или же внезапно со всей очевидностью вспыхнуть в мозгу.
Прошло еще много времени, прежде чем наступил день фетвы. Имам собрал всех нас во дворе мечети и сказал: «Озарение, слава Аллаху, посетило меня вчерашним вечером. Как я и говорил вам прежде, это антихрист, и он вознамерился сделать так, чтобы зло росло и росло, покуда не покроет собою всю землю, и вот тогда Аллах пошлет нам Спасителя, который даст отпор одноглазому чудищу и одолеет его, и тогда уж добро будет расти и расти, покуда не покроет собою всю землю — до самого Судного дня. Таковы воля Аллаха и знак его, и ничего тут поделать нельзя, должны мы смириться перед его велением и принять. Так что все вы можете по-прежнему держать в домах своих Растлителя, дожидаясь назначенного срока, когда явится Спаситель и исполнится воля Аллаха. Это значит, что правоверные подвергнутся испытанию, да, суровой проверке, ибо, если бы Аллах не пожелал того, он не позволил бы уму человеческому изобрести нечто подобное. Выходит, у Аллаха имеется своя цель, свой умысел во всем этом деле».
После чего имам завершил свою речь привычной для него и весьма корявой фразой-стишком, к которым мы уже давно успели привыкнуть: «Вот твое решение вопросов искомых, о ты, творец насекомых. Ему следовать буду и я, о, творец всяческого зверья. Но воля твоя застала нас врасплох, о, ты, творец блох».
Таким образом ворвался шум далекого мира в уединение нашей деревни и в тишь наших домов. Телевизор превратился для нас в каждодневного и верного товарища, мы смотрели его днем и ночью, кое-кто завел у себя даже несколько штук: в гостиной, в спальнях, на кухне и в туалете, чтобы программа ни на миг не прерывалась, чтобы ни одна передача не была пропущена. И таким образом близился приход Спасителя.
Телевизор отнимал у нас столько времени, что постепенно почти на нет сошли разговоры и общение — друг с другом, с самими собой, с нашими животными, с деревьями и рекой. Взгляд у людей сделался тупым и бессмысленным, глаза стали огромными, как фары у трактора, уши вытянулись, как у ослов, языки усохли, как у птиц, а задницы от непрерывного сидения сделались квадратными.
Люди все больше приклеивались к телевизору, с каждым днем все больше и больше, несмотря на то, что первая жена имама — та, что поначалу столь боязливо относилась к новинке, — запустила среди женщин некий тайный слушок, а те донесли его в спальнях до своих мужей. Ясное дело, мужья отказались в него верить, отмахнувшись со словами: жена имама врет, а причина лжи — ревность и жажда мести. И вообще, все это женская болтовня. Изрекши свое мнение, мужья засыпали.
А жена имама клялась, что говорит чистую правду, хотя ни ревности своей, ни жажды мести не отрицала, поскольку муж ее, после того как в деревне появились телевизоры, взял себе еще трех жен. Вторую она ему так или иначе простила, как и третью — они, по ее словам, были глупыми и не такими красивыми, как она, но теперь, приведя в дом четвертую, он словно забыл про первую, то есть про нее, потому что последняя была гораздо красивее и очень походила на женщин из телевизора, чем и завоевала сердце имама, который проводил с ней каждую ночь, в то время как она, первая, не имела другой компании, кроме этого самого телевизора. Соседке она сказала: «Послушай меня, сестра, не было у имама никакого озарения, и сна не было, и вообще ничего, поверь: в ту ночь, когда он якобы увидел провидческий сон, мы с ним и не думали спать, мы с ним всю ночь смотрели Растлителя. Там показывали вещи, которые мне стыдно пересказывать, ну, ты уже и сама знаешь… И после всего увиденного у нас была совершенно безумная ночь. В жизни с нами не случалось ничего подобного — ни такой страсти мы не знали, ни удовольствия даже в наш медовый месяц, и вряд ли когда еще доведется нам пережить такое, сколько бы лет жизни нам ни осталось, никогда. Вот с той-то ночи он словно обезумел — хочет снова жениться да жениться… Телевизор отнял у меня мужа, тогда я взяла и отняла у мужа телевизор».
