Анна Савански
Английский сад.
Книга вторая. Тернистая дорога. 1929 – 1955.
Это происходит всегда, когда рушится цивилизация. Люди, обладающие умом и мужеством, выплывают, а те, кто не обладает этими качествами – идут ко дну
М. Митчелл «Унесенные ветром»
Ветер изменяет форму песчаных барханов, но пустыня остается прежней.
П. Коэльо «Алхимик»
Глава первая.
Сумерки.
Февраль 1929.
Осталось только уповать на чудо. Он давно знал, что она, возможно, не выживет. Он пытался заставить ее жить, а она упорно, что-то доказывала ему. Словно хотела ему, показать, что мучая себя, причиняет боль ему. Возможно, она умрет. Он думал когда-то, что упрямство это черта его семьи, но как оказалось, его жена обладала не меньшей настойчивостью. Но, как же она не понимала, своим поведением, безразличием она причиняет боль другим. Вероятно, все скоро будет кончено…
Он помнил, как холодным январским днем увозил ее домой. В душе была какая-то странная пустота, та что, съедает все, не оставляя при этом ничего. Он корил себя, не ожидая ее прощения. Только ее безразличие помогло ему сломить ее сопротивление. Только, поэтому она уехала с ним тогда. Они ни о чем не говорили, он, лишь только молча, помогал ей собираться, видя, как ей нелегко многое дается. Он смотрел на прозрачную холодную гладь воды, в ней он увидел скорбь и одиночество. Он подошел к Глории, стараясь, как можно мягче задать свой вопрос, что постоянно крутился у него в голове, с того самого момента, как узнал, что станет отцом. Глория с опаской взглянула на хозяина, боясь его праведного гнева, но не посмела уйти, ее хозяйка явно бы не одобрила такого.
- Почему мне никто не сказал? – тихо спросил Виктор, боковым зрением следя за служанкой, - я хочу знать.
- Мисс Диана запретила, - пролепетала Глория, стараясь скрыть дрожь в голосе.
- Вот оно что, - пробормотал он, и ушел.
У него больше не было сил бороться с ней, он устал от непонятной нелепой борьбы с Дианой. Джордж, их темноволосый зеленоглазый мальчуган, радостно встречал их, побежав с раскрытыми объятьями, но Диана не могла больше дарить ему ту ласку и заботу, словно в нем она видела образ мужчины, что нанес ей такие сильные душевные раны. Он страдал, не понимая за что, его наказывает мать. Никто за это короткое время не смог привести в чувства Диану, будто бы она решила провести в жизнь еще одну жизнь и уйти в безвестность. Почему она решила так? Он не мог ее понять, для него ее разум оказался не постижимым.
Сейчас стоя у окна в кабинете Артура и Джейсона Виктор осознавал, что все закончилось весьма трагично. Как же будет смеяться его отец, как же он будет радоваться этому. Еще вчера он с отчаянием пришел в церковь Св. Августа, где когда-то они венчались с Дианой и крестили их сына. Отец Питер с испугом посмотрел на него, сейчас этот сильный несгибаемый человек был похож на раба, готового смерено принять свою страшную ношу. Он давно знал Виктора и его супругу, и все, что отец Питер мог посоветовать ему, так это молиться за судьбу Дианы, а сына крестить. В этой весь суматохе и мрачности он даже забыл, что у него появился сын. Этот крошечный ребенок совсем был не похож на здорового крепыша, их первенца. Виктору было трудно принять, то, что этот ребенок будет больным, неполноценным человеком, еще один лорд Хомс. Он медленно погружался в темные воды, истории своей семьи. Мало кто знал, как в таких же муках рожала его прабабка Селия. Никто даже она сама не предполагала этой беременности, она имела сына Дезмонда и дочь Фиону. О любви между Андрианом и Селией ходили легенды. Они поженились, ненавидя друг друга. Он считал ее глупой гусыней, а она его напыщенным индюком. Через годы у них появилось чувство, да, все было так, как диктовала мораль викторианской эпохи, любовь возникает в браке, только с прожитыми годами. Селия берегла все семейные традиции, когда она забеременела, она вместе с мужем была во Франции. Все ждали появления девочки, почему-то Селия ощущала, что это будет сын. Она истязала себя, как будто наказывая себя за свою опрометчивость. Мальчик, которого нарекли Адамом, прожил всего лишь три года и умер от крупозного воспаления легких. Это была горькая потеря, но зато земли Хомсов, как и род не разделись.
Неужели такая же участь ждет его сына? Выбрав крестных родителей Урсулу и Джейсона, Виктор решил назвать мальчика Робертом Томасом Маршалом, в честь первого сэра Хомса, его отца мануфактурщика и первого лорда Хомса. Скоропостижное крещение все приняли, ибо ребенок мог умереть в любую минуту. Все начало меняться после того, как ребенку дали имя, словно бы его стали оберегать его великие предки. С каждым днем ему становилось все лучше, и теперь оставалось только молиться о здоровье жены. Диана должна была выжить, его раненое сердце безумно жаждало этого. Кажется, он был готов к тому, чтобы ползать в ногах у Дианы. Если она его не простит, то вся его жизнь превратится в бессмысленное представление.
₪
От того что шторы были плотно в палате стало душно. Диана открыла глаза, когда рядом с ней никто не находился. Вся палата была завалена ее любимыми георгинами, откуда их столько в феврале. Она вдохнула их слабый аромат, вспоминая, как ей стало плохо дома, как Джордж звал на помощь, как кричал младенец. Что же произошло? Куда-то пропала слабость, а в теле появилась какая-то необъяснимая легкость. Диана оглянулась, ребенка нигде не было, и она уже стала беспокоиться, боясь, что он и не прожил и часа на этой земле. Кто-то тихо вошел к ней, это была миловидная молоденькая медсестра, она улыбнулась ей, выбегая из палаты. Через полчаса пришел Джейсон, на его светлом лице сияла улыбка, чувствовалось, как он изможден, наверняка после сложней операции. Он присел к ней на кровать, по-прежнему ничего не говоря, нежно прикоснулся к ее лицу.
- Теперь-то все хорошо, - прошептал он после долго молчания, - ничего не говори, мне нужно сообщить Виктору. Этот бедняга совсем без сна, скоро будет валиться от усталости.
- Где мой ребенок? – почти беззвучно спросила она.
- Все хорошо, поверь. Он выжил, неделю назад мы его крестили. Виктор назвал его Робертом Томасом Маршалом, и мы с Урсулой стали крестными, - Диана ощущала волнение Джейсона, она отвернула от него голову, избегая его испытывающего взгляда, - Прости его уже на конец.
После того, как Джейсон ушел, она ощутила внутреннею опустошенность. Она не хотела прощать Виктора, не хотела, чтобы ему стало легче, она понимала, что он страдает, что он мучается, но ее сердце жаждало мести. Ему должно быть также больно, как и было ей все эти месяцы. Сын… Мальчик, которого не должно было быть. Чтобы Виктор не говорил, чтобы он не думал, но в его разуме глубоко засела эта традиция. Роберт, зачем он ему? Он любил Джорджа, считал его своим наследником, но этот мальчик, что он с ним будет делать. Конечно, он врет ей, когда говорит, что неважно, сколько у них будет сыновей. Для него это было важно. О, мужчины! О, великие глупцы! О, гнусные вруны!
Он пришел на следующий день, заметно похудевший, с темными кругами под глазами, с проваленными щеками и со спутанными, давно не стрижеными волосами. Для храбрости он явно выпил пару рюмок коньяка, чтобы ее взгляд не казался давящим и испытывающим. Ей было противно и в тоже время жалко на него глядеть. Он явно терзается чувством вины. Ты добилась своего Диана, что же тебе еще надо? Может, тебе надо, чтобы он разорился из-за тебя или нашел себе другую более сговорчивую? Нет, но любовь… она почему-то стала стираться из ее памяти. Ее сердце уже не так гулко билось, сладко стуча при этом в ребра. Она не могла его больше любить, как прежде, не могла и не хотела. Все прошло, как легкий летний день, чью тишину нарушил дождь. Он сказал ей что-то, и покинул, она даже не посчитала нужным ответить ему хоть что-то.
Через неделю она уже находилась дома. Гарден-Дейлиас некогда ее любимый особняк ее не радовал. Ей было все равно, что многие вещи стоят не на своих местах, нет должной уборки или что готовить на ужин. Ей было наплевать, как будет выглядеть Виктор в глазах других, когда будет принимать своих гостей, они никогда уже не увидят тот блистательный дом. Чтобы не порождать слухи в обществе Диана осталась в доме, она собрала все свои вещи из хозяйской спальни, уходя в смежную с детской. Она не могла спать рядом с ним, уже не испытывала к нему никого желания. Все умерло в ее сердце, там ничего не осталось кроме горького раскаяния. Она сожалела, что много лет назад приехала из Парижа в Лондон, что поехала в тот вечер с ним к нему домой и стала его женой.
Он осознавал, ничего уже не вернуть обратно, все потеряно навсегда. Он написал короткое письмо отцу, сообщая о рождение сына, даже не думая о своем триумфе. Виктор стал запускать дела на фирме, и если бы не Артур, то возможно потерял бы все. Он совсем не замечал, как медленно, будто бы опасный зверь подбиралась беда, что изменит все навсегда. На этом его неудачи пока не заканчивались, они только начинались.
₪
Май 1929.
Это был не запасной вариант, а предчувствие, как будто Каролина предугадала, что через много лет она совсем не пожалеет о содеянном. Она снова нарушала вековые устои своей семьи, и, наверное, это было самое правильное ее решение за всю ее долгую жизнь, полную жаждой мести. Ее второй внук, которого нарекли Адамом Андрианом Эдмондом, родился ранним майским утром, когда легкий ветерок разносил весенний аромат только что расцветших цветов. В этот раз Аделаида легко разрешилась от бремени, подарив семье здорового мальчика. Еще никто не знал, что все сложится совсем по-другому, внук у нее останется один, и Хомсы боясь угасания своего рода и пришествия англичан-родственников, будут рожать по двое сыновей. Если бы не слабое здоровье Фрэнка, то Каролина никогда бы не заставила пойти на такую авантюру невестку. Аделаида являлась послушной, но ее слабость и хрупкость передалась внуку.
Конечно, Руфус сокрушался, как и Эдвард, но другого выхода не было. Была вероятность рождение девочки, но Каролина с самого начала беременности Аделаиды была уверена – у той будет сын. Руфус не понимал, иногда он осуждал свою мать за то, что она подарила жизнь двум сыновьям и поселила вражду между ними. В глубине души он завидовал успешному брату. Брату, уехавшему с несколькими монетами в кармане, и ставшему сейчас самым успешным человеком Лондона. У него была красивая пылкая жена, ни чета его серой холодной супруге. У него два сына, у него есть почти все. Отношения между Аделаидой и Руфусом были натянутыми, она казалась ему тихой скромницей, не способной на страсть. Теперь вместе с отцом они вспоминали его бурную молодость, посещая бордели, которые мало, что могло вытравить из городов. Куртизанки показали ему мир полный страсти и наслаждений, давая то, чего он не находил в постели жены. Он с вздрагиванием вспоминал, как она просила его ради сохранения его рода сделать ей ребенка, и он не отказал. Каролина всегда могла с легкостью надавить на него, и она получала свое. Руфус не любил жену, он согласился на ней жениться, зная о ее безупречной репутации. Она привыкла во всем соглашаться с ним, терпеть его бесконечные измены и его внебрачных детей, в этом он даже переплюнул своего отца, у которого детей от его шлюх никогда не было. Хомсы потеряли секрет того, как избежать этого всего. Вместе с Виктором исчезло все. Как ни пытались они воссоздать рецепт знаменитого пойла, ничего не получалось. Аделаида в этом видела злой рок. Удача отвернулась от Хомсов. Благословенная земля Ирландии больше не одаривала их своей благосклонностью. Все рушилось под натиском времени, самым лучшим другом и самым худшим врагом жизни.
Их ирландская семья тоже переживала трудные времена. Лен продавался хорошо, но два последних года неурожай, который и раньше в давние времена имел место, так не подкашивал их дела. Льняные полотна все также покупали, а фарфор - творение Дезмонда перестал так волновать искушенные умы. Пришло время массового искусства, когда фаянсовая простая чашка победила изящную в ручную расписную фарфоровую чашечку. Война изменила все, и Хомсы в Ирландии испытывали свои трудности. Иногда Эдварду, казалось, что когда-то сын был прав, нужно было меняться вместе со временем, нужно было впитывать в себя все новые веяния современного общества. Денег на это уже не находилось, а былое величие стало меркнуть, гаснуть как золотые времена любой империи. Эпоха Хомсов закатывалась в Ирландии, а звезда Хомсов в Англии восходила. На каждом шагу едва лишь и говорили о фирме сына, и это начинало уже порядком раздражать. Признать себя не правым Эдвард не мог.
В тот день, когда Эдвард получил короткое сухое письмо от сына, на короткое мгновенье он задумался, почему Виктор сбежал. Безусловно, он знал о его успехах, знал, что Виктор богат и готов достичь еще высот. Сын давно стал ему чужим, как и его дочь. Да, слухи доходили до Антрима, и Эдвард, как и многие другие, гадали, кто же на самом деле отец Роберта. О том, что Виктор поссорился с Дианой, стало известно не сразу, и это посмешило Эдварда. Но это необычное письмо повергло его в глубокие раздумья. Виктор уже не тот юнец, он уже совсем другой, и его благородное сердце могло простить свою не путевую жену, да, еще и признал этого ребенка. Он сам бы никогда не смог этого сделать, неужели, Виктор так чист? У него родился еще один сын… Еще один лорд Хомс из английской ветки. После того, как Артур продал свой дом, куда он решил отправить жить сына с невесткой, стало понятно, Виктор никогда не вернется. Даже если мир вокруг него будет рушиться, то все равно он останется в Англии.
Теперь Каролина могла вздохнуть спокойно. Все ее мечты отчасти ожили…
₪
- Как тебе Грин-Хилл[1]? – Урсула поправила шляпку, вдыхая сладкий аромат цветов. Ее сад просто утопал в зелени, легкая воздушная белая и нежно-розовая пена окружала большой дом. Косые лучи пытались заглянуть в каждый уголок цветущего сада, одарить теплом недавно завязавшиеся крохотные плоды яблок и вишен, вдохнуть во все живое и прекрасное в этом саду. Ветер слегка шевелил ровно подстриженные самшитовые кусты, приглаживая изумрудную траву. Грин-Хилл, недавно приобретенное поместье Йорков влюблял в себя всех, кто оказывался здесь.
- Грандиозно, - прошептала Диана, снова оглядывая дом, построенный в викторианском стиле.
- Что с тобой? Ты как-то невесела? – Урсула, взяв мягко под руку сестру, повела сестру в дом, чтобы напоить ее чаем с мятой.
- Моя жизнь в последнее время такая, - ответила Диана. В ее душе давно не было покоя с тех пор, как ее покинула любовь, она не знала, чем бы ей заполнить эту душевную пустоту. Уже не было сил искать новое чувство, да и порой думалось, что после объятий Виктора, другие покажутся не такими сладостными.
- Тебе пора простить его. Он сам винит себя больше, чем ты его, - Урсула мягко сжала руку Дианы, словно показывая ей ее неправоту.
- Я не могу, Урсула. Я не люблю его больше, - баронесса вздрогнула, от этого признанья у нее забегали мурашки по коже.
- Неужели? – в ее голосе скользило легкое презрение, которое она уже не могла скрыть.
- Можешь осуждать меня сколько угодно, - процедила сквозь зубы Диана.
Диана уехала домой, когда золотистый закат стал напоминать о времени. Огненный шар медленно падал за горизонт, напоследок одаривая своим светом вершины вековых деревьев. Легкая позолота трогала пушистые верхушки сосен, будто бы они касались неба, такого чистого, такого безгрешного. Ни единого облака сегодня не появилось на небосклоне, тень младых весело шелестящих дубков стала спасительной. Воздух наполнился вечерней прохладой, принесенной ветрами, где-то далеко шли дожди, но достанутся ли они Лондону? Жара опять надолго поселилась в городе, все опять мечтали о ливнях, после которых Лондон зазеленяет еще больше, миллионы цветов окружат старые дома, скрыв все несовершенства столицы. Урсула, накинув шаль на плечи, вышла на террасу, так почти каждый вечер она встречала Артура. Он приехал, как всегда поздно. Ночное покрывало уже опустилось на город, раскинув свой пестрый орнамент, звезды сияли так ярко, что это блеск казался каким-то зловещим, а может их магия просто пугала, ибо они знают то, что простым смертным многое неведомо.
- Дорогая, - Артур заключил ее в объятья, нежно целуя в изгиб шеи.
- Как твой день? – как обычно задала она свой вопрос заранее, зная на него ответ.
- Как всегда. Ты поговорила с сестрой? – они находились уже в доме, Беси, вешала в шкаф его плащ и цилиндр, а другая служанка - Морион подала ему чай. Дом был огромным, и поэтому его предстояло еще довести до конца. Величественный холл еще ремонтировался, а проходы в другие части дома закрыты. Планировка дома отдалено напоминала Гарден-Дейлиас, те же плавные переходы между комнатами, то же легкое сочетание классики и современности.
- Да, все безнадежно, - проронила она.
- Это как так? – Артур вздернул бровь, не понимая такого уклончивого ответа жены.
- Она больше не любит его, - он закрыл лицо рукой, словно пытаясь этим жестом полным отчаянием помочь своему другу.
- О, боже. Все рухнуло…
- Да… - ей было самой страшно от этой мысли, - все рухнуло, - повторила минорно Урсула.
- Неужели ни чем не помочь? – в его голосе звучали страх и надежда одновременно, - может еще есть шанс?
- Думаю, что нет, - она опустилась перед ним на колени, ласково, как котенок, кладя ему голову на колени, - если я бы сказала такое, ты бы простил меня?
- Да, ибо я не мыслю себя без тебя, - Артур посмотрел в ее зеленые глаза полные слез. Он видел все слезинки на ее ресничках. А может еще есть шанс? Ведь Диана и Виктор любят друг друга. Неужели, любовь не может стать сильнее гордости и обиды. Ведь умение прощать, это и есть умение любить. А разве есть мир без любви и прощения? Все мы смертны, и все мы свершаем ошибки.
₪
Октябрь 1929
Этот день навсегда останется в памяти людей, ибо этот день разделил мир до и после. Все началось 24 октября 1929 года, день, что назовут потом «черным четвергом», на одной из бирж произошел обвал акций, и мало кто придал этому значение, если бы события не привели к мировой трагедии, принявшей катастрофические масштабы в «Черный понедельник» (28 октября) и «Черный вторник» (29 октября). 29 октября 1929 года - день биржевого краха , дата, что переменила все, началась точка отчета к следующей катастрофе.
В то время были привязаны к золотому запасу, золото имело огромную ценность, оно значило все, без него ты никто. В то же время производство росло, ничто не стояло на месте, количество товаров увеличилось многократно, производитель давал, то, что хотело население. Но, когда денег стало меньше, чем товаров, вызвав финансовую нестабильность, банкротство многих предприятий, не возврат кредитов, стоило на миг задуматься.
После Великой войны США не знали не бед, не голода, страна процветала, цвела в отличие от искореженной войной Европы, которая медленно выползала из военного кризиса. Понемногу Европа приходила в себя, кто-то уже крепко встал на ноги, но кризис все погубил. Об этих темных годах будут вспоминать годами, и еще долго Европа будет приходить в себя, словно после долгого тяжелого сна. Мир изменился…
В тот октябрь Европа жила беззаботно, она считала, что ее не затронут проблемы Америки, что все это временные явления. Люди будто бы не могли поверить в то, что скоро их жизнь превратится в кошмар. Обвал маленькой биржи, одной из многих, где и надували финансовые пузыри, для многих казался ничтожной крупицей в финансовом мире, но это было заблужденьем.
Ах, если бы все знали, к чему это приведет. Если бы, люди не были так глупы и беспечны, случилось бы все это? История, как и жизнь не знает сослагательных наклонений. Она не прощает ошибок, она наказывает не сразу, а спустя десятилетия или даже века. В любом событии можно найти великий замысел судьбы. Но разве не мы сами творим свою жизнь? Разве не мы обречены, блуждать по кругу, когда не знаем своего прошлого? В такие минуты мы совсем не думаем о будущем, люди мелочны они живут своими желаниями и порывами, они живут здесь и сейчас, руководясь правилом, сказанной маркизой де Помпадур – после нас, хоть потоп.
А что же было с нашими героями? В тот октябрь все было безоблачно, они совсем не понимали, куда ведет эта дорога. Путь к краху, если они не смогут, удержаться в этом новом рушимся мире, вот, что их ждало. Крах их надежд, крах того прежнего мира, мира, что принял их.
Все менялось, только пустыня оставалась все той же…
₪
Лето 1930.
Растянувшись на белых батистовых простынях, вдохнув тонкий аромат апельсина, исходивший от подушек, проведя по линии позвоночника любовницы, Виктор погрузился в глубокие мысли. Его брак рухнул, бизнес испытывал трудности, с друзьями и сестрой он постоянно ссорился, и вдобавок к этому в его жизни появилась Ева Ранке. Эта милая, тоненькая девушка с хитрыми лисьими глазами поначалу совсем не привлекла его внимание. Раньше он бы совсем не заметил бы ее, на фоне Дианы эта блондинка просто меркла. Теперь они оба нуждались в утешение. Ее муж не знал чувства меры и постоянно изменял ей. Она терпела его пренебрежение, его необузданные желания целых три года. Находясь на грани, она решилась на измену. В ее прелестной головке рождалась одна за другой пагубные мысли, она строила планы, и неожиданно встретила Виктора.
Мистер Ранке содержал не большую юридическую кантору, занимаясь в основном гражданскими делами. Его жена была младше его на двенадцать лет, детей он успел прижить от первого брака, поэтому Ева нужна ему была только для статуса. Он влюбил в себя много лет назад эту наивную девочку, спасая ее семью от нищеты. А она из благодарности к нему, не разобравшись толком, что он за человек, поспешила выйти за него замуж. Первые месяцы Ева совсем не замечала его безразличия, но когда у нее открылись глаза, она сознала, что за чудовище ее муж.
Она познакомилась с Виктором в цветочном магазинчике в январские рождественские каникулы, он выбирал пышный букет белых георгин для своей супруги, а Ева покупала цветы для свекрови. После этого дня они часто встречались в этом же цветочном магазине. Она сразу поняла, что Виктор хочет легкой романтики, мечтая заваливать свою возлюбленную подарками и признаниями. Он жил слишком долго без любви и женской ласки. С того времени, как Диана покинула его он спал с другими женщинами всего пару раз, кровоточащее сердце медленно убивало его душу, а эти прекрасные создания не могли заглушить боль. Диана вернулась, и почти на год Виктор стал отшельником, не позволяя себя никаких плотских удовольствий. Тогда-то в его жизни и появилась Ева.
- Ты уходишь? – спросила Ева, сладко потягиваясь в его крепких объятьях. Он снимал для них маленькую квартирку, где они проводили дни и ночи.
- Никто не заметит моего отсутствия в доме, - проговорил он, продолжая ласкать любовницу.
- Неужели все равно? – Ева приподнялась на локте, соблазнительно выпячивая губы для поцелуя.
- Да, все равно. Женушка даже не будет меня искать, даже если я пропаду на месяц, и не будет переживать, если напишут в некрологе, что я умер от сексуального истощения, - Виктор тихо нервно рассмеялся, Ева поцеловала его в грудь, ладошкой прикрывая его рот. Стенки в доме тонкие, и она боялась, что кто-нибудь узнает об их романе.
- У меня все также, - ответила она.
- Поэтому я и выбрал тебя, - они страстно занялись любовью.
Дома Виктор уже не появлялся два дня. Конечно, Диана уже догадывалась, что у него есть любовница, но она сама виновата. Он пытался, видит Бог, пытался наладить их отношения. Он был согласен ползать у нее в ногах, столько, сколько она пожелала бы, готов был принести ей на блюде свою гордость и задаривать ее, но только самой Диане он был не нужен. Он боялся порой самого себя, иногда лежа в своей огромной пустой кровати, он чувствовал себя своим отцом. Он поступал, как Эдвард, он делал, как отец, и от этого осознания Виктор впадал в еще большее отчаяние. Он был на краю, и все это знали. Друзья давно привыкли к его странному характеру и уже не реагировали на его крики души. Он до сих пор приходил в ужас от того дня, когда его обожаемая жена заявила, что больше не любит его. Виктор с таким трудом вывел ее на откровенный разговор, заставил разобраться во всем, залезть друг другу в душу, а вместо понимания получил плевок в душу.
- Скажи мне правду, скажи, - почти рыдая, кричал он. Он стоял перед ней на коленях, ползая как червяк, умаляя свое достоинство, сам мешал себя с грязью, лишь бы она только простила его.
- Я не люблю тебя, - дала ответ она, - не могу, и не хочу.
Он встал с колен, мечась по кабинету, как зверь перед закаливанием, еще не готовый расстаться со своей жизнью. Без дополнительных фраз, он взял и ушел. Несколько дней Виктор жил у друзей, постоянно меняя адрес. Все эти дни он переживал свою трагедию. Он ощущал себя раздавленным и подавленным, он не хотел даже думать о том, что она сказала ему, сама мысль об этом причиняла ему нестерпимую боль. Он умирал от любви, ради которой не было смысла жить.
- Все бессмысленно, - часто отвечал он на упреки друзей, - ибо, я сам больше не нужен. Я ничтожен.
Он боялся признаться окружающим, что впервые в жизни потерпел крупное фиаско. И он получил его не от гиганта-предприятия, а от женщины, когда-то, которая украла его сердце за одну ночь. Виктор откинулся на подушки, нежно целуя Еву в изгиб шеи. Все было неверно, начиная от его вторичных ухаживаний за женой, заканчивая этим романом. Жизнь вообще странная вещь. Он уже поступил так, как считал нужным, и что получил? После Дианы его жизнь стала выжженным полем, она не оставила ему ничего, лишь жалкое существование. Виктор не хотел, чтобы такое поведение Дианы сошло ей с рук, она должна была понять, что даже в мысли он не позволит ей изменять ему. А она восприняла это, как покушение на убийство ее гордости и чувств. Что же за ненормальные существа эти женщины?
- Мне пора в офис, - услышала Ева, она вышла из сладостной дремы, наконец-то реальность дала о себе знать.
- Ты приедешь завтра?
- Конечно, - прошептал он, целуя ее в полные губы.
- Тогда до скорого, - он уже стоял на пороге полностью одетый.
- Да, - снова сказал он, в тот день она его больше не видела, но зато на следующий они удалил свою жажду, выпив полный кубок страсти на двоих.
₪
Расхаживая взад вперед по простой гостиной, где только недавно успели сделать ремонт, Мария постоянно смотрела в окно. Кэтлин уехала уже более пяти часов назад. Обычно ее свекровь не покидала на такой длительный срок дом. Она стала казаться Марии другой, в ней появилась какая-то мечтательность и веселость, те черты характера, что невестка не подмечала до этого. Сама Мария снова стала той безмятежной наивной девочкой, которая целыми днями напролет бегала босиком по просторным полям. Вильям перестал изводить ее своей ревностью и подозрительностью, зная, что она тоже способна на месть. В свои годы она давно перестала строить иллюзии, что все браки свершаются на небесах. Обыденность всегда была врагом любой любви, даже самой сказочной. Мария спустя столько осознала все свои ошибки. Мужчины не бывают безгрешными, ни в одном из них нельзя быть уверенной, но нужно просто иногда слепо верить. Многое забывается в работе, многое сглаживается необычностью складываемых обстоятельств. Трудности можно легко преодолевать, но есть вещи, которые нельзя простить. Мария не могла до сих пор простить Вильяму измену, наверное, как и он ей. Нужно время, нужно пережить что-то страшное вместе, в такие минуты люди либо становятся еще ближе, либо навсегда – чужими.
- О, Кэтлин, - воскликнула Мария, когда пришла свекровь.
- В чем дело Мария? С каких пор ты стала цербером? – Мария удивлено вздернула бровь, не понимая, почему в голосе Кэтлин скользит не довольство, словно она, как маленький ребенок, задает глупый вопрос с очевидным ответом.
- Я… - она закрыла рот, решив, что не стоит что-то вообще говорить. Мария села за рояль, став наигрывать по немного из Дебюсси. Прошло очень много времени, когда пришел муж, и они все вместе сели ужинать. Мария делала вид, что не замечает косых взглядов Кэтлин, продолжая вести расспрос о делах экономики.
- У меня есть новость, - неожиданно произнесла Кэтлин, - я выхожу замуж…
- Ты?! – выражение лица у Вильяма было такое, будто бы он только что-то увидел приведение.
- А почему не я? – Кэтлин поджала губы. В свои годы она была прекрасна, воздушные легкие темные локоны, почти не тронутые сединой, мягкий узор морщин на лице, которого обычно многие женщины бояться и скрывают его, как могут. Голубые, с годами выцветшие глаза радостно сияли. Да, посему не она, подумала Мария. Да, у нее были все данные для этого, - Я не могу быть всю жизнь одна. После смерти твоего отца прошлого уже много лет, я достаточно долго носила траур по нему. Я посвятила тебе и твоим сестрам всю свою жизнь, почему сейчас я не могу быть свободной?
- Мам, наверняка, это какой-нибудь альфонс, - высказал Вильям, прекращая есть овощное рагу.
- Это герцог Леннокс, - Мария вздрогнула, даже Кевин с Джастином напряглись. Они все очень хорошо знали Рамсея и совсем не предполагали, что он и Кэтлин, давние знакомые, решатся пожениться. Тем более что, похоже, Рамсей собирался хранить верность только одной женщине, своей покойной жене, безупречной Джорджине.
- Скажи, что это шутка? – просил подтвердить свое предположение лорд Трейндж.
- Нет, это правда. Мы с Рамсеем знаем друг друга вечность. Я не хочу доживать свои дни одна. И нам все равно, что вы все думаете, - Мария легко улыбнулась, поступок настоящей сильной женщины. Конечно, их будут осуждать в обществе, не понимать, как можно сходиться в таком возрасте. Они оба уже не молоды, давно есть внуки, дети самостоятельны, поэтому пора думать о покое, а не о браке.
- Хорошо, - проговорил Вильям и вышел из-за стола.
- Я так рада, - пролепетала Мария Кэтлин, и тоже ушла.
Мария убедила мужа, что в этом нет ничего чудного и страшного, что его мать обязана быть счастливой хоть капельку. Она много лет одна, одна с того дня, как умер ее муж-дипломат. Кэтлин только и могла думать о воспитание детей, навсегда забывая о том, что она женщина. Женщина не может без любви, она начинает медленно увядать без мужской ласки и заботы. Она и так долгие годы умирала без любви. Рамсей тот мужчина, который будет носить ее на руках, любить и боготворить. Может, и вправду, они что-то получится?
Это был последний день солнечного лета, что несла им золотая багровая бронзовая осень? Счастье или новую боль? Безразличие или радость? Осень уже витала в воздухе, предвещая об умирание всего живого. Скоро все станет другим, ведь каждая осень это встреча с царством мертвых, ибо молодая дева наслаждается любовью со своим темным богом, а ее мать, хранительница всего живого ждет ее, только с ее приходом придет жизнь. Она сейчас осталось впитывать в себя тепло лета, наполнить себя его свежим дыханием, наслаждаясь его последними сладостными мгновениями.
₪
Осень 1930 – зима 1931
Было больно вспоминать этот вечер, внутри все клокотало от гнева, сердце ныло от разочарования. В то, что верил всегда, те в кого он всегда веровал, расстроили его несколькими фразами. Он не ожидал того от своей дочерей, он вложил в них всю душу, а они – эгоистки, не могли принять его решение, посчитав его выжившим из ума стариком, предателем, что предал идеальный образ их матери. Джорджины никто не мог заменить, да и никто на это не был способен. Он устал от одиночества, устал делиться своими познаниями, достижениями, горестями и радостями со своими учениками – бывшими или нынешними. Он прибывал в этом состояние уже восемнадцать лет, за это время столько воды утекло, все изменилось. Поменялись ценности, мораль, прошла мировая война, девочки одна за другой повыходили замуж, родили ему внуков. Ничто не стояло на месте, он слишком долго пребывал в состояние скорби. А Кэтлин смогла воскресить в его душе все старые чувства, с Кэтлин он почувствовал себя снова тем молодым Рамсеем, готовым на все лишь бы его вторая половина была бы счастлива. Столько лет, столько годов потраченных просто так, он только что и смог подарить достоянное будущее дочерям, а они отплатили ему сегодня непониманием.
В этот вечер он собрал своих дочерей в своем доме на Логан-Плейс, они приехали вместе со своими мужьями и детьми. Учитывая, что в стране начал на простых смертных проявляться кризис, ужин был скромным. Подали простое горячее – форель с овощами, пирог с курицей и лимонную коврижку к чаю. Рамсей долго ждал подходящего момента, чтобы сообщить эту волнующую новость.
- Я женюсь, - вдруг прозвучало в гостиной, когда все пили чай.
- Что? – непонимающе произнесла Аманда, - папа, как это понимать?
- А что тут понимать, я устал жить один, - Рамсей старался отвечать мягко, чтобы не обидеть дочерей.
- Но, папа, наверняка, она захотела твоего титула и этот дом, - вкрадчиво сказала Аманда.
- Сама подумай, что у меня брать, кроме меня самого, - Рамсей пытался объяснить, что кроме работы у него ничего толком нет.
- А вдруг ей и этого хватит, - подала голос Диана.
- Это глупая затея, - подхватила снова Аманда, только Урсула молчала, она загадочно улыбнулась, в ее зленных глазах плясали дьяволята, но это был добрый знак, - почему ты мочишь?
- Потому что, я не считаю это плохой затеей. Кто она? – Рамсей почувствовал, что его любимая дочка не подвела его.
- Кэтлин Трейндж.
- Час от часу не легче, - прошипела Диана.
- Может вам хватит?! – воскликнула баронесса, - Чего вы завелись?! Никто не претендует на ваше. Тем более Вильям не беден!
- Да причем здесь это! – Диана перешла на повышенный тон, - а как же мама?
- Ты, что предлагаешь папе вечно хранить верность маме?! – Урсула вскочила с софы, смотря с вызовом на сестер, - прошло столько лет!
- Кэтлин не идеальна, как она! – вставила Аманда.
- Я столько лет один, а у вас нет ни капли жалости. Ничего вы не знаете! Не знаете, какой она была на самом деле! Она принесла на алтарь своей гордости вас, меня, нашу семью! – это был крик души, он уже не мог себя сдерживать, ему было просто не обходимо избавиться от груза, накопленного за годы, - Она подозревала меня в измене со своей подругой, а у меня и мыслях не было такого. Я просто хотел помочь женщине, которая только что потеряла мужа. Но ваша мать вбила себе в голову, что я последняя сволочь. Поспешила мне изменить с этим ублюдком Хомсом, - он знал, что его зятья все слышат, но и знал, что Виктор просвещен в этом вопросе, - да, и еще забеременела от него! Сделала грязный аборт, толком не зная, кто его отец. И умерла через два месяца после этого! И это идеал?!
- Мы знали, - прошептала Урсула, - я нашла у тебя ее последние дневники. Я рада за тебя…
- Ты всегда была папиной любимой дочкой! – прошипела Аманда, - тебе во всем везло. Конечно, папа легко согласился на твой брак, он же оказался сказочно богат, да и еще барон!
- Я не был против Саймана, я никогда не считал его не достойным тебя, - спокойно ответил Рамсей.
- Аманда права, это слишком Урсула… - Диана пылко поддерживала старшую сестрицу.
- Что? Ты бы лучше помолчала, - грубо отрезал отец, - Ты, у которой бардак в жизни. Я простил ее, поскольку она, прейдя от него, сразу во всем созналась. Я простил ее на ее смертном одре, я не переставал ее любить. Но ты, ты не можешь просить Виктора, даже тогда, когда он ползал у тебя в ногах, когда он унижался перед тобой. Ты не хочешь этого делать, считая себя жертвой. Да, будет тебе известно, дочь, но именно так распалась наша семья! Может он скоро совсем уйдет от тебя! Все об этом знают, только ты делаешь вид, что все нормально!
- Папа, тебя это не касается! – влезла Аманда.
- Вот именно, что вас это не касается! – крикнул Рамсей, - я хочу жить своей жизнью, а не вашей! Я устал один! Вы эгоистки! Место вашей матери никто не займет, но хотя бы позвольте мне приходить не в пустой дом, наслаждаться уютом и лаской! Неужели, так сложно принять мои маленькие желания?!
- Папочка, - Урсула обняла отца, гладя его седую голову. Она уже давно выросла, и сегодня, он понял, что самой стойкой, самой сердечной их них троих была не Аманда, ни Диана, ей оказалась Урсула.
- Я горжусь тобой, - Рамсей зажал ее лицо между ладоней, смотря в ее глаза, видя в них Джорджину.
- Что ж, всего хорошего, Урсула, - Диана и Аманда вместе покинули дом Рамсея, только средняя дочь поддержала отца, не дав ему окончательно разочароваться в своих детях.
На короткое время в их семье наступили сумерки, отец не общался с детьми, Урсула с сестрами. Диана не хотела слушать доводы отца, боясь, что он снова упрекнет ее в жестоком отношении к мужу. Аманда же беспокоилась, что Рамсей укажет на ее недостатки, назовет ее наседкой, так как кроме своей семьи она ничего более не видела. Но война не могла продолжаться бесконечно, их мужья совсем не пытались померить сестре, считая, что во всем они обязаны разобраться сами. Два месяца пролетели, как один миг. Только потом они поняли, какими же они были эгоистками, какими же они были глупыми. Иногда стоит идти на некоторые уступки, чтобы наступил мир. В день росписи Кэтлин и Рамсея его дочери пришли в дом регистрации, попросить прощение у отца. Он простил им это минутное помутнение, разве так должно быть, что дети враждуют с отцами?
₪
Дела действительно шли плохо. У Фредерика все меньше становилось работы в лаборатории, все ожидали, что новый год принесет хоть немного облегчения, но становилось только хуже. Часть сотрудников приходилось увольнять, а он воспринимал это, как потерю части себя. Когда-то еще в той жизни, не обезображенной кризисом, он был начальником, под его чутким руководством трудилось более десяти фармацевтов, сейчас их осталось всего лишь пять. Каждый раз становилось больно, когда кто-то уходил. Они больше не испытывали ничего нового, стараясь следить хотя бы за старым, а аптека на Тюдор-стрит превратилась, словно в выжженное поле: полки не ломились от препаратов, а заказы медленно уменьшались. За эти полтора года много что изменилось для него. Фредерик не принялся уподобляться своему начальнику, пускаясь во все тяжки. Виктор пил, тратил деньги на любовницу, содержа для них квартиру, дарил Еве не скромные украшения, совсем не считаясь с мнением других. В трудности же они с Верой, будто заново влюбились друг в друга. У нее на работе тоже не все шло гладко, поэтому она все меньше пропадала в музее, и больше находилась с Еленой. Они были счастливы в своем маленьком мирке, пока большой мир не начал давать о себе.
Зимой Виктор совсем перестал выплачивать заработную плату, ее еще получали простые работяги, а начальников и технологов он попросил пока подождать. Цены на продукты питания резко поднялись вверх, Сваны стали испытывать нехватку денег. Первое время Фредерик старался не говорить жене о положение вещей, он считал, что Вере не нужно забивать голову лишними проблемами, ей и так хватало забот, особенно в конце каждого месяца, когда она составляла смету на будущий месяц, так было легче жить, и знать на что рассчитывать в дальнейшем. Тогда-то Фредерик и решил обратиться за помощью в некую маленькую фирму, которая давала многим денег взаймы. У друзей становилось все постыднее занимать, да и сам Фредерик, полагал, что забирает деньги нужные его друзьям.
Вера ощущала, как с каждым днем им делалось тяжелее. Он превратился в нервного неуравновешенного человека, чтобы не раздувать угли, она молчала, обиды копились в ней, и Вера боялась, что однажды ее терпение лопнет, и тогда она устроит настоящую бурю. Она догадывалась, ее муж обманывал ее, в этом просто не было сомнений. Фредерик что-то старательно скрывал от нее, она порой не понимала, откуда берутся новые хрустящие купюры, на что он покупает дорогую вырезку или целую утку. Каждая попытка вывести его на откроенный разговор заканчивалась фиаско, Фредерик упорно продолжал все также отпираться, скрывая от нее истинное положение вещей.
В этот холодный промозглый зимний день Вера, как всегда шла с работы. Она уже не сидела допоздна, как это было раньше, и теперь старалась прийти домой, пока сумерки не опустятся на город, нежно укутав его звездным кубовым покрывалом. Вера стала искать в маленькой черной сумочке ключи от калитки:
- Только тихо, - услышала она, что-то холодное стальное уперлось ей в бок, открытый благодаря распахнутому серенькому полушубку. Вера вздрогнула, пытаясь оглянуться, но кто-то другой не дал ей этого сделать.
- Доставай ключи, - приказал ей второй голос, - и пошли в дом. Нам нужно, перекинутся парой фраз, - она стала судорожно искать связку ключей, открыла дверь, кто-то толкнул ее в дом. Она упала, ощущая, как скрипит пол от незваных гостей.
- Что вам нужно? – тихо спросила она, стараясь придать своему голосу уверенности. Один из мужчин, гладко выбритый с темными, как ночь глазами поднял ее на ноги, усаживая в кресло. Елена играла где-то наверху с престарелой миссис Максвелл, которая работала ради девочки, не беря совсем жалование с ее родителей.
- Твой муженек задолжал нам деньжат, - произнес второй со шрамом на щеке, - уже приличную сумму.
- И не хочетотдавать, - добавил темноглазый.
- Он ничего вам не должен, - почти крикнула Вера.
- Еще, как должен, милашка, - со шрамом больно схватил ее за подбородок, дерзко заглядывая ей в глаза, от этого взгляда ей становилось не по себе.
- Я тебе не милашка, - отрезала Вера, упираясь ему в грудь руками, - ничего он не должен!
- Должен! Тысячу! – второй подошел к ней сзади, прижимаясь всем телом. В ее памяти, зараженной страхом, всплыл тот случай, когда Фредерик спас ее от рук бандита, но сегодня его не было рядом с ним. Похоже, они знали, когда нужно приходит к ней со своими угрозами.
- Нет! Вы лжете!
- Ох, нет малышка, - они чувствовали, как от страха она стала обмякать в их руках, как их жертва дрожит, как он почти готова согласиться на все. Это заводило, это будило все скрытые потаенные, не осознанные желания.
- Слушай внимательно! – прохрипел тот, что лапал ее сзади, - если он не вернет все до пенни через две недели, то ты будешь первая, кого коснется наша месть.
- Мы весело позабавимся, - прошептал ей второй, его губы были в опасной близости, его горячие дыхание опаляло ее.
- Нет, нет, нет… - шептала отчаянно она.
- Да, да, да… - отзывались они в унисон.
- Вы не посмеете…
- Еще, как, - темноглазый прижался губами к ее обнаженной шее.
- Он все вернет или, мы сделаем все сейчас, - ладонь другого скользнула ей под юбку, гладя край чулок.
- Нет, - она еще могла слабо отпираться от них, но силы постепенно уходили из нее, это пугало, и это манило. Они умело будили какие-то скрытые непонятные эмоции в ней. Что начинало бурлить в ней от туманного разлившегося по жилам чувства. Она часто дышала темноглазому в губы, ресницы ложились на скулы, она стала безвольной куклой, готовой на все, - нет, - прошептала она, но это было просто слово, ничего не значившее для всех.
Пальцы сероглазого продолжали блуждать по бедрам, лишая ее окончательно разума. Другой нашел самую чувственную точку на ее теле, впадину между шеей и плечом. Они уже были в боковой маленькой комнате, предназначенной для хранения велосипедов и прочих вещей. Она не помнила, как они утащили ее туда, Вера была настолько безвольна, что она думала только о двух пар рук, прикасавшихся к ней. Легкая дрожь пробежалась по ее лицу, внутри что-то мучительно сжалось, она знала, что это такое. Тот, что находился по-прежнему сзади, продолжал ее трогать, там, где прикосновения должны быть противны. Вера еще раз попыталась оттолкнуть их от себя, но они были сильнее ее. Она не о чем не думала, лишь о том, что происходило, лишь об этом. Она обмякла, как мешок, опускаясь на пол. Разум затуманен, а мозг просто-напросто не мог работать.
- Как ты думаешь, отдачу продлим? – она подняла глаза на темноглазого.
- Да, - довольно хмыкнул второй, - отправим Свану записочку. Но он все равно вернет все до последнего пенни.
- Будь благоразумна, милашка, об этом никто не узнает, - по ее телу прошлась нервная дрожь, от опасения за свою честь и верность к Фредерику она стиснула зубы, чтобы не показать им, какие на самом деле чувства обуревают ею.
Они ушли также тихо, как пришли. Вера поднялась на ноги, они подкашивались, казалось, вот-вот она упадет в обморок. Она добрела до спальни, скидывая с себя всю одежду. Вера мылась кипятком, долго тря себя мочалкой, словно так смывая с себя их прикосновения. Только с пройденными минутами пришло мерзкое ощущение, то, что уже не смоет вода, то, что будет еще долго преследовать ее. Вера постирала чулки, и только тогда почувствовала некое облегчение.
В какие еще долги влез Фредерик? Какое он имел на это право? Как мог, думать только о себе, и не подумал о них с Леной? Когда он сумел скопить такую сумму? Но чем больше она себе задавала вопросов, тем больше находила ответов. Вот оно объяснение всем дорогим покупкам! Вот она причина такого странного поведения ее мужа. Но где, где ей найти такую сумму? Все, что ей пришло на ум, так это взять денег у Каталины. Вера знала, что Кат недавно продала одну из своих картин, и наверняка, не успела эти деньги куда-нибудь вложить. Она наспех оделась, надеясь, что застанет подругу дома. Каталина отворила дверь не сразу. В тот же вечер на указанный номер Вера прислала деньги. Она не стала пытать мужа, как и он, гадать, кто погасил его долг. Все достаточно счастливо разрешилось, им не предстояли глупые объяснения, бурные ссоры. Но иногда сильная пощечина, лучше молчания. Кто знает, как живут все высказанные слова? Сейчас им удалось отвести от себя бурю, но все равно они осязали нехватку денег. Вера боялась, что муж влезет в новые долги, совсем не подумав об остальных.
Время наступили тяжелые, порой приходила черная мысль, что опустившись на дно, страна никогда уже не станет прежней. Темная пелена плотно опутала мир, почти не оставляя белых пятен, осталось только одно место на земле, куда тьма еще не успела проникнуть. Порой Вера жалела, что много лет назад они оставили Россию, ведь там, как сообщали газеты, все было благополучно. СССР казался раем, где у всех была работа, где не знали голода и высоких цен, но это было только с виду. Каждую ночь кто-то исчезал, каждую ночь пополнялась армия тех, кто строил эту империю. Свобода осталась лишь словом, остался только тотальный контроль. Здесь им не осталось ничего, только воздух пропитанный свободой, только он мог насытить их души, но разве только он нужен человеку? Разве ему не нужны блага, что помогают жизнь, без которых жизнь просто не мыслима? Все что осталось, это только ждать. Ведь после черной полосы всегда наступает белая, это закон природы. Время меняет все, меняет нас, время самый лучший друг и самый худший враг, но именно оно обрамляет нашу жизнь.
₪
Обмакнув кисти в воде, и бросив их на стол, захотелось подойти к окну, чтобы напитаться природой, а там может и муза прилетит. Вдохновенье это вещь приходящая и уходящая, капризная служительница Аполлона всегда сама решает, кого коснутся рукой, кому подарить упоительное чувство радости. Ее картины стали отражением ее внутреннего мира, она рисовала миры, которые видела во снах, переносила образы из своего далекого прошлого, посвящая полотна далекому Мадриду. В памяти были еще живы его улочки и ароматы базаров, памятники, что оставили мавры, напоминавшие о самой лучшей и самой неприятной истории родины. Чем дольше она жила в этом туманном городе, тем больше осознавала, как же отдаленно, то время, когда она росла, как сеньора, учась всему понемногу и страшно завидуя тем не отразимым женщинам, что поспешили изменить свою природу ради новых идеалов. Теперь она превратилась в одну из них, в одну из тех, что много лет назад назвали бы взбесившимися бабенками.
Каталина помнила свой первый рисунок, ей тогда было всего лишь шесть. Она впервые взяла кисти и акварель и решила нарисовать герберы в вазе, что стояли в гостиной их мадридского особняка. Высушив картинку, она принесла ее отцу и матери, которые сидели на террасе. Мама пила кофе, а молоденькая служанка обмахивала ее веером, а отец читал свои любимые газеты, с которыми, как иногда казалось, он почти не расставался. Тогда они просто умилялись дочерью, вздумавшей рисовать, но когда она стала постоянно ходить с мольбертом в руках, Ленора отчитала ее, чтобы она оставила эту мазню и больше этим не занималась. Слова очень больно ударили по ней, и Кат на долгие годы забросила это пристрастие. Она начала рисовать вновь, когда стала женой Джейсона, когда свобода проникла в каждую частицу ее сознания, пустив там крепкие корни.
Муж стал настоящей ее опорой, она уже не помнила, почему они не понимали друг друга когда-то, потому что сегодня у него не было от нее тайн, а он по-прежнему пытался разгадать тайну мироздания ее души. Но в один день судьба наслала на них испытанье.
- Что случилось? – спросила Каталина, уже с порога видя состояние мужа. Его лицо выражало безразличие, глаза были просто пустыми, а губы изогнулись в печальную улыбку. Он сел в кресло, закрывая лицо ладонями, - что произошло? – задала она еще раз свой вопрос.
- Перси погиб сегодня ночью, - прошептал он.
- Что? Но, как? – Каталина метнулась к нему, нежно беря его ладони мокрые от слез в свои руки.
- Его сбила ночью машина, - ответил Джейсон, не смотря на жену.
- О, Боже! – тихо воскликнула она, - как Маргарет?
- Она подавлена, - хрипло сказал он.
- Как ты узнал? – Каталина заботливо стирала слезы с его скул.
- Ночью его привезли к нам, в крайне тяжелом состояние, мы даже ничего толком не успели сделать, - она знала о том, как же ему было больно на самом деле.
- Мне жаль, дорогой, - он рывком притянул ее к себе.
- Только ты меня понимаешь, - Джейсон прижался губами к темным локонам, ощущая, как боль пытается, подступает к сердцу.
Но, как оказалось этого понимания, было мало. Джейсон замкнулся в себе, Маргарет, вдова его брата, оказалась сильной женщиной, она не побоялась возглавить типографию, и пыталась совместить работу и воспитание единственной дочери – пятилетней Ариадны. Джейсон обвинил Маргарет черствой и бессердечной, но кто на самом деле знает, что на самом деле скрывается за маской железной леди? Джейсон же предпочел просто уйти в себя. Мужчины не привыкли показывать свои эмоции, высказывать свои мысли, тем более обсуждать свои душевные переживания со своими женами. Каталина думала, что этот этап отношений они оставили в далеком прошлом. В одно из зимних утр она осознала, что все вернулось. Она так старалась запереть на семь замков это мерзкое ощущение, это грубое отношение мужа. Все эти годы она делала все, лишь бы только он считал ее равной себе, и теперь он вновь считался только со своими мнением. Каталина ушла на второй план, она знала, что больше не сможет шантажировать его отъездом к Рамону в Мадрид, не скажет, что ненавидит его, все это было уже бесполезно. Кат устала стучаться в его закрытые двери, обычно сложности сближают, но как оказалось сложности отдаляли их друг от друга, стирая все взаимопонимание между ними, превращая в холодное безразличие. У нее опускались руки, но меланхолия Джейсона не вечна, и когда-нибудь они снова, как прежде, будут счастливы. Ему нужно время, ему нужно переболеть. Она мечтала, совсем еще не зная, что у этой истории будет самый печальный конец.
₪
Лето 1931
В Гарден-Дейлиас сегодня был праздник, дом и сад были наполнены гостями, в основном это были деловые партнеры Виктора, этот вечер он и устроил для них. Аренда в любимом ресторане Воксхолла «Валентайм» стала роскошью, зато на его роль подходил лондонский особняк. За три года в семье Хомсов мало, что изменилось. Диана знала, что у Виктора есть любовница, а он уже не пытался наладить их брак. Поначалу ей было неимоверно боль узнать, что мужчина, некогда клявшийся ей в любви, так жестко предал ее, но потом она смерилась. И каждый вечер, как он покидал ее на целую ночь, Диана знала, куда и к кому он шел. После того как, отец женился на Кэтлин Трейндж у нее возникло слабое желание поговорить с Виктором по душам так, как они это делали раньше. Но наткнувшись на его жесткий взгляд, у нее пропало желание это делать. С того дня она даже не пыталась поговорить с ним.
Джордж понимал, не смотря на свой юный возраст, что происходит между родителями, но никак никому не показывал этого. Виктор был с сыновьями заботлив, часто всюду таскал их с собой, приучая к другой жизни, к жизни вдали от юбки матери. Роберт в свои два года оказался очень смышленым, и уже тогда Виктор подмечал, сын займется тем, что и он. Большего Виктору и не надо было. Все его вполне устраивало. Сыновья его любили, жене было, в общем, все равно, а любовница просто боготворила его. Конечно, в прежней жизни он владел всеми тайнами сердца этой зеленоглазой девчонки, а теперь она закрылась от него навсегда. И уже ничто не могло растопить ее сердце, а его покрылось черствой коркой.
После того, как гости разъехались по домам, Виктор и Диана остались вдвоем. Он налил им еще вина, не смотря на то, что они были слегка пьяны. Виктор поднял супругу с белоснежной софы, он обнял ее за талию, танцуя под импровизированную музыку. Ресницы, как бабочки взметнулись вверх, смотря на Виктора, он отводил взгляд, старательно избегая ее. Диана вздохнула, Виктор отпустил ее, усаживая на диван. Он залпом выпил виски из почти опорожненного графина, потом закурил, мрачно следя за кружками выпускаемого дыма папиросы. Диана набрала в легкие едкий воздух, решительно взглянув на супруга, алкоголь разбудил то, что давно поселилось в ее душе – отчаяние. Зачем он делал это? Чтобы ей стало еще сквернее? Зачем он ее искушал? Хотел разбудить ее совесть? Чтобы она поняла от кого отказалась? Неужели, он надеялся, что сможет, разбудит в ней все постыдные чувства? На что он рассчитывал, или ему все на самом деле безразлично?
- Виктор, - начала она, он обернулся к ней, - мы можем начать все с чистого листа? – голос у нее дрожал от боязни быть отвергнутой им.
- Нет, - услышала она.
- Но… - он встал, нависая над ней, он угрожающе глядел на нее, тяжело дыша, готовый, словно дракон извергнуть пламя.
- Нет, - снова сказал он, - было время, когда я хотел этого! Но ты растоптала все мои чувства! Я ползал у тебя в ногах, я молил тебя о прощение, но ты не хотела даже слушать меня. И теперь ты чего-то хочешь от меня?! Но так даже радостнее у меня на душе, теперь ты захотела мира, и теперь я не хочу его!
- Виктор, но мы… когда-то…
- Страшно ошиблись, дорогая, - продолжил он за нее, - я бы женился на Мелани, и также бы ей изменял, а она бы занималась детьми. И я меньше бы испытывал чувства вины за свои измены. Но я, дурак, возомнил, что я не буду повторять ошибок своего отца, я, идиот, поверил женщине, что она может сделать меня счастливой! – Диана вжалась в диван, боясь, что Виктор подымет на нее руку в порыве гнева.
- Виктор, но наш брак, мы же… - она постоянно сбивалась, а он совершенно не давал ей закончить свою мысль.
- Любовь это иллюзия, я понял это слишком поздно, - Диана вздрогнула от этого признанья.
- Я любила тебя, - по ее щекам бежали слезы, оставляя на щеках черные следы от туши.
- Я тоже. Но все слишком быстро прошло! – крикнул он, Диана тяжело сглотнула слюну, - Мы, все такие Хомсы, не способные на любовь! С холодным сердцем! Ты должна была это знать, милая моя!
- Мне казалось, ради меня ты был готов на все, - Виктор обернулся к ней, в его глазах пылала ярость.
- Не жди меня, - он взял зонт, надел серое пальто, поскольку то лето было очень скверное, и ни день не обходился без дождей.
- Ты ведь к ней, - она приложила пальцы к дрожащим от слез губам.
- Только не строй из себя оскорбленную жену, ты ведь давно об этом знаешь, весь Лондон гудит, - в его голосе скользила усталость, он явно был не намерен продолжать этот пустой разговор.
После того, как за ним захлопнулась дверь, Диана ощутила внутреннюю боль. Конечно, знала, а кто не знал? Об этом судачил весь Лондон, а она, как всегда, как и любая жена, узнала об этой интрижке последней. Все можно было списать на его одиночество, отсутствия понимания и ласки с ее стороны. Вот он и нашел себе даму, которая ему ни в чем не откажет. Мужа ей уже никогда не вернуть. И зачем его привязывать к себе, в то время как их все устраивает и ему и так хорошо. Больше она не будет так много пить, чтобы никому не сказать ничего лишнего.
₪
Декабрь 1931
Страх медленно подступал к горлу, проникая во все. Он всегда этого боялся, и всегда думал, что его и его семью это все обойдет. Но реальность заявила раньше, чем он этого ждал. Долгие годы он бережно хранил в своем сознание эту тайну, боясь, что все вырвется наружу, что это окажется семейной болью. Он знал, что все это значит, как врач, знал, что ничего хорошего не сулит. За что эта беда настигла их? Почему не обошло стороной?
Урсула в тот день ездила кататься на лошадях, Артур купил их по дешевке, хозяин уже не мог содержать их, а Йорки вполне могли себе позволить их содержать, не смотря на кризис и некоторые финансовые трудности. Урсула вместе с детьми порой часами каталась по длинным рощицам, и порой ни сильный дождь, ни тяжелый снег не останавливал ее. Порой она напоминала ему упертого ребенка, который считается только со своими желаниями, но никак не думают, что есть и другие. Его жена после того, как поселилась загородом, стала больше времени проводить в делах, она все реже посещала лондонских дам, и все меньше ее интересовала жизнь в столице. С одной стороны Артур был очень рад этому, но с другой стороны ему хотелось вновь видеть светскую красавицу, о которой мечтали все мужчины. Но кроме стремления Урсулы к дому, была и еще одна причина, что все сильнее привязывала ее к дому. Она была уже на восьмом месяце беременности, конечно, он всячески отговаривал ее от этих поездок в плохую погоду, уговаривал оставаться дома, в тоже время не боясь, что дети заболеют. Урсула, словно откинув свои годы, так и осталась все той же упрямой девчонкой.
В этот день ничто с утра не предвещало беды, она выклянчила у него разрешение на прогулку, и он легко ее отпустил, не опасаясь о том, какие беды может натворить упрямая Урсула. Артур остался дома, заполняя тетради, это уже вошло в привычку записывать все происходящие на операциях, так было проще исправить свою последующую ошибку, а вернее ее не допустить вновь. Все только и твердили: он хирург он Бога, у него было все, и неудивительно, что с годами он превратился из забитого юноши в сильного волевого мужчину. Он снова посмотрел в окно, снег с дождем шли плотной стеной. И какой черт, дернул Урсулу ехать кататься в такую ненастную погоду, дети промокнут до костей, а ей вообще в ее состояние нельзя болеть. Ах, Урсула беспечность твой враг, к несчастью.
- Милорд! – в полумрак вбежал Бруно, их молодой конюший, - милорд, - он тяжело дышал, грудная клетка вздымалась, как кузнецкие меха.
- Что случилось? - его тетрадь в кожаном переплете со стуком упала на пол.
- Миледи, она упала с лошади, - Артур ощутил какую-то внутреннею пустоту, и в голове звучал такой далекий голос отца, после которого ему пришлось морально стать взрослее.
- Как она?
- Она у себя, мы послали за хирургом в город, - ответил Бруно, Артур достиг его одним прыжком, хватая за рубашку, глядя в его серые глаза, отчасти спрятанные русыми волосами.
- А я кто, по-вашему? А? – он тряс его, с каждой минутой его все больше захлестывала волна гнева, он почувствовал, как ему не хватает воздуха, и отпустил юношу.
Белый как мел, но с глазами налитыми кровью, пнув ногой дверь спальни, Артур зашел к жене, вокруг нее суетилось множество людей. Он быстро отправил Чарльза в свою спальню, десятилетнему мальчику незачем смотреть на это. Артур посмотрел на дочь, та протягивала ему вымытые с мылом руки.
- Энди, ты должна выйти, - ласково он попросил дочь.
- Нет, папочка, - вдруг сказала она.
- Это зрелище не для девочки, - настаивал он.
- Папа, - он заглянул ей в глаза, - я знаю, как называются все твои инструменты, - это признание потрясло его. Чарльза никогда не интересовало, что он делает, что такое медицина, но Энди вечно его донимала расспросами, как ему казалось неподходящими для девочки. Урсула постоянно ругалась за сломанные куклы, в последствие оказалось, дочь их пыталась лечить.
- Хорошо, мне нужен ассистент, доктор из Лондона будет не скоро, - он не понимал сам себя, как мог пойти на поводу девчонки, которой еще и не исполнилось семи лет.
- Мой братик мертв, а мама без сознания, - и откуда в ней столько зрелости?
- А ты как определила?
- Слушала животик мамы твоим стетоскопом, - да она еще холоднокровнее его, в такой ситуации и смогла взять себя в руки не то, что он размазня.
- Энди, кости вроде целы, что ж будем извлекать плод. Ты справишься? – с опаской задал он вопрос.
- Да, - это короткое слово прозвучало так твердо, что у него не осталось сомнений, у него росла достойная смена.
Когда они извлекали мертвый плод, они не смогли сдержать слез. Энди плакала беззвучно, ей не хотелось, чтобы отец считал ее маленькой девочкой, малышкой. Она боялась, что отец выгонит ее, она опасалась оставить его одного. А вдруг у него дрогнет рука, и он не сможет зашить шов аккуратно? Покинув Урсулу, отец и дочь вышли из комнаты, он отвел ее в свой кабинет. Артур налил ей немного вишневой настойки, чтобы успокоить нервы. Они долго молчали, Артур собирался с силами, чтобы кое-что рассказать ей. Его мать прекрасная англичанка Венеция тоже имела столь скверный характер, она с детства имела привычку совершать сумасбродные поступки, и Тревор надеялся, что увезя ее в Антрим, избавит ее от тлетворного влияния Лондона. Но и это не смогло изменить ее, она бросалась во все авантюры в омут с головой, не думая о последствиях. Так она убила себя, подарив ему жизнь. И сейчас он боялся, что все повториться вновь, что Урсула оставит его одного с детьми, и когда с годами память об этой любви изрядно потускнеет, он найдет себя спутницу, и дай Бог, верную и честную, а не такую, как его мачеху.
Урсула осталась жить, но ее внутренний мир пошатнулся. Он знал, нужно много времени, чтобы все, это пережить, и он приложит все усилия для этого.
₪
Весна 1932
Пришла новая весна, с каждым годом все сильнее становилось предчувствие приближающейся беды. Ее будто приносил ветер из каких-то далеких миров, или сама искала себе новое пристанище, она мечтала принести всем хлопот. Маховик был запущен, его привели в действие много лет назад. Но что значат беды целой страны, по сравнению с несчастьем одной семьи. События эпохи лишь фон, на котором разворачиваются мелкие ничего не значившие драмы людей, они стираются, когда вперед выступает словосочетание – целый мир.
После происшествия с Урсулой, их семью настигла новая беда. Эта весна казалась, вдохнула новое дыхание, словно отвела от них все ненастья. В апреле пышным цветом цвели сады во всем Лондоне, нежная пелена напоминала белые облака, плывущие по чистому весеннему небу. Только недавно родилась изумрудная трава, и распустились тугие почки. Весна была, как всегда восхитительна и благоуханна. Только в это время приходило какое-то необъяснимое состояние души, когда тело и разум совсем не понимают друг друга. Когда душа просит покоя, а тело – бунта. Ветер приносит будоражащие нотки, чувственные звуки, опаляя своим еще не жарким дыханием, но уже обещающий многое. Уже почти не текут ручейки, от земли идет теплая волна, она жадно поглощает в себя тепло, а крестьяне спешат быстро засеять поля, чтобы получит от нее все, на что она способна. Стволы и ветки такие гибкие, будто готовы выдержат самую тяжелую ношу для них. Ночью еще отдает прохладцей в распахнутые окно, и слышно как поутру, купаясь в легких солнечных лучах, щебечут птицы о любви. Ах, весна…
- Бежим к нашему дереву? – крикнула на ходу Теа, поднимая выше колена саржевую пышную крестьянскую юбку.
- Быстрей, - смеясь, ответила Кесси.
Теа уже была взрослой, она давно выросла из детских платьиц. В свои шестнадцать Теа по-своему была восхитительна, не смотря на некоторую моральную несостоятельность, как казалось ее родителям. Им нравился ее артистизм, ее скромный талант актрисы, ангельский голос, но никто из них даже и не хотел, чтобы Теа занялась столь не серьезным ремеслом. С появлением Голливуда многое изменилось по отношению к актрисам, еще недавнем прошлом их считали ветряными и непостоянными, изменяющими и продажными, но эти ангелы, а иногда и демоны, с экрана, изменили представление о себе. Но все же профессия актрисы не для их дочери, и вряд ли оно станет таковым. Теа мечтала, она знала о своей обаятельности и привлекательности. Она часами перед занятиями в школе для девушек укладывала непослушные темно-русые локоны, подражая знаменитой Грете Гарбо, может из-за такой прически так маняще блестели ее стальные глаза. Ей вообще порой казалось, что на нее из зеркала смотрит настоящая кинозвезда, или, по крайней мере, восходящая звездочка Венди Барри, блиставшая в спектакле «Нити»[2]. Одни мечты, и станут ли они явью? Теа постоянно предавалась им, она садилась под их любимое дерево и пока Кесси лазила по ним, она живо представляла себя в роли похожей на Лолу[3] или похожую на Мэри Колверер[4]. Внешностью ей больше нравилась, Грета Гарбо, манерой поведения Марлен Дитрих. Она часто видела во снах, как стоит рядом с ними, как кто-то из них вручает ей Оскар, и она счастливая улыбается репортером.
- Теа, - позвала ее Кесси. Теа очнулась от своих мыслей и образов, поднимаясь на ноги, - смотри, что я умею!
Она, как обезьянка лазила по могучей раскидистой липе, залазив все выше и выше. Она легла на одну из широких веток, потом стала раскачиваться как на брусьях, Теа засмотрелась на золотистый закат, считая предполагаемые мили до встречи земли и неба. С одной стороны виднелся город тронутый легкой позолотой, с другой живописные рощицы опаленные, словно в пожаре. Теа залюбовалась, она уже представляла себя бегущей на встречу к закату, словно юному возлюбленному, уже воображала свои реплики, играя глазами и телом, и овации восторженной публики. Теа услышала какой-то странный вскрик, она не сразу ничего не поняла, в глубине сознания забилась паническая мысль. Она обернулась, и, подбежав к сестре, ее маленькое хрупкое тельце лежало на земле. Теа со страхом смотрела сквозь пальцы, даже боясь подумать о том, что только что произошло. «Нужно бежать за помощью», - решила она, судорожно вздохнув, она бросилась к дому. У дома был дядя Виктор и дядя Артур, в эту минуты в ней все смешалось от волнения, она даже не знала, как сказать.
- Дядя Артур, - еле шевеля губами, произнесла Теа.
- Что случилось? – спросил Виктор, они всегда были близки с ней, но сейчас она стала взрослее, и порой Виктор не знал, как с ней общаться.
- Там Кесси упала с дерева…
- Что? – Артур бросился к Теа, - Что? А ты куда смотрела?
- Оставь ее, - отрезал Виктор, - пошли.
Они быстро добежали к дереву, Кесси так и лежала все в том же положение. Теа закрыла глаза, слыша лишь шаги и фразы дядей. Артур взял на руки девочку, тело ее было, как тряпичная кукла. Теа стояла, как вкопанная, очнулась, лишь услышав голос Виктора, ощутив его руки у себя на талии. Лицо у него было печальное, она итак не видела радости в последние годы, но от этого взгляда ей стало еще больнее.
- Дядя Виктор, - прошептала она, он уже прижимал ее к себе, что-то ласково шепча.
- Ш-ш-ш, - он убрал с ее лба волосы, - сейчас тебя во всем объявят, но знай, от случайностей никто не застрахован.
- Она умерла, да? – она подняла на него свои глаза.
- Да, - прошептала он.
- О, Боже…
- Крепись, девочка, - он повел ее в дом, где ей предстояло вынести ад.
Мать накинулась на нее, отец, что всегда во всем ее поддерживал, тоже был против нее. Тетки предпочли оказаться на стороне родителей, а другие друзья родителей просто не лезли в их семейные отношения. Они утешали Портси и в тоже время подбадривали Теа. Дед занял такую же позицию, только один человек поддержал ее. Виктор, после похорон он провел с ней всю ночь, она плакала на его плече долго и горько. Он что-то рассказывал из своего детства, прося ее не чувствовать вину. Жизнь превратилась в ад. Аманда кидала на дочь взгляды полные призрения, Сайман молчал, словно она была пустым местом. Их можно было понять, они так долго ждали этого ребенка, столько лет думали об этом, и все разрушилось в один день. Мать не находила себе места, отец с головой ушел в свою работу, а она тихо страдала. Как-то она шла по коридору, стараясь не попасться на глаза Аманде, щеки до сих пор горели, как у нее горели глаза, когда они с Виктором пришли вместе после несчастного случая. В кабинете отца кто-то говорил, она прислушалась к разговору.
- Я хочу сослать ее подальше отсюда, - услышала она голос матери.
- Это не выход, - ответил Виктор.
- Что, не выход? – воскликнула Диана, - это верно, пусть поймет, что в жизни не все так красиво, как на экране.
- Я перестаю тебя узнавать, моя дорогая! – Виктор слегка повысил голос, - где же твое доброе сердце, где же та сердечность, что я полюбил в тебе.
- Ее больше нет, - прошипела тетя, - Аманда права.
- Вы хотите, чтобы ее это мерзкое чувство преследовало всю жизнь! Я не хочу, чтобы Теа пережила то, что пережил я когда-то. Не хочу, чтобы каждый день ее награждали ненавистью, а потом она бежала отсюда навсегда, не послав даже открытки на день рожденье!
- Виктор, ты вообще здесь не причем, - возразил Сайман.
- Причем! Значит, вы все плохо меня знаете! Мне было четыре, когда по нашей с Марией вине умер мой дядя. Мать ненавидела нас, и я понял, что никто меня не любит, и все что осталось делать бежать из дому, - Теа закрыла рот рукой, вот почему они с ним были такими родными душами, - я забираю ее к себе.
- Я не разрешу! – закричала Диана, - не в нашу семью!
- Ее нет! Я буду делать то, что считаю нужным!
- Ты не можешь! – Диана стала кричать еще громче. Виктор подошел к двери, распахивая их, Теа не успела отойти.
- Теа, собирайся мы едем в Гарден-Дейлиас, папа и мама не против, - он прошел мимо девушки, спускаясь вниз, в сад.
По дороге к особняку, Диана старалась не смотреть на племянницу, Теа ощущала ее нервное напряжение, ее злость и гнев. Виктор вел машину, в зеркало следя, за женщинами. Он устроил Теа в комнате для гостей, стараясь уделять много внимания девушке. Теа понимала, она в этом доме была чужой, но и любви здесь тоже не было. После смерти Кесси Хомсы стали еще дальше друг от друга, Урсула и Артур снова сблизились, это было видно по их глазам. Урсула нашла нужные слово для Теа, в первые дни после трагедии ей было просто необходимо поддержать сестру, а Артур не хотел перечить жене. Но с каждым днем Теа ощущала, как летит в пропасть. Она влюблялась в своего дядю. Этой любви не было совсем места. Ей всего лишь пятнадцать, а ему уже тридцать шесть лет, она не может любить его, он муж ее тети, он стар для нее, он катал ее когда-то на своей шее, разве он посмеет прикоснуться к ней? Каждую ночь она плакала в подушку, исписав свой дневник до конца, ее любовь была безответна и безнадежна. Виктор никого не любил, не было той женщины рядом с ним, ради которой он был готов на все. Диана мало, что значила для него, а Ева была просто любовницей. Но от этого Теа не становилось лучше, она была готова разбиться, растворится в бездне, ибо сердцу не прикажешь не любить.
₪
Напряжение росло, после того случая стало как-то страшно от осознания, что во всем в этом мире основа деньги. Но кто мы без них, кто мы без этих шуршащих бумажек, пытающихся заменить в этом мире все, что можно. Иногда это фальшиво выглядит, но глаза выдают фальшь, они показывают все скрытое нами. С того дня, как неизвестные, двое прикасались к ней в каморке, прошло много времени, но иногда этот кошмар преследовал ее. Ночами она не могла спать, ночами ей становилось тяжело дышать. У нее появилась паранойя, никогда до этого Вера не позволяла себе следить за мужем, но теперь подозрительность проникла в ее голову, размножаясь быстро, как раковые клетки. Это вело к беде, это вело к грандиозной буре. Ночью Вера встала тихо с постели, бесшумно проходя в кабинет Фредерика, она подолгу искала долговые расписки, лишние деньги, о существование которых она не знала. А может он берет в долг, не только, чтобы содержать семью, а может у Фредерика появилась любовница. Ведь у Виктора Хомса она давно есть. Неужели, он исправился? Как она могла доверять ему, если он постоянно что-то скрывал от нее, если он не мог просто прийти и рассказать ей все, зачем ему лгать ей? Что он скрывает?
Уложив, Леночку спать, Вера поднялась снова в кабинет мужа. Он не пришел на ужин, прислав короткую записку о том, что ему нужно довести один опыт до ума. Его крысы дороже ему, чем она! А возможно эти крысы – шлюхи! Да, природа мужчин такова. Вера рыла бумаги, она изрядно выпила вина, и ее было уже не оставить. Ее возбуждала эта возможность – быть занятой за этим делом. Вся ревность, все накопленная обида под действием алкоголя стали громче кричать, закрывая рот гордости и сердцу. Пусть Федор знает, что она не простая серая мышка, какой он привык ее видеть теперь. Вера нашла у него в шкафу бутылку виски, откупорив пробку, налив полный бокал, она залпом выпила напиток, карамельная жидкость приятно обожгла горло, а по членам разлилось тепло. Она ощутила, как в ней проснулась ведьма, голубые глаза дьявольски вспыхнули, бесы вырвались наружу, она разбрасывала бумаги, при этом громко смеясь, она крушила все, что попадалось на нее пути, нисколько не заботясь, своими действиями навредить мужу. Эта бестия сейчас была готова на все. Она услышала скрип в коридоре, радостно хихикнула, опрокинув в рот еще один бокал виски.
- Вера, что ты здесь делаешь? – Фредерик удивленно смотрел, как его жена в свете луны, без включенного света, беснуется.
- Ищу твою шлюху, - тихо ответила она.
- Сколько ты выпила? – спросил он, заметив бокал на столе, потом его взгляд упал на пол, заметив полупустую бутылку виски, которую он припас на Рождество, не смотря на то, что до него было еще далеко.
- Тебе какое дело! – прорычала она. Вера подняла на него глаза, этот дьявольский отблеск пугал его. Раньше она пыталась казаться бесенком, но при этом всегда оставалась земным существом. Какие бы маски он не надевал на нее, это всегда были его заблуждения, это всегда были его ложные мысли о ней, но сейчас он видел то, что спало в ней все эти годы.
- Вера, ты пьяна, - он взял подмышки, рывком ставя на ноги, - пошли, тебе нужно проспаться!
- Никуда я не пойду! – крикнула она, - чертов изменник, - она плюнула ему в лицо.
- Вера, ты пьяна, - повторил он, стирая с лица ее плевок.
- Иди к черту! – она снова пыталась плюнуть ему в лицо. Терпение Фредерика лопнуло, она ощутила, как его тяжелая рука хлопнулась по ее щеке, - не прикасайся ко мне!
- Пошли, - он потянул ее за собой, - спуская вниз по лестнице, эта фурия сопротивлялась изо всех сил ему, но он оказался ее сильнее. Фредерик втолкнул ее в ванную комнату, ставя под холодный душ, - ничего, я выветрю из тебя эту дурь.
- Не смей, не смей! – он силком вытащил ее из ледяной воды, бросая на кровать. Ему ничего не оставалось делать, как показать ей грубую мужскую силу. Куда-то исчезла его прежняя нежность, сейчас ему хотелось наказать ее, как тогда, много лет назад. Фредерик стянул с себя галстук, привязывая руки Веры к кованому изголовью. Он стал быстро раздевать, совсем не замечая ее отчаянное сопротивление. Она осыпала его оскорблениями то на русском, то английском языке. Гнев закипал внутри него, уже не мог контролировать себя. Неужели, она не доверяла ему, неужели, она не хотела понять его. Что еще она там надумала? Какие шлюхи? Да, когда-то в начале брака он изменял ей, считая, она насильно женила его на себе, но уже много лет он не думал об этом. Он осуждал Виктора, и не хотел быть таким же.
- Ты пьяна, - разъяренно прошептал он ей на ухо, - ну, ничего ты получишь то, что заслуживаешь!
- Нет, - она укусила его за губу, но он дал ей пощечину.
- Нет, ничего омерзительней, чем спать с пьяной женщиной, - он встал с постели, собираясь уйти, - что ж, я пойду, а ты подумай о жизни и прочих вещах!
- Иди к черту! – он засмеялся.
- Я уже у него! – он хлопнул дверью и ушел.
Утром Вера проснулась, ощущая сухость во рту, яркий утренний свет бил в глаза, отдавая в голову неописуемой болью. Она не могла раскрыть глаз, а запястья, стянутые шелковым мужским галстуком, ныли, а порой чувствовала, что они стали ватными. Вера неловко пошевелилась, в комнате еще кто-то был, она ощущала – в комнате их было двое.
- Что успокоилась? – от резко тона Фредерика ей стало не по себе. Он стоял у окна, муж, облаченный в накрахмаленную белоснежную рубашку, светло-серый жилет и брюки, показался ей уж очень спокойным, но это не сулило ей ничего хорошо. Он подошел к ней, развязывая онемевшие руки. - Что, черт возьми, происходит? – его янтарные глаза стали непроницаемыми, полные бешенства, - я хочу знать, почему моя супруга напилась и устроила беспорядок в моем кабинете, а еще обвинила меня в блуде. Что, черт возьми, происходит?
- Это ты объясни мне! – облизнув пересохшие губы, ответила она, - Твои долговые расписки, ты влез в долги и даже не счел нужным сказать это мне!
- Я думаю о тебе и Леночке, и не все тебе следует знать! – отрезал он.
- Они приходили ко мне за деньгами! Они трогали меня, они угрожали мне! Они чуть не изнасиловали меня в моем же доме! И ты думаешь о нас!? Если бы не Каталина, то нас пустили бы по миру из-за тебя! – он больно схватил ее за плечи, нервно тряся ее.
- Хватит, хватит! Ты все равно не доверяешь мне! – его пальцы впились в ее кожу, оставляя на ней красные пятна.
- Я тебя ненавижу! – громко прошептала Вера.
- Это мы уже проходили! – его ладони легли на ее лицо, сжимая его, как чашу. Его губы впились в ее губы, Вера стало не хватать воздуха, она хотела его оттолкнуть, чтобы хоть как-то сохранить остатки своего достоинства, но Фредерик, как всегда заглушал ее разум, - что и требовалось доказать, - она ощутила себя разбитой и брошенной.
- Почему ты такой жестокий?! – бросила она ему в лицо то ли обвиненье, то ли вопрос.
- Я люблю тебя, - он встал с постели, и покинул ее. Мир так и не наступил в ее семье.
Когда же все-таки выйдет солнце и растворятся сумерки?
₪
Осень 1932
- Расскажи мне, что тебя тревожит, сердечко мое, - Урсула прижимала к груди голову Теа, нежно гладя ее шелковые кудри, - мне ты можешь рассказать все.
- Тетя Урсула… - Теа тяжело вздохнула.
Она была крайне рада, что Урсула приехала в Гарден-Дейлиас, чтобы навестить ее. С приходом осенних туманов, Теа подхватила простуду. Плотная вуаль каждое утро не спешила стянуть себя с проснувшегося города. Ветра только к обеду немного разгоняли плотные, похожие на сахарную вату, сгустки, но сырость оставалась в воздухе, о чем свидетельствовал запах верхней одежды. Дом хорошо топился, и по утрам иногда стало тяжело вылизать из-под теплого одеяла, и расставаться с мягким еловым ароматом прогоравших в каминах поленьев. Теа стало ближе добираться до лицея, и каждое утро она собиралась под топот и смех. Джордж и Роберт были ранними пташками, им нужно было обязательно проводить отца, помочь матери и Глории накрыть стол, и конечно, они ждали, что и их попросят поехать с ними. То что, Джордж далек от медицины Теа быстро поняла, он не тянулся к этому, в свои семь лет он был смышленым мальчиком, а учителя в лицеи хвалили его постоянно. А вот Роберт тянулся к отцу, в три года его интересовало то, чем не интересуется многие молодые люди. Тетя говорила, что это пройдет. За почти полгода Теа поняла, насколько атмосфера в ее новом доме изменилась. В первые дни она слышала, как Диана с Виктором постоянно ругались, не было ни одного спокойного вечера, чтобы она не упрекнула его хоть в какой-нибудь мелочи. Но позже Теа сама удивилась, когда увидела Диану и Виктору в саду, как они мирно что-то обсуждали, при этом смеясь. А Виктор нашел немного смелости держать свою руку на ее руке.
- Дядя, почему вы в ссоре? – как-то спросила она утром, когда они ехали по дороге устланной сизым туманом.
- Это сложно, - Виктор как-то тяжко вздохнул.
- Но почему бы вам не сделать первым шаг к ней, - она посмотрела на него, но где-то в глубине души Теа совсем этого не хотела.
- Да, возможно ты права, время пришло – мириться, или иначе мы все пойдем к чертям, - она умокла, сникнув под его тяжелым взглядом, гадая, то ли на нем маска безразличия, то ли он о чем-то напряженно думает.
Диана остыла по отношению к ней, и уже не испытывала его тяжелым невидящим взглядом. Теа заметила некоторые перемены в браке Хомсов, а ведь именно из-за нее они стали немного ближе друг другу. Она заболела совсем неожиданно для всех, в тот вечер они с Дианой готовили варенье из роз, Теа ощутила некоторую сладость в мышцах, поняв, что ноги ее совсем не держат. Диана, испугавшись, успела подхватить ее на руки, не позволив ей еще и себе сломать что-то. Слабость была очевидной, Диана с Глорией быстро отнесли ее в свою комнату. Но не только погода стала причиной ее болезни, но и случай, что произошел с ней накануне.
Теа читала книгу в огромной библиотеке Хомсов, она сидела на подоконнике, и все входящие совсем не могли ее видеть, ее скрывала тяжелая бархатная изумрудная портьера. Дома Аманда ограничивала ее чтение, считая, что не все можно читать молодой девушке, но здесь Виктор позволял все. Кто-то пришел в библиотеку, судя по шагам это Виктор, Теа затаилась, стараясь никак не выдать своего присутствия.
- Теа, я знаю, что ты здесь, - она расслышала смех в голосе Виктора.
- Черт, - выругалась она тихо.
- Я все слышу, - Виктор отдернул штору, пристально смотря на нее, окно в комнате было высокое, и поэтому Виктор, схватив ее за талию, стащил с него, ставя на лесенку для книг. Она смотрела в его глаза бесконечно долго, ее губы приоткрылись, как писали во всех любовных романах, в безмолвной просьбе о поцелуи. Теа обвила руками его шею, слушая удары своего сердца. Господи, помоги, подумала она. Еще никогда он не находился так рядом с ней, в такой опасной близости.
- Я… - она растерялась, ее губы были так близко к его губам, она все ждала, когда же он, наконец, поцелует ее. О, как она, вообще, смеет думать об этом! Он муж ее тети, но не кровный родственник, он старше ее, но вдалекие времена случалось и не такое. Она не поняла, что сделала. Она сама его поцеловала. Виктор, ошарашено смотря на нее, оторвал ее от себя, отходя от нее на приличное расстояние.
- Теа, что это значит? – в его взгляде не было гнева, он говорил спокойно и нежно, зная, что она и так напугана.
- Я…
- Все понятно, - прошептал он, - Теа, как давно это длится?
- Что? – спросила она, невинно хлопая ресницами.
- Твоя пламенная привязанность ко мне? – пояснил он, прекрасно осознавая, она поняла, о чем он ее спросил.
- Но, я…
- Ты, как и твоя тетя, совсем не умеешь врать, - сухо заметил он.
- Простите меня, - у нее почти бежали слезы по щекам от чувства стыда.
- Все пройдет, милая, помни это. Мы все проходим через детские наваждения, - на следующий день она заболела.
Урсула прижимала к себе ее голову, что-то шепча. Артур и Урсула приехали на следующий день, дядя недолго пробыл с ней, он сказал, что ее отец давно все понял, и принял то, что произошло в их семье. Но он решил, что ее отсутствие в их доме поможет Аманде справиться со своей болью. Артур так и не стал ей близким человеком, Теа не знала, как поведать ему о своих душевных невзгодах, как рассказать ему о том – сокровенным, занимающие ее ум. Да, и с тетками ее взаимоотношения были далеки от идеала. Диана была слишком молода, и разница-то между ними всего лишь десять лет, а с Урсулой у них мало было общих точек соприкосновенья, поэтому их общение ограничивалось простыми вопросами, с малосодержательными ответами, но сегодня Теа безумно захотелось хоть кому-то раскрыться.
- Расскажи мне, что тебя тревожит, сердечко мое, - Урсула прижимала к груди голову Теа, нежно гладя ее шелковые, потемневшие с годами, кудри, - мне ты можешь рассказать все.
- Я влюбилась, - прошептала она, боясь, что Диана их сможет услышать.
- Это же прекрасно, - на лице Урсулу появилась добрая улыбка, и ее зеленые глаза выражали огромную радость.
- Нет, - снова шепотом ответила она.
- Почему?! – Урсула была и удивлена и сбита с толка, - ведь все девочки мечтают о любви, или это безответно?
- Безответно, - выделив каждый слог, сказала девушка.
- Интересно кто? – глаза Урсулы хитро улыбались, но Теа почему-то ощутила, как внутри нее что-то разрывается, как что-то давит ей на грудь.
- Виктор, - оборонила она.
- Что? – брови Урсулы поползли вверх, - но Теа, он твой дядя!
- Знаю, - Теа тяжело вздохнула, Урсула встала с кровати.
- Вот, что кончай с этим. Как выздоровеешь, мы с Артуром заберем тебе к себе, - Урсула оправила слегка помятую юбку, - так будет всем лучше. У Дианы с Виктором только все начало налаживаться, им не нужны потрясения.
- Да, хорошо.
Урсула привезла девушку в Грин-Хилл через две недели после этого признанья. Она не хотела ссориться с сестрами, но очень хотела, чтобы Аманда и Теа помирились, потому что уже было тяжело смотреть на душевные терзания сестры. Аманда всегда ей казалась сильной и независимой, но сейчас ее, словно подменили. В ее темных волосах появились седые волосы, под глазами пролегли тени, и почти ничего не выражали. Где же прежняя Аманда? Многие просили понять старшую дочь, но Аманда решила, что Теа не должна жить рядом с ними, поэтому у Теа появился снова новый дом. Вдали от Виктора стало жить намного проще, с каждым днем все реже он посещал ее в своих мыслях, но видеть его по выходным стало настоящей пыткой для нее. Он вел себя по отношению к ней, как прежде, сохраняя свою не принужденную манеру. Теа страдала, но именно переборов свое пристрастие она смогла бы стать сильной.
- Теа меланхолична, - заметил Артур. Он прижал к себе голову Урсулы, целую в макушку, другой рукой умиротворяющее глядя обнаженную спину.
- Теа находится в том возрасте, когда ожидаешь ответа на чувство, - Урсула приподнялась на локте, заглядывая в лицо мужа, глаза у него были закрыты, дыхание спокойное и ровное, но он не дремал.
- Интересно кто он? – тихо спросил Артур.
- Виктор, - Урсула замолчала, это молчание было красноречивей, чем слова.
- Теперь я понимаю, почему она здесь, - заметил Артур, он тяжело вздохнул, - это пройдет.
- Будем надеяться, - прошептала Урсула, заметив, как его ласковые руки отвлекают ее разговора.
Урсула тяжело задышала, пытаясь отвести его руки, но чем настойчивей она это делала, тем сильнее она его распаляла. Артур быстро включил жену в задуманную им игру. Она теряла контроль над собой, перестав владеть разумом. Был только зов плоти, только руки, творящие волшебство, только в эти мгновенья Урсула по-настоящему понимала, как глубока ее любовь к Артуру. Они были вмести почти двенадцать лет, за это время они много вместе прожили. Но сейчас они притерлись как две детальки сложного паззла, совпадая с точностью невидимой человеческому глазу. После потери ребенка, Урсула закрылась от него, она держала в себе все эмоции, стараясь не показывать ему своей боли, но он знал, как же ей было больно. Только вместе они смогли пережить эту трагедию, он сумел залечить все ее душевные раны, остановить кровоточину в сердце, снова поверить в красоту восходов и закатов, и восторг любви. Она тяжело задышала, его нежные мягкие сильные руки хирурга всегда творили волшебство с ней. Сколько жизней он спас этими руками, сколько раз он дарил ей незабываемые минуты счастья. На выдохе она назвала его по имени, вонзив коготки в стальные плечи. В тридцать шесть лет он еще был полон сил, всю ночь напролет он мог неистово безудержно любить ее, а она поутру даже не могла сосчитать сколько раз, она побывала на небесах. У Артура она недавно нашла несколько седых волос, и то полученных в тот день, когда он вместе с дочерью спасал ей жизнь. По его ровному носу скатилась капля пота, опаляя ее тяжелым дыханием, он дрожал от страсти, как и она, ожидая общей минуты блаженства.
- Милый мой, - прошептала она, касаясь губами его груди, - как же хорошо…
- Солнце мое, - сказал после долго молчания Артур, - я люблю тебя.
- Я тоже очень люблю тебя, - ее глаза закрылись, она умиротворенной заснула.
Утром Артур нашел Теа в столовой, она пила чай с булочками и розовым вареньем. Урсула еще спала, он ухмыльнулся, вспомнив, как разбудил жену посреди ночи своим нежным натиском, и как она проснулась от его разгоряченных ласк. Сегодня была суббота, у него тоже был выходной, когда-то в той жизни в выходные они все ездили к Портси, только теперь их обветшалый дом стал пустым, и все устремились попасть в Грин-Хилл. К обеду Йорки ждали гостей, поэтому на кухне было шумно, и запах, словно хулиган, будто специально дразнил. Он сел напротив нее, Теа кинула короткий взгляд на него, но кроме приветствия он ничего от нее не услышал.
- Мне тоже следует бояться, что ты влюбишься в меня? – от этого колкого вопроса ей стало не по себе.
- Что?
- Ты меня поняла, - ответил Артур.
- Я…
- Теа, милая, ты не знаешь настоящего Виктора. Он скользкий тип, поверь мне, - все равно он не отговорит ее, подумала она.
- Но… я… но…
- Теа, выброси все из головы, - посоветовал Артур, он замолчал, и они больше ничего друг другу не говорили, пока ему не надоело это гнетущая обстановка, - Он не Ричард III влюбленный в свою племянницу, а ты не Элеонора Аквитанская, готовая согрешит со своим дядей.
«Время все лечит, - подумала она, - да, время все лечит. Нужно ждать, нужно просто жить и ждать. Так, нужно, Теа. Нужно, сделай это ради себя, сделай это ради его семьи. Любовь и есть жертва, я хочу, чтобы все в его жизни было хорошо». Она закрыла глаза, решив, что осуществит свою мечту наперекор всем. В их семье появилась еще одна Невеста Ветра, пускай о ней никто не знает, но в ее душе живет именно она – богиня свободы.
₪
После смерти Перси, Джейсон решил закрыться от нее. Он больше не был для нее тем близким и родным человеком, ради которого она могла не дышать. Она дала ему свободу, чтобы он сам справился со всеми своими душевными переживаниями. Но время шло, а покоя в их семье все не было. Они меньше стали разговаривать по душам, механически занимаясь любовью. Каталина понимала, что порой именно она нужна ему. Он мог прийти после долго рабочего дня, смять ее в своих теплых объятьях, пахнущих медикаментами, и со всей силой страсти любить ее до утра. Она проплакала однажды в подушку всю ночь, когда набравшись храбрости, спросила о помощи, и, отвергнув ее, ушел ночевать в другую комнату. Обида душила ее, и, не выдержав, отбросив в сторону всякие предрассудки о том, что женщина не должна первой делать шаг, Каталина пришла к мужу. Джейсон дремал, заметив, как она села на край узкой кровати, он оттолкнул ее. Каталина еле сдерживая слезы, предпочла уйти, пока она совсем не унизила себе таким поведением. Утром он даже не попытался извиниться, а ночью он был неукротимым зверем. Все в общем было не плохо, но той сказки, того взаимопонимания и ощущение вечного полета больше не посещало ее.
Каталина начала неистово рисовать и фотографировать, она спасалась в творчестве, там она искала ответы на многие свои вопросы. Ее сердце уже слышало чьи-то шаги, где-то отдаленно звучал голос, знамение которое она не могла расталкивать. Она все больше вспоминала об Испании, грезя наяву. Каталина не была на родине десять лет, столько воды уже утекло. Наверное, на улицах росли другие цветы, а ароматы наполнявшие город не напоминали о позорной истории[5] и героических событиях[6], а мощеные тротуары по-прежнему бережно хранили следы всех, кто ступал на испанскую землю. Военные взяли власть в стране, этот выскочка, пускай и генерал, Примо де Риверо решил навести порядок раз монарх не в состояние это сделать. Из Испании приходили письма преисполненные оптимизма и радости, для Кат не было секретом, что вся ее семья полностью поддерживает политический режим в Италии, считая, что Англии и Испании нужен непременно такой лидер. Каталине стало тревожно за Испанию.
А еще она страстно мечтала о ребенке, прошло уже достаточно лет, они с Джейсоном давно морально готовы к этому, Каталина устала каждый месяц видеть разочарованные взгляды мужа. Он утешал ее в те минуты, когда он не отталкивал от себя, в такие мгновения у нее внутри билась слабая надежда о маленьком земном счастье. Она гналась за жизнью, стараясь взять у нее все самое лучшее, будто бы жить ей осталось совсем немного и ей еще столько нужно успеть. Она жила на надломе, горела, как самая яркая звезда в своей предсмертной агонии, что же все это могло, значит? Но отклика так и не было…
- Мама, - Каталина посмотрела на дочь, ей уже недавно исполнилось семь, и она все сильнее напоминала ей себя в детстве, - о чем ты думаешь?
- Об Испании, - прошептала она.
- Ты ее любишь? – Джулия склонила голову над шитьем, проверяя гладкость стежков.
- Да, - и это было чистой правдой, - когда-нибудь я ее увижу. Я умру и увижу ее с небес, - Джулия странно взглянула на Каталину, пытаясь найти скрытый смысл в ее словах.
В последний день осени к ним снова пришла Афродита, подарив еще раз восторг любви. Похоже, сумерки рассевались, но надвигалась настоящая буря, буря, сокрушившая все на своем пути.
₪
Февраль – апрель 1933
Берлине они уже жили полтора месяца, за эти дни, проведенные в Берлине, Мария не ощущала себя свободной. Ей все время казалось, что кто-то наблюдает за ней, неустанно следит за ними. Через неделю после назначения Гитлера рейхсканцлером Вильям пришел домой в мрачном настроении. Весь Лондон обсуждал это назначение, большинство потирали руки, ожидая, что для красных[7] наступит возмездие, и только меньшинство понимало, чем все это может обернуться в будущем. О том, что богачи привели к власти Гитлера, не стало секретом ни для кого, о том, что, вдохновленные его идеями некоторые англичане воспаряли, было воспринято тепло. Вильям, который вначале карьере всегда держался стороны либералов, впоследствии перешел на сторону консерваторов, наблюдая за тем, как они проигрывают новой силе – лейбористам. Отчасти ему нравился Рамсей МакДональд, но эти вечные метания и в партии, и между двумя сторонами одного маятника, заставляли его задуматься – принимать сторону нужно только смотря на свои взгляды, а не на преданность. И сейчас Вильям осознал, что лейбористы, приведут страну, когда-нибудь в пропасть. Да, и консерваторам никогда не добиться успеха, если они не прекратят «схватку бульдогов под ковром»[8]. Был только один человек, которого никто не ждал у власти, и которого позовут, когда Англии будет на пороге бездны.
- Что случилось, Вильям? – Мария испуганно взглянула на него, видя его мрачное обеспокоенное лицо.
- Мы едим в Берлин, - упавшим голосом ответил он.
- Как? Берлин? – она часто заморгал, они бывали только в Париже, но Берлин… Зачем им ехать в Берлин?
- Так решило наше правительство. Я нужен в консульстве, дорогая. Я буду руководить нашими разведчиками, - Мария тяжело втянула в себя воздух.
- Но, ты никогда этим не занимался раньше! – возразила она.
- Ошибаешься, моя милая, - на его лице засияла хитрая улыбка, - как раз тогда, когда мы с тобой встретились я этим и занимался, и в Париже тоже. Я только для виду помогал нашим консулам.
- Ты столько лет скрывал это от меня? – в ее голосе Вильям совсем не слышал раздражение.
- Да, пришлось, а теперь я говорю. Если там, в Берлине, со мной что-то произойдет, я хочу, чтобы ты сожгла все мои документы, - Мария опустила глаза, поджав губы, - ты поняла меня?
- Но я же поеду с тобой? – в это мгновенье она была похожа на маленького обиженного ребенка.
- Конечно, но мало ли что, то, что я тебе сказал это не для берлинских ушей, - он мрачно улыбнулся ей, Мария метнулась к нему, опускаясь на колени перед ним, - возможно, и ты станешь политической пешкой, - он ласково провел по ее подбородку, - и я готов буду простить многие вещи.
- Вильям…
- Я спал тогда с той француженкой, потому что не видел никого другого способа следить за ее мужем. Он являлся не просто социалистом, но и, как я выяснил потом итальянским шпионом. Для социалистов это несмываемое пятно, - Мария вспомнила, как застала его в постели с другой женщиной, от этих тревожных воспоминаний у нее сжалось сердце.
- А я, я тоже была твоим планом? – она услышала, как он тяжело вздохнул.
- Нет, Мария, я просто решил спасти тебя, не на что, не рассчитывая особенно. Я приехал, поскольку у меня были сведения о восстание, я должен был достать сведение от наших парней, поскольку те бумаге совсем не могли быть доставлены по почте, - Мария положила голову к нему на колени, ощущая его близкое дыхание.
За эти месяцы она выучила немецкий язык, завела немало знакомств, она должна была чувствовать свободу, вместо этого ощущала страх. Порой она боялась выйти на улицу, зная, что кто-то не гласно за ней следит. Мария почти ничего не писала в Лондон, чтобы никак не выдать своих опасений. Берлин тепло ее принял, но Берлин не был Парижем, где она себя считала главным украшением столицы, затмевая главных парижских красавиц. Берлинские женщины не очень-то тепло принимали. Они косо на нее смотрели, внимательно изучая молочную кожу, фыркая при виде рыжих волос, уложенных в элегантные прически, считая, даже с ее голубыми глазами она никак не могла быть своей в их обществе. Мария это понимала. Вильям редко бывал дома, а те минуты, что он бывал дома, то их дом был полон гостей, а вернее его врагов. Они мило ей улыбались, а она делала вид, будто бы ничего не понимает. Вильям часто уходил посреди ночи, и она знала, у него очередная встреча с кем-нибудь из своих протеже. Когда он вернулся один раз под утро, от него пахло женскими духами, в ее душу закралось сомненье, а вдруг он снова ей изменяет? Но потом, успокоившись, Мария решила, что и женщины собирают информацию, стоит вспомнить Мату Харри. Вильям не рассказывал ей о том, как эти женщины добиваются своего, Мария догадывалась, они раздвигали свои ножки для нацистов, зная, как с помощью секса из мужчины можно вытянуть все, что душе угодно.
Мария боялась, страх сейчас не самый лучший их союзник, но как его побороть в себе, в то время как она ощущала рядом дыхание врага. Отто Шмитц был совсем не тем за кого он себя выдавал. Он хотел казаться другим, выдавал себя за простого чиновника, занимающегося евреями, живших в Берлине. Но Мария все поняла, поняла, когда он впервые заговорил с ней, поняла, когда издалека их взгляды встретились. «Возможно, и ты станешь политической пешкой», - сказал ей Вильям в Лондоне, и она, тяжело сглотнув, кинула короткий взгляд на этого светловолосого бледнолицего немца, который просто пожирал ее глазами. Они встретились на одной из вечеринок, устраиваемой немецкой элитой. Как она выяснила позже, Отто происходил отнюдь не из бедной семьи, и политикой занимался ради своего самоудовлетворения. Так думали многие, но только не Мария Трейндж. Отто подошел к ней, когда она стояла одна, нервно теребя шелковую шаль на плечах.
- Евреек не любят здесь, - начал он беседу, Мария обернулась, она застыла от его наглости, но тут же нашла, что ему сказать.
- Я ирландка, дочь ирландского лорда, лордов, что двести лет женились на рыжих девушках, - в каждом ее слове скользило высокомерия, словно только так она могла доказать свое превосходство.
- Что ж, рад этому, - он мягко улыбнулся, от этой улыбки пролегли глубокие морщины на губах.
- А я рада увидеть настоящего немца, - Мария отпила шампанского, ища взглядом мужа.
Отто, словно преследовал ее, как охотник, ищущий свою добычу. Они часто, как бы случайно встречались, Марии только приходилось шутить, что судьбе угодно их видеть вместе, зная насколько суеверны немцы. Он что-то выведывал, но она крепко держала в себе все секреты Вильяма. Она боялась, что все закончиться ужасно, что финал окажется кровей бойней. Она боялась терять, но осторожность не всегда лучший советник. Все может быть…
₪
Часы на камине пробили полночь, после они стали тихо тикать, новый день начался. Золотые и красные отблески ложились на стены, догоравшие поленья потрескивали в камине, отдавая свое последние тепло. В кабинете Виктора было только двое. Двое, что любили друг друга когда-то, двое, ставшие в один совсем чужими. Диана сидела на софе, Виктор на белой волчьей шкуре перед камином. Он пил виски, она, ежившись, читала, поскольку тепло почти до нее не доходило, а за новыми поленьями нужно было идти в кладовую, но ей не хотелось уходить. Ей так нравилось наблюдать за ним, он сейчас был похож на мятежного темного ангела, он сидел к ней спиной, но она чувствовала, он думал напряженно о чем-то. Она съежилась на диване, захлопывая книгу Теодора Драйзера.
- Иди сюда, - услышала она, - а, то совсем одна замерзла, - Диана с легким вздохом опустилась на мех, - тепло? – она кивнула, стараясь не касаться его ногами.
Они давно уже не ругались, давно не спорили, но держались на почтительном расстоянии. Она знала, что у него нет на стороне, больше полугола назад Виктор расстался с Евой, и не завел новую любовницу. Диану почувствовала укол ревности, но она сама была виновата, виновата в том, что подвела его к этому. Больше не вернуть прежнего чувства. Диана подставила лицо теплым потокам.
- Так ты никогда не согреешься, - Виктор схватил ее за руку, притягивая к себе, - иди сюда, - она оказалась в его крепких объятьях, ощущая аромат виски, - Хорошо?
- Да, - протянула она. Диана не видела его лица, но слышала его учащенное, хорошо знакомое, дыхание, свидетельствующие о том – она его волнует. Диана нашла его ладонь, покоящуюся у себя на талии, вложив в нее свою. Виктор шелохнулся, поглаживая ее ладонь пальцем, в этом жесте было столько интимности и эротизма, - Виктор…
- Да, - отозвался он.
Она обернулась к нему, он поднял пальцами ее за подбородок, смотря прямо в ее глаза. Он утонул, увяз в этих глазах цвета весенней травы после дождя. Он потянулся к ней, касаясь нежно ее губ своими, это был поцелуй не мужа, а умудренного пылкого любовника. Диану объял огонь, она положила ладошки к нему на грудь, пытаясь найти мелкие пуговки. Она хотела ощущать его кожу на своей, чувствовать его дыханье на своей щеке. Диана, обнажив его грудь, прильнула ухом к месту, где билось его сердце. Он расстегнул молнию бархатного бежевого платья, ложась на пол, увлекая за собой Диану. Она лежала на нем, чувствуя, как он поднимает вверх ее платье, как гладит подвязки чулок. Диана поднялась на локтях, неуклюже заглядывая в его глаза. Виктор отвел пряди волос, открывая овал лица, женщины, которую он когда-то любил. Диана пошевелилась, она уже не могла терпеть, если они не сделают это сейчас, то она просто сгорит. Ведь за последние четыре года она забыла, что такое быть настоящей женщиной – желанной и любимой.
- Не торопись, у нас все еще впереди, - услышала над ухом, он уложил ее на спину, стаскивая платье через голову, а следом и кружевную комбинацию. Ей хотелось с яростью раздеть его, чтобы он касался своей кожей ее. Диана облегченно вздохнула, его губы путешествовали по ее телу, его губы касались самого сокровенного, - милая моя, я помню, как ты дрожишь в моих объятьях.
Резкий толчок, и она уже летела, тяжесть его тела, словно говорила, он сильнее ее. По жилам растеклось тепло, охватывая ее радостной волной. Диана шумно втянула в себя воздух, теснее прижимая к себе Виктора, целуя его в губы. Все затихло, он лег на бок, гладя ее спину. Они ничего не говорили друг другу, словно боясь разрушить ту магию, что произошла между ними. Диану сморил сон.
Она проснулась через пару часов. Она по-прежнему лежала на шкуре перед камином, Виктор завернул ее в плед, а сам он сидел в своем огромном кожаном кресле. Неужели, он сожалеет? Или просто не знает, что ей сказать? Как начать разговор? Диана свернулась калачиком. С той ночи, когда был зачат Роберт, прошло четыре года, именно столько они отвергали друг друга. Она ненавидела себя за то, что позволила ему ползать у себя в ногах, и при этом даже не захотела его простить. А потом он решил отомстить ей, когда она спросила его, нельзя ли им начать сначала. Диана утерла слезы, пряча лицо под покрывалом.
- Как ты? – спросил Виктор.
- Хорошо, - пролепетала она, выглядывая из-под покрывала.
- Я рад, - он сел рядом с ней, проводя нежно по ее каштановым волосам.
- Я не хотела… - начала оправдываться Диана.
- Что не хотела? – Виктор ласково посмотрел на нее, - этого? Мне кажется, мы оба этого хотели, - в его голосе не скользила неприязнь, наоборот он говорил о большем, - Диана, все изменилось. Сегодня все изменилось.
- Что изменилось? Ты все также будешь искать других, - с упреком сказала она.
- Нет, не буду. Я расстался с Евой уже давно. Я не могу так больше, Диана. Я устал мучить себя чувством вины, я виноват перед тобой. Очень сильно виноват…
- Виктор… - она коснулась его щеки.
- Диана, я любил тебя, я люблю тебя и буду любить, а они, они ничего не значат для меня, - он говорил так искренне, что Диана не смогла сдержать слез, - Что я сказал плохого?
- Нет, ничего, просто я была большой дурой. Я поставила свою гордость выше наших чувств. Ты простишь меня когда-нибудь? – он улыбнулся ей.
- Я уже простил, милая моя, - прошептал он, прикасаясь к ее губам пальцами, - прости и ты меня.
- Я давно поняла, как сильно я заблуждалась в тебе, - она села, обняв колени руками.
- Иди сюда, - она кинулась в его объятья, забывая обо всем на свете рядом с ним, - я люблю тебя.
- Я тоже, - услышал он ответ.
- Пора нам в нашу королевскую спальню, - он тихо засмеялся, - я устал там жить один, мне все напоминает о той жизни, о той жизни до той глупости, что мы с тобой сделали.
- Обещай, что больше ничего такого не повториться, - он ничего не мог прочитать в ее удивительных глазах.
- Клянусь самым дорогим, что у меня есть, - он подхватил ее на руки, гордо неся в их спальню, - я буду с тобой до самого своего последнего вздоха.
- Нет, Виктор, это я буду до самого своего последнего вздоха, - это прозвучало очень горько, но Диана чувствовала это, как и чувствовала, что вскоре все изменится.
₪
Октябрь 1933
Сердце до сих пор ныло, оно так и не перестало болеть. Ее давно все просили простить дочь, но сил на прощение у нее не было. После похорон она приказала спилить то дерево, с которого упала Кесси, чтобы оно не напоминало ей каждый день об этом. В ее душе поселилась меланхолия, она часами лежала на кушетке в гостиной, а ведь раньше она совсем не могла себе этого позволить, их дом всегда был полон гостей. Теперь все в гости приезжали в Грин-Хилл, не смотря на то, что все их дома были под Гилфордом. Иногда Аманда ненавидела Урсулу, у той благополучно все складывалось. Огромный дом, двое детей, муж, чего еще нужно Урсуле? Что еще в состояние утолить ее алчную душу? Артур сдувал с нее пылинки, исполняя ее капризы, а Энди, как собачонка бегала за ним, и как Урсула может терпеть это? Зачем она позволяет девчонке интересоваться такими не позволительными вещами, как медицина. И для чего она поощряет романтическую меланхоличную натура Чарльза? Теа и так не была покорной, а теперь они с младшей сестрой сделали из нее вторую Диану, личность склонную к глупостям. Самодовольное счастливое лицо выводило ее из себя. Но больше всего Аманда возненавидела сестру, когда та сказала, что ждет ребенка.
Вот плодовитая, как кошка! Только полгода назад они с Виктором вели друг с другом, как незнакомцы, а теперь она заявляет, что беременна. Ее младшая сестрица подарит мужу ребенка, а она больше не могла этого сделать, да еще и потеряла любимую дочь! Она все отдала этим двум неблагодарным девицам, а они не могут ее элементарно понять, думая только о себе. Они еще умоляют ее простить Теа, эту глупую невежественную девчонку! Аманда бросила взгляд на Теа, безусловно ее гардеробом, как и образованием занимался Виктор, совсем не жалея денег и времени на поиск учителей. Артур же тратил средства на ее развлечения: лошадей, книги, музеи и прочие малозначительные вещи. Абсолютно чужие люди взялись за воспитание Теа. Аманда была прекрасно осведомлена насчет влюбленности дочери, и старалась открыть глаза Диане. Муж-то ее неверен и рано или поздно сделает ее своей любовницей, невзирая на столь внушительную разницу и родство. Но Диана только тихо улыбалась, не давая ни положительных, ни отрицательных ответов.
Теа стояла рядом с Джорджем Хомсом, он что-то оживлено ей рассказывал. Теперь все их друзья стали гостить в Грин-Хилл, совсем позабыл об их обветшалом доме. У Йорков теперь всегда было много гостей, часто устраивали конные скачки, где иногда выигрывала Урсула, зимой катались на лыжах, и если образовывалась ледяная гладь, то непременно все подолгу резвились на льду. Портси все забыли, наступило время Йорков. Аманда еще раз взглянула на Теа, чтобы там не говорил Сайман, но ей уже никогда не простить ее. Поэтому-то она и отдалилась от мужа. Исчезла былая страсть, любовь померкла, осталась только обида. Она обвенчалась с горем, отрешившись от некогда любимого мужа, подарившего ей годы страсти и любви.
Теа засмеялась, Аманда отвернулась от всех, и решила уйти в дом, в доме она наткнулась на Веру, обнимающуюся в углу с мужем. Даже эта двуличная девчонка быстро померилась с мужем, а ее жизнь без Кесси пуста. Пуста и никогда не наполниться смыслом жизни. Если Каталина отчаянно искала жизнь, стараясь, как можно сильнее насытить себя ею, то Аманда, словно противилась ей, болезненно воспринимая ее счастливее знаки, порой она не хотела этой жизни. После таких мыслей она исступленно молилась, прося Господа о прощение. Она не знала, что могло бы вернуть ее на истинный путь, как и не знал Сайман. Он врач-психиатр не мог ей помочь, во-первых, она не хотела этого, а, во-вторых, ее ненависть к Теа убила любовь в нем к ней. Он не любил ее больше, а другая любовь еще не пришла. И прейдет ли она когда-нибудь? А может Теа смысл его жизни? Он решил помочь Теа осуществить все ее мечты, она достойна лучше. Осталась боль от того что умерла любовь. Какая же все-таки жестокая жизнь…
₪
Январь 1934.
Прошел год с тех пор, как чета Трейндж поселилась в Берлине. За это год ничего кроме страха Мария не испытывала, хотя она свыклась с тем, что однажды она окажется в руках нацистов и тогда-то скажет все, что ей не обходимо. Вильям делал вид, что одобряет действия Гитлера, выказывая деланную симпатию. За этой маской любезности, Мария знала, что скрывается на самом деле. Он призирал их всех, ненавидел за уничтожение человеческой личности, ненавидел за убийства и ясное отношение ко всему миру. Да, они жаждали настоящей крови, мечтая только об одном поскорее взять реванш. Еще тогда в Версале он советовал Ллойд Джорджу, не нужно так унижать немцем, просил его умерить пыл Клемансо. Но кто тогда думал о будущем, все, все они только и думали, как бы поделить мир вновь и насладиться столь блистательной победой. Да, они хотели упиться своим триумфом. А что получилось из этого? Пока время показывало, что ничем это не грозит, но чего же еще ждать от судьбы? Все возможно.
Отто все также следил за ней, в этом ей уже не приходилось сомневаться. Он появлялся там, где была она, он в танце тесно прижимался к ней, порой шепча ей на ухо что-то соблазнительное. Этот наглец на что-то еще надеялся, думал о чем-то еще, предполагал, что пару его непоэтичных комплиментов заставит ее упасть к его ногам, поклоняясь, словно идолу. Но Мария Трейндж была не преступным бастионом, она, как Польша, не принимающая помощи и не боявшаяся своего врага. И этот Отто выводило из себя. Были и другие мечтающие, вытащит из нее все тайны. Например, Михаэль Касли, от его темного взгляда, жестких манер и грубых ног, Мария думала, что упадет в обморок. Но Михаэль не был единственным. Их было много, так много, что Мария испытывала животный страх, когда шла в одиночестве по узким переулкам. Она ничего не говорила Вильяму, да и зачем ему знать о ее опасениях, зачем, считать себя виноватым в появления таких «воздыхателей».
Конечно, у нее появились и подруги, но Мария редко навещала их, в один из таких дней она навещала Марту Кервер, бывшую англичанку, еще в годы той мировой войны до беспамятства влюбленную в своего врага на полях сражений. Марта превратилась в настоящую немку, совсем отличаясь от свободолюбивых своих бывших соотечественниц. Марта гладко укладывала осветленные волосы, подводила голубыми тенями глаза, чтобы они казались голубыми, а не были серыми. Так она старалась походить на арийку. С Мартой мало о чем можно было говорить, но лучше уж ее общество, чем чье-либо другое. Мария возвращалась домой узкими улочками, желая подышать легким колючим воздухом. Она имела привычку постоянно оглядываться, но сегодня случайно брошенные слова Марты о ее «сомнительном» верном поведение мужу, повергли ее в смятение. Это все нацисты, это они кидали тень на ее безупречную репутацию, для того, чтобы свои же относились к ней с крайним недоверием. Черт бы их побрал, всех вместе взятых! Мария мысленно выругалась, заворачивая за угол, она шла по туннелю между старыми домами, совсем не слыша, что кроме ее тихого цоканья каблучков, есть еще удары мужских туфель. Кто-то схватил ее за талию, она совсем не видела своих обидчиков. Кто-то тащил ее куда-то в неизвестном направление, чтобы она не кричал ей, плотно зажали рот, а руки заломили за спину. Мария пыталась сопротивляться, но мужчина был явно сильнее ее. Она ощутила знакомый запах одеколона, поняв кто это. Ее втолкнули в машину, и тогда-то она увидела Михаэля, он широко ей улыбнулся, но в этой улыбке совершенно не было искренности, в ней было что-то пугающее.
- Фрау Мария, - начал он, она подняла на него глаза, гнев плескался в голубых водах через край.
- Что вам от меня нужно? – процедила она на безупречном немецком.
- Немного, фрау Мария, - он схватил ее за запястье, притягивая ее руку к себе, - я хочу, чтобы вы стали моими ушами, хочу знать все об этих жалких англичанах, - Мария вспыхнула, она была готова извергнуться ругательствами, как кипящий вулкан, - что вы скажете?
- Придать свою Родину? Вы это меня просите? – она прожигала его взглядом, но взгляд не говорил об этом, Михаэль терялся.
- Да, а что тут такого, мы с вами будем…
- Ничего вы с вами не будем! – возразила она, - я никогда этого не сделаю. У меня есть долг, муж, дети и страна. Как вы смеете замужней женщине такое предлагать?!
- Фрау… - она не дала ему договорить, резко оборвав его.
- Леди Трейндж, - поправила она.
- Вы…
- Не желаю вас слушать, - она с силой отворила дверцу машину, выпрыгивая из нее. Она еще пожалеет об этом когда-нибудь, но сейчас она спасла себя от пропасти, ибо бездна под миром стала шире. Она, как алчущий душ падший ангел, хотела власти, крови насилия. Бездна разворачивалась под ними, готовая к бою добра и зла.
₪
Май 1934.
Распахнув двери палаты, Виктор пытался унять дыхание, он посмотрел на Диану, смотрящую на залитую солнцем площадь перед госпиталем. Заметив его, она слегка улыбнулась, эта улыбка была сдержанной, но глаза шаловливо блестели, а губы приоткрылись в жаждущем поцелуе. Уняв дыханье, Виктор подошел к ней, садясь на край постели, он коснулся пальцами ее щеки, они все также ничего друг другу не говорили, но слова им были не нужны.
- Знаю, что не выдержишь еще одного сына, - прошептала она.
- Я смирюсь с этим, моя милая, - Виктор прижался к ее виску губами.
- Не придется, - смеясь, сказала она.
- Это же почему же? – он тоже засмеялся.
- Ну, потому что это девочка, - они смотрели глаза в глаза, ее дыханье опаляло его, и он был готов петь от счастья. Он так давно мечтал о дочери, он хотел выдать ее замуж, оставить в семье, нарушить все эти глупые традиции. Женщина не должна платить за мужскую глупость таким образом.
- Девочка, - зачарованно прошептал он.
- Какое имя ты дашь? – робко задала вопрос Диана.
- Не знаю, а какое бы ты хотела? – она бросила краткий взор на колыбельку.
- Элеонора, - Виктор поцеловал кончики ее пальцев, Диана задрожала от нахлынувших чувств.
- Чудесно…
- Элеонора Джорджина Эммалина, - Диана подчеркивала каждое имя, чтобы он понял, что имела она в виду, - как тебе?
- Мне нравится.
- Виктор, - она гладила его подбородок.
- Я очень счастлив…
Сумерки рассеялись, что еще осталось что-то от них, почти прозрачные сгустки кружили над головами, пытаясь плотнее укатать дорогу, имя которой жизнь, а конец неведомый никому. Загорелся знакомый огонек надежды. Надежды, что завтра будет другой день, приносящий только счастье и радость, где не будет ни слез, ни лжи, ни предательств. Но вместо исцеляющей веры в прекрасное будущее, развернулась бездна, готовая поглотить все волшебное на этой земле – жизнь. И эта бездна становилась все сильнее, и лекарством от нее стала бы только любовь и красота. Но достаточно ли этого? И смогут ли они побороть надвигающуюся тьму?
«Суметь бы умереть со словами: «Жизнь так прекрасна», и тогда все остальное неважно. Проникнуться бы такой верой в себя – тогда прочее не играет роли»
М. Пьюзо «Крестный отец»
Глава вторая.
Над Бездной.
Декабрь 1934.
Съежившись от холода, она стала укутываться в теплую шерстяную шаль, за окном тихо скрипели окоченевшие ветки, тянувшиеся своими гибкими, как у юной девы телами, к окнам, ища тепла, мечтая о лете. Ветер слабо завывал, разнося пегие облака по чернильному небу, то открывая, то прикрывая далекие звезды. «Как холодно», - подумала Диана, она села поближе к камину, чтобы согреть онемевшие от холода ноги. Дела на «Хомс и Ко» стали идти лучше, поэтому в их семье тоже произошли перемены. Диана кинула краткий взгляд на колыбельку, где мирно спала Элеонора. Виктор давно хотел девочку, и тут на свет появилась она, этот подарок судьбы, их первый рыжеволосый ребенок. Эта малютка окончательно примерила их, в их отношения вновь вернулась нежность и любовь. Виктор каждый день, смотря на ее округлявшийся живот, смотрел на нее с любовью, невольно во сне касаясь теплыми ладонями ее живота. Они нашли в себе силы простить друг друга, нашли вновь потерянные чувства. И это было настоящим чудом.
Диана сжимала письмо от Каролины Хомс, она не смогла дождаться Виктора, чтобы отдать ему письмо. Диана приехала домой из Грин-Хилла, когда Глория подала ей почту за сегодняшний день. По дороге в детскую ее взгляд наткнулся на знакомый адрес Хомсбери. Нет, она не могла ждать Виктора, время приближалось к полуночи, а он еще не вернулся из Парижа, с которым он налаживал сотруднические отношения. Диана вскрыла конверт, бегло читая письмо от свекрови. Эта язва, как всегда, пыталась показаться значимой фигурой, сказав, что она, Диана, не достойна всей этой жизни. Она высмеяла их детей, их семью, посчитав, что их семья тоже когда-нибудь расколется, но своих детей Диана не учила ненависти к ближним. Часы пробили полночь, волосы наконец-то высохли, ложась на плечи воздушным облаком. Диана расправила постель, юркнув под стеганое покрывало.
Виктор вернулся в Гарден-Дейлиас, где уже было темно, в доме не горели огни, все его домочадцы спали в своих тепленьких постельках, видя, наверное, десятый сон. Он тихо разделся, поднялся наверх, заходя в спальню мальчиков, они были похожи на двух ангелочков, подумал Виктор. Диана, свернувшись калачиком, дремала, поскольку чуткий сон позволял, следить за Элеонорой. Он разделся, опускаясь в мягкую постель. Инстинктивно Диана прижалась к нему, он обнял ее, зарываясь лицом в ее солнечном сплетении, выдыхая аромат имбиря и ванили. Он разбудил ее чувственными ласками, полными страсти и нежности незадолго до рассвета. Они старались приглушить рвущиеся стоны, чтобы не разбудить Элеонору, Виктор грубо закрыл ей рот ладонью, от этой грубой изощренной ласки Диана задрожала. За месяц она соскучилась без него. Он не переставал ее удивлять, и откуда он знает столько способов доставить ей удовольствие? Узнает потом, не сейчас. Виктор замер, убирая руку с ее губ. Она прижалась к нему и заснула.
Виктор проснулся тогда, когда декабрьское солнце проникало сквозь легкий тюль. Диана сидела рядом, держа на руках Элеонору, девчушка была его копией, такие же голубые глаза и рыжие волосы, это приводило его в полный восторг. На прикроватной тумбочке Дианы лежал какой-то конверт, он специально нагнулся так, чтобы разглядеть герб. Черт! Ирландский герб! Этот знаменитый барашек на английском гербе, отличавшимся от его только отсутствием девиза.
- Что это значит Диана? – холодно спросил он, - что это делает здесь?
- А! Это!? – она улыбнулась ему, - пришло вчера.
- Что им нужно, черт возьми?! – спросил он, Диана подняла на него свои чудные глаза, пытаясь смягчить его мгновенно вспыхнувший гнев.
- Твоя мать поздравила нас с рождением дочери, и попросила не нарушать традицию, связанную с дочерьми, - Диана ощутила, как Виктор сжал ее руку.
- Ведьма, - прошептал он.
- Может, тебе пора ее простить, - увидев, как его лицо потемнело от гнева, Диана почувствовала, как ступает по тонкому льду, начав этот разговор.
- Это не твое дело Диана, - процедил сквозь зубы Виктор.
- Но почему, Виктор? – она нашла смелости посмотреть в его глаза.
- Ты знаешь не хуже меня. Это женщина отравила мне жизнь, - он встал с постели, проходя в ванную комнату.
Хотя чем виновата Диана? Каролина давно не могла пускать свой яд в его жизнь. Ее можно было бы не бояться, но почему-то его детские страхи неустанно следовали за ним. А что, если у него ничего не получиться? Он все время боялся сделать что-то не так, оступиться, стать смешным в глазах близких, но в тоже время на мнение близких ему было совершено плевать. Что если он станет таким же ничтожеством, каким хочет видеть его мать. Ведь Колесо Фортуны странная вещь. Оно может высоко вознести, и низко опустить.
₪
Февраль – июль 1935.
Все изменилось. Теперь-то стало ясно, что миру следует ждать новой беды. Этот чертов австриец странного происхождения отказался платить долги и начал вооружаться, громко хлопнув дверью, уйдя из Лиги Наций навсегда. Добрые правительства по-прежнему внушали, что не стоит ожидать новой кровавой бойни, а сами в тайне надеялись, новый тиран пойдет на восток бить красных мечтателей. Но восхищение многих сменилось, прикрытым под маской доброжелательности, отвращением. Все изменилось…
Германия стала другой. Тут страну, что когда-то увидела Мария, она больше не могла видеть, потому что она исчезла, как перистые облака, оставив лишь воспоминанья. За эти два года она ловко научилась скрывать страх, так чтобы ни один мускул на лице не выдавал ее, в этой игре она не могла позволить себе быть слабой. Берлин научил ее лицемерию и скрытности, но этого-то и боялся Вильям, теперь Мария легко сможет стать пешкой. Эти проклятые немцы поспешат включить его жену в свои грязные игры, хорошо, что их старший сын Кевин уехал учиться в Оксфорд праву. За эти два года у Марии со старшим сыном сложились дружеские отношения. Он направлял ее в обществе, Кевин быстро втерся в доверие нацисткой элиты, они считали его своим, думали, что он испытывает пламенную любовь к их идеям, и иногда доверяли ему свои маленькие секреты. Но теперь Кевина не было рядом с ней. Вильям почувствовал, как этикошки-мышки втягивают его сына, ему просто необходимо было покинуть Берлин, пока по своей молодости не наломал двор.
Да, дела шли не лучшим образом. После убийств в одном из темных переулков Берлина одного из его протеже, он впал в унынье и умолял Стэнли Болдуина[9] вернуть его в Лондон, но вместе увольнения за провал, он получил новые указания. В такие минуты он ненавидел себя, он ответственен не только за удачное дело, но и за людей. Вильям всегда был за то, чтобы сохранить жизнь. Только одна Мария его понимала.
Английское посольство устраивало пышный вечер в честь укрепления межгосударственных отношений,[10] куда съехалась почти вся немецкая элита. Мария для этого случая выбрала голубое платье, под цвет своих глаз. Шелковая ткань мягко обтягивала все изгибы ее фигуры, заставляя невольно остановиться на ней взглядом. Красивое декольте подчеркнутое сапфировым колье, словно говорило, я могу быть твоей, но это слишком сложно. Мария бросая рассеянные взгляды, не заметила, как рядом с ней оказался Адольф Гитлер. Она затаила дыханье, не зная, что и сказать, как мужчина он не производил на нее никого впечатления, но когда он говорил, она поняла, почему женщины готовы закидать его своим нижнем бельем. Мария сглотнула, будто бы пытаясь протолкнуть комок, застрявший в горле. Она мило улыбнулась, ощущая, как тот внимательно изучает ее.
- А вы похожи на еврейку, - боже, сколько раз ее за рыжий цвет волос сравнивали с евреями, какая глупость! Она знала Эмили Ротерберг, но что в этом такого, все люди одинаковы. Мрак. Средневековье прошло давным-давно.
- Я родом из Ирландии, - на безупречном немецком ответила она, стараясь не смотреть в глаза фюрера.
- Не думал, что там все рыжие, - Мария сдерживала себя, чтобы не засмеяться, - Отто, вы знаете эту мадаму? – Мария сникла, рядом со своим вождем появился Отто Шмитц. Черт бы его побрал, подумала Мария, стискивая маленькую сумочку.
- Безусловно, - Мария почувствовала, как Гитлер взял ее за руку, соединяя ее руку с рукой Отто, - Фрау Трейндж достойнейшая из женщин, а ее сын считает вас великим вождем, - ее втягивали в какую-то странную игру, что они хотят? Что это все значит? Или ее просто подкладывают под Шмитца, рассчитывая, что за полученное несказанное удовольствие она будет доносить на своих же. Мария слабо улыбнулась, - нам нужно побеседовать, можно украсть вашу даму?
- Конечно, - Гитлер кивнул, - до скорых встреч, фрау Трейндж, - конечно, все присматривались к ней. Ее муж, казался им подозрительным, не смотря на то, что он состоял при посольстве, являясь помощником сэра Эрика Фипса[11]. Они понимали, она ключ ко всему.
Они зашли в комнатку, где стояло две софы, шторы были плотно задернуты, кинув взгляд на стол с графином вина, Мария задрожала. Что он хочет от нее? Хотя, ответ ясен, как день, он хочет ее. Мужчины… Почему, женщина становится пешкой в их политике. Мария обернулась к своему спутнику. Господь, помоги ей переступить через себя. Она должна это сделать, чтобы спасти себя, свою семью и свою Англию. Отто налил ей вина, она слегка его пригубила, смотря поверх стеклянного ободка на Отто. Перед глазами мелькнула яркая вспышка, которая тут же померкла. Отто притянул ее к себе, от этого грубого животного поцелуя Мария чуть не задохнулась. Он резко толкнул ее к стене, откидывая шею набок, впиваясь в нее, как граф Дракула. Платья стремительно ползло вверх, а в живот ей упиралось доказательство, не только политических стремлений. Кто-то постучал в дверь и со вздохом сожаления ее выпустили из объятий. Сегодня она спаслась. Но повезет ей так завтра?
Поздно ночью, сидя перед туалетным столиком, она еле скрывала свое волнение, внутри нее все дрожало. Она была так близка греху. Но грех ли это, когда пренебрегаешь своей честью ради спасения своей семьи и страны? Объятья Вильяма на время развеяли ее страхи, стерли сомнения, и принесли новые мучения. Она не хотела делать ему больно, но почему, почему сторонники ее мужа не хотели, чтобы они вернулись на Родину? Неужели, грех ради страны это ее судьба?
₪
Легкий ветерок ворвался в кабинет, пытаясь смахнуть со стола все бумаги. Быстро подобрав их, хозяин Грин-Хилла положил их под тяжелые книги. Да-м, за окном буйствовали краски. Благодаря Урсуле и Теа его дом засиял с новой силой. Они разбили перед домом цветочные клумбы с лилиями и лилейниками, посадили кусты роз, которые украсили любимый в Англии душистый горошек. А по весне, когда сошел снежный покров, буйно зацвели подснежники и гиацинты, тюльпаны и крокусы. Аромат цветков жасмина заполнил сад сладким благоуханием, отчего на душе становилось отрадней.
Он думал, что появление Теа в его доме испортит его давно налаженный покой. Но девушка, словно вняла его советом, и взялась за ум. Он не жалел ничего для ее образования, тем более что Сайман соглашался с ним. Артур нанял ей педагога по актерскому мастерству, он понял, что из Теа получиться хорошая актриса, тем более, что она чудно пела и грациозно танцевала. Они с Виктором решили, взят заботу о ней на себя, Сайман, конечно же, часто бывал у него дома, но Теа не ездила домой, боясь попасться на глаза матери. Теа стала хорошей воспитательницей Чарльзу и Энди, она поддерживала творческие порывы Чарльза, но в тоже время не понимала страсть Энди. Да, и у Урсулу появилась послушная помощница.
Сам Артур переживал будто бы вторую молодость. Их отношения с Урсулой перешли новый рубеж. После стольких лет либо любовь становиться обыденностью, либо вспыхивает с новой силой. Многие бы посмеялись над ним, он прожил с одной и той же женщиной шестнадцать лет, за это время можно было узнать все тайны, ничего бы не осталось скрытым, а тело женщины уже не молодо. Но Артур ничего этого не видел. Урсула все также оставалась для него загадкой, он не мог порой разгадать причины ее поступков, смену настроения или желаний. Ему по-прежнему нравилось исполнять ее капризы, делать ее счастливой и не только ночью, когда она млела в его горячих объятьях. Много лет назад его изменила любовь, он давно перестал быть замкнутым в себе человеком. Урсула прекраснее всех, в свои тридцать пять, она выглядела ничуть не старше двадцатилетней девчонки. Конечно, он не молод, но жил тот же запал, только теперь все ощущалось острее, он хотел обладать ею постоянно, везде, порой теряя остатки самообладания.
Пару месяцев назад его назначили главным хирургом, он даже сумел опередить Джейсона. Хотя Джейсону было сейчас не до этого, он готовился к рождению второго ребенка. В июле на свет появилась у Каталины еще одна девочка. Она ждала долго, когда произойдет это, когда же она сможет родить Джейсону сына, но вместо этого родилась дочь. Они долго думали, как назвать ее, хотя Каталина не испытывала особого счастья. Джейсон был все равно несказанно рад, предложив имя Флер Аньес, и Каталина согласилась. Она уже меньше ощущала в себе жизни, словно она постепенно затухала в ней. Урсула списывала все это на болезненность после родов, но только жизнь знала ответы на все вопросы.
- Что с тобой, Кат? – Урсула разлила чаю с мятой.
- Не знаю, какое-то смутное чувство, что для меня скоро все изменится, - Каталина тяжело вздохнула.
- Уже изменилось, - прошептала Урсула, - уже ничего не будет прежним.
- Ты права, - Каталина печально улыбнулась, скрывая свою внутреннее разочарование, от этого и стали ее картины мрачнее, на них почти не осталось света, только странные образы.
- Все хорошо, главное, что Джейсон с тобой, - Урсула засмеялась, услышав, как пришел домой Артур. Каталина снова грустно улыбнулась, подавляя очередной непонятный приступ. Неужели ей гореть оставалось недолго? Отчего-то у них были только вопросы, на которые они не могли никак ответить. Наверное, время поможет найти все ответы.
₪
Ноябрь 1935.
- О, Виктор, - выдохнула Диана, жадно хватая воздух. Она выгнулась в его объятьях, как туго натянутая тетива, и тут же расслабилась, обмякнув, как тряпичная кукла. Он тихо засмеялся, стуча пальцем по ее белому бедру, видя одновременно ее смущение и сбывшееся ожидания. За двенадцать лет брака они многое вместе пережили, но, похоже, они смогли победить своих демонов. Виктор, заложив руки за голову, посмотрел в потолок, он все еще дрожал, неужели Диана повергала его разум и тело в такое состояние. За двадцать один год в его постели побывало не так уж и много женщин, но только с ней у него все замирало внутри, в принципе так он и хотел когда-то. Диана уже спала, ее веки слегка подрагивали, а две пушистые бабочки были готовы взметнуть вверх. Он бережно укутал жену в теплое покрывало, крепче прижимая к себе.
Вот оно счастье. Он почти потерял его, только какое-то чудо спасло его от этого. Виктор боялся страдать, боялся дышать без Дианы, жить без ее улыбок и глаз полных загадок. Что еще он мог желать? Любящая, красивая жена, берегущая его покой и дом, трое чудных детей, работа, деньги, не смотря на все трудности в стране. Все складывалось, как нельзя кстати. Он нашел себя в этом мире, и видел свое отражение в детях. Виктор понимал, что Джорджу не интересно то, что он делает. Мальчику недавно исполнилось десять лет, копия Дианы его сын. Он унаследовал от нее каштановые волосы, которые только отливали слегка рыжиной, зеленые глаза, обрамленные густыми ресницами, черты лица лишь смутно походили на Диану, но все же мужественность читалась в нем. Джордж рос очень смышленым мальчиком, он читал много научной литературы, а потом любил тайком смешивать различные вещества, наблюдая за их реакцией. Джордж не любил, когда давили на него, и не пытался делать это сам, он не клянчил, как в свое время делал Руфус, подарков, и презирал непонимание в людях. Его брат был совсем другим, внешне Роберт и Джордж очень схожи, но в выражение лица Роберта присутствовала какая-то резкость, а порой некая нерешительность. Хотя, что можно хотеть от шестилетнего мальчишки? Роберт в отличии от старшего брата ходил за отцом по пятам, он любил ездить на фирму с ним, а по вечерам доставать вопросами что нужно для того или иного лекарства. Диана только смеялась над этим. О Элеоноре еще мало можно было сказать, но девчушка радовала Виктора с каждым днем все больше.
Технологии не стояли на месте и очень многое изменилось. Раньше заводы Виктора производили в малой дозе лекарства в стеклянных баночках или красивых мешочках. Чаще всего это было ручная работа, женщины, которым, за их исполнительность Виктор отдавал предпочтение, мелко толкли травы, складывая по тарам в соответствие строгой дозировке. Машины смешивали травы с тальком и картофельным крахмалом, прессуя их в таблетки. Также машины готовили различные настойки и сиропы, которые чтобы хранились по пару лет в бутылках, Фредерик научился консервировать. Кризис почти не тронул компанию, первый год пришлось жестко экономить, но потом, потом как-то все само по себе наладилось, не смотря на то, что кризис еще не ушел.
- Виктор, - прошептала Диана.
- Да, - отозвался он, ее маленькая ладонь легла к нему на подбородок, - что с тобой?
- Все хорошо, - ее теплые губы коснулись ее плеча, - будь со мной.
- Я всегда с тобой, - прошептал он.
Утром Виктор проснулся как всегда рано, он осторожно отодвинул Диану, как обычно оставляя ей записку полную страсти и любви. Собрав Роберта с собой, они поехали вместе на Тюдор-стрит, Виктору предстоял совет директоров и акционеров, а значит нужно им с Артуром выдержать бой за развитие, а не жесткую экономию. Почему-то такие стычки впоследствии станут традицией.
₪
Февраль 1936 - май 1937.
Наконец-то рай и благоденствие прейдут в Испанию. Неужели, пришло спасение от тиранов и военных, неужели, все изменится и свобода, как рыцарь-победитель пронесет свой штандарт через всю Испанию. В феврале Народный Фронт Фернадо Ларго Кабальеро[12] победил, и это стало началом новой жизни для Испании. Еще в июне Каталина получила новость от родственников, которая их сильно взволновала, так как они не хотели прощаться с властью военной хунты, Хосе Диас[13] выступил с программой создания Народного фронта, для борьбы со всеми фашистскими организациями.[14] Каталина молилась об их победе все это время, и когда они победили, она закатила в галереи праздник, на котором было не так уж много гостей, но это было не самым главным. Главное, что в Испании будет рай, но почему-то смутное предчувствии беды не покидало ее до сих пор, от этого вкус победы стал горьким. В умах, поступках, парламентских речах ощущалось радостное возбуждение. Долорес Ибаррури[15] вошла, минуя строй солдат, в тюрьму города Овьедо, и ни один не посмел остановить, выпустила из нее всех заключенных, а затем, высоко подняв ржавый ключ, показала его толпе, крикнув: «Темница пуста!». Да, они сделали для Испании многое, но не заметили, как некоторые партии Народного Фронта, потеряв власть, невольно отдали ее в руки военных.
Но все разделяли этот триумф, обделенные военные, фанатики идеей Гитлера и Муссолини мечтали «восстановить справедливость», боясь, что возмездии само найдет их. Сначала подняли мятеж в Марокко,[16] у них была сила, флот, самолеты армия, талантливые генералы? А что было у республиканцев? Только вера в лучшее будущее для Испании. Разрушительный ветер принес с Канарских остров генерала Франко, дьявола. 18 июля на радио прозвучало:
- Над всей Испанией безоблачное небо.
О, если бы только знал испанский народ, как будут стоить для них эти слова. Восстали армейские гарнизоны по всей стране. Под контроль войск, называющих себя «национальными», быстро попадают несколько городов юга: Кадис, Севилья, Кордова, север Эстремадуры, часть Кастилии, родная провинция этого авантюриста Франко - Галисия и добрая половина Арагона. Родной Мадрид Каталины, Барселона, Бильбао, Валенсия сохранили верность Республике, пожелав защищать ее до своего последнего вздоха. Гражданская война началась, и каждому гражданину, даже застигнутому врасплох, предстояло поспешно определиться: с кем он.
Немцы и итальянцы сразу же бросились помогать Франко, как же единомышленники не бросают друг друга в беде, только остальные страны молчали, будто бы ничего не произошло, а потом и во всем заставили усомниться в них миролюбивости, издав закон о нейтралитете. Сотни людей стали уезжать в Испанию, чтобы помочь братьям-республиканцем, создавая интербригады, готовые принести себя на жертвенник свободы Испании, стране совсем чужой для них.
- Кат, - Джейсон вошел в комнату, Каталина с тех пор, как началась война, совсем ничего не писала, чаще всего она просто грустила, подолгу стоя у окна, смотря на Лондон сквозь запотевшие после дождя окна, - Кат, ты нужна Испании.
- Да, но как же ты и девочки? – он слышал в ее голосе сомненье, она разрывалась между семьей и Родиной. И он бы никогда не простил бы себе, если бы она не побывала в Испании, в трудные для нее дни.
- Мы поедем вместе, - она резко обернулась к нему.
- Джейсон…
- А, что, я, черт возьми, военный хирург, а ты отличный фотограф, - он обнял ее, мягко гладя темные волосы, лежавшие на спине легким облаком.
- А девочки, мы не можем взять их с собой, - она была готова расплакаться от счастья, неужели, у нее такой понимающий муж, который ради нее, готов пожертвовать всем.
- Отошлем к Маргарет, - Джейсон тихо вздохнул, вздох, поместившийся между ними.
- Но Джейсон…
Маргарет недавно вышла замуж за лорда Беверли, и теперь жила далеко от Лондона в Кенте. Типографией теперь занимался ее управляющий, а она сама занялась благотворительностью. Андриана подружилась бы с Джулией. Джулия училась в Бьют-Скул[17], ей бы не помешало бы поучиться в Бененден[18], где бы она получила бы прекрасное образование, тем более, что скоро она должна была лондонскую школу закончить, и им бы с Каталиной пришлось бы искать новую. Они же едут ненадолго, они ведь скоро вернуться, республиканцы вскоре победят.
Они вместе с девочками поехали в Кент. Беверли-Холл оказался большим замок эпохи Георга IV, где Джулии и Флер очень понравилось, они носились вместе Андрианой, повсюду был слышен их заливистый смех. Андриане недавно исполнилось семь лет, для своих лет она слишком замкнута и закрыта, думал Джейсон. Она смутно напоминала ему его оживленного брата, внешне она очень на него походила, те же светлые кудри, те же сапфировые глаза, то же грустное выражение лица совсем не соответствующие его веселой душе. Ему не хватало Перси, ему не хватало этого дамского угодника, его беспечности. Девочка засмеялась, когда Джулия что-то сказала. Малышки, они еще не знают, что их родители уедут в далекую Испанию, бороться с мятежниками. Маргарет и Рис Кендалл, лорд Беверли, долго слушали их, пока Каталина и Джейсон приводили свои доводы. Маргарет согласилась взять на себя заботу о их дочерях, радуясь, что Андриана лишится кожи, которая сковывает ее, держа в тесках замкнутости.
- Джулия, - Джейсон обнял дочь, - присмотри за Флер.
- Мы очень любим вас, - ответила девочка, крепко обнимая мать и отца.
- Мы тоже, мы будем писать, - Каталина стирала невольно слезы, она не могла поступить по-другому. Сердце разрывалось, но разве был другой выход, - смотрите, - Каталина раскрыла медальон, который ей давно подарил муж, - вот ваши фотографии, я положу их сюда ближе к сердцу.
- Мама, - Флер уткнулась в плечо матери.
- Нужно ехать, девочки, - Каталина вновь их обняла, сдерживая рыдания. Чувство утраты и потери не покидало ее, словно она прощалась с жизнью, а не с семьей.
Они приехали в Мадрид на самолете Красного креста рано утром. Они устроились в одном из мадридских госпиталей, где раздавали продукты питания и предметы обихода. На дворе стоял жаркий август, тяжелый раскаленный воздух, наполненный запахом специй и высохшей травой, обжигал легкие. Работы было много, пока город не тронула война, все старались жить, как прежде. Но трудности и с продовольствием и деньгами показали, и сюда прейдет война. Ночью же не наступало облегчение, они делили комнату на четверых, разделенные с двумя молодыми медсестрами. Нэна – бельгийка и Сусси – датчанка здесь находились уже полтора месяца, они неплохо говорили по-испански, и вообще, Каталина подружилась с ними, чаще всего болтая с ними на ее втором родном языке. Нэна находилась в нежном возрасте, ей еще не было и двадцати, но она уже стремилась изменить этот мир. Бельгийка английского происхождения вызывала восхищение у мадридских мужчин, конечно, мужчинам всегда нравились белокурые, голубоглазые малышки. А вот Сусси была совсем другой. Она сбежала от мужа пьяницы, художника-неудачника, чтобы начать новую жизнь здесь. Сусси имела свое очарование, эта девушка с огромными серыми глазами, смотрящие из-под длинной темно-русой челки, невольно притягивала к себе взгляды окружающих.
Жить вчетвером в одной комнате было крайне неудобно. Джейсон хотел любви и ласки, и Каталина боялась, что отказав ему, он пойдет искать любви в другом месте. Они уставали после долго дня, не по далеко шла осада Алькасара, и раненные поступали в еще пока в свободный Мадрид. Джейсон нуждался в ней, как и всегда, он прижимался к ней в беспомощном жесте, после того, как кто-нибудь умирал на его хирургическом столе. В этой жажде обладания порой ощущалась горечь, будто бы он не мог насытиться ею. Каталина зажимала рот ладонью, чтобы девушки не могли их услышать, а поутру те смеялись, видно видели их силуэты на белой простыне.
За два месяца проведенных в Мадриде, Каталина успела отснять все стороны жизни города, в котором выросла. Он почти не изменился, она легко нашла дом родителей и Рамона, но даже не стала туда заходить. Зачем? Ее семья находилась на стороне этого выскочки Франко, умудрившегося воспользоваться некоторыми разногласиями Народного Фронта. Алькасар пал, продержавшись семьдесят дней, и дорого за это заплатил. Продовольствия там не хватало, были съедены все лошади — все, за исключением племенного жеребца губернатора Толедо, вместо соли использовали штукатурку со стен. Фашистам было все равно кого убивать или насиловать – женщин, детей, стариков, иностранцев. Но почему, почему англичане и французы отказались помогать Испании? Только одна страна, только далекий СССР согласился подставить свое плечо, на которое можно было бы опереться, но уж слишком далеко находился красный стан.
К ноябрю 1936 года краски начали сгущаться и над Мадридом, началась его героическая оборона. Каталина с Джейсоном оказались в гуще всех событий. Решалась судьба Испании и мира, потому что фашисты не должны победить, иначе вскоре после этого весь мир рухнет.
₪
В Испании шла война, Германия готовилась к войне, тайно заключая договора со своими «друзьями», а Италия заканчивала разделываться с Эфиопией. Мир стоял на краю пропасти, пропасти страшнее бездны начала века. Где же пламенные речи о том, что ни одной войны больше никогда никто не начнет? Почему бездействует Лига Наций? У Марии, как у многих, были только вопросы и ни одного ответа. Все надевали на себя галстук, готовый их же самих задушить, смотря, как они будут биться в предсмертной агонии. Еще можно предотвратить беды, еще можно повернуть время вспять, но только не большая часть населения Европы мечтала об этом, остальные, опьяненные дурным влиянием, флюидами тиранов, готовившиеся нарушить хрупкий мир, бездумно соглашались.
Мария с Вильямом прожила еще один тяжелый год в Берлине. Джастин, их младший сын тоже покинул их, ему было только четырнадцать, но уже тогда он, твердо решил заняться социологией. Мария остро переживала расставание с сыном, хотя все остальные свои страхи и переживания она держала за дверью с семью замками. Она не хотела чувствовать, думать и предполагать, что ждет их семью дальше. Чем дольше они оставались в Германии, тем плотнее становились тучи над ними. У Вильяма уже не было той уверенности, с которой он приехал четыре года назад. Он продолжал отправлять тайно различные зашифрованные сведения в Лондон, также координировал агентов, но по ночам Мария ощущала, как он подолгу не может заснуть. Она могла облегчить его страдания, могла на минуту дать ему облегчение, но она сама страдала не меньше его.
В ноябре 1936 года она поняла, какая роль уготована в этой пляске жизни. Вокруг нее смыкался нацистский круг. Она просто обязана, обязана быть дружелюбной и миролюбивой, ей нужно отвести все подозрения от мужа и от его дел, для этого она и услаждала своих немецких воздыхателей льстивыми речами. Ей было всего лишь тридцать девять, и в свои годы в отличии от многих своих ровесниц, ее лицо и тело сохранили упругость и гибкость, а волосах почти не обнаруживалось седины. Ее элегантность и образованность бросалась всем в глазах, ее не могли не заметить. Отто и Михаэль проявляли все больше внимания к ней, конечно, Мария знала, они хотят, чтобы она сама все рассказала им. Но был еще и Ганс Миллер, с одной стороны этот темноволосый статный немец, смотрел на нее с обожанием, считая ее своим другом, с другой стороны он явно что-то выяснял об них с Вильямом деятельностью. Они все устремили к ней свои взгляды, но уже не боялась, она уже не могла бояться. Чувства рассеялись, как летняя пыль над полями, заполнив все лишь теплыми воспоминаниями.
Мария заказав себе платье в одном из ателье Берлина, вышла из здания, где красовалась еврейская звезда, решив возвращаться домой. Кутаясь в меховой воротник, она остановилась, чтобы раскрыть зонтик, перед домом остановилась черная машина, чему она просто не предала значения. Двое в форме вышли из машины, направляясь к ней. Один схватил ее за талию, второй за руки, Мария отчаянно сопротивлялась, и получила за это оплеуху. Зонтик, выпав из рук, со стуком упал на брусчатку, она захотела закричать, ей снова залепили пощечину. Они втолкнули ее в машину, завязав глаза полоской черной ткани. Они ехали долго, связанные руки затекли, а от едкого дыма папирос саднило в легких. Мария только молила Бога, чтобы они быстро с ней расправились, лучше умереть, нежели нести бремя позора и предательства. Машина затормозила, ее силком вытащили из нее, ведя в неизвестном направление, она только услышала, как тяжело открылась парадная дверь, и как громко стучали армейские сапоги.
- Как приказали, полковник Миллер, - Мария вздрогнула, - вести в залу? – ответ она не расслышала.
Ее снова куда-то потащили, тоненький высокий каблук на правой туфле сломался, от этого делать насильственные шаги стало трудно. Марию втолкнули в комнату, она упала на мягкий ковер, по-прежнему полагаясь только на слух. Кто-то снял с нее повязку, перед ней предстала богато обставленная комнаты, выполненная в стиле французского будуаре, кресла, софы, столики, шторы намекали на интимность обстановке. Мария подняла глаза в кресле сидел Михаэль, у окна стоял Отто, а Ганс нависал на ней. Она тяжело сглотнула, мысленно считая свои последние минуты. «Боже, я не хочу умирать».
- Что ж, фрау Трейндж, расскажите о вашем муже. Нам интересно знать чем он занимается на самом деле, - от деланного доброго тона Отто ей стало противно, память лихорадочно искала похожий день в ее жизни, что уже похожее случалось с ней. Что же? Что же?
- Я ничего не знаю, - процедила сквозь зубы она.
- Врете, вы все знаете. Ну же! – Ганс приподнял ее над полом, заглядывая в ее глаза, пытаясь угадать ее мысли, но кроме холодного ирландского взгляда он ничего не видел.
- Я ничего не знаю! – отрезала она. Он дал ей пощечину, надеясь, опасаясь за свое лицо она напоет им все тайны, - ничего!
- Она врет, - Михаэль приблизился к ней.
- Даже если бы я знала, ничего бы не ответила, - выпалила Мария.
- Еврейская шлюха, - прошипел Отто.
- Я ирландка, - она гордо вскинула голову, получив новый удар.
- Будешь говорить? – Отто схватил ее за шею, она задыхалась. Если придется ценной своей жизнью спасти Вильяма, она это сделает, ни минуты не сомневаясь, - тогда…
Ее толкнули на пол, распяв на персидском ковре. Отто, как коршун, кинулся к ней, как добыче, выпивая до боли ногти в ее бедра, поднимая вверх юбки и стягивая белье. Он поспешно расстегнул свои штаны, внезапно вторгаясь в нее. Она не могла плакать, только тяжело вздохнула, почувствовав, как обмякает под его жестким телом, и мокрыми поцелуями. В этот момент в голове пронеслось сотни мыслей, и одна была ужаснее другой. Разве можно жить после этого? Она не стала сопротивляться, понимая, что сделает себе только хуже. Он обрушился на нее всей мощью, Мария попыталась проникнуться жалостью к себе самой, но не смогла. Господи, все это уже случалось в ее жизни. Двадцать лет тому назад. Отто быстро насытился похотью, подзывая к себе Михаэля.
- Хочешь ее? – спросил он, держа ее за запястья, чтобы она не ускользнула от них. Вместо ответа, Михаэль склонился над ней, обхватив ее за талию, он поставил ее на четвереньки, находя эту позу унизительной для английской леди, женщины из четырехсотлетнего дома. Он брал ее неистово и грубо, внутри нее уже все горело, горело не только от стыда, но и от вожделения, желания постыдного и животного. Отто ткнул ей в лицо, своим олицетворением всего мужского ханжества, заставляя содрогнуться ее от отвращения, он двигался в такт с движениями Михаэля, и они оба закончили свое дело одновременно.
Решив, что она унижена не достаточно, они подозвали Ганса. Его потные ласки, его резкие прикосновения приводили ее в ярость, он приносил ей нестерпимую боль своим исполинским органом. Мария глухо застонала, что было расценено, как удовлетворение.
- Страстная малышка, - ухмыльнулся Ганс, - а теперь расскажи нам об английских делишках.
- Я ничего не знаю, - зло кинула ему в лицо Мария, - не знаю.
- Может по второму кругу, или более изощренную пытку? – предложил Михаэль.
- Нет, подожди, - остановил Отто, - я думаю, леди Мария не хочет брать грех на душу.
- Пошли к черту! – огрызнулась она, удерживая держащими руками полы разорванной блузки.
- Давай же, говори! – Отто схватил ее за волосы, оттягивая ее голову назад, заглядывая в голубые глаза, - ну, же!
- Делайте что хотите, но я ничего не скажу вам!
- Шлюха! – она плюнула ему в лицо.
- Дочь лорда Хомса, сестра Виктора Хомса, - ровным спокойным тоном произнесла она.
- Вот оно как. А насколько я знаю, ваш отец симпатизирует нам, - от этого признанье Марии стало дурно, нет, ирландцы на такое не способны, но Эдвард мог, мог, он уже совсем запутался в себе и своей жизни.
- Мне все равно, я все равно покинула дом, - сказала Мария, давая понять, что шантажировать она себе не даст.
- Ну же, говори! – Мария молчала, нет, не в ее силах предать мужа, страну, чувства. Ее ударили по лицу, она упала на пол, сворачиваясь в позе эмбриона, чтобы было легче сносить удары. Они били ее ногами, так чтобы никто не увидел телесных травм, так чтобы она, наконец, поведала им все. Она лишь только тихо всхлипывала, а по щекам бежали жгучие слезы. Она беспомощно прикрывала лицо ладонями, ощущая каждый новый удар.
- Похоже, она ничего не скажет, - сделал вывод Ганс.
- Отвезите ее домой, пусть видит Трейндж, что мы почти близки к цели поймать его, - Михаэль отдал приказ, в то время, как Мария почти теряла сознание, уже не надеясь вернуться, домой живой.
₪
Милая девушка вышла из дому, чтобы немного вдохнуть свежего воздуха. Хозяйки сегодня не было, все поручения она выполнила, а хозяин не видел ничего предосудительного в ее вечерней прогулке у дома. Она включила уличный свет, ночь сегодня была необычайно темна, если бы не освещение, то силуэты домов и соборов были бы едва различимы. Этого ночь казалась давящей и зловещей. Где-то вдалеке по черепичным крышам гуляли кошки, мяукая, будто разговаривая между собой. Вдруг девушка закричала, ее крик услышал хозяин, выбегая на улице. На дороге перед домом лежала женщина, волосы ее спутались в воздушное облако, разрез юбки превосходил все рамки приличия, а блуза упала с одного плеча. Она тяжело дышала, находясь в бессознательном состоянии.
- О, Боже, - прошептал мужчина, кидаясь к женщине, - Мария, - позвал он ее, но она осталась бесчувственной, - нелюди…
Вильям бережно взял ее на руки, занося ее в дом. Он положил ее на кровать, заметив сломанный каблучок, разодранную блузку, следы мужского присутствия, кровоподтеки на белой коже. От этого всего ему стало дурно, Вильям вызвал врача из посольства, как он может после этого доверять хоть одному немцу? Когда она не появилась дома через час после назначенного времени, он отправил своих людей искать ее. Они рисковали всем, чтобы только отыскать ее, привести домой к мужу, их руководитель из-за несчастий не должен провалить дело, иначе за это все поплатятся. Обыскав все возможные места, его агенты прислали записку, Марию так и не нашли. Он ждал, гадал, может она проявила безрассудство, и скрылась от него, подозревая в очередной измене. Врач был долго с ней, все это время он ходил по коридору, его душу бередили самые страшные мысли. Вильям отчаянно закрыл лицо руками, это зашло слишком далеко, но сейчас нельзя это прекратить, ибо все разобьются.
- Мистер Трейндж, - мистер Блейк вышел из комнаты Марии.
- Что с ней? Только побои?
- Если бы, - он тяжело вздохнул, мистеру Блейку было немного за сорок, он протер салфеткой лоб и светлые волосы, - у нее сломана рука и разорвано… - он прервался, - в общем, ее насиловали самым грубым способом, и не один раз.
- О, Боже… - он снова закрыл лицо руками.
- Я провел все необходимые процедуры, и приеду через неделю. Ей нужен покой, никаких потрясений, - мистер Блейк взял свой чемоданчик, - купите лекарств. Да и еще, у нее сильный шок, возможно, это наследственное.
- Но Мария ничего такого не говорила.
- Возможно, она сама не знала, - мистер Блейк украдкой посмотрел на свою пациентку.
- Да, да, - доктор ушел, оставив Вильяма наедине со своими потрепанными чувствами.
Мария очнулась через три дня. Вильям спал в кресле, ожидая, когда его жене станет лучше. Он не боялся, что она могла хоть что-нибудь рассказать, он боялся только одного – ее смерти от переживаний. Двадцать лет назад он уже спас ее от пропасти. Он знал, что не хотела за него замуж, считая себя оскорбленной и униженной, но позже согласилась, оценив его предложение – уехать в Лондон. Только потом вспыхнула любовь между ними, а он, он все эти годы врал ей, и скрывал истинную свою сущность. И вот все что он делал годами, обернулось против него. Враги наступали, избрав самый грязный способ, но Мария сильная девочка ничего у них не получиться.
- Вильям, - она глухо простонала, он кинулся к ней, - я ничего не сказала, ничего.
- Тихо. Молчи, - он нежно провел по ее щеке пальцем, - все хорошо…
Мария выздоравливала долго. Прошло ровно три месяца после тех ужасных событий, после чего она снова могла бывать в свете. Вильям не отпускал ее одну никуда, а его агенты стали почти невидимыми, немецкие наблюдатели решили, что Вильям не тот человек, которого они искали, и оставили в покое чету Трейндж. Время лечило все, Мария не закрылась от мужа, не считала, что ее больная плоть оскорбляет их брак, она сделала это спасения их семьи. Ей исполнилось сорок, а ему сорок пять, а значит, жизнь уже не так страшна и не так сложна, как кажется. Осталось просто доживать, времени не сожалений не было, они остались в далеком прошлом, а сейчас жизнь королева всего. Любовь – надежный бастион. И лишь любовью Мария спасалась, видя, как в их брак вновь вернулась та первая радость, что они имели после приезда в Лондон из Ирландии.
Говорят, что история развивается по кругу, говорят, что повторяются процессы, а не события. Говорят, что за всем плохим когда-нибудь придет возмездие. Говорят, что в жизни нет сослагательных наклонений, что она не прощает ошибок. Ее обидчики ее еще заплатят за содеянное. За все нужно платить. Таков этот мир. Даже, мышка платит за свой сыр, своей драгоценной жизнью. Все между собой взаимосвязано и у всех нас своя роль в этом спектакле под названием судьба. Вся жизнь театр, а мы актеры в нем…
₪
Бои в Мадриде начались сразу же после начала мятежа, но путчистов не поддержала армия, и наспех созданное правительство Хосе Хираля, начало раздавать оружие всем поставцам. Ненадолго Народны Фронт выгнал из города фашистов. 15 октября националисты начали наступление на Мадрид, надеясь захватить отчаянно сопротивляющийся город. Франко открыто приурочил начало захвата к 7 ноября, «чтобы омрачить этот марксистский праздник». Руководить взятием столицы был назначен генерал Мола. Мола пообещал по радио:
- Седьмого ноября я выпью кофе на Гран Виа.
Всего за два дня националисты прошли почти половину расстояния, отделявшего их от столицы. 18 октября прорвались к первой, недостроенной линии столичных укреплений. Мадрид задрожал. Командующий республиканским Центральным фронтом генерал Асенсио Торрадо, о, позор Мадрида, обругав плохо сражавшуюся полицию, предложил премьеру Ларго оставить столицу без боя, быстро создать на юго-востоке страны сильную армию, и после этого взять Мадрид обратно. Однако, Мадрид расценил это проявлением слабости. 20 октября наскоро собранные скудные республиканские силы предприняли спланированное на ходу наступление у Ильескаса. Националисты были задержаны на два дня, однако их потери были невелики, а наступавшая туча растратила силы и утратила боеспособность. Мадридцы застыли в ожидание. Война стояла на пороге каждого жителя Мадрида.
26 октября африканская банда Франко совершила прорыв на соседнем участке и преодолела вторую линию мадридских укреплений, начались бои в предместьях столицы. На следующий день в бой вступила первая партия советской бронетехники, общее руководство которой осуществлял комдив Д. Г. Павлов, а батальоном командовал П. М. Арман.
У Каталины и Джейсона появились новые друзья. Они перебрались из госпиталя в маленький домик, где вместе с ними жил парень. Этот молодой темноволосый юноша, с темными глазами, как у испанца, выдавал себя за водопроводчика, простого жителя Мадрида. В октябре в городе стало крайне не беспокойно, поэтому по ночам Каталина плохо спала. Джейсон по-прежнему нуждался в ее теплых объятьях, в своей силе обладания ею. После чувственной близости, Каталина открыла окно, чтобы немного прозрачного воздуха проникло в спальню. Она услышала шепот Диего Лассо, их соседа, Кат улавливала знакомые слова языка, который она мало понимала, но знала. Утром за завтраком, она улыбнулась, и произнесла по-русски: «добрый день!». Диего замер, часто заморгал, стараясь сохранить внутреннее равновесие.
- Откуда ты узнала? – спросил он по-испански.
- У нас друзья русские, - вставил Джейсон.
- Но сами-то вы не испанцы, - сказал Диего, он по-мальчишески улыбнулся, внимательно изучая Каталину.
- Я испанка, - Каталина достала кусочек припасенного хлеба, - но теперь англичанка.
- Тоже тайные? – Диего выхватил из ее рук нож, тонко нарезая булку.
- Нет, что ты, - Джейсон обнял жену, - я хирург, а Кат фотограф.
29 октября часть республиканского фронта перешло в наступление у пригородной деревни Сесении. Советские танки разгромили эскадрон марокканской кавалерии, а затем совершили рейд на юг, уничтожив пехотный батальон националистов. Мадрид ликовал, но друзья Франко не могли спокойно смотреть на победы противников и, прибывшая к Сесении итальянская танковая полурота понесла большие потери. Но социалисты испугались танков, они просто не знали, что с ними делать.
В начале ноября националисты возобновили наступление. Партии Народного фронта выступали с призывами оборонять столицу. Правительство Ларго так и не обратилось к своему народу, а вместо этого запретило увеличивать численность дружинников. Из-за начавшихся бомбардировок столицы националистами часть зажиточной публики покинула город. К ноябрю Мадрид оставили иностранные послы. По ночам начала активно действовать «пятая колонна, в ответ население пролетарских кварталов стало заниматься самосудом над подлинными и мнимыми вражескими агентами. В Мадрид пришел хаос.
4 ноября националисты стояли в 10 км от Мадрида, где находился один из городских аэродромов. Устроив там штаб-квартиру, нацисты сообщили корреспондентам: «Сообщите всему миру — Мадрид берём на этой неделе».
6 ноября итальянские и португальские радиостанции сообщили, что националисты уже занимают Мадрид. Однако на самом деле войска националистов вышли к столице на очень узком фронте и только с юга. Битва за Мадрид продолжалась. Начиналась зима, и вместе с этим Мадридцы защищавшие свой родной город страдали от нехватки провианта и медикаментов. Самолеты Красного Креста редко подали в город, и то, что присылали было каплей в море. С приходом зимы, с усилением боев жизнь становилась почти невыносимой. Помощи одного СССР не хватало, в его тайные агенты лишь выявляли националистов в Мадриде, и то, ловя не всех. Каждый день на хирургическом столе Джейсона умирали люди, он видел смерть и раньше, но сейчас она была каждую его минуту рядом с ним. Ночью нельзя было выйти на улицу, а те кто рисковал чаще всего находили мертвыми. Морги не справлялись, как и могильщики. Ужас и смрад царили на улицах города. Каталина бродила по городу чаще всего с Диего, делая снимки. Она снимала трупы и разбитые здания, дымящиеся воронки и пролетающие истребители над головами. Ее не смущал запах кала и мочи, разорванные части тела, голодающие. Это был ее Мадрид, разве его можно было ненавидеть. «No pasaran!», кричали люди, они обещали, что они не прорвутся, но враг был уже ворот. Горожане трогательно отметив Рождество и Новый Год, со страхом ожидали свою судьбу. Пришел 1937 год.
Противник предпринял еще несколько безуспешных попыток полностью блокировать Мадрид, но мятежникам уже стало ясно: воина продлится дольше, чем они хотели. Радиосообщения той кровавой зимы вошли в историю четкими строками. Шпионаж, саботаж и диверсии в Мадриде действительно достигли серьезного размаха, несмотря на репрессии. Сотни людей захватывали на улицах и отправляли на расстрел. После взятия франкистами Малаги в феврале 1937 года яростные попытки захватить поскорей Мадрид решили оставить до лучших времен. Вместо этого националисты устремились на север: громить основные промышленные районы Республики. Здесь им сопутствовала быстрая удача. Падение Мадрида стало делом времени. Тысячу беженцев устремилось в Каталонию, чтобы бежать во Францию, в страну, которая бросила их в столь сложное время. Весну город держался, но становилось труднее дышать. Решалась судьба не только Испании, но и всего мира.
Мадрид пока не сдался, но почему-то май от этого не казался месяцем счастья, как в Лондоне…
₪
Елена встала на цыпочки, беря книгу с полки, она читала все, что подалась ей по искусству Ренессанса. В свои десять лет она была не похожа на своих сверстниц, такая же рассудительная, как Энди Йорк. Елена убрала с лица медовые пушистые волосы, опускаясь в кресло с книгой. За последние годы дом их немного опустел. Отец целыми днями пропадал в лаборатории, а мама в музее, составляя музейные коллекции. Девочка все время задавала вопрос, почему у нее так не появился брат или сестра, почему она до сих пор одна в семье. Друзей у нее тоже было немного, а единственная подружка Джулия находилась сейчас очень далеко от Лондона. Миссис Максвелл шуршала внизу, видно прибиралась в гостиной, а родителей еще не было дома. Елена погрузилась в чтение об легендах Неаполя.
- Солнце мое, - дверь открылась, на пороге стоял Фредерик, он широко ей улыбнулся, - как дела?
- Хорошо, а ты спас мир? – Елена подавила смех, зная, как серьезно отец относится к работе.
- Пока еще нет, - он селв кресло напротив, - но, когда-нибудь это случится.
- Ага, и люди перестанут умирать без причин, - девочка закрыла книгу.
- Рождение и умирание и есть смысл любой жизни, - Фредерик плеснул вина себе в бокал, - у нас, у всех есть своя дорога, которую мы выбираем сами.
- Значит, я сама буду решать? – она улыбнулась, обхватывая ладонями щеки.
- Ты уже решаешь, - Фредерик отпил вина, - что ж не буду тебе мешать.
Очень часто они говорили по-русски, и в такие особенные минуты Елена ощущала большее единение с отцом нежели с матерью. Фредерик никогда не пытался что-либо навязывать дочери, он считал, что его ребенок сам определится с целями и методами для жизни, и что бы это не было он обязательно примет это. А вот его жена думала совсем по-другому. Вера хотела счастливого замужества для дочери, и необязательно ей работать, считать пенни, как это делала она, выйдя замуж за ученого, а не богача. А когда-то она могла стать супругой какого-нибудь лорда, и жить сейчас припеваючи в поместье, кататься на лошадях и сиять на приемах. Но Вера выбрала Фредерика, не смотря на все его сопротивления.
Она пришла домой, когда все были дома, а время ужина давно прошло. Фредерик был у себя в кабинете. Он разбирал документы, составляя новые формулы, при этом ел уже остывший ужин. Работа, как всегда, настолько его захватила, что время на еду просто не осталось и миссис Максвелл принесла поднос в кабинет. Работа была его любовницей, и Вера тайно ревновала его к ней, порой ей не нравилось, что он мог постоянно говорить ей без остановки. Конечно, она радовалась за него, но бывало она ненавидела его в эти минуты. Вера прошла к себе. Она наспех приняла ванну, расчесала волосы, и накинув прозрачную сорочку из кружев, решилась соблазнить собственного мужа.
Тихо, как призрак, она пробралась в кабинет, она встала сзади него, обнимая его за плечи. Он заметив руки, гладившие его замер. Фредерик с годами не потерял пылкости и страсти. В свои сорок с небольшим, он знал, как сделать женщину счастливой. Он обернулся к жене, она опустилась на колени, и Фредерик стал гадать, что же на нее нашло. Иногда он мало уделял ей внимания, и возможно, это игра в соблазнение было нечто иным, как минута ее счастья. Они безумно предались любви в кресле, тяжело дыша, он посмотрел на Веру, ощущая ее теплое прерывистое дыхание на шее.
- Наша дочь вросла, - вдруг произнес он.
- Что? – непонимающе спросила Вера.
- К ней приходит мудрость, - он гладил ее гладкие плечи, касаясь губами шеи.
- Жизнь меняется, - прошептала Вера ему в ухо.
Да, Елена взрослела и нужно с этим смерится. Отношения между дочерью и матерью за последние полгода стали крайне напряженными. Они не понимали друг друга, часто спорили и ругались, а затем по нескольку дней не разговаривали, пока Фредерик не мирил их. И за что такое Вере, почему ей достался такой ребенок? На этот вопрос у нее не находилось ответов, неужели они так и останутся кошкой и собакой, не смотря на всю любовь друг к дружке? Время покажет, Елена еще ребенок, кто знает, как она изменится с годами. Это-то и утешала Веру.
Фредерик согнулся, хватаясь за грудь, Вера нежно обняла его, пытаясь унять дрожь в теле.
- Что с тобой? – спросила она.
- Лекарство… быстрее, в кармане пиджака, - прохрипел он. Вера стала искать, руки совсем не слушались ее, пальцы дрожали и немели. Она вынула из внутреннего кармана маленький пузырек, - сорок капель, - она считала, руки не слушались, что же это с ним. Он залпом выпил, и ему сразу же стало лучше.
- Что это, Федор? – спросила она, заботливо касаясь его волос, слегка взъерошивая их.
- Я не хотел тебе говорить, год тому назад у меня начались проблемы с сердцем, - начал он, - как у отца…
- Федор, тебе нельзя пить, - Вера приложила пальцы к губам.
- Знаю, Вера, такого уж жизнь.
- Но, ты…
- Я не буду считать дни, - прошептал он, держа Веру за талию.
- Почему ты молчал? – вдруг задала вопрос она.
- Потому что, у нас и так было много проблем. Деньги. Твоя подозрительность, - Фредерик дышал Вере в затылок, вдыхая тонкий аромат ее духов.
- Но я должна знать, я твоя жена, - Вера слабо улыбнулась, но Фредерик не видел в темноте этой улыбке.
- Прости, - проронил он, - пойдем спать, - они вместе прошли в спальню, и вместе встретили новый день.
С этого дня она старалась оберегать его, так чтобы он не замечал ее заботу. Она хотела, чтобы он не обременял себя многими проблемами, Вера хотела взять все проблемы на себя, чтобы он ни о чем не думал. Но мало только ее стараний, есть еще Виктор и его сумасшедший совет директоров. Ее любовь должна помочь ему жить, ее любовь должна заставить его крепко держаться на этой земле. Она должна, иначе все рухнет в один миг. Что ей делать без него? Просто волочить свое существование? Она еще могла все исправить, бездна не должна поглотить ее счастье.
₪
Лето 1937.
Вдохнув легкий аромат слоеного теста и мяса, сразу захотелось есть. Глория помешала чечевичный суп, обильно сыпля приправами. Барбара сервировала стол для обеда, не смотря на то, что Хомсы совсем не ждали гостей, но это вошло их в традицию. Хозяйка не боялась испортить дорогой расписной фарфор, поэтому он стал обыденностью. Для обедов леди Хомс расшила скатерть со сложным орнаментом по краям и роскошными розами в центре. На ней были видны пятнышки вина и жира, но никто не хотел отправить на свалку любимую скатерть. Диана в эти времена, когда все считали вокруг деньги, занялась творчеством. Она дела салфетки под чашки, вышивала картины и чехлы для маленьких женских вещиц. Вскоре дамы в свете заметили это, и стали заказывать эти предметы быта. Диана не отказывалась, это тоже была работа, пускай не такая, как у Виктора, но зато ей было по душе.
Сегодня был летний выходной. Лето вошло в ту пору, когда пришла окончательно жара, а летняя прохладца становилось роскошью. В Лондоне стало тихо, все уехали к лазурным берегам или в деревню, наслаждаться тихой жизнью, только немногие оставались в городе. Так и они с Виктором остались в городе. Она любила Лондон, не смотря на всю его суматоху. Летом жизнь затихала, но они с Виктором по-прежнему вели светский образ жизни. Он водил ее по театрам и кино, иногда приводил в рестораны, чтобы она могла насладится музыкой и любимыми креветками. Их семья не стала тихой, обычной семьей. Все было подчиненно строгому закону вкуса Виктора, но никто и сопротивлялся.
Взглянув на часы, Диана откинула в сторону пяльцы, к обеду уже все готово, а дома были только они с Элеонорой. Роберт уехал вместе с отцом, а Джордж пропадал с другом. Сколько их моно ждать. Элеонора рисовала цветы, чтобы подарить брату на день рожденье, Барбара немного возмущалась, цветы не для мальчиков, но Джордж души не чаял в сестре, и стерпел бы такое. Ну, где же они все? Джордж пришел первым.
- Мама, - он поцеловал ее в щеку. Джордж был заботливым сыном, он часто в спорах с отцом занимал сторону матери, но это отнюдь не выводило из себя Виктора, а наоборот радовало, - а остальные?
- Еще нет. У отца даже в субботу дела, - Диана вздохнула. Только через полчаса приехали Виктор и Роберт.
Они, молча, обедали, обычно они все что-то бурно обсуждали, это вошло у них уже в привычку. Виктор позволял обсуждать все от науки до политики, не обращая внимания на слишком юный возраст сыновей. Но сегодня Виктор, словно что-то долго обдумывал, или боялся сказать неприятное. После обеда Диана удалилась в библиотеку, она не хотела выводить Виктора на разговор, зная, что это все бесполезно. За годы их брака она поняла, что ее пренебрежение и равнодушие заставляет его самого ей все рассказать. Ее расспросы не бесят его, и они меньше ссориться. Виктор сел рядом с ней на софу, она даже и не заметила, как он это сделал.
- Мария прислала письмо, - начал он, Диана подняла на него глаза, ничего не говоря, - у нее был нервный срыв, вызванный не знаю чем. Это наследственное, - он говорил так, словно это признанье сестры убивало его.
- Ты знаешь причины? – робко задала вопрос Диана.
- Да, - выдохнул ее муж. Ее рука замерла на полпути к его плечу.
- Откуда? – она вообще удивлялась, почему он так далек от Ирландии и отца, но при этом посвящен во всех их семейные тайны.
- Мои предки вели дневники, предпочитая оставить тайны бумаге, нежели погрести их под бременем времени, - Диана прильнула к нему, - это чисто женское, мужчины почему-то не склоны к этому.
У матери Андриана – Реган был такой недуг, ее муж Кристофер мало интересовался ее жизнью, считая это проявлением слабости и дурного воспитания. Наверное, холодность, деспотизм и сдержанность это их семейные черты. Они вели свой род с тринадцатого века, а основателем их дома считали Томаса Хомса, но он вовсе не был таковым, какими их привыкли видеть окружающие. Роберта, первого рыцаря, тоже все находили добрым и нежным, его сына Джеймса двор просто обожал, не находя в нем пороков. Маршалл, первый лорд, храбро сражался с Кромвелем, и боготворил свою жену, Вильям второй лорд влюбился с первого взгляда, а его сын Руперт, считался чуть ли самым верным мужчиной королевства. Все началось с Эдмонда влезшего в эту грязную придворную игру, он еще относился к тем добродетельным лордам, но его сын Патрик, рожденный на ирландской земле, женившийся на рыжей девушке, будто бы родился без сердце. Прекрасную жену он ненавидел, а потом и совсем бросил ее после рождения сына и дочери, считая супругу мебелью. Их сын Александр тоже не отличался теплым нравом, просто удивительно, что он выдал свою дочь Элизабет по любви за герцога, построившего ей прекрасный замок в Англии. Следующий лорд Хомс - Френсис поколачивал свою жену, и это не было ни для кого секретом, а бедняжка все терпела, считая своим долгом. Так что поведение Кристофера, сына бившего свою жену отца, не стало чем-то неожиданным, он даже не понял своего отношения к проблеме супруге, когда их дочь Хелен получала этот недуг. Он просто быстро выдал ее замуж за старика, который просто не успел заметить этого изъяна. Только Андриан, влюбленный в жену Селию, был другим, дурная кровь Хомсов и его отца Кристофера в нем не проявилась, как и в Дезмонде. Да, дед и прадед Виктора являлись романтиками, будто порода Хомсов вырождалась. Словно возвращаясь к своим истокам, в их жилах забурлила английская кровь, заглушая холодную испорченную кровь Ирландии. Как бы сказали сейчас, гены дали о себе знать, напомнили – они англичане. Лишь вся дурнота их крови бурными потоками потекла по жилам Эдварда, а потом уж и всей ирландской ветки. Болезнь Реган вернулась в их семью, в их английскую семью. Они не заслуживали этого, ведь они стали теми, кем они были когда-то. А может это не проклятье, а знак? Знак силы?
- Я не считаю это болезнью, - Виктор потер подбородок, - насколько я помню, дед никогда не говорил ничего дурного о прабабке, он ее любил. Когда мне было шестнадцать, я нашел дневник Реган. Она была сильной личностью.
- Еще бы ей пришлось сносить дурной характер мужа, - заметила Диана.
- Дело в не этом, она не хотела выходить замуж, писала потрясающие романы, которые остались в обрывка и увлекалась всей феминистической чушью того времени, - Диана приподняла бровь, - Ее сын считал это проявлением силы. Есть тип женщин, что копит в себе все страхи, эмоции, гнев, радость, и это рушит человека эмоционально.
- Ну, почему сейчас? – Диана прижалась к мужу щекой.
- Значит раньше все было проще, - он улыбнулся ей.
- А у нас? В нашей семье?
- Время покажет…
- Твой любимый ответ, - он закрыл ей рот поцелуем, - но этот лучше, - они вместе рассмеялись.
Еще одна тайна в их семье стала явью. Еще один покров скинут, еще один ларец открылся, но никто не боялся этих секретов. Они слишком сильны для этого, ведь проявление слабостей не означает не способность духа сопротивляться. Душа лишь жаждав открытий и мира, готова к встречи с препятствиями и играми подсознания. Невозможное – возможно. Трудность – значит, я живу. И Хомсы жили, не прячась от подарков судьбы.
₪
С тех пор как Теа уехала от них, в Грин-Хилле многое изменилось. Теа стала центром этого дома, центром маленькой вселенной семьи Йорк. Милли ставила лилии и пионы по вазам, барону нравилось, когда дом полон цветов. Дома тихо. Тишину нарушали шаги прислуги, и шелест страниц книги хозяйки, и бившие тяжелые капли по крыше. Где-то на втором этаже нервно ходил Чарльз, наверное, опять испытывал творческие муки. О том что он стал писать стихи, для многих стало открытием. Чарльз скрывал это, пряча свои тетради то в ящике со замком, то под матрасом, то еще где-нибудь. Но их всегда находили, что обижало и расстраивало Чарльза, поэтому он часто в падал в меланхолию, по несколько дней не разговаривал со всеми. Он совсем не был похож на свою сестру.
Первое время Урсулу это беспокоило, она с Артуром часами могла говорить о сыне. Он понимал, что все не так просто, как хотелось бы, что им нужно принимать все так как есть, но Артур испытывал боль, осознавая, что его сын другой. Урсула пыталась его понять, но не смогла. Сайман, которому она уносила некоторые стихи сына, дал ей витиеватый ответ, на анализе их почему-то следовал простой вывод. Ранимая душа Чарльза могла привести к личной трагедии их семьи. Он слишком остро воспринимал критику и отношение людей к своему творчеству. Урсула пыталась бороться с его замкнутостью, но что-то безуспешно у нее это получалось. Оставив свои попытки, в их доме установился покой, временный, но необходимый.
Урсула вздохнула, да, ее дети совсем не похожи друг на друга. Энди в свои двенадцать лет, спешит познать все великолепие земного мира, Чарльзе же в свои пятнадцать стремиться к красоте потустороннего мира. И это Урсула была уже не в силе изменить, не смотря на жажду семейного благополучия. Энди всегда бегала за отцом, она впитывала в себя все знания, удивляя окружающих своим умом. Девочка отличалась острым язычком, порой беспощадно режущего, как бритва. Учителя жаловались на нее, считая это проявлением не здорового интереса, девушка в ее летах, должна смерено готовиться к роли жены и матери, тем более дочь барона. Но куда там Энди до этого! К чему муж, дети, когда в этом мире столько неизведанного.
Урсула откинула книгу в сторону, и подбежала к окну. Сегодня лил дождь, но это не остановило Артура, выехать со своими людьми, осмотреть свои владения, и заодно врачебный осмотр. Она увидела мужа, он шел в дом, через пару минут он будет здесь, она, знала, как для него важно это общение с людьми из ближних деревень. Урсула продолжала смотреть на зеленевший парк, проглядывающийся сквозь плотную занавесу дождя. Хлопнула дверь, он подошел к ней, обнимая сзади, она заметила, как его руки легли к ней на талию. Их взгляды встретились в полузапотевшем окне. Несколько секунд они стояли молча, ничего не говоря друг другу.
- Как прошел обход? – спросила она.
- Тебе привет, Фея Гор, - она мило улыбнулась.
- И от кого? – она коснулась пальцами его отражения.
- От простых смертных, - она тихо засмеялась.
- Вы тоже простой смертный, милорд? – он задумался.
- По сравнению с вами, миледи, да, - Урсула обернулась.
- Ну, тогда я вас заколдую, - она чмокнула его в шею.
- Я уже заколдован, я околдован тобой, любовь моя. Уже двадцать один год.
Эти годы ей напомнил сказку. В школе ей всегда внушали, что когда муж заполучит невинность невесты, то сразу пропадает его нежность и ласковость, а с появлением наследника тем более. Но как оказалось на проверку, эта было ложью. Артур не перестал быть ласковым и обходительным. Он умел дарить женщине праздник, это она поняла сразу, с первых дней. Но все же иногда ей казалось, что хорошей сказке всегда приходит конец. Их всегда слуги видели вместе: утром за завтраком, вечером в библиотеке или днем в парке. С ним она забылась в волнующем чувстве счастье. Сердце от чего стало биться сильнее, и душа замирала чаще. Артур далеко ее от себя не отпускал, но иногда он давал ей время побыть с собой, со своими мыслями, и она старалась его не беспокоить, когда он работал. Днем они были близки душами, а ночью - телами. Почти каждую ночь она горела рядом с ним, загоралась мгновенно как тростинка, а потом тлела в его объятьях как уголек.
- Любовь такое чувство, которое надо беречь, - всегда говорила Урсула - но и сложности она должна вынести стойко.
На что Артур отвечал ей:
- Любовь это корабль, если выдержит первый шторм, значит, проживет долго.
- А мы их выдержали.
Дождь перестал лить, парк окутала легкая дымка, земля отдавала тепло воздуху, как Урсула отдавала свою любовь мужу. Она не знала как уже ей прожить без него. Без него она просто погибнет, вся ее жизнь будет лишена прежнего смысла жизни, все ее надежды рассыплются, как песчаные замки. Джорджина учила не привязываться сильно к мужчине, называя глубокую необходимость болезнью. Но с годами Урсула поняла, только в любви есть все. А может это любовь подпишет приговор их семье? Кто знает какое ждет всех будущее. Только карты Таро, что Урсула решилась разложить, в первые после начала мировой войны, говорили, жизнь их неопределенна, бездна где-то рядом с ними…
₪
Почти год Теа жила одна, она нашла скромную комнату, неподалеку от Школы Искусств, где она училась. Девушка легко поступила на театральный факультет, доказав всем, кто в ней сомневался, что она способна стать талантливой актрисой. Она сразу же с головой окунулась в богемную атмосферы Лондона. Днем она посещала занятие и репетиции в Олд-Вик, работая бок о бок с Лоренсом Оливье, а по ночам они с подругами в компании мужчин пили вино, выкуривая длинные сигареты, танцевали, прижимаясь к партнером в бесстыдных движениях. Ее прежняя жизнь просто меркла на фоне нынешней. Ее поклонники дарили Теа всякие безделушки, ожидая от нее благосклонности, но Теа медлила. Она не мечтала, как ее подружки, поскорей решится невинности, готовой отдаться любому за красивую побрякушку. Ее подруги были старше ее, и старались навязывать ей свою мораль. Одна из них блистательная Кристина Ашер, которую все звали Кики, сияла на сцене, часто играя главные роли. Только для некого не было секретом, чтобы получить желанную роль, она спала с режиссерами. Конечно были и девушки, которые сами добивались благосклонностей публики, но зато они слишком легко относились к своему телу и своим потребностям. Они пытались перевоспитать Теа, но она этого не хотела. Среди ее «наставниц» присутствовали и манекенщицы, когда одна из них забеременела от одного из своих поклонников, как оказалось женатого, ее все стали осуждать. К чему все это? Женщина давно было свободна от этого всего, от всех предрассудков, как оказалось нет.
Оставив Лондон на пару недель, Теа решилась съездить домой. Она давно знала, что у отца есть возлюбленная, ту что он любит на расстояние, не смея изменить матери, по крайне мере первое время она так думала, но потом распрощалась с этими мыслями. Аманда совсем замкнулась в себе, так и не научившись заново жить. Она совсем отличалась от своих сестер, женщин стойко принимавших удары судьбы. Когда Теа приезжала к Йоркам ее всегда радостно встречали, Урсула накрывала стол, а Артур спрашивал не нуждается ли она в чем либо, часами читая ей нудные лекции, как она должна вести себя. Энди, как и Кассандра в свое время, не отходила от нее, стараясь задать сотню глупых вопросов, на которые она порой не знала ответов. Чарльза Теа понимала, когда они оставались вдвоем, он читал ей свои стихи, принимая только ее одобрение. Но помимо Грин-Хилла для Теа были всегда открыты двери Гарден-Дейлиас. Она могла заехать в лондонский особняк Хомсов в любое время без приглашения. Диана брала ее с собой по магазинам, потому что Теа не доверяла вкусу сверстниц, считая стиль тети доведенным до совершенства. Виктор давал не только денег, но и возможность бывать в свете вместе с ними, за что ей многие завидовали. Она обожала Джорджа и Роберта, а в малышке Элеоноре просто души не чаяла, и важно, как они проводили время, главное то с каким чувствами Теа покидала Гарден-Дейлиас.
Теа шла по дорожке, оглядывая сад, он давно пришел в запустенье, мать совсем не занималась домом. Неудивительно, что у отца появилась любовница. Мужчина, как ребенок, ему необходимо, чтобы его баловали. Теа кинув сумку на террасе, заметила отца в беседке. Ее юбка развевалась на ветру, а очертание ног можно было разглядеть на ее тени. Теа тихо подошла к отцу, он заметив ее, поприветствовал ее и улыбнулся ей.
- Как у тебя дела? – спросил он.
- Все хорошо, пап, - Теа села напротив него, - а, вот ты что-то печален.
- Ничего, все пройдет, - отмахнулся Сайман, Теа коснулась его локтя.
- Я все знаю, - прошептала она, - знаю, что у тебя роман с той девушкой из «Вог».
- Ах, Теа, - Сайман вздохнул, - я не хотел, изменять Аманде, но любовь как-то быстро прошла.
- Почему? – это нелепое слово сорвалось с ее губ легко.
- Ее ненависть к тебе убило во мне любовь к ней, - ответил он, - я всегда обожал тебя, я просто не мог принять это. Так и прошла любовь. Сейчас все по-другому. Она немного старше тебя, необузданна, но восхитительна, - Сайман перевел дух, чтобы продолжить дальше, - Я женился на чистой девушке, Роуз другая, она не скрывает своих многочисленных любовников до меня, не скрывает, что не позволит бросить семью. Которой больше нет.
- Печально, - прошептала Теа.
- Роуз ждет ребенка, - Теа вздрогнула, - мама не должна знать, это убьет ее.
- Да-да, - отстранено сказала Теа. Любовница отца ждала ребенка. Что за парадокс? Ее мать сходит с ума, от того, что не способна родить еще, а отец смог. Жизнь вообще несправедлива к многим.
- Что ты здесь делаешь? – услышала шипенье Теа.
- Здравствуй, мама, - Теа поднялась со скамьи.
- Надеюсь, ты ненадолго здесь, - пробурчала Аманда.
- Только на выходные, у меня премьера через неделю мы ставим Гамлета, я играю Офелию вместе с Лоренсом Оливье[19]. Тирон Гатри[20] отмечает, что меня ждет большое будущее.
- Еще бы, ты же спишь с ним, - эти слухи ходили в Лондоне уже пару месяцев, пустил кто-то из трупы Теа, завидуя ее красоте и таланту. Девчонка не могла потеснить прим. Теа ничто не ответила матери, она только поджала губы, пусть думает, что хочет, особенно учитывая, что ее шляпный салон это Мекка всех сплетниц Лондона. Раньше Аманда не позволяла у себя в магазинчике обсуждать кого бы кто-либо, но сейчас сплетни, словно ползли, как змеи из норы от туда.
Выходные прошли быстро, да, и сама Теа мечтала, чтобы они побыстрей закончились. Она не могла жить здесь, ощущая жесткий давящий взгляд матери, не могла сносить ее презрение, от каждого такого взгляда у нее сжималось сердце. Мать никогда ее не простит, и не примет ее. Теа давно не говорила с ней на женские темы, не могла спросить совета, узнать ее мнение. Все что она получала это ненависть. Аманда ее презирала. Девушке в двадцать лет не нужно чье-либо наставление, только вот это-то ее и утешало. Девушка в двадцать лет строит жизнь сама, тем более, что все зовут ее Ледышкой. А значит у льда не может быть сердце, только вода в сосудах.
В пятницу после долгой репетиции, когда перед премьерой Лоренс и Тони постоянно кричали на нее, Теа поехала с плохим настроением домой. Она не спала всю ночь, прокручивая в голове свою роль, и на следующий день она показала всей трупе на что она способна. Тони пообещал, если премьера станет ее успехом, то она обязательно станет актрисой Олд-Вик, потеснив с пьедестала многих див. Перед спектаклем она сильно мучилась, волнение с головой захватывало ее. Теа не ждала что вся эта публика приедет к ней, конечно, они идут смотреть на обаятельного Лоренса, но никак ни на нее. Кто он, и кто такая Теа Портси?
На ее спектакль приехала вся ее семья, поэтому перед выходом на сцену ее колотила дрожь. Теа сделала нежный макияж, передние пряди шелковистых волос Теа уложила мягким валиком, отчего казалось что на ее голове корона, а остальные волосы заплела в толстую косу, заправив в сеточку. Надев свое платье, сшитое для нее, она вышла на сцены с колотящимся сердцем в груди. Все прошло просто блестяще, ее завалили цветами, а в гримерной они открыли бутылку шампанского. На улице после всего ее ждали родные. Теа хотела просто уехать домой, и просто побыть одной, только друзья звали в Сохо отметить успех.
- Мы тебя поймем, - сказал, улыбаясь Виктор, - ты молода, иди вечер ждет тебя.
- Завтра приезжай в Грин-Хилл, - попросил Артур. Удивительно, но они вдвоем заменили ей ее настоящую семью. Аманда даже не смотрела в ее сторону, даже не подарила хилый букет, но дочь была не в обиде на нее. Теа вообще вся эта ситуация надоела.
В «400» было шумно, когда она приехала вместе с подругой Инес Дорсон, звездой Друри-Лейн, и другом Максом Гилбертом, фотографом и любовником Инес. Женщины осыпали ее любезностями, мужчины – комплиментами. Все смеялись и выпивали, танцевали и болтали, у этого вечера была какая-то своя магия. Теа, выпив пару бокалов шампанского с ананасовым соком, танцевала со своим давним поклонником Колтоном Риверсом. Колтон, конечно обаятелен, все девушки сходили с ума от его небрежно уложенных медовых волос, падавших на темные шоколадные глаза. Им нравилось, что его отец авиа-промышленник, а сам Колтон мотогонщик, но Теа все это не привлекало по-настоящему. Она могла позволить пару поцелуев и пару объятий, но большее нет. Может это и казалось старомодным, но девушке хотелось вкусить плод любви, а не просто с кем-то переспать. В этот вечер она позволила ему крепко поцеловать себя.
Гости разошли к полночи. Теа взяла свое атласное алое пальто, вытащила из маленькой серебристой сумочки пудреницу, подправить макияж, когда заметила у зеркала высокую блондинку в розовом платье. Теа узнала ее, это Роуз Линдсон, любовница ее отца. Она подошла к Роуз, та пугливо посмотрела на нее.
- Где вы живете? – спросила Теа.
- На Чарльз-стрит, - испуганно прошептала Роуз, - хотите чашку чая?
- Не откажусь, - они поймали вместе такси, вместе прошли в ее большую квартиру. Все это время они молчали, конечно, Роуз поняла, что Теа все известно, а Теа ощутила, как Роуз боится ее.
Роуз переоделась в простое платье, вскипятила чайник, разлив им чаю. Теа посмотрела на Роуз. Безусловно, она красавица. Хрупкая фигурка при высоком росте, казалась совсем эфемерной, светлые волосы, как у ангела, и золотистые глаза, с вечно меняющимся выражением. Теа поставив чашку на блюдце, заметила ее маленький животик, и заулыбалась.
- Вы знаете кто я? – спросила Теа.
- Да, вы леди Портси, - Роуз поджала верхнюю губу.
- Я знаю, Роуз, о вас и моем отце, - Теа говорила это тихо, в ее голосе не слышалось ни осуждения, ни раздражения.
- Мне жаль.
- Все хорошо. Сколько вам лет?
- Двадцать три, - Теа перестала улыбаться, - в этом все и дело.
- Да, нет же, - возразила Теа, - все хорошо. Я понимаю его и тебя, для меня это не трагедия.
- Я жду ребенка, Теа! – воскликнула Роуз.
- Все хорошо, - Теа решила уходить, - если, я понадоблюсь, ты знаешь где меня искать.
Дружба с любовницей отца, многие бы сказали, жестокая ошибка, но не для Теа. Теа совсем так не думала. Роуз была совсем одна, Сайман редко наведывался к ней, и конечно же, Роуз был нужен кто-то, кто стал бы ее опорой. И ею стала Теа, готовая всегда во всем помочь, даже встретится с ее отцом. Теа и Роуз не превратились в соперниц или врагов, а наоборот стали подругами, если Аманда узнает об этом, она еще больше возненавидит Теа. Но не такая уж это высокая цена, как думала Теа.
₪
Зима - весна 1938.
Джейсон вышел на террасу, была теплая ночь, небо слегка затянутое облаками. Он вернулся в Мадрид раньше времени, потому что не смог без нее. Копая окопы, спасая раненых, он все время думал о ней. Он помнил свой восторг когда, она ответила ему на его чувства много лет назад, зимой спокойного и тяжелого 1923. Те два года, что они прожили в Испании, напомнили ему, как важно любить кого-то, как трудно в этом обществе быть самым счастливым и самым любимым. Но Джейсон был таким. Уже пятнадцать лет. Это было восхитительное время, когда пришла пора взаимных интимных прикосновений, но и не прошла пора первого платонического трепета. Все было впереди у них, впереди была вся жизнь, он не верил в легенды, он верил в жизнь, верил в солнечное завтра. Некогда волшебное странное слово – завтра, которое когда для него значило куда больше. Он набрал ночной воздух в легкие и сев на ступеньку замечтался…
Эта ночь была чудная, подумала Каталина, накинув шаль, на шерстяной толстый свитер. Она вышла на улицу, чтобы погулять, не боясь «пятой колоны», зверствующей по ночам. Каталина собиралась переночевать в госпитале, где помогала маленьким детям, оставшимся без родителей. Она уже считала дни, и ожидала его приезда, потому что она поняла, что не может без него жить. Он был ее всем, он невольно стал для нее всем. Как она противилась, как она не хотела этого, но все же сопротивляться оказалось просто бесполезно. Каталина не понимала этого раньше, но Мадрид все обострил, обнажил все чувства, сняв с них толстую кожу.
На улице было тихо… и она бесшумно шла по узким улочкам.
- Надо пробраться в дом, - услышала она, - чтобы выкрасть девку. Она нужна ему живой, - Каталина затаилась, не смея шелохнуться.
- А потом где-нибудь подальше отсюда мы убьем ее и закопаем, - все в ней застыло от страха и ужаса.
- Да, надо только не проколоться, а то не видать нам наших денежек…
- Ну что пошли? – они двинулись в ее сторону. Пока они ее не заметили, но еще пару шагов и ее увидят и тогда ей конец.
В ней сработал инстинкт самосохранения. Она должна была убежать, скрыться. Она кинулась в сторону дома, там Диего и Джейсон. Но все было тщетно, они заметили ее.
- Вон она, хватай, - заорал один из них.
- Она ли это?
- Она, олух, эта та английская шлюха.
Каталина бросилась бежать настолько сильно, настолько у нее хватало сил. Хорошо, что она знала короткий путь к их убежищу. Она знала эти места, как пять своих пальцем. Кат перелезла через забор, зацепившись за кирпич шалью, но времени у нее не было возиться с ней. Оторвав несколько дюймов белого кружева с шали, она спиной ощущала, как ее преследуют. Каталина забежала в лабиринт узких улочек, и с бьющимся сердцем огляделась. Вроде бы оторвалась, но нельзя было быть уверенной в том, что они не застанут ее врасплох. Дом был уже рядом. Кто-то схватил за талию, она взвизгнула:
- Заткнись, сука! – крикнул один из них.
- Пусти, - Кат одного из них ударила в пах, тот взвыл.
- Она моя! – из темноты вышел человек в форме. В темноте Каталина не различила лиц людей. Они знали, что она англичанка, и только Бог знал, что они хотят с ней сделать.
- Конечно, полковник Торрес, - один из бандитов продолжал ее держать за талию.
- Пустите! Диего! Джейсон! – кричала она. Темнота скрывала их, только узкие улицы, и неровные стены станут свидетелем ее смерти. Каталина услышала два выстрела. Замертво упал полковник и один из верзил. Второго, тот что крепко держал ее, кто-то стукнул в темноте. Кат упала кому-то на руки.
₪
Он сидел на ступеньке дома, вдыхая аромат зимы, смешанный с кровью и гнилой плотью. Завтра он увидит ее, принесет ей букет роз и напомнит ей, как он ее любит, а еще лучше возьмет гитару и ранним утром споет серенаду прямо перед госпиталем. Джейсон бросил взгляд на одно из зданий, в просветах было видно, как кто-то с кем борется, а потом знакомый до боли крик. Это была она, что же случилось, он вытащил пистолет, снимая с предохранителя…
Он обнял ее, чувствуя дрожь во всем ее теле. Она разрыдалась, как только голова коснулась его груди, и как только он вернулся домой. Пришлось попотеть, Джейсон оттащил подальше трупы, скидывая их в сточную канаву. У него в горле застрял ком, что заставило ее в столь поздний час гулять по ночному городу, и почему ее трясет. Что-то в нем перевернулось, что-то в нем заледенело от ужаса. Джейсон взял ее на руки и унес в спальню. Он налил ей чашку водки, что недавно принес Диего, насильно заставляя ее выпить, потом опустился пред ней на колени, гладя ее ладони, и вытирая ее слезы. Он терялся в догадках, мысли путались, они запутались в один большой клубок нервов. Когда она успокоилась, все ему рассказала, все как было. Джейсон прерывисто прижал ее к себе, унимая дрожь в себе и в ней. Он стирал большими пальцами слезы, катившиеся по ее щекам, приглаживал растрепанные волосы. Все слилось в эту минуту: любовь, ревность, страх, жалость, чувство потери, сострадание и страсть.
Он вдыхал аромат ее духов, войны, ночи, слез. Она посмотрела на него, лишь шевеля губами, и он понял, она шептала его имя. Мгновение. Щелчок. Искра. Яркая вспышка. Кровь в огне. Любовь – костер. Джейсон приник к ее влажным губам. Он чувствовал как, дрожит ее нижняя губа, как все пропадает, лишь остается странное чувство. Его пальцы оказались в шелке ее волос. Он целовал ее исступленно, словно боясь ее потерять опять. Как будто он уже ее терял. Джейсон покрывал поцелуями ее лицо шею, он целовал свою нечаянную добычу, будто до этого она никогда не принадлежала ему. Ее блаженные вздохи, ее сияющие влекущие темные глаза, привели его в полное замешательство, неужели он открыл ее для себя впервые. Его губы, оставляли пожар, на ее лице. В груди пылал огонь, и она прошептала его имя.
Вдох – выдох. Он смотрел в ее глаза, ожидая, что она скажет дальше. Они должны утолить эту жажду, доказать, что они оба живы, доказать, что их любовь ничто никогда не убьет. Диего слушал их прерывистые стоны, удивляясь такой бури чувств.
- Больше всех, я хотел этого! Я скучал по тебе, - прошептал Джейсон.
- Я тоже, - их губы слились в бешеном поцелуе, от чего они оба стали задыхаться, именно сейчас он понял, что никогда он ничего такого не испытывал. Никогда и не с кем.
Он прижал ее к кровати, ее пальцы сжали его плечи. Он ворвался в нее, как раскаленная сталь. Она слабо пыталась ему сопротивляться, а он шептал ей на ухо нежности, отчего она расслабилась. Он посмотрел на нее, в ее глазах, словно вспыхнули тысячи звезд, словно прежний мир рухнул и появился новый. Это и был рай, что-то внутри нее затрепетало, и ей стало так сладко, как никогда. Все горести, все печали растворились в этот самый миг. Он замер, и ее пальцы еще сильнее сжали его плечи. Еще несколько минут он лежал, придавив ее тяжестью своего тела. Не было сожаленья, не было раскаяния, была любовь. То, что произошло между ними, было восхитительно просто божественно…
Они долго лежали рядом, просто смотря в глаза друг друга.
- Я люблю тебя, - прошептал он.
- Я люблю тебя. Я жить без тебя не могу.
- Я тоже, не смогу без тебя, Кат…
Поцелуй. Крепкие объятья. Новый трепет. Задыхаясь от страсти рядом с ней, он благодарил Бога, за ниспосланное им счастье. Все повторилось вновь, вновь она дарила ему свою нежность, он – ей свою страсть. Эта ночь дала ему смысл дальше жить. Вот женщина, которую он любит, и вот скоро его будущее рядом с ней. Только за эту ночь придется платить… Расплата придет за ними когда-нибудь…
₪
Одни требовали создать прочный союз, другие объединялись из-за совпавших взглядов на устройство будущего мира. Запахло дымом. Еще были оптимисты, как Невилл Чемберлен, считавшие что новых военных ужасов Европу не ждут. Лишь только некоторые знали, все идет у этому. Опять. Только в этот раз у участников нет желания поделить мир, новое поколение мечтало уничтожить его, взять реванш за Версаль и Вашингтон. Пока братья стального пакта помогали душить социалистов в Испании, другие предпочитали, молча, наблюдать за всем этим. Думая, если они останутся в стороне, то беда не настигнет их. Но за все, в этой чертовой жизни приходиться платить. И за ошибки Первой мировой войны расплатятся невинные люди. В Берлине давно уже никто не строил иллюзий о мирном времени. Когда 11 марта произошел аншлюс Австрии, стало предельно ясно, это только начало всего. Вена сдалась почти без боя, посчитав что лучше по доброй воле отдаться врагу, нежели воевать с исполином. Австрия исчезла с карты мира, и никто за нее не вступился. Неужели, всем все равно?
Страх Марии растворился, как соль в воде. Она появлялась в свете, не боясь, что вновь ее превратят в политическую пешку. За ними еще следили, по-прежнему немцы хотели знать, что они делают в Берлине на самом деле, и что им уже известно. Но Мария держалась откровенно нагло в обществе. Она давала понять всем, что ничего не боится, чтобы они не попытались сделать с ней. Она уже знала, что собирался делать Вильям. Он хотел подсунуть им ложное отношение английского правительства к будущей войне. Вильям всем дал понять, что Англия в любое время примкнет к Германии. Хотя кто знает может это была и правда. Вильям знал, что Невилл Чемберлен не может расстаться с тем, что фашизм страшнее коммунизма, а Черчилль не давал вполне ясного ответа, что ждать в дальнейшем. Все сплелось в безобразный уродливый узел, и его уже не распутать, осталось только его разрубить, открыть огонь. В этом-то и состоял весь ужас их эпохи и их поколения. Хотя еще надежда была. Была… но ушла.
Трейнджи постоянно переписывались с Лондоном. Новости оттуда приходили порой радостные, порой грустные. Хотелось вернуться в родную Англию, вдохнуть знакомые ароматы, ощутить их ветер, прохладу, дождь, туман и солнце. Хотелось мира Англии, вместе с английскими феминистками побить сумочками своих же фашистов, чтобы не занимались этим. Посмотреть на Теа в театре, и обнять всех. А вместо всего этого над ними светило Берлинское солнце, евреев сгоняли в гетто, и все пропиталось кровью. Жизнь день ото дня здесь будет становиться только хуже. Все менялось в худшую сторону.
- Если не хочешь не ходи, - сказал Вильям, видя как Мария пристально и критично смотрит на себя в зеркало. Они сегодня шли на прием устраиваемый германским министерством иностранных дел. Где английская делегация должна показать свою благостность Германии и ее политике.
- Я должна, ради тебя, - прошептала она надевая изумрудное колье, дополняющее черное платье в пол.
- Мария, я не переживу это снова. Я уже не молодею, - Вильям внимательно смотрел на себя в зеркале, Мария заметив это, усмехнулась. Безусловно ее муж до сих пор красив, и все дамы и молодки не могут устоят перед его обаянием. Его фиалковые глаза по-прежнему ярко сияли, а в черных, как смоль волосах почти не было седых волос. В свои сорок восемь он мог похвастаться зрелой привлекательностью. Чего не скажешь о ней. Мария понимала, что она не молодеет, ей сорок один год, женщины в этом возрасте теряют упругость в теле, краски на лице и волосах, превращаясь медленно в старух.
- Все хорошо, - ответила она, поднимаясь со стула, - все замечательно. Они не решаться снова это сделать.
Вечер прошел как всегда, Мария скучала и только Вильям мог скрасит это мероприятие. Она, как всегда смеялась над его шутками, соглашалась с ним во всем, и старалась не отходить от него. Она снова испытала чувство острой потребности, возбуждения. Она хотела его, целиком. Так хотела, как хотела в молодости, до их крупной ссоры, до их приезда в Берлин. Мария с нетерпением ждала, когда можно будет поехать домой, и насладиться им с полна. Наконец-то все ее страхи отступили, наконец-то она была неимоверно счастлива. По дороге домой с ее лице не сходила теплая улыбка. Боже, она жива! От этого осознанья стало так хорошо. Как только захлопнулась дверь, Мария приникла к его губам. Вильям ощутив прилив ее желания и сил, попытался ее оттолкнуть, думая, что она слишком много выпила. Но Мария еще теснее прижалась к нему. Он приподнял ее над полом, его руки сплелись у него на спине. Вильям только смог пронести ее через один лестничный пролет. Он поставил жену на пол, кровь от ее прикосновений вскипала мгновенно, становясь лавой. Он быстро приподнял вверх ее юбку, совсем не заботясь, что их кто-нибудь может увидеть из прислуги. Черт с ним! Мария скользила по холодной стене, ощущая все не ровности деревянной стены. Каждая частичка ее тела и души наполнилась смыслом жизни, ее душу посетила весна.
- Боже, я живу, - смеясь, сказала она.
- Я рад этому, - он крепко держал ее в своих объятьях, чувствуя ее податливое тело и горячую кожу.
- Жаль, что все изменится, - печально прибавила Мария, после долгого молчания. Вильям не разъединяя их тел отнес жену в спальню.
- Не будем о плохом, главное сейчас. Нельзя жить завтра сейчас, - пробормотал он, погружаясь в сон.
₪
Январским утром на свет появился Джулиан Портси, Роуз которая не знала, что ей делать с ребенком, увидев его, не колеблясь, решила оставить его. Сайман был на седьмом небе от счастья. Взяв на руки новорожденного сына, у него защемило от радости, такое он испытывал только в день рожденья Теа. Старшая дочь примчалась в больницу сразу, как только узнала об этом, и почему-то Сайман не испытал какой-либо неловкости. Он доверял дочери во всем, было очень забавно смотреть на дружбу любовницы и дочери. Работа в Лондоне легко позволяла навещать Роуз и Джулиана, нисколько не беспокоясь, что кто-нибудь узнает об этом романе. Сайман уже давно не испытывал угрызений совести. Вся его любовь к Аманде стала прошлым, даже почти не осталось сладких воспоминаний о них, их все вытеснила Роуз.
Они познакомились в тот момент его жизни, когда он остро нуждался в чем-либо обществе. Роуз во всех отношениях представляла новую породу женщин, женщин, что шли вовзглядах гораздо дальше своих предшественниц. Аманда со своими мыслями просто блекла на ее фоне. Роуз не мечтала стать чьей бы то либо женой, а все романы называла не долговечными. Она воспринимала жизнь, как красивое полотно, где не нужно добавлять новые стежки, все идет так, как идет. Это и привлекло Саймана, он совсем не жалел, и не мог. Так их бурно начавшийся роман, закончился рождением сына.
Но счастье вещь не вечная, оно так эфемерно, как ароматный эфир. Действие проходит быстро, а после него остается пустота. Вся прелесть романа на стороне заключается в скрытие, тайне. Влюбленные ищут минутку на свидание, ищут место, где бы забыться в объятьях друг друга, где бы их никто не нашел. У всего есть побочные эффекты, страх пропадет, и любовники теряют ощущение времени и места, и тогда-то приходит разоблачение. Стянув покровы таинственности, наступает боль, боль для всех. Роуз совсем не хотела, чтобы его жена страдала, она совсем не заметила, как потеряла чувство пространства. По Лондону ползли слухи, ханжеское общество шепталось о ней. Роуз не замужем, и у нее ребенок. В салоне Аманды только об этом и шептались. Аманде не было никого дела до какой-то потаскухи из «Вог», не было дело, пока она не увидела Теа и Роуз вместе, а потом с ними и Саймана.
Аманда испытала острую боль, увидев их вчетвером в кафе во французском квартале. Понятно почему они ходили сюда, Каталины не было здесь, и никто не рассказал бы ей о романе мужа. Как он мог! В это время. Пока она страдала по их погибшему ребенку, он нашел себе любовницу, годящуюся ему в дочки. Услышав обрывки фраз, ей стало дурно. Теа – предательница! Убила Кесси, да еще позволила отцу крутить роман с шлюшкой из богемного общества. Неделю Аманда старалась не подавать виду, как ей плохо. Боль снедала ее, боль обжигала все внутри.
- У нее ребенок, представьте себе, - услышала Аманда, когда вечером закрывала свой магазин.
- И что, - не терпеливо ответила вторая дама.
- Она не замужем.
- Ужас.
Ужас состоял в том, что это ребенок Саймана. У него сын, а она бесплодная стареющая женщина, не нужная даже ему. Как так получилось, что она отдала его другой. Как? Почему именно она? Перед глазами стояла нелепая сцена, Сайман держит на руках сына, обнимает Роуз, а Теа стоит в стороне, улыбаясь. Аманда не помнила, как закрыла магазин, как села в свой «MG». Ей никогда прежде не было так больно, как сейчас. Никогда она не испытывала такой жгучей боли, никогда ей до этого дня не хотелось покончить с собой. Теперь-то она понимала мать, понимала почему она так поступила. Раньше чтобы не происходило, Аманда всегда сохраняла надежду. Теперь у нее не было ничего. Все что оставил Сайман ей боль. Вот она опасность в любви, и она не обладая дальновидностью и проницательностью сама опалила себе крылышки. Больше нет ее, есть только ее тень. Она не ощущала себя, словно душа была без нее. Он убил в ней все, все прекрасное. Ничего больше нет, нет больше их. Теперь есть она, и есть он. Ее мир рухнул, рухнул как карточный дом в один миг. Жизнь кончена, ее больше нет для него.
Она ехала по скользкой дороге, слезы застилали глаза. За что он с ней так? За что? Так он отплатил за ее любовь и преданность. «Все мужчины лгут, - писала Джорджина, - и никогда не стоит их прощать. Потому что следующая ложь, будет чудовищней первой». Нет, Аманда не позволит больше мешать себя с грязью, она первой уйдет. Развод это всегда трагедия, но жить с лжецом еще отвратительней, чем одной.
Яркий свет. Вспышка. Удар. Недолгая боль. Крик. Пустота. Темнота. И только снег с дождем укутавший Лондон. До Портси-хаус оставалось немного. Колесо крутилось на машине, гулко стуча, отсчитывая последние минуты…
₪
После похорон Аманды, Теа закрылась от всех. Первое время она подолгу сидела у окна, смотря на сад сделанный матерью. Она винила себя во всем. Если бы она не подружилась с Роуз, если бы они все не потеряли голову, и она не одобрила бы отца, то все сложилось бы иначе. Но в жизни не было сослагательных наклонений, жизнь вообще не терпит ошибок. Теа пропускала репетиции, слыша недовольство трупы, зная, что срывает спектакли. Порой она склонялась по городу, порой сидела дома, предпочитая ни о чем не знать и ничего не слышать. Она опускалась на дно все больше, грусть затягивала ее в бездну, окончательно губя ее. Ей все старались помочь, но никто не мог этого сделать, потому что страдать было проще, чем дальше жить.
Только любовь смогла ее вытащить из лап отчаяния. Любовь спасла ее, любовь вдохнула в нее жизнь и счастье. Она была пустым сосудом, женщиной сотканной из льда и воды, а он спрял ее заново из огня и металла. Генри изменил ее, Генри изменил ее судьбу, повернув ее жизнь в другое русло. Если бы не он она упала в пропасть, и не смогла бы взлететь никогда. Любовь губит, любовь и возрождает. Любовь – жизнь и смерть. Так Теа спаслась, став совсем другой. Она наконец-то получила возможность исполнить свою мечту.
Генри Мертон американский сценарист, приехал в Лондон за вдохновеньем. Он искал в этом городе темы для своего сценария, искал то, чтобы побудило его написать хороший сценарий, последний фильм провалился, и студия дала ясно понять, что выкинет его за борт. Ему не давно исполнилось тридцать пять, и полгода назад от него ушла жена к лучшему другу. Он знал, что женщины восхищаются им, его темными глазами, обрамленные густыми ресницами, пухлым ртом, что доставлял им неимоверные удовольствия, с каштановыми волосами, бывавшими между женскими тоненькими пальчиками. Ветряный по природе, он влюбился в прекрасную Порше Гиральде, итальянку и модель. Генри заставил ее выйти замуж, он мечтал приучить ветер, он хотел сделать невозможное, и она ушла от него, через два года после свадьбы. Он не ждал любви, да, и она не нужна ему была. Но Генри встретил Теа.
Он заметил ее в «400», где на одной из вечеринок она грустила одна в углу. Он спросил у девушек кто это, и те ответили, что начинающаяся актриса. Все были одеты в радужные цвета, все сияли, но Теа была в черном, словно ее тело было здесь на этом празднике жизни, но душа где-то далеко. Генри подошел к Теа, она даже не подняла на него свои глаза, но он смог разглядеть ее.
- Генри Мертон, сценарист, - представился он.
- Теа Портси, - отвлеченно ответила она. Теа посмотрела на него, слабо улыбнувшись, - актриса. Увидите меня, я устала от этой какофонии.
- Здесь мило, - сказал он, беря ее за руку, - прогуляемся.
- О, да, - Теа и Генри вышли на свежий воздух, - простите, мистер Мертон, я не в настроение.
- У вас что-то стряслось, - он взял ее за руку, интересно сколько ей лет? И свободна ли она?
- Нет, уже прошло, - она смотрела на мокрые тротуары после дождя.
- Мне знакомо это чувство. Полгода назад от меня ушла жена, - Теа прерывисто вздохнула.
- Два месяца назад умерла моя мать. Мы плохо ладили последние пять лет. Она винила меня в смерти сестры, и поэтому я жила с тетками, а мои дяди мне заменили все. Она умерла, узнав о романе отца, о том, что я дружу с любовницей отца, что у них ребенок. Все это скверно, - они уже сидели в «Савой», где Генри закал шампанского и тарелку сыра.
- Вы не виноваты, а я да. Нельзя мне было бросать ее одну, - Генри разлил шампанского по бокалам.
- Вы тоже, это она такая, - Теа улыбнулась, он коснулся ее руки, их взгляды встретились. Потом они долго о многом говорили. Он рассказал ей о своем трудном детстве, и романах, о Голливуде, и сценариях, и впервые, понял, что не хочет просто переспать с девушкой. Генри слушал ее внимательно, вникая в каждое слово, ему казалось будто он знает ее всю жизнь.
- Я увижу вас еще раз? – в его глазах промелькнуло беспокойство.
- Да, найдите меня в Олд-Вик, - прошептала она, он поцеловал ее руку на прощание.
Через пять дней они столкнулись в Британском музее, куда Теа пригласила Вера. Они шли рассказывая друг другу забавные истории, а потом разойдясь в разные стороны, касаясь руками, словно в последний раз, вышли порознь. Теа шла до Национальной Портретной галереи, зная, что он идет следом за ним. Она остановилась у монумента Нельсона, смотря на парочки и ждущих людей сидящих у львов. Две теплые руки обвили ее за талию, разворачивая к себе, Генри припал к ее губам в кратком поцелуи. Теа подняла глаза, за эти месяцы она не улыбалась столько, сколько улыбалась в эти дни. Так у них все и началось.
Они встречались, как тайные влюбленные, выбирая места, где можно было увидеть любовников. Теа узнавала его, и все больше ее тянуло к нему. Она знала, что Генри скоро уедет, и потому не считала, что обязана его привязывать к себе. Пока есть любовь, она жива. Они подолгу целовались в темных переулках Лондона, жадно приникая друг дружке, вдыхая волнующий аромат страсти. Теа будто бы боялась, что их увидят. Роуз, конечно же, знала об этом романе, но Роуз еще знала, что Теа влюблена.
- Как ты сладко пахнешь, - жарко прошептал Генри ей в ухо.
Он стянул ее платье через голову, Теа смело посмотрела на него. Нет, она не боялась, она хотела этого. Генри подвел ее к постели, медленно искушая начал ее раздевать. Ему не хотелось показывать ей всю свою искусность, наоборот он хотел ее просто любить. Страсть сжигала его. Теа выдохнула его имя, чувствую, как его пальцы и язык приводят ее к неизведанным берегам, к дрожи во всем теле. Генри мечтал лишь стереть из ее памяти всех мужчин до него, это создание принадлежит лишь ему. Теа вздрогнула, удовольствие омрачила боль, но Генри будто это не заметил, или же решил, что так и должно быть. Теа жадно хватала воздух, жадно прикасаясь к нему. Боль сменилась легкостью.
- Я люблю тебя, - тихо прошептала она в минуты апогея страсти.
- Ох, Теа, я снова ступил на этот путь, - значит и он в нее влюбился! – как ты? – он посмотрел в ее стальные глаза.
- Да, все хорошо, - она поцеловала его в висок.
В середине мая он собирался уезжать. Теа не хотела его отпускать, но и удерживать подле себя, она не имела право. У всего есть конец, и у этой любви он тоже будет. Оставшиеся дни она пыталась насытится ею, как пересохшая почва после долгой засухи. Ведь их завтра не наступит никогда, потому что он принадлежит другому миру, она ему станет обузой. Путь к страданиям становился все короче, и избежать этого было почти не возможно.
- Теа, я скоро уезжаю, - начал он. Они ужинали в «Савой», все смотрели на них, по крайней мере, так думала Теа.
- Да, я знаю, - пробормотала она, стараясь скрыть в голосе обиду.
- Я хочу, чтобы ты уехала со мной, - Теа замерла, Генри прикоснулся к ее ладони.
- В качестве кого? – она как могла сдерживала рвущиеся наружу раздражение.
- Моей музы, - при других обстоятельствах она бы радовалась, но это звучало, как будь моей любовницей. Разве не этого она хотела избежать, не стать такой, как Роуз.
- Нет.
- Теа… я предлагаю тебе замужество и Голливуд. Ты… - он засмеялся, - ты, что подумала?
- О, Генри. Я не знаю… о, прости, - он сжал ее руку, - я соглашусь.
Ее семья отпустила ее, понимая, что Лондон так и не сделал ее счастливой. В этом городе Теа задыхалась, призраки прошлого душили ее, напоминая ей о всех ее удачах и неудачах. Возможно, в Лос-Анджелесе все сложится по-другому, кто знает, что ожидает ее дальше: волнительная карьера или благополучный брак. Может быть судьба дает ей шанс начать все сначала, с чистого листа.
Что ж, прощай Лондон…
₪
Октябрь 1938.
Муж опять задерживался на работе. Вера не понимала, почему Фредерик предает такое огромное значение своей дурацкой лаборатории. При его больном сердце ему противопоказано столько работать, но Фредерику, словно все равно. Вера прикусила нижнюю губу, смотря вновь на часы. Почему они так далеки теперь?
В последние годы Вера все больше испытывала пренебрежение Фредерика, но она уже смерилась с пристрастиями и любовью к одиночеству. Постепенно любовь исчезала, как следы на песке от волны. Пускай, крысы и его склянки дороже ему, все равно он никуда от них не денется. Вера отложила в сторону все делала, подходя к окну. Ночь звездная, они сияли ярко, будто бы в последний раз, будто больше они не озарят своим светом мир. Облака, как разлитое по небо молоко, вуалью закрывали беременную луну. Вера открыла окно, вдыхая свежий воздух. И почему она не сожалеет? И почему ей не больно, или потому что она не любит его больше? Когда в какой момент все ушло? Было сложно ответить.
Еще пять лет назад Вера была готова убить его за подозрение в измене, но сейчас ей было все равно. Она не будет, как покойная Аманда, убиваться по нему и неудачному браку. К чему все это? Мужчины никогда не умеют держать при себе свои желания, рано или поздно все равно изменит. Вера задернула шторы, может что-то случилось? Только как она подумала об этом, как появился Фредерик.
- Федор, где был? – с раздражением спросила она.
- Было совещание, - безразлично ответил он, - нужно было решить множество дел.
- Ты совсем не думаешь о себе, - бросила упрек она, замечая, как гнев медленно вскипает в нем.
- Вера, хватит! – он сел в кресло, внешне он был спокоен, а внутри уже полыхало пламя, - прекрати! Я устал от этого! От твоей заботы!
- Я думаю о тебе, - спокойно произнесла она, радуюсь, что он бесится.
- Ты о себе думаешь, дорогая! – бросил обвинение Фредерик, - боишься остаться вдовой раньше времени?!
- Что?! Ты с ума сошел?! – Вера приблизилась у мужу.
- Я, что дурак по-твоему?! – спросил он, - я все вижу, милая моя. Я не сбегу, я не Сайман.
- Причем здесь Сайман?! – Вера перешла на полу-крик, - Хотя, чем ты лучше его?!
- Черт возьми, я люблю тебя! – он схватил ее за плечи, прижимая к себе и впиваясь в ее губы. Она оторвалась от него, залепив ему пощечину.
- Не смей уводить разговор! – Вера хотела вырваться из его объятий, но не могла, Фредерик ее крепко держал.
- Вера, ты с ума сошла, что ли!? – он нервно тряс ее, подводя к столу. Вера уперлась в столешницу, Фредерик посадил ее на стол, - Ты что совсем голову потеряла?!
- Федор… - робко прошептала она, - Федор, пусти меня!
- Нет! – он раздвинул бедром ее плотно сжатые колени, - ну, же давай, Вера!
- Ты… ты… - тяжело дыша, все что она смогла сказать.
- С ума схожу… от тебя…
Он грубо впился в ее губы, Фредерик рванул блузку, маленькие пуговки со стуком разлетелись в разные стороны. Он взъерошил ее волосы, наслаждаясь ее голодными вздохами ему в губы. Она поспешно стала стягивать с него рубашку, желая, как можно больше ощутить его обнаженной кожи на своем теле. Он был слишком напорист и резок, все, что он делал, больше было похоже на насилие. Вера сделал глубокий вздох, острая стрела наслаждения пронзила ее, будто стены и потолок рухнули. От каждого его нового удара, ей казалось, она теряет сознание. Давно Вера не испытывала такого, давно она не ощущала себя такой счастливой и такой спокойной.
- Есть еще претензии? – грубо спросил он, освобождаясь из ее объятий.
- Нет, - вот, гад, подумала Вера, стаскивая полы блузки на груди.
- Вот и замечательно, - он вышел из комнаты, Вера ощущала, как в глубине его естества бьется его гнев. Ночью она легла рядом с ним, обнимая его за плечи. Утром Фредерик уезжал в Париж на научную конференцию.
Фредерик возвращался с гастролей домой, был канун Хэллоуина. Город загорелся сотнями огнями, в воздухе летало ощущение праздника, а вся эта утомительная суета заставляла подпрыгивать сердце от радости как у ребенка. Впервые он был счастлив, за пару дней до его приезда Вера отпустила себя, перестав себя терзать ревностью, и теперь она была свободной женщиной. Фредерик подходил к дому, смотря на балкон. Дверь распахнулась, из зимнего сада показалась Вера в тонком халатике, она смотрела куда-то вдаль, а, скорее всего на небо. Потом она перевела взгляд на калитку, широко улыбнулась, перекидываясь через перекладину.
- Федор! – крикнула она, - я сейчас приду!
- Жди дома, - он шел по наполовину заснеженной дорожке, когда Вера выбежала на улицу в легких тапочках. Он обнял ее, держа за талию, подняв над собой, - Сумасшедшая девчонка, замерзнешь ведь.
- Меня ты греешь! – как он соскучился по ее смеху. Она повисла у него на шее, он одной рукой держа ее за талию, а второй гладя ее волосы, понес в дом. Они оказались в кабинете, Фредерик прислонил ее к стене, теряя голову от аромата ее кожи.
- Я дичаю без тебя, - выдохнул он, приникая к ее губам.
- Что девчонки уже не греют твою постель?
- У меня есть только ты, и я люблю тебя, моя хорошая. Мне никто не нужен.
- О, Федор…
Она словно вынырнула из облака любви, когда он сел в кожаный диван. Вера, молча, смотрела на него, пытаясь скрыть истинные чувства. Потом не выдержав, она подошла к нему, опускаясь перед ним на колени.
- Я дура, - начала она.
- Определенно так, - весело сказал он.
Сейчас совсем не хотелось думать о плохом, думать о времени, которое неумолимо приближало к бездне, засасывающей их всех все сильнее. Сейчас хотелось просто дышать, просто жить, и не думать не о чем. Потому что, завтра может быть будет жестоким и неопределенным. Теперь время бежало по кровавой реке, обещая боль и слезы. Страдание – вот, главное слово их печального поколения.
₪
Они вновь были в Лондоне. Прошло уже почти девять лет с тех пор, как в последний раз они находились здесь. Лондон все так же, казался крикливым и напыщенным, а лондонские туманы намного хуже их ирландских болот. Но все же провинциальный Антрим блек на фоне чарующего Лондона. Эдвард снова приехал в столицу по делам, взяв собой Каролину, сына с невесткой и внуков. Он все еще пытался вернуть былое величие, но уже ничего не помогало, ирландцы приближались к своему краху. Каролина поддерживала его, постоянно подбадривая, но она как и Руфус стояли на идеях консерватизма, а Аделаида, вообще, молчала, да и ее мнение даже не рассматривалось. Эдвард надеялся, полагал, что кризис сильно ударил по бизнесу старшего сына, что он давно прогорел, но в Лондоне он только и слышал о сыне и его успехах. Он построил три завода за это время, а ему пришлось продать один. У Виктора особняк в Лондоне, а он не мог найти денег на должный ремонт замка. Виктор… везде он.
Каролина все же не очень любила Лондон, но не смотря на это она часто вместе с Аделаидой ходила по магазинам. В один из таких дней после похода по магазинчикам, они прошлись прогуляться в Сэнт-Джеймс-Парк. Каролина и Аделаида, вместе с Фрэнком и Адамом медленно прогуливались, пока не увидели женщину с тремя детьми. «Диана, - подумала Каролина, - черт бы, ее побрал!». Диана одетая в серые брюки и жакет, как у Марлен Дитрих, казалась совсем юной, белый воротничок торчал из-под жакета, а в вырезе блузки блистал кулон с жемчугом. Длинные волосы уложенные волнами, развевались на ветру, и венчал их элегантный кокетливый берет. Да, это был немного крикливый образ для Лондона, но Диану это не пугало. Рядом с ней крутилась рыжеволосая девочка лет четырех на вид в синем коротком платье и вязанном берете на голове. Не далеко от них бегали мальчишки: девяти и тринадцати лет; оба темноволосые, оба белокожие. Старший подтрунивал над младшим и сестрой, а их мать весело смеялась, бросая веселые реплики.
- Миссис Хомс, - услышала Диана, она обернулась на голос.
- Вот черт, - тихо выругалась она, - здравствуйте.
- Мам, а кто это? – спросил Роберт, - ты знаешь их?
- Ага, - Диана отпустила руку Элеоноры, а потом добавила, - к сожалению.
- Почему? – вновь задал вопрос Роберт.
- Дети, это мать вашего отца, ваша тетя и кузены, - со злобой сказала Диана.
- Ого, - Джордж даже присвистнул, - вот это да. У нас один дедушка – Рамсей.
- А Кэтлин? Она же его жена, - возразила Элеонора, - значит она тоже наша бабушка.
- Не думала что он женится после этой дамочки, - Каролина замолчала, но все поняли, что она имела в виду.
- И теть у нас четыре! – воскликнул Роберт, - было… О, если бы тетя Аманда не погибла, их точно было бы четверо.
- А когда вернется тетя Мария? – Диана заметила слабую ухмылку на лице свекрови.
- Не знаю, пока они в Берлине, - Диана опустила глаза, а потом пылающим взглядом посмотрела на Каролину и Аделаиду, - кстати, приходите к нам. Мы живем на Мелбори-роуд, Гарден-Дейлиас. Приедут Джастин с Кевином. Мы устроим семейный ужин, - заметив смущение смешанное с удивлением, Диана порадовалась.
- Что ж мы приедем, когда? – Диана улыбнулась, правда, Виктор будет бесится. Ну, ничего, она это уладит как-нибудь.
Конечно же, Виктор, как и Эдвард пришел в бешенство, но потом выслушав все доводы Дианы, понял всю ее затею. На выходные из Оксфорда приехали племянники, совсем еще не зная, что их ждет у Хомсов. Диана долго готовилась к этому ужину, она продумала все до мелочей. Что они будут есть и пить, из какой посуды, какая музыка будет звучать, что надеть, и как себя вести. Она решила достать один из фарфоровых сервизов Хомсов, на котором подадут все фирменные блюда их семьи, а граммофон будет играть блюз.
- Ты, как всегда ангельски выглядишь, - услышала Диана, Виктор обнимал ее за талию, они вместе смотрела на свое отражение в зеркале. Она выбрала кремовое с черной отделкой платье, обрамив глубокий круглый вырез ниткой жемчуга, плотно увитой вокруг шеи, увенчанной рубиновой брошь, - знаешь, я все думаю, жена Джорджа получит колье, а жене Роберта – брошь? – Диана коснулась неровной глади камня.
- Я отдам ее своей любимой внучке, - Виктор грустно рассмеялся.
- Думаешь о внуках, дорогая, - его ладони замерли на ее бедрах, волнительно согревая.
- Пора бы, - Диана отметила, как поменялось выражение лица Виктора.
- Мы стареем, - он отпустил ее, - хочу положить еще одну традицию, - он протянул ей красивые длинные в форме лианы серьги с изумрудами и бриллиантами.
- Какая прелесть, - она погладила камни, сняла свои жемчужные сережки, примеряя новые, - о, Виктор…
- Там я поставил герб. Антикварщик сказал, что это работа 18 века, что когда-то они принадлежали Бэсс Голд, - он умолк, Диана сотни раз слушала эти истории, - я их видел на одном из портретов в Хомсбери, он подарил их ей, когда решился женится на ней.
- Это не совсем наша реликвия, - возразила Диана, снимая серьги.
- Бэсс была Хомс, конечно же, наша, - он взял ее за руку, - когда Роберт надумает женится, он подарит это жене.
Гости приехали во время. Эдвард оглядел дом, легко можно во всем увидеть вкус Виктора, он безупречен. Эдвард заметил двух темноволосых юношей с пронзительным взглядом голубых глаз. Одному на вид было не больше двадцати, в второму чуть больше пятнадцати. Виктор представил их, внуки от Марии, как же хитра все-таки судьба. Он не сводил глаз с внуков, замечая, как внутренне они все свободны, потому что Виктор не старался всех подавить, как это делал он в свое время. Ужин прошел натянуто, молчание нарушали скупые ничего не значившие фразы, колкости, а иногда детские замечания. Все без исключения стало окончательно понятно, что мира не будет между ними никогда.
Все мечты Каролины разбились, как волны об скалы, вода смыла все ее воздушные замки. Все то, что она так страстно хотела обернулась же против ее семьи. Она, как Наполеон, строила далеко идущие планы, мечтая задушить недругов морально, но получилось, что все вернулось к ней. Ирландские Хомс уехали в Антрим с твердым убеждением, что бог наказал их за грехи Виктора и Дезмонда, первых мечтателях. Их холодная война началась задолго до начала настоящей. И успех стал мерной чашей всего, всей их жизни. И ирландцы уже не те достойные соперники, как раньше… Похоже, Виктор победил, это понимал и Руфус. Зависть снедала его, почему у того, кто не достоин наследия Хомсов получил все, а он ничего. Откуда такая не справедливость? Теперь лишь время станет их судьей. Оно покажет, кто из них прав, а кто не прав…
₪
Февраль - март 1939.
В 1938 году основные события разворачивались в других частях Испании, в дали от столицы, а под самим Мадридом обе воющие стороны держали оборону. Наученные печальным опытом весенних поражений на разных фронтах республиканцы начали строить под Мадридом полевые укрепления. Где оказался Джейсон, казалось, еще есть надежда спасти столицу, а там и всю страну. Подхалимы Франко из-за ссоры с Германией не могли предпринять атаку на хорошо укреплённый и защищённый город.[21] К 1939 году под Мадридом неимоверными усилиями горожане создали укреплённый пояс обороны. Этой зимой стало ясно либо они победят, либо для многих наступит темнота. Либо все, либо ничего…
Каталина уже не узнавала город, в котором выросла. Она часто бродила по мадридским улицам с фотоаппаратом в руках, снимая величие и трагедию одного города и целой страны. Старые до боли знакомые ароматы смешались с запахом гниющей плоти. Она больше не могла смотреть на голодных детей, что она пыталась обогреть и накормить. Глядя на них Каталина вспоминала своих дочерей, слишком долго они с Джейсоном находились в дали от дома, семьи, друзей. Смотря на обездоленных детей она ощущала, как под ее сердцем бьется жизнь. Кат ничего не сказала Джейсону, она знала, каков будет его ответ. Он будет ее умолять бежать через Каталонию во Францию, он не позволит их ребенку родится в этом жестоком мире. Но Кат не могла по-другому, словно судьба звала ее, словно что-то крепко держало ее здесь. Она все также остро нуждалась в его любви и ласки, чем тяжелее становилось жить в Мадриде, тем сильнее становилась их любовь. Она жаждала жизни, и только он мог наполнить ею до краев. Дышать тяжелее, словно железные тиски сдавливали ее грудь, она так отчаянно хотела жить, будто бы эта жизнь утекала от нее, как вода сквозь пальцы. Ее нельзя было ухватить, как птицу счастья за хвост. Да, она звала на другую сторону жизни.
С трудом достав новые сапоги для этой зимы, Кат теперь думала, где бы раздобыть новых пеленок. Она шла в глубоких раздумьях, совсем не замечая ничего. По ночам после той ужасной ночи она больше не ходила. Найдя члена «пятой колоны» и полиции мертвым в сточной канаве, полиция устроила настоящую чистку их района. Их спасло одно, что фашисты не могли считать себя хозяевами города, и чувствовать в нем себя уверенно. Спасло их также, что они являлись членами интербригады, и покровительство Диего, советские агенты отвели от Фоксов все подозрения.
- Каталина! – услышала она знакомый голос.
- Черт, - Каталина подошла к сестре. Последний раз она видела Теодору, когда той было восемнадцать и она вышла замуж за Рамона, с тех пор прошло тринадцать лет, - О, Тео!
- Ты вернулась в Мадрид? Когда? – «ага, скажу я тебе так все», - подумала Каталина, улыбаясь сестре, а сама в глубине души призирая ее.
- Нет, я давно здесь с начала войны,- ответила Кат.
- Ты с ним? – Каталина нахмурилась, понимая, что Теодора имеет ввиду Джейсона.
- Да, - проронила Каталина, - у него есть имя, вообще-то.
- Приходи к нам. Поговорим, увидишь всех. Поругаем Франко и похвалим Республику, - Кат кивнула. Почему-то она не доверяла сестре, где-то в глубине души она ощущала, что это ловушка, что не стоит даже соглашаться. Но все же часть ее души требовала встречи с своей семьей.
Она пришла домой, зная что ужинать придется хлебом с водой, а что еще оставалось делать. За последние два года она сильно похудела, если бы Джейсон под страхом разоблачения не носил бы глюкозу, то она точно бы превратилась в скелет. Да, прежней Кат больше не было. Черты лица обострились, а черные глаза из-за темных кругов под ними, казалось будто прожгут. На кухне курил Диего, Каталина запахнула старенький жакет, чтобы было теплее. Он как-то многозначно посмотрел на нее, а потом печально заговорил.
- Тебя хотят арестовать, - начал он.
- Не понимаю… - она тяжело сглотнула.
- Ребята рассказали что некий Рамон Баррадос интересуется тобой. Ты не знаешь какое отношение он имеет к тебе? – Диего обратил на нее свои темные пронзительные глаза.
- Знаю, он мой бывший жених, муж моей сестры. Но при чем здесь все это? – Каталина отвернулась от Диего, - почему ты решил, что это я?
- Потому что, он говорил о некой сеньорите Саргос, - перед глазами все завертелось, от страха внутри все сжалось, - будь осторожна, им что-то известно. Известно про того беднягу, - они замолчали оба, а потом она ушла. Из-за беременности она плохо себя чувствовала, нельзя это показать всем.
Она долго думала над всем этим. Она должна пойти в отчий дом, чтобы все узнать, это нужно, чтобы помочь выбраться себе из беды, иначе пострадают все, а этого нельзя допустить.
₪
Каталина не сказала мужу, куда она пошла. Она немного подкрасилась, хотя вся ее косметика пришла уже не в годность, но другого ничего не было. Надела синее трикотажное платье, в котором прилетела в Мадрид три года назад, и старое серое твидовое пальто, купленное еще в Лондоне, в той жизни. Она легко добралась до родного дома, милая девушка открыла ей дверь, помогла снять пальто, спрашивая, не угодно ли ей чего-нибудь. В Лондоне она постоянно слышала эту фразу, но сегодня ей впервые стало стыдно, война изменила ее, заставила восстать против своей природы, отвергнуть все свое богатое прошлое. Она осмотрела в дом, где не была шестнадцать лет, дом, что она видела в своих плохих снах. Он почти не изменился, все тоже, только в глаза бросалась потасканная помпезность.
- Дочка, - услышала она, из музыкальной комнаты вышла Ленора с Урбино, - как мы рады тебя видеть.
- Здравствуйте, мама и папа, - сухо сказала Кат, - а где Тео.
- Я здесь, - она обняла сестру, - ты изменилась.
- Лондон меня изменил, - Каталина слегка улыбнулась, сдерживая себя, чтобы не бросит пару колких фраз, - и мой муж, - прибавила она позже.
- А он где? – Урбино показал жестом, чтобы они все сели на софы.
- Он – хирург, папа, конечно в госпитале, - фыркнула она.
- А Джулия? – о, неужели, они помнят, что у них есть внучка, даже ее имя помнят. Вот это да…
- Джулия и Флер у родственников в Кенте, - Каталина старалась понять поведение своей семьи. Они были слишком насторожены, словно ожидая чего-то или кого-то. Часто посматривали на часы, и просто вяло поддерживали беседу. Что бы все это могло значить? И где Рамон? Чувство страха подкатывало к горлу, Каталина пыталась загнать его подальше, но оно почему-то хотело прорваться наружу, будто бы предупреждая ее. Только потом она поняла, что все это значило.
- Сеньорита Саргос, - в гостиную вошли трое мужчин, вместе с ними был Рамон. Он изменился за эти годы, и стал верной шавкой Франко и ему подобных. Почему они сказали – сеньорита, в этой комнате все замужние дамы, и почему Саргос. Они подошли к ней, Кат тяжело вздохнула, теперь-то она знала, что это все значило. Рамон не хотел признавать факт ее замужества, - вы арестованы за шпионаж и убийство подполковника Торреса.
- Значит вот она твоя месть, - Кат нервно рассмеялась, - Я больше не испанка.
- Ошибаешься, Кат, ты наша гражданка, а со шпионами и предателями у нас один разговор. Берите ее, и поедем скорее, - Двое сопровождающих Рамона схватили ее за запястья, надевая наручники и завязывая глаза.
Кинув ее в машину, как мешок с картофелем, повезли по разбитым дорогам, как какой-то хлам. Ее выволокли из машины, провели через двор, а потом по сырым узким коридорам. Толкнув ее в карцер на каменный пол, она ушибла коленку. С глаз сняли повязку, а с рук наручники. Пахло смрадом, фекалиями и мочой, на камнях можно было разглядеть пятна крови, а свет в тюремное окошко едва пробивался, от чего казалось, что стены давят на нее. Были слышны приглушенные стоны и плачь, грубые выкрики и тяжелые удары в двери. Ей стало не по себе, Каталину вырвало в углу. Она ничего не ела с утра, принесли баланду с плевками, наверное, чтобы еще больше унизить заключенных или, чтобы проверить на стойкость, кто готов терпеть унижения. Она отодвинула миску, забравшись на соломенный тюфяк с клопами. Ночью за ней пришли.
Ей снова надели наручники и повязку на глаза, ведя по узким коридорам. Она услышала, как отворилась дверь перед ней. Каталину подвели к стулу, грубо на него сажая. Волна страха подкатила к горлу, она взяла себя в руки, во чтобы, то не стало она не должна показывать, что ей страшно. Ей в лицо ударил запах дорого одеколона и табака, с глаз упала повязка, кто-то стоял позади нее.
- Ну, вот мы и встретились, - услышала она знакомый бархатный голос. Голос что когда-то шептал ей на ушко нежности и слова любви, голос, что когда-то ее заворожил и влюбил в себя, обещая, но не исполняя.
- Хочешь мстить?! – прошептала она, Рамон рассмеялся, садясь за свой стол, нависая над ним угрожающе.
- Хочу, чтобы справедливость восторжествовала, - он стряхнул с сигареты пепел, в его темных глазах пылал гнев.
- О чем ты? – она говорила так, словно бросает ему вызов, словно она объявляет ему войну.
- Ты меня бросила, вышла замуж за это ничтожество, которое ты же мне и поможешь уничтожить, - Рамон стал ходить по комнате, не отрывая глаз от Каталины.
- Не трогай Джейсона! Тебе не понять, что такое любовь! Я влюбилась в него, в его жажду жизни, в его красивые слова и дела. Я хотела всегда быть с ним! – на ее лице играла злая улыбка, от чего первые морщинки у губ становились более явными.
- Так, что забыла все?! А ты не сказала ему, как млела в моих объятьях, как готова была отдаться мне, если бы тебя не сорвал с места твой отец! – Каталина опустила глаза, она больше не могла смотреть на него, от каждого его взгляда ей становилось не по себе.
- После того, что мы вместе пережили все остальное просто пыль, - тихо произнесла она, глядя на свои коленки.
- Как же прозаично, Каталина, и как лживо! – он бросился к ней, сжимая ладонью ее горло. Ей стало тяжело дышать, все начало мутнеть перед глазами, - шлюха!
- Так я тебе не нужна, - прохрипела Кат.
- Не нужна, но я уничтожу вас двоих, - троих, подумала она, Господи, троих…
- Ты не добьешься этого! – выпалила она.
- Еще как! А теперь скажи-ка мне, где прячутся эти поганые коммунисты, - его лицо в паре дюймов от ее лицо пугало Каталину, она призвала всю свою храбрость на помощь.
- Я не знаю…
- Знаешь, дрянь, - Рамон схватил ее за волосы на затылке, оттягивая голову вниз, чтобы легко было бы заглянуть ей в душу. Она нагло смотрела на него, внимательно изучая. Когда-то его сломанный нос привлекал ее, она считала это признаком мужественности. Давным-давно она восхищалась его квадратным подбородком с ямочкой, любила гладить его скулы, пропускать сквозь пальцы темные волосы, как лионский шелк на ощупь. Но сейчас она испытывала только призрение и ненависть к нему. Он прятался за этой грубостью, скрывая свою истинную натуру.
- Нет, - она плюнула ему в лицо. Рамон опустил ее волосы, отходя от нее, а потом, вновь подходя к ней, и с размаху дал ей сильную пощечину, от чего Каталина упала со стула на холодный пол.
- Дрянь… Увидите ее, - приказал он, - надеюсь, что сеньора Саргос подумает обо всем.
В камере она устало опустила на тюфяк, щека мучительно ныла, а кожу кусали вши. Она проспала до рассвета, утром принесли опять баланду с плевками, которые Кат аккуратно сняла с каши, немного поев. Это Рамон приказал, он хотел ее унизить, так чтобы она захотела спасти свою шкуру, сдав всех, включая ее собственного мужа. Когда ее снова вели в допросную, она молила Бога придать ей сил. Ее снова посадили на стул напротив Рамона, он вновь задал ей старый вопрос, ожидая нужный для себя ответ.
- Давай, Каталина, спаси свою шкуру. Сдай его и других. Ведь твой муженек убийца, - прошипел Рамон.
- Я ничего тебе не скажу, потому что ты лжешь! – Каталина уже двадцать минут находилась в опросной, а он так и не смог хоть что-то от нее узнать.
- Сучка, - взревел он, он жестом подозвал двух верзил, те больно схватили ее за плечи. Твердые пальцы впились в мягкую плоть, но Кат сдержала себя, она даже голосом не подала, как ей плохо. Они опустили ее голову в чан с холодной водой, повторяя это вновь и вновь, - ну же, Каталина. Скажи!
- Я ничего не скажу! – отрезала она, жадно хватая воздух.
- Увидите ее.
Целый день ее никто не трогал, ей не приносили ни еды, ни питья. Каталина предпочла просто поспать, забыться во сне. Под ее сердцем все еще билась жизнь, она, как и ее мать хотела отчаянно жить, хотела держаться за возможность остаться в живых, и никого не предать. Когда на улицу опустилась ночь, ее снова отвели к Рамону. Чего он хотел от нее, что ему нужно от нее? Неужели, он не понял, что она совсем не хочет причинять вред любящим ее людям? На что он рассчитывает? Он еще раз задавал свои вопросы, и она каждый раз ничего толком ему не говорила.
- Дрянь, - прошипел Рамон, как его может любить Теодора, как вообще можно любить такое ничтожество? Он схватил ее за талию, поворачивая ее к себе спиной, тесно прижимаясь к ее телу. Рамон швырнул ее на стол, задирая к вверху платье, и сдирая вниз нижнее белье. Его горячий орган уперся ей в бедро, Каталина ощутила, как он резко вошел в нее, обрушиваясь на нее всей силой. Нет, она не будет кричать, она не будет стонать от боли. Нет, она не его вещь. По щекам бежали горячие слезы, она ничего не скажет ему, даже если он сотню раз изнасилует ее, - Педро, - сказал он, обращаясь к одному из своих верзил, - хочешь ее?
Еще тринадцать дней Каталина терпела этот ужас. Ее били и насиловали самыми изощренными способами, о каких она не имела представления. Ее опускали в холодную воды, топив, душили, так чтобы темные пятна плясали перед глазами, сажали в тесную клетку, в надежде, что она наконец-то что-то скажет им. Разливали по полу похлебку, выливали фекалии у двери, но и это не помогало, они не могли найти рычаг давления на нее. Все было тщетно, Каталина приняла важное решение для себя. Ради любви стоило сделать это.
₪
Незадолго до рассвета дверь ее камеры распахнулась, на пороге стоял светловолосый священник. Кат поднялась с тюфяка, пытаясь встать, но ноги почти не держали ее. Она почти не ела все эти дни, ее постоянно рвало, и она плохо спала, испытывая вечную боль.
- Как Мадрид еще стоит? – спросила она слабым голосом.
- Мадрид сдался, - она тяжело вздохнула.
- Значит, мы проиграли.
28 марта Мадрид сдался, и никто, никто за эти годы не помог Испании, и теперь Испания пала под натиском фашистов. Кто следующий? Они позволили захватить этому авантюристу Гитлеру Чехословакию, разрешили им свернуть с истинного пути Испанию. Мир катился в пропасть. Все было почти напрасным. Теперь это стало достоянием истории. Эта была величайшая победа темных сил, миру предстояло пережить самую великую битву.
- Меня прислали исповедовать вас, - Кат очнулась от слов падре Антонио, - они сказали, что они не звери.
- У меня нет греха. У вас есть бумага и ручка? – спросила Каталина, падре кивнул, - вы передадите мое письмо и вот это, - она вытащила из-под тюфяка кулон, с фотографиями дочерей внутри.
- Я передам, ни о чем не думайте сеньора… - падре Антонио запнулся.
- Фокс, - закончила Каталина.
- Бог все простит, - он подождал, пока она напишет письмо, а потом ушел, скажет этим извергам, что сеньора каялась в изменах мужу. Она так молода, а ее уже ведут на расстрел. Почему жизнь так не справедлива? Своей ложью падре Антонио хоть спасет жизнь ее несчастному мужу.
На восходе солнца за ней пришли. Ее вывели на улицу, воздух был необычайно свежим сегодня, легкий ветерок колыхал волосы, а зарево, как пролитая алая кровь, озаряло все своим светом. Каталина в последний раз видела рассвет. Последний рассвет без Джейсона. Ее приставили к стене, она подняла глаза к чистому небу, ожидая вечного света. Она не могла смотреть в глаза своих убийц. Она думала о дочерях и Джейсоне, думала о Лондоне, и друзьях. Коснулась ладонью живота, там все еще билась жизнь, ее не смогли убить. Дали команду, открыли залп. Она не чувствовала боли, только, как жизнь уходит из нее. Каталина опустилась на землю, успев только прошептать:
- Я люблю тебя, Джейсон.
Дали еще один залп, темнота окутала ее навсегда…
₪
Диего открыл дверь, на пороге стоял священник, он не знал, что и сказать. После того, как ему стало известно, что арестовали Кат, вся его русская команда и испанские коммунисты ожидали, что к ним заявятся фашисты. Каталина ведь знала, где они обитают, приносила им сведения, так как она была истиной испанкой и ей было легко скрыться в толпе людей, легко узнавать их мысли и тайны.
- Вы сеньор Фокс? – спросил он, его голубые глаза наполнились слезами.
- Нет, Джейсон тебя ищут, - вышел высокий блондин, - может зайдем.
- Меня просили передать вам это, - падре Антонио протянул Джейсону письмо и кулон Каталины, - я видел сегодня утром вашу жену.
- Ее отпустили? – спросил нервно Джейсон. И Диего, и он понимали, что надежды почти нет, почти наверняка ее расстреляют, или же сошлют в лагерь. Но ни ему, ни Диего не хотелось убивать надежду, еще хотелось верить в чудо.
- Нет, я думаю, она уже там, где всем хорошо, - падре Антонио замолчал.
Джейсон открыл кулон жены, вспоминая, как он ей его подарил, как она радовалась тогда, как прощалась с дочерьми, пряча в него фотографии дочерей. Джейсон развернул письмо, вчитываясь в последние слова жены, адресованные ему.
Милый, любимыйДжейсон,
Миленький мой, не вини меня ни в чем, отдав свою жизнь, я спасла тебя и других. Я не смогла по-другому, ведь они грозились убить тебя. Ты должен жить, любимый. Прошу, живи ради меня, дыши ради меня. Я всегда буду с тобою рядом, в твоем сердце. Прости меня за все, дорогой.
Люби наших дочерей, воспитай их сильными и честными, верными и надежными. Я знаю, что больше никогда не увижу их, не увижу Джулию в свадебном платье, не увижу Флер взрослой, но это должен сделать ты за меня. Отдай им всего себя за меня, а я буду всегда с ними душой. Пусть они смотрят на небо и видят меня, пусть чувствуют ветер и думают обо мне. Скажи, что я любила их, скажи, что я не могла поступить по-другому. Когда Джулии исполнится восемнадцать отдай ей пол- галереи, вторую половину, когда вырастет Флер.
Я люблю тебя. Я любила тебя все эти шестнадцать лет, и люблю тебя до сих пор. Вечность станет нашей тайной, она скроет нашу любовь. Я боюсь думать, как бы сложилась моя жизнь без тебя. Встретив тебя в нашем любимом городе, ты помог мне, обрести себя. Ты научил меня жить, ты открыл мои таланты. Я боялась без тебя жить и дышать, но теперь ты должен это сделать. Я так люблю тебя, что внутри все разрывается. Не хочу повлечь тебя за собой, хочу подарить тебе жизни, которую не смогла сберечь сама. Я носила ее под сердцем…
Прости меня… прости, что не сказала тебе, прости, что не позволила тебе увезти меня отсюда, прости, что увезла нас сюда, и погубила нашу семью. Я погубила нас, и спасла тебя. Просто прости меня… Мне так больно, мне так трудно… Потому что, этот рассвет я встречу без тебя, рассвет, что примет меня в объятья света.
Я люблю тебя. Живи ради меня…
Твоя любящая жена Каталина.
Строчки, буквы все поплыло перед глазами Джейсона, внутри, что-то мучительно сжалось, а потом лопнуло. Это было его сердце. Как он будет жить без нее? Разве можно ее винить? Он тоже не мог поступить по-другому. Он не мог не привезти ее сюда, не мог не считаться с зовом ее сердца. Не хотел, чтобы она упрекала его потом всю жизнь, а он винил бы себя во всех ее душевных терзаниях. Честь и долг свились с любовью, жизнь сплела витиеватые кружева, кто знает, как переплетутся пути-дороги в будущем.
«Ах, Кат. Ты осталась там, где находилось твое сердце. Ты там, где расцвела наша любовь, а я? а я верну свое бренное тело, пустое без любви, домой, туда где мы были счастливы. Но я не хочу домой, там все напоминает мне о тебе. Наш ребенок, ты забрала его с собой, но я не виню тебя. Господи, я умру без твоей любви. Я жить не хочу без тебя! Почему ты решила все одна? Хотя я тебя понимаю, ты думала также как и я. Любовь это боль. После сладкой любви, трудно пробовать плод нелюбви. Ты это, Кат, знала всегда».
₪
Сентябрь 1939.
1 сентября Германия напала на Польшу, сделав это самым подлым способом. Итак, Польша стала первой жертвой Германии. Англия и Франция поспешили объявить войну нацистам, стало понятно боевые действия скоро начнутся. Мир замер в ожидании, ибо Гитлер жаждал быстрого удовлетворения, а другие не хотели принести большие жертвы. Началась очередная мировая война, вспыхнуло пламя. За неделю до этого Германия и СССР подписали договор о дружбе.
- Как ты думаешь, что это? – спросил Виктор Фредерика, когда они вчетвером ужинали на Хэрфорд-стрит. Виктор кинул на стол газету с карикатурой на Сталина и Гитлера, где один невеста, другой жених.
- Я не думаю, что это союз. Большевики не дураки, - Фредерик говорил горячо, сильно при это жестикулируя, - Здесь кроется что-то другое. Возможно, Сталин боится что ему придется отпираться от нацистов, и бороться с подружкой Германии на востоке.
В конце сентября Виктор принял важное решение для себя и своей семьи. Друзья восприняли это спокойно, дым еще не пошел, стоило ли так беспокоиться? Но, как покажет время, Виктор, будто чувствовал, что Европа уже никогда не будет прежней. Артур решил, что он останется в Лондоне, их дом находился на юге-западе и вряд ли немцы будут его бомбить. Фредерик и Вера тоже остались в столице, он как и Артур, считал, что нельзя бросать «Хомс и Ко» на произвол судьбы. Сайман остался так же в городе, они с Роуз мало теперь общались, только сын связывал их.
- Диана, собирай самые ценные вещи, остальное нужно спрятать в погреб, в тайный шкаф, мебель завесим. Мы уезжаем в Аргентину к моей тетке.
Они бежали за океан от войны, бежали туда, где будет мир. Они еще не знали, что судьба разлучит верных друзей, навсегда расколет мир до и после, проведя толстую линию во времени. Предстояли годы борьбы мира за счастье. Подули холодные ветра, влекущие за собой беды. Что же ждало их дальше? На этот вопрос ответ знало только время…
«Человеческая жизнь – это то, что человек приобрел и что он стремиться приобрести»
Дж. Голсуорси «Сага о Форсайтах»
Глава третья.
Битва за мир.
Октябрь 1939.
Листья ложились на землю изумрудной и опаловой россыпью. Солнце проникало сквозь плотно сплетенные в причудливые узоры ветки, опаляя светом траву, терявшую свою свежесть. Ветер поднимал пыль с дороги, кружа ее вместе листьями. Сев на жесткую траву, достав из коробки из-под любимых маминых туфель старенький фотоаппарат, она стала снимать. Джулия любила делать снимки, она находила, как ей казалось, самые удивительные мгновения жизни. За четыре года она повзрослела, она поняла, что для нее все поменялось. Живя вдали от Лондона, не видя своих друзей, ей пришлось стать опорой для своей маленькой сестры. Она полюбила Кент, и полюбила Беверли-Холл, но она скучала по своей семье. Наступил уже октябрь, война в Испании давно закончилась, и родители должны были давно вернуться в Лондон. Она все гадала что же могло их задержать? Первый год письма приходили часто, потом все реже, в через два года после их отъезда совсем перестали приходить вести из Испании.
С Флер и Андрианой они были очень близки, не смотря на то, что Джулия являлась самой старшой из них троих. В Бененден, где она училась, у нее было не так много друзей, девочки относились к ней предвзято. Не нравилась ее открытость, Джулия говорила все напрямую, не прикрывая истину красивыми словами. Невзлюбили и ее испанскую страстную натуру. Она говорила глубоким голосом, она смотрела томным, но не вульгарным, взглядом. В ее образе всегда скользила непринужденность. Темноволосая, кареглазая со смуглой кожей, она скорее напоминала южную красавицу, нежели северную розу. Этим августом ей исполнилось четырнадцать, совсем скоро и она впорхнет во взрослую жизнь.
Девушка прошла в дом, она заметила Эверта, сына Риса, целующегося со своей новоиспеченной женой Морион. Ее кольнул острый укол ревности. Эверту было всего лишь двадцать четыре, а он уже был женат на простушке Морион. Что он в ней нашел? Что же в ней красивого? В этой плоскогрудой, как бревно, холодной блондинке? Этим летом она поняла, что влюблена в него. Он рисовал, как мама, правда его картины были несколько странные, смысл в них приходилось искать долго. Не для кого не секрет что Рис и тетя Маргарет познакомились на выставке Эверта в галереи Каталины, и все знали, что сама Кат находила его работы несколько темными и мутными, но что-то в них все-таки было. Джулия бросила взгляд на эту сладкую парочку. Эверт прижал Морион к стене, дневной свет бросал золотые отблески на его персиковую кожу и рыже-золотистые волосы. Она млела от его пронизывающего взгляда, отводила лицо, чтобы не встретится с ним глазами, чтобы не сойти с ума от этих серых глаз напротив.
Джулия прошла в гостиную, где уже все было готово к чайной церемонии, и где были все кроме молодого Кендалла и его уродины, похожей на пуделя, и прислуживающей, как спаниель. Как же актуальны слова Мэри Уоллстонекрафт.
- Кто-то приехал, - прокричала Андриана, подбегая к окну в гостиной. Джулия пожала плечами, положила коробку на диван, аккуратно положив мамин фотоаппарат.
- Боже мой, Джейсон, - Маргарет показалось, что она увидела приведение.
- Всем привет, - сказано это было, как безрадостно, в его голосе звучала боль и печаль. Джулия увидев отца, соскочила с дивана, чуть не опрокинув коробку.
- Папа, - он распахнул для нее свои объятья, - папочка…
- Ты совсем выросла Джулия, почти невеста, - он вдыхал аромат духов Кат, а на запястье девушки красовался ее тоненький золотой браслет с жемчужной подвеской. Она явно старалась подражать матери. Джулия распаковала часть вещей, привезенные из Лондона, Каталина все сетовала, что нельзя оставлять квартиру с вещами. Как же Джулия стала похожа на мать, примеру сестры последовала Флер, - а ты больше не малышка, а красивая девчушка, - Флер подросла. Они с Джулией были совсем разными, Флер блондинка, голубоглазая – северная красавица. «Как ангел и демон», - подумал Джейсон, прижимая к себе дочерей, - как я рад вас видеть.
- Папа, а где мама? – он тяжело вздохнул, боясь и ожидая одновременно этого вопроса.
- Мамы нет… она… - Джейсон набрал полную грудь воздуха, - ее расстреляли, - повисла тишина, - в марте. Я не смог приехать к вам, простите меня. Два месяца я помогал скрываться коммунистам и русским, а потом жил во Франции, но началась война…
Джейсон замолчал, увидев как боль отразилась на лицах дочерей. Джулия сдерживала слезы, а Флер стирала их украдкой. Остальные смотрели на него с сочувствием. Джейсон продолжал обнимать девочек, чувствуя, что это пытка для него, что смотря на них он вспоминает о Каталине. Она была так молода, ей было всего лишь тридцать шесть, еще вся жизнь впереди, и ее безжалостно отняли.
- Она просила меня через священника вам отдать это, - он протянул Джулии конверт из коричневой плотной бумаги, перевязанный толстой почтовой веревкой, - я думаю, вам следует открыть его наедине.
Джулия взяла за руку Флер, они ушли в спальню старшей сестры. Всю дорогу Джулия еле сдерживала слезы. Теперь она должна заменить сестре мать, а отцу помощницу по дому, пока он не жениться. Женился же папин учитель, Рамсей Грандж, спустя много лет, и женится и он, когда боль окончательно его отпустит, а она станет совсем взрослой. Закрыв плотно за собой дверь, Джулия посадила Флер на кровать. Лужок, их серо-рыжий кот, как ржавое поле с серыми земляными плешами, приветственно промурлыкал. Девушка разрезала веревку, из конверта выпало письмо и мамин золотой кулон в форме сердца.
- Прочитай вслух, - попросила Флер.
Милые мои девочки,
Я знаю, что никогда вас больше не увижу, и мне от этого больного. Очень больно. Все дни своего заточения, после каждой пытки я смотрела на ваши портреты, постоянно в мыслях находясь рядом с вами. Вы имеете полное право меня осудить, сказав, что я плохая мать, но я любила вас всем своим сердцем. Джулия тебе будет очень тяжело сейчас. Ты должна стать наставницей Флер, должна ее научить быть сильной и храброй, всегда живущей своим умом. Вы должны быть такими. Сильными и несгибаемыми, свободолюбивыми и не зависимыми.
Этот кулон отдай Флер, а мое золотое кольцо с фиолетовым аметистом себе. Пусть это будет вашей маленькой памятью обо мне.
Я люблю вас.
Ваша мама.
Джулия обняла Флер, плотина прорвалась, на нее обрушилась волна чувств, и она зарыдала. Они долго плакали, утешая друг друга, еще не зная, что у все их страхов и опасений, комплексов и проблем станет ключом этот день, когда они потеряли свою мать, когда им пришлось расстаться с прежней жизнью. Джулия прощалась с детством навсегда, чтобы стать сильной ей пришлось заново родиться в боли и горе.
₪
- Мне нужно съездить в Лондон, - начал Джейсон, они все сидели за обеденным столом, пили чай и молчали, у Кендаллов не было принято говорить за столом.
- Мы вернемся в Лондон? – спросила Джулия, поглядывая на Эверта, потому что он туда отправлялся.
- Дочь моя, идет война, - язвительно ответил Джейсон, - нужно быть подальше от столицы, ее будут наверняка бомбить.
- Ты бросишь нас здесь, а сам будешь жить там? – Джулия еле сдерживала свои эмоции, как он мог так поступать? – Кент тоже не самое безопасное место!
- Нет, мне нужно проведать друзей, я буду работать здесь, хороший врач еще никому не помешал. Тем более, дорогая, здесь наши летчики, а это верный залог безопасности хотя бы чуточку.
Джейсон приехал в Лондон, ощущая боль, с которой он немного успел смериться и научился жить. Лондон уже не был тем крикливым и праздным, как прежде, тишина наполнила улицы, словно выжидая чего-то, город делал вид, что живет как и раньше. Неискушенный человек не заметил этого состояния Лондона, но только не Джейсон, выросший в столице. Да, Лондон, его любимый город, за четыре года изменился. Все те же ароматы, все те же краски и музыка, но магия этих площадей и проспектов перестала так завораживать, как в начале этого минорного десятилетия. Джейсон вошел в свою квартиру во французском квартале, чувствуя, как его одолевают воспоминания. Прошло полгода, он так и не смог отпустить себя, по ночам ему снилась Кат, а смотря на Джулию он видел жену. Однажды он сказал ей, чтобы она не копировала Каталину, не пользовалась ее духами, не надевала ее вещи, не говорила так, как она. Ее можно было понять, мать стала для нее примером, но это сбивало с пути смирения Джейсона.
Проведя пару дней в квартире, дождавшись выходных, он решился навестить сначала Веру и Фредерика Сван. Он приехал к завтраку, прислуга торопливо открыла дверь, он даже не дал ей, известить хозяев. В гостиной его встретила светловолосая девочка, похожая на мед, так как кожа, волосы и глаза именно такого оттенка. Он понял, что это Елена. Как же она выросла, она младше Джулии всего на два года, но выглядела почти так, как она.
- Здравствуй Хелен, - Елена уже смерилась, что ее имя в устах англичан звучит немного по-другому, - помнишь меня?
- О, дядя Джейсон, - воскликнула она, - а где Джулия?
- Она в Кенте, я передам ей привет, - он двинулся в строну столовой, - где твои родители?
- Они в столовой пьют кофе, - Джейсон открыл дверь столовой, Вера с широко распахнутыми глазами, напоминала ему ту девчонку, что прибыла недавно из России.
- О, Джейсон, - Фредерик встал, обнимая прерывисто друга, - а, где Кат?
- Кат расстреляли в марте, - старательно скрывая чувства, ответил он.
- Мне очень жаль, - прошептала Вера, - как ты?
- Учусь жить без нее. Чертовски сложно, - он изобразил слабую улыбку, - а как вы?
- Мы неплохо, компания работает, хотя чего я вру, - Фредерик посмотрел на друга, - Аманда умерла в прошлом году в феврале, разбилась на машине.
- Как такое могло случиться? – Джейсон отпил кофе.
- Все очень сложно, друг мой. Сайман завел интрижку, почти ровесница его дочери, она забеременела, родила сына, Аманда узнала. Домой она ехала видно собирать вещи, - Фредерик перевел дыхание, - прости.
- Я налью тебе чая, - Вера плеснула из второго заварочного чайника чай в другую чашку.
- Как давно это длиться? – спросил Джейсон.
- Что? А это?! Теа уехала в Голливуд прошлым летом, - добавил Фредерик.
- Ты не ответил, как давно?
- Пару лет, - поняв, о чем спрашивает мужа Джейсон, сказала Вера.
- Понятно, кто ставил диагноз? – продолжал расспрос Джейсон.
- Слушай, следователь, хватит, сам разберусь, - отрезал Фредерик.
- С этим не шутят, - Джейсон вытер губы салфеткой, в Марселе, где он жил после Испании, ему пришлось заново постигать манеры, которыми он безукоризненно владел в той жизни, до этой войны.
- Сам знаю, - пробурчал Фредерик.
Они еще долго проговорили, а потом Джейсон ушел, до наступления сумерек он должен был успеть в Портси-хаус проведать Саймана. Старенький «форд» с трудом завелся, Джейсон позволил пользоваться своей машиной Вере и Фредерику, но по всей видимости они почти на ней не ездили. Джейсон оставил автомобиль у дома, свет горел только в кабинете Саймана. Прислуга сразу узнала его, впуская в дом. Он безошибочно двигался в сторону кабинета друга. Он постучался, услышав приглашение, зашел. Сайман поднялся, на его лице застыло немое удивление.
- Здравствуй, Сайман, - Джейсон прерывисто обнял Саймана.
- Как твоя жизнь? – Сайман постарел за эти годы, похоже последние события выбили его их привычной колеи.
- Как у всех вдовцов, - просто сказал Джейсон, присаживаясь в кресло.
- Значит Кат погибла, - выдавил из себя Сайман, понимая, что их боль общая, похожая.
- Нет, ее расстреляли эти ублюдки, - он еле сдерживал рвущийся наружу гнев, - я знаю о тебе, сочувствую. Но как ты мог допустить все это? Ты ее любил и предал!
- Ты ничего не знаешь! – прошипел Сайман, - Тебя здесь не было! Знаешь, что я пережил за эти годы?! Ее ненависть к Теа убила во мне все, все, что было во мне доброго. Я нуждался в любви, и ту появилась Роуз. Да, она старше моей дочери всего на четыре года, но мне было хорошо с ней. Она забеременела, родила сына, Теа нас поддерживала во всем.
- Как та девушка и твой ребенок? – Джейсон залпом выпил виски.
- Я редко ее вижу, а Джулиана я очень люблю. После смерти Аманды все стало каким-то сложным, - Сайман потупил взгляд, - ты вернешься в Лондон?
- Нет, я остаюсь в Кенте с дочерьми.
- Я тебя понимаю, - прошептал Сайман, - бежишь от воспоминаний.
Джейсон еще не был готов увидеть остальных. Воспоминая обрушились на него с новой силой, будто на него упал пятиэтажный дом. Он терялся в этом городе, смотря на знакомые вывески, на зеленые сады, гладь Темзы, ощущал, как внутри него все переворачивается. Проезжая мимо галереи Кат, он почувствовал очередной приступ одиночества. Только через пять дней собравшись с силами, он решился навестить Артура и Урсулу.
В Грин-Хилле жизнь, как всегда кипела. Джейсон отметил, как вырос Чарльз, юноше исполнилось уже восемнадцать, он поступил на журналистский факультет, мечтая стать поэтом, хотя он боялся славы и признания. Темные кудри завивались на лбу колечками, темные глубоко посаженные глаза казались пугающими, в Чарли было что-то, что отталкивало. Энди, ровесница Джулии, выглядела вполне взрослой и обаятельной девушкой. Такая же зеленоглазая шатенка, с острым язычком и пытливым умом, как ее мать.
- Все также влюблена в медицину? – подколол ее Джейсон.
- Да, - ответила она, поднимая нос к верху. Впервые, за столько месяцев он по-настоящему рассмеялся.
Он остался на ночь в доме Урсулы и Артура, проговорив с ними до полуночи. Артур за эти годы изменился, он стал жестче что ли, когда Джейсон покидал Лондон, Артур занимал всего лишь лидирующую позицию в госпитале, но сейчас он стал заведующим. Конечно, каждый день приходилось трепать нервы, дома приходилось бороться со странностями сына, и поддерживать внутреннее стремление Энди, ведь из нее получиться потрясающий врач, стоит вспомнить только, как она стала ассистенткой отца, спасая мать. Одна Урсула осталась все той же. В свои тридцать девять она выглядела безупречно, все также покоряя общество своим умом и красотой. Времена изменились и они все вместе. Они уже не являлись теми юнцами, готовыми покорять этот неприступный Лондон, бороться за любовь и играть пышные свадьбы. Их времена безропотно уходили в прошлое, а вместе с ними и они, выдвигая вперед новое поколение – их детей.
Гарден-Дейлиас встретил Джейсона холодным молчанием. Он вошел в дом, замечая пустые комнаты, завешанные стены и окна, похоже кроме Барбары здесь никого нет. Барбара пугливо смотрела на него, протянув ему какой-то конверт.
- Где они? – Джейсон столько лет не видел Хомсов, для него было разочарованием, что они продавали дом.
- Уехали три недели назад в Аргентину, у сэра Виктора там живет тетка, - ответила служанка, - сэр Виктор уехал из-за войны…
₪
Наконец-то свобода! Наконец-то она избавиться от страха, каждый раз подступающего к горлу, видя лица и слыша голоса своих мучителей. Сможет спокойно спать, не смотря на войну, обнять сыновей и увидеть друзей. Вдохнуть и исцелиться окончательно воздухом Лондона. Она с радостью покидала Берлин, позади остались все невзгоды. Лондон ждал их с Вильямом. Правда новости ее не совсем обрадовали.
Вильям в возбужденном состояние пришел к жене, он стал кидать кипы своих бумаг со стола в старый кожаный чемодан. Мария долго наблюдала за ним, стоя на пороге, не решаясь зайти в комнату. Неужели провалилась очередная операция, или еще хуже их деятельность рассекретили, и им пришлось скорее заметать следы. Мария шагнула к мужу.
- Что случилось, дорогой? – спросила она с тревогой.
- Мы уезжаем из этой дыры! – крикнул он, - мы уезжаем! Все война началась, этот идиот Чемберлен проглядел все на свете. Он не мир привез нам из Мюнхена, а позор! – это было, как раз 2 сентября, когда Англия и Франция объявили войну Германии, - Господи, только коммуняги оказались правы! Он разделается с нами, а когда те подготовятся, дай Бог, задавят этих треклятых немцев!
- Когда мы едем? – спросила Мария, ощущая, как волнение захватывает ее.
- Через неделю, неделю мы побудем во Франции, а потом в Англию, - он улыбнулся ей, притягивая ее к себе.
- Счастье, а вдруг тебя опять куда-нибудь пошлют? – с тревогой в голосе задала она вопрос.
- Не отправят, меня позвал Черчилль, в адмиралтейство, я нужен своей стране там, а не где-нибудь, - Мария счастливо вздохнула, Вильям нашел ее губы, приникая к нем в нежном поцелуи.
Приехав в Лондон, Мария не могла надышаться его воздухом, она не могла не налюбоваться этим городом, что звал и манил ее в юности. Долгих шесть лет она умирала от расставания с ним. Мария сразу же принялась вновь обустраивать свой дом на Виктории-роуд, приглашая в гостей, давая понять всем, что она все та же, ослепительная леди. Ей было всего лишь сорок два, но она смогла сохранить былую молодость и привлекательность, для всех казаться феей. Мария горевала по Аманде, по Каталине, переживала за Теа и брата. Она не застала их всех и все из-за этого проклятого Берлина. Брат оставил ей длинное теплое письмо, сообщая, что решил спасти свою семью. Конечно. Это было немного эгоистично с его стороны, а что еще ему оставалось делать. Сейчас они все, старые друзья, старались жить, как могли, не взирая и не опираясь ни на кого. На Артура свалилось бремя ответственности, и конечно, он и не думал уезжать из города, да и Урсула сказала, что будет помогать всем во время войны. Джейсон остался в Кенте, убегая от воспоминаний. Вера аргументировала тем, что кто-то же должен защищать культурные ценности Британской империи. Фредерик не мыслил, как он главный фармацевт, бросит Лондон в трудные минуты. Война разделила их, развела в разные стороны и возможно уже навсегда.
- Мама, я ухожу на войну, - заявил Кевин. Мария посмотрела на него, совсем не понимая сына, зачем ему это, неужели война его удел?
- Ты с ума сошел! Пока они все сидят в окопах, но подожди, все не будет так легко, как ты думаешь, - ответила она.
- Я знаю, я хочу быть полезным своей стране, как отец, - Кевин отвернулся от матери, - мы же Трейнджи, мы просто обязаны служить своей родине.
- Ты еще и Хомс, и им абсолютно не обязательно служить своей стране, - заключила Мария, - каждый раз, как кто-то из нашей семьи пытался жить так, то что-нибудь да случалось.
- Я сыт этими байками, мама, - Кевин снова повернулся к ней, - когда, ты поймешь, что я не тот мальчик! Мне уже двадцать один! Я хочу сам все решать! – самодовольный мальчишка, подумала Мария, и тут же одернула себя.
- О, в этом ты Хомс! – Мария истерично засмеялась, - спроси у дяди Джейсона, он тебе расскажет, как там было сладко на войне!
- Я спрашивал. Этот вопрос закрыт, мама! Ты всегда твердила, что будешь разрешать выбирать свою судьбу, что в этом ты отличаешься от своих родителей. Но сейчас, я вижу, ты не лучше их, - широкими шагом он вышел из комнаты, оставляя мать в раздумьях.
Он прав. А чем она лучше Каролины? Она поступала так же, как и она, абсолютно нехотя считаться с мнением и решением сына. А он ведь вырос, и уже давно. Славу Богу, что Джастин не выкидывал подобных номеров, он хотя бы понимал, что пока ему необходимо учиться. Мария ожидала, что Вильям будет придерживаться такого же мнения, как и она, но он оказался на стороне сына. После Нового года Кевин собрался воевать с немцами.
Мария снова пережила тот ужас переживаний, что и пережила четверть века назад. Время «долго перемирия» ушло в прошлое, пришла новая эпоха. Кто знает, какую карту разыграет новое время.
₪
Ноябрь - декабрь 1939
Буэнос-Айрес заворожил их всех, очаровал своей непонятной магией, заманил в сети нотками аргентинского танго, и ароматами аргентинского вина. Прилетев в Аргентину, Виктор пожалел, что хорошо говорил по-французски, и совсем не знал испанского. Как же ему сейчас не хватало Джейсона или Каталины. Только в столице этой чудной страны, он заметил, что Джордж не плохо говорит, наверное, научился у Джулии, и смог легко объяснять таксисту, куда их везти. Они ехали молча, в разных машинах, каждый из по-своему прощался с Англией, кто знает сколько они пробудут здесь. Виктор строил планы, подумывал через пару-тройку лет отправить Джордж в Америку получать образование, если война затянется. Война, только это слово звучало в голове, оно вытеснило все прежние мысли о старых заботах.
Поместье «Приют Мечты» поразило их своими размерами. Зеленые поля, осиянные горячими лучами благодатного поля, отдаленно напоминая Ирландию. Трава только после дождя становилась плотным благоухающим ковром. Дожди здесь были нечастыми гостями, но когда они шли, в отличии от лондонских, (порой казалось они вечные) совсем не утомляли. Радуга раскидывалась на глубоком, бездонном небе, смотря на которое казалось смотришь в бесконечность. Вокруг поместье Ленце почти не было деревьев, почти не слышался шелест листьев, не чувствовалось утренняя свежесть леса. Роскошные фруктовые сады настолько одурманили разум, заволакивая другие воспоминание о других ароматах. Часто скача по пыльным дорогам, можно было беспредельно долго смотреть на линию, где небо встречалось с землей, сливаясь в мягком объятье. Впервые оказавшись у секвойи, Виктор почувствовал связь с детством. Дерево было испещрено надписями – признаниями в любви и верности. Чего только оно не повидало за свою длительную жизнь. Их жизнь здесь отличалась от лондонской, другие люди, другие мысли, другой мир, к которому они быстро привыкли, но в глубине души отвергали его.
Их встретила маленькая служанка темненькая служанка, говорящая на английском. Трехэтажный коричневый с белой отделкой дом просто утопал в английских и тропических цветах. Колонны подпиравшие огромный балкон, где находились кресла и столики, обвитые лианами, на каждой ступеньке ведущей в дом стояли кадки с маленькими кустами роз, а перед входом в дом рос в расписном горшке гибискус. В гостиной стало прохладно, во время сиесты солнце всегда необычайно горячо. Виктор оглядел стены обитые небесно-голубым муаром, резную мебель из красного дерева. К ним вышел седой мужчина под руку с молодой дамой. Диана улыбнулась, поздоровалась. Женщина помогла сесть мужчине в кресло обитое плюшем.
- Я Виктор, помните меня, - поняв, что перед ним Даниэль Ленце, начал Виктор.
- Отчего же помню. Кристины нет, - он вздохнул, - она умерла полтора года назад.
- Нам очень жаль, - вставила Диана. Виктор всех представил.
- Это моя дочь Мелоди, - его кузене было всего лишь тридцать пять лет. Она совсем не была похожа на женщину из рода Хомс. Тоненькая, маленького роста, со светлыми волосами собранными в греческий узел, серые глаза, как у Даниэля ярко сверкали в полумраке гостиной, - Консуэло, - Даниэль позвал кого-то, из светлого коридора выбежала темноволосая девчушка, примерно ровесница Роберта, - а, это моя внучка. Познакомься, это твои кузены Роберт и Джордж, и кузина Элеонора.
- Я не буду с ними играть, - фыркнула она по-английски, - а если будут обижать Мануэл их побьет!
- Еще чего, - ответил Джордж, - больно надо.
В 1894 году, в восемнадцать лет Кристина вышла замуж за дипломата Даниэля Ленце, что начинал свою карьеру в Дублине. В отличии от своего брата Эдварда, она отличалась силой духа и целеустремленностью. Уговорив отца отдать ее за племянника английского лорда Роктона, она вышла замуж по любви. Дезмонд и Фелисите были очень рады за дочь, и даже хотели, чтобы они остались в Ирландии. Но Даниэль, который был старше своей жены на десять лет, не хотел всю жизнь прозябать в Дублине, и принял предложение о работе в посольстве в США. В последний раз Кристина видела брата на его свадьбе с их соседкой, в тот же год она уехала. В Вашингтоне родился их сын Майлс, бывши младше Виктора на год, а потом и появилась на свет Мелоди. После Первой мировой войны Даниэль продолжил свою работу в посольстве. Однажды их друзья пригласили их в Аргентину, где они купили небольшое ранчо, за месяц проведенный там чета Ленце влюбилась в эту страну. Майлс женился на прекрасной американке Стейси, стал заниматься строительством метро и дорог, навсегда поселившись в Штатах, а вот Мелоди не спешила выйти замуж. После окончания своей работы, выйдя на заслуженную пенсию, Даниэль купил поместье в Аргентине. Кристина с энтузиазмом принялась обустраивать новый дом, совсем не желая вернуться в Ирландию. Иногда они были в Нью-Йорке, очень редко в Европе. Аргентина стала их домом. Мелоди, очарованная этой страной, вышла замуж за аргентинца, политика Альфредо Аллонсо, но счастье это было недолгим, когда дочке Консуэло исполнилось четыре, его нашли застреленным у их дома в Буэнос-Айресе. Убийц так и нашли, хотя поговаривали, что Альфредо поплатился за свои социалистические взгляды. Мелоди перебралась к отцу, она опять была беременна, но потеряла последнюю нить связывавшую ее с любимым мужем.
По-испански Хомсы быстро научились говорить, Виктор без страха и сомнений отпускал Диану в город вместе с Мелоди. Они ходили по магазинам, принося забавные вещички. Диана еще надеялась, что они вернуться в Лондон когда-нибудь. Но если Гитлер победить? Что тогда? Что тогда будет? Пока не приходило тревожных сведений о потерях и баталиях, пока немцы выжидали, пока англичане и французы и остальные не расслабиться окончательно, потеряв всякую бдительность. Что ж тогда будет? Наполеон не смог покорить его страну, неужели это сделает этот чертов немец? Эта война буде превосходить по жестокости все предыдущие войны, событие до войны уже говорили об этом. Мы все решаем сами, и мир сам решил, что будет дальше, совсем не ведая о последствиях.
Дети беззаботно проводили время, Консуэло все-таки быстро привыкла к юным Хомсам. Утром наспех завтракая сыром с фруктами и домашними лепешками, они бежали кататься на лошадях, часами проводя под солнцем, в них уже с трудом можно было увидеть половину ирландской крови. На обед их с трудом можно было дозваться, хотя Даниэль быстро раскусил их, узнав, что они лазали по фруктовым деревьям, лакомясь спелыми плодами. Часто можно было услышать плески воды и смех, стук ударов теннисной ракетки о мяч или споры по поводу того или иного научного факта. Правда, Джордж не очень-то часто проводил время со всеми. Четырнадцатилетнего мальчика интересовали, как и прежде пресловутые химические реакции, поэтому он предпочитал много читать. А вот Роберт и Элеонора живо воспринимали игры Консуэло и Мануэла. Мануэлу было пятнадцать, и им с Джорджем было очень сложно найти общий язык. Мануэл знал о своей неотразимости и великолепии. Этот шатен с пылкими синими глазами, мужественными чертами знал, как очаровать любую девчонку.
- Джордж, брось свои замашки, - вторил ему Мануэл, - неужели ты женишься на первой попавшийся?
- Заткнись, может эта первая попавшаяся окажется всей любовью моей жизни, - отвечал Джордж, не разрешая, аргентинцу смеяться над ним и его принципами.
Вечером в гости часто заходили соседи, родители Мануэла. Октавия и Карло являлись красивой парой. Он чуть моложе Виктора, пылкий, страстный и неверный. Карло говорил, что Октавия никогда не узнает о его грехах, и никогда не станет устраивать скандала. Соблазнять чужих жен и незамужних девиц было выше его достоинства, но посещать бордели, он считал милым делом. Безусловно, женщины сходили с ума от него, женщины всегда любят мужчин с мужественной красотой, смотреть на жесткие черты лица, темные почти мрачные глаза, жесткий рот, черный шелк волос. С Карло Виктор ощущал свободным, но он не его друзья, в нем не находилось то остроумие и серьезность присущая только его друзьям.
Виктора беспокоила Октавия. Она охотилась за ним. Ее томные взгляд насмешливых ореховых глаз был направлен на него. За ужинами она, словно невольно касалась его маленькой ножкой, крутила пряди золотистых волос, пив вино и смотря на него поверх бокала. Она соблазняла его движениями, он оставался ко всему этому абсолютно равнодушно. Виктора не прельщали ее прелести, ее многообещающие тело. Нет, у его есть любовь Дианы, он не может еще раз ее так жестоко предать. Он любил ее. Главная черта характера Дианы заключалась лишь в одном – она всегда пыталась видеть в людях что-то хорошее. Она и толком не замечала какая на самом деле Октавия, а Виктор не пытался разочаровать и развенчать представления Дианы.
Кто знает сколько они пробудут здесь, осталось перестать считать дни до отлета, и наконец научиться принимать новую действительность. Иначе их жизнь здесь станет настоящей мукой для них, а от тоски по любимой Англии разовьется хандра, что будет все снедать из внутри.
₪
Март – август 1940.
Тихо прошмыгнув по винтовой лестнице, ведущей в вниз, на кухню, Джулия оглянулась, чтобы ее никто не заметил. Она свернула в узкий коридор, бросая взгляд на музыкальную комнату освещенную лунным светом. В серебряно-голубом мерцающем столбе стояли двое. Она безошибочно узнала Эверта и его плоскогрудую жену. Она знала, что он ее не любил и женился на ней лишь из-за того, что ее отец являлся крупным меценатом. У Эверта хватало любовниц, кто этого не знал? Джулия фыркнула, проходя на кухню. Лучше бы он ушел на войну и не мозолил ей глаза, не вводил бы ее грех, ей порой думалось, что уже никогда не отмоется от этих грешных мыслей. Любить женатого мужчину, это настоящее преступление, это настоящий ужас. Джулия налила себе кружку смородинного пунша, отрезала кусок вишневого пудинга, и ей нужно поесть, а то пока она будет проявлять снимки, просто умрет с голоду.
Полночи девушка провела за проявкой, рано утром все вышли на завтрак. У Кендаллов было принято рано садиться за стол. Эверт поехал потом в Лондон, отец пошел на вызов, а Маргарет решила заняться штопкой вещей. Флер Андриана убежали играть в сад, не смотря на ветряную погоду. Джулия с книжкой, с очередным романом Голсуорси, и большой чашкой чая отправилась в музыкальную комнату. Джулия читала быстро, но успевала насладиться каждой новой строкой, в школе ее невзлюбили за быстроту чтения, да и за философские заключения.
- Вот, ты где маленькая шпионка! – услышала Джулия, она подняла лицо, смотря на Морион.
- Это вы о чем? – спросила она, невинно хлопая ресницами.
- Ты шпионишь за мной! – прошипела Морион.
- Зачем? – Джулия про себя усмехнулась, только не уверенная в себе женщина будет ревновать своего мужа к девчонке.
- Эверт не будет спать с тобой! – с угрозой произнесла Морион.
- Больно надо! – Джулия отмахнулась, почти не скрывая своего раздражения по отношению к этой «глисте в скафандре», да, и именно так, умная мысль, таких надо именно так звать.
- Смотри, у меня, я слежу за тобой! – и Морион вышла из комнаты.
- Вот дрянь! – сказала Джулия, отпивая свой слегка остывший чай. И чего этой Морион надо, может подозревает, что у Эверта интрижка? Но тогда не здесь, а в Лондоне. Что-то часто он туда на наведывается в последние месяцы. В Европе бушевала война, а за окном грело апрельское солнышко. Славу Бога, что Англию Гитлер не трогает. Джулия вжалась в кресло, и не заметила, как уснула.
Джейсон весь ужин бросал на нее гневные взгляды. Она почти его не знала, за эти годы он изменился, как и она сама. Он порой не понимал дочь, она не понимала отца, и это пугало Джулию. В голову лезли всякие глупые мысли. А что если он ее не любит, не любит и ненавидит за то, что похожа на мать. О, глупые мужчины! Они хотят казаться сильными, но совсем не представляют, что приходится вынести женщине. Джулия потупила взгляд. Черт с ним! Он не имеет право на ее жизнь, раньше надо было думать! Что хочет, то и делает. А она будет похожа на мать!
- Джулия, зайди ко мне, - отец не смотря на ее, ушел наверх к себе в спальню. Она зашла в свою комнату, причесалась, оправила платье вязанное Маргарет. Оно было из крашеной темно-зеленой шерстяной пряжи. К горловине, она сама пришила кружевной белый воротничок, а юбка мягкими складками ниспадала от тоненькой талии.
Она постучала в дверь, отец впустил ее к себе. Джулия спиной ощущала его гнев, и от этого ей стало еще обидней. Она его родная дочь, разве можно так? Чем она провинилась все же? Что же такого натворила?
- Что ты творишь? – отец стал наступать на нее, его голубые глаза злостно сияли, - что ты делаешь?
- А что я делаю? – дерзко спросила она.
- Не играй со мной, Джулия, - он схватил ее за плечи, - зачем ты соблазняешь Эверта?
- Что? – ее темные глаза стали, как блюдца, а губы сложились в букву «о».
- Ты все прекрасно понимаешь! – он отпустил ее.
- Ничего я не понимаю! – она топнула ногой, - я не малолетняя девчонка, чтобы так со мной разговаривать! Мне скоро будет пятнадцать!
- Ты моя дочь! – парировал Джейсон.
- Так и говори, как с дочерью! Я не дура, чтобы играть в такие игры! Я не шлюха! – в этот момент Джулия совсем не напоминала ему Каталину. Да, Кат тоже была такой же пылкой и стойкой, но в Джулии находилось что-то еще, что он не мог пока разглядеть.
- Я не говорил этого, - прошептал Джейсон.
- Почти сказал, - она плюхнулась в старое плюшевое кресло, - а ты ведь совсем меня не знаешь, - Джулия резко поднялась, направилась к двери, - и не понимаешь, - она повернула ручку и вышла.
Вот это да, вот это девчонка! Даст отпор кому угодно, даже отца собственного не побоялась. Вот умничка! И почему он, как идиот, ведет себя. Она же его дочь, а он не пытается ее даже понять. За полгода он так и не узнал, чем она интересуется, какие у нее успехи, что она думает, ведь она давно выросла из детских платьев, а он продолжает примерять их на нее. Каков дурак! Джейсон тихо рассмеялся, похоже, призраки стали понемногу рассеваться, оно начало его отпускать, и он подумывал вернуться в Лондон, раз Гитлера не интересует Британия. Но как он подумал об этом, началась битва небо за Британии.
₪
«Странная война» продолжалась недолго, и больше немцы не хотели и не могли ждать. Англия и Франция предпочли ждать, а Гитлер с радостью принял правила этой игры. Они надеялись в эти месяцы перекрыть артерию Гитлеру на море, думая, что хорошо укрепленная «линия Мажино», сдержит завоевателя. Но как тигр, затаившийся в кустах перед прыжком, готовясь застать врасплох добычу, так и Гитлер готовился к своему прыжку зверя. В апреле практически без боя сдались Норвегия и Дания, в этом году Англия останется без рождественской елки. В мае маленькие государства решили не сопротивляться врагу, Голландия, Люксембург и Бельгия, посчитали, что лучше отдаться по доброй воле. Франция стала беззащитна, она совсем не думала, да, и не собиралась укреплять границы с этими государствами. Мир замер в ожидание, кто чуда, кто очередной беды.
Запахло добычей, и конечно же, Италия не могла остаться в стороне, пирог не могли делить без нее. 24 июня Франция сдалась, подписав капитуляцию в Компьенском лесу, в вагончике Генерала Фоша, где двадцать два года тому назад Германия отказалась от войны. Какая ирония судьбы. В те года, Франция сопротивлялась, как могла, пуская и с чужой помощью, но сейчас сильная армия пала за считанные дни. Она стала шавкой фашистов, новая столица – Виши, новый правитель – Петен показывали свою преданность. Кто бежал в соседнюю еще свободную страну, кто остался и ушел в подполье.
Теперь очередь стояла за Англией. Но англичане не хотели сдаваться. Не считая завоевания Вильгельма, они никогда не сдавались, а чужие ноги не спутали на эту землю. Никому доселе не удавалось покорить Британию. Флот старался держать оборону, авиация пыталась давать достойные отпоры, и еще у Англии появился спаситель. Народ и правительство призвало Черчилля, вложив ему в руки надежду, надежду на спасение своих любимых островов. В это время Кент, где жил Джейсон оказался в центре событий, но пока английские летчики были там, то и остального не стоит бояться. Они не станут лакомым кусочком для этого поганца Гитлера, ибо они английский народ, ибо они свободны. Жить стало труднее, жить стало тяжело, но, если они не перенесут стойко это испытание, то что произойдет с миром? Неужели, на всех наденут кандалы? А других убьют? Боже, спаси и сохрани Англию и короля Георга VI, пусть не мечтают возвести на трон Эдуарда VIII и его отвратительную жену.
Сейчас нужно собрать все силы и волю в кулак, иначе Британия не выстоит.
₪
Осень 1940.
Лондонбомбили каждый день, надеясь его разрушить до основания. 9 сентября они совершили первый налет, и теперь бомбы взрывались не только в других графствах. Пятьдесят семь дней подряд находясь в Грин-Хилле, загородом Англии, Урсула слышала как тарахтят самолеты. Этом шум преследовал ее, неужели над родным небо всегда будут летать чужеродные стальные птицы? В эти печальные дни Артур всегда был в госпитале, привозили множество раненых, с оторванными конечностями, и осколками в плоти. Она скучала без него, каждый вечер он звонил ей, и она слышав треск в трубке и его усталый голос, засыпала. Все эти пятьдесят дней она молилась за него и за друзей, оставшихся в столице. После 5 ноября бомбежки стали реже, но от этого Англии легче не дышалось.
Урсула поднялась с постели, Артур снова пропадал в госпитале, в прежние времена она бы приревновала его к работе, но сейчас его новый статус обязывал его. Она не должна его ревновать к долгу и стране. Урсула быстро причесалась и умылась холодной водой, для горячей почти не осталось дров. Урсула облачилась в брюки и потрепанный свитер, спустилась вниз завтракать. Нэна поджарила яичницу с гренками, замоченными в молоке с солью. Чарльза Артур отправил домой, хотя ладить с сыном ей становилось с каждой минутой тяжелей, словно они жили на разных планетах. От его характера и частых смен настроений страдали все. Энди пыталась не дуться на брата, но чаще они ругались, как кошка с собакой.
- Доброе утро, мам, - Энди поцеловала мать, садясь рядом с ней.
- Где Чарли? – Урсула подала дочери ее любимый джем.
- Сказал, что в не настроение. Мама, когда это закончиться? – Энди подула вверх, убирая так челку с глаз. Надо подстричь ее, подумала Урсула.
- Дорогая, я не знаю. Твой брат просто не вырос. Твой отец в этом возрасте был решительным, ему приходилось выкручиваться, - зазвонил телефон. Урсула остановила Энди рукой, показывая, что сама ответит, - Алло?
- Урсула, милая, - она прикрыла ладонью трубку, говоря Энди:
- Это папа. Здравствуй любимый, - она не скрывала радости в голосе.
- Урсула, твой отец умер, - ее словно ударили, - ты меня слышишь?
- Да, - потерянно прошептала она, прикладывая кулак ко рту. Костяшки пальцев побелели, а в уголках глаз выступили слезы, - я приеду, - она замолчала, а потом добавила, - мы приедем.
- Мам, что случилось? – Энди подошла к матери, обнимая ее за плечи. Она уже догнала мать в росте, и однажды их приняли за сестер.
- Твой дед умер, - у Урсулы дрожали губы, - о, чего же я плачу, ему было столько лет, столько лет… - Рамсею Гранджу еще не было семидесяти, но он прожил полную насыщенную жизнь, его потомки могли им гордиться. Его здоровье подкосила внезапная смерть старшей дочери, отъезд внучки, война и океан разделивший его со младшей дочерью.
Урсула набрав полные легкие воздуха, постучала в дверь сына. Ей никто не открывал, тогда она решила сама войти. Чарльз лежал в постели, что-то писав, вокруг кровати валялись груды смятых страниц с неровными буквами.
- Мам, что ты здесь делаешь? – он с опаской взглянул на нее.
- Хватит валяться, собирайся, мы едем в Лондон, - строго и грозно сказала Урсула.
- Я не поеду, у меня муза, - с видом важной птицы ответил Чарли.
- Черт, ты будущий барон Уэсли, веди себя достойно. Твой дед умер, мне не до тебя, - она громко хлопнула дверью.
Похоронив Рамсея, дом на Логан-Плейс заколотили, ожидая лучших времен, в Кэтлин вернулась обратно в дом сына и невестки. Урсула не смогла долго горевать, ибо горечи еще придется хлебнуть много, она познает ее вкус сполна. Так заканчивалось их печальное десятилетие, а ведь когда-то все было так прекрасно, но за эти годы столько произошло, что все лучше поблекло, растворилось, стало незначимыми почти забытым. Слова печаль и горечь затмили все, превращая в рабов все остальные эмоции и радости. Все только начиналось…
₪
Войдя в дом с охапкой корреспонденции, и услышав печальные новости из Европы, стало немного не по себе. Солнце сильно припекало, и белая кожа стало больше похожа на кору берез. В это время в Англии уже прохладно, льют проливные дожди, туманы по утрам мягко, словно пуховое одеяло, обволакивают город, а листья как пестрые бумажки летают днем, танцую свой озорной танец. Но вряд ли, там видят все это великолепие, другие заботы, на время отвлекают от всего на свете. Конечно, сюда тоже приходят дожди, прибивая пыль к дороге, но в такие минут все больше тебя охватывает хандра. Она далеко, там за морем, там она – Родина.
Виктор стал смотреть свою стопку, отдельно откладывая газеты, в другую стопку письма для Мелоди и Даниэля, среди ничего не значивших конвертов для него, замелькала телеграмма из Лондона. Это было от Артура. Может бомба попала в завод? Или разбомбили офис на Тюдор-стрит? Он осторожно вскрыл конверт, буквы промелькнули у него перед глазами, складываясь в страшные слова. Рамсей умер… Умер Рамсей… Виктор сел в кресло, его учитель, его тесть ушел в иной мир. За эти двадцать шесть лет он стал ему всем. Именно, Рамсей заметил его, выделил среди прочих студентов, и впоследствии стал для него всем. Боже, что же он скажет Диане? Она обвинит его во всех смертных грехах. Ведь именно он настоял, чтобы они уехали из Лондона, именно он уверял ее, что так будет лучше всем. Но и не сказать он не имеет право. Как он будет выглядеть в ее глазах, когда правда всплывет наружу? Она же уйдет сразу же, он не переживет этого еще раз! Такой глупости, как они свершили в молодости, он больше не сделает. Ему уже не тридцать три ему уже сорок четыре! Критический возраст. Когда сложно все начинать сначала, а от страха одиночества все замирает внутри.
- Виктор, - Диана, цокая каблучками, вошла в гостиную, - что с тобой?
- Рамсей умер, - в нем прорвало плотину, он так редко показывал ей, что у него на душе. Лишь в редкие минуты ей удалось застать его врасплох, и ей удавалось каким-то чудом спасать его от эмоциональной бездны.
- Папа, - прошептала она.
- Мне очень жаль, Диана. Я…
- Ничего ты не понимаешь! – вспылила она, - это ты во всем виноват! Я даже не смогла похоронить отца!
- Как будто ты одна что-то потеряла! – крикнул он, - я потерял второй раз отца и учителя!
- Не делай из себя мученика! – он подскочил к ней.
- Я делаю?! Я думал о своей семье прежде всего! Ты знаешь что твориться в Лондоне, что пятьдесят семь дней бомбили Лондон! – он замолчал.
- Плевать! Эгоист! – она замахнулась, собираясь дать ему пощечину, но он схватил ее за запястье.
- Думай, что хочешь, дорогая. Я опять все спущу на тормоза! – она слышала, как его сердце бешено бьется.
- Тогда в этот раз мы разведемся, - прошептала она, - о, Виктор, - река хлынула, шлюзы открылись, слезы горячем потоком побежали по щекам, - Виктор, - она прижалась к нему, он обнял ее, нежно гладя волосы, - Виктор…
- Ничего, ничего. Это должно было случиться когда-нибудь, - они долго стояли прижавшись друг к другу, утешая, даря надежду на лучшую жизнь.
Дома в тесном кругу они устроили вечер памяти Рамсея Гранджа, умер последний герцог Леннокс, из их рода, следующим герцогом стал троюродный племянник Рамсея – Эрик Грандж. Диана смерилась с неизбежностью жизни, все приходит, все уходит. В боли мы и рождаемся. Но Виктора беспокоила не только личная трагедия, Октавия продолжала на него охоту. Мужчина не может вечно сопротивляться соблазну, не может не замечать вкусное блюдо стоявшее перед ним. Помогите высшие силы устоять соблазн.
Октавия нашла его на террасе. Виктор в темноте курил свои сигареты, мысли его витали далеко отсюда, и он совсем не услышал, как Октавия подобралась к нему. На ней было легкое сиреневое платье, лунный свет лишь только обнажал ее тело, просвечивая его сквозь ткань. Октавия закурила, опираясь о перила, соблазнительно улыбаясь и выгибаясь. Она томно вздохнула, подходя к нему еще ближе.
- Ваша жена далека от вас, - робко начала она, словно осторожно ступая по тонкому весеннему льду, - личная трагедия всегда портит семью.
- Неправда, - без раздражения ответил Виктор, - мы много вместе пережили за семнадцать лет. Почти не развелись, четыре года были чужими людьми, она знала о моей интрижки. Это уже нас не отдалит.
- Да, она просто святая, - Октавия тихо усмехнулась.
- Нет, просто это любовь, сеньора, - она специально подчеркнул последние слово, показывая дистанцию между ними.
Он потушил сигару, и собрался уйти. Октавия перехватила его за плечо, но он брезгливо снял ее пальцы с себя. Нет, этой женщине никогда не получит этого мужчину. По мимо зла в мире еще жила любовь. Та любовь, что вызывает жалость и чувство неполноценности у других. Ее, хрупкий цветочек, может сломать сильный ветер, но ее можно защищать, потому что с годами хрустальный цветок превращается в стальной.
₪
Весна - осень 1941.
Письма с Ближнего Востока приходили редко, Мария порой боялась их читать, боялась смотреть стопку почты, приходившая и из Аргентины, и с других концов страны, найти среди них похоронку из Египта. На Ближнем Востоке немцы стремились взять под опеку все нефтеносные армии, подчинив Францию, Гитлер получил ее протектораты, если он завоюет Англию, следующим станет Иран, а потом… страшно подумать, что случиться потом. Всю весну Югославия дралась за свою свободу, уже пол-Европы лежало у ног немцев, а у Британии уже почти не было сил держаться и бороться. Письма из Аргентины почти перестали приходит, в море разворачивались жестокие бои. Германия еще мечтала отрезав все морские пути Англии сломить ее окончательно, с другой стороны Япония ломилась в англо-французские колонии, подчиняя одну за одной, оставляя за собой лишь выжженное поле. Мир дрожал и готов был рухнуть под натиском темных сил. 22 июня рано утром Германия напала на СССР. Вильям приносил дурные вести, то там, то тут противники Гитлера несли поражения. Новое десятилетие началось печально.
- Мам, нам нужно поговорить, - начал Джастин, ему уже было восемнадцать. Высокий статный юноша, похожий на свою мать в отличии от Кевина. Мария замерла, убирая руки от лица, смотря на него с невозмутимым спокойствием.
- Что-то произошло? – Мария скрывая настороженность в голосе, ощутила дрожь в теле, боясь то, чего он скажет ей.
- Я хочу к Кевину, на войну, - Мария изобразила жалкую улыбку, чувствуя, как в ней поднимается гнев, что она готова задушить его за такое.
- Ты не понимаешь…
- Боже мой, все я понимаю, - Джастин вынул из внутреннего кармана кожаной куртки какую-то бумагу, - отец мне помог, меня направляют в часть Кевина.
- Это сумасшествие, - возразила Мария.
- Нет, мама, это мое решение. Мир дрожит, но его еще можно спасти, - он подошел к ней, обнимая ее за плечи. Он был выше ее ростом, поэтому ее голова легла к нему на широкую грудь, он погладил ее скованные плечики, утешая и подбадривая, - ну, прости меня. Если мы умрем, ты можешь гордиться мной и братом.
- Ты знаешь, какого это пережить своих детей? – Мария вздрогнула.
- Знаю, я видел тетю Аманду, но ты сильная, мама, ты же дочь лорда Хомс, помнишь? – он тихо засмеялся.
- Помню, - прошептала она.
- Я тоже это помню, - Джастин прижал Марию еще сильнее к себе.
Он уехал через две недели в Египет, к брату. Прошлым летом итальянские войска решились завоевать Судан и Кению, и отобрать у Англии Сомали. Кевин Трейндж оказался в гуще событий, он вместе с эфиопским партизанами его отряд освобождал завоеванную еще до этой кровавой бойни. Итальянцы бежали, как последние трусы, бросая технику. К этому лету Восточная Африка была свободна, это, конечно, была победа, но это победа блекнул на фоне поражений. Тяжелее все обстояло в Египте и соседних французских владениях. Осенью в прошлом году Кевина перевили в Египет, участвовал в боях против наступавших сил итальянцев, защищая границы британского владения. Декабрь 1940 и февраль 1941 стали самыми страшными месяцами в жизни Кевина, его товарищи умирали, он видел смерть каждый день, и это причиняло ему неимоверную боль. Огромная армия «Нил» смогла очистить Египет, Муссолини испугался, прося помощи у своего «друга». До Кевина Трейнджа доходили печальные новости, армия Роммеля выбила англичан из Ливии в марте 1941. Летом враги опять стояли у границ Египта
Когда Джастин приехал в часть, он быстро нашел брата. Кевин сидел со своими товарищами, чистил сапоги, и они что-то бурно с ругательствами обсуждали. Джастин бросил свой тюк в казарму. Они находились в Александрии, дух древности и востока одурманивал и обострял все чувства. Его брат не был совсем рядовым солдатом, его уважали, его геройству поражались все. Джастин всего покорял всех своим обаянием и общительностью, он легко находил общее темы с людьми. Попав в элитную часть базы, Джастин не ощутил себя чужим, он же еще один сын лорда Трейнджа. Имея прекрасную физическую подготовку, и пройдя школу лицемерия в Берлине, Джастин заработал превосходную репутацию среди арамейских товарищей. Деятельность отца приносила свои плоды, благодаря жизни то во Франции, то в Германии, он свободно мог говорить. И в отличие от своего старшего братца он мог быть не просто воякой, а разведчиком, и командование умела на него свои планы. Кевин, даже с его желанием делать политическую карьеру, не мог соперничать с ним в части дипломатии. Там в Берлине Кевин получил благосклонность нацисткой элиты, кривить душой он мог, но иногда Кевину не хватало духу сдержать себя, и чтобы не наломать дров, он просто тихо уходил по-английски. Джастин же всегда легко находил компромисс, из него бы получился бы стоящий политик, это даже отметил Черчилль. Вильям не зря его сюда отправил, младший сын, если выживет, пройдет блестящую дорогу политика или дипломата.
Однажды вечером он вышел прогуляться, подышать теплым южным воздухом. Он шел, поскрипывая гравиям, увидев в окне медицинского пункта два силуэта. Он подошел ближе. Красивая медсестра марокканка Надин обнималась с его братом. Надин была прелестна, еще в первую их встречу Джастин успел разглядеть ее, темные арабские глаза притягивали его, а волосы как червленое золото говорили, что она совсем не арабка, позже он узнал, что ее отец являлся испанским начальником, а мать арабкой. Внебрачная дочь легко относилась к подобным романам. Надин стояла в одном нижнем белье, она опустилась на колени перед Кевином, у Джастина захватил дух. Конечно, у него были подружки, но таких вольностей они себе не позволяли, все было более невинно, чем сейчас. Он развернулся и ушел.
- Где ты вчера был? – тихо задал утром вопрос Джастин.
- Гулял, ушел после отбоя, - ответил Кевин, зажигая сигарету.
- С ней? – Кевин напрягся, уставившись на брата.
- Ты что шпионил? – Джастин сжал брата за предплечье.
- Может и да. Ну, и как огонь? – Кевину совсем не понравилась такая ирония брата.
- Тебе, что завидно, - а Джастина выводило его деланное спокойствие.
- Еще чего, - фыркнул он.
Джастин ревновал брата, завидовал ему, конечно, здесь находились и другие медсестры, но он хотел именно эту. Все же решившись зайти к Надин, Джастин, как ему показалось выбрал самый нелепый предлог. Он постучал, она открыла дверь, впустив его к себе, юноша попросил таблетку от головной боли, она принесла воды и пилюлю. Джастин невольно прикоснулся к ее бедру, и она ответила ему. Надин поцеловала его, он с силой стиснул ее в своих объятьях, усаживая на стол. Она оказалась проворной девчонкой, от этого пламени, что она вызывала в нем, Джастину становилось не по себе. Он жадно проглатывал ее стоны, грубо гладя ее гладкую кожу. Удовлетворение было еще даже сильнее, чем его ожидание. Так хорошо ему еще никогда не было. Счастливый он пошел к себе.
Всю осень, что они прожили в ожидания боя, они занимались любовью с одной и той же женщиной, совсем не подозревая об этом. Во время войны ничто не могло быть вечным, кто знает, как сложиться все дальше. Сегодня нельзя загадать завтра, жизнь здесь скоротечна и трагична. Они не могли заглянуть даже в завтра, откуда и было знать, что эта связь станет одной из причин трагедии далекого будущего, такого далекого, что страшно смотреть вперед. А будет ли оно, это будущее? Жизнь сплела еще одно причудливое кружево в английском саду.
₪
Посмотрев на себя в зеркало, Роуз увидела жалкую женщину. Понятно, почему она больше не волновала Саймана. Она опустила пуховку в маленькую баночку с остатками пудры, размазанной по краям. Хотя причин можно найти много. У него умерла жена, дочь, их ключница от их счастья, уехала в Штаты, и еще началась война. В дни бомбежки той страшной осенью она приезжала к нему, и все пятьдесят семь дней жила с ним. Но за это время он даже не прикоснулся к ней. Большее время он проводил с Джулианом, играя и рассказывая ему длинные истории. «Хотя чего ты ждала Роуз, - подумала она, собирая пшеничные волосы в косу, - думала, что он все бросит и прибежит к тебе. Бросит жену, а после ее смерти сделает тебе предложение? Какая же дура, Роуз! Ты всегда это знала, знала, что женатые мужчины редко бросают своих жен». Она подкрасила ресницы, оправила шерстяное синее платье. Вместе с Джулианом она собралась на встречу с Сайманом. Лондон этой осенью бомбили мало, хорошо, что все свои силы Гитлер перебросил на красных, хоть Англия могла вздохнуть чуть-чуть свободнее.
Сайман их уже ждал за столиком. Она сняла палантин, вдохнув знакомый аромат его одеколона. Джулиан радостно обнял отца, целуя его в обе щеки. Роуз счастливо улыбнулась, она довольствовалась и этими пустыми ничего не значившими для него минутами.
- Как ты? – вдруг услышала она.
- Спасибо, не плохо, - она работала секретаршей в военном ведомстве, печатая статистические таблицы, оставив свою блистательную жизнь модели.
- Ты могла бы жить у меня, все-таки загородом менее опасней, - Сайман ей улыбнулся. Конечно, его терзает чувство вины, что она здесь одна, слышит каждый день взрывы бомб, да новости о смертях.
- Нет, спасибо. Я проживу сама, как жила до этого, - Роуз горделиво подняла подбородок.
- Это эгоистично, Роуз, я хочу помочь, - Сайман попытался накрыть руку Роуз своей ладонью.
- Да, может быть. Но где ты был, когда ты мне был нужен? – бросила упрек она, - Когда я разрывалась между работой и сыном? Ты мне нужен был…
- Я не мог, Роуз! – возразил он, - я не мог! Ты же знаешь это!
- Нет, не знаю, - спокойно сказала она, - смерть жены это трагедия, но ты закрылся от нас!
- Роуз, - он мягко заставил ее замолчать, - я виноват перед тобой. Тебе не понять, что чувствовал я. Я до сих пор чувствую вину перед Амандой.
- Почему не понять! – она надула губы, как обиженный ребенок, - я тоже ощущаю себя виноватой, что втянула Теа в это, что ты изменил своей жене. Аманда не заслужила этого.
- Роуз, выходи за меня, - Роуз замерла, не понимая то ли радоваться, то ли плакать. Она отвернулась от него, поджимая нижнюю губу, чтобы не расплакаться.
- Я не могу…
- Но почему, Роуз? Мне нужен наследник, Теа никогда сюда не вернется, она там в Голливуде звезда, муж летчик и сценарист. Я одинок… Гордость нам обоим не поможет. Прошло уже три года…
- Сайман… - она успела только вздохнуть, как он ее поцеловал.
- Давай распишемся и обвенчаемся сегодня? – в ее глазах появились слезы.
- А что потом? – Роуз уже улыбалась сквозь слезы.
- У нас все будет потом. Ты такая сегодня красивая, - он снова обнял ее.
Они расписались и обвенчались в этот же день, Роуз стала новой леди Портси. Они приехали в Портси-хаус, и вновь обрели себя в объятьях друг друга. Он вновь наслаждался ее юным телом, впитывая в себя аромат ее кожи и волос. Ее платье тихо скользнуло на пол, какая же она красивая стала, роды не сделали ее хуже, а только усовершенствовали, то что дала природа. Роуз соскучилась по нему, он наконец-то забыл Аманду. Он жил сегодня ночью, впервые жил за эти несколько, со смерти Кассандры. Роуз дышала громко, до боли стискивая его плечи, шепча ему в ухо разные слова, что шепчут все влюбленные. Сайман поцеловал ее в шею, неужели сейчас не поздно начать все сначала? Когда-то он просто находил в ней утешение, сейчас он чувствовал, что любит ее. Он заснул в ее теплых объятьях, чувствуя спокойствие и любовь. О, чудесный апрель…
Через неделю Роуз поняла, что ей нужно за вещами в ее квартиру в Лондоне. Они поехали втроем в столицу. Забрав ее вещи с ее новой квартиры у метро «Бэнк», поздно вечером они выходили из подземки на улицу. Солнце сегодня почти не выглядывало из-под темных облаков, наверное, пойдет дождь. Сайман обнимал ее за талию, Джулиан остался с Бекки, служанкой Саймана. Роуз переполняло счастье, ей хотелось кричать от счастья, хотелось сказать всем, что она счастлива, они прошли вместе такой трудный путь, что трудно верить, что все это не сон, а явь. Раздался привычный грохот и тарахтение, в небе парила стальная птица, они как всегда ориентируются на собор Св. Павла, чтобы знать куда бить.
- Роуз, - Сайман куда-то ее оттолкнул, она отлетела в сторону, оказавшись вдали от метро. Бомба точно попала в метро «Бэнк», под завалами находилось сотни человек. Роуз подняла голову, чувствуя что с ней ничего не произошло, если не считать ободранную коленку. С трудом поднявшись с асфальта, Роуз увидела людей разбиравшие завалы. Где еще вдали разрывались бомбы и пылали кроваво-желтые огни.
- Сайман, - его нашли под завалом вместе с девушкой, которую он решил спасти, - Сайман, - он еще слабо дышал, - помогите пожалуйста, - крикнула она, - отвезите меня в госпиталь в Челси.
- Вы с ума сошли, дорогуша, - услышала она от мужчины в сером пальто.
- Я отвезу, вас, - кто-то помог донести бездыханного Саймана в машину. Роуз ничего не замечала, ни сложностей дороги, ни разрушенные дома, убитых людей, и летящие над Лондон самолеты.
В два часа ночи, Саймана внесли в госпиталь. Артур Йорк заметив знакомую девушку, хотел было уйти. Это из-за нее погибла Аманда, помогать этой дряни будет кто-нибудь другой. «Сайман», - услышал он, Артур все же обернулся, растолкал толпу медсестер, увидев на носилках друга.
- Быстрее, ко мне в операционную, - крикнул он.
Адская ночь только началась для него и для всего Лондона. Он пытался спасти друга, он так хотел, чтобы он жил, но одного его желания было недостаточно. Он впервые в жизни проклял Бога, в первые в жизни плакал над операционном столе. Потому что сегодня этой ужасной ночью умер его друг – Сайман Портси. Он выгнал всех, оставшись с ним наедине. Осколочных ранений было столько, что просто удивительно, что не умер мгновенно. Набравшись сил и храбрости, Артур вышел из зала, подходя к Роуз, что сидела на скамейке и плакала.
- Роуз, я доктор…
- Йорк, я знаю, - она вытерла слезы, она встала, смотря прямо ему в глаза, - как он?
- Роуз, - черт, как же тяжело. Он сотню тысяч раз говорил эти слова, почему сейчас слова застревают в горле, - его нет… я… - девушка побледнела и упала в обморок.
1 мая 1941 года пятьсот пятьдесят бомбардировщиков люфтваффе сбросили на город в течение нескольких часов более сто тысяч зажигательных и сотни обычных бомб, в ту ночь смерть унесла около полторы тысячи человек, доведя разрушения Лондона до катастрофы. Еще свежо было воспоминание о рождественской бомбежке прошлого года. Лондонцы окрестили ее вторым пожаром. Власти были готовы рыть братские могилы для потенциальных жертв налетов, но не позаботились создать достаточное количество убежищ, чтобы избежать этих жертв. Лондонцы спасались от бомбежек в метро. Большинство горожан просто залезали дома под одеяло и молились. Это был последний налет на Лондон, Гитлер бросил все свои силы на Россию.
Саймана похоронили рядом с Амандой, его первой женой. Из жизни ушел талантливый психолог, Сайману недавно исполнилось сорок девять. Для их семьи и друзей это стало еще одной страшной потерей. Урсула, как и Артур тяжело переживала это, она хотела поговорить с ним о сыне и так не успела. Фредерик и Вера прибывали в такой же печали, вот и остались они вчетвером в любимом городе, напоминавшим руины. До Джейсона письма не доходили, так как и Кент тоже иногда бомбили, а из-за сражений на Атлантике теперь невозможно было писать Виктору. Война разбила вечных друзей, они уже не те, их времена уходили в не бытие.
₪
- Джулия, где тебя черти носят? – опять опоздала, подумала девушка. Она скинула перчатки и толстый шарф, кидая на маленький диван. Стянув сапоги, Джулия лихорадочно стало искать домашнее туфли. После уроков она целых два часа делала снимки. Осень всегда ее привлекала, ее завораживала это простая умирающая красота. Она искала необычные краски, хотя черно-белые фотографии не передавали всего этого великолепия. Да, природа могла выразить вечность. Джулии не удалось пройти мимо разгневанного отца. Джейсон стоял у колонны, сложа руки на груди, - где ты шатаешься?
- Папа, я…
- Как всегда снимала, - продолжил он, - надо знать меру, Джулия. Время, всегда помнить о времени.
- Я не такая пунктуальная, как ты! – выпалила она, ставя на пол тяжелую сумку с фотоаппаратом.
- Это плохо, Джули, - Джулия вздрогнула, как давно ее никто так не называл, даже не привычно было слышать, - врачебная карьера требует пунктуальности.
- У-у, - Джулия с упреком посмотрела на Джейсона, - я не стану врачом, я буду фотографом.
- Это тебя будет кормить после войны?! – возмутился он.
- А почему и нет! Я ненавижу биологию, - девчонке всего было шестнадцать она уже твердо знала, что хочет от жизни, это открытие потрясло Джейсона.
- Иди, к себе, помоги Флер с арифметикой, - услышав теплоту в голосе отца Джулия рассмеялась:
- В ней мы профаны… - Джейсон засмеялся вместе с дочерью, - неужели, не понял?
- Да, понял, - буркнул он, - конечно, понял.
Вечером он зашел к дочерям, они сидели на большой кровати Джулии, что-то рассматривая. Он стоял на пороге, боясь войти в комнату, разрушить эту идиллию. Джулия так стала похожа на Каталину, те же смешливые страстные карие глаза, тот же слегка вздернутый маленький носик, мягкие скулы, смуглая кожа, круглое лицо, обрамленное пышной копной каштановых волос. Флер же в свои шесть лет полностью являлась его копией. Безусловно, эта ангельская красота станет причиной многих мужских бед. Ни один мужчина не устоит перед голубоглазой блондинкой, пускай и холодной с виду.
- Смотри, это трупы, - прошептала громко Флер, - а это окопы. А это мама, что это Джулия?
- Какая-то площадь, - небрежно ответила она, - а вот на этой, что ты видишь? – Джулия положила перед Флер какой-то снимок.
- О, это есть в нашем архиве, это же испанские бабушка и дедушка, будто бы мама снимала втихаря, - Флер склонилась над клочком бумаги, - почему ты только сейчас их проявила?
- Потому что, только летом их нашла, - заговорщически произнесла Джулия.
- Как всегда, это секрет? – Флер приложила палец к своим губам.
- Да, - успела только прошептать Джулия, как услышала скрип на пороге, - папа, - Флер быстро натянула покрывало, скрывая следы преступления, хотя уже было поздно.
- Джулия, покажи и мне, - они обе думали, это отец сейчас будет орать на них, но вместо этого, он сел рядом с ними, воскрешая давно забытые дни его мадридской жизни. В памяти всплывали ужасные и милые образы, и в каждом присутствовала Каталина. В сердце не возникала та щемящая боль, с которой он приехал в Лондон, время постепенно залатало его больную израненную душу. Джейсон ушел, поцеловал их в щеки, как это делала Кат когда-то, зная, что его сердце начинало жить.
Как-то быстро прошла ночь, а за ней и суббота. После воскресной мессы Джулия снова побрела в сторону ржавых полей. Она села на старое дерево, следя за косяками птиц, слушая песни ветра. Машинально достала из сумки аппарат, начиная снимать поле, по которому пробежался заяц, колыхание мертвых трав и кружащие листья. Она отняла от лица фотоаппарат, замирая на несколько мгновений. Чьи-то теплые руки просунулись под ее потрепанное пальто, девушка ощущала согревающие тепло и нежность. Она знала, что он здесь, чувствовала кожей, чувствовала разумом. Джулия так и не смогла вытравить Эверта из сердца, так и не смогла забыть его, она просто стала избегать его, но сердцу-то вед не прикажешь. Она выдохнула, его теплые ладони оказались на ее груди. Нужно остановить Эверта, пока не поздно, подумала она, но целомудренные мысли улетучивались в миг. Ее руки начали ослабевать, и тут она вспомнила о своей драгоценности, другой Джейсон просто не даст. Она оттолкнула настойчивую руку, резко вставая с дерева.
- Что с тобой? – вдруг спросил он.
- Ты чуть не сломал мне фотоаппарат, - Джулия поправила берет, - идиот.
- Джулия, остынь. Мне хватает и Морион, - Эверт помог ей сложит технику, - я люблю тебя, - она открыла рот от удивления.
- Нет! так не бывает! – отрезала она, - Тебя двадцать девять, ты женат! Так нельзя!
- Признайся, что любишь меня, - он с силой притянул к себе, касаясь губами ее сомкнутого рта.
- Нет! – ее глаза страстно сияли, жаль что она не знает, как это возбуждающе на него действует.
- О, да милая, это значит да, - от его поцелуев у нее кружилась голова, она вдыхала его одеколон, ощущая, как напряжение в ее теле растет. Эверт отпустил ее, и побрел домой. Джулия ошарашенная пошла тоже в замок.
Две недели она избегала его, даже не зная, что ему сказать. Он раскусил ее, он понял все ее тайные помыслы, и теперь она обнажена для него, но главное, что он любит ее. Как же она была молода и совсем не понимала, что ее настоящая любовь не рядом с ней, что для нее не пришло еще время, что еще нужно долго ждать. Но это будет потом, а сейчас, сейчас она жила только сегодня. Джулия боялась саму себя, но она не познала себя до конца, кто знает может это свойственно ее натуре?
Он снова нашел ее у того же дерева, ровно через две недели. Она сидела на стволе, читая книгу. И почему, Джулия, ты так любишь одиночество? Неужели мир людей так плох? Или ты ждешь чего-то лучшего? Не может быть, чтобы ты принадлежала ветру? Или все же мне? Эверт сел сзади нее, отодвигая носом воротник пальто, приникая губами к мягкой шеи. Она обернулась к нему, испытывая страх и удивление, гадая то ли бежать, то ли остаться.
Он скинул с себя пальто, бросая на землю, потом ее пальто, устраивая ложе для них. На улице стояла поздняя осень, и делать это здесь просто безумие, но в замке их найдут, а это место станет свидетелем их любви. Эверт опустил ее на ложе, его ладонь скользнула под ее тяжелую шерстяную юбку, лаская ее бедро. Джулия задрожала, вцепившись ему в плечо. Он целовал ее, отвлекая от того, что творили его руки под ее юбкой. Она была такой невинной, такой упоительной, что сдерживать он себя долго не мог. Он расстегнул свои брюки, Джулия напряглась. Что-то твердое и горячие прикасалось там, после чего ей стало так хорошо и сладко. Она стала женщиной, он все сделал, так чтобы она не ощутила боли, подумала она, вот это да, она совсем выросла. Эверт поцеловал ее в ухо, тяжело дыша ей в него. Он вытирал платком следы их любви, по всей видимости и следы ее невинности. После чего они рассмеялись и ушли по одиночке.
Так они стали встречаться на этом месте, став любовниками. А где-то на другом конце света ее ждала ее любовь, так вроде бы предсказывала старая цыганка?
₪
Там за горизонтом, омываемая морями и теплым течением, простиралась мятежная Европа. Вдыхая запах степей, зеленых трав, вспоминалась промозглая английская осень. Порой ему казалось, что теплые ветра навсегда сотрут из его памяти образы любимого города. Аргентина не могла не влюбить себя, но разве сердце может любить так неистово сразу же двоих? Юность протекала вдали от всего родного. Будущей осенью отец обещал его отправить в Штаты, в Стэндфордский Университет. Но от этого в душе не становилось спокойней, сердце отчаянно его куда-то звало. Все его взгляды неожиданно для него устремлялись в даль, туда где жило сердце. Два года, эти два года сейчас казались ему целой вечностью, такой непостижимой и прекрасной. Он многому научился, но самое главное не хотел терять прежнего – его любви к Англии. Странно, его ирландского лорда по происхождению даже не тянуло на землю «изгоев», наверное, в нем проявилась другая половина – его матери-англичанки.
Джорджу Хомсу, старшему сыну Виктора исполнилось недавно шестнадцать. Его высокий рост пугал его порой, хотя есть на свете и выше люди, улыбаясь твердила Диана. Он догадывался, что местные девицы засматриваются на него, хотя он ничего удивительного или прекрасного в себе не замечал. Он не мог терпеть быстро отрастающие каштановые волосы, не понимал, что может быть загадочного в зеленых глазах и великолепного в вечно сгоравшей и успевшей загрубеть светлой коже. Да, и талантами он особо не блистал, учился ни плохо, ни хорошо, все что он любил так это химичить. Джорджа просто удивило, что Виктор не настаивал на медицинском факультете, поддерживая его скрытые внутренние стремления, а ведь отец так нуждается в продолжателе династии Хомсов. В семье царила демократия, Виктор никогда не был сторонником тирании, правда, когда Джордж начинал сдавать позиции в учебе, тогда отец приводил убийственные аргументы, что плохо учиться становилось просто стыдно. Конечно, нет ничего прискорбного если он станет простым рабочим, но он уже Хомс из английской ветки, он просто обречен прославлять их славную фамилию.
Ветер пахнул в лицо, приходя из Англии, дурной знак, подумал он. Джордж вскочил на лошадь, и поехал в сторону дома. Элеонора и Консуэло сидели, опустив ноги в бассейн, о чем-то живо болтая, Роберт, наверняка, где-то бродит с Мануэлом. Джордж отвел коня в денник, снимая себя кожаные перчатки. Мать с отцом и с Мелоди пили холодный чай на террасе, а Даниэль по всей видимости еще не вернулся из города, хотя должен, сегодня же соберется весь местный бомонд. Вот живут люди, не зная забот, мир сотрясает война, а они думают о вечеринках. Джордж прошел незамеченным к себе, стал готовиться к этому вечеру, не думая об этом ветре, пытающимся ему что-то сказать.
Гости приехали к Ленце к назначенному времени. Виктор скучающие оглядывал всех, держа за руку Диану. Она как всегда была сегодня превосходна, в своем старом оливковом платье с золотым ремешком. Диана отлично справлялась с ролью хозяйки вечера, она знала какие мелочи приведут гостей в восторг, что заставит их потом еще долго завистливо шептаться, и мечтать превзойти этот вечер. Диана отняла руку, отправлялась проведать, как идут дела на кухне. Виктор вышел на террасу, полюбоваться луной, он зашел в глубь сада подальше от грохота и суеты дома. Он вошел в беседку, увитую розами, желая почувствовать на языке вкус розового вина.
- Здравствуйте, Виктор, - услышал он.
- Добрый вечер, мисс Октавия, - ответил он, обращаясь на английский манер.
- Чудный вечер, - широко улыбаясь прошептала она, ближе подходя к нему, - не находите?
- В Англии осень, прохладно, и кругом листопад, - Виктор старался не смотреть на Октавию, она сделала еще шаг навстречу ему.
- Но мы здесь, - она загадочно вздохнула, ее маленькая ладошка легла к нему на плечо, - здесь тоже восхитительно, - Виктор развернулся к ней, понимая, что пора уходить, пока не стало поздно. Октавия двинулась к нему, ее руки проворно скользнули на его шею, крепко прижимая к себе, и целую в губы. Одна ее ладошка опустилась вниз, гладя его ширинку, приникая туда во внутрь. От ее ловких рук он сходил с ума. Октавия довольно промурлыкала, чувствую, как он отвечает на ее поцелуи, готовый потерять над собой контроль.
- Нет, сеньора Октавия, - он оттолкнул ее от себя, - я люблю свою жену, и не собираюсь изменять ей, - Виктор быстро скрылся в темноте сада, у цветного розария он заметил Джорджа, неужели, он все видел. Вот оказия…
- Давно ее нужно было поставить на место, - произнес Джордж мудро.
- Прости, что увидел все это, - Виктор похлопал сына по плечу.
- Все в порядке, па, - они тихо вместе рассмеялись, снова заходя в дом.
Теперь Виктору было с кем делиться самым сокровенным, его сын уже не мальчик, а молодой мужчина. Он созревал физически и морально на много быстрее своих сверстников. Они о многом стали подолгу беседовать, что укрепляло уверенность Джорджа, отец охотно делился с ним житейскими премудростями, и сын впитывал в себя все, как губка. Диана радовалась этому, поначалу она сильно беспокоилась, что взаимоотношения между сыном и мужем превратятся в уродливы формы принятые в семье Хомс, но Виктор лишний раз доказывал, что держит слово, и нарушает все сложившиеся за века традиции. Скорее бы только закончилась война, она истосковалась по Родине. Ее душа болела за родную страну, ведь последние события совсем не радовали, а наоборот только огорчали ее.
- Что с тобой? – Виктор поцеловал ее плечо, испытывая как прохладный ветер приятно касается разгоряченной после утех кожи.
- Я скучаю, - Диана спрятала лицо на груди мужа.
- Я знаю, дорогая, потому что я тоже скучаю, - их пальцы тесно сплелись, он блаженно закрыл глаза, - только с тобой я понимаю, что она рядом с нами.
- Почему? – Диана приподнялась на локте, проводя пальцем по его прямому носу.
- Потому что, глядя на тебя я вспоминаю те улицы, что подарили мне тебя, - он поцеловал ее ладонь, позволяя ей самой принять чувственное решения. Ее мягкие губы коснулись его груди, медленно, но верно доводя до полета. Диана села на него, ощущая, как он вздрагивает под ней, - Венера, - прошептал он, ее волосы развевались легким, освещенную полной луной. Диана тихо заливисто засмеялась, подводя Виктора к бездне. Шаг и они уже летели вместе.
- Навсегда… - и это слово Дианы слилось с ночью, с шелестом листьев, и ветра, с музыкой цикад и благоуханием воздуха.
- Вечно… - отразилось слово в ночи. Только сегодня или действительно навечно, подумала Диана, пока сильная волна наслаждения не смыла ее.
Война. И пока она не закончиться, они никогда не увидят Англию. Ожидание, вот оно главное слово их семьи. Только надеяться и ждать… Октавия бросила свои попытки, наверное, поняла, что англичане холодны и верны, что они не такие уж и легкомысленные и бездумные. Хотя причина отчасти крылась в другом в ее муже Карло. Супруга нашла его очередную интрижку, решив, что не позволит обществу судачить о ней. Но так даже лучше для Виктора, он не способен больше изменять жене, он слишком ее любит, чтобы вот так низко с ней поступать. О, любовь, великая сила!
₪
Июль 1942.
Все покинули лабораторию, осталось только проверить все записи и состояние веществ. Фредерик опустил все бумаги в глубокий ящик, закрывая его на тяжелый замок. Он снял свой белый халат, аккуратно вешая его по плечики, пряча в шкаф. Во всем должен быть порядок, особенно в лаборатории. Артур мало занимался делами компании, да и времени у него мало на это оставалось, жаль, что Виктора нет рядом, порой Фредерик нуждался в его советах. Фредерик заметил, как их рыжий кот Тигр лег в его кресло, явно довольный охотой на обнаглевших крыс.
Фредерик собрался идти домой. Неожиданно он ощутил резкую тупую боль в сердце. Он машинально потянулся к карману пиджака, где должны быть его капельки, с которыми он не расставался в последние время, но старый потрепанный пиджак весел на спинке стула. Фредерик попытался дойти до него, ему необходимо достать лекарство. Сделав пару шатких шагов, Фредерик упал на пол, забившись в болевых конвульсиях. Тигр бросился к любимому хозяину, теряясь о его трясущиеся тело…
Утром Вера проснулась совершенной разбитой, муж так и не пришел, по всей видимости решив остаться в своей проклятой лаборатории. Она порой понимала его, после отъезда Виктора он ощущал долю ответственности за компанию, но нельзя же постоянно бывать там, забыв про свой дом и семью. Вера яростно ударила кулаком по подушке, где должен был остаться отпечаток от головы Фредерика. По истечению многих лет можно сказать, что ее брак не особо удался, чаще всего все шло наперекосяк, нежели, чем от счастья хотелось кричать. Она уже давно смерилась с его характером, что он сам себе не уме, что ее мнение мало что значит для него. Вера опустила ноги на пол.
Война только обострила и так не простые отношения между ними. В то время как Гитлер дошел до Сталинграда, в то время как месяц назад американцы, принявшие брошенный вызов японцами в прошлом годы, отомстили за Перл-Харбор, выиграв сражение у атолла Мидуэй. В это время ее семья рушилась. Вера печально вздохнула, натягивая залатанные чулки, с заплатами, как изящное кружево. Да-м, все рушилось.
- Елена, позови мать, - услышала она взволнованный сорванный голос Артура. Вера наспех надела хлопковое платье в цветочек, с коротким рукавом. Всунув ноги в туфли, Вера, не накрасившись, спустилась вниз.
- Что случилось? – спросила она, пытаясь угадать, какую весть принес Артур.
- Фредерик умер от сердечного приступа, - произнес хрипло Артур, подходя к Вере, пытаясь, взять ее за локти, и усадить в кресло. Вера вырвалась, сделав шаг назад.
- О, Боже, - только и прошептала она. Порой в гневе она так часто желала его плохого, что и не заметила, как ее порочные мысли материализовались.
После смерти Вера ничего не ощущала, кроме тупого безразличия. В один миг не стало ее мужа, в один миг она осталась одна с пятнадцатилетней дочерью, одна в большом городе, одна во время войны. Несчастья так и сыпались на них. Сначала убили Каталину, потом разбомбилипол-Лондона, затем погиб Сайман, а теперь из жизни ушел Фредерик Сван. Определенно их мир рушился, рассыпался на сотни мелких кусков. Сколько еще предстоит вынести их поколению? И перенесут ли столько горестей их дети? Может быть они не будут нести бремя войн и революций? Может их это все минует? А может в их жизни случиться что-то страшнее этого ада? Судьба путала карты еще сильней, сплетая так странно будущее.
₪
Осень 1942.
Эль-Аламейн. Небольшая точка на карте Египта, сосредоточие английских сил. Слава и боль, ибо непобедимость Гитлера и его друзей стала реальностью, а его поражение возможностью. Он проиграл, пока еще рады от неуспехов русских, но возможно и они что-то изменят? Иначе не может быть. Слава и боль. Победа и горе. Радость от успеха и горечь от потерь. Эль-Аламейн одно название вмещающие в себе трагедию одной семьи и других, понявших, что значит потеря.
Мария и Вильям в тот ничего не предвещающий день пили дома чай. В Англии стало как-то дышаться по-другому. Бомбежки прекратились, люди с сожалением вспоминали тот Лондон, тот Лондон до всех войн. Золотые времена, лишь бы они только вернулись. А будет ли все, как прежде? Мария подлила мужу чая. Что за странные времена настали? После смерти Саймана и Фредерика они все стали мало общаться. Артур пропадал в госпитале, Урсула жила загородом, редко появляясь в столице. Вера тоже избегала старых друзей, закрывшись от всех, не желая ощущать чужое сожаление. Роуз закрылась от всех, переживая свою боль, она помногу работала, устроившись медсестрой, быстро всему учась, стараясь дать все самое лучшее сыну. После смерти Саймана их постигла еще одна боль, дома тихо скончалась Кэтлин. Наступали печальные времена.
- Мисс Мария, - милая служанка Эмили передала хозяйке телеграмму, обычно так приходили похоронки. Вильям первым взял бумагу, он пробежался глазами, сердце в груди замерло.
- Крепись, Мария, - он встал положив теплую ладонь на ее тоненькое плечо.
- Что случилось, дорогой? – Мария подняла на него свои голубые глаза, выражавшие холодную ирландскую сдержанность.
- Кевин погиб при Эль-Аламейне, - Мария почувствовала, что лишилась разом всех чувств и эмоций, дара речи и возможности двигаться. Горячие слезы хлынули по щекам, ее сын умер, ее сын погиб… Не может быть, это был кто-то другой, но не он. Невозможно! – Но Джастин жив, и вместе с телом брата приедет домой, - как ему это удалось, просто не мысленно.
Джастин Трейндж приехал через три недели в Лондон с цинковым гробом. Первые дни после смерти брата, Джастин жил наедине со своей болью. Кевин со своим товарищами бросился во время боя, заграждая пути враг, спасая других, но губя себя. Джастин же в это время был в Каире уже как три месяца, выискивая фашистских шпионов. Он вернулся в штаб, чтобы начальство разрешило ему неслыханное, и они пошли на встречу, обаятельный Джастин получил свое. Его скрытые задатки все ярче проявлялись на Востоке. Его вовсе не считали юнцом и наглецом, к нему прислушивались, он умел внутренним чувством распознавать людей, и втираясь в их доверие выведывать их тайны. Смерть Кевина больно ударила по нему. Теперь он единственный сын в семье, последняя надежда, он просто обязан выжить, но для этого ему необходимо подышать воздухом Лондона.
- Джастин, - он обернулся, к нему шла Надин, - нам нужно поговорить, - они находились на аэродроме, он собирался улетать домой. Он пристально посмотрел в ее темные глаза, Надин стала какой-то бледной, кожа приобрела зеленоватый оттенок, - я жду ребенка, - Джастин лишь смог улыбнуться, хотя внутри все сжалось от страха. Какой ребенок?! Кругом война! Она что рехнулась совсем?!
- Он мой? – строго задал свой вопрос он.
- Я не знаю, - по ее щекам побежали слезы, - я правда, не знаю. Твой или Кевина, - вот, дрянь! А шептала ему, что он единственный, а сама спала и с его братом.
- Тебе нельзя здесь оставаться, - Джастин поставил сумку на асфальт, устав держать на весу.
- Но я остаюсь, а потом может уеду в Алжир, или еще куда-нибудь, - Надин аккуратно положила руку на его ладонь.
- Так нельзя! – возмутился он.
- Это уже не тебе решать, - он резко развернулась, и качая бедрами пошла подальше от всех. «Ничего, она раствориться во времени, мире, и я никогда ее больше не увижу», - подумал Джастин, разглядывая ее удаляющуюся фигурку. Этот день еще сыграет жестокую шутку с теми же героями и с новыми людьми в другом времени, столь далеким, о котором в этот день никто никак не думал.
Джастин, приехав в Лондон, никак не мог надышаться им. Прежние запахи стерла война, а на любимые улицы без боли нельзя было смотреть. Похоронив брата, Джастин Трейндж решил просто жить, не думать, что месяц быстро закончиться и снова придется вернуться в это пекло. Его дом на Виктории-роуд нуждался в ремонте, отделка дома постоянно сыпалась, в стенах появились трещины, а крыш стала подтекать. Лондонцы по-прежнему боялись налетов, хотя уже год немцы совершали короткие налеты на Англию, оставив надежду на завоевания воздушного пространства страны, теперь вся их борьба шла на море в Балтике, немцы преследовали английские конвои, идущие в СССР. Но не смотря на все это просто хотелось дышать, дышать родным воздухом Лондона.
Джастин уходил с разрушенного Сити, направляясь в сторону Военного ведомства. Он шел, не спеша, пытаясь впитать в себя все, что было у Лондона, через шестнадцать дней он уезжал в Иран. По дороге в кабинет отца, он заметил на лестничной площадке, девушку, она курила в затяг. Девушка была вовсе не дурна собой. На ней было простое серое платьице и шерстяная белая шаль, пшеничные волосы были аккуратно уложены волнами, а губы накрашены алой помадой. Она обратила на него свои лазурные лучезарные глаза, смотря на его форму лейтенанта. Конечно, его молодость, бросалась всем в глаза. Он улыбнулся девушке, идя дальше. Отец и его подчиненные снова дал ему новые указания, которые менялись день ото дня.
«Снова шпионить», - подумал Джастин, в отличии от Кевина, он не был простым воякой. Кевин хоть и мечтал сделать карьеру политика, был простоват, ему не хватало классности, не хватало изысканности и лицемерия, и это все при том, что он прожил несколько лет в Берлине и учился в Оксфорде. Джастин же получил характер отца и лучшие качества Хомсов, Кевин же, словно наследовал только дурные черты присущие ирландским лордам. Конечно, он герой, но все оставшиеся лавры, если, что соберет он – Джастин. От отца он ушел опять недовольным, конечно, и Вильям когда-то был в подчинение, но Джастину хотелось руководить. Молодая кровь бурлила в его жилах все сильнее.
Спускаясь вниз, он снова увидел ту светлую девушку на лестничной площадке. Она опять курила. Джастин вид, что ищет и не ходит сигареты. Он подошел к ней, девушка снова оглядела его с ног до головы.
- Есть покурить? – спросил он. Она протянула ему пачку тонких женских сигарет вместе со спичками, - большое спасибо, - она даже не могла ему улыбнуться, постоянно хмурилась, - Джастин…
- Зоя, - пролепетала она.
- Очень приятно, - ответил он, отдавая ей обратно сигареты, - что печатаете здесь?
- Все вам расскажи и покажи, - пробурчала она, - военная тайна.
- Ого, вообще-то, я тоже военный, вот только с Эль-Аламейна вернулся, - Джастин следил за ее реакцией, - у меня погиб брат там, а я был в проклятом Каире.
- У меня погиб парень, он был летчиком, его сбили прямо над Ла-Маншем, - печально произнесла она.
- Мне жаль, - они ненадолго замолчали, - слушайте, Зоя, а может сходим куда-нибудь?
- Что ж можно, - она вздохнула, - Завтра?
- Конечно, я зайду за вами, мне все равно завтра сюда, - он попрощался с ней.
Конечно, это не Надин, она не будет на него вешаться в первый же вечер, и вряд ли позволит ему нечто большее, чем беседа. Зоя тот тип девушек, который должен быть рядом с ним, на такой и жениться можно. Хотя, какая женитьба, идет война, он не сегодня завтра может быть схвачен, и расстрелян, участь шпиона такова, если он поддаться романтическим эмоциям.
Ради него Зоя надела лосевое шелковое платье, которое явно выражало ее благосклонность к нему. Он отметил ее старания. Зоя тихо поздоровалась с ним, отмечая, что он сегодня не в форме. Джастин был красив, как только девушки заметили ее говорящей с ним, они сразу же решили, что он захочет неплохо провести с ней время. Она неловко взяла за локоть, Джастин и не сопротивлялся. Они медленно шли по улицам, выходя к набережной. Он рассказывал о войне, она о бомбежках Лондона, словно, только это объединяло их.
- Почему ты ушел воевать? – легко переходя на ты, спросила Зоя.
- Мне казалось это то, что мне нужно, - Джастин не хотел говорить об этом. Ему хотелось тогда доказать матери, что он вырос, а отцу, что он самодостаточный человек, - Мой отец работает в ведомстве, - вдруг сказал он, - он был дипломатом, был в Версале, жил долго в Париже, потом в Берлине шесть лет, я тоже бывал там. Хотел стать похожим на него. Мама муза всех политиков, а дядя фармацевтический гений. Ну а ты? Ты, что делаешь в ведомстве? – вдруг спросил он, заставая ее врасплох.
- Работаю помощницей у своего отца, - Джастин замер.
Зоя Бишоп была из обеспеченной семьи. Ее отец Льюис Бишоп много лет проработал в СССР. Сразу же, как Англия установила дипломатические отношения с красной страной Льюис уехал туда в составе посольства. Мать Зои, Лорен, давно была влюблена в русские сезоны Дягилева в Париже, и в воздушных балерин, вдохновленная этой страной, она решила называть своих дочерей русскими именами. Так первая дочь, которой сейчас было двадцать пять, получила имя Лариса, а по-домашнему просто Лара. Лара была сказочно хороша собой, а вышла замуж члена парламента, купаясь в роскоши, родив мужу наследника. Следующую свою дочь, рожденную через два года, Лорен назвала Татьяной. Таня тоже нашла блестящую партию, еще бы, такая красавица, как Таня не могла остаться без поклонников, поэтому она легко заарканила банкира с Сити. Еще через два года появилась на свет Людмила, правда все ее звали Милой, и девушка редко вспоминала об полном имени. Мила же в девятнадцать лет выскочила замуж за владельца издательства. Зое сейчас было девятнадцать, а ее младшей сестре Нине семнадцать. Сестры давно повыходили замуж, даже у Нины был на примете жених, а Зоя, что считала себя невзрачной и блеклой, даже не помышляла о замужестве. Ее парень, а вернее друг Альфред погиб на войне, теперь не могли и быть никакой речи о любви. И тут, как снег на голову свалился Джастин Трейндж. Они нечасто встречались, чаще всего они просто гуляли. Он был интересен ей, хотя сестры, что привыкли посмеиваться над ней не понимали, что могло привлечь такого красавца, как Джастина, а Нина, не смотря на жениха, решила его отбить у сестры. Но это вряд ли бы это получилось. Джастин снова уезжал.
- Ты будешь меня ждать, Зоя? – вдруг неожиданно спросил Джастин, в свой последний вечер в Лондоне.
- Если ты этого хочешь, - она грустно улыбнулась ему.
- Хочу, кто-то должен меня ждать, кроме родителей, - Джастин довел ее до дома на Ганновер-сквер, - мы не скоро увидимся, Зоя.
- Берегите себя, - прошептала она.
- Постараюсь, - он нежно пожал ее руку на прощанье. Со щемящей болью Зоя смотрела, как он уходит в ночь. Что ж, Джастин, она постарается тебя ждать, хотя бы для того, чтобы насолить сестрам.
₪
Февраль - апрель 1943.
«О, вот она любовь, такая всепоглощающая, такая ослепительная. Вот, это навсегда. Да, я люблю его навсегда, и он меня тоже» - Джулия посмотрела на своего возлюбленного, вдыхая аромат его одеколона. Как же ей было хорошо с ним. В отличии от многих влюбленных они не теряли голову, встречаясь только раз в неделю на своем месте. Эверт берег ее от скандала, по крайне мере, так думала Джулия. Да, и Морион не спускала с нее глаз, это было легко объяснимо, Джулии исполнилось семнадцать, она расцвела, как утренняя роза. Ее красота захватывала разум, невольно приковывала к себе чужие взгляды. Смотря на это, Джейсон уже подумывал, как бы побыстрей ее выдать замуж, иначе девчонка наломает дров. Хотя это будет совсем не просто, Джулия – ветер, ее никогда силой не заставишь сделать что-либо.
Спустившись с небес на землю, девушка принялась оправлять одежду. Сначала ушла она, следом в дом направился Эверт. Джулия остановилась в коридоре у кухни, прислушиваясь невольно к разговору Маргарет и прислуги. Девушке стало любопытно, что же такое секретное она им говорит:
- Вы все должны быть аккуратны с мисс Морион, - Джулия ехидно улыбнулась. А то до этого прислуга не скакала на задних лапках перед этой скелетиной, - теперь, когда мисс Морион ждет ребенка… - дальше Джулия не могла слушать. Она резко развернулась, быстрыми шагами идя к Эверту в спальню. Она не позволит держать себя за дурочку. Черт возьми, у нее есть еще гордость! Все это время он ей лгал! Лгал, что не спал со своей женой, что лишь она одна ему нужна была, а сам в это время обхаживал еще и Морион. Все мужики – козлы! Все они не без греха! Если она найдет хоть одного такого честного и чистого сразу же пойдет с ним под венец.
Джулия ворвалась стремглав в его спальню, бросая гневные взгляды на своего любовника. Эверт был только в одних брюках, тоже недоумевая глядя на нее. Джулия подошла к нему, отвесив пощечину.
- В чем дело, дорогая? – Эверт потер щеку.
- Я тебе не дорогая, - ответила она, - как ты мог?
- Что случилось, Джулия? – Эверт попытался ее обнять.
- Не трогай меня, подлец! – крикнула она, - значит, я единственная!? А Морион кто обрюхатил, я что ли?! Подонок.
- Джулия, не все так просто, - в голосе Эверта скользили нежные нотки, - я должен был отвести от себя и тебя подозрения.
- Эгоист, хорошо устроился! Спал и с ней и со мной! Браво, - Эверт дерзко схватил ее за плечи, грубо прикрывая ее рот ладонью, чтобы ее крик не был слышан по всему дому.
- Я слишком долго тебя щадил, ну, ничего, сейчас я получу свое! – он бросил ее на кровать, накидываясь на нее, как зверь.
- Не трогай меня, животное! – Джулия извивалась под ним, но он, как всегда знал, где нужно к ней прикоснуться, чтобы она перестала ему сопротивляться, и отдалась бы ему по доброй воле.
Эверт стянул ее кофту и блузу, затем юбку. Они никогда до этого не раздевались догола, боясь быть застуканными. Но сегодня он решил снять с нее все. Эверт стал спускать свои брюки, Джулия редко видела его разбухшую плоть, иногда робко прикасалась к ней, в этот миг она испугалась. Он лег на нее, целую ее в грудь и шею. Что-то шло не так, что-то было другим. То ли он, то ли она. Джулия испытывала страсть, но в голове вспыхивала мысль: «Это не он! Это не он - твоя любовь, Джулия!», но она гнала эти мысли. Он же любит ее, она любит его, что же еще нужно ее разуму. Пальцы Эверта проникли внутрь нее, она забилась от наслаждения.
- Что здесь происходит? – Эверт отскочил от нее, поспешно прикрываясь. Джулия натянула на себя покрывало. На пороге стояли Морион и Маргарет.
- Это все она! Это девица решила меня соблазнить! – Джулия охнула. Как он мог?! Он предал ее, вот подонок! – она пришла ко мне голая, как я мог отказаться от ее непотребных ласк.
Когда Джулия оделась, Марта, служанка Кендаллов, больно схватила ее за запястье потащив ее куда-то, она втолкнула ее в бельевую комнату, крикнув, что будут ждать ее отца. Джейсон убьет ее за это, подумала она. Черт! Эверт так низко предал, так подло, что больше она верить ему не сможет. Джейсон пришел поздно, он заметил, как все его ждут в гостиной, как Маргарет бросает на него гневные взгляды. Кивнув Марте, вскоре привели Джулию.
- Твоя дочь пыталась соблазнить Эверта, - услышал Джейсон голос Маргарет, - мы застали ее голой в его постели, вместе с ним.
- А может это он ее? – едко задал вопрос Джейсон, - Джулия невинная девушка, и вряд ли бы соблазнила его сама.
- Это девица преследовала меня, - Джейсон подскочил к Эверту, хватая его за грудки, мечтая вытрясти из него всю душу.
- Как ты посмел, прикоснуться к ней пальцем! – Джейсон стал еще сильнее его трясти, - как ты мог!
- Это все она, - подбежала Морион пытаясь их разнять. Джейсон отпустил Эверта, - это все кровь ее матери-испанки!
- Не смей оскорблять Каталину! – Джулия заметила, как Джейсон закипает, - в отличии от тебя, Морион, Кат была самая порядочная, самая гордая женщина! А знаешь, что отличает тебя от Джулии? Так это то, что Джулия честна со всеми!
- Я не хочу видеть ее в моем доме, - прошипела Маргарет.
- Я тоже не желаю, быть в этом доме, - Джейсон собрался уходить, - Джулия, пошли, - Они поднимались к себе в гробовом молчание, ничего не говоря друг другу. Джейсон показал жестом, чтобы она вошла к нему в спальню. Джулия с опущенной головой, с видом кающейся грешницы опустилась в кресло.
- Пап, я… - она медленно подняла на его свои глаза, - пап, я…
- Джулия, я не могу ничего понять, - Джейсон подошел к окну, смотря на улицу, - ну, где же твоя гордость?
- Я голову потеряла, - прошептала она.
- Джулия, никогда ее не теряй. Даже твоя мать всегда думала, - Джейсон вздохнул, - надеюсь, что этот подонок не успел завершить свое дело. Ему тридцать один, а он так и не нажил ума.
- Я разочаровала тебя? – это было больше утверждение, нежели чем вопрос.
- Нет, нет же, Джули, - Джейсон открыл ящик прикроватной тумбочке, доставая от туда потрепанную книжку, - почитай это. Я забыл, что моей дочери тоже надо прививать гордость и независемость, что когда-то впиталась в кровь Кат.
- Джорджина Грандж, - прочитала Джулия, - кто она эта Джорджина? Твоя бывшая возлюбленная?
- Нет, это первая жена Рамсея, мать Дианы, Урсулы и Аманды, - Джейсон сел на подлокотник кресла, где сидела Джулия, - мы уедем в сам Кент.
- Мы не вернемся в Лондон? – поинтересовалась девушка, перелистывая страницы пожелтевшей книжонки.
- Нет, пока нет, кто знает может все еще повернется в сторону врага, - Джейсон обнял дочь, - никогда не бойся делать ошибки.
- Никогда не унижайся перед мужчинами, - прочитала тихо Джулия на странице, где обычно печатали посвящения. Стоит взять фразу, как девиз по жизни.
₪
Кто-то постучал в дверь, это наверное, пришла Селин. Джордж быстро причесался, впуская Селин. Она весело улыбнулась ему, кидая на пол маленькую сумочку, целуя его в теплые губы. Джордж обнял ее прижимая к стене, губами касаясь ее надушенных волос. Сердце отчего-то учащенно забилось, словно, крича, оставь ее, она не твоя, но голос желанья слышался громче. Он спустил вниз ее трусики, в жадном жесте приникая к ней, удовлетворяя свою животную потребность в женском тепле. Селин застонала, ощущая, как волны страсти проходят по ее телу. Джордж отпустил ее, ему стало жарко, дыхание сперло, блаженство было таким сильным, что ему показалось это ненормальным. Виктор говорил, что такое бывает только с любимой женщиной, а он, он не любит Селин, и не полюбит.
Он уже прожил год в Америке, страна поражала своим изобилием и беспечностью, но Джордж с трудом привыкал ко всему. Ему не нравились парни с которыми он учился, они были слишком самодовольными и самовлюбленными, но на их фоне он казался юнцом, ничего не понимающем в жизни. Здесь он еще больше скучал по родной и любимой Англии. Учился он успешно, его лидерские способности многие быстро отметили. Девушки сходили по нему с ума, приходя в восторг от того, что он англичанин. Так он и познакомился с Селин, с милой восемнадцатилетней девушкой. Она училась на литературном факультете, была дочерью обеспеченных людей, и конечно, Джордж стал просто развлечением для нее. Он знал об этом, но и он решил пользоваться этим мягким телом. Эта блондинка со стальным взглядом просто была не способна любовь.
- Мне хорошо с тобой, - проговорила Селин, держа его за руку.
- Мне тоже хорошо с тобой, - отвечал он.
- Может сходим куда-нибудь, - промурлыкала она, запуская ладонь в его брюки.
- Может быть, Селин, - прошептал он.
Джордж мечтал о чем-то большем, его не тянуло ни к Селин, ни к кому-то другому. Позже они расстанутся за Селин будет другая, а за ней еще девушки, кто из них задержится в его судьбе. Он думал об Лондоне по ночам, о своей семье в Аргентине. По выходным с шумной компанией он выходил в бары или играть в теннис, на теннисном корте он и встретил своего лучшего друга. Тома Саттона тоже жил когда-то в Англии, его отец погиб на войне, и мать и дядя отправили его в Стрэнд, учиться. Том умел всех рассмешить, он легко находил общий язык с людьми, и всегда искал компромиссы во всех спорных ситуациях. Том стал его опорой. Джордж не заметил, как они с ним стали близки, только ему он мог поведать все свои душевные сомненья и терзанья. Они как, две противоположности, знали, что, когда они вдвоем у других парней просто нет шансов. Джордж - брюнет, Том - блондин, у одного зеленые глаза, у второго теплые голубые, один высокий, другой чуть ниже. Они не плохо вместе сочетались. И Том, и Джордж мечтали вернутся в Лондон, как они считали там их ждала их судьба.
Виктор долго утешал Диану, он понимал ее, понимал, что ей тяжело расставаться с сыном. Но по-другому он не мог поступить, Джорджа нужно отпустить, он должен научиться самостоятельности. Диана отчасти с ним соглашалась, но только со временем пришла у выводу, что Джордж должен учиться. Скоро он совсем станет взрослым, захочет жениться, на что он станет содержать свою семью? Всю свою любовь теперь Диана выливала на Роберта и Элеонору. Роберту исполнилось тринадцать, а Элеоноре - девять. Конечно, они нуждались в родительской любви. В мире летало ощущение, что скоро все события пойдут по иному пути, что-то началось меняться.
₪
Это был промозглый март. В Лондоне, как всегда шли дожди, на улицах стало грязно, лужи стояли в воронках оставленных бомбами. Пришла еще одна безрадостная весна. Наши прежние друзья почти не общались. Джейсон вместе с дочерьми теперь жил в Кенте, Мария с Вильям ожидали возвращения Джастина. Вера, брав с собой на работу Елену, пропадала в музее с утра до ночи. Роуз жила в Портси-хаус совсем не с кем не встречаясь. Только Артур с Урсулой сохраняли счастье. Чарльз жил в Лондоне со своей очередной любовницей, и бог весть, чем он там занимался. Энди готовилась поступать в Королевский медицинский колледж.
Энди накрывала на стол, Бренда кому-то отворила дверь, вошло двое констеблей. Девушка вытерла руки об фартук в клеточку, переводя дыхание. Что им здесь понадобилось интересно? Она собралась что-то сказать, но Бренда ее опередила, представляя ее констеблям.
- Мисс Йорк, сегодня нашли застреленного вашего брата вместе со своей любовницей, - у Энди широко распахнулись глаза, мужчины подумали, что она сейчас упадет в обморок, но девушка стояла на месте, слушая, что ей говорят о смерти брата.
- Энди, кто там, - Артур прошел в столовую, замечая представителей закона, - что произошло?
- Чарли покончил с собой и убил свою любовницу, - холоднокровно ответила девушка, - скажи маме.
- Я все слышала, - Урсула упала в объятья мужа, слезы предательски выступили в глазах. Урсула, как могла сдерживала рыдания, она не позволит отчаянию затопить ее при чужих людях.
Она знала, что когда-нибудь все так и случиться. Чарли, словно тянуло в этот темный мир, он стремился в него. Все его стихи наполненные странным смыслом говорили о нем красноречивей, чем его поступки. Его мало интересовала учеба, мало привлекала научная сторона и влекло в мир безумных идей и мыслей, подталкивая к черте смерти. Похоже, он видел то, что не видели другие. Когда он был маленьким Урсулу страшило, то что его не пугает темнота, обычно все маленькие дети пугаются выключенной лампы на прикроватной тумбочке. Не смотря на это Чарльз не мог проявить холоднокровия, чем обладала Энди.
Чарли не принимал критику, остро воспринимал чужое мнение о его творчестве. Как-то Урсула напечатала одно из его стихотворений, под псевдонимом, публика его восприняла двояко, почти не поняла, но о новом таинственном поэте заговорили. Чарльз набросился на мать с обвинениям, чтобы она не лезла в его жизнь. В доме все страдали от его вспыльчивого характера, никто и не мог угадать какое настроение будет сегодня у Чарли. Артур со временем смерился с такой натурой сына, а Урсула в глубине души догадывалась, что конец будет печален.
- Как мне вывести его на свет? – Урсула взад-вперед расхаживала по кабинету Саймана, ожидая, что он - психолог поможет ей, - что-то же должно быть?
- Нет, Урсула, его влечет туда, и я не знаю результат, - как жаль, что Саймана нет рядом с ними, как жаль, что он больше не даст свой совет, не поможет пережить очередную трагедию, постигшую их семью, - и никто не знает, какой исход будет у этого всего, - Урсула решила немного успокоиться.
В нем сочеталось много противоречий и странностей. По городу ходили слухи о том, что он жесток с любовницами, что не брезгует опиумом и гашишем. И вот на курившись гашиша, после долгих занятий любовью, Чарльз схватив пистолет, сначала застрелив в порыве ревности свою миленькую пятнадцатилетнюю любовницу Мари Вальдер, а потом и себя. Ужас этой трагедии заключался в том что Мари была слишком юна и наивна, почти ребенок, ее родители не понимали и не принимали связь смешанную на сексе и насилии, решили припугнуть Чарльза судом и скандалом. Его творческая душа не могла этого вынести. Молодой человек решил, что самоубийство лучший способ решения всех проблем.
Одна трагедия следовала за другой, настигая наших героев. Сильный ветер дул в спину, сбивая с намеченного пути, а в английском саду расцветали новые нежные цветы…
₪
Август 1943 – Август 1944.
Курская дуга. Высадка союзников в Нормандии. Поражение в Тунисе. Крах Муссолини в Италии. Эти победы не сходили с уст. Все началось меняться, забрезжил свет и с каждым днем он все становился ярче и яснее. Скоро! Скоро! Это короткое слово можно услышать в каждом дворе, на каждой улице, это слово так радостно возникало в голове, что хотелось, чтобы это время приблизилось, как можно быстрее. Осталось подождать еще чуть-чуть, ведь мир стоил этого ожидания.
Джастин Трейндж вернулся домой в сентябре 1943 года. Он активно участвовал в крахе фашистского режима в Италии, добывая нужные сведения для англо-американских служб, получил ранение в плечо, а вместе с ним билет домой, пока он не выздоровеет. Когда Мария узнала о ранение сына, она чуть не сошла с ума, Вильям только утешал ее. Мария услышав случайно разговор Вильяма и Артура о ранение сына, долго не говорила с мужем. Пуля прошлась в нескольких дюймов от сердца, хорошо что ранение было сквозное, и Джастин был крепок и духом и телом.
Год его согревал образ Зои. Это милая светловолосая девушка со звучным русским именем не отпускала сознание Джастина. По ночам порой лежа где-нибудь в лесу на колючей подстилке, Джастин грезил. Он хотел лишь жить только ради нее. Она обещала ждать, но это скорее всего было слово данное во имя его спасения и его покоя. Наверное, за год она нашла себе хорошего парня и наконец-то вышла замуж. На войне всегда находились хорошенькие смазливые девчушки готовые отдаться ему, с ними он мог удовлетворить свою похоть, но не ощутить себя счастливым. На войне его душа загрубела, в двадцать два он ощущал себя стариком, будто за его плечами стояла целая жизнь.
Оказавшись в Лондоне, Джастин вновь хотел насладится воздухом своего любимого города. Первую неделю он просто бродил по улицам, а потом ему захотелось увидеть ее. Для этого нужно пойти к отцу на работу, наверняка, она еще там работает, да и предлог нашелся Вильям хотел обсудить дела с сыном. Он вошел в министерство, поднимаясь к отцу в кабинет. Он шел оглядываясь мечтая увидеть Зою на лестничной площадке, как всегда дымящую сигаретой. По лестнице цокая каблучками спускалась светленькая девушка в шерстяном темно-зеленом платье и простом жакете с меховым воротничком. Это была его Зоя. Она прошла мимо него, будто бы совсем не замечая его.
- Зоя, - крикнул он, она лишь обернулась, печально смотря на него, и пошла своим путем, - Зоя…
Джастин вошел в кабинет отца, Вильям был один и это просто радовало его, они обнялись. Вильям подал сыну чашку чая с лимоном, Джастин кисло уставился на отца, думая почему Зоя прошла мимо него, а потом сделала вид, что не узнала его.
- Что-то стряслось? – спросил Вильям, - Джастин ты просто сам не свой.
- Ты знаешь Зою Бишоп? – Вильям подлил себе еще чаю.
- Знаю, и ее отца тоже, - Джастин слабо улыбнулся, - а чем она тебе интересна, девушка выходит замуж через три недели, за Трейси Битсона.
- За этого мажора, - фыркнул он.
- Его отец владеет авиамоторным заводом, тем более, что девушки Бишопа выходят замуж за состоятельных людей, - Вильям внимательно наблюдал за сменой выражений лица Джастина, замечая, как его раздражает такая новость.
- И что она в нем нашла, - Джастин не скрывал своего раздражения.
- Джастин, это не наше дело, - Вильям осторожно перешел на новую тему, после делового разговора Джастин ощущал еще хуже.
Он снова оказался на той же лестничной площадке, Зоя сиротливо прижалась у стене, не видя его. Она достала из бархатной сумочки пачки сигарет, закурила в затяг, испытывая, как нервозность пропадает.
- Зоя, ты снова сделаешь вид, что не помнишь меня? – Джастин одним широким шагом настиг ее.
- Джастин, - прошептала она.
- Вот наконец-то вспомнила, - в его голосе скользила легкая злость, - что ж будьте счастливы с Трейси, - он резко развернулся, собираясь выйти на улицу. Он уже успел вдохнуть осеннего воздуха, как он услышал:
- Джастин, - позвала она его, - Джастин… Я не хочу замуж за него, так решили родители, я засиделась в невестах.
- А меня не рассматривала на роль жениха? – этот вопрос, прогремел словно гром среди ясного неба, повисая в уличной суматохе.
- Мы мало знаем друг друга, ты на войне, ты молод…
- Зато я закален, - гордо произнес он, - что ж до скоро, Cherie.
- Джастин, - он остановился, давая ей возможность догнать его, - постой же! Джа…, - она оборвалась на полуслове, его сильные руки схватили ее плечи крепко прижимая к себе, губы молниеносно впились в ее полуоткрытый рот. Она лишь смогла ахнуть, и прекратить свое сопротивление. Они целовались по среди улицы, не замечая никого, - Джастин.
- Передумала, Зоя? - девушка вновь слышала в его голосе нежность и теплоту, - а я не переставала думать о тебе.
- Я тоже… я… - Зоя осеклась, - у меня нет слов…
- Ничего, потом найдешь, - он отпустил ее, - мне пора, - она кивнула ему, долго провожая его взглядом.
Купив простой букет полевых цветов, Джастин помчался домой. Он, как ветер, вбежал в дом, пронесся мимо Марии, не слыша ее. Он должен завоевать Зою, вернее, он должен ее отвоевать у Трейси Битсона. Зоя нужна ему, как воздух и вода. Как она отвечала на его поцелуй, он интересен ей, если бы это было не так, то она бы не оправдывалась перед ним. У него осталось три недели для осуществления своего плана, иначе не нужно будет избегать смерти на войне. Джастин решил встретить девушку после работы и проводить ее до Ганновер-сквер, а если ее будет встречать еще и Трейси, то он выпустит весь свой гнев на этом мажоре, а для этого ему нужны его друзья: Арнольд Кершоу и Питер Грин. С ними он учился в школе, с ними он служил, хотя в последние месяцы жизнь их разбросала по разным заданиям. Они посидят в засаде, пока он будет провожать Зою.
Мария не поняла, что же произошло с их сыном, он так быстро ушел из дому, что она толком не успела задать ему вопросов. Вечером дождавшись Вильяма, она все-таки задала свой вопрос, что снедал ее вес день:
- Что твориться с Джастином? – Мария легла на софу, положив голову на грудь Вильяма.
- Наш сын влюбился, - ответил Вильям, - вот и все.
- И кто же она? – Мария прижалась губами к бьющейся на шее Вильяма жилке.
- Зоя Бишоп, - она отпрянула от него, возмущенно глядя на него.
- Он с ума сошел! Она выходит замуж! – Мария не заметила, как повысила голос.
- Я говорил ему это, но его не переубедишь, Мария, - Вильям оставался спокоен, - ты же знаешь его.
- Где его благородство?! – Мария прикрыла глаза ладонью, - какой скандал…
- Он истинный Хомс, всегда получает то что хочет, - заключил он, - он не Кевин, который вряд ли бы совершил такой поступок. Не мешай ему, потому что Зоя сама тянется к нему.
- Но Льюис не одобрит! Он лейборист, а ты консерватор, - Вильям засмеялся, - это не смешно, дорогой.
- Это глупая причина, - он потрепал жену по щеке, прижимая покрепче к себе.
Встретив Зою, Джастин Трейндж сразу же заключил ее в свои объятья, целуя в податливые губы. Она совсем забыла, что обещал приехать Трейси, зачем ей Трейси, когда у нее есть Джастин. Он обнимал ее слишком долго, она теряла счет минутам.
- Зоя, кто этот козел? – услышали они, Джастин схватил Зою за руку, видя, как из машины выпрыгивает Трейси Битсон. И чего в нем привлекательного? Глубоко посаженные темные глаза, крупный нос, дурацкие русые волосы, если так можно назвать этот цвет. Зато одет с иголочки и шикарная машина.
- Джастин Трейндж, - ответил он, Трейси заметил его военную форму.
- Отойди от моей невесты, - приказал Трейси.
- Я не твоя невеста, - вставила Зоя, сильнее хватаясь за Джастина.
- Ты, юнец проваливай, - Трейси подошел к ним, придавая своему взору устрашение.
- Знаешь, а мне тебя жаль, - начал Джастин, - пока ты просиживал здесь штаты, дрожа, как листок, я проливал кровь за Родину. Пойдем Зоя, - Джастин подал знак друзьям, они с Зоей пошли по мощенной улице на встречу своему Лондону.
₪
Три месяца пролетели, как три дня, и Джастину снова надо было уезжать, теперь уже во Францию, помогать освобождать Францию. Эти три месяца он наслаждался обществом Зои. Трейси Битсон разорвал помолвку в девушкой, сказав, что влюбился в другую, по всей видимости он испугал армейской закалки Джастина. Родители Зои решили ненадолго оставить ее в покое, считая, что бедняжке нужно оправиться после разрыва с женихом. Но Зоя не скучала, почти каждый день она проводила с Джастином. Он доказал ей свою зрелость и свою осознанность, он показал ей целый невероятный мир о существование, которого она даже и не подозревала. Лондон открылся для нее с другой стороны, на этих улицах он впервые признался ей в любви, и она ответила ему взаимностью. Три месяца прошли, как сказка.
- Зоя, ты будешь меня ждать? – она вздрогнула, когда услышала вновь этот вопрос. Джастин подлил ей еще вина, - я ведь снова опять уеду.
- Конечно, буду, а куда я денусь, - прошептала она, скрывая горечь в голосе.
- Тебе не нравиться твой статус? – сдержанно сказал он.
- Дело не в этом, а вдруг ты погибнешь, это же война, - он нежно провел пальцем по ее ладони.
- Ты меня будешь оберегать, - он замолчал, а потом серьезно сказал, - выходи за меня замуж.
- Ты… я не знаю, что сказать, - ее голова упала на сложенные руки, - а если я соглашусь?
- Да, хоть завтра поженимся.
Свадьбу они сыграли поспешную. Бишопы пришли в ярость, когда узнали, кто жених дочери, но потом остыв и оценив положение Трейнджов в обществе, согласились на этот брак. Зоя плакала в объятьях Джастина в последнюю ночь, она не хотела его отпускать, боялась, что там с ним что-нибудь случиться, его брат погиб, не дай бог, чтобы с ним такое случилось. С ним она познала любовь и силу, рядом с ним по ночам она плыла по волнам страсти, пылая и плавясь, как свинец, приобретая нужную ему форму. Гнев остывал, когда он приходил, гнев вспыхивал, когда он задерживался. В доме Трейнджов Зоя ощутила себя своей, не было контроля, не было вечных расспросов о ее личной жизни. Мария совсем не вписывалась в тот тип свекровей, каких ей обрисовала ее мать Лорен Бишоп. Правда Зоя иногда думала, что Мария такая только пока Джастин в Лондоне, а как он уедет, то она будет доставать ее своими придирками.
Он уехал в начале декабря, с фронтов приходили чаще всего радостные вести. Год заканчивался относительно не плохо. Мария не изменила своего отношения к невестке, она не относилась ревностно к ее прогулкам с подругами по Лондону, не критиковала за не за хозяйственность, а наоборот учила многим вещам. Поддерживала в том, что Зоя не оставила работу, чтобы хоть как-то скоротать время, ожидая мужа. Да, лучшей свекрови ей было не найти, а Вильям относился к ней, как к дочери. Через месяц Зоя стала уставать, казалось сон постоянно преследовал ее, девушки в министерстве стали шептаться, что она не досыпает из-за любовника, и это очень расстраивало Зою.
- Что-то ты побледнела, Зоя, - как-то утром сказала Мария, ставя на стол джем и поджаренный хлеб.
- Не знаю, что со мной просто твориться, - проговорила девушка, вяло отпивая кофе.
- А я знаю, - Мария широко улыбнулась, присаживаясь за стол, - Зоя ты просто ждешь ребенка.
Джастин получив письмо из дома, жалел, что его нет рядом с женой. В июле Зоя родила недоношенную красивую девочку, которую сразу же крестив, назвав Вивьен Мишель. Девочка выжила, озарив новым счастьем Трейнджов, но самым был счастливым Джастин, вернувшись снова в Лондон, он уже начал мечтать остаться там окончательно. Ждать осталось недолго.
₪
Осень 1944.
Они встречали еще одну осень, эта пятая осень в Аргентине лишь напоминала о том, что сейчас в Англии пестрый листопад. Диана села в кресло на улице, глядя на просторы. Она скучала вдали от дома, первый год письма из Лондона приходили часто, и то это были в основном финансовые отчеты с фирмы Виктора. Она давно перестала ждать вестей с Родины, теперь ожидая звонка или краткого письмеца от сына. Джордж, как самый примерный сын, часто писал или звонил. По его голосу ей становилось ясно, что он стал зрелее и взрослее. Диана всегда знала, что Джордж отличается от своих сверстников, его не интересовали авантюры, он всегда ко всему подходил с холодной головой. Но где-то там билось горячее сердце, это Диана чувствовала.
На короткое время Октавия оставила свои желания при себе, но сейчас вновь возобновила свои попытки. Диана вздохнула, увидев, как эта дама идет к ней. Она уткнулась в книгу, совсем не хотя с ней разговаривать. Она старела, этого уже не отменишь. Скоро ей будет сорок, в детстве ей часто казалось, что в сорок все женщины старые и не интересные для своих мужей, но только сейчас она поняла, что это глубокое заблуждение. Виктор любил ее по-прежнему с тем же пылом, что и много лет тому назад. Он наслаждался ее красотой, научил ее не стесняться седых волосков в каштановых волосах, не понимая зачем она закрашивает серебряные нити. Теперь требовалось чуть больше крема для лица и чуть больше косметики, чтобы скрыть легкие морщинки у глаз. Радом с таким мужчиной, как Виктор приходилось быть ослепительной, иначе в одно прекрасное утро он посмотрит на нее, и захочет другую.
Октавия села во второе плетенное кресло, у нее в одной руке был бокал с белым вином, а во второй длинная дамская сигарета. Диана предпочла сделать вид, что она ее не видит. Октавия кашлянула, словно обращая на себя внимание, но Диана вновь осталась безучастной. Похоже это вызывало бурю отрицательных эмоций у Октавии.
- Ваш муж не любит вашего общества, - начала она свое наступление.
- Вы так хорошо осведомлены о нашей семье? – Диана захлопнула книгу, направляя взор на соперницу. От этого загадочного взгляда у Октавии встал комок в горле.
- Достаточно, - дерзко ответила аргентинка.
- Вот как?! – Диана повела бровью, - новы ничего не знаете.
- Я сплю с ним! – неожиданно для Октавии Диана нервно рассмеялась.
- Потрясающе, милочка, - и Диана удалилась, повергнув свою собеседницу в шок. Тогда-то Октавия и поклялась, что сделает очень больно этой самовлюбленной англичанке, заставит ее страдать.
Все произошло через месяц, когда Даниель отмечал свое день рожденье. Приехало множество гостей, и Октавия легко могла притворить задуманное. Она надела очень сексуальное платье, чтобы даже не хотя ее мозгом, Виктор бы хотел ее другим органом. Выбрав удачную минуту, она подсыпала в его бокал слабое снотворное, от которого еще никому не становилось плохо. Ее жертва выпила зелье, и ощутив, что его тело деревенеет она повела его в спальню. Октавия и ее подруга Клара раздели Виктора, Октавия сама скинула с себя всю одежду, приникая обнаженным телом к мужчине своих грез. Клара вышла из комнаты, бегая глазами по комнате, ища Диану. Диану сегодня можно было легко отличить от других. Красивое платье цвета увядшей розы оттеняло ее светлую кожу, а на груди блестели персидские бриллианты, все дамы мечтали заполучить такие, и завидовали Диане. Клара протиснулась через толпу гостей у бара, подходя к Диане.
- Мой муж ищет сеньора Виктора, - Клара мягко улыбнулась, - его никто не может найти.
- Да, я найду его, - Диана сначала решила осмотреть дом. Она повернула на лево, в строну гостевых спален на первом этаже. Диана увидела приоткрытую дверь, откуда лился мягким свет и доносились женские стоны. Октавия успела пробудить важную часть тела Виктора, и оседлать ее. Диана заглянула в комнату. Это была Октавия, по полу хаотично разбросали вещи, у порога валялся смокинг Виктора с бутоньеркой из розы. Диане стало плохо, отчаяние и ревность затопили ее с такой силой, что она ее чуть не смыло этим потоком боли. Она хотела было уйти, как услышала:
- Давай же,Виктор просыпайся! Снотворное уже перестало действовать! – Ах, она дрянь! Диана с силой распахнула дверь, метнувшись к Октавии. Превратившись в фурию, она легко скинула соперницу за волосы на пол.
- Пошла вон, дрянь! – Диана кинула ей в лицо ее платье, выталкивая с силой эту дамочку.
- Тщеславная англичанка! – крикнула Октавия.
- За то гордая, женщина у которой есть гордость никогда так не поступит! – Диана захлопнула перед ней дверь, беспокоясь, что снотворное плохо подействует на Виктора.
Она не поддаться на провокации. Дочь Джорджины Грандж будет бороться за свое счастье и просто так никому его не отдаст. «Господи, скорее бы в Англию, я устала… так устала, что сил просто нет», - размышляла Диана, после долгого разговора с мужем. Из-за такой глупости ссориться? Да, ни за что! Не для этого родилась Диана Хомс.
₪
Весна 1945.
Прошло почти три года, но все чувства остались все также мертвыми. За это время можно было научиться дышать по-новому, можно было начать все с чистого листа, но это было чертовски сложно сделать. Каждое утро просыпаясь с первыми лучами солнца, не отпускало гнетущее чувство вины. Когда любовь рассеваться, как пыль над морем, то остается только чувство пустоты. Когда приходит вроде бы решения всех проблем, то оно кажется ужасным и диким. Все чувства вступают в спор, и тогда путь твой становиться совсем не ясным, только чувство вины терзает еще сильнее.
«Хомс и Ко» лишилась своего лучшего фармацевта, а Вера Сван своего мужа. Она уже давно его не любила, она уже давно подумывала уйти из семьи, но осталась Елена, которая любила отца, и тогда Вера решила вывести дочь в свет, выдать ее замуж, чтобы она не знала бед. Она сделает все чтобы она получила образование и хорошие манеры, чтобы она всегда очаровательно выглядела, мужчины будут на нее засматриваться постоянно. Елену исполнилось восемнадцать, она превратилась в прелестную девушку, такая манящая, как мед, что просто порой нельзя оторвать глаз от нее. Маленького роста с точеной фигуркой, с кожей медового оттенка, янтарными глазами и цвета червонного золота волосами уже будоражила уму молодых людей. Она поступила легко на искусствоведа, Вера это одобрила, молодой девушке нужно быть осведомленной в этой сфере. Елена не будет работать, как она, поскольку будет вхожа в свет. Дочь не повторит всех ее ошибок. Во всех поступках Елены проявлялась рассудительность, она не была совсем сумасбродкой, достойное продолжение династии Лебедевых, Лидия или Петр гордились бы внучкой.
В воздухе уже ощущалось ощущение скорого мира. Русские быстро продвигались к Берлину, и со дня на день, этот город должен был пасть, и тогда в Европе наступит мир. Денег в стране толком не было, но Вера перебралась в тесную квартирку в Гринвиче, сдав двум семьям свой дом. Прежде всего Вера ничего не хотела иметь общего с прошлым, так она просто отсекла его. Ведь именно «Хомс и Ко» отняло у нее мужа. Друзья давно перестали быть поддержкой, и она разочаровалась в них. Вера не хотела с ними общаться, первые месяцы после смерти Фредерика она избегала их, а потом сменила место жительства. Такая встряска совсем не помешала Елене. Так война развела их в разные стороны, разбив, похоже навсегда. Кто знает, как сойдутся их пути-дороги? Может жизнь сплетет очередное сложное кружево, а может в саду жизни появятся новые английские розы?
₪
- Джулия, - девушка перевернула картошку на сковороде, оборачиваясь к Джейсону. Она посолила фасоль на другой сковороде, прося Флер нарезать хлеба к столу.
- Да, пап, - отозвалась она.
- Мы поедем в Лондон, - вдруг услышала она, - послезавтра, так что давай паковать вещи, мы возвращаемся в нашу квартиру.
За окном шумел май. Германия еще не выбросила белый флаг, но вся Европа затаив дыхание ждала этого. Прожив в Кенте два года, Джулия научилась самостоятельности. На нее легло множество обязанностей, Джейсон много работал в одной из больниц Кента, и поэтому дома он бывал очень редко. На Джулии лежал весь дом и сестра. Ей пришлось научиться готовить и делать уборку. Джейсону многие завидовали, вдовец, а одет всегда, как с иголочки. Он гордился ей, из нее получится хорошая жена. По утрам она просыпалась раньше всех, чтобы приготовить завтрак для всех, провожала в школу Флер и на работу Джейсона, а потом шла в студию к одному старому, но именитому фотографу Блейку Лори. Он учил ее находить полусвета, искать причудливые моменты и улавливать, то что не видели другие. Вечером Джулия ждала всех со свежим ужином.
Через четыре месяца ей исполнится двадцать, и рядом с ней еще не было того единственного за которого бы она пошла бы замуж. Книжонка Джорджины ее многому научила, и впервые это умение проявилось, когда через восемь месяцев после ее отъезда из Беверли-Холл, приехал Эверт. У него родился сын Лайон, это все, что Джулия слышала о нем. Он разыскал ее в городе, поджидая у студии Блейка, накидываясь на нее с обвинениями:
- Так нужно было! – кричал он ей, но Джулия не хотела вспоминать весь тот ужас, что испытала из-за него, - а ты нашла другого себе!
- Слушай, проваливай, - спокойно без истерики ответила девушка, - и не появляйся здесь, - но сердце ее бешено билось, она не забыла тот страх и предательство, но не перестала его любить.
- Я люблю тебя, - пылко сказал он.
- А я нет!
- Ты врешь, Джулия, - он хотел ее обнять и поцеловать, но она вырвалась из кольца его рук, убегая от него.
Он уехал, в следующий раз Джулия увидела летом 1944. Тогда она испугалась своих чувств, просто сбежав от него. Эверт говорил ей долгожданные для ее сердца слова, ласково гладя ее руки, целуя за ухом, прося чего-то большего, и она начала таять, почти забыв, что предательство редко прощают. Осенью он снова оказался в Кенте, надеясь, что Джулия вернется, но было уже поздно, она понемногу забывала о нем. Зимой до нее дошли слухи о новой беременности Морион, это еще крепче укрепило ее мнение о нем. И вот сейчас весной 1945 года она возвращалась в Лондон. Она оторвется от него навсегда, вырвет с корнем свою любовь к Эверту. Он возможно перестанет преследовать ее, даст ей жить без него.
Их квартира во французском районе была цела, как и галерея Каталины. Джулия быстро обустроила дом, мечтая о ремонте в галереи. Флер отдали в школу, а Джейсон нашел работу в одной из государственных больниц Лондона. Он мог бы вернуться в свой госпиталь, но ему этого совсем не хотелось, как и искать прежних друзей. Встреча с ними напомнит ему о Кат, пока он не готов лицом к лицу встретиться с прошлым, пусть все идет своим чередом. И все пошло своим чередом, война закончилась наступил мир. Теперь все будет другим, потому что новая жизнь звала их, новая жизнь ждала их.
₪
Середина мая 1945.
Узнав, что родители едут домой, Джордж бросив учебу, вместе с Томом Саттон устремился в Лондон. По воле случая они приехали на день позже Хомсов. За эти шесть лет они все успели забыть Лондон и любимый Гарден-Дейлиас. Их взяли в Королевский колледж, что несколько удивило Джорджа. Теперь его судьба стала относительно ясна. Хомсы не искали прежних друзей, пока осваивались в своем доме, да и до этого не было времени. С мебели снимали чехлы, вытаскивая из подвала все ценности, Диана не знала с чего начать, работы хватало.
Но однажды все изменилось, через неделю после приезда в Лондон в жизни Джорджа все поменялось. В тот день он читал в Гайд-парке «Сагу о Форсайтах», когда ощутил на себе чей-то пристальный взгляд и услышал щелчки фотокамеры. Он повернулся, его фотографировала красивая темноволосая смуглая девушка. Она отняла от лица фотоаппарат, лучезарно ему улыбаясь, его опалил взгляд ее знойных темно-вишневых глаз, в котором скользила хитрость и страстность. Девушка была одета в оливковое полупрозрачное платье, которое выгодно подчеркивало ее полную высокую грудь и тонкую талию. Девушка снова тепло улыбнулась ему, продолжая его снимать.
- Эй, что ты делаешь? – Джордж прикрыл рот книгой, скрывая свою восхищенную улыбку. А она заинтриговала его.
- У тебя красивый профиль, - красивый что? Она что с ума сошла? Джордж встал с травы. Никогда еще более глупого предлога для знакомства он не слышал.
- Ты шутишь?! – девушка опустила вниз аппарат.
- Я замечаю мелочи, я фотограф, - а по ней не скажешь, подумал Джордж.
- А я химик, девушка с камерой, - он протянул ей руку, но она подала свою.
- А я фотограф, парень с книжкой, - они вместе рассмеялись. Черт бы ее побрал, а она нравиться ему.
- Джордж.
- Джулия.
- Ну, что ж Джулия будем знакомы.
- Мне очень приятно.
- Мне тоже, - она снова ему показала свою неотразимую улыбку, от чего на душе стало как тепло и легко, а в голове Джорджа промелькнула мысль: «Это она, определенно она!». Интересно только у него бабочки порхают в голове?
Только любовь и дружба скрашивают одиночество наших дней. Счастье не данность, за него надо постоянно бороться и хранить, когда оно приходит, важно уметь его принять.
Орсон Уэллс.
Глава четвертая.
Гордость и руины.
Лето 1945.
- Ты куда так наряжаешься? – ухмыляясь, задала вопрос Флер, - он определенно тебе нравиться.
- Не твое дело, - отрезала Джулия, она достала из шкатулки бирюзовые бусы, смотря подходят ли они к ее серому платью. Увидев, что они идеально подходят, надела их.
- О, Джулия, а он, как Эверт? – Флер явно пыталась ее поддеть, но ничего у нее не выйдет. Джулия положив в сумочку помаду и ключи от дома, собралась уходить.
Он не Эверт, он лучше его, с этой мыслью она открывала глаза каждое утро. Они встречались с Джорджем уже месяц. Первое время ей было просто интересно узнать мужчину, познать, что в мире есть мужчины помимо Эверта. Она не думала, что все будет серьезно. Твердила себе, что пусть все идет своим чередом. Джордж не смотря на свой возраст был рассудительным, с ним она ощущала себя, как за каменной стеной, совсем ничего не боясь. Он работал маляром, когда он покрасил в красивый золотисто-голубой цвет стены в ее галереи, то она предложила ему так заработать немного денег. Он восхищал ее работами, порой расстраиваясь, когда она не брала с собой фотоаппарат. Джулия научила его находить чудесные моменты жизни, он же научил ее доверять мужчинам.
Джулия любила после его работы встречать Джорджа, он всегда рассказывал, где он работает, почти ничего от нее не скрывая. Только одно он утаил от нее, то, что он лорд Хомс, она же не говорила ему ничего о своей прошлой любви. Но в остальном их взгляды и желания совпадали. «Любовь это когда смотрят в одном направление», - часто он слышал от Виктора. Сейчас ему нужна была только Джулия, это смуглая девушка. Им нравились Дебюсси и Шопен, Фрэнк Синатра и Эдит Пиаф, Марлен Дитрих и Вивьен Ли, Кларк Гейбол и Лоренс Оливье. Часто он водил ее в кино, где Джордж держал ее за руку, не пытаясь ее целовать, как это делали другие парочки. С ним она познавала Лондон.
- Это очень вкусно, - он успел стащить из дома розы в кляре, - моя мама печет их.
- М-мм, - она наслаждалась этим вкусом, где в глубине памяти ей вспоминался этот вкус, - где-то я уже это пробовала. Возьми, я приготовила тебе овощной пирог, - он подала ему пакет, - ты, наверное, устал совсем.
- Ведешь себя, как заботливая жена, - он засмеялся, Джулия раскраснелась. Она и не заметила, как влюбилась в него без памяти, - но мне это нравиться.
Сам Джордж тоже испытывал непонятные чувства. Он ощущал себя зеленым мальчишкой, каждый раз, как Джулия оказывалась рядом с ним. Это месяц, прошел для них, как сон. Сегодня Джулия наряжалась для него, ей было все равно до колкостей Флер, потому что Джордж сказал, что у него есть что-то важное для нее. Она почти полтора часа подбирала платье и туфли, делала разные прически и макияж.
- Ты на ночь-то придешь? – Флер скорчила гримасу.
- Для своих десяти лет тебя слишком многое интересует, - с раздражением ответила Джулия, уходя из дома.
Она быстро долетела до кафе на Хэрфорд-стрит. По Лондону стало трудно передвигаться. Множеству безработных государство дало рабочие места по восстановлению города. Лондон начал преображаться, а вместе с ним расцветала любовь Джулии. Он уже ждал ее, нервно попивая чай, боясь, что она придет к нему на свидание. На столе лежала большая охапка роз и лилий из сада Гарден-Дейлиас. Джулия, как всегда - ослепительная богиня, села напротив него, скрывая свое удивление. Джордж протянул ей букет, она вдохнула сладкий запах цветов.
- Джулия, - он ласково сжал ее пальцы, - ты такая красивая.
- Не задабривай меня, - произнесла она, вынимая руку.
- Но это правда, Джулия. Я люблю тебя, - вот это да, она чуть не присвистнула. За этот месяц он даже не пытался ее поцеловать, а тут он признается ей в любви.
- О, Джордж, я тоже люблю тебя, - он потянулся к ней, чтобы ее поцеловать. Их губы встретились в первом теплом нежном поцелуе, - я так люблю тебя, совсем не заметила, как потеряла голову.
- Никогда ее теряй, Джулия, - тихо сказал Джордж, от его взгляда зеленых глаз, она чуть не пришла в полное замешательство.
- Ты говоришь, как мой отец. Где ты это услышал? – спросила она.
- От моей матери, - ответил небрежно Джордж, - она постоянно это твердит. У меня и тетушки такие все до одной.
- И много у тебя тетушек? – сердце у него было готово вырваться из груди от ее улыбки.
- Две, но когда-то было три. У отца есть сестра, и у матери две сестры было. Тетя Аманда умерла за год до начала войны, все печально. Когда-то мы все собирались в Портси-хаус, там всегда было много людей. Папа с мамой, тетя Мария с Вильямом, Вера с Фредериком, Урсула с Артуром, Аманда с Сайманом, и Каталина с Джейсоном…
- Что ты сказал? – когда он перечислял все эти имена, в памяти всплывали прежние образы, цветочная клумба перед домом, дети, летний стол на улице, и она там вместе с родителями, а потом она вспомнила Грин-Хилл, такой большой дом, с чудесными конюшнями. - Откуда ты знаешь всех этих людей?
- Я рос с ними. Папа владеет вместе с Артуром Йорком компанией, а тот хирург, его жена Урсула. Мария Трейндж жена политика, а Фредерик Сван был фармацевтом, его жена Вера искусствовед. Каталина Фокс художница, а Джейсон хирург…
- Джордж, - у нее задрожали губы, - я тебя вспомнила, а ты меня? Ты, я, Теа Портси, Чарли и Энди Йорки, Елена Сван, Кевин и Джастин Трейнджи… моя мать испанка…
- О, боже, Джулия! – воскликнул он, - я тоже тебя вспомнил… Джулия Фокс, не может быть! - Перед глазами все поплыло, они оба предались воспоминаниям о своем детстве.
₪
Новости не обрадовали Виктора. Приехав в Лондон, он принялся искать своих друзей не сразу. Первым делом всей семьей Хомсы отправились на Викторию-роуд. Дверь им открыла маленькая светленькая девушка, приветливо улыбаясь, пугливо смотря на них. Может Мария здесь не живет, подумал Виктор. Девушки за юбку дергала рыжеволосая девчушка с красивыми голубыми глазами.
- Зоя, кто там? – Виктор услышал мужской голос, к девушке подошел молодой мужчина, внимательно изучая непрошеных гостей.
- Дядя Виктор! – воскликнул он, - Зоя, это мой дядя – лорд Хомс.
- О, Джастин, как ты вырос! – они все вместе прошли в дом, - ты как был на войне?
- Был, - Джастин слабо улыбнулся, - я где только не был, шпионил, как отец.
- Я всегда догадывался, чем Вильям занимается, - пробормотал Виктор, - а где Кевин? – Диана заметил, как племянник изменился в лице, словно Виктор задел больное место.
- Кевин погиб, - ответил Джастин, - весна сорок второго, Эль-Аламейн. А это моя жена – Зоя Бишоп.
- Джастин, - ахнула Диана, - ты так молод, тебе всего-то ничего, а ты уже женился. И давно, - он показал жестом цифру два, - невозможно.
- А ты братец, свободен, как ветер? Тебе лет-то сколько? – Джастин явно собирался задеть Джорджа.
- А то не знаешь! – прорычал Джордж.
- Да, знаю, конечно. Роберт, а ты тоже свободен, как ветер? – Роберт рассмеялся, юноше уже было шестнадцать лет, - Мам, пап, у нас гости! – Из кабинета вышел Вильям, со второго этажа спустилась Мария, кидаясь в объятья брата.
- Виктор, Виктор, - кричала она от радости, - боже, как я рада тебя видеть. Я так соскучилась, дорогой. О, Диана, - она обняла ее, - Джордж, как ты вырос! Роберт и ты тоже! Нэлл, ну просто красавица! Столько лет…
- Если быть честным, то уже тринадцать лет, - посчитал Виктор, - как вы тут все? Ты просто первая к кому мы пришли.
- Не плохо, - Мария кисло усмехнулась, - честно не очень-то и хорошо.
- Мы очень сожалеем, - вставила Диана, садясь рядом с мужем и детьми, - он был таким молодым. А как Урсула с Артуром?
- Артур много работал в последние годы, - Вильям попросил Зою принести всем чаю, - Чарли застрелился два года тому назад.
- Бедная Урсула, - пролепетала Диана, - как она?
- Смерилась, как и Артур, - Вильям подал другу чашку чая, - наша девочка поступила на медицинский, уже второй курс закончила, выбрала терапию и гинекологию.
- Молодец, девчонка! – воскликнул Виктор, только эта новость была омрачена печалью, - а Сайман держится еще?
- Нет, Виктор, Саймана больше нет. - наступила пауза, - Эти проклятые немцы в последний раз разбомбили пол-Лондона, он умер прямо на операционном столе Артура. А все было так хорошо, он женился на Роуз, был так счастлив, и умер. Роуз работает, как ломовая лошадь, закрылась в Портси-хаус, мы там редко с Марией бываем.
- Фредерика тоже нет, два года назад у него случился сердечный приступ прямо на работе, - произнесла Мария, чтобы избежать лишних расспросов, - Вера сдала их дом, и уехала куда-то в Гринвич.
- Понятно, - чертова война, подумал Виктор, отняла у него почти всех его друзей, разбросала их в разные стороны по миру и стране, оставив один на один с невыносимой болью, - а Джейсон с Кат, где они сейчас?
- О, Виктор, - простонала Мария, - Кат расстреляли еще в 1939, он вернулся после того, как ты уехал. Сказал, что не хочет жить здесь, и уехал к родственнице в Кент, я пыталась его найти, но мне сказали, что он там больше не живет. Никто не знает, где он.
Домой Хомсы вернулись в гнетущим настроение. Виктору и Диане было не вообразимо больно, за эти шесть лет судьба, словно вылила них все черные краски, что сгущались все предыдущие годы. О, печальное поколение. Они стали строителями нового мира, но за это пришлось жестко заплатить. Они платили жизнями своих детей и благополучием всего общества. На их долю выпало столько бед, сколько наверное никто до этого не переживал. Когда еще Британия очнется от потрясений? Когда Британия станет прежней? И как за новый мир и порядок заплатят их дети?
Прейдя от новостей в себя, только через три дня Виктор решился съездить на Тюдор-стрит. Он знал, что сейчас ему придется решать столько вопросов на фирме, что он не знал с чего начать. Диана подсказала позвонить его секретарю и собрать всех акционеров, чтобы начать восстанавливать свой бизнес. Но все же Виктор не представлял, как можно сделать что-то плодотворное, когда у него нет Фредерика. «Хомс и Ко» потеряла такого высококлассного специалиста, возможно без Фредерика все покатится в тартарары. Все оказалось куда проще, оказывается у Фредерика осталось несколько отличных учеников, на которых можно было положиться, а партнеры предложили настоящий стоящий план по восстановлению.
Артур не смог прийти на совещание, пригласив их в Грин-Хилл. Дом Йорков как всегда утопал в зелени, а в воздухе вокруг него, как всегда улавливался тонкий аромат майских цветов. На свежих малахитовых полях паслось несколько лошадей, все что осталось от прежнего великолепия баронов Уэсли. Штукатурка дома сыпалась, двери скрипели, но прежнее очарование Грин-Хилла никуда не ушло, все та же манящая притягательность этого места, что напоминала о светлых днях, днях из прошлой жизни. В саду копалось две женщины. Одна из них была в светлых брюках и желтой блузке, вторая в черном в белый крупный горох сарафане. Диана вместе с Элеонорой подошла к ним ближе. Они поливали и рыхлили почву у красивых пионов. Диана улыбнулась, сжав руку дочери. Нэлл не так уж была мала. Ей недавно исполнилось одиннадцать, за последний год она сильно вытянулась, ее рыжие волосы, как огонь сияли на солнце, а кожа еще сохранила легкий загар аргентинского солнца.
- Урсула! – позвала Диана, фигурка в брюках подняла голову, смотря на них.
- Диана, - прошептала Урсула, бросив маленькие грабельки в травы, - Энди посмотри кто это! – сестры обнялись, нежно смотря друг на друга, - как же я скучала, - прошептала Урсула, - сестренка.
- Мне очень жаль, - тоже шепотом ответила Диана.
- Я знала, что так будет, - пролепетала Урсула, отпуская сестру.
Все становилось на круги своя, но будет ли когда-нибудь так чудесно, как до начала этого печального века? Что же ждать дальше? Пока все, что им осталось, это гордость и руины, они были теми немногими, кто был связан с прошлым. Трагедия… наверное, это только их судьба. А может… Может только их так жизнь наказала, а их дети станут проявлением другого мира? Ведь, очень хочется верить, что и у них все сложится.
₪
Цокая каблучками по лестнице, Елена Сван выбежала на улицу. Честно, она уже устала от контроля матери, она только и делала, что учила ее жизни, приобщая к высшему обществу, попасть в которое Елена совсем не хотела. Она стремительно вылетела на Трафальгальскую площадь, оказавшись у монумента Нельсона. Девушка, сидевшая у львов к ней спиной, смотрела толстую пачку снимков, по всей видимости услышав шарканье, она не оборачиваясь бросила:
- Джордж, сколько можно тебя ждать! – темноволосая девушка обернулась, Елена собралась было открыть рот, сказать, что та ошиблась, как девушка успела произнести следующую фразу приведшую ее в недоумение, - Елена Сван!?
- Прости что? – Елена внимательно вглядывалась, но никого не припоминала, кто бы это мог быть?
- Я Джулия Фокс, ну, дочь Джейсона и Каталины. Мы… - Джулия положила стопку фотографий в большую сумку, - я ошиблась?
- Нет. Я Лена Сван, - пробормотала девушка. Вот это да! Это же ее подружка, ее единственная подружка из той счастливой жизни, - Джули!
- Вот наконец-то. Вот Джордж удивиться! – воскликнула Джулия, - ну, где он!?
- Джордж!? Джордж Хомс, да? – Елена засмеялась.
- Да, - они обе обернулись, к ним подошел юный лорд Хомс, - рад тебя видеть Хелен.
- Я тоже, - она прерывисто его обняла, Джордж ощутил, как слезы выступили у нее из глаз. Он оторвал ее лицо от себя, стирая ее слезы, Джулия тоже обняла подругу. Чувства захлестнули их с какой-то непонятной силой, словно это должно было произойти, будто это знак свыше, - Значит, вы дружите? – все еще дрожащим голосом задала свой вопрос Елена. Джордж и Джулия заговорщически переглянулись.
- Нет, - проронил Джордж, - мы… мы любим друг друга. Хелен, ничего не говори матери. Еще никто не знает, что Джейсон в Лондоне.
- Конечно, - она снова обняла Джорджа. Потом они вместе прошлись до Вестминстерского аббатства, говоря обо всем и ни о чем. Все-таки прошло столько лет, за эти годы произошло много бед, и теперь они молодое поколение решилось мерить старое. Они наконец должны забыть все свои прежние обиды, и научиться жить со своей болью, не отвергая свое будущее. Они расстались уже у здания Парламента, долго прощаясь. Будут еще встречи, но эта самая важная для них всех.
Елена пришла домой поздно, она вошла в квартиру, ожидая брань и упреки. Вера ждала ее в маленькой гостиной, внешне мать прибывала в спокойном состояние, но Елена прекрасно знала, что это только внешне. Вера откинула в сторону журнал по искусству, вопрошающе смотря на дочь. Елена кинула сумку в кресло, налила себе немного воды, залпом ее выпивая. Она готовилась к худшему, сейчас мать как всегда прочтет долгую нудную лекцию о ее поведение и прочей ерунде, но вместо этого Вера молчала.
- Я встретила Джорджа Хомса, - начала Елена, вспомнив, что ей сказали друзья, - они вернулись месяц назад.
- И что? – сдержанно спросила Вера, - в чем суть новости.
- В том, что хватит черт возьми прятаться от всех! У нас есть друзья, готовые помогать, мама! – Вера удивлено подняла бровь, ее дочь повысила тон. Всеми этими разговорами этого она и добивалась от нее. Юная девушка должна быть сильной в этом жестоком мире, иначе какой-нибудь ловелас испортит всю ее жизнь, - Ты меня слышишь!
- Слышу, вот в выходные и навестим Виктора, - Елена удивлено вздохнула. Как-то странно, вот так просто, без боя. Какая муха укусила Веру?
В Гарден-Дейлиас они действительно побывали, Хомсы приняли их радушно, все осталось прежним, ни Виктор, ни Диана нисколько не изменились. Виктор избегал темы о фирме, словно понимая, что и его в том числе Вера винит в случившимся. Фредерик как-то обмолвился что ревность съедает Веру, она ревнует мужа к работе, ибо в последние годы он любил ее больше, чем свою жену. Они долго обсуждали прошлое, лишь изредка смотря в будущее, ибо оно еще так не определено. С тех пор, как лейбористы снова пришли к власти осталось только гадать, что ждет всех в дальнейшем. Вильям твердил, что это не программа будущего, а программа бездны.
Вера держалась прямо, старательно скрывая все свои эмоции, и только, когда Диана обняла ее, шквал отчаяния прорвался в ней, она не плакала так даже в день смерти Фредерика, и теперь словно вся та боль, копившаяся в ней, прорвалась наружу, уходя из ее раненой души, оставляя после себя пустоту, предстоящую заполнить любовью. Она поняла – нельзя больше прятаться, нельзя больше закрываться от всего мира. Пора открыть свое сердце, пора принять то неизбежное, ожидающее ее. Ибо после черной полосы, всегда следует белая. Только в боли рождаемся мы. Отпустив себя, в саду зацветут новые цветы. Руины снова облачаться в вечность, а гордость даст сил продолжать идти по своей дороге, познав истину и не стерев ноги в кровь.
₪
Два месяца это слишком большой срок, но слишком маленький, чтобы отдаться страсти. Иногда Джулию просто выводило из себя, то что Джордж по отношению к ней не проявляет никаких попыток. Он явно не хочет ее соблазнять, чего же он ждет? За это время она узнала его как человека, решив для себя окончательно, что Джордж не похож на Эверта, Джордж лучше Эверта. Может быть он целовал ее, не так крепко, как Эверт, но все его жесты намного больше ей давали ощущения близости с ней. Он мог мягко обнять ее за талию, бесконечно долго держа свою теплую большую ладонь у нее на пояснице, от чего в ее душе поднимался такой трепет, что ей хотелось накинуться на него. Да, он определенно знал, как вывести ее из равновесия. Боже, и почему она влюбилась в своего ровесника, потеряв так голову. Как еще отец не заметил этого, а Флер не проболталась о ее влюбленности. Два месяца в ее жизни прошли, как два дня. Скоро им исполнится по двадцать лет, скоро она не сможет жить без Джорджа совсем.
Закрыв галерею, Джулия вышла в темноту оглядываясь. Ее всегда встречал Джордж, он боялся за нее. В послевоенном Лондоне по ночам не было спокойно, да и хватало подлецов, готовых воспользоваться молодой девушкой. Он проводил ее до начала ее дома, так чтобы Джейсон не смог увидеть их в окно, наблюдая, как она входит в подъезд. Отцу Джулия врала, что ее проводит один друг, что помогает с ремонтом в галерее. Джейсон же старался не задавать лишних вопросов. Джулия снова осмотрелась, и зачем она надела эти неудобные туфли на таком высоком каблуке? Джордж, наверное, задерживался у миссис Пег, старушка хотела немного порядка у себя в квартире, еще и побыстрее, главное, что платила неплохо. Сама же Джулия благодаря стараниям Елены готовила выставку фотографий Каталины из Мадрида, и конечно же в тайне от Джейсона. Ну, где же Джордж?
- Джули, - девушка вздрогнула, услышав такой до боли знакомый голос Эверта, - я знал, что найду тебя здесь. Я хочу выставку здесь.
- Еще чего, - фыркнула она, - деньги – и потом, что угодно, дорогой, - с сарказмом сказала Джулия.
- С чего бы это! Дорогая, я скучал без тебя, - он приблизился к ней, все такой же волнующий и страстный.
- А я нет! – отрезала она, делая шаг назад, упираясь в стенку.
- Ты не справедлива! – взмолился Эверт.
- Жизнь вообще не справедлива! – парировала Джулия.
- Я люблю тебя…
- А я нет! После того, как ты выставил меня дурой и шлюхой перед всеми! – ее глаза злостно сияли в темноте.
- Так нужно было, Джулия! Я спасал нас…
- Себя ты спасал, конченый ублюдок, - вставила Джулия, - а не меня!
- У тебя кто есть? Ты трахаешься с этим фотографом? – от этих вульгарных слов Джулия разозлилась еще больше.
- Нет. Он лучше тебя, понял, Эверт! Я люблю его! – он кинулся к ней, прижимая ее стене, до боли впиваясь в ее губы, почти кусая, - Пути меня, животное! Пусти! – он завел ее руки за спину, чтобы ей сложнее было сопротивляться, снова грубо ее целуя. Джулия начала отвечать на его животные позывы, он снова умело пробуждал в ней все запретное. Она зажмурила глаза, так как закричать он тоже не давал. Вдруг что-то промелькнуло в темноте, Эверт оторвался от нее, она услышала удар в челюсть.
- Тебе же сказали, вали отсюда! – о, боже, Джордж, сердце запело от счастье, и тут же упало, сейчас он все узнает.
- О, ты ее сопляк! Молодец Джули! Браво! – Эверт похлопал, - Интересно он знает, как ты корчилась от удовольствия подо мной? А, Джули? – Эверт рассмеялся, - Ну, что парень тебе есть о чем подумать!
- Иди к своей жене, Эверт! – крикнула Джулия.
Когда он ушел, Джулия сползла по стенке, думая, что все кончено. Она горько расплакалась, сейчас ее бросит Джордж. Она врала ему все эти месяцы, он ее точно бросит. Он помог ей подняться, робко стирая с ее глаз слезы, крепко прижимая к себе. Ее голова опустилась к нему на плечо, на нее пахнуло краской, к запаху, которому она уже успела привыкнуть. Он что-то прошептал, что-то что она не смогла разобрать.
- Ты что ничего не слышал? – вдруг спросила она.
- Слышал, но не успел подумать, - ответил спокойно он.
- Но это правда, - слезы снова брызнули из ее глаз.
- Но мы все не ангелы. Я не ангел, и ты знаешь это, но и не дьявол. Я такой же, как все из плоти и крови. Почему я должен злиться на твое прошлое, которое я не знал, в котором меня не было? Все хорошо, Джулия, - он поцеловал ее, - пойдем, тебе пора домой.
Пока они дошли до на ее дома на Даутон-Гарденс, она смогла рассказать ему все, стараясь ничего не скрыть. Джулии все казалось, что он скажет ей – «Прости, милая, но ты мне не нужна». Но Джордж лишь слегка сжимал ее вспотевшую ладонь, словно это никак не волновало его. Джордж остановился на их месте, закрыв пальцами ей рот, он отнял их от ее лица, прижимаясь губами к ее рту. Так он хотел стереть все сомненья из ее головы, хотел вырвать из нее этот горький корень. Его это совсем не волнует, потому что он сам был не мальчиком. Он вспомнил Селин и других ничего не значивших для него девушек, в его памяти осталась только Джулия Фокс.
Почему-то Джулия его сторонилась еще несколько недель. Она избегала его, находясь в его же обществе. Джордж чувствовал ее напряжение и беспокойство, неужели она сомневается в нем? Но, почему? Ему плевать на то, что было у нее с этим дьяволом Эвертом, главное – она сейчас с ним. Так прошел еще один странный месяц. Они по-прежнему встречались, она позволяла ему целовать и обнимать ее, но он ощущал ее страх – потерять его. Каждое утро она благодарила Бога, что она еще с ним, каждый день засыпая, она боялась, что он скажет ей – все кончено. Страх потерять его отравлял все ее естество.
Джордж отметил свое двадцатилетие в тихом семейном кругу. Пришли все самые близкие люди их семье, Том не смог появиться в его доме, а с Джулией он увиделся вечером. Он не ожидал больших подарков, зная, как бедственно положение не только их семьи, но и всей страны. Все было скромно, но Джордж запомнил ту теплоту, что с годами будет не доставать их семье. Когда все ушли, он посмотрел на часы, зная, Джулия его ждет. Он спустился из своей комнаты в холл, стараясь быть незамеченным.
- Ты куда? – спросила Диана, как же он не заметил маму вместе с Глорией на кухне.
- Пойду, пройдусь, - пробормотал он, выходя на улицу.
- Что с Джорджем? – Виктор подошел у Диане и Глории, как всегда легко улыбаясь.
- А то, не знаешь? Наш сын влюбился, - Виктор достал толстую папиросу.
- Интересно кто она? – Диана понурила взгляд, ей как любой матери хотелось знать такие подробности.
- Не знаю, - ответил Виктор.
Джулия сказала, что будет ждать его в галереи. Он зашел с бьющимся сердцем, закрывая дверь на замок. Джордж прошел по просторным залам, резко распахивая дверь маленького кабинете. На столе стояла бутылка шампанского и малиновый пирог, горели свечи, а Джулия сидела на софе в красивом узком длинном, пускай даже старомодном, (наверное, платье Каталины) черно-белом платье. Декольте здесь было скромное, зато когда она встала он заметил глубокий вырез на спине. Само платье было черное, на пояснице сходились белые ленты тянущиеся от плеч, сливающиеся в маленький бант. Он увидел ее белые туфли на высоком каблуке, от ее вида у него сегодня захватывал дух. Она подошла к нему, легко целуя его в губы, взяв его за руку, и подводя к столу. Джордж открыл шампанское, они по-прежнему ничего друг другу не говорили. Джулия вытащила из-за софы что-то огромное и прямоугольное.
- Открой, - она забавно улыбнулась, жемчужные сережки колыхнулись. Джордж с помощью ножа разрезал упаковку. Это была их Трафальгарская площадь на огромном снимке. Джулия отвернулась от него.
- Спасибо, милая, - он обнял ее, ощущая через рубашку ее теплое дыханье на своем плече.
- Хочешь пирога, я сама пекла, - он не мог ей отказать. Он пожирал ее взглядом, он хотел ее всю и без остатка, чтобы она до последнего вздоха принадлежала только ему и больше никому.
- Иди сюда, - Джордж притянул ее к себе, опускаясь вместе с ней на софу. Он вытащил из ее волос шпильки наслаждаясь, как они падают блестящим каскадом ей на плечи. Поцеловав ее в плечо, Джордж отвел одну лямку потом другую, обнажая ее грудь, нежно кладя пальцами. Он толкнул ее на софу, стягивая платье совсем, мучительно долго снимая с нее всю остальную одежду. Затем он разделся сам. О, боже, как же он красив, подумала Джулия. Она и Эверта толком не видела обнаженным, а сейчас нисколько этого не стеснялась этой наготы и его, и своей. Его слегка загрубевшие пальцы дарили ей и покой, и наслажденье. Внутри нее возникало трепетное чувство, переходящее в голод. Он лишь только посмеивался над ней. О, как же хорошо с ним! Она стала такой, как воск, податливой в его руках, совсем теряясь, не зная, что делать.
Джордж притянул ее к себе, целуя в губы, она чуть не вскрикнула от боли. Нет, нет, так не должно быть! Если же она любит его, то и в постели все должно быть замечательно. Но почему так больно? Значит Эверт прав, Джордж ей не подходит, а она на самом деле любит все еще этого подлеца. Слезы горячими струйками капали на волосы, ну, почему так плохо? Джордж осушал поцелуями ее слезы, нежно очень бережно двигаясь на ней, не задавая вопросов. Что-то жгучие хлынуло в нее, Джордж упал на нее. Джулия закрыла глаза, ей показалось, что она уснула или забылась на время.
Она открыла глаза, Джорджа рядом не было, он сидел на полу, будто ожидая чего-то. Вот сейчас, сейчас она скажет ему – он не подходит ей:
- Джордж…
- Джулия, почему ты мне сказала? – с упреком сказал он.
- Что? – она не понимающе хлопала глазами.
- Что ты девушка, вот что! – выпалил он, Джулия тяжело вздохнула. Чего это он учудил?
- Но я… Я была любовницей Эверта…
- Я только что убедился, что нет! – от этого ей стало совсем непонятно.
- Джордж…
- Скажи, что сделал с тобой этот подонок, что ты считаешь, что вы спали.
- Но мы… - она готова была расплакаться.
- Посмотри, у тебя кровь, - и правда, так. Но как такое возможно. И тут перед глазами возникла сцена, как она кричит в спальне Эверта, как он подходит к ней, крича – я и так слишком долго берег тебя. Значит… о, бог мой, какая она дура.
- Джордж…
- Тебе было очень больно? – он запустил пальцы в ее волосы.
- Я не ожидала этого, просто, - пробурчала она.
- Сейчас исправим это, - внутри нее что-то подпрыгнуло от ликования. Джордж ласкал ее до помрачения, чтобы она забылась в экстазе, растворилась в его руках и губах. В этот раз ей не было ни больно, ни плохо. Одна за одной волна счастья и удовольствия накрывала ее, даря ей какие-то фантастические ощущения. Неожиданно Джордж оказался в сидящей позе, она на нем. Как же божественно с ним! Джулия устало опустилась на него, вдыхая запах краски и страсти.
- Солнце мое, я так люблю тебя, - прошептал он ей.
- Я тоже очень люблю тебя, - они весело стали одеваться, Джордж проводил ее до дома. Вернувшись домой, он наконец-то понял, что почувствовал сегодня. Вот она, именно с ней он готов прожить всю оставшуюся жизнь.
Через три дня Джулия отмечала свое день рожденье с Флер и Джейсоном. Когда все уснули, она тихо выбралась из дому. Джордж подарил ей небольшое золотое сердечко на тоненькой цепочке и не забываемую ночь. О, вот она любовь! От нее все замирало внутри от счастья, главное, чтобы все это было вечно.
₪
Ну, вот и пошли дожди. Жалко, теперь сложно кататься на лошадях, а так хотелось. Стерев стекавшие струйки с запотевшего стекла, Энди открыла книжку по медицине, уткнувшись в нудные термины. Она почитала еще час, потом спустилась вниз, в гостиной сидел отец, наверняка, проверял отчеты и прочую ерунду. Энди решила тихо пройти в кухню, чтобы взять печенья с водой, но это не удалось сделать. Как же ему удается видеть все? У него, что глаза на лбу?
- Энди? – она вздрогнула от хриплого властного голоса Артура.
- Да, папа, - нехотя девушка поплелась к нему.
- Садись, мне нужно с тобой поговорить, - она сглотнула, хотя никогда не боялась его. Может Артур решил, что медицина совсем не для нее.
- Да, конечно, - Энди почесала запястье.
- Тебе пора начинать практику. Я работал с первого курса, сначала в аптеке, а потом и в аптеке и госпитале. Тебя все равно отправят работать, - Энди нервно вздохнула, пытаясь уловить настроение отца, - почему бы тебе не работать у меня.
- Но я не хирург! – возразила девушка.
- Я знаю, Энди, - Артур положил свои бумаги на стол, - ты будешь работать у Мишеля Кершоу, он терапевт. Молодой врач, но очень талантливый.
- Ты меня сватаешь? – в ее глазах плясали смешинки, - так ведь?
- Нет, конечно же! Мишель женат, - Энди засмеялась, - завтра поедешь со мной.
- Я готова, - гордо сказала она.
Утром она ждала отца у машины. По дороге из Грин-Хилла в Челси ее охватывало волнение. А вдруг ее, как дочь человека заведующего больницей, просто не примут? Ведь могут же, если посчитают это наглостью со стороны Артура Йорка. Энди постаралась быть не заметной, но Артур в первый же день представил дочь всему своему коллективу. Ужас. Все смотрели на нее, поглощая взглядами, изучая подмечая ее недостатки, думая, что она здесь просто так.
- Пойдем, знакомиться с Мишелем, - Артур взял дочь за руку.
- Хм, а для меня он тоже будет Мишелем? – Энди попыталась подколоть отца, но видимо он не понял ее вопроса.
- Для тебя он доктор Кершоу! – отрезал Артур, - запомни это, милая моя.
Они вошли в кабинет, за столом сидел молодой мужчина. Когда он поднял на нее свое лицо, то у нее затряслись коленки. Как же он красив! Русые вьющиеся волосы, темные глаза обрамленные веером густых ресниц, аккуратные усы. Мишелю на вид было не больше тридцати. Жаль, что он женат, очень даже жаль. «Он запретен для тебя, Энди!», - осадила себя девушка. Энди протянула ему руку, он нежно ее поцеловал. Так они и начали работать бок о бок.
Она знала, что Мишель не любит, когда ему задают глупые вопросы, и быстро нашла способ, как задать вопрос и не услышать ворчание в свою сторону. Энди не боялась его совсем, большего всего она боялась его жену, приходившую к нему на работу. Ванесса безусловно была красавицей, эта томная блондинка поражала своей элегантностью. Энди впервые встретившись с ней в кабинете Мишеля, услышала легкое шипение. Однажды, она стала невольной слушательницей скандала супругов.
- Ты же хочешь ее! – кричала Ванесса.
- Ты с ума сошла, что ли?! Она дочь моего начальника, - на повышенных тонах отвечал Мишель.
- Так повысишься по служебной лестнице! – продолжала кричать Ванесса.
- Дура, - Энди больше не могла это слышать, и предпочла зайти к начальнику позже, когда страсти улягутся.
Вечером Мишель застал ее за отчетами, он сел рядом с ней, отводя ее руку с ручкой от карточек. Энди устало вырвала руку, делая вид, что совсем не обращает на него внимание. Заводить роман с начальником верх непрофессионализма, подумала она.
- Доктор Кершоу, - громко сказала она.
- Энди, вы…
- Не намерена продолжать эти игры.
Любить на расстояние вот, что она может себе позволить, другое ей просто не дано. В ее семье уже был печальный пример с теткой и дядей. Может, Роуз было и хорошо, но каково было Аманде? Поэтому, какой плохойне являлась Ванесса, Мишель для нее запретный плод.
₪
Осень 1945.
Виктор смотрел в документы, недавно зашла Диана занося ему чай с печеньем, сейчас снова кто-то топтался перед кабинетом. Виктор решил не обращать внимание на это, может быть Элеонора решилась поиграть на рояле. Иногда играла Диана, дом редко наполняли звуки этого чудного инструмента. Кто-то явно мялся перед его дверью, не решаясь зайти. Виктор встал, он распахнул дверь, увидев Джорджа, он явно что-то обдумывал.
- Джордж, заходи. Ты ко мне? – Виктор указал на огромное кресло, стоящее напротив его рабочего места.
- Да, я к тебе, - Джордж кивнул, только сейчас Виктор заметил, как он волнуется, - у меня серьезный разговор.
- Ты решил бросить учебу и податься в медицину, - Виктор хотел разрядить обстановку этой шуткой, но это не помогло.
- Нет, - отрезал Джордж, - я женюсь, - как гром среди ясного неба, Виктор замер, а потом лишь закрыл глаза рукой.
- Ты так молод! – воскликнул он. В его годы он и не задумывался о женитьбе, так встречался с женщинами, спал с ними, но жениться… это такой важный шаг.
- Я люблю ее! – выпалил Джордж.
- Люби сколько хочешь, но не путай страсть и любовь, - Виктор посмотрел на Джордж, сын сохранял невозмутимость.
- Я люблю ее! – снова повторил Джордж, - это навсегда.
- Джордж, - он попытался разубедить сына, но увидев его таинственные глаза, его твердое намерение, читающиеся в глазах, Виктор отступил, - кто она?
- Это секрет, в субботу они придут знакомиться, моя невеста и ее отец с сестрой, - сказал Джордж, широко улыбаясь отцу.
- Что ж, мне надо поговорить с Дианой о колье, сделать так, чтобы она ничего не поняла, а то будет задавать много вопросов, - Виктор разлил им вина.
- Колье? Зачем? – Джордж принял бокал вина.
- Как, зачем? Это традиция, теперь твоя жена, должна носить его. Ты кольцо нашел? – Виктор еще подлил вина.
- Да, - с придыханием ответил он, - показать тебе?
- С жемчугом, - протянул Виктор, удивляясь.
- Это ведь еще одна традиция, так ведь? – Джордж прищурил глаза, будто оказался на горячем солнце.
- Хотелось бы.
В другом доме, в это же время Джулия дожидалась возвращение отца. Джордж ничего толком не объяснил, только сказал, что пора «вновь познакомить» родителей, и он хочет представить свою девушку. После той чудной ночи были и другие ночи и минуты. Такие восхитительные и упоительные, в такие часы она ощущала себя желанной и живой. Теперь не нужно будет скрываться от всех. Джулия услышала, как хлопнула дверь, Джейсон пришел. Она зажмурила глаза, повторяя заранее заготовленную речь. Джейсон прошел к себе, потом в столовую. Джулия подала ужин, Флер крутилась под ногами, чуть ли не танцуя, догадываясь, что скажет сестра, или готовая поведать ее секрет.
- В субботу мы идем в гости, - Джейсон посмотрел на дочь.
- Куда? – губы Флер сложились в трубочку.
- Знакомится с родителями моего парня, - равнодушно и невозмутимо продолжила Джулия.
- Надеюсь, это не Эверт? – Джейсон отломил кусочек хлеба.
- Нет, он лучше Эверта в миллион раз, - прошептала Джулия.
- И можно узнать кто он? – Флер загорелась любопытством.
- Красавец, умничка и он любит меня. Больше я не скажу, - весело, щипая Флер за бок, ответила Джулия.
В субботу Джулия бесконечно долго решала что надеть, она помнила Диану Хомс, всегда такая элегантная, хуже Джулия не может выглядеть. Она остановила выбор на желтом платье с вышивкой по рукавам. Это платье она сшила сама, оно было безупречно, и она сама придумала такой сложный рисунок. Дополнила свой образ простыми янтарными сережками и подвеской, сделала красивую прическу. Для Флер Джулия выбрала зеленое трикотажное платье, хотя та очень хотела что-то очень красивое. Джейсона она заставила одеть костюм. Они сели в такси, Джулия тихо назвала адрес. Когда они свернули в Кенсингтон, то девушка ощутила дрожь отца. Машина остановилась у Гарден-Дейлиас.
- Той парень живет здесь? – задал вопрос Джейсон, может они давно здесь не живут? Может Хомсы продали его? Джулия кивнула, хитро улыбаясь. Им открыли дверь, и…
₪
- Мистер Фокс! – Завизжал кто-то.
- О, боже, Глория, как я рад вас видеть, - он прерывисто обнял полную даму.
- А мы ждем гостей, - Глория впустила всех в дом. Гарден-Дейлиас не изменился, хоть и чуть обеднел.
- Гло, это и есть наши гости, - из столовой вышел молодой мужчина, так похожий на Диану, и чем-то манерами напоминавший Виктора, - Джулия, - он поцеловал его дочь в щеку, потом присел перед Флер на корточки, - Флер, помнишь меня? Хотя нет, ты тогда только родилась, - он встал, теперь уже обращаясь к Джейсону, - ваша жена была моей крестной матерью…
- Джордж, - ну, конечно же, это сын Виктора, ну, кто еще это мог быть.
- Роберт, Элеонора идите сюда, пока родители не слышат, - из зала вышла рыжеволосая девушка, с фарфоровой кожей и сдержанными голубыми глазами. Следом за ней шел парень очень похожий на Джорджа, - Нэлл, это Флер, будете подружками. Это Роберт. Ну, а это… Роберт, помнишь кто это?
- Еще бы! Дядя Джейсон, вы мой духовный отец, - смеясь ответил Роберт, он пожал руку Джейсону.
- Я же тебе говорила, что пришли, - все услышали полушепот на лестнице, а потом спускающуюся Диану вместе с Виктором.
- Джейсон! – громко воскликнула Диана.
- Джейсон?! – Виктору показалось будто он видит фантом, - сколько лет!?
- Честно?! Девять, - Джейсон позволил себя всем обнять, - только я одного не понял, вы кого сегодня ждали?
- Вас, - все обернулись к Джорджу, - мы ждали вас. Мы с Джулией…
- Значит, это он? – Джейсон удивленно вздохнул, - так Джулия?
- Угу, - Джордж обнял девушку за талию.
- Вот лисы! – они все сели за стол, Виктор только это и смог сказать, - не ну, хороши! И давно вы…
- Четыре месяца, - Джулия потупила глаза, - скоро будет.
- Чем ты занимаешься, Джулия? – Диана оценивающе посмотрела на девушку.
- Я фотограф, - пролепетала та.
- Как Кат, - заметила Диана, - и очень похожа на нее.
- Я могу задать встречный вопрос, а чем ты занимаешься, Джордж? – Джейсон все еще не мог прийти, прежде всего от новостей о старых друзьях, но такое он просто обязан знать, не смотря на то, что перед ним Джордж Хомс.
- Я будущий химик-технолог, - Джордж отпил вина, конечно, Джейсона понять можно, он присматривается к нему, ведь речь идет о его дочери, - можно минутку внимания. Джулия, я очень люблю тебя, - начал он, - я не хочу терять тебя. Ты станешь моей женой?
«Что он сказал! О, черт! Женой?! Он хочет женится на мне?! Вот это да!», - подумала Джулия, смотря на лицо отца, который был так же шокирован, как и все, только Виктор был не возмутим. Так это плут знал обо всем!
- Да, - прошептала она, Джордж достал красивое колечко одевая на ее палец, жемчужина легко блистала на свету. Потом он извлек из внутреннего кармана пиджака темно-синюю бархатную коробочку с фамильным гербом на крышке.
- Это тебе, - бриллианты, Джулия хотела было отказаться, но как-то это не уместно в компании семьи жениха, да и это традиция. Джордж поцеловал свою невесту.
- Джордж, что вы делаете? – Диана встала, - вы так молоды! Почему нельзя подождать?!
- Чего ждать? – невозмутимо спокойно спросил Джордж, - пока я состарюсь?
- Ты подумал, на что вы будете жить? И где? – продолжала тираду Диана.
- Ну, для этого есть квартира на Бонд-стрит, - подал голос Виктор, за что получил неодобрительный взгляд супруги, - вообще-то, я ее не продал.
- Значит, ты знал? – теперь она уже нападала на Виктора.
- Конечно, знал, - о, как она порой ненавидела этот его взгляд с холодной ирландской сдержанностью, - я только не знал, что это Джулия.
- Виктор, а помнишь, мы с тобой шутили, - вставил Джейсон, разрядить обстановку, - если у меня родиться дочь, то она выйдет за твоего сына, и наоборот.
Остаток дня прошел уже в гнетущей обстановке. Диана дулась на Виктора. Виктор обращал внимание на Джейсона. Джулия боялась гнева будущей свекрови. Элеонора успела подружиться с Флер, а Роберт любовался все это время сестрой невесты брата. Глория и Барбара сетовали, что почти ничего не съедено. Так прекрасно начавшаяся встреча, омрачилась недоумением и испугом. Будущее стало еще на один шаг ближе, и еще более осязаемое.
История изменилась… Новый виток начал скручиваться в сложные цветы в старом английском саду.
₪
Будущая свекровь не приняла ее, вернее, не захотела принять. Решив, что они слишком молоды и глупы, ведь они оба еще не встали на ноги. Джулия нервничала, приехав домой Джейсон попытался ее утешить, рассказ, какая замечательная Диана. Но беспокойство не отпускало ее. Джордж тоже внушал ей, что не стоит ничего опасаться, в душе все равно царил мрак, и ничего не измениться, пока Джулия сама не поговорит с Дианой.
Девушка испекла киш с яблоками и смородиной. Для Джорджа она станет очень экономной женой, в стране действовала карточная система, но Джулия научилась вертеться. Диана обязана это знать, ведь ей пришлось стать матерью Флер и помощницей Джейсона, а тогда ей исполнилось всего лишь четырнадцать. До Мелбори-роуд она дошла пешком, от волнения Джулия решилась немного еще погулять. Дом на Логан-Плейс был заколочен, интересно, кто там будет жить? Потом она снова вернулась к Гарден-Дейлиас, девушка отворила калитку, сад был засыпан листьями, а георгины цвели бурным цветом, жаль у нее нет с собой фотоаппарата.
Она позвонила, дверь отворила Глория. За эти годы та пополнела, став дородной дамой, ей уже было тридцать четыре. Она вышла замуж еще до войны, ее муж Элиот работал водителем у Виктора. Небеса так и не дали им детей, но не смотря на это они очень любили друг друга. Глория приветливо улыбалась, ее серые глаза озорно смеялись. Она показала Джулии жестом, чтобы она входила в дом. Девушка повесила пальто, снимая туфельки, Глория куда-то ушла, на кухне кто-то бродил.
- А, это мисс Джулия пришла, - к ней вышла Барбара. Джулия помнила ее, тогда она была моложе и строже, сейчас это просто пожилая женщина с седой головой и блеклыми глазами.
- Здравствуй, Джулия, - она обернулась перед ней стоял Роберт, - как у тебя дела?
- Неплохо, - немного смеясь ответила она, - а как ты?
- О, все также. Кстати, Гло пошла за мамой, она у себя, - Роберт взял со стола печенье, захрустев им, - он изменился.
- Кто? – Джулия знала о ком говорил Роберт.
- Мой брат, - Роберт подал ей чай с мятой, - ты будешь с ней говорить?
- Ну, да… мне кажется, я не нравлюсь… - Джулия слегка замялась.
- Здравствуй, Джулия, - Диана мило улыбалась, где же ее гнев, подумала девушка, - рада тебя видеть.
- Миссис Хомс, я принесла пирог, - Диана нахмурилась, Джулия не понимала почему. Что она сделала нет так?
- Прошу, зови меня Диана. Я знала тебя вот такой, - она показала руками младенца, - давай без формальностей, тем более, что ты невеста моего сына, новая леди Хомс.
- Я думала, что вы против этого брака, - пролепетала Джулия, сникая под этим хорошо знакомым таинственным взором, так вот откуда у Джорджа такой взглядом.
- Нет, я остыла, Джулия, - Диана снова легко улыбнулась, - пойдем попьем чай, а Роберт пойдет делать уроки.
Они говорили несколько часов. Первые полчаса беседы, Джулия боялась Дианы, а потом она сама и не заметила, как расслабилась, будто выпила крепко вина, и перестала пугаться при виде поднятых глаз Дианы на нее. Она могла говорить с Дианой обо всем, и о ее сыне, и о отношениях полов, и о дневнике Джорджины. Они вместе вспоминали ее мать, и вместе смеялись над своими мужчинами. Почему она так ее боялась? Диана совсем не такая. Леди Хомс немного мрачно посмотрела на нее, тяжело вздохнула, и начала рассказывать о семье Хомс. Диана слушала внимательно, понимая, что она тоже впишет свое имя в историю этой удивительной семьи. Они не услышали, как пришел Виктор, как следом за ним в дом вошел Джордж, уставший от занятий.
- Ты счастлива? – Джордж поцеловал ее в прохладные губы, когда они стояли у ее подъезда.
- Очень, - ее руки обвились вокруг его шеи, прикасаясь потом к тому месту, где бьется сердце, - я соскучилась по… - о, это мечтает услышать каждый мужчина. Неужели из скромной девчонки, он превратил ее в пламенную любовницу?
- Развратная девчонка, - Джордж отнял ее от себя, - в выходные ты будешь моей.
- Ого, мистер Хомс, - она развернулась на своих высоких каблучках, скрываясь в полутемном подъезде.
Ночью, ей показалось, что она ведет себя, как дурочка, от блаженной сладкой улыбки сводило скулы. Любовь - это тихий шепот на ушко. Любовь, и есть жизнь. Васильковое небо - Любовь. Цветы на зеленом лугу, мечты, опавшие с небес в море - тоже любовь. О, великое чувство любовь, подумала Джулия, чтобы она делала без Джорджа. Каждый раз находясь с ним, она ощущала, как жизнь растекается по жилам, как бабочки порхают в голове, как все внутри сжимается от счастья. Она готова кричать о своей любви. Жить ради любви, это – ценность, остальное не важно. Главное, чтобы эта любовь не покинула их.
₪
С тех пор, как Джейсон вернулся в свой родной госпиталь многое изменилось. У него появились ученики, он находил в этом новом мире много очарования, и порой много скучал по той Англии, которую он оставил девять лет назад. Недавно отгремела война в Азии, и теперь осталось только построить новый мир. Джейсон посвящал все свое время работе и дочерям. Джулия скоро совсем уедет от него, выйдет замуж за Джорджа Хомса. Джордж ему нравился, как человек. Такого как он Джулия вряд ли еще найдет. Да, будущее любимой дочери почти решено, его младшей еще предстоит впорхнуть во взрослый мир.
Его мысли прервала Энди, она часто приходила к нему, что не вольно он начинал думать, что девушка решилась связать себя с хирургией. Энди поставила чай на стол, печально смотря на карточки. Она все чаще стала избегать своего начальника, и все чаще обращаться к нему, обходя родного отца.
- Что случилось, Энди? – спросил он, девушка съежилась.
- Я не буду больше с ним работать! – выпалила она. Наверное, отругал ее, а она дуется, как маленький ребенок, не профессионально это как-то.
- Да, ладно тебе, успокойся, - отмахнулся Джейсон.
- Нет, не ладно! Все осуждают меня. От санитарок до врачей. Его жена косо смотрит на меня, а он постоянно делает мне не однозначные намеки, - она сказала это, как одном дыханье. Джейсон заметил, как Энди стало намного лучше.
- Энди, возьми себя в руки. Не сдавайся. Наплюй на них всех, а на него не обращай никого внимания, - заключил Джейсон.
- Хорошо, - прошептала она.
- Вот и славная девочка, - Джейсон посмотрел на часы, у него скоро была операция, после надо поговорить с Артуром. Его дочери нелегко, все ждут от нее чего-то большего, а она пока девчонка, которая только пробует на вкус жизнь.
Артур был у себя в кабинете, сейчас он занимался только сложными случаями, поскольку руководящая должность отнимала время отведенное на пациентов, но ему шла эта важность и занятость. Джейсон откашлялся, привлекая внимание друга. Артур тяжело вздохнул, медленно откидываясь в кресле, война закончилось, а радостей так и не было.
- Нам надо поговорить, - вкрадчиво начала Джейсон, - об Энди.
- Хорошо, - Артур кивнул. Может Джейсон заметил, что Энди все плохо дается, и ей нужно заняться другим? Он сам замечал, как все у нее получается с натяжкой, как что-то мешает ей профессионально работать.
- Я думаю, ей надо уйти от Мишеля. Ее беспокоит, что все только и сплетничают о ней. Она страдает, - Джейсон перевел дыхание, смотря на Артура, ровно дыша.
- Джейсон, ей нужно научиться справляться с трудностями, - заключил Артур, - все это юношеские страхи.
- Да, нет, Артур. Ей уже скоро будет двадцать один, она уже взрослая, - Джейсон хотел согласиться с другом, но как-то не получалось у него.
- Вот именно. Взрослая, - бросил Артур.
- Почему бы тебе не перевести ее в гинекологию? Она бы поработала у Грейс Шадон, - Джейсон замер, ожидая ответа от Артура.
- Это можно. А она сама хочет? – Артур все еще колебался.
- Да, думаю да, - пробормотал Джейсон.
С доктором Шадон Энди почувствовала себя свободной. Грейс и сама была молода, хотя у нее был сын ровесник Энди, к ней очень скептически относились в начале ее карьеры. Мужчины считали, что лечится у женщины, тоже самое, что и глупого ребенка. Всю жизнь Грейс хотелось доказать, что это совсем не так. Женщины всегда чувствовали себя оскорбительно, когда их осматривал мужчина, и тут появляется доктор-женщина, которой доверяют женщины. Энди ей сразу же понравилась, ей как раз не хватало ладной умной девушки, которая бы во всем помогала бы ей. Сплетни как-то сами утихли, и Энди решила, что не останется у Грейс, возможно, и после окончания колледжа. Хороший наставник – это залог успеха, а Грейс именно им и стала. «Спасибо, Джейсон», - ей хотелось говорить это каждый день, при виде его.
Энди только потом узнала, что сын Грейс работал учеником у Джейсона. Грейс растила его одна. Она вышла замуж еще будучи студенткой, как ей казалось, Джошуа Клоуз – самый восхитительный мужчина, лучше ей не найти. Она тянула на себе все, учебу, работу, сына, пока Джошуа развлекался со своей любовницей. Ну как можно было так относится к этой маленькой сильной женщине, с милым овальным лицом с большими серыми глазами, мягко обрамленным каскадом черных волос? Он ушел от Грейс, когда сыну исполнилось три года. Грейс вернула свою девичью фамилию, оставив сыну имя бывшего мужа. Да, Грейс определено производила впечатление сильной женщины, и это сильнее всего впечатляло Энди в ней.
Впервые Энди столкнулась с Эйданом в кабинете Джейсона. Сын Грейс был очень высоким и худым, но он произвел сильное впечатление на нее. Конечно, он просто не мог не обратить на себя внимание, темноволосый с немного мрачной улыбкой, с притягательными голубыми глазами, от него аж дух захватывало. Но такой, как он, никогда не обратит на нее внимание. Безусловно, Энди очень похожа на Урсулу, но в ее облике чего-то определенно не хватало, по крайне мере так думала сама Энди. Эйдан первый раз улыбнулся ей, когда она не застала Джейсона.
- Наш начальник на операции, - от его хриплого мелодичного голоса у девушки все задрожало внутри.
- Он мне не начальник, - ответила она, перелистывая свой блокнот.
- А кто? – от его пристального взгляда у Энди чуть сердце не подпрыгнуло.
- Мой друг, вернее друг моего отца, - похоже он не знает, что она дочь заведующего госпиталя, - я знала его, когда была совсем ребенком.
- А правда, что доктор Фокс был на войне в Испании? – Энди игриво улыбнулась, и кивнула, - а потом жил в Кенте с нашими летчиками? – она снова кивнула, - Эйдан Клоуз.
- О, Энди Йорк, - прошептала она.
- Так вот оно в чем дело? - в его голосе заскользило легкое презрение, - твой отец…
- Они с Джейсоном друзья с колледжа, - выпалила она, сбивая с мыслей, - я росла в врачебной семье. Мой дед Рамсей Грандж когда-то был потрясающим хирургом, а потом преподавателем в колледже. Мой дядя Сайман Портси – психолог, а дядя Фредерик – фармацевт. Ну, а дядя Виктор владеет фармацевтической компанией.
- Они захотели и ты стала врачом, - снова этот сарказм, да заткнется же он наконец или нет? Что он вообще понимает?
- Нет, - спокойно с выдержкой сказала она, ведь ее отец наполовину ирландец, холодность это наследственное, - Мне было шесть, когда я помогла отцу оперировать мать. Она упала с лошади, и ребенок при падение умер.
- Что ж похвально! – черт опять это издевка. Ну, ничего она поставит на место этого сноба.
- Я работаю у твоей матери, понял! - прошипела она, направляясь к двери.
- Обожаю гордых девчонок, - услышала она в свой след.
До своего отделения Энди не дошла, а долетела. Эта короткая вспышка гнева предала ей столько сил, что Грейс заметила, как куда-то исчезла скованность девушки. Энди ненавидела таких снобов, которые считали, что женщина ужасно глупа, чтобы самостоятельно строить свою жизнь. Просто удивительно, как у такой женщины, как Грейс мог вырасти такой сын? Или ей это привиделось? Энди только сегодня обрела душевный покой, наверное, выплеснув свой гнев, ей стало легче. Ох, как жаль, что нет рядом с ней Саймана, он бы дал практический совет. Значит, это Мишель так плохо на нее влиял. Ведь именно он поселил в ней не уверенность и беспокойство. Он постоянно кричал на нее, что она дура, и мало, что понимает в медицине. Это пошатнуло ее веру в себя, не смотря на то, что она отличалась сильным духом. Они никогда не было той смазливой леди, падающей в обморок при любой трудности.
- Доктор Йорк, вас подвезти, - услышала она волнующий голос.
- Нет, не надо, - спокойно ответила она, - я на машине, - еще в годы войны Энди научилась водить машину, а отец отдал свой старенький «форд».
- Может надо, - какой же настойчивый!
- Нет, я живу загородом, - отрезала она.
- И не страшно вам? – он, что смеется над ней? Она женщина, а это не говорит о ее беспомощности.
- Нет, - пролепетала она, куда же запропастился ее гнев?
- Наверное, ваш отец мечтал о сыне, и теперь вы продолжаете династию, - Энди горько усмехнулась.
- У моего отца был сын. Вся больница об этом знает, только не вы, - Эйдан смутился, и почему в ее голосе слышна обида и печаль. Энди распахнула дверь, садясь в свою машину. Она должна побыстрей уехать, пока этот разговор не набрал неприятный оборот.
Эйдан и Энди стали часто встречаться в кабинете Джейсона. Как жаль то, что замечал Джейсон и Грейс, не замечали они сами, не чувствовали. Потому что перепалка перерастала в дружеские чувства. Они часто беседовали, делились случаями и проблемами, пили кофе по утрам вместе и обожали вместе дежурить, не смотря на принадлежность разных отделений. Может быть, из этого что-то и выйдет?
₪
Февраль 1946.
В Сэнт-Джеймс-Парк как всегда было многолюдно. В такие сложные времена для Англии люди старались, как можно больше уделить свободного времени себе, хотя бы на выходные расстаться с проблемами. На каждом углу обсуждали важные политические решения, новые поколения воспринимали все с энтузиазмом, а старые – все больше критиковали правительство, вспоминая как им хорошо жилось при правительстве Ллойд Джорджа. Рабочие с радостью воспринимали приватизацию, а владельцы со страхом ожидали – а вдруг и их решат понизить. Еще свежи страшные воспоминанья, хотя город малу помалу стал приобретать прежние формы. Молодые люди заполняли улицу. Да, они новые строители новой Англии. Предстояло столько грандиозных событий и сложных решений.
Елена мялась на скамейке, где они обычно встречались с Джулией. Она нервно посмотрела на часы, подруга явно опаздывала. Она посмотрела влево, Джулия шла с Джорджем и еще с кем-то. Елена попыталась сфокусироваться на третьем, но не могла его разглядеть или узнать. Джулия смеялась, Джордж обнимал ее за талию, другой шел рядом с ними, перебрасываясь фразами. Они стали ближе к ней и Елена, могла разглядеть парня. На вид ему было столько же сколько и Джорджу. Светлые волосы в лучах солнцах напоминали золотой нимб. Елена захлопнула книжку, идя навстречу молодым людям. Ее губы дрогнули в легкой улыбке. Джулия поцеловала ее в обе щеки:
- О, Том, познакомься, это Елена Сван наша с Джорджем подруга, - ее глаза встретились с двумя голубыми озерцами, - это Том Саттон, друг Джорджа.
- Очень приятно, - пробормотала Елена, медленно выходя из кого-то странного оцепенения, - Джулия, нам нужно идти на твою примерку.
- Конечно, - подруга поцеловала жениха украдкой в губы, после одарив Томаса кратким поцелуем в щеку.
До ателье они шли почти молча. Елена не спрашивала ни о чем, а Джулия наоборот задавала наводящие вопросы. Елену все не отпускал мягкий взгляд Томаса Саттона, до этого она почти не думала о парнях, да и не хотела. Иногда ей казалось, что сердце ее пусто, и не способно на волнующие чувства. В Томе что-то было, но ее сердце трепетно не билось, скорее наоборот говорило, что Том для нее не пара.
В салоне, не смотря на дефицит находилось много клиенток. Кто-то перешивал старое платье, чтобы оно выглядело моднее, кто-то шил из старых запасов ткани недорогие платья. Не самое лучшее время – выходить замуж. Джулия выходила замуж через две недели, поэтому сегодня была последняя примерка. На ткани пришлось с экономить, Джулия нашла в одном из шкафов Каталины несколько ярдов персиковой ткани с мелким рисунком нежной лаванды. Из этого шелкового полотна пришлось сотворить что-то красивое. Платье получилось совсем не торжественное, и совсем простое. Денег у них с Джорджем не хватало на свадьбу со всеми изысками, все случилось так поспешно, что по простоту в послевоенной Англии у них не могло все быть по-другому.
- Как тебе? – Джулия крутилась на табуретке, разглядывая себя в зеркале.
- Ты чудесна, - ответила Елена, - Джордж будет в восторге.
- Джордж будет в восторге, когда будет снимать его, - озорно улыбаясь, сказала Джулия.
- Неужели, так сказочно? – от этого вопроса Джулия должна была бы смутиться, но вместо этого она ничего не ответила.
Ее отношения с Джорджем и вправду напоминали сказку. Он все также встречал ее из галереи по вечерам, доводя до дома, лишь иногда он заходил к ней домой, чтобы выпить пару чашек чаю. По выходным, когда он не учился и не работал, они гуляли по любимому городу приходя поужинать в Гарден-Дейлиас. С ним она ощущала себя легкий и любимой, в его теплых объятьях она находила покой и радость, в его поцелуе она растворялась как соль в воде, в постели с ним жизнь стремительно разливалась по жилам, наполняя тело и душу смыслом существования. В редкие минуты страх приходил к ней неожиданно, Джулия боялась его потерять, боялась что хоть одна оплошность с ее стороны станет ее болью. Она считала пока они не готовы к детям, пока они не встанут на ноги, поэтому пила эту невыносимо горькую траву, которую ей дал Джордж и которую она нашла у Каталины.
- А почему ты не обращаешь ни на кого внимания? – вдруг задала вопрос Джулия, пристально смотря на Елену, - ты так красива.
- Не видела того единственного, - сказано это было безразлично, но в этом тоне Джулия уловила какое-то сожаление.
- Тоже скажешь, - Джулия уже сняла свое платье, одевая свой брючный костюм. Они забрали платье, чтобы отнести его к Джулии домой, - может мне свести тебя с Томом?
- Вряд ли, - Елена отрицательно покачала головой, - он не в моем в кусе.
- Тоже скажешь мне, - Джулия протянула клочок бумаги, - это адрес Томаса, и его телефон.
- Нет, Джулия, - Елена поцеловала подругу в щеку на прощание, - до завтра.
Как же она устала от этого. Все постоянно кого-то ей сватали, Вера находила более или менее состоятельных кавалеров, Джулия подбирала из числа знакомых. Как же это все надоело. Но не хотело ее сердце любить, но не хотело оно, как птичка биться в клетке, оно жаждало свободы, а это значит любовь делает из человека раба. А она свободна, она не хочет никому подчинятся, она хочет быть независимой, принадлежать только самой себе. Вот такие вырастали цветы в английском саду – молодые, но крепкие, сильный ветер вряд ли их сломит.
₪
С утра грело солнце, город наполнялся легким светом и теплом. Косые лучи скользили по фасадам и руинам, теряясь в грязном асфальте. Снег недавно растаял, но от этого улицы Лондона наполнились сыростью. Весна вступала в свои права, заполняя своим волшебством мысли и души. Новая весна нового года без войны, стала неким символом перемен и радостей. Все начало оживать, пропитываясь ароматом свежести и счастья. Ветра сменили свое направление, принося немного надежд на жизнь без горестей. Новая эра началась…
Откинув старенькое пуховое покрывало, Джулия опустила ноги на холодный пол, подходя к зеркалу. Сегодня был день ее свадьбы. Вчера они с Джорджем провели скромную гражданскую церемонию, заключая договор, положенный в семье Хомс, сегодня они венчались. Джулия приняла прохладный душ, чтобы окончательно проснуться. В комнату кто-то постучал, Флер робко прошла в спальню присаживаясь на кровать. Джулия с помощью сестры уложила волосы в сложную прическу, подражая Вивьен Ли, как в «Унесенных ветрах», когда Вивьен была облачена в великолепное зеленое платье. Да, в этом платье она определено похожа на нее. Джулия немного наложила макияжа на лицо, с придиркой смотря на себя.
- А колье? – Флер повысила голос, протягивая сестре бархатную коробочку, - оно твое.
- Не хочу его надевать, оно такое древнее, - Джулия слегка поморщилась, когда тяжелые холодные камни прикоснулись к шее и полуобнаженной груди, - боюсь, что испорчу его.
Джейсон нашел дочерей в гостиной, он подал простой букет роз, что накануне отдала ему Диана, срезав цветы из своей оранжереи. Он был готов расплакаться от счастья, на столько оно переполняло его, оно затапливало всего его естество. Когда он был в последний раз так счастлив? «Кат, почему ты сегодня не со мной? Кат, жаль, что ты не видишь, Джулию». Джейсон обнял дочь, они втроем спустились вниз, где их ожидала присланная Виктором машина. До церкви Святого Августа можно было дойти и пешком, но Виктор настоял, чтобы все формальности соблюли. Джулия молчала всю дорогу, пытаясь сохранить спокойствие, сегодня она станет леди Хомс, сегодня все это закончится раз и навсегда. Больше ни одна девица не посмеет посмотреть на ее Джорджа.
У алтаря ее ждал жених, Виктор и Томас. Джордж затаил дыхание, удивляясь как можно было сшить такое восхитительное платье. Для этого платья Джулии пришлось одеть корсет, который она нашла в сундуке Каталины, чтобы талия из-за очень пышной юбки в мелкую складку казалась еще тоньше, а грудь стала еще соблазнительной из-за китового уса и выреза в форме сердца лифа. Маленькие рукава-буфы уравновешивали пышный низ и гладкий вверх, на плечи Джулии пришлось накинуть красивую мохеровою белую шаль, чтобы не простудиться.
Джулия делала осторожные шаги, она еще не привыкла к туфлям на высоком каблуке и не удобной юбке с множеством подкладок. Наконец, Джейсон довел ее до алтаря, подавая ее руку в ладонь Джорджа. Отец Питер когда-то венчал его родителей, потом крестил детей Хомсов, а сегодня соединял в вечный союз молодого лорда Хомса и его невесту.
- Согласен ли ты, Джордж Дезмонд Блейк Хомс взять в жены Джулию Фермину Хомс? – Джордж громко ответил согласием, отец Питер задал вопрос Джулии, и она тихо пролепетала – «да», - Объявляю вас мужем и женой, - Джордж приподнял короткую вуаль жены, целуя ее в дрожащие губы.
В Гарден-Дейлиас ждал скромный обед, где присутствовали самые близкие и дорогие люди. Джулия ощущала взгляды на себе, ох, если бы свадьба прошла со всеми пышностями, она бы просто не выдержала бы этого всего, не смогла бы постоянно улыбаться, при этом чувствуя на себе завистливые взгляды. Может быть она когда-нибудь этому научиться, но не сразу же. Виктор вручил им ключи от квартиры на Бонд-стрит, но в ближайшее время они не могут туда перебраться. Уже много лет никто там не жил, и конечно же, она нуждалась в ремонте, поэтому пока они будут жить в Гарден-Дейлиас, с семьей Джорджа.
В его комнате приятно потрескивал камин, догорали поленья, в ноздри ударял запах дерева и южных трав. Джордж подал ей бокал розового вина, отпивая немного, с желанием смотря на нее по верх бокала. Джулия бросилась к мужу, целуя его в шею, освобожденную от галстука. Она скинула его смокинг, затем его рубашку, покрывая поцелуями грудь. Джордж тихо рассмеялся, отнимая молодую супругу от себя, поворачивая ее к себе спиной, платье легким облаком упало на пол. Джулия улыбнулась, унимая дыханье, пока он возился с корсетом. Остальную одежду он срывал с нее рыча от нетерпения. Она села на кровать, следя за ним. От его интимных бесстыдных ласк она теряла голову. От этой изысканности смешанной с развращенностью у нее кружилась голова. Как же было хорошо, просто неописуемо хорошо с ним. Тонкие соленые струйки пота скатывались по его плечам, Джулия на замечала, как стискивает их, вонзает ногти в жесткую плоть плеч, заставляя глубже проникать в себя. Она выгибалась под ним, как натянутая струна, кусая ладонь, заглушая стоны. Именно этого ей не хватало, именно его напора, страсти, резкости. Джулия поцеловала его в плечо, тяжело дыша ему в ухо.
- Как ты? – Джордж лег рядом с ней.
- Вроде не плохо, - прошептала она.
- Я рад.
- Я тоже…
Сначала Джулия думала, что жизнь в Гарден-Дейлиас станет для нее настоящей мукой, потом она стала думать, что они с Джорджем доставляют много неприятностей. В первое утро после свадьбы Джулия спустившись вниз, она не ожидала, что прислуга сразу бросилась к ней. Она не привыкла к такому вниманию, и порой сожалела, что большинство утр она встречала без Джорджа. Он уходил рано на занятия, он учился на выпускном курсе, готовясь получить бакалавра, он считал, что ему просто не обходимо заработать хорошую репутацию, чтобы попасть на хорошо оплачиваемую работу, и получить магистра, изучив науку управления. Днем Джулия старалась находиться вне дома, она не могла пожаловаться на плохое отношение его семьи, наоборот все воспринимали ее так, будто она жила здесь всегда. Диана часто отсылала Глорию к ней назначить меню на ужин или обед, или составить список продуктов. Этим Диана показывала ей, что она тоже полноправная хозяйка дома. Виктора тоже не смущали две хозяйки в доме, он тоже старался с ней советоваться по многим вопросам. Все сомнения Джулии растворялись, когда домой приходил Джордж, тогда она ощущала себя по-настоящему счастливой. С ним она просто забывалась, ее многие знакомые завидовали ей, другие удивлялись, что такой молодой муж и не смотрит на других женщин. Им было не понять Джорджа, его душу, его разум. Он был другим, он не был Эвертом, и не был святым. Он был таким, каким она его любила, таким каким она представляла себе мужчину своей мечты. А Джордж именно им и был.
₪
Май – август 1946
В доме опять пахло розами, Мария когда-то научила готовить вино Диану, теперь учила варить вино жену племянника. За эти годы ее жизнь не раз круто поворачивалась. Одна встреча с Вильямом изменила все в ее судьбе. Мария столько хлебнула горестей, что сейчас она просто хотела вдыхать жизнь, просто жить и радоваться. Мария знала, что Вильяма больше не отправят заграницу, и что он руководит здесь многими операциями. Еще только недавно потух большой костер, а многие подумывали о новом. Вильям одинаково критиковал и лейбористов и консерваторов, не понимая почему те, так бояться коммунистов, своих бывших друзей, и почему так слепо верят американцем, ибо они хитры, как лисы, и точно оставят их всех в дураках. Быть женой политика всегда тяжелый труд, Марии пришлось ради него идти и в огонь и в воду, терпеть его измену, ради Родины, и быть пешкой в руках сильных сего. Но сейчас, когда ей почти пятьдесят лет, она до сих пор ловила восхищенные взгляды и завистливые шепотки. Да, за эти годы ее жизнь ни раз меняла свое русло.
- Что дальше? – нетерпеливо спросила Джулия, смотря на Марию, ища взглядом седины в ее затейливо уложенных рыжих волосах.
- Специи и в темное место, чтобы настоялось, - ответила Мария.
Ей нравилась эта девочка, больше чем Зоя. В начале она испытывала к ней материнские чувства и восторг, но постепенно эти чувства стали сникать. Джастин сделал ошибку, женившись на ней. Она почти не занималась дочерью, у нее не хватало терпения, ведь Джастин не мог стать политиком сейчас. Он так молод, не смотря на то, что успех понюхать пороха. Безусловно, она красива, из хорошей семьи, но этого не достаточно. Но почему его жена не Джулия? Она хозяйственная, из нее получится потрясающая мать, и по словам Дианы, Джулия хорошая хозяйка. Жаль, что Джастин так рано женился, и Джулия так рано познакомилась с ее племянником.
Мария вздохнула, Джулия вызвалась печь пирог с розами. В дом вошла Зоя, недавно она оставила работу, теперь, когда война закончилась ей не нужно работать, а Джастин государственный служащий, ему не нужна работающая жена. Именно так думала Зоя, и они с Вильямом ничего не могли поделать, а Джастин ей потакал.
- Здравствуй, Зоя, - Джулия весело улыбнулась. «Новая леди Хомс полна аристократических качеств», - подумала Мария. Зоя фыркнула, сквозь зубы поздоровавшись с Джулией. «Ну, конечно, она думает, что Джулия ей не ровня. Но родители Джулии будут гораздо благородней, чем ее родня», - Мария нахмурилась, - я почти испекла пирог. Хотите?
- Нет, - «ага, хочет… ее фигура важнее всего».
- Что ж жаль, - пролепетала Джулия. Она отряхнула с фартука муку, - мне скоро уходить, Мария.
- Да, конечно, дорогая. Приходите к нам с Джорджем, - Зоя поджала губы.
- Придем, когда Джордж будет посвободней. У меня скоро выставка, - Джулия потупила глаза, - это мамины фотографии из Мадрида и мои, но они совсем наивные, - Мария снова бросила взгляд на невестку, пытаясь уловить ее выражение лица, - я еще побуду с часок, Елена все равно не придет раньше.
Мария решила уйти в библиотеку, почитать что-нибудь, оставив Джулию на кухне, а Зою в гостиной. Джулия налила себе чаю, присев на противоположный диван с Зоей. Не смотря на не хватку денег, Зоя старалась одеваться красиво, чего не скажешь о самой Джулии. Зоя смотрела журнал, ее алые ногти контрастировали с светлой обложкой. Джулия улыбнулась, именно этого-то Джордж не хотел, он не хотел накрашенную куклу у себя дома.
- Зоя, почему вы не работаете? – вдруг спросила Джулия.
- Потому что, это не мой ранг, - этой фразой она явно хотела унизить ее, - моя мать тоже не работала, да и мои сестры.
- А Джорджу нравится, что я при деле, - она поставила со звоном чашку на блюдце.
- Потому что он беден, поверьте, оторвавшись от отца он не сможет жить, - Зоя открыла лицо, убрав журнал от него.
- Сможет. Девиз Хомсов: «Всегда вместе – всегда сами», это Виктор привил ему, - Джулия встала с дивана, - мне жаль Джастина, я знала его еще тогда, когда вас не было рядом с ним.
- Вы ничего не понимаете, - процедила сквозь зубы Зоя.
- Может быть…
Внутри Зои полыхал огонь гнева, как смеет эта пария ей указывать, что ей делать! Все знают, что Джулия Хомс женщина легкого поведения. Все знают о ее романе с женатым мужчиной, пусть не строит из себя святую. Зоя смотрела в след уходящей Джулии, думая, что эта женщина никогда не сможет сиять в свете как она, не сможет быть ослепительной и божественной. Зоя увидела летящую к ней Вивьен, девчушка все больше становилась похожей на свою бабку, все рыжеволосые немного ведьмы, в ее свекровь к тому же и ирландская ведьма. Она отняла от себя маленькие ладошки Вивьен, отдавая ее няньке миссис Рош. Джастин хотел наследника, но в ее планы это никак не входило. Во-первых это навредит ее фигуре, во-вторых Джастин еще недостаточно получает жалованья, у него нет даже своего жилья. Пусть ждет своего наследника, раз он последняя надежда рода Трейнджов.
Джастин вошел в их спальню, его давно переполняла печаль. В нем давно не жило то щемящие чувство любви к Зои, давно он не ощущал блаженных поток страсти, смывающих все на своем пути, не счастливил от ласк любимой женщины. Выжженное поле, а не душа. Сейчас он понял, почему женился на ней. Она была тогда единственной женщиной, что поверила в него, единственной готовой его ждать. Он нуждался хоть в чей-то любви, ведь каждый день мог быть его последним днем. Но по иронии судьбы он выжил, вернулся домой, из через полгода понял, что в нем что-то начало умирать. Вот и сегодня зайдя в свою спальню, он не испытал плотского чувства, только отвращения. Что он творит? Неужели, ему придется терпеть ее до конца своих дней? Черт бы побрал, этих пустых красавиц из семьи Бишоп! И почему его женой стала не Джулия? Почему его младшему кузену достался ангел, а ему дьявол? Вот он вечный вопрос нового поколения, людей никогда не увидевших ужасы прошлых десятилетий. У них еще осталась гордость, но их жизнь напоминала руины. За свое счастье предстояли годы ожесточенной борьбы.
₪
Посмотрев на усталое лицо дочери, безумно захотелось пойти и устроить скандал мужу. И когда он успел стать тираном? Как это она не успела заметить? Урсула тяжело вздохнула, тихо затворяя за собой дверь. Неужели, Артур пытается таким методом восполнить отсутствие сына? Энди его единственный ребенок, и он хочет от нее слишком многого. Она простая молодая девушка, которой совсем недавно исполнилось двадцать один год, все ее сверстницы влюбляются, гуляют с подругами, а она вынуждена все свое время посвящать медицине. Урсула дошла до конца коридора, проходя в свою комнату. Она села за туалетный столик, глядя на свое отражение. Она все также красива, все также волнуют мужчин, но порой ей казалось, что в ней больше нет ни любви, ни очарования.
- Ты еще не спишь? – Артур скинул свой стеганный халат на спинку софы.
- Нет, не сплю, - пробормотала она, положив щетку на столик.
- Урсула, не смотри на меня так, - похоже, он поймал ее нервный взгляд.
- Как? – она развернулась к нему, ее зеленые глаза злостно сияли.
- Ты знаешь как! – он шагнул к ней, Урсула соскочила спуфика, делая шаг назад к окну, ощущая дуновения ветра.
- Отстань от Энди! – выпалила она, - если у тебя нет сына, это не значит, что она должна воплощать все свои планы!
- Ты не права! – отрезал он, просто испепеляя ее свои жестким взглядом, - ты просто не права!
- Ты замучил ее! Ты не считаешься с тем, что она девушка, молодая девушка! – Урсула сделала еще один шаг назад, отдаляясь от мужа еще больше.
- Я не считаюсь?! – Артур сверлил ее взглядом, приводя ее в трепет. Он стал страшен в гневе с годами, в молодости он не был таким, - она выбрала карьеру врача. Если она хочет стать ветряной девицей, то пусть уходит к черту из госпиталя! Я не потерплю у себя лодыря!
- Ах, вот оно что! – Урсула замолчала, переводя дыхание, - Ублюдок, - прошипела она, - даже ты думал в молодости в о женщинах! Я прекрасно знаю, как ты менял их одну за другой!
- Ничего ты не знаешь, Урсула, - он присел устало на прикроватную кушетку, - ничего ты не знаешь…
- А ты просвети меня! – она отвернулась от него, - я не узнаю тебя, я вижу в тебе тирана, и это меня пугает. Очень пугает…
- Урсула, Энди сама торчит там. Мы давно с Джейсоном заметили это, и все это из-за Эйдана Клоуза, - Артур сложил руки на коленях, наблюдая за женой.
- Прости меня, - она подбежала к нему, робко опуская голову к нему на колени.
- Нет, это ты прости меня, - пролепетал он, нежно касаясь ее темных волос, - я слишком мало времени уделяю тебе и семье.
- Нет, нет, все не так, - он поднял ее с колен, опуская на кушетку. В первые за столько лет ему хотелось любить жену безудержно и пылко, наслаждаться ее зрелым телом и разумом, вдыхать ее знакомые духи, и ощущать теплые прикосновения ее рук.
Утром она проснулась, опутанная его телом и жаром. Урсула аккуратно выбралась из плена его тела, беззвучно одеваясь. Внизу шуршала пакетами служанка, Энди пила кофе, куда-то явно спеша. Урсула села на против дочери, по всему телу прошла дрожь волнения. Они всегда были близки, у них никогда не было запретных тем и недоговоренных фраз, но в последние полгода Энди отдалялась от нее, ограждаясь невидимой стеной.
- Энди, кто он этот Эйдан? – вдруг спросила Урсула.
- Мой друг, - без обиняков сказала дочь, поглядывая на часы, - мам, я не потеряю голову, я слишком ума для этого.
- Энди, иногда нужно терять голову, - Урсула потупила взгляд, не смея смотреть на дочь.
- Я пойму, когда нужно ее будет потерять, - ответила Энди.
Она быстро доехала на своем стареньком «форде» до Собора Св. Павла, где ее ждал Эйдан. Он помог ей выйти из машины, подавая ей бумажный пакет с крендельками. Энди с улыбкой приняла его, при этом замыкаясь в себе. Эйдан повел ее по улицам, она наслаждалась его обществом, ее волновало его присутствие рядом с ней. Энди привыкла к его частой иронии и раздражительности, в нем она нашла что-то родственное и близкое прежде то, что притягивало ее к нему, как магнит. Он волновал ее, а ее внутри живущей железной леди это не нравилось. Да, что же это твориться с ней. Энди улыбнулась, Эйдан помрачнел, в упор смотря на нее, останавливая у Иглы Клеопатры.
- Энди, я скоро женюсь, - прошептал он, сердце у Энди упало.
- Что ж будь счастлив, - проговорила она с натянутой улыбкой на улице. Черт, как же больно и обидно.
- Мы с Нэнси очень счастливы, - продолжил Эйдан. Что за глупое имя!?
- Я рада за тебя. Знаешь мне пора, - Энди посмотрела на сторонам, - нужно идти к машине. Мне нужно заехать у брату.
- У тебя же нет брата, - он попытался ее задержать, замечая ее разочарование.
- У меня есть кузены и кузины, у моей матери было две сестры, - Энди надела маску безразличия, чтобы он не увидел, как ей больно внутри, - я пойду…
Энди сжала его руку, резко отпустила, и развернувшись на каблучках зашагала в противоположную сторону, искать свой старенький «форд». Она ехала домой, испытывая себя ужасно обманутой, почему ей так не везло с мужчинами. Мишель был женатым, а Эйдан видел в ней только друга, да и собрался женится. Наверное, ей патологически не везет, и все что ей оставалось так, посвятить себя карьере врача. Первый раз войдя в кабинет Джейсона после этого разговора, Энди сделала вид, что не замечает Эйдана. Она и жестом не подала, как ей обидно, никто никогда не увидит слез на ее лице. Теперь она поняла, почему Джейсон поменял смену Эйдана, чтобы они реже виделись на неделе. Позже она узнала, что так захотела Грейс, чтобы она не строила иллюзии надежды.
За окном шумел июнь, такой жаркий и утомительный. Глаза уставали от яркого солнца, неприкрытая кожа покрывалась легким загаром, а выходные жутко хотелось вырваться к побережью. Воздух насытился, как голодный путник, ароматами трав и цветов, смешавшихся с запахами утомленного города суетой. На короткие мгновенья жизнь в столице замирала, будто часы останавливались и время стирало суматоху, принося покой. Энди возвращалась домой ближе к ночи, когда пришла прохлада. Все наполнилось своим очарованием, восходила круглая луна, заливая все серебреным светом. Вдруг машина остановилась, до дома было еще далеко. Девушка открыла капот, пытаясь понять что же сломалось. Сзади нее появился свет фар, из машины вышел красивый мужчина в белом смокинге, он кинул папиросу в траву, подходя к Энди. В легком лунном мерцание она заметила его чарующую демоническую слегка мрачную внешность. Черные непослушные волосы ниспадали на высокий лоб, касаясь густых бровей, из под которых на нее смотрели синие глаза. Его полные губы сложились в улыбке, и Энди заметила ямочку на подбородке.
- Вам помочь мисс? – спросил он, от его голоса с хрипотцой у нее все задрожало внутри. Энди ощущала его взгляд на себе, как он внимательно изучает ее.
- Да, если сможете, - ответила она. Он долго что-то смотрел, а потом силой захлопнув капот, пошел за веревкой в своем багажнике «роллс-ройса».
- Что ж придется мне брать вас на буксир, - сказал он, - где вы живете?
- В Грин-Хилле, - произнесла робко Энди, рядом с ним она робела. Он явно намного старше ее, он излучает власть и силу.
- Что ж, а мне дальше ехать, но по пути. Я живу в Данви-Холле, - значит, перед ней граф Данви, владелец огромной чайной компании, или это его сын. Энди не раскрыла чуть рот от удивления.
- Я знаю эти места, раньше я часто ездила на лошади в ваши края, - Энди помогла ему привязать свою машину. Он помог ей сесть в его автомобиль.
- Почему раньше? – неожиданно спросил он, переводя взгляд с дороги на нее.
- Когда-то я не работала и не училась, - прошептала Энди.
- И кто же вы? – она посмотрела на аккуратно сложенные у нее на коленях руки.
- Я врач, - пролепетала она, затаив дыхание.
- Ах, да! Я забыл, что барон Уэсли заведующий госпиталем, - небрежно воскликнул он, - а вы его дочь, верно? – Энди кивнула, - леди Энди Йорк? – она снова кивнула ему, - что ж, а я Шон Дэндридж, лорд Норманн. Скажите, почему в такое время вы ездите одна?
- Отец уехал домой, а мой начальник меня завалила отчетами, хорошо что завтра выходной, - Энди зевнула, они оба замолчали, а потом она не заметила, как упала в бездну.
Девушка проснулась, когда услышала встревоженный голос Урсулы. Кто-то нес ее в ее спальню, она прижималась к нему, вдыхая запах чая и сигар. Лорд положил ее на кровать, Энди в нелепой попытке задержать его, обвив его сильную спину руками. Она смотрела на него из-под опущенных ресниц, выныривая из легкого дурмана, похожего на мягкий лондонский туман. Его лицо было так близко от ее, что она видела каждую черточку его жесткого непроницаемого лица. Вдруг сам Шон не смог удержаться, он наклонился и запечатлел поцелуй на ее губах. Она была такой пленительной и привлекательной, что просто не было сил устоять перед ней, перед ее особом очарованием.
- Энди, мне пора домой, - его шепот обжег ее щеку, все тело наполнилось вожделением и негой
- Шон… - протянула она, тепло разлилось по жилам, она блаженно откинулась на подушки, забываясь во сне.
₪
Солнце било в глаза, на часах еще не было восьми, дом еще прибывал в сонном состояние. Энди проснулась от стука в свой подоконник, она соскочила с кровати, быстро подняв раму. Перед ее окном стоял сам лорд Норманн, облаченный в белую рубашку и брюки, вправленные в кожаные сапоги для верховой езды. Его рука в перчатке сжимала поводья пегой кобылы, во второй руке к него находились маленькие камушки.
- Леди Энди! – крикнул ей, она лишь широко улыбнулась, понимая, что высовывается в окно в одной ночной рубашке, - хотите прокатиться? – еще бы не хочет. Ну, надо же, он запомнил, что у нее сегодня выходной.
- Хорошо, мне только позавтракать, - ответила она. Урсула ни за что не выпустит ее из дома, не позавтракавши.
- Не переживайте, завтрак у меня с собой, - как же она сразу не заметила, что к седлу прикреплена корзина.
- Хорошо, я только оденусь, - Энди отскочила от окна, быстро вбегая в ванную комнату. Она быстро умылась, заплетая волосы в высокий конский хвост. Нанесла немного крема, припудрив слегка лицо, подкрасила реснички, чтобы глаза стали еще очаровательней. Румяна ей были не нужны, она и так раскраснелась, от того, что он приехал сюда. Энди надела белую в желтую полоску блузку с коротким рукавом, натянула узкие белые брюки, заправляя в высокие сапоги с маленьким каблучком. Она снова посмотрела в зеркало.
Внизу, к ее счастью, никого не было. Девушка написала краткую записку родителям, чтобы ее никто не искал, и через черный ход пошла к конюшням. Когда-то у Артура был с десятка два лошадей, сейчас всего лишь семь, но этого вполне хватало, а недавно они продали породистого жеребенка. Энди подошла к белой коню, по имени Снег. Она ловко запрягла ее, надевая на ладони перчатки. К Шону она подъехала на коне.
- Что ж, я готова, - проговорила она, отрывая его от раздумий.
- Поедем, леди Энди, - он запрыгнул на свою кобылу.
Они медленно ехали по высокой пестрой траве, ища место для пикника. Пока солнце скрывалось в легкой пушистой дымке, а от земли исходила легкая прохлада, можно насладиться свежим утром. Ноги и бока лошадей касались высокой травы, она волновалась, как бездонное море, переливаясь всеми оттенками зелени, где в этом море иногда вспыхивали разноцветные огоньки, как фейерверки на рождественском небе. Длинная трава сменилась, полем устланном пестрым ковром, каждый раз как копыта лошадей ступали на летние цветы, разминая и давая, воздух насыщался легким цветочным дурманом. Посреди этого поля рос могучий многовековой раскидистый дуб, под ним-то они и решили устроить завтрак. Лошадки отправились жевать ароматную траву, Шон расстелил клетчатое покрыло, извлекая из корзины бутылку из темного стекла с парой стаканов. Все дорогу они почти не говорили, он спрашивал о ее старых конных поездках и работе, она же предпочитала вообще не задавать вопросы.
- Что это? – он разлил по стаканам светло коричневую жидкость, совсем не пахнущую спиртом. Шон подал Энди стакан.
- Это холодный чай с лимоном, - ответил он, - я не любитель пить с утра.
- Я тоже, - пробормотала девушка. Шон поставил на покрывало свежие круассаны с джемом, сэндвичи с домашнем сыром и тарелку вишен, не успевших помяться за время их пути.
- Вам нужно больше отдыхать, - вдруг сказал он, Энди лишь улыбнулась на это.
- Мой отец так не думает, - нашлась все же она.
- Почему? – Она приподняла бровь, - хотя я вас понимаю. Мой отец тоже считает, что я должен делать деньги ради семьи, а я ненавижу это.
- О, нет… - Энди поджала губу, - мне нравится моя работа, правда. Я всегда мечтала заниматься медициной. Мне было шесть, когда мы с мамой и братом катались на лошадях, она находилась на восьмом месяце, упав с лошади. В общем, я помогла отцу оперировать свою мать.
- Вашего брата никогда не интересовал реальный мир, - произнес Шон, ложась на покрывало, - я тоже пишу. Слышали Эндрю Норманна?
- О, да, - он заметил не поддельный восторг в ее зеленых глазах, - я читала пару ваших романов. Мне нравится психологизм.
- Но мой отец, считает, что такая бездарность, как я не может создавать хоть что-либо. Я даже бизнесом по его мнению не могу заниматься, - Шон тяжело вздохнул, смотря на Энди из-под опущенных век.
- Даже так, - пролепетала она, слегка склоняясь над ним, задерживая взгляд на его подбородке и полных губах, - мой отец всегда боялся быть похожим на своего опекуна сэра Эдварда Хомса. Отец никогда не давил на меня.
- И на меня тоже, пока три года назад не умер мой брат Себастьян, он утонул в озере. Глупая смерть, - Шон оторвал голову от покрывала, замечая странный взгляд Энди, - Я и на войну ушел, чтобы доказать, что я хоть на что-то годен.
- И вы там были, - Энди прикусила губу, - чертова война, она столько у нас всех отняла.
- Мы все что-то теряем, леди Энди, - он снова закрыл глаза, ощущая ее волшебную близость.
- Энди, - поправила она его, - просто Энди.
- Сколько вам лет, дорогая? – в его голосе звучали отеческие нотки.
- Двадцать один, - Энди от волнения сплетала пальцы на коленях.
- Вы молоды, а мне в мне через месяц исполниться тридцать три, - в этой фразе она услышала боль и разочарование.
- Вы не стары, - парировала девушка.
- Я был женат когда-то, - Энди отвернулась от него, - она умерла два года назад, оставив мне дочь Аврору. Я думал, я любил Киру, а она жестоко меня предала, изменив мне с моим братом. Вы не представляет, что я пережил.
- Сколько лет вашей дочери? – этот вопрос прозвучал слишком робко.
- Семь, - у Энди широко распахнулись глаза, а была потрясена своим открытием, поэтому-то он и ушел на войну, потому что любимая женщина вероломна его обманула. Энди изменила позу, садясь по удобней, но при этом склоняясь к Шону. Она уже влюблялась в него, у него спирало дыхание, она не могла ничего сказать ему умного, у нее просто пропадал дар речи, ее сердце охватывала такая щемящая боль и жалость к нему, что хотелось поцеловать каждую черточку его лица. – Мне легко с вами леди Энди, я не ожидал этого.
- Зовите меня Энди, и можно без вы, я еще слишком молода, - сказала она важным тоном.
- Конечно, Энди. Тогда зови меня Шоном, - он открыл глаза, увидев ее милое лицо. Энди, безусловно, красавица, в ней было столько волшебства и жизнерадостности, это невольно приковывало его к себе. Он схватил ее за руку, притягивая к себе целуя в губы.
- Мне, кажется, я теряю голову, - прошептала она ему в губы.
- Нам пора обратно.
Обратно они ехали молча, стараясь ничего не говорить, чтобы не разрушить эту особую магию сегодняшнего дня. Энди странно улыбалась, что порой она думала, смотрящим на нее людям прейдет мысль в голову, что она дурочка. Счастье переполняло ее, выплескиваясь через край, но проснувшаяся в ней леди вновь просила ее придержать все свои чувства, не выпускать их все наружу. Недалеко от нее дома, Шон поравнялся с ней лошадьми, останавливая ее за руку.
- Завтра у тебя выходной, - как он мог запомнить то, что она говорила вскользь. Энди прищурив глаза от яркого солнца, радовалась, что он не видит ее глаз, - ты умеешь рыбачить?
- Умею. Я часто рыбачила с дядей Виктором когда-то.
- Тогда завтра я заеду за тобой в шесть утра. Встанешь? – в его коротком вопросе она услышала подковырку.
- Еще как, что ж, - она ударила кобылу по бокам, пустившись галопом. Что за девчонка, что за огонь?
Энди ждала утра с нетерпением в сердце. Вечером она легла спать пораньше, чтобы легко встать утром, утром проснувшись рано, проглотив завтрак, но аккуратно одевшись, вышла на улицу ждать Шона. Он приехал во время, на повозке запряженной его кобылой. Энди поздоровалась с ним, запрыгивая в его телегу. Они снова ехали молча, Шон решил дать ей возможность поспать немного, а сам только и думал, как его влечет к ней безумно. Она была слишком невинна для этого жестокого мира, в котором он жил, слишком много тайн и лжи опутывали, как тончайшая, но прочная паутина. Нет, Энди чересчур целомудренна, но ее природное обаяние побеждало в его разуме все. И вот только третий день их знакомства, а он, взрослый мужчина, увлекся, как зеленый школьник самой красивой девочкой в школе. Они приехали к реке, протекавшей по нескольким владениям. Энди вспомнила как несколько лет назад, они с Виктором и Сайманом рыбачили в этих краях, подъезжая она сразу же заметила их камень, заросший мягким болотным мхом. Она часто сидела с удочкой на нем, словно смотря на всех с высока.
Шон остановил повозку, девушка собралась спрыгнуть сама, но Шон сам схватил ее за талию, опуская на мелкую гальку, похожую на песок. Он не надолго задержал ее в своих объятьях, когда она подняла на него свои затуманенные зеленые глаза, у него перехватило дыхание, все тело напряглось. Шон повинуясь желаниям, наклонился и поцеловал ее. Сегодня это был не краткий поцелуй, а ласка истомившегося любовника по своей возлюбленной. Энди обняла его за шею, голова кружилась, разум наполнялся туманом. Через несколько блаженных минут он оторвался от нее. Энди снова показала свою милую улыбку, схватившись за удочку.
Погода для рыбалки сегодня была что надо, солнце еще оставалось за лесом, пряча свои палящие лучи. Уже раскрылись водяные лилии и нимфеи, птицы еще не нашедшие себе пару начали трели, нарушая это безмятежное безмолвие. Шон все пытался понять что же чувствует Энди, она не испытывала стыда, как Кира, когда он впервые так страстно поцеловал ее. Энди наоборот оставалась невозмутимой и спокойной, каковой была всегда. Неожиданно девушка бросила удочку, набирая пригоршню воды, брызгая на него. «Ах, ты дерзкая девчонка!» - подумал он, кидая воду в ответ. Она подбежала к нему ближе, чтобы сильнее обрызгать, но поскользнулась на гладком камне выпиравшем из песка, хватаясь за Шона, и сваливая его вместе с собой в воду. Вода была прохладная, уж точно не для купаний, они запутались в водорослях и кувшинках.
Шон вытащил Энди из воды, она стучала зубами от холода. Что же сделать, чтобы ее согреть, и не возбудить себя? Шон расстегнул ее клетчатую рубашку, скидывая ее на траву, потом стянул ее брюки, обнаружив на ней синий закрытый купальник. Как же она была красива, как девушка с американской картинки, выпускаемой для поднятие мужского духа. Он завернул ее в покрывало, чтобы избежать искушения, его плоть быстро отозвалась на это великолепное тело русалки. Он пропал…
- Что будешь делать? – строго спросил он, гася в себе желание, кинуть ее на траву и заняться с ней любовью. У девушки в ее возрасте, наверняка, уже кто-то был.
- Отвези меня домой, я войду в рубашке через черный вход, - дорога до Грин-Хилла вновь была полна молчания.
- Когда у тебя выходной? – спросил он.
- Через шесть дней, - он удивленно покачал головой, бормоча, что это жутко много, - но последний короткий день, только до пяти.
- Ну, что ж до скорого, - Энди ничего не говоря кинулась к дому.
Все шесть дней она гадала, что же будет дальше. Она младшего его, она не искушенная для него, и конечно, не подходила ему во всем. Шон вряд ли продолжит это знакомство, зачем она ему нужна? На работе она снова превратилась в сдержанную леди, наблюдающую за всем происходящим издалека, ждущей благоприятной погоды, чтоб поговорить с Грейс о ее графике на лето и отпуске. Сдав все отчеты, Энди спокойно пошла домой, за ней должна была приехать машина Хомсов, отвезти ее домой. У госпиталя стоял Шон, опираясь непринужденно на свой блестящий «роллс-ройс». Он встретил ее, целуя руку.
- Энди, ты смотрела «Почтальон всегда звонит дважды»?
- Нет, честно у меня нет времени на кино.
- Тогда пошли.
«Вот и начался наш роман», - подумала Энди. Теперь все ее выходные принадлежали только ему. Они часто скакали на лошадях, ходили на рыбалку, гуляли часами по городу, открывая друг другу души, распахивая все двери настежь. Луна и солнце, звезды и ветра померкли в одночасье. Любовь настигла их, накрыв с головой. Но те кто бросает вызов, всегда принимают его последствия, и Шон это знал, ради Энди придется пожертвовать всем, ибо без нее жизнь, превратится в жалкое подобие жизни.
₪
- Мистер Фейршоу, - в темных волосах мужчины уже поблескивала седина, но это все равно делало его неотразимым. Он поцеловал руку Вере, поднимая на нее свои серые поблекшие глаза, - рада вас видеть.
Он станет хорошей партией для Елены, война потрепала его состояние, но все же человек, удержавшийся в кризис, сможет легко восстановить свое состояние. Квентин Фейршоу когда-то был женат, но говорят жена утонула в фамильном поместье много лет тому назад. Безусловно, хорошая партия для Елены. Ей нужен тот человек, который будет ее обуздывать, рубить на корню ее честолюбивые планы, готовые обернуться крахом. Елене девятнадцать, а она совсем не думает о своем будущем, строит какие-то непонятные планы, думая, что карьера спасет ее, обезопасит от посягательств мужчин.
- А вот и она, - Вера изобразила улыбку, а сама была готова убить дочь. Во что она вырядилась? Это дурацкое кремовое платье, эти туфли, этот макияж, который не производил никого впечатления, - это моя дочь Елена.
- Я Квентин Фейршоу, - Елена вежливо протянула рук для поцелуя.
- Очень приятно. Прости, мама, но я не надолго, меня ждут Энди и Джулия. Мы и так редко видимся, - Вера стиснула зубы. Неблагодарная девчонка! Вера подошла к дочери, чтобы сказать ей пару фраз.
- Ты останешься, я забочусь о тебе, - процедила Вера.
- Нет, мама, не о обо мне, - Елена пожала плечами, - я не товар, чтобы показывать меня, я свободная, как ветер.
- Это глупость!
- Нет, это так. Прости, но мне пора, - она вышла на улицу.
Сколько их было таких, как этот Фейршоу. Четверо. И всех четверых она отвергала. Вера всерьез решила устроить ее жизнь, честно такая опека матери уже порядком ей начала надоедать. Елену не интересовали такие заманчивые предложения. Но не хотела она купаться в славе и достатке, она всегда мечтала о свободе, считая брак тюрьмой для женщины. Можно просто встречаться с мужчинами, рожать от них детей, но не заключать с ними официальных договоров. Елена шагала по улицам Лондона, совсем не спеша на встречу. Джулия, как всегда будет, не закрывая рта, говорить о своем Джордже, а Энди, загадочно опуская глаза, почти ничего не рассказывала о своем Шоне. Порядком это уже надоело.
- Елена, - кто-то окликнул ее, она обернулась, к ней шел Том Саттон, - здравствуйте, Елена.
- Добрый день, Том, - она потупила взгляд, потом подняла на него лицо. Его голубые глаза приветливо смотрели на нее. Последний раз они виделись на свадьбе Джулии. О, как давно это было.
- Как у вас дела? – она понимала, он пожирает ее глазами, а может после очередного маминого жениха ей так кажется.
- Хорошо. Иду навстречу с подругами, - ответила Елена, впервые она видела его другими глазами.
Тогда передавайте привет, - и они разошлись по разным сторонам.
На день рожденье Джорджа они снова увиделись. Празднество было скромным, подавали скромные закуски с розовым вином, вместо шумного застолья именинник решил устроить легкий фуршет. Сад Хомсов всегда был насыщен ароматами, кружащими голову. Яркие и мягкие краски рябили перед глазами. Георгины величественно возвышались над остальным садом, подавляя своей красотой нежные розы. Вечером, когда начало темнеть зажглись фонари, плавно полился свет, проливаясь на самые видные местечки сада. В укромных же местечках можно было остаться наедине и погрустить. Елена, обвернувшись в шаль, нашла место, где можно было полюбоваться красным маревом, впитать в себя последние крохи солнечной ласки.
- Красиво, правда? – услышала она. Это пришел Том.
- Да, - выдохнула она, - красиво, - он сел совсем рядом с ней на скамейку. Елена мечтательно склонила голову к Тому на плечо, совсем не замечая, как его пальцы перебирают ее светлые волосы. Почувствовав, словно ветра порыв, они повернулись друг другу. Том, взяв ее лицо, словно чашу в руки, запечатлел на ее губах нежный поцелуй. Девушка была ошеломлена, ее никто до этого не целовал, никто до этого вечера так интимно не касался ее.
- Хочешь, я подарю тебе свое сердце, а ты мне свое? – она должна была бы дать ему пощечину, но вместо этого прошептала губами лишь одно слово: «да».
Том был влюблен словно Ромео, готовый на любое безумство, и все лишь ради ее любви. Теперь его сердце находилось у нее в руках, и она решала, как ему жить. У него выросли крылья, он может летать. Ее мечты теперь стали его частью души, ее печали он разделит вместе с ней. Рядом с ней он не умеет лгать, рядом с ней все просто. Она одна во всей вселенной, когда он смотрит в ее глаза ему становиться так легко. Елена сотни раз спрашивала себя, почему Том выбрал именно ее, почему его взгляд не упал на кого-нибудь по проще, почему Тому нужна такая противоречивая личность, как она. У Елены множество бродило разных мыслей в голове, она страшно боялась зависеть от Тома, и спустя два месяца их коротких встреч она поняла, что попалась в клетку любви.
- За что мне такое счастье? – спрашивала она у Тома.
- У мне за что? – отвечал он вопросом, - я очень люблю тебя.
- Я тоже…
Они оба скрывали свои отношения. Вера не знала о ее романе, продолжая искать женихов, дядька и мать Тома, были поставлены в безвестность, потому что Том боялся, что у него отберут Елену. Дядя имел на него свои планы, и безусловно, Елена Сван не входила в планы Эрнста Саттона. Все должно было остаться тайной даже для их друзей, все должно быть покрыто густой вуалью, спрятано за семью печатью. Так началась эта любовь, с большого секрета, который бережно хранил огромный город, там где на волшебных улицах они могли любить друг друга, все же опасаясь, что Лондон скинет все покровы. Ведь их город так огромен, но мир так тесен.
₪
Они скакали по зеленым полям, погода уже была не так благосклонна к ним. В августе стали часто лить беспрерывные дожди, от чего трава становилась скользкой, а земля зыбкой. Зрелые побитые тяжелыми каплями клонились к теплой земле. По утрам поднимался от нее белый перистый туман, ложившийся на поля газовым покрывалом, плотно охватывая кольцом могучие стволы деревьев. Шон боялся ездить в такую погоды, дороги стали разбитыми, ливень всегда мог застать в пути, но Энди настаивала, говоря что ничего не случиться. Ей нравилась такая погода больше, нежели изнурительные летнее деньки. Эта бойка девчонка развеивала все его представления о женщине. Кира всем показывала, что она хрустальная ваза, она боялась конных прогулок, кататься на коньках зимой или длительные прогулки. У Киры болела голова просто от шума, она находила тысячу причин, чтобы не спасть с ним, а сама ждала, когда заснет жена Себастьяна, и шла к нему. Какая же она была двуличная!
Лошадь Энди запнулась, скидывая свою наездницу на землю, девушка кубарем полетела на землю. Шон осадил свою кобылы, молниеносно спрыгивая на землю. Он поднял ее с земли, когда Энди обхватила его руками за шею, он вздохнул.
- Тебе надо к врачу, - тяжело дыша, произнес он.
- Не надо, - отрезала она, - я всего лишь потянула лодыжку.
- Энди…
- Я сама врач, дорогой, - Кира никогда бы так не спорила с ним, Кира вообще сейчас стонала и рыдала, а Энди улыбалась.
Шон осмотрелся они остановились рядом с охотничьим домиком. Сгущавшиеся с утра свинцовые тучи, тяжелой массой нависала над ними, ласковый ветер сменился грубыми порывами, сметая все на своем пути. Взяв под узды двух лошадей, Шон повел всех в домик. По дороге их все-таки застал дождь. Распахнув ногой двери, он внес Энди в дом, осмотревшись он посадил ее перед камином в кресло. Он растопил камин, посматривая на девушку.
- Ты намокла, - хрипло сказал он, - раздевайся.
- Ты тоже, - Энди взглянула на него из-под опущенных ресниц.
- Я буду в противоположном углу комнаты, - произнес Шон.
- Мерзнуть? – ехидно спросила она, подходя к нему, - хватит бегать от меня. Тебе не надоело? – в ее голосе скользило столько страсти, конечно, Энди знает, что делает, ей двадцать один, безусловно он имела отношения с мужчинами. Он схватил ее за плечи притягивая к себе, и целуя в теплые губы, скидывая с нее мокрую куртку. Следом полетела ее лососевая блузка. Его холодные ладони касались ее обнаженной кожи, она больше не могла ждать, когда же он решится хоть на какой-то шаг.
Шон подхватил ее на руки, положив на тюфяк перед камином. Она закрыла глаза, наслаждаясь его ладонями и губами на теле. Ощутила как ее влажная прохладная кожа, касается его тела, трение его жестких волос об бархат ее кожи. Она кротко вздохнула, ибо ее захватывала неведомая сила, она не могла дышать, ей казалось что жарко. Подняв голову он увидел ее смешанные веки, пересохшие губы, и затаившиеся как у мышонка дыханье. Шон обнял ее, крепко прижимая к себе, сплетая ее язык со своим. Энди отдалась новым для ощущениям, вновь и вновь переживая разную гамму удовольствий. Внутри нее бушевал шторм, смывающий все на своем пути, что-то мучительно сжималось в ней, вот-вот готовое взорваться как взрывы фейерверка. Шон лишь торжественно улыбался, он сотрет из ее памяти всех прошлых любовников, сейчас она не вспомнит ни одного из них.
- Энди, - он тяжело дышал, ее пальцы до боли вонзались в его руки. Потом она стала отталкивать его, слабо бить кулаком в грудь, - Энди…
Какой же он дурак, конечно же, он должен был распознать в ней чистую невинную девушку. Ей было всего лишь двадцать один, ему же исполнилось тридцать три. Он не имеет право любить ее, он вообще не имеет право обнимать ее, целовать ее, овладевать ею, как сейчас. Но остановиться просто не было сил. Она была такой пленительной, такой нежной, такой чувственной, и такой желанной, что разум просто отказывался здраво мыслить и думать. Счастье накрыло его с головой, но заслуживал ли он его?
Он женился на Кире, когда ему было двадцать шесть лет, он был молод, но отнюдь не глуп. Его роман с женой брата Мэри-Энн был позорным пятном его прошлого. Мэри-Энн родила только одну дочь своего мужу, которую нарекли Дейзи. У них с братом никогда не ладились отношения, Себастьян, как и отец, всю жизнь считал его глупцом, Шона же бесило, что брат высокомерен с ним. Самым лучшим способом можно было отомстить, переспав с его женой, которой тоже до чертиков надоели интрижки мужа на стороне. Но это было все до его брака, и Кира так предала его. Ему казалось, что он не сможет любить больше никогда. Поэтому он ушел на войну, поэтому он не особо скорбел, когда узнал, что стал вдовцом. И теперь рядом с ним, прижавшись лбом к его плечу, спала любимая женщина. Она еще совсем ребенок, но в ней уже читалась сила, в ней было все, что он искал в Кире и других женщинах. Энди украла его сердце, зажгла в душе новый огонек надежды, но ради этого счастья придется выдержать много новых бурь, наверное, самых сильных в его жизни.
₪
Сентябрь 1946.
Джулия мерила кабинет Грейс, никому кроме Энди она не могла довериться. Начальница Энди опаздывала, или задерживалась на совещание, поэтому Энди была безмерно этому рада. Джулия пришла к ней в потрепанных чувствах, она была страшно напугана отсутствием месячных и постоянной усталостью. Энди долго не пришлось гадать и думать в чем дело. Джулия чуть не лишилась чувств, узнав о своем состояние. Она была уже полгода замужем, а уже ждала ребенка. Диана убьет ее за это, а Джордж поможет.
Домой молодая леди Хомс приехала под вечер, весь день после визита к Энди она бесцельно бродила по Лондону. Она бродила по дневному Лондону, его запахи так манили и звали, косые лучи скользили по фасадам домов и блеск вывесок слепил глаза. Город жил своей жизнью: блестящей и торжественной. Улочки заполнены людьми, целующимися парами так волновали и будоражили воображение. Она шла по тротуарам и мощеным мостовым, ловила падающие листья и искала свое отражение в глади Темзы. Ехать домой она вовсе не хотела, ходить по родному городу доставляло ей удовольствие, так она могла окунуться в свои мысли. Они были вместе всего год, один год она жила им, и год любила только его одного, но все закончиться, едва ли успев начаться.
- Ничего все наладиться, - утешила она саму себя.
Джулия пыталась все понять и осознать здесь на волшебных проспектах Лондона. Завтра начнется новый день и новая жизнь, осталось подождать, когда закончиться этот день. Пряча лицо в пушистую шаль, она плакала, но грусть прошла, она поймала такси и поехала домой. В Гарден-Дейлиас ее застала Диана, она проверяла счета, Виктор полностью ей доверял в этом. Она платила всем жалованье, она выдавала деньги на покупки, и она составляла семейный бюджет на месяц. Диана поняла глаза на Джулию, севшую на софу, ее взгляд был полон вопросов и беспокойств.
- Что случилось, дорогая? - спросила она, оставляя в стороне свои бухгалтерские книги.
- Вы убьете меня за это, - начала Джулия, - Диана, я жду ребенка.
- О, это потрясающе, - воскликнула Диана, подходя к невестке.
- Я в ужасе, - нашлась Джулия, она нервно теребила кисточки пушистой шали, - у нас с Джорджем ничего нет: ни денег, ни связей, ни дома, ни работы. Мы просто не готовы к этому. Что мы будем с ним делать? – в глазах Джулии Диане не могла рассмотреть восторг, скорее всего это был страх, смешанный с замешательством.
- К этому никогда не бываешь готов, милая, - философски заметила Диана, она не стала читать нотации невестке, не стала упрекать невнимательностью за то, что не пила травы. Теперь уже сделанного не исправишь.
Диана восприняла эту новость спокойно, она всегда отличалась умением здраво рассуждать в сложных ситуациях. Она давно мечтала о внуках, хотя сама она еще была молода, ей исполнилось в этом году сорок один, да и она не выглядела на свои годы. Диана все также была той знаменитой леди-красавицей. Правда, сейчас мало кто видел эту красоту, из-за сложностей Виктора страдала вся семья. Страх Джулии был вполне понятен, дела Виктора не совсем ладились, он выдерживал одну за другой бурей, каждый день, ожидая, что и его предприятие приватизируют, его акционеры настаивали на остановке новых разработок, чего Виктор просто не понимал. Для существования всей семьи приходилось изыскивать средства, а чего говорить о ребенке, который требует гораздо большего внимания.
Джордж увидел Джулию в кресле перед камином. Скорее бы все наладилось, скорее бы он закончил свою магистратуру, и нашел бы более и менее сносную работу, с достойной заработной платой. Да, в последнее время им было тяжело, и он это прекрасно понимал. Джулия даже не посмотрела на него, она сжалась в кресле, словно ожидая его удара. Джордж скинул с себя куртку, вешая ее в шкаф. Обычно Джулия кидалась в его объятья, радостно целуя в губы, но сегодня она не сделала ничего подобного.
- Джулия, что случилось? – Джордж переоделся, чтобы после ужина, сесть за написания диссертации.
- Вот и доигрались мы, - резко сказала она, снова не обращая на него внимания.
- Что доигрались? – непонимающее переспросил он.
- Я беременна, а у нас нет ничего! – крикнула она, - ты, что ничего не понимаешь?!
- Джулия, - Джордж подскочил к ней, опускаясь перед ней на колени, - Джулия, ты, что с ума сошла! Даже не думай об этом, никакого аборта!
- Джордж, сейчас это выход для нас, - она оттолкнула от себя его руки.
- Ты с ума сошла, это наш ребенок, моя дочь или сын, наша кровь. И это будущий Хомс, - Джордж метнулся к окну, - даже не думай об этом, если ты сделаешь это, то я разведусь с тобой. Мне будет не выносимо каждый день, думать, что ты убила моего ребенка, мою кровь, - она заметила, как он стискивает кулаки, - раз мы оказались так оба глупы, то будем платить за эту глупость вместе. Я за то, что не смог сдержать свою неуемную страсть, а ты за то, что от счастья забыла заварить это пойло.
- Джордж…
- Я все сказал, - твердо произнес он, - ты, кажется, поняла меня! Пошли ужинать, - Джордж вышел из спальни, громко хлопнув дверью, от чего Джулия вздрогнула.
- Джордж, - она схватила его за локоть, когда они вышли в холл на втором этаже, - Джордж…
- Джулия, я решил, мое решение непоколебимо, - от отнял ее руку от себя, быстро спускаясь на первый этаж. Джулия ушла обратно к себе. Как же его убедить, что сейчас это нужно для них?
- Где Джулия? – спросила Элеонора, его сестра с каждым годом цвела все больше.
- Я не знаю, - раздраженно ответил он.
- Джулия ждет ребенка, - все сразу же уставились на Диану.
- Что ж это восхитительно, - Виктор позвал Глорию, чтобы та принесла вина, выпить за счастье молодых, - наконец-то можно утереть нос этим ирландским невеждам и трусам.
- Наш ребенок не метод мести, отец, - бросил Джордж, Роберт присвистнул, ожидая, как его братец начнет извергать струи огня.
- Я знаю, - Виктор откупорил бутылку.
- Джулия не хочет ребенка, - процедил сквозь зубы Джордж.
- Я всегда говорил, что с женщинами нужно быть осторожно, - Виктор поймал возмущенный взгляд жены, - Я поговорю с ней.
Услышав поворот ручки, Джулия осталась равнодушной. Она даже не удосужилась посмотреть кто пришел, продолжав читать свою книгу. Кто-то сел рядом с ней, по шагам она поняла, это был не муж и его брат, это был сам Виктор Хомс. Он молчал вместе с ней, позволяя оттянуть этот неприятный момент для них обоих.
- Джулия, мы всегда будем рядом с вами, - начал Виктор, набрав полные легкие воздуха, - всегда будем помогать. Скоро Англия встанет с колен, и мы вместе с ней.
- Я оставлю ребенка, - прошептала она, - ради вас всех, но не ради себя.
- Ты странная женщина, - он подметил, что в ее глазах стоят слезы, - я помню, твоя мать постоянно жала на Джейсона, она даже хотела уехать с тобой под сердцем в Испанию, но Джейсон изменился. Но Джордж совсем другой, я даже сам порой удивляюсь, я ли его воспитал таким?
- Да, я знаю, - пробормотала Джулия.
- Запомни, в этой семье никто никого никогда не бросает, - он поцеловал ее в лоб, покинув ее комнату.
₪
Уже у половины просвещенного Лондона на слуху был роман его жены с Гарнером Солом. Только и говорили об этом романе, и большее удивляло то, что Зоя не скрывала своего романа, открыто демонстрируя обществу каков ее муж, раз она рискнула завести адюльтер с женатым стареющим издателем. Зоя долго не показывала своего истинного лица, и теперь она наконец-то сбросила все маски и покровы, чтобы явить свое истинное лицо. Конечно, ее раздражало то, что он простой член партии, что у него пока ничего нет, но ему всего лишь двадцать пять, еще все впереди, все еще будет. Когда Джастин пришел к Бишопам, то ее мать заявила, что во всем виноват только он сам, и Зоя поступила совершенно правильно, публично унизив его. Конечно, на дворе 1946, ни 1919 года репутация политика должна быть безупречна, но кто сказал, что сегодня она должна запятнана? Она позорила его, позволяла трепать доброе имя Трейнджов на каждом шагу и в каждой газетенке. Неужели, это ее план? Неужели, она решила его уничтожить?
Зоя открыла коробку с новым туфлями, которые ей прислали из Штатов, ее любовник просто засыпал ее подарками, одаривая, как королевы, в то время, как Джастин мог подарить вшивый букетик цветов. Туфли были великолепными, особенно с новым платьем, в котором она поедет на вечеринку с Гарнером. Она крутилась перед зеркалом, совсем не заметив, как в спальню прошел муж. Ему хотелось придушить ее, чтобы раз и навсегда покончить со своими мучениями.
- Что ж он щедр, - едко заметил Джастин.
- Да, в отличие от тебя, - отвлеченно сказала она, поправляя плечико у платья.
- Вот, оно в чем дело! Я сэр Трейндж! – последнее он специально подчеркнул для нее.
- Вот, и подавись этим, - бросила Зоя, - какая польза с этого!
- Больше, чем от тебя! – он сложил руки на груди, опираясь об дверной косяк, - какая от тебя польза?
- Я твоя жена! – выпалила она.
- Если ты моя жена, как ты говоришь, то какого черта, ты трахаешься с ним! – она вздрогнула от его грубости, от его резкого тона, голоса полного презрения и ненависти, - как во время ты об этом вспомнила, дорогая.
- Потому что ты полное ничтожество, - он стал терять самообладание, Джастин подпрыгнул к ней, больно хватая за плечи, нервно ее тряся. Еще мгновение и он бы ударил ее, но Джастин взял себя в руки, отталкивая ее от себя. Зоя упала на ковер.
- Либо ты бросаешь его, либо я развожусь с тобой, оставляя тебя без всего, на это я имею право, - от него исходила волна гнева, Зоя почувствовала, как он на пределе, готовый напасть на нее.
- Ублюдок, - прошептала она, когда услышала его удаляющиеся шаги мужа в коридоре, - ненавижу тебя! Ненавижу тебя!
Но слухи все равно ходили по городу, Зоя не бросила своего любовника, и его имя все также было на слуху, как листок на ветру, имя Трейнджов вспоминали только из-за Зои. Будьте прокляты эти девушки из семьи Бишопов. Тогда-то Джастин решил развестись, а Вивьен оставить себе. Ничего он еще найдет себе порядочную жену, у него еще осталась гордость, хоть и вся жизнь уже лежала в руинах. Предстояла борьба, Зоя и Бишопы без боя не сдадутся, но он выдержит их натиск, справедливость на его стороне.
₪
Зима 1947.
Рабочий день закончился, на улице падал легкий снег, а Шон сегодня не обещал приехать. Энди устала от вечных упреков Грейс и от надоедливого общества Эйдана. Как все узнали о Шоне и разрыве Эйдана с невестой,сразу же Эйдан стал оказывать ей показывать знаки внимания. Чего Энди просто не понимала. Правда потом сердобольные медсестры нашептали ей, чтобы получить наследство от деда, Эйдану необходимо жениться как можно скорее. Он знал, что когда-то она симпатизировала ему, но не любила, теперь ее сердце принадлежало Шону. Выходные они приводили вместе, то время безраздельно принадлежало им, в эти минуты Энди ощущала, как она счастлива по-настоящему. Любовь лилась через край, заполнив ее чашу жизни до конца. Благодаря Шону ей хотелось делать все лучше, чем она могла. С ним она летела, парила высоко над всеми, его любовь возвышала ее. Артур и Урсула симпатизировали Шону, а от своей семьи Шон будто бы скрывал, боясь, что его просто не поймут, а ее не примут.
- Шон! – он стоял у своего «форда», сложив руки на груди, пряча лицо в воротнике, - что ты здесь делаешь.
- Приехал к тебе, - он поцеловал ее в щеку, замечая на ней сережки в форме сердечка, его подарок на ее двадцатидвухлетние, - Садись. Аврора, хватит прятаться, вылезай, - с заднего сиденья поднялась восьмилетняя девочка с белокурыми волосами уложенными в причудливую прическу, синие глаза недобро сверкнули, девочка поджав губы, смотрела на Энди, - Это Энди Йорк, моя возлюбленная, а это Аврора, моя дочь. Куда поедем?
- Домой, - сказала Аврора.
- Нет, сначала надо покормить Энди, а потом только можно ехать домой, - Энди в зеркало заметила не довольную улыбку Авроры, - Энди, целый день работала.
- Я не привыкла жаловаться, - парировала Энди, - работа есть работа.
- Деда говорить, что нет ничего страшнее, чем женщина на работе, - Аврора победно улыбнулась, думая, что этим уязвила ее.
- А мой отец говорить, что нет ничего хуже бездельников, - Энди увидела руку Шона у себя на коленке.
- Я ведь никогда не буду работать, папочка? – Энди хотела рассмеяться, но сдержала себя.
- Нет, милая, к тому времени, когда ты вырастишь на дворе будет стоять 1959 год, к тому времени все измениться.
- Да, Шон прав. Мой отец приехал в Лондон, когда английские женщины боролись за права, а потом они стали работать вместо мужчин, стали голосовать, и теперь они ничуть не хуже их, - заметила Энди.
- Всегда, знал, что моя девушка феминистка, - Энди накрыла его ладонь на своей коленки, отводя ее в сторону, - что ж приехали, пойдем, - они заняли столик, это уже было своеобразным ритуалом, после ее работы идти вместе ужинать.
- Мне курицу тушенную с овощами и лимонный пудинг, а тебе что Аврора? – Энди пыталась понравиться дочери Шона.
- Пирог с печенью и мороженое, - Шон назвал заказ, - и кем ты работаешь?
- Я врач, лечу женщин, - проговорила Энди, складывая салфетку на коленях, - кстати, моя подруга готовить потрясающее пирогу с потрохами.
- Почему ты стала врачом? – какой же пытливый ум, хотя понятно почему столько вопросов, она могла стать мачехой Авроре.
- Меня с рожденья окружали одни врачи, - ответила Энди, принимая горячее блюдо, - ого, какие люди.
- Кто там? – Шон повернул голову, смотря вместе с Энди.
- Это Джули с Джорджем, - Шон увидел молодого темноволосого мужчину с красивой смуглой беременной женщиной. Энди встала подходя к ним, мужчина поцеловал его девушку, крепко прижимая ее к себе, он чуть не задохнулся от возмущения, - знакомьтесь, это мой кузен Джордж Хомс и его жена Джулия, а это Шон Дэндридж с дочерью Авророй. Как ты себя чувствуешь Джулия?
- Хорошо, ты будешь каждый раз при встрече задавать этот вопрос? – Джордж помог ей сесть за стол.
- Да, я волнуюсь за тебя, - Энди позвала официанта, чтобы Хомсы сделали заказ, - тебе скоро рожать же. Хотя Джордж, наверное, устал от этих разговоров.
- Не то слово! – Джордж облегченно вздохнул, - мы, наверное, помешали вам.
- Нет, что вы, - отмахнулся Шон.
- Это она готовит пироги с потрохами? – все рассмеялись, Энди кивнула, и все снова рассмеялись, - а она твоя подруга?
- С детства, - отозвалась Энди, - я Джордж, Джулия, Елена и Джастин друзья с малых лет.
- Ты забыла сказать о моем братце и сестрице и о Флер, - вставил Джордж, - мы дружим семьями уже много лет.
- Папочка, женись на ней, я буду каждый день есть пироги с потрохами, а то бабушка запрещает их, - все замерли, в ожидание того, что скажет Шон.
- Они будут против, но, если Энди не против я женюсь на ней, - Шон что-то вложил в ладонь Энди.
- Кольцо, - пролепетала Аврора, - о, у меня будет мамочка!
Потом они подолгу смеялись, и общие страхи постепенно развеивались. Джулию отпустил страх стать плохой матерью, Джорджа, что он не сможет тянуть на себе всех, Энди, что Шон никогда на ней не женится и бросит когда-нибудь, а Шон, что Энди никогда от него не убежит. Знакомство с ее друзьями еще раз укрепило его в мысли, что Энди станет замечательной женой
- Что ж, мы поедем в Грин-Хилл, - после долгой беседы сказал Шон, платя по счету, - нам нужно поговорить с твоими родителями.
- Так ты все это планировал?
- А ты, как думала?
Через месяц они поженились, когда за окном стоял февраль. Родители Шона восстали против этого брака, но они все равно поженились, устроив тихую скромную церемонию. Энди не понравилась им с самого начала, их невестка не должна работать, их невестка непокорная. Частые споры и ссоры привели к тому, что Шон поругался с отцом и матерью, решив увести жену и дочь от ревнивого взгляда Мэри-Энн, и поэтому через две недели они переехали в дом на Логан-Плейс, который предложила Урсула. Дом нуждался в ремонте, но жить в нем было можно. Теперь Энди не нужно было возвращаться подолгу домой, а по утрам рано вставать. Аврору отдали в одну из школ, на что приходилось изыскивать средства, это была новая школа, открытая на основе старой, школа языков и искусств, где Аврору решила профессионально заниматься танцами, прежде балетом. Шон порвал со своей семьей окончательно, бросив родительский бизнес, Энди стала еще больше работать, муж же стал заниматься написанием книг, что приносило немного денег, но зато жили сами по себе в Лондоне.
₪
Март 1947.
Ожидание ребенка несильно изменило Джулию, сначала вся ее душа взбунтовалась против этой беременности. Она оставила ребенка, только ради Джорджа и Хомсов, конечно, ее отец тоже радостно воспринял эту новость, но сам Джулия страдала. Только спустя несколько месяцев, когда ее животик немного округлился, внутри нее загорелся фитилек нежности, охватившей все ее естество. Когда ребенок стал шевелиться, она ощутила себя по-настоящему счастливой и любимой, любовь овладевала ею в те моменты, когда малыш шевелился у нее в утробе. Всю беременность она носилась, она была на ногах, постоянно проводя время в галерее, общество наконец-то потянулось к искусству, словно приходя в чувства после долгого сна, поэтому присутствие Джулии стало необходимостью, нежели ее блажью.
В пояснице появилась странная боль, а ноги казались ватными, на пол пролилась лужа воды, Джулия немного испугалась, но потом быстро пришла в себя. К ней подоспел Роберт, чтобы поддержать ее.
- Глория, позови Элиота, пусть заводит свою развалюху, - на приказной крик Роберта пришли Виктор и Диана, - когда придет Джорджи, от правь его в госпиталь, мы поедем одни.
- Не лучше поехать вам с Дианой, - предложил Виктор, - а мы с Нелли чуть позже – на такси, заодно и Джорджа подождем, он все равно придет через час.
- Хорошо, - согласился Роберт, - Барбара собери вещи побыстрей, - Виктор улыбнулся, а Роберт-то вырос, юноша превращался в мужчину, в нем он часто замечал власть присущую Хомсам, главное, чтобы эта черта его характера не стала адом для всех.
Обрадовавшись, что у нее появилась минутка, Энди решила заполнить бумаги, в глубине души радуясь, что Грейс сегодня нет здесь, и она не будет нарушать ее своими лекциями и нравоучениями. Но ее уединение прервала Энн, она робко прошла в канет Джейсона, которым Энди могла пользоваться по-своему усмотрению, и все знали, что ее можно искать здесь.
- Что стряслось, Энн? – деловито задала вопрос Энди.
- Там роженица, и все заняты, остались только вы, - Энди устало вздохнула.
- Ты же знаешь, что доктор Шадон нас всех убьет за это, - Энди поняла, что это была слабая попытка, возражать было просто бесполезно, поэтому она последовала за Энн.
- Тетя Диана? Джулия? – Энди нахмурилась, ну вот ее звездный час настал.
Джулия увезли в палату, оставив Диану и Роберта вдвоем, через некоторое время подоспели Виктор с Элеонорой и Джорджем, а еще позже приехали Джейсон и Флер. Ожидание сводило с ума Джорджа, он просто удивлялся, как могут оставаться спокойными Джейсон и Виктор. Правда, похлопав его по плечу Джейсон объяснил, что они с Виктором бывалые люди – их жены тоже когда-то рожали, и они тоже испытывали похожие муки. На уже давно улице стемнело, потом начало светать, будто эта ночь никогда не закончиться, а день не наступит уже никогда. Больница стала заполняться людьми, появились первые зеваки, начался рабочий день у врачей, только тогда к ним вышла устала Энди.
- Как она? – первое что сказал Джордж.
- Все хорошо, она устала, но все остальное замечательно. Очень красивая девочка, - ответила Энди, облокачиваясь о дверной косяк. Поскольку, у Виктора была только одна дочь, он больше всех радовался рождению внучки, это еще раз докажет отцу, что он никогда не будет соблюдать эту глупую традиция, - пойдем, Джордж, она хочет видеть тебя.
- Джули, - прошептал Джордж, - опускаясь на колени перед ее постелью, - как ты, дорогая?
- Все хорошо, - хрипло произнесла она, прижимая к себе маленький сверток, - правда красивая?
- Она похожа на тебя, - малышка сжала его палец, - очень красивая.
- Но наш долг родить сына, дорогой, - Джулия попыталась рассмеяться, - но всему свое время. Как мы ее назовем? Мы с тобой совсем не думали об этом?
- Дженнифер, - их глаза встретились, - с валлийского это значит – чистая.
- Мне очень нравиться, - Джулия замолчала, мечтательно добавив, - Дженни.
- Дженнифер Бьянка Хомс, - продолжил Джордж, положив ребенка в кроватку, - будем вводить новую традиция, отбросим помпезные сложные имена. Спасибо тебе, дорогая, - вот так начало появляться третье поколение Хомсов, что же ждет это поколение, которому еще придется построить свою жизнь.
₪
- Уволь свою дочь, эту наглую девчонку, - Грейс вбежала в кабинет Артура, набросившись на него с упреками. Это было то утро, когда на свет появилась Дженнифер Хомс, - для этой девчонки не существует никаких правил!
- В чем дело, Грейс? Я только пришел, а ты накидываешься на меня с упреками, - Артур сел за свой стол.
- Твоя дочь приняла самостоятельно роды! – ответила Грейс, - Славу богу, что все обошлось!
- Все хорошо, Энди уже не девочка на побегушках. Хватит ей назначать частые ночные смены, Грейс! – Артур оставался внешне невозмутимым, но внутри него уже вскипал гнев, - у нее есть муж и дочь, скоро она сама станет матерью, хотя она об этом еще не знает!
- Ты всегда ее будешь выгораживать! – выпалила Грейс, - я ей говорила, что она еще не готова к этому, что ей еще нужно учиться, но она все равно сделала это! Я еще удивляюсь, что муж этой девочки не подал жалобу на нее!
- Муж этой девочки Джордж Хомс, ты должна понимать, что это кузен Энди, - Артур с трудом сдерживал улыбку ликования над Грейс, она уже порядком начала ему надоедать, но поставить Энди на ее должность он не смел.
- Зря она решила продолжить вашу так называемую династию! – процедила сквозь зубы Грейс.
- Почему зря, сегодня ночью она доказала, что не зря. Ты злишься, что она вышла замуж за Шона, а не за твоего сыночка, - это был как укол рапирой.
- Ты зря стал руководителем! – она думает что таким заявлением унизит его?
- Уходи, пока я не уволил тебя, - прошипел Артур, - и больше никаких частых ночных смен у Энди, если с моим внуком что-нибудь случиться в этом будешь ты виновата, Грейс! – Грейс громко хлопнув дверью, ушла, от гнева ее била дрожь.
С Артуром ей пришлось согласиться из-за боязни потерять свою работу, но ненависть к Энди она не смогла задушить к себе, ее выводила из себя эта самонадеянная девчонка, возомнившая себя не понятно кем. Она ничего не добьется в этой профессии, отец ее когда-нибудь уйдет и она тогда навсегда.
₪
Письма из Англии давно не приходили, для семьи Хомс настали не самые лучшие времена. Все о чем так мечтала Каролина, все на что она так надеялась рухнуло в один миг, все ее надежды стали такими же далекими, как звезды, ей никогда этого не достичь, и никогда не увидеть своего триумфа. Все сбылось, как предсказывала старая ведьма, у Виктор было почти все, у ее Руфуса не было почти ничего. Эдвард твердил, что это последствия войны, что когда-нибудь все наладиться и все будет другим, Каролина верила, но в глубине души она понимала, что проиграла, что уже никогда лучше не будет. Руфус с Аделаидой жили в бывшем доме Йорков, а они в Хомсбери. Фрэнку уже было двадцать два, а Адаму семнадцать, еще рано задумываться о их браках, да выбирать особо не из кого, чтобы поправить свое состояние нужна девушка с состоянием, и вряд ли они найдут богатую ирландку. Время заставляло их нарушать вековые традиции и устои семьи.
Каролина дрожащими руками вскрыла письмо, зачитывая его вслух. Виктор, как обычно писал в своем высокомерном стиле, подчеркивая каждое слово, ставя акценты показывающего его достижения и положения в обществе. Джордж женился в двадцать лет, его старший сын уже был женат, заканчивал университет, становясь химиком. Он женился на дочери своего друга, как Виктор мог допустить это, чтобы юноша женился так рано? Но еще больше ее шокировала, что у них родилась дочь, которую назвали Дженнифер. У Виктора появилась внучка, а дети Руфуса еще даже не женаты. Но девчонка ни сын, девчонка ни наследник, а значит есть еще время отыграться, если конечно же эта Джулия не окажется плодовитой как кошка.
Каролина ощутила приступ слабости, пока еще не совсем все потеряно, есть последний шанс выиграть, есть последняя надежда на победу…
Сердцем ищи себе сердце.
О. Хайям
Глава пятая.
Мелодия душ.
Октябрь – декабрь 1947.
Ну, где же он!? Сколько его можно ждать? Где он пропадет? Она ждала его уже час на Пиккадилли, постоянно поглядывая на ручные часик, с унынием наблюдая, как бежит секундная стрелка. Ждать становилось все холоднее на ветру. Хмурое утро и безрадостное небо не предвещали ничего хорошего. Лондон не смотря на это все равно был торжественным и живым, город даже на недостаток средств недавно отметил свадьбу наследной принцессы, в те дни столица утопала в цветах и солнце. Да, весна и лето были потрясающими удивительными, дающими надежду, что дальше будет только лучше всем. В ту весну и лето цвела ее любовь, будто приподнимая ее над всей землей, наполняя безграничным чувством радости и неги. Почти полгода с момента начала их романа они просто узнавали друг друга, постигали души и разум, не познавая плотских удовольствий, да и он особо не спешил, словно оттягивая момент, будто он причинит им слишком много боли потом.
Так они провели остатки прошлого лета и прошлой осени, но когда наступил новый год, они не смогли больше сдерживать себя, до безудержности лаская себя, подчиняясь древнему закону любви. Это было счастье, их маленький мир, который существовал только для них, и который они не кому не показывали, тщательно скрывая от всех. Любовь застилала им глаза, они стали терять счет времени, бдительность, не контролируя необузданное влечение. Слишком сильно они любили друга. Интересно, а падать будет также больно? Засунув руки в карманы своего старенького пальто, Елена потупила взгляд, шаркая ногой по асфальту.
- Елена, - она обернулась к нему, кидаясь к нему в объятья, - прости меня, что я опоздал, - он поцеловал ее в губы, но глаза были его печальны.
- Что с тобой? – спросила Елена, пряча руки у него на груди.
- Эрнст все знает и Ксантия тоже, - Елена уже привыкла, что он называет дядю и мать по имени, - все скверно! – он сжал кулаки.
- Том… - она не смела смотреть на него, лишь ощущала, как бешено бьется его сердце.
- Я должен жениться, - ее сердечко мучительно сжалось, конечно же, не на ней, на бесприданнице, у которой был старый дом и немного денег отца, - на Мириам Уэлш, - только не на ней! Эта Мириам отнюдь не красавица, и к тому же строит из себя пуританку, а сама, наверняка, блудница. Она являлась ему троюродной сестрой по Саттонам. Елена шумно втянула в себя воздух.
- А если не женишься? – она хваталась за любую возможность. Муж Энди же отказался от своей семьи, почему Том не сможет?
- Тогда я буду должен не приличную сумму денег. Он ведь растит меня с семи лет, все оплачивал он, Эрнст с легкой руки моей матушки прикарманил все, что принадлежало моему отцу, - Елена замерла, разве они смогут выплатить такую сумму?
- Значит… когда будет свадьба? – Елена чуть не падала в обморок от этой мысли.
- В декабре, - прошептал он, она приникла к нему.
- Значит у нас немного времени, да? – он стирал слезы катившиеся по ее щекам.
- Да, - прошептал он ей в губы, они были так молоды, жизнь только начиналась, и ее жестоко оборвали.
Вчера вечером его хрустальный мир разбился, хотя все складывалось прекрасно. Недавно они с Джорджем Хомсом устроились в одну из компаний, где они еще находились на стажировке, будущие неопределенное проглядывалось, показывая его некоторые очертания. И тут все рухнуло в бездну. Кто сказал Эрнсту о его романе с англичанкой русского происхождения? Елена образована, ей исполнилось двадцать лет, ее родители достойнейшие люди, чего еще нужно было Эрнсту и Ксантие? Эрнст угрожал ему, большими суммами, в стране и так нет денег, где он их найдет? Поэтому все, что оставалось ему сделать – жениться на своей троюродной сестре. Мириам отнюдь не являлась красавицей, эта блеклая блондинка не привлекала его, не вызывала никаких желаний, как он ляжет с ней в постель, когда он хочет только Елену, как он выполнит условие дяди? Его шокировало предложение, что он за год должен заделать Мириам ребенка. Мать Мириам – алчная Александра приходилась Эрнсту и его отцу Тиму двоюродной сестрой. У их деда-банкира Итона Саттона было двое сыновей: Уинстон, и Бенджамин. Уинстон женился на красавице-француженке Мишель, в этом браке появились Тим и Эрнст. У Тима был сын Том, у Эрнста дочь Валерия, которую недавно отдали замуж, и она похоже была счастлива. Бенджамин Саттон заключил брак с Самантой Блэр, сын в этом браке не появился, и его единственная дочь Александра стала супругой финансиста Руперта Уэлша. Мириам не знала отказов, не знала слово нет, и теперь для Александры и Эрнста представилась блестящая возможность объединить бизнесы, политики нового правительства они не боялись, там были связи, с их делом ничего не случиться.
Она приехала в загородный дом Саттонов, находящийся в Гилфорде, облаченная в красивое темно-вишневое пальто с золотыми пуговицами, и нежно-розовый твидовый костюм, светлые волосы выглядывали из берета. Мириам была ярко накрашена, что просто отталкивало Тома от нее. Она совсем не похожа на нежного русского ангела, с милым овалом лица, медовыми волосами и глазами. Мириам протянула ему руку, затянутую в кожаную перчатку, он пожал ее, целуя. Она ощущал, как он холоден, как за обедом, он почти ничего не отвечает ей, а остальными разговаривает сквозь зубы. Том не хотел этого брака, всего естество стремилось к Лене, к его любимой девочке с таким огромными глазами, что он чувствовал себя тонущим рядом с ней. Он не хотел Мириам, не хотел ложиться с ней в постель, не хотел прикасаться к ней. Только Елена могла подарить ему счастье, и он должен оторвать ее от своего сердца, иначе потом будет еще больнее расставаться.
- Том, прогуляйся с Мириам, - попросил Эрнст, хотя в этой просьбе слышался больше приказ, чем вежливость.
- Пойдемте, Мириам, - она подала ему руку, он с отвращением принял ее, ведя к кленовой аллеи. Листья устилала широкую дорожку, ведущую к небольшому озеру, могучие клены сплетали свои ветки над их головами, через это решето проглядывалось печальное небо, цвета осени.
- Чего вы ждете от меня, Том? – этот упрек застал его врасплох. Чего она от него хочет? Любви? Уважения? Страсти?
- Чтобы вы отстали от меня! – процедил он сквозь зубы, отбрасывая руку Мириам, гнев клокотал в нем. Ему не нужен этот брак! Ему вообще не нужна Мириам и ее деньги!
- А как же наш брак? – он удивился ее сдержанности, - Знаете, я не позволю путаться с этой русской потаскухой! – значит, вот как Эрнст отзывался о Елене.
- Вы не знаете ничего о любви! – ответил Том, делая шаг назад, - Елена Сван родилась здесь, ее отец был лучшим фармацевтом у Виктора Хомса, ее мать куратор Британского Музея.
- Мне это ни о чем не говорит! – отрезала Мириам, - Ваша невеста – я! Но не она!
- Как родиться ребенок, мы будем жить каждый своей жизнью! – выпалил он.
- О, нет! – протянула она, - нет, мой дорогой Том! Забудьте о ней, иначе придется страдать ей! – она развернулась на своих высоких каблучках, шагая в сторону дома.
Гости уехали поздно вечером, Том налив бокал портвейна, решил что-нибудь почитать, но мысли собирались в кучу. Об их романе знала только Вера, и вряд ли бы разрушила жизнь дочери. Он нравился Вере, и она согласилась скрывать их роман. Он не услышал, как в комнату проникла Ксантия. С матерью его отношения не ладились уже давно, поначалу мать доставала его чрезмерной опекой, не смотря на то, что он учился в закрытых учебных заведениях, потом она пыталась контролировать все сферы его жизни, хотя ее мало интересовали его мысли, чувства, ощущения. Он не хотел находиться под ее колпаком, ему двадцать два, у него есть работа, он может сам жить. Ксантия села в кресло напротив него, его мать определенно была красивой: стройной, как кипарис, с круглым овалом лица, обрамленное густыми русалочьими кудрями, а из под челкой, уложенной валиком смотрели на него янтарные глаза. Ксантия закуталась в свое меховое манто, Том считал дикостью носить его дома.
- Нам нужно поговорить, - начала она.
- Нам нечего обсуждать, - отрезал Том, снова уткнувшись в средневековые новеллы.
- Нет, есть. Ты должен порвать с этой девчонкой! – Том даже не поднял голову, Ксантия рассчитывала, что выведет его из себя.
- У этой девчонки есть имя, - ровно ответил он.
- У нее нет ничего! – продолжала гнуть свою линию Ксантия.
- И что?! Она образована, в отличие от Мириам, зарабатывает сама себе на жизнь, и у нее достойное окружение! – Том держался себя в руках, как мог.
- Чем оно достойное? – фыркнула Ксантия, меняя позу.
- Хомсы, Йорки, Трейнджи, Фоксы – чего еще надо! – Том стал расхаживать по своей спальне, - этого вполне достаточно?!
- Хомсы – выскочки, Йорки, - она сделала паузу, сжимая зубы, - одна Урсула чего стоит. Трейнджи проклятые политиканы! А Фоксы – вообще плебеи, одна эта испанка, чего стоит!
- Ты сейчас оскорбила почти всех! Хомсы – дворяне, как и Йорки, и Трейнджи, а Фоксы – герои! – Том прижал кулак к губам, - кто выскочки, так это мы.
- Что? – протянула Ксантия, - брось ее, иначе, она будет плакать кровавыми слезами! – мать гордо вскинув голову, удалилась.
Это решение стоило ему своего спокойствия. Он долго думал, решал, он не мог держать ее подле себя, ради своего самолюбия, делать это назло родне, Елена стоила большего, чем простые встречи на квартире, где до этого они любили друг друга. Елена долго прождала, ибо он не мог собраться с мыслями, потом ему с трудом далось признанье.
- Значит… когда будет свадьба? – ему было больно смотреть на нее, как она хватается за последнюю надежду.
- В декабре, - прошептал он, она приникла к нему. Лучше бы его убили.
- Значит у нас немного времени, да? – он стирал слезы катившиеся по ее щекам.
- Да, - прошептал он ей в губы, они были так молоды, жизнь только начиналась, и ее жестоко оборвали, - только этот миг, - она оторвалась от него.
- Это значит конец? – робко задала вопрос она.
- Да, - проронил он, - конец.
Елена разрыдалась прямо посреди Пиккадилли, прильнув к его груди. Несколько мгновений и наступит темнота, несколько вздохов свежего воздуха, несколько поцелуев, несколько объятий, и одна ночь любви, чтобы запомнить его навсегда, впитать в каждую клеточку тела, частичку душу, насладиться любовью, ибо после сладкой любви, всегда горько пробовать плод нелюбви. Нет ничего хуже одиночества вдвоем, подумала Елена, одного страдания на двоих, находиться в одной тюрьме и не прикасаться друг другу. Все закончилось, лишь ветер понемногу развеивал печаль, ведь его нельзя приручить – он свободен, а мы нет…
₪
Жизнь, как река, то убыстряет свой бег, то его замедляет, то несет разрушения, то дарит умиротворение. Она, как черное и белое, как враг и друг, как два борца. Все меняется, время меняет действительность, изменяя и нас, спустя годы прошлое видится кошмарным, а будущие таким радостным, что летишь к нему. Наши поступки всегда свершаются подавлением чувств, мы отрицаем это, но как рыбки зависим от реки. Да, жизнь, как река – сильная, бурная, спокойная, и скучная. Но это наша жизнь.
Когда в начале декабря Энди протянули маленький сверток, со сморщенным красным лицом, она и не знала, что и думать. Шон был без ума, ведь у него родился долгожданный сын, которого он назвал Домиником. Маленький Доми, как его звали домашние сразу стал их маленьким центром вселенной. Энди забросила работу, совсем не думая, что будет, когда она вернется обратно в госпиталь, да и Шона все ладилось. Его последний роман «Камея», разошелся приличным тиражом. Каким-то образом его роман о силе прощения, подействовал на его отца, графа Данви, он приехал к ним на Логан-Плейс однажды в субботу…
Энди отворила дверь, видя на своем пороге графа и графиню. Максим Дэндридж и его строгая Жюстина. Энди пожалела, что не сделала с утра прическу, и отпустила прислугу, чтобы провести входные без посторонних людей. Она провела их в гостиную, Шон еще спал, так как весь вечер они не могли утихомирить Доми. Энди подала чай, радуясь, что дома хотя бы порядок. Жюстина как всегда элегантно выглядела, ее платиновые локоны выглядывали из-под красивой сливовой шляпки, гармонирую с платьем похожего цвета и ниткой жемчуга на шее. Энди почувствовала себя на ее фоне дурнушкой, она поправилась, у нее почти не было времени смотреть за собой.
- Доброе утро, Энди, - по лестнице слетела Аврора, замирая при виде бабушки и дедушки. Аврора отвернулась от них, что они скажут, она постоянно помогает Энди. Бабушка будет ругать ее за то, что она эксплуатирует падчерицу, - здравствуйте, - промямлила она, а гори оно все синим пламенем. Энди сейчас тяжелее всех, какая разница, что все скажут. Она направилась на кухню, принявшись жарить тосты и жарить омлет с тушенной морковью. Для Авроры Энди стала подругой, нежели матерью, и она гордилась молодой мачехой, хотя все подруги думали – все мачехи – ведьмы. Пока Энди о чем-то говорила с родственниками, Аврора успела приготовить завтрак.
- Шон, - услышала она, - как ты? Она совсем тебя измотала! – воскликнула Жюстина, - совсем ничего не ешь…
- Все хорошо, - отмахнулся отец, - мне нравиться этот дом с его прошлым. Говорят здесь было толпы студентов.
- Избранные, - добавила Энди, - в том маленьком саду поцеловались мои родители, а это, - она указала на портрет ослепительной брюнетки в голубом платье, - Джорджина Грандж, моя бабушка.
- Шон, у вас есть деньги? – напрямик задал вопрос Максим, собираясь выписать счет, - или помочь карточками?
- Нет, мы живем сносно, - Шон переглянулся с женой, лучше он возьмет денег у тестя, нежели у родного отца.
- Точно? – Аврора вздохнула, она почти перестала слушать о чем говорят все.
- Что ж нам, наверное, пора, - девочка дождалась, когда они уйдут. Ей захотелось в Грин-Хилл, или в Гарден-Дейлиас, Джулия печет потрясающие пироги с потрохами.
Родители Шона стали все чаще приезжать к ним, привозя то корзину фруктов Авроре, то свежую рыбу, то отвозя Аврору на каток, а Жюстина предлагала помощь с Доми, отпуская Энди по делам. Мало по малу их отношения стали напоминать нечто подобие семейных. Энди не возражала против такой помощи, она только не понимала: это намерено, или от чистого сердца? Урсула просила ее верить в лучшее, и Энди невольно приходилось это делать, вспоминая слова матери – лучше худой мир, чем война.
₪
Отчаяние затопило ее с головой, она хотела утонуть в нем, хотела уснуть, забыться и никогда больше не просыпаться, она не хотела чувствовать боль, страдать и сожалеть. Все решилось в тот день, когда мерзла пару часов на Пиккадилли, ожидая его. Она помнила его печальные глаза, эти слова преследовали ее по ночам. У нее отняли ее жизнь, словно вырвали бьющееся сердце, втоптав его в грязь прямо у нее на глазах. Ее оторвали от него, отобрали… И эту жизнь отобрала Мириам Уэлш. Эта глупая гусыня, которая приходила в галерею Фоксов, зная, что она куратор Джулии, но ни разу не смогла подойти и поговорить с ней, у нее не хватило смелость на это. Презренная дрянь.
Елена вошла в их тесную квартирку, где еще несколько месяцев тому назад, они предавались любви. Том разрешил сюда приходить, когда от жизни будет совсем тошно, он заплатил до конца этого года. Этот год почти заканчивался. Ей удалось раздобыть бутылку дешевого вина, она хотела напиться. Елена скинула туфли, опускаясь в старое жесткое кресло, она открыла бутылку, даже не удосужившись налить вино в стакан. Завтра утром он жениться, завтра ночью его руки будут касаться Мириам, завтра умрет она вместе с его свободой.
В прихожей послушался шум, но это уже не волновало ее, пусть придут, ограбят, но брать у нее ничего, надругаются, если дух уже мертв. Все кончилось, это ночь последняя, последняя ночь, когда в ней теплиться жизнь. Елена откинулась в кресле, когда ее застигло знакомое и любимое:
- Елена? – нежели, она так напилась, что ей уже мерещилось, - что ты здесь делаешь? – она обернулась к нему, на пороге спальне стоял Том. Его рубашка была помята, сам он еле держался на ногах.
- Пришла топить горе, - ответила она, - а ты?
- Тоже, - она поднялась, идя навстречу к нему, - поцелуй меня.
- Ты пьян! – возразила она, - Том, - он оперся на нее, заглядывая в ее медовые глаза.
- Я люблю тебя, - он взял ее за подбородок, удерживая ее лицо, припадая к ее теплым губам. Она ощутила на губах вкус виски, его горячие ладони у себя на талии, его возбужденную плоть упершуюся ей в живот. Она стала задыхаться, ей стало немного не по себе, она начала сходить с ума. Его губы скользнули по ее шее, потом ниже, доходя до ворота шерстяного платья. Том нашел молнию, быстро опуская вниз ее бегунок. Он вытащил ее дрожащие руки из рукавов, спуская платье вниз. Его страсть была безудержна, Том больше не мог ждать. Столько бессонных недель, столько ночей, когда он лежал в постели, смотря в потолок, сгорая от желания быть с ней. И вот сегодня она была его. Сегодня. Было только сегодня. Ибо завтра будет только боль.
Он опрокинул ее на кровать, сразу же овладевая, сразу же заявляя свои права на нее. От его резких толчков, она дрожала, он грубо сжимал ее запястья, смотря в глаза, не разрешая прикасаться к нему. Она была нужна ему, как воздух. Но удовлетворения все не приходило, у Елены захватывало дыханье, она не могла дышать и думать. Больше не было волшебства, на них давила темнота, плотно окутавшая их. Она умирала без него, и одновременно погибала рядом с ним. Том упал на нее, прижимая ее голову к своей груди. Утром придет сожаление.
Елена проснулась рано утром, когда Том одевался. Она не хотела встречаться с ним, не хотела выслушивать его оправданья и слова сожалений. Она просто хотела, чтобы эту ночь ничто не могло опечалить. Том оставив, записку ушел. На свадьбе говорили было много гостей. Джулия, не зная о романе подруги с Томом, во всех подробностях описывала платье невесты и само торжество, высказав свое пренебреженье. Джулии тоже не нравилась Мириам, она была такой же, как и ведьма Джастина. С вида такая милая, такая наивная, а за масками нет ничего кроме лживой мелочной душонки.
Тому с трудом дались клятвы в церкви, с трудом он выдержал венчание и банкет. Это напоминало ему пир во время чумы, в стране нет денег, дай боже ей бы наскрести бы их на летнюю Олимпиаду и на все остальное, а они едет за счет дядюшки Сэма, и заставляют его радоваться. Все возвращается. Мириам сияла, а он пытался проводить время с Шоном или Джорджем, а Джастин утешал его, что в будущем он наверняка сможет с ней развестись. Только это и грело Тома, но большего всего его беспокоила брачная ночь. У него никогда не было тупого механического секса, он никогда не делал это беспристрастно, будь-то это классная фривольная американка или же Елена. Как не пыталась Мириам пробудить в нем нежность, все было тщетно. Он сам себя возбудил, ибо его жена не будила в нем ничего. Он хотел причинить ей боль, вызвать у нее навсегда отвращение к тому, чтобы у нее больше не было желания затащить его в свою постель. Это будет грубо, пускай он будет себя чувствовать бесчувственной скотиной, зато с этим ему будет легче жить. Да, этой кровью, он мечтал сохранить верность любимой. Сегодня он упал в пропасть, сможет ли он взлететь когда-нибудь еще?
₪
Февраль – май 1948.
Теперь и он вступил во взрослую жизнь, и теперь отец мог гордиться ни только его братом. Роберт в свои девятнадцать уже смог завоевать доверие отца и стать его помощником, он предлагал траектории развития компании, и Виктор порой соглашался с ним. Он отличался острым умом и прагматичностью, рассудительностью и серьезностью. Ему не составило труда поступить в медицинский колледж, хотя он прекрасно осознавал, что вряд ли будет дневать и ночевать в госпитале, как дядя Артур, Джейсон или кузина Энди, поэтому для управления компании Роберт выбрал фармацевтику. Виктор осознавал, что сын не станет таким же талантливым, как Фредерик Сван, и что ему больше подойдет роль управленца, но не смотря на это Роберт работал в лаборатории лучшего ученика Фредерика – Элиота Рида.
Роберт не предпочитал иметь любовницу, вместо этого у него была девушка Лара Харт, с которой он встречался еще со школы. Лара была первой красавицей соседней школы для девочек. Она всегда ходила с толпой подружкой, окруженная менее прекрасными девушками, это было немного эгоистично, но Роберту нравилось такое поведение. Родители Лары владели небольшой булочной в Кенсингтоне, куда по утрам любила захаживать Глория за свежим горячим хлебом. У Лары были русые кудри и ореховые глаза, милый слегка вздернутый носик и лицо сердечком, одним словом кукольная внешность. Но если с подружками Ларами вела себя отстранено, то с ним она всегда была свободна. Ему было семнадцать, а ей около шестнадцати, когда поздно вечером после танцев, она спустила трусики, раздвигая ноги для него, приглашая его к некому таинству. Так они стали любовниками, но жениться Роберт не хотел, для него брак был серьезным предприятием, для него нужна девушка, которую он будет любить, хотеть и мечтать об одном этом же. Пока Лара не закончит школу, ни о чем таком не стоило и мечтать.
- Нам нужно найти финансиста, - начал Роберт, Виктор просматривал в это время документы.
- Зачем? – Виктор поднял глаза на сына.
- Нам нужен кто-то чтобы просчитывал прибыль и расходы, так легче было бы распределять зарплату, повышая ее и запускать новые проекты, - Роберт выдохнул, гадая, как расценит это предложение отец.
- Что ж, вот и сам займешься этим, - ответил Виктор, думая, что и вправду с таким человеком ему будет легче управлять всем.
Претендентов на новое место в «Хомс и Ко» было не так уж и много, но все же Роберт устал выслушивать соискателей. Для него было важно, чтобы эти люди понимали, с чем имеют дело, и что цель всего предприятия Виктора не набивать карманы, а помогать людям. Гомеопатию никто еще не отменял. После семерых он решил признать поражение, сказав отцу, что эта идея абсурдна. Но вошел последний претендент: высокий с узким лицом, орлиным носом, зелено-голубыми глазами, выглядывающими из-под темных волос.
- Арман МакОлла, - произнес он.
Арман МакОлла был наполовину шотландцем, наполовину французом. Ему исполнилось двадцать девять лет, и он был женат на скромной Себилле, которая подарила ему сына Майкла четыре года назад. Говорил он просто, но красноречиво, рассказывая, как он получал образование в Эдинбурге, а потом и работал там, и только за год до окончание войны, он приехал в Лондон, где встретил Себиллу. Роберту Арман понравился, он у него уже был небольшой опыт, он был молод и перспективен, и самое главное он понимал, куда вести «Хомс и Ко».
- Ну, что ж вы приняты, Арман МакОлла, - произнес Роберт, пожимая ему руку, он еще не знал, что этот человек навсегда изменит его семью в будущем. Ведь ему уготована определенная роль в нашем рассказе.
Они быстро сдружились не смотря на разницу возрасте. Арман легко вошел в их компанию, найдя общий язык с Джорджем и Томом, а потом уже с Джастином и с Шоном. Виктору нравился этот молодой человек, его идеи привлекали его, зарождая новую надежду на счастливую беззаботную жизни, какая была до кризиса. Себилла МакОлла тоже сразу же очаровала всех, эта маленькая скромная женщина прелестно говорила, частенько вставляя французские словечки. Но ревность она не вызывала ни у Энди, ни у Джулии – обычная пухленькая брюнетка с смешным выражением карий глаз, только одно их озадачивало, как она могла так близко сойтись с Мириам и Зоей? Но это не долго занимало их мысли, осознание всего придет позже, когда будущее преподнесет свои подарки…
₪
Развод давался тяжело. Папаша Бишоп попытался его припугнуть, но Джастин оказался мальчиком не для битья. Он больше не мог терпеть измены жены, как всяк и каждый стремился перемыть ему кости, трепав благородное имя Трейнджов на каждом шагу. Джастин не искал новых чувств, он лишь поскорее решил отделаться от Зои, тем более, что во все времена шли на уступки мужьям, чьи жены неверны. Сейчас уже совсем другие, многое не кажется таким диким, за эти пятьдесят лет столько изменилось, что многому уже никто и не удивлялся. Все что хотелось Джастину – оставить Вивьен в своей семье, не отдавать ее на воспитание Бишопам, чтобы из не сделали вторую Зою.
- Зря ты все это затеял, - пробурчал Вильям, сейчас он работал консультантом в МИД, там цели его опыт, но недолюбливали за его привязанность консерваторам, хотя, когда-то он принадлежал к либералам, но в юности, как-то быстро охладел, особенно после Версаля, - это вредит карьере, и семейному покою.
- Лучше так, чем будут везде выкрикивать наше имя дурными словами и осуждающим тоном, - ответил ему Джастин, - это все омерзительно.
- Ты прав, но за все нужно платить, ты это знаешь не хуже меня, - Вильям отпил утренний кофе, - янки, да и Черчилль негативно настроены к Союзу, - Джастин вздернул бровь, как же деликатно Вильям ушел от темы, - Джастин, тебе двадцать семь, я в твои годы шпионил в Ирландии, а вернее закончил это делать.
- Но я тоже, не промах! – возразил Джастин, - Слушай, я хочу уйти из консульства и заниматься социальной сферой, я же социолог, черт возьми!
- Рад, что помнишь об этом, - Вильям замолчал, - но сейчас не об этом. Либо начнется новая война, либо это будет идеологическая давка.
- Второе, - подумав, ответил Джастин, - скорее всего второе. Фултон это доказал, - вошла хорошенькая платиновая блондинка секретарша Вильяма, бросавшая бессовестные взгляды на Джастина, - я больше не поведусь на секретаршу.
- Столько милых девушке, - добавил Вильям, - например Лена Сван, чем не невеста?
- Она моя подруга! – Джастин оскорблено посмотрел на отца, - тем более Елена страдает по кому-то, это я чую. Ты еще Роуз Портси предложи? – Джастин засмеялся.
- Она старше тебя, и она вдова Саймана, - Вильям снова замолчал.
- Это была шутка, отец.
В апреле Джастин наконец-то получил долгожданную свободу, да и еще Вивьен осталась с ним. Любовь всегда находит нас в неожиданных местах. Она приходит, когда ее совсем не ждешь, она без стука входит в твое сердце, и пускает свои корни, как росток ищущий пристанище. Закат и рассвет, дуновенье ветра, и хрустальный звон приобретают смысл для тебя, когда во всем слышна только любовь. Вот так и случилось с Джастином. Он жил так, что не ждал любовь, считая, что во второй раз с ним не произойдет такой восторг. Дафна, ох, Дафна. Пленительная красота и нежность. Он любил ее на расстояние боясь подойти к ней, боясь заговорить и нарушить то очарование ускользающие между ними. Ведь эта любовь запретна, ей всего лишь шестнадцать, никто его не поймет, ни примет это чувство, а он не позволит ей упасть в бездну. Она не знает о нем. Даже не подозревает, как он ей любуется, когда прогуливается по их Виктории-роуд со своими подружками. В первые он увидел ее стоящей неподалеку от их дома. На ней было простое вишневое пальто, на плечи падали мелкие шоколадные кудри, она явно кого-то ждала тогда. Ему, как бывшему разведчику не составляло труда узнать кто она такая. И уже через неделю он знал имя своего объекта вожделение. Дафна Коллинз, дочь композитора, сочинявшего музыкудля фильмов, ее мать умерла шесть назад. Дафна сама училась музыке, жаль, что в шумном городе не было слышно ее игры.
Джастин вышел на улицу, ночные краски давно сгустились, воздух приятно холодил кожу, тусклый свет фонарей падал на темный асфальт. В их доме горели слабый свет, родители еще не спали, а Вивьен уже уложили спать. Он часто по вечерам выходил прогуляться по Виктории-роуд, чтобы немного подумать, постараться унять душевную боль. Многие предпочитали пить, но это не для него, совсем не для него. В слабом свете он увидел знакомую женскую фигурку куда-то идущую. Джастин следил, как она удаляется от своего дома, направляясь в неизвестном направление. Он решил пойти за ней следом. Улицы местами плохо освещались, и кто только не бродил в это время. Он услышал крик, быстрее бросившись в переулок. Двое бросились на утек, когда одному из них он дал кулаком в скулу, а второму в пах. Джастин подошел к девушке, наверное, они собирались ее ограбить.
- Все хорошо? – спросил он.
- Да, да, - прошептала она, робко смотря на него, - они ничего не успели сделать. Спасибо вам.
- Зачем бродишь по ночам? Лондон после войны ужасен, - заключил Джастин, беря ее под руку, и настойчиво направляя к ее дому, - хорошо, что я часто выхожу по ночам.
- Тоже грабить? – она тихо засмеялась, в свете фонарей он разглядывал черты ее лица, заметил озорные стальные глаза.
- Я живу в таком беленьком большом доме, - съязвил он в ответ. Она чуть не прикусила язык. Джастин Трейндж! Да, все девчонки с их улицы сохли по нему. Красивый, храбрый, и самое главное свободный.
- Меня зовут Дафна Коллинз, - сказала она неожиданно.
- Джастин Трейндж, - она улыбнулась ему, - мы пришли, и больше не гуляй по ночам, а то спасителей не оберешься.
- Хорошо, - она бросилась на утек, заходя в свой подъезд.
Он не смел подойти к ней, подумав, что она посчитает его маньяком. Дафна же забыла о той встречи, хотя все девчонки только и трепались о Джастине Трейндже. Они обсуждали в чем его видели, как он по выходным выходит из дому со своей дочерью гулять, какие друзья к нему приезжают. Только и были крики, кто бы встречался с темненькими, а кто со светленьким, никого не останавливало, что почти все они женатые. Дафна же оставалась равнодушной ко всему. Пока утром не заметила, как он садиться в служебную машину с симпатичной блондинкой, как позже выяснилось, это дама являлась его бывшей женой. Так почему же женщины сходят с ума от Джастина Трейнджа, спрашивала себя Дафна. Что они находят в нем такого? Справив свое семнадцатилетние в конце мая, ей захотелось с ним встретиться вновь. Только вот ищет ли он такие встречи?
₪
Тошнота по утрам не проходила, и это уже не могло быть простым отравлением, как она подумала в начале. И не могло быть психическим расстройством. Это могло означать только одно. Чтобы убедиться ей нужно было обязательно встретиться с Энди. Подруга сейчас мало работала лишь по несколько часов в неделю, Елена решила обязательно встретиться с ней. В госпиталь она пришла на негнущихся ногах, волнение захлестывало ее, каждый раз, как она понимала, что все очень скверно. Она села в кресло, Энди улыбнулась ей, натягивая перчатки. Обследование длилось не долго, но это было достаточно чтобы ее уверенность потухла, особенно, когда Елена увидела удивленный взгляд Энди.
- Что ж, могу поздравить тебя, - сказала Энди, - примерно одиннадцать недель беременности.
- Скажи, примерно зачатие? – попросила Елена, теребя платок в руке.
- Середина декабря, - ответила Энди, - можно узнать кто отец? Тебя изнасиловали? – Елена вздрогнула от этого вопроса.
- Нет, - отрезала она.
- Тогда кто? Он женат? – Елена поджала губы, пожалев, что пришла именно к Энди.
- Да, - прошептала она, - он женат.
- Что ж я не советую аборт, - посоветовала Энди, делая записи.
- Это Том, - вдруг произнесла она.
- Не знала, что у вас роман, - Энди отвлеклась от записей.
- Никто не знал, кроме Веры, мы вместе с позапрошлого дня рожденья Джорджа. - она закрыла лицо рукой, - О, Боже, значит мы… все произошло в ночь перед его венчанием, мы были так пьяны, что не поняли, что творим, а я дура забыла выпить эту чертову траву, что нашла у матери.
- Она же больше не может иметь детей, - возразила Энди.
- Осталось с прошлых времен. Мне пора, - покрасневшая она вышла из кабинета Энди, она прислонилась к стене, тяжело дыша, что же ей теперь делать?
На следующий день Елена пришла к Хомсам, только так она могла встретиться с Томом. Джулия возилась в детской с Дженни, Диана уехала к сестре в Грин-Хилл, Виктор работал в кабинете, Роберт где-то пропадал со своей Ларой, Джордж же читал газету в гостиной. Он тепло встретил ее, предлагая, как всегда чаю.
- Джордж, скажи, что я буду ждать Тома завтра в восемь на Пиккадилли, - попросила она, отводя глаза в сторону.
- Хорошо, я давно догадывался, что у вас роман, - Джордж встал, проходя в столовую, - честно, меня это не должно касаться. Я скажу ему, конечно.
Она ждала этой встречи, но она не знала, что ему сказать, и что ждать от него. Он, как всегда опоздал, Елена уже хотела уйти. Том похудел и побледнел, от него слегка пахло спиртным. Он что так заглушает свое горе? Он пожал ей руку, даже не смея ее обнять, его глаза лихорадочно сияли. Сейчас он скажет ей, что Мириам ждет ребенка, и чтобы она не искала с ним больше встреч. То, что сказал ему сегодня Джордж с утра привело его в замешательство, что хотела от него Елена. Том решил пройтись с ней, чтобы шум города и толпы людей не особенно им мешали. Елена устало вздохнула, они оба молчали, ничего не говорили друг другу. Между ними возникло напряжение, почему они так далеки друг от друга? Почему, нет такого прежнего трепета, желание и радости?
- Мириам ждет ребенка, - это был, как гром среди ясного неба, - ждем его к лету. Что ты хотела от меня? – в его голосе она услышала раздражение и неприязнь.
- Уже ничего, - прошипела она, собираясь уйти.
- И все же? – Том схватил ее за запястье.
- Не имеет значения, Том. Я дура, - она была готова расплакаться, но сдержала себя, - я решу все сама.
- Что решишь? – он держал ее за руку, - что ты хотела?
- Я беременна, Том, от тебя. Если я сделаю аборт, то у меня никогда не будет детей, кому я буду нужна такая, - она вырвала руку, закрывая глаза.
- Ты шутишь?! – она развернулась к нему, готовая залепить ему пощечину.
- Не только твоя жена может беременеть от тебя! – ответила она, - я вчера была у Энди, все сходиться! Ты что думал, что после того, как ты сказал мне той ночью, что любишь меня, я побегу искать себе любовника?!
- Мириам тебя видела с другим, почему я должен верить тебе?! – Елена не хотела оправдываться, вместо этого она бросилась на утек, подальше от него. Почему он стал таким черствым, что произошло с ним на самом деле?
Через три дня Елена завтракала вместе с Верой, мать еще не знала о ее предстоящем материнстве, да и она не знала, как ей сказать об этом, какие слова подобрать, чтобы она все поняла. Они давно жили вдвоем в старом доме, у них не было ни прислуги, ни временной домработницу, все приходилось делать самим. Вера давно не искала дочери женихов, давно поняв, что за отношения связывают ее с Саттоном, и что ей нужно время, пережить предательство. Кто-то позвонил, Вера открыла дверь, на пороге стоял высокий светловолосый мужчина с блестевшей сединой. Он был дорого одет, что бросалось в глаза.
- Мне надо поговорить с Еленой Сван, - Вера впустила его в дом, - Эрнст Саттон, - Елена замерла с ложкой в руках на полпути к рту, - это важно.
- Выгони его, мам, - процедив сквозь зубы, сказала Елена.
- Возьмите хоть деньги на аборт, - он положил конверт на стол.
- Не все можно купить, убирайтесь вон. Слышите! – Эрнст ушел так же быстро, как и пришел.
Разговор с матерью был не из легких. Вера умоляла ее не делать поспешных выводов и действий, постоянно повторяя, что все у них получиться и без Саттонов, что все будет хорошо, и Елена верила ей. Пускай, она не нужна Тому, зато у нее осталась мать, единственный близкий ей человек. Ночью Елене стало плохо, а утром Грейс принесла плохие новости. Елена потеряла ребенка. Вера винила только себя в этом, что не уберегла дочь от разочарований в любви, что передала ей такие гены, ведь у нее у самой случалось два выкидыша. Ничего уже было не исправить, но больнее было всего увидеть Мириам с огромным пузом, светившуюся от счастья. Почему одним достается все, а другим только боль и пустота? Почему все так не справедливо? Ответов у Елены не было, да и не могло быть. Только в боли рождаемся мы, она нас превращает в людей, спуская с небес на эту грешную землю.
₪
За окном шумела майская ночь. Такая теплая, такая не обыкновенная. Небо чудилось бесконечным, неизведанным и чарующим. По чернильному небосклону проплывали, словно стайки лебедей, перистые почти не заметные облака. На ветру колыхались ромашки, лилии и пионы, волнуясь, это цветное море, мерцая в лунном свете, повторяло дуновенья весеннего ветерка. Невидимые соловьи пели посреди неба, благословляя ночь, и казалось только благодаря им так тонко пахли цветы, и так остро ощущалась страсть. Ночь, как всегда была полна своими сюрпризами. Где-то далеко ворковали голубки, создавая вместе с соловьиной трелью милую мелодию. А запах майских цветов сливался с ароматом лондонских улиц, наполняя трепетом и нежностью. Город погрузился в легкий сон, позволяя ночным маленьким радостям торжествовать в нем, разносить свой дурман по проспектам и площадям, распыляя порошок Морфея. Лондон находился в мягких объятьях сна, отдыхая от шума и суеты, готовясь у новому утру.
Джордж сжал Джулию в своих объятьях, прижимая ее к увитой клематисами стенки деревянной беседки. В сад они вышли после того как убедились, что Дженнифер уснула, и наконец-то смогут насладится обществом друг друга. На скамейке стояли бокалы с недопитым вином, лампочка слабо мерцала, бросая тени на лицо Джулии. Джордж поцеловал ее в губы, ощущая на них вкус вина. Она засмеялась, сильнее приникая к нему, склонив голову к нему на плечо, прикасаясь носом к изгибу шеи. Она стояла на низенькой скамеечке, чтобы Джорджу было легче ее целовать и ласкать. Он спустил вниз платье, хорошо-то Джулия не всегда носит это дурацкое белье. От названий у него шла голова, да и любого мужчины – комбинации, лифчики, корсеты, что только женщины не придумывали, вернее мужчины, чтобы еще больше их хотели. Иногда хотелось разорвать эту броню, и пить, пить это нектар страсти. Джулия вздохнула, снова заливисто засмеявшись. Что же он творит с ней? Рядом с ним у нее постоянно бежали мурашки по коже, бил ток по телу, а внутри, что-то было готово разорваться от ожидания.
- Джордж, не мучай меня, - простонала она, запуская пальцы в ее волосы, еле стоя на ногах от его столь интимной ласки, - прошу тебя, я больше не могу.
- Джули, ах, Джули, - она растворилась в нем, как песчинка море, легко качаясь у кромки берега, приносящаяся к нему и уносящаяся в глубину неизведанного моря. Ее колотила дрожь, а Джордж все сильнее вжимал ее в стену, становясь еще требовательное, доводя ее до настоящего исступления, приводя в замешательство. Джулия содрогнулась, устало опуская голову к нему на грудь.
Еще долго не могли затухнуть искры страсти, еще долго они стояли прижавшись друг к другу. Нога Джулии обхватила ноги Джорджа, одной рукой она прижимала его к себе, а другой сжимала плеть клематиса. Джордж часто дышал, небрежно, лениво, гладя по ее стану, придерживая ее.
- Так дело не пойдет, - прошептала Джулия, - так скоро у нас появиться еще один ребенок, а нам и так тесно всем, ведь Роберт вырос, и Элеонора подрастает.
- Нам не будет тесно, - ответил Джордж, Джулия непонимающе захлопала ресницами, - мы скоро переедем.
- Куда? Ведь у нас нет денег купить что-нибудь! – возразила Джулия, выскальзывая из объятий мужа.
- Почему? У нас есть квартира! – возразил он, - у нас есть большая квартира на Бонд-стрит, мы сделаем ремонт.
- Это квартира твоего отца! - от былой идиллии не осталось и следа, в принципе с Джулией было всегда так. Ее испанский темперамент давал о себе знать, она легко воспламенялась, и они быстро переходили от страсти к спору.
- Это моя квартира, она стала моей, как мне исполнилось восемнадцать! Почему тебе так сложно это принять, это чудное жилище, - спокойно проговорил Джордж.
- Джордж, мы…
- Все налаживается Джулии, я дам тебе достойную жизнь. Ты мне веришь? – он обнял ее, Джулия почувствовала, как счастье и тепло разливается по ее жилам.
- Верю, значит, будем делать ремонт? – на ее лице появился знакомый румянец, а глаза озорно засияли.
- Будем, все, как ты захочешь, - оправив одежду, забрав бокалы с вином, они отправились в дом.
Утром они долго нежились в постели, купаясь в утреннем солнце, заливавшем их комнату. Дженни открыла дверь, для нее было трудно осознать, что теперь у нее свою комната отдельная от родителей. Она вошла в комнату родителей, прыгая на их постель между ними. Джулия прижала дочь к себе, весело рассмеявшись, Джордж как-то странно посмотрел на всех.
- Поехали, смотреть квартиру, - произнес он, - я сам там был пару раз.
- Папочка, ты, что не жил там, - Дженни говорила превосходно для своих лет, намного лучше своих сверстников.
- Нет, не жил, бабушка и дедушка переехали сюда еще до моего рождения, - ответил он.
- Поехали! – радостно закричала Дженни.
₪
Октябрь 1948.
Новости были утешительными. Злость и обида так сильно засели в ее душе, она просто сроднилась с ними. Но радоваться совсем не хотелось, не получалось, да и разве можно было радоваться чужому несчастью. В первые минуту ее охватила это чувство, когда в середине лете, ей позвонила Энди сообщая, что Мириам родила мертвого ребенка. Елена хотела торжествовать, но мораль и совесть не позволяли ей это делать, как же все сложно было. Прошел почти год, а ее так не отпустило чувство, она так и не ощутила себя свободной от него. Ей нужна была отдушина, и она ее нашла. На одной из выставок в галереи, где устраивал свое выставку один из знакомых Джулии – фотограф Йен Фергасон, который уже выставлялся почти полгода назад у них. Елена не успела с ним познакомиться, так и прошлую и эту выставку вела сама Джулия. В прошлый раз она готовилась к экзаменам, а в этот раз уезжала с Верой в Париж, по делам музея. Вере нужна была помощь в переговорах, да и она посчитала, что дочери не обходимо развеяться.
- Кто эта очаровательная леди? – спросил он у Джулии, глядя на Елену, одетую в серое платье, и туфлях на высоченных каблуках. Она уже шла к ним, и знала, что он спрашивал у Джулии, от его жадного поглощающего взгляда просто нельзя было укрыться.
- Елена Сван, куратор, - произнесла Елена, протягивая ему свою руку.
- Йен Фергасон, - он поцеловал ее руку.
- Я пойду к Джорджу, который мило беседует с какой-то блондинкой, - Джулия мило улыбнулась, хотя Лена знала эту хитрую улыбку.
- Иди, иди, покажи ему кто в доме хозяин, - сказала ей Елена. Она ушла, оставив их наедине.
- Вы любите фотографии? – спросил он.
- Да, я часть этого праздника, часть Галереи Фоксов.
- А я владелец этих работ, - Елена слегка отвернулась от него.
- Я знаю, - прошептала она
- А Джулия Хомс ваша подруга? – спросил он, его взгляд ласкал ее.
- Да мы уже давно дружим, а вы как с ней познакомились? – Елена отпила вина.
- Я бы знаком с ее матерью, еще тогда в том далеком 36 году, я был молод мне было восемнадцать, - значит ему сейчас тридцать лет, прикинула Елена – я просил ее дать мне возможность, но она уезжала, запирая галерею. Потом началась война, я проводил выставки по возможности, если позволяли любовницы. Война закончилась, и я узнал, что галерею открыли, раздобыл деньжат, и упросил Джулию.
- Она сама талантливый фотограф, видели ее работы? Как она подмечает тонкие моменты? – спросила Елена, оборачиваясь к нему, разговор об искусстве был ее спасительным кругом.
- Конечно, видел помню через год после войны она устраивала выставку «Мадрид – Лондон», свои работы и работы ее матери, - Йен грустно улыбнулся, - мощно было, било по всем чувствам.
- Это Джулия умеет, - засмеявшись, сказала Елена.
- Она нравиться мне, - отстранено произнес Йен.
- Она замужем, - возразила Елена, - они вместе уже три года. А вы женаты? – она одернула себя, какого черта она задает такие вопросы постороннему человеку.
- Разведен, и нет детей. А вы?
- Я свободна, оправляюсь после неудачной любви, он бросил меня, чтобы жениться на богатой наследнице, - это прозвучало горько.
- Вот как, брак по расчету? – он приподнял бровь
- Не знаю, какое это имеет значение сейчас, - ответила она, загадочно смотря ему в глаза.
- Не хотите потанцевать? – они поставили бокалы на поднос у официанта.
- Давайте на «ты». Ненавижу всю эту официальность, - попросила Елена.
- Я тоже, - он повлек ее за собой, его ладони лежали на ее талии, и их лица практически были рядом, их губы совсем близко. Потом он вывел ее из толпы и прижал к стене, он поцеловал ее, и Елена не вырывалась, а прижалась к нему еще сильней. Его руки скользили по ее стану, проникая под юбку, она ощущала его возбуждение, и таяла от того, что уже давно не было такой ласки. Но потом она очнулась, как услышала звук «молнии», она оттолкнула его от себя, отходя в сторону.
- Не сегодня, давай не торопиться, - Елена прижала к груди дрожащие руки.
- Я уважаю тебя, и твой выбор, но может, дашь шанс, завоевать твое сердце.
- Может быть, - отрезала она, - оно уже принадлежало другому.
Он ушел, оставляя ее одну. Нет, это было сильнее ее, забыть Тома, она не могла, слишком сильно она любит его, но она должна это сделать, ради себя. Несколько дней спустя Елена пошла, прогуляться по магазинам, и снова встретила Йена, он улыбался, когда заметил ее, и, расплатившись, подошел к ней.
- Может, пойдем в кафе и поговорим, - предложил он.
- Хорошо, - ответила Елена, они зашли в одно из кафе, заказали чай. Он загадочно смотрел в ее глаза.
- Расскажи мне о себе, а потом я расскажу о себе.
- Я русская, - начала она.
- Это я понял.
- Я дочь Веры и Фредерика Сван, моя мать работает в Британском Музее, а отец был лучшим фармацевтом у Виктора Хомса. Мы все дружили, семья Хомсов, семья Джулии. После смерти отца, мама не с кем не хотела общаться, поэтому мы сдали дом, переехали в Гринвич, и жили там пока, я снова не встретила Джулию и Джорджа. Потом у меня начался роман с другом Джорджа – Томом Саттоном, я любила его, а он бросил меня, ради другой, не посмев бросить вызов дяде и матери. Потеряв от него ребенка, я еще больше поняла, что это не любовь. Больше нечего говорить, - Елена откинулась на спинку стула, замирая, следя, как в лице изменяется Йен.
- Я был женат, но моя жена изменила мне с моим другом, мы тоже были молоды, она была моей музой, но эта муза оказалась жестокой, - Елена вспомнила на его ранних работах красивую девушку, похожую на нимфу, такую изящную и грациозную, с темными кудрями и большими серебряными глазами, которые так пугливо смотрели на окружающий мир.
- Мы оба несчастны, - заключила она.
- Да и это так.
Йен Фергасон стал красиво ухаживать за Еленой, которая, за две недели его ухаживаний поняла, что сдалась. Нет, она его не любила, или привыкла так считать, что кроме Тома ей никто не нужен. Но испытывала к нему нежные чувства. Тем более, как бы она не отпиралась, ей нужен был мужчина. Ей хотелось ощущать себя любимой и желанной, чтобы ей дарили подарки, оказывали знаки внимания, и восхищались, как богиней
Йен родился в Берлине, ему было уже тридцать, но он был несчастен. Его отец умер рано и в семнадцать он бежал в Лондон, понимая, что новая власть в Германии ведет страну в тупик. Когда ему было двадцать три, его мать нашла ему невесту, он влюбился в нее, а она уже давно сгорала от страсти к нему, и хотела на себе женить. Она знала о его бурной молодости, что он менял женщин как перчатки, приминая деньги от своих богатых любовниц, но, не смотря на это, три года они прожили счастливо. Потом ей стало скучно, и она соблазнила его друга, так продолжалось еще три года. Йен не знал об изменах жены, потом он узнал, что он возможно бесплоден, и его жена неверна. Все открылось тогда, когда она ему сказала, что ждет ребенка, Йен знал, что он не может быть его отцом, и подал на развод. Целый год они делили имущество, затем он уехал в Нью-Йорк развеяться, где и начался бурный роман с одной замужней дамой. А следом были приключения в США, там он узнал, что у него есть шансы стать отцом. Йен ушел из ее жизни, ничего не сказав, просто уехал обратно в Лондон. Сейчас он встретил Елену, и ему нужны были серьезные отношения, по крайне мере так казалось ему самому. Так быстро Елена не собиралась падать в его объятья, и поэтому постоянно держала его на расстояние.
₪
Отворив дверь квартиры на Бонд-стрит, Джордж впустил серую кошку на счастье. Сегодня они по-настоящему переехали в свое жилье. Он помнил, как все лето Джулия, постоянно ездила сюда, следя за всем процессом их ремонта, почти забросив свою работу. Когда открылись Олимпийские игры, Джулия стала все чаще бывать в городе, делая новые и новые кадры, наслаждаясь этим зрелищем. Все медленно, но верно вставало на свои места. Джордж ухмыльнулся, ставя Дженнифер на пол, она быстро распахнув свое малиновое пальтишко, бросилась прямо по коридору в спальню, прыгнув на большую кровать.
Джулия села на кушетку, Диана здесь жила недолго, и поэтому ее присутствие здесь было не так сильно, как в Гарден-Дейлиас. Квартира была огромной. У Дженни была своя комната, где она могла спокойно рассаживать своих кукол в домике, носиться, как угорелая по всей детской. Джорджу же достался бывший кабинет Виктора, который к тому же являлся и библиотекой. Еще одна большая и две небольших комнат пустовали, Джулия еще не знала, как применить их. Гостиную они совместили со столовой, что позволило им сделать проявочную комнату для Джулии. Интерьеры были мягкими, нежными и в тоже время небрежными, Джулии не хотелось помпезности, не хотела, чтобы достаток бросался в глаза, ей больше нравился этот слегка потертый лоск, какой у них был сейчас. Она многое сохранило то, что осталось им в наследство от Виктора.
- Папа, папа, - Дженни подбежала к Джорджу, она была развита не погодам, ей еще не было года, а она уже делала робкие шаги, пытаясь изучать этот мир. Ей еще не было двух лет, а она говорила, как будто старше своих лет. Дженни взяла его за руку, ведя в свою комнату. Как куколка, подумала Джулия, она совсем не похожа на его родню, нет в ней еще ярче проявилась испанская кровь – смуглая, будто она каждый день проводить на палящем солнце, яркая шатенка, задиристый вздернутый носик, а глаза уже сейчас очаровали, такие бездонные, такие глубокие, как два карих колодца. До Джулии доносились обрывки их разговора, Дженни смеялась.
- Братик?! – услышала Джулия, - мне не нужен братик!
- Зато он нужен нам с мамой, а еще он нужен деду, он же будет третьим лордом Хомс, - объяснял Джордж. Джулия вошла в детскую, - правда, дорогая?
- Не переживай, Дженни, тебе тоже достанется каравай под названием наследство лордов Хомсов, - Джулия прильнула к мужу, - твой деда об этом позаботился.
- Не деда, а предки, - Джордж обнял Джулию, - ладно, Дженни это все семейный сказки, которые твоя бабушка рассказывала нам на ночь.
После сытного ужина Дженнифер ушла спать, а Джордж и Джулия остались у камина в столовой. Им было хорошо вдвоем, гораздо, лучше чем раньше. Теперь, когда они познали друг друга, оставив некоторые тайны в сердце, они стали, как два сплетенных растения, как два слившихся воедино ствола деревьев. Джулия прижалась спиной к груди Джорджа, ощутив его возбуждение. Она перестала бояться, что когда-нибудь она надоест ему, и он пойдет искать развлечения где-нибудь на стороне, но Джордж каждый раз доказывал ей, только она волновала его, будоражила его сознание и плоть. Джулия до сих пор боялась очнуться от этого сладкого дурмана, проснуться и понять, что всего этого у нее никогда не было. Все и в правду было, как во сне – замечательная дочь, любимая работа, а теперь и свое жилье. Их жизнь приобретала форму и цвет, давая на ответы на простые вопросы.
- Ты счастлива? – Джулия вспыхнула, услышав этот страстный шепот у себя над ухом.
- Очень, - выдохнула она. Он схватил ее перекидывая через плечо, неся в спальню. Этой ночью они без устали любили друг друга, наслаждаясь объятьями и поцелуями, заснув только с первой зарей.
В октябре всегда такая погода, безжизненное небо, с вечными серыми тучами, застилающий дороги туман и непрекращающийся дождь напоминали – лето уже не вернуть. Джулия потянулась в теплых объятьях Джорджа, спрыгивая с постели. Она умылась, отправившись готовить им завтрак. Она заварила себе этой противной травы, конечно, Джулия мечтала, подарить Джорджу сына, это было нужно не только ему, но и Виктору, вед Джордж старший сын, он будущий глава семьи. Сегодня же Джулия ощущала свою неготовность стать вновь матерью. На запах свежих тостов и жаренного сыра и бекона пришли ее домочадцы. Джордж поцеловал ее в щеку, помог накрыть на стол.
После завтрака Джулия поехала к отцу, проведать его и Флер. Сестре в этом году исполнилось тринадцать, и она уже превращалась в дивную красавицу, совсем не похожую на их мать, пошедшую в английскую породу. Флер стала ветряной и романтичной, и это иногда беспокоило Джулию. Флер вечно сомневалась в себе, ей не хватало уверенности в себе. Джейсон же не считал, что во Флер что-то не так, зная особенности психики ее возраста. Флер превращалась в женщину, и изменения в ней стали неизбежностью
- У нас все хорошо, - ответил Джейсон, успокаивая дочь, - Флер учиться хорошо, она взрослеет, ты тоже такая же была в ее возрасте.
- Была, и поняла, что не могу быть такой еще дольше, - Джулия вздохнула. У этих двух сестер еще много будет виражей, крутых взлетов и падений. Осталось только гадать, какие сюрпризы преподнесет судьба их поколению.
₪
Весна 1949.
Прохладное утро встретило не ласково. Дождь закончил лить совсем недавно, легкий разряженный воздух наполнял легкие. На асфальте стояли лужи, которые еще успеют высохнуть под весенним солнцем. Весна пробудила спящий Лондон, он снова ожил, забегали юные девчонки в поиске любви, влюбленные и просто скучающие заполнили пустовавшие улицы. Спрятав лицо в кое-как повязанный шарф на шее, Джастин Трейндж ждал, когда поедет его служебная машина. Он взглянул на часы, потом в свою речь, не заметив, как к нему подошла милая кудрявая девушка в бордовом пальто. Джастин прочитал речь, отвлечено смотря вперед. Она робко стояла рядом с ним, пару секунд, наверное, потом заговорила.
- Вы меня помните? – спросила она. Спрашивает еще?! Конечно помнил, ему бывшему разведчику не составляла труда узнавать, что твориться в ее жизни.
- Нет, - отрезал Джастин, зачем ей знать, что он тайно вздыхает по ней. Что он каждый вечер стоит у окна в библиотеке, и смотрит, как она ходить перед сном в своей комнате, готовясь ко сну.
- Вы спасли меня прошлой весной, - продолжала Дафна, а он по-прежнему не смел на нее смотреть, - от грабителей.
- Я много кого спасал в своей жизни, - она зажала рот ладошкой. Дура! У него таких было много, не одна такая, - я бывший военный, для меня это обыденно.
- У меня скоро концерт в школе, приходите, я вас приглашаю, - она протянула ему пригласительный билет, который он принял, пряча в карман пальто, - что ж до скорого. Ваша машина, - подъехала его служебная машина, он открыл дверцу, бросая последний взгляд на девушку.
Она радостная побрела в школу. Неделю назад Дафна Коллинз проиграла спор своим подругам, они решили, что ей придется пригласить на свой концерт Джастина Трейнджа, по которому сохли все девчонки с их дома. Он был видным политиком, часто выступал на публике, часто печатали его статьи в газетах и журналах, и он был неотразимым. Мечтать в их возрасте – совсем не вредно. Дафна знала, что отдать приглашение только полдела, осталось, чтобы он пришел. А он сегодня утром был таким отстраненным и холодным, не удивительно, его жена ему изменила, публично его оскорбила, и у него достаточно причин не доверять всем женщинам. Поэтому если он не придет, ей придется поцеловать у всех на глазах самого не привлекательного парня в их школе. Этого Дафне совсем не хотелось.
Джастин не понимал, что с ним происходило, три недели его снедали любопытство и страсть. Он всю дорогу до Парламента не мог прийти в себя. Что на нее нашло, почему спустя год она решилась к нему подойти сама? Он не переставал мечтать поцеловать эти полные губы, запустить пальцы в ее кудряшки, и губить ее невинность, чтобы она принадлежала ему и только ему. Джастин все-таки решился прийти в ее школу. Играли там все божественно, но Дафна, безусловно, лучше всех. Музыка из-под ее гибких пальцев лилась, как ручеек, наполняя комнату романтическими переливами, похожие на шум Средиземного моря, легкая, как египетский ветерок. Почему он вспомнил об этом сейчас? Он столько лет не вспоминал о Египте, о смерти Кевина, о их романе с Надин, он старательно закрывал эту часть своего прошлого от себя, закрыл эти воспоминания, чтобы они не причиняли ему боль. Эти дни повели его жизнь в другом русле, они изменили его будущее.
Концерт закончился, и он собрался уходить, Дафна бросив букеты тюльпанов на рояль, бросилась к нему, догнав его в полутемного коридоре, где бы никто их не нашел, так все еще отходили от испытанного восторга. Она тяжело дышала, держа его за рукав, она потянула его в нишу. Свою школу она знала, как своих родных пять пальцев, где можно было броситься в омут с головой и оказаться незамеченной. Дафна обвила руками его шею, приподнимаясь на цыпочки, она прильнула всем телом к нему, касаясь губами его губ. Ей будет восемнадцать через три месяца, почему бы сейчас не броситься в водоворот страстей. Она ведь знала, что тайно он сгорает по ней. Он пылко ответил ее на призыв, переплетая свой язык со своим. Дафна оторвалась от него, не прячась от его вопросительного взгляда:
- Сэр Трейндж, я знаю, что вы шпионите за мной по вечерам, - прошептала она. Он открыл рот от удивления, - Признайтесь, что вы чего-то хотите от меня…
- Ты юна, а я стар для тебя, - оборвал он ее, пытаясь снять ее руки с себя.
- Вовсе не стары, вам всего лишь двадцать восемь, десять лет это не разница, - пылко отозвалась она.
- Я был женат, у меня есть дочь, - снова возражал Джастин.
- И что?! А у меня не было никого, но вы мне нравитесь, больше, чем той очаровательно блондинке, - выпалила она.
- Моей жены? – она кивнула, снова его целуя, - ты хоть понимаешь, что предлагаешь?
- О, да, я все понимаю. Я понимаю последствия своего выбора, - Дафна наклонила голову на бок.
- Тогда, подождем лета, подумай обо всем до лета, - Джастин освободился от ее рук, выходя из ниши.
- Значит первого июня я дам ответ, - она засмеялась, чмокая его в щеку.
Что она творила с ним? Он, наверное, свихнулся, раз решился на такое. Ей будет восемнадцать, там станет все яснее, как им быть дальше, а пока он будет наслаждаться ей издалека, мечтая и вздыхая.
₪
Йена Фергасона не было в Лондоне уже полгода, он уехал в Европу, чтобы привезти оттуда новый материал для новой выставки. Елена, впервые за эти месяцы, при встрече почувствовала, как она соскучилась по нему. Он очаровывал ее, привлекал к себе, с ним она забывала все ужасы своего старого романа, мало-помалу приходя в себя от предательства и равнодушия Тома Саттона. Однажды она увидела его ужинающим со своей женой, они улыбались друг другу, нежно, будто нечаянно качались рук лежащих на столе, и Мириам светилась от счастья. Елена не смогла пройти не замеченной, она ждала одного художника Нила Бакстера, который привлек ее своей картиной на Трафальгальской площади, где он продавал свою «Весну». Том остановил ее, подходя к ней, видя, как к ней спешит симпатичный высокий мужчина.
- Здравствуй, - процедил Том, - как у тебя дела?
- Все хорошо, - вежливо бросила Елена, уходя к Нилу.
Раньше ревность глодала ее, то сейчас она будто бы вылечилась и могла свободно дышать, жить и мечтать. Звонок Йена привел ее в приятное замешательство, Вера подняла трубку, услышав вежливую просьбу позвать Лену, мать заметила, как она расцвела, как легкий румянец заиграл у нее на щеках, и в комнате появился заливистый смех. Она шла с ним на свидание! Это было то замечательное свидание, когда его совсем не планируешь, и не знаешь, что ждет тебя в дальнейшем. Они гуляли по городу. Эта была весна, которая все меняет в этой жизни, одна из тех положивших причудливую традицию, когда весна переворачивает все с ног на голову, даря ощущение важности и счастья.
- Что ж, летом я уеду в Штаты, - начал Йен, - теперь я хочу посмотреть, что происходит там.
- Что ж это была чудная весна, - весело ответила Елена, вдыхая аромат майских цветов.
- Ну, осенью я вернусь, - Йен подал ей стаканчик мороженого.
- Надеюсь, ты не забудешь, что у тебя есть друг по имени Елена, - он остановил ее, заглядывая в ее медовые глаза.
- А, кто сказал, что ты мне друг? – возразил он, притягивая к себе, он поцеловал ее в губы, и Елена растаяла, ее уносил южный ветер к далеким не изведанным берегам.
- У тебя будут другие? – прищурив глаза, спросила Елена.
- Конечно же, нет. Хочешь, поехали вместе? – предложил Йен, отпуская ее.
- Не хочу, - Елена хитро улыбнулась, чмокая его в щеку, - я обещаю быть верной подругой, - ее смех заражал всех в округе.
Последний ужин они провели в маленьком ресторанчике на Оксфорд-стрит. Он подарил ей охапку белых тюльпанов вместе с красочной открыткой. Они смеялись, и поглощали омаров и моллюсков, запивая шампанским и вином. Елена видела в его взгляде любовь и нежность, решительность и желание. Она уже давно не проводила ночь в объятьях мужчины, что ей казалось, что она забыла прикосновение мужских рук к телу, жарких поцелуев и восторгов. После ужина она направилась с ним в его уютную квартирку, где на полу у журнального столика они пылко занимались любовью. Она отомстила Томасу Саттону, доказала, что вполне может обходиться без его любви, немного, но она любила Йена. Пусть живет со своей Мириам, как считает нужным. Только в тот день, когда она столкнулась с ним, Елена увидела ревность в его глазах, ведь она встречалась с другим, и неважно был ли он ее любовником или не был. Теперь она точно знала – она свободна от его любви, любви Тома Саттона.
₪
Лето 1949.
Она не была в этом чертовом городе уже одиннадцать лет, если бы не дела то ее бы здесь не было. Генри Мертон приезжал сюда за историческим материал, написать новый сценарий, она же вместе с их сыном Стэнли приехала, как человек знающий Лондон. Она не была в этом чертовом городе одиннадцать лет. Когда она приехала в Лос-Анджелес, то поняла каким же чопорным оказался Лондон, и как же здесь свободны люди. Режиссеры, сценаристы, продюсеры сразу же очаровались ее красотой, их привлекла английская красавица со светлой кожей, серыми глазами и темно-русыми кудрями. Она блистала в кино и даже пять лет назад получила «Оскар» за взбалмошную Китти Морган, которая стала роковой женщиной для всех мужчин в фильме. Теа Мертон, решила не входит в историю Голливуда с именем Теа Портси. Она бросила Лондон, променяла свою скромную жизнь ради огромного дома с бассейном, холодных камней и ласкающих тело мехов. От прежней Теа Портси ничего не осталось.
В Портси-хаус Теа решила не ехать, было проще посетить Виктора, если же он конечно еще там живет. Сад Гарден-Дейлиас цвел еще пышнее, чем обычно. Она позвонила в дверь, ей открыла молодая женщина в белой облегающей блузке с маленькими рукавами и пышной черной юбке до середины икры. Она напоминала испанскую красавицу, волосы не были забраны по моде, лишь боковые пряди волос были подобраны на затылке. Женщина приветливо ей улыбнулась, по гостиной носилась смуглая девчонка с каштановыми косичками. Наверное, у Виктора совсем идут дела плохо, уже сдает жилье.
- Вам кого? – спросила она.
- Сэра Виктора, - ответила Теа.
- Дженни присядь, а то будут все ругаться, - обратилась женщина к девочке, она прошла в кабинет Виктора, до Теа доносились голоса, - Виктор, к вам пришла молодая леди.
- Я приду, иди Джулия, - почему она обращается к нему по имени? Или это его новая жена, а Диана умерла? Он еще умудрился родить ребенка? Дурман первой любви давно рассеялся, поэтому, когда Теа увидела Виктора, она поразилась. Он был по-прежнему не отразим, хотя ему уже давно за пятьдесят, - по какому делу вы пришли?
- Дядя Виктор, вы не помните меня? – Теа сняла свою шляпку, открывая лицо.
- Теа? – голос Виктора дрогнул, - какими ветрами?
- У Генри здесь дела, - чопорно произнесла она.
- Что ж, рад видеть тебя. Джулия позови Диану, она на заднем дворе в оранжереи, - обратился он к Джулии.
- Кто она? – с упреком в голосе спросила Теа, глядя, как женщина уходит из дому.
- Это Джулия Фокса, неужели не узнала? она так похожа на Каталину. Джулия жена Джорджа, - Виктор плеснул в бокалы розового вина, подавая бокал племяннице.
- Не думала, что он женится так рано. Как папа? – Виктор вздрогнул.
- Сайман умер, уже как восемь лет назад, - он отпил вина.
- Как это случилось? – Виктор молчал, только спустя мгновенье заговорил.
- Меня не было здесь, когда началась война мы уехали в Аргентину. Артур больше знает. Он погиб в одну из бомбежек, а вернее 1 мая 1941 года. Женился на Роуз до этого, - Теа соскочила с дивана.
- Как он мог?! – прошипела она.
- Ни тебе его судить! – отрезала Диана, вошедшая в гостиную вместе с Джулией, - ты уехала, он был один, а Роуз мать его сына. Ты не удосужилась написать ни одного письма, не зная, что ториться с твоей семьей!
- Вы не понимаете! – Теа приблизилась к Диане, - ничего не понимаете! Вы тоже уехали!
- Теа, мы знали, что в Лондоне не сладко, и когда вернулись всех разыскали, - продолжала Диана. Теа напоминала ей себя когда-то, но сейчас в ней не было того, что напоминало о той мечтающей девочке. Теа превратилась в высокомерную даму, обитательницу высшего света. Диана презирала таких всей душой, ибо она сама имея положения обществе, никогда не стремилась к такому образу и надменности, - здесь ничего не стояло на месте, за эти годы столько воды утекло, начиная от смерти папы, заканчивая самоубийством Чарли. Тебе было все равно, все эти годы!
- Это вы все меня выкинули за борт жизни! – выпалила Теа, - когда погибла Кесси, а следом за ней и мама!
- Мы сделали все для тебя, - спокойно ответила Диана, - а ты вот так с нами! Ты не знаешь, что Каталину расстреляли! Что умер твой дед, твой отец, Фредерик, твой кузен Чарли, погиб Кевин на войне! Что Энди вышла замуж за лорда Норманна, и стала врачом, что Джордж с Джулией поженились, а Джастин уже успел развестись! Англия уже не та…
- И все-таки я рада, что меня здесь не было! – громко прошептала Теа, глядя на Джулию, взгляде которой скользила неприязнь.
- Лучше бы ты не приходила, - это прозвучало, как-то угрожающе из уст Виктора, который тоже также, как и Диана был разочарован в племяннице. Это ему еще напомнило о том, что их времена ушли безвозвратно, что ничто никогда не будет прежним, жизнь уже не повернуть в старое русло, слишком все сложно. Когда-то он пытался отгородить ее от мерзкого чувства вины, которые он испытал в детстве, но не смог. Теа поступила еще хуже его, за одиннадцать лет ни одного письма! Она решала, что это они навязали ей это чувство. Но неужели они с Артуром сделали так мало для нее?! Этого Виктор не мог понять.
Теа пробыла в Лондоне до конца лета, и она не делала никаких попыток сблизиться со своими родственниками. Один раз она увидела беременную Энди вместе со своим мужем-писателем и двумя детьми: сыном и приемной дочерью. Про нее все только и говорили хорошее, одна актриса из Олд-Вика рассказала, как Энди Йорк убедила ее не делать аборт, и теперь она благодарна ей. Другой раз Теа встретила Елену Сван, мирно беседующую с каким-то мужчиной. Генри сказал, что все начинающие художники и фотографы сразу же обращаются к Елене. Ну, а Джастина Трейнджа Теа заметила прогуливающегося с молоденькой девицей, видно, что девчонка была несколько моложе его.
Теа не пыталась ничего узнавать о всех, она сама поняла, как ее роскошная жизнь в Голливуде отличается от скромной жизни в Лондоне. Лондонцы ждали помощи от американцев, Европа заплатила больше, чем Штаты, Англия это осознавала. Теа уезжала с чувством, что больше никогда сюда не вернется, скоро жизнь здесь сосем зачахнет, и все было процветание, особенно Хомсов сойдет на нет. Но как же он удивиться, когда через несколько десятилетий на ее пороге появиться молодая блистательная леди, которая назовет себя леди Хомс, а пресса прозовет ее леди-бунтаркой. Тогда Теа осознает, как она на самом деле заблуждалась.
₪
Ну, что 1 июня пришло, и я наконец-то могу дать свой ответ. Дорогой, сэр Джастин, вы должны прекратить тайно наблюдать за мной и шпионить, а еще вы должны перестать тайно вздыхать по мне, когда яздесь рядом – живая и настоящая. Я хочу принадлежать вам душой и телом, разделить с вами все взлеты и падения. Что ж, я буду, в воскресенье в четыре дня, ждать вас на Пиккадилли, где встречаются все влюбленные.
Ваша Дафна Коллинз.
Вот нахалка! Это первое, что пришло в голову Джастину, ее письмо было написано немного по-детски, немного по-женски, готовая бросить в пропасть, не зная, разобьется или нет, взлетит или нет. Ей было восемнадцать, все в этом возрасте немного не в себе, они готовы совершать поступки из-за которых стыдно потом. Ах, молодость! Ах, первые цветы, что так хрупки. Дафна, Дафна. Ты так свела его с ума, что просто не понимала, что и ради тебя, он был готов кинуться в пропасть, и разбиться от этой любви. Безусловно, прежде всего им двигало желание обладать ею, сделать своей, научить всему, что он знал, показать все, что он видел. Нет, его чувство отличалось, от чувств Роберта к своей Ларе, он прекрасно видел, что кузеном двигала только похоть. Но он-то уже не раз на этом обжегся, больше такой глупости, как с Зоей или с Надин, он не совершит, они его научили, что с женщиной надо быть всегда осторожно, а вернее, избегать коварных особ.
Он пришел к «Купидону», Дафна немного опаздывала. Джастин посмотрел на часы, три минуты еще не опоздание. У него в руках был букет белоснежных роз, который напомнил ему о аромате старинного вина. Почему он почти не зная ее, был готов сделать необдуманный поступок? Ведь все, что он знал о ней – это сведения, он не имел возможность поговорить с ней, почувствовать, что у нее на сердце, проникнуться к ней. Он шел в темноте на ощупь, как слепой полагаясь на внутренний голос. Неужели прошлые неудачи не научили его, не слушать свое сердце, сначала думать, а потом чувствовать? Ведь если бы он прислушался тогда к своему сердцу, то никогда бы не женился на Зое. И почему все мужчины так глупы? Сначала видят – желают, потом только думают о последствиях? Вот и он стоял у такого же распутья сейчас, не зная, что слушать: разум или желанье?
- Эй, - кто-то закрыл ему глаза, в этом жесте он ощутил что-то детское, совсем невинное. Джастин вспомнил, как он часто так делал еще в той жизни не обезображенной войной, Мария всегда подолгу гадала кто это, хотя всегда знала что это был он. Кевин как-то всегда не проявлял ласковость, ему не хватало обаяния Джастина, легкости, искорки, наверное, поэтому он погиб, как герой, а Джастин не мог считать себя таковым, - что ты делаешь?
- Я пришла к тебе, похоже в письме я дала ответ, - он отнял ее руки от лица, резко поворачиваясь к ней. Какая же она была маленькая рядом с ним, но он видел, что он ее совсем не пугает, а наоборот притягивает и манит, как магнит.
- В нахальном письме, - произнес он, - ты хоть понимаешь, что соглашаешься броситься вместе ос мной в пропасть?
- Конечно, потому что я люблю вас, - он стиснул зубы. Что за девчонка! Неужели ей неясно! Они из разных миров. Он сын лорда, она – композитора, ему скоро тридцать, а ей еще нет и двадцати. Он был женат, а она даже не понимает разницу между любовью и страстью, - о, только не надо сейчас, про различия, - вот, черт, да она видит его на сквозь, просто читает его как раскрытую книгу, - я же знаю, что вы испытываете ко мне хотя бы страсть.
- Вот именно, - пробормотал он, может она хоть на это обратит внимание, и убежит от него далеко и навсегда.
- Я предлагаю сделку, - вот чего ему не хватало в Зое – авантюризма и азарта, ему не должно быть скучно с женщиной, тогда и ей не будет скучно с ним. Ее стальные холодные глаза озорно вспыхнули. Дьяволенок!
- Еще чего! – возразил он, зная заранее, что проиграл.
- До будущего года мы будем узнавать друг друга, а потом, ты мне скажешь, что хочешь, - вот нахалка, она уже на ты к нему обращается. Смелость ей не занимать, оно и понятно молодая кровь бурлит, отключая разум, воспламеняя плоть.
- Что ж, а, если я соглашусь? – ее глаза смеялись.
- Вы проиграли мистер Трейндж, спорим на деньги, что вы влюбитесь раньше окончания срока, - она протянула ему руку.
- Я люблю споры, только если ты проиграешь, ты больше не подойдешь ко мне, даже не поздороваешься, - предложил он.
- А если вы проиграете, то вы женитесь на мне, - он довольно улыбнулся.
- Высоко метишь, - Дафна приблизилась к нему, чтобы прошептать ему на ухо:
- Я добиваюсь, того что хочу.
Это было лето открытий и познаний. Дафна оказалась умной собеседницей, интересующейся в политике, и всегда имела свое мнение на все. Из нее получиться великолепная жена политика, думал он постоянно. В Дафне он находил все то, что мечтал обнаружить в Зои, решительность, открытость, силу воли и смелость. Только Дафна так открыто смогла бросить ему вызов, и он принял его. Ощущая, что и вправду проиграл ей, ее очарование и ум побеждали его здравые доводы и холодную голову. Пусть небеса ему помогут все не испортить, страсть не должна застилать ему глаза, путь ему должно подсказать громовое сердце.
₪
Март 1950.
Поленья приятно потрескивали в камине, пахнуло сосной и пряными травами, от чего слегка кружилась голова. Искорки падали на кованную кружевную решетку, гаснув на ней. Шафранные отблески ложились книжные стеллажи и стол библиотеки, а огромные тени фигур лишь чуть-чуть подрагивали мятной стене. Золотые всполохи отражались на спокойном лице Джулии, а ее каштановые волосы, словно радовались теплу, и в полумраке становились похожими на дорогой мерцающий атлас. Она положила руку на большой живот, ощущая, как ребенок тихо ворочается под сердце, тоже чувствуя умиротворенность. Она сидела словно в коконе, прижавшись спиной к торсу мужа, охваченная его руками и ногами. Джордж уткнулся носом в изгиб ее шеи, вдыхая аромат ее легких духов, любимого аромата Каталины. Они часто так любили сидеть перед камином, наслаждаясь тишиной, когда Дженнифер мирно спала в своей постели, прижимая к уху своего любимого зайца - мистера Кроли.
Когда в ноябре Джулия пугливо сообщила ему, что снова ждет ребенка, он находился в не себя от счастья. Снова ребенок, а они так молоды, твердила она ему. Но он-то знал, она хотела этого ребенка, ему не трудно это было понять, ведь она же знала способ этого избежать, но решила почему-то доверить все судьбе. В их жизни все постепенно становилось прежним. Они все стали немного свободными в деньгах, их старая жизни в измененном виде возвращалась к ним. Джордж хотел сына, хотя он был не прочь вырастить еще одну леди Хомс.
Недавно пришло письмо из Ирландии, Виктор оказался равнодушным к новостям. Джордж же понял, что отец все равно обеспокоен, он всегда привык выходить победителем из этого вечного спора. Диана как-то рассказала ему, как Виктор был расстроен, что у его братца родился первенец раньше его. Вот и сейчас, Фрэнк женился на местной простушке Мэнди Майлз, у отца которой было немало деньжат, что и привлекло Руфуса, да и Эдварда. Джордж удивлялся, как этот дьявол вместе со своей дьяволицей может так долго жить? Как оказалось может. Это письмо Виктора немного встревожило, ведь к концу года у Фрэнка и Мэнди должен появиться наследник, и скорее всего это будет мальчик, редко, когда у лордов Хомсов первыми рождаются дочери. Да, Джорджу был просто не обходим сын, английские Хомс вполне состоятельны, как мужчины.
- О чем думаешь? – спросила Джулия, осязая напряжение Джорджа.
- Так почти не о чем, - откликнулся он, продолжая губами скользить по ее шее.
- Я очень счастлива, - пробормотала она.
- Джули, я понял только сейчас, куда так отчаянно меня звало сердце в Аргентине, - Джордж замер, медленно расстегивая ее синее платье.
- И куда же? – Джулия закрыла глаза, стиснув его пальцы на плече, умоляя этим жестом продолжать.
- К тебе, - прошептал он ей на ухо.
- И поняла, почему когда я была рядом с Эвертом, мне все время приходила мысль в голову: он не твой.
- Почему же?
- Потому что, я была твоей тогда…
Их любовь выражалась во всем, они такие разные, но судьба решила – да будет так. В те далекие времена они думали, что их любовь будет вечна, что только время переживет ее, так ли это?
₪
Июнь - декабрь 1950.
- Очень красивый рыженький мальчик, - услышали все, когда Энди вышла ко всем в коридор, - Джулия в полном порядке.
- Сын, - зачарованно прошептал Виктор, - новый лорд. Иди Джордж, иди.
Джордж прошел в палату Джулии, ее темные локоны рассыпались по белоснежной подушке, она устало ему улыбнулась, пытаясь приподняться, тело все еще ныло. Джордж остановил ее, касаясь губами ее лба, сжимая выточенные плечики. Она головой указала на колыбельку, где лежал завернутый сверток. Он заметил рыжие редкие локоны, вот парадокс, у его отца только Элеонора осталась рыжеволосой, а они с Робертом были шатенами, его Джулия была настоящей брюнеткой, пламенной испанкой, и у них родился рыжий ребенок.
- Настоящий Хомс, - громко прошептала Джулия, видя некоторое смущение мужа, - июньский ребенок…
- Да, - все что мог сказать он, - Дженни будет не восторге, но она полюбит его.
- Джордж, как же мы его назовем? – Джулия робко взглянула на него, может он не рад? Почему он так молчалив, ведь, когда на свет появилась Дженнифер, он был в не себя от счастья, готовый осыпать ее лобызаниями и словами благодарности за дочь.
- Я бы хотел Гарри Рамсей Хомс, - Джордж наконец-то справившись с волнением взял сына на руки, - первого учителя Виктора звали Генри, но я бы выбрал производное имя, но Рамсей был моим дедом и учителем наших отцов. Как тебе, дорогая?
- Мне нравиться. Ты рад? – она все-таки решилась задать этот вопрос, чтобы у нее не осталось тени сомненья.
- Я был удивлен, ведь у твоего отца две дочери, и я уже был готов, растить одних дочерей, но сын это предел моих мечтаний, - Джордж отдал ей ребенка, - отдыхай.
Виктор сразу же дал телеграмму в Ирландию, от чего Каролина пришла в ярость, он опять оказался победителем. Эдвард утешал ее тем, что пока, это ничего не значит, что у них все наладиться, ведь прошло только пять лет, как закончилась война, но она не верила ему, в голове постоянно звучало пророчество старой ведьмы. У Виктора было все – дом в Лондоне, деньги, слава, дети, которыми он гордился, а теперь и внуки. Каролина даже не смогла радоваться, когда у Фрэнка и Мэнди родился сын, которого они назвали Патриком, потому что мальчик родился недоношенным, и как прогнозировали врачи скорее всего у него будут психические отклонения. Проклятый Виктор! Он отнял ее жизнь, забрал для себя. Зачем он только появился на свет!? Вот о ком предсказывала старуха, вручившая все заповеди Хомсам, когда они появились на ирландской земле. Виктор, проклятый, Виктор, разрушил всю их семью, чтобы удовлетворить свои амбиции. Да, он доказал, он почти выиграл, но какими будут его детки, ведь еще Роберт не женился, а Элеонора еще не вышла замуж. Может они будут и достойными фамилии Хомс, может быть внук Виктора, и он будет их проклинать, а Каролина, смотря с того света, громко засмеется, поняв, что победила все-таки она. Никому не понять ее чувств, Руфус, конечно же, хотел во всем идти впереди Виктора, стать его лучше, да и Фрэнк мечтал опережать своего кузена, который был пока мало чего добился, а Адам хотел переплюнуть Роберта. Это вечное соперничество между братьями, переросло в соперничество поколений и семей. Что ждало ирландцев и что ждало англичан? Кто знает какое еще кружево сплетет жизнь?
₪
Маленький рай, маленькое счастье, крохотный островок любви – можно бесконечно долго подбирать сравнения и эпитеты, бесконечно долго искать определение нашего счастья и умиротворения. Вот так и думала Урсула, несчастья отпустили вместо них пришло спокойствие и нежность. У нее росли внуки, двое чудных мальчишек: Доминик и Орландо. С появлением младшего внука Артур расцвел, его он объявил своим наследником, собираясь ему отдать свой титул барона Уэсли. Теперь он мог быть спокоен, Урсула замечала, как он получает удовольствие от своей работы. Джейсон все также руководил хирургическим отделением, а Энди Артур планировал через три года сделать заведующей женского отделения. Урсула знала, что это назначение встретит бурю негодования, но Артур не хотел думать об этом. Энди врач от Бога, вот кого точно небеса наделили талантом.
- Здравствуй, мама, - Энди вошла в дом, ставя па пол свою сумку с детскими вещами, Доми, Орландо проходите. Аврора, - девочка выросла, ей уже исполнилось двенадцать, и Энди со страхом думала, какое будущее она себе изберет. Она знала, что из библиотеке Рамсея, где были почти одни медицинские тома, Аврора таскала книги к в себе в спальню, бывшую комнату Дианы. Энди беспокоилась, что Аврора изберет ее путь, что явно не порадует отца Шона. Хоть и кто-то должен продолжать их династию врачей, но только не Аврора. Женщине пока тяжело в этой профессии, хотя может скоро все измениться, но Энди не хотела этого.
- Как у тебя дела, дорогая? – Урсула обнял дочь, целуя ее в щеку.
- Ты же знаешь, что хорошо. Папа отправляет меня в Париж на конференцию, а Шон должен улететь в Штаты, его захотели издавать там, мне не с кем всех оставить, - Энди прошла в гостиную, в Грин-Хилле, как всегда было чисто. Родители поменяли почти всю мебель, мама сменила старые портьеры. Артур снова был в фаворе, потому что «Хомс и Ко» снова была на взлете. И почему она раньше не подумала об этом, отец будет должен отдать кому-то свои акции почему же Аврору не направить по пути Роберта.
- Что у нас все будет чудно. Правда Аврора? – Урсуле нравилась девочка. Она оказалась любознательной и целеустремленной, Аврора вовсе не была пустышкой, какой была Зоя или Мириам. Эти особ раздражали только одним своим появлением, а когда они открывали рот, сразу же становилось, что они глупы и серы.
Энди уехала вечером, почти пять дней она пробыла в Париже. Иногда ее охватывало чувство, будто у Шона есть кто-то, что он не отличается ничем от многих мужчин, но она гнала от себя эти мысли, боясь, что станет подозрительной и все разрушит. Ей приходилось ему доверять. Разве она могла жаловаться на него? Он был безупречен, как ее отец. Урсуле было не в чем упрекать Артура, может ей и приходилось мериться с его не легким характером, но у кого он простой, как говорит Джордж – все мы не ангелы, а Джулия прибавляет, что все мужчины не без греха. Шон помогал ей во всем, при это успевал писать восхитительные романы, полные разных эмоций. Если бы Энди предложили поменять свою жизнь, то она бы в жизни этого не сделала. Именно желание большего порой разрушать обретенное. От бешеных порывов душу, души не складываются в мелодию, такие бури сносят все на своем пути.
Первое поколение наших героев уходило в историю, но свою голову все выше поднимало новое – второе поколение. На что оно было готово? Может их порывы души сметут все на своем пути, разрушив все настоящее, их будущее станет горечью? А может они построят мир еще прекрасней прежнего, и тогда их будущее превратиться в сладость. Кто знает какие карты раскинет судьба, какие знаки покажет она еще. Ведь за белой полосой всегда черная. Все в этом мире имеет быстротечность, все меняется, а время может стать нашим союзником или нашей погибелью.
₪
С Ларой пришлось расстаться. Во-первых она ему изрядно надоела, а во-вторых с ней стало жутко скучно. Она не могла удержать его сексуальными удовольствиями, хотя и пускала в ход все приемы, тем более Арман познакомил его с красивой девушкой Салли Пирс. Арман угадал, что больше всего его привлекают блондинки – такие тоненькие, стройные с огромными глазами. Роберт теперь легко мог удовлетворять свои потребности с такой беззаботной девушкой, как Салли. Его удивляла ее откровенность и ее наивность, как она забавно что-то рассказывала ему, конечно же, она модель ей не нужно много знать, весь шумный город принадлежал ей.
Роберт не хотел любить, да и любовь слишком аморфное чувство. Пока его братец не сказано счастлив, но потом он начнет зажимать девиц, а Джулия, либо молча, будет страдать, либо будет тоже изменять. Правильно говорит Арман, в браке должно быть понимание и нежность, все остальное глупости, которые причиняют боль и неудобства. Роберта завораживала расцветающая красота Флер Фокс. Младшая сестрица Джулии совсем не была на нее похожа. Мягкий овал лица, обрамленный белокурыми локонами, голубые слегка колючие глаза и миловидные черты лица – вводили в заблуждение. Смотря на нее, многие думали, что перед ними ангел, но только один Бог ведал, что твориться в душе этой пятнадцатилетней девчонке, которая зажигала не хорошие огоньки в мозгу мужчин. Через пару лет они все будут хотеть ее, а она, наверняка, будет разбивать всем сердца. Флер совсем не была похожа на свою подружку Элеонору, которая превращалась в полевую нимфу, напоминая отцу о Ирландии. Ему не нужна любовь сейчас, ему только двадцать один, только глупцы и его братец так женятся рано. Он видел, как любили друг друга отец и мать, как они счастливы вместе, но такого почти невозможно достичь.
- Слушай, Роб, тебе нужно женится, - они с Арманом МакОллой выпивали в пабе «Голубь», отдыхая после трудовой недели.
- Я еще не готов, да и не встретил ту единственную, - Роберт сделал глоток пива.
- Женитьба важный шаг, здесь главное не прогадать, - Арман заказал еще пива, - иногда лучше такие тихие жены, как Себилла, нежели беспокойные, как Джулия.
- Вот тут ты не прав, - они уже были достаточно пьяны, чтобы трезво соображать, да и Арман начал говорить, то что без дурмана он бы никогда никому не сказал, - мне может нужен огонь.
- У ты брат любишь девушек с нескромными фантазиями, - пробормотал Арман, опрокидывая еще одну пинту пива.
- Вот если такой будет моя жена, то я забуду дорогу на лево, - Роберт рассмеялся.
- Никогда не говори такого. Шлюхи и выпивка это лекарство от скучного брака, Роб. Запомни это, - несколько лет Роберт даже не вспомнит об этом «золотом правиле» друга, считая его аморальным, но все когда-нибудь меняется.
Их дружба казалось самой крепкой, с Арманом можно говорить о чем угодно, не то, что с занудой Джорджем, который только кажется правильным. Как-то он увидел, как тискал свою жену в беседке, да так страстно, что понимал – Джулии не нужны любовники. Интересно, а ее сестра вырастит такой же горячей штучкой? Или будет холодна, как лед. Но пока Роберт долго не мог думать о юной Флер Фокс, пока Салли дарила ему незабываемые наслаждения, чего еще можно желать? Виктор ценил его, как сотрудника, в компании его все уважали и прислушивались к его доводам и советам. Будущее Роберта куда определенней, будущего Джорджа. Он любил брата, радовался его успехам, но делать, так как делал он – не хотелось. У каждого свой путь-дорога, у него в числе.
- Котик, - промурлыкала Салли, целуя его в плечо, - я скучаю без тебя.
- Прости, но мне нужно еще и работать, - немного раздраженно ответил он.
- Я понимаю, я отвергла всех своих поклонников, ради тебя, - она надула свои пухлые губки.
- Знаю, - Роберт, смеясь, распял ее на кровати, - мне это нравиться.
Нет, любви сегодня не было места в его жизни, а может она еще не пришла? Скоро все станет яснее, какая роль ему уготована в истории семьи Хомс, потому он еще сам не решил, кого он сыграет в театре под названием жизнь.
₪
Зима – весна 1951.
В галереи Фоксов опять было шумно, лондонский свет, особенно тот, что обожал все новое и свежее. Публика перешептывалась, созерцая полотна с обнаженной натурой, это были не девушки в стиле пин-ап, это были красивые чистые образы. Девушки на картинах нисколько не стеснялись своей наготы, находясь в легкой пене цветов, для каждый их них художник выбрал свой цветок, показывающий натуру дев. Елене понравился от язык обнаженной натуры и цветов, поэтому она настояла, чтобы Джулия разрешила выставляться у них Ришару Полански.
Флер зачарованно смотрела на картины, как бы ей хотелось оказаться на хотя бы одной из них, быть среди ее любимых мимоз. Ей было почти пятнадцать и она цвела с каждым годом все сильней, распускаясь, как тугой бутон. Она не знала, как ей дальше жить, какую дорогу выбрать. Джейсон умолял ее подумать о карьере врача, но в глубине души он давно знал, что Флер вряд ли выберет эту стезю. Флер рассматривала девушку сидящую на бедре, она выставляла свои полные груди вперед, пушистые шапки хризантем, как пылкий любовник касались ее прекрасного тела, лицо же ее почему-то выражало скорбь. Флер еще раз вгляделась в картину, собираясь подойти к следующей. Джулия беседовала с мастером, но она совсем не заметила, как он подошел к ней.
- Она разочарована, что такой красота может быть только в один миг жизни, - услышала Флер. Художник был необычайно красив. Его темные волосы падали на высокий лоб, полные губы изогнулись в мягкой улыбке, а синие глаза как-то странно сверкнули. Говорил он очень забавно, его легкий французский акцент выдавал его. Ришар оглядел девушку, представляя как будет выглядеть этот ангел у него на полотне и у него в постели. Синее брючки подчеркивали ее стройные ноги, которые будут обхватывать его в порыве страсти, нежно-голубая блузка оттеняла ее красивые голубые глаза, что холодно смотрели на него.
- Кто эта девушка? – вдруг спросила Флер, потупляя взгляд.
- Так одна натурщица, - отмахнулся Ришар, - я бы хотел нарисовать вас.
- Это не получиться. Моя сестра жуткая стерва, и если она увидит меня на вашем полотне, то вам несдобровать, забудете дорогу сюда, - вот черт, подумал он, переводя взгляд на Джулию, стаявшую под руку с мужем. И почему он выделил среди всех женщин именно девчонку, хотя чего он хотел, она заставит даже святого забыть о Боге, - почему я так не могу рисовать?
- Вы рисуете? – спросил он.
- Немного, - прошептала Флер.
- А можете, что-нибудь показать? – она достала из маленького клатча свою записную книжку, где она делала времени от времени рисунки, - природа…
- Это скучно, - возразила Флер.
- Да, нет у вас талант, - ответил Ришар, - такие тонкие мгновенья.
- Что ж, спасибо за лесть, - девушка слабо улыбнулась и ушла.
В тот вечер, устало опустившись на свою кровать, Флер долго думала, перебирая в голове все что она услышала и увидела. Этот Ришар сказал, что у нее есть талант, о том, что она рисует никто не знал, ни Джейсон, ни тем более Джулия. Она не была такой открытой и простой, как старшая сестра, которая свободно показывала свои таланты всем. Флер не хватало матери, да и она ее почти не помнила, образ Каталины постепенно стерся из ее памяти, остались лишь напоминания Джулии и Джейсона. Многие свои печали и переживания Флер не могла поведать им, боясь их осуждения и смеха. Джулия для всех казалась идеальной женой, матерью, и хозяйкой галереи, Флер же не могла считать себя хорошей ученицей, человеком наделенным талантами. И вот теперь кто-то посторонний разглядел в ней то, что она сама отвергала. Флер решила рисовать, достигнуть высот Каталины и Джулии, стать такой же хозяйкой галереи, как старшая сестра.
Художник, поверивший в нее, только и думал о Флер. Ему хотелось изобразить ее обнаженную среди мимоз, показать всем эту свежесть и юность, эту богиню Юнону. Ришар Полански не был ханжой, и не принимал отрицание плотской жизни ради творчества, ибо наслаждения и были жизнью. Он привык соблазнять своих натурщиц, которые дрожали в его объятьях от страсти, выкрикивая его имя, прославляя всех французских любовников одновременно. Ему нравилась новизна в отношениях, когда любовники только начинают открывать друг друга, изучая анатомию своих наслаждений. Францию он покинул двенадцать лет назад, чувствуя, что его родная страна падет под натиском немцев, в ту пору ему было всего лишь двадцать. Сейчас в свои тридцать два он был пресыщен жизнью. Его работы замечали, покупали, и как предсказывала Елена Сван его звезда через лет пять будет сиять ярко. Он свято в это верил, зная, что скорее всего так и будет. Его встреча с Джулией Хомс много для него значила. Почему, он зная, что Джулия его путеводная нить, он все время думал о ее сестре? Все считали Джулию демоном, а Флер – ангелом, но почему-то Ришар сразу понял, что ангел это Джулия, а демон Флер, от взгляда которой ему стало немного не по себе. Эту девчонку одолевали сильные страсти, как же не повезет ее будущему мужу, если он не сможет обуздать ее темную натуру. Но мечта о картине с Флер оставалась, пока его мечтой. Ведь он никогда не сможет запечатлеть ее на своем полотне, как и обладать ее телом.
₪
Закрыв глаза, и переведя дух, Энди не знала, что сказать родственникам роженицы. Грейс сейчас будет орать, извергать на нее проклятия, как дракон пышущей клубами ядовитого огня. Роды прошли плохо, ребенок выжил, а мать умерла от большой потери крови, да и кто мог подумать, что у нее слабые сосуды, которые просто не выдержали вторых родов? Энди посмотрела не себя в маленькое зеркало, зря, наверное, отец возлагал на нее такие надежды. Она вышла во вторую дверь, чтобы не сталкиваться с родственниками, собираясь поговорить хоть с кем-то. Джейсона она не нашла, поэтому Энди стала крадучись пробираться к кабинету отца. К ее счастью он был там, и находился один.
- Пап, - Энди тяжело сглотнула, - что мне делать?
- Что случилось, дорогая? - Артур снял свои очки, внимательно смотря на дочь.
- Она умерла, жена Тома Саттона умерла, что мне делать? – Артур увидел панику в глазах, которой она собиралась поддаться.
- Сказать, как есть, отключить все эмоции, что я еще могу сказать? Я так же себя чувствовал, когда у меня прямо на столе умер первый раз человек, я долго не мог отделаться от этого чувства, что от меня - Бога зависят жизни, а я убиваю. Но такова жизнь, - Артур снова надел очки, - никто не застрахован от смерти, если же это не была твоя ошибка?
- Нет, сосуды лопнули, - медленно проговорила Энди.
- Об этом должна была знать сама роженица, если ты не наблюдала эту беременность? – Энди показалось, что отец ищет предлог ее уволить.
- Я не наблюдала, они пришли ко мне за пять дней до родов, но сам знаешь за это время не соберешь столько анализов, - Артур улыбнулся, вновь услышав ее профессиональный тон.
- Иди, Энди, - тем же путем она обратно вернулась в палату Мириам, мальчика уже умыли и спеленали, а Мириам собирались везти в морг. С бьющимся сердцем, она прошла в коридор, набирая полные легкие воздуха для храбрости.
- Мне очень жаль, - начала она. Эрнст посмотрел на нее глазами полной ненависти.
- Опять мертвый ребенок? – спросила мать Мириам.
- Нет, - отрезала Энди, - мальчик здоровый, но миссис Саттон умерла, - Том остался сидеть на месте, к ней кинулись Александра и Эрнст. Эрнст схватил ее за плечи, - не трогайте меня, - прошипела Энди, - мы сделали все, что смогли, но почему-то никто нам не сказал, что у нее слабые сосуды, которые просто не выдержали второй раз такого напряжения, да и еще с таким маленьким промежутком между родами.
- Вы бездарный врач! – крикнула Александра, - вы убили мою дочь!
- Я вас всех предупреждала, что ей нужны процедуры и лечение, никаких диет по сохранению фигуры, и как минимум три года между родами, а не два, - процедила сквозь зубы Энди, - мне никто не сказал, что ее сосуды слабы, вы даже ни у кого не наблюдались. Это просто верх беспечности!
- Мы подадим в суд! – включилась в разговор Ксантия.
- Да, хоть черту! – Энди сжала кулаки, - правда на нашей стороне.
- Еще бы отец главврач поможет! – простонала Александра.
- Что за спор? – к ним подошла Грейс, - доктор Йорк? – для всех Энди стала леди Норманн, для работы она решила оставить эту фамилию. Энди объяснила все начальнице, ожидая ее гнев, - я не вижу ошибки доктора Йорка, вы сами виноваты. Рекомендации мы на то и даем, чтобы их соблюдали, а не игнорировали. Так что, уходите не мешайте работать.
Через неделю Том забирал своего сына. Энди протянула его малыша, почему Том не скорбит, ведь она была его женой. Она знала, что ребенка решили назвать Николасом. Энди ни стала ничего спрашивать, да и к чему все это было. Том сам сделал такой выбор несколько лет тому назад, никто не просил его так жестоко предавать Елену. Энди отвернулась, одергивая вниз свой халатик. Том передал сына Ксантие, попросив ее выйти. Энди непонимающе посмотрела на него.
- Как Елена? – спросил вдруг он.
- Раньше тебя это не волновало, - процедив сквозь зубы, ответила Энди.
- Неужели, я не могу знать? – его голос умолял ее ответить.
- Нет, - отрезала она, - она выходит замуж через три месяца, - Том стал считать, сейчас январь, значит в конце апреля.
- Кто он? – он постарался придать своему голосу равнодушие.
- Фотограф – Йен Фергасон, - Энди ликовала внутри себя.
- Немец?! – презрительно фыркнул он, - хотя не удивительно, возле нее столько крутиться мужиков.
- Это по работе, - добавила Энди.
Она выходит замуж! Замуж за кого-то фотографа! Немца! Черт бы ее побрал! Только он освободился от Мириам и ее семейки, только он получил свободу от Эрнста, как его любимая женщина поспешила пойти под венец. Что же ему делать? Он же все еще любит ее. Все еще хочет быть с ней, не смотря на ее роман с этим фрицем. Что же делать? Что сделать, чтобы Елена снова была с ним?
₪
Майский воздух будоражил плоть. Весна, как всегда не давала спокойно спать, почему-то хотелось совершать подвиги. Лондон утопал в молодой листве и цветах, а до прозрачного неба казалось никогда не достать. Настоящая весна… Цвели сады, наполняя город сладким ароматом цветом, чей запах щекотал нос, и ударял в голову, как хмельное вино. Жизнь была прекрасна, чудна и беззаботна, как полет бабочек. Солнце играло золотыми нитями, как ребенок, играющий с котенком. Весенний ветер, как морской бриз радовал своей нежностью. А ночь дарила ощущение и предвкушение нового дня, скрывая нас под ночными покровами, и пряча как драгоценность.
Это был май легкий беззаботный май Мир менялся. Когда исчезнет восемь ветров и растает соль морей, увидим ли мы мир таким, каким привыкли его видеть? Не что не вечно в этом мире, ни природа, ни чувства. Таянье снега и расцветание ландышей, как смена чувств, меняющая боль на счастье и любовь. Невзгоды проходят, темная полоса заканчивается, и наступает пора весны в сердце, сравниваемое с расцветом тысячей тюльпанов на бескрайних полях.
Только одно оставалось неизменным для Елены – это ее любовь у Тому Саттону, за эти почти четыре года она не сумела выгнать эту поселившуюся в ее сердце любовь, как не прошеный гость. Она хотела, но что-то крепко ее удерживало. Ей было хорошо с Йеном Фергасоном, те месяцы, что он бывал в Лондоне, она ощущала себя счастливой, но каждый раз, как она оставалась одна, в ее душе появлялась щемящая боль и чувства сожаления и стыда. Почему она ощущает себя предательницей? Она согласилась выйти замуж за Йена, когда он красиво сделал ей предложение загородом на пикнике. Отвечая ему, Елена нисколько не колебалась, зная, что с ним она будет чуточку счастливей, чем одна. Но так не могло продолжаться вечно. Вина затопила ее, она не может так больше жить, обманывая всех, и прежде всего себя.
- Йен, - она остановила его, не давая себя поцеловать, он замер ожидая чего-то, - нам нужно расстаться.
- Что ты сказала? – его лицо помрачнело, Елена на минуты испугалась, - хотя, я тебя понимаю. Из меня получиться просто никудышный муж, я буду постоянно бывать, то там, то тут, чтобы найти самый лучший в своей жизни кадр, а тебе я буду нужен, когда ты будешь носить детей, поддерживать в трудные минуты.
- Тебе нужна другая жена, которая поддержит твою жажду жизни, - Елена наклонив голову на бок, поджала губы.
- Да, ты права. Мне было хорошо с тобой, и даже чуточку любил тебя, - он слабо улыбнулся, - но камеру я люблю больше.
- Джулия может любить и мужа и камеру одинаково, как это делала ее мать, - заметила Елена, - я все еще люблю его, - он шумно втянул воздух.
- Он же предал тебя! – слегка вспылил он, быстро унимая свой гнев.
- То было давно, - прошептала Елена, - у него умерла жена несколько месяцев назад.
- Тогда, почему он сразу же не пришел к тебе? – Йен прижал ее маленькие ладони к своей широкой груди.
- На это у меня нет ответа, - она вздохнула, убирая прядь волос с лица, - мы можем быть друзьями?
- Почему, нет? – ответил Йен вопросом на вопрос, - конечно, можем. Мы часто будем встречаться в галереи.
Свадьба была отменена, Елена знала, что в глубине души Вера очень переживает за дочь, ведь все ее подруги были давно замужем, у них были уже дети, а у ее дочери не было ни мужа, ни детей. Только работа. Хотя в своем деле Елена стала одной из лучших, ее талант в открытии новых имен и новых видений мира восхищал критиков. Ведь за последние три года она открыла Лондону, да и Англии столько молодых талантов, это и было для нее и Джулии призванием – зажигать звезды. Их галерея стала каким-то мистическом место, где странно сплетались человеческие судьбы, где происходили встречи и разлуки. Вот так было и с Еленой. В тот день она входила через главный вход, чтобы посмотреть, как шла подготовка к персональной выставке Джулии «Портреты», для которой она искала не обычные лица, необычные выражение эмоций, чтобы показать многообразие человеческих чувств. В холле перед выставочным залом ее ждал Том Саттон. У нее перехватило дыхание, Том был бледным и понурым, ей даже стало как-то неловко.
- Здравствуй, можно с тобой поговорить? – в его голосе скользила мольба.
- Да, пошли со мной, - она завела его в свой маленький кабинет, - что ты хотел.
- Я люблю тебя, я не забыл, - начал он, сразу же бросаясь в бой.
- Том… - Елена не знала, что и сказать, потому что чувствовала тоже самое.
- Мне было плохо тогда, все только и говорили, что ты сразу же пошла мне изменять, я не знал кому верить. Мне хотелось причинить тебе боль, но я не хотел, чтобы ты потеряла нашего ребенка, - Елена опустила глаза, ей стало тяжело дышать, - прости меня, - он упал перед ней на колени.
- Я давно простила тебя и Эрнста, с местью в душе нельзя идти дальше по жизни, - ее ладони легли к нему на плечи.
- Не выходи за него замуж, умоляю тебя, - она не могла спокойно дышать, не могла думать, что же он творил с ней. Ее объял огонь, пронзила молния.
- Я уже не выхожу за него замуж, - пролепетала она. Том поднялся с колен, заключая ее в объятья.
- Стань моей женой, - она подняла на него свое пылающие лицо, чувствуя, как его ладони обжигали ее через крепдешиновое серебристое платье.
- Да, - лишь губами ответила она. У нее закружилась голова от его крепких поцелуев, она стала терять ощущение реальности. Том посадил ее на маленький столик, продолжая покрывать поцелуями ее лицо. Она сходила с ума от счастья. Елена слабо улыбнулась, все внутри сгорало от страсти и необузданного желания, которое мог унять только Том. Он провел своей горячей рукой по ее голым ногам, летом она предпочитала совсем не носить чулки, стаскивая с нее нижнее белье. Его слегка шершавые пальцы, так рьяно доказывали ей, что она просто заблуждалась, находясь рядом с Йеном. Елена жадно хватала воздух, трясясь от неожиданно нахлынувшей на нее волне удовольствия. Том только смеялся, как всегда смеялся, что она не может задерживать моменты ожидания. Он продолжал пытку страсти, сводя все больше ее с ума. Он овладевал ей с таким остервенением, что ей казалось, что сейчас у нее что-то лопнет внутри. Как же было хорошо. Елена сжала его плечи, забываясь на миг, находясь в сладкой неге. Ее взгляд неожиданно упал на часы.
- Смотри, что ты со мной сделал! – воскликнула она, видя свой потрепанный внешний вид.
- Тебе идет, - усмехнулся он.
- Черт, через полчаса придет Джулия, так что тебе пора уходить, - она спрыгнула со стола.
- Я приеду к тебе вечером, - он чмокнул ее в щеку, - до вечера.
₪
Свадебный ужин прошел в шумной обстановке. На столах было много шампанского и вина, рыбных закусок и горячих мясных блюд. «Валентайм» - традиционное место для праздников, стал очевидным выбором Джастина. Он не собирался устраивать скромную церемонию, да и не к чему это было. Сейчас он был в зените, никто почти не сомневался, что он станет следующим премьером страны, хотя сам Джастин в это совсем не верил. Его свадьба Дафной Коллинз, дочерью композитора надело сразу много шума. Ведь ему скоро будет тридцать, а ей только двадцать, да и невеста была беременна, и дотошная публика смогла разглядеть то, что так тщательно Дафна и Мария скрывали под искусно скроенном платьем.
Он вспомнил позапрошлое Рождество, когда Дафна подарила ему антикварные часы, тогда он так и не смог узнать у нее откуда она нашла на них деньги. В тот же день он сказал ей, что она выиграла их пари, ее глаза радостно засияли, она бросилась к нему на шею, крепко целуя его в губ. В ту ночь она отдалась ему, это было так восхитительно блаженно, в ее невинных, но в тоже время нескромных объятьях он растворился, забылся, показалось, что на мгновенье он попал в рай, умер и воскрес. Она так искренне дарила ему себя, что в этот раз он поверил, что все будет по-другому. Дафна таяла в его руках, плавилась, как воск от огня, она потом она заплакала, на миг он испугался, что его страсть оказалась слишком безудержной. Она прижала его к себе, шепча нежные слова, это были слезы счастья. На следующий день он хотел сделать ей предложение, но она мягко остановила его, ответив, что не хочет торопиться. Ему потребовался год, чтобы окончательно укорениться в мысли, что Дафна его будущее. В ноябре он сделал ей предложение, чему были рады и его родители, и ее отец. Они уже готовились к свадьбе, когда она робко сообщила ему, что ждет ребенка. Джастин долго утешал ее, говоря, что нет ничего позорного в том, что она будет с небольшим животиком выходить замуж.
Был промозглый февраль, когда они венчались. Лондонский свет воспринял это легко. Ее отец уважаемый человек, а Джастин – свет консервативной партии, конечно, этот союз выглядел, прежде всего, союзом по любви. Джастин обнял Дафну, в толпе промелькнула Зоя, его бывшая жена, было видно, что она просто не решается подойти к Дафне и сказать, какая она вероломная, что так легко захомутала Джастина Трейнджа. Дафна нервничала, да и ей нельзя было, ведь еще три месяца до рождения их ребенка. Она отпила сока, ощущая, как горячая ладонь легла к ней на талию. Ох, как же он действовал на нее, как же он пробуждал в ней все ее скрытые фантазии, приводил в замешательство. В голове, как яркая вспышка, появились воспоминая о прошлой ночи, когда она дрожала в его объятьях, как осиновый лист на ветру, как же ей было хорошо в те минуты. Похоже он знал все ее тайные местечки, и пользовался этим, накаляя ее как металл в печи. Дафна улыбнулась, она пошла танцевать с Джорджем Хомсом, после танца он оставил ее с дамами, а сам направился к своей жене. К Дафне подошла Зоя Бишоп, ехидно смотря на нее.
- Поздравляю вас…
- Спасибо, - еле сдерживаясь, ответила Дафна.
- Вы очень красивы, хотя Джастин не особо любит толстых дам, - Зоя посмотрела на ее живот.
- Вы ошибаетесь, - она сложила домиком ладони на выпирающем животе.
- Что ж, он не постоянен, - Дафна рассмеялась ей прямо в лицо.
- Кто бы говорил, это вед вы ему изменяли? – Зоя зло взглянула на нынешнюю супругу Джастина.
- Он тряпка, поэтому и изменяла, - услышала Дафна, встречаясь взглядом Джастина почти через весь чал.
- Мне надо идти, - она поджав губы, вернулась к мужу. Зачем она пытается его очернить, или она все еще любит его, и жалеет, что он бросил ее, а может, она считает – ее божественную никто не заменит, рядом с Джастином может находиться только она?
В мае у Джастина родился наконец-то долгожданный сын, которого он назвал Роэном Кевином. Его жизнь начала стремительно меняться в новом десятилетии, колесо Фортуны снова стало крутится для наших героев, наполняя счастьем и надеждой их молодые пылкие сердца.
₪
Сентябрь 1951.
С Эрнстом он разругался в пух и в прах, когда заявил, что женится на Елена Сван. Они с Ксантией долго рвали и метали, то называя его предателем, то обрушив на Елену весь свой гнев. Александра назвала ее ведьмой, которая попросила Энди убить Мириам, от этих русских можно было ждать чего угодно.
- Прошло мало времени, - твердила Александра, пытаясь донести до зятя, что такая, как Елена ему не подходит, и никогда не займет место Мириам, - очень мало времени.
- Я люблю ее! – крикнул Том, - мы любим друг друга! А вам этого просто не понять!
- Любовь это чувство для глупцов! – ответила сквозь зубы Ксантия.
- Не ожидал от тебя такого, мама! – Том стиснул кулаки, бросив злой взгляд на Эрнста, - хотя я давно знаю, что ты любовница Эрнста. Не пробуй это скрывать.
- Что? – Ксантия открыла рот от возмущения.
- Наверное, поэтому ты позволила ему прикарманить денежки отца! – продолжал Том, подозревая, что этот разговор приведет, к тому, что он уйдет отсюда навсегда.
- Том?! – голос Ксантии дрогнул, она встала, собравшись уйти, но остановилась, - ради нее ты готов уйти отсюда навсегда?
- Да, - громко прошептал Том, замечая, как Эрнст готов наброситься на нее с кулаками, - я должен быть вместе с ней!
- Уходи, Том, - Эрнст не хотел больше спорить, - только Ники оставишь здесь.
- Он мой сын! – глаза Тома нервно сияли, - Ты не имеешь на него никаких прав.
- Еще как имею! – Том замолчал, потом продолжил, -хотя я понял чего ты ждешь! Денег! Я дам их тебе! Подавись своим бизнесом, забери все мои счета! Только отстань от меня и Елены, мне двадцать шесть лет, черт возьми.
Только Томас не хотел их слушать, он бросил деньги, которые они успели накопить с Мириам, и ушел, твердо зная, что скоро он женится на Елене. Они стали жить вместе с Верой, ожидая свадьбы осенью. Том считал, что не может забрать с собой Николаса, дабы само присутствие сына будет напоминать возлюбленной о его браке, но Елена сама уговорила забрать Николаса с собой.
В сентябре они обвенчались, на их скромной свадьбе были только их друзья, которые были искренне рады за них. Елена в скромном платье цвета слоновой кости шла под венец с Виктором, жаль только, что Фредерика не было в этот день. В этом узком одеяние Елена напоминала фарфоровую статуэтку. Виктор передал дрожащую руку Елены Тому, священник произнес слова молитвы, зная, что венчает православную невесту и протестантского жениха. Но разве это могло стать препятствием для любви? После тихого семейного торжества молодожены поехали в Париж, город любви и надежд. Они гуляли по улицам, где еще ощущалось присутствие войны, но новое десятилетие открывало для них новые двери и возможности. Все то, что виделось невозможным, стало более ощутимым и реальным. Что же еще одно сердце нашло свое сердце.
₪
Май – октябрь 1952.
Бесконечно долго она расчесывала свои длинные темно-рыжее волосы, завивая концы и челку во внутрь. Она немножко нанесла туши на ресницы, чуточку теней на веки, и румян щеки, оттенить бледную кожу и сделать взгляд еще более зловещим. Элеонора надела свой сапфировый сарафан с глубоким вырезом. Ее жизнь стремительно менялась, из подростка она превратилась в красивую восемнадцатилетнюю девушку. Виктор ждал от нее решения относительно своей судьбы, но Элеонора уже давно знала ответ на его вопрос.
Будучи пятнадцатилетней девчонкой она впервые прочитала кое-то психологическое исследование, касающиеся феномена влияния шока на психику. В доме Энди она прочла все, что могла, ей даже немного стало грустно, что часть такой литературы осталось в Портси-хаус, но все же она испытала радость, что в библиотеке ее деда было достаточно таких книг. Они уехали из Англии в Аргентину, ей едва исполнилось пять, она мало что помнила об Англии, да и всей медицинской обстановке. В Лондоне она оказалась вновь в одиннадцать лет, тогда не осталось в живых ни Саймана, на которого она хотела равняться, ни Рамсея, ее деда-профессора, ни Фредерика. Остались только Джейсон и Артур, которые впечатляли ее. Элеонора не ожидала, что когда-либо примет подобное решение, стать подобной Энди.
Она спустилась вниз, ее встретила Глория, сказав, что Виктор ее ждет в зале. У него тихо играло радио, сам Виктор сидя на диване, просматривал документы, бросая небрежно ненужные бумаги на пол. Легкий свет лился через тонкие светло-зеленый тюль, а ветер развивал их, как парус у корабля. Элеонора робко вошла, ожидая, когда отец обратит на нее. Она покашляла, Виктор поднял на дочь глаза. Он указал жестом, чтобы она села рядом с ним.
- Я хочу поговорить с тобой, Нэлли, - начал Виктор, окончательно откладывая в сторону свои документы, - о твоем будущем.
- Я все решила, - Элеонора горда вздернула подборок вверх, - я съезжаю отсюда.
- Что? – Виктор был удивлен и обескуражен, это еще чего она еще придумала такое.
- Я не Джордж и не Роберт, не собираюсь жить здесь и сидеть на твоей шее, - откуда в ней столько гордости и стремлений, кровь Хомсов в ней играла сильнее, чем в его остальных детях.
- На что ты будешь жить? – Виктор пытался сохранить самообладание, он совсем не понимал дочь, замуж она не хотела, тогда зачем ей вся эта самостоятельность.
- Я устроилась на работу к Лайнелу Кроссу, - Виктор замер, доктор Кросс когда-то являлся учеником Саймана, его взгляд встретился с ее холодными голубыми глазами, - буду снимать со своей подружкой Шейлой Касс квартирку на Левер-стрит, содержать себя самостоятельно.
- Хорошо, ты не хочешь получать образование? – на лице Элеоноры появилась полуулыбка, которое приводила в замешательство.
- Почему? я выиграла грант, - его брови сошлись на переносице, но что за девчонка из всего сделала тайну, никто ведь ничего об этом не знал, - я отправила в Медицинский колледж доклад, и он оказался одним из лучших, поэтому я студентка Меда.
- Почему ты нам не сказала? – Виктор устало провел по глазам, - неужели, мы не заслуживаем доверия?
- Пап, мне нужно было прежде всего понять все самой. Ты, что не рад твоя дочь будет изучать медицину, - она надула губы.
- Рад, - пробормотал он, думая, когда она успела написать этот доклад, ведь нужно было спрашивать у других.
- Вообще-то это психология, - пролепетала она.
- Значит, как Сайман… Ты хорошо подумала? – Нэлл раздраженно вздохнула.
- Конечно же, - она пожала плечами.
- Позволь мне хоть оплачивать тебе квартиру, чтобы не жить в тесненных средствах, - предложил Виктор.
- Если только это, чтобы маму не нервировать, - Виктор заулыбался, ведь и вправду Диане будет тяжело отпустить дочь во взрослую.
В июле Элеонора уезжала из дома. Она не хотела быт зависимой, хотела понять, что такое свобода, а ей нужно было вздохнуть свободно. Элеонора первые дни обустраивала свою тесную квартирку, находящуюся на втором этаже. У них с Шейлой была одна спальня на двоих, крохотная ванная комната, тесная кухонька и скромная гостиная. Элеонора была в восторге от этого. Диана же очень переживала за нее, ее сыновья очень долго жили в Гарден-Дейлиас, Джордж был с ними до своего двадцати трехлетия, а Роберт до сих пор жил с ними, но похоже Нэлли совсем не хотела быть похожей на братьев.
Она хотела свободы и независимости, летать, как птица. Диана часто звонила дочери, и обижалась, когда та всегда не отвечала, да и у Элеоноры времени не хватало на глупости. Она узнавала свой Лондон, познавала его, как женщина познает мужчину. Девушка рано вставала, чтобы успеть по утрам она прогуляться до булочной, принести домой корзинку теплых ароматных булочек. Потом она шла на работу, где она старалась непросто отвечать на телефонные звонки, но и впитать в себя все то, что услышала. Ей нравился тот чувственный мир, что открывали ей целомудренные свидания, которые она точно знала должны закончиться только поцелуем в щеку, как и все девушки она ждала большой и чистой любви. Она знала, как на самом деле она красива, знала, что у нее есть все для удачного замужество, но ради этого она мечтала получить чувство полета? Элеонора не искала легкий путей. Да и разве леди Хомс может искать простые решенья? Конечно же, нет. Все находилось в ее руках.
₪
- Куда мы едем? – спросила Диана, положив голову к Виктору на плечо. За окном стоял промозглый октябрь, листья образовали кашу на дороге, ведущей загород. Они ехали по дороге вдоль, которой склонялись старые дубы, словно тянясь к друг другу, желая коснуться своего друга на другой стороне. Дождь прекратил лить сегодня с утра, но траве немного потерявшей сочность красок стало тяжело подниматься, осень прибивала ее к земле, она медленно умирала, готовилась ко сну. Солнце лениво выглядывало из-под лохматых туч, неохотно отдавая свое последнее тепло. Виктор взглянул на Диану, он загадочно улыбнулся, указывая в какую сторону поворачивать Элиоту. Диана было открыла от удивления, все эти ржавые поля, лес где-то в стоявший стороной, где темные верхушки доставали до хмурого небосклона, а там и где-то речка должна быть. Все это давно забытое, из тех времен, когда молодость являлась главной их спутницей. – Мы едем в Портси-хаус? К Роуз?
Виктор снова загадочно улыбнулся, они проехали тот поворот на дом Аманды, машина понеслась дальше. Они еще какое-то время ехали, потом въехали в деревню, где почему-то все радостно встречали их роллс-ройс. Чтобы все могло значить? Они проехали деревню, мелькали пастбища, где щипали траву несколько арабских скакунов. Автомобиль заехал в немного разрушенные красивые ворота, со снятом гербом. Диана заметила аккуратный парк, розарии, огромные клубы, пришедшие немного в запустение. А потом машина остановилась и Диана не знала, что и сказать. Виктор помог ей выйти, он как-то странно улыбался, она обратила свой взор вперед, перед ней стоял величественный бело-голубой замок, позолота которого поблескивала в тусклых лучах. Это было трехэтажное строение, в форме буквы «П», одно из крыл по всей видимости являлось бальным залом, через витражные окна в зал лился свет, множество выходов приводили на огромную террасу, которая напоминала когда-то экзотический сад. Еще одно небольшое крыло в один этаж скорее всего принадлежало прислуги, ведь такому дворцу ее нужно много.
- Что значит, Виктор? – Диана сердито задала свой вопрос, когда они поднимались по мраморной лестнице. Тяжелые резные дубовые двери распахнулись перед ними, Виктор завел ее в огромный холл откуда шло четыре пути, - что все это значит, Виктор?
- Это все наше! – он впервые за все это время заговорил, - этот замок наш!
- Что? – на ее губах замер вопрос, который готов был сорваться.
- Я купил его, - он заметил неодобрение и замешательство Дианы, - теперь это наше родовой гнездо.
- Неужели, у тебя есть столько денег? – немного грозно спросила Диана.
- Я купил его за бесценок, - начал Виктор, - разве я мог пройти мимо, когда его стали продавать с молотка за долги, рол прервался, а нынешняя хозяйка разорилась. Тем более что Аллен-Холл имеет прямое отношения к нам – Хомсам. Ведь его строили для Элизабет Хомс, - он поведал ей историю любви Бэсс и Генри Голда, историю полную романтики и разочарований. Диана слушала внимательно, внимая каждое слово, она вновь оглянулась, замок нуждался в колоссальном ремонте, сколько еще на него нужно будет потратить денег, чтобы здесь можно было жить? – пойдем, я покажу его тебе.
Он повел ее прямо, через огромную арку рядом с помпезной лестницей. Диана еще стоя в холле видела этот широкий, но короткий коридорчик, который можно будет заставить антикварными вазами или статуэтками, и также видела необычно большую гостиную в китайском стиле, которая плавно переходила в еще две комнаты: одной из оказалась небольшая столовая, второй музыкальная комната. Они снова вернулись в холл, Виктор повернул ее влево, теперь они шли, стуча каблуками по узкому коридоры, где было столько света, что картины когда-то висевшее, наверное, теряли свои краски на солнце. Перед Дианой предстал зимний сад, где сразу же находилась еще одна столовая, самая маленькая во всем доме, и птичник, судя по пустым клеткам. Хомсы пошли обратно, Диана сама повернула мужа вправо, в конце похожего картинного коридора оказалась огромная библиотека, и два милых кабинета, как объяснил Виктор, Генри Голд строил одни для себя, другой для супруги. Исследовав весь первый этаж, они поднялись на второй, где находились только гостевые спальни, примерно на двенадцать пар. Как в Гарден-Дейлиас хозяева занимали весь третий этаж. Супружеская спальня, еще сохранила моду прошлых времен, где общая гостиная соединяла спальни. Виктор сказал, что у них будет гостиная и одна из спален, а из второй они сделают впоследствии комнату для детей либо внуков. Виктор заверил Диану, что у каждого его из детей, или внуков (вед их будет много) будет свой угол, чтобы Аллен-Холл стал местом, где они будут все собираться, проводить время вместе, и самое главное, это поместье станет жемчужиной их растущего состояния.
- Кто будет жить в Гарден-Дейлиас? Джордж? – Диана присела на кровать.
- Нет, он не хочет, хочет остаться в квартире, - Виктор сжал руку Дианы, - я думаю Роберт, ничего страшного, если дом перейдет к младшей ветки, а потом Роберт отдаст его своему сыну.
- Ну, а этот дом, кому ты его отдашь? – она затаила дыхание, он дышал ей почти в ухо, заставляя ее трепетать.
- Кому пожелаю, тому, кто будет собирать всю нашу семью. Если мои дети с головой, то у нас еще будут такие дома, - он поцеловал ее в губы.
- Значит, это наш Аллен-Холл. Колыбель Хомсов, - они вместе рассмеялись, чувствуя, как спокойствие и радость умиротворяет их. Любовь вот, что принадлежало им, эта любовь заключенная в камень, она должна помочь пережить им все предстоящие бури. Касаясь камней этого дома, любовь входит в душу, заставляя звучать души в единой музыке, создавая мелодию нежности.
Любовь не ищет выгоду свою
И жертвует собой без слова,
Она живет лишь для другого,
И дарит Рай ему в Аду.
Уильям Блейк «Глина и камень»
Глава шестая.
Флер.
Февраль – апрель 1953.
Они все приехали в Аллен-Холл, чтобы наконец-то посмотреть, что же приобрел отец, долгое время он запрещал это делать, зачем-то несколько месяцев задавая какие-то странные вопросы кто, где будет жить. Конечно, это вызывало всевозможные предположения, которые порой оказывались просто пугающими. Неужели, отец умирает, и теперь составляет свое завещание? Только, когда на День Св. Валентина Виктор объявил, что купил огромное поместье, ставшие их родовым гнездом. И вот теперь они приехали увидеть своими глазами это приобретение. Замок производил грандиозное впечатление. Элеонора сразу же задала вопрос, а будет ли папенька разводит лошадей. Дженни, которой скоро должно было исполниться шесть, спросила будет ли у них птичник, как было в старые времена. Гарри все теребил Диану – есть ли в замке приведения. Джулия же понравились произведения искусства оставшиеся от старых хозяев. Джорджа интересовала возможность рыбалки, а Роберта – охоты. Как оказалось замок давал им всем множество возможностей и преимуществ.
В этот день они решили пообедать в большой столовой, которая называлась – мраморной. Дом хоть и был жилым, но по мнению Виктора и Дианы, он нуждался в значительных переделках и ремонте. До обеда они все находились в Китайской гостиной, тогда-то Роберт и увидел Флер Фокс. Нет то, чтобы он не видел ее до этого. Она часто бывала у них в доме, особенно, когда приезжал Джейсон, но сегодня Роберта как будто пронзила молния. Она сидела скромно в одиночестве с маленьким альбомом в руках, что-то зарисовывая. Она была облачена в узкие темно-синие брюки и плотную лиловую блузу с длинным рукавом. Ее светлые волосы были заплетены в тугую косу, лишь только челка падала ей лицо. Сколько ей лет? Ах, да в июле будет восемнадцать, хотя сегодня она напоминала ему скорее девчонку, еще не избавившуюся от девичьей скованности. Роберт решился подойти к ней, он говорил с ней до этого, но раньше она казалась ему ребенком, с которым совсем не о чем говорить. Флер грызла свой карандаш, набрасывая на листок зарисовки гостиной.
- Почему скучаешь? – начал он, присаживаясь рядом с ней, она слегка отодвинулась от него.
- Вдохновенье вещь приходящая, - сухо заметила она.
- Никогда не думал об этом, - продолжил он, любуясь ее точеным профилем, ее изящным носиком. Если Джорджу достался демон, то кому-то должен достаться этот ангел во плоти.
- Я думала медицина тоже требует вдохновенья, - ответила она, не отвлекаясь от своей работы, и даже не смотря на него.
- Я управленец, к сожалению, поэтому много вдохновенья от меня не требуется, мисс, - как же его выводило из себя это равнодушие, женщины всегда вешались на него, да и сейчас вешаются, если им представиться возможность, и если он сам будет не прочь затащить в постель эту кокотку, но Флер строила из себя недоступную особу. Весь ее вид говорил об этом, не подходи ко мне – убью.
- А вот папа думаю, тоже любит прихода муз, - она наконец-то подняла голову, его опалил этот холодный проникновенный взгляд, леденящий слегка душу.
- Джейсон, это Джейсон, - Роберт отвел от нее глаза, что-то животное начало пробуждаться в нем. Как же хотелось наказать эту девицу за ее надменность, содрать с нее эти штаны, и показать, что так скрыто с ним нельзя флиртовать, - что ж я пойду, - «да, пойду, пока не сказал чего-нибудь не то».
Он решил уйти, подумать, что же сегодня на него нашло. Почему он воспылал к ней? Всю ночь Роберту не давало покоя ангельское личико Флер. Он и до этого замечал, как она красива, и это было просто любование, ведь у него была любовница, но сегодня ее что-то потянуло к Флер. Салли сменила Глэдис, за ней появилась Прюденс, но не одна не могла зацепить его, поймать на крючок брака, да и жениться на таких он не мог. Ему нравился только секс в отношениях, этот страстный мир объятий, прикосновений и обладаний. Эти девушки могли дарить ему лишь наслаждение, лишь удовлетворение. Жена должна быть не только любовницей, но и подругой, советницей, крепким плечом, эти же женщины мечтали только об его денежках и титуле, их привлекала мысль захомутать Роберт Хомса. Только как, он понимал что его начинают ловить на наживку, он рвал все отношения, несколько не задумываясь, что им всем будет больно, пускай страдают, ведь он их предупреждал, что не хочет ни брака, ни детей, только секс.
И тут его привлекла это девчонка, сердце и душу, которой он знает, как оттаять. Почему бы ему не завоевать ее? Разве это, как-то запрещено? Только у него не получиться уже поиграть и бросить ее. Джастина же как-то заполучила Дафна, хотя она младше его на десять лет, то почему он не может привязать к себе Флер, которая младше его всего лишь шесть лет. Привязать, а потом повести под венец. Нет, это все полнейший бред. Ему еще жениться рано, не его ли отец женился в двадцать восемь лет? У него еще есть пару лет, чтобы насладиться холостой жизнью, получить от нее все, что можно. Зачем ему Флер Фокс? Когда вокруг столько «ангелов», готовых удовлетворить его нескромные запросы, согрешить вместе с ним, кинуться в бездну страсти.
₪
Ей и не нравился никогда Роберт Хомс, что же в нем нашли все ее подруги? Ну, да у ее сестры очень красивый муж. Ну, да у него очень импозантный брат. И что с того? Это еще ни о чем не говорит. О ветрености Роберта Хомса ходили легенды, ни для кого не было секрета, что женщины рядом с ним не удерживаются. В чем же тогда секрет? Почему они, как мотыльки летят на этот опасный свет? Флер, конечно же, ответа не знала. Он, безусловно, красив, чего стоят его зеленые глаза, от которых у нее замирало сердце внутри, хотелось дотронуться до его шелковистых каштановых локонов, но Роберт совсем и не был ее идеалом. Ей не нравилась его деловитость, наверное, если бы позволила обстановка, то он бы подошел и сказал бы ей: «давай, переспим, детка», и она бы нисколько не удивилась. Ведь именно так он смотрел на нее – раздевая. Он хотел ее.
Флер не настолько была наивна. Она же видела, как Джулия обнимается по углам со своим Джорджем, как они страстно шепчут что-то друг другу, а когда они за столом, Джордж смотрит на Джулию, будто хочет ее проглотить. Вот и также глядел на нее Роберт. Он хотел ее. Это очевидно. Поэтому он, и ушел боясь, что скажет ей чего-то лишнего, и она возненавидеть его. Этот человек лишенного чувства прекрасного, лишенный чувства меры не может быть ей парой. Да, и возможно такое? Он брат ее зятя? Родственник! Флер отгоняла от себя все эти мысли. Зачем мужчина, который не знает, как хранить женщине верность, он же будет изменять напропалую, нисколько не считаясь с тем, что дома его ждет жена, которая переживает за него. Ей нужно совсем другое – постоянство. Не зря Роберта Хомса звали зверем. По началу она не понимала этого, но потом, когда Нэлл Хомс рассказала о том, что случайно услышала от одной из бывших подстилок Роберта, а именно так Флер мысленно их всех звала, какой он любовник. Он во всем был пылок и неистов, ему нравилось брать не преступные бастионы, добиваться женщины, получать от нее желаемое, и бросать, когда она ему надоест. Просто все эти дурочки, не знали, как удержать его при себе, еще бы они же не читали книжонку Джорджины Грандж, его бабки, откуда им знать, что полу-ирландца Роберта, нужно держать при себе на коротком незримом поводке. Даже Флер, у которой совсем не было опыта в отношениях, знала об этой не прописной истине.
Флер смутно помнила, какая у нее была семья. Мать уехала, когда ей едва исполнился год, а отец появился в ее жизни, когда ей уже было четыре года. Единственным ей близким человек могла быть Джулия, но сестра старше ее на десять лет, и конечно, когда она познавала прелести детства, то Джулия шла под венец. Единственная ее настоящая подружка это Нэлли Хомс, Нэлл такая же романтическая, стремящаяся к идеальной любви и браку, ждала, как принцесса рыцаря на белом коне. Но в Элеоноре как-то странно сочеталась романтичность и целеустремленность. Энди и Елену Флер и не могла брать в расчет. Энди слишком серьезная, а Елена уж слишком непонятливая. Но все же, как Флер сдаст экзамены, поступит в Инглиский колледж на художника, она будет вынуждена торчать в галереи, и помогать Елене и Джулии управляться с делами. Интересно, а она еще встретит там этого художника Полански?
Сегодня они все остались ночевать в Аллен-Холле, наверное, поэтому сон ей не шел. Флер вышла на балкончик, какой имелся во всех спальнях. В саду бродил Роберт, и охота ему в такую промозглую погоду бродить по улице, да еще и ночью. Флер замерла на мгновенья их взгляды встретились, он улыбнулся ей своей нехорошей улыбочкой. Он хотел ее. «Беги от него, Флер, беги», - она часто задышала, повторяя, как молитву эти слова. Он хочет ее… «Нужно бежать, пока не стало плохо», - кричал разум, но сердце почему-то еще сильнее грохотало, как раскаты громы.
₪
Скинув дурацкое промокшее пальто тяжелой кучей в углу, она вошла в тесную квартирку. И кого, черта она не имела привычку брать с собой зонтик. Элеонора поставила туфли в сушильную комнату, начиная поочередно скидывать с себя мокрую одежду, проклятый апрель, думала она, желая быстрее погрузиться в теплую ванну. Шейла должна была находиться на парах, поэтому ей ничего не мешает прогуливаться по квартире в одном нижнем белье. Нэлл открыла дверь их общей спальни, и что же она увидела… Ее подруга обнаженная сидела верхом на красивом парне, они приглушенно стонали, извивались, как танцующее змеи. Вот черт, выругалась про себя Элеонора.
- Я что-то не во время, - произнесла она, сверкнув недобро своими голубыми глазами, несколько не стесняясь, что стоит перед ними в нижнем белье, но потом она опомнилась, взяв брошенный небрежно со стула перед входом в спальню свой бархатный халат, прикрывая себя. Через час, когда Бобби покинул их, они долго смеялись.
- Я думала ты учишься, неужели, ботаника так скучна? – сквозь слезы смеха произнесла Нэлл.
- Да, нет, - Шейла пожала плечами, - просто отказаться от внимания Бобби, это равняется самоубийству.
- Не вижу связи, - лицо Элеоноры стало вдруг серьезным, - для этого не обязательно спать с ним.
- Ох, Нэлли, ты отстала от времени, мужчинам нужны тигрицы, - Шейла прошлепала по холодному полу, забираясь под покрывало на кровати, - твой же братец не спит с серыми мышками.
- Но ты девушка… - Элеонора поджала губы, чувствуя, что стучится в закрытые двери, - у тебя должна быть гордость…
- Она есть у меня, но я ловлю удовольствие от секса. Я давно не девственница, я сделала это еще полтора года назад, переспав в машине с Максом Тори, - Элеонора замерла, но потом не выдержала.
- Старшим братом нашего Алекса?! Ты с ума сошла! – ее щеки залила пунцовая краска.
- Нет, - отрезала Шейла, - Нэлли, тебе просто необходимо избавиться от невинности, лучше это сделать с нелюбимым человеком, после этого с твоим возлюбленным все будет просто идеально…
- И упрек, с кем ты спала до этого! – Элеонора оборвала Шейлу, не дав ей договорить и закончить свою уродливую мысль, - мужчины не любят исписанные листы, дорогая!
- Это было когда-то, а сейчас времена изменились, - протянула Шейла, - что ж я просто дала совет.
Элеонора и не думала следовать этому глупому совету. Она по-прежнему жаждала большего чувства от которого бы у нее все замирало внутри. Ей хотелось, как и любой романтической натуре верить в настоящую любовь, вечные чувства, и в необходимое ожидание. Поэтому-то она и избегала всех этих студенческих вечеринок, внимание парней, соглашаясь на милые подруги. Она находила свою прелесть в общение, и совсем не хотела узнавать, что же происходит с женщиной, когда мужчина в тебе. Это все совсем не для нее. С Шейлой они как-то больше и не говорили на эту тему, да и не могли. Подруга перестала водить своих любовников к ним домой, и споры сами собой закончились.
- Дай свой синий жакет. – попросила Шейла. Она была высокой брюнеткой, не то, что хрупкая Нэлли, тоненькая, хрупкая фея. Шейла всегда ярко красилась, подражая французской кокотке Брижит Бардо, - мы с Бобби идем сегодня гулять, ты с нами?
- Конечно, нет, - отрезала она, - ты знаешь Кросс - зверь, я не могу не работать.
- Я тебя вообще не понимаю, у тебя богатый отец, к чему все это? – Шейла нанесла на скулы румяна.
- Я хочу быть независимой, что в этом плохого? – Нэлл пожала плечами, вновь уткнувшись в свои конспекты.
- Истинная феминистка, - заключила Шейла, - ну что ж, я пойду, - схватив свою черную сумочку, Шейла направилась в холл, надевая черные туфли-лодочки, - я взяла зонт, а то дождь обещали, - крикнула Шейла, хлопая за собой дверью.
Нет, Нэлли была не склона необдуманным поступкам, она во всем старалась быть прагматичной. Ее начальник даже и не думал повышать на нее голос. Она всегда была исполнительна, а самое главное пациенты, сидевшие в приемной, были довольны ее поддерживаемые ее добрым словом, всегда говорили доктору Кроссу о его молоденькой секретарше. Элеонора старалась сохранять холоднокровие во всем, именно так она могла со своей ранимостью выживать в этом мире мужчин, который еще не до конца открыл свои двери для женщин. Ветер переменился, шептала Элеонора.
₪
Лето 1953.
Вместе они уже были восемь лет, за эти годы они достаточно хорошо знали друг друга. Джулия с Джорджем прожили эти восемь лет очень счастливо, и их счастью не было конца. Их квартирка на Бонд-стрит стала более обустроенной, Джулия добавляла в интерьер всякие разные безделушки, замечая, как их квартира становиться предметом зависти у ее знакомых. Люди приходящие в их дом, отмечали превосходное сочетание цветов, тканей и фактур, запахов и настроений. Джордж как-то недавно предложил купить земли загородом, построить дом, ведь дети уже подрастали, и возможно им здесь будет тесно. Но Джулия отмахнулась.
Она была молода, красивая, сиятельная, вызывающая бурю эмоций своим идеальным внешним видом и своими работами. За эти несколько лет Джулия открыла много новых имен, которые возможно так и останутся сенсацией сезона, а может быть вскоре превратятся в мировых звезд. Джорджу нравилось что у него такая жена. Сам он тоже шел высь по карьерной лестнице. Совсем недавно он все еще был простым заместителем одного из незначительных отделений, но когда у них стало больше денег, то Джулия подала ему гениальную идею, купить часть акций его предприятия. Виктор тоже одобрил эту идею, Джордж так и поступил, он вошел в совет директоров, тем самым возвысившись еще больше.
У них с Джорджем была еще одна отрада. Их дети. Дженни недавно исполнилось шесть лет, и они подыскали хорошую частную школу недавно открывшуюся, где дети могли изучать искусства и языки. Девочка была развита не погодам, поэтому Джордж настоял на таком обучение. Гарри тоже их удивлял, трехлетний мальчуган, разобрал все куклы Дженни, интересуясь, что у них внутри. Артур давясь от смеха, заметил, что так в семье появляются будущие врачи. Ни Виктор, ни Джейсон не хотели навязывать им свою судьбу, третье поколение Хомсов отличалось от них всех. Они не знают войны, бед, их ждал новый мир, где царили уже другие законы, и с каждым десятилетием они будет меняться.
Для Джулии не было ничего непосильного, она умудрялась смотреть за домом, детьми, провожать Джорджа по утрам на работу, а выходные позволить себе поваляться в постели с мужем, тая от неги и счастья. Джордж был несдержан в своей страсти, он знал, как ее воспламенять, как лишить дара думать, разрешив только вздыхать под его тяжелым жестким телом. Очень часто она приходила домой позднее его, он прерывисто сажал ее за стол, заставляя немного поужинать, а потом вел в душ, разжигая в ее усталом теле желание, после всего они опускались в теплую постель, и тогда Джордж позволял всем своим не скромным фантазиям вырваться наружу. Он имел не только жену, но и пылкую любовницу, как же хорошо, когда хозяйка в доме и ненасытная подруга это одно и тоже лицо. Но бывали и дни, когда он приходил позже ее. Джордж сам ужинал, сам принимал душ, а потом приходил в их постель, будя своими горячими поцелуями Джулию. О, как же она любила его! Разве такой ее жизнь могла быть рядом с Эвертом? Конечно нет. Только с ним. Ее Джорджем.
- Тебе понравилось? – Джордж лениво гладил ее спину, после очередного любовного поединка. Джулия лежала на животе, тяжело дыша в подушку, вздрагивая от его мягких пальцев.
- Очень, - прохрипела она, - Джордж, когда у тебя отпуск?
- Через три недели, - Джордж прижался губами к линии позвоночника Джулии.
- Давай съездим в Брайтон, бросим Лондон, - предложила она, закрывая глаза, ожидая что он станет еще решительней.
- Моя милая хочет на море, - он навалился на нее, больше они уже не могли ни о чем говорить.
Через три недели они поехали в Брайтон, море ласково ждало их, и они смогли оторваться на неделю от суеты Лондона. Правда надежды на то, что в Лондоне все будет спокойно не смогли оправдаться. Их ждало слишком много новостей и слишком много новых действий. Нужно ли было слепо им следовать тогда, спрашивала себя Джулия спустя много лет? Правильно ли они делали слепо следуя чужим желаниям, не просчитав все последствия? В те времена не приходилось думать об этом.
₪
«Требуется натурщица, желательно блондинка. Кендалл-стрит. д. 3. кв. 6. Р. Полански. Оплата после работ». Полански ищет себе натурщицу! Блондинку! Флер ликовала. Ей скоро исполниться восемнадцать лет, да и никто ей больше не сможет диктовать, как жить, в том числе и Джулия. Флер одела свое самое красивое голубое платье, которое она расшила его подол бисером, тем самым сделав самое простой сарафан самым красивым в ее шкафу. Флер слегка подкрасилась. Славу богу, что отец сегодня торчит в своем госпитале, а Джулия со своим благоверным в Брайтоне, подумала Флер. Что ж, если она решилась, то обязательно доведет все до логического конца, и если она хочет быть на полотне Полански, то ее никто не остановит.
Флер до ехала на метро, потом прошлась пешком, этот город она еще плохо знала, намного хуже, чем Джулия, или Элеонора, но все же он не переставал ее удивлять и покорять. Флер поднялась на второй этаж, позвонила в дверь, ей открыли не сразу. Ришар распахнул старую дверь, окидывая ее с ног до голову. В последний раз они встречались несколько лет назад на выставке у Джулии, и вряд ли он вообще ее помнит. Ришар молча, кивнул, показывая жестом, чтобы она заходила. У него была достаточно большая гостиная, где ложился правильный свет, и где он, неверное, работал допоздна. У маленькой софы стояли два пустых бокала, пустая бутылка с недорогим вином, и вообще здесь был форменный беспорядок. Джулия тоже творческая личность, но ее дом всегда чист и аккуратен.
- Как тебя зовут? – он наконец-то подал голос, Флер немного расслабилась.
- Флер, - протянула она.
- Что ж, Флер, давай начнем, за неделю я сделаю наброски, а потом еще пару недель я буду наносить краски, - объяснил он. Боже, как же он был красив, этот француз просто создан для любви и обожания.
- Мне раздеваться? – ее голубые глаза дерзко сверкнули.
- Да, - не отрываясь от нее, произнес Ришар, - раздевайся, - Ришар стал ставить свой мольберт, подбирая разбросанные по полу чертежные карандаши, при этом не забывая посматривать на новую натурщицу. Она спустила толстые бретельки, платье голубым озером расплылось на полу. Флер стала медленно снимать лифчик, трусики, ее взгляд встретился с Ришаром. Он смотрел на нее заворожено. У нее была персиковая атласная кожа, интересно какая она на ощупь? Золотистые волосы ложились на округлые плечики, маленькую упругую грудь, Ришар опустил взгляд пониже на кустик светлых волос ниже плоского живота. Ее ноги тоже имели приятную округлость, как и бедра, Флер нагло на него смотрела нисколько ни стесняясь своего нагого вида.
- Что мне делать? – хрипло спросила она, ловя себя на мысли, что смотрит на него также, как недавно смотрел на нее Роберт Хомс – голодно.
- Садись сюда, - он указал ей на табуретку с широким сиденьем, замотанную белым полотном, - сядь ко мне спиной, - Флер выполнила его просьбу, сделав это как можно грациозней, - обернись ко мне, чтобы на меня смотрела только часть твоего лица.
- Все? – Флер замерла.
- Пока все, завтра будет видно, что добавим в твой образ, - ответил он.
Полтора часа она сидела как каменная статуя, даже не смея задать ему вопрос, или изменить свою позу. Все это время она одним глазом наблюдала за ним, пристально изучая, то как он смотрит на нее, изучая ее тело, как художник. За окном шумел дневной город, гудели машины, слышался смех, перемешанный с дуновеньем летнего ветра, и июньским зноем. Ришар неожиданно все отложил в сторону, это означало, что их работа завершилась.
- На сегодня все, завтра в это же время, - проговорил он, исподтишка наблюдая, как она одевается.
На следующий день Флер пришла в белоснежном юбочном костюме, напоминая ему ангела с грешными мыслями. Он снова усмехнулся, как этот ангел легко обнажился перед ним, принимая такую же позу. Флер снова все эти полтора часа наблюдала за ним, он снова зарисовывал ее. После работы, он подошел к ней, всматриваясь в ее глаза. Потом он попросил ее одеться, и прийти на следующий день. Она искушала его, ведь она уже до беспамятства любила его, как ей казалось. Вместо недели он работал две, он постоянно что-то менял, то приколол цветок в ее волосы, одевал украшения и шелковые платки. Чего он добивался этим? Как художница Флер прекрасно понимала, что Ришар ищет подходящий образ что-то показывающий. Такое Флер находила у Джулии или у других молодых художников, скульпторов или фотографов, Йен Фергасон называл это «битьем по чувствам». Вот чего Ришар искал, чтобы эта картина била по всем чувствам.
Как-то Флер встала со своего пьедестала, подходя к мольберту Ришара, он пристально посмотрел на нее, критично вглядываясь потом в свой набросок. Флер увидела грешного ангела, не такой какой ее видели все – милой, доброй, сердечной. Здесь же на лице читались грешные мысли, что одолевают ее, с которыми она пытается бороться. Неужели она такая? Флер присела на диванчик рядом с ним, она была завернута в простыню, но ее близость волновала его.
- Сколько тебе лет Флер? – спросил он.
- Сегодня исполнилось восемнадцать, - прошептала Флер.
- Что ж мне тридцать четыре, и особого признанья нет, - заключил он, - кем ты хочешь стать?
- Художницей, - пролепетала Флер, видя, как он сохраняет расстояние между ними.
- Тогда зачем тебе все это? – в его вопросе она не слышала ни раздражения, ни возмущения.
- Мне надо самой все понять, я люблю рисовать натюрморты или природу, немного авангарда, как у мамы, - Флер не замечала, как простыня соскользнула у нее с груди, - вообще-то ты видел мои работы…
- Когда? – он повернулся к ней.
- У моей сестры на твоей выставке, - Флер еле скрывала свою торжествующую улыбку.
- У Джулии? – Флер кивнула, - ах, да, вспомнил, - еще бы не вспомнить, его еще тогда пронзила, как клинок мысль, что он хочет ее видеть в своей постели, запечатлеть все скрытое в ней.
- Может внизу нарисовать павлина, и вообще каких-либо птиц, - предложила она, соскальзывая с дивана.
- Мне нужна натура, - Ришар отмахивался от нее.
- Зато это умею делать я, - патетично заявила она.
- Ты испортишь мне рисунок! – Флер решила не сдаваться.
- Нет, не испорчу.
За неделю она нарисовала ему райских пташек, птиц-лир, павлинов, порхающих колибри у своих ног. Ришар был поражен, его полотно, не смотря на то, что он все еще оставалось черно-белым заиграло новым смыслом, приобрело какую-то яркость. Флер все время находила предлоги сбегала из дома, находила отговорки для Джулии и Елены, чтобы сбежать к Ришару. Она прибывала в своем нарисованном мире, совсем не видя очевидное, не видя, что все что происходит между ней и Ришаром не такое, как в ее мечтах. Но она была юной наивной девчонкой, и конечно она ничего не понимала в отношениях, не понимала, что сближаясь с ним, она меняет свое будущее до не узнаваемости. Флер нисколько не стеснялась раздеваться перед ним, обнажать часть души, показывать свое мастерство. Она считала все это просто необходимым, как воздух.
Сам Ришар все это видел, он не мог побороть в себе искушение, сделать свою очередную натурщицу своей очередной любовницей. Их было сорок девять, сорок девять полотен, сорок девять любовница. Флер должна стать пятидесятой. Искушение было слишком велико, когда он смотрел на ее тело, на эти холодные глаза, золотые волосы, и длинные ноги, он хотел ее. И с каждым днем все было сложнее. Почему с другими все по-другому, уже не третий-четвертый день работы натурщица оказывалась в его постели, и оставалась любовницей до конца работы. Помимо Флер он рисовал еще двух, и одна из них восхитительная брюнетка, а вторая прекрасная сирийка принадлежали ему, удовлетворяя всего низменные потребности.
Ришар с кистью в руках подошел к Флер, он погладил ее по щеке. Он стащил ее со своего пьедестала, уложив на деревянный пол. Ришар поцеловал ее в губы, так пылко, что Флер чуть не задохнулась. Он целовал ее, как зверь жаждущий свою добычу. Его теплые губы мелькали на ее теле, его пальцы сжимали ее грудь, нежную плоть, от его настойчивого пальца у нее внутри сжималось все от нахлынувшего удовольствия. Флер нисколько не пыталась его оттолкнуть от себя, она еще сильнее прижималась к нему, в немом движение прося у него облегчения. Он быстро скинул с себя всю свою одежду, его горячая плоть скользнула в нее, Флер вскрикнула от боли, но Ришар, словно этого не замечал. Сначала он двигался в ней степенно, а потом все сильнее, и сильнее, Флер почувствовала, как какое-то приятное чувство накрывает ее, что-то теплое и липкое попало к ней на живот. Только тогда Ришар увидел ее кровь на себе и на ее бедрах.
- О, Флер, прости меня, - он прижал ее к себе, слушая, как она учащенно дышит.
- Все прекрасно, - прошептала она.
- Но ты… я бесчувственное животное…
- Все хорошо.
Она стала его очередной победой, откуда все это ей было знать? Она стала его любовницей, но не возлюбленной, но она утешала себя, что когда-нибудь он скажет ей, что любит ее. Она не видела ничего, любовь и страсть застилали ей глаза, для нее кроме Ришара ничего не существовало. Он закончил эту картину, начал писать еще один ее портрет, при этом имея еще пару знойных подружек. Флер не видела ничего, она была слепа и глупа от любви. В его объятьях она вкушала страсть, каждый вечер он преподносил ей это блюдо, приправленное его умением любовника. Ришар стал ее наваждением, ее проклятием, ее любовью и мученьем, ибо в жизнь Флер Фокс вернулся еще один персонаж…
₪
Дни пролетали, как стайка птиц, направлявшаяся на юг, будние дни сменялись выходными, легкие горести – ощущением покоя. В то лето наша история еще была прежней, но в то лето, словно неведомый механизм, запущенный судьбой, повернул нашу историю на новую дорогу. Сейчас английский сад цвел яркими красками, наполняя его новыми ароматами, слепая стебельки в сложные композиции, даже не зная во что, все это вырастет. А пока молодые бутоны распускались на полотне жизни, и не догадываясь какие семена упадут в почву, из которых вырастет будущее. Завтрашний день всегда был туманный, и всегда не предопределенным, казалось, что конца их грезам уже не будет никогда, но жизнь она другая, она, то черная, то белая…
В то лето жизнь Елены Саттон совсем изменилась. После того как Том поругался с Эрнстом и Ксантией, они обрели покой. Елена усердно работала, как и Том, ожидая всходов их работы. Она все эти годы ждала, когда сможет подарить Тому ребенка. Она прониклась к маленькому Николасу, искренне его полюбив. Вера тоже привязалась к мальчишке, но ожидала своих внуков. Елене исполнилось двадцать шесть, у ее всех подруг уже были дети. Когда в мае она, дрожа от страха и неопределенности в кабинете Энди, подруга объявила, что она ждет ребенка, то ее охватил неописуемый восторг. В тот день она примчалась в галерею, радостно сообщая эту новость Джулии, которая лишь желала счастья, Джулия заказала торт в их галерею, чтобы отметить это радостное событие. У Елены, словно появились крылья, словно она могла летать и парить. В ней теплилась жизнь, у них с Томом будет ребенок…
- Том, - Елена села у него в ногах, призывая оторваться от его работы, - нам надо поговорить.
- Да, - он отодвинул схемы в сторону, смотря в ее медовые глаза.
- Я жду ребенка, - медленно выговаривая каждую букву, произнесла она, он поднял ее с пола, мягко усаживая у себя на коленях, целуя в светлую макушку.
- Милая моя, - прошептал он, - я очень рад, и мне все равно кто это будет.
- Я люблю тебя, - пролепетала Елена, вдыхая аромат его одеколона.
- Я тоже, - ответил он.
Они были счастливы в то лето, Елена, ждавшая в январе ребенка, все также с пыломи рвением работала, открывая новые таланты Лондону. Их город отвечал им взаимностью, он любил их, даря им счастье и надежду, что завтра все будет еще лучше, чем сегодня. Жизнь слишком сложна, но и жизнь слишком прекрасна. Ведь она и дана для того, чтобы пройти все пути не сбив ноги в кровь, познав истину, прикоснувшись к небу, вкусив любви и греха, но при этом, не потеряв себя и самое главное свое сердце и душу. В то лето наши герои были счастливы, проводя время в Грин-Хилле или же в Аллен-Холле, принимая дары этой вечной природы, наслаждаясь каждым мгновением этого времени. Ветер менял все, и вскоре их жизнь перестанет быть прежней.
В двадцать восемь лет Энди стала заведующей целым гинекологическим отделением, потеснив со своего поста Грейс Шадон. Энди все обожали в госпитали, ее мягкий, но в тоже время жесткий характер покорял даже злопыхателей, ее умение, тонкое видение вызывало только уважение среди коллег. Ни для кого не было секретом, что через восемь лет ее отцу исполниться шестьдесят пять лет, и он должен будет покинуть свой высокий пост, и тогда начнутся склоки, Артур и Джейсон станут простыми рядовыми врачам и их место займет кто-то другой. Энди все никак не могла отговорить Аврору от профессии врача, Шон же только посмеивался, считая, что четырнадцатилетняя девушка слишком много мечтает. Отец Шона недавно умер, и его мать предложила им переехать а новый дом, как графу и графине Данви. Но Энди было очень комфортно в доме Рамсея и Джорджины, она продолжала пополнять его библиотеку новыми медицинскими томами, наверное, Рамсей гордился бы ей и Элеонорой, они ведь единственные кто выбрал эту стезю врача. Нэлли будет превосходным психологом, жаль, что Роберт выбрал стезю управленца, может их дети продолжат их династию. Как только Энди пришла к этой мысли, она решилась помочь Авроре в ее мечтаниях, ведь из нее и вправду получиться превосходный врач, с ее-то рвением ей только вершины покорять. Конечно, в их госпитале все уже злобно говорили, что скоро он станет лишь для семейки Йорков и их друзей, но разве это могло остановить талантливых людей?
В то лето Джастин Трейндж наслаждался этими ускользающими мгновениями зелени, жары и красок. Он радовался, когда в прошлом году победили консерваторы, лейбористы своими мягкими мерами и так загнали Англию в пропасть, из которой ей придется вылезать несколько десятилетий. Но и Черчилля он не понимал, зачем эта возня с союзом и хождение на задних лапках перед США, бывшая колония слишком многое о себе возомнила. Де Голль итак уже косо смотрел на них, презрительно называя Англию «пуделем Штатов». Дафна же полностью соглашалась с ним, что просто вызывало недоумение у элиты. Она стала настоящей красавицей, ни роды, ни забота о двоих детей, не могли ей запретить быть красивой женщиной. В свете она сияла ярче, чем когда-то леди Мария, ее острый язычок был еще острее леди Урсулы. Их семья только становилось сильнее под натиском времени, их незримые узы чувств, связывающее их крепче, чем простые обещания и клятвы. Им не нужно было доказывать свое превосходство, прошлое давно отпустило их, прошлое давно не имело для них значение, было только настоящее, то настоящее, которое бывает лишь только миг, то настоящее, благодаря которому завтра это солнечный день. Они были свободны от предрассудков, но в это лето наша историю начала закручивать новый виток, и эта история никогда не будет безоблачной. Времена менялись…
₪
Он не помнил, как оказался на Кеппел-стрит, наверное, долго блуждал, ища новый паб, куда его давно звал Арман. Паб он так и не нашел, с Арманом он так и не встретился, и собирался идти пешком домой. Роберт замер посреди улицы, плохим зрением он никогда не страдал. Из подъезда вышла Флер Фокс, как всегда в своем голубеньком сарафанчике, она вышла не одна, а с каким-то темноволосым мужчиной в распахнутой рубахе. Она поцеловала его крепко в губы, и загашала в сторону своего французского квартала, он стоял недолго, к нему подошла красивая брюнетка, которую он страстно поцеловал, не прилично глядя ее по телу, они вместе скрылись в подъезде. «Вот козел», - подумал Роберт, стараясь не думать, что делала там Флер. Роберт посмотрел на часы. Джастин уже наверняка пришел домой.
Ему отворила дверь новенькая служанка Трейнджов, тети Марии дома не было, она уехала по магазинам, зато в доме была Дафна. Она обняла Роберта, проводя в гостиную, показав служанке жестом, чтобы она позвала к ним ее мужа. Джастин уже успел сменить свой деловой костюм на домашнюю футболку с легкими брюками. Он разлил им немного бренди.
- Джас, ты еще общаешься со своими дружками-шпионами? – вдруг задал вопрос Роберт.
- Да, а что? – Джастин сплел свои пальцы с пальцами жены.
- Мне нужно узнать кое о ком. Ты же выследил свою будущую жену, может выследишь мне любовника моей будущей жены, - Джастин аж поперхнулся. Роб, собрался жениться?!
- И кто она? – приходя в себя, задал вопрос Джастин.
- Флер Фокс, - ответ поразил несколько Джастина и Дафну, и самого Роберт.
Все это лето Джулия старалась брать везде с собой Флер, аргументируя этом тем, что Флер нужно привыкать к этому новому миру. Роберт же не упускал возможность побыть хоть пару мгновений с ней. Он по-прежнему хотел ее, и эта мысль не давала ему покоя. Он не знал, куда девать свое неудовлетворенное желание, ибо со всеми своими подстилками он расстался, бросив их всех, даже не смотря на хорошеньких девочек, что предлагал ему Арман. Он хотел лишь Флер, и эта мысль заставляла его содрогаться по ночам. Роберт старался быть с ней вежливым, не демонстрировать ей свою похоть, и доказать, что он очень даже ничего. Он брал ее с собой на прогулки, учил ездить на лошади, рыбачить, и за это лето они успели подружиться. Флер уже не смотрела на него с враждой, понимая, что оказывается он пылок и импульсивный во всем, что он любит все прекрасное и отмечает все тонкости жизни. Он убеждал ее, что он замечательный друг, но со всем не показывал, что он может стать ей любовником или мужем. К этой мысли он сам пришел недавно. Оказывается, он любил эту девчонку, и он всеми своими силами готов был отбить ее у этого ловеласа, и доказать ей – все, что ей нужно – это он.
Через неделю ему позвонил Джастин, попросив к нему заехать. Так он узнал, что Флер встречается с Ришаром Полански, а Ришар Полански с еще двумя девушками, что каждая его новая натурщица становилась объектом его фантазий. Его коллекции можно было позавидовать, но Роберт не мог ему завидовать, у него было то, что принадлежало лишь ему – Флер.
Роберт принял решение отбить Флер, доказать ей, что он ей нужен, и в этом ему должна была помочь его чудесная семья. Он привел всем тысячу доводов, почему Флер не может быть с этим художником, и самым важным аргументом стало то, что этот Ришар был бессердечным ублюдком, который был с таким невинным существом, как Флер, и спал еще и с другими. Роберт собирался направить Флер на истинный путь, и ради этого он был готов на все.
₪
Октябрь – декабрь 1953.
Джулия отошла от окна, опускаясь на старенькую софу, которую Диана решила перетянуть другой тканью. Ремонт в Аллен-Холл продолжался, и наверное, на это потребуется еще не один год. Джулия тяжело вздохнула, она совсем не понимала Флер. К чему все эти бесконечные прогулки с Робертом, когда она встречается с этим Полански. После того, что она узнала о нем, его путь в ее галерею закрыт, она больше не позволит этому развратнику и бабнику выставляться у себя. Она помнила беспокойное лицо Роберта, его взволнованный голос, когда он рассказывал о романе Флер. Сначала она не хотела верить, но потом на нее сошло осознание, что Флер рушит свою жизнь, марая себя об этого ублюдка Полански. Он ведь ни чем не отличался от Эверта, только Джулии хватило смелости признаться себе самой, что ее любовь полное ничтожество, которое не заслуживает ничего, даже ненависти.
Она прислушалась к Роберту, и стала осторожно раскрывать натуру Ришара, но Флер ни хотела ничего слышать. С этим Джулия не могла бороться, да и не было сил. Джулия снова была беременна. Джордж просто был на седьмом небе от счастья, и Джулия не могла противиться его желаниям. Она ведь видела как он любит своего брата и сестру, и конечно же, Дженни и Гарри не должны быть эгоистами, пусть у них будет еще кто-то, кого они будут любить.
Джулия положила ладонь на живот. В этот промозглый октябрь она чувствовала себя просто ужасно, и конечно же, теперь Роберт возлагал все надежды на брата, думая, что может он повлияет на Флер. Хотя Джулия в это не верила, уж слишком хорошо она знала упертый характер Флер. Да, она была влюблена в этого Ришара, именно поэтому она не видела, как он обманывает ее, делая посмешищем в глазах общества. Джордж же спас ее, Джулию, от этого подонка Эверта, почему же Роберт не может спасти ее сестру от этого бабника Ришара? Роберт хороший парень, да о нем мечтает любая, а Флер просто дура, раз не видит этого всего. Тогда к чему все эти прогулки, пикники? Мотивы Роберта Джулии были крайне понятны, но Флер, чего она добивалась?
Флер вошла в Зимний сад, ее лицо радостно сияло, она плюхнулась на софу рядом с Джулией. Сестры молчали. За прошедшее лето Флер сблизилась с Робертом, оказалось он вовсе не являлся скучным и пресным, он увлекался искусством и литературой, долго и с пылом мог говорить о своей работе, при этом Флер вполне все понимала. Она больше не видела вожделения в его взгляде, и не знала, каких ему это стоило сил, чтобы скрыть свое влечение к ней. Джулия кинула краткий взгляд на Флер, язвительный вопрос был готов сорваться с ее языка, крепким словцом Джулия-то и отличалась от всех.
- Как прогулка? – она еле сдерживала себя, чтобы не кинуться на Флер.
- Все отлично, - Флер блаженно откинулась на спинку софы.
- Я не понимаю тебя! – горячо прошептала Джулия, - просто не понимаю. Ты спишь с этим бабником, когда рядом с тобой столько достойных молодых людей.
- Ты на Роберта намекаешь? – фыркнула Флер, - ну, ясно!
- При чем здесь он?! – Джулия повысила голос, в ее голосе скользило раздражение.
- Да, при том! Вы все сватаете мне его! – Флер вскочила с софы, - только не получиться! – Она выбежала из Зимнего сада, оказываясь в картинном коридоре, сев на окно, остановившись на полпути в библиотеку.
Какого право она имеет вмешиваться в ее жизнь. Они с Ришаром любят друг друга, пускай он этого еще не сказал, но они любят друга. Он писал ее третий образ, не зря он так хотел запечатлеть ее на своих полотнах. Он любил ее, просто не мог сказать об этом. Какого черта, Джулия смеет толкать ее в объятья Роберта. Конечно, они стали друзьями, но это не означало, что она будет вешаться ему на шею. Флер не слышала шагов, даже не видела как кто-то сел на подойник рядом с ней.
- Чего грустишь? – услышала она, увидев Джорджа рядом с собой.
- Почему все лезут в мою жизнь? – вспылила Флер.
- Может быть, они все переживают за тебя? – Джордж позволил ей склонить голову к себе на плечо.
- Да, нет же. За свою репутацию, - прошептала она, стараясь спрятать лицо. Джордж удержал его за подбородок, пристально смотря ей в глаза Он сам не понял что на него нашло, но он поцеловал ее. Ее губы дрогнули под его, это был короткий холодный поцелуй, на который Флер не хотела отвечать, - Джордж…
- Прости меня, - он слез с подоконника, - сам не знаю, что на меня нашло сейчас. Флер…
- Джордж… все хорошо, - она пожала его руку, и направилась в холл.
Она сама виновата, подумала Флер. Какого черта она тут перед ним изливала душу, так язвительно с ним разговаривала, когда может и в правду все переживают за нее. И зачем она подставила ему свое лицо для поцелуя, он же хотел поцеловать ее в щеку, а никак не в губы, он же любит ее сестру, и ей хотелось верить, что он верен ей. Зачем она так неловко пошевелилась, и поэтому его губы угодили в ее. Флер заметила Роберта идущего в Мраморную гостиную. Он был чертовски красив и неотразим в белоснежной рубашке под песочным жилетом, в плотных такого же цвета, как и жилет брюках, вправленных в высокие сапоги для верховой езды. От его зеленых глаз, смотрящих на нее из-под каштановых волос, у нее замирало сердце. Нет, нет, бежать, Флер, бежать… От его похотливых рук и его похотливых глаз. Ему нужно только одно от тебя Флер, с чего бы он так обхаживал ее? Роберт хотел ее, с прошедшей весны ничего не изменилось. А она любит Ришара, и это чувство взаимно, так что пусть Роберт ни на что не рассчитывает.
₪
В кафе приятно пахло булочками и кофе. Помешивая воздушную пенку на кофе, и грустно гладя на входящих и выходящих людей, почему-то вспомнился разговор с Робертом. Он рассчитывал на нее, ожидал, что она как-то сможет повлиять на свою непутевую подругу. Но этой уверенности у Элеоноры совсем не было. Шейла твердила ей, не лезть в чужие дела, и что Флер правильно поступает. Саму же Элеонору просто передергивало от мысли, что после того, как мужчина предается любви с тобой, спит с другой. Шейлу же такие вещи никак не удивляли и не волновали. Но Роберт, она не могла подвести собственного брата. Нужно ему помочь. Роберт всегда добивался желаемого, но на короткий миг Нэлл показалось, что он готов отказаться от всего задуманного, и оставить Флер в покое. Он был в отчаяние. Впервые он полюбил, и впервые ему не отвечали взаимностью, на это было больно смотреть.
Флер как обычно опоздала, наверное, не могла расстаться со своим ненаглядным Ришаром. Элеонора холодно ее чмокнула в щеку, подозвала официанта, чтобы заказать подруге кофе и круассаны. Нэлли долго не решалась заговорить, в голове все еще звучали слова Роберта: «Я люблю ее, и я сгорю, если мне не ответят тем же. Почему я сам себя наказываю, зная, что мне никогда не отдадут свое сердце». Она печально улыбнулась, в то время, как Флер просто светилась от счастья.
- И как он в постели, оправдывает свое прозвище французский любовник? – начала Нэлл, не скрывая свое презрения и сарказм.
- Это не твое дело! – прошипела Флер.
- От чего же, Флер, - если сам Роберт не может сказать ей о своих чувствах, то она сделает это за него, - брось его, он не достоин тебя и никого другого. Он нищ, он ничего не может предложит тебе, ничего кроме секса и разбитого сердца со сломанной гордостью.
- Ты, кажется забываешься, Нэлл, - Флер собралась было встать и покинуть ее, но осталась сидеть неподвижно.
- Я? Нет. Роберт любит тебя! Мне просто больно смотреть, как ты заигрываешь с ним, как даешь ложную надежду, что он сможет покорить тебя, - ну, вот и сказала все. Простит ли ее Роберт за это?
- Роберт любит себя и своих шлюх! – выпалила Флер, она поднялась, Элеонора перехватила ее за запястье.
- У него давно нет любовницы, если ты об этом, и по сравнению с твоим Полански он просто святой! – не смотря на рвущийся гнев наружу, глаза Нэлл выражали спокойствие.
- Оставь меня, Элеонора! Черт с твоим братом, и его похотью! – она выдернула руку, быстрыми шагами направляясь к выходу.
Как же они достали ее! Она ничего общего не хочет иметь с Робертом Хомсом, с этим похотливым мерзким ублюдком, который ровным счетом ничего не знает о любви. Она направилась в сторону Гарден-Дейлиас, ожидая застать там этого бессердечного подонка, чтобы высказать ему все, поставить все точки над «i». Ее впустила в дом Глория, говоря, что Виктора и Дианы нет дома, но зато в доме есть сэр Роберт. Вот он ей-то не нужен! Она не стала дожидаться, когда Глория дойдет до его комнаты, и позовет его. Флер стремглав поднялась по лестнице, резко открывая его дверь. Роберт сидя на кровати просматривал кипу бумаг, делая постоянные пометки, готовясь к совету директоров. Он поднял на нее свои зеленые глаза, от взгляда которых у нее перехватило дыхание.
- Флер, - он поднялся с кровати, направляясь к ней, - что ты здесь делаешь?
- Не подходи ко мне, ублюдок! – она сделала шаг к двери, - ты мерзкий тип, хватит лезть в мою жизнь! Ты ничего не знаешь о любви!
- Флер, в чем дело? – Роберт сделал еще пару шагов навстречу к ней.
- Не подходи ко мне! Бессердечный… хватит подсылать свою семейку! Я люблю Ришара, и тебе этого не понять!
- Чего мне не понять? То что он мерзкий тип, и что он трахает всех подряд, не делая особых различий! – Роберт схватил ее за плечи, - черт тебя подери, я люблю тебя, дурочка! – она залепила ему пощечину.
- Ты будешь последним мужчиной на этой земле! Я помру, но никогда не подойду к тебе! – она хотела влепить ему еще одну пощечину, но Роберт перехватил ее руку, прижимая ее к двери, - Пусти меня или я закричу, что ты меня насилуешь!
- Я же зверь, чего же от меня ждать! – почему в его голосе присутствует горечь, почему он так легко сдался? Роберт отпустил ее, - давай, иди пока я не передумал, и не сделал того, что ты сейчас сказала.
В тот вечер он впервые крепко напился, он ушел из дому, чтобы родители не видели его пьяного лица. Он все пил и пил в пабе. Флер однозначно ему дала понять, что никогда не будет с ним. А чего он хотел?! Она ровным счетом ничего не знала о нем, не знала, что у него так много было любовниц, что он не такой уж и сухарь, он наслаждается жизнью, да, он любит властвовать, но его, как и любого зверька можно еще переучить. Он добрел до Левер-стрит, поднимаясь к Элеоноре. Отец будет читать нотации по утру, мать причитать, Джордж просто его не впустит, да и Арман не примет его, Джастин тоже не будет рад ему, а уж Энди просто убьет его, в принципе, как и Том. Оставалась лишь Элеонора, его милая понимающая сестра. Нэлл открыла ему дверь.
- О, Роберт, что с тобой? – воскликнула она, - Шейла помоги мне довести его до дивана, - они вдвоем дотащили до дивана в гостиной. Нэлл приложила мокрую тряпку к нему на лоб, - почему ты так напился?
- Она никогда не полюбит меня, Нэлл, никогда… Она сказала, что я бессердечный ублюдок, что я последний на земле… я убит…
- Тебе надо поспать, - прошептала Элеонора, укрывая его пледом.
Но почему ее брат так горяч и неистов во всем? Будь она проклята эта Флер, эта глупая девчонка, которая заставила страдать ее брата. Чего же ей еще надо? Или она просто боится принять эту любовь?
₪
В ноябре хотелось просто сидеть дома, но Джулия не разрешала этого делать. Она и Елена ждали рождения детей, и конечно, все взгляды были на нее. На Флер. Флер запахнула свой халат, проходя на кухню. Джейсон еще не встал и у нее было несколько минут, чтобы приготовить завтрак им двоим. Она полезла в холодильник извлекая оттуда бекон и сыр. Сыр с беконом она поджарила, напекла панкейков со смородиновым желе. Послышались шаги в комнате Джейсона. Он пришел после принятия душа, берясь за кружку крепкого кофе без сливок и сахара.
- Ты сегодня в галерею? – спросил он, проглядывая утреннею прессу.
- После обеда, - до обеда она хотела заскочить к Энди на прием.
- В субботу Хомсы нас пригласили на ужин в Гарден-Дейлиас, - Джейсон решил начать этот разговор издалека.
- Я не поеду, - отрезала Флер, наматывая на вилку тягучий сыр.
- Не вижу смысла отказываться, тем более из-за Роберта, - Флер вздрогнула, а ведь они не виделись с той ссоры в его в спальне уже три недели.
- Я все равно не поеду, - настаивала Флер.
- Хватит, вести себя, как капризный ребенок. Твоя мать бы не посмотрела на твой возраст и отшлепала бы тебя, - Джейсон умолк, чувствуя, что сказал что-то лишнее.
- Это с твоих слов, папа, - процедила сквозь зуб Флер, - я ничего общего не хочу иметь с этим мерзавцем Робертом.
- Дура, ты Флер. Вот Эверт был точно мерзавцем, а Роберт совсем другой, - Флер потупила взор, чтобы глаза не выдали ее истинных мыслей.
- Потому что он сын твоего друга, - вдруг выпалила она.
- Это еще не объясняет. Роберт совсем не похож на своего деда. Артур это уж точно знает, наверняка, - Джейсон отодвинул тарелку от себя, - твоя мама тоже думала, что была влюблена до приезда в Англию. Она была закрытой, стеснительной, а внутри нее бушевало пламя, и благодаря мне она стала свободной. Тебе тоже нужно отпустить все свои предрассудки, и увидеть Роберта за его масками. Он не такой уж и бабник. У Виктора тоже хватало любовниц до того, как он женился. Да и он был помолвлен с другой, пока не решил, что его невеста не чета Диане. Я тоже не бы святым, до твоей мамы у меня было бессчетное количество женщин, но у меня никогда не было несколько интрижек сразу.
- И все же мне не нравится Роберт, - Флер сложила посуду в мойку, показывая, что она совсем не хочет говорить об этом.
Неделю назад Флер уже была у Энди, она пришла сдать кое-какие анализы, так как к нее появились странные ощущения, и ей нужно было узнать что с ней происходит. Энди в тот день сухо задавала ей вопросы, в том числе когда она начала половую жизнь или сколько к нее партнеров. Все это в глубине душе оскорбляло ее, но ведь Энди врач, а потом уж подруга и знакомая. Флер снова вошла в кабинет, если бы она была бы беременна, то Энди сказала бы это еще в прошлый раз. Энди смерила ее тяжелым взглядом, смотря в исписанные листы.
- Не советую менять часто любовников, - вдруг произнесла Энди, - Флер, подумай об этом, это передается только половым путем, и только мужчина является носителем.
- Но у меня один партнер! – слабо возразила Флер, и сразу же сникла под строгим взглядом Энди.
- Может он изменяет тебе, или был крайне не разборчив в прошлом, - предположила Энди, - это серьезно если ты его не поймаешь, то он так и будет тебя заражать, и ты никогда не сможешь иметь детей. Все это время пока лечишься никаких половых сношений. Вот тебе рецепты, через две недели придешь ко мне вновь.
Флер вышла от Энди в потрепанных чувствах. Конечно, ее Шон не был идеальным, но вокруг него никогда не было дурной ауры, да и репутации. Шон производил впечатление сильного человека, готового сражаться со всем миром, чего не скажешь об Ришаре. Где-то в глубине души Флер понимала, что он слаб, но она-то наивная и глупая предполагала, что он когда-нибудь станет другим. Он ведь так и сказал ей о своей любви, поэтому она и не смела признаться ему в ответ. Флер зашла в галерею, в выставочном зале суетились рабочие люди, Джулия снова позволила выставляться фотографу Йену Фергасону, бывшему любовнику Елены. Елена ходила между ними, беременная она производила сильное впечатление на людей. Флер поздоровалась с ней, собираясь пройти в кабинет, но пришел Йен и им с Еленой нужно было поговорить с ней. Проект начала Джулия, но сегодня ее не было, и поэтому всем занимались они.
- Здравствуй, дорогая, - он поцеловал Елену в щеку, - давно тебя не видел, я вижу твой Том станет счастливым человек. Вы прямо с Джулией решили одновременно забросить дела, поменяв на пеленки, - они рассмеялись. Елена подозвала Флер.
- Но почему у нас есть надежные руки. Познакомься это Флер Фокс вторая владелица этого чуда, Флер это Йен Фергасон, - Йен поцеловал ее руку, - после тебя мы будем показывать работы Флер, она у нас пейзажистка.
- А потом может Полански? – Флер хитро улыбнулась, заметив гнев на лице Елены.
- Нет, этот развратник здесь не будет выставляться, - сухо ответила Елена.
- Все потому что он встречается со мной, да? – Флер не ожидала от себя такого резко тона.
- Да, - без тени сомнений произнесла Елена, смотря на Йена.
- Он конечно талантлив, но все же, не пропускает ни одной юбки, - заметил Йен, - занимаясь любовью со своими натурщицами, он ведь так постигает их души, чтобы запечатлеть их пороки. Честно я этого не понимаю. Ну, это не мое дело.
- Тебе нравиться? – Елена быстро сменила тему разговора.
- Очень, - ответил Йен.
Флер пошла в кабинет. Может и правы все. Даже Йен посторонний человек такого же мнения, но может они просто заблуждаются? Может еще есть надежда, что с Ришаром она обретет свое счастье?
Флер набрала номер Ришара, сказав, что плохо себя чувствует, и что в субботу она не сможет прийти к нему. Она все же решилась пойти на ужин к Хомсам. Надев свое самое красивое платье из джерси, Флер решила последить за реакцией Роберта. Нужно во всем разобраться окончательно. Ужин у Хомсов был как всегда веселым и не принужденным. Они ели вкусную рыбу и жаркое, наслаждаясь приятными минутами разговора. Они обсуждали политику, новую королеву, светское общество и работу. Все это время Роберт был весел, он вставлял реплики, которые казались Флер остроумными и язвительными. Но он даже не смотрел на нее, он уделял внимание матери, Урсуле, Элеоноре, Энди, Марии, Дафне, Вере и Елене, а она, словно не сосуществовала для него.
После ужина мужчины ушли в библиотеку, чтобы поговорить о своих насущных делах. Джулию и Елену отправили с чашками чая в гостиную, пока Диана с Урсулой и Глорией убирали со стола. После чего, они присоединились к Джулии и Елене. Флер почти весь вечер молчала, не смея произнести не фразы. Она все думала, все обдумывала, что же ей делать. Диана с Марией начали разговор о Роберте, что подхватила Урсула. Они приводили примеры из своей жизни, Вера грустно замечала, что ревность отравила ее жизнь, брак и помогла Фредерику быстрее уйти в иной мир. Диана рассказала историю о своей детской влюбленности, как и Урсула, а потом она поведала им о рождение Роберта и их ссоре с Виктором благодаря, которой они поняли, что отныне всегда будут вместе. Мария же спокойно говорила о измене Вильяма, которую не смогла пережить много лет назад, но с годами все поняла, и просто все простила мужу. Флер улыбаясь слышала их, роняя простые, и как ей казалось глупые фразы. Она не так представляла себе любовь и страсть. Ведь эти дам старше ее и мудрее, они пережили все оттенки любви, страсти и наслаждений. «После любви всегда горько пробовать плод нелюбви», - эта фраза Дианы, врезалась ей в мозг, не оставляя ее равнодушной.
₪
Прошло две недели, Энди сказала, что все у нее в порядке, поэтому Флер решила пойти к Ришару. Она решила сделать ему сюрприз и застать его за работой. За эти две недели они виделись всего четыре раза. Она все время отказывала ему, говоря что приболела, или у нее много заданий в колледже, или что поскольку Джулия и Елена беременны ее ждет много работы, так как после фотографической выставки следовала ее персональная и Джулии. Ришар все понимал, как ей казалось, целовал ее губы на прощанье, желая, чтобы у нее появилось как можно больше свободного времени для него и их утех.
Флер открыла своим ключом его дверь. Она сняла свои сапожки на каблучках, чтобы они не стукали по деревянному полу и могла крадучись к нему подойти. Флер заглянула в гостиную. Она замерла от ужаса и отвращения. На том самом полу, на том полу, где они занимались любовью, Ришар двигался на какой-то брюнетки, они тихо постанывали, девушка завизжала от сладостного наслаждения, а Ришар смеясь продолжал делать выпады. Флер постаралась уйти не заметной. Она на лестничной площадке надела сапоги, стремглав выбегая из дому.
«То что он мерзкий тип, и что он трахает всех подряд, не делая особых различий» - пронеслось у нее в голове. А ведь Роберт знал об этом, правда это не делает ему чести, он поспешил это использовать в своих целях, пытаясь на этом контрасте соблазнить ее. Флер тяжело вздохнула, нужно ехать в Аллен-Холл, даже приедет раньше, чем нужно было, да и вообще только завтра праздник, ведь Виктор с Дианой отмечают жемчужную свадьбу. Флер приехала после обеда, в доме уже все готовились принять гостей, и поэтому всем было не до нее. Она полдня просидела в библиотеке пытаясь за книгой отвлечься от тяжелых мыслей. Как же она все таки была глупа, что не видела и не понимала ничего, и как же она была зла на Роберта, считая его виноватым во всех его бедах и муках.
- Не знал, что ты приедешь так рано, - услышала она мягкий, но настороженный голос Роберта.
- Я сделала все дела рано, - произнесла Флер, она кинула на него взгляд, он нагло улыбался ей, и тут же в ней вспыхнул гнев, - это ты виноват! Ты жалкий ублюдок, не знающий любви. Ты толкнул Ришара на измену!
- Уф, дорогая, даже я на такое не способен, это не в моей власти. Рад, что ты наконец-то поняла, что он из себя представляет, - он приблизился к ней.
- Не прикасайся ко мне! – она оттолкнув его, бросилась из библиотеки в коридор, выбегая в темноту, на улицу.
Там шел стеной мокрый снег с дождем, отчего ее платье стало быстро намокать. Роберт, бросившийся за ней, догнал ее у поворота к беседкам. Он схватил ее за локоть, притягивая к себе, Флер отчаянно сопротивлялась ему. Влага стекала по ее лицу, оставляя на щеках темные разводы.
- Пусти меня! – крикнула она.
- Ты, что еще ничего не поняла?! Я люблю тебя, дурочка. Я и тогда говорил искренне. Мне нужна ты одна, мне никто больше не нужен. Я хочу чтобы ты стала для меня всем, - он резко притянул ее к себе, целуя яростно в губы, слизывая дождь и снег с ее лица. Роберт потащил ее в строну дома, прислоняя к каменной кладке. Он дрожащими руками расстегнул пуговки у нее на груди, целуя эту нежную теплую кожу. Он приподнял ее юбку, гладя ее бедра, сжимая плоть, терзая и искушая. Флер легко вздохнула, жадно ловя его поцелуи. Роберт расстегнул брюки, резко вонзаясь в нее, Флер обвила его ногами, скользя по шершавой стене, ощущая ее через плотное промокшее платье. Она теряла голову, сходила с ума от его движений внутри нее, от этой страсти, опалявшей ее, как огонек крылышки бабочки. И почему не было так восхитительно с Ришаром? Почему она забылась в этой ослепительных вспышках наслаждений, водовороте страстей. Роберт излился в нее, чего никогда не делала Ришар. Конечно, была эта гадкая трава, но у нее, как выяснилось потом, обнаружилась жуткая аллергия. Но Роберт-то не знал об этом. Флер опустила ноги на землю, тяжело дыша Роберту в изгиб шеи. Он подхватил ее на руки неся в дом.
Роберт принес ее к себе. Она зачарованно следила, как он раздевает ее, распаляя ее еще больше, как он снимает сам с себя все. Боже, как же он красив, подумала она, услышав, как в ванну полилась вода. Она нисколько не возражая, позволила ему опуститься вместе с ним в ванную, где она оказалась на нем. Роберт отвел мокрые волосы с ее лба, проводя пальцами по ее губам, ее маленькие ладони скользили по его груди, бокам, плоти. Он блаженно закрыл глаза, вздрагивая от ее прохладных прикосновений.
- Флер, я умру от прикосновений…
- Мой зверь…
- О, а я уже твой зверь… мы растем, дорогая.
- Роберт…
- М-мм, - промурлыкал он, тая под ее руками, - как хорошо…
- Я дура.
- Я это знал, - ответил он.
- Я люблю тебя. Я любила тебя еще тогда, когда ты начал разговор со мной о вдохновенье. Я боялась тебя, я боялась, что твое прошлое и настоящее сделает мне больно, - она поцеловала его, овладевая им.
Заснули они в теплых объятиях друг друга. Утром Джулия вышла посмотреть Флер, чтобы вместе приготовить подарок Виктору и Диане, в ее спальне сестры не было, и никто ее с прошлого обеда не видел. Джулия обеспокоено вернулась к себе в спальню, подали завтрак в постель, Джордж выплыл из ванны. Он поцеловал ее в щеку, потом в округлившийся живот, садясь по-турецки рядом с ней, беря кружку с кофе.
- Что случилось? – спросил он, видя, как беспокойство пробегает по ее лицу.
- Флер, - выдохнула она, ее взбалмошная сестрица уже начинала всех донимать своими капризами, - ее нет у себя, и никто не видел со вчерашнего вечера.
- Флер – взрослая девочка сама разберется, замок огромный, поэтому ее и никто не видел, - заключил Джордж, - я пойду к Роберту, у него наш с ним персональный подарок, а потом я вернусь к тебе, - он чмокнул ее в щеку, посильнее запахивая халат.
Джордж отворил неплотно закрытую дверь спальни брата, тихо проходя вглубь комнаты. Он увидел Роберта и крепко прижатую к нему Флер. Ее ладонь покоилась на его груди, по плечу и подушке разметались ее светлые волосы, а вторая ладонь переплелась с большой ладонью Роберта над покрывалом. Джордж заметил их коробку на трюмо, проверив ее, тихо покинул спальню. Он вернулся обратно в весьма приподнятом настроении, что заметила Джулия. Она с упреком взглянула на него.
- Боже свершилось! – радостно произнес Джордж, подлетая к жене, - наконец-то твоя упрямая сестра сдалась!
- Что? Что ты сказал? – ее глаза озорно заблестели, Джордж заключил ее в объятья.
- Флер сдалась. Я видел их с Робертом в его постели, поэтому ты и не могла ее найти. Если так дело пойдет и дальше, то скоро мы с Робертом будем женаты на родных сестрах, а это значит, что наши дети будут не совсем двоюродными, это ведь совсем другое родство, - Джулия склонила голову к нему на грудь, она была рада, что, наконец, все сложилось именно так.
₪
Январь – март 1954.
- Ты счастлива, Флер? – Флер открыла глаза, замечая, как на нее смотрит Джулия.
- Я? Очень, ты не представляешь, как я счастлива с ним, - с того памятного вечера прошло уже три недели, все недели Флер ощущала себя бесконечно любимой и желанной.
- А Ришар? – Флер вздрогнула от такого вопроса Джулии. Все эти недели она ссылалась то на праздники, то на учебу, то на работу, она находила тысячу причин, чтобы с ним не видеться.
- А что Ришар? С ним все кончено, - ответила Флер, - как там Елена?
- Трудно сказать, - протянула Джулия, - Том обещал позвонить как только все случится, - Флер улыбнулась, вспоминая, как после вчерашнего праздничного ужина по случаю ее первой выставке, они с Робертом занимались любовью, как она вздрагивала от его жарких губ и пальцев. Раздался телефонный звонок, Флер вынырнула из омута приятных ощущений, поднимая трубку.
- Поздравь меня, Флер, - это был Том, - у нас с Еленой родилась дочка, мы назвали ее Анной Лидией.
- Передай ей привет от нас с Джулией, - Флер положила трубку, садясь рядом с сестрой, - все очень хорошо складывается.
- Так и должно быть Флер, - прошептала Джулия, обнимая сестру.
Счастье их всех накрыло с головой, оно было таким ослепительным, что почему-то казалось, что скоро оно ускользнет от них, как вод сквозь пальцы, или все это окажется сном, мечтой, недосягаемой для них высотой. Но думать об этом совсем не было времени, сейчас они ощущали себя самыми счастливыми, благословленные небесами. В их жилах текла любовь, дарящая покой и радость, их жизнь наполнялась смыслом. Это время было настоящим, а что дальше лишь небо знает, что их ждет дальше.
Флер ушла позже Джулии, ее забрал Джордж, а она решила дождаться Роберта, она хотела, чтобы он отвел ее бы куда-нибудь, где бы они занялись любовью. Флер закрыла дверь галереи, подъехала старая машина Роберта, он вышел к ней, Флер побежала к нему, с визгом прыгая в его теплые объятья, вдыхая аромат ее одеколона. Он поцеловал ее в губы, так страстно, от чего у нее перехватило дыхание. О, зверь, ее зверь… За всей этой сценой наблюдал Ришар, вот почему она отказывалась встречаться с ним. Флер нашла себе еще одного любовника, и из-за этого он не мог теперь закончить картину. И кого она себе нашла? Богача и бабника, неужели так сложно было подождать его пару лет, и у них было бы все, но Флер выбрала этого Хомса, который ничего не знает о любви. Она ему не по зубам, да и вряд ли он сможет постичь все скрытые в ней страсти и все скрытые в ней желания. Такая женщина, как Флер, просто ему не по зубам. Конечно, он ее любил просто он не мог отказаться от этих чаровниц, что он изображал на своих полотнах, через секс он постигал их, узнавал всех пороки и тайны, так он изображала то, что отличало его от всех других художников. Он должен подкараулить Флер, и вернуть ее обратно, показать ей, кто ее хозяин души и тела.
- Здравствуй, Флер, - от знакомого бархатного голоса с явным акцентом Флер чуть не подпрыгнула. Черт, скоро же приедет Роберт, он не должен ее видеть с этим подонком, она не знает на что он способен в ревности, - как у тебя дела? Я хочу тебя, хочу дописать твой портрет.
- И спать с другими помимо меня, - резко ответила Флер, - это не для меня.
- Что в нем такого? – спросил он, смотря, как на ее шее и груди расплывается алой пятно желания.
- Я люблю его, он любит меня, - Флер пожала плечами, - мне хорошо с ним, как не было с тобой. Он богат, с ним у меня будет все, а с тобой разбитое сердце и сломленный дух. Мне это не нужно.
- Просто у тебя с ним ничего не будет, дорогая. Я бы позволил тебе свободные отношения, ты бы имела еще бы любовников, - Флер враждебно посмотрела на него, - секс и любовь это разные вещи.
- Это одно и тоже, жаль, что ты этого не знаешь! – Флер заметила, как к ним приближается машина Роберт. Его старенький роллс-ройс грохоча остановился перед ними, - Роберт… - он вышел из машины, так и чесались руки поколотить его за то, что соблазнил его Флер, и изменял ей все это время.
- Отойди от нее! – прогремел голос Роберта. В свои почти двадцать пять Роберт производил сильное впечатление, он поражал всех атлетической фигурой и крутым нравом.
- Боже, Хомс, не ломай комедию! Она тебе не подходит! – он схватил Флер за руку, - классная штучка, правда?! Ты уже успел вкусить все ее прелести?
- Отпусти меня, - она вырвала руку, кидаясь к Роберту, - иди к черту, Ришар!
- Подожди, через несколько лет, ты прибежишь ко мне! – Ришар развернулся и пошел в противоположную сторону.
- Вот сволочь! – прошептала Флер.
- Поехали со мной, мои родители в Аллен-Холле, так что мы можем заниматься любовью всю ночь, - Флер задрожала от предвкушения.
- Я люблю тебя, - он поцеловал ее в макушку, - ну же, поехали.
₪
Виктор пролистывал документы у себя в кабинете, отмечая про себя, как же хорошо работает Роберт, благодаря ему становилось все лучше и лучше. За окном сияло мартовское теплое солнце, но в своем кабинете Виктор его не видел. Он услышал как, кто-то постучал в дверь. Роберт сел на против него, собираясь с духом, чтобы сообщить отцу о своем решение.
- Пап, я женюсь, - Виктор поднял глаза на сына, откладывая работу в сторону.
- Я рад за тебя, - ответил Виктор, - ты еще не делал предложения Флер?
- Нет, думаю завтра, когда у нас будут гости, - Роберт достал из кармана пиджака бархатную коробочку, - смотри, какое я курил, - это было красивое золотой колечко с жемчужиной в сапфировой оправе, - мы с Джорджем продолжаем традицию начатую тобой.
В субботу в Гарден-Дейлиас снова были гости, порой им не нужен был повод, чтобы встречаться всем вместе, после нескольких лет разлуки они нуждались в частом обществе друзей и родственников. Диана как всегда, как хозяйка превзошла себя, ужин оказался просто восхитительным. Перед десертом Роберт вывел Флер из-за стола, он встал на одно колено перед ней, мгновение она смеялась, но потом вся ее веселость испарилась. Она посмотрела в его зеленые глаза, и замерла, увидев решительность и серьезность всех его намерений. Значит для него и вправду это был не просто секс, значит, она смогла его подцепить на крючок брака, и этот зверь будет только ее.
- Флер, ты станешь моей женой? – Флер наклонилась к нему, целуя его в губы.
- Да, - пролепетала она, - о, да, Роберт Хомс я стану твоей женой. Я люблю тебя… - он одел на нее кольцо, - какое красивое…
- Возьми и это, - он протянул ей бархатную коробочку, Флер открыла ее, увидев изумрудные серьги, похожие на плети лиан, это были те серьги, что Виктор когда-то подарил Диане, много лет тому назад. Флер обняла его, снова поцеловав губы, - а теперь десерт, Глория!
- Невероятно, - прошептал Джейсон, - мы с тобой об этом никогда не договаривались, Виктор. Как так случилось, что две мои дочери вышли замуж за твоих сыновей. Жаль у меня сына нет, а то бы выдал за твою Элеонору, - они все засмеялись, - ладно, голубки, когда торжество? Хотя я бы подождал. Флер еще так молода.
- Наверное, в начале июня, когда Аллен-Холл будет необычайно красив, - Роберт сжал руку Флер под столом.
- Это верно, - нашлась Диана, - Джулия, что с тобой, ты вся бледная?
- Я просто не важно себя чувствую, до родов еще две недели, - отмахнулась Джулия. Энди тоже обратила внимание на Джулию.
- Нет, дорогая не рано, смотри, - у Джулии отошли воды, - какое приятное завершение вечера, - Энди с Шоном засмеялись, - поехали, хорошо, что я ничего не пила, а то, как заведующая я бы себя опозорила. Да, папа? – Артур кивнул ей, помогая Джулии подняться.
Уже под утро Энди счастливая вышла из палаты Джулии. Энди устало стерла пот с лица, подходя в первую очередь к Джорджу. Роды были тяжелыми, но все обошлось, как для Джулии, так и для малышки. Она позволила Джорджу зайти в палату к жене, как и взять с собой Дженни и Гарри. Джордж увидел свою любимую с ребенком на руках, у него защемило сердце от нежности и радости. Дженни подбежала к Джулии, заглядывая в сверток, Гарри тоже не отставая от сестры ринулся к ней.
- Энди, сказала, что это девочка, - начал Джордж, забирая у нее ребенка, - определено ирландская порода.
- Нет, папа, она очень похожа на маму, - возразила Дженнифер.
- Хорошо, ты похожа на маму, Гарри на дедушку, а Мери-Джейн на меня, - Джулия вздернула бровь.
- Мери-Джейн? – переспросила она.
- Мери-Джейн Каталина Хомс, как вам всем, - Джулия не знала, что и сказать, - когда я ее увидел, то именно это имя мне пришло в голову.
- Это я тебе говорила, что мне нравиться, - Джулия обиженно надула губы, но тут же расслабилась. Какой же он внимательный, какой же он заботливый ее Джордж,
- ладно, пусть будет так.
₪
Все приходило в упадок, от былого величая почти ничего не осталось. Замок нуждался в ремонте, большинство полей уже не засеивали, да и собирать было некому лен, никто не хотел работать со старым оборудованием за гроши,поэтому люди уходили в места, где жилось лучше. Все планы рухнули, и отыграться уже не было ни времени и сил. К сожалению, это сражение они проиграли. Каролина проиграла. Теперь она поняла, что имела старая ведьма, Виктор построил целый мир в Лондоне, а Руфус разрушал этот мир здесь. Теперь никто не говорил про них, «а это те самые богатые лорды из Ирландии», теперь про них говорили совсем другое – «о, вы родственники Виктора Хомса». Виктора обожали, уважали, завидовали, боялись, никто и не вспоминал о былом величии их семьи. Виктор всех затмил, но долгим ли будет успех, или просто вспышкой? Упадет ли он со своей вершины, или же упадут его дети, которые не выдержит бремени ответственности и груза их родового древнего наследства.
Недавно пришли письма из Лондона. Эдвард очень расстроился, этим новостям, как и Руфус. Виктор купил себе огромный замок, с обширными землями, из которого он явно сделает совершенство, как это он делал со всем, что начинал создавать. У Джорджа родилась еще одна девчонка, а Роберт собрался жениться, у сына Марии Джастина тоже подрастала дочь от первого брака, и рос сын, да и его молодая жена ждала снова ребенка. Дела Виктора шли ровно, он и не скрывал особо своего положения в обществе, показывая всем какими возможностями он владеет. Конечно же, именно это и расстраивало Руфуса, он считал себя властелином империи Хомсов, а вместо этого время внесло свои правило. Кто был когда-то ничем, стал всем. За эти пятьдесят три года мир изменился до неузнаваемости, от женского платья и современными новшествами.
На английской земле всходили новые побеги, которым еще предстояло расцвести. Как же хотелось застать те времена, когда в их жизни будет успех, но каждого из тронет личная трагедия. Это и будет отмщением. Каролина вздохнула, закрыв глаза. Она уже была слишком стара, чтобы бороться с Виктором. Кости болели в непогоду, разум не всегда оставался ясным, а прошлое напоминало о себе каждый день в ее снах. Она снова и снова пережила самые лучшие и самые худшие мгновения ее жизни, просыпаясь по утрам, видя какой же на самом деле ничтожный ее триумф, хотя тогда она так не думала… И почему она не позволила Виктору остаться здесь?
Он бы все равно уехал, подумала Каролина, он бы не остался здесь, будто он понимал, что их время прошло, им нет места в этом быстро меняющемся мире. Виктор знал об этом всегда, поэтому и создал новый мир там в Лондоне. Вернул их семью туда, туда их изгнали много десятилетий назад. Их время ушло, ни дети, ни внуки его не вернут. Пришло время Виктора, его детей и внуков. Теперь они творцы, а они здесь в Ирландии разрушители, в этом и заключалась суть их судьбы. Создателей и разрушителей.
₪
Май – август 1954.
Аромат весенних цветов опутывал Лондон, пропитывая его любовью, свободой и сладостью. Этой ночью дул лишь прохладный ветерок, ласкающий разгоряченную кожу от выпитых крепких спиртных напитков, и танцев в стиле джаза и нового модного рок-н-ролла под зажигательные ритмы Перри Кома и Элвиса Пресли. Крепкое вино и водка ударили в голову, чего с ней не было никогда такого, прежде Нэлл могла выпить немного вина дома с семьей, но чтобы пить в компании незнакомых ей людей, с ней такого прежде не случалось. Шейла, наконец, смогла ее уговорить пойти на студенческую вечеринку, чтобы хоть немного развеяться. Нэлл не любила такие мероприятия, вернее она не боялась потерять над собой свой железный контроль. В ее жизнь все шло по строгому плану, она ко всему подходила с холодной головой, совсем не думая о сердце, хотя точнее, Нэлл страшилась, что ее сердце подведет ее.
Шейла же понимала, что Нэлли нужно побыть вне своей крепости, что она возвела вокруг себя, поэтому-то она и заставила ее надеть очень красивое голубое платье с тугим гладким лифом и пышной от бедра юбкой, отделанной по подолу кружевом. Элеонора понимала свою привлекательность, знала, что парни на нее засматриваются, но у нее совершенно не было желания заводить какие-либо отношения ни романтические, ни постельные. Секс ее не привлекал, как и сами мужчины, иногда Элеонора приходила к мысли, что она просто-напросто фригидная, и ни один мужчина не сможет зажечь в ней огонек желания и чувственности. Единственное, что могло ей доставить удовольствие это поцелуи, но когда парни начинали просовывать свой язык ей в рот, то Нэлл их отталкивала. Но сегодня под действием бокала дешевого вина и пару рюмок водки все ее страхи ушли. Она уже не боялась оказаться в жарких липких объятьях какого-нибудь парня, и подарить ему пару поцелуйчиков, а может быть и чуть больше, кто знает на что она отважиться.
Шейла куда-то ушла, и Элеонора осталась наедине с Олли, другом нового парня Шейлы. Вино окончательно ударило ей в голову, она не замечала, как несдержанно смеется, позволяет Олли обнимать себя. Она таяла под его теплым взглядом ореховых глаз, дрожала когда ее шеи коснулись его шелковистые темные, как вороное крыло, волосы. Она глубоко вдыхала запах пота, страсти, спирта, у нее кружилась голова от эйфории, разум уступил натиску вина и чувства неизвестного.
- Хочешь, покажу свою машину? – спросил Олли, выпуская ее из своих объятий.
- Да, - прошептала она, - она твоя? – задала вопрос девушка, когда они вышли на улицу, подошли к красивому, но старому «форду».
- Нет, моего старшего брата, завтра я ее приволоку обратно домой, - пояснил Олли. Как оказалось Олли учился в Итоне изучая уголовное право, в этом году он уже получал степень бакалавра, и после этого он собирался заняться юридической практикой, - садись, - он открыл ей дверцу, они сели в машину, чтобы отвлечься от веселий в студенческом общежитии.
Олли притянул ее к себе, горячо целуя в губы, его язык раздвинул ее плотно сжатые губы, касаясь ее неба. Нэлли ощутила его руки у себя на талии и груди. Он гладил ее через плотную ткань платья, чувствуя, как она отвечает на его настойчивые ласки. Нэлл замерла, Олли вышел из машины, пересаживаясь на заднее сиденье. Он ловко перетащил ее к себе, снова жарко целуя. Она задрожала еще больше, когда ему удалось спустить с плеч ее платье, обнажить грудь, и прикоснуться губами к ней. Она вжалась в дверцу тесной машину, открываясь для него как цветок, Олли поднял ее верхнюю юбку, потом жесткую подкладочную, его рот оказался там, это было так волнующе, что Нэлл не могла сдерживаться. Он стал расстегивать свои брюки, и только сейчас Элеонора посчитала нужным сказать ему, что она еще ни разу ни с кем этого не делала.
- Олли, я…
- Что случилось, милая? – он лег на нее, гладя ее скулы.
- Я никогда не делала этого, - прошептала она, боясь быть отвергнутой.
- Мы это исправим, - он легко засмеялся, и она расслабилась.
Одним ударом он проник в нее, Нэлл сильнее схватилась за него, чувствуя, как на нее накатывает какая-то непонятная волна. Она еле сдерживала себя, чтобы никто не понял, чем они тут занимаются. Он что-то произнес ей в ухо, но Нэлли была слишком сосредоточена на своих ощущениях, поэтому она не могла никак разобрать, что он говорит. Ей было слишком хорошо, в страсти, как и в жизни она оказалась слишком расчетливая, но под действием алкоголя они это совсем не поняли.
Утром Элеонора проснулась с тяжелой головой, она заварила себе ромашкового чая, с той, травой, которую ей всунула в ее вещи Глория, когда она съезжала из Гарден-Дейлиас. Какая же она идиотка! И зачем столько пила? Столько лет сдерживала себя, берегла для принца на белом коне, чтобы за одну ночь все перечеркнуть, переспав с каким-то парнем который ей даже не позвонит, и с которым она даже не хочет иметь никакого будущего. Почему она такая глупая? Больше она не будет ходить на такие мероприятия, а еще лучше никогда не будет пить в таком количестве, и тогда все будет проще. Нэлл посмотрела на себя в зеркало, смывая остатки вчерашнего макияжа. А все-таки вчера ей было хорошо, даже сквозь дурман она это помнит. Может быть Шейла права? Может она правильно поступила, что, наконец, избавилась от этой перегородки? И следующий ее опыт будет просто восхитительным?
А может все-таки зря она это совершила? «Мужчины не любят исписанные листы», - вспомнила она фразу своей бабушки Джорджины. «Мужчины слишком эгоистичны, чтобы чувствовать, что кто-то еще может владеть их женщинами. Они даже в мыслях бояться это допустить. И не верьте им, когда они говорят, что им все равно с кем вы спали до него», - язвительно, но метко, подумала Нэлл. Неужели этот поступок будет преследовать ее всю оставшуюся ее жизнь. Хотя у Елены был любовник, и Том далеко не единственный в ее жизни, но они же счастливы, или у Флер, то почему именно она должна быть несчастной, ведь она свободна в этой жизни, свободна в своем выборе любви и счастья. Только почему ее не отпускает чувство, что эта ночь станет причиной всех ее будущих неудач и бед.
₪
Завтра она станет женой Роберта, все ее желания сбудутся. Флер тщательно готовилась к этой свадьбе, совсем не желая скромное торжество, какое устроила Джулия. Они с Робертом сошли во мнение что Аллен-Холл станет идеальным местом для их свадьбы, так как Гарден-Дейлиас слишком мал для количества их гостей. Городской особняк после свадьбы должен был перейти к Роберту, что вызывало зависть у всех подруг Флер. Вместе с любовью Роберта, на нее снизошла благодать. Больше нет той девочки, что ищет так отчаянно любовь, что готова отдаваться за красивый портрет, больше нет девочки, что боится признаться себе в чувствах, есть только новая леди Хомс, которой она станет завтра. Леди, которой открыты все дороги.
В ночь перед свадьбой Флер пришла в галерею. Там был ее подарок для будущего мужа, и его необходимо было забрать до завтрашнего венчания. На улицу уже опустились сумерки, город погрузился в легкий сон, лишь на короткое мгновенье он замирал, чтобы с первыми лучами начать свой новый день, снова показать свою торжественность и веселость. Флер прошла в холл, не зажигая света, лунный свет струился через огромные окна, лунные блики рассыпались по гладкому мраморному полу. Флер пересекла холл, открыла свой маленький кабинет, что был меньше приемной Джулии, или Елены, но он ей нравился. Флер после рождения Мери-Джейн стала приглашать к себе всех художников, фотографов, скульпторов, они немного смотрели на нее свысока, желая поговорить с Еленой или Джулией, но Флер не сдавалась. В беседе она всегда старалась быть жесткой, но в тоже время добродушной, она не стеснялась давать резкие оценки творчеству, совсем не пугаясь отпугнуть клиента. После десяти минут беседы они начинали ее бояться, но потом расслаблялись, когда она мило им улыбалась, соглашаясь их выставлять у себя.
Флер не стала включать у себя свет, она просто подошла у шкафу, чтобы выудить свою картину. Это была Темза и Биг-Бен во время заката, картину которую она рисовала с большой любовью, посвящая ее Роберту и Лондону. Она услышала какие-то странные шаги, Флер подняла голову, выпрямляясь во весь рост. Флер хотела обернуться, но кто-то зажал ей рот, резко разворачивая к себе. Ее глаза широко распахнулись. Это бы Ришар.
- Здравствуй, моя хорошая, - он убрал ладонь с ее рта.
- Пошел к черту! – крикнула она, - как ты сюда попал?
- Тихо шел за тобой, моя прелесть, - Ришар гладил ее спину, отчего на нее накатила волна желания, на шее и груди расплывалось красное пятно, и Флер радовалась, что темно и он не видит этого.
- Как ты смеешь, ко мне прикасаться! – она хотела замахнуться, чтобы дать ему пощечину, но он завел ей руку за спину.
- Потому что ты моя, ты никогда не будешь принадлежать ему, так как принадлежишь мне! – он впился в ее рот губами, она хотела не отвечать, хотела сопротивляться, но не смогла, - вот, видишь, Флер, ты отвечаешь мне!
- Иди к черту! – прорычала она дергаясь в омуте его крепкий рук, - я люблю его!
- Деньги ты его любишь! Титул ты его любишь! Его связи ты любишь! Но его самого! – Флер замерла, все это конечно тоже ее привлекало к Роберту, но все же она рада, что это было просто приложением к нему, как бонусом. Ведь характер у него был не сахар, Роберт быстро возбуждался, быстро остывал, его легко было привести в гнев, и конечно, ему нравилось командовать, но его еще можно было исправить.
- Пусти меня!
- Не выходи за него замуж, не совершай ошибок, Флер, будишь потом всю жизнь жалеть, - он перешел на нежный шепот, касаясь тыльной стороной ладони ее губ и скул, - я умоляю тебя…
- Я не могу…
- Почему, Флер? – он поцеловал ее в губы, у нее все внутри закипело.
- Я люблю его, у него есть все, что мне нужно… Кем я буду с тобой? Что меня ждет? Ведь ничего… правда… - Его губы скользнули по ее шее.
- Флер, ты моя… ты…
- Завтра я буду принадлежать ему, - слабо возразила она. Флер больше не могла себя сдерживать, она сильнее прижалась к нему, запуская пальцы в его волосы. Ришар посадил ее стол, протискиваясь между ее ногами, гладя ее грудь, талию, ягодицы, лоно. Она не могла больше ему сопротивляться, голос плоти, зов желания, оказался сильнее ее разума. Ришар стянул ее трусики, потом спустил свои брюки, входя в нее. Флер вскрикнула крепче цепляясь за него, от каждого его толчка, похожего на удары ножом, она дрожала, испытывая радость и стыд, боясь и наслаждаясь.
- Я хочу, чтобы ты родила ему моего ребенка, очень хочу, чтобы он страдал потом за то, что отобрал твою душу у меня, Флер, - шептал он, - ибо я ее открыл и постиг, и я ее властелин. Слышишь, я… А то, что ты спишь с ним меня не волнует, ты станешь моей любовницей…
Ришар ушел, даже не посмотрев на нее. Он вдохнул волной грудью холодного ночного воздуха, переводя с трудом дух после страстных упражнений на столе Флер. Он знал она в смятение, она не поняла того, чего он ей сказал, или из-за страсти до нее просто не дошел смысл всего. Он вышел на улицу, прошел пару метров, как к нему подошел высокий темноволосый мужчина. Ришар понял, что это был Арман МакОлла. Арман закурил, протягивая ему портсигар.
- Получил ее? – Ришар кивнул, как же он был рад, что это человек помог увидеться с Флер, - ничего она еще будет твоей. Ни в этом году, и ни в следующем, и может ни через пять лет, но когда-нибудь все ее мечты рухнут, как и ее муженька.
- Надеюсь, ваша игра стоит свеч? – поинтересовался Ришар, втягивая в себя клубы табака.
- Я пожму свои плоды не сейчас, и не завтра, но когда-нибудь я добьюсь своего, - Арман бросил сигареты на асфальт.
- Чего же вы хотите в результате получить? – Ришар последовал примеру собеседника, - Ведь это только начало, я так понимаю.
- Спустить с небес на землю одну семейку, которая слишком много о себе возомнила, - он гортанно рассмеялся, от чего Ришару стало не по себе, и он решил уйти поскорей.
₪
Венчание Флер Фокс и лорда Роберта Хомса состоялось в старенькой часовне Аллен-Холла. С ночи Флер не отпускало горькое чувство, где-то в глубине души она считала, что у всего будет свой конец, как и у ее хрустальных грез. Но она отвергала все мысли, отвергала и ту мысль, что ее тело по-прежнему жаждет Ришара, но разум, то и делало твердил о благополучии с Робертом. О, как она хотела все это забыть и не вспоминать об этом ночи, не думать о том, что изменила Роберту, ее любимому Роберту. Флер все утро по дороге в Аллен-Холл приходила в себя, она все думала узнает ли об этом Роберт, и как она посмотрит в его глаза после этого всего. Ей была не выносима мысль, что он поймет все, не выносима мысль, что после другого он будет овладевать ею, и будет чувствовать присутствие другого. Но она задвинула эти пагубные мысли в глубину своего сознание, и когда-нибудь, как камень точащий вода, в ее голове появиться темное пятно, разрушающие всю ее жизнь.
Флер облачилась в белоснежное платье, со сложной юбкой из воланов и тесным лифом, с украшенным по линии декольте лососевыми цветами. К тем красивым серьгам с изумрудом Роберт подарил ей колье из этих же камней, похожих и по огранке и формой цветочков, что обвивали ее тонкую длинную шею. Платье ей привезли из Парижа, говорили, что над ним трудился сам Кристиан Диор. Флер посмотрела на себя в зеркало, изумруды поблескивали в утренних лучах солнца, оттеняя ее голубые холодные глаза. В комнату кто-то постучал, служанка открыла дверь, это пришел Джейсон. Он оглядел дочь с ног до головы, прижимая ее к себе, гладя ее голову, укрытую фатой.
- Ты очень красивая, Флер, - прошептал он, - жаль, что Кат не дожила до этого момента.
Они спустились вместе по лестнице, Джейсон помог придержать ею тяжелую юбку, пока они дошли до часовни. Часовня уже была наполнена гостями, а Роберт ждал у алтаря свою невесту. Его шафером стал Джордж, конечно же, эту роль хотел получить Арман, но Роберт решил, что именно его брат должен быть им. Роберт любил своего брата, у них было много общего, но в тоже время и много разного, и все же это не мешало им понимать друг друга. Подружками же невесты стала Нэлли и Джулия. Флер по руку с Джейсоном вошла в часовню, гости замерли, затаив дыхание. Невеста была так прекрасна и так юна, ведь ей всего лишь должно было исполниться девятнадцать через месяц, а жениху уже было двадцать пять лет. Роберт улыбнулся Флер, она тоже ответила ему улыбкой, которую он заметил через газовую фату. Джейсон передал руку Флер Роберту.
- Волнуешься? – спросил он до того как священник начал читать свои молитвы.
- Да, - выдохнула она, Роберт снова счастливо улыбнулся ей, и все ее сомненья развеялись. Ничего он не понял, и ничего он не почувствовал. Так будет не всегда, но сегодня, сегодня ей удалось на надолго обмануть судьбу, оттянуть момент ее апокалипсиса. Ведь он так счастлив, что просто не видит всего, пелена радости застилает ему глаза, но когда-нибудь она же упадет? И что тогда? Тогда ее мир рухнет, рухнет в тот самый миг, когда каждый из них уединиться в своем маленьком мирке.
Мистер Омейн начал читать молитвы, когда он задал вопрос о причине, по которой не может быть заключен этот брак, Флер задрожала, ожидая появление Ришара, что он станет ее палачом, разоблачителем и похитителем. Но он не появился. Флер облегчено вздохнула, переводя дух. Роберт улыбнулся ей своем неотразимой улыбкой, его зеленые глаза загорелись знакомым огоньком. Они не занимались любовью две недели, и конечно же, он мечтал затащит ее в свою постель поскорей, насладиться ее телом, ощутить единение душ. Его глаза светиться любовью, а ее гложет чувство вины.
- Роберт Томас Маршалл Хомс берешь ли ты эту женщину – Флер Аньес Фокс в законные жены?
- Да, - твердо ответил Роберт, сжимая руку Флер.
- Флер Аньес Фокс берешь ли ты этого мужчину – Роберта Томаса Маршалла Хомса в законные мужья?
- Да, - она сама удивилась себе, с какой решительностью она произнесла это одно единственное слово.
- Объявляю вас мужем и женой, поцелуйте невесту, милорд, - Роберт примкнул к ее губам в невинном поцелуе.
- Да, здравствует новые лорд и леди Хомс, - кричали им, когда они выходили из часовни. Их закидывали лепестками роз и рисом на счастье. Гости пошли первыми через дубово-кленовую аллею в замок, оставив молодых у входа часовни.
- Ты рада? – спросил Роберт, с трудом из-за тяжелого платья поднимая над собой.
- Очень, - она рассмеялась. Чего она так боится, все, что было до этого дня не считается, все что было до слов - «да, я согласна» не было правдой. Их жизнь началась сегодня утром и больше этого не повториться прежде.
- Ну, что тогда пошли праздновать, - они шли медленно, то и дело останавливаясь, чтобы запечатлеть поцелуй на губах своего супруга. Иногда их страсть заводила их за грань допустимого, Флер, смеясь, отталкивала его от себя, но снова притягивал ее к себе, вновь жарко целуя в губы, - знаешь, наша с тобой жизнь будет веселее жизни Джорджа и Джулии.
- О, особенно когда у нас появиться дети, дорогой, - заметила Флер.
- Я не думаю, что это случится в ближайшее время, - Роберт остановил ее перед лестницей ведущей на террасу.
- Тогда сдерживай себя, - Флер перестала улыбаться, - почему-то на мне ваши ирландские штучки не работают.
- Я постараюсь, моя прелесть, но ты такая аппетитная, что порой мне хочется быть зверем, а не милым котенком, - он подхватил ее на руки.
- Эй, - запротестовала Флер.
- Ну, мужик я или нет, милая. Я должен внести тебя в дом, - Роберт стал подниматься со своей драгоценной ношей у груди.
- Там сто ступенек! – запаниковала Флер, но Роберт справился со своей задачей.
- Как я хочу, стянуть с тебя это дурацкое платье, но придется подождать, - он распахнул перед ней двери, заводя в бальный зал.
В тот вечер, когда их торжество было в разгаре, Флер наконец-то смогла развеять свои страхи в душе. Она чувствовала на себе влюбленный взгляд мужа, видела как гости благосклонно к ней относиться, как его родственники не могут не нарадоваться этой свадьбе. Флер танцевала до упаду, расточая свою привлекательность. Пробовала все возможные закуски и напитки, и при этом Роберт всегда был с ней. Он всегда будет с ней, чтобы плохого и страшного не случилось в ее жизни. Ее Роберт всегда, будет ее Робертом. Наконец же, он заполучил ее, а как долго он ее ждал, как она отказывала его, совсем не зная его, совсем не понимая его, а теперь она поняла его, постигла его душу и тело. Ее зверь. Глаза Роберта лучились счастьем, он поднял бокал, показывая, что пьет за нее, Джордж что-то сказал ему, и братья взорвались смехом. Шон тоже включился в беседу, и теперь они втроем смеялись над чем-то. Том оставался невозмутимо спокойным, как и Джастин, но радость друзей была настолько заразительной, что и они стали хоть и сдержано, но смеяться. Флер немного отпила шампанского, опуская в рот канапе с лососем.
- Интересно долго ли их брак продержится? – услышала Флер.
- Я думаю, не долго, - ответила вторая, - ведь Роберт так не постоянен в своих чувствах и желаниях.
- О, да, это точно, да и эта тоже, говорят у нее был роман с каким-то художником, - Флер ощутила приступ гнева, но не стала к ним оборачиваться, - подожди лет пять и они разбегутся.
- Ах, а Роберт-то станет свободным. Господи, какой любовник пропадает, жаль, что его братец слишком верный, - Флер чуть не поперхнулась.
- А его жена просто цербер, - добавила другая, - просто не загуляешь на лево.
Кто-то обнял ее за талию, Флер испугалась, что сюда мог проникнуть Ришар что это он, горячее дыхание обожгло изгиб ее шеи. Флер немного расслабилась, увидев на плоском животе знакомые ладони, с золотым кольцом на пальце. Она ощутила возбуждение Роберта, и ощутила, как ее обдала бесстыдная волна желания. Он поцеловал ее в шею. Как ему не стыдно! Они среди гостей, а он позволяет себе такие непристойные ласки. Ей в голову пришла совсем безумная мысль:
- Укради меня, - прошептала Флер, - укради меня, Роберт. Затащи в свою постель. Это мука, ты уже две недели избегаешь меня, а я безумно хочу тебя. Укради меня, Роберт.
- А наши гости? – он слегка прикусил ее мочку.
- Черт с ними! Укради меня, Роберт, - он развернул ее к себе.
- Пойдем, только чтобы никто нас не заметил, - он пропустил ее вперед, они протиснулись между гостей, выбегая в картинный коридор. Роберт подтолкнул ее к лестнице, они смеясь взбежали на второй этаж. Роберт открыл дверь спальни, втаскивая ее туда. Он прижал ее к себе, потом к двери, нетерпеливо водя руками по тесному гладкому лифу. Флер сгорала, она оттолкнула его от себя, наступая на него, в этом тяжелом платье она была не совсем поворотлива, и поэтому она повалила его на мягкий ковер.
Флер оказалась лежащий на нем, Роберт стал искать молнию или крючки на платье. Он рычал и глубоко дышал, когда не смог ничего найти, и облегчено вздохнул, когда Флер сама положила к себе на бок на ладони, где и были крохотные крючки. Роберт еле сдерживал себя, пальцы дрожали, и все же платье сдалось. Флер извиваясь, помогала Роберту стащит его с себя, они с трудом освободили ее от этого роскошного одеяния, кидая его тяжелой кучей на пол рядом с собой. Роберт сжал ее грудь, Флер трепетала от ощущения властвования над ним. Она помогла ему снять фрак, потом распахнула его рубашку и жилетку, находя удовольствие в его подчиненном положение. Она торжественно улыбнулась, когда смогла снять с него все. Роберт блаженно вздохнул, он наконец ощутил себя в ней. Флер, эта маленькая ведьма, искушала его, доводя до окончательного безумства. Она упала на него, прижимаясь губами к его груди. Роберт нежно перебирал шелк ее светлых волос:
- Только, не заставляй меня одевать тебя в это дурацкое платье. Второй раз снимать его, я не переживу этого, - Флер рассмеялась.
- Для этого у меня есть платье по скромней, - она все же встала, лениво подходя к шкафу. Флер вытащили от туда простое кремовое платье, отделанное черными лентами. Она сразу же надела его, оставив Роберта почти бездыханным на полу.
- Ты прелестна, дорогая.
- Я люблю тебя.
- Я тоже люблю тебя, милая.
Они вернулись в зал, когда гости уже успели подустать. Им уже надоели вроде бы закуски и шампанское, высокие разговоры и Виктор это понимал. Он подошел к музыкантам, попросив их не играть музыку. Гости встрепенулись, обратив свой взор на него. Роберт обнял Флер за талию, он не скрывал своего желания к ней, ощущая, что за тот час, что они провели вместе, спонтанно занимаясь любовью, он не насытился ею. Виктор начала что-то говорить, но он совсем не обращал внимания, его ладонь гладила поясницу Флер, ощущая ее дрожь, видя, как ее щеки заливаются алым румянцем.
- Сегодня я хочу отдать ключи от Гарден-Дейлиас Роберту и Флер, теперь этот дом будет отныне принадлежать им, - Флер обратила на мужа свои голубые глаза, которые выражали удивление, она-то думала, что городской особняк им отдадут в пользование не раньше рождения хотя бы одного ребенка.
- Ну, вот теперь у нас есть свой угол, - прошептал ей в ухо Роберт.
- Спасибо тебе за все, - ответила она, приникая к нему. Солнце уже окончательно село, их свадьба подходила к завершению, а счастье в их душах зацветало еще сильней.
₪
Медовый месяц они провели в Швейцарии на Женевском озере, сняв не большой домик на берегу. По утрам Флер любила выходить на балкон, наблюдать, как проплывают маленькие корабли, как голубые горы отражаются в темной глади воды. Это место было наполнено магией и очарованием. Они с Робертом две недели не вылизали из постели, наслаждаясь чувственными удовольствиями. Флер не хотелось расставаться с этим местом, но долг их звал. Ей нужно было заниматься делами галереи, а Роберту делами своей компании. Все это время, что они пробыли в Швейцарии, Флер ощущала себя неимоверно счастливой и желанной. Они с Робертом часто ходили на прогулки, по магазинам, он заваливал ее подарками и милостями. И тогда она поняла, что не ошиблась, когда выбрала Роберта, а не Ришара. Он бы потрясающим любовником и мужем одновременно. Роберт, словно всегда знал, что она любит, и что ей нравится, знал, как ей угодить, и как удивить, особенно в постели. Любовь и счастье заполнили ее.
Вернувшись в Лондон, она думала, что быт затопит их, но все осталось прежним. Диана настояла на том, чтобы Глория осталась в их доме, поскольку она столько лет в нем жили, и знала, как вести в нем хозяйство. Флер нравилось ощущать маленькую власть над мужем и над домом. Теперь все лежало на ней, она решала, что готовить, что купить, но Флер не решалась что-либо заменить в доме, вкус у Дианы и Виктора был отменным, и что-то менять в Гарден-Дейлиас Флер не хотела. Джулия все также старалась оставаться больше дома, как и Елена, поэтому Флер властвовала и на работе. О ней говорили в свете, богема стремилась прийти к ней на аудиенцию, чтобы договориться о нескольких днях славы в их выставочном зале. Благодаря ней, галерея начала приносить первую прибыль, она сделала вход платным, стала меньше брать денег с художников и привлекать инвесторов, устраивая аукционы. Джулия скрепя сердце дала согласия на все это, она боялась рисковать, а Флер – нет.
Через два месяца после свадьбы она поняла, что беременна. Флер испугалась, а друг это ребенок Ришара, что ей делать тогда? Как быть? Все ее сомненья могла разрушить только Энди. Флер зашла в ее кабинет с упавшим духом, боясь того, что она скажет ей. Энди после осмотра, ласково улыбнулась, начав делать свои записи. Флер тяжело сглотнула, она беременна, кто его отец?
- Какой срок? – Флер старалась скрывать свое волнение.
- Всего лишь месяц, будет где-то в середине апреля, - Энди облегчила ее страдания. Это ребенок Роберт, его плод, его плоть и кровь, - можешь порадовать Роберта.
Дома Флер снова охватило волнение, теперь предстояло все рассказать мужу. Он пытался сдерживать себя, выплескивать свое семя не в нее, но иногда бывало, что он забывался в своей страсти, как и она сама. Они зачали этого ребенка на фоне голубых гор, покрытых снежными шапками, укатанных вуалью облаков. Роберт пришел поздно, его задержало, как всегда совещание Он тихо зашел в спальню, не включая света, разделся, потом принял душ. Флер уже спала, она свернулась в постели, как маленький котенок, ищущий заботы и нежности, ее волосы разметались по белой подушке, а сбитое покрывало лежала у нее в ногах. Роберт скинул халат, опускаясь рядом с ней. Флер прижалась к нему, положив голову к нему на грудь, Роберт вдохнул аромат роз, и погрузился в сон.
Под утро он разбудил ее своими бесстыдными ласками, он овладевал ей так, будто изголодался по женской плоти. Он всегда хотел ее, а она всегда соглашалась с его желанием и неуемным аппетитом, беспрекословно притворяя все его фантазии, и сама подливая масло в их котел страсти. Именно таким она его любила – ненасытным зверем. Роберт откинулся рядом с ней по простыни, замечая ее смущение и недоумение. Он погладил ее по волосам, пытаясь понять, что ее тревожит.
- Что случилось, Флер?
- Я так молода, я даже не знаю, справимся ли мы с трудностями. Роберт, я жду ребенка, - Флер облегчено вздохнула.
- Ну, что ты девочка, конечно, мы справимся. Все будет хорошо, моя дорогая, - он провел пальцами по ее спине, - не переживай.
- А ты рад? – она заглянула в его глаза.
- Очень, правда рад, - он поцеловал ее в шею, - не переживай. Я очень люблю тебя.
- Я тоже очень люблю тебя, - но почему-то чувство горечи ненадолго овладело ею, на минуту ей показалось, что все не так будет прекрасно, как им кажется, что-то должно произойти с их семьей. Но чувство это было недолгим, как цветение сакуры, всего лишь один миг.
₪
Апрель 1955.
- Боже, какая она красивая, - Роберт прижал новорожденную дочь к груди, - как принцесса.
- Прости, что не сын, - разочарованно сказала Флер, - я так хотела подарить тебе сына, - она надула губки, - наверняка, из Ирландии придет письмецо, что сыновья Виктора только и способны рожать девчонок.
- Да, к черту их, - отмахнулся Роберт, - какая разница. И какое нам дело до них?
- Не знаю, - протянула Флер, - она похожа на тебя.
- Нет, на маму, - возразил Роберт, - ты подумала, как мы назовем нашу дочь?
- Честно нет, хотя да, - тут же исправилась Флер, - мне нравиться история первой хозяйки Аллен-Холла.
- Хочешь нашей дочери раннюю смерть, - передразнил ее Роберт.
- Нет же, что если производное имя Бетти? - предложила Флер.
- Бетти? Немного простовато, но мне нравиться, Бетти… - Роберт замолчал, думая, какое предложить второе имя, - Бетти Франческа?
- О, дорогой, ты просто сказочник, - он чмокнул ее в губы, отдавая ребенка, - моя Бетти. Знаешь, мне сказали, что она будет непременно певицей, она так орала, когда родилась.
После появления внучки на свет Хомсы приехали домой, Диана прошла в кабинет, доставая гадальную колоду из выдвижного ящичка, ей безумно захотелось заглянуть в будущее своей семьи. Последний раз она заглядывала в карты, предсказав беды, обернувшиеся им кризисом и войной. Что же их ждало сейчас? Бетти, как и Виктор, озаряла одна и та же звезда, ее ждала удивительная судьба, и важная роль в их семье, этой девочки с самого рожденья благоволи звезды. Потом выпала еще пару карт, смысл которых Диана поняла не сразу.
Диана испугалась, откинув в сторону карты. Их ждали странные времена. Времена триумфа и трагедии, тесно идущего успеха с горестями. Нежели, всю жизнь их будут преследовать беды? И что все это значило? Что значили два слова – триумф и трагедия для их семьи? Новую боль, радость побед? Или успех в карьере, и трагедию в личной жизни? Этого карты ей не могли сказать. Осталось только принять свою судьбу, какой печальной бы она не была.
Оглавление
[1] Буквально Зеленые Холмы.
[2] Лондонская премьера 1932 года.
[3] Героиня германского фильма «Голубой ангел» 1930 года в главной роли с Марлен Дитрих.
[4] Героиня Марлен Дитрих голливудского фильма 1931 года «Обесчещенная»
[5] Здесь имеется в виду арабские завоевания.
[6] Подразумевается Реконкиста 14 – 15 вв. и Гражданская война 1808 – 1809 годов.
[7] Здесь имеются в виду большевики и СССР.
[8] Изречение Уинстона Черчилля.
[9] В июне 1935 года были выборы, где победили консерваторы, Болдуин стал премьер-министром.
[10] Здесь имеется в виду военно-морской договор о равенстве флотов заключенный между Англией и Германией в июне 1935 года, отчасти договор тайный.
[11] Сэр Эрик Фипс (27 октября — 1945) - дипломат Великобритании, посол в Берлине с апреля 1933, до мая 1937 года.
[12] Глава Народного Фронта в Испании, куда вошли все левые и правые партии, в том числе и коммунисты.
[13] Хосе Диас – лидер Коммунистической партии Испании.
[14] Имеется в виду знаменитая речь Хосе Диаса в Мадриде 2 июня 1935 года.
[15] Супруга Хосе Диас, известна под партийной кличкой Пасионария - «Пламенная».
[16] Северная часть современного Марокко, колония Испании.
[17] Школа для девочек в Лондоне.
[18] Школа для девочек в Кенте, основанная в конце 19 века.
[19] Здесь имеет место вымысла, так как Офелию играла другая актриса.
[20] Художественный руководитель Олд-Вик.
[21] Франко отказался передать испанскую добывающую промышленность под контроль немцев, а Гитлер в ответ на это прекратил поставки националистам германского оружия.
