Женитьба [Николай Васильевич Гоголь] (fb2) читать онлайн

Со­вер­шен­но не­ве­ро­ят­ное со­бы­тие в двух дей­ст­ви­ях

(Пи­са­но в 1833 го­ду)

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Агафья Ти­хо­нов­на, ку­пе­чес­кая дочь, не­вес­та.

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на, тет­ка.

Фекла Ива­нов­на, сва­ха.

Подколесин, слу­жа­щий, над­вор­ный со­вет­ник.

Кочкарев, друг его.

Яичница, эк­зе­ку­тор.

Анучкин, отс­тав­ной пе­хот­ный офи­цер.

Жевакин, мо­ряк.

Дуняшка, де­воч­ка в до­ме.

Стариков, гос­ти­нод­во­рец.

Степан, слу­га Под­ко­ле­си­на.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЯВЛЕНИЕ І

Комната хо­лос­тя­ка.

Подколесин один, ле­жит на ди­ва­не с труб­кой.

Вот как нач­нешь эдак один на до­су­ге по­ду­мы­вать, так ви­дишь, что на­ко­нец точ­но нуж­но же­ниться. Что, в са­мом де­ле? Жи­вешь, жи­вешь, да та­кая на­ко­нец сквер­ность ста­но­вит­ся. Вот опять про­пус­тил мя­со­ед. А ведь, ка­жет­ся, все го­то­во, и сва­ха вот уж три ме­ся­ца хо­дит. Пра­во, са­мо­му как-то ста­но­вит­ся со­вест­но. Эй, Сте­пан!

ЯВЛЕНИЕ II

Подколесин, Сте­пан.

Подколесин. Не при­хо­ди­ла сва­ха?

Степан. Ни­как нет.

Подколесин. А у порт­но­го был?

Степан. Был.

Подколесин. Что ж он, шьет фрак?

Степан. Шьет.

Подколесин. И мно­го уже на­шил?

Степан. Да, уж до­вольно. На­чал уж пет­ли ме­тать.

Подколесин. Что ты го­во­ришь?

Степан. Го­во­рю: на­чал уж пет­ли ме­тать.

Подколесин. А не спра­ши­вал он, на что, мол, ну­жен ба­ри­ну фрак?

Степан. Нет, не спра­ши­вал.

Подколесин. Мо­жет быть, он го­во­рил, не хо­чет ли ба­рин же­ниться?

Степан. Нет, ни­че­го не го­во­рил.

Подколесин. Ты ви­дел, од­на­ко ж, у не­го и дру­гие фра­ки? Ведь он и для дру­гих то­же шьет?

Степан. Да, фра­ков у не­го мно­го ви­сит.

Подколесин. Од­на­ко ж ведь сук­но-то на них бу­дет, чай, по­ху­же, чем на мо­ем?

Степан. Да, это бу­дет поп­риг­ля­дис­тее, что на ва­шем.

Подколесин. Что ты шпо­ришь?

Степан. Го­во­рю: это поп­риг­ля­дис­тее, что на ва­шем.

Подколесин. Хо­ро­шо. Ну, а не спра­ши­вал: для че­го, мол, ба­рин из та­ко­го тон­ко­го сук­на шьет се­бе фрак?

Степан. Нет.

Подколесин. Не го­во­рил ни­че­го о том, что не хо­чет ли, дис­кать, же­ниться?

Степан. Нет, об этом не за­го­ва­ри­вал.

Подколесин. Ты, од­на­ко же, ска­зал, ка­кой на мне чин и где слу­жу?

Степан. Ска­зы­вал.

Подколесин. Что ж он на это?

Степан. Го­во­рит: бу­ду ста­раться.

Подколесин. Хо­ро­шо. Те­перь сту­пай.

Степан ухо­дит.

ЯВЛЕНИЕ III

Подколесин один.

Я то­го мне­ния, что чер­ный фрак как-то со­лид­нее. Цвет­ные больше идут сек­ре­та­рям, ти­ту­ляр­ным и про­чей ме­люз­ге, мо­ло­ко­сос­но что-то. Те, ко­то­рые чи­ном по­вы­ше, долж­ны больше наб­лю­дать, как го­во­рит­ся, это­го… вот по­за­был сло­во! и хо­ро­шее сло­во, да по­за­был. Да, ба­тюш­ка, уж как ты там се­бе ни пе­ре­во­ра­чи­вай, а над­вор­ный со­вет­ник тот же пол­ков­ник, только раз­ве что мун­дир без эпо­лет. Эй, Сте­пан!

ЯВЛЕНИЕ IV

Подколесин, Сте­пан.

Подколесин. А вак­су ку­пил?

Степан. Ку­пил.

Подколесин. Где ку­пил? В той ла­воч­ке, про ко­то­рую я те­бе го­во­рил, что на Воз­не­сенс­ком прос­пек­те?

Степан. Да-с, в той са­мой.

Подколесин. Что ж, хо­ро­ша вак­са?

Степан. Хо­ро­ша.

Подколесин. Ты про­бо­вал чис­тить ею са­по­ги?

Степан. Про­бо­вал.

Подколесин. Что ж, блес­тит?

Степан. Блес­теть-то она блес­тит хо­ро­шо.

Подколесин. А ког­да он от­пус­кал те­бе вак­су, не спра­ши­вал, для че­го, мол, ба­ри­ну нуж­на та­кая вак­са?

Степан. Нет.

Подколесин. Мо­жет быть, не го­во­рил ли: не за­те­ва­ет ли, дис­кать, ба­рин же­ниться?

Степан. Нет, ни­че­го не го­во­рил.

Подколесин. Ну, хо­ро­шо, сту­пай се­бе.

ЯВЛЕНИЕ V

Подколесин один.

Кажется, пус­тая вещь са­по­ги, а ведь, од­на­ко же, ес­ли ду­р­но сши­ты да ры­жая вак­са, уж в хо­ро­шем об­щест­ве и не бу­дет та­ко­го ува­же­ния. Все как-то не то­го… Вот еще гад­ко, ес­ли мо­зо­ли. Го­тов вы­тер­петь бог зна­ет что, только бы не мо­зо­ли. Эй, Сте­пан!

ЯВЛЕНИЕ VI

Подколесин, Сте­пан.

Степан. Че­го из­во­ли­те?

Подколесин. Ты го­во­рил са­пож­ни­ку, чтоб не бы­ло мо­зо­лей?

Степан. Го­во­рил.

Подколесин. Что ж он го­во­рит?

Степан. Го­во­рит, хо­ро­шо.

Степан ухо­дит.

ЯВЛЕНИЕ VII

Подколесин, по­том Сте­пан.

Подколесин. А ведь хло­пот­ли­вая, черт возьми, вещь же­нитьба! То, да се, да это. Что­бы то да это бы­ло исп­рав­но, - нет, черт по­бе­ри, это не так лег­ко, как го­во­рят. Эй, Сте­пан!

Степан вхо­дит.

Я хо­тел те­бе еще ска­зать…

Степан. Ста­ру­ха приш­ла.

Подколесин. А, приш­ла; зо­ви ее сю­да.

Степан ухо­дит.

Да, это вещь… вещь но то­го… труд­ная вещь.

ЯВЛЕНИЕ VIII

Подколесин и Фек­ла.

Подколесин. А, здравст­вуй, здравст­вуй, Фек­ла Ива­нов­на. Ну что? как? Возьми стул, са­дись, да и рас­ска­зы­вай. Ну, так как же, как? Как бишь ее: Ме­ланья?..

Фекла. Агафья Ти­хо­нов­на.

Подколесин. Да, да, Агафья Ти­хо­нов­на. И вер­но, ка­кая-ни­будь со­ро­ка­лет­няя де­ва?

Фекла. Уж вот нет так нет. То есть как же­ни­тесь, так ка­ж­дый день ста­не­те пох­ва­ли­вать да бла­го­да­рить.

Подколесин. Да ты врешь, Фек­ла Ива­нов­на.

Фекла. Ус­та­ре­ла я, отец мой, что­бы врать; пес врет.

Подколесин. А при­да­ное-то, при­да­ное? Рас­ска­жи-ка вновь.

Фекла. А при­да­ное: ка­мен­ный дом в Мос­ковс­кой час­ти, о двух ел­та­жах, уж та­кой при­бы­точ­ный, что ис­тин­но удо­вольствие. Один ла­баз­ник пла­тит семьсот за ла­воч­ку. Пив­ной пог­реб то­же большое об­щест­во прив­ле­ка­ет. Два де­ре­вян­ных хли­ге­ря: один хли­герь сов­сем де­ре­вян­ный, дру­гой на ка­мен­ном фун­да­мен­те; каж­дый руб­лев по че­ты­рес­та при­но­сит до­хо­ду. Ого­род есть еще на Вы­боргс­кой сто­ро­не: третьего го­да ку­пец на­ни­мал под ка­пус­ту; и та­кой ку­пец трез­вый, сов­сем не бе­рет хмельно­го в рот, и трех сы­но­вей име­ет: двух уж по­же­нил, "а тре­тий, го­во­рит, еще мо­ло­дой, пусть по­си­дит в лав­ке, что­бы тор­гов­лю бы­ло по­лег­че отп­рав­лять. Я уж, го­во­рит, стар, так пусть сын по­си­дит в лав­ке, что­бы тор­гов­ля шла по­лег­че".

Подколесин. Да со­бой-то, ка­ко­ва со­бой?

Фекла. Как ре­фи­нат! Бе­лая, ру­мя­ная, как кровь с мо­ло­ком, сла­дость та­кая, что и рас­ска­зать нельзя. Уж бу­де­те вот по этих пор до­вольны (по­ка­зы­вая на гор­ло); то есть и при­яте­лю и неп­ри­яте­лю ска­же­те: "Ай да Фек­ла Ива­нов­на, спа­си­бо!"

Подколесин. Да ведь она, од­на­ко ж, не штаб-офи­цер­ка?

Фекла. Куп­ца третьей гильдии дочь. Да уж та­кая, что и ге­не­ра­лу оби­ды не на­не­сет. О куп­це и слы­шать не хо­чет. "Мне, го­во­рит, ка­кой бы ни был муж, хоть и со­бой-то невз­ра­чен, да был бы дво­ря­нин". Да, та­кой ве­ли­ка­тес! А к воск­рес­но­му-то как на­де­нет шел­ко­вое платье - так вот то Хри­с­тос, так и шу­мит. Кня­ги­ня прос­то!

Подколесин. Да ведь я-то по­то­му те­бя спра­ши­вал, что я над­вор­ный со­вет­ник, так мне, по­ни­ма­ешь…

Фекла. Да уж об­но­ко­вен­но, как не по­ни­мать. Был у нас и над­вор­ный со­вет­ник, да от­ка­за­ли: не понд­ра­вил­ся. Та­кой уж у не­го нрав-то стран­ный был: что ни ска­жет сло­во, то и сов­рет, а та­кой на взгляд вид­ный. Что ж де­лать, так уж ему бог дал. Он-то и сам не рад, да уж не мо­жет, что­бы не прилг­нуть. Та­кая уж на то во­ля бо­жия.

Подколесин. Ну, а кро­ме этой, дру­гих там нет ни­ка­ких?

Фекла. Да ка­кой же те­бе еще? Уж это что ни есть луч­шая.

Подколесин. Буд­то уж са­мая луч­шая?

Фекла. Хоть по все­му све­ту ис­хо­ди, та­кой не най­дешь.

Подколесин. По­ду­ма­ем, по­ду­ма­ем, ма­туш­ка. При­хо­ди-ка пос­ле­завт­ра. Мы с то­бой, зна­ешь, опять вот эдак: я по­ле­жу, а ты рас­ска­жешь…

Фекла. Да по­ми­луй, отец! уж тре­тий ме­сяц хо­жу к те­бе, а про­ку-то ни нас­колько. Все си­дит в ха­ла­те да труб­ку знай се­бе по­ку­ри­ва­ет.

Подколесин. А ты ду­ма­ешь не­бось, что же­нитьба все рав­но что "эй, Сте­пан, по­дай, са­по­ги!". На­тя­нул на но­ги, да и по­шел? Нуж­но по­рас­су­дить, по­рас­смот­реть.

Фекла. Ну, так что ж? Ко­ли смот­реть, так и смот­ри. На то то­вар, что­бы смот­реть. Вот при­ка­жи-тка по­дать каф­тан да те­перь же, бла­го ут­рен­нее вре­мя, и по­ез­жай.

Подколесин. Те­перь? А вон ви­дишь, как пас­мур­но. Вы­еду, а вдруг хва­тит дож­дем.

Фекла. А те­бе же ху­до! Ведь в го­ло­ве се­дой во­лос уж гля­дит, ско­ро сов­сем не бу­дешь го­диться для суп­ру­жес­ка де­ла. Не­ви­даль, что он прид­вор­ный со­вет­ник! Да мы та­ких же­ни­хов при­бе­рем, что и не пос­мот­рим на те­бя.

Подколесин. Что на че­пу­ху не­сешь ты? Из че­го вдруг уго­раз­ди­ло те­бя ска­зать, что у ме­ня се­дой во­лос? Где ж се­дой во­лос? (Щу­па­ет свои во­ло­сы.)

Фекла. Как не быть се­до­му во­ло­су, на то жи­вет че­ло­век. Смот­ри ты! Тою ему не уго­дишь, дру­гой не уго­дишь. Да у ме­ня есть на при­ме­те та­кой ка­пи­тан, что ты ему и под пле­чо не по­дой­дешь, а го­во­рит-то - как тру­ба; в ал­га­ла­нтье­рстве слу­жит.

Подколесин. Да врешь, я пос­мот­рю в зер­ка­ло; где ты вы­ду­ма­ла се­дой во­лос? Эй, Сте­пан, при­не­си зер­ка­ло! Или нет, пос­той, я пой­ду сам. Вот еще бо­же сох­ра­ни. Это ху­же, чем ос­па. (Ухо­дит в дру­гую ком­на­ту.)

ЯВЛЕНИЕ IX

Фекла и Коч­ка­рев, вбе­гая.

Кочкарев. Что Под­ко­ле­син?.. (Уви­дев Фек­лу.) Ты как здесь? Ах, ты!.. Ну пос­лу­шай, на кой черт ты ме­ня же­ни­ла?

Фекла. А что ж дур­но­го? За­кон ис­пол­нил.

Кочкарев. За­кон ис­пол­нил! Эк не­ви­даль, же­на! Без нее-то раз­ве я не мог обой­тись?

Фекла. Да ведь ты ж сам прис­тал: же­ни, ба­буш­ка, да и пол­но.

Кочкарев. Ах ты, кры­са ста­рая!.. Ну, а здесь за­чем? Не­уж­ли Под­ко­ле­син хо­чет…

Фекла. А что ж? Бог бла­го­дать пос­лал.

Кочкарев. Нет! Эк мер­за­вец, ведь мне ни­че­го об этом. Ка­ков! Про­шу по­кор­но: спод­тиш­ка, а?

ЯВЛЕНИЕ X

Те же и Под­ко­ле­син с зер­ка­лом в ру­ках, в ко­то­рое вгля­ды­ва­ет­ся очень вни­ма­тельно

Кочкарев (подк­ра­ды­ва­ясь сза­ди, пу­га­ет его). Пуф!

Подколесин (вскрик­нув и ро­няя зер­ка­ло). Су­мас­шед­ший! Ну за­чем, за­чем… Ну что за глу­пос­ти! Пе­ре­пу­гал, пра­во, так, что ду­ша не на мес­те.

Кочкарев. Ну, ни­че­го, по­шу­тил.

Подколесин. Что за шут­ки взду­мал? До сих пор не мо­гу оч­нуться от ис­пу­га. И зер­ка­ло вон раз­бил. Ведь это вещь не да­ро­вая: в анг­лий­ском ма­га­зи­не куп­ле­но.

Кочкарев. Ну пол­но: я сы­щу те­бе дру­гое зер­ка­ло.

Подколесин. Да, сы­щешь. Знаю я эти дру­гие зер­ка­ла. Це­лым де­сят­ком ка­жет ста­рее, и ро­жа вы­хо­дит ко­ся­ком.

Кочкарев. Пос­лу­шай, ведь я бы дол­жен больше на те­бя сер­диться. Ты от ме­ня, тво­его дру­га, все скры­ва­ешь. Же­ниться ведь за­ду­мал?

Подколесин. Вот вздор: сов­сем и не ду­мал.

Кочкарев. Да ведь ули­ка на­ли­цо. (Ука­зы­ва­ет на Фек­лу.) Ведь вот сто­ит - из­вест­но, что за пти­ца. Ну что ж, ни­че­го, ни­че­го. Здесь нет ни­че­го та­ко­го. Де­ло хрис­ти­анс­кое, не­об­хо­ди­мое да­же для оте­чест­ва. Из­воль, из­воль: я бе­ру на се­бя все де­ла. (К Фек­ле.) Ну, го­во­ри, как, что и про­чее? Дво­рян­ка, чи­нов­ни­ца или в ку­пе­чест­ве, что ли, и как зо­вут?

Фекла. Агафья Ти­хо­нов­на.

Кочкарев. Агафья Ти­хо­нов­на Бран­дах­лыс­то­ва?

Фекла. Ан нет - Ку­пер­дя­ги­на.

Кочкарев. В Шес­ти­ла­воч­ной, что ли, жи­вет?

Фекла. Уж вот нет; бу­дет поб­ли­же к Пес­кам, в Мыльном пе­ре­ул­ке.

Кочкарев. Ну да, в Мыльном пе­ре­ул­ке, тот­час за ла­воч­кой де­ре­вян­ный дом?

Фекла. И не за ла­воч­кой, а за пив­ным пог­ре­бом.

Кочкарев. Как же за пив­ным, - вот тут-то я не знаю.

Фекла. А вот как по­во­ро­тишь в про­улок, так бу­дет те­бе пря­мо буд­ка, а как буд­ку ми­нешь, сво­ро­ти на­ле­во, и вот те­бе пря­мо в гла­за - то есть, так вот те­бе пря­мо в гла­за и бу­дет де­ре­вян­ный дом, где жи­вет швея, что жи­ла преж­де; с се­натс­ким обор сек­лех­та­рем. Ты к швее-то не за­хо­ди, а сей­час за нею бу­дет вто­рой дом, ка­мен­ный вот этот дом и есть ее, в ко­то­ром, то есть, она жи­вет, Агафья Ти­хо­нов­на-то, не­вес­та.

Кочкарев. Хо­ро­шо, хо­ро­шо. Те­перь я все это об­де­лаю; а ты сту­пай, - в те­бе больше нет нуж­ды.

Фекла. Как так? Не­уж­то ты сам свадьбу хо­чешь зап­ра­вить?

Кочкарев. Сам, сам; ты уж не ме­шай­ся только.

Фекла. Ах, бес­стыд­ник ка­кой! Да ведь это не мужс­кое де­ло. Отс­ту­пись, ба­тюш­ка, пра­во!

Кочкарев. Пой­ди, пой­ди. Не смыс­лишь ни­че­го, но ме­шай­ся! Знай, свер­чок, свой шес­ток, - уби­рай­ся!

Фекла. У лю­дей только что­бы хлеб оты­мать, без­бож­ник та­кой! В та­кую дрянь вме­шал­ся. Ка­бы зна­ла, ни­че­го бы не ска­зы­ва­ла. (Ухо­дит с до­са­дой.)

ЯВЛЕНИЕ XI

Подколесин и Коч­ка­рев.

Кочкарев. Ну, брат, это­го де­ла нельзя отк­ла­ды­вать. Едем.

Подколесин. Да ведь я еще ни­че­го, Я так только по­ду­мал…

Кочкарев. Пус­тя­ки, пус­тя­ки! Только не кон­фузься: я те­бя же­ню так, что и не ус­лы­шишь. Мы сей же час едем к не­вес­те, и уви­дишь, как все вдруг.

Подколесин. Вот еще! Сей­час бы и ехать!

Кочкарев. Да за чем же, по­ми­луй, за чем де­ло?.. Ну, рас­смот­ри сам: ну что из то­го, что ты не­же­на­тый? Пос­мот­ри на свою ком­на­ту. Ну, что в ней? Вон не­вы­чи­щен­ный са­пог сто­ит, вон ло­хан­ка для умы­ва­ния, вон це­лая ку­ча та­ба­ку на сто­ле, и ты вот сам ле­жишь, как бай­бак, весь день на бо­ку.

Подколесин. Это прав­да. По­ряд­ка-то у ме­ня, я знаю сам, что нет.

Кочкарев. Ну, а как бу­дет у те­бя же­на, так ты прос­то ни се­бя, ни­че­го не уз­на­ешь: тут у те­бя бу­дет ди­ван, со­ба­чон­ка, чи­жик ка­кой-ни­будь в клет­ке, ру­ко­делье… И во­об­ра­зи, ты си­дишь на ди­ва­не, и вдруг к те­бе под­ся­дет ба­бе­ноч­ка, хо­ро­шенькая эда­кая, и руч­кой те­бя…

Подколесин. А, черт, как по­ду­ма­ешь, пра­во, ка­кие в са­мом де­ле бы­ва­ют руч­ки. Ведь прос­то, брат, как мо­ло­ко.

Кочкарев. Ку­ды те­бе! Буд­то у них только что руч­ки!.. У них, брат… Ну да что и го­во­рить! у них, брат, прос­то черт зна­ет че­го нет.

Подколесин. А ведь ска­зать те­бе прав­ду, я люб­лю, ес­ли воз­ле ме­ня ся­дет хо­ро­шенькая.

Кочкарев. Ну ви­дишь, сам рас­ку­сил. Те­перь только нуж­но рас­по­ря­диться. Ты уж не за­боться ни о чем. Сва­деб­ный обед и про­чее это все уж я… Шам­панс­ко­го меньше од­ной дю­жи­ны ни­как, брат, нельзя, уж как ты се­бе хо­чешь. Ма­де­ры то­же пол­дю­жи­ны бу­ты­лок неп­ре­мен­но. У не­вес­ты, вер­но, есть ку­ча те­ту­шек и ку­му­шек - эти шу­тить не лю­бят. А рей­нвей­н - черт с ним, не прав­да ли? а? А что же ка­са­ет­ся до обе­да - у ме­ня, брат, есть на при­ме­те прид­вор­ный офи­ци­ант: так, со­ба­ки, по­кор­мит, что прос­то не вста­нешь.

Подколесин. По­ми­луй, ты так го­ря­чо бе­решься, как буд­то бы в са­мом де­ле уж и свадьба.

Кочкарев. А по­че­му ж нет? За­чем же отк­ла­ды­вать? Ведь ты сог­ла­сен?

Подколесин. Я? Ну нет… я еще не сов­сем сог­ла­сен.

Кочкарев. Вот те­бе на! Да ведь ты сей­час объявил, что хо­чешь.

Подколесин. Я го­во­рил только, что не ху­до бы.

Кочкарев. Как, по­ми­луй! Да мы уж сов­сем бы­ло все де­ло… Да что? раз­ве те­бе не нра­вит­ся же­на­тая жизнь, что ли?

Подколесин. Нет… нра­вит­ся.

Кочкарев. Ну, так что ж? За чем де­ло ста­ло?

Подколесин. Да де­ло ни за чем не ста­ло, а только стран­но…

Кочкарев. Что ж стран­но?

Подколесин. Как же не стран­но: все был не­же­на­тый, а те­перь вдруг - же­на­тый.

Кочкарев. Ну, ну… ну не стыд­но ли те­бе? Нет, ви­жу, с то­бой нуж­но го­во­рить сурьезно: я бу­ду го­во­рить отк­ро­вен­но, как отец с сы­ном. Ну пос­мот­ри, пос­мот­ри на се­бя вни­ма­тельно, вот, нап­ри­мер, так, как смот­ришь те­перь на ме­ня. Ну что ты те­перь та­кое? Ведь прос­то брев­но, ни­ка­ко­го зна­че­ния не име­ешь. Ну для его ты жи­вешь? Ну взгля­ни в зер­ка­ло, что ты там ви­дишь? глу­пое ли­цо - больше ни­че­го. А тут, во­об­ра­зи, кол о те­бя бу­дут ре­бя­тиш­ки, ведь не то что двое или рос, а, мо­жет быть, це­лых шес­те­ро, и все на те­бя как две кай­ли йо­ды. Ты вот те­перь один, над­вор­ный со­вет­ник, экс­пе­ди­тор или там на­чальник ка­кой, бог те­бя ве­да­ет, тог­да, во­об­ра­зи, око­ло те­бя экс­пе­ди­тор­чон­ки, ма­ленькие та­кие ка­нальчон­ки, и ка­кой-ни­будь пост­ре­ле­нок, про­тя­нув­ши ру­чон­ки, бу­дет те­ре­бить те­бя за ба­кен­бар­ды, а ты только бу­дешь ему по-со­бачьи: ав, ав, ав! Ну есть ли что-ни­будь луч­ше это­го, ска­жи сам?

Подколесин. Да ведь они только ша­лу­ны большие: бу­дут все пор­тить, разб­ро­са­ют бу­ма­ги.

Кочкарев. Пусть ша­лят, да ведь все на те­бя по­хо­жи - вот шту­ка.

Подколесин. А оно, в са­мом де­ло, да­же смеш­но, черт по­бе­ри: эта­кой ка­кой-ни­будь пыш­ка, ще­нок эда­кой, и уж на те­бя по­хож.

Кочкарев. Как но смеш­но, ко­неч­но, смеш­но. Ну, так по­едем.

Подколесин. По­жа­луй, по­едем.

Кочкарев. Эй, Сте­пан! Да­вай ско­рее сво­ему ба­ри­ну оде­ваться.

Подколесин (оде­ва­ясь пе­ред зер­ка­лом). Я ду­маю, од­на­ко ж, что нуж­но бы в бе­лом жи­ле­те.

Кочкарев. Пус­тя­ки, все рав­но.

Подколесин (на­де­вая во­рот­нич­ки). Прок­ля­тая рач­ка, так сквер­но нак­рах­ма­ли­ла во­рот­нич­ки - ни­как не сто­ят. Ты ей ска­жи, Сте­пан, что ес­ли она, глу­пая, так бу­дет гла­дить белье, то я най­му дру­гую. Она, вер­но, с лю­бов­ни­ка­ми про­во­дит вре­мя, а не гла­дит.

Кочкарев. Да ну, брат, пос­ко­рее! Как ты ко­па­ешься!

Подколесин. Сей­час, сей­час. (На­де­ва­ет фрак и са­дит­ся.) Пос­лу­шай, Илья Фо­мич. Зна­ешь ли что? По­ез­жай-ка ты сам.

Кочкарев. Ну вот еще; с ума со­шел раз­ве? Мне ехать! Да кто из нас же­нит­ся: ты или я?

Подколесин. Пра­во, что-то не хо­чет­ся; пусть луч­ше за­в­т­ра.

Кочкарев. Ну есть ли в те­бе кап­ля ума? Ну не олух ли ты? Соб­рал­ся со­вер­шен­но, и вдруг: не нуж­но! Ну ска­жи, по­жа­луй­ста, не свинья ли ты, не под­лец ли ты пос­ле это­го?

Подколесин. Ну что ж ты бра­нишься? с ка­кой ста­ти? что я те­бе сде­лал?

Кочкарев. Ду­рак, ду­рак на­би­тый, это те­бе вся­кий ска­жет. Глуп, вот прос­то глуп, хоть и экс­пе­ди­тор. Ведь о чем ста­ра­юсь? О тво­ей пользе; ведь изо рта вы­ма­нят кус. Ле­жит, прок­ля­тый хо­лос­тяк! Ну ска­жи, по­жа­луй­ста, ну на что ты по­хож? Ну, ну, дрянь, кол­пак, ска­зал бы та­кое (кто… да неп­ри­лич­но только. Ба­ба! ху­же ба­бы!

Подколесин. И ты хо­рош в са­мом де­ле! (Впол­го­ло­са.) я сво­ем ли ты уме? Тут сто­ит кре­пост­ной че­ло­век, в он при нем бра­нит­ся, да еще эда­ки­ми сло­ва­ми; не на­шел дру­го­го мес­та.

Кочкарев. Да как же те­бя не бра­нить, ска­жи, по­жа­луй­ста? Кто мо­жет те­бя не бра­нить? У ко­го дос­та­нет ду­ху те­бя не бра­нить? Как по­ря­доч­ный че­ло­век, ре­шил­ся же­ниться, пос­ле­до­вал бла­го­ра­зу­мию и вдруг - прос­то сдуру, бе­ле­ны объелся, де­ре­вян­ный чур­бан…

Подколесин. Ну, пол­но, я еду - че­го ж ты раск­ри­чал­ся?

Кочкарев. Еду! Ко­неч­но, что ж дру­гое де­лать, как не ехать! (Сте­па­ну.) Да­вай ему шля­пу и ши­нель.

Подколесин (в две­рях). Та­кой, пра­во, стран­ный че­ло­век! С ним ни­как нельзя во­диться: выб­ра­нит вдруг ни за что ни про что. Не по­ни­ма­ет ни­ка­ко­го об­ра­ще­ния.

Кочкарев. Да уж кон­че­но, те­перь не бра­ню.

Оба ухо­дят.

ЯВЛЕНИЕ XII

Комната в до­ме Агафьи Ти­хо­нов­ны.

Агафья Ти­хо­нов­на раск­ла­ды­ва­ет на кар­тах, из-за ру­ки гля­дят тет­ка Ари­на Пан­те­лей­мо­нов­на.

Агафья Ти­хо­нов­на. Опять, те­туш­ка, до­ро­га! Ин­те­ре­су­е­т­ся ка­кой-то буб­но­вый ко­роль, сле­зы, лю­бов­ное письмо; с ле­вой сто­ро­ны тре­фо­вый изъявля­ет большое участье, но ка­кая-то зло­дей­ка ме­ша­ет.

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на. А кто бы, ты ду­ма­ла, был тре­фо­вый ко­роль?

Агафья Ти­хо­нов­на. Не знаю.

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на. А я знаю кто.

Агафья Ти­хо­нов­на. А кто?

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на. А хо­ро­ший тор­го­вец, что по су­кон­ной ли­нии, Алек­сей Дмит­ри­евич Ста­ри­ков.

Агафья Ти­хо­нов­на. Вот уж вер­но не он! я хоть что став­лю, не он.

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на. Не спорь, Агафья Ти­хо­нов­на, во­лос уж та­кой ру­сый. Нет дру­го­го тре­фо­во­го ко­ро­ли.

Агафья Ти­хо­нов­на. А вот же нет: тре­фо­вый ко­роль зна­чит здесь дво­ря­нин. Куп­цу да­ле­ко до тре­фо­во­го ко­ро­ля.

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на. Эх, Агафья Ти­хо­нов­на, а ведь не то бы ты ска­за­ла, как бы по­кой­ник-то Ти­хон, твой ба­тю­ш­ка, Пан­те­лей­мо­но­вич был жив. Бы­ва­ло, как уда­рит всей пя­тер­ней по сто­лу да вскрик­нет: "Пле­вать н, го­во­рит, на то­го, ко­то­рый сты­дит­ся быть куп­цом; да не вы­дам же, го­во­рит, дочь за пол­кон­ни­ка. Пусть их де­ла­ют дру­гие! А и сы­на, го­во­рит, не от­дам на служ­бу. Что, го­во­рит, раз­ве ку­пец не слу­жит го­су­да­рю так же, как и пен­сий дру­гой?" Да всей пя­тер­ней-то так по сто­лу и хва­тит. А ру­ка-то в вед­ро ве­ли­чи­ною - та­кие страс­ти! Ведь ес­ли ска­зать прав­ду, он и уса­ха­рил твою ма­туш­ку, а по­кой­ни­ца про­жи­ла бы по­до­лее.

Агафья Ти­хо­нов­на. Ну вот, что­бы и у ме­ня еще был та­кой злой муж! Да ни за что не вый­ду за куп­ца!

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на. Да ведь Алек­сей-то Дмит­ри­е­вич не та­кой.

Агафья Ти­хо­нов­на. Не хо­чу, не хо­чу! У не­го бо­ро­да: ста­нет есть, все по­те­чет по бо­ро­де. Нет, нет, не хо­чу!

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на. Да ведь где же дос­тать хо­ро­ше­го дво­ря­ни­на? Ведь его на ули­це не сы­щешь..

Агафья Ти­хо­нов­на. Фек­ла Ива­нов­на сы­щет. Она обе­ща­лась сыс­кать са­мо­го луч­ше­го.

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на. Да ведь она лгунья, мой свет.

ЯВЛЕНИЕ XIII

Те же и Фек­ла.

Фекла. Ан нет, Ари­на Пан­те­лей­мо­нов­на, грех вам по­нап­рас­ну пок­леп взво­дить.

Агафья Ти­хо­нов­на. Ах, это Фек­ла Ива­нов­на! Ну что, го­во­ри, рас­ска­зы­вай! Есть?

Фекла. Есть, есть, дай только преж­де с ду­хом соб­раться - так ух­ло­по­та­лась! По тво­ей ко­мис­сии все до­ма ис­хо­ди­ла, по кан­це­ля­ри­ям, по ми­нис­те­ри­ям ис­тас­ка­лась, в ка­ра­у­ль­ни нас­ло­ня­лась… Зна­ешь ли ты, мать моя, ведь ме­ня чуть бы­ло не при­би­ли, ей-бо­гу! Ста­ру­ха-то, что же­ни­ла Афе­ро­вых, так бы­ло прис­ту­пи­ла ко мне: "Ты та­кая и эта­кая, только хлеб пе­ре­би­ва­ешь, знай свой квар­тал", - го­во­рит. "Да что ж, ска­за­ла я нап­ря­мик, - я для сво­ей ба­рыш­ни, не прог­не­вай­ся, все го­то­ва удов­лет­во­рить". За­то уж ка­ких же­ни­хов те­бе при­пас­ла! То есть и сто­ял свет и бу­дет сто­ять, а та­ких еще не бы­ло! Се­год­ня же иные и при­бу­дут. Я за­бе­жа­ла на­роч­но те­бя пред­ва­рить.

Агафья Ти­хо­нов­на. Как же се­год­ня? Ду­ша моя Фек­ла Ива­нов­на, я бо­юсь.

Фекла. И, не пу­гай­ся, мать моя! де­ло жи­тей­ское. При­едут, пос­мот­рят, больше ни­че­го. И ты пос­мот­ришь их: не понд­ра­вят­ся - ну и уедут.

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на. Ну уж, чай, хо­ро­ших при­ма­ни­ла!

Агафья Ти­хо­нов­на. А сколько их? мно­го?

Фекла. Да че­ло­век шесть есть.

Агафья Ти­хо­нов­на (вскри­ки­ва­ет). Ух!

Фекла. Ну что ж ты, мать моя, так вспорх­ну­лась? Луч­ше вы­би­рать: один не при­дет­ся, дру­гой при­дет­ся.

Агафья Ти­хо­нов­на. Что ж они: дво­ря­не?

Фекла. Все как на под­бор. Уж та­кие дво­ря­не, что еще и не бы­ло та­ких.

Агафья Ти­хо­нов­на. Ну, ка­кие же, ка­кие?

Фекла. А слав­ные все та­кие, хо­ро­шие, ак­ку­рат­ные. Пер­вый Бал­та­зар Бал­та­за­ро­вич Же­ва­кин, та­кой слав­ный, во фло­те слу­жил, - как раз по те­бе при­дет­ся. Го­во­рит, что ему нуж­но, что­бы не­вес­та бы­ла в те­ле, а под­жа­рис­тых сов­сем не лю­бит. А Иван-то Пав­ло­вич, что слу­жит езе­кух­то­ром, та­кой важ­ный, что и прис­ту­пу нет. Та­кой вид­ный из се­бя, толс­тый; как зак­ри­чит на ме­ня: "Ты мне не тол­куй пус­тя­ков, что не­вес­та та­кая и эда­кая! ты ска­жи нап­ря­мик, сколько за ней дви­жи­мо­го и нед­ви­жи­мо­го?" - "Столько-то и столько-то, отец мой!" - "Ты врешь, со­бачья дочь!" Да еще, мать моя, вкле­ил та­кое слов­цо, что и неп­ри­лич­но те­бе ска­зать. Я так вмиг и опоз­на­ла: э, да это дол­жен быть важ­ный гос­по­дин.

Агафья Ти­хо­нов­на. Ну, а еще кто?

Фекла. А еще Ни­ка­нор Ива­но­вич Ануч­кин. Это уж та­кой ве­ли­кат­ный! а гу­бы, мать моя, - ма­ли­на, сов­сем ма­ли­на! та­кой слав­ный. "Мне, го­во­рит, нуж­но, что­бы не­вес­та бы­ла хо­ро­ша со­бой, вос­пи­тан­ная, что­бы и по фран­цузс­ко­му уме­ла го­во­рить". Да, тон­ко­го по­ве­денья че­ло­век, не­мец­кая шту­ка! А сам-то та­кой суб­тильный, и нож­ки узенькие, то­ненькие.

Агафья Ти­хо­нов­на. Нет, мне эти суб­тильные как-то не то­го… не знаю… Я ни­че­го не ви­жу в них…

Фекла. А ко­ли хо­чешь поп­лот­нее, так возьми Ива­на Пав­ло­ви­ча. Уж луч­ше нельзя выб­рать ни­ко­го. Уж тот, но­чи ска­зать, ба­рин так ба­рин: ма­ло в эти две­ри не вой­дет, - та­кой слав­ный.

Агафья Ти­хо­нов­на. А сколько лет ему?

Фекла. А че­ло­век еще мо­ло­дой: лет пятьде­сят, да и пя­ти­де­ся­ти еще нет.

Агафья Ти­хо­нов­на. А фа­ми­лия как?

Фекла. А фа­ми­лия Иван Пав­ло­вич Яич­ни­ца.

Агафья Ти­хо­нов­на. Это та­кая фа­ми­лия?

Фекла. Фа­ми­лия.

Агафья Ти­хо­нов­на. Ах бо­же мой, ка­кая фа­ми­лия! Пос­лу­шай, Фек­лу­ша, как же это, ес­ли я вый­ду за не­го за­муж и вдруг бу­ду на­зы­ваться Агафья Ти­хо­нов­на Яич­ни­ца? Бог зна­ет что та­кое!

Фекла. И, мать моя, да на Ру­си есть та­кие проз­ви­ща, что только плю­нешь да пе­рек­рес­тишься, ко­ли ус­лы­шишь. А по­жа­луй, ко­ли не нра­вит­ся проз­ви­ще, то возьми Бал­та­за­ра Бал­та­за­ро­ви­ча Же­ва­ки­на - слав­ный же­них.

Агафья Ти­хо­нов­на. А ка­кие у не­го во­ло­сы?

Фекла. Хо­ро­шие во­ло­сы.

Агафья Ти­хо­нов­на. А нос?

Фекла. Э… и нос хо­ро­ший. Все на сво­ем мес­те. И сам та­кой слав­ный. Только не пог­не­вай­ся: уж на квар­ти­ре од­на только труб­ка и сто­ит, больше ни­че­го нет - ни­ка­кой ме­бе­ли.

Агафья Ти­хо­нов­на. А еще кто?

Фекла. Акинф Сте­па­но­вич Пан­те­ле­ев, чи­нов­ник, ти­ту­ляр­ный со­вет­ник, нем­нож­ко за­ика­ет­ся только, за­то уж та­кой скром­ный.

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на. Ну что ты все: чи­нов­ник, чи­нов­ник! А не лю­бит ли он вы­пить, вот, мол, что ска­жи.

Фекла. А пьет, не пре­кос­лов­лю, пьет. Что ж де­лать, уж он ти­ту­ляр­ный со­вет­ник; за­то та­кой ти­хий, как шелк.

Агафья Ти­хо­нов­на. Ну нет, я не хо­чу, что­бы муж у ме­ня был пьяни­ца.

Фекла. Твоя во­ля, мать моя! Не хо­чешь од­но­го, возьми дру­го­го. Впро­чем, что ж та­ко­го, что иной раз выпьет лиш­нее, - ведь не всю же не­де­лю бы­ва­ет пьян: иной день вы­бе­рет­ся и трез­вый.

Агафья Ти­хо­нов­на. Ну, и еще кто?

Фекла. Да есть еще один, да тот только та­кой… бог с ним! Эти бу­дут по­чи­ще.

Агафья Ти­хо­нов­на. Ну, да кто же он?

Фекла. А не хо­те­лось бы и го­во­рить про не­го. Он-то, по­жа­луй, над­вор­ный со­вет­ник и пет­ли­цу но­сит, да уж на подъем ку­ды тя­жел, не вы­ма­нишь из до­му.

Агафья Ти­хо­нов­на. Ну, а еще кто? Ведь тут только все­го пять, а ты го­во­ри­ла шесть.

Фекла. Да не­уж­то те­бе еще ма­ло? Смот­ри ты, как те­бя вдруг по­ра­зоб­ра­ло, а ведь да­ви­ча бы­ло ис­пу­га­лась.

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на. Да что с них, с дво­рян-то тво­их? Хоть их у те­бя и шес­те­ро, а, пра­во, ку­пец один ста­нет за всех.

Фекла. А нет, Ари­на Пан­те­лей­мо­нов­на. Дво­ря­нин бу­дет поч­тен­ней.

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на. Да что в поч­тенье-та? А вот Алек­сей Дмит­ри­евич да в со­больей шап­ке, в сан­ках-то как про­ка­тит­ся…

Фекла. А дво­ря­нин-то с апо­ле­той прой­дет навст­ре­чу, ска­жет: "Что ты, куп­чиш­ка? сво­ро­ти с до­ро­ги!" Или: "По­ка­жи, куп­чиш­ка, бар­ха­ту са­мо­го луч­ше­го!" А ку­пец: "Из­во­ль­те, ба­тюш­ка!" - "А сни­ми-ка, не­ве­жа, шля­пу!" - вот что ска­жет дво­ря­нин.

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на. А ку­пец, ес­ли за­хо­чет, не даст сук­на; а вот дво­ря­нин-то и го­ленькой, и не в чем хо­дить дво­ря­ни­ну!

Фекла. А дво­ря­нин за­ру­бит куп­ца.

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на. А ку­пец пой­дет жа­ло­ваться в по­ли­цию.

Фекла. А дво­ря­нин пой­дет на куп­ца к се­нах­то­ру.

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на. А ку­пец к гу­бер­нах­то­ру.

Фекла. А дво­ря­нин…

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на. Врешь, врешь: дво­ря­нин… Гу­бер­нах­тор больше се­нах­то­ра! Раз­но­си­лась с дво­ря­ни­ном! а дво­ря­нин при слу­чае так же гнет шап­ку…

В две­рях слы­шен зво­нок.

Никак, зво­нит кто-то.

Фекла. Ах­ти, это они!

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на. Кто они?

Фекла. Они… кто-ни­будь из же­ни­хов.

Агафья Ти­хо­нов­на (вскри­ки­ва­ет). Ух!

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на. Свя­тые, по­ми­луй­те нас, гре­ш­ных! В ком­на­те сов­сем не приб­ра­но. (Схва­ты­ва­ет все, что ни есть на сто­ле, и бе­га­ет по ком­на­те.) Да сал­фет­ка-то, сал­фет­ка на сто­ле сов­сем чер­ная. Ду­няш­ка, Ду­няш­ка!

Дуняшка яв­ля­ет­ся.

Спорно чис­тую сал­фет­ку! (Стас­ки­ва­ет сал­фет­ку и ме­чет­ся по ком­на­те.)

Агафья Ти­хо­нов­на. Ах, те­туш­ка, как мне быть? Я чуть не в ру­баш­ке!

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на. Ах, мать моя, бе­ги ско­рей оде­ваться! (Ме­чет­ся по ком­на­те.)

Дуняшка при­но­сит сал­фет­ку; в две­рях зво­нят.

Беги ска­жи: "сей­час"!

Дуняшка кри­чит из­да­ле­ка: "Сей­час!"

Агафья Ти­хо­нов­на. Те­туш­ка, да ведь платье не выг­ла­же­но.

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на. Ах, гос­по­ди ми­ло­серд­ный, не по­гу­би! На­день дру­гое.

Фекла (вбе­гая). Что ж вы ней­де­те? Агафья Ти­хо­нов­на, пос­ко­рей, мать моя! - Слышен зво­нок. - Ахти, а ведь он все до­жи­да­ет­ся!

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на. Ду­няш­ка, вве­ди его и про­си обо­ж­дать.

Дуняшка бе­жит в се­ни и от­во­ря­ет дверь. Слыш­ны го­ло­са: "До­ма?" - "До­ма, по­жа­луй­те в ком­на­ту". Все с лю­бо­пы­т­ст­вом ста­ра­ют­ся рас­смот­реть в за­моч­ную сква­жи­ну.

Агафья Ти­хо­нов­на (вскри­ки­ва­ет). Ах, ка­кой толс­тый!

Фекла. Идет, идет!

Все бе­гут оп­ро­метью.

ЯВЛЕНИЕ XIV

Иван Пав­ло­вич Яич­ни­ца и дев­чон­ка.

Девчонка. По­го­ди­те здесь. (Ухо­дит.)

Яичница. По­жа­луй, пож­дать - пож­дем, как бы только не за­меш­каться. От­лу­чил­ся ведь только на ми­нут­ку из де­пар­та­мен­та. Вдруг взду­ма­ет ге­не­рал: "А где эк­зе­ку­тор?" "Не­вес­ту по­шел выг­ля­ды­вать". Чтоб не за­дал он та­кой не­вес­ты… А од­на­ко ж, рас­смот­реть еще раз рос­пись. (Чи­та­ет.) "Ка­мен­ный дву­хэ­таж­ный дом…" (По­ды­ма­ет гла­за вверх и обс­мат­ри­ва­ет ком­на­ту.) Есть! (Про­дол­жа­ет чи­тать.) "Фли­ге­ля два: фли­гель на ка­мен­ном фун­да­мен­те, фли­гель де­ре­вян­ный…" Ну, де­ре­вян­ный пло­хо­ват. "Дрож­ки, са­ни пар­ные с резьбой, под большой ко­вер и под ма­лый…" Мо­жет быть, та­кие, что в дом го­дят­ся? Ста­ру­ха, од­на­ко ж, уве­ря­ет, что пер­вый сорт; хо­ро­шо, пусть пер­вый сорт. "Две дю­жи­ны се­реб­ря­ных ло­жек…" Ко­неч­но, для до­ма нуж­ны се­реб­ря­ные лож­ки. "Две лисьих шу­бы…" Гм… "Че­ты­ре больших пу­хо­ви­ка и два ма­лых. (Зна­чи­тельно сжи­ма­ет гу­бы.) Шесть пар шел­ко­вых и шесть пар сит­це­вых платьев, два ноч­ных ка­по­та, два…" Ну, это статья пус­тая! "Белье, сал­фет­ки…" Это пусть бу­дет, как ей хо­чет­ся. Впро­чем, нуж­но все это по­ве­рить на де­ле. Те­перь, по­жа­луй, обе­ща­ют и до­мы, и эки­па­жи, а как же­нишься - только и най­дешь, что пу­хо­ви­ки да пе­ри­ны.

Слышен зво­нок. Дуняшка бе­жит впо­пы­хах че­рез ком­на­ту от­во­рить дверь. Слыш­ны го­ло­са: "До­ма?" - "До­ма".

ЯВЛЕНИЕ XV

Иван Пав­ло­вич и Ануч­кин.

Дуняшка. По­го­ди­те тут. Они вы­дут. (Ухо­дит.)

Анучкин раск­ла­ни­ва­ет­ся с Яич­ни­цей.

Яичница. Мое поч­те­ние!

Анучкин. Не с па­пенькой ли пре­лест­ной хо­зяй­ки до­ма имею честь го­во­рить?

Яичница. Ни­как нет, вов­се не с па­пенькой. Я да­же еще не имею де­тей.

Анучкин. Ах, из­ви­ни­те! из­ви­ни­те!

Яичница (в сто­ро­ну). Фи­зи­ог­но­мия это­го че­ло­ве­ка мне что-то по­доз­ри­тельна: чуть ли он не за тем же сю­да при­шел, за чем и я. (Вслух.) Вы, вер­но, име­ете ка­кую-ни­будь на­доб­ность к хо­зяй­ке до­ма?

Анучкин. Нет, что ж… на­доб­нос­ти ни­ка­кой нет, а так, за­шел с про­гул­ки.

Яичница (в сто­ро­ну). Врет, врет, с про­гул­ки! Же­ниться, под­лец, хо­чет!

Слышен зво­нок. Ду­няш­ка бе­жит че­рез ком­на­ту от­во­рять дверь. В се­нях го­ло­са: "До­ма?" - "До­ма".

ЯВЛЕНИЕ XVI

Те же и Же­ва­кин, в соп­ро­вож­де­нии дев­чон­ки.

Жевакин (дев­чон­ке). По­жа­луй­ста, ду­шенька, по­чисть ме­ня… Пы­ли-то, зна­ешь, на ули­це поп­рис­та­ло не­ма­ло. Вон там, по­жа­луй­ста, сни­ми пу­шин­ку. (По­во­ра­чи­ва­ет­ся.) Так! спа­си­бо, ду­шенька. Вот еще, пос­мот­ри, там как буд­то па­учок ла­зит! а на под­бо­рах-то сза­ди ни­че­го нет? Спа­си­бо, ро­ди­мая! Вон тут еще, ка­жет­ся. (Гла­дит ру­кою ру­кав фра­ка и пог­ля­ды­ва­ет на Ануч­ки­на и Ива­на Пав­ло­ви­ча.) Су­кон­цо-то ведь аг­лиц­кое! Ведь ка­ко­во но­сит­ся! В де­вя­нос­то пя­том го­ду, ког­да бы­ла эс­кад­ра на­ша в Си­ци­лии, ку­пил я его еще мич­ма­ном и сшил с не­го мун­дир; в во­семьсот пер­вом, при Пав­ле Пет­ро­ви­че, я был сде­лан лей­те­нан­том, - сук­но бы­ло сов­сем но­ве­шенькое; в во­семьсот че­тыр­над­ца­том сде­лал экс­пе­ди­цию вок­руг све­та, и вот только по швам не­м­но­го по­ис­тер­лось; в во­семьсот пят­над­ца­том вы­шел в от­с­та­в­ку, только пе­ре­ли­це­вал: я уж де­сять лет но­шу - до сих пор поч­ти что но­вый. Бла­го­да­рю, ду­шенька, м… раск­ра­со­то­ч­ка! (Де­ла­ет ей руч­ку и, под­хо­дя к зер­ка­лу, слег­ка взъе­ро­ши­ва­ет во­ло­сы.)

Анучкин. А как, поз­вольте уз­нать, Си­ци­лия… вот вы из­во­ли­ли ска­зать: Си­ци­лия, - хо­ро­шая это зем­ля Си­ци­лия?

Жевакин. А, прек­рас­ная! Мы трид­цать че­ты­ре дня там про­бы­ли; вид, я вам до­ло­жу, вос­хи­ти­тельный! эда­кие го­ры, эдак де­рев­цо ка­кое-ни­будь гра­нат­ное, и вез­де ита­ли­аноч­ки, та­кие ро­зан­чи­ки, так вот и хо­чет­ся по­це­ло­вать.

Анучкин. И хо­ро­шо об­ра­зо­ван­ны?

Жевакин. Пре­вос­ход­ным об­ра­зом! Так об­ра­зо­ван­ные, как вот у нас только гра­фи­ни раз­ве. Бы­ва­ло, пой­дешь по ули­це - ну, рус­ский лей­те­нант… На­ту­рально, здесь эпо­ле­ты (по­ка­зы­ва­ет на пле­ча), зо­ло­тое шитье… и эдак кра­со­то­ч­ки чер­но­ма­зенькие, у них ведь воз­ле каж­до­го до­ма бал­кон­чи­ки, и кры­ши, вот как этот пол, со­вер­шен­но плос­ки. Бы­ва­ло, эдак смот­ришь, и си­дит эда­кой ро­зан­чик… Ну, на­ту­рально, что­бы не уда­рить ли­цом в грязь… (Кла­ня­ет­ся и раз­ма­хи­ва­ет ру­кою.) И она эдак только. (Де­ла­ет ру­кою дви­же­ние.) На­ту­рально, оде­та: здесь у ней ка­кая-ни­будь та­ф­ти­ца, шну­ро­воч­ка, дамс­кие раз­ные се­реж­ки… ну, сло­вом, та­кой ла­ко­мый ку­со­чек…

Анучкин. А как, поз­вольте еще вам сде­лать воп­рос, - на ка­ком язы­ке изъясня­ют­ся в Си­ци­лии?

Жевакин. А на­ту­рально, все на фран­цузс­ком.

Анучкин. А что ба­рыш­ни ре­ши­тельно го­во­рят по-фран­цузс­ки?

Жевакин. Все-с ре­ши­тельно. Вы да­же, мо­жет быть, Не по­ве­ри­те то­му, что я вам до­ло­жу: мы жи­ли трид­цать че­ты­ре дня, и по нее это вре­мя ни од­но­го сло­ва я не слы­хал от них по-рус­ски.

Анучкин. Ни од­но­го сло­ва?

Жевакин. Ни од­но­го сло­ва. Я не го­во­рю уже о дво­ря­нах и про­чих синьорах, то есть раз­ных их­них офи­це­рах; но во­зьми­те на­роч­но прос­то­го та­мош­не­го му­жи­ка, ко­то­рый пе­ре­тас­ки­ва­ет на шее вся­кую дрянь, поп­ро­буй­те ска­жи­те ему: "Дай, бра­тец, хле­ба", - не пой­мет, ей-бо­гу не пой­мет; а ска­жи по-фран­цузс­ки: "Da­te­ci del pa­ne" или "por­ta­te vi­no" (Дай­те хле­ба… при­не­си­те ви­на! (итал.)) - пой­мет, и по­бе­жит, и точ­но при­не­сет.

Иван Пав­ло­вич. А лю­бо­пыт­ная, од­на­ко ж, как я ви­жу, до­лж­на быть зем­ля эта Си­ци­лия. Вот вы ска­за­ли - му­жик: что му­жик, как он? так ли со­вер­шен­но, как я рус­ский му­жик, ши­рок в пле­чах и зем­лю па­шет, или нет?

Жевакин. Не мо­гу вам ска­зать: не за­ме­тил, па­шут или нет, а вот нас­чет ню­ханья та­ба­ку, так я вам до­ло­жу, что все не только ню­ха­ют, а да­же за гу­бу-с кла­дут. Пе­ре­воз­ка то­же очень де­ше­ва; там все поч­ти во­да и вез­де гон­до­лы… На­ту­рально, си­дит эда­кая ита­ли­аноч­ка, та­кой ро­зан­чик, оде­та: ма­ни­шеч­ка, пла­то­чек… С на­ми бы­ли и аг­лиц­кие офи­це­ры; ну, на­род, так же как и на­ши, - мо­ря­ки; и сна­ча­ла, точ­но, бы­ло очень стран­но: не по­ни­ма­ешь друг дру­га, но по­том, как хо­ро­шо обоз­на­ко­ми­лись, на­ча­ли сво­бод­но по­ни­мать: по­ка­жешь, бы­ва­ло, эдак на бу­тыл­ку или ста­кан - ну, тот­час и зна­ет, что это зна­чит вы­пить; прис­та­вишь эдак ку­лак ко рту и ска­жешь только гу­ба­ми: паф-паф - зна­ет: труб­ку вы­ку­рить. Во­об­ще, я нам до­ло­жу, язык до­во­льно лег­кий, на­ши мат­ро­сы в три дни ка­ких-ни­будь ста­ли со­вер­шен­но по­ни­мать друг дру­га.

Иван Пав­ло­вич. А пре­ин­те­рес­ная, как ви­жу, жизнь в чу­жих кра­ях. Мне очень при­ят­но сой­тись с че­ло­ве­ком бы­ва­лым. Поз­вольте уз­нать: с кем имею честь го­во­рить?

Жевакин. Же­ва­кин-с, лей­те­нант в отс­тав­ке. Поз­вольте с сво­ей сто­ро­ны то­же спро­сить: с кем-с имею счастье изъя­с­ня­ться?

Иван Пав­ло­вич. В долж­нос­ти эк­зе­ку­то­ра, Иван Пав­ло­вич Яич­ни­ца.

Жевакин (не­дос­лы­шав). Да, я то­же пе­ре­ку­сил. До­ро­ги-то, знаю, впе­ре­ди бу­дет до­вольно, а вре­мя хо­лод­но­ва­то: се­ле­доч­ку съел с хлеб­цем.

Иван Пав­ло­вич. Нет, ка­жет­ся, вы не так по­ня­ли: это фа­ми­лия моя - Яич­ни­ца.

Жевакин (кла­ня­ясь). Ах, из­ви­ни­те! я нем­нож­ко ту­го­ват на ухо. Я, пра­во, ду­мал, что вы из­во­ли­ли ска­зать, что по­ку­ша­ли яич­ни­цу.

Иван Пав­ло­вич. Да что де­лать? я хо­тел бы­ло уже про­сить ге­не­ра­ла, что­бы поз­во­лил на­зы­ваться мне Яич­ни­цын, да свои от­го­во­ри­ли: го­во­рят, бу­дет по­хо­же на "со­ба­чий сын".

Жевакин. А это, од­на­ко ж, бы­ва­ет. У нас вся третья эс­кад­ра, все офи­це­ры и мат­ро­сы, - все бы­ли с прест­ран­ны­ми фа­ми­ли­ями: По­мой­кин, Ярыж­кин, Пе­реп­ре­ев, лей­те­нант. А один мич­ман, и да­же хо­ро­ший мич­ман, был по фа­ми­лии прос­то Дыр­ка. И ка­пи­тан, бы­ва­ло: "Эй ты, Дыр­ка, по­ди сю­да!" И, бы­ва­ло, над ним всег­да по­шу­тишь. "Эх ты, дыр­ка эда­кой!" - го­во­ришь, бы­ва­ло, ему.

Слышен в се­нях зво­нок.

Фекла бе­жит че­рез ком­на­ту от­во­рять.

Яичница. А, здравст­вуй, ма­туш­ка!

Жевакин. Здравст­вуй; как жи­вешь, ду­ша моя?

Анучкин. Здравст­вуй­те, ма­туш­ка Фек­ла Ива­нов­на.

Фекла (бе­жит впо­пы­хах). Спа­си­бо, от­цы мои! Здо­ро­ва, здо­ро­ва. (Отво­ря­ет дверь.)

В се­нях раз­да­ют­ся го­ло­са: "До­ма?" - "До­ма". По­том нес­ко­лько поч­ти нес­лыш­ных слов, на ко­то­рые Фек­ла от­ве­ча­ет с до­са­дою: "Смот­ри ты ка­кой!"

ЯВЛЕНИЕ XVII

Те же, Коч­ка­рев, Под­ко­ле­син и Фек­ла.

Кочкарев (Под­ко­ле­си­ну). Ты пом­ни, только ку­раж, и бо­ль­ше ни­че­го. (Огля­ды­ва­ет­ся и раск­ла­ни­ва­ет­ся с не­ко­то­рым изум­ле­ни­ем; про се­бя.) Фу-ты, ка­кая ку­ча на­ро­ду! Это что зна­чит? Уж не же­ни­хи ли? (Тол­ка­ет Фек­лу и го­во­рит ей ти­хо.) С ко­то­рых сто­рон по­наб­ра­ла во­рон, а?

Фекла (впол­го­ло­са). Тут те­бе во­рон нет, все чест­ные лю­ди.

Кочкарев (ей). Гос­ти-то нес­чи­тан­ные, каф­та­ны об­щи­па­н­ные.

Фекла. Гля­ди на­лет на свой по­лет, а и пох­вас­таться по­чем: шап­ка в рубль, а щи без круп.

Кочкарев. Не­бось твои раз­жив­ные, по ды­ре в кар­ма­не. (Вслух.) Да что она де­ла­ет те­перь? Ведь эта дверь, вер­но, к ней в спальню? (Под­хо­дит к две­ри.)

Фекла. Бес­стыд­ник! го­во­рят те­бе, еще оде­ва­ет­ся.

Кочкарев. Эка бе­да! что ж тут та­ко­го? Ведь только пос­мот­рю, и больше ни­че­го. (Смот­рит в за­моч­ную сква­жи­ну.)

Жевакин. А поз­вольте мне по­лю­бо­пытст­во­вать то­же.

Яичница. Поз­вольте взгля­нуть мне только один ра­зо­чек.

Кочкарев (про­дол­жая смот­реть). Да ни­че­го не вид­но, го­с­по­да. И рас­поз­нать нельзя, что та­кое бе­ле­ет: жен­щи­на или по­душ­ка.

Все, од­на­ко ж, обс­ту­па­ют дверь и про­ди­ра­ют­ся взгля­нуть.

Чш… кто-то идет!

Все отс­ка­ки­ва­ют прочь.

ЯВЛЕНИЕ XVIII

Те же, Ари­на Пан­те­лей­мо­нов­на и Агафья Ти­хо­нов­на. Все рас­к­ла­ни­ва­ют­ся.

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на. А по ка­кой при­чи­не из­во­ли­ли одол­жить по­се­ще­ни­ем?

Яичница. А по га­зе­там уз­нал я, что же­ла­ете всту­пить в под­ря­ды нас­чет пос­тав­ки ле­су и дров, и по­то­му, на­хо­дясь в долж­нос­ти эк­зе­ку­то­ра при ка­зен­ном мес­те, я при­шел уз­нать, ка­ко­го ро­ду лес, в ка­ком ко­ли­чест­ве и к ка­ко­му вре­ме­ни мо­же­те его пос­та­вить.

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на. Хоть под­ря­дов ни­ка­ких не бе­рем, а при­хо­ду ра­ды. А как по фа­ми­лии?

Яичница. Кол­лежс­кий асес­сор Иван Пав­ло­вич Яич­ни­ца.

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на. Про­шу по­кор­ней­ше са­диться. (Обра­ща­ет­ся к Же­ва­ки­ну и смот­рит на не­го.) А поз­вольте уз­нать…

Жевакин. Я то­же, в га­зе­тах ви­жу объявля­ют о чем-то: дай-ка, ду­маю се­бе, пой­ду.. По­го­да же по­ка­за­лась хо­ро­шею, по до­ро­ге вез­де трав­ка…

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на. А как-с по фа­ми­лии?

Жевакин. А лей­те­нант морс­кой служ­бы в отс­тав­ке, Бал­та­зар Бал­та­за­ров Же­ва­кин-вто­рой. Был у нас еще дру­гой Же­ва­кин, да тот еще преж­де мо­его вы­шел в отс­тав­ку: был ра­нен, ма­туш­ка, под ко­лен­ком, и пу­ля так стран­но прош­ла, что ко­лен­ка-то са­мо­го не тро­ну­ла, а по жи­ле прох­ва­ти­ла - как игол­кой сши­ло, так что, ког­да, бы­ва­ло, сто­ишь с ним, все ка­жет­ся, что он хо­чет те­бя ко­лен­ком сза­диуда­рить.

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на. А про­шу по­кор­ней­ше са­ди­ть­ся. (Обра­ща­ясь к Ануч­ки­ну.) А поз­вольте уз­нать, по ка­кой при­чи­не?..

Анучкин. По со­седст­ву-с. На­хо­дясь до­вольно в близс­ком со­седст­ве…

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на. Не в до­ме ли ку­пе­чес­кой же­ны Ту­лу­бо­вой, что на­суп­ро­тив из­во­ли­те жить?

Анучкин. Нет, я по­ка­мест жи­ву еще на Пес­ках, но имею, од­на­ко же, на­ме­ре­ние со вре­ме­нем пе­реб­раться сю­да-с в со­седст­во, в эту часть го­ро­да.

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на. А про­шу по­кор­ней­ше са­ди­ть­ся. (Обра­ща­ясь к Коч­ка­ре­ву.) А поз­вольте уз­нать…

Кочкарев. Да не­уж­ли вы ме­ня не уз­на­ете? (Обра­ща­ясь к Агафье Ти­хо­нов­не.) И вы так­же, су­да­ры­ня?

Агафья Ти­хо­нов­на. Сколько мне ка­жет­ся, сов­сем не ви­да­ла вас.

Кочкарев. Од­на­ко ж при­пом­ни­те. Мы ме­ня, вер­но, где-ни­будь ви­де­ли.

Агафья Ти­хо­нов­на. Пра­во, не знаю. Уж раз­ве не у Би­рю­ш­ки­ных ли?

Кочкарев. Имен­но, у Би­рюш­ки­ных.

Агафья Ти­хо­нов­на. Ах, ведь вы не зна­ете, с ней ведь ис­то­рия слу­чи­лась.

Кочкарев. Как же, выш­ла за­муж.

Агафья Ти­хо­нов­на. Нет, это бы еще хо­ро­шо, а то пе­ре­ло­ми­ла но­гу.

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на. И сильно пе­ре­ло­ми­ла. Возв­ра­ща­лась до­вольно позд­но до­мой на дрож­ках, а ку­чер-то был пьян и вы­ва­лил с дро­жек.

Кочкарев. Да то-то я пом­ню, что-то бы­ло: или выш­ла за­муж, или пе­ре­ло­ми­ла но­гу.

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на. А как по фа­ми­лии?

Кочкарев. Как же, Илья Фо­мич Коч­ка­рев, в родст­ве ведь мы. Же­на моя бесп­рес­тан­но го­во­рит о том… Поз­вольте, по­з­вольте (бе­рет за ру­ку Под­ко­ле­си­на и под­во­дит его): при­ятель мой, Под­ко­ле­син Иван Кузьмич, над­вор­ный со­вет­ник; слу­жит экс­пе­ди­то­ром, один все де­ла де­ла­ет, усо­вер­шенст­во­вал от­лич­ней­ше свою часть.

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на. А как по фа­ми­лии?

Кочкарев. Под­ко­ле­син Иван Кузьмич, Под­ко­ле­син. Ди­рек­тор так только, для чи­на пос­тав­лен, а все де­ла он де­ла­ет, Иван Кузьмич Под­ко­ле­син.

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на. Так-с. Про­шу по­кор­ней­ше са­диться.

ЯВЛЕНИЕ XIX

Те же и Ста­ри­ков.

Стариков (кла­ня­ясь жи­во и ско­ро, по-ку­пе­чес­ки, и слег­ка бе­рясь в бо­ка). Здравст­вуй­те, ма­туш­ка Ари­на Пан­те­лей­мо­нов­на. Ре­бя­та на Гос­ти­ном дво­ре ска­зы­ва­ли, что про­да­ете шерсть, ма­туш­ка!

Агафья Ти­хо­нов­на (отво­ра­чи­ва­ясь с пре­неб­ре­же­ни­ем, впол­го­ло­са, но так, что он слы­шит). Здесь не ку­пе­чес­кая лав­ка.

Стариков. Во­на! Аль нев­по­пад приш­ли? Аль и без нас де­ло сва­ри­ли?

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на. Про­шу, про­шу, Алек­сей Дми­т­ри­евич; хоть шерс­ти не про­да­ем, а при­хо­ду ра­ды. Про­шу по­кор­но са­диться.

Все усе­лись. Мол­ча­ние.

Яичница. Стран­ная по­го­да нын­че: по­ут­ру со­вер­шен­но бы­ло по­хо­же на дож­дик, а те­перь как буд­то и прош­ло.

Агафья Ти­хо­нов­на. Да-с, уж эта по­го­да ни на что не по­хо­жа: иног­да яс­но, а в дру­гое вре­мя со­вер­шен­но дожд­ли­вая. Очень большая неп­ри­ят­ность.

Жевакин. Вот в Си­ци­лии, ма­туш­ка, мы бы­ли с эс­кад­рой в ве­сен­нее вре­мя, - ес­ли при­го­нять, так вый­дет к на­ше­му фе­в­ра­лю, - вый­дешь, бы­ва­ло, из до­му: день сол­неч­ный, а по­том эдак дож­дик; и смот­ришь, точ­но, как буд­то дож­дик.

Яичница. Неп­ри­ят­нее все­го, ког­да в та­кую по­го­ду си­дишь один. Же­на­то­му че­ло­ве­ку сов­сем дру­гое де­ло - не скуч­но; а ес­ли в оди­но­чест­ве - так это прос­то…

Жевакин. О, смерть, со­вер­шен­ная смерть!..

Анучкин. Да-с, это мож­но ска­зать…

Кочкарев. Ка­кое! Прос­то тер­занье! жиз­ни не бу­дешь рад; не при­ве­ди бог ис­пы­тать та­кое по­ло­же­ние.

Яичница. А как, су­да­ры­ня, ес­ли бы приш­лось вам изб­рать пред­мет? Поз­вольте уз­нать ваш вкус. Из­ви­ни­те, что я так пря­мо. В ка­кой служ­бе, вы по­ла­га­ете, быть при­лич­нее му­жу?

Жевакин. Хо­те­ли ли бы вы, су­да­ры­ня, иметь му­жем че­ло­ве­ка зна­ко­мо­го с морс­ки­ми бу­ря­ми?

Кочкарев. Нет, нет. Луч­ший, по мо­ему мне­нию, муж есть че­ло­век, ко­то­рый один поч­ти уп­рав­ля­ет всем де­пар­та­мен­том.

Анучкин. По­че­му же пре­ду­беж­де­ние? За­чем вы хо­ти­те ока­зать пре­неб­ре­же­ние к че­ло­ве­ку, ко­то­рый хо­тя, ко­неч­но, слу­жил в пе­хот­ной служ­бе, но уме­ет, од­на­ко ж, це­нить об­хож­де­ние выс­ше­го об­щест­ва.

Яичница. Су­да­ры­ня, раз­ре­ши­те вы!

Агафья Ти­хо­нов­на мол­чит.

Фекла. От­ве­чай же, мать моя. Ска­жи им что-ни­будь.

Яичница. Как же, ма­туш­ка?..

Кочкарев. Как же на­ше мне­ние, Агафья Ти­хо­нов­на?

Фекла (ти­хо ей). Ска­жи же, ска­жи: бла­го­дарст­вую, мол, с мо­им удо­вольстви­ем. Не хо­ро­шо же так си­деть.

Агафья Ти­хо­нов­на (ти­хо). Мне стыд­но, пра­во стыд­но, я уй­ду, пра­во уй­ду. Те­туш­ка, по­си­ди­те за ме­ня.

Фекла. Ах, не де­лай это­го сра­му, не ухо­ди; сов­сем ост­ра­мишься. Они не­весть что по­ду­ма­ют.

Агафья Ти­хо­нов­на (так же). Нет, пра­во уй­ду, Уй­ду, уй­ду! (Убе­га­ет.)

Фекла и Ари­на Пан­те­лей­мо­нов­на ухо­дят вслед за нею.

ЯВЛЕНИЕ XX

Те же, кро­ме ушед­ших.

Яичница. Вот те­бе на, и уш­ли все! Это что зна­чит?

Кочкарев. Что-ни­будь, вер­но, слу­чи­лось.

Жевакин. Как-ни­будь нас­чет дамс­ко­го ту­алет­ца… Эдак поп­ра­вить что-ни­будь… ма­ни­шеч­ку… приш­пи­лить.

Фекла вхо­дит. Все к ней навст­ре­чу с воп­ро­са­ми: "Что, что та­кое"?

Кочкарев. Что-ни­будь слу­чи­лось?

Фекла. Как мож­но, что­бы слу­чи­лось. Ей-бо­гу, ни­че­го не слу­чи­лось.

Кочкарев. Да за­чем же она выш­ла?

Фекла. Да прис­ты­ди­ли, по­то­му и выш­ла; сов­сем ис­кон­фу­зи­ли, так что не вы­си­де­ла на мес­те. Про­сит из­ви­нить: вве­че­ру-де на чаш­ку чаю что­бы по­жа­ло­ва­ли. (Ухо­дит.)

Яичница (в сто­ро­ну). Ох уж эта мне чаш­ка чаю! Вот за что не люб­лю сва­та­ний - пой­дет воз­ня: се­год­ня нельзя, да по­жа­луй­те завт­ра, да еще пос­ле­завт­ра на чаш­ку, да нуж­но еще по­ду­мать. А ведь де­ло дрянь, ни­чуть не го­ло­во­лом­ное. Черт по­бе­ри, я че­ло­век долж­ност­ной, мне не­ког­да.

Кочкарев (Под­ко­ле­си­ну). А ведь хо­зяй­ка не­дур­на, а?

Подколесин. Да, не­дур­на.

Жевакин. А ведь хо­зя­еч­ка-то хо­ро­ша.

Кочкарев (в сто­ро­ну). Вот черт по­бе­ри! Этот ду­рак влю­бил­ся. Еще бу­дет ме­шать, по­жа­луй. (Вслух.) Сов­сем не­хо­ро­ша, сов­сем не­хо­ро­ша.

Яичница. Нос ве­лик.

Жевакин. Ну, нет, но­са я не за­ме­тил. Она… эда­кой ро­зан­чик.

Анучкин. Я сам то­же их мне­ния. Нет, не то, не то… Я да­же ду­маю, что вряд ли она зна­ко­ма с об­хож­де­ни­ем выс­ше­го об­щест­ва. Да и зна­ет ли она еще по-фран­цузс­ки?

Жевакин. Да что ж мы, смею спро­сить, не поп­ро­бо­ва­ли, не по­го­во­ри­ли с ней по-фран­цузс­ки? Мо­жет быть, и зна­ет.

Анучкин. Вы ду­ма­ете, я го­во­рю по-фран­цузс­ки? Нет, я не имел счас­тия вос­пользо­ваться та­ким вос­пи­та­ни­ем. Мой отец был мер­за­вец, ско­ти­на. Он и не ду­мал ме­ня вы­учить фран­цузс­ко­му язы­ку. Я был тог­да еще ре­бен­ком, ме­ня лег­ко бы­ло при­учить - сто­ило только по­сечь хо­ро­шенько, и я бы знал, я бы неп­ре­мен­но знал.

Жевакин. Ну, да те­перь же, ког­да вы не зна­ете, что ж вам за при­быль, ес­ли она…

Анучкин. А нет, нет. Жен­щи­на сов­сем дру­гое де­ло. Нуж­но, что­бы она неп­ре­мен­но зна­ла, без то­го у ней и то, и это… (по­ка­зы­ва­ет жес­та­ми) - все уж бу­дет не то.

Яичница (в сто­ро­ну). Ну, об этом за­боться кто дру­гой. А я пой­ду да обс­мот­рю со дво­ра дом и фли­ге­ля: ес­ли только все как сле­ду­ет, так се­го же ве­че­ра добьюсь де­ла. Эти же­ниш­ки мне не опас­ны - на­род что-то больно жи­денький. Та­ких не­вес­ты не лю­бят.

Жевакин. Пой­ти вы­ку­рить тру­боч­ку. А что, не по до­ро­ге ли нам? Вы где, поз­вольте спро­сить, жи­ве­те?

Анучкин. А на Пес­ках, в Пет­ровс­ком пе­ре­ул­ке.

Жевакин. Да-с, бу­дет круг: я на ост­ро­ву, в Во­сем­над­ца­той ли­нии; а впро­чем, все-та­ки я вас поп­ро­во­жу.

Стариков. Нет, тут что-то спесьева­то. Ай при­пом­ни­те по­том, Агафья Ти­хо­нов­на, и нас. С мо­им поч­те­ни­ем, гос­по­да! (Кла­ня­ет­ся и ухо­дит.)

ЯВЛЕНИЕ XXI

Подколесин и Коч­ка­рев.

Подколесин. А что ж, пой­дем и мы.

Кочкарев. Ну что, ведь прав­да, хо­зяй­ка ми­ла?

Подколесин. Да что! мне, приз­на­юсь, она не нра­вит­ся.

Кочкарев. Вот на! это что? Да ведь ты сам сог­ла­сил­ся, что она хо­ро­ша.

Подколесин. Да так, как-то не то­го: и нос длин­ный, и по-фран­цузс­ки не зна­ет.

Кочкарев. Это еще что? те­бе на что по-фран­цузс­ки?

Подколесин. Ну, все-та­ки не­вес­та долж­на знать по-фра­н­цузс­ки.

Кочкарев. По­че­му ж?

Подколесин. Да по­то­му что… уж я не знаю по­че­му, а все уж бу­дет у ней не то.

Кочкарев. Ну вот, ду­рак сей­час один ска­зал, а он и уши раз­ве­сил. Она кра­са­ви­ца, прос­то кра­са­ви­ца; та­кой де­ви­цы не сы­щешь ниг­де.

Подколесин. Да мне са­мо­му сна­ча­ла она бы­ло приг­ля­ну­лась, да пос­ле, как на­ча­ли го­во­рить: длин­ный нос, длин­ный нос, - ну, я рас­смот­рел, и ви­жу сам, что длин­ный нос.

Кочкарев. Эх ты, пи­рей, не на­шел две­рей! Они на­роч­но тол­ку­ют, что­бы те­бя от­ва­дить; и я то­же не хва­лил, - так уж де­ла­ет­ся. Это, брат, та­кая де­ви­ца! Ты рас­смот­ри только гла­за ее: ведь это черт зна­ет что за гла­за; го­во­рят, ды­шат! А нос - я не знаю, что за нос! бе­лиз­на але­бастр! Да и але­бастр не вся­кий срав­нит­ся. Ты рас­смот­ри сам хо­ро­шенько.

Подколесин (улы­ба­ясь). Да те­перь-то я опять ви­жу, что она как буд­то хо­ро­ша.

Кочкарев. Ра­зу­ме­ет­ся, хо­ро­ша! Пос­лу­шай, те­перь, так как они все уш­ли, пой­дем к ней, изъясним­ся - и все кон­чим!

Подколесин. Ну, это­го я не сде­лаю.

Кочкарев. От­че­го ж?

Подколесин. Да что ж за на­хальство? Нас мно­го, пусть она са­ма вы­бе­рет.

Кочкарев. Ну да что те­бе смот­реть на них: бо­ишься со­пер­ни­чест­ва, что ли? Хо­чешь, я их всех в од­ну ми­ну­ту спро­ва­жу.

Подколесин. Да как же ты их спро­ва­дишь?

Кочкарев. Ну, уж кто мое де­ло. Дай мне только сло­во, что по­том не бу­дешь от­не­ки­ваться.

Подколесин. По­че­му ж не дать? из­воль. Я не от­пи­ра­юсь: я хо­чу же­ниться.

Кочкарев. Ру­ку!

Подколесин (по­да­вая). Возьми!

Кочкарев. Ну, это­го только мне и нуж­но.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Комната в доме Агафьи Тихоновны.

ЯВЛЕНИЕ І

Агафья Ти­хо­нов­на од­на, по­том Коч­ка­рев.

Агафья Ти­хо­нов­на. Пра­во, та­кое зат­руд­не­ние - вы­бор! Ес­ли бы еще один, два че­ло­ве­ка, а то че­ты­ре. Как хо­чешь, так и вы­би­рай. Ни­ка­нор Ива­но­вич не­ду­рен, хо­тя, ко­неч­но, ху­до­щав; Иван Кузьмич то­же не­ду­рен. Да ес­ли ска­зать пра­в­ду. Иван Пав­ло­вич то­же хоть и толст, а ведь очень вид­ный муж­чи­на. Про­шу по­кор­но, как тут быть? Бал­та­зар Бал­та­за­рыч опять муж­чи­на с дос­то­инст­ва­ми. Уж как труд­но ре­шиться, так прос­то рас­ска­зать нельзя, как труд­но! Ес­ли бы гу­бы Ни­ка­но­ра Ива­но­ви­ча да прис­та­вить к но­су Ива­на Кузьми­на, да взять сколько-ни­будь раз­вяз­нос­ти, ка­кая у Бал­та­за­ра Бал­та­за­ры­ча, да, по­жа­луй, при­ба­вить к это­му еще до­род­нос­ти Ива­на Пав­ло­ви­ча - я бы тог­да тот­час же ре­ши­лась. А те­перь по­ди по­ду­май! прос­то го­ло­ва да­же ста­ла бо­леть. Я ду­маю, луч­ше все­го ки­нуть жре­бий. По­ло­житься во всем на во­лю бо­жию: кто вы­ки­нет­ся, тот и муж. На­пи­шу их всех на бу­маж­ках, свер­ну в тру­боч­ки, да и пусть бу­дет что бу­дет. (Под­хо­дит к сто­ли­ку, вы­ни­ма­ет от­ту­да нож­ни­цы и бу­ма­гу, на­ре­зы­ва­ет би­ле­ти­ки и ска­ты­ва­ет, про­дол­жая го­во­рить.) Та­кое нес­част­ное по­ло­же­ние де­ви­цы, особ­ли­во еще влюб­лен­ной. Из муж­чин ник­то не вой­дет в это, и да­же прос­то не хо­тят по­нять это­го. Вот они все, уж го­то­вы! ос­та­ет­ся только по­ло­жить их в ри­ди­куль, заж­му­рить гла­за, да и пусть бу­дет что бу­дет. (Кла­дет би­ле­ти­ки в ри­ди­кулъ и ме­ша­ет их ру­кою.) Страш­но… Ах, ес­ли бы бог дал, что­бы вы­нул­ся Ни­ка­нор Ива­но­вич. Нет, от­че­го же он? Луч­ше ж Иван Кузьмич. От­че­го же Иван Ку­зьмич? чем же ху­ды те, дру­гие?.. Нет, нет, не хо­чу… ка­кой вы­бе­рет­ся, та­кой пусть и бу­дет. (Ша­рит ру­кою в ри­ди­ку­ле и вы­ни­ма­ет вмес­то од­но­го все.) Ух! все! все вы­ну­лись! А серд­це так и ко­ло­тит­ся! Нет, од­но­го! од­но­го! неп­ре­мен­но од­но­го! (Кла­дет би­ле­ти­ки в ри­ди­куль и ме­ша­ет.)

И это вре­мя вхо­дит по­ти­хоньку Коч­ка­рев и ста­но­вит­ся по­за­ди.

Ах, ес­ли бы вы­нуть Бал­та­за­ра… Что я! хо­те­ла ска­зать Ни­ка­но­ра Ива­но­ви­ча… нет, не хо­чу, не хо­чу. Ко­го при­ка­жет судьба!

Кочкарев. Да возьми­те Ива­на Кузьми­ча, всех луч­ше.

Агафья Ти­хо­нов­на. Ах! (Вскри­ки­ва­ет и зак­ры­ва­ет ли­цо обе­ими ру­ка­ми, стра­шась взгля­нуть на­зад.)

Кочкарев. Да че­го ж вы ис­пу­га­лись? Не пу­гай­тесь, это я. Пра­во, возьми­те Ива­на Кузьми­ча.

Агафья Ти­хо­нов­на. Ах, мне стыд­но, вы подс­лу­ша­ли.

Кочкарев. Ни­че­го, ни­че­го! Ведь я свой, род­ня, пе­ре­до мною не­че­го сты­диться; отк­рой­те же ва­ше ли­чи­ко.

Агафья Ти­хо­нов­на (впо­ло­ви­ну отк­ры­вая ли­цо). Мне, пра­во, стыд­но.

Кочкарев. Ну, возьми­те же Ива­на Кузьми­ча.

Агафья Ти­хо­нов­на. Ах! (Вскри­ки­ва­ет и зак­ры­ва­ет­ся вновь ру­ка­ми.)

Кочкарев. Пра­во, чу­до че­ло­век, усо­вер­шенст­во­вал часть свою… прос­то уди­ви­тельный че­ло­век.

Агафья Ти­хо­нов­на (по­нем­но­гу отк­ры­ва­ет ли­цо). Как же, а дру­гой? а Ни­ка­нор Ива­но­вич? ведь он то­же хо­ро­ший че­ло­век.

Кочкарев. По­ми­луй­те, ото дрянь про­тив Ива­на Кузьми­ча.

Агафья Ти­хо­нов­на. От­че­го же?

Кочкарев. Яс­но от­че­го. Иван Кузьмич че­ло­век… ну, про­с­то че­ло­век… че­ло­век, ка­ких не сы­щешь.

Агафья Ти­хо­нов­на. Ну, а Иван Пав­ло­вич?

Кочкарев. И Иван Пав­ло­вич дрянь! все они дрянь.

Агафья Ти­хо­нов­на. Буд­то бы уж все?

Кочкарев. Да вы только по­су­ди­те, срав­ни­те только: это, как бы то ни бы­ло, Иван Кузьмич; а ведь то что ни по­па­ло: Иван Пав­ло­вич, Ни­ка­нор Ива­но­вич, черт зна­ет что та­кое!

Агафья Ти­хо­нов­на. А ведь, пра­во, они очень… скром­ные.

Кочкарев. Ка­кое скром­ные! Дра­чу­ны, са­мый буй­ный на­род. Охо­та же вам быть при­би­той на дру­гой день пос­ле сва­дьбы.

Агафья Ти­хо­нов­на. Ах бо­же мой! Уже это точ­но та­кое не­с­час­тие, ху­же ко­то­ро­го не мо­жет быть.

Кочкарев. Еще бы! Ху­же это­го и не вы­ду­ма­ешь ни­че­го.

Агафья Ти­хо­нов­на. Так, по ва­ше­му со­ве­ту, луч­ше взять Ива­на Кузьми­ча?

Кочкарев. Ива­на Кузьми­ча, на­ту­рально Ива­на Кузьми­ча. (В сто­ро­ну.) Де­ло, ка­жет­ся, идет на лад. Под­ко­ле­син си­дит в кон­ди­терс­кой, пой­ти пос­ко­рей за ним.

Агафья Ти­хо­нов­на. Так вы ду­ма­ете - Ива­на Кузьми­ча?

Кочкарев. Неп­ре­мен­но Ива­на Кузьми­ча.

Агафья Ти­хо­нов­на. А тем, дру­гим, раз­ве от­ка­зать?

Кочкарев. Ко­неч­но, от­ка­зать.

Агафья Ти­хо­нов­на. Да ведь как же это сде­лать? как-то стыд­но.

Кочкарев. По­че­му ж стыд­но? Ска­жи­те, что еще мо­ло­ды и не хо­ти­те за­муж.

Агафья Ти­хо­нов­на. Да ведь они не по­ве­рят, ста­нут спра­ши­вать: да по­че­му, да как?

Кочкарев. Ну, так ес­ли вы хо­ти­те кон­чить за од­ним ра­зом, ска­жи­те прос­то: "Пош­ли вон, ду­ра­ки!"

Агафья Ти­хо­нов­на. Как же мож­но так ска­зать?

Кочкарев. Ну да уж поп­ро­буй­те. Я вас уве­ряю, что пос­ле это­го все вы­бе­гут вон.

Агафья Ти­хо­нов­на. Да ведь это вый­дет уж как-то бран­но.

Кочкарев. Да ведь им больше их не уви­ди­те, так не все ли рав­но?

Агафья Ти­хо­нов­на. Да все как-то не­хо­ро­шо… они ведь рас­сер­дят­ся.

Кочкарев. Ка­кая ж бе­да, ес­ли рас­сер­дят­ся? Ес­ли бы из это­го что бы ни­будь выш­ло, тог­да дру­гое де­ло; а ведь зде­сь са­мое большее, ес­ли кто-ни­будь из них плю­нет в гла­за, вот и все.

Агафья Ти­хо­нов­на. Ну вот ви­ди­те!

Кочкарев. Да что же за бе­да? Ведь иным пле­ва­ли нес­колько раз, ей-бо­гу! Я знаю то­же од­но­го: прек­рас­ней­ший со­бой муж­чи­на, ру­мя­нец во всю ще­ку; до тех пор его­зил я на­до­едал сво­ему на­чальни­ку о при­бав­ке жа­ло­ванья, что тот на­ко­нец не вы­нес - плю­нул в са­мое ли­цо, ей-бо­гу! "Вот те­бе, го­во­рит, твоя при­бав­ка, от­вя­жись, са­та­на!" А жа­ло­ва­нья, од­на­ко же, все-та­ки при­ба­вил. Так что ж из то­го, что плю­нет? Ес­ли бы, дру­гое де­ло, был да­ле­ко пла­ток, а то ведь он тут же, в кар­ма­не, - взял да и вы­тер.

В се­нях зво­нят.

Стучатся: кто-ни­будь из них, вер­но; я бы не хо­тел те­перь с ни­ми встре­титься. Нет ли у вас там дру­го­го вы­хо­да?

Агафья Ти­хо­нов­на. Как же, по чер­ной лест­ни­це. Но, пра­во, я вся дро­жу.

Кочкарев. Ни­че­го, только при­сутст­вие ду­ха. Про­щай­те! (В сто­ро­ну.) Пос­ко­рей при­ве­ду Под­ко­ле­си­на.

ЯВЛЕНИЕ ІІ

Агафья Ти­хо­нов­на и Яич­ни­ца.

Яичница. Я на­роч­но, су­да­ры­ня, при­шел нем­но­го по­ра­нь­ше, что­бы по­го­во­рить с ва­ми на­еди­не, на до­су­ге. Ну, су­да­ры­ня, нас­чет чи­на, я уже по­ла­гаю, вам из­вест­но: слу­жу ко­л­лежс­ким асес­со­ром, лю­бим на­чальни­ка­ми, под­чи­нен­ные слу­ша­ют­ся… не­дос­та­ет только од­но­го: под­ру­ги жиз­ни.

Агафья Ти­хо­нов­на. Да-с.

Яичница. Те­перь я на­хо­жу под­ру­гу жиз­ни. Под­ру­га эта - вы. Ска­жи­те нап­ря­мик: да или нет? (Смот­рит ей в пле­ча; в сто­ро­ну.) О, она не то, что как бы­ва­ют ху­денькие нем­ки, - кое-что есть!

Агафья Ти­хо­нов­на. Я еще очень мо­ло­да-с… не рас­по­ло­же­на еще за­муж.

Яичница. По­ми­луй­те, а сва­ха за­чем хло­по­чет? Но, мо­жет быть, вы хо­ти­те что-ни­будь дру­гое ска­зать? изъясни­тесь…

Слышен ко­ло­кольчик.

Черт по­бе­ри, ни­как не да­дут де­лом за­няться.

ЯВЛЕНИЕ III

Те же и Же­ва­кин.

Жевакин. Из­ви­ни­те, су­да­ры­ня, что я, мо­жет быть, слиш­ком ра­но. (Обо­ра­чи­ва­ет­ся и ви­дит Яич­ни­цу.) Ах, уж есть… Ива­ну Пав­ло­ви­чу мое поч­те­ние!

Яичница (в сто­ро­ну). Про­ва­лил­ся бы ты с сво­им поч­те­ни­ем! (Вслух.) Так как же, су­да­ры­ня?.. Ска­жи­те од­но то­ль­ко сло­во: да или нет?..

Слышен ко­ло­кольчик; Яич­ни­ца плю­ет с серд­цов. Опять ко­ло­кольчик!

ЯВЛЕНИЕ IV

Те же и Ануч­кин.

Анучкин. Мо­жет быть, я, су­да­ры­ня, ра­нее, чем сле­ду­ет и по­ве­ле­ва­ет долг при­ли­чия… (Ви­дя про­чих, ис­пус­ка­ет воск­ли­ца­ние и раск­ла­ни­ва­ет­ся.) Мое поч­те­ние!

Яичница (в сто­ро­ну). Возьми се­бе свое поч­те­ние! Не­лег­кая те­бя при­нес­ли, под­ло­ми­лись бы те­бе твои под­жа­рые но­ги! (Вслух.) Так как же, су­да­ры­ня, ре­ши­те, - я че­ло­век до­лж­ност­ной, вре­ме­ни у ме­ня нем­но­го: да или нет?

Агафья Ти­хо­нов­на (в сму­ще­нии). Не нуж­но-с… не нуж­но с… (В сто­ро­ну.) Ни­че­го не по­ни­маю, что го­во­рю.

Яичница. Как ни нуж­но? я ка­ком от­но­ше­нии не нуж­но?

Агафья Ти­хо­нов­на. Ни­че­го-с, ни­че­го… Я не то­го-с… (Со­би­ра­ясь с ду­хом.) Пош­ли вон! (В сто­ро­ну, всплес­нув­ши ру­ка­ми.) Ах, бо­же мой, что я та­кое ска­за­ла?

Яичница. Как "пош­ли вон"? Что та­кое зна­чит "пош­ли вон"? Поз­вольте уз­нать, что вы ра­зу­ме­ете под этим? (Под­бо­че­нив­шись, подс­ту­па­ет к ней гроз­но.)

Агафья Ти­хо­нов­на (взгля­нув ему в ли­цо, вскри­ки­ва­ет). Ух, прибьет, прибьет! (Убе­га­ет.)

Яичница сто­ит ра­зи­нув­ши рот.

Вбегает на крик Ари­на Пан­те­ле­мо­нов­на, взгля­нув ему в ли­цо, вскри­ки­ва­ет то­же: "Ух, прибьет!" - и убе­га­ет.

Яичница. Что за прит­ча та­кая. Вот, пра­во, ис­то­рия! Вот, пра­во, ис­то­рия!

В две­рях зве­нит зво­нок и слыш­ны го­ло­са.

Голос Коч­ка­ре­ва. Да вхо­ди, вхо­ди, что ж ты ос­та­но­вил­ся?

Голос Под­ко­ле­си­на. Да сту­пай ты впе­ред. Я только на ми­ну­ту: оп­рав­люсь, рас­стег­ну­лась стре­меш­ка.

Голос Коч­ка­ре­ва. Да ты улиз­нешь опять.

Голос Под­ко­ле­си­на. Нет, не улиз­ну! ей-бо­гу, не улиз­ну!

ЯВЛЕНИЕ V

Те же и Коч­ка­рев.

Кочкарев. Ну вот, очень нуж­но поп­рав­лять стре­меш­ку.

Яичница (обра­ща­ясь к не­му). Ска­жи­те, по­жа­луй­ста, не­ве­с­та ду­ра, что ли?

Кочкарев. А что? слу­чи­лось раз­ве что?

Яичница. Да не­по­нят­ные пос­туп­ки: вы­бе­жа­ла, ста­ла кри­чать: "Прибьет, прибьет!" Черт зна­ет что та­кое!

Кочкарев. Ну да, это за ней во­дит­ся. Она ду­ра.

Яичница. Ска­жи­те, ведь вы ей родст­вен­ник?

Кочкарев. Как же, родст­вен­ник.

Яичница. А как родст­вен­ник, поз­вольте уз­нать?

Кочкарев. Пра­во, не знаю: как-то тет­ка мо­ей ма­те­ри что-то та­кое ее от­цу или отец ее что-то та­кое мо­ей тет­ке - об этом зна­ет же­на моя, это их де­ло.

Яичница. И дав­но за ней во­дит­ся дурь?

Кочкарев. А еще с са­мо­го сыз­ма­ла.

Яичница. Да, ко­неч­но, луч­ше, ес­ли бы она бы­ла ум­ней, а впро­чем, и ду­ра то­же хо­ро­шо. Бы­ли бы только статьи при­ба­воч­ные в хо­ро­шем по­ряд­ке. Коч­ка­рев. Да ведь за ней ни­че­го нет.

Яичница. Как так, а ка­мен­ный дом?

Кочкарев. Да ведь только сла­ва, что ка­мен­ный, а зна­ли бы вы, как он выст­ро­ен: сте­ны ведь вы­ве­де­ны в один кир­пич, а в се­ре­ди­не вся­кая дрянь - му­сор, щеп­ки, струж­ки.

Яичница. Что вы?

Кочкарев. Ра­зу­ме­ет­ся. Буд­то не зна­ете, как те­перь стро­я­т­ся до­мы? - лишь бы только в лом­бард за­ло­жить.

Яичница. Од­на­ко ж ведь дом не за­ло­жен.

Кочкарев. А кто вам ска­зал? Вот в том-то и де­ло - не только за­ло­жен, да за два го­да еще про­цен­ты не вып­ла­че­ны. Да в се­на­те есть еще брат, ко­то­рый то­же за­пус­ка­ет гла­за на дом; су­тя­ги та­ко­го свет не про­из­во­дил: с род­ной ма­те­ри пос­лед­нюю юб­ку снял, без­бож­ник!

Яичница. Как же мне ста­ру­ха сва­ха… Ах она бес­тия эда­кая, из­верг ро­да че­ло­ве… (В сто­ро­ну.) Од­на­ко ж он, мо­жет быть, и врет. Под стро­жай­ший доп­рос ста­ру­ху, и ес­ли то­ль­ко прав­да… ну… я зас­тав­лю за­петь ее не так, как дру­гие по­ют.

Анучкин. Поз­вольте вас по­бес­по­ко­ить то­же воп­ро­сом. Приз­на­юсь, не зная фран­цузс­ко­го язы­ка, чрез­вы­чай­но тру­д­но су­дить са­мо­му, зна­ет ли жен­щи­на по-фран­цузс­ки или нет. Как хо­зяй­ка до­ма, зна­ет?..

Кочкарев. Ни бельме­са.

Анучкин. Что вы?

Кочкарев. Как же? я это очень хо­ро­шо знаю. Она учи­лась вмес­те с же­ной в пан­си­оне, из­вест­ная бы­ла ле­ни­ви­ца, веч­но в ду­рац­кой шап­ке си­дит. А фран­цузс­кий учи­тель прос­то бил ее пал­кой.

Анучкин. Предс­тавьте же, что у ме­ня с пер­во­го ра­зу, как только ее уви­дел, бы­ло ка­кое-то пред­чувст­вие, что она не зна­ет по-фран­цузс­ки.

Яичница. Ну, черт с фран­цузс­ким! Но как сва­ха-то прок­ля­тая… Ах ты, бес­тия эда­кая, ведьма! Ведь ес­ли бы вы зна­ли, ка­ки­ми сло­ва­ми она рас­пи­са­ла! Жи­во­пи­сец, вот со­вер­шен­ный жи­во­пи­сец! "Дом, фли­ге­ли, го­во­рит, на фун­да­мен­тах, се­реб­ря­ные лож­ки, са­ни", - вот са­дись, да и ка­тай­ся! - сло­вом, я ро­ма­не ред­ко вы­бе­рет­ся та­кая стра­ни­ца. Ах ты, по­дош­ва ты ста­рая! По­па­дись только ты мне…

ЯВЛЕНИЕ VI

Те же и Фек­ла.

Все, уви­дев ее, об­ра­ща­ют­ся к ней с сле­ду­ющи­ми сло­ва­ми:

Яичница. А! вот она! А по­дой­ди-ка сю­да, ста­рая гре­хо­во­д­ни­ца! а по­дой­ди-ка сю­да!

Анучкин. Так-то вы об­ма­ну­ли ме­ня, Фек­ла Ива­нов­на?

Кочкарев. Ну-ка сту­пай, Вар­ва­ра, на расп­ра­ву!

Фекла. И ни сло­ва не раз­бе­ру: ог­лу­ши­ли сов­сем!

Яичница. Дом стро­ен в один кир­пич, ста­рая по­дош­ва, а ты нав­ра­ла: и с ме­зо­ни­на­ми, и черт зна­ет с чем.

Фекла. А не знаю, не я стро­ила. Мо­жет быть, нуж­но бы­ло в один кир­пич, от­то­го так и пост­ро­или.

Яичница. Да и в лом­бард еще за­ло­жен! Чер­ти б те­бя съе­ли, ведьма ты прок­ля­тая! (При­то­пы­вая но­гой.)

Фекла. Смот­ри ты ка­кой! Еще и бра­нит­ся. Иной бы бла­го­да­рить стал за удо­вольствие, что хло­по­та­ла о нем.

Анучкин. Да, Фек­ла Ива­нов­на, вот вы и мне то­же нас­ка­за­ли, что она зна­ет по-фран­цузс­ки.

Фекла. Зна­ет, ро­ди­мый, все зна­ет, и по-не­мец­ко­му, и по-вся­ко­му; ка­кие хо­чешь ма­не­ры - все зна­ет.

Анучкин. Ну нет, ка­жет­ся, она только по-рус­ски и го­во­рит.

Фекла. Что ж тут ху­до­го? По­нят­ли­вее по-рус­ски, по­то­му и го­во­рит по-рус­ски. А ка­бы уме­ла по-ба­сур­манс­ки, то те­бе же ху­же - и сам бы не по­нял ни­че­го. Уж тут не­че­го тол­ко­вать про рус­скую речь! речь звест­но ка­кая: все сня­тые го­во­ри­ли по-рус­ски.

Яичница. А по­дой­ди-ка сю­да, прок­ля­тая! по­дой­ди-ка ко мне!

Фекла (пя­тясь бли­же к две­рям). И не по­дой­ду, я знаю те­бя. Ты че­ло­век тя­же­лый, ни за что прибьешь.

Яичница. Ну, смот­ри, го­лу­буш­ка, это не прой­дет те­бе! Вот я те­бя как све­ду в по­ли­цию, так ты у ме­ня бу­дешь знать, как об­ма­ны­вать чест­ных лю­дей. Вот ты уви­дишь! А не­вес­те ска­жи, что она под­лец! Слы­шишь, неп­ре­мен­но ска­жи. (Ухо­дит.)

Фекла. Смот­ри ты ка­кой! рас­хо­дил­ся как! Что толст, так ду­ма­ет, ему и рав­но­го ни­ко­го нет. А я ска­жу, что ты сам по­д­лец, вот что!

Анучкин. Приз­на­юсь, лю­без­ней­шая, ни­как не ду­мал я, что­бы вы ста­ли так об­ма­ны­вать. Знай я, что не­вес­та с та­ким об­ра­зо­ва­ни­ем, да я… да и но­га бы моя прос­то не бы­ла здесь. Вот как-с. (Ухо­дит.)

Фекла. Бе­ле­ны объелись или вы­пи­ли лиш­нее! Вишь, пе­ре­бор­щи­ки наш­лись ка­кие! Све­ла с ума глу­пая гра­мо­та!

ЯВЛЕНИЕ VII

Фекла, Коч­ка­рев, Же­ва­кин.

Кочкарев хо­хо­чет во все гор­ло, смот­ря на Фек­лу и ука­зы­вая на нее пальцем.

Фекла (с до­са­дою). Ты что гор­ло де­решь?

Кочкарев про­дол­жа­ет хо­хо­тать.

Эк как ра­зоб­ра­ло его!

Кочкарев. Сва­ха-то! сва­ха-то! Мас­те­ри­ца же­нить! зна­ет, как по­вес­ти де­ло! (Про­дол­жа­ет хо­хо­тать.)

Фекла. Эк его за­ли­ва­ет­ся! Знать, по­кой­ни­ца свих­ну­ла с ума и тот час, как те­бя ро­жа­ла! (Ухо­дит с до­са­дою.)

ЯВЛЕНИЕ VIII

Кочкарев, Же­ва­кин.

Кочкарев (про­дол­жая хо­хо­тать). Ох, не мо­гу, пра­во не мо­гу! Си­лы не вы­дер­жат, чувст­вую, что трес­ну от сме­ха! (Про­дол­жа­ет хо­хо­тать.)

Жевакин, гля­дя на не­го, на­чи­на­ет то­же сме­яться.

(В ус­та­лос­ти ва­лит­ся на стул.) Ох, пра­во, вы­бил­ся из сил. Чувст­вую, что ес­ли зас­ме­юсь еще, пор­ву пос­лед­ние жи­лы.

Жевакин. Мне нра­вит­ся ве­се­лость на­ше­го нра­ва. У нас в эс­кад­ре ка­пи­та­на Бол­ды­ре­ва был мич­ман Пе­ту­хов, Ан­тон Ива­но­вич; то­же эдак был ве­се­ло­го нра­ва. Бы­ва­ло, ему, ни­че­го больше, по­ка­жешь эдак один па­лец - вдруг зас­ме­ет­ся, ей-бо­гу, и до са­мо­го ве­че­ра сме­ет­ся. Ну, гля­дя на не­го, бы­ва­ло, и се­бе сде­ла­ет­ся смеш­но, в смот­ришь, на­ко­нец, и сам точ­но эдак сме­ешься.

Кочкарев (пе­ре­во­дя ды­ханье). Ох, гос­по­ди, по­ми­луй нас, греш­ных! Ну что она взду­ма­ла, ду­ра? Ну, ку­да ж ей же­нить, ей ли же­нить? Вот я же­ню так же­ню!

Жевакин. Нет? так вы мо­же­те не в шут­ку же­нить?

Кочкарев. Еще бы! ко­го угод­но на ком угод­но.

Жевакин. Ес­ли так, же­ни­те ме­ня на здеш­ней хо­зяй­ке.

Кочкарев. Вас? да за­чем вам же­ниться?

Жевакин. Как за­чем? вот, поз­вольте за­ме­тить, стран­ный нем­нож­ко воп­рос! А из­вест­ное де­ло за­чем.

Кочкарев. Да ведь вы слы­ша­ли, у ней при­да­но­го ни­че­го нет.

Жевакин. На нет и су­да нет. Ко­неч­но, это дур­но, а впро­чем, с эда­кою пре­лю­без­ною де­ви­цею, с ее об­хож­деньями, мож­но про­жить и без при­да­но­го. Не­большая ком­нат­ка (ра­з­ме­ри­ва­ет при­мер­но ру­ка­ми), эдак здесь ма­ленькая при­хо­жая, не­большая шир­моч­ка или ка­кая-ни­будь вро­де эда­кой пе­ре­го­род­ки…

Кочкарев. Да что вам в ней так пон­ра­ви­лось?

Жевакин. А ска­зать прав­ду - мне пон­ра­ви­лась она по­то­му, что пол­ная жен­щи­на. Я большой ама­тер со сто­ро­ны же­нс­кой пол­но­ты.

Кочкарев (пог­ля­ды­вая на не­го ис­ко­са, го­во­рит в сто­ро­ну). А ведь сам уж ку­ды не по­ще­го­ля­ет; точ­но ки­сет, из ко­то­ро­го выт­ряс­ли та­бак. (Вслух.) Нет, вам сов­сем не сле­ду­ет же­ниться.

Жевакин. Как так?

Кочкарев. Да так. Ну что у вас за фи­гу­ра, меж­ду на­ми будь ска­за­но? Но­га пе­тушья…

Жевакин. Пе­тушья?

Кочкарев. Ко­неч­но. Что с вас за вид!

Жевакин. То есть как, од­на­ко же, пе­тушья но­га?

Кочкарев. Да прос­то, пе­тушья.

Жевакин. Мне ка­жет­ся, это, од­на­ко ж, ка­са­ет­ся нас­чет лич­нос­ти…

Кочкарев. Да ведь я го­во­рю по­то­му, что знаю: вы рас­су­ди­тельный че­ло­век; дру­го­му я не ска­жу. Я вас же­ню, из­вольте, - только на дру­гой.

Жевакин. Нет уж, я бы про­сил, что­бы на дру­гой ме­ня не же­ни­ли. Уж будьте эдак бла­го­де­тельны, что­бы на этой.

Кочкарев. Из­вольте, же­ню! Только с ус­ло­ви­ем: вы не ме­шай­тесь ни во что и не по­ка­зы­вай­тесь да­же на гла­за не­ве­с­те. Я все сде­лаю без вас.

Жевакин. Да как, од­на­ко же, все без ме­ня? Все-та­ки мне хоть на гла­за нуж­но бу­дет по­ка­заться.

Кочкарев. Сов­сем не нуж­но. Иди­те до­мой и жди­те; се­го же ве­че­ра все бу­дет сде­ла­но.

Жевакин (по­ти­ра­ет ру­ки). А вот это уж ку­ды бы хо­ро­шо! Да не нуж­но ли ат­тес­тат, пос­луж­ной спи­сок? Мо­жет быть, не­вес­та за­хо­чет по­лю­бо­пытст­во­вать? Я сбе­ги за ни­ми в ми­ну­ту.

Кочкарев. Ни­че­го не нуж­но, отп­рав­ляй­тесь только до­мой. Я вам се­год­ня же дам знать. (Вып­ро­во­жа­ет его.) Да, че­р­та с два, как бы не так! Что ж это? Что ж это Под­ко­ле­син не идет? Это, од­на­ко ж, стран­но. Не­уже­ли он до сих пор поп­рав­ля­ет свою стре­меш­ку? Уж не по­бе­жать ли за ним?

ЯВЛЕНИЕ IX

Кочкарев, Агафья Ти­хо­нов­на.

Агафья Ти­хо­нов­на (осмат­ри­ва­ясь). Что, уш­ли? ни­ко­го нет?

Кочкарев. Уш­ли, уш­ли, ни­ко­го.

Агафья Ти­хо­нов­на. Ах, ес­ли бы вы зна­ли, как я вся дро­жа­ла! Эда­ко­го, точ­но, еще ни­ког­да не бы­ва­ло со мною. Но только ка­кой страш­ный этот Яич­ни­ца! Ка­кой он дол­жен быть ти­ран для же­ны. Мне все так вот и ка­жет­ся, что он сей­час во­ро­тит­ся.

Кочкарев. О, ни за что не во­ро­тит­ся. Я став­лю го­ло­ву, ес­ли ко­то­рый-ни­будь из них двух по­ка­жет нос свой здесь.

Агафья Ти­хо­нов­на. А тре­тий?

Кочкарев. Ка­кой тре­тий?

Жевакин (вы­со­вы­ва­ет го­ло­ву в две­ри). Смерть хо­чет­ся знать, как она бу­дет изъясняться обо мне сво­им ро­ти­ком… ро­зан­чик эда­кой!

Агафья Ти­хо­нов­на. А Бал­та­зар Бал­та­за­ро­вич?

Жевакин. А, вот оно! вот оно! (По­ти­ра­ет ру­ки.)

Кочкарев. Фу-ты, про­пасть! Я ду­мал, о ком вы го­во­ри­те. Да ведь это прос­то черт зна­ет что, на­би­тый ду­рак.

Жевакин. Это что та­кое? Уж это­го я, приз­на­юсь, ни­как не по­ни­маю.

Агафья Ти­хо­нов­на. А он, од­на­ко же, на вид по­ка­зал­ся очень хо­ро­шим че­ло­ве­ком.

Кочкарев. Пьяни­ца!

Жевакин. Ей-бо­гу, не по­ни­маю.

Агафья Ти­хо­нов­на. Не­уже­ли и пьяни­ца еще?

Кочкарев. По­ми­луй­те, отъявлен­ный мер­за­вец!

Жевакин (гром­ко). Нет, поз­вольте, уж это­го я ни­как не про­сил вас го­во­рить. Что-ни­будь за­мол­вить в мой про­фит, пох­ва­лить - дру­гое де­ло; а что­бы эда­ким об­ра­зом, эда­ки­ми сло­ва­ми - уж из­вольте раз­ве ко­го-ни­будь дру­го­го, а уж я слу­га по­кор­ный!

Кочкарев (в сто­ро­ну.) Как это уго­раз­ди­ло его под­вер­нуться? (Агафье Ти­хо­нов­не, впол­го­ло­са.) Смот­ри­те, смот­ри­те: на но­гах не дер­жит­ся. Эда­кое мыс­ле­те он вся­кий день пи­шет (Мыс­ле­те - ста­рин­ное наз­ва­ние бук­вы "М"). Пи­сать мыс­ле­те - пи­сать вен­зе­ля (здесь: в пе­ре­нос­ном смыс­ле - вы­де­лы­вать но­га­ми вен­зе­ля). Про­го­ни­те его, да и кон­цы в во­ду! (В сто­ро­ну.) А Под­ко­ле­си­на нет как нет. Экой мер­за­вец! Уж я ж вы­ме­щу на нем! (Ухо­дит.)

ЯВЛЕНИЕ X

Агафья Ти­хо­нов­на и Же­ва­кин.

Жевакин (в сто­ро­ну). Обе­щал­ся хва­лить, а вмес­то то­го вы­б­ра­нил! Прест­ран­ный че­ло­век! (Вслух.) Вы, су­да­ры­ня, не верьте…

Агафья Ти­хо­нов­на. Из­ви­ни­те, мне нез­до­ро­вит­ся… бо­лит-с го­ло­ва. (Хо­чет уй­ти.)

Жевакин. Но, мо­жет быть, вам что-ни­будь во мне не нра­вит­ся? (Ука­зы­вая на го­ло­ву.) Вы не гля­ди­те на то, что у ме­ня здесь ма­ленькая пле­ши­на. Это ни­че­го, это от ли­хо­ра­д­ки; во­ло­са сей­час вы­рас­тут.

Агафья Ти­хо­нов­на. Мне все рав­но-с, что бы у вас там ни бы­ло.

Жевакин. У ме­ня, су­да­ры­ня… ес­ли на­де­ну чер­ный фрак, так цвет ли­ца бу­дет по­бе­лее.

Агафья Ти­хо­нов­на. Для вас луч­ше. Про­щай­те! (Ухо­дит.)

ЯВЛЕНИЕ XI

Жевакин один, го­во­рит вслед ей.

Сударыня, поз­вольте, ска­жи­те при­чи­ну: за­чем? по­че­му? Или во мне ка­кой-ли­бо су­щест­вен­ный есть изъян, что ли?.. Уш­ла! Прест­ран­ный слу­чай! Вот уж, ни­как, в сем­над­ца­тый раз слу­ча­ет­ся со мною, и все поч­ти оди­на­ко­вым об­ра­зом: ка­жет­ся, эдак сна­ча­ла все хо­ро­шо, а как дой­дет де­ло до раз­вяз­ки - смот­ришь, и от­ка­жут. (Хо­дит но ком­на­те в раз­мы­ш­ле­нии.) Да… Вот эта уж бу­дет, ни­как, сем­над­ца­тая не­вес­та! И че­го же ей, од­на­ко ж, хо­чет­ся? Че­го бы ей, нап­ри­мер, эдак… с ка­кой ста­ти… (По­ду­мав.) Тем­но, чрез­вы­чай­но тем­но! Доб­ро бы был не­хо­рош чем. (Осмат­ри­ва­ет­ся.) Ка­жет­ся, нельзя ска­зать это­го - все сла­ва бо­гу, на­ту­ра не оби­де­ла. Не­по­нят­но. Раз­ве не пой­ти ли до­мой да по­рыться в сун­дуч­ке? Там у ме­ня бы­ли стиш­ки, про­тив ко­то­рых точ­но ни од­на не ус­то­ит… Ей-бо­гу, уму не­по­нят­но! Сна­ча­ла, ка­жись, по­вез­ло… Вид­но, при­хо­дит­ся по­во­ро­тить на­зад ог­лоб­ли. А жаль, пра­во жаль. (Ухо­дит.)

ЯВЛЕНИЕ XII

Подколесин и Коч­ка­рев вхо­дят и оба ог­ля­ды­ва­ют­ся на­зад.

Кочкарев. Он не за­ме­тил нас! Ви­дел, с ка­ким длин­ным но­сом вы­шел?

Подколесин. Не­уже­ли и ему так же от­ка­за­но, как и тем?

Кочкарев. На­от­рез.

Подколесин. (с са­мо­до­вольною улыб­кой.) А пре­кон­фуз­но, од­на­ко же, долж­но быть, ес­ли от­ка­жут.

Кочкарев. Еще бы!

Подколесин. Я все еще не ве­рю, что­бы она пря­мо ска­за­ла, буд­то пред­по­чи­та­ет ме­ня всем.

Кочкарев. Ка­кое пред­по­чи­та­ет! Она от те­бя прос­то без па­мя­ти. Та­кая лю­бовь: од­них имен ка­ких на­да­ва­ла. Та­кая страсть - так прос­то и ки­пит!

Подколесин (са­мо­до­вольно ус­ме­ха­ет­ся). А ведь в са­мом де­ле - жен­щи­на, ес­ли за­хо­чет, ка­ких слов не нас­ка­жет. Век бы не вы­ду­мал: мор­да­шеч­ка, та­ра­ка­шеч­ка, чер­нуш­ка…

Кочкарев. Что еще эти сло­ва! Вот как же­нишься, так ты уви­дишь и пер­вые два ме­ся­ца, ка­кие пой­дут сло­ва. Прос­то, брат, ну вот так и та­ешь.

Подколесин. (усме­ха­ет­ся). Буд­то?

Кочкарев. Как чест­ный че­ло­век! Пос­лу­шай, те­перь, од­на­ко ж, ско­рее к де­лу. Изъясни ей и отк­рой сию же ми­ну­ту серд­це и тре­буй ру­ки.

Подколесин. Но как же сию ми­ну­ту? что ты!

Кочкарев. Неп­ре­мен­но сию же ми­ну­ту… А вот и она са­ма.

ЯВЛЕНИЕ ХІІІ

Те же и Агафья Ти­хо­нов­на.

Кочкарев. Я при­вел к вам, су­да­ры­ня, смерт­но­го, ко­то­ро­го вы ви­ди­те. Еще ни­ког­да не бы­ло так влюб­лен­но­го - про­с­то не при­ве­ди бог, и неп­ри­яте­лю не по­же­лаю…

Подколесин (тол­кая его под ру­ку, ти­хо.) Ну, уж ты, брат, ка­жет­ся, слиш­ком.

Кочкарев (ему). Ни­че­го, ни­че­го. (Ей, ти­хо.) Будьте пос­ме­лее, он очень сми­рен; ста­рай­тесь быть как мож­но раз­вяз­нее. Эдак по­во­ро­ти­те как-ни­будь бро­вя­ми или, по­ту­пив­ши гла­за, так вдруг и сре­зать его, зло­дея, или выс­тавьте ему как-ни­будь пле­чо, и пусть его, мер­за­вец, смот­рит! Нап­рас­но, впро­чем, вы не на­де­ли платья с ко­рот­ки­ми ру­ка­ва­ми; да, впро­чем, и это хо­ро­шо. (Вслух.) Ну, я ос­тав­ляю вас в при­ят­ном об­щест­ве! Я на ми­ну­точ­ку заг­ля­ну то­лько к вам в сто­ло­вую и на кух­ню; нуж­но рас­по­ря­диться: сей­час при­дет офи­ци­ант, ко­то­ро­му за­ка­зан ужин; мо­жет быть, и ви­на при­не­се­ны… До сви­данья! (Под­ко­ле­си­ну.) Сме­лее, сме­лее! (Ухо­дит.)

ЯВЛЕНИЕ XIV

Подколесин и Агафья Ти­хо­нов­на.

Агафья Ти­хо­нов­на. Про­шу по­кор­ней­ше са­диться.

Садятся и мол­чат.

Подколесин. Вы, су­да­ры­ня, лю­би­те ка­таться?

Агафья Ти­хо­нов­на. Как-с ка­таться?

Подколесин. На да­че очень при­ят­но ле­том ка­таться в ло­д­ке.

Агафья Ти­хо­нов­на. Да-с, иног­да с зна­ко­мы­ми про­гу­ли­ва­ем­ся.

Подколесин. Ка­кое-то ле­то бу­дет - не­из­вест­но.

Агафья Ти­хо­нов­на. А же­ла­тельно, что­бы бы­ло хо­ро­шее.

Оба мол­чат.

Подколесин. Вы, су­да­ры­ня, ка­кой цве­ток больше лю­би­те?

Агафья Ти­хо­нов­на. Ко­то­рый пок­реп­че пах­нет-с; гвоз­ди­ку-с.

Подколесин. Да­мам очень идут цве­ты.

Агафья Ти­хо­нов­на. Да, при­ят­ное за­ня­тие.

Молчание.

В ко­то­рой церк­ви вы бы­ли прош­лое воск­ре­сенье?

Подколесин. В Воз­не­сенс­кой, а не­де­лю на­зад то­му был в Ка­занс­ком со­бо­ре. Впро­чем, мо­литься все рав­но, и ка­кой бы ни бы­ло церк­ви. В той только ук­ра­ше­ние луч­ше.

Молчат. Под­ко­ле­син ба­ра­ба­нит пальца­ми по сто­лу.

Вот ско­ро бу­дет ека­те­рин­гофс­кое гу­лянье.

Агафья Ти­хо­нов­на. Да, чрез ме­сяц, ка­жет­ся.

Подколесин. Да­же и ме­ся­ца не бу­дет.

Агафья Ти­хо­нов­на. Долж­но быть, ве­се­лое бу­дет гу­ля­нье.

Подколесин. Се­год­ня восьмое чис­ло. (Счи­та­ет по па­ль­цам.) Де­вя­тое, де­ся­тое, один­над­ца­тое… чрез двад­цать два дни.

Агафья Ти­хо­нов­на. Предс­тавьте, как ско­ро!

Подколесин. Я се­год­няш­не­го дни да­же не счи­таю.

Молчание.

Какой это сме­лый рус­ский на­род!

Агафья Ти­хо­нов­на. Как?

Подколесин. А ра­бот­ни­ки. Сто­ят на са­мой вер­хуш­ке… Я про­хо­дил ми­мо до­ма, так ще­ка­тур­щик шту­ка­ту­рит и не бо­ит­ся ни­че­го.

Агафья Ти­хо­нов­на. Да-с. Так это в ка­ком мес­те?

Подколесин. А вот по до­ро­ге, по ко­то­рой я хо­жу вся­кий день в де­пар­та­мент. Я ведь каж­дое ут­ро хо­жу в долж­ность.

Молчание. Под­ко­ле­син опять на­чи­на­ет ба­ра­ба­нить па­ль­ца­ми, на­ко­нец бе­рет­ся за шля­пу и раск­ла­ни­ва­ет­ся.

Агафья Ти­хо­нов­на. А вы уже хо­ти­те…

Подколесин. Да-с. Из­ви­ни­те, что, мо­жет быть, нас­ку­чил вам.

Агафья Ти­хо­нов­на. Как-с мож­но! Нап­ро­тив, я долж­на бла­го­да­рить за по­доб­ное преп­ро­вож­де­ние вре­ме­ни.

Подколесин (улы­ба­ясь). А мне так, пра­во, ка­жет­ся, что я на­с­ку­чил.

Агафья Ти­хо­нов­на. Ах, пра­во, нет.

Подколесин. Ну, так ес­ли нет, так поз­вольте мне и в дру­гое вре­мя, ве­чер­ком ког­да-ни­будь…

Агафья Ти­хо­нов­на. Очень при­ят­но-с.

Раскланиваются. Под­ко­ле­син ухо­дит.

ЯВЛЕНИЕ XV

Агафья Ти­хо­нов­на од­на.

Какой дос­той­ный че­ло­век! Я те­перь только уз­на­ла его хо­ро­шенько; пра­во, нельзя не по­лю­бить: и скром­ный, я ра­с­су­ди­тельный. Да, при­ятель его да­ви­ча спра­вед­ли­во ска­зал; жаль только, что он так ско­ро ушел, а я бы еще хо­те­ла его пос­лу­шать. Как при­ят­но с ним го­во­рить! И ведь, глав­ное, то хо­ро­шо, что сов­сем не пус­тос­ло­вит. Я бы­ло хо­те­ла ему то­же слов­ца два ска­зать, да, приз­на­юсь, оро­бе­ла, серд­це так ста­ло биться… Ка­кой пре­вос­ход­ный че­ло­век! Пой­ду рас­ска­жу те­туш­ке. (Ухо­дит.)

ЯВЛЕНИЕ XVI

Подколесин и Коч­ка­рев вхо­дят.

Кочкарев. Да за­чем до­мой? Вздор ка­кой! За­чем до­мой?

Подколесин. Да за­чем же мне ос­та­ваться здесь? Ведь я все уже ска­зал, что сле­ду­ет.

Кочкарев. Ста­ло быть, серд­це ей ты уж отк­рыл?

Подколесин. Да вот только раз­ве что серд­це еще не отк­рыл.

Кочкарев. Вот те ис­то­рия! За­чем же не отк­рыл?

Подколесин. Ну, да как же ты хо­чешь, не по­го­во­ря пре­ж­де ни о чем, вдруг ска­зать с бо­ку при­пе­ку: "Су­да­ры­ня, да­й­те я на вас же­нюсь!"

Кочкарев. Ну да о чем же вы, о ка­ком вздо­ре тол­ко­ва­ли би­тых пол­ча­са?

Подколесин. Ну, мы пе­ре­го­во­ри­ли обо всем, и, приз­на­юсь, я очень до­во­лен; с большим удо­вольстви­ем про­вел вре­мя.

Кочкарев. Да пос­лу­шай, по­су­ди ты сам: ког­да же все это ус­пе­ем? Ведь че­рез час нуж­но ехать в цер­ковь, под ве­нец.

Подколесин. Что ты, с ума со­шел? Се­год­ня под ве­нец!

Кочкарев. По­че­му ж нет?

Подколесин. Се­год­ня под ве­нец!

Кочкарев. Да ведь ты ж сам дал сло­во, ска­зал, что как только же­ни­хи бу­дут прог­на­ны - сей­час го­тов же­ниться.

Подколесин. Ну, я и те­перь не прочь от сло­ва. Только не сей­час же; ме­сяц, по край­ней ме­ре, нуж­но дать роз­ды­ху.

Кочкарев. Ме­сяц!

Подколесин. Да, ко­неч­но.

Кочкарев. Да ты с ума со­шел, что ли?

Подколесин. Да меньше ме­ся­ца нельзя.

Кочкарев. Да ведь я офи­ци­ан­ту за­ка­зал ужин, брев­но ты! Ну, пос­лу­шай, Иван Кузьмич, не уп­рямься, ду­шенька, же­нись те­перь.

Подколесин. По­ми­луй, брат, что ты го­во­ришь? как же те­перь?

Кочкарев. Иван Кузьмич, ну я те­бя про­шу. Ес­ли не хо­чешь для се­бя, так для ме­ня, по край­ней ме­ре.

Подколесин. Да, пра­во, нельзя.

Кочкарев. Мож­но, ду­ша, все мож­но. Ну, по­жа­луй­ста, не кап­риз­ни­чай, ду­шенька!

Подколесин. Да, пра­во, нет. Не­лов­ко, сов­сем не­лов­ко.

Кочкарев. Да что не­лов­ко? кто те­бе ска­зал это? Ты по­су­ди сам, ведь ты че­ло­век ум­ный. Я го­во­рю те­бе это не с тем, что­бы к те­бе по­дольститься, не по­то­му, что ты экс­пе­ди­тор, а прос­то го­во­рю из люб­ви… Ну, пол­но же, ду­шенька, ре­шись, взгля­ни оком бла­го­ра­зум­но­го че­ло­ве­ка.

Подколесин. Да ес­ли бы бы­ло мож­но, так я бы…

Кочкарев. Иван Кузьмич! Ла­пуш­ка, ми­лоч­ка! Ну хо­чешь ли, я ста­ну на ко­ле­ни пе­ред то­бой?

Подколесин. Да за­чем же?..

Кочкарев (ста­но­вясь на ко­ле­ни). Ну, вот я и на ко­ле­нях! Ну, ви­дишь сам, про­шу те­бя. Век не за­бу­ду тво­ей ус­лу­ги, не уп­рямься, ду­шенька!

Подколесин. Ну нельзя, брат,пра­во, нельзя.

Кочкарев (вста­вая, в серд­цах). Свинья!

Подколесин. По­жа­луй, бра­нись се­бе.

Кочкарев. Глу­пый че­ло­век! Еще ни­ког­да не бы­ло та­ко­го.

Подколесин. Бра­нись, бра­нись.

Кочкарев. Я для ко­го же ста­рал­ся, из че­го бил­ся? Все для тво­ей, ду­рак, пользы. Ведь что мне? Я сей­час бро­шу те­бя; мне ка­кое де­ло?

Подколесин. Да кто ж про­сил те­бя хло­по­тать? По­жа­луй, бро­сай.

Кочкарев. Да ведь ты про­па­дешь, ведь ты без ме­ня ни­че­го не сде­ла­ешь. Не же­ни те­бя, ведь ты век ос­та­нешься ду­ра­ком.

Подколесин. Те­бе что до то­го?

Кочкарев. О те­бе, де­ре­вян­ная баш­ка, ста­ра­юсь.

Подколесин. Я не хо­чу тво­их ста­ра­ний.

Кочкарев. Ну так сту­пай же к чер­ту!

Подколесин. Ну и пой­ду.

Кочкарев. Ту­да те­бе и до­ро­га!

Подколесин. Что ж, и пой­ду.

Кочкарев. Сту­пай, сту­пай, и что­бы ты се­бе сей­час же пе­ре­ло­мил но­гу. Вот от ду­ши по­сы­лаю те­бе же­ла­ние, что­бы те­бе пьяный из­воз­чик въехал дыш­лом в са­мую глот­ку! Тряп­ка, а не чи­нов­ник! Вот кля­нусь те­бе, что те­перь меж­ду на­ми все кон­чи­лось, и на гла­за мне больше не по­ка­зы­вай­ся!

Подколесин. И не по­ка­жусь. (Ухо­дит.)

Кочкарев. К дьяво­лу, к сво­ему ста­ро­му при­яте­лю! (От­во­ряя дверь, кри­чит ему вслед.) Ду­рак!

ЯВЛЕНИЕ XVII

Кочкарев один, хо­дит в сильном дви­же­нии взад и впе­ред.

Ну был ли ког­да ви­ден на све­те по­доб­ный че­ло­век? Эда­кой ду­рак! Да ес­ли уж пош­ло на прав­ду, то и я хо­рош. Ну ска­жи­те, по­жа­луй­ста, вот я на вас всех сош­люсь. Ну не олух ли я, не глуп ли я? Из че­го бьюсь, кри­чу, ин­да гор­ло пе­ре­сох­ло? Ска­жи­те, что он мне? род­ня, что ли? И что я ему та­кое: нянька, тет­ка, свек­ру­ха, ку­ма, что ли? Из ка­ко­го же дьяво­ла, из че­го, из че­го я хло­по­чу о нем, не даю се­бе по­кою, не­лег­кая приб­ра­ла бы его сов­сем? А прос­то черт зна­ет из че­го! По­ди ты спро­си иной раз че­ло­ве­ка, из че­го он что-ни­будь де­ла­ет! Эда­кой мер­за­вец! Ка­кая про­тив­ная, под­лая ро­жа! Взял бы те­бя, глу­пую жи­во­ти­ну, да щелч­ка­ми бы те­бя в нос, в уши, я рот, в зу­бы - во вся­кое мес­то! (В серд­цах да­ет нес­колько щелч­ков на воз­дух.) Ведь вот что до­сад­но: вы­шел се­бе - ему и го­ря ма­ло; с не­го все это так, как с гу­ся во­да, - вот что нес­тер­пи­мо! Пой­дет к се­бе на квар­ти­ру и бу­дет ле­жать да по­ку­ри­вать труб­ку. Экое про­тив­ное соз­да­ние! Бы­ва­ют про­тив­ные ро­жи, но ведь эда­кой прос­то не вы­ду­ма­ешь; не со­чи­нишь ху­же этой ро­жи, ей-бо­гу не со­чи­нишь! Так вот нет же, пой­ду на­роч­но во­ро­чу его, без­дельни­ка! Не дам улиз­нуть, пой­ду при­ве­ду под­ле­ца!

ЯВЛЕНИЕ XVIII

Агафья Ти­хо­нов­на вхо­дит.

Уж так, пра­во, бьется серд­це, что изъяснить труд­но. Вез­де, ку­ды не по­во­ро­чусь, вез­де так вот и сто­ит Иван Ку­зь­мич. Точ­но прав­да, что от судьбы ни­как нельзя уй­ти. Да­ви­ча со­вер­шен­но хо­те­ла бы­ло ду­мать о дру­гом, но чем ни зай­мусь - про­бо­ва­ла сма­ты­вать нит­ки, ши­ла ри­ди­куль, - а Иван Кузьмич все так вот и ле­зет в ру­ку. (По­мол­чав.) И так вот, на­ко­нец, ожи­да­ет ме­ня пе­ре­ме­на сос­то­яния! Возьмут ме­ня, по­ве­дут в цер­ковь… по­том ос­та­вят од­ну с муж­чи­ною - уф! Дрожь так ме­ня и про­би­ра­ет. Про­щай, преж­няя моя де­вичья жизнь! (Пла­чет.) Столько лет про­ве­ла в спо­кой­ст­вии. Вот жи­ла, жи­ла - а те­перь при­хо­дит­ся вы­хо­дить за­муж! Од­них за­бот сколько: де­ти, мальчиш­ки, на­род драч­ли­вый; а там и де­воч­ки пой­дут; под­рас­тут - вы­да­вай их за­муж. Хо­ро­шо еще, ес­ли вый­дут за хо­ро­ших, а ес­ли за пья­ниц или за та­ких, что го­тов се­год­ня же пос­та­вить на кар­то­ч­ку все, что ни есть на нем! (На­чи­на­ет ма­ло-по­ма­лу опять ры­дать.) Не уда­лось и по­ве­се­литься мне де­ви­чес­ким сос­то­яни­ем, и двад­ца­ти се­ми лет не про­бы­ла в дев­ках… (Пе­ре­ме­няя го­лос.) Да что ж Иван Кузьмин так дол­го меш­ка­ет­ся?

ЯВЛЕНИЕ XIX

Агафья Ти­хо­нов­на и Под­ко­ле­син (вы­тал­ки­ва­ет­ся на сце­ну из две­рей дву­мя ру­ка­ми Коч­ка­ре­ва).

Подколесин (за­пи­на­ясь). Я при­шел вам, су­да­ры­ня, изъя­снить од­но дельце… Только я бы хо­тел преж­де знать, не по­ка­жет­ся ли оно вам стран­ным?

Агафья Ти­хо­нов­на (по­туп­ляя гла­за). Что же та­кое?

Подколесин. Нет, су­да­ры­ня, вы ска­жи­те на­пе­ред: не по­ка­жет­ся ли вам стран­но?

Агафья Ти­хо­нов­на (так же). Не мо­гу знать, что та­кое.

Подколесин. По приз­най­тесь: вер­но, вам по­ка­жет­ся стра­н­ным то, что я нам ска­жу?

Агафья Ти­хо­нов­на. По­ми­луй­те, как мож­но, что­бы бы­ло стран­но, - от вас все при­ят­но слы­шать.

Подколесин. Но это­го вы еще ни­ког­да не слы­ша­ли.

Агафья Ти­хо­нов­на по­туп­ля­ет еще бо­лее гла­за; в это вре­мя вхо­дит по­ти­хоньку Коч­ка­рев и ста­но­вит­ся у не­го за пле­ча­ми.

Это вот в чем… Но пусть луч­ше я вам ска­жу ког­да-ни­будь пос­ле.

Агафья Ти­хо­нов­на. А что же это та­кое?

Подколесин. А это… Я хо­тел бы­ло, приз­на­юсь, те­перь объявить вам это, да все еще как-то сом­не­ва­юсь.

Кочкарев (про се­бя, скла­ды­вая ру­ки). Гос­по­ди ты бо­же мой, что это за че­ло­век! Это прос­то ста­рый ба­бий баш­мак, а не че­ло­век, нас­меш­ка над че­ло­ве­ком, са­ти­ра на че­ло­ве­ка!

Агафья Ти­хо­нов­на. От­че­го же вы сом­не­ва­етесь?

Подколесин. Да все как-то бе­рет сом­не­ние.

Кочкарев (вслух). Как это глу­по, как это глу­по! Да вы ви­ди­те, су­да­ры­ня, ви­ди­те: он про­сит ру­ки ва­шей, же­ла­ет объявить, что он без вас не мо­жет жить, су­щест­во­вать. Спра­ши­ва­ет только, сог­лас­ны ли вы его ос­част­ли­вить.

Подколесин (поч­ти ис­пу­гав­шись, тол­ка­ет его, про­из­но­ся ти­хо). По­ми­луй, что ты!

Кочкарев. Так что ж, су­да­ры­ня! Ре­ша­етесь вы се­му сме­рт­но­му дос­та­вить счас­тие?

Агафья Ти­хо­нов­на. Я ни­как не смею ду­мать, что­бы я мо­г­ла сос­та­вить счас­тие… А впро­чем, я сог­лас­на.

Кочкарев. На­ту­рально, на­ту­рально, так бы дав­но. Да­вай­те ва­ши ру­ки!

Подколесин. Сей­час! (Хо­чет ска­зать что-то ему на ухо. Ко­ч­ка­рев по­ка­зы­ва­ет ему ку­лак и хму­рит бро­ви; он да­ет ру­ку.)

Кочкарев (со­еди­няя ру­ки). Ну, бог вас бла­гос­ло­вит! Сог­ла­сен и одоб­ряю ваш со­юз. Брак - это есть та­кое де­ло… Это не то, что взял из­воз­чи­ка, да и по­ехал ку­да-ни­будь; это обя­зан­ность со­вер­шен­но дру­го­го ро­да, это обя­зан­ность… Те­перь вот только мне вре­ме­ни нет, а пос­ле я рас­ска­жу те­бе, что это за обя­зан­ность. Ну, Иван Кузьмич, по­це­луй свою не­вес­ту. Ты те­перь мо­жешь это сде­лать. Ты те­перь дол­жен это сде­лать. - Агафья Ти­хо­нов­на по­туп­ля­ет гла­за. - Ничего, ни­че­го, су­да­ры­ня; это так долж­но, пусть по­це­лу­ет.

Подколесин. Вот, су­да­ры­ня, поз­вольте, те­перь уж поз­вольте. (Це­лу­ет ее и бе­рет за ру­ку.) Ка­кая прек­рас­ная руч­ка! От­че­го это у вас, су­да­ры­ня, та­кая прек­рас­ная руч­ка?.. Да поз­вольте, су­да­ры­ня, я хо­чу, что­бы сей же час бы­ло вен­чанье, неп­ре­мен­но сей же час.

Агафья Ти­хо­нов­на. Как сей­час? Уж это, мо­жет быть, очень ско­ро.

Подколесин. И слы­шать не хо­чу! Хо­чу еще ско­рее, что­бы сию же ми­ну­ту бы­ло вен­чанье.

Кочкарев. Бра­во! хо­ро­шо! Бла­го­род­ный че­ло­век! Я, при­з­на­юсь, всег­да ожи­дал от те­бя мно­го в бу­ду­щем! Вы, су­да­ры­ня, в са­мом де­ле пос­пе­ши­те те­перь пос­ко­рее одеться: я, ска­зать прав­ду, пос­лал уже за ка­ре­тою и нап­ро­сил гос­тей. Они все те­перь по­еха­ли пря­мо в цер­ковь. Ведь у вас вен­ча­льное платье го­то­во, я знаю.

Агафья Ти­хо­нов­на. Как же, дав­но го­то­во. Я в ми­ну­точ­ку оде­нусь.

ЯВЛЕНИЕ XX

Кочкарев и Под­ко­ле­син.

Подколесин. Ну, брат, бла­го­да­рю! Те­перь я ви­жу всю твою ус­лу­гу. Отец род­ной для ме­ня не сде­лал бы то­го, что ты. Ви­жу, что ты дей­ст­во­вал из друж­бы. Спа­си­бо, брат, век бу­ду пом­нить твою ус­лу­гу. (Тро­ну­тый.) Бу­ду­щей вес­ною на­ве­щу неп­ре­мен­но мо­ги­лу тво­его от­ца.

Кочкарев. Ни­че­го, брат, я рад сам. Ну, по­дой­ди, я те­бя по­це­лую. (Це­лу­ет его в од­ну ще­ку, а по­том в дру­гую). Дай бог, чтоб ты про­жил бла­го­по­луч­но (це­лу­ют­ся), в до­во­ль­стве и дос­тат­ке; де­тей бы на­жи­ли ку­чу…

Подколесин. Бла­го­да­рю, брат. Имен­но на­ко­нец те­перь только я уз­нал, что та­кое жизнь. Те­перь пре­до мною отк­рыл­ся со­вер­шен­но но­вый мир, те­перь я вот ви­жу, что все это дви­жет­ся, жи­вет, чувст­ву­ет, эдак как-то ис­па­ря­ет­ся, как-то эдак, не зна­ешь да­же сам, что де­ла­ет­ся. А преж­де я ни­че­го это­го не ви­дел, не по­ни­мал, то есть прос­то был ли­шен­ный вся­ко­го све­де­ния че­ло­век, не рас­суж­дал, не уг­луб­лял­ся и жил вот, как и вся­кий дру­гой че­ло­век жи­вет.

Кочкарев. Рад, рад! Те­перь я пой­ду пос­мот­рю только, как уб­ра­ли стол; в ми­ну­ту во­ро­чусь. (В сто­ро­ну.) А шля­пу все луч­ше на вся­кий слу­чай прип­ря­тать. (Бе­рет и уно­сит шля­пу с со­бою.)

ЯВЛЕНИЕ ХХI

Подколесин один.

В са­мом де­ле, что я был до сих пор? По­ни­мал ли зна­че­ние жиз­ни? Не по­ни­мал, ни­че­го не по­ни­мал. Ну, ка­ков был мой хо­лос­той век? Что я зна­чил, что я де­лал? Жил, жил, слу­жил, хо­дил в де­пар­та­мент, обе­дал, спал, - сло­вом, был в све­те са­мый пре­пус­той и обык­но­вен­ный че­ло­век. Только те­перь ви­дишь, как глу­пы все, ко­то­рые не же­нят­ся; ведь ес­ли рас­смот­реть - ка­кое мно­жест­во лю­дей на­хо­дит­ся в та­кой сле­по­те. Ес­ли бы я был где-ни­будь го­су­дарь, я бы дал по­ве­ле­ние же­ниться всем, ре­ши­тельно всем, что­бы у ме­ня в го­су­дарст­ве не бы­ло ни од­но­го хо­лос­то­го че­ло­ве­ка!.. Пра­во, как по­ду­ма­ешь: чрез нес­колько ми­нут - и уже бу­дешь же­нат. Вдруг вку­сишь бла­женст­во, ка­кое, точ­но, бы­ва­ет только раз­ве в сказ­ках, ко­то­ро­го прос­то да­же не вы­ра­зишь, да и слов не най­дешь, что­бы вы­ра­зить. (Пос­ле не­ко­то­ро­го мол­чанья.) Од­на­ко ж что ни го­во­ри, а как-то да­же де­ла­ет­ся страш­но, как хо­ро­шенько по­ду­ма­ешь об этом. На всю жизнь, на весь век, как бы то ни бы­ло, свя­зать се­бя, и уж пос­ле ни от­го­вор­ки, ни рас­ка­янья, ни­че­го, ни­че­го - все кон­че­но, все сде­ла­но. Уж вот да­же и те­перь на­зад ни­как нельзя по­пя­титься: чрез ми­ну­ту и под ве­нец; уй­ти да­же нельзя - там уж и ка­ре­та, и все сто­ит в го­тов­нос­ти. А буд­то в са­мом де­ле нельзя уй­ти? Как же, на­ту­рально нельзя: там в две­рях и вез­де сто­ят лю­ди; ну, спро­сят: за­чем? Нельзя, нет. А вот ок­но отк­ры­то; что, ес­ли бы и ок­но? Нет, нельзя; как же, и неп­ри­лич­но, да и вы­со­ко. (Под­хо­дит к ок­ну.) Ну, еще не так вы­со­ко: только один фун­да­мент, да и тот ни­зенький. Ну нет, как же, со мной да­же нет кар­ту­за. Как же без шля­пы? не­лов­ко. А не­уж­то, од­на­ко же, нельзя без шля­пы? А что, ес­ли бы поп­ро­бо­вать, а? Поп­ро­бо­вать, что ли? (Ста­но­вит­ся на ок­но и, ска­зав­ши: "Гос­по­ди, бла­гос­ло­ви", - сос­ка­ки­ва­ет на ули­цу; за сце­ной крях­тит и оха­ет.). Ох! од­на­ко ж вы­со­ко! Эй, из­воз­чик!

Голос из­воз­чи­ка. По­да­вать, что ли?

Голос Под­ко­ле­си­на. На Ка­нав­ку, воз­ле Се­ме­новс­ко­го мо­с­ту.

Голос из­воз­чи­ка. Да гри­вен­ник, без лиш­не­го.

Голос Под­ко­ле­си­на. Да­вай! по­шел!

Слышен стук отъезжа­ющих дро­жек.

ЯВЛЕНИЕ ХХІІ

Агафья Ти­хо­нов­на вхо­дит в вен­чальном платье, роб­ко и по­ту­пив го­ло­ву.

И са­ма не знаю, что со мною та­кое! Опять сде­ла­лось сты­д­но, и я вся дро­жу. Ах! ес­ли бы его хоть на ми­нут­ку на эту по­ру не бы­ло в ком­на­те, ес­ли бы он за чем-ни­будь вы­шел! (С ро­бостью ог­ля­ды­ва­ет­ся.) Да где ж это он? Ни­ко­го нет. Ку­да же он вы­шел? (Отво­ря­ет дверь в при­хо­жую и го­во­рит ту­да.) Фек­ла, ку­да ушел Иван Кузьмич?

Голос Фек­лы. Да он там.

Агафья Ти­хо­нов­на. Да где же там?

Фекла (вхо­дя). Да ведь он тут си­дел, в ком­на­те.

Агафья Ти­хо­нов­на. Да ведь нет его, ты ви­дишь.

Фекла. Ну да уж из ком­на­ты он то­же не вы­хо­дил, я си­де­ла в при­хо­жей.

Агафья Ти­хо­нов­на. Да где же он?

Фекла. Я уж не знаю где; не вы­шел ли на дру­гой вы­ход, по чер­ной ле­сен­ке, или не си­дит ли в ком­на­те Ари­ны Пан­те­лей­мо­нов­ны?

Агафья Ти­хо­нов­на. Те­туш­ка! те­туш­ка!

ЯВЛЕНИЕ XXIII

Те же и Ари­на Пан­те­лей­мо­нов­на.

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на (ра­зо­де­тая). А что та­кое?

Агафья Ти­хо­нов­на. Иван Кузьмич у вас?

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на. Нет, он тут дол­жен быть; ко мне не за­хо­дил.

Фекла. Ну, так и в при­хо­жей то­же не был, ведь я си­де­ла.

Агафья Ти­хо­нов­на. Ну, так и здесь же нет его, вы ви­ди­те.

ЯВЛЕНИЕ XXIV

Те же и Коч­ка­рев.

Кочкарев. А что та­кое?

Агафья Ти­хо­нов­на. Да Ива­на Кузьми­ча нет.

Кочкарев. Как нет? ушел?

Агафья Ти­хо­нов­на. Нет, и не ушел да­же.

Кочкарев. Как же - и нет, и не ушел?

Фекла. Уж ку­ды бы мог он де­ваться, я и ума не при­ло­жу. В пе­ред­ней я все си­де­ла и не схо­ди­ла с мес­та.

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на. Ну, уж по чер­ной лест­ни­це ни­как не мог прой­ти.

Кочкарев. Как же, черт возьми? Ведь про­пасть то­же, не вы­хо­дя из ком­на­ты, ни­как он не мог. Раз­ве не пря­тал­ся ли?.. Иван Кузьмич! где ты? не ду­рачься, пол­но, вы­хо­ди ско­рее! Ну что за шут­ки та­кие? в цер­ковь дав­но по­ра! (Заг­ля­ды­ва­ет за шкаф, ис­ко­са за­пус­ка­ет да­же глаз под стулья.) Не­по­нят­но! Но нет, он не мог уй­ти, ни­ка­ким об­ра­зом не мог. Да он здесь; в той ком­на­те и шля­па, я ее на­роч­но по­ло­жил ту­да.

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на. Уж раз­ве спро­сить дев­чон­ку? Она сто­яла все на ули­це, не зна­ет ли она как-ни­будь… Ду­няш­ка! Ду­няш­ка!..

ЯВЛЕНИЕ XXV

Те же и Ду­няш­ка.

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на. Где Иван Кузьмич, ты не ви­да­ла?

Дуняшка. Да оне-с вып­рыг­ну­ли в окош­ко.

Агафья Ти­хо­нов­на вскри­ки­ва­ет, всплес­нув­ши ру­ка­ми.

Все трое. В окош­ко?

Дуняшка. Да-с, а по­том, как выс­ко­чи­ли, взя­ли из­воз­чи­ка и уеха­ли.

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на. Да ты вправ­ду го­во­ришь?

Кочкарев. Врешь, не мо­жет быть!

Дуняшка. Ей-бо­гу, выс­ко­чи­ли! Вот и ку­пец в ме­лоч­ной ла­воч­ке ви­дел. По­ря­ди­ли за гри­вен­ни­ка из­воз­чи­ка и уеха­ли.

Арина Пан­те­лей­мо­нов­на (подс­ту­пая к Коч­ка­ре­ву). Что же вы, ба­тюш­ка, в из­дев­ку-то раз­ве, что ли? пос­ме­яться над на­ми за­ду­ма­ли? на по­зор раз­ве мы дос­та­лись вам, что ли? Да я шес­той де­ся­ток жи­ву, а та­ко­го сра­му еще не на­жи­ва­ла. Да я за то, ба­тюш­ка, вам плю­ну в ли­цо, ко­ли вы чест­ный че­ло­век. Да вы пос­ле это­го под­лец, ко­ли вы чест­ный че­ло­век. Ос­ра­мить пе­ред всем ми­ром де­вуш­ку! Я - му­жич­ка, да не сде­лаю это­го. А еще и дво­ря­нин! Вид­но, только на па­кос­ти да на мо­шен­ни­чест­ва у вас хва­та­ет дво­рянст­ва! (Ухо­дит в серд­цах и уво­дит не­вес­ту.)

Кочкарев сто­ит как оше­лом­лен­ный.

Фекла. Что? А вот он тот, что зна­ет по­вес­ти де­ло! без сва­хи уме­ет за­ва­рить свадьбу! Да у ме­ня пусть та­кие и эда­кие же­ни­хи, об­щи­пан­ные и вся­кие, да уж та­ких, что­бы пры­га­ли в ок­на, - та­ких нет, про­шу прос­тить.

Кочкарев. Это вздор, это не так, я по­бе­гу к не­му, я возв­ра­щу его! (Ухо­дит.)

Фекла. Да, по­ди ты, во­ро­ти! Де­ла-то сва­деб­но­го не зна­ешь, что ли? Еще ес­ли бы в две­ри вы­бе­жал - ино де­ло, а уж ко­ли же­них да шмыг­нул в ок­но - уж тут прос­то мое поч­те­ние!

1833-1842

Оглавление

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ