Снежный сейнер барахтался среди нагромождения волн, обходя наиболее высокие из них, задирая нос к небу, а после скользя с очередного гребня вниз. Паруса, то ловившие, то теряющие ветер, трещали и выли, под стать вьюге, кружащей до самого горизонта. Ещё немножко, и тройная ткань, нашитая поверх выдубленных шкур, могла не выдержать, и тогда команде пришлось бы несладко.
— Лево руля! Ещё левее! Право! Ещё правее! — кричал осипшим голосом помощник шкипера, висевший с линзовой лампой в штурманской люльке над самой поверхностью моря.
Сам шкипер, ставший за штурвал, не пытался угадывать, что там, впереди, в свистопляске снега и ветра, всё было тщетно, он не мог различить даже фигуры матросов, которых швыряло от борта к борту. И ловцы снейков тоже выскочили на палубу, помогая команде управлять парусами.
— Лево! На пятке влево! — срывая голос, будто лопались струны мандолины, фальцетом взвился помощник.
На пятке — это значит разворот на месте, резкий, до стона парусной оснастки, до вскрика обшивки. Рискуя поломать опорные дуги, соединяющие корпус сейнера с корабельными сноубордами, шкипер крутанул штурвал, понимая, что просто так помощник не завизжал бы, будто резаный подсвинок. Наверняка там, в двадцати-двадцати пяти шагах перед ними, — дальше помощник вряд ли мог что-либо увидеть, — оказалось непреодолимое препятствие, волна, на которую нельзя вскарабкаться, и которую не получится взрезать форштевнем. Ведь сейнер — не торговый галеон, прокладывающий широким лбом дорогу там, где застрянут другие суда. Хотя, конечно, ближе к краю света, где волны встают высотой до неба, а после рушатся за край, не пройдет ни галеон, ни сам морской дьявол, там заканчивался мир, и начиналась Великая Бездна.
— Что у тебя, Вейвул? — крикнул шкипер, желая узнать, какой беды они избежали.
Ведь в море встречается разное. Большие волны опасны, но есть вещи и похуже. Провалы, — когда посреди морской глади вдруг открывалась ложбина, уходящая вниз и вниз, выкарабкаться из которой потом очень непросто. Движущиеся волны — а такое шкипер видал не раз на своём веку, — когда море вдруг приходит в движение, и волны начинают гулять, будто ожившие белые существа, и тогда — кричи — не кричи, ворочай штурвал или нет, а главным окажется везение, у кого побольше — тот и выкарабкался. Везение, да корабельная прочность. А ещё близость берегов.
Шкиперу доводилось узнать движущиеся волны дважды. Первый раз при перевозке строевого леса, но тогда их лишь задело неожиданное пробуждение моря, и вышло даже лучше, потому что пришли в порт на день раньше. Правда, страху натерпелись, но это ничего. А второй раз испугаться не успели. Шхуна перевернулась набок, и стала тонуть, погрузившись в море вначале наполовину, затем на три четверти, удержавшись на втором сноуборде, а первый под тяжестью корабля ушел вниз. До земли была верная неделя пути, но шкипер предпочел провозиться две недели, вызволяя шхуну из морского плена, и старания его увенчались успехом. Дождавшись устойчивого свежего ветра, они запустили вспомогательный парус — огромного воздушного змея, и кое-как сумели вытащить увязший корабль и отправиться домой. В общем, разное происходило на море, и не все могли похвастать удачей.
В конце-концов, когда годы тяжким балластом накопились в душе и в сердце, шкипер решил найти местечко поудобней, и нанялся во флотилию снежных сейнеров, добывать снейков и зеленелу, и всё прочее, что случается добыть в море. Казалось, здесь спокойней. Кораблик ему достался что надо, — не норовистый новик, которому ещё притираться и притираться бортами к морю, и не старая лохань, плохо слушающаяся штурвала и постоянно жалующаяся на судьбу, а вполне проверенный, зацелованный штормами и морем «Пеликан». С высокой мачтой, хрустящими парусами, добротными бортами, проклепанный медными скобами, и полуторными сноубордами, способными не только нести сейнер по морю, но и служить запасниками для улова. Вот только и здесь спокойной жизни не оказалось. Потому что стаи снейков постоянно мигрировали, вынуждая рыболовов уходить вслед за ними всё дальше и дальше от берега.
— Вернусь с лова, брошу всё, уйду на покой! — в сердцах говорил шкипер каждый раз, когда сейнеры снаряжались для выхода в плавание.
Он уже и местечко присмотрел — на вершине холма, что возвышался над грузовой гаванью. Там, в окружении высоких сосен, можно поставить крепкую хижину, не боящуюся ни вьюг, ни града. А в погребке держать наготове пару бочонков темного эля, который приятно потягивать из высоких глиняных бокалов у горящего очага, травя байки со старыми моряками, сошедшими на сушу, или же просто слушать завывание ветра в трубе. И вот тогда пусть стучат в закрытые ставни хоть все-все ветра и все снега мира, но он им не
24 июля 1971 г.
