Создатель королев [Пьер Сувестр] (fb2) читать онлайн

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru

Все книги автора

Эта же книга в других форматах

Приятного чтения!

Пьер Сувестр, Марсель АлленСоздатель королев

1. СПАСАЯ ЭЛЕН

Что случилось с Фандором?

Куда делось тело Элен?

Чтобы ответить на эти вопросы, необходимо вернуться к трагической сцене кончины той, кто только что стала женой Фандора…

Вне себя от горя журналист стоял у изголовья умирающей Элен в палате клиники на улице Мадрид. С трудом он оторвал взгляд от дорогого лица, и вдруг противоречивые чувства страха и надежды затопили его душу… Прямо против него, по другую сторону смертного ложа, стоял санитар Клод, только что расписавшийся в качестве свидетеля в брачном контракте. Неуловимым движением он извлек из рукава коробочку и высыпал ее содержимое в стакан с лекарством, стоявший на ночном столике. Белый порошок тут же бесследно растворился в жидкости. Что мог означать этот жест? Впервые Фандор внимательно вгляделся в лицо санитара, на которого раньше не обращал никакого внимания, — и с трудом сдержал крик, готовый вырваться из его груди.

То ли страдание обострило зрение Фандора, то ли Клод неосторожно повернулся лицом к яркому свету, но журналист вдруг ясно увидел, что этот человек загримирован, что и его растрепанные падавшие на лоб волосы, и густые, скрывавшие глаза брови были накладными! Мысленно он сорвал их с лица мнимого санитара, и тогда понял, кто был перед ним на самом деле. Фандор еще не знал, какую подпись тот поставил в свидетельство о браке, но для него уже не было сомнений: у изголовья умирающей Элен стоял Фантомас! И тут журналист вспомнил, что все это время мнимый Клод находился в клинике, мог свободно входить в палату Элен. Что за порошок всыпал он в стакан с лекарством? Может быть, яд? Может быть, Фантомас хотел отравить Элен?

Но, едва допустив эту мысль, Фандор тут же от нее отказался. Он знал, что ужасный бандит, вопреки всему, продолжал считать Элен своей дочерью. Что любовь к ней была единственным человеческим чувством, которому дано было проникнуть в его каменное сердце. Король злодеяний был готов на все, лишь бы не дать Элен выйти замуж за Фандора. Но даже ради этого он не стал бы ее убивать. «Скорее уж он убил бы меня!» — подумал Фандор. Но подстроить мнимую смерть Элен — это было вполне в стиле Гения преступлений!

Надежда все сильнее разгоралась в душе Фандора. «Фантомас находится здесь, чтобы спасти Элен, — говорил он себе. — Не надо ему мешать! Конечно, он хочет похитить ее у меня, пусть так. Лишь бы она была жива! А там посмотрим…»

После окончания брачной церемонии Элен, казалось, совсем лишилась сил. Врач подошел к ней и дал ей отпить несколько капель из стакана, в котором Фантомас только что растворил таинственный порошок. Больная вздрогнула, глаза ее закатились, и Фандор почувствовал, как дыхание прервалось на ее губах.

— Все кончено! — сказал врач.

Но Фандор знал, что это не так. В его сознании произошло странное раздвоение. Он одновременно и предавался горю, и твердил про себя: «Нет, все это неправда, — Элен будет жить!»

Стоя на коленях в изголовье кровати, он умудрился незаметно спрятать в карман стакан, в котором Фантомас только что растворил белый порошок. Затем оп встал и, шатаясь как человек, убитый горем, приблизился к двери и выскочил в коридор. Прежде чем покинуть клинику, он нацарапал записку для Жюва, поручая ему оставаться возле Элен и охранять ее.

Выбежав на улицу, журналист увидел проезжавшее такси и бросился ему наперерез. Удивленный шофер вынужден был затормозить. Однако в такси уже сидели пассажиры — дама с ребенком.

— Умоляю вас, мадам, — закричал Фандор, — уступите мне машину, я тороплюсь по срочному делу!

— Я тоже тороплюсь! — ответила женщина и дала знак шоферу ехать дальше.

Не успел тот дать газ, как Фандор, распахнув дверцу, приказал ему:

— Вылезайте!

И поскольку шофер медлил, оп схватил его за шиворот, выбросил на мостовую и сел на его место. Испуганная дама выскочила с ребенком из машины, громкими криками призывая на помощь. Конечно, в иных обстоятельствах Фандор никогда не позволил бы себе действовать таким образом, но ему дорога была каждая минута.

Между тем к машине уже бежал полицейский, привлеченный криками дамы и шофера. Но журналист дал газ, и машина, едва не сбив с ног блюстителя порядка, рванулась вперед. Фандор слышал, как над ухом у него просвистела пуля. Чудом, избежав столкновения со встречным фиакром, он выскочил на авеню Гранд Арме и помчался в сторону центра. Фандор был отличным водителем, но на этот раз он нарушал все правила уличного движения. Прохожие и экипажи только шарахались в сторону при виде обезумевшего такси, мчавшегося по улицам с сумасшедшей скоростью.

Поравнявшись со зданием республиканской гвардии, расположенным рядом с Дворцом правосудия, Фандор резко затормозил, кубарем скатился с сиденья и взбежал по лестнице. Здесь располагалась муниципальная лаборатория, где у него были друзья. Он обратился к химику-эксперту, компетентность которого была ему хорошо известна:

— Пожалуйста, скорее, сделайте анализ жидкости, которая была в этом стакане! Я предполагаю, что это какое-то сильное снотворное… Это чрезвычайно важно!

В лаборатории Фандора хорошо знали и как журналиста, и как друга комиссара Жюва. Поэтому ему не стали задавать лишних вопросов. Эксперт приказал помощнику немедленно принести различные реактивы со странными названиями. Разбив принесенный журналистом стакан на кусочки, химик поместил их в разные сосуды, куда влил разные реактивы. Наблюдая за происходившими там реакциями, он хмурил брови.

— Странно! — пробормотал он. — Картина не типичная… Вы уверены, что речь идет о снотворном?

— Абсолютно уверен! — сказал Фандор.

Химик приказал принести новые реактивы, которые он стал комбинировать в новых сочетаниях. Прошло не менее часа. Наконец ученый заявил:

— Да, это действительно снотворное! Но чрезвычайно редкое. В вашем стакане была смесь белладонны с одним экзотическим китайским ядом, название которого вам ничего не скажет… Никогда, насколько мне известно, никто во Франции не пользовался таким сочетанием…

— А каким могло бы быть воздействие такого лекарства?

— Оно вызывает горячку, высокую температуру, сопровождаемую бредом, а затем погружает пациента в состояние мнимой смерти…

— Мнимой смерти? Какое счастье! — воскликнул Фандор к великому недоумению химика, — А как долго может длиться такое состояние?

— Это зависит от дозы… Дней до трех-четырех…

— Спасибо! Спасибо! Вы не можете себе представить, как я вам благодарен!

Выбежав из здания, Фандор предпочел не садиться в оставленную им машину, а взял проезжавшее мимо такси.

— В церковь в Вожираре! — приказал он шоферу.

В машине он потер руки от удовольствия. Ситуация теперь была ему ясна. Фантомас воспользовался легким ранением, которое Дельфина нанесла Элен, чтобы осуществить один из своих самых фантастических замыслов. Он допустил бракосочетание Элен и Фандора, но лишь для того, чтобы тут же похитить молодую женщину! Он дал ей таинственное зелье, которое погрузило ее в состояние летаргического сна. Он хотел, чтобы все считали Элен мертвой, и тогда, если он выкрадет ее из склепа, никому не придет в голову ее разыскивать. «Но я его перехитрю, — думал Фандор. — Я выкраду ее из гроба!»

Возле церкви оп вышел из такси. На углу находилось небольшое кафе. Фандор сел за столик и приказал принести себе дежурное блюдо.

2. В ОЖИДАНИИ

В кафе сидели завсегдатаи особого рода: в основном это были могильщики и служащие бюро похоронных услуг. Фандор огляделся, казалось, он кого-то искал… Время было обеденное, и в кафе заходили все новые посетители. Наконец журналист увидел того, кто был ему нужен. За соседний с ним столик сел высокий, унылого вида мужчина, одетый как служащий похоронного бюро — в черный костюм с черным галстуком и с черным цилиндром на голове.

— Привет, Бидуй! — громко воскликнул Фандор, хлопнув этого человека по плечу.

Тот вытаращил глаза:

— Простите, кто вы такой?

Журналист, быстро склонившись к нему, прошептал:

— Ну же, узнайте меня! Это приказ Жюва!

— Вот так встреча! — закричал на все кафе человек, которого Фандор назвал Бидуем. — Это ты, Фелисьен Монвер?

— А то кто же? — ответил Фандор.

— Это мой кореш по военной службы — громко продолжал Бидуй, явно для сведения окружающих. — Ты здорово изменился, Фелисьен! Раньше у тебя были усы.

— Скорое кончайте обедать, есть срочное дело, — прошептал Фандор и добавил громко: — Ну, как идут дела?

Некоторое время сотрапезники болтали о том, о сем, потом Бидуй спросил, не разжимая губ:

— Пошли?

— Пошли… — так же ответил ему Фандор и громко добавил: — Не пройтись ли нам, дружище? Это полезно для пищеварения…

Завернув за угол, Фандор остановил такси и сел в него вместе со своим спутником.

— Я последовал за вами, месье, — заговорил Бидуй, едва машина тронулась, — потому что вы сослались на приказ Жюва… Но кто вы такой на самом деле? Надеюсь, я не попал в западню?..

— Я Жером Фандор, журналист из газеты «Столица» и друг Жюва.

— Этого достаточно… Я много слышал о вас и рад с вами познакомиться!

И похоронщик пожал Фандору руку. Но его длинное бледное лицо сохраняло при этом скорбное выражение.

Спутник журналиста не всегда был похоронщиком и не всегда именовался Бидуем. В прежние времена он был одной из самых заметных фигур аристократического квартала Сен-Жермен и носил имя графа де Састо. Совсем молодым он стал наследником большого состояния, но очень быстро все промотал на женщин и на игру. Двери богатых домов и великосветских гостиных захлопнулись перед ним. Тогда он нашел в себе силы коронным образом изменить свой социальный статус и начать новую жизнь. Граф де Састо исчез, а вместо него появился некий господин Миле, скромный служащий префектуры полиции. Однако не так-то просто переделать свою натуру! В нарушение всех законов субординации мелкий служащий влюбился в жену начальника префектуры, более того, — стал добиваться ее взаимности и раскрыл ей свое настоящее имя. Разразился громкий скандал, и служащий был уволен.

Бывший граф впал в глубокое отчаяние и готов был покончить с собой, когда случай свел его с комиссаром Жювом, который предложил ему служить под его началом в качестве инспектора полиции.

— Это нелегкая работа, — сказал ему Жюв, — и поначалу она, возможно, вам не понравится. Но вы образованны, умны, и, приложив усилия, сможете сделать карьеру.

Мнимый Мило ухватился за это предложение как утопающий за соломинку. В сыскной полиции он фигурировал теперь в качестве инспектора Шарля Лопена. Но здесь ого подстерегало новое падение.

Инспектор Лопен был включен в полицейскую бригаду, которой надлежало наблюдать за работой игорных домов. Комиссар Жюв не отдавал себе отчета, насколько это было опасно для его протеже. И вот однажды Лопен, бледный и дрожащий, явился к нему в кабинет и признался, что проиграл деньги, которые ему было поручено доставить из префектуры в министерство.

— Это было сильнее меня, — говорил несчастный игрок, — я ничего не мог с собой поделать! Теперь самоубийство — единственный для меня выход… Но прежде чем покончить с собой, я пришел попросить у вас прощения…

— Самоубийство — не выход, — сказал Жюв, — оно не спасет вашу честь… Сколько вы проиграли?

— Семь тысяч…

— Хорошо, что не больше… Возьмите этот чек и бегите в банк! У меня есть небольшие сбережения — их как раз хватит, чтобы вам помочь.

— Вы даете мне эти деньги?..

— Я даю их вам… в долг.

— Как вы можете мне доверять? Ведь перед вами вор…

— Я полностью вам доверяю. Но вместо с тем советую поискать другую работу: в нашей профессии честность человека слишком часто подвергается испытаниям…

Лопен вышел из кабинета, шатаясь как пьяный… С тех пор он жил только одной мыслью: вернуть Жюву долг! Он ушел из префектуры и сменил множество профессий. Франк за франком он копил необходимую сумму. Снова переменил фамилию и теперь именовался Бидуем. В данный момент он работал в похоронной компании, и Фандору это было известно…

— Прежде всего, — сказал он Бидую, — я прошу у вас прощения за то, что сказал вам неправду… Жюв меня к вам не посылал, он понятия не имеет о той просьбе, с которой я собираюсь к вам обратиться… Но, поскольку вам известно мое имя, я умоляю вас сделать для меня то, что вы сделали бы для него!

Похоронщик кивнул головой:

— Я сделаю все, что вы скажете. Жюву я обязан жизнью. А вы его друг…

— Я знал, что могу рассчитывать на благородство графа де Састо… — сказал Фандор.

Похоронщик сделал протестующий жест:

— Называйте меня Бидуем… Я теперь всего лишь Бидуй!

— И все-таки, — настаивал журналист, — я прошу графа де Састо дать мне свое честное и благородное слово, что о предмете нашего разговора не узнает никто… даже Жюв!

Бледное лицо Бидуя побледнело еще больше.

— Я даю вам свое слово, — сказал он.

— Сударь, — начал Фандор, — вы работаете в компании похоронных услуг и именно в этом качество можете оказать мне неоценимую помощь. Речь идет о том, чтобы вырвать из рук Фантомаса существо, чья жизнь драгоценна для меня и для Жюва. Речь идет о моей жене. Ее необходимо, в буквальном смысле слова, спасти из гроба!

— Я вас не понимаю… — пробормотал похоронщик.

— Положение покойников в гроб входит в ваши обязанности?

— Это дополнительная услуга… Иногда я соглашаюсь на пес…

— Известно ли вам, кто в похоронном бюро обслуживает район Нейн? Могли бы вы устроить так, чтобы вам поручили доставку покойника из клиники доктора Дропа?

— Да… А что?

— То, что я вам расскажу, покажется вам бродом… Но поверьте, это чистая правда…

И Фандор поведал Бидую историю мнимой смерти Элен.

— Завтра или послезавтра ее должны похоронить, — закончил он. — Надо, чтобы эту церемонию поручили вам и чтобы вы нашли способ вместе со мной увезти Элен в безопасное место.

Похоронщик нахмурил лоб и задумался…

Вечером следующего дня Жером Фандор в страшном волнении дежурил у ворот клиники в Нейи. Он видел, как подъехал окрашенный в зеленый цвет фургон компании похоронных церемонии, как из него извлекли тяжелый гроб — место последнего успокоения для Элен, как следом за гробом в ворота клиники тяжелым шагом проследовал Бидуй. Журналист чувствовал, как кровь стучит у него в висках. Сумеет ли похоронщик обмануть бдительность тех, кто находится близ тела Элен? Удастся ли ему осуществить задуманный план?

Медленно тянулось время. Наконец Фандор увидел, как в наступивших сумерках через парк к выходу прошли две фигуры — Бидуй и его напарник. У ворот они пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны. Фандор подождал, пока похоронщик отойдет от клиники на достаточное расстояние, и нагнал его.

— Ну, как? — спросил он, задыхаясь от волнения.

— Все в порядке… Она спасена!

Сначала Бидуй намеревался забрать Элен из склепа после захоронения, — это казалось ему самым простым решением. Но Фандор объяснил ему, что именно так, видимо, решил поступить и Фантомас, и что речь идет о том, чтобы опередить злодея. Тогда Бидуй придумал другой план, который и осуществил блистательным образом.

Когда гроб был доставлен в клинику, Бидуй, руководящий всем мероприятием, произвел обмеры и вдруг заявил:

— Здесь какая-то ошибка: гроб не подходит по размерам — он слишком мал!

Напарник Бидуя, который ни о чем не подозревал, сказал:

— У нас в фургоне два гроба. Видимо, носильщики взяли не тот, что надо…

— Так пусть принесут второй гроб, — распорядился Бидуй, который сам подстроил дело так, что в фургоне оказалось два гроба.

Второй гроб был принесен и оказался подходящим по размерам. В него-то с помощью напарника Бидуй и уложил Элен.

— Осталось только привинтить крышку, — сказал Бидуй напарнику. — Принесите, пожалуйста, инструменты!

Когда тот вышел, оп быстро положил в пустой гроб свинцовые болванки, которые должны были имитировать вес тела, и засыпал их песком. Затем он закрыл его крышкой, наживил винты и приказал вернувшемуся напарнику:

— Завинчивайте крышку… А пустой гроб, — и он указал на тот, в котором лежала Элен, — пусть отнесут обратно в фургон!

Была, правда, еще одна трудность: гроб с Элен весил гораздо больше, чем, если бы он был пустым. Поэтому Бидуй добавил, обращаясь к вошедшим носильщикам:

— Я положил внутрь инструменты, чтобы потом за ними не возвращаться… И носильщики, и второй похоронщик не обратили на это никакого внимания, — они торопились поскорее закончить работу и вернуться домой.

— Так значит, Элен находится в гробу, который сейчас едет в фургоне на склад! — вскричал Фандор, — Но это же чистое безумие: ее там обнаружат и поднимут шум!

— Вы слишком нервничаете, господин Фандор, — спокойно сказал похоронщик. — Все предусмотрено. Кучер фургона — мой хороший знакомый. Я строго-настрого ему наказал не открывать гроб и оставить его в фургоне. Он распряжет лошадей и отправится домой. А мы тут же придем и освободим Элен. У меня есть ключи от гаража, где будет стоять фургон, и от самого фургона.

Фандор вцепился в руку Бидуя:

— Так едем скорей! Не будем терять ни минуты!

— Еще рано… Фургон не успел доехать до места.

Но Фандор не мог успокоиться. Ведь все зависело от случая: кто-то другой мог заглянуть в фургон, открыть гроб… Журналист поминутно смотрел на часы и торопил Бидуя.

— Надо еще немного подождать, — невозмутимо отвечал похоронщик.

3. ДОСТОИНСТВО ФАНДОРА

Только в десять часов вечера, когда все помещения и мастерские компании похоронных принадлежностей опустели, Бидуй и Фандор пробрались в гараж, где стояли зеленые фургоны. Тут же, возле другой стены, высилась пирамида пустых гробов, Фандор дрожал, как в лихорадке.

— Здесь! — сказал похоронщик, указывая на один из фургонов.

В мгновение ока журналист оказался внутри экипажа. Но теперь страх и нерешительность овладели им. Он медлил открыть гроб, где должна была лежать его возлюбленная и жена. А вдруг ее там нет? Вдруг какая-нибудь случайность помешала исполнению хитроумию задуманного плана? Было и еще одно сомнение, которое Фандор всеми силами гнал из своего сознания: а вдруг смерть Элен не была мнимой и вместо спящей жены он найдет ее хладный труп?

Видя нерешительность Фандора, Бидуй сам снял с гроба крышку. Крик радости вырвался из груди журналиста: он увидел Элен, тихо спящую в еще более прекрасную, чем всегда. Опустившись на колени, он страстно прижался губами к ее лбу и с восторгом ощутил живую и теплую кожу. Как будто разбуженная его прикосновением, она открыла глаза:

— Вы… Вы… — только и могла произнести Элен, и тут же ее веки сомкнулись, и она снова погрузилась в забытье. Но сон ее уже не был страшным подобием смерти. Ее грудь ровно вздымалась, на лицо были написаны удовлетворение и покой.

— Элен! Дорогая моя Элен! — восклицал Фандор, нежно прижимая ее к груди.

Подхватив ее на руки, Фандор тут же хотел скорее бежать с ней прочь из мрачного каретного сарая, подальше от этого открытого гроба… Но Бидуй удержал его:

— Если вас увидят на улице, несущего бесчувственную женщину в погребальном одеянии, ничего хорошего из этого не получится…

— В самом деле! — воскликнул журналист. — Что же нам делать?

Всегда необычайно сообразительный и находчивый, Фандор сейчас, под наплывом эмоций, пребывал в полной растерянности. Однако Бидуй снова оказался на высоте положения. Пошарив по углам, он нашел старое пальто, оставленное кем-то из кучеров, и пыльную конскую попону. Одетая в пальто и укутанная сверху попоной, Элен превратилась в бесформенный сверток, который можно было без особого риска вынести из сарая.

Пока Фандор с этим свертком в руках ожидал у ворот, Бидуй поймал такси. Вместе они уложили Элен на сиденье, после чего похоронщик сказал:

— Разрешите мне откланяться, господин Фандор. Я полагаю, больше во мне нет надобности.

Фандор низко поклонился:

— Примите мою глубокую благодарность, господин граф. Я знаю, чем вы обязаны Жюву. Но то, что вы сделали сегодня, делает и меня, и его вашими вечными должниками!

Жестом светского человека, странно контрастировавшим с его нынешним положением, Бидуй прервал излияния Фандора, И такси тронулось, увозя молодоженов навстречу их счастью.

Ночь прошла благополучно, Элен спокойно спала, и Фандор, наконец, перестал терзаться страхом за ее здоровье. Однако у него появились новые причины для беспокойства.

Утром консьержка передала ему письмо, которое немало его удивило. Исходило оно из канцелярии Президента Республики, от его личного секретаря, и приглашало журналиста явиться в Елисейский дворец в одиннадцать часов для важной аудиенции.

Прочтя послание, Фандор покривился:

— Что еще надо от меня моему многоуважаемому свидетелю?

Он надел темный костюм и повязал на цилиндр траурную ленту. «Совершенно ни к чему оповещать весь мир, что Элен жива, — подумал он. — Пусть лучше все видят меня удрученного горем!»

По телефону он вызвал Жана, старого слугу Жюва. Тот был немало удивлен, увидев Фандора в трауре, а Элен, которую все считали мертвой, спокойно спящей в кровати. Но многое повидавший за годы своей службы у Жюва, Жан ничем не выдал своего удивления. Фандор поручил Жану ухаживать за Элен во время его отсутствия так же, «как если бы вы ухаживали за Жювом».

— Хорошо, месье, — невозмутимо ответил старый слуга. — Но что скажет господин Жюв, если, придя домой, он увидит, что завтрак не готов, а меня нет на месте? Он устроит мне хорошую головомойку…

— Вам не в первый раз получать головомойку от Жюва! — весело сказал журналист. — Впрочем, могу вас успокоить: сегодня Жюв домой не вернется.

Фандор знал, что Жюв, выполняя его просьбу, ни на шаг не отойдет от тела Элен и что сейчас он находится рядом с пустым гробом, где, как он был уверен, пребывают останки несчастной женщины. Фандор понимал, как терзается его друг, но не считал возможным ужо сейчас сообщить ему, что все происходящее — не более чем комедия. Ведь Фантомас бродил где-то поблизости, и, чтобы обмануть его наверняка, надо было, чтобы все, включая и Жюва, думали, что Элен умерла.

Выйдя на улицу, Фандор купил свежий номер «Столицы» и, внутренне веселясь, прочел большую статью, описывавшую трагическую церемонию его бракосочетания «in extremis». Тут он впервые осознал странный факт, что свидетелем со стороны невесты выступил некий граф д’Оберкампф. Газета сообщала, что он прибыл во Францию специально для того, чтобы сообщить французскому правительству настоящее имя Элен — Елена Майенбургская… «Что все это значит? Кто такой этот д’Оберкампф?» — размышлял Фандор. И вдруг он хлопнул себя по лбу: «Какой же я кретин! Ведь вчера мне вручили свидетельство о браке с его подписью! Сейчас мы выведем его на чистую воду…»

Сделав небольшой крюк, Фандор зашел в аптеку и тут же вышел из нее, неся сверток с различными реактивами.

— Что если д’Оберкампф — это… — бормотал он себе под нос. — Нет, не может быть… Надо проверить…

Он завернул в ближайшее кафе и попросил принести себе письменные принадлежности.

— Месье будет что-нибудь заказывать? — спросил официант.

— Только стакан воды, — улыбнулся Фандор. Я из общества трезвости…

Но вода была нужна ему совсем не для питья. Развернув пакет с реактивами, он стал растворять их в стакане с водой в определенных, хорошо ему известных сочетаниях. Затем он извлек из бумажника свидетельство о браке, где стояла подпись таинственного графа, «Здесь обязательно должны остаться отпечатки его пальцев… — думал Фандор. — Сейчас посмотрим!»

Долгий опыт общения с сыскной полицией многому научил журналиста. В частности, он владел секретом химической смеси, которая позволяла проявить отпечатки пальцев на простой бумаге. И вот сейчас, смочив копчик носового платка в стакане с раствором, он стал осторожно водить им, как кисточкой, по полям документа. «Д’Оберкампф последним ставил свою подпись, — думал журналист, — Значит, его отпечатки будут самыми отчетливыми…»

Под действием реактивов на бумаге, как на фотоснимке, стали проступать отпечатки пальцев. Для Фандора не составило труда определить, какие из них принадлежали д’Оберкампфу. Несколько минут он пристально вглядывался в бумагу. Вдруг Фандор вздрогнул и побледнел.

— Так и есть! — прошептал он. — Вот эта бороздка не оставляет сомнений… Я узнал бы со среди тысячи других! Выходит, свидетелем на моей свадьбе был не только Фантомас, но и его сын, Владимир! Но зачем ему это понадобилось? И зачем он объявил Элен Еленой Майенбургской?

Полчаса спустя Фандор входил в Елисейский дворец. По предъявлении письма его немедленно проводили в кабинет, где, кроме Президента Республики, находился высокий чопорный человек, в котором журналист узнал министра иностранных дел. «В хорошенькой компании я оказался!» — подумал Фандор, отвешивая почтительный поклон двум сановникам.

— Я пришел по вашему приглашению, господин Президент, — сказал он, стараясь сохранять торжественное и скорбное выражение лица, — ибо хорошо помню пашу доброту и участие… Вы видите перед собой несчастного, вынужденного в день свадьбы оплакивать кончину своей супруги…

— Прошу вас сесть, милостивый государь, и выслушать нас, — сухо прервал его министр иностранных дел. — И не надо взывать к нашему сочувствию: нам известно, как обстоят дела на самом деле! И учтите, что господин Президент, и я говорим с вам от имени правительства.

«Что это означает? — подумал про себя Фандор. — Неужели им известно, что Элен жива?». Вслух же он сказал:

— Но понимаю, какие могут быть ко мне дела у правительства…

— Не трудитесь отрицать, — продолжал министр. — Мы получили сведения по дипломатическим каналам и теперь прекрасно знаем истинные причины, побудившие вас вступить в брак… Мы не позволим шантажировать французское правительство и осложнять отношения Франции с другими государствами!

Министр повысил тон и почти угрожающим жестом поднял указательный палец:

— Вы должны молчать, месье! И вести себя тихо… Не пытайтесь раздуть скандал и воспользоваться его плодами!

— Но, милостивый государь… — начал Фандор.

На этот раз его прервал Президент Республики:

— Будет лучше, милостивый государь, если вы воздержитесь от произнесения слов, о которых впоследствии вам придется пожалеть. Ваши замыслы раскрыты, в этом вы можете не сомневаться. Относительно дальнейшего с вами переговорят отдельно… Проводите господина к начальнику секретариата! — приказал он служителю, вошедшему в кабинет по звонку.

Фандор, наконец, оправился от неожиданности и ответил в ироническом тоне:

— То, что вы только что сказали, господа, — какая-то китайская грамота. А я всю жизнь прожил во Франции и в китайском не силен. Однако слух у меня острый, и некоторых нюансов я не мог не заметить. Я пришел сюда, надеясь еще раз выразить господину Президенту мою признательность за участие и помощь. И если я ухожу отсюда, не выполнив своего намерения, то не моя в том вина. Господин министр! Ваша манера выражаться слишком невнятна, даже для дипломата. Я советую вам поупражняться для приобретения того неоценимого качества французского ума, которое именуется «ясностью»! Ваш покорный слуга…

И он последовал за служителем. «Я вляпался в какую-то темную историю, — думал он про себя. — Надо держать ухо востро и не поддаваться эмоциям…»

В громадном кабинете за письменным столом сидел маленький невзрачный человечек. Это был начальник секретариата Президента Республики. Ни слова не говоря, он указал Фандору на стул.

Повисла длительная пауза, которую прервал Фандор.

— Так в чем дело? — спросил он.

— Ну, так сколько? — в свою очередь спросил секретарь.

— Чего сколько? — не понял журналист.

— Я спрашиваю, сколько вы хотите? Сто тысяч? Или, может быть, двести тысяч?.. Ну, давайте сойдемся на двухстах пятидесяти…

Фандор встал и скрестил руки на груди:

— Извините, а чем вы торгуете? Стоячими воротничками? Или пуговицами для штанов?

Человечек тоже поднялся со своего кресла:

— Оставьте неуместные шутки! Вам было сказано, что французское правительство готово оплатить ваше молчание. Мне поручено договориться с вами о сумме. Поэтому я и спрашиваю: сколько?

Как ни старался Фандор сдержаться, он почувствовал, как в нем закипает страшный гнев. Подойдя вплотную к столу, за которым находился его собеседник, он проговорил:

— Послушайте, вы! Я ничего не понимаю в ваших намеках, как не понял и того, что мне только что плели министр иностранных дел и Президент Республики. Одно мне ясно: вы считаете, что я знаю нечто такое, чего вам бы не хотелось, чтобы я знал… И вы предлагаете мне деньги в обмен на мое молчание. Когда такое предложение делают порядочному человеку, то в ответ получают пятерней по физиономии. Считайте, что вы уже получили…

— Милостивый государь!..

— Помолчите! Иначе тот жест, который я сделал пока что условно, я могу повторить практически… А теперь отвечайте: что происходит? И что вы хотите у меня купить?

Секретарь пожал плечами:

— Вы это знаете так же хорошо, как и я… Нет нужды ломать комедию!

«Меня заносит, — подумал Фандор. — Так я ничего не узнаю толком… Но вся эта история явно связана с моей женитьбой…»

— Итак, — сказал он, — вы отказываетесь мне отвечать. Дело ваше! В таком случае, говорить нам больше не о чем. Если вам будет угодно потребовать удовлетворения за полученную вами моральную пощечину, я готов принять одного из ваших друзей и договориться с ним об условиях.

Фандор почувствовал, что его снова понесло.

— Что же касается моего молчания, то скажу вам следующее: если бы только я знал, о чем должен молчать, я заговорил бы немедленно! К сожалению, я этого не знаю. Но я узнаю — можете не сомневаться! И тогда приготовьтесь к хорошенькому скандалу!.. А с вами, месье, мы еще встретимся!

Выйдя из Елисейского дворца, журналист вытер пот со лба. «Ну и дела! — думал он. — Хотел бы я знать, кто здесь сумасшедший… Но теперь я не успокоюсь, пока не распутаю этот узелок! И для начала я меняю свой тактический план: я перестаю делать вид, будто Элен умерла. Пусть все знают, что она жива!»

И Фандор вскочил в проезжавшее такси.

— Боже! Как мне не терпится увидеть мою Элен! — бормотал он.

4. МУЖ И ЖЕНА

Первой заботой Фандора, когда он вернулся со странной аудиенции в Елисейском дворце, было отыскать для Элен надежное убежище. Он вспомнил, что в Буживале, недалеко от Парижа, живет его старый друг, доктор Манен. Он тут же послал старого Жана за такси. Час спустя Фандор предстал перед Маненом со словами:

— Дружище, вот моя жена! Ее надо спасать…

Как все, кто читает газеты, доктор Манен, знал о трагическом бракосочетании Фандора и был немало удивлен, когда тот представил ему в качестве своей жены молодую женщину, которая, по сведениям прессы, умерла… Но как истинный друг, Манен, не стал задавать липших вопросов, и принял на себя все заботы об устройство Элен и о ее здоровье.

— Элен!

— Фандор!

В тихое солнечное утро молодой журналист вошел в комнату своей жены. Она только что проснулась и лежала в постели, свежая как роза. Ее белокурые волосы красиво разметались по подушке. Фандор нежно поцеловал жену и сел рядом с ней на кровать.

— Элен! Элен! — воскликнул он. — Наконец-то вы поправились! Наконец-то опасность миновала!

— Да! Да! — отвечала молодая женщина. — Я чувствую, что возрождаюсь к жизни! Я счастлива, что мы, наконец, вместе! Отныне я ваша жена и связана с вами навеки нерасторжимыми узами брака! Но еще сильнее нас связывают любовь и нежность!

Глаза Элен тихо закрылись. Слабость после перенесенной болезни все еще сказывалась, и она снова заснула. Фандор еще долго сидел рядом с ней, нежно сжимая в своих руках ее руки…

На следующий день Фандор позвонил Манену в Париж, где доктор находился по своим профессиональным делам:

— Мне нужно уехать на некоторое время. Но я боюсь оставлять Элен на попечении одной только прислуги…

— Не беспокойся: через час я как раз возвращаюсь в Буживаль.

Куда же собрался Фандор?

В церкви в Нейи происходила заупокойная служба, совершавшаяся по строгому протестантскому обряду, в присутствии узкого круга лиц. По некоторым деталям можно было заключить, что хоронят некую высокопоставленную особу: на покрывало были изображены королевские короны, а по четырем углам — катафалка красовались гербы, хотя и небольшие, но свидетельствовавшие о высоком происхождении покойного.

Фандор прибыл, когда церемония уже началась. Вид у него был весьма постный, хотя внимательный наблюдатель мог бы заметить, что временами молодой журналист с трудом сдерживал смех. «Только бы не расхохотаться! — думал он. — Как-никак, я присутствую на отпевании собственной жены…»

Отпевание происходило в отсутствие гроба, который, но требованию голландского правительства, был перевезен в Шербур и доставлен на борт броненосца «Роттердам». «Это еще что за новости? — думал Фандор. — Ну да ладно: недолго им осталось ломать комедию. Скоро я прекращу весь этот цирк…»

Журналист явился в протестантскую церковь в Нейи с твердым намерением устроить громкий скандал и объявить во всеуслышание, что Элен жива, что гроб, находящийся на пути в Голландию, пуст и что псе происходящее — мистификация чистой воды. И сейчас, стоя в церкви, у самого входа, он выбирал только подходящий момент, чтобы привести свой план в исполнение. Вдруг он услышал, что кто-то тихонько окликает его по имени:

— Господин Фандор, можно вас на минутку…

Журналист был так удивлен, что машинально подошел к человеку, окликнувшему его. В ту же минуту он почувствовал, что его подхватывают под руки с обеих сторон. Он не успел произнести ни звука, как был буквально вынесен из церкви. На улице против входа ожидала машина, куда двое дюжих молодцов сноровисто запихнули Фандора. Журналист решил не оказывать сопротивления. «Это, конечно, агенты полиции, которые действуют по приказанию сверху, — подумал он. — Пусть так. Свое заявление я сделаю в отделении полиции — так будет даже лучше!»

Между тем машина, набирая скорость, мчалась по направлению к городским окраинам.

— Господа, — сказал Фандор. — вы, конечно, принадлежите к сыскной полиции, хранить молчание — ваша профессия. Но во всем надо соблюдать меру. Но находите ли вы, что пора уже объяснить мне, почему и на каком основании вы меня задержали?

Ответом ему было молчание.

«Да, — подумал журналист, — видно, дело нешуточное: мои любезные знакомые из Елисейского дворца, похоже, решили взяться за меня всерьез…» Его соседи продолжали крепко держать его под руки. Их лица были закрыты поднятыми воротниками пальто. «Это начинает мне не нравиться!» — подумал Фандор и, сделав резкое усилие, заглянул в лицо одного из сопровождающих.

Возглас удивления вырвался из его груди.

— Быть не может… Да это же Звонарь! — прошептал он.

Теперь он узнал и второго сопровождающего: это был апаш, известный под прозвищем Откинь-копыта, каковое он получил благодаря легкости, с которой отправлял людей на тот свет. Сомнений быть не могло: Фандор оказался в руках пособников Фантомаса!

5. ПЛЕННИК АПАШЕЙ

«Моя песенка спета!» Эта мысль, как припев, крутилась в мозгу молодого журналиста. Но удручало его даже не это, а та легкость, с какой он позволил взять себя, — как ребенка, как последнего пижона! Однако он постарался овладеть собой и спросил у Звонаря легкомысленным тоном:

— Ну, долго мне еще трястись в вашем драндулете?

Звонарь, не удостаивая Фандора ответом, обратился к своему напарнику:

— Кажись, нашему приятелю не терпится сыграть в ящик!..

Несмотря на все свое мужество, журналист содрогнулся. Он видел, что бандиты привезли его в район, примыкающий к портовым складам, где, как было известно всем, в том числе и полиции, находились излюбленные апашами воровские «малины».

— Ну что же, — продолжал между тем Звонарь, обращаясь теперь уже непосредственно к Фандору. — Сейчас ты попляшешь под нашу музыку! Ее слушают только один раз — перед тем, как отдать Богу душу!

— Нет уж, дудки! — сказал журналист. — Сегодня мне плясать недосуг! У меня другие планы…

Раздался взрыв хохота — это Откинь-копыта оценил шутку Фандора.

— Кончай травить, приятель! — прохрипел он. — С планами прядется повременить… Осточертел ты нам, вместе с твоим дружком Жювом. Давно пора прикончить вас обоих!

«Да, — подумал Фандор, — намерения у них самые серьезные. Видно, они получили точный приказ… да и немало денег!» Он решил сделать еще одну попытку:

— Послушай, Звонарь, и ты, Откинь-копыта! Я не собираюсь капать вам на мозги и делать вид, будто мы с вами заодно… Но согласитесь, что я никогда не кидал подлянку и всегда играл честно.

— Так-то оно так… — согласились апаши.

— Со мной, стало быть, можно договориться…

— Предположим…

— Если я пообещаю, вин двадцать пять луидоров, чтобы вы меня отпустили…

В ответ апаши расхохотались.

— Расчирикался, птенчик, — проговорил Звонарь сквозь смех. — Это точно, что твоя шкура стоит недорого, по все-таки не двадцать пять золотых, — это ты продешевил! За твою шкуру уже заплачено вперед столько, что мы три месяца будем справлять по тебе поминки!

— По сравнению с теми, кто нам заплатил, — добавил Откинь-копыта, — ты с твоим дружком — голь перекатная!

Между тем машина, проехала по лабиринту узких улиц, остановилась перед какой-то лачугой с закрытыми ставнями. Звонарь, заломил Фандору руку, заставил его выйти из машины и проследовать внутрь дома, который оказался настоящим притоном, — грязным, захламленным, пропахшим табаком и алкоголем. В полумраке двигались какие-то подозрительные фигуры: это были Газовщик, Бычий глаз и их подружка Адель. Появление Фандора в сопровождении Звонаря и Откинь-копыта вызвало с их стороны бурную радость.

— Попался, голубчик! — воскликнула Адель. — Не иначе как задница у тебя из чистого золота — столько нам за тебя заплатили! На один только задаток мы тут уже двое суток не просыхаем!

— Во дает! — прохрипел Газовщик, восхищенный остроумием своей подружки.

По знаку Звонаря из полумрака выступил рослый громила, не известный Фандору. В руках он держал крепкую пеньковую веревку, с помощью которой скрутил пленника по рукам и ногам, после чего кинул его, как куль, в угол комнаты. Журналист ударился головой о стену и потерял сознание.

Когда он пришел в себя, был уже вечер. Он понял это по тому, что свет более по проникал с улицы сквозь щели ставен. Комната была освещена только сальной свечой, стоявшей на столе. Вокруг стола сидели апаши. От табачно-водочного перегара у Фандора перехватило дыхание.

— Надо прикончить ого аккуратно, без шума, чтобы концы в воду… — услышал он голос Звонаря.

— Я так думаю, — подхватил Откинь-копыта, — надо замочить его прямо здесь и закопать в погребе… А то и просто бросить — за пару дней крысы сожрут!

— Крысы костей не жрут, — возразил верзила, который связывал Фандора. — Но ровен час, найдут скелет…

Бычий глаз проговорил заплетающимся языком:

— Утопить — самое милое дело… Пару хороших грузил к ногам — и бултых!

— Потом всплывет… — с сомнением сказал Газовщик. — Утопленники, заразы, всегда всплывают!

— И вовсе не всегда! — настаивал Бычий глаз, дороживший своей идеей. — Они всплывают, когда газы начинают распирать их изнутри. А если проделать в приятеле несколько дырок…

«Очаровательный разговор, — подумал Фандор. — Сколько забот я доставляю этим добрым людям! Отпустили бы меня на все четыре стороны — самим стало бы легче…» Однако он понимал, что выступать с таким предложением, но меньшей мере бесполезно. Осторожно, чтобы не привлечь внимания своих мучителей, он попытался освободиться от веревки, но это ему не удалось. Фандор был смелым человеком и смерти не боялся, но его возмущала перспектива окончить свои дни в смраде гнусного притона или на илистом дне реки.

Между тем апаши еще немного посовещались вполголоса и поднялись из-за стола.

— Вставай, падаль! — заорал Фандору неизвестный верзила, сопроводив свои слова пинком, от которого у того заныло все изнутри Звонарь и Откинь-копыта подняли журналиста. Ноги у него оставались свободными, так что он мог идти.

На улице апаши накинули ему на плечи плащ, чтобы не было видно, что он связан, и заклеили рот пластырем. По мере того как они продвигались вперед, Фандор стал осознавать, что его ведут к берегу Сены. Голова журналиста была занята не столько мыслями о смерти, сколько вопросом о том, кто же нанял убийц. Первая пришедшая ему на ум версия, что это был Фантомас, не казалась ему бесспорной. «Во-первых, — думал Фандор, — Король преступлений в данный момент, кажется, не заинтересован в моей смерти… Во-вторых, если бы он захотел меня убить, то не отказал бы себе в удовольствии сделать это лично… В-третьих, ему совершенно не нужно подкупать своих подручных, ему достаточно приказать…»

Внизу показалась Сена, беззвучно катившая свои темные воды. Вдоль берега кое-где стояли плавучие прачечные да дешевые ресторанчики на сваях, чьи огни смутно отражались в воде.

Апаши остановились, и у них снова началось толковище.

— Хватит чикаться, — раздраженно воскликнул Откинь-копыта. — Спустим его поскорее рыбам на ужин, да и дело с концом!

— Надо набить ему карманы камнями… — сказал кто-то. — Глядите, вон целая куча!

Здоровенный громила достал из кармана нож.

— Пара-тройка дырок в животе не помешает… — проворчал он.

«Неужели я дам зарезать себя как теленка?» — подумал Фандор. Он напрягся всем телом, мускулы его вздулись, и последним страшным усилием ему удалось разорвать веревку, стягивавшую руки. При этом веревка так глубоко врезалась ему в запястья, что брызнула кровь. Сразу же он сорвал пластырь, которым был заклеен его рот.

— Силен, падла! — изумленно воскликнул Звонарь. Только врешь — от меня не уйдешь!

С этими словами он выбросил вперед здоровенную ручищу, норовя схватить журналиста за горло. И тут же завыл от боли; Фандор вцепился зубами ему в руку. Он сделал это с такой силой и яростью, что начисто откусил бандиту палец. Выплюнув окровавленный обрубок прямо в лицо подскочившей Адели, узник метнулся в сторону. Но бежать ему не удалось: апаши прижали его к стоявшей у обочины повозке, на которой возвышалась большая жестяная бочка. Газовщик и Бычий глаз схватили его за руки.

— Кончай его! — визжала Адель.

Звонарь опустил искалеченную руку в воду и стонал от боли.

— Заткнись ты! — тихо сказал верзила. — Атас!.. Легавые…

Со стороны моста Гранд-Жатт показалась группа людей, и раздались полицейские свистки. Это был один из рейдов, которыеполиция время от времени проводили в этих местах.

— Запахло жареным… — проворчал Газовщик. — Чего делать будем?

— Прежде всего, заклейте ему хавало! — скомандовала Адель. Мозги у нее работали быстрей, чем у ее компаньонов. Вскочив на повозку, она сняла крышку с бочки и заглянула внутрь. — Давайте фраера сюда!

В шесть рук они подняли Фандора на повозку, запихнули в бочку и закрыли крышкой. Журналист услышал щелчок — он был заперт. Оказавшись по колено в остро пахнущей жидкости, Фандор сообразил: «Это керосин. Если меня не вынут отсюда, чтобы утопить, через десять минут я задохнусь от испарений…»

Между тем апаши нырнули за угол дома и притаились в темноте. Свистки стали удаляться, — полицейские свернули на другую улицу.

«Да, дело пахнет керосином, — невесело пошутил про себя Фандор. А что если?..» Мысль, которая пришла ему в голову, была чрезвычайно рискованной. Но выбирать не приходилось. Он достал из кармана коробок спичек, который, как заядлый курильщик, всегда имел при себе. «Ну, — подумал он, — или пан, или пропал! Неизвестно, что случится раньше: или взрыв разнесет эту чертову бочку, или я испекусь в ней, как баранья нога в духовке…»

Убедившись, что опасность миновала, апаши стали возвращаться к повозке, где находился их пленник, лишенный, как они думали, малейшей возможности бежать. Но едва они приблизились к ней, как случилось невероятное…

Раздался оглушительный взрыв. Бочка подскочила, как будто ее подбросила гигантская рука, и раскололась. Из нее вырвалось яркое пламя. Сила взрыва бросила апашей на землю… Что же произошло?

Фандор рассчитал, что, стоит ему чиркнуть спичкой, как пары керосина взорвутся. Что же касается самого керосина, то он воспламенится лишь какое-то время спустя. «Чтобы не сгореть сразу, — подумал он, — я должен погрузиться в жидкость…» Так он и сделал: пырнул с головой в керосин, выставив над собой руки с зажатыми в них коробком и спичкой, и чиркнул спичкой о коробок… В следующую секунду, оглушенный, но живой, он оказался на земле. Одежда на нем горела, но река была рядом. Фандор кубарем скатился к воде и бросился в Сену…

6. ИЗ ПАРИЖА В АМСТЕРДАМ

Фандор был отличным пловцом. Некоторое время он плыл под водой, чтобы наверняка скрыться из поля зрения апашей. Проплыв еще несколько десятков метров по течению, он осторожно выбрался на берег. После купания в холодной осенней реке он весь дрожал.

— Из огня да в полымя… — ворчал он. — Куда я теперь, в таком виде? Такси здесь нипочем не словить… Где же мне согреться?

Фандор огляделся по сторонам и вдруг радостно потер руки; прямо перед собой он увидел вывеску банного заведения. Уже через пять минут он с наслаждением погрузился в теплую ванну. Перед этим он распорядился просушить и привести в порядок свой костюм.

Энергично намыливаясь и взбивая белую пену, он продолжал про себя размышлять: «Итак, я оставил с носом Фантомаса или кого-то другого, кто хотел меня укокошить… По радоваться рано. Во-первых, я не знаю, где Жюв и что с ним происходит. Во-вторых, я должен выяснить, чего от меня добивались высшие сановники Республики и, что затевает граф д’Оберкампф, он же князь Владимир, сын Фантомаса. Почему он объявил Элен Еленой Майенбургской? Все это сплетается в один клубок, но где та ниточка, за которую надо потянуть, чтобы его распутать?»

Вдруг он хлопнул себя ладонью по лбу.

— Какой же я дурак! — воскликнул он вслух. — Ведь ясно, что эта ниточка находится в Голландии! Голландское правительство через д’Оберкампфа затребовало тело Элен. Сейчас гроб, якобы содержащий ее останки, но на самом деле пустой, находится на пути в Амстердам. Туда же, вне всякого сомнения, направился и Фантомас. Там что-то затевается, там готовятся главные события! Какого же черта я здесь прохлаждаюсь?

Фандор вскочил, расплескивая воду и кликнул служителя.

— Два горячих полотенца и мою одежду! — распорядился он.

К поезду, отправлявшемуся в Брюссель, Фандор, как водится, прибежал в последнюю минуту и еле-еле успел вскочить на подножку последнего вагона. Усевшись в купе, он продолжал размышлять, а, поразмыслив, утвердился в принятом решении. Его волновало только то, что он не успел попрощаться с Элен. Но он знал, что его жена находится в надежном место, под присмотром преданного друга, и что она одобрила бы его решение. «То, что я делаю, я делаю также и для нее, — думал Фандор. — Раскрыв зловещие планы Фантомаса и его сына, я обеспечу безопасность Элен и нашу будущую счастливую жизнь!»

И, окончательно успокоившись, Фандор, как всякий нормальный пассажир, завалился спать.

На следующий день, сделав пересадку в Брюсселе, журналист прибыл в Амстердам. Незнание голландского языка не слишком его волновало. Возле вокзала он нанял коляску, успешно объяснившись с кучером с помощью знаков, и вскоре был доставлен к заведению вполне пристойного вида. Выскочивший швейцар подхватил его чемодан. В холле к нему обратилась пожилая дама, судя по всему, хозяйка отеля.

— Господин приехал из Парижа? — спросила она по-французски.

— Да! — обрадовался Фандор. — Вы говорите по-французски?

— Я парижанка…

— Очень, очень этому рад! Сказать по правде, здешний городишко не очень мне поправился. Прежде всего — у женщин здесь синие руки. Куда это годится? Они носят рукава на резинках, резинки впиваются в тело и оставляют на запястьях некрасивые следы. Ну да я их прощаю!

Хозяйка, за долгие годы жизни в Амстердаме приобретшая голландскую флегматичность, была ошеломлена этим потоком слов.

— Вы желаете комнату? — спросила она.

— Да, мне нужна лучшая комната — и самая дешевая, и одновременно — куча объяснений!

— Какие же вам нужны объяснения?

— Например, что означают афиши, расклеенные по всему городу и вызывающие такое возбуждение читающих их людей?

Что означает странный контраст между районом вокзала, где здания украшены разноцветными флагами, как во время праздника, и районом, где сейчас находимся мы и где флаги приспущены и повязаны траурными лентами? Почему, наконец, одни газеты вышли с траурной каймой, а другие, наоборот, с красными заголовками? У вас тут, случаем, не гражданская война?

— Почти… — со вздохом ответила хозяйка. — Но вам-то что до того? Ведь вы иностранец…

Если бы Фандор имел возможность наблюдать жизнь голландской столицы изнутри, вопросов у него появилось бы еще больше. И ответы он получал бы самые разные, в зависимости от того. Кто находился перед ним: придворный, аристократ или простой горожанин…

В обширном дворце королевы Вильхемины царило беспокойное оживление. В просторных, богато украшенных залах толпились придворные и члены правительства. Старый генерал Грундал держал речь перед группой почтительно слушавших его офицеров и штатских:

— Это просто позор — выступать с претензиями на трон, который наша добрая королева Вильхемина занимает по праву престолонаследия! Она наша законная повелительница, а мы — ее верноподданные! Утверждать противное может только подлец и гнусный предатель! Долой узурпаторшу!

— Долой узурпаторшу! — подхватило несколько голосов.

— Поклянемся умереть, защищая Ее величество королеву Вильхемину!

— Клянемся!

Однако столь патриотические речи раздавались далеко не везде. В одном из залов картинной галереи несколько придворных собрались вокруг человечка с косящими глазами — главного канцлера Ее величества господина ван ден Хорейка. Разговор здесь велся вполголоса.

— Мы должны понять, — говорил без дипломатических умолчаний ван ден Хорейк, — на чью сторону нам выгоднее встать… Если бы узурпаторша была жива, были бы все основания поддержать ее. Но, говорят, она умерла… В этом случае нам лучше держать сторону королевы Вильхемины.

На что один из придворных заметил:

— Но народ, господин канцлер! На чьей стороне народ? Вот что важно знать…

Ван ден Хорейк сокрушенно покачал головой:

— Народ? А пес его знает… Поди, угадай, чего он хочет! Одни приветствуют узурпаторшу и устраивают праздник в ее честь, другие оплакивают ее смерть и вывешивают траурные флаги, третьи опять-таки радуются, но непонятно чему…

— В общем, можно сказать, что народ разделился…

— Вот именно! И это хуже всего: по понять, откуда ветер дует… Столько слухов, что голова идет кругом. Некоторые дошли до того, что утверждают, будто наша милостивая королева Вильхемина — незаконнорожденная! Будто она должна уступить трон законной наследнице, которая внезапно обнаружилась и находится на пути в Голландию. Другие называют претендентшу на престол узурпаторшей и утверждают, что она умерла… Все это очень странно!

Действительно, странные дела творились в королевство голландском!

7. ЛЮБЕЗНЫЕ ЧИНОВНИКИ

— Дайте мне, пожалуйста, еще одно разъяснение, — сказал Фандор хозяйке гостиницы. — Как можно получить личную аудиенцию у королевы?

Хозяйка воздела руки к небу:

— О чем вы говорите, месье? Личную аудиенцию, да еще в такое время, как сейчас! Это совершенно невозможно! Подумайте сами: узурпаторша претендует на ее трон… Какой-нибудь фанатик может покуситься на жизнь нашей всемилостивейшей королевы!

— Ну а если мне нужно сказать ей пару слов? Нет, как хотите, а завтра я загляну во дворец… Где здесь можно купить белые перчатки? Все-таки я должен иметь приличный вид!

Проснувшись на следующее утро, Фандор не сразу сообразил, где он находится. Несколько секунд он с недоумением оглядывал симпатичную комнатку с цветами на окнах, в которой каждый предмет был вымыт и вычищен, а дощатый пол натерт до блеска.

Сквозь кретоновые занавески весело светило солнце.

— Очень мило! — проворчал журналист. — Ах да, это же Голландия!

Он отбросил одеяло и сел на кровати.

— Брр… Но очень-то здесь жарко! Чем баловаться революцией, лучше бы протопили печку! — продолжал он ворчать себе под нос. — Развели здесь политические интриги — сам черт ногу сломит… Ну, раз уж я приперся в эти места, надо вставать и заниматься делом… Подъем!

С этими словами Фандор снова лег, накрылся одеялом и закурил сигарету. «Как же мне увидеть королеву? — думал он. — Я чувствую, что именно от нее я узнаю все, что мне нужно… Говорят, она мила и любезна. Вот только прорваться к ней мне так же легко, как улитке — выиграть скачки! Я здесь иностранец, никто меня не знает… кроме, конечно, графа д’Оберкампфа, но он вряд ли даст мне рекомендацию для королевы… И вообще, надо еще выяснить, действительно ли он здесь придворный сановник, или он просто всем задурил голову и повесил французскому правительству лапшу на уши. Кроме того, я должен знать, какая связь существует между Голландией и Еленой Майенбургской…»

Определив, таким образом, направление своего расследования, Фандор вскочил с постели. Десять минут спустя он уже был в нижнем холле и снова приставал с расспросами к хозяйке:

— Мадам, на каком языке, кроме голландского, говорят чиновники в этой стране? Как вы, наверное, заметили, я не знаю ни слова по-голландски. По-немецки я знаю только ругательства. С английским могу справиться кое-как. Итальянский знаю хорошо…

— Итальянский вам здесь вряд ли пригодится. Немецкие ругательства — это хорошо, но недостаточно. Проще всего вам будет говорить с местными чиновниками по-французски: они, как и вы, знают этот язык лучше, чем английский. Французский — язык дипломатии…

— Отлично! Я буду чирикать по-парижски — и да здравствует Пантрюш! — Фандор продемонстрировал неплохое знание парижского арго, чем доставил удовольствие хозяйке гостиницы.

— Еще один вопрос, мадам: где обретаются чиновники, заведующие записями актов гражданского состояния?

— В мэрии, месье. В здании ратуши.

— Как туда пройти?

— Прямо по улице, никуда не сворачивая. Это как раз напротив королевского дворца.

В ратуше Фандору пришлось обойти не менее десяти кабинетов в поисках чиновника, который мог бы дать нужную справку. Наконец он очутился в кабинете, где за письменным столом, отделенный от посетителя деревянным барьером, сидел маленький старичок, склонившийся над чистым листом бумаги. На появление Фандора он не обратил ни малейшего внимания. «Чертовы бюрократы! — подумал журналист. — Во всех странах одинаковые… Надо быть с ним полюбезнее…» И он деликатно кашлянул. Чиновник даже не повернул головы. Прошло еще несколько минут.

— Простите, сударь, — сказал Фандор, — когда вы устанете рассматривать этот лист чистой бумаги, вы разрешите попросить у вас справку?

В ту же минуту старичок скатился со своего стула и с красным от гнева лицом подбежал к барьеру.

— Справку? — закричал он по-французски. — Справку? Вы думаете, я сижу здесь для того, чтобы давать вам справки? Вы что, подождать не можете?

«А он и в самом деле говорят по-французски, как любой парижский бюрократ», — подумал Фандор про себя. А вслух он сказал:

— Нет, не могу: у меня тяжелая болезнь сердца, мне нельзя долго стоять… Если я умру у вас в кабинете, у вас будут неприятности!

Чиновник внимательно посмотрел на посетителя, стараясь понять, смоется ли тот над ним или говорит правду. Фандор невозмутимо выдержал его взгляд.

— Что вам угодно? — спросил старичок.

— Можно ли найти в ваших регистрах запись о гражданском состоянии лица, имя которого я вам сообщу?

Чиновник пробормотал нечто, что можно было истолковать как утвердительный ответ.

— Тогда, сударь, — сказал Фандор, — я был бы вам благодарен, если бы вы помогли мне установить личность Елены Майенбургской.

При этом имени старичок побледнел, потом позеленел, потом снова покраснел и посмотрел на посетителя выпученными глазами:

— Как… Как вы сказали?

— Я сказал… Елена Майенбургская.

Чиновник подпрыгнул на месте и забил короткими ручками, словно петух крыльями перед тем, как закукарекать.

— Негодяй! — закричал он. — Вы просто негодяй, милостивый государь! Выйдите немедленно из моего кабинета! Убирайтесь, или я велю вас арестовать!

— Какая муха вас укусила? Объясните же мне, черт возьми!.. Я иностранец…

— Вон! Вон отсюда! — продолжал бушевать чиновник, — Я не позволю! Я верноподданный Ее величества королевы Вильхемины!

С письменного стола он схватил огромный колокольчик. Фандор понял, что пора ретироваться. «Надо пока что избегать скандала, — думал он, выходи из кабинета. — Нечего сказать, хорошенькое впечатление производит здесь имя Елены Майенбургской!.. Что же мне теперь делать? Попробую навести справки в департаменте морских перевозок».

И придав своему лицу как можно более значительное выражение, Фандор вошел в другой кабинет. Его хозяином оказался длинный-длинный тощий господин, который, было похоже, вот-вот переломится в пояснице. Фандор отвесил ему вежливый поклон.

— Не знаю, сударь, к вам ли я должен обратиться, — начал он, — но я иностранец и надеюсь, что вы простите мне возможную ошибку. Я увидел на дверях вашего кабинета изображение корабля и подумал, что вы, должно быть, в курсе передвижения всех морских судов. Мне хотелось бы узнать, где находится сейчас броненосец «Роттердам», когда он прибудет в гавань Амстердама и когда, следовательно, я смогу увидеть пребывающего на нем графа д’Оберкампфа?

И желая произвести хорошее впечатление, Фандор добавил:

— Это мой друг…

Видимо, Фандору в этот день было суждено попадать впросак. Чиновника, который в начало благосклонно взирал на посетителя, как будто подменили. Он закричал, брызгая слюной:

— Вы негодяй! Вы не знаете, с кем имеете дело! Я вызову вас на дуэль, вы кровью заплатите за свою наглость! Как вы посмели произнести здесь имя графа д’Оберкампфа? Вы еще, чего доброго, спросите меня о Елене Майенбургской! Вы шпион! Вы явились, чтоб скомпрометировать меня! Не выйдет! Да здравствует королева Вильхемина!

С неожиданным проворством тощий чиновник протянул длинную руку и схватил Фандора за грудки:

— Кричите: «Да здравствует Вильхемина!» — или я убью вас…

— Да здравствует Вильхемина! — без особого энтузиазма прокричал Фандор. Ему, в общем, было все равно.

«Это страна буйнопомешанных, — ворчал он, выходя из здания ратуши. — Обращаться к здешним чиновникам опасно для жизни. Попробуем что-нибудь другое».

Неподалеку находилось заведение, напоминающее кафе. Зайдя внутрь, Фандор потребовал пива, и минуту спустя ему принесли большую пенящуюся кружку и трубку, набитую табаком. «Трубку я не просил, — подумал журналист, — но, наверное, здесь так принято. Ну что ж, сделаем еще одну попытку». И, глядя прямо на официанта, Фандор громко произнес:

— Долой Елену Майенбургскую! Да здравствует Вильхемина!

Журналист был уверен, что на этот раз он попал в точку и что народ, в лице официанта, поддержит его. Но не тут-то было. Физиономия у официанта перекосилась, и он заорал что было мочи:

— Долой Вильхемину! Да здравствует Елена Майенбургская!

Свое восклицание он сопроводил длинным высказыванием по-голландски. Фандор ничего не понял, и красноречие официанта пропало втуне. «Да что же это за напасть! — подумал журналист. — Что ни удар, все мимо… Ну-ка еще разок!»

— Долой графа д’Оберкампфа! — крикнул он и приготовился к катастрофическим последствиям.

Он не ошибся. Глаза официанта налились кровью. С криком: «Да здравствует граф д’Оберкампф!» — он кинулся на Фандора. Терпению журналиста пришел конец. Уклонившись от нападающего, он схватил его за шиворот, резкой подсечкой лишил равновесия и швырнул в большой чан, где отмачивалась соленая треска.

— Если так будет продолжаться, — ворчал он, поспешно ретируясь из кафе, — мне не удастся завязать в этом городе много дружеских связей… Одно, во всяком случае, я знаю теперь точно; имена Елены Майенбургской и графа д’Оберкампфа здесь лучше не произносить…

Неожиданно для себя он оказался перед королевским дворцом. У входа он увидел группу офицеров и членов дворцовой охраны, вооруженных алебардами. Они о чем-то разговаривали «Красивые костюмы… Как в опере!» — подумал Фандор, проходя мимо. Вдруг он замедлил шаг, потом остановился и вернулся обратно. Новая идея зародилась в его голове. Сняв шляпу, он вежливо обратился к одному из офицеров:

— Прошу прощения! Я иностранец и хотел бы получить от вас маленькое разъяснение…

— Я к вашим услугам, — сказал офицер, поклонившись.

— Я слышал, — продолжал Фандор, — что ваша всемилостивейшая королева Вильхемина охотно удостаивает аудиенции людей искусства, приезжающих в Амстердам. Я художник и литератор. Могу ли я надеяться удостоиться такой чести?

— Я готов помочь вам, любезно ответил офицер. Соизвольте следовать за мной, я провожу вас в канцелярию двора Ее величества, где вы сможете подать соответствующее ходатайство. У вас есть удостоверение личности?

— Да, конечно.

— Тогда нет сомнения в том, что аудиенция будет вам предоставлена.

Следуя за офицером, Фандор внутренне ликовал. «Я предпринял рискованный маневр, — думал он, — но игра стоит свеч! Только бы мне увидеть королеву, и я сумею ей объяснить, что Элен не имеет ничего общего с Еленой Майенбургской и что все это — результат происков Фантомаса и его сына Владимира, выдающего себя за графа д’Оберкампфа…»

Желая быть любезным, он сказал вслух:

— Разрешите мне как иностранцу, выразить восхищение патриархальными нравами вашего отечества. Мне очень приятно, что королева вашей страны столь милостива и удостаивает аудиенцией не только своих подданных, но и иностранцев!

— Милостивый государь, — ответил офицер с довольной улыбкой, — королева Голландии действительно хотела бы, чтобы не существовало никаких преград между ней и ее подданными. К сожалению, сейчас, в связи с трагическими обстоятельствами, о которых вам, конечно, известно…

— О да, о да, сказал Фандор.

«Этот народ состоит из сфинксов, — подумал он про себя. — Все говорят загадками… Ничего невозможно понять!»

Тем временем они вошли в здание, где располагалась канцелярия Ее величества. В роскошном кабинете их встретил какой-то высокопоставленный чиновник.

— Дорогой барон, сказал офицер, этот художник-иностранец ходатайствует о чести быть принятым Ее величеством…

— Прошу садиться, — обратился чиновник к Фандору. Разрешите узнать, какие мотивы побуждают вас просить об аудиенции у Ее величества?

— Я хотел бы услышать из уст вашей всемилостивейшей государыни ее суждения о стране, народе, о здешних нравах… Вы знаете, с какой симпатией относятся во Франции к Ее величеству, и я думаю, что книга о ней встретила бы у нас хороший прием…

— Да, конечно… — промолвил барон, — Ее величество, разумеется, не откажет вам в аудиенции. Разрешите ознакомиться с вашей аккредитацией или, хотя бы, удостоверением личности… Вы понимаете, что в свете нынешних событии…

— Разумеется, я понимаю, — сказал Фандор, который в действительности понимал все меньше и меньше, — Вот удостоверение, выданное мне по всей форме в Префектуре полиции Парижа…

Чиновник с любезной улыбкой взял паспорт Фандора, но, едва заглянув в него, побледнел и подскочил на месте:

— Простите… Нет ли здесь ошибки?.. Так как вы говорите, ваше имя?

— Фандор… Жером Фандор.

Чиновник сжал кулаки. Глаза его засверкали.

— Негодяй! Подлец! Бандит! — закричал он благим матом. — И ты посмел явиться сюда? Посмел просить об аудиенции?

Офицер, приведший журналиста, выхватил саблю и заорал в свою очередь:

— Какая наглость! Какая дерзость! Оскорбление Ее величества! Стража, сюда!

Вынужденный отступить перед направленной на него саблей, Фандор почувствовал, что им овладевает бешенство.

— Сами вы бандиты и подлецы! — закричал он. — Хуже того — сумасшедшие! Вас всех надо отправить в сумасшедший дом!

Он готов был броситься на офицера, но комнату уже заполнили вооруженные стражники.

— Именем закона, арестуйте этого человека! — приказал чиновник.

Фандор почувствовал, как на него навалилось сразу несколько тел. Его опрокинули на пол, связали, заткнули рот кляпом… Он услышал, как чиновник сказал:

— Бросьте его в каземат! Королеве не докладывать… И чтобы никто не знал о его аресте! Пусть сдохнет там от голода и жажды! Жером Фандор не заслуживает ни жалости, ни снисхождения!

8. В КАЗЕМАТЕ

Связанного по рукам и ногам Фандора тащили, как неодушевленный предмет, по темным переходам, по бесконечным лестницам, которые вели вес ниже и ниже, в бездонные подвалы дворца, который внешне выглядел столь гостеприимным. Время от времени узника бесцеремонно бросали на землю — стражникам нужно было освободить руки, чтобы отпирать и запирать многочисленные двери. Наконец его втолкнули в некое подобие каменного колодца, расположенного, напорное, глубоко под землей. Железная дверь с грохотом захлопнулась, и ключ проскрежетал в заржавленном замке.

Несколько минут Фандор неподвижно лежал на холодных влажных камнях, стараясь успокоиться и прийти в себя. В ходе многочисленных переделок, которыми была богата его бурная жизнь, журналист овладел искусством освобождаться от самых тесных и замысловатых уз — искусством, которым владеют многие ярмарочные фокусники. Но прошло и четверти часа, как ему удалось выпростать одну руку, а затем распутать и все остальные веревки, стягивавшие его тело.

«Хорошенький выдался у меня денек! — ворчал он про себя. Я поругался с двумя чиновниками, подрался с одним официантом и, наконец, оказался в подземном каземате королевского дворца! Долго я буду помнить голландское гостеприимство!»

Фандор старался шутить и бодриться, но на душе у него кошки скребли. Что с ним теперь будет? Удастся ли ему выбраться отсюда живым? У него ужо по было сомнений, что он попал в очередную ловушку, подстроенную ему Королем преступлений. Какая-то непонятная, по неумолимая цепь событий пола его от трагического бракосочетания, где его свидетелем был Фантомас, к этому каземату, где, судя по всему, ему предстояло окончить свои дни… Но Фандор был не из тех, кто падает духом и отказывается от борьбы.

— Фантомас так Фантомас! — воскликнул он, поднимаясь на ноги. — Мне не впервой вступать в поединок с этим чудовищем! Мы еще поборемся!.. Конечно, если бы Жюв знал, в какую переделку я попал… Ну да что об этом думать! Надо выкарабкиваться самому… Хотел бы я знать, почему мое имя привело их в такую ярость? Во время допроса мне нужно будет держать ухо востро… Впрочем, они могут уморить меня здесь и без всякого допроса… Одно мне ясно: королева здесь ни при чем.

Затем мысли Фандора обратились к Элен, к его милой жене, к его нежной возлюбленной. Как они были счастливы в маленьком сельском домике и Буживале! И надо же ему было покинуть ее, снова пуститься в эти невероятные приключения! «Но должен же я был узнать, что с Жювом! — сам себе возражал Фандор. — Я не мог оставить его в момент, когда, возможно, он подвергался смертельной опасности… Слава Богу, что хоть Элен ничего об этом не знает… Не знает, что мне, быть может, суждено умереть именно в этот момент, когда только-только началось наше счастье!»

Эта мысль словно подстегнула Фандора. Нет, он не мог, не имел права смириться с поражением. Он достал из кармана маленький складной нож и стал с его помощью проковыривать отверстие между двумя массивными камнями, из которых были сложены стены его темницы. Он, конечно, понимал, что рыть подземный ход перочинным ножом — занятие безнадежное. Но это все-таки лучше, чем просто сидеть, сложа руки…

Вдруг Фандор насторожился: его чуткое ухо уловило едва различимый звук. Что бы это могло быть? Звук повторился. Журналист прислушивался с бьющимся сердцем. Это было похоже на приближение осторожных, крадущихся шагов. Если это был кто-то из охраны, то почему он шел с такими предосторожностями, стараясь, чтобы никто его не услышал? Нервное напряжение, в котором Фандор пребывал на протяжении последних часов, вызвало у него что-то вроде лихорадки. Безумная надежда овладела им. «Это Жюв! — думал он, сам, понимая нелепость этой мысли. — Он узнал, что я нахожусь здесь, и пришел, чтобы спасти меня!»

Он припал ухом к двери. Шаги приближались. Человек был теперь на расстоянии десяти… пяти… трех метров от каземата! Фандору казалось, что он сейчас потеряет сознание от волнения.

— Вы здесь?.. — прошелестел голос по ту сторону двери.

— Да!.. Да!.. Я здесь! Это вы, Жюв?

Он не услышал ответа. Но ключ заскрежетал в замке. Это была самая приятная музыка, какую когда-либо доводилось слышать Фандору. Он отступил на несколько шагов и, не отрывая глаз, смотрел, как дверь медленно отворяется. После полного мрака слабый луч электрического фонарика едва не ослепил журналиста.

— Это вы, Жюв? — повторил он.

И тут он увидел, что это не Жюв. В каземате стоял какой-то незнакомый человек, направив на Фандора огромный старомодный пистолет.

— Ни с места, или я стреляю! — сказал человек дрожащим от страха голосом, — Впрочем, я пришел к вам как друг…

Кто был этот человек? Как он узнал о местопребывании Фандора? Каким образом смог проникнуть сюда? Все эти вопросы разом пронеслись в голове журналиста. Конечно, он был глубоко разочарован тем, что вошедший не был Жювом. Но все-таки это был живой человек, и он назвал себя другом…

— Как же так? — продолжал странный посетитель, пугаясь все больше и больше. — Камергер мне сказал, что вы связаны! А между тем…

— В чем дело? — резко спросил Фандор, оправившись от удивления, — Кто вы такой и зачем явились? По какому праву меня упрятали в каземат? Я честный человек, мне себя не в чем упрекнуть!

Посетитель — теперь было видно, что это старик, — задрожал всем телом:

— Выслушайте меня… ваше высочество!.. Ваше величество!.. Господин Жером Фандор!.. Я ваш преданный слуга!

— Это еще что за шутки? — изумился журналист.

— Да, да! Ваш преданный слуга… Меня зовут ван ден Хорейк… Я главный камергер королевы… Меня никто не посылал, я пришел сам…

— Объяснитесь же толком, черт побери!

— Я пришел, чтобы поддержать ваше правое дело…

— Какое еще дело? За кого меня здесь принимают? Что собираются со мной делать?

— Ничего… О вас приказано не говорить…

— В каком смысле?

— Не говорить — и все! Оставить вас здесь, пока вы не умрете…

— Это королева так решила?

— Нет, королева для этого слишком добра… и слишком глупа! Она даже не знает, что вы находитесь в каземате…

— Ну ладно… Так с чем же вы ко мне пришли?

Главный камергер пугливо оглянулся по сторонам, как будто в каземате мог находиться кто-то еще, и подошел к Фандору вплотную.

— Я бедный человек, — зашептал он. — Столько лет беспорочной службы — и не скопил ни гроша… Мне нужна пенсия в двадцать тысяч талеров!

— Но я-то здесь при чем?

— Ради Бога, говорите тише… Сейчас самое подходящее время… Она спит… При ней всего одна горничная… Даже если она не спит, для вас это будет совсем не трудно!

— О ком вы говорите? О королеве?

— Да… о королеве…

— Так чего же вы от меня хотите?

— Двадцать тысяч талеров… Всего двадцать тысяч! Но за такую услугу и тридцати тысяч не жалко… Я вас проведу… У меня ключи от всех дверей… Подумайте: один удар кинжалом — и все копчено! Вам будет не трудно… Она всего лишь женщина…

На этот раз не понять главного камергера было невозможно: речь шла об убийстве… Фандору предлагали убить королеву! «Зачем это ему понадобилось? — думал журналист. — Почему он обращается ко мне, человеку, осужденному на смерть?» Все в нем кипело от возмущения, но он решил сдержаться и пойти на хитрость, чтобы выведать, наконец, подоплеку этих гнусных интриг.

— Хорошо… — сказал он. — Пошли!

— Одну минутку… — ван ден Хорейк вытащил из кармана какую-то бумагу — Сначала распишитесь вот здесь. Тогда я буду в вас уверен. А то потом, сами знаете…

Фандор вырвал у него бумагу и прочел:

«Я, Жером Фандор, признаюсь в том, что убил Вильхемину королеву Голландии».

— Расписывайтесь же… — канючил ван ден Хорейк.

Но терпение Фандора лопнуло. Чувствуя, как ярость захлестывает его, он схватил гнусного старикашку за горло. Пистолет полетел в сторону.

— Вы… — прохрипел журналист. — Если бы не ваш возраст, вы получили бы от меня то, чего заслуживаете… У меня нет ни времени, ни желания разбираться в том, что вы тут плетете… Одно мне ясно: вы убийца и подлец! Я не стану о вас руки марать. А поскольку в этом каземате должен быть заключенный, вы останетесь здесь вместо меня!

В два счета он связал главного камергера той же самой веревкой, которой недавно был связан сам. Затем выскользнул из каземата и запер за собой дверь. Он оказался в слабо освещенном подземном коридоре, который тянулся в обе стороны, теряясь в темноте. Наугад Фандор двинулся направо. «Теперь главное — ни на кого не напороться!» — подумал он.

9. ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВО

При всем своем оптимизме, Фандор понимал, что его положение продолжает оставаться критическим. Чтобы выбраться из подземного лабиринта, ему необходимо было необыкновенное стечение благоприятных обстоятельств, в то время как всего одной несчастной случайности было достаточно, чтобы его погубить.

Журналист осторожно двигался вдоль длинного коридора, освещая себе путь фонариком, который он реквизировал у главного камергера. «Черт возьми, — думал он про себя, — этот негодяй предлагал мне убить королеву. Значит, в их глазах я слыву кем-то, кто заинтересован в таком преступлении и способен его совершить. В таком случае, могу себе представить, что со мной будет, если меня обнаружат в королевском дворце!»

Через несколько минут Фандор, пройдя длинный, извилистый коридор, оказался у начала узкой каменной лестницы. «Насколько я помню, именно по ней меня сюда и спускали, — подумал он. — У меня до сих пор бока болят — так меня колотили о каменные выступы. Все это я поставлю в счет голландской охране, когда буду говорить с их королевой!»

Фандор стал подниматься по скользким ступеням. Лестница вела все выше и выше, причем не было ни одной площадки, только извилистые повороты то в одну, то в другую сторону. Казалось, подъему не будет конца. Вдруг журналист остановился и прислушался: до его слуха доносились голоса, а также звуки шагов и даже позвякивание шпор. Было такое впечатление, что ходят и разговаривают совсем рядом.

— Так и есть, — проворчал Фандор себе под нос. — Эта лестница выводит в помещение кордегардии… Там, должно быть, не меньше дюжины солдат и офицеров, встречаться с которыми у меня нет ни малейшего желания! Однако послушать, о чем они говорят, было бы неплохо…

Осторожно поднявшись еще на несколько ступенек, он приложил ухо к стене.

— Конечно, я точно знаю! — громко вещал чей-то самоуверенный голос, — По докладу дежурного камергера Верховный суд рассмотрел дело и вынес приговор. После того, как королева поставит свою подпись, преступника ожидает смертная казнь!

— А что с ним сделают? Отрубят голову? Или повесят? — раздались голоса любопытствующих.

— Ни то ни другое: его просто оставят в каземате, и он там сдохнет, как бешеный пес!

«Какие милые и любезные люди! — подумал Фандор. — Сдается мне, что их разговор относится к моей скромной особе. Очень жаль, но сегодня у меня нет настроения знакомиться с ними ближе!»

И так же бесшумно Фандор начал спускаться по лестнице, намереваясь поискать другой выход из обширных подвалов королевского дворца. Через пять минут он снова оказался в том же коридоре и теперь двинулся по нему в противоположном направлении. Проходя мимо двери каземата, он услышал, как внутри скулит и стонет главный камергер. «Ничего, ты получил то, что заслужил», — подумал Фандор и, давая волю своему насмешливому характеру, крикнул сквозь дверь:

— Не отчаивайтесь, мой друг! Я только что говорил с королевой — она думает о вас!

Главный камергер ничего не ответил. Фандор продолжал свой путь. Между тем коридор, по которому он шел, разделился на несколько ответвлений, что немало встревожило беглеца, «Да здесь настоящий лабиринт!» — подумал он. Чтобы не заблудиться, он нацарапал свои инициалы у начала одного из ответвлений и смело углубился в него. Вскоре путь ему преградила железная решетчатая дверь, по ту сторону которой, он различил ступени лестницы.

Один за другим он проверил все прутья решетки — они не поддавались. «Ничего, — подумал Фандор, — на всякое свинство можно найти противодействие!»

Ощупав нижний шов своих брюк, он извлек оттуда маленькую стальную пилку, с которой никогда не расставался. «Бьюсь об заклада — проворчал он, — что за десять минут я справлюсь с этой дверью!» Фандор несколько переоценил свои силы: чтобы перепилить толстый железный прут, ему потребовалось пятнадцать минут. Отогнув затем прут в сторону, он проделал узкий лаз. Обдирая себе спину и грудь, с большим трудом протиснулся в это отверстие. «Сажают тебя то в чан с керосином, то в подземный каземат, — подумал он. — От такой жизни не растолстеешь. И на том спасибо!»

Снова Фандор стал подниматься по лестнице, прислушиваясь к малейшему шуму. За каждым поворотом лестницы он ожидал встретить новое препятствие. И не ошибся: лестница закончилась глухим тупиком, перед ним была каменная кладка… Несколько секунд Фандор стоял в недоумении, потом в ярости шарахнул кулаком по каменной стене. Звук удара удивил его: было такое впечатление, что стена полая… Присев на ступеньку, Фандор задумался. Какой смысл строить лестницу, которая ведет в тупик? Да еще загораживать се внизу железной решеткой? Конечно, жители этой страны сумасшедшие, но не до такой же степени! Цепь логических рассуждений привела журналиста к заключению, что перед ним замаскированная потайная дверь. «А потайную дверь, — решил он, — можно вышибить, как и любую другую. Если, конечно, она не железная…»

Фандор встал на ноги, готовый действовать. Однако новая мысль заставила его остановиться: «Дверь нельзя выбить без шума. И куда она ведет? — вот вопрос… Не хватает мне только вломиться в зал заседаний совета министров!..» Однако делать было нечего — не спускаться же обратно в подземный лабиринт! На всякий случай он приложил ухо к стойко и прислушался. По ту сторону вес было тихо. «Эх, была не была…» — подумал Фандор и налег на потайную дверь. Она подалась даже легче, чем он ожидал. После третьего удара плечом раздался треск, и одна из филенок вылетела.

Фандор просунул голову в отверстие, огляделся и чуть не присвистнул от изумления. Его глазам предстала роскошно декорированная галерея, уставленная и увешанная произведениями искусства, с экзотическими растениями в драгоценных сосудах. Еще несколько минут потребовалось журналисту, чтобы вынуть вторую дверную филенку, — и он оказался внутри галереи.

— Конечно, то, что я делаю, называется «проникновением со взломом», — проворчал Фандор. — По у меня есть смягчающие обстоятельства…

Освещенная мягким светом искусно задрапированных электрических светильников, галерея, вдоль которой на цыпочках шел Фандор, внезапно резко повернула направо и закончилась тяжелой бархатной портьерой. После минутного колебания журналист осторожно отогнул се край — и его взору открылась погруженная в полумрак просторная часовня. Очень довольный, Фандор вошел внутрь и оказался на верхних хорах. «Без сомнения, это дворцовая часовня, — подумал он. — Вход и выход не должны охраняться. Это значит, что отсюда я выберусь без особого труда…»

Вдруг Фандор замер на место и затаил дыхание: чуть поодаль, по другую сторону массивной ложи, он увидел неплотно прикрытую дверь, сквозь которую сочился слабый свет. Понимая, что сильно рискует, но не в силах совладать со своим любопытством, журналист бесшумно приблизился к двери и заглянул в щель. Он с трудом сдержал возглас удивления.

В глубоком кресле, повернувшись к нему спиной, перед столом, заваленным бумагами, сидела молодая женщина. Напротив, на стене, висело зеркало, в котором отражалось ее лицо. Одного взгляда в зеркало Фандору было довольно, чтобы понять, кто находится перед ним. Он узнал черты, знакомые по многочисленным портретам о газетах.

— Королева… Это королева… — прошептал он.

Действительно, случай привел журналиста в комнату, примыкавшую к королевской ложе, где Вильхемина находилась во время богослужения. Что же касается маленькой уединенной комнаты, то королева любила оставаться в ней, чтобы в полном одиночестве подумать или поработать. Именно здесь она имела обыкновение принимать самые важные и ответственные решения. Вот и сейчас она, казалось, пребывала в глубокой задумчивости и на ее лице отражалась напряженная внутренняя борьба.

Самые смелые надежды Фандора готовы были осуществиться. Он мог обратиться непосредственно к королеве, заверить ее в своей преданности, рассказать ей о невероятных совпадениях и злоключениях, жертвой которых он стал. В то же время вполне понятные опасения останавливали его: а если королева не поверит его словам? если примет его за убийцу? если позовет на помощь?

Между тем королева Вильхемина взяла тонкий батистовый платок и провела им по своему высокому чистому лбу. Фандор услышал ее шепот:

— Нет, я не могу это подписать… Это было бы низостью… Конечно, они недостойные люди… Ложь — их оружие… Но я не могу подписать смертный приговор… Сначала я должна поговорить с обвиняемым…

Она читала и перечитывала какой-то пергамент, держа его в дрожащей руке. Ее изящно очерченные брови, ее глаза, ее мучительно искривленные губы — все выражало страдание. «Что с ней такое? — подумал Фандор. — Конечно, я проявляю нескромность, но я хочу знать, что за документ она держит в руке…»

Словно движимый какой-то посторонней силой, журналист переступил порог. Ему достаточно было сделать два шага, чтобы оказаться за спиной ни о чем не подозревавшей королевы. И тут он, в свою очередь, побледнел, как мертвец: Вильхемина держала в руке его, Жерома Фандора, смертный приговор!

Королева обмакнула перо в чернила. Фандор, забыв об опасности, наклонился вперед, чтобы увидеть то, что она готовилась написать… Перо заскрипело по бумаге. «Нашему королевскому величеству, — читал Фандор, — не угодно, чтобы при Нашем царствовании совершилась хотя бы одна казнь по политическим мотивам. Поэтому Мы отменяем смертную казнь Жерому Фандору и объявляем ему помилование».

Журналист не мог более сдерживать свои чувства, он заговорил:

— Ваше величество! Соизвольте принять мою глубочайшую благодарность: перед вами человек, которого вы только что изволили помиловать! Поверьте, вам не придется жалеть о вашем великодушии. Я порядочный человек и неповинен в тех преступлениях, которые мне приписывают. Я верный слуга и преданный защитник Вашего величества!

Вполне естественно, что ответом на эту выходку был испуганный крик королевы Вильхемины. Опрокинув кресло, она вскочила, бледная как полотно, готовая позвать на помощь. Фандор склонился перед ней в почтительнейшем реверансе.

— Я нижайше прошу Ваше величество, — проговорил он, — удостоить меня личной аудиенции.

Однако королеве Вильхемине было сейчас не до придворных церемоний. Прижимая руки к груди и стараясь сдержать сердцебиение, она спросила едва слышно:

— Кто вы? Как здесь оказались? Что вам угодно?

Фандор снова отвесил глубокий поклон:

— Чего я хочу? Я хочу иметь возможность поговорить с Вашим величеством. Как я здесь оказался? Очень просто: я посадил в каземат вместо себя вашего главного камергера, затем перепилил железную решетку и высадил потайную дверь… Кто я? Во-первых, разрешите мне это повторить, — покорный слуга Вашего величества, а во-вторых, — человек, которого вы только что соизволили помиловать!

Королеве казалось, что ей спится какой-то страшный сон. Только ее исключительным мужеством и выдержкой можно было объяснить то, что она не упала в обморок.

— Мне страшно! — с трудом проговорила она. — Я вас не понимаю… Кто вы?

— Я человек, готовый защищать Ваше величество ценой собственной жизни. Мое имя — Жером Фандор!

— Вы — Жером Фандор? Мой злейший враг! Муж Елены Майенбургской, самозванки, задумавшей лишить меня трона! И вот теперь, когда Елена умерла, вы являетесь, чтобы узурпировать трон?..

Теперь уже не страх, а возмущенно заставляло дрожать голос королевы Вильхемины.

— Нет, вы ошибаетесь! — воскликнул Фандор и тут же поправился: — Ваше величество ошибается! Я не враг Вашего величества — совсем напротив! У меня нет ни малейшего намерения узурпировать трон Голландии!

— А для чего, в таком случае, вы приехали в Голландию? Зачем проникли во дворец? Зачем сеете смуту в моей стране?

Наконец-то в голове Фандора все прояснилось, и он понял, жертвой какой дьявольской мистификации стал он, и Элен, и королева Вильхемина… Он понял также, что все зависит от того, насколько веско и убедительно прозвучит его ответ.

— Я прибыл в Голландию для того, сказал он, чтобы предупредить Ваше величество о серьезной опасности, которая нависла над вами. Тот, кто плетет вокруг всю хитроумную сеть интриг, кто пользуется нашим доверием, чтобы сеять смуту, — это граф д’Оберкампф…

— Как, вы осмеливаетесь клеветать на графа д’Оберкампфа?

— Я осмеливаюсьпредупредить Ваше величество, что тот, кто скрывается под этим именем, — опасный бандит, пособник и сын Фантомаса! Смею полагать, что это имя, которое сеет ужас во всем мире, известно также и в Голландии…

— Этого не может быть… Вы не сможете доказать…

— Смогу! — сказал Фандор. — Если Ваше величество соблаговолит выслушать меня!

Королева кивком головы выразила снос согласие. И Жером Фандор рассказал ей о тех приключениях и интригах, в которые оказались вовлечены он, и его жена. Когда он закончил свое повествование, королева благосклонно протянула ему свою тонкую, изящную руку.

— Я поверила вам, — сказала она. — Теперь я понимаю, что вы благородный человек, достойный муж той особы, которую вы так любите и которую низкие интриганы стремятся выдать за Елену Майенбургскую.

10. В ОКОВАХ

А что же происходило в это время на броненосце «Роттердам», продолжавшем свой путь по водам Ла-Манша в направлении голландской столицы?

После того как Жюв и Фантомас, сбросив маски смиренных монахинь, остались лицом к лицу у гроба, в котором, по их представлениям, должна была находиться Элен, но который в действительности оказался пустым, Фантомас воскликнул:

— Фандор обманул нас обоих!

Но не об этом были сейчас мысли двух заклятых врагов. Разом, выхватив револьверы, они направили их друг на друга. И вот в недрах огромного корабля, при колеблющемся свете свечей, горевших у гроба, завязалась смертельная схватка. Оба противника пытались использовать гроб как прикрытие и вскоре опрокинули его на пол. Оба были прекрасными стрелками, но оба обладали и мгновенной реакцией, позволявшей им уклоняться от пуль противника. Тусклое, колеблющееся освещение и качка также мешали точности прицела. Кроме того, если Фантомас всеми силами стремился прикончить Жюва, то полицейский все еще не оставлял намерения взять бандита живьем. В результате, к тому моменту, когда Король преступлений расстрелял все патроны, находившиеся в его револьвере, у Жюва еще оставалось в запасе несколько выстрелов.

— Сдавайтесь, Фантомас! — воскликнул он, направив на преступника револьвер.

Но у этот момент дверь каюты распахнулась, и несколько вооруженных моряков ворвались внутрь и остановились, пораженные представшим их глазам зрелищем. В каюте царил полный разгром, опрокинутый гроб валялся на полу, почти все свечи погасли, а вместо двух монашенок перед ними стояли два вооруженных мужчины. Старшина прокричал приказание по-голландски, и матросы кинулись на неизвестных, схватили их, лишили возможности сопротивляться. Старшина приказал также поставить обратно на постамент гроб, который, как он думал, содержал останки некоей высокой персоны, возложить венки, зажечь свечи… Каюта-часовня приобрела, таким образом, свой первоначальный вид.

Что же касается злоумышленников, неизвестно как оказавшихся на борту, то их отвели в самый нижний отсек трюма, где находилось нечто вроде тюремной камеры. В этой темной и мрачной дыре, кишевшей крысами, не было ничего, если не считать ржавых цепей, один конец которых был намертво заделан в корпус корабля, а другой заканчивался тяжелыми железными колодками. Эти приспособления, в соответствии с древними и суровыми традициями голландского флота предназначались для бунтовщиков и ослушников. Всего несколько минут потребовалось матросам, чтобы замкнуть колодки на ногах Жюва и Фантомаса. Заковывать или связывать преступникам руки они не посчитали нужным. После чего матросы во главе со старшиной удалились, не позаботившись оставить охрану. «Никуда они отсюда не денутся», — проворчал на прощание старшина.

Все происшедшее, в общем и целом, устраивало Жюва. Он предполагал, что старшина не замедлит подать рапорт начальству, после чего будет произведен допрос и опознание личностей. Ему, как сотруднику французской полиции, ничего не грозило, его должны были освободить, в то время как Фантомасу предстояло отправиться в тюрьму и искупить, наконец, все свои преступления. Однако Гений злодейства смотрел на вещи иначе. Нимало не смущаясь, он обратился к Жюву в своем обычном издевательском тоне:

— Ну, как вам это нравится, Жюв? Вот вы и оказались в положении преступника и сидите на цепи рядом с Фантомасом! Но слишком ли велика для вас такая честь? Конечно, вы уже представляете себе, как вас с почетом выведут отсюда под белы руки, стоит вам только предъявить удостоверение Сыскной полиции. А меня вы, конечно, разоблачите, этаким широким жестом укажете на меня и провозгласите: «А это не кто иной, как Фантомас! Арестуйте его!» Так вы представляете себе будущее. Жюв! И, как всегда, ошибаетесь. Я здесь прикрыт таким обличием, являюсь носителем такого титула, что поверят мне, а не вам. Стоит мне только назвать себя тем именем, которое я здесь ношу, и я буду свободен! Впрочем, в этом даже нет необходимости; я буду свободен в любом случае!

С этими словами Фантомас присел на пол и стал производить со своими ногами странные манипуляции. Ему удалось вытянуть ступню таким образом, что она стала прямым продолжением голени, и железное кольцо, которым он был закован, соскользнуло с его ноги. Точно так же он освободил и другую ногу.

— Вот видите, комиссар, — насмешливо сказал бандит, — как полезно побывать каторжником! Узнаешь много полезного… Засим, разрешите откланяться: у меня нет никакого желания далее оставаться в этой дыре… А вам я желаю приятного времяпрепровождения в обществе крыс!

Пока бандит произносил свой монолог, с палубы донесся шум, топот бегущих ног, сигнальные свистки и слова команды. Все это позволяло предполагать, что на корабле возникла какая-то чрезвычайная ситуация. С минуты на минуту в трюм могли спуститься. Поэтому Фантомас поспешил ретироваться.

— Продолжение нашего поединка откладывается! — прокричал он на прощание. — Если эта посудина станет тонуть, вы об этом узнаете первым!

Жюв остался в одиночестве. Он не мог не признать, что угроза Фантомаса имела под собой основание. С кораблем что-то происходило: он дал крен, его корпус сотрясался лихорадочной дрожью… «Нет, это невозможно, — подумал комиссар, — такая махина, как „Роттердам“, не может просто так взять и пойти ко дну… Тем не менее, надо что-то предпринимать. Фантомас сбежал… По могу же я, как дурак, сидеть на цепи!»

Полицейский испытывал нечто вроде уязвленного профессионального самолюбия. Он попытался освободиться от колодок таким же способом, как это только что сделал Фантомас, но ему не удалось. Гибкость стопы, которой добился бандит, была, конечно, результатом длительной тренировки. Пришлось прибегнуть к традиционному способу — к помощи маленькой стильной пилки, которую комиссар всегда носил с собой. О том, чтобы перепилить массивные кольца, сжимавшие его ноги у щиколоток, нечего было и думать. Жюв принялся пилить более слабую цепь, соединявшую колодки между собой и крепившую их к большой цепи. Это была тяжелая работа. Несмотря на пронизывающий холод, царивший в трюме, все его тело покрылось потом. Очень мешали ему и крысы, которые, обеспокоенные креном корабля, массами бежали из соседних отсеков. Наконец узник испустил Крик радости: перепиленная цепь распалась и, хотя железные кольца продолжали оставаться у него на ногах, он мог теперь передвигаться более или менее свободно.

Жюв поспешил покинуть малоприятное место своего заключения. Но тут перед ним встал вопрос: что делать дальше? Еще недавно он, имея ясную линию поведения: явиться к адмиралу, командующему броненосцем, представиться, предъявить свои документы и организовать Арест Фантомаса. Однако то, что он услышал из уст бандита, смутило его. Конечно, Фантомас способен блефовать, но в его слонах могла быть доля правды. Мастеру лицедейства ничего не стоило разыграть о Голландии роль какого-нибудь важного лица и тем создать себе надежное прикрытие. Поэтому комиссар решил пока не раскрываться и продолжить охоту на Фантомаса втайне, на собственный страх и риск.

Поднявшись из трюма по узкой и крутой лесенке, Жюв оказался в просторном кубрике, где находились подвесные койки и лежали личные вещи матросов. В кубрике не было ни души, что несколько удивило комиссара. Он проследовал дальше, в машинное отделение, но проникнуть туда не смог из-за едкого дыма, наполнявшего переход. Было ясно, что в машинном отделении произошла авария. Кочегары, механики и матросы бегали с озабоченным видом. В этой суете Жюв до поры до времени оставался незамеченном, но он понимал, что ему необходимо найти надежное укрытие…

Поднявшись на первую палубу, Жюв остановился в нерешительности. Ему показалось, что он узнает эти места: именно здесь он проходил во время погрузки, сопровождая гроб Елены Майенбургской. Пока он стоял в нерешительности, в конце перехода послышался мерный топот многих ног. Жюв понял, что сейчас будет обнаружен, и повернулся, чтобы бежать и другую сторону, но оттуда шли двое рабочих с фонарем. Полицейский вжался в амбразуру двери, надеясь остаться незамеченным. Неожиданно дверь подалась, и Жюв, помимо своей воли, оказался и какой-то каюте… «Если здесь кто-нибудь есть, моя песенка спета…» — подумал он и осторожно огляделся вокруг. В каюте царил полумрак, нарушаемый только слабым светом свечей, горевших в изголовии гроба…

Случай привел комиссара в ту же самую каюту, которая была превращена в часовню-усыпальницу. Здесь не было ни души.

— Вот это удача! Лучше и быть не могло! — воскликнул Жюв…

— Франц! Петер! Что вы там копаетесь? Быстро поднимайтесь сюда!

— Господин старшина! Тут такое дело… Лучше бы вам самому сюда спуститься.

— С какой это стати?

— Да уж такое тут дело… Поганое, можно сказать, дело!

Старшина Вильгельм оторвался от раструба переговорного устройства на нижней палубе, откуда он говорил с находившимися в трюме матросами. Он вытянулся и козырнул проходившему мимо лейтенанту.

— Старшина Вильгельм! — приказал лейтенант. — Выводите ваших людей на вторую палубу. Через пять минут общее построение. Капитан хочет поблагодарить весь личный состав за мужественное поведение при ликвидации аварии…

Не успел лейтенант отойти, как Вильгельм со всех ног кинулся вниз по лестнице и через минуту ужо был и нижнем отсеке трюма. Здесь его поджидали Франц и Истер, два матроса, вместе с которыми два часа назад он арестовал и посадил в камеру двух злоумышленников. Только что он послал матросов проверить, как себя чувствуют арестованные и «не съели ли их крысы». И вот два посланца стояли перед ним с растерянными физиономиями: преступников и след простыл!

— Вы что, отпустили их? — не понял старшина.

— Никак нет!

— Куда же они делись?

— Не могём знать!.. Видать, убежали…

— Убежали?! Но это невозможно!..

Однако сомнений быть не могло: преступники исчезли. Осмотрев цепи, старшина Вильгельм обнаружил на одной из них свежий след распила. Наступило тягостное молчание. Наконец Вильгельм заговорил:

— Послушайте, ребята! Вам до увольнения осталось два месяца. Мне обещаны унтер-офицерские погоны. По мы с вами вляпались в такую историю, что наше дело — труба… После того как мы арестовали двух злоумышленников, заковали их, а потом дали им смыться, — никто на свете не поверит, что мы не были их соучастниками… А раз так, нас ожидает военный трибунал!

— Что же нам делать? — пролепетали два матроса, Франц и Петер, дрожа как осиновый лист.

— Мы должны, во что бы то ни стало найти беглецов! А пока — никому ни слова о том, что произошло… Слава Богу, что я еще не успел подать рапорт начальству!

11. ОДИН МАТРОС ЛИШНИЙ …

На броненосце «Роттердам» раздавались командные свистки и топот ног — происходило общее построение. За два часа до этого корабль чуть было не потерпел крушение. В Ла-Манше он был застигнут сильным штормом, что само по себе было неопасно для корабля такого класса. Но как на беду, именно в этот момент произошла авария в машинном отделении. Одна из машин вышла из строя. Броненосец резко замедлил ход и потерял управление. По правому борту открылась течь, возник креп, он увеличивался, и положение стало настолько критическим, что адмирал приказал готовить спасательные шлюпки. В этот ответственный момент и офицеры, и вся команда оказались на высоте положения. Машину быстро починили, воду, проникшую в трюм, откачали, корабль снова набрал ход. И вот теперь готовилось всеобщее построение. По свистку боцмана каждое подразделение занимало свое место на второй палубе.

Расчет второго орудия по правому борту ужо вытянулся по стойке смирно, когда неожиданно появился никому не известный матрос и пристроился ко второй шеренге. Товарищи с удивлением покосились на него, думая, что это какой-то новичок, перепутавший место. На самом деле это был Фантомас, который, зайдя в первый попавшийся кубрик, переоделся в матросскую одежду. Бандит надеялся, что ему удастся таким образом затеряться в толпе матросов. Но едва он вышел из кубрика, как наткнулся на лейтенанта, который рявкнул на него:

— Матрос, почему вы не на построении? Быстро на свое место!

— Есть, господин лейтенант! — ответил Фантомас и кинулся наверх, стараясь сообразить, где может быть его место.

Не успел он встать в строй, как на него накинулся другой лейтенант:

— Матрос! Вы что, совсем перестали соображать? Взгляните на свои нашивки: ваше место в расчете третьего орудия по левому борту!

— Виноват, господин лейтенант, — козырнул мнимый матрос, скрываясь в боковом переходе. «Счастье, что я знаю голландский язык! — подумал Фантомас. — Но вот в значках их морских мундиров я не смыслю ни бельмеса…»

Внезапно он увидел перед собой пожилого офицера в очках, в мундире с золотым шитьем и золотых эполетах. Это был сам адмирал ван Рюйтер, капитан корабля. Адмирал взглянул на матроса, и его золотые очки полезли на лоб.

— Матрос! — заорал он. — Это еще что за шутки? Почему на вас парадный бушлат и рабочие брюки? Куда это вы направляетесь в таком виде?

Фантомас побледнел. Неужели он погорит на таком пустяке? Это было более чем вероятно. К тому же он совершенно не представлял, что ответить адмиралу. Поэтому он напустил на себя как можно более тупой вид и, ни слова не говоря, ел глазами начальство.

Но старый служака и не думал от него отвязаться.

— Сколько служу на флоте, — продолжал он, — никогда не видел, чтобы матрос вырядился таким чучелом! А откуда у вас такие ботинки, черт возьми? Эге, да на вас еще и рубашка с манжетами! Тысяча чертей, где вы находитесь — на военном корабле или в ярмарочном балагане?

Фантомас весь подобрался, но сводя глаз с адмирала. «Еще одно слово, — подумал бандит, — и я его укокошу!» К счастью для адмирала, в его каюте зазвонил телефон. Ван Рюйтер пошел к аппарату: его помощник, находившийся на капитанском мостике, спрашивал, какие флаги и вымпелы следует поднять на корабле при входе в порт Амстердама… Когда адмирал вернулся в коридор, чтобы как следует отчитать странного матроса, того уже не было.

Фантомас снова заскочил в первый попавшийся кубрик, открыл наугад чей-то шкафчик и быстро переоделся. «Только бы опять чего-нибудь не перепутать! — ворчал он. — Будь они прокляты со всеми своими мундирами!»

Тем временем броненосец уже входил в амстердамский порт. Вся команда выстроилась на палубе. Фантомас решил, что оставаться одному в кубрике опаснее, чем выйти на палубу. На этот раз ему провезло: без особых осложнений удалось пристроиться к одному из подразделений. Стоя в строю, он ломал себе голову, куда делся Жюв? где ему удалось отсидеться? какое он нашел для себя убежище?

«Роттердам» лег на рейд и бросил якорь в нескольких сотнях метров от причала. «Так и есть, — проворчал сосед Фантомаса, — сегодня увольнений на берег не будет!» Услышав эти слова, Король преступлений в ярости сжал кулаки и заскрежетал зубами. Его гордость, гордость Фантомаса, была уязвлена. Его терпению приходил конец. «Долго мне еще бегать, как зайцу, но этой посудине?» — в бешенство подумал он.

Его положение на борту плавучей тюрьмы, каковой стал для него «Роттердам», было сопряжено с возрастающим риском. Опасный момент общего построения ему кое-как удалось миновать. Но, немного раньше или немного позже, присутствие на броненосце странного сверхштатного матроса будет замечено. Фантомас это понимал и лихорадочно искал выход. На всякий случай он забежал в кубрик и переоделся еще раз.

В темном коридоре его подхватила волна матросов, которые тащили на плечах огромные тюки. Один из матросов, толкнув Фантомаса, бросил ему на ходу:

— Чего зеваешь? Давай на сушку белья! А то схлопочешь два наряда вне очереди…

Бандит увидел, что члены команды были одеты в белые брюки и блузы из грубого полотна. Случайно на нем самом оказалась такая же одежда. И он последовал за другими.

Команда с мешками вышла на одну из задних палуб. Работа состояла в том, что принесенные из стирки комбинезоны крепили к прочным веревкам, которые затем с помощью блоков растягивали вдоль борта. Фантомас заметил, что с матросами не было офицера: все офицеры вместе с адмиралом собрались на верхней палубе, куда подняли гроб. Видимо, там готовилась официальная церемония. Бандит с облегчением перепел дух: на какое-то время он мог быть спокоен, никто к нему по будет приставать… Но не успел он так подумать, как увидел, что к их группе направляется один из офицеров. Присмотревшись, Фантомас узнал в нем того самого лейтенанта, который однажды уже делал ему замечание. Лихорадочно он искал способ уклониться от повторной встречи, не сулившей ему ничего хорошего. Его опасения укрепились, когда он услышал, как офицер сказал старшине:

— На борту замечен посторонний человек, переодетый матросом. Всем начальникам подразделений — проверить личный состав. Посторонних задержать.

В это время ударил сигнальный колокол на верхней палубе. Офицер заторопился.

— Начинается официальная церемония, — бросил он на ходу, — вынос тела Елены Майенбургской. Я вернусь через четверть часа…

«Надо что-то предпринять, — думал Фантомас. — Во время поверки меня схватят, как последнего пижона… Что делать? Не могу же я улететь…» Но тут глаза его засверкали: дерзкая мысль пришла ему в голову.

Уже несколько веревок с тяжелыми, мокрыми комбинезонами были натянуты вдоль вант. Комбинезоны крепились за рукава и, словно гирлянды повешенных, болтались над морем на высоте пяти или шести метров. Двое матросов взялись за ручки лебедки, чтобы идти путь очередную веревку. И тут Фантомас бросился плашмя на палубу, среди лежавших там комбинезонов, и вцепился руками в веревку. Лебедка подняла его вместе со всей гирляндой и потащила вверх. Минуту спустя он уже болтался в воздухе, неразличимый и рядах комбинезонов. Справа от него был борт броненосца, слева — море…

«Пускай теперь попробуют меня обнаружить», — торжествующе подумал Фантомас. Однако он отдавал себе отчет, что долго ему на руках по провисеть. Конечно, можно было подтянуться и занять на веревке какое-то другое положение. Но в этом случае он сразу выделится и может быть легко замечен…

Фантомас раздумывал недолго. Раскачавшись на веревке, он поймал момент, когда его тело резко отклонилось влево, разжал руки и полетел в море. Он был отличным пловцом, и преодолеть несколько сотен метров, отделяющих его от берега, было для него сущим пустяком. Опасность была в другом: его могли заметить с броненосца. Поэтому он старался, сколько возможно, плыть под водой, а, появляясь на поверхности, — плыть без помощи рук, чтобы быть менее заметным. Однако все эти ухищрения ни к чему не привели. С броненосца раздался крик:

— Человек за бортом!

Обернувшись, он увидел, что на воду спускают спасательную шлюпку. Понимая, что его побег обнаружен, Фантомас поплыл быстрее, теперь уже не скрываясь. Однако скрип уключин у него за спиной свидетельствовал о том, что лодка нагоняет его. И тут перед беглецом возникла черная стена: это был борт баржи, отделявшей его от берега. Что было делать Фантомасу? Он не мог допустить, чтобы его взяли живым. Бандита можно было обвинить в чем угодно, но только не в недостатке смелости. И он пошел на смертельный риск. Набрав в легкие побольше воздуха, он нырнул под днище баржи.

По внешнему виду баржи, по ее местоположению вблизи берега, Фантомас предполагал, что ее дно должно быть плоским. Но и ошибка была не исключена. В мутном полумраке, царившем под днищем, он изо всех сил работал руками и ногами. Вдруг невыразимый ужас овладел им: нечто непонятное вдруг схватило его под водой, перевернуло и потащило с нечеловеческой силой. В глазах у него помутилось, в ушах стоял глухой шум. За какие-то доли секунды вся его бандитская жизнь, исполненная гнусных преступлений, пронеслась перед его мысленным взором. Но именно в тот момент, когда Фантомас уже прощался с жизнью, поток холодного свежего воздуха ударил ему в лицо. Его рот лихорадочно хватал воздух, но глаза по-прежнему ничего не различали. Глухой шум, который он услышал еще под водой, теперь превратился в железный грохот и лязг работающего механизма. Какая-то сила продолжала тащить Фантомаса вверх, а вокруг себя он ощущал уже не воду, а какую-то более плотную субстанцию. Наконец ему удалось разлепить веки, и тогда он понял, что с ним произошло…

Баржа, под которую он нырнул, представляла из себя драгу для очистки морского дна и углубления фарватера. Под водой он был захвачен одним из ковшей, которые, укрепленные на движущейся ленте конвейера, вычерпывали придонный ил и песок. И вот теперь, сидя по шею в жидкой грязи, Фантомас наблюдал, как ковш поднимает его все выше и выше, чтобы в следующую минуту вывалить в наполненное грязью нутро баржи. Но именно в этот момент драга остановилась. С броненосца донеслись мерные удары колокола, и все работы в порту замерли.

Из своего ковша Фантомас мог наблюдать торжественную церемонию, которая разворачивалась прямо у него перед глазами. На мачтах «Роттердама», громада которого господствовала над портом, зажглись разноцветные огни. С одной из мачт яркий луч прожектора прорезал наступившие сумерки и высветил палубу, где был установлен белый гроб и выстроился весь офицерский состав броненосца. Одетые в парадные мундиры с золотым шитьем, офицеры производили весьма торжественное впечатление. Затем гроб был водружен на носилки, задрапированные белым с серебряным шитьем покрывалом, и шестеро дюжих носильщиков, также одетых в парадные мундиры, осторожно понесли его на паровой катер, причаливший к борту военного корабля. Высокий человек в черном рединготе — протестантский пастор — с открытой книгой в руке следовал за носилками и, судя по всему, читал молитвы. Когда гроб был установлен на катере, туда же перешли, кроме пастора, адмирал ван Рюйтер и несколько офицеров почетного караула. Катер отвалил от борта броненосца и направился к берегу.

Фантомас обратил внимание на то, с каким видимым усилием носильщики приподнимали и несли гроб. «С чего это они так напрягаются? — подумал бандит. — Гроб-то пустой… Однако мне пора подумать о том, как выбраться из этого проклятого ковша!»

12. СОДЕРЖИМОЕ ПУСТОГО ГРОБА

В обширном зале с высокими сводами, голыми стенами и мраморным полом царило глубокое молчание. Посредине зала на гранитном постаменте стоял гроб Елены Майенбургской. В воздухе носился слабый запах ладана. Сквозь витражные стекла высоких готических окон проникал слабый свет лупы. Час назад здесь закончилась торжественная заупокойная служба, а теперь было пусто и темно.

В дальнем конце зала тихо отворилась маленькая дверь, и мужской голос произнес:

— Ваше величество, вы можете быть спокойны. Здесь нас никто не потревожит.

Молодая женщина, красивая и элегантная, легкими шагами подошла к гробу. За ней следовал мужчина, освещая ей дорогу электрическим фонариком.

— Нет, господин Фандор, — произнесла женщина дрожащим от волнения голосом, — все-таки мы нехорошо поступаем. Нельзя смущать покой гробниц…

— Вы были бы совершенно правы, Ваше величество, если бы в гробу лежал покойник… Но повторяю еще раз: Елена Майенбургская не умерла… Этот гроб пуст, — готов поклясться всем, что мне дорого!

Королева Вильхемина взглянула на Фандора с надеждой и сомнением. Она была очень бледна и с трудом превозмогала нервную дрожь. Осенив себя крестным знамением, она прошептала:

— Господи, прости меня, наставь на путь истинный!

Потом, обратившись к Фандору, она сказала:

— Если бы кто-нибудь увидел нас со стороны, он бы подумал, что мы разыгрываем сцену из какого-нибудь романа… Никто бы не поверил, что коронованные особы бывают вовлечены в столь фантастические приключения!

— Никто не позволит себе усомниться в благородстве души Вашего величества, — сказал Фандор. — Но позволю себе напомнить, что сейчас речь идет также о моей чести и моем достоинстве. Ведь именно я настоял на том, чтобы Ваше величество самолично убедились, что гроб Елены Майенбургской пуст. Тем самым будет удостоверена и правдивость моего рассказа!

Королева Вильхемина пребывала в глубоком смятении с того момента, как перед ней появился Фандор, посвятивший се в плетущиеся за со спиной интриги. Она была вынуждена взять под подозрение своих ближайших придворных. «Но могу ли я доверять этому незнакомцу?» — время от времени спрашивала она себя, поглядывая на Фандора. Однако внутреннее чутье подсказывало ей, что перед ней честный и благородный человек.

Между тем Фандор подошел к гробу и снял с него белое покрывало. Светя себе фонариком, он стал отвинчивать винты, крепившие крышку. Королева закрыла лицо руками. Журналист слышал рядом с собой ее взволнованное дыхание. Наконец он сдвинул тяжелую крышку, но сделал это слишком резко, и она с грохотом упала на мраморный пол. В следующее мгновение журналист с громким криком отскочил от гроба. Он сделал это, несмотря на все свое самообладание, ибо увидел то, чего никак не ожидал: в гробу лежал покойник! Более того, этот покойник зашевелился и стал приподниматься! Фандор смотрел на происходящее вытаращенными глазами и вдруг закричал:

— Жюв!.. Жюв!.. Господи, да ведь это Жюв!

И действительно, это был Жюв, который нашел столь хитроумный способ скрыть свое присутствие на броненосце «Роттердам» и проделал все путешествие, лежа в гробу мнимой Елены Майенбургской.

— Спасибо, Фандор, — сказал полицейский. — Без твоей помощи я бы не смог…

Но он резко оборвал фразу на полуслове и выскочил из гроба.

— Скорее, помоги мне! — крикнул он, подхватывая Вильхемину, которая зашаталась, потеряла сознание и в следующее мгновение рухнула бы на мраморный пол…

Вскоре, после того как броненосец «Роттердам» бросил якорь на рейде Амстердама, в голландскую столицу без лишнего шума вернулся граф д’Оберкампф, он же Владимир, сын Фантомаса. Рядом с королевским дворцом ему принадлежал роскошный особняк, соответствовавший тому высокому положению, которое его хозяин занимал при дворе. И являться на прием в этот особняк не считали для себя зазорным самые высокопоставленные сановники.

Поэтому случайные прохожие ничуть не были удивлены, когда на следующее утро пород подъездом особняка остановилась карета с горбами, и сам главный камергер Ее величества, господин ван ден Хорейк, поднялся по ступеням.

Удивительно было другое: каким образом ван ден Хорейк сумел освободиться из каземата, куда его запер Фандор?

…Когда королева Вильхемина пришла в себя после обморока, вызванного появлением Жюва, восставшего из гроба, она обратилась с гневными упреками к Жерому Фандору. Но вскоре сменила гнев на милость, поняв, что появление Жюва было для журналиста такой же неожиданностью, как и для нее самой. В главном же Фандор со не обманул: тела Елены Майенбургской в гробу действительно не было.

Вслед за тем между королевой, Фандором и Жювом состоялся разговор, и журналист рассказал, наконец, о гнусном Предложении, которое сделал ему главный камергер в подземелье королевского дворца. Вильхемина была сражена известием об этом новом предательстве.

— Мой главный камергер! Верный ван ден Хорейк! — повторяла она. — Этого не может быть!

— Ваше величество, — отвечал Фандор, — этот человек, должно быть, все еще находится в каземате. Вы можете сами его допросить.

— Нет, нет! Наверное, вы ошибаетесь, господин Фандор. Первейшая обязанность коронованных особ — не верить наветам на своих приближенных…

— В таком случае я вынужден просить Ваше величество совершить со мной еще одно небольшое путешествие и посетить каземат, расположенный в подвалах вашего дворца.

Королева Вильхемина была решительной женщиной. Она встала, готовая последовать за Фандором.

— Только не надо вызывать эскорт, — сказал журналист. — В присутствии Жюва и меня Ваше величество может чувствовать себя в безопасности. А публичный скандал вряд ли будет уместен…

Королева согласилась с ним. Все трое спустились по известной Фандору лестнице и через несколько минут достигли подземелья. Но здесь их ожидал сюрприз: дверь подземного каземата была отворена, внутри не было никого. Ван ден Хорейк бежал!

— Какой же я идиот! — хлопнул себя по лбу Фандор. — Я не подумал отобрать у него ключи! Все ясно: он освободился от веревок так же, как до него это сделал и, затем отпор дверь своим ключом — и был таков!

Результатом этих событий стало то, что ван ден Хорейк сохранил свое место при дворе: не имея бесспорных доказательств, королева не сочла возможным подвергнуть его опале. Но она прислушалась к советам Фандора и Жюва, заклинавшим ее проявлять бдительность в отношении ван ден Хорейка и графа д’Оберкампфа.

Главный камергер чувствовал, что тучи сгущаются над его головой. И потому его приезд в особняк д’Оберкампфа не был заурядным визитом, но имел целью обсудить дальнейший план действий.

После обычных приветствий ван ден Хорейк сразу приступил к делу.

— Дорогой граф, — сказал он, — за время вашего отсутствия здесь произошли важные события, и я пришел предупредить вас о серьезных опасностях, которые над вами нависли… Нас здесь не могут подслушать?

— Это совершенно исключено. Говорите без страха.

Предлагать главному камергеру делать что-либо без страха было, по меньшей мере, бесполезно. Страх был его естественным состоянием и мог сравниться только с его подлостью.

— Дорогой граф, — продолжал ван ден Хорейк. Оглядываясь по сторонам, — здесь, в Амстердаме, появился один человек… молодой человек… судя по всему — ваш заклятый враг!

— Вот как? Как же его зовут?

— Его зовут Жером Фандор… — прошептал ван ден Хорейк.

Д’Оберкампф вздрогнул и переменился в лице:

— Вы уверены, что он здесь?

— Уверен… Я сам его видел…

— Это серьезно… очень серьезно! Фандор может меня опознать…

— Он вас уже опознал!

И, не дожидаясь вопросов графа, главный камергер стал поспешно рассказывать:

— Пока вы там носились с пустым гробом, — в его голосе прозвучали ехидные нотки, — я здесь времени даром не терял… был, так сказать, настороже! Донесли мне, что по городу ходит какой-то иностранец, француз, расспрашивает про Елену Майенбургскую. Более того — ищет встречи с королевой! А зовут его Жером Фандор!

— Что же, этот идиот Фандор не знал, что его здесь рассматривают как мужа самозванки?

— Выходит, не знал… Но, тем не менее, мы посадили его в каземат.

— Надо было убить!..

Хитрый царедворец улыбнулся. Он предпочел не рассказывать д’Оберкампфу о том, как пытался соблазнить Фандора.

— Я хотел его убить, — сказал он. — Но… не получилось. Он набросился на меня, связал, запер в каземате, а сам дал тягу.

— И что же дальше, мой отважный друг?

— А дальше мне самому пришлось бежать, и поверьте, это было нелегко. Но мне это удалось, и я поспел как раз вовремя, чтобы подслушать разговор между Фандором и королевой.

— У них был разговор? Невероятно! Что же он ей сказал?

— Он ей сказал, что граф д’Оберкампф на самом деле — князь Владимир, сын Фантомаса!

Произнося эти слова, ван ден Хорейк на всякий случай попятился назад. Хотя он и догадывался, кто такой д’Оберкампф на самом деле, но впрямую ему об этом никогда не говорил. И сейчас опасался взрыва ярости с его стороны. Однако сын Фантомаса никак внешне своих чувств не проявил.

— Значит, — переспросил он, — королева знает, кто я на самом деле?

— Да. Равно как и то, что мы с вами заодно. Так что, как видите, дорогой граф, нам надо быть начеку!

— Надо просто-напросто устранить тех, кто нам мешает! И мы это сделаем. Мой отец поможет! А теперь прошу вас, дорогой друг, пройти вместе со мной в столовую. Мы продолжим нашу беседу за обедом. Извините, если трапеза будет состоять только из холодных блюд: я отослал прислугу, чтобы нам было свободнее разговаривать.

Но едва они переступили порог столовой, как оба издали возглас удивления. Им ответил спокойный, низкий голос, проговоривший с насмешливой интонацией:

— Что же вы остановились, друзья мои? Прошу за стол! Разделите со мной трапезу — хозяин приглашает вас!

За обеденным столом по-хозяйски расположился человек высокого роста, мощного телосложения, с властными манерами. Первым оправился от неожиданности граф д’Оберкампф.

— Счастлив видеть вас, ван Маппен, — сказал он. — Мы давно не имели от вас никаких вестей…

— Я тоже очень рад, господин главный смотритель плотин! — заторопился ван ден Хорейк. — У меня для вас важные известия. Трон Вильхемины шатается, но победа еще не в наших руках. Я только что сообщил графу д’Оберкампфу, что его личность раскрыта… Мое влияние на королеву подорвано… И если уж говорить начистоту, у Вильхемины появился сильный защитник: Жером Фандор!

Господин ван Маппен, главный смотритель плотин и шлюзов (таков был его официальный титул, весьма несомый в Голландии), выслушал главного камергера с глубоким вниманием.

— Так, стало быть, Фандор в Амстердаме! — проворчал он. — И уж конечно, но один. Готов побиться об заклад, что и Жюв где-нибудь поблизости…

Он помолчал и добавил:

— Ну да тем хуже для них! Мое решение принято: если Жюв и Фандор будут мне мешать, я с ними разделаюсь! Господа! Приближается час последнего и решающего сражения! Не позже чем через восемь дней Вильхемина должна отречься, а Елена Майенбургская занять се трон!

— Но ведь Елена Майенбургская умерла! — воскликнул Ван ден Хорейк.

— Елена Майенбургская жива, и завтра об этом будет знать весь город! Надо, чтобы вся Голландия узнала, что Вильхемина пыталась убить свою соперницу, но та осталась жива. И через пять дней вся страна будет приветствовать Елену Майенбургскую как свою законную королеву! Выслушайте мой план, господа…

…В это же самое время Жюв и Фандор обсуждали, как спасти голландский трон и защитить королеву Вильхемину. Они сидели в маленькой мансарде на окраине города, где они обосновались, подальше от глаз своих противников.

— Удалась ли тебе повидать королеву? — спросил Жюв.

— Увы, нет! — вздохнул Фандор. — У нас была назначена встреча в дворцовом саду, Я ждал ее два часа на условленном месте, но она не пришла… А что дало ваше расследование, Жюв?

— Очень мало…

— Каково настроение населения?

— Неопределенное… Народ потерял голову, он не знает, кому верить. Распространяются противоречивые слухи. Одни говорят, что Елена Майенбургская убита по приказанию Вильхемины, другие — что Елена избежала смерти, а в Амстердам прибыл пустой гроб. Страсти накаляются.

Фандор покачал головой:

— Если так будет продолжаться, то вскоре произойдет революция. Нам надо как можно скорой пресечь эти слухи и дать возможность всем убедиться, что Елена Майенбургская, во-первых, жива, а во-вторых, — и не думает претендовать на трон Вильхемины!

Жюв оперся локтями о стол и подпер голову руками — в такой позе ему легче было размышлять.

— Да, — сказал он, — интрига лихо закручена! Узнаю руку Фантомаса… Выдать Элен за наследницу голландского трона, возвести ее на престол помимо ее воли и воспользоваться неизбежной смутой, чтобы ограбить государственную казну, — это, пожалуй, самый дерзкий план из всех, на какие до сих пор решался Король преступлений! Что же мы можем ему противопоставить?

Жюв встал из-за стола, подошел вплотную к своему другу и Пристально посмотрел ему в глаза:

— Фандор! Что для тебя важнее: счастье или долг?

— Почему вы меня об этом спрашиваете?

— Послушай, малыш… Я виноват перед тобой… Я сделал один шаг, не посоветовавшись с тобой. При этом я исходил из предположения, что долг для Тебя важнее покоя и безопасности!

Фандор вздрогнул, но ответил твердо и без колебаний:

— Вы правы, Жюв. Я действительно ставлю долг превыше всего… Но я не вполне вас понимаю…

— Сейчас поймешь… Есть только один способ пресечь начинающуюся смуту: Элен, которую все принимают за Елену Майенбургскую, должна самолично явиться в Амстердам и публично заявить, что не претендует на голландский трон! Без этого — Вильхемина погибла…

Наступила тягостная пауза.

— Да, я понял, — сказал наконец Фандор, — Вы считаете, что мы должны вызвать Элен в Амстердам… И вы уже дали ей телеграмму?

— Нет, малыш, этого я не мог сделать без твоего согласия! Но я подготовил текст…

Жюв достал из бумажника листок, на котором было написано размашистым почерком:

«Срочно приезжайте в Амстердам, телеграфируйте час прибытия. Это опасно, но речь идет о спасении Голландии. Мы не сомневаемся в вашем решении».

Держа листок в руке, Фандор задумался. «Конечно, Жюв прав, — рассуждал он про себя. — Весь вопрос в том, насколько велика опасность… Фантомас никогда не решится посягнуть на жизнь Элен, которую он, несмотря ни на что, продолжает считать своей дочерью… Но он может ее похитить, подвергнуть заточению… Наше счастье вновь будет отодвинуто в неопределенное будущее… Но имею ли я право думать сейчас о своем счастье?»

— Вы правы, Жюв, — наконец сказал он упавшим голосом. — Надо отправить ату телеграмму… И Элен, конечно, приедет…

— И мы вместе сумеем ее защитить! — воскликнул Жюв.

Несколько минут спустя они уже подходили к почтовому отделению. Все эти дни Фандор регулярно писал Элен, один, а то и два раза в день, держа ее в курсе всех событий. И она отвечала ему столь же часто, направляя письма или телеграммы до востребования.

— Я еще не брал сегодня свою корреспонденцию, — сказал Фандор. — Возможно, нас ожидают какие-нибудь новости…

Действительно, на почте лежало адресованное Фандору послание от Элен. Едва вскрыв конверт, журналист вскрикнул и позвал Жюва.

— Скорее! Скорее! Пошли! — повторял он, увлекая комиссара на улицу.

— Что такое? Что случилось? — недоумевал тот.

Не отвечая на его вопросы. Фандор остановил проезжавшее мимо такси.

— На железнодорожный вокзал! Скорее! — бросил Он шоферу. И только теперь он показал, наконец, Жюву телеграмму от Элен:

«Беспокоюсь в связи с вашим пребыванием в Голландии. Знаю, что вам с Жювом угрожает опасность. Приезжаю, чтобы быть рядом с вами. Встречайте меня в Амстердаме вечерним экспрессом. Есть важная информация. Я приезжаю с двумя надежными людьми, которые, я уверена, будут вам полезны».

Пока Жюв читал телеграмму, Фандор продолжал подгонять шофера:

— Скорее! Нам надо успеть к прибытию вечернего экспресса!

Таксист поддал газа.

Удастся ли двоим друзьям встретить Элен?

13. БОБИНЕТТА

В тихом провинциальном Буживало Элен вела спокойный образ жизни. Ее здоровье быстро укреплялось. В один прекрасный день доктор Манен, сказал ей:

— Ваше здоровье, слава Богу, не внушает мне больше опасений. Мне теперь нет нужды наблюдать вас каждый день. Я буду навещать вас два или три раза в неделю. Я знаю одну прекрасную женщину, которая сможет пожить с вами, скрасить вам одиночество и помочь по дому.

Элен приняла предложение доктора, и на следующий день перед ней предстала молодая женщина лет тридцати — тридцати пяти, с симпатичным серьезным лицом и прекрасными манерами. Обе женщины понравились друг другу. Компаньонку звали мадемуазель Берта. Элен представилась ей как Елена Майенбургская, поскольку с момента своего замужества она считала, что таково ее настоящее имя.

Свое время Элен заполняла прогулками, беседами с мадемуазель Бертой и чтением посланий Фандора, кратких, по исполненных страстного чувства. Чтобы не тревожить жену, журналист старался не касаться наиболее драматических сторон своего пребывания в Голландии.

Однажды во второй половине дня, после прогулки, две женщины отдыхали в зимнем саду. Берта читала книгу, а Элен, утомленная прогулкой, задремала, вытянувшись в шезлонге. Время от времени, приоткрывая глаза, она ловила на себе внимательные взгляды своей компаньонки. Наконец Элен не выдержала и спросила:

— Мадемуазель Берта, почему вы так смотрите на меня?

Та смутилась, покраснела, стала бормотать что-то невнятное. Потом, словно решившись, сказала:

— Вы не рассердитесь, если я задам вам один вопрос?

— Спрашивайте… — ответила Элен, заинтригованная таким вступлением.

— Видите ли, мадемуазель… или, вернее, мадам, поскольку вы ведь недавно вышли замуж…

— Действительно, я замужем, — улыбнулась Элен. — Это не тайна.

— Но фамилия, которую вы носите, не принадлежит вашему мужу?

Элен нахмурилась.

— Елена Майенбургская — это мое девичье имя, — сказала она.

— А мужа вашего зовут Жером Фандор?

Элен покраснела от досады. Ей совсем не улыбалось вступать в обсуждение своей личной жизни. Но и уклоняться от заданного вопроса у нее не было оснований.

— Да, — сказала она, — Я действительно жена Жерома Фандора.

Необыкновенное волнение отразилось на лице Берты. Она бросилась на колени перед Элен и нежно сжала ее руки:

— Ах, мадемуазель… мадам! Недаром говорят, что только гора с горой не сходятся! Я так мечтала встретиться с вами!.. Но скажите… значит, вы… вы… дочь Фантомаса?

«Эта особа неплохо информирована», — подумала Элен, хмурясь все больше и больше. Но волнение и сочувствие, написанное на лице Берты, смягчили досаду жены Фандора.

— Есть вещи, — сказала она со вздохом, — которые трудно объяснить и мучительно вспоминать. Я вам сказала, кто я. Но требуйте от меня большего. Не заставляйте меня бередить воспоминания, которые я хотела бы похоронить навсегда!

Сделав видимое усилие, Берта поборола свое волнение.

— Не сочтите меня назойливой, — проговорила она, — и поверьте, что мои вопросы были продиктованы не праздным любопытством. Теперь я должна рассказать о себе, а вы должны меня выслушать… Доводилось ли вам слышать о Бобинетте, с которой Фандор был знаком о прежние времена?

— Да, Фандор рассказывал мне о некоторых событиях, в которых была замешана некая Бобинетта…

— И как он о ней отзывался?

— Он говорил, что эта девушка вела странный и не вполне добродетельный образ жизни. Что она была замешана — возможно, помимо своей воли — в неблаговидную историю со шпионажем. Но потом она исправилась и постаралась загладить свою вину. Он считал, что по природе своей она — порядочная женщина и заслуживает прощения.

Вто время как Элен говорила, выражение лица ее собеседницы неоднократно менялось. Наконец она прошептала дрожащим голосом:

— Если бы вдруг… если бы однажды эта Бобинетта оказалась перед вами, мадам… согласились бы вы пожать ей руку?

Элен все поняла. Она встала с шезлонга и сжала в своих руках руки мадемуазель Берты.

— Вот видите? — сказала она. — Я ответила на ваш вопрос!

Элен почувствовала, как что-то горячее капнуло ей на грудь: это Берта, она же Бобинетта, плакала, уронив голову ей на плечо.

Обе женщины сели рядышком и предались воспоминаниям. С тех пор как Бобинетта, благодаря помощи Жюва и Фандора, смогла вырваться из-под власти Фантомаса и его приспешников, она вела уединённый образ жизни, не переставая следить по газетам за перипетиями борьбы, которую полицейский и журналист вели против Короля преступлений.

Бобинетта раскрыла перед Элен одну из темных страниц своей биографии. Много лет назад, когда она работала санитаркой в психиатрической больнице в Пасси, одна больная, которую врачи объявили безнадежной, умоляла устроить ей побег. Бобинетта обещала ей помочь, но свое обещание не сдержала. До сих пор воспоминание об этом мучило ее, ибо она была убеждена, что несчастная женщина, которую считали сумасшедшей, на самом деле таковою вовсе не была.

— Но я уверена, — продолжала Бобинетта, — что теперь, когда мы встретились с вами, мы сможем общими усилиями помочь бедной мадам Рамбер…

Элен побледнела:

— Как вы сказали? Мадам Рамбер?

— Да… Вы ее знаете?

— Она… Она… — У лен задыхалась от волнения. — Она мать моего…

Молодая женщина не успела закончить фразу. В комнату кто-то вошел — это был доктор Манен. До самого вечера у них не было возможности вернуться к прерванному разговору. Когда вечером Бобинетта зашла в спальню Элен, она увидела свою хозяйку в плаще и со шляпкой на голове.

— Вы куда-то собрались? — с удивлением спросила Бобинетта.

— Напротив, я только что вернулась: я была на почте, откуда телеграфировала мужу, что завтра вечером я выезжаю в Амстердам…

— Но это совершенно невозможно! Вы не в таком состоянии, чтобы…

Элен жестом остановила ее:

— Мое решение принято. Я его не изменю!

— Но что вы скажете господину Фандору?

— Я расскажу ему то, что сегодня узнала от вас о судьбе его матери — несчастной мадам Рамбер…

— Мадам! — прервала ее Бобинетта. — Вы думаете принести вашему мужу радостную весть, но на самом деле вы можете причинить ему большое горе… Событие, о котором я вам рассказала, произошло десять лет тому назад. Кто знает, что случилось за это время с мадам Рамбер? Десятилетнее пребывание в заведениях такого рода может помутить разум и у здорового человека. Кроме того, мадам Рамбер уже в те годы была немолода, так что…

— Вы правы… — вынуждена была согласиться Элен. — Я не стану сообщать мужу новость, которая может обернуться для него новым горем… Но я постараюсь, ничего не говоря ему прямо, навести его на след его матери…

— Я вижу, — сказала Бобинетта, — ничто не удержит вас от поездки в Амстердам. Но я умоляю вас принять необходимые меры предосторожности. У меня есть два надежных человека. Разрешите им сопровождать вас в путешествии. Это два простых парня, их разговор вряд ли сможет вас развлечь, но вы можете быть уверены, что они будут охранять вас как зеницу ока, и не позволят ни одному волосу упасть с вашей головы…

— Что же это за верные рыцари? — спросила Элен, улыбаясь.

— Один из них — мой брат Жоффруа по прозвищу Бочка, а его друга зовут Бенуа Сундук… Оба они работают грузчиками на Центральном рынке. Нельзя сказать, что у них ума палата, но силы в них столько, что вдвоем они справятся с целой ротой!

— Я вижу, что Фандор был прав, когда говорил о вас как о человеке, на которого можно положиться, — сказала Элен. — Я благодарна вам от всей души!

Две женщины дружески обнялись, и Бобинетта сразу же поспешила в Париж. Двоих приятелей она нашла в подвальчике под вывеской «Свинья Святого Антуана», где они сидели перед огромными мисками дымящегося капустного супа.

— Ты поставишь нам выпивку, сестричка? — осведомился Жоффруа, увидев Бобинетту. И, не дожидаясь се ответа, подозвал хозяина: — Эй, старый сквалыга, тащи нам бутыль красного да закуску получше — моя сеструха платит!

Пока два силача ели и пили, Бобинетта изложила им суть дела. Им надлежало быть на следующий день ровно в семь часов на бульваре в Буживале и ожидать там молодую особу, которую они должны будут сопровождать в Амстердам, защищать и охранять вплоть до ее встречи с Фандором. Билеты в оба конца и все прочие расходы будут им, разумеется, оплачены. Бобинетта не сомневалась в ответе. Для Жоффруа она была непререкаемым авторитетом, ради своей «сеструхи» он готов был скакать на край света на одной ноге. Точно так же поступил бы и его закадычный друг Бенуа, с которым они никогда не расставались. Но в данном случае был один смущавший их момент.

— Вот только по-английски мы не волокем… — со вздохом признался Жоффруа Бочка.

Для двух друзей, имевших весьма приблизительные понятия о географии, во всех странах, кроме Франции, люди говорили по-английски, Бобинетта улыбнулась:

— Не бери в голову! Но завтра вечером постарайтесь не надраться и ровно в семь будьте на месте!

Оба поклялись ей, что будут «как стеклышко»!

Вечером следующего дня Элси вышла из ворот своего дома в Буживале и пошла вдоль бульвара. Не успела она сделать и ста шагов, как из-за деревьев вышли два человека и приблизились к ней.

— Мадам, — сказал один из них, — нам поручено сопровождать вас до Амстердама.

Из своего окна Бобинетта наблюдала за происходящим. Несмотря на сгущавшиеся сумерки, ей было видно, как все трое сели в поджидавшую машину. Бобинетта еще несколько минут сидела у окна, прислушиваясь к затихающему шуму мотора и радуясь, что все идет как по маслу. Примерно через полчаса она затворила окно и спустилась вниз. Вдруг она услышала, что кто-то звонит у ворот. «Кого это принесло?» — подумала она и, накинув на плечи пальто, пошла открывать. Но едва она отворила калитку, как возглас удивления вырвался из ее груди: перед ней стояли две массивные фигуры — это были Жоффруа Бочка и его дружок Бенуа Сундук.

— Вы? — едва могла выговорить Бобинетта. — Почему вы здесь? Что вы сделали с Элен?

Два силача казались пристыженными и смущенными.

— Тут такое дело, сеструха, — начал Жоффруа заплетающимся языком. — Ведь мы с Сундуком — дружки, не разлей водой… Куда один — туда и другой… И если один захотел хлопнуть стаканчик, то и другой должен… Законно? Но дело есть дело! Ежели обещали, то вот они мы!

— Вы только сейчас пришли?

— Оно, конечно, мы опоздали… часа на… пол! Но у нас есть уважительная причина… По дорого столько бистро… ведь в каждое надо зайти… и пропустить — ну хоть по маленькой! Вот и не рассчитали… Сначала угостил Бенуа… потом была моя очередь… потом опять его… А иначе, сама понимаешь, нельзя! Потому что — невежливо…

Бобинетта его не слушала. Она была ошеломлена. «Если эти двое только что пришли, — спрашивала она себя, — то с кем же уехала Элен?» Ею овладел приступ ярости.

— Идиоты! Кретины! — кричала она, кидаясь на брата с кулаками. — И по стыдно вам? Напились оба как свиньи!

Два колосса стояли перед ней, понурив головы.

— Сдастся мне, дали мы с тобой маху, — заметил Бенуа Сундук своему дружку. — А то с чего бы малышке так разоряться?

— Похоже, что так, — согласился Жоффруа Бочка. — Сеструха вон как распалилась… Хоть бы сказала, чем мы проштрафились…

— Они еще спрашивают! — бушевала Бобинетта. — Вам хоть кол на голове теши!.. Боже мой! Боже мои!.. Я хотела помочь Элен, а в результате могу стать причиной ее гибели!..

Однако она понимала, что жалобами делу по поможешь, и, бросив двум силачам короткое «Пошли со мной!», направилась в дом. Побросав в саквояж самое необходимое, она выскочила на улицу и умчалась на вокзал. Два приятеля еле за ней поспевали.

— Когда поезд на Париж? — спросила она в кассе.

— Через пять минут.

В вагоне пригородного поезда она не проронила ни слова. Бенуа и Жоффруа только пыхтели и таращили глаза. Едва поезд прибыл на вокзал Сен-Лазар, как Бобинетта потащила их к такси.

— На Северный вокзал! — приказала она шоферу.

На Северном вокзале она узнала, что экспресс на Амстердам ушел двадцать минут назад. Бобинетта в отчаянии заломила руки.

— Но есть еще пассажирский поезд, мадам, — сказал ей служащий. — Он отходит через сорок пять минут и доставит вас в Амстердам завтра к полудню.

Молодая женщина тут же приняла решение ехать этим поездом. Другого выхода не было: надо было как можно скорее предупредить Фандора, что Элен выехала в Амстердам, и в случае, если их встреча не состоялась, начать поиски. Через сорок пять минут она уже сидела в купе вагона вместе с Жоффруа и Бенуа, окончательно протрезвевшими и исполненными глубокого раскаяния. И поезд тронулся…

14. АРЕСТ САМОЗВАНКИ

Генерал Грундал перешел через улицу и остановился на берегу канала, наблюдая, как медленно проплывают пузатые баржи. Генерал был в штатском и явно не желал быть узнанным редкими прохожими. Он поднял воротник плаща и надвинул на глаза широкополую шляпу, которую имел обыкновенно носить только за городом, о кругу семьи. Идя вдоль берега, генерал вскоре достиг подъездных путей главного железнодорожного вокзала Амстердама. Как раз в этот момент его слуха достиг тяжелый грохот, и длинный пассажирский состав выкатился на мост.

— Неужели я опоздал? — проворчал Грундал, с тревогой взглянув на часы. — Или время перепутал?..

Но, увидев надписи на вагонах, он успокоился: это был берлинский экспресс, а не тот поезд, который он ждал. Правда, генерал не заметил, что в конце состава был прицеплен вагон французской железнодорожной компании… Грундал поднялся на насыпь и направился к вокзалу, к которому, по каким-то своим соображениям, он подходил по со стороны главного входа, а со стороны подъездных путей.

Амстердамский пассажирский вокзал не отличается большими размерами, по в некоторые часы составы прибывают сюда с такой интенсивностью, что интервал между ними не превышает пяти минут и потоки пассажиров с разных поездов смешиваются и сливаются в один.

На насыпи к генералу подошел какой-то нищий, и они обменялись рукопожатием. В этом не было ничего удивительного, ибо в грязном оборванце Грундал узнал господина Зюйсела, начальника голландской тайной полиции.

— Вы приняли все меры предосторожности? — спросил генерал. — Вы понимаете, что арест известной вам персоны должен быть произведен незаметно и без шума… Нельзя подливать масло в огонь гражданской распри, которая готова охватить нашу некогда мирную страну!

— Разумеется, меры приняты, — ответил Зюйсел. — Но не будем преувеличивать опасность, дорогой генерал. Партия королевы Вильхемины намного сильнее. Против нее действует лишь кучка заговорщиков…

— Да, но среди них есть влиятельные лица… Кроме того, — генерал нагнулся к уху полицейского, — я слышал, что в низах общества существует некая организация, готовая развязать кровавые события!

— Пусть вас это не тревожит. Эта организация на две трети состоит из моих агентов. Все главные подстрекатели мне известны и в нужный момент будут арестованы.

— Хорошо, коли так… — сказал генерал. — Но как вам нравится самозванка? Приехать сейчас в Амстердам собственной персоной! Такая наглость говорит о том, что она рассчитывает на решительную поддержку своих сторонников…

— Не более чем необдуманный, опрометчивый поступок! Она не знает, что мы информированы о ее приезде… Уверяю вас, ее арест пройдет без сучка и задоринки!.. А сейчас нам лучше разойтись: столь длинный разговор между прилично одетым господином и бродягой может привлечь внимание… Кроме того, я вижу вдали паровозный дым. Это приближается тот поезд, который нам нужен…

И они разошлись в разные стороны…

Раздался хриплый паровозный гудок, и густые клубы пара заполнили накрытое стеклянной крышей помещение вокзала. Затем из белого тумана показалась лоснящаяся черная грудь мощного локомотива. Вскоре длинная вереница выкрашенных в разные цвета вагонов остановилась у перрона. Здесь были вагоны, прибывшие из разных стран — Бельгии, Франции, Германии, и было даже два спальных вагона, прибывших из Италии. Пассажиры выходили не торопясь, неся в руках мелкую кладь. Более тяжелые вещи они препоручали носильщикам, выстроившимся в шеренгу напротив вагонов. У единственного выхода из вокзала, где контролер в обшитой галунами форме проверял билеты, образовалась довольно густая толпа. Слышались разговоры и восклицания на самых разных языках.

Генерал Грундал стоял немного в стороне и наблюдал за происходящим. Вдруг сердце его забилось: в толпе он увидел мнимого нищего, с которым недавно разговаривал на железнодорожной насыпи и которого с тех пор потерял из вида. Господин Зюйсел следовал по пятам за молодой женщиной, впереди которой шли два здоровенных верзилы, явно растерянных и чувствующих себя не в своей тарелке среди шума и суеты международного вокзала. Как раз в этот момент генерал увидел, что в толпе произошло какое-то движение, и молодая женщина оказалась отделенной от своих сопровождающих.

На эспланаде вокзала к ней подошел мнимый нищий и стал выпрашивать у нее подаяние. Он был удален полицейскими, которые, видя затрудненно молодой женщины, тут же подозвали стоявшее неподалеку такси. Уже садясь в машину, она увидела на эспланаде двух своих спутников и хотела окликнуть их, но не успела это сделать. Кто-то подсадил, а точнее сказать, впихнул ее в машину, где, к своему удивлению, она оказалась в обществе двух мужчин, севших по обе стороны от нее. Третий поместился на скамеечке напротив, и это был не кто иной, как давешний нищий! Женщина опомнилась только тогда, когда машина уже тронулась с места.

— Что вам угодно от меня, господа? — воскликнула она. — Здесь какая-то ошибка!

Ответа не последовало. Машина, вместо того чтобы ехать в сторону города, повернула в противоположном направлении. Несчастная пленница попыталась оказать запоздалое сопротивление, позвать на помощь. Но это только ухудшило се положение. Если до сих пор сопровождавшие ограничивались тем, что крепко держали ее под руки, то теперь они быстро и сноровисто связали ее, а рот заклеили пластырем. Нищий сказал ей на плохом французском языке:

— Лучше вам не сопротивляться и спокойно подождать, пока вас не доставят, куда надо, и не снимут с вас допрос.

Узнице не оставалось ничего другого, как последовать этому совету. Но множество вопросов теснилось у нее в голове. Куда ее везут? Кто эти люди? Оказалась ли она в руках бандитов? Или же — что казалось ей более вероятным — она была схвачена полицией?

Вскоре машина остановилась и пленницу повели через двор, крепко держа со под руки. Они вошла в какое-то здание и пошли по длинному коридору вдоль ряда совершенно одинаковых дверей. В конце коридора их встретил служитель в форме и с большой связкой ключей. Он по-военному отдал честь нищему и почтительно выслушал указания, которые тот прошептал ему на ухо. Затем он отпер тяжелую дверь, и пленница оказалась в тесной комнатенке, где стояли кровать с соломенным тюфяком да соломенный стул. Дверь с грохотом захлопнулась, ключ заскрежетал в замке, и женщина осталась одна.

— Господи, что же со мной будет? — прошептала она.

Однако прошло немного времени, и дверь снова открылась. В комнату вошел важный генерал в сопровождении давешнего нищего, на котором теперь был нормальный цивильный костюм.

Господин Зюйсел уселся напротив пленницы и, прежде чем начать допрос, долго смотрел ей в лицо.

— Ваше имя, фамилия, род занятий? — наконец спросил он.

— Прежде чем отвечать на ваши вопросы, — сказала молодая женщина, — я хотела бы знать, в чем меня обвиняют. Меня арестовали как преступницу и привезли, насколько я понимаю, в тюрьму…

— Именно так, сударыня… Но я не уполномочен сообщать вам мотивы вашего ареста. Вы узнаете их, когда предстанете перед Верховным судом.

Молодая женщина побледнела. Она явно колебалась, не зная, какую линию поведения избрать. Наконец она решилась:

— Я не буду отвечать на ваши вопросы. Вам не имеет смысла меня обыскивать — у меня нет при себе никаких документов…

Зюйсел улыбнулся:

— Я это предвидел… Но мне совершенно не нужно вас обыскивать, чтобы удостовериться, кто вы такая. Вас зовут Елена Майенбургская, вы законная жена парижского журналиста Жерома Фандора и прибыли в Голландию с намерением…

Но тут генерал прервал полицейского:

— Намерения мадам, или мадемуазель, нас в данный момент не интересуют… Ваша задача — установить личность задержанной.

Зюйсел был явно раздосадован сделанным ему замечанием. Он пробормотал что-то по-голландски, затем продолжал по-французски:

— Подтверждаете ли вы, что, являетесь Еленой Майенбургской?

И поскольку молодая женщина продолжала молчать, он добавил с угрозой в голосе:

— Мы все равно заставим вас говорить, если надо, то и посредством силы!

Молодая женщина, казалось, размышляла, потом насмешливая улыбка мелькнула на ее губах. Эта улыбка была столь неожиданна и неуместна, что генерал и полицейский с тревогой переглянулись. Неужели их пленница так уверена в себе, что смеется над их властью и их угрозами? Наконец она снизошла до ответа:

— Ну что ж, раз вам это известно, не стану отрицать: да, я Елена Майенбургская!

На этом допрос и окончился. Арестованная не пожелала произнести больше ни слова, и Зюйсел с генералом, убедившись в тщетности своих усилий, оставили в одиночестве ту, которая признала себя Еленой Майенбургской. Но едва дверь за ними захлопнулась, как эта молодая особа разразилась веселым смехом. С удовольствием, растянувшись на соломенном тюфяке, она проговорила:

— Теперь, когда я одурачила этих двух ослов, не грех и отдохнуть!

Особа, которая столь непринужденно пела себя в тюремной камере, на самом деле вовсе не была Еленой Майенбургской. Это была мадемуазель Берта, иначе говоря, Бобинетта, которая приехала в Амстердам с намерением разыскать Фандора и которую голландская полиция приняла за «самозванку». Однако молодая женщина быстро отобразила, что в интересах Элен она должна как можно дольше поддерживать это заблуждение.

Между тем двое верзил громадного роста в растерянности бегали по эспланаде амстердамского вокзала. Несмотря на свой рост и физическую силу, они производили впечатление двух потерявшихся детей. Это были Жоффруа Бочка и Бенуа Сундук. Они видели, как Бобинетта села в такси и уехала без них, и никак не могли взять в толк, что же произошло. Другие свидетели пытались им объяснить, что молодая женщина была похищена на глазах у полиции, причем с такой дерзостью, которая не оставляла сомнений: то было делом самой полиции. Но два силача ничего не понимали и на всякий случай так махали кулачищами, что все предпочли от них отступиться.

Среди присутствующих было еще два заинтересованных лица, которые оказались на месте происшествия с опозданием и сейчас лихорадочно пытались выяснить подробности драматического события. Эти двое были Жюв и Фандор. Журналист был так потрясен, что просто потерял способность соображать. Жюв, сохранивший малую толику хладнокровия, пытался рассуждать логически:

— Ясно, что нас провели, как младенцев! Полиция каким-то образом узнала о прибытии Элен. Они схватили ее и увезли в тюрьму!

— Пусть лучше она будет в руках полиции, чем в руках Фантомаса! — восклицал Фандор.

Жюв совсем не был убежден, что Элен была похищена именно полицией, но он поостерегся разубеждать Фандора. В глубине души он не исключал возможности, что молодая женщина была увезена бандой Фантомаса.

— Мы разыщем ее, чего бы это ни стоило! — повторял он, сжимая руки своего друга.

15. СО ВЗЛОМОМ…

Вернувшись в маленькую комнатку, которую они снимали в предместье Амстердама, Жюв и Фандор сели и глубоко задумались.

— Прежде всего, — сказал, наконец, полицейский, — нам надо провести рекогносцировку. Надо выяснить, кто захватил Элен: сторонники королевы Вильхемины или ее противники? Противники королевы готовы поддержать «самозванку». Если Элен попала к ним в руки, то в ближайшей перспективе ей ничего не грозит… С другой стороны, защитники Вильхемины — порядочные люди, и, как бы они ни были настроены против Элен, они не станут проявлять жестокость по отношению к женщине… особенно к женщине, являющейся твоей женой.

Жюв старался успокоить Фандора, но тот только рукой махнул:

— Это все рассуждения… А Элен между тем в заточении. Наш долг — освободить ее как можно скорее!

— Вот и я о том же! — подхватил Жюв, — Если Элен в руках врагов королевы, то освободить се можно только силой или хитростью… Если же ее захватили сторонники королевы, то нам достаточно повидать Вильхемину, объяснить ей, что произошло недоразумение, — и она отпустит нашу Элен…

— Возможно… — проговорил Фандор и вдруг вздрогнул и заторопился. — Жюв, вы же знаете, что наш единственный контакт с королевой — это краткие встречи, которые она назначает нам в дворцовом парке, возле фонтана Нептуна. Как раз на завтра назначена такая встреча! Но мы не можем ждать до завтра!

— Надо найти способ проникнуть во дворец!

— Но это невозможно, Жюв!

— Нет ничего невозможного, Фандор… Надо попробовать! И немедленно!

— Вы правы! Я готов на пер. Ведь Элен — моя жена! Но вы, Жюв, имеете ли вы право рисковать? Проникнуть по дворец тайком, без пропуска, в вечернее время… Если нас заметят, то наверняка примут за злоумышленников и обойдутся с нами соответствующим образом…

— Не говори глупости, Фандор! — прикрикнул на него Жюв с напускной строгостью. — Я твой друг, почти твой отец. Мы пойдем вместе!

Быстрыми шагами они миновали предместье, приблизились к центру города и остановились против стены, опоясывавшей королевский дворец. Она производила грозное и неприступное впечатление. Мосты через ров были подняты, решетки, защищающие вход, опущены, вооруженные часовые прохаживались на равном расстоянии один от другого.

Два друга шли вдоль стены, ища и не находя место, где можно было бы ее преодолеть. Стоило им немного приблизиться, как очередной часовой брал ружье на изготовку и громко кричал:

— Назад!

Жюв и Фандор отошли в сторону, чтобы посовещаться.

— У меня родилась идея, — сказал полицейский. — У тебя нет при себе большого бумажного конверта?

— Да, есть. А что?

— Давай его сюда… Так… Я кладу в него два листа чистой бумаги… У меня есть палочка воска, сейчас мы его запечатаем по всей форме… Черт возьми! Печатки-то у меня нет…

— Воспользуйтесь моим перстнем… Но что вы там стряпаете?

— Это будет нашим пропуском! — воскликнул Жюв, размахивая большим конвертом, украшенным внушительными восковыми печатями. — Я успел выучить несколько голландских слов. Думаю, мне этого запаса хватит…

— Но что вы хотите делать?

— Не беспокойся! — отвечал Жюв, увлекая Фандора к стене. — Видишь вон того часового? Место здесь пустынное, мы должны разом навалиться на него, связать твоими подтяжками, два носовых платка ему в рот вместо кляпа — и дело сделано!

— Допустим, нам это удастся… А дальше что?

— Узнаешь в свое время…

Приблизившись к часовому на двадцать шагов, они услышали:

— Стой!.. Назад!

Жюв произнес несколько невразумительных слов, в которых слышались многочисленные протяжные звуки «о» и «а».

— Вот образчик моего голландского! — шепнул он другу. — Следуй за мной… Когда надо будет действовать, я кашляну…

Сняв шляпу, он подошел к часовому, пытавшемуся вникнуть в смысл услышанных им непонятных слов. Над головой полицейский держал конверт, украшенный печатями, который тоже действовал на солдата гипнотизирующе. Когда до часового оставалось не более четырех шагов, Жюв кашлянул. По этому сигналу Фандор, как безумный, кинулся на несчастного солдата и схватил его за горло так, что тот не успел издать ни единого звука. Опрокинув его на землю, журналист в мгновенно ока забил ему рот кляпом из двух носовых платков, в то время как Жюв связал руки и ноги.

Момент был критический. Несмотря на наступившую темноту, соседние посты могли заметить нападающих и поднять тревогу.

— Быстро! — скомандовал Жюв Фандору. — Бери ружье на плечо и начинай расхаживать вдоль стены — издали тебя примут за часового… Обо мне не беспокойся! Я иду в будку… вернусь через три минуты.

У каждого часового имелась полосатая будка, расположенная у самой стены. Туда и направился Жюв, таща за собой связанного солдата. При этом полицейский шепнул ему на ухо:

— Не бойся! Ничего плохого тебе не сделают…

Прошло три минуты. И тут Фандору пришлось пережить неприятный момент: чья-то рука легла ему на плечо, и чей-то голос произнес у него над ухом:

— Стоять!

Обернувшись, он увидел рядом с собой фигуру в мундире. «Я погиб!» — подумал журналист и вскинул ружье, готовясь дорого продать свою жизнь. Но стоявший рядом с ним человек тихонько рассмеялся.

— Дурачок! Ты что, не узнал меня? — проговорил Жюв.

Полицейский надел на себя мундир часового, его ботинки и кепи.

— Ну, как, мундир мне к лицу? — шутил он. — Не бойся, тебя я тоже не забыл: на твою долю в будке осталась шинель… Вот тебе газеты, набей их в капюшон, — в темноте будет казаться, что ты накинул его поверх кепи. Это никого не удивит, ведь начинает накрапывать… Будем надеяться, что никто не станет смотреть на твою обувь… А теперь — вперед! Следуй за мной и ничему не удивляйся!

Тяжелым шагом часового, держа ружье на плече, Жюв двинулся к ближайшим воротам, где, как он знал, находился пропускной пункт.

— Ты увидишь, как это просто, — шептал он Фандору. — Я только буду повторять обычные в таких случаях жесты, и нас примут за курьеров, принесших депешу…

Действительно, солдат, сидевший в проходной, увидев их, нимало не удивился. «Курьеры от полковника…» — подумал он и даже не повернул головы. Миновав проходную, Жюв и его спутник, естественно, не стали заглядывать в помещение, где находилась охрана. Но, проходя мимо запотевшего изнутри окна, Жюв постучал. Кто-то протер рукавом стекло и посмотрел наружу. Жюв поднял конверт над головой. Изнутри ему махнули рукой — мол, проходи…

Заметив через приоткрытую дверь, что в прихожей никого нет, полицейский быстренько прихватил одно из ружей, стоявших в козлах, и кепи с вешалки. Фандор, таким образом, тоже был экипирован полностью.

— Теперь начинается самое интересное! — шепнул Жюв, когда через минуту они подошли к входу во дворец.

Стоявший у дверей швейцар в ливрее с золотыми галунами шагнул им навстречу.

— Вам чего, солдаты? — спросил он по-голландски.

Жюв не мог ничего ответить, но сохранял полное хладнокровие. Он звучно и протяжно зевнул, показан рукой: мол, не могу говорить, да и неважно все это… Одновременно он потряс перед носом у швейцара пакетом с печатями.

— Опять к пастору, — проворчал швейцар. — Надоели, хуже горькой редьки…

И махнул рукой, чтоб проходили. Жюв переступил порог, обернулся и, не переставая зевать, жестом приказал Фандору следовать за собой.

Жюв уже неплохо ориентировался во внутренних покоях дворца. Он уверенно свернул налево, потом направо, и пошел по длинной внутренней галерее, ведущей к дворцовом церкви, откуда, как он знал, есть проход в личные апартаменты королевы. И если подходы к этим апартаментам со стороны парадных залов охранялись целой толпой стражников и челяди, то со стороны церкви не было никого. «Правда, дверь может быть заперта, — рассуждал про себя Жюв. — В этом случае, делать нечего, придется прибегнуть ко взлому…»

И действительно, дверь, которая вела из молельной комнаты в прихожую королевской спальни, была на замке.

— Это для нас пара пустяков! — пробормотал Фандор.

Дверь была двустворчатой, и, чтобы ее открыть, достаточно было поднять два шпингалета. Гораздо труднее им было решиться и переступить порог королевской спальни.

— Как-никак, а поступаем мы не очень вежливо! — прошептал Жюв. — Врываться, таким образом, в спальню молодой женщины… Положим, я холостяк, с меня взятки гладки, но ты-то, Фандор, — женатый человек!

— Ладно, нашли время шутить! — проворчал Фандор и тихонько постучал в дверь спальни.

Ответа не последовало.

— Досадно! — шепнул Жюв. — Что если и эта дверь заперта?

Фандор снова постучал и, не получив ответа, толкнул дверь. Она оказалась не запертой, и они вошли.

— Ваше величество… — начал Жюв — и осекся.

Освещенная электрической лампой, спальня была пуста, постель не смята. Королевы не было…

На следующее утро, как обычно, две камер-дамы в сопровождении горничных постучали в дверь королевской спальни.

— Ваше величество! Соблаговолите проснуться, — произнесла одна из дам, открывая дверь. Каково же было удивление вошедших, когда они увидели несмятую постель и убедились, что королева исчезла… Тут же по всему дворцу прозвучал сигнал тревоги, были закрыты все входы и выходы. Началась страшная суета.

Срочно собрался совет министров.

— Господа! — сказал генерал Грундал, весь бледный, входя в зал заседаний, — Господа! Сегодня ночью было совершено ужасное покушение: один из часовых подвергся нападению, был связан, и два неизвестных солдата проникли во дворец!

Генерал еще ничего не знал об исчезновении королевы. Но уже с разных сторон министры кричали ему:

— Если бы только это, господин генерал!

— Похищена королева!..

— Королева исчезла!

— Возможно, она убита!..

Услышав это известие, генерал рухнул как подкошенный, в кресло, разрывая ворот своего мундира.

— Боже, спаси Голландию! — прохрипел он.

Затем, несколько овладев собой, он продолжал:

— Господа! Завтра в Амстердам с официальным визитом прибывает император Германии… Совершенно невозможно, чтобы королева Вильхемина не встретилась с ним! Мы должны разыскать ее, чего бы это ни стоило! Если мы вынуждены будем признаться в исчезновении Ее величества, кайзер может воспользоваться этим, чтобы навязать Голландии кого-нибудь из своих родственников… Или же трон захватит самозванка, с помощью своих приспешников… А это еще хуже!.. Боже мой! Боже мой!.. Неужели никто ничего не знает о судьбе нашей всемилостивейшей монархини?

— Увы, нам ничего не известно! — ответил ван ден Хорейк.

Но при этом глаза главного камергера странно блестели, а губы кривились от сдерживаемой улыбки…

16. ПОХИЩЕНИЕ

Несколько часов спустя после драматических событий, разыгравшихся на эспланаде Амстердамского железнодорожного вокзала, трое мужчин, закутанных в плащи и вооруженных револьверами, сошлись в сельской местности недалеко от города. Место встречи, судя по всему, было определено заранее, потому что каждый пришел к нему отдельно и своим путем. Эти трос были граф д’Оберкампф, ван ден Хорейк и ван Маппен — главари заговора против королевы Вильхемины. Главным среди них был ван Маппен. Он держался уверенно, в то время как двое других были явно растеряны.

— Какая гнусная история! — начал д’Оберкампф.

— Произошло нечто ужасное! — подхватил ван ден Хорейк.

Вал Маппен поглядел на них с насмешкой и пожал плечами.

— Спокойно, друзья мои! С чего это вы так разволновались?

— Есть отчего разволноваться! — ответил главный камергер, заискивающе заглядывая ван Маппену в глаза, — Мы выполнили все ваши приказания, чтобы захватить Элен по приезде в Амстердам… А в результате она оказалась в руках приспешников Вильхемины! И что теперь делать…

Ван Маппен прервал его властным движением руки.

— Ты дурак, ван ден Хорейк! — сказал он с презрением. — Разве ты забыл, что все происходит только с моего ведома и по моей воле?

— Хозяин… — забормотал главный камергер. — Я знаю…

— Ничего ты не знаешь! Ты хнычешь, как идиот, по поводу вещей, по имеющих никакого значения… Ты уже готов признать, что мы потерпели поражение… Так вот, слушай! Ты думаешь, будто Елена Майенбургская попала в руки сторонников Вильхемины, а на самом деле — она в наших руках!

И ван Маппен расхохотался, видя растерянность своего подручного, видя, как тот дрожит и пугливо озирается по сторонам. Ощущение мрачной силы и зловещего величия исходило от фигуры главного смотрителя плотин и шлюзов. Выпрямившись во весь свой громадный рост, скрестив руки на груди, он властно окидывал взором окрестность, и ночь одевала его черным плащом. Он казался сверхъестественным видением, возникшим из ночной тьмы, из сумрака лесов, из глубины холодных каналов.

— Ты хочешь знать, что мы будем делать? — продолжал он. — Мы отомстим! И наша месть будет ужасна!

При этих словах ван ден Хорейк задрожал так, что зубы его застучали. Он принадлежал к тому разряду подлецов, которые способны замыслить любую низость, но обливаются потом от страха, когда приходит время действовать.

— Отомстить кому? Королеве? — пробормотал он. — Что вы еще придумали, ван Маппен?

Но, отвечая ему, тот повернулся к д’Оберкампфу:

— Ты выполнил мои приказания? Элен в надежном месте? Узнал ли ты все, что требовалось?

— Все, что вы приказали, исполнено.

— Так, где же место их встречи?

— Под большой ивой, у фонтана Нептуна.

— Время встречи?

— Два часа ночи.

Ван Маппен потер руки:

— Пошли! Сейчас как раз время…

Быстрыми шагами он направился к городу. Его сообщники следовали за ним на почтительном расстоянии. Спустя полчаса они были возле дворца.

— Ван ден Хорейк! — сказал ван Маппен. — Ты занимаешь должность главного камергера. Ты должен был бы находиться в курсе всех придворных интриг. А между тем ты ничего не знаешь… Иногда я спрашиваю себя, нужны ли мне такие помощники…

Ван ден Хорейку показалось, что вал Маннен взглянул на него с каким-то особенным выражением, и он задрожал еще больше.

— Раз ты ничего не знаешь, — продолжал главный смотритель шлюзов, — я тебе расскажу… Известно ли тебе, что Вильхемина время от времени встречается с Жеромом Фандором?

— Нот… Он никогда не приходит на приемы…

— Фандор не настолько глуп, чтобы являться к королеве публично. Они встречаются ночью, в королевском парке, возле фонтана Нептуна! Теперь понял?

— Да, хозяин… И вы что же, хотите пойти на это свидание?

— Именно так!

— Вы… Вы хотите убить королеву?

— Не исключено…

Королевский дворец и окружающий его парк были погружены в ночную темноту. Время от времени тишина нарушалась перекличкой часовых.

— Ван ден Хорейк, — сказал главный смотритель плотин, — у тебя, конечно, есть ключ от потайной двери… Иди, отопри!

— Хозяин, вы ошибаетесь… Нет у меня никакого ключа…

Ван Маппен сделал угрожающее движение:

— Раз у тебя нет ключа… Раз ты вообще ни на что по пригоден… Придется тебя…

— Нет, нет!.. Я вспомнил… Я знаю, как войти!

Еле передвигаясь на подгибающихся от страха ногах, главный камергер подвел своих спутников к маленькой дверце, скрытой в зарослях плюща. Ключ у него, конечно, оказался при себе.

Через несколько минут трое заговорщиков были уже возле фонтана Нептуна. В ночное время воду в фонтане отключали, и вокруг бассейна царила полная тишина.

— Здесь никого нет… — пролепетал ван ден Хорейк. — Королева не пришла…

— Заткнись! — бросил ему ван Маппен, — Мне надоело слушать твои кретинские замечания! Вот большая ива… Ясно, что сегодня у них свидание не состоится… После всего, что произошло днем… Но раз мы здесь, королева должна прийти!.. Ван ден Хорейк! Ты понял, что от тебя требуется?

— Что?.. Что?.. Я не понимаю…

— Ты сейчас пойдешь к королеве… и сделаешь так, что она спустится сюда… спустится одна!

— Но что… что я ей скажу?

— Ты же придворный! Придумай что-нибудь!.. Скажи, например, что, прогуливаясь по парку, ты услышал возле фонтана Нептуна чьи-то стопы… призывы на помощь… что ты испугался и побежал во дворец… что сейчас поднимешь охрану и организуешь поиск…

— Но ведь если начнут обыскивать парк, то найдут вас…

— Ну какой же ты кретин! Услышав твой рассказ, королева очень испугается, побледнеет… но уже в следующую минуту она назовет тебя трусом и станет высмеивать твои страхи. Ты будешь настаивать на том, что видел и слышал… потом уступишь и скажешь, что, мол, да, все это, возможно, тебе померещилось… Королева посоветует тебе лечь в постель, а сама пойдет спать в сопровождении своих камер-дам.

— И что дальше?

— А дальше — помолчи и делай, что тебе говорят!

Ван ден Хорейк рысью пустился прочь, счастливый в глубине души, что таким образом он как бы выбывает из игры: он скажет королеве то, что от него требуется, а дальнейшее — не его дело!

— Вы думаете, она придет? — спросил д’Оберкампф.

— Еще бы! Готов поклясться голландской короной, которая скоро будет на голове Элен! Вильхемина, конечно, подумает, что у фонтана стонет Фандор, ставший жертвой какого-то несчастного случая. Она постарается скрыть это от придворных и сама прибежит его спасать!

И ван Маппен добавил слова, в которых раскрылась вся низость его души:

— Вильхемина так добра! Вильхемина так глупа!

Д’Оберкампф ничего не ответил. Он скрестил руки на груди и стал ждать дальнейших распоряжений. Они не замедлили последовать:

— Граф д’Оберкампф! Спрячьтесь за этим кустом!

— Хорошо… А сами вы куда, хозяин?

— Это мое дело…

И ван Маппен, сбросив свой черный плащ, лег под большой ивой, где царил полный мрак. Прошло еще несколько минут.

Тишину ночи нарушал лишь плеск воды в бассейне да редкий крик ночной птицы… Вдруг вдали песок аллеи заскрипел под легкими шагами.

— Королева… — прошептал д’Оберкампф.

— Помолчи! — оборвал его ван Маппен.

Королева в накинутом на плечи горностаевом манто осторожно пробиралась между кустами.

— Фандор, — тихонько позвала она. — Господин Фандор? Жюв?

Ей ответил слабый, исполненный страдания голос:

— Каше величество… На помощь… Я умираю…

— Вы ранены! — воскликнула Вильхемина. — Мужайтесь!.. И иду к вам!..

Но в тот момент, когда королева склонилась над человеком, лежащим в тени большой ивы, он внезапно вскочил на ноги. Тяжелый черный плащ накрыл королеву с головой, окутал со всех сторон, лишил возможности двигаться, заглушил ее крик. Граф д’Оберкампф был уже туг как тут.

— Скорее! — приказал ему паи Маннен. — Ватный тампон и хлороформ!

Минуту спустя, опустив на землю неподвижное тело Вильхемины, потерявшей сознание под действием хлороформа, ван Маппен потер руки:

— Вот теперь королева Голландии ведет себя тихо и послушно — как я того хочу!

Между тем граф д’Оберкампф казался удивленным.

— Вы не убиваете ее? — спросил он холодно.

— Пока нет… — ответил тот, кто называл себя ван Маппеном.

На следующее утро королева Голландии пришла в себя, как будто пробудилась от страшного кошмара. Но, к ее ужасу, кошмар продолжался наяву. Она увидела себя запертой в маленькой комнате с деревянными стенами и низким скошенным потолком, который едва позволял ей выпрямиться во весь рост. В комнате были только кровать, стол и стул. «Где я?» — в смятении подумала она. Она хотела открыть дверь — дверь была заперта. Она сделала попытку отворить ставни, закрывавшие узкое окно, но и это оказалось невозможно.

Рядом с кроватью, на которой очнулась королева Вильхемина, валялся ватный тампон. Голова у нее раскалывалась. Острый характерный запах хлороформа наполнял комнату.

— Я попала в ловушку, — пробормотала Вильхемина. — И уж конечно, человек, который набросился на меня, не был Фандором!

Но не только страх за собственную судьбу мучил царственную пленницу. Она представила себе Голландию, лишившуюся своей королевы, неизбежную гражданскую смуту, революцию, которой не замедлят воспользоваться авантюристы и низкие властолюбцы… Обычная женщина на се месте, вероятно, разразилась бы слезами. Но королева в этих трагических обстоятельствах напрягла все свои силы и всю свою энергию.

— Даже если мне суждено погибнуть, — воскликнула она, — королева Голландии не унизится до слез!

Больше она не произнесла ни слова, не сделала ни одного движения и, сидя на единственном стуле, стала ждать. Ждать ей пришлось долго. Дневной свет, проникавший сквозь щели ставен, сменился вечерними сумерками, а затем темнотой ночи. Чего ждала королева? Быть может, своей смерти…

Наконец послышались шаги. Вильхемина встала. Дверь ее темницы отворилась.

— Мадам, я приношу Вашему величеству мои нижайшие приветствия, — произнес чей-то голос.

Человек, вошедший в комнату, был одет в черное с ног до головы, на лице у него была черная бархатная маска. Увидев его, королева побледнела.

— Фантомас! — прошептала она.

Жюв и Фандор достаточно подробно рассказали ей о Гении злодейства, чтобы она с первого взгляда узнала его зловещий силуэт.

Бандит произнес традиционную фразу вежливости, но в голосе его не было почтительности. Инстинктивно Вильхемина выпрямилась и заговорила с королевской холодностью:

— Кто разрешил вам являться передо мной в таком виде? Почему у вас маска на лице? Подите прочь, сударь! Вы можете меня убить, но я не позволю вам забыть о том, что я королева, а вы негодяй!

Фантомас сжал кулаки, его глаза в прорезях маски злобно сверкнули.

— Я помню о том, что нахожусь в присутствии королевы Голландии, — промолвил он. — Но и ей не следует забывать, что перед ней — король!

— Король? Какой же страны?

— Всего мира, мадам? Король дня и ночи, ужаса и преступления! У меня тысяча лиц, и я ношу тысячу корон!

С едва уловимой иронией королева пожала плечами.

— Стало быть, — сказала она, — Ваше королевское величество явились ко мне с дипломатической миссией? В таком случае, соблаговолите объяснить мне цель вашего визита.

В ответ на эту тонкую насмешку Фантомас едва сдержал закипающую ярость.

— Пусть так! — прохрипел он. — Оставим пустые слова и перейдем к делу. Пусть вы королева, но вы побеждены, побеждены мной! И побежденной надлежит выслушать условия, которые ей продиктует победитель!

— Разве я похожа на побежденную, готовую подчиниться требованиям победителя? — надменно спросила Вильхемина.

На этот раз Фантомас не мог сдержаться, и лезвие кинжала сверкнуло в его руке.

— Ваше величество, — прошипел он сдавленным голосом, — вы всего лишь женщина… И как всякой женщине, вам знакомо чувство страха! Если я захочу, вы будете дрожать передо мной, будете молить о пощаде!

Вильхемина смерила бандита презрительным взглядом.

— Ваше величество ошибается, если думает, что я такая же женщина, как все другие, — сказала она. — Я королева, а царственные особы не имеют права просить пощады! Они не боятся смерти, ибо их жизнь принадлежит не им! Вы можете убить меня, но я не буду просить вас ни о чем!

— Вы бросаете мне вызов?

— Я выражаю вам мое презрение!

Казалось, Фантомас готов нанести смертельный удар… Но он опустил руку и вложил кинжал в ножны. Его голос вновь обрел ледяное спокойствие.

— Какое мне дело до ваших слов и до вашего презрения! — сказал он. — Все равно вы в моих руках. Я ваш господин,а скоро я буду господином Голландии!

— Я в ваших руках — это так… Но господином Голландии вы не будете никогда! Короли умирают, но страны живут вечно! Пусть вы убьете меня, — придет другой монарх и вышвырнет вас за пределы наших границ!

Фантомас не обратил на се слова никакого внимания.

— Я передаю вам вот эту бумагу, — продолжал он. — Это акт вашего отречения от престола. Если вам дорога жизнь, вы его подпишете. В противном случае, королева Вильхемина умрет здесь от голода и жажды!

Королева помолчала.

— Я поняла вас, — промолвила она. — Я готова умереть, лишь бы Голландия не попала под власть таких негодяев, как вы!.. А теперь — уходите! Я запрещаю вам присутствовать при моей агонии!

Фантомас ничего не сказал, он повернулся и вышел. И когда дверь за ним затворилась, Вильхемина почувствовала, что горячие слезы текут по ее щекам.

17. КОРОЛЕВА ГОЛЛАНДИИ

В поздний вечерний час посреди пустынной улицы двое мужчин богатырского сложения, стоя под дождем, горько плакали, поддерживая друг друга. Они что-то бормотали заплетающимися языками.

— Бедный мой Жоффруа Бочка! — вздыхал один.

— Бедный мой Бенуа Сундук! — всхлипывал другой.

И слезы их, слипаясь с потоками дождя, переполняли сточную канаву.

Вот уже три дня и три ночи, как два силача с Центрального рынка бродили по неведомому им городу Амстердаму, надеясь как-нибудь невзначай встретить Бобинетту или, на худой конец, Элен и Фандора. Но, как назло, им попадались только незнакомые люди, говорившие на непонятном языке, который два приятеля упорно считали «английским». Наконец им повезло: на дверях какой-то забегаловки, расположенной в районе торгового порта, они прочли меню, написанное на французском языке. Они решились зайти внутрь. Какова же была их радость, когда выяснилось, что хозяином заведения был француз, некогда содержавший бистро в районе Центрального рынка!

Жоффруа и Бенуа, поскольку они были при деньгах, заказали вина и уселись плотно, намереваясь никуда отсюда по уходить.

— Ты понимаешь, — объяснял другу Жоффруа Бочка, — моя сеструха — женщина умная. Она сразу смекнет, что нас надо искать именно здесь!

Через несколько часов Жоффруа и Бенуа уже покорешились с хозяином заведения, которого знали Лушон, и все трое отправились в большой загул по окрестным пивным. Трое суток продолжалась эта гулянка, пока из карманов двух друзей не улетучились последние монеты. Когда это произошло, Лушон потерял к соотечественникам всякий интерес и быстренько выставил их за порог на ночную улицу, где теперь они и пребывали, насквозь промокшие от дождя и пьяных слез.

— Что нам теперь делать? — спрашивал Бенуа Сундук. — Мы ужо обошли весь город. Ясно, что ни Бобинетты, ни Элен здесь нет. А то бы мы их встретили…

Жоффруа Бочка согласился с другом:

— Здесь нам больше нечего делать. Надо возвращаться в Пантрюш! Тем более, на Центральном рынке у торговца из Поит-Эсташа я аж сорок франков недополучил за разгрузку овощей. Зря я, что ли на него ишачил!

Вернуться на Центральный рынок — это была голубая мечта двух грузчиков. Но возникало затруднение: денег на проезд у них не было. Впрочем, колебались они недолго.

— Подумаешь, великое дело! — сказал Бенуа Сундук. — И пешком дойдем! Дня через два-три будем в Пантрюше…

— Ты так думаешь?

— Еще бы! Я вчера посмотрел на небо — звезды на нем точно такие, как у нас на Центральном рынке, над мясными рядами… Стало быть, мы находимся где-то недалеко!

Этот довод убедил Жоффруа Бочку. Два друга двинулись прямиком через поле, наткнулись на железнодорожный путь и пошли вдоль него прочь от города. Занялся рассвет, наступило утро, солнце поднималось все выше над головой, а они все шли и шли. Они отбились от железнодорожной ветки, и некоторое время блуждали по полям. Амстердам остался уже далеко позади. Пройдя небольшой лесок, они остановились в изнеможении. Опускался вечер. Дорогу им, в который уже раз пересек капал. Пришлось идти до ближайшего шлюза, чтобы перейти на другой берег по перекидному мостику. Дальше начиналась совершенно пустынная местность. Сумерки сгущались. Два друга ничего не ели и не пили с самого утра.

— Ну, я ухайдакался! — сказал Жоффруа Бочка, — Как будто перетаскал сто кулей муки по сто кило каждый…

Бенуа Сундук даже слова сказать не мог — так он устал. Два приятеля сошли с дороги и двинулись прямиком к маленькому домику, чьи окошки светили им издалека.

— Уж как-нибудь объясним этим англичанам, что нам надо поесть и переночевать, — проворчал Жоффруа Бочка.

По мере того как путники приближались к домику, они все сильнее чувствовали пьянящий аромат, обволакивавший их со всех сторон.

— Черт возьми! — сказал приободрившийся Бенуа Сундук. — Хорошо пахнет — совсем как у нас на рынке, в рыбных рядах…

Однако идти двум друзьям становилось все труднее. Они попали в какие-то колючие заросли, доходившие им до пояса. Колючки цеплялись за одежду, хватали их, как невидимые руки. В темноте двое силачей бились, как мухи на липкой бумаге, не в состоянии найти выход. Наконец они выбрались на какую-то полянку, где рухнули как подкошенные, и захрапели во всю мочь.

…В десять часов утра, когда солнце уже ярко светило, господин Эйр вышел из своего домика. На голове у него была широкополая соломенная шляпа. Не торопясь, он шел по тропинке, направляясь к большому полю, расстилавшемуся невдалеке. Сплошь покрытое яркими цветами, это поле под порывами ветерка напоминало многоцветное колышущееся морс.

Господин Эйр был высоким красивым стариком с бледным лицом и белоснежными волосами. Уже много лет он жил в маленьком домике с черепичной крышей, расположенном на некотором расстоянии от города Гарлема, и занимался разведением роз, чему весьма способствовал умеренный климат этого прекрасного уголка живописной Голландии. Неподалеку от дома находилась старинная ветряная мельница, давно уже не использовавшаяся по прямому назначению и превращенная господином Эйром в парфюмерную лабораторию, где он производил переработку своей ароматной продукции.

Господин Эйр сам вел хозяйство с помощью приходящей работницы, и каждое утро выходил в ноли, чтобы осмотреть спои плантации и собрать урожай цветов. На этот раз он с удивлением обнаружил, что ночью какие-то люди прорвали прополочное ограждение со стороны дороги, оставив на шипах клочки своей одежды, и углубились в насаждения розовых кустов. Пройдя по их следам, он вскоре увидел и самих пришельцев — двух здоровенных парней, мирно спавших на земле. Шаги старика разбудили спящих, они приподнялись, сели и стали протирать кулаками слипшиеся глаза.

Жоффруа Бочка и Бенуа Сундук с трудом приходили в себя, одурманенные сном и запахом роз. Увидев рядом с собой незнакомого старика, они сказали друг другу:

— Ну вот, еще один англичанин!

Услышан звуки французской речи, господин Эйр заговорил с незнакомцами на их языке. Двое силачей пришли в неописуемый восторг и стали наперебой объяснять старику, что они идут в Париж, на Центральный рынок, где намерены всласть поесть капустного супа, а пока хотели бы заморить червячка, чем Бог послал, хоть куском хлеба…

Господин Эйр выслушал их речи с некоторым недоумением. «Однако же, они не производят впечатления злоумышленников», — подумал он. И пригласил их пройти в дом. Несколько минут спустя Жоффруа и Бенуа уже сидели и чистенькой просторной кухне, наворачивали превосходный капустный суп и рассказывали радушному хозяину о своих приключениях. Господин Эйр мало, что мог понять из их сбивчивого рассказа, но вдруг он вздрогнул и побледнел. Произошло это в тот момент, когда Жоффруа проговорил:

— В общем, все это — проделки Фантомаса…

— Фантомаса? — переспросил старик в большом волнении, — А какое вы имеете отношение к Фантомасу?

Двое друзей, в свою очередь, посмотрели на него с удивлением: неужели и в этих местах было известно имя Фантомаса? Но теперь уже они едва успевали отвечать на вопросы своего хозяина. Они выложили то немногое, что им было известно о похождениях зловещего бандита.

— А что же Жюв? — спросил старик дрожащим от волнения голосом.

— Так это же наш приятель! — заявили в один голос Жоффруа и Бенуа. — И Фандор тоже… Клёвый парень этот журналист!

Волнение старика усилилось еще больше, если только это было возможно. Сжимая дрожащими руками здоровенные лапищи грузчиков, он попросил:

— Расскажите мне о Фандоре! Расскажите все, что вы знаете о нем!

В тот вечер в Буживале, когда к Элен подошли двое мужчин и сказали, что им поручено сопровождать ее в Амстердам, она подумала, что они не производят впечатления таких здоровяков, как говорила Бобинетта. Но жена Фандора не придала значения своему наблюдению, тем более что было темно, и она не имела возможности, как следует разглядеть своих спутников. Они пригласили ее в роскошный автомобиль, сами сели рядом с ней, и машина помчалась. К удивлению Элен, они и не думали заезжать на железнодорожный вокзал: машина ехала всю ночь, и утром они уже были на территории Голландии. Молодая женщина подумала, что таково было, по-видимому, указание Жюва и Фандора.

Около десяти часов утра машина остановилась на пустынном морском берегу. По дороге Элен пыталась выяснить у своих спутников, каким маршрутом они следуют и скоро ли она встретится с Фандором. Но смутность и уклончивость их ответов зародили в ней беспокойство. Выйдя из машины на пустынном пляже, она, наконец, разглядела лицо того спутника, который в течение всего переезда сидел рядом с шофером, спиной к пей. И тогда возглас удивления и ужаса вырвался из ее груди:

— Владимир!..

Действительно, это был сын Фантомаса! Именно он привез Элен сюда, на пустынный берег залива Зюйдерзее. Несчастная женщина оглянулась вокруг, ища, к кому можно было бы обратиться за помощью. Напрасно! Кругом не было ни души. Полоса песчаного пляжа простиралась в обе стороны, насколько хватало глаз, обрамленная с одной стороны водным пространством, с другой — зарослями морской сосны.

— Что вы собираетесь со мной делать? — спросила она дрожащим голосом. — Что вам от меня нужно?

Владимир усмехнулся:

— Ты наша пленница! Ты в наших руках…

«Наша пленница», — подумала Элен. Она поняла, что это множественное число подразумевало присутствие Фантомаса.

Вдали, на морском горизонте, показалась черная точка, быстро увеличивающаяся в размерах. Вскоре можно было угадать в ней моторную лодку. На минуту у Элен затеплилась надежда, что появление лодки, быть может, расстроит планы похитителей. Но тут же ей пришлось убедиться в тщетности своих надежд. Выпрямившись во весь рост, скрестив руки на груди, в лодке стоял человек, в котором Элен без труда узнала своего неумолимого преследователя, того, кто упорно называл себя ее отцом, — Гения злодейства, Фантомаса!..

Сломленная отчаянием, недавней болезнью и всеми испытаниями, Элен лишилась чувств…

Когда Элен пришла в себя, был вечер. Она находилась в уютно обставленной комнате, через окно се взору открывался широкий морской простор, вблизи виднелась небольшая плотина. Возле постели она увидела того, кто, при всей своей свирепости, всегда проявлял по отношению к ней, Элен, снисходительность и заботу, которые можно было бы даже назвать любовыо, если бы это чувство могло найти себе место в злобном сердце Фантомаса…

— Элен! — произнес он сухим и повелительным тоном. — Сегодня вы — пленница и останетесь ею так долго, как мне будет угодно. Однако я не желаю вам зла. Напротив, я забочусь о вашем счастье!

— Мое счастье, — прервала его Элен, — состоит в том, чтобы любить Фандора и жить с ним вместе!

Фантомаса передернуло.

— Перестаньте! — нервно воскликнул он. — Не говорите мне об этом человеке! Если вы согласитесь его забыть…

— Бесполезно меня уговаривать! — снопа прервала его Элен. — Не требуйте от меня невозможного, Фантомас!

Бандит злобно нахмурился, но тут же овладел собой и изменил манеру поведения.

— Послушайте, Элен, — сказал он вкрадчивым голосом, — не будем сейчас говорить о Фандоре. В конце концов, только от вашего поведения, от вашего послушания будет зависеть, увидитесь вы с ним или потеряете его навсегда.

— Чего вы от меня хотите?

— Вы узнаете об этом позже… Пока вам надлежит оставаться в этом доме. Вы не будете пытаться бежать, не будете пытаться узнать, почему вы здесь находитесь… Обещаете?

— Хорошо… Обещаю… Где я нахожусь?

— На одном из бесчисленных островков у побережья Голландии. Называется он Маркен. Все его жители преданы мне и не сделают ничего без моего разрешения. Добраться отсюда до материка можно только на лодке. А лодки вы не получите… Поэтому не пытайтесь нарушить мой приказ!

Фантомас встал и открыл стоящий в комнате шкаф.

— Здесь висят платья, которые носят все местные женщины, — сказал он. — Вы должны выходить из этой комнаты не иначе, как переодевшись в местный костюм.

Он достал из шкафа и положил перед Элен портрет молодой женщины со светлыми глазами и золотистыми волосами, уложенными под тяжелый медный гребень с затейливыми украшениями, в соответствии со старинной голландской модой. Одета она была в такой же старинный костюм, какой сохранился среди жительниц острова Маркен.

— Я требую, — сказал Фантомас, — чтобы вы причесались так же, как эта женщина, и чтобы при случае вас можно было принять за нее. Впрочем, сделать это будет нетрудно: вы с ней очень похожи… Кроме меня, вы должны будете повиноваться еще одному человеку, который может прийти и сказать вам: «Я посланец главного смотрителя плотин и шлюзов, повинуйтесь мне под страхом смерти!»

С этими словами Фантомас вышел, оставив Элен в недоумении, с женским портретом в руках… «Кто такой главный смотритель плотин? — спрашивала она себя. — Какое отношение имеет он к Фантомасу?..»

Между тем, Гений злодейства вскочил в моторную лодку и вернулся на пляж, где Владимир все еще ждал его. Вместе они сели в автомобиль и помчались в Амстердам.

В середине ночи генерал Грундал был разбужен мажордомом, который доложил, что его превосходительство срочно желает видеть главный смотритель плотин. Генерал наскоро оделся и вышел в салон, где его ожидал ван Маппен. Грундал посмотрел на него с надеждой.

— Ну, как? — спросил он. — Есть какие-нибудь новости относительно Ее величества? Неужели вы нашли ее?

Тот, кто был известен в Голландии как главный смотритель плотин, таинственно усмехнулся. Конечно, если бы Фантомас захотел, он мог бы дать генералу исчерпывающую информацию. Но он, разумеется, этого не сделал. К генералу он явился с совершенно иными намерениями, — чтобы осуществить одну из самых хитрых и дерзких афер, на какие он когда-либо пускался.

Вот уже на протяжении почти двух суток с момента исчезновения королевы генерал находился в полубезумном состоянии. Его отчаяние усугублялось тем, что на следующий день ожидался официальный визит в Голландию германского катера Вильгельма. Встреча между ним и королевой Голландии должна была бы иметь важные последствия для будущего страны. Если обнаружится исчезновение Вильхемины, то это будет равносильно катастрофе.

Ван Маппен как будто читал мысли генерала.

— Пришло время действовать! — твердо сказал он. — Любой ценой, но завтра у нас должна быть королева!

— Увы! — горестно воскликнул Грундал. — Где же ее найти?

Вся полиция поставлена на ноги, а толку никакого…

— От полиции вообще толку не бывает! — сентенциозно изрек тот, кого генерал считал ван Маппеном. — Если мы не можем найти королеву, нужно найти ей замену…

Услышав такое, Грундал не поверил своим ушам.

— Что вы такое говорите, ван Маппен! — воскликнул он, глядя на главного смотрителя безумными глазами, — Что вы мне предлагаете? Я честный подданный пашей всемилостивейшей государыни Вильхемины! Я думаю, вы сами не понимаете, что говорите, ван Маппен! В противном случае я должен буду ответить на ваше предложение ударом шпаги! Ведь вы предлагаете мне измену…

Фантомас улыбнулся и спокойно ответил:

— Я никого не собираюсь продавать или склонять к измене. У вас нет оснований подозревать меня в чем-либо подобном. Разве я когда-нибудь давал повод поставить под сомнение мою преданность королеве Вильхемине?

— Нет, — вынужден был согласиться генерал.

— В таком случае, выслушайте мое предложение, и я вам гарантирую, что когда завтра в одиннадцать часов утра кайзер прибудет во дворец, он найдет голландскую королеву там, где ей и положено быть.

— Господи! — вздохнул генерал Грундал. — Если бы это было возможно!..

Элен была разбужена на рассвете появившейся в ее комнате незнакомой женщиной, которая сказала ей на ломаном французском:

— Главный смотритель плотин ждет вас…

Элен неплохо говорила по-голландски, овладев этим языком еще в пору своей юности, в Натале. Она попыталась заговорить с женщиной на ее родном языке, но та не пожелала отвечать. Она только добавила, указав на разложенный на стуле старинный национальный костюм:

— Господин главный смотритель желает, чтобы вы надели вот это!

Заинтригованная, Элен не задавала больше вопросов. Она надела старинный наряд, зачесала волосы под высокий медный гребень и последовала за женщиной. Ее усадили в моторную лодку, и два часа спустя, в сопровождении двух рыбаков, она прибыла в амстердамский морской порт, где на набережной ее уже ждал автомобиль. Она увидела, что се везут через весь город к королевскому дворцу. Когда они подъезжали к дворцовым воротам, человек, сопровождавший ее и оказавший ей всевозможные знаки почтения, попросил Элен опустить на лицо вуаль.

Затем она поднялась по парадной лестнице, между двух рядов дворцовой гвардии и множества придворных, которые при ее приближении склонялись в глубоком реверансе. Вдруг среди придворных она увидела знакомое лицо и знакомую фигуру в необычном облачении из черного бархата, в широком плаще с красным подбоем, — это был Фантомас в костюме главного смотрителя плотин.

Он подошел к ней, почтительно поклонился и прошептал:

— Ни слова, ни единого неуместного жеста! Иначе Фандор погибнет…

Бандит знал, что есть только одна угроза, способная подействовать на Элен и удержать се в повиновении.

Все более и более заинтригованная, Элен проследовала, сопровождаемая Фантомасом, в роскошный салон, с тончайшей деревянной резьбой по стенам, золочеными консолями и бесценными персидскими коврами на полу. Здесь ее на несколько минут оставили в одиночестве. Затем дверь отворилась, и старый поенный в парадном мундире бросился к ее ногам, взволнованно повторяя:

— Ваше величество! Ваше величество!..

Вошедший следом Фантомас тронул его за плечо:

— Встаньте, Грундал! И внимательно посмотрите на вашу королеву!

Элен в свою очередь с изумлением посмотрела на генерала, пытаясь вникнуть в смысл происходящего. Грундал вздрогнул, как будто внезапно очнувшись от наваждения.

— Господи! — прошептал он. — Я ошибся, это не королева… Но какое сходство! Какое сходство!

Фантомас отвел генерала в сторону.

— Теперь вы понимаете, что я хочу сделать в интересах Ее величества и в интересах Голландии? — сказал он. — Я привел молодую женщину, которая, по счастливой случайности, как две капли воды походит на нашу королеву. Эта женщина изящна, умна, хорошо воспитана. Ей только надо объяснить, что от нее требуется, и она великолепно сыграет роль!

Генерал смотрел на ван Маннена с восхищением.

— Вы нашли гениальное решение! — прошептал он. — Мы поведем большую игру, и мы ос выиграем! Пусть нас судит история — если, конечно, история об этом узнает — но мы действуем в интересах Голландии!

— Хорошо сказано, Грундал! — поддержал его Фантомас. — Лучше временно заменить королеву ее двойником, чем оставить трон пустым и позволить самозванке завладеть им!

Произнося эту пышную тираду, Великий интриган закусил губу, чтобы не расхохотаться в лицо генералу, которого он так легко одурачил. Затем он подошел к Элен.

— Мадам, — сказала он, — всемогущему провидению было угодно сделать так, что вы как две капли воды похожи на Ее величество королеву Вильхемину. Наша всемилостивейшая государыня, по причинам, которые было бы слишком долго объяснять, в течение ближайших дней не сможет полниться по дворце. Необходимо, чтобы никто не заметил его отсутствия. Необходимо, чтобы кто-то заменил ее в глазах придворных и в глазах народа во время официальных церемоний. Это сделаете вы!

— Я?! — воскликнула Элен, — Но это невозможно!

— Все возможно, раз такова моя волн! Помните о судьбе Фандора…

Фантомас знаком подозвал Грундала.

— Мадам, — сказал он, — разрешите представить вам генерала Грундала. В сложных ситуациях он будет подсказывать вам, как себя вести. Ни о чем не беспокойтесь: ваше сходство с королевой столь велико, что, когда вы облачитесь в ее одежды, родная мать вас не различит… Что касается вашей роли, то она не сложна. Вам только нужно будет произносить официальные фразы… Ваш августейший гость ни о чем не догадается.

— Августейший гость?..

— Ну да! Вам предстоит принять Вильгельма, германского императора…

18. ПОКУШЕНИЕ

Сир! Я была счастлива услышать добрые слова, которыми вы соизволили выразить свои чувства в отношении Голландии. Эти чувства симпатии и доверия, связывающие наши две страны, служат залогом того, что Голландия и в дальнейшем будет идти по пути процветания и прогресса, опираясь на своего давнего союзника Францию и на своего нового союзника — Германию.

Трудно было найти более дипломатичную форму, чтобы дать понять кайзеру, что сближение между Голландией и Германией ни в коем случае не поведет к ослаблению голландско-французского союза, как того хотелось бы Вильгельму.

Произнося свою речь, Элен была совершенно свободна и естественна. Казалось, она была рождена для того, чтобы играть роль королевы! Сам Вильгельм был ею очарован, хотя и хмурился каждый раз, когда она подчеркивала особые отношения близости между Голландией и Францией.

— Пусть Ваше величество соизволит простить нам простоту и неприхотливость оказанного вам приема, — продолжала Элен. — Мы разделили здесь с вами хлеб и соль пашей искренней дружбы в соответствии со старыми добрыми традициями нашей страны. А теперь я приглашаю Ваше величество оказать нам честь и посетить вместе с нами представление в Опере, где наши лучшие певцы почтут за счастье выступить перед высоким гостем!

Все шло как по маслу, в строгом соответствии с установленным протоколом официального визита. Это был спектакль, за ходом которого внимательно следили придворные и политики. И, разумеется, кайзер Вильгельм, мечтавший о том, чтобы перед ним трепетала вся Европа, и гнувший свою линию с великодержавной самоуверенностью, был бы взбешен, если бы узнал, что играет роль в комедии, где его партнершей была не настоящая королева, а подставное лицо!

Но император ни о чем не догадывался и с почтительным поклоном предложил руку той, кого считал королевой Голландии. Время от времени Элен неприметно обращала взор в сторону генерала Грундала, который легким кивком давал ей понять, что все идет как надо. Старый солдат, который скрепя сердце пошел на предложенную ему мистификацию, постепенно успокоился, видя, что Элен играет свою роль с таким достоинством и тактом, которые сделали бы честь любой королеве! «Вильхемина сможет спокойно вернуться на свой престол, — думал генерал, — ни честь тропа, ни достоинство Голландии не будут посрамлены!»

Генерал Грундал, разумеется, испытывал бы совсем иные чувства, если бы мог проникнуть в зловещие замыслы Фантомаса!

У подножия парадной лестницы, по которой спускались император Вильгельм и мнимая королева Вильхемина в сопровождении блестящей свиты, их ожидали две открытые кареты. Протокол предусматривал, что каждый из монархов должен ехать в Оперу в отдельной карете.

— Ваше королевское величество разрешит проводить ее до кареты?

— Как будет угодно Вашему императорскому величеству!

Это было легкое нарушение протокола. Провожая ту, кого он считал королевой Вильхеминой, до ее кареты. Вильгельм выражал ей свое особое расположение, действуя не только как монарх, но и как любезный кавалер. Когда Элен села и открытое ландо, император снял шляпу и произнес:

— Я буду иметь честь и удовольствие вновь увидеть Ваше величество в Онере.

С этими словами он направился к своей карете. Кавалькада тронулась.

Утром того же дня Жоффруа Бочка и Бенуа Сундук отпросились у своего гостеприимного хозяина, господина Эйра, и приехали в Амстердам. После разговора, который произошел у них накануне касательно Фантомаса, Жюва и Фандора, таинственный старик проникся большой симпатией к двум грузчикам с Центрального рынка и взял с них обещание, что они обязательно вернутся к нему в домик среди роз. И вообще не хотел их отпускать, но два друга непременно хотели еще раз попытаться разыскать Бобинетту.

Увидев, что дома украшены флагами, а улицы заполнены возбужденной толпой, Жоффруа и Бенуа решили, что в городе ярмарка.

— Только где же балаганы? — недоумевали они. — На ярмарке должны быть балаганы…

О том, что Амстердам посетил кайзер Вильгельм, они, разумеется, понятия не имели.

— Не выпить ли нам пивка? — предложил Жоффруа Бочка.

— Дело! — поддержал его Бенуа Сундук.

Добрый господин Эйр снабдил двух приятелей несколькими монетами, что позволило им с комфортом расположиться в ближайшей пивной. Опустошая залпом одну литровую кружку за другой, они очень скоро пришли в прекрасное настроение.

— А столики-то здесь хиловатые! — заметил Бенуа Сундук. — Я с одного раза разобью мраморную доску!

— Фиг разобьешь! — сказал Жоффруа Бочка.

— На спор?

— Па спор!

Надо сказать, что раскалывать ударом кулака мраморные столешницы было любимым развлечением, которому два силача охотно предавались на Центральном рынке, особенно в состоянии подпития.

Бенуа встал, отступил на два шага и с размаха треснул кулачищем по столу. Доска раскололась.

— Браво! — воскликнул Жоффруа. — Чистая работа! Клянусь, сделаю не хуже!

И он, в свою очередь, встал, потрясая кулаком.

— Господа! Господа! — в испуге закричал официант. — Что вы делаете?

Но он кричал по-голландски, и два друга не обратили на него никакого внимания. Тогда он попытался остановить руку Жоффруа, но ото было все равно, что пытаться остановить паровой молит.

— Что этот дурак лезет? — удивился Бенуа Сундук, — У нас на Центральном рынке людям никогда не мешают веселиться… Давай, Бочка!

Жоффруа легонько отпихнул официанта, так что тот отлетел шагов на десять и рухнул на пол. Силач снова занес кулак над столешницей. Однако официант принялся вопить так громко, что его крик неминуемо должен был привлечь внимание полицейских. Не обращая на него внимания, Жоффруа трахнул кулаком и расколол столешницу… Все это могло плохо кончиться, если бы в дело не вмешался новый персонаж. Это был прилично одетый человек с черной бородой и темными живыми глазами. Он уже несколько минут наблюдал за происходящим, и теперь, подойдя к Жоффруа, громко выразил ему свое одобрение.

— Великолепно! Вот это удар так удар! — заговорил он на чистом французском языке, — ну и силища же у вас, ребята! Могу предложить вам хорошую работу. Хотите заработать сто франков?

Одновременно незнакомец прекратил вопли официанта, сунув тому в руку золотую монету со словами:

— Это нам компенсация за разбитые столы и за все прочее. И перестаньте кричать! Разве вы не видите, что господа просто пошутили…

Эти слова он произнес по-голландски.

Несколько минут спустя два силача и их новый знакомый уже входили в дом неказистого вида расположенный в проезде Оперы, Бородач провел их в небольшую комнату, окна которой были отворены, а железные ставни на них, наоборот, закрыты.

— Друзья мои! — сказал незнакомец. — Мне нужна от вас совсем небольшая помощь… Только не надо никому об этом рассказывать! Для начала проделайте мне в этих ставнях отверстия, так чтобы я мог через них наблюдать, что происходит на площади пород Оперой…

Ставни были сделаны из плотно пригнанных железных полос. Но двум силачам не потребовались даже слесарные инструменты.

Голыми руками они выломали из каждой ставни по две железные полосы, так что образовалось что-то вроде бойниц или смотровых щелей.

— А теперь, — сказал бородач, — положите на эти деревянные козлы вот эту бронзовую трубу!

— А что это такое? — поинтересовались два приятеля.

— Подзорная труба, — ответил бородач.

И улыбнувшись, добавил:

— Это — особая подзорная труба. Очень сильная… Потому такая тяжелая!

— Это уж точно! — согласился Жоффруа Бочка, вытирая пот со лба. — Все равно, что три говяжьи туши зараз поднять! А можно в нее посмотреть?

— Нет, нет! — быстро ответил бородач. — Вы свое дело сделали, вот вам деньги, можете идти! И помните: никому ни слова… Уговор дороже денег!

— Уговор дороже денег, это точно! — повторяли два силача, выходя из дома на улицу. — А все-таки какая-то чудная подзорная труба!..

— А как же Бобинетта? — вдруг спохватился Жоффруа. — Опять мы ее не встретили…

— Зато деньжат подзаработали, — утешил его Бенуа Сундук. — Боби была бы довольна! Она ведь всегда нам говорит: надо вкалывать! Надо вкалывать!.. А мы разве не вкалываем? Скажи, Бочка…

— Еще как вкалываем, Сундук!..

Они дошли до перекрестка и остановились в нерешительности: идти направо или налево? Вероятно, их сомнения разрешились бы обычным способом, и друзья оказались бы в ближайшей пивной, но тут кто-то хлопнул их по плечу:

— Здорово, Бочка! Здорово, Сундук! Вот так встреча!

— Господин Фандор! Здравствуйте, господин Фандор! — воскликнули два силача в один голос.

Но Фандор — а это был действительно он! — уже засыпал их вопросами:

— Как вы здесь оказались? Давно ли прибыли в Амстердам? Что вы здесь делаете? Да говорите же скорее!

Тогда Жоффруа, у которого язык был подвешен чуть лучше, чем у его приятеля, стал рассказывать, как его «сеструха» Бобинетта поручила им сопровождать мадам Элен в Амстердам, и что из этого вышло…

— В общем, — закончил он свой рассказ, — на здешнем вокзале Боби исчезла… и с концами!

— А вы-то что потом делали?

— Ничего… Спали под розами…

— Под какими розами?

— В саду у одного господина… Эйром его зовут… Потом… это… подзорную трубу устанавливали… за сто франков!

Голова у Фандора пошла кругом.

— Постойте, постойте!.. Что еще за труба?

Жоффруа и Бенуа переглянулись.

— Вообще-то мы обещали никому не говорить… Ну, да вы, месье Фандор, свой человек… Тут, в доме… один тип… чтобы лучше было на ярмарку смотреть…

— Какая ярмарка? Здесь нет никакой ярмарки…

— А зачем же тогда все эти флаги… и гирлянды… и триумфальная арка?

— В честь императора Вильгельма и королевы Вильхемины… Они сейчас будут здесь проезжать.

Сам Фандор явился сюда именно для того, чтобы посмотреть на кортеж. С той ночи, когда они вместе с Жювом пробрались в спальню Вильхемины и обнаружили исчезновение королевы, Фандор пребывал в беспокойстве за ее судьбу. Узнав о торжественной церемонии, на которой будет присутствовать королева, журналист решил удостовериться собственными глазами, что она жива и здорова.

В этот момент показались первые всадники королевского кортежа, и Фандор заработал локтями, пробиваясь в первый ряд любопытных. Когда ландо поравнялось с ним, у него вырвался крик удивления, который оп постарался поскорее заглушить. Про. Себя же он прошептал:

— Элен! Это же не Вильхемина! Это Элен!..

Фандор не знал, что и думать. Это был один из тех редких моментов, когда журналист растерялся. Площадь с флагами, толпой народа и триумфальной аркой закружилась у него перед глазами.

Между тем Жоффруа и Бенуа обменивались впечатлениями:

— А королева-то просто красавица! Вот бы посмотреть на нее поближе!.. Этот тип, видать, не зря устанавливал свою трубу!

«Трубу… Подзорная труба? — думал между тем Фандор. — Труба, чтобы смотреть на кортеж?.. Нет, здесь что-то не так!..»

И, словно угадав его мысли, какой-то человек из толпы вдруг приблизился к Фандору и зашептал ему на ухо:

— Внимание! Готовится покушение! Это не подзорная труба, а мортира! Надо остановить кортеж! Надо заставить его отклониться от маршрута!

Фандор оглянулся, но человек уже растворился в толпе. «Нет, я не мог ошибиться! — воскликнул про себя журналист. — Это был голос Фантомаса! Фантомас предупредил меня! Он позвал меня на помощь, чтобы спасти Элен. Ведь это Элен, а не Вильхемина находится сейчас в королевской карете!»

Два силача сказали, что «подзорная труба» была направлена на площадь перед Оперой. Именно туда сейчас и готовился выехать кортеж, минуя триумфальную арку. Бледный, задыхаясь от волнения, Фандор бросился наперерез кортежу. Он оказался возле арки одновременно с королевской каретой. Вытянув руку, в которой был зажат револьвер, журналист дважды выстрелил, целясь в колеса. Его прицел был точен, две надувные шипы с треском лопнули, и ландо остановилось. Одновременно другой человек — Фандор узнал в нем Фантомаса — кинулся вперед и схватил лошадей под уздцы, стремясь развернуть карсту в сторону. И в ту же секунду грянул оглушительный взрыв! Раздались крики ужаса, толпа бросилась врассыпную. Какие-то мелкие металлические предметы, которыми была заряжена мортира террориста, свистели в воздухе и щелкали по мостовой. Если бы карета проехала еще два или три метра, она как раз угодила бы под выстрел. «Мы с Фантомасом спасли Элен!» — подумал Фандор.

Между тем та, кого все считали королевой Вильхеминой, встала в карете и старалась успокоить свою свиту.

— Со мной все в порядке, — повторяла она. — Кто-нибудь пострадал?

К счастью, жертв не было. Вдруг Элен побледнела и пошатнулась: в толпе она увидела Фандора! Но она тут же справилась со своим волнением. Что же касается журналиста, то он просто прыгал от радости и чуть не сбил с ног подбежавшего к нему Жюва.

— Ты молодец, малыш! — сказал комиссар чуть дрожащим от волнения голосом. — Ты спас нашу Элен! Правда, я позаботился об этом несколько раньше…

— Каким образом?

— Очень просто! Узнав, что на королеву готовится покушение, я вынул из королевской кареты высокие сиденья. В результате Элен оказалась бы ниже линии прицела, и террорист все равно промахнулся бы…

— А как вы узнали о готовящемся покушении?

— Сегодня утром, проходя через площадь Оперы, я увидел итальянского террориста, лицо которого мне хорошо знакомо. Заподозрив недоброе, я стал следить за ним и раскрыл его замысел. Но решил действовать самостоятельно, чтобы не поднимать паники…

— А вы видели, что Фантомас…

— Да, он кинулся, чтобы развернуть карету… Ты прострелил шины, а я стибрил сиденья! — сказал Жюв, смеясь. — Таким образом, у нашей Элен была тройная страховка. Я думаю, что, имея такую защиту, она может ничего не опасаться!

19. ПРОШЕНИЕ О ПОМИЛОВАНИИ

Итак, благодаря счастливому стечению обстоятельств и усилиям своих защитников, Элен благополучно спаслась от покушения. А что же произошло с кайзером Вильгельмом? Для него опасность была по столь велика, ведь гнусный террорист, по каким-то ему одному известным причинам, целился именно в королеву Вильхемину.

Находясь в следующей карсте, император стал свидетелем драматической сцены. Но, в отличие от королевы, которая при виде опасности гордо выпрямилась во весь рост, немецкий монарх в испуге бросился плашмя на пол своего ландо, крича во весь голос; «Назад! Назад!» Подобный маневр не был предусмотрен протоколом, и кучера сделали то, что и должны были сделать, — пустили лошадей в галоп и, следуя за каретой королевы, подкатили к подъезду Оперы.

Когда Элен вышла из кареты, ее окружили царедворцы, всячески выражая ей свое восхищение и справляясь о ее самочувствии. Вместо ответа она только милостиво кивала и улыбалась. Гораздо больше, чем она, больше, чем все присутствующие, был взволнован Грундал. Он был так предан престолу, так дрожал за жизнь королевы Вильхемины, что даже забыл о произошедшей подмене.

— Клянусь Вашему величеству, — проговорил он дрожащим от волнения голосом, — что я готов отдать всю свою кровь до последней капли, лишь бы вам не пришлось вновь пережить столь ужасные события! Ваше величество может не сомневаться, что виновные будут найдены и сурово наказаны!

Элен улыбнулась, видя искреннее волнение старого солдата.

— Господин генерал, — сказала она, — человек, который покушался на мою жизнь, конечно, негодяй, по я не хочу ему мстить. Насколько мне известно, королеве в вашей стране принадлежит право помилования. Так вот, я хочу воспользоваться этим правом, пока нахожусь на троне. Я приказываю вам прекратить поиски преступника.

Грундал был не в силах скрыть свое смущение.

— Пусть Ваше величество не прогневается на старого слугу престола, — пробормотал он, — но не чрезмерно ли проявляемое вами милосердие?

— Милосердие никогда не бывает чрезмерным, — ответила Элен.

Несколько секунд генерал боролся с волнением, затем проговорил тихо, так что его услышала только Элен:

— Позвольте сказать вам, что моя глубочайшая преданность королеве Вильхемине распространяется также на ту, которая сумела ее заменить, проявив качества ума и сердца, достойные королевы!

Милостивая улыбка была ответом старому генералу.

Тем временем император Вильгельм с трудом выбрался из своей карсты. Чувствовалось, что он еле держится на дрожащих ногах.

— Надеюсь, Ваше величество не пострадали? — осведомился он. — Слава Богу! А я очень испугался… Я полагаю, Ваше величество отменит представление?

Элен высокомерно посмотрела на гостя. Страх могучего тевтонца внушал ей презрение.

— Мы не можем обмануть ожидания тех, кто пришел сегодня в театр ради нашего появления, — холодно проговорила она. — Не будем забывать, что вежливость — добродетель королей.

Император вынужден был подчиниться, хотя недовольство явно читалось на его лице. Рука об руку оба монарха поднялись по лестнице и вскоре заняли свои места в королевской ложе. При их появлении публика поднялась со своих мест и разразилась приветственными криками, но при этом все приветствия относились только к королеве Вильхемине, то есть к отважной, великодушной и нежной Элен!

Выбравшись из водоворота толпы, Жюв и Фандор обсуждали случившееся и пытались разобраться в его сути. Каким образом Элен оказалась на место королевы? Почему она играла роль Вильхемины?

— Я ничего не понимаю, — признался Жюв. — Почему она согласилась? Кто и каким образом мог ее принудить? Это могли бы сделать противники королевы, но в числе тех, кто сопровождал Элен, я видел Грундала. Он предан Вильхемине душой и телом, и уж он-то никак не мог ошибиться и принять Элен за Вильхемину!

Все эти вопросы гораздо меньше волновали Фандора. Для него в данный момент было важно, что Элен жива и здорова, и беспокоило его не столько прошлое, сколько будущее: что ожидает Элен? Не грозят ли ей как королеве новые опасности?

— А где Вильхемина? Куда делась настоящая королева? — вздыхал Жюв. — С ума можно сойти!.. Кстати, Фандор, я могу сообщить тебе одну важную новость: вчера на железнодорожном вокзале схватили и увезли какую-то женщину. Сейчас она находится в государственной тюрьме. Я подумал: может быть, это и есть самозванка?

— Нет… Самозванка — Элен…

— Тогда, может быть, это женщина, которую приняли за Элен?

Тут Фандор хлопнул себя по лбу: он вспомнил рассказ Жоффруа Бочки и Бенуа Сундука.

— Ну конечно! — воскликнул он. — Это же Бобинетта! Ее приняли за самозванку…

Жюв сжал рукой плечо Фандора:

— Если это так, малыш, то все складывается наилучшим образом! Что касается Бобинетты, то ей недолго оставаться в тюрьме…

По окончании представления мнимая королева Вильхемина и кайзер Вильгельм вышли из Оперы и сели каждый в свое ландо. В соответствии с протоколом, кортеж направился на вокзал, откуда должен был отбыть специальный поезд германского императора. Вильгельм несколько оправился от страха и довольно внятно отвечал на адресованные ему слова и комплименты. Как и положено, он наградил нескольких голландских сановников немецкими орденами и почетными званиями германской армии. В заключение церемонии он повернулся к той, кого считал королевой Вильхеминой:

— В этот момент прощания я прошу Ваше величество принять от меня как от монарха выражение самого глубокого почтения, а как от человека — пожелания самой искренней дружбы! Прием, оказанный мне Вашим величеством, останется в моей памяти как пример истинной любезности, очарования и благородства.

Это был просто мадригал!

Загадочная улыбка промелькнула на губах Элен.

— Я счастлива, что Ваше императорское величество сохранит хорошие воспоминания о визите, которым вы нас удостоили. Уверена, что отношения дружбы и добрососедства между Германией и Голландией от этого еще более укрепятся и что Ваше величество соблаговолит забыть о неприятном инциденте, омрачившем наши торжества.

Император Вильгельм слегка поморщился:

— Ваше величество понимает, что подобные мелочи не имеют для нас значения.

— Разумеется! — сказала Элен, откровенно рассмеявшись. — Подобного рода риск неотделим от профессии монарха.

Проделав все протокольные церемонии, кайзер поднялся в свой вагон, «Гора с плеч!» — подумала Элен, глядя вслед удаляющемуся поезду. Потом она подозвала генерала Грундала:

— Генерал, вы поедете со мной в карете.

Грундал смутился и покраснел:

— Это невозможно… Ваше величество должны вернуться в обществе министров и иметь при этой сияющий и довольный вид. Тогда назавтра все газеты напишут, что переговоры прошли удачно и что были заключены важные соглашения. Если же вы сядете в карету с генералом, обязательно заговорят о войне…

— Хорошо, — сказала Элен в некотором раздражении, — с министрами так с министрами…

Потом, жестом приказав придворным отойти, она добавила:

— Скажите, генерал, долго мне еще играть эту комедию? Когда, наконец, королева Вильхемина вернется к своим обязанностям?

Генерал Грундал грустно улыбнулся:

— Увы, я не могу ответить на ваш вопрос. Я не знаю, где королева. Зато я знаю, что пока вы находитесь на троне, трону ничего по грозит. Поэтому я умоляю вас не отказываться от роли, которая волею обстоятельств выпала на вашу долю! Сегодня, благодаря вам, мы избегли ужасных дипломатических осложнений. Прошу вас, мадам, побудьте еще некоторое время пашей доброй и милостивой королевой! Как раз сегодня должен состояться традиционный королевский прием, в ходе которого государыня выслушивает прошения своих подданных. И верю, что вы не откажетесь принять тех, кто придет к вам за милостью…

Генерал низко поклонился и отошел: этикет не позволял ему долее продолжить этот разговор. Главный камергер ван ден Хорейк уже приближался к ним с таким видом, будто что-то подозревал.

— Ваше величество возвращается во дворец? — спросил он.

— Да, — сказала Элен, —и пусть министры сядут в мою карету, нам надо посовещаться… А затем я буду принимать прошения от моих подданных.

Час спустя, надев более скромный туалет, который, тем не менее, шел ей еще больше, чем парадный наряд, Элен заняла место в зале приемов, куда, следуя указаниям камергеров, один за другим заходили просители. Здесь были вдовы, пришедшие просить о пенсии после смерти мужей, находившихся на государственной службе; бедные рыбаки, лишившиеся своих лодок или сетей; другие люди, по разным причинам оказавшиеся в беде и просившие о вспомоществовании… Путаясь в формулах придворного этикета они, в конце концов, отбрасывали их и начинали говорить с королевой так же просто и бесхитростно, как говорили бы со своей соседкой.

Элен наконец-то почувствовала, что в своей новой роли она может хоть кому-то оказать реальную помощь. И никто не отходил от ступеней ее трона, не получив желаемую милость. А манера, с которой она разговаривала с людьми, была такова, что все просители, выходя из дворца, не уставали повторять:

— Благослови Господь нашу милостивую королеву Вильхемину! Только злые люди могут замышлять против нее что-либо недоброе!

Вдруг Элен вздрогнула и побледнела: в череде просителей она увидела два знакомых лица: это были Жюв и Фандор! Что бы это значило? С какой целью они явились?

— У вас есть прошение? Дайте мне вашу бумагу, — обратился к ним один из камергеров, стоящих у трона.

— Пусть Ее величество сама соблаговолит прочесть… — проговорил Фандор, державший в руке конверт. И в глазах его Элен прочла немое признание в вечной любви, безграничной преданности, безмерном восхищении. И молодая женщина ответила ему столь же нежным, столь же пылким взглядом. Но тут же она овладела своими чувствами.

— Господин камергер, — сказала она, — передайте мне прошение.

И так как камергер хотел заглянуть в бумагу (помогать королеве входило в его обязанности), Элен добавила:

— Прошу вас отойти, я разберусь сама…

Недовольный камергер удалился, и Жюв, пока Фандор невнятно бормотал слова любви, быстро изложил суть дела:

— Элен, мы узнали, что Бобинетта содержится в государственной тюрьме, ее принимают за самозванку и обращаются с ней соответственно… Надо, чтобы вы подписали ей помилование!

— Разумеется, мой дорогой Жюв! Только как это сделать? Я не могу помиловать самозванку, узурпаторшу престола, но вызвав громкого скандала…

— Конечно, и мы это предусмотрели. Вы помилуете заключенную, содержащуюся в камере номер семнадцать, не указывая ее имени… Никто, кроме генерала Грундала, не знает, что в этой камере содержится мнимая самозванка. А генерал акта о помиловании не увидит…

Элен кивнула головой. Впрочем, она не очень внимательно слушала Жюва, потому что в это же самое время Фандор шептал ей:

— Элен, я люблю вас… Я схожу с ума от страха за вас. Не давайте втянуть себя в опасные авантюры! Бегите!.. Возвращайтесь во Францию…

— Нет, Фандор… — так же шепотом отвечала Элен. — Меня здесь удерживает долг. Я могу принести пользу и, следовательно, обязана это сделать!

— Умоляю вас, уезжайте! Я молю вас об этом как… как о милости!

С нежной улыбкой Элен ответила Фандору:

— Я сегодня оказала милость всем, кто ее у меня просил. Но в этой милости я вынуждена вам отказать… Не сердитесь на меня, этого требует мой долг!

И, не дав Фандору времени ответить, Элен обратилась к камергеру:

— Господин камергер, пожалуйста, акт о помиловании!

Камергер поклонился и протянул ей гербовую бумагу, на которой уже стояла королевская печать.

— Вашему величеству угодно, чтобы я заполнил формуляр? — спросил он.

— Нет, спасибо.

Элен собственной рукой начертала формулировку помилования и протянула бумагу Жюву со словами:

— Ступайте и помните, что королева остается вашим другом… Если у вас появятся новые просьбы, я буду рада их исполнить!

Выходя из дворца, Жюв сказал Фандору:

— Какая восхитительная королева!

Но Фандор, разрываемый между любовью и тревогой, шептал, подняв глаза к небу:

— Элен отказала мне в милости!.. Она не хочет бежать… Ах, она достойна величайшей любви!

Единственный проситель, которому королева отказала в милости, испытывал к ней самую страстную любовь и самое высокое восхищение!

20. ПОТЕРЯННЫЙ ПЕРСТЕНЬ

Жоффруа Бочка и Бенуа Сундук чувствовали себя как нельзя лучше в домике господина Эйра, куда они вернулись после драматических событий, связанных с покушением террориста на королеву. Господин Эйр предложил им поработать у него на плантации. Два силача согласились, и теперь каждое утро они выходили на сбор роз. Эта работа казалась им смешной и несерьезной, и их очень удивляло, что за нее еще платят деньги!

Утром третьего дня после покушения господин Эйр сказал им за завтраком:

— Друзья мои! Вы можете оказать мне большую услугу. Мне кажется, что многие из тех лиц, о которых вы мне рассказывали, и судьба которых меня чрезвычайно интересует, находятся сейчас в Амстердаме. Я прошу вас, — помогите мне их разыскать!

Все последние дни господин Эйр был чрезвычайно взволнован, не спал ночами, и Жоффруа с Бенуа слышали, как он беспрестанно расхаживает взад-вперед по своей комнате на втором этаже.

— Ради всего святого, помогите мне разыскать Жюва и Фандора! Особенно Фандора!

Эти слова таинственный старик произнес с таким чувством, что два приятеля поклялись выполнить его просьбу, даже если им придется обшарить весь Амстердам.

— Впрочем, — добавил господин Эйр, — я укажу вам человека, который поможет вам в поисках… Это один француз, некто Лушон…

— Лушон! — воскликнули два силача. — Так мы же его знаем! Мы неплохо дерябнули в его заведении! И если речь идет о том, чтобы заняться этим сызнова…

Несколько часов спустя после этого разговора Жоффруа и Бенуа сошли с поезда, который доставил их из Гарлема в Амстердам.

— Мы теперь как полицейские, — заметил Жоффруа Бочка. — Боби поручила нам разыскать Элен, а старикан — Фандора с Жювом! Ни дать ни взять, мы теперь — сыскная служба!

— Вот только с Боби у нас вышла незадача! — вздохнул Бенуа Сундук.

— Но мы же стараемся! Это главное…

— Оно конечно… Не выпить ли нам для просветления мозгов?

— Святое дело!

Двое друзей немного попетляли по городу, но, в конце концов, ноги вынесли их к заведению Лушона. Торговля спиртным была лишь одним из многочисленных занятий этого подозрительного типа, вынужденного в свое время покинуть Францию во избежание неприятностей с полицией. В Голландии он вел себя осторожно, немного занимался контрабандой, а также подрабатывал в качестве переводчика в большом международном отеле, где часто останавливались французские туристы.

Лушон встретил двух приятелей с распростертыми объятиями. Он помнил, как несколько дней назад выставил их ночью под дождь, и теперь, видя, что они снова при деньгах, старался загладить свою «невежливость».

Опустошив для начала несколько бутылок, друзья приступили к делу.

— Жюв и Фандор? — переспросил Лушон. — Как же, знаю… Не далее как третьего дня о них говорили в связи с покушением на площади Оперы… Говорят, Фандор спас королеву…

— Фандор — парень что надо! — сказал Жоффруа Бочка. — Тая, стало быть, ты поможешь его разыскать?

Господин Эйр не ошибался, говоря, что Лушон знает обо всем, что происходит в городе. Знал он и о том, где найти Жюва и Фандора. Однако за эту услугу он потребовал особой платы. Сговорились, что Лушон получает две кроны в виде задатка и столько же по завершении операции.

Покинув пивную, все трое двинулись в путь я несколько минут спустя подошли к довольно задрипанному отелю. Поднявшись на третий этаж, Лушон повел двух приятелей по длинному коридору.

— Вот комната ваших друзей, — сказал он. — Гоните монету, и я пошел…

— Постой-погоди, — сказал Жоффруа Бочка. — Прежде чем гнать монету, надо удостовериться, что они действительно тут…

— Удостоверяться будете без меня… Мне с ними встречаться — ни к чему!..

— Как же быть?

— Погодите…

И он прильнул глазом к замочной скважине.

— Поглядите сами, — предложил он двум друзьям.

Жоффруа Бочка и Бенуа Сундук в делах любили точность. Сначала один, затем другой заглянули в замочную скважину. Потом они полезли в карманы и дали Лушону каждый по кроне.

Оставшись вдвоем пород дверью, приятели удовлетворенно переглянулись.

— А неплохо получилось! — сказал Бенуа.

— Сыщики из нас хоть куда! — согласился Жоффруа.

— Вот Жюв удивится-то!

— Ну что ж, пошли?

— Пошли!..

И два силача, без лишних церемоний, поднажав на дверь, вломились в комнату.

Когда дверь с треском распахнулась, Жюв мгновенно выхватил револьвер, но, узнав пошедших, спрятал его в карман.

— Жоффруа Бочка! Бенуа Сундук! — воскликнул он. — Откуда вы взялись? Что вам надо?

— Если уж вы интересуетесь, что нам надо, господин Жюв, — заявил Жоффруа, — отвечу без обиняков: нам надо раздавить бутылочку! Мы угощаем…

— Согласен, — сказал Жюв. — Но сначала расскажите, какое у нас ко мне дело и как вы меня нашли.

— Тс-с… — Бенуа Сундук приложил палец к губам. — Господин Жюв, мы тоже теперь вроде полицейских… Так что, сами понимаете, секрет… Лушон сказал, чтоб ни в коем случае не называть его имени…

Этого Жюву оказалось вполне достаточно. Имя Лушона было ему хорошо известно: в старые времена тот был причастен к банде Фантомаса, в которую тогда входили Борода, Студент, Большая Эрнестина, мамаша Тулуш… Как все это было давно! Сколько с тех пор произошло событий!

— Ну а сами-то вы, что делаете в Голландии? — спросил Жюв.

— Собираем розы в саду у старика… — ответили приятели.

Жюв не мог не улыбнуться, настолько это занятие не соответствовало внешнему виду и привычкам двух рыночных грузчиков.

Не менее часа потребовалось комиссару, чтобы из бессвязного рассказа Жоффруа и Бенуа составить себе более или менее цельную картину.

— Ну, теперь-то мы выпьем? — спросил Жоффруа, когда они, наконец, завершили свой рассказ. — А то от разговоров во рту пересохло!

Но Жюв уже надел пальто, шляпу, сунул в карман револьвер и запасные патроны.

— Мы должны немедленно ехать к господину Эйру, — сказал он.

— А как же выпивка?

— Выпьем позже…

— А господин Фандор? Неужели мы его не подождем?

Несколько секунд Жюв колебался, но затем принял решение. Наскоро он нацарапал на визитной карточке несколько слов для Фандора и поспешно вышел из комнаты, сопровождаемый двумя приятелями. На улице он сел вместе с ними в такси и приказал шоферу ехать на вокзал…

Около шести часов вечера господин Эйр, как обычно, прогуливался среди своих розовых полей. Вдруг он заметил, что какая-то птица тяжело пролетела над кустами, а затем, словно обессилев, то ли опустилась, то ли упала среди зарослей. Подойдя поближе, он увидел, что это была сорока. Подраненная птица не пыталась улететь. Но особенно удивило старика то, что в клюве она держала что-то блестящее. Одной рукой он осторожно взял птицу, стараясь не задеть больное крыло, а другой вынул у нее из клюва блестящий предмет.

— Ну и ну, вот это чудеса! — воскликнул господин Эйр, рассматривая золотой перстень, лежавший у него на ладони.

Придя домой, он посадил сороку в клетку, а перстень положил на стол и стал внимательно изучать его с помощью лупы. Он был поглощен эти занятием, когда в дверь постучали и на пороге показались Жоффруа и Бенуа в сопровождении третьего персонажа, при виде которого старик в волнении поднялся и пробормотал:

— Жюв… Господин Жюв!

Знаком он пригласил полицейского садиться. Тот последовал приглашению, стараясь припомнить, где он мог встречать этого старика. Но припомнить не смог и потому спросил:

— С кем имею честь?

Прежде чем ответить, старик попросил Жоффруа и Бенуа пройти на кухню и позаботиться об обеде. Он явно хотел говорить с Жювом наедине.

Два силача не заставили просить себя дважды. Облизываясь, они направились на кухню, откуда доносился соблазнительный запах капустного супа, доходившего на медленном огне. Они уже хорошо знали, где что лежит, и потому тут же достали из буфета несколько бутылок красного вина, чтобы скоротать время до обеда. Однако прошел час, суп был готов, вино выпито, а хозяин с гостем все не появлялись. Два или три раза то один, то другой из друзей деликатно стучали в соседнюю комнату и сообщали, что обед готов. Но каждый раз получали один и тот же ответ:

— Оставьте нас в покое! Начинайте без нас!

Наконец не выдержав, Жоффруа и Бенуа принялись за суп, так как по своему обыкновению умирали от голода.

Между тем разговор между Жювом и господином Эйром, начавшись довольно холодно, приобретал все более взволнованный и личный характер. Комиссар то и дело вставал с места, чтобы пожать руки старика, восклицая при этом:

— Как я вам сочувствую! Фантомас — это чудовище, способное на любое преступление!

В заключение Жюв сказал, стараясь утешить старика, по щекам которого текли обильные слезы:

— Не отчаивайтесь, дорогой месье! Отныне конец вашим бедам, и счастье, о котором вы мечтали двадцать лет, сможет осуществиться!

Господин Эйр заверил комиссара в своей глубокой благодарности и вечной преданности.

Запив обед еще несколькими бутылками вина, Жоффруа Бочка и Бенуа Сундук решили, наконец, идти спать. Но они считали невежливым сделать это, не попрощавшись с хозяином и гостем. Поэтому они снова заглянули в комнату и увидели, что тот и другой, склонившись над столом, внимательно разглядывают лежавший на нем перстень. Двух силачей снова выставили за дверь, после чего Жюв спросил:

— Так вы, значит, думаете, что эта драгоценность…

— Это совершенно невероятно! — восклицал господин Эйр. — Как она могла оказаться в клюве птицы!

— Я слышал, что сороки часто таскают блестящие предметы…

— Да, но где она могла утащить этот предмет? Ведь, как я уже имел честь вам заметить, эта драгоценность — не что иное, как перстень с личной печатью королевы Вильхемины! Перстень, который переходит из поколения в поколение и является величайшей реликвией королевской семьи!

— Но ведь можно предположить, что королева обронили этот перстень, а сорока его нашла?

— Это можно было бы предположить, если бы мы находились в Амстердаме, а не в Гарлеме, в шестидесяти километрах от столицы…

— Значит, следуя вашей логике, я должен заключить, что перстень был потерян где-то недалеко от этих мест?

— Но у Ее величества нет поблизости никакого загородного дома! И всем известно, что в настоящее время она находится в своем королевском дворце в Амстердаме!

Жюв вздрогнул.

— А вот это как раз и не так… — пробормотал он.

— Но ведь совсем недавно се видели в Амстердаме на официальной церемонии! Все газеты писали…

Жюв не счел нужным посвящать господина Эйра в хитросплетения запутанной интриги. Он торопился расспросить старика.

— Как вы считаете, откуда могла прилететь эта сорока?

— В здешних окрестностях есть только одно место, где могут гнездиться эти птицы…

— Укажите мне это место, — сказал Жюв, вставая.

— Мне не хотелось бы этого делать, — ответил господин Эйр. — Я боюсь, что вы захотите туда отправиться…

— Именно таково мое намерение… Я хочу узнать, откуда сорока принесла перстень Ее величества.

Старик не смог скрыть испуга. Видя это, Жюв счел нужным добавить:

— Поверьте, мной движет не пустое любопытство! Прошу вас ничего от меня не скрывать, ибо речь идет о судьбе страны и о судьбе королевы…

— О судьбе королевы? Разве она находится в опасности?

— В смертельной опасности!

— Боже! Боже! — пробормотал господин Эйр. — Какие ужасные события! Какие необычайные обстоятельства!

— Скорее, сударь! Не медлите, расскажите мне все! И тогда я обещаю вам, что через два дня вы сможете лично вручить Ее величеству этот перстень, а одновременно — увидеть того, кого вы так долго искали!

Лицо старика просияло:

— Ах, господин Жюв! Я просто не знаю, как вас благодарить…

— Так говорите же! Я вас слушаю.

21. СПАСЕННАЯ ЖЮВОМ

Грозовая ночь была на исходе. Жюв шел, с трудом вытаскивая ноги из болотистой почвы, преодолевая порывы шквалистого ветра. Время от времени он светил себе фонариком, чтобы избежать завалов сушняка и глубоких промоин, то и дело возникавших на его пути. Он очень устал, но не терял бодрости. Он чувствовал, что каждый шаг приближает его к желанной цели. Мысленно он вновь и вновь возвращался к разговору, который произошел у него с господином Эйром несколько часов тому назад. Теперь комиссар знал, кем был этот таинственный старик и почему он так интересовался всем, что было связано с Фантомасом… Под конец, уступая настояниям Жюва, он поведал ему фантастическую историю.

— Вы, конечно, знаете, — говорил господин Эйр, — что многие районы Голландии находятся ниже уровня моря и только мощные плотины защищают их от морской стихии. Эти плотины — дело рук многих поколений голландцев, которые своим трудом превратили болотистые, заливаемые приливом низины в плодородные земли. Некоторые участки моря остались в виде озер внутри осушенных земель. Постепенно и они подвергались осушению… Так вот, — продолжал старик, на одном из таких озер остался с давних времен старинный фрегат. Озеро это не совсем обычное — его несколько раз пытались осушить, но пода набиралась снова. Наверное, существует какой-то подземный канал, соединяющий озеро с морем. Хотели увезти фрегат, но тоже не получилось: его киль намертво увяз в болотистом дно озера. Ни топор, ни огонь не берут это таинственное судно. А все, кто пытался к нему приблизиться, погибали ужасной смертью: тонули в болото, становились жертвами странных эпидемий… В конце концов, местные жители перестали посещать это проклятое место, предоставив озеро и фрегат их судьбе… С фрегатом произошли невероятные изменения: он, так сказать, «пустил корни» в болотистую почву и стал «прорастать». Дерево, из которого он был построен, стало возвращаться к жизни. На мачтах и на реях появились древесные побеги, с каждым годом становившиеся все гуще. Его борта и палубы покрыли трапы и кустарники. Старый корабль, одержавший немало морских побед по времена Вильгельма Оранского, ныне превратился в кусочек девственного леса, дающий приют множеству птиц… Думаю, что и наша сорока — из их числа.

Рассказ господина Эйра не произвел особенного впечатления на Жюва, не склонного к фантазиям и суевериям. Он подумал, что, быть может, каким-то людям было просто выгодно распространять подобные слухи и таким образом отваживать нежелательных посетителей. Может быть, там образовался притон разбойников и бандитов? Знаменитый сыщик тут же сопоставил только что услышанное с тем, что ему рассказывали о главном смотрителе плотин. Эта таинственная личность имела обыкновение время от времени куда-то исчезать, и несколько раз его видели именно в местах расположения старого фрегата. Жюв был теперь почти уверен в существовании некоей связи между фрегатом, главным смотрителем плотин и исчезновением королевы Вильхемины.

Узнав, в каком направлении находится таинственное озеро, Жюв тут же двинулся в путь, невзирая на наступившую ночь и заклинания господина Эйра. Перед уходом он еще раз повторил старику, что не позднее чем через два дня тот должен лично доставить перстень во дворец, королеве Вильхемине.

Когда забрезжил, рассвет, Жюв увидел на фоне светлеющего неба странный силуэт, который он принял сначала за купы деревьев.

Но затем, когда стало светлее, и он подошел поближе, полицейский не смог сдержать радостного восклицания: он убедился, что это и был знаменитый фрегат. Ускорив шаги, он вскоре достиг берега заболоченного озера. Местность вокруг была пустынной и неприветливой. Насколько хватало глаз, вокруг расстилалась безжизненная равнина, без малейших следов человеческого присутствия. Только налетавшие с моря порывы ветра проносились над этим печальным уголком, забытым Богом и людьми… Верхушки мачт, разросшиеся, подобно кронам деревьев, сгибались под порывами ветра, и временами оттуда доносились зловещие крики птиц.

Присев на прибрежный камень, Жюв вытер пот со лба и задумался: как добраться до корабля? Сделать это вплавь было слишком опасно. У берега зацветшая, зловонная вода скрывала под собой гибельную трясину… В поле зрения не было ничего, что походило бы на лодку. Полицейский медленно двинулся вдоль берега, внимательно вглядываясь в заросли болотной травы и тростников. Вдруг он остановился и радостно хлопнул в ладоши.

— Вот то, что мне надо! — пробормотал он.

В воде около берега он увидел толстое бревно, целый древесный ствол, способный удержать на плаву человека. Без колебаний, хоть и не без труда, он взобрался на бревно и уселся на нем верхом. Бревно оказалось неожиданно устойчивым на плаву и едва-едва погрузилось в воду под тяжестью его тела. Вооружившись длинной палкой, Жюв выплыл на открытую воду и здесь убедился, что его бревно легко поддастся управлению. Более того: ухватившись за торчащий из ствола обломок ветки, он обнаружил, что эта ветка представляет собой ручку управления, соединенную с рулем. Тогда Жюв опустил руку, ощупал подводную часть бревна и издал удивленное восклицание; бревно было обработано снизу наподобие корпуса пироги! «Это бревно только кажется бревном, — подумал комиссар. — На самом деле это лодка… Значит, она находится здесь не случайно, кто-то пользуется ею!»

— Интересно, — проворчал он себе под нос, — есть ли сейчас кто-нибудь на фрегате… Если да, то я представляю для него идеальную мишень!

На всякий случай он лег на бревно, вытянувшись во всю длину. Случайно хлопнув рукой по его поверхности, он сделал для себя новое открытие: бревно было полое. Видимо, его можно было открыть, только Жюв пока не знал, как это сделать.

Подгребая руками, он постепенно приближался к корпусу корабля. Потревоженная стая ворон поднялась с кормы и со зловещим карканьем закружилась в воздухе. Когда бревно ударилось о корпус фрегата, он издал протяжный звук, похожий на стоп. Не склонный поддаваться эмоциям, Жюв почувствовал, что мрачная таинственность этого места подействовала даже на него.

Однако он понимал, что надо действовать и действовать быстро. Причалив к корпусу фрегата, оп закрепил бревно с помощью длинных побегов дикого винограда. Затем стал подниматься наверх, цепляясь за выступы корпуса, пиши портов и ветки растительности. Хотя Жюв был хорошим гимнастом, несколько раз он чуть не сорвался в гнилые воды озера. Но энергия и решимость удесятеряли ого силу.

Наконец он ступил на палубу, покрытую мхом и лишайниками, поросшую пучками трапы и карликовыми кустиками. «Вот реванш Природы над усилиями человека!» — подумал Жюв. Но предаваться философским размышлениям было не время. В любой момент он мог оказаться лицом к лицу с неизвестным противником. Он достал револьвер и осторожно двинулся вперед. Сделав несколько шагов, он наткнулся на открытый люк. Источенная червями деревянная лесенка вела вниз, в темноту. «Здесь-то и таится главная опасность!» — подумал комиссар. Но эта мысль не только не остановила его, но, напротив, подстегнула его решимость. Освещая себе путь электрическим фонариком, он стал спускаться. Из трюма на него повеяло плесенью и гнилью. Какие-то скользкие твари, жабы и рептилии, разбегались у него из-под ног.

Вдруг Жюв остановился и прислушался. Он как раз достиг горизонтального прохода внутри корабля. То, что услышал полицейский, было похоже на звук человеческого голоса, — то ли на крик, то ли на стон. Со всех ног Жюв кинулся по узкому коридору туда, откуда раздался голос. Он наткнулся на запертую дверь. Толстый заржавленный ключ торчал снаружи. Стон повторился, и комиссар понял, что кто-то заперт внутри. Он повернул ключ в замке и распахнул дверь…

Перед ним была каюта, совершенно не похожая на то, что он до сих пор видел на корабле. Она была комфортабельно обставлена, ее стены были сухими, а на полу лежал пушистый ковер. Освещенная мягким светом керосиновой лампы под абажуром, комната была пуста, по в противоположной стене находилась еще одна дверь, она была полуоткрыта. Жюв направился к ней, когда дверь вдруг распахнулась, и перед ним появился женский силуэт. Радостный крик вырвался из груди комиссара: перед ним стояли королева Вильхемина! Но она была так бледна, что Жюву показалось, будто он видит покойницу…

— Пусть Ваше величество извинит меня за вторжение… — начал он, отвешивая глубокий поклон.

Лицо королевы оживилось, щеки порозовели, и она кинулась навстречу полицейскому:

— Это вы, господин Жюв?

Тут она зашаталась, и комиссар едва успел ее подхватить и усадить в кресло. Огромным усилием воли несчастная женщина превозмогла слабость и дурноту.

— Спасите меня… — произнесла она едва слышным голосом.

— Я для этого и явился, мадам! — ответил Жюв. — Вся моя преданность и сама жизнь в вашем распоряжении!

Вильхемина сжала его руки, и комиссар почувствовал на них что-то горячее: королева плакала… Наконец она снова заговорила;

— Сам Бог послал вас, господин Жюв, чтобы помочь мне… Я здесь узница Фантомаса…

Полицейский молчал, пораженный этим известием. Поразило его даже не то, что зловещий бандит дерзнул покуситься на личность королевы, а то, что он оставил ее в живых… Вместе с тем, знаменитый сыщик был счастлив, что его гипотезы подтвердились, и что ему удалось расстроить дьявольские планы Короля преступлений.

— Известны ли Вашему величеству причины, по которым Фантомас подверг вас заточению?

Королева горько вздохнула:

— Фантомас — самый ловкий и самый дерзкий из приспешников некой Елены Майенбургской, которая посягает на престол, доставшийся мне от моих предков. Фантомас привез меня сюда и потребовал под страхом смерти, чтобы я подписала акт об отречении…

Жюв подумал про себя, что жизнь поставила его в парадоксальную ситуацию. Став защитником и освободителем голландской королевы, он должен помочь ей вновь занять трон, на котором в данный момент находилась Элен, жена Фандора! Объяснить Вильхемине, что на самом деле никакой «узурпаторши» не существует, что все это — плод интриг Фантомаса, Жюв не мог, на это просто по было времени.

— Завтра утром, — говорила королева, — я должна быть во дворце. Открывается ежегодная сессия Генеральных штатов, и закон требует, чтобы каждый год королева специальным указом возобновляла их полномочия. Если я этого не сделаю, партия узурпаторши не преминет этим воспользоваться…

Затем королева поинтересовалась, что произошло во время визита германского императора. Жюв был вынужден сообщить ей, что была найдена женщина, очень похожая на Вильхемину, и что она сыграла роль королевы. У Вильхемины дух перехватило от такой дерзости, но, с другой стороны, она была довольна, что удалось избежать дипломатических осложнений.

— Лишь бы только никто никогда об этом не узнал! — проговорила она.

И вдруг спросила напрямик:

— А как имя этой женщины?

— Елена Майенбургская.

Жюв сразу же пожалел о своем ответе. Королева смертельно побледнела, отчаяние отразилось на ее лице.

— Ах, господин Жюв, господин Жюв! — воскликнула она, — То, что вы сделали, — это низко… это неблагородно!

Комиссар понял, что Вильхемина приняла его за пособника «узурпаторши» и, кто знает, — за пособника самого Фантомаса! Опустившись на колени, он проговорил проникновенным голосом:

— Мадам, если вы подозреваете меня и предательство, то это говорит только о том, что вы меня плохо знаете. Никогда, ни при каких условиях я не способен на подобную низость! Прошу вас выслушать меня: я расскажу нам то, что все равно собирался рассказать, только несколько позже…

И Жюв по всех подробностях изложил королеве все, что было связано с Элен, а затем с Бобинеттой, объяснил ей, каким образом возникли все эти подмены… Ночь уже наступила, когда комиссар спохватился:

— Мадам, время идет, вам не следует долее здесь оставаться, это опасно! Кроме того, завтра утром вам надо быть на открытии сессии Генеральных штатов…

Вильхемина накинула на плечи черное шерстяное пальто и поднялась на палубу в сопровождении Жюва, сжимавшего в руке револьвер. Еще раз, внимательно обследовав бревно, на котором он; приплыл, полицейский обнаружил шарнир, посредством которого оно открывалось и превращалось в удобную лодку, куда он помог спуститься королеве Вильхемине. В лодке оказалась также пара весел. Жюв не преминул порадоваться этому и в душе похвалил Фантомаса за предусмотрительность. Пользуясь светом взошедшей луны, превращавшей окружающий пейзаж в великолепную декорацию, он благополучно причалил лодку к берегу.

Но их злоключения на этом не закончились. Им предстояло еще пройти по вязкой, болотистой почве не менее десяти километров до Гарлема, а оттуда найти способ добраться до Амстердама.

Удастся ли им поспеть к открытию сессии Генеральных штатов? Жюв не мог с уверенностью ответить на этот вопрос…

22. ОТРЕЧЕНИЕ

Утром, поспешно одеваясь в своей комнате, Фандор недовольно ворчал:

— Ох уж этот Жюв, хорош гусь, нечего сказать! Бросил меня под предлогом, что ему нужно срочно повидать какого-то господина Эйра… А мне оставил записочку: «Действуй, малыш, освобождай Бобинетту!» Легко сказать… Ведь Бобинетта считается у них «узурпаторшей»! Дурдом, да и только!

На самом деле журналист вовсе не был так уж недоволен и горел желанием приступить к выполнению нелегкого задания. Накануне ему удалось повидать Элен, сказать ей о своей любви, и теперь он готов был горы своротить!

Тщательно сложив полученный накануне от Элен акт о помиловании, он спрятал его в бумажник и вышел на улицу. Вдруг тревожная мысль заставила его остановиться: каким образом Элен подписала бумагу? Ведь подпись королевы Вильхемины наверняка хорошо известна официальным лицам, и они не замедлят обнаружить подделку! Фандор вновь извлек документ, развернул его и с облегчением перевел дух: на документе стояла собственноручная подпись Вильхемины, поставленная на формуляре заранее и скрепленная королевской печатью. Элен, таким образом, оставалось только вписать в бумагу нужную формулировку, — что она и сделала.

Успокоенный, Фандор продолжал путь и вскоре прибыл к зданию государственной тюрьмы. Освобождение Бобинетты прошло как по маслу. Едва увидев королевской рескрипт, начальник тюремной канцелярии рассыпался в подобострастных реверансах, Несколько минут спустя перед Фандором уже распахнулась дверь камеры, где находилась Бобинетта, и журналист услышал ее возмущенный голос:

— Ну, кто там еще? Оставьте меня, наконец, в покое! Сколько раз повторять: я не отрекусь!

Решив играть роль «самозванки», молодая женщина играла ее с подлинным увлечением!

— Бобинетта! Это я! — крикнул Фандор, появляясь на пороге. — Я вовсе не собираюсь требовать от вас отречения!

Темпераментная парижанка поперхнулась от неожиданности.

— Вот те на! — воскликнула она. — Господин Фандор!

Она тут же пожалела, что произнесла его имя: ведь она не знала, какую роль в данный момент играет журналист… Но Фандор проявил великолепную выдержку и находчивость. Он повел себя так, как было положено официальному посланцу королевы. Отвесив Бобинетте церемонный поклон, он произнес:

— Мадам, я прошу вас принять заверения в моем глубочайшем уважении.

И добавил властным тоном, обращаясь к тюремщику:

— Оставьте нас одних!

Едва тот вышел, журналист расхохотался и дал волю своему шутливому характеру.

— Кто бы мог предположить, — воскликнул он, — что нам суждено встретиться в голландской тюрьме, где вы будете играть роль «самозванки», а я — роль королевского посла! Чего только в жизни не бывает!

Бобинетта тоже смеялась, но при этом ее не оставляло беспокойство.

— А как поживает Элен? — спросила она. — Где она? Я ведь ничего не знаю…

— Элен поживает как нельзя лучше, — продолжал веселиться Фандор. — Ее местопребывание — королевский дворец. Род занятий — королева Голландии!

— То есть как? Чем она занимается?

— В данный момент восседает на троне!

— А как же Вильхемина?

Лицо журналиста омрачилось. Он сразу перестал шутить.

— Увы! — проговорил он. — Никто не знает, где находится королева. Это тайна и, возможно, с трагической подоплекой…

— Я совершенно запуталась в этих интригах, — призналась Бобинетта. — Сначала мне показалось, что «самозванкой» считают Элен. Теперь оказывается, что «самозванка» — это я, а Элен на троне! Выходит, мы с ней враги?

— В каком-то смысле… но только теоретически… вернее, политически…

И, поскольку Бобинетта по-прежнему ничего не понимала, он вынужден был обрисовать ей ситуацию:

— Фантомас решил шантажировать королеву Голландии и с этой целью выдал Элен за Елену Майенбургскую, якобы претендующую на голландский престол. Король преступлений хотел вызвать политическую смуту, может быть, революцию и нагреть руки… Он похитил Элен и пытается заставить ее быть сошкой в его игре. Однако он недооценивает Элен, а также то, что мы с Жювом не сидим сложа руки… Между тем, сторонники королевы Вильхемины приняли вас за Элен, которую они считают «узурпаторшей», и арестовали вас, в то время как Фантомас похитил Вильхемину. Наша с Жювом задача — разыскать Вильхемину, после чего Элен подпишет акт отречения от трона, и королева вернется на свой законный престол!

— Теперь я поняла, — сказала Бобинетта. — Значит, я играю роль «самозванки», а Элен — роль королевы…

— Да. И в качестве королевы она подписала вам помилование!

— Как, господин Фандор! Меня помиловали, а вы мне даже не говорите об этом? Тогда — скорее, прочь из этих стен!

— Конечно, конечно! Вот только куда мне вас отвезти? — призадумался Фандор.

— Ах, все равно куда! — воскликнула Бобинетта. — Лучше всего на вокзал — и поскорее уехать из этой Голландии! Если, конечно, я вам больше не смогу быть полезной…

Тем временем она побросала в дорожную сумку немногие вещи, которые были при ней. Фандор постучал в дверь, и когда появился тюремщик, сноса низко склонился перед Бобинеттой:

— Мадам, я покорно прошу вас следовать за мной.

И добавил шепотом:

— Черт возьми, я надеюсь, нас не станут мучить формальностями!

Однако, входя в тюремную канцелярию, он недовольно проворчал:

— Это еще что? К чему бы это?

В канцелярии сидел Грундал… При виде Фандора он встал и почтительно приветствовал журналиста, именуя его «вашим превосходительством».

— Рад вас видеть, генерал! — произнес Фандор довольно хмуро. — Вы случайно не нас поджидаете?

— Именно вас, ваше превосходительство, — ответил Грундал. — Я узнал, что наша добрая королева подписала рескрипт о помиловании се высочества Елены Майенбургской…

«Трах-тарарах! — подумал про себя Фандор. — С ума сойдешь прежде, чем разберешься, кто здесь, во что играет и кто кого морочит! Если Грундал, в самом деле, считает Бобинетту Еленой Майенбургской, то меня, в таком случае, он принимает за мужа Бобинетты… Однако же, каковы его намерения?»

Едва они вышли из тюрьмы, как Грундал взял Фандора под руку и сказал ему вполголоса:

— Скорее садитесь в мою карету! Нам надо поговорить…

Когда Фандор и Бобинетта сели в экипаж, генерал приказал кучеру:

— Во дворец!

После чего повернулся к Фандору и Бобинетте и заговорил взволнованным тоном:

— Положение серьезное, очень серьезное!.. Сегодня королева открывает сессию Генеральных штатов. Ввиду отсутствия королевы Вильхемины, это должна будет сделать Элен… Однако, как мне стало известно, наши враги хотят воспользоваться этим случаем, чтобы провозгласить королевой самозванку! Что делать, господин Фандор? Необходимо, чтобы самозванка публично отреклась от своих притязаний на трон! Ваша жена, очаровательная Элен, играет роль королевы — и делает это, надо сказать, превосходно! Но кто-то должен сыграть роль «самозванки»… Это можете сделать только вы! — закончил Грундал, обращаясь к Бобинетте.

Фандор и Бобинетта переглянулись: план генерала показался им весьма остроумным.

— Хорошо, я попробую… — сказала молодая парижанка. — Как я должна быть одета?

— Все уже приготовлено… Вас ожидают.

Через потайную дверь Грундал провел своих спутников во внутренние покои королевского дворца.

— Сюда, сюда, мадам, — приговаривал он. — Вот в эту комнату, пожалуйста! Сейчас сюда придут верные королеве камер-дамы и помогут вам надеть соответствующий случаю наряд…

Вскоре приготовления были закончены. И если Элен была поистине великолепна в горностаевой мантии, на которую ей давало право ее королевское достоинство, то Бобинетта была прелестна в более скромном, но чрезвычайно изящном костюме, с бриллиантовой диадемой в черных волосах.

— Вы очаровательны, совершенно очаровательны! — повторял старый генерал, который ни при каких обстоятельствах не забывал о своем долге галантного царедворца. — Если бы в данный момент вы не воплощали в моих глазах «самозванку», я бы пожалел, что сам не суждено взойти на голландский трон!

— Должна вам признаться, господин генерал, — отвечала молодая парижанка, — что на ярмарке в Нейи я бы чувствовала себя гораздо увереннее! Я ужасно боюсь совершить какую-нибудь грубую промашку…

Фандор, со своей стороны, был обеспокоен. Как пройдет церемония? Все ли поверят, что Бобинетта и есть «узурпаторша»? Правильно ли оформлены соответствующие документы?

— Я очень боюсь… — шепнул он на ухо генералу Грундалу.

— Я тоже… — ответил старый придворный с грустной улыбкой.

— Я боюсь за свою жену! — пояснил журналист.

— А я — за голландский троп! — ответил генерал.

Но больше медлить было нельзя. Из парадной залы, где собрались все придворные, официальные лица и представители знати, доносился нетерпеливый гул голосов. Все уже были оповещены о предстоящем акте официального отречения «самозванки» и горели желанием присутствовать при этом торжественном событии.

— Смелее, сударыня! — сказал Грундал Бобинетте. — И помните, что комедия, в которой вы согласились участвовать, имеет благую и возвышенную цель: спасти страну от революции!

Сопровождаемая целой процессией, состоявшей из королевских камергеров, камер-юнкеров и офицеров в парадных мундирах, Бобинетта торжественно вступила в парадную залу. Она была встречена возбужденным ропотом толпы. Медленными шагами мнимая Елена Майенбургская приблизилась к трону, на котором восседала мнимая королева Вильхемина. Можно себе представить, что началось бы в зале, если бы присутствующие узнали, что так называемая королева Вильхемина — совсем не королева, а так называемая «самозванка» — вовсе не Елена Майенбургская!

Однако все происходило самым благородным образом. Когда Бобинетта оказалась на расстоянии нескольких шагов от трона, Элен поднялась и сделала два шага ей навстречу — что свидетельствовало о большом королевском благорасположении.

— Я рада вас видеть, мадам, — сказался «королева».

— Я счастлива приветствовать Ваше величество! — ответила «самозванка».

Элен села на трон и пригласила Бобинетту занять место в кресле, стоявшем рядом. Грундал обратился к министру двора:

— Господин министр, пусть принесут подготовленные на подпись рескрипты!

Два камергера внесли столик и разложили на нем акт отречения, который должна была подписать «самозванка» и скрепить своей подписью «королева». Обе приблизились к столу.

— Скорее, скорее, подписывайте! — шептал Грундал, очень боявшийся какой-нибудь накладки и торопившийся закончить церемонию.

Бобинетта несколько растерялась: она не знала, как выглядит подпись Елены Майенбургской. Однако Элен незаметно перетасовала документы и расписалась за «самозванку». Но трудности на этом не кончились. Министр двора, приблизившись к столу, подал королеве рескрипт об открытии сессии парламента.

— Пусть Ваше величество соблаговолит скрепить этот документ вашей королевской печатью! — громко сказал он.

Элен увидела, как вздрогнул Грундал. Она почувствовала, что почва уходит у нее из-под ног, и мучительно искала выход из положения. Одно дело — замещать королеву во время парадных, но, в общем, ни к чему не обязывающих церемоний, другое — поставить вместо нее подпись на важном государственном документе. Но даже если бы Элен решилась на это, она была лишена такой возможности: у нее не было королевской печати… Не зная, как поступить, она сделала вид, будто не услышала слов министра. Но тот, удивленный ее бездействием, повторил:

— Позволю себе напомнить Вашему величеству, что без королевской печати документ недействителен…

Элен побледнела как полотно, и казалось — вот-вот потеряет сознание…

23. ИМЯ ФАНТОМАСА

После ночного разговора с Жювом господин Эйр встал поздно и почти до полудня не выходил из своей комнаты. Затем он позвал к себе Жоффруа Бочку и Бенуа Сундука и сообщил им, что должен срочно поехать в Амстердам.

— Я рассчитываю на вас, друзья мои, — говорил старик, с трудом скрывая волнение. — Прошу вас во время моего отсутствия никуда не отлучаться и присматривать за домом и за плантациями.

Два друга охотно согласились, тем более что в доме доброго старика они теперь чувствовали себя почти так же хорошо, как на Центральном рынке, И господин Эйр, успокоенный, отбыл в Амстердам.

С вокзала он направился в скромный отель. Здесь портье спросил у него, откуда он приехал, чем поверг старика в неожиданное смущение. Он стал бормотать что-то насчет того, что прибыл издалека, и назвал, в конце концов, одну из областей Южной Африки. Вместо имени и фамилии странный постоялец поставил только инициалы: «Э» и «Р». Но поскольку приехавший был явно при деньгах, портье не придал этому значения. «Каждый сходит с ума по-своему», — подумал он и вручил постояльцу ключ от комнаты.

Поднявшись в свой номер, господин Эйр тщательно запер дверь и первым делом убедился, что перстень с королевской печатью по-прежнему находится у него в кармане.

Ложиться в постель он не стал, хотя уже наступил поздний вечер, а сел и кресло, откинулся ни спинку и закрыл глаза. Но он не спал, а предавался размышлениям и воспоминаниям. Далеко в прошлом перед его мысленным взором вставал образ энергичного, пылкого молодого человека, и этим человеком был он сам… Уехав в колонии, он ворочал там крупными делами, заработал большое состояние, и, когда вернулся в Париж, ему казалось, что жизнь его будет сплошным праздником. Здесь он познакомился с очаровательной девушкой, которая стала его женой. У них родился сын. Вскоре срочные дела потребовали отъезда отца в Америку. Там он познакомился и подружился с человеком, который произвел на него чарующее впечатление, а на самом деле был самым чудовищным негодяем.

Даже сейчас, при одном лишь воспоминании, лицо старика исказилось страданием. Этот человек отнял у него все, включая жену и сына. Старик пошевелил губами, словно пытаясь и не решаясь произнести ненавистное имя. Но тот, кто умеет читать по губам, понял бы, что-то было имя Гения злодейства…

«Этот моральный удар сокрушил меня, — продолжалвспоминать старик. — Я потерял всякий интерес к жизни и продолжал жить только по инерции… В моей памяти образовался провал. Долгие годы я жил, нс понимая, кто я, почему и зачем существую на этом свете… Последнее, что я помню, — это сообщения в газетах о собственной смерти, о том, что я погиб во время знаменитого крушения трансокеанского лайнера „Ланкастер“. А ведь я продолжал жить! Но как — не помню… Каким-то образом я оказался в окрестностях Гарлема, в маленьком домике среди розовых плантаций. Да и зачем вспоминать? Без прошлого мне было легче жить…

И вот судьбе было угодно, чтобы при мне было снова произнесено роковое имя, овеянное мраком, ужасом и страданиями, — имя Фантомаса! Я словно очнулся от долгого сна. Я вспомнил о тех, кто боролся против Гения злодейства, о комиссаре Жюве и его верном помощнике Жероме Фандоре… Да, теперь я знаю, что настоящее имя Фандора — Шарль Рамбер!»

Старик не мог совладать со своим волнением. Теперь он поднялся с кресла и, расхаживая по комнате, говорил вслух:

— Шарль Рамбер! Боже мой! Когда я услышал это имя из уст Жюва, мне показалось, что рухнули стены внутренней тюрьмы, в которую я сам себя замуровал! Небу было угодно, чтобы сейчас, на закате дней, я вернулся к реальной жизни… Но хватит ли у меня сил, чтобы выполнить мой последний долг? Чтобы помочь торжеству правого дела? Я многое рассказал Жюву, но я не сказал ему, что Шарль Рамбер — это… это сын…

Слова старика перешли в невнятное бормотание. В изнеможении он снова упал в кресло. «Эти переживания убьют меня, — думал он. — Я чувствую, что мой конец близок… Только бы хватило сил прийти завтра во дворец… Я должен передать перстень королеве… Я должен увидеть Фандора и сказать ему правду…»

Несколько успокоившись, старик заснул. На следующее утро он проснулся довольно поздно и тут же отправился во дворец. Все входы и подступы к нему охранялись усиленными нарядами стражи. Во дворце ожидалось торжественное открытие сессии Генеральных штатов, то есть парламента, и, как было известно, королева по этому случаю должна была подписать ряд важных рескриптов. Стража пропускала только официальных лиц и тех, у кого были пригласительные билеты. Всем остальным вход был закрыт.

Однако было одно исключение: высокий седой старик проходил сквозь все заслоны, не имея никаких документов. Он шел неуверенной и в то же время целеустремленной походкой лунатика и повторял только одну фразу:

— Ее величество ждет меня, я должен увидеть ее как можно скорее!

Странно, но его пропускали. Так он дошел до дверей, ведущих в личные апартаменты королевы.

— Что вам угодно? — спросил стражник-герольд, заступая ему дорогу.

Несколько секунд старик смотрел на него, как будто не понимая, потом повторил тихим голосом, но тоном, не терпящим возражений:

— Я должен видеть королеву, Ее величество ожидает меня!

Герольд был в растерянности: он очень сомневался, чтобы королева ждала этого странного старика, но, с другой стороны, раз уж он дошел до личных апартаментов королевы, значит, имел на это право. Наконец герольд нашел выход. Он отворил перед стариком дверь маленького салона и сказал:

— Подождите здесь, я предупрежу, кого следует…

Герольд вышел из салона, и первый, с кем он столкнулся, был главный смотритель плотин, иначе говоря, Фантомас.

Гений злодейства был мрачнее тучи. Он опаздывал на официальную церемонию и опаздывал неспроста. Все утро он был занят тем, что рыскал в окрестностях озера, где стоял старинный Фрегат. Обнаружив, что каюта пуста, что королева Вильхемина исчезла, он пришел в дикую ярость.

— Кто-то имел наглость освободить Вильхемину! — рычал он, скрипя зубами, — Это мог быть только Жюв, либо Фандор, либо они оба вместе. Весь мой хитроумный план грозит рухнуть, как карточный домик!..

Все его поиски оказались безрезультатными. Он понимал, что стоит настоящей королеве Вильхемине появиться по дворце, как тут же он, главный смотритель плотин, будет объявлен предателем и врагом престола. Но дерзость Короля преступлений была такова, что он и не думал бежать, и напротив, явился во дворец, готовый бороться до конца.

Фантомас видел, как герольд впустил какого-то человека в малый салон.

— Кто там такой? — хмуро спросил он.

— Какой-то человек, утверждающий, что Ее величество ожидает его, — ответил служитель.

Бандит подождал, пока герольд отойдет, толкнул дверь салона и застыл в изумлении.

— Этого не может быть! — пробормотал он. — Ведь мертвецы не возвращаются!

Быть может, первый раз в жизни Фантомас задрожал.

Господин Эйр сначала не обратил на вошедшего никакого внимания, но затем голос главного смотрителя плотин и слова, невольно слетевшие с его губ, заставили старика вздрогнуть и побледнеть. И тогда, протянув навстречу бандиту слабый, дрожащий кулак, он с трудом произнес:

— Фантомас!.. Я тебя узнал, Фантомас!..

От неожиданности бандит попятился.

— Неужели ты еще жив? — прохрипел он. — Или передо мной призрак Этьена Рамбера?

Этьен Рамбер! Это имя вернуло Фантомаса к событиям пятнадцатилетней давности, к тому времени, когда он совершил одно из своих первых — и наиболее гнусных — преступлений! Тогда, познакомившись с богатым плантатором каучука Этьеном Рамбером, Фантомас добился его дружбы и доверия, а затем ограбил и обесчестил его. Далее Король преступлений не остановился перед тем, чтобы присвоить себе имя Этьена Рамбера, будучи убежден, что его истинный носитель мертв. Наглость бандита дошла до того, что он пытался выдать себя за Этьена Рамбера даже в глазах его жены и сына, но натолкнулся на решительное сопротивление мадам Рамбер. Тогда Фантомас отомстил несчастной женщине, заперев ее в больницу для умалишенных. Что же касается сына, Шарля Рамбера, то он попытался выдать его за убийцу, рассчитывая, что тот навсегда сгинет в тюрьмах и на каторге, а он, Фантомас, завладеет наследством Этьена Рамбера..

Несчастный старик увидел Фантомаса, услышал, как тот произнес его настоящее имя, и это окончательно вернуло ему память.

— Негодяй! — вскричал он, — Мерзавец! Что ты сделал с моим сыном? Что ты сделал с Шарлем Рамбером?

Фантомас оправился от смущения и ответил наглым, издевательским тоном:

— Твой сын Шарль Рамбер умер! Умер много лет тому назад!

Но Фантомаса подстерегала новая неожиданность.

— Мерзкий преступник! — продолжал Этьен Рамбер окрепшим от негодования голосом. — Пришел для тебя час отмщения! Отныне не только я, но и все узнают о твоих гнусных злодеяниях! Напрасно ты пытаешься прикрыться ложью! Мой сын не умер. Я знаю, что он жив и что его зовут Жером Фандор!

Фантомас взвыл от ярости:

— Этьен Рамбер, я уже давно приговорил тебя к смерти. Ты остался в живых по недосмотру и живешь по недоразумению! Берегись…

И бандит сделал угрожающий жест. Но старик не дрогнул.

— Ты не испугаешь меня, Фантомас! — вскричал он. — Смерть мне уже не страшна! Узнай же, что я видел Жюва, а сейчас увижу Фандора! Рано или поздно ты будешь схвачен, и маска с тебя будет сорвана! Ибо я знаю твое настоящее имя, и скоро его узнают также и другие!

— Замолчи! — взревел Фантомас. — Мне плевать на то, что ты называешь «возмездием»! Но я не позволю, чтобы мое имя, мое настоящее имя было брошено на попрание всякой сволочи!

— Не надейся, Фантомас! Я отомщу тебе за все! Я крикну на весь мир, что ты…

Но старик не успел закончить — разъяренный хищник кинулся на него. Но он не успел дотронуться до Этьена Рамбера, как тот упал навзничь, глаза его закатились, лицо побледнело, лоб покрылся предсмертным потом. Перенесенные волнения убили его.

Фантомас не счел нужным добивать умирающего.

— Сдохнешь сам! — бросил он презрительно.

Но тут дверь распахнулась, и в комнату вбежал человек. Это был Жером Фандор. Он бросился к старику и сжал его в объятиях.

— Отец… Отец! — бормотал он, потрясенный до глубины души.

Потрясение Фандора было столь велико, что он даже не думал о том, что Фантомас находится в той же комнате и может в любой момент убить его… Однако в тот самый момент, когда журналист вбежал в комнату. Гений зла увидел через отворенную дверь, что по галерее идут два человека, мужчина и женщина, чей вид подействовал на него, как удар тока. Не теряя ни секунды, он устремился к окну, выходящему в парк…

Фандор случайно оказался у дверей салона и услышал конец бурной сцены между Фантомасом и Этьеном Рамбером. Он понял, что его отец, которого он давно считал погибшим, находится здесь и подвергается смертельной опасности. Вот почему он ворвался в салон и с криком «Отец! Отец!» бросился к старику. Тот на минуту пришел в себя и смотрел на сына с невыразимой нежностью.

— Да, ты Шарль Рамбер, мой сын, мое дитя! — проговорил умирающий. — Какое счастье, что я могу обнять тебя в последние мгновения моего земного существования!

Сделав огромное усилие, старик достал из кармана королевский перстень с печатью и протянул его Фандору, у которого вырвался крик изумления.

— Ты отдашь этот перстень королеве, — сказал Этьен Рамбер, собрав последние силы. — Выслушай меня внимательно, Жером Фандор, поскольку таково теперь твое имя… Выслушай и исполни то, что я тебе скажу… Прежде всего, разыщи свою мать и передай ей, что меня уже нет на свете… А затем — отомсти за меня…

Отомсти Фантомасу, которому и я, и твоя мать обязаны несчастьем нашей жизни… Тебе будет тем легче это сделать, что сейчас ты узнаешь его настоящее имя…

Этьен Рамбер продолжал, уже почти теряя сознание, с трудом произнося слова:

— Фантомас, которого до сих пор все называли Гением злодейства, Неуловимым, Королем преступлений, Господином ночи… Фантомас, который до сих пор нагло торжествовал над своими противниками… Фантомас будет бессилен перед тобой, дитя мое, когда ты и все вокруг узнают его имя… Когда ты узнаешь, что его имя… это… это…

Но напрасно Жером Фандор напрягал слух, чтобы услышать конец фразы. Этьену Рамберу не удалось ее закончить. Он испустил последний вздох, так и не произнеся рокового имени…

24. НАСТОЯЩАЯ КОРОЛЕВА ГОЛЛАНДИИ

Увы, всего на несколько минут Фандор обрел своего отца, обрел, чтобы тут же потерять его навсегда! Держа в руке королевский перстень, о котором он сейчас забыл, он в отчаянии смотрел на почившего старца, и губы его горестно шептали:

— Отец… Бедный отец!

Но Фандор был не из тех, кто сгибается под ударами судьбы.

— Нет, я не имею права предаваться горю! — воскликнул он, вскакивая на ноги. — Сражение не закопчено, и долг призывает меня!

Фандор понимал, что его место сейчас — в зале заседаний, где разыгрывается решающий акт драмы и где Элен нуждается в его помощи. Поспешно отерев слезы, он выскочил из салона, где лежал хладный труп Этьена Рамбера.

В парадном зале для церемонии царила атмосфера растерянности, переходящей в смятение. Толпа придворных в беспокойстве и недоумении теснилась вокруг трона. Элен по-прежнему стояла у стола, где лежали документы, требующие ее подписи. И министр двора, уже в который раз повторял:

— Пусть Ваше величество соблаговолит скрепить рескрипты своей королевской печатью.

Фандор увидел смертельно бледное лицо своей жены, заметил, что ее бьет нервная дрожь. Он понял, что неотвратимо назревает ужасающий скандал. С минуты на минуту могло выясняться, что на троне находится подставная королева… И что произойдет тогда? Во дворце начнется мятеж, который, выплеснувшись на улицу, легко превратится в кровавую революцию! Фандор лихорадочно соображал, что придумать, какой предлог изобрести, чтобы незаметно передать Элен перстень, который он сжимал в руке…

Вдруг парадные двери зала распахнулись и привратник, ударив в пол рукоятью алебарды, торжественно провозгласил:

— Господа! Шапки долой! Ее величество кор…

Он не успел закончить, потому что Жером Фандор, как безумный, кинулся вперед и оттолкнул его в сторону. Мысль журналиста работала с необыкновенной быстротой. Он понял, кто сейчас появится в зале и что из этого воспоследует. В мгновение ока он вытолкнул привратника за дверь, сам выскочил следом, затворил за собой обе створки и прижался к ним спиной, защищая вход и от тех, кто хотел войти в зал, и от тех, кто ломился с противоположной стороны.

Прямо против себя Фандор увидел тех, кого и предполагал увидеть: королеву Вильхемину и Жюва.

— В чем дело? Что случилось? — быстрым шепотом спросил комиссар.

— Скорее! Назад! Вот сюда… — и, распахнув находившуюся рядом боковую дверь, Фандор буквально впихнул Жюва и королеву в коридор, ведущий в примыкающую к залу комнату ожидания. — Ради Бога, ни о чем не спрашивайте! — продолжал он. — Вот перстень с печатью, передайте его королеве!

Не успели Жюв и Вильхемина захлопнуть за собой боковую дверь, как из зала ворвалась толпа придворных и окружила Фандора. Раздавались возбужденные крики:

— Кто вы такой?

— Что вы себе позволяете?

— По какому праву?

И тут журналисту пришла в голову гениальная идол. Он решил идти ва-банк.

— Кто я такой? — покричал он. — Я агент полиции! Всем оставаться на своих местах! Королеве угрожает опасность!

И, пользуясь всеобщим остолбенением, расталкивая тех, кто оказался на его пути, Фандор бросился по центральному проходу, через весь зал, к возвышению, на котором находился трон и стояли Элен, «самозванка» Бобинетта и несколько сановников.

Продолжая играть комедию, он кричал:

— Совершено покушение! В королеву стреляли! Ваше величество, вы не ранены?

Оказавшись рядом с Элен, он увидел ужас и мольбу в ее глазах.

— Дорогу! Дорогу! — закричал он еще громче. — Разве вы не видите, что королеве плохо!

Элен, поняв, что от нее требуется, закрыла глаза и сделала вид, что падает в обморок.

— Генерал Грундал! Ко мне! — продолжал кричать Фандор. — Помогите мне увести Ее величество! Дорогу, господа, дорогу!

Генерал быстро оценил обстановку.

— Господа! — обратился он к присутствующим, — Прошу всех оставаться на местах и сохранять спокойствие! У королевы легкое недомогание на нервной почве. Ее величество оставит вас на несколько минут, после чего вернется и подпишет рескрипт об открытии парламента!

Вместе с Фандором они вывели Элен через боковую дверь. Бобинетта последовала за ними. Все вместе они оказались в оранжевом салоне, и Фандор поспешно запер дверь, не дав войти больше никому из придворных. В салоне, только что вошедшие через другую дверь, уже находились Вильхемина и Жюв.

Увидев Элен в горностаевой королевской мантии и с короной на голове, Вильхемина воскликнула испуганно и возмущенно:

— Узурпаторша!

Жюв, который уже успел сориентироваться в ситуации, отреагировал мгновенно:

— Нет, Ваше величество, это не узурпаторша! Это Элен, женщина, о которой я вам говорил! Элен, которая спасла трон для Вашего величества!

Элен, быстро оправившись от притворного обморока, упала на Колени пород королевой.

— Ваше величество! — воскликнула она. — Простите меня за дерзость. Я позволила себе на короткое время занять ваше место на троне, по сделала это по просьбе ваших сторонников и исключительно в интересах Голландии. Вашему величеству нечего опасаться ни с моей стороны, ни со стороны какой-либо другой «претендентки». Так называемая Елена Майенбургская, имя которой я какое-то время носила, официально отказалась от всяких притязаний на престол. Вашему величеству остается только надеть свое королевское облачение, вернуться в зал и продолжить официальную церемонию…

Фандор и нескольких словах пояснил королеве то, что ей оставалось еще не ясным:

— Мы прервали церемонию подписания акта об открытии парламента. Элен не могла взять на себя столь большую ответственность. Кроме того, у нее не было печати… Теперь Вашему величеству следует вернуться в зал, извиниться за временное недомогание и вызванный им перерыв и завершить подписание акта…

— Хорошо, — сказала Вильхемина, — я готова к исполнению моего государственного долга! Но сначала я должна исполнить мой личный долг…

И, обратившись к Элен, она продолжала:

— Мадам, если я все еще королева, если я сохранила свой трон, то только благодаря вам! Я благодарю вас от всего сердца, а также от имени моего народа и моей страны!

Видя, что Элен готова снова опуститься на колени, она открыла ей объятия со словами:

— Нет, я не хочу, чтобы вы оказывали мне королевские почести! Я хочу, чтобы Элен Фандор, столь много для меня сделавшая, видела во мне не королеву, но подругу и сестру!

Две женщины — королева и та, кого еще недавно считали «узурпаторшей», — сердечно обнялись. Между тем Жюв нетерпеливо шептал:

— Ваше величество, время не ждет! У вас еще будет возможность встретиться с Элен. А сейчас вас призывают ваши королевские обязанности!

Вильхемина быстро накинула на плечи королевскую мантию и возложила на голову корону. Минуту спустя торжественным шагом она вступила в парадную залу, встреченная почтительным шепотом присутствующих. Когда она подошла к столу, министр двора, не заметивший подмены, низко поклонился и начал снова;

— Позволю себе напомнить Вашему величеству, что королевская печать на этих официальных бумагах…

— Ну конечно, конечно! — прервала его королева Вильхемина. — Я подтверждаю полномочия Генеральных штатов и скрепляю их своей подписью и королевской печатью.

И она спокойно приложила к пергаменту печать, затем поставила спою подпись, к удивлению министра, спрашивавшего себя, почему столь разительно изменилось поведение королевы…

— Господин министр, — сказала она, — я прошу парламент приступить к его обязанностям. Отнесите господам парламентариям мой рескрипт и заверьте их в моей благосклонности.

Произнеся эти слова, она стала спускаться с возвышения, давая тем знак, что церемония окончена. Глазами она искала Жюва и Фандора. Ей не терпелось услышать от них подробный рассказ о всех невероятных событиях последнего дня. Но в толпе придворных она не увидела ни комиссара, ни журналиста, и тревожное предчувствие кольнуло ее сердце.

— Господин генерал, — обратилась она к Грундалу, — я все еще не очень хорошо себя чувствую. Предложите мне руку…

В сопровождении генерала, несколько смущенного оказанной ему честью, королева направилась в оранжевый салон. Грундал почтительно отворил дверь пород королевой, готовясь сам остаться за порогом. Но королева остановилась, пораженная неожиданностью: в салоне были Жюв и Фандор, по не было Элен!

Фандор сидел в кресле и рыдал, обхватив голову руками. Жюв стоял посреди комнаты, бледный как полотно. В руке он держал обрывок черной материи — что-то вроде капюшона… Вперив горестный взгляд в черный лоскут, полицейский бормотал:

— Ах, Фантомас! Фантомас! Ничто не в силах обуздать твою ярость… даже любовь!

Элен не было в комнате. Элен исчезла.

И королева Вильхемина поняла, что ее похитили…

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru

Оставить отзыв о книге

Все книги автора

Оглавление

1. СПАСАЯ ЭЛЕН

2. В ОЖИДАНИИ

3. ДОСТОИНСТВО ФАНДОРА

4. МУЖ И ЖЕНА

5. ПЛЕННИК АПАШЕЙ

6. ИЗ ПАРИЖА В АМСТЕРДАМ

7. ЛЮБЕЗНЫЕ ЧИНОВНИКИ

8. В КАЗЕМАТЕ

9. ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВО

10. В ОКОВАХ

11. ОДИН МАТРОС ЛИШНИЙ …

12. СОДЕРЖИМОЕ ПУСТОГО ГРОБА

13. БОБИНЕТТА

14. АРЕСТ САМОЗВАНКИ

15. СО ВЗЛОМОМ…

16. ПОХИЩЕНИЕ

17. КОРОЛЕВА ГОЛЛАНДИИ

18. ПОКУШЕНИЕ

19. ПРОШЕНИЕ О ПОМИЛОВАНИИ

20. ПОТЕРЯННЫЙ ПЕРСТЕНЬ

21. СПАСЕННАЯ ЖЮВОМ

22. ОТРЕЧЕНИЕ

23. ИМЯ ФАНТОМАСА

24. НАСТОЯЩАЯ КОРОЛЕВА ГОЛЛАНДИИ