Было так. Прихожу я в редакцию пермского еженедельника «Губернские вести», зачем — уже не помню, за деньгами, наверное, напечатали там что-то. А дело было в начале 2000-го года, вот мне редактор Светлана Мишланова и говорит:
— Володя! Конец века, блин.
Я, тупо так:
— Ну.
Светлана:
— Все итоги века подводят, и мы взялись. В каждом номере будем описывать главные события одного года, начиная с сороковых годов, чтобы кончить двухтысячным. Подключайся?
У них там как раз 1955 год приближался, а я родился в 55-м. И стало мне интересно, пользуясь случаем, год за годом просмотреть в культурно-историческом, так сказать, контексте свою собственную жизнь, запутанную и малопонятную. Поэтому я выбрал самый вольный жанр — эссе, и стиль — крайний субъективизм на грани фола. Ну то есть, наша жизнь как я ее помню.
Кто помнит иначе — ради Бога, пусть пишет свою книжку.
Сказано — сделано. В течение десяти месяцев очерк за очерком, год за годом я исходил вдоль и поперек всю эту реку — частную жизнь советских людей, зарегулированную, замучканную, но все равно стихию — и полюбил ее. Вот главный результат этой работы — любовь.
И свое собственное прошлое попутно рассмотрел на предмет отделения зерен от плевел. Выгреб золу, снял паутину, скелеты в шкафах протер — прибрался. Конец века же.
Полезное это занятие — литература, всем рекомендую.
Публикация моих очерков в «Губернских вестях» вызвала, как говорится, интерес читающей публики. В 2001-02 г.г. «Частная жизнь» была полностью опубликована в пяти номерах иллюстрированного журнала «Пермский Пресс-Центр». В 2002 г. сокращенный вариант напечатан во 2-м номере журнала «Литературная Пермь», а также в 13-й книжке журнала «Уральская новь» (Челябинск) и на соответствующем ему WEB-сайте.
Теперь вот книжка, по просьбам трудящихся. Деньги на ее издание дал город Пермь — что вполне логично. Но у города денег не хватило, и я позвонил Бондарчуку.
Андрей Бондарчук — это мой старый школьный приятель, мы с ним в юности на Компросе девичьи коленки считали, а теперь он глава известной фирмы с приятным латинским названием «Аудит-приват-сервис» и считает в основном деньги, причем, как ни сосчитает — денег все больше делается. Такой волшебник, он еще в 1991 году спонсировал мой Малый литературный фонд, стипендии выплачивал, позже устраивал выставки художников, а теперь в свободное время управляет фондом «Лепта» на благо образования и культуры нашей. Вот и в этот раз поддержал культуру финансами.
Помогли в хорошем деле Дмитрий Колесников, директор ООО «Радио Максимум-Пермь», Анатолий Конев, директор ОАО «Пермские лотереи», а также Ольга Фомичева. С ними я раньше не был знаком, но вот — откликнулись и поучаствовали.
Результат у вас в руках. Издание переработанное и дополненное, в авторском оформлении. Здесь я активно использовал старые фотки и разные занятные бумажки из личного архива. Приобщены к делу также фотографии из фондов Пермского областного краеведческого музея, обширного личного архива моей жены Марины Киршиной и домашних коллекций моих друзей: Ланы Сорокиной, Евгения Гуляева, Галины Пантелеевой, Алексея Санникова, Елены и Владимира Лаврентьевых, Галины и Амира Хайруллиных, Натальи Аверкиевой, Михаила Курушина, Павла Печенкина, Ирины Лобашковой, Ирины и Леонида Копко, Марии и Анатолия Пименовых, — за что им громкое авторское спасибо. Спасибо всем, кто поддержал эту идею полезным советом или просто добрым словом от души.
1955. Мы сильнее всех в мире!
Кого-то еще на свете не было, кто-то уже успел набить себе шишек — а я в эти дни только родился. Я февральский, «рыба» по гороскопу. Но тогда про гороскопы ничего не знали, а кто знал — помалкивал.
Интересное было время! Пол-страны фронтовиков, и все молодые. Широченные брюки, пиджаки просторные, будто на троих пошитые, — реакция на только что отошедший сталинский стиль в одежде: полувоенные френчи и галифе. Сапоги уже не носят и планки медалей тоже. Но фуражки и ремни у школьников будут обязательны еще десять лет. Самая консервативная отрасль культуры от древних греков до наших дней — образование.
Частная жизнь в 1955 году едва зарождалась. Шок войны еще не прошел, человек инстинктивно отождествлял себя со страной. Мы победили, мы сильнее всех в мире! — это еще не стало газетным клише, это был факт. «Мы» важнее, чем «я», — это еще не стало идеологической пустышкой, это была простая фронтовая мудрость. Поди-ка посиди в окопах под огнем — сразу «якать» перестанешь, и слово «товарищи» полюбишь на всю жизнь за то, что не бросили. Нет, «мы» — это сила. Было силой. Каждый знал свое место в строю, каждый знал, на кого равняться. Но потеря вождя расстроила ряды. Остались, конечно, портреты и заветы, возбуждала «холодная война» с Америкой, «ядерная гонка» и т. п., но… Горе утраты за два года притупилось, и люди стали учиться жить без вождя. То
