реанимации, раз положили вместе с мужиком. Эта информация была для меня тоже новой и интересной. Присутствовало лёгкое удивление, что зная названия окружающих предметов — их сути и назначение, я ощущала их так, как будто вижу в первый раз. Почему я тут? Что случилось со мною?
Ничего не помню. Совсем ничего! В голове пусто как в барабане. Мама дорогая, что со мной? Мама? Какое тёплое слово — мама… Приподнимаю голову с подушки… Судя по всему, при наличии двух ног, двух рук, и предположительно — одной головы, я вся на месте. То, что я женщина — судя по наличию груди, это тоже очевидно. И больше ничего не помню. Хотя, это не особо принципиально. Ощущала я себя достаточно хорошо, вестибулярный аппарат работает удовлетворительно. А что они мне тут капают? Выдернув иглу из вены, машинально лизнула — глюкоза. Глюкоза — сладкое слово… Ясно, внутривенное питание. Но вот судя по моему состоянию, мне необходимо что-то посущественнее. Руки как спички, рёбра выпирают. Нужно найти столовую или кухню, теперь бы подкрепиться обычным способом. Если не дадут поесть, съем доктора или медсестру. Ну, или санитарку. Шучу!
Шутка — какое смешное слово. И какой прекрасный день — каждое новое слово, рождающееся в моём сознании, приносило массу удовольствия.
Машинально сдёрнула с кровати простынь и обернула вокруг себя. Не знаю зачем, голое тело не вызывало у меня дискомфорта. Но появилось понимание, что так будет правильно.
Вышла, в коридор, осмотрелась по сторонам. Несколько человек обернулось в мою сторону и с удивлением на меня смотрели. Вот кто-то взволнованно стал звать врача, размахивая руками. Смотрят, но подходить не торопятся, в стороночке жмутся. Неужели я такая страшная? Или имеется другая причина?
И кушать очень хочется. Не есть же того мужика, который вместе в палате лежал, весь на растяжках и в бинтах как мумия? Вот досталось, бедолаге.
Подбежавшая ко мне женщина, судя по халату медсестра, стала усиленно тащить меня обратно в палату. Ну, я понимаю, что у вас счастье привалило — я 'пришла в себя, радость-то какая', но мне очень и очень сильно хочется есть. О чём я категорически заявляю. Разговаривать — это тоже очень приятно. Поступило предложение пройти обратно в палату и подождать там, пока принесут еду. Что, кашку? Разумеется, я буду кашку. Мне, пожалуйста, большую порцию — можно даже вёдерную кастрюльку с кашей, и побыстрее. Ладно, уговорили, ведите в палату — каталку не нужно, я сама дойду. А вот и врач бежит, тоже видимо ко мне.
— Зачем вы встали, пройдите в палату! Осторожнее, пожалуйста, тут порожек. Надо же, никто не верил, что вы очнётесь. Вот ваши родители обрадуются.
Под белые и очень тощие рученьки меня наконец-то вернули в палату, уложили на кровать. Задёрнули штору, где лежал перебинтованный мужчина, отобрали у меня простыню, и доктор тут же начал меня ощупывать и обстукивать, задавая вопросы о моём состоянии. Через пять минут я не выдержала.
— Доктор, если меня сейчас не накормят, я встану снова и пойду искать кухню. И никто меня не удержит.
— Не волнуйтесь, пожалуйста, больная. Сейчас всё принесут. Обед уже закончился, поэтому, придётся подождать. Да и нельзя вам сейчас много. Всё-таки, за столько времени ваш желудок атрофировался и не способен принимать пищу.
— За сколько времени?
— Знаете, ваше состояние удивительно. Я бы сказал, это чудо! Похудели, разумеется, но я вижу положительную динамику.
— Доктор, вы не ответили. За сколько времени? Сколько я уже тут лежу?
— Вы только не волнуйтесь, времени прошло достаточно, но как вы видите, всё в порядке. И…
— Доктор, я совсем не волнуюсь, — фыркнула я. Попытки врача уйти от ответа, меня слегка забавляли, разговор доставлял удовольствие, — Я прекрасно себя чувствую. Слабость небольшая и очень сильное чувство голода. В остальном — всё в порядке. Не уходите от ответа. Вдруг я и вправду, начну волноваться, и может наступить криз. Вы этого добиваетесь?
— Что вы, что вы! — ага, зацепило как его, заволновался. Но судя по вильнувшим влево глазам, хотел соврать, — Вы у нас уже чуть более четырёх месяцев, только пожалуйста не волнуйтесь.
— Волноваться? Да с чего бы это, — я пожала плечами, — Ну четыре месяца, ну и что? Поверьте, меня больше волнует сейчас, когда принесут обещанную еду.
Как раз в это время в палату вкатилась кругленькая санитарка, судя по халату. Ну и что это они мне тут предлагают? Вот мать вашу, благодетели. Две столовых ложки жидкой овсянки и пол стакана — чего? Это компот? Я думала, кто-то нассал в стакан. Ладно, я вас предупреждала.
Попытавшийся меня удержать, врач отлетел в сторону. Туда же отправилась и нерасторопная санитарка. Вроде ничего никому не сломала, отбросила их с дороги аккуратно. А теперь ищем кухню. Веди меня мой нос — веди меня мой талисман. Ух ты, почти стихи, да я талант!
Мой поход на кухню, наверное, войдёт в анналы истории этой больницы. Как же, как же. Провалялась дохлой тушкой в коме несколько
