чар театра, от акта преображения себя и окружающего мира. «Чары театра» — в том, что на новом месте чувствуешь себя сначала как на театральном спектакле:
Да в том, что вас сняли с вашего насиженного места, с которого вы перестали, благодаря аккомодации к нему и множеству дел, отвлекающих от созерцательного отношения к окружающему, — перестали взирать на это окружающее, как на некий спектакль, интересный сам по себе, безотносительно к роли, выпавшей в нем на вашу долю! Сняли и бросили в условия настоящего театрального зрителя! — Вы в Италии — хотите, не хотите — а будете первое время смотреть на площади, дома, улицы, памятники, на все, представшее там перед вами, как на ряд декорации волнующих своею новизной, будящих в вас и распаляющих уснувший было и захолодевший инстинкт преображения [Евреинов 1920:1].
Воспевать в 1920 году силу преображения как средство терапии представляло собой в некотором смысле иронию по отношению к реализму игры, на котором все жестче настаивала постреволюционная концепция искусства. Евреинов стремится достичь катарсиса путем преображения, что противоречит не только социалистическому пониманию искусства, но и классической эстетике. Он хочет вызвать катартический, лечебный эффект иным путем. В чем же заключается, по его мнению, проблема? Евреинов считает, что катарсис вызывается нечестным обменом: все эстетики воздействия нуждаются в пассивном зрителе, воспринимающем эстетические раздражители[3].
Согласно Аристотелю, трагедия освобождает от страстей, возникающих в момент отождествления зрителей с героями пьесы. Одновременно тех же самых зрителей заманивают на «арену преступления», — говорит Евреинов [Евреинов 1915а: 12]. Он считает, что арена преступления обогащается всеми видами игры, которые и представляют собой искусство театра: симуляция, роли, маски. Именно поэтому Евреинов и отрицает аристотелевский катарсис, ведь театр трагедии, представляя преступление, призывает зрителя к идеальному участию и втягивает обманным путем его возбужденный дух в глубины заразительно сыгранного преступления, не позволяя ему самому воспользоваться средствами этой трансгрессии. Аристотелевская театральность так же, как и преступление, является качеством человека, от которого тот должен быть очищен, считает Евреинов [Евреинов 1915б: 63]. В этом смысле вид игры, театральное преображение, ложь, симуляция уже давно связывались с преступлением. Преображение с самого начала оказывается под подозрением. В евреиновской концепции театральность, творческое преображение каждого в какой-либо другой роли, является одним из законов человеческой деятельности. Евреинов приходит к разрешению конфликта, заменяя свою нелюбовь к пассивному катартическому опыту катарсисом действия. Он упраздняет зрителя. Катарсис воздействует теперь только на эффект преображения. Таким образом, ликвидация зрителя разрушает логику воздействия, основанную на коммуникации между произведением искусства и зрителем, наблюдателем, читателем.
В отличие от аристотелевского катарсиса катарсис действия Евреинова направлен на переживание ситуации. Поэтому его концепт катарсиса оказывается намного ближе фрейдовской идее последующего проживания, чем аристотелевской концепции последующего сопереживания ситуации Другого. В «Кратком очерке психоанализа» Фрейд пишет о том, что катарсис является непосредственным предшественником психоаналитического метода. Сначала Фрейд вызывает катартический эффект с помощью гипноза, в результате чего для пациента сбывается «одно из самых горячих желаний человечества», а именно мечта «пережить что-нибудь дважды» [Freud 1987:193]. Проживая что-либо во второй раз, пациент освобождается от «аффекта представления, который у него ранее был, так сказать, защемлен, и тем самым воздействие этого представления на пациента прекращается» [Freud 1987:193]. В психоанализе Фрейд сохраняет понятие катартического эффекта, хотя теперь речь идет о другом приеме, «проговаривании», т. е. повторении не получивших разрешения событий посредством речи.
Непосредственно по фрейдовской идее «проговаривания» румынский психолог Я. Морено разрабатывает с 1924 года теорию катарсиса как терапевтического средства в театре-импровизации. От «проговаривания» Морено переходит к «проигрыванию». Позднее он использует катарсис действия, «проигрывание», как средство психотерапии в созданном им в 1935 году театре-психодраме, а в последующие годы эта концепция применяется в социальной психологии и психотерапии. Ш. Сарнике пишет, что Евреинов предвосхитил и театр-импровизацию. В тексте «О новой маске» Евреинов пишет о приеме «авто-био-реконструкции», использованной им в школьной постановке [Евреинов 1923а][4]. Но в отличие от Морено и Фрейда театротерапия Евреинова, нужно отдать ей должное, необязательно основывается на повторном переживании нерешенной
