Информаторы Сталина. Неизвестные операции советской военной разведки. 1944-1945 [Владиир Иванович Лота] (fb2) читать онлайн

Владимир Лота ИНФОРМАТОРЫ СТАЛИНА Неизвестные операции советской военной разведки 1944-1945

Военным разведчикам посвящается

Предисловие

Эта книга — документальный рассказ о загадочных военно-политических событиях, которые происходили весной 1945 года на Западном и Восточном фронтах Второй мировой войны. Эти события возникали внезапно и оказывали существенное влияние не только на отношения между союзниками по антигитлеровской коалиции, но и на проведение стратегических операций по окончательному разгрому фашистской Германии.

Участники боевых действий на Восточном и Западном фронтах вряд ли могли заметить, что между активизацией или ослаблением сопротивления германских войск на тех или иных участках фронтов, охлаждением отношений между союзниками и неожиданно возникавшими неоправданно рискованными акциями сил сопротивления отдельных стран и другими событиями существовали тайные линии, взаимосвязи и взаимозависимости. Солдаты, офицеры и генералы союзных войск были нацелены на победу и добивались скорейшего разгрома опасного противника. Скорее всего, им и в голову не приходило, что за их спинами бескомпромиссно воюют друг против друга представители разведывательных служб СССР, США, Англии, воюют своими специфическими методами и средствами те, кто должен был взаимодействовать. Победа над фашистской Германией и окончательные итоги Второй мировой войны во многом зависели именно от этих тайных сражений, которые особенно активно проводились весной 1945 года.

События, о которых идет речь в этой книге, происходили не сами по себе. Их кто-то искусно организовывал и делал все возможное, чтобы они происходили в конкретное время и в определенном месте. Сведения об этих событиях, происходивших на разных фронтах и территориях различных государств, собранные в единое целое, позволяют сделать вывод, что они являлись звеньями одной цепи или частями Большого военно-политического кроссворда, который в пламени завершающего этапа войны в Европе было трудно разгадать. Тем не менее, несмотря на исключительную изощренность составителей этого кроссворда, основные его линии и самые трудные загадки все-таки были своевременно вскрыты сотрудниками советской разведки.

В этой книге впервые названы имена разведчиков, которые принимали непосредственное участие в разгадывании этого кроссворда, действовали и в тылу германских войск, и далеко за линией фронта — в США, Англии, Чехословакии, Италии, Югославии и других странах. От результатов их деятельности, как оказалось, зависела жизнь тысяч солдат и офицеров Красной армии, окончательные итоги войны против фашистской Германии и послевоенные судьбы европейских государств. Именно они своевременно разгадали замыслы основных тайных операций, которые разрабатывались в штаб-квартирах разведывательных служб США и Англии летом 1944 — весной 1945 года.

Уже не является секретом, что на завершающем этапе Второй мировой цели и задачи разведывательных служб союзников Англии, США и СССР не совпадали. Поэтому разведки союзников в 1944–1945 годах перешли от взаимодействия к противодействию, стремясь обеспечить выгодные для своих стран условия окончания войны. Эти операции положили начало глобальному переделу сфер влияния, который привел к возникновению холодной войны.

Исключительную активность в 1944–1945 годах проявляла и немецкая разведка, которая всеми силами стремилась ослабить взаимодействие между СССР, США и Англией. Германское руководство все еще надеялось избежать полного разгрома.

О проведении некоторых акций разведок США, Англии и Германии становилось известно о Москве. Данные разведки учитывались в ходе подготовки и проведения наступательных операций, а также вызывали острую, но своевременную дискуссию между руководителями СССР и США.

В апреле 1945 года, например, Верховный главнокомандующий И.В, Сталин в письме американскому президенту Ф. Рузвельту обратил его внимание на недопустимость проведения американцами секретных переговоров с представителями гитлеровской Германии^[1]. Рузвельт попытался убедить Сталина в том, что таких переговоров с фашистскими эмиссарами американцы не ведут^[2].

Сталин сообщил, что сведения о переговорах американцев с немцами он получил от своих надежных и проверенных информаторов^[3].

Несмотря на то что со времени этой переписки руководителей СССР и США прошло более шестидесяти лет, до сих пор оставалось неизвестным, о каких информаторах Сталин сообщал в письме Рузвельту.

Сталин не назвал фамилий своих информаторов. Это позволяло предположить, что Верховный главнокомандующий использовал в своем письме секретные сведения, добытые разведкой. Данные «информаторов» противоречили советско-американским договоренностям, имели важное значение для СССР и окончательного разгрома фашистской Германии. Это и вынудило Сталина обратиться к Рузвельту.

Американский президент попытался переубедить Сталина, но это ему не удалось. Между руководителями двух великих государств, составлявших основу антигитлеровской коалиции, возникло недоверие — не лучшая основа для взаимопонимания, поддержания нормальных отношений между двумя государствами и развития взаимовыгодного сотрудничества.

Какие еще важные линии Большого кроссворда удалось разгадать советским разведчикам на завершающем этапе войны в Европе? Какое влияние эти усилия советской разведки оказали на ход боевых действий на советско-германском фронте весной 1945 года?

При изучении переписки Сталина с Рузвельтом по этому вопросу обращает на себя внимание то, что Верховный главнокомандующий упоминает приближенных к нему «военных коллег», которые имеют данные о переговорах между представителями США и фашистской Германии. О ком могла идти речь? Среди «военных коллег» Сталина, несомненно, мог быть начальник Генерального штаба Маршал Советского Союза А.М. Василевский. Он получал сведения от начальника ГРУ генерал-лейтенанта И. И. Ильичева.

Взяв за основу версию о том, что «информаторами» были военные разведчики, автор проанализировал результаты деятельности сотрудников ГРУ в США в 1944–1945 годах. Оказалось, что именно они добыли сведения, которые спасли от разгрома войска маршала Толбухина в Венгрии в феврале 1945 года и помешали англо-американцам осуществить некий секретный сценарий окончания войны в Европе, одним из элементов которого являлось поспешное подписание Акта о капитуляции Германии в Реймсе 7 мая 1945 года.

Секретные сотрудники Главного разведуправления действовали в разных странах и на разных фронтах. Они не знали о существовании друг друга. Поэтому в книге несколько самостоятельных сюжетных линий. Объединенные в один документальный рассказ, они воссоздают сложную мозаику горячей весны 1945 года и дополняют новыми интересными сведениями историю последнего года войны в Европе.

Часть первая. Морис

В первой половине 1945 года в Главное разведывательное управление часто поступали донесения разведчика, действовавшего в столице США. Эти донесения были подписаны оперативным псевдонимом Морис. Сведения, добытые Морисом, в Центре использовались для подготовки срочных донесений Верховному главнокомандующему.

Данные Мориса были всегда точны. Они часто опережали те или иные события, которые должны были произойти на советско-германском фронте или в Великом треугольнике, вершинами которого были столицы США, Великобритании и СССР.

Морису также удавалось добывать сведения об обстановке на Дальнем Востоке, где императорская Япония держала в Маньчжурии миллионную армию, готовую в удобный момент переступить советские границы и открыть опасный для Советского Союза второй фронт.

Морис обладал уникальными способностями, которые позволяли ему успешно выполнять сложные задания Центра в исключительно трудных условиях.

Сталин в послании Рузвельту, ссылаясь на своих «проверенных и надежных информаторов», в первую очередь имел в виду военного разведчика Мориса.

Глава 1. Нестандартный вариант

7 января 1940 года майор Федор Феденко^[4], начальник одного из отделов Разведывательного управления Красной армии, написал докладную записку на имя начальника военной разведки комдива Ивана Иосифовича Проскурова. В этой записке Феденко обращался с Проскурову с предложением назначить на должность шофера военного атташе в Вашингтоне старшего лейтенанта Льва Александровича Сергеева.

Феденко работал в Разведывательном управлении с октября 1936 года и уже считался опытным работником военной разведки. Он пережил четырех начальников Разведуправления, репрессированных в ходе борьбы с «врагами народа», и многих начальников различных отделов и отделений. На «боевом счету» Феденко была одна спецкомандировка в США. С октября 1936 по июнь 1938 года Феденко находился в Вашингтоне, где работал шифровальщиком в советском полпредстве.

Шифровальщик — фигура важная в любой разведывательной структуре. Но шифровальщик — это не оперативный офицер разведки, который занимается добыванием секретных сведений. Феденко, честно и качественно отработав в США, возвратился в Москву и неожиданно для себя был назначен на руководящую оперативную должность в Разведывательном управлении. Причина такого карьерного взлета проста и трагична — большинство оперативных офицеров Разведуправления в 1937–1939 годах были репрессированы, новички же, отобранные для работы в военной разведке, опыта специальной работы не имели и никогда не бывали в тех странах, работой разведки в которых им предстояло руководить. Чистка, проведенная в Разведуправлении по личному указанию Сталина, нанесла военной разведке тяжелый удар.

Вскоре Феденко стал заместителем начальника 1-го отдела по агентуре. Затем бывший кавалерист, командир взвода отряда по борьбе с бандитизмом, был назначен начальником 1-го отдела одного из управлений Разведупра. Справедливости ради следует сказать, что Феденко быстро поднимался по служебной лестнице не только из-за сложных обстоятельств с кадрами в военной разведке. Федор Александрович был человеком незаурядным и обладал многими достоинствами, которые должны быть присущи человеку, оказавшемуся под знаменами разведки. Скорее всего, случайностью было то, что он в начале своей деятельности в разведке оказался не на оперативной работе, а стал шифровальщиком резидентуры в Вашингтоне. Впрочем, это ему не помешало в дальнейшей работе в Разведупре.

Предложение направить старшего лейтенанта Л. Сергеева в Вашингтон на должность «шофера военного атташе» на первый взгляд было делом совершенно обычным. Но это ошибочное мнение. Сергеев не был профессиональным шофером. Он был одним из немногих оставшихся в кадрах Разведуправления профессиональных разведчиков. Он успешно окончил специальную разведывательную школу и лучше всех в отделе Феденко владел английским языком. Более того, Сергеев обладал хорошо развитыми, как теперь принято говорить, коммуникативными способностями. То есть он мог вступить в контакт с любым человеком, расположить его к себе, установить дружеские отношения и управлять им. Сергеев обладал еще одним даром, важным для разведчика. Он мог быстро и безошибочно анализировать различные, не связанные между собой события, находить в них внутренние взаимосвязи и делать на этой основе прогнозы, которые неоднократно подтверждались. Такого специалиста направлять на должность шофера военного атташе было бы для Разведывательного управления непозволительной роскошью. Впрочем, у Феденко и не было такого замысла. Он видел старшего лейтенанта Льва Сергеева совершенно на другом боевом посту в столице Соединенных Штатов. Сергеев должен был выехать в США для выполнения особого задания. О содержании этого задания в январе 1940 года знали только три человека — Феденко, Проскуров и Сергеев.

Начальник военной разведки комдив Иван Иосифович Проскуров не сразу согласился с предложением майора Феденко. В должности начальника Разведывательного управления Проскуров был всего лишь девять месяцев. До службы в военной разведке он командовал тяжелым бомбардировщиком, отличился в 1936 году в боях в революционной Испании. Адмирал Николай Кузнецов, служивший в те годы в Испании военно-морским атташе, вспоминая о советских летчиках-добровольцах, воевавших на стороне республиканцев, писал: «Они в ноябрьские дни прикрывали мадридское небо, атаковали итальянский корпус под Гвадалахарой. Я. Смушкевич, П. Рычагов, Г. Прокофьев, И. Проскуров, И. Копец, Н. Остряков… всех не перечислить. Прибыв в Картахену, они желали только одного — как можно лучше выполнить задание…».

4 июня 1937 года старшему лейтенанту И. И. Проскурову было присвоено внеочередное воинское звание — майор. 21 июня того же 1937 года «за образцовое выполнение специальных заданий Правительства по укреплению оборонной мощи Советского Союза и проявленный в этом деле героизм» Проскурову было присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина. Было Ивану Иосифовичу 30 лет от роду, когда он стал Героем Советского Союза, командующим 2-й отдельной авиационной армией особого назначения и депутатом Верховного Совета СССР.

В начале 1939 года И.И. Проскурова неожиданно вызвали в управление кадров Наркомата обороны и предложили возглавить Разведывательное управление Красной армии^[5]. Отважный летчик от предложения отказался. Он любил небо, авиацию и хорошо знал свое дело.

В феврале 1939 года Проскурова пригласил на беседу нарком обороны К. Е. Ворошилов. Нарком был тверд. Проскуров попытался отстоять свое мнение, но не смог. Когда нарком сказал, что на работу в разведку его направляет партия, возражать было бессмысленно.

Приняв командование военной разведкой, Проскуров понял, что вторгся в совершенно незнакомую для него область военного дела, Придерживаясь принципа: «не навредить важному делу», бывший летчик с большим интересом принялся за новую для него работу. И она увлекла его. Человек он был молодой, умный и способный. Вспоминая первые месяцы работы комдива Проскурова на должности начальника военной разведки, ветеран Разведывательного управления генерал-лейтенант Михаил Мильштейн уже после окончания Великой Отечественной войны писал: «Под руководством Проскурова было начато постепенное и успешное восстановление разведки…»

Предстоявшая секретная миссия в США старшего лейтенанта Л. А. Сергеева тоже была одобрена Проскуровым, который увидел в предложении майора Феденко новый вариант работы военного разведчика в далекой стране. Такого случая в истории военной разведки еще не было — Сергеев направлялся в США на должность шофера военного атташе, а по указанию начальника военной разведки он назначался на должность резидента Разведуправления в Вашингтоне. Это был нестандартный вариант, Проскуров знал, что в воздушном бою побеждает тот летчик, который обладает более высоким профессиональным мастерством и использует в борьбе с противником неизвестные для него приемы.

Проскуров поддержал предложение начальника 1-го отдела, но не утвердил его докладную. Он решил это сделать несколько позже. Он понимал, что выполнять специальное задание будет не Феденко, а Сергеев. Начальник военной разведки пригласил на беседу старшего лейтенанта Сергеева.

Глава 2. Сергеев получает задание

Беседа Проскурова с Сергеевым состоялась в начале января 1940 года. Длилась она не менее часа. Начальник военной разведки внимательно изучил личное дело разведчика, но попросил офицера коротко рассказать о себе.

Сергееву было 34 года. Он был старше начальника Разведывательного управления по возрасту, но младше по должности и воинскому званию. Впрочем, в военной разведке в те годы специалисты ценились не только и не столько по занимаемой должности. Специальные знания, опыт разведывательной работы и желание выполнять сложные, порой опасные, связанные с риском для жизни задания Центра, мужество, смелость, хладнокровие — вот далеко не полный перечень личных и деловых качеств, наличие которых делало военных разведчиков того времени коллегами, соратниками, единомышленниками. Иногда в военную разведку все-таки попадали случайные люди, они становились заметными, как вороны в стае орлов, и во многих случаях сами выбирали новое направление для своей жизни.

Лев Сергеев был разведчиком не по должности, а по призванию.

Что мог старший лейтенант Сергеев рассказать комдиву Проскурову о себе? Родился 14 ноября 1906 года в маленьком азербайджанском городке Закаталы. Отец Александр Сергеевич служил в армии. В семье Сергеевых было двое детей. Второй ребенок — девочка, родилась в том же городке в 1903 году.

В 1909 году старшего Сергеева перевели в Махачкалу. Чем был вызван этот переезд? Теперь сказать трудно. Но за этим переездом в семью Сергеевых неожиданно ворвалась большая беда. Как-то возвратившись со службы, отец по непонятным причинам застрелился. В семье возникли огромные проблемы. Их было много. Среди них — и финансовые трудности.

С каждым днем проблем становилось все больше и больше. Денег катастрофически не хватало не только на обучение детей, но часто даже на приобретение самых элементарных продуктов питания.

Мальчишкой Сергеев рано познал нужду, унизительное положение бедняка и неуважение со стороны сверстников. В этих условиях и начал формироваться его характер, главными чертами которого становились постоянная готовность к самозащите, резкая реакция на несправедливость, трудолюбие, готовность выполнять любую работу.

Тринадцатилетним мальчишкой, еще посещая семилетнюю школу, Лев начал работать расклейщиком газет в одном из районов дагестанской столицы.

В начале 1920 года Лев был принят на работу в воинскую часть, дислоцировавшуюся в Махачкале. Это были 54-е пехотные командные курсы русской армии. Сергеев стал посыльным при штабе этих курсов.

Армейский порядок, исключительно четкая организация жизни, напряженные будни курсантов поразили посыльного Сергеева. Он хотел бы стать в один строй с этими бравыми и сильными русскими парнями, но не мог даже себе представить, как и когда такое может произойти.

До того дня, когда на плечи Сергеева лягут первые погоны рядового Красной армии, он будет более пяти лет работать машинистом гвоздильного завода. Делать гвозди было интереснее, чем быть расклейщиком газет или бегать по городу в качестве посыльного. Но работать на гвоздильном станке для подростка тоже было тяжело.

Трудностей Сергеев не боялся. Он научился преодолевать различные сложные ситуации, с которыми ему приходилось неоднократно сталкиваться на улицах азербайджанских и дагестанских городов. Он легко выучил языки тех народов, среди которых жил. Это помогало ему находить общий язык со сверстниками. Но этого было мало. Жизнь его уже началась, а светлых дней в ней еще не было.

В 1924 году Сергеев вступил в комсомол и стал активным членом этой организации.

Сергеев слышал о Москве, и ему очень хотелось увидеть русскую столицу. Не меньше было и желание стать красноармейцем. Такая возможность представилась ему в 1929 году. Он ею незамедлительно воспользовался и стал курсантом школы военных санинструкторов. Год обучения в школе, год работы санинструктором во 2-м артиллерийском полку, дислоцированном в Баку, два года службы старшиной роты в школе санинструкторов в Тбилиси — вот первые ступени военной карьеры Льва Сергеева. Они малоинтересны. Но в них есть одна особенность. За короткий срок службы в армии Сергеев смог пройти путь от рядового до старшины роты. Кто служил в армии, тот хорошо понимает, что на должность старшины роты случайных людей не назначают.

Сергеев решил получить военное образование. В 1933 году он подает рапорт начальнику школы санинструкторов и просит направить его на обучение в Орловскую бронетанковую школу.

Всю свою биографию старший лейтенант Сергеев в течение пяти минут рассказал комдиву Проскурову. Рассказал и о том, что во время работы в Махачкале познакомился с девушкой, которую звали Ниной.

После окончания в 1936 году Орловской бронетанковой школы Сергеев получил первое офицерское звание — лейтенант. Командование предложило ему остаться в школе и проходить службу в качестве командира танкового взвода. Он согласился.

Через месяц Нина Александровна стала его женой. С тех пор они не расставались. Когда лейтенанта Сергеева отобрали для работы в военной разведке, они переехали в Москву, где и получили комнату в доме номер 13 на Плющихе.

С апреля 1937 по июль 1938 года Сергеев находился в распоряжении Разведывательного управления и выполнял отдельные поручения и задания. В августе 1938 его назначили на должность секретаря Разведывательного управления. Затем он проходит обучение в специальной разведывательной школе и назначается на должность старшего помощника начальника отделения. Молодого офицера, получившего разведывательную подготовку и опыт работы в центральном аппарате военной разведки, допускают к работам, связанным с конкретными мероприятиями по руководству зарубежными разведывательными аппаратами военной разведки.

В 1939 году Сергееву было уже 33 года, а на плечах его были погоны только старшего лейтенанта. Тем не менее начальник отдела майор Феденко был доволен его работой, неоднократно отмечал его исключительную работоспособность, инициативу, выдержанность и дисциплинированность. Жена Сергеева Нина Александровна работала воспитателем детского сада издательства газеты «Правда».

— В Вашингтон вам придется ехать одному, — сказал комдив Проскуров. И, помолчав немного, добавил: — Нина Александровна сможет прибыть к вам несколько позже.

Обсудив эту семейную проблему Сергеевых, Проскуров сказал:

— Вы назначаетесь нашим резидентом в Вашингтоне. Будете работать самостоятельно. Подчиняться по всем вопросам разведывательной деятельности будете только мне. Ваше положение шофера военного атташе не создает вам благоприятных условий. Но в этом и состоит уникальность вашей секретной миссии. Американская контрразведка не сможет предположить, что вы — резидент. В этом ваша сила. Слабость вашей позиции состоит в том, что по службе вы будете подчиняться военному атташе. Мы сообщим полковнику Сараеву^[6], чтобы он не перегружал вас работой без должной необходимости. В любых трудных ситуациях, которые у вас могут возникнуть, вы можете полностью полагаться на мою поддержку. Вы имеете право на секретную шифропереписку со мной. Я должен быть в курсе всех ваших оперативных дел и замыслов…

Сергеев слушал начальника военной разведки и был благодарен ему за то, что комдив поручил ему столь важное дело: самостоятельную и ответственную работу в далекой стране. Обещание начальника разведки оказать молодому резиденту поддержку и помощь тоже было важно. Но Сергеев и предположить не мог, с какими огромными трудностями ему придется столкнуться во время выполнения этого задания. Эти трудности были в первую очередь связаны с тем, что он отправлялся в далекую страну в качестве шофера военного атташе. Ниже этой должности в аппарате атташе была разве что только уборщица помещений или дворник.

Готовясь к спецкомандировке, Сергеев изучил радиодело, курс документального фотографирования, шифр, прошел дополнительную подготовку по английскому языку. Он занимался по индивидуальному плану со специально выделенным для него преподавателем, который прекрасно владел американским вариантом английского языка и оказал разведчику огромную помощь в развитии его разговорных навыков. В Вашингтоне ему это очень пригодилось.

Проскуров поинтересовался, усвоил ли Сергеев задание на командировку. Сергеев ответил положительно. Он не только внимательно изучил задание и подписал его, но и заучил наизусть. Память у Сергеева была великолепной.

В задании говорилось следующее: Морис^[7] едет на работу в Вашингтон в аппарат военного атташе в качестве шофера. «По линии Разведывательного управления назначается резидентом в Вашингтоне…»

В задании была дана краткая оценка обстановки в США и определены конкретные задачи, которые предстояло решать «шоферу-резиденту».

Оценка обстановки в США сводилась к следующему: «В настоящее время США стоят в первом ряду стран, ведущих активную антисоветскую политику. Это выражается не только в бешеной антисоветской кампании в печати, но и в конкретных мероприятиях американского правительства. В частности, по советам правительства ряд американских фирм отказывается выполнять наши заказы, правительство США официально объявило о своей моральной поддержке Белофинляндии. К этому еще нужно добавить ярко антисоветские выступления отдельных членов правительства…»

Задачи, которые Сергееву предстояло решить в Вашингтоне, были более точны и конкретны:

«1. Создать резидентуру и руководить ее работой.

2. Целенаправленно осуществлять поиск и вербовку лиц для переброски в Европу — в Германию, Венгрию, Румынию и Италию, а также в Англию».

Далее в задании указывались категории лиц-источников, которые в первую очередь интересовали Центр.

Задание Морису представляет собой уникальный исторический документ. В этом документе можно найти четыре исключительно важных факта. Они говорят о том, как командование Разведывательного управления Красной армии оценивало обстановку в Европе в начале 1940 года, откуда ожидало непосредственную угрозу безопасности Советского Союза и как собиралось действовать.

Первый факт особенно важен для понимания степени интереса в те годы советской военной разведки к США, правительственным учреждениям этой страны, ее вооруженным силам и военной промышленности. Разведчик Сергеев не должен был вести разведку американских объектов и вооруженных сил США. Главная задача Сергеева, свободно владевшего английским языком, состояла в поиске лиц немецкого или другого происхождения, проживавших на территории США, готовых выехать в Европу для ведения разведки, в первую очередь против фашистской Германии, С такой же задачей несколько раньше был направлен в Мексику военный разведчик Федор Иосифович Кравченко. Он должен был устроиться в министерство иностранных дел Мексики и получить назначение на работу в дипломатическое представительство этой страны в Берлине. Замысел был смелый и тоже нестандартный. Федор Иосифович, проявив большую настойчивость и находчивость, был близок к реализации этой задачи.

И только смена руководящего состава в Разведывательном управлении в годы репрессий, пополнение отделов военной разведки офицерами-выпускниками военных академий, которые не имели опыта разведывательной работы, помешали Ф. И. Кравченко завершить выполнение этого интересного разведывательного задания. Из-за необоснованных подозрений он был отозван из командировки и возвратился в Москву в середине 1941 года.

В 1940 году идея внедрения разведчиков и агентов в Германию с территории американских государств продолжала по инерции разрабатываться в Разведуправлении. Но развивать деятельность в этом направлении, видимо, уже было поздно. В январе 1940 года волны эмигрантов катились из Европы через Атлантический океан в США и другие страны Северной и Южной Америки. Найти добровольцев отправиться в обратный путь и обосноваться в фашистской Германии, несомненно, было затруднительно, если вообще возможно. Контингент беженцев, прибывавших в США, был приблизительно однороден — от грозившего уничтожения из Европы и Германии в первую очередь бежали евреи. Обратная дорога в Европу для них была закрыта, по крайней мере до того счастливого дня, когда будет разгромлена фашистская Германия. Но об этом в правительственных кругах США в 1940 году не только не говорили, но даже не думали. Американское руководство с интересом наблюдало за развитием событий в Европе, а деловые круги США искали пути сбыта своей промышленной и сельскохозяйственной продукции в страны, которые втягивались в военный конфликт. Этот конфликт сулил американским предпринимателям огромные прибыли, а многим безработным американцам дополнительные рабочие места. Национальные интересы США были просты и прагматичны. О такой позиции образно сказано в русской пословице, которая гласит, что «своя рубашка ближе к телу». У американцев, несомненно, на эту тему есть свои еще более точные афоризмы.

Второй факт. В начале 1940 года командование Разведывательного управления Красной армии уже было убеждено, что наиболее опасным противником СССР в ближайшие годы станет гитлеровская Германия. Поэтому Проскуров и его помощники, среди которых был и майор Феденко, стремились как можно быстрее создать на территории Германии глубоко законспирированную агентурную сеть, способную выполнять задачи по добыванию сведений о внешней и внутренней политике руководства этой страны.

Третий факт. Уже в начале 1940 года в Разведывательном управлении точно были выявлены основные союзники Германии в ее возможной войне против СССР. К ним, как это сказано в задании Сергееву, относились Венгрия, Италия и Румыния. Ось Берлин — Рим, созданная в конце октября 1936 года, воспринималась в Разведывательном управлении Красной армии как шаг, направленный на подготовку фашистских государств Германии и Италии к развязыванию Второй мировой войны. Подписание в 1938 году Мюнхенского соглашения о расчленении Чехословакии, в котором принимали участие премьер-министр Великобритании Н. Чемберлен^[8], премьер-министр Франции Э. Даладье, а также главные заинтересованные в этом соглашении лица канцлер Германии Гитлер и руководитель Италии Муссолини, в управлении советской военной разведки воспринималось как начало перекройки границ в Европе. Возникла угроза пересмотра итогов Первой мировой войны.

Призрак новой большой войны бродил по Европе. От Чехословакии была отторгнута и передана Германии Судетская область и пограничные районы Австрии. Венгрия и Польша также выдвинули территориальные претензии к Чехословакии. Они были тоже удовлетворены.

Москва решительно выступила в поддержку Чехословакии, но правительство этой страны предпочло капитулировать под давлением Германии. Преданная руководителями Англии и Франции, на чью помощь она рассчитывала в первую очередь, Чехословакия была обречена. После начала в сентябре 1939 года Второй мировой войны Германия полностью захватила Чехословакию, которая перестала существовать на карте Европы. У сильного всегда бессильный виноват.

В разведзадании Сергеева упоминалась и Англия. И это не было случайностью. Скорее всего, это был четвертый факт, на который нельзя не обратить внимание. После участия премьер-министра Великобритании в подписании Мюнхенского соглашения и отказа английского правительства оказать помощь Польше в сентябре 1939 года, когда на эту страну вероломно напала Германия, внешняя политика Чемберлена представляла для Разведывательного управления Красной армии особый интерес. Чемберлену в Москве не доверяли. Его отношение к Советскому Союзу было хорошо известно. Вряд ли Чемберлен мог открыто поддержать фашистскую Германию в случае ее нападения на СССР, но тайные интриги британских политиков, которые всегда отличались особым коварством и изощренностью, могли представлять серьезную угрозу для безопасности СССР. В международных отношениях тех предвоенных лет политические и военные союзы формировались открыто или тайно с одной целью — добиться контроля одних государств над природными ресурсами других. Природные богатства России во все времена привлекали внимание Британской империи. В Москве в 1939 году, несомненно, ломали голову над тем, как не допустить присоединения Англии к странам фашистского блока. Такой союз был опасен.

Английское руководство делало все, чтобы пожар войны, разгоравшейся на просторах континентальной Европы, не перебросился через Ла-Манш. Но английский пролив не Атлантический океан. Он не мог спасти Британские острова от налетов германской авиации, а британский флот от торпедных атак немецких подводных лодок. Когда Чемберлен это понял, было поздно. Англия могла стать союзником СССР. Но на каких условиях? Об этом Сергееву тоже предстояло узнать.

Заключительная часть задания Сергееву на спецкомандировку в США, видимо, была стандартной и общей для всех разведчиков, выезжавших для работы в далекие страны. Старший лейтенант Сергеев, говорилось в задании, «должен быть примером в исполнении своих служебных обязанностей…».

Это был приказ. Это была просьба. Это было выражение доверия офицеру-разведчику, резиденту, перед которым были поставлены сложные задачи, решить которые он должен был сам, опираясь прежде всего на свой личный жизненный опыт, используя свои специальные знания и способности.

Начальник военной разведки комдив И.И. Проскуров пожелал Морису успехов в работе. Это была их первая и последняя встреча…

Через несколько дней после беседы с Проскуровым Сергеев отправлялся в специальную командировку, где все его действия, все его поступки, его отношения Центр уже не мог ежедневно контролировать. Сергеев должен был действовать самостоятельно и контролировать все свои поступки и решения только собственной совестью.

Провожали Мориса в спецкомандировку майор Николай Ляхтеров и капитан Михаил Мильштейн, который уже имел опыт работы в США. Они были сотрудниками отдела, которым руководил майор Феденко.

Глава 3. Как активизировать Доктора?

Сергеев прибыл в американскую столицу в марте 1940 года. Вашингтон его ничем не удивил, разве что особым расположением улиц, которые были похожи на рыболовную сеть.

Сергеев быстро познакомился с такими же, как и он, водителями, работавшими в советском дипломатическом представительстве. Разные это были люди, но приняли они Сергеева в свой коллектив радушно. На более высокий уровень общения в посольстве Сергеев надеяться не мог. Это он понял с первых же дней. В среде дипломатических работников есть определенные, десятилетиями отработанные и устоявшиеся правила поведения и уровни взаимоотношений. Шоферу военного атташе, естественно, не было места даже среди дипломатических персон среднего ранга. Изменить что-либо в этой обстановке Сергеев не мог. Но круг общения резидента Мориса был безграничен. Необходимо было найти возможности для проникновения в этот круг.

В подчинение Морису был передан сотрудник Дортон, который был секретарем военного атташе. Под псевдонимом Дортон в Центре числился майор В А Судаков. Центр приказал Сергееву хранить все секретные документы в сейфе майора Судакова и через него поддерживать связь с Москвой.

Опытный Судаков негативно воспринял указание Центра о том, что он, старший офицер, должен по оперативной работе подчиняться новичку Сергееву, который не имел даже местного разрешения на управление автомобилем. Так начиналась оперативная работа Сергеева в Вашингтоне. В каждом клубе есть свои правила. Но не все их соблюдают.

Военный атташе при советском посольстве в Вашингтоне полковник Сараев получил указание от Проскурова о Сергееве.

Он определил круг задач, которые должен выполнять шофер военного атташе. Рабочий день с 9.00 до 18.00 с перерывом на обед. Выполнение срочных заданий при посещении военным атташе правительственных учреждений и официальных представительств иностранных государств. О других задачах Сергеева полковник Сараев своего шофера не спрашивал.

С первых же дней пребывания в служебной командировке Сергеев столкнулся с большими трудностями. Они были повсюду. Но он постепенно, настойчиво и дипломатично преодолевал преграды, которые мешали ему выполнять задания Центра. Полковник Сараев ему не мешал, но и не помогал. Трудно складывались отношения с майором Судаковым.

В подчинение Морису были переданы еще два разведчика: Галин и Драйвер. Через полгода по настоятельной рекомендации Мориса Судаков, не пожелавший выполнять требования Мориса, был отозван в Москву. Драйвера резидент Морис тоже отправил на родину за грубое нарушение правил конспирации в работе и тайную любовную связь с американкой. По просьбе Мориса Центр перевел Галина на новое место работы. Так что к середине июня 1940 года Морис остался без помощников и вынужден был начинать работу с нуля. Что из этого получилось, станет ясно только через некоторое время.

Морис без особых затруднений сдал экзамены в управлении дорожной полиции и получил американское удостоверение, разрешавшее ему управлять автомобилем. Стремясь стать образцовым водителем военного атташе, Сергеев ежедневно по четыре — пять часов проводит за рулем служебной автомашины.

Через некоторое время он изучил американскую столицу таким образом, что знал, когда и в какой последовательности переключаются светофоры на основных и второстепенных улицах Вашингтона.

Труднопреодолимой оказалась проблема поддержания связи с Центром. Для этого шоферу Сергееву нужно было работать в специальном помещении, где выполнял свои обязанности посольский шифровальщик. Военному атташе пришлось объяснить советскому послу и резиденту внешней разведки НКГБ, почему его шоферу Сергееву необходимо работать в спецкомнате. Были ли объяснения Сараева убедительными? Возможно. Но несомненно, у посла и резидента НКГБ вопросы о реальном положении шофера военного атташе остались. Посол сделал вид, что военный атташе его убедил, и не препятствовал появлению Сергеева в спецпомещении, однако потребовал, чтобы он появлялся там только тогда, когда шифровальщик посольства будет занят другими делами.

К середине 1940 года Сергеев хорошо разобрался в обстановке, которая была в американской столице. Эта обстановка не способствовала поиску лиц, которые могли бы согласиться выехать на работу в Германию или другие европейские страны — в Италию, Венгрию или Румынию.

Положение было нервным. Американские газеты практически ежедневно пугали обывателей, печатая на своих страницах статьи о борьбе, которую вело Федеральное бюро расследований против немецких шпионов и диверсантов. В июле 1940 года газеты сообщили о том, что в Нью-Йорке на Всемирной выставке германские агенты пытались взорвать английский павильон. Сообщалось и о подрывной деятельности на территории США японских разведчиков и русских эмигрантов, которых вербовали и немецкие, и японские агенты.

Сергеев подробно доложил в Центр о том, как продвигается выполнение задания начальника военной разведки. Донесение Сергеева поступило в Центр в начале августа 1940 года. В это время комдив Проскуров уже был смещен с поста начальника Разведуправления. Новым начальником военной разведки был назначен генерал-лейтенант Филипп Голиков. Это произошло 11 июля 1940 года. Сергеев не знал о том, что на должность директора назначен новый человек. Не знал Сергеев и о том, что его бывший начальник майор Федор Феденко убыл в спецкомандировку в Китай, где приступил к работе в качестве советника по разведке в китайской армии.

В Центре внимательно изучили донесение Сергеева и приняли решение нацелить разведчика на выполнение других, не менее важных задач. К августу 1940 года в Центре уже накопились сведения, поступившие от других разведчиков, которые свидетельствовали о том, что фашистская Германия начала подготовку к войне против Советского Союза. В Центре также было известно об усилении контроля за въездом иностранцев в Германию. Гестапо и другие специальные службы становились всесильными. Проникнуть сквозь их сети в Берлин, Дрезден или какой-либо другой крупный немецкий город американцу или выходцу из другой страны без разрешения гестапо было практически невозможно.

В США тоже к этому времени обстановка изменилась. В Москве рассчитывали, что в случае возникновения конфликта между СССР и Германией американцы не станут помогать Гитлеру. Но не было уверенности и в том, что руководители США поддержат СССР в борьбе против Германии. Идеологические и политические различия между двумя государствами были не основанием для сотрудничества, а серьезными препятствиями для поиска путей, которые могли бы способствовать объединению усилий двух государств в борьбе против Германии, к тому времени уже захватившей почти что всю Европу. Русский коммунизм пугал американских лидеров не меньше, чем германский фашизм.

После капитуляции Франции 22 июня 1940 года в США стали еще более внимательно присматриваться к событиям, которые развивались на Европейском континенте, в Берлине и в Москве.

В Вашингтоне опасались, что Германия и СССР могут объединить свои усилия для достижения глобальных целей. Визит народного комиссара иностранных дел В. М. Молотова в Берлин в ноябре 1940 года и его встреча с Гитлером вызвали оживленные комментарии крупнейших американских газет. Наибольшее внимание американских политиков и журналистов привлекло обещание Гитлера Молотову осуществить передел сфер влияния мирового масштаба^[9]. Но эти обещания были сделаны в провокационных целях. Гитлер рассчитывал на то, что СССР согласится на этот передел мира и будет нести такую же политическую и моральную ответственность за агрессию, как и фашистская Германия. Американские политики и журналисты не понимали этого замысла Гитлера, как не понимали и внешней политики советского правительства, которое стремилось оттянуть начало войны на максимально длительный срок.

И в Вашингтоне, и в Москве политики не доверяли друг другу. Более того, можно сказать, что это недоверие и было той основой, на которой СССР и США пытались строить свои отношения. Учитывая это, в Разведывательном управлении было принято решение нацелить Сергеева на добывание достоверных сведений, которые бы позволили советскому руководству понять основные направления внешнеполитического курса США не только в Европе, но и на Дальнем Востоке. Япония готова была поддержать стремление Германии к мировому господству, но хотела добиться в этом мировом переделе особых территориальных выгод. Японцев привлекали гигантские просторы Южной и Юго-Восточной Азии, на которых, в связи с войной в Европе, ослабли позиции основных колониальных государств — Англии и Франции. Территория советского Дальнего Востока также привлекала внимание стратегов из Токио.

ВВашингтоне в 1939–1940 годах были сильны группы политиков, которые призывали правительство воздержаться от прямого вмешательства в войну в Европе. Но этот изоляционизм носил условный характер. Американцы помогали англичанам, которые уже были в состоянии войны с Германией.

Когда американские разведывательные службы добыли сведения о том, что Германия готовится к нападению на СССР, антисоветская шумиха в прессе несколько поутихла. Журналисты, которые имели свои собственные источники в американских правительственных кругах, стали, видимо, понимать, что флирт Гитлера со Сталиным быстро приближается к концу. Это должно было привести к переориентации внешнеполитического курса США. В Москве хотели бы знать, в какую сторону склонится вектор американской внешней политики.

В конце ноября 1940 года сотрудники советского посольства в Вашингтоне обсуждали содержание статьи американского журналиста К. Гувера, опубликованной в приложении к газете «Нью-Йорк таймс». Он писал: «Сталин должен прекрасно отдавать себе отчет в постоянном соблазне для германского фашизма повернуть оружие против России… Опасаясь такого решения, Советский Союз тем не менее не показывает ни малейших признаков того, что он в ближайшем будущем намерен принять какие-то предупредительные меры».

Эта статья не могла не заинтересовать Мориса. Он внимательно изучал подобные публикации в американской прессе. Его удивляла информированность местных журналистов, которые писали о концентрации немецких войск на границе с СССР, о различных дипломатических и пропагандистских акциях Германии, стремившейся скрыть свои приготовления к воине против СССР.

Анализируя содержание подобных публикаций в американской прессе, Морис сообщал в Центр о росте военной опасности для Советского Союза со стороны Германии. Разведчик был уверен, что в Москве хорошо понимают, что на самом деле происходит в советско-германских отношениях, и готовы или готовятся дать Гитлеру достойный отпор, если он попытается начать войну против Советского Союза.

Сергеев ошибался в своих предположениях. В Москве, в высших эшелонах советской власти донесениям не только Сергеева, но и других разведчиков об агрессивных замыслах Гитлера не доверяли и считали подобные сообщения дезинформацией, распространяемой британской разведкой с целью спровоцировать советско-германский конфликт.

Обстановка в конце 1940 года и в США, и в Европе была предельно сложной. Сергеев окончательно понял, что в таких условиях искать добровольцев, готовых отправиться в фашистскую Германию выполнять задания советской разведки, бесперспективно. В Центре пришли к такому же выводу. Поэтому начальник военной разведки определил Сергееву новые задачи и потребовал активизировать усилия по созданию резидентуры, способной добывать сведения о внешней политике США. В будущей войне, в случае нападения Германии на СССР, американский фактор становился чрезвычайно важным.

Центр также сообщил Сергееву о том, что он должен восстановить контакты с Доктором. Этот агент, указывалось в новом задании Директора, раньше «не сумел по-настоящему использовать свои возможности», и Сергееву предлагалось найти пути максимальной активизации деятельности этого американца и его знакомых.

Как активизировать этого Доктора, Сергеев должен был решить самостоятельно.

Глава 4. «Омега»

В феврале 1941 года в Вашингтон прибыла жена Сергеева Нина Александровна. Встреча была радостной. Приезд Нины, несомненно, облетал положение Сергеева. Жена знала, что ее Лев выполняет в Вашингтоне какое-то задание военной разведки. Какое это было задание, Нина не знала. В Москве перед отъездом в США с ней беседовал капитан Михаил Мильштейн. Он предупредил, чтобы она этим вопросом не интересовалась.

Лев Александрович часто возвращался домой после двадцати трех часов, усталый и не всегда в хорошем настроении. Нина это замечала и, как могла, создавала мужу благоприятные условия для отдыха.

Сергеев работал напряженно. Задач было много, а помощников и ценных агентов все еще у него не было. Первые успехи, конечно, были. В Москве их по достоинству оценили. Сергееву было присвоено воинское звание капитан. Это событие Сергеев и его жена Нина тихо отметили в домашних условиях. Для всех сотрудников посольства Сергеев был только шофером военного атташе.

Центр своевременно переориентировал Сергеева на выполнение новых задач. Правильность этого решения стала очевидной в начале апреля 1941 года, когда в Москве был подписан советско-японский пакт о нейтралитете. Личное участие Сталина в проводах японского министра иностранных дел Мацуоки вызвало в США открытую отрицательную реакцию. В условиях обострения американо-японских отношений этот пакт рассматривался в Вашингтоне как акция, свидетельствовавшая об укреплении позиций Японии на Дальнем Востоке, что противоречило интересам США. Об интересах Советского Союза, который после подписания акта о нейтралитете с Японией обезопасил свои дальневосточные границы, в американской столице никто не думал. Американский прагматизм во внешней политике США тех лет был удивительным политическим явлением: земной шар мог катиться в преисподнюю, главное, чтобы он в своем падении не затрагивал американские национальные интересы.

Правительство США, недовольное подписанием советско-японского пакта о нейтралитете, не ограничилось только дипломатическим демаршем в отношении Москвы. Государственный департамент, помимо свертывания торговых отношений с СССР, ввел 7 июня 1941 года ограничения на свободу передвижения сотрудников советских представительств по территории США. 10 июня Государственный департамент предпринял еще один антисоветский демарш. Персонами нон грата были объявлены два помощника военно-воздушного атташе советского посольства в США.

О вероломном нападении фашистской Германии на СССР семья Сергеевых тоже узнала, находясь в Вашингтоне. Это известие ошеломило не только их, но и всех членов советского дипломатического представительства. Американские журналисты, рассуждавшие до этого нападения о возможном союзе Гитлера и Сталина, после 22 июня писали на страницах своих газет о том, стоит ли помогать Советскому Союзу в войне против фашистской Германии.

Сергеев 25 июня 1941 года прочитал в газете «Уолл-стрит джорнал» странную статью. В ней говорилось, что «американский народ знает, что принципиальная разница между мистером Гитлером и мистером Сталиным определяется только величиной их усов. Союз с любым из них будет оплачен престижем страны».

В американских коридорах власти было сформулировано четкое отношение к событиям на советско-германском фронте: пусть Германия и СССР воюют как можно дольше, а США активно вступят в войну, когда оба противника будут полностью обессилены. Такую точку зрения разделяли не все, но пропасть между интересами США и СССР была все-таки очень глубокой. Одни американцы умышленно пытались ее углубить и расширить, таких было большинство, другие стремились построить мост, который позволил бы объединить усилия двух государств в борьбе против фашистской Германии.

Американский президент Ф.Д. Рузвельт 9 июля 1941 года, поблагодарив Председателя Президиума Верховного Совета СССР М. И. Калинина за поздравление с национальным праздником США Днем независимости, сказал, что «американцы связаны тесными узами исторической дружбы с русским народом. Поэтому… они с симпатией и восхищением наблюдают за титанической оборонительной борьбой, которую ведет сейчас русский народ»^[10].

С первых же дней войны капитан Сергеев прилагал максимальные усилия для добывания сведений, которые бы отражали истинную позицию американского руководства в отношении войны Германии против СССР. В этом ему стал помогать агент Доктор.

Первую встречу с Доктором разведчик провел в одном из маленьких городков, расположенных за пределами белтвея — вашингтонской окружной дороги. Встреча проходила летним вечером на берегу малолюдного озера, расположенного в крупном парке. В строго назначенное время Морис подошел к пожилому человеку, который сидел на берегу озера и был увлечен рыбной ловлей. В тот вечер, видимо, был хороший клев. По крайней мере, в садке у этого рыбака плескалось несколько крупных карпов.

После встречи с Доктором разведчик доложил в Центр о том, что контакт с Доктором восстановлен. Морис дал положительную оценку Доктору и его возможностям. «Работает не за страх, а за совесть, — докладывал Морис в Центр и продолжал: — Сообразителен. Инициативен. Скромен. На деньги не жаден. Хорошо разбирается во внутренней обстановке и внешней политике. Его помощники пока не имеют нужных нам возможностей. Министр сотрудничать с нами не желает. Он этой работы боится. Мастер имеет реальные возможности оказывать нам помощь. И, вероятно, будет это делать. Однако с ним необходимо провести дополнительную работу».

Центр одобрил результаты встречи разведчика с Доктором и дал ему указание по активизации работы с источниками.

Отношение Министра и Мастера к событиям на советско-германском фронте изменялось постепенно и не только под влиянием Мориса. Эти агенты, имевшие доступ в высшие американские политические и военные круги, видели, что правительство США, обещавшее СССР передачу сведений военного характера о фашистской Германии и ее вооруженных силах, не торопилось выполнять свои обещания. Высказывания отдельных влиятельных политиков о том, что пусть русские и немцы как можно больше убивают друг друга, воспринимались Министром и Мастером как несправедливые. Вероятно, именно это и стало основной причиной того, что они стали активно помогать Морису, с которым их познакомил Доктор — влиятельная и авторитетная фигура в американском деловом мире.

Доктор и сам активизировал свои усилия по добыванию сведений, необходимых Морису. Разведчик высоко оценивал бескорыстную помощь своего американского агента и на каждой встрече с ним терпеливо и настойчиво обучал премудростям добывания секретных документов.

Сергееву удалось привлечь к сотрудничеству и некоторых других американцев. Среди них были и сотрудники американских разведок. К сентябрю 1941 года Морис в основном завершил создание своей резидентуры. В Центре она получила кодовое наименование «Омега».

Добровольные и бескорыстные помощники Сергеева занимали высокие посты в различных американских правительственных учреждениях. В состав резидентуры Сергеева входили офицеры из американского министерства обороны, из разведки, из важных комиссий конгресса, а также из влиятельных организаций, которые занимались оценкой состояния и путей развития военно-политической обстановки в Европе, на Дальнем Востоке и в других регионах.

Обычно, когда появляются новые книги о деятельности той или иной разведывательной службы, любознательные читатели и дотошные исследователи из соответствующих контрразведывательных структур в таких публикациях пытаются найти сведения о невыявленных источниках той или иной разведки. Цель — разоблачение и пусть хотя бы и запоздалое, но неизбежное наказание уцелевшего агента.

Источники, которые в годы Второй мировой войны помогали в работе военному разведчику капитану Л. A. Сергееву, не были выявлены американской контрразведкой. Поэтому в этой книге их действительные имена не названы, а псевдонимы изменены. Они заслужили к себе уважение. Благодаря их усилиям и усилиям Л. А. Сергеева Верховный главнокомандующий И. В. Сталин своевременно получал важные сведения, которые позволяли ему принимать правильные решения. Для подтверждения этого можно было бы вспомнить о том, что Сергеев-Морис направил в Центр сведения о том, что Япония не намерена нападать на Советский Союз в июле — октябре 1941 года. Шесть раз Морис докладывал в Центр о том, что Япония останется вне войны. Такие же сведения поступали в Москву от Рихарда Зорге. Данные Сергеева и Зорге, поступавшие из Вашингтона и Токио, убедили Сталина, и он принял решение о переброске сибирских дивизий для укрепления обороны Москвы.

В 1942–1944 годах Сергеев неоднократно сообщал в Центр точные сведения об отношении правительства США к проблеме открытия второго фронта. В августе 1943 года, например, Морис докладывал в Центр; «Государственный департамент и высшее военное командование США верят в возможность договориться с советским правительством по послевоенным вопросам. Они опасаются, что Советский Союз станет основной силой в Европе. Отсюда тенденция не спешить со вторым фронтом, дабы обескровить Союз и диктовать ему свою политику».

Морис смог добыть сведения о целях американской делегации на переговорах в Тегеране во время встречи с И. В. Сталиным.

В конце августа 1943 года Морис также доложил в Центр основные итоги встречи и Квебеке Ф. Рузвельта и У. Черчилля. Встреча двух лидеров носила секретный характер. О некоторых проблемах, обсуждавшихся во время встречи лидеров США и Англии, Сталину сообщил Рузвельт в письме от 26 августа 1943 года. Остальное в Центр сообщил Морис. Он, в частности, доложил о том, что «основным стимулом, подтолкнувшим Рузвельта и Черчилля на встречу в Квебеке, явились успехи Красной армии на германском фронте и переход советских войск в наступление». Далее Морис сообщал: «…так как немцы все же еще далеки от поражения, то в этом году наши союзники второй фронт открывать не намерены». Докладывая в Центр о планах Рузвельта и Черчилля провести встречу с И. В. Сталиным, Морис сообщал: «В Квебеке выражено согласие на созыв конференции с участием СССР. На этой конференции предполагается вынести на обсуждение проблемы послевоенного обустройства Европы. На встрече с советской делегацией союзники скажут, что смогут открыть второй фронт только весной 1944 года…»

Данные Сергеева полностью подтвердились, когда Сталин, Рузвельт и Черчилль встретились в ноябре 1943 года в Тегеране.

Сергеев также был одним из первых советских разведчиков, которым удалось добыть сведения о встречах весной 1945 года резидента американской разведки в Швейцарии А. Даллеса с эмиссаром руководства фашистской Германии генералом К. Вольфом.

В январе 1945 года Морис добыл сведения о том, что союзники намерены создать в послевоенной Европе систему безопасности на основе заключения регионального соглашения Англией и странами Западной Европы. После окончания войны это намерение было реализовано США и Англией в форме создания военного блока НАТО в 1949 году. От Мориса поступали и другие важные донесения о планах США и Англии по вопросу о послевоенном обустройстве Европы, которые привели к расколу Европы на противостоящие военно-политические группировки и стали преградой для формирования общеевропейской системы коллективной безопасности. Донесения Мориса и других резидентов советской военной разведки в 1944–1945 годах всегда подтверждались в ходе политических или военных акций союзников, носили упреждающий характер и опережали события на три — пять лет. В этом и состояла их особая ценность. Возможно, поэтому Сталин сообщал Рузвельту о том, что его информаторы «выполняют свои обязанности аккуратно» и «многократно проверены… на деле».

Что думали о работе капитана Сергеева в Центре? Об этом можно судить по сохранившимся аттестациям того времени. Одну из них написал 7 октября 1942 года подполковник Михаил Мильштейн, который заменил майора Феденко и стал начальником 1-го отдела.

Характеризуя работу Сергеева, Мильштейн писал: «За время работы за рубежом товарищ Сергеев проявил себя инициативным и энергичным работником. Порученные задания выполняет добросовестно и аккуратно. Группа Сергеева со времени его приезда выросла количественно и систематически дает военно-политическую информацию большой ценности. Сергеев политически выдержанный и грамотный командир. В личной жизни скромен, бдителен. За хорошую работу часто получает благодарности от командования отдела…»

В 1943, 1944 и 1945 годах аттестации Сергеева тоже были положительными. Центр был доволен работой Мориса.

Глава 5. Случайный человек в разведке

Жизнь любого коллектива сложна и наполнена большими и маленькими противоречиями. Количество этих противоречий зависит от личных качеств сотрудников, входящих в любой коллектив.

Жизнь маленького коллектива аппарата военного атташе советского посольства в Вашингтоне тоже была небезоблачной. Успешная работа капитана Сергеева вызвала зависть у одного из сотрудников аппарата. Отозванный из командировки, он прибыл в Центр и 27 декабря 1943 года передал подполковнику Мильштейну записку, которую озаглавил следующим образом: «Личные впечатления о товарище Сергееве Л. А.». Поразительный это документ. Никогда ничего подобного не приходилось читать. Долго раздумывал о том, стоит ли о нем вообще упоминать. И все-таки пришел к выводу, что это письмо стоит опубликовать целиком, не называя фамилии его автора. Важен не конкретный человек с его личными впечатлениями о товарище, а сам факт такого отношения, факт появления даже в маленьком разведывательном коллективе случайных людей. Возможно, это рецидив политики «борьбы с врагами народа». Не исключено, что это — опасная форма выражения отдельным человеком своего собственного «я». Вполне возможно, что это уродливый симбиоз отдельной личности и времени, которое выпало на долю поколению наших сограждан 1930—1940-х голов.

Случайный человек в разведке, как я его назвал, докладывал в декабре 1943 года:

«По совместной работе знал тов. Сергеева с начала 1940 г. по май 1943 г. За этот период он проявил себя в следующем.

Как работник трудолюбив, усидчив и, не считаясь со временем и даже личным здоровьем, может работать столько, сколько требует дело. В работе настойчив, инициативен и упорно добивается выполнения поставленных Центром перед ним задач. При данных деловых качествах мог бы стать идеальным офицером-разведчиком, если бы не имел ряд серьезных личных недостатков следующего порядка:

1. Чрезвычайное высокомерие и эгоизм. Он считает, что быть разведчиком и хорошо работать может только он, а все остальные являются бездарными в этом отношении. В результате такого отношения к делу можно с уверенностью сказать, что в посольстве, в аппарате военного атташе нет ни одного человека, кто бы мог положительно отозваться о личных качествах и поведении тов. Сергеева. В результате этого он одинок, не может ужиться с людьми, не имеет даже просто товарищей, не говоря уже о дружбе и друзьях. Это так необходимо для успешной работы за границей.

2. К высокомерию прибавляется еще резкость и вспыльчивость характера. Он не может говорить с людьми не ругаясь, обзывает их всегда довольно грубыми именами вроде «дурак», «идиот» и т. д., что окружающие после первого же разговора с ним не хотят иметь с ним дело. По отношению к старшим по званию такое же поведение ведет к прямой недисциплинированности.

3. Афиширование себя как разведчика до такой степени, что нет ни одного работника в наших органах в Вашингтоне, кто не знал бы, что Сергеев занимается разведывательной деятельностью.

4. Болезненно переносит все замечания со стороны старших о его недостатках, нервничает до такой степени, что распускает слезы и выглядит мальчишкой.

5. В культурном отношении очень отстал, в общении груб, придирчив и неприятен.

О недостатках в его работе мне известен только один случай.

В 1941 году в аппарат военного атташе пришел один белогвардеец (фамилии не помню) и заявил, что Сергеев хотел завербовать его, но подошел к этому делу очень грубо. Он отказался от работы с Сергеевым и предложил свои услуги майору Овчинникову. Белогвардейцу было отказано. Надо полагать, что о работе тов. Сергеева он донес в американскую контрразведку.

Более того, тов. Сергеев полностью сменил «крышу». Числясь в аппарате военного атташе, он никогда не бывает в аппарате и не ведет там никакой работы, что тоже не могло уйти от внимания американской разведки.

Указанные выше недостатки сильно бьют по тов. Сергееву как разведчику, снижают его качества как разведчика, частично разоблачают его как нашего человека. А посему Сергеев заслуживает самого серьезного внимания».

Под этой запиской стоит неразборчивая подпись. Восстанавливать истинную фамилию этого человека не хотелось. Как он оказался на работе в аппарате военного атташе, понять несложно — такие личности, воспитанные на осколках борьбы с «врагами народа», существовали в различных коллективах — военных и гражданских. Были они и в военной разведке.

Письмо наблюдательного сотрудника аппарата военного атташе было прочитано в отделе, который руководил работой капитана Сергеева, и подшито в его оперативное дело. Таковы были требования. Но мер, направленных на искоренение «вредных личных и деловых качеств капитана Сергеева», принято не было.

24 декабря 1943 года, подводя итоги работы Сергеева за минувший год, начальник ГРУ сообщал разведчику: «Отмечаю большие успехи, достигнутые в области добывания ценных оригинальных материалов и ценной срочной информации, ежедневно поступающей от вас. Вашу работу и работу вашего коллектива оцениваю как хорошую».

Глава 6. Его знали в Большом доме

Центр постоянно оказывал Сергееву и его семье значительное внимание. В 1943 году по указанию начальника ГРУ была налажена постоянная помощь матери капитана Сергеева, которая проживала в Махачкале. По заданию Центра в столицу Дагестана выезжал лейтенант интендантской службы Садовников. На продовольственном складе Главного разведывательного управления по указанию начальника военной разведки генерал-лейтенанта И. Ильичева офицеру Садовникову выдали продуктовый набор, который он должен был передать матери капитана Сергеева — Марии Александровне. В этот незамысловатый набор входило по пять банок мясных и рыбных консервов. На складе не оказалось риса, вермишели и других макаронных изделий. Поэтому Садовникову выдали четыре килограмма манной крупы.

Набор дополнили два килограмма сала, один килограмм сахара, одна банка сгущенного молока и одна пачка чая. По меркам военного времени — бесценное богатство!

Овчинников посетил мать Сергеева в Махачкале, передал ей письма от сына, продуктовый набор от начальника военной разведки, оказал ей через местный городской военный комиссариат помощь в медицинском осмотре.

После посещения Марии Александровны лейтенант Садовников отправил в Москву срочную телеграмму, в которой сообщил новому начальнику отдела полковнику Муромцеву: «Сергеева проживает по старому адресу. Посылку вручил, письма передал. Задание выполнил».

В тот же день начальник Главного разведывательного управления направил Морису шифротелеграмму следующего содержания: «Ваши письма переданы матери. Ей вручен продуктовый набор, оказана медицинская помощь. Ее письмо будет направлено Вам ближайшей оказией. Мать жива и здорова. Шлет Вам привет. Директор».

В одном из писем Сергееву начальник военной разведки разрешил разведчику собрать для его матери посылку и направить ее в Москву. Сергеев воспользовался разрешением начальника ГРУ. Сохранилась опись этой посылки. В ней указывалось, что капитан Сергеев купил в американской столице для своей матери: «мыло стиральное — 8 кусков, таблетки от головной боли — 3 коробочки, зубная щетка — 1 шт., иголки — 20 шт., шерстяная кофточка — 1 шт., белые бурки — 1 шт.».

Эту посылку доставил в Махачкалу лейтенант Л. А. Соколов.

Забота, которую Центр проявлял о семье разведчика Л. А. Сергеева, была неординарной. Она находилась под личным контролем начальника Главного разведывательного управления генерал-лейтенанта И. Ильичева. Это объясняется тем, что Сергеев смог создать в американской столице небольшую резидентуру военной разведки, о существовании которой знал даже Верховный главнокомандующий.

Директор писал Сергееву по этому поводу следующее: «В обстановке войны Ваши задачи сводятся к регулярному и быстрому информированию нас по всем военно-политическим вопросам, касающимся в той или иной мере нас и способным помочь нам в нашей борьбе. Вашим сообщениям мы придаем большое значение. Продолжайте работу по подбору новых людей, имеющих доступ к ценным сведениям. В Москве в Большом Доме знают о Вас и Вашей работе…»

Большим Домом начальник Главного разведывательного управления называл Кремль.

Успехи в добывании важных сведений давались Морису с большим трудом. Трудности периодически возникали даже там, где, казалось, их не должно было быть. В 1942 году возникли проблемы в работе с Доктором. Морис хорошо изучил этого человека, полностью доверял ему и обучил его всем мерам безопасности и конспирации. Несмотря на категорический протест Доктора, который бескорыстно помогал Морису, разведчик убедил его в необходимости компенсации всех расходов источника, связанных с его разведывательной работой. Сделать это было непросто.

Однажды Доктор сам попросил Мориса выделить ему 300 долларов на лечение. Сергеев через тайник передал своему проверенному источнику 1000 долларов. Через неделю при передаче документов через другой тайник Доктор возвратил разведчику 700 долларов. Этот поступок американца Морис часто вспоминал после окончания войны, когда встречался с молодыми разведчиками и рассказывал им о своей работе и о взаимоотношениях с источниками, которых он уважал, ценил и всегда был готов оказать им любую помощь.

Задачи, которые Центр ставил перед Морисом, постоянно усложнялись. Прежде всего, они расширялись количественно. Требования к качеству, полноте и своевременности добываемых сведений также продолжали расти. Это объяснялось не только тем, что обстановка на фронтах была предельно сложной, Генеральный штаб ежедневно требовал свежие данные о планах германского командования и боевом составе немецких армейских групп, действовавших на советско-германском фронте. Это объяснялось тем, что в военной разведке требования к добываемым сведениям всегда были предельно высоки.

Отношения Мориса с Центром складывались исходя из обстановки на фронте и количества и качества добывавшихся им сведений. В августе 1941 года, когда Вашингтон посетил начальник военной разведки генерал-лейтенант Ф. И. Голиков, он встретился с Морисом и подробно обсудил с ним состояние дел в резидентуре «Омега». Голиков попросил Мориса организовать ему личную встречу с агентом Доктором. За короткое пребывание Голикова в Вашингтоне он дважды встречался с этим источником, выслушал его оценку внешнеполитического курса американского правительства в отношении СССР и возможных направлении ее развития. Во время встреч с источником, которые происходили в присутствии Мориса, Голиков просил Доктора максимально усилить работу по добыванию сведений военно-политического характера и расширить поиск надежных людей, которые могли бы оказать реальную помощь в добывании сведений, прежде всего о фашистской Германии. Такие сведения нужны были советскому Генеральному штабу.

Голиков встретился и с военным атташе полковником Сараевым, который настаивал на том, чтобы удачливый разведчик Морис был подчинен ему по оперативной работе. Начальник разведки отверг предложения Сараева, подтвердил полную самостоятельность старшего лейтенанта Сергеева в оперативной работе и его прямое подчинение только Центру.

Находясь в Вашингтоне, Голиков дал указание в Москву переоформить Сергеева с должности шофера на должность делопроизводителя аппарата военного атташе, установил ему своим приказом новый повышенный оклад. Голиков телеграфировал в Центр по этому поводу следующее: «Это более соответствует фактической крупной роли и большевистскому отношению Сергеева к выполнению заданий Центра».

После встреч с начальником военной разведки Сергеев приступил к выполнению новых задач. Через месяц его резидентура пополнилась новым источником. Он получил псевдоним Мавр. Он передавал важные военные сведения Мастеру. Причина, из-за которой Мавр стал передавать секретные сведения, была проста. Источник знал, что такие сведения необходимы Советскому Союзу в его борьбе против фашистской Германии, но эти разведсведения представителям советского командования не передавались. Мавр это видел и решил устранить несправедливость.

Мавр вырос в семье известного сенатора, работал в важном правительственном учреждении и имел доступ к очень серьезным документам военно-политического характера. Новый источник также оказался способным вербовщиком. В 1942 году он привлек к работе Медею, которая была сотрудницей одного из управлений американской разведки.

Стремясь как можно быстрее выполнить задание начальника военной разведки по привлечению новых источников, Морис провел операцию по изучению и вербовке агента Мерлин. Сообщив в Центр о том, что Мерлин готова на бескорыстной основе передавать ему важные сведения, Морис неожиданно для себя получил строгое замечание от Директора. Начальник военной разведки, скорее всего сотрудник отдела, который руководил работой Мориса, был недоволен тем, что резидент осуществил эту вербовку без разрешения Центра, и запретил ему ставить перед Мерлин какие-либо разведывательные задания.

Отвечая Центру, Морис писал, что Мастер, который рекомендовал привлечь к работе Мерлин, очень хорошо ее знает и убежден в ее надежности. Настойчиво добиваясь разрешения на работу с Мерлин, Сергеев писал в Центр: «Еще раз докладываю, что я далек от каких-либо авантюр, и все мои предложения основаны на серьезной базе и, кроме того, никто не снимал с меня ответственности и задач по привлечению к работе новых людей, чем я и занимаюсь».

В Центре, получив такое сообщение резидента, в конце концов согласились с его настойчивостью и разрешили работу с Мерлин.

После этого указания Центра Морис докладывал начальнику Главного разведывательного управления: «Вопрос внедрения наших источников в разведывательную систему США, который был поставлен Центром перед резидентурой в конце 1942 года в качестве перспективной задачи, можно считать решенным».

В ноябре 1942 года Центр приказал Морису восстановить связь с агентом Мартом. Характеристика Марта, которую Центр прислал Морису, удивила резидента. По данным Центра, этот источник в прошлом не проявлял активности в добывании сведений.

Морис провел встречу с Мартом. Выяснилось, что Март недоволен тем, как предыдущий его руководитель из советской разведки неадекватно оплачивал его услуги. Оказалось, что Март за переданные документы не получил обещанного солидного денежного вознаграждения. Требования Марта были, видимо, справедливые и обоснованные. Морис обещал источнику в короткий срок восстановить истину и урегулировать эту проблему.

Запрос в Центр, сделанный Морисом, заставил пересмотреть отношение к этому источнику. Оказалось, что Марту действительно не было выплачено крупное денежное вознаграждение за переданные материалы. Причина происшедшего Морису была понятна. Некоторые ответственные работники Центра отдавали предпочтение тем источникам, которые сотрудничали с разведкой на бескорыстной основе. С такими источниками было легче работать и в Центре, и на месте. Некоторые объясняли такое сотрудничество экономией государственных средств, которые были необходимы для закупок вооружения в тех же США. Поэтому, когда Март потребовал вознаграждение за выполненную работу, его посчитали рвачом и прекратили с ним всякие отношения.

Скупой платит дважды. Секретные сведения, которые Март передавал советской военной разведке, стоили значительно больше тех вознаграждений, на которые рассчитывал агент.

Морис более гибко подошел к работе с источником. Он убедил Центр выплатить Марту вознаграждение и попытаться наладить с ним работу на материальной, а не на идейной основе.

Центр согласился с предложением Мориса, возложив ответственность за все возможные последствия работы с этим источником на Сергеева.

Морис еще раз встретился с Мартом, передал ему вознаграждение за прошлые услуги и договорился о том, что он устанавливает источнику фиксированную ежемесячную оплату его услуг по заданиям разведки. Март согласился. Через некоторое время он стал активным и ценным источником резидентуры «Омега».

Интересны сравнения результатов работы Мориса в 1941 и в 1943 годах.

В 1941 году Морис не добыл ни одного секретного документа, направил в Центр 123 информационных донесения и привлек одного нового источника. В 1943 году резидент Морис направил в Центр 2401 секретный документ, 420 срочных донесений и завербовал еще одного источника ценных сведений.

В августе 1944 года начальник Главного разведывательного управления докладывал Верховному главнокомандующему: «ГРУ в течение ряда лет работало над созданием в США важной разведгруппы, способной широко освещать внешнюю политику правительства США и деятельность основных правительственных учреждений. Можно с уверенностью сказать, что ГРУ удалось создать организацию, дающую материалы большой государственной важности. Эта организация систематически работает в течение последних двух лет. Наши источники могут выполнять крупные правительственные задания по освещению важнейших военных и военно-политических проблем…»

По итогам работы за годы Второй мировой войны резидентура Л. А. Сергеева по количеству и качеству добытых материалов была признана одной из лучших в военной разведке.

Было бы неправильным считать, что превращение «Омеги» в столь эффективную зарубежную структуру военной разведки в годы Великой Отечественной войны стало возможным только благодаря усилиям Л. А Сергеева. Несомненно, Сергеев был талантливым руководителем и умелым разведчиком. Его блестящий комбинационный ум, хорошо развитые оперативные способности, умение находить главные пути в решении сложнейших проблем разведывательной работы неоспоримы. Они, безусловно, были основой активной, эффективной и скрытной работы «Омеги». Ни один из источников, помогавших Сергееву в годы войны, не попал в поле зрения американской контрразведки.

В этом тоже заслуга резидента Мориса — Льва Александровича Сергеева.

Еще одна его заслуга состоит в том, что он смог создать небольшую, но очень эффективную резидентуру военной разведки. Состав ее был неоднороден. В основном это были молодые офицеры Красной армии, которые самоотверженно, старательно и добросовестно выполняли задания Центра и указания резидента Мориса. Одним из них был разведчик Чейс. Он работал под командованием Сергеева с 1942 по 1945 год. Этот офицер до службы в военной разведке окончил Ленинградский педагогический институт иностранных языков, опыта разведывательной работы не имел. Но под руководством Мориса он успешно руководил работой одного ценного источника, выполнял задачи по вербовке новых агентов и успешно решал другие важные задачи. Сергеев умел строить отношения с окружавшими его офицерами. Они видели в нем разведчика-профессионала, уважали его, набирались опыта трудной и опасной разведывательной работы.

В 1943 году Центр направил в Вашингтон оперативного работника, который имел оперативный псевдоним Номад. Он назначался на должность заместителя Мориса. По замыслу Центра Номад должен был заменить Сергеева в 1944 году.

Но произошло невероятное. Через полгода Номад, увидев на месте объем работы, которую выполнял резидент Морис, его нагрузку и авторитет среди работавших с ним офицеров, написал в Центр обстоятельное письмо, в котором утверждал, что руководить резидентурой «Омега» может только Морис. Более того, Номад в своем письме поверг критике некоторых работников Центра за необъективное отношение к Морису. Это был поступок честного человека, которыми и сильна военная разведка.

Глава 7. Информация по ленд-лизу

В марте 1941 года американский конгресс принял закон о ленд-лизе. Официально он назывался Акт содействия обороне США^[11]. Действие этого закона распространялось на Англию и другие государства, против которых Германия развязала войну.

Закон о ленд-лизе предоставлял американскому президенту полномочия передавать, обменивать, сдавать в аренду, отдавать взаймы или поставлять иным способом военную технику, оружие, боеприпасы, снаряжение, стратегическое сырье, продовольствие, предоставлять различные товары и услуги, а также информацию правительству любой страны, «оборону которой президент посчитает жизненно важной для обороны Соединенных Штатов»^[12].

После нападения фашистской Германии на СССР правительство США заявило, что оно намерено оказать помощь Советскому Союзу. Однако, прежде чем это сделать, вопрос о возможной помощи несколько месяцев обсуждался в американских коридорах власти, где политики и эксперты оценивали способность России к сопротивлению^[13].

Американцы пытались заглянуть в будущее и найти ответ на один-единственный вопрос. Он был сформулирован 25 июня 1941 года на страницах газеты «Уолл-стрит джорнал». Вопрос этот звучал приблизительно так: «Предположим, что мы окажем помощь России и она победит Гитлера, кто будет доминировать в Европе?»

После тщательной калькуляции возможных прибылей и потерь, которая длилась около трех месяцев, политики пришли к заключению, что выиграть войну в Европе против фашистской Германии без Советского Союза будет невозможно. Это был убедительный аргумент. Поэтому американцы согласились оказать помощь СССР в борьбе против Германии. 1 октября 1941 года в Москве был подписан первый протокол о поставках по ленд-лизу американских товаров в Советский Союз. Стоимость американских экспортных поставок определялась в миллиард долларов. Для оплаты этих поставок, рассчитанных на девять месяцев, советскому правительству выделялся беспроцентный кредит.

Предусматривалось, что этот кредит подлежал погашению через пять лет после окончания войны.

7 ноября 1941 года американский президент на основании принятого конгрессом разрешения подписал документ о распространении закона о ленд-лизе на Советский Союз.

И. В. Сталин в личном послании президенту Ф. Рузвельту сообщал: «Ваше решение, г-н Президент, о том, чтобы предоставить Советскому Союзу беспроцентный заем на сумму в 1 миллиард долларов на оплату поставок вооружения и сырьевых материалов Советскому Союзу, Советское правительство принимает с искренней благодарностью, как исключительно серьезную поддержку Советского Союза в его громадной и трудной борьбе с нашим общим врагом, с кровавым гитлеризмом…»^[14].

В дальнейшей переписке между Сталиным и Рузвельтом обсуждались вопросы поставок оружия, техники, медицинских материалов. Обмен разведывательными сведениями о противнике между военными ведомствами по неизвестным причинам не упоминался.

11 июня 1942 года в Вашингтоне было подписано соглашение о ленд-лизе^[15]. В первой статье этого соглашения, под которым поставили свои подписи от имени американского правительства Государственный секретарь К. Хелл и посол СССР в США М. Литвинов, отмечалось, что «правительство Соединенных Штатов будет продолжать поставлять правительству Союза Советских Социалистических Республик оборонные материалы, обеспечивать их обслуживание и передавать военную информацию…»^[16]

О том, как, какими путями, в каких объемах американцы поставляли в Советский Союз материалы, необходимые для страны, которая вела напряженную войну против союза фашистских государств, проведено большое количество исследований. Главной особенностью этих поставок было то, что они производились но законам рыночных отношений. За все товары надо было рано или поздно заплатить.

Война принесла американцам значительные прибыли. Национальный доход США к концу войны в полтора раза превысил довоенный Общая мощность промышленного производства увеличилась на 40 процентов. Военные расходы США составили примерно 330 миллиардов долларов. Потери Советского Союза оценивались в 485 миллиардов долларов^[17].

Глава американской военной миссии в Москве генерал Дин так оценивал продажу американских материалов Советскому Союзу: «Наши поставки, может, и не выиграли войну, но они должны были поддержать русских»^[18].

После войны США и СССР длительное время вели переговоры об урегулировании расчетов по ленд-лизу. Американское правительство стремилось получить максимальную выгоду в виде платежей или возмещения стоимости поставленных товаров натурой. В октябре 1972 года было достигнуто соглашение об урегулировании вопроса о ленд-лизе. После серии встреч президента США Р. Рейгана и М. С. Горбачева, в бытность его еще генеральным секретарем, в советско-американских отношениях произошли значительные изменения. Они затронули и проблему ленд-лиза, в которой была сфокусирована суть советско-американских отношений в годы Второй мировой войны. Суть этих отношений достаточно четко и недвусмысленно охарактеризовал в 1990 году Джон И. Хазард, который в период 1941–1946 годов был заместителем директора советского отделения управления по ленд-лизу и секретарем советского протокольного отдела. В статье под названием «На защиту американских интересов», опубликованной в «Военно-историческом журнале», Хазард писал: «Дух недоверия к СССР периодически проявлялся в течение всей войны и сыграл немаловажную роль при принятии решения о прекращении поставок по ленд-лизу вскоре после окончания боевых действий. Американский посол в Москве Гарриман и преемник Рузвельта Гарри Трумэн оценивали ход событий, происходивших после Ялтинской конференции, как следствие принятого Сталиным решения об экспансии в Восточную Европу. И безусловно, ни один из американских политических деятелей не осмелился бы сделать шаг, который мог быть расценен как угроза безопасности США, опирающейся, в свою очередь, на безопасность Западной Европы»^[19].

В статье Джона И. Хазарда есть одна любопытная оценка, на которую в 1990 году вряд ли кто-либо из читателей бывшего Советского Союза обратил внимание. Эта оценка касается отношений США и Великобритании в годы Второй мировой войны. Хазард твердо и убежденно писал: «Для тех, кто знает Америку и ее историю, безусловно, понятно, что вопрос о взаимоотношениях США с Англией с колониальных времен занимает особое место. Безусловно, на такие чувства со стороны американцев русскийнарод вряд ли мог рассчитывать. Учитывая родственный характер взаимоотношений между двумя странами, легко понять, почему американский президент считал нормальным явлением обсуждение с англичанами любых проблем…»^[20]

«Родственные отношения», сложившиеся еще с «колониальных времен», заслуживают не только внимания, но и уважения.

Антигитлеровская коалиция, главными силами которой были СССР, США и Великобритания, была «странным союзом». В этом союзе было две силы. Одна — «близкие родственники» — англичане и американцы. Вторая — Советский Союз. Члены антигитлеровской коалиции не доверяли друг другу и даже опасались друг друга. Возможно, именно поэтому одно из важнейших положений договора о ленд-лизе между США и СССР, положение об обмене военной информацией о противнике, выполнялось крайне нерегулярно. Порой, в периоды похолодания в отношениях между СССР и США, об этом полезном обмене вообще ни в Москве, ни в Вашингтоне не вспоминали. На практике оказалось так, что в едином фронте союзников по антигитлеровской коалиции наиболее слабым звеном оказалось взаимодействие в области обмена сведениями о противнике.

Известно, что разведывательная информация о противнике является наиболее ценным продуктом, который необходим для работы штабов любого уровня. Особую ценность она представляет для Генеральных штабов, где разрабатываются планы стратегических оборонительных или наступательных операций. Цену сведениям о противнике хорошо представляли себе и в Москве, и в Лондоне, и в Вашингтоне. Советско-британское взаимодействие в области обмена сведениями о противнике активизировалось после нападения фашистской Германии на СССР. На протяжении всей войны это взаимодействие, в развитии которого был заинтересован в первую очередь советский Генеральный штаб, осуществлялось если не стабильно, то, по крайней мере, эпизодически через представителей военных миссий двух стран в Лондоне и Москве.

Опыт, который накапливался в этой области в Лондоне, позволял надеяться на то, что и с американскими военными возможен обмен разведсведениями о противнике с соблюдением определенных и известных специальным службам ограничений. На практике такого взаимодействия не получилось, несмотря на предпринятые усилия с обеих сторон. Возможно, эти усилия носили демонстративный и конъюнктурный характер, что и было их основным слабым местом. Но справедливости ради следует вспомнить, что попытки в области обмена разведсведениями предпринимались.

В ноябре 1941 года, например, по указанию из Москвы советский военный атташе в Вашингтоне полковник Илья Михайлович Сараев (псевдоним Руан) попытался выяснить в министерстве обороны США взаимоприемлемые основы для возможного сотрудничества двух военных ведомств в области обмена разведывательными сведениями о фашистской Германии.

После официальной беседы, проведенной с представителем американского военного ведомства, Сараев доложил в Москву: «Военный департамент обещает давать нам всю доступную им информацию, если их атташе в Москве сможет встречаться с компетентными представителями Генерального штаба раза два в неделю для получения информации об армиях оси и был бы допущен к просмотру документов с производством необходимых ему Записей относительно упомянутого. Прошу указаний. Сараев. 13 ноября 1941 года»^[21].

Начальник Разведывательного управления дал указание подготовить на основе донесения полковника Сараева докладную записку на имя наркома иностранных дел В. М. Молотова. Указание начальника военной разведки было выполнено. 24 ноября 1942 года в Наркомат иностранных дел было направлено письмо за подписью начальника военной разведки, в котором выдвигалось предложение о поиске формы взаимодействия с военным ведомством США в области обмена разведданными о противнике. Требования американцев, находившихся на значительном удалении от Европейского театра войны, пожелание военного ведомства иметь два раза в неделю допуск к секретной информации Генерального штаба, касающейся вооруженных сил стран оси, видимо, показались и в Генштабе, и в Наркомате иностранных дел чрезмерными и недостаточно адекватными. В 1942 году вопрос о цивилизованном обмене разведывательными сведениями о противнике решен не был. В это время советский Генеральный штаб разрабатывал планы крупных операции, проводившихся на всем протяжении советско-германского фронта. Спрос на разведсведения о противнике был велик. Советской военной разведке пришлось резко повысить активность своих резидентур, что неизбежно вело к нарушению ими требований безопасности и создавало предпосылки к провалам. Многие резидентуры ГРУ, действовавшие в Европе, были выявлены германской контрразведкой и уничтожены. Это один из фрагментов нежелания США развернуть сотрудничество с СССР в области обмена сведениями о фашистской Германии и ее сателлитах. В это же время между военными разведками США и Англии уже был налажен обмен разведданными о противнике. Родственные отношения англосаксов оказались значительно сильнее и продуктивнее отношений коалиционных.

В декабре 1943 года, после разгрома немецких танковых армий на Курской дуге, американцы убедились в способности Советского Союза одержать победу над фашистской Германией. Итоги Курской битвы подвели в канадском Квебеке Ф. Рузвельт и У. Черчилль. Было принято решение в порядке подготовки к окончанию войны в Европе создать англо-американский атомный союз и объединить усилия двух государств по созданию атомной бомбы. Процесс производства нового сверхмощного оружия было решено сконцентрировать на территории США — подальше от войны в Европе и советской разведки. К этому времени свобода перемещения сотрудников советских дипломатических представительств по территории США уже была ограничена. Так что опасности их появления в районах американских атомных лабораторий и полигонов не было.

В военном ведомстве США в конце 1943 года также активно приступили к разработке плана открытия второго фронта. Для того чтобы иметь более полное представление о возможностях Германии и ее сателлитов, американцы решили реанимировать статью об обмене военной информацией, прописанную в законе о ленд-лизе. Именно с этой целью в Москву прибыл в декабре 1943 года руководитель американской разведки генерал-майор У. Донован.

В переговорах с руководителем американского Управления стратегических служб представители советской военной разведки участия не принимали. Возможно, таким было решение Верховного главнокомандующего, который знал о деятельности советского военного разведчика Л. A. Сергеева в американской столице и был вполне удовлетворен его работой.

В переговорах с Донованом принимали участие представители внешней разведки НКГБ: начальник I-го управления П. М. Фитин и его заместитель Г. Б. Овакимян^[22].

27 декабря 1943 года во время встречи с представителями разведки НКГБ Донован изложил свое видение сотрудничества американской и советской разведок. По замыслу руководителя Управления стратегических служб основными направлениями сотрудничества были:

— обмен разведывательной информацией о противнике;

— консультации по вопросам проведения диверсионной работы на территории врага;

— содействие в заброске агентуры в тыл противника;

— обмен материалами по диверсионной технике и радиоаппаратуре и их образцами.

Визит Донована в Москву завершился конкретными договоренностями о взаимодействии между американскими и советскими разведывательными службами. В начале 1944 года эти договоренности по указанию американского президента были отменены. Тем не менее, как свидетельствуют специалисты из внешней разведки, в течение апреля — мая 1944 года Донован через руководителя американской военной миссии в Москве генерала Дина передал Фитину информационные материалы по различным вопросам положения в Германии и оккупированных ею странах общим объемом свыше двух тысяч листов^[23]. В основном это был справочный материал по Германии, составленный научно-исследовательским отделом Управления стратегических служб для военной администрации и полиции вооруженных сил США. По оценке информационного отдела внешней разведки НКГБ, сведения представляли «значительный интерес и ценны как богатый справочный материал».

87 листов из всех материалов, переданных Дином, представляли разведывательные сводки по отдельным конкретным вопросам: военная экономика, общее экономическое, а также внутриполитическое положение Германии и оккупированных ею стран, состояние вооруженных сил и военного потенциала Германии. Среди сводок были материалы о реактивных истребителях «Хейнкель», о месте хранения румынской нефти, о посылке немцами подкреплений в Италию, об отводе германских войск из Южной Греции и т. п. Некоторые сводки касались вопросов, связанных с Финляндией, Австрией, Грецией, Норвегией, Францией и Японией. По распоряжению Фитина все эти материалы, представлявшие интерес для советской военной разведки, были переданы в Главное разведывательное управление.

В конце сентября 1944 года генерал Донован сообщил Фитину, что оперативная группа УСС в Румынии добыла много разведывательных материалов, которые американцы намерены передать внешней разведке НКГБ. Эти материалы общим объемом около 1500 страниц были переданы сотрудникам управления Фитина в октябре и декабре 1944 года. Документы касались главным образом вопросов нефтяной промышленности Румынии и снабжения нефтью и горючим вооруженных сил Германии, а также освещали некоторые вопросы сотрудничества Германии с Румынией в области производства и ремонта военных самолетов. Материалы для внешней разведки НКГБ интереса не представляли и поэтому тоже были переданы в ГРУ.

Дин по поручению или просьбе Донована в декабре 1944 и в январе 1945 года передавал в управление Фитина и другие материалы.

Сотрудничество между американским Управлением стратегических служб и внешней разведкой НКГБ продолжалось около полутора лет. Были реализованы далеко не все замыслы, которые обсуждались на первой встрече между Фитиным и Донованом 27 декабря 1943 года. В ходе сотрудничества от американской разведки, по оценке современных специалистов внешней разведки, была «получена политическая и военная информация, представлявшая в годы войны особую практическую ценность»^[24].

У американцев это сотрудничество тоже оставило положительные воспоминания. В одном из писем Фитину глава американского Управления стратегических служб писал: «Я уверен, что наш успех, который мы до сих пор имели в нашем общем деле, показывает, на что способны союзники в совместных действиях, по крайней мере в области разведки»^[25].

Сотрудничество между СССР и США в области разведки Донован преувеличивал.

В феврале 1945 года генерал Дин передал в советский Генеральный штаб дезинформацию, которая имела стратегический характер. Советская военная разведка с опозданием, но все-таки успела вскрыть дезинформацию союзников и спасла войска 3-го Украинского фронта под командованием маршала Ф. И. Толбухина, которые сражались в Венгрии, от разгрома…

Часть вторая. Холодные ветры горячей весны

…Истинно велик,

Кто не встревожен малою причиной,

Но вступит в ярый спор из-за былинки,

Когда задета честь…

У. Шекспир

Весна 1945 года была горячей. Напряженные и кровопролитные сражения шли на Восточном и Западном фронтах. Германия была сильна. Немецкая армия сражалась отчаянно. Гитлер и его генералы не теряли надежды сохранить Третий рейх. Спасти фашистскую Германию могло только резкое обострение противоречий между союзниками — СССР, США и Англией. В Москве высоко ценили союзнические отношения и понимали, что, несмотря на существовавшие между ними противоречия, взаимопомощь и доверие среди союзников — залог долгожданной победы над фашистской Германией.

В 1944–1945 годах за огненными кулисами войны происходили события тайные и важные. Замыслы их зарождались в Берлине, Вашингтоне и Лондоне. О некоторых из этих тайных планов узнавали советские разведчики. Сведения, добытые ими, докладывались Верховному главнокомандующему. Сталин обращался за разъяснениями к президенту США Ф. Рузвельту. Ответы Рузвельта были неубедительными. Между лидерами США и СССР возникло недоверие. Оно не ослабевало до конца войны и, подобно холодному ветру, наносило вред отношениям между двумя великими государствами.

Глава 1. Атомный фактор

Холодные ветры возникают не случайно. И опасны они бывают не только в природе, но и в отношениях между государствами.

В советско-американских отношениях периода Второй мировой войны резкие дипломатические похолодания были обычным явлением. Если эти похолодания в 1941–1945 годах не переросли в ледниковый период, то это произошло только потому, что в Европе бушевало пламя, в котором сгорали государства, города, миллионы людей и их надежды. Потушить это пламя и полностью ликвидировать источник пожара могли только объединенные усилия государств, которые входили в состав антифашистского союза. Среди основных членов этого союза были СССР, США и Англия. В отношениях среди этой великой «Тройки» было далеко не все безоблачно. Это ослабляло усилия СССР, США и Англии в войне с общим сильным противником и вело к новым большим потерям и жертвам.

Признавая главную цель союза — разгром фашистской Германии, члены «Тройки» прежде всего упорно добивались достижения своих национальных целей и защищали свои национальные интересы. Эти цели и интересы СССР, США и Англии не совпадали.

Англичане хотели сохранить свою колониальную империю и привычное для них исключительное положение в мире. Американцы уже почувствовали свою индустриальную мощь и серьезно подумывали о мировом лидерстве. В СССР мечтали о мировой пролетарской революции, в результате которой центром социалистической планеты могла бы стать Москва. В идеологических и, как теперь принято говорить, национальных целях и интересах этой антифашистской «Тройки» было мало общего. Их объединяло только одно: стремление разгромить сильного и коварного противника — фашистскую Германию, лидеры которой тоже мечтали о мировом господстве.

Более того, союзников разделяли не только идеологические противоречия, но и другие барьеры, которые им до конца войны так и нс удалось преодолеть. Одним из таких барьеров был атомный фактор.

Роль атомного фактора в союзнических отношениях между СССР, США и Англией до сих пор мало изучена, но, несомненно, этот фактор оказывал на состояние межсоюзнических отношений нс положительное, а значительное отрицательное воздействие.

И в США, и в Англии, и даже в России пока принято рассматривать роль этого фактора только с одной точки зрения — советская разведка «украла для Советов» основные атомные секреты у союзников, что ускорило процесс создания атомной бомбы в СССР^[26].

В истории создания атомной бомбы не это главное. Советские физики и конструкторы тоже были специалистами мирового класса. И они были в состоянии проникнуть в тайны получения атомной энергии самостоятельно, что, впрочем, и было сделано.

Главное же значение атомного фактора состоит в его политической роли, в его влиянии на советско-британские и советско-американские отношения периода Второй мировой войны. Психологическая составляющая этого фактора, а она существовала, тоже оказывала влияние на взаимоотношения между Сталиным, Рузвельтом и Черчиллем. Каким было это влияние?

Уроки из Прошлого извлекать трудно, но, даже если они имеют отрицательный характер, их надо знать и по возможности учитывать в Будущем.

Когда и как возник этот атомный фактор? Как он влиял на отношения между союзниками в годы Второй мировой войны? Кто информировал Сталина об английском и американском атомных проектах?

Впервые в Москве о появлении атомного фактора узнали 10 августа 1941 года. Источником этих сведений был военный разведчик полковник Семен Кремер, сотрудник резидентуры советской военной разведки в Лондоне. Он первым добыл сведении о том, что английские физики начали работы по созданию атомной бомбы. На основании данных, добытых Кремером, резидент генерал-майор И.А. Скляров (псевдоним Брион) направил в Центр донесение, в котором сообщил о встрече Кремера с физиком Клаусом Фуксом, который работал в группе британских ученых, исследовавших возможности создания «ураниевой бомбы». Фукс сообщил советскому разведчику, что новая бомба будет обладать огромной разрушительной силой. При реализации хотя бы одного процента энергии десятикилограммовой бомбы из урана взрывное действие будет равно 1000 тонн динамита^[27].

Резидент Брион сообщал также, что доклад Фукса по этому вопросу он высылает в Москву.

Через некоторое время, приблизительно 3 октября 1941 года, сведения об усилиях британских ученых по созданию нового сверхмощного оружия добыли и разведчики 1-го управления НКВД СССР. Им стало известно содержание секретного доклада британского Уранового комитета. В донесении разведчиков внешней разведки НКВД сообщалось, что англичане приступили к созданию условий для реализации уранового проекта, в результате чего планируется создать бомбу, обладающую огромным разрушительным эффектом. В справке, подготовленной на основании донесения из Лондона, указывалось, что, «помимо огромного разрушительного эффекта урановой бомбы, воздух на месте взрыва будет насыщен радиоактивными частицами, способными умерщвлять все живое, что попадет под действие этих частиц…»^[28].

Сведения об усилиях англичан по созданию урановой бомбы, несомненно, представляли для руководства СССР значительный интерес. Но в октябре 1941 года вряд ли они привлекли внимание. В то время немецкие дивизии уже подошли к Москве, положение было критическим и важно было сосредоточить все возможные усилия на обороне столицы. Тем не менее начальник 4-го спецотдела НКВД СССР направил наркому Л.П. Берии записку, в которой сообщил о работах в Англии по использованию атомной энергии в военных целях и необходимости организации этой работы в СССР. В той записке, в частности, отмечалось, что «присланные из Англии совсекретные материалы британского правительства, касающиеся работ английских ученых в области использования атомной энергии в военных целях, содержат два доклада Научно-совещательного комитета при Английском комитете обороны по вопросу атомной энергии урана и переписку по этому вопросу между руководящими работниками комитета»^[29].

На докладной записке Берии нет пометок, свидетельствующих о том, что нарком с ней ознакомился. Впрочем, первые материалы по атомной проблеме, полученные в августе и сентябре 1941 года Разведывательным управлением Красной армии из Лондона, гоже никому не докладывались. Москва была в опасности. Сведения об усилиях английских ученых в области создания атомной бомбы в тот критический для СССР момент были второстепенны.

После того как немецкие дивизии были отброшены от Москвы, военная разведка доложила о материалах по британскому атомному проекту руководителю спецотдела Академии наук СССР М. Евдокимову. О материалах Разведуправления по атомной проблеме стало известно и в Наркомате внутренних дел. В Разведуправление поступил запрос, в котором излагалась просьба выслать эти материалы в адрес наркома Л. П. Берии^[30].

На основе материалов внешней разведки НКВД и Разведуправления в аппарате наркома внутренних дел была подготовлена подробная докладная записка на имя И. В. Сталина. В ней сообщалось о том, что в Англии начаты работы по созданию атомной бомбы. В этой записке была дана оценка не только перспектив создания нового оружия, но и признавалась его исключительная роль в военном деле, а также высказывались конкретные предложения об организации работ подобного рода в СССР^[31]. Однако финансовых возможностей для начала таких работ в стране не было. Все, что имелось, направлялось для нужд фронта.

Докладная записка — свидетельство того, что в марте 1942 года И. В. Сталин получил обобщенные сведения советской разведки о том, что в Англии ведется серьезная работа по созданию оружия огромной разрушительной силы, оружия, которого не было и в то время не могло быть в СССР.

Против кого готовилось это оружие? Против фашистской Германии? Логично было предположить, что так и должно быть в условиях войны. Сталин, несомненно, первоначально так мог предполагать, ожидая, что союзники сообщат ему о том, что. вскоре в США или Англии появится оружие, использование которого позволит ускорить разгром фашистской Германии.

Из материалов, добытых советской разведкой, в Москве знали, что английские физики Чедвик, Дирак, Фаулер и Коккрофт направляют свои усилия на выявление возможности получения сверхвзрывчатых веществ путем использования ядерной энергии атомов урана. К английской команде физиков присоединились первоклассные ученые Фриш, эмигрировавший из Дании, где он был сотрудником лаборатории Нильса Бора, и прибывшие из Франции физики Холбан и Коварский. Эти ученые были крупными специалистами по физике атомного ядра. Объединение их волну «международную команду» под британским флагом неизбежно должно было привести к прорыву в области ядерных исследований.

Сталин дал указание передать добытые разведкой сведения советскому физику И. В. Курчатову для экспертной оценки.

Курчатов в октябре-ноябре 1942 года изучил добытые материалы. 27 ноября ученый подготовил подробное научное заключение, которое было направлено Председателю Совета народных комиссаров СССР Вячеславу Молотову.

В заключении Курчатова, в частности, отмечалось следующее:

«…В исследованиях проблемы урана советская наука значительно отстала от науки Англии и Америки и располагает в данное время несравненно меньшей материальной базой для производства экспериментальных работ.

Масштаб проведенных Англией и Америкой в 1941 г. работ больше намеченного постановлением ГКО Союза ССР на 1943 г.

Ввиду того, что получение определенных сведений об этом выводе связано с громадными, а может быть, и непреодолимыми затруднениями; и ввиду того, что возможность введения в войну такого страшного оружия, как урановая бомба, не исключена, представляется необходимым широко развернуть в СССР работы по проблеме урана и привлечь к ее решению наиболее квалифицированные научные и научно-технические силы Советского Союза…

Для руководства этой сложной и громадной трудности задачей представляется необходимым учредить при ГКО Союза ССР под Вашим председательством специальный комитет, представителями науки в котором могли бы быть академик Иоффе А. Ф., академик Капица П. Л. и академик Семенов Н. Н.»^[32].

Прочитав еще раз докладную записку, Курчатов подписал ее и поставил дату — «27.11.42».

Вячеслав Молотов, прочитав докладную Курчатова, сделал на ней пометку: «Тов. Сталину. Прошу ознакомиться с запиской Курчатова. В. Молотов. 28.XI»^[33].

Сталин внимательно изучил докладную записку Курчатова. Оценка эксперта была однозначной — после создания атомной бомбы в истории человечества начнется новая эра. Какой она будет? Если секретом атомной энергии будут монопольно обладать только одно или два государства, то это неизбежно создаст новые угрозы, опасность которых в 1942 году еще было трудно понять и оценить.

Атомный фактор с первых же дней своего секретного существования превращался в фактор стратегической важности. Об этом Сталину докладывала разведка, об этом предупреждали его советские ученые, во главе с И. В. Курчатовым, и с этим Сталин не мог не согласиться.

Разведки Наркомата обороны и Наркомата внутренних дел в 1941–1943 годах продолжали действовать разобщенно, добывая каждая по своим линиям сведения об атомных проектах союзников.

Военная разведка добыла сведения о том, что Рузвельт и Черчилль на совещании в Квебеке в августе 1943 года приняли решение объединить усилия двух государств по созданию атомной бомбы. Это донесение военной разведки не могло еще больше насторожить советское руководство.

Сталин еще не исключал, что атомная бомба готовится союзниками для применения против агрессора — фашистской Германии. Он ожидал, что во время встречи с Рузвельтом и Черчиллем, которая должна была состояться в 1943 году, американский президент сообщит об усилиях союзников по созданию атомной бомбы.

Во время работы Тегеранской конференции в конце ноября 1943 года президент США не сообщил Сталину о создании англо-американского атомного союза. Это не могло не разрушить хрупкие надежды Сталина на доверительные отношения с лидерами США и Англии.

Сталин не мог не понять того, что, пока Красная армия в одиночку ведет кровопролитные бои против фашистской Германии, союзники СССР по антигитлеровской коалиции, действуя согласованно, скрывают от него основные секреты встречи в Квебеке. Главным из них был секрет объединения усилий США и Англии по созданию атомной бомбы. Основные усилия британских и американских ученых и конструкторов планировалось сосредоточить в США, в отдаленных районах, недоступных не только для германской авиации, но и закрытых для посещения представителей советских дипломатических учреждений, действовавших в Вашингтоне и Нью-Йорке. Американцы опасались и того, что сведения об их атомном проекте могут стать известны советской разведке. Заблаговременно они приняли самые серьезные меры предосторожности, но неправильно оценили возможности и способности советских разведчиков.

Своих воспоминаний Верховный главнокомандующий не написал. Поэтому его личные впечатления о встрече с лидерами союзников в Тегеране, которые скрыли от него факт активных совместных научно-исследовательских работ по созданию нового супероружия, никому не известны. Впрочем, нетрудно предположить, что он понял — Рузвельт и Черчилль не скажут ему о работах по созданию атомной бомбы до тех пор, пока она не будет создана и не наступит время для проведения ее испытаний, которые скрыть будет невозможно.

Можно утверждать, что нежелание Рузвельта и Черчилля сообщать Сталину о секретных работах по созданию атомной бомбы было учтено руководителем СССР, который уже многое знал о британском и американском атомных проектах.

Что же знал Сталин об атомных программах союзников?

Данные об атомных проектах союзников добывали военные разведчики Артур Адамс, Ян Черняк, Жорж Коваль, Павел Ангелов. Среди разведчиков НКВД значительных успехов добились Александр Феклисов, Владимир Барковский, Анатолий Яцков и другие.

Добыванием атомных секретов также занимались в Англии полковник С. Кремер и У. Кучински. Они руководили работой агента Клауса Фукса, который сотрудничал с советской военной разведкой с августа 1941 по октябрь 1943 года. Итоги работы Фукса за этот период подведены в справке Главного разведывательного управления, в которой говорится:

«За время работы на Разведуправление Красной армии Фукс передал ряд ценных материалов, содержащих теоретические расчеты по расщеплению атома урана и созданию атомной бомбы. Материалы направлялись уполномоченному ГКО СССР тов. Кафтанову, а позднее — заместителю председателя Совнаркома СССР тов. Первухину.

Всего от Фукса за период 1941–1943 годов получено более 570 листов ценных материалов».

Военной разведке удалось привлечь к сотрудничеству еще одного английского ученого. Его имя — Аллан Нанн Мей (Allan Nunn May). По указанию из Москвы его завербовал военный разведчик Ян Черняк.

Черняк провел с Меем несколько встреч, получил документальные сведения о ходе работ по урановой проблеме в Кембридже. Позже Мей передал Черняку данные по установкам для отделения изотопов урана, описание процесса получения плутония, чертежи «уранового котла» и описание принципов его работы. Всего Я. Черняк получил от английского физика около 130 листов документов, часть из которых попала в руки И. Курчатова в октябре 1942 года.

В январе 1943 года А. Мей вместе с группой профессора А. Холбана, состоявшей из 12 человек, был переведен в монреальскую лабораторию Национального научно-исследовательского совета Канады. В Канаде с ним сотрудничал военный разведчик Павел Ангелов.

В конце 1943 года, то есть после возвращения из Тегерана, где надежды Сталина на доверительные отношения с лидерами союзников не оправдались, он дал указание объединить усилия советских разведслужб по добыванию атомных секретов США и Англии. Советская разведка должна была держать усилия США и Англии в этом направлении под постоянным и неослабевающим контролем.

В 1943–1944 годах по указанию Сталина в СССР были приняты важные меры, направленные на проведение научно-исследовательских работ в области атомной энергии и координации усилий советских разведслужб по добыванию секретов производства атомной бомбы. Но это были только первые важные шаги в этом направлении.

В начале 1944 года по указанию Сталина состоялось первое совещание руководителей Главного разведывательного управления (ГРУ) и внешней разведки НКВД. Обсуждался только один вопрос — координация усилий двух советских специальных служб по добыванию сведений об атомных проектах иностранных государств.

Проводил совещание Л. Берия. Были приглашены начальник военной разведки генерал И. Ильичев и полковник А. Мильштейн. Разведку НКВД представляли П. Фитин, Г. Овакимян. Присутствовал на совещании и полковник П. Судоплатов.

Главным координатором действий двух разведок в этом важном деле стала разведка НКВД, в которой была создана группа «С». Возглавить ее было приказано П. Судоплатову. Основными задачами этого подразделения были: «координация деятельности работы Раэведупра и НКВД но сбору информации по урановой проблеме и реализация полученных данных внутри страны». С этого дня результаты работы двух разведок по добыванию всех сведений но «атомной проблеме» докладывались лично Л. Берии.

В 1944 году агент ГРУ Фукс был передан «для дальнейшего использования 1-му управлению НКГБ». Другие агенты по различным причинам продолжали сотрудничество с разведчиками ГРУ.

В целом сотрудники военной разведки и внешней разведки НКВД добыли около 11 тысяч листов секретных документов по атомным программам США и Англии, а также 25 образцов материалов, связанных с процессом создания оружейного урана.

Радикальные решения в области создания советской атомной бомбы были приняты только в сентябре 1945 года, то есть после окончания Второй мировой войны.

Атомный фактор, о котором Сталин узнал в первые дни 1942 года, постоянно учитывался советским руководством в ходе принятия всех внешнеполитических решений советского правительства в годы Великой Отечественной войны.

Глава 2. Брион

Фамилия военного разведчика, который числился в ГРУ под псевдонимом Брион, редко упоминается в книгах по военной истории или истории специальных служб. Причин тому две. Первая — о Брионе впервые стало известно только в 2003 году, когда он был упомянут в статье «Секретный фронт Генерального штаба», опубликованной в газете «Красная звезда». Вторая — агенты, которые помогали Бриону, длительное время сотрудничали с советской военной разведкой даже после окончания Второй мировой войны.

Под псевдонимом Брион в Главном разведывательном управлении числился генерал-майор Иван Андреевич Скляров. Он был военным атташе при полпредстве СССР в Лондоне. На этой должности Скляров работал с октября 1940 по ноябрь 1946 года.

Родился Иван Андреевич в 1901 году, в 1927 году был призван в ряды Красной армии, в 1935 году окончил Военную академию моторизации и механизации имени Сталина, в 1939 году он завершил обучение в Академии Генерального штаба и был отобран для дальнейшего прохождения службы в военной разведке.

Перед направлением в командировку на военно-дипломатическую работу в Лондон Скляров прошел специальную подготовку на разведкурсах. Для того чтобы стать профессиональным военным разведчиком, этого было недостаточно. Но Скляров и не должен был заниматься в Лондоне проведением специальных операций, встречаться с агентами и руководить их работой. Перед ним были поставлены другие задачи. Среди них — укрепление военно-дипломатических связей между военными министерствами СССР и Англии, выполнение представительских задач. Одним словом, выполнение обязанностей, определенных соответствующими международными конвенциями. С этими задачами генерал-майор Скляров, видимо, справлялся вполне успешно, что и предопределило такой длительный срок его работы в Лондоне.

Когда фашистская Германия вероломно напала на Советский Союз, задачи военного атташе Склярова значительно расширились. Ему предстояло поддерживать рабочие контакты с представителями британского Генерального штаба, военными дипломатами союзных государств, отвечать на запросы начальника советской военной разведки по различным проблемам, связанным с ходом боевых действий на советско-германском фронте.

Среди сотрудников аппарата военного атташе Склярова были и военные разведчики: полковник Семен Кремер, подполковник Иван Козлов и другие. Скляров руководил их действиями и делал это вполне успешно.

Один из сотрудников аппарата военного атташе в Лондоне Лаврик рассказывал автору этой книги о том, что Скляров был медлительным, рассудительным и внимательным человеком. Хорошее образование, полученное во время обучения в двух лучших советских военных академиях, было достаточной базой, которая позволяла Склярову глубоко понимать сложнейшие политические и военные процессы, которые происходили на Европейском континенте, охваченном пламенем Второй мировой войны. Ежедневно из Лондона на имя начальника военной разведки генерал-лейтенанта Ильичева поступали за подписью Склярова два-три донесения, которые представляли для военной разведки несомненный интерес. За годы войны Скляров направил в Центр несколько тысяч таких донесений. Многие из них с незначительными стилистическими поправками, но за его подписью, докладывались начальнику Генерального штаба и Верховному главнокомандующему.

Авторитет военного атташе генерал-майора танковых войск Ивана Андреевича Склярова в Центре и в Генеральном штабе был достаточно высок. От Склярова и его разведчиков в Центре в августе 1941 года впервые узнали об английском атомном проекте, разведчики Склярова получили доступ к перехваченным и расшифрованным английской разведкой шифротелеграммам министерства иностранных дел Германии и штабов германских вооруженных сип. Благодаря усилиям Склярова главный секрет британского премьер-министра У. Черчилля, связанный с германской шифровальной машиной «Энигма», был известен Сталину с первых же дней 1942 года и до конца Второй мировой войны^[34].

(обратно)

Глава 3. Адмирал Харламов

По мере расширения военных действий в Западной Европе руководители военных разведок Польши, Чехословакии, Бельгии, Голландии, Франции и их штабы со средствами связи обосновались в Лондоне. В то же время добывающие резидентуры этих разведок продолжали действовать на территориях оккупированных государств. Шеф германской политической разведки В. Шелленберг^[35] считал, что на территориях оккупированных немцами стран действовало до 250 радистов. А это значит, что радисты передавали сведения, поступавшие от источников 250 резидентур советской, чехословацкой, польской, французской, бельгийской, английской, норвежской, американской и других разведок. Возможно, этих резидентур было гораздо больше.

После нападения фашистской Германии на СССР 22 июня 1941 года Генеральный штаб Красной армии был крайне заинтересован в получении разведданных о Германии, ее сателлитах и их вооруженных силах. Главным поставщиком таких сведений была советская военная разведка. Не исключалась возможность получения данных о противнике и от англичан, которые заявили о своей готовности оказывать помощь Советскому Союзу. Вечером 22 июня У. Черчилль, выступая по радио, заявил: «Мы поможем России и русскому народу всем, чем только сможем…»^[36]

Обещания У, Черчилля были конкретизированы во время визита в Лондон генерал-лейтенанта Ф. И. Голикова^[37].

Миссия Голикова прибыла в Лондон 8 июля 1941 года. За четыре дня пребывания в британской столице Голиков провел переговоры с министром иностранных дел А. Иденом^[38], с начальником имперского Генерального штаба генералом Диллом^[39] и другими высшими политическими и военными деятелями Англии. Возможные направления военного взаимодействия СССР и Англии в войне против Германии приобрели конкретные очертания и были закреплены в советско-британском соглашении. Оно было подписано 12 июля 1941 года во время визита в Москву британской военно-экономической миссии, которую возглавлял посол Стаффорд Криппс^[40]. «Соглашение о совместных действиях Правительства Советского Союза и Правительства Его Величества в Соединенном Королевстве в войне против Германии»^[41] стало первым политическим документом, положившим начало формированию антигитлеровской коалиции. В Соглашении были зафиксированы следующие положения:

«1. Оба правительства обязуются оказывать друг другу помощь и поддержку всякого рода в настоящей войне против гитлеровской Германии.

2. Они обязуются, что в продолжении этой войны не будут ни вести переговоров, ни заключать перемирия или мирного договора, кроме как с обоюдного согласия».

В ходе советско-британских переговоров в Лондоне и в Москве обсуждались возможности взаимодействия вооруженных сил двух стран, конкретизированы перспективы и объемы британских военных поставок, заложены основы советско-британского военного сотрудничества, в том числе и в сфере обмена разведывательными сведениями о фашистской Германии. «Поддержка всякого рода», о которой говорил Черчилль, предполагала и обмен разведсведениями о Германии между разведками Советского Союза и Англии. Предполагалось это взаимодействие осуществлять по двум направлениям.

Первое — обмен сведениями о противнике. Второе — оказание помощи в проведении отдельных оперативных мероприятий.

Реальное развитие получил обмен сведениями о противнике между генеральными штабами Красной армии и английских вооруженных сил. Инициатором развития усилий в этом направлении был контр-адмирал Н. М. Харламов^[42], который после отъезда Ф. И. Голикова возглавил советскую военную миссию в Лондоне. Харламов наладил взаимодействие с британской военной разведкой, военным министерством, министерством экономической войны, другими государственными учреждениями, располагавшими сведениями о фашистской Германии. Харламов был человеком высокообразованным, тактичным, настойчивым и, что немаловажно, представительным. Военный дипломат из него получился первоклассный. Такой вывод напрашивается в результате изучения основных результатов деятельности Харламова в Лондоне.

Контр-адмирал Харламов стремился к организации взаимовыгодного обмена разведсведениями о противнике. Ему часто приходилось преодолевать сопротивление не только высоких должностных лиц в Лондоне, ответственных за советско-британское военное взаимодействие, но и в Москве. Тем не менее практически ежемесячно Харламов сообщал в Москву: «…Докладываю изменения в боевом составе, дислокации и организации войск немецкой армии за прошедший месяц по данным Военного министерства Великобритании…»^[43].

Сведения, поступавшие от Харламова, в основном были интересны и полезны для советского командования, однако иногда страдали неточностями или запаздывали.

После отъезда Харламова в Москву в 1944 году советскую военную миссию в Лондоне возглавил генерал-лейтенант А. Ф. Васильев^[44].

В годы войны британской военной миссией в Москве руководили генерал-лейтенант Г.Л.К. Мартель^[45] и бригадный генерал М. Барроуз^[46]. Представители британского командования часто обращались в советский Генеральный штаб с различными запросами о Германии, ее вооруженных силах и военной промышленности. Запросы английских генералов, как правило, удовлетворялись без задержки. Контроль за выполнением заявок и запросов представителей союзников осуществлял генерал-майор Н. В. Славин^[47], начальник Управления спецзаданий Генерального штаба КА, которое руководило деятельностью советских военных миссий в союзных государствах.

(обратно)

Глава 4. Эдуард

В 1942 году началось взаимодействие советской военной разведки с разведками стран, оккупированных германскими войсками. Инициативу в этом направлении проявили поляки. В сентябре 1941 года советский военный атташе в Лондоне генерал-майор танковых войск И. А. Скляров докладывал в Москву, что представитель военной разведки Польши предложил организовать «совместную разведывательную работу» против Германии. «Для ускорения прохождения важных разведывательных сведений в ближайшем будущем, — докладывал Скляров начальнику Разведывательного управления Красной армии, — поляки планируют организовать связь по радио между польской военной миссией в Москве и подпольным центром своей военной разведки в Польше». Далее Скляров сообщал: «Польский штаб обещает создать свои разведывательные группы в тылах немецких войск на территориях, лежащих к востоку от польско-советской границы».

В Разведуправлении Красной армии конструктивное предложение представителей польской военной разведки оценили по достоинству. Открывалась уникальная возможность получения разведывательных данных о Германии не только от поляков, но и других разведывательных служб союзных правительств в Лондоне, которые, как предположили в Центре, должны были иметьразведывательные возможности в своих оккупированных немцами странах. Предположение оказалось правильным.

По согласованию с британским правительством сотрудник аппарата советского военного атташе в английской столице майор Александр Федорович Сизов^[48] (оперативный псевдоним Эдуард) был назначен советским военным атташе при союзных правительствах в Лондоне. В 1942 году Сизов установил дружеские отношения с помощником военного атташе Чехословакии подполковником Л. Свободой^[49] и начальником чехословацкой военной разведки полковником Ф. Моравцем^[50]. Сизов также смог установить хорошие взаимоотношения с начальниками разведывательных служб Бельгии, Голландии, Польши, Норвегии, Франции и Югославии, которые работали в британской столице. Контакты с представителями военных разведок этих государств Сизов осуществлял на основе личного распоряжения Сталина.

В 1942–1943 годах Сизов получал сведения о фашистской Германии от начальника военной разведки Чехословакии полковника Ф. Моравца, сотрудника польской военной разведки подполковника С. Гано, бельгийского разведчика подполковника Мариссала, начальника норвежской разведки подполковника Р. Лянда, сотрудника голландской военной разведки подполковника Лифтинка, начальника французской разведки генерала Матенэ.

За 1943 год от чехословацких разведчиков, которые имели на территории своей страны разветвленную агентурную сеть, Сизов получил значительное количество материалов о положении в Германии, о производительности основных германских военных заводов, выпускавших танки, самолеты и артиллерийские орудия.

Не менее продуктивным было сотрудничество А. Сизова в 1943 году и представителей бельгийской военной разведки. Бельгийцы хорошо знали немецкую армию и при помощи агентов и разведчиков, действовавших в Бельгии, имели полные данные о дислокации всех немецких дивизий в Бельгии, имели сведения об их перебросках с Западного на Восточный фронт. В 1943 году бельгийцы тоже передали Сизову значительное количество ценных материалов, которые были признаны в Разведуправлении Красной армии важными и своевременными. Они представляли особый интерес в период подготовки советского командования к Курской битве.

На такой же бескорыстной основе сотрудничал Сизов и с представителями военной разведки Норвегии. Норвежцы также передавали советскому офицеру важные материалы по Германии и ее вооруженным силам. Особый интерес представляли сведения о немецких дивизиях, находившихся в Норвегии, и системе обороны, которую немцы создали вдоль норвежского побережья.

В целом в 1943 году Сизов получил от представителей военных разведок союзников важные материалы о Германии и ее вооруженных силах. Представителям разведок этих стран были переданы обобщенные материалы о том, как организовывать партизанские отряды и руководить их действиями в условиях германской оккупации. Такие сведения особенно важны были силам сопротивления, которые активно начали действовать во Франции и Норвегии.

В первой половине 1944 года, в период разработки Генеральным штабом Красной армии плана операции «Багратион», взаимодействие А. Сизова с представителями военных разведок стран антигитлеровской коалиции достигло наибольшей эффективности. В целом в 1944 году Сизов ежедневно направлял в Центр 5–6 донесений о противнике.

Как правило, донесения Сизова в Центр начинались словами: «Французская разведка сообщила…»; «Бельгийская разведка сообщила…»; «Барон сообщил…»; «По данным норвежской разведки…».

Донесения Сизова неизменно получали в Центре высокие оценки. 5 февраля 1944 года, например, начальник ГРУ писал Сизову: «Значительная часть полученных от вас сведений по немецкой армии и ВВС является ценной…»

Сизов еженедельно получал из Москвы конкретные задания. Часто Центр направлял разведчику и срочные задания, на выполнение которых отводилось один-два дня. Естественно, сам полковника. Сизов из Лондона не мог вылететь в Венгрию, Румынию или Польшу для сбора сведений, которые интересовали начальника ГРУ. Но в этом и была главная заслуга Сизова, которому в 1944 году было досрочно присвоено воинское звание полковник. Находясь в Лондоне, Сизов получал сведения о противнике, которые добывали разведчики, действовавшие на территориях Бельгии, Франции, Чехословакии, Норвегии, Голландии и других стран.

Среди источников Сизова наиболее активным и ценным был начальник военной разведки Чехословакии полковник Франтишек Моравец, которому в Главном разведывательном управлении был присвоен псевдоним Барон.

Только в 1944 году Моравец передал А. Сизову около двухсот материалов по различным военным и военно-политическим вопросам. На их основе Сизов 197 раз направлял в Центр срочные донесения.

Моравец был кадровым военным разведчиком. Находясь в британской столице, он продолжал руководить работой чехословацкой военной разведки, имел ценных агентов в ряде стран Западной Европы и, самое главное, в Верховном главнокомандовании вермахта (ОКБ).

В конце февраля Моравец сообщил Сизову содержание плана ОКВ на лето 1944 года, который был утвержден Гитлером.

Источник Моравца в немецком Генеральном штабе передавал сведения о перебросках германских войск на Восточный фронт, о дислокации немецких соединений в Дании, Голландии, Франции и других странах Западной Европы. От этого источника также поступали обобщенные данные о производительности немецких авиастроительных и танковых заводов, о количестве подводных лодок, которые создавались на германских судостроительных заводах, о ежемесячном выпуске авиационных бомб, снаряженных химическими отравляющими веществами, о производстве артиллерийских снарядов и патронов для стрелкового оружия. Благодаря этому источнику в ГРУ поступали сведения даже о выпуске автомобильных покрышек на германских заводах резиновых изделий.

Моравец на встречах с полковником Сизовым всегда сообщал ему, что «сведении получены от надежного источника» или «сведения получены от первоклассного источника». Имя этого источника, от которого начальник чехословацкой военной разведки на протяжении всей войны получал ценные сведения о планах германского военного руководства, осталось нераскрытым.

Источники Моравца имели возможность прослеживать передвижение Гитлера, добывали материалы о результатах совещаний в ставке фюрера. Агенты полковника Моравца даже имели возможность присутствовать на испытаниях новых систем оружия гитлеровской Германии. В апреле 1944 года, например, когда немецкие конструкторы проводили испытания ракетных установок ФАУ-2, на одном из таких испытаний присутствовал агент Барона. Этот источник сообщал: «Немцы проводили испытания ракет реактивного действия на северном побережье острова Рюген. Ракета стартовала с поверхности земли. Она с сильным шумом поднялась при сохранении начального угла вылета без искривления траектории, до высоты 8700 метров (высота измерялась точными приборами), затем полет продолжался по горизонтальной траектории. Корпус ракеты снабжен двумя небольшими несущими плоскостями. Внизу хвостовой части ракеты можно было наблюдать трубу, из которой в момент старта выбивалось пламя длиной около 30 метров…»

Данные об этих испытаниях Моравец передавал советскому разведчику, который незамедлительно отправлял их в Центр.

Полковник Сизов хорошо знал английский язык. Это позволяло ему оперативно изучать разведывательные материалы, которые он получал на английском языке от чехословацкой разведки, и без задержки сообщать в Москву наиболее важные сведения по Германской армии. В конце марта 1944 года полковник Сизов направил начальнику военной разведки генерал-лейтенанту И. Ильичеву письмо, в котором сообщал о том, что не успевает обрабатывать сведения, которые поступали к нему от представителей французской и бельгийской разведок.

Центр безотлагательно направил в Лондон в распоряжение Сизова переводчика, свободно владевшего французским языком. За 1944 год подчиненные Сизова перевели с французского языка более двухсот разведывательных материалов. На их основе Сизов подготовил и направил в Центр 147 информационных донесений, которые в Центре получили высокие оценки.

Сотрудники французской и бельгийской разведок добывали сведения о частях и соединениях германской армии, которые дислоцировались на французской, бельгийской и румынской территориях, о перебросках войск, которые в первой половине 1944 года производило германское командование в ожидании крупных сражений на Восточном и Западном фронтах, о выпуске новых образцов военной техники, о производительности германских заводов, выпускавших самолеты, танки, артиллерийские орудия, порох, боеприпасы, химические отравляющие вещества, синтетический бензин.

Французские и бельгийские военные разведчики передали Сизову сведения о германском ракетном оружии и реактивных самолетах.

Французская разведка имела своих источников в Берлине в кругах, близких к высшему немецкому командованию. К такому выводу можно прийти, знакомясь с содержанием многих донесений полковника А. Сизова. Например, Сизов в январе 1944 года сообщал в Центр: «Исходя из имеющихся контингентов запасных частей в Германии, начальник департамента ОКБ общей мобилизации генерал Унрух предложил сформировать к 1 марта 25 новых полевых дивизий. Источник из Германии, сведения которого до сих пор подтверждались».

Мобилизационные возможности Германии истощались. В армию призывались квалифицированные рабочие, которые трудились на военных заводах. В поисках замены этим рабочим Гитлер принял решение увеличить завоз в рейх специалистов из оккупированных стран.

4 апреля 1944 года Сизов сообщал в Москву: «В штаб-квартире Гитлера состоялось совещание, в ходе которого обсуждались проблемы набора дополнительной рабочей силы для Германии. Принято решение, в соответствии с которым в Германию должно быть в ближайшее время доставлено: из Голландии — 250 тысяч человек, из Бельгии — 250 тысяч человек, из Италии — 1,5 миллиона человек. Собственно в Германии за счет сокращения управленческого аппарата и мобилизации дополнительных возрастов должно быть мобилизовано до 1 миллиона человек».

В 1944 году в Германию были вывезены сотни тысяч квалифицированных французских и бельгийских рабочих и инженеров. Однако чем больше иностранных рабочих трудилось на военных заводах Германии, тем уязвимее становился Третий рейх. Эту тенденцию Гитлер и его ближайшее окружение не поняли до конца войны. Но это хорошо понимали военные разведчики Франции, Бельгии и Голландии. В среде рабочих они вербовали источников важной военно-технической информации.

Французы и бельгийцы умело использовали этот канал получения сведений о военной промышленности Германии. Добытые таким образом данные они передавали советскому военному разведчику полковнику А. Сизову. Французские источники работали на заводах, где выпускались танки «Тигр» и «Леопард»; на авиационных заводах в Лейпциге, Магдебурге, Ратенове; на заводах в Ганновере, где производились артиллерийские орудия и пушки; на подземном заводе боеприпасов в Вольпренмузене, который располагался в 15 километрах от Ганновера; а также на судостроительной верфи «Гроссе Дойче Верке» в Филькенварнде южнее Гамбурга, где строились подводные лодки.

Особое внимание в Центре вызвали сообщения Сизова о создании в Германии реактивных истребителей. Эти данные советский разведчик получал от представителя бельгийской военной разведки. 3 марта 1944 года Сизов, например, докладывал в Центр: «Бельгийская разведка сообщила, что… авиамоторные заводы фирмы «Прим» в Штольберге выпускают турбинные авиационные двигатели, которые при установке на самолет не требуют винта. Самолет получает движение за счет реакции выхлопных газов. Фирма «Прим» строит в окрестностях Цвенфалля дополнительные цеха. Ежемесячный выпуск реактивных двигателей в ближайшее время достигнет 1000 моторов. Дирекция завода в Штольберге каждые два дня обязана докладывать генералу Мильху и Шпееру о состоянии производства. Завод Юнкерса в Дессау тоже выпускает самолеты с турбинными двигателями. Гитлер лично присутствовал на демонстративных полетах нового одномоторного истребителя TL-262 (турбинный «Мессершмитт»). Самолетом управлял летчик-испытатель Голланд».

17 апреля начальник ГРУ писал Сизову: «Выясните название, тип и тактико-технические данные реактивных самолетов, строящихся фирмой «Мессершмитт»…»

Сизов выполнил и это задание начальника ГРУ. Бельгийские коллеги передали ему сведения о немецких реактивных истребителях-перехватчиках Me-163 и истребителях Мс-262, а также сведения о производстве ракет ФАУ-2 и ФАУ-1.

Французские и бельгийские разведчики передавали полковнику А. Сизову разведывательные материалы, ничего не требуя взамен.

Полковника. Сизов направлял в Центр сведения, которые он получал и от норвежской военной разведки. 3 мая 1944 года Сизов докладывал: «Директору. Норвежцы сообщили состав и дислокацию немецких войск в Норвегии по состоянию на 26 апреля 1944 г.».

Такие доклады поступали в Центр регулярно.

Сизов докладывал в Центр данные о состоянии береговой обороны Норвегии, о количестве батарей морской и сухопутной артиллерии, о составе и дислокации дивизионов береговой обороны. о количестве и дислокации крепостных батальонов, предназначенных для охраны артиллерийских батарей.

Источники норвежской военной разведки тщательно отслеживали все переброски немецких войск и сообщали о них советскому разведчику полковнику Сизову.

На основе данных, полученных от офицеров норвежской разведки, Сизов в 1944 году подготовил и направил в Центр 43 донесения. Это был незначительный, но тем не менее достаточно весомый вклад норвежской разведки в общую борьбу против фашистской Германии. Уровень отношений, сложившихся у полковника Сизова с представителями норвежской разведки и вооруженных сил, можно оценить по содержанию телеграммы, которую он получил 23 февраля 1944 года от главнокомандующего норвежской королевской армией Иоганна Бейхмана: «Норвежская королевская армия посылает сердечные поздравления могучей, храброй русской армии, гремящие победы которой являются примером и вдохновением для всех народов, борющихся за свободу».

В 1944 году Сизов добился в своей разведывательной работе уникальных результатов. С 1 января по 17 декабря он направил в Центр 423 донесений и значительное количество документальных материалов. Многие донесения Сизова были использованы для подготовки специальных сообщений И. В. Сталину, В. М. Молотову и начальнику Генерального штаба А. М. Василевскому.

Полковник А. Ф. Сизов был единственным офицером Главного разведывательного управления, который в 1944 году за добывание ценных сведений о противнике в течение трех месяцев был дважды награжден орденом Красного Знамени.

(обратно)

Глава 5. Авиакатастрофа над Гибралтаром

5 июля 1943 года в штаб-квартиру Главного разведывательного управления поступило донесение из Лондона от резидента Бриона. Разведчик сообщал о том, что 4 июля над Гибралтаром потерпел катастрофу американский самолет А-533 «Либерейтор». На борту самолета находился премьер-министр польского правительства в эмиграции Владислав Сикорский^[51]. Премьер-министр и все сопровождавшие его лица, в том числе и члены экипажа, пилотировавшего самолет, погибли. Злосчастный «Либерейтор» упал в море через минуту после взлета с аэродрома в Гибралтаре.

Погибла и дочь Сикорского. Она всегда сопровождала отца в его заграничных поездках и была его личной шифровальщицей. В живых оказался лишь первый пилот Э. Прхал, на котором оказался спасательный жилет…

Брион сообщал, что Сикорский возвращался из Каира в Лондон после посещения польских воинских частей, дислоцировавшихся на Ближнем Востоке и находившихся под командованием генерала Андерса. В войсках назревало брожение, причинами которого было недовольство молодых офицеров и командующим, и премьером. В ходе инспекционной поездки Сикорскому вроде бы удалось уменьшить накал страстей в офицерской среде, и он, проведя инструктивные беседы с Андерсом, влияние которого в польской эмиграции стремился ограничить, вылетел в Лондон с посадкой в Гибралтаре.

Причины трагедии над Гибралтаром до сих пор не выяснены и, вероятно, уже никогда не будут раскрыты. Но последствия этой авиакатастрофы привели к возникновению невероятных догадок об истинных причинах гибели польского премьера. В правых и левых газетах появились рассуждения о том, что Сикорского убрали агенты Сталина за опубликование сведений о расстреле польских офицеров в Катыни^[52].

Сталин в мае 1944 года обвинил британскую разведку, заявив, что агенты британской Интеллидженс сервис «убили генерала Сикорского в самолете, а потом ловко сбили самолет — никаких свидетелей, никаких следов».

Свою версию высказал и капитан Е. Климковский, который был адъютантом генерала Андерса и якобы возглавлял заговор молодых офицеров. Климковский обвинял в убийстве Сикорского англичан и подозревал в организации этой катастрофы Андерса.

Стало известно, что до полета на Ближний Восток У. Черчилль почему-то уговаривал дочь Сикорского не сопровождать отца в этой поездке и остаться в Лондоне. Английский премьер, несмотря на свои годы, с симпатией относился к этой польской красавице. Это подкрепляло версию Климковского о том, что Сикорского убрали по указанию Черчилля из-за того, что он был слишком самостоятельным и мешал урегулированию отношений в антигитлеровской коалиции^[53].

Англичане создали следственную комиссию. В ее состав нс были приглашены не только эксперты из СССР, но и наблюдатели из США, хотя самолет был американского производства.

Члены английской комиссии, действовавшие без международных экспертов, не смогли «обнаружить следов заклинивания рулей в механизмах утонувшего самолета». Тем не менее подозрения с первого пилота, спасшегося во время катастрофы, были сняты. Комиссия заявила, что акта саботажа не было, и подтвердила, что самолет был исправен и готов к вылету^[54]. Такая версия бросала тень на неизвестных диверсантов, которые, как предполагали в Англии, действовали по указанию из Москвы. Но это были бездоказательные утверждения. Все косвенные аргументы говорили о причастности к смерти Сикорского англичан.

Тело Сикорского было доставлено в Англию и торжественно предано земле в Ньюарке на кладбище польских летчиков. Останки дочери Сикорского на упавшем и море самолете обнаружены не были.

Новым премьер-министром польского правительства в эмиграции стал Станислав Миколайчик. Он поклялся закончить дело Сикорского: разгромить фашистскую Германию вместе с союзниками и установить с ними тесное сотрудничество в деле создании прочного мира после войны.

Сикорский активно боролся за восстановление независимой Польши. Он был одним из первых польских лидеров, который на востоке вместо врага увидел союзника и доброго соседа, в сотрудничестве с которым можно было побиться разгрома фашистской Германии, восстановить независимость и суверенитет Польского государства.

Среди версий о гибели Владислава Сикорского, которые высказывались в 1943-м и последующие годы, не были названы еще две. Первая — польский премьер-министр погиб в результате заговора, организованного теми поляками, которые были против возможного решения советско-польских территориальных проблем на основе предложения британского лорда Джорджа Керзона, высказанного им в 1920 году. Керзон, министр иностранных дел Англии, 12 июля 1920 года обратился к советскому правительству прекратить наступление Красной армии, громившей белополяков, и остановить советские войска на линии, рекомендованной в качестве советско-польской границы Верховным советом Антанты в 1919 году^[55].

Вторая версия — Сикорского уничтожили агенты германской разведки, которая, выполняя указания Верховного главнокомандования Третьего рейха, должна была создать предпосылки для раскола единства стран антигитлеровской коалиции.

(обратно)

Глава 6. «Неожиданные обстоятельства» случайно не возникают

Польская территория, оккупированная немцами в сентябре 1939 года, находилась между двумя основными воюющими державами — Советским Союзом и фашистской Германией. В начале 1943 года Сикорский узнал о том, что территория Польши включена в оперативные планы советского Генерального штаба. Это означало, что Красная армия сможет взять Берлин только после того, как пройдет по территории Польши. Это обстоятельство заставило Сикорского внести коррективы в его планы строительства советско-польских отношений после окончания войны.

В Вашингтоне и Лондоне возникли опасения, что в Варшаве после ее освобождения советскими войсками будет создано просоветское правительство. Не исключали, что Сикорский пойдет в состав этого правительства. Для такого вывода у союзников были достаточно веские основания. В первые годы Второй мировой войны советско-польские отношения строились на основе соглашения, которое было подписано в британской столице между правительством СССР и польским эмигрантским правительством Сикорского. Это соглашение, вступившее в силу 30 июля 1941 года, предполагало оказание взаимной помощи друг другу в войне против фашистской Германии. Это соглашение также стало основой для успешного и взаимовыгодного взаимодействия советских и польских разведчиков.

14 августа 1941 года в Москве было подписано польско-советское военное соглашение, которое предусматривало формирование на территории СССР польской армии.

В 1943 году позитивное развитие советско-польских отношений неожиданно прекратилось. Советские дипломаты и разведчики докладывали в Москву о том, что представители польского эмигрантского правительства выступают с заявлениями, подрывающими авторитет СССР. В феврале 1943 года по инициативе поляков прекратилось сотрудничество между советской военной и польской разведками. Произошло это за полгода до гибели польского премьера Сикорского^[56].

25 апреля 1943 года Советский Союз был вынужден прервать с польским правительством в Лондоне дипломатические отношения. Обосновано ли было такое решение? Видимо, причины для этого были. В Москве сделали ставку на те польские силы, которые обосновались в Москве, а не в Лондоне.

Гибель польского премьер-министра В. Сикорского, который планировал после поездки на Ближний Восток еще раз посетить Москву и провести переговоры с советским руководством, несомненно, произошла нс из-за неисправности американского самолета. В 1943 году Сикорский заявил о согласии на переговоры с Польской рабочей партией и включении ее представителей и состав своего правительства. В это же время лидеры Польской рабочей партии заявили о намерении предоставить Сикорскому пост премьер-министра в правительстве, которое демократические деятели будут создавать в освобожденной Красной армией Польше.

Во второй половине 1943 года и в Москве, и в Лондоне, и, несомненно, и Вашингтоне уже думали о будущем Польши. Сталин, говоря о сильной, независимой и демократической Польше видел это государство в сфере влияния Советского Союза. В Лондоне вопрос о будущих руководителях Польши сомнений не вызывал — в Варшаву после разгрома Германии должно было возвратиться проанглийское польское правительство. Это мнение в целом разделял и американский президент Ф. Рузвельт, хотя он предпочитал открыто не вмешиваться в развитие советско-польских отношений.

Противоречия между СССР и союзниками назревали не только на польском направлении, но и в вопросах о послевоенном устройстве Югославии, Чехословакии и других государств, находившихся под оккупацией германских войск. Черчилль придавал работе с руководителями правительств этих стран, находившихся в Лондоне, первостепенное значение. Характерен в этом отношении такой факт. Когда министры иностранных дел США, СССР и Великобритании в октябре 1943 года готовились к встрече в Москве, в Лондоне прошло закрытое совещание, которое провел руководитель британского внешнеполитического ведомства А. Иден. Это совещание состоялось 7 октября. На него были приглашены министры иностранных дел союзнических правительств. Иден проинформировал их о целях своей поездки в Москву и заверил, что «британская делегация не будет пытаться прийти к определенным соглашениям, но вполне возможно, что удастся заключить временное соглашение по ряду вопросов, касающихся сотрудничества трех держав во время и после войны». Решение Идена стало известно советским разведчикам, и они доложили в Москву об этой позиции британского министра иностранных дел.

12 октября 1943 года Иден сообщил в Москву британскому послу К. Керру^[57], что «на конференции также будут обсуждаться польские дела, положение на Балканах и в Иране»^[58].

Советская разведка (внешняя разведка НКГБ и военная разведка) добыла сведения о совещании, проведенном Иденом в Лондоне, и даже узнала о содержании послания Идена Керру. Как это было сделано — профессиональная тайна советских разведок.

Вопрос о будущем Польши обсуждался на переговорах И. В. Сталина с президентом США Ф. Рузвельтом и премьер-министром Великобритании У. Черчиллем на Тегеранской конференции.

Польская проблема неоднократно возникала в переписке руководителей стран антигитлеровской коалиции в первой половине 1944 года. Активизировалась эта переписка между Москвой, Вашингтоном и Лондоном летом 1944 года.

В Москве не было недостатка в сведениях о взаимоотношениях руководителей США и Великобритании с польским правительством в эмиграции и о планах нового премьер-министра С. Миколайчика. Некоторые сведения закрытого характера по этой проблеме из Вашингтона направлял в Центр разведчик Л. А. Сергеев (Морис), из Лондона — генерал-майор И. А. Скляров (Брион), советский военный атташе в британской столице.

Тем нс менее ни Брион, ни Морис не смогли добыть сведений о том, что польское правительство в эмиграции готовилось летом 1944 года поднять восстание в Варшаве с целью установления в польской столице своей власти до вступления в нее передовых частей Красной армии.

Отсутствие сведений в распоряжении советской военной разведки о подготовке восстания в польской столице можно считать одним из крупных недостатков в работе ГРУ в 1944 году. Произошло это, как представляется, по двум основным причинам. Первая причина состоит в том, что сотрудники резидентуры советской военной разведки потеряли контакты с польскими разведчиками. Неофициальных источников в польской эмиграционной среде военная разведка нс имела. В Центре считали, что в этом не было никакой необходимости. Вероятно, не обо всех планах польского правительства и эмиграции были информированы американский президент и британский премьер-министр.

Вторая причина отсутствия сведений в Главном разведывательном управлении о планах польского эмиграционного правительства начать восстание в Варшаве, как представляется, состояла в том, что подготовка этого восстания проходила в режиме абсолютной секретности. В планы поляков был посвящен ограниченный круг лип.

В июне 1944 гола советский разведчик Л. Сергеев докладывал и Центр из Вашингтона о том, что американскую столицу посетил польский премьер министр С. Миколайчик. Во время пребывают и американской столице он был принят президентом США Ф. Рузвельтом.

Точных сведений о содержании переговоров Рузвельта и Миколайчика Сергеев добыть не смог. О результатах этой встречи сообщил в Москву не советский разведчик, а сам президент США Ф. Рузвельт, который 19 июня 1944 года направил И. В. Сталину личное секретное послание. Рузвельт не сомневался в том, что советская разведка доложила Сталину о визите в Вашингтон польского премьера. Поэтому в первой же строчке своего послания Сталину Рузвельт сообщал: «Как Вам известно, польский премьер-министр г-н Миколайчик только что закончил краткий визит в Вашингтон, и по причинам, которые посол Гарриман Вам уже объяснял, я считаю его визит желательным и необходимым в настоящее время…»^[59]

В том, что Рузвельт назвал визит Миколайчика в Вашингтон «желательным», нет ничего удивительного. Рузвельт знал, что советский Генеральный штаб в это время уже завершил разработку плана операции «Багратион». Об этом Сталин сообщил американскому президенту 6 июня 1944 года. Верховный главнокомандующий писал Рузвельту: «…Летнее наступление советских войск, организованное согласно уговору на Тегеранской конференции, начнется в середине июня на одном из важных участков фронта…» И далее: «В конце июня и в течение июля наступательные операции превратятся в общее наступление советских войск…»^[60]

Понятным на первый взгляд может показаться и то, что Рузвельт назвал визит Миколайчика в Вашингтон «необходимым в настоящее время».

Наступательные операции Красной армии, которые, как сообщал Сталин американскому президенту, в течение июля «превратятся в общее наступление советских войск», должны были завершить освобождение всех советских земель и привести к переносу боевых действий на территории Польши, Чехословакии и других оккупированных немцами государств. Вступление войск Красной армии на территории этих государств было новым военным и, важнее всего, политическим фактором в войне, которая продолжалась на Европейском континенте. Несомненно, Миколайчик и его партнеры ждали этого момента, готовились к нему и опасались его. Они трезво оценивали складывающуюся обстановку и понимали, что от Москвы до Варшавы ближе, чем от Лондона или Вашингтона. Поэтому к власти в Польше, как считал Миколайчик, могли прийти те силы, которые окрепли на территории СССР и создали новую польскую армию. Войска Миколайчика были далеко от советско-германского фронта.

Рузвельт сообщал Сталину о тех впечатлениях, которые он «вынес из бесед с Премьером Миколайчиком», и делился своими «откровенными суждениями» о них^[61]. Он подчеркивал, что визит польского премьера «не был связан с какой-либо попыткой с моей (Рузвельта. — В. Л.) стороны вмешаться в существо разногласий, которые существуют между польским правительством в изгнании и советским правительством. Хотя у нас состоялся искренний и полезный обмен мнениями по многим различным вопросам, касающимся Польши, я могу заверить Вас, что никакого определенного плана или предложения, каким-либо образом затрагивающего польско-советские отношения, не было подготовлено»^[62].

В послании Рузвельта обращает на себя внимание тот факт, что американский президент поверил, что «первоочередной заботой» Миколайчика являлось «установление самого полного сотрудничества между Красной армией и силами польского подпольного движения в совместной борьбе против нашего врага…»^[63]

Визит Станислава Миколайчика в Вашингтон был попыткой поляков использовать возможности США для оказания давления на СССР с целью изменения отношения Советского Союза к польскому правительству в эмиграции. В дипломатической практике такие приемы используются постоянно.

В конце июня Красная армия вступила на территории, которые советское правительство признавало польскими. Американский дипломат Дж. Ксинан писал по этому поводу в своих воспоминаниях: «Советское правительство утвердило на освобожденной территории в Люблине Польский коммунистический комитет, который… превратился в Польский комитет национального освобождения»^[64].

В те же дни Рузвельт попытался убедить Сталина в необходимости визита Миколайчика в Москву: «Я действительно верю, что он нс поколебался бы поехать в Москву, если бы он знал, что Вы приветствовали бы такой шаг с его стороны, для того чтобы обсудить с Вами лично и откровенно проблемы, касающиеся Ваших двух стран, в особенности срочность установления безотлагательного военного сотрудничества».

В то же время Рузвельт нс настаивал на встрече Сталина с Миколайчиком. «Я уверен, — писал американский президент Сталину, — что высказывая эти соображения, я ни в коей мере не пытаюсь навязать Вам свое личное мнение в деле, которое имеет особое значение для Вас и Вашей страны…»^[65]

Сталин незамедлительно сообщил Рузвельту свою точку зрения на предложение американского президента. В ответном послании от 24 июня 1944 года он сообщал Рузвельту:

«Благодарю Вас за информацию о Вашей встрече с г. Миколайчиком.

Если иметь в виду установление военного сотрудничества Красной армии и борющихся против гитлеровских оккупантов сил польского подпольного движения, то это, безусловно, является теперь актуальным делом для окончательного разгрома нашего общего врага. Важное значение, разумеется, имеет в этом отношении правильное решение вопроса о советско-польских отношениях. Вам известна точка зрения советского правительства и его стремление видеть Польшу сильной, независимой и демократической, а советско-польские отношения — добрососедскими и основанными на прочной дружбе. Советское правительство видит важнейшие предпосылки этого в реорганизации эмигрантского польского правительства, которая обеспечила бы участие в нем как польских деятелей в Англии, так и польских деятелей в США и СССР, и особенно польских демократических деятелей, находящихся в самой Польше, а также в признании польским правительством линии Керзона как линии новой границы между СССР и Польшей.

Надо сказать, однако, что из заявления г. Миколайчика в Вашингтоне не видно, чтобы он сделал в этом вопросе какой-либо шаг вперед. Вот почему для меня затруднительно в данный момент высказать какое-либо мнение по поводу приезда г. Миколайчика в Москву.

Ваше внимание к вопросу о советско-польских отношениях и Ваши усилия в этом деле мы все высоко ценим»^[66].

В посланиях Сталина и Рузвельта еще не просматривалось противоречий в подходе к польской проблеме, но эти противоречия уже обретали определенные очертания, которые были похожи на острые шипы морской мины: одно неосторожное движение, и последует взрыв.

Летом 1944 года наступление советских войск в Белоруссии (операция «Багратион») развивалось успешно. Сталин попытался не допустить обострения отношений с союзниками, что могло бы задержать окончательный разгром фашистской Германии. Именно этим можно объяснить его послание Черчиллю и Рузвельту от 23 июля 1944 года. Обращаясь к Черчиллю, Сталин писал: «События на нашем фронте идут весьма быстрым темпом. Люблин, один из крупных городов Польши, занят сегодня нашими войсками, которые продолжают двигаться вперед. В этой обстановке перед нами встал практически вопрос об администрации на польской территории. Мы не хотим и не будем создавать своей администрации на территории Польши, ибо мы не хотим вмешиваться во внутренние дела Польши. Это должны сделать сами поляки. Мы сочли поэтому нужным установить контакте Польским комитетом национального освобождения, который создан недавно Национальным Советом Польши, образовавшимся в Варшаве в конце прошлого года из представителей демократических партий и групп, о чем Вы, должно быть, уже информированы Вашим послом из Москвы. Польский комитет национального освобождения намерен взяться за создание администрации на польской территории, и это будет, я надеюсь, осуществлено. В Польше мы не нашли каких-либо других сил, которые могли бы создать польскую администрацию. Так называемые подпольные организации, руководимые польским правительством в Лондоне, оказались эфемерными, лишенными влиянии. Польский Комитет я нс могу считать правительством Польши, по возможно, что в дальнейшем он послужит ядром для образования временного польского правительства из демократических сил.

Что касается Миколайчика, то я, конечно, нс откажусь его принять. Было бы, однако, лучше, если бы он обратился в Польский национальный комитет, который относится к Миколайчику доброжелательно».

Летом 1945 года польский вопрос стал одним из наиболее острых вопросов, решение которого зависело от Москвы, Лондона, Вашингтона и Берлина…

Генерал-фельдмаршал В. Кейтель, начальник штаба Верховною командования германской армии, после разгрома фашистской Германии находился под арестом в Нюрнберге 17 июня 1945 года, давая отпеты на вопросы допрашивавших его советских офицеров, Кейтель заявил, что к лету 1944 гола он уже повял, что Германия проиграла войну.

И добавил: «С лета 1944 года я понял, что военные уже сказали свое слово и нс могут оказать решающего воздействия — дело оставалось за политикой…»

Кейтель не стал растолковывать свою мысль о возможностях политиков и политики во время войны, но и без этих объяснений было понятно, что он имел в виду: германское командование рассчитывало на возможность столкновения интересов СССР с американо-английскими планами послевоенного устройства в Европе. Гитлер и его генералы надеялись на возможный раскол антифашистской коалиции под воздействием усилий германской разведки или, может быть, из-за каких-либо неожиданных обстоятельств, которые могли бы обострить отношения между союзниками. Одним из таких «обстоятельств» мог стать вопрос о будущей политической судьбе Польши и убийство германской разведкой польского премьера Сикорского.

В 1944 году Кейтель надеялся на обострение противоречий между союзниками по антифашистской коалиции и рассчитывал на возникновение спасительных для Германии «каких-либо неожиданных обстоятельств».

Летом 1944 года в Варшаве неожиданно вспыхнуло восстание. Оно и стало одним из тех «неожиданных обстоятельств», которое могли расколоть союз СССР с англо-американцами на завершающем этапе Второй мировой войны.

Где и когда принималось решение о начале восстания в Варшаве? Кто в Вашингтоне и в Лондоне знал о подготовке и дате начала этого восстания? Какие сведения об этом восстании смогла добыть советская военная разведка?

(обратно)

Глава 7. Разговор не для протокола

В начале июня 1944 года англо-американские экспедиционные войска начали операцию «Оверлорд» и вторглись на территорию Северо-Западной Франции. По приглашению английского командования за высадкой войск союзников, наконец-то открывших второй фронт, наблюдал руководитель советской военной миссии в Лондоне вице-адмирал Николай Харламов.

После участия в высадке союзных войск в Нормандии и наблюдения за их первыми боевыми действиями на территории Франции Харламов возвращался в Лондон. Он ехал в той же машине и с тем же сопровождающим, роль которого выполнял английский бригадный генерал Файербресс. Находясь на палубе британского крейсера «Мавришес», Харламов хорошо изучил этого англичанина, понял, чем он дышит и о чем думает. Харламов был разочарован тем, что Файербресс не скрывал своего отрицательного отношения к Советскому Союзу, к успехам Красной армии и офицерам советского военно-морского флота. Видно было, что Файербрессу не хотелось принимать участия в операции по десантированию союзных войск на побережье Франции, но он был вынужден это делать, так как ему было приказано сопровождать советского адмирала.

Харламов видел, что Файербресс в условиях боевой обстановки на морс находился первый раз и очень опасался за свою жизнь. Он с нетерпением ждал, когда вновь окажется в Лондоне в своем кабинете в британском военном ведомстве.

Находясь на борту «Мавришеса», Харламов имел возможность беседовать с командиром корабля контр-адмиралом Питерсоном, с интересом наблюдал за тем, как он управляет своим крейсером. Видно было, что он хорошо знал свое дело, был приветлив и внимателен. Более того, в один из трудных моментов перехода, который возник уже в береговых водах Франции, когда крейсер попал под обстрел немецкой береговой артиллерии, англичанин не отказался воспользоваться советом адмирала Харламова, что позволило ему своевременно совершить маневр и спасти крейсер.

Все, что Харламов увидел, находясь в войсках союзников, произвело на советского адмирала сильное впечатление. Американцы и англичане умело организовали взаимодействие авиации, военно-морских сил, десантных частей и сухопутных войск. Несмотря на то что погода была неблагоприятной, она не создала сколько-нибудь серьезных препятствий для десантирования войск.

В целом первый этап операции «Оверлорд», к которой союзники готовились несколько лет, прошел успешно. Харламов ловил себя на мысли, которая не давала ему покоя: союзники вступили в Европу не для того, чтобы воевать против немцев, а для того, чтобы защитить Европу от Красной армии. Об этом Харламову то намеками, то отрыто говорил Файербресс.

Машина британского военного ведомства мчалась по извилистой дороге. Вечерело. Харламов размышлял о том, что ему довелось увидеть. В операциях такого масштаба ему раньше не приходилось принимать участия. Несомненно, опыт организации и проведения операции «Оверлорд» представлял собой новое слово в военном искусстве. Харламов планировал написать об этом в Центр и подробно доложить обо всем, что ему довелось увидеть за эти дни пребывания среди британских офицеров и адмиралов.

Раздумья Харламова прервал Файербресс, который неожиданно сказал:

— Да, вы быстро продвигаетесь в Польше. Интересно, будет ли вообще существовать Польша, после того как она окажется под контролем Красной армии?

Харламову не хотелось вступать в разговор с Файербрессом, но и не ответить ему он не мог.

— Вы зря переживаете, генерал, — спокойно сказал Харламов, не поворачиваясь в сторону англичанина. — Польша имеет все возможности для существования после разгрома Германии. Советское правительство больше всех заинтересовано в существовании сильной, независимой и демократической Польши…

Файербресс отреагировал незамедлительно:

— Демократической ли?

— Да, только демократическая, а не фашистская Польша будет добрым соседом Советского Союза.

— Вы считаете всех, кто правее вас, фашистами, не так ли, адмирал? — не унималсяангличанин. Он неожиданно то ли констатировал, то ли спросил: — Значит, я тоже фашист? Или вы считаете фашистом Соснковского? А он, между прочим, хороший человек, а вы его не уважаете…^[67]

— Соснковский — это законченный фашист, — ответил Харламов.

Файербресс взорвался:

— Соснковский — главнокомандующий союзной нам Польши, и мы не можем, повторяю — не можем позволять так говорить о нем!

Харламов, сдерживая себя, ответил:

— А как же вы позволяете лондонским полякам выступать в вашей прессе с явной клеветой в адрес Советского Союза, который является реальным вашим союзником и играет решающую роль в настоящей войне. Мы начали нашу операцию в Белоруссии прежде всего для того, чтобы помочь вам в Нормандии. Мне кажется, что вы, генерал, непоследовательны в этом вопросе.

Завершая неофициальную дипломатическую беседу, Харламов сказал:

— О людях, которые клевещут на мою Родину, я имею право и буду говорить о них то, что они заслуживают…

Остаток пути, который занял более часа, советский адмирал и британский генерал предпочли не общаться друге другом. То ли им не о чем было говорить, то ли их точки зрения были уже диаметрально противоположными.

Каждый из участников этой импровизированной беседы в салоне армейского автомобиля остался при своем мнении. Харламов подумал о том, что англичане явно недовольны развитием наступления Красной армии и нс допускают возможности существования Польши без польского правительства в Лондоне.

Когда машина наконец-то прибыла в Лондон, Файербресс холодно простился с Харламовым, забыв на прощание сказать: «Гуд лак», что по-русски означает: «Желаю удачи».

На этот раз 5 августа 1944 года Файербресс желать удачи адмиралу Харламову нс захотел.

Через несколько дней Харламов докладывал начальнику советской военной разведки генерал-лейтенанту И. Ильичеву: «Англичане прекратили давать сведения о своих и американских войсках в Нормандии».

Файербресс тоже написал отчет о своем пребывании в Нормандии. Главным «героем» сочинения Файербресса был советский адмирал Харламов. Отчет имел гриф «секретно», и поэтому его мог прочитать только непосредственный начальник Файербресса, Тон отчета был саркастическим. Харламову была дана отрицательная характеристика. Из отчета следовало, что адмирала Харламова необходимо выдворить из Лондона. Файербресса беспокоило то, что Харламов был прекрасным военным специалистом, которого было трудно ввести в заблуждение.

Операция «Оверлорд» вступала во вторую фазу…

(обратно) (обратно)

Часть третья. В эпицентре польской «Бури»

1 августа 1944 года в Варшаве вспыхнуло антифашистское восстание. Организовали его руководители Армии крайовой. Восстание, как войсковая операция, получило кодовое название «Буря».

Лидеры восставших поляков рассчитывали до подхода советских войск овладеть польской столицей и дать возможность польскому эмигрантскому правительству в Лондоне захватить власть в Польше.

Время для восстания было выбрано расчетливо.

Когда восстание приняло массовый характер Армия людова, вторая сила польского сопротивления, которая тоже претендовала на власть в Польше и не склонна была отдавать ее в руки польского правительства в эмиграции, поддержала восставших. Но силы восставших и немецкого гарнизона были не равны. Восставшим не хватало сил, оружия, боеприпасов, медикаментов и продовольствия.

Подразделения Войска польского, действуя совместно с советскими войсками, которые в результате трудных боев завершили изгнание немцев из Белоруссии, захватили несколько плацдармов в пределах города. В это время руководители Армии крайовой неожиданно подписали с немецким командованием условия капитуляции…

В ходе восстания погибло около 200 тысяч человек.

Восстанием польских антифашистов кто-то умело манипулировал, учитывая все многообразные обстоятельства, которые складывались на Восточном и Западном фронтах и могли сложиться в будущем…

(обратно)

Глава 1. Как зарождалась «Буря»?

Летом 1944 года Германия оказалась между двумя мощными фронтами. С востока наступали войска Красной армии, завершавшие изгнание немецких захватчиков с советской территории.

На запале союзники, высадившиеся в Нормандии, наконец-то открыли второй фронт. Обстановка в Германии накалилась до предела. Противники Гитлера организовали 20 июля очередное покушение, но по счастливей случайности он остался жив. В Германии прокатилась волна репрессий. Многие офицеры и генералы германской армии, подозревавшиеся в заговоре против Гитлера. были арестованы и расстреляны. Несмотря на внешние трудности и внутренние потрясения, фашистский режим продолжал активно сопротивляться и на востоке, и на западе.

Резидент советской военной разведки в Лондоне генерал-майор Скляров сообщал в Центр: «Гудериан убедил Гитлера согласиться на его предложения о необходимости максимального сосредоточения германских сил для остановки русского наступления на востоке и отказа от удержания позиций на западе. После того как немцы понесли большие потери в районе Львова, они концентрируют крупные силы в районе западнее Варшавы с целью создания прочной обороны на линии реки Висла. Для достижения этой цели большое число войск переброшено даже из Франции…»

События на фронтах развивались стремительно. Они формировали новые условия для тайных операций, которые осуществляли секретные службы союзников. Наступление войск Красной армии также побудило польских функционеров в Лондоне к активным действиям. Они хотели добиться своих политических целей. Эти действия были спланированы еще во второй половине 1943 года. В то время командование Армии крайовой, действовавшей в подполье в Польше, получило от своего Верховного главнокомандующего директиву, исходившую из факта предстоящего «освобождения» Польши Советами. Директива уточняла условия восстания. Исключая возможность приближения к Польше англосаксонских войск, эта инструкция, в частности, предусматривала и качестве самого главного условия то, что восстание может начаться только тогда, когда поражение Германии станет свершившимся фактом^[68].

Летом 1944 гола фашистская Германия была достаточно сильна, и ее поражение хотя и стало неизбежным после открытия второго фронта, но еще не было «свершившимся фактом». На основе директивы, поступившей из Лондона еще в 1943 году, командование Армии крайовой разработало план под кодовым названием «Буря». Подполковник Юзеф Рокицкий^[69], который был активным участником многих событий в Польше в годы Второй мировой войны, в своих воспоминаниях, озаглавленных «Блеск и тени героического пятилетия», изданных в 1949 году в Западной Германии, свидетельствовал, что в условиях, не позволявших начать всеобщее восстание, планировалось проведение различного рода действий демонстративного характера (диверсии, самооборона, нападения на караульные службы и т. п.).

Польская «Буря» предполагала демонстративные действия против оккупантов. В 1944 году план «Буря» стал основой для восстания, к которому участники его не были готовы. Они также не скоординировали свои действия ни с политическим руководством США и Великобритании, ни с командованием Красной армии.

(обратно)

Глава 2. Точные сведения и частные мнения

Разведка — важный фактор, который может прямо или косвенно влиять на формирование внешней политики государства. Достоверные сведения, своевременно добытые разведкой, могут оказать помощь и позволят избежать осложнений в отношениях между дружественными или, что еще важнее, между враждебно настроенными друг к другу государствами. Это происходит потому, что разведка, добывая сведения о тайных замыслах правительств этих государств, позволяет без ущерба для их авторитета и национальной безопасности не допускать обострения отношений. Точные сведения дорого стоят.

Кроме разведки, которая обеспечивает политическое руководство своего государства достоверными сведениями, существуют и другие источники сведений или оценок тех или иных важных и сложных политических событий. Эти источники — дипломаты, которым в силу их особой подготовленности предоставлено право оценивать события, происходящие в той стране где они аккредитованы. Донесения наиболее доверенных и высокопоставленных дипломатов могут попадать на столы не только руководителей внешнеполитических ведомств, но и президентов и премьер-министров. Частное мнение дипломата, как и достоверные сведения разведчика, может оказать существенное влияние на формирование внешнеполитического курса страны, Это мнение может быть точным, основанным на достоверных фактах, а может базироваться наличных наблюдениях, на основе которых, как это ни странно, могут делаться серьезные прогнозы и формироваться долгосрочные цели внешнеполитического курса.

В 1944 году на разбалансированные советско-польские отношения влияло и то и другое.

На формирование советско-польских отношений оказывали влияние многие политические деятели. Они находились в Лондоне, в Вашингтоне, в Варшаве и, конечно, в Москве. Американский президент Ф. Рузвельт дальновидно не считал для себя возможным оказывать поддержку ни Сталину, ни представителям польского эмигрантского правительства в Лондоне в разрешении советско-польских противоречий. Черчилль, после того как Англия не оказала Польше помощь в защите ее от нападении фашистской Германии в 1939 году, стал проявлять особую заботу о польском правительстве в эмиграции, которое обосновалось в Лондоне. Это эмигрантское правительство было озабочено не столько ведением войны против Германии, сколько тем, как бы после ее окончания вновь захватить Западную Белоруссию и Западную Украину, которые и свое время белопанская Польша отторгла от Советской России, пользуясь ее временной слабостью. Правительство Черчилля поддерживало эти притязании^[70].

Когда в 1943 году Красная армия нанесла под Курском серьезное поражение отборным германским танковым армиям, Черчилль понял безнадежность замыслов отторжения от СССР Западной Белоруссии и Западной Украины. Именно это заставило его согласиться на установление после окончания войны границы между СССР и Польшей по так называемой линии Керзона. На Тегеранской конференции в конце 1943 года Черчилль предложил принять по польскому вопросу решение, в котором было сказано: «Очаг польского государства и народа должен быть расположен между так называемой линией Керзона и линией реки Одер с включением в состав Польши Восточной Пруссии и Оппельской провинции».

Сталин и Рузвельт приняли предложение Черчилля. Однако, как только польское эмигрантское правительство заявило свои возражения по этому решению Тегеранской конференции, Черчилль отказался от данного им слова в иранской столице^[71]. Черчилль поступил в данном случае не как руководитель одного из государств, входивших в состав антигитлеровской коалиции, а как частное лицо, оказавшееся под влиянием не только польского премьер-министра Миколайчика, но и, видимо, других, более влиятельных сил.

Подобные силы пытались оказать давление и на американского президента, который длительное время отказывался принять Миколайчика. Рузвельт был вынужден отступить, он принял Миколайчика, затем даже взял на себя роль объективного посредника и обратиться к Сталину с просьбой побеседовать с польским премьер-министром.

Благодаря данным, добытым советской военной разведкой, Сталин был в достаточной степени информирован о том, какой точки зрения на советско-польские отношения придерживались Ф. Рузвельт и У. Черчилль. Советскому лидеру была понятна сбалансированная позиция американского президента. Не представляло для него секрета и отношение Черчилля к комплексу советско-польских отношений. Трудно лишь было понять, почему Черчилль отказался от решений Парижской конференции 1919 года, принятых по польскому вопросу по предложению британского министра иностранных дел.

После визита Миколайчика в Вашингтон и его переговоров с Рузвельтом один из советских разведчиков, действовавших в США, направил в Центр отчет об этой встрече. Этот отчет был использован для подготовки Специального сообщения Главного разведывательного управления. Это сообщение было подготовлено 21 июня 1944 года и направлено И. В. Сталину, а также министру иностранных дел В. М. Молотову. Начальник ГРУ генерал-лейтенант И. Ильичев докладывал: «При посещении Вашингтона польским премьер-министром Рузвельт настоял перед последним на удалении из состава польского правительства антисоветских элементов группы Соснковского и принятии поляками советского предложения о границе по линии Керзона. Он также настаивал на том, чтобы правительство вошло в деловой контакт с польскими патриотами в Москве и польскими дивизиями на Восточном фронте… Миколайчик согласился действовать в духе предложения Рузвельта, но только при условии, если ему удастся получить полную поддержку со стороны эмигрантских кругов в Лондоне».

Учитывая исключительную важность сохранения нейтралитета США по отношению к советско-польским отношениям, Государственный департамент США несколько раньше, еще до визита Миколайчика в Вашингтон, издал закрытую директиву по военно-информационным вопросам. В этом важном документе отмечалось, что Государственный секретарь США Холл «от имени правительства уполномочен заявить, что решение территориальных вопросов должно быть отложено до окончания войны. Восточную границу Польши 1939 г., то есть до нападения на нее Германии, американское правительство официально считает польской границей. Американское правительство, по мере возможности, воздерживается открыто вставать на сторону СССР или Польши, а также от каких-либо действий и заявлений, которые могли бы предопределить решение этого вопроса. В целях предотвращения превратных толкований и наиболее явного проявления беспристрастности правительства США в различных заявлениях, направляемых Польше, а также в сообщениях о ней надлежит руководствоваться следующими положениями:

1. В качестве восточной границы Польши называть границу, которую она имела в довоенное время.

2. Учитывая разницу в названиях населенных пунктов Восточной Польши, употребляемых поляками, русскими и другими нациями, в сообщениях для Польши употреблять польские названии, для России — русские и для других стран — названия, употребляемые в данной стране, Например, в сообщениях дли Германии, Австрии и Швеции называть Лемберг, а не Львов.

В тех случаях, когда населенные пункты известны только под русскими или польскими названиями, употреблять те из них, которые приводятся в официальных коммюнике или заявлениях. В неофициальных заявлениях и в газетных статьях пользоваться польскими названиями населенных пунктов.

3. Воздерживаться от сообщений о советских политических актах, имевших место в 1939 г. на территории Польши. Не помещать сообщений о будущем установлении советской власти на территории Польши, а также о деятельности союза польских патриотов.

4. О дивизиях имени Костюшко и Домбровского сообщать как о соединениях Красной армии, отмечая лишь их военную деятельность и не затрагивая их политической роли.

5. Употребляя термин «освобождение», связанный с захватом населенных пунктов русскими, следует вносить ясность, что под этим термином понимается освобождение населенных пунктов от немецких оккупантов.

6. Сообщения о конфликтах между польскими подпольными группами в Польше недопустимы…»

Эту секретную директиву Государственного департамента США тоже добыл один из советских военных разведчиков, действовавших в США. Скорее всего, сделал это резидент Морис.

Директива Госдепа по польскому вопросу была доложена Верховному главнокомандующему И. В. Сталину.

Учитывая просьбу Рузвельта, Сталин принял решение о встрече с Миколайчиком. К этой встрече он был готов. В целом можно сказать, что Верховному главнокомандующему была известна позиция президента США Ф. Рузвельта и премьер-министра У. Черчилля по польскому вопросу. Сталин имел в своем распоряжении несколько специальных сообщений начальника Главного разведывательного управления о разногласиях, существовавших среди лидеров польского правительства в Лондоне, и о противоречиях польских эмигрантов в британской столице с Комитетом национального освобождения, сформированным в Люблине.

Рано или поздно визит Миколайчика в Москву должен был состояться. Учитывая это и стремясь использовать Черчилля в качестве дополнительного фактора воздействия на Сталина, влиятельная группа лондонских поляков разработала специальный меморандум относительно отношения Англии к Комитету национального освобождения. Текст этого меморандума был передан Черчиллю. Один экземпляр этого текста добыла советская военная разведка. Сделал это подполковник Иван Козлов.

Через несколько дней полное содержание этого документа было доложено начальником военной разведки и И. В. Сталину. В специальном сообщении ГРУ по поводу этого меморандума указывалось: «24 июня 1944 года Черчиллю был вручен меморандум о желательных действиях англичан по отношению к Польскому комитету национального освобождения». В меморандуме указывалось, что «Комитет был сформирован на территории, на которую СССР не имеет притязания, но которая оккупирована советскими войсками, вследствие чего создание Комитета произошло с ведения советских оккупационных властей».

Обращает на себя внимание то, что советские солдаты и офицеры, которые изгоняли фашистов с польской территории, захваченной Германией в 1939 году, были уже в 1944 году однозначно названы польским правительством в эмиграции «оккупантами».

Далее в меморандуме отмечалось, что «Комитет, состоящий преимущественно из коммунистов, не называет, правда, себя правительством, но организационно построен как обычное правительство. Заявление Комитета о неправомочности эмигрантского польского правительства в Лондоне и его агентов в Польше вызывает опасение, что Комитет не только откажется признать польское подпольное движение, но намерен даже разбить эту организацию, преследовать ее членов».

Лондонские поляки зафиксировали в меморандуме свое отношение и к программам Комитета национального освобождения. «Объявляя свою политическую, экономическую и социальные программы, — говорилось в меморандуме, — Комитет заявил о своем намерении установить свои местные административные комитеты и перестроить государственный аппарат Польши».

Докладывая Сталину о содержании меморандума, начальник ГРУ сообщал, что лондонское правительство опасается того, что «создание Комитета на польской территории с согласия СССР указывает на намерение последнего подчинить польский народ правлению, не имеющему ничего общего с волей народа, что противоречит заявлениям Сталина о его желании восстановить независимую Польшу». В связи с этим, отмечалось в меморандуме. «польское правительство обращается к правительству Англии, гарантировавшему независимость и жизненные интересы Польши, с просьбой о совместном рассмотрении положения о независимости Польши и результате действий, проведенных при советской оккупации. Чем официальное советское правительство будет участвовать в этом вопросе, тем труднее будет для него отступать от политики совершенных фактов. В связи с этим окажется необходимым немедленный демарш английского правительства в Москве…»

В заключительной части меморандума настойчиво подчеркивалась необходимость повторения декларации Черчилли от 25 апреля 1944 года, а также тот факт, что «если английское правительство не будет реагировать на этот вопрос с самого начала, то в будущем ему будет значительно труднее выполнять свои обязательства по отношению к Польше, так как советское правительство, продолжая оккупацию польской территории, будет, по всей вероятности, все больше проводить такую политику, первым открытым проявлением которой явилось создание Комитета…».

Судя по содержанию этого секретного меморандума, можно сделать вывод о том, что У. Черчиллю не просто было выполнять обязательства, принятые лидерами трех государств СССР, США и Великобритании в конце 1943 года в Тегеране.

Давление оказывалось и на Ф. Рузвельта. Влиятельный американский дипломат, аналитик и советолог Джордж Кеннан^[72] так описывал в своих мемуарах обстановку, в которой формировалось отношение американского руководства к советско-польским контактам после создания Комитета национального освобождения в Люблине: «Правительство в изгнании не могло не тревожиться по поводу такого оборота событий. Теперь и правительства стран Запада не могли не уделять внимания этой проблеме. Когда глава лондонского польского правительства Станислав Миколайчик встречался с Рузвельтом, тот, как и Черчилль, уговаривал польского премьера встретиться со Сталиным. Последний неохотно согласился на эту встречу. 27 июля Миколайчик вылетел в Москву, и в тот же день советские газеты объявили о заключении договора между советским правительством и Польским комитетом национального освобождения, согласно которому Комитету передавалось «полное управление всеми гражданскими делами во всех освобожденных советскими войсками районах». Это означало, что Сталин не собирается предоставлять правительству в изгнании никаких полномочий на территориях, контролируемых Красной армией…»^[73]

Кеннан в это время находился в Москве. Он узнал о Предстоящем визите в Москву Миколайчика и составил донесение в Вашингтон следующего содержания:

«1. Русские достигли беспрецедентных успехов в военной области. Они уверены, что смогут без особых затруднений уладить дела в Восточной Европе, и вряд ли сделают значительные уступки полякам или нам.

2. Миколайчика пригласили в Москву лишь по настоянию англичан. В лучшем случае Сталин примет польского премьера при условии установления контакта с поляками, контролируемыми Москвой. Это означает, что Сталин не заинтересован в данном визите и ничего не ждет от него.

3. В Москве дали понять, что реорганизация Лондонского польского правительства — предварительное условие нормализации русско-польских отношений. Такой реорганизации не произошло.

4. Новый Польский комитет национального освобождения уже занял враждебную позицию в отношении правительства в изгнании, и по соображениям престижа эта позиция едва ли может быть изменена»^[74].

Далее Кеннан сообщал в Вашингтон, что Миколайчик может рассчитывать не больше чем на пост в новом польском правительстве, которое будет состоять в основном из членов Комитета освобождения и просоветских поляков за границей, таких как Оскар Ланге. Это возможно лишь при разрыве Миколайчика со многими нынешними товарищами по изгнанию, включая президента Соснковского.

В начале августа 1944 года Кеннан докладывал в Вашингтон свои новые соображения и наблюдения. Он писал: «Накануне в английском посольстве устраивали ужин в честь польского премьера Миколайчика и сопровождающих его лиц. Премьер встречался с Молотовым, но не встречался со Сталиным. Сам Миколайчик был воодушевлен после этой встречи, но его окружение приуныло, Английский посол провозгласил тост за успех их миссии Мы должны были внешне сохранять оптимизм и веру в такой успех, поскольку Миколайчик прибыл сюда при содействии нашего президента и английского премьера…»^[75]

Накануне приема в честь Миколайчика, устроенного в британском посольстве, в Москве происходили и другие события, организатором и участником которых был британский посол в СССР Кларк Керр. Несомненно, британский посол сообщил о его инициативах Кеннану, но американский дипломат не счел целесообразным упомянуть об этом в своих мемуарах. Дополним его воспоминания сведениями из специального сообщения, подготовленного начальником Главного разведывательного управления для доклада И. В. Сталину и В. М. Молотову 18 июля 1944 года.

Генерал-лейтенант И. Ильичев докладывал Верховному главнокомандующему:

«Английский посол Кларк Керр трижды встречался с делегатами Национального совета Польши во время недавнего пребывания последних в Советском Союзе и сообщил об этих встречах весьма благоприятный отзыв, в Лондон, то же сделал и американский посол. Это создает трудную обстановку, так как Керру с самого начала было указано, что министерство иностранных дел Англии не должно признавать никого, кроме эмигрантского правительства в Лондоне. Поэтому Керру вначале запретили встречаться с делегатами Национального совета, но Керр, который критически относится к политике Идена на Балканах и в Польше, настаивал до тех пор, пока ему не разрешили проинтервьюировать их.

У Вильсона — управделами министерства иностранных дел — и других работников министерства нет единого мнения по вопросу Польши. Вильсон в польском вопросе придерживался прорусской точки зрения, работники же департамента Центральной Европы — противоположной. В целом в министерстве склонны считать, что советское правительство не приняло обязательств поддерживать Национальный совет как правительство Польши против лондонского эмигрантского правительства. Англичане полагают, что, когда русские войска вступят в Польшу и будет установлено, что лондонское правительство пользуется значительной поддержкой польского народа, они будут готовы пойти на компромисс и будут давить на Национальный совет, чтобы последний признал эмигрантское правительство без одного-двух лиц типа Соснковского…»

Завершая свое специальное сообщение, генерал-лейтенант Ильичев докладывал Сталину: «В английском министерстве иностранных дел считают, что еще не настало время установления официальной политики в польском вопросе… Англичане полагают, что русские в своих требованиях будут тверды, но умеренны, поэтому не составит большой трудности заставить стороны прийти к благоприятному компромиссу…».

Американский посол в СССР Уильям Гарриман^[76], которому Кларк Керр сообщил подробности его переговоров с четырьмя представителями Люблинского комитета, докладывал в Вашингтон: «Английский посол открыто заявил, что делегаты Национального совета являются не советскими агентами, а искренними патриотами, хотя все они и убеждены, что будущее Польши заложено в более тесной дружбе с СССР. По их мнению, справедливость требует, чтобы в качестве восточной границы была принята линия Керзона, а Польша получила необходимую территориальную компенсацию на Западе. Делегаты резко отрицательно высказались по адресу польского эмигрантского правительства. Английский посол считает, что сила народного движения в Польше, возглавляемого Национальным советом, возрастает и что делегатов подкрепляет сознание поддержки со стороны советского правительства и польских войск, находящихся в СССР. Они верят советскому заявлению, что эмигрантское правительство приняло старую польскую политику и считает Советский Союз большим врагом, чем Германия».

Сообщение У. Гарримана также стало известно советской военной разведке и было незамедлительно доложено Сталину. Отрицательное влияние атомного фактора на отношение Сталина к союзникам все больше дополнялось сведениями о тайных политических интригах, которые усиленно вели за кулисами войны политики в Лондоне и Вашингтоне.

Пока руководители СССР, США и Великобритании старались выработать взаимоприемлемые параметры политики в отношении Польши, которая все еще была оккупирована немецкими войсками, поляки, находившиеся в Лондоне, тоже не бездействовали. Они не только пытались добиться полной поддержки со стороны американского и британского правительств в борьбе против Советского Союза и польских патриотов, но и предпринимали специальные меры самоутверждения на территориях Польши, уже освобожденных к июлю 1944 года от немецких войск. Эти меры не остались без внимания советской военной разведки.

7 июля 1944 года генерал-лейтенант Ильичев направил комиссару госбезопасности Жукову донесение, в основу которого легли сведения, добытые военной разведкой. Начальник ГРУ писал:

«Сообщаю агентурные данные, полученные от наших источников в Польше. Организацией польских частей в Польше руководит полковник Василевский, бывший начальник отдела кадров польской военной академии. Под его руководством работает генерал Земерский (в прошлом преследовался Пилсудским).

С момента вступления Берлинга на должность командующего польской армией в СССР Василевский сосредоточивает в районе Люблин значительное количество войск, для которых он якобы должен вскоре получить обмундирование. По словам источника, в Польше ходят слухи, что для усиления формирований Василевского в ближайшее время должны быть высажены советские парашютные подразделения. Сам Василевский якобы говорил, что он заявит ультиматум польскому эмигрантскому правительству в Лондоне, после чего под его руководство перейдут все польские организации.

По тем же данным, руководство Армии крайовой, руководимой Соснковским из Лондона, направляет в Люблин своих доверенных офицеров, чтобы любым способом захватить Василевского вместе с его бумагами.

Прошу сообщить Ваше мнение».

Летом 1944 года обстановка в Польше и вокруг Польши обострилась…

(обратно)

Глава 3. Поздняя встреча в Кремле

Эта встреча состоялась в Кремле 9 августа 1944 года в 21 час 30 минут. Верховный главнокомандующий И. В. Сталин принял польского премьер-министра С. Миколайчика. Сталин уже знал, что в Варшаве 1 августа началось восстание, которое было для него неожиданным и не было скоординировано с действиями войск 1-го Белорусского фронта, которыми командовал К. К. Рокоссовский.

К моменту поздней встречи Сталина и Миколайчика в обстановке на советско-германском фронте произошли радикальные изменения. Советские войска завершали разгром двух крупнейших немецких группировок — группы немецких армий «Центр» и «Северная Украина». В перспективе открывались возможности полного освобождения Украины и Белоруссии, части Литвы и выхода к Висле, где планировалось захватить плацдармы и создать условия к выходу к польской столице.

Миколайчик сообщил Сталину о результатах его переговоров с представителями Польского комитета национального освобождения, высказал уверенность, что лондонское польское правительство будет сотрудничать с этим Комитетом.

После обмена мнениями о том, каким может быть польское правительство после изгнания немцев с территории Польши, Миколайчик обратился к Сталину с просьбой оказать помощь полякам, борющимся в Варшаве.

Сталин спросил представителя польского правительства в Лондоне, о какой помощи идет речь.

Миколайчик ответил, что полякам, поднявшим восстание в Варшаве, требуется оружие для того, чтобы продержаться.

Расплывчатый ответ Миколайчика, видимо, удивил Сталина, и он решил высказать свою точку зрения на события в Варшаве: — Начинание с восстанием польской подпольной армии в Варшаве, по нашему мнению, нереальное дело. У восставших нет оружия, в то время как немцы только в районе Праги^[77] имеют три танковые дивизии, не считая пехоты. Немцы просто перебьют всех поляков. Просто жалко этих поляков… — Помолчав, Сталин, глядя на Миколайчика, продолжал: — Советские войска форсировали Вислу в районе ее слияния с рекой Пилицей и установили на другом берегу Вислы плацдарм тридцать километров длиной и двадцать пять километров глубиной. Вначале дела шли хорошо, но немцы перебросили в район нашего плацдарма две танковые дивизии. Советские войска, конечно, преодолеют сопротивление немцев и возьмут Варшаву, но это потребует времени…

Миколайчик молча слушал Сталина. Вряд ли он владел обстановкой, складывавшейся на территории Польши и в Варшаве, в такой степени, как Сталин.

Верховный главнокомандующий продолжал:

— Нам оружия не жалко. Мы можем предоставить полякам оружие, как пулеметы, так и противотанковую артиллерию. Но встает вопрос: как это сделать? Тяжелые орудия нельзя сбросить с самолетов. Кроме того, нет уверенности в том, что это оружие не попадет в руки немцев, если оно будет сбрасываться в районе города. Есть ли в городе места, которые находятся под контролем восставших и куда можно сбросить оружие?

Вопрос застал Миколайчика врасплох. Он был явно не готов к ответу, так как реального положения дел в Варшаве не знал.

— Такие места есть. Но я сейчас затрудняюсь их назвать. Но в Варшаве в штабе командующего польскими войсками имеется советский капитан Калугин. Он хотел бы связаться с маршалом Рокоссовским, для того чтобы дать необходимые сведения…

Понимая неубедительность своего ответа на вопрос Сталина, Миколайчик добавил:

— Конечно, в Варшаве есть место, где оружие, если оно будет сброшено, не может попасть в руки немцев.

— Можно ли этому верить? — спросил Сталин.

— Этому вполне можно верить, — попытался Миколайчик убедить советского Верховного главнокомандующего. — Восставшим нужны ручные гранаты, противотанковая артиллерия и боеприпасы…

И эта просьба Миколайчика, далекая от конкретных потребностей восставших в Варшаве поляков, убедила Сталина в том, что человек из Лондона, с которым он вел то ли беседу, то ли переговоры, был далек от польской столицы и реальных событий, которые там происходили. Тем не менее Сталин сказал:

— Сбросить оружие легко. Наши войска находятся близко от Варшавы. Постараемся сделать все возможное. Лучше было бы, если бы сбросить в расположение польских войск советского офицера для организации и поддержания связи.

— Мы представим для этого в кратчайшее время все необходимые сведения, — торопливо пообещал Миколайчик.

Встреча продолжалась еще несколько минут. Сталин и Миколайчик обменялись мнениями о перспективах советско-польских отношений после разгрома фашистской Германии. Сталин высказал уверенность в том, что если у Польши будет существовать союз с Советским Союзом, то никакие опасности Польше не будут страшны.

— Польша, — сказал Сталин, — также должна иметь союз с Англией, Францией и США…

Эти слова советского Верховного главнокомандующего, видимо, удовлетворили польского премьера. Прощаясь, он поблагодарил за гостеприимство…

Миколайчик не сразу отправился в Лондон. Два или три дня он находился в Москве.

Сталин после беседы с премьер-министром польского правительства в эмиграции незамедлительно подготовил послание Рузвельту, который выступал в качестве организатора этой встречи.

Оценивая результаты переговоров с Миколайчиком, Сталин сообщал 9 августа американскому президенту: «Беседа с Миколайчиком убедила меня в том, что он имеет неудовлетворительную информацию о делах в Польше. Вместе с тем у меня создалось впечатление, что Миколайчик не против того, чтобы нашлись пути к объединению поляков. Не считая возможным навязывать полякам какое-либо решение, я предложил Миколайчику, чтобы он и его коллеги встретились и сами обсудили вместе с представителями Польского комитета национального освобождения их вопросы, и прежде всего вопрос о скорейшем объединении всех демократических сил Польши на освобожденной польской территории…»^[78]

После встречи со Сталиным Миколайчик провел дополнительные встречи и беседы с американскими дипломатами. Он хотел, чтобы по американским дипломатическим каналам его точка зрения была доведена до Рузвельта, который вряд ли решил бы принять его еще раз. Через два дня после встречи со Сталиным Миколайчик и сопровождавшие поляки были приглашены на обед в американское посольство. Вспоминая этот обед, Кеннан в своих мемуарах «Дипломатия Второй мировой войны» писал: «Один из поляков прямо спросил меня, что я думаю об их шансах^[79]. Я ответил, что русские, по-моему, стремятся к договору, но едва ли отступят от своих условий ради его достижения. Я сказал, будет хорошо, если поляки в изгнании смогут вернуться на родину и работать там ради ее будущего. Вместе с тем я предупредил их, что я вообще склонен к пессимизму»^[80].

Далее Кеннан пишет: «Прежде чем Миколайчик уехал из Москвы, началось трагическое Варшавское восстание. Оно более всего должно было продемонстрировать правительствам западных стран, чему следовало противостоять в политике Сталина, касающейся Польши».

Кеннан ни слова не сказал о том, как, когда и почему в Варшаве возникло восстание. Не вспомнил он и о том, обсуждались ли проблемы восставших поляков на обеде в американском посольстве. Может быть, американцам было неинтересно, что происходило в Варшаве. Кеннан не дал ответа и на вопрос о том, почему в Варшаве вдруг неожиданно для Рузвельта, Сталина и, вполне вероятно, для Черчилля началось это восстание. Да и восстание в Варшаве началось не прежде, чем Миколайчик уехал из Москвы, как утверждал Кеннан, а до того, как Миколайчик прибыл в Москву…

Дипломат Кеннан, как ни странно, однозначно сформулировал свою точку зрения. Он писал: «Мало того что Красная армия на другом берегу реки (Вислы) пассивно наблюдала, как немцы убивают героев восстания, также Сталин и Молотов не дали нашему послу Гарриману разрешения использовать американскую авиационную базу на Украине для облегчения снабжения осажденных поляков оружием и другими нужными вещами…»

Далее, излагая собственное мнение, Кеннан писал: «Я полагал, что именно тогда Запад должен был поставить советских руководителей перед выбором — либо изменить свою политику и согласиться на сотрудничество в обеспечении реальной независимости стран Восточной Европы, либо лишиться поддержки и помощи западных союзников до конца войны. Мы ничем уже не были обязаны советскому правительству, если вообще когда-нибудь были ему обязаны. Второй фронт уже открыли, союзники воевали на Европейском континенте, территория СССР была уже полностью освобождена. Отказ советской стороны от поддержки Варшавского восстания давал Западу полное право отказаться от всякой ответственности за исход советских военных операций…»^[81]

Этот вывод Кеннана является ключом к пониманию того, что происходило вокруг польской проблемы в августе 1944 года.

Положения Ялтинской декларации по польскому вопросу Кеннан назвал «пропагандистским трюком, попыткой обмануть общественное мнение стран Запада»^[82]. Подход Рузвельта к проблемам Восточной Европы в последние месяцы войны он оценил как «нереалистичный», а советско-американские переговоры о формировании польского коалиционного правительства, которые проходили в 1945 году, Кеннан считал «совершенно пустым делом»^[83].

Мнение Кеннана было не частной позицией. Оно было четким и нацеленным на длительную перспективу. Такой точки зрения придерживались и другие влиятельные американские политики. Такой подход не способствовал поиску компромиссного решения по польскому вопросу, а мешал этому процессу. Судя по воспоминаниям Кеннана, он считал, что в Варшаве, где было поднято восстание, должны были победить поляки, выступавшие под знаменами польского правительства в эмиграции, а если они будут уничтожены, то за эту трагедию ответственность будет возложена на Советский Союз.

Обещали ли американские дипломаты Миколайчику материальную помощь и поддержку, неизвестно. Но разговоры на эти темы, видимо, были, что могло спровоцировать поляков от лондонского эмиграционного правительства к восстанию, о котором в Вашингтоне, как представляется, узнали только после того, как оно уже началось. В Москве об этом восстании тоже стало известно, когда поляки в Варшаве вступили в неравный бой против регулярных немецких воинских частей.

Судя по рассекреченным документам советской военной разведки 1944 года, были и другие причины, побудившие поляков, подчинявшихся лондонскому правительству в эмиграции, начать это восстание.

История XX века — наше общее достояние. Ее писали красные и белые, коммунисты и империалисты, демократы и фашисты, руководители военно-политических союзов и отдельных государств, дипломаты и историки, маршалы и рядовые.

И тем не менее объективная история XX века не написана. Значительная часть событий, которые происходили в годы Второй мировой войны, все еще не обрела четких очертаний. Планы, в соответствии с которыми происходили многие события минувшего века, до сих пор хранятся в сейфах и имеют грифы «совершенно секретно». Без доступа к этим документам понять, что же на самом деле происходило в минувшие дни, невозможно. Замыслы Варшавского восстания, видимо, тоже еще не все рассекречены. Впрочем, ждать рассекречивания подобных документов. несомненно, предстоит еще не одному поколению историков.

Кеннан и ему подобные дипломаты и политики вину за трагедию, которая произошла в Варшаве в августе — сентябре 1944 года, возложили на Красную армию, которая «на другом берегу реки пассивно наблюдала, как немцы убивают героев восстания».

Так ли это? Перелистаем еще несколько недавно рассекреченных документов советской военной разведки. Они были подготовлены летом 1944 года, но ценности своей не потеряли.

(обратно)

Глава 4. Знал ли Синклер о «Буре»?

В британской разведке сотрудников, которые имеют фамилию Синклер, так же много, как и в российской разведке Ивановых или Петровых. Двое британских Синклеров добились выдающихся успехов и занимали в британском разведывательном сообществе высокие руководящие посты. Один Синклер был адмиралом, второй — генерал-майором.

Адмирал Хью Синклер, генеральный директор британской Сикрет интеллидженс сервис (МИ-6), родился в 1873 году, возглавлял британскую разведку с июня 1923 по ноябрь 1939 года. Он был в равной степени озабочен «красной угрозой» со стороны Советского Союза и возраставшей военной мощью гитлеровской Германии. 4 ноября 1939 года, спустя два месяца после начала Второй мировой войны в Европе, Хью Синклер умер в своем рабочем кабинете.

Генерал-майор ДжонСинклер родился тоже в XIX веке, но прожил 80 лет и ушел в мир иной в 1977 году. Он был генеральным директором МИ-6 с 1953 по 1956 год. Карьеру ему испортило сообщение о том, что МИ-6 наняла бывшего водолаза ВМФ Лионе Краба для выполнения тайной операции по изучению подводной части корпуса советского крейсера «Орджоникидзе», на борту которого в Великобританию с официальным визитом прибыл Никита Хрущев. Премьер-министр Великобритании, обеспокоенный возникшим скандалом, уволил со службы сначала советника министерства иностранных дел в МИ-6, а затем и Синклера. Позже в ходе официального расследования было установлено, что Синклер якобы прямого отношения к той операции британской разведки не имел. Но соответствующие распоряжения уже были подписаны, карьера Синклера в британской разведке завершилась.

Тем не менее имя Синклера не затерялось в истории британских специальных служб. Оно также неоднократно упоминается в секретных документах советской военной разведки военного времени. В них говорится, что в годы войны Синклер был руководителем разведки британского военного министерства. В официальных британских источниках указано, что Джон Синклер в годы Второй мировой войны был «заместителем начальника оперативного отдела военного министерства» и что «перед переходом в МИ-6 он получил кое-какой личный опыт оперативно-разведывательной работы»^[84].

Можно только предполагать, что генерал-майор Джон Синклер и генерал-майор Синклер, упоминающийся в документах советской военной разведки, — одно и то же лицо. Впрочем, так это или нет, особого значения это не имеет. Важно то, что в 1944 году генерал-майор Синклер действительно был назначен на должность начальника британской военной разведки, сменив на этом посту генерала Девидсона, который получил новое назначение и убыл в Вашингтон.

В британских военно-политических кругах генерал-майор Синклер, несомненно, был наиболее информированным человеком. Должность позволяла ему не только обладать важнейшими сведениями о положении на Западном и Восточном фронтах. Он был в курсе всех событий, которые происходили в Италии, на Ближнем и Среднем Востоке, в Москве и Вашингтоне, в Париже и Варшаве. Разведчики Синклера добывали огромное количество сведений о фашистской Германии и ее сателлитах с помощью своей агентуры и радиотехнической разведки. Поэтому не случайно то, что руководитель советской военной миссии в Лондоне вице-адмирал Николай Харламов стремился установить с Синклером деловые отношения. Сделать это было практически невозможно. Должность обязывала Синклера ограничивать контакты с Харламовым. Тем не менее совсем закрыть двери для представителя советского Генерального штаба начальник британской военной разведки не мог.

Прибыв в Лондон после поездки в Нормандию, вице-адмирал Харламов добился встречи с Синклером, которая произошла только 28 августа 1944 года. После беседы Харламов написал подробный отчет, который направил начальнику ГРУ. Ценность этого исторического документа велика, и есть необходимость привести сто полностью, так как он позволяет понять, знал ли генерал-майор Синклер о подготовке поляков к восстанию в Варшаве и какое внимание ом уделял событиям, которые происходили в польской столице.

Вице-адмирал Н. М. Харламов сообщал начальнику Главного разведывательного управления:

«Докладываю о встрече с начальником британской военной разведки генерал-майором Синклером. Беседа носила весьма общий и неконкретный характер и больше походила на интервью Синклера корреспонденту какой-либо газеты, а не информирование меня, как представителя союзного Генерального штаба.

Синклер сообщил вначале, что общие потери немецкой армии в Нормандии составили около 500 тысяч человек, из них взято в плен 200 тысяч, убито 100 тысяч, остальные выведены из строя.

Сохранившиеся еще в Бретани и на Нормандских островах немецкие гарнизоны составляют: первые — 40 тысяч, вторые — 30 тысяч, и их судьба предрешена.

Синклер сообщил, что, по данным британской разведки, в Южной и Западной Франции немцы имеют 9 дивизий и около 100 тысяч солдат и офицеров в различных оборонительных и тыловых частях. Он сказал, что считает, что 13 немецких дивизий за время операции во Франции окончательно разгромлены. 19 немецких дивизий понесли тяжелые потери, однако их остатки успели отойти на восточный берег реки Сены.

Далее разговор зашел об Италии. После этого Синклер сказал:

— Ваши вопросы мы делим на две части. По первой части мы приготовили вам ответ в письменной форме. Это ответы на вопросы о стратегических резервах противника и политическом положении внутри Германии. Вопросы о планах германского командования, об их стратегических и оперативных рубежах относятся ко второй части. Они должны обсуждаться в Москве между генералом Барроузом и вашим начальником разведки, так как эта часть вопросов, как я полагаю, лучше известна вам. К сожалению, — продолжал Синклер, — на ваш вопрос об анализе промышленных и производственных возможностях Германии мы сможем дать ответ не раньше чем через две-три недели, так как офицер, занимающийся этими вопросами, пострадал во время немецкого обстрела Лондона…

Письменные ответы англичан на мои вопросы носят общий характер и не конкретны. По вопросу о немецких оперативных резервах на фронтах англичане считают, что таких у немцев нет, за исключением Италии, где немцы в тылу Готической линии имеют 2–3 дивизии на отдыхе и перевооружении.

По политической обстановке в Германии английский Генеральный штаб преподнес нам сильно сокращенные статьи из британских газет, ничего нового и заслуживающего внимания не дающие.

Синклер был вынужден признать, что немцы не оказывают англичанам сопротивления.

По Германии англичане совершенно не заинтересованы сообщать нам известные им данные, особенно по планам немецкого командования на дальнейшее ведение войны, и хотят под видом взаимного обсуждения, не раскрывая своих сведений, разведать, что нам известно по этому вопросу. Особенно это относится к положению на советско-германском фронте на всем его протяжении. Совершенно не хотят говорить нам о состоянии германской промышленности, которая может сохраниться ко дню капитуляции фашистской Германии.

Ранее только Файербресс, а сейчас и Синклер, не стесняясь, откровенно дают понять, что они нас не будут информировать, основываясь на избитом тезисе об «отсутствии взаимности с нашей стороны». Дело вовсе не во взаимности, а в наших успехах, решающих исход войны и определяющих наше место в послевоенный период.

В порядке уточнения задал Синклеру несколько конкретных вопросов, но в ответ услышал общие фразы: «Не знаю»; «Этот вопрос лучше известен в Москве, чем у нас» или «Это надо обсуждать Барроузу в Москве».

В заключение беседы Синклер сказал:

— Я извиняюсь за то, что мы до сих пор не дали ответы на ваши вопросы от 12 июля, но вы знаете, я так занят!

Затем Синклер, видимо, не выдержал и сказал:

— Вы, адмирал, уже второй раз имеете возможность встречаться с начальником британской военной разведки, а наш Барроуз за три месяца пребывания в Москве ни разу не встречался с вашим начальником разведки и даже не знает, где находится ваше военное министерство…

Помолчав немного, давая мне возможность оценить его заявление, Синклер продолжал:

— Мы вам ежемесячно даем боевое расписание немецкой армии и сейчас готовим новое, а ваш Генштаб с апреля не дает нам подобного расписания. Если наладится взаимная связь, это будет иметь большое влияние на качество английских сведений, которые мы вам передаем…

Прощаясь со мной, Синклер спросил:

— Как вы, адмирал, удовлетворены поездкой на фронт в Нормандию?

Я ответил:

— Спасибо. Ознакомился с обстановкой, правда, поездка прошла в очень быстрых темпах.

Синклер спросил:

— Я хотел бы знать ваше мнение в отношении намерений немцев на Балканах?

— К сожалению, генерал, я точными сведениями не располагаю и уверен, что генералу Синклеру эти вопросы больше ясны, чем мне»^[85].

Чем же интересен отчет вице-адмирала Харламова? Прежде всего тем, что в ходе этой встречи начальник британской военной разведки говорил о самых различных проблемах, но ни слова не сказал о том, что происходило в Варшаве. Трудно поверить, что эта проблема не представляла для британской военной разведки интереса. Скорее всего, начальник британской военной разведки не счел нужным начинать с Харламовым обсуждение этого вопроса, политическая оценка которого еще не была выработана в британском министерстве иностранных дел и в недрах британской военной разведки.

Генерал-майор Синклер, несомненно, хорошо знал, что происходило в Варшаве. Синклер не мог знать, кто и для каких целей спровоцировал «Бурю» в польской столице.

(обратно)

Глава 5. Операция «Олег»

Выполняя обещание, данное С. Миколайчику, И. В. Сталин позвонил командующему 1-м Белорусским фронтом маршалу К. К. Рокоссовскому и приказал ему направить в Варшаву офицера-разведчика с радистом. В польской столице они должны были установить связь советского командования с повстанцами. Разведчики должны были оценить реальную обстановку в Варшаве, направлять в Центр заявки поляков на оружие, боеприпасы, продукты питания и медикаменты, сообщать точные координаты мест в городе для выброски грузов с самолетов.

Первая группа разведчиков, заброшенная разведотделом штаба 1 — го Белорусского фронта в Варшаву, на связь не вышла. После этой неудачи в польскую столицу была заброшена вторая группа, в которую входили два разведчика-поляка. Радисткой в этой группе была Елена Саляманович. Она родилась в Польше в дворянской семье, была дочерью польского полковника. В 1943 году Елена служила командиром отдельного женского батальона в 1-й польской дивизии имени Костюшко. Она была смелой, находчивой и настойчивой девушкой, которая хотела сделать все, что в ее силах, чтобы как можно скорее изгнать немецких оккупантов из Польши. Вероятно, именно эти качества привлекли к Елене Саляманович внимание сотрудника советской военной разведки подполковника Виталия Никольского.

В марте 1944 года Елена успешно закончила обучение в специальной разведывательной школе и стала радисткой.

Выброска с самолета ночью в районе польской столицы группы, в которую входила Елена, тоже окончилась неудачно. Саляманович приземлилась на значительном расстоянии от командира группы, найти его не смогла, поэтому, выбрав укромное место, закопала радиостанцию и питание к ней, а сама направилась в Варшаву, где проживал ее брат.

Несколько раз Елена выходила на условленное место, надеясь восстановить связь с командиром группы. Однако разведчик на место встречи так и не вышел.

С помощью брата Елена устроилась на работу на один из варшавских заводов, а в августе, когда в польской столице началось восстание, она оказалась в рядах своих соотечественников.

В это время войска 1-го Белорусского фронта форсировали Западный Буг, пересекли советскую границу и впервые вышли за пределы территории Советского Союза. Гитлеровское командование перебросило на варшавское направление свои отборные дивизии «Герман Геринг», «Викинг» и другие части, которые в спешном порядке снимались с укрепленных районов Западного фронта, где наступали американцы и англичане, и перебрасывались на восток.

Войска Красной армии, успешно завершившие крупнейшую операцию Второй мировой — «Багратион», освободили Белоруссию от немцев, но устали от тяжелых боев и понесли значительные потери. Коммуникации, по которым войска маршала Рокоссовского, вступившие на территорию Польши, получали резервы, боевую технику и боеприпасы, растянулись.

Впереди было форсирование Вислы — мошной водной преграды, на западном берегу которой немецкое командование создало оборонительные сооружения. Об этом было известно и в советском Генеральном штабе, и в войсках маршала Рокоссовского. Эти данные поступали в Москву от советских разведчиков, которые действовали во Франции, в Швеции и в Лондоне. Генерал-майор И. А. Скляров сообщал в Центр:

«Американская разведка сообщила, что немецкое командование выработало новую оборонительную стратегию: на западе отойти на линию Зигфрида, на востоке удержать линию реки Висла.

Немцы концентрируют крупные силы в районе западнее Варшавы с целью создать прочную оборону на линии реки Вислы. Для этой цели большое число войск переброшено из Франции…».

Еще один разведчик, полковник Эдуард Сизов, докладывал в Центр: «По данным французской разведки, 9-я танковая армия из Южной Франции направляется на советско-германский фронт. В Польшу или Чехословакию. Данные уточняются».

После успешного завершения войсками Красной армии операции «Багратион» начался новый этап войны. Все бойцы были уверены в том, что разгром фашистской Германии уже не за горами. Важной особенностью этого этапа войны было то, что Красная армия должна была вести боевые действия на территориях соседних государств. Военная разведка — тоже. Не каждый житель этих стран видел в советских солдатах освободителей от немецкой оккупации. Были и такие, которые считали Красную армию войском оккупантов. Поэтому рассчитывать на активную помощь местного населения было сложно. Недоверие к советским солдатам разжигали местные националистические организации. На территории Польши происходило то же самое. Поэтому для формирования новой разведывательной группы, которую предстояло забросить в Варшаву, необходимо было подобрать советского офицера, который тоже свободно владел бы польским языком и мог бы, оказавшись на территории Польши, не привлекать к себе внимание.

Выполняя приказ Рокоссовского, начальник разведотдела штаба фронта генерал-майор П. Н. Чекмазов принял решение направить в Варшаву лейтенанта Ивана Колоса, опытного разведчика, которому было двадцать с небольшим лет. Колос вырос в белорусском Полесье, после окончания института в 1940 году работал учителем в сельской школе. В июне 1941 года был призван в Красную армию, проходил службу в команде особого назначения Западного фронта. Видимо, обязанности свои рядовой Колос выполнял добросовестно, был смелым и находчивым солдатом, в котором командование увидело задатки будущего офицера. Так это или иначе, но уже в августе 1941 года Иван Колос был направлен на учебу в Вольское пехотное училище, обучение в котором завершил в мае 1942 года. В июне в звании младшего лейтенанта Иван Колос стал начальником штаба батальона 107-го полка 28-й армии Юго-Западного фронта.

Во время наступательной операции под Харьковом батальон, в котором воевал Колос, попал в окружение. Многие его сослуживцы погибли в неравных боях с превосходящим противником.

Оказавшись на оккупированной немцами территории, Колос не растерялся. Он по лесным дорогам пробрался в свою родную деревню Картыничи, установил связь с партизанами, затем организовал и возглавил Лельчицкий партизанский отряд.

Колос обладал хорошими организаторскими способностями и пользовался доверием местного населения, где до войны работал учителем в школе. Ему удалось создать еще три партизанских отряда.

В мае 1943 года Иван Колос был привлечен к разведывательной работе. Он бывал в тылу противника в составе разведывательной группы, которой командовал М. Н. Шорохов.

В разведке Колос тоже показал себя инициативным, смелым и находчивым офицером. Командование направило его на подготовку в разведывательную школу, окончив которую уже лейтенант Иван Колос был назначен командиром разведывательной группы. Эта группа подчинялась разведывательному отделу штаба I-го Белорусского фронта и успешно действовала в районе Ельска и Мозыря.

В первой половине 1944 года лейтенант Иван Колос еще дважды направлялся в тыл противника для выполнения специальных разведывательных заданий. Вместе с ним за линию фронта тоже дважды направлялся радист ефрейтор Дмитрий Стенько. Поставленные перед ними задачи разведчики выполнили успешно и благополучно возвратились к своим. В сохранившейся боевой характеристике на ефрейтора Стенько, подготовленной в феврале 1944 года начальником разведотдела фронта, сказано: «Будучи в тылу противника в качестве радиста, Стенько Д. А. показал себя смелым и морально устойчивым. К своей работе относился добросовестно. Связь обеспечивал отлично. Свое дело знает хорошо. В тылу противника ориентировался быстро. Достоин и в дальнейшем работать агентом-радистом».

Лейтенант И. Колос считался «секретным сотрудником 2-го отделения разведывательного отдела штаба 1 — го Белорусского фронта». В учетных документах разведотдела он числился под псевдонимом Олег. В его боевой характеристике было написано: «Будучи в тылу врага командиром партизанского отряда. Колос И. А. был завербован на должность резидента радиофицированной резидентуры. Освещал гарнизоны и передвижение противника в нескольких районах. С поставленной задачей справился. Представлен к правительственной награде».

В один из дней второй половины августа 1944 года начальник разведывательного отдела штаба 1-го Белорусского фронта генерал-майор Чекмазов приказал лейтенанту Колосу срочно прибыть в штаб фронта. Колос направился в штаб в сопровождении полковников Озерянского и Романовского, сотрудников разведотдела.

Через полчаса разведчик был в штабе. Чекмазов сообщил Колосу, что ему предстоит выполнение серьезного задания, о котором сообщит командующий фронтом. Колос был в гражданской одежде. Ему приказали надеть военную форму для встречи с командующим.

Лейтенант Колос считался в разведотделе бывалым разведчиком. Но еще ни разу в жизни ему не приходилось получать задание от маршала. Колос понял, что ему предстоит решать непростую задачу. Он не ошибся.

Маршал К. К. Рокоссовский принял лейтенанта Колоса без задержки. Рядом с командующим фронтом сидел генерал-лейтенант К. Ф. Телегин, который был членом Военного совета фронта.

Колос четко представился командующему. Маршал сказал:

— Очень рад вас видеть. Присаживайтесь. Вы уже знаете, что в Варшаве восстание?

— Знаю, товарищ командующий…

— Готовы ли к выполнению сложного задания?

Колос ответил утвердительно. После этого маршал Рокоссовский сказал:

— Мы отправляем самолетами в Варшаву медикаменты, оружие, продовольствие для повстанцев и не знаем, в чьи руки все это попадает. Так вот вам, — командующий встал, — поручается завтра вылететь на самолете, десантироваться в осажденную Варшаву, выяснить обстановку в городе, связаться с командованием восставших и радировать нам об их нуждах, о необходимой помощи.

С вами полетит радист, ваш старый друг — ефрейтор Стенько^[86].

Задание лейтенанту Колосу уточнил начальник разведывательного отдела штаба фронта. Не обошлось и без оформления специальных документов. Во-первых, лейтенанту Колосу было объявлено, что в Варшаве он должен представляться повстанцам как капитан Феликс Колосовский. Во-вторых, в разведотделе подготовили задание, которое Колос и Стенько внимательно изучили, приняли к исполнению и поставили на этом документе свои подписи. Документ этот сохранился. Называется он «Боевой приказ № 4»^[87], Есть смысл привести этот документ дословно:

«Резиденту радиофицированной резидентуры «Олег».

Для выполнения специального задания в тылу противника назначаю:

1. Лейтенанта Колос Ивана Андреевича, псевдоним «Олег» — резидентом.

2. Ефрейтора Стенько Дмитрия Алексеевича, псевдоним «Оскол», — радистом.

Приказываю:

1. В ночь на 21 сентября 1944 года убыть самолетом По-2 в тыл противника с приземлением на парашютах в районе улиц Маршалковская и Пенкна в г. Варшаве с задачей:

а) немедленно после приземления войти в контакт с представителями командования отрядов армии Людовой, действующих в районе места вашего нахождения, с целью установления действительного положения отрядов, их вооружения, кто командует отрядами и ближайшие намерения командования.

б) Держать регулярную связь с нами. Ваши радиограммы подписывать псевдонимом «Олег» и адресовать командиру. Радиограммы от нас будут адресоваться «Олегу» и подписаны «Командир».

2. На оперативные расходы, связанные с выполнением задания, вам выдастся пять тысяч злотых.

3. Экипировка, вооружение, радиоимущество и продукты питания согласно сводной ведомости.

Приказ изучили и приняли к исполнению:

«Олег».

«Оскол».

18 сентября 1944 года».

На рассвете 21 сентября 1944 года легкий фронтовой бомбардировщик По-2, которым управляли гвардии лейтенанты Ляшенко и Михаленко, пересек линию фронта и направился к Варшаве. К восставшей польской столице, где уже не один день шли бои. На борту самолета находились лейтенант Иван Колос и радист ефрейтор Дмитрий Стенько.

Легкий корпус самолета, который перебрасывал через линию фронта Ивана Колоса, дрожал и от напряжения, и от воздействия воздушных волн от разрывов артиллерийских снарядов. На территории, над которой летели самолеты, шел бой. Дивизии Рокоссовского приблизились к Висле, но с ходу преодолеть этот водный рубеж не смогли. Немцы хорошо укрепили западный берег реки.

Над предместьем польской столицы, которое называлось Прагой и уже было занято передовыми отрядами войск маршала Рокоссовского, пилот Ляшенко предъявил «паспорт» — дал зеленую ракету. Самолет пошел на снижение и пересек Вислу уже на бреющем полете. За ним последовал второй самолет. Но обмануть немцев не удалось. Мощные лучи прожекторов, как лазерные мечи, разрезали небо и заметались в поиске невидимых самолетов. Эти лучи сопровождали разрывы снарядов. Варшавские окраины были хорошо прикрыты немецкой зенитной артиллерией.

Лейтенант Колос, наблюдая за смертельной пляской разрывов за бортом самолета, обратил внимание, что центр Варшавы безмолвствовал. В круге орудийных вспышек, которые очерчивали окраины польской столицы, была «черная дыра». Разведчик подумал, что именно там сейчас и находятся повстанцы. Диаметр этой «дыры» был невелик. Приблизившись к ней, пилот лейтенант Ляшенко поднял руку. Это был условный сигнал для разведчика: «Приготовиться к прыжку!»

Борясь с пронизывающим ветром, Колос выбрался на плоскость крыла самолета, некоторое время держался на ней. Внизу была Варшава. Разведчик хорошо изучил ее карту и пытался определить, где же находится та самая Маршалковская улица, где он должен был найти повстанцев. Колос понимал, что обстановка могла измениться и этот район уже могли занять немцы. Он был готов и к такой неожиданности.

Самолет стремительно снижался. Колос отчетливо увидел остовы разрушенных домов, до земли оставалось рукой подать. Наконец-то пилот дал команду: «Пошел!».

Разведчик оторвался от самолета. Мгновенно раскрылся парашют. Вспоминая уже после войны это десантирование, Иван Колос писал: «До сих пор не могу избавиться от впечатления, что парашют раскрылся, как мне казалось, в тот самый момент, когда я приземлился, — с такой критически малой высоты я выбросился из самолета…»^[88]

В этой рискованной операции был тактический замысел — если бы Колос и Стенько были десантированы на большой высоте, то их могли бы найти прожекторы, и тогда — конец. Прицельный зенитный огонь не оставил бы им шансов на благополучное приземление. Воздушный поток также мог их отнести в сторону на 100–200 метров, и они оказались бы на территории, занятой немцами. Словом, выход был только один — десантирование с предельно малой высоты. Риск — благородное дело.

Вспоминая приземление, Иван Колос писал: «Помню едкий запах гари. Снизу метнулись скелеты домов, пики балок, изувеченные стропила крыш. От сильного удара потемнело в глазах… Когда я пришел в себя, то смутно, как бы во сне, осознал, что жив. Правой, ослабевшей рукой провел по голове, по лицу, ощупал грудь. Левая рука, по самое плечо налитая жаром и тяжестью, была неподвижна. Я попытался согнуть ноги в коленях — они одеревенели, но все-таки повиновались. Кругом — непроглядная мгла, а в ней мелькают какие-то смутные искры. Очевидно, у меня рябит в глазах. Кружилась голова, сильно тошнило. Неужели я ослеп? Медленно возвращались ко мне слух и зрение. Я лежал на груде раскрошенного кирпича, бетона и битого стекла. Откуда-то снизу сочился удушливый дым. Меня охватило такое волнение, что я едва смог трясущейся рукой дотянуться до финки. Спокойнее, спокойнее! Ну вот, наконец-то! Нелегко одной рукой собрать стропы, обрезать их, особенно если не можешь избавиться от этой проклятой торопливости…»^[89]

Район, где приземлился Иван Колос, немцы подвергали интенсивному минометному обстрелу. Первый поляк, который обнаружил человека, лежавшего на обломках битого кирпича и бетона, оставшегося от разрушенного дома, попал под обстрел и погиб. Второй поляк, которого звали Юзеф, и поручик, видимо его командир, были удивлены, найдя русского, так как они считали его летчиком подбитого немецкого самолета.

Колос сообщил им о том, что где-то рядом должен быть его товарищ, тоже из-за линии фронта.

Поляки сопроводили Колоса в какой-то подвал полуразрушенного дома, где он был представлен майору Сэнку. Как оказалось. Сэнк был командиром сводных отрядов Армии людовой.

Лейтенант Колос установил связь с поляками, о которых было сказано в Боевом приказе № 4.

Представляясь майору Сэнку, разведчик сказал:

— Я — капитан Колосовский.

Так было решено в разведывательном отделе штаба I-го Белорусского фронта.

Майор Сэнк приказал своим бойцам незамедлительно разыскать второго «летчика».

Пилоты двух самолетов, выбросивших разведчиков над Варшавой, благополучно пересекли линию фронта. После возвращения лейтенантов вызвали в особый отдел штаба фронта, где они составили акт о проведенной операции по заброске разведчиков и условиях ее выполнения. Первые две неудачные попытки забросить разведчиков в Варшаву заставили командование фронта, выполнявшего приказ Верховного главнокомандующего, взять под строгий контроль каждый этап операции по установлению связи с повстанцами.

«Мы, нижеподписавшиеся, — говорилось в том акте, — подполковник Хугоев, гвардии лейтенант Ляшенко и гвардии лейтенант Михаленко, составили настоящий акт в том, что сего 21 сентября 1944 года произвели десантирование двух парашютистов в центральную группу блокированных в городе Варшава польских партизан.

Выброска парашютистов проведена с высоты 220 метров летчиком Ляшенко и летчиком Михаленко в 5.20 21.9.44. Поведение парашютистов в полете было нормальным. Отделение их от самолета было хорошее. Оба парашюта раскрылись. В чем и составлен настоящий акт»^[90].

Поляки не сразу смогли найти Дмитрия Стенько. Ему не повезло. Во время приземления купол его парашюта зацепился за балкон пятого этажа семиэтажного разрушенного дома в районе Сенной улицы. Юзеф и его товарищ из повстанцев искали русского на земле, а он висел на стропах между пятым и четвертым этажом этого злополучного дома, находившегося на полосе, за которой начиналась территория, контролируемая немцами.

И все-таки поляки его обнаружили. Вдвоем они не смогли оказать помощь Дмитрию Стенько, который уже несколько часов беспомощно висел над землей. Он тоже получил тяжелое ранение. Стропы перепутались и обвязали тело парашютиста так, что он никогда бы не смог самостоятельно выбраться из этой ситуации.

Юзеф отправил своего товарища сообщить о положении русского майору Сэнку, а сам остался контролировать обстановку.

Вскоре к дому, который продолжал дымиться, несмотря на то что в нем уже все выгорело, прибыло несколько повстанцев. Среди них был и лейтенант Колос. Превозмогая боль от полученных при приземлении травм и ушибов, он поднялся на пятый этаж. Стенько висел над улицей почти горизонтально. Голова его упиралась в перила балкона, а ноги застряли среди исковерканных прутьев ограждения.

Юзеф и второй поляк, фамилия которого была Хожинский, поддерживали тело Стенько, который был без сознания. Когда Колос перерезан стропы, они втянули измученного парашютиста на балкон. Он был жив. Колос перевязал рану на ноге своим индивидуальным пакетом. После этого поляки понесли Стенько на первый этаж.

В подвале майора Сэнка Дмитрию Стенько была оказана необходимая медицинская помошь.

Лейтенант Колос приступил к выполнению задания. Майор Сэнк подробно рассказал Колосу о трудном положении, в котором оказались повстанцы, окруженные со всех сторон немецкими регулярными частями. Обобщив данные о ситуации в Варшаве, Колос подготовил первое донесение начальнику разведывательного отдела штаба фронта.

Стенько чувствовал себя плохо, тем не менее он настроил передатчик и отправил первое донесение Олега Командиру. Когда сеанс связи с разведотделом фронта завершился, радист свернул свою станцию. Не прошло и минуты, как в соседнем помещении раздался сильный взрыв. В дом попала немецкая мина. Осколки ее смертельно ранили и Дмитрия Стенько…

Колос остался без связи с разведотделом штаба фронта. Это означало, что его важная и опасная миссия, с которой он прибыл к повстанцам в Варшаву, оказалась на грани срыва.

Выход из создавшегося чрезвычайного положения был найден неожиданно. Майор Сэнк сообщил Колосу, что с ним хотела бы поговорить какая-то девушка. По данным, которыми располагал Сэнк, она якобы была заброшена в Варшаву из Москвы. Когда и как это произошло, майор не знал, он также не имел сведений о том, с какими целями эта девушка находилась и Варшаве.

Сообщение Сэнка заинтересовало Колоса. Он попросил майора немедленно сообщить ему, когда в его штабе вновь появится эта таинственная варшавянка. Она пришла через несколько дней. Адъютант Сэнка сообщил Колосу о ее появлении.

Колос поспешил в подвал дома, где находился штаб Сэнка. Поздоровавшись с майором, Колос спросил его о том, как идут дела.

Сэнк ответил коротко и указал на незнакомку. Колос шагнул к ней навстречу, протянул руку.

— Дзень добрый, — по-польски обратился он к девушке, не называя себя. Но она сразу решила, что перед ней стоял тот русский, о прибытии которого из-за линии фронта она узнала и о встрече с которым просила майора Сэнка.

— Я хотела бы с вами поговорить, — сказала по-польски незнакомка.

Сэнк предоставил им возможность побеседовать без его присутствия. Незнакомка сообщила Колосу, что она Елена Саляманович, радистка, псевдоним Виктория, была направлена в Варшаву для выполнения специального задания в составе разведывательной группы, потеряла связь с резидентом. Виктория сообщила, где забазирована ее радиостанция.

Колос оказался перед трудным выбором: верить или нет этой варшавянке, которая выдавала себя за радистку Викторию. И разведчик принял решение доверить ей сеанс связи с Центром. В радиограмме он доложил о появлении Виктории и просил проверить достоверность ее сообщения. Из Центра пришло сообщение, что Виктория действительно наша радистка, которая передается в его подчинение.

Виктория стала верной помощницей лейтенанта Ивана Колоса, который продолжал действовать в Варшаве.

(обратно)

Глава 6. Донесение Олега Верховному Главнокомандующему

Любая операция в разведке завершается отчетом о результатах ее проведения. Возвратившись из Варшавы, Иван Андреевич Колос подготовил подробный отчет о своих встречах в польской столице и впечатлениях о действиях восставших поляков. Уникальный этот документ полностью никогда не публиковался в открытой печати. Отчет внимательно изучался высшим командованием Красной армии и затем был направлен Верховному главнокомандующему.

Москва

Товарищу СТАЛИНУ

21.9. 1-м Белорусским фронтом для связи с повстанцами в г. Варшаву был сброшен с самолета на парашюте лейтенант КОЛОС Иван Андреевич, кличка «Олег». Лейтенант Колос пробыл в Варшаве с 21.9 по 2.10.1944 г.

При этом посылаю Вам протокол его опроса.

В его сообщении освещаются вопросы: установления контакта с польскими повстанцами, планов и хода восстания в Варшаве, отношения к Красной армии и Советскому Союзу, отношения между Армией крановой и Армией людовой, получения грузов, сбрасываемых авиацией, деятельности представителей лондонского правительства, подготовки и проведения капитуляции.

Булганин

9 октября 1944 г.

№ 0074^[91]

ПРОТОКОЛ ОПРОСА

разведчика штаба фронта «Олега», вышедшего в ночь с 1 на 2.10.1944 года из центрального района города Варшавы

Установление контакта с польскими повстанцами

21 сентября с. г. я приземлился в центральном районе города Варшавы, на ул. Гожа. Как оказалось, в этом районе действовали отряды Армии людовой (АЛ). Я был немедленно сопровожден к командиру АЛ майору Сенку^[92] и был принят им совместно с его начальником штаба Романом.

Майор Сенк радостно принял меня и обрисовал общую обстановку в Варшаве. По его словам, положение было весьма тяжелым, население и повстанцы голодали. Восстание затянулось на непредвиденный срок. Сенк заявил, что очень рад моему прибытию как представителя Красной армии и одновременно предупредил меня, чтобы я не проявлял особого доверия к представителям АК (Армии крайовой), которые враждебно относятся к Красной армии и Советскому Союзу.

22 сентября я был принят генералом Скаковским, который объединяет руководство отрядами АЛ, ПАП (Польская армия людова), КБ (Корпус безопасности). Скаковский обещал мне полное содействие в работе, составил списки необходимого вооружения, боеприпасов и продовольствия и также предупредил меня о необходимости осторожного отношения к АК.

Вслед за этим я был направлен к командованию центрального повстанческого участка — в штаб генерала Монтера.

Генерал Монтер принял меня совместно со своим заместителем полковником Вахновским, начальником штаба полковником Хирургом. На беседе присутствовал также неизвестный мне человек в гражданской одежде, который фактически руководил совещанием. Монтер не давал ни одного ответа, предварительно не посоветовавшись с этим человеком.

Первым вопросом со стороны Монтера, после того как я представился как офицер Красной армии, прибывший для установления связи, был: «Имеете ли вы полномочия для решения политических вопросов».

После моего отрицательного ответа Монтер разочарованно сказал: «Вы прибыли не как политический представитель. Жаль. Тогда нам мало о чем разговаривать».

Я еще раз подчеркнул, что прибыл как военный представитель и офицер связи для урегулирования вопросов сбрасывания продовольствия, боеприпасов, вооружения, взаимной информации о противнике, а также передачи планов и пожеланий повстанцев командованию Красной армии.

В беседе Монтер заявил: «Мы нуждаемся только в боеприпасах и вооружении. Продукты мы не просим, так как их доставляют Англия и Америка».

Монтер обещал дать письменную заявку на необходимые грузы, а также обещал давать сведения о противнике. Беседа проходила в сдержанных тонах. Было заметно недоброжелательное подозрительное отношение ко мне как к представителю Красной армии.

После беседы мне было выделено специальное помещение с охраной.

Во время установления радиостанции мой радист, который ранее при посадке был тяжело ранен, был вторично смертельно ранен разорвавшейся миной…

Планы и ход восстания польских повстанцев в Варшаве

Восстание готовилось и планировалось долгое время. Из Англии доставлялись запасы боеприпасов и вооружения, которые располагались на тайных складах. Руководящая роль принадлежала Армии крайовой, руководимой лондонским правительством. Остальные организации, в том числе и демократические, не были в курсе подготовки восстания.

Целью восстания был захват города до занятия его частями Красной армии. После захвата Варшавы сюда должно было немедленно прибыть польское правительство во главе с Миколайчиком. Одной из задач, поставленной АК, было первоочередное очищение помещений правительства и министерств.

В 5 часов 1 августа 1944 года АК начала вооруженное выступление, поддержанное всем населением Варшавы. Демократические организации АЛ, ПАЛ, КБ были поставлены перед свершившимся фактом и решили поддержать восстание.

Первоначально повстанцы имели успех — очистили центральную часть города от немцев (в том числе помещения министерств и правительства) и рассчитывали, что в скором времени очистят всю Варшаву. Командование АК форсировало восстание, видя быстрое продвижение частей Красной армии в район Седлец.

Подготовкой и проведением восстания руководили представители лондонского правительства, в том числе несколько министров, которые все время находились в Польше. Кроме того, из Лондона специально прибыл заместитель премьер-министра Миколайчика, который все время находился в Варшаве (фамилию установить не удалось).

В качестве официальною руководителя выступил генерал Бор (настоящая фамилия граф Комаровский). Личность Бора сугубо законспирирована. Никто из солдат и офицеров его не видел, доступ к нему имели только Монтер и некоторые полковники. Все личные приметы сохранялись в тайне, так что никто не мог сказать, был ли Бор в Варшаве, или его там не было.

От имени Бора выступал его адъютант генерал Гутек (небольшого роста, около 55 лет, в гражданской одежде). Гутек проводил официальные пресс-конференции, на которых информировал об указаниях лондонского правительства и самого генерала Бора.

Генерал Скаковский ни разу не был принят Бором.

Официальные разведсводки, которые я получал в штабе Монтера, помечались «ПП генерал дивизии Бор».

К 10 сентября стал ясен неуспех восстания. Запасы продовольствия и вооружения стали иссякать. Противоречия между различными организациями, и в первую очередь между АК и AЛ, не давали возможности эффектно бороться с немцами. Для устранения этих противоречий АК и АЛ вошли в контакт, который носил чисто военный характер.

В первый период восстания руководство АЛ боялось выступать против АК, так как более сильная организация АК угрожала полным истреблением АЛ. Однако после продолжительных и ожесточенных боев руководство АК было вынуждено вступить в военный контакт с АЛ. Отряды АЛ подчинялись общему руководству Монтера. Первоначально в каждом районе имелись роты АЛ и АК, впоследствии АЛ и АК получили отдельные районы для обороны.

Гражданское население, которое в первое время полностью пошло за АК, в ходе боев с немцами увидело провал планов АК. Населению стало ясно, что восстание начато без всякого согласования с Красной армией. Антисоветская пропаганда, развернутая реакционными элементами, начала терять свою популярность. Среди населения появились протесты против руководства АК, паника, требования капитуляции. 18.9 имело место вооруженное выступление групп гражданского населения против руководства АК, которые стремились устранить АК, как элемент, из-за которого Красная армия не вступает в Варшаву и не оказывает никакой помощи гражданскому населению.

К моменту моего прибытия в Варшаву в городе царил голод. Солдаты в качестве питания получали: утром — горячую воду, днем и вечером — горячий суррогат кофе. Хлеба и крупы не было. Гражданское население не получало никакого продовольствия. Одновременно в городе имела место разнузданная спекуляция продуктами питания. На базе можно было купить все, включая сало и хлеб. Продажа шла исключительно на золото и доллары. Было известно, что крупнейшие фабриканты и помещики, находившиеся в городе, обладают крупными запасами продовольствия, охранявшегося вооруженной стражей. Городская управа, руководимая лондонским правительством, не принимала никаких мер к регулированию снабжения населения. Ежедневно сотни людей умирали от голода и болезней.

Официальная пропаганда руководства АК, которая выпускала ежедневно информационные бюллетени, утверждала эффективность сбрасывания англо-американской авиацией продовольствия для населения и снаряжения повстанцам. В действительности англо-американские самолеты не имели никакого эффекта. 14.9 был организован демонстративный полет 80 тяжелых самолетов, которые с высоты до 3 тысяч метров сбросили большое количество грузов, из которых не менее 95 процентов попало к немцам.

Отношение к Красной армии и Советскому Союзу

Руководство АК по указанию лондонского правительства проводило открытую антисоветскую пропаганду среди повстанцев и населения. Выдвигался лозунг создания «второго чуда на Висле», которое не должно было пропустить русских в Варшаву. Пропаганда АК утверждала, что Красная армия будет проводить массовый вывоз поляков из Польши в Сибирь и заселение польских районов русскими. Неоднократно упоминалась Катынь.

В начальный период восстания Советский Союз и Красная армия подвергались многочисленным нападкам за то, что они не оказывают помощи повстанцам, в отличие от Англии и Америки. После начала сбрасывания советской авиацией грузов над Варшавой руководители АК продолжали утверждать, что сбрасываемые грузы английского происхождения, которые доставляются в Москву и оттуда, транспортируются советскими самолетами.

Реакционные политические организации выделяли специальных пропагандистов, которые обходили солдат и население, настраивая их против Красной армии.

Как известно, советские самолеты сбрасывали грузы с небольшой высоты, без парашютов, в связи с чем некоторые грузы разбивались. Вышеуказанные пропагандисты разъясняли, что разбившиеся грузы именно советские, а те грузы, которые не разбивались, — английские, с хорошей упаковкой.

С началом действий советской авиации, сбрасывавшей грузы и прикрывавшей Варшаву, обстрела советской артиллерией немецких огневых порядков в городе антисоветская пропаганда АК стала терять почву среди широких масс населения и повстанцев. Население начало изменять свое отношение к Красной армии, что еще более усилилось после того, как информационный бюллетень известил население о прибытии офицеров связи Красной армии.

Если в первое время польская армия Берлинга под влиянием агитации АК рассматривалась как «продажные элементы из Сибири», то после взятия Праги население начало склоняться на сторону демократических элементов, агитировавших за Красную армию илюблинское правительство.

Используя благоприятную обстановку, АЛ и другие демократические организации активизировали свою работу, выпуская ежедневно несколько бюллетеней с разъяснением положения, требований люблинского правительства. К концу восстания все население с нетерпением ожидало Красную армию, обвиняя АК в преступном разжигании восстания, приведшего к гибели тысяч мирного населения. Аналогичные настроения появились и внутри самой АК. Ко мне, как к офицеру связи Красной армии, в штабе АК относились сдержанно. Имели место и случаи отказа в моих просьбах. Так, например, когда я просил передать записку советскому офицеру, находившемуся в районе Жилибожа, мне сначала обещали доставить ее через три часа, потом отсрочили на 3 дня и в конце концов заявили, что доставить невозможно.

Реакционные элементы, и в первую очередь боевая подпольная организация АК, так называемая ПКБ, проводили ярко выраженную националистическую политику.

Все украинское население, оставшееся в городе, было вырезано или расстреляно. Силами ПКБ также были уничтожены остатки евреев, которых не успели уничтожить немцы.

ПКБ проводила специальные облавы на русских военнопленных, вырвавшихся из немецкого плена, стремясь захватить заложников для последующего обмена с Красной армией. Так, например, АК держала в качестве заложников подполковника Николая Румянцева, майора Николая Городецкого и профессора медицины Александра Даниловича Ершова.

Представители АК пытались расстрелять майора Волкова, причем один офицер заявил: «Вы нас расстреливали в Катыни, и мы будем вас расстреливать». Также были убиты офицеры и бойцы 9-го полка 1-й польской армии, которые прошли в центр после разгрома немцами Чернякувского участка. Сообщивший мне об этом сержант полка Ляхно вскоре после разговора со мной был застрелен из-за угла.

Официальная пропаганда АК, учитывая изменения общего настроения населения и солдат, вскоре была вынуждена перестроить свою агитацию и от открытой клеветы на Советский Союз перешла к косвенному опорочиванию. Так, например, после того, как сбрасывание грузов советскими самолетами приобрело массовый характер, политические круги АК не могли замалчивать этот факт, как это имело место раньше. Только в последние дни в одном из бюллетеней появилась статья под заголовком: «Спасибо Черчиллю, Рузвельту и Сталину». Это явилось первым официальным признанием участия Красной армии в помощи Варшаве. В то же время АК не теряла случаев порочить Советский Союз и Красную армию.

Генерал Монтер несколько раз передавал мне заявки на необходимые виды вооружения, а также представил свой «стратегический план», в котором предлагал Красной армии немедленно брать Варшаву обходными ударами с флангов, но не штурмовать ее в лоб. В штабе Монтера офицеры неоднократно выражали недовольство, почему Красная армия до сих пор не наступает.

Отношения между Армией крайовой и Армией людовой

Основными военными и политическими организациями среди повстанцев были АК и АЛ, вокруг которых группировались остальные элементы. Взаимоотношения между АК и АЛ все время оставались обостренными.

Несмотря на установление военного контакта и сотрудничества между ними, АК не считала АЛ за равноправную организацию. На совещания военного, а тем более политического характера представители АЛ не приглашались. О всех изменениях обстановки командир АЛ майор Сенк должен был узнавать сам.

В начальный период ПКБ имела указание организовывать террористические акты против руководителей АЛ, насаждать агентуру в них. Солдаты АЛ за малейшую провинность арестовывались и расстреливались.

В центральном участке отряды АЛ насчитывали до 2 тысяч человек (совместно с ПАЛ и КБ), а АК — от 5 до 6 тысяч человек. Первоначально АК не выдавала для АЛ никакого вооружения из числа сбрасываемого англо-американской авиацией. Кроме того, до моею прибытия руководство АК не разрешало отрядам АЛ разжигать костры для получения грузов, сбрасываемых советской авиацией. Только впоследствии АЛ получила такое право.

Генерал Скаковский, возглавлявший объединенные отряды АЛ, ПАЛ и КБ, считался чисто военным человеком, не имевшим точно определенной политической ориентации. Генерал Монтер пытался привлечь Скаковского на свою сторону, несколько раз вызывал его на секретные переговоры, однако успеха не добился.

С развитием событий политические лозунги АЛ, стоявшей за сотрудничество с Красной армией и люблинским правительством, получали все большее распространение. В отряды АЛ начало приходить большое количество офицеров и солдат АК с просьбой принять их в АЛ. Не желая конфликтовать с АК, руководство АЛ отказалось производить прием, однако вело специальный учет подобных лиц. Кроме того, к АЛ присоединилось большое количество различных гражданских демократических групп и организаций, в результате этого руководство АЛ учитывало возможность захвата инициативы в свои руки в случае предательства АК. Однако АЛ не желала использовать этой возможности, стремясь сохранить единство, необходимое в борьбе с немцами.

Руководство АК преследовало офицеров и солдат, склонявшихся на сторону АЛ. Так, например, майор АК Мечислав Ничдецкий за симпатию к АЛ был арестован и предан суду якобы за свои иностранные связи до войны и т. д.

Платформа АЛ получила широкую популярность среди населения. АЛ, ПАЛ и КБ обратились с письмом к Верховному главнокомандующему маршалу товарищу Сталину, которого благодарили за оказанную помощь и обещали вести борьбу против немцев совместно с польской армией генерал-полковника Роля-Жимеровского.

По моей оценке, в последние дни до 80 процентов солдат и низших офицеров АК были готовы к переходу на сторону АЛ. Руководство AЛ испытывало сильное затруднение, связанное с отсутствием связи с люблинским правительством. Два члена люблинского правительства, находившиеся все время в Варшаве, не были связаны с Осубка-Моравским, так как не имели радиостанции.

В военном отношении отряды АЛ получали самостоятельные районы, за которые несли полную ответственность, и фактически были самостоятельными, подчиняясь Монтеру как командиру гарнизона. Разведка велась собственными силами, вооружение и продовольствие получалось самостоятельно.

Получение грузов, сбрасываемых авиацией

Руководство АК не создало организованной системы получения и распределения грузов. Первоначально оно было сосредоточено исключительно в руках отрядов АК, а в последнюю декаду сентября организовывалось АК и АЛ. На чьей территории падал груз, тому он и принадлежал.

Кроме того, большое количество грузов, преимущественно продовольствия, подбиралось гражданским населением, среди которого также не было организовано распределение. Солдаты и гражданское население в последнее время питались исключительно за счет советского продовольствия. Вместо горячей воды в отрядах стали выдавать суп из концентратов, в отдельных случаях сухари.

Деятельность представителей лондонского правительства

В начале восстания представители лондонского правительства, находившиеся в АК, в том числе заместитель Миколайчика, вышли из подполья и действовали открыто. Однако вскоре после того, как стала ясной неудача, они снова законспирировались.

Лондонская делегатура действовала через орган городской управы и прессу АК. Основными направлениями деятельности делегатуры являлись:

1. Мобилизация всех сил населения на помощь АК.

2. Преследование всяких попыток в установлении контакта с Красной армией.

3. Регулирование вопросов, касающихся гражданского населения.

Впоследствии представители лондонского правительства явились инициаторами передачи мирного населения немцам и капитуляции повстанцев.

Подготовка и проведение капитуляции Армии крайовой

Видя неудачу восстания, командование АК начало подготовку к будущей капитуляции и уходу в подполье. Лондонское правительство через своих делегатов дало указание на уход в подполье некоторых отделов штаба АК, подготовку тайных складов и т. д. Особую роль в этом играл ПКБ.

Уходящему в подполье ПКБ была поставлена задача: после вступления Красной армии в Варшаву вести диверсионные акты против руководящих лиц польской армии генерала Берлинга, ПКНО и готовить второе восстание в городе. Для этой цели должны были быть использованы нетронутые склады боеприпасов и вооружения, находившиеся вне Варшавы.

Кроме того, во время сбрасывания советской авиацией военных грузов над Варшавой отряды АК прятали подбираемое вооружение и боеприпасы. Штаб Монтера, в частности, всегда преуменьшал количество полученного груза. Офицеры АК, вышедшие после падения Мокотува, выносили с собой по 4–5 советских автоматов, в то время как среди действовавших отрядов автоматов было мало.

24.9 немцы начали штурм Мокотува силами до полка пехоты с артиллерией и танками. До этого времени среди руководства АК на этом участке царила полная беспечность. Мокотув не укреплялся. Офицеры АК заявляли: «Нам не нужна Красная армия, мы сами освободим Варшаву». В отрядах господствовала недисциплинированность. Следствием этого явился полный развал и падение Мокотува к 27.9. Командир участка полковник Кароль бежал в Центральный район, где его якобы собирались предать суду.

Руководители АК начали распространять среди солдат и населения слухи о предъявленном немцами решительном ультиматуме повстанцам, подготавливая общественное мнение к капитуляции. Переговоры с немцами начались якобы от лица городской управы по вопросу об эвакуации гражданского населения.

АК уже ранее предпринимала попытку договориться с немцами о выводе гражданского населения, пытаясь этим восстановить свой авторитет среди населения Варшавы. 10.9 из Варшавы ушло до 30 тысяч человек, которые были размещены немцами в концлагерях — 30–40 км западнее Варшавы.

Однако после взятия Праги Красной армией гражданское население протестовало против пораженческих настроений АК, и последняя была вынуждена прекратить переговоры.

28.9 командование АК, выполняя указания лондонского правительства, снова начало договариваться с немцами. На улице Железная состоялось первое совещание командования АК с немцами о предстоящей капитуляции. На совещании присутствовали: генерал Монтер, полковник Славбор, подполковник Зигмунд, а также три немецких офицера — представители командующего немецкими войсками в районе Варшавы генерала полиции и войск СС фон Денбаха. На совещании обсуждались следующие вопросы:

1. Условия капитуляции.

2. Установление путей прохода немецких частей.

3. Установление специальных пропусков для выхода командования АК.

На этом совещании руководство АК приняло решение потребовать от всех офицеров присяги на беспрекословное выполнение всех приказов АК независимо от их содержания, а также отдало распоряжение признавать документацию только за подписями представителей АК.

Официально командование АК утверждало перед населением и солдатами, что переговоры ведутся представителями городской управы по вопросам эвакуации гражданского населения и что оно не имеет никакого отношения к этим переговорам.

Второе совещание состоялось в помещении фабрики Бормана и обсуждало вопросы эвакуации мирного населения, на котором немцы предложили создать две комиссии из представителей польских организаций:

1. Комиссия из представителей лондонской делегатуры и Красного Креста должна была выехать в район западнее Варшавы — в созданные немцами лагеря для населения, ранее ушедшего из города. Эта комиссия должна была убедиться в том, что немцы якобы создали хорошие условия для эвакуированного населения.

2. Комиссия из представителей военного командования АК — для осмотра немецких позиций и войск в Варшаве. Комиссия должна была убедиться в превосходстве немецких сил.

Оба этих предложения были приняты. Первая комиссия, выехав в лагеря, осмотрела их и сообщила, что население получает там по 250 г хлеба в день, имеет медицинский уход и т. д. В действительности было известно, что немцы создали невыносимые условия для населения. Органы гестапо немедленно арестовывали и расстреливали все демократические элементы. Молодежь увозилась в Германию на работы. В лагерях была высокая смертность.

Вторую комиссию возглавил заместитель Монтера полковник Вахновский, который объехал районы расположения немцев. После возвращения Вахновский доложил командованию АК, что силы немцев исключительно велики, сопротивление им бессмысленно и, следовательно, необходимо капитулировать.

Одновременно руководители АК и прочие реакционные элементы развернули широкую агитацию среди населения и солдат. Распускались слухи, что якобы немцы заключили перемирие с Англией и Америкой и начинают совместно с ними войну против России. Другие слухи утверждали, что советские войска ушли из Праги.

Для подготовки общественного мнения к капитуляции распускались слухи о том, что после сдачи при помощи англичан и американцев удастся произвести обмен поляков из немецкого плена.

Немецкая пропаганда призывала поляков к немедленной капитуляции, говоря, что всем польским повстанцам будет предоставлена возможность повернуть оружие против Красной армии.

Ввиду непрекращающегося голода, отсутствия воды, постоянного артобстрела и бомбардировок гражданское население склонялось к капитуляции. Также поддавались этому настроению неустойчивые элементы среди солдат, преимущественно в АК.

Отношение АЛ к вопросам капитуляции

Командование АЛ и прочие демократические организации не информировались представителями АК о подготовке к капитуляции. Руководители АЛ категорически протестовали и требовали продолжения борьбы.

27.9 в беседе со мной генерал Скаковский заявил: «Я буду действовать против капитуляции».

Скаковский одобрил планы выхода на соединение с армией Берлинга. Руководство отрядов АЛ также стояло за продолжение борьбы и контакт с Красной армией.

Однако политическое руководство АЛ не решалось идти на открытый разрыв с АК, учитывая исключительную трудность обстановки. К АЛ, стоявшей против капитуляции, примыкали демократические элементы среди АК, а также значительная часть мирного населения, надеявшегося на Красную армию.

Разложение внутри АК

Руководство АК, а особенно средние и низшие слои организации, раздиралось крупными противоречиями в военных и политических вопросах.

Антисоветская линия АК и лондонского правительства потерпела полный крах и дискредитировала себя в глазах населения и рядовых солдат АК. Лондонская делегатура не могла больше сдерживать сочувственных настроений к Красной армии, которые появились среди повстанцев.

Мне лично известен ряд офицеров, которые в первые дни полностью отрицали союз с Красной армией и армией Берлинга, а к концу начали признавать их и заявляли о своей готовности к переходу на позиции АЛ.

Террористическая деятельность ПКБ начала вызывать протесты. Руководство АК не решалось более преследовать русских военнопленных. Если ранее русские, находившиеся в отрядах АК, не получали никакого питания, то в последнее время командование АК было вынуждено признать их полное равноправие. Оно также разрешило майору Волкову (из бывших пленных) сформировать подразделение из состава русских военнопленных.

Среди руководящего состава АК также имелись лица, протестовавшие против капитуляции, например полковник Богумил — командир одного из районов.

АК начала искать возможности компромисса между политикой лондонского правительства и требованиями повстанцев установить твердый контакт с Красной армией- Желая восстановить свой авторитет, даже такие реакционные элементы, как Вахновский, заявляли о желании достижения компромисса между Роля-Жимерским и Лондоном. Однако сами в это же время готовили полную капитуляцию.

В военном отношении среди руководства АК господствовала беспечность. Только в последнее время усилились окопные работы. Баррикады не улучшались. Среди офицеров АК имели место пьянки, кутежи, особенно в районе Мокотува.

В организации АК имели место признаки политического разложения. Было известно о снятии генерала Соснковского и замене его Бором. Ходили неясные слухи о предстоящей отставке Бора. Из Лондона поступали сообщения, свидетельствующие о противоречиях внутри правительства и разногласиях между Миколайчиком и министрами.

Вечером 29.9 заместитель Миколайчика (якобы в чине полковника) пригласил к себе генерала Скаковского. Предметом беседы служили два вопроса:

1. Отношение Скаковского к вопросу о капитуляции, на который Скаковский ответил резко отрицательно, требуя продолжения сопротивления до последней возможности.

2. Отношение Скаковского к вопросу выдвижения его на пост главнокомандующего вместо генерала Бора.

Заместитель Миколайчика подчеркнул, что с кандидатурой Скаковского будут согласны и лондонское правительство, и Люблин. Скаковский на этот вопрос положительного ответа якобы не дал.

Проведение капитуляции

К 29–30.9 командование АК закончило подготовку к капитуляции. Денежный запас в количестве полутора миллионов злотых был закопан, соответствующие организации были готовы к уходу в подполье.

По договоренности с немцами 30.9 начался первый выход гражданского населения. Был установлен срок от 5.00 до 19.00 каждый день, в остальное время продолжались военные действия. Среди солдат и офицеров АК началась паника, они переодевались в гражданскую одежду и уходили вместе с мирным населением. АЛ продолжала протестовать против капитуляции.

Вечером 28.9 я посетил генерала Монтера. На беседе присутствовали полковник Вахновский и начальник штаба полковник Хирург.

Я заявил генералу Монтеру: «Как советский офицер, я предлагаю разработать план выхода за Вислу, я беру на себя вопрос координации действий с Красной армией для обеспечения артиллерийского прикрытия и поддержки пехотой с восточного берега Вислы. Необходимо сконцентрировать все силы повстанцев для нанесения удара, имеется достаточное количество автоматов, ПТР и боеприпасов к ним. Прошу разработать ваш план и сообщить его мне».

Генерал Монтер ответил: «Я подумаю над этим вопросом. Однако странно, почему Красная армия не идет нам на помощь».

Полковник Вахновский заявил: «План хорош, но у нас не хватит боеприпасов».

На мое замечание, почему же при нехватке боеприпасов удавалось держаться до сих пор, Вахновский ответил, что восстание не планировалось на такой длительный срок и т. д.

Таким образом, ответа на мое предложение я не получил. В разговоре с полковниками Славбором и Богумилом я изложил им этот план. Они горячо его одобрили, но сказали, что будут подчиняться командованию АК и не нарушат его приказания.

Как я указывал выше, командование AЛ было согласно с моим планом.

29.9 я два раза запрашивал Монтера об ответе письменно и по телефону, но ответа не получил. В этот день в штабе Монтера мне отказались дать информацию о противнике, мотивируя, что якобы никаких данных не поступало.

Вечером 1.10 меня посетил адъютант генерала Монтера капитан Богуславский по кличке Короб, который все время сочувственно относился ко мне и к Красной армии. Богуславский предупредил меня о следующем:

1. Командование АК приняло решение о полной капитуляции.

2. Мне необходимо немедленно уходить, так как готовится покушение против меня, как представителя Красной армии.

Оценив обстановку, я принял решение на выход, о чем сообщил по радио. Спустившись в канализационный колодец, я прошел по трубам по заранее разработанному мною пути к Висле, переплыл реку и вышел на восточный берег в район моста Понятовского. Этот маршрут я также сообщил членам люблинского правительства, которые оставались в Варшаве.

О деятельности капитана Калугина

Прибыв в Варшаву, я узнал, что до моего прихода за 3–4 дня оттуда на советскую сторону ушел некий капитан Калугин, который находился при штабе Монтера и считался официальным представителем советского командования. Офицеры АЛ рассказывали мне, что Калугин пользовался исключительным доверием со стороны Монтера и именовался им «советским военным атташе». Калугин участвовал во всех военных совещаниях штаба АК.

Калугин выпускал листовки с обращением к русским казакам-изменникам, находящимся в составе немецких частей, призывал их переходить на сторону Красной армии и повстанцев. Эти листовки сбрасывались с самолетов.

Из личных примет Калугина мне известно, что у него на одной руке не хватает 2–3 пальцев. Калугин был отправлен Монтером на восточный берег и якобы имел с собой важные планы.

Опрос проводили:

Зам. нач. разведывательного отдела

1-го Белорусского фронта

полковник Озерянский

капитан Безыменский.

В донесении резидента Олега И. В. Сталину отсутствует один факт. Лейтенант Иван Колос переправлялся вплавь через Вислу не один. Вместе с ним форсировала реку и радистка Виктория — Елена Оттовна Саляманович.

Протокол опроса резидента Олег — информационный доклад лейтенанта Колоса обо всем, что ему удалось узнать, увидеть и понять во время его пребывания в восставшей Варшаве. Кроме этого доклада разведчик написал подробный оперативный отчет о работе, проделанной им в Варшаве Его удалось разыскать.^[93]

Оперативный отчет лейтенанта И. Колоса Сталину не докладывался. А между тем документ этот также представляет немалый интерес. В оперативном отчете Колос писал:

«21 сентября 1944 года получили приказ и вылетели к восставшим полякам в Варшаву. Я и радист Оскол были сброшены с самолета По-2 в районе Седлец г. Варшавы. Летчики очень хорошо ориентировались и нас выбросили на указанное место. Но в связи с тем, что в городе были большие развалины и высотные дома, приземлиться было очень трудно. При приземлении Оскол зацепился за балкон семиэтажного разрушенного дома и серьезно поранил ногу.

Сам я приземлился среди развалин домов, битого кирпича и бетонных обломков, где крепко побился. Прибыв в штаб Армии людовой, мы сутки работать не могли, так как были серьезно побиты при приземлении.

22 сентября 1944 года мы расположились вблизи штаба АК в комнате на втором этаже и вышли на связь с разведывательным отделом штаба фронта. Ночью 22 сентября, когда Оскол проводил второй сеанс связи с Центром, в 2 часа 30 минут немцы начали минометный обстрел. Одна мина попала в дом, где работал Оскол. Он был смертельно ранен. 23 сентября 1944 года в 11 часов утра Оскол умер в лазарете.

Приступив к выполнению задания, я сразу понял, что аковцы^[94] народ хитрый, в глаза говорят одно, на деле поступают иначе. У Монтера я сведений достоверных получить не мог. Тогда я начал работу с людьми из AЛ, которой командовал Берлинг. Я понял, что они готовы со мной сотрудничать. Мне помогали подхорунжий Станкевич Антон Антонович, поручик Шитов Феодосий Иванович. Они помогали мне собирать сведения об обстановке, о немцах и т. д.

В штаб АК и AЛ я представился как офицер Красной армии, который прибыл для оказания помощи и координации действий с советскими войсками.

После смерти моего радиста Оскола, я решил узнать, как установить связь. В AЛ я познакомился с Еленой, которая знала, что я офицер Красной армии. Она сказала мне свой псевдоним Виктория и оказала помощь в восстановлении связи с разведывательным отделом штаба фронта.

Работать с представителями АК было сложно. Я видел, что хорошее отношение ко мне руководителей АК было связано только с заявками на советские грузы из-за линии фронта. Мне стало ясно, что в случае провала восстания они рассчитаются со мной, как и с другими советскими военнопленными.

Во время контактов с ними я был предельно осторожен, внимателен и дипломатичен. Никогда не задавал вопросов, которые могли бы вызвать у них недовольство. На всякий случай стал искать пути отхода в случае резкой смены обстановки и перехода за Вислу к Красной армии. Когда же я увидел, что командование АК ведет переговоры о капитуляции, то понял, что день этот приближается^[95].

Подхорунжий Антон Станкевич предупредил меня о том, что переговоры с немцами идут полным ходом и что мне нужно уходить к своим.

После капитуляции района Моктув ко мне прибыл майор Городецкий, летчик-штурман, который сидел под арестом в АК. Когда Моктув капитулировал, Городецкий сбежал из-под ареста по канализационным трубам. Когда он узнал обо мне, то прибыл ко мне. Он сообщил мне, что знает выход до Вислы по канализационным трубам и что сам хочет уйти побыстрее из этого ада. Я ему поручил детально изучить возможность выхода по трубам к Висле и пройти этот путь с целью проверки.

30 сентября я направил по этому пути одного поляка, который хотел вырваться из Варшавы к войскам Красной армии, и попросил его дать сигнал — две зеленые ракеты о его благополучном переходе через Вислу.

1 октября в 12 часов я увидел две зеленые ракеты и начал готовиться к отходу. Со мной были майор Городецкий и радистка Елена. В 10 часов вечера мы влезли в люк на улице Аллея Чездовская и по трубам вышли к Висле в 3 или 4 часа утра 2 октября 1944 года. Елена была с проводником, которого я отправил в штаб АЛ для оказания помощи. В 5 часов мы переплыли Вислу, которую немцы постоянно обстреливали, и попали к своим, сначала — в отдел контрразведки. Благодаря полковнику Озерянскому мы оказались в разведывательном отделе штаба фронта. По указанию полковника Озерянского я нанес на карту все артиллерийские и огневые точки на берегу Вислы, занятом немцами. После этого я с полковником Озерянским составил полный отчет о выполнении задания.

Олег.

12 октября 1944 года».

Оперативный отчет лейтенанта Ивана Колоса изучался командованием 1-го Белорусского фронта, начальником разведывательного отдела полковником Грязновым. Помощник начальника 2-го отделения этого разведывательного отдела майор Ковальчук подготовил «Заключение по отчетному докладу лейтенанта Колос И. А.».

В этом заключении давалась такая оценка действиям лейтенанта Ивана Колоса в Варшаве:

«Как видно из протокола опроса устного доклада командующему фронтом Маршалу Советского Союза тов. Рокоссовскому, «Олег» поставленную ему в приказе № 4 от 18 сентября 1944 года и дополнительные устные указания полковника тов. Романовского от имени Военного совета фронта, которые давались «Олегу» при вылете на задание, выполнил отлично.

Принимаемые им решения в ходе выполнения задания в гор. Варшава в период восстания, организованного эмигрантским польским правительством, были правильны. «Олег», несмотря на свой молодой возраст и еще недостаточный жизненный опыт, сумел найти правильные пути к выявлению действительного замысла руководителей аковцев, а также установить действительное положение в самом городе Варшава.

Гибель радиста «Оскол» сомнений не вызывает. Решение самого «Олега» на выход к нам было принято правильно и своевременно. Правдивость в докладах подтверждается рядом документов, доставленных «Олегом», которые частично оставлены в разведотделе штаба фронта и частично находятся в папке при оперативном деле «Олег».

Выводы:

1. Лейтенант Колос И.А., псевдоним «Олег», достоин представления к присвоению звания Героя Советского Союза, а также предоставления отпуска. После отпуска оставить при отделе до взятия гор. Варшавы с целью установления местонахождения могилы радиста «Оскол» и извлечения радиостанции «Север-Бис», которая спрятана «Олегом» в городе Варшава.

2. С помощью «Олега» установить связи с представителями армии Людовой и жителями Варшавы, которые оказывали ему помощь. После этого лейтенанта Колос И.А. откомандировать на учебу, так как это личное желание самого Колоса. Кроме этого дальнейшее использование Колоса в агентурной разведке невозможно, так как Колоса многие аковцы знают в лицо, что грозит для него опасностью.

Помощник начальника 2-го отделения РО штаба

1-го Белорусского фронта майор Ковальчук

2 января 1945 года».

В 1964 году правительство Польской Народной Республики наградило И. А. Колоса орденом Крест Храбрых.

Звание Героя России полковнику в отставке И. А. Колосу было присвоено в декабре 1994 года. В январе 1995 года в Кремле Президентом Российской Федерации ему была вручена медаль «Золотая Звезда» за № 97^[96].

Защитники Варшавы сражались не в одиночку. Наступавшие войска Красной армии оказывали им помощь, какую только могли. 15 сентября 1944 года комендант Жолибожского района Армии крайовой благодарил командование Красной армии за эту помощь. Познакомимся с его письмом:

«1. Благодарим за оружие, сброшенное для нас с самолетов, и просим в будущем присылать в первую очередь тяжелое автоматическое оружие с противотанковыми боеприпасами, противотанковые пушки, автоматы и гранатометы.

2. Благодарим за противовоздушную оборону от немецких налетов.

3. Просим бомбардировать цитадель, зенитную артиллерию на Буракове (связной укажет на карте), Центральный институт физического воспитания на Белянах.

4. Просим вести артиллерийский огонь по вышеуказанным объектам в случае, если услышите, что немецкая артиллерия нас обстреливает.

5. Сбрасывание проводите с небольшой высоты, обращая внимание на ветер, так чтобы грузы падали около костров. Сброшенное с большой высоты попадет в руки к немцам…»^[97]

26 августа 1944 года командующий 1-м Белорусским фронтом К. К. Рокоссовский находился в освобожденном польском городе Люблине. Он дал интервью британскому журналисту А. Верту. На вопрос журналиста, было ли оправданным восстание в Варшаве в условиях, когда Красная армия встретила сильное сопротивление германских войск, Рокоссовский ответил: «Нет, это была грубая ошибка. Повстанцы начали его на собственный страх и риск, не проконсультировавшись с нами»^[98].

В целях оказания помощи варшавским повстанцам в период с 13 сентября по 1 октября 1944 года авиация 1-го Белорусского фронта произвела 4821 самолето-вылет, в том числе: на сбрасывание грузов — 2435, на подавление средств противовоздушной обороны противника в городе Варшаве в районе сбрасывания грузов — 100, на бомбардировку и штурмовку войск противника в городе Варшаве по заявкам повстанцев — 1361, на прикрытие районов, занимаемых повстанцами, и на разведку противника в интересах повстанцев — 925.

2 октября 1944 года командующий войсками I-го Белорусского фронта Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский докладывал Верховному главнокомандующему И. В. Сталину:

«Повстанцам в городе Варшава авиацией фронта сброшено: орудий 45-мм — 1, автоматов — 1478, минометов 50-мм — 156, противотанковых ружей — 505, винтовок русских — 170, винтовок немецких — 350, карабинов — 669, снарядов 45-мм — 300, мин 50-мм — 37 216, патронов ПТР — 57 640, патронов винтовочных— 1 312 600, патронов ТТ — 1 360984, патронов 7,7-мм — 75 000, патронов «маузер» — 260 600, патронов «парабеллум» — 312 760, ручных гранат — 18 428, ручных гранат немецких — 18 270; медикаментов — 515 кг, телефонных аппаратов — 10, коммутаторов телефонных — 1, элементов телефонных — 10, батарей «Бис-80» — 22, телефонного кабеля — 9600 м, продовольствия разного — 131 221 кг.

Помимо этого артиллерия 1-й польской армии вела огонь на подавление огневых средств и живой силы противника в интересах повстанцев, а зенитная артиллерия 1-й ПА и 24-й зенитной артиллерийской дивизии РГК своим огнем прикрывала повстанческие районы от налетов вражеской авиации»^[99].

Когда немцы подавили восстание, командующий 1-м Белорусским фронтом приказал для оказания помощи повстанцам Жолибожского района в их эвакуации на восточный берег Вислы 1 октября подать к западному берегу этой реки 100 лодок и обеспечить их достаточное огневое прикрытие.

Один из офицеров-повстанцев, переправившись на восточный берег Вислы 1 октября 1944 года, сообщил о том, что «авиация западных союзников только один раз 18 сентября пыталась оказать помощь повстанцам. 80 англо-американских самолетов сбросили свой груз с высоты 4000 метров. Ни один из контейнеров не упал на территорию Жолибожа. Весь груз достался немцам»^[100].

27 декабря 1944 года отдел кадров разведывательного отдела штаба 1-го Белорусского фронта направил отцу ефрейтора Дмитрия Стенько Алексею Петровичу, который проживал в городе Сучан Приморского края, выписку из приказа войскам фронта, в которой указывалось:

«От имени Президиума Верховного Совета Союза ССР за образцовое выполнение боевых заданий Командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество награждаю: орденом Отечественной войны II степени Сержанта Стенько Дмитрия Алексеевича — радиста разведывательной группы.

Командующий войсками Рокоссовский».

(обратно)

Глава 7. Источник, заслуживающий доверия, сообщает…

В годы Великой Отечественной войны Главное разведывательное управление имело в Великобритании агента X, к услугам которого военная разведка прибегала в исключительных обстоятельствах. Этот агент имел доступ к материалам особой важности. Он выходил на связь только тогда, когда на советско-германском фронте складывалась тяжелая обстановка. Агент передавал одному из советских разведчиков сведения, которые помогали Ставке Верховного Главнокомандования заблаговременно разгадывать и правильно оценивать замыслы германского командования.

Сведения свои агент X передавал одному из советских разведчиков бескорыстно, но с одним условием — когда закончится война, а X верил, что победу одержит Красная армия, он прекратит свое сотрудничество с советской разведкой.

X обладал уникальными возможностями. Некоторые его донесения 1944 года были посвящены событиям в Варшаве. Из данных агента X, поступивших в Центр 10 августа 1944 года, следовало, что «недостаточная помощь англичан восставшим полякам в Варшаве вызвала у поляков в Лондоне отрицательное отношение к британскому руководству. Руководитель польского эмигрантского правительства направил Черчиллю письмо по этому вопросу».

Далее агент сообщал: «Англичане чувствуют себя в большом затруднении и сейчас надеются, что советское правительство придет к какому-либо приемлемому соглашению с Миколайчиком… Министр иностранных дел Великобритании считает, что русские сделают большую ошибку, если не помогут польскому восстанию в Варшаве…»^[101]

Англичане — это прежде всего представители английского правительства. Видимо, агент X имел возможность общаться с теми англичанами, которые понимали, что восстание в Варшаве началось преждевременно, без согласования действий с советским командованием.

В донесении агента также обращает на себя фраза: «Недостаточная помощь англичан восставшим полякам в Варшаве вызвала у поляков в Лондоне отрицательное отношение к британскому руководству…» Нельзя не обратить внимание на слова о том, что британское руководство оказывало восставшим недостаточную помощь. Возможно, англичане не имели возможности оказать восставшим «достаточную помощь». Это могло произойти лишь в одном случае: расчетливые и предусмотрительные англичане ничего не знали о подготовке восстания в Варшаве. Но эта вполне правдоподобная версия опровергается другой фразой из оценки хорошо осведомленного источника. А именно: «Министр иностранных дел (Великобритании. — В. Л.) считает, что русские сделают большую ошибку, если не помогут польскому восстанию в Варшаве…» В этой фразе каждое слово ценно. Главное в том, что британский министр был уверен в том, что восстание в Варшаве потерпит поражение, и заранее вину за это поражение в августе 1944 года возложил на «русских», с которыми сроки, цели, задачи ближайшие и последующие никто из руководителей восстания не посчитал нужным согласовать…

В том же августе 1944 года советский фронт натолкнулся на серьезное сопротивление немцев, укрепившихся на западном берегу Вислы. Рокоссовский, поляк по происхождению, хотел бы оказать более эффективную помощь восставшим, но не мог этого сделать.

Были ли англичане готовы помочь восставшим в Варшаве полякам?

Одно из донесений агента X, направленное в Центр 26 августа 1944 года, позволяет приблизиться к ответу на этот вопрос. На основе его данных начальник военной разведки генерал-лейтенант И. Ильичев подготовил для И. В. Сталина следующее специальное сообщение:

«Докладываю донесение нашего заслуживающего доверия источника:

«Существующий в Лондоне Отдел организации и проведения саботажа и диверсий^[102], возглавляемый генералом Гюббинсом, является наиболее активной антисоветской организацией, находящейся, по-видимому, на службе частных интересов. Даже подполковник Темплин, офицер связи английского военного министерства с военной миссией СССР в Англии, отозвался с презрением об этой организации.

Наиболее антисоветской группой в этой организации является польская секция, возглавляемая подполковником Перкинсом и его помощником — майором Пиклесом. Последние поддерживают тесную связь с польской подпольной армией.

Насколько большим авторитетом и влиянием пользуется генерал Гюббинс и его группа в высших правительственных сферах — неизвестно. Однако большой поддержки со стороны английского Комитета начальников штабов в проведении различных планов по польскому вопросу они не добились.

Отдел Гюббинса, вероятно, знал о планах восстания в Варшаве, время начала которого ему, по-видимому, было неизвестно. Поляки постоянно настаивали на оказании поддержки этому восстанию, которое преследовало больше политические цели, чем военные. Однако английский и американский штабы не были подготовлены к его поддержке.

Все радиосообщения, которые приходили и приходят до сих пор в отдел Гюббинса из польской подпольной армии, являются антисоветскими и рассчитаны на усиление антагонизма между союзниками и СССР…».

В эпицентре польской «Бури» оказались не только повстанцы в Варшаве. «Бурей» были захвачены Сталин, Рузвельт и Черчилль. Кто-то из них пытался оказать посильную помощь восставшим, кто-то этого сделать не смог. А кто-то и не хотел этого делать. Тот, кто не хотел помогать полякам, выигрывал в любом случае и в любое время… Героическая и в то же время трагическая страница в истории Польши до сих пор не перевернута. В ней все еще есть невыясненные обстоятельства. Однако, несомненно, ясно одно — «Буря» была спланирована польскими лидерами в эмиграции втайне от Рузвельта, Черчилля и Сталина. Поляки, инициировавшие восстание, несомненно, согласовывали свои планы с «польской секцией» английского секретного Управления специальных операций. В случае успеха восстания в Варшаве обосновалось бы правительство во главе с Миколайчиком, что устраивало английское правительство. В случае поражения — английское правительство об организации этого восстания ничего не знало и поэтому никакой ответственности за эту авантюру не несет.

А существовал ли секретный отдел по организации саботажа и диверсий в Лондоне? Судя по сообщению советского агента X, существовал. Возглавлял его генерал Гюббинс. Мог ли Гюббинс не информировать свое правительство о том, что замышляют лондонские поляки? Скорее всего, не мог. Об этом говорит и уверенная позиция британского министра иностранных дел, который уже в самом начале Варшавского восстания провал за него возложил на русских, «которые сделают большую ошибку», если не помогут восставшим в Варшаве полякам.

Военная разведка в ходе Варшавского восстания и после него систематически информировала советское правительство не только о том, что происходило в польской столице, но и о том, как реагировали на это восстание правительства Великобритании и США. Эти сведения имели и в настоящее время имеют большую историческую ценность. Так, например, начальник советской военной разведки генерал-лейтенант И. И. Ильичев направил И. В. Сталину и В.М. Молотову донесение агента X, который 31 августа сообщал:

«Я видел все телеграммы относительно варшавского инцидента, включая личный обмен телеграммами между Сталиным и Черчиллем. Это серьезное дело, которое может причинить больше неприятностей, чем этого следовало ожидать.

Имеется много всеобщего недопонимания во всем этом инциденте. Я думаю, что те, кто приказал поднять восстание в Варшаве и затем начал кампанию инсинуации против советского правительства, руководствовались вполне очевидными мотивами. Они хотели использовать подпольную армию для захвата Варшавы, поставив во главе ее представителей эмигрантского правительства, и при успехе восстания заявить советскому правительству, что это восстание поддерживалось Англией и США.

Я думаю, что советское правительство подозревает англичан и американцев в сговоре с поляками в истории с восстанием и вполне понимает их раздражение последовавшими неудачами.

Английское и американское правительства сознают, почему они поддерживают лондонских поляков, несмотря на всю их враждебность к СССР, однако я знаю: подобного сговора не существовало и им заранее ничего не было известно (выделено мною. — В. Л.).

В действительности Иден был готов от многого отступить, советуя Миколайчику прийти к соглашению с русскими, он считал, что Миколайчик должен находиться в Москве, а поляки, если это необходимо, должны сменить президента. Но варшавское дело сделало всех надолго озлобленными, особенно из-за возможного влияния происходящих событий на польскую армию, действующую с союзниками. Поэтому союзники подготовились быть более упорными в польском вопросе, чем они были до сих пор…

Причина для подобного вывода такова. В настоящее время в Лондоне подозревают, что советское правительство вызвало безжалостную и весьма жесткую провокацию — оно побудило поляков к восстанию, а затем отказалось помочь им и пыталось затруднить такую помощь со стороны союзников с тем, чтобы немцы истребили поляков в Варшаве. Англичане думают, что русские делают это умышленно не только для того, чтобы дискредитировать лондонское правительство.

Это вызвало глубокое негодование и страх потому, что, если Сталин обещал помочь Варшаве и не выполнил данное слово, совершивбезжалостный акт, то что же можно ожидать в будущем.

Сотрудники Бора к тому же подливают масла в огонь, посылая в Англию потоки сообщений о разоружении и аресте их людей по всей Польше.

Вмешательство Ватикана в Лондоне не приветствовалось, и папе не дано какого-либо официального одобрения»^[103].

Завершая рассказ о деятельности советских военных разведчиков, которые оказались в эпицентре польской «Бури», необходимо вспомнить описание этих событий Маршалом Советского Союза К. К. Рокоссовским. В своей книге «Солдатский долг» бывший командующий 1-м Белорусским фронтом писал:

«…Нашлись злопыхатели, пытавшиеся в западной печати обвинить войска 1-го Белорусского фронта, конечно, и меня, как командующего, в том, что мы якобы сознательно не поддержали варшавских повстанцев, обрекая их этим на гибель.

По своей глубине Белорусская операция не имеет себе равных. На правом крыле фронта советские войска продвинулись более чем на 600 километров. Это стоило много сил и крови. Чтобы захватить Варшаву с ее мощными укреплениями и многочисленным вражеским гарнизоном, требовалось время на пополнение и подготовку войск, подтягивание тылов. Но в те дни мы пошли бы на все, чтобы поддержать восставших, объединить с ними наши усилия.

Но те, кто толкнул варшавян на восстание, не думали о соединении с приближающимися войсками Советского Союза и польской армии. Они боялись этого. Они думали о другом — захватить в столице власть до прихода в Варшаву советских войск. Так приказывали господа из Лондона»^[104].

Сведения, которые добывала советская военная разведка, были точными и своевременными. Они помогали маршалу Рокоссовскому правильно оценивать события, которые происходили на западном берегу Вислы, давали возможность оказывать повстанцам помощь оружием, боеприпасами, продовольствием и медикаментами. Данные, добытые военными разведчиками, в том числе и лейтенантом Иваном Колосом, вскрывали систему обороны противника, создавали условия для будущего броска через Вислу.

Сведения разведки о событиях в Варшаве и связанных с Варшавским восстанием и сегодня представляют значительный интерес, так как являются доказательством того, что польское правительство в эмиграции на свой страх и риск инициировало это восстание, которое можно назвать политической авантюрой.

Эта политическая авантюра могла ослабить единство стран антигитлеровской коалиции. Но события развивались не так, как ожидали польские эмигранты в Лондоне, и не так, как хотел бы фельдмаршал В. Кейтель, мечтавший о возникновении «непредвиденных обстоятельств».

…В октябре 1944 года британский премьер-министр У. Черчилль в сопровождении своего министра иностранных дел Идена посетил Москву. Он хотел решить со Сталиным вопросы, связанные с Польшей и Балканскими странами. Американский президент не смог принять участия в этой встрече. Он был занят подготовкой к новым президентским выборам в США. Визит Рузвельта в Москву накануне этих выборов советники президента сочли нежелательным.

Черчиллю в Москве был оказан сердечный прием. В его распоряжение были предоставлены загородная дача и прекрасно обставленный особняк в центре советской столицы. Специально для британского премьера был устроен концерт в Большом театре с участием лучших артистов советской оперы и балета.

В концерте принял участие Ансамбль песни и пляски Красной армии. Выступление этого ансамбля понравилось Черчиллю больше всего.

Официальная часть визита британского премьера в советскую столицу была тоже насыщена до предела. Кроме встреч со Сталиным и Молотовым, Черчиллю была предоставлена возможность встретиться с представителями Польского комитета национального освобождения.

Черчилль, как опытный политик, хорошо усвоил законы дипломатии — он улыбался во время официальных встреч, он восторгался красотами осенней Москвы и искусством артистов Большого театра, он подписывал протоколы и соглашения, но в своей практической внешней политике он добивался того, о чем открыто не говорил даже американскому президенту.

Для Черчилля рубеж восточных границ Польши был единственно приемлемым рубежом, на котором должно было остановиться продвижение Красной армии в Европе. И он хотел четко определить этот рубеж. С этой же целью он добивался активизации действий англо-американских войск на Балканах. Он хотел бы сохранить британское влияние в Польше и на Балканах после окончания войны в Европе. Предвидя сложности в решении польского вопроса, Черчилль даже предложил Сталину поставить освобождаемые Красной армией территории Западной Украины и Западной Белоруссии под контроль представителей Объединенных Наций. Эти украинские и белорусские земли были захвачены Польшей в 1920–1921 годах. Сталин ответил Черчиллю: «Такие поползновения мы не можем принять к обсуждению, ибо даже саму постановку такого вопроса считаем оскорбительной для Советского Союза».

Польское эмигрантское правительство в Лондоне разыгрывало свою карту. На первый взгляд она для Черчилля была понятной. Но он ошибся. Лондонские поляки, несмотря на то что Черчилль предоставил им возможность работать в британской столице во время войны, рассчитывали после разгрома гитлеровской Германии, с одной стороны, освободиться от британского контроля, с другой — не допустить распространения на территории Польши советского влияния.

Восстание в Варшаве, видимо, было для Черчилля такой же неожиданностью, как и для Сталина. Об этом сообщил канадский посол в Лондоне Уилгресс своему премьер-министру Кингу. Это донесение стало известно советской военной разведке. 21 августа 1944 года Уилгресс сообщал в Оттаву, что поляки «не консультировались ни с советским правительством, ни с Британской империей перед тем, как дать указание о поднятии восстания в Польше»^[105]. Посол знал не все тайны Британской империи.

Миссия Черчилля в Москву завершилась успешно. Он принял предложение Сталина об установлении границы СССР с Польшей по линии Керзона. Черчиллю стало ясно, что Сталин готов идти навстречу пожеланиям английского правительства в том, чтобы будущее правительство Польши было создано на широкой политической базе с включением в него как демократических деятелей из самой Польши, так и поляков из-за границы. Это более всего устраивало британского премьер-министра.

Черчилль также имел возможность убедиться, что представители Польского комитета национального освобождения достаточно активны и пользуются и в Москве, и в Польше поддержкой. Эти обстоятельства свидетельствовали о том, что его политика в отношении Польши может реализоваться только в одном случае — если представители польского правительства в эмиграции согласятся на компромисс.

Премьер Миколайчик не признавал компромиссного решения ни накануне Варшавского восстания, ни после его трагического завершения. Черчилль после возвращения из Москвы провел с Миколайчиком несколько встреч, но, как докладывали в Москву источники военной разведки, аргументы Черчилля и его гарантии не смогли изменить позицию Миколайчика и его сторонников.

29 ноября 1944 года генерал-лейтенант И. И. Ильичев докладывал И. В. Сталину:

«Миколайчик сообщил американскому посланнику при польском правительстве в Лондоне Шоенфельду об отрицательном ответе польского правительства на предложения, выдвинутые Москвой. Решение по этому вопросу было ускорено в связи с настойчивым требованием Черчилля.

В мотивировке причин отрицательного ответа указывается, что поляки не соглашаются принять линию Керзона в качестве непременного условия начала переговоров с Москвой до тех пор, пока не будет достигнуто соглашение относительно территориальных компенсаций на Западе и не будут получены от Англии гарантии независимости новой Польши. Ответ англичан по этому вопросу оказался неудовлетворительным потому, что они обещали только «отстаивать» компенсации на Западе, а гарантировать независимость новой Польши совместно с СССР лишь до момента заключения общего соглашения по вопросу о безопасности.

Отсутствие твердого обязательства англичан по вопросу о компенсациях вызывается неясностью позиции правительства США, которое может не согласиться с предлагаемой новой границей Польши на Западе.

Польское правительство считает, что подобным ответом не даются определенные заверения по вопросу границ и не обеспечиваются гарантии независимости страны, так как с аннулированием старой границы Польши теряют силу прежние английские гарантии и существующий англо-польский союз был бы, в силу этого, расторгнут.

Миколайчик полагает, что даже принятие английского предложения о влиянии польского правительства на Люблинский комитет не создает гарантии действительной независимости, поскольку власть будет находиться в руках лиц, возглавляющих министерство обороны, внутренних и иностранных дел.

По имеющимся данным, Черчилль остался крайне недоволен отрицательным решением польского правительства и указал, что он, возможно, будет вынужден прекратить поддержку этого правительства.

Миколайчик заявил, что в таком случае он будет вынужден уйти в отставку и объяснить подлинные причины такого мероприятия.

Позднее Миколайчик имел беседу с Иденом, во время которой Иден заявил, что в соответствии с английской политикой установление границ откладывается до окончания войны, за исключением случаев, когда обе стороны добровольно приходят к соглашению по своим границам. Иден добавил, что англичане готовы продолжать переговоры с Москвой о советско-польском договоре, и обещал объяснить советскому послу причину задержки польского ответа».

Советско-польские проблемы в годы Великой Отечественной войны решены не были. Противоречия, которые имелись между Москвой и Варшавой, переросли в противоречия между Москвой, с одной стороны, Лондоном и Вашингтоном — с другой. Инициатором возникновения их, судя по рассекреченным документам военной разведки, были руководители польского эмиграционного правительства. Но именно этот вывод, напрашивающийся при изучении многочисленных документов, и вызывает сомнение. Действительно, поляки из Лондона действовали активно и добивались своих политических целей. Они не поставили в известность ни Сталина, ни Рузвельта, ни Черчилля о том, что запланировали провести операцию «Буря» и поднять 1 августа 1944 года восстание в Варшаве.

На это наталкивает изучение протокола беседы И. В. Сталина с польским премьер-министром Миколайчиком. Есть ли подобные протоколы встреч Миколайчика с Рузвельтом и Черчиллем, которые проходили в первой половине 1944 года, неизвестно. Тем не менее существует специальное послание Рузвельта, в котором американский президент информировал Сталина о встрече с Миколайчиком и своем видении путей решения советско-польских противоречий. Рузвельт, в частности, откровенно сообщал Сталину о том, что не намерен вмешиваться в разрешение советско-польских противоречий, которые сосредоточивались вокруг оптимального решения вопроса о советско-польской границе. Рузвельт видел эту границу по линии Керзона. Эту линию придумали не в Москве. Ее впервые рекомендовал в 1919 году Джордж Керзон, английский государственный деятель и опытный дипломат. Керзон был сторонником антисоветской интервенции 1919–1920 годов. Но именно он, Керзон, когда эта интервенция провалилась, от имени Верховного совета Антанты 12 августа 1920 года предложил в качестве границы между Россией и Польшей линию, которая должна была проходить через Гродно, Яловку, Немиров, Брест, Дорогуек, Устилуг, восточнее Грубешова, через Крылов и далее западнее Рава-Русской, восточнее Перемышля до Карпат.

На встрече Сталина с Миколайчиком в начале августа 1944 года этот вопрос не обсуждался. На этой же встрече Миколайчик в общих чертах рассказал Сталину о Варшавском восстании и высказал лишенную конкретики просьбу об оказании повстанцам помощи со стороны Советского Союза. Эта помощь, прежде всего, могла и должна была осуществляться по линии взаимодействия усилий войск маршала Рокоссовского и тех, кто начал борьбу против немецких оккупантов в польской столице. Миколайчик же говорил о переброске восставшим оружия и боеприпасов и отказался от помощи продовольствием и медикаментами.

О чем говорит позиция Миколайчика на встрече со Сталиным? Прежде всего о том, что он был уверен, что восставшие смогут удержать Варшаву то ли до прихода Красной армии, то ли до оказания всевозможной помощи со стороны англичан и американцев. Самое главное состоит в том, что Миколайчик прибыл в Москву не накануне восстания с целью координации действий с советским командованием, а тогда, когда восстание уже началось. Таким образом, Миколайчик продемонстрировал Сталину, что он уже является представителем и руководителем нового польского правительства, но не в Лондоне, а уже в Варшаве. Миколайчик, несомненно, был уверен, что повстанцы захватят правительственные здания в польской столице еще до прихода Красной армии. Доставить в эти здания министров из Лондона было делом времени и наличии парашютов. Парашюты сторонникам Миколайчика, видимо, были обещаны генералом Гюббинсом. А время? Оно должно было наступить, когда войска Красной армии начнут освобождать Варшаву от немецких оккупантов.

Британские парашюты использовать не пришлось. Немцы сильно укрепили западный берег Вислы, перебросили в этот район свежие танковые дивизии, наступление уставших войск фронта маршала Рокоссовского потеряло темпы, и преодолеть Вислу с ходу не удалось. Такая операция еще не была разработана в советском Генеральном штабе.

Несомненно, у визита Миколайчика в Москву была какая-то главная цель. Какая? Вероятно, и это ближе всего к истине, Миколайчик хотел оказаться в советской столице в тот момент, когда Красная армия освободит Варшаву или будет близка к этой цели.

Преследовал ли такую цель американский президент, добиваясь встречи Сталина с Миколайчиком, сказать трудно. Однако поведение Миколайчика на встрече со Сталиным можно вполне определенно назвать уверенным. Несомненно, он чувствовал поддержку. Какую? Польских эмигрантов из Лондона? Этого мало. Рузвельта и Черчилля? Возможно, но сомнительно.

Ответ на этот вопрос можно найти в сообщении агента X из британской столицы. Агент, сообщая о существовании в Лондоне секретного отдела по организации саботажа и диверсий (Управление специальных операций — SOE), которым руководил генерал Гюббинс, писал, что этот отдел занимается проведением тайных операций, направленных на организацию актов саботажа и диверсий в европейских странах, оккупированных немцами. Черчилль, инициатор создания этого управления, считал, что оно «должно использовать самые разнообразные методы, включая военный и промышленный саботаж, волнения и забастовки среди рабочих, постоянную пропаганду, террористические акты, направленные против предателей и немецких лидеров, бойкоты и бунты». Одной из главных задач этого тайного органа была задача активной работы британских агентов в рядах движения Сопротивления во Франции, Польше, Бельгии и других европейских государствах.

Кому подчинялось это управление? Судя по тому, что его работой руководил бригадный генерал Гюббинс, можно предположить, что этот отдел был одним из специальных подразделений английского военного ведомства. Но это первоначальное предположение было ошибочным. Позже удалось установить, что Управление специальных операций подчиняется военно-экономическому министерству (ВЭМ). Агенты SOE занимались не только сбором разведывательной информации о противнике в интересах ВЭМ, но и принимали непосредственное участие в сложной политической борьбе, которая велась в рядах движения Сопротивления европейских стран.

Главные специалисты для работы в SOE подбирались из британской военной разведки. Поэтому подчиненные генерала К. Гюббинса, прежде всего руководители отделов и секций, были офицерами британской армии.

Агент X сообщал, что руководители польской секции управления генерала Гюббинса — ярые антисоветчики, что они поддерживают активные контакты с польскими лидерами в эмиграции, обосновавшимися в Лондоне.

В сообщении агента, сумевшего добыть столь ценные сведения, есть еще одна важная деталь. По данным X, команда Гюббинса финансировалась не за счет правительственных ассигнований, а из финансовых средств «международных картелей». Источник, видимо, не смог точно установить, кто же оплачивает акции саботажа и диверсии, которые организовывали сотрудники управления генерала Гюббинса, однако он точно указал на то, что польские повстанцы получали поддержку от SOE. Но видимо, эта поддержка оказалась не такой серьезной, как первоначально обещали подчиненные генерала Гюббинса. Впрочем, восстание в Варшаве было начато. Думали ли Гюббинс и его сотрудники о том, как оно завершится? Их устраивал любой финал.

Когда обстановка в Варшаве окончательно сложилась не в пользу повстанцев, лидеры АК через Лондон обратились к советскому командованию. Депеша из британской столицы оказалась у начальника Генерального штаба А. И. Антонова. Он приказал установить связь между Рокоссовским и повстанцами. «Уже на второй день после этого, — вспоминал Рокоссовский в своих мемуарах, — 18 сентября, английское радио передало, что генерал Бур сообщил о координации действий со штабом Рокоссовского, а также о том, что советские самолеты непрерывно сбрасывают восставшим в Варшаве оружие, боеприпасы и продовольствие»^[106].

Бур поспешил установить с Рокоссовским связь лишь после того, как потерпела неудачу попытка англичан снабжать повстанцев с помощью авиации. Вспоминая эти обстоятельства, маршал Рокоссовский писал: «Днем над Варшавой появились 80 самолетов «Летающая крепость» в сопровождении истребителей «Мустанг». Они проходили группами на высоте до 4500 метров и сбрасывали груз. Конечно, при такой высоте он рассеивался и по назначению не попадал. Немецкие зенитки сбили два самолета. После этого случая англичане не повторяли своих попыток»^[107].

Когда операция «Буря» завершилась полным провалом, ответственность за гибель польских повстанцев была возложена на Сталина и Рокоссовского, которые якобы не оказали повстанцам необходимой помощи.

Агент X, сообщавший в 1944 году о том, что Варшавское восстание и политические интриги вокруг него — «серьезное дело, которое может причинить больше неприятностей, чем этого следовало ожидать», оказался прав.

Свидетельства агента X, передававшего советской военной разведке ценные сведения, позволяют еще раз убедиться в том, что за огненными кулисами Второй мировой войны бушевала другая, тайная война, которая и сегодня не завершена.

(обратно) (обратно)

Часть четвертая. Операция «Голос»

В 1955 году Военно-историческому управлению Генерального штаба ВС СССР было поручено определить самую выдающуюся операцию Великой Отечественной войны. Военные ученые пришли к выводу, что лучшей по замыслу и полководческому мастерству является Висло-Одерская операция, которая была проведена в период с 12 января по 3 февраля 1945 года. В этой операции принимали участие войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов при содействии левого крыла 2-го Белорусского и правого крыла 4-го Украинского фронтов, а также I-я армия Войска польского.

Немецкая группа армий «А» была разгромлена, советские войска освободили значительную часть Польши и вступили на территорию Германии. Стремительное наступление Красной армии сорвало планы Гитлера по уничтожению англо-американских войск в Арденнах.

Военная разведка впервые стала проводить операции уже за пределами советской территории. По указанию Верховного главнокомандующего в это время была проведена операция, которая получила кодовое название «Голос». Группа разведчиков не только обеспечила командование I-го Белорусского фронта ценными сведениями о противнике, но и спасла древнюю польскую столицу город Краков от уничтожения…

(обратно)

Глава 1. Юлиан Семенов и начальник ГРУ

Писатель Юлиан Семенов в начале 60-х годов обратился к начальнику Главного разведывательного управления генерал-полковнику П. И. Ивашутину с просьбой дать ему возможность познакомиться с делом разведывательной группы «Голос». О действиях этой группы в Польше в 1963 году уже сообщала газета «Красная звезда». В том же 1963 году правительство Польской Народной Республики наградило советского военного разведчика Евгения Березняка высшим польским орденом «Виртути милитари» и золотым крестом партизанской славы. Эти сведения заинтересовали Юлиана Семенова. Собирая материал для своего очередного романа, он побывал в Кракове, где встречался с поляками, рассказавшими ему кое-что о действиях советских военных разведчиков, благодаря которым был спасен древний польский город Краков. Но деталей толком никто не знал. Поэтому, возвратившись в Москву, Семенов и обратился к начальнику ГРУ. Ивашутин пригласил писателя в штаб военной разведки и разрешил ему прочитать дело разведгруппы «Голос».

Обращение Ю. Семенова к начальнику военной разведки совпало с подготовкой в ГРУ документов, в которых обосновывалась целесообразность награждения военных разведчиков, входивших в годы Великой Отечественной войны в состав этой разведывательной группы. В конце 1944 — начале 1945 года эти разведчики действовали в Кракове. Добытые ими сведения позволили войскам I-го Украинского фронта успешно форсировать Вислу и спасти Краков^[108], древнюю столицу Польши, которую немцы при отступлении готовились разрушить.

Действуя в тылу противника, военные разведчики оказались в сложных условиях. Командир группы «Голос» и его радистка Комар даже были арестованы гестаповцами, но смогли совершить побег. Кратковременное пребывание в гестапо круто изменило их судьбу. Несмотря на совершенный подвиг, в 1945 году они награждены не были. Более того, после возвращения из-за линии фронта они оказались в специальном проверочном лагере военной контрразведки Смерш, из которого не просто было выйти на свободу.

Юлиану Семенову была предоставлена возможность изучить биографии этих разведчиков, задание, которое они получили в начале 1944 года, результаты их самоотверженной работы.

После завершения работы с документами писатель доложил о своих планах генерал-полковнику Ивашутину. Семенов сообщил, что он не будет в своей книге использовать реальные имена военных разведчиков и не планирует ссылаться на какие-либо конкретные документы, связанные с деятельностью разведывательной группы «Голос».

Семенов сказал, что хочет написать художественное произведение о военных разведчиках, повесть или, возможно, даже роман. Писатель, видимо, не хотел связывать своих будущих героев с конкретными деталями, среди которых были и сложные для описания в те годы обстоятельства. У каждого времени свои секреты, свои праздники, свои красные и черные даты в историческом календаре. Семенов обещал написать интересную книгу о военных разведчиках, что вполне удовлетворило строгого начальника ГРУ.

В мае 1965 года, благодаря настойчивости П. И. Ивашутина, который пришел в военную разведку в начале 1963 года с должности первого заместителя председателя КГБ СССР, резидент Голос и его радистка Комар все-таки были награждены орденами, к которым их могли бы представить еще в 1945 году. Через два года удостоились наград и польские патриоты, которые рисковали своей жизнью, но оказывали им помощь. Среди награжденных были и те, кто за помощь советским разведчикам был арестован гестаповцами и замучен в краковской тюрьме.

Через год Юлиан Семенов завершил работу над рукописью. Роман получил название «Майор Вихрь». Рукопись была передана в Военное издательство Министерства обороны СССР.

В начале апреля 1967 года гранки книги были сданы в набор.

В середине июня того же года книга была подписана к печати. Через некоторое время роман Юлиана Семенова появился на прилавках московских книжных магазинов. Автор, как говорилось в сообщении Военного издательства, воскресил «одну из неизвестных страниц героизма советских военных разведчиков, действовавших в тылу врага в конце Великой Отечественной войны. В орбиту действия втянута и группа советских разведчиков, работавших в Кракове…».

Сюжет романа был действительно захватывающим, подлинность исторических прототипов не вызывала сомнения, сложность задач, которые решали разведчики и условия, в которых они действовали, были правдоподобными. Все это делало роман остросюжетным, динамичным и достоверным. Книга стала одной из самых популярных и среди военных разведчиков, и среди ветеранов войны, и среди молодых читателей не только в Москве, но и по всей стране.

Работа Юлиана Семенова в ГРУ с документами военной разведки завершилась более чем успешно. По мотивам романа в 1967 году был снят одноименный кинофильм. Киноартист Вадим Бероев великолепно сыграл роль главного героя — разведчика Андрея Федоровича Бурлакова. Кинофильм с большим интересом смотрели и стар и млад…

С тех уже, можно сказать, давних пор прошло более сорока лет. Во время работы над книгой мне неожиданно посчастливилось увидеть те же секретные материалы военной разведки, которые изучал Юлиан Семенов. О том, что это было на самом деле, говорила запись, сделанная рукой писателя в одном из документов. Вот она: «25.11.65. Ознакомился. Писатель Ю. Семенов». Читая эти документы, Ю. Семенов нашел основные детали для создания образа смелого и находчивого советского военного разведчика майора Вихря, его заместителя по разведывательной работе Коли и радиста-шифровальщика Анны.

Через два года эти документы изучал и резидент Голос — Евгений Степанович Березняк, который в 1971 году написал книгу «Я — Голос»^[109].

О деятельности разведывательной группы «Голос» после этого были написаны десятки статей, снято несколько художественных и документальных фильмов^[110]. В международном издании для библиотек «Солдаты XX века» среди двухсот выдающихся фронтовиков тоже названо имя Евгения Березняка.

Среди публикаций о деятельности разведгруппы «Голос» есть художественные произведения, есть материалы, близкие к реальным фактам, есть и мифы. В мифах некоторые авторы пытаются приписать участие в деятельности группы «Голос» лицам, которые никогда в ней не состояли, хотя, вполне вероятно, были на территории Польши. Все это заставило меня написать документальный очерк о Е. С. Березняке и его боевых товарищах, об их деятельности в тылу противника и их жизни после окончания войны.

(обратно)

Глава 2. Доклад маршалу Малиновскому

Большие дела часто начинают маленькие люди. В 1963 году это правило получило еще одно убедительное подтверждение. Инициативу проявил один из сотрудников Главного разведывательного управления. Он предложил восстановить справедливость и представить к наградам двух военных разведчиков, которые отличились на завершающем этапе Великой Отечественной войны. Они действовали по заданию разведывательного отдела штаба 1-го Украинского фронта, которым командовал маршал И. С. Конев. Войска фронта принимали активное участие в Висло-Одерской операции. Разведчики, выполняя задание в тылу противника, добыли ценные сведения, которые позволили войскам Конева успешно форсировать Вислу. Стремительное продвижение войск маршала Конева лишило фашистов возможности уничтожить Краков, этот древний польский город, который с 1939 года был объявлен Гитлером центром так называемого генерал-губернаторства. На политической карте Европы, задуманной Гитлером, Польского государства не существовало.

После выполнения задания в Кракове и благополучного возвращения в Разведотдел штаба 1-го Украинского фронта двое разведчиков — командир группы Евгений Березняк и радистка Елизавета Вологодская, были переданы… в Смерш. Длительные и детальные разбирательства, которые проводились контрразведкой с целью поиска доказательств их предательства и сотрудничества с немецкой военной разведкой, завершились безуспешно. Арестованные были выпущены на свободу и, вероятно к их радости, забыты на двадцать лет.

Обстоятельства, с которыми разведчикам пришлось столкнуться в тылу противника, действительно были сложными, и разобраться в них было не просто. Но то, что было трудно объяснить или понять в суматохе завершающего этапа войны, обрело более конкретную доказательную базу после разгрома фашистской Германии. Эта база была собрана в соответствующих отделах КГБ. О ее существовании в ГРУ никто не знал.

Инициативный и любознательный офицер ГРУ получил разрешение на расследование обстоятельств работы этих разведчиков в тылу противника в Кракове, успешно его завершил и доложил результаты своего расследования командованию ГРУ. Эти результаты привлекли внимание генерал-полковника П. И. Иашутина, министра обороны СССР маршала Р. Я. Малиновского, важных чиновников в аппарате ЦК КПСС, сотрудников КГБ в Москве, в Киеве, Львове и в Ялте.

Через некоторое время эта секретная инициатива стала событием не только московского масштаба, но и вышла за пределы СССР. О ней узнали в Польше.

После того как основные документы и свидетельства были собраны, в ГРУ была подготовлена справка, которая открыла новый этап в судьбе уже давно забытых военных разведчиков и нескольких польских патриотов, которые им помогали в Кракове.

16 апреля 1965 года начальник ГРУ Ивашутин направил министру обороны докладную записку, в которой говорилось следующее: «19 августа 1944 года по заданию разведывательного отдела штаба 1-го Украинского фронта была выброшена в тыл противника в район г. Краков (Польша) и активно действовала по 23 января 1945 года разведывательная группа «Голос» в составе командира группы рядового (ныне — капитана запаса) Березняка Евгения Степановича, помощника командира группы лейтенанта (ныне капитана запаса) Шаповалова Алексея Трофимовича и радистки — младшего сержанта Жуковой Аси Федоровны (ныне — старший лейтенант медицинской службы Церетели А.Ф,)».

Справка. Березняк Евгений Степанович родился 25 февраля 1914 г., украинец, член КПСС с 1939 г. В 1938 г. окончил педагогический институт в г. Осипенко. В 1939 г. награжден медалью «За трудовую доблесть». Работал учителем, инспектором районного отдела народного образования и заведующим районо во Львове и Днепропетровске.

В 1941–1943 гг. по заданию Днепропетровского обкома компартии Украины работал на временно оккупированной территории. С 26 октября 1943 г., после освобождения Днепропетровска, работал до 25 января 1944 г. заведующим сектором информации Днепропетровского обкома компартии Украины. В январе 1944 г. привлечен военной разведкой для выполнения специального задания в тылу противника…

Прежде чем поручить Березняку выполнение особого задания, военная разведка направила его на обучение в Специальную школу Разведывательного управления Генштаба Красной армии. Курсант Евгений Березняк учился прилежно. Впрочем, к любому серьезному делу, за которое когда-либо брался этот человек сам или которое ему поручалось, он всегда относился серьезно и стремился добиться максимальных результатов. В разведывательной школе Березняка научили стрелять без промаха из пистолетов и автоматов разных систем, ходить в лесах по азимуту, прыгать с парашютом, выявлять слежку и «отрываться» от агентов контрразведки. Будущий резидент освоил шифровку радиограмм, передачу информации через тайники, изучил германскую армию, организацию ее частей и подразделений, вооружение, знаки отличия рядового и офицерского состава.

По заданию инструктора он по поддельным документам должен был легализоваться в Москве, устроиться на работу на одно из предприятий и добыть сведения, которые имели бы военный характер и представляли интерес для разведки.

Березняк устроился на папиросную фабрику «Дукат», проработал там две недели, узнал, в какие воинские части и в каком количестве отгружались папиросы и табак. Выпускные экзамены Березняк сдал на «отлично». В документах разведшколы сохранились положительные отзывы о Березняке и результатах его учебы.

После окончания обучения в июле 1944 года Березняка откомандировали в распоряжение разведывательного отдела штаба 1-го Украинского фронта, который находился в городе Проскуров, ныне — Хмельницкий.

Березняк прошел дополнительную подготовку и выдержал экзамены на получение права самостоятельной работы в тылу противника. Он готовился к выполнению задания в качестве руководителя разведывательной группы в оккупированном Львове, где он работал до войны. Для него, учитывая его знакомства во Львове, было разработано специальное задание, подобран заместитель командира и радистка.

Группа должна была вскрыть систему обороны противника на подступах к Львову. Весной 1944 года войска 1-го Украинского фронта готовились к разгрому врага на территории Западной Украины. Накануне решающих боев Ставка Верховного Главнокомандования назначила новым командующим фронтом маршала И. С. Конева.

Конев незамедлительно приступил к изучению возможностей подчиненных ему сил и средств, противостоявшего противника и опыта операций, проведенных фронтом. С этой целью Конев собрал командующих армиями и членов военных советов на командном пункте 38-й армии, которая находилась в центре полосы фронта Были заслушаны и обсуждены доклады командующих войсками 13-й армии генерал-лейтенанта Н. П. Пухова и 38-й армии генерал-полковника К. С. Москаленко о проведенных этими армиями операциях^[111].

На совещании выступил и И. С. Конев. Он в целом положительно оценил операции фронта, проведенные весной 1944 года, однако сказал, что, по его мнению, в ряде случаев «командиры и штабы опаздывали с принятием решений. Средства усиления и подавления отставали, разведка, обеспечение флангов и стыков являлись слабым местом…»^[112].

Войска фронта готовились к масштабным наступательным операциям, которые должны были развернуться на территории Западной Украины и Польши. Конев предвидел сложности, которые могут возникнуть в результате боевых действий войск в новых условиях. Командующий фронтом сказал, что для успеха операций на окружение и уничтожение крупных сил противника необходимы «маневр и непрерывное централизованное управление войсками». Он потребовал, чтобы разведка добывала и «срочно передавала данные о составе и силах окруженного противника и постоянно знала о его намерениях»^[113].

Обращаясь к начальнику разведывательного отдела фронта, Конев сказал: «Окруженный противник, как правило, на первых порах упорствует, а затем ищет выхода из окружения. Вовремя определить замыслы противника тоже входит в функции разведки. Сейчас оборона противника мощна, как никогда раньше, имеет несколько оборонительных полос, поэтому надо разведать, как эти полосы насыщены войсками, и в зависимости от этого строить свой боевой порядок…»

После этого совещания офицеры разведывательного отдела штаба фронта внесли в планы разведки противника серьезные коррективы. Было принято решение подготовить и забросить несколько разведывательных групп в глубокий тыл немцев с целью заблаговременного вскрытия особенностей построения его обороны. С этой же целью ранее в Краков была заброшена разведывательная группа «Львов». Но она свои задачи не выполнила. Командир группы, оказавшись на территории противника, не смог организовать добывание разведсведений. Более того, он сознательно допустил грубые нарушения разведывательной дисциплины и был ликвидирован польскими патриотами.

В Кракове действовала радистка Комар, которая занималась сбором сведений о противнике и передавала их в Центр. Но этого было недостаточно. Поэтому группа Березняка была ориентирована на выполнение задания в районе Кракова. Начальник разведывательного отдела фронта генерал-майор И. Г. Ленчик требовал от своих подчиненных организации разведки сил противника, которые бы опережали действия войск фронта.

Летом 1944 года войска Конева успешно завершали Львовско-Сандомирскую операцию. Вспоминая период подготовки войск фронта к этим боевым действиям, И. С. Конев писал:

«Немаловажное значение в подготовке операции имела разведка, возглавляемая генералом И. Г. Ленчиком. Внимание разведки сосредоточивалось на вскрытии всех мероприятий противника по устройству и совершенствованию его обороны, а также перегруппировке войск. Разведка велась непрерывно, в том числе и боевая. В результате удавалось вскрыть изменения, которые происходили у противника…

Большую работу провела авиационная разведка, которая засняла все полосы обороны и основные оборонительные сооружения первой полосы. На основании этих фотоснимков было выявлено около 30 тысяч различных тактических объектов. Правда, потребовалась очень серьезная работа по дешифрованию, так как противник создавал много ложных огневых позиций артиллерии и минометов, а также других оборонительных объектов. Перед началом наступления было проведено перспективное фотографирование полосы предстоящего прорыва на глубину до 15 километров…»^[114]

Благодаря активным и целенаправленным действиям военных разведчиков, которыми руководил генерал-майор И. Г. Ленчик, было своевременно установлено, что противник уже в течение июня перебросил на другие участки фронта три танковые дивизии. Также удалось выяснить переброску 16-й и 17-й танковых дивизий со Станиславского на Рава-Русское направление…

К исходу 18 июля на Львовском направлении сложилась благоприятная для войск маршала Конева обстановка. Разведка вскрыла группировку противника на всю ее глубину. Конев знал, что в районе Львова враг имел мало сил. Войска 3-й гвардейской танковой и 13-й армий находились в 20–30 километрах от города, 4-я танковая армия своим 10-м танковым корпусом вышла в район Ольшанцы в 40 километрах от Львова. В этой ситуации, опираясь на точные данные разведки, Конев отдал командармам 3-й гвардейской и 4-й танковой директиву:

«Обстановка для стремительных действий вашей армии сложилась благоприятно. В районе Львова у противника резервов нет.

Приказываю:

1. Командарму 3-й танковой армии не позднее 20.7 обходным маневром с севера и с северо-запада овладеть Жолкев.

2. Командарму 4-й танковой стремительным ударом в обход Львова с юга во взаимодействии с 3-й танковой армией овладеть Львовом…»^[115]

Бои за Львов были тяжелыми. Противник ожесточенно сопротивлялся. Однако утром 27 июня город был освобожден от немецко-фашистских захватчиков. Разгромленные немецкие войска отходили на запад, на территорию Польши. Создавалась выгодная обстановка для стремительного наступления армий правого крыла фронта к Висле и на Сандомир, а также для развития успеха армиями левого крыла в направлении Дрогобыча и разгрома 1-й танковой армии немцев и 1-й венгерской армии в предгорьях Карпат. В этих условиях разведывательный отдел фронта получил задачу выявить систему укреплений противника на берегах Вислы и глубине его обороны в районе Кракова.

Группа разведчиков, командиром которой был назначен Евгений Березняк, получила новое задание.

Кроме Березняка, которому в разведотделе был присвоен оперативный псевдоним Голос, в состав группы входил лейтенант Алексей Шаповалов. Он был назначен заместителем командира разведгруппы. Учитывая богатый опыт действий Шаповалова в тылу противника, его храбрость и мужество при проведении операций в составе партизанского отряда, ему был присвоен псевдоним Гроза.

Справка. Шаповалов Алексей Трофимович родился 20 августа 1921 г., украинец. Уроженец села Марто-Ивановка Александровского района Кировоградской области. В Красной армии с 22 октября 1940 г. Окончил школу младших командиров в г. Могилев-Подольский. В период с 25 июня по 31 августа 1941 г. был политруком взвода связи 138-го отдельного батальона связи 12-го укрепленного района Южного фронта. Во время одного из боев попал в плен. Бежал. Оказался в партизанском отряде им. К. Е. Ворошилова, в котором воевал с 15 сентября 1942 г. по 15 января 1943 г. После освобождения Кировограда от немцев с 9 декабря 1943 г. по 22 января 1944 г. работал секретарем Новокрашевского райкома комсомола. В январе 1944 г. привлечен к сотрудничеству военной разведкой.

Лейтенант Шаповалов, как и Березняк, весной 1944 года прошел подготовку в агентурном отделении Спецшколы Разведывательного управления Генштаба Красной армии.

Третьим членом разведывательной группы была ефрейтор Ася Жукова, радистка. Она получила хорошую подготовку, но впервые готовилась к действиям в тылу противника. В разведотделе ей был присвоен редкий по тем временам псевдоним — Груша.

Справка. Жукова Ася Федоровна родилась 21 декабря 1924 г., украинка, уроженка Днепропетровской области, образование среднее. До войны работала учительницей, проживала на оккупированной немцами территории. С 20 октября 1943 г. по 4 апреля 1944 г. — курсант школы радистов в г. Горьком. С апреля по июнь 1944 г. находилась в распоряжении разведывательного отдела штаба 1-го Украинского фронта.

Голос и его товарищи Гроза и Груша должны были разведать Краковский гарнизон противника, установить количество и нумерацию немецких войск, сосредоточенных в районе этого города; вести наблюдение за воинскими перевозками по железным и шоссейным дорогам, проходящим через Краков, установить, какую и в каком количестве боевую технику противник сосредоточивает на западном берегу Вислы. Одной из главных задач группы было выявление и установление точного расположения штабов, узлов связи, аэродромов и складов противника в городе Кракове и его окрестностях.

Заместитель командира разведгруппы лейтенант Шаповалов должен был добыть сведения о характере обороны противника по рубежу реки Вислы в районе древней польской столицы.

В докладе начальника ГРУ министру обороны СССР Маршалу Советского Союза Р. Я. Малиновскому указывалось, что «разведывательный отдел штаба 1-го Украинского фронта передал в состав резидентуры «Голос» самостоятельно действовавшую в районе Кракова радистку —младшего сержанта (ныне сержант запаса) Вологодскую Елену Яковлевну, оставшуюся от выброшенной 27 апреля 1944 года в тыл противника разведывательной группы «Львов», руководитель которой совершил предательство и был убит польскими партизанами…».

Разведывательный отдел штаба 1-го Украинского фронта, несмотря на ограниченное количество в его составе офицеров-разведчиков, смог направить в тыл противника несколько разведывательных и разведывательно-диверсионных групп. В ходе подготовки к Висло-Одерской операции агенты и разведчики 1-го Украинского фронта вскрыли районы расположения штабов группы армий «А», оборонительные рубежи на Ченстоховском, Кельце-Бреславском и Краковском направлениях. Эти сведения добывала и секретный сотрудник Лиза Вологодская.

Справка. Вологодская Елизавета Яковлевна родилась 7 ноября 1922 г. в Киргизской ССР в городе Кара-Кол, русская, беспартийная. Окончила в 1941 г. Алма-Атинский коммунально-строительный техникум. С ноября 1941 г. по июнь 1943 г. проходила службу в Особом женском запасном строевом полку. В июле 1943 г. отобрана сотрудником ГРУ подполковником Коноваловым для работы в военной разведке. Окончила школу радиотелеграфистов. 15 апреля 1944 г. прибыла в распоряжение разведывательного отдела штаба 1-го Украинского фронта. Заброшена в составе разведывательной группы «Львов» на территорию Польши. Легализовалась в г. Краков. Псевдоним — Комар.

Сержант Елизавета Вологодская отличалась от многих девушек-радисток, с которыми она обучалась. Хорошая техническая подготовка, полученная в годы учебы в алма-атинском техникуме; позволяла ей без особого труда осваивать программы подготовки. Радиодело тоже давалось ей легко. Лиза обладала хорошо развитым музыкальным слухом, любила петь, умела танцевать. Она свободно чувствовала себя в любой компании, быстро устанавливала контакты с незнакомыми ей людьми, очаровывала мужчин и могла добиваться выполнения своих желаний. Эти качества были замечены преподавателями в школе радиотелеграфистов и отмечены в ее выпускной аттестации. Поэтому Вологодскую направили для обучения в Спецшколе Разведывательного управления Красной армии. С 2 марта по 15 апреля 1944 года она получила более широкое представление о разведывательной работе и могла выполнять обязанности не только радиста, но и заниматься сбором и обработкой разведывательных сведений.

Разведчики и радисты Голос, Гроза, Груша, Комар и другие числились в разведывательном отделе штаба 1-го Украинского фронта как секретные сотрудники. Был среди секретных сотрудников и Юзеф Петрушек. Он имел псевдоним Львов и подготавливался для действий в Кракове в качестве руководителя разведывательно-диверсионной группы. В состав группы были включены Анна Богуславская (Крона) и радистка Лиза Вологодская (Комар). Анна Богуславская родилась в Варшаве, окончила польскую гимназию. Ее мать проживала в оккупированной польской столице. Девушка хорошо знала обстановку в тех районах Польши, где ей предстояло заниматься сбором разведывательных сведений.

Петрушек тоже был выходцем из Польши. Как он оказался в сфере интересов разведывательного отдела штаба 1-го Украинского фронта, сегодня однозначно ответить невозможно. Но в разведшколе он учился без особого интереса. Инструкторы даже высказали сомнение в том, что он сможет работать самостоятельно в тылу противника. Но видимо, после серии воспитательных бесед, которые с Петрушеком проводил сотрудник разведотдела, было принято решение направить его в Краков в качестве руководителя группы.

Ночью 27 апреля 1944 года разведывательно-диверсионная группа «Львов» была десантирована в районе Кракова. Несколько дней Центр томительно ожидал сведений о приземлении группы. Когда же эти сведения поступили, в разведотделе им не обрадовались. Радистка Комар сообщила, что после приземления Львов выполнять задание командования фронта не стал. Устроившись в Кракове, он начал пьянствовать, рассказывая новым знакомым о том, что он был на советской территории и в Краков заброшен с разведывательными целями. Под угрозой оказалась безопасность секретных сотрудников Богуславской и Вологодской. Когда «воспитательные» беседы, которые Вологодская попыталась провести с Петрушеком, не помогли, она обратилась за помощью к польским патриотам, с которыми уже установила тесную связь.

Решение было суровым — ликвидировать Петрушека, из-за которого в застенках гестапо могли оказаться и Богуславская, и Вологодская. Приговор был приведен в исполнение. Но видимо, слухи о разведгруппе уже стали известны гестаповцам. В один из дней Анна Богуславская была арестована.

Радистка Елизавета Вологодская осталась одна. Знания, которые она получила в разведывательной школе, помогли ей принять правильные решения. Польские товарищи предоставили ей укрытие, а затем по ее заданию стали собирать сведения о немецком гарнизоне, связали ее с командованием польского партизанского отряда, действовавшего в одном из районов Краковского воеводства. В отряде находился еще один советский разведчик — Мак. Под этим псевдонимом числился Иван Михайлович Рудницкий. Он тоже занимался сбором сведений о противнике. Рудницкий дал Вологодской несколько ценных советов. Поляки помогли с продуктами питания. Она должна была работать в пригороде Кракова поселке Рыбны, где ей была подобрана удобная радиоквартира в одном из домов, в котором жил проверенный человек — Михаил Врубель.

Вологодская продолжала выполнять задание Центра, действуя самостоятельно. Обстановка, в которой ей приходилось работать, была исключительно напряженной. Главная проблема состояла в том, что разведчица не была уверена в том, что гестаповцы, арестовавшие Богуславскую, не узнали и о ней. Вологодская исходила из того, что ее фамилия уже известна немецкой контрразведке.

(обратно)

Глава 3. Ночной десант

17 августа 1944 года Голос и его товарищи находились на конспиративной квартире. Она располагалась в одном из домов в центре уже освобожденного от немцев Львова. Евгений Березняк хорошо знал и любил этот город, в котором еще до войны ему довелось некоторое время работать.

Он стоял у окна и внимательно рассматривал памятник польскому поэту Адаму Мицкевичу. Здесь, у памятника Мицкевичу, он встречался с девушкой…

Евгений прогнал теплые воспоминания. Он подумал о том, что у такого вечного памятника можно назначать встречу двух разведчиков. Это место никогда не изменится. В Кракове Березняку предстояло провести встречу с разведчицей Комар. Вряд ли условия в уже прифронтовом городе, удерживаемом немцами, будут столь благоприятные, как во Львове.

В 7.00 прибыл офицер из разведотдела штаба фронта. Капитан, фамилию его Березняк не знал, попросил его и членов разведывательной группы взять свои вещи и вынести их к машине, которая ожидала разведчиков у подъезда дома.

Березняк, Шаповалов и Жукова были готовы к этому моменту. Ждали его. И вот час пробил. Операция «Голос» началась. Командующему фронтом маршалу Коневу очень нужны были свои надежные разведчики в Кракове. Их радиоголос должен был ежедневно приносить в Центр сведения о противнике, которые необходимо было бы учесть во время разработки операции по форсированию Вислы и освобождению Кракова от немцев.

Эмка, проехав по стальной брусчатке круто поднимавшейся к парку Стрийской улицы, вырвалась за город и направилась к полевому аэродрому. Березняк знал, что группе предстоит промежуточный перелет. Самолет должен был доставить их поближе к линии фронта.

Часов в двенадцать местного времени группа завершила первый перелет и прибыла на фронтовой аэродром. Березняка и его товарищей встретил полковник. Евгений тоже не знал его фамилии, но все обращались к нему, называя полковником.

Это был заместитель генерал-майора Ленчика полковник Бевз.

Он лично контролировал подготовку разведывательной группы «Голос» к выполнению задания в тылу противника.

В ночь с 18 на 19 августа группа вылетела для десантирования в район Кракова. День был дождливый, но к вечеру погода улучшилась, дождь прекратился, и метеорологи дали благоприятный прогноз.

Сколько продолжался полет? Березняк думал, что он никогда не прекратится. Минуты тянулись медленно, словно цепляясь за корявое небо, по которому все еще ползли тучи, подгоняемые резкими порывами ветра. Все члены группы прошли десантную подготовку, совершили несколько учебных прыжков, прыгали даже ночью. Но на родную землю.

Пилот дал команду. Первым в черную пропасть шагнул Березняк. За ним — Жукова. Последним покинул борт самолета Шаповалов.

Летчики, возвратившись на фронтовой аэродром, рапортом доложили, что выбросили десант в указанном квадрате, парашюты десантников раскрылись. Все было так, за исключением того, что квадрат был все-таки не тот.

Березняк приземлился в 7–8 километрах северо-восточнее города Сосновцы. Он не сразу понял, где оказался. Попытки найти своих ни к чему не привели. Фонарик, которым он подавал условный сигнал сбора, никто не увидел. Закопав парашют, разведчик сориентировался и направился на юго-восток. Там должен быть Краков и место, где он должен был найти радистку Комар.

Лесом, когда уже забрезжил чужой тревожный рассвет, разведчик прошел километров десять. Спрятав в ельнике все свои вещи — костюм, две сорочки, туфли, запасное питание для радиостанции, передохнул. На рассвете зашел в небольшое польское село. У одного из местных жителей узнал, что село называется Псары и оно находится километрах в ста северо-восточнее Кракова.

Голос возвратился в лес, забрал свои вещи и двинулся к городу Олькуш. Прошел еще 10–12 километров. Возле села Войковец-Костельский в лесу решил передохнуть. Устроился в ельнике. Перекусил. Усталость давала знать. Сжав в кармане брюк рукоятку револьвера, закрыл глаза. В голове метались беспокойные мысли: «Где Груша? Где Гроза?» Прикинув, что прыгали разведчики с высоты не менее 2 тысяч метров, Березняк пришел к выводу, что это была ошибка летчиков, которая и создала серьезную проблему. Сильные порывы ветра разбросали членов разведгруппы на значительное расстояние.

Березняк понял, что если они не встретятся, то замысел Центра по внедрению разведчиков в Краков может оказаться под угрозой срыва.

Обдумывая все, что произошло, и пытаясь предугадать, что еще может произойти, Березняк не терял самообладания. Он верил в успех операции и готов был сделать все, чтобы выполнить задание Центра.

У Березняка был еще один вариант, который должен был помочь ему. Если не удастся встретить ни Грозу, ни Грушу, он должен был найти радистку Комар, которая уже действовала в Кракове. В центре ему сообщили условия встречи с этой разведчицей, он хорошо запомнил место встречи, пароль и отзыв, а также то, в чем он должен быть одет. Темно-синий костюм лежал в его рюкзаке. Опознавательные признаки — там же.

Комара он найдет. Она обеспечит связь с Центром, сведения о противнике он добудет сам. Главное — благополучно добраться до Кракова и найти радистку. Эти мысли немного успокоили разведчика, и он решил отдохнуть, чтобы набраться сил для длительного перехода. После короткого отдыха разведчик решил двигаться по направлению к Кракову. Он был уверен, что точно так же поступят Гроза и Груша. Он все еще надеялся встретить их…

Березняк закрыл глаза. Думал расслабиться на пару минут. Получилось больше. Он незаметно погрузился в пелену сна. Усталость взяла свое. Открыть глаза его заставил сильный удар в бок. Он сразу же понял, что попал в беду: черные зрачки стволов трех автоматов смотрели на него не мигая…

(обратно)

Глава 4. Комар встречает друзей

Радистка Лиза Вологодская по рекомендации польских партизан обосновалась в доме поляка Михаила Врубеля. В семье Врубель было две дочери — Розалия и Стефания, — которые, как и их отец, оказывали помощь «девушке из Москвы». Так Врубели между собой шепотом называли эту незнакомку, приют которой они дали по просьбе командира партизанского отряда Герольда Возницы.

Вологодская поддерживала радиосвязь с разведывательным отделом фронта и стремилась выполнять его задания. Первое время возможности ее были ограниченны. Предательство резидента Львова и арест Анны Богуславской лишили ее свободы передвижения. Самостоятельно собирать сведения о противнике Вологодская не могла. Появление ее в Кракове неизбежно привлекло бы внимание жандармов и гестаповцев. Комар должна была находиться в укрытии. Поляки обещали подготовить для нее новые документы. Но это требовало времени.

На помощь советской разведчице пришли поляки Юзеф Францишкович Заенц и его жена Валерия Яновна. Юзеф имел богатый жизненный опыт и понимал, какой опасности подвергал себя и свою жену. Но выбор свой он сделал давно и сознательно шел на риск.

В радиограммах Вологодской в разведывательный отдел штаба 1-го Украинского фронта Юзеф Францишкович упоминается под псевдонимом Заяц. Упоминается он много раз и, как правило, в одной и той же формулировке: «Заяц сообщил…»

Заенц сообщал много. Сведения его высоко ценились в штабе фронта.

Юзеф Заенц был неутомимым, осторожным и наблюдательным помощником Елизаветы Вологодской. Он родился в 1905 году в населенном пункте Рейчи Живицкого уезда Краковского воеводства. Рабочий-горняк, Заенц принимал участие в польском рабочем революционном движении, был членом компартии Польши, затем стал активным членом Польской рабочей партии. В 1939 году Заенц был мобилизован в польскую армию. В боях под Львовом перешел на сторону Красной армии.

В 1941 году накануне нападения фашистской Германии на СССР Юзеф Заенц возвратился в Краков. Видимо, он был на примете у советской поенной разведки. Об этом говорит такой факт. В 1941–1942 годах Заенц оказывал помощь в легализации в Кракове советскому разведчику Л. М. Четырко и по его указанию собирал разведывательные сведения.

В 1943 году Заенц организовал побег группы советских военнопленных из краковского концлагеря. Спасенные советские солдаты, бежавшие из плена, ушли в партизанский отряд и сражались вместе с поляками против оккупантов.

Всех этих деталей биографии Юзефа Заенца радистка Комар, естественно, не знала. Не ведала она и о том, что Заенц был командиром 10-го округа Армии людовой. Впрочем, об этом в те годы не знала даже жена Юзефа.

Центр сообщил Вологодской, что скоро к ней прибудут друзья с Большой земли, которым она должна оказать помощь в легализации. Друзей — трое. Одна — девушка. Все указания о последующей работе Вологодской должен был сообщить разведчик Голос, с которым она должна была встретиться на западной окраине села Чулув в 22.00. С этой целью Комар должна была ежедневно начиная с 20 августа выходить на место встречи.

20 августа на встречу никто не прибыл. Так продолжалось несколько дней. Только на пятые сутки Вологодская встретилась с Асей Жуковой. Разведчица устроила Жукову на конспиративную квартиру, подобрать которую помогли поляки.

26 августа 1944 года Вологодская встретилась с Евгением Березняком. Гость из-за Вислы прибыл на встречу не в темно-синем костюме, о котором сообщал Центр. Однако он правильно назвал пароль и предъявил главный опознавательный признак — розовый носовой платок. О том, где он потерял свой темно-синий костюм, Березняк, который называл себя Винцентием Казимировичем Патковским, Елизавете Вологодской не сообщил. Об этом она узнала уже после выполнения разведывательного задания, когда возвратилась к своим и попала в следственный изолятор военной контрразведки Смерш…

Березняк и Вологодская ждали Алексея Шаповалова. Как выяснилось позже, он приземлился неудачно, подвернул ногу, оказался дальше всех от Кракова, вынужден был скрываться в лесу, передвигался только по ночам. Несмотря на трудности, Шаповалов все-таки смог добраться до Кракова.

(обратно)

Глава 5. Где Голос потерял свой костюм?

Задержанного в лесу Винцентия Патковского жандармы доставили в село Войковец-Костельский. В их руки попал и весь багаж, который принадлежал Патковскому. В портфеле, который был польского производства, жандармы обнаружили много интересных вещей, которые говорили о том, что в их руках оказался советский разведчик. Доллары, немецкие марки, польские злотые, пистолет, питание для радиостанции и темно-синий костюм.

Патковского бросили в погреб, плотно закрыли крышку и оставили в холодном и темном подполе.

20 августа арестованного никто не беспокоил. Ему дали кусок хлеба и кружку воды: на завтрак, обед и ужин. У Березняка было более двадцати часов, чтобы оценить обстановку, в которой он неожиданно оказался, и попытаться найти выход из безвыходного положения. На первый взгляд выхода не было. Вещи и деньги, которые оказались в руках жандармов, позволяли сделать только один безошибочный вывод: арестованный — разведчик, который прибыл с восточного берега Вислы.

В годы войны с захваченными разведчиками поступали однозначно. Их либо расстреливали, либо вешали. Березняк об этом знал, но он не хотел умирать. Ему было немногим более тридцати лет, и он очень хотел жить.

Для того чтобы вырваться из создавшейся ситуации, Березняку необходимо было придумать нестандартное решение труднейшей задачи, которую ему подбросила жизнь. Разведчик лихорадочно искал этот выход, сидя в сыром погребе со связанными руками и связанными ногами…

21 августа был проведен первый допрос. Арестованный сообщил начальнику жандармерии, что он был выброшен с самолета в районе населенного пункта Псары. Цель его появления в Польше — встретиться с советским разведчиком, который действует в Кракове, передать ему деньги и питание для радиостанции.

По данным, которые сообщил арестованный Патковский, он должен выйти на встречу с разведчиком с 26 по 28 августа в Кракове у входа на рынок Танденте. Время встречи — с 14 до 18 часов по местному времени.

Легенда появления на рынке — продажа ручных часов, которые продавец должен держать в правой руке. Из левого кармана темно-синего пиджака продавца неизвестный разведчик должен увидеть розовый платок. Краковский незнакомец, покупая часы, обязан спросить: «Когда вы выехали из Киева?» Ответ: «В среду».

Начальник жандармского отделения внимательно слушал объяснения арестованного, который сообщил о том, что на встрече он должен передать деньги и питание для рации, получить пакет с секретными документами, которые затем предстояло доставить за линию фронта во Львов.

Все казалось вполне правдоподобным. Жандарм сам хотел бы захватить краковского разведчика, что принесло бы ему повышение но службе и, возможно, орден. Но он не мог этого сделать. Арестованного следовало передать в военную контрразведку.

На следующий день Патковского под усиленной охраной доставили в Краков и передали в гестапо. Краковское управление государственной тайной полиции занимало мрачное четырехэтажное здание по адресу улица Поморская, дом 2. Камеры смертников — в подвальных помещениях. Сидя в одной из них, Евгений Березняк прочитал надпись на латыни, сделанную кем-то из узников: «Дум Спиро Сперо», что по-русски означает: «Пока дышу — надеюсь».

Новым узником гестапо заинтересовалась немецкая военная разведка, краковским управлением которой руководил подполковник Христианзен, начальник абверкоманды-305^[116].

Христианзен и его подчиненные не так давно обосновались в Кракове. Всего месяц тому назад они в спешном порядке вынуждены были покинуть насиженное место во Львове. Причиной тому был натиск войск 1-го Украинского фронта. Впрочем, Львов был не первым местом дислокации абверкоманды-305. Эта группа военной разведки была сформирована осенью 1942 года в польском местечке Сулеювек и придана армейской группировке «Дон», затем в феврале 1942 года включалась в состав группы армий «Юг», позже — «Северная Украина».

Абверкоманда-305, в состав которой входили 314, 324, 327 и 328-я группы военной разведки и контрразведки, с февраля по июнь 1944 года действовала во Львове. В июле обосновалась в Кракове. Захват советского разведчика, заброшенного в район Кракова, был первым крупным успехом Христианзена на новом месте.

23 августа Христианзен провел первый допрос захваченного русского агента. Подполковник проверял и перепроверял ответы арестованного. Он вел себя сдержанно, всячески демонстрируя уважение к русскому, попавшему в трудное положение, обещал сохранить ему жизнь, если тот согласится оказать помощь немецкой разведке.

Березняк готов был к такой игре, в которой волк был заведомо сильнее зайца. Свою роль он выучил еще на допросе в жандармерии и в ответах не делал ошибок. Перед ним стояла уже другая задача, которую он сам придумал, но не знал еще, как решить. Для побега нужен был счастливый случай или ошибка контрразведчиков. Возникновение счастливого случая от Березняка не зависело. Он мог произойти, а мог и не произойти. Ошибку же немцы могли допустить в том случае, если Березняк незаметно подтолкнет их на неправильный ход. И этот ход будет тем единственным шансом, который позволит ему вырваться на свободу.

На допросе шла тонкая, незаметная война умов. Выиграть в этой дуэли мог только сильнейший. Впрочем, Христианзен ничем не рисковал. Он думал не об арестованном, который мог совершить побег, это, как считал подполковник, было исключено, а о том, как задержать второго советского агента. Начальник абверкоманды-305 решал вторую задачу.

Березняк решал первую задачу — найти выход и вырваться из рук немецкой военной контрразведки. Ответы Березняка звучали убедительно. Он умело играл роль связника, попавшего в трудную ситуацию и готового любой ценой спасти свою жизнь. После длительного раздумья начальник абверкоманды-305 поверил арестованному русскому агенту. Его привлекла заманчивая возможность захватить еще одного советского разведчика, длительное время действовавшего в Кракове и которого ранее не могли арестовать коллеги Христианзена.

Христианзен решил провести операцию по захвату неизвестного советского разведчика еще по одной причине. Он не исключал, что операция может закончится неудачей. Такое могло произойти только в том случае, если советский разведчик не выйдет на встречу. Если это произойдет, то арестованного связника Христианзен отправит в Берлин, где в июле 1944 года было создано новое управление абвера. После неудачного покушения на Гитлера, состоявшегося 20 июля, все подразделения абвера перешли в подчинение оперативно сформированного военного управления Главного управления имперской безопасности рейха (РСХА)^[117]. Военной разведкой теперь руководил не адмирал Канарис, а начальник РСХА Э. Калътенбруннер^[118]. Авторитет у нового руководства надо было завоевывать новыми делами, более значимыми для безопасности рейха. Эту цель и ставил перед собой Христианзен, анализируя результаты допроса советского связника.

Березняк сообщил Христианзену, что встреча с резидентом должна произойти в один из дней с 26 по 28 августа. Он умышленно ограничил время, полагая, что такие условия не дадут возможности немцам тщательно готовить операцию по захвату второго разведчика. Время было сжато до предела. О том, что будет через три дня, Березняк не думал. Он надеялся на успех.

26 августа Березняк, одетый в темно-синий костюм, стоял у входа на краковский рынок Таденте. Он находился в еврейском квартале Кракова Казимеже. На этом рынке можно было купить, продать или поменять все, что угодно.

В правой руке Березняк держал часы, которые якобы хотел продать. Справа и слева от него стояли двое крепких мужчин, которые тоже продавали часы. Это были подчиненные подполковника Христианзена.

В первый день выхода на рынок Березняк не собирался делать попытку побега. Он изучал рынок и действия своих охранников, их количество, места расположения и взаимодействия.

Где-то в полдень к Березняку подошел пожилой поляк. Он повертел в руках часы, поинтересовался их стоимостью и спросил, не из России ли продавец.

Березняк заметил, что, когда этот поляк отошел в сторону, к нему подошли двое неизвестных и без шума куда-то увели. Количество контрразведчиков, задействованных в операции, увеличилось вдвое.

27 августа Березняк и его сопровождающие в 15.00 снова были на рынке. Все повторилось, как и в первый день. Березняк был одет в тот же костюм и продавал те же ручные часы. Контрразведчики — тоже. Был субботний день, и на рынке было полно и продавцов, и покупателей.

Часами никто из посетителей рынка не интересовался. Березняк терпеливо ждал. Нервы были напряжены до предела.

Примерно в 18.00 у входа на рынок начали спорить два пьяных поляка. Спор перешел в драку, в которую вмешались жандармы. Они не смогли разнять дерущихся и для острастки сделали несколько выстрелов из автоматов. Автоматные очереди всколыхнули рынок. Продавцы и покупатели рванулись на прилегавшую улицу. В воротах рынка возникла давка. Березняк мгновенно воспользовался ситуацией и скрылся в толпе. Охранявшие его контрразведчики тоже открыли стрельбу из пистолетов, что еще больше усилило шум и беспорядок…

Свой темно-синий пиджак Березняк снял и бросил в первую же подворотню. Контрразведчики искали в толпе человека в темно-синем костюме. Но он уже выглядел иначе…

Березняк добрался до западной окраины Кракова, когда уже стемнело. На одной из улиц он обратился к одинокому старику и попросил его помочь с ночлегом. Получив часы, поляк предоставил новому знакомому комнату в собственной квартире сроком на целую неделю…

После встречи с Елизаветой Вологодской Березняк 1 сентября сообщил в Центр: «31.8 прибыл в Рыбна. Вступил в контакт с «Комар». «Груша» есть, «Грозы» нет. Парашют с грузом не раскрылся. Груз погиб. Рация оставлена возле Бендзика».

Березняк тщательно изучил обстановку. Разведчики работали в условиях повышенной активности и гестаповцев, и военной контрразведки противника, и местной жандармерии. За последние два месяца в Кракове и его окрестностях произошло несколько прямых или косвенных столкновений интересов советских разведчиков и сотрудников германских служб безопасности. Линия фронта приближалась к Кракову, и борьба тайных спецслужб приобрела острый характер.

Комар обосновалась в доме Михаила Врубеля. Она расположилась на чердаке, откуда выходила в эфир и передавала в Центр сведения, которые по ее заданию добывали польские патриоты Владислав Бохенек, Станислав Очкос, Юзеф Прысак и другие.

Учитывая сложную обстановку в Кракове и его окрестностях, Березняк хотел отправить Грозу и Грушу в польский партизанский отряд, из которого можно было более безопасно организовать связь с Центром. Когда же Вологодская сообщила ему, что в отряде находится разведчик Мак, это решение пришлось отменить. К тому же Центру нужны были срочные сведения из Кракова об оборонительных сооружениях немцев вдоль западного берега Вислы в этом районе.

С помощью Юзефа Прысака удалось устроить Алексея Шаповалова, у которого были надежные польские документы, на строительство оборонительных сооружений вдоль Вислы. Это была первая удача группы. От Шаповалова стали поступать конкретные сведения о создании минных полей, их точных размерах и расположении, о строительстве долговременных огневых точек, о противотанковых и иных заграждениях. Количество информации, направлявшейся Голосом в Центр, резко возросло.

1 сентября 1944 года Голос сообщал: «Личным наблюдением установил: в селах Беланы, Крисников, Катов и Лишки расквартированы моточасти. Около двух полков. Нарукавные знаки солдат: ромб и квадрат, внутри каждого пять желтых кружков».

2 сентября. Голос — Центру: «Через Краков на восток прошли 24 эшелона. Из них 101 вагон солдаты пехоты. Один эшелон — танки, три эшелона — лошади, остальные — автомашины и боеприпасы».

Нет сомнения в том, что Березняк и его помощники потратили немало сил, чтобы собрать эти сведения, пересчитать все эшелоны и то, что они перевозили. Но такие сведения не удовлетворили Центр, так как в них было мало конкретности. Поэтому 5 сентября из Центра «Голосу» поступили указания следующего содержания: «Вашей информацией не довольны. Завербуйте агентов на наиболее важных объектах. Усильте сбор сведений о гарнизоне города Кракова. Необходимы точные сведения о дислокации и передвижении войск противника. Перенесите свою станцию в Краков. Доложите, где точно находитесь, у кого живете, как расставлены силы».

14 сентября Центр дал Гол осу дополнительные указания: «Примите все меры по разведке танковых частей противника в районе Краков, Тарнув, Буск. Установите их нумерацию и места дислокации. Сообщите места расположения штабов этих частей».

Выполняя задание Центра, Березняк с помощью Вологодской организовал добывание сведений о немецких частях, дислоцированных в Кракове. Эти сведения собирал Юзеф Прысак, бесстрашный и самоотверженный человек. В радиограммах Голоса этот польский патриот упоминается под псевдонимом Музыкант. Прысак действительно хорошо играл на скрипке. Он устроился работать сторожем на огородах, расположенных вблизи центральной железнодорожной магистрали Краков— Катовицы, по которой шли переброски боевой техники, личного состава и боеприпасов для усиления краковского оборонительного района немцев.

Каждое воскресенье Прысак вместе с женой и двумя малолетними дочерьми под видом бродячих музыкантов отправлялся в Краков. Семейство бродячих артистов ходило по улицам города, устраивало небольшие концерты, собирая пожертвования. Никто не знал, что Юзеф Прысак собирал сведения о дислокации штабов, местах проживания немецких генералов и офицеров, запоминал, где расположены склады боеприпасов, продовольствия, где работали узлы связи.

Польские партизаны связали Голоса с Кларой Салтыковой, которая работала в штабе немецкой группы армий «Центр». Она стала передавать разведчику сведения о противнике, которые ей удавалось добывать. У Клары были надежные документы, которые позволяли ей практически беспрепятственно передвигаться по Кракову и его окрестностям. Клара перевозила добытые сведения из Кракова на передаточный пункт другому надежному поляку, который проживал на железнодорожной станции Ясновицы.

В первой половине сентября интенсивность работы разведывательной группы «Голос» заметно возросла. Ежедневно в Центр отправлялось по две-три радиограммы. Командующий фронтом давал им высокую оценку.

Алексей Шаповалов работал на строительстве оборонительных сооружений на Висле и собирал о них точные сведения. Березняк поручил Анне Жуковой шифровать радиограммы, а Лиза Вологодская проводила сеансы радиосвязи с Центром.

16 сентября 1944 года Березняк прибыл в дом Михаила Врубеля, где находилась радистка Лиза Вологодская. Хозяин заблаговременно отправил дочерей Розалию и Стефанию с каким-то важным поручением в город.

Лиза настроила радиостанцию. В 10.00 Комар вышла в эфир. Когда первая радиограмма была уже передана, в дом Врубеля ворвались немецкие солдаты. Их было около тридцати человек. Они сразу же заполнили все комнаты, поднялись и на чердак, где увидели радистку, которая не успела спрятать радиостанцию. Трое солдат схватили девушку, ее аппаратуру и бланки. На одном из них был текст только что переданной радиограммы…

Хозяин дома Михаил Врубель был арестован. На спинке одного из стульев в столовой висел серый пиджак. Немцы обратили на него внимание, спросили, кому он принадлежит. Хозяин дома сказал, что это его костюм, который он недавно купил на рынке.

Обыск длился около двух часов. Немцы осмотрели все помещения, но больше никого и ничего не обнаружили.

Березняк в это время находился в доме. Он спрятался в ловко оборудованном тайнике, который находился между крышей и одной из стен комнаты второго этажа. Пространство было небольшим. Оно было забито сеном, в котором и притаился разведчик. Один из солдат несколько раз проколол сено штыком и ушел.

Березняк остался на свободе…

(обратно)

Глава 6. Невероятная вербовка

Позывные в эфире неизвестной радиостанции не давали покоя подполковнику Христианзену. Опытный контрразведчик, он знал, что где-то в районе Кракова действует советский агент, которого необходимо выявить и обезвредить. Побег арестованного Патковского из-под носа опытных контрразведчиков был для Христианзена большой и неприятной неожиданностью. Он написал в Берлин докладную записку, в которой потребовал офицеров, которые упустили Патковского, незамедлительно отправить на фронт и заверил берлинское руководство Военного отдела РСХА в том, что советский агент будет арестован. Из Берлина Христианзену пришло указание объединить усилия с пеленгаторской службой Краковского гарнизона.

Крытые военные машины с антеннами стали чаще ездить по улицам Кракова и его окрестностям. Одна из них с 10 сентября была замечена местными жителями в районе села Санка. Но что это за машина, поляки не знали и не придали ее появлению особого значения.

16 сентября эта же машина появилась и в районе, где работала радистка Комар. Именно эта машина засекла позывные радиостанции Лизы Вологодской и установила место ее укрытия.

Березняк принял срочные меры, которые должны были локализовать провал. В ночь на 18 сентября Голос, Гроза и Груша с помощью польских патриотов были переправлены в партизанский отряд.

В отряде Березняк встретился с военным разведчиком Иваном Михайловичем Рудницким (Маком). В Центр было направлено сообщение о том, что 16 сентября была арестована Комар…

В Центре знали, что радистка арестована. Когда немцы заставили Вологодскую связаться с Центром и передавать дезинформацию, она свою первую же радиограмму подписала псевдонимом Омар, а не Комар. Это означало, что радист попал в руки противника, работает под его контролем и передает ложные сведения…

26 сентября Лиза Вологодская прибыла в партизанский отряд. Ее появление удивило всех. Березняк внимательно выслушал отчет радистки о пребывании у немцев и вначале не поверил ей. Подозрительным в ее истории было то, что она не только вырвалась из рук немецкой контрразведки, но и смогла, как она докладывала, склонить к сотрудничеству контрразведчика фельдфебеля Гартмана, который и помог ей бежать.

Вологодская сообщила Березняку, что Гартман готов помогать советской разведке и передавать ее представителю сведения секретного характера о немецких войсках в Кракове и его оборонительном районе.

Все, о чем докладывала Вологодская, было невероятно. Березняк знал Христианзена, который допрашивал его в конце августа, и сомневался в том. что этот человек мог допустить вторую серьезную ошибку.

Впрочем, все, о чем докладывала Вологодская, подчинялось логике событий, которые развивались на советско-германском фронте. Немецкая армия терпела одно поражение за другим, оставляя захваченные советские города и села. В конце сентября, когда Комару удалось вырваться из немецкой контрразведки, Красная армия уже полностью завершила операцию по освобождению Белоруссии и Западной Украины, войска союзников теснили немцев во Франции, где они в начале июня 1944 года открыли второй фронт. Гартман, видимо, знал и о том, что группа высокопоставленных немецких офицеров совершила покушение на Гитлера. Устои Третьего рейха закачались. Фельдфебель Гартман, вероятно, понял это раньше подполковника Христианзена.

Вологодская в беседах с фельдфебелем, который хорошо знал русский язык, так как родился и вырос в Прибалтике, почувствовала душевные колебания Гартмана и обещала ему оказать помощь. Девушка верила в победу Красной армии, и эта уверенность придавала ей силы. Находясь под арестом, она продолжала свою борьбу. Видимо, не случайно в служебной характеристике Вологодской, подготовленной в Специальной школе Разведывательного управления Генштаба Красной армии было указано: «Товарищ Вологодская умна и сообразительна, умственная и зрительная память развиты очень хорошо. Разговорчива, общительна, может располагать к себе незнакомых людей, хорошо танцует и пост. Имеет склонность в свободное время погулять с ребятами, в среде которых пользуется авторитетом. К занятиям относилась хорошо. Может быть использована для работы в тылу противника по категории радиста-осведомителя в составе резидентуры».

В этой характеристике есть одна особенность. Такой категории, как «радист-осведомитель», в военной разведке не существовало. Видимо, активный характер Вологодской, которая с отличными результатами окончила радиоподготовку, был точно оценен инструкторами школы, которые и хотели сказать ее будущим руководителям о том, что эта девушка обладает более широкими способностями и навыками, чем радистка, и ее можно использовать для сбора сведений о противнике.

Однажды Гартман сказал арестованной: «Я устрою вам побег. А вы организуйте мне встречу с представителем Красной армии». Гартман рассчитывал получить снисхождение советского командования или властей новой Германии после того, как окончательно будет разгромлена империя, которую пытался создать Гитлер.

26 сентября Гартман устроил побег арестованной радистке.

Березняк решил рискнуть. На первую встречу с Гартманом был отправлен Алексей Шаповалов. На всякий случай на место встречи были направлены четыре польских партизана с оружием.

Встреча произошла на берегу Вислы, в лесном массиве. Гартман прибыл на встречу на легковой машине в охотничьей экипировке и с ружьем.

Данные Вологодской подтвердились. Фельдфебель сообщил, что сбором сведений будет заниматься не только он один, но и его помощник, бывший русский военнослужащий Романов.

Невероятная вербовка состоялась. Она открыла новые возможности для добывания разведывательных сведений. Первые данные, полученные от Гартмана и Романова и направленные Голосом в Центр, вызвали за линией фронта не только исключительный интерес, но и большое сомнение из-за их исключительной точности…

(обратно)

Глава 7. Путевка в СМЕРШ

В докладе генерал-полковника П. И. Ивашутина, подготовленном в 60-х годах, министру обороны указывалось, что «разведывательной группой «Голос» была вскрыта краковская группировка противника, состоявшая из семи пехотных, одной танковой и одной гренадерской дивизий, расположение штаба армейского корпуса, а также дислокация частей авиационного корпуса и других частей противника, дислоцировавшихся и действовавших в районе действия группы. От разведгруппы было получено большое количество радиограмм с разведданными о войсках и военных объектах противника…»^[119].

Оценивая деятельность группы, начальник военной разведки писал:

«Все члены группы, проявив исключительную стойкость, смелость и мужество, успешно выполнили поставленные перед ними командованием фронта задачи по вскрытию краковской группировки противника, что способствовало успешному наступлению наших войск в данном районе.

Приказом главкома Центральной группы войск № 0130/н от 30 августа 1945 года двое из состава разведгруппы награждены: Шаповалов А. Т. — орденом Отечественной войны II степени и Жукова А. Ф. — орденом Красной Звезды.

Остальные — тт. Березняк Е. С. и Вологодская Е. Я., — несмотря на успешное выполнение ими задания в тылу противника, до сего времени не награждены. Причиной этому явилось сомнение в правдоподобности обстоятельств их побега из гестапо…»^[120]

В докладе начальника ГРУ генерал-полковника П. И. Ивашутина министру обороны не было сказано о том, кто помогал резиденту Голос и его разведчикам добывать сведения о противнике. Фамилии польских патриотов Владислава Яновича Бохенека, Михаила Мацеевича Врубеля, Юзефа Францишковича Заенца и его жены Валерии Яновны, Станислава Яновича Очкоса и Юзефа Юзефовича Прысака станут известны 7 мая 1968 года. Именно тогда, накануне Дня Победы над фашистской Германией, был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении орденами и медалями СССР граждан Польской Народной Республики. В предисловии к Указу сообщалось: «За активную помощь командованию Советской армии в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками в период Великой Отечественной войны и проявленные при этом мужество, инициативу и стойкость наградить граждан Польской Народной Республики…»

В. Я. Бохенек, М. М. Врубель и Ю. Ф. Заенц были награждены орденами Отечественной войны I степени. Михаил Мацеевич Врубель — посмертно. Арестованный вместе с радисткой Елизаветой Вологодской, М. Врубель, в доме которого существовала радиоквартира, был замучен в гестапо. На допросах он не выдал никого из своих польских товарищей, погиб, но не сдал фашистам резидента Голоса и его разведчиков.

Валерия Заенц, Станислав Очкос и Юзеф Прысак были награждены орденами Отечественной войны II степени.

Юзеф Юзефович Прысак, замечательный музыкант и находчивый конспиратор, был награжден советским орденом посмертно.

В сообщении ТАСС по поводу награждения польских патриотов, в частности, отмечалось, что «в исключительно трудных условиях оккупационного режима разведгруппа Е. С. Березняка установила связь с местными партизанами и польскими подпольщиками и с их помощью побывала ценную информацию о противнике, о дислокации воинских частей оккупантов и об их составе. Эти сведения имели важное значение при подготовке операций войск 1-го Украинского фронта по освобождению Кракова.

Советские разведчики совместно с польскими патриотами — супругами Заенц Юзефом и Валерией, Владиславом Бохенеком, Юзефом Прысаком и другими товарищами — сумели предотвратить подготовленное фашистами уничтожение бывшей польской столицы города Кракова, сохранить его исторические и культурные памятники».

Фамилия фельдфебеля Карла Гартмана в официальных документах никогда не упоминалась. Березняк, когда Гартман согласился передавать разведчикам сведения о немецком гарнизоне в Кракове, присвоил ему псевдоним Правдивый. Романову был присвоена кличка Молния. От этих агентов Голос получил значительное количество ценных сведений.

Когда войска Красной армии освободили Краков, спасенный польскими патриотами и советскими разведчиками от уничтожения фашистами, Гартман был заброшен немецкой разведкой в тыл Красной армии. Он должен был выполнить разведывательно-диверсионное задание.

Оказавшись на территории,занятой советскими войсками, Гартман при первой же возможности сдался в плен. Он был передан в органы военной контрразведки и, сам того не понимая, второй раз спас жизнь радистки Елизаветы Вологодской…

После выполнения задания все члены разведывательной группы «Голос» возвратились в разведывательный отдел 1-го Украинского фронта. Их разместили в разных квартирах и предложили написать подробные отчеты о проделанной работе в тылу противника. В отчетах следовало подробно рассказать обо всех ситуациях, в которых оказывались разведчики.

4 февраля командир группы Евгений Березняк, завершая свой отчет, писал: «В тылу врага резидентура находилась и работала с 19 августа 1944 года по 23 января 1945 года. 23 января резидентура в полном составе вышла из вражеского тыла… Считаю, что, несмотря на исключительные трудности и сложные условия нашей работы, группа поставленные перед ней задачи выполнила.

В связи с этим прошу представить к правительственным наградам радиста Вологодскую Е. Я, разведчика Шаповалова А. Т. и радиста Жукову А. Ф…»

Березняк подготовил еще один документ, который назвал «Объяснительная записка». Здесь он впервые сообщил о том, что несколько дней находился в руках военной контрразведки противника, а затем смог совершить побег.

Признание Березняка повергло в шок офицеров разведывательного отдела, его начальника и незамедлительно стало известно представителю военной контрразведки Смерш.

Радистка Елизавета Вологодская тоже написала свой отчет о работе в тылу противника и обстоятельствах побега из органов контрразведки противника. Она также оказалась под пристальным наблюдением сотрудников Смерша.

8 марта исполнявший должность начальника агентурного отделения разведывательного отдела штаба фронта майор Харлампиди подготовил заключение по отчету резидента Е. С. Березняка. В конце этого вполне объективного и трезвого документа майор писал: «Информация, поступавшая от резидентуры, носила двойственный характер. Наряду с точнейшими сведениями о частях и соединениях противника, как, например, сведения о дислокации дивизий перед фронтом 1-го Украинского фронта, полученным от «Правдивого», вызывало удивление то, что эти сведения повторяли то, что было известно РО штаба фронта благодаря усилиям многих разведчиков и агентов, а также данным, которые разведка получала от захваченных в плен немецких солдат и офицеров…»

Обстоятельства побега Березняка и Вологодской из контрразведки противника были поставлены под сомнение. Подозрение вызвали и условия вербовки Курта Гартмана.

Поверить в благополучное завершение операции «Голос» в штабе фронта никто не мог. Нужны были серьезные доказательства для объяснения, подтверждения и понимания всего того, что произошло с Березняком и Вологодской. Таких доказательств, кроме исключительно успешной работы, не было.

Майор Харлампиди сделал следующий вывод: «Агенты «Гроза» и «Груша» сомнений не вызывают и заслуживают денежной премии. «Гроза» в размере 1000 злотых, «Груша» — 500 злотых…».

Асю Жукову оставили в резерве разведывательного отдела фронта, Алексея Шаповалова направили для дальнейшего прохождения службы в запасной полк.

Судьба Березняка и Вологодской тоже была решена «ускоренными темпами». Харлампиди в заключение по отчету Березняка писал: «Скорее всего, можно предположить, что «Правдивый» (Гартман) — опытный контрразведчик, поставивший целью глубоко проникнуть в органы советской военной разведки, — начал плести тонкую и хитрую паутину вокруг провалившихся советских агентов и через них стремится втереться в доверие. Для этой цели он устроил бутафорный побег для радистки «Комар», передавал точную информацию о действиях и дислокации войск противника. Считаю, что из-за этих мотивов следует передать «Голос» и «Комар» для дальнейшего изучения и разработки органам контрразведки Смерш».

Рекомендации майора Харлампиди были жесткими и, скорее всего, вполне оправданными. Вдоль советско-германского фронта на протяжении всей войны действовали сотни специальных команд немецкой разведки и контрразведки. Они занимались сбором сведений о действиях войск Красной армии, готовили и забрасывали в тыл советских войск агентов с разведывательными и диверсионными целями. Абвер имел разведорганы в Польше, Литве, Латвии, Финляндии, Румынии, Болгарии, Турции и на оккупированных советских территориях на Украине, в Белоруссии, в Крыму и в других местах.

Разведывательный центр «Абверштелле «Остланд», например, был крупным разведывательным и контрразведывательным органом противника, который действовал на оккупированной территории. С января 1943 по август 1944 года этим центром было подготовлено и переброшено на советскую территорию около 300 агентов. Фиктивные документы для этих агентов готовились в Риге, где в доме номер 81, расположенном на улице Свободы, находились пересылочный пункт для перебрасываемой агентуры и лаборатория по изготовлению фиктивных документов^[121].

Переданные в органы Смерша Березняк и Вологодская были направлены в Подольский проверочно-фильтрационный лагерь НКВД № 174, где и встретили первый День Победы…

Так закончилась одна из самых успешных в годы Великой Отечественной войны операций советской войсковой разведки. Общие результаты действий разведывательной группы «Голос» таковы: за период с 19 августа 1944 года по 23 января 1945 года группой была вскрыта краковская группировка противника, состоявшая из 78, 96, 208, 359, 371, 544 и 545-й пехотных дивизий, 20 танковой и 344-й гренадерской дивизий, расположение штаба 59-го артиллерийского корпуса и ряд других воинских частей противника, дислоцированных и действовавших в районе работы разведывательной группы.

Кроме того, созданный Березняком боевой отряд из советских военнослужащих, бежавших из плена, провел ряд успешных диверсий на железнодорожных и шоссейных коммуникациях противника.

За 136 дней пребывания разведгруппы в районе Кракова Березняк и его радисты направили в Центр 140 радиограмм с разведывательными данными о немецких войсках и военных объектах.

В боевом задании разведывательной группы «Голос» не было задами по спасению Кракова. Березняк узнал о чудовищном замысле фашистов от Курта Гартмана и захваченного в плен инженер-майора краковского укрепрайона Курта Пеккеля. Добытые данные позволили советским разведчикам и польским партизанам спасти древнюю столицу Польши от уничтожения.

(обратно) (обратно)

Часть пятая. Балатонский «Кроссворд»

Последние четыре месяца Великой Отечественной войны разведка работала на пределе своих возможностей. Ее сотрудники должны были добывать сведения не только о войсках фашистской Германии, которые оказывали отчаянное сопротивление на Восточном фронте, но и интересоваться возможными действиями лидеров США и Англии, которым в Москве уже доверяли не так, как в первые годы войны. Причинами такого недоверия были и атомный фактор, и необоснованные обвинения в адрес СССР в разгроме Варшавского восстании, и другие. Об этих и других закулисных факторах завершавшегося этапа Второй мировой войны докладывали в Центр сотрудники советских разведок, которым помогали агенты, занимавшие достаточно высокие посты в США и Англии. Эти агенты имели доступ к конфиденциальной информации. Честные люди, они не признавали ложь в качестве инструмента в отношениях между союзными государствами.

Были и другие трудности. Одна из них заключалась в поиске взаимоприемлемых путей формирования системы коллективной безопасности в Европе, которая гарантировала бы предотвращение новой войны. В Ставке Верховного Главнокомандования еще не предполагали, что после разгрома Германии США и Англия могут стать главными противниками СССР. Но из донесений военной разведки в Москве уже было известно, что в Вашингтоне и Лондоне именно в таком качестве рассматривают СССР. Поэтому от союзников в последние дни войны можно было ожидать любых сюрпризов…

(обратно)

Глава 1. Разногласия в стане союзников

Ночью в канун 1945 года в Москве и Лондоне, Вашингтоне и Берлине звучали разные тосты, произносились различные молитвы, но высказывались приблизительно одинаковые пожелания: в столицах воюющих государств хотели, чтобы новый год принес победу. Каждому — свою.

В США рождественские праздники начались с тревожных и печальных известий. Они поступали с Западного фронта, где резко осложнилась обстановка. 16 декабря 1944 года германские войска, застав американцев и англичан врасплох, начали активное контрнаступление в Арденнах^[122]. Немцы нанесли мощный удар по четырем дивизиям 1-й американской армии, дислоцированным в этом районе. Американские солдаты и офицеры тысячами гибли в тех скоротечных и неожиданно начавшихся для них боях. Трудно сказать, почему это произошло, но не исключено, что американская и британская военные разведки не смогли своевременно добыть сведения о том, что немцы готовятся нанести массированный и целенаправленный удар по англо-американским войскам. Для американцев, отправивших своих солдат воевать в Европу, в которой многие из них никогда не бывали, сообщения о неудачах войск Эйзенхауэра были подобны холодному душу. Жители Вашингтона, Нью-Йорка и других городов, которым война в Европе открыла новые рабочие места и принесла хорошие заработки, впервые поняли, что война — это не только прибыли, но и смерть близких. К такому повороту событий они были не готовы.

На рассвете 1 января 1945 года германские войска перешли в контрнаступление в Эльзасе. Удар был нанесен по позициям 7-й армии США И это было еще не все: в те дни более тысячи немецких самолетов обрушили бомбовые удары на аэродромы союзников во Франции, Бельгии и Голландии.

Американский президент Франклин Рузвельт и не заметил, что наступил Новый, 1945 год. Он был озабочен судьбой своих войск в Арденнах и в Эльзасе и пытался со своими советниками найти выход из трудного положения. Разгром американских войск в Арденнах мог подорвать его авторитет.

Рузвельт был также крайне недоволен полученным 27 декабря 1944 года посланием советского премьера И. В. Сталина. В том послании Сталин высказал твердое намерение советского руководства поддержать преобразование Польского комитета национального освобождении но Временное польское правительство^[123].

Решение Сталина нарушало замыслы американского политического руководства о послевоенном устройстве Польши. Американский президент понимал, что Сталин, заинтересованный в укреплении западных рубежей Советского Союза после окончания войны в Европе, будет добиваться создания на территории Польши дружественного СССР Польского государства. Буферная зона на Западе Советскому Союзу была необходима. Сталин хотел исключить повторение трагедии 1941 года. Рузвельт понимал его и склонен был уступить, но не сразу.

Рузвельт также понимал, что спасти положение американских войск в Арденнах смогла бы только Красная армия, если бы она безотлагательно начала широкое наступление на советско-германском фронте. Американский президент должен был обратиться с соответствующей просьбой к Сталину, но не стал этого делать. Он позвонил Черчиллю.

В отношениях между Вашингтоном и Москвой опять возникло отчуждение, которое не предвещало ничего хорошего. Подобное состояние отношений между СССР и США уже возникало в 1943 году. Тогда, накануне Курской битвы, на советско-германском фронте сложилась трудная для Красной армии обстановка. Советский Союз нуждался в помощи англо-американцев и надеялся, что они наконец-то откроют в Европе второй фронт. Высадка войск союзников во Франции могла бы существенно облегчить положение Красной армии. Но руководители США и Англии просьбу Сталина не выполнили. В ходе Курской битвы германские войска потеряли 1500 танков, свыше 3700 самолетов, более 3 тысяч орудий и другой боевой техники^[124]. Судя по данным, опубликованным в 2003 году в книге «Курская битва»^[125], на Курском направлении к июню 1943 года было сосредоточено 900 тысяч немецких солдат и офицеров. Около 500 тысяч из них были убиты. Немцам противостояла советская группировка, в составе которой было 1 миллион 337 тысяч человек^[126]. Сколько солдат и офицеров Красной армии погибло под Курском, Белгородом и Орлом — даже в этой замечательной книге, выпущенной к 60-летию Курской битвы, сведений нет. Такой подход к подсчету и обнародованию своих потерь, к сожалению, остается традицией, сохранившейся с советских времен. Тем не менее можно с большой долей уверенности сказать, что потери наши войска понесли немалые. Если бы американцы и англичане, выполняя свои союзнические обязательства, открыли второй фронт в Европе, потери Красной армии в живой силе и боевой технике, естественно, были бы на порядок меньше. Но помощь с Запада не пришла. Красная армия оказалась один на одни против крупных сил фашистской Германии, которая еще рвалась к победе, пытаясь добиться реванша за поражение под Сталинградом. Благодаря тому, что наши солдаты и офицеры оказались сильнее духом, танки совершеннее, а разведчики смогли добыть точные сведения о силах и резервах противника, сосредоточенных для проведения операции «Цитадель», советские командиры смогли привести свои войска к победе на Курском выступе…

Игнорирование союзниками просьбы СССР об открытии второго фронта дорого обошлось Советскому Союзу. Несмотря на разгром немцев под Курском, эта победа принесла Сталину мало радости. Он проанализировал систему отношений с союзниками. Она была ненадежна, как первый лед на речке, припорошенный белоснежным покровом. Такая внешняя обстановка радует глаз, но станешь на этот лед — и провалишься.

Сталин распорядился отозвать советских послов из Вашингтона и Лондона М. М. Литвинова и И. М. Майского в Москву^[127]. На дипломатическом языке это означало выражение крайней степени озабоченности советского правительства действиями США и Англии.

Нормализовать отношения с Рузвельтом Сталин решил только во время подготовки к Тегеранской конференции — до полного разгрома фашистской Германии было еще далеко. Для приближения дня победы нужно было строить мосты для взаимодействия с союзниками даже по зыбкому льду.

В Тегеране в конце ноября — начале декабря 1943 года Сталину удалось добиться взаимопонимания с союзниками. На Тегеранской конференции Рузвельт и Черчилль обещали высадить свои войска во Франции в начале лета 1944 года. Лучше позже, чем никогда…

1 января 1945 года Сталин, отвечая на раздраженное послание Рузвельта по поводу будущего Польши, сообщал американскому президенту: «Я весьма сожалею, что не сумел убедить Вас в правильности позиции советского правительства по польскому вопросу… Тем не менее я надеюсь, что события убедят Вас, что Польский национальный Комитет все время оказывал и продолжает оказывать союзникам, в частности Красной армии, важное воздействие в борьбе против гитлеровской Германии, в то время как эмигрантское правительство в Лондоне вносит дезорганизацию в эту борьбу и тем самым помогает немцам…»^[128]

В конце своего послания Сталин поздравил Рузвельта с Новым годом и пожелал ему «здоровья и успехов».

Получил ли Сталин подобное поздравление от Рузвельта, неизвестно.

В Лондон 1945-й Новый год тоже не принес радостных вестей. Черчилль мысленно подводил итоги минувшего года. Несомненно, он вспоминал о летней высадке англо-американских войск в Нормандии. Это была грандиозная военная операция, и он гордился ею. Вспоминал Черчилль и злополучный день 8 сентября, когда он распорядился впервые за годы Второй мировой войны включить в Лондоне электрическое освещение. Британцы радовались этому признаку приближавшейся мирной жизни. Но недолго. В тот день немцы начали обстрел Лондона ракетами ФАУ-2, и Черчилль вынужден был отменить свое решение. Он вновь приказал ввести светомаскировку. Она сохранялась до конца войны.

Черчилль, приютивший польское эмиграционное правительство на время войны, так же как и Рузвельт, рассчитывал, что близкие к нему польские политики возвратятся в Варшаву и возглавят правительство этой страны. О планах Черчилля в отношении Польши подробно сообщал в Центр резидент советской военной разведки в Лондоне генерал-майор И. А. Скляров. То ли под воздействием американцев, то ли по рекомендации англичан, то ли по собственной инициативе, но польские военные разведчики, находившиеся в Лондоне, прервали сотрудничество с представителями советской военной разведки. Подполковник Станислав Гано отказался от встреч с Александром Сизовым. После отъезда Сизова в Прагу контакты с польскими поенными разведчиками, обосновавшимися в британской столице, прекратились до конца Второй мировой войны.

Огненный вал войны уже катился по территории Польши. Отступавшие германские войска уничтожали все, не щадили прошлое и не думали о будущем. В тот момент взаимодействие советской и польской военных разведок могло бы уберечь от уничтожения немцами не одну тысячу польских граждан, их города и древние исторические памятники.

В первых числах 1945 года британские солдаты гибли в Арденнах. Черчилль получал ежедневные сводки о ходе боевых действий. Безмолвные цифры потерь британской армии тревожили Черчилля до такой степени, что он на время забывал о своих любимых сигарах. Он искал выход из положения. Но стременным в англо-американской боевой колеснице был Рузвельт, а он, Черчилль, был только пристяжным. Британский премьер понимал это. Он был недоволен своим зависимым от Вашингтона положением. Это его оскорбляло, но сделать он ничего самостоятельно не мог. Черчилль ждал указаний из Вашингтона. Звонка из Белого дома не было долго. Наконец 5 января Рузвельт позвонил британскому премьер-министру…

В январе 1945 года война в Европе продолжалась. На ее фоне и в Вашингтоне, и в Лондоне, и в Москве активно разрабатывались планы нового обустройства европейских государств. Основные параметры этих планов не совпадали. Интересы союзников по антигитлеровской коалиции расходились. Политические векторы будущих сверхдержав медленно и уже открыто ориентировались на противостояние.

В Берлине впервые за последние годы рождественские праздники не пахли баварскими сосисками и пивом, к чему немцы привыкали десятилетиями. Это раздражало берлинцев больше всего.

Гитлер, ободренный наметившимся успехом на Западном фронте, мог бы сосредоточить силы вермахта и сбросить войска англо-американцев в океан. Но он не спешил активизировать боевые действия. Весной 1945 года у Гитлера все еще были замыслы новых операций, которые, как он полагал, могли бы задержать продвижение Красной армии. Прежде всего, Гитлер хотел найти компромисс с англичанами и американцами и создать единый фронт против большевиков. Это изменило бы, как считал Гитлер, не только ход Второй мировой войны, но и ход истории. О своих замыслах Гитлер не сообщал лаже ближайшим фельдмаршалам. Он опасался преждевременной утечки этих сведений. Он уже неоднократно убеждался в том. что советская разведка добывала данные о самых секретных планах операций вермахта на Восточном фронте. В результате германские войска потерпели сокрушительные поражения под Сталинградом, Курском и в Белоруссии.

К концу 1944 года Германия потеряла большие территории Восточной Европы, которые были для германской промышленности важными дополнительными источниками сырьевых ресурсов. На немецких заводах перерабатывалось сырье, поступавшее из Польши, Румынии, Венгрии, Чехословакии и Франции. Народы, которые не смогли защитить свои земли, кормили чужую армию, обеспечивали Германию всем необходимым для ведения войны. Такое выгодное для Германии положение сохранялось почти до середины 1944 года.

К началу 1945 года Германия уже лишилась доступа к ресурсам большинства оккупированных ее государств. Потеряла она контроль и над нефтяными месторождениями Румынии и, частично, Венгрии. Полная потеря контроля над Венгрией, которая производила четыре пятых потребляемой германской армией нефти^[129], могла привести к катастрофе: немецкие танки, самолеты и корабли стали бы бесполезными грудами железа. Без заправки горючим не могли бы стартовать и ракеты ФАУ-2, которыми в достаточной степени располагала Германия. Поэтому Гитлер, размышляя о будущем в новогоднюю ночь, задумал нанести мощный контрудар на южном фланге советско-германского фронта, разгромить войска генерала Толбухина и укрепить германский контроль над Венгрией и ее нефтью. Нефть вермахту была нужна как воздух. Новая операция получила кодовое наименование «Грей». В Берлине 1 января 1945 года о замысле этой операции знал только один человек — Гитлер.

В Москве 31 декабря 1944 года уже говорили о предстоящей победе над Германией. Многие москвичи уже верили, что скоро наступит этот долгожданный день. День Победы.

Из данных военной разведки в Ставке Верховного Главнокомандования и в Генеральном штабе знали, что на пути советских войск стояли две группировки противника: группа армий «Центр» и группа армий «Северная Украина», в составе которых насчитывалось около 6 миллионов человек. Тем не менее Сталину было доложено, что для разгрома немецких армий и взятия Берлина потребуется 45 суток.

Многое зависело от бойцов и командиров Красной армии, сражавшихся уже в Польше, в Румынии и в Чехословакии, от советской промышленности, а также от взаимопонимания и взаимодействия союзников по антигитлеровской коалиции — СССР, США и Великобритании. А в этом взаимодействии возникали сложные проблемы. Политики о них открыто еще не говорили, но в коридорах власти в Вашингтоне и Лондоне их уже обсуждали не только рядовые сотрудники военных и дипломатических ведомств, но и их руководители. Первыми об этом сообщали в Москву военные разведчики, которые действовали в Вашингтоне. Подтвердили возможности такого развития в отношениях между США и Англией с одной стороны и Советским Союзом — с другой и сотрудники Главного разведывательного управления, которые действовали в Лондоне. Эти донесения свидетельствовали о том, что наступают новые времена. Какими они будут? Перед руководителями советской внешней разведки была поставлена задача: добыть сведения о возможных путях развития отношений США и Англии с СССР в послевоенное время. Сталин хотел знать будущее.

…6 января 1945 года И. В. Сталин получил от Черчилля неожиданное послание. Британский премьер-министр просил советского Верховного главнокомандующего активизировать действия Красной армии на Восточном фронте. Действия Красной армии должны были ослабить натиск немцев на Западе и спасти от разгрома англо-американские войска.

Сталин пригласил к себе начальника Генерального штаба А. М. Василевского. Выслушав его доклад о планах проведения ближайших наступательных операций на советско-германском фронте, Верховный главнокомандующий спросил, реально ли в связи с тяжелым положением войск союзников в Арденнах досрочно начать Висло-Одерскую операцию?

Василевский не дал ответа. Он попросил время для дополнительного изучения обстановки на центральном участке советско-германского фронта и проведения дополнительных расчетов. Необходимо было сравнить силы и боевые возможности противостоявших друг другу советской и германской группировок и найти варианты, которые бы позволили Красной армии не только перетянуть часть немецких дивизий на Восточный фронт, но, и это было для Василевского самым главным, обеспечить безусловный разгром немецких войск. До Берлина оставалось 500 километров. Василевскому хотелось пройти эти последние километры Второй мировой войны как можно быстрее и с меньшими потерями.

В Генеральном штабе были проведены дополнительные расчеты и внесены изменения в планы боевых действий на советско-германском фронте. Силы пяти разведывательных отделов фронтов, действовавшие в центре Восточного фронта, провели дополнительные оперативные мероприятия, направленные на уточнение количества войск и боевой техники противника, сосредоточенных в первую очередь на Висло-Одерском направлении.

От разведывательных отделов фронтов поступили новые данные о противнике и системе его оборонительных сооружений. Они были тщательно изучены и учтены в Генеральном штабе. Результаты окончательных расчетов Василевский доложил Сталину. После этого Ставка Верховного Главнокомандования приняла решение начать наступление на Висле и в Восточной Пруссии досрочно 12–14 января 1945 года.

Обстановка в Арденнах продолжала осложняться. Англо-американцы несли тяжелые потери. Рузвельт, обеспокоенный задержкой ответа Сталина на просьбу Черчилля, вновь позвонил британскому премьер-министру. Черчилль сообщил американскому президенту о том, что в Москву направляется британский маршал Теддер^[130], заместитель главнокомандующего союзными экспедиционными силами. Черчилль поручил маршалу добиться встречи со Сталиным и объяснить обстановку, в которой оказались англо-американские войска.

Рузвельт поблагодарил Черчилля за сведения и попросил его сообщить о результатах переговоров Теддера в Москве. Американский президент понял, что британский премьер-министр захватил инициативу в переговорах со Сталиным в свои руки.

Прибыв в Москву, маршал Теддер получил приглашение на встречу со Сталиным. Вместе с Теддером в Кремль прибыли сопровождавшие его американские и британские генералы. Встреча проходила в первой половине дня 15 января.

Во второй половине дня Сталин сообщил американскому президенту: «Маршал Теддер производит самое благоприятное впечатление…».

Далее Сталин информировал Рузвельта:

«После четырех дней наступательных операции на советско-германском фронте я имею теперь возможность сообщить Вам, что, несмотря на неблагоприятную погоду, наступление советских войск развертывается удовлетворительно. Весь центральный фронт, от Карпат до Балтийского моря, находится в движении на запад. Хотя немцы и сопротивляются отчаянно, они все же вынуждены отступать. Не сомневаюсь, что немцам придется разбросать свои резервы между двумя фронтами, в результате чего они будут вынуждены отказаться от наступления на Западном фронте. Я рад, что это обстоятельство облегчит положение союзных войск на западе и ускорит подготовку намеченного генералом Эйзенхауэром наступления…

Что касается советских войск, то можете не сомневаться, что они, несмотря на имеющиеся трудности, сделают все возможное для того, чтобы предпринятый ими удар по немцам оказался максимально эффективным»^[131].

Рузвельт еще раз убедился, насколько умен и тактичен Сталин, сообщивший в первую очередь ему, Рузвельту, то, что он с таким нетерпением ожидал.

Американский президент высоко оценил самоотверженный акт советского политического руководства, которое приняло решение начать операцию на Восточном фронте раньше срока с тем, чтобы не дать Гитлеру реализовать свои замыслы на Западном фронте. 18 января 1945 года Рузвельт сообщал Сталину: «Весьма благодарен за Ваше ободряющее послание от 15 января о Вашей беседе с маршалом авиации Теддером и о наступлении Ваших войск на советско-германском фронте.

Подвиги, совершенные Вашими героическими воинами раньше, и эффективность, которую они уже продемонстрировали в этом наступлении, дают все основания надеяться на скорые успехи наших войск на обоих фронтах. Время, необходимое для того, чтобы заставить капитулировать наших варварских противников, будет резко сокращено умелой координацией наших совместных усилий»^[132].

Так начался последний год Великой Отечественной войны. Перед Главным разведывательным управлением Красной армии, которое возглавлял генерал-лейтенант И. И. Ильичев, были поставлены сложные задачи, успешное и своевременное решение которых должно было приблизить долгожданный День Победы…

(обратно)

Глава 2. Нужна ли помощь «Аргонавту»?

В годы Великой Отечественной войны военная разведка превратилась из вида обеспечения командования Красной армии необходимыми сведениями о противнике в один из важных факторов управления важными военными и политическими процессами, которые происходили не только на советско-германском фронте, но и за огненными кулисами Второй мировой войны.

Сведения, которые добывала советская военная разведка, поступали в Ставку Верховного Главнокомандования. Эти сведения в достаточной степени полно отражали состояние сил германской армии, ее резервов и замыслов немецкого командования, а также, что тоже было очень важно, в значительной степени раскрывали замыслы американского и британского политического руководства. Получалось, что деятельность военной разведки способствовала принятию в Москве таких решений, которые ускоряли ход боевых действий на советско-германском фронте, содействовали продвижению войск Красной армии к Берлину, предотвращали уничтожение немцами польских, австрийских, чехословацких и других городов и промышленных объектов, блокировали действия союзников, которые нарушали достигнутые с ними договоренности и создавали благоприятные условия для успешного проведения редких в годы Второй мировой войны переговоров, в которых принимали личное участие И. В. Сталин, Ф. Рузвельт и У, Черчилль. Так было в 1943 году, в период подготовки и проведения Тегеранской конференции, так произошло и в январе-феврале 1945 года, когда Рузвельт неожиданно предложил Сталину провести очередную встречу с участием в ней британского премьер-министра. Предстоящая встреча получила в Вашингтоне и Москве кодовое наименование «Аргонавт»^[133].

В первых числах января 1945 года в Главном разведывательном управлении и в зарубежных резидентурах происходили изменения, которые должны были повысить эффективность работы разведки на завершающем этапе войны против Германии.

Изменения в первую очередь коснулись положения полковника Александра Сизова, который с 1942 года являлся советским военным атташе при союзных правительствах в Лондоне. Он был назначен на должность советского военного атташе в Чехословакии. Это объяснялось тем, что по мере освобождения европейских государств от немецкой оккупации французские, чехословацкие, югославские, голландские и другие правительства в эмиграции возвращались в родные столицы.

Немногочисленный аппарат полковника А. Сизова в Лондоне был расформирован.

В Лондоне продолжал работать генерал-майор Иван Андреевич Скляров, советский военный атташе в Великобритании. В 1943–1944 годах Скляров и сотрудники его аппарата добыли большое количество сведений о вооруженных силах фашистской Германии и ее экономических возможностях. Эти результаты можно было бы, как это принято, оценить общей суммой переданных источникам денежных вознаграждений. Однако в данном случае сделать это невозможно, так как источники, которые передавали сведения советским разведчикам, денежных вознаграждений не принимали. Они сотрудничали с представителями СССР бескорыстно, считая, что тем самым они помогают Красной армии.

Для оценки работы Склярова в 1944 году можно использовать другой критерий. Дело в том, что наиболее важные разведсведения резидент Скляров направлял в Центр в зашифрованном виде по спецрадиосвязи. Известно, что все радиограммы состоят из определенного количества цифровых групп. Эти группы можно безошибочно подсчитать. Если использовать этот метод для оценки работы Склярова и его помощников, то получается, что в 1944 году Скляров направил в Центр 586 265 групп зашифрованных донесений! Специалисты считают, что это очень высокий показатель работы. Но как могут оценить этот результат неспециалисты? Для этого, видимо, следует поступить очень просто; необходимо 586 265 групп зашифрованной секретной информации разделить на количество дней в году — 365. Получается, что ежедневно радист аппарата военного атташе генерала И. Склярова направлял в Центр 1606 групп, что составляло от 3 до 5 радиограмм, содержавших важные разведсведения. Многие из этих донесении после обработки в отделе информации ГРУ докладывались политическому руководству СССР и командованию Красной армии.

С первых дней 1945 года Центр ждал от Склярова донесений, которые могли бы ускорить разгром фашистской Германии.

В 1945 году продолжали активно действовать резидентуры советской военной разведки в Болгарии, Турции, США, Швеции, Японии и в некоторых других государствах. Главная задача разведчиков этих зарубежных структур ГРУ состояла в добывании сведений о фашистской Германии. И они эту задачу решали достаточно успешно.

В 1945 году в Англии, США, Югославии и Франции продолжали действовать советские военные миссии. Задача руководителей этих миссий состояла в своевременной координации действий войск союзных держав, обмене разведывательными сведениями о противнике.

В конце 1944 года произошла замена главы военной миссии СССР в Лондоне. Вице-адмирал Н. М. Харламов получил новое назначение и выехал в Москву. Новым руководителем советской военной миссии был назначен его заместитель генерал-лейтенант Александр Филиппович Васильев^[134], который работал в военной разведке с 1937 года.

В январе 1945 года руководители резидентур военной разведки в США Л. А. Сергеев (Морис) и П.П. Мелкишев (Мольер) получили задания, в которых указывалось на необходимость выяснения позиций руководителей США и Англии к проблемам обустройства послевоенной Европы. Центр сообщал своим резидентам, что выполнение этого задания является на ближайшее время первостепенной задачей. Этого было достаточно, чтобы активизировать усилия разведчиков по добыванию необходимых Центру сведений.

В Москве, Вашингтоне и Лондоне в это время началась ускоренная подготовка к новой встрече И. В. Сталина с Ф. Д. Рузвельтом и У. Черчиллем. Срочность созыва этой конференции вызывалась двумя обстоятельствами. Первое — Красная армия наносила мощные удары по войскам противника и настойчиво приближалась к Берлину. Второе — крушение «тысячелетнего рейха» порождало массу проблем, связанных с послевоенным устройством Европы, Многие из этих проблем казались «не только труднопреодолимыми, но и не поддающимися разрешению»^[135]. Политическая и идеологическая несовместимость Советского Союза с Англией и США стала очевидной и делала будущее Европы непредсказуемым. Более того, противоречия между союзниками оказались настолько глубокими, что могли привести на заключительном этапе войны к расколу антигитлеровской коалиции, на что и надеялся Гитлер.

Германское руководство имело сведения о противоречиях в стане союзников и стремилось использовать их в своих интересах. Гестапо проводило мероприятия, направленные на ослабление сотрудничества СССР с США и Англией, изощренно внедряло дезинформацию, которая должна была внести раскол в отношения между Москвой, Вашингтоном и Лондоном, вело активные радиоигры с советской военной разведкой и внешней разведкой НКВД, проводило и другие мероприятия. О некоторых из них становилось известно советской военной разведке.

Главная задача советской разведки в январе 1945 года была определена четко — выяснить позиции союзников по вопросам, которые должны были обсуждаться в ходе встречи лидеров СССР, США и Англии в Крыму.

Военные разведчики, действовавшие в Англии и США, смогли своевременно добыть достоверные сведения, которые в значительной степени раскрывали подготовку американцев и британцев к предстоящей конференции в Крыму. Из Вашингтона Морис сообщал, что «ситуация в Польше и вопрос о ее границах на востоке не затрагивает прямых американских интересов» и что Рузвельт не намерен из-за Польши портить отношения с русскими, когда его войска находятся все еще в трудном положении в Арденнах.

Морис докладывал в Центр, что американцы будут предлагать Сталину отдать Польше Львов, но настаивать на этом не собираются. Этот шаг будет предпринят для «успокоения американцев польского происхождения», которых в то время на территории США проживало около 6 миллионов.

Мольер, действовавший в Нью-Йорке, сообщил о том, что в «ходе переговоров Рузвельт будет настаивать на вступлении Советского Союза в войну против Японии после окончания военных действий в Европе».

По данным Мориса и Мольера, американцы также были намерены обсудить в Ялте вопрос о принципах формирования Организации Объединенных Наций и определить порядок делегирования в структуры ООН представителей от различных государств. По данным Мориса, Рузвельт опасался того, что Сталин будет отстаивать право каждой республики, входящей в состав СССР, иметь своего представителя в этой международной организации. Рузвельта пугало то, что в ООН будет пятнадцать советских республик, которые будут поддерживать все предложения, выдвигаемые представителем СССР. Морис докладывал, что Рузвельт мог бы согласиться на присутствие в ООН делегатов только от СССР, Украины и Белоруссии.

Данные Мориса, Бриона, Мольера и других резидентов военной разведки свидетельствовали о том, что в ходе предстоящей конференции в Ялте неизбежны острые дискуссии, но видны были и реальные возможности для достижения компромиссных решений.

Сталин ожидал, что во время крымских переговоров союзники могут сообщить ему о создании нового атомного оружия. Но ни один резидент не добыл сведения о том, что союзники планируют что-либо сообщить в Крыму о новом оружии, его разрушительных возможностях, и самое главное, его предназначении. Атомный фактор не давал Сталину покоя — в Советском Союзе атомного оружия не было. Более того, в начале 1945 года в СССР не было и реальных предпосылок к тому, что оружие подобного рода может появиться в распоряжении Кремля в обозримом будущем, Сталин решил занять выжидательную позицию и не показывать своей осведомленности о ходе работ в американских атомных лабораториях.

Данные, добытые Морисом, Мольером и Брионом, были учтены Сталиным при подготовке к встрече с руководителями США и Англии. Поскольку позиции Рузвельта и Черчилля тоже прояснились, была разработана тактика переговоров и определены пределы возможных компромиссов, В частности, Сталин решил постепенно уступить Рузвельту в вопросе о количестве представителей в ООН от СССР и союзных республик, если американский президент пойдет на компромиссы в решении других вопросов.

Сталин предложил провести встречу в Крыму. Ф. Рузвельт и У. Черчилль приняли это предложение. Вспоминая февраль 1945 года, Черчилль писал: «Президент был полностью убежден в необходимости новой встречи «трех»… Затем последовала обычная дискуссия о месте встречи. «Если Сталин не может встретиться с нами в Средиземном море, — сказал президент, — я готов поехать в Крым и встретиться в Ялте…».

По пути в Крым 2 февраля Рузвельт и Черчилль встретились на борту американского крейсера «Куинси», который стоял на рейде мальтийской столицы Ла-Валлетты. Делегации двух государств окончательно согласовали свои позиции по всем вопросам, которые им предстояло обсуждать со Сталиным. Никто из американцев или англичан, входивших в состав делегаций США и Великобритании, не мог предположить, что основные позиции Рузвельта и Черчилля на предстоящих переговорах в общих чертах уже известны в Москве.

Сталин основательно готовился к встрече в Крыму с другими «аргонавтами». Благодаря данным военной разведки Верховный главнокомандующий мог предположить, о чем шел разговор на борту американского крейсера.

3 февраля 1945 года Рузвельт и Черчилль прибыли в Ялту. Рузвельту было предложено разместиться на первом этаже в царских апартаментах Ливадийского дворца. Зал заседаний, как и банкетный зал, был рядом. Это устраивало американского президента. Он не боялся подслушивающих устройств советской разведки. Все вопросы и пути их решения были обсуждены заранее на борту американского крейсера «Куинси».

Британская делегация разместилась в Воронцовском дворце. Черчилль был доволен оказанным ему вниманием. Но британский премьер никогда не изменял своего негативного отношения к большевистской России и готовился к упорным переговорам со Сталиным. Политические дискуссии в Ялте должны были приблизить окончание разгрома фашистской Германии и определить основную перспективу развития взаимоотношений союзников. В ходе ялтинских дискуссий решалось, можно сказать, послевоенное будущее всего человечества. Эта встреча, сопровождавшаяся улыбками, беседами, обедами и тостами, была одной из самых грудных дипломатических битв Второй мировой войны.

Советская делегация прибыла в Ялту 4 февраля и расположилась в Юсуповском дворце.

Сталин и Рузвельт встретились как старые друзья — в большой дипломатии улыбки и рукопожатия обязательны. Первое пленарное заседание было проведено 5 феврали. Открывая конференцию, Сталин, относившийся к Рузвельту с подчеркнутым вниманием, предложил ему председательствовать на конференции, как и в Тегеране.

Вечером на банкете после первого дня сложных дискуссий Сталин провозгласил тост за «наш союз» и пояснил: «В союзе союзники не должны обманывать друг друга. Возможно, это наивно? Опытные дипломаты могут сказать: «Почему я не должен обманывать своего союзника?» Но я, как наивный человек, думаю, что лучшим для меня является не обманывать своего союзника, даже если он глуп. Возможно, наш союз силен именно потому, что мы не обманываем друг друга, или потому, что не так просто обмануть друг друга»^[136].

Сталин не случайно произнес слова: «…не так просто обмануть друг друга». Он, видимо, давал понять Рузвельту и Черчиллю, что он, Сталин, не собирался обманывать союзников и ожидал от них такого же отношения к себе в ходе переговоров. Может быть, он хотел, используя возможности дипломатического языка, сказать что-то еще. В любом случае его резюме — «не так просто обмануть друг друга», — несомненно, привлекло внимание американского президента и британского премьер-министра. На переговорах такого уровня каждое произнесенное слово имеет определенный смысл и значение.

Возможно, Сталин, как «наивный человек», все еще надеялся на то, чтоРузвельт расскажет ему о том, что же изобрели британские и американские физики. К февралю 1945 года советские военные разведчики Артур Адамс, Ян Черняк, Урсула Кучински и другие добыли значительное количество документов о секретном англо-американском атомном проекте.

Вопреки ожиданиям Сталина, ни во время Тегеранской конференции, ни во время встречи в Крыму американский президент ничего не сообщил советскому лидеру об атомной бомбе. Сталин знал, что на американских полигонах завершаются приготовления к испытаниям новейшего оружия, которое, по предварительным оценкам ученых, будет обладать огромной мощностью и чудовищной разрушительной силой.

Сталин не стал спрашивать Рузвельта об атомной бомбе. Он знал, к чему может привести этот вопрос.

Искусство дипломатии состоит не только в умении вести сложные переговоры и настойчиво защищать интересы своего государства, но и в умении сохранять спокойствие в тех случаях, когда эти переговоры ведутся с партнерами, которые не говорят правду. Сталин твердо и жестко отстаивал государственные интересы СССР^[137], был радушным хозяином и создавал условия для успешного завершения переговоров в Крыму. Возможно, только поэтому «объективные или субъективные противоречия» не переросли в Ялте в «открытый разрыв отношений»^[138]. Возможно, этому в какой-то степени способствовали сведения, своевременно добытые Морисом, Мольером и Брионом.

13 февраля 1945 года было опубликовано коммюнике Крымской конференции. В нем была зафиксирована договоренность трех держав по следующим вопросам: разгром нацистской Германии; оккупация Германии и союзный контроль над ней; репарации с Германии; конференция Объединенных Наций; декларации об освобожденной Европе; о Польше; о Югославии; о совещаниях министров иностранных дел и по другим.

Три союзные державы торжественно заявляли: «Нашей непреклонной целью является уничтожение германского милитаризма и нацизма и создание гарантий в том, что Германия никогда больше не будет в состоянии нарушить мир всего мира. Мы полны решимости разоружить и распустить все германские вооруженные силы, раз и навсегда уничтожить германский Генеральный штаб, который неоднократно содействовал возрождению германского милитаризма, изъять или уничтожить все германское военное оборудование, ликвидировать или взять под контроль всю германскую промышленность, которая могла бы быть использована для военного производства; подвергнуть всех преступников войны справедливому и быстрому наказанию… стереть с лица земли нацистскую партию, нацистские законы, организации и учреждения; устранить всякое нацистское и милитаристское влияние из общественных учреждений, из культурной и экономической жизни германского народа…»^[139]

Надежды Гитлера на раскол в стане союзников в очередной раз не оправдались.

«Аргонавт» в целом успешно завершил свое трудное плавание.

После окончания Ялтинской конференции Сталин возвратился в Москву. Обстановка на Восточном фронте продолжала оставаться напряженной.

27 февраля 1945 года У. Черчилль выступил в палате общин. Он предложил одобрить результаты Крымской конференции. Говоря об отношении Сталина к будущему Польши, о которой особенно беспокоились британские парламентарии, Черчилль сказал, что Сталин дал самые торжественные заверения, что суверенная независимость Польши будет соблюдена. В подтверждение своих выводов Черчилль сказал: «Мне не известно ни одно правительство, которое выполняло бы свои обязательства, даже в ущерб самому себе, более точно, нежели русское советское правительство. Я категорически отказываюсь пускаться здесь в дискуссии относительно добросовестности русских»^[140].

Завершая свое выступление и оценивая возможные перспективы развития сотрудничества СССР, США и Великобритании, Черчилль сказал: «Совершенно очевидно, что эти вопросы касаются всей будущности земного шара. Действительно, судьба человечества была бы мрачной в случае возникновения какого-либо ужасного раскола между западными демократиями и русским Советским Союзом»^[141].

Возвратившись в Вашингтон, Рузвельт тоже выступил с докладом о результатах работы Крымской конференции. «Эта конференция, — сказал американский президент, — означает конец системы односторонних действий, замкнутых союзов, сфер влияния и всех других политических интриг, к которым прибегали на протяжении столетий…»^[142]

Американский президент смотрел в будущее. Через месяц 12 апреля 1945 года он ушел из жизни, оставив политикам и солдатам Второй мировой войны, а также их наследникам свою глубокую убежденность в том, что «конец системы односторонних действий, замкнутых союзов, сфер влияния и всех других политических интриг, к которым прибегали на протяжении столетий» открывает новые возможности в отношениях между государствами.

Разведчики — люди незаметные. Резиденты Брион, Морис, Мольер и другие продолжали выполнять задачи, которые были необходимы Ставке Верховного Главнокомандования для окончательного разгрома фашистской Германии.

(обратно)

Глава 3. Барон просит помощи

Вечером 12 декабря 1943 года в Большом театре шел балет «Снегурочка». Зал был заполнен, как обычно. Однако на этот раз представление было необычным. Среди зрителей находился президент Чехословацкой Республики доктор Э. Бенеш. Он впервые прибыл в Москву. Вместе с ним на спектакле присутствовал посол ЧР З. Ферлингер, а также М. И. Калинин, В. М. Молотов, К. Е. Ворошилов и А. Е. Корнейчук, заместитель наркома иностранных дел СССР.

Бенеш и советские руководители прибыли в Большой театр после подписания нового советско-чехословацкого договора.

Доктор Бенеш, лидер чехословацкого правительства в эмиграции, прибыл в Москву 11 декабря для окончательного согласования текста нового Договора о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве между СССР и Чехословацкой Республикой. Он был одним из инициаторов подготовки этого договора. Путь Бенеша в советскую столицу был длинным и длительным. Длинным — потому, что пролегал из Лондона через Каир, Тегеран, Баку и другие города. Длительным — потому, что согласование основных положений нового договора было делом непростым и заняло немало времени — более полутора лет. Одной из основных преград на пути к этому договору было сопротивление Англии, считавшей, что его подписание должно быть отнесено на послевоенное время. Во время конференции министров иностранных дел СССР, США и Англии, проходившей в Москве в октябре 1943 года, британский министр А. Иден, ознакомившись с текстом проекта договора, вынужден был снять возражения британского правительства.

Бенеш, беспокоясь о будущем Чехословакии, преодолел и путь вокруг Европы, через Ближний и Средний Восток, и политические препятствия, которые возникали в Москве и Лондоне во время подготовки проекта договора.

Дли Сталина подписание договора с Чехословацкой Республикой было важным актом, позволившим продемонстрировать политику СССР в отношении стран Восточной Европы. Он рассчитывал, что после окончания войны в этих странах будут созданы дружественные Советскому Союзу режимы, что будет содействовать безопасности советских западных границ. Уроки 1941 года в Москве хорошо помнили.

Бенеш тоже был заинтересован в подписании этого договора. Сделать это он хотел еще до окончания войны в Европе. Преданная Англией и Францией в 1938 году в результате подписания ими с гитлеровской Германией Мюнхенского договора, Чехословакия была раздроблена Гитлером на части. Одна из них даже получила неопределенное название — Протекторат. Бенеш также хотел поддерживать отношения с Англией и другими странами Западной Европы. Его концепция была незамысловата и определялась формулой «50 процентов — на запад, 50 процентов — на восток».

12 декабря договор подписали нарком иностранных дел СССР В. М. Молотов и посол ЧР 3. Ферлингер. Одновременно был подписан протокол к договору. В этом протоколе указывалось, что «в случае, если к этому договору пожелает присоединиться какая-либо третья страна, граничащая с Союзом ССР и Чехословацкой Республикой и представлявшая в этой войне объект германской агрессии, последней будет дана возможность, по обоюдному согласию правительств Союза ССР и Чехословацкой Республики, подписать этот договор…»^[143].

Протокол был примером для Польши, с которой в это время у Советского Союза дипломатические отношения были прерваны. Польша имела границы с СССР и ЧР и была «объектом германской оккупации». После трагической гибели премьер-министра В. Сикорского 4 июля 1943 года перспективы нормализации советско-польских отношений были неясными. Новый премьер-министр С. Миколайчик уже обозначил свое отношение к будущему советско-польских отношений. Он не признавал линию Керзона, что означало: нормализация отношений между СССР и польским правительством в эмиграции дело трудное, если вообще возможное…

Спектакль был хорош. После первого акта Молотов сообщил Бенешу, что в театр прибыл Сталин и что он приглашает всех в свою ложу. Бенеш, Калинин, Молотов и Ворошилов перешли в ложу Сталина.

Во время второго антракта все собрались в большой комнате, которая находилась за ложей Сталина. За стол с закусками и бутылками садились без протокола. После подписания договора отношения между советскими лидерами и членами чехословацкой делегации были непринужденными и дружественными.

Сталин больше ходил по комнате, несколько раз присаживался к столу, произносил тосты: за победу Красной армии, за президента Бенеша, за Чехословакию, за всех присутствовавших…

Неожиданно для всех Сталин обратился к Бенешу и заговорил о Польше. Из данных разведки он знал, что Бенеш, находясь в Лондоне, уже встречался с новым польским премьер-министром, и о том, что Миколайчик посетил Бенеша перед отъездом чехословацкого президента в Москву.

Сталин хотел знать больше о Миколайчике, который представлял в эмиграции интересы польского народа. После разгрома германских войск на Курской дуге Сталин уже думал об окончательном изгнании немцев с советской территории и переносе боевых действий на территории соседних государств — Чехословакии, Польши, Болгарии. В перспективе были новые и военные, и особенно политические трудности. Одно дело воевать на собственной территории, другое — вести боевые действия на территориях соседних государств, которые были оккупированы немецкими войсками. Гитлеровцы не собирались добровольно оставлять эти обширные территории.

С Бенешем Сталин договорился о совместных действиях против фашистской Германии. С Миколайчиком — нет. Как построить отношения с новым премьер-министром Польши в декабре 1943 года, Сталин еще не знал…

Обращаясь к Бенешу, Сталин сказал:

— У меня есть один важный вопрос, и я хотел бы спросить, что вы об этом думаете. Мы хотим договориться с Польшей; скажите, как это сделать и возможно ли это? Вы с ними в Лондоне встречаетесь и знаете их.

— Я отвечу на это так, — сказал Бенеш. — Наше отношение с поляками достаточно прохладное, соприкосновений немного, но все же мы — в контакте с ними и знаем их. Поляки с нами с незапамятных времен имели особые отношения, и не очень хорошие. Должен сказать, что главным препятствием было всегда наше отношение к вам. Кроме того, еще что-то случалось, например, они пеняли нам, что в то время, когда поляки напали на вас и наступали на Киев, наши рабочие устроили всеобщую забастовку и воспрепятствовали тому, чтобы поезда, которые из Франции везли амуницию и оружие полякам, могли следовать через нашу территорию. Кроме того, у нас в истории всегда были споры о границах.

Сталин заметил:

— Существует и история с Тешином^[144]. Но это же мелочь…

— Конечно, это так, но таких всегда было много. Двадцать лет поляки проводили политику, на которую их натолкнула роковая ошибка, допущенная на мирной конференции Францией, и прежде всего Клемансо. То есть полагали, что поляки могут играть роль щита, санитарного кордона между вами и Германией. Теперь, после падения Франции, поляки опять полагают, что предназначены для того, чтобы играть ее роль.

— Франция — на западе, поляки — на востоке…

— Конечно, но они полагают, что Англия всегда будет нуждаться в партнере в Европе и, если нет Франции, может для этого использовать поляков. Они не верят, что Франция опять быстро поднимется после войны. Они не способны также правильно осознать свои возможности.

Сталин подумал и произнес:

— Но уже после третьей мировой войны…

Бенеш уверенно ответил:

— До нее не дойдет, я верю, что это произойдет после этой войны…

В разговор вмешался Ворошилов, который сказал:

— Новая война опять будет!

— Немцев не изменить, — заметил Сталин. — Опять начнут готовиться к новой войне, и дело дойдет опять через некоторое время до новой войны…

Бенеш решил остановить рассуждения о новой войне и сказал:

— У поляков в Лондоне ситуация следующая: они видят, что Красная армия приближается к польской территории, что вы там просто появитесь и они совершенно не могут повлиять на то, что произойдет. Поэтому у них все более и более возрастает стремление договориться с вами; они хотели бы в первую очередь восстановить с вами дипломатические отношения…

То ли желая подчеркнуть достоверность мыслей, высказанных доктором Бенешем, то ли стремясь показать свою осведомленность, заместитель наркома иностранных дел Корнейчук заметил:

— Президент разговаривал перед отъездом в Москву с Миколайчиком^[145].

— Да, он посетил меня перед отъездом, я сделал об этом заметки и передал их Корнейчуку.

— И кто же этот Миколайчик, что это за человек? — спросил Сталин.

Бенеш сообщил, что Миколайчик, по его мнению, политическая фигура не первой величины и не имеет возможностей стать национальным вождем, но это хороший политик, за которым стоит сильная партия.

— Я не могу сказать, что Миколайчик способен изменить политику польского правительства в Лондоне, — сделал вывод Бенеш и добавил: — Он чувствует себя слабым и поэтому присоединился к остальным, чтобы сформировать правительство. Но я считаю его искренним и знаю, что он хотел бы с вами договориться.

Далее Бенеш сообщил Сталину, что разговор с Миколайчиком продолжался несколько часов.

А затем сказал:

— Миколайчик трижды спросил меня: вы действительно думаете, что русские оставят вас как самостоятельное государство? Вы не хотите стать составной частью России? Вы им верите? Я его заверил, что вам верю, что мы всегда хотели сохраниться лишь как самостоятельное государство, и что вообще не думаем о том, чтобы стать составной частью России, и что верю, что вы об этом так же думаете…

Сталин в сердцах отреагировал:

— Дураки. У нас так много своих собственных забот, и мы будем брать на себя еще и польские!

Опить обращаясь к Бенешу, Сталин спросил:

— Они знают о нашем договоре?

— Я его целиком показал Миколайчику. Он широко открыл глаза, когда прочитал. И спросил: вы думаете, что русские это подпишут? И странно удивился, когда я ему сказал, что об этом уже есть полная договоренность, включая клаузу^[146] относительно Польши. Это его особенно заинтересовало. Я уверен, что когда-нибудь Польша еще будет рада, что эту клаузу мы для нее подготовили…

Сталин поинтересовался мнением Бенеша о Соснковском, поддерживает ли его польская армия?

Бенеш ответил, что армия была против Сикорского и что, по его мнению, Соснковский не будет играть политической роли, хотя избран вице-президентом.

— Соснковский, которого поддерживают пилсудчики, мечтающие о Великой Польше, — сказал Бенеш, — против СССР и против того, что хотел Сикорский.

Разговор прервался, когда после окончания антракта все пошли обратно в театральную ложу.

15 декабря в Москву прибыла делегация от 1-й Чехословацкой бригады, во главе с Людвиком Свободой. Ядро делегации составляли Рытиржик, Тесаржик, Штефа Гальбава и Аничка Птачкова. Знаменосец бригады ротмистр Шафаржик сопровождал в Москву Боевое Знамя чехословацкой бригады^[147]. Делегация прибыла с фронта, где принимала участие совместно с войсками Красной армии в боях под Киевом. Цель прибытия в Москву — встреча с президентом Бенешем.

В Москве Л. Свобода впервые встретился с Э. Бенешем. Аудиенция была, к его удивлению, очень короткой. Позднее Свободе все же удалось проинформировать Бенеша о чехословацкой бригаде и ее боевых действиях.

Во время беседы Бенеш несколько раз повторял:

— Я действительно изумлен. Я многого не знал. Благодарю за информацию…

Они еще встретятся, но при других обстоятельствах…

Результатами переговоров в Москве были довольны и Сталин, и Бенеш. Советско-чехословацкий договор был ратифицирован 22 декабря 1943 года. В 20 часов по московскому времени в Кремле состоялся обмен ратификационными грамотами. Затем последовал банкет.

23 декабря в 10 часов утра Бенеш отбыл из Москвы. Поезд Москва — Баку на Курском вокзале провожали советские официальные лица во главе с Молотовым. Были исполнены государственные гимны, был обход почетного караула, краткая речь Бенеша.

В Алжире чехословацкий президент встретился с британским премьер-министром У. Черчиллем. Английская разведка внимательно следила за визитом Бенеша в Москву. Черчилль был хорошо информирован.

4 января 1944 года в Лондоне Бенеш еще раз обсуждал с Черчиллем результаты его поездки в Москву. Бенеш передал британскому премьер-министру новогодние поздравления от Сталина.

Советские и чехословацкие руководители были искренне довольны результатами переговоров в Москве и содержанием Договора о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве.

Британское руководство, по крайней мере на словах, тоже одобряло подписание советско-чехословацкого договора.

Красная армия приближалась к границам довоенной Чехословакии. Наступало время реализации договоренностей, достигнутых в Москве…

Вечером 1 сентября 1944 года советский военный разведчик полковник Александр Сизов, действовавший в Лондоне, провел очередную встречу с начальником чехословацкой военной разведки полковником Франтишеком Моравцем. Он не успел поблагодарить Моравца за сведения, переданные на прошлой встрече. Чехословацкий полковник вежливо прервал Сизова и сообщил ему новые важные данные. Но на этот раз сведения, сообщенные Моравцем, имели не только разведывательный характер…

С первых же минут встречи Моравец сообщил о том, что в Словакии вспыхнуло антифашистское восстание, для подавления которого немецкое командование бросило крупные силы, поддерживаемые танками и авиацией. Моравец сказал, что словацкие патриоты находятся в тяжелом положении…

После встречи с полковником Моравцем Сизов немедленно направил донесение в Центр. Разведчик сообщал: «Немецкие войска с юго-востока и запада начали оккупацию Словакии. Подпольные внутренние силы — воинские гарнизоны территориальных войск внутри Словакии и партизанские отряды, руководимые чехословацким командованием из Лондона, — вступили с немцами в бой. Однако силы не равны, и словаки вынуждены отходить в гористую местность с целью оказания сопротивления и удержании под контролем главных линий коммуникаций…»

Далее Сизов сообщал: «Идут тяжелые бои в Жилине. В Западной Словакии двум дивизиям СС противостоят внутренние силы повстанцев до 10 тысяч человек. В Восточной Словакии немцы имеют одну дивизию СС. Две словацкие дивизии с линии обороны Карпат передвигаются внутрь Словакии для оказания помощи словацким партизанам. Немцы бомбят словацкие города и обстреливают из пулеметов местное население…»

Завершая свое срочное донесение в Центр, полковник Сизов докладывал: «Барон просит оказать помощь восставшим словакам и внутренним силам хотя бы истребительной авиацией, которая могла бы помешать немцам наносить авиаудары по позициям повстанцев. Словаки имеют хороший аэродром в населенном пункте Три Дубы южнее Банска-Бистрицы…»

Барон — псевдоним полковника Франтишека Моравца, с которым полковник Александр Сизов еще в 1942 году наладил взаимовыгодное сотрудничество в области обмена разведывательными сведениями о фашистской Германии. За это время Барон передал Сизову сотни материалов, добытых и обработанных сотрудниками чехословацкой военной разведки. Эти материалы касались планов ведения войны фашистской Германией на Восточном фронте, вскрывали переброски германских войск, обобщали данные о производстве оружия и боеприпасов немецких военных заводов.

На этот раз Барон просил советского полковника оказать помощь словацким повстанцам…

В донесении полковника Сизова сообщалось, что действиями повстанцев «руководит чехословацкое командование из Лондона». Это было не совсем точное утверждение Сизова, который не знал деталей подготовки восстания в Словакии.

Подготовкой к восстанию занимались прежде всего руководители Словацкого национального совета, который был создан в декабре 1943 года^[148]. Этот совет являлся верховным органом словацкого движения Сопротивления. В состав Совета входили представители гражданского сопротивления Урсини, Леттрих и Йоско. От коммунистов — Карол Шмидке, Густав Гусак и Ладислав Новомеский. Весной 1944 года Словацкий национальный совет установил контакт с офицерами-антифашистами, которые к тому времени наладили связь с правительством Бенеша в эмиграции. Вскоре был разработан совместный план, в соответствии с которым в восстании должна была принять участие и словацкая армия. Политическое руководство восстанием оставалось в компетенции Словацкого национального комитета.

На территории бывшей Чехословакии в результате Мюнхенского соглашения, подписанного в 1938 году, и после начала Второй мировой войны сложилась уникальная ситуация. Бывшее суверенное европейское государство — Чехословакия — было расчленено на три части. Одна из них перешла под контроль фашистской Германии. На территории Словакии было сформировано клерикально-фашистское государство, которое имело свои органы управления и даже армию, контролируемую немцами. Третья часть была превращена в так называемый Протекторат Богемии и Моравии. Часть Чехословакии — Тешин — перешла под контроль Польши.

Главная цель готовившегося восстания — освобождение всех чешских и словацких территорий от иностранных войск и возрождение Чехословацкой Республики.

В военном отношении успешное претворение плана восстания предполагало тщательную и точно определенную по времени координацию боевых действий повстанцев с продвижением советских войск со стороны Карпат.

Чехословацкое правительство Бенеша из Лондона через свою военную миссию в Москве стремилось информировать советское руководство о подготовке восстания. Но управлять будущими боевыми действиями на территории Словакии из Лондона и Москвы было бы не лучшим проявлением военного искусства. Необходимо было установить прямую связь между советским командованием и руководителями восстания. И такая связь была установлена. 4 августа, после двух неудачных попыток, председатель Словацкого национального совета Шмидке и полковник Ференчик смогли перелететь через линию фронта и попасть в Москву.

В это же время на территории Словакии против немецких войск активизировали борьбу партизанские отряды, которые были созданы чехами и словаками, прошедшими специальную подготовку в Советском Союзе. Среди таких подразделений были отряды «Чех», «Александр Невский» и другие. Действовала на территории Словакии и разведывательно-диверсионная группа, которой командовал майор Величко.

Миссии Карола Шмидке в Москву завершилась успешно. Было достигнуто соглашение о том, что восстание начнется в тот момент, когда советские войска уже вступят на территорию Словакии, или раньше, если Германия оккупирует Словакию.

В планомерную подготовку словацкого восстания вмешалась операция, которую провели советские разведчики вместе со словацкими патриотами на одном из железнодорожных вокзалов.

Вечером 27 августа 1944 года на вокзале в Турчиански-Мартине остановился скорый поезд Будапешт — Берлин. Поезд имел усиленную охрану. Партизаны установили, что к поезду прикреплен салон-вагон, в котором из Румынии следовала особая военная миссии Гитлера во главе с генералом Отто. Партизаны сообщили о литерном поезде разведчикам майора Величко. Было принято решение: поезд задержать и ночью миссию захватить в плен. С этой целью партизаны разобрали железнодорожное полотно на одном из перегонов.

Члены германской миссии перебрались для отдыха в мартинские казармы. Надпоручик Кухта, который сотрудничал с партизанами, договорился с майором Величко о том, что немцы будут пленены и переданы в штаб партизан.

Кухта с группой солдат подготовил план захвата немцев в казарме во время их отдыха. В ходе операции по захвату немецкой делегации утром 28 августа 1944 года возникла перестрелка. Немецкие офицеры были убиты словацкими автоматчиками. После резкого демарша немцев руководитель словацкого «государства» Тисо «запросил» о помощи немецкую армию, которая и вторглась на территорию Словакии 29 августа. В ответ в ряде мест, главным образом в Центральной Словакии, возникли очаги сопротивления. Словаки разоружили малочисленные немецкие военные и полицейские подразделения. В это время подполковник Голиан, утвержденный Бенешем и Словацким национальным советом в качестве главнокомандующего повстанческой армией, отдал приказ о начале восстания.

Словакия начала борьбу за свое освобождение. Среди восставших оказались и советские военные разведчики…

5 сентября 1944 года полковник Сизов сообщал из Лондона: «Директору. Согласно данным чехословацкой разведки, союзные войска продолжают быстро продвигаться во Франции и Бельгии к западным границам Германии, не встречая почти никакого сопротивления противника, который вывел свои оставшиеся войска на линию Зигфрида…»

9 сентября полковник Сизов направил в Центр донесение, в котором сообщал: «Барон благодарен за помощь, оказанную нашим командованием словацким повстанцам артиллерией и авиацией…»

Далее разведчик докладывал: «Согласно заявлению «Барона», более подробные сведения о действиях из Словакии передаются маршалу Коневу. Поэтому прошу сообщить, есть ли необходимость информировать вас из Лондона о том, как развиваются события в Словакии, так как мои сведения могут поступать с опозданием…»

Среди повстанцев действительно был советский военный разведчик. Он был направлен маршалом Коневым в первые же дни восстания.

(обратно)

Глава 4. Майор Скрипка получает срочное задание

Командующий 1-м Украинским фронтом маршал И. С. Конев 5 сентября 1944 года вызвал начальника разведки генерал-майора И. Г. Ленчика. Маршал сообщил Ленчику о том, что немцы начали оккупацию Словакии. В операции задействованы крупные силы. В Словакии вспыхнуло вооруженное восстание, которое возглавил подполковник Голиан. Верховный главнокомандующий приказал направить к Голиану офицера, который бы осуществлял связь повстанцев с командованием фронта.

— Это позволит нам координировать действия и оказывать словакам эффективную помощь, — сказал маршал.

Конев попросил генерал-майора Ленчика подобрать лучшего офицера из состава разведотдела фронта для выполнения этого задания.

У Ленчика в разведывательном отделе было несколько офицеров, которые могли выполнить любое задание командующего фронтом. Лучшим из них, как считал Ленчик, был майор Иван Скрипка. Этот офицер уже не один раз бывал в тылу противника, имел большой опыт разведывательной работы. Приходилось ему действовать и с чехословацкими патриотами на территории, оккупированной немцами.

Командующий фронтом одобрил выбор начальника разведки. Ранним утром 6 сентября 1944 года майор Иван Скрипка прибыл в штаб фронта, где его принял начальник штаба генерал армии В. Д. Соколовский.

Увидев повязку на голове Скрипки, Соколовский поинтересовался состоянием здоровья майора.

— Все в порядке, — ответил Скрипка. Но, видя, что генерал армии продолжает вопросительно смотреть на него, добавил: — Царапина от падающего осколка мины. Боль прошла. Завтра зайду в санчасть и сниму повязку…

Соколовский, удовлетворенный ответом разведчика, спросил: — Слышали ли вы что-нибудь о словацком восстании? Скрипка ответил утвердительно. Он знал о том, что Германия начала оккупацию Словакии. Действия немецкого командования вызвали протест местных патриотов, которые и подняли вооруженное восстание против оккупантов.

— Восстание началось преждевременно, — сказал Соколовский. — Но мы должны оказать словакам немедленную и существенную помощь. Маршал Конев намерен направить вас, майор, к повстанцам в качестве офицера для установления связи и координации действий. Вы будете действовать при командующем повстанческой армией Словакии как представитель нашего фронта…

— Сделаю все от меня зависящее, — ответил майор Скрипка.

Генерал армии сообщил, что в качестве радиста вместе с разведчиком к повстанцам будет направлен старший лейтенант Г. Я. Стальной.

— Когда будет готов проект приказа? — обратился Соколовский к начальнику разведки генерал-майору Ленчику.

— Через час, товарищ генерал армии, — ответил Ленчик.

— Продолжим наш разговор через час, — завершая беседу, сказал начальник штаба фронта.

Ровно через час генерал-майор И. Ленчик и майор Иван Скрипка вновь были в кабинете генерала армии Соколовского, который вручил разведчику боевой приказ по разведывательному отделу штаба 1-го Украинского фронта^[149].

— Изучите приказ, Иван Иванович, — предложил генерал армии, обращаясь к разведчику.

В приказе говорилось следующее:

«1. Майору Скрипка Ивану Ивановичу немедленно отправиться в качестве офицера связи в штаб руководства повстанческого движения Словацкой армии, который возглавляет подполковник Голиан.

2. Ваша задача: по приземлении на аэродроме в районе Банска-Бистрицы установить связь с руководством повстанческого движения подполковником Голианом или его заместителем и шифром по радио регулярно не менее 4–5 раз в сутки докладывать в штаб фронта обстановку в Словакии по следующим вопросам:

а) состояние и развитие повстанческого движения в стране;

б) районы, наиболее охваченные этим движением, силы и состав отрядов повстанцев, их боевые возможности;

в) боевой состав и районы действий немецко-венгерских оккупационных войск;

г) информировать штаб фронта по всем остальным вопросам, имеющим прямое отношение к повстанческому движению.

3. Никаких обязательств, не исходящих от командования фронта или других высших органов, которые бы обязывали нас перед восставшими, не давать. Действовать только по указанию Центра.

4. Вам разрешается, но в пределах строгой конспирации, вербовать надежных людей из окружающей среды для получения достоверных разведывательных сведений об обстановке в Словакии.

5. В случае осложнения обстановки действовать по дополнительным указаниям. В переписке со штабом фронта вам присваивается псевдоним «Самов». Все указания от Центра вам будут поступать за подписью «Сорокин».

Приказ подписал начальник разведывательного отдела штаба фронта генерал-майор И. Г. Ленчик. Последняя строка приказа была, как всегда, коротка и строга: «Приказ мною прочитан и усвоен». И подпись: «Майор Скрипка. 6 сентября 1944 года».

Приказ утвердил генерал армии Соколовский. Он и вручил разведчику специальный мандат, в котором командующий фронтом маршал Конев просил командующего 1-й чехословацкой повстанческой армией подполковника Голиана оказать возможное содействие предъявителю этого документа в выполнении обязанностей офицера связи.

Во время беседы генерала армии Соколовского с майором Скрипкой раздался телефонный звонок. Командующий фронтом пригласил к себе генералов Соколовского и Ленчика, а также майора Скрипку. Через минуту они были у маршала Конева.

Генерал армии Соколовский представил разведчика командующему. Маршал поздоровался с разведчиком. Обращаясь к генерал-майору Ленчику, Конев сказал, что доволен подбором кандидата для этой специальной миссии, и пригласил всех сесть за стол.

Беседа длилась не более получаса. Говорил Конев. Он сообщил известные ему сведения о том, что произошло в Словакии. Затем сказал:

— Вы — разведчик, и вам не потребуется много времени для оценки обстановки на месте. Мне известно, что вы уже имеете опыт совместных действий со словаками и чехами. Это вам пригодится при выполнении задания. Зная русский, украинский и немецкий языки, вы сможете освоить и словацкий. Я немного переговорил с Тальским и летчиком Трнкой, которые перелетели к нам. Они считают, что вы сможете найти общий язык с повстанцами…

Майор Скрипка внимательно слушал командующего. Разведчик знал, что в штаб фронта на самолете прибыл начальник штаба корпуса повстанцев полковник Тальский. О нем и говорил маршал Конев.

Командующий продолжал:

— Я принял Тальского. Выслушал его доклад о развитии обстановки в Словакии и просьбу об оказании помощи. Многое будет зависеть от вашей работы в тылу противника. Хочу, чтобы вы знали — свои предложения об оказании помощи словакам я сообщил товарищу Сталину. Верховный главнокомандующий согласился с моими предложениями и дал указание срочно подготовить наступление и мероприятия, связанные с броском наших войск через Карпаты.

При встрече с командующим силами словацкого восстания доложите ему о том, что товарищ Сталин приказал усилить поставки оружия и боеприпасов словакам. Мы также на днях начнем наступательную операцию через Карпаты, — сказал Конев и добавил: — Находясь в штабе Голиана, ведите себя скромно. Попросят — помогите, посоветовавшись с нами. Пригласят — идите, не пригласят — не навязывайтесь. Если потребуется помощь, сообщайте, рассмотрим ваши предложения. Особенно надеюсь на вашу активность в вопросах сбора и направления в штаб разведывательных сведений.

Завершая беседу, командующий фронтом, как всегда, спросил:

— Вопросы есть, майор?

— Один вопрос есть, товарищ маршал, — сказал Скрипка и встал из-за стола. — Предполагаются ли какие-либо взаимосвязи с нашими другими представителями в штабе подполковника Голиана?

— Других официальных представителей нашей армии в восстании не предвидится. Этот вопрос согласован с Генеральным штабом. Если будут направляться другие офицеры, мы поставим вас в известность.

К вечеру во Львове майор Скрипка познакомился с членами оперативной группы, которую ему предстояло возглавить. Все вместе они должны были отправиться в словацкое восстание. В группу входил опытный радист и старший лейтенант Геннадий Яковлевич Стальной, который уже неоднократно выполнял особые задания в тылу противника. По рекомендации Стального в группу была включена и опытная радистка Мария Сущева. Она тоже неоднократно бывала в тылу противника и обеспечивала выполнение специальных заданий.

Четвертым членом группы был рядовой Степан Рындин^[150]. Он был смелым бойцом, который проявил себя в партизанских боях в районе Шепетовки. После соединения с частями Красной армии он был оставлен на службе в разведывательном отделе фронта. Рындин должен был выполнять обязанности адъютанта майора Скрипки.

Получив все необходимое для выполнения задания, майор Скрипка и члены его оперативной группы на двух автомашинах направились на аэродром, который находился в районе города Перемышль.

На аэродроме уже несколько дней базировались 38 словацких самолетов. Эта авиационная группа под командованием майора Юлиуса Трнки перелетела через линию фронта на советскую территорию. Самолеты были старыми немецкими боевыми машинами. Среди них оказалось и несколько самолетов «Фокке-Вульф-189». Это были самолеты воздушной разведки, которые в Красной армии получили название «Рама», поскольку действительно по своей конфигурации были похожи на оконную раму.

Как сказал Трнка, все самолеты давно уже отдали богу душу, то есть исчерпали весь возможный и невозможный летный ресурс. Но «Рамы» еще можно было использовать для перелета к повстанцам, хотя они и не были приспособлены для перевозки пассажиров.

Майор Трнка отобрал два самых надежных «Фокке-Вульфа». Скрипка и радистка разместились на первом самолете. Старший лейтенант Стальной и боец Рындин — на втором.

Когда самолеты взлетели, то первый из них, которым управлял словацкий пилот Юрай Сливка, не смог набрать необходимую высоту и, потеряв управление, с высоты около 400 метров начал резко снижаться. Пилот ничего не смог сделать. Самолет, сбивая верхушки деревьев, рухнул в болото в 2–3 километрах от аэродрома. При падении «Рама» развалилась на части.

Экипаж второго самолета был вынужден прекратить полет и возвратился на аэродром.

К месту крушения срочно была направлена группа поиска. К большой радости и удивлению всех, члены экипажа словацкий летчик Юрай Сливка и штурман Йозеф Мейо остались живы. Мейо получил сильные ушибы, разбил лицо и поранил руку.

Майор Скрипка и радистка Мария Сущева тоже остались живы. Они отделались множеством ссадин, но переломов или сильных ушибов не было. Тем не менее Мария на некоторое время лишилась сознания.

Поисковая группа нашла потерпевших крушение и вытащила их из болота. На санитарных машинах летчиков и разведчиков доставили на аэродром, где находился начальник разведки штаба фронта генерал-майор Ленчик. Их встретили как прибывших с того света. Ленчик даже приказал преподнести майору Скрипке стопку спирта — руководитель оперативной группы получил больше всех ссадин, но сохранил бодрость и хладнокровие.

Приказ маршала Конева отменять никто не имел права. Скрипка предложил использовать для перелета к восставшим второй исправный самолет.

Ленчик согласился с предложением майора Скрипки. Было принято решение: первым рейсом в район словацкого восстания отправится командир оперативной группы с радисткой. Старший лейтенант Стальной прилетит к повстанцам по вызову Скрипки.

Юрай Сливка убедил майора Трнку позволить ему вести самолет в район словацкого восстания. Штурманом вместо Йозефа Мейо, получившего сильные травмы, был назначен Антон Мешко.

«Фокке-Вульф» взлетел второй раз. Набрав высоту, он взял курс на запад. На немецком самолете летели словацкие пилоты, офицер советской военной разведки и девушка-радистка.

На одном из участков маршрута, когда полет проходил над Карпатами, пилот указал Скрипке на два немецких «Мессершмитта», которые летели тем же курсом, но были правее и ниже. Увидев разведывательный самолет «Фокке-Вульф», который, как они знали, принадлежал военно-воздушным силам союзного Германии словацкого правительства Тисо, пилоты «Мессершмиттов» поприветствовали «Раму» покачиванием крыльев и ушли вперед.

Встреча была не из приятных и могла печально закончиться для пилота Юрая Сливки и разведчиков, находившихся на борту самолета.

Через некоторое время полет завершился благополучно. Преодолев Карпаты, Высокие и Низкие Татры, самолет приземлился на аэродроме Три Дуба, который контролировали повстанцы.

Когда моторы заглохли, Скрипка увидел группу людей, которая бежала к самолету. Среди них он узнал партизанских командиров А. С. Егорова и Е. П. Волянского, с которыми сражался против фашистов на территории оккупированной немцами Украины…

Специальная миссия разведчика майора Ивана Скрипки в словацкое восстание началась в ночь на 7 сентября 1944 года. Эта командировка, вопреки всем ожиданиям, длилась 165 суток. Произошло это из-за обстоятельств, которые не зависели ни от повстанцев, ни от майора Скрипки, ни от войск маршала Конева.

После приземления и первых встреч на словацкой земле майор Скрипка вместе с радисткой были доставлены в город Банска-Бистрица, где располагался штаб повстанцев. Скрутку принял командующий армией повстанцев полковник Ян Голиан. Предъявив мандат, Скрипка представился:

— Уважаемый господин командующий! Майор Иван Студенский. Прибыл к вам в качестве офицера связи от маршала Конева. Маршал Конев и генерал Соколовский просят вас принять сердечные приветствия и поздравления и желают вам, вашему штабу и всем участникам восстания доброго здоровья, дальнейших успехов и победы…

Разведчик не оговорился, назвавшись майором Студенским. Это была оперативная фамилия майора Скрипки, которую он использовал ранее при выполнении специальных заданий. Среди словацких повстанцев были офицеры, которые знали советского майора как Ивана Студенского. Эта фамилия была указана и в мандате, подготовленном в разведывательном отделе штаба 1-го Украинского фронта.

Иван Скрипка не случайно взял себе в качестве оперативного псевдонима фамилию Студенский. Майор родился в июле 1917 года в селе Студенок Курской области.

Учился во 2-м Московском артиллерийском училище, в декабре 1939 года был отобран для работы в военной разведке. В первые годы Великой Отечественной войны (1941–1942) Скрипка принимал активное участие в обороне Львова, Тернополя, Проскурова, Киева, Харькова, Белгорода и Сталинграда. В 1942–1944 годах разведчик Скрипка успешно выполнял задания на территориях, оккупированных противником, в Курской области, в Белоруссии и на Украине. В сентябре 1944 года удачливый разведчик оказался среди словацких повстанцев в качестве начальника советской военной миссии.

Скрипка доложил Голиану цель своего прибытия на территорию, контролируемую восставшими, — сообщать маршалу Коневу о просьбах командования восстания, силах, успехах и трудностях повстанцев, собирать сведения о силах противника, помогать координировать действия повстанцев с наступающими войсками Красной армии.

Голиан разрешил Скрипке установить радиостанцию, осуществлять постоянную радиосвязь со штабом 1-го Украинского фронта, обещал оказать полное содействие в изучении обстановки и сборе сведений о противнике.

Завершая первую встречу с командующим словацкой армией, майорСкрипка сообщил: маршал Конев просил передать, что через несколько дней 1-й Украинский фронт начнет наступление через Карпаты с целью оказания помощи восставшим.

8 сентября 1944 года Скрипка направил в штаб 1-го Украинского фронта первое донесение: «Самов» — Центру. Прибыл благополучно по назначению. Информацию передам завтра. Изучаю обстановку»^[151].

9 сентября 1944 года в Центр из штаба повстанцев была отправлена вторая радиограмма:

«Самов» — Центру. Штаб повстанческой армии дислоцируется в Банска-Бистрице. Аэродром — в Три Дуба, 4 км северо-западнее. Армия состоит из резервистов. Состав сообщу дополнительно…

Голиан просит перебросить в район восстания русский или словацкий полк и оказать авиационную поддержку. Своими силами он не сможет удержать железную дорогу на севере. Потеря контроля над этой дорогой может дать противнику возможность перебросить резервы в район боевых действий».

Учитывая огромный объем работы майора Скрипки, Центр сообщил ему 12 сентября: «Центр — «Самову». К вам направляю два радиста. Обеспечьте прием и размещение. Нужны конкретные сведения о противнике. Предупреждаю вас от обещаний. Выполняйте только свои задачи и избегайте вмешиваться в политическую сторону вопроса…».

Скрипка принял прибывших членов его миссии — старших лейтенантов Г. Я. Стального и С. Ф. Шанаева, радиста старшину В. П. Каплина и рядового С. И. Рындина.

После сообщения Скрипки о том, что войска Красной армии перешли в наступление, Голиан подготовил послание маршалу Коневу, которое лично написал на специальном бланке. Текст был на словацком языке. Радистка Мария Сущева зашифровала радиограмму. Голиан сообщал:

«Глубокоуважаемый господин маршал Конев. Примите мою глубокую благодарность за Ваше исключительное понимание нашего положения и за симпатии к нам, воюющим на территории Словакии.

Одновременно шлю Вам и вашей храброй Красной армии, как от своего имени, так и от имени всей чехословацкой армии в Словакии, искренний и горячий привете пожеланием скорой и окончательной победы над немецкими оккупантами. С уважением, Голиан. 13 марта 1944 г.»^[152]

В тот же день 13 сентября Скрипка получил из Центра следующее указание:

«Центр — «Самову». Передайте Голиану телеграмму маршала Конева.

«Генералу Голиану. Благодарю Вас, господин генерал, за Ваши приветствия. Выражаю твердую уверенность, что руководимые Вами словацкие войска и вооруженные отряды словацкого народа, ставшие на путь освободительной борьбы против оккупантов, разобьют немецких захватчиков и освободят территорию Словакии от гитлеровских банд. Сегодня наступающие части Красной армии перешли словацкую границу северо-восточнее Збаров и продолжают дальнейшее продвижение в глубь словацкой территории. Маршал Конев»^[153].

В повстанческой армии было сформировано разведывательное отделение. Его сотрудники активно занимались сбором сведений о войсках противника. По указанию Голиана сведения, которые интересовали штаб 1-го Украинского фронта, словацкие разведчики передавали майору Скрипке. Они незамедлительно направлялись в Центр. За время действий в тылу противника Скрипка направит в Центр около 300 донесений, которые своевременно вскрывали переброски германских войск, их боевой состав, укомплектованность, оснащение оружием и боевой техникой.

Бои в Словакии шли тяжелые. Германское командование бросило против восставших несколько дивизий СС, танки, тяжелую артиллерию. Ян Голиан не справлялся с огромным объемом работы. 6 октября 1944 года через Москву и Киев на территорию восставших словаков прибыл дивизионный генерал Рудольф Виест. Он был в составе правительственной делегации, которую возглавлял министр чехословацкого правительства в эмиграции Франтишек Немец. 7 октября генерал Виест издал свой первый приказ — он вступил в командование 1-й Чехословацкой повстанческой армией в Словакии. Ян Голиан был назначен заместителем командующего.

Помощь восставшим словакам начали оказывать и американцы. В октябре на аэродром Три Дуба приземлились четыре американских самолета. Они доставили повстанцам несколько десятков базук и несколько ящиков медикаментов. Улетая, американские самолеты вывезли из Словакии три десятка сбитых над территорией Средней Европы английских и американских летчиков.

По указанию из Москвы был создан воздушный мост «Большая земля — восставшая Словакия»^[154]. Этот мост «обслуживали» 1500 советских самолетов. За время существования этого героического моста 7 советских самолетов потерпели крушение при пробивании облачности в Карпатах и один самолет был сбит средствами противовоздушной обороны противника. За неполные два месяца своей активной работы советский воздушный мост обеспечил полную переброску личного состава 2-й Чехословацкой десантной бригады — 1750 солдат и офицеров, около 400 тонн оружия и боеприпасов, 350 тонн бензина для 1 — го Чехословацкого авиаполка, около 1200 партизан-десантников, правительственную делегацию чехословацкого правительства в эмиграции.

С территории Словакии, охваченной восстанием, на территорию СССР были доставлены 800 тяжело раненных бойцов, 250 словацких летчиков — на переучивание в советских авиационных школах, правительственная делегация и делегация Совета национального спасения (СНС) для работы в освобождаемых территориях Чехословакии, семьи руководящего состава СНС, которые в Москве до освобождения Банска-Бистрицы проживали в гостинице ЦСКА.

Находясь среди повстанцев, майор И. Скрипка установил тесное и взаимовыгодное сотрудничество с руководителями военных миссий США и Великобритании. Американской миссией руководил капитан Джеймс Хольт Грин; британской — майор Джон Сегмер. Впрочем, Хольт и Сегмер называли свою миссию англо-американской. Первым тем не менее в Банска-Бистрицу прибыл Джеймс Хольт. Это произошло 17 сентября 1944 года. Хольт прилетел в штаб словацкого восстания 17 сентября, то есть на десять дней позже майора Скрипки. Капитан имел радиосвязь с американским командованием, которое располагалось на итальянской авиабазе в Бари.

Когда 28 октября генерал Виест подписал приказ о прекращении восстания, Хольт ушел в горы вместе с составом миссии, частью 2-й Чехословацкой десантной бригады и партизанами. В ноябре и декабре скрывался в горном отеле «Вельки бок», в районе населенного пункта Пололмка.

Жизнь отважного капитана Хольта, которого майор Иван Скрипка считал американским разведчиком, оборвалась трагически. 26 декабря 1944 года Хольт вместе с другими членами миссии был захвачен немцами в плен, отправлен в концентрационный лагерь Маутхаузен, где был повешен.

Британский майор Джон Сегмер прибыл в Банска-Бистрицу 7 октября 1944 года. Возглавляя английскую часть англо-американской военной миссии, Сегмер основное свое внимание уделял не работе с членами штаба словацкого восстания, а выполнению заданий британской разведки в Венгрии. Британский разведчик тоже 26 декабря был захвачен немецким спецотрядом «Эдельвейс» и отправлен в Маутхаузен.

В 1999 году генерал-майор И. Скрипка в своих воспоминаниях о словацком восстании писал: «В дни восстания, а затем и в горах мне пришлось ближе познакомиться с действиями этих союзнических разведчиков. Я лично узнал многих членов миссии и видел их стремление выполнить задачи своего командования»^[155].

Условия, в которых оказались в конце декабря 1944 года повстанцы, представители советской, американской и британской военных миссий, были чрезвычайно трудны.

Несмотря на помощь и поддержку, силы повстанцев и наступавших немецких войск были неравными. Противник постепенно занимал города, которые контролировались повстанцами. Под контролем немецких войск к концу октября оказались Жерновица, Брезно и Зволен.

27 октября германские войска подошли вплотную к центру восстания — городу Банска-Бистрица. Авиация противника бомбила прилегающие города и села. В ночь на 28 октября 1944 года был составлен последний оперативный приказ командующего 1-й Чехословацкой армией. Я. Голиан ознакомил майора И. Скрипку с содержанием этого приказа, в котором объективно оценивалась обстановка, была сделана попытка разобраться в причинах поражения словацкого восстания. Генерал Виест отмечал в приказе:

«Наряду с героическими действиями были и причины, которые стали следствием многих неудач… Мне кажется, что не все вы понимаете причины тех неудач. Да, я твердо и правильно повторяю слово «неудача». Все вы говорите о техническом превосходстве противника. Я тоже знаю это техническое преимущество, но главную причину все же вижу в недостаточном боевом и моральном духе многих отдельных лиц, офицеров и солдат, а иногда и целых подразделений. Численное преимущество на нашей стороне, и вопреки этому немец отбирал у нас пядь за пядью нашу территорию, при этом сокращая не только наши воинские ряды, а все, и это уже хуже — убивает ваших безбранных матерей, отцов, сестер, братьев и детей. Осознайте себе хорошо, что мы боремся за справедливые дела перед Богом и всем цивилизованным миром. И хотим того, чтобы честный словак хозяйничал в нашей стране, а не немецкая, венгерская или венгеризированная клика и так называемые словаки, которые даже не понимают по-словацки и ожидают только случая, чтобы они могли нас выгодно продать.

Наше Сопротивление является игрой возвышенной, ведь речь идет о жизни или смерти не только нас, воинов, но и всего народа. Нашей борьбой мы творим историю нашей родины, и потому, как мы будем хозяйничать и каких результатов добьемся, будут нас наши потомки хвалить или осуждать. И не только наши потомки, но и весь мир с интересом наблюдает нашу борьбу и будет о нас судить.

Советская армия изгоняет из нашей земли германского захватчика, но прежде всего мы сами должны доказать миру, что мы достойны освобождения и умеем за него воевать. Мы бы не были достойны свободы, которую для нас добыли бы другие.

Организованная борьба всей армии, как таковой, после распада некоторых частей невозможна, и поэтому части и подразделения чехословацкой армии в соответствии с обстановкой в ночь на 29 октября 1944 года перейдут на партизанский способ борьбы против немцев…»^[156]

Приказ генерал Виеста о прекращении организованного сопротивления был последним приказом войскам словацкого восстания. Он был противоречив, не всеми принят и понят. Но именно этот приказ завершил героическую страницу словацкого восстания.

В это же время, преодолев Карпаты, войска Конева вели тяжелые бои, освобождая территорию Чехословакии. Вместе с войсками Красной армии сражались и бойцы 1-го Чехословацкого армейского корпуса, которым командовал генерал Людвиг Свобода. В горах остались сотни могил советских и чехословацких воинов. Противник упорно оборонялся на заблаговременно подготовленных рубежах, усиленных многочисленными огневыми средствами.

В горных районах Словакии отважные партизаны продолжали вести боевые действия против оккупантов. Вместе с ними сражались и офицеры советской военной разведки.

Спецкомандировку в словацкое восстание майор Иван Иванович Скрипка завершил 18 февраля 1945 года.

(обратно)

Глава 5. Последний бой майора Фомина

Какими глазами дерзну посмотреть в глаза народу, если по моей вине поколеблются вековые его убеждения? Никогда! Спасение стольких душ народа для меня дороже моего бренного тела.

Ян Гус^[157]

Военный и военно-воздушный атташе при посольстве Чехословакии в СССР генерал-майор Йозеф Новосидлак 10 марта 1984 года направил в Управление внешних сношений Министерства обороны СССР справку, которую он накануне получил из Праги. Документ этот был для служебного пользования. Ознакомиться с ее содержанием могли только некоторые должностные лица. Среди них был и заместитель начальника Управления внешних сношений контр-адмирал В. Хужоков.

В той небольшой справке, написанной, как и положено, сухим канцелярским языком, кратко сообщалось о деятельности советского военного разведчика майора Александра Фомина на территории оккупированной германскими войсками Чехии, а также подтверждалась дата его гибели.

В документе, подготовленном в столице Чехословакии, было всего несколько строк. С этих строк и началась история восстановления деталей подвига бесстрашного разведчика, имя которого почему-то было забыто в СССР. Впрочем, оно остается неизвестным и в новой России.

О чем же сообщалось в той справке?

Чтобы избежать невольного искажения смысла депеши из Праги, познакомимся с ее дословным содержанием:

«Федеральное министерство национальной обороны Чехословацкой Социалистической Республики подтверждает, что Александр Фомин, майор Советской армии, родившийся 29 июля 1917 года в Пронькине, Сорочинского района, Оренбургской области, являлся командиром парадесанта имени Яна Гуса, который высадился 26 октября 1944 года в районе города Чеслав в Восточной Чехии. Под командованием А. В. Фомина было организовано одно из самых значительных партизанских подразделений в Чехии — партизанская бригада имени Яна Гуса, которая в боях против фашистских оккупантов достигла значительных результатов.

В неравном бою с врагом около населенного пункта Лешковице майор А. В. Фомин 27 марта 1945 года погиб смертью храбрых. За боевые заслуги при освобождении Чехословакии, за личную храбрость и исключительный героизм президент Чехословацкой Социалистической Республики наградил майора Фомина А. В. посмертно в 1968 году орденом Красной Звезды. Начальник: подполковник Ярослав Коутек. Прага, 5 марта 1984 года».

Президентом Чехословацкой Социалистической Республики в 1968 году был избран Людвик Свобода. Тот самый Свобода, который в 1942 году был инициатором создания в Бузулуке 1-го Чехословацкого отдельного пехотного батальона. Этот батальон под командованием Л. Свободы в марте 1943 года впервые принял участие в боевых действиях против немецко-фашистских войск у села Соколова. На базе батальона была создана 1-я Чехословацкая отдельная бригада, сражавшаяся в составе войск 1-го Украинского фронта под Киевом, Белой Церковью и Жашковом. Весной 1944 года бригада пополнилась чехословацкими патриотами. На ее основе был сформирован 1-й Чехословацкий армейский корпус, принимавший участие в Карпатско-Дуклинской операции в составе войск 1-го Украинского фронта, которым командовал маршал И. С. Конев.

После окончания войны в Европе в 1945 году корпус Л. Свободы стал основой для создания вооруженных сил Чехословакии. В марте 1968 года Л. Свобода был избран президентом Чехословакии. Он хорошо знал, с какими трудностями столкнулись словацкие повстанцы и как самоотверженно сражались вместе с ними советские офицеры-разведчики. Одним из указов, подписанных президентом Л. Свободой в 1968 году, был указ о награждении советского майора Александра Фомина орденом Красной Звезды посмертно…

Человек, совершающий подвиг, ни секунды не думает о будущей славе. Поэтому подвиг становится подвигом только при условии, если о нем своевременно и громко будет сказано доброе слово. Это, как правило, должны сделать боевые друзья героя или его современники. От них в первую очередь зависит память о человеке, совершившем подвиг. А если они не смогли это сделать?

Как выяснилось, одной из причин затянувшегося в России на долгие годы безмолвия вокруг судьбы майора Александра Фомина является то, что, по данным Главного управления кадров Министерства обороны, он длительное время считался пропавшим без вести^[158]. Длительное время — это одиннадцать лет. Только в марте 1956 года Фомин А. В. был внесен в список погибших на территории Чехословакии 25 марта 1945 года…^[159]

Как майор Александр Фомин там оказался? Какие задачи он выполнял? Что смог сделать? Как погиб?

О том, где родился и вырос Александр Фомин, сказано в справке, присланной в Москву из Праги. В ней нет и не могло быть сведений о том, что Фомин с 1935 по 1937 год был студентом Бузулукского сельскохозяйственного техникума. Именно в Бузулуке в 1942 году Людвик Свобода начал формирование 1-го отдельного Чехословацкого пехотного батальона. Случайное, но символичное совпадение.

С 1937 по 1939 год Фомин был курсантом Казанского пехотного училища, затем командовал учебной ротой, позже — учебным батальоном Ленинградского военно-медицинского училища.

В 1942 году толковый комбат был отобран для работы в военной разведке, прошел обучение в Высшей специальной школе и после этого проходил службу на различных оперативных должностях в разведывательном отделе Центрального штаба партизанского движения. В начале 1944 года капитан Фомин был старшим уполномоченным Оперативной группы штаба партизанского движения при Военном совете 51-й армии 4-го Украинского фронта.

Данные о прохождении службы А. Фоминым в Красной армии были получены из Центрального архива Министерства обороны Российской Федерации и уточнены 26 октября 2005 года директором Центрального государственного архива Украины B. C. Лозицьким.

В архивной справке, полученной из Киева, сообщалось, что в «соответствии с приказом начальника штаба партизанского движения 1-го Украинского фронта в ночь на 26 октября 1944 года группа разведчиков под командованием А. В. Фомина^[160] была переброшена в тыл противника на территорию Чехословакии в район 8 километров юго-восточнее города Чеслов».

Б группу разведчиков входило 12 человек. Политруком разведгруппы был чех Мирослав Пих (оперативный псевдоним — Тума), начальником штаба группы — лейтенант Иван Васильевич Перхун, заместителем начальника группы по разведке — капитан Николай Игнатьевич Химич. В составе группы был врач — Лидия Смык.

Главным радистом группы был назначен Александр Чепуров, радистом — Мария Полякова. В состав группы входили разведчики-диверсанты Николай Колесник, Владислав Пригодич, Николай Мезелев, Иван Чиж и Николай Шустов.

На территорию Чехии группа была сброшена с самолета Си-47, который не имел бортовых номеров.

В штабе фронта группе был присвоен оперативный псевдоним «Мистер Ян Гус». Мистером Яном Гусом разведчики называли своего командира — капитана Александра Фомина.

О том, для выполнения каких задач разведывательная группа «Мистер Ян Гус» оказалась на территории Чехии, в российских архивах сведений нет. Однако сохранилось письмо доктора Франтишека Дворжака, председателя Совета районного национального комитета города Гавличкув-Брод, и Яна Поливки, секретаря Президиума районного Комитета чехословацких антифашистских борцов. Это письмо поступило в Исполнительный комитет Ленинградского городского совета народных депутатов в начале мая 1984 года. В письме сообщалось, что «до осени 1944 года все попытки начать партизанскую войну в оккупированной Чехии были подавлены оккупационными немецкими войсками. С целью оказания помощи чешским патриотам в организации партизанского движения на территорию Чехии была заброшена интернациональная группа разведчиков, которая выполняла задачи I-го и 4-го Украинских фронтов. Политические задачи группе были поставлены московским руководством Чехословацкой коммунистической партии.

Фомин помог начать организованную партизанскую войну и другим разведгруппам Красной армии, которые находились в этом районе. Два члена группы были переданы в другие отряды. Оставшиеся с майором Фоминым шесть разведчиков проделали на территории Чехии огромную организаторскую работу, основали партизанскую бригаду, в которую входили 444 мужчины и женщины. С этой бригадой сотрудничали 1200 человек из 152 деревень и 15 городов, которые располагались в 70 километрах от Праги. В течение 199 дней бригада майора Фомина совершила 66 боевых операций, организовала 103 местных и 3 городских национальных комитета Сопротивления, 96 ячеек компартии Чехословакии, издала и распространила 4 листовки и 2 инструкции, в которых описывались методы вооруженной борьбы в условиях оккупации и формы конструктивно-политической деятельности».

Подробные сведения о деятельности разведывательной группы «Мистер Ян Гус» были собраны и систематизированы сотрудниками Архивного института министерства внутренних дел Чехословакии. Они подготовили объемную справку на 46 листах с иллюстрациями о том, как в самый трудный период германской оккупации действовала на территории Чехии группа советских разведчиков и чешских патриотов. Этот объемный документ напивается «Сведения о деятельности тов. майора Александра Васильевича Фомина, командира бригады «Мистер Ян Гус».

Десантирование группы на территорию Чехии, которое происходило в ночных условиях, в целом прошло успешно. Потерялась только врач Лидия Смык. Ветром ее парашют отнесло в сторону от места приземления группы. Приземляясь, Лида сильно ушибла ногу и вынуждена была обратиться за помощью к местным жителям. Семья чеха Франтишека Марка из деревни Буковина оказала Лидии помощь. В доме Марка разведчица скрывалась восемь дней. За это время группа «Мистер Ян Гус» обосновалась в лесу вблизи деревни Кржижова, организовала поиск Лидии Смык. С помощью Алежки Бромовой из Лицомержиц и Веры Пиларжовой из Липовца врач группы Л. Смык была доставлена в штаб Фомина.

Оперативная группа «Мистер Ян Гус» начала действовать в тылу противника. К концу ноября 1944 года Фомин создал 37 нелегальных революционных комитетов в областях городов Чеслав и Хрудим и 13 народных комитетов в районе города Ждяр. В январе 1945 года Фомину и его заместителю чеху Мирославу Пиху удалось создать областной нелегальный народный комитет, который стал действовать в окрестностях города Пржибыслав и Немецкы-Брод (ныне — Гавличкув-Брод). При комитетах были созданы «гражданские партизанские группы». Они стали самостоятельными боевыми партизанскими ячейками, которые управлялись штабом бригады Фомина и контролировались народными комитетами.

В конце января 1944 года А. Фомин наладил сотрудничество почти со всеми лесниками Железных гор, где базировалась оперативная группа. Лесники и некоторые местные жители активно занимались сбором разведывательных сведений о немецких воинских частях, их штабах, складах, вооружении, резервах и перебросках по железным и шоссейным дорогам военных грузов и воинских частей. Помощникам Фомина удалось завербовать и нескольких сотрудников из местных жандармских станций.

Во второй половине ноября 1944 года один из лесников сообщил, что в лесном массиве в районе Брадло — Тргова-Каменица скрывается группа советских парашютистов, которую возглавляет чешский офицер поручик Басил Киш. Начальником штаба этой группы был майор Красной армии Григорий Мельник. Фомин и комиссар Пих установили связь с этой группой. Оказалось, что эта группа была десантирована на территорию Чехии 17 октября 1944 года. Из 17 членов группы при высадке остались в живых только поручик Васил Киш, майор Георгий Мельник, политический комиссар Ян Копчак, старший лейтенант Павел Моряков и разведчики Армен Петросян и Дмитрий Малышев. Остальные погибли в бою с немецким карательным отрядом.

Майор Мельник был ранен, но местные жители помогли ему и его товарищам укрыться в одном из лесных массивов в районе деревни Полом. Разведчикам, нарвавшимся на карательный отряд, большую помощь оказали местные жители Антонин Горник, Виктор Главка, Йозеф Поливка и другие.

Группа майора Мельника стала частью бригады «Мистер Ям Гус». Васил Киш вместе с Афанасием Коропкой перешли в Хурдимскую область, где в начале весны 1945 года создали новую партизанскую группу имени полковника Л. Свободы.

Партизанская бригада «Мистер Ян Гус» была разделена на пять отрядов, действиями которых управлял штаб во главе с майором Фоминым. Отряды дислоцировались в разных районах, наносили оккупантам значительный ущерб и были неуловимы. Заместитель командира группы капитан Николай Химич возглавил диверсионную группу. Диверсионные акты против немцев совершали и партизаны, которыми руководил политрук Мирослав Пих.

Все сведения о противнике сосредотачивались в штабе. Фомин обрабатывал их и направлял в Центр.

Гестаповцы начали активную борьбу против чешских партизан и советских разведчиков. В городах проводились частые облавы, в деревнях устраивались тайные засады, каратели старались держать под контролем горные тропы. Преследуемые карателями Фомин, Пих и их группы уходили из района в район, наносили карателям неожиданные удары, совершали диверсионные акты на железной и шоссейных дорогах. Летели под откос эшелоны с боевой техникой и боеприпасами противника, подрывались мосты, уничтожались мелкие группы немецких военнослужащих, взрывались склады с горючим и продовольствием.

Одним из отрядов, который имел порядковый номер IV, командовал Ярослав Олшар. Выполняя задания майора Фомина, отряд только в марте — апреле 1945 года пустил под откос три эшелона противника, повредил железнодорожный мост в районе Гавличкув-Брод — Пржибслав, уничтожил важные телефонные и телеграфные линии связи.

В «Сведениях о деятельности тов. майора Александра Васильевича Фомина…», подготовленных Архивным институтом министерства внутренних дел Чехословакии, сообщается и об обстоятельствах гибели майора Фомина.

Уходя от преследования карателей, Фомин 22 февраля 1945 года разделил штаб на две части. Одну из них возглавил политрук Мирослав Пих. В эту группу вошли три партизана. Пих отправился в Пржибыславский район. Фомин вместе с начальником штаба Иваном Перхуном, заместителем комиссара бригады чехом Иржиком Старым, врачом Лидией Смык и радистами Александром Чепуровым и Марией Поляковой, чешскими партизанами Виктором Главкой и Иосифом Цоуфалом остались в районе сел Тржебетиш, Виколице, Михаловице, Дедице и других. Фомин, стремясь сохранить штаб, временно прекратил боевые действия против карателей. В то же время источники Фомина, который не прекращал выполнять разведывательные задания штаба 1-го Украинского фронта, продолжали собирать сведения о действиях немцев.

Штаб майора Фомина находился в лесу недалеко от села Новая Храньбоже. Поступили сведения о том, что большой карательный отряд приближается к этому району. Фомин приказал всем членам штаба передислоцироваться в другой район в Железных горах. В полночь с 25 на 26 марта 1945 года штаб начал передислокацию по лесным тропам.

Переход был трудным. Разведчики шли несколько часов без остановки и устали. Особенно трудно пришлось девушкам, врачу Лиде Смык и радистке Марии Поляковой. В лесу в районе села Лешковице Фомин решил сделать остановку. Было около 4 часов утра.

Когда забрезжил рассвет, лейтенант Перхун оценил местность, на которой они находились. Укрытие было неудобным, лес редкий и мелкий, рядом — вспаханное поле, где, видимо, днем трудились местные крестьяне. Группа перебралась в северную часть леса.

В 10 часов утра Фомин должен был установить радиосвязь с разведотделом фронта. В целях предосторожности он направил разведчиков И. Старого и Я. Яначека на опушку леса для ведения наблюдения и охраны.

Фомин сообщил в Центр о сложившейся ситуации, получил указание — в бой с немцами не вступать, сохранить штаб и сменить район дислокации. Указания были правильными, но выполнить их Фомин не успел.

В лесу у села Лешковице около 18.00 разведчики заметили группу немцев. Затем — вторую. Завязалась перестрелка. Силы карателей быстро увеличивались. В справке Архивного института МВД Чехословакии указано, что в карательной операции «приняли участие немецкие войска из гарнизонов Хрудим и Грабы, две команды полиции, 9-я и 10-я роты 3-го полицейского полка СС, 20-я специальная команда и другие немецкие части».

Лес, в котором находился штаб майора Фомина, был окружен со всех сторон. Судя по телетайпным лентам пражского гестапо, которые оказались после освобождения Праги в руках чехословацких специалистов, бой между немецкими войсками и разведчиками штаба Фомина начался «26 марта 1945 года в 18.40 и продолжался до 4.00 утра 27 марта 1945 года».

Немцам не удалось захватить никого из группы Фомина. Защищаясь до последнего патрона в неравном бою, пали геройской смертью:

— командир разведгруппы — майор Александр Васильевич Фомин, 28 лет, из Ленинграда;

начальник штаба — старший лейтенант Иван Васильевич Перхун, 29 лет, из Ялты;

— врач Лидия Александровна Смык, 25 лет, из Киева;

— радисты — Александр Чепуров, 21 год, из Донбасса, и Мария Полякова, 19 лет, из Москвы;

— чешские партизаны Ян Яначек и Йосиф Цоуфал».

Когда разведчики и партизаны погибли, на месте боя гестаповцы обнаружили три документа, написанные майором Фоминым. Эти документы были из Праги переданы в Берлин по телеграфной линии связи гестапо.

Первый документ: «26 марта 1945 года. Мы окружены, мы будем держаться до конца. Враг бросил против нас 300 немецких солдат. Мы будем стрелять до последнего патрона. 4-й Украинский фронт».

Второй документ: «Мы сражаемся за свободу чешского народа, боремся за счастливое будущее славянских народов, для ликвидации фашистов. Фомин. 27 марта 1945».

Третий документ: «У нас нет возможности прорваться, потому что мы окружены. Фомин. Умрем за Родину».

Вместе с этими документами немцы захватили поврежденные радиостанции с источниками питания, остатки медицинских материалов, оружие (без боеприпасов) и личные вещи разведчиков.

После того как немцы покинули место последнего боя «Мистера Яна Гуса», местные жители обнаружили закопанную в земле записную книжку лейтенанта Ивана Перхуна и записки майора Александра Фомина. Эти документы были спрятаны у Иосифа Прейснера, жителя деревни Лешковице. Позже эти документы были переданы капитану Николаю Химичу, который доставил их в СССР. Где они находятся в настоящее время, установить не удалось.

Тела героически погибших разведчиков и чешских партизан немцы отвезли в тюрьму, которая находилась в городе Хрудим. Оттуда тела были передали в крематорий в Пардубице, где кто-то из чешской криминальной полиции тайно сфотографировал их перед кремацией.

Патриоты из криминальной полиции собрали прах героев и до освобождения Чехословакии войсками Красной армии хранили его в городе Пардубица. В послевоенные годы прах героев был захоронен в основании памятника жертвам нацизма в селе Лешковице. Здесь был построен мемориальный комплекс. Когда между Восточно-Чешской и Черниговской областями поддерживались дружеские соседские отношения, представители СССР и ЧССР заложили у этого мемориала Сад дружбы. Сейчас деревья, которые были посажены в землю в 50-60-х годах прошлого века, набрались силы и украшают мемориал, построенный в память о совместной героической борьбе чехов и советских военных разведчиков против гитлеровских оккупантов.

После гибели майора Фомина и его штаба командование партизанской бригадой «Мистер Ян Гус» принял советский офицер Николай Колесник. Он руководил действиями бригады до полного освобождения Чехословакии войсками Красной армии.

Как же карателям удалось выследить и окружить штаб майора Фомина? Бывшие гестаповцы Карел Шнабель, Алойс Горнишер и Алойс Ашенбренер, арестованные после войны, в своих показаниях на допросах сообщили, что штаб Фомина удалось обнаружить благодаря непрерывной пеленгации его радиостанции, которая периодически выходила в эфир. За этой радиостанцией велась целенаправленная охота специальным подразделением радиопеленгации германской тайной полиции, управлением которой руководил комиссар Леймер. По указанию Леймера отслеживанием перемещений неизвестной партизанской радиостанции занимался капитан Кош, которому подчинялась служба пеленгации немецкого гарнизона в Праге.

Кош выделил для слежения за неизвестной радиостанцией несколько пеленгаторных установок. Экипажи этих машин тайно следовали по пятам радиостанции, на которой работали Мария Полякова и Александр Чепуров.

25 марта 1945 года Кош уже знал, что неизвестный радист выходит в эфир в лесу в районе деревни Лешковице.

26 марта радиостанция майора Фомина выходила в эфир дважды — в 10 и 14 часов. Это позволило немцам, которые уже находились в районе Лешковицкого леса, окружить место работы радиста и начать операцию по его уничтожению. Силы были неравны. Стая разъяренных карателей, длительное время преследовавших советских разведчиков, наконец-то добилась успеха. Но это был последний успех карателей. День разгрома фашистской Германии неумолимо приближался…

Фашисты уничтожили штаб бригады, но бригада продолжала сражаться и мстить за погибших товарищей. Народ, за душу которого сражался Александр Фомин, включился в активную борьбу против оккупантов. В конце апреля 1945 года в тылу отступавших немецких войск вспыхивали народные восстания, отряды, созданные в Чехии при непосредственном участии майора Фомина, громили фашистов, национальные комитеты брали власть в свои руки…

На месте деревянного креста, поставленного на месте гибели советских разведчиков и чешских партизан, вырос со временем гранитный монумент, был создан музей.

В середине 50-х годов представители общественности города Гавличкув-Брод пригласили жену майора Александра Фомина, дочь лейтенанта Ивана Перхуна и сестру Марии Поляковой посетить места боев, в которых принимали участие их родные. В сентябре 1981 года на месте боя был открыт мемориал партизанской славы и Лешковицкий музей, где собраны фотографии героев, копии документов о деятельности бригады «Мистер Ян Гус», листовки, оружие, личные вещи партизан. Есть в музее и документ об итогах деятельности бригады. С октября 1944 года до конца войны бойцы бригады провели 66 боевых операций, в ходе которых уничтожили 785 солдат и офицеров противника, вывели из строя 4 танка, 9 бронетранспортеров, 4 орудия, 138 автомобилей, сбили один самолет «Фокке-Вульф-190», уничтожили 17 цистерн с топливом и запасы спирта на 3 спиртзаводах, взорвали склад боеприпасов, вывели из строя до конца войны один завод.

Бригада «Мистер Ян Гус» была единственной партизанской группой, которая в конце октября 1944 года действовала на территории оккупированной немцами Чехии. Были отряды в Словацких горах, в лесах Моравии, но в Чехии немцы к осени 1944 года уничтожили все группы Сопротивления. Поднять народ на борьбу против оккупантов — такую задачу решали майор Александр Фомин и политрук чех Мирослав Пих. Они свою задачу выполнили.

Мирослав Пих остался в живых. Он после окончания войны многое сделал, чтобы память об Александре Фомине жила в Чехии.

После окончания Второй мировой войны уже прошло более шестидесяти лет. Чехословакия распалась на два государства. Хочется надеяться, что в самостоятельной Чехии мемориал в Лешковице сохранится, а подвиг майора Александра Фомина и его боевых товарищей не забыт. Обелиски, возведенные в честь погибших героев, являются местами святыми.

Подвиг майора Александра Фомина, который полностью выполнил поставленную перед ним боевую задачу, не был известен в СССР и не известен в России. Именно это заставило дочь майора Фомина, которая проживает в Санкт-Петербурге, обратиться и марте 2005 года с письмом к президенту России В. В. Путину. Есть в том письме такие слова: «Уважаемый Владимир Владимирович! Моей маме сейчас 88 лет. Ее самой большой и последней мечтой является желание дожить до того времени, когда Родина по заслугам оценит подвиг майора А. В. Фомина. Прошло много лет с того времени, было много неразберихи, нет СССР, ЧССР, Украина стала заграницей, но остался подвиг отца, его самопожертвование и гибель во имя счастья русского и чешского народов. Наша семья хотела бы исправить допущенную историческую несправедливость…».

Будет ли когда-нибудь исправлена эта несправедливость? Хотелось бы, чтобы близкие майора Александра Васильевича Фомина услышали положительный ответ на заданный ими вопрос. И это нужно не только им, но и всем нам, гражданам современной России, чье будущее зависит и от того, насколько мы помним и почитаем своих героев.

(обратно)

Глава 6. Балатонский «Кроссворд»

20 февраля 1945 года руководитель американской военной миссии в Москве бригадный генерал Дж. Р. Дин^[161] попросил начальника советского Генерального штаба генерала армии А. И. Антонова принять его по важному делу. Во время встречи американский генерал сообщил, что он прибыл по указанию генерала Маршалла^[162]. Цель визита — передать советскому Генштабу важные сведения о планах немцев на Восточном фронте.

Из данных американской разведки, которые бригадный генерал Дин передал генералу армии Антонову, следовало, что немцы создают две группировки для контрнаступления: одну в Померании для удара на Торн, вторую в районе Вена— Моравска-Острава для наступления в направлении на Лодзь. При этом южная группировка должна была включать 6-ю танковую армию СС.

Подобные же данные 12 февраля передал в советский Генеральный штаб начальник армейской секции английской военной миссии в Москве полковник Бринкман.

Данные англичан и американцев представляли несомненный интерес. Они подтверждали сведения, поступившие 27 января в Генштаб от начальника ГРУ генерал-лейтенанта И. Ильичева. Начальник ГРУ, сообщая данные о немецкой армии по состоянию на 24 января 1945 года, которые были переданы англичанами главе советской военной миссии в Англии генерал-лейтенанту А. Васильеву, докладывал «Установлено, что 1, 2 и 12 танковые дивизии СС, входящие в состав 6 танковой армии СС, из Арденн перебрасывались в северном и северо-восточном направлении, но не исключено появление 6 ТА СС на советско-германском фронте…».

В том же донесении начальника ГРУ делался вывод: «Сообщенные англичанами данные по немецким войскам в основном правдоподобные, за исключением сведений о 11 танковой, 344 и 712 пехотных дивизиях, которые находятся не на западноевропейском, а на советско-германском фронте, и сведений о 90 механизированной и 4 артиллерийской дивизиях, которые, по имеющимся у нас данным, выведены из Италии в Австрию».

Через четыре дня начальник ГРУ направил Сталину, Антонову, Штеменко и Кузнецову, который был начальником Разведывательного управления Генерального штаба, новое донесение о переброске немецких войск на советско-германский фронт. Как и сообщал И. В. Сталин 15 января 1945 года британскому премьер-министру У. Черчиллю, Красная армия, начав активные действия на центральном участке советско-германского фронта, вынудила немецкое командование начать переброску своих войск с Западного на Восточный фронт. Союзники в Арденнах были спасены.

Давление германских войск на Западном фронте было ослаблено. Гитлеровское командование приняло решение перебросить наиболее боеготовые войска на советско-германский фронт, где для Германии складывалась критическая обстановка. Красная армия приближалась к границам Третьего рейха. Гитлер надеялся остановить или хотя бы задержать наступление советских войск, выиграть время и найти выход из уже безвыходного положения. В это время Гитлер принял окончательное решение о проведении операции «Грей», о которой он думал в новогоднюю ночь.

Переброска германских войск на Восточный фронт не была неожиданностью для советского Главнокомандования. Перед военной разведкой была поставлена задача установить, в каком направлении и в каком количестве немецкие войска перебрасываются на советско-германский фронт. Особый интерес представляли сведения о переброске 6-й танковой армии СС, на вооружении которой, как докладывали военные разведчики, имелись новейшие образцы немецких танков.

31 января 1945 года начальник ГРУ направил Сталину специальное сообщение, в котором доложил следующее:

«1. 6 танковая армия СС в срочном порядке перебрасывается с западноевропейского на советско-германский фронт. Погрузка частей армии в эшелоны должна была начаться в районе Дюссельдорф, Вуперталь и Кельн 27 января и закончиться к 3–5 февраля 1945 г.

Выгрузка 6 ТА СС будет произведена, по-видимому, в центральном секторе фронта, а не в Силезии. Такое предположение сделано на основании следующих данных:

— офицерам 12 танковой дивизии СС, входящей в состав 6 танковой армии СС, приказано явиться из отпусков в район Шнайдемюль;

— конвойной бригаде «Фюрер», входящей в состав 6 танковой армии СС, приказано получить танки и людское пополнение в Коттбус…».

Далее генерал-лейтенант И. Ильичев докладывал, что в состав 6 танковой армии СС входят:

— «1 ТД СС «Адольф Гитлер» — 11 000 чел., 40 танков;

— 2 ТД СС «Рейх» — 12 500 чел., 60 танков;

— 9 ТД СС «Хоенштауфен» — 10 000 чел., 40 танков;

— 12 ТД СС «Гитлерюгенд» — 9000 чел., 40 танков;

— конвойная бригада «Фюрер» — 6000 чел., 20 танков;

— пехотная бригада «Фюрер» — 4000 чел., 20 танков.

Переброска 6 танковой армии СС на советско-германский фронт кодируется в немецких сообщениях условными наименованиями операции «Grey» («Грей»).

2. Имеются признаки, что часть сил 5 танковой армии и 19 армии также может быть переброшена с западноевропейского на советско-германский фронт. Обе армии получили инструкции, в которых даны указания о порядке действий выгружающихся войск против атакующего противника.

Из состава указанных армий на советско-германский фронт могут быть переброшены:

— из 5 танковой армии — 11, 116 танковые дивизии, 3 и 5 артиллерийские дивизии;

— из 19 армии — 17 артиллерийская дивизия».

Завершая донесение, генерал-лейтенант И. Ильичев сообщал: «По официальным данным англичан, переданным 30 января 1945 года главе нашей военной миссии в Англии генерал-лейтенанту Васильеву, значительная часть сил 6 танковой армии СС 24–26 января 1945 года перебрасывалась из районов Дюссельдорф, Нейсе, Крефельд на Оснабрюк. Англичане полагают, что 6 ТА СС должна полностью сосредоточиться в районе Франкфурт-на-Майне к 7 февраля 1945 года. К настоящему времени в армии насчитывается немногим более 200 танков. К моменту сосредоточения за счет доукомплектования 6 ТА СС может иметь до 400–500 танков…».

Донесения генерал-лейтенанта Ильичева свидетельствуют о том, что советской военной разведке удалось заблаговременно установить начало переброски немецкой 6-й танковой армии СС с Западного на Восточный фронт, определить состав армии и пункты погрузки войск. Конечный пункт сосредоточения сил армии к 31 января 1945 года еще не былустановлен, поэтому начальник военной разведки докладывал Сталину, что «выгрузка 6 ТА СС будет произведена, по-видимому, в центральном секторе фронта, а не в Силезии…».

Все сведения, связанные с переброской 6-й танковой армии СС на советский фронт, заинтересовали советский Генеральный штаб. Были учтены данные, переданные 12 февраля начальником армейской секции английской военной миссии полковником Бринкманом.

В Генеральном штабе были приняты в расчет и данные американского генерала Дина, переданные 20 февраля 1945 года, о планах немцев, якобы формирующих на Восточном фронте две группировки войск для удара на Торн и для наступления в направлении на Лодзь.

21 февраля начальник Главного разведывательного управления генерал-лейтенант И. Ильичев направил И. В. Сталину, Н. А. Булганину^[163] и начальнику Генерального штаба А. И. Антонову срочное специальное донесение. Данные, изложенные в этом донесении, противоречили сведениям, которые днем раньше передал в советский Генштаб американский генерал Дин.

Генерал-лейтенант И. Ильичев докладывал данные «заслуживающего доверия источника» о перегруппировке немецких войск. Первым пунктом этого донесения было сообщение о том, что «вся 6-я танковая армия СС направляется в Венгрию».

В подтверждение этого вывода начальник ГРУ приводил следующие доказательства:

«… — 2 февраля 1945 года командующий Южной группой армий получил из Берлина распоряжение о снабжении 2 танкового корпуса СС, а копия приказа была направлена командующему 6 танковой армией СС генерал-полковнику Зеппу Дитриху;

— оперативный отдел войск СС в своем распоряжении от 8 февраля 1945 года указывал, что районами сосредоточения грузов для 1 танкового корпуса (в который входят 1 и 12 танковые дивизии) являются Вена и Гензерндорф (35 км северо-восточнее Вены);

— 9 февраля 1945 года оперативный отдел войск СС отдал приказание о направлении через Вену двух офицеров в разведывательные части 1-й и 9-й танковых дивизий СС;

— 9 феврале 1945 года командующий Южной группой армий отдал приказ: под страхом смертной казни сохранять в абсолютной секретности все, что касается «группы отдыха и пополнения» (имеется в виду 6-я танковая армия СС в составе 1, 2, 9 и 12 танковых дивизий СС). Место нахождения указанной группы не должно показываться ни на каких картах…».

Далее генерал-лейтенант И. Ильичев сообщал о том, что немецкое Верховное командование (ОКВ) в приказе от 10 февраля 1945 года указало командующим немецкими войсками, расположенными на южном секторе советско-германского фронта, что для операций в Южной Венгрии потребуется переброска части сил из Кроатии. В связи с этим некоторые местные наступательные операции в Кроатии необходимо приостановить и перейти к обороне.

В операциях в Венгрии будут принимать участие 1-я горнострелковая дивизия, 7-я горнострелковая дивизия СС «Принц Евгений» и 11-я артиллерийская дивизия, которые будут изъяты из подчинения группы армий «Ф».

Доклады, поступавшие Сталину, Булганину и Антонову из ГРУ, не соответствовали данным, которые были переданы в Генеральный штаб представителями английской и американской военных миссий.

По указанию начальника Генерального штаба сведения ГРУ были срочно переданы начальнику Разведывательного управления ГШ генерал-полковнику Ф. Кузнецову.

Анализ обстановки позволил сделать вывод: на южном участке советско-германского фронта складывается опасная ситуация, где, по данным военной разведки, противник планирует перейти в контрнаступление и добиться серьезного успеха.

Тайный замысел Гитлера о нанесении крупного удара по советским войскам в Венгрии начал реализовываться. 21 февраля отдельные, еще не совсем четкие детали этого плана стали известны Сталину, Булганину и Антонову. Незамедлительно Ставка ВГК направила указания командующему 3-м Украинским фронтом маршалу Ф. И. Толбухину, не останавливая подготовки наступательной операции на Вену, принять меры к отражению возможного контрудара противника.

3-й Украинский фронт в начале 1945 года выполнял особую задачу. Заняв западный берег Дуная, войска Толбухина приковали значительные силы противника и тем самым помогали Верховному главнокомандованию более успешно решать задачи на главном направлении советско-германского фронта.

Начавшееся в середине января стратегическое наступление пяти советских фронтов от Балтийского моря до Карпат в первых числах февраля завершилось большой победой. Советские войска почти полностью овладели Восточной Пруссией, освободили большую часть Польши и восточные районы Чехословакии.

Наиболее глубоко продвинулись на Варшавско-Берлинском направлении войска I-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов. Войска 1-го Белорусского фронта вышли на Одер и находились уже в 60 километрах от Берлина.

Маршал Толбухин провел совещание руководящего состава штаба фронта. На совещании присутствовал и начальник разведки фронта генерал-майор А. С. Рогов. Он был опытным командиром и знающим дело военным разведчиком. Службу в Красной армии Рогов начал в 1919 году, принимал участие в Гражданской войне, служил в должностях командира взвода, командира роты, батальона, полка. В 1926 году окончил курсы «Выстрел». В 1936 году завершил обучение в Военной академии имени М. В. Фрунзе, затем работал в центральном аппарате РУ РККА.

Рогов с первых дней войны был на фронте. Он был начальником разведотряда штаба 2-й и 59-й ударной армий, начальником разведотряда штаба Юго-Западного фронта. В 1943 году стал начальником разведывательного отдела и заместителем начальника штаба 3-го Украинского фронта по разведке.

Маршал Ф. И. Толбухин поставил перед офицерами разведывательного отдела фронта срочные задачи — установить наиболее вероятные направления возможного контрнаступления противника» войска которого будут укреплены силами 6-й танковой армии СС.

Генерал-майор Рогов вскоре доложил командующему фронтом, что наиболее вероятными направлениями наступления противника могут быть: севернее Секешфехервара на Будапешт и между озерами Веление и Балатон на Дуналентеле с развертыванием наступления со стороны флангов. По данным разведчиков, противник в этом районе находился в 25–30 километрах от Дуная, и его удары для частей 3-го Украинского фронта могли оказаться наиболее опасными.

Изучив донесение начальника разведывательного отдела фронта и другие сведения, Толбухин приказал сосредоточить усилия войск в полосах обороны 4-й гвардейской и 26-й армий. 27-я армия генерала С. Г. Трофименко была расположена во втором эшелоне фронта, за стыком 4-й гвардейской и 26-й армий.

Толбухин приказал командирам обратить особое внимание на организацию противотанковой обороны, создать в войсках сильные противотанковые резервы и подвижные отряды заграждений.

Особую задачу Толбухин поставил начальнику разведки фронта Рогову.

— Не спускайте глаз с противника, вскрывайте его намерения, не дайте провести себя, — строго предупредил маршал.

Разведчики не подвели. Балатонский «кроссворд» Гитлера был своевременно разгадан. Как ни старались немцы скрыть перегруппировку своих войск и направление главного удара, сделать им этого не удалось.

Балатонская операция началась 6-го и завершилась 15 марта. После войны стали известны многие подробности контрнаступления немцев у озера Балатон. Подтвердились данные советской военной разведки о том, что идея контрнаступления в Венгрии принадлежала Гитлеру, по личному указанию которого 6-я танковая армия СС была переброшена с Западного фронта в новый район боевых действий. Гитлер действительно хотел удержать под германским контролем источники венгерской нефти, а также предотвратить вторжение советских войск в Австрию и южные районы Третьего рейха, где было сосредоточено большое количество военно-промышленных объектов фашистской Германии. Это ему не удалось.

Шестьдесят лет прошло после начала и завершения Балатонской операции. Однако до сих пор один вопрос, связанный с этими событиями, не имеет однозначного ответа. А именно: какие же сведения в феврале 1945 года передали начальнику Генерального штаба генералу армии А. И. Антонову британский полковник Бринкман и американский бригадный генерал Дин?

Ответ на этот вопрос дал начальник Генерального штаба генерал армии А. И. Антонов в письме от 30 марта 1945 года генерал-майору Джону Р. Дину:

«Боевые действия на Восточном фронте в течение марта месяца не подтвердили данную информацию (сведения, переданные Бринкманом и Дином. — В. Л.), ибо бои эти показали, что основная группировка немецких войск, включавшая 6-ю танковую армию СС, была сосредоточена не в Померании и не в районе Моравска-Остравы, а в районе озера Балатон, откуда немцы вели наступление с целью выйти к Дунаю и форсировать его южнее Будапешта.

Этот факт показывает, что информация, которой пользовался генерал Маршалл, не соответствовала действительному ходу событий на Восточном фронте в марте месяце. Не исключена возможность, что некоторые источники этой информации имели своей целью дезориентировать как англо-американское, так и советское командование и отвлечь внимание советского командования от того района, где готовилась немцами основная наступательная операция на Восточном фронте… Это сообщение я считал своим долгом довести до сведения генерала Маршалла исключительно для того, чтобы он мог сделать соответствующие выводы в отношении источника этой информации»^[164].

Аргументы, изложенные в письме Антонова, звучат убедительно и очень дипломатично.

Генерал Антонов в марте 1945 года не знал, что сведения, которые смогли добыть советские военные разведчики о переброске 6-й танковой армии СС в Венгрию, были получены одним из сотрудников ГРУ из британских источников. Это значит, что британская военная разведка имела сведения о том, куда же на самом деле направляется 6-я танковая армия СС. Полковник Бринкман, находившийся в Москве, сообщил 11 февраля 1945 года первые сведения о начале переброски немецкой танковой армии на Восточный фронт. Естественно, за десять дней британская и американская разведки добыли новые сведения о передвижении 6-й танковой армии СС. Дин, передавший Антонову ложную информацию, получил ее из Лондона, где уже было известно, что армия генерала Дитриха тайно перебрасывается в Венгрию. Генерал-майор И. Скляров получил 20 февраля от источника в британском военном ведомстве достоверные сведения о движении 6-й танковой армии СС и своевременно передал их в Москву. Кто же подставил американского генерала Дж. Дина, видимо, уже навсегда останется тайной Балатонского «кроссворда».

Несомненно, Гитлер и его помощники сделали все возможное, чтобы операция «Грей» была проведена незаметно для разведок союзных государств. И все-таки советская военная разведка смогла добыть сведения о переброске немецких войск в район озера Балатон, что и помогло войскам маршала Ф.И. Толбухина выдержать в марте 1945 года сильнейший танковый удар противника, сорвать его замыслы и перейти в наступление…

(обратно)

Глава 7. Заговор «миротворцев»

…Мы никогда не встретимся с таким случаем, чтобы государство, выступающее в интересах другого государства, относилось к ним столь же серьезно, как и к своим собственным. Все дело трактуется как торговая сделка, в которую каждый вкладывает определенный пай, смотря по степени опасности, которой он подвергается, или в меру выгод, которые он может ожидать.

Карл Клаузевиц^[165]

В 1945 году март и апрель были самыми напряженными месяцами в деятельности Главного разведывательного управления. Заключительный этап Великой Отечественной войны был динамичным и требовал принятия срочных и безошибочных политических и военных решений. Верховный главнокомандующий в первую очередь интересовался точными данными о планах руководства фашистской Германии, о положении на фронтах, о продвижении войск союзников, уже вступивших на германскую территорию, о ходе боевых действий в Албании, Австрии, Венгрии, Польше, Югославии, Италии и многим другим.

В первых числах марта в Генштабе была завершена разработка плана Берлинской операции. 8 марта в 20.00 по приглашению Сталина, который в те дни болел гриппом и три дня находился на Ближней даче, к нему прибыли члены ГКО Молотов, Берия, Ворошилов и Вознесенский. Доклад о плане Берлинской операции, завершавшей Великую Отечественную войну, сделал новый начальник Генерального штаба генерал армии А. И. Антонов. Маршал А. М. Василевский, который руководил работой Генерального штаба с июня 1942 года, в феврале 1945-го был назначен командующим 3-м Белорусским фронтом.

12 марта Сталин почувствовал себя несколько лучше и прибыл в Кремль. Во второй половине дня он заслушал доклад генерала армии Антонова о положении на фронтах, поинтересовался положением дел у маршала Толбухина.

— Генерал Ильичев сообщает, что немцы, возможно, попытаются использовать 6-ю танковую армию СС на одном из флангов своего удара с обеих сторон озера Балатон, — сказал Сталин. — Что вы по этому вопросу думаете?

Антонов ответил, что он получил специальное донесение из ГРУ, в котором сообщается о возможном охвате флангов 3-го Украинского фронта.

— Немцы хотят прижать войска Толбухина к Дунаю, — сообщил Антонов, — и попытаться уничтожить их. Однако у них ничего не получится. Планы Дитриха сообщены Толбухину. Меры по отражению контрнаступления противника приняты.

Сталин отдал генералу армии Антонову необходимые указания…

17 марта Сталин получил от начальника военной разведки специальное донесение, в котором сообщались сведения исключительной важности.

Начальник ГРУ докладывал: «Наш заслуживающий доверия источник сообщил содержание… телеграммы Риббентропа немецкому посланнику в Ирландии. Риббентроп предложил устно через посредников или иным другим путем довести до сведения видных английских и американских деятелей, что Германия защищает Европу от большевизма, и если англичане и американцы этого не поймут, то она вынуждена будет выбирать между миром с СССР и миром с Англией и США».

Сталин, как опытный политик, понимал, что рано или поздно такая ситуация могла возникнуть. Доверяя Рузвельту и Черчиллю, с которыми он в начале февраля провел переговоры в Крыму, Сталин тем не менее не исключал, что на заключительном этапе войны германское руководство может пойти на сближение с США и Великобританией и, таким образом, сдать союзникам большую часть территории Германии…

Начальник военной разведки получил указание сосредоточить усилия на своевременном выявлении контактов между политическими и военными эмиссарами фашистской Германии с одной стороны и представителями США и Великобритании — с другой. Так в последние дни войны военным разведчикам пришлось провести еще одну операцию, которая в ГРУ не получила никакого условного наименования.

К проведению этой операции были привлечены многие разведчики. Они должны были установить места контактов представителей американской разведки и эмиссаров фашистской Германии, выявить участников этих контактов и, естественно, добыть данные о содержании этих переговоров. Одновременно военные разведчики должны были добыть исчерпывающую информацию о том, почему войска союзников перестали встречать на Западном фронте сопротивление немецкой армии. Задачи были определены Верховным главнокомандующим и требовали, как всегда, безотлагательного решения и точных, доказательных ответов. В данном случае от расторопности, собранности и способности, точнее — готовности военной разведки решать подобные задачи зависел успех не какой-либо отдельной фронтовой операции, а сохранение системы взаимодействия СССР, США и Великобритании на завершающем этапе войны в Европе. Можно сказать, что на карту были поставлены итоги Великой Отечественной войны.

Вскоре усилия военных разведчиков дали первые положительные результаты.

24 марта 1945 года, выполняя указания Верховного главнокомандующего, начальник ГРУ генерал-лейтенант И. Ильичев направил в США одному из своих резидентов следующее срочное указание: «Директор — «Морису». По имеющимся данным, немцы не оказывают сопротивление войскам союзников. Желательно выяснить правдоподобность этих данных и планы союзников по дальнейшим операциям в Европе…».

Через три дня Морис сообщил, что, по достоверным данным, которые имелись в его распоряжении, «немецкое Верховное командование меньше внимания уделяет Западному фронту, а сосредотачивает усилия для достижения стабилизации положения на Восточном фронте, которое является наиболее критическим».

Далее Морис сообщал, что «немцы не смогут начать контрнаступление на Восточном фронте приблизительно до середины апреля… В настоящее время разрабатывается план наступательной операции в Верхней и Нижней Силезии с целью окружить большое количество передовых войск Красной армии в этом районе».

Отвечая на вопрос Центра о ближайших планах союзников, Морис сообщал, что «текущие операции американских войск имеют целью захват переправ через Рейн. Одну переправу американцы намерены захватить севернее Рура, вторую — в районе Франкфурта…».

Морис, используя данные своих проверенных источников из американского военного ведомства, сообщал, что генерал Эйзенхауэр «планирует после овладения переправами захватить Рур. Северная группа армий, продвигаясь с севера, а Центральная армейская группа — с юга, соединятся в районе Кассель— Падерборн. После соединения обе американские армейские группы должны захватить всю территорию по восточному берегу реки Рейн и будут готовиться к дальнейшему продвижению в глубь территории Германии…».

Центр, отвечая Морису, сообщал: «Данные об обстановке на Западном фронте представляют большой интерес. Если возможно, организуйте получение сведений, касающихся группировки союзных и немецких войск к каждому 10-му и 25-му числу…».

Сообщения об ослаблении сопротивления немцев на Западном фронте поступали в Центр от резидентов из Лондона и Стокгольма.

Москве также стало известно о встрече резидента американской разведки в Швейцарии Даллеса с генералом СС Вольфом. Такие контакты противоречили решениям, принятым лидерами СССР, США и Великобритании.

3 апреля Сталин сообщал американскому президенту:

«Вы утверждаете, что никаких переговоров не было еще. Надо полагать, что Вас не информировали полностью. Что касается моих военных коллег, то они, на основании имеющихся у них данных, не сомневаются в том, что переговоры были и они закончились соглашением с немцами, в силу которого немецкий командующий на Западном фронте маршал Кессельринг согласился открыть фронт и пропустить на восток англо-американские войска, а англо-американцы обещали за это облегчить для немцев условия перемирия.

Я думаю, что мои коллеги близки к истине. В противном случае был бы непонятен тот факт, что англо-американцы отказались допустить в Берн представителей советского командования для участия в переговорах с немцами…»^[166]

Далее Сталин писал Рузвельту: «Я понимаю, что известные плюсы для англо-американских войск имеются в результате этих сепаратных переговоров в Берне или где-то в другом месте, поскольку англо-американские войска получают возможность продвигаться в глубь Германии почти без всякого сопротивления со стороны немцев, но почему надо было скрывать это от русских и почему не предупредили об этом своих союзников — русских?»^[167]

В ответном послании от 5 апреля 1945 года Рузвельт попытался убедить Сталина в том, что в Швейцарии никаких переговоров не происходило, утверждал, что имевшиеся у Сталина сведения по «этому вопросу, должно быть, исходят от германских источников, которые упорно старались вызвать разлад между нами с тем, чтобы в какой-то мере избежать ответственности за совершенные ими военные преступления. Если таковой была цель Вольфа, то Ваше послание доказывает, что он добился некоторого успеха…»^[168].

Сталину пришлось еще раз направить американскому президенту послание, в котором он, используя данные Главного разведывательного управления, сообщал: «Трудно согласиться с тем, что отсутствие сопротивления со стороны немцев на Западном фронте объясняется лишь тем, что они оказались разбитыми. У немцев на Восточном фронте 147 дивизий. Они могли бы без ущерба для своего дела снять с Восточного фронта 15–20 дивизий и перебросить их на помощь войскам на Западном фронте. Однако немцы этого не сделали и не делают. Они продолжают с остервенением драться с русскими за какую-то малоизвестную станцию Земляницу в Чехословакии, которая им столько же нужна, как мертвому припарка, но без всякого сопротивления сдают такие важные города в центре Германии, как Оснабрюк, Мангейм, Кассель. Согласитесь, что такое поведение немцев является более чем странным и непонятным».

Завершая свое послание Рузвельту, Сталин писал: «Что касается моих информаторов, то, уверяю Вас, это очень честные и скромные люди, которые выполняют свои обязанности аккуратно и не имеют намерения оскорблять кого-либо. Эти люди многократно проверены нами наделе. Судите сами. В феврале этого года генерал Маршалл дал ряд важных сообщений Генеральному штабу советских войск, где он на основании имеющихся у него данных предупреждал русских, что в марте месяце будут два серьезных контрудара немцев на Восточном фронте, из коих один будет направлен из Померании на Торн, а другой — из района Моравска-Остравы на Лодзь. Наделе, однако, оказалось, что главный удар немцев готовился и был осуществлен не в указанных выше районах, а в совершенно другом районе, а именно в районе озера Балатон, юго-западнее Будапешта. Как известно теперь, в этом районе немцы собрали до 35 дивизий, в том числе 11 танковых дивизий. Это был один из самых серьезных ударов за время войны, с такой большой концентрацией танковых сил. Маршалу Толбухину удалось избегнуть катастрофы и потом разбить немцев наголову, между прочим, потому, что мои информаторы раскрыли, правда с некоторым опозданием, этот план главного удара немцев и немедленно предупредили о нем маршала Толбухина. Таким образом, я имел случай еще раз убедиться в аккуратности и осведомленности советских информаторов»^[169].

Многие годы после окончания Второй мировой войны историки обсуждают вопрос о том, вели ли американцы переговоры с эсэсовцем Карлом Вольфом.

Все тайны минувших столетий, войн и дипломатических интриг рано или поздно кем-то раскрываются. Часто участники тех или иных важных исторических событий сами, желая показать свою исключительную роль в решении каких-либо пусть даже спорных, но важных для того или иного времени международных событий, издают свои мемуары. Как правило, такие мемуаристы в положительном свете описывают прежде всего свои заслуги в решении важных исторических вопросов. Отрицательных мемуаров, как правило, политики и полководцы о себе не пишут.

Не выдержат искушения оставить свой след в истории XX века и бывший директор американского Центрального разведывательного управления Аллен Даллес^[170]. Он написал книгу «Тайная капитуляция». В первой же главе этой книги бывший американский разведчик сообщил: «С конца февраля 1945 года, без лишней огласки, возглавляемая мною миссия Управления стратегических служб в Швейцарии и немецкие генералы в Италии обменивались эмиссарами и посланиями. На протяжении двух решающих месяцев командующие сцепившимися в схватке противоборствующими армиями поддерживали секретные сношения через мой офис в Берне в поисках возможности закончить бои на итальянском фронте, надеясь, что это послужит прологом к общей капитуляции нацистов в Европе. Мы дали этой операции кодовое название «Восход» и лишь позже узнали, что Уинстон Черчилль, который пристально следил за всеми событиями, уже назвал ее «Кроссворд»^[171]. Как же мог Черчилль следить за секретной операцией американской разведки?

Сказав, что Черчилль «пристально следил за всеми событиями», связанными с переговорами американцев и немцев, Даллес сослужил британскому премьер-министру, как говорит русская пословица, медвежью услугу. Дело в том, что американский президент Рузвельт убеждал Сталина в том, что он ничего не знал о переговорах Даллеса с Вольфом. Но откуда же Уинстон Черчилль мог знать, что делает представитель американского Управления стратегических служб в Берне и о чем он ведет переговоры с генералом СС Карлом Вольфом? Может быть, американский разведчик Аллен Даллес докладывал о ходе своих секретных переговоров с немцами не своему руководству в Вашингтоне, а британскому премьер-министру? Такое маловероятно.

Черчилль, видимо не случайно, присвоил операции Даллес-Вольф кодовое название «Кроссворд». Во-первых, сведения об этих переговорах британскому премьер-министру (благодаря свидетельству А. Даллеса) мог сообщить только американский президент. А это значит, что Рузвельт вводил Сталина в заблуждение.

Во-вторых, Черчилль хорошо знал, что и в Тегеране в 1943 году, и в Крыму в феврале 1945 года во время дискуссий со Сталиным и Рузвельтом обсуждался вопрос о координации военных усилий стран антигитлеровской коалиции в борьбе против фашистской Германии и ее сателлитов. В Ялте в начале февраля 1945 года руководители союзных держав «согласовали совместные военные мероприятия по окончательному разгрому вооруженных сил нацистской Германии…»^[172]. Поэтому переговоры Даллеса и Вольфа или их представителей действительно были сложным политическим кроссвордом и по форме, и по содержанию. Эти переговоры американцы не случайно старались сохранить в тайне от Сталина.

Даллес в своей книге сообщает, что переговоры с Вольфом и его представителями начались в конце февраля 1945 года. Такие контакты в мгновение ока не возникают и спонтанно без серьезной подготовки не проводятся. Для их осуществления необходимо тщательное изучение всех возможных последствий (преимуществ или потерь), обоснование целесообразности и получение санкции вышестоящего руководителя. Поскольку речь в ходе переговоров Даллеса с Вольфом могла идти только о заключении сепаратного мира союзников с представителями фашистской Германии, то такие переговоры Даллес, несмотря на всю его самостоятельность и авантюристичность, начать без разрешения американского президента не имел права. Это предположение автора книги. Но если это предположение правильно, то президент Рузвельт прибыл в Ялту, зная о том, что через несколько дней после его и Черчилля встреч с советским Верховным главнокомандующим где-то в Швейцарии произойдут или уже произошли контакты достаточно высокого уровня, в которых будут официально или неофициально задействованы шеф бюро Управления стратегических служб США в Швейцарии Даллес и обергруппенфюрер СС и генерал войск СС Карл Вольф. Этот генерал был высочайшим руководителем СС и полиции, а также полномочным представителем германских вооруженных сил в Италии. Перед прибытием в Италию в 1943 году Вольф был «главой личного штаба Гиммлера и одним из офицеров связи между Гиммлером и Гитлером, то есть между высшим командованием СС и штабом Гитлера»^[173]. О выходе на такой контакт американский разведчик обязательно должен был сообщить в Вашингтон.

Можно допустить и невероятное. А именно предположить, что Даллес, готовясь к контактам с Вольфом, проинформировал директора Управления стратегических служб У. Донована, который не сообщил американскому президенту о предстоящих переговорах с немецким генералом, тем более высшим чином СС.

Объясняя свои действия, нарушавшие договоренности, достигнутые между Сталиным, Рузвельтом и Черчиллем, американский разведчик писал уже после окончания войны: «Не могло быть и речи о парламентерах с белыми флагами, об открытых или официальных переговорах. Вместо этого секретная разведывательная организация взяла на себя функции установления первых контактов и ведения активных переговоров с противником вплоть до момента, когда акт о капитуляции был готов к подписанию»^[174].

Как бы там ни было, вокруг переговоров американцев с генералом СС Вольфом существовало и существует две проблемы, которые до сих пор не разрешены. Первая заключается в том, что если Черчилль знал о переговорах Даллеса — Вольфа, то Рузвельт не мог не знать о том, что знал британский премьер, так как такую секретную информацию Черчилль мог получить только от американского президента. Почему же тогда Рузвельт не сообщил эти сведения Сталину?

До определенного момента, а именно до того поворотного часа, когда о ходе американо-германских секретных переговоров узнала советская военная разведка, ситуация еще не изменилась, но приобрела исключительно невыгодный для союзников характер. Сталин уверенно сообщил Рузвельту о том, что он знает о контактах американцев с представителями фашистской Германии, и подчеркнул (приходится это фразу еще раз повторить): «Что касается моих военных коллег, то они, на основании имеющихся у них данных, не сомневаются в том, что переговоры были…»^[175]

Глава американской военной миссии в Москве генерал Дж. Дин в своей книге, имевшей недвусмысленное название «Странный союз», писал: «Политика взаимности должна служить тому, чтобы достичь договоренностей, а не чинить друг другу препоны»^[176]. Эти слова Дин относил прежде всего к советским официальным лицам, особенно в Генеральном штабе Красной армии, которые якобы чинили ему «препоны» во время выполнения его представительских обязанностей в Москве.

Дин опубликовал свою книгу в 1946 году. Возможно, он еще не знал о «Кроссворде» американского разведчика А. Даллеса, но он уже хорошо понимал, что 20 февраля 1945 года он, Дин, лично передал начальнику советского Генерального штаба генералу А. И. Антонову дезинформационные сведения о переброске 6-й танковой армии СС на Восточный фронт. Почему Дин так поступил и откуда он получил эти ложные сведения, он предпочел умолчать, полагая, видимо, что этот факт поглотит время. Не поглотило.

Вторая проблема, касающаяся этих исторических событий, состоит в том, что и передача американским генералом Дином дезинформации в советский Генеральный штаб, и переговоры американского разведчика А. Даллеса с Вольфом происходили в одно и то же время — в феврале-марте 1945 года.

Не хочется верить, что эти далекие друг от друга события были объединены общим сценарием. Скорее всего, это цепь случайностей. Но если попытаться объединить их в единый замысел, то получается сложная комбинация, которая могла бы отразиться на ходе боев, завершавших войну в Европе.

Судите сами, уважаемый читатель. Комбинация состояла бы из двух взаимосвязанных и взаимозависимых, дополняющих друг друга крупных фрагментов. Первый: войска германского генерала Зеппа Дитриха, командовавшего 6-й танковой армией СС, громят фронт Толбухина и надолго задерживают продвижение советских войск в Венгрии. Второй фрагмент — после достижения сепаратного мира между американцами и немцами немцы сдают американцам без боя Северную Италию и англо-американские войска стремительно продвигаются по Югославии, Австрии и избавляют от немцев основную часть Чехословакии. Рубеж выхода советских войск и войск союзников, который сложился на 8—11 мая 1945 года, мог бы выглядеть совсем иначе. В этом случае замысел Черчилля об освобождении Балканских государств англо-американскими войсками, о котором он говорил еще в ноябре 1943 года на Тегеранской конференции, мог бы стать реальностью.

Каждый кроссворд имеет решение, но «Кроссворд» Черчилля, разработанный Даллесом, имел не одно, а несколько решений. В Москве для его решения ключи подбирала советская военная разведка. Факты говорят о том, что она выполнила задачу Верховного главнокомандующего достаточно успешно. Это и позволило Сталину написать Рузвельту: «Что касается моих информаторов, то, уверяю Вас, это очень честные и скромные люди, которые выполняют свои обязанности аккуратно и не имеют намерения оскорблять кого-либо. Эти люди многократно проверены нами наделе…»^[177]

Советский Союз вел борьбу за свое существование. Вероломное нападение фашистской Германии на СССР в 1941 году, тяжелейшие потери в годы войны ослабили экономику страны. Сталину нужна была помощь от союзников — США и Англии. «Наивный человек» Сталин, как он себя назвал на банкете после первого дня переговоров с Рузвельтом и Черчиллем в Ялте, в 1945 году доверял союзникам и не рассматривал ни США, ни Великобританию в качестве будущих противников Советского Союза. В Вашингтоне же и в Лондоне уже существовали мнения о том, что СССР и его окрепшая в боях Красная армия в перспективе станут противником номер 1 для США и для Англии. Об этом весной 1945 года докладывали в Центр военные разведчики.

12 апреля умер президент США Франклин Делано Рузвельт. Опытный политик, он умело цементировал военно-политические и военно-экономические отношения между союзниками. Это было трудно.

Новым американским президентом стал вице-президент Гарри Трумэн. Он был в курсе переписки Сталина и Рузвельта и знал о том, что Сталин был недоволен тем, что американцы не информировали советское руководство о переговорах с фашистскими генералами о подготовке сепаратного мира на Южном фронте. Поэтому 26 апреля 1945 года Трумэн сообщил И. В. Сталину о том, что Гиммлер, выступая от имени германского правительства в отсутствие Гитлера, который, как утверждалось, был болен, обратился к шведскому правительству с предложением о капитуляции всех германских вооруженных сил на Западном фронте, включая Норвегию, Данию и Голландию.

Трумэн писал Сталину: «Придерживаясь нашего соглашения с британским и советским правительствами, правительство Соединенных Штатов полагает, что единственным приемлемым условием капитуляции является безоговорочная капитуляция на всех фронтах перед Советским Союзом, Великобританией и Соединенными Штатами».

Сталин сообщил Трумэну, что его «предполагаемый ответ Гиммлеру о безоговорочной капитуляции на всех фронтах, в том числе и на советском фронте, является совершенно правильным. Прошу Вас действовать в духе Вашего предложения, а мы, русские, обязуемся продолжать свои атаки против немцев»^[178].

30 апреля начальник ГРУ докладывал Сталину, Булганину и Антонову: «Наш заслуживающий доверия источник сообщил содержание директивы немецкого Верховного командования от 25 апреля с. г., подписанной генерал-полковником Йодлем и адресованной всем командующим немецкими войсками: «В настоящей стадии войны сражение против большевизма будет продолжаться до последней возможности. Поэтому все имеющиеся в нашем распоряжении силы должны быть брошены против большевиков. Потеря большой территории на Западе, захваченной англо-американцами, не должна нас особенно беспокоить…»^[179]

Командование вооруженных сил Германии, судя даже по этой директиве, содержание которой стало известно советским военным разведчикам, действительно делало все возможное, чтобы не создавать в марте и апреле 1945 года особых трудностей для продвижения войск США и Великобритании по германской территории.

Главным противником Германии был в 1941 году и остался до последних дней войны в 1945 году Советский Союз.

Опасный зондаж, который проводили эмиссары нацистского режима в Швейцарии, Ирландии и Швеции в конце войны, преследовал многие цели. Несомненно, одна из них состояла в том, чтобы добиться раскола единства союзников и выторговать благоприятные условия окончания войны. Военной разведке удавалось добывать сведения об этих контактах и своевременно сообщать о них политическому руководству СССР. Меры, принятые Верховным главнокомандующим И. В. Сталиным в переписке с американским президентом, привели к временному прекращению американо-германских контактов. В Москве и Вашингтоне было согласовано решение об участии в этих переговорах представителя СССР. Сталин дал указание начальнику Генерального штаба предложить ему на утверждение кандидатуру генерала, имеющего опыт общения с иностранцами и способного достойно представлять интересы Советского Союза.

Начальник Главного разведывательного управления генерал-лейтенант И. И. Ильичев, вызванный к начальнику Генерального штаба в середине апреля 1945 года, предложил назначить в качестве представителя СССР на американо-германских переговорах генерал-майора Алексея Павловича Кисленко^[180]. Сталин кандидатуру генерал-майора Кисленко утвердил.

Выбор начальника ГРУ был неслучайным. Генерал-майор Кисленко проходил службу на различных должностях в военной разведке с 1936 года. С 1944 года он был представителем советского правительства в Союзном консультативном совете по делам Италии, был знаком с командующим средиземноморскими экспедиционными союзными войсками фельдмаршалом Александером.

27 апреля 1945 года запрет на переговоры с немцами был отменен.

29 апреля состоялось согласование последних положений акта о капитуляции группировки германских войск, дислоцированных в Северной Италии.

Церемония подписания проходила в замке неаполитанских королей, который возвышался на холме в Казерте, где в апреле 1945 года располагалась ставка союзников.

Американские, британские и советские офицеры стояли по одну сторону зала. Всего на церемонии подписания присутствовало одиннадцать американских и британских генералов и адмиралов и один советский генерал с переводчиком. Руководил всем этим мероприятием генерал Морган, который был начальником штаба группировки союзнических войск на Средиземноморье.

Первым акт о капитуляции группировки немецких войск в Северной Италии подписал генерал Морган. Затем свои подписи под актом поставили полковник Виктор фон Швайниц, от имени германского генерала фон Витингофа, и представитель генерала Вольфа майор СС Макс Веннер. Главные германские «миротворцы», и прежде всего генерал Карл Вольф, свои подписи под этим документом не поставили. Даллес тоже не имел права на такую подпись.

Был ли какой-либо практический смысл в этом заговоре «миротворцев»? Видимо, был. Были спасены жизни американских, британских и немецких солдат, промышленные объекты в Северной Италии.

Был еще один смысл в заговоре «миротворцев». Смысл этот носил тайный характер, но суть его теперь очевидна: Аллен Даллес пытался не допустить Красную армию в Европу. Он об этом открыто не заявил. Но сказал это от имени генерала Вольфа, активного участника американо-германских переговоров. В конце апреля 1945 года Вольф настойчиво убеждал Кессельринга безотлагательно дать санкцию на подписание сепаратного соглашения с американцами. Вольф так охарактеризовал цель будущего американо-германского сепаратного акта в разговоре с Кессельрингом: «Прекращение огня… даст англо-американцам возможность остановить продвижение русских на запад, противостоять угрозе захвата Триеста войсками Тито и восстанию коммунистов, которые пытаются установить Советскую республику в Северной Италии…».

Замысел операции «Кроссворд» был грандиозным. Но реализовать его в полном объеме Даллесу все-таки не удалось. Советская военная разведка своевременно добыла сведения о переговорах Даллеса с представителями СС. Вмешательство Сталина, выразившего Рузвельту озабоченность советского правительства в связи с американо-германскими переговорами в Берне, приостановило ход переговоров в самый решающий для них момент.

Писатель Илья Эренбург называл Даллеса «самым опасным человеком на земле». Однажды Эренбург написал такое предсказание: «Если Даллес по какому-нибудь недоразумению попадет в рай, он и там станет устраивать заговоры и начнет отстреливать ангелов».

Только ли Даллес был инициатором контактов с представителями высоких военных кругов фашистской Германии?

(обратно) (обратно)

Часть шестая. На Балканском рубеже

В годы Великой Отечественной войны Балканский полуостровов представлял собой южный стратегический плацдарм, который использовался фашистской Германией для обеспечения боевых действий против СССР. Поэтому все, что происходило на Балканах, представляло значительный интерес для советского руководства и командования Красной армии. Специальные задачи на территориях Балканских государств выполняли офицеры двух самостоятельных управлений советской военной разведки: Главного разведывательного управления Наркомата обороны и Разведывательного управления Генерального штаба.

По мере расширения операций войск Красной армии в Балканских государствах в 1944–1945 годах на их территориях активизировали свою деятельность специальные службы Англии и США. Их тайные акции были направлены на сдерживание продвижения советских дивизий и ограничение советского влияния на Балканах. В итоге под угрозой разгрома оказались войска маршала Ф. Толбухина в Венгрии, сложные ситуации складывались в Румынии, Болгарии и Югославии, новые правительства Балканских государств, освобождавшихся от оккупации, тоже формировались в трудных условиях. Об этих и других событиях начальник ГРУ генерал-лейтенант И. Ильичев оперативно готовил специальные сообщения Сталину, Молотову и другим членам ГКО.

В Москве принимались решения, направленные на расширение влияния СССР на Балканах. Англичане и американцы делали то же самое…

(обратно)

Глава 1. Резидентура ГРУ в Бари

В начале мая 1944 года немецкая разведка разработала план тайной операции, которую спецкоманда диверсантов должна была провести в Югославии. Главная цель операции состояла в нанесении внезапного удара по штабу Народно-освободительной армии Югославии, которую возглавлял маршал Тито. В ходе операции немцы планировали также уничтожить сотрудников советской военной миссии при штабе НОАЮ, среди которых были и офицеры советской военной разведки. Немецкие диверсанты должны были захватить Тито и генерал-лейтенанта Корнеева^[181], который попоручению Ставки Верховного Главнокомандования находился при штабе югославских партизан.

Генерал-лейтенант Николай Корнеев прибыл в Югославию в январе 1944 года. Рекомендовал его на эту ответственную должность начальник ГРУ. Ставка Верховного Главнокомандования утвердила предложение генерал-лейтенанта И. И. Ильичева.

Корнеев был профессиональным военным разведчиком. Начиная с 1926 года он был сотрудником Разведуправления Красной армии, в 1939–1940 годах принимал участие в боевых операциях во время советско-финской войны, в 1942–1943 годах занимался организацией войсковой разведки на различных участках советско-германского фронта.

Специальная операция, которую готовилась провести германская разведка в Югославии, имела и другие цели. Одна из них, и она, видимо, была главной, должна была помешать началу скоординированных действий союзников летом 1944 года. В Берлине знали, что в начале июня американцы и англичане планируют начать операцию по высадке своих экспедиционных сил во Франции. Гитлер ожидал, что летом на советско-германском фронте тоже начнется крупное наступление войск Красной армии. Готовясь к отражению этого нового натиска советских войск, Гитлер стремился всеми силами обеспечить прочный тыл своей восточной группировки. Для создания устойчивой обстановки на Восточном фронте немцам необходимо было до начала наступательных действий Красной армии и войск англо-американцев разгромить партизанское движение в Югославии.

В результате успешного проведения спецоперации германское командование могло также получить реальную возможность для переброски части своих войск на Восточный фронт. Гитлер не мог забыть о том, что в апреле 1941 года его войска успешно провели операцию в Греции и Югославии, установили контроль над этими государствами, обеспечив тем самым главным силам Третьего рейха прочный тыл для внезапного нападения на Советский Союз.

Балканская кампания германских войск в 1941 году завершилась успешно. Весной 1944 года Гитлер тоже верил в успех спецоперации в Югославии. Он надеялся на этот успех, считая его необходимым условием изменения стратегической ситуации на Восточном фронте. Гитлер не мог предположить, что о замысле проведения этой операции в Югославии стало известно советской военной разведке.

На рассвете 25 мая 1944 года в районе югославского города Дрвар немецкие самолеты выбросили воздушный десант. Одновременно с появлением немецких коммандос в районе Дрвара, где дислоцировался штаб маршала Тито, туда же были направлены регулярные части, поддерживаемые танками.

Немцам не удалось захватить штаб югославской армии врасплох. Генерал Корнеев своевременно предупредил маршала Тито о приближающейся опасности, и маршал вывел из-под внезапного удара в горы свой штаб.

Корнееву о планах немцев сообщил из Москвы начальник военной разведки.

Несмотря на неудачное начало операции против штаба Тито, немцы продолжали быстро расширять карательную акцию, надеясь все же пленить югославского маршала. Угроза была реальной. Опасность увеличивалась с каждым часом. Необходимо было срочно эвакуировать Тито и его штаб в безопасное место. Таковым была военно-воздушная база англо-американцев, которая располагалась в восьми километрах от итальянского города Бари в местечке Палезе.

На базе в Бари находилась небольшая группа советских офицеров и один самолет, экипаж которого возглавлял майор А. Шорников, Эта команда подчинялась генерал-лейтенанту Корнееву.

Корнеев по рации приказал Шорникову в ночь с 25 на 26 мая прибыть в район Купрешко Поле, где находился штаб Тито и члены советской военной миссии.

Эту ночь майор Шорников, видимо, запомнил на всю жизнь. Несмотря на непогоду и сложный горный рельеф, опасный для ночных полетов, советский летчик совершил два вылета в район штаба Тито. По указанию генерала Корнеева в ходе первого вылета было эвакуировано командование Народно-освободительной армии Югославии. Во время второго — из опасной зоны были вывезены все члены советской военной миссии.

Самолет американцев прибыл в район Купрешко Поле 26 мая на рассвете, когда все члены штаба Тито уже были в безопасности. Едва американский пилот взял курс на Бари, в Купрешко Поле ворвались немецкие коммандос и танки, но там уже партизан не было.

Корнеев направил в Центр донесение об успешном завершении операции по передислокации штаба Тито. 26 мая начальник ГРУ доложил Верховному главнокомандующему о том, что штаб Тито и офицеры советской военной миссии находятся в безопасности.

Внезапная операция немецкой разведки и танковый рейд в район дислокации штаба маршала Тито показали, что для оказания своевременной помощи югославам необходимо иметь на военно-воздушной базе союзников в Бари советскую авиационную группу особого назначения (АГОН), способную решать различные задачи.

Вопрос о создании советской авиационной группы на военно-воздушной базе союзников решался на совещании Государственного Комитета Обороны. Американцы и англичане не возражали против присутствия советских авиаторов в Бари. Предварительно этот вопрос обсуждался во время встречи министров иностранных дел СССР, США и Великобритании в октябре 1943 года. Сталин, Рузвельт и Черчилль во время Тегеранской конференции также согласовали условия создания советской военной миссии при штабе Тито и дислокации эскадрильи советских военно-транспортных самолетов на базе в Бари.

Первым был решен вопрос о составе и задачах советской военной миссии при штабе Тито. Любознательные англичане, которые уже активно действовали в ряде Балканских государств, попросили советский Генеральный штаб сообщить подробные сведения о персональном составе миссии. На этот раз бюрократическая машина советского Наркомата иностранных дел и Генштаба сработала быстро. В Лондон было сообщено, что начальником миссии при штабе Тито назначен генерал-лейтенант В. Н. Корнеев, его заместителем — генерал-майор А. П. Горшков, вторым заместителем — генерал-майор С. В. Соколов^[182].

Среди сотрудников миссии более половины были офицеры советской военной разведки. Они свободно владели иностранными языками, имели опыт разведывательной работы в различных странах, как в мирных, так и в военных условиях.

Старшим помощником начальника миссии был назначен полковник Н. К. Патрахальцев^[183], секретарем — майор Г. С. Харитонов. Оба офицера тоже были штатными сотрудниками ГРУ, принимали участие в гражданской войне в Испании. Кроме них на разные должности были назначены подполковник Г. С, Григорьев, майор П. М. Коваленко, капитан В. П. Григорьев и другие. Задача миссии — «ознакомиться на месте с существующим положением и собирать необходимую информацию для советского правительства»^[184].

Министр иностранных дел СССР В. М. Молотов так и сообщил англичанам о задачах миссии. Сведения о том. что сотрудники миссии будут «собирать необходимую информацию для советского правительства», англичан не удивили. При штабе маршала Тито уже действовала английская военная миссия. Ее сотрудники также занимались сбором сведений об обстановке на Балканском полуострове, которые интересовали английское правительство.

Вероятно, опыт, накопленный при решении организационных вопросов при формировании советской военной миссии, был полезен как для советской, так и британской стороны. Поэтому все технические и организационные вопросы, возникшие при создании советской авиагруппы в Бари в 1944 году, тоже были решены быстро и без проволочек как в Москве, так и Лондоне.

17 июня в Москве было подписано постановление Государственного Комитета Обороны СССР о создании в городе Бари базы и авиационной группы для доставки грузов для Народно-освободительной армии Югославии^[185]. В постановлении о создании авиационной группы особого назначения указывалось, что в ее состав для боевого обеспечения работы транспортных самолетов выделяются 12 истребителей Як-9ДД и два самолета связи У-2. Кроме того, маршалу Тито передавались четыре самолета связи У-2.

Командующему авиацией дальнего действия маршалу авиации А. Е. Голованову предписывалось выделить для укомплектования базы в Бари 12 самолетов Си-47. Народному комиссариату финансов поручалось в короткий срок обеспечить расходы на содержание личного состава базы в Бари и расходы по транспортировке и хранению грузов и имущества. В 1944 году на эти цели предполагалось выделить 2 миллиона валютных рублей.

В постановлении ГКО также поручалось «начальнику Главного управления кадров Красной армии генерал-полковнику товарищу Голикову укомплектовать базу в Бари кадрами согласно штату».

Генерал-полковник Ф. Голиков оценил возможности, которые могла бы использовать советская военная разведка для проведения своих операций на Балканах с территории авиабазы в Бари. Для обсуждения возможностей разведки в Бари Голиков пригласил начальника ГРУ генерал-лейтенанта Ильичева. Было принято решение — создать в Бари резидентуру ГРУ, укомплектовать ее опытными офицерами-разведчиками, а также использовать эту базу для расширения возможностей сбора сведений о положении на Балканском полуострове, обстановка на котором летом 1944 года была напряженной.

Резидентура ГРУ на военно-воздушной базе союзников в Бари была создана летом 1944 года. Используя возможности базы, в Албанию, Болгарию и Грецию были переброшены, но уже без согласования с англичанами, представители советского командования, которые были сотрудниками Главного разведывательного управления. Находясь в Афинах, Тиране, Софии и Бухаресте, эти разведчики занимались выполнением задач, которые перед ними ставил начальник Главного разведывательного управления. На основе донесений разведчиков, бесперебойно поступавших в Центр, начальник ГРУ регулярно готовил специальные донесения о положении в Балканских странах, которое менялось как под влиянием острой борьбы за власть внутренних политических сил, так и под воздействием акций английской разведки.

(обратно)

Глава 2. В Болгарии

Болгария формально не воевала на стороне Германии против Советского Союза. В этой балканской стране были велики симпатии к русскому народу, который помог болгарам освободиться от турецкого ига. Поэтому, несмотря на требования Гитлера, болгарский царь Борис III^[186] не решался направить части своей армии на советско-германский фронт.

Борис вступил на престол в октябре 1918 года, когда в связи с поражением Болгарии в войне вспыхнуло восстание. Царь Фердинанд вынужден был отречься от престола в пользу своего старшего сына Бориса и бежал за границу.

Царь Борис был представителем немецкого княжеского дома Кобургов. Он окончил военную академию в Софии, служил в болгарской армии, в годы Первой мировой войны состоял при Главной ставке царя Фердинанда.

Несмотря на глубокие немецкие корни, царь Борис защищал интересы Болгарии так, как ему позволяли это делать окружавшие его государства. В то же время он оказался под влиянием Гитлера и содействовал реализации его агрессивных планов.

В истории Второй мировой войны царь Борис — безропотный помощник Гитлера. И это бесспорный факт. Но, как ни странно, существует и второй факт — по указанию Гитлера в августе 1943 года Борис был отравлен. Причина смерти царя Бориса до сих пор является загадкой для историков — то ли болгарский царь умер естественной смертью, то ли был уничтожен агентами немецкой разведки по указанию Гитлера?

Болгарское руководство во главе с Борисом помогало фашистской Германии всем, чем могло: немцы пользовались болгарскими аэродромами, морскими портами, железными дорогами. Гитлер вынудил болгарское руководство направить своих солдат для несения охранной службы в оккупированные немцами Грецию и Югославию. Поэтому формальных причин уничтожать Бориса у Гитлера, казалось бы, не было. Однако Борис отказался посылать болгарских солдат на Восточный фронт, и, как свидетельствуют донесения резидентов советской военной разведки из Софии, он не только внимательно следил за всеми событиями, которые происходили на других фронтах, но и предпринимал шаги, направленные на установление секретных контактов с англо-американцами за спиной Гитлера. Об этом в Москву докладывали резиденты ГРУ.

Несмотря на всевластие гестапо, на территории Болгарии в годы войны существовали сравнительно благоприятные условия для действия резидентур советской военной разведки. Эти резидентуры были созданы в предвоенные годы благодаря усилиям нескольких талантливых военных разведчиков.

Созданием агентурной сети в Болгарии в 1935–1937 годах занимался военный атташе при полпредстве СССР в Софии полковник Василий Тимофеевич Сухоруков. В решении этой трудной задачи ему помогали болгарские патриоты, ведущую роль среди которых играл Иван Цолович Винаров^[187], человек удивительной судьбы, болгарский патриот, который был полковником Красной армии и генерал-майором Болгарской народной армии. В советской военной разведке он имел оперативный псевдоним Март.

Несомненно, Иван Цолович обладал уникальными способностями, которые могут быть присущи только хорошим менеджерам.

Талант Винарова-организатора формировался в процессе его обучения в 1929–1930 годах на Курсах усовершенствования командного состава при Разведуправлении штаба РККА. На эти курсы Винаров был зачислен не случайно. До обучения в Москве он приобретал жизненный опыт на фронтах Первой мировой войны, на подпольной работе в Болгарии, на оперативной работе в качестве офицера Разведуправления Красной армии в Китае и Маньчжурии, а также в качестве резидента РУ в Австрии и Франции.

Винаров и Сухоруков знали друг друга по совместной работе в Разведуправлении и в Харбине. На работу в Болгарию Сухорукова направил начальник военной разведки Ян Карлович Берзин, который хорошо его знал и был удовлетворен результатами его оперативной деятельности.

Сухоруков родился 21 марта 1898 года в Луганске, в 1918 году добровольно вступил в ряды Красной армии, окончил в 1919 году Командные курсы связи. Позже — основное и восточное отделения Военной академии РККА. В военной разведке Сухоруков с 1921 года. Он владел английским и китайским языками. В начале 30-х годов он проходил службу в разведотделе народно-революционной армии Дальневосточной республики, был сотрудником Генерального консульства СССР в Харбине и Ханькоу, вице-консулом в Мукдене. С ноября 1928 по июнь 1933 года Сухоруков работал в центральном аппарате Разведуправления в Москве, около года был военным атташе при полпредстве СССР в Латвии, в декабре 1934 года был назначен на должность военного атташе в Софии.

В 1933 году Винаров, действовавший в Австрии в качестве главного резидента Разведуправления, возвратился из спецкомандировки в Москву. В это время Сухоруков готовился к командировке в Болгарию. По распоряжению начальника Разведуправления Яна Берзина Винаров рассказывал Сухорукову об особенностях обстановки в Софии и рекомендовал новому военному атташе установить контакты с генералом Владимиром Заимовым. По оценке Винарова, Заимов мог оказать советской военной разведке значительные услуги в добывании сведений о фашистской Германии.

Прибыв в Софию, Сухоруков установил контакты с генералом Заимовым и привлек его к сотрудничеству с советской военной разведкой. Это было важное знакомство, которое помогло советской военной разведке решить многие задачи.

Постепенно Сухорукову удалось создать разветвленную агентурную сеть, которая имела своих агентов не только в Болгарии, но и в некоторых других Балканских странах. Цель этой сети, создававшейся по плану Берзина, состояла в установлении контроля за действиями фашистской Германии на Балканах, которые могли быть использованы Гитлером в качестве южного фланга возможного фронта в случае войны против СССР. На северном фланге действовали резидентуры военной разведки в Финляндии, Швеции, Дании и Норвегии. Резидентуры Разведуправления, созданные в те годы в Германии и Польше, должны были также добывать сведения о планах Гитлера против СССР. В целом замысел Берзина был успешно реализован. Несмотря на чистку, которая по личному указанию Сталина в 1937–1939 годах была проведена в Разведуправлении, основные силы разведки в ряде европейских стран сохранились, что и позволило ей своевременно добыть сведения о подготовке Гитлера к нападению на СССР. Из донесений резидентов РУ, действовавших в Софии, Белграде, Бухаресте, Берлине, Варшаве, Женеве, Париже и в столицах других европейских государств, в Москве в 1939–1941 годах своевременно узнавали о подготовке Германии к войне против СССР. Но правильно оценить эти сведения, как оказалось, ни Сталин, ни окружавшие его советские наркомы не смогли. 22 июня 1941 года — траурная дата в истории России.

Сведения, которые начала добывать агентурная сеть Сухорукова, были военно-политического и военно-технического характера. Несомненно, деятельность военного атташе и резидента Разведуправления полковника В. Т. Сухорукова принесла бы значительно большую пользу. Но в 1937 году он был отозван в Москву, обвинен в троцкизме и осужден на длительный срок содержания в исправительно-трудовом лагере, в котором находился с 1938 по 1955 год^[188].

Дело, начатое Сухоруковым в Болгарии, продолжил новый военный атташе и резидент Разведуправления Александр Иванович Бенедиктов. Опытный военный разведчик Бенедиктов сразу же понял перспективную ценность сотрудничества с Владимиром Заимовым и уделил ему значительное внимание. Видимо, двум офицерам удалось найти общий язык и общие цели, которые состояли в борьбе против фашистской Германии. Заимов стал ценным источником военной разведки, которому в Центре был присвоен псевдоним Азорский. На службе в болгарской армии Заимов был с 1900 года и в 1936 году вышел в отставку в звании генерал-майора артиллерии.

Азорский создал в Софии нелегальную резидентуру советской военной разведки, которая имела прямую радиосвязь с Центром и передавала в Москву ценные сведения. По оценке Разведуправления, резидентура, которой руководил Владимир Заимов, «систематически передавала в Центр сведения по военным и военно-техническим вопросам».

Деятельность резидентуры Азорского охватывала не только Болгарию. Она имела источники в Германии, Турции, Греции и в других странах.

В марте 1942 года Азорский был арестован болгарской полицией. Арест этот был произведен не без участия германской контрразведки. Гестапо удалось добыть доказательства связи Заимова с Москвой. Этот компромат был передан болгарской полиции, которая и провела арест Заимова.

Арест болгарского генерала и резидента советской военной разведки был одной из многих акций, которые проводила германская контрразведка в рамках операции «Красная капелла» с целью уничтожения агентурной сети советской разведки в европейских странах.

Военно-полевой суд, который начался 27 мая 1942 года, приговорил Заимова к смертной казни. Болгарский генерал был расстрелян 1 июня 1942 года на полигоне школы офицеров запаса^[189].

Разгром немцев под Сталинградом, успешное наступление войск Красной армии зимой 1942/43 года, успехи англо-американских войск в Африке оказали заметное влияние на внешнюю политику Болгарии. Борис начал сомневаться в правильности заключенного им союза с Германией. Колебания царя не могли остаться незамеченными в Берлине.

В январе 1943 года Гитлер поочередно стал вызывать в Берлин для переговоров лидеров вассальных государств. Цель этих встреч состояла в стремлении Гитлера лично убедиться в их лояльности и потребовать от них максимальной мобилизации внутренних ресурсов для достижения победы в войне против СССР.

Царь Борис от январской 1943 года встречи с Гитлером уклонился, направив в Берлин своего военного министра генерала Николу Михова^[190].

Встреча Гитлера с Миховым состоялась 8 января 1943 года. Гитлер настоял на том, что Болгария заменит германские и итальянские войска на Балканах, которые Гитлер планировал перебросить на советско-германский фронт^[191].

О результатах переговоров Гитлера с Миховым сообщил в Центр 19 и 20 января 1943 года источник ГРУ из Болгарии. Источник докладывал, что болгарские войска заменят итальянцев в Сербии и большей части Греции^[192]. Сообщалось также, что Михов представил Гитлеру доклад о боеспособности болгарской армии и готовности ее к отражению возможной высадки англо-американских войск на Балканы.

Возвратившись в Софию, Михов доложил царю Борису о результатах переговоров с Гитлером. Давление Гитлера на болгарское руководство не ослабевало. Но результаты Сталинградской битвы, видимо, оставили в душе болгарского царя глубокий след. Он начал сомневаться в возможностях Германии добиться победы над Советским Союзом и распорядился предпринять несколько тайных шагов, направленных на установление дипломатических контактов с Англией. Встревожили Бориса и донесения болгарской разведки о переговорах Черчилля с турецким лидером Сараджоглу в городе Адана. Призрак совместной англо-турецкой военной акции в зоне проливов встревожил Бориса, так же как и поражение немецких войск под Сталинградом. Изменение обстановки на фронтах могло привести к возникновению ситуации, в которой Болгария оказалась бы без союзников.

Источник ГРУ сообщал из Софии: «В связи с прошедшей в Адана встречей и успехами Красной армии на фронте в правительственных кругах Болгарии царит большая паника, министры нервно заседают, ожидая созыв Высшего Военного Совета»^[193].

Давление Германии на Болгарию по дипломатическим каналам активно дополнялось тайными действиями германской разведки в Софии и других болгарских городах. Германская агентура начала готовить в Болгарии государственный переворот, планируя устранить колеблющегося царя Бориса, как слишком непоследовательного союзника Гитлера. Об этом в Центр сообщил источник советской военной разведки, который действовал в Софии^[194].

Приближенные царя Бориса тоже смогли узнать о готовящемся заговоре и провели акцию, входе которой заговорщики потеряли одного из основных своих лидеров. 12 февраля 1943 года полицейским агентом Златковым был убит генерал Луков, лидер прогерманской организации «Легионеры».

Через четыре дня, то есть 16 февраля, был убит Златков. Исполнителей заказных убийств и в те годы быстро уничтожали.

Источник ГРУ сообщил в Центр, что царь Борис был своевременно предупрежден о готовившемся заговоре Ганичевым, который был адъютантом еще царя Фердинанда.

После убийства Лукова заговорщики продолжали искать возможности для устранения царя Бориса. Гитлеру необходимо было воспользоваться армией Болгарии без всяких оговорок и ограничений.

29 марта источник ГРУ сообщил из Софии о том, что на даче генерала Жекова состоялось «совещание 20 руководителей легионерских организаций, которые приняли решение об активизации борьбы против нерешительного болгарского правительства…»^[195]. Через две недели тот же источник ГРУ сообщил в Центр, что «15 апреля в Софии произошло убийство Сотира Янева, председателя внешнеполитической комиссии Собрания, известного своими крайне прогерманскими взглядами…»^[196]. Источник высказал предположение, что Янев тоже был замешан в заговоре генерала Лукова против царя Бориса.

Убийства Лукова и Янева были использованы официальной болгарской пропагандой в качестве предлога для усиления борьбы против коммунистов, которых обвинили в проведении этих террористических актов.

31 марта 1943 года Гитлер пригласил царя Бориса в Берлин. В это время на Восточном фронте немцы добились успеха в ходе боевых действий под Харьковом. 12 апреля в Центр поступило донесение от источника из Софии о том, что «царь Борис согласился с требованиями Гитлера активизировать военную и экономическую помощь Германии, но все-таки отклонил требование Гитлера о разрыве дипломатических отношений с СССР и отказался направлять болгарские войска на советско-германский фронт…»^[197]. По данным источника, Борис принял на себя обязательства «защищать Балканы в случае возможного вторжения англо-американских войск»^[198].

На основе донесений источника из Софии в ГРУ были сделаны следующие выводы относительно обстановки в Болгарии и прочности болгаро-германских отношений:

«1. Зимой 1942/43 года под влиянием успешных наступательных операций Красной армии на советско-германском фронте и англо-американских войск в Африке во внешней политике Болгарии наметились значительные колебания. Правящие круги Болгарии, опасаясь разгрома Германии, начали нащупывать пути заключения мира с Англией.

2. Учитывая давление со стороны Гитлера, Болгария старается внешне сохранить видимость лояльного союзника Германии, но по отношению к СССР продолжает придерживаться прежнего курса.

В будущем, при наличии благоприятной обстановки и при поддержке со стороны других держав оси (Румынии и Венгрии), Болгария, возможно, примет участие в обороне Балканского полуострова, если союзники выберут этот район для открытия второго фронта.

3. Болгария остается колеблющимся и, следовательно, ненадежным партнером Гитлера, Новые совместные удары по гитлеровской Германии с Запада и Востока могут быстро привести к решительному изменению внешней политики Болгарии и выходу ее из лагеря гитлеровских вассалов…».

В августе 1943 года Гитлер, который, видимо, получил сведения от германской разведки о контактах болгар с англичанами и американцами, пригласил царя Бориса в Берлин «для консультаций».

«Консультации» эти происходили в разгар Курского сражения, в котором войска Красной армии последовательно добивались успеха в трудных танковых сражениях. Встречи Гитлера с болгарским царем завершились 18 августа и не принесли положительных результатов.

Царь Борис вылетел на персональном самолете в Софию. Во время полета он почувствовал себя крайне плохо. Когда самолет приземлился в Софии, царь Борис в бессознательном состоянии был доставлен во дворец. Несмотря на усилия придворных лекарей, Борис III умер, не приходя в сознание. Произошло это 25 августа 1943 года. При таких же загадочных обстоятельствах умерли камердинер и адъютант, сопровождавшие царя в ходе его визита в Германию.

1 сентября резидент советской военной разведки в Софии Кай сообщил в Центр:

«1. Царь вернулся от Гитлера 18 августа и был вынесен из самолета на носилках. Народ верит, что царь был убит немцами…

2. В Чамкории сейчас находятся Риббентроп и Геринг, которые прибыли с заданием Гитлера по организации управления страной. Под их давлением 3 сентября созывается парламент с целью внесения изменений в конституцию по вопросу регентства. Предполагается, что в состав регентского собрания войдут князь Кирилл, Филов и Мушанов.

3. Все мероприятия правительства проводятся под руководством Бекерле через Грабовского…

4. Служащий царя Груф, который сообщил о возвращении царя от Гитлера, сомневается, что царь не оставил регентов. Он считает, что, очевидно, это завещание (слово искажено, возможно, уничтожено. — В. Л.) немцами и поэтому скрывается…».

5 сентября 1943 года военный разведчик Кай докладывал в Центр: «Гитлер потребовал от него (Бориса) оккупации болгарскими войсками Албании и был каким-то образом или отравлен, или смертельно ранен. Камердинер царя и один из сопровождавших его к Гитлеру адъютантов исчезли. Передают, что они умерли с теми же симптомами, что и царь, и бесшумно похоронены…»

Так германская разведка расправилась с болгарским царем Борисом III^[199].

После казни Заимова в Болгарин продолжали действовать другие советские разведчики. Среди них были полковники И. Ф. Дергачев, А. В. Яковлев и другие. С декабря 1943 года в Софии действовал полковник С. Д. Зотов^[200], опытный военный разведчик, военный атташе при посольстве СССР в Софии. В 1944 году он был назначен официальным представителем СССР в Союзной контрольной комиссии в Болгарии.

В январе — апреле 1945 года полковник Зотов направил в Центр несколько важных донесений об обстановке в Болгарии, которые были доложены И. В. Сталину, а также наркому иностранных дел СССР В.М. Молотову и Г.М. Димитрову^[201], В частности, 25 января начальник ГРУ направил Верховному главнокомандующему «Сообщение представителя СССР в Союзной контрольной комиссии в Болгарии полковника тов, Зотова о внутриполитическом положении в Болгарии на 30 января 1945 года»^[202]. В донесении Зотова сообщалось: «Внутриполитическое положение в Болгарии в настоящее время характеризуется дальнейшим укреплением антифашистской линии болгарского правительства. Это является успехом Коммунистической партии Болгарии, сумевшей убедить все входящие в состав Отечественного фронта политические группировки в необходимости усиления борьбы с фашизмом внутри страны во всех отраслях государственного управления и начать эту борьбу с чистки самих партий, образующих Отечественный фронт».

Проведение антифашистской политики вызвало обострение и усилило внутриполитическую борьбу во всех партиях и группировках, особенно в Земледельческом союзе (БЗНС) и партии социал-демократов, в которых эта борьба привела к столкновению руководства с массами.

Успехи Красной армии на советско-германском фронте, широкая волна солидарности славянских народов на Балканах, авторитет ЭЛАС^[203] в Греции, упорные слухи о предстоящей встрече Сталина, Рузвельта и Черчилля оказали исключительно большое влияние на политическую жизнь Болгарии, усилили активность широких масс в проведении антифашистских мероприятий и тем самым понизили авторитет руководства Земледельческого союза и социал-демократической партии.

Одним из факторов, показывающих уровень борьбы масс против руководства Земледельческого союза, является открытое письмо члена Центрального комитета Земледельческого союза Неделчева руководителю Земледельческого союза Г. М. Димитрову. В этом письме Димитров изобличается как противник Отечественного фронта и Советского Союза; ему прямо делается намек на то, что руководство Земледельческого союза получает большие суммы денег от «неизвестного источника». В своем письме Неделчев предлагает уйти с поста руководителя Земледельческого союза. Кроме того, группой земледельцев Димитрову уже послано «предупреждение», в котором резко критикуется поведение руководителей Земледельческого союза и выдвигается требование полного единства Отечественного фронта и искреннего сотрудничества с компартией Болгарии.

18 января 1945 года началось заседание руководящего состава Земледельческого союза. На этом заседании разбирается вопрос о поведении Димитрова и об устранении его от руководства союзом.

Вероятной кандидатурой на место Димитрова является В. Петров, ярый сторонник англофилов.

Несмотря на создавшееся положение, руководители Земледельческого союза, чувствуя поддержку со стороны англичан, лихорадочно ведут подготовку для захвата власти. Подготовка идет в основном по следующим направлениям:

а) массовый прием в члены союза без особых требований к принимаемым. Этим широко пользуются фашистские и профашистские элементы;

б) обвинение коммунистов за все политические и хозяйственные трудности, переживаемые страной;

в) нелегальная закупка оружия группами молодежи Земледельческого союза, приближенными к руководству БЗНС;

г) распространение всевозможных слухов, которые часто исходят прямо от англичан, направленных на раскол масс, ориентирующихся на Советский Союз и компартию Болгарии, так, например, «Россия истощена за время войны, и поэтому после победы над Германией Англия легко с ней справится» и т. д.

Обострение внутриполитической борьбы нашло свое отображение не только в Земледельческом союзе, но и в социал-демократической партии, политическом союзе «Звено», в армии и т. д. Так, например, в социал-демократической партии ведется борьба между ее правым и левым крылом. Эта борьба настолько обострилась, что только благодаря советам ЦК компартии дело не дошло до исключения из партии ее правых представителей — Пастухова и других. Однако главный секретарь социал-демократической партии Митовский заявляет, что исключение правых сил из партии является делом ближайших дней.

Такое же положение и в политической организации «Звено». Основная часть военного центра все более ориентируется на линию, проводимую компартией.

В отношениях между группировками и организацией «Звено» преобладают симпатии к компартии Болгарии и Советскому Союзу. Возможно в скором времени отстранение главного секретаря Златева и замена его Доброславским. Последний является сторонником сотрудничества с коммунистами.

В армии основным политическим событием явилось назначение офицеров-коммунистов, подготовленных в Советском Союзе, на ряд руководящих постов. Факт этих назначений земледельцы предлагали использовать как базу для совместной борьбы Земледельческого союза и политического союза «Звено» против коммунистов.

Левая группа военного центра «Звено» — генералы Тошев, Трендафилов и Лекарски — выступили за поддержку назначения коммунистов и продолжение искреннего сотрудничества с коммунистами. За этой группой генералов пошел почти весь военный центр «Звено».

Члены Земледельческого союза, пытаясь произвести раскол между коммунистами и членами организации «Звено», достигли обратного результата. Отношения между Земледельческим союзом и организацией «Звено» значительно ухудшились.

Известный член Земледельческого союза Н. Петков, говоря о позиции организации «Звено», назвал военного министра Д. Беляева и премьер-министра К. Георгиева «красными предателями».

Офицерами Генерального штаба очень хорошо встречено назначение генерал-майора И. А. Канова начальником Генерального штаба. Мнения офицеров сводятся к тому, что Болгария до сих пор не имела более способного начальника Генштаба.

На двусмысленный вопрос члена Земледельческого союза Н. Петкова военному министру «Как живете с новым начальником штаба?» последний ответил: «Мы должны радоваться, что Канов, как советский воспитанник, оказался прежде всего отличным болгарским патриотом и весьма образованным начальником штаба».

Несомненно, полковник Зотов был проницательным человеком, внимательным разведчиком и пользовался в среде болгарской военной элиты особым доверием. Только этим можно объяснить то, что в его донесениях в Центр, которые докладывались Верховному главнокомандующему, были точно подмечены не только особенности внутриполитической обстановки в стране, но и нараставшее тайное влияние англофилов.

3 февраля 1945 года Зотов направил в Центр очередное донесение, которое также было доложено И. В. Сталину. В этом донесении, в частности, говорилось, что руководитель Болгарского земледельческого союза (БЗНС) Иван Костов 12 февраля 1945 года «в доверительной беседе с одним из ярых земледельцев заявил:

«Согласно полученным последним указаниям, мы должны коренным образом перестроить свою работу. В своей практической деятельности мы должны опираться не на всю массу крестьянства, а на отдельных наиболее преданных нам лиц, через которых мы сможем проводить соответствующую работу по подготовке необходимых кадров.

В каждой околии мы должны иметь не менее двух преданных нам работников, которые, в свою очередь, должны иметь доверенных им людей (2–3 человека) в каждом селе. Через эту сеть мы будем проводить в жизнь решения нашего союза, оказывать соответствующее влияние на крестьянские массы с целью отрыва их от коммунистов.

Мы должны также отказаться от критики и борьбы против Отечественного фронта и правительства и тем более от мысли вести подготовку переворота внутренними силами, так как мы для этого еще не подготовлены. Мы придем к власти при помощи поддержки извне, мы не должны терять надежды на будущее, которое не гак уж далеко. К этому мы должны готовить все наши возможности»^[204].

В ходе беседы Костов предложил своему собеседнику войти в доверие коммунистов по линии партизан и Отечественного фронта, расширить круг знакомств и собирать информацию о деятельности и намерениях коммунистов и партизан.

Зотов обращал внимание Центра на то, что Костов действовал «согласно указаниям извне» и по заданию извне планировал «собирать информацию о деятельности и намерениях коммунистов и партизан» с целью подготовки условий для захвата власти в стране.

Предупреждения военного разведчика полковника Зотова поступили в Москву своевременно и были учтены при разработке мер по оказанию помощи болгарским патриотам, сообщены Георгию Димитрову, инициатору создания болгарского Отечественного фронта и в последующем — председателю Совета министров Народной Республики Болгарии.

(обратно)

Глава 3. В Албании

Оперативные возможности советской военной разведки в Албании в 1945 году были ограниченны. При Верховном штабе Народно-освободительной армии Албании действовал полковник К. П. Иванов, офицер связи Генерального штаба Красной армии. Он же был кадровым военным разведчиком, одним из немногих, кто владел албанским языком. Иванов пользовался авторитетом у руководителей албанских патриотических сил.

7 февраля 1945 года начальник ГРУ на основе донесения Иванова подготовил на имя Сталина специальное сообщение о положении в Албании. В этом спецсообщении отмечалось, что «к моменту полного освобождения Албании от немецко-фашистских войск албанское правительство вплотную встало перед решением неотложных политических и экономических проблем. Возникла необходимость быстрого восстановления разрушенного войной и оккупацией народного хозяйства, проведения земельной реформы, а также продолжения беспощадной борьбы с остатками реакции. Однако деятельность правительства до настоящего времени не обеспечила разрешения в какой-либо степени этих вопросов.

Пользуясь медлительностью правительства, не добитая до конца реакция при поддержке англичан и, частично, американцев подняла голову, а после начала событий в Греции стала переходить к открытой борьбе, опираясь на сохранившиеся в разных районах страны реакционные центры.

Ухудшающееся с каждым днем продовольственное положение и экономическая зависимость крестьян от беев, сохранившаяся вследствие непроведения до сего времени земельной реформы, создают угрозу перехода части населения на сторону реакции.

Создающееся внутриполитическое положение усугубляется вмешательством англичан во внутреннюю жизнь Албании.

При Верховном штабе Народно-освободительной армии Албании (НОАА) имеются английская и американская миссии. Вся деятельность англичан и американцев в Албании сводится к тому, чтобы под видом оказания помощи забросить на ее территорию возможно больше своих людей, поставить Албанию в экономическую и политическую зависимость от Англии и США, помешать ее сближению с Югославией и Советским Союзом, а также овладеть стратегическими базами и сырьевыми ресурсами страны.

Наибольшую активность проявляют англичане. Они настойчиво добиваются высадки своих войск на албанское побережье, ставя оказание помощи Албании в зависимость от положительного решения этого вопроса, субсидируют албанскую реакцию и руководят ее деятельностью, а также ведут пропаганду против правительства Албании»^[205].

Через неделю, то есть 10 февраля, начальник ГРУ докладывал Сталину и Молотову:

«Наш офицер связи при Верховном штабе Народно-освободительной армии Албании майор тов. Иванов сообщает, что в Албании и в албанских территориальных водах не прекращается провокационная деятельность англичан. В конце января 1945 года английскими военными кораблями в районе порта Саранда в одном километре от берега была захвачена шедшая с грузом албанская баржа. Спустя несколько дней этот же корабль захватил другую баржу с войсками албанского правительства и пытался разоружить находившихся на ней солдат и офицеров.

На днях небольшая группа английских солдат, возглавляемая офицерами, пыталась высадиться без разрешения албанского правительства и местных властей на побережье Албании. Эта попытка не удалась.

За последнее время подтверждаются поступавшие ранее данные о прямом активном участии английских офицеров в вооруженном выступлении реакционных элементов против албанского демократического правительства на севере страны. Операции, начатые албанским правительством по очищению севера Албании от остатков осевших там реакционных элементов, развиваются успешно. Этими операциями руководит начальник оперативного отдела Верховного штаба НОАА генерал-майор Мемед Шеу»^[206].

Активность англичан, добивавшихся установления британского контроля над Албанией, видимо, была чрезмерно высокой и всесторонней. Это вызывало противодействие со стороны албанцев, стремившихся к независимости. 10 февраля 1945 года главнокомандующий НОАА генерал-полковник Энвер Ходжа вынужден был собрать начальников военных миссий в Тиране и в их присутствии заявил свой протест майору Тортону, замещающему начальника английской военной миссии в Албании.

Протест был вызван нарушением англичанами международного права, выразившегося в том, что их военные корабли самовольно заходили в албанские территориальные воды, задерживали и обыскивали суда, ходившие под албанским национальным флагом. На совещании начальников военных миссий были приведены конкретные факты. В частности, Э. Ходжа сообщил, что 4 февраля 1945 года английский корабль, войдя в район порта Саранда, задержал албанское судно и произвел на нем обыск. В этот же день в порт Саранда прибыл еще один английский корабль, который задержал все албанские суда мелкого тоннажа и потребовал прекратить всякое движение этих судов.

После отказа албанцев выполнить требования англичан санглийского корабля сошли английские и один греческий офицеры и начали производить на албанских судах обыск. Обнаруженное там вооружение, обмундирование и другие различные грузы они сбрасывали в воду. Английский офицер потребовал у албанцев точную информацию о силах партизан, расположенных на побережье в районе порта.

О совещании, проведенном генерал-полковником Э. Ходжой с начальниками иностранных военных миссий, в Москву сообщил майор Иванов. По его оценке, «приведенные факты явно недружественного характера нельзя считать случайными «недоразумениями», так как они повторялись четыре раза с одной и той же целью и не в открытом море, а в территориальных водах Албании, на расстоянии менее одного километра от албанского берега…»^[207].

Албанское руководство потребовало у представителя английской военной миссии объяснений. Британский майор заявил, что он понимает серьезность происшедших инцидентов, обещал собрать всю информацию по этому вопросу, сообщить ее своему штабу и запросить срочный ответ для передачи его Верховному штабу НОАА.

Несмотря на заявленный протест, английский военный корабль 11 февраля 1945 года захватил еще один албанский пароход, перевозивший 300 центнеров зерна, и отправил его на остров Керкита (Корфу). Британские военные корабли занимались в албанских прибрежных водах откровенным пиратством, которое преследовало далекие политические цели.

Война в Европе завершалась. Чем ближе был конец гитлеровского режима в Германии, тем активнее действовали союзники в Албании. Об этой активности 26 апреля 1945 года снова сообщал в Центр майор Иванов. 27 апреля начальник ГРУ докладывал о ситуации в Албании Сталину:

«Деятельность англичан против албанского демократического правительства не прекращается. Все руководители «зогистов» и «боликомтар» (албанские реакционные партии), бежавшие из Албании в Италию и находившиеся там под стражей, в настоящее время освобождены англичанами. Последними из этих реакционных элементов создана албанская оппозиция, которая ведет открытую пропаганду против албанского правительства.

Английская миссия в Албании проводит такую же политику. Несколько дней назад начальник английской военной миссии генерал Ходсон в беседе с председателем президиума Антифашистского веча Албании доктором Омером Нишани открыто заявил, что в Албании фактически существует только одна партия (коммунистическая), члены которой в данный момент сосредоточили в своих руках всю полноту Государственной власти. Компартия не отражает интересов всего албанского народа, в силу чего правительство не может считаться демократическим и должно быть расширено за счет представителей других «демократических» партий, которые необходимо создать.

В этой же беседе Ходсон предлагал Омеру Нишани создать такую «демократическую» партию, которая установила бы тесную связь с «зогистами».

В ответ на это предложение Нишани сказал, что в создании какой-либо другой партии в Албании необходимости нет, так как имеется широкая политическая организация — Национальный освободительный фронт, в котором представлены все демократические элементы страны.

Высказанные Ходсоном мысли являются основой пропаганды, проводимой англичанами и албанской реакцией против правительства Албании».

В целом майор Иванов объективно докладывал в Центр обстановку в Албании весной 1945 года. Его донесения свидетельствовали о том, что англичане прилагали максимум усилий, чтобы создать в Албании правительство, в котором влияние Советского Союза было сведено к минимуму.

(обратно)

Глава 4. Агент ABC

В августе 1944 года части Красной армии вошли в Бухарест. Режим пособника Гитлера Антонеску пал. Румынские войска прекратили сопротивление. Сотрудники германского посольства были интернированы. Пресс-атташе посольства Курт Велкиш, его жена Маргарита Велкиш и их двухлетний сын Миша 2 сентября оказались в лагере для интернированных сотрудников германских представительств в Румынии. Лагерь назывался «Ликуль Михай Витенцу» и находился недалеко от румынской столицы.

Велкиш доверительно сообщил одному из представителей советского персонала лагеря о том, что накануне войны он сотрудничал с советской военной разведкой. 20 сентября Велкиша отправили в Москву.

На железных дорогах в 1944 году приоритет в передвижении имели поезда, перевозившие поенные грузы и личный состав войск Красной армии. Поэтому Велкиша везли в Москву девять дней. Вместо гостиницы Курта «поселили» в Лефортовскую тюрьму. До выяснения всех обстоятельств и проверки фактов его сотрудничества с советской военной разведкой.

В Бухарест был направлен срочный запрос о работе пресс-секретаря германского посольства. Ответ пришел 30 ноября. Подписал его начальник инспекции Союзной контрольной комиссии в Румынии генерал-майор Тимофеев. Характеристики оказались положительными. Обстоятельства прояснились быстро.

…Из Лефортова Велкиша перевезли на конспиративную квартиру. Вскоре из Бухареста прибыла его жена Маргарита вместе с сыном. Гитлеровская Германия терпела поражение на всех фронтах, но война еше продолжалась. В Разведуправлении внимательно изучили все дела, связанные с Куртом Велкишем. Он действительно сотрудничал с советской военной разведкой накануне нападения фашистской Германии на СССР и имел в Центре псевдоним ABC.

В характеристике на агента ABC, подготовленной в Разведуправлении в декабре 1944 года, отмечалось: «Курт Велкиш представляет из себя тип политически грамотного, всесторонне развитого человека. Долголетняя работа в разведке выработала в нем скрытность, хитрость и другие качества, необходимые разведчику. На отдельные вопросы конспирации Велкиш смотрите некоторым пренебрежением, считая их недостойными внимания. Хорошо разбирается в политических событиях и очень внимательно следит за событиями на фронтах, радуется победам Красной армии. Но некоторые вопросы событий трактует по-своему, то есть не по-советски…».

До нападения фашистской Германии на СССР Курт Велкиш действительно был ценным агентом Разведуправления Красной армии, работал в Варшаве и входил в состав резидентуры, которой руководил Рудольф Гернштадт. Курт Велкиш имел оперативный псевдоним ABC. Его жена Маргарита Велкиш тоже была агентом советской военной разведки и имела псевдоним ЛЦЛ. Велкиш был одним из наиболее ценных агентов советской разведки и в 1940–1941 годах передал в Центр значительное количество подробных сведений о подготовке Германии к нападению на Советский Союз. Многие донесения агента ABC начальник военной разведки в качестве специальных сообщений направлял Сталину и другим высшим руководителям советского правительства. По заданию советской военной разведки Курт Велкиш вступил в члены нацистской партии.

В феврале 1940 года Велкиш прибыл в Бухарест сначала в качестве корреспондента одной из германских газет, а затем был принят на работу в германское посольство в румынской столице. Назначение Велкиша на работу в Бухарест соответствовало интересам Раэведуправления Красной армии. Главной целью ABC в Румынии стало добывание сведений о связях румынского руководства с Германией. В германском посольстве в Бухаресте решались многие политические и военные вопросы, затрагивавшие интересы СССР на Балканах и в Средиземноморье.

В своей автобиографии Курт Велкиш так описал этот период его жизни: «В феврале 1940 года вместе с женой прибыл в Бухарест, где был сначала журналистом, а потом принят на работу в немецкое посольство в отдел прессы помощником советника посольства Гамилькара Гофмана. После отъезда Гофмана в Париж в августе 1941 года официально стал пресс-атташе посольства. В этой должности пробыл до августа 1944 года. За время работы в посольстве несколько раз ездил в Берлин, выполняя специальные задания посла…».

Являясь корреспондентом крупной немецкой газеты, Велкиш поддерживал официальные связи с журналистами различных стран, которые были аккредитованы в Бухаресте. Был среди них и советский журналист Михаил Шаров, корреспондент ТАСС, который прибыл в румынскую столицу, как и Велкиш, в начале 1940 года. Это не было случайным совпадением. Шарова в Бухарест направила военная разведка. Он должен был восстановить связь с агентом ABC, что вскоре успешно и сделал. Первый контакт с ABC Шаров провел по условиям явки в одном из небольших бухарестских ресторанчиков. В ходе встречи было решено, что на встречи с советским разведчиком будет приходить жена Велкиша — Маргарита, она же агент ЛЦЛ. Она будет передавать Шарову добытые материалы и получать задания.

Возможности Велкиша по добыванию сведений, которые в то время интересовали Центр, были значительными. Вот как они были охарактеризованы в Центре:

«ABC имеет возможности близко соприкасаться с работой германского посольства в Бухаресте. Он в курсе дел всей проводимой немцами работы в Румынии. Имеет поручение от германской разведки поддерживать связь с украинскими антисоветскими организациями в Румынии и осведомлен об их планах и мероприятиях, направленных против СССР. Имеет в МИДе много знакомых в среде ответственных чиновников и пользуется среди них большим авторитетом.

ABC близко знаком с германским военно-воздушным атташе в Румынии Герстенбергом, который выполняет специальные правительственные поручения…».

Учитывая возможности Велкиша, Центр поставил перед ним следующие задачи: «Освещать деятельность Германии в Румынии, а также деятельность англо-французского блока в Италии, следить за деятельностью украинских националистов в Румынии и информировать об усилиях Германии по использованию в своих интересах против СССР…».

Резидентом советской военной разведки в Бухаресте был Ещенко, непосредственный начальник Михаила Шарова. Под псевдонимом Ещенко в Центре числился полковник Георгий Еремин. Сведения, которые ABC передавал Шарову, Ещенко направлял в Москву. В частности, 1 марта 1941 года Ещенко докладывал в Центр: ABC в своем докладе о поездке в Берлин сообщает, что в Берлине много говорили о предстоящем выступлении Германии против СССР. В русском отделе немецкого Верховного командования интенсивно работают…».

5 мая Ещенко направил в Центр новое донесение, основанное на данных Велкиша: «АВС сообщил, что немецкие войсковые соединения перевозятся с Балкан на театр румынского фронта. Один штабной офицер расположенного в Румынии немецкого авиационного корпуса, который несколько дней назад приехал из Берлина, заявил, что раньше для начала немецких военных акций против СССР предусматривалась дата 15 мая, но в связи с событиями в Югославии этот срок перенесен на середину июня. Этот офицер твердо уверен в предстоящем конфликте…» Речь шла о начале войны Германии против СССР.

Велкиш в мае 1941 года сообщил о том, что «немецкие мероприятия для похода против СССР основательно осуществляются во всех областях с большой точностью. Военное развертывание на… Восточном фронте идет планомерно и с большой интенсивностью. Оно будет закончено до середины июня. Главные силы немецких балканских армий возвращены на немецкий Восточный фронт. Военный главный удар против Красной армии будет произведен при большой массированности…».

Курт Велкиш был уверен в том, что Румыния будет воевать против СССР на стороне Германии. Он сообщал в Москву: «В Румынии в настоящее время слухи о скорой войне с СССР стихли. Однако ряд руководящих кругов по-прежнему питает надежду на скорое возвращение Бессарабии. В последние три дня (особенно в ночь на 28 мая и днем 28 мая) наблюдалось усиленное движение через Бухарест с юга на родину немецкого автотранспорта с пехотой и бронемашинами…».

В 1941 году от Велкиша в Москву было направлено 9 донесений, которые точно отражали подготовку Германии к войне против СССР. Часть этих донесений была доложена Сталину…

После вероломного нападения Германии на Советский Союз, которое произошло в ночь на 22 июня 1941 года, вес сотрудники советского посольства в Бухаресте были интернированы. Михаил Шаров был вынужден покинуть Румынию. Курт Велкиш остался без связи с Центром, который не предусмотрел возможности поддержания с ним контактов в случае возникновения чрезвычайных обстоятельств.

В 1942–1943 годах Центр неоднократно предпринимал попытки восстановить связь со своим ценным агентом ABC, но все эти попытки провалились. И только после того, как советские войска вошли в Бухарест, Курт Велкиш сам сообщил о себе.

В Москве было решено провести подготовку Курта и Маргариты Велкиш и направить их на разведывательную работу в США.

Пока Велкиши обучались в специальной школе Разведывательного управления, в Румынии происходили события, о которых узнавали другие советские разведчики. Они добывали важные сведения. Они тоже использовались для подготовки донесений Верховному главнокомандующему. В частности, 10 марта 1945 года начальник ГРУ генерал-лейтенант И. Ильичев докладывал в Кремль:

«Тов. Сталину, тов. Молотову, тов. Берии, тов. Булганину, тов. Антонову. Докладываю:

Наш заслуживающий доверия источник сообщил содержание… немецких и румынских радиограмм, свидетельствующих о наличии связи между реакционными кругами Румынии и немцами».

В феврале 1945 года английская военная разведка получила некоторые данные о концентрации немецких войск для проведения наступательной операции в южной части Венгрии^[208]. Так, 25 февраля 1945 года был получен перехват сообщения главного командования вооруженных сил Германии от 17 февраля 1945 года в Югославию, в котором указывается, что новой датой окончания концентрации войск для наступления является 25 февраля 1945 года.

В связи с этим в кругах английской разведки было обращено внимание на совпадение окончательной даты сосредоточения немецких войск для наступления со вспышкой беспорядков в Румынии. По этому поводу высказывалось два предположения.

Первое сводилось к тому, что создавшееся в Румынии внутриполитическое положение вызвано действиями немецкой агентуры, согласованными с начавшимся немецким наступлением.

По второму предположению, беспорядки в Румынии были вызваны мероприятиями русских, которые, видимо, ожидали наступления немцев и, имея в тылу своей армии ненадежную румынскую администрацию, стремились установить в Румынии военную администрацию. Последнее предположение было принято в кругах английской военной разведки за наиболее вероятное.

Однако в дальнейшем английская разведка получила ряд сообщений, доказывающих тесную связь между начатым в настоящее время немецким наступлением в южной части Венгрии и деятельностью ряда румынских высокопоставленных лиц (если не всего румынского Генерального штаба), вовлеченных немцами в заговор против России. В частности, имеются следующие перехваты радиосообщений сети немецкой разведки от 14 февраля 1945 года:

а) Донесение немецких агентов из Румынии в Германию:

1. «Командующий 4-й румынской армией генерал Авранеску является вполне надежным, готов для любого сотрудничества и будет поддерживать тесный контакт путем постоянной связи».

В этом же сообщении имеется не поддающаяся полной расшифровке фраза, из которой следует, что Авранеску готов послать самолет Me-109, дав опознавательные сигналы для этого самолета.

2. Генерал (фамилия не указывается), находящийся в настоящее время в отставке, информировал о том, что если немецкое наступление получит успешное развитие и русские будут вынуждены отступать через Румынию, то румынский Генштаб готов передать всю свою армию в распоряжение немцев для борьбы против Красной армии.

3. В заговоре принимают участие легионеры «Железной гвардии» и «зеленой армии» (сообщение расшифровано не полностью).

Кроме того, вопрос о заговоре смутно упоминается в одном из сообщений (недостаточно расшифровано) в связи с какими-то заверениями бывшего румынского премьер-министра Радеску.

б) Указания из Германии немецким агентам в Румынии: «Необходимо получить информацию о численности, пополнении и расположении русских и румынских войск, а также о разгрузочных пунктах^[209] и состоянии судоходства на Дунае».

В перехваченной немецкой дипломатической шифротелеграмме, посланной в начале февраля 1945 г. из Вены в Берлин, указывалось, что близкие к настоящему румынскому правительству круги зондировали готовность националистических кругов Румынии, связанных с немцами, поддержать восстание против России, но предупредили, что они еще не подготовлены для непосредственного участия. Немцы, в свою очередь, советовали подождать с началом восстания с тем, чтобы совместить этот момент с началом их контрнаступления.

В радиограммах, перехваченных американской разведкой, указывается: «Подпольная фашистская организация в Бухаресте сообщила Центру подпольных фашистских организаций, находящихся в Австрии, о своей готовности осуществить захват Бухареста». В ответной радиограмме Центр подпольных фашистских организаций не рекомендует начинать в данный момент восстание и осуществлять захват Бухареста^[210].

Из этого специального донесения начальника ГРУ генерал-лейтенанта И. Ильичева можно сделать однозначный вывод о том, что британская и американская разведки имели убедительные доказательства того, что 6-я танковая армия СС перебрасывалась немецким командованием в Венгрию, в район озера Балатон. Остается открытым лишь вопрос о том, почему же эти данные ни англичане, ни американцы не передали советскому командованию. Советскому Генеральному штабу удалось решить балатонский «кроссворд» только благодаря успешным действиям сотрудников Главного разведывательного управления, среди которых были Морис, Брион и другие. Как видно из донесений, направленных Сталину начальником ГРУ, операция немецких войск в Венгрии тесно координировалась с возможным восстанием в Румынии. Ситуация на Балканах весной 1945 года развивалась по сценариям не германских генералов, а под контролем политиков, которые находились в Лондоне и Вашингтоне.

В марте 1945 года начальник ГРУ докладывал в Кремль: «Наш заслуживающий доверия источник сообщил содержание проекта сводки «Русская политика в Румынии», составленного английской военной разведкой 4 марта 1945 года для начальника имперского Генерального штаба фельдмаршала Алана Брука:

«Происходящие в течение последней недели политические беспорядки в Румынии привели к отставке премьер-министра генерала Радеску.

Формирование нового правительства поручено П. Гроза, лидеру одной из партий, входящих в руководящий коммунистами национал-демократический фронт. Вполне вероятно, что любое вновь сформированное правительство будет (более) покорно выполнять русские требования, чем предшествовавшее правительство.

Кризис правительства был спровоцирован русскими, которые, одобряя неистовую критику Радеску со стороны левых, обвинили затем последнего в неспособности поддерживать порядок в стране и, наконец, направили в Бухарест Вышинского для оказания воздействия на короля при создании по их выбору нового румынского правительства.

Эти мероприятия русские оправдывают необходимостью обеспечения порядка вдоль своих линий коммуникаций.

Правдоподобность даваемого русскими объяснения до известной степени подтверждается следующими фактами:

1. Генерал Виноградов, занимавший должность председателя Союзной контрольной комиссии, заменен в настоящее время генералом Сусаткиным, который, по-видимому, является старшим офицером НКВД в армейской группе маршала Малиновского. Это назначение указывает, что в будущем вопросы обеспечения безопасности и контрразведывательной работы должны стать основными в работе русского командования в Союзной контрольной комиссии.

2. Имеются некоторые доказательства того, что немцы готовят наступательную операцию в южной части Венгрии. Естественно, что в связи с этим русские проявляют особый интерес к обеспечению своих линий коммуникаций, проходящих через Румынию.

3. Перехваченные сообщения немецких агентов из Румынии показывают, что немецкая политическая и разведывательная сеть в этой стране развиты очень хорошо. В частности, командующий 4-й румынской армией генерал Авранеску считается немцами лицом, «готовым для любого сотрудничества».

Известно также, что этот генерал связан с фашистской организацией «Железная гвардия», продолжающей подпольно существовать в Румынии.

4. Политико-моральное состояние румынской армии… находится на низком уровне и имеет тенденцию к дальнейшему понижению.

Находящиеся в Бухаресте части румынской армии разоружены русскими, а связь между румынским Генштабом и 1-й и 4-й румынскими армиями, находящимися на фронте в Словакии, воспрещена.

Заключение.

Русские, по-видимому, стремятся к достижению чисто политических целей в Румынии, однако имеются некоторые факты, позволяющие им объяснять свое вмешательство во внутриполитическую жизнь страны требованиями военной необходимости»^[211].

Британская разведка внимательно следила за обстановкой в Румынии и достаточно точно оценивала перспективы ее развития, стремясь использовать ее с наибольшей выгодой для Англии.

(обратно)

Глава 5. Югославский редут

К середине 1944 года Народно-освободительная армия Югославии под командованием маршала Иосифа Тито освободила значительную часть территории своей страны от немецких оккупантов. Свободные от немцев зоны создавались там, где действовали партизаны. Единого фронта против немецких захватчиков не было. Более того, практически все крупнейшие города Югославии, важнейшие железнодорожные узлы и шоссейные дороги все еще находились под контролем противника. Численность немецких войск на территории Югославии составляла около 500 тысяч человек. В НОАЮ солдат и офицеров было значительно меньше, и вооружена эта армия была несравненно хуже — не было артиллерии, противотанкового вооружения и многого другого, необходимого для успешной борьбы с захватчиками. Без помощи СССР, США или Великобритании добиться полного изгнания оккупантов с территории своей страны югославы не смогли бы.

Тито и его ближайшие помощники должны были решить для себя один очень сложный вопрос — кому из союзников отдать политическое предпочтение? От этого зависели и помощь военными материалами, и, возможно, будущее государственное устройство новой Югославии.

Отношения с США и Англией у Тито складывались непросто. Он понимал, что Лондон стремится спасти в Югославии монархию. Это противоречило интересам Тито и интересам югославских народов, не совпадало с целями их национально-освободительной борьбы.

К политике Советского Союза Тито тоже относился осторожно. Однако он понимал, что настанет час, когда войска Красной армии подойдут к границам Югославии. С этим надо было считаться. Вступление войск Красной армии на территорию Югославии для уничтожения оставшихся немецких дивизий было неизбежной реальностью, которая могла превратиться в важный политический фактор, способный оказать влияние на будущее Югославии. Несмотря на то что летом 1944 года Красная армия вела бои еще в предгорьях Карпат, Тито пришел к выводу, что приход советских войск в Югославию неизбежен. Надо было сделать так, чтобы освобождение Югославии и ее столицы Белграда было достигнуто прежде всего силами Народно-освободительной армии.

В Москве, как и в Лондоне, тоже придавали особое значение всему, что происходило в Югославии. Вопросы ориентации политических сил, претендовавших на власть в Югославии, их связи с Лондоном, популярность их среди югославских народов и многое другое требовало точных ответов. Поэтому начальник Главного разведывательного управления Ильичев сообщил руководителю советской военной миссии в Югославии генерал-лейтенанту Н. Корнееву, что он приглашается в Москву для доклада в Генеральном штабе.

Корнеев поставил в известность об этом Тито. Маршал, который к тому времени, видимо, уже сделал свой выбор, попросил генерала доставить в советскую столицу два письма. Одно — лично Сталину, второе — Молотову.

5 июля Тито передал Корнееву эти два послания и пожелал ему благополучного возвращения в Югославию.

В письме И. В. Сталину^[212] маршал И. Б. Тито сообщал:

«Заверяю Вас, что прибытие вашей военной миссии в Югославию имело для нашей национально-освободительной борьбы большое значение, поскольку и наши народы, и наша армия еще больше убедились в том, что в лице Советского Союза они имеют самого большого и самого искреннего друга. Хотя глава вашей военной миссии тов. генерал-лейтенант Корнеев будет подробно докладывать вам о положении дел здесь, я все же хотел бы остановиться на нескольких наиболее важных вопросах.

1. Нам настоятельно необходимо значительно больше вооружения и продовольствия, чем нам до сих пор посылали союзники. Эти потребности увеличиваются с ростом нашей армии, а еще больше потому, что тысячи новых добровольцев, особенно в Сербии, ждут, чтобы их вооружили. Имея в виду политику англичан в отношении Сербии, где они всеми возможными способами пытаются усилить позиции приверженцев короля, то есть четников, и ослабить наши позиции, мы не можем рассчитывать на сколько-нибудь эффективную помощь со стороны союзников. Именно в этом нам будет нужна самая большая ваша помощь, чтобы мы могли, возможно, скорее решить вопрос Сербии, который для нас очень важен, так как от этого зависит окончательный успех в деле создания демократической Югославии.

Кроме того, уже существующие наши части располагают в основном легким вооружением, и это является основной слабостью нашей армии, так как мы не можем успешно вести фронтальные бои с противником, который имеет значительное превосходство в технике. Нам нужны и танки, и самолеты, а с англичанами в этом вопросе дело идет весьма тяжело. Из опыта, накопленного до настоящего времени, мы видим, что они любым путем хотят замедлить формирование наших танковых и авиационных частей, хотя договоренность была достигнута и сроки были точно установлены. У нас есть несколько сот человек авиационного персонала, точно так же и достаточное количество людей для создания танковых частей, проблема лишь в том, как их отправить в Советский Союз. По моему мнению, в настоящее время это возможно сделать только самолетами. Сейчас нужно было бы перебросить хотя бы часть их, чтобы не терять время.

2. Знаю, что Вам ясно, в сколь тяжелом положении мы находимся, так как с разных сторон пытаются вмешиваться в наши внутренние дела, а мы должны быть все же осмотрительны, чтобы не обострять отношения с союзниками, сохраняя в то же время свою политическую и военную самостоятельность. В этих вопросах для нас любая, даже самая небольшая помощь со стороны СССР является весьма драгоценной. И я прошу Вас об этой помощи.

3. Союзники до настоящего времени еще не поставили перед нами вопроса об их высадке на территории Югославии. Должен сказать, что такая высадка не была бы для нас приятной, так как я уверен, что они будут создавать нам трудности в стране, вследствие чего могли бы возникнуть разного рода конфликты. Но если дело дойдет до переговоров о высадке, мы предложим, чтобы она была осуществлена возможно меньшими силами и если (это) будет принято, (то) в основном в районе Истрии и Хорватского Приморья. Я решил 15-го числа этого месяца поехать на встречу с Вильсоном^[213] в Италию, так как он это предлагает уже несколько раз; на встрече будет идти речь о военных делах. В случае высадки мы не можем согласиться на какую бы то ни было их военную или гражданскую власть. Точно так же мы не согласимся на то, чтобы какая-либо наша часть находилась под их командованием. Я говорю об этом потому, что Шубашич сообщил мне, что они хотят военный флот, который (должны) передать нам, сохранить под командованием английского адмиралтейства.

В связи со всем этим для нас была бы, разумеется, весьма драгоценной ваша поддержка. По моему мнению, самая сильная поддержка во всех отношениях состояла бы в том, чтобы Красная армия продвинулась через Карпаты и Румынию в направлении юга. Такой план сорвал бы многие планы на Балканах, вынашиваемые теми, кто хочет с помощью раздора укрепить свои позиции.

Есть много крупных вопросов, по которым я бы хотел лично поговорить с вами. Если Вы сочтете это своевременным и необходимым, я готов прибыть в начале августа. Но я хотел бы, чтобы Вы считали это не моей нескромностью, а единственно глубоким стремлением выяснить до мирных переговоров некоторые вопросы и определить по ним позиции, так как полагаю, что это в интересах Балканских стран и Советского Союза. Примите выражение моего глубокого уважения. Ваш И. Броз Тито»^[214].

В письме В. М. Молотову, советскому министру иностранных дел, маршал Тито высоко оценил дипломатическую и материальную помощь, оказанную Советским Союзом Югославии раньше, и выразил надежду, что эта помощь будет предоставляться и в будущем, так как она «в эти судьбоносные дни необходима больше, чем когда бы то ни было», что «НОАЮ быстро увеличивается, и, если мы вовремя получим оружие, у нас в Сербии будет в короткий срок не менее 10 дивизий»^[215].

Стремясь нейтрализовать «попытки англичан восстановить власть короля в Югославии, по крайней мере в Сербии», Тито сообщил Молотову о своем намерении как можно дольше оттягивать создание единого правительства с тем, чтобы выиграть время для укрепления позиций народно-освободительного движения в Сербии, связывая такую возможность с «приближением Красной армии к Балканам»^[216].

Корнеев должен был вылететь в Москву на самолете, командиром которого был майор Александр Шорников. Накануне из Москвы пришло сообщение о том, что командиру корабля Шорникову Президиум Верховного Совета СССР присвоил звание Героя Советского Союза. Такой же высокой награды были удостоены второй пилот Борис Калинкин и штурман Павел Якимов^[217].

Перед вылетом Корнеева в Москву с самолетом Шорникова произошло чрезвычайное происшествие на острове Вис, которое не имело отношения к посланиям Тито в Москву, но сорвало выполнение другой просьбы маршала.

28 июня 1944 года Шорников по указанию Корнеева прибыл на остров Вис для того, чтобы доставить на базу в Бари нескольких югославских офицеров, назначенных маршалом Тито для организации Главного штаба сопротивления в Сербии. Самолет Шорникова стоял на значительном расстоянии от других британских самолетов. Ночью на аэродроме неожиданно появился английский грузовой автомобиль. Водитель направил машину к советскому самолету и, ударив его, сломал консоль правого крыла. Самолет был выведен из строя. Шорников не мог выполнить приказ и доставить офицеров штаба Тито в Сербию.

Корнеев срочно доложил о случившемся в Москву. Наркомат иностранных дел СССР направил английскому послу ноту, в которой указал, что «этот случай…. мог иметь место только при наличии злого умысла».

Советское правительство требовало срочного расследования этого инцидента^[218].

Посол Великобритании в Москве А. Керр 5 июля 1944 года направил заместителю наркома иностранных дел СССР А. Я. Вышинскому ответ, в котором отрицал умышленное нанесение повреждения советскому самолету. «Дорогой господин Вышинский, — говорилось в послании Керра, — я получил вчерашнее письмо относительно неудачного случая с самолетом Шорникова на острове Вис, что является печальной новостью для меня. Но я считаю своей обязанностью заявить со всей откровенностью, что я крайне не хотел бы передавать ваше письмо, в его нынешней форме, моему правительству, на которое это письмо произвело бы чрезвычайно болезненное впечатление. Ваше предположение о том, что шофер грузовой машины имел умышленные намерения повредить самолет Шорникова, является действительно серьезным. Для меня кажется непостижимым, чтобы сообщение генерал-лейтенанта Корнеева могло быть основано на чем-либо другом, кроме как на недоразумении, и я уверен, что до сих пор, пока это предположение не будет подтверждено достаточными доказательствами, мое правительство, сожалея, конечно, о том, что самолет, к несчастью, был выведен из действия, не пожелает производить расследование, о котором вы просите. Искренне ваш Арчибальд Кларк Керр»^[219].

Вопрос о том, преднамеренно или нет английский грузовой автомобиль повредил советский самолет на острове Вис, остался открытым. А решение его могло бы раскрыть многое. В частности, то, что английская разведка узнала о планах маршала Тито направить офицеров для формирования Главного штаба в Сербии и решила помешать этому. Возможно, эту миссию британцы хотели выполнить своими силами, не привлекая силы советской военной миссии.

Переписка между Вышинским и Керром продолжалась. Дело завершилось просто. Англичанин, управлявший грузовиком, был признан виновным… в беспечности.

29 июня на остров Вис советские специалисты с Бари доставили новую консоль. 30 июня самолет Си-47 был отремонтирован. Шорников провел испытательный полет. После этого Корнеев 9 июля вылетел в Москву с посланием маршала Тито советскому Верховному главнокомандующему…

Предложение генерал-полковника Ф. И. Голикова об использовании возможностей создания советской авиационной группы на военно-воздушной базе в Бари в интересах военной разведки было учтено начальником ГРУ. По указанию генерал-лейтенанта Ильичева была подобрана группа офицеров-разведчиков, которые заняли несколько должностей советского персонала в Бари. Группу разведчиков из восьми человек возглавил подполковник Александр Александрович Капранов. Он был назначен на должность заместителя начальника советской базы по материальному обеспечению. Капранов был опытным офицером. Он окончил Орловское бронетанковое училище, служил в Забайкалье, учился в Военной академии имени М. В. Фрунзе, после окончания которой проходил службу в разведке, принимал участие в обороне Москвы.

По указанию Ильичева в команду Капранова были включены инженер-майор П. А. Чернышев, два переводчика — Н. А. Васильев и П.П. Шерстобитов, которые хорошо владели итальянским языком, шифровальщик А. В. Панин и два радиотелеграфиста И. В. Красавин и В. И. Смирнов, а также Н. Е. Ковалев, который был назначен на должность помощника начальника базы по медико-санитарному обеспечению.

9 июля группа Капранова прибыла во Внуково и вылетела в Бари. Перелет, в котором они принимали участие, был сложным и длительным. Из Москву в Бари одновременно вылетело десять советских Си-47. Вначале они должны были добраться до Баку, затем сделать посадку в Каире и лишь после этого, обойдя южный фланг Европы, где шли боевые действия, приземлиться в Италии.

На борту этих транспортных самолетов в качестве пассажиров находились 88 советских специалистов. Им предстояло создать советскую базу в Бари и организовать ее бесперебойную работу. На борту двух или трех Си-47 находились четыре разобранных самолета У-2, радиостанция, пеленгатор, запасные части, метеохозяйство и многое другое, что было необходимо для автономной работы в Бари.

Советский авиакараван благополучно добрался до Бари, где всех прибывших встретил генерал-майор С. В. Соколов, который уже был назначен начальником советской базы.

Союзники помогали советским специалистам, предоставили им право питаться в столовой по нормам, которые были положены британским военным летчикам. Однако внешняя доброжелательность не могла скрыть того, что британцы стремились контролировать каждый шаг советских сотрудников базы, требовали от генерал-майора Соколова заблаговременно сообщать о том, кто прибывает на базу, куда и с какой целью совершают полеты советские самолеты. Такой жесткий контроль предпринимался британцами, видимо, с целью ограничения возможностей влияния представителей СССР на Балканах и исключения проникновения советской разведки в Балканские страны, в которых англичане планировали расширить свое присутствие.

Несмотря на ограничения, Соколов и Капранов, выполняя указания Центра, смогли тайно перебросить в Грецию представителей советского Генерального штаба подполковников Г. М. Попова и В. А. Трояна, а в Албанию — майора К. П. Иванова.

О том, что советские офицеры прибыли в Грецию, союзники узнали сразу же. Об этом сообщил в Бари английский офицер, который находился в отряде греческих партизан. Генерал-майор Соколов был приглашен к начальнику базы, где у него состоялся острый разговор с британским генералом.

Разбор дела о не санкционированном англичанами вылете советского самолета завершился новыми ограничениями для полетов советских экипажей с авиабазы Бари. Английская контрразведка разработала новую инструкцию о полетах советских экипажей и прислала этот документ генерал-майору Соколову. В инструкции было 13 пунктов, которые, в частности, предписывали, что операции советской базы в Бари будут координироваться с 334-й английской авиагруппой и утверждаться штабом Балканских ВВС союзников. В соответствии с этим документом советская авиагруппа впредь была обязана представлять оперативному отделу британского штаба письменные планы за 24 часа до предполагаемых полетов, указывать все маршруты, а также их изменения. Советский план полетов подлежал утверждению в британском штабе.

Были в той инструкции и другие ограничения для действий советских пилотов. Генерал-майор Соколов 4 августа сообщил в Москву: «После того как наш самолет совершил посадку в Греции, англичане вторично разработали объемную инструкцию, цель которой — детальный контроль всех наших полетов. Сообщаю основные положения этой инструкции…»^[220]

После консультаций со штабом Авиации дальнего действия и британцами Соколов инструкцию все-таки подписал.

Почему так болезненно реагировали британцы на переброску советских офицеров в Албанию и Грецию? Ответ на этот вопрос можно найти в одном из томов исследования британского специалиста Д. Эрмана, которое получило название «Большая стратегия». Упоминая инцидент с переброской советских офицеров в Албанию и Грецию, Эрман, в частности, писал: «Иден предложил русским в качестве отправной точки для переговоров следующее разграничение районов: русские устанавливают свой контроль в Румынии, а англичане — в Греции… Американцы, что, возможно, и неудивительно, отнеслись к этому предложению без особого восторга… В середине июля Сталин высказал мнение, что, может быть, следовало бы подождать с заключением соглашения до тех пор, пока Вашингтон не выразит свое одобрение с большей определенностью. В начале августа достижение соглашения стало более затруднительным, так как в это время русские тайно направили на самолете с их небольшой базы в Бари свою миссию к партизанам-коммунистам в Северной Греции. Англичане заявили решительный протест против этого шага, о котором их не поставили в известность и который противоречил обсуждаемым тогда предложениям»^[221].

3 и 21 августа А. Иден и британский посол в СССР А. Керр направили в советский Наркомат иностранных дел СССР памятные записки. В них содержалась просьба предоставить сведения «о посылке советской миссии в Грецию, а также разъяснение по поводу посылки советской миссии в Албанию».

Советский посол в Лондоне Ф. Т. Гусев посетил 5 сентября 1944 года британского министра иностранных дел и вручил ему ответ по поводу прибытия советских офицеров в Грецию.

Между Иденом и Гусевым состоялась беседа, содержание которой нашло отражение во втором томе объемного сборника документов «Советско-английские отношения во время Великой Отечественной войны».

Иден ознакомился с запиской советского Наркомата иностранных дел и сказал, что из советского ответа следует, что советская миссия прибыла в Грецию, но она не является миссией.

Гусев указал, что в ответе содержится объяснение, почему группа советских офицеров не может именоваться военной миссией.

Иден, прочитав второй раз записку, сказал:

— Советское правительство могло бы сказать то же самое, что изложено в записке, до того как миссия была послана в Грецию. Я со своей стороны, — добавил Иден, — сообщаю вам все, что касается наших предложений в отношении Румынии.

Далее британский министр иностранных дел заметил, что «сейчас в греческих делах наступило некоторое успокоение. Левые лидеры, может быть с помощью советской военной миссии, согласились участвовать в греческом правительстве»^[222].

Гусев заметил, что группа советских офицеров «не имеет поручения давать какие-либо инструкции грекам».

«Некоторое успокоение», наступившее в Греции, Д. Эрман объяснил так: «Почти с достоверностью можно сказать, что причиной этого явилось предложение советской военной миссии в Италии послать в Грецию группу советских представителей. Прибыв в Грецию, эти представители, вопреки опасениям западных союзников, разъяснили местным кругам ошибочность их представлений о советской политике и неодобрительно отнеслись к вызывающим действиям ЭАМ. Результаты этого не замедлили сказаться. Забыв о своих недавних требованиях, ЭАМ неожиданно заявил о своем согласии принять участие в коалиционном правительстве. В соответствии с этим представители ЭАМ получили пять министерских портфелей. 2 сентября новые министры присоединились к греческому правительству в Каире»^[223].

Какие причины заставили начальника ГРУ генерал-лейтенанта Ильичева принять решение о переброске 26 июля 1944 года в Албанию и Грецию офицеров военной разведки? Очевидно, оно было обосновано тем, что в Генеральном штабе рассматривали Национально-освободительную армию Албании (НОАА) и Национально-освободительный фронт Греции (ЭАМ) как реальные силы в борьбе против Германии на заключительном этапе войны в Европе. В ГРУ было известно, что англичане оказывали доминирующее влияние на все, что происходило в Греции, и стремились распространить свое влияние в Албании. Отсутствие объективной информации о событиях в Албании и Греции не позволяло Ставке Верховного Главнокомандования готовить операции, в результате которых Красная армия могла бы в ближайшей перспективе действовать наБалканах. Поэтому Генеральному штабу была необходима точная развединформация о военно-политической обстановке в Греции и граничившей с ней Албании. Выполняя указания Ставки ВГК, начальник ГРУ принял решение направить в Грецию и Албанию своих офицеров. Эта задача была решена с помощью возможностей резидентуры ГРУ в Бари и одного из экипажей советских самолетов, который возглавлял пилот лейтенант Павел Михайлов.

В конце 1944 года и особенно в первой половине 1945-го от военных разведчиков подполковников В. А. Трояна и майора К. П. Иванова в Центр своевременно поступали достоверные сведения о военно-политической обстановке в Албании и Греции. На основе данных Трояна и Иванова в Центре готовились оперативные специальные сообщения И. В. Сталину и другим членам Ставки Верховного Главнокомандования.

Расширяющееся военное сотрудничество между СССР и Югославией требовало активизации перебросок советского вооружения для Народно-освободительной армии Югославии. В связи с этим 7 сентября 1944 года Государственный Комитет Обороны принял еще одно постановление о расширении помощи Югославии. В нем, в частности, указывалось:

«В целях улучшения практической работы по снабжению НОАЮ, лучшей организации подготовки кадров офицерского и сержантского состава специалистов в СССР и переправки их в Югославию ГКО постановляет:

Сформировать спецотдел НКО численностью 15 военнослужащих и три вольнонаемных. Начальником СО утвердить тов. Беднякова А. Ф. СО НКО подчинить начальнику Главного разведывательного управления. Формируемую базу в Крайове подчинить Спецотделу НКО…»^[224]

Второе постановление ГКО об оказании помощи Югославии было реализацией просьбы маршала Тито, изложенной в письме Сталину от 5 июля 1944 года. Это письмо доставил в Москву генерал-лейтенант Корнеев.

Выход советских войск к границам Югославии открыл новые возможности для взаимодействия Красной армии и НОЛЮ. Для того чтобы эффективно использовать эти возможности, требовалось согласование совместных действий двух армий, которое могли сделать только И. В. Сталин и И. Б. Тито.

Вначале было достигнуто соглашение о том, что координация действий штабов НОАЮ и 3-го Украинского фронта будет осуществляться из уже освобожденного от немцев города Крайова. Сюда была переброшена часть Верховного штаба НОАЮ. Следующим шагом по пути налаживания более тесного взаимодействия войск двух армий должна была стать поездка маршала Тито в Москву и его переговоры со Сталиным. Ответственным за подготовку полета Тито в советскую столицу был генерал-лейтенант Н.В. Корнеев.

После войны, вспоминая этот период работы в Югославии, Корнеев писал: «В целях обеспечения безопасности перелета маршала Тито через линию фронта его поездка в Москву держалась в строгом секрете… О полете до определенного времени не знали ни члены Верховного штаба, ни работники советской военной миссии… Меры предосторожности полностью себя оправдали…»^[225]

Главным связующим звеном в советско-югославских переговорах о взаимодействии двух армий при освобождении Югославии от немецких оккупантов стала советская военная миссия во главе с генерал-лейтенантом Н. В. Корнеевым. Через Корнеева маршал Тито передал в Государственный Комитет Обороны просьбу о вступлении войск Красной армии на территорию Югославии.

Организацией полета Тито в Москву также занимался генерал-лейтенант Корнеев.

21 сентября 1944 года самолет, на борту которого находились маршал Тито и сопровождавшие его офицеры НОАЮ, а также генерал-лейтенант Корнеев, взял курс на Москву. Маршал Тито летел в советскую столицу как Верховный главнокомандующий НОАЮ, председатель Народного комитета освобождения Югославии и Генеральный секретарь ЦК компартии Югославии. Тито не был в советской столице пять лет. В 1939 году он посетил Советский Союз в качестве одного из ответственных деятелей компартии Югославии.

На этот раз маршал И. Б. Тито несколько раз встречался с Верховным главнокомандующим И. В. Сталиным. Это были его первые встречи с советским лидером. Два руководителя достигли соглашения о том, что Красная армия вступит на территорию Восточной Сербии и совместно с войсками НОАЮ примет участие в освобождении восточных районов страны и столицы Югославии города Белграда. Было достигнуто соглашение об увеличении советской материальной помощи и подготовке специалистов для югославской армии.

Сталин согласился с просьбой Тито о том, чтобы в столицу Югославии Белград первыми вошли части Народно-освободительной армии Югославии.

28 сентября 1944 года Тито и Корнеев возвратились в Крайову.

Тайный визит маршала Тито в Москву вызвал у представителей союзников отрицательную реакцию. Возвратившись из СССР, Тито поручил своим помощникам С. Жуйковичу и П. Дапчевичу заявить от его имени главе английской миссии Маклину и главе американской миссии Хантингтону, что его отлет был продиктован военными и государственными соображениями. «Мы — независимое государство, и я, как председатель НКОЮ и Верховный главнокомандующий, — сообщил союзникам Тито, — ни перед кем за пределами нашей страны не отвечаю за свои поступки и деятельность в интересах наших народов»^[226].

20 октября 1944 года завершилась Белградская наступательная операция. В ней принимали участие войска 3-го Украинского фронта Красной армии, Народно-освободительной армии Югославии и Отечественного фронта Болгарии. За 24 дня ожесточенных боев^[227] в Югославии было разгромлено около 20 дивизий и бригад немецких групп армий «Ф» и «Е», освобождена большая часть Сербии и созданы условия для полного изгнания немцев с территории Югославии^[228].

Бои за Белград длились с 14 по 20 октября и носили ожесточенный характер. Первыми в город ворвались части 4-й гвардейской мотокавалерийской и 1-й Пролетарской дивизий НОАЮ. Они дрались за каждый квартал, за каждую улицу и каждый дом. В уличных боях немцы потеряли 15 тысяч убитыми. 9 тысяч солдат и офицеров противника сдались в плен^[229].

23 февраля 1945 года югославская газета «Борьба» писала: «Мы глубоко уверены, что участие Красной армии в войне против фашизма явилось основным условием, которое обеспечило нашу борьбу за национальное освобождение. Участие Красной армии в борьбе против Германии и Италии обусловило наше народное восстание. Без этого участия невозможно представить нашу партизанскую войну. Без борьбы Советского Союза и его Красной армии против фашистских поработителей наше восстание было бы заранее осуждено на поражение»^[230].

Бескорыстная политическая, военная и материальная помощь Советского Союза имела для сражавшейся Югославии важное значение в ее борьбе против немецко-фашистских захватчиков за свободу и национальную независимость. Только с мая по сентябрь 1944 года из СССР для НОАЮ было доставлено 920 тонн вооружения, боеприпасов, обмундирования, средств радиосвязи, а также 80 советских врачей и медсестер, 80 югославских радистов с радиоаппаратурой, подготовленных в СССР^[231].

С освобождением столицы Югославии войска 3-го Украинского фронта закрепились на рубеже Белград — Баточина — Княжевац. Болгарские войска достигли линии Куршумлия — Вране. Югославские части к концу октября вышли на рубеж реки Дрины, в 100 километрах западнее Белграда. Гитлеровское командование лишилось важного стратегического пункта на Балканах^[232].

Генерал-лейтенант Н. В. Корнеев, Полковник Н. К. Патрахальцев и другие военные разведчики, которые были причастны к освобождению Белграда, с радостью встретили сообщение об освобождении столицы Югославии.

К концу 1944 года большая часть Югославии была очищена от немцев. От реки Дравы до Адриатического моря был создан единый фронт. На правом фланге он был связан с войсками Красной армии, на левом — с англо-американскими силами в Италии.

Балканы не стали яблоком раздора между СССР и его союзниками по антигитлеровской коалиции, как этого ожидали Гитлер и его ближайшие помощники. Тем не менее боевые действия за освобождение Албании, Болгарии, Греции, Румынии и Югославии показали, что интересы Советского Союза, Англии и США на Балканах уже не совпадают.

(обратно)

Глава 6. Греция как яблоко раздора

В Греции, освобожденной от немецких войск, в январе 1945 года представителем советского командования был подполковник Василий Авраамович Троян, профессиональный военный разведчик.

Родился Троян в 1906 году на Украине» в 1928 году был призван в ряды Красной армии» принимал участие в гражданской войне в Испании в качестве добровольца. После возвращения из Испании в 1939–1940 годах возглавлял отделение специального (разведывательно-диверсионного) отдела «А», принимал активное участие в Великой Отечественной войне, действовал в партизанских отрядах в Белоруссии и под Ленинградом, а также в Югославии. В конце 1944 года Троян был направлен в Грецию в качестве представителя советского командования. Как видно из послужного списка подполковника, он по роду своей деятельности в основном занимался разведывательно-диверсионной работой и в Испании, и в партизанских отрядах в Белоруссии, и на Ленинградском фронте, и в Югославии.

Военно-дипломатическая деятельность была для подполковника Трояна делом новым. Однако он был человеком достаточно внимательным, имел хорошую профессиональную подготовку, которая и помогла ему достаточно точно оценить обстановку, которая складывалась в начале 1945 года в Греции — еще одной балканской стране. Троян направил в Центр несколько подробных донесений о ситуации в Греции. Некоторые из них были доложены Верховному главнокомандующему. В частности, среди доложенных высшему политическому руководству СССР донесений Трояна было сообщение от 16 января 1945 года. 19 января начальник военной разведки направил это донесение Сталину, Молотову, Маленкову, Берии, Антонову и другим членам ГКО.

Начальник ГРУ сообщал в Кремль и Генеральный штаб: «По данным подполковника Троян… 16 января 1945 года в 1 час 00 минут вступили в силу условия перемирия, подписанные между генералом Скоби и представителем ЭЛАС. Несмотря на это, греческая пресса продолжает вести бешеную клеветническую пропаганду против ЭАМ^[233] и ЭЛАС. Выставляются требования полного разоружения ЭЛАС, чистки государственных учреждений и служб от участников восстания и привлечения их к ответственности».

Троян сообщал в Москву о том, что в Греции продолжаются аресты, избиения, преследование населения, которое симпатизирует Советскому Союзу. Греков и армян, прибывших из России, называют «московскими агентами». По данным подполковника, в январе 1945 года в Афинах было арестовано шесть подданных СССР. После вмешательства министра иностранных дел часть из них была освобождена.

Англичане, контролировавшие обстановку в Греции, и греческое правительство пытались сгладить разгул реакции и показать, что конфликт в основном улажен.

Троян сообщал:

«Все это приурочивается к предстоящему заявлению Черчилля в палате общин по Греции. В связи с этим 15 января 1945 года в Афинах была организована демонстрация и проведен митинг. Это было сделано с той целью, чтобы показать, что греческий народ симпатизирует Англии и выражает благодарность Черчиллю и английскому командованию за оказание помощи Греции в освобождении дважды Афин (от немцев и восставших).

В Афинах не без помощи англичан проводились митинги. На одном из них выступил генерал Скоби, который заявил: «Я и мои вооруженные силы будут защищать свободу греческого народа от повстанческих движений, откуда бы они ни исходили». Заканчивая свою речь, он сказал: «Я надеюсь, что этот митинг окажет воздействие на международное общественное мнение, которое, как выяснилось, к несчастью, было неправильным. Народы были плохо информированы по греческим вопросам».

Вышедшие 16 января 1945 года газеты пестрели заголовками: «Это была самая грандиозная демонстрация, какую еще не знали Афины», «Политика Черчилля в отношении Греции оправдалась».

В действительности же в демонстрации участвовало, даже по словам американцев, не более 50–60 тысяч человек. К тому же часть населения принимала участие в демонстрации под угрозой.

Реакционные монархические организации использовали демонстрацию в политических целях. Они выставили требование о возвращении короля; широко распространяли его портреты с призывами «Смерть болгарским коммунистам», «Да здравствует великая Греция!».

Флаги были только греческие, английские и очень мало — США».

25 января 1945 года Троян сообщал в Москву:

«Правительство Пластираса… не соглашается вести переговоры с представителями ЭАМ и выставляло требование полного разоружения частей ЭЛАС на всей территории Греции.

После многочисленных совещаний Макмиллана^[234] и Александера^[235] с Домаскиносом, Пластирасом и Софианопулосом Домаскинос принял послание ЭАМ и согласился начать переговоры, назначив их на 25 января 1945 года.

Для ведения переговоров предполагается создание комиссий с обеих сторон в составе:

— от правительства Пластираса — Софианопулос, Раллис, Макропулос и Амандос;

— от ЭАМ, предположительно, Сантос, Зевгос, Парцалидос и Циримокос.

В ночь с 21 на 22 января 1945 года Макмиллан провел совещание с Софианопулосом и другими членами комиссии греческого правительства.

В предполагаемых переговорах правительственная комиссия якобы будет требовать полного разоружения всех частей ЭЛАС и освобождения заложников без всяких условий»^[236].

Советское руководство не могло оказать какого-либо серьезного влияния на развитие обстановки в Греции, где доминировало влияние англичан. 22 мая 1945 года начальник ГРУ направил начальнику 1-го управления НКГБ СССР, комиссару госбезопасности 3-го ранга П. Фитину донесение, в котором писал: «Сообщаю агентурные сведения о деятельности англичан в Греции. В настоящее время англичане тщательно изучают перспективы предстоящего плебисцита в Греции. С этой целью они заигрывают с левыми и всячески пытаются выяснить вопрос о том, какую внешнюю политику приняли бы левые в случае своего прихода к власти»^[237].

Из данных военной разведки следовало, что в Грецию вернулся бывший глава английской миссии при штабе ЭЛАС Крис, который начал вести активные переговоры с представителями левых сил Греции. Советской разведке стало известно, что Крис пригласил к себе известного греческого писателя коммуниста Кардатоса и, беседуя с ним, спросил, насколько сильна ненависть греческого народа к англичанам. Услышав в ответ, что после декабрьских событий в Афинах греческий народ ненавидит англичан больше, чем немцев, Крис спросил мнение Кардатоса о том, какие мероприятия следовало бы провести, чтобы восстановить «дружбу английского и греческого народов».

Ильичев сообщал Фитину:

«7 мая Крис посетил генерала Доспотопулоса, которому сообщил, что приехал на 2–3 недели с целью установления контакта со знакомыми ему вождями Сопротивления и выяснения их точки зрения на положение в Греции.

Касаясь в беседе слухов о подготовке в Греции монархического путча, Крис особенно интересовался возможностью предотвращения нового столкновения. Далее он спросил, кто будет формировать правительство, если на выборах выиграют левые. Услышав в ответ фамилию Зволоса, Крис выразил сожаление, что в качестве возможных кандидатов не упоминается Аркуцис или Захариадис»^[238].

Военная разведка, вероятно, имела в Афинах влиятельных источников. Они были хорошо осведомлены о малейших деталях переговоров английского представителя с греками. По данным этих источников, «Доспотопулос спросил Криса, будут ли англичане продолжать враждебную политику по отношению к левым. На это Крис ответил, что в Англии многие считают единственным выходом из создавшегося в Греции положения установление тесного сотрудничества с левыми, но одновременно имеются сомнения в том, что левые не смогут понять стратегические интересы Англии в Средиземном морс. В связи с этим в Лондоне уверены, что левые поведут одностороннюю внешнюю политику с ориентацией исключительно на Советский Союз»^[239].

После встречи с Доспотопулосом Крис имел аналогичную беседу с бывшим командующим ЭЛАС Сарафисом.

Начальник ГРУ сообщил Фитину мнение военной разведки:

«Вполне возможно, что приезд Криса и его встречи с левыми связаны с намерениями англичан реально изменить свою политику в Греции.

В настоящее время англичане, находящиеся на территории Греции, по своим взглядам на английскую политику делятся на две группы, ведущие между собой борьбу.

К первой группе относятся представители экономических кругов и многие офицеры армии. Люди этой группы осуществляют английскую политику в Греции. Они считают, что если английская позиция в Греции и впредь будет связана с судьбой монархии и крайне правых, то Англия неизбежно проиграет и потеряет все свое влияние в стране, так как при «свободном» плебисците (без оказания внешнего воздействия) правые обречены на неуспех. Оказание же террористического нажима в период проведения плебисцита приведет к вооруженному столкновению с левыми, что нельзя допустить при настоящей международной обстановке. Сторонники указанной группы иногда пытаются препятствовать проведению террора среди местного населения. Так, например, 22 феврали 1945 года командир английских войск в Эпире арестовал целый батальон Национальной гвардии, проводившей террор против населения.

Кроме того, было несколько случаев, когда английские солдаты и офицеры вступились за избиваемых на улицах греков.

Вторую группу составляют английский посол в Греции Липер со своими приближенными и работниками Интеллидженс сервис.

Сторонники этой группы настаивают на продолжении в Греции «политики твердой руки» и полностью сотрудничают с монархистами.

В ближайшее время Липер уедет в Лондон в отпуск. В местных кругах уверены, что Липер не вернется в Грецию и что на его место будет назначен Джордан, работавший в последнее время в Турции»^[240].

Несмотря на то что ситуация в Греции и в целом на балканском рубеже оставалась сложной до окончательного разгрома фашистской Германии, Греции и другие Балканские страны не стали яблоком раздора между СССР и союзниками.

Трудно оценить все, что было сделано советскими военными разведчиками на Балканском полуострове в тот период времени, но однозначно можно сказать, что своевременно направлявшиеся в Центр сведения о действиях германского командования, а также об операциях и акциях союзников позволили советскому политическому руководству и командованию Красной армии решить три важнейшие задачи.

Первая — в результате активных наступательных действий Красной армии Германия потеряла контроль над Балканским полуостровом и тем самым была лишена важной сырьевой базы, необходимой для продолжения войны.

Вторая — балканская стратегия Англии и США, инициатором которой был Черчилль, намеревавшийся в выгодный для союзников момент оккупировать все страны Балканского полуострова и поставить у власти Балканских государств зависимые от Лондона и Вашингтона правительства, потерпела поражение.

Военной разведке удалось решить и третью задачу на Балканах — своевременно вскрывая тайные планы германской разведки, направленные на обострение противоречий между СССР и союзниками из-за влияния в Балканских государствах, сотрудники Главного разведывательного управления (резиденты и сотрудники управления информации — аналитики) тем самым способствовали принятию советским руководством сбалансированных политических решений в отношении Балканских государств, в которых учитывались интересы Англии и США. Такой сбалансированный подход, разработка которого стала возможна на основе точных разведывательных данных, позволил избежать возникновения среди союзников серьезных противоречий из-за Балканских стран, что было вполне возможно, учитывая чрезмерную активность британской и американской разведок, а также неограниченные боевые возможности Красной армии на завершающем этапе войны в Европе.

(обратно)

Глава 7. Венгерский раунд

13 мая 1944 года правительства СССР, США и Великобритании обратились с требованием к Болгарии, Венгрии, Румынии и Финляндии прекратить участие в военных действиях на стороне Германии. Это обращение не сразу, но все-таки было замечено в Софии, Бухаресте, Будапеште, Риме и Хельсинки. Союзники Гитлера тайно друг от друга стали искать пути выхода из войны.

В Стокгольме представители финского правительства начали тайные переговоры с советским послом А. М. Коллонтай. Первые несколько раундов трудных дискуссии результатов не принесли. Советское командование провело Выборгскую операцию, в которой приняли участие войска Ленинградского фронта и Балтийского флота. Эта операция стала убедительным аргументом и демонстрацией возросших возможностей Советского Союза. Правительство Финляндии 4 сентября 1944 года заявило о разрыве отношений с гитлеровской Германией. 19 сентября представители СССР и Великобритании подписали с Финляндией соглашение о перемирии. Коалиция союзников фашистской Германии начала распадаться.

12 августа советское правительство еще раз обратилось к Болгарии с заявлением о необходимости разрыва дипломатических отношений с Германией. В Софии это обращение не было услышано. 5 сентября Советский Союз объявил о состоянии войны с Болгарией. В Софии вспыхнуло антифашистское восстание.

9 сентября было образовано правительство Отечественного фронта, с которым командование советских войск согласовывало все последующие действия Красной армии на территории Болгарии.

13 сентября 1944 года СССР, США и Великобритания подписали соглашение о перемирии с Румынией.

Венгрия, которая была военным союзником Германии и основным поставщиком нефтепродуктов для ее армии, находилась под особым контролем Гитлера. Но венгры тоже установили секретные контакты с англичанами и начали переговоры об условиях выхода из войны. Венгерский раунд секретных переговоров начался весной 1944 года и был самым длительным. Участие в нем пришлось принимать и представителю советской военной разведки…

В начале марта 1943 года резидент советской военной разведки в Швеции полковник Н. И. Никитушев сообщил в Центр о том, что один из сотрудников венгерской миссии в Стокгольме пытается выяснить отношение советского посла А. М. Коллонтай к Венгрии, а также стремится установить контакт с сотрудниками американских и английских дипломатических миссий. Этим инициативным венгром был Андор Геллерт, работавший на должности пресс-атташе в венгерской миссии.

Сообщение Никитушева не привлекло внимания в Центре. В Москве было не ясно, чьи интересы представляет Геллерт и чего он добивается.

19 марта в Центр поступили сообщения о том, что Гитлер приказал немецким войскам оккупировать Венгрию. Эта акция усиливала позиции Германии на южном фланге советско-германского фронта.

Тем временем в Стокгольме продолжал развиваться венгерский политический сюжет. Коллонтай заболела, и, видимо, из-за этого интерес Геллерта к советскому представительству временно пропал. В первых числах сентября он установил контакт с английским дипломатом Р.П. Хинксом^[241]. 28 сентября Хинкс предоставил английскому посланнику В. А. Маллету докладную записку, в которой сообщал: «Вчера вечером встретился на квартире Эдмонда Дёмётра с венгерским журналистом Геллертом. Он информировал меня, что имеет важное сообщение для Вас от венгерского посланника Уллейн-Ревицки и хотел бы как можно быстрее передать его Вам. По словам Геллерта, главная цель Уллейн-Ревицки состоит в том, чтобы подробно и непрерывно информировать правительства союзников о тех шагах, которые Венгрия планирует предпринять для использования всех своих ресурсов против немцев, как только армия союзников достигнет границ Венгрии».

Ссылаясь на заявление Геллерта, британский дипломат докладывал: «Большинство венгров желают сохранить силы, чтобы отвратить непосредственную угрозу венгерской территории и в то же время сохранить хорошие связи с Соединенным Королевством и Соединенными Штатами, ибо в конечном счете эти державы будут определять будущее Европы».

Во время встречи Геллерт также сообщил Хинксу о том, что венгры пытались установить секретные контакты с представителями союзников в Турции.

Сообщения Геллерта заинтересовали англичан. В тот же день из Стокгольма в Лондон было отправлено секретное донесение. Оно было адресовано директору европейского департамента британского министерства иностранных дел. Советник британской миссии сообщал из шведской столицы: «Дорогой Робертс! Прилагаю при этом копию докладной записки Хинкса, в которой он излагает содержание состоявшейся беседы с Геллертом. Геллерт — это тот венгерский журналист, на которого часто содержатся ссылки в докладных отдела политической разведки. Я был бы благодарен, если бы Вы прислали указания по этому вопросу. Искренне Ваш Монтегью Полак».

Несмотря на тайные контакты англичан с венгром в Стокгольме и не менее секретный характер поступившего в Лондон сообщения, содержание этого послания стало достоянием чехословацкой разведки. Чехословацкое правительство в эмиграции, действовавшее в Лондоне, выступило против переговоров с Венгрией. Представители Югославии^[242] и Польши поддержали позицию чехословацкого правительства. Стремясь избежать нежелательного политического скандала, английское министерство иностранных дел проинформировало посольство СССР в Лондоне о секретных контактах с венграми в шведской столице.

Одновременно с британо-венгерскими контактами в Стокгольме венгры установили секретные неофициальные связи с одним из сотрудников британского посольства в Стамбуле. О переговорах между венграми и британцами в турецкой столице в Центр сообщал резидент советской военной разведки полковник Н. Г. Ляхтеров^[243].

Сведения военной разведки о британо-венгерских контактах поступали Верховному главнокомандующему И. В. Сталину и В. М. Молотову, который был наркомом иностранных дел СССР.

Молотов проинформировал советского посла в Турции о венгерско-английских контактах. Посол продемонстрировал свою осведомленность во время одной из встреч с британским посланником.

Осведомленность советского посла о тайных британо-венгерских переговорах удивила английского посла в Стамбуле. 16 сентября британский посол сэр Кнетчбулл-Хьюгессен сообщал в Лондон: «1. Советский коллега в полной мере информирован о переговорах. Сегодня он сообщил мне, что знал о переговорах Беннета с Верешем и о том, что сэр А. Кларк Керр информировал советское посольство…».

Далее английский посол просил: «По этому делу и в подобных случаях прошу ставить меня в известность, получило ли советское правительство какую-либо информацию или нет. Желательно в наших связях с советскими коллегами проявлять полнейшую искренность и избегать даже видимости того, что мы скрываем такую информацию, которая уже известна»^[244].

Венгры установили в Стамбуле контакты и с представителем американского посольства. Учитывая деликатность таких односторонних переговоров, американское посольство в Москве 4 сентября 1944 года направило в Народный комиссариат иностранных дел СССР информацию о том, что венгерские официальные и неофициальные лица в разных нейтральных странах обращаются к американским представителям с целью ведения переговоров об условиях капитуляции Венгрии. В ноте американского посольства указывалось, что представителям США в тех странах, где возможны контакты с венграми, даны указания о том, что любое предложение венгров о капитуляции должно быть адресовано правительствам трех союзных государств — СССР, США и Великобритании.

Одновременно американцы готовили секретные переговоры с представителями Венгрии в итальянском городе Казерте, где находился штаб союзников. В этих переговорах должен был принять участие официальный представитель регента Венгрии адмирала Хорти. За семь дней до вылета представителя Хорти в Казерту американский посол в Москве Уильям Гарриман информировал Вячеслава Молотова о том, что американское правительство получило через бывшего посланника в Венгрии в Берне сообщение об условиях, на которых венгерское правительство могло бы заключить перемирие. Среди этих условий основными были:

«1. Военные действия должны быть прекращены на существующей на данный момент линии фронта.

2. Должно быть предоставлено время для отвода из Венгрии частей германской армии, находящихся на венгерской территории.

3. Венгерским вооруженным силам должно быть оставлено оружие и снаряжение, чтобы дать им возможность поддерживать порядок в Венгрии и защитить страну от возможного немецкого нападения».

В Москве критически отнеслись к предложениям венгров, переданным американцам. Было очевидно, что венгры стремятся не только сохранить существующий в стране политический строй, сотрудничавший в годы войны с фашистской Германией, но и вооруженные силы. Не вызывало сомнения и то, что представители адмирала Хорти хотели бы не допустить прихода Красной армии на территорию Венгрии.

Представитель советского Наркомата иностранных дел сообщил союзникам, что СССР в принципе не возражает против переговоров с представителем Венгрии в Италии, если тот обладает законными полномочиями. У прибывшего в Казерту 23 сентября венгерского генерал-полковника Иштвана Надаи официальных документов, удостоверяющих его полномочия на участие в переговорах, не оказалось. Отсутствие письменных полномочий осложнило дело. 24 сентября английское правительство уведомило СССР и США о своем отношении к переговорам с Надаи. Английское министерство иностранных дел считало, что целесообразно использовать прибытие генерал-полковника Надаи в Казерту как удобный канал для согласования условий, на которых может быть заключено соглашение о перемирии. Англичане предложили СССР и США приступить к обсуждению условий перемирия.

24 сентября 1944 года войска 2-го Украинского фронта вышли на румыно-венгерскую границу в районе города Мако^[245]. Это обстоятельство оказало существенное влияние на венгерское руководство. Стало очевидным, что Советский Союз не станет затягивать переговоры и рассматривать предложения, которые изначально сковывали бы действия советских войск и задерживали бы разгром германской армии. Отсутствие у генерал-полковника Надаи полномочий на участие в переговорах позволило советскому Наркомату иностранных дел сообщить союзникам, что советская сторона считает нецелесообразным сообщать ему какие-либо сведения о возможных действиях Красной армии против немецких войск на территории Венгрии.

25 сентября на одном из участков 4-го Украинского фронта, которым командовал генерал армии И. Е. Петров, произошло событие. которое, как оказалось, тоже имело прямое отношение к проблеме выхода Венгрии из гитлеровской коалиции. Разведчики, входившие в состав разведывательного отдела штаба фронта, задержали группу венгров, которые ночью перешли линию фронта. Задержанных доставили в штаб фронта к начальнику разведывательного отдела генерал-майору Михаилу Грязнову^[246]. Как оказалось, это была неофициальная делегация венгерских патриотов, которой руководил барон Эде Ацел, представитель нелегальной организации, которая называлась Союз венгерских патриотов.

Среди других членов делегации были инженер И. Дудаш, книгоиздатель И. Фауст и сотрудник одного из банков А. Глессер. Венгры прибыли для выяснения возможностей и желания советского командования принять официальную венгерскую делегацию, которая могла бы приступить к обсуждению условий заключения перемирия.

Венгерских парламентариев во главе с бароном Ацелом отправили в Москву, где они вначале оказались в разведывательном управлении Генерального штаба Красной армии. Начальник РУ генерал-полковник Ф. Ф. Кузнецов встретился с членами делегации. Обязанности переводчика на этой беседе выполнял двадцатилетний лейтенант Евгений Попов^[247], который летом 1944 года окончил Военный институт иностранных языков и хорошо владел венгерским языком.

Кузнецов выслушал сообщение барона Ацела и обещал ему проинформировать советское руководство о целях прибытия делегации венгров в Москву. После этого венгров по требованию наркома внутренних дел генерал-полковника B.C. Абакумова передали в НКВД.

С венграми встретился представитель международного отдела ЦК. По указанию начальника разведуправления генерал-полковника Кузнецова в качестве переводчика на этой встрече присутствовал лейтенант Попов.

С целью получения дополнительных достоверных сведений о том, что происходит в Будапеште, в венгерскую столицу был направлен агент советской военной разведки Крыстю. Под этим псевдонимом действовал болгарский гражданин Стойно Атанасов Крыстев, который работал журналистом реакционном газеты «Днес» и был известен и в Берлине, и в Софии, и в Будапеште своими прогерманскими публикациями^[248].

Крыстев был неординарным человеком — талантливым, смелым, находчивым и хладнокровным. Он умел держать себя в руках в любой опасной ситуации, никогда не терялся и, самое главное, был верен своей цели — добиться уничтожения в Болгарии прогерманского режима и установления демократического правительства.

Крыстев родился в 1910 году в городе Кюстендил в семье служащего, окончил филологический факультет Софийского университета, получил диплом журналиста, придерживался левых политических взглядов и поддерживал идею тесного сотрудничества Болгарии с СССР. Вероятно, именно такие политические взгляды и привлекли внимание советской военной разведки к этому болгарскому журналисту. В 1938 году Крыстев согласился оказывать советской военной разведке помощь в добывании интересующих ее сведений.

Крыстев начал передавать сведения о политическом положении в Болгарии, Германии и Югославии накануне Второй мировой войны.

После нападения Германии на СССР Крыстев регулярно сообщал ценные сведения о перебросках немецких войск через Болгарию, о действиях немцев на Балканах, а также давал точные сведения о политике болгарского правительства в отношении гитлеровской Германии и СССР.

В августе 1941 года Крыстев по заданию Центра выехал в Берлин на учебу для «усовершенствования своей специальности журналиста»^[249]. На самом деле цель поездки Крыстева в Берлин была совершенно иной: выполняя задание советской военной разведки, он занимался в германской столице сбором сведений о внутриполитическом положении в Германии. Несмотря на значительные трудности организации связи с сотрудниками военной разведки в Софии, Крыстю удавалось передавать ценные сведения о Германии, ее вооруженных силах и о результатах налетов советской дальней авиации на Берлин.

В 1942 году Крыстев возвратился в Софию и продолжал активно сотрудничать с советской военной разведкой. В январе 1943 года его призвали в болгарскую армию. Работая в качестве военного журналиста, он продолжал собирать ценные сведения по заданиям военной разведки. В работе был конспиративен, осторожен, предусмотрителен и удачлив. Выдавая себя за прогерманского журналиста, Крыстев получал возможность бывать в болгарских и немецких воинских частях.

Умение скрывать свои истинные взгляды помогало Крыстеву выполнять сложные задания ГРУ. В Болгарии никто не знал, что он тайно сотрудничает с советской военной разведкой. Однако такие активные люди, как Крыстев, находились не только под контролем германской контрразведки, но привлекали внимание местных патриотов. Не зная истинного отношения Крыстева к немцам и считая его активным пособником фашистов, одна из групп болгарских патриотов напала на дом, в котором проживали его родители. Произошла трагическая ошибка — отец и мать Крыстева были убиты.

Стойно Крыстев тяжело пережил смерть родителей, но от своей тайной борьбы против фашистов не отказался.

Побывав в Будапеште, Крыстев увидел и узнал многое. На основе собранных данных он подготовил донесение в Центр, которое было доложено наркому иностранных дел Молотову…

Советско-венгерские неофициальные контакты в Москве завершились 29 сентября, после чего делегация была отправлена в штаб 4-го Украинского фронта. Возвращение делегации на территорию Венгрии не обошлось без перестрелки, в ходе которой Фауст и Дудаш получили ранения^[250].

Миссия генерал-полковника Надаи в Казерту закончилась безрезультатно.

После визита барона Ацела в Москву в советскую столицу была направлена венгерская официальная делегация. Начинался новый венгерский раунд переговоров, в котором пришлось принимать участие начальнику Разведуправления Генерального штаба Ф.Ф. Кузнецову.

Вторая венгерская делегация оказалась на территории, занятой советскими войсками, на одном из участков 1-го Украинского фронта, которым командовал Маршал Советского Союза И. С. Конев. Маршал сообщил в Москву о прибытии венгров. Было принято решение поручить Кузнецову ведение переговоров с руководителем венгерской делегации. Возможно, было учтено то, что он уже имел возможность общаться с первой группой венгерских парламентариев.

Выполняя указание Сталина, Кузнецов вылетел в Киев, чтобы встретить венгерскую делегацию и сопроводить ее в Москву.

В Киеве ему пришлось столкнуться с представителем НКВД, который, выполняя указание наркома внутренних дел Абакумова, тоже прибыл на киевский аэродром для встречи венгров и сопровождения ах в советскую столицу. Кузнецов потребовал, чтобы представитель Абакумова не мешал ему выполнять приказ Верховного главнокомандующего. Не без труда ведомственные споры были урегулированы. Самолет с венгерской делегацией на борту в сопровождении военных разведчиков вылетел в Москву.

Официальная венгерская делегация прибыла на Центральный московский аэродром вечером 1 октября. Делегацию возглавлял генерал-полковник Фараго. Членов делегации разместили на одной из служебных квартир военной разведки, которая располагалась на территории Серебряного Бора.

В первый же день переговоров, которые проходили в Генеральном штабе, выяснилось, что у генерала Фараго нет письменного подтверждения его полномочий.

Фараго сообщил, что он доставил в Москву личное послание регента Хорти маршалу Сталину.

— Этот документ, — сказал Фараго, — свидетельствует о том, что делегация носит официальный характер…

Два дня в Москве уточнялись полномочия делегации, изучались предложения венгров. 5 октября начались официальные переговоры, в которых принял участие начальник Генерального штаба генерал армии А. И. Антонов.

Генерал-полковник Фараго сообщил, что он уполномочен адмиралом Хорти^[251] уведомить советское правительство, что Венгрия намерена выйти из войны и перейти на сторону антигитлеровской коалиции.

Фараго вручил Антонову конверт с посланием адмирала Хорти маршалу Сталину.

— Делегация должна иметь в виду, что Советский Союз не ставит своей целью захват венгерской территории, — сказал генерал армии Антонов и добавил: — Главная цель Красной армии состоит в том, чтобы разгромить Германию. Поэтому Красная армия лишь пройдет через Венгрию, как это было в Румынии и Болгарии. Иначе территория Венгрии превратится в зону боевых действий, которые неизбежно приведут к огромным людским и материальным потерям…

Беседа у начальника Генерального штаба проходила непринужденно. Присутствовавший на ней военный переводчик Евгений Попов вспоминал: «Алексей Иннокентьевич после официальной части разговаривал с членами делегации без переводчика — с Сент-Иваньи по-французски, а с графом Телеки — по-немецки. Фараго предпочитал говорить по-русски»^[252].

Переговоры с венграми, в которых принимал участие начальник Разведывательного управления Ф. Ф. Кузнецов, продолжались и 6 октября.

Когда переговоры были завершены, был составлен протокол. Народный комиссар иностранных дел В. М. Молотов передал памятную записку о ходе переговоров главам дипломатических представительств США и Великобритании в Москве. В этом документе указывалось, что «в Москву была доставлена пропущенная через линию фронта венгерская миссия, которую 5 октября принял начальник Генерального штаба Красной армии генерал Антонов, которому было вручено послание регента Хорти на имя маршала Сталина». Копия этой записки прилагалась к памятной записке.

Далее Молотов сообщал американскому и британскому послам:

«На заданные генералом Антоновым вопросы о цели приезда миссии последняя заявила, что:

1. Венгрия готова прекратить военные действия против Советского Союза и вместе с советскими войсками воевать против немцев.

2. Советским войскам будет дана возможность свободного продвижении по территории Венгрии в любом направлении.

3. Миссия просит скорее занять советскими войсками Будапешт.

4. Миссия просит, чтобы румынские войска не переходили границ, установленных в 1940 г.

5. Миссия просит прекратить воздушные бомбардировки Венгрии.

6. Миссия просит разрешить передать шифрованную телеграмму в Будапешт, а на остальные вопросы ответы будут даны позже».

Далее Молотов сообщил, что советское правительство «сочло венгерские предложения неприемлемыми. Со своей стороны, советское правительство предлагает заявить венгерской миссии для передачи регенту Хорти и венгерскому правительству, что правительства Советского Союза, Великобритании и Соединенных Штатов Америки считают необходимым, чтобы регент Хорти и венгерское правительство приняли предварительные условия, которые предусматривали бы эвакуациювенгерских войск и чиновников из оккупированных территорий Чехословакии, Югославии и Румынии в пределы границ, существовавших на 31 декабря 1937 года; что Венгрия обязана прервать все отношения с Германией и немедленно объявить войну Германии, причем советское правительство готово оказать помощь Венгрии своими войсками».

Работа сотрудников Разведывательного управления по подготовке и проведению встреч начальника Генерального штаба А. И. Антонова с членами венгерской делегации вышла за рамки служебных обязанностей военных разведчиков. Поэтому все последующие мероприятия, которые проводились в рамках венгерского раунда переговоров, были взяты под контроль Народным комиссариатом иностранных дел. Молотов предложил американцам и англичанам совместно подготовить условия перемирия с Венгрией в Москве и в случае, если эти условия будут приемлемы для венгерского правительства, подписать соглашение о перемирии с Венгрией н советской столице.

В октябре 1944 года премьер-министр Великобритании У. Черчилль в сопровождении министра иностранных дел А. Идена посетил Москву, чтобы решить вопросы, связанные с Польшей и Балканскими странами. Предстоящие президентские выборы в США не позволили Ф. Рузвельту принять участие в этой встрече «Большой тройки» в Москве.

Понимая положение Рузвельта, который не мог покинуть территорию США, Сталин и Черчилль направили американскому президенту послание, в котором сообщали: «1. В неофициальной беседе мы в предварительном порядке рассмотрели ситуацию в той степени, в которой она касается нас, и составили программу наших встреч, как протокольных, так и других. Мы пригласили гг, Миколайчика, Ромера и Грабовского немедленно прибыть для дальнейших переговоров с нами и с Польским национальным комитетом. Мы договорились не касаться в наших беседах вопросов Думбартон-Окса^[253] и о том, что они будут обсуждаться, когда мы втроем сможем встретиться вместе. Мы должны рассмотреть вопрос о том, как лучше всего согласовать политику в отношении Балканских стран, включая Венгрию и Турцию. Мы договорились о том, что г-н Гарриман будет присутствовать как наблюдатель на всех встречах, когда речь будет идти о важных делах, и о том, чтобы генерал Дин присутствовал, когда будут обсуждаться военные вопросы. Мы договорились о техническом контакте между нашими высшими офицерами и генералом Дином по военным аспектам на любых встречах, которые могут быть необходимы позже в нашем присутствии, и о встречах двух министров иностранных дел вместе с г-ном Гарриманом. Мы будем держать Вас полностью в курсе дела сами о том, как идут наши дела…»^[254]

Вопрос о будущем Балканских государств, как и польская проблема, крайне интересовали Черчилля. Во время встречи с И. В. Сталиным У. Черчилль после предварительного обсуждения вопросов, связанных с Балканскими государствами, взял лист бумаги и написал:

«Румыния. Россия — 90 процентов. Другие — 10 процентов.

Греция. Великобритания (в согласии с США) — 90 процентов. Россия — 10 процентов.

Югославия. 50:50 процентов.

Венгрия. 50:50 процентов.

Болгария. Россия — 75 процентов. Другие — 25 процентов».

«Я передал этот листок Сталину, — вспоминал Черчилль после войны. — Он взял синий карандаш и, поставив большую птичку, вернул мне.

Черчилль сказал:

— Не покажется ли несколько циничным, что мы решили эти вопросы, имеющие жизненно важное значение для миллионов людей, как бы экспромтом? Давайте сожжем эту бумажку?

— Нет, оставьте ее себе, — сказал Сталин.

Черчилль по каналам связи британского посольства направил в Лондон служебную записку, в которой объяснил смысл «системы процентов». По мнению Черчилля, эта система была «рассчитана скорее на то, чтобы послужить выражением интересов и чувств, с которыми английское и советское правительства подходят к проблемам этих стран, и помочь им поделиться друг с другом своими мыслями в какой-то доходчивой форме».

Черчилля очень устраивало бы равновесие советских и британских интересов в Венгрии по формуле 50:50. Он рассчитывал на то, что в Венгрии, как в Польше и Чехословакии, сохранятся влиятельные политические силы, которые ориентировались прежде всего на сотрудничество с Лондоном. Но Венгрия еще находилась под контролем Гитлера, и до ее освобождения от гитлеровских войск было еще далеко.

Дискуссии в Москве с венгерской делегацией постепенно приближались к завершению. Германская разведка всячески стремилась добыть сведения об этих переговорах. Немцы понимали, какую опасность для них может представить разрыв Венгрией отношений с Германией и выход венгерской армии из войны, и готовили в Будапеште переворот. Замысел Хорти выйти из войны стал известен Гитлеру еще в конце августа 1944 года. Именно тогда по просьбе Гитлера Будапешт посетил Гудериан, который имел с Хорти длительную беседу. Регент Венгрии начал встречу с Гудерианом фразой, которую нельзя было не запомнить. Хорти сказал: «В политике нужно иметь сразу несколько козырей»^[255]. Гудериан понял, что Венгрия, последняя из союзников Гитлера в Европе, готова предать Германию.

Хорти заплатил за откровенную беседу с Гудерианом своей властью.

15 октября в Москву прибыл майор в отставке Немеш. Он передал главе делегации полномочия от Хорти на ведение переговоров и подписание соглашения о перемирии. В этот же день в Будапеште произошел переворот, подготовленный немецкой разведкой. В Венгрии начались аресты. Сын Хорти был арестован немцами. Немецкий посол в Будапеште сообщил адмиралу, что если он не подчинится требованиям немецких властей, то его сын будет предан суду как предатель. Такой суд мог закончиться только смертной казнью. 16 октября Хорти передал власть в Венгрии лидеру партии «Скрещенные стрелы» Салаши. После этого немцы вывезли Хорти и членов его семьи в Германию.

20 октября генерал-полковник Кузнецов пригласил членов венгерской делегации в Генеральный штаб на встречу с генералом армии Антоновым. Начальник Генерального штаба сообщил руководителю венгерской делегации о том, что адмирал Хорти вывезен немцами в Германию, в Будапеште проводятся аресты офицеров и чиновников, которые выступают против продолжения войны на стороне Гитлера…

Сразу же после разгрома фашистской Германии американское командование привлекло большую группу бывших гитлеровских генералов и офицеров для подготовки исследований, посвященных основным операциям вермахта во время войны в Европе. В группу этих исследователей входили генерал-фельдмаршал фон Рундштедт, генерал кавалерии Вестфаль и другие.

Одно из объемных исследований, подготовленных этими авторами, получило символичное название «Взгляд побежденных». В этой книге нашли отражение и события, которые происходили в Венгрии в октябре 1944 года. В частности, в книге было отмечено: «Венгерское правительство пыталось сделать то же, что сделали с большим или меньшим успехом правительства Италии и Румынии. 15 октября Будапештское радио, приведя малоубедительные доводы, неожиданно заявило, что венгерское правительство обратилось к русским с просьбой о заключении перемирия. К этому Германия была вполне подготовлена. В Венгрии располагались крупные немецкие формирования, которые в своих действиях могли опереться на фашистскую организацию «Скрещенные стрелы», возглавляемую Салаши. 16 октября регент Венгрии был арестован и вывезен в Германию. Организации «Скрещенные стрелы» было поручено формирование нового правительства, а Салаши был провозглашен регентом Венгрии. Ожидать от нового правительства каких-либо действенных мер при существовавших» ту пору условиях, разумеется, было невозможно. В этом отношении немцы должны были полагаться только на себя»^[256].

Далее авторы исследования сделали такой вывод: «Благодаря быстрому вмешательству немцев предательство Хорти не оказало почти никакого влияния на венгерские войска. Только в Карпатах отдельные генералы 1 — й венгерской армии, в том числе и ее командующий генерал Миклош, установили контакт c русскими»^[257].

Германская разведка смогла выполнить задачу Гитлера: смена правительства в Венгрии произошла быстро. Но согласиться с тем, что замена адмирала Хорти на Салаши не оказала влияния на венгерские войска, нельзя. Такие события политического характера не происходят бесследно. Антифашистские настроения в Венгрии усилились.

Тем временем в Москве, когда стало известно о перевороте в Будапеште, возникли значительные трудности в ходе переговоров с венгерской делегацией. Делегация получила полномочия на ведение переговоров от регента Венгрии адмирала Хорти. Хорти был свергнут. Поэтому полномочия генерал-полковника Фараго потеряли юридическую силу. Возникла критическая ситуация — переговоры следовало бы прекратить, но можно было и продолжить. Основанием для продолжения переговоров могло бы стать формирование нового венгерского правительства, в состав которого входили бы члены делегации. Формирование такого правительства вызвало серьезные противоречия среди членов делегации.

На последней встрече с венграми, которая состоялась в начале декабря 1944 года, Молотов сказал венгерским представителям: «Когда Венгрия будет освобождена, тогда на демократической основе может быть создано законное конституционное правительство».

7 декабря 1944 года члены венгерской делегации отбыли в Будапешт. 28 декабря временное национальное правительство Венгрии объявило войну Германии.

На этом венгерский раунд советской военной разведки не завершился. Разведка продолжала активно действовать в ходе Дебреценской, Будапештской и Балатонской операций, которые проходили на территории Венгрии и закончились только 4 апреля 1945 года. В результате этих операций фашистская Германия потеряла своего последнего союзника в Европе.

Завершая операции по освобождению Венгрии, войска 2-го и 3-го Украинских фронтов вступили на территорию Австрии. 13 апреля 1945 года советские войска вошли в Вену.

Болгарский журналист Стойно Крыстев, он же советский разведчик, за активную помощь в добывании сведений о фашистской Германии и Венгрии в годы войны был награжден начальником советской военной разведки золотыми часами.

(обратно)

Глава 8. Гарри

В гестаповской тюрьме Плетцензее в Берлине в начале 1943 года появился секретный узник. Имя его держалось в тайне. Оно было известно только следователям в черной униформе: Анри Робинсон, резидент советской разведки.

Узник этот был доставлен из Парижа, где он был арестован агентами зондеркоманды «Красная капелла» в декабре 1942 года. В гестаповской тюрьме этот человек был помещен в одиночную камеру № 15. Поэтому следователи и надзиратели называли его просто — «№ 15».

Этот узник был лишен всех прав. Он не имел возможности общаться с заключенными из соседних камер, его не посещали родственники, его не принуждали к каким-либо работам. Он не получал никакой информации о том, что происходило за пределами тюрьмы.

Его часто водили на допросы. Когда он выходил из камеры, тюремный коридор был всегда пуст. Этого узника никто не должен был видеть.

На допросах ему задавали одни и те же вопросы. Фамилия, имя, откуда родом, когда начал заниматься разведывательной работой? Требовали назвать имена сообщников, их адреса, пароли. Что-то он говорил. Но очень мало и главным образом о себе, сочиняя свою жизнь, которую следователи проверить не могли. В Европе шел третий год войны, все люди и все связи перемешались, как в многомиллионной колоде карт. Найти истину в таком хаосе и проверить данные, которые сообщал узник, было непросто. Более того, на Восточном фронте немецкие дивизии понесли крупные потери, что беспокоило даже тюремщиков в крепости смерти в Плетцензее.

Когда узник отказывался отвечать на конкретные вопросы о его связях с советской разведкой, называть своих информаторов, его жестоко избивали и пытали. Выбор средств для истязаний у гестаповцев был неограниченным. Но били и пытали его так, чтобы секретный узник продолжал жить. Видимо, этот человек был кому-то очень нужен.

В камеру № 15 узника возвращали, как правило, окровавленным. Сколько сил оставалось в его теле, никто не знал. Иногда его просто волокли по коридору за руки. Следователи, усердствовавшие на допросах, знали, что узник «№ 15» был связан с советской разведкой. Эти данные гестаповцы получили в ходе проведения очередного этапа операции «Красная капелла». «15-го» выдал один из арестованных ими разведчиков. Уже за эти даже непроверенные и неподтвержденные сведения, полученные от человека, который выдал Гарри, узника из камеры № 15 можно было поставить к стенке. По законам военного времени все, кто подозревался в сотрудничестве с иностранной разведкой, могли быть расстреляны. Но это считаюсь легкой смертью, о которой, как это ни странно, позволяли себе мечтать некоторые заключенные тюрьмы Плетцензее.

Следователи не торопились поставить к стенке секретного узника. Они хотели, чтобы «№ 15» назвал других советских разведчиков, с которыми был связан, назвал имена агентов. Оставшиеся на свободе, они были опасны, так как могли передать в Москву сведения о состоянии и планах германской армии. Гитлер считал, что все советские разведчики, действовавшие в Германии и в оккупированных странах, выявлены и уничтожены Для него это обстоятельство представляло особую важность. Гестаповцы, работавшие в тюрьме, не знали, что Гитлер планирует летом 1943 года провести операцию «Цитадель». Но полагали, что летом 1943 года на Восточном фронте произойдут важные события. Немцы все еще верили в Гитлера, а Гитлер еще не сомневался в победе над Советским Союзом.

В Главном управлении имперской безопасности о плане летнего наступления вермахта в районе Курска знали больше. Об этом был хорошо информирован Вальтер Шелленберг, руководитель гитлеровской службы внешней разведки. Именно он проявлял к этому узнику из камеры № 15 особый интерес. По личному заданию Шелленберга следователи пытались заставить «15-го» назвать его связи с источниками в Великобритании. Кем были эти люди? Какие должности они занимали? Как получить к ним доступ?

Шелленберг спал и видел, как агенты, работавшие на узника из камеры № 15, от его имени станут выполнять в Великобритании задания германской разведки. С такими людьми, которые уже имеют достаточный опыт разведывательной работы, полагал Шелленберг, германская внешняя разведка сможет добиться на Британских островах значительных успехов. Шелленберга интересовали связи Гарри во Франции и Бельгии.

Шелленберг не исключал, что сможет заставить секретного узника включиться в радиоигру с московским Центром военной разведки, и, таким образом, использовать еще один канал для дезинформации советского командования накануне операции «Цитадель». Эту задачу поставил Шелленбергу его шеф — Генрих Гиммлер, начальник Главного управления имперской безопасности. Он сказал, что некоторые советские радисты уже включены в эту радиоигру. Новый канал связи, которому московский Центр, вероятно, доверял больше всего, усилит шансы внедрения дезинформации, направленной на раскол сотрудничества СССР с США и Великобританией. Шелленберг, опытный разведчик, понимал, что за этой радиоигрой ведет личное наблюдение сам фюрер, который придаст ей большое значение.

Но секретный узник молчал. И ничто — ни уговоры, ни обещания сохранить жизнь, ни пытки пока не могли сломить его волю и склонить к сотрудничеству с германской разведкой…

Уговоры и истязания «15-го» продолжались весь 1943 год…

В тот год тысячи заключенных в гестаповских лагерях и тюрьмах были уничтожены фашистами без суда и протоколов. Известен, пожалуй, только один случай, когда по данным сотрудников зондеркоманды «Красная капелла» было организовано ускоренное следствие, устроен закрытый показательный суд, на который были приглашены высшие армейские чины, и подготовлен официальный текст приговора, который утвердил Гитлер.

Обратимся к этим фактам. Разбирательство по делу первых арестованных агентами зондеркоманды «Красная капелла», подозревавшихся в шпионаже, завершилось в октябре 1942 года. Именно в это время Эрнст Кальтенбруннер, возглавивший после смерти Рейнхарда Гейдриха^[258], одного из основных теоретиков «окончательного решения еврейского вопроса», Главное управление имперской безопасности, доложил Гитлеру о предварительных результатах оперативно-следственной работы против советских и пионов и заговорщиков. Слушая доклад Гиммлера, Гитлер сказал:

— Если бы не русские шпионы, мы бы давно разбили их армию, и рейх торжествовал бы победу! Эти заговорщики дорого заплатят за то, что нанесли удар в спину вермахта! — Подумав, фюрер дал указание: — Заговорщики должны быть казнены еще до Рождества. Они и их проклятие не должны переступить порог 1943 года…

Закрытый военно-полевой суд над подозревавшимися в измене был устроен в Берлине в декабре 1942 года. Сохранившиеся документы этого судебного процесса свидетельствуют, что среди осужденных были офицер из штаба люфтваффе обер-лейтенант Харро Шульце-Бойзен и его жена Либертас Шульце-Бойзен, Арвид и Милдред Харнак, Ильзе Штебе, Рудольф фон Шелия и другие.

21 декабря Гитлер лично утвердил распоряжение по приговору военно-полевого суда от 14 декабря 1942 года. Изучив постановление по делу первых двенадцати осужденных, Гитлер распорядился мужчин казнить на виселице, а женщин — на гильотине. На гильотине была казнена немецкая журналистка Ильзе Штебе, которая была одним из самых ценных источников Разведуправления Красной армии. Она добывала сведения о ходе подготовки фашистской Германии к нападению на Советский Союз…

Первые казни были проведены 22 декабря 1942 года.

После казней 22 декабря были новые аресты и новые казни. Они продолжались до октября 1943 года. За это время гестаповцы казнили тридцать одного мужчину и восемнадцать женщин. Семь человек не выдержали пыток во время следствия и покончили с собой, семь были отправлены в концлагеря, двадцать пять сосланы на каторгу, восемь человек направлены на фронт, несколько человек расстреляны^[259].

В 1945 году после разгрома фашистской Германии в архиве гестапо был обнаружен протокол этого суда, приговор, утвержденный Гитлером и Кейтелем, а также фотография зала заседаний, на которой были запечатлены высокопоставленные офицеры, присутствовавшие на том суде. Устроив судилище в декабре 1942 года, Гитлер хотел убить двух зайцев одновременно. Читая доклады зондеркоманды «Красная капелла» об арестах русских разведчиков и заговорщиков, Гитлер полагал, что ему удалось уничтожить всю советскую разведывательную сеть в Германии и в оккупированных странах Европы. Вторая цель тоже была важна — проводя показательный суд над антифашистами, которых он называл русскими шпионами, Гитлер показывал своему окружению, что власть и положение его незыблемы, а отдельных русских шпионов, а не оппозиционеров, он легко уничтожит. Однако жестокость и смертные казни вряд ли могли скрыть беспокойство, охватившее Гитлера после разгрома немецких войск под Сталинградом.

Стремясь предотвратить распространение нежелательных настроений среди немецкой элиты, Гитлер приказал всем документам, связанным с деятельностью зондеркоманды «Красная капелла» и отражающим результаты ее работы, присвоить один из высших грифов секретности — «Секретное дело командования». Это означало, что доступ к этим документам был крайне органичен. Гитлер, видимо, боялся огласки сведений, свидетельствовавших, что в Берлине существуют достаточно влиятельные силы, которые недовольны тем, как развивается стратегическая ситуация на Восточном фронте.

Второе, что мог означать столь высокий гриф секретности, — следственные и судебные документы, в которых были указаны конкретные имена оппозиционеров из элитных немецких семей, должны были храниться столько же, сколько будет существовать Третий рейх, а именно — тысячу лет. Таким образом, приговор военно-полевого суда от 14 декабря 1942 года был приговором всем потомкам осужденных. Им, по крайней мере, на тысячу лет закрывался путь к верхним эшелонам власти в Германии.

Все остальные, арестованные в результате деятельности зондеркоманды «Красная капелла» и пропускавшиеся через жернова гестапо, точному учету не подлежали. Одним из арестованных был Леопольд Треппер (псевдоним Отто), руководитель советской разведывательной сети во Франции. Он был задержан в Париже 24 декабря 1942 года в кабинете зубного врача. Попал в гестапо. Через некоторое время ему удалось бежать. То ли это была случайная удача, то ли спектакль, преднамеренно разыгранный начальником зондеркоманды Карлом Гирингом. Второе — вероятнее.

По замыслу Гиринга или, скорее всего, по плану Г. Гиммлера Треппер должен был бежать, чтобы передать в Москву сообщение о том, что гестапо ведет радиообмен с московским Центром. Его побег, скорее всего, был одним из ходов хитроумной операции, задуманной Главным управлением имперской безопасности. Цель побега Треппера — убедить Москву в том, что в Германии существуют влиятельные силы, которые могут пойти на заключение с СССР сепаратного мира. Если бы гестапо удалось получить хотя бы косвенное подтверждение готовности советского руководства пойти на такую сделку, это незамедлительно было бы использовано германским руководством для информирования американцев, с которыми немцы уже пытались наладить тайные контакты^[260]. Развитие дальнейших событий Второй мировой войны нетрудно себе представить.

Треппер остался жив. Повезло и радисту Иоганну Венцелю^[261] Он тоже смог оказаться на свободе. Другие разведчики были повешены, расстреляны или лишились голов на средневековой гильотине. А. Гуревич под давлением гестапо принял участие в радиоигре, которую немцы в то время затеяли с советской военной разведкой. Сколько сил, средств и времени было потрачено советскими разведчиками на эту игру, никто сказать не сможет.

Анри Робинсон от любого взаимодействия с гестапо отказался. Он также отказался от сотрудничества с Шелленбергом. Разведчик продолжал бороться с теми, кто его преднамеренно или невольно предал, и с теми, кто пытался склонить его к предательству.

Во время одного из допросов гестаповцы устроили для Гарри встречу с его женой Кларой Шабель^[262], Следователи гестапо рассчитывали сломать человека, который находился под следствием, и выбить у него признание.

О чем они говорили? В чем убеждали друг друга?

Клара Шабель была казнена в берлинской тюрьме Плетцензее. Перед казнью она передала своим родственникам письмо из тюрьмы. Вот его текст:

«Берлин — Плетцензее, 5 августа 1943 года

Дорогие мои девочки, дорогие зятья, дорогие племянники и племянницы. Шлю вам сегодня мой прощальный привет. Срок моей жизни истек. Не печальтесь, я почти все уже перетерпела. Большое, большое спасибо за всю вашу любовь. А если когда-нибудь я сделала вам больно, простите — это не со зла. Все мои вещи принадлежат Лео. Позаботьтесь, чтобы он их получил. Вспоминайте обо мне почаще. Надеюсь, что вы получите деньги из страхкассы. Пусть вам пришлют свидетельство о моей смерти. Шубу, дорогая Марихен, оставь себе. Ты ведь и без этого заплатила скорняку.

Я не боюсь и умираю спокойно. Оставьте мне место в вашем сердце. Привет всем моим друзьям, которых вы знаете и видите. Будьте все здоровы, и пусть вам будет суждено прожить вместе еще много прекрасных часов. Надо надеяться, война скоро кончится. Мою сберегательную книжку перепишите на Лео. Вероятно, в сберкассе Хеннигсдорфа в нее надо дополнительно внести сумму что-нибудь в 24 марки. Распорядитесь об этом, пожалуйста. Надеюсь, все будет в порядке. Ты, дорогой Ганс, уж устрой все это, а деньги, которые получишь, раздели с Лео. Я знаю, вы все сделаете как следует.

Итак, живите хорошо-хорошо. Мысленно я вас всех нежно целую.

Ваша сестра, свояченица и тетя Клара».

Ее сын Лео 11 марта 1943 года был арестован. Спустя 10 дней военно-полевым судом приговорен к 5 годам тюремного заключения. В его адрес было выдвинуто странное обвинение: «за подготовку к предательству»^[263].

За два года пребывания в фашистской тюрьме он перенес все возможные и невозможные издевательства. Весной 1945 года, когда Третий рейх рухнул, Лео был освобожден войсками Красной армии.

А Гарри оставался в тюрьме. Гестаповцы делали все возможное, чтобы заставить резидента Гарри пойти на сотрудничество с немецкой разведкой…

Гестапо располагало многими доказательствами, что Гарри занимался разведкой в интересах Советского Союза. В руках следователей были расшифрованные радиограммы, показания арестованных агентов, которые кое-что знали о работе Гарри, а также документы, захваченные на конспиративной квартире во время ареста разведчика, — его записи, которые тоже были убедительным компрометирующим материалом.

Несмотря ни на что, Гарри не выдал немцам ни своего шифра, ни каких-либо других важных сведений о своей работе на советскую военную разведку, не предал ни одного из своих источников.

Сегодня можно в общих словах сказать, что многие источники Гарри продолжали после окончания Второй мировой войны активно сотрудничать с советской военной разведкой. Этот факт является убедительным доказательством того, что Гарри во время допросов и пыток действительно никого не выдал…

…Последнее донесение Гарри поступило в Главное разведывательное управление в конце сентября 1944 года. Неожиданно оно прибыло из Софии, где Гарри никогда не был.

Обстановка в Болгарин летом 1944 года была сложной. Болгарское руководство, находившееся под влиянием фашистской Германии посте смерти царя Бориса, помогало Гитлеру всем, чем могло.

Советское правительство весной и летом 1944 года неоднократно обращалось к правительству Болгарии с предложением разорвать союз с Германией и соблюдать нейтралитет. Болгарское руководство предпринимало различные маневры отвлекающего характера, но связей с фашистской Германией не разрывало. Была даже проведена смена правительства Божилова на команду Багрянова, которая была столь же профашистски настроена, как и предыдущее руководство страны. В этих условиях обстановка вокруг советского дипломатического представительства в Софии была предельно сложной. За советскими дипломатами следили и болгарские, и германские контрразведчики.

Однажды в городе к одному из дипломатов советского посольства, который, к счастью, оказался сотрудником внешней разведки НКВД, подошел незнакомец. Он отказался назвать свое имя. Передав советскому другу записку, он быстро удалился.

Видимо, этот иностранец тщательно готовился к встрече с работником советского посольства. Опасаясь попасть в капканы немецкой контрразведки, которая в сентябре 1944 года действовала в Софии, как в Берлине, неизвестный передал, как оказалось, не одну, а даже две записки.

В одной из них он кратко сообщил о своей необычной миссии. Эта записка была подготовлена на печатной машинке с болгарским шрифтом. В ней сообщалось: «Французский товарищ Анри Робинзон, называющий себя «Гарри», был арестован гестапо в декабре 1942 года в своем доме. Он был выдан лицом, которое получило его адрес из Москвы. Жена его и сын его тоже были арестованы, заключены в тюрьму, а затем казнены. Сам «Гарри» был заключен в одиночку и впоследствии отвезен в Берлин, Хауптзихерхайтсамт, Принц-Альбрехт-штрассе^[264], где содержится в большом секрете в камере № 15 в ожидании смертного приговора. Пишущий эти строки видел его 20 сентября 1943 года, когда выходил из соседней камеры № 16, и обещал ему передать его сообщение».

Судя по содержанию этой уникальной записки, переданной советскому дипломату в Софии, автор ее был болгарином (записка была написана на болгарском языке).

Так и оказалось. После войны компетентные органы Болгарии установили, что эту записку подготовил болгарин Петро Божков. В 1941 году он был студентом Берлинского университета. За участие в пропаганде антифашистских лозунгов и контакты с первыми советскими военнопленными Петро Божков был арестован и брошен в тюрьму Плетцензее. Он содержался в камере № 16 и случайно (видимо, это произошло в 1943 году во время прогулки для арестованных) Гарри, опытный конспиратор и человек, обладавший исключительными коммуникативными способностями, смог познакомиться с узником камеры № 16.

Вероятно, узники 15-й и 16-й камер тюрьмы Плетцензее имели не одну возможность обменяться несколькими словами, несмотря на жесткий контроль со стороны надзирателей. На каком языке они разговаривали? Гарри знал немецкий, французский, английский, итальянский и русский языки. Возможно, что Петро Божков тоже владел одним из этих языков.

Гарри, поверив новому болгарскому знакомому, сообщил ему, что он был арестован во Франции в декабре 1942 года, что его семья — жена и сын тоже схвачены гестаповцами.

Видимо, когда гестаповцы не смогли получить от Гарри необходимые сведения и уже было принято решение казнить этого француза, наблюдение за ним на некоторое время все-таки было ослаблено. Чем и воспользовался Гарри, настоящего имени которого гестаповцы так и не узнали^[265].

В записке болгарина есть одна строка, которая привлекает особое внимание. Гарри передал новому знакомому, которому стал доверять, что он был выдан гестаповцам человеком, получившим его адрес из Москвы. Болгарин об этом сообщил так: «Което е получило неговия адресъ отъ Москва».

Записка Гарри, адресованная советским товарищам, была написана на немецком языке. Видимо, сохранить ее в пригодном для чтения виде было трудно: по пути на свободу из гестаповской тюрьмы она оказалась в очень жалком состоянии. Размер ее — чуть больше наклейки спичечного коробка. Это вынудило болгарского друга, оказавшегося после Плетцензее в более благоприятных условиях, перепечатать текст сообщения Гарри. Об этом болгарин сообщил в своем письме: записка Гарри «преписъ отъ неговъ манускриптъ», — что можно перевести так: «послание Гарри является копией его сообщения».

О чем же сообщал Гарри в Центр в своем последнем донесении? Вот полный текст донесения резидента Гарри, переведенного с немецкого на русский язык:

«1. Паскаль работает на гестапо с июля 42. Он предал: свою группу, группу Хемница, группу Симекс и Отто и его людей.

2. Муж Паулы в декабре 42 предал Анни, Сиси, мою жену и моего сына.

3. Отто арестован в ноябре 42. Его помощник тоже арестован в декабре 42. Паула и радист арестованы в январе 43. Арестованы радисты в Брюсселе и Париже. Н. из Бр. (доктор?!?) арестован в Марселе.

4. Адрес квартиры в Праге выдан.

5. Парашютист Ослиберн (Osliburn) арестован в сентябре 42 в Малине (Malines).

6. Предан человеком, который был единственным, кто имел связь и адрес, полученные от вас. Я был арестован вместе с другом в декабре 42. По этому адресу был найден материал. Друг приговорен к смертной казни, жена — к 10 годам. Мой швейцарский друг в П. арестован в апреле. Бланше арестован в мае. Четыре знакомых сотрудника также арестованы. Из аппарата все связи, вкл. во франц. минист. и Ген. штабе, были известны только ГА.

7. Здесь Анни со мной, предупредите Сиси.

Приговорены радист. Доктор, мой друг^[266], моя жена, мой сын.

Мой судебный процесс еще не состоялся. Предупредите Сиси. Руководящие круги убеждены в поражении Германии. Буду обезглавлен или расстрелян — победа будет за нами. Ваш Г.».

Последнее донесение Гарри, переданное в Центр через болгарского друга, поражает. Оно конспиративно, дышит уверенностью Гарри в будущей победе над фашистской Германией. Резидент, сообщая известные ему факты об арестах источников, проявляет настойчивое беспокойство о тех, кто остался на свободе и не был затронут провалом. Гарри дважды повторяет: «Предупредите Сиси» — и дважды подчеркивает свое обращение к Центру, стремясь привлечь к нему особое внимание.

О себе Гарри сообщает скупо: судебный процесс еще не состоялся. Однако Гарри не сомневается — этот процесс кончится для него трагически.

В своем последнем донесении в Центр резидент Гарри не сожалеет о том, что его могут обезглавить на гильотине или расстрелять. На крошечном клочке бумаги он пишет в тюрьме то, о чем мечтал и в чем был абсолютно уверен: «Победа будет за нами…».

Гарри по праву причислял себя к тем, кто сражался с фашизмом, смело шел в бой во имя общей Победы.

Его слова: «Победа будет за нами», вырвавшиеся на свободу из каторжной берлинской тюрьмы Плетцензее, похожи на последний крик его светлой души, крик журавля, по несчастью отставшего от своей гордой стаи и попавшего в беду, из которой не было выхода и не было шансов на спасение.

До светлого Дня Победы Генри Робинсон (Арнольд Шнее) не дожил. Документов, подтверждающих, где и каким образом он был казнен, не найдено. Видимо, их и не было. Фашисты Третьего рейха стремились уничтожать неарийцев целыми народами.

Но о резиденте Гарри осталась память. Сегодня можно в общих словах сказать, что некоторые его источники после окончания Второй мировой войны продолжали бескорыстно сотрудничать с советской военной разведкой.

Резидент Гарри продолжал работать даже после смерти…

(обратно) (обратно)

Часть седьмая. Без псевдонимов

Время — беспристрастный судья, воздающий по заслугам всем, кто принимая активное участие в большом и жестоком спектакле, который называется Жизнь.

Военным разведчикам, героям этой книги, довелось прожить не одну, а три Жизни: одну — до службы в разведке, вторую — в разведке, третью — после расставания с этой секретной работой.

До службы в разведке они были обычными людьми. В разведке они выполняли специальные задания и действовали под оперативными псевдонимами: Морис, Брион, Бера, Эдуард, Дельмар, Голос, Олег и другими. Многие уже ушли из Жизни. Ушли неизвестными. Верховный главнокомандующий назвал их собирательно — «информаторы». Поэтому за безликими оперативными псевдонимами многие годы были скрыты личности конкретных людей, с их радостями, победами, поражениями и потерями. В первых главах этой книги рассказано о том, что некоторым из них удалось сделать во время службы в разведке, особенно на завершающем этапе Великой Отечественной войны. Этот этап войны был трудным финалом одной из самых суровых трагедий XX века.

Последняя часть этой книги в основном посвящена личным судьбам «информаторов» после того, как они завершили свою службу в военной разведке.

Жизнь без псевдонимов у этих разведчиков тоже была интересной, трудной, иногда трагической и в общем неповторимой…

(обратно)

Глава 1. Маневич, Марлей и Бера

Рай и ад, добро и зло, подвиг и подлость разделены невидимой чертой. Жизнь часто подводит человека к этой черте, и он должен сам делать выбор — остаться на стороне добра или переступить роковую черту. Делая этот выбор, человек должен помнить, что из ада нельзя попасть в рай, злодей уже не станет ангелом, а предатель никогда не превратится в героя.

Весной 1945 года советские войска и войска союзников обнаружили в странах Восточной Европы несколько фашистских концентрационных лагерей. Их названия стали известны всему миру: Бухенвальд, Дахау, Освенцим, Маутхаузен и другие. Из 18 миллионов брошенных в эти лагеря граждан СССР, Франции, Югославии, Польши и других государств фашисты уничтожили 11 миллионов человек. В этих же лагерях находились и советские военные разведчики, которые были захвачены фашистами в Италии, Франции и в Германии. В концлагере Мельк находился военный разведчик полковник Лев Ефимович Маневич. В Бухенвальде содержался разведчик Герман Марлей. В Заксенхаузене содержались Эрнст Ган и Анри Робинсон.

Резидент советской военной разведки во Франции Анри Робинсон, арестованный в 1942 году, отказался сотрудничать с немецкой разведкой. Он был казнен гестаповцами.

Жена Анри Робинсона — Клара Шабель, выполнявшая задания советской военной разведки в Германии, была казнена 5 августа 1943 года.

Лев Маневич, Эрнст Ган и Герман Марлей оказались весной 1945 года на свободе. По-разному складывались их судьбы и до, и после войны.

Они были сотрудниками советской военной разведки, действовали в Италии. Из-за предательств и допущенных ошибок в разведывательной деятельности они в разные годы оказались в руках итальянской контрразведки.

Полковник Лев Ефимович Маневич родился в августе 1898 года в городе Чаусы, ныне Могилевской области Республики Беларусь. С 1907 по 1916 год проживал в Женеве, куда был вывезен старшим братом, проживавшим в эмиграции.

В 1916 году Лев Маневич окончил техническое отделение женевского колледжа. В том же году он возвратился в Россию и попал в водоворот сложных политических событий, которые вскоре произошли в больших и малых городах великой империи.

В 1918 году Маневич проходил службу красноармейцем в интернациональном полку, который дислоцировался в Баку. Через некоторое время он был назначен командиром отряда частей особого назначения, затем стал комиссаром бронепоезда.

Гражданская война, развернувшаяся на просторах России, была трудным университетом жизни. Маневич решил связать свою судьбу с военной службой — он считал свой выбор правильным и был в этом глубоко убежден. В 1921 голу Лев Ефимович прошел обучение в Высшей школе штабной службы РККА, через три гола он получил высшее военное образование, успешно окончив обучение в Военной академии Красной армии.

С 1924 по 1925 гол Л. Маневич (оперативный псевдоним Этьен) находился в распоряжении Разведывательного управления РККА, был на разведывательной работе в Германии (ноябрь 1925 — март 1927 года). Затем в 1929 году был направлен в Италию в качестве руководителя нелегальной резидентуры военно-технической разведки, действовал под именем Конрада Кертнера, руководителя Международного бюро изобретений и патентов «Эврика». Он создал в Милане нелегальную резидентуру, которая успешно решала задачи по добыванию сведений об итальянской авиационной промышленности.

В октябре 1932 года в резидентуре произошел провал. Маневич был вынужден покинуть Италию.

В 1934 году, когда в Разведуправлении пришли к выводу, что последствия провала не затронули Маневича, он вновь выехал в Италию для выполнения заданий военной разведки. Это решение, принятое в Центре, было ошибочным. Контрразведка никогда и ничего не забывает.

В результате предательства Маневич в декабре 1936 года был арестован. Следствие длилось около года. Маневич выдержал все допросы с пристрастием, не признался в принадлежности к советской разведке и в феврале 1937 года был осужден Туринским судом на 15 лет тюремного заключения. В постановлении суда отмечалось: «Преступная деятельность Кертнера была обширна: он протянул свои щупальца также на Турин, Геную, Болонью, Брешию и Специю. Ему удалось привлечь ценных специалистов и опытных техников, которые состояли на службе промышленных предприятий, снабжающих итальянские и германские вооруженные силы».

С 1937 по 1943 год Маневич содержался в итальянских тюрьмах.

В 1943 году, когда в Италию вошли американские войска, советский разведчик был освобожден. Но ненадолго. Позднее он попал в плен к немцам и был перевезен в один из концлагерей уже за пределами Италии. В концлагерях Маутхаузен, Мельк и Эбензе он числился под именем Якова Старостина, рабочего-металлиста, который был в составе команды бронепоезда, которым Маневич командовал в годы Гражданской войны.

6 мая 1945 года военный разведчик Лев Ефимович Маневич был освобожден американскими войсками. Длительное пребывание в тюрьмах и концлагерях подорвало его здоровье, он был уже тяжело болен и умер 11 мая в австрийском местечке Эбензе, где и был похоронен под именем Старостина.

Через двадцать лет, в 1965 году, прах Л. Е. Маневича был перезахоронен на кладбище Санкт-Мартин.

В феврале 1965 года, когда отмечалась 20-летняя годовщина победы над фашистской Германией, полковнику Л. Е. Маневичу за мужество и героизм, проявленные при выполнении задания, связанного с риском для жизни, было присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно).

Военные разведчики Герман Марлей и Эрнст Ган тоже действовали в Италии. Они входили в состав резидентуры «Феникс». Она была создана в Италии накануне Второй мировой войны и успешно действовала до середины 1942 года. Руководителем этой резидентуры был Герман Марлей. Ему и принадлежал псевдоним Феникс. Эрнст Ган входил в эту нелегальную резидентуру военной разведки в качестве радиста.

Провал в резидентуре произошел летом 1942 года. В один из июльских дней итальянская контрразведка арестовала в Риме агента швейцарской разведки Фацио Гаетано.

Гаетано работал в Италии под прикрытием должности журналиста одной из газет. Вероятно, он выполнял задания не столько швейцарской разведки, сколько собирал сведения об итальянских и германских вооруженных силах по заданию англичан.

Во время допросов, которые проводились в следственном управлении итальянской контрразведки, Фацио не признавался в принадлежности к иностранной разведке. Он сообщил следователю о том, что не является агентом швейцарской разведки и даже отказался выполнить просьбу некоего Тарвонена, который якобы просил у него сведения об итальянской армии.

Контрразведка заинтересовалась признанием Фацио, который говорил правду. Эрнст Тарвонен действительно обращался к швейцарцу, с которым познакомился весной 1942 года. Тарвонен просил журналиста уточнить, какие части итальянской армии отправляются на Восточный фронт. Просьба была вполне объяснимой. Тарвонен был соучредителем частной фирмы, которая выполняла различные заказы местной энергетической компании. Сведения об итальянских войсках, которые могли быть отправлены на Восточный фронт, как сказал Тарвонен журналисту, интересовали его потому, что несколько сотрудников его компании подали заявления об увольнении в связи с призывом в армию.

Фацио полагал, что, сообщая о просьбе Тарвонена, которую он не выполнил, он снимет с себя подозрения, накопившиеся у следователя. Тарвонен мог подтвердить, что он задавал такой вопрос Фацио в связи с заявлениямиоб увольнении служащих его фирмы.

Контрразведчики без промедления решили найти Тарвонена. Рано утром 12 июня 1942 года группа захвата выехала по адресу, по которому проживал Тарвонен. Квартира, которую снимал этот финн, находилась на шестом этаже в доме на улице Виа де ла Форначи в двухстах метрах от владений Ватикана.

Визит контрразведчиков, которыми руководил майор Росси, был молниеносным. В группе захвата было трое контрразведчиков. Десяток других агентов спецслужбы находились на лестничной клетке и у подъезда, где стояла их автомашина, крытый грузовик серо-зеленого цвета.

Агенты ворвались в квартиру Тарвонена и застали его за работой на радиопередатчике. Тарвонен был арестован. Агенты контрразведки захватили передатчик, несколько радиограмм, которые радист только что отправил в эфир. Контрразведчики не без основания полагали, что эти радиограммы были направлены в Москву, Лондон или Вашингтон, в столицы государств, против которых воевала Италия, один из основных союзников фашистской Германии.

Контрразведчики арестовали и жену Тарвонена — Иоланту Шварц. Их отправили в тюрьму Реджина Чели, которая находилась поблизости на набережной реки Тевере.

Итальянская контрразведка в 1942 году добилась крупного успеха. Радиопередатчик работал в Риме несколько лет, но о его существовании контрразведка не знала. Возможно, потому, что квартира радиста находилась около Ватикана. Радист проводил свои сеансы под прикрытием работы мощного радиопередатчика Ватикана, что маскировало его выходы в эфир.

Допросы начались на следующее утро. Через некоторое время итальянцам стало известно, что Тарвонен — советский разведчик.

Как и когда финн Холгер Тарвонен оказался в Риме и какое отношение он имел к советской военной разведке?

Под фамилией Тарвонен в Италии действовал Эрнст Ган. Он родился в Санкт-Петербурге в 1911 году. Родители его до 1918 года проживали в России. Отец, германский подданный, работал одним из директоров Русского внешнеторгового банка, который поддерживал тесные деловые отношения с германским Дойче банком. После Октябрьской революции 1917 года брат отца, Альфред Эрнестович, принял русское гражданство и продолжал работать в банке. Семейство Ган переехало в Берлин.

Эрнст окончил берлинский технологический колледж. Старшая сестра Лидия вышла замуж за испанца и выехала вместе с ним в Мадрид. Когда в Германии к власти пришел Гитлер, семейство Ган переехало во Францию. Отец и мать остались в Париже, а Эрнст отправился в столицу Испании к сестре.

В Испании началась гражданская война. Эрнст Ган оказался в рядах республиканцев, которые начали борьбу против фашистского режима генерала Франко. В 1936 году он вступил в испанскую компартию и вместе с товарищами по партийной ячейке оказался в рядах республиканской армии. В те годы Эрнст и попал в поле зрения советской военной разведки. С 1937 по 1940 год Ган успешно выполнял задания Разведывательного управления Красной армии в Испании и Франции. С помощью Центра Ган приобрел паспорт на имя финского подданного Холгера Тарвонена.

В одном из документов военной разведки сохранилась характеристика Тарвонена. В ней отмечалось, что «Тарвонен Холгер, псевдоним Эрнесто, рождения 1911 года, немец, инженер-электрик, член компартии Испании, до 1937 года проживал в Барселоне. К разведывательной работе привлечен в апреле 1937 года резидентом в Валенсии Джонсоном (работник РУ Герман, арестованный НКВД в 1938 году).

Эрнесто обеспечивал связь резидентуры с Парижем, Тулузой и Марселем, поддерживал связь с групповодами Феросом и Эйфером. В 1939 году Эрнесто выполнял работу резидента. По данным на май 1940 года характеризовался положительно. Эрнесто хорошо знает агентурную работу в нелегальных условиях. Имеет солидную общеобразовательную подготовку. Владеет немецким, французским, испанским и немного английским языками. Интересуется разведывательной работой. Имеет способности к руководству людьми. Однако, так как обязанности резидента выполняет короткий срок, требует внимательного руководства со стороны Центра. Зная иностранные языки и жизнь ряда стран, умеет сравнительно легко легализовываться».

К началу 1940 года Тарвонен создал резидентуру, в которую входили двадцать агентов. От них разведчик получал ценные сведения об испанской армии.

В конце 1940 года командование Разведывательного управления приступило к активному укреплению своих тайных зарубежных структур в странах фашистского блока — в Германии, Италии, Венгрии, Румынии и Японии. Именно тогда и было принято решение перебросить Тарвонена из Испании в Италию.

В начале 1941 года Тарвонен, выполняя задание Центра, прибыл в Рим. Устроиться в итальянской столице было непросто. Нужно было иметь надежные документы и убедительную причину, которая позволила бы иностранцу проживать и работать в Вечном городе.

Тарвонену было необходимо добыть сертификат, подтверждающий его арийское происхождение. Такой документ можно было получить в консульстве Финляндии в Риме. Изучив обстановку вокруг финского консульства и собрав сведения о его сотрудниках, разведчик понял, что в Риме ему сертификат арийца не получить. Он выехал на Сицилию и там познакомился с консульским работником, представлявшим интересы Финляндии на острове. Вручив этому дипломату 500 германских марок «на укрепление финской армии», Тарвонен без каких-либо проверок получил заветный документ — «сертификат арийца», — который открыл ему дорогу к успеху в Риме.

Через некоторое время Тарвонен получил разрешение на временное проживание в Риме, нашел компаньона и создал частную фирму, которая стала выполнять многочисленные заказы городской энергетической компании.

Работая в Риме, Тарвонен получал заказы, оплачивал счета, нанимал рабочих. Его компаньон — итальянский инженер-электрик — занимался реализацией заказов. Дело ладилось, и фирма успешно работала, принося небольшие доходы, которые оправдывали пребывание Тарвонена в итальянской столице.

В Центре Тарвонен получил псевдоним Эрнесто. Через некоторое время Центр передал своему разведчику радиопередатчик, условия связи и шифр. Эрнесто приступил к выполнению разведывательных заданий, которые предусматривали сбор сведений о вооруженных силах Италии и германских частях, дислоцированных на территории этой страны.

Тарвонен с работой справлялся. Но объем сведений постоянно возрастал. Поэтому Центр принял решение усилить группу Тарвонена, направив в Италию еще одного специально подготовленного для этих целей разведчика — Германа Фридриховича Марлея.

Марлей родился в 1912 голу в Санкт-Петербурге. Он вырос в семье эстляндских немцев, окончил Ленинградский электротехнический институт, имел диплом инженера-электрика. Герман Фридрихович был привлечен к сотрудничеству с советской военной разведкой в мае 1937 года одним из офицеров разведывательного отдела Ленинградского военного округа. Выполняя задания разведки, Марлей совершал нелегальные поездки в Швецию, Эстонию и Латвию. Марлей прошел подготовку в разведывательной школе. В Центре ему присвоили псевдоним Феникс. Он стал готовиться для работы в Италии. В Центре считали, что диплом инженера-электрика, хорошее знание немецкого языка и некоторый опыт разведывательной работы помогут Марлею устроиться в Риме и возглавить резидентуру, радистом в которой должен был стать Эрнесто. В Центре допустили ошибку. Эрнесто уже имел большой опыт работы на нелегальном положении, действовал в Испании, Франции и Италии, хорошо знал особенности обстановки в этих странах. И самое главное — он уже прочно обосновался в Италии. Эрнесто также был опытным резидентом, руководившим деятельностью двадцати источников. Направлять в Рим Феникса в качестве руководителя Эрнесто было нецелесообразно. Центр таким образом как бы выразил свое неудовлетворение работой Эрнесто и лишал его самостоятельности, к которой разведчик привык за несколько лет.

В Центре, конечно, так не думали и полностью доверяли Эрнесто. Марлей, который имел опыт разведывательной работы, прошел специальную подготовку в разведывательной школе и поэтому направлялся в Италию для создания эффективной разведгруппы. Центр, несомненно, беспокоился о профессиональной квалификации своих сотрудников, действовавших на территориях государств фашистского блока.

После окончания подготовки в разведшколе Герман Марлей в феврале 1940 года «превратился» в швейцарского гражданина Фрица Шнейдера и выехал в Италию. По дороге в Рим ему пришлось проехать несколько европейских государств.

В Италии Феникс смог получить разрешение на проживание и работу в Риме. После этого Центр поручил ему восстановить связь с Эрнесто. Когда Феникс выполнил эту задачу, Центр приказал ему восстановить контакты с источниками Тиссо, Вегой и Гау. Через некоторое время Центр поручил Фениксу установить связь с разведчиком, который имел псевдоним Бера. Под этим псевдонимом в Центре числилась синьорина, которая тоже была секретным сотрудником военной разведки.

Формирование резидентуры «Феникс» было завершено в начале 1941 года.

Группа Марлея успешно выполняла задания Центра. Весной 1941 года от Феникса поступали достоверные сведения о подготовке Германии к нападению на СССР, а также о роли Италии в предстоящей войне. Резидентура имела прямую радиосвязь с Центром и часто выходила в эфир под прикрытием мощного радиопередатчика Ватикана.

Кадровыми сотрудниками Разведуправления в резидентуре были Феникс, Эрнесто и Бера. Феникс и Бера решали вербовочные задачи. Эрнесто выполнял обязанности радиста. Это обстоятельство сковывало его инициативу, которую он привык проявлять. Нарушив указания резидента, Эрнесто без ведома и разрешения Феникса решил привлечь журналиста Фацио к сотрудничеству с советской разведкой…

12 июня 1942 года после ареста Фацио итальянская контрразведка нанесла по резидентуре «Феникс» первый удар. Он оказался смертельным. Арест радиста Тарвонена, захват радиопередатчика и нескольких радиограмм дали в руки контрразведки серьезные улики. Иоланта Шнейдер, жена Тарвонена, тоже была арестована. Она знала не очень много о разведывательной работе своего мужа, но контрразведка вполне могла заставить ее рассказать то, что ей было известно.

13 июня следователь провел первый допрос Тарвонена. Арестованный отрицал свою связь с иностранной разведкой, но улики, имевшиеся в руках следователя, были неопровержимыми. Напряженный допрос продолжался несколько часов. Затем майор Росси и двое других следователей стали избивать Тарвонена. Он молчал. Следствие продолжалось. Росси настаивал:

— Мы нашли у вас на квартире серьезный компромат. Знаете, что вас ожидает?

Тарвонен молчал. Росси продолжал:

— Я предлагаю вам рассказать нам правду, и мы обменяем вас на нашего агента в стране, на которую вы работаете. Если вы откажетесь от сотрудничества с нами, вы будете расстреляны.

Тарвонен понял, что Росси что-то недоговаривает. И его предложение об обмене имеет мало смысла. Арестованный сказал:

— Не верю в то, что вы меня обменяете. У меня нет на это никакой гарантии.

Это была вторая крупная ошибка Тарвонена. Не признавая своей вины, но думая о том, как вырваться из рук контрразведки, он произнес фразу, которая косвенно звучала как признание. Это еще не было фактическим признанием принадлежности к иностранной разведке, но формально он уже признал это.

Росси сообщил:

— Две недели тому назад мы обменяли одного американского агента на нашего разведчика, которого захватили в Вашингтоне.

Присутствовавшие на допросе два агента итальянской контрразведки стали рассказывать о том, как происходил обмен.

Тарвонен не сдавался и не признавался в своих связях с иностранной разведкой. Тогда Росси сообщил об аресте Фацио и положил на стол его показания, в которых указывалось, что Тарвонен ставил Фацио задачи по сбору сведений об итальянской армии…

Удар был неожиданным.

Росси продолжал:

— Нам известно, что вы — советский агент. Кто вы? Откуда приехали?

Тарвонен не сдавался. Росси продолжал:

— Вы — советский агент. Мы это знаем. У вас на квартире захвачен передатчик и радиограммы. Мы скоро их расшифруем. Кто ваш руководитель?

Избиения продолжились, и Тарвонен заговорил. Вначале он признался, что выполняет задания какого-то иностранца, который передает ему на встречах в городе зашифрованные сведения. Его задача состоит только в передаче этих шифровок в Центр. Содержания этих сведений он не знает. Имени иностранца — тоже. Встречи с ним происходят в городе один раз в неделю в разных местах. Право контакта принадлежит иностранцу, который в назначенное время подходил на место встречи и передавал указания и деньги…

Тарвонен рассчитывал, что его вывезут в город и при посещении двух-трех мест ему повезет и он сможет бежать.

Агенты контрразведки дважды вывозили арестованного на предполагаемые места встреч с иностранцем, но тот на встречи не вышел. Бежать тоже не удалось.

После этих бесполезных выездов в город допросы продолжились. Следователи били Тарвонена и на его глазах издевались над Иолантой.

На очередном допросе, который начался 13 июня в 15.00, майор Росси продолжал задавать один и тот же вопрос:

— Кто тобой руководил? Где проживает этот человек?

В комнате, где проходил допрос, на столе стоял радиопередатчик Тарвонена и его радиограммы. Допрос продолжил начальник итальянской контрразведки, которого представил майор Росси. Вначале полковник задал вопрос, который интересовал и майора Росси:

— Кто тот человек, с которым ты встречался в городе? Фамилия? Имя? Место проживания? Я не верю, что ты его не знаешь…

— Не знаю, — продолжал упорствовать Тарвонен. — Он мне своего имени не называл…

— Сообщи ключ к расшифровке радиограмм, — потребовал полковник.

— Я получал их в зашифрованном виде и так передавал в Центр. Это не моя работа.

— Мы уже три месяца собираем сведения о режиме работы этого передатчика, — сказал полковник. — Мы хорошо знаем его позывные и режим работы. Мы бы и раньше захватили тебя, но полагали, что это работает радиопередатчик на территории Ватикана…

Тарвонен молчал. По приказу полковника его начали избивать. Били все, кто присутствовал на допросе.

Это был критический момент. Боль. Страх за свою жизнь, страх за судьбу Иоланты. Все смешалось в его голове и в его сердце. Что было сильнее, он не знал. Неожиданно Тарвонен понял, что он может прекратить эти страдания и эту боль. Он сказал сам себе, что у него нет никаких личных обязательств перед Советским Союзом, страной, которую он покинул еще в 1918 году. Был ли Советский Союз его родиной, за которую он переносил муки в итальянской тюрьме? Нет. Была ли Германия, в которой он прожил несколько лет, его родиной? Нет. Он жил в Испании, во Франции, его сестра с мужем уже живут в Вашингтоне, родители — тоже. Почему же он здесь? В этой тюрьме?

Что-то надломилось в душе Тарвонена. Он понял, что обречен на гибель безымянным в чужой стране и среди чужих людей. Ему стало жаль себя. Ган почувствовал, что в этой борьбе, которую он вел в Италии, он был одинок, как дерево в песчаной пустыне, пытающееся своей жалкой кроной сдержать ураган. Возможно, он осознал, что не сможет вырваться на свободу и больше никогда не увидит своих родителей и сестру Лидию. Что-то дрогнуло в его душе, и, надеясь на спасение, он переступил роковую черту, превратившись из победителя, которым он все эти годы себя осознавал в Испании, Франции и в Италии, в побежденного. Через минуту он назвал имя, фамилию и адрес, по которому проживал Фриц Шнейдер.

Феникс был арестован и доставлен в тюрьму Реджина Чели.

Герман Марлей прошел через тот же стандартный ад избиений и пыток в итальянской тюрьме и тоже не выдержал их. Итальянская контрразведка в 1942 году провела аресты, в ходе которых были схвачены все названные Фениксом агенты. Лишь один сотрудник резидентуры Феникс избежал ареста. Этим сотрудником была разведчик-нелегал Бера. В тот момент, когда арестовали самого Феникса, она уже находилась в Турции, собиралась покинуть Анкару и выехать в Советский Союз.

Разведчицу Беру Герман Марлей в одном из писем в Центр назвал «золотой девушкой». Не потому, что она была хороша собой и, возможно, даже красива, а потому, что Бера добывала в Риме сведения об итальянской авиации, которые признавались в Центре весьма ценными.

Псевдоним Бера принадлежал сотруднику военной разведки, имя которой автор книги не имеет права называть. Причина проста. Бера жива, но мне не удалось встретиться с ней и получить разрешение на рассказ о ее деятельности в Италии. Она родилась в Нижнем Новгороде. Отец ее был инженером, мать — учительница английского языка.

В 1931 году главу семейства Беры перевели на ответственную работу в Ленинград. После окончания средней школы она поступила в институт.

Бера была примерной студенткой, активной комсомолкой, принимала участие в студенческом самоуправлении. Она владела немецким, английским и испанским языками. Образование, полученное в музыкальной школе, позволяло ей достаточно хорошо исполнять на фортепиано простые и сложные музыкальные произведения, в том числе и итальянских классиков.

С марта 1937 года по март 1938 года Бера находилась в специальной командировке в Испании. В 1939 году с ней познакомился сотрудник Разведывательного управления Красной армии майор Зотов. Бера дала согласие на работу в военной разведке.

Комитет комсомола университета выдал ей такую характеристику: «За время пребывания в университете проявила себя как активная, инициативная, энергичная комсомолка. Выполняла ряд общественных поручений, является членом профсоюзного комитета, членом Комитета ВЛКСМ. С работой справляется хорошо».

21 июля 1939 года начальник Разведывательного управления Красной армии генерал-лейтенант И. Проскуров подписал приказ о зачислении Беры на подготовку в разведывательную школу.

Она училась только на «отлично». Ей было 23 года.

Через некоторое время Проскуров подписал еще один приказ, который определял работу разведчицы на ближайшие годы. В приказе начальника разведки указывалось: «Бера направляется в нелегальную командировку в Италию под видом дочери коммерсанта из Гаваны, имея задание устроиться в Риме и выполнять функции радистки в резидентуре Феникса».

В начале июня 1940 года из Москвы выехала гражданка Кубы Бера, дочь богатого кубинского коммерсанта, которая находилась в Швеции по туристической визе. Это была Бера.

В Рим Бера добралась без особых трудностей. В то время, несмотря на военные действия в Европе, в Италии сохранялся безвизовый въезд для подданных ряда стран Южной Америки. Граждане Кубы тоже пользовались этим правом.

В итальянской столице Бера остановилась в небольшой гостинице «Пансион-Капри», которая располагалась недалеко от железнодорожного вокзала.

На следующий день, отдохнув после длительной поездки, Бера вышла на прогулку в город, о котором много читала. Без особых затруднений она нашла фонтан Треви в центре города.

Нет человека, который, приехав в Рим, не посетил бы фонтан Треви и не бросил бы монетку в его воду. Считается, что каждый, кто хочет побывать в Вечном городе еще раз, должен обязательно бросить свою монету в воду этого удивительного фонтана. Бера подошла к фонтану. Остановилась, любуясь его красотой, открыла спою дамскую сумочку. Достала монетку и легким движением руки бросила ее на поверхность воды. Монетка, блеснув на солнце, медленно опустилась на дно фонтана.

Было шесть часов вечера. Бера достала из дамской сумочки зеркальце и поправила свою прическу. Это движение длилось всего несколько секунд, но этого было достаточно. Бера знала, что где-то рядом находится человек из Центра, которому она и давала сигнал о том, что у нее все благополучно и она приступает к выполнению разведывательного задания.

Через неделю Бера решила поступить на обучение в Римскую консерваторию по классу рояля. Она хотела продолжить свое музыкальное образование, усовершенствовать свои навыки и получить диплом после сдачи соответствующих экзаменов.

Для подготовки к вступительным экзаменам Бера наняла в качестве репетитора одного из лучших профессоров консерватории маэстро Альдо Мантиа. Обратиться к этому маэстро ей порекомендовали в канцелярии консерватории, которую она посетила, выясняя условия приема на обучение. В канцелярии ей и дали телефон маэстро.

Предварительно позвонив профессору, она посетила его квартиру, которая располагалась на улице Антонио Мардини.

Разговор получился короткий, деловой и мало обещающий успех. Профессор заявил, что первый месяц занятий будет испытательным сроком. Если он найдет, что посетительница обладает задатками музыкального исполнителя, то продолжит занятия и поможет ей сдать экзамены. Профессор порекомендовал ей просить ее кубинских родителей прислать диплом о музыкальном образовании.

Бера сказала, что почтовая связь между Кубой и Италией работает из рук вон плохо, но она постарается получить свой диплом.

— Дело не в вашем дипломе, — сказал маэстро. — Если вы действительно талантливы, я и без диплома помогу вам…

1 сентября 1940 года профессор Мантиа провел первый урок. Ученица оказалась талантливой, и профессор остался доволен ею.

Через некоторое время маэстро познакомил свою талантливую ученицу с некоторыми друзьями. Среди них оказались и важные чиновники. Одни работали в итальянском правительстве, другие были офицерами итальянской армии, но принадлежали к известным в Италии фамилиям. Среди новых знакомых Беры оказался капитан из Главного штаба итальянских военно-воздушных сил, два влиятельных адвоката и даже предприниматели.

Профессор оказывал Бера различную помощь. Он дал ей свои рекомендательные письма, помог найти удобную квартиру и даже однажды поручился за ее благонадежность в местной квестуре (полицейском управлении).

В октябре 1940 года Бера успешно сдала экзамены и стала студенткой консерватории Santa Sesilia. Возможно, впервые после прибытия в Италию она вздохнула с облегчением — одна из труднейших задач была решена. Она получила официальное право находиться на территории Италии.

Отношения с хозяйкой квартиры, которую она арендовала, тоже установились хорошие. Бера взяла напрокат пианино и по утрам занималась дома. Три раза в неделю она посещала уроки маэстро в консерватории. Два раза в неделю занималась на курсах итальянского языка.

Одним из новых знакомых Беры стал капитан Ферори. Он был сотрудником транспортного отдела министерства авиации итальянской армии. Это знакомство было многообещающим. Ферори имел доступ к секретным сведениям, которые интересовали советскую военную разведку.

Бера сообщила в Центр о своих новых знакомых. Центр, учитывая то, что Феникс уже установил связь с радистом Эрнесто, приказал Бере заниматься подбором и вербовкой итальянцев, которые имели доступ к важным сведениям военного характера. Капитан Ферори был одним из них. В Центре ему был присвоен псевдоним Ботеро.

В одном из заключений о результатах работы Беры в Италии отмечено: «Бера, используя Ботеро, узнавала от него ценные сведения и направляла их в Центр». Именно из-за этих сведений резидент Феникс, которому Бера передавала добытые сведения, называл ее «золотой девушкой».

Среди знакомых Беры в Риме были глава акционерного общества по гидротехническим работам, адвокат, полковник авиации и другие лица.

Бера смогла установить хорошие отношения с главой министерства морских сил, и с офицером Генерального штаба майором Б.

Разведывательная работа Беры имела большие перспективы. Об этом свидетельствуют оценки ее деятельности в конце 1940 — первой половине 1941 года.

В конце 1941 года, когда японская авиация нанесла сокрушительный удар по морской базе американского Тихоокеанского флота в Пёрл-Харборе, в работе разведчицы Беры возникли непредвиденные обстоятельства. США объявили войну Японии. Это означало, что американцы оказались в состоянии войны с фашистской Германией и Италией. На стороне США выступили некоторые страны Южной Америки. Куба, поддержавшая Соединенные Штаты, оказалась в состоянии войны с Италией. Кубинка Бера оказалась в Риме гражданкой страны, которая находилась в состоянии войны с Италией.

Несмотря на просьбы ее новых друзей и их рекомендательные письма, Бера должна была оказаться в лагере для интернированных лиц. Только благодаря личной помощи адмирала Р. Бере удалось вылететь на военном самолете из Рима в Афины и из Греции перебраться в Турцию. Путь из Турции в Москву оказался более спокойным.

Когда Бера оказалась в Москве, она написала подробный отчет о своей работе. Сотрудник Разведывательного управления подполковник Михаил Мильштейн, изучив отчет Беры от 2 июня 1942 года, писал: «Находилась в длительной зарубежной командировке, где приобрела навыки агентурной работы и проявила большую изворотливость и находчивость, дисциплинированна и инициативна, имеет хорошее общее и политическое развитие. Свободно владеет итальянским, испанским и удовлетворительно французским и немецким языками».

В Италии через десять дней произошел провал Эрнесто. Затем итальянская контрразведка арестовала Феникса, который встречался с Берой и получал от нее разведывательные сведения. Дальнейшее ее использование в разведке было бесперспективно. Сведения о ней, как правильно считали в Центре, попали в распоряжение итальянской контрразведки. После обсуждения всех вопросов, касающихся перспектив использования Беры в военной разведке, было принято решение от дальнейшего ее использования на разведывательной работе отказаться и направить ее в распоряжение отдела кадров ТАСС.

Тем временем в Риме итальянская разведка решила от имени Феникса начать радиоигру с советской разведкой. Эта игра продолжалась в течение 1942 и первой половины 1943 года. В ГРУ быстро выявили, что в Центр от имени Феникса поступает дезинформация.

В 1943 году Фениксом и Эрнесто заинтересовалась германская контрразведка. Их перевезли в Берлин и содержали в следственном изоляторе в здании гестапо на Принц-Альбрехт-штрассе. Каких-либо новых сведений получить от этих арестованных гестаповцы не смогли. Поэтому Герман Марлей был переведен из Берлина в концлагерь Заксенхаузен, который находился в 30 километрах от германской столицы.

Когда Марлей был освобожден советскими войсками и прибыл в Москву, он написал подробный отчет о провале его резидентуры. В том отчете есть удивительное свидетельство о последних днях жизни военного разведчика Анри Робинсона, который действовал накануне и в первые годы войны во Франции. В Центре он числился под псевдонимом Гарри. Вот что о нем написал Феникс в своем отчете:

«В Заксенхаузене я находился в одиночном заключении до начала июля 1944 года. Там я познакомился с одним из наших работников по кличке Гарри. Так как я и он сидели в одиночных камерах, мы могли обмениваться короткими разговорами только во время прогулок во дворе, когда гуськом ходили друг за другом и говорили по-итальянски. Гарри меня понимал хорошо. Он сообщил мне, что работал в группе, которой руководил Отто^[267]. Вместе с Гарри были его жена и сын, которые были приговорены к смертной казни. Гарри пытали, и ему предлагали жизнь и помилование его близких, если он назовет имена своих источников, но он ничего не сказал и молчал.

Гарри был арестован в Париже в конце 1942 года. Из членов группы, с которой он был связан, он знает о судьбе одной швейцарской гражданки, которая была расстреляна немцами в 1943 году. Был расстрелян и один из его друзей и помощников — итальянец.

Мы с Гарри в свое время находились в заключении в тюрьме на Принц-Альбрехт-штрассе. Гарри я считаю хорошим человеком.

Гарри был осужден 21 февраля 1944 года и приговорен к смертной казни. После этого его держали в одиночной камере примерно до мая 1944 года, потом увезли…»^[268]

Из одиночных камер гестаповцы увозили узников только на расстрел. Так оборвалась жизнь одного из лучших нелегальных резидентов советской военной разведки Анри Робинсона. В 1997 году командование Главного разведывательного управления предложило присвоить Анри Робинсону, который внес значительный вклад в дело победы над фашистской Германией, звание Героя России (посмертно). Но видимо, предложение не было поддержано в Кремле.

Как сложилась судьба Эрнста Гана?

Он тоже некоторое время содержался гестаповцами в тюрьме Принц-Альбрехт-штрассе. Затем был переброшен в Бухенвальд. Из Бухенвальда его перевезли в концлагерь в районе чешского населенного пункта Габлонец. В отчете о работе в Италии Эрнст Ган в 1945 году писал: «Немцы бросили нас поздним вечером 7 мая. 12 мая, узнав, что через соседний город Габлонец проходят русские войска, я поехал туда и обратился к начальнику контрразведки одной из частей майору Смирнову. Попросил его доставить меня в штаб какого-нибудь крупного соединения, сказав, что я находился в Италии в служебной командировке и был арестован итальянской полицией после нападения Германии на СССР. Так я попал в штаб 31-й армии…»^[269]

Завершая свой отчет, Эрнст Ган сделал трудное признание: «В заключение я хочу добавить кое-что о самом себе и о причинах своего поведения при допросах в итальянской тюрьме, когда я выдал Феникса и других агентов. Я и в Италии, и в Германии пытался найти ответ на этот вопрос, который никогда не давал мне покоя.

Начну по порядку. Пока я работал в революционной Испании, все было хорошо, потому что вся атмосфера испанской войны была атмосферой революции. Эта атмосфера заменяла мне мое прошлое — жизнь в России и во Франции. Но когда я начал работать во Франции и особенно позднее в Италии, я почувствовал, что как-то повис в воздухе, не имел связей с родственниками и с родной землей, которой у меня фактически не было. Я понимал, что у меня где-то есть Родина. Возможно, это Советский Союз. Мне после войны в Испании нужно было бы приехать в СССР хотя бы на полгода, чтобы моя личная жизнь стала частью какой-то большой и общей жизни — жизни семьи, народа, государства.

Несмотря на то что я прожил в Берлине с 8 до 24 лет, я не чувствовал себя немцем и не хотел им быть, когда в Германии к власти пришел Гитлер и установлена фашистская диктатура, против которой я боролся, не отождествляя себя с Германией.

У меня не было Родины, и я это понимал.

В тот момент, когда меня пытали в итальянской контрразведке, я совершенно не думал об СССР, я забыл Советский Союз. Это можно объяснить лишь тем, что Советский Союз был в моей голове, но не был в моем сердце. Поэтому в самый трудный момент моей жизни я потерял контроль над собой и сделал роковую ошибку».

Последняя строка откровенного и честного отчета Эрнста Гана звучала так: «Я приехал в Москву в знак того, что очень сожалею о своем поступке. И я еще надеюсь, что Советский Союз станет моей Родиной».

Эрнст Ган был приговорен к двадцати пяти годам тюремного заключения.

Как сложилась судьба резидента Феникса — неизвестно…

(обратно)

Глава 2. Николай Федоров

В годы войны Верховный главнокомандующий редко встречался с начальниками советских разведывательных служб. Однако он хорошо знал начальника разведки НКГБ комиссара госбезопасности 3-го ранга П. Фитина, начальника ГРУ генерал-лейтенанта И. Ильичева и начальника Разведуправления Генерального штаба генерал-полковника Ф. Кузнецова.

Однажды Верховный главнокомандующий вспомнил и фамилию военного разведчика майора Николая Федорова, заместителя командира партизанской бригады, которая действовала в 1943 году в Белоруссии в районе Минска…

По приказу Верховного главнокомандующего в октябре 1943 года военный разведчик майор Николай Федоров, заместитель командира партизанской бригады, действовавшей в районе Минска, был доставлен в Москву^[270]. Вместе с ним в столицу прибыли Елена Мазаник и Мария Осипова. Они были непосредственными исполнителями операции по уничтожению наместника Гитлера в Белоруссии гауляйтера Кубе. Акция, план которой разрабатывал майор Федоров, проводилась в соответствии с приказом № 195 Верховного главнокомандующего, требовавшего уничтожать руководителей фашистской администрации на оккупированных советских территориях. Операция в Минске прошла успешно. Палач белорусского народа Кубе в ночь с 20 на 21 августа 1943 года был уничтожен в своей спальне.

Убийство Кубе было задумано для того, чтобы продемонстрировать германскому руководству и наместникам Гитлера в Минске, Киеве и в других местах неизбежность наказания за совершенные ими злодеяния на оккупированных советских территориях.

Федоров и его помощники выполнили приказ Верховного главнокомандующего и уничтожили Кубе.

Героев проведенной операции должны были наградить. Неожиданно предстоящее торжество было омрачено спорами между Наркоматом государственной безопасности и Разведывательным управлением Генерального штаба Красной армии по поводу того, чьи разведчики уничтожили Кубе.

Нарком госбезопасности Меркулов настаивал на том, что Кубе уничтожили его люди. Начальник Разведывательного управления Генерального штаба генерал-полковник Кузнецов доказывал, что Федоров — офицер Разведуправления и он лично разрабатывал план уничтожения наместника Гитлера в Белоруссии.

Пока в Наркомате госбезопасности и в Разведывательном управлении разбирались, кто же уничтожил Кубе, майор Федоров, оказавшийся в Москве, получил редкую в годы войны возможность побыть со своей семьей. В Москве, точнее, в подмосковной Малаховке проживала его жена Ольга Федоровна с сыном Валерой.

Семья Федорова испытывала такие же трудности, какие переносили миллионы других советских семей: война была суровым испытанием и для тех, кто сражался на фронте, и для тех, кто трудился в тылу. Родственники майора были счастливы.

Споры между наркомом госбезопасности Меркуловым и начальником разведки Генштаба Кузнецовым не прекращались. Каждое ведомство претендовало на авторство и успешное проведение операции по уничтожению Кубе. В дело вмешался И. В. Сталин. Он вызвал начальника военной разведки генерал-лейтенанта Ф. Кузнецова и выслушал его подробный доклад. Кузнецов сообщил Верховному, что операцию разрабатывал майор Николай Федоров, а непосредственными исполнителями акции были Мария Осипова и Елена Мазаник. В качестве подтверждения Кузнецов представил радиограммы Федорова, указания Центра и подробную докладную записку о том, как планировалась, готовилась и как была проведена операция в Минске.

На опросах на Лубянке Мария Осипова и Елена Мазаник тоже подтвердили, что они выполняли указание майора Федорова, который является сотрудником воинской части, возглавляемой генералом Кузнецовым.

Сталин прекратил межведомственное разбирательство и распорядился наградить мужественных разведчиц. Марии Осиповой и Елене Мазаник были присвоены звания Героев Советского Союза. Майор Николай Федоров был награжден орденом Ленина.

После получения высокой награды Федоров прибыл домой, где кто-то из его друзей-офицеров сфотографировал Николая Петровича вместе с женой. На левом лацкане пиджака майора красовался новенький орден Ленина, на правом — орден Красной Звезды.

Командование военной разведки предложило майору Федорову два варианта его дальнейшей службы. Первый — обучение в Высшей специальной школе. Второй — специальная командировка на Украину с целью организации акции по уничтожению гауляйтера Коха, наместника Гитлера на Украине.

Федоров, несмотря на огромное желание остаться в Москве и получить специальное образование в Высшей специальной школе, выбрал второй вариант. Он решил включиться в разработку операции по уничтожению еще одного гитлеровского злодея — Коха.

Майору Федорову в 1943 году было всего 28 лет. Он родился в июне 1915 года в деревне Кайвакса Тихвинского района Ленинградской области. Детство Николая прошло в крестьянской семье, где умели трудиться все от мала до велика. В возрасте 18 лет кайвакский юноша был призван в Красную армию. Это произошло в 1933 году. Федоров был направлен на учебу в Ленинградскую артиллерийскую школу, которую успешно окончил в 1936 году.

Три года в войсках на командирских должностях пролетели как один день. В 1940 году Николая Петровича отобрали для работы в военной разведке и предложили пройти подготовку на разведывательном факультете Военной академии имени М. В. Фрунзе. Он согласился.

С первых дней Великой Отечественной войны Николай Федоров на фронте. Он принимал участие в обороне Москвы.

В 1943 году Федоров был назначен заместителем командира партизанской бригады по агентурной работе. В августе летом 1943 года он организовал уничтожение Кубе.

Провести операцию по уничтожению Коха Федорову не удалось. Гитлер отозвал своего наместника с Украины в Берлин.

Спецотряд Федорова был переброшен в район Ковеля. Разведчики должны были нарушить переброски немецких войск по железным и шоссейным дорогам в районах городов Ковель, Владимир-Волынский и польского города Хелм.

Разведчики успешно действовали в Белоруссии и на территории Польши. В период подготовки войск Красной армии к проведению операции «Багратион» Федоров и его боевые товарищи пустили под откос не один эшелон противника с живой силой и боевой техникой, взрывали мосты, склады с боеприпасами, узлы связи и командные пункты врага.

В конце 1943 года по инициативе майора Федорова его отряд стал координировать свои действия с польскими партизанами.

Весной 1944 года отряд Федорова находился в районе польского хутора Войсковица Люблинского района. Население этого района активно помогало советским разведчикам бороться против немцев и с радостью встретило весть о приближении Красной армии.

17 апреля майор Федоров и его товарищи были выявлены и окружены крупным отрядом немцев. Завязался тяжелый бой, который длился несколько часов. Перестрелка стихла только к вечеру. Видимо, силы немцев иссякли. Отряд Федорова готов был уйти в лес подальше от места столкновения с карателями. Но в это время прибыл поляк с хутора Войсковица и сообщил Федорову, что каратели ворвались в село, поджигают дома и убивают жителей. Федоров и его товарищи выдвинулись в район села Войсковица, где бесчинствовали немцы. Бой вспыхнул с новой силой. На помощь фашистам прибыло подкрепление. Федоров решил отвлечь карателей и направил своего коня в сторону гитлеровцев, отвлекая их внимание.

Немцы подумали, что партизаны намерены сдаться. Они на мгновение ослабили автоматный огонь. Это позволило бойцам Федорова отойти в безопасное место. Бросился к этому леску и Федоров, но не успел скрыться — очередь немецкого автоматчика сразила бесстрашного разведчика…

Вскоре немцы были изгнаны из Люблинского воеводства. Партизаны и жители села Войсковицы с почестями похоронили погибшего советского майора. Позже на месте гибели советского разведчика был установлен памятник, на мраморной плите которого были высечены его имя и фамилия.

29 июля 1944 года крупнейшая операция Великой Отечественной войны «Багратион»^[271] вступила в заключительную фазу. Войска Красной армии завершали освобождение Белоруссии от немецко-фашистских захватчиков. После одного из совещаний в Кремле, посвященных анализу боевых действий в Белоруссии, Сталин попросил начальника Разведуправления Ф. Кузнецова остаться в его кабинете. Поздравив Кузнецова с присвоением ему воинского звания генерал-полковник, Верховный главнокомандующий спросил:

— Какова судьба разведчика Федорова, который организовал уничтожение Кубе?

Кузнецов доложил Сталину о новых операциях, проведенных Федоровым в тылу противника, затем сообщил, что майор погиб в бою около польского хутора Войсковица.

Вспоминая этот разговор со Сталиным, Кузнецов рассказывал:

«Известие о гибели Николая Федорова взволновало Сталина. Он встал из-за стола. Закурил. И вдруг спросил;

— А вы не помните, как мы отметили Федорова за его смелые действия, которые позволили уничтожить Кубе?

После моего ответа Сталин удивился: «Как могло случиться, что Федорова не представили к званию Героя Советского Союза?» И добавил:

— Нужно как можно быстрее исправить ошибку. Ради светлой памяти героя. Ради его семьи…»^[272]

21 ноября 1944 года был подписан Указ о присвоении майору Федорову Н. П. звания Героя Советского Союза…

В 1965 году, в день 20-летия Победы над фашистской Германией, в подмосковной Малаховке одна из улиц была названа улицей Федорова. В тот памятный день на доме номер 4, где проживала семья Федорова, сразу появились две памятных доски. Первую заказали друзья и однополчане Николая Федорова. Вторую, как положено, установили местные власти.

В 1965 году военный атташе Польской Народной Республики в торжественной обстановке вручил сыну героя, который служил в Советской армии, высшую военную награду Польши — Золотой крест «Виртути Милитари».

Жена майора Федорова Ольга Федоровна и сын Валерий Николаевич по приглашению польских друзей побывали в Люблинском воеводстве, посетили место гибели отважного разведчика в хуторе Войсковица. Там на месте захоронения десяти погибших разведчиков был установлен памятник. В те времена, когда отношения между нашими странами были дружественными и понятными и для политиков, и для простых смертных, в Польше майора Федорова, лейтенанта Колоса, разведчика Березняка, спасшего Краков от уничтожения, и других советских солдат и офицеров вспоминали с благодарностью за их подвиги.

Жена майора Федорова Ольга Федоровна до последних дней ее жизни поддерживала теплые отношения с польскими друзьями. Она скончалась в 1985 году.

Переписка между Малаховкой и Хелмом оборвалась в 1991 году. Сын героя-разведчика Валерий Николаевич Федоров давно уже не бывал на могиле отца. Когда-то на нее часто кто-то возлагал цветы. Есть ли они там сегодня? Неизвестно.

От холодных ветров вянут не только цветы, но и души людей.

(обратно)

Глава 3. Созвездие Героев

12 января 1945 года ударная группировка 1-го Украинского фронта, а через два дня и войска 1-го Белорусского фронта при активном содействии на флангах 2-го Белорусского и 4-го Украинского фронтов начали Висло-Одерскую операцию. В первые же сутки была прорвана главная оборонапротивника на висленском рубеже. Введя в прорыв подвижные танковые и механизированные части, войска Конева и Жукова быстро захватили в тылу противника приготовленные для обороны позиции и сорвали попытки немцев закрепиться на них.

15 января был взят Кельце, 16 января — Радом, 17 января была освобождена Варшава, 19 января советские войска изгнали немцев из Лодзи и Кракова.

Войска быстро продвигались к границам Германии, но тяжелые бои все еще продолжались на территории Польши. Погода была плохой. Низкая облачность и временами налетавшие порыва ветра то со снегом, то с дождем не позволили разведотделам штабов наступавших фронтов своевременно перебросить с помощью самолетов в тыл противника дополнительные разведывательные группы. Эти группы должны были бы решать новые задачи, которые возникали в ходе развития наступления. В связи с этим разведывательные группы, которые уже действовали в тылу противника, были переориентированы на решение новых задач в условиях быстро изменявшейся обстановки.

В глубине обороны противника на участке наступления войск 1-го Украинского фронта активно действовала разведывательная группа «Тарас», которой руководил лейтенант Ф. В. Воробьев. Группа действовала в районе Банска-Бистрица и привлекла к сотрудничеству против немцев начальника жандармерии района подполковника И. Шидара, командира полка чеха подполковника Голания и майора полиции А. Дамбала. Эти источники своевременно передавали разведчикам важные сведения о состоянии войск противника, их перебросках и местах сосредоточения резервов.

Разведывательная группа «Тадеуш», созданная разведывательным отделом 1-го Белорусского фронта, смогла завербовать дежурного по железнодорожному узлу Томашув. Благодаря этому все немецкие переброски войск и боевой техники через Томашув находились под контролем советской военной разведки.

Активно действовали в тылу противника разведгруппа «Дора» в районе Плоцк-Кутно, «Горский» — в районе Познани, «Бернард» — в районе Быдгоша, «Нулевой» — в районе севернее Познани, «Горный» — в районе Иновроцлова. Разведотдел штаба 1-го Белорусского фронта получал сведения от 11 разведывательных групп.

Главные усилия разведчиков штаба 1-го Украинского фронта были сосредоточены в Силезском промышленном районе и ближайшем оперативном тылу противника, где были основные оперативные силы немцев на этом участке советско-германского фронта. Сведения о противнике активно добывали разведывательные группы «Голос» — в Кракове, «Симонов» — в районе Кельце, «Надежный» — в районе Щецина, «Факел» — в районе Моравска-Остравы и другие.

Созданная в период подготовки Висло-Одерской операции агентурная сеть хотя и не полностью соответствовала требованиям командующих фронтами Г. К. Жукова и И. С. Конева, но все же в значительной степени держала под своим контролем переброску войск противника из центральных районов Германии и с других фронтов. Все основные железные и шоссейные дороги и транспортные узлы до рубежа Грацдзенц — Бромберг — Познань— Бреслау (Вроцлав) находились под неослабным контролем разведывательных групп. Благодаря этому разведчики 1-го Белорусского фронта своевременно выявили переброску войск 25-й танковой дивизии, 39-й охранной дивизии, 4-го танкового корпуса СС. Было установлено сосредоточение оперативных резервов противника в районе Томашува, вскрыто расположение аэродромной сети, складов боеприпасов и продовольствия. Этими же силами разведки были вскрыты оборонительные рубежи в оперативной глубине противника.

Успешно действовали и разведчики 1-го Украинского фронта, которыми командовал генерал-майор Ленчик. Им были вскрыты районы расположения штабов немецкой группы армий «А» в Кракове, 17-й армии в Охоциме, 4-й танковой армии в Загнаньске, а также штабы 24, 42, 48 и 56-го армейских корпусов, 16-й, 17 и 20-й дивизий, разведаны оборонительные рубежи в Ченстоховском, Кельце-Бреславском и Краковском направлениях.

Активно проводили спецоперации в тылу противника разведывательно-диверсионные группы 1-го Украинского фронта. Силами этих групп было совершено более 100 диверсий, пущено под откос 20 воинских эшелонов противника, взорвано 9 мостов, уничтожено 150 легковых и грузовых автомобилей.

Разведчики-диверсанты 1-го Белорусского фронта тоже активно действовали в тылу противника. Они взрывали мосты, наносили удары по немецким штабам, нарушали линии связи, взрывали склады, нападали на мелкие группы противника, уничтожая его солдат и офицеров.

Агентурная разведка первая добыла сведения о том, что противник начал переброску своих войск в Померанию через Данциг. Разведчики регулярно передавали сведения о переброске войск и боевой техники по железным и шоссейным дорогам из Данцига до Хойнице и из Штеттина на Восточный фронт. Эти данные подтвердили авиационная и радиотехническая разведка. Благодаря усилиям разведчиков своевременно было установлено, что немецкое командование наращивает для контрудара на правом крыле фронта группу армий «Висла».

В ходе Висло-Одерской операции самоотверженно сражались и войсковые разведчики, которые добывали сведения о силах противника непосредственно за линией фронта и в ближайшей глубине немецкой обороны. Выполняя задания командования, многие разведчики погибли в неравных схватках с противником за линией фронта. 21 января 1945 года в ночном бою за город Крайцбург погиб военный разведчик Николай Иванович Ригачин. Он в числе первых бойцов 287-го гвардейского стрелкового полка 95-й стрелковой дивизии 5-й гвардейской армии 1-го Украинского фронта ворвался в город Крайцбург. Николай захватил в плен трех немцев и доставил их в штаб полка. Участвуя в уличных боях, разведчик смог уничтожить еще более десятка солдат противника, но и сам был ранен.

Бой за город был трудным. Фашисты оборонялись остервенело. Они уже сражались не в Подмосковье и не в Белоруссии, а на территории Польши, близкой к Германии. Зверь, которого загоняли в его же собственную берлогу, был опасен, потому что понимал — наступает конец его самоуправству и приближается суровое возмездие.

В бою за одну из площадей Крайцбурга немцы открыли яростный огонь по наступавшим советским солдатам. Батальон, в составе которого действовал рядовой Николай Ригачин, вынужден был приостановить продвижение. На их пути стоял разрушенный дом, из полуподвала которого сверкали вспышки — немцы обстреливали улицу из пулемета.

Разведчик Николай Ригачин обратился к командиру батальона. Он предложил подобраться поближе к огневой точке и уничтожить его гранатой. Это был единственный выход. Решение рядового Ригачина было правильным, но опасным.

Комбат одобрил решение разведчика. Маскируясь за кирпичными обломками разрушенных домов, Ригачин пополз по площади к подвалу, из вентиляционной трубы которого строчил немецкий пулемет.

Николай подполз к самой амбразуре. Вынул гранату, но метнуть ее вовнутрь подвала не мог — амбразура была узка, и попасть в нее даже с десяти метров было невозможно.

Тогда Ригачин вскочил на ноги и крикнул:

— Гвардейцы, вперед!

Противоборство разведчика с вражеским пулеметчиком, сидевшим за толстыми стенами подвала, продолжалось секунды. Ригачин бросился на амбразуру вражеской огневой точки и своим телом закрыл ее.

Сопротивление противника удалось сломать. Вскоре город Крайцбург был освобожден от немецких войск. До окончания войны оставалось три месяца…

10 апреля 1945 года военному разведчику рядовому Николаю Ивановичу Ригачину было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Город Крайцбург, освобожденный советскими войсками, после окончания войны был передан Польше и стал называться Ключборг. Николай Ригачин похоронен на братском кладбище в Ключборге. Номер его могилы — 107.

Когда Николай Ригачин совершил свой подвиг, ему было только 25 лет — вся жизнь была еще впереди! Родился отважный разведчик 19 мая 1919 года в деревне Задняя Медвежегорского района Карелии в семье крестьянина. Получил начальное образование. Поскольку он был старшим среди своих братьев и сестер, ему, после смерти матери, в раннем возрасте пришлось начинать зарабатывать на жизнь. В 1938 году Николай был призван на службу в Красную армию. Служить довелось в пограничных войсках. Потом началась война. В одном из боев красноармеец Ригачин попал в плен. Из плена бежал и опять стал с оружием в руках бороться против захватчиков. Он воевал до 21 января, когда погиб, помогая своим товарищам освобождать город Крайцбург.

Мог ли Николай Ригачин поступить иначе? Вероятно, мог. Но он принял решение, которое спасло жизнь многим его товарищам, сражавшимся на польской земле.

О чем думал Николай Ригачин, закрывая своим телом амбразуру вражеской огневой точки? Этого мы никогда не узнаем. Несомненно одно — он любил свое Заонежье, где родился и вырос, свою страну и хотел, чтобы как можно быстрее было покончено с фашизмом в Германии, которая в июне 1941 года вероломно напала на Советский Союз.

Подвиг военного разведчика Николая Ригачина — свидетельство силы духа этого русского человека.

Земляки Николая Ригачина берегут память о своем герое. Его именем названа одна из улиц в городе Петрозаводске, столице Карелии. В 1960 году его имя было присвоено рыболовецкому траулеру, построенному на Клайпедском судостроительном заводе. Министерство связи СССР выпустило почтовый конверт, посвященный Герою Советского Союза Н. И. Ригачину, Один из его внуков, проживающий в Карелии, назван в честь героя Николаем.

В боях против немецких оккупантов на территории Польши отличился и военный разведчик капитан Анатолий Иванович Хохлов, офицер разведки 498-го стрелкового полка 132-й стрелковой дивизии 47-й армии. 15 января 1945 года он один из первых в полку переправился на правый берег Вислы в районе города Яблона-Легионово и тщательно разведал оборону противника. Это дало возможность подавить немецкие огневые точки, что позволило полку быстро и без потерь переправиться через Вислу. В марте 1945 года капитану Анатолию Хохлову было присвоено звание Героя Советского Союза.

22 января 1945 года отличился и военный разведчик гвардии старший лейтенант Георгий Аркадьевич Арустамов, офицер разведки 26-го гвардейского кавалерийского полка 7-й гвардейской кавдивизии I-го гвардейского кавалерийского корпуса. Возглавляемый им отряд уничтожил и взял в плен около 200 солдат и офицеров противника, подавил артиллерийские батареи, подбил два немецких танка и две бронемашины. Получив ранение, разведчик продолжал командовать своим отрядом. Георгий Арустамов погиб в том же бою. Звание Героя Советского Союза Г. А. Арустамову было присвоено 27 июня 1945 года посмертно.

Гвардии лейтенант Василий Иванович Новиков, уроженец деревни Лепешки Пушкинского района Московской области, в 1945 году был командиром взвода разведки 53-й гвардейской танковой бригады 6-го гвардейского танкового корпуса 3-й гвардейской армии. 16 января 1945 года его взвод в числе первых ворвался в польский город Радомско. За неделю боев экипаж лейтенанта Василия Новикова уничтожил четыре танка противника, большое количество гитлеровцев и первым вышел на государственную границу Польши с Германией. В одном из боев лейтенант Василий Новиков был тяжело ранен и умер в госпитале. 10 апреля отважному разведчику гвардии лейтенанту Василию Ивановичу Новикову было присвоено звание Героя Советского Союза.

Уроженец деревни Пласток Любанского района Минской области гвардии старшина Захар Григорьевич Лыщеня был командиром отделения разведки 43-го артиллерийского полка 15-й гвардейской строительной дивизии 5-й гвардейской армии, 8 февраля 1945 года в районе польского поселка Цоттвитц вместе с другим разведчиком проник в тыл вражеской обороны, захватил в плен двух немецких офицеров с ценными штабными документами. На обратном пути разведчики были обнаружены противником. Захар Лыщеня приказал второму разведчику доставить документы и пленных офицеров в штаб полка, а сам стал прикрывать отход товарища. Бой был неравным. Захар Григорьевич был тяжело ранен и попал в плен. На допросах не выдал фашистам сведений о действиях полка и был замучен.

27 июня 1945 года отважному белорусу гвардии старшине Захару Григорьевичу Лыщене, который был похоронен на кладбище в польском селе Собоциско, было присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно).

Умелые действия военных разведчиков генерал-майора Н. М. Молоткова, который находился в Польше при командовании I-й армии Войска польского, старшины А. К. Харченко, рядового М. И. Еремина и других военных разведчиков сокращали количество безвозвратных потерь. И тем не менее в кровопролитных боях на древней Польской земле против фашистских оккупантов погибло около 600 тысяч советских солдат и офицеров. В Польше в 1944 году погибли и несколько войсковых разведчиков.

Большинство офицеров и рядовых бойцов войсковой разведки, сражавшихся в Польше, в Чехословакии, в Венгрии и на территориях других восточноевропейских стран, не имели оперативных псевдонимов. Указы об их подвигах в 1945 году были опубликованы в открытой печати. Имена их знали и в городах, где они родились и выросли, и в тех местах, где они погибли. Имена их не забыты и сегодня. Летом 2007 года группа офицеров Российской армии побывала в Чехии, в тех местах, где погиб майор Александр Фомин, руководитель партизанского отряда имени Яна Гуса. Чехи, принимавшие российских офицеров, рассказали о том, что подвиг советского разведчика майора Фомина не забыт, памятный обелиск, воздвигнутый в честь советских и чешских офицеров, входивших в состав штаба отряда Фомина и погибших вместе с ним в неравном бою с фашистами, содержится в идеальном порядке…

Созвездие Героев согревает своим светом наши сердца.

(обратно)

Глава 4. Вернер Бенеке и другие

Крупные войны минувших веков всегда завершались захватом войсками агрессора столицы поверженного противника. И только в войне 1812 года, когда французский император Наполеон напал на Россию и французские войска даже вошли в Москву, русские армии по руководством фельдмаршала Михаила Кутузова добились победы. В 1814 году войска антифранцузской коалиции вступили в столицу Франции. Наполеон был вынужден отречься от престола.

Великая Отечественная война должна была завершиться только падением Берлина. Это и произошло весной 1945 года. С востока к Берлину приближались войска Красной армии, с запада к германской столице катились англо-американцы. Вопрос, кто первым подойдет к Берлину и кто первым водрузит флаг Победы над Рейхстагом, имел для Сталина, Рузвельта и Черчилля принципиальное значение.

После стремительного проведения Висло-Одерской операции войска Красной армии прошли Польшу и уже в первой половине февраля 1945 года вышли к Одеру в районе Кюстрина. До Берлина оставалось чуть более 60 километров. Командующий 1-м Белорусским фронтом маршал Г. К. Жуков планировал с ходу нанести мощный удар в западном направлении и в кратчайший срок овладеть столицей Германии^[273]. Однако он не сделал этого. Неожиданно Жуков изменил свой план. Что заставило его сделать это?

Этот вопрос вызывал после окончания войны острые дискуссии советских полководцев Г. К. Жукова и В. И. Чуйкова. По оценке В. И. Чуйкова, «Берлином можно было овладеть уже в феврале, а это, естественно, приблизило бы и окончание войны»^[274].

В. И. Чуйков также писал: «Что касается риска, то на войне нередко приходилось идти на него. Но в данном случае риск был вполне обоснован. В Висло-Одерскую операцию наши войска прошли уже свыше 500 км, и от Одера до Берлина оставалось всего 60–80 км»^[275].

У Жукова была другая точка зрения. Он утверждал: «Должен сказать, что в наступательной операции на Берлин не все обстояло просто, как это кажется В.И. Чуйкову»^[276]. Далее в своих «Воспоминаниях и размышлениях» маршал Жуков подробно разобрал причины, которые стали препятствием на пути продвижения войск 1 — го Белорусского фронта к Берлину и помешали в феврале 1945 года захватить германскую столицу. Причины достаточно убедительные. Никто, кроме Г. К. Жукова, не мог бы более точно оценить обстановку, которая сложилась в конце января — первой половине февраля 1945 года на Берлинском направлении.

Одна из причин — отвлечение части сил 1-го Белорусского фронта для ликвидации группировки немцев в Восточной Померании, которая, как считали в Ставке, получила в это время значительное усиление. Вот что по этому вопросу писал Жуков: «Оценивая сложившееся положение, Ставка Верховного Главнокомандования решила в целях ликвидации гитлеровцев в Восточной Померании, силы которых к этому времени возросли до сорока дивизий, привлечь четыре общевойсковые и две танковые армии 1-го Белорусского фронта».

Историк М. Ю. Мягков, оценивая эту ситуацию в 2004 году, писал: «Советскому командованию поступила информация, что противник сосредотачивает мощные группировки войск в Восточной Померании и Верхней Силезии на флангах соединений 1-го Белорусского фронта… На решение о приостановке наступления на Берлин в феврале 1945 года большое влияние оказали данные не только собственной (советской) разведки, но и информация, полученная от западных союзников, и в первую очередь от британского Генерального штаба»^[277].

Сведения об увеличении сил немцев в Восточной Померании Ставка ВГК получала от руководителей британской и американской военных миссий. Напомним, что 12 февраля начальник армейской секции английской военной миссии в Москве полковник Бринкман передал в советский Генштаб данные о переброске 6-й танковой армии СС на советско-германский фронт. Текст сообщения британского полковника был телеграфирован в штаб маршала Жукова^[278].

20 февраля руководитель американской военной миссии в Москве бригадный генерал Дж. Дин также передал начальнику советского Генерального штаба сообщение о том, что немцы создают две группировки для контрнаступления: одну в Померании для удара на Торн, вторую в районе Вена — Моравска-Острава для наступления на Лодзь. В сообщении американского генерала также указывалось о переброске в эти районы 6-й танковой армии СС. Эти сведения были сообщены Жукову.

21 февраля 1945 года начальник советской военной разведки генерал-лейтенант И. Ильичев опроверг утверждения Бринкмана и Дина о переброске германским командованием 6-й танковой армии СС. По данным, добытым разведчиками ГРУ, указанная армия направлялась в Венгрию, в район озера Балатон.

Данные Бринкмана и Дина поступили в советский Генштаб раньше и были учтены Жуковым при оценке обстановки в период подготовки операции по взятию Берлина. Учитывая значительное усиление войск противника на Берлинском направлении и нарастание угрозы на флангах, Жуков замедлил темпы наступления на Берлин.

Сведения, поступившие от Бринкмана и Дина, оказались дезинформацией. Достоверно известно, что и британская, и американская разведки располагали сведениями о том, куда точно направлялась немецкая 6-я танковая армия СС, которой командовал генерал Зепп Дитрих. И эти достоверные сведения были получены советской разведкой от надежного источника, который был сотрудником британского военного ведомства. В исключительно ответственный и, можно сказать, решающий момент завершения войны против фашистской Германии советская военная разведка смогла добыть исключительно ценные сведения и тем самым опровергла дезинформацию, переданную в советский Генеральный штаб представителями союзников, и, более того, спасла от разгрома 3-й Украинский фронт под командованием маршала Толбухина.

1 апреля 1945 года У. Черчилль писал Ф. Рузвельту: «Русские армии, несомненно, захватят всю Австрию и войдут в Вену. Если они захватят также Берлин, то не создастся ли у них слишком преувеличенное представление о том, что будто они внесли подавляющий вклад в нашу общую победу, и не может ли это привести к такому умонастроению, которое вызовет серьезные и весьма значительные трудности в будущем? Поэтому я считаю, что с политической точки зрения нам следует продвигаться в Германии как можно дальше на восток, и в том случае, если Берлин окажется в пределах нашей досягаемости, мы, несомненно, должны его взять»^[279].

Весной 1945 года вопрос о взятии Берлина превратился в важную политическую проблему. Поэтому взятие Берлина было пешем тайного соперничества не только между политическими лидерами СССР, США и Англии, но сферой бескомпромиссной борьбы между разведками этих государств. Судя по результатам этого соперничества, в целом советская военная разведка оказалась сильнее.

Кто же приказал американскому генералу Дину и британскому полковнику Бринкману передать в советский Генеральный штаб дезинформацию? Видимо, этот вопрос останется без ответа. Впрочем, это и не имеет особого значения. Важно то, что весной 1945 года еще до окончания Второй мировой войны в отношениях между СССР с одной стороны и США и Великобританией с другой наступил новый период. Доверительность и взаимодействие уступали место соперничеству.

…20 апреля 1945 года в Берлине был прекрасный солнечный день. Однако, несмотря на хорошую весеннюю погоду, в Берлине день рождения Гитлера не отмечался. Возможно, этому помешал налет авиации противника. Где-то около полудня британские и американские бомбардировщики обрушили массированный удар на центр германской столицы, где находился правительственный квартал. Взрывы авиабомб заглушили бы традиционный звон бокалов с шампанским. Поэтому последний свой день рождения Гитлер отмечал тихо, в подземном бункере^[280].

Налет продолжался почти два часа, бомбардировщики проходили на большой высоте, в тесном строе и сбрасывали бомбы строго одновременно. Немецкие зенитные установки были бессильны что-либо сделать. Они были не в состоянии поразить цели на такой высоте.

Военное совещание в тот день Гитлер назначил на четыре часа. Оно проходило в бункере фюрера под зданием рейхсканцелярии. Когда Гитлер оказался в бункере, в его маленькую комнату для совещаний по отдельности были приглашены Геринг, Дёниц, Кейтель и Йодль. Они поздравили фюрера с днем рождения.

Кейтель, поздравляя Гитлера, сказал, что самообладание Гитлера внушает ему уверенность, что он примет необходимые меры и спасет Германию.

Кейтель хотел и дальше продолжать в том же духе, но Гитлер остановил его и сказал:

— Кейтель, я знаю, что я хочу; я собираюсь сражаться и дальше, как в самом Берлине, так и вне его…

Эти слова прозвучали для фельдмаршала привычно. Гитлер, не дожидаясь ответа фельдмаршала, протянул ему руку и сказал:

— Спасибо вам, позовите, пожалуйста, Йодля. Мы еще поговорим об этом позже.

Кейтель пригласил к Гитлеру Йодля.

Совещание в бункере, расположенном глубоко под землей, прошло в целом спокойно. По крайней мере, в совещательной комнате не были слышны залпы советских артиллерийских орудий. Но присутствовавшие на совещании немецкие фельдмаршалы уже знали, что на окраинах Берлина завязывались уличные бои…

На Восточном фронте в направлении на Берлин действовали три советских фронта: 1-й Белорусский, 2-й Белорусский и 1-й Украинский. Разведывательными отделами штабов этих фронтов командовали генерал-майоры Н. М. Трусов, И. В. Виноградов и И. Г. Ленчик, опытные разведчики, которые руководили операциями военной разведки от Москвы и до Берлина.

Начиная с 1 апреля 1945 года штабы этих трех ударных фронтов активно включились в разработку конкретных мероприятий в интересах проведения последней операции Великой Отечественной войны — операции по окружению и захвату Берлина.

Исходя из конкретных задач каждого фронта, разведывательные отделы штабов тоже получили вполне определенные задачи.

Разведка 1-го Белорусского фронта, которым командовал маршал Г. К. Жуков, должна была вскрыть систему обороны германской столицы.

Разведчикам генерал-майора Трусова было приказано вскрыть оперативные резервы противника севернее, западнее и южнее Берлина, установить состав Берлинского гарнизона и мероприятия немецкого командования по обороне германской столицы, а также следить за переброской войск противника на Берлинское направление с запада, из районов Курляндии и Восточной Пруссии.

Важное значение придавалось сбору сведений о моральном состоянии и боеспособности формирований фолькcштурма, принимавшего участие в обороне Берлина, выявлению мест дислокации этих подразделений и участков обороны, которые занимали курсанты военных училищ — последний оплот и последняя надежда Гитлера.

Подобные задачи получили и разведывательные отделы 1-го Украинского и 2-го Белорусского фронтов. Они были конкретизированы с учетом особенностей немецкой обороны и возможностей переброски гитлеровским командованием резервов и подкреплений с других направлений.

В целом силы разведывательных отделов фронтов в начале апреля взяли под постоянный контроль все, что имелось у немецкого командования в районе Берлина и в столице Германии. Разведчики действовали в сложной обстановке и в условиях ограниченного времени. Более того, силы разведотделов фронтов тоже были небезграничны. Так, например, в разведотделе 1-го Белорусского фронта к началу Берлинской операции остались всего две действовавшие в тылу противника группы. Они находились в основном на правом фланге фронта. Источников разведывательных сведений в глубине обороны противника не было. Такое положение сложилось в связи с тем, что войска фронта прошли с боями от Вислы до Одера свыше 500 километров менее чем за три недели, что не позволяло своевременно перебрасывать разведгруппы из Польши в глубь Германии.

Кроме того, не все группы, которые успешно действовали на территории Польши, могли быть использованы для ведения разведки на территории Германии. Поэтому при подготовке к Берлинской операции генерал-майору Трусову и офицерам его отдела пришлось основательно поработать, чтобы создать на территории Германии агентурную сеть, способную добывать сведения, необходимые для командования фронта.

Обстановка в Германии весной 1945 года была предельно сложной. Из восточных районов страны на запад хлынул поток беженцев, которые заполнили практически все большие и маленькие населенные пункты. Это привело к нарушению паспортного режима, затрудняло учет населения. Интенсивные переброски войск с одного участка фронта на другой, отход на запад разбитых частей, бегство немецких солдат и офицеров, с одной стороны, усложняли учет и контроль за военнослужащими, а с другой — создавали благоприятные возможности для передвижения вместе с беженцами советских разведывательных и диверсионных групп.

Германское командование принимало дополнительные меры, ограничивающие проникновение советских разведчиков в глубину немецкой обороны. Весной 1945 года были отменены отпуска военнослужащим всех категорий. Была введена частая смена бланков пропусков и шифров на них и многое другое. Разведывательные отделы фронтов учитывали это, активно вербовали агентов из местных жителей и из числа военнопленных, обучавшихся в антифашистских школах на советской территории. Из вновь привлеченных к разведывательной работе помощников создавались группы, которые забрасывались в тыл противника. Как правило, в состав таких групп входило от двух до восьми человек. Часто в эти группы включались не только немцы, но и поляки, словаки и чехи.

В результате напряженной работы офицеры разведотдела штаба 1-го Белорусского фронта к началу Берлинской операции имели в тылу противника 29 резидентур.

Наряду с разведкой обороны противника в его оперативной глубине разведотдел генерал-майора Трусова занимался сбором сведений о системе обороны немецких дивизий и корпусов, находившихся непосредственно перед 1-м Белорусским фронтом. Эта задача тоже была выполнена. За линию фронта было выведено 20 маршрутных разведчиков, а с началом наступления на Берлин — еще 9. В их задачу входил сбор сведений о характере оборонительных сооружений, минных полях и других заграждениях.

Среди действовавших в тылу противника резидентур активно добывали разведывательные сведения группы «Вертис», «Смелый», «Легар», «Хельм» и другие.

Резидентурой «Вертис» командовал Вернер Бенке. Ему была поставлена задача по разведке Берлинского гарнизона, оборонительных сооружений в Берлине и на подступах к нему. Резидентура Бенке также должна была обеспечить поступление сведений о перебросках войск и боевой техники через берлинский железнодорожный узел.

В составе группы Бенке было всего два человека. Сам Бенке — резидент — и его радист. Оба они были жителями Берлина. Получив в разведотделе указания, они оделись в форму унтер-офицеров немецкой армии. Трусов вручил им командировочные предписания, которые обеспечивали им передвижение в окрестностях германской столицы. Эти удостоверения были умело изготовлены специалистами разведотдела штаба фронта на основе свежих трофейных документов.

После приземления за линией фронта Бенке и радист предъявили в комендатуре командировочные предписания, основанием для выдачи которых явилось телеграфное распоряжение на имя командира полка о вызове их в Берлин. Это предписание, изготовленное в разведотделе фронта, позволило Бенке и его радисту получить разрешение на въезд в блокированную германскую столицу.

Бенке устроился у родственников, которые проживали в Берлине, связался с разведотделом генерал-майора Трусова и приступил к сбору разведывательных сведений. С согласия Трусова Бенке привлек к своей работе двух помощников. С их помощью резидентура смогла добыть и направить в разведотдел фронта достоверные сведения о Берлинском гарнизоне, его оборонительных сооружениях, а также о мероприятиях по укреплению защиты города, которые проводились штабом обороны Берлина. Кроме того, эта резидентура сообщила сведения о фактах эвакуации германских государственных архивов и ряд других ценных сведений.

Резидентурой «Смелый» руководил немец Эмиль Кляйн. В состав этой резидентуры тоже входило два человека: Кляйн и его радист. Они были заброшены в район Мазов, имели документы немецких военнослужащих. Под видом командированных Кляйн и его радист совершали поездки в города Варен, Нойштрелитц, Ребель, Нёйбранденбург. Резидентура «Смелый» успешно действовала в тылу противника до окончания войны.

Умело действовали разведгруппы разведывательного отдела штаба 1-го Белорусского фронта, которые имели условные названия «Окат», «Омут», «Сизый», «Конрад» и другие. Группа «Окат», которой руководил А. А. Соловей, состояла из пяти человек. В ее составе были трое русских, немец и поляк. Группа действовала в районе города Нойштрелитц, вскрыла большое скопление войск, установила наблюдение за переброской войск и боевой техники. При выполнении задания командир группы умело использовал для сбора сведений трех осведомителей из числа советских граждан, насильно угнанных фашистами в Германию. Всего за период действий в тылу противника А. А. Соловей передал в Центр 37 радиограмм с ценными сведениями о противнике.

В период подготовки и проведения Берлинской операции активно действовала и радиоразведка трех фронтов. Радиоразведку в Берлинской операции вели: 394-й и 545-й радиодивизионы ОСНАЗ 1-го Белорусского фронта, 313-й и 541-й радиодивизионы ОСНАЗ 1-го Украинского фронта, 480-й радиодивизион ОСНАЗ 2-го Белорусского фронта и 1-я отдельная радиобригада ОСНАЗ Ставки Верховного Главнокомандования.

Радиоразведка к началу наступления сумела вскрыть систему управления групп армий «Висла» и «Центр» и входивших в ее состав полевых и танковых армий, их корпусов и дивизий. Была своевременно установлена дислокация штаба группы армий «Висла» и штабов ее 3-й танковой и 9-й полевой армий, штаба группы армий «Центр». Было также достаточно полно вскрыто базирование авиачастей 4-го и 6-го немецких воздушных флотов. Радиоразведка во взаимодействии с другими видами военной разведки установила, что наиболее мощная группировка немецко-фашистских войск была создана непосредственно на Берлинском направлении, где оборону занимали 9-я полевая и 4-я танковая армии.

В ходе наступления советских войск фронтовые радиодивизионы ОСНАЗ обеспечили регулярное наблюдение за основными радиосетями противника и получали необходимые командованию разведывательные данные о дислокации и перемещении штабов соединений противника и пунктов их управления.

Деятельность радиоразведки в Берлинской операции была высоко оценена Ставкой ВГК. 394-й и 545-й радиодивизион ОСНАЗ 1-го Белорусского фронта были награждены орденами Александра Невского. 541-й радиодивизион 1-го Украинского фронта был награжден орденом Богдана Хмельницкого. В приказе Верховного главнокомандующего от 3 мая 1945 года в числе войск 2-го Белорусского фронта, отличившихся в ходе Берлинской операции, был отмечен и 92-й радиодивизион ОСНАЗ 1-й отдельной радиобригады особого назначения Ставки ВГК. Общее руководство радиоразведкой в Берлинской операции осуществлял отдел радиоразведки ГРУ, которым командовал А. А. Тюменев.

В ходе выполнения заданий командования в тылу противника в 1943 году погибло 21 138 военных разведчиков. В 1944 году в ходе боевых действий погибли 24 915 военных разведчиков. Общие потери советской военной разведки в боевых операциях 1945 года до сих пор не определены. Хорошо известно другое — в период подготовки и проведения Берлинской операции военные разведчики своевременно добывали ценные сведения о противнике. Данные, добытые военной разведкой, позволили командующим фронтами маршалам Г. К. Жукову, И. С. Коневу и К. К. Рокоссовскому успешно завершить операцию по окружению и уничтожению сил противника, упорно оборонявших германскую столицу.

Вспоминая трудные, тревожные и радостные последние дни Великой Отечественной войны, Маршал Советского Союза Г. К. Жуков писал: «Во время высадки и наступления союзных войск во Франции между Генеральным штабом Красной армии и военными миссиями США и Англии существовала тесная связь, и мы часто обменивались сведениями о дислокации войск противника. Но по мере приближения конца войны мы стали получать сведения от своих союзников, весьма далекие от действительного положения дел…»^[281]

Донесения советской военной разведки, поступавшие из Лондона и Вашингтона в начале 1945 года и рассекреченные через шестьдесят лет, впервые конкретизировали слова Г. К. Жукова о том, что союзники передавали в советский Генштаб сведения о противнике «весьма далекие от действительного положения дел». События, развернувшиеся весной 1945 года в районе озера Балатон и у ворот Берлина, были звеньями одной цепи.

2 мая 1945 года в 15 часов Берлин пал. Над поверженным Рейхстагом взвилось Красное Знамя Победы. Водрузили его советские военные разведчики сержант Михаил Егоров и старший сержант Мелитон Кантария. В 1946 году им были присвоены звания Героев Советского Союза.

(обратно)

Глава 5. Иван Суслопаров

Война в Европе близилась к завершению. Зловещая машина Третьего рейха с грохотом катилась в пропасть. Гитлер и его соратники лихорадочно искали пути предотвращения катастрофы. Однако день возмездия неумолимо приближался.

Гитлер, пытаясь поднять дух своих генералов, обещал предоставить им «чудо-оружие», которое, как он убежденно говорил, спасет Третий рейх. Фюрер призывал на помощь астрологов, надеялся на все, что могло бы изменить обстановку на фронтах и позволить Германии вновь овладеть стратегической инициативой. Возможно, в те дни Гитлер не раз вспоминал пророческое завещание первого немецкого канцлера Отто Бисмарка немецкому народу: никогда не воевать с Россией^[282]. В 1941 году Гитлер пренебрег советом Бисмарка и вероломно напал на Россию, пытаясь сломать ход истории и переписать некоторые ее страницы, как уже неоднократно в прошлом делали великие диктаторы, основатели давно развалившихся и исчезнувших империй.

Некоторые высокопоставленные помощники Гитлера потеряли веру в его фанатические идеи, загипнотизировавшие их в 1933 году, и, стремясь избежать неминуемого наказания, начали осторожно искать пути спасения на западе. Они понимали, что их вина перед народами США и Англии была неизмеримо меньше, чем перед народами Советского Союза. Это могло дать им шанс на спасение. Одним из таких эмиссаров был генерал СС Карл Вольф. Ему удалось установить контакты с американцами с целью проведения сепаратных переговоров и поиска приемлемых условий капитуляции. Контакты с американцами или англичанами искали и представители других германских политических и военных кругов. Они хотели избежать полной и безоговорочной капитуляции, уйти от международного суда, стремились сохранить Германское государство и армию.

Эти эмиссары пытались устанавливать контакты с представителями США или Англии в Швеции, в Ирландии и в Португалии. Их тайные попытки были вскрыты советскими военными разведчиками. Сведения об этих контактах были доложены Верховному главнокомандующему. Предвидя такие попытки немцев, Сталин во время встречи с Рузвельтом и Черчиллем в Крыму в феврале 1945 года добился от руководителей США и Англии твердого обязательства проводить согласованную политику по отношению к фашистской Германии на завершающем этапе войны. Советский Союз принял на себя такие же обязательства.

Несмотря на договоренности, достигнутые в Крыму, официальные представители США и Англии вступили в сепаратные переговоры немцами о капитуляции, условия которой предложили эмиссары Третьего рейха. Весной 1945 года руководитель разведывательной службы США в Европе А. Даллес проводил переговоры с главным уполномоченным СС при группе армий «Ц» генералом СС К. Вольфом. После решительных протестов Сталина тайные американо-германские контакты были временно прекращены.

Немцы тем не менее до самого окончания войны не прекращали своих попыток поиска контактов с представителями США и Англии. Для Германии капитуляция на Западном фронте и капитуляция на Восточном фронте было не одно и то же.

Когда все попытки провести сепаратные переговоры о капитуляции потерпели поражение, командующие германскими войсками на своих участках Западного фронта стали искать возможности подписания соглашений о прекращении боевых действий и передачи своих армий под контроль союзников. Эти акции носили местный характер.

Первая местная капитуляция произошла в Италии. На церемонии подписания этого акта о капитуляции по поручению Сталина присутствовал военный разведчик генерал-майор Алексей Кисленко. Он был представителем советского правительства в Союзном консультативном совете по делам Италии.

Представителем СССР в Контрольной комиссии по делам Италии и Франции был генерал-майор артиллерии Иван Алексеевич Суслопаров^[283]. В 1939–1941 годах он был советским военным атташе при полпредстве СССР во Франции, резидентом военной разведки, направлял в Центр сообщения о подготовке нападения фашистской Германии на Советский Союз.

Когда началась война, Суслопаров был отозван в Москву. В июле 1941 года он был назначен на должность начальника штаба командующего артиллерией Красной армии. С января 1943 года генерал-майор Суслопаров — заместитель командующего, через три месяца — командующий артиллерией 10-й армии.

В июне 1944 года в службе генерал-майора Суслопарова произошли серьезные изменения. После изгнания фашистских войск с территории Франции Ставка Верховного Главнокомандования поручила начальнику ГРУ подобрать специалиста на должность советского представителя при штабах союзников во Франции. Оценивая возможные кандидатуры на эту ответственную должность, начальник военной разведки генерал-лейтенант И. И. Ильичев вспомнил о Суслопарове, который работал в Париже накануне войны.

Предлагая назначить генерал-майора И. А. Суслопарова на военно-дипломатическую работу во Францию, начальник ГРУ Ильичев докладывал И. В. Сталину: «Суслопаров по зарубежной работе в 1939–1941 годах характеризовался положительно. Специальную работу освоил. Францию, ее вооруженные силы и французский язык усвоил удовлетворительно. Морально устойчив. Политически подготовлен хорошо».

Участие в боевых действиях генерала Суслопарова тоже было оценено положительно. В той же справке для Сталина указывалось: «Артиллерия армии под командованием генерал-майора И. А. Суслопарова успешно справлялась с задачами обороны на широком фронте. В период наступательных действий Красной армии генерал-майор Суслопаров хорошо спланировал и затем успешно осуществил артиллерийское наступление, проявив при этом полное понимание задач армии, знание дела и умение в использовании артиллерийских средств усиления. Сам дисциплинирован и требователен к подчиненным. В бою решителен и смел. Решения принимает быстро и умело, инициативой обладает. Физически здоров. Должности командующего артиллерией вполне соответствует».

В ноябре 1944 года генерал-майор Суслопаров был назначен главой советской военной миссии во Франции при штабах союзных войск. В мае 1945 года он принял участие в переговорах генерала Д. Эйзенхауэра с представителями германского командования.

События, завершавшие войну в Европе, развивались стремительно на всех фронтах. Помимо упорных сражений на Восточном фронте происходили секретные дипломатические переговоры в столицах ряда европейских государств, разведки проводили свои тайные операции, создавая базы для работы в мирных условиях. Все эти и многие другие события, внешне не связанные друг с другом, происходили одновременно. Понять их логику, взаимосвязь и цели могли далеко не все командующие фронтами, политики и дипломаты. И только разведчики, посвященные в эти события, видели в них скрытый смысл, который имел огромное значение не только для последнего этапа войны, но и для будущего Европы.

30 апреля 1945 года один из германских эмиссаров появился в Стокгольме. Он прибыл в шведскую столицу, чтобы сообщить представителям США или Англии о том, что фельдмаршал Буш, командующий немецкими войсками на севере, и генерал Линдеман, командующий германскими войсками в Дании, готовы сдаться, как только англо-американские войска выйдут на побережье Балтики^[284].

Некоторые данные о сути переговоров немецкого эмиссара в Стокгольме стали известны резиденту советской военной разведки в Швеции полковнику Николаю Никитушеву. Суть переговоров состояла в том, что немцы, особенно части СС, не намерены сдаваться русским, но могут сложить оружие при встрече с американцами.

На Восточном фронте обстановка в апреле 1945 года продолжала оставаться напряженной. Гитлеровцы сражались отчаянно, предпринимали попытки приостановить наступление 1-го и 2-го Белорусских и 1-го Украинского фронтов. Войска 1-го Белорусского фронта, которым командовал маршал Г. К. Жуков, медленно приближались к Берлину. 21 апреля они перерезали окружную автостраду и начали бои за пригороды германской столицы.

На подступах к Берлину гитлеровцы оказывали сильное сопротивление и войскам 1-го Украинского фронта, но их упорство было сломлено. К исходу 21 апреля завязались бои на южном участке внешнего оборонительного обвода.

2-й Белорусский фронт также вел упорные бои, в результате которых 20 апреля главные силы фронта форсировали полноводную реку Вест-Одер, взломали оборону на левом берегу реки и, преодолевая ожесточенное сопротивление противника, стали продвигаться на запад.

Постепенно складывались условия для полного окружения всех сил немецко-фашистских армий, оборонявшихся в районе Берлина. Ничто уже не могло спасти гитлеровцев от неминуемого разгрома. Положение Берлинского гарнизона становилось катастрофическим.

В этот день войска маршала Жукова, преодолевая неослабевающее сопротивление противника, особенно батальонов СС, штурмовали правительственные кварталы Берлина.

30 апреля Гитлер покончил жизнь самоубийством. Остатки рухнувшего рейха достались адмиралу Дёницу.

Дёниц дал указание, чтобы все армии сдавались только англо-американцам.

На рассвете 30 апреля в штаб 102-го гвардейского стрелкового полка 35-й гвардейской дивизии 8-й гвардейской армии, которой командовал генерал В. И. Чуйков, прибыл парламентер — подполковник германской армии. Он сообщил, что представитель Верховного командования Германии просит указать место для перехода линии фронта для прибытия в советский штаб с целью ведения переговоров.

Переговоры с парламентером провел сам В. И. Чуйков. Он дал указание разведчикам армии обеспечить немецким парламентерам безопасное пересечение линии фронта.

Ожидая представителя Верховного командования Германии, командарм сообщил о предстоящих переговорах командующему 1-м Белорусским фронтом маршалу Жукову. Маршал приказал поддерживать с ним постоянную связь и немедленно сообщать о ходе переговоров.

Чуйков пригласил на свой командный пункт советских писателей Всеволода Вишневского и Евгения Долматовского, которые находились в войсках его армии. С ними явился и композитор Матвей Блантер.

В 3 часа 35 минут прибыли парламентарии. Главным был начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии генерал Кребс. Его сопровождал начальник штаба 56-го танкового корпуса полковник Генерального штаба фон Дуфинг и переводчик.

Кребс сообщил Чуйкову о том, что Гитлер мертв.

Чуйков, сдерживая волнение, спокойно ответил:

— Мы это знаем…

— Это произошло в пятнадцать часов, сегодня, — сказал Кребс.

Видя, что Чуйков посмотрел на часы, немец уточнил:

— Вчера, 30 апреля, около пятнадцати часов…

Затем Кребс зачитал обращение Геббельса «К советскому Верховному командованию». В обращении говорилось:

«Согласно завещанию ушедшего от нас фюрера, мы уполномочиваем генерала Кребса в следующем:

Мы сообщаем вождю советского народа, что сегодня в 15 часов 50 минут ушел из жизни фюрер. На основании его законного права фюрер всю власть в оставленном им завещании передал Дёницу, мне и Борману. Я уполномочен Борманом установить связь с вождем советского народа. Эта связь необходима для мирных переговоров между державами, у которых наибольшие потери. Геббельс».

Кребс вручил Чуйкову еще два документа: о его полномочии на ведение переговоров с русскими и завещание Гитлера со списком нового имперского правительства и Верховного командования вооруженных сил Германии.

Для всех присутствовавших на командном пункте офицеров, для командарма Чуйкова и советских писателей известие о самоубийстве Гитлера было сообщением первостепенной важности. Чуйков был хорошим дипломатом. Военно дипломатическую школу он прошел, будучи советником в Китае.

Командарм не знал о смерти Гитлера, подал утвердительный ответ умышленно.

Кребс, сообщая о смерти Гитлера, рассчитывал увести переговоры в сторону от главной проблемы, ради которой он и прибыл в штаб Чуйкова. Он должен был вести предварительные переговоры о капитуляции. Какой? Капитуляции Берлина? Капитуляции германской армии? Или капитуляции всей Германии? Кребс думал, что, уведомив Чуйкова о смерти Гитлера, он сможет добиться решения своей задачи — выиграть время до начала переговоров, добиться, чтобы в этих переговорах приняли участие представители нового правительства Германии. Это могло открыть перспективы к подключению к переговорам представителей США и Великобритании, их затяжке и помогло бы избежать безоговорочной капитуляции.

Чуйков предугадал замысел Кребса и задал ему прямой вопрос:

— В ваших документах идет речь о Берлине или всей Германии?

Кребс ответил:

— Я уполномочен Геббельсом говорить от имени всей германской армии…

Чуйков связался по телефону с Жуковым и доложил ему, что Кребс уполномочен временно прекратить военные действия. Жуков спросил: идет ли речь о капитуляции?

Кребс уклончиво ответил:

— Есть и другие возможности прекратить войну. Для этого необходимо дать возможность собраться новому правительству во главе с Дёницем, которое и решит вопрос прекращения войны с советским правительством.

…Пока Чуйков по телефону докладывал Жукову о предложениях Кребса, писатели Вишневский и Долматовский старательно записывали в блокноты свои впечатления о том, что увидели и услышали.

Жуков немедленно доложил о визите Кребса и его предложениях Верховному главнокомандующему.

Из Москвы последовали дополнительные вопросы о причинах и обстоятельствах смерти Гитлера, о цели визита Кребса и о том, намерены ли немцы капитулировать.

Жуков спросил Чуйкова о том, что еще может добавить Кребс. Командарм передал вопросы Жукова Кребсу. Тот пожал плечами. Чуйков пояснил ему, что советская сторона может вести переговоры только о полной капитуляции Германии перед союзниками по антигитлеровской коалиции: СССР, США и Англией. Кребс понял, что Чуйков непоколебим, и сказал:

— Для того чтобы иметь возможность обсудить ваши требования, я прошу о временном прекращении военных действий и об оказании помощи новому правительству собраться здесь, в Берлине. Именно здесь, в Берлине, — подчеркнул генерал.

Чуйков слушал внимательно. Затем не торопясь, подчеркивая каждое слово сказал:

— Нам понятно, чего хочет ваше новое правительство. Тем более нам известна попытка ваших друзей, Гиммлера и Геринга, зондировать почву у наших союзников. Разве вы об этом не знаете?

Разговор продолжался еще несколько трудных минут. На командном пункте Чуйкова в тот момент сражались не танковые армии, а генералы, командовавшие этими армиями. Каждый хорошо знал цели переговоров, результаты, которых хотел бы достигнуть, и условия, от которых ни тот ни другой не имели права отступать.

Завершая переговоры, Чуйков сказал:

— Вы должны понять, господин генерал, что мы знаем, чего вы хотите от нас. Вы намереваетесь предупредить, что будете продолжать борьбу, точнее, бессмысленное сопротивление, которое увеличит число напрасных жертв. Я задаю вам прямой вопрос: в чем смысл вашей борьбы?

Кребс смотрел на Чуйкова, не мигая, несколько секунд. Затем твердо сказал:

— Мы будем бороться до последнего…

Чуйков повторил:

— Мы ждем полной капитуляции.

— Нет! — воскликнул Кребс. Потом сказал: — В случае полной капитуляции мы юридически не будем существовать как правительство…

На этом миссия генерала Кребса была завершена.

Визит Кребса показал, что немцы пытаются избежать безоговорочной капитуляции. Надо было заставить их пойти на этот неминуемый шаг. В 18 часов 30 минут вся артиллерия, которая принимала участие в штурме центрального сектора Берлина, нанесла по германской столице мощный огневой удар. После этого советские войска возобновили наступление. Части 3-й ударной армии, наступавшие с севера, встретились южнее Рейхстага с частями 8-й гвардейской армии Чуйкова, которая прошла с боями от Сталинграда до Берлина.

В 00 часов 40 минут 2 мая немцы по радио обратились с просьбой прекратить огонь и сообщили о высылке новых парламентеров. На переговоры прибыл командующий обороной Берлина генерал Г. Вейдлинг. От имени германского командования он заявил о согласии на безоговорочную капитуляцию. К 15 часам 2 мая сопротивление Берлинского гарнизона полностью прекратилось. К исходу дня Берлин контролировали войска Красной армии.

Войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов встретились на Эльбе с американскими войсками, а войска 2-го Белорусского фронта вышли на линию Висмар— Шверин — Дёмиц-Виттенберг, где встретились с английскими войсками. Берлин пал. Но очаги сопротивления германских войск сохранялись в Чехословакии.

Правительство адмирала Дёница, созданное в соответствии с завещанием Гитлера, стремилось во что бы то ни стало уклониться от безоговорочной капитуляции перед Красной армией, пыталось вывести как можно больше немецких войск за линию Западного фронта и передать их под контроль американцев и англичан. Союзники не могли открыто пойти на сговор с Дёницем, но и не мешали немецким частям переходить на территории, которую контролировали их войска.

3 мая, уже после того, как Берлин пал, адмирал Фридебург, который в последние дни возглавлял германские военно-морские силы, прибыл в штаб генерала Монтгомери. Его сопровождал штабной офицер от фельдмаршала Буша. Они заявили, что их целью является сдача в плен трех армий, которые сражались против русских, и просили пропустить «беженцев» через передний край англо-американцев. Американский генерал Д. Эйзенхауэр, командовавший объединенными войсками союзников, так описал этот эпизод в своих воспоминаниях:

«Монтгомери отказался обсуждать сдачу в плен на таких условиях и отослал немецких эмиссаров назад к фельдмаршалу Кейтелю, возглавлявшему немецкое Верховное командование.

Я сказал Монтгомери, чтобы он принял военную капитуляцию всех войск противника в своей зоне операций. Такая капитуляция является делом тактики и входит в рамки полномочий командующего войсками на данном фронте…».

Переговоры между американцами и немцами продолжались.

4 мая произошла капитуляция немецких войск в Голландии, Северной Германии, Шлезвиг-Гольштейне и Дании. Все эти капитуляции тоже носили местный тактический, а не стратегический характер.

Вскоре капитулировали остатки группы армий «Е» в Хорватии и Южной Австрии, группа армий «Г» в Баварии и Западной Австрии. Сложила оружие и немецкая 19-я армия в Тироле.

5 мая в штаб Эйзенхауэра прибыл представитель от адмирала Дёница.

Вспоминая те дни, Эйзенхауэр писал; «Я сразу же сообщил обо всем этом советскому Верховному главнокомандованию и попросил назначить офицера в качестве русского представителя на возможных переговорах с Дёницем. Я информировал русских, что не приму никакую капитуляцию, если она не будет предусматривать одновременную капитуляцию повсюду. Советское Верховное главнокомандование назначило генерал-майора Суслопарова своим представителем…».

Немецкие армии почти везде сложили оружие и прекратили сопротивление. Поэтому стремление немцев подписать акт о капитуляции перед английскими и американскими войсками было очередным шагом в сложной политической игре, в которую включился генерал Эйзенхауэр.

В переписке советского руководства с Эйзенхауэром возникло одно недопонимание, на которое в Москве сразу не обратили внимания.

Вернемся к воспоминаниям американского генерала. В них сказано, что он «попросил назначить офицера в качестве русского представителя на возможных переговорах с Дёницем».

В соответствии с просьбой Эйзенхауэра Москва назначила генерал-майора И. А. Суслопарова, который был главой военной миссии СССР во Франции при штабах союзных войск. Полномочия Суслопарова предполагали только представительство на возможных переговорах с Дёницем. Он должен был присутствовать на переговорах англо-американцев с немцами и информировать Верховного главнокомандующего о ходе обсуждения вопросов, включенных в повестку дня переговоров. Генерал не имел права без санкций Верховного главнокомандующего подписывать от его имени какие-либо акты с представителем германского правительства.’ В соответствии с предложением советского Верховного главнокомандования подписание акта о безоговорочной капитуляции Германии должно было состояться в Берлине с участием официальных представителей союзных держав.

Штаб Эйзенхауэра находился в Реймсе, который был на значительном удалении от Парижа. У Суслопарова не было возможности поддерживать постоянную связь с Центром.

Немцы некоторое время затягивали переговоры. «Нам стало ясно, — писал Эйзенхауэр, — что немцы стремились выиграть время, с тем чтобы перевести за нашу линию фронта как можно больше немецких солдат. Я сказал генералу Смиту, чтобы он передал Йодлю, что если они немедленно не прекратят выдвигать всякие предлоги и тянуть время, то я закрою весь фронт союзников, чтобы не пропускать никаких немецких беженцев через нашу линию фронта…».

Парламентеры составили донесение Дёницу с требованием Эйзенхауэра. Дёниц понял неизбежность подписания акта о капитуляции и отдал соответствующие распоряжения. Вероятно, он считал, что акт о капитуляции, подписанный в Реймсе, будет основным документом, завершающим войну. Не исключено, что Эйзенхауэр рассуждал так же.

Согласованный текст акта генерал-майор Суслопаров направил в Москву радиограммой.

7 мая в Реймсе в 2 часа 41 минуту утра Йодль пописал акт о капитуляции. С американской стороны акт пописал генерал Смит. Генерал Суслопаров подписал этот документ в качестве свидетеля.

Прибыв в Париж, где находился штаб его миссии, Суслопаров получил от своего заместителя указание из Центра, в котором сообщалось, что ему запрещается подписывать какие бы то ни было документы о капитуляции, которые могут быть подготовлены в процессе переговоров союзников с немцами в Реймсе.

Суслопаров направил в Центр донесение о том, что произошло в Реймсе. Его действия в Реймсе противоречили указаниям начальника Генерального штаба.

Подписание в Реймсе акта о капитуляции германских вооруженных сил советские историки считали дипломатической акцией, предпринятой союзниками с определенной целью. Утверждалось, что он принижал решающий вклад Советского Союза в разгром фашистской Германии. Было ли это сделано преднамеренно?

Из Москвы в Париж Суслопарову по закрытым линиям связи понеслись строгие указания: немедленно провести переговоры с союзниками и договориться с ними о том, что подписание акта в Реймсе носило предварительный характер.

Суслопаров встретился с генералом Смитом, который подписывал акт от имени американского командования, сообщил ему советскую точку зрения и передал приглашение советского командования принять участие в подписании акта о безоговорочной капитуляции, которое должно было произойти 8 мая в Берлине.

8 мая представители всех союзных армий прибыли в предместье Берлина Карлсхорст. Советское Верховное командование представлял Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. Верховное командование Великобритании — главный маршал авиации Д. Теллер. Вооруженные силы США представлял командующий стратегическими воздушными силами США генерал К. Спаатс. Французское командование представлял генерал Ж. Делатр де Тассиньи.

В Карлсхорст были доставлены представители разгромленной Германии — фельдмаршал Кейтель, адмирал флота Фридебург и генерал-полковник авиации Штаумпф. Дёниц передал им полномочия подписать акт о безоговорочной капитуляции.

Главнокомандующий войсками союзников генерал Д. Эйзенхауэр на церемонию подписания акта о безоговорочной капитуляции фашистской Германии и всех ее вооруженных сил не прибыл. Объясняя позже свое решение, Эйзенхауэр писал: «Немцы уже побывали в штаб-квартире западных союзников, чтобы подписать акт о безоговорочной капитуляции», а «ратификация в Берлине» была «делом Советов»^[285]. Эйзенхауэр понимал, что в Карлсхорсте он будет вторым. Главным победителем будет маршал Жуков.

Подписание акта состоялось в здании бывшего немецкого военно-инженерного училища. Церемонию подписания акта открыл маршал Жуков. Затем в зал ввели Кейтеля, Фридебурга и Штаумпфа. После проверки их полномочий им был предъявлен акт о безоговорочной капитуляции немецко-фашистских вооруженных сил. Каждый из них подписал этот исторический документ, закрывавший еще одну тяжелую страницу в истории планеты.

Текст акта о капитуляции гласил:

«1. Мы, нижеподписавшиеся, действуя от имени германского Верховного Командования, соглашаемся на безоговорочную капитуляцию всех наших вооруженных сил на суше, на море и в воздухе, а также всех сил, находящихся в настоящее время под немецким командованием, — Верховному главнокомандованию Красной армии и одновременно Верховному командованию союзных экспедиционных сил.

2. Германское Верховное командование немедленно издаст приказы всем немецким командующим сухопутными, морскими и воздушными силами и всем силам, находящимся под германским командованием, прекратить военные действия в 23.01 часа по центрально-европейскому времени 8 мая 1945 года, остаться на своих местах, где они находятся в это время, и полностью разоружиться, передав все их оружие и военное имущество местным союзным командующим или офицерам, выделенным представителями союзного Верховного командования, не разрушать и не причинять никаких повреждений пароходам, судам и самолетам, их двигателям, корпусам и оборудованию, а также машинам, вооружению, аппаратам и всем вообще военно-техническим средствам ведения войны.

3. Германское Верховное командование немедленно выделит соответствующих командиров и обеспечит выполнение всех дальнейших приказов, изданных Верховным главнокомандованием Красной армии и Верховным командованием союзных экспедиционных сил.

4. Этот акт не будет являться препятствием к замене его другим генеральным документом о капитуляции, заключенным Объединенными Нациями или от их имени, применимым к Германии и германским вооруженным силам в целом.

5. В случае, если немецкое Верховное командование или какие-либо вооруженные силы, находящиеся под его командованием, не будут действовать в соответствии с этим актом о капитуляции, Верховное командование Красной армии, а также Верховное командование союзных экспедиционных сил предпримут такие карательные меры или другие действия, которые они сочтут необходимыми.

6. Этот акт составлен на русском, английском и немецком языках. Только русский и английский тексты являются аутентичными.

Подписано 8 мая 1945 года в гор. Берлине»^[286].

11 мая 1945 года генерал-майор И. А. Суслопаров получил из Центра указание: срочно прибыть в Москву.

В Центре он незамедлительно был принят начальником ГРУ. Ильичев был немногословен. Он попросил доложить о том, как проходило подписание акта о капитуляции в Реймсе. Затем Ильичев предложил Суслопарову написать подробную объяснительную записку на имя начальника Генерального штаба.

Вот этот доклад:

«Доношу Вам, что по распоряжению Маршала Советского Союза тов. Жукова 11 мая 1945 года я прибыл в Москву и явился к генерал-лейтенанту Ильичеву, который сообщил мне, что я вызван по нижеследующим причинам:

1. Не будучи уполномоченным для подписания, я присутствовал при подписании в г. Реймсе Акта о безоговорочной капитуляции немецких вооруженных сил перед вооруженными силами Советского Союза и вооруженными силами союзников.

2. Я не обеспечил быстрой радиосвязи из Реймса с Вами, что привело к несвоевременному получению Вашей телеграммы о запрещении мне подписывать какие бы то ни было документы, а также запаздыванию моих телеграмм, адресованных Вам.

Прошу Вас разрешить мне доложить Вам по существу дела:

1. Безусловно, я совершил крупнейшую ошибку, что учинил свою подпись на акте о капитуляции, не имея на это специального разрешения.

Первой и основной причиной этого обстоятельства явилось то, что я неправильно понял те полномочия, которые были изложены в Вашей телеграмме на мое имя, а также генералу Эйзенхауэру на его запрос прислать представителя Верховного командования СССР на эти переговоры с немцами.

Второй причиной было то, что при обсуждении текста акта по моему настоянию был включен пункт, который гласил, что этот акт о военной капитуляции не будет являться препятствием к замене его другим генеральным документом о капитуляции германских вооруженных сил.

Этот пункт акта, а также запрос генерала Эйзенхауэра, направленный по моему предложению на Ваше имя относительно пожеланий, которые хотело бы иметь советское Верховное командование по содержанию акта, процедуре и месте его подписания, а затем и устное заявление генерала Смита, что, каковы бы ни были пожелания советского Верховного командования, которые ожидались получением в Реймсе 6 мая 1945 года, эти пожелания будут приняты союзниками, убедили меня в том, что присутствовать при подписании акта я могу, так как так или иначе этот акт будет заменен новым, более авторитетным актом.

И третьей, не менее важной причиной было то, что полная и безоговорочная капитуляция немецких вооруженных сил означала полную победу нашей Красной армии и союзников над Германией и клала конец войне. Это вольно или невольно вскружило мне голову, так как такого именно конца войны ожидали не только мы, военные люди, но и все прогрессивные люди мира.

Я считаю, что, присутствуя при подписании этого акта и учиняя на нем свою подпись, я сделал крупную ошибку. Здесь, очевидно, сказался недостаток опыта в таких делах, что и привело меня к совершению подобной ошибки. Это первый случай в моей жизни, когда я присутствовал при переговорах такой большой важности, причем совершенно один.

7 мая, когда была получена Ваша телеграмма с замечаниями по тексту акта о капитуляции и предложением подписать этот акт в Берлине, я немедленно встретился с генералом Смитом и настоял на том, чтобы все предложения, изложенные в этой телеграмме, союзники приняли. Мы совместно составили проект нового акта взамен подписанного в Реймсе, и союзники согласились считать подписанный акт предварительным.

2. Что касается обеспечения надежной и быстрой связи с Вами, то, основываясь на опыте первого выезда в Реймс для допроса Папена, я убедился, что расположение в гостинице с радиостанцией и шифродокументами небезопасно, и я решил связь с Вами поддерживать через Париж. Это замедлило передачу телеграмм на 3–4 часа, но давало гарантию сохранности документов.

Вот все, что я мог Вам доложить.

Я нахожусь сейчас в распоряжении Главного разведывательного управления и прошу Вас решить вопрос о моей дальнейшей работе.

Начальник военной миссии СССР во Франции генерал-майор артиллерии И. Суслопаров»^[287].

Начальник Генерального штаба генерал А. И. Антонов внимательно изучил объяснительную записку Суслопарова. Война завершилась. В Карлсхорсте уже был подписан акт о безоговорочной капитуляции Германии. Ошибка генерал-майора Суслопарова была исправлена.

На отчете Суслопарова генерал армии А. И. Антонов написал резолюцию: «Как тов. Суслопаров может быть использован? Антонов».

Вопрос был адресован начальнику военной разведки генерал-лейтенанту И. Ильичеву.

Служба генерал-майора артиллерии И. А. Суслопарова в системе Главного разведывательного управления продолжалась еще несколько лет.

(обратно)

Глава 6. Евгений Березняк и его друзья

Как после окончания войны сложились судьбы героев операции «Голос»?

Резидент Евгений Березняк стал заместителем начальника управления школ Министерства просвещения Украины. В 1961 году ему было присвоено почетное звание заслуженного учителя школы УССР. Он написал шесть монографий, более ста научных трудов, стал кандидатом педагогических наук. Очень гордится своими педагогическими наградами. Медалью имени Крупской он был награжден за успехи в педагогической деятельности Министерством образования СССР, медаль имени Ушинского получил от Министерства образования России, а медаль имени Макаренко — от украинского министерства.

Евгений Степанович проживает в Киеве. В его семье — два сына, дочь, четыре внука и два правнука.

Разведчик Алексей Шаповалов после демобилизации из Советской армии работал инструктором Кировоградского областного комитета компартии Украины, затем был заместителем заведующего этим отделом.

Радистка Жукова после окончания войны вышла замуж. Сменила фамилию. Стала Асей Федоровной Церетели. Вместе с мужем они приобрели домик в Ялте. Ася окончила медицинский институт и работала врачом в местной женской поликлинике.

Радистка Елизавета Вологодская проживала во Львове и была(возможно, и остается) председателем военно-патриотического клуба женщин-ветеранов Великой Отечественной войны.

Встречались ли после войны отважные разведчики? Неоднократно. В канун 45-летия победы они были в Москве. Из Киева приехал Евгений Степанович Березняк, из Ялты — Ася Федоровна Жукова, из Львова— Елизавета Яковлевна Вологодская. Алексей Тимофеевич Шаповалов по состоянию здоровья на встречу с фронтовыми товарищами приехать не смог.

Бывшие разведчики встретились в Центральном доме Советской армии. Организаторы встречи пригласили на этот торжественный вечер и артистов, которые играли главные роли в фильме «Майор Вихрь»: актрису Анастасию Вознесенскую, которая играла роль радистки Лизы Вологодской, актера Виктора Павлова, исполнявшего роль Алексея Шаповалова. Однако встречи с артистами не получилось, так все они были заняты на съемках кто в Одессе, кто в других городах. Вадима Бероева, который сыграл роль резидента Евгения Березняка, уже не было в живых.

Е. С. Березняку неоднократно доводилось бывать и в Польше. В 1995 году он был приглашен на торжества, посвященные 50-летию освобождения Кракова. Он имел возможность еще раз посмотреть древний центр города — Мариацкий костел, Ягеллонский университет, театр Словацкого, резиденцию польских королей Вавель. Все это и многое другое могло быть уничтожено фашистами в январе 1945 года.

Накануне юбилея бывший разведчик Голос прочитал в одной из краковских газет статью, в которой по-новому описаны события, связанные с освобождением этого древнего польского города от фашистов. В ней было сказано: «18 января 1945 года в Краков ворвались полураздетые, пьяные солдаты Конева. Начались грабежи и издевательства… В связи с 50-летием «освобождения» завтра, 18 января, левые силы собираются возле памятника благодарности Красной армии… Тот, кто почтит оккупантов своей земли, добровольно вычеркнет себя из списков поляков…».

Произошло иначе, чем призывала газета. С самого утра в историческом центре города были зажжены сотни свечей, было морс цветов. На одной из конференций слово для выступления было предоставлено Евгению Степановичу Березняку. Он начал свое выступление, зачитав несколько строк из той статьи, опубликованной накануне юбилея в одной из краковских газет. Потом бывший военный разведчик сказал: «Неужели вы меня и семнадцатилетнюю радистку считаете оккупантами? Или оккупантами являются 1800 советских солдат и офицеров, что полегли на улицах Кракова, освобождая его от фашистов?».

Выступление Березняка зал встретил овацией, которая не стихала несколько минут.

Подвиг, совершенный военным разведчиком Евгением Степановичем Березняком в годы Великой Отечественной войны, и его послевоенная трудовая деятельность отмечены высокими советскими наградами, среди которых ордена Октябрьской Революции, Отечественной войны I и II степени, Трудового Красного Знамени, «Знак Почета». Среди украинских наград ветерана — ордена «За заслуги» и Богдана Хмельницкого. Указом президента Украины Е. С. Березняку, проживающему в Киеве, назначена пожизненная государственная стипендия, а приказом министра обороны Украины Е.С. Березняк навечно зачислен почетным солдатом Военно-дипломатического института Академии вооруженных сил Украины.

22 августа 2001 года президент Украины Леонид Кучма подписал Указ о присвоении Е. С. Березняку звания Герой Украины.

2 мая 2005 года Евгению Степановичу Березняку Указом президента Украины Виктора Ющенко присвоено воинское звание генерал-майор.

Березняк был и среди 120 ветеранов Великой Отечественной войны, проживающих в Киеве, которым в честь 60-летия Победы над фашистской Германией были вручены от имени президента Российской Федерации Владимира Путина награды и подарки.

Когда юбиляра поздравляли с 90-летием, он пошутил: «Готовьте к моему 100-летию белого коня…».

В 2006 году мне было предоставлено право опубликовать очерк о Евгении Березняке и его замечательных друзьях в газете «Красная звезда».

Прошло полгода. Накануне праздника Дня Победы 9 мая 2007 года президент России Владимир Путин подписал указ о награждении Евгения Березняка, гражданина Украины, орденом «За заслуги перед Отечеством» IV степени. Мужество и героизм, проявленные Евгением Степановичем в ходе операции по спасению древней польской столицы Кракова, которую фашисты при отступлении собирались взорвать, были по достоинству вознаграждены.

(обратно)

Глава 7. Лев Сергеев

Высокие результаты работы военного разведчика Мориса в США в годы Великой Отечественной войны были настолько очевидны, что Центр запросил мнение резидента о представлении к правительственным наградам его иностранных источников.

В ответной телеграмме Морис обосновал свои предложения. В феврале 1945 года Центр сообщил Морису, что его предложения учтены.

22 февраля 1945 года начальник Главного разведывательного управления поздравил весь коллектив резидентуры «Омега» с Днем Красной армии. Генерал-лейтенант И. Ильичев сообщал Морису: «Поздравьте Мастера, Доктора, Милорда, Малыша, Мавра, Медею и Мерлин с высокими правительственными наградами за их преданную и весьма ценную работу».

В радиограмме Центра сообщалось, что Мастер, Доктор и Милорд награждены орденами Ленина, Малыш — орденом Красного Знамени, Муза — орденом «Знак Почета», Медея — орденом Красной Звезды, Мерлин — медалью «За боевые заслуги».

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 1 сентября 1945 года были награждены сотрудники резидентуры «Омега» и офицеры Центра. Майор Л. А. Сергеев был награжден орденом Ленина, его помощник старший лейтенант В. И. Грудинко (Чейс) — орденом Отечественной войны I степени, капитан М. С. Савельев (Маров) — орденом Красной Звезды.

Были награждены и офицеры Центра, которые руководили работой резидентуры «Омега». Полковники М. Н. Муромцев и М. А. Мильштейн получили ордена Ленина.

Общий итог работы майора Л. А. Сергеева был подведен в январе 1946 года, когда он возвратился в Москву. В заключении о работе Сергеева в США отмечалось:

«Созданная Морисом группа агентов была признана Центром весьма ценной. Одновременно с увеличением агентурной сети Морис добился активизации ее работы. Преодолевая трудности в руководстве агентурной сетью, Морис умело руководил своими агентами, которые передали ему около 20 тысяч листов секретных и совершенно секретных документов. Материалы агентов резидентуры Мориса отражали важные вопросы и в своем большинстве использовались для докладов советскому правительству…

За выполнение заданий командования ГРУ в США майор Сергеев Л. А. награжден орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, двумя орденами Красной Звезды и медалью «За победу над Германией»…

В августе ночное небо над Москвой усыпано миллионами звезд. Легко заметить, что все они имеют разные размеры и различные цвета — одни белые, другие желтые, третьи красные. Белый цвет имеют Сириус и Вега, желтый — Капелла, красный — Антарес. Астрономы считают, что цвет каждой звезды прежде всего зависит от температуры ее атмосфер. Это значит, что белые звезды имеют более раскаленную атмосферу.

Астрономы считают, что многие звезды уже давно погасли и на ночном небосводе виден только их давно излученный свет. Преодолевая огромные расстояния, этот свет притягивает к себе наше внимание и завораживает своей неповторимой красотой.

Судьбу военного разведчика Льва Александровича Сергеева можно сравнить с одной из таких белых звезд. О последних годах работы полковника Л. А. Сергеева в военной разведке мне рассказывали ветераны военной разведки капитан 1-го ранга Виктор Андреевич Любимов и полковник Виктор Викторович Бочкарев. Они знали Л. А. Сергеева, встречались с ним, и оба считают, что, работая в годы войны в военной разведке, этот человек совершил подвиг, который в полной мере не был оценен его современниками. Судя по результатам работы разведчика Мориса, он в 1941–1945 годах действительно добился невероятных успехов. Количество материалов, добытых за этот период Морисом, в десятки раз больше, чем объем информации, переданной американцами ведомству П. Фитина. Качество сведений, добытых Морисом, имеет еще большую значимость.

После окончания специальной командировки в США майор Л. А. Сергеев возвратился в Москву, несколько лет работал в центральном аппарате военной разведки, затем был назначен руководителем одного важного проекта. О том, что Сергеев будет причастен к реализации этого проекта, был поставлен в известность даже министр иностранных дел СССР В. М. Молотов.

После окончания Великой Отечественной войны Л. А. Сергеев оказался в сложном положении. В СССР в 1947 году был создан Комитет информации, в который организационно вошли важнейшие управления внешней разведки МГБ и ГРУ. Комитет информации просуществовал недолго и в 1949 году был ликвидирован. Новое назначение, новая должность. Рядом с Сергеевым в военной разведке работали офицеры, которые не только имели опыт оперативной работы, но и уже окончили военные академии. Личная судьба Сергеева сложилась так, что он успел окончить семь классов, орловскую танковую школу и получил специальную подготовку в одном из учебных заведений военной разведки накануне войны. Ему явно не хватало высшего военного образования для нормального и вполне понятного продвижения по службе в разведке.

Коллега Л. Сергеева по службе в ГРУ и работе в США полковник П. П. Мелкишев окончил артиллерийскую школу и в 1936 году факультет авиационного вооружения Военно-воздушной академии РККА имени профессора Н. Е. Жуковского. Другой коллега Сергеева по управлению П. С. Мотинов окончил 1-ю Советскую объединенную военную школу имени ВЦИКа и в 1938 году специальный факультет Военной академии имени М. В. Фрунзе. После возвращения из спецкомандировок они были назначены на руководящие должности в ГРУ. Мелкишев впоследствии стал генерал-лейтенантом, Мотинов — генерал-майором.

Полковник Л. А. Сергеев был постоянно загружен работой. Получать академическое образование ему было некогда. Сергеев добросовестно выполнял специальные задания командования военной разведки. С 1956 по 1958 год он проходил службу в Войске польском, где ему дали отличную аттестацию и наградили офицерским крестом ордена Возрождения.

Нигде и никогда, выполняя специальные задания, Сергеев не жалел своих сил и здоровья. Он, как белая звезда, всего себя отдавал разведке, службу в которой считал для себя большой честью. Встречаясь с молодыми разведчиками, он говорил им, что, работая в детстве расклейщиком газет, он и в мечтах своих не мог допустить, что когда-нибудь сможет стать военным разведчиком, данные которого будут интересовать даже Верховного главнокомандующего.

Здоровье медленно, но неуклонно покидало некогда бравого танкиста. По решению медицинской комиссии 30 ноября I960 года полковник Сергеев был уволен в запас. Новая жизнь была спокойной и размеренной. Она на первых порах «оглушила» бывшего танкиста и одного из лучших резидентов ГРУ. На одном из поворотов судьбы Лев Александрович потерял жену — Нину Александровну, с которой он прожил около пятидесяти лет. К сожалению, война не дала им возможности своевременно завести детей.

После смерти Нины Лев Александрович прожил еще около десяти лет. Эти годы были непростым периодом в его жизни. Это были годы раздумий, годы оценки собственных достижений и неудач. Это были и годы одиночества. Пережить их помогли офицеры военной разведки, которые заботились о ветеране, помогали ему в решении различных проблем. В те годы Сергеев нуждался не столько в материальной помощи, сколько в общении с теми, кто пришел ему на смену в военную разведку. Сергеева приглашали на различные торжественные мероприятия, которые проводились в ГРУ в дни государственных праздников. Он имел возможность встречаться с теми ветеранами военной разведки, с которыми в годы Великой Отечественной войны выполнял специальные задания далеко за пределами Советского Союза. Это были для ветерана особые дни. Они были наполнены и радостью общения с единомышленниками и товарищами по трудной и опасной профессии, и общими с ними переживаниями. Такие встречи были необходимы, и они продлевали ему жизнь.

В начале 80-х годов в СССР было утверждено первое постановление Президиума Верховного Совета СССР и Совета министров СССР об участниках Великой Отечественной войны и предоставляемых им льготах. Когда полковник в отставке Л. А. Сергеев узнал об этом постановлении, он написал письмо начальнику военной разведки. Ветеран просил выдать ему «соответствующую справку на предмет получения удостоверения участника Великой Отечественной войны».

Соответствующую справку Сергееву не выдали. В начале декабря 1981 года он получил ответ из ГРУ, который удивил и разочаровал его. Ответственный офицер военной разведки, службе в которой Сергеев отдал всю свою жизнь и добился немалых успехов в работе, сообщал:

«Ваше письмо, адресованное генералу армии П. И. Ивашутину, рассмотрено.

Сообщаю, что нахождение в длительной зарубежной командировке в США в период 1940–1946 годов к прохождению службы в действующей армии не относится. Поэтому льготы, устанавливаемые существующим законодательством, на Вас, к сожалению, не распространяются».

Льготы участникам Великой Отечественной войны, установленные правительственным постановлением, не распространялись не только на одного полковника в отставке Л А Сергеева, который был награжден медалями «За Победу над Германией» и «За Победу над Японией». Эти льготы не предоставлялись всем разведчикам, которые выполняли свой воинский долг в сложнейших условиях на территориях иностранных государств. То, что они при выполнении этих заданий постоянно подвергали свою жизнь серьезным опасностям, было забыто. Не участниками войны оказались разведчики, которые были захвачены и казнены в Японии, в Бельгии или Франции.

Несправедливость такого подхода к определению статуса лиц, принимавших участие в Великой Отечественной войне, стала очевидной. Правительство было вынуждено принять дополнение к постановлению. К участникам войны были приравнены не только советские разведчики, но и партизаны и военные железнодорожники.

Советские солдаты сражались на огненных и секретных фронтах Великой Отечественной войны не за награды или будущие льготы. Тем не менее только после получения удостоверения участника Великой Отечественной войны Сергеев с помощью представителя военной разведки смог добиться, чтобы в его квартире был установлен телефон. Мир расширился. Далекие друзья, которые проживали в разных районах огромной Москвы, стали ближе. Разговоры с ними по телефону были необходимы Сергееву, как воздух.

Полковник запаса Виктор Викторович Бочкарев не только часто разговаривал с Л. А. Сергеевым по телефону, но много раз встречался с этим замечательным человеком. Вот что он рассказал мне о Сергееве:

«После войны семья Сергеевых проживала в Москве в двухкомнатной квартире в доме 14 на Бакинской улице. Нина Александровна Сергеева была несколько моложе своего мужа, а по своей внешности она, несомненно, была одной из самых красивых женщин в коллективе военных разведчиков. Детей у них, к сожалению, не было, близких родственников не осталось. Нина Александровна умерла 13 января 1991 года, была кремирована, и урна с ее прахом была установлена в колумбарии Николо-Архангельского кладбища.

Сергеев был членом организации ветеранов военной разведки, посещал все собрания, часто выступал перед молодыми разведчиками.

После смерти жены, которую он боготворил, здоровье Сергеева пошатнулось. И мне, хорошо знавшему этого смелого и сильного человека, пришлось взять над ним шефство. Проще говоря, раз в месяц я посещал его, помогал решать различные мелкие, но для него важные, бытовые проблемы. Нам удалось прикрепить его к ветеранской столовой. Несколько раз я посещал Льва Александровича вместе со своей женой, Юлией Викторовной, которая готовила для него вкусные домашние пироги. Наш друг был благодарен за помощь и возможность видеться с товарищами.

За полгода до смерти он написал завещание, в соответствии с которым его квартира и все его имущество передавались в распоряжение военной разведки. Это завещание, заверенное нотариусом, я передал в Главное разведывательное управление.

Моей семье Лев Александрович оставил на память цветной портретик Нины Александровны, которую мы знали, пару книг, красивый ножичек и маленький медальончик, которым он очень дорожил. Скончался полковник Сергеев в военном госпитале 4 декабря 1994 года. В соответствии с его завещанием урна с его прахом была установлена в колумбарии Николо-Архангельского кладбища рядом с урной его жены.

Полковник Сергеев всегда производил на меня впечатление делового, принципиального, смелого и честного человека, истинного профессионала, способного решать любые разведывательныезадачи. Для этого уникального человека были характерны осмотрительность, острый логический ум, тщательное изучение всех, с кем ему приходилось работать в разведке. Могу сказать, что Сергеев по праву пользовался заслуженным авторитетом среди военных разведчиков. Ни один из его источников не попал в руки контрразведок тех стран, где ему приходилось работать. Самую добрую память о нем сохранил и работавший с ним в Вашингтоне капитан Борис Семенович Грудинко, который умер в сентябре 2005 года в городе Санкт-Петербурге…».

Время без остановок несет всех нас в завтрашний день. Каким он будет? В потоке служебной и бытовой суеты мы многое вынуждены оставлять или забывать. Хотелось, чтобы имя полковника Л. А. Сергеева, резидента военной разведки Мориса, о котором впервые удалось рассказать, не было забыто. Он был талантливым разведчиком, умелым резидентом, исполнительным и инициативным офицером, исключительно проницательным аналитиком и хорошим товарищем. У него были и друзья, и недоброжелатели. Ему было чем гордиться и о чем сожалеть.

Главным и самым верным другом резидента Мориса, несомненно, являлась военная разведка, к которой он всегда относился с особым уважением. Видимо, подтверждая это, Морис перед смертью завещал Главному разведывательному управлению свою московскую квартиру и все остальное, что ему принадлежало в этом мире.

Такими были информаторы Сталина. Одни из них, возвратившись на Родину, были отмечены высокими правительственными наградами. Другие строго наказаны за ошибки, которые допустили в работе в специальных командировках. Но это уже другая история…

(обратно) (обратно)

Послесловие

Давно существует мнение, что холодная война началась после выступления У. Черчилля в Фултоне в марте 1946 года. Однако проведенное исследование позволяет утверждать, что холодная война началась значительно раньше. Однако ее многочисленные айсберги были скрыты за огненными кулисами Второй мировой войны. К ним относятся и польский кризис, и борьба за Балканы, и раздел Германии, и атомные бомбардировки американцами японских городов. «Титаник» союзников, которым управляли Сталин, Рузвельт и Черчилль, в дыму последних дней войны в Европе легко мог напороться на один из таких ледяных островов.

Можно без сомнения предположить, что выступление Черчилля в Фултоне было тщательно продуманной акцией, проведенной с большим пропагандистским шумом.

Если когда-либо будут рассекречены материалы советских и англо-американских специальных служб, которые вели активное противоборство в 1944–1945 годах, станут понятными и другие проблемы, которые привели к резкому обострению советско-американских отношений после окончания Второй мировой войны. Не секрет, что многие сложные современные международные проблемы возникли именно тогда.

Самос важное, что произошло весной и летом 1945 года, можно назвать Великим компромиссом, который позволил избежать открытого военного конфликта между США и Англией с одной стороны и СССР — с другой. Это удалось прежде всего потому, что в распоряжении советского руководства было достаточно сведений о секретных планах Вашингтона и Лондона. Добывали их советские разведчики, в том числе и секретные сотрудники ГРУ, о которых было рассказано в этой книге.

(обратно)

Приложение

Хроника победного года (важнейшие военные и военно-политические события 1944–1945 гг.)

1944 год

3 июня — Французский комитет национального освобождения провозгласил себя Временным правительством Французской Республики.

21 июля — в освобожденном войсками Красной армии польском городе Люблине сформирован Польский комитет национального освобождения.

1 августа — в оккупированной немецкими войсками Варшаве началось антифашистское вооруженное восстание, организованное руководством Армии крайовой.

3—9 августа — в Москве состоялись переговоры между Польским комитетом национального освобождения и польским правительством в эмиграции.

8 августа — была проведена встреча И. В. Сталина с премьер-министром польского правительства в эмиграции С. Миколайчиком.

29 августа — в Словакии началось вооруженное антифашистское восстание.

9—10 сентября — Болгария объявила войну Германии и предложила СССР заключить перемирие.

11—16 сентября — в Квебеке состоялась вторая конференция руководителей США и Великобритании.

12 сентября — Румыния заключила перемирие с СССР, США и Великобританией.

19 сентября — подписано перемирие между СССР и Великобританией с одной стороны и Финляндией — с другой.

2 октября — германские войска подавили Варшавское восстание. Руководство Армии крайовой подписало продиктованные немецким командованием условия капитуляции. В ходе Варшавского восстания погибло более 200 тысяч человек.

22 октября — СССР, США и Великобритания признали Временное правительство Франции во главе с Ш. де Голлем.

27 октября — словацкое восстание было прекращено. Повстанцы отошли в горы, где сражались до полного освобождения Словакии советскими войсками.

31 декабря — Польский комитет национального освобождения провозгласил себя Временным национальным польским правительством.

1945 год

1 января — германские войска перешли в контрнаступление в Эльзасе. Удар был нанесен по 7-й армии США.

1 января — И. В. Сталин направил американскому президенту послание, в котором изложил позицию советского правительства по польскому вопросу и поздравил Ф. Рузвельта с Новым годом.

5 января — СССР признал Временное национальное польское правительство.

6 января — У. Черчилль направил И. В. Сталину послание, в котором излагал просьбу срочно активизировать действия войск Красной армии с целью ослабить натиск германских войск против союзников в Арденнах, где американские и английские войска несли значительные потери.

2—26 января — войска 3-го Украинского фронта отражали контрудары врага, пытавшегося деблокировать окруженную в Будапеште группировку.

12 января — 3 февраля — войска 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов провели Висло-Одерскую операцию.

12—14 января — советские войска начали досрочное наступление на Висле и в Восточной Пруссии, стремясь оказать помощь союзникам, которые находились в трудном положении в Арденнах.

13 января — 25 апреля — войска 2-го, 3-го Белорусских фронтов и Балтийского флота провели Восточно-Прусскую операцию.

17 января — войска 1-го Белорусского фронта и 1-й армии Войска польского освободили польскую столицу город Варшаву.

20 января — в Москве подписано соглашение о перемирии между СССР, США и Великобританией с одной стороны и Венгрией — с другой.

28 января — провал Арденнской наступательной операции против войск США и Великобритании.

30 января — 9 апреля — войска 3-го Белорусского фронта окружили и разгромили немецкую группировку в Кенигсберге.

2 февраля — Ф. Рузвельт и У. Черчилль по пути в Крым для участия в переговорах с И. В. Сталиным встретились на борту американского крейсера «Куинси», который стоял на рейде в мальтийской столице Ла-Валлетта.

3 февраля — Рузвельт и Черчилль прибыли в Ялту.

3 февраля — войска 1-го Белорусского фронта начали форсирование Одера.

4—11 февраля — состоялась Крымская конференция глав правительств СССР, США и Великобритании (Ялтинская конференция).

8—24 февраля — войска 1-го Украинского фронта успешно провели Нижнесилезскую операцию.

10 февраля — 4 апреля — войска 1-го и 2-го Белорусских фронтов провели Восточно-Померанскую операцию.

12 февраля — начальник армейской секции английской военной миссии в Москве полковник Бринкман передал в советский Генеральный штаб сведения о переброске 6-й танковой армии СС на Восточный фронт.

13 февраля — войска 2-го и 3-го Украинских фронтов освободили столицу Венгрии Будапешт.

20 февраля — руководитель американской военной миссии в Москве бригадный генерал Дж. Р. Дин передал начальнику советского Генерального штаба данные американской разведки о переброске 6-й танковой армии СС в район Вена — Моравска-Острава для наступления в направлении на Лодзь.

21 февраля — начальник Главного разведывательного управления генерал-лейтенант И. Ильичев направил И. В. Сталину, Н. А. Булганину и начальнику Генерального штаба А. И. Антонову специальное сообщение, в котором докладывал о том, что 6-я танковая армия СС перебрасывается в Венгрию.

15—31 марта — войска 1-го Украинского фронта успешно провели Верхнесилезскую операцию.

17 марта — начальник военной разведки доложил И. В. Сталину о содержании телеграммы министра иностранных дел фашистской Германии немецкому посланнику в Ирландии с указаниями о вступлении в контакт представителями США и Великобритании.

23 марта — 17 апреля — проведено наступление англо-американских войск в Руре.

3 апреля — маршал И. В. Сталин направил президенту США господину Рузвельту личное послание о недопустимости тайных переговоров в Берне представителей США и фашистской Германии.

4 апреля — войска 2-го и 3-го Украинских фронтов завершили освобождение Венгрии от немецко-фашистских захватчиков.

4 апреля — войска 2-го Украинского фронта освободили столицу Словакии Братиславу.

5 апреля — советское правительство объявило о денонсации советско-японского договора о нейтралитете от 13 апреля 1941 года.

5 апреля — Рузвельт направил Сталину послание, в котором пытался убедить советского руководителя в том, что представители США не ведут сепаратных переговоров с немцами.

7 апреля — очередное послание И. В. Сталина президенту Ф. Рузвельту о недопустимости контактов между представителями США и фашистской Германии и об информации, переданной генералом Маршаллом советскому Генеральному штабу о подготовке немцами контрударов из Померании на Торн и из района Моравска-Остравы на Лодзь. Данные американской разведки не соответствовали действительности.

12 апреля — умер президент США Ф. Д. Рузвельт. Президентом США стал Г. Трумэн.

13 апреля — войска 2-го и 3-го Украинских фронтов овладели столицей Австрии Веной.

13 апреля — И. В. Сталин от имени советского правительства направил новому президенту США Г. Трумэну соболезнование в связи с безвременной кончиной Ф. Д. Рузвельта.

16 апреля — 8 мая — войска 1-го, 2-го Белорусских и 1-го Украинского фронтов провели Берлинскую операцию.

22 апреля — войска 1-го Украинского фронта заняли пригороды Берлина.

24 апреля — 1 мая — войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов окружили и разгромили франкфуртско-губенскую группировку немецко-фашистских войск.

25 апреля — войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов завершили окружение Берлина.

25 апреля — войска 1-го Украинского фронта вышли на рубеж реки Эльбы в районе города Торгау, где встретились с частями 1-й американской армии.

26 апреля — президент США Г. Трумэн сообщил И. В. Сталину о том, что Гиммлер от имени германского правительства обратился к шведскому правительству с предложением о капитуляции всех германских вооруженных сил на Западном фронте, включая Норвегию, Данию и Голландию. Трумэн сообщил, что американское правительство «считает, что единственным приемлемым условием капитуляции является безоговорочная капитуляция на всех фронтах».

27 апреля — сепаратные переговоры между А. Даллесом и представителями германского генерала СС К. Вольфа возобновились.

29 апреля — состоялось подписание акта о капитуляции немецко-фашистских войск в Северной Италии.

30 апреля — Гитлер покончил жизнь самоубийством в подвале рейхсканцелярии.

1 мая — советские разведчики сержант Михаил Егоров и старший сержант Мелитон Кантария водрузили Красное Знамя Победы над Рейсхстагом.

2 мая — И. В. Сталин направил послание президенту Г. Трумэну о том, что советским Верховным главнокомандованием даны указания, чтобы при встрече советских войск с союзными войсками советское командование немедленно установило связь с командованием американских и английских войск.

2 мая — войска 1-го Белорусского и I-го Украинского фронтов завершили разгром окруженной берлинской группировки и полностью овладели столицей фашистской Германии.

6—11 мая — войска 1, 2 и 4-го Украинских фронтов завершили Пражскую операцию.

7 мая — генерал Йодль подписал в Реймсе, в штабе Верховного главнокомандующего союзными экспедиционными войсками в Европе генерала Д. Эйзенхауэра общую капитуляцию германских вооруженных сил перед западными союзниками. От советского командования акт о капитуляции подписал генерал-майор И. А. Суслопаров.

8 мая — представители германского Верховного командования генерал-фельдмаршал В. Кейтель, генерал-адмирал Фридебург и генерал-полковник Штаумпф в штабе маршала Г. К. Жукова в Карлсхорсте (пригород Берлина) подписали Акт о безоговорочной капитуляции Германии.

8 мая — президент США Г. Трумэн направил послание маршалу И. В. Сталину, в котором говорится: «Я хочу передать Вам и через Вас Вашим героическим армиям горячие поздравления нашего народа и его правительства. Мы высоко ценим великолепный вклад, внесенный могучим Советским Союзом в дело цивилизации и свободы…».

9 мая — День Победы над фашистской Германией.

9 мая — войска 1-го Украинского фронта при поддержке восставших пражан освободили столицу Чехословакии Прагу.

10—11 мая — войска группы армий «Центр» сложили оружие. Генерал-адмирал фон Фридебург подписал в штабе британского фельдмаршала Монтгомери капитуляцию немецких войск, действовавших в Голландии и Дании.

14 мая — завершено освобождение Югославии от немецко-фашистских войск.

Разгром армии нацистской Германии завершен.

(обратно)

Библиография

Александров А. А. Битва ставок. Великое противостояние 1941–1945. М., 2003.

Атомный проект СССР. 1938–1945. Т. 1. М., 1998.

Безыменский Л. Третий фронт. Секретная дипломатия Второй мировой войны. М., 2003.

Белградская операция. М., 1964.

Бертольд В. 42 покушения на Адольфа Гитлера. Смоленск, 2003.

Болдуин X. Сражения выигранные и проигранные. Новый взгляд на крупные военные кампании Второй мировой войны. М., 2001. Будапешт, Вена, Прага. М., 1965.

Василевич И., Падерин И. Встретимся после задания. М., 1973. Великая Отечественная война Советского Союза. 1941–1945. М., 1984.

Верт А. Россия в войне 1941–1945. М., 1967.

Верность долгу. Очерки о разведчиках. М., 1984.

Вторая мировая война в воспоминаниях У. Черчилля, Ш. де Голля, Корделла Хэлла и др. М., 1990.

Вторая мировая война: итоги и уроки. М., 1985.

Гелен Р. Война разведок. Тайные операции спецслужб Германии. 1942–1971. М., 2003.

Гиренко Ю. С. Сталин — Тито. М., 1991.

Горьков Ю. А. Мог ли Берлин пасть в феврале 1945 года? // Военно-исторический журнал. 1990. № 5. С. 13–20.

Гриф секретности снят. Потери Вооруженных Сил СССР в войнах и боевых действиях и военных конфликтах. М., 1993.

Даллес А. Тайная капитуляция. М., 2004.

Дамаскин И. А. Битвы разведок. М., 2005.

Девидсон Ю. Суд над нацистами. Смоленск, 2001.

Дин. Дж. Р. Странный союз. М., 2005.

Документы и материалы по истории советско-польских отношений. М., 1974.

Долгополов Н. Они украли бомбу для Советов. М., 2000.

Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. М., 1970.

Иванов Р. Сталин и союзники. 1941–1945 гг. Смоленск, 2000.

Иванов Ю. В., Косенко И. Н. Кто кого предал? // Военно-исторический журнал. 1993. № 3. С. 16–24.

История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941–1945. Т. 4. М., 1962.

Капто А. Дипломатия нового международного переустройства 1939–1945 гг. // Наука — Культура — Общество. 2005. № 1.

Карпов В. Генералиссимус. Т. 1, 2. Калининград, 2002.

Кейтель В. Мемуары фельдмаршала. М., 2004.

Кеннан Дж. Дипломатия Второй мировой войны. М., 2002.

Колос И. Возвращение из ада. М., 1996.

Колос И. По заданию Центра. Записки разведчика. М., 1989.

Колпакиди А., Прохоров А. Империя ГРУ. Кн. 1. М., 1999.

Конев И. С. Записки командующего фронтом. М., 1981.

Конев И. С. Сорок пятый. М., 1970.

Корнеев И. В. Военная миссия СССР в Югославии. М., 1960.

Кукридж Э. Европа в огне. М., 2003.

Кульков Е., Мягков М., Ржешевский О. Война 1941–1945. Факты и документы. М., 2001.

Курская битва. Хроника, факты, люди. М., 2003.

Лайнер Л. «Венона» — самая секретная операция американских спецслужб. М., 2003.

Лота В. Вклад военных разведчиков в создание отечественного атомного оружия. 1941–1945 // Военно-исторический журнал. 2006. № 11. С. 40–44.

Лота В. ГРУ и атомная война. М., 2002.

Лота В. Тайные операции Второй мировой войны. М., 2006.

Лота В. Без права на ошибку. М., 2005.

Лурье В. М., Кочик В. Я. ГРУ — дела и люди. СПб.; М., 2002.

Люди молчаливого подвига. Очерки о разведчиках. М., 1980.

Минасян М. М. Освобождение народов Юго-Восточной Европы. М., 1967.

Мировая война 1939–1945. Взгляд побежденных. М., 2002.

Михалев С. И. Военная стратегия. Подготовка и ведение войн Нового и Новейшего времени. М., 2003.

Мягков М. Ю. Военные ведомства СССР и Англии в 1941–1945 годах: союз и противоборство // Новая и новейшая история. 2004. № 2.

Найтли Ф. Шпионы XX пека. М., 1994.

Неручева М. 40 лет одиночества. М., 2000.

Никольский В. Аквариум-2. М., 1997.

Орлов А. С. За кулисами второго фронта. М., 2001.

Освободительная миссия Советских Вооруженных Сил в Европе во Второй мировой войне: Документы и материалы. М., 1985.

Очерки истории российской внешней разведки. М., 1999. Парсаданова B.C. Владислав Сикорский // Вопросы истории. 1994. № 9.

Переписка Председателя Совета Министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. В 2 т. М., 1958.

Петров П. С. Фактическая сторона помощи по ленд-лизу // Военно-исторический журнал. 1990. № 6. С. 34–39.

Полмар Н., Аллен Т.Б. Энциклопедия шпионажа. М., 1999.

Попов Е. В. В лабиринте секретных операций. Рукопись. 2003. Ричелсон Т. Дж. История шпионажа. М., 2000.

Рокоссовский К. К. Солдатский долг. М., 1972.

Сайерс М., Кан А. Тайная война против Америки. М., 1947.

Свобода Л. От Бузулука до Праги. М., 1984.

Сергиенко А. М. АГОН — Авиационная группа особого назначения. М., 1999.

Системная история международных отношений: в 4 т. Т. 1. 1918–1945. М., 2000.

Смирнов П. Н., Зайцев Е. Б. Суд в Токио. М., 1980. Советско-чехословацкие отношения во время Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Документы и материалы. М., 1960.

Соловьева Т. Федоров с улицы Федорова // Достоинство. 2003. № 26.

Студенский И. Тайная миссия в словацкое восстание. М., 1999. Толубко В. В боях за освобождение Чехословакии // Военно-исторический журнал. 1980. № 5.

Трго Ф., Ленкович М. Исторические решения Тито. Белград, 1980. Трухановский В. Г. Уинстон Черчилль: Политическая биография. М., 1977.

Уткин А. И. Вторая мировая война. М., 2002.

Уткин А. И. Рузвельт. М., 2000.

Чехословакия: 1945. Путь к освобождению. М., 1985.

Чуев С. Г. Спецслужбы III рейха. Кн. I. М., 2003.

Чуйков В. И. Капитуляция гитлеровской Германии // Новая и новейшая история. 1965. № 2.

Чуйков В. И. Конец Третьего рейха. М., 1973.

Фалин В. Второй фронт. М., 2000.

Фомичев М. Освобождение дружественной страны // Военный вестник. 1985. № 5.

Харьков А. Г. К 40-летию Белградской наступательной операции// Военная мысль. 1934. № 10.

Хёттель В. Секретный фронт. 1938–1945. М., 2003.

Эрман Д. Большая стратегия. М., 1958.

Эйзенхауэр Д. Во главе союзных войск. М., 1990.

На английском языке

Cookridge Е. Н. The Net That Covers The World. New York, 1955.

Deane J. R. The Strange Allilance. New York, 1947.

Farago L. Burn After Reading. The Espionage History of World War II. New York, 1961.

Feinstein J. M. Fifty Years of US — Soviet Trade. New York, 1974.

Seth R. Encyclopedia of Spies. New English Library, 1972.

(обратно)

Иллюстрации

Москва, Гоголевский бульвар, 6. Здание Разведывательного управления Красной армии

Заместитель начальника Генерального штаба Красной армии А.И. Антонов (второй слева) во время работы Ялтинской конференции

Гарри Трумэн, президент США

Уильям Донован, начальник Управления стратегических служб США

Бригадный генерал Колин Гюббинс, начальник Управления специальных операций (в центре), вместе с доктором Хью Далтоном (справа), министром экономической войны Великобритании

Участник Балатонской операции разведчик сержант Пустошкин Василий Владимирович

Начальник разведывательного отдела 1-го Украинского фронта генерал-майор Ленчик Иван Григорьевич

Начальник разведывательного отдела 2-го Украинского фронта генерал-майор Поветкин Филипп Филиппович

Начальник разведывательного отдела 3-го Украинского фронта генерал-майор Рогов Александр Семенович

Начальник разведывательного отдела 1-го Белорусского фронта генерал-майор Трусов Николай Михайлович (с 1955 г. — генерал-лейтенант)

Командир 1-й Польской пехотной дивизии З. Берлинг произносит слова присяги

Иван Андреевич Колос накануне войны

Герой России Колос Иван Андреевич

Текст докладной записки, подготовленной Н. А. Булганиным на имя И. В. Сталина 3 октября 1944 года

Сержант Стенько Дмитрий Алексеевич, радист разведгруппы «Олег». Погиб в Варшаве в сентябре 1944 г.

Саляманович Елена Оттовна. Обеспечивала радиосвязь лейтенанта И. А. Колоса с разведотделом 1-го Белорусского фронта

Полковник Сараев Илья Михайлович, военный атташе СССР в США в годы Великой Отечественной войны

Военный разведчик полковник Сергеев Лев Александрович

Жена и помощница разведчика Л. А. Сергеева Нина Александровна

Е. С. Березняк — Герой Украины

Легендарный майор «Вихрь» — Евгений Степанович Березняк на встрече с московскими школьниками

Военный разведчик Березняк Евгений Степанович, руководитель резидентуры «Голос»

Сержант Вологодская Елизавета Яковлевна (Комар), радист резидентуры «Голос»

Шаповалов Алексей Трофимович (Гроза), помощник руководителя резидентуры «Голос»

Сержант Жукова Ася Федоровна (Груша), радистка разведгруппы «Голос»

Герой Советского Союза военный разведчик Ригачин Николай Иванович

Майор Фомин Александр Васильевич, командир разведывательной бригады «Мистер Ян Гус». Погиб в Чехии в марте 1945 г.

Капитан Джеймс Хольт Грин. В 1944 г. начальник американской военной миссии в штабе словацкого восстания

Генерал-майор Скрипка Иван Иванович. В 1944 г. представитель советского командования в штабе словацкого восстания

Военный разведчик Герой Советского Союза Л. Е. Маневич

Начальник советской военной миссии в Югославии генерал-лейтенант Н. В. Корнеев

Начальник Верховного штаба НОАЮ генерал-лейтенант Арсо Иованович

Подписание в Москве договора о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве между СССР и Югославией

Прилет маршала И. Б. Тито из Москвы 20 апреля 1945 г.

Переводчик советской военной миссии в Югославии лейтенант В. В. Зеленин

Военные разведчики полковник Н. K. Патрахальцев (справа) и подполковник И. П. Рыбаченков в Словении

Генерал-майор Суслопаров Иван Алексеевич, руководитель советской военной миссии во Франции при штабах союзников

Генерал-майор И. А. Суслопаров подписывает акт о капитуляции фашистской Германии в г. Реймсе, 7 мая 1945 г.

(обратно)

Примечания

1

Переписка Председателя Совета Министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. М., 1958. Т. 2. С. 204.

(обратно)

2

Там же. С. 205–206.

(обратно)

3

Там же. С. 206–207.

(обратно)

4

Феденко Федор Александрович (1903–1973), родился в деревне Ивановка Верхнеднепровского уезда Екатеринославской губернии (ныне — Днепровской области, Украина). Окончил Украинскую кавалерийскую школу им. С.М. Буденного (1925) и специальный факультет Военной академии им. Фрунзе (1936). В военной разведке с 1936 г. С августа 1940 г. в распоряжении РУ ГШ. Советник по разведке китайской армии. 2 мая 1945 г. Ф. А. Феденко было присвоено воинское звание генерал-лейтенант. Осуществлял руководство военной разведкой на Дальнем Востоке (август-сентябрь 1945 г.), контролировал ход капитуляции и разоружения Квантунской армии. В послевоенные годы — заместитель начальника ГРУ Генштаба ВС СССР, руководитель оперативной группы в ГДР, был главным редактором журнала «Военный зарубежник». (Здесь и далее примеч. авт. — Ред.)

(обратно)

5

В 1939 г. Разведывательное управление имело наименование 5-е управление Рабоче-крестьянской Красной армии.

(обратно)

6

Сараев Илья Михайлович (1901–1987), родился в Санкт-Петербурге, русский, из рабочих. В Красной армии с 1918 г. Окончил артиллерийскую школу (1924) и артиллерийский факультет Военно-технической академии (1932). В распоряжении Разведывательного управления с 1939 г. Помощник военного атташе при посольстве СССР в США, затем — военный атташе (1940–1947). Начальник отдела внешних сношений Министерства обороны СССР, советник советской делегации на Сан-Францисской конференции по вопросам Японии (сентябрь 1951 г.), представитель ВС СССР в Военно-штабном комитете ООН (1954–1957). Награжден орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, орденом Отечественной войны I степени, медалями. Похоронен в Санкт-Петербурге.

(обратно)

7

Л. А. Сергеев имел несколько оперативных псевдонимов. В тексте, для упрощения изложения материала, будет использоваться только псевдоним Морис.

(обратно)

8

Чемберлен Невилл (1869–1940) — английский государственный деятель, дипломат. В мае 1937 г. стал премьер-министром Великобритании. В основе внешнеполитической деятельности Чемберлена лежало и стремление «умиротворить» Гитлера и Муссолини. Это имело катастрофические последствия и привело к развязыванию Второй мировой войны. В связи с вторжением германских войск в Бельгию, Голландию и Францию Чемберлен был вынужден 10 мая 1940 г. оставить пост британского премьер-министра. Несколько месяцев оставался членом военного кабинета в образованном У. Черчиллем коалиционном правительстве.

(обратно)

9

Иванов Р. Сталин и союзники. 1941–1945 гг. Смоленск, 2000. С. 85.

(обратно)

10

FRI. Of 220. Box 1. Folder title Russia 1940–1941, FDR to Kalinin.

(обратно)

11

Feqnslein J.M.. Fifty Years of US — Soviet Trade. New York, 1974. P. 110–112.

(обратно)

12

Ibid. P. 108.

(обратно)

13

Петров П. С. Фактическая сторона помощи по ленд-лизу // Военно-исторический журнал. 1990. № 6. С. 35.

(обратно)

14

Переписка… М., 1958.T. 2. С. 13.

(обратно)

15

Feqntfein J.M. Op. cil. P. 112–116.

(обратно)

16

Ibid. P. 111.

(обратно)

17

Петров П.С. Указ. соч. С. 39.

(обратно)

18

Deane J.R. The Strange Alliance. New York, 1947. P. 95.

(обратно)

19

Хазард Дж. И. На защиту американских интересов // Военно-исторический журнал. 1990. № 6. С. 41.

(обратно)

20

Хазард Дж. И. Указ. соч. С. 42.

(обратно)

21

ЦАМО РФ. Оп. 24157. Д. 2. Л. 449.

(обратно)

22

Очерки истории российской внешней разведки. М., 1999. Т. 4. С. 400.

(обратно)

23

Там же. С. 404.

(обратно)

24

Очерки… С. 415.

(обратно)

25

Там же.

(обратно)

26

Долгополов Н. Они украли бомбу для Советов. М., 2000.

(обратно)

27

Лота В. Вклад военных разведчиков в создание отечественного атомного оружии. 1941–1945 гг. // Военно-исторический журнал 2006 № 11. С. 40–44.

(обратно)

28

Атомный проект СССР. 1938–1945. Т. 1. М., 1998. С. 241.

(обратно)

29

Там же. С. 242.

(обратно)

30

Лота В. ГРУ и атомная бомба. M., 2002. С. 58.

(обратно)

31

Там же. С 59.

(обратно)

32

Атомный проект. Т. I. С. 279.

(обратно)

33

Там же.

(обратно)

34

После окончания Второй мировой войны генерал-майор танковых войск И. А. Скляров был начальником одного из отделов Главного разведывательного управления, в 1950–1952 гг. — находился в специальной командировке в США в качестве представителя Генерального штаба ВС СССР в Военно-штабном комитете ООН.

(обратно)

35

Шелленберг Вальтер (1910–1952) — бригадефюрер, высокопоставленный сотрудник спецслужб нацистской Германии. После роспуска в 1944 г. абвера (германской военной разведки) — глава загранопераций объединенной службы германской разведки. На Нюрнбергском процессе был приговорен к шести голам тюремного заключения После выхода на свободу в июне 1951 г. написал книгу воспоминаний «Мемуары Шелленберга». В России книга Шелленберга издана под названием «Лабиринт».

(обратно)

36

Цит. по: Трухановский В. Г. Уинстон Черчилль: Политическая биография. М., 1977. С. 333–334.

(обратно)

37

Голиков Филипп Иванович (1900–1980) — Маршал Советского Союза. В Красной армии с 1918 г., участник Гражданской войны. В 1939 — июне 1940 г. командовал Винницкой армейской группой войск КОВО, заместитель начальника Генерального штаба — начальник РУ ГШ РККА (июль 1940 г. — ноябрь 1941 г). Глаза советской военной миссии в Англии и США. Вел переговоры о военных поставках в СССР. Участник Великой Отечественной войны, командовал 10-й (октябрь 1941 г. — февраль 1942 г.), 4-й (февраль — апрель 1942 г.) ударными армиями, Брянским (апрель — июль 1942 г.). Воронежским (июль — август 1942 г.) фронтами, был заместителем командующего войсками Сталинградского фронта. Апрель — май 1943 г. — заместитель наркома обороны СССР по кадрам. С мая 1943 г — начальник Главного управления кадров Наркомата обороны СССР. В 1944 г. возглавлял Группу по разведке разведорганов СССР. Одновременно — уполномоченный СНК СССР по делам репатриации советских граждан. После войны — начальник Военной академии бронетанковых войск (1956–1958), начальник Главного политического управления СА и ВМФ (1958–1962). Похоронен на Новодевичьем кладбище.

(обратно)

38

Иден Антони (1897–1977) — английский государственный деятель и дипломат. В 1940 г. занял пост военного министра в кабинете У. Черчилля. С декабря 1940 г. — министр иностранных дел Великобритании. Занимал этот пост до июля 1945 г. Принимал участие в заключении советско-английского соглашения 1941 г. о совместных действиях в войне против Германии и советско-английского договора 1942 г. Участвовал в работе Московского совещания министров иностранных дел СССР, США и Великобритании., в Тегеранской конференции 1943 г., в Крымской конференции 1945 г. и Потсдамской конференции 1945 г. В 1955–1956 гг. возглавил английское правительство.

(обратно)

39

Дилл Джон Грир (1881–1944) — английский генерал-фельдмаршал (1941). В 1940–1941 гг. — начальник имперского Генштаба. Затем возглавлял английскую военную миссию при Объединенном штабе союзников в Вашингтоне.

(обратно)

40

Криппс Стаффорд (1889–1952) — английский государственный и политический деятель, дипломат. В 1940–1942 гг. — посол в СССР. 12 июля 1941 г. подписал соглашение о совместных действиях СССР и Великобритании в войне против Германии, а также участвовал в советско-английских переговорах в Москве в декабре 1941 г. Неоднократно занимал министерские посты в правительстве Англии.

(обратно)

41

Дипломатический словарь. М., 1973. Т. 3. С. 240.

(обратно)

42

Харламов Николай Михайлович (1905–1983) — адмирал. В ВМФ с 1922 г. В 1941–1944 гг. был главой советской военной миссии в Лондоне. В 1944–1946 гг. — заместитель начальника ГШ ВМФ, в 1956–1959 гг. — командующий Балтийским флотом. В 1961–1971 гг. — на ответственных должностях в центральном аппарате ВМФ.

(обратно)

43

Лота В. Тайные операции Второй мировой войны. М., 2006. С. 78.

(обратно)

44

Васильев Александр Филиппович (1902–1984) — генерал-лейтенант, в Красной армии с 1920 г. В военной разведке с 1937 г. Участник Великой Отечественной войны. С июля 1941 г. — начальник разведывательного отдела штаба Южного фронта. В 1944 г. — советский военный представитель при войсках союзников в Италии, начальник советской военной миссии в Англии (ноябрь 1944 г. — май 1945 г.), член советской делегации на конференции в Сан-Франциско по выработке Устава ООН (1945). С сентября 1947 по февраль 1950 г. — представитель СССР в Военно-штабном комитете ООН.

(обратно)

45

Мартель Г.Л.К. (1889–1958) — генерал-лейтенант, заместитель начальника Управлении механизации военного министерства (1938–1939), командир 5() — й дивизии во Франции (1939–1940), командующий Королевским механизированным корпусом (1940–1942), глава военной миссии Англии в Москве (1942–1944).

(обратно)

46

Барроуз М. Б. (1894–1967) — генерал-лейтенант, военный атташе Англии в Италии, Албании и Венгрии (1938–1940), командир 9-й механизированной дивизии (1940–1942), командир 11-й механизированной дивизии (1942–1943), глава военной миссии Англии в Москве, командующий британскими войсками в Западной Африке (1945–1946).

(обратно)

47

Славин Николай Васильевич (1903–1958) — генерал-лейтенант (1945), в Красной армии с 1921 г. В военной разведке с 1936 г., военный советник в Китае (1936–1938), помощник военного атташе по авиации при полпредстве СССР в Китае (1938–1940), помощник начальника, затем начальник Управления специальных заданий РУ Генштаба КА (1941–1946), начальник Управления внешних сношений (1946–1953), заведующий 2-м Европейским отделом МИД СССР (1953–1955), посол СССР в Дании (1955–1958).

(обратно)

48

Сизов Александр Федорович (1905–1962) — генерал-майор танковых войск. Член советской военной миссии в Англии (июль — ноябрь 1941 г.), военный атташе СССР при правительствах Польши, Югославии и Чехословакии в Лондоне. Военный атташе СССР при советском посольстве в Чехословакии (1946–1949), в США (1950–1954). Начальник Отдела внешних сношений МО СССР. С января 1955 г. в отставке.

(обратно)

49

Свобода Людвик (1805–1979) — государственный, политический и поенный деятель Чехословакии, трижды герой ЧССР, Герой Советского Союза (1965). В голы Второй мировой войны — один из инициаторов создании чехословацких частей на территории СССР. В 1945–1950 гг. — министр национальной обороны, в 1950–1951 гг. — заместитель председателя правительства Чехословакии. В 1968–1975 гг. — президент ЧССР, Верховный главнокомандующий вооруженными силами ЧССР.

(обратно)

50

Моравец Франтишек (1895–1966) — бригадный генерал (1945). Активный участник советско-чехословацкого сотрудничества в области разведки против фашистской Германии (1955–1945). С марта 1939 г. по 1945 г. работал в Лондоне, сотрудничал с полковником Л. Сизовым. Передавал сведении о фашистской Германии В ГРУ имел псевдоним Барон. В 1948 г. выехал из Чехословакии и поселился в США, сотрудничал с американской разведкой, работал в Пентагоне. Умер в Вашингтоне.

(обратно)

51

Сикорский Владислав (1881–1943), родился в Тушоне-Народовом около Meльцa (Польши), польский генерал, в годы Второй мировой войны — премьер-министр польского правительства в эмиграции в Лондоне, один из активных борцов за восстановление независимости Польши. В 1939–1943 гг. возглавлял национально-освободительную борьбу польского народа против фашизма. Погиб в авиационной катастрофе 4 июля 1943 г. Причина авиакатастрофы не выяснена. Похоронен в Англии. В 1993 г. прах Сикорского перезахоронен в Кракове в крипте древнего собора на Вевеле.

(обратно)

52

В апреле 1943 г. генерал Сикорский привлек внимание Черчилля к германскому заявлению о том, что в районе Катыни обнаружены захоронения расстрелянных польских офицеров. 20 апреля польское правительство в очередной раз потребовало информации от Москвы. СССР разорвал дипломатические отношения с польским правительством в эмиграции.

(обратно)

53

Парсаданова В. С. Владислав Сикорский // Вопросы истории 1944 № 9. С 69.

(обратно)

54

В 1976 г. была высказана еще одна версия — случайное включение автопилота во время взлета, то привело к катастрофе.

(обратно)

55

В частном порядке Рузвельт и Черчилль, в общем, согласились со Сталиным относительно советско-польской границы по линии Керзона. Черчилль побаивался, чтобы польское правительство в Лондоне было признано легитимным, поэтому он убеждал нового польского премьера С. Миколайчика проявить сговорчивость в отношениях с СССР и признать линию Керзона.

(обратно)

56

Лота В. Без права на ошибку. М… 2005. С. 15.

(обратно)

57

Керр Арчибальд Джон Кларк (1882–1951) — английский дипломат. На дипломатической службе с 1905 г. В 1942–1946 гг. — британский посол в СССР. В январе 1946 г. переведен на должность посла Великобритании в США. В 1948 г. покинул дипломатическую службу.

(обратно)

58

Очерки… Т. 4. С. 610.

(обратно)

59

Переписка… Т. 2. С. 145.

(обратно)

60

Там же. С. 145.

(обратно)

61

Переписка… Т. 2. С. 146.

(обратно)

62

Там же.

(обратно)

63

Там же.

(обратно)

64

Кеннон Дж. Дипломатии Второй мировой войны. М, 2002 С. 132.

(обратно)

65

Переписка… С. 146.

(обратно)

66

Там же. С. 148.

(обратно)

67

Верховный главнокомандующий польской армией генерал Соснковский в июле 1944 г. находился в Италии.

(обратно)

68

Иванов Ю. В., Kocенкo И. Н. Кто кого предал? // Военно-исторический журнал 1993. № 3. С. 17.

(обратно)

69

Рокицкий Юзеф — подполковник, главнокомандующий созданной во время оккупации Польши германскими войсками Национальной военнойорганизации, которая подчинялась Национальной партии. В 1942 г. организация Рокицкого объединилась с Армией крайовой и фактически утратила свою самостоятельность. Сам Ю. Рокицкий находился в штабе Армии крайовой, а затем в 1944 г. командовал подразделениями Армии крайовой, действовавшими в районе Варшава-Мокотуве.

(обратно)

70

Трухановский В. Г. Указ. соч. С. 369.

(обратно)

71

Трухановский В. Г. Указ. соч. С. 370.

(обратно)

72

Кеннан Джордж Фрост (1904–2005) — американский дипломат и историк. На дипломатической службе с 1925 г. В 1934 и 1935–1937 гг. — секретарь американского посольства в Москве. В 1937–1938 гг. — эксперт по делам СССР в Госдепартаменте, В 1934–1944 гг, — находился на дипломатической работе в Праге, Берлине, Лиссабоне, Лондоне. В 1945 г. назначен советником посольства в Москве в ранге посланника. С 1954 по 1963 г. посол США в СССР. В связи с враждебными нападками на СССР по требованию советского правительства был отозван из Москвы. Автор книг «Американская дипломатия, 1900–1950 гг.», «Реальные факты американской внешней политики», «Мемуары 1925–1950 гг.» и др.

(обратно)

73

Кеннан Дж. Указ. соч. С. 132.

(обратно)

74

Кеннан Дж. Указ соч С 133.

(обратно)

75

Там же. С 134.

(обратно)

76

Гарриман Уильям Аверелл (1891–1986) — американский финансист, политический деятель и дипломат. Был советником президента Рузвельта по промышленным и финансовым вопросам. В марте 1941 г. был назначен специальным представителем Рузвельта в Англии по осуществлению закона о ленд-лизе. В сентябре 1941 г. возглавлял американскую делегацию на Московской конференции трех держав. В 1943–1946 гг. — посол США в СССР. В составе американской делегации принимал участие в работе Тегеранской, Ялтинской и Потсдамской конференций. В марте 1946 г. был назначен послом США в Великобритании. В 1952 и в 1956 гг. безуспешно добивался выдвижения своей кандидатуры на пост президента США от Демократической партии. В 1954 г был избран губернатором штата Нью-Йорк. В 1963–1965 гг. — заместитель Государственного секретаря по политическим вопросам. В 1959 г. опубликовал книгу «Мир с Россией?».

(обратно)

77

Прага — один из районов Варшавы.

(обратно)

78

Переписка. Т. 2. С. 153.

(обратно)

79

Автор, видимо, имел в виду возможность лондонских поляков возглавить новое польское правительство, после того как войска Красной армии освободит Польшу от немецких оккупантов.

(обратно)

80

Кеннан Дж. Указ. соч. С. 135.

(обратно)

81

Кеннан Дж. Указ. соч. С. 136–137.

(обратно)

82

Там же. С. 137.

(обратно)

83

Там же.

(обратно)

84

Полмар Н., Аллен Т. Б. Энциклопедия шпионажа. М., 1999. С. 572.

(обратно)

85

ЦАМО РФ. Оп. 24232. Д. 3. Л. 164–165.

(обратно)

86

Колос И. По заданию Центра. Записка разведчика. М., 1989. С. 245.

(обратно)

87

ЦАМО РФ. Oп. 9985. Д 7. Л. 51.

(обратно)

88

Колос И. Указ. соч. С. 247.

(обратно)

89

Kолоc И. Указ. соч. С. 247.

(обратно)

90

Колос И. Указ. соч. С. 247.

(обратно)

91

ЦAMO РФ. Оп. 9985. Д. 7. Л. 61–67.

(обратно)

92

Так в документе. Следует читать «майор Сэнк».

(обратно)

93

ЦАМО РФ. Oп. 9985 Д. 7. Л. 68–69.

(обратно)

94

Аковцы — сторонники Армии крайовой.

(обратно)

95

И. А. Колос имел в виду день его переправы через Вислу и выхода к войскам 1-го Белорусского фронта.

(обратно)

96

Колос Иван Андреевич награжден также орденом Красного Знамени (1944), двумя орденами Отечественной войны 1 степени и другими орденами и медалями, автор документально-приключенческих повестей о подвигах военных разведчиков в годы Великой Отечественной войны: «Варшава в огне», «Прыжок в темноту», «Рельсовая война в Польше», «За час до рассвета», «По заданию Центра», «Возвращение из пекла». Полковник Колос И. А. умер в Москве 12 июля 2007 г.

(обратно)

97

Документы и материалы по истории советско-польских отношений. Т. 8. М., 1974. С. 255.

(обратно)

98

Верт А. Россия в войне 1941–1945. М., 1967. С. 640–641.

(обратно)

99

Освободительная миссия Советских Вооруженных Сил в Европе во Второй мировой войне. Документы и материалы. М., 1985. С. 351.

(обратно)

100

Военно-исторический журнал. 1993. № 3. С. 22.

(обратно)

101

ЦАМО РФ. Oп. 24232. Д. 1. Л. 62.

(обратно)

102

Так в тексте. Имеется в виду Управление специальных операций. Создано 1 июля 1940 г. по указанию У. Черчилля. Входило в состав военно-экономического министерства.

(обратно)

103

ЦАМО РФ. Оп. 11266. Д. 1. Л. 90, 90 об., 91.

(обратно)

104

Рокоссовский К. К. Солдатский долг. М., 1972. С. 282.

(обратно)

105

ЦАМО РФ. Oп. 11266. Д. 1. Л. 83 об.

(обратно)

106

Рокоссовский К. К. Указ. соч. С. 283.

(обратно)

107

Там же.

(обратно)

108

Краков основан на месте поселения вислян в VIII–X вв., столица древнего Польского государства. В 1809–1815 гг. входил в состав Варшавского княжества, в 1815–1846 гг. — центр Краковской республики. В Старом городе сохранились остатки укреплений XV в, готический костел Девы Марии с алтарем В. Стоша. торговые ряды Сукеннице (XIII–XIX вв.), бывшее здание университета XV в.

(обратно)

109

Е. С. Березняк написал три книги о деятельности своей разведгруппы в Польше. В 1971 г. — «Я — Голос», в 1972 г. — «Пароль Дум Спиро…», в 1992 г. — «Операция «Голос».

(обратно)

110

Советские кинофильмы «Майор Вихрь» и «Теперь их можно назвать». польские фильмы «Сохранить город» и «Операция «Голос».

(обратно)

111

Конев И. С. Записки командующего фронтом. М., 1981. С. 216.

(обратно)

112

Конев И. С. Указ. соч. С. 217.

(обратно)

113

Там же.

(обратно)

114

Конев И. С. Указ. соч. С. 234.

(обратно)

115

ЦАМО РФ. Ф. 236. Оп. 2673. Д. 1048. Л. 132–133.

(обратно)

116

Чуев С. Г. Спецслужбы III рейха. Кн. I. М., 2003. С. 151.

(обратно)

117

Чуев С. Г. Указ. соч. С. 4.

(обратно)

118

Кальтенбруннер Эрнст (1903–1946) — группенфюрер СС. После убийства в июне 1942 г. Р. Гейдриха Э. Кальтенбруннер был назначен начальником Главного управления имперской безопасности (РСХА). По приговору Нюрнбергского трибунала был приговорен к смертной казни. Повешен вместе с другими главными нацистскими преступниками.

(обратно)

119

ЦАМО РФ. Оп. 29742. Д. 3. Л. 195.

(обратно)

120

ЦАМО РФ. Оп. 29742 Д 3. Д. 195.

(обратно)

121

Чуев С. Г. Указ. соч. С. 37.

(обратно)

122

Арденны — возвышенность на юге Бельгии, частично во Франции и Люксембурге В атом районе немецкие войска 16 декабря 1944 г начали Арденнскую наступательную операцию против войск США и Beликобритании, которая завершилась 28 января 1945 г.

(обратно)

123

Имеется в виду послание И. В. Сталина Ф. Рузвельту от 27 декабря 1944 г. (см.: Переписка… С. 180–181).

(обратно)

124

Военно-энциклопедический словарь. М., 1983. С. 386.

(обратно)

125

Курская битва. Хроника, факты, люди. М., 2003.

(обратно)

126

Там же. С. 23.

(обратно)

127

Мягков М. Ю. Военные ведомства СССР и Англии в 1941–1945 годах: союз и противоборство // Новая и новейшая история. 2004. № 2. С 75.

(обратно)

128

Переписка… С. 181.

(обратно)

129

Уткин А. Вторая мировая война. М., 2002. С. 794.

(обратно)

130

Теддер Артур Уильям (1890–1967) — маршал британских Королевских ВВС. Участник Первой мировой войны. С 1926 г. служил в министерстве авиации, командовал британскими ВВС на Дальнем Востоке, с 1938 г. начальник научно-исследовательского управления министерства авиации. В голы Второй мировой войны — заместитель командующего, затем командующий ВВС на Ближнем Востоке и Средиземноморье, командующий союзными ВВС на Средиземноморском ТВД, с 1944 г. — заместитель главнокомандующего союзными экспедиционными силами в Западной Европе. После воины — начальник штаба ВВС Великобритании, в 1950–1951 гг. член Военного комитета НАТО.

(обратно)

131

Переписка… С. 182.

(обратно)

132

Там же. С. 183.

(обратно)

133

«Аргонавт» — кодовое наименование Ялтинской (Крымской) конференции руководителей трех союзных держав СССР, США и Англии, состоявшейся 4—11 февраля 1945 г. в Ялте. В работе конференции принимали участие И. В. Сталин, Ф. Рузвельт и У. Черчилль, а также министры иностранных дел трех государств, начальники высших штабов вооруженных сил и другие советники.

(обратно)

134

Васильев Александр Филиппович (1902–1984), родился в селе Старое Рахино Крестецкого района Новгородской области. Русский. Из крестьян. Генерал-лейтенант (1944). С сентября 1937 г. — в распоряжении Разведывательного управления РККА. С декабря 1937 г. по май 1939 г. — начальник 10-го отдела, с февраля 1939 г. — одновременно врио помощника начальника РУ штаба РККА. Участник Великой Отечественной войны. С июля 1941 г. — Начальник разведывательного отдела штаба Южного фронта. В 1944 г. был советским военным представителем при войсках союзников в Италии, с ноября 1944 г. по май 1945 г. — начальник советской военной миссии в Англии, член советской делегации Сан-Францисской конференции 1945 г., представитель СССР в Военно-штабном комитете ООН (сентябрь 1947 г. — февраль 1950 г.).

(обратно)

135

Иванов Р. Указ. соч. С. 448.

(обратно)

136

Цит. по: Уткин А. И. Рузвельт. С. 788.

(обратно)

137

Иванов Р. Указ. соч. С. 321.

(обратно)

138

Там же. С. 320.

(обратно)

139

Дипломатический словарь. М., 1971. С. 148–149.

(обратно)

140

National Archive, Department of State. A. Harriman to Secretary of State, 1945. April 14.

(обратно)

141

KCT. 1945. April 25.

(обратно)

142

National Archive…

(обратно)

143

Советско-чехословацкие отношения во время Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.: Документы и материалы. М., 1960. С. 132–135.

(обратно)

144

Тешинская область была оккупирована Польшей в октябре 1938 г. в результате Мюнхенского соглашения.

(обратно)

145

Э. Бенеш встречался с С. Миколайчиком 13 ноября 1943 г. Миколайчик говорил о советско-польских границах и об условиях восстановления советско-польских дипломатических отношений.

(обратно)

146

Клауза — оговорка, дающая одной из договаривающихся сторон или нескольким основание для одностороннего расторжения договора в случае серьезного изменения обстоятельств, которые обусловливали его заключение и действие. В данном случае упоминание о клаузе имело в виду протокол, в соответствии с которым присоединение «третьей страны к договору» могло быть сделано только с согласия СССР и Чехословацкой Республики, что придавало ЧСР статус полноправного участника переговоров и независимого государства после окончания Второй мировой войны.

(обратно)

147

Свобода Л. От Бузулука до Праги, М… 1984. С. 189.

(обратно)

148

Свобода Л. Указ. соч. С. 228.

(обратно)

149

ЦАМО РФ. Оп. 9515. Д. 5. Л. 1–2. Рассекречено по акту в 2006 г.

(обратно)

150

ЦАМО РФ. Оп. 9515. Д. 5. Л. 81 — 101. Отчетный доклад офицера связи штаба 1-го Украинского фронта при Словацкой повстанческой армии о работе в тылу противника с 7 сентября 1944 г. по 18 февраля 1945 г.

(обратно)

151

ЦАМО РФ. Oп. 9515. Д. 5. Л. 4 об.

(обратно)

152

Там же. Л. 16 об.

(обратно)

153

ЦАМО РФ. Oп. 9515. Д. 5. Л. 17.

(обратно)

154

Студенский И. Тайная миссия в словацкое восстание. С. 62.

(обратно)

155

Студенский И. Указ. соч. С. 103.

(обратно)

156

Студенский И. Указ. соч. С. 74–75.

(обратно)

157

Гус Ян (1369–1415) — великий чешский патриот, вождь реформации в Чехии, вдохновитель чешского национально-освободительного движения первой половины XV в. Родился в семье крестьянина в местечке Гусинец (Южная Чехия). Учился в Пражском университете, где впоследствии преподавал. В 1402–1403 гг. был ректором этого университета. В 1401 г. получил сан священника, а с 1402 г. стал проповедником в Вифлеемской часовне в Праге. Проповеди читал на чешском языке. Гус выступал против немецкого засилья в стране, способствовал развитию самобытной славянской культуры в Чехии. Высоко оценил значение победы польско-литовско-русского войска над Тевтонским орденом при Грюнвальде в 1410 г. Я. Гус подвергался яростным нападкам со стороны церковников, немецких феодалов и немецкого патрициата городов Чехии. 6 июля 1415 г. Ян Гус по приговору церковного собора в Констанце был сожжен на костре, как нераскаявшийся еретик. Смерть Яна Гуса вызвала народные волнения, которые вошли в историю как Гуситские войны.

(обратно)

158

См.: Приказ Главного управления кадров НКО № 02471 от 6 декабря 1944 г.: «Начальник оперативной группы армии 4-го Украинского фронта А. В. Фомин исключен из списков как пропавший без вести».

(обратно)

159

См.: Приказ Главного управления кадров № 0200 от 22 марта 1956 г.: «Статья приказа об исключении из списков А. В. Фомина, как пропавшего без вести, отменена. Считать погибшим 25 марта 1945 года».

(обратно)

160

Фомин А. В. был старшим оперуполномоченным оперативной группы штаба партизанского движения при Военном совете 51-й армии 4-го Украинского фронта, но в октябре 1944 г. при формировании спецгруппы приказ для ее действий на территории оккупированной немцами Чехии, вероятно, разрабатывался в штабе 1-го Украинского фронта, которым командовал маршал И. С. Конев.

(обратно)

161

Дин Дж. Р. (1896–1982) — бригадный генерал, в 1941–1943 гг. секретарь Генерального штаба. В 1943–1945 гг. — глава военной миссии США в Москве. С 1946 г. в отставке. Автор книги «Странный союз».

(обратно)

162

Маршалл Дж. К. (1880–1959) — американский генерал армии (1944), участник Первой мировой войны. С 1939 г. начальник штаба армии США, один из главных авторов военно-стратегических планов США и Англии во Второй мировой войне. В 1947–1949 гг. — Государственный секретарь США, автор плана Маршалла. В 1950–1951 гг. — министр обороны США, активно проводил политику холодной войны.

(обратно)

163

Булганин Н. А. (1895–1975) — генерал-полковник. В годы Великой Отечественной войны был членом Военного совета Западного, 2-го Прибалтийского и 1-го Белорусского фронтов. С 1944 г. — заместитель наркома обороны СССР и член ГКО. С 1946 г. — заместитель министра обороны СССР. С 1947 г. — министр обороны СССР и заместитель председателя Совета министров.

(обратно)

164

Переписка… С. 208–209.

(обратно)

165

Клаузевиц Карл (1780–1831) — немецкий военный теоретик и историк, генерал-майор прусской армии, принимал участие в войнах с Францией (1806–1807, 1812–1815), директор военного училища в Берлине. Автор фундаментального труда «О войне».

(обратно)

166

Переписка… С. 204.

(обратно)

167

Там же.

(обратно)

168

Там же. С. 205–206.

(обратно)

169

Переписка… С. 207–208.

(обратно)

170

Даллес Аллен У. (1893–1969) — директор ЦРУ с февраля 1953 по ноябрь 1961 г. Во время Второй мировой войны возглавлял резидентуру ЦРУ в Швейцарии. Автор книг «Искусство разведки», «Тайная капитуляция» и, возможно, других.

(обратно)

171

Даллес А. Тайная капитуляция. М., 2004. С. 7.

(обратно)

172

Дипломатический словарь. Т. 3. С. 149.

(обратно)

173

Даллес А. Указ. соч. С. 85.

(обратно)

174

Даллес А. Указ. соч. С. 8.

(обратно)

175

Переписка… С. 204.

(обратно)

176

Дин Дж. Р. Странный союз. М., 2005. С. 262.

(обратно)

177

Переписка… С. 207–208.

(обратно)

178

Переписка… С. 207–208.

(обратно)

179

ЦАМО РФ. Oп. 11246. Д. 1. Л. 66.

(обратно)

180

Кисленко Алексей Павлович (1901–1981), родился в г. Николаевске Самарской губернии, ныне г. Пугачев, Саратовской области. Украинец, из крестьян. В Красной армии с февраля 1919 г. Окончил 20-ю Саратовскую пехотную школу (1924), Артиллерийские курсы усовершенствования (1929), специальный факультет Военной академии им. М. В. Фрунзе (1936). Проходил службу на различных командных должностях. Стажировался в японской армии. С 1936 г. — в военной разведке. Воинское звание генерал-майор присвоено в 1943 г. В 1944–1945 гг. — глава советской военной миссии при штабе командующего средиземноморскими экспедиционными союзными войсками, представитель советского правительства в Союзном консультативном совете по делам Италии. В 1950 г. — член Союзного совета для Японии от СССР. После войны работал в центральном аппарате ГРУ. Уволен из Вооруженных Сил СССР в 1959 г.

(обратно)

181

Корнеев Николай Васильевич (1900–1976), русский, родился в деревне Каменке, ныне Киновского района Тульской области. В Красной армии с 1919 г, окончил Екатеринославскую инженерную школу (1919), Высшую военную школу связи (1924), восточный (1929) и оперативный (1933) факультеты Военной академии им. М. В. Фрунзе, Академию Генерального штаба РККА (1938). Занимал различные командные должности. В распоряжении военной разведки с 1926 г. Был советским военным советником в Китае (1926–1927), проходил службу на Дальнем Востоке (1929) и в Ленинградском военном округе (1935–1936). Участник советско-финской войны. В годы Великой Отечественной войны — на различных командных должностях в войсках действующей армии. С январи по декабрь 1944 г. — начальник советской военной миссии в Югославии. После окончания войны был старшим преподавателем кафедры военного искусства Академии Генерального штаба. Воинское звание генерал-лейтенант присвоено в апреле 1943 г. С ноября 1950 г. в отставке. Награжден орденом Ленина, тремя орденами Красного Знамени, орденами Суворова II степени, Кутузова II степени, Красной Звезды. медалями, югославским орденом «Партизанская Звезда» I степени.

(обратно)

182

Соколов Степан Васильевич (1903–1976), в Красной армии с 1921 г. Окончил Евпаторийские курсы командного состава (1922), Симферопольские командные курсы (март 1923 г.), Военно-теоретическую школу ВМС (1926), 1-ю военную школу летчиков в Каче (1927), командный факультет Военно-воздушной инженерной академии РККА им. Н.Е. Жуковского (1936). В военной разведке с 1936 г. Заместитель начальника советской военной миссии в Югославии (февраль — июль 1944 г.), начальник авиабазы по транспортировке грузов в Югославию (июль 1944 г. — май 1945 г.), начальник советской военной миссии в Албании (май 1945 г. — май 1946 г.). С мая 1946 по апрель 1950 г. — советский военный атташе в Албании. Начальник отдела внешних сношений Министерства обороны СССР (1955–1961), военный, военно-воздушный атташе во Франции (1961–1967), заместитель начальника ВДА (1968–1969). Генерал-лейтенант (1963). С июля 1969 г. в отставке.

(обратно)

183

Патрахальцев Николай Кириллович (1908–1998), украинец, из рабочих. Генерал-майор (1963). Служил на Дальнем Востоке и в Монголии, был военным советником в республиканской армии в Испании в годы гражданской войны. Заместитель начальника разведывательно-диверсионной службы Разведывательного управления Генерального штаба Красной армии, участник советско-финской войны, секретарь советского военного атташе при полпредстве СССР в Румынии (декабрь 1940 г. — июнь 1941 г.), член советской военной миссии в Югославии (1944–1945).

(обратно)

184

Сергиенко А. М. АГОН — авиационная группа особого назначения. М., 1999. С. 25.

(обратно)

185

Освободительная миссия… С. 205.

(обратно)

186

Царь Борис III родился 30 января 1894 г., умер 25 августа 1943 г. Далее по тексту — царь Борис.

(обратно)

187

Винаров Иван Цолович (1896–1969), болгарин, из рабочих. Окончил Коммунистический университет им. Свердлова, Курсы усовершенствования командного состава РУ РККА, специальный факультет Военной академии им. М. В. Фрунзе (1936). Член Болгарской социал-демократической партии, в 1924–1925 гг. занимался переброской оружия для болгарской компартии, которая готовила вооруженное восстание. Выполнял задания Разведуправления Красной армии в Китае, в 1930–1933 гг. — главный резидент Разведуправления в Австрии. В 1936–1938 гг. — резидент РУ РККА в Париже. Активный участник Великой Отечественной войны, командир интернационального полка, в 1944–1949 гг. принимал активное участие в формировании Болгарской народной армии. В 1949–1964 гг. был министром путей сообщения и строительства, начальник Главного управления путей сообщения при Совете министров НРБ.

(обратно)

188

Сухоруков В. Т. реабилитирован и восстановлен в кадрах Советской армии. Уволен в запас в январе 1956 г. Умер в Москве в августе 1988 г.

(обратно)

189

Люди молчаливого подвига. С. 131.

(обратно)

190

Михов Николо (1891—?) — генерал-лейтенант, окончил военное училище (1911), в качестве командира батареи принимал участие в войне против Турции 1912–1913 гг., участвовал в боях при Чонгора — Чаталджа— Одринь. С 1929 по 1933 г. служил в Инспекции артиллерии. В 1933 г. назначен на должность командира 7-го артиллерийского полка, с 1938 по 1941 г. — начальник военного училища в Софии. В 1941–1942 гг. — командующий 5-й армией в составе болгарских оккупационных войск в Сербии. В апреле 1942 г. вошел в правительство Филова в качестве военного министра.

(обратно)

191

ЦАМО РФ. Оп. 7356. Д. 2. Л. 37.

(обратно)

192

Там же. Л. 38.

(обратно)

193

ЦАМО РФ. Оп. 7356. Д. 2. Л. 37.

(обратно)

194

Там же.

(обратно)

195

Там же. Л. 40.

(обратно)

196

Там же.

(обратно)

197

ЦАМО РФ. Оп. 7356. Д. 2. Л. 41.

(обратно)

198

Там же

(обратно)

199

В 2002 г. документы советской военной разведки, связанные с обстоятельствами смерти болгарского царя Бориса, были переданы президентом России болгарскому правительству.

(обратно)

200

Зотов Сергей Дмитриевич (1905–1968), русский, из крестьян, генерал-майор. В Красной армии с 1924 г. Окончил Рязанскую пехотную школу (1927), специальный факультет Военной академии им. M. B. Фрунзе (1938). В военной разведке с 1939 г. Участник Великой Отечественной войны. Военный атташе при посольстве СССР в Болгарии (декабрь 1943 г. — сентябрь 1944 г.). В 1944 г. входил в оперативную группу советских офицеров при Главном командовании Болгарской народной армии, был начальником военного отдела Союзной консультативной комиссии в Болгарии. После войны — военный и военно-воздушный атташе при посольствах СССР в Италии (1949–1951), Франции и Венгрии (1960–1968).

(обратно)

201

Димитров Георгий Михайлович (1882–1949) — видный деятель болгарского и коммунистического движения, в 1933 г. арестован в Берлине по провокационному обвинению в поджоге Рейхстага. Использовал трибуну Лейпцигского процесса для разоблачения фашизма. В 1934–1945 гг. находился в СССР. С 1935 г. — генеральный секретарь Исполнительного комитета Коммунистического интернационала, инициатор создания в 1942 г. болгарского Отечественного фронта. С 1946 г. — Председатель Совета министров Народной Республики Болгарии.

(обратно)

202

ЦАМО РФ. Oп, 11246. Д. 3. Л 14–16 об. Рассекречено по акту в 2006 г.

(обратно)

203

ЭЛАС (Греческая народно-освободительная армия) — вооруженные силы греческого движения Сопротивления в годы Второй мировой войны. Созданы в декабре 1941 г. по инициативе компартии Греции и решению Национально-освободительного фронта на базе партизанских отрядов. Расформированы в феврале 1945 г. после вооруженного вмешательства английских войск во внутренние дела Греции.

(обратно)

204

ЦАМО РФ. Oп. 11246. Д. 3. Л. 42–42 об. Рассекречено по акту в 2006 г.

(обратно)

205

ЦАМО РФ. Oп. 11246. Д 3. Л. 20–21 об. Доложено Сталину, Молотову, Маленкову, Берии, Микояну, Булганину, Антонову, Димитрову. Рассекречено по акту в 2006 г.

(обратно)

206

ЦАМО РФ. Оп. 11246. Д. 3. Л. 37–37 об. Рассекречено по акту в 20016 г.

(обратно)

207

ЦАМО РФ. Oп. 11246. Д. 3. Л. 37–37 об.

(обратно)

208

Речь идет о переброске 6-й танковой армии СС под командованием Зеппа Дитриха в район озера Балатон и подготовке к проведению операции «Грей», в ходе которой в Румынии предполагалось поднять восстание и сковать советские силы, с тем чтобы их нельзя было перебросить в район Балатона для оказания помощи войскам маршала Толбухина.

(обратно)

209

Имеется в виду состояние крупных железнодорожных станций.

(обратно)

210

ЦАМО РФ. Оп. 11246. Д. 3. Л. 46–48 об.

(обратно)

211

ЦАМО РФ. Оп. 11246. Д. 3. Л. 50–50 об. Доложено Сталину, Молотову, Берии, Булганину, Антонову. На оригинале нет даты подготовки этого спецсообщения. Вероятно, оно было подписано Ильичевым 5–8 марта 1945 г. Рассекречено по акту в 2006 г.

(обратно)

212

Письмо маршала И. Б. Тито И. В. Сталину было впервые частично опубликовано в четвертом томе «Истории Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.», которая была издана в 1964 г. Полностью это послание было опубликовано только через сорок лет — в 1984 г. в № 9 журнала «Вопросы истории КПСС».

(обратно)

213

Вильсон Данкен — английский дипломат. Во время Второй мировой войны служил в министерстве информации, а затем в министерстве экономической войны Великобритании. На дипломатической службе с 1946 г. С I960 г. — помощник заместителя министра иностранных дел, занимался вопросами советско-английских отношений. С 1964 г. — английский посол в Югославии, с октября 1968 г. — посол Великобритании в СССР.

(обратно)

214

Вопросы истории КПСС. 1984. № 9. С. 15–17.

(обратно)

215

Трго Ф., Ленкович М. Исторические решения Тито. Белград, 1980. С. 221.

(обратно)

216

Гиренко Ю. С. Сталин — Тито. М., 1991. С. 213.

(обратно)

217

Б. Т. Калинкину и П. Н. Якимову в конце войны югославское правительство присвоит звания Народных Героев Югославии.

(обратно)

218

АВП РФ. Ф. 6. Оп. 6. Д. 259. Л. 1.

(обратно)

219

Там же. Л. 2 (цит. по: Сергиенко А. М. Указ. соч. С. 172–173).

(обратно)

220

ЦАМО РФ. Ф. 39. Oп. 11519. Д. 1170. Л. 10.

(обратно)

221

Эрман Д. Большая стратегия. Т. 5. М, 1958. С. 374.

(обратно)

222

Советско-английские отношения во время Второй мировой войны. Т. 2. С. 149–150.

(обратно)

223

Эрман Д. Указ. соч. Т. 6. С. 71.

(обратно)

224

РГАСПИ. Ф. 644. Oп. 1. Д. 301. Л. 110.

(обратно)

225

Корнеев Н. В. Военная миссия СССР в Югославии. М., 1960. С. 205.

(обратно)

226

Гиренко Ю. С. Указ. соч. С. 225.

(обратно)

227

Белградская наступательная операция продолжалась с 28 сентября по 20 октября 1944 г.

(обратно)

228

На территории Югославии действовала немецкая группа армий «Ф» в составе 2-й танковой армии и армейской группы «Сербия» (22 немецкие дивизии и бригады общей численностью 270 тысяч человек, поддерживаемые 200 самолетами). Кроме того, в Югославии находились до 30 тысяч венгерских и 270 тысяч реакционных югославских войск. Всего группировка противника насчитывала 570 тысяч человек.

(обратно)

229

Белградская операция. М., 1964. С. 259.

(обратно)

230

Борьба. 1945. 23 февраля.

(обратно)

231

История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945. Т. 4. М. 1962. С. 418.

(обратно)

232

Харьков А. Г. К 40-летию Белградской наступательной операции // Военная мысль. 1984. № 10. С. 23.

(обратно)

233

ЭАМ — национально-освободительный фронт Греции.

(обратно)

234

Макмиллан Гарольд (1894–1986) — английский политический и государственный деятель, дипломат. В конце 1942 г. — министр-резидент при штабе союзнических войск в Северной Африке. В 1943 г. — английский представитель в Консультативном совете по вопросам Италии; в 1944 г. — глава союзнической комиссии в Италии. Принимал участие в работе Каирской и Тегеранской конференций. В 1957–1963 гг. — премьер-министр. После ухода в отставку — директор издательской фирмы «Макмиллан паблиши компани».

(обратно)

235

Aлександеp Тунисский Харольд Руперт Леофрик Джордж (1891–1969) — английский фельдмаршал (1944) В 1943 г. командовал 18-й группой армий в Тунисе и 15-й группой союзных армий, высадившихся на остров Сицилия и в Италии. С декабря 1943 г. — главнокомандующий союзными войсками на Средиземноморском театре военных действий. В 1952–1954 гг. — министр обороны Великобритании.

(обратно)

236

ЦАМО РФ. Оп. 11246. Д. 3. Л. 13–13 об.

(обратно)

237

Там же. Л. 108, 108 об., 109. Рассекречено по акту в 2006 г.

(обратно)

238

ЦАМО РФ. Oп. 11246. Д. 3. Л. 108, 108 об., 109.

(обратно)

239

Там же.

(обратно)

240

ЦАМО РФ. Оп. 11246, Д. 3. Л. 108, 108 об., 109.

(обратно)

241

Попов Е. В. В лабиринте секретных операций: Рукопись. 2003. С. 26.

(обратно)

242

Когда в Югославии в марте 1941 г. вспыхнуло антифашистское восстание, Гитлер обратился к венгерскому правительству, которое возглавлял Хорти, с предложением, в котором просил, чтобы Венгрия приняла с Германией участие в нападении на Югославию и пропустила германские войска через свою территорию. Хотя премьер-министр граф П. Телеки был против принятия требований Гитлера, он все же не осмелился открыто воспрепятствовать Гитлеру в реализации его плана оккупации Югославии. Спасаясь от ответственности, Телеки 3 апреля покончил с собой. Новое венгерское правительство удовлетворило требование Гитлера. 10 апреля Венгрия присоединилась к германской агрессии. Противоречии между Югославией и Венгрией имели принципиальный характер.

(обратно)

243

Ляхтеров Николай Григорьевич (1905–1998), белорус, из крестьян, в Красной армии с 1922 г. В военной разведке с 1936 г Военный атташе при полпредстве СССР в Венгрии, резидент советской военной разведки (июнь 1940 г. — июнь 1941 г,), военный атташе при посольстве СССР в Турции (октябрь 1941 г. — декабрь 1945 г.). На командной должности в ВДА (1946–1956). начальник одного из управлений ГРУ ГШ ВС СССР (1956–1959). С июля 1963 г. — в запасе. Награжден орденом Ленина, тремя орденами Красного Знамени, орденом Отечественной войны I степени и др. Генерал-майор (1954), кандидат военных наук.

(обратно)

244

Попов Е. В. Указ. соч. С. 44.

(обратно)

245

Великая Отечественная война Советского Союза, 1941–1945 М., 1984. С. 552.

(обратно)

246

Грязнов Михаил Яковлевич (1901–1973), русский, из крестьян, в Красной армии с 1919 г. Окончил Высшую объединенную военную школу им. Каменева (1928), пулеметное отделение курсов «Выстрел» (1930), основной факультет Военной академии им. М. В. Фрунзе (1936). В военной разведке с 1940 г. Участник Великой Отечественной войны. Начальник 4-го управления ГРУ ГШ КА (до 10 июня 1943 г.), уполномоченный Ставки Верховного Главнокомандования на Дальневосточном фронте (июнь — август 1943 г.), начальник разведывательного отдела штаба Южного (август — декабрь 1943 г.), 4-го Украинского (август 1943 г. — август 1945 г.). В послевоенные годы — начальник разведывательного отдела штаба Прикарпатского военного округа (1945–1950), исполнял должность начальника Центральных курсов усовершенствования офицеров разведки (июль 1954 г. — март 1955 г.). С марта 1955 г. — в запасе. Награжден орденом Ленина, тремя орденами Красного Знамени, орденом Суворова II степени, Кутузова II степени, Отечественной войны Г степени, Красной Звезды.

(обратно)

247

Попов Евгений Владимирович, родился в 1924 г. в г. Улан-Удэ Бурятской АССР. В 1944 г. окончил Военный институт иностранных языков. В военной разведке с 1944 г. После окончания войны работал корреспондентом ТАСС в Алжире и Венгрии. Журналист-международник.

(обратно)

248

ЦАМО РФ. Оп. 29742. Д. 12. Л. 80–81.

(обратно)

249

Там же.

(обратно)

250

Попов Е. В. Указ. соч. С. 96.

(обратно)

251

Хорти Миклош (1868–1957), окончил военно-морское училище. В 1909 г. — флигель-адъютант императора Франца-Иосифа. Командовал крейсером, эскадрой, австро-венгерским флотом. В 1919 г. — один из руководителей карательных акций против Венгерской советской республики. С 1920 по 1944 г. — регент Венгрии. Вверг Венгрию в войну против СССР. Организатор тайных контактов представителей Венгрии с Великобританией и США. В октябре 1944 г. вынужден был направить делегацию для переговоров в Москву. Под давлением Германии в октябре 1944 г. передал власть руководителю реакционной партии «Скрещенные стрелы» Салаши. Умер в Португалии.

(обратно)

252

Попов Е. В. Указ. соч. С. 111.

(обратно)

253

Переговоры в Думбартон-Оксе (Вашингтон) между представителями СССР, США и Великобритании, проходившие с 21 августа по 29 сентября 1944 г., были посвящены вопросам учреждения Организации Объединенных Наций.

(обратно)

254

Переписка… С. 162.

(обратно)

255

Уткин A. И. Указ. соч. С. 751.

(обратно)

256

Мировая война 1939–1945. Взгляд побежденных. М., 2002. С. 343.

(обратно)

257

Мировая война… С. 343.

(обратно)

258

Гейдрих Рейнхард — начальник нацистского Главного управления имперской безопасности. Тяжело ранен в результате террористического акта, когда его «мерседес» был подвергнут нападению в Праге. Под машину Гейдриха было брошено взрывное устройство, в котором специалисты английской разведки, организовывавшие этот теракт, вмонтировали капсулу с болезнетворными микробами. Гейдрих умер от заражения 4 июня 1942 г.

(обратно)

259

Шарапов Э. Фронт на Унтер-ден-Линден // Красная звезда. 2003. 13 февраля.

(обратно)

260

Безыменский Л. Третий фронт. Секретная дипломатия Второй мировой войны. М., 2003. С. 186.

(обратно)

261

Венцель Иоганн —радист резидентуры К. Ефремова. Получил указание обучить радиоделу Гуревича и Макарова. Арестован 30 июня 1942 г. в Брюсселе при передаче донесения в Центр. Под давлением гестапо принимал участие в радиоигре. Бежал из радиоквартиры гестапо 18 ноября 1943 г.

(обратно)

262

Шабель Клара (1894–1943), родилась в Берлине, немка, член Коммунистической партии Германии, сотрудник журнала «Югенд интернационале». С 1921 г. — гражданская жена А. Шнее. В 1922 г. у них родился сын Лео. Сын арестован вместе с матерью осенью 1942 г. К. Шабель была хозяйкой конспиративной квартиры Разведуправления Красной армии в Берлине. Казнена в тюрьме Маобит. В 1969 г. награждена орденом Отечественной войны II степени (посмертно).

(обратно)

263

Колпакиди А., Прохоров А. Империя ГРУ. Кн. 1. М., 1999. С. 454.

(обратно)

264

В Берлине на улице Принц-Альбрехт-штрассе, дом 8 находилось Главное управление государственной тайной полиции Германии — РСХА.

(обратно)

265

В гестапо полагали, что Гарри, он же Генри Робинсон. Генри Бауман, еврей немецкого происхождения, работал под псевдонимами Отто Верли, Альберт Готлиб Бухер, Альфред Мериан, Индре, Люсьен и другими.

(обратно)

266

Человек, которого Гарри в своем донесении в Центр называет «мой друг», — Менарди Гриотто, хозяин конспиративной квартиры, на которой проживал Гарри М. Гриотто 28 июля 1943 г. был казнен в тюрьме Плетцензее.

(обратно)

267

Отто — оперативный псевдоним резидента советской военной разведки во Франции Леопольда Треппера.

(обратно)

268

Подробно о работе резидента Гарри см.: Лота В. Без права на ошибку. С. 164–194.

(обратно)

269

ЦАМО РФ. Oп. 18982. Д. 2. Л. 470.

(обратно)

270

Подробно о подвиге советских военных разведчиков, уничтоживших 21 августа 1943 г. в Минске наместника Гитлера в Белоруссии гауляйтера В Кубе, было рассказано в книге «Без права на ошибку». М.: Молодая гвардия. 2005.

(обратно)

271

Операция «Багратион» началась 23 июня и завершилась 29 августа 1944 г. В операции принимали участие войска четырех советских фронтов: 1-го Прибалтийского (командующий — генерал армии И. Х Баграмян), 3-го Белорусского (командующий — генерал-полковник И. Д. Черняховский), 2-го Белорусского (командующий — генерал-полковник Г. Ф. Захаров) и 1-го Белорусского (командующий генерал армии К. К. Рокоссовский) фронтов.

(обратно)

272

Соловьева Т. Федоров с улицы Федорова // Достоинство. 2003. № 26.

(обратно)

273

Мягков М. Ю. Указ. соч. С. 77.

(обратно)

274

Чуйков В. И. Капитуляция гитлеровской Германии // Новая и новейшая история. 1965. № 2. С. 6–8.

(обратно)

275

Там же. С. 7.

(обратно)

276

Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. М., 1970. С. 579.

(обратно)

277

Мягков М. Ю. Указ. соч. С. 78.

(обратно)

278

ЦАМО РФ. Oп. 11549. Д. 306. Л. 5–7.

(обратно)

279

Churchill W. The World War. Vol. VI. P. 407.

(обратно)

280

Кейтель В. Мемуары фельдмаршала. М., 2004. С. 241.

(обратно)

281

Жуков Г. К. Указ. соч. С. 595.

(обратно)

282

Бисмарк Отто Эдуард Леопольд фон (1815–1890) — первый рейхсканцлер Германской империи, генерал-фельдмаршал. В результате датской (1864), австро-прусской (1866) и Франко-прусской (1870–1871) войн завершил объединение Германии, Один из главных организаторов Тройственного союза 1882 г., направленного против Франции и России и положившего начало расколу Европы на две враждебные коалиции.

(обратно)

283

Суслопаров Иван Алексеевич (1897–1974), русский, из крестьян, генерал-майор артиллерии (1940), в Красной армии с 1918 г., окончил Киевскую объединенную военную школу (1925), инженерно-командный факультет Артиллерийской академии им. Ф. Э. Дзержинского (1938), Высшие академические курсы при Высшей военной академии им. К. Е. Ворошилова. Участник Гражданской и Великой Отечественной войн. В военной разведке с октября 1939 г. Резидент советской военной разведки во Франции (1939–1941). После войны — начальник курса Военно-дипломатической академии. Награжден орденом Ленина, тремя орденами Красного Знамени, орденами Суворова II степени и Красной Звезды.

(обратно)

284

Эйзенхауэр Д. Во главе союзных войск. М., 1990. С. 505.

(обратно)

285

Эйзенхауэр Д. Указ. соч. С. 507–508.

(обратно)

286

Цит. по: Великая Отечественная война… С. 512–513.

(обратно)

287

ЦАМО РФ. Оп. 5125. Д. 6. Л. 85–86.

(обратно)

Оглавление

Предисловие

Часть первая. Морис

  Глава 1. Нестандартный вариант

  Глава 2. Сергеев получает задание

  Глава 3. Как активизировать Доктора?

  Глава 4. «Омега»

  Глава 5. Случайный человек в разведке

  Глава 6. Его знали в Большом доме

  Глава 7. Информация по ленд-лизу

Часть вторая. Холодные ветры горячей весны

  Глава 1. Атомный фактор

  Глава 2. Брион

  Глава 3. Адмирал Харламов

  Глава 4. Эдуард

  Глава 5. Авиакатастрофа над Гибралтаром

  Глава 6. «Неожиданные обстоятельства» случайно не возникают

  Глава 7. Разговор не для протокола

Часть третья. В эпицентре польской «Бури»

  Глава 1. Как зарождалась «Буря»?

  Глава 2. Точные сведения и частные мнения

  Глава 3. Поздняя встреча в Кремле

  Глава 4. Знал ли Синклер о «Буре»?

  Глава 5. Операция «Олег»

  Глава 6. Донесение Олега Верховному Главнокомандующему

  Глава 7. Источник, заслуживающий доверия, сообщает…

Часть четвертая. Операция «Голос»

  Глава 1. Юлиан Семенов и начальник ГРУ

  Глава 2. Доклад маршалу Малиновскому

  Глава 3. Ночной десант

  Глава 4. Комар встречает друзей

  Глава 5. Где Голос потерял свой костюм?

  Глава 6. Невероятная вербовка

  Глава 7. Путевка в СМЕРШ

Часть пятая. Балатонский «Кроссворд»

  Глава 1. Разногласия в стане союзников

  Глава 2. Нужна ли помощь «Аргонавту»?

  Глава 3. Барон просит помощи

  Глава 4. Майор Скрипка получает срочное задание

  Глава 5. Последний бой майора Фомина

  Глава 6. Балатонский «Кроссворд»

  Глава 7. Заговор «миротворцев»

Часть шестая. На Балканском рубеже

  Глава 1. Резидентура ГРУ в Бари

  Глава 2. В Болгарии

  Глава 3. В Албании

  Глава 4. Агент ABC

  Глава 5. Югославский редут

  Глава 6. Греция как яблоко раздора

  Глава 7. Венгерский раунд

  Глава 8. Гарри

Часть седьмая. Без псевдонимов

  Глава 1. Маневич, Марлей и Бера

  Глава 2. Николай Федоров

  Глава 3. Созвездие Героев

  Глава 4. Вернер Бенеке и другие

  Глава 5. Иван Суслопаров

  Глава 6. Евгений Березняк и его друзья

  Глава 7. Лев Сергеев

Послесловие

Приложение

Библиография

Иллюстрации

*** Примечания ***