселились, – сказал я.

Говоря короче, нам пришлось сидеть за решеткой, пока наш друг Марвин Хэнсон не нашел хорошего адвоката, а потом мы вышли, и вышли без предъявления обвинения, несмотря на то, что выследили такого ублюдка и подняли такой шум. Прежний начальник полиции погиб от нашей руки, в списке погибших от шальной пули оказался и мэр, да и остальные были известными гражданами города. И оказалось проще нас отпустить, чтобы замести грязь под ковер своими способами.

Суть же дела была проста. Преступление, совершенное в отношении Тилли, было настолько скверным, что они решили списать все наши действия на самооборону. Черт, в конце концов, это же Техас.

Бретт и я забрались в постель. Она легла на мою согнутую руку.

– Тилли завтра из больницы выпишут, – сказала она.

После трех месяцев, там проведенных. Все шло очень скверно, но, должен сказать, девчонка оказалась крепкой, как вчерашняя фахита.

– Мне надо будет приехать за ней, – сказала Бретт.

– Конечно, – ответил я.

– Я знаю, что она тебе не нравится.

– Правильно.

– Ты не обязан был делать того, что сделал.

– Нет, обязан.

– Ради меня?

– Ради тебя и ее.

– Но ведь она тебе не нравится.

– Мне много что не нравится, – сказал я. – Но ты ее любишь. Ты считаешь, что она – согнутая веточка, и, возможно, ты права. Никто такого не заслуживает.

– Но ведь она сама во все это влезла, так?

– Ага. Влезла. Я даже не думаю, что она особенно изменится. Когда-нибудь она не выдержит, она погибнет. Она подхватывает мужиков, как утки майских жуков ловят. Наобум.

– Знаю. Я пыталась быть хорошей матерью.

– И это я знаю, так что не начинай снова о том, как ты не сумела это сделать. Ты сделала все, что смогла.

– Я довела ее отца до того, что он спился.

– Да, довела. Но, по-любому, он сам к этому катился.

– Катился, сам знаешь.

– Я в этом не сомневаюсь.

– Я люблю тебя, Хэп.

– А я тебя люблю, Бретт.

– Хочешь потерять еще пять минут жизни, но круто?

– Звучит не очень классно, – рассмеялся я.

Она тоже рассмеялась, откатилась вбок и выключила свет. И потом она была очень классной.