КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Мы позволили им улететь [Яцек Савашкевич] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Яцек Савашкевич Мы позволили им улететь…

Сегодня мы начинаем публикацию воспоминаний командор-лейтенанта Королевских космических сил, биолога по образованию, журналиста Сеймура Лютца, принимавшего непосредственное участие в операции «Пришелец».

1. Это

С командором Миледи я познакомился во время своей пятилетней службы в Королевских космических силах. В те годы он был еще командор-лейтенантом и командовал девятнадцатой эскадрой, известной особой дисциплинированностью и мастерством. Занятия с новичками он обычно начинал словами: «Моя фамилия Миледи, Миледи с ударением на последнем «и», господа курсанты». Лекции он читал, расхаживая между проекционным экраном и кафедрой, и имел обыкновение выделять наиболее важные моменты ударами стека по широченным негнущимся брюкам. Иногда его массивная фигура замирала, и нацелившись стеком в говорливого курсанта, он бросал: «Повтори!» Не получив ответа, командор-лейтенант обещал: «Я тебя прокачу, пташка!» — и уже спиной к аудитории добавлял: «Ты у меня увидишь небо в алмазах!» Это входило в ритуал, и Миледи ни разу нас не разочаровал.

Некоторые утверждали, что в такие моменты Миледи улыбался, тогда это была коварная улыбка: после очередного урока пилотажа провинившийся вылезал из «Старфлеша» бирюзово-зеленым.

И все-таки мы его любили. Любили его цилиндрический череп и трубный голос. Усаживаясь за рули, мы безоглядно вверяли ему свои жизни. На Земле мы пугали друг друга рассказами о всякого рода ужасах, якобы подстерегавших нас в Космосе, и нередко тот, кому предстояло лететь самостоятельно, не мог сдержать дрожь в коленках; но в то же время вне родных пенатов, когда эскадру вел Миледи, мы чувствовали себя как в учебном зале перед диорамой тренажера.

Пятнадцать лет назад глупейший случай вынудил меня бросить службу в Королевских космических силах. Вскоре силы были значительно сокращены, а оставшаяся их часть реорганизована. Я потерял командора из виду. Но вот три недели назад неожиданно я получил от него известие. Посыльный бочком протиснулся ко мне в квартиру и замер на пороге.

— Ждете ответа? — спросил я молчаливого паренька, по всей видимости курсанта. — Но его может не быть…

— Обязательно будет, — флегматично ответил тот.

Необычная форма связи подогрела мое любопытство. «Если ты, — писал Миледи, — в самом деле такой страстный любитель приключений, как о тебе говорят, то, получив эту записку, незамедлительно захочешь со мной встретиться».

— Миледи в Дексенсе? — спросил я.

— Командор ждет вас, — неопределенно ответил посыльный.

Я забыл даже предложить ему чашку кофе, уложил репортерский магнитофон, запасные кассеты, и мы спустились к стоявшей перед домом двухместной «тачке». Курсант уселся за руль, я рядом. Через двенадцать минут мы были за городом, а еще через двенадцать подъезжали к заброшенному аэродрому. Уже издали я увидел одинокий вертолет, винт которого перемешивал душный и горячий воздух. Мы влетели в открытый люк, словно торпеда. Вертолет тут же поднялся. Это напоминало опереточное похищение. Миледи обожал эффектные операции и всегда не торопился сдернуть с них флер таинственности. Он вообще несколько старомоден в своем пристрастии к аксессуарам минувшей эпохи. Скупает деревянную мебель, собирает картины, книги и даже может похвастать такими раритетами, как патефон и керосиновая лампа. Ходила шутка, что, будь на то его воля, космические силы не обошлись бы без монгольфьеров и катапульт.

Через час мы сели на покрытую трещинами полосу бездействовавшего, как и под Дексенсом, аэродрома.

Курсант запустил двигатель «тачки», и мы, вздымая тучи пыли, помчались в сторону полуразрушенной диспетчерской башни. У ворот ангара, опершись о крыло рольспида, стоял Миледи. Улыбаясь, он подошел к притормозившей с писком «тачке».

— Ты не подвел меня, Лютц.

Это был все тот же, что и пятнадцать лет назад, грузный и неуклюжий Миледи, добродушный и приветливый во внеслужебное время. Седой ежик волос еще больше удлинял его голову. Одет он был в штатское. Протянув медвежью лапу, он внимательно взглянул на меня, словно на новую конструкцию.

— Воздержись от вопросов, Лютц. Я хочу, чтобы ты прежде осмотрел это.

Мы уселись на заднее сиденье рольспида. Миловидный чернокожий паренек, сидевший за рулем, извлек из уха магнитофон и вопросительно посмотрел на Миледи. Тот кивнул. Мы двинулись с предписанной скоростью по второразрядному шоссе в сторону Квондемона. Миледи расспрашивая о моих друзьях по Академии ККС, перебивал, комментировал мой рассказ, путал факты, фамилии и выпуски, наконец заметил, что возлагал на меня большие надежды и что, если б не тот досадный случай, сегодня я наверняка был бы его заместителем. (Я понимал, что в настоящий момент такое заявление его ни к чему не обязывает.)

Потом из кармашка на дверце он извлек два значка Спецслужбы, один прицепил к лацкану своего комбинезона, а второй велел приколоть мне.

Километров за пять до Квондемона мы выехали на автостраду, которая привела нас к складам электронного оборудования. Здесь, на утрамбованной площадке, машина остановилась. Три грязно-серых строения, расположенные П-образно, имели по двадцать семь этажей и на восемь этажей уходили под землю. Окна складов напоминали крепостные амбразуры, чем, надо думать, не могли не импонировать такому любителю древностей, как Миледи. В дверях центрального корпуса стоял бравый охранник с травматом на поясе. Увидев наши значки, он немедленно уступил нам дорогу. Миледи подмигнул мне:

— Взгляни.

Двери в склад были сорваны, а дверная коробка вдавлена в стену. Казалось, кто-то пытался въехать сюда на автомашине.

Мы вошли. Пахло свежей краской и олифой. Миледи бесцеремонно выключил магнитофон, который я приготовил для записи, заметив, что наверху нам делать нечего, а в подземелье мне понадобятся главным образом глаза. Мы спустились. От шахты лифта расходились залы, до потолка уставленные аккуратно уложенными коробками. Командор подошел к ближайшему ряду коробок и провел пальцем по одной из них. Осталась светлая полоса.

— Лежат тут годами, — проворчал он.

Послышались быстрые шаги. Из соседнего зала вылетел невысокий, похожий на крота в очках мужчина, полы его расстегнутого халата развевались, будто крылья. Возмущению его, казалось, не было границ:

— Когда-нибудь это наконец кончится? Вы что думаете? Вчера я в четвертый раз начал инвентаризацию!

— Не волнуйтесь, мы ничего не тронем, — пообещал Миледи. — И уже уходим.

Мы свернули в зал под номером III. Мужчина семенил за нами, сетуя на полицию, которая наделала в его складах больший ералаш, чем взломщик. Я удивленно посмотрел на Миледи. Конечно, кражи со взломом случаются не каждый день, но это еще не повод привлекать к следствию Королевские космические силы. Миледи взглядом приказал мне молчать и через некоторое время остановился напротив кучи разбитых ящиков. На сером полу застыло большое рыжее стекловидное пятно.

— Канифоль, — сказал Миледи. — В этих бутылях находится спиртовой раствор канифоли. Взломщик разбил одну из них, а потом наступил в лужу и… — командор приподнял лежавший в нескольких шагах лист пластика, оставил след.

Я подошел. Это был отпечаток четырехпалой ступни с полметра длиной.

— Смех да и только! — фыркнул мужчина в халате. — Кто-то над вами здорово подшутил. Только паломничества сюда не хватало!

Миледи опустил лист и выпрямился.

— Согласен, — сказал он. — Не смеем мешать.

В рольспиде я спросил у командора, что было похищено.

— Дифференциальные схемы устаревших типов, — ответил он. — То ли их держали для киберлюбителей, то ли попросту жаль было выбрасывать — в свое время в них вложили немало средств. Но пока воздержись от выводов.

Местоположение второго пункта нашей поездки из соображений секретности я назвать не могу: это был склад ядерного горючего. Мы прибыли туда в тот же день. Возле автоматизированного турникета для персонала пришлось застрять на полчаса. Миледи сунул пальцы в дактилоскопический идентификатор, и тут же в блоке за перегородкой загудел сигнал тревоги.

Мгновенно спереди и сзади захлопнулись герметические переборки, и в камеру со свистом ворвался нейтрализующий газ. Я успел только услышать: «…небо в алмазах!»… Очнулись мы на воздухе. Вокруг толпились люди в комбинезонах. Среди них оказались врач и тщетно оправдывающийся охранник. Виновных не было: оказалось, что Миледи сунул в идентификатор раненый палец, а папиллярный датчик счел это попыткой обмануть его. Врач проявлял сверхзаботу — оказать помощь командору он счел для себя особой честью.

То, что показал мне Миледи, действительно было достойно самого пристального внимания. Он провел меня в главный склад, огромное массивное строение, похожее на убежище. Дав мне вволю налюбоваться этой железобетонно-свинцовой громадиной, которая под своей немыслимой тяжестью почему-то не проваливалась под землю (какие же там должны быть фундаменты!), Миледи указал на выход. Створки стальных дверей, покрытые листовым свинцом, были распахнуты настежь.

— Внутрь можно не входить, — сказал Миледи. — Исчез весь запас топлива.

Словно выполняя его тайное желание, я посмотрел себе под ноги. Оказалось, я стоял посреди углубления, оставленного в мягком песке полуметровой ступней.

Таких следов было несколько. Они тянулись от дверей метров на десять в глубь двора и обратно и обрывались у колеи, которая полукругом огибала двор и скрывалась в воротах.

— Это отнюдь не шутки, Лютц, — горько заметил Миледи, когда мы вернулись в рольспид. — Охранники, дежурившие в ночь грабежа, еще спят, хотя пошли уже третьи сутки. И мы не можем найти ни одного свидетеля. К счастью, след, оставленный необычным экипажем, привел нас к месту, достаточно однозначно указывающему, где скрываются грабители.

— Чего же вы ждете? — спросил я.

Миледи посмотрел на часы.

— Мы успеем до темноты, — ответил он и по коротковолновику, словно ему наскучила эта супертаинственная игра, вызвал вертолет.

Мы пересели в него на закрытом для движения отрезке автострады.

— Старт-2, — бросил Миледи пилоту и оглянулся, чтобы увидеть, какое впечатление произвели на меня его слова.

Старт-2 — запасной космодром, расположенный к югу от Квондемона. В годы интенсивного изучения Солнечной системы было построено множество космодромов. И хотя их обслуживающий персонал неизменно сетовал на перегрузки, Старт-2 даже в период наибольшего напряжения не принял ни одного корабля.

Этот космодром изначально оказался ущербным. Сразу после укладки плит в них обнаружились опасные напряжения. Едва построенная, рухнула контрольная башня. Без конца выходила из строя аппаратура. Пока управились со всеми этими техническими трудностями, интерес к Космосу поостыл и нужда в резервном космодроме отпала. Сегодня он зарастает травой, и мало кто догадывается о его гордом предназначении.

Наш вертолет сел на краю площадки возле шеренги дремлющих транспортеров, от которых исходил запах разогретой смазки. Впереди шумела полевая энергостанция. На траве отдыхала группа мужчин в мундирах ККС. Покуривая, они проводили нас равнодушными взглядами. Ничего похожего на прежних курсантов прославленной «школы Миледи», которые вытягивались в струнку при виде каждой звездочки на рукаве.

И хотя командор прибыл сюда инкогнито, а потому не мог быть в претензии, это не помешало ему, войдя в транспортер командира, прорычать:

— Бордель! Никакой дисциплины, капитан!

Он сразу подошел к столику и повернул к себе лежавшие там карты. Капитан застегнул мундир (он был немногим старше своих подчиненных), робко приблизился к командору и встал у него за спиной.

— Заражение уменьшилось на три порядка, — доложил он. — Объект под наблюдением. Он все еще на стационарной.

Миледи попросил капитана оставить нас одних, и через минуту мы услышали его приглушенные крики о необходимости соблюдать субординацию и быть подтянутыми.

2. В какой степени…

Миледи проверил, плотно ли прикрыта дверца транспортера, и уселся напротив меня за столиком.

В бронированной коробке было душно и жарко.

— Следы машины обрываются здесь, на плите, рядом с радиоактивным пятном. Здесь опустился и взлетел космический корабль. Сейчас он вне Земли, но со стационарной орбиты не уходит. Перестань возиться с магнитофоном. Лучше послушай. Не известно, откуда он прибыл и как давно висит у нас над головой. Станции обнаружили его среди обломков старых ракет только вчера. Нам не известно, как долго он находился на Земле и каковы намерения тех, кто в нем сидит.

Зато мы знаем, что чужаки навестили склады. Сперли — легко сказать! — пятьсот фунтов электронной мелочи и девятнадцать тонн ядерного горючего. Все это произошло у нас под самым носом два дня назад. Они продемонстрировали отличную ориентацию: выбрали забытый космодром, расположенный вдали от населенных пунктов и вблизи складов с необходимыми им материалами.

— Неужели вы не понимаете, — перебил я, — что мы имеем дело просто-напросто с мистификацией. Я не сомневаюсь, что это проделки хулиганствующих молокососов, этаких любителей приключений, а вы, словно яростный приверженец бредовых теорий о пришельцах, пытаетесь убедить меня…

— Спокойно, Лютц. Ни в чем я не пытаюсь тебя убедить. Таковы факты.

— Внеземной корабль с ядерным двигателем?

— У «Старфлешей» тоже ядерные двигатели, а ведь радиус их действия более 100 миллипарсеков, хотя эти корабли созданы для приорбитальных задач и на них больше вооружения, чем горючего. Если их бортовые арсеналы заменить на баки, они могут преодолеть расстояние в десятки парсеков.

— За какое время?

Миледи вздохнул:

— Цивилизация, которую зовет Космос, не задумывается о времени.

— Демагогия.

— Называй как хочешь. Одно ясно: объект ничем не похож на наши современные корабли, а частные заказы не принимаются.

О следах, оставленных на двери, складах и полу, Миледи не вспоминал. Возможно, решил, что такого рода доводы слишком легковесны. Но ведь не притащил бы он меня сюда ради какой-то дешевой сенсации. Миледи, жаждущий громкой славы?! Несомненно, он не мог не мечтать о контр-адмиральских погонах, как несомненно и то, что он заслужил их, но даже для прозрения адмиралтейства командор не стал бы прибегать к столь дешевой рекламе. Я смотрел на его покрасневшие и припухшие веки, на потемневшие от однодневной щетины щеки. Он был явно утомлен. По-видимому, эти двое суток он не сомкнул глаз.

— Мы испробовали все возможные сигналы, Лютц. Объект не реагирует на них. Но биологические процессы там прямо-таки кипят. Биофизики с помощью своих пеленгаторов ведут непрерывные наблюдения, однако они не могут установить принадлежность этих процессов именно разумным существам и тем более определить степень их разумности. Тот факт, что эти существа прекрасно сориентировались в районе действия, еще ни о чем не говорит: здесь мог сработать даже тропизм…

— Что же, по-вашему, их космический корабль тоже результат тропизма?

Миледи вздохнул, положил локти на крышку столика и, опустив на открытую ладонь свой квадратный подбородок, вместо ответа утомленно посмотрел на меня. Пауза затягивалась. Чего ждал командор? Если там считают, что имеется реальная опасность, надо незамедлительно что-то предпринять. Разумеется, сначала они вышлют разведгруппу… И тут я понял.

Миледи все еще ждал. Он уже знал, что я догадался.

Мы оба отлично понимали, что мне нельзя ни приказать, ни посоветовать, он даже не мог меня просить.

Решение должен был принять только я сам. Миледи просто давал мне возможность отказаться, по существу не отказываясь.

Но почему выбор пал именно на меня? Ответа не приходилось долго искать. Реорганизованная и сведенная к роли учебной секции Академия Королевских космических сил вот уже пятнадцать лет выпускала изнеженных неряшливых пилотов, которые шли в ККС чаще всего из снобизма или не попав куда-либо еще. Адмиралтейству нужен был не только ее выходец старых добрых времен, но и человек, смыслящий в биологии, к тому же не из трусливых и… которому нечего было терять.

— Даже компьютер не понадобилось запрашивать, Лютц. Твою кандидатуру приняли единогласно.

Разумеется, приняли за моей спиной, когда я, погруженный в благое неведение, правил чью-то там статью или лежал рядом с Эли, вслушиваясь в ее дыхание, впервые за эти несколько напряженных дней глубокое и ровное. Тогда я думал только об одном: чтобы никому не пришла охота позвонить. Я не мог выключить видеофон, не разбудив Эли — ее голова лежала у меня на плече. Но видеофон, конечно, зазвонил — жена спала час сорок восемь минут. Звонили из клиники. Лицо доктора Зенда светилось счастьем.

— Никаких оснований для волнения, — сообщил он. — Имплантат прижился, как саженец в теплице.

Эли стояла рядом, сжимая мою руку.

— Эли, — улыбаясь, сказал Зенд, — ваш сын будет работоспособнее прежнего.

Моему сыну приживили атомное сердце. Такое же, как у его отца.

Атомное сердце — это люди еще могут простить.

Всякий другой искусственный орган, по мнению большинства, превращает человека в киба, в низшее существо. Слово «киб» порой употребляют даже как ругательство. Однако иногда кибернизация — единственная возможность выжить. Человек не всегда держит свою судьбу в собственных руках. Вряд ли, садясь за рули «Старфлеша», можно предвидеть, что машина, едва стартовав, развалится на куски, потому что электромеханик перепутал провода, дежурный контролер не разбирается в электронике, а сменный инспектор пробил карточку осмотра, не высунув носа из кабинета.

А после падения с километровой высоты не приходится самому что-либо решать. Хирурги решают за тебя. Случается, пациент покидает лечебницу, сохранив лишь собственные — кроме мозга, конечно, — печень, селезенку да часть пищеварительного тракта, а торс и конечности у него кибернизированы на восемьдесят процентов, так что в следующий раз ему терять нечего. Не то что плакатному вылощенному курсанту. Замена протеза — вроде смены обуви.

— Мы подготовим тебе «Старфлеш» из тех, на каких ты учился, — проговорил Миледи. — Риск минимальный.

— Ну, риск — это по моей части. Но вы, вероятно, хотели сказать, что гарантируете мне сменные детали высшего качества.

Миледи внимательно посмотрел на меня.

— Твой организм, — сказал он, — не требует столько пищи и кислорода, как организм обычного смертного, содержащий все эти скользкие и непрочные приборы разового пользования. (Вот вам, — подумал я, — апофеоз киба!) Твоя потребность в углеводах, белках, кислороде и так далее вчетверо меньше. Не тебе говорить, какое это имеет значение вне Земли.

(Как отличить киба от идиота? Дай им решить простую математическую задачку. Идиот не задребезжит.)

— Мы будем присматривать за тобой. Эскадра «Старфлешей»…

— …и кибосервис, — рассмеялся я. — Простите, командор, это во мне заговорили чувства разбитого автомобиля при виде машины техпомощи.

3. Спаситель человечества

Мы переночевали в транспортере капитана. Утром командора вызвали в Адмиралтейство. Он полетел вертолетом. В моем распоряжении остался рольспид и симпатичный чернокожий водитель. Парень не выспался — добирался до нас почти всю ночь. Армейская кружка черного кофе и отбивающий дикие ритмы магнитофон в ухе вернули ему бодрость. Я велел отвезти меня домой, но на въезде в Дексенс решил завернуть в клинику. Жена была уже там. Она стояла в коридоре, беседуя с доктором Зендом. Доктор Зенд, небольшой полный шатен, с неизменно сияющим лицом, увидев меня, засиял еще больше. Он распространял вокруг себя терпкий запах септофоба.

— Спит, — сказала, увидев меня, Эли.

Я заглянул в палату. В большой кровати сын казался еще более маленьким и хрупким.

— Через три дня мы разрешим ему короткую прогулку, — сказал Зенд. — А через две недели он уже побежит вам навстречу.

— И каждые пять лет, — добавил я, прикрывая дверь, — будет возвращаться сюда, чтобы подзарядить батарею.

Мы попрощались с Зендом и спустились к рольспиду. Водитель дремал, откинув голову. Я попросил отвезти нас в ресторан обедать. Не помню, что я тогда соврал Эли по поводу своего предстоящего отсутствия.

Но вечером, когда я проснулся, она упаковывала чемоданы. Хотя штатская одежда мне явно была ни к чему, я не протестовал. Эли сказала, что, если моя командировка затянется, она, как только состояние Альберта позволит, уедет с ним куда-нибудь к морю.

Я отправился утром, чуть свет. За виадуком Кеннеди образовался затор. Мы обошли его с нарушением, и нас остановил патрульный Дорожного отделения.

К счастью, на лацкане у меня был значок спецслужбы, и патрульный, заговорщицки кивнув, позволил нам проехать.

Насколько много внимания уделили моей особе в воротах Учебного центра ККС, настолько безразличен я стал для всех, когда прошел внутрь. Никто ничего не знал, особенно того, где кого можно найти. Водитель оставил меня с чемоданами на раскаленной, покрытой щебнем площади между двумя рядами пепельно-серых двухэтажных корпусов. Поразмыслив, я направился к зданию, помеченному буквой Е: когда-то там размещался штаб. Дежурный, подозрительно покосившись на мои чемоданы и штатскую одежду, поправил на рукаве повязку и ответил, что командор Миледи, «вероятно, где-то здесь». «Здесь» означало всего лишь 426 гектаров жилых и хозяйственных построек, машинный парк и полосы укороченного старта. Я попросил дежурного присмотреть за багажом и направился напрямик к ангарам. Сквозь синеватую дымку вдали серебрились на солнце треугольники готовых вырулить на стартовые полосы расчехленных «Старфлешей». Возвышение, на котором они находились и которое курсанты называли сортировочной горкой, отсюда походило на покрытый чешуей вздувшийся рыбий бок. Еще издали я услышал трубный голос Миледи, который обещал механикам «показать небо в алмазах». Под одной из машин притаились съежившиеся фигурки парней из роты обслуживания, предпочитавших не попадаться командору на глаза. Со времен моей службы в ККС Миледи продвинулся от командира эскадры до заместителя начальника центра по обучению технического персонала, хотя, на мой взгляд, любому стратегу из Адмиралтейства он мог бы дать сто очков форы.

Миледи я увидел возле извлеченного из «Старфлеша» холодильного агрегата, он стоял в липкой луже, перед ним вытянулся в струнку побледневший безусый курсантик. Командор, показывая на свои запачканные брюки, за что-то выговаривал ему. Перепуганный парнишка сжимал в руках пустую масленку. Когда-то мне доводилось бывать в его положении. В то время Миледи еще носил стек.

— Я приехал, — сообщил я с непринужденностью штатского, и командор прервал очередную тираду об аккуратности и порядке.

— Прекрасно, — сказал он, изничтожая парня взглядом, и, словно цапля, выбрался из лужи. — Растяпа.

Я подал ему носовой платок.

— Благодарю, Лютц. Все равно надо менять брюки.

Мы стояли в треугольной тени машины, опиравшейся о бетон своим ажурным шасси. Почти четверть гектара тени. Ниже стартовые полосы расходились как бы наперекор перспективе.

— Устроился?

Я отрицательно покачал головой.

— В блоке А тебе приготовлена комната. Девятка. Да, из Адмиралтейства сообщили, что на время операции тебе присвоен чин командор-лейтенанта, чтобы не приходилось козырять каждому офицеришке. И только от твоего желания зависит, сохранишь ли ты это звание.

— Меня не прельщает воинская карьера.

Миледи пропустил мое замечание мимо ушей.

— Офицерская столовая, как и раньше, в блоке Б. После обеда можешь заглянуть в ангары и поболтать с механиками. А завтра посмотрим, на что ты годен.

По дороге к блоку А я взял у дежурного чемоданы.

Комната напоминала стандартный номер в отеле.

Я достал туалетные принадлежности, смену белья, а остальное, не вынимая, вместе с чемоданами сунул в шкаф. В нише висел безразмерный компенсационный костюм цвета маслины с двумя золотыми шевронами на рукаве — широким и узким со звездочкой.

Предел мечтаний всякого курсанта, да и не только курсанта. Освежившись под душем, я натянул новую одежду. Однако не могу сказать, что чувствовал себя в ней свободно.

Наутро у меня был пробный полет. Единственный, так как Миледи счел, что я нахожусь в прекрасной форме. Такое заключение не очень вязалось с его обычной требовательностью, и сегодня я склонен думать, что здесь не обошлось без нажима со стороны Адмиралтейства.

Подготовленный для меня «Старфлеш» почти не отличался от знакомых мне модификаций, хотя и принадлежал к машинам восьмого поколения. Изменения коснулись главным образом биологической защиты, системы управления и серворегуляторов. Так что в кабину я уселся, как в собственный автомобиль. Слева, под прямоугольным панорамным иллюминатором, поблескивали стрелки контрольного пульта, справа — индикаторы системы ВИС. Кресло охватило меня, и я оказался в полулежачем положении. На голову, подобно капюшону, опустился находившийся за спинкой шлем.

На долю секунды я почувствовал скорее ожидаемую, нежели действительную боль. Присоски электродов прилипли к черепу, и я перестал быть только человеком. Я слился с машиной. Я чувствовал ее всю: блоки двигателей, механизмы управления, ракетную установку — все дрожало от возбуждения, было готово к действию, полно огня, словно жеребец под седоком.

Я нетерпеливо ждал сигнала старта.

Но тут Миледи отложил вылет и пригласил меня по радио в штаб. Здесь я застал долговязого штатского с длинным красным носом, на который, словно повалившаяся на бок восьмерка, были нацеплены слабые очки в тонкой металлической оправе. Прилизанный, чистенький и чопорный, он протянул мне свою костлявую длань, а при рукопожатии склонился так низко, будто собирался чмокнуть мою руку.

— Командор-лейтенант Лютц, — представил меня Миледи. — Мистер Картнич из Управления по контактам с внегалактическими цивилизациями.

Слово «мистер» Миледи произнес так, словно представлял подростка, которому хотел доставить удовольствие. Оба только что вернулись с совещания у руководителя Центра. У человека из УКВЦ была обиженная физиономия, и, похоже, он не ожидая от меня особой учтивости.

— Очень приятно, — солгал я.

«Наша система обороны, — говорил позже Миледи, — безотказна, и если какая-нибудь заблудшая комета или болид все-таки шмякнутся о Землю, это будет заслугой только ученых из УКВЦ, которые не дадут уничтожить метеорит, не удостоверившись в том, не справило ли на нем случайно нужду какое-нибудь внеземное существо».

— Мы отменили операцию, Лютц, так как получили сообщение, что от основного Объекта отделился меньший по размерам объект. Сейчас он находится на более низкой орбите. По-видимому, именно этим кораблем на борт Объекта были доставлены топливо и электроника. Мы думаем, что корабль должен сесть. А мистер Картвич находится здесь для того, чтобы не спускать глаз…

— Простите, э… — Картвич стиснул зубы.

— …разумеется, не с нас, а с наших гостей, — шутовски закончил Миледи и оставил нас одних. Было тихо. Картвич подошел к окну, взглянул на посыпанную щебенкой площадь и высморкался в белый платок.

— Так вы и есть тот самый палач? — спросил он укоризненно.

— Не понимаю, — холодно ответил я. Разговор обещал быть не из приятных.

— Якобы спаситель будто бы попавшего в беду человечества.

Я прекрасно знаю субъектов типа Картвича — при одном виде их меня начинает мутить. Ипохондрики, постоянно мающиеся с насморком или кашлем, сетующие на якобы повышенную кислотность, нытики, на каждом шагу подчеркивающие слабость своего тела, которому они тем не менее не желают помочь даже самым невинным протезом, поскольку это «профанирует совершенство природы». Сопение, кашель, икота — вот чем они подчеркивают свое превосходство над нами.

(Что делает киб, когда заболевает? Звонит механику.

А когда умирает? Звонит на свалку.)

В дверях появился Миледи.

— Сел! — сообщил он. — Снова на Старт-2. Лютц, возьми мистера Картвича и садитесь в вертолет. Я сейчас буду.

4. Как он прекрасен…

Миледи был в бешенстве. С того момента, когда мы втроем забрались в вертолет, он не раскрыл рта даже для того, чтобы выругаться. Мы летели около часа в сторону Ливингстона, командор рядом с пилотом, а я позади, бок о бок с без конца прочищавшим нос человеком из УКВЦ. Человек из УКВЦ тоже был в ярости, разумеется, он во всем обвинял Миледи.

Когда мы сели на Старт-2, все уже было кончено. Посреди плиты стояла небольшая ракетка с открытым люком, опаленная снизу, словно ее извлекли из музея космических кораблей в Шерридоне. Подопечные светловолосого капитана, расположившиеся вокруг транспортеров, спешно приводили себя в порядок. Миледи спустился на землю. Я побежал следом за ним к идущему навстречу капитану.

— Прилетели из Адмиралтейства, — доложил капитан, — и забрали этого… этого…

— Кого? — спросил я.

— Не могу объяснить, господин командор, — ответил капитан. Когда он перевел взгляд на мой новый мундир, глаза его еще больше округлились.

— Зато я могу объяснить! — взорвался Миледи, не думая о том, что его слышат курсанты. — Эти мне адмиралтейские штучки! Человеку приказывают согласовывать с ними любую глупость, а сами, эти надутые индюки, не считаются ни с кем и ни с чем и устраивают такой балаган…

Позади послышалось сморкание.

— Осмелюсь заметить, — вставил Картвич, — вы позволяете себе…

— Заткнитесь! — рявкнул Миледи. Он снова повернул склоненную набок голову к капитану. — Что это было?

Капитан сунул пальцы за воротник и потер шею.

— Военная терминология не позволяет…

— Где оно сейчас?

— Люди из Адмиралтейства вывезли его в Биофизический центр. Они ожидают вас там. Всех троих.

— А какие вы получили указания, капитан?

— Никаких, господин командор.

— Тогда продолжайте караулить эту развалюху, — Миледи засопел. — В вертолет, Лютц!

Картвич двинулся следом.

Мы молчали все девяносто минут полета. Наступили сумерки, а вместе с ними небо закрыли черные, тяжелые тучи. Было душно, парило. Пилот включил освещение приборов. Стрелка тахометра показывала 250.

Картвич то и дело вытирал платком шею и лоб. Ручаюсь, он понемногу закипал в своем элегантном темно-синем костюме.

— Ничего похожего на то, что было пятнадцать лет назад, — неожиданно заговорил Миледи. В его голосе уже не было злости. — Правда, Лютц? Никакой координации, сотрудничества, соблюдения устава… Кто придет в штаб первым, тот и командует. Ты слышал, чтобы голова одновременно отдавала телу взаимоисключающие распоряжения?

— Разве что во время приступа эпилепсии.

Мне не было видно сзади, но, кажется, Миледи усмехнулся. Мы пролетали над южным предместьем Ливингстона. Горели уличные фонари и цветные огоньки на верхушках небоскребов.

Картвич прильнул к боковому иллюминатору, подчеркивал всем своим поведением, что наши замечания его вовсе не интересуют. Пилот вертелся, словно его подмывало вставить и свои три слова.

Сели мы перед зданием Биофизического центра.

Неподалеку стояла колонна машин на воздушной подушке. Эхо наших шагов, когда мы вошли в светлый холл, привлекло внимание дежурного, и он провел нас в главный зал. В зале были двое — женщина и мужчина. Они стояли перед огромным пультом, усеянным всем тем, что человека, далекого от техники, может довести до инфаркта. Оба были в халатах. Женщина мне сразу не понравилась, и вовсе не потому, что я не люблю пышных блондинок, особенно из тех, что, разгуливая по улицам или взбегая по эскалатору, колышут своими прелестями, и отнюдь не потому, что ученый в юбке — само по себе подозрительно. Я решительно за отделение секса от науки; секс и наука — столь же уникальный, сколь и неудачный альянс. Мужчина выглядел любопытно: на полторы головы ниже женщины, подвижный, с растрепанной сальной шевелюрой, какой-то шершавой физиономией — он даже побрит был неряшливо. Окинув нас пронизывающим взглядом маленьких черных глазок, он констатировал фальцетом:

— Приехали.

Фамилия Гном вполне соответствовала его внешности. Когда он говорил, то смотрел на что угодно, кроме собеседника.

— А они уехали.

Мы с Миледи переглянулись.

— Холера! — проворчал командор.

— Простите, — вставил Картвич. — Машины на воздушной подушке перед входом…

— Ах да, — пискнул Гном. — Гостя оставили. Он в виварии.

Гном повернулся к пульту, щелкнул переключателями, и на одном из экранов появилось изображение. Я долго вглядывался в отдельные элементы, прежде чем смог увязать их в одно целое. У существа, в котором было столько же от человека, сколько и от насекомого, была голова, туловище и две пары конечностей. Оно имело симметричное строение и человеческое тело, но руки и ноги непомерной длины скорее походили на конечности какого-то членистоногого. Высокий череп был покрыт свалявшейся коричнево-серой шерстью, а под пергаментной кожей маленького туловища резко вырисовывались кольца ребер и кости ключиц. Это был явно самец. Неестественно большие кисти рук и ступни ног были вооружены поломанными ороговевшими когтями. Гном увеличил изображение, и мы увидели физиономию существа — она была человеческой, но застывшей, словно каменная маска. Только в глубине узко поставленных глаз можно было уловить какое-то выражение, возможно страха.

— Человек-паук, — шепнул Миледи с отвращением.

Женщина, покачивая всем, что у нее было под халатом, повернулась к нам. До сих пор она внимательно рассматривала нагое существо.

— Высота — два двадцать семь, — спокойно сообщила она. — Размах рук два девяносто шесть. Вес — семьдесят семь килограммов.

— Внутренние органы, как у человека, — задумчиво сказал Гном. — Просто не верится!

Женщина прервала его и несколько минут демонстрировала свои познания в анатомии, а потом заключила с улыбкой:

— Когда его в усыпленном состоянии привезли сюда, он был немыслимо грязен и вонюч!

— Как он прекрасен! — воскликнул Картвич и торжественно высморкался.

— Нам тут делать нечего, Лютц, — проворчал Миледи. — Вы, как я догадываюсь, остаетесь?

Человек из УКВЦ с нежностью взглянул на экран, потом на женщину и утвердительно кивнул.

5. Пожалей наши нервы, Лютц

Следующие четверо суток я провел в Учебном центре. Немного летал на «Старфлеше» — скорее для того чтобы убить время, чем ради тренировки. Погода испортилась, и достаточно было взглянуть на затянутое тучами небо, чтобы, не обращаясь к синоптикам, понять, что это продлится минимум неделю. Немало времени я проводил и на сортировочной горке. От механиков и курсантов я узнал о недостатках и достоинствах «Старфлешей» больше, чем от дожидавшихся повышения инструкторов. Наведывался и в проектное бюро; конструкторы охотно показывали чертежи, по которым легко было проследить сложную эволюцию машин. От поколения к поколению они становились совершеннее. Чувствительнее и в то же время прочнее и безотказнее.

«Старфлеш», приняв в себя человека, как бы сливается с ним, и всякий ремонт или замена узла превращается практически в операцию на живом теле. А ведь в боевых условиях производятся только такие исправления: пилот «чувствует», что неисправно в системе. Я инстинктивно возвращался к чертежам, полагая, что именно в них скрыта какая-то важная для меня истина…

Из Биофизического центра до нас доходили скупые вести. Попытки вступить с Пришельцем в контакт ни к чему не привели. От охранников склада ядерного горючего, которые за это время пришли в себя, тоже не услышали ничего нового; они несли службу в соответствии с инструкцией, а потом очнулись в госпитале.

Миледи пребывал где-то вне центра. Звонил мне в самое неожиданное время и повторял, что я должен быть готов к вылету. В минуты хорошего настроения делился со мной новостями. Доверительно сообщил, что биофизики решили сконструировать пришельцеподобного киборга, который вместо нашего гостя сядет в его ракету, выйдет на орбиту, а затем проникнет внутрь Объекта.

Особого успеха от операции не ждали, поскольку спецкиборг не был приспособлен к самостоятельным действиям и Пришельцы не могли не обнаружить подмены, однако предполагалось, что кое-какую информацию он все же успеет передать. Управлять им должны были с Земли. Но зачем держали здесь меня?

На четвертый день я решил связаться с Эли. Мне недоставало ее, к тому же мучили угрызения совести за выдумку с командировкой. Она находилась у Альберта.

Я давно не видел жену такой отдохнувшей и свежей.

— Альберт ходит на прогулки, и завтра или послезавтра я забираю его домой, — сказала Эли.

Она тяжело пережила несчастный случай с сыном.

С того дня, когда Альберт с дружками устроили свой кросс, до самой операции не находила покоя. К счастью, доктор Зенд, опытнейший специалист, в то время отдыхал в Дексенсе и взялся за имплантацию.

Я увидел Альберта.

— Привет, папа! Когда приезжаешь?

— Скоро, — ответил я. Мальчик был еще слаб. Круги вокруг глаз.

— Через неделю мы с мамой отправляемся на Атлантику. В Массейо или Жуан-Песоа.

— Я прилечу к вам.

— Ну, тогда до свидания. Доктор хочет с тобой поговорить.

Я увидел сияющую физиономию Зенда. На этот раз у него была улыбка триумфатора. Он исправил то, что испортил я.

(Кибка, положив ладонь на округлившийся живот, обращается к кибу:

— Наш малыш чем-то недоволен.

— Толкается?

— Нет, тарахтит.)

Эли должна быть ему благодарна. Очень, очень благодарна.

— Вас ничто не смущает, Лютц?

— Благодарю вас, нет, доктор.

Зенд внимательно смотрел на меня, не переставая улыбаться.

— Если будите в Дексенсе, — сказал он, — загляните в клинику.

Я поклялся навестить его при первой возможности и прервал связь. Потом навел порядок в своих вещах и уже стоял под душем, когда прибежал дежурный курсант, запыхавшийся и возбужденный. В руке он сжимал плоский серый пакет.

— Тревога, господин командор-лейтенант.

Я повязал вокруг бедер полотенце. Вода стекала по животу и спине.

— А мне-то какое дело? — спросил я. — У меня нет боевых заданий.

— Есть, — ответил курсант, вручая мне серый пакет. — Разрешите идти? — парень перебирал ногами.

В доме выла сирена, снаружи нарастал гул.

— Исчезни!

Мокрыми руками я разорвал пакет и вытащил сложенный вдвое листок.

Командор-лейтенанту Лютцу Сеймуру.

Предписание:

— срочный старт в ИВ 406; машина типа «Старфлеш» № ХНН 164;

— боевой полет в направлении Старта-2;

— посадка на Старт-2;

— рапорт командующему операцией «Пришелец».

Командующий операцией «Пришелец»
Командор Франклин Миледи.
Крики на дворе тонули в ворчании висевших над щебнистым полем вертолетов, ворчание вертолетов перекрывал грохот вдали. Ну да, конечно, тревога, боевые задания, лихорадочная беготня и теряющие голову дежурные — это стихия Миледи. Но соединение Королевских космических сил не поднимают без нужды. Я натянул компенсационный костюм на влажное тело и выскочил наружу. Сортировочная горка сотрясалась в клубах дыма и пыли. В небо взмывали короткие молнии стартующих машин. Рядом, на площади, курсанты ликвидационных групп выносили из штаба бронированные ящики и тащили их к танцующим над землей вертолетам. Общее возбуждение передалось и мне. Кто-то дернул меня за ремень. Сидевший за рулем «тачки» курсант надрывался, стараясь, чтобы я услышал его, и показал на место рядом с собой. Мы помчались между рядами серых казарменных зданий, через стартовые полосы к уже стоявшей одиноко на неожиданно замолкшей горке машине ХНН 164. Миледи оценил бы мою реакцию. Минуту спустя я сидел за рулями «Старфлеша» в объятиях кресла. Шлем опустился на голову…

Блоки двигателей — в норме.

Системы управления — в норме.

Контрольная аппаратура — в норме.

Система ВИС — в норме.

Искра!

С адским визгом я помчался на стартовую полосу.

Взмыл почти с места с таким ускорением, что вмешался блок безопасности, призванный пресекать всякого рода лихачества и в случае необходимости принять управление на себя. Сорвать без достаточных оснований пломбы блока безопасности — наказуемо равносильно уголовному преступлению. Я открыл глаза. За носовым иллюминатором — слои перистых и кучевых облаков.

Я пробился сквозь них и взял курс на Старт-2. Теперь надо мной висел режущий глаза солнечный диск.

Садился я лихо. Зачем? Может, чтобы доказать, что я ничем не хуже, а то и лучше вымуштрованных субчиков с первой категорией здоровья? Я нырнул и помчался над самой плитой. Там, должно быть, все задрожало, включая транспортеры (их было значительно больше, чем несколько дней назад) и стройную ракетку, которая торчала кверху, словно гвоздь из доски.

Я развернулся и под дикий визг тормозов сел, едва не дав козла. Возле транспортеров сразу же закопошились люди. На плиту вышли несколько человек; я издали узнал массивную фигуру Миледи и выскочил из раскаленной кабины ему навстречу. Мы сошлись возле ракеты. Плита была влажной — накрапывал дождик.

Вместе с командором были два контр-адмирала, точнее, он был вместе с ними, а также знакомый капитан и человек из УКВЦ. Картвич доброжелательно и вежливо подал мне руку и, так же как и в первый раз, почти клюнул мою своим красным носом.

— Пожалей наши нервы, Лютц, — сказал Миледи и вдруг заинтересовался конструкцией ракеты. Картвич, по-прежнему не выпуская из рук носового платка, недовольно взглянул в серое небо.

— Моросит. Может, зайдем куда-нибудь?

— О да, — ответил стоявший сбоку капитан. — Прошу в мою машину.

Парни капитана, вобрав головы в плечи, торчали между транспортерами, построенные неведомо для чего в походную колонну. Я шел рядом с Миледи вслед за капитаном и контр-адмиралами. Картвич плелся сзади.

— Весь центр еще наверху? — спросил я вполголоса.

— Их работа, — прошипел Миледи, кивнув в сторону высокого начальства. — Объявили учебную тревогу. Но для тебя это будут не учения.

Оставив капитана с его курсантами, мы впятером вошли в транспортер.

6. В зависимости от обстоятельств…

«Старфлеш» пристал к корпусу Объекта, который был вшестеро больше моей машины, так что, стоя на корме, я с трудом различал нос. Не совру, если признаюсь, что только теперь я мог спокойно обдумать положение. Во время короткого совещания в транспортере мне не далисобраться с мыслями. Один из контр-адмиралов — у него от виска до верхней губы тянулся шрам — тут же заявил:

— У вас двадцать минут до старта. — Он посмотрел на Миледи, потом на меня. — Знаю, некоторые офицеры Королевских космических сил считают, что любую операцию следует детально разработать, даже если она продлится пять минут, а разработка ее займет не менее года, но силы — это военная организация. Армия не имеет права терять время на треп, армии достаточно общих стратегических посылок, а тактику каждый обязан выбрать сам, на месте.

Миледи внимательно рассматривал свои огромные руки.

— Как вам известно, Объект не отвечает на наши сигналы, — второй контр-адмирал говорил тихо и бесцветно. — Безрезультатными оказались и попытки вступить в контакт с Пришельцем. Мы можем лишь предполагать, что он вторично опустился на Старт-2 с той же целью. Опасности нет, однако нельзя недооценивать серьезности факта вторжения Объекта в нашу систему. И факт этот не становится менее значительным от того, что пребывание чужаков на Земле, в частности на территории нашей страны, не угрожает жизни наших сограждан. В настоящее время Объект находится на стационарной орбите и, очевидно, ожидает возвращения своего посланца. Ракетка, разумеется, стартует, но за рулями будет сидеть пришельцеподобный киборг. Вероятнее всего, существа с Объекта расправятся с ним, как только он попадет к ним в лапы, однако мы надеемся, что успеем получить самую необходимую информацию.

Вы, командор-лейтенант, вылетите одновременно с ракеткой и на абордажном полете войдете в зону Объекта.

Важно, чтобы бортовые устройства чужаков не обнаружили ваш «Старфлеш». Возле самого Объекта вы отойдете от ракетки, ракетка направится к шлюзу, а вы посадите свою машину на Объекте. Это все.

— Тактику поведения, — добавил контр-адмирал со шрамом, — дальнейшего поведения, вы изберете такую, какую сочтете необходимой.

Потом он говорил о необходимости проникнуть внутрь Объекта, но, естественно, не через шлюз, так как чужаки добровольно меня не впустят, и тогда я понял, в чем дело. Человек из УКВЦ. Если б этого типа здесь не было, господа контр-адмиралы сказали бы без обиняков, что я должен вспороть Объект и вылущить оттуда чужаков живыми или мертвыми или же занять горизонтальную позицию и всадить в Объект весь заряд из ВИСа.

— Кто-нибудь желает высказаться? — спросил Контр-адмирал со шрамом.

Картвич рассопливился вконец.

— Да, — прогундосил он в платок. — С вашего позволения… — Он вытер нос и губы и обратился ко мне. — Я верю, что в ходе выполнения задания вы будете руководствоваться прежде всего чувством приязни к нашим гостям и принципами гуманности в самом широком понимании этого слова.

— Вы, мистер Картвич, — язвительно проворчал Миледи, — можете не беспокоиться за судьбу наших гостей. Лютц — человек с голубиным сердцем.


Ракетка скрылась в пасти шлюза, а я, стоя на корме, глядел в сторону носа, хорошо видного на фоне гигантского светлого шара. Над ним висел другой шар, поменьше, покрытый сверху тенью, — Луна. Ну, и вуаль Космоса, густо усеянная цехинами. Я чувствовал, как под влиянием искусственной гравитации Объекта кровь приливает к вискам, словно я вишу головой вниз, прикрепившись к потолку магнитными ботинками…

— Режь! — приказал я «Бюрнеру».

На мне был компенсационный скафандр, который я надел перед тем, как покинуть кабину «Старфлеша».

В лопатки упирался контейнер с сухим кислородом.

Суточный запас для нормального человека. Мне наверняка хватило бы на трое или четверо суток. Остатки сомы не поглощали много кислорода, даже когда я выполнял тяжелую физическую работу. Я положил руку на приклад травмата. Центробежная сила вращающегося Объекта отбросила диск метрового диаметра, вырезанный в броневой оболочке. Я взглянул на обнажившиеся провода. Между пучком разноцветных кабелей и трубопроводом было почти полуметровое свободное пространство. Там, во внутренней оболочке Объекта, я приказал «Бюрнеру» сделать лаз. Через минуту из вырезанной дыры вырвался факел мгновенно замерзающего воздуха. Я почувствовал дрожание корпуса: в глубине Объекта опускались предохранительные переборки. Это был, однако, примитивный корабль.

«Бюрнер» покончил с делом прежде, чем изнутри ушли остатки воздуха. Кусок обшивки устремился в космос. Я наклонился над отверстием. В свете рефлектора были видны прикрепленные скобами к стенам пакеты, ничего больше. Я не ошибся, решив вырезать отверстие в кормовой части, где, как мне казалось, должны располагаться склады и, значит, резкая декомпенсация не могла непосредственно угрожать жизни экипажа. Я отослал «Бюрнера» в багажник «Старфлеша» и медленно вполз в отверстие. Было темно. Рефлектор выхватывал части небольшого и скорее всего редко посещаемого помещения. Единственная дверь, зацепившаяся замком за поврежденную коробку, висела под углом к полу. Когда я притронулся к ней, она беззвучно опустилась на пол, подняв клубы пыли. Дальше был коридор. Вдоль его противоположной стороны тоже размещались складские помещения. Их высосанные пустотой двери лежали искореженные. Пучки проводов вылезли из стен и висели, словно разорванный серпантин, от арматуры остались только дыры в панелях. С обоих концов коридор был перекрыт газонепроницаемыми переборками. Я оказался в замкнутой камере, из которой еще можно было выбраться, пока в обшивке корабля существовало отверстие, вырезанное «Бюрнером». Но как только кто-то из экипажа заделает его…

Предчувствие заставило меня вернуться на «Старфлеш» за плазменным излучателем. Травмат может с успехом поражать живую силу, но против боевых установок он бессилен. Я втиснулся в угол между пакетами и погасил рефлектор. Сзади, сквозь черную прорубь на меня смотрели яркие и острые, как кончики иголок, точечки звезд… Экипаж, вероятнее всего, сначала заделает отверстие в наружной обшивке. Потом, когда из-за поднятых переборок сюда ворвется воздух, они займутся исправлением внутренней обшивки и всего прочего.

Запасные двери они могут найти на Земле…

Они опускаются у складов с жилым оборудованием…

Из борта корабля выдвигается трап, и по нему спускается. пузатая машина.

«Лютц, — говорит командор Миледи, — мы готовы ко всему. Планы обороны разработаны пятнадцать лет назад».

…и тут из машины вылезает чудовищный паук.

Он тянет за собой нить и оплетает ею командора Миледи, и меня, и машины. Адмиралы верещат…

Картвич подпрыгивает и кричит: «Как славно! Как славно! Виват, виват!» Он опускается на колени перед женщиной в заткнутом за юбку халате.

Паутина оплетает нас все плотнее.

«Миледи, что с вашими планами?»

«Лютц!»…

Я спал сто сорок минут. Заснуть при таких обстоятельствах! Позже доктор Зенд объяснил мне, что в особо трудных психофизических условиях у человека может произойти замедление физиологических функций и временное отключение сознания. Поднимаясь на ноги, я услышал звук собственных движений. Значит, в камерах уже не было пустоты. Да, даже чувствовалось слабое сопротивление воздуха. Движением глаз я включил рефлектор. Недавнее отверстие заполняла броневая пломба. На полу камеры и частично коридора были видны и другие латки. Однако я понял, что они, как и дыры, которые я сначала принял за места крепления вырванного декомпрессией оборудования, возникли не по моей вине. Корабль прошел сквозь метеоритный рой, и при том очень давно, если судить по толще пыли, покрывавшей растрескавшиеся створки дверей, которые, следовательно, тоже искорежил не я. Команда ракеты ограничилась тем, что залатала только обшивку. И это было странно. Рассчитывая на то, что никто сюда и на этот раз не войдет, я вышел в коридор. В тишине шаги звучали как удары молота, хотя гравитация здесь не превышала четырех пятых земной и я старался ступать мягко. За поднятой газонепроницаемой переборкой оказалась закрытая дверь. Я освободил замок и осторожно толкнул ее. Сквозь щель пробивался свет и слышался слабый шум. И здесь коридор был пуст. Я проскользнул в него и остановился перед первой в длинном ряду дверью. На высоте моих глаз была врезана табличка с выгравированной латинскими буквами надписью «ХОЛОДИЛЬНИК Г».

Ничего не понимая, я несколько раз прочел это слово и бессознательно протянул руку. Дверь отворилась сама собой. Фотоэлемент или сенсор? За первой дверью находилась вторая, утепленная, закрытая на магнитную защелку. Я нажал на нее плечом. Внутри зажегся свет. Весь холодильник занимал покрытый инеем стеллаж, уставленный прозрачными ящиками.

Незачем было к ним подходить: и отсюда было видно, что там лежали существа, которых нельзя было назвать иначе, чем людьми.

Это были люди.

Мертвые.

У меня перехватило дыхание. Я почувствовал тошноту и выскочил в коридор. Миновал холодильники Е, D, С, В и А. За ними в нише увидел лесенку, ведущую на верхние палубы, и проход, соединявший параллельные коридоры. Я пошел напрямик, стараясь попасть в нос корабля. Газонепроницаемые переборки делили нижний уровень на отрезки длиной с железнодорожный вагон. Я остановился в третьей по счету камере. Здесь размещались, если верить надписям на табличках, кабины экипажа. До сего дня не знаю, открылась ли та дверь сама или ее открыл я. Посреди кабины, уставившись на меня, стоял чужак, который, казалось, знал о моем приближении и давно уже ждал, когда я переступлю порог. Он был совершенно гол, паучьи ноги широко расставлены. За ним расхаживал второй. Он двигался подобно механизму: после каждого шага замирал на долю секунды. Тот, что стоял ближе, издал предостерегающий скрежет, и второй повернулся ко мне. Это была самка. Мы молча и не двигаясь стояли друг против друга. Не спуская глаз с чужаков, я разглядел измятые постели на койках, потертую дорожку на полу, грязные стены и дверцы шкафов. Слышно было лишь свистящее дыхание пришельцев и далекий топот.

(Страшно сожалею, командор, что не ознакомился с приложением «О вариантах контакта» к вашему, несомненно, тщательно разработанному досье операции «Пришелец».)

Топот приближался. Я отодвинулся от двери, прижался спиной к панели и положил руку на травмат.

На пороге появился робот. Ошибки быть не могло: точно такого же я видел в квартире командора. Миледи держал его ради забавы: архаичный урод выполнял функции швейцара и гардеробщика. Ему больше ста пятидесяти лет, кажется, он принимал участие в одной из первых межзвездных экспедиций, о чем свидетельствует эмблема с названием корабля «Дельта» на груди. У робота, стоявшего сейчас в дверях, была такая же эмблема, только с надписью «Аудакс»[1].

Самец, не раскрывая рта, протяжно заскрежетал.

На лбу робота загорелась лампочка. Это была лампочка внутренней связи. Насколько мне известно, таким путем он мог общаться лишь с другим роботом или нейтральным компьютером корабля. Чужаки по-прежнему стояли неподвижно, робот преграждал мне дорогу к выходу. Было тихо, но вот где-то в глубине послышался быстрый топот. Кто-то бежал, тяжело, словно тащил оружие. Я засунул травмат за пояс и медленно снял с плеча излучатель. Уперев приклад в бедро, левой рукой я взялся за рукоятку, а правую положил на спуск. К черту Картвича с его широко понимаемой гуманностью! Я направил ствол в просвет двери. Топот уже был совсем близко. Робот отступил от прохода, и в то же мгновение в кабину влетел боевой автомат. Я забыл о роботе и стоявших совсем рядом существах, что могли в любой момент напасть на меня, и следил только за автоматом, который разворачивался вокруг своей оси. Он сделал три четверти оборота, необходимого, чтобы повернуться ко мне фронтом, когда в его панцире раскрылась щель и там блеснул ствол лазера. Тогда я нажал на крючок. Нет, тогда я решил нажать на крючок. По кибернизированным нервам импульсы расходятся быстрее, чем по соматическим, тем не менее за сотые доли секунды автомат успел повернуться еще на сорок градусов и открыть огонь. Луч лазера, направленный в мою грудь, полоснул по руке в тот момент, когда я нажал на крючок излучателя. Там, где стояли автомат и робот, вспыхнуло пламя. Огонь лизнул нагие тела чужаков, воздушная волна бросила их на бронзовеющие от жара кровати. Исчезли оба робота, исчезла створка двери и часть стены. Кабину заполнили черные клубы дыма. Кибернизованные клетки так же восприимчивы к раздражителям, как и соматические, но я не ощущал боли, не почувствовал ее даже тогда, когда, наклонившись, увидел у своих ног собственную руку.

Я бросился бегом но коридору.

(Хочешь убедиться, что твой знакомый не киб? Намекни ему, что на ближайший склад доставили новые модули. Если он неожиданно не вспомнит, что через четверть часа у него важная встреча, можешь быть за него спокоен.)

У меня начало неметь плечо. На бегу я наложил на культю компенсационную латку. Перед дверью в складские камеры включил рефлектор. Скользя по обломкам пластика, добрался до камеры. Направил излучатель в пол. Ослепительная вспышка — и подо мной раскрылась черная звездная пропасть. Позади загрохотали падающие переборки, движение воздуха толкнуло меня к отверстию. Выпустив из рук излучатель, я уцепился за еще мягкий конец трубы, которая торчала в выжженном отверстии из-под внутренней обшивки. Подтянув колени, уперся ногами в наружную обшивку. Подошвы плотно прилипли к ней. Я отпустил конец трубы и выпрямился. К голове приливала кровь, а отрезанную руку разрывала пульсирующая боль. Я взглянул на «Старфлеш». Его панорамный иллюминатор горел на солнце, словно зерцало. Шаг за шагом в абсолютной тишине я преодолел отделяющее меня от него пространство. С трудом вполз в кабину.

Сомневаюсь, чтобы хоть кто-нибудь из «настоящих людей» смог управиться с отрицательной гравитацией, имея только одну руку. Честно говоря, не знаю, как это удалось и мне. Я оказался в родных объятиях кресла. Провентилировал кабину и снял вакуумный шлем. К черепу тут же присосались электроды.

Искра!

Гравитация исчезла.

— Я ранен, — громко сказал я.

— Берем управление на себя, — отозвался трубный голос Миледи.

7. Пришло время поговорить откровенно

Я лежал в тишине (земной тишине, у которой нет ничего общего с космической). Прямо со Старта-2 санитарный конверт переправил меня сюда, в клинику в Дексенсе, потому что здесь был доктор Зенд, один из лучших имплантологов в мире.

Я вдыхал больничный запах и тренировал новую руку, которая пока еще быстро немела. Зенд заверил меня, что онемение прекратится, как только восстановятся связки. Я лежал здесь уже неделю, и антициклон с юга за это время разогнал тучи. Небо стало ясным, чего нельзя было сказать о Миледи: командор сидел на краю койки хмурый и угрюмый. Я отложил гантели и спустил ноги на пол.

— Анализировали сеанс?

Миледи кивнул. Выражение его широкого бритого лица было красноречивее слов.

— Если б я рассказал вам все без гипнотического сеанса, — добавил я, — вы, пожалуй, не поверили бы.

— Беда в том, что мы и так не очень-то верим.

Подсознание не лжет, но идущая от него информация может быть ложной.

— Вы меня интригуете.

— Так происходит в тех случаях, когда слишком буйное воображение загипнотизированного воздействует на подсознание либо когда в подсознании присутствуют реальные, но ложно интерпретируемые события.

— Предположим, я опять на корабле пришельцев. Чувствую, что мне грозит опасность. В кабину влетает автомат с лазером, готовым к бою. Я убежден, что сейчас он откроет огонь, поэтому стреляю первым. Однако в действительности он, лучше меня зная ситуацию на корабле и отношение чужаков к людям, неожиданно воспылал любовью ко мне и примчался, чтобы защитить. Увы, то, что было спасением, я принял за нападение, и даже мое подсознание будет настаивать на этом. Так что ли получается, по-вашему?

— Отчасти. Хотя в данном случае у автомата по отношению к тебе были враждебные намерения, о чем лучше всего свидетельствует твоя рука.

— Тогда почему же вы не верите остальным фактам?

Миледи засопел. Вытер ладони о бодра и встал с койки, тяжело, как вылезающий из грязевой ванны бегемот. Распрямился, потом снова сел на то же место.

— Скажу тебе, что мы видели, — сообщил он.

С самого момента его прихода я ожидал этих слов.

Командор же тянул, словно раздумывая, не относится ли то, что он собирался сказать, к секретным сведениям.

— Мы поддерживали непрерывный контакт с киборгом, — сказал он. — Как только ракета оторвалась от твоего «Старфлеша», Объект всосал ее через шлюз.

Света там было мало, но, когда камера заполнилась воздухом и туда вошли чужаки, стали видны отдельные фигуры. Эти существа двигались, как… Знаешь, что это мне напоминало? Замедленную съемку строевой подготовки.

— Казалось, они подражают движениям примитивных роботов, верно? — неожиданно для себя подсказал я, пораженный этим подобием.

Миледи кивнул:

— Левая нога вперед, правая рука назад — пауза, потом наоборот — снова пауза. Каждое движение тела сопровождается паузой. Мы слышали их голоса. Кажется, они обменивались между собой какими-то замечаниями.

— Из всего сказанного следует, что вы отказались от теории космического тропизма?

— Брось, — вздохнул Миледи. — Тогда я хотел тебя подразнить. Вполне очевидно, что мы имеем дело с разумными существами, только не можем установить характер их мышления. Но, надо сказать, за нашего киборга они взялись так же, как и мы принялись бы за чужого. Когда их попытки достичь взаимопонимания со спецкибом не дали результата, они, что-то заподозрив, утащили его в лабораторию. Там подключили его к какой-то странной аппаратуре, похоже диагностической, а позже, проскрежетав около часа, взялись за ланцет. Ну, и обман раскрылся. Вивисекцию докончили их роботы; четко и безошибочно, словно были к тому специально приучены. — Миледи хлопнул себя по бедру. — На полу! Операционный стол был слишком мал… — он замолчал. Потом возбужденно продолжил: — Там все слишком мало! Их средний рост — два пятнадцать, а койки, которые ты видел, операционный стол, мебель, помещения — все годится скорое для их роботов. Взять хотя бы ракетку. Чтобы поместиться в ней, спецкиб сгибается в три погибели. Не думаю, чтобы это была их любимая поза, тем более что она почти не позволяет управлять корабликом.

— Вы рассмотрели их роботов? — прервал я.

Миледи на секунду замолчал.

— Я, например, рассмотрел их отлично. Они поразительно похожи на нас.

— Мы наблюдали за одним типом, когда он принимал пищу, — сказал командор, увлеченный собственными мыслями. — Когда нашего киборга ввели в лабораторию, один из них находился там и что-то ел из миски. Еду он брал рукой и засовывал в рот, как это делает моя внучка, когда дорвется до банки с вареньем.

— И что же вам не понравилось?

Миледи вздохнул. Задумчиво потер квадратную челюсть. Наконец решился.

— Две вещи нас смущают, Лютц. Первое — таблички с латинскими надписями «холодильник», «склады», «кабины экипажа» и так далее. Второе — замороженные люди. Люди…

— Но я…

— Порядок, Лютц. Мы пришлем к тебе психоаналитика. Во время гипнотического сна ты утверждал, что коридор в корабле был похож на коридор железнодорожного вагона, а двери в нем напоминали тебе двери купе.

— Да, но…

— Так вот, люди из Адмиралтейства предполагают, что в детстве ты был свидетелем катастрофы. Ты ехал поездом, когда случилось что-то страшное: резкое торможение, лопнул рельс… Столкновения скорее всего не было, так как при двухстах километрах в час да еще двухстах — у встречного поезда, сам понимаешь… Да, значит, ты ехал поездом. Пассажиры, как это обычно бывает, наплевали на указания и не пристегнули ремни, а ты пристегнулся. Когда произошла катастрофа, ты выбежал в коридор: кричал, заглядывал в купе, где лежали перемешанные тела…

— Я бы это помнил!

— Не обязательно. Шок мог вытеснить воспоминания о том случае в подсознание. Только когда ты оказался в столь же стрессовой ситуации, возвратились забытые тобой картины. Их дополнило воображение…

В палату вошел, как всегда радостно улыбающийся, доктор Зенд:

— Простите. Я не хотел мешать.

— И не помешали, — ответил Миледи, вскакивая с койки. — До свидания, Лютц. До свидания, доктор.

Зенд проводил его взглядом.

— Как рука, самочувствие? — спросил он, когда дверь за Миледи закрылась.

Я поднял гантели над головой.

— Рука работает превосходно, с самочувствием похуже, — ответил я. — Оказывается, я не просто киб, а киб, страдающий психическими расстройствами.

Доктор Зенд не перестал сиять, но смотрел на меня изучающе — как тогда в холле перед палатой Альберта. Взял у меня гантели. От его халата походил знакомый запах септофоба.

— Пожалуй, пришло время поговорить откровенно, — сказал он.

— Что-нибудь с Альбертом? — насторожился я.

— Нет, с чего вдруг? Мальчик чувствует себя превосходно. Вчера звонила ваша супруга. Альберт очень подвижен, и Эли спрашивала, не повредит ли ему это.

— А как чувствует себя жена?

— Думаю, хорошо, — Зенд присел там, где только что сидел Миледи. Его ноги не доставали до пола.

— Вы хотите поговорить со мной об Эли?

Доктор Зенд заморгал и добродушно улыбнулся.

— Не имею ничего против, но в данном случае я хотел бы поговорить о вас. Точнее, о нас… О нас всех… — он отвернулся, — вопрос достаточно деликатный, к тому же тем самым я нарушаю правила. Но, думаю, мне это простится, так как на полный терапевтический успех я могу рассчитывать только в том случае, если введу вас в суть дела.

— Вы собираетесь продолжить курс лечения?

— Я собираюсь вам помочь.

— Ну, насколько я знаю…

Зенд взял меня за запястье.

— Что вы знаете о кибернизации?

— Доктор!

— Так я и думал: вы оцениваете ее субъективно.

— Я имею в виду кибернизацию вообще, — Зенд не отпускал мою руку. — Сеймур, знаете ли вы… знаешь ли ты, что наши предки уходили в могилу с собственными зубами? Знаешь ли ты, что только сто лет назад люди начали пользоваться средствами для выращивания волос, а прежде волосы росли сами? Знаешь ли ты, что обоняние наших предков было на порядок тоньше нашего, а их ногти легко царапали кожу? Это процесс эволюции, и к прошлому нет возврата. Всегда вперед, Сеймур. Быть может, мы совершенно потеряем обоняние, быть может, у нас совсем исчезнут ногти и притупится слух, но не исключено, что взамен в нас разовьются другие способности: телепатические, телекинетические, телепластические. Однако пока мы вынуждены пользоваться протезами. Раньше защитой от холода была шерсть, которая покрывала человека с ног до головы, потом человек кутался в шкуры, вначале естественные, потом искусственные, тело теперешнего киборга закалено и почти невосприимчиво к температурам и на экваторе и на полюсе. Раньше у человека были когти и клыки, позже хрупкие ногти и жалкие кариозные зубы, сегодня на кончиках пальцев у нас подобие рыбьей чешуи и уже в шестнадцать-семнадцать лет совершенно голые десна. Веками человек изменял условия своего существования и вместе с ними изменялся сам. Природа идеально демонстрирует состояние неустойчивого равновесия; ликвидация или введение даже одного нового экологического фактора неизбежно влечет за собой лавину последствий, которая катится до тех пор, пока вновь пе будет достигнуто состояние равновесия. Человек постоянно нарушал это равновесие с тех пор, как взял в руки первое орудие, а орудиями он пользовался для того, чтобы улучшить условия своего существования.

Совершенствуя свой быт, он отравлял воздух, землю и воду, пичкая себя химикалиями, породил такой хаос в своих генах, что ему пришлось думать не только о дальнейшем преобразовании окружающей среды, но и о преобразовании собственного организма. И думать надо было быстро — генетическая метаморфоза превратилась в самый безжалостный фактор селекции.

Смерть пожинала обильные плоды, появились мутанты, и, если бы не достижения науки, мы имели бы сегодня такую дифференциацию в человеческих генотипах, что человек от человека отличался бы больше, чем шимпанзе от дюгоня. К счастью, изменения в хромосомах происходили медленно и мягко, а контролируемый отбор и различные общепопуляционные медицинские меры предотвратили дифференциацию нашего рода. За все надо платить. Но за преобразование окружающей среды человек заплатил сравнительно невысокую цену, больше того, не столько заплатил, сколько выгадал. Ведь твое тело, Сеймур, сегодня гораздо совершеннее, чем до кибернизации. И это ты должен наконец понять. Впрочем, не только ты, это должны понять все. Это касается подавляющего большинства людей. Люди редко заглядывают в статистические справочники, а заглянув туда, обнаружили бы, что шестьдесят с лишним процентов граждан нашей страны — кибы! Остальных же, молодежь вроде твоих курсантов, раньше или позже ждет та же участь. Мы стыдимся своих имплантатов так же, как наши предки стыдились своих болезней, и демонстративно посмеиваемся над кибами, содрогаясь при одной лишь мысли, что кто-нибудь узнает о нас правду. Мы прикидываемся, будто такие клиники, как эта, — исключение, а в остальных лечат обычную простуду или хронический гастрит. В то же время с подземных автоматизированных конвейеров ежедневно сходят тысячи искусственных почек, желудков, легких и сердец.

Я не могу даже приблизительно назвать число сделанных мною операций, но за всю мою практику не случилось пациента, который бы не спросил, будет ли соблюдена врачебная тайна. Ты сказал Эли, что собой представляешь, Эли рассказала тебе о себе, но никто из вас не отважился бы признаться в этом своим знакомым, хотя шестеро из десяти могли бы подать вам руку. Такую, как эта.

Доктор Зенд отпустил мою руку и сунул мне под нос свою изящную кисть.

— Да, Сеймур, я киб, я еще больший киб, чем ты. У меня даже физиономия кибернизована.

Я посмотрел ему в лицо. Оно было веселым и сияющим.

— Это не пластический эффект, Сеймур. Я действительно такой.

— Я знаю, старик.

8. Теория эволюции

Несмотря на протесты Зенда, угрозы порвать со мной отношения и заявление, что, если в будущем мне понадобится его помощь («Желаю тебе, чтобы твой «Старфлеш» после старта потерял двигатель!»), он, рискуя потерять место, не окажет мне ее, несмотря, повторяю, на все попытки дружеского шантажа, назавтра утром я сменил больничную пижаму на компенсационный костюм цвета маслины, в котором меня привез сюда санитарный конверт. Штатская одежда осталась в комнате номер девять корпуса А Учебного центра ККС. Чтобы получить ее, я связался по телефону с Миледи и спросил, могу ли пройти на территорию центра. Миледи ответил, что пока на мне мундир, «даже если в нем одним рукавом меньше», центр к моим услугам в любое время дня и ночи, и выразил удовлетворение тем фактом, что я так быстро пришел в норму. О психоаналитике, который должен был сделать из меня жертву железнодорожной катастрофы, командор даже не заикнулся. Он был «чертовски занят» и к тому же взбешен.

Из больницы я выбрался боковым ходом, чтобы случайно не столкнуться с Зендом. Ах, доктор, клянусь, как только я улажу свои дела, я обязательно навещу тебя, более того — буду часто тебя навещать. Но сначала мне хочется отдохнуть с Эли и Альбертом, хотя бы только месяц, который, я, согласись, заслужил.

В центре я надел штатскую одежду, повесил в шкаф компенсационный костюм и спросил у дежурного, нет ли для меня каких-нибудь распоряжений.

Распоряжений не было. Военная вежливость, черт побери.

Когда я уже выходил, что-то заставило меня заглянуть в проектное бюро. Перед стартом я рылся там в документах, и с тех пор меня не покидало ощущение, что в этих бумагах скрывается что-то весьма важное. Главный конструктор пустил меня в архив. Помещение архива прилегало к проектному бюро, и сквозь приоткрытые двери были слышны разговоры конструкторов. Я раскрыл папку с планами системы ВИС четвертого поколения. Почему именно четвертого?

Просто она оказалась сверху.


— …и опустилась.

— Где?

— Где! На Старте-2, разумеется. Наши переждали и вошли внутрь.

— Ну?

— Там никого.

— Вчера?

— Ага. Считают, что пауки выслали ее за своим.

Думают, мы его освободим.

— Вероятно, мы поступили бы так же.

— Но сначала бросили бы пилюлю, чтобы показать, какие мы сильные…

Нет, не то. Я отыскал планы модифицированных систем управления. Бегло просмотрел их.

— …старик был в штатском, капитан не узнал его и сказал, чтобы тот не лез не в свои дела. Старик подал на него рапорт.

— Старик прав. Из капитана такой же офицер, как из меня кавалерист, а его парни ведут себя как на отдыхе.

— Знаете, наши записали скрежеты пауков, которые передал спецкиборг. Дали прослушать пауку из Биофизического центра.

— Ну?

— Ничего. Только вытаращил глаза. Потом успокоился.

— Интересно, чем его кормят?

— Какой-то профессор, кажется Гном или что-то в этом роде, сказал, что через несколько сотен лет, если только раньше мы все не превратимся в кибов, будем выглядеть так же. Вроде бы это одна из альтернатив эволюции.

Мне показалось, что я прикоснулся к объяснению того, что меня мучило. Я отложил папку и вошел в соседнюю комнату. Но ребята уже сменили тему.

Я быстро распрощался.

У ворот ждал знакомый чернокожий водитель. Задрав лицо к солнцу и отбивая ботинком ритм, он самозабвенно поглощал музыку.

— Я опять нужен? — спросил я.

— Приказано отвезти вас домой, господин командор-лейтенант.

— Я уже не командор-лейтенант.

Водитель сверкнул зубами.

— Ничего подобного. Теперь-то как раз вы командор-лейтенант. Вчера у нас зачитали приказ вице-адмирала Хопа. Ваши чемоданы в багажнике.

— Пропади оно пропадом, это звание!

— Подумайте о пенсии, господин командор-лейтенант. Музыку оставить?

— Да.

Хлопнула дверца. Машина сорвалась с места так, что щебенка полетела из-под колес. Парень умел водить. И было у него одно исключительное качество: во время езды он не болтал и не мучил пассажира вопросами. Отвечал, если спрашивали, вежливо, но лаконично. Его миром была музыка, так же как моим с этого момента становилась Эли.

В Дексенсе я пригласил водителя в ресторан. Парень с радостью согласился: он был не менее голоден, чем я, а у меня со вчерашнего дня не было во рту ни крошки. Мы пообедали — вернее, поужинали — за тем столиком, за которым я сидел с Эли две недели назад.

Пообедав, я отправился за покупками. Я хорошо знаю вкус Эли, так что выбрать ей подарок мне не составило труда. Я купил серебряную статуэтку Девы (Эли родилась 8 сентября) с вырезанными на цоколе остальными одиннадцатью знаками Зодиака.

Альберт слишком мал, чтобы радоваться подобным подаркам, и достаточно вырос, чтобы радоваться ерунде. Поэтому я отправился в торговый центр «Мир ребенка». Зарезервировав по пути билет на самолет, мы остановились перед салоном игрушек. Едва вступив на движущуюся дорожку, я оказался в воздушной подушке, которая внесла меня внутрь салона.

Чего только не было здесь на полках? Допотопные пресмыкающиеся, механические животные, двух-, трех-, четырех- и шестиколесные летающие и плавающие машины, музыкальные инструменты, движущиеся герои сказок, коротковолновые радиостанции, кибернетические комплекты, проекторы, кинокамеры, строительные наборы, мини-города со всеми коммуникациями… Не было здесь только детей, ни одного ребенка.

Я помню, как сын в прошлом году несколько дней возился с найденной в сквере высохшей корягой, в то время как в детской пылились автоматизированный аэродром, подземная железная дорога, куча животных, колонны автомашин и бог знает что еще. Каждый, у кого есть дети, отлично знает, в какую бездну сомнений повергает нас необходимость выбрать новую игрушку своему ребенку.

В толпе покупателей я наконец обнаружил продавщицу, стройную шатенку с зеленоватыми глазами.

— Сколько лет вашему сыну? — спросила она, когда я поведал ей о своих трудностях.

Мы стояли около андроидального робота, который крутил головой и мигал огоньками, то и дело повторяя: «Возьми меня, пожалуйста».

— Одиннадцать. Он увлекается спортом, его интересует природа. Да, природа. Он любит кинофильмы о ней.

Продавщица задумалась.

— Может быть, фильм? На складе есть двадцатипятисерийный фильм «Тарзан».

— Возьми меня, пожалуйста, — проговорил робот.

— О чем это? — спросил я.

— О человеке, вскормленном обезьянами. Киноповесть какого-то то ли древнего, то ли средневекового писателя. Тарзан еще младенцем попадает к обезьянам и с того времени начинает…

— Возьми меня, пожалуйста, — нахально заскрежетал робот. Голос шел неведомо откуда.

Продавщица говорила о человеке, воспитанном обезьянами, и о том, что этот человек… Человек Гомо сапиенс?

Я окаменел. Я был близок, очень близок к чему-то чрезвычайно важному.

— Возьми меня, пожалуйста.

Гомо ферус…

Люди, воспитанные животными… Тарзан, Маугли, Локис… Локис! Реакция Локиса!

Этому меня учили еще в институте. Я вздрогнул и вцепился в эту мысль. Нельзя было позволить ей ускользнуть. Биологическая защита! «Старфлеши» от первого до шестого поколения, как и все модификации предыдущих космических кораблей, не обеспечивали защиты от определенного типа корпускулярного излучения, обнаруженного лишь несколько десятков лет назад… Вот оно!

И тут я понял все.

Корпускулярное излучение, ракетка в Музее космических кораблей в Шерридоне, человек, воспитанный животными, робот, который произносил слова без движения губ, реакция Локиса, теория эволюции биофизика Гнома — все это сложилось наконец в логическую конструкцию.

— …пожалуйста.

Я кинулся к двери.

— Ваши кассеты!

Я перепутал вход с выходом и некоторое время бежал на месте по движущейся дорожке. Дежурный молча остановил двигатель.

— Вперед!

Отказавшись от зарезервированного билета, я связался с Общегосударственным информационным центром. Потребовал сообщить все данные о слове «Аудакс». Как я и подозревал, они были очень скудными.

Тогда я запросил названия первых десяти внесистемных кораблей. «Аудакса» среди них не было. Не было его и в следующем десятке. Меня охватило отчаяние.

Я попросил водителя ехать к Квондемону. Набрал номер Учебного центра. К счастью, Миледи был еще там. Он поздравил меня с присвоением звания и попросил прощения, что не сделал этого утром.

— Командор, — с трудом сдерживаясь, прервал я. — Скажите, нет ли в вашей коллекции газет сто… нет, двухсотлетней давности?

Миледи покрутил цилиндрической головой.

— Есть… Тебя интересуют древности? Условимся на какой-нибудь день.

— Я хотел бы просмотреть их немедленно.

Командор удивленно округлил глаза.

— Ты что-то…

— Да.

Он думал, черт побери, как долго он думал! И глядел так, словно ждал, что я тут же поделюсь с ним своими открытиями.

— Ну что ж… В таком случае поезжай, адрес ты знаешь. Соседи дадут тебе запасные ключи, я им позвоню. В библиотеке, в третьем шкафу — слева, внизу, ты найдешь подшивки «Дейли экспресс». Учти, это экземпляры музейной ценности. Едва ли не уникальные. Когда кончишь, отдохни и дождись меня. Я буду завтра в первой половине дня.

Миледи жил в тридцати пяти милях от Квондемона, в Бельвилле. Мы прибыли туда после полуночи. Я попросил водителя сварить кофе, а сам отправился прямо в библиотеку. Долго искать не пришлось. Я вытащил несколько подшивок почтенного возраста и сразу же напал на то, что искал. Возможно, потому, что все детали экспедиции на «Аудаксе» мусолили в прессе целый год да и позже к ней возвращались довольно часто.

«Аудакс» был третьим межзвездным кораблем, стартовавшим с околоземной орбиты. 175 лет назад он взял курс на созвездие Центавра. На борту находились двадцать восемь человек и особая аппаратура с не менее особым содержимым. Связь с «Аудаксом» Земля потеряла спустя неполных три года после старта. За это время корабль прошел около пяти сотых намеченного пути. Продолжавшиеся несколько лет поиски окончились ничем. Спустя еще пятьдесят лет «Аудакс» был вычеркнут из реестра космических кораблей.

«Аудаксом» управлял электронный мозг — компьютер с большими по тем временам возможностями. Задача экипажа ограничивалась четким ведением бортового журнала, несением дежурств и присмотром за аппаратурой, которую тогдашняя печать не очень точно именовала цитогеном. Цитоген представлял собой что-то вроде искусственной матки, в которую поместили сто сорок женских и сто сорок мужских зародышевых клеток. Пройдя две трети пути, на что «Аудаксу» требовалось более сорока одного года, электронный мозг должен был под контролем людей осуществить в цитогене слияние мужских и женских клеток, а затем следить за правильным развитием зародышей. Через год присмотр за младенцами переходил к членам экипажа.

Человека надо учить всему — от того, как правильно держать ложку, до абстрактного мышления. Человеку необходим наставник-человек, в противном случае он превращается в психического гибрида. Я помнил шокирующие лекции доцента Фурлотта, на которых он рассказывал о младенцах, похищенных и выпестованных животными, помнил документальные фильмы о тщетных попытках вернуть таких «озверевших» детей к жизни среди людей и научить их хотя бы нескольким словам или жестам. Эти дети не умели ходить иначе как на четвереньках, ели только с пола, зато прекрасно подражали голосам животных…

Реакция Локиса — именно о ней любил разглагольствовать доцент Фурлотт. Он сокрушался, что прошли те времена, когда животные похищали детей, разве что какая-нибудь алчущая единения с природой семейка забредет на территорию заповедника и потеряет своего дитятю; но затерявшегося отпрыска мгновенно отыскивают экологические патрули. Фурлотту не хватало подопытных кроликов…

«Аудакс» нес на борту сто сорок потенциальных зародышей. Замороженные клетки не нуждаются в питании и не расходуют кислород. Чтобы доставить в район Толимака такое количество людей, понадобилось бы четыре дополнительных «Аудакса». Немыслимые для тех времен расходы! Поэтому послали двадцать восемь специалистов-педагогов и цитоген. Будущих сто сорок разведчиков (а возможно, и колонистов) ждали просмотровые залы и аппараты ускоренного обучения, фильмо- и магнитотеки, электронные репетиторы, тренажеры. Под надзором двадцати восьми педагогов им предстояло усваивать знания. Теоретические.

К тому же взращенным на «Аудаксе» людям не нужно было забивать головы информацией, необходимой на Земле, но излишней на корабле, где они могли выработать собственные оптимальные для новых условий нормы существования, а самое главное — к Толимаку они прибыли бы молодыми.

Таковы были планы. Однако через два года и двести восемьдесят девять дней полета «Аудакс» попал в зону убийственного корпускулярного излучения, и когда корабль вышел из зоны, все двадцать восемь членов экипажа были мертвы, а зародышевые клетки в цитогене оказались генетически деформированными. «Аудакс» мчался дальше, но его электронный мозг, пораженный амнезией, не помнил ни задач, ни целей. Остатки памяти приказали поместить трупы людей в морозильники, а когда пришло время — подали в цитоген необходимый импульс. Слившиеся зародышевые клетки начали размножаться и развиваться. По истечении девяти месяцев из инкубаторов выползли паукообразные созданьица: дефективные потомки доноров, старательно отобранных на Земле по генетическим, психическим и творческим параметрам.

В ячейках памяти сохранилась информация, касавшаяся опеки над новорожденными. Люди погибли, и цитоген сделал единственно возможное — поручил надзор над младенцами роботам. Результатов этого он предвидеть не мог. Жизнь, дремавшая в цитогене, требовала охраны, и он ее обеспечил. При составлении программы не возникло и мысли о возможности каких-либо последствий в подобном случае.

Тот, кто имеет представление о ребенке, воспитанном волчицей, может предположить, что получится, если роль волчицы исполнит робот. Какие реакции и рефлексы может перенять малыш от механической няньки, которая издает скрежещущие утробные звуки, двигается как солдат на плацу, лишена не только всякого проявления эмоций и не только мимики, но и лица?

Никакая аппаратура ускоренного обучения, никакие электронные репетиторы не могут научить поведению, свойственному человеческому роду, хотя сказать об этом поведении могут больше, чем армия психологов.

Итак, электронный мозг вел корабль, хотя и не знал зачем и куда. Его основной задачей стала забота о созданиях, заселяющих палубы «Аудакса», созданиях, для которых «Аудакс» был всем миром.

Почему «Аудакс» вернулся на Землю? И действительно, вернулся ли? Может быть, его электронный мозг по-прежнему направлен был на поиски планеты, подобной Земле, и, когда, дойдя до цели, обнаружил, что орбиты вокруг Толимака и Проксимы пусты, устремился дальше, а потом под влиянием девиации опять случайно вошел в Солнечную систему и решил, что она достойна изучения?

Экспедиция «Аудакса» в принципе была рассчитана на посещение незаселенных планет, однако не исключалась и возможность встречи с иной цивилизацией. Была подготовлена даже специальная программа поведения. Но мозг утратил информацию о ней, а новый экипаж не подозревал о ее существовании. Так что ничего удивительного, что с нами не пытались установить контакт. И уж никак нельзя отнести к попытке установить отношения посадку ракеты на Старте-2 или приветствие, уготованное мне на корабле. На счету у «Аудакса» было сто семьдесят пять лет полета, и его запасы были на исходе. Их, равно как и арсенал запасных частей для электронного оборудования, следовало пополнить. «Аудакс» медленно угасал, и содержимое земных складов электронного оборудования и ядерного горючего было для него единственным, если не последним, шансом выжить.

Я отодвинул подшивку «Дейли экспресс» на край стола. За окнами светало. Кофе остыл, из смежной комнаты доносились приглушенная музыка и громкий храп чернокожего водителя.

Мне спать не хотелось.

Я ожидал Миледи.

****
На этом мы заканчиваем публикацию воспоминаний командор-лейтенанта Королевских космических сил Сеймура Лютца, главного действующего лица операции «Пришелец».

Три дня назад из Института языкознания в Атланте пришла бумага, в которой руководитель криптологического отделения сообщал нам, что исследования языка существ с космического корабля «Аудакс» закончились успешно. В их речи архаичный литературный язык сочетается со слэнгом, в основе которого лежат дидактический и научный языки, и содержит значительное количество гомономическихнеологизмов. Почти полное отсутствие окончаний и отвратительная дикция сделали этот язык совершенно непонятным для нас.

Одновременно редакция получила заключение экспертов-радиотехников. Воспользовавшись специальной литературой двухвековой давности, они реконструировали приемнопередаточные устройства, которые двести лет назад применялись для космической связи. С помощью этих устройств удалось выяснить, что «Аудакс» все еще поддерживает связь с Землей! Разумеется, связь одностороннюю: он регулярно посылает в космос электромагнитные волны. Вероятнее всего, эти передачи превратились в ритуал. Однако они несут вполне конкретную и актуальную информацию. Электронный мозг посылает сообщения таинственному адресату, не зная даже, существует ли он. Одно из последних сообщений таково: «В обнаруженной Системе только третья планета имеет удовлетворительные экологические условия. Ее заселяет среднеразвитая цивилизация, располагающая ядерной энергией… После пополнения запасов в соответствии с программой мы покинем Систему».

Задержанного чужака вернули на его корабль. Сейчас «Аудакс» мчится к центру Галактики.

Мы позволили им улететь, но в любой момент можем вернуть обратно. Действительно ли можем? Имеем ли на это право?

Мы столкнулись с потомками наших предков.

Встреча была не из приятных. Встретились два разных мира.

Пришельцы не видят возможности понять нас и не хотят этого. Мы такую возможность видим, но хотим ли? В то же время на нас лежит ответственность за судьбу этих существ, как бы там ни случилось, наших близких родственников.

Эту дилемму мы предлагаем обсудить. Пусть каждый, кто хочет, выскажет свое мнение. Однако, прежде чем мы опубликуем первое высказывание, еще раз дадим слово Сеймуру Лютцу, от которого несколько дней назад получили письмо из Массейо. Вот отрывок из него.

…и когда мы с Эли и Альбертом стояли, всматриваясь в спокойный океан, жена сказала:

— Два миллиона лет назад похожий на «Аудакс» корабль мог опуститься на Землю. Не исключено, что в нем также находились заблудившиеся существа с нарушенной наследственностью, не знающие собственного прошлого. Они начали творить свою историю заново здесь, на нашей планете. И построили себе новое будущее.

А если так, то разве не прекрасна миссия «Аудакса»?

Примечания

1

Audax — отважный (лат.) — прим. верстальщика.

(обратно)

Оглавление

  • 1. Это
  • 2. В какой степени…
  • 3. Спаситель человечества
  • 4. Как он прекрасен…
  • 5. Пожалей наши нервы, Лютц
  • 6. В зависимости от обстоятельств…
  • 7. Пришло время поговорить откровенно
  • 8. Теория эволюции
  • *** Примечания ***