мирного времени.
Хочу в связи с этим рассказать о некоторых событиях первых лет моей службы в войсках.
В конце весны 1932 года, будучи младшим врачом 33-го стрелкового полка 11-й стрелковой дивизии, я неожиданно получил предписание явиться на стажировку в войсковую часть, дислоцировавшуюся в Наро-Фоминске. Она оказалась механизированной бригадой имени К. Б. Калиновского. С группой военврачей я приступил к изучению танковых ьойск и их боевого применения. На меня и моих товарищей произвели ошеломляющее впечатление танкетки и танки, их маневренность, подвижность и огневая мощь. Это было такое усиление «царицы полей» — пехоты, о котором можно было только мечтать. Я знал кое-что о танках, принимавших участие в боях конца первой мировой войны, да и в гражданской войне, но те обладали малой скоростью. Увиденные же теперь боевые машины показались нам куда более выгодными во всех отношениях, чем «тачанки-ростовчанки», которые были грозным оружием в конце гражданской войны.
В бригаде были созданы все условия для того, чтобы мы как можно больше узнали о новом и могучем роде войск. По окончании стажировки я возвратился в Ленинград. Но стрелковый полк, в котором я служил младшим врачом, к моему удивлению, оказался в Детском Селе. Там я разыскал штаб, но никого из прежнего медицинского и строевого начальства не обнаружил. Мне предложили обратиться к начальнику штаба Н. Е. Алексееву, который временно исполнял и обязанности командира полка. Я был немедленно им принят. Он пожал мне руку, предложил сесть и, улыбаясь, сказал:
— Ну вот, как говорится, гора с горой не сходится, а человек с человеком… — Встретив мой недоуменный взгляд, начальник штаба полка спросил: — Разве вы меня не помните?
— Извините, пожалуйста, если запамятовал, — сказал я. — В тридцатом году в Урюпинских лагерях довелось мне встретиться с командиром кавполка, фамилия которого была Алексеев. Но встреча была настолько мимолетной, что лицо его не запомнилось. Единственное, что осталось в памяти, — это бритая голова, как у вас, и орден Красного Знамени на груди.
Мой собеседник рассмеялся:
— Так я же это и был, я…
Конфуз, конечно.
Тогда в его полку я проходил стажировку, бывал на учениях, часто заканчивавшихся кавалерийскими атаками, когда врачи-стажеры только за умение держаться в седле с готовностью принимались в среду командного состава полка как равноправные его члены. Там умение врача ездить верхом, как ни странно, ценилось куда выше, чем его медицинская подготовка. Поэтому новички, подобные мне, были в поле зрения командования полка и командиров эскадронов. Так что не случайно Никифор Ефремович Алексеев запомнил меня и узнал спустя два года.
Он сказал, что я назначен врачом 1-го танкового батальона, но должен исполнять обязанности начальника медицинской службы 32-й механизированной бригады 11-го механизированного корпуса, созданного в результате реорганизации 11-й стрелковой дивизии в период моей стажировки.
В скором времени прибыл комбриг Владимир Иванович Подшивалов. На петлицах у него был ромб. Человек плотного сложения, круглолицый, строевой командир и по внешности, и по своему внутреннему складу, он имел прямолинейный и открытый характер, был, как говорится, весь на ладони, В бригаде его побаивались, но и уважали за справедливость.
Вспоминается, как Владимир Иванович выступал с докладом о первой годовщине со дня создания корпуса. Корпус, как следовало из доклада, сформирован для развития тактического успеха в оперативный. Войдя в прорыв, он в состоянии предупредить занятие тылового рубежа не только отходящими войсками противника, но и его резервами, которые, не ожидая встретить сильного противника, окажутся застигнутыми врасплох и не в состоянии будут организованно сопротивляться. А внезапность, быстрота и решительность действий обеспечивают победу. Но для этого, продолжал Подшивалов, нужно обладать искусством вождения танковых соединений, которое должно основываться, с одной стороны, на большой проходимости, высокой подвижности, маневренности и огневой мощи танков, с другой — на умении выбрать важнейшие объекты разгрома и уничтожения, потеря которых подрывает оборону противника. Ввязываться частям и соединениям корпуса в бой для решения частных тактических задач недопустимо, за исключением тех случаев, когда объект хотя и не предусмотрен планом, но разгром его важен для решения главной задачи корпуса. «Мы этим искусством, — заключил докладчик, — пока что не владеем, но должны и будем владеть. Однако время не терпит, попусту его терять нельзя».
Я проникся к комбригу уважением, видел в нем человека, во многом не похожего на других людей, уравновешенных, спокойных, но не принимавших близко к сердцу ни человеческих радостей, ни их горестей. Нет, они не безразличны к окружающему, не эгоистичны. Ведь вопросы личных благополучия и успехов небезразличны многим людям. Суть в том, насколько они выражены и как отражаются на отношении к
