КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Воздушная война над СССР. 1941 [Геннадий Васильевич Корнюхин] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Геннадий Корнюхин Воздушная война над СССР. 1941


Предисловие

К сожалению, в советское время история Великой Отечественной войны так и не была написана должным образом. Вначале, вероятно, людям не хотелось вспоминать этот четырехлетний кровавый кошмар, еще свежий у всех в памяти, а в 60-е и особенно в 70-е годы прошлого века новое поколение партаппаратчиков превратило, по-существу, военную историю в набор идеологических штампов. Чрезмерно освещалась роль политработников в военных действиях, упор делался на победы в сражениях и подвиги советских солдат, а о том, какой ценой эти победы достигались, а тем более о поражениях, предпочитали умалчивать. Таким образом, в истории Великой Отечественной войны образовались многочисленные «белые пятна», которые теперь, когда в живых осталось не так уж много настоящих участников этих событий, уже трудно заполнить. Все это в полной мере относится и к боевым действиям советской авиации, в первую очередь в начальный период 1941 и 1942 годов. Нужно заметить, что в СССР по этой теме был издан Министерством обороны всего лишь один общий труд под названием «Советские военно-воздушные силы в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», но, несмотря на целую страницу фамилий редакционной комиссии и авторского коллектива, он дает весьма слабое представление о ходе воздушной войны в целом. Поэтому для тех читателей, кто интересовался историей авиации, оставалось лишь изучать литературу мемуарного характера и отдельные журнальные статьи, а у остальных, благодаря советским кинофильмам о войне, сложилось расхожее мнение о том, что в 1941 году немцы безраздельно господствовали в воздухе, в результате чего советские ВВС почти не играли никакой роли в сражениях. Последней точке зрения способствовал в 90-е годы хлынувший на рынок поток западной военной литературы, преимущественно низкопробного характера, безудержно восхвалявшей «подвиги» асов люфтваффе на Восточном фронте. С другой стороны, длинные списки воздушных побед немецких летчиков сразу же стали предметом острой полемики в печати, что в свою очередь привело к появлению настоящих исследований, посвященных боевой деятельности советской авиации в военные годы. Первой ласточкой стала статья Игоря Гуляса «Победы советских летчиков первого дня войны», опубликованная в журнале «Аэрохобби».

В настоящее время издан уже целый ряд журнальных статей и книг на эту тему, касающихся различных сражений и этапов Великой Отечественной войны. Пожалуй, основным недостатком многих этих безусловно интересных работ является попытка увязать советские данные о боевой эффективности авиации с немецкими цифрами, заимствованными из западных источников и, в частности, из Интернета. А отличаются они как небо от земли, как будто советские и немецкие летчики воевали на двух разных войнах. Секрет здесь, вероятно, в том, что если в СССР о чем-то просто умалчивали, то на Западе занимались откровенными подтасовками и ложью, в чем немалую роль сыграла продолжающаяся до сих пор «холодная война». Некоторые немецкие цифры потерь и побед взяты напрямую из пропагандистских сводок ведомства Геббельса. На их основе некоторые современные авторы в угоду своему политическому мировоззрению стремятся принизить роль советской авиации в войне, доказывая с пеной у рта, что все ее успехи не подтверждаются «немецкими официальными документами». Любопытно, что согласно этим «официальным документам» немцы на протяжении всего периода военных действий несли минимальные, по-существу мизерные потери. Остается непонятным только, почему в таком случае, сохранив почти в целости свою армию и боевую технику, они проиграли войну.

Представленная книга написана преимущественно по материалам советских источников, в частности, в ней широко использованы журнальные публикации и мемуары советских летчиков и военачальников. Она разбита на несколько глав, в которых описан ход военных действий авиации обеих воюющих сторон в хронологическом порядке. Главная задача этой книги заключается в том, чтобы показать, что советские летчики, невзирая на многочисленные трудности первого, самого тяжелого периода Великой Отечественной войны, мужественно сражались с врагом от первого и до последнего дня и их поражения и победы неотделимы от общих неудач и успехов Красной армии.

Глава 1. Противостояние

Версальский договор, заключенный после окончания Первой мировой войны, запрещал Германии иметь военную авиацию, однако уже в 1926 году немецкие дипломаты добились значительного успеха, склонив своих бывших противников к подписанию конвенции, разрешавшей Веймарской республике строить пассажирские и учебные самолеты. В результате в стране появились новые перспективные авиационные заводы, а учебные центры и авиакомпания «Люфтганза» приступили к массовой подготовке летчиков. До 1933 года в Германии на учебных и спортивных самолетах было подготовлено около 4500 пилотов. Из-за границы вернулись на родину известные авиационные конструкторы Эрнст Хейнкель, Клаус Дорнье и др., временно работавшие ранее в Турции, Италии, Швеции и Швейцарии. Приступив к разработке новых самолетов, они уже в то время учитывали возможность их военного применения.

После прихода к власти Гитлера на волне «антикоммунизма», Германия с молчаливого согласия союзников нарушила основные статьи Версальского договора и начала вновь восстанавливать военную промышленность. Большое внимание уделялось производству самолетов, и уже в декабре 1934 года численность немецких ВВС составила 1888 машин, из которых 584 были боевыми. В марте 1935 года канцлер Гитлер официально заявил о создании люфтваффе, а через три дня после этого сообщения правительство Германии опубликовало декрет о введении в стране всеобщей воинской повинности.

Когда вспыхнула Вторая мировая война, в немецких ВВС имелось 4405 различных военных самолетов, в том числе 1180 горизонтальных бомбардировщиков, 366 пикирующих бомбардировщиков, 40 штурмовиков, 480 двухмоторных истребителей и 771 одномоторный.

К началу 1941 года Германия располагала уже весьма развитой авиационной промышленностью, включавшей в себя 135 самолетостроительных и 35 моторостроительных заводов. Кроме того, не следует забывать, что на Германию в то время работали также предприятия оккупированных фашистами европейских стран, в том числе еще 57 самолетостроительных и 17 моторостроительных заводов. Перед нападением на СССР в люфтваффе имелось 10 980 боевых самолетов, находившихся в строевых частях. Причем устаревшая и потрепанная в боях техника списывалась, передавалась в учебные подразделения и части люфтваффе второй линии.

Основное внимание немцы уделяли строительству бомбардировщиков, которые должны были уничтожать стратегические объекты и узлы обороны противника. Летом 1941 года в бомбардировочных эскадрах люфтваффе находились на вооружении преимущественно двухмоторные самолеты, такие как Дорнье Do 17, Хейнкель Не 111 и Юнкере Ju 88 со скоростью полета 400–450 км/ч. Все они прошли испытания в боевых условиях и были модернизированы с учетом полученного опыта. В первую очередь их главной особенностью стала так называемая «кабина полного обзора» в передней части фюзеляжа, в которой располагался весь экипаж и монтировалось оборонительное стрелковое вооружение. В результате значительно упрощалось взаимодействие членов экипажа в полете, а в случае ранения каждому из них можно было легко оказать медицинскую помощь.

Бомбардировщик Do 17Z с двумя звездообразными моторами «Брамо» мощностью по 1000 л.с. отличался разнесенным вертикальным оперением и довольно узким фюзеляжем, из-за чего его бомбовая нагрузка не превышала 1000 кг. Поэтому еще перед началом войны в Европе конструкторы фирмы «Дорнье» предприняли попытку радикально улучшить технические характеристики этого самолета. Они оснастили его двумя 1550-сильными двигателями BMW 801 и увеличили сечение фюзеляжа. Новый бомбардировщик, обозначенный в серии Do 217Е-1, развивал максимальную скорость 516 км/ч и мог нести груз бомб общим весом до 2000 кг. Первые такие машины вошли в состав группы II/KG 40 в марте 1941 года.

Таблица 1. Летные характеристики основных самолетов люфтваффе в начальный период Великой Отечественной войны.

Достоинствами Не 111 являлись хорошая живучесть в бою и мощное оборонительное вооружение, состоящее из 6–7 пулеметов. Однако скорость самолета уже в 1941 году оставляла желать лучшего из-за его значительных размеров и, соответственно, большого аэродинамического сопротивления в полете. Один из наиболее распространенных вариантов самолета, Не 111Н-4 образца 1940 года, оснащался двумя моторами жидкостного охлаждения Jumo 211 мощностью по 1200 л. с. и развивал на высоте 6000 м максимальную скорость 415 км/ч. В годы войны Не 111 использовался как бомбардировщик, транспортный самолет и буксировщик планеров. Его выпуск продолжался вплоть до начала 1945 года.

Юнкере Ju 88 стал самым массовым бомбардировщиком фашистской Германии, построенным в количестве около 15 000 экземпляров. Изначально он разрабатывался в качестве самолета, предназначенного для бомбометания с пикирования, и поэтому имел тормозные решетки под крылом и автомат ввода и вывода из пикирования. Бомбовая нагрузка Ju 88 составляла 2500 кг, в том числе 1000 кг бомб располагалась на четырех внешних подкрыльевых подвесках. Первый вариант машины, Ju 88А-1, получил боевое крещение 26 сентября 1939 года, когда четверка самолетов этого типа атаковала британские военные корабли в Северном море. В течение «битвы за Англию» быстро выяснилась слабость оборонительного вооружения Ju 88А-1, и очередной вариант машины (Ju 88А-4), появившийся в начале 1941 года, оборудовали дополнительными пулеметами и бронеспинкой кресла пилота. Для повышения дальности полета размах крыла увеличили на 1,8 м. В итоге вес самолета возрос на две тонны и, несмотря на установку более мощных двигателей, его летные данные улучшились незначительно. Кроме того, потяжелевшая машина плохо годилась для пикирующих полетов, и на Восточном фронте Ju 88 применялся преимущественно в качестве обычного горизонтального бомбардировщика. На последних вариантах Ju 88 ненужные тормозные решетки под крылом демонтировали.

Для атак с пикирования у немцев имелся более подходящий самолет, который уже получил печальную известность во время боевых действий в Польше и Франции. Солдаты союзников назвали его «Штукой», а в люфтваффе он носил обозначение Ju 87. В условиях слабой зенитной обороны противника и господства люфтваффе в воздухе этот одномоторный самолет отлично подходил для воздушной поддержки наступающих немецких войск, поскольку обладал высокой точностью бомбометания. Командующий польской армией «Познань» генерал Кутшеба так вспоминал о степени эффективности налетов немецких пикирующих бомбардировщиков на польские соединения: «Всякое передвижение частей, всякое скопление войск и все дороги, по которым шли солдаты, подвергались уничтожительному огню с воздуха… Это был настоящий ад на земле. Мосты были разбомблены, переправы обстреливались, зенитные орудия и часть артиллерии были выведены из строя… Сопротивление становилось бессмысленным и продолжение войны грозило тем, что территория страны могла быть превращена в сплошное кладбище, так как средства ПВО были полностью уничтожены огнем с воздуха». По схеме Ju 87 представлял собой двухместный одномоторный моноплан с крылом типа «обратная чайка». Его характерным признаком было закрытое большими обтекателями неубирающееся шасси. Бомбовая нагрузка размещалась снаружи и обычно составляла одну 250-кг бомбу под фюзеляжем и четыре 50-кг бомбы под крылом. Главными недостатками Ju 87 являлись низкая скорость и слабое оборонительное вооружение. Над Англией в 1940 году «штуки» понесли значительные потери, и поэтому перед нападением на СССР немцы основательно усовершенствовали свой самолет. Они оснастили его новым двигателем Jumo 211F, усилили бронирование и установили в кабине стрелка спаренные пулеметы. Бомбовая нагрузка самолета увеличилась до 1000 кг.

Стандартным истребителем люфтваффе в конце 30-х годов был моноплан Bf 109. Первый полет он совершил в сентябре 1935 года, а в следующем году получил боевое крещение в Испании. Первые варианты Bf 109 с двигателем Jumo 210 не слишком отличались по летным качествам от основного своего противника — И-16, но уже вариант Bf 109Е с мотором DB 601 мощностью 1050 л. с. превосходил по скорости И-16 почти на 100 км/ч и безраздельно господствовал в испанском небе. Достоинствами цельнометаллического Мессершмитта Bf 109Е были сравнительно небольшой взлетный вес, весьма мощное вооружение (на Bf 109Е-3 установили две 20-мм пушки и два 7,92-мм пулемета), а также легкость в управлении. Советский летчик-испытатель Игорь Шелест, облетывавший в 1940 году этот самолет в НИИ ВВС, отмечал: ««Срубленные» будто бы грубо, угловатые, длиннохвостые немецкие машины имели много новшеств и в воздухе оказались простыми и послушными. Надо было видеть редкое противоречие: летчик-испытатель огорчается машиной, которая ему нравится!». Конструкция Bf 109 была хорошо продумана с технологической точки зрения. Самолет собирался из отдельных агрегатов, которые быстро заменялись в полевых условиях! Например, консоли крыла крепились к центроплану всего в трех точках. Шарнирное соединение моторамы допускало легкую замену двигателя. Взлетно-посадочные характеристики самолета также были на высоте, хотя непрочное шасси с узкой колеей не позволяло базироваться на плохо подготовленных полевых аэродромах. Bf 109Е с успехом использовался в боях над Польшей, Францией и Англией, однако к началу войны с СССР немцы разработали очередные его модификации и постарались оснастить ими большинство летных подразделений. В июньских сражениях 1941 года приняли участие около 440 истребителей Bf 109F-1 и F-2, внешне отличающихся от предшественника более обтекаемой носовой частью фюзеляжа и закругленными законцовками крыла. Советские пилоты нередко называли новые незнакомые варианты «мессершмитта» — Не 113, пугая их с широко разрекламированным самолетом фирмы «Хейнкель». Bf 109F-2 оснащался двигателем DB 601N мощностью 1200 л. с. и развивал скорость 585 км/ч на высоте 6000 м. Для улучшения маневренности крыльевые пушки у него убрали, а вместо них установили одну пушку в развале цилиндров мотора.

Всего для участия в операции «Барбаросса» Германия сосредоточила у границ с СССР огромные силы. В их состав входило 3604 боевых самолета (см. таблицу 2), в том числе 1259 бомбардировщиков, 1025 одномоторных и 93 двухмоторных истребителя, а также около 300 разведывательных машин дальнего действия. Не остались в стороне и страны-союзницы Германии в надвигающейся войне, стремившиеся внести свой вклад в борьбу с «коммунизмом».

Наибольшие силы для военных действий против Советского Союза выделила Румыния. Гитлеровское руководство заранее рассчитывало на румынскую военную помощь и в счет этого поставило государству некоторое количество военных самолетов, а в Германии прошли соответствующую подготовку почти 1500 румынских специалистов ВВС. Следует отметить, что Румыния имела и собственную авиапромышленность, выпускавшую многоцелевые бипланы IAR-38/39 и вполне эффективные истребители-монопланы IAR-80. В июне 1941 года в румынских частях ВВС первой линии числилось свыше 500 боевых самолетов, из которых большую часть планировалось использовать для нападения на СССР. В состав Боевой авиационной группировки под командованием генерала Челэряну, специально созданной для военных действий на Восточном фронте, вошли 1-я и 2-я бомбардировочные флотилии (11 эскадрилий бомбардировщиков, в том числе 23 самолета Не 111Н-3, 14 самолетов Савойя-Маркетти S.M.79, 12 PZL 37 «Лось» и 14 «Потез-633»), 1-я истребительная флотилия (8 эскадрилий самолетов, в том числе 30 Bf 109Б, 23 Не 112В и 24 IAR-80) и 2-я разведывательная флотилия (5 эскадрилий самолетов, из которых одна оснащалась «бленхеймами» Mk I, а остальные — легкими бомбардировщиками IAR-37/38 и F-10G). Кроме того, еще около 50 самолетов были приданы армиям, и в случае необходимости планировалось привлечь к боям отдельные подразделения 2-й и 3-й истребительных флотилий, оснащенных самолетами PZL P.11F и Р.24Е, а также 53-ю эскадрилью «харрикейнов» Mk I. Всего румыны могли выставить против Советского Союза около 150 истребителей, примерно 70 бомбардировщиков, около 100 легких многоцелевых машин и 17 морских самолетов. В оперативном отношении румынская авиагруппировка должна была взаимодействовать с 4-м воздушным флотом люфтваффе.

К войне с СССР готовились также финские ВВС, располагавшие в июне 1941 года 559 самолетами. Для взаимодействия с 5-м воздушным флотом Германии финское командование планировало выделить около 300 самолетов, преимущественно истребителей. Подобно румынским, финские истребительные подразделения имели на вооружении самую различную боевую технику. Здесь были несколько десятков машин Фоккер D.XXI голландской и финской постройки, 38 самолетов Брюстер 239 «Буфалло» из США, 30 британских «гладиаторов» и небольшое число «харрикейнов», итальянские Фиаты G-50 и американские Кертисс «хауки» 75. Бомбардировочные труппы оснащались британскими «бленхеймами», норвежскими «рипонами» и «ховерсами». Восстановили финны и несколько советских самолетов, захваченных в приемлемом состоянии во время «Зимней войны».

Таблица 2. Силы немецких ВВС 22 июня 1941 года на советско-германской границе.

Венгрия присоединилась к тройственному пакту в ноябре 1940 года, и ее войска приняли участие в оккупации части территории Югославии. Однако по отношению к СССР венгерское правительство вначале придерживалось нейтралитета, хотя главное командование армии и лично регент вице-адмирал Хорти занимали прогерманскую позицию. Для вступления в войну требовался формальный повод, и он появился уже 26 июня 1941 года, когда три неизвестных бомбардировщика сбросили бомбы на город Каша, в результате чего погиб 31 человек, в т. ч. 7 мирных граждан. Виновным сразу был признан Советский Союз, и, не дожидаясь итогов расследования, на следующий день венгерская авиация начала боевые действия с налета на город Станислав (ныне Ивано-Франковск). В настоящее время наиболее вероятной является версия, что эту провокацию организовали немецкие службы, а исполнителем выступили румынские ВВС, предоставившие для налета на венгерский город три самолета PZL 37 «Лось».

Перед началом войны в рядах ВВС Венгрии находилось 536 самолетов, в том числе 363 —в первой линии. Основу истребительных подразделений составляли итальянские бипланы Фиат CR.32 и CR.42 (около 100 машин, поделенных между 8 эскадрильями), а бомбардировочные силы располагали 36 итальянскими двухмоторными самолетами Капрони Ca.l35bis и 35 немецкими Юнкерсами Ju 86К. Разведывательные венгерские подразделения включали в себя около 80 ближних разведчиков WM-21 и Не 46Е, а также 13 дальних разведчиков Не 70К и 2 Не 111Р. Для участия в военных действиях на Восточном фронте правительство Хорти выделило примерно 100 самолетов.

Еще около 100 самолетов для поддержки своего экспедиционного корпуса, сформированного для войны с СССР, предоставила Италия. В состав авиации итальянских экспедиционных сил входили 22-я отдельная истребительная группа (51 самолет Макки МС.200), 61-я разведывательная группа (22 Са.311), 10 транспортных машин SM.81 и некоторое число связных самолетов.

Вскоре после подписания Мюнхенского договора на карте мира появилось новое «независимое» государство — Словакия, которое возникло сразу после того, как в марте 1939 года немецкие войска вошли в Прагу и тем самым упразднили Чехословакию. Одновременно объявила о своей независимости и Карпатская Украина, но здесь получилась небольшая нестыковка, поскольку ее территорию Гитлер уже обещал Венгрии. Кстати, мадьяры претендовали и на словацкие земли, из-за чего в конце того же месяца между Венгрией и Словакией произошел военный конфликт, закончившийся для словаков потерей 12 самолетов и 20-км полосы вдоль границы, включая город Кошице. В благодарность за «независимость» братиславское правительство во главе с Йозефом Тицо оказало военную помощь Германии уже во время ее нападения на Польшу. Из состава словацких ВВС в боевых действиях тогда приняли участие 20 истребителей Авиа B-S34 и 10 разведывательных самолетов S-328. Планируя войну с СССР, Гитлер не собирался привлекать словацкие войска, справедливо считая, что славяне против славян хорошо воевать не будут. Но как только соединения вермахта перешли границу и двинулись вглубь советской территории, Тицо настоял на отправке на Восточный фронт т. н. Подвижной группы из двух дивизий, для обеспечения действий которой были выделены 25 истребителей Авиа В-534 чешского производства, 30 разведчиков Летов S-328 и 9 связных самолетов. Словацкие дивизии двигались во втором эшелоне немецкой группы армий «Юг», и поэтому первый боевой вылет пилоты словацких ВВС совершили только 5 июля 1941 года.

Оккупация Югославии в апреле 1941 года послужила причиной образования двух новых «независимых» государств — Хорватии и Словении. Большее доверие у немцев завоевали хорваты, и им было предоставлено право формирования вооруженных сил и передано 75 % бывших югославских военных самолетов. «Хорватский воздушный легион» для Восточного фронта был создан в июле 1941 года и состоял из двух истребительных и двух бомбардировочных эскадрилий, включавших в себя общим числом около 50 самолетов. Хорватские авиаподразделения входили в состав 4-го воздушного флота люфтваффе, имели немецкую военную форму с нашивками легиона и летали на немецких самолетах Bf 109Е и Do 17Z. После переподготовки в немецких учебных центрах хорватские летчики приступили к боевым действиям в октябре 1941 года.

Численность советских ВВС руководители рейха оценивали приблизительно в 13–14 тысяч самолетов, считая безнадежно устаревшими не менее половины из этих машин. Их боевая мощь, по мнению немецких стратегов, совершенно не соответствовала количеству и снижалась, кроме того, из-за слабой и неэффективной тактики и организации советской авиации. Тем не менее большое число советских самолетов могло существенно помешать успешному ходу кампании, и поэтому наиболее важной задачей подразделений люфтваффе в первый день войны было завоевание господства в воздухе путем нанесения неожиданного удара по аэродромам противника. Для этой цели предполагалось использовать все наличные силы немецких ВВС на Востоке, даже ценой отказа от поддержки наземных войск. И только после уничтожения советской авиации части люфтваффе должны были переключиться на непосредственное взаимодействие с вермахтом.

Неоценимую пользу для люфтваффе в преддверии войны принесли разведывательные полеты над территорией СССР немецких самолетов из «команды» подполковника Теодора Ровеля. Этот авиаотряд был сформирован в 1937 году и первоначально действовал с аэродрома Штаакен, нарушая воздушные границы Советского Союза в районах Крыма и Кавказа. На вооружении «особой команды» находились вначале дальние разведывательные самолеты Не 111 и Ju 86Р, а позднее к ним добавились восемь Do 217А-0. В 1939 году с позволения правительства Хорти отряд переместился на аэродром Будапешта в Румынии и оттуда уже смог летать над Украиной вплоть до Киева и Одессы. Особенно активизировались немецкие воздушные разведчики с осени 1940 года, когда им были предоставлены базы не только в Румынии, но и на территории бывшей Чехословакии, в Венгрии, Финляндии и Польше. С октября 1939 года и до 22 июня 1941 года фашистские пилоты около 500 раз нарушали воздушные границы СССР и безнаказанно вели разведку всех западных районов Советского Союза от Прибалтики до Черного моря. На немецкие карты наносились места расположения советских аэродромов, узловые железнодорожные станции, мосты и инженерные сооружения войск Красной армии. Совсем обнаглели немцы в последние предвоенные недели, когда для ведения разведки привлекались даже вспомогательные и пассажирские самолеты. На последних в качестве пассажиров возили переодетых в гражданскую одежду пилотов и штурманов люфтваффе, на практике осваивавших маршруты будущих боевых вылетов. Нередко такие самолеты совершали «вынужденные» посадки на советских аэродромах в приграничной зоне, и пилоты затем рулили по всей взлетно-посадочной полосе, игнорируя все требования остановить машину в определенном месте. Таким образом определялись типы советских самолетов на аэродроме, точные места их стоянок, расположения ангаров и складов с горючим. После выслушивания дежурных извинений немцев отпускали, и они улетали восвояси уже без всяких приключений. Впрочем, бывали и действительно вынужденные посадки немецких самолетов на советской территории. «Под Барановичами шлепнулся на брюхо «Хейнкель-111», — вспоминал генерал Г.Н. Захаров. — Летчик посадил его так, что самолет был в целости и сохранности. Но поскольку посадка в самом деле была вынужденная и, значит, встреча с советскими представителями заранее не была предусмотрена, немцы сами взорвали самолет раньше, чем наши успели к ним подойти. Взрыв был произведен продуманно: куски «Хейнкеля» разлетелись по полю во все стороны. Однако даже по тем обломкам, которые удалось собрать, нетрудно было установить, что «Хейнкель» был набит разведывательной аппаратурой».

Интересно, что в 1940 году воздушным шпионажем над СССР занимались и англичане с аэродрома Хаббания в Ираке. 30 марта оттуда вылетел двухмоторный скоростной самолет «Локхид 12-А», который пилотировал австралиец Сидней Коттон. Задачей экипажа из четырех человек была воздушная разведка нефтяных месторождений в районе Баку. На высоте около 7000 м «Локхид» сделал несколько кругов над городом, пока аэрофотокамеры заносили на пленку окружающую местность. Еще пару снимков нащелкали с борта самолета обычными фотоаппаратами члены экипажа. Спустя пять дней этот английский самолет без опознавательных знаков появился над Батуми, и в этот раз ему с трудом удалось избежать огня советской зенитной артиллерии. Все сделанные над СССР снимки поступили в распоряжение командований английских и французских вооруженных сил. В их штабах уже в январе 1940 года был разработан план уничтожения бомбардировочной авиацией нефтяных скважин в Баку, Грозном и Батуми с целью разрушения военного потенциала Советского Союза. «Нападение на кавказские нефтепромыслы является наиболее эффективным способом, с помощью которого мы можем нанести удар по России», — заявил начальник английского штаба ВВС маршал Ньюолл. В свою очередь, премьер-министр Франции Даладье предложил одновременно отправить к советским берегам эскадру, чтобы блокировать коммуникации на Кавказе с моря.

План нападения на Бакинские нефтепромыслы появился у англо-французских союзников в сентябре 1939 года, когда Германия развязала войну с Польшей. Его очевидной целью было ослабление военной мощи Советского Союза и попытка направить немецкие армии далее на Восток. Таким образом, Гитлеру предлагалась своеобразная помощь в уничтожении «Советов», если он примет нужное для союзников решение. Союзники также не исключали возможности высадки своих войск на Кавказе для захвата богатой нефтью советской территории. Бакинские нефтяные районы не давали англичанам покоя еще со времен Гражданской войны в России, когда уже осуществлявшиеся планы их колонизации неожиданно потерпели крах.

После начала советско-финской войны у союзников появился и хороший повод для нанесения бомбовых ударов по объектам на территории СССР. Требовалось только определить нужное количество самолетов. Первоначально планировалось отправить на аэродромы Сирии и Ирака три эскадрильи двухмоторных скоростных бомбардировщиков Бленхейм Mk IV. Для промежуточных посадок самолетов предусматривались турецкие аэродромы, о чем была достигнута договоренность с правительством Турции. В последующем бомбардировочные силы можно было быстро нарастить, и даже использовать для нанесения воздушных ударов соединения авианосцев. Возможные жертвы среди советского мирного населения союзников не смущали, также как и возникновение войны с СССР. Позднее английский историк А. Тейлор отмечал: «Для Великобритании и Франции провоцировать войну с Россией, когда они уже находились в состоянии войны с Германией, было настоящим сумасшествием, и это наводит на мысль о более зловещем плане: направить войну по антибольшевистскому курсу, с тем чтобы война против Германии могла быть забыта или даже закончена».

Заключение перемирия между СССР и Финляндией, естественно, не отменило агрессивные планы союзников, и они продолжали их разрабатывать вплоть до того дня, когда немецкие войска вторглись на французскую территорию, но даже и тогда английское руководство все еще лелеяло мечту осуществить эту затею. Лишь когда армия Франции потерпела сокрушительное поражение, а остатки английского экспедиционного корпуса начали улепетывать через Ла-Манш, лондонское правительство, наконец, осознало, что в случае оккупации СССР немцы не только «эвакуируют» союзников с Кавказа, но и наверняка в последующем приберут к рукам Британские острова.

Об англо-французских планах относительно Кавказа советское правительство было осведомлено и поэтому предприняло необходимые меры усиления противовоздушной обороны Бакинских нефтяных месторождений. Туда были переброшены дополнительные зенитные орудия и несколько истребительных авиаполков.

В сложившейся обстановке сталинское руководство стремилось всеми силами отодвинуть войну с Германией хотя бы на несколько лет. В 1939 и в 1940 годах такая война была чревата для СССР боевыми действиями на нескольких фронтах, поскольку на Дальнем Востоке уже вспыхивали локальные военные конфликты, спровоцированные японской военщиной. К японцам и немцам могли добавиться французы и англичане, а на севере постаралась бы урвать свою долю «пирога» небольшая Финляндия. Летом 1941 года международная обстановка для Советского Союза несколько разрядилась, поскольку вышла из игры Франция, была изолирована от европейского континента Великобритания, а Япония и Финляндия зализывали раны после военных поражений. Тем не менее приказ не отвечать на пограничные провокации в советских войсках оставался в силе, так как Сталин продолжал выигрывать время, необходимое для перевооружения Красной армии на новую технику.

В середине 30-х годов воздушный флот СССР по праву считался сильнейшим в мире, и советское правительство, убаюканное превосходством в этой области, несколько лет почивало на лаврах. Но за это время в качественном развитии мировой авиации был сделан значительный шаг вперед, и это отчетливо проявилось уже в 1939 году, когда истребители СССР стали проигрывать воздушные схватки не только с более совершенными Мессершмиттами-109 в небе Испании, но даже и с японскими самолетами в ходе конфликта на реке Халхин-Гол. Требовалось в кратчайшие сроки изменить такое положение дел. К середине 1941 года, ценой больших усилий, были разработаны и запущены в серийное производство все необходимые типы современных самолетов, но гитлеровское командование сорвало план полного перевооружения советских ВВС. Количество новых машин в частях оставалось на низком уровне, и многие пилоты даже не успели их освоить.

Советская военная авиация в преддверии войны насчитывала свыше 17 тысяч самолетов — немецкая разведка сильно недооценила ВВС противника. Западная группировка войск Красной армии имела в своем составе 7133 самолета фронтовой авиации (4200 истребителей) и 1445 морской (763 истребителя). Правда, приблизительно 80 % всей авиации составляли изношенные машины устаревших образцов, и только 1540 самолетов соответствовали требованиям времени. Кроме того, западные рубежи СССР находились в сфере действий дальнебомбардировочной авиации, включавшей в себя 1339 бомбардировщиков, в том числе 1018 исправных.

Основными недостатками большинства наших истребителей являлись низкая скорость, слабое вооружение и отсутствие радиосвязи. Главное внимание в предвоенный период уделялось маневренности самолетов, в основном по той простой причине, что в СССР отсутствовали достаточно мощные и надежные авиационные двигатели. В докладе начальника ВВС Я.В. Смушкевича и военного комиссара ФА. Агальцова от 14 мая 1940 года говорилось: «Основным тормозом в развитии наших самолетов является мотор. Здесь наша отсталость от передовых капиталистических стран очень велика. Моторы М-63, М-88, М-105, которые поступают в серийное производство, — с большим количеством дефектов, ненадежны в полетах, часто отказывают; срок работы этих моторов очень небольшой. Мы просим ЦК ВКП(б) срочно принять меры по улучшению наших моторов и винтов, иначе скорости наших самолетов в ближайшее время могут еще больше отстать от заграничных».

Необходимость пушечного вооружения истребителей стала ясна во время Гражданской войны в Испании, где республиканским пилотам с трудом удавалось сбивать новые немецкие цельнометаллические бомбардировщики с бронированием рабочих мест экипажа и протектированными бензобаками. Тем не менее в советские ВВС продолжали поступать преимущественно самолеты, вооруженные пулеметами ШКАС винтовочного калибра. Разработка крупнокалиберных пулеметов задерживалась. Опытный образец универсального пулемета УБ конструкции М.Е. Березина был принят на вооружение только в апреле 1939 года и на самолетах начал устанавливаться лишь год спустя. Пушкой ШВАК первоначально вооружалось лишь ограниченное количество истребителей, поскольку это оружие отличалось капризностью в эксплуатации и требовало доводки.

Бортовые радиостанции и радионавигационные приборы для советской авиации выпускались до войны в весьма ограниченном количестве из-за слаборазвитой радиопромышленности. Поэтому в истребительных подразделениях приемо-передающие станции невысокого качества устанавливались только на самолетах командиров эскадрилий. Например, в Московском военном округе на 1 января 1940 года из 553 истребителей радиостанциями располагали лишь 43. В воздухе основным видом связи по-прежнему оставались эволюции самолетов (покачивания крыльями) и сигнальные ракеты.

Основными типами советских истребителей перед началом войны являлись самолеты Поликарпова — И-16 и И-153 со звездообразными двигателями воздушного охлаждения. В штурмовых полках оставались еще машины И-15бис, называемые иногда в шутку «бисовыми душами»! Уступая врагу в горизонтальной и вертикальной скорости, они превосходили «мессершмитты» только в боях на виражах. «Чайка», например, полный вираж выполняла всего за 11 секунд (Bf 109F имел время выполнения виража около 20 секунд).

Самолеты И-16 и И-153 имели смешанную конструкцию. Деревянные крылья и хвостовая часть фюзеляжа биплана И-153 с каркасом из сварных труб обтягивались полотняной обшивкой. Деревянный фюзеляж моноплана И-16 обшивался фанерой, а полотняная обшивка использовалась только на крыле с металлическим каркасом и хвостовом оперении. Вооружение истребителей составляли в основном четыре легких 7,62-мм пулемета ШКАС, хотя существовали и их варианты, оснащенные крупнокалиберными пулеметами БС и 20-мм авиационными пушками ШВАК. Оба типа самолетов могли нести реактивные снаряды РС-82, направляющие которых монтировались под крылом.

Из современных истребителей в 1941 году наибольшее распространение в советских подразделениях получил самолет МиГ-3. Создаваемый в качестве высотного перехватчика и оборудованный тяжелым двигателем АМ-35А конструкции А.А. Микулина, этот истребитель имел на высоте 7000 м скорость 640 км/ч, что было незаурядным достижением того времени. Центроплан и передняя часть фюзеляжа самолета были металлическими, а отъемные части крыла и хвостовая часть — деревянными. Крыло из трех частей легко разбиралось. Превосходный истребитель для больших высот, МиГ-3 сильно терял в боевых качествах на средних и особенно малых высотах, где преимущественно и велись воздушные бои на Восточном фронте. Молодые неопытные летчики с трудом управляли этим самолетом, постоянно опасаясь сорваться в штопор. Передний обзор из далеко сдвинутой назад кабины пилота был неважным. Трудным оказался истребитель на взлете из-за его склонности к развороту. Посадочная скорость была большой, и при выравнивании он легко сваливался на крыло. На полевых аэродромах добавились трудности эксплуатационного характера. Пылью быстро засорялись соты радиатора, и мотор вследствие этого перегревался. Тем не менее опытные асы в дальнейшем сумели добиться на этом истребителе немалых успехов. Например, в июне 1941 года на МиГ-3 начал свою боевую карьеру Александр Покрышкин, уничтоживший на нем 10 вражеских самолетов, в том числе 5 Bf 109. Вооружение МиГа обычно состояло из двух пулеметов ШКАС калибра 7,62 мм и одного БС калибра 12,7 мм.

Самолет ЛаГГ-3, созданный в соавторстве С. А. Лавочкиным, М.И. Гудковым и В.П. Горбуновым, отличался в первую очередь цельнодеревянной конструкцией. Даже тяжело нагруженные элементы крыла и фюзеляжа были изготовлены из т. н. дельтадревесины. В качестве вооружения вначале устанавливались пять пулеметов — три крупнокалиберных и два скорострельных ШКАСа. Под крылом были предусмотрены подвески для двух бомб или восьми реактивных снарядов РС-82. Большая дальность полета истребителя потребовала значительного количества топлива. Все это, естественно, повлияло на взлетный вес самолета. В соответствии с его увеличением ухудшились летные характеристики ЛаГГ-3, особенно скороподъемность и вертикальная маневренность. Плохое качество внешней отделки серийных истребителей и неубирающееся хвостовое колесо сильно уменьшили скорость самолета по сравнению с опытным образцом (почти на 40 км/ч). В управлении он был тяжел, на виражах быстро терял скорость и затем набирал ее сравнительно медленно. Из достоинств следует отметить хорошую живучесть истребителя в бою.

Таблица 3. Летные характеристики основных советских самолетов в начальный период Великой Отечественной войны.

Пожалуй, наилучшим советским истребителем в этот период времени был самолет А.С. Яковлева — Як-1. По сравнению с МиГ-3 и ЛаГГ-3 он имел лучшую энерговооруженность и был проще в технике пилотирования. Его вооружение составляли 20-мм пушка ШВАК, стреляющая через полый вал винта, а также два пулемета ШКАС, установленные над двигателем. В качестве недостатков самолета можно отметить плохой обзор назад из кабины пилота по причине высокого гаргрота фюзеляжа и неразъемное крыло, затрудняющее транспортировку и ремонт истребителя. Як-1 имел смешанную конструкцию. Его ферменный фюзеляж обшивался в носовой части дюралевыми листами, а в хвостовой — полотном. Деревянное крыло несло фанерную обшивку.

Последние три вышеописанных истребителя были довольно современными, но все же и они уступали по летно-техническим характеристикам немецкому самолету Bf 109F. На средних и малых высотах он превосходил все типы боевых машин советских ВВС по скороподъемности и горизонтальной скорости. На виражах некоторое преимущество было у истребителей ЛаГГ-3 и Як-1.

Фронтовая бомбардировочная авиация советских ВВС на 94 % состояла из двухмоторных самолетов СБ разных вариантов. Первый советский скоростной бомбардировщик с гладкой работающей обшивкой, СБ хорошо проявил себя в Испании, однако уже и там к концу Гражданской войны проявились многие его недостатки, в частности слабость оборонительного вооружения и отсутствие защиты бензобаков. Передняя фюзеляжная установка из двух спаренных пулеметов имела очень малые углы обстрела в горизонтальной плоскости. Для ведения огня из хвостовой огневой точки стрелок должен был вначале сдвинуть фонарь кабины назад, а затем привести пулемет в боевое положение. Место хвостового стрелка отличалось теснотой, открытая кабина сильно задувалась воздухом, и все вместе это не способствовало точности стрельбы. Последние варианты СБ оснащались рядными моторами М-103 и верхней экранированной турелью МВ-3 с пулеметом ШКАС. Уязвимость бензобаков попытались снизить путем заполнения их свободного пространства нейтральными газами. Однако летные характеристики модернизированного СБ улучшились незначительно, а защита его хвоста по-прежнему оставалась слабой. Кроме верхней турели, стрелок обслуживал также нижнюю люковую установку, расположенную от него на некотором удалении. Если вражеский истребитель атаковал бомбардировщик снизу, стрелку приходилось бросать верхнюю установку и, согнувшись в три погибели, тянуться к нижнему ШКАСу. Понятно, что в таком положении он уже не мог следить за окружающим воздушным пространством. В случае одновременной атаки двух истребителей с задней полусферы СБ был практически обречен.

Современных фронтовых бомбардировщиков Пе-2 к началу войны советские заводы выпустили 460 штук, однако в строевые части таких самолетов попало немного. Полностью перевооружиться на Пе-2 успел лишь один 95-й бомбардировочный авиаполк Московского военного округа. Разработанный на основе высотного двухмоторного истребителя Ви-100, пикирующий бомбардировщик Пе-2 имел сравнительно высокую максимальную скорость полета — около 540 км/ч. Его нормальная бомбовая нагрузка в 600 кг размещалась в бомбоотсеках центроплана, и еще 400 кг бомб можно было подвесить снаружи самолета. Стрелковое вооружение Пе-2 состояло из четырех пулеметов ШКАС. Нижнюю «кинжальную» установку обслуживал стрелок, располагавшийся в фюзеляже за задней кромкой крыла. Еще один пулемет на шкворневой установке находился в распоряжении штурмана, а двумя неподвижно закрепленными в носовой части фюзеляжа ШКАСами управлял пилот. К моменту нападения фашистов пилоты плохо успели освоить новые машины, чему виной было отсутствие учебных самолетов с двойным управлением и принципиально новая тактика их использования. Кроме того, Пе-2 оказался весьма строгим в пилотировании, особенно на взлете и посадке, а также при отказе одного из моторов. Причиной этого являлся «истребительный» подбор профилей крыла, в результате чего самолет на малой скорости имел тенденцию к резкому крену.

Советская дальнебомбардировочная авиация (ДБА) включала в себя в предвоенное время 2147 самолетов, из которых львиную долю составляли бомбардировщики ДБ-3. Кроме того, в частях ДБА имелись также устаревшие ТБ-3, 11 новых четырехмоторных ТБ-7 (Пе-8), а два авиаполка в июле 1941 года вооружили дальними двухмоторными бомбардировщиками Ер-2.

Дальние бомбардировщики ДБ-3 начали поступать в строевые части в 1937 году, а боевое крещение ониполучили в ходе боевых действий в Китае. По скорости ДБ-3 даже ранних вариантов не сильно отличался от немецкого Не 111, но зато превосходил его в дальности полета почти в два раза. Все топливо самолета располагалось в крыльевых отсеках, являющихся прообразом современных кессонов. Бомбовая нагрузка достигала 2500 кг, а оборонительное вооружение включало три пулемета ШКАС в передней, верхней и люковой установках. Следует заметить, что защита ДБ-3 была не намного эффективнее, чем у СБ, и имела те же недостатки: носовой пулемет бомбардировщика был малоэффективен при открытой створке из-за встречного потока воздуха, а хвостовой стрелок-радист не успевал одновременно обслуживать верхнюю и нижнюю огневые точки. Вместе с тем критиковались сложность самолета в изготовлении и эксплуатации, а также тяжелое управление, особенно при взлете и посадке.

ДБ-ЗФ (Ил-4) внешне отличался от своего предшественника удлиненной носовой частью фюзеляжа, немного большей площадью крыла и упрощенными подкосами шасси. Технология изготовления упростилась, а кессонные баки заменили обычными мягкими с протекторами и системой заполнения свободного пространства инертными газами. Бомбовая нагрузка осталась прежней, а оборонительное вооружение усилилось за счет более скоростного пулемета «Ультра ШКАС» в верхней фюзеляжной установке. ДБ-ЗФ выпускался с моторами М-88 и имел еще более тяжелое управление из-за изменения центровки. Дважды Герой Советского Союза А.И. Молодчий так характеризовал этот самолет: «…по своей природе Ил-4 неустойчив, каждую секунду норовит завалиться в крен, уйти с курса, задрать или опустить нос. Нужно беспрерывно крутить штурвалом, чтобы самолет летел в заданном направлении». По эксплуатационным характеристикам ДБ-ЗФ все равно находился далеко позади своих немецких аналогов. Например, для замены двигателя на советском бомбардировщике требовалось 16 часов работы, в то время как на Ju 88 мотор менялся приблизительно за 4,5 часа.

Штурмовая авиация СССР насчитывала в предвоенное время всего 11 авиационных полков, на вооружении которых состояли наскоро переоборудованные для штурмовых действий самолеты И-15бис, И-153, Ди-6, Р-5ССС и прочие небронированные боевые машины, в целом мало пригодные для таких целей. Настоящих штурмовиков Ил-2 в западных приграничных округах 22 июня

1941 года почти не было, хотя серийный выпуск их налаживался, и к концу того месяца заводы изготовили 249 самолетов этого типа. Работы над проектом Ил-2 главный конструктор С.В. Ильюшин начал в середине 30-х годов по собственной инициативе. Впоследствии он вспоминал: «Не сразу я приступил к проектированию штурмовика, готовился примерно три года. До деталей проанализировал уже созданные машины. Пришел к убеждению: главное — наилучше сочетать вес, броню, оружие и скорость». В феврале 1938 года Ильюшин предложил свой проект «летающего танка» советскому правительству, которое полностью одобрило его идею. Опытный образец нового штурмовика совершил первый полет 2 октября 1939 года. Главной его особенностью являлся бронекорпус, практически полностью включенный в силовую схему планера. Он собирался из штампованных броневых листов двойной кривизны толщиной 4–8 мм и прикрывал все жизненно важные части самолета: двигатель, места экипажа из двух человек, топливную и масляную системы. Вооружение штурмовика составляли 4 крыльевых пулемета ШКАС, 1 подвижной ШКАС в задней кабине стрелка и 600 кг бомб на внутренних подвесках. На испытаниях самолет продемонстрировал несколько худшие летные данные относительно предусмотренных заданием и к тому же имел не очень хорошую управляемость. Вместе с тем военных не устраивали мощность наступательного стрелкового вооружения и дальность полета штурмовика. Все эти проблемы невозможно было решить только с помощью более мощного мотора, и поэтому в ОКБ решили отказаться, ради облегчения машины, от второго члена экипажа — стрелка. Дальнейшие события показали полную ошибочность этого решения. Серийные одноместные Ил-2 несли в крыле две 20-мм пушки ШВАК и два 7,62-мм пулемета ШКАС, а под крылом у них располагались подвески для восьми 132-мм реактивных снарядов. Бомбовая нагрузка не изменилась.

Глава 2. Жестокие уроки войны. Сражения у границы

22 июня 1941 года в 2:30 по берлинскому времени (3:30 — по московскому) с аэродромов Польши и Восточной Пруссии начали подниматься в воздух немецкие бомбардировщики. Военный план «Барбаросса» вступил в силу, и командование люфтваффе старалось в полной мере использовать фактор внезапности. На большой высоте самолеты должны были пересечь границу над малонаселенными районами СССР и затем в час X (4 часа по московскому времени) обрушить груз бомб на советские аэродромы практически одновременно с залпами наземной артиллерии. В первой атакующей волне в это утро бомбовые и штурмовые удары по советским объектам нанесли 637 обычных и пикирующих бомбардировщиков люфтваффе, а также 231 истребитель. В течение дня многие из этих самолетов совершили по 4–5 боевых вылетов, почти постоянно находясь в воздухе.

Ожесточенная битва в воздухе 22 июня развернулась вдоль всей западной границы СССР, и победа оказалась на стороне люфтваффе. Стихийным и хаотичным действиям советской авиации немецкие пилоты противопоставили четкую организацию, лучшую слетанность в небе и высокое качество авиационной техники. Кроме того, они приобрели уже немалый боевой опыт, участвуя в сражениях над Польшей, Францией и Британией, отшлифовали тактику действий, отлично знали сильные и слабые стороны своих самолетов в бою. Не последнее место занимало также заранее отработанное взаимодействие авиационных подразделений между собой и с наземными войсками. На руку гитлеровцам сыграло размещение подразделений ВВС СССР. После присоединения к Советскому Союзу территорий прибалтийских стран, а также Западной Украины и Белоруссии, в соответствии с новой полосой обороны западного направления, там было начато строительство 250 аэродромов. Однако, к сожалению, это произошло слишком поздно, и многие из них к моменту начала войны еще не были закончены. Просчеты верховного командования привели к большой скученности баз ВВС — некоторые из них располагались так близко от границы, что в первые часы военных действий попали под удар даже полевой артиллерии противника. В условиях перевооружения имелись авиаполки, у которых было по два комплекта самолетов: новых и старых, законсервированных и подготовленных для отправки в тыл. Естественно, укрытия для самолетов сделать не успели, а во многих частях из-за недостатка средств и материалов не проводились и меры элементарной маскировки боевых машин, размещенных рядами поблизости от взлетно-посадочных полос.

Итог дня 22 июня 1941 года оказался плачевным для советских ВВС. На 66 приграничных аэродромах, попавших под удар, было уничтожено, по некоторым данным, около 800 самолетов на земле и еще свыше 300 машин немцы сбили в воздухе. Причем большая часть самолетов была потеряна не в результате первого налета люфтваффе, а в ходе последующих дневных налетов немецкой авиации, пожинавшей плоды хаоса и неразберихи на авиабазах СССР.

В суматохе первого дня войны многие командиры советских авиаполков действовали на свой страх и риск, зачастую не имея связи с вышестоящим начальством (этому нередко способствовали диверсанты противника). Приказы и донесения штабов, как правило, запаздывали. Некоторые высокопоставленные руководители, растерянные развитием событий и все еще опасавшиеся «дать повод к войне» Германии, фактически устранились от выполнения своих функций. Среди них были командир 9-й САД (смешанной авиационной дивизии), ветеран Испании, С. Черных и командир 6-й САД И. Федоров. Поэтому не было отдано своевременных приказов о рассредоточении авиации. Нехватка запасных оперативных аэродромов усугубила положение.

Наиболее сложная обстановка создалась в полосе Западного фронта. Расположенная на направлении главного удара немецких войск, авиация Западного особого военного округа в первый день войны понесла наиболее тяжелые потери. Особое внимание немцы уделили советским авиаполкам, оснащенным новейшей боевой техникой. В течение дня интенсивным бомбардировкам подвергались 26 аэродромов, на которых в числе прочих находились 402 современных самолета, включая 238 истребителей МиГ-1 и МиГ-3, а также 20 Як-1.

Все «миги» входили в состав 9-й САД передового базирования, и половина из них оказалась на аэродромах в Тарново и Долубово, обстрелянных из полевых орудий. К концу дня соединения ВВС ЗапОВО потеряли большую часть своих самолетов, а некоторые из них практически полностью утратили военное значение. Например, 9-я САД, расположенная вблизи границы, из 409 самолетов потеряла 347, 10-я САД из 231–180, а в 11-й САД из первоначального количества 199 боевых машин к концу дня осталось только 72. Всего авиация Западного округа лишилась 738 самолетов (387 истребителей и 351 бомбардировщик), из которых 528 были уничтожены на земле и 210 сбиты в воздухе.

Тем не менее за этот успех подразделениям люфтваффе пришлось заплатить немалую цену. 22 июня, после первой атаки аэродромов, уцелело еще немало самолетов, принявших участие в воздушных боях. Уже в 3:30 утра первый немецкий бомбардировщик, обстрелянный звеном лейтенанта Мочалова из 33-го ИАП, рухнул, объятый пламенем, на землю. В 4:15 немцы познакомились и с русским методом ведения боя — мл. лейтенант Кокорев из 124-го ИАП, израсходовав боеприпасы, таранил на МиГ-3 двухмоторный Ju 88.

Таблица 4. Количество новых самолетов в приграничных округах в июне 1941 года

*Эти самолеты только по времени поступления на вооружение относились к современным. Су-2 проектировался с учетом уже устаревшей концепции, а боевая ценность Як-2/4 была невелика из- за особенностей его конструкции.


Вообще за восемь часов с момента начала войны 15 немецких самолетов стали жертвами таранных ударов на всех фронтах. Последним уничтожил таким образом немецкий «мессершмитт» около полудня пилот П. Кузьмин из 127-го ИАП, пилотировавший истребитель И-153 «Чайка». В первые военные годы таран нередко использовался советскими летчиками в качестве последнего средства боя, и его роль в воздушной войне на Восточном фронте была необычайно высокой. В первую очередь с моральной точки зрения. Страх погибнуть в столкновении с русским самолетом постоянно преследовал немецких летчиков, старавшихся не сближаться с противником, и это позволяло советским истребителям даже без использования бортового оружия рассеивать боевые порядки вражеских бомбардировщиков, предпринимая на них ложные таранные атаки.

В утренних сумерках, когда в сереющей мгле только начали проявляться деревья, дома и сооружения, на большинстве аэродромов Западного округа еще ничего не знали о начале войны. Аэродром 13-го СБАП (скоростного бомбардировочного авиаполка) в Росси был атакован двумя группами немецких самолетов, появившихся с западного направления растянутыми цепочками. Им никто не препятствовал, так как единственную зенитную батарею незадолго до этого сняли с позиции и отправили на учения. С небольшой высоты они открыли огонь из скорострельных пулеметов, а затем сбросили бомбы. На земле вспыхнул связной У-2, а затем был уничтожен на стоянке бомбардировщик СБ, в который забрался один из пилотов и открыл огонь по врагу из спаренных носовых ШКАСов. Этот бой был слишком неравным, и отважный летчик погиб. Когда немцы улетели, израсходовав боеприпасы, на аэродроме догорали обломки двух самолетов, а среди персонала двое человек погибли и еще шестеро получили ранения.

Хаос на базе прекратился лишь после прибытия командира полка капитана Гаврильченко, однако общая обстановка оставалась неясной, поскольку связь с вышестоящим руководством наладить не удалось. В конце концов, было решено отправить на разведку несколько бомбардировщиков. Экипаж одного из них возглавил Усенко. В его подчинении находились стрелок-бомбардир Филиных и стрелок-радист Прядкин. Поднявшись в воздух и развернувшись над станцией Россь, Усенко направил свой Ар-2 в сторону Гродно. Погода стояла прекрасная, и местность внизу обозревалась вокруг на десятки километров. В небольшом городке

Таблица 5. Соотношение сил противостоящих группировок ВВС, количество потерь и побед советской авиации на различных фронтах 22 июня 1941 года.

В таблице не учтены ВВС Ленинградского военного округа СССР, ВВС Финляндии, Италии, Венгрии, Хорватии и Словакии, а также соединения 5-го воздушного флота Германии, не принимавшие участия в крупномасштабных сражениях первого дня войны.


Мосты заметили горящую станцию, а еще через некоторое время прямо по курсу горизонт закрыла космато-серая полоса. Эго горел город Гродно. Впоследствии подполковник П. Цупко так описал увиденную экипажем картину со слов бомбардира:

«Горели железнодорожная станция, депо, кожевенный и стекольный заводы. Пламенем пожаров озарялись трубы тонкосуконной и мебельной фабрик, здания, костелы, жилые дома. В непроглядном дыме потонула возвышающаяся над городом знаменитая Замковая гора — древний город с замечательными памятниками истории и культуры. Мощные взрывы раздавались в районе мебельного завода, городской больницы, зоопарка.

Горел аэродром. Языки пламени пожирали ангары, авиаремонтные мастерские, складские помещения, жилые корпуса. На месте самолетных стоянок полыхали костры. Костров было много — это догорали на земле разбитые самолеты базировавшейся здесь 11-й смешанной авиадивизии 3-й армии. Зеленое летное поле, взлетно-посадочная полоса, рулежные дорожки — все пестрело пятнами больших и малых воронок. А над разрушенными зданиями авиагородка, над жилыми кварталами и парками города носились чужие одномоторные самолеты Ju 87 (чтобы избежать разночтений, на этой и последующих страницах книги обозначение самолетов дано в соответствии с принятыми в стране-изготовителе. — Примеч. авт.). Друг за другом сваливались в крутое пике, и там, куда они направляли свой смертоносный груз, сверкал огонь взрывов, вставали султаны вздыбленной земли, рушились здания, гибли люди — все обволакивалось новыми и новыми клубами пыли и дыма…

Но город не был повержен: в дыму и в пламени рождалось и нарастало сопротивление вероломному врагу. Над клубами дыма Усенко разглядел вспыхивающие в воздухе черно-белые шары разрывов снарядов зенитной артиллерии. В районе аэродрома звено «чаек» — истребителей И-153 — вертелось в колесе воздушного боя. На них наседало до двух десятков тонкофюзеляжных с короткими, будто обрубленными крыльями «мессершмитгов». Положение «чаек» было крайне тяжелым, но они поле боя не покидали: уклоняясь от пушечно-пулеметных трасс врага, сами поливали его огнем, яростно бросались на вражеские пикировщики, сбивали их с боевого курса, не давали прицельно бомбить объекты».

«Чайки» принадлежали 127-му истребительному полку под командованием подполковника Гордиенко. Полк базировался на аэродроме Скидель в районе Гродно и за день совершил 180 боевых вылетов. Воздушный бой около 10 часов утра был особенно напряженным для пилотов части. Две эскадрильи «чаек» схватились в воздухе почти с 40 вражескими самолетами, и в итоге 4 немецких машины были сбиты ценой 5 истребителей И-153. Для устаревших бипланов это был совсем неплохой результат, учитывая, что их противником оказалась знаменитая 27-я истребительная эскадра люфтваффе. Всего летчики 127-го ИАП доложили 22 июня о 20 воздушных победах, причем трое пилотов (А. Данилов, А. Пачин и П. Кузьмин) таранили немецкие самолеты.

Еще более 20 побед записал на свой счет в первый день войны 123-й ИАП, которым командовал майор Б. Сурин. Имея в своем распоряжении 20 новеньких Як-1, полк не успел переучиться на новую матчасть и вступил в боевые действия на тех же И-153. Сурин лично сбил 3 вражеских самолета за четыре вылета, но во время последнего из них, вероятно раненный, разбился на «Чайке» при посадке. Его результат превзошел лейтенант И. Калабушкин, уже в первом воздушном бою на рассвете уничтоживший два бомбардировщика Ju 88. После заправки самолетов и пополнения боеприпасов летчики 123-го полка вновь вылетели на отражение налета противника, и на этот раз жертвой Калабушкина стал Не 111. Последний бой 22 июня Калабушкин провел после полудня, когда над станцией Жабинка, неподалеку от Бреста, его атаковали истребители Bf 109. Не имея возможности уйти из-за небольшой скорости, советский летчик развернул свою легкую «Чайку» в лобовую атаку. Проскочив немецкий строй, совершил новый разворот с предельной перегрузкой и, не мешкая, открыл огонь по ближайшему «мессершмитту», который в пламени упал на землю. Следом вскоре отправился и второй Bf 109 — озлобленным немцам не стоило ввязываться в бой на горизонтали с маневренной «чайкой». Но затем наступила и очередь Калабушкина — разорвавшийся под сиденьем самолета вражеский снаряд ранил его в обе ноги и в последующем надолго вывел из строя. К вечеру остатки 123-го ИАП (15 самолетов) были перебазированы под Пинск.

На прибалтийском направлении атаки немецких самолетов начались приблизительно с 3:50 утра. Первыми совершили налет на авиабазу в Алитусе Bf 110 из эскадрильи 5./ZG 26, а затем Ju 88 из III/KG1 «Гинденбург» нанесли удар по аэродрому и порту в Либаве (Лиепае). В Либаве базировались «чайки» 148-го авиаполка и, по воспоминаниям немецких пилотов, когда семерка «юнкерсов» появилась над аэродромом, советские самолеты стояли у полосы ровными рядами, как на параде. Ни один истребитель в воздух подняться не успел, и бомбардировщики люфтваффе сбросили свои бомбы без всяких помех. В результате этого налета сгорело четыре И-153 и погибло три красноармейца.

Всего в первой волне налета на прибалтийском направлении приняли участие 76 немецких бомбардировщиков и 90 истребителей, предпринявших штурмовку 7 аэродромов. К концу дня количество аэродромов, подвергшихся налетам, возросло до 11. Многие авиабазы были атакованы в тот момент, когда самолеты вернулись с ночных учений, а их экипажи отправились на отдых. В 6-й САД по вине ее командира И. Федорова, все еще опасающегося провокаций, после первого налета никакого сопротивления фашистам оказано не было. Поэтому немцы, несмотря на почти двукратное превосходство в силах советских ВВС, сразу же захватили господство в воздухе. Лишь спустя некоторое время командиры полков по личной инициативе приняли меры к отражению атак. 21-й ИАП под командованием майора Мирошниченко, избежавший потерь во время первого удара, в ходе второго налета противника сбил 9 самолетов. Однако из 10 И-16 назад вернулись только 5. Большинство «мигов» 31 — го ИАП оказались неисправны, и отдельным пилотам пришлось сражаться против 6–7 немецких самолетов. Еще 9 побед заявили летчики 15-го ИАП, а 7 пошли на счет 10-го ИАП 7-й САД. В течение дня авиация округа совершила около 2 тыс. боевых вылетов, атакуя вражеские машины в воздухе и моторизованные колонны на земле. Согласно директиве Главного командования советские самолеты бомбили также военные объекты в Кенигсберге, Мемеле, Тильзите и Гумбинене на территории Восточной Пруссии.

Наибольшим количеством боевых самолетов на западной границе располагал Киевский особый военный округ. Из 2003 машин его ВВС — 1166 составляли истребители (159 МиГ-1/3, 64 Як-1, 943 И-16 и И-153), входящие в состав 17 авиаполков. В бомбардировочных полках находились 236 СБ, небольшое количество АР-2, 68 новых Пе-2, 80 ближних бомбардировщиков Як-2/4 и еще два полка летали на одномоторных бомбардировщиках Су-2. Большинство новых истребителей и на этом направлении размещались на аэродромах поблизости от противника.

4-й воздушный флот генерала А. Лера на юго-западном направлении имел около 800 машин, и почти половина из них была использована для нанесения первого удара в 4–5 часов утра. Летчики 87-го ИАП, занявшие по тревоге свои места у истребителей, не смогли вовремя распознать врага. Командир полка майор И. Сульдин вспоминал: «Примерно в 4 часа 50 минут с восточной стороны аэродрома показался плохо видимый в лучах восходящего солнца двухмоторный бомбардировщик. Все сочли, что для проверки готовности полка прилетел командир авиадивизии. Но то был немецкий бомбардировщик Ju 88. На бреющем полете он атаковал выстроенные в линию самолеты. Увидев зловещие кресты на бомбардировщике, находившиеся на аэродроме командиры и бойцы открыли по нему огонь из винтовок. Но было уже поздно. Немецкий самолет сбросил прицельно мелкие осколочные бомбы, обстрелял из пулеметов личный состав: из 10 выстроенных самолетов 7 сгорели, были убиты два находившихся в кабинах летчика и ранены два младших авиаспециалиста. Пострадал и личный состав 4-й эскадрильи, построенный возле своего КП».

Несмотря на большие потери, советские пилоты и на этом участке границы яростно сражались с противником. Одним из наиболее результативных подразделений стал в этот день 12-й ИАП, переданный 12-й армии. Потеряв при налете 36 машин, полк сумел затем записать на свой счет 11 сбитых вражеских самолетов, заплатив за это только тремя «чайками». Две машины уничтожил мл. лейтенант Л. Бутелин — последнюю он таранил и при этом погиб. Всего в полосе 12-й армии в плен попали 12 немецких летчиков.

Истребители МиГ-3 из состава 15-й и 16-й САД добились невысоких результатов. За 374 боевых вылета они сбили всего 10 вражеских самолетов и потеряли 5 своих. Шесть побед пришлось на долю 28-го ИАП, выполнившего 157 боевых вылетов. Причиной такого положения дел явилась слабая подготовка летчиков — к началу войны лишь около 10 % пилотов строевых частей освоили полеты на новых типах самолетов. Однако большинство из них нельзя было считать полностью освоившими новую технику, так как они могли, по существу, лишь летать по кругу и совершать взлеты и посадки. Ввиду сложности освоения новых самолетов временно были изъяты из курса боевой подготовки многие фигуры высшего пилотажа.

На южном направлении самолеты люфтваффе не смогли добиться успеха и практически везде получили отпор. Командующий ВВС Одесского военного округа еще в ночь на 22 июня объявил тревогу и своевременно перебазировал авиацию на запасные, полевые аэродромы. Таким образом, на атакованных противником аэродромах почти не оказалось самолетов. Вражеские силы на этом направлении состояли из 4-го авиакорпуса генерала К. Пфлюгбайля, армейской авиации и румынских ВВС — всего около 800 самолетов. Немцам удалось уничтожить на аэродромах лишь 3 % советских боевых машин, потеряв при этом почти такое же количество собственных самолетов в воздухе.

Самым результативным на южном фронте оказался 67-й ИАП майора В. Рудакова. Лучший по боевой подготовке в предвоенное время, полк начал боевые действия с 4 часов утра, с успехом отражая налеты противника. Первый вражеский самолет был сбит недалеко от аэродрома Болгарика лейтенантом Ермаком приблизительно в 4 часа утра. Затем летчики 67-го полка перехватили и рассеяли в воздухе румынские бомбардировщики S.M.79 из 1-й БАГ. После окончания боя румыны признали потерю двух самолетов и 10 человек летного персонала. Стремясь взять реванш за две неудачные атаки, немецко-румынское командование бросило на аэродром Болгарика крупные силы из 50 бомбардировщиков под прикрытием 30 истребителей. Самолеты шли волнами с интервалами 2–3 минуты, и среди них находились 12 румынских бомбардировщиков «Потез-633» из 2-й БАГ и десять PZL-37 «Лось» из 4-й БАГ. В группу прикрытия входили немецкие истребители Bf 109, румынские «харрикейны» и Не 112. На перехват противника взлетели все 50 И-16 полка. Разбив строй вражеских девяток, они сбили 5 бомбардировщиков и 2 истребителя. Лейтенант А. Мокляк уничтожил в этом бою два румынских бомбардировщика и таранил третий, расставшись с жизнью. Всего в течение дня полк заявил о 16 воздушных победах.

Над аэродромом Гросулово 27 Ju 88 в сопровождении 9 Bf 109 попытались нанести удар по бомбардировщикам СБ и Пе-2 на стоянках. Первая группа атакующих отбомбилась неудачно, не причинив никакого вреда советским самолетам, а вторая попала в поле зрения капитана А. Карманова из 4-го ИАП, случайно оказавшегося в этом районе. Бойко развернув МиГ-3, он в одиночку вступил в бой, используя преимущество внезапного нападения, сбил один «Юнкерс» и разогнал остальные бомбардировщики, выдержав затем самоубийственный поединок с «мессершмиттами». Один Bf 109 врезался в землю, а самолет Карманова хотя и выглядел как решето, но тем не менее приземлился на своем аэродроме. Нужно заметить, что на следующий день в районе Кишенева Карманов одержал еще три победы в одном бою, но в тот же день пал смертью храбрых, ввязавшись во время очередного вылета в схватку с четырьмя Bf 109.

22 июня первые сбитые вражеские самолеты записали на свой счет летчики ВВС Черноморского флота. Примерно в 13:30 налет на порт Измаил, где базировались военные корабли Дунайской флотилии, предприняли 12 румынских самолетов. Им навстречу с аэродрома на окраине города взлетели 3 И-153 и 14 И-15бис 96-й отдельной истребительной эскадрильи. Как вспоминал командир эскадрильи капитан А. Коробицын, румынские самолеты представляли собой двухместные тихоходные бипланы, по скорости заметно проигрывающие даже явно устаревшим И-15бис. Вероятнее всего, это были легкие бомбардировщики IAR-37/38, либо Флит F-10G. Летели они без истребительного прикрытия, и этим в полной мере воспользовались советские пилоты. Атаковав звеньями, они вскоре сбили четыре вражеских самолета. Пятый бомбардировщик уничтожил лейтенант Маслов, в одиночку преследовавший его в глубине территории противника. После возвращения в самолете Маслова насчитали около 40 пулевых пробоин, а его пулеметы пришлось сдать в ремонт: от беспрерывной стрельбы заклинились движущиеся части оружия.

К числу других подразделений ВВС Одесского военного округа, отличившихся 22 июня 1941 года, принадлежал также 55-й ИАП, размещавшийся на аэродроме Бельцы. В течение дня его летчики одержали 10 воздушных побед. Свои первые вражеские самолеты в Великой Отечественной войне сбил под Кишеневым командир 69-го ИАП Лев Шестаков.

Советская бомбардировочная авиация на южном участке свои основные усилия сосредоточила на уничтожении переправ через реку Прут, по которым сплошным потоком двигались немецкие войска. Эффективный бомбовый удар днем 22 июня нанесли 17 Пе-2 из состава 5-го БАП, полностью разрушившие Галацкий мост. Пожалуй, это было первое успешное применение новых бомбардировщиков. Самолеты СБ из 40-го БАП атаковали румынские порты Сулину и Констанцу. Налет двух СБ на Сулину оказался сравнительно удачным, а вот Констанца осталась невредимой: экипажи четырех СБ с аэродрома Сарабуз в пути потеряли друг друга, подходили к цели поодиночке и, встреченные сильным зенитным огнем, поспешно освободились от бомб и вернулись назад, в Крым.

Соединения дальнебомбардировочной авиации были приведены в боевую готовность с утра, однако боевую задачу получили только к обеду. Так как они подчинялись непосредственно главному командованию ВВС РККА, сыграла свою роль довольно сложная организация системы связи и обычная штабная волокита. Для участия в боях первоначально выделили только 3-й авиакорпус ДБА полковника Н.С. Скрипко и два полка 18-й авиадивизии. Около 10 часов утра состоялся телефонный разговор Скрипко с командующим ВВС П.Ф. Жигаревым. В сильном возбуждении Жигарев настойчиво потребовал задержать продвижение немецких моторизованных колонн в районе сувалкинского выступа. Однако на просьбу Скрипко поддержать действия бомбардировщиков истребителями он никакого ответа не дал, сославшись на отсутствие связи с Минском. Вскоре в штаб 3-го ДБАК поступила телеграмма от командующего ВВС Западного фронта И.И. Копца, которая гласила: «Уничтожать мотомехвойска противника в двух районах — Сувалки, Сейны, Августов, Квитемотис и Седлец, Янов, Луков; тяжелобомбардировочным авиаполкам — 3-му тяжелому авиаполку одиночными ночными налетами разрушить склады в районе Сувалки и сувалковского выступа, 1-му тяжелому авиаполку одиночными налетами уничтожить матчасть самолетов противника на аэродромах Соколов, Седлец, Луков, Бяла-Подляска; 212 дбап в течение 22–23.6.41 г. ночными налетами уничтожать авиационные заводы в Кёнигсберге». Последнюю задачу 212-му авиаполку вскоре отменили.

Первыми в 15: 40 22 июня начали взлетать дальние бомбардировщики из состава 96-го и 207-го ДБАП 42-й авиадивизии. Всего из этих двух полков удалось поднять в воздух 39 самолетов, которые эскадрильями и звеньями отправились бомбить цели в районах Мерканс, Лептуны, Сувалки, Сейны, Августов и Квитемотис. Полчаса спустя в южном направлении по маршруту Осиповичи, Пружаны, Янов вылетел 31 бомбардировщик из 98-го ДБАП 52-й авиадивизии. Никаких конкретных указаний относительно целей экипажи не получили и поэтому вели поиск врага самостоятельно. Замеченные колонны прицельно бомбили с высоты 1000–1500 м при сильном огне зенитной артиллерии, а, кроме того, многим подразделениям пришлось вести бои еще с вражескими истребителями. Поэтому потери оказались тяжелыми: из 70 ДБ-3 на свои аэродромы не вернулись 22 самолета. Во многих экипажах были убитые и раненые, и из-за нехватки санитарных машин для их перевозки использовались бортовые грузовики. Сильно поврежденные бомбардировщики стаскивали со взлетно-посадочной полосы тракторами. Следует отметить, что на следующий день возвратилось назад еще несколько самолетов — из-за повреждений или потери ориентировки они вынуждены были вначале приземлиться на «чужих» аэродромах.

Таблица б. Боевой состав советской дальнебомбардировочной авиации на западных рубежах по состоянию на 1 июня 1941 года.

*В первой колонке указано общее количество самолетов, а во второй — в том числе неисправных.


В целом сопротивление, оказанное самолетам люфтваффе в воздухе в первый день войны, было значительным даже по воспоминаниям немецких пилотов. Костяк кадровых офицеров советских ВВС составляли летчики, получившие боевой опыт в небе Китая, Испании, Халхин-Гола и Финляндии. Все они щедро делились знаниями с рядовыми пилотами и не их вина, что тактические приемы, освоенные ими, не были приняты на вооружение истребительной авиации СССР. В общем, большинство летчиков достаточно хорошо освоили комплекс высшего пилотажа и неплохо знали свою боевую технику. Исключение здесь составляли лишь новые типы самолетов. В донесении IV воздушного корпуса люфтваффе указывалось к вечеру 22 июня 1941 года: «Истребительная оборона противника в количественном отношении все еще остается сильной, зачастую в бою используются от 15 до 25 самолетов и избавиться от них можно только за счет превосходства в скорости полета».

Всего в первый день войны немцы официально признали гибель только 35 боевых самолетов. Из пропагандистских соображений цифра потерь была сильно занижена. В настоящее время, согласно найденным в военном архиве немецкого города Фрейбурга документам, цифра потерь люфтваффе возросла до 70–80 полностью уничтоженных машин. Только однажды, во время «битвы за Англию», ежедневные потери люфтваффе достигали такого уровня. Причем многие самолеты получили повреждения, и наиболее сильно были потрепаны бомбардировочные части. Например, в 51-й бомбардировочной эскадре люфтваффе, кроме двух десятков сбитых самолетов, повреждения различной степени получили еще около 50 % машин. Кстати, в немецких документах потери самолетов отмечались в процентах нанесенных повреждений, начиная с 10-процентного барьера. В результате возникает много вопросов. Если с уничтоженным на 100 % самолетом все ясно (безвозвратная потеря), то как быть с самолетом, поврежденным на 90 %? Он что, упал и взорвался, но от него остались какие-то целые детали?

А самолеты, поврежденные на 50–60 %? Согласно немецким военным источникам, они якобы подлежали восстановлению. Т. е. напрашивается вывод, что из двух самолетов собирали один. С другой стороны, как получившая такой процент повреждений в бою машина могла дотянуть до своего аэродрома, и способна ли она вообще была летать? В некоторых советских штурмовых авиаполках в 1943 году из-за сильной убыли боевой техники, специально сформированные команды разыскивали на своей территории поврежденные и совершившие вынужденные посадки Ил-2 с целью их последующего ремонта и восстановления. С негодных штурмовиков снимали сохранившиеся агрегаты, не сильно помятые плоскости крыла и хвостового оперения. Однако все эти самолеты числились в сводках полков в качестве боевых потерь, и никто не считал процент их повреждений. Немецкая же система отличалась туманностью, поскольку давала широкий простор для откровенных подтасовок. Ведь процент повреждений можно было определить по-разному, в зависимости от ситуации и ответственности перед вышестоящим начальством. В результате из немецких сводок не так легко выделить полностью уничтоженные самолеты, т. е. безвозвратные потери. Таковыми в основном считались боевые машины, сбитые и упавшие на территории противника. Если же подбитый самолет совершал посадку на своей территории, он уже переходил в разряд поврежденных, даже если не подлежал восстановлению.

В послевоенной западной литературе нередко приводилось общее количество самолетов люфтваффе, потерянных на различных фронтах в определенные промежутки времени, начиная от поврежденных на 10 % машин до полностью уничтоженных самолетов (например, в известном труде подполковника Греффата «Война в воздухе»). Однако в современной литературе западные историки все чаще оперируют по отношению к Восточному фронту только цифрами безвозвратных потерь люфтваффе (т. е. самолетов, уничтоженных на 100 %). Таким образом, число потерь немецких ВВС значительно занижается. Кроме того, к официальным подсчетам потерь люфтваффе во время войны нередко прикладывали руку сотрудники аппарата Геббельса, стремившиеся показать ход боевых действий на Восточном фронте в выгодном свете. С их подачи и появилась цифра 35 сбитых немецких самолетов 22 июня 1941 года. Общий список потерь люфтваффе в первый день войны по материалам военного архива представлен в таблице ниже. Через дробную черту отмечены: потери от воздействия противника/потери без воздействия противника.

При расчете безвозвратных потерь люфтваффе можно смело сложить две первые колонки и в итоге получается 78 полностью уничтоженных самолетов. Кстати, данные эти еще, вероятно, неполные. Так, в списке нет бомбардировщика «Дорнье», совершившего вынужденную посадку около Тернополя — его экипаж попал в плен. Еще один «Дорнье», отсутствующий в списке, по немецким донесениям взорвался в воздухе на собственных бомбах. Кроме того, участник Великой Отечественной войны полковник П. Пляченко вспоминал, что 22 июня 1941 года на кукурузном поле под Бендерами приземлился Ju 87, подбитый с земли ружейно-пулеметным огнем. На допросе пилот и штурман показали, что летели бомбить важный железнодорожный мост. Пляченко сфотографировал этот бомбардировщик вместе с окружавшими его красноармейцами, и на сохранившейся фотографии ясно виден Ju 87В-2 из StG 77.

Советские летчики в первый день войны заявили приблизительно 250 воздушных побед, и еще на несколько десятков сбитых немецких самолетов претендовали зенитчики. Конечно, данные эти завышены, но тем не менее урон немцам был нанесен значительный. Даже по официальным немецким данным, люфтваффе только убитыми и пропавшими без вести потеряли 133 человека из числа летных экипажей. Горькой утратой для люфтваффе стала гибель командира JG 27, ветерана легиона «Кондор» и кавалера Рыцарского креста, Вольфганга Шельмана. В JG 53 был сбит командир второй группы, также кавалер Рыцарского креста, Гейнц Брейнютц. После меткой очереди стрелка советского бомбардировщика СБ он сумел совершить вынужденную посадку, но через несколько дней умер в госпитале. Эти два аса стали первыми из длинного списка «экспертов» люфтваффе, погибших на Восточном фронте.

Тем не менее поражения у немецких пилотов были заслонены блестящими победами. Например, летчики групп I–III/JG 51 доложили 22 июня о 12 сбитых в воздухе истребителях и 57 бомбардировщиках, и, кроме того, еще о 129 советских самолетах, уничтоженных на земле. Четыре победы в одном бою записал на свой счет оберфельдфебель Хофемейер.

Таблица 7. Потери люфтваффе на Восточном фронте 22 июня 1941 года.

Победы над бомбардировщиками давались в люфтваффе достаточно легко, поскольку, по воспоминаниям немецких пилотов, они летали, как правило, без прикрытия и без всяких маневров упрямо двигались к своим целям. Против аэродромов немцы действовали в течение всего дня группами различной численности, чередуя налеты бомбардировщиков и истребителей. Мелкие группы в нужные моменты быстро наращивали свой состав, вызывая по радио подкрепления. Например, 33-й советский истребительный полк, базировавшийся в районе Пружан, с самого утра участвовал в отражении налетов бомбардировщиков, заставляя их сбрасывать бомбы и убираться восвояси. Однако после очередной посадки истребители И-16 были атакованы с воздуха девятью Bf 109F, которые с бреющего полета обстреляли рулящие и заправляющиеся топливом самолеты. На помощь немцам подоспели еще две группы «мессершмиттов» — после часа штурмовки 26 боевых машин на советском аэродроме превратились в обломки.

Для уничтожения самолетов на земле немцы широко использовали в первые дни войны специально разработанное оружие — мелкие осколочные бомбы SD 2, прозванные «яйцами дьявола». Одна такая бомбочка весила около 2 кг и при разрыве давала примерно 300 осколков. Средние бомбардировщики оснащались кассетами во внутренних отсеках, где размещались 360 бомб SD 2. Пикирующие бомбардировщики и истребители могли нести 96 таких бомб в контейнере, который сбрасывался в полете и раскрывался, не долетая до земли. Естественно, SD 2 разрабатывались для уничтожения живой силы врага, но у них был один существенный недостаток. Сбрасывать бомбы этого типа можно было только с бреющего полета, так как при бомбометании с большой высоты первые ряды бомб заклинивались в решетках кассет из-за перепада давлений, и при последующей посадке самолета такая ситуация грозила катастрофой. В условиях сильной противовоздушной обороны сухопутных войск подобные атаки были весьма опасными, и поэтому испытать новое оружие вначале решили против аэродромов, так как прямое попадание бомбы в самолет по своей эффективности не сильно уступало зенитному снаряду. Первым попал под бомбардировку мелкими осколочными бомбами советский аэродром Паневежис. В промежуток времени от 3:48 до 4 часов утра его атаковала с высоты 25 м десятка Ju 88, сбросившая на полосу и стоянки самолетов 3600 SD 2. Затем немцы забросали 2-кг бомбочками и другие аэродромы.

В основном повреждения, полученные советскими самолетами на земле от мелких осколков, были не очень значительными и при обычных обстоятельствах легко бы устранились. Но в условиях постоянных вражеских налетов 22 июня и общей неясной ситуации ремонтом никто не занимался, а когда немецкие моторизованные колонны прорвали советскую оборону, для поврежденной техники это имело фатальные последствия. Срочная эвакуация летного и технического персонала аэродромов привела к тому, что поврежденные самолеты в лучшем случае уничтожались, а в худшем — бросались на произвол судьбы (особенно это относилось к устаревшим типам машин). И таких самолетов было много, в первую очередь на тех аэродромах, где они находились на открытых стоянках, в скученных порядках и значительном количестве. Например, по воспоминаниям Ф. Архипенко из 17-го ИАП, на аэродроме под Ковелем утром 23 июня исправных самолетов насчитывалось всего 25–30 штук, более сотни были повреждены осколками, а остальные сгорели. На следующий день, после очередного вражеского налета, осталось всего 10 исправных «чаек» и 1 МиГ-1. Их перегнали на запасной аэродром в Колки и затем в Житомир, а следом отправился «безлошадный» персонал на грузовиках.

Масштабы разгрома советской авиации трагически отразились на судьбах некоторых руководителей ВВС, в первую очередь Западного особого военного округа. Вечером 22 июня застрелился командующий ВВС округа генерал-майор И.И. Копец, сделавший стремительную карьеру во время сталинских репрессий. Рядовой пилот в первой половине 30-х годов, он выдвинулся в ходе Гражданской войны в Испании, где командовал истребительной эскадрильей. После возвращения на Родину в 1938 году сразу был назначен заместителем командующего ВВС Ленинградского военного округа, а затем и командующим ЗапОВО. Однако на высоких должностях особых организаторских способностей не проявил и в основном интересовался только летной подготовкой пилотов. В душе он так и остался командиром эскадрильи.

27 июня 1941 года был расстрелян командир 9-й САД Сергей Александрович Черных. Мастер боя на вертикали, Черных тоже отличился во время войны в Испании. Там он возглавлял «снайперское звено» И-16 и в воздушных боях сбил 5 вражеских самолетов лично и еще 2 — в составе звена. На его счет был записан один из первых уничтоженных в Испании Мессершмиттов Вf 109. Нерешительность и растерянность в первый день Великой Отечественной войны стоили ему жизни.

Вернер Мельдерс

Один из лучших пилотов люфтваффе начального периода Второй мировой войны, Вернер Мельдерс начинал свою карьеру в авиации довольно непросто. При поступлении в ВВС в 1933 году он был забракован медицинской комиссией по состоянию здоровья, так как не смог пройти испытания на центрифуге из-за «морской болезни». «Вы никогда не сможете летать», — заявили ему врачи. Однако Мельдерс не сдался и путем постоянных, изнурительных физических тренировок в значительной мере справился с приступами головокружения и тошноты. В 1934 году его все-таки приняли в авиационную школу в Котбусе и, хотя головокружения в полете еще имели место, Мельдерс вскоре стал лучшим пилотом в своей группе.

Когда в гитлеровской Германии официально объявили о создании люфтваффе, Мельдерс уже учился в школе бомбардировщиков, а затем он закончил и школу истребителей в Шлиссхайме. К тому времени его летное мастерство уже не вызывало сомнений, и особенно восхищала инструкторов меткость его стрельбы. Военную службу Мельдерс начал в штурмовой авиагруппе «Шверин» (впоследствии преобразованной в StG 2 «Иммельман»), где он пробыл, впрочем, недолго и в апреле 1936 года был переведен в истребительную эскадру JG 134. Через год дослужился до командира эскадрильи.

Гражданская война в Испании превратилась внастоящий полигон для немецких летчиков, стремившихся набраться боевого опыта. Не стал исключением в этом вопросе и Мельдерс, неоднократно писавший рапорты с просьбой направить его на фронт. Однако его желание удовлетворили лишь в апреле 1938 года, когда в авиагруппе J 88 «Легиона Кондор» появилось вакантное место заместителя командира эскадрильи. На вооружении двух эскадрилий J 88 в тот период состояли истребители-монопланы Bf 109В, а еще две эскадрильи летали на бипланах Не 51, применявшихся в основном для штурмовки наземных целей. Мельдерса направили в подразделение, оснащенное устаревшими Не 51. В мае 1938 года он возглавил это подразделение, сменив убывшего в Германию ее прежнего командира Адольфа Галланда. За месяц до этого события эскадрилья перевооружилась на Bf 109С.

Свою первую воздушную победу Мельдерс одержал 15 июля 1938 года. Его жертвой стал республиканский истребитель И-15. Через день он записал на свой счет еще один сбитый И-15, а 19 июля пополнил список побед истребителем И-16. Всего в течение испанской «командировки» Мельдерс, по немецким данным, сбил 14 республиканских самолетов, среди которых были 2 И-15, 11 И-16 и 1 бомбардировщик СБ. Таким образом, он стал самым результативным летчиком-истребителем немецкого «Легиона Кондор». Однако гораздо важнее для люфтваффе оказались заслуги Мельдерса в области разработки тактики действий истребительной авиации. Так, он был противником маневренных боев с вражескими истребителями и всегда советовал атаковать противника с выгодной позиции, используя фактор внезапности, а затем уходить на максимальной скорости, чтобы занять новое положение для атаки. Учитывая скоростные и аэродинамические характеристики Bf 109, такая манера боя в Испании являлась для этого самолета оптимальной. Следует заметить, что этот опыт он перенял у пилотов республиканских истребителей И-16, которые предпочитали вести бои в вертикальной плоскости, в то время как более маневренные И-15 сражались по горизонтали. В качестве основной боевой единицы истребителей Мельдерс ввел в обращение пару самолетов, выгодно отличавшуюся от популярного в то время звена из трех машин. Треугольное боевое построение истребителей, красивое на параде, было совершенно неэффективным в зоне боевых действий, поскольку ведомым больше приходилось следить за соблюдением дистанций в строю, чем за окружающим пространством. После начала боя тройка обычно распадалась на отдельные самолеты. В свою очередь, пара истребителей давала пилотам значительно большую свободу маневра. В сражении истребители быстро перестраивались, сохраняя за счет этого свой боевой порядок и прикрывая друг друга от вражеских атак. Две пары немецких истребителей составляли звено, которое в воздухе образовывало строй, получивший название «четыре пальца». Первая пара летела впереди, а вторая пара несколько сдвигалась назад, и на виде сверху самолеты занимали позиции как бы на кончиках пальцев руки.

Возвратившись в Германию уже известным пилотом, Мельдерс несколько месяцев работал в министерстве авиации Германии, где получил возможность внедрить в наставления люфтваффе все свои идеи по тактике. В марте 1939 года он был назначен командиром эскадрильи 3./JG 53.

К началу Второй мировой войны 53-я эскадра базировалась в западной части Рейха и в нападении на Польшу не участвовала. Однако объявленная англо-французским командованием «странная война» вскоре привела к воздушным стычкам и на западной границе страны. Свой первый после Испании бой Мельдерс провел уже 8 сентября 1939 года, когда звено Bf 109Е из JG 53 встретилось в воздухе с пятью французскими истребителями Кертисс Н.75. Единственным сбитым в этом поединке оказался сам Мельдерс, который в процессе вынужденной посадки скапотировал и лишь по чистой случайности остался невредим. Взять реванш ему удалось 20 сентября, уничтожив Н.75 из группы II/5. Через месяц он сбил английский бомбардировщик «бленхейм», а 22 декабря отправил к земле «харрикейн». К этому времени он уже командовал группой III/JG 53. Кроме меткой стрельбы, Мельдерс отличался также великолепным зрением, и он приложил немало усилий, чтобы еще больше развить этот ценный для летчика-истребителя дар.

К моменту вторжения немецких войск во Францию Мельдерс имел на счету 24 воздушные победы, и еще 15 самолетов он сбил в ходе сражений над французской территорией. Его 128-й боевой вылет едва не оказался последним. Мельдерс так описывал события 6 июня 1940 года: «Сверху появились три неопознанных самолета. Набрав высоту 7000 м, мы увидели наши «мессершмитты». Вновь снизились и развернулись домой. Внезапно объявились шесть «моранов» — преследую их сзади. По мере сближения разглядел еще две эскадрильи «мессершмиттов», уже вступивших в бой с противником. Они первыми начали поединок, и я ушел в сторону, чтобы осмотреться. Завязался обычный бой. «Мораны» дрались отчаянно — один «мессершмитт» в пламени врезался в землю; пилот, наверное, погиб. Некоторое время я наблюдал за схваткой, а затем атаковал «моран», который безрезультатно обстреливали три «мессершмитта». Вскоре мне удалось поймать вражеский самолет в прицел, но он постоянно маневрировал, а затем внезапно выполнил переворот и оказался сзади и несколько ниже меня. Черт побери — француз открыл огонь.

Я заложил вираж и ушел в сторону солнца. Противник, по-видимому, потерял меня, так как развернулся в противоположную сторону и скрылся из виду. Надо мной пара «мессершмиттов» продолжала преследование последнего «морана». Он пытался уйти вниз, увертываясь из пулеметных очередей. Я посмотрел назад. Высота была примерно 800 м. Вдруг раздался грохот, и искры рассыпались по кабине моего самолета. Рычаг управления двигателем разлетелся на кусочки, а ручка управления провалилась вперед. Я начал падать вертикально вниз, и оставалось только покинуть самолет…».

Победителем Мельдерса стал су-лейтенант Помье-Лераг, пилот не «морана», а Девуатина D.520 из GC И/7. Зажатый затем в «клещи» тремя Bf 109, молодой французский летчик погиб, так и не узнав знаменитой фамилии сбитого врага! Мельдерс благополучно спустился на парашюте, но попал в плен и следующие три недели питался в основном лагерной похлебкой. Освободили его 30 июня после капитуляции Франции — на родине немецкого аса ожидали торжественная встреча и очередной чин майора.

Новый военный тур Мельдерс начал в июле 1940 года в должности командира JG 51, но в первом же вылете к берегам Британии ему опять не повезло. В районе Дувра он сбил истребитель «спитфайр», но затем был ранен в воздушном бою и едва дотянул на изрешеченном Bf 109 до своего аэродрома, рядом с которым приземлился, не выпуская шасси. Вновь к своим обязанностям после выздоровления Мельдерс приступил в августе 1940 года.

С этого времени он стал быстро наращивать список воздушных побед. 20 сентября на его счету имелось уже 40 сбитых самолетов (+14 — в Испании), а 22 октября — 50.

В декабре 51-ю эскадру люфтваффе отвели на отдых в Германию и оснастили новейшими истребителями Bf 109F-2. В числе прочих новшеств эти самолеты получили пушку, установленную в развале цилиндров мотора, и такой вариант вооружения, по мнению Мельдерса, должен был ощутимо повысить точность стрельбы. Проверить это в бою ему удалось 10 февраля 1941 года, когда он сбил «харрикейн» из 601-й эскадрильи RAF. 20 февраля Мельдерс уничтожил два «спитфайра», а через пять дней — еще один. В марте его личный счет пополнился еще двумя вражескими самолетами. Последнюю воздушную победу на Западном фронте немецкий ас одержал 8 мая, и к тому моменту за ним числилось 68 сбитых самолетов, не считая 14 побед в Испании.

В преддверии операции «Барбаросса» 51-я эскадра, в составе которой имелось 160 истребителей, передислоцировалась на аэродромы в Польше. Во время вторжения в СССР ее задачей было прикрытие с воздуха немецких войск на основном, центральном направлении.

В целом день 22 июня 1941 года оказался удачным для JG 51. Согласно немецким данным, ее потери составили только 5 Bf 109, и еще столько же машин получили различные повреждения. В свою очередь, пилоты эскадры доложили о 69 сбитых советских самолетах, в том числе 4 воздушные победы записал на свой счет Мельдерс. Непосредственной поддержкой танковой группы Гудериана подразделения JG 51 занялись с 24 июня, когда бои в воздухе несколько поутихли. Всплеск активности советская авиация проявила лишь в конце июня, когда стало ясно направление главного удара немецких войск и потребовалось любой ценой остановить продвижение фашистских танков. На бомбардировку механизированных колонн противника и мостов через реки были брошены целые полки советских бомбардировщиков, причем без всякого истребительного сопровождения. 30 июня летчики JG 51 совершили 157 боевых вылетов и заявили целых 113 воздушных побед. 5 сбитых самолетов записал в личный список Мельдерс, и таким образом число его побед во Второй мировой войне достигло 82. Потери наземных частей вермахта оказались не очень значительными, поскольку по воспоминаниям командующего 2-й танковой группы Гудериана:

«…Взаимодействие с авиацией полковника Мельдерса было отличным. Только с ближними бомбардировщиками генерала Фибига мы не могли добиться установления достаточно быстрой связи…».

15 июля 1941 года Мельдерс превысил желанную отметку в 100 сбитых самолетов и стал абсолютным лидером люфтваффе по числу побед в этот период. Всего на его счету было 115 сбитых самолетов, в том числе 14 — в Испании, 15 — во Франции, 31 — во время «битвы за Британию», 22 — на Западном фронте и 33 — на Восточном.

Получивший все высшие награды Рейха, Мельдерс превратился в национального героя Германии, и в результате ему запретили выполнять боевые вылеты. В конце июля он сдал командование эскадрой майору Беку и вылетел в Ставку Гитлера за новым назначением. В должности генерал-инспектора истребительной авиации он вновь появился на фронте в ноябре 1941 года, возглавив объединенную группировку истребителей и пикирующих бомбардировщиков в Крыму. Здесь он тайком опять приступил к полетам и, по некоторым сведениям, даже одержал несколько «неофициальных» побед. Но это были его уже последние боевые вылеты. 17 ноября застрелился в Германии генерал-полковник Удет, и Мельдерс получил приказ срочно вылететь в Берлин на торжественные похороны. Погода стояла плохая, но тем не менее бомбардировщик Не 111 с Мельдерсом на борту в качестве пассажира поднялся в воздух. В тумане экипаж заблудился, и после отказа одного из моторов самолет разбился во время вынужденной посадки в районе польского города Бреслау.

Вольфганг Шельман

Уроженец Касселя, Шельман начал свою боевую карьеру в составе «Легиона Кондор» в Испании, куда он прибыл в конце 1937 года в качестве командира эскадрильи 1./J 88. В последующих воздушных схватках он проявил типичную немецкую расчетливость, без особой нужды не рискуя жизнью, и тем не менее стал вторым после Мельдерса наиболее результативным пилотом-истребителем «Легиона».

Боевое крещение Шельман получил 12 января 1938 года, атаковав республиканский бомбардировщик СБ. Однако, наткнувшись на меткую очередь бортового стрелка, предпочел ретироваться. После возвращения в его «мессершмитте» насчитали семь пробоин. 18 января Шельман, летевший во главе пятерки Bf 109, неожиданно напал сверху на целую эскадрилью И-16 и сбил один истребитель. Обстреляв самолеты противника, немцы тут же ушли, хотя республиканцы успели расквитаться с замыкающим «мессершмиттом».

В 1938 году франкистская авиация захватила господство в испанском небе, и летчики «Легиона Кондор» нередко занимались «свободной охотой» вблизи линии фронта. Особенно это относилось к подразделениям, оснащенным скоростными истребителями Bf 109. Практиковал «свободную охоту» и Шельман, стремившийся увеличить свой личный счет. Как правило, немцы летали парами и атаковали одиночные, отставшие от боевого порядка вражеские самолеты. 8 марта Шельман вместе с напарником преследовал такой отставший И-I5 до самого аэродрома и расстрелял его, как в тире, на посадке. Вслед за этим немецким летчиком пришлось срочно «уносить ноги», поскольку сверху объявились самолеты И-16. Причем ведомый в спешке быстро оторвался от ведущего, так как последний забыл переставить шаг винта. Все же в тот день удача сопутствовала Шельману, и вблизи линии фронта И-16 прекратили погоню.

Крупный воздушный бой состоялся в испанском небе 24 марта. В нем приняли участие 30 И-15 и 10 И-16 со стороны республиканцев и 6 °CR.32 и 20 Bf 109 со стороны мятежников. Численное превосходство сыграло свою роль, и республиканцы в этом бою понесли значительные потери. Были сбиты 7 И-15, в то время как мятежники потеряли только три самолета. Один И-15 подбил испанский пилот мятежников Анхель Ларрано и попытался принудить вражеский самолет с раненым летчиком к посадке. Однако внезапно появившийся «мессершмитт» добил республиканский истребитель. По западным источникам, в его кабине находился Вольфганг Шельман, одержавший таким образом свою очередную победу.

Всего Шельман записал на свой счет в Испании 12 сбитых самолетов противника, в том числе 2 СБ, 8 И-16 и 2 И-15.

В сентябре 1939 года Шельман в составе JG 77 участвовал в Польской кампании, но пополнить список побед там ему не удалось. Тем не менее за прежние заслуги он был назначен в ноябре командиром 2-й группы вновь формируемой 2-й истребительной эскадры (II/JG 2). Эта эскадра создавалась для боевых действий на Западном фронте и была полностью готова к сражениям весной 1940 года. Как раз к моменту начала «блицкрига» в Европе.

Свою первую победу во Второй мировой войне Шельман одержал 11 мая, т. е. на второй день вторжения немецких войск во Францию. Его жертвой стал британский истребитель «харрикейн» из состава экспедиционного корпуса, сбитый в районе г. Ретель. 15 мая он уничтожил над Седаном еще один «харрикейн», а затем в течение четырех дней сбил два разведывательных двухместных самолета «лайсендр». Для «мессершмитта» тихоходный высокоплан «Лайсендр» с неубирающимся шасси являлся легкой добычей, особенно если он действовал без прикрытия. Не намного превосходил «лайсендера» по огневой мощи и двухмоторный бомбардировщик Бристоль «Бленхейм» — пару таких самолетов Шельман вместе с ведомым перехватил в июле 1940 года в районе порта Гавр. По результатам воздушного боя обоим немецким летчикам было засчитано по одной победе.

2 сентября 1940 года, в разгар «битвы за Англию», Шельман был назначен командиром JG 2, и к этому времени на его счету, с учетом побед в Испании, имелось 24 сбитых самолета. Впрочем, на этой должности он пробыл недолго и в середине ноября был переведен на должность командира эскадры JG 27. Последнюю вскоре отвели на отдых в Германию, и после пополнения она вернулась на фронт в начале 1941 года. Группa I/JG 27 отправилась в Северную Африку, а группы II и III приняли участие в воздушных боях под Балканами. 20 апреля Шельман уничтожил свой последний вражеский самолет на Западном фронте («харрикейн» из 80-й эскадрильи RAF), а в июне обе «балканские» группы JG 27 передислоцировались в Польшу для действий против СССР.

На Восточном фронте карьера Шельмана завершилась уже 22 июня 1941 года. В этот день истребители JG 27 вылетели на штурмовку наземных объектов, и некоторые из них несли под крылом контейнер с осколочными бомбами SD 2. Из этого вылета Шельман не вернулся, и до сих пор судьба его точно не известна. В официальной сводке потерь люфтваффе за 22 июня самолет Шельмана значился как сбитый зенитной артиллерией противника. Однако в результате предпринятых немцами поисков остатки Bf 109Е-7 Шельмана были обнаружены в районе Гродно рядом с обломками советского истребителя, и это позволило западным историкам позднее утверждать, что Шельман одержал в последнем бою еще одну победу, но затем столкнулся с частями взорвавшегося в воздухе самолета И-16. В целом такая версия представляется маловероятной. Более вероятно, что «мессершмитт» Шельмана таранил кто-либо из советских пилотов. Например, известно, что в этом районе уничтожил тараном Bf 109 на «чайке» лейтенант П.А. Кузьмин из 127-го ИАП. Сам Кузьмин при этом погиб, а Шельман сумел выброситься с парашютом, но попал в плен и в хаосе отступления, скорее всего, был расстрелян.

Захаров Георгий Нефедович

Захаров известен прежде всего в качестве командира 303-й истребительной дивизии, в состав которой входила знаменитая французская эскадрилья «Нормандия», преобразованная позднее в полк. Менее известно, что он принимал участие в трех войнах и, по некоторым источникам, лично сбил на разных фронтах 18 вражеских самолетов. В годы Великой Отечественной войны он совершил 153 боевых вылета, провел 48 воздушных боев и одержал в них 10 побед.

Георгий Нефедович родился в 1908 году в деревне Старое Семенкино нынешней Самарской области, в семье железнодорожного рабочего. С детства хлебнул немало горя, особенно после смерти родителей в 1920 году, когда в возрасте 12 лет вместе с младшей сестренкой вынужден был скитаться по дворам в поисках пищи и крова. Его жизнь наладилась только после окончания Гражданской войны и возвращения в деревню старшего брата, Андрея Захарова, демобилизованного из рядов 1-й конной армии Буденного.

В конце 20-х годов в СССР был очень популярен лозунг «комсомолец — на самолет», и молодежь охотно вступала в ряды Красного Воздушного Флота. Посвятил свою жизнь авиации и Георгий Захаров, закончивший в 1933 году Сталинградскую летную школу. Как один из лучших курсантов, он был направлен вначале на курсы командиров, а потом в звании старшего пилота получил назначение в 109-ю истребительную эскадрилью киевской авиабригады. Его непосредственным начальником стал командир отряда (эскадрилья в то время делилась на три отряда) П.В. Рычагов, в дальнейшем возглавивший Главное управление ВВС РККА. 109-я эскадрилья была образцовой в Красной армии, а среди ее подразделений наилучшей подготовкой обладал отряд Рычагова.

Сам прекрасный летчик, Рычагов все усилия направлял на то, чтобы сделать из своих подчиненных отличных бойцов. Захаров быстро выдвинулся в командиры звена, а его летное мастерство не вызывало сомнений. Специальным распоряжением по бригаде за ним был закреплен показательный пилотаж.

Когда вспыхнул вооруженный мятеж в Испании, из состава 109-й эскадрильи сформировали основу группы советских летчиков, отправленных вместе с военной техникой на помощь республиканцам. Командовал группой Рычагов, а Захаров выполнял обязанности парторга.

Первый воздушный бой группы в испанском небе состоялся утром 4 ноября 1936 года. Отражая налет на Мадрид, истребители И-15 сбили тогда несколько фашистских самолетов. В упор обстрелял вражеский «фиат» и Захаров, однако итальянский пилот имитировал падение, а над самой землей выровнялся и ушел на свою территорию. Еще один бой в этот день едва не оказался для советского летчика последним. Задержавшись на аэродроме и отстав от основной группы, Захаров неожиданно встретился в воздухе с 12 немецкими истребителями Хейнкель Не 51. По воспоминаниям пилота, он остался жив лишь благодаря тому, что вражеских стрелков было слишком много, и они мешали друг другу. Постоянно маневрируя до темноты в глазах, он сумел дотянуть до своего аэродрома, где тут же приземлился на изрешеченном самолете, выбрался с помощью механиков из кабины и бросился к ближайшим деревьям в поисках укрытия. За этот поединок Захаров получил от испанцев именной маузер в деревянной кобуре. Спустя четыре дня он одержал свою первую воздушную победу — его жертвой стал легкий двухместный бомбардировщик устаревшей конструкции. Очередной вражеский самолет Захаров сбил 11 февраля 1937 года, причем с довольно большой дистанции около 400 метров. Пулеметные очереди попали точно в кабину истребителя Фиат CR.32, после чего он перевернулся и упал в море. Любопытно, что летное мастерство советского летчика позволяло ему быстро осваивать самые различные типы летательных аппаратов. Так, в Испании он совершил несколько разведывательных полетов на трофейном CR.32, а также летал на пассажирском «локхиде».

Испанская «спецкомандировка» Захарова завершилась в апреле 1937 года, и после возвращения на Родину он был назначен командиром отряда 109-й истребительной эскадрильи. Однако в этой должности ему не пришлось служить, поскольку, согласно следующему приказу, он занялся войсковыми испытаниями нового истребителя И-15бис, а затем возглавил группу советских летчиков, воевавших на самолетах этого типа в Китае. Сражаясь против японских захватчиков, Захаров увеличил свой личный счет еще на три сбитых самолета. Вновь возвращался он в СССР летом 1938 года не совсем обычным образом. Ему поручили перегнать для испытаний захваченный в боях японский истребитель А5М. Но в дороге вражеские агенты сумели подсыпать в топливный бак сахарного песку, и самолет в горах потерпел аварию. Тем не менее, из-за искусства пилота, повреждения оказались небольшими, и в последующем А5М восстановили и передали в НИИ ВВС.

В 1939 году капитану Захарову было досрочно присвоено звание полковника, и некоторое время он командовал ВВС Сибирского ВО. В1940 году, после присвоения генеральского звания, возглавил 43-ю истребительную дивизию Западного округа. К моменту начала Великой Отечественной войны в составе четырех полков этой дивизии имелось 60 самолетов И-153 и 175 И-16. Благодаря личной инициативе Захарова, вся авиатехника на аэродромах в преддверии 22 июня 1941 года была рассредоточена, введено боевое дежурство у самолетов. Поэтому 43-я дивизия в первый день войны понесла сравнительно небольшие потери на земле.

Во второй половине дня 22 июня Захаров вылетел на И-16 в район Минска, который прикрывали два его полка. Позднее он вспоминал: «…Минск горел. Полыхал аэродром, куда я намеревался приземлиться, — очевидно, немцы подожгли склады с горючим. На аэродроме вперемежку стояли самолеты разных систем, абсолютно незамаскированные, все было забито техникой — целой и изуродованной. Я не стал садиться сразу, а сначала сделал круг над городом.

Низко ходили большие двухмоторные машины. Я видел их, подлетая, но мне и в голову не могло прийти, что это «юнкерсы»! Они ходили на малых высотах и прицельно швыряли бомбы на отдельные здания. Вражеских истребителей в небе не было. Подвергая город в течение дня непрерывной бомбардировке, превратив аэродром в жаровню, «юнкерсы» под вечер чувствовали себя в полной безопасности.

Я находился выше их, прямо над центром города, когда увидел один Ju 88 над крышей штаба округа. Раздумывать долго не стал — спикировал, пристроился фашисту в хвост и в упор дал длинную очередь. «Юнкерс» не загорелся, но резко накренился и упал. Упал он в районе оперного театра. Над окраиной города я атаковал другой и зажег его. Он уходил, дымя, но, я думаю, не вытянул: как и у первого, у него был слишком мал запас высоты».

В последующие дни, недели и месяцы 43-я дивизия сражалась на главном направлении, поддерживая отступавшие советские войска, и до октября 1941 года через нее прошло около 15 авиационных полков. В августе, после включения в ее состав 13-го бомбардировочного полка, она стала смешанной. Дивизия воевала под Минском, Могилевом, Смоленском, Бобруйском и Вязьмой и за полгода боевых действий записала на свой счет 340 уничтоженных на земле и в воздухе вражеских самолетов. Захаров, постоянно курсировавший между аэродромами своей дивизии на истребителе, также нередко ввязывался в бой. Так в начале октября 1941 года он сбил ближний разведчик Hs 126 прямо над немецкой танковой колонной. В том же месяце из-за общей нервозной обстановки на фронтах и конфликта с руководством он был снят с должности и отправлен в Среднюю Азию командовать летной школой.

Снова на фронт Захаров вернулся в начале 1943 года, возглавив 303-ю истребительную дивизию. Эта дивизия вошла в состав 1-й воздушной армии и включала в себя около 160 самолетов. Боевые действия она начала на Западном фронте, поддерживая наступление на Брянском направлении. У Захарова снова появилась возможность участвовать в боях, и вскоре он уничтожил «раму» (Fw 189), упавшую на советской территории.

Весной 1943 года соединения 1-й воздушной армии наносили весьма эффективные удары по аэродромам противника. 303-я ИАД обеспечивала непосредственное сопровождение ударных групп бомбардировщиков и штурмовиков. При воздушных налетах использовались самые разнообразные тактические приемы. Обычно атаки производились со стороны вражеской территории, с разных высот и с незначительными интервалами между подразделениями. Причем одновременно удару подвергались 17 немецких аэродромов, расположенных на глубину от 50 до 200 км от линии фронта.

Только за первые два дня операции в мае 1943 года люфтваффе, по советским данным, потеряли 144 самолета на земле, и 15 было сбито в воздухе. Советская сторона лишилась 4 бомбардировщиков Пе-2 и 1 штурмовика Ил-2. Однако подобных результатов удавалось достигнуть далеко не всегда. Например, июньский удар по аэродромам противника неоднократно переносился по различным причинам, произошла утечка секретных сведений, и немцы заранее подготовились к отпору. В итоге 10 июня из 346 самолетов 1-й воздушной армии, участвовавших в налетах, назад не вернулись 42. Во многом вину за это возложили на истребители прикрытия, а Захарова спасло только то, что он заранее отправил руководству телеграмму о том, что из-за размокших аэродромов невозможно задействовать в операции все истребители дивизии, и желательно отложить мероприятие на более длительный срок.

В июле 1943 года началось сражение под Курском, закончившееся разгромом врага и контрнаступлением советских войск. Пожалуй, этот период времени стал самым напряженным для 303-й дивизии по накалу боевых действий. Лишь за два месяца, в августе и сентябре, летчики соединения доложили о 188 уничтоженных немецких самолетах, и еще 24 было повреждено. Собственные потери дивизии также оказались значительными и составили 53 самолета. Особенно тяжелой для всех стала гибель двух лучших летчиков недавно сформированной французской эскадрильи «Нормандия» — Ж. Тюляна и А. Литольфа. Осенью 1943 года 303-я дивизия получила почетное наименование «Смоленская» за участие в Смоленской наступательной операции.

Захаров по-прежнему оставался «летающим» генералом и не упускал случая «блеснуть» своей летной подготовкой. Например, в мае 1944 года во время приезда французской военной миссии во главе с генералом Пети он устроил над аэродромом показательный пилотаж и сам в нем участвовал на истребителе Ла-5ФН. В заключение он прошелся на бреющем полете вниз головой, доставив изрядные волнения высокопоставленным французам.

Любопытный случай произошел в июне 1944 года, когда недалеко от аэродрома Заольша командир 18-го ГИАП А.Е. Голубов сбил немецкий истребитель Bf 109. Летчик выпрыгнул с парашютом, а поскольку линия фронта находилась рядом, Захаров вместе со своим ведомым Замориным сели в У-2 и отправились на его поимку. Пригрозив сверху убегающему фашисту пистолетом, они заставили его остановиться и приземлились рядом. Ошеломленный пилот люфтваффе безропотно отдал двум внушительным русским оружие, помог развернуть хвост самолета, а затем втиснулся вместе с Замориным в заднюю кабину У-2.

Осенью 1944 года в дивизию поступили новые истребители Як-3, и один из них, естественно, достался Захарову. На борту самолета вместе с традиционной изломанной стрелой был нарисован и личный знак генерала: Георгий Победоносец на коне, поражающий копьем змея.

Боевое испытание Як-3 оказалось для Захарова нелегким, и только из-за высоких летных качеств своего самолета ему удалось выйти из боя победителем. Вместе с Замориным в районе Тильзита он атаковал пару «мессершмиттов», но на помощь неприятелю подоспели еще два Bf 109. Причем немецкие летчики попались весьма опытные, и поединок длился почти до исхода горючего в топливных баках. Лишь своевременная помощь ведомого позволила Захарову наконец поймать противника в прицел. Точная очередь из пушки и пулеметов решила исход схватки, и оставшиеся немецкие истребители сразу вышли из боя. После возвращения гимнастерки у обоих советских летчиков оказались настолько мокрыми, что их впору было выжимать.

В конце 1944 года 303-я НАД воевала в Восточной Пруссии, а последние воздушные бои летчики соединения провели в апреле 1945 года в районе Кенигсберга и Земландского полуострова.

После окончания Великой Отечественной войны Захаров продолжил службу в советских ВВС и вышел в отставку в 1960 году.

Глава 3. Воздушная война в Заполярье

Для захвата Кольского полуострова немцы сосредоточили в северной части Норвегии и Финляндии армию «Норвегия», состоявшую из шести дивизий (в том числе двух финских). Немецкую авиацию на Севере представляли части 5-го воздушного флота, размещенные на аэродромах Хебуктен, Банак, Луостари, Рованиеми и Кемиярви. По современным западным данным, 22 июня 1941 года там базировались следующие подразделения люфтваффе: I/JG 77 (22 истребителя Bf 109Е), 2./ZG 76 (4–6 Bf 110Е), 6./KG 30 (12 бомбардировщиков Ju 88А-5), IV (St) /LG 1 (33 Ju 87R), отряд дальней разведки l.(F) /124 (8—10 Ju 88, Do 17P и Do 215В), отряд ближней разведки l.(H) /32 (7 Hs 126), а также 2 бомбардировщика He 111 из службы метеоразведки. Кроме поддержки наземных войск, основными задачами подразделений люфтваффе являлись атаки советских кораблей в Баренцевом море, выведение из строя мурманского порта и нарушение транспортного сообщения по Кировской железной дороге. Не последнее место занимало также подавление советских ВВС, как в воздухе, так и на земле.

Армии «Норвегия» противостояла на суше 14-я советская армия, прикрывавшая мурманское, кандалакшское и ухтинское направления и занимавшая полосу обороны протяженностью около 500 км. С воздуха ее поддерживала 1-я смешанная авиационная дивизия (САД), состоявшая из 137-го скоростного бомбардировочного авиаполка (СБАП), а также 145-го и 147-го истребительных авиаполков. Всего в 1-й авиадивизии имелось 28 бомбардировщиков СБ и 97 истребителей И-16, И-153 и И-15бис. С моря оборону советского Заполярья обеспечивал Северный флот, включавший в себя 8 эсминцев, 7 сторожевых кораблей и 15 подводных лодок. В состав ВВС Северного флота под командованием генерал-майора А А. Кузнецова входили 72-й смешанный авиаполк (11 бомбардировщиков СБ, 28 И-15бис, 17 И-153 и 4 И-16), 118-й морской авиаполк и 49-я отдельная эскадрилья (49 летающих лодок МБР-2 и 7 ГСТ).

Военные действия на северной границе СССР в первый день войны не отличались напряженностью, поскольку немцы здесь еще не были готовы к наступлению и подтягивали силы, в первую очередь авиационные подразделения. Около 4 часов утра 22 июня 1941 года четыре немецких самолета вторглись в воздушное пространство советского Заполярья и с высоты 1000 м провели разведку пограничных укреплений на побережье Варангер-фьерда. К этому времени в советских авиаполках была объявлена готовность № 1, но никаких налетов на аэродромы в течение дня не последовало. В итоге командование Северного флота решило взять инициативу на себя и запросило у руководства ВМФ СССР разрешение на бомбардировку немецких аэродромов, расположенных в Финляндии и Норвегии, а также на атаки вражеских кораблей в случае их появления у Варангер-фьерда. Наиболее активно немцы действовали с аэродромов Луостари в Финляндии, Хебуктен (Киркенес) и Банак на севере Норвегии. Разрешение было получено, и 23 июня девятка СБ из 72-го САП ВВС Северного флота выполнила первый налет на Хебуктен.

24 июня авиация с обеих сторон действовала более активно, и в связи с этим появились первые стычки в воздухе, первые победы и поражения. Список побед на этом фронте открыли вначале пилоты люфтваффе: истребители Bf 109 сбили бомбардировщик СБ из 72-го САП, возвращавшийся из очередного налета на Хебуктен. Весь экипаж советского самолета погиб. В первые дни войны и советские и немецкие бомбардировщики нередко летали без прикрытия, что диктовалось в первую очередь географическими особенностями этого театра военных действий. Дальние расстояния и разбросанность важнейших целей привели к тому, что истребители не могли сопровождать тяжелые самолеты на всем протяжении их полета. Кроме того, в условиях однообразного зимнего пейзажа и гористой местности совсем не лишними оказались в экипажах обязанности штурманов.

Немецкие самолеты в течение 24 июня поодиночке и небольшими группами бомбили объекты в районе Кольского залива, на полуостровах Рыбачий и Средний и острове Кильдин. 7 бомбардировщиков атаковали главную базу Северного флота — Полярное, впрочем, без особого успеха. Зато в губе Териберка был поврежден бомбами советский транспорт «Роза Люксембург». Продолжали бороздить небо и разведывательные самолеты люфтваффе, и один из них ближе к вечеру уничтожил командир 4-й эскадрильи 72-го САП ст. лейтенант Сафонов, открывший таким образом боевой счет летчиков-североморцев. После возвращения Сафонов доложил о сбитом Не 111, хотя, вероятно, это был Ju 88 из состава 6./KG 30. Еще один Ju 88 обстрелял лейтенант Рогожин, и на две победы претендовали советские зенитчики.

25 июня немецкие самолеты совершили налет на Кандалакшу и рядом расположенный аэродром Африканда. Взлетевшие по тревоге 6 И-15бис из 147-го ИАП сумели подбить два бомбардировщика, однако немцы все-таки нанесли ущерб летному полю и сожгли на земле несколько СБ из состава 137-го СБАП.

С советской стороны 14 СБ из 137-го СБАП нанесли удар по аэродрому Луостари, а другие самолеты этого полка атаковали аэродромы Рованиеми и Кемиярви, расположенные в центре Финляндии. Бомбардировщики по-прежнему действовали без прикрытия, хотя возрастающая активность вражеской истребительной авиации требовала применять хотя бы частичные меры для их защиты. В результате было решено привлекать истребители для сопровождения СБ во время их полетов на небольшие расстояния, а на дальних маршрутах истребители могли прикрывать бомбардировщики на начальном этапе их пути к целям и встречать во время возвращения обратно. Непосредственно в районах целей экипажам СБ предлагалось самим заботиться о себе за счет применения различных тактических приемов. Например, рекомендовалось атаковать вражеские объекты со стороны солнца с приглушенными моторами, либо выполнять заход на бомбардировку с наиболее неожиданного для противника направления. Но не всегда это помогало. Так, 27 июня пятерка советских бомбардировщиков из 137-го СБАП под командованием капитана Котова нанесла удар по вражескому аэродрому и, по докладам экипажей, уничтожила на земле три немецких самолета. Однако при этом один СБ был сбит зенитным огнем, а второй на обратном пути отсекли от строя несколько Bf 109, и из-за полученных в бою повреждений он едва сумел дотянуть до своей территории, где сразу произвел вынужденную посадку. До конца июня 72-й и 137-й бомбардировочные полки потеряли 5 самолетов СБ от воздействия истребителей противника, и еще 2 бомбардировщика пропали без вести.

В светлую ночь 26 июня немцы вновь попытались совершить налет на Кандалакшу, однако эскадрилья И-15бис из 147-го ИАП успела вовремя перехватить вражеские самолеты и расстроила их боевые порядки. «Юнкерсы» сбросили бомбы куда попало, и некоторые из них получили изрядные повреждения. В схватке с истребителями прикрытия один Bf 110 сбил командир эскадрильи ст. лейтенант Л.И. Иванов. Наши самолеты потерь не имели, хотя многие из них возвратились назад с пулевыми пробоинами.

Любопытный бой произошел 26 июня у входа в Кольский залив, где две пары гидросамолетов МБР-2 (в просторечье называемые «амбарчиками» за свой неказистый внешний вид) производили поиск вражеских подводных лодок. На одну пару МБР-2 попытался напасть одиночный Ju 88, но тихоходные самолеты с гораздо более слабым вооружением дружно перешли в контратаку и вынудили немецкий экипаж спасаться бегством.

Во время очередного налета люфтваффе на аэродром Африканда, на рассвете 27 июня, снова отличился Л.И. Иванов, но, к сожалению, этот бой стал для мужественного летчика последним. Служба оповещения в этот раз сработала с запазданием, и к моменту подхода вражеских самолетов на аэродром успел прибежать лишь один Иванов. Понимая, что времени терять нельзя, он сразу забрался в кабину своего истребителя и поднялся в воздух, не дожидаясь товарищей. Успел набрать высоту и из-за облаков перешел в атаку на немецкие бомбардировщики. Немцы вначале растерялись, но вскоре разобрались в ситуации, и на одинокий И- 15бис накинулись сразу 7 Bf 109. Забавляясь, немецкие летчики по очереди обстреливали тихоходный биплан, а Леонид Иванов, уворачиваясь от пулеметных очередей и выжимая из своей машины все, на что она была способна, уводил врагов все дальше от своего аэродрома. В результате смогли взлететь и товарищи Иванова, но помочь ему они уже не успели. В неравной схватке Иванов сумел зайти в хвост и сбить один Bf 109, но тут же вспыхнул и его истребитель и в пламени упал на землю.

На рассвете 29 июня 1941 года на Карельском фронте при поддержке артиллерийских орудий началось общее наступление немецко-финской армии, наносившей главные удары силами корпусов на мурманском, кандалакшском и ухтинском направлениях. Одновременно на северных морских путях были развернуты немецкие подводные лодки, а части 5-го воздушного флота люфтваффе, усиленные дополнительными бомбардировочными подразделениями и вновь сформированной истребительной группой IV/JG 77, приступили к тотальным атакам советских аэродромов. Небольшими группами немецкие самолеты атаковали также мурманский порт и другие пункты базирования кораблей Северного флота. С воздуха были минированы подходы к Кольскому заливу.

Первым попал под удар 29 июня советский аэродром Ваенга, расположенный севернее Мурманска. В 10:18 его атаковали около 20 немецких самолетов — бомбардировщики Ju 88 под прикрытием Bf 109 и Bf 110. Сигнал воздушной тревоги прозвучал, когда немцы находились уже в районе аэродрома, и отражать налет пришлось вначале одному звену И-15бис в составе ст. лейтенанта Уварова, лейтенантов Арефьева и Красавцева. Звено патрулировало над аэродромом и при виде противника немедленно вступило в бой, уничтожив в первой же атаке один Ju 88. Возникшая среди немцев суматоха позволила подняться в воздух и другим советским истребителям, окончательно сорвавшим вражеский налет. «Юнкерсы», сбросив бомбы, развернулись обратно, но Уваров и Красавцев продолжили их преследование и сбили еще один бомбардировщик.

Следующий налет на Ваенгу состоялся между 16 и 17 часами, и на этот раз дежурной шестерке И-153 пришлось взлетать уже под свист падающих бомб. Тем не менее налет снова был отражен, и при этом отличились советские летчики B.C. Адонкин и Ф.С. Плотко. Адонкин весьма удачно выпустил реактивные снаряды РС-82, в результате попадания которых бомбардировщик Ju 88 буквально развалился на части. Плотко гнался за «юнкерсом» до самой Титовки, но все же сумел зажечь вражеский самолет.

В этот день досадные потери понес 118-й МРАП, гидросамолеты которого приняли участие в бомбардировке вражеских портов. Около порта Линахамари «мессершмитты» перехватили тройку МБР-2 и все самолеты сбили. Из трех экипажей в живых остался только один. В районе губы Тюва были сбиты немецкими истребителями два гидросамолета ГСТ, и опять сумел спастись лишь один экипаж, совершивший вынужденную посадку на воду.

По нашим данным, в течение 29 июня подразделения люфтваффе потеряли 13 самолетов. В числе прочих немецких пилотов был сбит и после трехдневных скитаний попал в плен командир IV/JG 77 гауптман Альфред фон Лоевский. Советская сторона лишилась 6 самолетов, и еще 18 получили различной степени повреждения.

Между тем на мурманском направлении горнострелковый немецкий корпус продвинулся до рубежа Большая Западная Лица и приступил к наведению переправ через реку. В этот район спешно перебрасывались 52-я стрелковая дивизия Красной армии и части морской пехоты. На поддержку сухопутных войск была брошена почти вся авиация 14-й армии, а также корабли и подразделения ВВС Северного флота. В сутки советские летчики выполняли до 150 вылетов на штурмовку пехоты противника. Постоянно висели над линией фронта и немецкие самолеты, в результате чего время от времени в небе вспыхивали ожесточенные бои. Например, 1 июля 8 СБ в сопровождении 11 И-15бис и 3 И-153 из 72-го САП бомбили немецкие колонны на дороге Петсамо — Титовка.

14 Bf 109, имея тактическое преимущество, внезапно атаковали советские самолеты сверху и сразу сбили 4 И-15бис (трое летчиков погибли). Однако в последующей схватке на горизонтали североморцам удалось реабилитироваться, и после возвращения они тоже заявили о четырех воздушных победах.

Одновременно с поддержкой войск продолжались налеты авиации обеих сторон на аэродромы, морские базы и другие стратегические объекты противника. 29 июня 14 СБ под прикрытием 11 И-15бис нанесли бомбовый удар по порту Линахамари, где разгружались оружие и боеприпасы для горнострелкового корпуса «Норвегия». Немецкие бомбардировщики 2 июля удачно бомбили аэродромы 14-й армии, уничтожив на земле 9 советских самолетов.

3 июля немцы попытались под покровом ночи вновь атаковать аэродром Ваенга, но здесь их ожидала явная неудача. В светлую полярную ночь на перехват восьмерки Ju 88, следовавшей в сопровождении шести истребителей, успели взлететь 7 И-153, 5 И-15бис и 3 И-16.

В разгоревшемся затем бою было сбито пять фашистских самолетов, в том числе Ju 88 командира группы II/KG 30 Гауптмана Регера. Два «юнкерса» записал на свой счет ст. лейтенант В.Д. Воловников, один Bf 110 уничтожил майор Г.П. Губанов, а еще две немецкие машины были сбиты в группе. Советская сторона потерь не понесла, хотя некоторые истребители имели много пулевых пробоин.

С введением в бой 52-й стрелковой дивизии и путем высадки морских десантов немцы 6 июля были выбиты с захваченного ими плацдарма на восточном берегу реки Западная Лица и отброшены назад. На следующий день они вновь попытались форсировать реку, но все их атаки были отбиты. На кандалакшском направлении немецкие войска остановили в середине месяца, после чего и там фронт стабилизировался.

В июле, в связи с потерями в воздухе, изменилась тактика действий подразделений люфтваффе. В своей директиве командующий 5-м воздушным флотом генерал Штумпф, обеспокоенный сложившейся обстановкой, приказал: «Избегать боя с советскими истребителями во всех случаях, когда на нашей стороне нет очевидного численного превосходства». Группы немецких бомбардировщиков стали летать выше, используя прикрытие облаков, и с обязательным истребительным прикрытием. Однако при непосредственном сопровождении истребители люфтваффе теряли скорость, а она являлась их главным преимуществом в боях с маневренными советскими самолетами. Поэтому в качестве основногометода прикрытия бомбардировщиков стала практиковаться расчистка воздушного пространства перед налетом. Таким образом, немцы могли в полной мере использовать фактор внезапности в воздушном бою и сражаться только на вертикали. С другой стороны, для наземных объектов сам налет в этом случае уже не являлся неожиданным, и подразделения ПВО имели некоторое время на подготовку к отпору. Учитывая это обстоятельство, немцы нередко атаковали одновременно несколько объектов, причем с разных направлений.

Среди пилотов-истребителей люфтваффе получила распространение «свободная охота», в частности в районах советских аэродромов. В условиях постоянных бомбардировок вся советская авиатехника на земле была рассредоточена и тщательно замаскирована, и ее потери от атак с воздуха свелись к минимуму. Гораздо эффективнее стало уничтожать самолеты на взлете, и в этом особенно преуспел командир штабного звена IV/ZG 76 гауптман Герхард Шашке, в короткое время записавший на свой счет 12 воздушных побед. Действовал он обычно совместно с двумя Bf 109 из 1./JG 77 следующим образом: используя несовершенство советской системы раннего оповещения, Bf 109 внезапно пролетали на большой скорости над аэродромом, а когда им вслед начинали взлет советские истребители дежурного звена, появлялся Шашке на своем двухмоторном самолете Bf 110 и без всяких помех расстреливал противника, находившегося в самом невыгодном положении. При этом мощь бортового оружия пилота Bf 110 дополнялась пулеметом его заднего стрелка. Так, 13 июля над аэродромом Шонгуй 145-го ИАП Шашке удалось сбить на взлете сразу три советских истребителя И-16, летчики которых из-за малой высоты полета не смогли воспользоваться парашютами.

Проявляли находчивость и смекалку в ходе военных действий и советские ВВС. Например, вечером 7 июля девятка СБ из 72-го САП нанесла весьма эффективный удар по аэродрому Хебуктен. Самолеты на большой высоте обошли вражеский аэродром с тыла, а потом с приглушенными моторами снизились и тремя звеньями с интервалами 1–2 минуты атаковали наземные цели. Причем, если первые два звена сбрасывали обычные фугасные бомбы, то третье звено в обстановке всеобщей паники на аэродроме забросало немцев мелкими осколочными бомбами. В результате наряду с 15 уничтоженными на земле, по советским данным, самолетами противник понес существенные потери и в личном составе. СБ вернулись назад все.

К середине июля 1941 года подразделения 5-го воздушного флота люфтваффе на Севере получили очередное пополнение, и их общая численность достигла 170 самолетов (в том числе около 70 бомбардировщиков и 45 истребителей), большая часть которых базировалась в Киркенесе на аэродроме Хебуктен. Советские ВВС также начали пополняться современными бомбардировщиками и истребителями. В 72-й САП в июле поступили 10 новых истребителей МиГ-3, а в 145-й ИАП 14-й армии в конце месяца прибыли 12 ЛаГГ-3. Бомбардировочная эскадрилья 72-го САП пополнилась в середине июля двумя новейшими самолетами Пе-2 (к августу поступили еще два), а с Балтийского и Тихоокеанского флотов начали в качестве помощи перебрасываться дальние бомбардировщики ДБ-ЗФ (всего в течение июля — августа в Заполярье прибыли 19 таких самолетов).

Получив подкрепления, части 5-го воздушного флота люфтваффе начали очередной этап борьбы за воздушное господство, основным средством достижения которого немецкое командование считало нанесение ударов по советским аэродромам. Если ранее налеты на аэродромы производились силами преимущественно 5–8 самолетов, то теперь количество ударных машин возросло и нередко достигало 15–20 бомбардировщиков Ju 87 и Ju 88. Естественно, в воздухе «юнкерсы» прикрывались истребителями Bf 109 и Bf 110. Тем не менее эффективность бомбардировок не увеличилась, а даже уменьшилась, благодаря улучшению советской системы раннего оповещения (особенно в районе Мурманска) и росту боевого опыта советских летчиков. Например, 17 июля немцы трижды в течение суток атаковали аэродром Ваенга и смогли уничтожить на земле лишь один И-16, заплатив за это четырьмя собственными самолетами.

Гораздо большего успеха в тот период времени немецкие бомбардировщики добились в ходе налетов на пункты базирования кораблей Северного флота. 18 июля им удалось потопить баржу «Териберка», перевозившую боеприпасы, а 20 июля девятка Ju 88 нанесла неожиданный удар по базе Полярное, атаковав находившийся на рейде эсминец «Стремительный». «В тот день «Стремительный» вошел в Екатерининскую гавань, — вспоминал адмирал А.Г. Головко, — и встал на якорь у скалистого берега горы Вестник. Мне казалось, что корабль, стоя под скалой, находится как бы в тени, и для бомбардировщиков мало возможности при заходе с запада прицелиться и пикировать на него. Командира «Стремительного» я вызвал в штаб для уточнения его задачи. Стояла ясная солнечная погода. Ветра почти не было. Такие погожие дни для Севера вообще редки. Видимо, на большой высоте прошел разведчик и сфотографировал «Стремительный»… Раздался сигнал воздушной тревоги. Я выскочил из КП на причал, и первое, что увидел, — большой взрыв, вернее много взрывов вокруг «Стремительного». Огромный столб дыма и пламени стал подниматься над самим кораблем. Эсминец тут же разломился, над водой поднялись его корма и нос. В течение двух-трех минут корма затонула. Носовая часть корабля минут двадцать оставалась на плаву. Люди оказались на воде в слое мазута». Посты ВНОС засекли «юнкерсы» слишком поздно, а когда они начали атаку, корабельные и береговые зенитчики успели сделать всего лишь несколько выстрелов. В «Стремительный» попали четыре бомбы, причем одна из них угодила в первое котельное отделение, и от ее взрыва корабль попросту разломился пополам. Потери при этом составили 121 человек, в числе которых были также артисты военного ансамбля, выступавшие на корабле с концертом.

Гибель «Стремительного» вызвала целый ряд ответных налетов советской авиации на немецкие морские базы в районе Киркенеса. 20 июля порт Киркенес бомбили 8 СБ, а 21 июля — пара пикирующих бомбардировщиков Пе-2, которые добились попадания в транспорт «Вансбек» водоизмещением 2388 тонн. В результате полученных повреждений пароход сел на грунт. «Пешки» вновь отличились уже на следующий день, повредив на этот раз транспорт «Стор» (655 т).

Налеты на аэродромы и другие военные объекты противника продолжались обеими воюющими сторонами и в конце июля, но ни одна из сторон не добилась решающего преимущества. За полтора месяца боевых действий как люфтваффе, таки советские ВВС понесли в воздухе приблизительно равные потери (по 40–50 самолетов). Вместе с тем следует учитывать, что немецкий «блицкриг» в Заполярье полностью провалился. На основных направлениях наступления части армии «Норвегия» смогли продвинуться только на 40–50 км, прежде чем завязались упорные позиционные бои. Отчаянное сопротивление бойцов 14-й армии и матросов им преодолеть не удалось. 30 июля Гитлер потребовал прекратить наступление на кандалакшском направлении и сосредоточить все усилия на мурманском. Для усиления горнострелкового корпуса из Греции в начале августа начала перебрасываться дополнительная пехотная дивизия вермахта. 5-му флоту люфтваффе, вместо налетов на вражеские аэродромы, в качестве основной задачи была поставлена поддержка с воздуха сухопутных войск. Советское командование, в свою очередь, для защиты Мурманска в августе пополнило 14-ю армию 186-й стрелковой дивизией.

В первой половине августа на Мурманском направлении продолжались бои за немецкий плацдарм на восточном берегу реки Западная Лица. Однако советским войскам не удалось выбить с него противника. Обе стороны временно перешли к обороне и занялись укреплением своих позиций. Воздушная война велась по прежним правилам, и основные усилия советской авиации были направлены на отражение вражеских налетов на города, аэродромы и другие объекты. Прикрытие объектов осуществлялось главным образом методом патрулирования, что требовало значительного количества истребителей. Немцы не упускали случая заниматься «свободной охотой».

4 августа советским летчикам удалось сбить спесь с «охотников» люфтваффе и покончить, наконец, с ненавистным гауптманом Шашке. В этот день стояла солнечная погода, и сигнал с поста ВНОС о приближении противника поступил на аэродром Шонгуй вовремя. Немедленно в воздух поднялась дежурная четверка истребителей ЛаГГ-3 во главе с командиром 3-й эскадрильи 145-го ИАП капитаном Зайцевым. Четыре Bf 110 появились, когда советские самолеты набирали высоту, и тотчас предприняли атаку с выгодной позиции. Но она оказалась безрезультатной, и в небе завязался длительный поединок. С немецкой стороны, кроме двухмоторных Bf 110, в бой вступила прикрывающая их девятка Bf 109, а с советской стороны вскоре подоспели возвращавшиеся с зоны патрулирования Мурманска три И-16 под командованием лейтенанта Звягина. Поединок длился около 40 минут и закончился только после уничтожения ведущего Bf 110. Зайцеву удалось, в конце концов, поджечь «мессершмитт» Шашке, и он разбился в ходе вынужденной посадки поблизости от аэродрома Шонгуй. Сам Шашке погиб, а его стрелок был ранен во время перестрелки и умер по дороге в госпиталь. В этом тяжелом бою советские летчики одержали еще две победы, но заплатили за успех четырьмя собственными сбитыми самолетами.

Еще более чувствительный удар по престижу люфтваффе был нанесен утром 9 августа, когда более 20 бомбардировщиков Ju 88 под прикрытием истребителей Bf 109 и Bf 110 попытались совершить налет на аэродром Ваенга. Советские самолеты перехватили противника еще на подходе к цели и устроили ему настоящий погром. После боя наши пилоты и зенитчики заявили целых 16 воздушных побед ценой двух потерянных бипланов И-153 (из двух летчиков ст. лейтенант Алагуров остался жив, а мл. лейтенант Бабушкин погиб)! Даже по западным данным немцы потеряли в этом бою не менее 7 самолетов, после чего на пару недель оставили советские аэродромы в покое.

В августе у советских ВВС в Заполярье стал ощущаться явный недостаток бомбардировщиков. Из 49 устаревших СБ в течение полутора месяцев боевых действий было потеряно по разным причинам около 30 самолетов, и оставшиеся использовались мелкими группами для бомбардировки особо важных тыловых объектов противника. Большая нагрузка легла на Пе-2, которые применялись не только для атак с воздуха, но и для переучивания личного состава и ведения разведки. В последнем случае экипажам Пе-2 помогало то, что немцы нередко путали в воздухе силуэт двухкилевого советского самолета с истребителем Bf 110. Чаще всего в воздухе находились на Пе-2 экипажи капитана И А. Дзюбенко и лейтенанта А.Т. Кулиновского), доставлявшие немало неприятностей врагу. Так, 26 августа они получили задание разрушить мост вблизи Сальмиярви. Главную цель атаковал экипаж Дзюбенко, но в условиях сильного зенитного огня промахнулся. Зато Куликовский спикировал точно на деревянный барак рядом с мостом, оказавшийся складом продовольствия. При взрыве его бомб погибло около 300 гитлеровцев, как раз в этот момент стоявших в очереди за пайком.

Перегруппировавшись, немецкие сухопутные войска под прикрытием тумана вновь перешли в наступление 8 сентября в 3 часа 50 минут. Однако уже на следующий день они были остановлены и смогли вклиниться в советскую оборону лишь на 1–2 км. Большинство немецких и советских самолетов были брошены на поддержку наземных сил. Например, за один день 13 сентября советская авиация 14-й армии и Северного флота выполнила 102 самолета-вылета на штурмовку вражеских войск. Многие летчики совершали по нескольку боевых вылетов в день. Из-за недостатка бомбардировщиков с советской стороны для штурмовки широко использовались истребители, оснащенные бомбами и контейнерами с гранулированным фосфором. После выполнения штурмовой задачи они еще некоторое время оставались над линией фронта, прикрывая с воздуха войска 14-й армии. Время от времени вспыхивали воздушные бои, и пик их ожесточенности пришелся на 15 сентября, когда части вермахта снова двинулись вперед. Немцы на 16 км потеснили советские подразделения 14-й стрелковой дивизии, а на ее левом фланге двумя полками форсировали реку Западная Лица и перерезали единственную дорогу на Мурманск.

С утра 15 сентября немецкие самолеты большими и малыми группами приступили к нанесению бомбовых ударов по позициям советских войск.

«…На наш аэродром пришло сообщение, — вспоминал В.П. Миронов из 145-го ИАП, — что фашистские бомбардировщики летят к пункту «М». Через несколько минут мы уже мчались им наперерез. Облачность была тогда густая, низкая. В такую погоду врага трудно заметить, а немцы этим и пользовались.

Вел нас командир Гальченко на небольшой высоте, и мы за воздухом наблюдали. Вдруг заметил я три черные точки над облаками. Дал знать командиру.

Свалились мы на фашистов как снег на голову. Каждый себе по цели выбрал и атаковал. Немцы сразу врассыпную. Я одного Ju 88 догнал и всадил в него длинную очередь. Он закачался и нырнул в облака… Кинулся за ним. Да разве найдешь в таком тумане. Походил, походил в облаках — никого не видно. Спустился пониже и увидел второй Ju 88. Думаю: «Этому ни за что не дам уйти». Завязался бой. Я на немца пикировал, градом пуль его обдал. Фашистский стрелок по мне из пулемета бил, а летчик старался в облака удрать. Но не ушел он. Задымился фашист и вниз рухнул. Один есть.

Я барражировать начал и вскоре увидел разрывы зениток. Бросился туда. Ju 88 летел выше меня. У самолета обычно скорость на подъеме падает. Пока я его догонял, фашист далеко успел уйти, но скрыться ему так и не удалось. Боеприпасов у меня мало осталось. Я в фашиста весь остаток и послал.

Бомбы мы немцам сбросить не дали. Их уцелевшие бомбардировщики убрались восвояси. После этого боя на земле нашли обломки нескольких машин. Может быть, здесь и моя работа сказалась. Разве точно установишь, кто сбил? И не так уж это важно. Сбит фашист — значит все в порядке».

После возвращения на свой аэродром летчики 145-го ИАП заявили о трех воздушных победах. Еще 10 самолетов противника записали на свой счет истребители 52-го САП Северного флота, три из них пополнили список майора Сафонова. За образцовое выполнение боевых заданий Борису Феоктистовичу Сафонову 16 сентября 1941 года было присвоено звание Героя Советского Союза. Современные западные источники подтвердили потерю 15 сентября только четырех самолетов люфтваффе (трех Ju 87 и одного Bf 110), но, вероятно, данные эти неполные.

Немецкое наступление удалось остановить 23 сентября 1941 года одновременным ударом 14-й и 186-й стрелковых дивизий, и в итоге разгромленные полки вермахта откатились назад за реку Западная Лица. Как на мурманском, так и на кандалакшском направлениях фронт стабилизировался и оставался в таком состоянии до осени 1944 года.

Сентябрь 1941 года был отмечен также появлением на Карельском фронте английских летчиков.

В начале Великой Отечественной войны влиятельные круги США и Великобритании заняли выжидательную позицию в вопросе об оказании крупномасштабной помощи СССР. Они считали, что русские потерпят крах в боевых действиях в течение 5–6 недель и поэтому вся поставленная им военная техника неминуемо попадет в руки врага. Тем не менее британский премьер-министр Черчилль, для которого эта война стала вопросом жизни и смерти Англии, а вслед за ним и американский президент Рузвельт, уже в июне 1941 года выступили с обращением оказать всю возможную помощь СССР. 12 июля в Москве было подписано «Соглашение между правительствами СССР и Великобритании о совместных действиях в войне против Германии». В качестве дальнейшего шага У. Черчилль написал 21 июля в послании И.В. Сталину: «Мы также изучаем возможность базирования на Мурманск нескольких эскадрилий британских самолетов-истребителей». Для реализации этого плана в Великобритании было сформировано специальное 151-е авиакрыло под командованием подполковника X. Рэмсботгома-Ишервуда. В состав авиакрыла вошли 81-я и 134-я эскадрильи, оснащенные истребителями Харрикейн Mk ИВ. Пилоты подбирались достаточно опытные, и многие из них участвовали в воздушных сражениях во время «битвы за Англию». Основными задачами авиакрыла являлись демонстрация военной мощи, оказываемой союзниками СССР, ознакомление советских летчиков с британской техникой и усиление авиации Северного флота, защищавшей с воздуха транспортные морские коммуникации в районе Мурманска.

Для переброски 151-го авиакрыла в СССР использовалось несколько путей: основная часть личного состава (включавшего в себя около 30 пилотов, почти 100 офицеров управления и около 400 человек обслуживающего персонала) отправилась на пароходах через Архангельск с упакованными в контейнеры 15 «харрикейнами» и на авианосце «Аргус», где разместили еще 24 истребителя.

Конвой PQ-0 с английскими летчиками и самолетами 151-го авиакрыла прибыл в Архангельск 31 августа. К 12 сентября все 15 «харрикейнов» были собраны на аэродроме в центре города и своим ходом вылетели к Мурманску. Оставшиеся 24 истребителя поднялись с палубы «Аргуса» 7 сентября и приземлились на аэродроме Ваенга.

После трех дней отдыха англичане начали боевые действия на Карельском фронте 11 сентября 1941 года. В дневнике авиакрыла появилась запись: «Разведывательный полет над линией фронта 81-й и 134-й эскадрилий. Никаких боев, никаких потерь».

12 сентября англичане выполнили уже шесть вылетов на патрулирование и сопровождение бомбардировщиков, и на этот раз без стычек с противником не обошлось. В дневнике было отмечено:

«…Вражеские бомбардировщики были замечены первым патрулем из трех самолетов 134-й эскадрильи, но сумели уйти. Во втором патрульном вылете два самолета 81-й эскадрильи атаковали одиночный Мессершмитт Bf 110 и повредили его…

При третьем вылете три «харрикейна» из 134-й эскадрильи сопровождали эскадрилью советских бомбардировщиков; к встрече с противником дело не дошло. При четвертом полете три самолета 134-й эскадрильи снова прикрывали советские бомбардировщики — без встречи с врагом. Четыре истребителя 81-й эскадрильи во время пятого вылета предприняли атаку на четверку Мессершмиттов Bf 109 и один «хеншель» (Hs 126). Два самолета Bf 109 были сбиты, один уничтожен вероятно, а «Хеншель» — поврежден.

В ходе шестого вылета пять «харрикейнов» из 134-й эскадрильи напали на три бомбардировщика противника, которые пытались совершить налет на Архангельск. Враг не принял боя и поспешно сбросил бомбы, не доходя до цели. Четыре Bf 109, сопровождавшие эти бомбардировщики, от боя уклонились.

Свои потери за день: один самолет и один погибший пилот, сержант Н. Смит. Потери противника: три самолета сбиты, один сбит правдоподобно, один поврежден».

Норман Смит оказался первой и единственной потерей среди британских летчиков 151-го авиакрыла за полтора месяца боевых действий в Заполярье. Из-за плохой погоды и общего затишья на фронте воздушные поединки происходили тогда довольно редко. Второй крупный бой англичан состоялся лишь 6 октября во время отражения немецкого налета на аэродром.

«В полдень состоялся налет вражеских бомбардировщиков, — вспоминал британский авиатехник X. Гриффит. — Погода переменилась к лучшему, и высокая облачность дополнялась прекрасной видимостью. Рев сигнальной сирены, падение бомб и залпы зенитной артиллерии — все это происходило почти одновременно. Руководство авиакрыла, привыкшее уже к этой рутине, сразу после следующих сильных бомбовых взрывов бросилось в укрытие и из траншеи следующие 15 минут наблюдало за небом, быстро заполнявшимся разрывами снарядов советских зениток и взлетающими «харрикейнами». Это было великолепное зрелище, хотя большая его часть оказалась вне поля нашего зрения. Время от времени до командиров доходили по телефону данные о потерях и результатах боя. Несмотря на большой налет, его результаты были смехотворны. Из бомб, сброшенных на аэродром, одна попала в наш «заезженный» транспорт, разбила ему переднее стекло и посекла шины. Один из механиков лично вытащил из своей ноги осколок, после чего отправился на рентген. Другого механика осколок ударил по голове, возможно, это был просто ком земли, — но на его голове осталась слабая отметка. Наш неутомимый инженер постоянно бегал с одного конца ремонтной площадки к другому, но не получил даже царапины. Все пилоты были либо уже в воздухе, либо взлетали, чтобы перехватить противника. Три вражеских самолета были сбиты, причем сбиты наверняка (два Ju 88 и один Bf 109). Три других Юнкерса Ju 88 попали в категорию вероятно сбитых, а шесть прошли в списке в качестве поврежденных. Все наши самолеты возвратились назад, один самолет с пробоиной от снаряда, а другой — с несколькими пулевыми пробоинами. В качестве «потери» можно было привести только пилота Скота Эдмистона, у которого бомба взорвалась прямо перед взлетающим самолетом, в результате чего остановился мотор. Пилот выпрыгнул из кабины на крыло и взрывом другой бомбы был сброшен прямо в большую лужу, но остался невредим».

До 20 октября 1941 года, когда британские летчики получили приказ о возвращении на родину, они совершили 365 самолетовылетов и сбили, по разным оценкам, от 12 до 16 немецких самолетов. За успехи в боях четверо английских пилотов (подполковник X. Рэмсботгом-Ишервуд, командиры эскадрилий Э. Рук и Э. Миллер, а также сержант И. Хоу) были награждены орденом Ленина. Последняя партия англичан покинула аэродром Ваенга

16 ноября, передав «харрикейны» советской авиации Северного флота. Эти самолеты поступили во вновь сформированный 78-й истребительный авиаполк, командование над которым принял майор Сафонов. Хотя «харрикейны» в то время уже явно отставали по летным характеристикам от новых немецких и советских самолетов, тем не менее они существенно усилили истребительный парк ВВС Северного флота, состоявший в основном из устаревших машин И-15бис, И-153 и И-16.

Осенью 1941 года началось формирование и новых истребительных авиаполков в 14-й армии. Их первоначально вооружали советскими самолетами МиГ-3 и ЛаГГ-3, а с начала 1942 года — английскими «харрикейнами» и американскими Р-40, поступающими в СССР в возрастающем количестве согласно договору о ленд-лизе.

С наступлением зимы стало окончательно ясно, что немецкие планы захвата Кольского полуострова полностью провалились. Не имея значительного перевеса в силах, части вермахта на мурманском направлении смогли продвинуться всего лишь на несколько десятков километров. Не добились особых успехов и подразделения 5-го воздушного флота люфтваффе, несмотря на превосходство в качестве боевой техники. Хотя в течение первых двух месяцев войны они совершали постоянные налеты на советские аэродромы, им не удалось захватить господство в воздухе. Наоборот, с течением времени потери советских ВВС становились все меньше в соответствии с ростом боевого опыта советских летчиков, совершенствованием системы ВНОС и улучшением взаимодействия авиационных частей армии и флота. Одновременно возрастали потери люфтваффе. За полгода боевых действий летчики Карельского флота выполнили 14 447 самолето-вылетов, провели 250 воздушных боев и сбили, по советским данным, 124 вражеских самолета в воздухе и 37 уничтожили на земле.

Следует отметить также прогрессивную роль советского авиационного командования в Заполярье. Имея в распоряжении преимущественно устаревшую боевую технику, оно существенно повысило ее возможности за счет разработки более эффективной тактики применения. Так, уже в июле 1941 года командующий ВВС Северного флота А.А. Кузнецов (бывший участник Гражданской войны в Испании) специальным приказом ввел в обращение в качестве основной единицы истребителей пару самолетов вместо трехсамолетного звена. Сомкнутые боевые порядки в воздухе уступили место разомкнутым, улучшающим маневр и способствующим лучшей осмотрительности в полете. Истребительные группы стали делиться на ударные и прикрывающие. Боевые действия в воздухе нередко разбирались на земле, и особенно серьезно к этому относились в 145-м ИАП, где после каждого воздушного боя летчики анализировали тактические приемы противника и вырабатывали к ним соответствующие контрмеры. В 145-м полку служили в должности командиров эскадрилий известные в то время летчики Л А. Гальченко и АП. Зайцев, ранее принимавшие участие в советско-финской войне. Зайцев, кроме того, успел повоевать еще и в Китае.

В условиях позиционной войны не было излишних безвозвратных потерь советских ВВС. Поврежденные самолеты восстанавливались не только в мастерских, но даже в открытом поле. Известен случай, когда бомбардировщик СБ из 137-го СБАП во время возвращения из боевого вылета 13 июля был атакован «мессершмиттами». Пытаясь уйти от преследования на бреющем полете, он зацепился за поверхность озера и затонул. Этот самолет был поднят водолазами, вытащен на берег и, не смотря на мороз и метель, отремонтирован техническим персоналом и отбуксирован на аэродром.

Сафонов Борис Феоктистович

Самый известный в СССР и поистине легендарный летчик-истребитель первого периода войны. Личность и боевые успехи Бориса Сафонова и сегодня являются объектом полемики в печати. Появились некоторые авторы, которые стараются принизить его роль в советской авиации на том основании, что большинство его побед не подтверждаются сохранившимися документами люфтваффе, а силы немецких ВВС в районе Киркенеса были невелики: дескать, там, на Севере, и воевать-то было не с кем!

Однако речь о подсчете потерь в люфтваффе уже шла, и к этому следует добавить, что подобный подсчет позволял избегать в сводках больших потерь, понесенных в течение одного боя. Эти потери попросту разбрасывались по другим дням недели или даже месяца, и таким образом ежедневные потери почти всегда оставались на приемлемом уровне. Кроме того, списки потерь люфтваффе, которыми пользуются многие авторы, взяты, как правило, не из архивов, а из трудов западных историков, которые также из своих соображений составляли их по принципу: «один пишу, два в уме держу». В результате в течение всей Великой Отечественной войны в западных документах очень редко можно найти потерю в одном бою более четырех немецких самолетов (не учитывая, естественно, крупные воздушные сражения, такие как над Кубанью или над Курском). Даже по отношению к бомбардировщикам, которые не имели возможности уйти от советских истребителей. Так, потери 4–5 бомбардировщиков Ju 87 в одном бою отмечены всего лишь два раза за всю войну (в июле 1941 года и в мае 1943 года), а ведь это были тихоходные и плохо вооруженные машины. В советской мемуарной литературе приводится немало случаев полного разгрома в воздухе групп Ju 87.

Слава всегда притягивает завистников, а природные качества Сафонова действительно отличались неординарностью. Он прекрасно сочетал в себе мастерство умелого бойца с добротой, отзывчивостью и отличными организаторскими способностями. Скромный и застенчивый по натуре, он никогда не хвалился своими победами, предпочитая говорить «мы летали», «мы сбили». Сбитые вражеские самолеты не были для него самоцелью, и многие из них он записал на счет своих товарищей. Не вызывает сомнений меткость его стрельбы в воздухе, — еще в юности он был старостой кружка Осоавиахима и поражал сверстников и учителей отличной стрельбой с обеих рук.

Родился Сафонов в 1915 году в селе Сергиевском Тульской области. Окончил школу-семилетку, ФЗУ, учился в Тульском аэроклубе. После завершения учебы в аэроклубе в 1933 году был направлен в Качинское училище летчиков. Службу начал в составе 40-й авиабригады Белорусского военного округа, в 1938 году был переведен в 15-й ИАП, а затем в 72-й смешанный авиационный полк, дислоцировавшийся на Севере. Исключительная настойчивость в изучении летных дисциплин и общеобразовательных предметов, стремление улучшить качество пилотирования самолетов и меткость стрельбы, размышления над тактикой действия истребителей позволили Сафонову еще перед войной выработать основные правила воздушного боя. Он, например, уже тогда считал лучшей истребительной единицей пару самолетов, а «конус» предпочитал атаковать с пикирования, открывая огонь снизу с дистанции всего 50—100 м. «Лучше иметь меньше пробоин в «конусе», — говорил он, — но зато располагать запасом скорости для следующего маневра».

Первую победу Сафонов одержал 24 июня 1941 года, атаковав одиночный бомбардировщик люфтваффе, опознанный как Не 111. Вначале он убил стрелка и повредил самолет, а потом длиной очередью с дистанции около 100 м практически отрезал ему хвостовое оперение. Машина упала в бухте Зеленцы, и обломки ее подобрал подошедший катер. Через три дня, сопровождая бомбардировщики СБ, возвращавшиеся с налета на рудодробильный завод в Петсамо, Сафонов вместе с майором Губановым отправил к земле Хеншель Hs 126. Этот немецкий разведывательный самолет, прозванный позднее нашими пехотинцами «Костыль», незаметно пристроился к группе СБ, вероятно для того, чтобы узнать место их базирования.

Особенно ярко талант Сафонова, как отличного воздушного бойца, раскрылся в последующие два месяца, когда немцы предприняли массированные налеты на советские аэродромы и порт Мурманск. 28 августа 1941 года на счету пилота было уже 11 побед. Его успехи основывались на гибкой тактике, знании особенностей самолетов противника, а также на слетанности его группы в воздухе.

«Ju 88 и Bf 110 самолеты довольно живучие, — учил Сафонов, — поэтому стрелять по ним с расстояния 400–500 метров — занятие бесполезное: огонь рассеивается, и вероятность попадания уменьшается. Поэтому я прежде всего сокращаю дистанцию до 200 м, а иногда и меньше. Куда целить? Раньше я начинал бить по пилоту, и он маневрировал с таким расчетом, чтобы я сам был мишенью для его стрелка. Тогда я стал вначале бить по стрелку. Стрелок-то ближе к хвосту и его легче достать. А замолчал стрелок — машина, считай, на твоем боевом счету…».

Когда неподалеку от аэродрома совершил вынужденную посадку немецкий истребитель Bf 109, Сафонов не преминул тщательно осмотреть и изучить его, определив слабые стороны вражеской машины, в частности плохой обзор назад из кабины пилота. Когда был сбит Bf 110, с него сняли броню и притащили в своеобразный тир на краю аэродрома, где летчики упражнялись в стрельбе по ней с различных дистанций и под различными углами.

В воздухе для Сафонова не было исключений, все было подчинено достижению победы. Для сокращения времени взлета по тревоге он даже срезал пряжки со шлема, пришив вместо них кнопки от парашютных ранцев, и то же самое заставил сделать своих товарищей. В небе он никогда не летал по прямой. Его юркий И-16 с надписями «За Сталина» и «Смерть фашистам» на бортах фюзеляжа то уходил вниз, маневрируя между сопками, то круто взмывал вверх. Такие же пируэты приходилось выписывать и его ведомым. С каждым боем он продолжал совершенствовать истребительную тактику. Его группа, как правило, делилась на две части, одна из которых атаковала бомбардировщики, а другая связывала боем вражеские истребители. Каждый пилот подразделения знал свои обязанности в воздухе. В одной из газет Сафонов писал: «Взаимодействие между звеньями, слаженность в бою имеют решающее значение. Когда мое ведущее звено врезается в строй бомбардировщиков, мы абсолютно спокойны: если нас попытаются атаковать вражеские истребители, то звено Коваленко не допустит этого. Поэтому так и получается, что на мою долю в основном приходятся сбитые вражеские бомбардировщики, а на долю Коваленко — истребители».

В схватку Сафонов никогда не бросался сломя голову — бессмысленная храбрость могла дорого стоить в бою. Например, однажды пятерка И-16 встретила в небе около двух десятков немецких бомбардировщиков, но, несмотря на выгодную позицию, Сафонов не отдал приказа об атаке. И он оказался прав — вскоре сверху была замечена группа «мессершмиттов» сопровождения. Тогда Сафонов увел свою пятерку назад, а потом неожиданно атаковал бомбардировщики со стороны солнца. Три самолета сразу же были сбиты, и пока враг не опомнился, сафоновцы произвели второй заход, отправив к земле еще один «юнкерс». Когда в бой вступили Bf 109, они были встречены лобовой атакой, после чего И-16 выстроились в оборонительный круг, который немцы уже не смогли разорвать.

В бою с Bf 109 Сафонов пользовался как приемами обороны, так и агрессивными методами, имевшими целью ошеломить врага. Он мог имитировать паническое бегство, а когда пилот «мессершмитта» уже предвкушал победу, вдруг неожиданно сбрасывал скорость, и проскочивший вперед обескураженный враг сам оказывался в прицеле. С другой стороны, сбив однажды бомбардировщик, Сафонов немедленно атаковал «сто девятого». Немец, принявший вызов, открыл огонь с расстояния 400–500 м, но советский ас быстро сократил эту дистанцию вдвое и, в свою очередь, ударил из пушек и пулеметов. «Мессер» шарахнулся в сторону и, не рассчитав, врезался на малой высоте в сопку.

Осмотрительность, взаимопомощь и взаимовыручка в бою составляли главное правило Бориса Сафонова. И он свято ему следовал, не жалел жизни для спасения товарища. Когда в одном из поединков мл. лейтенант Максимович, атакуя Ju 88, не заметил на хвосте Bf 109, Сафонов немедленно бросился ему на помощь, несмотря на то что к этому моменту у него не было ни единого патрона. Испуганный немецкий летчик вышел из боя, а Сафонов продолжал прикрывать Максимовича и на обратном пути, готовый совершить таран в случае необходимости.

В октябре Сафонову было предложено сформировать из числа лучших летчиков и возглавить 78-й ИАП. Вооружение полка составили 27 «харрикейнов», переданных советским ВВС английскими летчиками 151-го авиакрыла, убывшими к себе на родину. Отличная летная подготовка позволила Сафонову освоить новый истребитель всего после дня его изучения вместе с британским комэском Миллером. «Это был более чем способный пилот, — вспоминал Хуберт Гриффит, — выдающийся стрелок, как позднее выяснилось в соревнованиях по стрельбе из пистолета. Сафонов был типичным русским: коренастым, солидным, методичным и неторопливым… Когда Сафонов впервые взлетел на «харрикейне», все перед этим проверив, он продемонстрировал прямой взлет, набрал высоту 1500 футов и начал первый разворот. Его посадка была соответствующей — сделал два или три аккуратных круга и показательно приземлился…».

Подержанные «харрикейны» были не слишком щедрым подарком по причине недостаточной скорости и слабого вооружения. Последний недостаток Сафонов устранил заменой 12 английских пулеметов винтовочного калибра на советские крупнокалиберные пулеметы БС или пушки ШВАК. Он даже выдвинул предложение оборудовать иностранные машины направляющими для реактивных снарядов.

78-м ИАП Сафонов командовал недолго — 20 марта 1942 года он был назначен командиром полка, в котором начал войну. К этому времени полк был переименован во 2-й гвардейский. Китель аса украсила не только Золотая Звезда Героя, но и британская награда — Крест за летные заслуги. К прежней задаче части, обороне порта Мурманска, добавилась теперь охрана союзных морских конвоев в зоне оперативного действия Северного флота. Однако истребители Р-40 («Томахаук» и «Киттихаук»), составлявшие оснащение полка, были плохо приспособлены к жестким условиям Севера — их двигатели часто выходили из строя. Возможно, это и стало причиной гибели прославленного советского летчика.

30 мая 1942 года Сафонов отправился в свой последний боевой вылет, из которого уже не вернулся. Вылетев во главе четверки Р-40 на прикрытие конвоя PQ 16, он привел в район патрулирования только три самолета — ведомый Сафонова, А. Кухаренко, возвратился назад из-за неполадок с мотором. Около 10 часов завязался бой с бомбардировщиками Ju 88 в сопровождении «мессершмиттов». В суматохе схватки советское звено распалось, и больше Сафонова никто не видел. По рации он передал, что сбил три бомбардировщика, а слово «мотор!» оказалось последним. Попытка розыска отважного летчика не дала результатов. Судьба его до сих пор неизвестна — то ли его «Китгихаук» был сбит, то ли подвел капризный мотор. Истребитель упал в море, а оно умеет хранить свои тайны.

Менее чем за год Сафонов выполнил 234 боевых вылета и сбил 22 вражеских самолета лично и 3 — в группе.

Рудольф Мюллер

Молодой красивый юноша, почти мальчишка, Рудольф Мюллер со своими светлыми волосами выглядел идеальным арийцем, каким представляли его в то время в Германии. В ходе боевых действий он записал на личный счет 94 воздушные победы и в 1942 году стал самым результативным пилотом люфтваффе на Севере.

Мюллер закончил летную школу летом 1941 года и к боевым вылетам приступил в сентябре в составе эскадрильи 1./JG 77. Действуя с аэродрома Лоустари, он уже в течение месяца заявил о 8 сбитых самолетах, среди которых были 1 ДБ-ЗФ, 3 СБ, 2 И-16, 1 И-153 и 1 «харрикейн». К слову сказать, большинство из этих побед Мюллера не подтверждаются советскими документами.

Первый тур Мюллера на Восточном фронте длился недолго, так как в октябре 1941 года, с наступлением полярной ночи и общим затишьем в сражениях, эскадрилья 1./JG 77 была переброшена на аэродром Ставангер, расположенный в западной части Норвегии. Причина этого заключалась в том, что Гитлер все еще опасался вторжения союзников в Норвегию. Здесь немецкие летчики участвовали в боях лишь эпизодически, но тем не менее Мюллер все же умудрился сбить два английских патрульных самолета «Хадсон».

К новым сражениям в советском Заполярье немецкое командование начало готовиться уже в январе 1942 года, и специально для боевых действий на этом фронте была сформирована 5-я истребительная эскадра люфтваффе, получившая название «Айсмеер» (Полярное море). Вначале из числа эскадрилий 1./JG 77, 14. /JG 77 и 2./ZG 76 была образована группа I/JG 5, а затем на основе истребительных подразделений, размещенных ранее в Финляндии и Франции, создали группы II и III 5-й эскадры. После окончательного формирования эскадры весной 1942 года, бывшую эскадрилью 1./JG 77 включили в состав 2-й группы JG 5, и она получила соответствующее обозначение 6. /JG 5.

Эскадрилья 6. /JG 5, в которой служил Мюллер, возвратилась на аэродром Луостари в апреле 1942 года, как раз в разгар ожесточенных боев в Заполярье, развернувшихся и на земле, и в воздухе. Чтобы отнять у противника инициативу и лишить его возможности вести какие-либо крупные военные операции в весенне-летний период, части советской 14-й армии при поддержке подразделений и кораблей Северного флота предприняли наступление на вражеские позиции с одновременной высадкой на фланге морского десанта. Даже частичный успех этого наступления в дальнейшем мог гарантировать затишье на Карельском фронте и бесперебойные поставки в Мурманск и Архангельск военного снаряжения морскими конвоями союзников, количество которых в начале 1942 года значительно возросло.

Гитлер еще в марте 1942 года потребовал изолировать советское Заполярье от внешних связей и начать интенсивную борьбу с судоходством противника. Таким образом, центр борьбы переместился на море, где немецкий флот и люфтваффе пытались нарушить советские морские коммуникации. Одновременно фашистские самолеты приступили к массированным бомбардировкам порта и объектов Кировской железной дороги. Чтобы уменьшить подлетное время, немцы восстановили аэродромы на оккупированной советской территории, в частности аэродром Алакурти, где разместились пикирующие бомбардировщики Ju 87.

23 апреля 1942 года Рудольф Мюллер одержал очередные воздушные победы, записав в течение дня на свой счет сразу 5 сбитых самолетов (4 «харрикейна» и 1 СБ). Следует заметить, что немецкие летчики в этот период времени имели явное преимущество в воздухе, поскольку летали на усовершенствованных истребителях Bf 109F-4 с усиленным бронированием и более мощным 1200-сильным двигателем. Хотя в советских ВВС Заполярья были сформированы новые истребительные полки, они вооружались в основном устаревшими английскими истребителями «харрикейн», а также американскими «томахауками» и «китгихауками», которые тоже по летным характеристикам уступали немецким самолетам. Кроме того, летный состав этих полков включал преимущественно пилотов, наспех обученных в военное время и не имевших никакого боевого опыта.

26 апреля в списке Мюллера оказался двухмоторный истребитель Пе-3. В этот день 7 «петляковых» из 95-го ИАП совершили налет на аэродром Хебуктен, но уже на подходе к цели были атакованы двумя эскадрильями «мессершмиттов». Советским самолетам удалось прорваться к аэродрому и сбросить бомбы (на земле превратились в обломки 6 фашистских машин и еще 20 получили повреждения), однако за это пришлось заплатить немалую цену.

5 Пе-3 были сбиты, а остальные вернулись на базу с многочисленными пробоинами.

Через день Мюллер доложил о четырех сбитых «харрикейнах», а 29 апреля началось советское наступление, которое длилось до 13 мая 1942 года. Естественно, подразделения ВВС 14-й армии были привлечены для нанесения бомбовых и штурмовых ударов по немецким позициям, и это вызвало всплеск борьбы за воздушное господство. Уже в первый день наступления «мессершмитты» из 6./JG 5 сбили над линией фронта два биплана И-153, занимавшихся штурмовкой вражеских укреплений. Одного из них записал на свой счет Мюллер. Всего за последнюю неделю апреля он заявил 15 воздушных побед и еще о 13 сбитых советских самолетах (в основном «харрикейнах») Мюллер доложил в течение мая.

Конец весны 1942 года был отмечен появлением на Карельском фронте американских истребителей «Аэрокобра». 16 таких самолетов вместе с 10 «киттихауками» поступили в 19-й ГИАП (бывший 145-й ИАП), и советские летчики быстро освоили новую технику без всякой иностранной помощи. Сборка и изучение импортных истребителей проходили практически одновременно. Учебные полеты обошлись без аварий, и с 15 мая полк приступил к боевым действиям с аэродрома Шонгуй. В июне на Севере появились и отечественные истребители Як-1. Наряду с самолетами ЛаГГ-3 они имелись на вооружении двух истребительных авиаполков, специально переброшенных в Заполярье для защиты морских конвоев.

Наступление полярного лета отразилось в усилении немецких воздушных налетов на Мурманск. Хотя организация ПВО города к тому времени была довольно развитой, тем не менее из-за небольшого подлетного времени фашистские бомбардировщики нередко прорывались к своим целям. Например, 12 июня на Мурманск было совершено 6 воздушных налетов, в которых приняли участие более сотни самолетов. Так как большинство домов города строилось из дерева, для бомбометания применялись главным образом зажигательные бомбы. Особенно трагичным для Мурманска стал день 18 июня, когда фашисты сбросили на город около 12 тыс.«зажигалок» — сгорели почти 800 жилых домов, несколько школ и больниц. К концу 1942 года свыше 3 тыс. мурманчан жили в землянках.

17 июня Рудольф Мюллер за успехи в боях был награжден в торжественной обстановке Рыцарским крестом. После уничтожения еще полдюжины «харрикейнов» за ним числилось уже 46 воздушных побед. В эскадрилье 6./JG 5 Мюллер стал настоящим специалистом по «харрикейнам», в боях с которыми использовал особую тактику. В первую очередь, учитывая плохую скороподъемность истребителя английского производства, он сражался только на вертикали, где «мессершмитт» существенно превосходил своего противника. Перед поединком старался иметь запас высоты, чтобы на пикировании набрать скорость и затем на горке застигнуть неприятеля неожиданной атакой сзади снизу. Дважды одну цель он никогда не атаковал, чтобы не подвергать себя излишнему риску. Если не было превосходства в высоте, Мюллер стремился заставить «харрикейн» гнаться за ним вверх по спирали и, когда тот терял скорость, навязывал ему бой на крутых виражах. Нередко в этом случае «харрикейн» срывался в штопор и таким образом становился вообще легкой добычей. В этот период времени советские летчики на «харрикейнах» в воздушных боях с Bf 109F часто становились в оборонительный круг, чтобы лучше прикрыть друг друга. Мюллер иногда нападал и на круг, пытался разрушить его и сбить истребители противника поодиночке. Обычно он пролетал на большой скорости с внешней стороны круга в направлении его вращения и, выбрав удачный момент, доворачивал и пересекал круг, обстреливая ближайший самолет из всех стволов своего оружия. Если советский пилот попадался малоопытный и с недостаточной выдержкой, он, уклоняясь, мог выйти из круга и тогда Мюллер вскоре заносил его в свой список побед. Нужно признать, что последний метод ведения боя был все же рискованным, и Мюллер применял его не очень охотно.

В ноябре 1942 года эскадрилья 6./JG 5 передислоцировалась на аэродром Алакурти, где ее задачей стало прикрытие бомбардировщиков Ju 87, наносивших удары по объектам Кировской железной дороги. Воздушные бои стали происходить реже, и во время «свободной охоты» немецкие истребители тоже не упускали случая пострелять по эшелонам в пути. Даже развернулось своеобразное состязание по уничтожению паровозов. На этом участке фронта Мюллер отметился двумя сбитыми самолетами ЛаГГ-3, но уже в декабре выбыл из строя, повредив ногу на лыжной прогулке. После госпитальной палаты и предоставленного отпуска он вернулся на фронт в начале февраля 1943 года, когда его эскадрилья переместилась на вновь построенный аэродром Сальмиярви. Для немцев наступали тяжелые времена, поскольку все больше советских летчиков приобретало необходимый опыт, а в подразделениях ВВС возросло количество современной авиатехники. «Харрикейны» использовались только в частях ПВО. Кроме того, весной 1943 года в Заполярье поступили первые радиолокационные установки, существенно повысившие эффективность системы ВНОС. Тем не менее в течение месяца Мюллер занес в свой список побед еще около десятка советских самолетов. Однако постепенно удача от него отвернулась. 8 марта на самолете Мюллера при взлете отказал мотор, и он врезался в стоящие за аэродромом деревья. Лишь по чистой случайности пилот отделался только сотрясением мозга, приложившись головой к прицелу. Еще три недели в госпитале Мюллер выдержал с трудом. К этому времени он стал любимчиком немецких журналистов и кинооператоров, зачастивших на фронт после разгрома 6-й армии Паулюса под Сталинградом. Пропагандистский аппарат Геббельса нуждался в «героях», а Мюллер со своей арийской внешностью и длинным списком побед прекрасно подходил для этой роли. Мысль о том, что кто-то может заменить его в этом качестве и к тому же превзойти по количеству сбитых самолетов, была для Мюллера невыносимой, и он настоял на досрочной выписке из госпиталя. В начале апреля он получил на авиабазе в Пори новый истребитель Bf 109G-2 и вскоре уже снова участвовал в сражениях.

Воздушный бой, состоявшийся в Заполярье 19 апреля 1943 года, достаточно подробно описан в различных советских литературных источниках. В этот день шестерка Bf 109G-2 из 6./JG 5 взлетела с аэродрома Сальмиярви для расчистки воздушного пространства над советским аэродромом Ваенга, по которому собирались нанести удар истребители-бомбардировщики Fw 109А из состава эскадрильи 14. (J)./JG 5. Но уже на подлете все три группы немецких самолетов были обнаружены северо-западнее Мурманска расчетами радиолокационных установок. Для их перехвата в 11:30 подняли четыре «харрикейна» из 769-го авиаполка ПВО и пять «аэрокобр» из 2-го Сафоновского ГИАП Северного флота. Кроме того, в район предполагаемой встречи с противником направили возвращавшуюся с задания пару «аэрокобр» из 2-го ГИАП во главе с ведущим капитаном П. Сгибневым, а для патрулирования над аэродромом Ваенга выделили еще две пары «аэрокобр» под командованием капитана П. Климова. В завязавшейся затем воздушной схватке самолет Мюллера был подбит и совершил вынужденную посадку на советской территории. Кто его сбил, точно не известно, поскольку на победы в поединках претендовали несколько советских летчиков. Так, первыми вступили в бой с Bf 109 «харрикейны» из 169-го ИАП. При потере одного «харрикейна» (его пилот выбросился с парашютом) они сумели повредить один «мессершмитт». О двух победах доложили пилоты мл. лейтенант Бокий и его ведомый мл. сержант Титов. Причем Бокий только подбил Bf 109, а Титов уничтожил «мессершмитт», неожиданно вывалившийся из облаков. В начале боя два немецких истребителя попытались атаковать самолет капитана Сорокина, но он резким разворотом вышел из-под удара, а когда немцы разошлись, на пикировании, догнал одного из них и меткой очередью отправил к земле. Пятый сбитый немецкий истребитель в этой схватке записал на свой счет капитан Сгибнев, появившийся в самый разгар боя. Имея преимущество в высоте, он напал на противника сзади сверху.

Кроме «харрикейна» с советской стороны в этом бою была сбита одна «аэрокобра» (пилот погиб), и еще один «харрикейн» сгорел на земле в результате налета «фокке-вульфов».

Известно, что планирующий подбитый «мессершмитт» Мюллера попытался добить в воздухе заместитель командира 2-го ГИАП капитан П.Г. Сгибнев, но у него закончились боеприпасы. Определив приблизительно место посадки вражеского самолета, Сгибнев тогда приказал по радио подготовить на аэродроме связной У-2 и сразу после возвращения вылетел на нем вместе с техником Соболевским на поиски немецкого летчика. Но когда У-2 приземлился рядом с зарывшимся в снег истребителем Bf 109, пилота люфтваффе там уже не оказалось. Достав из багажного отсека фюзеляжа аварийный запас и лыжи, Мюллер постарался как можно быстрее покинуть опасное место. Однако далеко уйти ему не удалось, несмотря на то что он побросал по дороге разные вещи, чтобы идти налегке. Из расположенного поблизости центра подготовки разведчиков-диверсантов были высланы поисковые команды, и они вскоре обнаружили меховую куртку и ракетницу немецкого летчика, а затем и его самого, сидевшего под деревом с пистолетом в руке. При виде противника Мюллер не оказал никакого сопротивления и сразу же бросил оружие.

На допросах он ничего не скрывал и сразу выложил все не только о дислокации частей люфтваффе, но и даже дал подробные характеристики своим сослуживцам. Между делом сообщил, что его родители были коммунистами, погибшими от рук фашистов, а сам он вынужден был служить в немецкой армии, чтобы остаться в живых. По словам Мюллера, никакой ненависти к СССР он не испытывал, а война для него являлась всего лишь своеобразным спортом.

В середине 1943 года Мюллера, переодетого в советскую военную форму, часто возили по различным авиаполкам, где он делился сведениями о тактике действий немецких истребителей и отвечал на интересующие летчиков вопросы. Потом его отправили в лагерь для военнопленных, где он, по всей видимости, и умер.

Глава 4. На подступах к Ленинграду

План «Барбаросса» предусматривал прежде всего захват двух основных городов Советского Союза — Москвы и Ленинграда. Франц Гальдер записал в своем дневнике после совещания 8 июля 1941 года у Гитлера: «Непоколебимо решение фюрера сровнять Москву и Ленинград с землей, чтобы полностью избавиться от населения городов, которое в противном случае мы потом будем вынуждены кормить в течение зимы. Задачу уничтожения этих городов должна выполнить авиация. Для этого не следует использовать танки. Это будет народное бедствие, которое лишит центров не только большевизм, но и московитов (русских) вообще».

Ленинградским военным округом перед началом войны командовал генерал-майор А.А. Новиков. Умный, интеллигентный и порядочный человек, он пользовался большим авторитетом в войсках и особенно среди личного состава советских ВВС. По состоянию на 1 июня 1941 года, в ВВС Ленинградского округа числилось 1288 самолетов, из которых 214 были неисправными. Их распределение по соединениям и частям, а также места базирования приведены в таблице 7. Нужно заметить, что данные эти к началу войны несколько устарели, поскольку советская авиация находилась в стадии реорганизации (некоторые авиаполки только формировались), и за месяц многое могло измениться. Поэтому ниже приводится и общий состав.

ВВС округа по состоянию на 23 июня, заимствованный из мемуаров А.А. Новикова. К тому времени в его подчинении находились следующие авиационные силы, распределенные по общевойсковым соединениям:

1. ВВС 23-й армии, расположенной в районе Карельского перешейка. Это направление считалось наиболее важным в военном отношении, и поэтому здесь располагалась самая мощная авиационная группировка Ленинградского округа, включавшая в себя 435 боевых самолетов (114 бомбардировщиков и 321 истребитель) в составе 5-й и 41-й авиационных дивизий;

2. ВВС 14-й армии мурманского и кандалакшского направлений (о них шла речь в предыдущей главе);

3. ВВС 7-й армии, защищавшей петрозаводское направление. Этот участок считался второстепенным, и для поддержки войск там использовалась только 55-я САД, насчитывавшая 83 самолета (41 бомбардировщик и 42 истребителя);

4. Фронтовая авиагруппа резерва, находившаяся в непосредственном подчинении Новикова. Она базировалась к югу от Ленинграда и состояла из 2-й САД, 39-й ИАД, 2 корпусных эскадрилий, 4 эскадрилий связи и 1 санитарной эскадрильи. Всего в ней имелось 317 боевых самолетов, в том числе 154 бомбардировщика и 163 истребителя;

5. Авиация ПВО Ленинграда. Ее истребительные дивизии (3-я и 54-я) были сведены в 7-й авиационный корпус под командованием полковника С.П. Данилова, насчитывавший 23 июня 272 истребителя, в основном И-16 и И-153. Из современных самолетов в его составе числились 30 МиГ-3.

Таблица 8. Боевой состав ВВС Ленинградского военного округа по состоянию на 1 июня 1941 года.

*В первой колонке указано общее количество самолетов, а во второй — в том числе неисправных.

**19-й ИАП планировалось перевооружить на истребители ЛаГГ-3, однако к началу войны было решено оснастить его самолетами МиГ-3.


Следует отметить, что Ленинград защищал также Балтийский флот, имевший в начале войны 2 линкора («Марат» и «Октябрьская революция»), 2 крейсера, 19 лидеров и эсминцев, 71 подводную лодку и другие более мелкие корабли. ВВС Балтийского флота насчитывали 656 самолетов разных типов.

Немецкое командование для взаимодействия с группой армий «Север» выделило 1-й воздушный флот генерала Келлера. Его костяк составлял I воздушный корпус, включавший в себя бомбардировочные эскадры KG 1, KG 76 и KG 77, оснащенные самолетами Ju 88, истребительную эскадру JG 54 (Bf 109F) и отряд дальней разведки 5.(F) /122 (Ju 88). Всего, по немецким данным, в этом корпусе имелось 523 самолета, в том числе 240 бомбардировщиков, 148 истребителей и 60 дальних разведчиков.

Как уже упоминалось, главные силы Ленинградского военного округа находились на севере, что соответствовало предвоенным планам Верховного Командования, предполагавшим наибольшую опасность для города со стороны Финляндии. Угроза со стороны Германии по существу в расчет не принималась, так как от границ Восточной Пруссии до Ленинграда было около 750 км, и к тому же с этого направления город прикрывался войсками Прибалтийского ОВО. Однако действительность опровергла все эти планы.

Для обороны Прибалтики планировалось развернуть в приграничных районах 8-ю и 11-ю армии, а во втором эшелоне — 22-й и 24-й корпуса 27-й армии. Однако к началу Великой Отечественной войны к границе успели выдвинуться только отдельные части и подразделения передовых армий, которые не были подготовлены к длительному сопротивлению. Из-за недостатка тяги медленно выдвигались на рубеж обороны и артиллеристы, также не успевшие оборудовать свои позиции.

22 июня 1941 года войска немецкой группы армий «Север» при поддержке самолетов 1-го воздушного флота люфтваффе нанесли мощнейшие удары в направлениях Лиепаи, Шяуляя и Даугавпилса.

3-я танковая группа Гота и два корпуса 9-й армии группы армий «Центр» предприняли наступление на Вильнюс с целью выхода к Минску. Основные силы группы армий «Север» наступали на стыке 8-й и 11-й советских армий, где в полосе обороны 125-й стрелковой дивизии немцы бросили в бой сразу три танковые и две пехотные дивизии — фронт был прорван, и в образовавшуюся брешь хлынули и другие соединения вермахта. К середине дня немцы захватили Таураге, а к вечеру вышли на рубеж реки Дубисса. Все мосты достались им в целости и сохранности. Советские войска под ударами танков и авиации противника вынуждены были отойти на всем протяжении фронта на 20–40 км. Естественно, это поставило под угрозу захвата приграничные советские аэродромы, и авиационные части начали спешно перебазироваться на восток, в районы Елгавы и Даугавпилса.

Таблица 9. Боевой состав ВВС Прибалтийского военного округа по состоянию на 1 июня 1941 года.

*В первой колонке указано общее количество самолетов, а во второй — в том числе неисправных


Командование Северо-Западного фронта (созданного на основе управления и войск Прибалтийского округа) попыталось взять ситуацию под контроль 23 июня, приказав нанести удары во фланг немецкому 41-му моторизованному корпусу, наступавшему вдоль шоссе Тильзит — Шяуляй. Однако выдвинутые для контрнаступления 12-й и 13-й механизированные корпуса сразу же понесли тяжелые потери от самолетов люфтваффе, захвативших господство в воздухе. Например, соединения 12-го мехкорпуса в течение полудня четыре раза подвергались массированным воздушным налетам. Кроме советских войск, немецкие самолеты бомбили с самого утра также советские города, ж/д станции, аэродромы и различные военные объекты.

ВВС Северо-Западного фронта тоже с самого утра вели тяжелые бои, в основном отражая налеты противника и стараясь сдержать наступление врага. Потери при этом были необычайно высокими, чему в немалой степени способствовала организационная раздробленность советской авиации — смешанные авиадивизии находились главным образом в подчинении командования общевойсковых армий. В результате силы авиационных соединений были распылены по всему фронту, что позволило люфтваффе без особого труда удерживать господство в небе в районах главных ударов своих войск. Это затруднило также и массированное использование самолетов на направлениях контратак мехкорпусов, которые в итоге не достигли ощутимых успехов. В свою очередь, немецкие бомбардировщики наносили бомбовые удары совершенно безнаказанно и регулярно, и в результате 24 июня командующие мехкорпусов получили ошибочный приказ «действовать небольшими колоннами с целью рассредоточить авиацию противника». Советское контрнаступление было окончательно сорвано — к исходу дня части 2-го немецкого армейского корпуса захватили Каунас, а 41-й моторизованный корпус генерала Рейнгарда ускоренным маршем двинулся к Западной Двине.

Кроме того, совершенно неприкрытым оказалось направление на Даугавпилс, куда устремился 56-й моторизованный корпус генерала Манштейна. К вечеру 25 июня немцы продвинулись в направлении Даугавпилса на 125 км.

В конце концов командующий Северо-Западным фронтом Ф.И. Кузнецов принял решение объединить руководство всей авиацией в своих руках, но к тому времени ее численность уже сильно сократилась. За три дня боев она потеряла более половины состава. От некоторых авиаполков фактически осталось одно только название. Так, политрук Новиков из 241-го штурмового полка сообщал 26 июня: «В строю остался один боевой самолет. Второй требует капитального ремонта. Остальные двадцать пять уничтожены в воздухе, потеряны на земле, во время бомбежек и при вынужденных посадках. 25 июня при выполнении боевого задания погибли три человека: капитан Бордюков, член ВКП(б), старший политрук Стаценко — также коммунист, заместитель командира полка по политчасти; лейтенант Ероскин, кандидат в члены ВКП(б)».

На помощь Северо-Западному фронту для нанесения бомбовых ударов по танковым колоннам противника 25 июня были выделены 53-й и 200-й бомбардировочные полки ДБА. Вооружались эти авиачасти двухмоторными самолетами ДБ-ЗА и ДБ-ЗФ. Существенным отличием ДБ-ЗА от более нового ДБ-ЗФ являлось отсутствие у него нижней стрелковой установки, благодаря чему бомбардировщик был сильно уязвим при атаке истребителя сзади снизу. В первый же вылет на бомбардировку наземных войск противника оба полка поднялись в воздух в полном составе.

53-му ДБАП в качестве цели определили немецкие колонны в районе западнее Вильнюса. Ведущим группы из трех эскадрилий полка назначили капитана Голубенкова, вылетевшего вместе со штурманом Шведским. Вторую эскадрилью возглавил капитан Третьяков, а третью — ст. лейтенант Зуев. Первая девятка 53-го полка появилась над целью около 8 часов утра, и о ее дальнейших действиях подробно рассказал в своих мемуарах штурман 2-й эскадрильи А.И. Крылов.

«С тысячеметровой высоты отчетливо просматриваются стоящие на обочине десятка два танков, прикрытые ветками, — пишет Крылов. — В центре их — длинное туловище топливозаправщика. Шведский, растянувшись в своей кабине, замер у окуляра коллиматорного прицела. Вот топливозаправщик вписался в перекрестие сетки. Нажата боевая кнопка. Из открытых люков посыпались бомбы. Черные, каплеобразные, они падали, словно связанные невидимой нитью, длинной цепочкой.

— Бомбы! — коротко скомандовали летчики ведомых экипажей В.И. Догадин и Б.П. Бандиков, видя, как из ведущего самолета посыпался смертоносный груз.

Их штурманы тут же нажали на кнопки бомбосбрасывателей. А через десяток секунд тридцать стокилограммовых бомб со свистом врезались в гущу танков. Багровые фонтаны взметнулись у бронированных машин гитлеровцев, окутав их клубами огня и дыма.

— Есть прямое попадание! Взлетел на воздух топливозаправщик! — доложил Василий Смирнов.

Чуть подальше на шоссе расположилась другая группа вражеских танков. Преодолевая сильный заградительный огонь, ведущие звеньев первой девятки старшие лейтенанты Н.И. Каменин и В.Ф. Курочка также метко сбросили бомбы, уничтожив и повредив несколько танков, бронетранспортеров и уложив десятка два вражеских солдат и офицеров.

Зенитчики, ошеломленные мощным ударом ведущей эскадрильи, несколько уменьшили огонь. Но в самый последний момент, когда Голубенков стал отводить свою группу вправо, зенитный снаряд угодил в самолет старшего лейтенанта Бандикова, шедшего справа от командира. Бомбардировщик, словно пушинку, подбросило вверх, и он тут же, на глазах у всех разваливаясь на куски, пошел вниз. Из самолета успел выброситься с парашютом Николай Иванович Левкин.

А в это время истребители противника тремя звеньями навалились на бомбардировщики, атаковав их сверху, со стороны солнца. Стрелки-радисты встретили врага дружным огнем. Старшему сержанту Василию Смирнову и младшему сержанту Дмитрию Беловолу в первый заход удалось поджечь два «мессера». Вскоре они сбили еще по одному. В тот же момент младший сержант Алексей Волков короткой очередью в упор срезал Bf 109, атаковавший самолет командира эскадрильи…

Воздушный бой продолжался. Несмотря на хорошую оборону, один из «мессеров» все же успел, прежде чем его подожгли, дать длинную очередь по фюзеляжу и правой плоскости самолета командира звена старшего лейтенанта В.Ф. Курочки. Машина загорелась, вошла в отвесное пикирование и врезалась в железнодорожное полотно. Эту картину наблюдали молодые летчики лейтенанты В.Г. Грунявин и В.Д. Иконников. Психологически они были подготовлены к такому тяжелому воздушному бою, как-то представляли, что это такое. Но когда перед ними в одно мгновение погиб их наставник и командир, когда снаряды с искристыми огненными брызгами метались возле кабин, у летчиков от неожиданности на какие-то секунды дрогнули нервы. Видимо, поэтому лейтенант Грунявин немного отстал от строя, и тут же на его самолет налетели «мессеры». Сразу было перебито управление. Корабль вспыхнул и, перевернувшись на спину, пошел к земле. Из самолета удалось выпрыгнуть с парашютом только командиру — Владимиру Григорьевичу Грунявину.

Потеряв командира звена, видя, как сбили самолет Грунявина, Иконников постарался побыстрей пристроиться к Голубенкову. Но и «мессеры» не дремали: словно шакалы, они набросились на самолет лейтенанта. Гулко и дробно стучал пулемет стрелка-радиста Ивана Белоуса. Вскоре от его меткой очереди еще один стервятник метнулся вверх и, перейдя в штопор, ударился о землю.

Несмотря на потери, враг наседал, атаковал уже не парами, а звеньями. Иконников услышал, как глухо и тупо забарабанили пулеметные очереди где-то сзади кабины: громким вскриком оборвался голос Белоуса. «Прощай, Ваня, прощай!» — как клятву повторял про себя Владимир.

Враг лез напролом. «Мессеры» заходили снизу, где не было никакой защиты, посылали одну очередь за другой. Пули прошли у ног летчика, пробили кабину, оборвав жизнь доброго и отзывчивого нашего товарища штурмана Талагаева. В сорванную перегородку командир увидел окровавленное, приникшее к пулемету лицо друга.

— Как же быть нам теперь, Иван Иванович?.. — в отчаянии спросил Иконников.

Еще не веря, что остался единственным живым на борту, лейтенант снова повторил эти слова. Каким-то краешком сознания он надеялся, что сейчас очнется и ответит ему штурман…

Последние слова Владимира утонули в новом оглушительном ударе. Машину с силой швырнуло в сторону, из рук летчика вырвался штурвал. Он тут же сгоряча схватил его, но сразу почувствовал какую-то непонятную вялость во всем теле, сильная боль обожгла левую ногу. Ниже колена обнаружил застрявшую в кости пулю. Но что это? Почему по левой руке течет кровь? Летчик поднял рукав и увидел у локтя застрявший осколок…

Иконников только сейчас заметил, что горит правая плоскость самолета: языки пламени уже подбираются к фюзеляжу. Кабина стала наполняться удушливой гарью. Летчик инстинктивно схватился за рукоятку колпака и привычным движением потянул ее. Но колпак не сдвинулся.

На какое-то мгновение Иконникова охватило чувство обреченности.

«Неужто конец?..» — сквозь зубы процедил он. Подняв глаза, он увидел летящие рядом самолеты родной эскадрильи. И сразу какой-то неуемной радостью наполнилось его сердце… «Нет, умирать рановато!.. Боевые друзья видят, в какую беду попал экипаж, и обязательно придут на помощь».

Но медлить было нельзя. Вот-вот взорвутся бензобаки и тогда… Придерживая коленями штурвал, Владимир еще раз с силой дернул за рукоятку. Защелка поддалась, и фонарь отошел, но не полностью. А огонь подбирался все ближе и ближе. Загорелись унты, хлопчатобумажный комбинезон. Пламя уже обжигало руки, лицо. Иконников с трудом стал различать в кабине приборы. Смерть была рядом. Но Владимир еще жил, хотел жить во что бы то ни стало! Охваченный огнем, летчик с трудом просунул в отверстие голову, стал жадно глотать ртом свежий воздух. Напрягая последние силы пытаясь сбить пламя, он резко накренил самолет влево. И в эти секунды отчаяния и обреченности раздался сильный взрыв. Разваливаясь на куски, машина стремительно пошла к земле. Владимира выбросило из кабины. Открыв глаза, летчик увидел быстро надвигающуюся на него землю. Он нащупал кольцо и с силой выдернул его. Над головой раздался знакомый хлопок — парашют раскрылся. Через минуту Иконников лежал на траве…

Через линию фронта Иконников пробирался преимущественно лесами и под покровом ночи и, вконец измученный, добрался до своих войск лишь в начале сентября. В этом вылете 53-й ДБАП понес тяжелые потери, кроме четырех самолетов 1—й эскадрильи, были сбиты три во 2-й, и еще двух машин лишилась 3-я эскадрилья. Многие бомбардировщики получили различные повреждения. Все это произвело гнетущее впечатление на летчиков, однако после дня отдыха они вновь приступили к боевым вылетам, поскольку обстановка на фронте продолжала ухудшаться.

Разбитые 8-я и 11-я советские армии под ударами врага отступали в направлениях Эстонии и Полоцка, а части 27-й армии не успевали выдвинуться к Западной Двине для организации обороны. Утром 26 июня переодетые в советскую форму немецкие диверсанты захватили мосты через Западную Двину в районе Даугавпилса, и вслед за этим по ним переправились на другой берег реки танки 8-й танковой дивизии корпуса Манштейна. Чтобы расширить захваченный плацдарм и перебросить на него как можно больше войск, немцы навели еще несколько мостов выше по течению. Советские контратаки, предпринятые с целью выбить противника с северного берега реки, оказались безуспешными, в основном из-за отсутствия танков, недостатка артиллерии и слабого прикрытия авиацией. 29 июня немцы оборудовали переправы в районе Екабпилса, и с их помощью форсировали Западную Двину соединения 41-го моторизованного корпуса Рейнгарда. Одновременно передовые отряды немецкого 26-го армейского корпуса завязали бои за Ригу.

Чтобы затруднить врагу действия по форсированию Западной Двины, в Ставке ГК было принято решение нанести по мостам и переправам, а также по войскам противника массированный удар крупными силами бомбардировщиков. В ВВС Северо-Западного фронта к тому времени осталось всего менее 200 самолетов и поэтому пришлось привлечь к операции уже упомянутые 53-й и 200-й полки ДБА и 1, 57 и 73-й бомбардировочные полки авиации Балтийского флота. Места базирования этих авиаполков находились на расстоянии 250–400 км от района цели, и, естественно, истребители не могли сопровождать тяжелые самолеты на всем протяжении их полета. Задействовать же для этого истребительные подразделения СЗФ не позволяли сложности организационного характера.

30 июня стояла облачная погода и местами шел дождь, когда с аэродрома Пярну в Эстонии примерно в 6:30 утра поднялась в воздух шестерка СБ из состава 73-го БАП. Ее основной задачей являлось подавление вражеской авиации на земле в районе цели. Для защиты плацдарма немцы передислоцировали к Даугавпилсу II и III группы JG 54.1 группа этой эскадры расположилась у Елгавы (Митавы), а истребители II группы JG 53 спешно перебрасывались на аэродром, размещенный поблизости от Крустпилса. С раннего утра немецкие летчики находились у самолетов в положении боевого дежурства и поэтому не были захвачены врасплох советским налетом. Взлетевшие по тревоге «мессершмитт» быстро расправились с небольшой группой СБ, летевшей без прикрытия, и в итоге с задания назад вернулся лишь один советский бомбардировщик. Никакого значительного ущерба аэродрому люфваффе нанести не удалось.

С ленинградского аэродромного узла первые два ДБ-3 (из 57-го БАП) вылетели на разведку в 7:30 и к полудню благополучно возвратились обратно, определив основные направления движения немецких войск и сбросив бомбы на подвернувшуюся немецкую колонну. Противника в воздухе они не встретили. Еще до получения результатов разведки, в 10:30 начали подниматься в воздух ударные группы советских бомбардировщиков. Над целью первые самолеты появились приблизительно в 13: 00, и сразу в небе разгорелось ожесточенное сражение. Задачу немецким истребителям существенно облегчило то, что советские бомбардировщики действовали отдельными группами, подходили к цели в разное время и зачастую с одного и того же направления. Бомбить планировалось в сомкнутом порядке с высоты 400–800 м. «В это время советская авиация прилагала все усилия, чтобы разрушить воздушными налетами попавшие в наши руки мосты, — вспоминал генерал Манштейн. — С удивительным упорством, на небольшой высоте одна эскадрилья летела за другой с единственным результатом — их сбивали. Только за один день наши истребители и зенитная артиллерия сбили 64 советских самолета».

Первой под атаку истребителей люфтваффе попала шестерка СБ под командованием капитана Иванова из 5-й эскадрильи 73-го БАП. В скоротечной схватке немцы сбили из ее состава 4 самолета. Две остальные группы 73-го БАП (5 СБ ст. лейтенанта Косова и 8 Ар-2 под командованием капитана Сыромятникова) сумели в это время проскочить среди облаков незамеченными на большей высоте и без помех сбросили бомбы. Зато девятка ДБ-3 и ДБ-ЗФ из 57-го БАП, ведомая капитаном Хроленко, притянула к себе значительные силы врага. С разных сторон на нее набросились сразу две эскадрильи «мессершмиттов». Однако до цели было недалеко, и группа продолжала держаться боевого курса, ощетинившись огнем из всех пулеметов. Когда бомбы посыпались вниз на немецкие войска, в строю бомбардировщиков осталось только пять изрешеченных машин с ранеными и убитыми членами экипажей на борту. Нырнув в облака, они сумели уйти от преследования. Еще одна группа из 57-го БАП (состоявшая из шести самолетов под командованием капитана Чемоданова) заблудилась, попав в полосу дождя, и вернулась назад, не обнаружив цели.

Второй этап советского воздушного налета начался приблизительно через час, когда к району цели подошли бомбардировщики ДБ-3 и ДБ-ЗФ из 1-го минно-торпедного авиаполка КБФ. К этому времени задействованные в предыдущих боях немецкие истребители улетели пополнить топливо и боеприпасы, но в воздухе их сменили новые эскадрильи люфтваффе, пилоты которых жаждали поучаствовать в расправе над бомбардировщиками противника. Вновь небо заполнилось гулом моторов и треском пулеметных очередей.

Шестерка самолетов под командованием капитана Гречишникова сразу потеряла две машины (одна была сбита прямым попаданием зенитного снаряда) и ушла в облака. Группа рассыпалась в условиях плохой видимости, и далее летчики действовали самостоятельно, время от времени подвергаясь вражеским атакам. Тяжелые повреждения получили еще три бомбардировщика — два из них на обратном пути совершили вынужденную посадку «на живот».

Особого внимания заслуживает группа капитана Челнокова, включавшая в себя девять ДБ-ЗФ. Именно она оказала наибольшее сопротивление врагу и нанесла ему существенные потери. Первые внезапные атаки «мессершмиттов» стрелки отбили дружным пулеметным огнем, заявив впоследствии о семи воздушных победах. При этом группа полностью сохранила свой строй, распавшийся только над целью в результате сильного зенитного огня. В этот момент немцам удалось уничтожить четыре советских самолета. Ведущий группы Н.В. Челноков впоследствии вспоминал: «С одного захода они выбили из строя четыре наших самолета. Машина Абраменко взорвалась в воздухе. По всей видимости, пуля или снаряд от пушки попал во взрыватель бомбы. Копылов, наверное, был убит сразу, так как его самолет задрался носом вверх, затем свалился на крыло и упал на землю. Самолет Новицкого фашисты подожгли, но летчик сумел перетянуть через Западную Двину и сел на своей территории…». Четвертый потерянный ДБ-ЗФ пилотировал молодой летчик мл. лейтенант П.С. Игашев. В истории он остался единственным пилотом бомбардировщика, совершившим двойной таран воздушной и наземной цели. Его самолет атаковали одновременно три Bf 109 и, хотя экипаж отчаянно отстреливался, сумели зажечь бомбардировщик. Однако, не выходя из строя, горящий ДБ-ЗФ продолжал вести бой. А когда один из «мессершмиттов» попытался добить его и, не рассчитав, случайно выскочил вперед, летчик неожиданно пошел на таран. Очевидец этого боя А.Я. Ефремов вспоминал: «На подходе к цели бомбардировщик Игашева был атакован звеном истребителей Bf 109, и тем не менее его экипаж не дрогнул, смело вступил в неравный бой. В этом бою штурман Д.Г. Парфенов, стрелок-радист А.М. Хохлачев и воздушный стрелок В.Л. Новиков сбили два фашистских истребителя (по другим источникам — только один. — Примеч. авт.), но и самолет Игашева был подбит и загорелся. Третий фашистский стервятник решил добить самолет Игашева и был сбит таранным ударом Игашева. В эту критическую минуту летчик мл. лейтенант Игашев и его экипаж не стали искать спасения, не выбросились с парашютом. Я видел, как Игашев довернул свой горящий бомбардировщик в сторону леса, к месту скопления танков и бронетранспортеров, и бросил его вместе с бомбами на фашистов». Петр Игашев окончил военное училище лишь за полгода до начала войны и, будучи комсоргом эскадрильи, перед вылетом заверил всех на построении, что его экипаж поставленную задачу выполнит, даже если закончится боезапас…

Третья группа 1-го МТАП под командованием капитана Плоткина вступила в воздушный бой тогда, когда уже возвратились ранее улетевшие немецкие истребители, и, вероятно, поэтому понесла самые тяжелые потери. Во время первой же вражеской атаки ее боевой порядок нарушился, и все летчики сражались преимущественно поодиночке. В итоге из девяти бомбардировщиков Плоткина назад вернулись только три. Четвертая группа появилась на полчаса позднее и потеряла в воздушной схватке всего один самолет.

В третью волну вошли две группы бомбардировщиков из 57-го БАП (восемь СБ и шесть ДБ-3), а также семерка Ар-2 капитана Сыромятникова, которая за день выполняла уже второй вылет. Они атаковали немецкие войска ближе к вечеру и имели меньше встреч с вражескими истребителями. Ведущий группы ДБ-3 капитан Ефремов, учтя опыт своих товарищей, сделал круг и зашел на цель с тыла, потеряв в результате лишь один самолет. Группа Сыромятникова, увеличившая высоту бомбометания, вновь обошлась без потерь, и лишь группа СБ из 57-го БАП была основательно потрепана. Из ее восьми бомбардировщиков два пропали без вести, еще три совершили вынужденную посадку на своей территории из-за полученных повреждений, два заблудились и сели на другом аэродроме, и лишь один вернулся назад.

В итоге в течение дня авиация Балтийского флота потеряла 31 бомбардировщик, в том числе 1-й МТАП — 11 самолетов, 57-й БАП — 9 и 73-й БАП — 11. Из вернувшихся машин большинство имели повреждения и требовали ремонта. Таким образом, Манштейн вдвое завысил советские потери над Западной Двиной. Однако и пилотам люфтваффе победы над бомбардировщиками дались достаточно нелегко. Даже по западным данным II и III группы JG 54 30 июня лишились девяти «мессершмиттов».

Самолеты 53-го и 200-го полков ДБА также с раннего утра сделали несколько вылетов на бомбардировку мостов и переправ. К цели они подходили скрытно, на большой высоте, и поэтому понесли незначительные потери. В этих налетах эффективно использовались специальные ротативно-рассеивающие бомбы (РРАБы), которые подвешивались на двух внешних подвесках под крылом ДБ-3. Они представляли собой толстые каплеобразные бочки, заполненные мелкими бомбочками осколочного и фугасного действия. На боковых ободах этой бомбы оружейники перед вылетом делали надрезы, а в задней ее части монтировался стабилизатор в виде гребного винта. В момент падения бомба начинала вращаться, мелкие бомбочки под действием центробежной силы начинали давить на оболочку, в конце концов ее разрывали и разлетались, накрывая большую площадь.

Хотя экипажи советских бомбардировщиков докладывали 30 июня об уничтоженной технике и живой силе врага, существенного влияния воздушные налеты на немецкие планы не оказали. Сосредоточив у плацдармов свои войска и перебросив туда дополнительные подкрепления, гитлеровское командование продолжило наступление 2 июля в 5 часов утра. Прорвав фронт ослабленных частей 27-й армии и двигаясь в общем направлении на Остров, 4-я танковая группа вермахта к концу дня почти достигла Резекне. 3 июля немцы наступали уже по всему фронту. На борьбу с ними были брошены почти все наличные силы ВВС Северо-Западного фронта, а также авиационные соединения Северного фронта, в частности с начала месяца удары по немецким войскам наносили два полка бомбардировщиков СБ из 2-й САД, а с 4 июля к боевым действиям были привлечены также 41-я смешанная авиадивизия под командованием полковника И.Я. Новикова и 39-я истребительная дивизия Е.Я. Холзакова. К этому времени погода стала еще хуже, и в условиях низкой сплошной облачности и частых дождей советским бомбардировщикам пришлось летать на задания преимущественно в одиночку и парами. Бомбы на немецкие механизированные колонны сбрасывались с небольшой высоты, и в результате самолеты попадали под сильный огонь зенитной артиллерии. Многие экипажи возвращались на свой аэродром пешком. С 4 января за шесть суток 2-я и 41-я САД потеряли около 60 бомбардировщиков, однако до 10 июля они выполнили почти 1200 самолето-вылетов и сбросили на врага более 500 т бомб.

Чтобы воспрепятствовать беспокоящим налетам, командование 1-м воздушным флотом люфтваффе предприняло ряд атак советских аэродромов, расположенных в районе Пскова, Луги и Старой Руссы.

Между тем немецкие войска 4 июля с ходу форсировали реку Великая по невзорванным мостам, а 6 июля захватили город Остров. 9 июля фашисты ворвались в Псков и теперь уже угрожали непосредственно Ленинграду. Для защиты своего города сотни тысяч ленинградцев, в основном женщин, вышли на строительство оборонительных рубежей. Главный рубеж сооружался по реке Луге и далее до озера Ильмень. Второй рубеж создавался по линии Петергоф — Красногвардейск — Колпино, а третий планировался по линии Автово — окружная железная дорога.

Широким кольцом Ленинград опоясали зенитные батареи, которые располагались не только на подступах к городу, но и внутри него: на площади Декабристов, на Марсовом поле, у Смольного и в других районах. Со стороны Финского залива Ленинград прикрывали баржи с установленными на них зенитными орудиями. Всего в Северную зону противовоздушной обороны (Ленинградский, Лужский, Выборгский и Свирский районы) входили 1035 зенитных пушек разного калибра, 300 зенитных пулеметов, 151 зенитный прожектор-искатель и 264 сопроводителя, 341 аэростат заграждения и 8 радиолокационных станций РУС-1. Полосу предупреждения о вражеских налетах образовали на удалении 120–140 км от Ленинграда развернутые посты ВНОС.

Первые немецкие самолеты появились поблизости от Ленинграда уже ранним утром 22 июня 1941 года. Примерно в 4:00 12 фашистских бомбардировщиков попытались заминировать с воздуха фарватер в Финском заливе, но были отогнаны советскими истребителями. В ночь на 23 июня в Ленинграде впервые прозвучала воздушная тревога. Группа из 10 Ju 88 вновь объявилась со стороны Финского залива и, не доходя до Кронштадта, атаковала на берегу позиции зенитчиков. Один из этих самолетов был сбит батареей зенитных орудий под командованием младшего лейтенанта А.Т. Тимченкова, а весь его экипаж попал в плен. Интересно, что в первые дни войны немцы не имели еще такого нахальства и самоуверенности, которые возникли у них позднее под влиянием побед, и поэтому на допросе они заявили, что летели бомбить Лондон, но в пути заблудились!

Утром 23 июня свой боевой счет открыли и летчики-ленинградцы. Лейтенант А. Чирков из 158-го ИАП взлетел по тревоге на истребителе Як-1 и, отправившись в направлении, указанном выложенной на земле белой стрелой, вскоре обнаружил два немецких бомбардировщика Не 111. Первое время бомбардировщики люфтваффе часто действовали без прикрытия, пренебрегая советской истребительной авиацией. Воспользовавшись такой ситуацией, Чирков атаковал врага сзади и сумел зажечь один самолет. Через день разведывательный Ju 88 сбил прямо над своим аэродромом П. Покрышев из того же полка. С первых дней войны летчики истребительных частей ПВО вели круглосуточное патрулирование над Ленинградом и на подступах к нему, а на аэродромах постоянно находились в боевой готовности дежурные звенья самолетов.

25 июня в советской военной истории отмечено началом широкомасштабной операции, проведенной с целью подавления финской авиации на аэродромах. Хотя формально Финляндия еще не вступила в войну, однако это был всего лишь вопрос времени. Инициатором проведения операции стал генерал А.А. Новиков, который привлек на свою сторону командующего Ленинградским округом, а затем вместе они добились поддержки этой идеи в Ставке ГК. Чтобы как можно больше ослабить авиационную группировку Финляндии, планировалось одновременно использовать для нанесения удара 540 боевых самолетов (375 бомбардировщиков и 165 истребителей) из состава 7, 14 и 23-й общевойсковых армий, ВВС Балтийского и Северного флотов, а также отдельной Фронтовой авиагруппы. Первый налет предполагалось провести с восходом солнца 25 июня, а полностью вся операция рассчитывалась на шесть дней.

К 25 июня упомянутое количество советских самолетов собрать не удалось, но тем не менее в течение дня в налетах приняли участие 263 бомбардировщика и 224 истребителя. Начиная с 4 часов утра они волнами атаковали 18 наиболее важных финских аэродромов. Бомбовые и штурмовые удары продолжались в течение нескольких часов, и некоторые объекты подверглись бомбардировке по 2–3 раза. По советским данным, на земле было уничтожено 30 вражеских самолетов и еще 11 сбито в воздушных боях. Такое начало советское командование сочло успешным, несмотря на собственные значительные потери. На свои аэродромы не вернулось 23 бомбардировщика, в основном из-за того, что некоторые бомбардировочные подразделения действовали без истребительного сопровождения, что диктовалось разными причинами. Одни полки атаковали цели, лежавшие за пределами радиуса действий истребителей, а другие попросту не имели рядом с местом базирования истребительных частей. Так, 72-й БАП из ВВС 7-й армии лишился 25 июня 9 СБ потому, что в состав 55-й САД не успели включить истребительный полк — он прибыл туда только в конце месяца. Для экипажей недавно сформированного 72-го БАП это был первый боевой вылет. Полк действовал двумя группами, которые поднялись с разных аэродромов в 8 часов утра. Первая группа СБ вышла к цели в расчетное время,сбросила бомбы на открытые стоянки самолетов и вернулась назад без потерь. Зато вторая группа опоздала на полчаса и обнаружила уже опустевший аэродром. Было принято решение отправиться к следующему аэродрому, и оно оказалось фатальным, так как финны успели подготовиться к отражению налета. В районе аэродрома Йоройнен бомбардировщики перехватили шесть Фиатов G.50 из группы LeLv 26. Возглавлял финские истребители лейтенант Урхо Ниеминен, который описывал этот бой следующим образом:

«Мы атаковали группу из 15–20 бомбардировщиков СБ над Тууксярви. Я подбил два крайних в строю самолета, на обоих загорелись двигатели. Над островом Керисамо мне удалось занять удобную позицию для атаки третьего СБ. После моей выпущенной очереди на вражеском самолете взорвался топливный бак. Я продолжал атаковать противника, пока не закончились боеприпасы.

К этому моменту в воздухе осталось только 4–5 СБ, причем за одним бомбардировщиком тянулся шлейф черного дыма».

После возвращения стрелки оставшихся СБ доложили о двух сбить» финских истребителях, а, кроме того, на счет 72-го БАП было занесено 13 вражеских самолетов, уничтоженных на земле, и сожженный склад с горючим. Слабое утешение, учитывая то, что вторая группа 72-го БАП оказалась почти полностью разгромленной, и в числе других пилотов погиб также командир 1-й эскадрильи капитан В.И. Поляков. Когда командир полка И.П. Скок узнал о таких больших потерях, он молча ушел подальше от людей на середину летного поля и бросился там ничком на траву.

Финские летчики заявили 25 июня 23 воздушные победы при собственных потерях в воздухе не менее 5 самолетов.

Всего в течение всей операции, которая продолжалась вплоть до 1 июля, были совершены налеты на 39 финских аэродромов и уничтожены, по нашим данным, 130 немецких и финских самолетов. Последняя цифра, вероятно, завышена, так как после первого неожиданного налета вражеское командование приняло меры к рассредоточению и маскировке своей авиации. Современные финские историки вообще утверждают, что потери от советских ударов с воздуха были мизерными, и бомбардировщики сбрасывали бомбы в основном на лес и городские кварталы. В качестве доказательств они приводят результаты бомбардировки второстепенных аэродромов, однако умалчивают о тех, где, по докладам советских экипажей, противник понес наибольший ущерб. С другой стороны, нужно отметить, что большинство поврежденных самолетов финнам, скорее всего, удалось восстановить.

По мнению советского командования, в целом операция вполне удалась, поскольку противник вынужден был перебазировать свою авиацию с приграничных аэродромов в тыл, и таким образом вплоть до 5 июля финские самолеты не участвовали в боях на Северо-Западном фронте и не совершали налетов на Ленинград.

В июле многие полки 7-го авиакорпуса ПВО стали использоваться в интересах Северо-Западного фронта, прикрывая с воздуха войска и военные объекты на подступах к Ленинграду. В этот период времени в качестве дополнительного вооружения на истребителях получили распространение направляющие для реактивных снарядов РС-82, так как варианты «Чаек» и И-16, вооруженные четырьмя пулеметами ШКАС винтовочного калибра, были недостаточно эффективны не только при штурмовке наземных целей, но и в боях с бомбардировщиками противника, имеющими бронезащиту жизненно важных агрегатов конструкции. Н.Ф. Кузнецов из 191-го ИАП, оснащенного самолетами И-16 тип 24, так вспоминает неудачную попытку отражения вражеского налета в районе Красного Села:

«Их было много, Ju 88. Шли они клином звеньев. Отдаю ручку от себя, и самолет со снижением устремляется вниз. Ведомые не отстают, держатся плотно. Разгоняем машины до максимальной скорости и резко взмываем вверх. Помня наказ командира полка, сближаюсь с одним из самолетов ведущего звена гитлеровцев метров на 170–150 и открываю огонь по наиболее уязвимым местам — двигателям. Моему примеру следует Николай и Александр. Но «юнкерсы» продолжают лететь.

Свалив самолеты на крыло, уходим вниз, набираем скорость и повторяем атаку. Еще один заход. На этот раз «юнкерсы» яростно отстреливаются. Машина Савченкова закувыркалась и начала беспорядочно падать. С тревогой слежу за ней. К счастью, происходит чудо: самолет ведомого выравнивается над самой землей и садится на площадку возле Финского залива — недостроенный стадион. Вернулись измотанные, злые. Даже не хотелось вылезать из кабин».

После первых неудачных боевых вылетов специалисты передвижных авиамастерских по требованию пилотов смонтировали на И-16 191-го ИАП реактивные установки. Конечно, точность попаданий реактивных снарядов по воздушным целям оставляла желать лучшего, но они производили сильное деморализующее впечатление на врага.

К 10 июля 1941 года немцы продвинулись на северо-западном направлении на 350–600 км и оккупировали Литву, Латвию и часть Эстонии. Однако дальнейшее их наступление осложнилось тем, что протяженность фронта значительно возросла, и это привело к распылению сил как вермахта, так и люфтваффе. Тем не менее гитлеровский план не изменился, так как считалось, что большинство дивизий русских уже разгромлены и мощного удара 4-й танковой группы вполне достаточно, чтобы прорваться через Лугу на Гатчину, с ходу захватить Ленинград и соединиться с финскими войсками. Поэтому 41-й немецкий моторизованный корпус продолжал с боями двигаться к Луге, а 56-й корпус Манштейна захватил 13 июля Сольцы и приблизился к Новгороду. Одновременно на Онежско-Ладожском перешейке 10 июля перешла в наступление Карельская армия Финляндии. Прорвав фронт 7-й советской армии, она устремилась к Ладожскому озеру.

Таблица 10. Боевой состав ВВС Северо-Западного фронта по состоянию на 4 июля 1941 года.

С 14 июля на рубеже р. Луга развернулось ожесточенное сражение, в котором самое активное участие приняла авиация обеих сторон. Во фланг корпусу Манштейна в районе Сольц нанесли неожиданный контрудар войска 11-й армии Северо-Западного фронта, и для их поддержки с воздуха было привлечено около 200 краснозвездных самолетов, главным образом бомбардировщиков СБ и Ар-2. Лучшей координации советских сил способствовало то, что на базе управления Северного и Северо-Западного фронтов было создано единое Главнокомандование Северо-Западного направления, в котором ВВС возглавил генерал А.А. Новиков. В оперативном его подчинении находилась и авиация флота. В результате в середине июля против немецких войск на рубеже Луги действовали не только ВВС Северо-Западного фронта (имевшие к 10 июля всего 102 исправных самолета) и авиадивизии 23-й армии, но также две авиабригады КБФ (8-я бомбардировочная под командованием полковника Н.К. Логинова и 61-я истребительная полковника А.М. Морозова) и части Фронтовой авиагруппы. Воспользовавшись улучшением погоды, советская авиация предприняла бомбардировки противника на широком фронте, и особенно в районах Порхова, Пскова, озера Самро, в населенных пунктах Ивановское, Поречье, Юдино и др. Причем налеты осуществлялись непрерывно, и количество боевых самолето-вылетов с каждым днем увеличивалось. Для уничтожения наземных целей в районе Сольц советские ВВС за пять дней боев выполнили примерно 1500 самолето-вылетов и помогли отбросить врага назад на 40 км. При этом 8-я танковая дивизия Манштейна попала в окружение и вырвалась из него лишь ценой больших потерь. Первыми на рассвете обычно поднимались в воздух советские истребители, оснащенные реактивными снарядами. Наряду с атаками они выполняли также разведывательные задачи. Затем начинали действовать мелкие группы бомбардировщиков (по 3–6 самолетов) в сопровождении истребителей. А ночью беспокоящие удары по немецким войскам наносили осколочными и фугасными бомбами летающие лодки из состава 15-го авиаполка КБФ. 16 июля Франц Гальдер отметил в своем дневнике: «Авиация противника совершает налеты на соединения корпуса Рейнгарда и наши пехотные дивизии, движущиеся вдоль восточного берега Чудского озера. Восточнее Чудского озера отмечается сильная противовоздушная оборона противника (истребители и зенитная артиллерия). В общем, в действиях авиации противника ясно чувствуется твердое и целеустремленное руководство».

Истребительные подразделения люфтваффе, отставшие от своих войск, не могли эффективно бороться с многочисленными мелкими группами советских бомбардировщиков, и поэтому их спешно перебросили поближе к фронту на аэродромы Острова, Пскова и Порхова. Теперь за счет уменьшения подлетного времени они стали дольше находиться в районах боев, и соответственно увеличилось число воздушных схваток. Поединки в небе обычно начинались звеньями самолетов и затем нередко заканчивались настоящими «собачьими свалками», в которых принимали участие по 20–30 машин. Особенно тяжелые воздушные бои разгорелись с 17 июля над населенными пунктами Шимск, Сольцы, Ивановское и Большой Сабск. За счет лучшей техники пилоты люфтваффе в этих боях обладали очевидными преимуществами. Имея радиосвязь, они быстро наращивали свои силы в сражениях, чего были лишены подразделения ВВС, а за счет большей скорости всегда могли уйти от атак и занять выгодную позицию. Тем не менее и наши летчики по-своему приспосабливались к сложившейся ситуации. Поскольку советское командование, располагая различными типами истребителей (в основном И-16 и И-153, некоторым количеством МиГ-3 и небольшим количеством Як-1), нередко вынуждено было поднимать в воздух смешанные их группы, пришлось срочно разрабатывать особую тактику взаимодействия самолетов в бою. В итоге легкие и маневренные И-16 и И-153 занимали, как правило, нижний эшелон и, когда более тяжелые истребители МиГ-3 оказывались на малых высотах, где их летные характеристики были невысокими, самолеты Поликарпова отгоняли от их хвостов «мессершмиттов». Однако потери все равно оказались велики, в том числе и среди советских полков, оснащенных современными самолетами. Например, в середине июля был отведен на переформирование 31-й ИАП 8-й смешанной авиадивизии, лишившийся с начала войны 63 истребителей МиГ-3. С другой стороны, крепко доставалось и немцам. В JG 54 за месяц боевых действий погибли или пропали без вести 37 летчиков.

19 июля немецкие войска выдохлись на рубеже Луги и вынуждены были приостановить наступление для перегруппировки и усиления резервами. Советское командование получило время для развертывания на Тихвинском и Волховском направлениях 54-й и 52-й армий. На помощь 7-й армии, сражавшейся с финскими захватчиками, были переброшены необходимые подкрепления, в том числе 65-й штурмовой авиаполк и 19 самолетов И-153, вошедших в состав вновь сформированного 197-го истребительного авиаполка. 23 июля началось контрнаступление 7-й армии на олонецком и петрозаводском направлениях, и через неделю фронт там временно стабилизировался.

Непосредственно под Ленинградом активность самолетов люфтваффе в течение первого месяца войны оставалась сравнительно низкой, и атаки одиночных немецких бомбардировщиков и мелких групп удавалось отражать без особых проблем. В середине июля был переброшен с Дальнего Востока на Северо-Западный фронт 29-й ИАП. Боевой счет полка, прикрывавшего железнодорожную станцию Бологое, открыл 18 июля летчик Юхимович. Взлетев по тревоге на истребителе И-153, он вскоре вышел в район прикрываемого объекта.

«Набираю высоту, — рассказывал Юхимович, — кручу головой во все стороны — не вижу ничего. Накренил самолет влево и увидел бомбардировщик, летевший на высоте ста метров на юго-запад. На крыльях и фюзеляже четко выделяются черные кресты. Разворачиваюсь, разгоняю самолет, пока не запели ленты-расчалки. Но расстояние уменьшается медленно. Проскальзывает мысль в голове: «Не остаться бы без горючки». Посмотрел на часы. Только пять минут прошло! А казалось — вечность. Сблизившись, узнаю тип самолета. Ju 88. Хочу вспомнить его данные — и не могу. Помню только, что нужно бить его снизу или сверху под ракурсом 1/4, с дистанции 150–200 м, по моторам… Так и сделал. Правда, длинноватая чересчур очередь получилась… Не мог пальцев оторвать от гашетки… Зато «юнкерс» сразу вспыхнул факелом, и до земли долетели лишь его обломки и один парашютист…».

Первую попытку массированного налета на Ленинград бомбардировщики люфтваффе предприняли 20 июля. В 3:40 утра в Гатчинском секторе ПВО появился фашистский разведывательный самолет, но он был сбит зенитной артиллерией. В 9:44 посты ВНОС зафиксировали над Лугой 9 Ju 88 на высоте около 3000 м, летевших в сопровождении 11 истребителей Bf 110. Группа шла курсом на Ленинград, и на ее перехват немедленно были подняты в воздух 25 истребителей 7-го истребительного авиакорпуса. Воздушный бой разгорелся в районе Красногвардейска, и в условиях численного превосходства противника немцы сбросили бомбы куда попало и развернулись обратно. Однако советские летчики не прекратили преследование врага и продолжали атаковать его вплоть до озера Самро. В итоге 8 немецких самолетов были сбиты ценой двух потерянных истребителей. 21 и 22 июля налеты люфтваффе на Ленинград повторились, но они также оказались безуспешными. Всего в течение июля в налетах на Ленинград приняли участие 904 немецких самолета, но к городу прорвались только 9. По советским данным, за 10 последних дней июля истребительные и зенитные подразделения ПВО сбили на подступах к Ленинграду 41 вражеский самолет.

Авиация КБФ в июле 1941 года действовала и против немецких морских конвоев, доставлявших в Ригу и Пярну оружие и снаряжение для войск. Так, 12 июля крупный морской конвой, состоявший из 42 транспортов в охранении эсминцев и сторожевиков, был обнаружен в Ирбенском заливе. Кроме торпедных катеров, для его уничтожения выделили также самолеты 1, 57 и 73-го авиаполков КБФ. Однако вылетевшие на поиск конвоя три труппы бомбардировщиков (всего 24 самолета) не смогли его найти из-за плохой погоды и вечерних сумерков, и нанесли бомбовые удары по запасным целям, в частности по немецким войскам в районе Кингисеппа и по объектам порта Пярну. Лишь на рассвете 13 июля конвой вновь был обнаружен недалеко от мыса Мерсрагс, и на него нацелили сразу все находившиеся в готовности морские и воздушные силы КБФ. Одновременно с торпедными катерами корабли атаковали 27 бомбардировщиков ДБ-3 и Ар-2, взлетевшие группами около 5 часов утра.

«Теперь взоры экипажей были устремлены на идущие впереди транспорты, — вспоминал штурман П.И. Хохлов из состава эскадрильи 1-го МТАП. — Было видно, что дистанция между ними не выдерживалась. Значит, надо полагать, не миновал конвой ударов наших кораблей и береговой артиллерии у острова Сааремаа, когда проходил его… И вот цель под нами. Отчетливо видны верхние палубы транспортов. На них различимо содержимое. Палубы забиты танками, самоходными орудиями. На некоторых судах торчат поднятые вверх стволы зениток. Они уже выбрасывают снаряды по нашим самолетам. Но огонь неорганизованный. В радиусе трех-четырех километров от конвоя маневрируют, ведя зенитный огонь, несколько сторожевых кораблей и два миноносца. Истребительного прикрытия пока не видно, но его следует ожидать…

В центре третьей параллельной колонны бросается в глаза особенно крупный транспорт. Водоизмещение не менее 10–12 тысяч тонн. В отличие от других верхняя его палуба отливает красным цветом, что особенно выделяет его на водной поверхности. И очень уж много всего на палубе. Видны танки — незачехленные, ничем не прикрытые. И беготня на палубе людей, вероятно поднятых по боевой тревоге. Вот, думаю, главная цель во всем конвое. Федоров соглашается. Ведомым экипажам передается указание: «Сбрасывание бомб производить по сигналам ведущих в звеньях. В первом заходе бросать по одной бомбе с самолета. Главная цель — транспорт с красной палубой».

Первый заход ко всеобщему нашему огорчению не дал желаемых результатов. Лишь одна из 12 сброшенных бомб взорвалась рядом с транспортом, остальные прошли с перелетом в 30–40 метров. И все-таки транспорт получил повреждение, потерял ход, стал откатываться влево, а затем застыл на месте. К нему подошли почти вплотную два других транспорта из этой же колонны. Ну что же, цель увеличилась в размерах. Это хорошо.

Повторный заход. И четыре бомбы из сброшенных двадцати четырех точно попадают в цель. Особенно метким оказалось звено, ведомое капитаном В.А. Гречишниковым (штурман — ст. лейтенант А.И. Власов). В транспорт-гигант с красной палубой угодили три бомбы ФАБ-500, и от страшной силы взрыва он переломился. Вверх поднялась корма, носовая часть, и все это скрылось под водой. На корме второго транспорта разразился пожар. Высоко вверх поднялся столб черного дыма. Транспорт медленно, с большим правым креном стал погружаться в воду».

Всего против конвоя авиация КБФ выполнила 13 июля 75 самолето-вылетов. Советские источники утверждают, что в результате комбинированных ударов с моря и воздуха были потоплены четыре транспорта, а, кроме того, повреждены еще 8 транспортных кораблей, 1 эсминец и 1 сторожевик. В воздушных боях наши летчики сбили несколько немецких самолетов. Следующий крупный морской конвой Германии в Ирбенском заливе подвергся атакам 26 июля, и на дно ушли еще два транспорта.

31 июля кровопролитные бои разгорелись на Карельском перешейке, где перешла в наступление финская Юго-Восточная армия. Значительная нагрузка легла на советские ВВС 23-й армии, оказывающие большую помощь обороняющимся войскам. За 16 дней летчики 5-й и 41-й САД выполнили почти 1100 боевых вылетов.

В Эстонии соединения 18-й армии вермахта упорно продвигались к Таллину. К вечеру 7 августа они достигли побережья Финского залива в районе Кунды и расчленили отступавшую 8-ю армию на две части. 10-й советский стрелковый корпус отошел в сторону Таллина, а оставшиеся войска — в сторону Нарвы. Таллин являлся главной базой КБФ, и с воздуха его в это время защищали 13-й ИАП и две эскадрильи 71-го ИАП. Здесь же базировались две эскадрильи 73-го бомбардировочного полка и 44-я отдельная морская разведывательная эскадрилья. Всего в районе Таллина насчитывалось 85 боевых самолетов, в том числе 63 истребителя, 12 бомбардировщиков и 10 разведчиков. Среди истребительных подразделений особенно отличился в боях уже в первые месяцы войны 13-й ИАП. Часть истребителей из его состава размещалась на полуострове Ханко в Финском заливе, где для самолетов были построены специальные подземные укрытия из толстых бревен в 6–8 накатов, положенных вперемежку с двутавровыми балками. Из каждого укрытия рулежная дорожка вела прямо на взлетную полосу. После начала войны этот аэродром нередко подвергался обстрелам финской артиллерии, но тем не менее летчики продолжали выполнять боевые задачи. Наиболее известными пилотами 13-го ИАП летом 1941 года стали капитан А.К. Антоненко и лейтенант П.А. Бринько — каждый из них сбил в этот период свыше десятка вражеских самолетов.

В ночь с 7 на 8 августа свист первых падающих советских авиабомб услышали жители Берлина. В ответ на начатые гитлеровцами бомбардировки Москвы Ставка Верховного Главнокомандования приняла решение нанести ответный бомбовый удар по столице Германии. Для выполнения этой операции была сформирована особая оперативная авиационная группа из числа лучших экипажей дальних бомбардировщиков ДБ-ЗФ. В нее вошли две эскадрильи из состава 1-го минно-торпедного полка КБФ (20 машин) под командованием полковника Е.Н. Преображенского, а немного позднее — еще две эскадрильи ДБА (13 самолетов) во главе с майором В.И. Щелкуновым.

Основной проблемой при выполнении задания являлась недостаточная дальность полета ДБ-ЗФ. От линии фронта до Берлина расстояние составляло в лучшем случае около 1000 км, и это превышало радиус действия бомбардировщика с бомбовой нагрузкой. Решение нашел нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов, который предложил разместить самолеты на аэродромах эстонского острова Сааремаа (Эзель), оттуда до Берлина было примерно 880 км. Этот остров Моонзундского архипелага находился уже в тылу у немцев, но его продолжали удерживать советские войска. На Сааремаа располагались два грунтовых аэродрома — Кагул и Асте, но, к сожалению, они имели ограниченные размеры, поскольку строились для истребителей. Взлетно-посадочные полосы удалось несколько удлинить, однако взлет тяжелых самолетов с бомбовой нагрузкой с этих аэродромов все равно оставался делом довольно рискованным. Первые 15 ДБ-ЗФ перебазировались на Сааремаа в начале августа. Бомбы и топливо туда доставили морским путем на тральщиках.

Согласно теоретическим расчетам, большую часть пути экипажам предстояло преодолевать над морем на высоте 6–7 тысяч метров. Общая продолжительность полета составляла около 7 часов. Топлива хватало в обрез, и, чтобы в баках во время посадки оставался его аварийный остаток, требовалось сбрасывать бомбы с первого же захода. Это сокращало время пребывания самолетов над целью, но, с другой стороны, снижало опасность негативного воздействия на них системы ПВО противника. Ведь Берлин защищали сотни ночных истребителей, большое количество прожекторов, зенитных орудий и аэростатов заграждения! Для проверки расчетов в ночь на 5 августа пятерка ДБ-ЗФ совершила разведывательный полет в район Берлина, и в целом он закончился положительно — в баках остался 20 %-ный запас горючего, а немцы не заметили летящие на большой высоте самолеты.

К вечеру 7 августа 15 бомбардировщиков были подготовлены к боевому вылету. С них сняли все лишнее оборудование и до отказа загрузили топливом. Каждый самолет нес 800 кг фугасных и зажигательных бомб, в основном весом по 100 и 250 кг. В 21:00 бомбардировщики начали разбег, с трудом отрываясь от земли в самом конце взлетно-посадочной полосы. В воздухе они разбились на три группы по пять самолетов, командование над которыми приняли Б.Н. Преображенский, А.Я. Ефремов и В.А. Гречишников. Два с половиной часа бомбардировщики шли над морем на высоте 6500 м, а потом развернулись на юг возле датского острова Борнхольм. Температура за бортом составляла — 38 °C и в негерметичных кабинах царил холод, от которого не спасали даже меховые комбинезоны. Обнаружить береговую черту помогли сами немцы, осветившие аэродром Штеттина, где проводились ночные полеты. Далее путь лежал вдоль автострады Штеттин — Берлин. Столица Германии вначале появилась в виде светлого пятнышка на горизонте, а затем огни Берлина охватили внизу значительную территорию.

«С семикилометровой высоты большой город был хорошо виден, — вспоминал стрелок-радист флагманского самолета В.М. Кротенко. — Он распростерся как паук, расцвеченный огнями электричества, свидетельствовавшими, что нас не ждали. Город не замаскирован.

— Цель под нами. Боевой курс, — подал команду штурман. Последняя прямая, и вскоре самолет вздрогнул, как бы подпрыгнув слегка вверх. В мою кабину проникал характерный запах сработавших пиропатронов. Тяжелые бомбы устремились вниз.

— Это вам за Москву, за Ленинград! — выкрикнул Хохлов, дублируя сброс бомб рычагом аварийного сбрасывания.

Я вытолкнул ногой большой пакет с 10 тысячами листовок — «подарок» фашистам от нашего комиссара Оганезова. На листовках — фотографии разбитой техники и трупы немецких солдат, погибших на советском фронте.

Мы с Рудаковым наклонились к люку и внимательно смотрели на зловещий ночной Берлин. Надо обязательно увидеть взрывы бомб. И секунд через 50 мы их увидели — две больших желтокрасных вспышки в центре цели. Доложили об этом Преображенскому и Хохлову. В Берлине начало гаснуть электроосвещение. Включив тумблер передатчика, я радировал ключом в штаб: «Мое место Берлин. Задание выполнено. Возвращаемся на базу». Рудаков повторил радиограмму.

Я поднялся в астролюк. Вокруг самолета рвались зенитные снаряды. «Дотянем ли до моря? Собьют», — мелькнула тревожная мысль. Но она исчезла, когда увидел, с каким искусством Преображенский выполнял противозенитные маневры.

В затемненном Берлине вспыхнул пожар. Это бомбили летевшие сзади летчики. Преображенский резко менял направление и высоту, вел машину на приглушенных моторах. Через 30 минут, показавшихся нам бесконечно долгими, зенитный огонь прекратился. Мы неслись над волнами Балтики, «угостив» столицу фашистов тоннами фугасных и зажигательных бомб…

Советские бомбы были сброшены на промышленные объекты, вокзалы и телеграф Берлина. Все бомбардировщики вернулись назад невредимыми.

Второй налет на Берлин состоялся в ночь на 10 августа, на этот раз немецкие зенитки сбили один самолет, экипаж которого пропал без вести. Третий вылет начался с трагедии и поэтому был на пару дней отложен. В целях эксперимента на двух ДБ-ЗФ повысили бомбовую нагрузку до 1000 кг, так как Сталин лично потребовал увеличить калибр сбрасываемых на Берлин бомб. Эти самолеты взлетали почти одновременно с двух разных аэродромов. С аэродрома Кагул попытался подняться в воздух с одной бомбой ФАБ-1000 экипаж Гречишникова. Однако в конце полосы бомбардировщик едва сумел оторваться от земли, перелетел через изгородь, вновь ударился колесами о землю, снес шасси и загорелся на развороте. Экипаж быстро покинул машину и остался цел. На Асте все оказалось гораздо хуже. Самолет Павлова с двумя бомбами ФАБ-500 вообще не смог оторваться от земли, врезался на краю аэродрома в препятствия и мгновенно взорвался. Весь его экипаж погиб.

Большого военного значения налеты советских бомбардировщиков на Берлин не имели, но их важность с пропагандистской точки зрения была несомненной. Так, жительница Берлина Анни Ренниг писала своему мужу, воевавшему под Ленинградом: «Дорогой мой Эрнст! Война с Россией уже стоила нам многих сотен тысяч убитых. Мрачные мысли не оставляют меня. В последнее время ночью к нам прилетают бомбардировщики. Нам говорят, что нас бомбили англичане, но нам точно известно, что в эти ночи нас бомбили русские. Они мстят за Москву. Берлин от разрывов бомб весь сотрясается… И вообще я скажу тебе: с тех пор как появились над нашими головами русские, ты не можешь себе представить, как нам стало теперь скверно…»».

Немецкое командование вначале приписывало налеты английским ВВС, но вскоре разобралось в ситуации, а разведка донесла ему о местах дислокации советских дальних бомбардировщиков. Поэтому директива № 34, изданная штабом верховного главнокомандования вермахта 12 августа, гласила: «…следует совместными усилиями соединений сухопутных войск, авиации и военно-морского флота ликвидировать военно-морские и военновоздушные базы противника на островах Эзель и Даго. При этом особенно важно уничтожить вражеские аэродромы, с которых осуществляются налеты на Берлин». Первый массированный удар люфтваффе по аэродрому Кагул был нанесен уже на рассвете 13 августа, однако он оказался безуспешным, поскольку все советские самолеты находились в воздухе, возвращаясь с очередного налета на Берлин. Зато вечером истребители-бомбардировщики Bf 110 сожгли на стоянках два ДБ-ЗФ.

Следует заметить, что кроме особой оперативной группы на ДБ-ЗФ, в налетах на Берлин в августе 1941 года приняли участие и тяжелые бомбардировщики из 81-й авиационной дивизии, которой командовал известный летчик М.В. Водопьянов. Всего для рейда на Берлин из состава 81-й дивизии были отобраны 10 новейших четырехмоторных бомбардировщиков ТБ-7 (Пе-8) и 16 двухмоторных Ер-2. В качестве места их базирования выбрали аэродром в городе Пушкине под Ленинградом, откуда общая протяженность маршрута до Берлина и обратно составляла приблизительно 2700 километров. В качестве дальнего бомбардировщика ТБ-7, естественно, превосходил ДБ-3 как по дальности полета, так и по бомбовой нагрузке, однако его боевую ценность существенно снижали ненадежные дизельные двигатели.

Ер-2 оснащался двумя стандартными моторами М-105, однако по мощности они не соответствовали тяжелому самолету.

Время вылета самолетов 81-й авиадивизии назначили на вечер 10 августа. Перед этим в каждый ТБ-7 загрузили по 2 тонны бомб, и еще по 700 кг взяли на борт бомбардировщики Ер-2. Однако с самого начала операции все пошло наперекосяк. Если первые четыре ТБ-7 поднялись в воздух с бетонной полосы без проблем, то из четырех Ер-2, взлетавших рядом с грунтовой полосы, от земли смогли оторваться только трое, а четвертый снес себе шасси, попав в конце аэродрома в канаву. После этой аварии всем самолетам было приказано взлетать с бетонки, но и здесь не обошлось без происшествий. Очередной ТБ-7 растаял в небе, но у следующего бомбардировщика на взлете отказали оба правых двигателя, машину развернуло поперек полосы, и она ударилась о землю. Половина членов экипажа сразу погибла, а оставшиеся получили ранения. Над горящим самолетом успели уйти в воздух еще два ТБ-7, прежде чем взлет был окончательно запрещен. В итоге на задание отправились всего семь ТБ-7 и три Ер-2. Из этих бомбардировщиков на свой аэродром вернулись только два — один ТБ-7 и один Ер-2. Из числа четырехмоторных ТБ-7 один самолет после выполнения задания приземлился на аэродроме в Торжке, второй сел в Обухово, третий был сбит собственной зенитной артиллерией, а еще три были разбиты во время вынужденных посадок на территории Финляндии и СССР. Из самолетов Ер-2 один пропал без вести, а другой на обратном пути сбили по ошибке советские истребители И-16 (к счастью, весь экипаж сумел выброситься из горящего бомбардировщика с парашютами).

Основную вину за большие потери 81-й авиадивизии возложили на Водопьянова, которого сняли с должности по причине плохой организации полета. Однако следует признать, что все это произошло из-за спешки проведения операции (практически все экипажи еще не имели боевого опыта), недоведенности боевой техники и плохой координации взаимодействия частей ВВС с истребительными и зенитными подразделениями ПВО. Кроме того, новейшие бомбардировщики ТБ-7 и Ер-2 в то время были неизвестны советским рядовым пилотам истребителей. А зенитчики знали и того меньше.

В начале августа немецкая группа армий «Север» располагала 29 дивизиями, многие из которых получили пополнение живой силой и техникой перед очередным этапом наступления. Усилился и состав 1-го воздушного флота люфтваффе, которому для поддержки наземных войск и налетов на Ленинград был придан VIII воздушный корпус Рихтгофена. Общая численность немецкой авиации на этом направлении возросла до 1200 самолетов, и еще 200 боевых крылатых машин действовали в составе финских войск.

Сосредоточив дивизии на лужском плацдарме, немцы 8 августа нанесли удар в сторону Красногвардейска, а затем начали наступление на лужско-ленинградском и новгородско-чудовском направлениях. Части люфтваффе, одновременно с бомбардировкой оборонительных позиций противника, предприняли массированные налеты на советские аэродромы. Их задачу существенно облегчало то, что аэродромы имели весьма слабую защиту зенитной артиллерией. Прикрывались они в основном зенитно-пулеметными взводами, вооруженными счетверенными пулеметами «максим» и импровизированными стрелковыми установками, созданными на основе снятых с самолетов авиационных пушек и пулеметов.

Постоянное патрулирование над аэродромами истребителей изматывало летчиков и вело к преждевременному износу боевой техники, а дежурные звенья зачастую не успевали подняться в воздух из-за небольшого подлетного времени противника. В конце концов, для отражения налетов стали привлекаться истребители с соседних аэродромов и были приняты меры для оснащения аэродромов современными зенитными средствами. Не остался в стороне и технический персонал аэродромов, занимавшийся рассредоточением и маскировкой боевых машин. Бывало, что для отвлечения внимания противника поблизости от ВПП выставлялись списанные устаревшие или не подлежащие ремонту самолеты. Всего в течение июля — августа люфтваффе совершили 57 налетов на советские аэродромы южнее Ленинграда, в которых приняли участие около 650 бомбардировщиков и истребителей.

Советские войска на поле боя по-прежнему поддерживались ВВС Северо-Западного фронта (усиленными в августе несколькими авиаполками, переданными из Московского военного округа), большей частью авиации Северного фронта и подразделениями 7-го авиакорпуса ПВО. В непосредственное распоряжение генерала А.А. Новикова была передана сформированная на базе ВВС КБФ отдельная авиагруппа (126 самолетов), состоявшая из двух истребительных и двух штурмовых полков, а также одной отдельной эскадрильи. В эти дни советские летчики вынуждены были действовать с большим напряжением, выполняя по четыре-пять вылетов в день. В светлое время суток они патрулировали воздушное пространство над своими войсками, бомбили вражеские механизированные и танковые колонны, а также железнодорожные узлы, на которых скапливались немецкие эшелоны с военной техникой и боеприпасами. В воздушных боях особенно отличились пилоты 39-й ИАД под командованием Холзакова. Например, ст. лейтенант А.Н. Сторожаков за месяц сбил 8 вражеских самолетов, лейтенант А.В. Чирков — 7.

Тяжелые бои шли и на Северном фронте, где линию советской обороны пытались прорвать финские войска. В ВВС 7-й армии эффективно действовал 65-й штурмовой полк, вооруженный устаревшими самолетами И-15бис. Его эскадрильи ежедневно по нескольку раз вылетали на боевые задания, атакуя объекты в ближайшем тылу противника. Одним из лучших пилотов полка являлся капитан М.П. Краснолуцкий, опытный воздушный боец и участник «Зимней войны» с Финляндией. Превосходный тактик, он обладал также и большим личным мужеством. Так, 12 августа Краснолуцкий во главе семерки И-15бис отправился на штурмовку вражеской колонны в районе Паннилы. Во время захода на цель советские самолеты были внезапно атакованы шестью Bf 109, и вблизи земли разгорелся воздушный бой. Преимущество в технике было полностью на стороне немцев, однако на малой высоте хорошую службу советским летчикам сослужила отличная горизонтальная маневренность тихоходных бипланов. Краснолуцкого одновременно атаковали два «мессершмитта», но он сумел увернуться от огня одного вражеского истребителя и резким разворотом вышел в лоб другому. Лобовая атака длилась всего несколько секунд, в течение которых самолеты стремительно неслись навстречу друг другу, стреляя из бортового оружия. Затем нервы немецкого летчика не выдержали, и он попытался отвернуть, но не успел. Нижнее крыло И-15бис срезало «мессершмитту» хвостовое оперение, и он, кувыркаясь, упал на землю. Краснолуцкий на поврежденном, но еще способном летать самолете продолжил бой, и совместными усилиями немцев удалось отогнать.

На Карельском перешейке финские войска захватили в конце августа город Выборг и продвинулись до рубежа прежней границы. Среди летчиков ВВС 23-й армии известность получил ст. лейтенант Н.И. Свитенко, командир эскадрильи 7-го ИАП. 22 июля 1941 года он отличился во время штурмовки финского аэродрома Утти, где 10 «чаек» под его руководством и 4 МиГ-3 сопровождения сожгли на земле и в воздухе 8 самолетов врага. В августе за первую неделю финского наступления его эскадрилья доложила о 20 уничтоженных грузовиках с пехотой и 7 воздушных победах. Газеты подробно описывали следующий случай. 19 августа советская воздушная разведка донесла о продвижении крупной немецкой моторизованной колонны на дороге Губаницы — Клопицы. По личному распоряжению генерала Новикова в воздух для нанесения штурмового удара немедленно подняли восьмерку И-153 из 7-го ИАП под командованием Свитенко. Невзирая на мощный зенитный огонь, наши летчики прицельно сбросили бомбы, а со второго захода обстреляли врага из пулеметов. В это время зенитный снаряд угодил в «Чайку» Свитенко, и ее мотор заглох. Пришлось вынужденно садиться на подходящей площадке недалеко от колонны. Естественно, немцы заметили посадку самолета и подвергли его минометному обстрелу. Свитенко быстро выбрался из кабины своего истребителя, поджег его и приготовился бежать в лес, когда увидел еще одну идущую на посадку «Чайку». Это его ведомый Алибек Слонов решил любой ценой спасти командира. Среди минометных разрывов юркий полутораплан коснулся колесами земли и, как только он остановился, Свитенко забрался на его нижнее крыло, ухватившись руками за расчалки и стойку крыла. «Чайка» туг же взлетела, и через 10 минут друзья уже были на советском аэродроме недалеко от Стрельны.

23 августа Северный фронт в целях облегчения руководства войсками и авиацией разделился на два фронта: Ленинградский и Карельский. Соответственно поделилась и авиация на ВВС Ленинградского фронта под командованием генерала А.А. Новикова и ВВС Карельского фронта, которые возглавил генерал Т.Т. Хрюкин.

Южнее Ленинграда немцы, развивая наступление, к 21 августа достигли Красногвардейского укрепрайона, а на новгородско-чудовском направлении 16-я немецкая армия прорвала оборону 48-й армии Северо-Западного фронта и 19 августа захватила Новгород. Авиация люфтваффе господствовала над полем боя, и, чтобы снизить ее эффективность, советские ВВС в конце августа нанесли массированные удары по немецким аэродромам. Из-за недостатка бомбардировщиков в ход пошли комбинированные штурмовые группы, целиком состоявшие из истребителей разных типов. Авиагруппа делилась обычно на две части: ударную и прикрывающую. Ударная включала в себя устаревшие самолеты И-16 и И-153 с подвешенными под крыльями бомбами и реактивными снарядами. Их прикрывали в воздухе более современные истребители МиГ-3, ЛаГГ-3 и Як-1, взлетавшие налегке. За счет этого удавалось добиться весьма неплохих результатов. Например, 25 августа был совершен налет на немецкий аэродром в районе Спасской Полисти, где, по данным разведки, враг сосредоточил до 70 самолетов. Четыре группы истребителей из 8-й САД, по десять машин в каждой, с интервалом 2–5 минут сделали по 3–4 захода на стоянки вражеской боевой техники, уничтожив на земле около 40 самолетов, из них 14 на взлете. В разгоревшемся воздушном бою с 12 Bf 109, взлетевшими с соседнего аэродрома, было сбито еще шесть истребителей. Советские потери составили 8 самолетов, включая сбитые огнем зенитной артиллерии. Согласно немецким данным, на аэродроме Спасская Полисть были выведены из строя около десятка Мессершмиттов Bf 109Е из состава II (Sch)/LG 2, бомбы повредили некоторые строения и сгорели четыре цистерны с горючим.

С 19 августа начался заключительный этап героической обороны Таллина, для захвата которого немцы выделили четыре пехотных дивизии. Кроме 10-го стрелкового корпуса, Таллин защищали отряды морской пехоты, подразделения ополченцев, корабли и авиация ВМФ. Общее руководство обороной военно-морской базы осуществлял Военный совет КБФ во главе с вице-адмиралом В.Ф. Трибуцем. Воздушные бои велись практически над всем районом Таллина, включая сам город, стоянки кораблей и аэродромы.

В этих боях летчики Балтийского флота записали на свой счет 20 воздушных побед, но и сами понесли тяжелые потери. Много было поврежденных советских самолетов, для ремонта которых не хватало не только запчастей, но даже и инструментов. Чаще всего повреждения боевые самолеты получали во время вражеских налетов на аэродромы, а также в ходе штурмовок наземных целей.

Против хорошо защищенных зенитными средствами немецких колонн немногочисленные бомбардировщики обычно использовались ночью, а днем для решения таких задач применялись истребители И-153 и И-16, вооруженные реактивными снарядами РС-82. Уже в первый день немецкой операции 19 августа для штурмовки колонны вермахта на подступах к Таллину была отправлена сводная группа из 8 истребителей 13-го и 71-го полков. Планировалось, что часть истребителей нанесет удар по вражеской колонне с разных направлений, а другая часть в это время атакует зенитки противника. Однако на практике оказалось, что все три захода советские летчики выполнили только против живой силы и бронетехники немцев, поскольку горели желанием остановить фашистов. В результате колонна была изрядно потрепана и на небольшое время остановлена, но с задания не вернулись три самолета. Еще один истребитель совершил вынужденную посадку на фюзеляж вблизи своего аэродрома, и пилот едва успел покинуть кабину, как топливный бак самолета взорвался.

25 августа немецкие войска ворвались на окраину Таллина, и все бомбардировщики и учебные самолеты ночью перелетели под Ленинград. Но истребители все еще продолжали сражаться, а механики прилагали все усилия для восстановления поврежденной техники. Они работали даже ночью при свете переноски и под немецким обстрелом. Утром 26 августа сводная группа обеих истребительных авиаполков атаковала с воздуха позиции немецких дальнобойных орудий, ведущих огонь по Таллину. В одном из звеньев на пушечном И-16 летел лейтенант Плешаков, уже уничтоживший под Таллином пять немецких самолетов. В районе цели он должен был подавить 20-мм зенитки противника, однако при обстреле очередного «эрликона» его истребитель был подбит зенитным снарядом. Сорванные взрывом куски моторного капота закружились в воздухе. Возвратиться назад не было никакой возможности, и тогда Плешаков перевел свой лобастый «ишачок» в пикирование и врезался в фашистское орудие…

Советские истребители 13-го и 71-го ИАП вели тяжелые бои и в течение дня 27 августа, однако вечером, в последний раз обстреляв врага на окраине Таллина, они покинули этот район боевых действий. Утром 28 августа флот и гарнизон города, по указанию Ставки ВГК, приступили к эвакуации в Кронштадт и Ленинград. Переход через Финский залив пришлось осуществлять в очень тяжелых условиях. Корабли непрерывно подвергались немецким атакам с воздуха, с берега по ним вела огонь тяжелая артиллерия противника, а маневр существенно затрудняли многочисленные минные заграждения. Из 195 боевых, транспортных и вспомогательных кораблей Балтийского флота на переходе по различным причинам были потеряны 53.

После сдачи Таллина сильно осложнилось снабжение советских аэродромов на острове Сааремаа, которые оказались оторванными от ближайших баз примерно на 400 км. Не оставляла их в покое и немецкая авиация. Так, 6 сентября во время вражеского налета на земле сгорели 7 советских самолетов. В итоге бомбардировщики пришлось перебазировать с острова, и налеты на Берлин прекратились. Всего с 8 августа по 4 сентября 1941 года экипажи 1-го МТАП совершили 86 самолето-вылетов с Сааремаа, и при этом 33 самолета добрались до Берлина, а остальные бомбили вспомогательные цели в городах Мемель, Данциг, Штеттин и др. Несколько меньше самолето-вылетов выполнила группа ДБА под командованием майора Щелкунова.

Тяжелая обстановка складывалась и под Ленинградом.

На Карельском перешейке в начале сентября финские войска вновь перешли в наступление с рубежа реки Свирь, устремившись с севера и востока в направлении на Петрозаводск. В 72-мБАП к этому времени осталось менее половины бомбардировщиков из первоначального состава — тяжелые потери полк понес в конце августа. Поэтому для штурмовки наступающих войск противника широко применялись истребители И-16 из 155-го ИАП и «чайки» из 65-го штурмового авиаполка. Самолеты 72-го БАП привлекались в основном для налетов на особо важные цели. Например, 18 сентября перед командованием бомбардировочного полка была поставлена задача разрушить с воздуха стратегически важный Никольский мост через реку Свирь, по которому непрерывным потоком шли финские подкрепления и автомобили с боеприпасами. В этот день две оставшиеся эскадрильи полка дважды летали для выполнения задания, но не добились успехов, потеряв несколько самолетов. 21 сентября мост безрезультатно бомбили еще три СБ — один из них был сбит зенитной артиллерией. Лишь 22 сентября удача улыбнулась экипажам полка. Звено СБ возглавил И.Д. Завражев. Ломаным маршрутом он провел бомбардировщики вглубь вражеской территории и атаковал мост с тыла, со стороны Онежского озера. Каждый самолет нес под крылом две бомбы ФАБ-250, которые сбрасывались почти с бреющего полета.

«Мы шли замыкающими, — рассказывал штурман одного из бомбардировщиков И А Васин, — и я Кожевникову все говорю: «Не отставай и — ниже!» На СБ штурман сидит впереди. У него в распоряжении спарка пулеметов ШКАС. Кругом зенитные разрывы… Вижу, с другого берега из крупнокалиберного пулемета ведет огонь пулеметчик. Моя правая рука — на сбрасывателе бомб, а левой я вожу спаркой, стреляя по пулеметчику. Смотрю, моя зеленая трасса тянется к нему, а он продолжает стрелять. Наконец, в начале моста я сбросил бомбы и уже обеими руками навел пулемет на пулеметчика. Вижу, он упал навзничь, и стрельба прекратилась. Мы, экипажи, летели так низко, что едва не задевали фермы моста винтами».

Большинство сброшенных бомб срикошетировали от моста, но две из них угодили в ферму, разрушили ее и таким образом вывели мост из строя.

К началу октября финны захватили Петрозаводск и Олонец, затем еще немного продвинулись вдоль западного берега Онежского озера, после чего были окончательно остановлены. Фронт на этом участке стабилизировался до лета 1944 года.

На юге немецкие войска 29 августа вышли к Колпино, а 8 сентября прорвались к Ладожскому озеру, захватив Шлиссельбург и перерезав сухопутные коммуникации, связывавшие город со страной. На юго-западе гитлеровцы 12 сентября заняли Красное Село и, продвигаясь далее на север, прорвались к Финскому заливу в районе Стрельни, отрезав 8-ю армию от основных сил Ленинградского фронта. В районе Ораниенбаума образовался плацдарм, удерживая который советские части 8-й армии сковывали силы противника и прикрывали базу Балтийского флота — Кронштадт. Ленинград оказался в кольце блокады, и началась героическая оборона города — целых 900 дней борьбы и страшных испытаний.

Немецкое наступление на Ленинград захлебнулось, когда до города оставалось чуть больше 10 км, и все последующие попытки фашистов прорвать советскую оборону не увенчались успехом. В бессильной ярости Гитлер приказал разрушить Ленинград обстрелами из артиллерийских орудий и непрерывными бомбардировками с воздуха. Хотя численность 1-го воздушного флота за время боевых действий сильно уменьшилась, тем не менее его командование не отказалось от воздушных атак. По состоянию на 6 сентября, в 1-м воздушном флоте имелся, по немецким данным, 481 самолет: 203 бомбардировщика, 60 пикирующих бомбардировщиков, 166 истребителей, 39 истребителей-бомбардировщиков и 13 разведывательных самолетов.

Советская авиация ПВО в этот период времени находилась в невыгодном положении, так как линия фронта приблизилась вплотную к городу, и количество постов ВНОС сократилось. Основную роль в обнаружении немецких самолетов стали играть радиолокационные установки РУС-2, пять из которых непосредственно обслуживали Ленинград. В начале сентября ВВС Ленинградского фронта располагали 268 боевыми самолетами, из которых в боевой готовности находились 163. В основном это были истребители устаревших типов. Из числа бомбардировщиков имелось всего 6 Пе-2,2 — Ар-2,11 СБ и 2 штурмовика Ил-2. Еще 152 самолета насчитывалось в авиации КБФ.

Впервые Ленинград подвергся обстрелу из дальнобойных орудий 4 сентября, а в ночь с 6 на 7 сентября на город упали первые бомбы. Затем начались постоянные круглосуточные налеты. Вечером 8 сентября к Ленинграду прорвались 23 «юнкерса» и сбросили на него преимущественно зажигательные бомбы. Вторая волна бомбардировщиков люфтваффе нанесла удар по жилым кварталам ночью, ориентируясь по огням пожаров, и использовала фугасные бомбы весом 500 и 1000 кг. Одна из таких бомб угодила в водонасосную станцию: 24 человека погибли, 122 — получили ранения. Несмотря на усилия пожарных, полностью сгорели крупнейшие в городе Бадаевские продовольственные склады. 10 сентября немецкие бомбы разрушили кондитерскую фабрику и повредили Ждановскую судоверфь. Вспыхнуло более 80 крупных пожаров, а число погибших и раненых превысило 400 человек. Особенно интенсивными были налеты 19 и 27 сентября. Так, 19 сентября немцы совершили четыре дневных и два ночных налета на Ленинград, в которых приняло участие 280 самолетов. Все атаки проводились с разных направлений. В этот день бомбой была разрушена больница на Суворовском проспекте — многие из 600 находившихся там больных погибли. Еще одна бомба угодила в Гостиный двор — крупный торговый центр, и при этом лишились жизни еще 98 человек, а 148 получили ранения. 27 сентября несколько групп немецких бомбардировщиков общим числом до 200 самолетов три раза бомбили город и расположенные вокруг него советские аэродромы.

Всего в течение сентября на Ленинград было выполнено 23 массированных налета, в которых участвовали 675 самолетов. Они сбросили на город 987 фугасных и 15100 зажигательных бомб, в результате чего погибли или получили ранения 4409 ленинградцев.

Советские истребители с трудом противостояли воздушным нападениям, так как подлетное время вражеских бомбардировщиков было невелико. Тем не менее в сентябре лишь около 25 % немецких самолетов прорвались к целям. Пилоты 7-го ИАК только за половину дня 10 сентября заявили 16 воздушных побед. В боях отличился 11 сентября мл. лейтенант Е. Новиков, атаковавший группу Ju 87. Один самолет противника он сбил реактивными снарядами, а другой ударил плоскостью своего истребителя И-16, сумев при этом не только уцелеть, но и благополучно вернуться на поврежденной машине на аэродром.

В сентябре ожесточенным воздушным налетам подверглась и военно-морская база Кронштадт, так как корабли, стоящие на рейде, были включены в систему артиллерийской обороны Ленинграда и огнем своих орудий наносили серьезный урон наступающим немецким войскам. Первый налет на Кронштадт авиация люфтваффе совершила 19 сентября, выбрав в качестве основных целей линкоры «Марат» и «Октябрьская революция». Вначале труппа из 15 «юнкерсов» сбросила бомбы в районе причала и морского госпиталя, а затем еще две волны бомбардировщиков с промежутком в один час попытались атаковать корабли, но были рассеяны зенитчиками. В условиях мощного зенитного огня корабельных и береговых орудий храбрость немецких летчиков заметно поубавилась. Известный немецкий пилот Ганс Рудель из группы III/StG 2 впоследствии так излагал свои впечатления, оставшиеся от налета:

«Вечное голубое небо и убийственный зенитный огонь. Ни на каком другом театре военных действий я не видел ничего подобного. Согласно донесениям нашей разведки, в районе цели на территории около 10 кв. км сосредоточены сотни зенитных орудий. Разрывы зенитных снарядов в воздухе образуют целые облака. Они воспринимаются нами не как отдельные взрывы, а как непрерывный бушующий звук, напоминающий гром аплодисментов в судный день. Зоны плотного зенитного огня начинаются сразу, как только мы пересекаем прибрежный плацдарм, который все еще находится в руках у русских. Затем идут Ораниенбаум и Петергоф с сильно защищенными гаванями. На открытой воде полно понтонов, барж, лодок и прочих мелких судов — все они напичканы зенитными средствами. Для размещения своих зениток русские используют все подходящие для этого места».

21 сентября советские корабли вели огонь с Петергофского рейда, срывая наступление немцев на Красное Село. В этот день из-за сильной облачности видимость была невысокой, около 1000–1200 м, и поэтому самолетам люфтваффе удалось добиться серьезных успехов. Около 10 часов над линкором «Октябрьская революция» пролетел фашистский разведчик, а в 11:19 из облаков неожиданно вывалились примерно 30 Ju 88, которые резко развернулись и атаковали корабль с кормовых курсовых углов. Зенитчики успели сбить два бомбардировщика, прежде чем с неба обрушился град бомб. Рядом с линкором упало 19 бомб весом от 250 до 500 кг, и три из них угодили в носовую часть корабля, пробили верхний настил и взорвались на средней палубе. Силой взрыва настил верхней палубы оторвало от бортов и завернуло на полубак, однако корабль продолжал стрельбу главным калибром и двигался по направлению к Кронштадту. Пламя и дым закрыли его от последующих атак. Проводивший осмотр линкора после ликвидации пожара на баке контр-адмирал Ю.А. Пантелеев вспоминал: «Мы подошли к первой башне, дальше двигаться не было возможности. Бак корабля разворотило, почти до самого днища зияла чудовищная рана, и в ней торчало изуродованное и скрюченное железо, трубопроводы, обгорелые детали механизмов. Пахло гарью. Еще не всех убитых и раненых успели извлечь из этого хаоса. Я передал командиру линкора приказание комфлота — идти на ремонт в Кронштадт. Ни в каких «ободряющих» словах он не нуждался. По всему тому, что и как делалось кругом, я видел — это сильный и спаянный коллектив настоящих моряков. Никакие бомбы таких не выведут из равновесия».

Практически одновременно был атакован дюжиной пикирующих бомбардировщиков эсминец «Стерегущий». За 6–8 минут немецкие самолеты сбросили на него около 60 бомб весом от 50 до 250 кг. В итоге корабль получил три прямых попадания: одна бомба разорвалась в помещении старшин, вторая — в районе 1-го машинного отделения, а третья попала в борт в районе кают-компании. Наиболее тяжелые последствия вызвал взрыв в машинном отделении, из-за чего часть эсминца оказалась затопленной. Однако корабль все же дошел до отмели и через четверть часа после налета затонул, опрокинувшись на правый борт. Оставшиеся в живых моряки спаслись вплавь, поскольку все шлюпки были повреждены осколками.

Пришедший в Кронштадт линкор «Октябрьская революция» в течение 21 сентября подвергался еще нескольким массированным налетам, но его мощный зенитный огонь раз за разом заставлял фашистов сворачивать с боевого курса и сбрасывать бомбы куда попало. Стволы корабельных зенитных орудий раскалились, вся краска на них сгорела, и чтобы их остудить, краснофлотцы прикладывали к ним смоченные водой маты. Был сбит еще один немецкий самолет, а некоторые получили различные повреждения. Для пилотов люфтваффе этот день стал весьма напряженным. Например, командир эскадрильи 7./StG 2 пикирующих бомбардировщиков Ju 87, Эрнст Купфер, был дважды подбит в ходе налетов на корабли и едва дотягивал до своей территории, чтобы совершить вынужденную посадку.

22 сентября немецкие бомбардировщики трижды атаковали базу в Кронштадте, но безрезультатно. Зато на следующий день в районе базы разгорелось настоящее сражение, когда немцы бросили в бой все наличные силы своей авиации. За день немецкие самолеты выполнили шесть налетов на Кронштадт группами по 20–30 бомбардировщиков Ju 87 и Ju 88 в сопровождении истребителей Bf 109. Всего 23 сентября в налетах на Кронштадт приняли участие 270 самолетов люфтваффе. Они нанесли немалый урон кораблям Балтийского флота, скопившимся в гаванях и на рейдах базы. Особенно тяжелая ситуация сложилась на линкоре «Марат», стоявшем у стенки Средней гавани в ожидании ремонта повреждений, полученных в середине сентября во время стрельбы по войскам противника. Его атаковали 30–40 пикирующих бомбардировщиков Ju 87 из группы III/StG 2, которые сумели добиться всего лишь одного или двух попаданий, но они стали роковыми. 1000-кг фашистская бомба упала между первой башней и фок-мачтой, пробила палубу и разорвалась в районе погребов боезапаса.

Это вызвало детонацию полузарядов, и мощный взрыв почти полностью разорвал в этом месте корпус линкора. Вся его носовая часть до 20 шпангоута вместе с первой башней, боевой рубкой и фок-мачтой рухнула в воду. При этом погибло 326 человек, в том числе командир и комиссар «Марата». Сел позднее на грунт и весь корабль, однако над поверхностью воды остались часть борта и артиллерийские орудия, которые продолжали вести огонь. В течение дня зенитки «Марата» выпустили рекордное для него количество снарядов: 1002 76-мм, 528 37-мм и 6584 12,7-мм.

Три 50-кг бомбы нанесли смертельные повреждения лидеру «Минск». Одна из них угодила в кормовую надстройку, вторая разорвалась внутри корабля, а третья упала рядом с бортом в районе 3-го котельного отделения и взрывом разорвала бортовую обшивку и повредила котел. Часть корабельных отсеков заполнилась водой, и команда до вечера боролась за живучесть «Минска». Но, несмотря на все усилия, корабль в конце концов повалился на борт, оборвал швартовые и затонул на глубине 8,5 м.

Среди других советских кораблей новые повреждения получили линкор «Октябрьская революция» и эсминец «Грозящий», две бомбы попали в крейсер «Киров», затонули подводная лодка, транспорт и буксир. Потери люфтваффе в течение дня составили 12 самолетов.

После 23 сентября немецкие воздушные атаки Кронштадта пошли на убыль, а в октябре из-за переброски пикирующих бомбардировщиков Ju 87 на центральный участок Восточного фронта и вовсе сошли на нет.

Однако бомбардировки Ленинграда продолжались, хотя из-за значительных потерь в дневных акциях их перенесли на ночное время. С 1 октября по 24 ноября 1941 года немцы выполнили 32 налета ночью и только 5 днем. Это значительно осложнило ситуацию для истребителей ПВО Ленинграда — перехватывать удавалось лишь бомбардировщики, попавшие в лучи прожекторов. Теперь свыше 80 % немецких самолетов прорывалось к городу. Зачастую они действовали поодиночке с интервалом до 20 минут, растягивая таким образом налет на всю ночь. Например, 14 ноября налет продолжался с 18 часов вечера до 8 часов утра. Участвовало в нем всего 36 самолетов, сбросивших на город 165 фугасных и около 2300 зажигательных бомб. Все это очень изматывало население Ленинграда. В 7-м истребительном авиакорпусе в спешном порядке 26-й ИАП был преобразован в ночной. Один из пилотов этого полка В.А. Мациевич вспоминал: «В начале войны и мы и немцы обычно летали днем. Осенью, приблизившись к Ленинграду и встречая сильное противодействие дневных истребителей, немцы стали совершать налеты на город по ночам. 25 октября ночью мне удалось по разрывам бомб обнаружить Хейнкель-111, сблизиться с ним вплотную и сбить. Видимо, силой взрыва мою машину перевернуло, плоскости деформировались, и я с трудом выровнял самолет над Финским заливом и дотянул до аэродрома. Это был первый сбитый мною ночью бомбардировщик. Командование тогда же решило создать из опытных летчиков ночной полк. К нам пришли Севастьянов, Щербина, Алексеев и др.».

Среди упомянутых пилотов наибольшую известность в то время приобрел А.Т. Севастьянов, который в ночь на 6 ноября, расстреляв боекомплект, совершил таран, врезавшись на «Чайке» в крыло бомбардировщика Не 111. Отважный летчик выбросился с парашютом и приземлился на территории одного из заводов. Обломки немецкого самолета упали в Таврический сад. Два члена экипажа «хейнкеля» также сумели выпрыгнуть с парашютами, и одного из них после приземления схватили местные жители и едва не растерзали на месте.

В период с 25 ноября по 5 декабря фашисты совершили еще 11 налетов на Ленинград, и на этот раз только три ночью. Пользуясь ненастной погодой и облачностью, они сбрасывали бомбы наугад с большой высоты. Одновременно город продолжал подвергаться артиллерийским обстрелам. От советских истребителей в облаках было мало толку, а зенитная артиллерия вслепую не могла вести эффективный огонь, кроме того, уже явно ощущался недостаток боеприпасов.

В двадцатых числах декабря, после разгрома гитлеровских войск под Москвой, немецкая авиация свернула свою деятельность под Ленинградом, и наступило трехмесячное затишье.

Антоненко Алексей Касьянович и Бринько Петр Антонович

Лучшие асы советских ВВС в первые месяцы войны, Алексей Антоненко и Петр Бринько, воевали в одном 13-м авиаполку КБФ, были очень дружны, несмотря на различие характеров, и в воздухе часто летали в паре, понимая друг друга с полуслова. Товарищи шутливо прозвали их «А» и «Б».

Антоненко родился 23 февраля 1911 года в деревне Васильковичи Могилевской губернии. После окончания школы учился в ФЗУ, а затем работал слесарем и помощником машиниста на железнодорожной станции Дно. В 1929 году поступил в Ейское училище морских летчиков, успешно его закончил и в течение шести лет оставался там в должности инструктора. В Краснознаменный Балтийский флот Антоненко прибыл осенью 1938 года уже опытным летчиком и сразу был назначен командиром звена. Боевое крещение он получил летом 1939 года во время военного конфликта на реке Халхин-Гол. В небе Монголии он участвовал в 40 воздушных боях и сбил в группе 6 японских самолетов. В 1940 году Антоненко в составе 13-го ИАП выполнял боевые вылеты в ходе «Зимней войны» с Финляндией. К моменту начала Великой Отечественной войны он служил в должности заместителя командира 2-й эскадрильи 13-го ИАП и был награжден орденом Ленина и медалью «За боевые заслуги». «Наш балтийский Чкалов», — с гордостью называли его друзья за меткость стрельбы в воздухе и искусство пилотажа.

Петр Бринько был уроженцем поселка Мандрыкино, находившегося на территории нынешнего города Донецка. Он родился 17 сентября 1915 года. Учился в школе-десятилетке, затем в горнопромышленном училище, Запорожском аэроклубе, а в 1936 году окончил Ейское авиационное училище. Подобно своему товарищу, он тоже участвовал в нескольких войнах и имел такую же длинную боевую карьеру: сражался над озером Хасан, над рекой Халхин-Гол, участвовал в боях над Карельским перешейком.

Из двух друзей первым воздушную победу в Великой Отечественной войне одержал утром 25 июня 1941 года Алексей Антоненко. Причем произошло это следующим образом. Летчики обедали у своих самолетов, и вдруг со стороны моря послышался завывающий гул моторов немецкого «юнкерса». Разведывательный Ju 88 прошел над самым аэродромом на высоте около 4000 м, и сразу же на взлет пошло дежурное звено И-16.

— Поздно взлетели, — сказал Антоненко, провожая истребители взглядом, и вдруг неожиданно добавил, — а вот я сейчас перехвачу его и собью!

Он поставил тарелку с супом на землю и в чем был, без парашюта и шлемофона, бросился к своему самолету на стоянке. Спустя секунды его И-16 тип 29 (вооруженный одним крупнокалиберным пулеметом БС и двумя ШКАСами) уже выруливал на взлетную полосу… Поднявшись в воздух, Антоненко не стал преследовать уходивший на значительной высоте «юнкерс», понимая, что это бесполезно. Его идея заключалась в другом. Избежав перехвата, разведчик неминуемо должен был развернуться, чтобы сфотографировать затем стоянки кораблей Балтийского флота, и поэтому лучше всего его было ожидать в том районе.

Лететь к Таллину пришлось в довольно тяжелых условиях. Без шлема и очков в открытой кабине истребителя встречный поток воздуха заставлял слезиться глаза, и необходимо было плотнее прижиматься к лобовому козырьку остекления. Неудобно было сидеть, поскольку обычно пилоты располагались на парашюте, уложенном в чашу сиденья. Но парашюта не было, и чтобы в какой-то мере это компенсировать, Антоненко до отказа поднял сиденье вверх.

Добравшись до Таллина и набрав высоту, он уменьшил обороты двигателя и сделал круг над внешним рейдом. Ожидание тянулось недолго, и вскоре на горизонте появилась черная точка — «юнкерс» быстро приближался на встречном курсе. Первую атаку Антоненко выполнил со стороны солнца — длинная очередь прошила фюзеляж немецкого самолета, и лишь тогда его экипаж заметил опасность и стал разворачивать свою машину обратно. Второй раз советский летчик атаковал Ju 88 сзади снизу — нижний стрелок бомбардировщика погиб, так и не успев открыть огонь. С третьего захода Антоненко с близкой дистанции зажег моторы «юнкерса», после чего вражеский самолет свалился на крыло, и остатки его экипажа стали выпрыгивать с парашютами.

Вернувшись на аэродром, Антоненко как ни в чем не бывало вновь занялся своим еще не успевшим остыть супом. Достойной наградой ему были восторженные отзывы от очевидцев боя, хотя нахлобучку за полет без парашюта от командира полка он все же получил.

В начале июля разгорелись бои за полуостров Ханко, и для оказания помощи его защитникам туда перебросили два звена истребителей из 13-го ИАП. Специально для противодействия вражеским разведывательным самолетам на Ханко отправили также капитана Антоненко и его ведомого Бринько — оба они отличались быстротой реакции и отличной стрельбой. От третьего пилота звена Антоненко отказался — вопреки уставу он уже с первых дней Великой Отечественной войны предпочитал сражаться парой.

Аэродром на полуострове постоянно подвергался артиллерийским обстрелам противника. Снаряды не могли повредить так называемым «рефугам» — подземным укрытиям истребителей, однако они изрядно перепахивали взлетную полосу. Положение спасала усиленная строительная рота, оснащенная грузовыми машинами, тракторами и тяжелыми катками. Она почти круглосуточно занималась ремонтом аэродрома. Естественно, летчикам приходилось соблюдать особую осторожность при взлете и посадке. Когда вечером 2 июля Антоненко и Бринько подлетали к Ханко, они снизились до верхушек деревьев и заблаговременно выпустили щитки и шасси. В результате финские артиллеристы заметили приземлявшиеся советские самолеты слишком поздно и открыли огонь уже тогда, когда они зарулили в «рефугу».

3 июля «чайки» и И-16 с Ханко штурмовали позиции финских орудий, однако Антоненко и Бринько в этом вылете не участвовали. В состоянии боевого дежурства они находились у своих истребителей. Спали урывками, и при этом их парашюты были подвешены на специальных приспособлениях для удобства одевания, а ботинки были зашнурованы и стояли рядом так, чтобы в них можно было сразу вдеть ноги. Обоим летчикам поручили особое задание. Два весьма устаревших финских биплана Бристоль «Бульдог» повадились на военно-морскую базу, где они не только вели разведку, но и обстреливали корабли и гидросамолеты из пулеметов. Навязать им воздушный бой пока не удавалось, так как при первых признаках опасности они тут же уходили на бреющем полете на свою территорию. Антоненко сразу решил проучить нахалов, и по его требованию на самом высоком дереве около аэродрома был оборудован дополнительный наблюдательный пост, соединенный телефонной связью со стоянкой истребителей. «Бульдоги» появились утром 4 июля. С малой высоты они сбросили бомбы на советские артиллерийские батареи, и сразу над аэродромом вспыхнула красная сигнальная ракета. Не успела она погаснуть, как Антоненко и Бринько уже находились в воздухе. Они начали боевой разворот, еще не набрав необходимой скорости, и такие действия требовали ювелирной точности пилотирования. На этот раз финнам уйти не удалось. Очередь Бринько хлестнула по кабине ведомого «бульдога» и он, перевернувшись, рухнул на землю недалеко от нашего аэродрома. Второй финский самолет на максимальной скорости устремился под защиту своих зениток, но Антоненко с большого расстояния успел зацепить его огнем из трех пулеметов. Наземные войска подтвердили падение обоих вражеских машин.

5 июля балтийские асы сбили разведывательный Ju 88 практически над самым командным пунктом. Они зажали его в клещи и с двух сторон выпустили всего лишь по одной короткой очереди, прежде чем за «юнкерсом» потянулись длинные хвосты дыма. За этот бой, получивший широкую известность, командир бригады генерал Кабанов подарил Антоненко и Бринько ящик шампанского. Самолет упал на мелководье, и его обломки тщательно исследовались. Для современных любителей немецких официальных подтверждений можно добавить, что в кармане стрелка — радиста нашли хлебные карточки и использованный билет на посещение парижского борделя мадам Поль, а сам «юнкерс», согласно его формуляру, был построен на берлинском авиационном заводе 20 мая 1941 года.

8 июля, направляясь в Таллин, два друга уничтожили еще один Ju 88, а на обратном пути рано утром на следующий день они завязали бой с двумя истребителями Фиат G.50bis. Пользуясь туманной погодой, финны на небольшой высоте подкрались к базе торпедных катеров, сбросили бомбы и затем были перехвачены Антоненко и Бринько. «Дрались мы почти десять минут, — вспоминал Антоненко. — Но ни я, ни Бринько не стреляли попусту. Когда мы сбили оба фашистских самолета и подсчитали затраченные патроны, оказалось, что я израсходовал семь, а Бринько — одиннадцать. Вот и получилось — чтобы уничтожить два «фиата», хватило восемнадцати патронов».

В тот же день Антоненко и Бринько прикрывали на И-16 девять «чаек» с бомбами, совершавших налет на финский аэродром Турку. Самолетов там не оказалось, зато на обратном пути летчики заметили в гавани на воде два гидроплана и немедленно перешли в атаку. По их воспоминаниям, зенитный огонь противника был настолько сильным, что сквозь разрывы снарядов приходилось пробиваться как сквозь облака. Дым и гарь ощущались даже в кабинах «чаек» и И-16. Тем не менее штурмовка гавани прекратилась лишь после того, как оба гидроплана были уничтожены.

Возвратившись в Ханко, оба друга решили сделать еще одну вылазку к гавани — по их мнению, там непременно должны были находиться и другие гидросамолеты. На этот раз с ними полетели лишь две «чайки», пилотов Лазукина и Белорусцева. Вылет состоялся 10 июля, и действительно, в гавани Турку были обнаружены еще пять гидропланов. Атаку выполняли «чайки», сбросившие на врага четыре 50-кг бомбы, а Антоненко и Бринько держались на И-16 в отдалении, набрав необходимую высоту. Такая тактика прикрытия оказалась очень удачной, когда на перехват «чаек» с сухопутного аэродрома взлетели шесть финских истребителей Фоккер D.XXI. Заметив врага, Лазукин и Белорусцев на И-153 стали немедленно отходить на высоте около 70 м в сторону И-16, однако дистанция между ними и «фоккерами» быстро сокращалась. Первым обнаружил опасность Бринько и сразу перешел в пикирование, а Антоненко занял место его ведомого. В ходе внезапной атаки на встречных курсах Бринько сразу сбил один D.XXI, после чего пара И-16 ушла вверх и заняла исходную позицию. Внизу легкие и маневренные «чайки» завязали выгодный им бой на виражах. Финны попали в крайне тяжелые условия, подвергаясь ударам со всех сторон. По одному «фоккеру» вскоре уничтожили Лазукин и Белорусцев, а Антоненко отправил вниз четвертый вражеский самолет. Оставшиеся два D.XXI попытались выйти из боя, но удрать удалось лишь одному. Бринько успел зажечь пятый финский истребитель и он, зацепившись за верхушки деревьев, превратился в груду обломков.

Звание Героя Советского Союза Антоненко и Бринько было присвоено в один и тот же день, 14 июля. Однако их радость была омрачена трагическим случаем. Изрядные хлопоты флоту доставляли два И-153, захваченные финнами и используемые ими в разведывательных целях. За этими машинами была организована настоящая охота. И вот, возвращаясь с задания, Антоненко и Бринько встретили в районе Таллинского порта пару «чаек», идущую им навстречу. Антоненко разминулся с ведущей «Чайкой», а Бринько, посчитав, что это атака вражеских самолетов, открыл огонь. Как всегда он был точен. И-153 закружился и упал в воду, но в нем погиб не финский летчик, а однополчанин обоих товарищей Иван Козлов.

В этот период оба советских аса неоднократно вылетали на штурмовку вражеских позиций и кораблей, и сбили еще несколько самолетов. В одном из воздушных боев они ввязались в схватку с двумя «фиатами» (по другим источникам — с «Брюстерами-239» из группы Lelv 24), пилоты которых оказались опытными бойцами. В схватке истребители противников разбились на пары, и Бринько, почти израсходовав запас, наконец, сбил своего врага. Антоненко в суматохе боя и в условиях плохой видимости потерял на некоторое время своего противника, а тот атаковал сверху истребитель Бринько, летевший на бреющем полете. Не имея возможности защищаться, Бринько вынужден был маневрировать у самой воды, уворачиваясь от пулеметных очередей, ложившихся от него то справа, то слева. Выручил его Антоненко, чей истребитель появился в самый подходящий момент. Одна очередь из пулеметов отправила вниз и второй вражеский «фиат».

Алексей Антоненко, имевший на счету уже одиннадцать воздушных побед, погиб 25 июля 1941 года. Причем погиб совершенно нелепо. Когда по сигналу воздушной тревоги на перехват Ju 88 в одиночку взлетел Бринько, Антоненко находился на командном пункте, и ему нужно было еще время, чтобы добраться на мотоцикле на стоянку истребителей. Поднимаясь в воздух, он уже в кабине натянул шлем, но не застегнул привязные ремни. И эта ошибка стала роковой. «Юнкерс» сбил Бринько, который благополучно совершил посадку. А когда приземлился Антоненко, перед его И-16 неожиданно разорвался снаряд. Самолет перескочил через воронку, ударился колесами о вывороченную землю, пилота выбросило из кабины, и он на месте скончался.

Бринько очень переживал после смерти своего друга, и для перемены обстановки командование полка отправило его в начале августа в Таллин под предлогом замены выработавшего ресурс двигателя на истребителе. Здесь Бринько провел свой очередной блестящий бой в лучших традициях погибшего товарища. Едва он зарулил в Таллине на стоянку и выбрался из самолета, как рядом послышалась беспорядочная стрельба корабельных зениток. Уходя от зенитного огня, к городу приближался двухмоторный Ju 88. Взлетела красная ракета — сигнал дежурному звену, но Бринько успел взлететь первым. Догнав противника, он стремительной атакой снизу превратил его в пылающий факел.

С августа Бринько летал в паре с лейтенантом Мальцевым и воевал особенно ожесточенно. Например, 5 сентября во время налета группы Bf 110 на аэродром он, израсходовав боеприпасы, таранил немецкий самолет. Сделав молниеносный разворот, Бринько хладнокровно приблизился к «сто десятому» и винтом отрубил ему хвостовое оперение. Затем выключил поврежденный мотор и с планирующего полета мастерски посадил свой И-16 на полосу аэродрома. Через три дня он на том же истребителе уничтожил Fw 189, а еще через день — Хеншель Hs 126, а потом Ju 88, ставший его пятнадцатым сбитым самолетом.

Бринько погиб 14 сентября 1941 года в районе Ропши, атакуя немецкий привязной аэростат, хорошо прикрытый зенитной артиллерией. Смертельно раненный осколками снаряда, он все же сумел совершить вынужденную посадку на фюзеляж на своей территории и умер в кабине истребителя. Его боевой лозунг звучал следующим образом: «Если я вылечу на секунду раньше — погибнет враг. Если задержусь на секунду — погибну сам. Если нет больше зарядов — неплохо боднуть врага прямо машиной. Раз для Родины требуется моя жизнь — отдай ее, но победи врага!».

Голубев Василий Федорович

Один из наиболее результативных летчиков-истребителей Балтийского флота, Василий Голубев проявил себя талантливым командиром, тщательно планируя каждый боевой вылет и операцию в воздухе, учитывая все тактические слабости противника и скрупулезно разбирая ошибки летчиков своей части.

Родился он в 1912 году в селе Каменка, недалеко от Ленинграда. Закончил Ейское авиационное училище и получил назначение в 13-ю отдельную эскадрилью. Войну начал в составе 13-го ИАП, летая на И-16 с бортовым номером «13». Но 13-е число не принесло удачи Голубеву. Первую победу он одержал 28 июня 1941 года, сбив немецкий бомбардировщик Ju 88. В начале июля его жертвой стал Мессершмитт Bf 109. Затем началась полоса неудач.

13 июля он атаковал в лоб немецкие самолеты, приняв их за Ju 88. Однако это оказались двухмоторные тяжелые истребители Bf 110 с мощным вооружением. В итоге «ишачок» Голубева был подбит, и летчик, весь облитый маслом, едва сумел совершить посадку на своем аэродроме. После этого случая механик Богданов предложил исправить бортовой номер истребителя на «14», но Голубев отказался. 13 августа шестерка И-16 отправилась на прикрытие железнодорожной станции Веймарн. Самолеты патрулировали на высоте всего 1200–1500 метров, и этот тактический промах дорого обошелся советским летчикам. Десять Bf 109 напали на них сверху — ведомый Голубева был сбит, а сам Василий, получивший ранение в ногу, с трудом посадил машину на фюзеляж. Самолет был разбит, а пилот угодил на месяц в госпиталь.

В середине сентября Голубев вернулся в свою часть, но 9 оставшихся истребителей полка к этому времени уже перелетели на аэродром в Новой Ладоге. Однако на авиабазе остались два поврежденных И-16 со снятым вооружением, которые к вечеру удалось отремонтировать. На них Голубев вместе со своим товарищем Ф. Зотовым и отправился догонять полк. Но в пути безоружные самолеты были атакованы «сто девятыми», и истребитель Голубева вновь оказался подбит и приводнился на поверхности Ладожского озера. Благодаря своей хорошей физической подготовке, летчик смог доплыть до берега, где его вскоре подобрал связной У-2.

На новом месте Голубеву опять достался И-16 с бортовым номером «13», но на этот раз Богданов не выдержал и по собственной инициативе исправил номер на «33». С тех пор балтийский летчик постоянно летал на машинах с таким обозначением.

В начале октября Голубев в числе шести пилотов был откомандирован на полуостров Ханко для обороны флота и Кронштадта от налетов финской и немецкой авиации. Здесь отчетливо проявилась манера боя будущего аса, основанная на традициях Антоненко и Бринько. Сам Голубев описывает ее так:

««Юнкерсы» начали уходить на восток. Я выбираю одного, подхожу метров на четыреста, посылаю два снаряда. Сближаюсь на короткую снайперскую дистанцию, стрелки «юнкерса» молчат, видимо, оба убиты. Длинная очередь из трех пулеметов прошивает самолет врага от хвоста до кабины. Ju 88, медленно заваливаясь на крыло, уходит вниз. Близ позиций наших войск на земле вспухает огненный шар…»

Осенью 1941 года советская истребительная группа с Ханко стала настоящей занозой для финского командования. И-153 и И-16 из ее состава безнаказанно штурмовали вражеские войска на островах архипелага, препятствуя их захвату, эффективно боролись против самолетов противника. Так, 24 октября Василий Голубев в бою с двумя финскими трофейными истребителями И-153, изрядно досаждавшими советскому флоту, сумел сбить реактивными снарядами один биплан и тяжело повредил пулеметной очередью другой. Для нейтрализации этой группы в Финляндии была сформирована специальная эскадрилья истребителей Кертисс «Хаук» 75 под командованием капитана Пааво Берга. К боевым действиям она приступила 31 октября.

Первый воздушный бой между советскими и финскими истребителями состоялся уже через день. В нем приняли участие четыре «хаука» во главе с Бергом и два И-16 под командованием Цоколаева, к которым вскоре присоединился «ишачок» Василия Голубева (его пара взлетала с аэродрома под артиллерийским обстрелом, и ведомый Дмитрий Татаренко вынужден был прекратить разбег из-за разрыва снаряда перед самолетом). В район боя Голубев подоспел как раз вовремя, когда «хауки» зажали в клещи истребители И-16, и Берг уже открыл огонь по отставшему самолету лейтенанта Творогова. Заградительные очереди вынудили Берга прекратить стрельбу, а затем Голубев резким разворотом вышел на позицию для атаки. Позднее он вспоминал: «Сближаюсь на сто метров — моя любимая дистанция, только выходить из нее тяжело — и даю точную очередь по мотору и кабине «спитфайра». Вижу, как разрывные пули рвут обшивку самолета и остекление фонаря кабины, «спитфайр» переворачивается и падает рядом с нашим миноносцем». Так бесславно закончилась карьера капитана Пааво Берга. Его ведомый поспешно покинул поле боя, а еще через некоторое время, получив изрядные порции свинца, удрали на большой скорости и остальные два «хаука».

Самолеты противника советские летчики опознали как «спитфайры», и в этом есть какая-то загадка, поскольку по официальным источникам истребители этого типа на вооружении финских ВВС не состояли. Конечно, в условиях скоротечных воздушных боев пилоты нередко путали силуэты вражеских самолетов (к тому же в начале войны малоизвестных), но Голубев и после войны настаивал на том, что это были именно «спитфайры». Кроме того, доклады о встречах в воздухе с финскими «спитфайрами» поступали и от других советских летчиков.

Жажда реванша финскими летчиками привела вскоре к очередному воздушному бою, который произошел 5 ноября и опять закончился для них явным поражением. Вновь предоставим слово Василию Голубеву: «А вскоре пять «спитфайров» вызвали нас на бой — такое иногда бывало в годы войны. Вызов мы приняли и, предварительно обговорив план сражения, взлетели двумя парами. Противник ходил двумя группами — три и два, все на одной высоте.

Я покачал им крыльями, они ответили. Значит, мы правильно догадались — им нужен бой-реванш. Наши две пары разделились, и враги, вероятно, ликовали: считали, что теперь-то нам придет конец. Но просчитались. Все вместе они бросились на нас с Татаренко и начали преследование. Пулеметные трассы «спитфайров» проходили очень близко от нас: на каждом истребителе врага по восемь пулеметов «Браунинг».

Вижу пару Васильева впереди и выше. Мы незаметно для врага тянем его в нужном направлении — под пару Васильева. И тут ловушка захлопывается. Васильев с Байсултановым пикируют и почти в упор расстреливают двух «спитфайров». И как поется в песне, «пенистые волны моря проглотили их в один миг».

Остальным трем истребителям уже не до боя: они ищут путь к спасению. Но Татаренко ловит одного их них в прицел. Пулеметная очередь, самолет врага завертелся в нисходящей «бочке». Вот-вот и он упадет. Но над самой водой летчик все же вывел его в горизонтальный полет. Остальные два, шарахаясь из стороны в сторону, уходят к своим островам».

В октябре 1944 года, когда Финляндия уже разорвала отношения с фашистской Германией, полк Василия Голубева перебазировался на финский аэродром Мальме, и там советский летчик встретился с финским майором, бывшим участником этих боев. В личной беседе тот ему рассказал, что только 2 ноября его эскадрилья потеряла целых три истребителя — один из них был сбит в воздушном бою, а два разбились на обратном пути. 5 ноября финны лишились еще трех самолетов. В итоге из 9 финских истребителей было потеряно 6, что послужило причиной расформирования эскадрильи. Ее личный состав разбросали по разным подразделениям.

Любопытно, что в журнале «Авиамастер» (1/2003 г.) была помещена статья «Особая группа Ханко», посвященная именно этим двум боям и написанная Андреем Диковым и Карлом-Фредериком Геустом, т. е. представителями обеих в прошлом воевавших между собой государств. Редкий пример сотрудничества, но, к сожалению, не очень удачный. Вечное противоречие между Востоком и Западом приводит к тому, что Запад не желает признавать даже очевидных поражений. Поэтому финские историки признали потерю всего двух истребителей и, в свою очередь, предложили другую версию воздушных боев, и даже дополнили ее схемой полета своих самолетов, т. е. напустили как можно больше туману. Однако в этом случае возникает вопрос, почему финскую эскадрилью, потерявшую только два самолета (кстати, записанных во время войны, как сбитых зенитной артиллерией), вывели из боевых действий и расформировали? Эпизод встречи Голубева с финским майором в статье не упомянут — либо авторы не дочитали мемуары Голубева до конца, либо он был намеренно опущен, поскольку не вписывался в «официальную финскую версию» событий.

В последние месяцы 1941 года 13-й ИАП понес большие потери при обороне Дороги жизни через Ладожское озеро. Частично в этом были виноваты немецкие «охотники» из JG 54, летавшие на Bf 109F. Например, в начале декабря полк потерял двух летчиков, сбитых из-за собственной невнимательности. 7 декабря четверка И-16, находясь в невыгодной позиции под облаками, была атакована «охотниками» по пути домой. Двое пилотов были ранены, а один погиб, врезавшись вместе с самолетом в землю. С другой стороны, сказалось тактически неграмотное ведение боев руководством полка. Только 1 января 13-й ИАП лишился пяти летчиков, выбывших из строя по ранению, 3 истребителя сгорели и 7 были повреждены. Это переполнило чашу терпения вышестоящего начальства, и командный состав полка был полностью сменен. Голубев, как опытный боец, получил должность командира эскадрильи. С этого момента он мог без помех претворять в жизнь собственные тактические идеи и боевые порядки. Все И-16 стали летать парами, эшелонированными по высоте. Атаки противника он предлагал проводить на встречных курсах. Все боевые задания тщательно разбирались на предполетном инструктаже. Результаты сказались быстро — его 3-я эскадрилья стала лучшей в полку.

Некоторое время Голубева занимала тактика действий немецких «охотников». Поклявшись первым уничтожить вместе со своим подразделением «мессершмитты», он вскоре пришел к выводу, что немцы, как правило, атакуют либо невнимательных пилотов, либо группы самолетов, возвращающиеся с боевого задания без боеприпасов. Особое внимание они уделяли отставшим от строя и поврежденным «подранкам».

12 марта 1942 года он и воспользовался этим обстоятельством, когда группа И-16 возвращалась на аэродром после штурмовки железнодорожной станции. Полностью сохранив боезапас, Голубев на обратном пути покинул строй и имитировал полет поврежденного самолета. Через некоторое время на горизонте появились две черные точки — два «мессершмитта», заметив отставший истребитель, на форсаже бросились за ним вдогонку. Когда «охотники» приблизились на дистанцию около 1000 метров, «поврежденный» И-16 вдруг круто развернулся навстречу противнику. Голубев вспоминал: «Вот когда пригодились десятки вариантов и расчетов на такой маневр! Заканчиваю разворот на высоте около пятисот метров, противник намного ниже меня. Он такого маневра не ждал и оказался в лобовой атаке. Оба «мессера», задрав желтые носы, пошли на меня, видимо считая, что я без боезапаса и делаю ложную атаку. Темные трассы от двух Bf 109F точно тянутся к моему мотору. В прицелеведущий «охотник», дистанция примерно 500 метров, полторы секунды осталось на все, пусть даже на жизнь. Три огненные трассы молнией пронизали огненное тело «мессершмитта», мелькнувшее ниже меня метрах в пяти…»

Вспыхнувший немецкий истребитель упал на землю, а Голубев, развернувшись вслед второму Bf 109, дал залп реактивными снарядами. Вражеский самолет, попытавшийся уйти горкой, потерял скорость и с поврежденным хвостовым оперением, зацепившись за макушки елок и потеряв плоскости, совершил вынужденную посадку на границе аэродрома. Его пилот, раненный осколками, скончался через несколько минут после приземления. На руле поворота ведомого «мессера» насчитали отметки 26 побед. Таким образом на счету Голубева появились 14-й и 15-й сбитые самолеты.

В середине марта 13-й ИАП был переименован в 4-й гвардейский ИАП (ГИАП), а осенью Голубев был назначен заместителем его командира, получив в конце года звание Героя Советского Союза. Полк по-прежнему воевал на И-16, хотя время этих юрких монопланов уже давно прошло. На вооружении JG 54 с конца декабря появились новейшие истребители Фокке-Вульф Fw 190А-4, сильно осложнившие для советских ВВС обстановку в воздухе. Тем не менее в январе 1943 года балтийский ас сумел и на «ишачке» уничтожить два хваленых «фоккера». В этом же месяце полк наконец был снят с фронта для освоения новых истребителей Лавочкина — Ла-5. Обратно под Ленинград он вернулся лишь спустя два месяца. Количество побед Голубева неуклонно росло.

21 апреля он сбил два финских истребителя Фиат G.50bis, а в мае его жертвами стали три Ju 88 и один Bf 109. В это время пилоты полка на нескольких оставшихся И-16 часто вылетали на ночное патрулирование, попутно штурмуя прожекторные и зенитные установки противника, ведущие борьбу с легкими бомбардировщиками У-2. 30 июня Голубев впервые поднялся в воздух ночью на Ла-5.

Перехватив и уничтожив немецкий разведчик Ju 88, он внезапно во время посадки был обстрелян собственной зенитной артиллерией, не предупрежденной заранее о полете незнакомого самолета. Истребитель получил повреждения, и пилот, после психологической встряски, с трудом совершил посадку на аэродроме.

В конце 1943 года Голубев принял командование над 4-м ГИАП, и ему, как одному из самых результативных летчиков, был вручен Орден Британской империи 4-й степени. В отличие от многих других командиров он продолжал полеты. 13 января он сбил свой 36-й самолет — Bf 110. С машиной этого типа у Голубева связан еще один эпизод биографии. Зимой 1944 года противник начал использовать «сто десятые» на Ленинградском фронте в качестве высотных разведчиков. Советские летчики немедленно организовали за ними охоту. Один их этих самолетов Голубев долго преследовал и сбил на выходе из пикирования — Bf 110 пропахал целую просеку в лесу. 23 февраля он сумел догнать еще один двухмоторный «мессершмитт». Одновременно с хвостовым стрелком немецкого разведчика он почти в упор открыл огонь. Результат был ошеломляющим. Bf 110 взорвался, и перевернутый взрывной волной, истребитель Голубева сорвался в штопор. Восстановив управление машиной, контуженый, оглохший летчик с поврежденной барабанной перепонкой левого уха тем не менее доставил на свою базу убедительные доказательства своей 38-й победы. Капот двигателя изуродованного истребителя был вдавлен в цилиндры, а кусок дюралевой обшивки немецкого самолета впился в крыло Ла-5 до самого лонжерона. Вернувшись к боевым вылетам в мае 1944 года, Голубев 28 июня одержал свою последнюю победу, отправив на дно Финского залива Фокке-Вульф Fw 190.

Всего за время войны Василий Голубев совершил 589 боевых вылетов и сбил 39 вражеских самолетов лично и 12 — в группе. После войны он продолжил службу, освоив в воздухе целый ряд реактивных машин.

Ганс-Ульрих Рудель

Один из главных любимчиков ведомства Геббельса и даже самого Гитлера, Ганс Рудель в течение Второй мировой войны получил все высшие награды Рейха. Ему было приписано уничтожение 519 советских танков, около 800 автомобилей, 50 артиллерийских батарей, 4 бронепоездов, 3 боевых кораблей (в том числе 1 линкора) и свыше 70 десантных судов. Кроме того, по немецким данным, Рудель сбил на бомбардировщике 9 советских самолетов (7 истребителей и 2 штурмовика Ил-2).

Родился Рудель 2 июля 1916 года в деревне Конрадсвальдау, расположенной недалеко от города Готтесберг в Силезии. «Маменькин сыночек в розовых штанишках», он с детства вынужден был выслушивать от сестер и одноклассников постоянные насмешки, в результате чего у него выработался своеобразный комплекс неполноценности. Науки для него были тайной за семью печатями из-за недалекого ума, поэтому все свое свободное время он уделял спорту. Такая же ситуация сохранялась и в дальнейшем. Компенсируя свои недостатки упрямством и высокомерием, Рудель постоянно находился в изоляции в обществе немецких летчиков. Не способствовало его популярности также то, что он чурался женской компании, а из всех напитков предпочитал молоко. Естественно, такое положение дел тяготило Руделя и, чтобы занять более достойное положение в обществе, он старался превзойти своих коллег в личной храбрости, чинах и наградах. В значительной мере это ему удалось, хотя определенная дистанция между Руделем и его коллегами продолжала сохраняться до самого конца войны. Так, известный немецкий летчик-истребитель Гюнтер Ралль писал в послевоенное время о Руделе: «Несомненно, этот человек был похож на маньяка, но он являлся самым лучшим пилотом штурмовой авиации. Я нередко возглавлял истребительное прикрытие его группы. После войны я вместе с ним находился в американском лагере для военнопленных во Франции… Жил с ним в одной комнате… Хотя я его и знал до этого, я был удивлен, насколько он эгоистичный. Он действительно считал себя великим, и это было малоприятно».

Летная карьера Руделя началась в июне 1938 года, когда после окончания авиашколы он получил назначение в штурмовую группу I/StG 168, дислоцированную около Граца в Австрии. Эта группа оснащалась пикирующими бомбардировщиками Ju 87. Изучение боевого самолета оказалось для Руделя непосильной задачей, и он также не представлял собой никакой ценности, как пилот. За полгода обучения его обошли по всем параметрам даже посредственные курсанты, и в конце концов инструкторы махнули на Руделя рукой. Как только подвернулся приказ вышестоящего штаба об отправке нескольких летчиков в училище разведывательной авиации, они туг же от него избавились, предварительно представив к званию лейтенанта.

После прибытия Руделя к новому месту службы неприятной неожиданностью для него стало, что из-за соответствующей характеристики его зачислили на отделение не пилотов, а штурманов-наблюдателей. Некоторым утешением было то, что штурманы-наблюдатели в самолетах-разведчиках люфтваффе выполняли обязанности командиров экипажей. Завершив курс обучения, Рудель попал в эскадрилью дальней разведки и в ее составе принял участие в военных действиях против Польши. Эта война осталась в памяти Руделя рутиной разведывательных полетов в условиях слабого противодействия зенитной артиллерии и отсутствия вражеских истребителей. Тем не менее за Польскую кампанию он получил свою первую награду — Железный крест 2-го класса. Однако в подразделении он не прижился, и уже в марте 1940 года его «отфутболили» в учебный полк, размещенный недалеко от Вены и предназначенный для ускоренной подготовки пилотов, призванных в люфтваффе из запаса. Штабная должность адъютанта в этом полку, естественно, не обещала Руделю быстрой карьеры, и он засыпал командование рапортами с просьбой о переводе его обратно в штурмовую авиацию. Его желание удовлетворили летом того же года, и он вновь отправился в свою прежнюю группу пикирующих бомбардировщиков, переименованную к этому времени в I/StG 76 и расположенную в Кане во Франции.

Второй этап освоения «штуки» (сокращенное название пикирующего бомбардировщика Ju 87) длился у Руделя еще полгода, и за этот период личный состав группы почти полностью сменился. Большинство из ее пилотов уже участвовали в боях на Западном фронте. Наконец, после дополнительной подготовки в Граце, Рудель в апреле 1941 года получил назначение в группу I/StG 2, действующую с аэродрома в Греции. К этому моменту он с горем пополам научился управлять самолетом и держаться в строю. Однако первым, кого Рудель на свою беду встретил в новом подразделении, оказался его бывший инструктор из Кана, который сразу же доложил командиру группы майору Хичхольду о том, что собой представляет его новый пилот. «Я знаю вас со слов адъютанта настолько хорошо, — заявил Хичхольд Руделю, — что вплоть до особых распоряжений я не позволю вам летать в моей группе». В результате вместо боевых вылетов Руделю пришлось заняться перегонкой поврежденных Ju 87 в Германию, где их ремонтировали в заводских условиях. Такая ситуация сохранялась до 22 июня 1941 года, когда немецкие войска вторглись на территорию Советского Союза и Германия задействовала в сражениях большое количество самолетов.

В этот день Рудель на отремонтированном «юнкерсе» с трудом розыскал свою группу, передислоцированную в Восточную Пруссию. В суматохе напряженной деятельности на аэродроме его отправили к командиру эскадрильи l./StG 2 обер-лейтенанту Янссену, а тот, малознакомый с вновь прибывшим летчиком, сразу включил его в боевое расписание. В итоге уже 22 июня Рудель выполнил четыре вылета на штурмовку советских войск. Он летал ведомым Янссена и в стремлении не потеряться и показать свои летные способности держался так близко от ведущего самолета, что Янссен постоянно опасался столкновения. В последующие несколько дней бомбардировщики Ju 87 из I/StG 2 с утра и до вечера бомбили цели в районе Гродно, срывая контрнаступление советских мехкорпусов, а затем переключились на поддержку с воздуха танковой группы Гота. В условиях господства люфтваффе в небе «юнкерсы» действовали практически безнаказанно, обрабатывая очаги сопротивления противника по вызову офицеров наведения, находившихся в передовых частях войск вермахта. Противовоздушная оборона советских войск была слабой, поскольку массовый выпуск малокалиберных зенитных установок в стране наладить не успели, а 76-мм и 85-мм зенитные пушки использовались преимущественно для защиты важнейших стратегических объектов. В районах целей немцев встречал только ружейно-пулеметный огонь, который все же доставлял им неприятности в случае полета на малой высоте. Так, один из Ju 87 был подбит советскими пехотинцами во время штурмовки дороги с бреющего полета и совершил вынужденную посадку. Экипаж «юнкерса» неминуемо попадал в плен, и Рудель решился приземлиться рядом, чтобы вывезти его на своем самолете. Естественно, после такого поступка авторитет Руделя в подразделении значительно бы возрос. Он выпустил закрылки и перешел в планирующий полет, однако меткая пулеметная очередь, угодившая в мотор, сорвала его честолюбивые планы. «С моими товарищами покончено, — писал Рудель в своих мемуарах. — Когда я видел их в последний раз, они махали нам вслед руками». С «чихающим» двигателем и забрызганным маслом лобовым стеклом кабины Рудель едва перетянул через линию фронта, плюхнулся на ближайшей ровной площадке и дальше уже добирался до аэродрома в кабине грузовика. Следующий вылет также оказался неудачным для Руделя: на взлете он зацепил крылом соседний самолет, повредил плоскость и по приказу разгневанного начальства вынужден был лично менять ее вместе с механиками и солдатами аэродромного обслуживания.

В августе 1941 года Руделя перевели в группу III/StG 2, командиром которой назначили опытного летчика, воевавшего с первых дней Второй мировой войны, гауптмана Эрнста Штеена. В составе этой группы Рудель принял участие в боях под Ленинградом. Здесь «юнкерсам» пришлось бомбить цели не только в прифронтовой полосе, но и в тылу советских войск. Один из подобных налетов на железнодорожную станцию Чудово в Новгородской области едва не закончился для Руделя катастрофой. Полет проходил в условиях низкой облачности, и, когда в районе станции разразилась гроза, Штеен принял решение возвратиться обратно. В это время самолеты шли над верхней кромкой облаков, и Рудель, как всегда, прижимался к ведущему. Внезапный разворот Штеена оказался для Руделя полной неожиданностью и, избегая столкновения, он заложил такой крутой вираж, что его бомбардировщик сорвался вниз и провалился в густую облачность. Потеряв ориентировку и не разбирая, где низ, а где верх, Рудель ударился в панику. Еще свежи были воспоминания о том, как во время тренировочного полета среди облаков в австрийских горах он потерпел аварию на Не 70 и вместе с собой едва не угробил своего командира. Теперь, когда Ju 87 стремительно приближался к земле, Рудель судорожно ухватился обеими руками за ручку управления, уткнувшись глазами в приборы. Мыслей о выпуске аэродинамических тормозов и сбросе бомб, обычных в такой ситуации, у него даже не возникло. Все силы были направлены на то, чтобы сдвинуть к себе ручку управления. И благодаря хорошей физической подготовке ему это удалось. «Юнкерс» вышел из пикирования над самой землей, срезав по пути верхушки деревьев. Только тогда Рудель догадался сбросить бомбы и развернулся в сторону своего аэродрома. Самолет слушался рулей, хотя получил изрядные повреждения — в носке его крыла зияли рваные дыры и в двух из них торчали ветки березы. После возвращения на базу Рудель с удивлением узнал, что Штеен отчитался о бомбардировке станции Чудово и заявил о том, что экипаж Руделя героически погиб, стараясь сбросить бомбы в цель с минимальной высоты.

В конце августа группа III/StG 2 перебазировалась на аэродром Тырново и оттуда уже могла действовать против советских кораблей Балтийского флота. Первым под удар пикировщиков группы Штеена попал 16 сентября линкор «Марат», получивший несколько бомбовых попаданий и вынужденный отправиться в Кронштадт на ремонт. 23 сентября состоялся немецкий массированный налет на Кронштадт, и этот день сыграл важнейшую роль в карьере Руделя. К этому времени как раз прибыли особо мощные бомбы весом 1000 кг, и их подвесили под фюзеляжами «штук». После проведения воздушной разведки бомбардировщики люфтваффе один за другим поднялись в воздух. Главной целью группы III/StG 2 являлся все тот же линкор «Марат». При подходе к Кронштадту сильный зенитный огонь угнетающе подействовал на немецких пилотов, и плотные порядки бомбардировщиков начали распадаться. Однако Штеен упрямо летел вперед среди разрывов зенитных снарядов. Рудель не отставал. Наконец, корабли уже в пределах досягаемости для атаки.

«Штеен начинает пикирование, — вспоминает Рудель, — и его воздушные тормоза в выпущенном положении. Я лечу следом, бросив последний взгляд на кабину Штеена. Его лицо мрачно и сосредоточенно. Некоторое время мы летим вниз вместе. Угол пикирования наших самолетов составляет 70–80°, и «Марат» уже находится у меня в прицеле. Мы несемся прямо на него, и постепенно он вырастает до гигантских размеров. Все его зенитные орудия теперь целятся только в нас. Но что это? Самолет Штеена вдруг уходит от меня далеко вперед. Он пикирует гораздо быстрее. Неужели Штеен убрал воздушные тормоза, чтобы увеличить скорость? Я сразу же делаю то же самое и мчусь за ним вдогонку. Однако это ошибка, Штеен не убирал тормозных щитков. Теперь я прямо у него на хвосте, но двигаюсь гораздо быстрее и не могу сбросить скорость. Прямо перед собой вижу искаженное ужасом лицо Лемана — стрелка-радиста из экипажа Штеена. Он ждет, что я вот-вот срежу винтом хвостовое оперение их самолета. Тогда я увеличиваю угол пикирования почти до 90° и чудом проскакиваю мимо самолета Штеена. Мы расходимся буквально в сантиметрах друг от друга. Корабль по-прежнему находится в центре прицела.

Я чувствую, что промахнуться уже невозможно… и нажимаю кнопку сброса бомб на ручке управления».

Бомба была сброшена, по воспоминаниям Руделя, с высоты около 300 м, но это очевидная ложь, поскольку в этом случае «юнкере» не смог бы выйти из пикирования, и к тому же попал бы под ударную волну от взрыва собственной бомбы. Тем не менее сброшенная бомба в цель попала, и Рудель сразу превратился в героя дня. Следует заметить, что по некоторым советским источникам в «Марат» угодили две 1000-кг бомбы, упавшие спереди и сзади от фок-мачты. Так что, скорее всего, на успех мог претендовать и Штеен, но он быстро вышел из игры. Хотя Штеен был опытным летчиком, принимавшим участие в боях с самого начала войны, в этот день после первого вылета у него произошел психический надлом, и его терзали нехорошие предчувствия. Поэтому в ожидании следующего вылета он повредил при рулении свой самолет. Ему дали запасной, но и его он разбил при взлете. Однако лететь Штеену все равно пришлось (на Ju 87 Руделя), и из этого полета он уже не вернулся. Его «юнкере» был сбит над Кронштадтом и упал в воду недалеко от крейсера «Киров». Таким образом, Рудель превратился в единственного героя, весьма выгодного для геббельсовской пропаганды. Наконец его заметили.

С 23 сентября воздушные налеты на Кронштадт пошли на убыль, а в октябре группу III/StG 2 перебросили на московское направление, где началось очередное немецкое наступление. Здесь, по словам Руделя, ему пришлось сражаться в основном «с морозом». Однако и советские войска там все же присутствовали, поскольку вскоре немцам пришлось откатываться назад, в том числе и подразделению Руделя, менявшему аэродромы базирования. В конце декабря на счету Руделя имелось около 500 боевых вылетов, и он получил отпуск на родину.

Любопытно, что для пилотов бомбардировщиков союзников 500 боевых вылетов являлись очень хорошим результатом за всю войну. Обычно они летали несколько раз в неделю и лишь во время крупнейших наземных сражений выполняли по 3–4 вылета в день. И причины здесь не только технического и физического, но и психологического характера. Человек не может постоянно находиться под угрозой смерти, в конце концов у него неминуемо наступает психологический срыв, после чего он уже не может быть полноценным военным летчиком. Например, британский пилот-истребитель Д. Лейси так описывал свое состояние осенью 1940 года: «Ко времени окончания «битвы за Британию» я так устал, что уже не мог этого вынести. Мои нервы превратились в мочалку, и я боялся, что однажды не выдержу и выйду из боя. Это пугало меня даже больше, чем немцы, и поэтому я попросил своего командира, Гарри Хогана, отпустить меня на отдых. Но он просто не смог этого сделать, чему я сейчас очень рад. Потому что если бы меня отпустили в том состоянии, в котором я тогда находился, уверен — я больше не смог бы летать».

А ведь британские пилоты совершали на протяжении 2–3 месяцев только 1 или 2 боевых вылета ежедневно. И находились на грани крайнего нервного истощения — некоторых их них выворачивало уже при одной команде на боевой вылет. С физической точки зрения 5–6 часов ежедневного пребывания в кабине самолета (а именно столько занимали времени 3–4 вылета на Ju 87) и постоянное шурование педалями и ручкой управления приводили к тупому автоматизму движений, что в условиях боевой обстановки, где требовалась особая быстрота реакции, было небезопасно для летчика. Кроме того, «замыливался глаз» от усталости, и не всегда удавалось вовремя заметить угрожающую тебе опасность. Поэтому количество боевых вылетов пилотов во всех странах, кроме Германии, всегда находилось на наиболее оптимальном уровне, и время от времени подразделениям и отдельным летчикам предоставлялся необходимый отдых. В противном случае сильно возрастали потери.

В фашистской Германии, нужно признать, с количеством боевых вылетов экипажей было не все так гладко, что весьма очевидно на примере того же Руделя. За первые 180 дней войны он совершил 500 боевых вылетов и чувствовал себя прекрасно. Конечно, можно заметить, что действовал он в условиях господства люфтваффе в воздухе и в основном при слабом противодействии со стороны зенитной артиллерии. Но после возвращения на фронт летом 1942 года он продолжал летать с такой же интенсивностью, был сбит около 30 раз и получил 5 ранений. В конце войны за ним числилось 2530 боевых вылетов — совершенно нереальный результат! Согласно воспоминаний Руделя, 7–8 боевых вылетов в день для него являлись обычным делом, а 25 ноября 1942 года он достиг своеобразного рекорда, совершив под Сталинградом 17 вылетов за день. Можно подсчитать, что при продолжительности светлого времени суток в 8 часов на каждый его вылет приходилось по 25–30 минут. Этого времени хватало в обрез лишь на обслуживание бомбардировщика перед боевым вылетом (заправку, подвеску бомб и пополнение боеприпасов). А ведь еще требовалось вырулить на взлетную полосу, взлететь, собраться над аэродромом в строй, долететь 40 км до цели, перестроиться в боевой порядок, атаковать цель, вернуться обратно, сделать «коробочку» над аэродромом, приземлиться в порядке очередности и вновь зарулить на стоянку. Так сколько же вылетов мог совершить в день Рудель? И как велся подсчет? Наверное, один вылет считать за два, а то и за три для немцев было нормой. Ведь у многих пилотов люфтваффе количество боевых вылетов составляло более 1000. Хотя, если они взлетали, тут же сбрасывали бомбы в поле и сразу приземлялись, тогда, конечно, никаких вопросов нет.

Вернемся, однако, к биографии Руделя. После отпуска следующим местом его службы стала учебная эскадрилья в Граце, командиром которой он был назначен. Летом 1942 года это подразделение перебазировалось в Крым, где еще некоторое время проводились тренировочные полеты, а затем с аэродрома в Майкопе включилось в боевые действия на Кавказе. «Юнкерсы» бомбили порт в Туапсе и его окрестности, корабли в Черном море, а также позиции советских войск Закавказского фронта. В октябре Рудель подхватил желтуху и по личному распоряжению командира 4-го авиакорпуса генерала Пфлюгбейля был отправлен в госпиталь.

Очередной этап его военной карьеры начался в ноябре 1942 года под Сталинградом, где на аэродроме Карповка базировалась вся 2-я эскадра пикирующих бомбардировщиков. Рудель был назначен командиром эскадрильи l./StG 2. Разрушая бомбами сталинградские кварталы, где за каждый клочок земли ожесточенно сражались «киргизы, узбеки, татары, туркмены и прочие монголы», Рудель записал в свою летную книжку 1000-й боевой вылет, и ведомство Геббельса посвятило ему весь очередной номер журнала «Der Adler» (Орел). Однако еще большая известность ожидала Руделя в Германии после того, как он получил в свое распоряжение противотанковый вариант «штуки» под обозначением Ju 87G.

Этот самолет представлял собой обычный серийный Ju 87D, переоборудованный под установку двух 37-мм зенитных пушек Flak 18. Пушки размещались под плоскостями крыла в специальных гондолах, имели скорострельность 120 выстр/мин и боезапас по 12 снарядов на ствол. Подкалиберный снаряд пушки с начальной скоростью полета 914 м/сек при небольшом угле встречи с дистанции около 500 м теоретически мог пробить броню толщиной до 50 мм, однако фактически при стрельбе с самолета гарантированно пробивал лишь верхнюю броню среднего танка Т-34 в районе моторного отсека. Последующий боевой опыт показал довольно низкую эффективность таких самолетов против средних и тяжелых танков, поэтому немцы изготовили всего около 300 противотанковых Ju 87 в вариантах G-1 и G-2. Имея и ранее плохую маневренность, «юнкере» с «мандолинами» под крылом стал еще более инертным и требовал от летчика изрядных усилий в пилотировании. Его небольшая максимальная скорость снизилась еще на 30–40 км/час. Точность стрельбы из разнесенных крыльевых пушек оставляла желать лучшего и хорошо, если в танк попадало 2–3 % снарядов (т. е. один снаряд из боекомплекта обеих пушек Ju 87G), причем не в моторный отсек танка, а просто в танк. При этом огонь следовало открывать с дистанции около 400 м и выходить из атаки как можно ближе к цели — максимально на стрельбу оставалось 3–4 секунды, за которые можно было выпустить 12–16 снарядов по месту цели. На перенацеливание инертного самолета в случае необходимости уже не оставалось времени. Учитывая то, что Ju 87 вблизи земли являлся громоздкой и сильно уязвимой для зенитчиков воздушной целью, подобная штурмовая атака не пользовалась популярностью среди немецких летчиков, предпочитавших стрелять издалека. Однако Рудель все еще стремился быть лучшим, и из-за этого Ju 87G пришелся ему как нельзя кстати.

Опытный «юнкере» Рудель получил весной 1943 года, и для демонстрации его боевых успехов на самолете установили кинокамеру. Испытания проводились в Крыму, и в первом же вылете на штурмовку позиций советских войск Рудель схлопотал зенитный снаряд. Гораздо безопаснее оказалось обстреливать на воде гребные лодки с десантом — за ним числилось около 70 уничтоженных в районе Таманского полуострова лодок, обозначенных в послужном списке в качестве десантных судов.

Настоящее боевое крещение противотанкового Ju 87G состоялось только в июле 1943 года под Курском, где с обеих сторон было сосредоточено значительное количество танковых соединений.

Сам Рудель описывает его так: «При виде этой массы танков я сразу же подумал о своем самолете с 37-мм пупками, на котором я прилетел из Крыма. При таком разнообразии боевой техники не грех испытать его еще раз. Правда, советские танковые соединения имеют мощную зенитную оборону, но я убеждаю себя, что между обеими воюющими сторонами расстояние составляет всего 1–1,5 км и, если я не получу прямое попадание зенитного снаряда, то всегда смогу приземлиться на поврежденном самолете за линией наших танков. И вот я лечу один в Ju 87, вооруженном противотанковыми пушками, а за мной— остальные «штуки» с обычными бомбами. Дело сделано! Во время первой же атаки четыре танка взрываются от точных попаданий снарядов моих мощных пушек, а к вечеру число уничтоженных мною танков достигает 12. Нас всех охватывает азарт охоты и чувство гордости от того, что мы спасли столько жизней немецких солдат».

Вот так, как в сказке, одним махом — четверых побивахом. Причем попадания даже не в мотор, а прямо в боеукладку танков, иначе с чего бы они вдруг взорвались? После такого описания уже не стоит удивляться, что Рудель записал себе на счет до конца войны целую уничтоженную танковую армию.

Вообще, довольно сложно было определить с воздуха количество уничтоженных наземных целей (в том числе и самолетов на аэродромах), и в 1941 году приписками в этом деле грешили также и советские экипажи бомбардировщиков и штурмовиков. Например, за первые две недели войны экипажи 63-го ББАП, вооруженного самолетами Су-2 и Р-зет, выполнили 286 самолето-вылетов и занесли на свой счет 118 уничтоженных танков, 1086 автомобилей, 86 орудий и, кроме того, 22 разрушенных моста! Однако советское командование по мере сил боролось с приписками. Уже к концу 1941 года заявки советских экипажей стали гораздо скромней, а с 1943 года практически на всех советских самолетах бомбардировочной и штурмовой авиации были установлены аэрофотокамеры для фотоконтроля. У немцев, похоже, все происходило с точностью до наоборот.

Между прочим, как уже упоминалось, за Руделем числятся и девять воздушных побед (2 Ил-2 и 7 истребителей), которые он одержал на неповоротливом «юнкерсе», начиная с 1943 года. То есть в тот период войны, когда бомбардировщик Ju 87 являлся легкой и желанной добычей даже для малоопытных советских пилотов истребителей. Рудель о воздушных победах в своей книге в основном ничего не пишет, либо вспоминает вскользь без излишних подробностей, чтобы не попасть впросак. А ведь сбитые вражеские самолеты — это событие для пилота бомбардировщика!

Вообще, книги о двух наиболее известных гитлеровских пилотах (Руделе и Хартмане) писались во времена «холодной войны» в 50-е годы XX века либо американцами, либо под их диктовку, и очевидной их целью было развенчание основной роли СССР в разгроме фашистской Германии. Поэтому очень сложно на их основе составить правдоподобное описание боевой деятельности асов люфтваффе. В целом они представляют собой набор лжи и идеологических штампов. А советские люди в этих книгах вновь показаны недочеловеками.

Боевая карьера Руделя завершилась 8 февраля 1945 года, когда за четыре очередных вылета он записал себе на счет еще 12 уничтоженных советских танков, но затем при выходе из атаки получил тяжелое ранение. Снаряд малокалиберной зенитной пушки раздробил ему голень правой ноги, и ее пришлось ампутировать ниже колена. В часть Рудель вернулся уже в самом конце войны, по некоторым источникам совершил еще несколько вылетов с протезом, а после капитуляции Германии 8 мая перелетел на аэродром к американцам и сдался в плен.

Глава 5. На Западном направлении

После образования Западного фронта его ВВС перешли под командование генерала А.И. Таюрского. По-прежнему значительная часть авиации находилась в распоряжении общевойсковых армий и действовала в их интересах. На правом фланге Западного фронта оборонялась 3-я армия, в состав которой входила 11-я САД, базировавшаяся преимущественно в районах Гродно и Лиды. Она имела один бомбардировочный и три истребительных полка. Расположенная в центре 10-я армия включала в себя 9-ю САД, наиболее мощную в предвоенное время. В 9-й САД имелось целых четыре истребительных полка, оснащенных главным образом современными самолетами МиГ-1 и МиГ-3. На левом фланге занимала полосу обороны 4-я армия, поддерживаемая с воздуха 10-й САД, состоявшей из двух истребительных, одного штурмового и одного бомбардировочного авиаполков. К исходу дня 22 июня 1941 года все эти авиационные соединения понесли огромные потери. В лучшем состоянии оказались 43-я истребительная дивизия, расположенная далеко от границы в районе Могилева, и 12-я и 13-я бомбардировочные авиадивизии, подчиненные непосредственно командующему ВВС фронта.

Таблица 11. Боевой состав ВВС Западного военного округа по состоянию на 1 июня 1941 года.

*В первой колонке указано общее количество самолетов, а во второй — в том числе неисправных.

**К началу войны в 43-м БАП имелось 20 самолетов Су-2 и 30 Р-зет


Несмотря на тяжелое положение, сложившееся вечером 22 июня на западной границе СССР, советское командование все еще рассчитывало остановить врага мощными контрударами. Изданная Ставкой Главнокомандования директива потребовала от Западного фронта перехода в контрнаступление с целью уничтожения немецкой группировки войск в районе Сувалкинского выступа. Для выполнения этой операции планировалось задействовать 6-й и 11-й механизированные корпуса, а также большую часть авиации фронта. Уже в ночь на 23 июня самолеты ТБ-3 из состава 3-го ТБАП нанесли бомбовые удары по скоплениям вражеских войск в районах Солоцкина, Сейны, Лукова и других населенных пунктов. Причем цели перед выполнением атак подсвечивались сверху САБами — осветительными авиабомбами, снабженными парашютами. Для поддержки контрнаступления предполагалось использовать и бомбардировщики ДБ-3 из 3-го авиакорпуса ДБА под командованием полковника Н.С. Скрипко, размещенного на аэродромах около Смоленска. Утром 23 июня они находились в полной боевой готовности, но вылет не состоялся, поскольку ситуация полностью изменилась. В условиях воздушного господства люфтваффе сконцентрировать все силы для наступления в этот день не удалось. В затяжные бои в районе Гродно втянулся только 11-й мехкорпус, располагавший всего 237 танками, в основном устаревших образцов. 6-й мехкорпус (1021 танк) и кавалерийская дивизия выйти в район сосредоточения не смогли, так как над ними постоянно висели в воздухе пикирующие бомбардировщики Ju 87 из VIII воздушного корпуса генерала Рихтгофена. «Штуки» совершали в день по 4–5 вылетов, подвергая бомбардировке в первую очередь колонны советских войск на марше.

Самолеты ВВС Западного фронта в течение 23 июня не проявляли особой активности. Истребительные авиаполки, расположенные поблизости от границы, находились в процессе перебазирования. Их аэродромы продолжали подвергаться вражеским налетам. Части наименее потрепанной 43-й ИАД под командованием генерала Захарова были оттянуты для прикрытия с воздуха городов Минск, Барановичи и Пуховичи. По требованию руководства фронта авиация вела разведку районов боевых действий — в то время только таким образом можно было получить точные данные о продвижении противника.

Весьма сложную обстановку, сложившуюся в то время на фронте, хорошо описывает донесение командующего ВВС 3-й армии комбрига Зайцева, отправленное в штаб ВВС Западного фронта 24 июня:

«В 4:00 22.6.41 г. противник атаковал одновременно наши аэродромы. Выведен из строя целиком 16-й полк бомбардировщиков. Тяжело пострадал 122-й истребительный полк, меньше — 127-й истребительный полк.

22.6.41 г. наши истребители вели тяжелые воздушные бои. Нанесли, хотя и небольшие потери противнику и не давали безнаказанно летать противнику, особенно над Гродно.

22.6.41 г. в ночь на 23.6.41 г. мною был послан начальник штаба военно-воздушных сил 3-й армии полковник Теремов на аэродромы Черлена, Лесище с задачей, в случае угрозы со стороны наземного противника перебазировать полки на новые аэродромы — по его усмотрению. Полки перебазированы, но неизвестно куда, так как полковник Теремов не возвратился и, по-видимому, не сумел донести.

Полковник Теремов имел указание донести вам по телеграфу положение на фронте 3-й армии и положение военно-воздушных сил или же отправить с И-16 в Минск.

В настоящее время у нас большая неясность на правом фланге 3-й армии. Вести разведку нечем. Основной маршрут полетов военно-воздушных сил противника Скидель, Лида, Гродно, Мосты и т. д.

Прошу сообщить, куда перебазированы 122-й и 127-й истребительные полки и дать нам их позывные и номера волн. Для борьбы с воздушным противником прошу усилить истребителями.

Дать одну эскадрилью скоростных бомбардировщиков для ведения разведки (особенно на правом фланге). Я — со штабом 3-й армии».

Для разведывательных полетов на фронте 23 июня использовались как истребители, так и бомбардировщики. По чьему-то приказу на разведку отправились днем даже четыре тихоходных четырехмоторных ТБ-3 из 3-го ТБАП — один их них перехватили и сбили немецкие истребители. 3-й дальнебомбардировочный авиакорпус целый день находился не удел. Боевую задачу 23 июня получил только 212-й отдельный полк ДБА подполковника А.Е. Голованова. Его самолеты вечером нанесли бомбовые удары по железнодорожному узлу в районе Варшавы, патронно-снарядному заводу в Ромбертуве и аэродрому Мокотув. От вражеского огня ДБ-3 потерь не понесли, однако на обратном пути их обстреляла советская зенитная артиллерия, а затем атаковали пять истребителей И-16, в результате чего два бомбардировщика были подбиты и совершили вынужденные посадки на ближайших аэродромах. В первые месяцы войны подобные случаи не являлись редкостью из-за незнания летчиками силуэтов новых советских самолетов.

Воздушные сражения на Западном фронте разгорелись 24 июня, когда отчетливо стали видны «клещи», охватывавшие советские войска на белостокском выступе. Двигаясь вдоль шоссейных дорог, 3-я танковая группа Гота за два дня продвинулась почти на 100 километров. Утром 24 июня она захватила Вильнюс и устремилась к Минску. На левом фланге Западного фронта 2-я танковая группа Гудериана, переправившись через Буг, предприняла наступление в двух направлениях: вдоль шоссе Брест — Барановичи и Пружаны — Слоним. К исходу второго дня боев, потеснив соединения 4-й советской армии, она вышла на рубеж Слоним — Картуз — Береза.

Таблица 12. Части люфтваффе, входившие в состав 2-го воздушного флота 22 июня 1941 года.

Чтобы хоть ненадолго приостановить продвижение немецких моторизованных колонн, против них бросили все бомбардировочные соединения ВВС Западного фронта и части 3-го ДБАК. Причем из-за нехватки истребителей, занятых преимущественно в системе ПВО, все вылеты бомбардировщиков производились без прикрытия в воздухе. Для увеличения эффективности налетов бомбить цели предписывалось 100-кг бомбами с небольшой высоты, а со следующего захода предлагалось уничтожать врага пулеметным огнем. Такая тактика действий заранее обрекала бомбардировщики на тяжелые потери.

Среди бомбардировочных полков, принимавших участие в налетах 24 июня, был 130-й СБАП, входивший в состав 13-й бомбардировочной дивизии. Он оснащался устаревшими самолетами СБ и был изрядно потрепан уже в первый день войны во время нанесения удара по немецкому аэродрому в районе Бяла-Подляска. Первая шестерка СБ из 130-го СБАП поднялась в воздух 24 июня приблизительно в 9 часов утра. Ее задачей являлась бомбардировка фашистских войск на участке шоссе Кобрин — Картуз-Береза. Чтобы как можно дольше избежать обнаружения противником, самолеты большую часть пути шли на бреющем полете и лишь при подходе к цели начали набирать высоту. В результате принятых мер налет в целом прошел успешно, хотя при развороте один бомбардировщик был сбит зенитным огнем. Вражеских истребителей в воздухе не оказалось. В тот же день немецкие колонны бомбила еще одна шестерка СБ из состава полка и снова при потере одного самолета, который пилотировал капитан Г.И. Катасонов. Впоследствии его штурман И.М. Коваль вспоминал: «При подходе к шоссе мы увидели колонну немецких танков и мотопехоты. Я подавал Катасонову целеуказания. Сбросили бомбы и, как требовалось по заданию, несмотря на интенсивный зенитный огонь, начали обстреливать из пулеметов автомашины с пехотой. Сразу не заметил, что самолет разворачивается влево. Командир что-то кричал, но я не понял его. Оглянулся. Вижу: горит левый мотор. Наверное, самолет загорелся от прямого попадания снаряда. Пламя по плоскости прорвалось в кабину летчика. Катасонов махнул рукой — прыгай! Я выпрыгнул, раскрыл парашют и увидел, что наш горящий бомбардировщик с небольшим снижением продолжает полет.

Что с ним произошло дальше, не знаю. Я приземлился на болоте, поросшем местами кустарником. Выбрался на сухой бугорок. Отчетливо просматривалось шоссе. Хорошо были видны результаты нашего удара — горела вражеская техника, рвались боеприпасы. Вскоре на этот же участок шоссе совершили налет еще две группы бомбардировщиков, но, как позже узнал, не нашего полка».

Немецкие механизированные колонны в районе Картуз-Береза бомбили 24 июня также самолеты 212-го ДБАП. В течение дня многие экипажи этого полка совершили по два боевых вылета. Вначале 20 ДБ-3 около полудня нанесли удар по скоплениям фашистских войск в районах Гродно и Маловеры. Особенно тягостное впечатление на экипажи произвело то, что пришлось сбрасывать бомбы на советский аэродром, захваченный немцами вместе с неисправной техникой. На стоянках хорошо были видны брошенные серебристые СБ, сгорающие в пламени пожаров. Вечером самолеты 212-го ДБАП перенацелили на район Картуз-Береза. Однако к этому времени немцы, обеспокоенные массированными бомбардировками группы Гудериана, подтянули истребительные подразделения ближе к фронту и организовали там почти постоянное патрулирование в воздухе. Последняя взлетевшая девятка ДБ-3 из 212-го ДБАП вынуждена была вести тяжелейший воздушный бой с превосходящими силами противника. Из всей группы назад вернулся только один бомбардировщик. А всего 212-й ДБАП потерял за день 14 самолетов.

Из состава 3-го дальнебомбардировочного авиакорпуса больше всех пострадал 24 июня 207-й полк, бомбивший вражеские колонны западнее Пружан и Кобрина. Причиной являлась ошибочно выбранная тактика действий, согласно которой самолеты наносили удары звеньями с интервалом 15 минут и с высоты 600–800 м. В результате бомбардировщики не могли эффективно прикрыть друг друга пулеметным огнем и становились легкой добычей истребителей люфтваффе. Из 18 самолетов полка были сбиты 10, и их экипажи пропали без вести, за исключением вернувшихся позднее в часть 9 человек. Из 96-го ДБАП девятка бомбардировщиков по приказу командования фронта совершила налет на бывший советский аэродром в Вильнюсе, куда по данным разведки немцы перебросили 36 истребителей, 13 бомбардировщиков и несколько транспортных самолетов. Несмотря на мощный зенитный огонь, над целью советские бомбардировщики потерь не понесли, но после выполнения задания были перехвачены «мессершмиттами», сбившими пять машин. В течение 24 июня авиаполки 3-го ДБАК выполнили около 170 самолето-вылетов.

Бомбардировщики 12-й и 13-й авиадивизий ВВС Западного фронта в этот день бомбили передовые соединения танковой группы Гота в районах Листопады, Молодечно и Ошмяны, но не достигли серьезных успехов. К вечеру немецкие танки находились уже в 30 км северо-западнее Минска. В качестве удачной операции в советской литературе приводится налет 24 июня трех девяток самолетов из 13-й БАД на немецкие войска, скопившиеся у переправы на реке Щара в районе Иванцевичи на Брестском шоссе.

Советские истребители ВВС Западного фронта в первые дни войны отчаянно сражались, прикрывая города, железнодорожные станции и другие важные стратегические объекты. В боях особенно отличились летчики 43-й ИАД, многие из которых только недавно закончили военные училища. Качественному превосходству врага они противопоставили храбрость, самоотверженность и довольно высокое профессиональное мастерство. Кадровые пилоты СССР предвоенного выпуска не уступали немцам по искусству пилотирования, во многом из-за того, что советские истребители были более строгие в управлении и одновременно более маневренные. Главными преимуществами фашистов являлись скорость полета, эффективная тактика и радиосвязь. В то время как немцы действовали парами на вертикали, применяя эшелонированные построения по высоте, большинство советских летчиков придерживались звена-тройки, летая плотными группами. Считалось, что сомкнутый боевой порядок лучше обеспечивает взаимную поддержку и позволяет наносить мощные, концентрированные удары по врагу. Но практика доказала обратное. Bf 109 обычно атаковали с высоты, открывали огонь с дистанции 400–500 м и, пользуясь лучшей вертикальной скоростью, вновь уходили вверх. Тем не менее летчики РККА порой навязывали противнику и собственные, весьма жесткие и бескомпромиссные методы боя, выжимая из устаревших И-16 и И-153 все, что было возможно. Однако истребители Поликарпова значительно уступали по скорости Bf 109, и, не имея запаса высоты, им было трудно состязаться с немецкими самолетами на вертикали. Единственным приемом защиты против нападения «мессершмиттов» с задней полусферы был резкий разворот в сторону противникас последующей лобовой атакой. В групповых боях И-16 и И-153 оборонялись, используя такие фигуры, как круг, змейка или спираль. Но если немцы ввязывались в бой на виражах, они рисковали быстро стать жертвами более вертких советских истребителей.

Отражая налеты фашистских самолетов в полосе Западного фронта, советские летчики вели постоянные воздушные бои, однако надежно прикрыть вверенные им объекты не удавалось из-за значительного численного превосходства немецкой авиации в воздухе. По количеству самолето-вылетов 23 и 24 июня люфтваффе значительно превзошли советские ВВС. Кроме того, немецкие самолеты продолжали наносить бомбо-штурмовые удары по советским аэродромам. Пилот Н.А. Козлов из 162-го ИАП, оборонявшего Барановичи, вспоминал: «Из-за нечеткой системы управления и незнания обстановки в первые дни войны нам приходилось действовать в исключительно тяжелых условиях. Часто вступали в бой уже после значительного пребывания в воздухе, когда горючее было на исходе. Поэтому не приходится удивляться, что главная задача — уничтожение бомбардировочной авиации противника еще на дальних подступах к прикрываемым нами объектам и местам развертывания наземных войск — нами зачастую не достигалась. Сплошь и рядом мы поднимались в воздух уже после того, как немцы отбомбились и направлялись восвояси».

Для прикрытия Барановичей предполагалось сформировать целую истребительную дивизию под командованием полковника Татанашвили, но фактически город защищал лишь 162-й ИАП (переданный из состава 43-й ИАД) и отдельные самолеты, перебазировавшиеся сюда с приграничных аэродромов. К боевому дежурству полк приступил в полдень 22 июня и за день совершил два групповых вылета. В ночь на 23 июня был сорван первый крупный немецкий налет на город, а затем начались непрерывные воздушные бои. Приблизительно в 4:00 утра группа Bf 110 предприняла штурмовку аэродрома, и ей на перехват поднялось звено мл. лейтенанта Н.А. Козлова. Тройка И-16 взлетала уже под вражескими очередями, и один из снарядов угодил в автостартер, отъезжавший от крайнего самолета. Немцы пренебрегли взлетевшим звеном, продолжая штурмовку, и это стало их ошибкой. Пушечная очередь Козлова прошила кабину одного из Bf 110, и он врезался в землю на границе летного поля.

Вскоре воздушные победы одержали и другие летчики 162-го ИАП, хотя сражаться им пришлось недолго. К вечеру 24 июня вражеские бомбы перепахали советский аэродром настолько, что взлететь с него не было никакой возможности. Кроме того, к городу уже приближались немецкие танки. Утром 25 июня личный состав полка по приказу командования сжег на аэродроме уцелевшие истребители и на подвернувшихся в пути грузовиках убыл в тыл. Любопытно, что за время боев 162-й полк лишился всех 54 И-16, но не потерял ни одного летчика.

160-й и 163-й ИАП прикрывали с воздуха Минск, отчаянно стараясь не допустить немецкие самолеты к городу. Первую пару дней бомбардировщики люфтваффе действовали без истребительного сопровождения, и это дорого им обошлось. За несколько дней летчики 160-го ИАП, летавшие на «чайках», сбили около 20 вражеских самолетов. 163-й полк только в течение 24 июня одержал 21 воздушную победу. Один из пилотов 163-го полка, мл. лейтенант Ахметов, в одиночку разогнал на И-16 15 немецких бомбардировщиков, не дав им прицелиться и сбросить бомбы. Оценив обстановку, немцы стали обеспечивать бомбардировщики истребительным прикрытием, но все равно они порой терпели поражения. Например, шестерка И-16 во главе со ст. лейтенантом Плотниковым в бою с двумя эскадрильями «мессершмитгов» сбила без потерь шесть вражеских самолетов. Тем не менее силы были неравные, и Минск подвергался постоянным бомбардировкам. Ф.Н. Орлов из 1 — го ТБАП, выполнявший на ТБ-3 боевое задание в ночь на 25 июня, вспоминал: «…мы получили задание разбомбить скопление войск и танковую колонну на шоссе западнее Минска. Подвесили на каждый самолет по 24 стокилограммовых фугасных бомбы. Вновь предстояло до утра «висеть» над противником и наносить бомбовые удары по танкам, а на рассвете приземлиться уже на другом аэродроме — Шаталово.

Когда взлетели и взяли курс на цель, справа виднелось большое зарево. Подлетев ближе, убедились, что это горит Минск. Вниз страшно было смотреть, там бушевало море огня, что-то взрывалось, рушилось. Улицы, освещенные заревом, были видны как на ладони. Мы только могли догадываться, сколько ни в чем не повинных людей — детей, женщин, стариков гибнет там под горящими стенами, обваливающимися потолками. Фашисты варварски сжигали, разрушали город, уничтожали его население.

В груди поднималась такая злоба, такая ненависть, что хотелось врезаться самолетом прямо в скопище зверей-фашистов».

25 июня 1941 года военная обстановка на Западном фронте продолжала ухудшаться. Из-за плохой организации и отсутствия надежной связи между соединениями удары мехкорпусов в районе Гродно не увенчались успехом. К тому же стал сильно ощущаться недостаток боеприпасов и особенно топлива, подвоз которых своевременно не был обеспечен. На юге танковая группа Гудериана, миновав рубежи реки Щара, вышла в район Барановичей, а на севере 57-й немецкий танковый корпус захватил Молодечно и перерезал железнодорожную линию Лида — Молодечно — Полоцк. Таким образом, над тремя советскими армиями стягивалось кольцо окружения, и Ставка ГК наконец отдала приказ об их отступлении. К сожалению, этот приказ запоздал и, кроме того, не все части его вовремя получили.

Основной задачей советской авиации 25 июня по-прежнему являлась бомбардировка немецких моторизованных колонн, для чего использовались как фронтовые, так и дальние бомбардировщики. Свой последний вылет выполнил в этот день 130-й СБАП, в составе которого осталось всего восемь исправных самолетов СБ. Все они вошли в состав сводной группы под командованием капитана М.П. Бугоркова, отправленной бомбить все те же цели на шоссе Брест — Минск. Немцы уже подготовились к налетам, и советские СБ были встречены истребителями и плотным огнем зенитной артиллерии. Прорвав заслон в воздухе, бомбардировщики все же сбросили бомбы, но при развороте на обратный курс боевой порядок группы нарушился, и этим не преминули воспользоваться немецкие истребители. Они атаковали отставшие отдельные самолеты и звенья и в короткий срок сбили семь бомбардировщиков. В список советских потерь попал и флагманский СБ, а капитан Бугорков, выпрыгнувший из горящей машины, был расстрелян на парашюте в воздухе кем-то из «рыцарей люфтваффе». Оставшийся бомбардировщик лейтенанта А.Л. Лоханова оказался в совершенно безнадежной ситуации, и удары сыпались на него со всех сторон. «Пробоины изрешетили машину, — вспоминал стрелок-радист экипажа В.К. Судаков, — из поврежденной системы охлаждения правого мотора шел пар. Казалось, все — крышка. Атаки следовали одна за другой. Командир кричал: «Не подпускай гадов близко!» Я приник к верхнему турельному пулемету и с дальней дистанции посылал в сторону немецких истребителей короткие очереди: страшно боялся, что боеприпасы вот-вот кончатся…». Избежать явной гибели экипажу удалось лишь за счет облачной погоды. Когда СБ с дымящимся мотором нырнул в облако, преследователи сразу потеряли его из виду. Лоханкин сумел довести подбитый самолет до аэродрома, где посадил его рядом с взлетно-посадочной полосой на фюзеляж. Немцы в бою с восьмеркой СБ из 130-го СБАП тоже понесли потери. Так, некоторые из оставшихся в живых членов экипажей бомбардировщиков видели горящий «мессершмитт», пилот которого выпрыгнул с парашютом.

Дальние бомбардировщики 3-го ДБАК с утра 25 июня наносили удары по немецким войскам на участке шоссе Ошмяны — Молодечно, а в середине дня самолеты 207-го ДБАП вновь атаковали вильнюсский аэродром. В районе того же Вильнюса бомбил живую силу врага 212-й отдельный ДБАП, который вечером вынужден был перебазироваться на грунтовой аэродром под Ельней, поскольку смоленский аэродром стал подвергаться постоянным налетам вражеской авиации. Для довольно тяжелых двухмоторных ДБ-3 взлеты с грунта представляли собой серьезную проблему, особенно после дождей, когда земля раскисала и в ней вязли колеса шасси. Всего 25 июня советские ВВС выполнили на Западном фронте 780 самолето-вылетов и уничтожили, по нашим данным, около 30 танков, 16 орудий и почти 60 автомобилей.

26 июня немецкие войска завязали бои уже восточнее Минска, стремясь сомкнуть вокруг города кольцо окружения. В их тылу, отбиваясь от наседавшего противника, отходили назад разрозненные остатки советских армий и мехкорпусов, а истребительные полки 43-й ИАД вынуждены были перелететь на аэродромы под Могилевом. Чтобы задержать фашистов, в Слуцком и Минском укрепрайонах спешно разворачивалась 13-я армия. Тяжелую нагрузку продолжали нести полки ДБА, в которых за день не вернулись с боевых заданий 43 дальних бомбардировщика. В 3-м ДБАК измотанные бессонницей инженеры и техники сутками не уходили с аэродромов, занимаясь ремонтом поврежденных в боях машин. Новые самолеты в части не поступали, и приходилось максимально использовать уже имеющиеся. 26 июня дальнебомбардировочный авиакорпус совершил 254 самолета-вылета на бомбардировку целей в районах Ошмяны, Молодечно, Раков, Родошковичи и др. При этом только 207-й ДБАП лишился 15 самолетов. Из его состава бессмертную славу обрел экипаж Николая Гастелло, направивший горящий бомбардировщик в немецкую танковую колонну.

Из частей ВВС Западного фронта один из самых тяжелых своих воздушных боев провел 97-й ББАП, входивший в 13-ю бомбардировочную авиадивизию и оснащенный одномоторными самолетами Су-2. С высоты около 300 м 25 ближних бомбардировщиков попытались атаковать вражескую колонну около Слонима, но были встречены «мессершмиттами». В небе завязалось ожесточенное сражение, после окончания которого пилоты и штурманы 97-го ББАП заявили целых пять воздушных побед. Всего на долю 97-го ББАП 26 июня пришлось 34 самолето-вылета, и при этом полк потерял 14 Су-2 (10 самолетов были сбиты в боях, 2 получили тяжелые повреждения и еще 2 списали вследствие аварий при посадке).

Ближе к вечеру 26 июня 1941 года появилась знаменитая директива Ставки Главного Командования, подписанная наркомом обороны С.К. Тимошенко. Она касалась в первую очередь дальнебомбардировочных авиакорпусов и ее основной раздел гласил:

«…Мотомехчасти противника двигаются от Минска на Оршу и Могилев. Немедленно взлететь и систематическими, непрерывными налетами днем и ночью уничтожать танки противника. Не допускать переправы их через р. Днепр. Бомбардировать с высоты 400 м не мелкими группами, а полками…».

Таким образом, речь шла уже не о защите Минска, а о том, чтобы приостановить дальнейшее продвижение противника на восток и выиграть время для формирования фронта резервных армий.

На следующий день состоялось боевое крещение новых штурмовиков Ил-2. В качестве первого строевого полка эти самолеты получил 4-й ШАП под командованием майора С.Г. Гетьмана. После трехнедельной переподготовки в Богодухове личный состав полка разместился на аэродроме в районе Старого Быхова. В то время командующим ВВС Западного фронта фактически являлся бывший заместитель генерала Копца полковник Н.Ф. Науменко, официально назначенный на эту должность 2 июля. Имевший весьма внушительный внешний вид с двумя орденами Красного Знамени на шевиотовой гимнастерке и с большим «маузером» в деревянной кобуре на боку, он постоянно курсировал на связном У-2 по аэродромам и лично отдавал приказы руководству авиационных частей. В его распоряжении находилось всего около 150 самолетов, и прибытие на фронт полнокровного штурмового полка, укомплектованного по штатам довоенного времени, являлось значительным событием.

Первой боевой задачей 4-го ШАП стала разведка боем района Бобруйска, для чего было выделено звено Ил-2 во главе с капитаном Спицыным. На самолетах подвесили бомбовое вооружение, а также установили на крыльевых направляющих реактивные снаряды — это оружие только что прибыло в ящиках из Москвы, и никто из летчиков еще не научился им пользоваться. Инструкции по применению реактивных снарядов давались непосредственно перед вылетом. Сам бронированный штурмовик внушал пилотам серьезное уважение. В воздухе они опасались встретить только вражеские истребители, а о зенитной артиллерии противника никто даже не думал — такова была вера в мощную бронезащиту самолета.

К Березине тройка Ил-2 неслась на высоте 20–30 м практически над безлюдной местностью. После пересечения реки противника на восточном берегу летчики не обнаружили и стали делать широкий круг влево, огибая Бобруйск, над которым поднимались вверх клубы черного дыма. Готовясь к бою, закрыли бронезаслонками маслорадиаторы. Почти задевая верхушки деревьев, выскочили на Слуцкое шоссе, и здесь перед ними открылась ошеломляющая картина. Все шоссе было забито вражеской техникой, которая в несколько рядов двигалась в сторону Бобруйска. Были заняты даже обочины дороги, по которым, подпрыгивая на кочках, ехали мотоциклисты. Немцы, развалясь в кузовах грузовиков и удобно устроившись на броне танков, совсем не ожидали нападения, и паника среди них возникла лишь после взрывов сброшенных с «илов» бомб. Тут же открыли огонь автоматические зенитные пушки, и светящиеся пунктиры опоясали небо.

После выхода в атаку во главе звена Ил-2 летел капитан Холобаев, и именно ему пришлось испытать на себе всю силу вражеского зенитного огня. От первых попаданий штурмовик вздрогнул, а на 55-мм лобовом бронестекле появилось белое пятнышко с лучами трещин. Второпях Холобаев выпустил реактивные снаряды, но забыл прицелиться, и почти все они улетели к горизонту, за исключением одного, который угодил в автомобиль из-за того, что самолет в этот момент клюнул носом. Пушки ШВАК отказали, и пока Холобаев возился с их перезарядкой, впереди показалась уже окраина Бобруйска. Оставив в покое пушки, летчик развернулся влево и над крышами домов вышел к северной окраине города. Здесь тоже была немецкая колонна, и, сделав горку, Холобаев опустил нос самолета вниз и нажал на гашетку скорострельных пулеметов. Под ливнем пуль немецкие солдаты бросились в разные стороны. Вспыхнула еще одна машина, и в тот же момент штурмовик так подбросило вверх звенящим ударом, что тяжелая бронекрышка горловины бензобака встала вертикально. Новый удар сорвал летчика с сиденья, и привязанные ремни больно врезались в его плечи. Вновь подпрыгнула крышка бензобака. Бросая самолет из стороны в сторону, Холобаев уже потерял надежду выжить в этом аду. «Помирать, так с музыкой», — решил он и продолжил стрельбу длинными очередями, не щадя раскаленных стволов пулеметов. Опомнился над Березиной, когда Бобруйск остался уже далеко позади и прямо по курсу расстилался только лес. От двигателя отдавало запахом гари, и, спохватившись, Холобаев открыл заслонку маслорадиатора. Целых восемь длинных минут он находился над вражеской колонной, притягивая к себе весь огонь немецких зенитчиков, и все же остался в живых.

Приземлившись на своем аэродроме, Холобаев некоторое время отдыхал в кабине, а затем выбрался на крыло и с грохотом провалился в большую дыру в центроплане, из которой ему помог выбраться подбежавший техник. Штурмовик представлял собой жалкое зрелище. С носа до хвоста он был залит маслом, а в его плоскостях и фюзеляже зияли многочисленные пробоины. Бронекорпус превратился в рванину. Любопытно, что остальные Ил-2, тоже возвратившиеся с задания, имели всего по нескольку пробоин, поскольку, следуя позади Холобаева, они вынуждены были атаковать колонну «змейкой» и гораздо меньше пребывали в зоне интенсивного зенитного огня. Холобаев же летел строго вдоль колонны, и эта тактическая ошибка едва не стоила ему жизни. Когда изрешеченный штурмовик Холобаева увидел командир полка Гетьман, он приказал немедленно закатить самолет в ангар и никому не показывать. Однако выполнить этот приказ не удалось, так как приземлившийся вскоре поврежденный СБ врезался в стоящий около полосы Ил-2 и добил его окончательно.

К полноценной боевой деятельности 4-й ШАП приступил с 28 июня, когда главной задачей всей авиации Западного фронта стала бомбардировка мостов и переправ через Березину, по которым сплошным потоком шли немецкие войска. Для выполнения этой задачи были привлечены не только штурмовики и бомбардировщики, но даже и истребители, летавшие на штурмовку с бомбами и реактивными снарядами под крылом. Погода в районе Бобруйска стояла дождливая, и это препятствовало полетам крупными группами. Поэтому в районе цели самолеты действовали преимущественно звеньями и поодиночке, сбрасывали бомбы из-за облаков и туг же уходили. Такая тактика позволяла существенно снизить потери от сильного зенитного огня противника, так как немцы стянули к Березине значительное количество зенитной артиллерии. Меньшая точность попаданий в значительной степени компенсировалась площадью поражения — ведь только одно звено бомбардировщиков ДБ-3 сбрасывало на врага 20 фугасных 100-кг бомб и, кроме того, еще 68 мелких 8-кг осколочных бомбочек. Для нейтрализации действий истребителей люфтваффе 43-я ИАД совершила 79 самолето-вылетов против вражеских аэродромов.

Хотя многие переправы на Березине были разрушены, для немцев день оказался, несомненно, удачным. К вечеру они захватили Минск, и кольцо окружения вокруг советских дивизий 3, 10 и 13-й армий сомкнулось. 4-я армия Западного фронта с боями отходила в направлении Слуцка.

К 29 июню грозовой фронт сместился к востоку, и после ночных ливней развезло многие грунтовые аэродромы. Это сильно осложнило действия советской авиации, в частности бомбардировщики ДБ-3 из 212-го ДБАП весь день оставались на земле. Поэтому значительная доля боевых вылетов против немецких переправ на Березине пришлась на 96-й ДБАП, который базировался на аэродроме Боровское, имевшем бетонированную взлетно-посадочную полосу. Участились стычки в воздухе с немецкими истребителями, переброшенными на новые базы поблизости от Бобруйска. Экипажи полков ДБА доложили за день о 10 воздушных победах, но и сами потеряли примерно столько же самолетов. Стало изрядно доставаться штурмовикам, непрерывно курсирующим звеньями от Старого Быхова к Березине и обратно. Нередко теперь из состава звена возвращались назад два, а то и один Ил-2. Отсутствие стрелка делало бронированный штурмовик весьма уязвимым при атаке «мессершмиттов» сзади. В 3-м ТБАП из-за дождя задержался ночной вылет тяжелых бомбардировщиков ТБ-3. По чьему-то недальновидному приказу их все же отправили в Березине утром и над целью они появились при ярком свете дня. В результате из девяти тихоходных четырехмоторных самолетов немецкие зенитчики сбили три машины, а остальные ТБ-3 на обратном пути были перехвачены над советской территорией истребителями Bf 109, которые один за другим сбили все шесть ТБ-3. Вероятно, именно этот случай использовал Константин Симонов в своем знаменитом романе «Живые и мертвые» для описания первых дней Великой Отечественной войны. Противостояли советской авиации в районе Бобруйска в основном немецкие истребители из состава JG 51, пилоты которых в течение дня заявили о 27 сбитых самолетах.

После разгрома основных сил Западного фронта на пути немецких войск, рвущихся к Могилеву и Орше, находились всего лишь 16 ослабленных боями дивизий, сохранивших от 30 до 50 % боевого состава. Долго сдерживать натиск врага они не могли, и, таким образом, для развертывания первого эшелона резервных армий и строительства полноценных укреплений на рубеже Краслава — Витебск — Смоленск — Лоево катастрофически не хватало времени. В какой-то мере приостановить немецкое наступление могла советская авиация, и в штабах родилась идея организовать постоянное воздействие самолетов на вражеские переправы на Березине. Бомбить вновь предлагалось мелкими группами и с небольшой высоты, чтобы повысить точность попаданий. Естественно, немногочисленные истребители не могли обеспечить сопровождение бомбардировщикам, и к тому же они привлекались для выполнения других боевых задач, например, для прикрытия важных объектов, войск и ведения разведки.

С утра 30 июня основная боевая нагрузка легла на 3-й дальнебомбардировочный авиакорпус, поскольку оставшиеся фронтовые бомбардировщики приступили к перебазированию на смоленский аэродромный узел. Одним из первых поднялся в воздух 207-й ДБАП. Кроме ДБ-3, в его составе имелись также три звена скоростных ближних бомбардировщиков Як-4. Эти самолеты попали в полк случайно, и «безлошадные» пилоты освоили их буквально за несколько дней. Затем взлетели 96-й полк и 51-й полк, переданный в распоряжение командования 3-го авиакорпуса из резерва Ставки ГК. 30 самолетов отправились на бомбардировку из 212-го отдельного ДБАП. Самолеты шли к цели звеньями с большими интервалами по времени, что давало возможность растянуть налет на весь день. Например, девять звеньев только одного 212-го ДБАП, постоянно сменяя друг друга, находились в районе цели в течение 7 часов. Немцы, восстановив разрушенные ранее переправы, усилили их противовоздушную оборону, и бомбардировщикам пришлось преодолевать сплошную завесу заградительного огня. А в воздухе их еще поджидали и немецкие истребители. Тем не менее советские экипажи отважно держались боевого курса, и от разрывов сброшенных ими бомб кипела в Березине вода, плыли по течению сорванные понтоны и горели ярким пламенем на берегу танки и автомобили.

«Но точность бомбометания стоила нам недешево, — вспоминал Н.Г. Богданов из 212-го ДБАП, — нередко невдалеке от таких пожаров догорали и наши сбитые самолеты. Когда наше звено, ведомое Иваном Белокобыльским, находилось почти у цели, мы увидели страшную картину. Впереди нас, над самой целью, произошел колоссальной силы взрыв, на мгновение ослепивший нас. Там в это время находилось звено комэска-4 старшего лейтенанта Виктора Вдовина. Когда мы вновь стали различать окружающее, то увидели на месте ведущего самолета огненный шар, все увеличивавшийся в размерах. Два других ведомых самолета были отброшены взрывной волной и беспорядочно падали далеко друг от друга. Самолет Вдовина вместе с клубами огня как бы растворился в воздухе.

Едва мы успели сбросить бомбы, как зенитная артиллерия поразила самолет Ивана Белокобыльского. Машина задымила, загорелась и с правым разворотом пошла вниз, в это время откуда-то сверху ее атаковала пара «мессершмиттов». Бомбардировщик на миг словно остановился, повис на горящих крыльях, а затем, задрожав, сорвался в штопор. Как ни старались мы отыскать в затянутом дымом воздушном пространстве купола парашютов наших товарищей, так и не увидели их».

Любопытно, что из экипажей тройки самолетов Вдовина все же выжили два человека — один из ведомых звена Николай Ищенко и его штурман Андрей Квасцов. Пилота Ищенко выбросило взрывом из кабины бомбардировщика, а Квасцов выпрыгнул с парашютом через нижний люк. В беспомощном состоянии Квасцова обстреляли под куполом в воздухе немецкие истребители, и на пробитом парашюте он с силой ударился о землю, чудом оставшись в живых. Всего в течение 30 июня 212-й ДБАП потерял 11 самолетов.

Штурмовики Ил-2 из 4-го ШАП поддерживали контрудар группы генерала Поветкина, состоявший из частей 121-й стрелковой дивизии и различных подразделений вспомогательных войск. Подавляя огневые точки противника, они способствовали быстрому форсированию группой реки и последующему захвату старой бобруйской крепости. На Березине 4-й ШАП за три дня боев уничтожил девять немецких переправ, заслужив благодарность верховного командования Красной армии.

Постоянными налетами на немецкие колонны и переправы советская авиация сумела нанести врагу серьезный ущерб и задержала его продвижение на несколько дней. Но ценой очень больших потерь. Только 30 июня было сбито около 80 советских самолетов. 1 июля 1941 года в распоряжении командования Западного фронта с учетом пополнений осталось всего 498 самолетов, а еще через пять дней их число сократилось до 253 (150 бомбардировщиков и 103 истребителей). Особенно тяжелые потери понесли бомбардировочные части, действовавшие без истребительного сопровождения и зачастую без должной эффективности. «Мы уже убедились, — писал Н.Г. Богданов, — что к началу войны не успели многого. Не отработали взаимодействия с истребительной авиацией, воздушные стрельбы и бомбометания на полигоне проводились в крайне упрощенной обстановке. Не успели провести подготовку к боевым действиям в ночных условиях, выходу на цель и бомбометанию в лучах прожекторов, не изучали тактики ведения боевых действий истребительной авиацией вероятного противника, не знали уязвимых мест самолетов-истребителей фашистской Германии. Управление нашими соединениями проводилось на земле флажками, а в воздухе условными сигналами в виде покачивания самолета с крыла на крыло, радиосвязь не использовалась. В первые недели войны бомбардировщики и даже штурмовики часто наносили удары по противнику распыленно, вместо того чтобы в короткий промежуток времени наносить мощные удары по врагу».

Немецкие потери тоже были немалые. Одна только 51-я истребительная эскадра люфтваффе за девять дней июня лишилась в боях 34 новейших истребителей Bf 109f, и еще примерно столько же получили повреждения. Согласно западным данным, общие потери люфтваффе за период с 22 июня по 5 июля 1941 года составили 807 самолетов разных типов. Для сравнения: в «битве за Британию» немцы потеряли за три месяца боевых действий 1733 самолета.

1 июля 47-й немецкий моторизованный корпус, подтянув главные силы, захватил бетонный мост через Березину. Попытавшиеся взорвать его в последний момент саперы попали под пулеметный огонь, а бикфордовы шнуры перерезали гусеницы танков. Гитлеровцы быстро расширили плацдарм на восточном берегу реки, а советские войска вынуждены были отступать. В этот день был снят с должности и арестован командующий Западным фронтом Д.Г. Павлов, а на его место назначили маршала С.К. Тимошенко.

4-й штурмовой полк перебазировался в район Климовичей — за несколько дней из его состава погибли 20 летчиков. С аэродрома Зубово, южнее Орши, начал боевую деятельность 401-й ИАП под командованием подполковника С.П. Супруна, сформированный из числа летчиков-испытателей НИИ ВВС. Его эскадрильи совершили 1 июля несколько вылетов по тревоге и в воздушных боях сбили четыре «мессершмитта» ценой одного потерянного самолета (в кабине МиГ-3 погиб капитан Ю.В. Кругликов). Бомбардировщики люфтваффе одновременно с налетами на советские города и войска не упускали возможности нанести удар по аэродромам. Очень интересный бой произошел над могилевским аэродромом, на котором располагался также штаб 43-й ИАД. Когда появились немецкие самолеты, на аэродроме находились всего три звена истребителей 163-го ИАП, при этом одно из них под командованием лейтенанта Н. Терехина только что вернулось с боевого задания и нуждалось в пополнении топливом и боеприпасами. При виде противника шесть истребителей взлетели сразу, но их перехватили и связали боем «мессершмитты» сопровождения. Тогда, прекратив заправку и уже под падающими бомбами, поднялся в воздух со своими ведомыми Николай Терехин. Удачно выполнив маневр, он тут же пристроился в хвост одному из «юнкерсов», но огня не открыл, вероятно, из-за отсутствия боеприпасов. Приблизившись вплотную, он рубанул винтом хвостовое оперение фашистского самолета! А дальше, на удивление очевидцев этого боя, дело обстояло приблизительно так: звено бомбардировщиков шло в плотном боевом порядке и, когда Терехин таранил правый крайний «юнкерс», тот стал заваливаться на крыло в сторону ведущего. В свою очередь, ведущий «юнкере» шарахнулся влево и столкнулся с другим ведомым. В результате все звено бомбардировщиков рухнуло на землю, и в небе повисли купола парашютов. Терехин тоже выбросился из самолета с парашютом, вследствие чего в воздухе вспыхнула пистолетная перестрелка. Приземлившихся немцев обезоружили колхозники, не дожидаясь военных, связали их одной веревкой, свободный конец которой передали Терехину. Так он и прибыл на аэродром — с пистолетом в одной руке и с веревкой — в другой, а за ним тянулась вереница гитлеровцев.

В начале июля приоритетными целями для штурмовиков и бомбардировщиков ВВС Западного фронта и частей ДБА по-прежнему являлись танковые и моторизованные колонны противника, двигавшиеся теперь в направлениях на Великие Луки, Рославль и Ельню. Немцы стремились с ходу захватить Смоленск и как можно скорее довершить разгром отступающих советских войск, чтобы открыть себе путь на Москву. Подобные налеты без сопровождения истребителей быстро снижали число боеспособных самолетов, и приходилось бросать в бой все новые и новые резервы. Это послужило причиной выхода 4 июля очередной директивы Ставки ГК, в которой говорилось:

«Вылеты на бомбометания объектов и войск большими группами категорически запретить. Впредь вылеты для бомбометания по одной цели одновременно производить группами не более звена, в крайнем случае эскадрильи».

Согласно приказу соединениям ДБА вновь предписывалось вести боевые действия ночью и сбрасывать бомбы в основном с больших высот. Уже в ночь на 4 июля бомбардировщики ДБ-3 бомбили военные заводы в Кенигсберге, а также объекты в районах Сувалки, Цехановец, Августов и др. Тем не менее дневные вылеты дальних бомбардировщиков все еще преобладали, и такая ситуация сохранялась вплоть до августа 1941 года.

С 4 по 8 июля советскими ВВС проводилась широкомасштабная операция против вражеских аэродромов. Самолеты дальней авиации бомбили ночью аэродромы Луков, Бяла Подляска, Седлец и другие. Штурмовики из состава 4-го ШАП, в котором осталось всего 19 машин, выполнили четыре групповых вылета против Бобруйского аэродрома. Ил-2 атаковали стоянки авиатехники с бреющего полета и уничтожили, по советским данным, около 70 немецких самолетов. Следует заметить, что данные эти, вероятно, завышены, так как точно определить потери противника на земле в то время не представлялось возможным. В составе 23-й САД с аэродрома Зубово приступил к боевым действиям в полосе Западного фронта 430-й штурмовой авиаполк, сформированный из летчиков-испытателей НИИ ВВС. Он комплектовался уже по штатам военного времени и имел три эскадрильи по 7 самолетов Ил-2.

К 10 июля передовые части немецких танковых групп, преодолевая отдельные очаги сопротивления, вышли на рубеж Витебска, Полоцка и Орши, где встретились с резервными формированиями Красной армии, выдвинутыми на фронт по решению Ставки ГК. Развернулось Смоленское сражение и началось оно в крайне невыгодных для советских войск условиях. Большинство измотанных и разрозненных остатков отступавших армий Западного фронта пришлось отводить в тыл на переформирование, а свежие дивизии 16, 19, 20, 21 и 22-й армий еще только прибывали и некоторые из них сразу вступали в бой, едва успев сосредоточиться на указанных позициях. Оборона не была подготовлена в инженерном отношении и к тому же не имела необходимой глубины. Между тем враг наступал на широком фронте от Идрицы до Быхова, и каждая дивизия действовала в полосе шириной не менее 25–30 км. При этом катастрофически ощущалась нехватка боевой техники. Всего к моменту начала Смоленского сражения Западный фронт имел семь армий (4, 16, 13, 21, 20, 19 и 22-ю), из состава которых в первом эшелоне находились 24 дивизии, 3800 орудий и минометов, а также 145 танков. Авиация фронта располагала 389 (по состоянию на 8 июля) самолетами. С немецкой стороны этим силам противостояли 29 дивизий, более 6600 орудий и минометов, 1040 танков и свыше 1000 боевых самолетов.

Для лучшей координации действий сил Западного фронта, к которым время от времени присоединялись отдельные части и соединения с других фронтов, было создано Главное командование Западного направления. Общую координацию действий авиации этого направления возложили на полковника Н.Ф. Наумова. Теперь, кроме ВВС Западного фронта, в его распоряжение для проведения крупных операций предоставлялись также 120 бомбардировщиков 3-го ДБАК. Первое массированное использование авиации Западного направления состоялось уже 12 июля, когда потребовалось поддержать с воздуха контрнаступление советских войск, предпринятое с целью ликвидации прорыва противника в районе Витебска. Небольшими группами бомбардировщиков и штурмовиков бомбо-штурмовые удары наносились по вражеским колоннам, переправам и аэродромам. Кроме фугасных и осколочных бомб, при бомбардировках также использовались специальные кассеты с зажигательными ампулами АЖ-2. Разбиваясь, они вызывали сильное пламя, наводившее ужас на немецких солдат. Однако вскоре выяснилось, что на мокрой земле после дождя ампулы практически не зажигались, а зимой зажигательная жидкость в них замерзала, и таким образом от ампул вообще не было толку.

43-я истребительная дивизия перебазировалась под Вязьму и пополнилась новыми полками. В ее состав влились 32-й ИАП под командованием майора А.П. Жукова и 401-й ИАП, который после гибели в начале июля Супруна возглавил другой известный летчик-испытатель, К.К. Коккинаки. Центром ожесточенных воздушных боев стал Смоленск и прилегающие к нему города. Все они подвергались налетам люфтваффе уже с конца июня и были почти полностью разрушены. Например, по воспоминаниям П.И. Цупко, город Ельня представлял собой одинокую церковь с проломленной крышей и закопченными стенами, вокруг которой были груды развалин, остовы печей, обгоревшие головешки вместо жилых домов и голые, без листьев деревья.

Таблица 13. Боевой состав ВВС Западного фронта по состоянию на 8 июля 1941 года (только исправные самолеты).

15 июля немецкие войска ворвались в Смоленск. После того как они подтянули к месту боев тяжелое вооружение, защитники города отступили, но взорвали ночью оба моста через Днепр. В тылу Западного фронта на рубеже Старая Русса — Осташков — Ельня — Брянск был спешно образован фронт Резервных армий, и 153 самолета его ВВС под командованием генерал-майора Б.А. Погребова тут же включились в боевые действия под Смоленском. По мере возможности пополнялись боевой техникой или перевооружались на новые самолеты и изрядно поредевшие авиационные полки Западного фронта. Во фронтовой истребительной и бомбардировочной авиации полностью изменилась организационная структура. Число полков в авиационных дивизиях сократилось с 3 до 2, а количество самолетов в полках — с 60 до 32–33 (три эскадрильи), а затем ввиду незначительного поступления самолетов от промышленности — до 20 (две эскадрильи). В условиях воздушного господства врага полки быстро выбывали из строя на переформирование, а новые вступали в бой неподготовленными. Не было времени на освоение современной техники. Так, 13-й СБАП, сменивший устаревшие СБ и Ар-2 на двукилевые бомбардировщики Пе-2, весьма строгие в управлении, переучивался только пять дней, прежде чем пришел приказ об отправке части на фронт. По существу, полк совершенно не был готов к боям, поскольку летчики только успели освоить взлет, посадку и полеты по кругу. К бомбометаниям и стрельбам приступить не успели, а для отработки пилотажа вылетали в зону только некоторые экипажи. Тем не менее 16 июля 13-й СБАП перелетел в Киров под Ельней, и в тот же день все три его эскадрильи приступили к выполнению боевых заданий. 1-я и 2-я эскадрильи во главе с командиром полка капитаном В.П. Богомоловым отправились к Ельне. К ним должны были по пути присоединиться истребители сопровождения, но по какой-то причине эта встреча не состоялась, и бомбардировщики пошли к цели одни. Линия фронта обозначилась вспышками огня и клубами дыма — вся местность была изрыта окопами, позициями артиллерии, дзотами и блиндажами. Над расположением советских войск непрерывно висели в воздухе «юнкерсы», и лишь изредка проскакивали внизу штурмовики Ил-2. На подходе к Ельне пылила длинная немецкая колонна, а над ней барражировали «мессершмитты». Эту колонну и избрали для атаки самолеты Пе-2. Отбиваясь от наседавших вражеских истребителей, они легли на боевой курс. Через короткое время в цель посыпались бомбы, и следует заметить, что хотя большинство экипажей бомбили с горизонтального полета, были и такие, которые атаковали танки и грузовики с пикирования. Опыт подобных атак они приобрели, еще летая на прежних пикировщиках Ар-2. В воздушном бою немцы сумели сбить 2 Пе-2, а еще несколько советских самолетов получили повреждения. 3-я эскадрилья бомбардировщиков под командованием капитана Е.И. Челышева нанесла бомбовый удар по фашистским танкам в районе Рославля и избежала потерь благодаря взаимовыручке экипажей. Четверка «мессеров» попыталась атаковать крайнее звено, но стрелки советских самолетов дружным огнем сбили один истребитель, а остальные тут же ретировались. Кроме того, Челышев со своим звеном после бомбардировки прикрывал пулеметным огнем атаку следующих звеньев.

Немецкие летчики в середине июля также были вынуждены действовать с большим напряжением, выполняя по нескольку вылетов в день, что вело к быстрому износу боевой техники, а поставки необходимых запчастей запаздывали и к тому же не были предусмотрены в необходимом количестве. Инженер 51-й истребительной эскадры капитан Бехт докладывал 15 июля:

«По сравнению со штатной численностью силы эскадры уменьшились на 47 %. На аэродромах находятся 26 небоеспособных машин, большей частью с повреждениями от наземного огня, из них 10 стоят без двигателей. На 58 боеспособных машинах имеются 22 мотора с выработанным более чем на 50 % ресурсом — в ближайшее время они могут выйти из строя и поэтому нуждаются в капитальном ремонте. Из имевшихся на 22 июня в группах I, II и III самолетов 89 потеряно и только 49 пригодны к боевым действиям».

Из числа руководства JG 51 14 июля был тяжело ранен командир 7-й эскадрильи обер-лейтенант Штайгер. Двумя днями позднее был сбит на бреющем полете командир 5-й эскадрильи обер-лейтенант Колбов, записавший на свой счет 27 побед. Его заменил лейтенант Стеффене (22 победы), который командовал эскадрильей только до 30 июля, после чего тоже был сбит в воздушном бою под Бобруйском и погиб.

18 июля по решению Ставки ВГК на подступах к Москве был создан фронт Можайской линии обороны, включавший в себя Волоколамский, Можайский и Малоярославский укрепленные районы. Развертывались здесь 32,33 и 34-я армии, сформированные в основном из дивизий московского народного ополчения. С воздуха их прикрывали ВВС в составе 75 самолетов под командованием Г.А. Ворожейкина.

В районе Смоленска немецкие танковые колонны прорвали оборону советских войск на правом фланге и в центре, и захватили к 20 июля Оршу, Кричев и Ельню. 16, 19 и 20-я советские армии вынуждены были сражаться почти в полном окружении. Их снабжение осуществлялось только по Старой Смоленской дороге с переправой через Днепр у села Соловьева, в 50 км восточнее Смоленска. Эта важнейшая транспортная артерия находилась под постоянным прицелом самолетов люфтваффе, и поэтому все время приходилось привлекать для ее защиты истребительные подразделения.

Получив в свое распоряжение бывшие советские аэродромы в районах Орши, Смоленска, Витебска и Ельни, немецкое командование тут же приступило к подготовке воздушных налетов на Москву, выполняя приказ Гитлера, который еще 8 июля 1941 года, вдохновленный успешным ходом Восточной кампании, потребовал «разрушить массированными воздушными налетами Москву и сровнять ее с землей». Для воздушного нападения на столицу СССР были выделены бомбардировочные эскадры с большим опытом разрушения европейских городов — KG 2 (имеющая на вооружении самолеты Do 17Z), KG 3 (Ju 88А), KG 4 «Генерал Beвер» (Не 111), KG 28 (Не 111), KG 53 «Легион Кондор» (Не 111), KG 54 (Не 111), KG 55 «Гриф» (Не 111), а также отдельные группы самолетов-наводчиков KGr 100 и III/KG 26. Всего в налетах на Москву немцы планировали использовать около 270 бомбардировщиков. Все экипажи самолетов были хорошо подготовлены к продолжительным ночным полетам, многие из них возглавляли старшие офицеры люфтваффе. Предварительно команда Теодора Ровеля провела тщательную разведку района Москвы и ее системы ПВО. Проводилась она обычно одиночными самолетами с большой высоты полета. С 1 и по 22 июля в границах московского корпуса ПВО было зафиксировано 89 самолето-пролетов разведчиков, из которых девять прошли прямо над городом. Одновременно производились дневные налеты на прилегающие к столице города Можайск, Волоколамск и др.

Защита Москвы в начале Великой Отечественной войны возлагалась на 1-й корпус ПВО под командованием генерал-майора артиллерии Д.А. Журавлева, а также на 6-й истребительный авиационный корпус, созданный на базе 24-й истребительной авиадивизии и управления 78-й истребительной дивизии, которая только находилась в процессе формирования. 6-й авиакорпус летом 1941 года возглавлял полковник И.Д. Климов. Согласно организационной структуре 1-й корпус ПВО и 6-й ИАК входили в состав Московской зоны противовоздушной обороны под командованием генерал-майора М.С. Громадина.

Внушительные силы, стянутые к 22 июлю для обороны Москвы с воздуха, представляли для немцев почти непреодолимую преграду. Так, зенитная артиллерия ПВО Москвы включала в себя 796 средних и 248 легких зенитных орудий, а также 336 зенитных пулеметов. К этому следует добавить 618 прожекторных установок и 303 привязанных аэростата. Малокалиберная зенитная артиллерия с целью увеличения эффективности стрельбы нередко размещалась внутри Москвы на крышах зданий, например, на крышах гостиницы «Москва» и цехах завода им. Лихачева. За счет этого зенитчики могли вести огонь при любых углах возвышения и в любом направлении.

Наземные командные пункты имели 580 наблюдательных постов, оборудованных проводной связью. Радиолокационные установки РУС-1 и РУС-2 обеспечивали обнаружение самолетов противника на удалении до 120 км. Первая полоса предупреждения о налетах располагалась в 200–250 км от города, вторая — в 50–60 км. В радиусе около 120 км от центра Москвы было создано сплошное поле наблюдения.

В 6-й ИАК, обороняющий Москву с воздуха, входили 11 истребительных авиаполков, имевших в наличии 147 самолетов МиГ-3, 49 ЛаГГ-3, 160 Як-1, 192 И-16 и 54 И-153.

Первый массированный налет на Москву был совершен в ночь с 21 на 22 июля 1941 года и длился в течение почти пяти часов. При этом немцами использовались уже испытанные во время воздушной войны над Англией методы наведения бомбардировщиков с помощью радионавигационной аппаратуры «Х-Gerat». Она состояла из наземных радиомаяков и специальной бортовой аппаратуры, которой были оборудованы самолеты-наводчики 100-й отдельной бомбардировочной группы. Каждый бомбардировщик, оснащенный «Х-Gerat», являлся лидером группы обычныхбомбардировщиков и в ночных условиях летел по направленному на цель узкому радиопеленгу в центре более широкого радиопеленга. Недалеко от цели он перехватывался еще тремя радиопеленгами, первый из которых давал как бы общее предупреждение, второй — предварительный сигнал, а третий — главный сигнал. От последней, третьей точки, после прохождения короткой расчетной дистанции бомбы сбрасывались автоматически. В бомбоотсеках самолетов-наводчиков находились только осветительные и зажигательные бомбы, которые служили хорошим ориентиром для остальных бомбардировщиков.

Применение аппаратуры «Х-Gerat» позволило гитлеровским пилотам нанести изрядные разрушения Лондону, однако противовоздушная оборона Москвы оказалась им «не по зубам». Сквозь многочисленные истребительные и зенитные заслоны к городу удалось прорваться лишь одиночным самолетам, беспорядочно сбросившим бомбы куда попало. Основная масса вражеских бомбардировщиков вынуждена была освободиться от бомб над подмосковными лесами и полями. Штурман самолета Не 111 из KG 53, сбитого в ночь на 22 июля, так описывал свои впечатления:

«Боевой приказ гласил: ночной налет значительными силами на «Клару Цеткин». Имелась в виду Москва. Целью нашего налета были авиационные заводы в Москве и ее окрестностях.

Далеко перед нами в темноте лежит Москва. Прожекторы, как иголками, колят нас в глаза своим светом. А ведь ожидалась слабая система ПВО. Первые прожекторы на подступах к городу, подобно пальцам, возбужденно играли в ночи. И этого блеска становилось все больше и больше. Я насчитал их сотни. Сейчас мы думали: «Только бы нам повезло!» И это слабая противовоздушная оборона, если верить сказанному на предполетном инструктаже? Один прожектор коснулся нас, потом потерял, вернулся снова и захватил нас. Сразу более 30 прожекторов опутали самолет ярким светом. Зенитки открыли огонь из всех стволов. Перед нами, над нами, слева и справа вокруг нас появились разрывы снарядов. Если мы сумеем пересечь этот дьявольский котел, то будем очень счастливы. Такого сильного артиллерийского огня мы не видели даже над Лондоном.

Грохот, блики огня, машина затряслась — в нас попали. Я ставлю бомбы на боевой взвод и жму рычаг аварийного сброса».

Всего в налете приняли участие 220 немецких бомбардировщиков, следующих четырьмя колоннами на высоте 2000–3000 м. Их своевременно обнаружили посты ВНОС, и началось пятичасовое сражение в ночном небе. За это время советские истребители выполнили 173 самолето-вылета, действуя в световых прожекторных полях. В каждом поле патрулировали 2–3 истребителя. Светящиеся стрелы на земле обозначали направление полета вражеских бомбардировщиков. В ходе проведенных 25 ночных боев летчики ПВО сбили 12 немецких самолетов, а в целом, по окончательным данным, были уничтожены 22 машины люфтваффе. Среди летчиков-истребителей в боях ночью 22 июля отличился командир эскадрильи 11-го ИАП капитан К.Н. Титенков, который сбил флагманский Не 111 с командиром немецкой группы, полковником на борту. 11-й ИАП базировался на подмосковном аэродроме в Кубинке и оснащался истребителями Як-1 первых опытных серий, еще с многочисленными недоработками конструкции. В отражении первого немецкого налета на Москву принимал участие в составе 6-го ИАК и известный впоследствии летчик-испытатель М.Л. Галлай, взлетевший на истребителе МиГ-3 и уничтоживший бомбардировщик Do 17Z.

Ущерб от бомб, сброшенных на Москву, оказался незначительным, хотя немцы готовили налет весьма тщательно. Была выделена даже специальная группа из KG 53 (35 Не 111) под командованием подполковника Кюля, целью которой являлась бомбардировка непосредственно Кремля. Любопытно, что после возвращения немецкие экипажи доложили о выполнении этого задания, но были опровергнуты уже данными фотоконтроля!

Самоотверженность и организованность в Москве проявили пожарные команды, созданные на предприятиях и в домах из гражданского населения. Они быстро и своевременно ликвидировали отдельные очаги пожаров, возникших в результате бомбардировок.

Второй налет на Москву состоялся на следующую ночь, когда немцы атаковали город силами около 200 бомбардировщиков. Начался налет в 22:10 22 июля и завершился в 2 часа ночи 23 июля. В список потерь люфтваффе попали еще 15 самолетов. В следующем налете в ночь на 24 июля приняли участие 190 самолетов, из которых к городу прорвались всего два, да и те были сбиты подразделениями ПВО. В ночных схватках проявил незаурядное мастерство младший лейтенант А.Г. Лукьянов из 34-го ИАП, уничтоживший за четверо суток 3 немецких самолета (2 Не 111 и 1 Ju 88). Все свои жертвы, попавшие в лучи прожекторов, он атаковал сзади снизу, с дистанции 100–200 м.

На подступах к Москве продолжали активно действовать немецкие разведывательные самолеты, в одиночку и мелкими группами стремившиеся обнаружить слабые места в советской системе противовоздушной обороны. С ними тоже вели борьбу летчики 6-го ИАК, накапливавшие таким образом свой боевой опыт. Доставался он нелегко, учитывая то, что двухмоторные бомбардировщики люфтваффе имели сравнительно мощное оборонительное вооружение и являлись в бою довольно крепкими орешками, особенно для устаревших истребителей И-16 и И-153. Среди других летчиков боевое крещение в этот период времени получил Н.Н. Штучкин из 120-го ИАП. 28 июля в патрульный полет отравилось звено «чаек» из трех самолетов. В его состав входили пилоты Шевчук, Штучкин и Леонов. Уже во время набора необходимой высоты боевой порядок истребителей распался — сказались недостатки трехсамолетного звена. Вначале вперед ушел Шевчук, так как Штучкин забыл включить вторую скорость нагнетателя двигателя, а когда он, наконец, это сделал, отстал Леонов. В итоге в район патрулирования летчики добирались поодиночке. Н.Н. Штучкин позднее вспоминал:

«Неожиданно вижу, с разворота Шевчук по кому-то ведет огонь. В дымных лентах мелькают зеленые трассы. Опускаю нос самолета… и не верю своим глазам: прямо передо мной — бомбовозы, четыре Не 111. Огромные, неповоротливые, серовато-желтого цвета, вроде нашего штабного автобуса. Кажется, я нахожусь в положении, явно невыгодном. Для победы надо иметь превосходство и прежде всего тактическое. А его, то и нет. Скорости «чайки» и «хейнкеля» почти одинаковы, а высотой для свободы маневра я запастись не успел…

Сближаюсь, но медленно. Такое впечатление, что не тянет мотор. Впрочем, и это не удивительно, не так уж велико преимущество «чайки» над Не 111. Не отстать бы и то хорошо. Вижу, как немцы ведут огонь. Стрелок правофланговой машины бьет короткими очередями. Между нами — дымная цепь: десять-двенадцать быстро тающих светлых дымков и разрыв — отдых для пулеметов. Снова десять-двенадцать, опять разрыв…

Пора открывать огонь. Далековато, конечно, но терпения больше нет. Бью по правой, ближайшей ко мне машине. В кабине душно и жарко. Запах гари ударяет в лицо, но «хейнкель» не падает. Идет как ни в чем не бывало. Надо подойти еще ближе, однако сектор газа давно уже сдвинут до упора вперед.

Внезапно мотор начинает давать перебои. Секунды — и машина как в лихорадке. Что это? Справа по боковому капоту мотора летят какие-то хлопья. Передняя половина капота вместо зеленой почему-то становится черной. Чернота бежит прямо к кабине, черные хлопья летят в лицо. Понял наконец: это сгорает краска. В ту же секунду из-под приборной доски вырвались искры, пламя лизнуло колени, правую руку. Горю! А враг уходит. В бессильной злобе жму на гашетки. Пулеметы ревут, исходят огнем, а что толку? Фашисты уже далеко…

Легким движением ручки поднимаю нос самолета, резко его опускаю. Сила инерции легко отрывает меня от сиденья, плавно бросает вверх. Считаю секунды — надо сделать затяжку. Падаю вниз головой и вижу свой самолет. С разворотом влево «чайка» стремительно уходит к земле. Дергаю вытяжное кольцо, слышу шуршание шелка, мотнувшись в сильном рывке, повисаю на стропах. Все. Бой закончен».

Всего в июле 1941 года люфтваффе совершили 9 массированных налетов на Москву и 11 — на объекты московской зоны. В бомбардировках приняли участие 964 бомбардировщика, но только 40 самолетов прорвались к городу. 74 машины были сбиты зенитным огнем, 45 пали жертвами истребителей и 2 столкнулись с аэростатами заграждения.

Между тем на Западном фронте во второй половине июля после захвата основной части Смоленска резко возросла угроза прорыва противника к Москве. Для ликвидации этой угрозы был организован контрудар советских войск 23 июля из района Рославля, а 24 и 25 июля — из районов Белого и Ярцева. С воздуха контрнаступление поддерживали ВВС Западного и Резервного фронтов — всего около 250 самолетов. Кроме того, по личному указанию Сталина в распоряжение Западного фронта были временно переданы 220 бомбардировщиков из состава 1, 2 и 3-го авиакорпусов дальнего действия. Следует отметить значительно возросший уровень руководства советской авиацией в ходе операции. Так, на командных пунктах сухопутных соединений, наносивших контрудар, появились представители ВВС со средствами связи для лучшей координации взаимодействия родов войск. Для увеличения количества боевых вылетов 43-я ИАД и 47-я САД перебазировались поближе к району боевых действий, а отдельные звенья авиационных полков этих дивизий разместились на так называемых «аэродромах подскока» — грунтовых площадках в 10–20 км от линии фронта. Перед началом операции дальние бомбардировщики совершили налеты на немецкие аэродромы, расположенные в районах Улла, Пуховичи, Вильнюс, Крупка и др., а также атаковали железнодорожные станции в Орше и Витебске, где разгружались немецкие военные эшелоны.

Утром 23 июля, когда перешли в наступление три дивизии генерала Качалова, группы штурмовиков и бомбардировщиков приступили к нанесению ударов по позициям врага. Истребители выполняли две основные задачи: сопровождали ударные группы и прикрывали с воздуха наступающие войска. Естественно, активизировались и части люфтваффе, в результате чего увеличилось число воздушных боев. За день советские летчики доложили о 28 уничтоженных в боях вражеских самолетах. На долю советской штурмовой и бомбардировочной авиации пришлось 49 выведенных из строя танков, 27 артиллерийских орудий и 63 автомобиля. Одновременно продолжали подвергаться бомбардировкам аэродромы противника в прифронтовой полосе. Например, в течение дня 10 Пе-2, 9 Ил-2 и 15 ЛаГГ-3 из 10-й САД (все, что оставалось в авиационной дивизии) совершили по 2–3 вылета против немецких аэродромов Боровское и Шаталово, на бомбежку вражеских войск в районе Починка и прикрытие своих войск в Стодолище. Согласно докладам экипажей 10-й САД, были уничтожены 33 Bf 109 (26 на земле и 7 — в воздухе), 4 танка и 1 автомобиль. Собственные потери составили 8 Пе-2,4 Ил-2 и 1 ЛаГГ-3.

Штурмовики Ил-2 к началу Смоленского сражения уже завоевали всеобщее признание в войсках, однако их эффективность существенно снижали многие недостатки и в первую очередь уязвимость при атаках истребителей сзади сверху. Кроме того, резиновые пневматики колес, наполовину выступавшие в поток из обтекателей на крыле, нередко повреждались огнем противника и служили причиной аварий при посадке. В ходе эксплуатации самолетов с неровных грунтовых аэродромов добавляли беспокойства и непрочные подкосы основных стоек шасси. Из других недостатков нарекания вызывала недостаточная дальность штурмовиков. Обычно Ил-2 действовали в этот период мелкими группами по 3–5 самолетов, выходя в район цели на бреющем полете, а затем делая «горку» перед началом атаки. Их потери от воздействия вражеских истребителей и зенитной артиллерии были достаточно велики, и в среднем одного Ил-2 хватало лишь на 8 боевых вылетов. Так, 61-й ШАП, приступивший к боевым действиям 12 июля, выполнил под Смоленском за две недели 158 самолето-вылетов и из общего количества 29 штурмовиков Ил-2 потерял 24. Из числа личного состава погибли 6 летчиков и еще 6 выбыли по ранению.

Заслужили уважение в боях и двухмоторные бомбардировщики Пе-2, обладающие довольно высокой скоростью полета. 13-й авиаполк на «пешках» в период с 23 по 25 июля воевал на пределе возможностей, выполняя в день по 4–6 боевых вылетов. Многие его экипажи освоили бомбометание с пикирования, существенно повышающее точность попаданий. Известность получил налет Пе-2 из 13-го авиаполка на немецкий аэродром в Смоленске, предпринятый в июле после бомбардировок Москвы. В налете приняли участие две группы бомбардировщиков (9 и 6 машин) под командованием командира полка Богомолова и комэска Григорьева, а также 5 истребителей сопровождения МиГ-3. Чтобы как можно дольше избежать обнаружения, большую часть пути Пе-2 проделали на большой высоте и над своей территорией, что несколько удлинило маршрут полета. Город обозначился столбами дыма, упиравшимися в небо. «Дымка там сгущалась, — вспоминал П.И. Цупко, — и сквозь нее на берегу Днепра за частоколом фабричных труб стали различимы купола многочисленных церквей, красные стены монастырских зданий, темные нагромождения городских кварталов — Смоленск! На холмах, подступавших к городу с севера, шел бой: неровная паутина окопов искрилась выстрелами, вздымалась серо-желтыми фонтанами взрывов — все поле тонуло в пелене дыма. Над пеленой носились стаи самолетов, рвались снаряды». Бомбардировщики обошли город стороной и перед целью перестроились в боевой порядок, вытянувшись цепочкой один за другим. Немцы спохватились, когда «пешки» уже перешли в пикирование, но беспорядочная стрельба зениток уже не могла помешать атаке. Бомбы упали точно среди немецких самолетов, которые в большом количестве стояли в ангарах, на стоянках и даже на рулежных дорожках. По данным разведки, на аэродроме в результате этого налета было уничтожено и повреждено 19 бомбардировщиков люфтваффе и один ангар с боевой техникой. Разгром этого аэродрома довершили группы Ил-2 и СБ, сменившие в воздухе бомбардировщики Пе-2.

Значительная боевая нагрузка 26 и 27 июля пришлась на бомбардировщики авиакорпусов дальнего действия, которые снова действовали днем в условиях слабого прикрытия истребителями и бомбили немецкие колонны с небольших высот. За два дня они совершили 218 самолето-вылетов и понесли тяжелые потери. На свои базы не вернулись 77 самолетов ДБ-3, в том числе 36 были сбиты в течение 26 июля, а остальные — на следующий день. Основная причина — сильный огонь немецкой малокалиберной зенитной артиллерии, для подавления которой не выделялось достаточных сил.

Хотя контрудары советских войск в районах Ярцево, Белого и Рославля не достигли значительного успеха, но они несколько облегчили положение 16-й и 20-й армий, сражавшихся под Смоленском. 29 июля эти армии получили приказ об отходе и по Старой Смоленской дороге двинулись в сторону переправ через Днепр. Для тяжелой техники предназначалась переправа у села Соловьева, и над ней ежедневно шли воздушные бои. Район Ярцева и Соловьевой переправы находился в сфере действий 401-го ИАП, пилоты которого в светлое время суток почти постоянно находились в воздухе. Отдыхали они в кабинах своих истребителей только во время заправки и пополнения боеприпасов. Некоторые из них в изнеможении засыпали, и, чтобы быстро привести их в чувство перед боевым вылетом, врач обходил стоянки самолетов с ватой, смоченной нашатырным спиртом. В один из таких дней звено МиГ-3 в составе командира 401-го полка Коккинаки, комиссара Погребняка и ст. лейтенанта Кубышкина разогнало большую группу «юнкерсов», заставив их сбросить бомбы, не доходя до цели. В очередном вылете Коккинаки действовал вместе с летчиками Ященко и Барышниковым, и после тяжелого боя самолеты Коккинаки и Ященко оказались подбиты, а Барышников погиб. На следующий день летчики-испытатели сбили один Do 17, а потом силами поредевшего полка провели бой с группой «мессершмиттов», уничтожив два истребителя. С советской стороны был сильно поврежден один МиГ-3, а пилот другого самолета получил ранение в руку. Среди испытателей отличился ст. лейтенант А Г. Кубышкин, который в июле — августе в 32 воздушных боях сбил два фашистских самолета лично и четыре — в группе.

Всего по советским данным, за период с 10 по 30 июля советские ВВС выполнили в Смоленском сражении 5200 самолето-вылетов и уничтожили до 200 немецких самолетов.

24 июля на левом крыле Западного фронта был образован Центральный фронт, в который вошли 13-я и 21 — я общевойсковые армии (с 1 августа — также 3-я армия) и 11-я и 28-я смешанные и 13-я бомбардировочная авиадивизии. ВВС Центрального фронта возглавил генерал Г.А. Ворожейкин.

К концу июля уже стало ясно, что немецкое «молниеносное» наступление на Москву полностью провалилось, так как измотанным в боях частям вермахта требовались передышка и пополнение. 30 июля мощнейшая немецкая группировка войск на центральном направлении впервые временно перешла к обороне. В начале августа 1941 года советские войска Западного, Резервного и Центрального фронтов как бы охватывали полукругом немецкую группу армий «Центр» и, чтобы перехватить инициативу в ведении боевых действий, Ставка ВГК отдала приказ разгромить передовые соединения противника в районах Ельни и Духовщины. Однако немцы первыми начали наступление 8 августа, развернув 2-ю танковую группу Гудериана и 2-ю полевую армию на юг с целью обезопасить свой правый фланг. Центральный фронт не успел отразить удар, и танки Гудериана, прорвав советскую оборону в полосе 13-й армии, за две недели продвинулись вперед на 120–140 км, выйдя на рубеж Новозыбков — Стародуб. Одновременно 2-я армия вермахта, наступавшая на гомельском направлении, поставила под угрозу окружения советскую 21-ю армию, которая вынуждена была оставить свои позиции и с боями отошла на юг. Отступили по приказу Ставки ВГК также оставшиеся 3-я и 13-я армии, и таким образом центральный фронт по существу прекратил существование. А чтобы залатать брешь между Резервным и Юго-Западным фронтами, пришлось спешно создавать новый Брянский фронт под командованием АИ. Еременко. Во главе ВВС Брянского фронта поставили генерала Ф.П. Полынина. В его распоряжение поступили 11, 60 и 61-я САД и 24-й БАП. Всего, без учета армейской авиации, ВВС Брянского фронта насчитывали 138 исправных самолетов (30 МиГ-3, 35 Як-1, 9 И-16, 9 Ил-2, 33 СБ и 22 Пе-2).

В начале августа активность действий авиации обеих сторон в прифронтовой зоне значительно снизилась из-за больших потерь. В ВВС Западного фронта, несмотря на полученное в июле пополнение приблизительно 900 машин, осталось всего около 180 самолетов. Более чем в четыре раза сократился и численный состав 2-го воздушного флота люфтваффе.

Тем не менее ночные налета люфтваффе на Москву продолжались. В августе немецкие самолеты выполнили уже 16 налетов на город и 27 — на объекты московской зоны. На этот раз крупные налеты с участием 100 и более самолетов чередовались с атаками небольших групп бомбардировщиков. Ночные воздушные бои стали еще более ожесточенными. Этому способствовал и приказ, отданный по ВВС Московского округа, который гласил: «В воздушном бою принимать все меры к уничтожению противника пулеметным и пушечным огнем, а при отказе пулеметов в воздухе, при преждевременном израсходовании патронов производить уничтожение врага тараном».

В ночь на 7 августа мл. лейтенант 177-го ИАП В.В. Талалихин, расстреляв все боеприпасы, таранил на И-16 бомбардировщик Не 111. Позднее он рассказывал:

«Зайдя со стороны луны, я стал выискивать самолеты противника и на высоте 4800 метров увидел «Хейнкель-111». Он летел надо мною и направлялся к Москве. Я зашел ему в хвост и атаковал. Мне удалось подбить правый мотор бомбардировщика. Враг резко развернулся, изменил курс и со снижением полетел обратно. Я продолжал атаки, повторил их до шести раз. При этом мой «ястребок» оставался недосягаемым для врага: меня прикрывал его же стабилизатор.

Вместе с противником я снизился до высоты примерно в 2500 метров. И тут у меня кончились боеприпасы. Можно было преследовать врага и дальше. Но что толку? Он на одном моторе мог лететь еще довольно долго, и все равно ушел бы. Осталось одно — таранить. «Если погибну, так один, — подумал я, — а фашистов в бомбардировщике четверо».

Решив винтом отрубить противнику хвост, я стал вплотную подбираться к нему. Вот нас разделяют уже каких-нибудь 9—10 метров. Я вижу бронированное брюхо вражеского самолета. В это время враг пустил очередь из пулемета. Обожгло правую руку. Сразу дал газ и уже не винтом, а всей машиной протаранил противника. Раздался страшный треск. Мой «ястребок» перевернулся вверх колесами. Надо было поскорее выбрасываться с парашютом. И только когда в стороне услышал гул от падения моего «ястребка», я раскрыл парашют. Взглянув вверх, я увидел, как все больше воспламеняется бомбардировщик, как он, наконец, взорвался и рухнул вниз… Потом я в автомобиле поехал посмотреть на сбитый бомбардировщик. Он еще горел. Кругом валялось много невоспламенившихся зажигательных бомб. В метрах ста от самолета нашли двух членов его экипажа. Двое других были найдены в лесу. Самолет рухнул с такой силой, что их выбросило далеко от него. Командир вражеской машины, по виду уже не молодой, имел Железный крест, полученный в 1939 году, и значок «За Нарвик»».

Это был первый в мире ночной таран. В дальнейшем Талалихин сбил еще четыре вражеских самолета и погиб 27 октября 1941 года в неравном воздушном бою в районе поселка Каменка.

В ночь на 10 августа такой же подвиг совершил на МиГ-3 ст. лейтенант В.А. Киселев из 34-го ИАП. Покинув поврежденную машину с парашютом, он приземлился рядом с оставшимся в живых членом экипажа противника и взял его в плен. 11 августа первый в истории авиации высотный таран выполнил командир звена 27-го ИАП лейтенант А.Н. Катрич. Примерно в 22:20 он настиг новый немецкий бомбардировщик Do 217, летевший на высоте около 8000 м, и открыл огонь. Но после нескольких очередей оружие отказало, а вражеский самолет с убитым стрелком и дымящимся мотором продолжал полет. И тогда летчик решился на крайнюю меру. «Захожу ему с левой стороны, — вспоминает А.Н. Катрич, — немного сверху. Солнце сзади — отлично виден диск вращающегося пропеллера. Прицеливаюсь на хвостовое оперение с таким расчетом, чтобы кончиком винта зацепить стабилизатор и киль. Расчет оправдался. Раздался мягкий стук, и я почувствовал «клевок» своего «МиГа» вниз. Я мгновенно убрал газ и тут же отвернул истребитель в сторону. Когда я вышел из разворота, самолет противника, перейдя в крутое планирование, быстро несся к земле…». После боя Катрич благополучно совершил посадку, а в кабине уничтоженного «Дорнье» погиб командир 165-й разведывательной группы люфтваффе.

Тактика действий бомбардировочных соединений люфтваффе при налетах на Москву была однообразной. Самолеты шли обычно потоками с одних и тех же направлений группами или поодиночке с интервалами 10–15 минут между группами и 1–2 минуты между одиночными самолетами. Высота полета была увеличена до 5000–6000 м. Головной самолет сбрасывал осветительные бомбы, а затем освещенный квадрат бомбили все остальные бомбардировщики. Но и в августе немцам не удалось добиться успехов в налетах — Москва была защищена с воздуха лучше любого европейского города. Кроме того, для введения противника в заблуждение в 200-километровой зоне от столицы СССР были построены многочисленные ложные цели: макеты складов, мостов, заводов, а также 45 ложных аэродромов, для которых изготовили 265 макетов самолетов, 90 автомашин, 30 складов ГСМ и боеприпасов. В августе из 1250 немецких бомбардировщиков, участвовавших в налетах, 66 самолетов сбили истребители ПВО, 76 — зенитчики и 3 машины столкнулись с аэростатами заграждения.

Наряду с Москвой немецкие ночные бомбардировщики бомбили и другие города, в частности крупные железнодорожные узлы Орел, Курск, Тула и др., и для их перехвата привлекались истребители также из обычных фронтовых полков. Так, в 42-м ИАП Брянского фронта для этого использовали два устаревших истребителя И-153 и И-16, поскольку довольно тяжелые МиГ-3 были сложными в управлении для молодых пилотов. Учились ночным боям уже в процессе боевых действий. Г.В. Зимин из 42-го ИАП так описывал свои ощущения от ночных вылетов:

«Боекомплект мне заряжали, как правило, патронами с трассирующими пулями. Ночью это необходимо, чтобы видеть, куда полетела выпущенная очередь. Искать бомбардировщик в темном небе очень трудно. Зная примерно курс и высоту полета, надо было занять положение несколько ниже бомбардировщика и сзади. Только при таком условии можно заметить выхлопы из патрубков двигателей. Когда это удавалось, я сближался и открывал огонь длинными очередями из всех огневых точек. Пулевые трассы хорошо были видны гитлеровским летчикам, что, кажется, производило на них сильное моральное воздействие. Это меня устраивало. Сбить ночью с первой атаки бомбардировщик в таких условиях очень трудно, а повторная атака полностью исключалась. Поэтому важно было, чтобы противник почувствовал себя неспокойно и загнать его бомбардировщики с трех тысяч метров на высоты не ниже пяти тысяч метров. А с таких высот эффективность бомбометания резко падает».

В августе из-за недостатка бомбардировщиков немцы все чаще стали привлекать для штурмовки наземных войск истребители. Увеличилось число разведывательных полетов, и советскому командованию пришлось серьезное внимание уделить маскировке военных объектов и особенно аэродромов. В этом деле обычно выручала знаменитая русская смекалка. Например, в 129-м ИАП Брянского фронта, размещенном на аэродроме Новодугино, стоянки самолетов расположили прямо в лесу, а оттуда на летное поле прорубили среди деревьев рулежные дорожки.

В свою очередь, и советские ВВС время от времени совершали рейды против аэродромов люфтваффе, и особенно часто подвергался ударам с воздуха аэродром Шаталово под Смоленском, пользующийся плохой репутацией у немецких пилотов. Там они запросто могли погибнуть или получить ранение на земле. В одном из удачных налетов на аэродром Шаталово участвовали 9 Ил-2 из 215-го ШАП, которые 13 августа под прикрытием 7 ЛаГГ-3 из 129-го ИАП сожгли на земле около 20 вражеских самолетов. Еще два немецких самолета сбили на взлете истребители ЛаГГ-3.

Удачно разместилась на аэродромах в сосновом лесу возле Андреаполя смешанная авиадивизия под командованием полковника С.И. Руденко, прибывшая 22 июля на Западный фронт с Дальнего Востока. Она состояла из 427-го СБАП и 29-го ИАП, и первое время действовала практически безнаказанно, так как немцы не ожидали появления в этом районе советских самолетов. Девятки бомбардировщиков СБ не только бомбили вражеские войска северо-восточнее Великих Лук, но нередко занимались и штурмовкой, гоняясь даже за отдельными машинами. Лишь спустя десять дней немцы обнаружили эти аэродромы и нанесли точный удар пикировщиками Ju 87 как раз в тот момент, когда три эскадрильи 427-го СБАП готовились к боевому вылету. В результате полк понес значительные потери.

В августе 427-й СБАП продолжал активную боевую деятельность. Его экипажи иногда поднимались в воздух по 2–3 раза в день. 22 августа девятка СБ под командованием майора Лаврова удачно бомбила немецкий аэродром в Демидове, где находилось до сотни самолетов люфтваффе. В качестве истребителей сопровождения использовались 4 И-16 и 2 МиГ -3 из 29-го ИАП. Немецкие истребители подняться не успели, и поэтому потери составили всего два подбитых зенитным огнем СБ, совершивших на обратном пути вынужденные посадки. Однако в следующем налете на этот аэродром 427-й полк лишился четырех самолетов, сбитых Bf 109. Два экипажа пропали без вести, а два вернулись в свою часть через две недели. По данным разведки, на аэродроме в Демидово было уничтожено на земле 17 немецких самолетов.

Один из самых тяжелых боевых вылетов бомбардировщиков 427-го авиаполка состоялся 23 августа, когда немцы силами 40-го моторизованного корпуса перешли в наступление на Великие Луки. В этот дождливый день нижняя кромка облаков располагалась всего лишь в 200 м от земли, и поэтому восьмерка СБ полетела без прикрытия. Немецкие войска были обнаружены в лесу около Великих Лук — он весь был забит боевой техникой. Бомбардировщики немедленно перешли в атаку, сбрасывая с небольшой высоты обычные и кассетные бомбы.

«Фашисты открыли ураганный огонь из всех видов оружия, — вспоминал командир звена СБ Шалва Кирия, — даже минометы стреляли по нам. Трудно передать это страшное зрелище. Высоко взметнувшийся огонь, дым, пыль; горело все на земле и в воздухе. С первого же захода пошел вниз самолет нашего ведущего — боевого друга и командира Ф. Лаврова. Я отчетливо видел, как объятая пламенем машина врезалась в скопление танков. Вместе с командиром погибли штурман эскадрильи Ю. Гуляев и стрелок-радист. Я, сбросив бомбы на голову врага, рванул штурвал на себя, вошел в тучи, взял курс на северо-восток… Еле дотянул до точки, с трудом приземлился; увидел еще один самолет, идущий на посадку. Я считал, что остальные уже на месте, но оказалось, что из восьми экипажей вернулись только три. Пять экипажей погибло — пятнадцать человек Вечером, на ужине, как это велось, наш коллектив отмечал большой траур. Столы были накрыты на весь летный состав. На столе на местах погибших товарищей стояло по 100 граммов водки и ужин. Каждый летчик, штурман, стрелок-радист подходил со своим стаканом с водкой и с веточкой полевых цветов к столу погибших товарищей, чокался и клал цветы на стол».

26 августа немецкие войска прорвали советскую оборону севернее Великих Лук и двинулись в направлении на Осташково. К этому времени в 427-м СБАП осталось всего четыре исправных СБ. 28 августа они нанесли под прикрытием четырех истребителей И-16 и И-153 бомбовый удар по железнодорожной станции Торопец и обратно уже не вернулись. 12 «мессершмиттов» перехватили советскую группу, связали боем истребители и сбили все бомбардировщики.

После двух месяцев боевых действий существенно улучшилось планирование операций советских ВВС, а также управление военными соединениями. Планы боевых действий фронтовой авиации теперь составлялись на 2–3 дня и включали в себя как оборонительные, так и наступательные задачи. Глубокое базирование аэродромов относительно линии фронта (базы истребителей располагались теперь в 40–50 км от фронта, а базы бомбардировщиков еще дальше), а также большая сеть запасных аэродромов способствовали уменьшению потерь от воздушных налетов врага. Кроме того, строились и ложные аэродромы с макетами самолетов.

Все большее значение командование Красной армии стало уделять массированному применению ВВС. Благодаря этому временами удавалось достигнуть локального господства в воздухе. Например, в период с 29 августа по 4 сентября 1941 года для разгрома 2-й танковой группы Гудериана, вышедшей на рубеж Почеп, Стародуб, Шостка и срыва ее дальнейшего наступления на Брянск, были привлечены объединенные силы авиации сразу трех смежных фронтов. Эти силы включали в себя 95 самолетов из состава ВВС Брянского фронта, 120 — из ВВС Фронта резервных армий, 54 — из ВВС бывшего Центрального фронта, а также 100 бомбардировщиков из состава авиации ДБА и 95 самолетов из 1-й резервной группы. Резервные группы были созданы соответствующим распоряжением НКО от 21 июля, находились в непосредственном подчинении Ставки ВГК и предназначались для использования в самостоятельных целях, либо для усиления фронтовой авиации. Обычно в резервную группу входили 4–5 полков различных родов ВВС. До начала сражения под Москвой были созданы 6 таких резервных групп смешанного состава. Всего для проведения одной из самых крупных советских воздушных операций начального периода Великой Отечественной войны было выделено 230 бомбардировщиков, 55 штурмовиков и 179 истребителей.

Большие надежды возлагал на эту операцию и лично И.В. Сталин, который 27 августа написал в соответствующей директиве: «Чтобы не дать противнику передышки и вообще опомниться, надо бить противника непрерывно, волна за волной, весь день с утра и до темноты».

Воздушным атакам подверглись не только моторизованные колонны противника, но и аэродромы базирования люфтваффе. Численный перевес в воздухе создавался также за счет увеличения количества самолето-вылетов советской авиации и применения аэродромов «подскока». Экипажам ТБ-3 планировалось по 2 вылета в ночь, экипажам СБ, Пе-2 и Ил-2 — по 3–4 вылета в день, а на истребители возлагалась предельная нагрузка — 6–7 вылетов в день. «Все летчики поднимались в воздух столько раз, сколько было нужно, — вспоминал НА. Козлов, сражавшийся на Брянском фронте на ЛаГГ-3 в составе 162-го ИАП. — Мы часто даже принимали пищу, не вылезая из кабины самолета. Иногда от перенапряжения шла из носа кровь».

В ночь на 30 августа первыми приступили к выполнению боевой задачи 23 бомбардировщика ТБ-3, а с рассвета и до полудня в боях приняли участие уже 320 советских самолетов. Вторая волна из 70 машин атаковала немецкие войска приблизительно в 14 часов, третья (140 самолетов) — в 16 часов, а следующая, четвертая волна, совершила налет уже ближе к вечеру. В промежутках противнику не давали покоя отдельные группы штурмовиков и бомбардировщиков. Всего в течение операции советские ВВС выполнили более 4000 самолето-вылетов и уничтожили, по советским данным, около 100 танков, более 800 автомобилей, 180–290 повозок, 20 бронемашин и значительное число живой силы врага. В воздушных боях было сбито 55 немецких самолетов при собственных потерях 42.

Возросла эффективность советских истребителей, пилоты которых уже приобрели немалый боевой опыт. Так, НА. Козлов отмечал: «Постепенно у нас вырабатывалась своя тактика. Прикрывая наземные войска, мы находились не над своими войсками, а над противником. Делалось это по двум причинам. Во-первых, мы лишали гитлеровцев возможности, уходя от нас, сбросить бомбовый груз на позиции наших войск. Во-вторых, если вражеская авиация на поле боя отсутствовала или была изгнана, мы перед окончанием патрулирования производили штурмовые атаки по наземным войскам противника, стараясь поразить хорошо видимые с воздуха его артиллерийские и минометные батареи. Мы оставляли на обратный путь лишь десятка полтора патронов. Авиационные бомбы сбрасывали на вражеские позиции сразу же, как только прилетали в район патрулирования. Затем уже приступали к выполнению главной задачи — прикрывали свои войска. Убедившись, что подходит смена, мы пикировали на позиции противника и затем на малой высоте уходили на свой аэродром».

Все чаще стало доставаться в воздушных схватках «экспертам» люфтваффе. 25 августа в бою над Ельней погиб командир группы I/JG 51 гауптман Герман Йоппиен, четвертый на этот момент по результативности немецкий пилот, имевший на счету 70 воздушных побед. Через несколько дней его результат превзошел командир эскадрильи 12./JG 51 Гейнц Бэр, записавший на свой счет 80 сбитых самолетов. Но и ему вскоре не повезло. 31 августа, во время прикрытия с воздуха танков Гудериана, его «мессершмитт» был подбит и совершил вынужденную посадку на советской территории. Бэр получил травму позвоночника, но тем не менее сумел перебраться через линию фронта, после чего на пару месяцев отправился в госпиталь.

Хотя советские летчики приложили немало усилий для разгрома врага, в целом операция против 2-й танковой группы Гудериана не принесла ожидаемых результатов, в основном из-за плохой организации контрударов советских войск и отсутствия необходимого количества артиллерии и танков. 24-й немецкий танковый корпус лишь ненадолго приостановил наступление, но уже в первых числах сентября двинулся вперед, форсировал Десну и двинулся в южном направлении, развивая удар во фланг и тыл Юго-Западному фронту. С востока, со стороны Брянского фронта, его прикрыли 47-й моторизованный и 12-й армейский корпуса вермахта. В дальнейшем это имело фатальные последствия для пяти советских армий, сражающихся восточнее Киева.

В сентябре из-за значительных потерь и необходимости поддержки сухопутных сил вермахта немцы уменьшили число воздушных налетов на Москву. Особенно сильно оказались потрепанными эскадры KG 53 и KG 55, и их пришлось отводить в тыл на переформирование. Взамен из Западной Европы прибыли четыре свежие группы бомбардировщиков, включенные в состав 2-го воздушного флота. Ночные воздушные атаки стали проводиться одиночными самолетами и мелкими группами, следующими к городу с разных направлений и на разных высотах в течение нескольких часов с интервалом 2–3 мин. Такие налеты носили беспокоящий характер и имели целью измотать подразделения ПВО, нарушить работу транспорта и заводов, а также оказать негативное моральное воздействие на московское население. Всего в течение сентября было выполнено 11 налетов на Москву, но к городу прорвался только 51 самолет (2,5 % от общего количества 1998 самолето-пролетов в границах 1-го корпуса ПВО).

Летние сражения под Смоленском принесли фашистам значительные потери, и, казалось, их наступление на Москву было сорвано. Однако крупное поражение советских войск Юго-Западного фронта под Киевом вселило в гитлеровское командование новые надежды закончить войну к концу года, поскольку высвободились дополнительные силы для действий на главном направлении. Поэтому уже 6 сентября была подписана директива немецкого генерального штаба, в которой говорилось о созданных предпосылках для решающего наступления на Москву. Эта директива № 35 предлагала ударами трех мощнейших немецких войсковых группировок из района Духовщины, Рославля и Шостки расчленить войска Западного, Резервного и Брянского фронтов, окружить их в районах Вязьмы и Брянска и затем уничтожить, не допустив их отступления к Москве. На следующем этапе танковые и моторизованные соединения вермахта должны были охватить столицу СССР с севера и юга, а пехотные соединения — развернуть фронтальное наступление на Москву с запада. 19 сентября операции присвоили кодовое наименование «Тайфун». Командующий группой армий «Центр» Федор фон Бок записал в своем дневнике: «Согласно директиве фюрера наконец исполняется мое давнее желание: начать наступление против главных русских сил. Только бы удержалась погода, ибо раньше конца сентября нельзя подтянуть необходимые подкрепления!»

За счет перегруппировки войск, с других направлений группе армий «Центр» были переданы: с северо-западного направления — 4-я танковая группа (четыре танковые и две моторизованные дивизии) и VIII воздушный корпус; из группы армий «Юг» — две танковые и две моторизованные дивизии; из резерва генерального штаба — два танковых соединения. Сильно возросло количество боевых самолетов в составе 2-го воздушного флота. Если в начале сентября их было около 350, то через месяц, по данным западногерманского историка К. Рейнгардга, стало 1390. Из числа подразделений люфтваффе для участия в наступлении привлекли 14 2/3 группы горизонтальных бомбардировщиков (из состава KG 2, 3, 26, 28, 53, 54, 76), 9 1/3 группы пикирующих бомбардировщиков (из StG 2, 1,77), 8 1/3 группы одномоторных истребителей (4 группы JG 51, 2 группы JG 27 плюс испанская эскадрилья, по 1 группе из JG 3 и JG 53), 1 группу двухмоторных истребителей из ZG 26, а также 4 эскадрильи дальних и 2 эскадрильи ближних разведывательных самолетов.

Противостоящие немцам советские вооруженные силы под Москвой включали в себя авиацию трех фронтов с учетом резервных групп, соединения дальних бомбардировщиков и б-й авиационный корпус ПВО.

ВВС Западного фронта состояли 1 октября из 5 авиационных дивизий (23,31,43,46 и 47-й), имевших в целом 2 авиаполка тяжелых бомбардировщиков ТБ-3, 4 обычных бомбардировочных полка, 2 штурмовых и 8 истребительных авиаполков. Всего в ВВС ЗФ насчитывалось 252 самолета, в том числе 206 — исправных. Таким образом, в каждой дивизии оставалось по 30–60 самолетов, а во многих авиационных полках — по 6—10 боевых машин.

В ВВС Резервного фронта имелись 10,12 и 38-я авиационные дивизии (3 бомбардировочных, 1 штурмовой и 7 истребительных полков), располагавшие всего 65 исправными самолетами.

ВВС Брянского фронта (11, 60 и 61-я авиадивизии и 24-й отдельный БАП) состояли из 5 бомбардировочных, 2 штурмовых и 3 истребительных полков и имели в наличии 102 исправных самолета.

Кроме ВВС трех фронтов, к боям на центральном направлении привлекались также 5 авиадивизий ДБА (40, 42, 50, 51 и 52-я), включающих в себя около 300 самолетов ДБ—3 и ТБ—3, и 6-й истребительный корпус ПВО.

Операция «Тайфун» началась 30 сентября ударом 2-й танковой группы Гудериана из района Шостка — Глухов по войскам левого крыла Брянского фронта. 2 октября перешли в наступление основные силы немецкой группы армий «Центр» (4-я и 9-я полевые армии и приданные им 3-я и 4-я танковые группы) из районов Духовщины и Рославля против войск Западного и Резервного фронтов. Советская линия обороны была прорвана в нескольких местах. 3 октября немцы захватили Орел, 6 ноября — Брянск и Карачев, а 7 октября сомкнули кольцо вокруг Вязьмы, и в окружение попали 16, 19, 20, 24 и 32-я советские армии.

В первые дни сражения за Москву крупные схватки в воздухе происходили относительно редко, так как обе стороны накапливали силы и вели разведку позиций противника. Немцы спешно перебрасывали свои истребительные части на передовые аэродромы, захваченные сухопутными войсками вермахта. Их снабжение в целях экономии времени осуществлялось в основном по воздуху. Советское командование тоже занималось усилением своих фронтовых ВВС. Так, для действий против 2-й танковой группы Гудериана на мценский аэродромный узел перебазировались пять истребительных полков, образовавших б-ю резервную группу. Транспортные самолеты и часть сил дальнебомбардировочной авиации были привлечены для перевозки в район Мценска солдат будущего 1-го стрелкового корпуса и различного военного снаряжения. За три дня они перевезли около 5500 солдат и почти 13 т боеприпасов.

С другой стороны, деятельность советских фронтовых ВВС существенно осложнил быстрый отход войск Красной армии, вынуждавший авиационные части к постоянной смене аэродромов. Особенно это касалось Брянского фронта, для поддержки которого выделили все пять авиадивизий ДБА. Дальние бомбардировщики совершали как ночные, так и дневные боевые вылеты. Уже 1 октября они бомбили узловые железнодорожные станции противника и механизированные колонны группы Гудериана на дороге Севск— Орел. В этот день активизировались и немецкие пикирующие бомбардировщики II авиационного корпуса генерала Лоерцера, не летавшие 30-го сентября из-за плохой погоды. Одним из главных их достижений стало нарушение связи между Генеральным штабом Красной армии и штабами 3-й и 13-й армий Брянского фронта. Для этого бомбардировщики наносили удары в первую очередь по командным пунктам и использовали для разрушения хорошо укрепленных блиндажей бомбы весом до 1 000 кг. 2 октября включился в боевые действия и VIII немецкийавиакорпус, поддерживающий наступление 3-й танковой группы Гота. С советской стороны для штурмового удара по соединениям Гота, двигавшимся в направлении города Белый, была собрана сводная группа МВО из 40 двухмоторных истребителей Пе-3 из 95-го ИАП и 60 МиГ-3, И-16 и И-153 из состава 27-го и 120-го полков. Район атаки находился за пределами радиуса действий одномоторных самолетов, и поэтому пришлось использовать аэродром «подскока» неподалеку от Ржева, где истребители дозаправили и подвесили к ним бомбы и «эрэсы». Налет советских истребителей продолжался около 30 минут, пока летчики не расстреляли все патроны, и оказался неожиданным для немцев. Согласно докладам на земле были уничтожены 40 автомобилей с грузами и несколько десятков единиц орудий и бронетехники. В воздушных боях были сбиты три Bf 109 — асы люфтваффе не особенно рвались ввязываться в сражение при таком численном превосходстве противника.

В начале октября по инициативе командующего московским военным округом полковника Н/А. Сбытова существенно изменились методы ведения воздушной разведки западнее Москвы. «Анализируя полеты разведчиков противника за несколько дней августа, — вспоминал Сбытов, — мы установили, что они систематически производят фотографирование дорог, проходящих через Волоколамск, Можайск и Малоярославец на Москву. Никаких сомнений не было: враг готовится к операциям в этих направлениях. Доложили об этом командованию войсками округа. Сделав вывод о близкой опасности, решили организовать воздушное наблюдение за дорогами к западу от столицы. На каждую из магистралей, по которым враг мог выдвинуться к Москве, мы назначили по истребительному авиационному полку, который и вел непрерывную разведку вдоль закрепленной за ним дороги. Командование полков каждые два часа докладывало данные разведки в штаб ВВС округа. Здесь они быстро обобщались и перепроверялись начальником штаба полковником Н.В. Вороновым, а затем докладывались дежурному Генерального штаба и командованию войсками округа. Командиры полков, в свою очередь, закрепили за отдельными участками дорог эскадрильи, так что у каждого подразделения была «своя» дорога».

Эффективность воздушной разведки резко повысилась, и у бомбардировщиков и штурмовиков недостатка в целях не ощущалось. Гейнц Гудериан так вспоминал об интенсивности советских бомбардировок 5 октября: «В этот день я получил довольно внушительное представление об активности русской авиации. Сразу же после моего приземления на аэродроме в Севске произошел налет русской авиации на этот аэродром, где находилось до 20 немецких истребителей. Затем авиация противника бомбила штаб корпуса, в результате чего в комнате, где мы находились, вылетели оконные стекла. Затем я направился к дороге, по которой продвигалась 3-я танковая дивизия. Здесь мы также подверглись неоднократной бомбежке со стороны русских бомбардировщиков, которые летали группами в 3–6 самолетов на большой высоте и причиняли поэтому незначительный урон. На 6 октября воздушный флот обещал нам усилить прикрытие истребителями, и поэтому можно было рассчитывать на улучшение положения».

Точность попаданий советских дальних бомбардировщиков действительно оставляла желать лучшего, и гораздо эффективнее по движущимся целям действовали штурмовики Ил-2, которых катастрофически не хватало на фронте. Многие поврежденные штурмовики простаивали на аэродромах из-за отсутствия запасных частей, поставлявшихся в явно недостаточном количестве. С перебоями доставлялись также бомбы и другие боеприпасы.

5 октября в ясный солнечный день воздушная разведка обнаружила продвижение 4-й немецкой танковой группы к Юхнову. Длинную колонну танков и мотопехоты, растянувшуюся на 25 км на шоссе Спас — Демьянск — Юхнов, первыми заметили летчики 120-го ИАП и немедленно доложили об этом командованию, не поверившему вначале, что немцы прорвали фронт уже на глубину до 120 км. Для проверки сведений командующий ВВС МВО отправил опытный экипаж на Пе-2, который подтвердил, что немцы находятся уже в 200 км от Москвы. Гитлеровцы стремились отрезать советскую группировку войск в районе Вязьмы и одновременно нанести неожиданный удар в направлении столицы СССР. Сложилась критическая ситуация, поскольку на их пути к Москве никаких крупных воинских соединений уже не было. Под Юхновым оборону держали всего два батальона, прикрывавших эвакуацию имущества и населения. Вскоре остатки этих подразделений отошли, взорвав мост через Угру.

Ставка ВГК также восприняла данные воздушной разведки с недоверием, и даже возникло подозрение о роспуске провокационных слухов. Из-за этого в течение 5 октября никаких мер для задержки немецкого наступления принято не было, и лишь утром на следующий день, когда немцы уже заняли Юхнов, им навстречу стали спешно выдвигаться бойцы вспомогательных частей и курсанты военных училищ. Они должны были выиграть время, пока на рубеже Волоколамск — Можайск — Малоярославец — Калуга срочно создавалась новая линия обороны.

В утренние часы 6 октября погода была нелетной из-за плотного тумана над землей, когда поступил приказ о нанесении воздушных ударов по прорвавшимся к Юхнову войскам противника. Скоростные боевые самолеты не могли действовать в таких условиях, поэтому поступило предложение использовать вначале для налетов легкомоторную авиацию. В составе ВВС МВО к этому времени имелся 606-й бомбардировочный авиаполк под командованием полковника Н.С. Виноградова, сформированный на базе Ярославской школы стрелков-бомбардиров и оснащенный 27 самолетами Р-5 и 10 Р-зет. Кроме того, из Егорьевского военного училища была заимствована эскадрилья устаревших истребителей И-15бис, а для ночных бомбардировок создана особая эскадрилья на У-2 под командованием капитана М.С. Кошелева.

С раннего утра вступили в боевые действия летчики 606-го БАП, проявившие незаурядное мужество, атакуя цели с предельно малых высот под сильным обстрелом немецкой зенитной артиллерии. Звено Р-5 во главе со ст. лейтенантом А.Н. Крайновым вновь разрушило точными попаданиями бомб восстановленный немцами мост через Угру. 7 октября отличился мл. лейтенант И.С. Денисов, который после обстрела вражеских колонн под Юхновым неожиданно встретил на обратном пути немецкий разведчик-коррекгировщик Хеншель Hs 126. Так как все боеприпасы уже были израсходованы, он уничтожил на Р-5 вражеский самолет таранным ударом. В ночных бомбардировках хорошо проявили себя бывшие учебные бипланы У-2, летавшие с аэродрома, расположенного всего лишь в 15 км от линии фронта. За неделю они сбросили на врага 12 т бомб без всяких потерь со своей стороны.

Как только погода наладилась, к боевой деятельности на юхновском направлении приступила вся 77-я авиационная дивизия полковника И.Д. Антошкина. Штаб соединения для удобства управления частями перебрался в район Подольска. Для нанесения ударов по немецким колоннам были привлечены 321-й ББАП, оснащенный бомбардировщиками Пе-2,173-й СБАП (СБ), 502-й ШАП (Ил-2) и 120-й ИАП (И-153 и МиГ-3). Кроме того, в боях в районе Юхнова приняли участие также истребители 6-го авиакорпуса ПВО. Постоянные воздушные налеты существенно замедлили продвижение гитлеровских войск, так как дороги время от времени загромождались сгоревшей и поврежденной боевой техникой и трупами немецких солдат. Один только 120-й ИАП в течение 6 октября совершил 44 самолето-вылета на штурмовку наземных целей. 7 октября бомбардировщики Пе-2 из 321-го ББАП уничтожили крупное бензохранилище в районе Глагольня, Жуковка, в результате чего немецкие танки и машины остались без горючего.

Воздушное прикрытие с воздуха 4-й танковой группы вермахта обеспечивала 51-я истребительная эскадра люфтваффе, и несколько ее эскадрилий срочно перебазировались на захваченный полевой аэродром около Юхнова. Однако немецкие самолеты на земле быстро обнаружили летчики 120-го ИАП, и на рассвете следующего дня 1-я эскадрилья полка во главе с командиром полка майором А.С. Писанко нанесла неожиданный удар по немецкому аэродрому. Пара «мессершмиттов» была уничтожена прямо на взлете, а затем ставшие в круг советские истребители принялись методично расстреливать самолеты на стоянках. Потери в этом налете составили две «чайки», сбитые зенитным огнем. Следом за 120-м ИАП штурмовку этого аэродрома предпринял 562-й ИАП 6-го авиакорпуса, пилоты которого уже при подлете к цели отметили 15 горящих на земле немецких истребителей. Всего, по советским данным, на вражеских аэродромах в районе Юхнова, Глагольни и Медыни были выведены из строя 102 самолета люфтваффе, что позволило на неделю захватить локальное воздушное господство на этом направлении.

На Брянском фронте очень удачным оказался налет 7 октября на аэродром в Орле, где немцы сосредоточили большое количество бомбардировщиков. Причем из-за плохой погоды предварительная воздушная разведка аэродрома не производилась, и в этом был своеобразный плюс, поскольку немецкая система ПВО не была вовремя приведена в боевую готовность. Удар наносился силами всего 6 Ил-2, оставшихся в исправном состоянии в 74-м ШАП, и 12 истребителей МиГ-3, представлявших собой всю боевую технику 42-го ИАП. В воспоминаниях Г.В. Зимина этот налет описан следующим образом:

«Видимость плохая. Земля просматривается только под собой. По мере приближения к Орлу погода улучшается. На подходе к орловскому аэродрому высота облачности около 500 метров, видим — до четырех километров. На душе стало спокойней: выйдем точно на цель. Вот, наконец аэродром. Смотрю и глазам не верю: самолеты в три ряда по кругу! Стоят — крыло в крыло. В большинстве бомбардировщики. Нас не ждут, все спокойно, выстроились как на параде… В северной части аэродрома вижу 20–25 истребителей. Всего более 200 самолетов. Четыре Bf 109 начинают взлет. Поздновато! Звеном немедленно атакуем их, и я сбиваю ведущего. Легчаков поджег еще одного. Звено Морозова атакует следом за нами и вгоняет в землю двух остальных. Больше желающих взлететь, кажется, не видно.

Легким покачиванием с крыла на крыло подаю сигнал «внимание» и начинаю пикировать на северо-западную часть аэродрома, где стоят бомбардировщики. Штурмовики перестраиваются в растянутый правый пеленг, становятся в левый круг. На первом заходе каждый с индивидуальным прицеливанием сбрасывает бомбы, на втором заходе «илы» пускают «эрэсы», после чего методично начинают уничтожать самолеты пушечным огнем. Открывают огонь точки МЗА, но мы быстро их подавляем.

Штурмовики делают заход за заходом. Я осматриваюсь и вижу, что с юга к аэродрому подходит колонна транспортных самолетов Ju 52. Насчитываю пять штук. «Юнкерсы» уже находятся на высоте, не превышающей 200 метров. Явно заходят на посадку.

Даю команду своим летчикам, и мы атакуем эту группу с предельно малых дистанций. Каждый летчик звена выбирает себе «своего», и каждый из нас сбивает по одному самолету. Еще два Ju 52 поражают огнем летчики звена Морозова.

Штурмовики образовали левый круг над аэродромом на высоте метров 150–200. Каждый летчик Ил-2 сам выбирает себе цель. Звено Морозова — тоже в левом развороте — ходит по кругу над штурмовиками метров на 100–150 выше. Мое звено под самой кромкой облаков — метров 500 — в правом кругу: мы ходим над аэродромом в обратном направлении и хорошо просматриваем весь боевой порядок. Картина на аэродроме — впечатляющая. Горят и взрываются самолеты, огонь полыхает повсюду. Никогда не думал, что такими небольшими силами можно так эффективно поработать. Начинает мешать черный дым: он обволакивает аэродром со всех сторон».

По данным советской разведки, в результате налета на орловский аэродром были уничтожены и повреждены на земле 70 самолетов люфтваффе и подтверждены все девять немецких машин, сбитых в воздухе. Такой успех воодушевил советское командование, которое вопреки здравому смыслу приказало произвести повторный налет на аэродром. Но на этот раз немцы были готовы к отражению атаки. В завязавшемся воздушном бою на подходе к аэродрому штурмовики были рассеяны, а из числа истребителей три самолета получили тяжелые повреждения и совершили вынужденные посадки.

К 10 октября усилилась авиация Западного фронта, в состав которой включили 1, 34 и 459-й бомбардировочные авиаполки (по 20 самолетов СБ) и 39-ю эскадрилью (14 ТБ-3), заимствованные из ВВС Среднеазиатского военного округа. Для поддержки наземных войск на можайском направлении из авиационных частей Московского военного округа была создана особая группа под командованием полковника НА. Сбытова. В нее вошли 41, 120, 172-й истребительные авиаполки, 65-й и 502-й ШАП, 173-й СБАП и отдельная эскадрилья У-2. За восемь дней экипажи группы выполнили 508 самолето-вылетов на штурмовку наземных целей, а также разбомбили переправы у Калуги, задержав продвижение фантастов на Калугу и Медынь. Потери они несли в основном от зенитного огня, но и эти потери были немалые. Например, только 120-й ИАП лишился в течение недели 8 самолетов.

10 октября выпал первый снег, который вскоре растаял, а затем начался период дождей, значительно снизивший активность авиации обеих сторон. Особенно это касалось люфтваффе, поскольку немецкие летчики были плохо подготовлены к боевым действиям в таких условиях. Грунтовые аэродромы развезло, и взлет с них стал представлять проблему, в первую очередь для истребителей Bf 109, имеющих узкую колею шасси. Хотя немцы постоянно укрепляли и расчищали взлетно-посадочные полосы аэродромов, количество самолето-вылетов JG 51 резко упало и в середине октября составляло лишь около 50 в день. В некоторые дни самолеты вообще не летали из-за плохой погоды, и все это неизбежно сказывалось на темпах немецкого наступления. Тем не менее 14 октября фашисты захватили Калинин, а на центральном направлении рвались к Волоколамску.

Для уничтожения переправ через реку Волга в районе Калинина 15 октября впервые использовались бомбардировщики ТБ-3, переоборудованные в самолеты-снаряды. Они управлялись по радио с помощью системы ТМС (телемеханического самолета), включающей в себя радиоприемники, размещенные в пилотских кабинах ТБ-3 и сблокированные с системой рулевого управления. Все остальное оборудование тяжелых самолетов было демонтировано, чтобы максимально заполнить свободное пространство взрывчаткой. Радиопередатчики устанавливались на ведущих СБ и Ил-4 и позволяли управлять летающими бомбами с расстояния от 50 м до 30 км. Обычно самолеты сопровождения располагались впереди или сзади ТБ-3 с небольшим превышением и на дистанции 150–200 м. Первая попытка применения радиоуправляемых ТБ-3 оказалась удачной, и поэтому через несколько дней подобный воздушный налет был произведен на немецкий склад боеприпасов, расположенный между Вязьмой и Ярцевым. На этот раз точного попадания в цель достигнуть не удалось из-за облачности и плохой видимости.

17 октября для защиты Москвы с северо-запада из войск правого крыла Западного фронта (22, 29, 30 и 31-й армий) был образован Калининский фронт под командованием И.С. Конева. Он угрожал флангу немецкой группы армий «Центр», в результате чего гитлеровское руководство вынуждено было развернуть против него значительные силы, ослабив тем самым наступавшую на столицу основную группировку. ВВС Калининского фронта возглавил генерал-майор Н.К. Трифонов, в распоряжение которого передали 10-й ИАП (17 истребителей МиГ-3), 193-й ИАП (19 ЛаГГ-3) и 132-й ББАП (13 бомбардировщиков Пе-2). К боевым действиям вышеперечисленные полки приступили 27 октября, оттянув на себя около сотни самолетов люфтваффе.

В середине октября немцам удалось, наконец, разгромить окруженные под Вязьмой советские войска, и для наступления на Москву высвободились целых 28 дивизий — главные силы группы армий «Центр». 18 октября после четырехдневных ожесточенных боев пал Можайск, а 23 октября фашисты возобновили наступление на волоколамском направлении. Воспользовавшись временным улучшением погоды, самолеты 2-го воздушного флота люфтваффе почти постоянно находились над полем боя. Прорвав фронт на участке 16-й армии, немецкие войска 27 октября захватили Волоколамск, а в полосе Брянского фронта танки Гудериана 29 октября вышли к Туле. Однако попытка с ходу взять Тулу провалилась, и последующий штурм города также не увенчался успехом. Выигранное ценой больших потерь время позволило советскому командованию организовать эффективную оборону на подступах к Москве, а изрядно поредевшие соединения вермахта и люфтваффе, требование отдыха и пополнения, быстро теряли свой наступательный потенциал.

В октябре значительно возросло количество воздушных налетов на Москву. Причем из-за перебазирования истребительных частей люфтваффе на аэродромы Ржева, Клина, Сещи и Калинина немецкие бомбардировщики получили возможность действовать и днем под прикрытием истребителей. Для подавления советской зенитной артиллерии и блокирования аэродромов ПВО были выделены специальные группы самолетов люфтваффе. Как правило, в налетах на столицу участвовали группы численностью от 10 до 100 самолетов. Всего в течение месяца немцы совершили 31 налет на Москву, в том числе 18 ночью и 13 днем. Особенно усилилась активность налетов в конце октября. Например, 28 октября в Москве шесть раз объявлялась воздушная тревога. 29 октября около 100 немецких бомбардировщиков попытались атаковать столицу СССР в сумерках, но получили жесточайший отпор. В воздушных боях и зенитной артиллерией были уничтожены 44 вражеских самолета, и это были самые большие дневные потери гитлеровцев за все время их налетов на Москву. Следует отметить, что отражать воздушные атаки врага на город в октябре было гораздо сложнее, чем раньше, так как истребители 6-го авиакорпуса ПВО постоянно привлекались для действий в интересах фронтов. Кроме того, по приказу Ставки ВГК, на борьбу с наземным противником перенацелили почти 50 % батарей зенитной артиллерии. Всего в налетах на Москву в октябре принимали участие 2018 немецких самолетов, из которых к городу прорвались 72. На свои базы не вернулись 278 самолетов люфтваффе, ставших жертвами советских истребителей и зенитных орудий.

В целом октябрьские воздушные сражения под Москвой стоили немцам немалой крови. Хотя геббельсовская пропаганда постоянно твердила о том, что «русские бросают в бой свои последние резервы», общая численность советских ВВС с учетом постоянных пополнений оставалась фактически на прежнем уровне, а вот число немецких самолетов неуклонно сокращалось, так как авиационная промышленность Германии уже не успевала восполнять тяжелые потери на фронтах. Советские же заводы, эвакуированные в тыл, в кратчайшие сроки наладили производство в три смены и к этому времени стали поставлять на фронт современные истребители, бомбардировщики и штурмовики. В итоге вместо устаревших самолетов немецким летчикам все чаще приходилось встречаться в боях с новыми «мигами», «яками» и «лаггами». Улучшилась тактика действий советских ВВС, и потери с обеих сторон практически сравнялись. Важнейшим новшеством было использование в качестве основной тактической единицы истребителей пары самолетов вместо звена из трех машин. На московском направлении это произошло сравнительно поздно, вероятно, из-за недостаточной компетентности главкома ВВС П.Ф. Жигарева, особенно не вникавшего в вопросы тактики. В начале 1942 года он был снят с должности и назначен командующим ВВС Дальневосточного военного округа. На посту главкома его заменил генерал А.А. Новиков. Советские бомбардировщики теперь летали с обязательным истребительным сопровождением, а для штурмовки наземных целей с сильным зенитным прикрытием использовались комбинированные группы, состоявшие из штурмовиков Ил-2, новых скоростных и прежних устаревших, но маневренных истребителей. Для ночных беспокоящих бомбардировок все шире применялись легкие бипланы У-2 (По-2), оснащенные четырьмя балочными держателями для подвески 25-кг бомб. В кабине штурмана обычно располагались дополнительные мелкие бомбы и гранаты, сбрасываемые вручную. В частях 31-й САД по инициативе инженерно-технического состава к некоторым самолетам У-2 приспособили бомбовые кассеты со штурмовиков Ил-2, закрепив их на стойках шасси. Постоянно стали практиковаться налеты на вражеские аэродромы, причем они совершались как днем, так и ночью. Предварительно выполнялась аэрофотосъемка вражеских аэродромных узлов. Например, 11–18 октября 1941 года по приказу Ставки ВГК проводилась широкомасштабная операция против авиабаз люфтваффе, для выполнения которой привлекались авиация Западного, Брянского, Юго-Западного и Северо-Западного фронтов, а также самолеты ДБА. По советским данным, только в течение 11 и 12 октября и в ночь на 13 октября на аэродромах Витебск, Смоленск, Орша, Сиверская и др. были уничтожены 166 немецких самолетов.

В октябре 51-я истребительная эскадра люфтваффе совершила 2900 самолето-вылетов и заявила 289 воздушных побед. Однако для так называемых «экспертов» эскадры этот месяц был поистине неудачным, поскольку лучшие из них не вернулись из боевых вылетов. Так, 3 октября погиб под Ельней самый результативный в то время немецкий ас фронта Генрих Хоффман из 12./JG 51, имевший на счету 63 воздушные победы. Наиболее сильно оказалась потрепана эскадрилья 7./JG 51. Из ее состава 13 октября был сбит в районе Медыни штурмовиком Ил-2 лейтенант Йоахим Хакер (32 победы), наиболее удачный летчик подразделения. Его Bf 109 потерял плоскость крыла и через мгновение превратился в клубок огня. 22 октября расстался с жизнью второй по результативности пилот 7./JG 51, Роберт Фухс (23 победы), попавший под меткую очередь хвостового стрелка ДБ-3. В отвесном пикировании «мессершмитт» Фухса врезался в землю. Днем позднее настала очередь унтер-офицера Шака, выбросившегося с парашютом из горящего истребителя. 27 октября во время атаки советских бомбардировщиков, штурмовавших немецкую танковую колонну при низкой кромке облачности, был сбит командир эскадрильи обер-лейтенант Венельт. Неуправляемый Bf 109 с перебитыми тягами рулей упал на лес, но Венельт чудом остался жив. Из обломков самолета его вытащили немецкие танкисты, наблюдавшие за ходом воздушного боя. Из состава 1./JG 51 17 октября погиб в районе Малоярославца Гейнц Йохн (8 побед).

Основательно досталось в октябре и бомбардировщикам люфтваффе, поскольку рост под Москвой количества современных советских истребителей свел к минимуму их главное преимущество в воздушных боях — скорость. Теперь даже с положения дежурства на аэродроме советским летчикам удавалось вовремя перехватывать немецкие двухмоторные самолеты и наносить им ощутимые потери. Например, в эскадре KG 53 в течение месяца выбыло из строя 48 человек летного персонала.

Всего, по советским данным, за период с 30 сентября по 14 ноября немцы потеряли на московском направлении 1020 самолетов, в том числе 54 % на аэродромах, 30 % — в воздушных боях и 16 % пришлось на долю советской зенитной артиллерии.

Чтобы восполнить тяжелые потери, немецкое командование впервые вынуждено было вводить в строй значительное количество молодых, необстрелянных летчиков. В связи с этим участились случаи уклонения истребителей люфтваффе от воздушных боев, особенно если они не имели численного превосходства. Бомбардировщики люфтваффе нередко сбрасывали бомбы, не доходя до цели, либо наугад бомбили объекты из-за облаков по расчету времени.

К началу ноября немецкие войска, наступавшие на Москву, были остановлены почти на всех направлениях и вынуждены были провести перегруппировку сил, подтянув к фронту дополнительные резервы. Создав две мощные ударные группировки на флангах Западного фронта, гитлеровское командование вновь продолжило сражение за Москву 15 ноября, когда 3-я танковая группа вермахта из района севернее Волоколамска нанесла удар в полосе 30-й армии генерала Хоменко. На следующий день части 4-й танковой группы атаковали позиции 16-й армии. С юга в обход Москвы в общем направлении на Тулу и Каширу наступали соединения 2-й танковой группы Гудериана. Всего в ноябрьском немецком наступлении на Москву приняли участие 51 дивизия (в том числе 13 танковых и 7 моторизованных), в состав которых входили около 1000 танков и примерно 10,4 тысячи орудий и минометов. С воздуха эти силы поддерживали 670 самолетов 2-го воздушного флота. Некоторые части авиации люфтваффе к этому времени были сняты с фронта и отправлены в Средиземноморье, и туда же убыл командующий 2-м воздушным флотом генерал Кессельринг со своим штабом. Все это произошло потому, что гитлеровское руководство осенью 1941 года считало войну с СССР уже выигранной и поэтому приняло решение, не дожидаясь окончания боев, укрепить заодно свои позиции в районе Средиземного моря. Кроме того, на численность немецких ВВС повлияла и новая широкомасштабная операция, проводившаяся советской авиацией с 5 по 8 ноября, а затем повторенная 12 и 15 ноября. К участию в ней привлекались около 300 самолетов из состава Западного, Брянского и Калининского фронтов, а также соединений авиации МВО, ДБА и 21-й отдельной бомбардировочной дивизии ВГК. Неоднократные удары наносились по 19 аэродромам люфтваффе, на которых были уничтожены и повреждены, по советским данным, более 100 вражеских самолетов и еще 61 сбит в воздушных боях.

Таким образом, в ноябре советская авиация под Москвой уже обладала явным численным преимуществом, особенно в истребителях, что вскоре отразилось на результатах наземных сражений. Немецкое превосходство в танках и артиллерии на этот раз не имело решающего значения, чему способствовало не только наступление холодов, но и новые методы ведения войны Красной армией. Все транспортные магистрали и важнейшие дороги на Москву были перекрыты советскими войсками, и немцам пришлось наступать по целине, утопая то в грязи, то в снегу. Суточное их продвижение в лучшем случае составляло 4–5 км, что шло вразрез со всей теорией «блицкрига». К таким боевым действиям немцы не привыкли — поистине прежняя война в Европе стала казаться им веселой прогулкой.

В 70-км полосе обороны 30-й армии немцы одновременно ввели в бой около 300 танков и ценой значительных потерь к исходу 17 ноября прорвали фронт, расчленив 30-ю армию на три части, и двинулись в направлении на Клин и Солнечногорск. На участке 16-й армии в районе Волоколамска разгорелись бои не меньшей силы, поскольку в составе 4-й танковой группы Гепнера имелось 400 танков и 1030 артиллерийских орудий. Однако благодаря подготовленной, глубоко эшелонированной обороне сильно уступающая врагу в количестве боевой техники 16-я армия смогла отступить в полном порядке и даже попыталась правым флангом нанести контрудар в тыл группировке Гепнера. Этот контрудар был приостановлен лишь потому, что потребовалось сконцентрировать войска для помощи 30-й армии, в целях упрощения управления переданной из Калининского в состав Западного фронта.

Из-за сдвинутых по времени немецких наземных ударов появилась возможность перебрасывать части люфтваффе с одного участка фронта на другой и таким образом захватывать временное господство в воздухе над главными районами боевых действий. Перед началом наступления немецкие бомбардировщики обычно совершали налеты на тыловые объекты и резервы советских войск, а после артиллерийской подготовки начинали обрабатывать передний край, и особенно эффективны при этом были пикирующие Ju 87. Выстроившись в круг, они один за другим устремлялись вниз, сбрасывая свой смертоносный груз. Основные аэродромы базирования немецких истребителей из состава JG 51 находились в начале ноября в Орле, Малоярославце, Можайске и Ермолино, но поблизости от линии фронта спешно оборудовались аэродромы «подскока», значительно повышавшие радиус действий одномоторных самолетов. Как правило, для нанесения бомбовых ударов по наземным войскам немцы использовали группы по 15–25 самолетов.

Определив направление главных ударов противника, советское командование тоже массированно задействовало в боях авиацию. Причем по количеству боевых вылетов советские ВВС вскоре намного превзошли люфтваффе. Днем и ночью советские самолеты наносили удары по врагу. Днем немецкие колонны, продвигавшиеся по снегу, подвергались атакам бомбардировщиков и штурмовиков, а ночью против них действовали легкие бипланы У-2, И-15бис и Р-5, использующие мелкие фугасные и зажигательные бомбы. Не прекращались порой полеты и в плохую погоду при низкой облачности, когда советские бомбардировщики летали без истребительного сопровождения и с высоты 150–300 метров засыпали немецкую пехоту кассетными осколочными и зажигательными бомбами. Очень эффективно бомбардировщики действовали вместе со штурмовиками. В этом случае вначале цель атаковали бомбардировщики, а после них через 3–5 минут появлялись штурмовики, когда противник уже был полностью дезорганизован и не мог оказать серьезного сопротивления.

Все же частые метели и снегопады сильно затрудняли боевую деятельность авиации, что было на руку гитлеровцам. Юго-восточнее Тулы 18 ноября танковые соединения Гудериана прорвали фронт и через семь дней подошли к Веневу и Кашире. Для поддержки с воздуха 50-й армии в районе Тулы была спешно сформирована дополнительная авиагруппа под командованием полковника Щербакова, а для действий против немецких войск, наступавших на Михайлов, привлекли новую резервную группу генерала Г.П. Кравченко (40 самолетов). Наиболее опасная ситуация сложилась севернее Москвы, где немцы ввели в прорыв между смежными флангами 16-й и 30-й армий свежие силы и после трехдневных, упорных боев захватили 22 ноября Клин, а через два дня ворвались в Солнечногорск. 29 ноября частям 7-й танковой дивизии вермахта удалось переправиться на другой берег канала Москва — Волга через захваченный диверсантами мост у Яхромы, но здесь уже были сосредоточены передовые соединения 1-й ударной армии, отбросившие фашистов обратно за канал. Для прикрытия с воздуха районов сосредоточения резервных войск 1-й ударной и 20-й армий использовалась вновь сформированная авиагруппа заместителя командующего ВВС генерала И.Ф. Петрова (165 самолетов), ежедневно выполнявшая 150–180 самолетовылетов. Стремясь из последних усилий взять Москву, немецкое командование 1 декабря ввело в бой оставшиеся резервы. Двигаясь вдоль Рогачевского шоссе, немцы захватили населенные пункты Крюково и Красную поляну, откуда до столицы оставалось всего лишь 27 км. Однако здесь обескровленные соединения вермахта столкнулись с настолько мощным сопротивлением советских войск, которое преодолеть уже не смогли. Сильно активизировалась и советская авиация. Вспоминая сражения на рубеже Клушино, Крюково, К.К. Рокоссовский, впоследствии Маршал Советского Союза, писал: «В этом бою приняла участие и наша авиация. Впервые с начала войны мне пришлось увидеть такое сравнительно большое количество наших самолетов. Действовали они весьма активно… появление в небе наших истребителей, штурмовиков и бомбардировщиков воодушевляло войска».

Всего за время ноябрьского и декабрьского немецкого наступления под Москвой советская авиация трех фронтов совершила в течение 20 дней более 15 840 самолето-вылетов, что почти в 5 раз превосходило аналогичный показатель люфтваффе. Впервые советские ВВС смогли завоевать господство в воздухе, и этому способствовал целый ряд причин. В конце ноября изменилась организационная структура ВВС Западного фронта, поскольку из состава общевойсковых армий, наконец, изъяли большую часть авиации. Для действий в интересах армий были оставлены только легкобомбардировочные полки, вооруженные самолетами У-2, Р-5 и Р-зет. На 30 ноября ВВС Западного фронта насчитывали 181 самолет (81 истребитель, 80 бомбардировщиков и 20 самолетов-штурмовиков) в составе пяти авиационных дивизий. Располагались авиаполки Западного фронта на подмосковных аэродромах авиации ПВО, размещенных в зонах, хорошо прикрытых зенитной артиллерией. Нередко на одном аэродроме находились по 2–3 полка, что упрощало их взаимодействие в случае необходимости. Немецкие же аэродромы постоянно подвергались воздушным налетам, и в первую очередь передовые аэродромы, на которых базировались истребители люфтваффе. Так, из-за советских атак с воздуха немцы вынуждены были оставить аэродром Ватулино, а также Клин, где в результате налетов было уничтожено до двух десятков вражеских самолетов. А всего за период отражения ноябрьского наступления противника советская авиация уничтожила, по нашим данным, 177 немецких самолетов в воздухе и 135 — на земле. Из-за отдаленных мест базирования немецкие истребители стали появляться над полем боя гораздо реже, и естественно, это сократило и число дневных вылетов бомбардировщиков люфтваффе. В конце ноября немецкие самолеты зачастую уже действовали мелкими группами и даже в одиночку.

В связи с резким сокращением количества воздушных боев советские истребители стали массово привлекаться для штурмовки вражеских войск. Например, с 28 по 30 ноября истребители 6-го авиакорпуса ПВО и ВВС Московского военного округа совершили 370 самолето-вылетов против наземных целей и, по докладам пилотов, бомбами и ракетами уничтожили 77 единиц бронетехники и 263 автомобиля. В период с 20 по 30 ноября в районе Солнечногорска активно действовали ВВС Калининского фронта, усиленные 5-м истребительным авиаполком (20 ЛаГГ-3) и 569-м штурмовым (20 Ил-2). Если позволяла погода, бомбардировщики и штурмовики выполняли по 3 вылета ежедневно, а истребители — по 4.

К 6 декабря, когда началось советское контрнаступление под Москвой, немецкие войска были сильно ослаблены, лишившись в боях большого количества боевой техники. Тем не менее в составе 2-го воздушного флота все еще имелось около 600 боеспособных самолетов, но они не оказали серьезного сопротивления наступавшим. По количеству боевых вылетов в декабре люфтваффе уступали советским ВВС примерно в 10 раз.

Советская авиация трех фронтов, авиационные соединения Московского военного округа и 6-го ИАК, а также силы ДБА и две резервные группы насчитывали к началу контрнаступления почти 1200 самолетов. Улучшилось снабжение авиационных частей: фронтовые авиасклады располагали запасами горючего, боеприпасов и продовольствия на 20 суток боевых действий. Для увеличения количества боевых вылетов на удалении 25–30 км от линии фронта заранее были подготовлены аэродромы засад для истребителей и подскока для штурмовиков. Кроме того, как отмечал в своем труде «Война в воздухе» немецкий подполковник Греффат: «…Как командование, так и летный состав русской авиации стали гораздо опытнее. Бросалось в глаза стремление русских к сосредоточению своих сил, а также к их более организованному тактическому применению. Русские старались сосредоточить как можно больше авиации в таких районах, где они имели возможность, опираясь на достаточные запасы горючего, добиться определенного успеха в борьбе с более малочисленными соединениями немецкой авиации».

После поражения фашистских войск на Московском направлении резко уменьшилось и число воздушных налетов на столицу СССР. Пик этих налетов пришелся на ноябрь, когда на Москву был произведен 41 воздушный налет, однако из 1950 самолетов к городу прорвались лишь 28, т. е. в 2,5 раза меньше, чем в октябре. Один из самых мощных налетов состоялся 6 ноября в 15 часов, когда в преддверии празднования 24-й годовщины Великой октябрьской социалистической революции немцы атаковали Москву силами 250 бомбардировщиков, которые шли на разных высотах несколькими эшелонами. Несколько часов продолжалось ожесточенное сражение в небе, и в итоге ни один фашистский самолет к городу не прорвался, а 34 из них остались догорать на подмосковных полях.

Таблица 14. Результаты немецких воздушных налетов на Москву с 22 июля по 22 декабря 1941 года.

В декабре в налетах на Москву участвовало уже только 200 самолетов, а в январе — 115. Всего в период с июля 1941 года и по апрель 1942 года соединения люфтваффе совершили на Москву около 8000 самолето-вылетов. Но только 234 бомбардировщика сумели прорваться к городу (3 %), сбросив 1610 фугасных бомб и около 100 тыс. зажигательных бомб. Цена налетов для фашистов оказалась непомерно высокой — 952 бомбардировщика было потеряно, а 130 получили различной степени повреждения. В апреле лишь два гитлеровских самолета попытались нанести бомбовый удар по столице СССР — оба они сбросили бомбы в поле, не доходя до цели.

Анхель Салас Ларрасбаль

В годы Великой Отечественной войны Испания формально сохраняла нейтралитет, однако испанские воинские формирования все же участвовали в боях на Восточном фронте в составе гитлеровских войск. Пехотные части вермахта пополнила так называемая «Голубая дивизия» под командованием генерала Грандеса, насчитывавшая 47 тыс. солдат и офицеров, а в люфтваффе была сформирована из испанцев «Голубая эскадрилья», которую возглавил майор Анхель Салас Ларрасабаль.

Анхель Салас начал свою карьеру в авиации в 1927 году, когда после окончания артиллерийского училища в звании лейтенанта он прошел подготовку в качестве летчика-наблюдателя, а затем продолжил обучение в авиашколе Алькала-де-Энарес, расположенной недалеко от Мадрида. В 1930 году он получил назначение в истребительную эскадрилью, размещенную на аэродроме Хетафе и оснащенную самолетами Мартинсайд F.4. Однако здесь он прослужил недолго и вскоре был переведен в Марокко, где освоил еще несколько типов самолетов, в том числе трехмоторный бомбардировщик Фоккер F.VII. Когда 18 июля 1936 года в Испании вспыхнула гражданская война, Салас имел уже чин капитана, и его симпатии были на стороне мятежников. Поэтому при первой возможности он вместе с двумя коллегами, разделявшими его политическую точку зрения, на угнанных самолетах Бреге XIX перелетел на аэродром Памплона, расположенный на северо-западе Испании и по слухам уже принадлежавший националистам. Но слухи оказались ложными, и незадачливым перебежчикам пришлось некоторое время провести в республиканской тюрьме.

После освобождения националистами капитан Салас принял участие в боевых действиях, летая вначале на двухмоторном самолете D.H.89M «Дрэгон Рапид». Три такие пассажирские машины англичане поставили Испании в конце 1935 года, где их использовали для проведения полицейских операций в Марокко. Вообще из общего количества 277 машин испанских ВВС мятежникам достались всего 63 самолета, и они вынуждены были приспосабливать для военных нужд также имеющиеся пассажирские и транспортные машины. В результате на базе самолетов D.H.89 была создана 40-я группа легких бомбардировщиков. Бывшие пассажирские самолеты оборудовали бомбовыми подвесками и пулеметом в носовой части фюзеляжа.

Боевое крещение Саласа состоялось 27 июля, когда он встретился в воздухе с республиканским истребителем Ньюпор NiD.52 и едва сумел уйти на поврежденном самолете. Неповоротливый тихоходный биплан D.H.89 совершенно не годился для воздушного боя, и поэтому, как только подвернулся подходящий случай, Салас перевелся в истребительное подразделение. Вооружалось это подразделение все теми же самолетами Ньюпор NiD.52, на одном из которых Салас одержал 23 августа над Теруэлем свою первую победу. Следует отметить, что как истребитель NiD.52, выпускавшийся в Испании по лицензии, к 1936 году явно устарел, так как имел максимальную скорость полета всего 250 км/ч и оснащался двумя пулеметами винтовочного калибра с низкой скорострельностью. Однако даже таких истребителей у мятежников было мало, и господство в воздухе прочно удерживали республиканцы до тех пор, пока на помощь генералу Франко не пришли фашистские правительства Италии и Германии. В течение августа в Испанию были переброшены 15 немецких истребителей Не 51, а также дюжина итальянских Фиатов CR.32.

Немцы, приступившие к переучиванию испанских пилотов, вскоре в них разочаровались, поскольку большинство «благородных идальго» имели весьма низкий уровень летной подготовки, боялись выпачкать руки и к тому же постоянно кичились своим происхождением. В конце концов, немецкие летчики сами заняли места в кабинах своих истребителей и приступили к боевым вылетам. Естественно, что Салас, обратившийся с просьбой включить его в состав эскадрильи Не 51, получил отказ. Тогда он попросился к итальянцам, и на этот раз ему повезло больше. После проверки летных навыков его зачислили в итальянскую эскадрилью вместе с двумя другими испанскими пилотами, Хоакином Морато и Хулио Сальвадором.

Испанское звено на истребителях CR.32 начало свою деятельность в конце сентября 1936 года с аэродрома Талавера, поддерживая наступление франкистов на Мадрид. 25 сентября на счету капитана Саласа появился второй сбитый самолет — республиканский бомбардировщик Потез-540, весь экипаж которого погиб.

Ожесточенные воздушные бои в испанском небе разгорелись с начала ноября, когда республиканские ВВС пополнились новыми советскими самолетами СБ, И-15 и И-16, а авиация франкистов получила очередные партии немецких и итальянских машин. Приблизительно в полдень 5 ноября возле Мадрида встретились в воздухе девятка итальянских истребителей Фиат CR.32 под командованием капитана Макканьо, в составе которой находилось и испанское звено, и 12 республиканских И-15, прикрывавших два бомбардировщика Потез-540. Бой быстро превратился в настоящую «собачью свалку», и после его окончания пилоты «фиатов» заявили о семи сбитых И-15 и одном «Потезе». Один И-15 пополнил список побед капитана Саласа, доложившего еще и о двух поврежденных республиканских истребителях. Однако в действительности, хотя многие самолеты республиканцев получили повреждения, реально был сбит всего один И-15, пилот которого (лейтенант П.А. Митрофанов) погиб. В свою очередь, итальянцы потеряли два самолета, в том числе был сбит и попал в плен капитан Макканьо. 6 ноября Салас одержал свою четвертую победу, но она не подтверждается республиканскими источниками.

Крупный бой с участием испанского звена «фиатов» произошел 13 ноября во время очередного налета авиации франкистов на Мадрид. Утром 5 Ju 52 и 3 Ro.37bis под прикрытием 14 CR.32 во главе с командиром эскадрильи капитаном Моска были перехвачены 16 истребителями И-15, которыми командовал известный советский летчик П.В. Рычагов. В результате схватки три итальянских «фиата» были уничтожены и сгорели на республиканской территории, а из оставшихся истребителей еще два подбиты и потерпели аварии при посадке на аэродроме. Пилоты националистов записали себе 6 побед, в том числе по одной Морато и Сальвадор, но республиканцы лишились только двух самолетов. Погибли Петр Пуртов и Карп Ковтун, выпрыгнувший с парашютом из горящей машины, но не застегнувший предварительно его лямки на груди. На обратном пути звено Морато атаковало ещеподвернувшуюся пятерку бомбардировщиков СБ, и один из них сумел сбить Салас. В этот день республиканцы действительно потеряли СБ, и вполне вероятно, что он попал под огонь истребителя Саласа, хотя по некоторым источникам он был уничтожен зенитным огнем.

Тяжелые потери под Мадридом привели к реорганизации авиации националистов. Некоторые ее подразделения пришлось даже отвести в тыл для пополнения личным составом и боевой техникой. Вместе с новыми партиями самолетов и зенитных орудий в Испанию потянулись целые толпы немецких и итальянских «туристов», быстро включавшихся в боевые действия на стороне генерала Франко. Были усилены и авиационные части испанских мятежников. Например, в дополнение к двум созданным ранее испанским эскадрильям на Не 51, носившим обозначения 1-Е-2 и 2-Е-2, в начале 1937 года сформировали третью (З-Е-2) на основе техники, переданной из расформированной немецкой эскадрильи 4.J 88 «Легиона Кондор». К этому времени выяснилось, что немецкие истребители-бипланы Не 51 в воздушных боях полностью уступают по летным характеристикам советским монопланам И-16, и в значительной мере — маневренным И-15. Поэтому их оборудовали подвесками для шести 10-кг бомб и все чаще стали использовать для штурмовки наземных целей. Эскадрилью 1-Е-2 возглавил Манрике Монтеро, 2-Е-2—Анхель Салас, а З-Е-2 — Цезарь Кампос. К 10 апреля 1937 года все три этих подразделения были переброшены на Арагонский фронт, где началось наступление республиканцев.

В качестве штурмовиков Не 51 достигли вначале некоторых успехов в условиях слабой противовоздушной обороны республиканцев, однако в боях с истребителями противника на небольшой высоте они нуждались уже в особой тактике. Первое время их выручал оборонительный круг, но республиканцы быстро научились с этим бороться. Обычно они пикировали сверху, обстреливая вражеские самолеты, а затем на большой скорости опять уходили вверх.

16 апреля Салас одержал свою шестую победу. Возвращаясь на аэродром во главе звена после выполнения задания, он заметил внизу истребители И-15 и немедленно перешел в атаку. Сбив один самолет, он сразу покинул место боя, однако республиканские летчики успели зажечь один из ведомых «хейнкелей». В целом карьера штурмовой эскадрильи Саласа длилась очень недолго, так как к концу апреля испанцы лишились в боях половины самолетов Не 51. Так, в эскадрильи Кампоса уцелели всего три машины, у Саласа — четыре. В итоге эскадрилья Саласа, сдав оставшуюся матчасть двум другим подразделениям, убыла на переформирование и вскоре перевооружилась на истребители CR.32, в соответствии с чем ее наименование сменилось на 2-Е-З (цифра 3 в наименовании означала тип самолета, в данном случае CR.32). К следующему этапу боевых действий она приступила летом 1937 года в составе истребительной группы 2-G-3, которой командовал Хоакин Морато.

2 сентября на счету Саласа появились еще два сбитых самолета, после того как в районе Бельчите состоялся воздушный бой «фиатов» из группы 2-G-3 с истребителями И-15. Всего националисты заявили о семи воздушных победах, но на самом деле республиканцы потеряли в этой схватке лишь один самолет. Чрезмерное завышение количества сбитых самолетов для пилотов-националистов стало уже нормой. С этой точки зрения представляет интерес рассказ капитана Саласа, сменившего к этому времени Морато в должности командира группы, о воздушном бое 23 марта 1938 года. В этот день Салас со своим ведомым Мануэлем Васкесом вылетел на разведку в район Кинто и обнаружил группу республиканских истребителей, штурмовавших понтонную переправу через реку. По словам Саласа, он несколько раз атаковал противника, но не смог никого сбить, и к тому же у него в конце концов заклинило оба пулемета. Это событие нашло отражение и в республиканских документах, но выглядит оно там по-иному. 11 И-15 в сопровождении 7 И-16 действительно наносили 23 марта удар по переправам, и республиканские пилоты видели болтавшихся над целью двух «фиатов», но те благоразумно отошли в сторону и штурмовке не мешали.

В середине 1938 года Саласу присвоили звание майора, пожалуй, в самый напряженный период его деятельности. В течение апреля — мая он дважды был подбит зенитной артиллерией и один раз едва сумел привести поврежденную в бою машину на аэродром.

Днем триумфа Саласа стало 2 сентября, когда в воздушном бою в районе Монтерубио он сумел сбить сразу три бомбардировщика СБ и один истребитель И-16, причем на этот раз все его победы подтверждаются республиканскими источниками.

Всего до конца Гражданской войны в Испании Анхель Салас совершил 618 боевых вылетов и записал на свой счет 16 сбитых самолетов, став таким образом третьим (после Морато и Сальвадора) по результативности асом среди испанских пилотов-националистов.

Когда после нападения Германии на Советский Союз профашистская испанская партия «Фаланга» объявила «поход против «большевизма»» и, пользуясь государственной поддержкой, начала собирать добровольцев, майор Салас занимал должность начальника отдела в Главном штабе ВВС. Получив предложение возглавить авиационную эскадрилью для боевых действий на Восточном фронте, он без особых колебаний согласился. Для службы в этой эскадрилье «фалангистам» удалось набрать около 130 человек, в том числе 17 летчиков. Причем все пилоты обладали уже немалым боевым опытом, и на их общем счету имелось 79 воздушных побед. Перед отправкой на фронт испанская эскадрилья прошла ускоренную переподготовку в Германии, где ее оснастили истребителями Bf 109Е. Все служащие эскадрильи подписали полугодовой контракт с люфтваффе и были обмундированы в немецкую форму. В качестве собственных знаков отличия у испанцев остались только нарукавная нашивка с надписью «Испания» и голубая рубашка «фалангистов» под кителем, из-за чего эскадрилья вскоре получила название «голубой». На капотах «мессершмитгов» была нанесена эмблема «фалангистов» — круг с летящими птицами и надписью «Vista Suerie у al Того» (С горячим сердцем — вперед, на быка). В люфтваффе испанскую эскадрилью включили в состав 27-й истребительной эскадры, в соответствии с чем она получила обозначение 15.(Span) /JG 27.

К боевым действиям испанцы приступили в октябре 1941 года, базируясь на одном из аэродромов под Смоленском. Первый воздушный бой с участием испанских пилотов, состоявшийся 2 октября, сложился для них не очень удачно. Попытавшись атаковать советские бомбардировщики ДБ-3, они попали под удар истребителей сопровождения И-16, которые превратили в решето «мессершмитт» Луиса Морено-Абельи (5 побед). Во время вынужденной посадки самолет Морено потерпел катастрофу, и летчик погиб. Реванш испанцы взяли через день, добившись двух побед, и обе они пополнили счет командира эскадрильи майора Саласа. Вначале он сбил один из шести Пе-2, летевших без прикрытия, а затем напал сверху на одиночный И-16, отстрелив ему левое крыло.

7 октября испанская эскадрилья переместилась ближе к фронту, на аэродром в Калининской области, и оттуда действовала более интенсивно, поддерживая немецкое наступление на Москву. До середины октября она совершила около 150 самолето-вылетов. 13 октября испанцы сбили биплан неустановленной конструкции, а на следующий день заявили о трех уничтоженных ДБ-3, два из которых попали в список побед Саласа. Затем количество боевых вылетов эскадрильи резко пошло на убыль из-за плохой погоды, и к тому же аэродром часто подвергался налетам советской авиации. В течение недели на земле сгорели два испанских Bf 109, и еще два получили тяжелые повреждения. 25 октября испанцы приняли участие в ответном налете на советский аэродром Клин, в котором Салас со своим ведомым сбил во время взлета истребитель, обозначенный И-18 (обычное немецкое обозначение МиГ-3). С испанской стороны получил ранение от огня зениток лейтенант Систерос, сумевший вернуться на свою базу.

Тяжелые времена наступили для испанцев с начала ноября. Вместе с ростом сопротивления в воздухе советских ВВС грянули первые заморозки, весьма непривычные для теплолюбивых южан.

4 ноября пропал без вести лейтенант Альфонсо Руибаль Сабио, и в этот же день едва не погиб майор Салас, совершивший после боя вынужденную посадку на нейтральной территории. Лишь на следующий день он вернулся в свою эскадрилью. 6 ноября испанская эскадрилья перебазировалась на аэродром Руса в 90 км от Москвы и целую неделю вообще не летала из-за наступивших морозов. Особенно плохо пришлось техническому персоналу, осваивавшему навыки эксплуатации самолетов в зимних условиях.

В середине ноября, в связи с началом немецкого наступления, «голубой эскадрилье» пришлось активизироваться и вновь приступить к интенсивным боевым вылетам. Однако до конца месяца на ее счет была занесена всего одна воздушная победа. Ее одержал майор Салас. Со своей стороны испанцы 27 ноября потеряли два самолета вместе с пилотами. Во время сопровождения пикирующих бомбардировщиков Ju 87 выпрыгнул с парашютом из горящего Bf 109Е майор Хосе Муньес Перес, который в часть не возвратился, и пропал без вести недалеко от города Истра Аристидес Гарсия Ренгель. 2 декабря эскадрилья лишилась еще одного летчика, Рикардо Батоламео Чаввария.

В декабре 1941 года из-за значительных потерь, резкого падения температуры и разгрома немецких войск под Москвой испанская эскадрилья была практически деморализована. Ее «мессершмитты» редко поднимались в воздух, в основном для ведения разведки, а пилоты боевым вылетам предпочитали больничные койки, постоянно жалуясь на плохой климат. Один из летчиков, капитан Лопес, перелетел на своем истребителе на советский аэродром и сдался в плен.

В январе немцы сняли испанское подразделение с фронта и отвели на аэродром Дугино около Вязьмы. В феврале испанские пилоты вылетели на родину, и таким образом эскадрилья 15.(Span) /JG 27 прекратила свое существование. Всего за время боевых действий испанские летчики выполнили на Восточном фронте 449 боевых вылетов и заявили 10 воздушных побед. Собственные их потери составили 6 самолетов и 5 летчиков в воздушных боях, и еще несколько «мессершмиттов» из состава «голубой эскадрильи» сгорели на земле в результате воздушных налетов.

Шесть сбитых самолетов записал на свой счет на Восточном фронте майор Анхель Салас Ларрасабаль, который после возвращения в Испанию больше в боевых действиях не участвовал. Он продолжил службу в испанских ВВС, вышел в отставку в звании генерала и умер в 1994 году в Мадриде.

Гастелло Николай Францевич

Подобно Валерию Чкалову и Борису Сафонову, в памяти сослуживцев Николай Гастелло навсегда остался поистине Человеком с большой буквы, с широкой русской душой и «золотыми» руками. Его боевая карьера в Великой Отечественной войне оказалась очень короткой, но она оставила ярчайший след в советской военной истории. Для всех последующих поколений советского народа Гастелло являлся символом мужества и патриотизма.

Родился Николай Францевич 23 апреля 1907 года в Москве, в семье выходцев из Белоруссии. После окончания школы работал литейщиком на паровозостроительном заводе в Муроме, куда переехала его семья. Затем освоил токарное дело, проявив при этом завидное умение. Причем профессией токаря Николай не ограничился и постепенно вник во все тонкости и ремонта станков. Страсть ко всякого рода механизмам и ручным поделкам у него появилась с детства. Так, очень популярны в семье Гастелло были всякого рода рамочки, фигурки и игрушки, вырезанные из дерева или фанеры. Инструмент для их изготовления и расходные материалы хранились в образцовом порядке в комнате Гастелло. Беспорядка он не терпел. С начальных классов его привлекали и самолеты, которые он клеил вначале из бумаги, а затем научился делать настоящие летающие модели, снабженные резиномотором. Попутно разобрался в швейном деле и на ручной машинке сшил даже весьма удобное и красивое платье для своей сестры Нины. Носила она это платье до тех пор, пока из него не выросла.

Из всех видов спорта Гастелло предпочитал футбол — на заводе в Муроме ему удалось организовать настоящий футбольный турнир. Любил музыку, хорошо играл на гармошке, а после приобретения баяна без Николая уже не обходилось ни одно мероприятие в заводском клубе. В двадцать два года женился и девушку выбрал под стать себе. Они никогда не ругались и понимали друг друга с полуслова.

В 1930 году семья Гастелло перебралась в Подмосковье, где Николай устроился слесарем на завод им. 1 Мая. Быстро продвинулся в должности до нормировщика, однако к этому времени все его мечты уже сводились к небу. В 1932 году он поступил в 11-ю школу пилотов, после окончания которой был направлен в 82-ю эскадрилью 21-го авиационного полка, оснащенную самолетами И-5. Затем перешел в бомбардировочную авиацию, летал на нескольких типах боевых машин (Р-5, ТБ-1 и др.), а в марте 1937 года возглавил экипаж тяжелого корабля ТБ-3. С мая 1938 года Гастелло командовал уже целым отрядом тяжелых бомбардировщиков ТБ-3 из 1-го ТБАП.

Следует отметить, что летное мастерство пришло к Николаю далеко не сразу. Гораздо легче ему вначале давалась материальная часть — он постоянно с увлечением копался во внутренностях самолетов. Однако постепенно терпеливость и настойчивость помогли ему приобрести необходимые навыки и в пилотировании.

В Ростове, где базировался 1-й ТБАП, Гастелло пользовался всеобщим уважением среди однополчан, в первую очередь из-за черт своего характера. У него совсем не было врагов, поскольку в обращении с любыми людьми, независимо от их положения, он всегда оставался вежливым и тактичным. Хороший товарищ и скромный человек, Гастелло являлся и любимцем детворы, толпами собиравшейся на футбольные матчи полка. Его трудно было застать скучающим. Он постоянно был чем-то занят. В свободное время помогал жене по хозяйству, чинил сослуживцам разбитую на футбольном поле обувь, мастерил игрушки сыну и различные приспособления для дома. Например, он усовершенствовал электрический звонок у входной двери, который стал затем автоматически включать свет в прихожей. Часы-ходики соединил с радио, превратив их в своеобразный будильник. Настоящим шедевром являлся чернильный прибор у него на столе, представляющий собой целый набор миниатюрной авиационной техники и вооружения. Там было все: от самолета до гильзы от револьвера, которую можно было рассмотреть разве что в лупу. Из дерева и других материалов он изготовил точную копию бомбардировщика ТБ-3 с бомбовым и стрелковым вооружением, приборами и штурвалами в кабинах. Все четыре моторчика модели были присоединены к электросети, и, когда вечером выключался основной свет в комнате, винты самолета начинали вращаться, а на его крыльях и хвосте вспыхивали крошечные лампочки. Для полковых нужд Николай разработал особый быстроснимающийся чехол для бомбардировщика и сам его сшил. «Наш Францевич, — шутили в полку, — мастер на все руки. Токарь и слесарь, столяр, портной и даже сапожник».

Как командир, Николай Гастелло считал своим долгом вникать во все стороны жизни своих подчиненных. «Знать человека только по службе, — говорил он, — это значит знать его наполовину». Такой подход к делу послужил причиной того, что у дверей его дома нередко выстраивались даже очереди из членов семей сослуживцев, являвшихся за советом или с какими-то жалобами. Вместе с тем при всей своей внешней простоте Гастелло никогда не допускал панибратства с подчиненными и был непримирим ко всем нарушениям летной дисциплины. Даром взысканиями не разбрасывался, но и разгильдяйства не допускал. На службе не чурался никакой «черной работы». «В дни осмотра материальной части, — вспоминал его однополчанин Ф.Н. Орлов, — он засучивал рукава комбинезона, брал в руки инструмент и копался в моторе, залезал в плоскости. Борттехник Александр Александрович Свечников, которого мы любовно звали «наш доктор Сан Саныч», мог во всем положиться на командира. Он уж не оставит незамеченной даже малейшую неисправность, не уйдет с аэродрома до тех пор, пока машина не будет в полной готовности. Этого же требовал командир и от других членов экипажа. Когда объявлялась учебная тревога, он всегда первым прибегал на сборный пункт и терпеть не мог тех, кто опаздывал».

В мае 1939 года вспыхнул вооруженный конфликт в районе реки Халхин-Гол, и наряду с другими советскими авиационными частями в нем приняла участие и бомбардировочная группа из 1-го ТБ АП. Однако уже тогда ввиду своей устарелости самолеты ТБ-3 использовались лишь для транспортных целей. Перевозя оружие, снаряжение и раненых, экипажи тяжелых кораблей порой по 8—10 часов в сутки проводили в небе над практически безлюдной желто-коричневой степью. При выполнении одного из таких заданий отличился Николай Гастелло. Во время транспортировки раненых на самолете вдруг отказал один из моторов, но он сумел довести машину до самого аэродрома так, что из числа раненых и обслуживающего персонала никто ничего не заметил.

Рядом с группой ТБ-3 базировался на аэродроме 150-й СБАП, оснащенный новыми бомбардировщиками ДБ-3. Николай с завистью смотрел на пилотов этого полка, ведущих, по его мнению, настоящую боевую работу. Он часто навещал стоянки ДБ-3, рассматривал устройство и оборудование самолетов, подружился со многими экипажами. В конце концов, напросился у комбрига в боевой вылет под предлогом проверки ориентиров на местности перед выполнением ночных полетов. На задание отправился в качестве штурмана в экипаже комиссара 150-го авиаполка А. Ююкина. По стечению обстоятельств этот вылет сыграл значительную роль в дальнейшей судьбе Гастелло, оставив болезненную зарубку в его памяти. Во время первого захода на японские военные склады Николай довольно удачно сбросил бомбы, однако в ходе следующей атаки в самолет попал зенитный снаряд. Ююкин получил, вероятно, тяжелое ранение, поскольку приказал экипажу покинуть подбитый бомбардировщик с парашютами, а сам остался в самолете и затем врезался на нем в ближайший вражеский объект. Все это произошло на глазах Гастелло. Приземлившись на территории противника, он закопал в землю парашют, прятался до наступления темноты, а потом ночью добрался до своих войск.

Зимой 1939 года 1-я эскадрилья 1-го ТБАП, в которой заместителем командира являлся ст. лейтенант Гастелло, была переброшена на север, где разгорелись ожесточенные бои в районе Карельского перешейка. Здесь, в условиях сравнительно слабого противодействия со стороны финской авиации, бомбардировщики ТБ-3 применялись вначале и в дневных налетах. Они наносили удары по укреплениям линии Маннергейма, узлам коммуникаций, морским портам и различным тыловым объектам противника. Причем суровая зимняя погода, когда столбик термометра нередко опускался на 40–50° ниже нуля, вовсе не способствовала полетам на ТБ-3 с открытыми кабинами, продуваемыми всеми ветрами. Экипажи от такого холода не спасали даже теплые унты, меховые комбинезоны и кротовые маски на лицах. Бывало, что отказывало и оружие из-за замерзания смазки. Естественно, не обошлось и без потерь. Например, в одном из налетов девятки ТБ-3 на крупный железнодорожный узел противника финским истребителям удалось подбить замыкающий бомбардировщик лейтенанта Карепова. Дымящийся советский самолет отстал от основного строя, вышел из зоны действия стрелков бомбардировочной группы и сразу стал легкой добычей финских летчиков, которые тут же с ним расправились.

В феврале 1941 года Николаю Гастелло было присвоено звание капитана, а через пару месяцев его назначили командиром 4-й эскадрильи в недавно сформированный 207-й ДБАП. Этот авиаполк оснащался дальними бомбардировщиками ДБ-ЗФ, входил в состав 3-го ДБАК и перед началом Великой Отечественной войны базировался на аэродроме Боровское под Смоленском.

Первым боевым заданием 207-го ДБАП стала бомбардировка 22 июня моторизованных немецких колонн вблизи границы на шоссе Сувалки — Августов. Самолеты начали подниматься в воздух звеньями в 13:40 и через два часа достигли района целей. Первым вступило в бой звено командира полка Г.В. Титова, а затем все остальные самолеты. Бомбы сбрасывались прицельно с высоты около 1000 м, и поэтому наблюдалось много прямых попаданий. На втором заходе бомбардировщики штурмовали вражеские колонны пулеметным огнем.

23 июня приказ на боевой вылет был отменен, зато следующий день оказался необычно тяжелым для экипажей полка. В течение дня многие экипажи дважды поднимались в воздух, и далеко не все из них возвратились назад. Кроме того, значительное число самолетов полка получило различные повреждения, в основном от огня зенитной артиллерии.

Во втором боевом вылете 24 июня отличился Николай Гастелло, бомбардировщик которого в результате двух попаданий зенитных снарядов еле держался в воздухе. Осколками было повреждено шасси и отказал один из моторов, однако летчик упрямо продолжал тянуть к своему аэродрому. Покинуть машину он не мог, поскольку на борту находился тяжелораненый штурман, нуждавшийся в срочной медицинской помощи. Летное мастерство помогло Николаю справиться со сложной задачей, и он благополучно приземлился на поврежденном самолете на своей базе.

25 июня Гастелло открыл счет воздушных побед, сбив немецкий двухмоторный Ju 88. Произошло это следующим образом. В ясный солнечный день одиночный Ju 88 прошел над советским аэродромом, сделав аэрофотоснимки и, не встретив противодействия со стороны зенитчиков, нахально снизился до высоты около 100 м и открыл огонь из носовых и люковых пулеметов по стоянкам самолетов. «Мы находились тогда на аэродроме, — вспоминал сослуживец Гастелло И.П. Власов. — Заканчивали подготовительные работы и расположились под плоскостью самолета, укрывшись от жаркого солнца. В это время к нам зашел редактор дивизионной газеты Грабченко, чтобы познакомить нас со сводкой боевых действий. Слушаем. В этот момент летчик Воробьев крикнул: «Братцы, «юнкерс» приближается!». Послышался нарастающий гул моторов, и скоро показался на небольшой высоте силуэт чужого самолета. Загудела сирена, все бросились в укрытие. Я бежал сзади лейтенанта Воробьева в сторону траншеи. Немецкий разведчик успел дать пулеметную очередь по нашим самолетам, но скоро замолчал.

Командир эскадрильи капитан Гастелло находился в это время на аэродроме с членами экипажа. Он быстро бросился к своему самолету, молниеносно забрался в верхнюю турель, развернул ее и открыл по немецкому разведчику пулеметный огонь. «Юнкерс» прекратил стрельбу и, заваливаясь в крен и теряя высоту, приземлился на колхозном поле за аэродромом.

Все мы наблюдали эту картину и, пораженные увиденным, выскочили из укрытия. Поблизости оказался командир полка, который приказал послать несколько человек к месту приземления немецкого самолета. Человек десять вскочило в полуторку, и мы помчались за аэродром. Однако пока мы ехали, колхозники проявили бдительность и успели схватить немецких летчиков».

Любопытно, что командир немецкого экипажа, до этого воевавшего в Европе, пожаловался советским офицерам на колхозников, нецивилизованно набросившихся на немцев «с дубьем».

На пятый день войны 26 июня 207-й ДБАП получил приказ атаковать звеньями мотомехчасти врага, двигавшиеся по шоссе Молодечно — Радомковичи. К этому времени в полку осталось считанное количество исправных бомбардировщиков, которые немедленно подготовили к вылету. Приблизительно в 10 часов первым взлетело звено капитана А. Маслова, а через час в воздух поднялись Гастелло и его ведомые ст. лейтенант Ф. Воробьев и лейтенант А. Рыбас. Погода по-прежнему стояла прекрасная, и поэтому до Борисова самолеты шли на высоте около 3000 метров, а затем снизились, чтобы преждевременно не попасть в поле зрения противника. Длинную колонну немецких танков и прочей техники звено Гастелло обнаружило у деревни Декшняны, и там же находился заправочный пункт, где скопилось много автомобилей с цистернами. Первый заход со сбросом бомб оказался для немцев полностью неожиданным, зато во время второй атаки бомбардировщиков зенитная артиллерия открыла сильный огонь. О последующем трагическом событии рассказали вернувшиеся назад Воробьев и Рыбас.

Ведущий самолет Гастелло подвергся наиболее ожесточенному обстрелу и сразу получил несколько прямых попаданий. Уже при выходе из атаки за ним потянулась полоса дыма, а затем вспыхнул вытекающий из пробитых баков бензин. Экипаж Гастелло в это время находился примерно в 0,5–1 км от шоссе и имел возможность еще дотянуть до ближайшего леса и покинуть горящую машину с парашютами. Но вместо этого бомбардировщик стал разворачиваться обратно. Последнее, что отпечаталось в памяти Воробьева и Рыбаса, было то, как объятый пламенем ДБ-ЗФ экипажа Гастелло с желтой пятеркой на хвосте, стреляя из всех пулеметов, низко прошел над вражеской колонной и врезался в скопление бензоцистерн.

Вместе с Николаем Гастелло в этом бою погибли его штурман Анатолий Бурденюк, стрелки Григорий Скоробогатый и Алексей Калинин.

Анатолию Бурденюку в мае 1941 года исполнилось всего лишь 19 лет, и он во всем брал пример со своего командира. Часто бывал у Гастелло дома, где всегда встречал радушный прием.

Уроженец Черниговской области, Григорий Скоробогатый окончил перед войной авиационное училище и в 207-м ДБАП занимал штабную должность адъютанта эскадрильи. Веселый и хозяйственный, он безукоризненно справлялся со своей работой, однако тяготился тем, что за него воюют и гибнут другие. Поэтому постоянно просился в боевые вылеты. В экипаж Гастелло его временно включили вместо заболевшего накануне стрелка Елина.

Рослый и малоразговорчивый Алексей Калинин попал в авиацию по призыву из ненецкого национального округа. В одном из писем он так писал своим товарищам: «Моя мечта сбылась. Теперь я воздушный стрелок-радист. Летаю с опытными летчиками. В полетах бываю часто. Тренируюсь в искусстве меткой стрельбы и имею за успехи благодарности».

Когда в 80-е годы XX века началось разрушение Советского Союза, естественно, вначале стали подрываться его моральные устои, и в первую очередь были очернены те подвиги советских людей, которые превратились в символы мужества и патриотизма нашей Родины. К ним относятся подвиги Зои Космодемьянской, Александра Матросова, Николая Гастелло и героев-панфиловцев. Наряду с другими подвергся «разоблачению» и подвиг Николая Гастелло, поскольку его свидетелей уже давно не было в живых: Воробьев и Рыбас лишь ненадолго пережили своего командира и погибли уже в первый месяц войны. О том, что Гастелло являлся самым настоящим символом, лучше всего сказал его однополчанин Ф.Н. Орлов:

«В каждом полете мы чувствовали, что с нами незримо, но постоянно присутствует наш учитель и командир, что он во всем помогает и поддерживает нас. Погиб человек Гастелло, сын московского рабочего. А летчик Гастелло не погиб, он жив, он везде и всюду рядом, вместе с нами. Его имя стало символом нашей летной части, жгучей ненависти к врагу, символом подвига и презрения к смерти. За Николая Гастелло и других погибших в бою друзей и товарищей мы мстили, мстим и будем мстить стократно».

Глава 6. Юго-Западный фронт

Наступлению группы армий «Юг» под командованием генерал-фельдмаршала Рундштедта в гитлеровском штабе придавалось особое значение, так как захват богатого промышленного и сельскохозяйственного района Украины значительно ослабил бы военную и экономическую мощь СССР. Перед началом Великой Отечественной войны в группу армий «Юг» входили 6-я, 17-я немецкие армии и 1-я танковая группа Клейста, развернутые на рубеже Влодав — Перемышль, а также 11-я немецкая армия, 3-я и 4-я румынские армии и венгерский корпус, размещенные вдоль рек Прут и Дунай. Для воздушной поддержки войск на этом направлении немцы планировали использовать силы 4-го воздушного флота люфтваффе, в частности бомбардировочные эскадры KG 51 (Ju 88), KG 54 (Ju 88), KG 55 (He 111), истребительную эскадру JG 3 (Bf 109F), 1-ю группу истребительной эскадры JG 53 (Bf 109), а также подразделения разведывательных, транспортных и связных самолетов.

С советской стороны прикрытие границы обеспечивали четыре армии Киевского военного округа. На правом фланге 170-км полосу от Влодавы до Крыстынополя занимала 5-я общевойсковая армия, в состав ВВС которой под командованием генерала Е.М. Николаенко входили 14-я смешанная авиационная дивизия и 62-я бомбардировочная авиадивизия. Львовское направление на участке протяженностью 165 км от Крыстынополя до Радымно прикрывала 6-я армия, включавшая в себя 15-ю и 16-ю смешанные авиадивизии. Однако штаб этих авиационных соединений все еще находился в процессе формирования, а командующий ВВС 6-й армии был назначен только 23 июня, и им стал генерал Ф.Я. Фалалеев. Южнее, на перемышльском направлении, в 130-км полосе занимала оборону 26-я армия, основу ВВС которой составляла 63-я ИАД и, наконец, на левом фланге располагалась 12-я общевойсковая армия, для поддержки которой выделили 64-ю авиационную дивизию, еще не полностью сформированную.

Всего основу ВВС Киевского военного округа составляли 32 авиационных полка, в том числе 17 истребительных полков, оснащенных самолетами И-153, И-16, МиГ-1/3 и Як-1, 11 бомбардировочных (Су-2, СБ, Ар-2, Пе-2 и Як-4), 2 штурмовых (И-15 бис и И-153) и 2 разведывательных (СБ, Як-2 и Як-4). Преобладающая часть этих сил входила в состав общевойсковых армий, а в непосредственном распоряжении командующего ВВС КОВО генерала Е.С. Птухина находилось только два истребительных полка 36-й ИАД, 4 ближнебомбардировочных полка, а также 315-й и 316-й разведывательные авиаполки. Армейская авиация округа располагала, кроме того, 13 отдельными корпусными эскадрильями с устаревшими самолетами и 1 санитарной эскадрильей.

В соответствии с планом «Барбаросса» главный удар силами 6-й и 17-й армий, а также 1-й танковой группы немецкая группа армий «Юг» нанесла в стык советских укрепрайонов по левому флангу 5-й армии и, частично, по правому флангу 6-й армии, т. е. там, где местность не была оборудована в инженерном отношении и не занималась войсками. Поэтому немцам удалось сравнительно легко прорвать фронт, и к вечеру 22 июня 1941 года, вводя в образовавшуюся брешь все новые и новые подкрепления, они продвинулись на 20 км в направлении Ровно.

Части люфтваффе бомбили советские аэродромы и в течение дня уничтожили 301 самолет, в том числе 95 сожгли на земле. Хотя по количеству боевых вылетов немцы уступали 22 июня ВВС Юго-Западного фронта, на основных направлениях они прочно удерживали господство в небе.

Аэродромная сеть советских ВВС на этом направлении состояла преимущественно из грунтовых аэродромов, размываемых в плохую погоду дождем и нередко располагавших взлетно-посадочными полосами недостаточной длины, особенно для действий бомбардировщиков с полной бомбовой нагрузкой. Зенитной артиллерией они почти не прикрывались и имели очень мало укрытий для самолетов. В предвоенное время средств на строительство укрытий не выделялось, но по указанию Птухина их все же строили, однако очень медленно и из подручных материалов. Уделял командующий ВВС внимание и реконструкции аэродромов, и, без сомнения, его заслугой являлось то, что самолеты в Киевском округе размещались на земле не так скученно, как, например, в Западном ОВО, поскольку, в соответствии с приказом Птухина, их рассредоточили поэскадрильно по границам аэродромов и по возможности замаскировали. Перед войной Птухин лично совершил несколько облетов аэродромов, проверяя их маскировку.

Вообще, как командующий ВВС округа, генерал Е.С. Птухин заслуживал довольно высокой оценки. Его военная карьера началась в 1918 году, когда он приступил к службе в качестве авиационного моториста. Затем окончил летную школу и в 20-е годы прошел путь от рядового пилота до командира эскадрильи. В 1933 году принял командование авиационной бригадой, а три года спустя отправился в Испанию, где в главном штабе республиканской армии занимал должность советника по авиации. Потом командовал ВВС Ленинградского военного округа, а с июня 1940 года — ВВС Киевского ОВО. Утверждая Птухина на новый высокий пост, хороший отзыв дал о нем Г.К. Жуков, особенно отметивший его дисциплинированность и требовательность. Н.С. Скрипко, назначенный в июле 1941 года на Юго-Западный фронт командующим ВВС 5-й армии, впоследствии писал: «Я встречался с Евгением Саввичем неоднократно, а позднее прослеживал его деятельность по документам и воспоминаниям сослуживцев и все более убеждался в мысли, что он был знающим свое дело, энергичным и деятельным командующим». К сожалению, в преддверии войны эту точку зрения в Генеральном штабе не разделяли, и 20 июня 1941 года вышел приказ о снятии Птухина с должности за высокую аварийность в подчиненных ему авиационных дивизиях. Действительно, аварийность в частях ВВС КОВО при переучивании на новую технику была сравнительно высокой, но не намного выше, чем в авиации других военных округов. Новые истребители и бомбардировщики все еще имели многочисленные конструктивные дефекты и особенно страдали от недоведенности винтомоторной группы. Кроме того, 9 вновь сформированных авиаполков КОВО состояли главным образом из молодых летчиков, еще не успевших приобрести необходимый летный опыт. И, наконец, по количеству и многообразию новой техники ВВС КОВО превосходили, пожалуй, даже Западный военный округ, о чем уже упоминалось выше. Кроме истребителей МиГ-3 здесь имелись также истребители Як-1, вообще почти не освоенные пилотами, весьма строгие в управлении бомбардировщики Пе-2 и тоже нелегкие в пилотировании из-за задней центровки скоростные ближние бомбардировщики Як-2 и Як-4. Во многом причиной появления приказа стали летные происшествия, по несчастью случившиеся во время подготовки к воздушным парадам в Киеве и Москве в 1941 году.

Однако каковы бы ни были причины появления приказа, до Птухина перед началом войны он дойти не успел, и поэтому генерал по-прежнему выполнял свои обязанности, по распоряжению Генштаба направляясь на специальном поезде вместе с управлением округа на новый командный пункт в Тернополе, расположенный ближе к границе. 21 июня к новому месту службы выехал на автомобилях и штаб ВВС округа, на следующий день подвергшийся в пути воздушному налету немецких самолетов. Командный пункт в Тернополе развернуть 22 июня успели, но оказалось, что он недостаточно оборудован средствами связи. Проводная связь имелась только с тремя авиадивизиями, а остальным пришлось передавать приказы через основной командный пункт в Киеве. Естественно, приказы запаздывали в результате бумажной волокиты, и многие авиационные соединения вынуждены были действовать самостоятельно. Они вели в основном пассивные оборонительные бои, неся при этом большие потери.

С утра 22 июня советские самолеты довольно редко появлялись над линией фронта, и их активность возросла лишь во второй половине дня. На участке 5-й армии шесть бомбардировщиков СБ из 94-го СБАП вылетели на разведку боем в район Грубешова (ныне Хрубешув), где нанесли удар по немецкой танковой колонне. Следом за ними около 16 часов отправились в боевой вылет все силы полка в составе пяти девяток бомбардировщиков во главе с командиром части полковником Николаевым. Они бомбили немецкие войска в районах Грубешов, Устилуг и вернулись назад без всяких потерь, хотя некоторые самолеты получили повреждения. Особенно жалко выглядел бомбардировщик Николаева, у которого зенитный снаряд полностью разворотил левый мотор, оторвал редуктор двигателя и воздушный винт. Тем не менее и на одном моторе летчик благополучно дотянул до своего аэродрома, пролетев в общей сложности около 350 км. Пока самолеты 94-го СБАП были на задании, по опустевшему аэродрому в Овруче отбомбились немецкие «дорнье», уничтожившие на земле один оставшийся СБ и 2 Пе-2 командного состава 62-й БАД. В 18:40 самолеты 94-го и 52-го СБАП (три девятки СБ и одна Пе-2) под прикрытием истребителей И-16 из 17-го и 89-го ИАП выполнили второй налет на те же цели, но на этот раз их ожидали вблизи линии фронта сильный зенитный огонь и несколько эскадрилий Bf 109 из JG 3. В итоге были сбиты 10 бомбардировщиков СБ и 4 Пе-2, а оставшиеся самолеты рассредоточились и уходили назад на бреющем полете поодиночке и мелкими группами. С нашей стороны члены экипажей заявили о 8 уничтоженных «мессершмиттах». (По другим источникам, боевые вылеты обеих полков 22 июня прошли успешно, а описанный бой состоялся 26 июня.).

На участке 6-й армии 22 июня 9 Пе-2 из 86-го БАП нанесли бомбовый удар по немецким моторизованным колоннам в районах Перемышля и Равы-Русской. Западнее города Сокаль произвели налет на немецкие артиллерийские позиции самолеты СБ и Ар-2 33-го СБАП. Их атаковало неожиданно появившееся снизу звено Bf 109, захотевшее поживиться легкой добычей, однако стрелки бомбардировщиков не только сумели отбиться, но и меткими пулеметными очередями зажгли два вражеских истребителя. Разведывательные Як-2 из 316-го РАП обнаружили на аэродроме Свидник юго-восточнее Люблина около сотни немецких бомбардировщиков, стоявших ровными рядами у взлетно-посадочной полосы без всякой маскировки. Однако доклады летчиков остались без последствий. Никаких мер против этого аэродрома принято не было.

Таблица 15. Боевой состав ВВС Юго-Западного фронта по состоянию на 22 июня 1941 года.

*Эти авиационные полки находились в процессе формирования и к началу войны материальной части не имели.

**18-я авиадивизия дальнего действия находилась в резерве Главного Командования и лишь временами придавалась Юго-Западному фронту.


От немецких воздушных налетов в первую очередь пострадали советские аэродромы базирования истребителей, расположенные ближе к границе. Так, сильно были потрепаны истребительные части 14-й САД: 46-й и 17-й ИАП лишились за день более половины самолетов. В 15-й САД боеспособным остался, по существу, только 28-й ИАП. В 63-й САД 30 самолетов потерял 62-й ШАП, а в 64-й авиадивизии из 66 потерянных самолетов 36 было уничтожено в 12-м ИАП и 21 истребителя лишился 149-й ИАП. Досталось и аэродромам базирования корпусных армейских эскадрилий. Например, в 17-й ОКАЭ 12-й армии из 18 самолетов (Р-5ССС и У-2) к вечеру 22 июня остался всего один.

Другими важнейшими целями немецких бомбардировщиков 22 июня являлись объекты Юго-Западной железной дороги, по которой доставлялись на фронт советские войска. За день немцы разрушили эту транспортную железнодорожную магистраль в 45 местах. Бомбили они и города, причем два бомбардировщика были сбиты на подлете к Киеву.

Вечером 22 июня перед командующим Юго-Западным фронтом генералом М.Н. Кирпоносом была наконец поставлена боевая задача. Ему предлагалось силами 5-й и 6-й армий с использованием механизированных корпусов и при поддержке всей авиации фронта нанести концентрические удары в общем направлении на Люблин, чтобы окружить и уничтожить немецкие войска, наступавшие на участке Владимир-Волынский — Крыстынополь, и к исходу 24 июня занять Люблин. Для выполнения этой задачи Кирпонос решил создать две ударные группировки: с севера из района Луцка должны были наступать вместе с 19-м стрелковым корпусом 9, 19 и 22-й механизированные корпуса, а с юга, из района Броды, планировалось нанести удар силами 37-го стрелкового корпуса, а также 8, 4 и 15-го мехкорпусов. Однако почти все перечисленные корпуса располагались на значительном удалении друг от друга и от линии фронта, и для их сосредоточения в нужных местах требовалось время, которого уже не имелось. Поэтому вначале Кирпонос приказал начать контрнаступление тем соединениям, которые уже находились поблизости от линии фронта, в частности 4-му и 15-му мехкорпусам, части которых уже втянулись в приграничные бои. Они должны были разгромить противника, двигаясь в направлении Радехов, Сокаль. Утром 23-го июня здесь разгорелись ожесточенные танковые сражения.

Для советских ВВС утро 23 июня снова началось с воздушных налетов противника на аэродромы. Причем нередко немецкие бомбардировщики нахально действовали мелкими группами без всякого сопровождения, и после сброса бомб некоторые из них еще снижались до бреющего полета, чтобы обстрелять аэродромные стоянки из пулеметов. Этому способствовала слабая защита аэродромов зенитными средствами, но тем не менее несколько немецких экипажей поплатились за такую тактику. Так, из пяти Ju 88, атаковавших аэродром 94-го СБАП, один дружным огнем сбил наземный персонал из обычных винтовок, а другой стал жертвой счетверенной установки «максимов», только что полученной со склада. Советских самолетов на месте не оказалось — в ожидании налета их заблаговременно подняли в воздух. Больше неприятностей доставили вражеские налеты 52-му авиаполку, имевшему к тому же сокращенный состав, так как на его базе формировался 94-й СБАП. Перед началом боевых действий в 52-м СБАП было около 20 Пе-2 и 25 СБ разных вариантов. Из-за постоянных бомбежек эскадрильи СБ пришлось перебазировать на запасной грунтовой аэродром в Кремно. В результате в боевых вылетах 23 июня из состава 52-го СБАП принимали участие в основном Пе-2 с аэродрома Хабное, расположенного в 60 км восточнее г. Овруч. Эскадрильей «пешек» командовал майор Борисов — отличный летчик, в совершенстве владеющий самолетом, и талантливый тактик, тщательно планирующий каждый боевой полет группы. В групповых вылетах он берег людей, не допускал никаких излишеств, зато в одиночку ходил на бреющем полете над самыми головами немцев, уничтожая врага всеми видами оружия.

На аэродроме 315-го разведывательного авиаполка под Житомиром разумную инициативу проявил комэск В. Заноздра, приказавший откатить боевые самолеты за аэродромные постройки, а на стоянках разместить списанные СБ и Р-10 без моторов. Вскоре после этого базу атаковала восьмерка «юнкерсов», уничтожившая на земле один из таких Р-10. Разведывательные СБ в течение дня летали поодиночке к линии фронта, что в условиях немецкого господства в воздухе было весьма опасным делом, поскольку устаревшие бомбардировщики, не имевшие бронезащиты, являлись легкой добычей для немецких истребителей. Штурман Д.К. Перемог, отправившийся на разведку вместе с пилотом Авиловым и стрелком-радистом Вартазаровым, так описывал свои впечатления от полета:

«Задание у нас было сложное: определить передний край наших войск между Равой-Русской, Луцком и Ковелем. При подходе к Каменке-Бугской, что в сорока километрах севернее Львова, нас атаковали два Мессершмитта-109. Я увидел их, когда они вынырнули из облаков… Тут же нажал на гашетку. Стрелял короткими очередями с передней установки. Гитлеровцы будто не обращали на это внимания. Онипродолжали сближаться, намереваясь нанести по нашему самолету лобовой удар. Авилов понял это и стал прижимать машину книзу. «Мессеры» проскочили мимо. Потом начали заходить для повторной атаки со стороны задней полусферы.

Впереди оказалось мощное кучевое облако. Мы вошли в него, и враги на какое-то время нас потеряли. Но стоило нам вынырнуть оттуда, как гитлеровцы набросились снова. Они открыли огонь по обоим моторам. Самолет вздрогнул и стал крениться влево. Я осмотрелся. Консоль левой плоскости оказалась обрубленной. В крыле зияла дыра. Встречный поток воздуха разрушал ее на глазах. Задымил, а затем и загорелся правый мотор. Решив, что с нами покончено, стервятники оставили наш самолет и унеслись вперед».

Подбитый СБ совершил вынужденную посадку на ржаное поле, и как только экипаж покинул самолет, он сразу взорвался. С территории противника Перемог вместе с товарищами вынужден был добираться назад пешком и на подручных средствах.

94-й СБАП под прикрытием истребителей вновь бомбил 23 июня цели в районе Грубешова и довольно успешно, однако на следующий день прикрытие отсутствовало, и немецкие истребители изрядно пощипали замыкающую девятку СБ, сбив в числе прочих пилотов также командира эскадрильи майора Бедрицкого. 52-й СБАП 24 июня потерял в полном составе эскадрилью Якименко, которая не вернулась с боевого задания.

Три девятки СБ из 33-го СБАП 23 июня наносили удар по моторизованным колоннам вермахта в треугольнике Любачув, Ярославль, Яворов. Они сбросили на танки, артиллерийские орудия и грузовики с пехотой около полутора сотен 100-кг бомб и потеряли два самолета, сбитых зенитным огнем. Экипаж лейтенанта Калина врезался на горящем бомбардировщике в самую гущу вражеской техники, а второй СБ сумел дотянуть до своей территории и совершил вынужденную посадку в поле. 24 июня полк бомбил немецкие войска в районе Броды, и при выполнении этого задания совершил огненный таран ст. лейтенант Г. Храпай, направивший свой подбитый самолет прямо в центр моста, на котором скопилось много немецких машин.

В целом действия советских бомбардировщиков на Юго-Западном направлении в первые дни войны носили весьма хаотичный характер. Плохо была организована воздушная разведка, а из-за отсутствия должной координации бомбовые удары наносились на широком фронте. Кроме того, многие бомбардировочные части все еще оставались в резерве и в боях не участвовали. Из-за вражеских диверсантов и постоянных бомбардировок командных пунктов связь между штабом ВВС и авиасоединениями стала вообще отвратительной, и поэтому пришлось использовать для передачи приказов связные самолеты.

Невысокой была активность истребителей, продолжавших нести тяжелые потери, главным образом на земле. В Луцке прекратил существование 46-й ИАП, от которого после очередного налета осталось всего одно дежурное звено «чаек». С аэродрома Судилков 23 июня в район Ковеля перебазировался 91-й ИАП. Для прикрытия с воздуха контрнаступления советских войск Птухин в соответствии с приказом Кирпоноса стягивал истребительную авиацию ближе к фронту. В результате на небольшом аэродроме скопились самолеты трех истребительных полков, и это не ускользнуло от внимания немецкой разведки. Не успели летчики и техники 91-го ИАП расположиться на новом месте, как вечером над этим аэродромом появились немецкие бомбардировщики.

После бомбардировки и обстрела с воздуха большая часть советской авиатехники превратилась в обломки, и «безлошадным» пилотам 91-го ИАП пришлось добираться обратно в Шепетовку на попутных машинах. В 17-м ИАП осталось около 30 исправных самолетов, из которых более половины немцы уничтожили на земле утром 24 июня. 12 Bf 109 проштурмовали аэродром по всем правилам военного искусства: шестерки немецких истребителей образовали в небе два круга и расстреливали авиатехнику, как на полигоне. В итоге следом за «безлошадниками» 91-го ИАП отправились и пилоты 17-го ИАП, только несколько дальше — в район Житомира. Туда уже перебазировались оставшиеся самолеты с различных авиаполков.

В воздушных боях некоторых успехов добились летчики 12-го ИАП, записавшие на свой счет в течение двух дней 8 сбитых Ju 88. Авиаполки 16-й САД в период с 22 по 24 июня уничтожили 22 немецких самолета, в том числе 16 бомбардировщиков и 6 истребителей. Среди летчиков отличился лейтенант А.М. Мурашко из 28-го ИАП. Первую воздушную победу он одержал уже 22 июня, а на следующий день уничтожил второй вражеский самолет, однако был сбит сам, сильно обгорел, но от больничной койки отказался. Вскоре его снова ранили, и опять он отказался ложиться в госпиталь.

Между тем 24 июня советскому командованию стало ясно, что контрнаступление в районе Радехова не принесло ожидаемого успеха. Из-за несвоевременного выхода войск 15-го мехкорпуса к месту боев удары наносились поочередно и в разных местах полосы фронта протяженностью около 70 км. Кроме того, действия танков изрядно осложнили лесисто-болотная местность, отсутствие артиллерийской поддержки и слабое прикрытие с воздуха. Нанести поражение противнику не удалось, однако темпы его продвижения замедлились, и он вынужден был перебрасывать значительные силы на фланги. Тем не менее танковая группа Клейста к вечеру 24 июня углубилась в советскую территорию на 100 км. Южнее немцы прорвались в стык между Рава-Русским и Перемышльским укрепрайонами и потеснили части 6-й армии.

24 июня был вновь снят с должности уже с более суровой формулировкой генерал Е.С. Птухин. На этот раз его объявили виновником всех неудач ВВС фронта и вскоре арестовали. Он погиб в заключении в феврале 1942 года.

Сосредоточить все механизированные корпуса Юго-Западного фронта в районах Луцк, Ровно, Броды удалось только 25 июня, и в течение следующих дней в этом треугольнике разгорелось одно из самых крупных танковых сражений за всю историю Великой Отечественной войны. С обеих сторон в нем приняло участие около 3000 танков.

Для поддержки ударов мехкорпусов по распоряжению Кирпоноса наконец полностью привлекли к боевым действиям 19-ю бомбардировочную дивизию. Она размещалась на аэродромном узле Белая Церковь и в первые дни войны понесла сравнительно небольшие потери. Кроме того, Юго-Западному фронту был передан из резерва 4-й дальнебомбардировочный авиакорпус (около 300 самолетов ДБ-3 и ДБ-ЗФ), которым командовал полковник В.А. Судец.

Бомбардировщики 94-го и 52-го СБАП, поддерживая наступление 8-го и 15-го мехкорпусов с юга на Сокаль, 25-го июня летали парами на разведку и потом группами производили налеты на вражеские колонны, двигавшиеся по дорогам от Владимира-Волынского до Луцка. Бомбили обычно с высоты 400–800 м, а затем обстреливали противника из пулеметов. 26 июня вступили в бой 9-й и 19-й мехкорпуса, наступавшие с севера, и около 60 самолетов 62-й БАД атаковали немецкие танки на их пути. В тот же день три девятки СБ из 94-го СБАП нанесли удар по переправе через реку Буг у Крыстынополя, где скопилось много вражеской техники. Боевые вылеты советских бомбардировщиков редко обходились без потерь по причине сильного зенитного огня противника и слабого прикрытия истребителями. В 19-й бомбардировочной дивизии, кроме того, проблему представляла высокая аварийность, так как один из ее полков (136-й ББАП) был вооружен новыми, плохо освоенными личным составом скоростными самолетами Як-2 и Як-4. В целях безопасности пришлось существенно ограничить бомбовую нагрузку этих машин, что свело к минимуму их боевую ценность. Полки 4-го ДБАК в течение 26 июня выполнили около 170 самолето-вылетов на бомбардировку целей в районах Рава-Русская, Луцк и Сокаль. С бомбами на штурмовку немецких колонн вылетали также самолеты И-153 и И-16 из состава ВВС 5-й и 6-й армий, а в 28-м ИАП по инициативе ст. лейтенанта Доброхотова бомбовыми подвесками оборудовали даже новые истребители МиГ-3. 26 июня МиГ-3 из 28-го ИАП несколько раз штурмовали моторизованные колонны на шоссе Крыстынополь — Радехов, и в одном из вылетов Доброхотов получил тяжелое ранение осколком снаряда в голову. Однако он продолжил штурмовку, сбросил бомбы, выполнил еще два захода со стрельбой из пулеметов, потом сумел долететь до своего аэродрома и потерял сознание уже после посадки. Из МиГ-3 его вынесли на руках. Согласно докладам летчиков 28-го ИАП в этом вылете они уничтожили 10 танков, несколько автомобилей и десятки солдат и офицеров.

Экипажи люфтваффе в конце июня выполняли самые разнообразные задачи. Они с завидной постоянностью продолжали налеты на советские аэродромы, все время докладывая о новых успехах, вели разведку, бомбили передовые укрепления и скопления советских войск, города и железнодорожные узлы. 25 июня около 40 немецких самолетов нанесли бомбовые удары по промышленным объектам Киева и близлежащим аэродромам. Ценою трех потерянных Ju 88 немцам удалось повредить несколько крупных киевских заводов. В воздушных боях они сбили два И-16, еще пять советских самолетов сожгли на земле и 25 повредили.

Оборону Киева в июне 1941 года обеспечивали 36-я ИАД в составе четырех полков И-153 и И-16, а также 3-я и, позднее, 4-я дивизии ПВО, включавшие в себя зенитно-артиллерийские полки, полки ВНОС, прожекторные полки и подразделения аэростатов заграждения. 3-я дивизия защищала Киев, Фастовский железнодорожный узел, мосты через Днепр в Киеве, Черкассах, Каневе и Янове. Ей придавались два полка 36-й ИАД. 4-я дивизия ПВО прикрывала вначале Львов и подступы к нему, а затем, после отступления, вошла в состав Киевского района ПВО. Всего в Киевском районе ПВО имелось около 300 зенитных орудий, свыше 100 зенитных пулеметов и 81 аэростат заграждения.

Хорошо налаженное ведение воздушной разведки позволило немецкому командованию быть в курсе меняющейся обстановки на фронте. Все значительные передвижения советских мехкорпусов немедленно вскрывались, что давало возможность немцам эффективно маневрировать своими наземными силами. В условиях господства люфтваффе в воздухе советские танковые соединения подвергались регулярным воздушным налетам, и особенно пострадал от бомбардировок 15-й мехкорпус. Вечером 26 июня «юнкерсы» разбомбили и его штаб, в результате чего был тяжело ранен командир мехкорпуса генерал И.И. Карпезо.

Хотя механизированные корпуса немного потеснили противника в районах реки Стырь и Дубно, однако их потери оказались чересчур велики. Танки вступали в бой после марша длиной 200–400 км, и многие из них вышли из строя из-за технических неполадок. Контрудары по-прежнему наносились неорганизованно и по частям, а немцы сосредоточили на передовых рубежах значительное количество противотанковой артиллерии. К вечеру 26 июня изрядно поредевшие соединения мехкорпусов уже нуждались в отводе из районов боев и перегруппировке, но Ставка требовала продолжать контрнаступление.

27 июня командование ВВС получило приказ усилить бомбовые удары и увеличить время пребывания самолетов над полем боя. В связи с этим число боевых вылетов возросло, а бомбардировщики стали действовать мелкими группами без истребительного сопровождения. Из состава 62-й БАД были брошены в бой 226-й и 227-й ближнебомбардировочные авиаполки, вооруженные одномоторными самолетами Су-2. До тех пор они изредка выполняли лишь разведывательные полеты и за первую неделю войны не потеряли ни одного экипажа.

Естественно, при такой тактике действий количество потерь возросло, а эффективность налетов оказалась сравнительно невысокой, поскольку штабы ВВС армий были не в состоянии организовать взаимодействие авиационных частей с наземными войсками. В качестве главного успеха советских бомбардировщиков на Юго-Западном фронте в период с 28 по 29 июня 1941 года в советской военной истории обычно приводится разгром передовых частей 11-й танковой дивизии 1-й группы Клейста, которые под воздействием одновременных ударов с воздуха и со стороны войск Шепетовского укрепрайона вынуждены были отступить из района Острога и частично рассеялись в лесах. За этот сомнительный успех пришлось заплатить слишком дорогую цену: 62-я и 19-я бомбардировочные авиадивизии в значительной степени утратили свою боеспособность. В боях они потеряли 2/3 самолетов. В 52-м СБАП особенно горькой была гибель 27 июня капитана Борисова. В этот день вечером его экипаж во время выполнения задания сумел отбиться от 6 Bf 109, но во время посадки на аэродроме в сумерках бомбардировщик Пе-2 зацепился за дерево, упал на землю и взорвался. По другим источникам, причиной гибели самолета стала выпавшая из бомболюка несбросившаяся бомба.

Всего, по данным на 30 июня, в составе ВВС Юго-Западного фронта осталось 837 самолетов. Остальные были сбиты в воздушных боях, уничтожены на земле или брошены на аэродромах в неисправном состоянии. Потери люфтваффе над Украиной за тот же период оказались в 5–6 раз меньше.

К 30 июня завершилось танковое сражение в районе Броды — Луцк — Ровно. Советские мехкорпуса, лишившись большинства своих танков, смогли только на неделю задержать продвижение противника. К концу июня Луцк, Ровно, Броды, Ковель, а также и Львов перешли в руки немцев, продолжавших наступление в общем направлении на Киев. 1 июля по приказу военного совета фронта оставшиеся части 9-го и 22-го мехкорпусов совместно с соединениями 5-й армии нанесли еще один удар из района Цумань — Клемань в тыл немецким войскам, захватившим Ровно, однако и он также не увенчался успехом, хотя советским частям удалось довольно глубоко вклиниться во фланг 1-й танковой группы Клейста.

Авиация 1 июля в боевых действиях в Полесье практически не участвовала из-за проливных дождей. По просьбе генерала Москаленко, командира 1-й противотанковой артбригады, поддержавшей наступление 9-го и 22-го мехкорпусов, один Су-2 из состава 62-й БАД все же вылетел на разведку, но во время полета на малой высоте, под кромкой облаков, был вскоре сбит вражеским зенитным огнем. В этот день на должность командующего ВВС Юго-Западного фронта был назначен генерал Ф.А. Астахов. Ранее обязанности командующего выполнял заместитель Птухина полковник С.В. Слюсарев.

В начале июля значительная нагрузка в боевых действиях легла на 226-й и 227-й ближнебомбардировочные полки. Одномоторные самолеты Су-2 имели довольно слабое оборонительное вооружение, однако обладали неплохой живучестью и маневренностью. Летали они обычно плотными группами на небольших высотах, что позволяло им более эффективно отражать атаки вездесущих «мессершмиттов». Конечно, далеко не всегда это удавалось, особенно при настойчивости или численном превосходстве противника. Так, 29 июня 12 Су-2 из 227-го ББАП при подходе к району цели были атакованы 8 Bf 109 из JG 3. Первые атаки стрелки успешно отбили, но когда над целью строй бомбардировщиков нарушился из-за сильного зенитного огня, немецкие истребители тут же этим воспользовались и сбили 6 самолетов, в том числе машину командира эскадрильи майора Колокольникова. 2 июля в воздушном бою погиб комэск 226-го ББАП капитан Б.Ф. Щербина вместе со своим штурманом, а на следующий день три Bf 109 напали на звено мл. лейтенанта М.П. Одинцова из того же полка. Один Су-2 из состава звена немцам удалось сбить сразу, а самолет Одинцова они буквально превратили в решето, ранив обоих членов экипажа. «Михаил Одинцов был в таком состоянии, — вспоминал его штурман Н.В. Ефимов, — что Су-2 пришлось сажать мне (эта машина оказалась с двойным управлением). С места вынужденной посадки нас доставили в житомирский госпиталь, потом в Харьков… Больше мы в 226-й полк не попали». В приземлившемся самолете с практически разрушенной плоскостью крыла насчитали около 170 пробоин.

Подтянув к линии фронта свежие силы, немцы в начале июля возобновили наступление в двух направлениях: на севере гитлеровские войска рвались к Житомиру и Киеву, а на юге наступали в направлении на Староконстантинов. 2 июля части 14-го моторизованного корпуса вермахта ворвались в Тернополь, создав тем самым непосредственную угрозу тылам 12-й и 26-й советских армий. В сложившейся тяжелой обстановке Ставка Главного Командования приняла решение об отходе войск Юго-Западного фронта на оборонительные рубежи старой государственной границы, протянувшиеся от реки Припять до города Каменец-Подольский. На авиацию возлагалась задача прикрытия отступающих соединений путем борьбы с вражескими самолетами в воздухе и непрерывными атаками немецких войск на земле. Однако воздушное господство прочно удерживалось люфтваффе, и поэтому отходившие на восток колонны (в которых находилось немало беженцев — женщин, стариков и детей) подвергались постоянным ударам с воздуха. «Общее отступление войск фронта, — вспоминал П.А. Ротмистров, — происходило в условиях недостатка боеприпасов и горюче-смазочных материалов и при непрерывном воздействии авиации противника. Это приводило к тому, что наши части вынуждены были зачастую сжигать или взрывать драгоценную боевую технику».

В этот период времени увеличилось число вылетов немецких разведывательных самолетов. Наряду с прифронтовой зоной боевых действий они вели разведку и тыловых советских районов, где подготавливалась новая линия обороны. Подробные аэрофотоснимки советских укрепрайонов на так называемой «линии Сталина» немедленно отправлялись в главный штаб вермахта. Вслед за разведчиками нередко появлялись в небе бомбардировщики люфтваффе, стремившиеся расчистить путь своим наступающим войскам. Например, восточнее Тернополя они бомбовыми ударами сильно расстроили боевые порядки 80-й дивизии, сдерживавшей наступление частей 14-го моторизованного корпуса. На севере «юнкерсы» в районе Острога помогли соединениям 1-й танковой группы форсировать реку Горынь. В ночь с 5 на 6 июля немецкие бомбардировщики подвергли массированной атаке с воздуха города Житомир, Бердичев и Новгород-Волынский. 8 июля, сосредоточив войска на узком участке фронта, немцы прорвали Новгород-Волынский укрепрайон и на исходе 9 июля ворвались в Житомир.

В 33-м СБАП утром 9 июля звено СБ было отправлено в район Броды на подавление вражеских артиллерийских позиций. В пути оно должно было объединиться с группой самолетов из другого полка. Ведущим звена назначили Ефремова, а его ведомыми — Бочина и Панченко. После выхода в точку рандеву летчики заметили впереди два звена советских бомбардировщиков и попытались к ним пристроиться.

«Я слегка качнул крыльями и увеличил обороты моторов, — вспоминал B.C. Ефремов. — Бочин и Панченко следовали за мной. Все шло нормально, но идущие впереди растянулись на километр. Дистанция между ними не сокращалась. Я выжимал из моторов все, на что они были способны, однако приблизиться к группе не удавалось.

А время шло. Внизу проплыл Житомир, уже показался Новгород-Волынский. Но самолеты продолжали идти отдельными группами.

Под нами раскинулись Броды. Внизу блеснули на солнце крылья взлетающих самолетов. Вскоре первое звено было атаковано вражескими истребителями, затем на него обрушилась зенитная артиллерия. Стали падать сбитые бомбардировщики, вслед за ними рухнул взорвавшийся в воздухе немецкий истребитель. «С первым звеном покончено», — с ужасом подумал я. В следующее мгновение четыре «мессершмитта», вынырнув снизу, атаковали второе звено. Бомбардировщики сбросили бомбы и стали разворачиваться, отстреливаясь из своих пулеметов.

Я дал сигнал своим ведомым и, резко снижаясь, на предельной скорости устремился вперед. Только так можно было избежать встречи с вражескими истребителями и нанести бомбовый удар по цели. Но артиллерийских позиций мы так и не обнаружили. Зато на железнодорожной станции Броды оказалось несколько эшелонов и скопление войск. Николаев (штурман) сбросил стокилограммовые бомбы на железнодорожный путь. Вспыхнули вагоны, загорелась станция, в панике забегали солдаты. Убедившись, что ведомые хорошо держатся в строю, я снизился еще немного. Штурманы и стрелки-радисты открыли пулеметный огонь по скоплениям машин и фашистских солдат.

Выйдя из боя, мы увидели, как высоко слева уходил от преследования истребителей наш маленький, юркий Ар-2, а справа медленно летел еще один бомбардировщик, с дымящимся левым мотором. Фашистские летчики опомнились только тогда, когда по ним ударили сзади шесть пулеметов нашего звена. Один из истребителей был сбит и врезался в землю. Другой, получив повреждения, сел в поле, оставив за собой густые клубы дыма и пыли…

После обеда три экипажа пошли на разведку: я — на северо-запад, в сторону Коростеня, Бочин — на запад, к Тернополю, Сидоркин — к Виннице. Осмотрев заданный район, я вышел к Коростеню. В безоблачном небе группа советских бомбардировщиков вела бой с немецкими истребителями. На земле тоже шел бой.

Выполнив задание, мы подходили к Житомиру с северо-запада. По шоссе двигалась к городу большая колонна войск. Я энергично развернул машину в сторону шоссе и крикнул Николаеву, чтобы приготовил пулеметы. Низко пластаясь над землей, самолет пересек колонну, паля из пулеметов. Фашисты не успели сделать и десятка прицельных выстрелов, как мы исчезли.

Под Бердичевым по нам ударила зенитная артиллерия, и шапки черных разрывов повисли совсем рядом.

— И здесь немцы! — со злостью крикнул Николаев.

Из-под кромки мощного облака вывалился самолет и, крутясь по спирали, врезался в землю. На большой высоте тоже, оказывается, шел воздушный бой.

Вернувшись домой, мы доложили командиру о результатах разведки. Всех поразило, что враг уже захватил Житомир и Бердичев…»

Передовые части немецких войск были остановлены на рубеже реки Ирпень, т. е. у самой границы Киевского укрепрайона. К этому времени на подступах к Киеву уже были возведены с помощью гражданского населения многочисленные огневые точки, противотанковые рвы, проволочные и минно-взрывные заграждения. Для боевых действий спешно формировались из ополченцев дополнительные полки и дивизии.

9 июля отступавшие соединения 5-й армии, наконец, заняли укрепления старой государственной границы, однако обжиться в них не успели, поскольку в тот же день Ставка ГК потребовала новых мощных контрударов. С целью разгрома вклинившейся в советскую оборону в районе Житомира группировки противника 5-й армии предлагалось совместно с частями 9,19 и 22-го мехкорпусов перейти в наступление в общем направлении на Новгород-Волынский. С юга в северном направлении должен был нанести удар из района Любар 49-й стрелковый корпус. Перед началом этой крупной операции Юго-Западный фронт был усилен резервами, и в первую очередь артиллерией РГК. Все ВВС фронта, в том числе авиационные дивизии общевойсковых армий, на время проведения операции перешли в непосредственное подчинение генерала Ф.А. Астахова. К этому моменту они сильно сократились, и в их составе имелось всего 249 исправных боевых самолетов.

Скрытно выдвинувшись ночью на рубежи атаки, советские войска 5-й армии и трех мехкорпусов (насчитывавших всего 130 танков) 10 июля в 4 часа утра нанесли неожиданный для немцев удар на довольно широком фронте протяженностью около 50 км. Преодолевая упорное сопротивление врага, в течение четырех дней они продвинулись на 10–20 км, перерезав шоссе, ведущее к Житомиру и Киеву. Тем самым было нарушено снабжение вырвавшихся вперед дивизий танковой группы Клейста, и немцам пришлось на время отложить планы захвата Киева. Чтобы остановить наступающие советские войска, они развернули против них основные силы 6-й полевой армии и часть сил 39-го моторизованного корпуса Клейста, нацеленного на Киев. Всего против левого крыла 5-й армии немцы сосредоточили к 15 июля до 11 пехотных и танковых дивизий. В результате они потеснили советские соединения назад, однако ожесточенные бои за житомирское шоссе еще продолжались вплоть до 17 июля. Тяжелые бои в период с 10 по 15 июля разгорелись и в районе Бердичева, где контрудар наносили советские войска 6-й армии генерала Музыченко, усиленные 16-м мехкорпусом.

В этот период времени действия авиации Юго-Западного фронта впервые были сконцентрированы должным образом, что позволило нанести противнику серьезный урон. Уменьшение численности ВВС компенсировалось увеличением количества боевых вылетов, так как большинство советских авиационных полков теперь базировались недалеко от линии фронта. Для сопровождения бомбардировщиков привлекли не только истребительные части 14, 15,16 и 17-й САД, но также 36-ю истребительную дивизию, ранее занятую только в системе ПВО Киевской зоны. Нужно отметить, что в 36-й ИАД имелось столько истребителей, сколько их было во всех остальных авиадивизиях общевойсковых армий, вместе взятых. Остатки бомбардировочных полков ВВС ЮЗФ включали в себя лишь несколько десятков самолетов разных типов, поэтому для воздушных налетов использовались также 90-й и 93-й полки ДВА (18-й авиадивизии) и 25 четырехмоторных бомбардировщиков ТБ-3 из 14-го ТБАП, размещенного на аэродромах в Полтаве и Борисполе. Кроме того, в боевых действиях южнее Киева принимали участие ДБ-3 из состава 22-й дивизии ДБА.

4-й воздушный флот люфтваффе к 10 июля пополнился группой пикирующих бомбардировщиков Ju 87 из StG 77, переброшенной с центрального направления с основной задачей разрушения мостов через Днепр в тылу войск Красной армии. Таким образом немцы пытались воспрепятствовать отходу советских воинских соединений. Истребители из JG 3 и JG 51 передислоцировались на передовые аэродромы ближе к фронту, и основной их базой стало Полонное, расположенное в 30 км западнее Шепетовки.

Таблица 16. Изменение боевого состава ВВС Юго-Западного фронта с 11 по 29 июля 1941 года.

*В числителе указано количество исправных боевых самолетов, а в знаменателе — неисправных.

**Эти соединения и части были переданы ВВС 6-й армии Юго-Западного фронта из состава Южного фронта.

***18-я авиадивизия дальнего действия находилась в распоряжении верховного командования и только временно придавалась Юго-Западному фронту.


С утра 10 июля советская авиация приступила к интенсивной боевой деятельности, беспрерывно бомбя и штурмуя вражеские войска. В первую очередь воздушным налетам подверглись колонны танковой группы Клейста, двигавшиеся по шоссе от Житомира к Коростышеву. Их атаковали самолеты 19-й и 62-й БАД, а также ТБ-3 из 14-го ДБАП. Дальние бомбардировщики ДБ-3 бомбили цели в районе Чудново, Новый Мирополь, Романовка и др. К сожалению, организовать постоянное взаимодействие в воздухе бомбардировочных частей с истребителями не удалось. Группы бомбардировщиков вынуждены были летать без прикрытия, неся дополнительные потери от огня немецких истребителей. В частности, совершенно неоправданным являлось решение использовать в дневных налетах самолеты ТБ-3. Уже утром был потерян один тихоходный бомбардировщик, и немного позднее группа из 12 ТБ-3 подверглась атаке пары «мессершмиттов». Стрелкам дружным огнем удалось уничтожить один немецкий истребитель, однако другой из боя не вышел и сумел сбить 7 четырехмоторных бомбардировщиков. Значительные потери 10 июля понесли и подразделения ДБА, в частности, 8-й и 93-й авиаполки, оснащенные самолетами ДБ-ЗФ. Из их состава выбыло около половины боевых машин. Одну из грyпп ДБ-ЗФ приблизительно в 11 часов перехватило звено Bf 109F из I/JG 53, и после боя немцы доложили о пяти воздушных победах, в том числе два бомбардировщика записал на свой счет лейтенант Целлот. Всего в течение 10 июля немецкая истребительная группа I/JG 53 заявила 14 воздушных побед при потере двух самолетов и двух пилотов: лейтенант Рюба пропал без вести, а лейтенант Хейдемейер погиб восточнее Житомира. Кроме того, вечером в воздушном бою с И-153 (немцы все истребители-бипланы Поликарпова обычно называли И-15) был поврежден истребитель адъютанта группы лейтенанта Тонне, а сам летчик получил легкое пулевое ранение в голову.

В середине июля пилоты истребительных частей люфтваффе, размещенных на аэродромах поблизости от линии фронта, стали шире практиковать «свободную охоту». Этому способствовало также и то, что советское командование Юго-Западного фронта явно недостаточное внимание уделяло подавлению вражеской авиации на земле. Пожалуй, лишь аэродром Полонное (где находились истребительные группы I и III/JG 3) во время боев за житомирское шоссе подвергался воздушным налетам, впрочем, без особого успеха. Среди немецких «экспертов» отличились в этот период командир группы III/JG 3 Вальтер Оезау, заявивший в течение 10 и 11 июля о 7 победах, а также майор фон Мальцан из JG 53, увеличивший свой счет до 30 сбитых самолетов. В числе тех, кому не повезло, оказался командир эскадрильи 8./JG 3 Шмидт, получивший пулю в грудь в ходе атаки бомбардировщиков СБ, вероятно из 33-го СБАП. Раненный, он дотянул до своего аэродрома, но после лечения в госпитале был признан негодным к летной службе. 12 июля погиб в воздушном бою обер-лейтенант Фауст, возглавлявший эскадрилью 4./JG 3. Вообще численность 3-й истребительной эскадры люфтваффе к этому времени по разным причинам сильно уменьшилась. Так, в группе III/JG 3 в исправном состоянии осталось менее десяти «мессершмиттов». Ненамного лучше оказалась ситуация в группе I/JG 53.15 июля был подбит в бою с советскими истребителями ее командир, майор фон Мальцан, разбивший самолет при вынужденной посадке. 16 июля Bf 109 из эскадрильи 1./JG 53, сопровождавшие пикировщики в район Винницы, на обратном пути занялись «свободной охотой» и вскоре обнаружили группу советских самолетов ДБ-ЗФ. Однако летевшие без прикрытия дальние бомбардировщики на этот раз оказали достойный отпор немецким пилотам. Уже после первой атаки, получив точную очередь бортового стрелка, вышел из боя командир немецкой эскадрильи обер-лейтенант Оли, а затем совершил вынужденную посадку на советской территории его заместитель Шефер, попавший в итоге в плен. В этом воздушном бою немецким летчикам, по всей видимости, противостояло звено ДБ-ЗФ из 220-го ДБАП 48-й авиадивизии, тоже привлеченной в середине июля к боевым действиям на Юго-Западном фронте. Советские бомбардировщики нанесли точный удар по переправе через реку Рось в районе Белой Церкви, и при развороте на обратный курс один из ДБ-3 отстал из-за установленных на нем менее мощных двигателей. Его-то и атаковали «свободные охотники» из 1./JG 53, стремившиеся поживиться легкой добычей. О том, что у них вышло, оставил свои воспоминания штурман советского самолета, Н.А. Гунбин:

«Первым заметил истребителей сержант Бойко — он был за турельным пулеметом.

— Командир, сзади, сверху, приближается четверка «мессеров». Дальность — три-четыре километра. Готовимся к бою.

— Зря патронов не тратить. Бить наверняка! — приказывает командир. — Учтите, буду совершать противоистребительный маневр.

Мы слышали, что последние серии Мессершмиттов-109 вооружены, кроме пулеметов, пушками «эрликон» с дальностью стрельбы большей, чем у наших ШКАС-ов. В этом было еще одно их преимущество. А чем вооружено это вражеское звено, оставалось только гадать. Готовимся к худшему варианту.

Встретившись впервые с истребителями противника, мы, конечно, не могли представить себе всю, если так можно выразиться, картину воздушного боя. Не могли предвидеть и его последствия. Но настоящий воздушный бой всегда скоротечен. Не успел я уточнить курс на свою территорию и пересесть на заднее сиденье кабины, как возле самолета промелькнули трассы вражеских снарядов. Тут же ответили наши стрелки. Они начали бить по «мессерам» с короткой дистанции, когда те заканчивали атаку. Однако вышел промах. Как с той, так и с другой стороны. Степан вовремя сманеврировал — снаряды врага пролетели мимо.

Отвернув вправо, гитлеровцы начали вторую атаку. Два крупнокалиберных снаряда с треском прошивают штурманскую кабину сантиметров на десять выше моей головы. Вырвав большой кусок обшивки и разбив приборную доску, снаряды выходят через лобовое остекление, оставив в нем две большие дыры. В кабине поднялась пыль. Осколки приборной доски попали мне в лицо, по щеке потекла кровь. Ее следы потом увижу на полетной карте, но сейчас не до этого: гитлеровцы, чувствуя свое превосходство, продолжают наседать на нас и атаковать прежде всего с дальних дистанций. Но вот два их истребителя приближаются и пытаются атаковать уже с близкого расстояния, что нам на руку. Видно, кончились пушечные снаряды, и они решили применить пулеметы. Но тут произошло событие, приумножившее наши силы: Бойко сбил одного «мессера» и неистово закричал по СПУ:

— Один сбит, командир! Задымил и пошел к земле!..

Но оставалось еще три. Окрыленные успехом, наши сержанты в одной из атак сбили еще один самолет. На этот раз отличился Лойко. Против нас теперь остается два «мессершмитта», и они тут же заходят в атаку. Их пулеметные очереди прошивают правую плоскость нашего ДБ. На ней появились подтеки масла. Это хорошо видит Степан. Очевидно, пробит масляный бак, и мотор скоро может остановиться. Главное сейчас — выиграть бой. В крайнем случае, можно идти на одном моторе, хотя и со снижением. Чтобы сорвать прицельную стрельбу неприятеля, летчик при каждой его атаке резкими движениями самолета продолжает создавать рыскание машины, и это помогает.

Несмотря на яростные атаки численно превосходящего врага, пытавшегося во что бы то ни стало добить нас, ДБ шел как завороженный и… оставался управляемым. Задняя полусфера (там идет основной бой) из моей кабины просматривается слабо. Командир видит ее лучше. Точную картину боя в основном узнаем по докладам стрелков, по треску пулеметов…

Наконец, долгожданный доклад стрелка:

— Горит еще, командир! Третий!..

— Смотрите за последним, — обрадованно отвечает командир, — не выпускайте его из виду…

Как поведет себя четвертый? Воспользовавшись паузой, смотрю вниз: подходим к Днепру, а за рекой — наверняка уже наши. Но четвертый не захотел разделить участь своих собратьев и, развернувшись, пошел на запад, восвояси».

К середине июля была сильно ослаблена и бомбардировочная авиация люфтваффе, все чаще действовавшая мелкими группами по 6—10 машин.

Советские ВВС в период проведения операции понесли более значительные потери, чем люфтваффе, но они помогли задержать противника на подступах к Киеву. Например, 33-й СБАП только в течение 12 июля рассеял воздушными налетами несколько немецких моторизованных колонн и разрушил мост через реку Тетерев. Согласно доклада генерала Ф.А. Астахова передовые соединения танковой группы Клейста из-за интенсивных воздушных атак были вынуждены покинуть шоссе Житомир — Киев и ушли в леса в районе Фастов, Брусилов, Юров. По советским источникам, с 9 по 14 июля ВВС Юго-Западного фронта уничтожили на земле до танковой дивизии противника. Немецкие документы сообщают, что за 13 дней боев в июле 1-я танковая группа Клейста потеряла около 40 % танков.

Ожесточенное сопротивление советских войск на киевском направлении вынудило гитлеровское командование развернуть основные силы группы армий «Юг» на юго-восток. Ударом в этом направлении оно рассчитывало перерезать пути отхода 6, 12 и 26-й советских армий, чтобы в дальнейшем их окружить и полностью уничтожить. 12 июля наши войска с боями оставили город Бердичев, а 16 июля дивизии Клейста захватили Белую Церковь. Одновременно между боевыми порядками 12-й и 18-й армий глубоко вклинилась 17-я немецкая армия под командованием генерала Штюльпнагеля. Отступая на новые рубежи обороны, наши войска постоянно наносили фланговые контрудары, не давая противнику расширять зоны прорыва.

Под Киевом десять пехотных дивизий 6-й армии вермахта втянулись в затяжные бои, пытаясь окружить 5-ю армию генерала М.И. Потапова. Однако, разгадав направление главного удара врага на Коростень, Потапов своевременно укрепил свой левый фланг и не только сковал противника, но и нанес сильный контрудар на малинском направлении. С воздуха контрнаступление войск 5-й армии поддерживали 19-я и 62-я бомбардировочные авиадивизии, а также полки ДБА. Они бомбили и расстреливали врага в основном на марше, препятствуя переброске в район боев немецких подкреплений и резервов. Базировались теперь советские фронтовые бомбардировщики на аэродромах восточнее Киева, а дальняя авиация действовала из районов Запорожье и Черкассы.

В 62-й БАД основную ударную силу по-прежнему составляли полки, вооруженные самолетами Су-2, хотя в ходе боев за житомирское шоссе они потеряли семь экипажей. Из дюжины СБ в исправном состоянии осталась лишь половина машин, новые бомбардировщики Пе-2 почти все были потеряны. В качестве пополнения 62-я БАД получила в середине июля 7-ю отдельную разведывательную эскадрилью, имеющую в составе 21 самолет Р-10 и 2 И-15бис.

Южнее Киева активность советской авиации была несколько ниже, но и здесь советские пилоты отчаянно сражались, старясь нанести максимальный ущерб врагу. Из состава 15-й САД в боях отличился 66-й штурмовой авиаполк, вооруженный устаревшими бипланами И-15бис. Немалая заслуга в этом принадлежала его командиру полковнику С.С. Щегликову, который постоянно требовал от своих подчиненных полной самоотдачи в борьбе с фашистами. Однажды в полку даже организовали товарищеский суд над одним из летчиков, сбросившим на немецкую колонну бомбы, но вернувшимся назад с неизрасходованным боекомплектом для пулеметов. «Все бомбы и пули для врага», — по мере возможности летчики свято соблюдали этот принцип. Так, 23 июля звено И-15бис под командованием лейтенанта Н.Я. Кратинова вылетело на штурмовку немецких колонн в район Белой Церкви. По пути тихоходным бипланам с полотняной обшивкой пришлось прорываться сквозь заслоны двухместных истребителей Bf 110 с мощным пулеметно-пушечным вооружением. Отбив несколько их атак, летчики на небольшой высоте полета встретились в районе цели еще с сильным зенитным огнем, и в течение 5 минут все они получили ранения. Однако Кратинов упорно продолжал вести звено к вражеской моторизованной колонне, голова которой уже скрывалась в лесу. Бомбы и пулеметные очереди настигли немцев еще на открытой местности, а затем самолеты сделали горку, истратили остаток боеприпасов на вражеские зенитные расчеты и покинули поле боя. После возвращения изранненых пилотов прямо из кабин отправили в госпиталь. Больше всего досталось Николаю Кратинову. Его изрешеченный И-15бис годился только на запчасти, а сам летчик получил около 10 ранений, преимущественно в ноги.

Со второй половины июля, используя опыт других фронтов, командование ВВС Юго-Западного фронта, наконец, приступило к планированию воздушных операций против вражеских аэродромов. Бомбовым и штурмовым ударам подверглись немецкие авиационные базы в районах Дубно, Луцк, Шепетовка, Тернополь, Проскуров и др. Особую важность представляли налеты на аэродромный узел Белая Церковь, где, кроме истребителей люфтваффе, разместились также две группы пикирующих бомбардировщиков Ju 87 из StG 77. Для «штук» это был очень выгодный район базирования, откуда они действовали практически по всему фронту. Сильно досаждали они и войскам 5-й армии, штурмуя передовые советские позиции группами по 20–25 самолетов. Значительный вклад они внесли и в срыв советского контрнаступления в районе Малины.

Советским налетам на аэродромы Городище, Узин и Фурсы узла Белая Церковь предшествовала весьма тщательная воздушная разведка, для ведения которой привлекались самолеты из полков разных авиадивизий, в том числе из 33-го СБАП, ранее дислоцированного в этом месте. В нанесении главного удара по аэродромному узлу Белая Церковь 26 июля основное участие приняли подразделения из 17-й смешанной и 19-й и 62-й бомбардировочных дивизий. По советским данным, они уничтожили на земле и в воздухе около 50 вражеских самолетов. Собственные потери тоже оказались немалые, поскольку немецкие аэродромы были хорошо прикрыты истребителями и зенитной артиллерией. Пожалуй, меньше всего пострадали в налете бомбардировщики Пе-2 из 19-й БАД. Из 12 «пешек», атаковавших двумя волнами, был подбит всего лишь один самолет. В 62-й БАД предварительную воздушную разведку аэродромов выполнил на Пе-2 заместитель командира дивизии генерал Г.И. Тхор, и он же возглавил первую волну бомбардировщиков своего соединения. Поэтому первый налет 62-й БАД прошел довольно удачно, зато в ходе второго налета из 16 самолетов была потеряна половина. Наиболее тяжелый урон немцы нанесли 227-му ББАП, из состава которого они сбили 4 Су-2 и еще один повредили настолько, что на обратном пути он совершил вынужденную посадку. 5 бомбардировщиков СБ потерял в налетах 224-й СБАП из 17-й САД. Из этой же дивизии в штурмовках участвовали и группы И-153 с бомбами из 20-го и 91-го ИАП. Одну из таких групп возглавлял ст. лейтенант Г.Р. Павлов, который так описал налет своего подразделения:

«…Чуть брезжит рассвет. Над землей курится легкий прозрачный туман, всхолмленный дымными очагами пожаров. Летим на бреющем, едва не цепляясь за верхушки деревьев и крыши домов. Навстречу мелькают черные клочья дыма, разорванного самолетами. В воздухе два изрядно поредевших полка нашей дивизии (91-й и 20-й). Во главе истребителей 91-го полка летит капитан А.А. Корочанцев, нашу эскадрилью ведет Герой Советского Союза капитан В.М. Курочкин. Участник боев в Испании и на Карельском перешейке, он имел огромный боевой опыт, что позволило ему упредить возможное противодействие со стороны врага. Поэтому он и рассредоточил наши силы; моей шестерке «чаек» предназначалось нанести удар по аэродрому, а он, Курочкин, лейтенант Семенов и мл. лейтенант Иванов должны были прикрыть нас от ударов истребителей и обеспечить выполнение боевой задачи. Гитлеровцы, очевидно, предполагали, что командующий авиацией Юго-Западного фронта генерал Ф.А. Астахов предпримет мощные бомбо-штурмовые удары по аэродрому Белая Церковь, где было сосредоточено большое количество их самолетов. Здесь они и организовали сильное прикрытие аэродрома зенитными средствами и патрулирующими истребителями.

При подходе к Белой Церкви Курочкин, как это было предусмотрено заданием, покачал крыльями, увеличил скорость своего самолета и взмыл пологой горкой. Три краснозвездные «чайки», блеснув на солнце, устремились ввысь, где уже патрулировали две группы «мессершмиттов», а я повел свою шестерку к аэродрому. Он был буквально забит самолетами, всюду кишели гитлеровцы, готовясь к вылету.

Мы атаковали с ходу, ударили бомбами, открыли огонь из пулеметов. Над стоянками самолетов взметнулось пламя, огромные клубы дыма потянулись к небу, а вокруг аэродрома заструились огненные трассы «эрликонов» — фашисты решили не выпускать нас из огненного кольца. Пренебрегая плотным огнем зенитчиков, делаем второй заход, третий. Главное — побольше уничтожить вражеских самолетов. Прорываясь сквозь огненнуюзавесу, дерзко атакуют аэродром и лейтенанты Троян, Ремезов. Сверкающие трассы «эрликонов» мечутся над нами, мы резко меняем направление и высоту полета. Долгое время фашистам не удается поймать наши самолеты в прицел. Наконец, не повезло лейтенанту Кочеткову. Его, казалось, неуловимая «чайка» задымила, клюнула носом и, перевернувшись через крыло, врезалась в бензозаправщик.

По данным аэрофотосъемки, за этот вылет нами было уничтожено на аэродроме 6 самолетов врага. Но радость победы омрачилась не только гибелью лейтенанта Кочеткова. С боевого задания не вернулось звено капитана Курочкина. Позже удалось выяснить, что, защищая нашу штурмовую группу от атак вражеских истребителей, они дрались с двенадцатью «мессершмиттами», четырех сбили, но и сами погибли в неравной схватке».

В конце июля наиболее тяжелая ситуация на Юго-Западном фронте сложилась в полосе действий 6-й и 12-й армий, отступающих к Днепру под непрерывными ударами немецких войск. Советская авиация практически не оказывала им никакой помощи, так как аэродромы ее базирования находились довольно далеко от места расположения армий, а, кроме того, советским самолетам приходилось преодолевать заслоны немецких истребителей, чьи базы размещались как раз на их пути.

В результате в небе над 6-й и 12-й армиями самолеты люфтваффе обладали абсолютным господством и постоянными бомбежками и обстрелами препятствовали планомерному отходу советских соединений. 2 августа немецким танковым дивизиям удалось перерезать коммуникации 6-й и 12-й армий, а еще через два дня немцы захватили Кировоград, отрезали отступающие армии от Днепра, а затем полностью окружили их в районе Умани. Командование Юго-Западного фронта лишь на заключительном этапе трагедии попыталось использовать для поддержки армий значительные авиационные силы, но было уже поздно, и, кроме излишних потерь, это ни к чему не привело. Проблемой оказалась также организация взаимодействия с подразделениями ВВС Южного фронта. Для снабжения окруженных армий привлекли бомбардировщики ТБ-3, с помощью которых в ночь с 4 на 5 августа осажденным было доставлено 60 тонн горючего, боеприпасов и медикаментов. Однако этого явно было недостаточно, а последующие ночные вылеты оказались безрезультатными, поскольку в местах выброски грузов транспортные самолеты войск не нашли и возвратились обратно, не выполнив задания. К этому времени немцы смогли в значительной мере ликвидировать уманьский котел, из которого мало кто сумел вырваться. В плен попали и командующие обеих армий — генералы И.Н. Музыченко и П.Г. Понеделин.

На киевском направлении в конце июля и начале августа немцы немного расширили захваченную территорию, но опять были остановлены советскими войсками, усиленными вновь сформированной 37-й армией. ВВС Юго-Западного фронта пополнились несколькими авиационными полками, прибывшими с Южного фронта, а также самолетами, заимствованными из летных школ и училищ. Конечно, такое пополнение не отвечало требованиям ВВС, поэтому большое внимание пришлось уделять восстановлению поврежденных в боях машин. Из «безлошадных» техников и механиков в полках были сформированы специальные ремонтные бригады, а также эвакуационные команды, которые рыскали вблизи линии фронта в поисках пригодных для ремонта самолетов. Сильно поврежденные машины разбирали на запчасти.

Улучшилась тактика действий советской авиации, так как штаб ВВС ЮЗФ наконец наладил обмен боевым опытом между авиационными дивизиями. Для штурмовки наземных целей все чаще стали использовать комбинированные группы, составленные из современных и устаревших самолетов. Защита аэродромов повысилась за счет того, что в дивизиях создали собственные посты ВНОС, которые располагались в 5–7 км от места базирования авиачастей и сообщали по телефону о появлении вражеских самолетов, их курсе и количестве. В некоторых авиаполках по инициативе пилотов вводились и свои новшества. Например, в 28-м ИАП, привлекавшемся для обороны мостов через Днепр, лейтенант П.Н. Вернигор заметил, что экипажи немецких бомбардировщиков сильно нервничают, замечая рядом варианты И-16 с длинными стволами пушек на плоскостях крыла. Чтобы обмануть врага, в полку соответствующим образом доработали и пулеметные И-16, прикрепив к их крыльям макеты пушечных стволов, изготовленные из дерева и покрашенные под металл в черный цвет.

5 августа на Юго-Западный фронт прибыл с Дальнего Востока 55-й ДБАП, оснащенный самолетами СБ. Он разместился на полтавском аэродроме и вошел в состав 18-й дальнебомбардировочной авиадивизии. К боевым действиям бомбардировщики полка приступили 7 августа, совершив в течение дня два налета на немецкие колонны в районе Богуслав, Корсунь-Шевченковский. Оба вылета обошлись без потерь, хотя некоторые самолеты получили повреждения от зенитного огня. Однако уже 9 августа экипажам полка довелось участвовать в тяжелом воздушном бою. Две эскадрильи СБ отправились на задание в сопровождении шестерки И-16. На подходе к целям советскую группу атаковали «мессершмитты», которые связали истребители боем и сбили несколько бомбардировщиков. Г.П. Евдокимов, являвшийся штурманом одного из самолетов СБ, позднее вспоминал:

«В этом вылете наш экипаж летел в звене мл. лейтенанта Кубко (слева летчик И. Ромахин, справа летчик Л. Линьков). На боевом курсе в самолет Линькова угодил снаряд, самолет загорелся, словно был сделан не из дюраля, а из сухого дерева. Пламя объяло всю левую плоскость, но самолет продолжал идти к цели, оставляя за собой густой черный шлейф дыма. Ф. Кубко дает отмашку правой рукой «отваливай скорей», но летчик Л. Линьков не реагирует на этот сигнал. И мы понимаем: экипаж решил отомстить за гибель самолета и свою (теперь уже очевидную) смерть, так как каждый из них понимал, что при таком сильном пламени машина должна взорваться с минуты на минуту. После сбрасывания бомб самолет Линькова вывалился из строя. Отбиваясь от наседавших со всех сторон истребителей, мы не заметили, что стало с его самолетом и экипажем — никто из них на аэродром не вернулся ни в тот, ни в последующие дни».

Еще более значительные потери 55-й ДБАП понес 11 августа, когда на рассвете девятка СБ во главе с командиром эскадрильи В.Ф. Тюшевским отправилась без прикрытия бомбить цели у населенного пункта Боярки. В пути бомбардировщики были перехвачены немецкими истребителями, и в итоге назад возвратились только два самолета, комэска Тюшевского и одного из командиров звена. Среди остальных бомбардировщиков некоторые совершили вынужденные посадки, а другие были сбиты в воздушном бою.

Части люфтваффе на Юго-Западном фронте пополнились свежей истребительной группой III/JG 52, ранее охранявшей нефтяные месторождения в Румынии. Она разместилась на аэродроме Белая Церковь и в боевые действия включилась с 3 августа. В свою очередь, группа I/JG 53 отправилась на переформирование — с начала войны она потеряла 29 истребителей из 35. К этому времени обстановка в воздухе вновь обострилась, и обе стороны выполняли по 300–400 вылетов в сутки. Активность люфтваффе еще больше возросла 7 августа, когда соединения 26-й армии нанесли удар в направлении Корсунь-Шевченковский и продвинулись вперед на 25 км с целью деблокады окруженной под Уманыо советской группировки. «Юнкерсы» и «хейнкели» группами по 20–30 самолетов непрерывно висели над войсками 26-й армии до тех пор, пока к исходу дня советское наступление не было остановлено за счет подтягивания к фронту дополнительных сил вермахта. Сильно ослабленные 44-я и 64-я истребительные дивизии так называемой Южной группы под командованием генерала Т.Т. Хрюкина, специально созданной в конце июля, надежно прикрыть с воздуха свои войска не смогли.

Тяжелые воздушные бои продолжались на подступах к Киеву, а также над Днепром, где основной задачей самолетов люфтваффе являлось уничтожение мостов и переправ через реку. Так, 7 августа бомбардировщикам Ju 87 удалось вывести из строя на сутки бетонный мост у Канева, по которому доставлялись подкрепления для 26-й армии.

Наземное сражение под Киевом достигло своей кульминации 10 августа, когда немцы предприняли силами пяти дивизий наступление на город вдоль шоссе Васильков — Киев. При активной поддержке артиллерии и авиации немецкие войска днем и ночью штурмовали боевые позиции Киевского укрепрайона, но никаких значительных успехов не достигли. К вечеру 11 августа они были остановлены на рубеже Жуляны — Совкин — Мышеловка и из-за больших потерь перешли, наконец, к обороне. Непосредственное участие в отражении этого штурма принимала 15-я смешанная авиадивизия, в частности 66-й ШАП, который в августе возглавил полковник А.И. Сидоренко. Только в течение 10 августа полк шесть раз вылетал для атаки наземных целей и нанес врагу немалый урон. Всего за два месяца войны за 66-м штурмовым полком числилось более 30 уничтоженных танков и бронетранспортеров, десятки автомобилей и сотни убитых немецких солдат и офицеров. Отражая налеты вражеских самолетов, самоотверженно сражались советские летчики 36-й истребительной дивизии. 10 августа показательный воздушный бой провел над южной окраиной Киева лейтенант В.Г. Карелин из 2-го ИАП. Заметив в небе 7 Bf 109, он взмыл вверх и в одиночку напал на противника, не дожидаясь уже высланной помощи. Немцы в условиях преобладающего численного перевеса вступили в маневренную схватку на горизонтали, за что вскоре и поплатились. Пилотируя свой истребитель с предельными перегрузками, Карелин в считанные секунды вогнал в землю два «мессершмитта», а остальные поспешно покинули место боя, поскольку вдали уже показались и другие советские самолеты.

Когда планы быстрого захвата Киева провалились, генеральный штаб вермахта издал 12 августа дополнение к директиве № 34, в котором по своему обыкновению потребовал: «Наступление на Киев прекратить и после соответствующей подготовки уничтожить город зажигательными бомбами и артиллерийским огнем». С этого времени немецкие самолеты приступили к регулярным налетам на Киев днем и ночью, однако из-за недостаточных сил никаких значительных разрушений городу они не причинили. И.Х. Баграмян позднее отмечал в своих мемуарах: «Командование группы армий «Юг», теряя с каждым днем надежду на захват города, старалось ударами с воздуха разрушить мосты, прервать пути подвоза и тем самым подорвать дух защитников Киева. Целые стаи бомбардировщиков под прикрытием истребителей устремлялись к городу и переправам. Многократное превосходство в авиации не помогло врагу. Наши летчики в тесном взаимодействии с артиллеристами-зенитчиками зорко охраняли киевское небо. Если некоторым самолетам и удавалось достигнуть мостов, то меткий огонь и решительные атаки подоспевших истребителей не давали им вести прицельное бомбометание. Фашисты поспешно сбрасывали свой груз где придется и старались спастись бегством. В результате за все время обороны Киева враг так и не сумел нанести по городу удары, которые нарушили бы налаженный ритм его жизни».

Один из самых крупных воздушных боев произошел над Киевом приблизительно в середине августа, и в нем приняли участие около 100 самолетов с обеих сторон. Вначале на перехват вражеских бомбардировщиков вылетели истребители 2-го ИАП, а затем к ним присоединились пилоты 43-го ИАП под командованием подполковника Сюсюкалова. По советским данным, этот бой закончился разгромом противника, который потерял 13 самолетов.

Советские бомбардировщики совершали налеты на скопления войск, железнодорожные узлы и аэродромы врага, причем по требованию командования стали шире практиковаться ночные беспокоящие боевые вылеты с привлечением устаревших самолетов СБ, ТБ-3 и Р-5, действовавших поодиночке и мелкими группами.

Южнее Киева, покончив с уманьским котлом, командующий 1-й танковой группы Клейст выделил дополнительные силы против 26-й армии, и после двухдневных ожесточенных боев она вынуждена была 15 августа отойти за Днепр. На ее левом фланге, в районе Черкасс, расположилась новая 38-я армия в составе пяти дивизий. 19 августа, учитывая тяжелое положение на Юго-Западном фронте, Ставка ВГК разрешила отойти за Днепр и 5-й армии. Сложившаяся в итоге ситуация привела к тому, что теперь советские ВВС были перенацелены на уничтожение мостов через Днепр, а самолеты люфтваффе стремились оказать помощь своим войскам в захвате плацдармов на восточном берегу реки.

Обнаружив воздушной разведкой отступление войск 5-й армии, немцы сразу же организовали преследование. 11-й танковой дивизии вермахта удалось прорваться в полосе отхода 27-го стрелкового корпуса и, двигаясь вдоль шоссе, к вечеру 23 августа она захватила единственный в этом районе мост через Днепр у села Окуниново. Перебросив танки на другой берег реки, гитлеровцы двинулись в направлении Остера, стремясь с ходу форсировать Десну и обойти Киев с севера.

Естественно, для советского командования разрушение моста у села Окуниново приобрело чрезвычайно важное значение. При известии о его захвате даже всегда выдержанный и спокойный генерал Кирпонос на этот раз вышел из себя и приказал уничтожить мост любой ценой.

Кроме ВВС, для выполнения этой задачи привлекли также корабли Пинской речной флотилии. В ночь на 24 августа три канонерские лодки выдвинулись на исходную позицию, однако близко к мосту им подойти не удалось из-за сильного артиллерийского огня противника. Не увенчалась успехом и попытка моряков подорвать опоры деревянного моста пущенными по течению реки минами. Гораздо более эффективными оказались действия советской авиации, поскольку район цели был слабо прикрыт вражескими истребителями, хотя и имел мощную зенитную оборону. В течение дня 24 августа мост подвергся постоянным воздушным налетам, в которых участвовали самолеты 62-й и 19-й бомбардировочных, 16-й смешанной и 36-й истребительной авиадивизий. В конце концов, после многочисленных повреждений, он обрушился и сгорел дотла. До сих пор не известно точно, кто же внес наибольший вклад в уничтожение этого моста, так как многие экипажи доложили о прямых попаданиях в цель. Довольно удачно утром бомбили мост два звена Су-2 из 227-го ББАП, причем никаких потерь не понесли. Затем несколько групповых налетов совершили на эту цель «чайки» из 36-й ИАД с бомбами и реактивными снарядами под крылом. Из состава этих подразделений назад не вернулся лейтенант В. Шелемин, самолет которого на обратном пути неожиданно врезался в землю. Кроме того, была подбита «Чайка» мл. лейтенанта Н. Новожилова, вынужденно приземлившаяся на вражеской территории рядом с линией фронта. Летчика дружной атакой спасли красноармейцы. По воспоминаниям Баграмяна, очень результативный налет на мост выполнила пара штурмовиков Ил-2 из 74-го ШАП, которые пилотировали лейтенант С. Колыбин и мл. лейтенант В. Олейник. Ил-2 Колыбина при этом был сбит и горящим обрушился на вражескую колонну. Что самое удивительное, летчика при взрыве выбросило из кабины, и он остался жив. Весь последующий период войны Колыбин скитался по немецким концлагерям и был освобожден советскими войсками только в 1945 году.

Оставшись без моста, немцы со свойственной им расторопностью туг же навели понтонную переправу. Она тоже подвергалась регулярным ударам с воздуха. Так, в конце августа для налета на нее была отправлена пятерка бомбардировщиков СБ из 33-го СБАП. Однако после взлета у ведущего самолета забарахлил мотор, и он возвратился назад, а оставшуюся четверку повел к цели лейтенант B.C. Ефремов. Точно сброшенные бомбы на некоторое время вывели переправу из строя, но из-за малой высоты полета почти все бомбардировщики получили пробоины. Больше других был потрепан ведущий самолет Ефремова, совершивший затем вынужденную посадку из-за пробитых радиаторов охлаждения мотора. На следующий день с помощью прибывших техников бомбардировщик отремонтировали, и экипаж возвратился на нем на аэродром.

Другой плацдарм на восточном берегу Днепра немцы захватили в районе Кременчуга. Здесь свою первую воздушную победу одержал в будущем известный советский летчик Ф.Ф. Архипенко. Его 17-й истребительный полк, переформированный и оснащенный самолетами ЛаГГ-3, разместился на аэродроме Нежин под Киевом и отсюда действовал на широком фронте от Киева до Чернигова.

«Нашей задачей было обеспечить нанесение бомбового удара самолетами И-15 по немецким войскам, которые прорвались через Днепр, — вспоминал Архипенко. — Вышли на цель в районе Кременчуга. Самолеты И-15 начали штурмовать колонны немцев, и тут нагрянули истребители врага. В этом воздушном бою мною был сбит первый немецкий самолет — им оказался истребитель Bf 109. Удалось подбить и еще одного, который пристроился сзади к нашему самолету И-15, вел по нему огонь и даже отстрелил часть нижней консоли. Я заметил его сверху-сзади, немедленно перешел в атаку, открыл огонь с дистанции 40–50 метров. Самолет противника сразу задымился и со снижением пошел за Днепр».

К концу августа войска обоих сторон на Юго-Западном фронте были сильно измотаны непрерывными боями. Значительные потери понесли и авиационные соединения. Например, в люфтваффе уже в первой половине августа были выведены из боевых действий и отправлены на отдых и переформирование истребительная группа I/JG 53, потерявшая 80 % самолетов, а также бомбардировочные группы I/KG 54 и III/KG 55. За две недели боев ощутимо сократилась и недавно прибывшая на фронт истребительная группа III/JG 52. Всего в частях 4-го воздушного флота на Украине осталось к этому времени около 200 боевых самолетов. Советские ВВС Юго-Западного фронта немного уступали врагу по численности, но это удалось компенсировать за счет привлечения к боям авиации Харьковского военного округа. В целом в советских авиационных дивизиях ЮЗФ имелось в конце августа не более двух-трех десятков самолетов в каждой, а иногда и того меньше. Так, в хорошо проявившей себя в боях 62-й БАД вывели на переформирование 52-й и 94-й полки, а на основе 226-го и 227-го полков создали один, который в документах именовался то 226-м, то 227-м. Возглавил объединенный полк на Су-2 командир 227-го полка Г.П. Турыкин. Из состава 7-й разведывательной эскадрильи за месяц боевых действий погибло 9 экипажей.

Ситуация на Юго-Западном фронте круто изменилась после того, как в ставке Гитлера решили временно отложить наступление на Москву, чтобы вначале ликвидировать угрозу со стороны советских войск на флангах. Один из пунктов директивы ОКВ, изданной 21 августа, гласил: «На редкость благоприятная оперативная обстановка, сложившаяся в результате выхода наших войск на линию Гомель, Почеп, должна быть незамедлительно использована для операции смежными флангами групп армий «Юг» и «Центр» по сходящимся направлениям. Целью этой операции должно являться не только вытеснение за Днепр 5-й русской армии частным наступлением 6-й армии, но и полное уничтожение противника, прежде чем его войска сумеют отойти на рубеж Десна, Конотоп, Сула. Тем самым войскам группы армий «Юг» будет обеспечена возможность выйти в район восточнее среднего течения Днепра и своим левым флангом совместно с войсками, действующими в центре, продолжать наступление в направлении Ростов, Харьков».

Согласно этой директиве для наступления в тыл советским войскам Юго-Западного фронта с центрального направления были повернуты 2-я полевая армия и 2-я танковая группа Гудериана.

1 сентября соединения вермахта прорвались к Десне в районе Шостки, а 7 сентября танки Гудериана ворвались в город Конотоп. Им навстречу с кременчугского плацдарма двинулись основные силы 1-й танковой группы Клейста. Одновременно на северном крыле фронта активизировались и соединения 6-й немецкой армии. Сильных ударов со всех сторон соединения Юго-Западного фронта сдержать не смогли, и наступила катастрофа. 15 сентября немецкие танковые группы соединились, и в кольцо окружения попали 5, 26 и 37-я армии, а также часть сил 21-й и 38-й армий. В течение следующей недели немцы расчленили окруженные войска, однако ожесточенные бои здесь продолжались еще вплоть до 27 сентября.

Немногочисленная авиация Юго-Западного фронта в сентябре по мере сил поддерживала наземные войска, но действовать ей пришлось в очень трудных условиях. «В связи с отходом войск фронта, — писал комиссар 15-й САД Л.А. Дубровин, — нашей дивизии то и дело приходилось менять аэродромы, полевые площадки, нередко отбиваясь от противника в наземных боях. В такой обстановке на подвеску бомб, пополнение боеприпасами затрачивались считанные минуты, так что вместе с техниками, механиками в подготовке машин к вылету участвовали и летчики, и политработники, и штабные специалисты. Не покладая рук трудились бойцы и командиры батальонов аэродромного обеспечения. Под бомбежками они быстро собирали и обезвреживали разбрасываемые немцами мины — «лягушки», тут же заделывали воронки на летном поле, и наши боевые машины уходили на задание.

Помню, как мы оставляли аэродром Хорол. Немцы вот-вот нагрянут на самолетные стоянки. Решаем организовать наземную оборону и к дороге выдвигаем три зенитных орудия для стрельбы прямой наводкой по танкам. По обочинам разместились бойцы батальона аэродромного обеспечения. У них гранаты, бутылки с горючей смесью. Все это очень пригодилось. В критический момент, когда авиаполки стали подниматься в воздух, занявшие оборону бойцы задержали головной отряд гитлеровской колонны. Огнем зениток они подбили тогда три танка и лишь по приказу командира дивизии оставили рубеж обороны».

В сентябре прекратил свое существование 55-й ДБАП. Последнее звено его бомбардировщиков было сбито во время налета на немецкие войска в районе Кременчуга.

Из состава 15-й САД одним из последних покинул окруженный аэродром, расположенный в районе Нежина, 17-й ИАП. С воздуха летчики обнаружили приближавшиеся с востока танки, но никаких своевременных мер принято не было, поскольку командование решило, что танки свои. В результате немцы подошли к аэродрому на расстояние артиллерийского выстрела и открыли огонь по летному полю, пользуясь данными с самолета-корректировщика Hs 126. Из-за воронок истребители взлететь уже не смогли, и танки затем расстреляли их в упор из пушек. Из всего 17-го полка лишь немногие пилоты смогли покинуть аэродром на самолетах. В их числе оказался заместитель командира полка Г. Семенов, который вылетел ночью и при этом в багажном отделении ЛаГГ-3 вывез еще своего командира Дервянова.

В 36-й истребительной дивизии 43-й ИАП продолжал боевые действия, когда на его аэродром уже залетали шальные снаряды. А после того как немецкий передовой отряд приблизился совсем близко, самолеты ушли в воздух под минометным огнем, в то время как наземный персонал занимал круговую оборону. Последний боевой вылет на Юго-Западном фронте оставшиеся истребители полка совершили 15 сентября на штурмовку вражеской колонны около Дарницы, а затем был получен приказ о передислокации на восток. Причем самолетов на всех не хватало, и из числа «безлошадников» семь человек посадили на Пе-2, недавно подбитый над аэродромом и за ночь отремонтированный механиками.

В итоге Киевского оборонительного сражения советские войска потеряли убитыми и пленными свыше 600 тыс. человек. При выходе из окружения погибли в боях командующий Юго-Западным фронтом генерал-полковник М.П. Кирпонос и начальник штаба фронта генерал В.И. Тупиков. Их судьбу разделили многие бойцы и командиры как наземных, так и авиационных соединений. Ведь наряду с пехотой из окружения прорывались с оружием в руках также оставшиеся без самолетов летчики, и в первую очередь обслуживающий персонал аэродромов, эвакуировать который уже не было никакой возможности. Большинство из них, в конце концов, оказались в плену.

Среди тех 40 тыс. советских солдат и офицеров, которые вышли из окружения, был командующий ВВС Юго-Западного фронта Ф.А. Астахов. После двухмесячных скитаний по территории противника он приобрел весьма неприглядный внешний вид. «Случайно я встретился с ним 6 ноября 1941 года в Воронеже у входа в штаб Юго-Западного фронта, — вспоминал Н.С. Скрипко. — Открыв дверь, увидел идущего навстречу бородатого мужчину. Несмотря на свежий морозец, одет он был в обтрепанный полосатый пиджачок, рваные брюки, заправленные в разбитые сапоги, подошвы которых были прикреплены проволокой и веревками…».

Ян Режняк

Среди словацких пилотов, воевавших на стороне фашистской Германии, наибольшую известность получил Ян Режняк, до конца войны записавший на свой счет 32 сбитых советских самолета. Накануне войны с СССР он служил в 13-й истребительной эскадрилье ВВС Словакии, оснащенной довольно устаревшими бипланами Авиа В-534 с максимальной скоростью около 400 км/час и вооружением, состоящим из двух пулеметов винтовочного калибра.

Боевые действия на Восточном фронте словацкие летчики начали в июле 1941 года с аэродромов Украины. Уже в процессе перебазирования они понесли и первые потери: во время посадки попал колесом в яму и был разбит истребитель чатника (фельдфебеля) Шрамко. Самолет списали, но летчик отделался легкими ушибами. Пока словацкие истребители осваивали новый район военных действий, двухместные «шмолики» приступили к разведывательным полетам. Их задачей было уточнение линии фронта, а также поиск окруженных советских частей и партизан. Первый вылет они совершили 5 июля. Истребительные подразделения начали свою боевую деятельность немного позже.

Нужно заметить, что словацкая авиация действовала вначале в интересах своих сухопутных войск и напрямую командованию люфтваффе не подчинялась. Когда немцам потребовалось привлечь истребители союзников для совместных операций, им пришлось согласовывать этот вопрос с правительством Словакии. Естественно, разрешение было получено, и с 12 июля словацкие 12-я и 13-я истребительные эскадрильи занялись прикрытием в воздухе немецких разведчиков-корректировщиков Хеншель Hs 126. К этому времени обе эскадрильи базировались на аэродромах в районе Львова.

Первые боевые вылеты словаков проходили без встреч с советскими истребителями, однако для незащищенных броней полотняных самолетов значительную угрозу представлял не только зенитный, но даже и ружейно-пулеметный огонь с земли. Вплотную познакомиться с советской системой ПВО словакам пришлось уже 16 июля, когда зенитным снарядом был поврежден самолет Й. Швейдика из 13-й эскадрильи. Хотя пилот сумел дотянуть до своего аэродрома, во время посадки машина потерпела аварию. 21 июля советские пехотинцы удачно обстреляли низко летевшую пару B-534 из той же эскадрильи в составе ведущего Л. Жатько и ведомого Яна Режняка. Был подбит Жатько, совершивший вынужденную посадку вблизи линии фронта. 25 июля досталось летчику 12- й эскадрильи Франтишеку Брезине. На поврежденном истребителе он приземлился на советской территории, причем недалеко двигалась колонна советских войск, и солдаты немедленно открыли огонь по вражескому пилоту. Спас Брезину от смерти или от плена его коллега Штефан Мартиш, приземлившийся рядом. Брезина забрался на нижнее крыло его самолета, уцепился за стойку, после чего истребитель снова поднялся в воздух и благополучно долетел до своей базы.

Любопытный случай произошел 27 июля. В тот день над аэродромом Тульчин, где разместилась 13-я словацкая эскадрилья, без предварительного оповещения внезапно пролетел венгерский истребитель Фиат CR.42. Возникла суматоха, и взбешенный комендант аэродрома, немецкий полковник, распорядился догнать и сбить нарушителя. Немедленно на перехват взлетели три Авиа В-534. Спустя некоторое время два пилота вернулись ни с чем, однако третьему, Яну Режняку, удалось приблизиться к «фиату» на дистанцию стрельбы. Издалека открыв огонь, он лишь повредил улетающий самолет. Тем не менее венгерское командование заявило протест, возник скандал, и Режняка едва не отдали под суд военного трибунала. Защитил его комендант, объявивший инцидент результатом малоизвестной конструкции венгерского самолета и его незнакомых опознавательных знаков. В конце концов, дело замяли.

Настоящий воздушный бой с участием словацких пилотов впервые состоялся 29 июля. Взлетевшее вечером по тревоге звено истребителей из 12-й эскадрильи неожиданно встретилось в воздухе с большой группой советских самолетов И-16 и И-153. После кратковременной схватки ведущий словаков благоразумно решил покинуть место боя и на бреющем полете увел звено обратно на аэродром. В целом бой закончился безрезультатно, хотя за словацкими летчиками записали одну вероятную победу. На следующий день 12-я эскадрилья занималась штурмовкой советских войск на шоссе Умань — Новоархангельск и понесла серьезные потери. Огнем с земли были сильно повреждены четыре истребителя, причем один из них был потерян безвозвратно, поскольку вынужденно сел на советской территории.

В начале августа из-за значительного количества неисправных самолетов словаки практически не участвовали в боевых действиях. Сказались боевые повреждения, износ техники, а также отсутствие запасных частей. После проведенной реорганизации, сдав оставшиеся истребители 12-й эскадрилье, 15 августа убыли на родину летчики 13-й эскадрильи, и в том числе Ян Режняк. Через два дня отправилась на переформирование также 3-я разведывательная эскадрилья. Всего на Восточном фронте 13-я истребительная эскадрилья выполнила 349 боевых вылетов и потеряла 6 самолетов, уничтоженных зенитным огнем и разбитых в авариях. Никаких встреч с советской авиацией она не имела.

Из оставшихся 1-й разведывательной и 12-й истребительной эскадрилий словацкое командование сформировало смешанный авиаполк, в конце августа переброшенный в район Белой Церкви и в следующем месяце принявший участие в боях под Киевом. В этот период времени шли ожесточенные воздушные сражения над Днепром, и немцы сильно нуждались в прикрытии своих переправ. Поэтому в качестве основной задачи на словацкие истребители возложили оборону моста, расположенного у поселка Горностайполь в 60 км севернее Киева. Впервые словакам пришлось сражаться по- настоящему. Уже 7 сентября состоялся сравнительно крупный воздушный бой, в котором сошлись 10 словацких Авиа B-S34 и 9 советских И-16. После его окончания пилотам Йозефу Дрличке и Йозефу Коцке записали по одной победе. На следующее утро личный счет Коцки пополнился еще одной победой, когда звено под командованием Дрлички перехватило пару «ишачков». 10 сентября советские истребители взяли реванш, обстреляв в ходе внезапной атаки звено чатника Крэхенбела. Самолет ведущего загорелся, а у одного из ведомых пули попали в радиатор двигателя. Однако Крэхенбелу удалось сбить пламя, и все истребители возвратились назад. После посадки машину Крэхенбела ремонтировать не стали, и ее пришлось списать. В последующих боях вплоть до 19 сентября, когда немцы захватили Киев, словакам больше не удалось одержать воздушных побед, но и потерь при встречах с противником они не понесли. Гораздо большие неприятности им доставили немецкие истребители, обстреливавшие любые бипланы, считая, что они находятся на вооружении только у русских. Например, 8 сентября «мессершмитты» повредили сразу четыре словацких «авиа» и прекратили огонь только тогда, когда заметили на них новые опознавательные знаки ВВС Словакии в виде голубых крестов с белой окантовкой.

После взятия Киева словацкие авиаподразделения еще некоторое время привлекались для штурмовки наземных целей, но уже в октябре их боевая ценность свелась к минимуму, так как в 12-й эскадрилье осталось всего четыре самолета В-534, а в 1-й разведывательной эскадрилье и того меньше — три S-328. В итоге количество боевых вылетов резко снизилось, а с 15 октября пилоты стали возвращаться в Словакию. Первый этап боевых действий словацких ВВС на Восточном фронте завершился и, следует заметить, без особых успехов. В общей сложности словаки использовали в боях против СССР в 1941 году 76 боевых самолетов, которые совершили 2544 самолета-вылета и сбили три советских самолета наверняка и еще два правдоподобно. Собственные потери словацких ВВС составили 46 машин и 4 погибших пилота.

Понимая, что время истребителей-бипланов Авиа В-534 давно прошло и они уже не в состоянии противостоять в воздухе новым советским самолетам, немцы решили оснастить словацкие истребительные подразделения своими «мессершмиттами». Для этого группа из 18 словацких летчиков и 88 техников в конце февраля 1942 года отправилась в Данию, где в составе отдельной истребительной группы люфтваффе «Тронхейм» словаки завершили курс переподготовки на немецкой технике. К его окончанию словацкое правительство закупило в Германии 27 истребителей Bf 109, уже побывавших в эксплуатации. Были они преимущественно варианта Е-4, хотя имелись и более ранние варианты Е-1, Е-2 и Е-3.

В октябре 1942 года 13-я словацкая истребительная эскадрилья, оснащенная 12 самолетами Bf 109, снова отправилась на Восточный фронт и на этот раз вошла в состав 52-й истребительной эскадры люфтваффе, получив соответствующее обозначение 13.(Slow) /JG 52. Все «мессершмитты» словаков, разместившиеся на аэродроме в Майкопе, получили стандартную немецкую окраску с опознавательными знаками люфтваффе, и только бело-красно-голубые коки винтов свидетельствовали о государственной принадлежности самолетов. Командовал эскадрильей майор О. Думбал.

Боевой счет на немецких истребителях словаки открыли 28 ноября, когда в воздушном бою пары Bf 109 против трех И-153 был сбит один советский самолет. 2 января 1943 года они понесли первую потерю: в районе Туапсе погиб Йозеф Дрличка, имевший одну воздушную победу.

Ян Режняк открыл свой боевой список 17 января. В этот день в районе станицы Смоленская словацкие летчики провели довольно тяжелый бой, в результате которого потеряли три истребителя и одного пилота. Единственную победу одержал Режняк, но, засмотревшись на сбитый И-153, тут же сам получил порцию свинца и вынужден был покинуть горящий самолет с парашютом. Второй сбитый советский самолет (И-16) Режняк записал на свой счет 28 января.

В начале следующего месяца словацкая эскадрилья перебазировалась на полевой аэродром Славянская, ставший поистине невезучим для Режняка. В течение двух недель он дважды разбивал на нем свои «мессершмитты» во время взлета и посадки, однако при этом никаких травм не получил. Зато 17 февраля ему пришлось искупаться в Азовском море. После второй аварии Режняк ожидал из ремонта свой истребитель, и в это время как раз не вернулся с задания лучший немецкий ас 52-й эскадры Гейнц Шмидт, награжденный Рыцарским крестом с дубовыми листьями. Его самолет сбили над морем, и немцы предпринимали значительные усилия для его розыска. Решил принять участие в поисках и Режняк, вылетевший на связном самолете Арадо Аг 66. Однако, по иронии судьбы, немецкий тихоходный биплан попал в поле зрения советских истребителей, не упустивших легкую добычу, и Режняку пришлось самому ожидать в холодной воде помощи. На его счастье немцы видели падение «арадо» и сразу выслали спасательный катер. Интересно, что Шмидт также остался жив, сумев добраться до берега по дрейфующему льду!

Окончание зимы совпало у словаков со значительным событием. В 52-ю эскадру люфтваффе все в большем количестве начали поступать новые истребители, и словаки получили наконец возможность избавиться от своих уже устаревших самолетов. Перевооружившись на Bf 109G, словацкое авиаподразделение значительно увеличило свою результативность. Только за март эскадрилья записала на свой счет 33 воздушные победы, причем 10 из них пополнили послужной список Режняка. Он быстро выдвинулся в лидеры подразделения по числу сбитых самолетов и, наконец, оправдал свою фамилию (режняк в переводе со словацкого означает мясник). Новые самолеты обеспечили словакам значительное преимущество в боях, хотя, конечно, не всегда его можно было использовать. Так, 25 марта Режняк едва не погиб, атакуя над Таманью бомбардировщик Пе-2. После меткой очереди бортового стрелка он с трудом совершил вынужденную посадку на горящей машине. В результате новенький Bf 109G-2 пришлось списать. С этого времени Режняк старался избегать боев с бомбардировщиками, предпочитая нападать на истребители. Поэтому в списке его следующих 19 побед, одержанных в апреле — июне 1943 года, фигурирует всего лишь один бомбардировщик.

В июле личный состав 13-й словацкой эскадрильи полностью сменился, и вместе со своими сослуживцами Режняк отправился на родину. Больше в боевых действиях он не участвовал и к моменту окончания Второй мировой войны занимал должность инструктора в одном из чехословацких авиационных училищ. Игнорировал он и антифашистское Словацкое национальное восстание, и, вероятно, именно поэтому при коммунистической власти ему припомнили прежние грехи и уволили с военной службы.

Новый состав эскадрильи 13.(Slow) /JG 52 возглавил летом 1943 года сотник (капитан) Йозеф Паленичек. Однако после крупного поражения немецкой армии под Курском ситуация на фронте полностью изменилась, и словаки уже не рвались в бой. Август был отмечен в подразделении несколькими авариями, а в сентябре трое словацких пилотов перелетели на советскую сторону. Первыми 9 сентября дезертировали А. Матушек и Л. Доброводский, завершившие патрульный полет на советском аэродроме. Через три дня следом за ними отправился Александр Герич, сумевший еще вывезти в багажном отсеке самолета своего механика. В октябре терпение немцев лопнуло, и они сняли с фронта словацкое подразделение.

Всего за год боевой деятельности на Восточном фронте в составе люфтваффе словацкая эскадрилья выполнила около 2 тыс. самолето-вылетов и заявила 216 воздушных побед. Собственные потери словаков составили 34 «мессершмитта» и 7 погибших пилотов, не считая 3, перелетевших на советскую сторону.

Тхор Григорий Илларионович

«Оглядываясь на пройденное, — вспоминал К.И. Ларионов, закончивший Великую Отечественную войну в должности командира авиаполка, — всегда вспоминаешь людей, с которыми шел по жизни. И всегда на правом фланге их я неизменно вижу Григория Илларионовича Тхора — человека совершенно отличительного от всех. Он появился в нашей 62-й авиадивизии почти что в первый час войны, которую назвали потом Великой, Отечественной, священной и народной. Те, кто прошел эту кровавую бойню от начала до конца, знают, что нельзя сравнивать сорок первый с сорок пятым. Во всяком случае, не было бы у меня рядом такого командира, человека, коммуниста, патриота, как Тхор, — вряд ли я увидел бы Победный май сорок пятого… Тхоровская решительность, разумная смелость управлять техникой, увлекая за собой людей в крайне критических моментах и умение выходить из них — остались для меня эталоном для моих действий до конца войны и на всю последующую службу в армии».

Григорий Тхор родился в 1903 году в селе Подлипное Сумской области, в семье многодетного слесаря. Чтобы прокормить малолетних братьев и сестер, с 14 лет начал работать, вначале рассыльным, а затем телеграфистом. В 1919 году под влиянием революционных событий вступил в комсомол, а четыре года спустя был направлен по комсомольской путевке в Сумскую военную школу. После ее окончания несколько лет служил в стрелковом полку, а с октября 1926 года учился на кремлевских курсах красных командиров. В пехоте дослужился до должности командира роты, но в начале 30-х годов увлекся авиацией и поступил в аэроклуб. В то время в СССР был объявлен призыв в военно-воздушные силы, и поэтому рапорт Тхора о переводе в военную авиацию был воспринят положительно. После нового цикла обучения Тхор получил штурманскую подготовку, но эта специальность его не устроила, и вслед за этим он закончил Борисоглебскую летную школу.

Когда вспыхнула гражданская война в Испании, Григорий Тхор проходил службу в 45-й авиационной эскадрилье, оснащенной скоростными бомбардировщиками СБ. Как парторг эскадрильи, он одним из первых летчиков выразил желание отправиться добровольцем на помощь испанской республике. Его просьбу удовлетворили, и в сентябре 1936 года он вместе с первой группой советских пилотов отправился на теплоходе «Нева» в Испанию.

Сражаясь в испанском небе, Тхор освоил почти все типы бомбардировщиков, состоявших на вооружении республиканских ВВС. Свои первые боевые вылеты он совершил в качестве штурмана на тихоходном биплане Бреге XIX. Затем пересел за штурвал этого самолета. В середине октября 1936 года началось формирование 1-й интернациональной бомбардировочной эскадрильи под командованием капитана Мартина Луна, в которой Григорий Тхор возглавил экипаж двухмоторного бомбардировщика Потез-540. Этот высокоплан французского производства с закрепленными под крылом на подкосах мотогондолами имел деревянный, вместительный фюзеляж прямоугольного сечения и убирающееся шасси. Вооружение его включало три экранированных турели с пулеметами винтовочного калибра. В отчете Тхора указывалось позднее, что благодаря моторам с противоположным вращением воздушных винтов, Потез-540 отличался хорошей маневренностью и управляемостью, однако его главным недостатком являлась небольшая скорость полета, не позволяющая уходить от вражеских истребителей. В воздушных боях летчикам оставалось надеяться лишь на хорошую живучесть самолета, у которого имелись даже протестированные бензобаки, сбрасываемые в случае пожара. Обычная нагрузка бомбардировщика составляла четыре 100-кг бомбы под фюзеляжем и около 50 12-кг бомб, размещенных в кабине экипажа. Последние «на глазок» сбрасывал бортмеханик по команде штурмана. Одним из самых сложных вылетов Тхора на «потезе» стала атака 27 октября вражеского аэродрома, расположенного вблизи мощного укрепленного пункта мятежников — Гранады. В условиях дождливой погоды пятерка бомбардировщиков под командованием капитана Ла Рокка покрыла расстояние почти 300 км и нанесла точный удар, уничтожив на аэродроме несколько фашистских самолетов. Мятежники не ожидали налета из-за густой облачности и поэтому даже не рассредоточили своих машин, стоявших у взлетно-посадочной полосы в два ряда.

В конце октября в Испанию поступили первые партии советских самолетов, в том числе скоростные бомбардировщики СБ, из числа которых были сформированы три эскадрильи. Первую эскадрилью возглавил Эрнст Шахт, вторую — Виктор Хользунов, а третью — Григорий Несмеянов. Тхора включили в состав второй эскадрильи Хользунова. «Катюши» (так называли СБ испанцы) действовали в этот период времени без всякого сопровождения и почти безнаказанно, так как у мятежников тогда не было истребителей, способных догнать СБ в горизонтальном полете. На привычной машине Тхор провоевал месяц, однако затем по просьбе военного советника Якова Смушкевича перешел в группу майораК.М. Гусева, оснащенную легкими штурмовиками Р-5ССС (ССС — скоростной, скороподъемный, скорострельный). Эти самолеты, получившие у испанцев прозвище «Расанте» (бритва), прибыли на пароходе «Альдекоа» в Картахену в конце ноября, и для них не хватало пилотов. Всего в составе группы Гусева имелся 31 самолет Р-5ССС.

Для Тхора Р-5ССС с самого начала оказался невезучим. Уже при перелете на фронтовой аэродром он едва не погиб, так как диверсанты подсыпали песок в тормозные устройства колес, и во время посадки самолет скапотировал. Первый боевой вылет новых штурмовиков состоялся 2 декабря 1936 года. 12 Р-5ССС во главе с Гусевым «навестили» аэродром мятежников Талавера, где уничтожили на земле, по советским данным, до 15 итальянских самолетов «капрони». Зенитным огнем был подбит один штурмовик, экипаж которого совершил вынужденную посадку и попал в плен. Значительные повреждения получил и замыкающий самолет Тхора, атакованный двумя вражескими истребителями. Лишь благодаря помощи товарищей последнего звена Тхор избежал гибели и вернулся на базу. Как вскоре выяснилось, Р-5ССС мало соответствовал своему громкому названию и плохо подходил на роль штурмовика. У него полностью отсуствовала защита топливных баков и радиаторов, максимальная скорость не превышала 250 км/час, и к тому же часто отказывали в бою турельные пулеметы. Всего лишь за несколько дней боевых действий подразделение Гусева понесло ощутимые потери.

Яков Смушкевич вновь вспомнил о Тхоре, когда командующему республиканскими ВВС Игнасио Идальго де Сиснеросу потребовался специальный экипаж для ведения воздушной разведки. Значительную роль в этом выборе сыграло то, что Тхор, кроме летной, имел также и штурманскую подготовку. При ведении разведки, наконец, раскрылся весь талант Тхора. Вскоре его уже называли не иначе, как «глазами и ушами генерала Дугласа».

На приспособленном для разведки СБ Тхор выполнил около сотни боевых вылетов, преимущественно вместе со штурманом А.Е. Конотоповым. Он облетал практически всю территорию Испании, причем постоянно загружал самолет бомбами, чтобы не упустить случая нанести удар по важной цели. Так, 37 раз он бомбил железнодорожные узлы, 11 раз — аэродромы, а однажды даже добился попаданий в крейсер «Канариас», находившийся в районе порта Мотриль. Неоднократно и сам попадал под огонь вражеских истребителей и зенитной артиллерии. Например, после бомбежки вражеских войск на переправе через реку Харама на самолете Тхора перед посадкой не выпустилась правая стойка шасси. Летчик приземлился с креном на левую сторону, причем от толчка при касании земли правая «нога» выпала и встала на замок. В итоге все отделались легким испугом. В другой раз экипаж Тхора возвратился назад на бомбардировщике, у которого практически не работали элероны и руль высоты. Повреждения были получены во время налета в мае 1937 года на аэродром острова Мальорка, и обратный путь протяженностью около 250 км пролегал в основном над Средиземным морем.

Кроме СБ, Тхор пару боевых вылетов совершил и на таких устаревших «этажерках», как «фарман» и «дрэгон». Эти машины имелись также и у мятежников, и поэтому республиканцы использовали их для того, чтобы проникнуть к особенно сильно защищенным вражеским объектам. Так, Тхор бомбил аэродром Тортуэра, на котором базировались новейшие немецкие истребители Bf 109.

За боевые успехи Игнасио Идальго де Сиснерос подарил Григорию Тхору легковой автомобиль, а на Родине в июле 1937 года отважному летчику вручили два ордена Красного Знамени. Кроме того, его повысили в звании до майора и назначили командиром 64-й бомбардировочной бригады Забайкальского ВО. Эта бригада как раз перевооружалась на самолеты СБ, и Тхор получил возможность передать строевым пилотам весь свой накопленный в боях опыт. Он изменил боевые порядки бомбардировщиков в воздухе, значительное внимание уделил слетанности групп, а учебные задания стали выполняться в условиях, приближенных к боевым. Наряду с общим повышением дисциплины это привело к тому, что бригада по результатам проверки получила заслуженную высокую оценку.

Мирная жизнь Тхора продлилась недолго. Уже осенью 1937 года его назначили ведущим группы из 20 ТБ-3, отправленных в Китай с различными грузами по длинному и сложному маршруту. Затем на него возложили задачу формирования групп бомбардировщиков СБ для оказания военной помощи китайскому народу, ведущему борьбу с японскими захватчиками. Естественно, первая группа была сформирована из состава экипажей 64-й авиабригады. Следующие две группы СБ Тхор привел в Китай сам, после чего немедленно включился в боевые действия. Первым его заданием стала разведка японского аэродрома в Ханчжоу. Вслед за этим он принял участие и в налете на этот аэродром, возглавив девятку бомбардировщиков.

За новые успехи Григорию Тхору в феврале 1938 года присвоили звание полковника, а в марте он стал главным советником по авиации в Китае, сменив на этой должности убывшего на Родину Павла Рычагова. По воспоминаниям сослуживцев, высокий чин никак не повлиял на характер Тхора. Он по-прежнему оставался простым в обращении, жил вместе с пилотами и питался с ними из одного котла.

После «китайской командировки» Тхор некоторое время служил заместителем командующего ВВС Забайкальского военного округа. В мае 1940 года получил звание генерал-майора и вскоре был направлен на учебу в Академию генерального штаба. Завершил обучение уже перед самым началом Великой Отечественной войны и назад в Читу уже не вернулся, так как должность своего заместителя ему предложил старый знакомый по Испании, командующий ВВС Киевского ВО генерал Е.С. Птухин. Утром 21 июня 1941 года Тхор прибыл в Киев, а оттуда немедленно выехал в Терносполь, где разместился штаб авиации округа.

Первый день войны встретил Тхора бомбежками и пожарами. На командном пункте в Тернополе, еще не полностью развернутом, царил беспорядок, среди которого озабоченный Птухин тщетно пытался разобраться в ситуации на границе. Он обрадовался появлению Тхора, но разговор длился у них недолго. Без командира осталась 62-я бомбардировочная дивизия (полковник В.В. Смирнов отправился в отпуск в Ленинград и еще не успел вернуться), и поэтому Птухин предложил Тхору временно взять ее под свое командование. В состав дивизии входили 52-й и 94-й полки на самолетах СБ и Пе-2, базирующиеся в Овруче. Еще два ее авиаполка (226-й и 227-й) были оснащены ближними бомбардировщиками Су-2 и находились в резерве.

В Овручь Тхор прибыл во второй половине дня, в аккурат после немецкой бомбежки, в результате которой сгорели на земле три советских бомбардировщика. Еще большие потери 62-я БАД понесла в воздухе во время вечернего налета на вражеские моторизованные колонны в районе Грубешова. Общая обстановка на фронте оставалась неясной, и первым занятием Тхора стало освоение новейшего бомбардировщика Пе-2, знакомого ему по теоретическим курсам. Уже 23 июня он отправился на нем на разведку, пролетев вдоль границы и сбросив бомбы на немецкий аэродром, расположенный на территории Польши. На обратном пути встретился с «мессершмиттами», но сумел оторваться от них неожиданным, резким разворотом и выходом прямо в лоб атакующим истребителям. Растерявшиеся немецкие пилоты не успели вовремя среагировать на такой маневр.

24 июня Григорий Тхор возглавил девятку бомбардировщиков СБ, вылетевшую на бомбежку целей в район Владимир-Волынского. В этот день вернулся из отпуска полковник Смирнов, по стечению обстоятельств был арестован Е.С. Птухин, и в итоге Тхору пришлось довольствоваться лишь должностью заместителя командира авиадивизии. Однако если у него и возникли какие-то обиды, то чисто внешне на его поведении они не отразились, да и вообще — Тхор не был сторонником карьеризма. Наоборот, он смог теперь полностью сосредоточиться на ведении боевых действий. Всю штабную работу взял на себя Смирнов, в то время как Тхор днем и ночью находился на аэродромах. Он планировал полученные задания, занимался разбором допущенных ошибок, подбадривал летчиков в трудных ситуациях и, конечно, постоянно летал сам, особенно на разведку.

До 29 июня 1941 года 52-й и 94-й авиаполки выполнили 333 самолето-вылета в очень сложных условиях. Истребительное прикрытие было слабым, а нередко и вообще отсутствовало, в особенности с 25 июня, когда бомбардировщики, поддерживая наступление 8-го и 15-го мехкорпусов на Сокаль, стали летать по приказу командования фронта мелкими группами. В результате потери были большими — оба полка до конца месяца лишились более половины самолетов. Переданные 62-й БАД из резерва 226-й и 227-й ближнебомбардировочные полки тоже вскоре понесли тяжелые потери, несмотря на то что Су-2 летали плотными группами на малых высотах. Сказалось слабое оборонительное вооружение этих одномоторных машин. К 10 июля, когда разгорелись кровопролитные бои за Житомирское шоссе, в составе 62-й БАД количество самолетов Су-2 сильно уменьшилось. 52-й СБАП к этому времени насчитывал всего пять бомбардировщиков (3 СБ и 2 Пе-2), а 94-й СБАП имел в распоряжении лишь около 15 самолетов из первоначального состава 47 СБ.

В середине июля Тхор выполнил один из самых тяжелых своих боевых вылетов. Во время ведения разведки в районе реки Тетерев одиночный Пе-2 перехватили 9 немецких истребителей Bf 109F. Окружив обреченный, казалось, бомбардировщик со всех сторон, пилоты люфтваффе с интересом наблюдали за действиями советского экипажа. Тхор невозмутимо летел по прямой, держа курс на запад. Немцы спохватились только тогда, когда на их войска посыпались бомбы. Вслед за этим Тхор немедленно перевел самолет в почти отвесное пикирование. Немецкие истребители, не ожидавшие от бомбардировщика такой «прыткости», проскочили вперед и отстали, зато сразу открыла огонь зенитная артиллерия. На небольшой высоте малокалиберные снаряды скорострельных пушек причинили «пешке» значительные повреждения особенно сильно досталось хвостовому оперению самолета. Заклинили рули высоты, и появилось даже предложение покинуть бомбардировщик с парашютами. Однако Тхор не согласился и, мастерски манипулируя рычагами управления двигателей, довел Пе-2 до ближайшего аэродрома и совершил посадку.

В конце июля 62-я БАД передислоцировалась под Чернигов. Началось сражение за Киев, и Тхор принял в нем самое непосредственное участие, возглавляя в воздухе сводные группы бомбардировщиков. Из-за отсутствия пополнений силы дивизии быстро таяли. В начале августа был расформирован 52-й СБАП. Некоторые его экипажи вошли в состав 94-го СБАП, а остальные «безлошадники» отправились в тыл, в частности на сборный пункт в Липецке. С аэродромов Чернигова остатки дивизии в конце августа перебазировались в Прилуки, причем в большой спешке, так как к городу уже подходили немецкие войска. Занимаясь эвакуацией людей и техники, Тхор метался по аэродромам на связном У-2. В месте базирования 7-й разведывательной эскадрильи попал под вражеский обстрел — аэродромный персонал там уже готовился к обороне.

Еще более критическая ситуация сложилась 15 сентября, когда вокруг Киева сомкнулось немецкое кольцо окружения. Считанные оставшиеся самолеты 62-й БАД приспособили для перевозки штабного имущества из Прилук, а техническому и вспомогательному составам полков было предложено пробиваться из окружения собственными силами. Тхору, как имевшему опыт пехотного офицера, командующий ВВС Ф.А. Астахов приказал возглавить колонну авиаторов Юго-Западного фронта. Прорываясь с боями, Тхор был дважды ранен при попытке форсирования реки Миноги у села Вороньки, затем получил тяжелую контузию и в полубессознательном состоянии был захвачен 22 сентября в плен. Несколько лет он провел в концлагерях, где активно участвовал в деятельности подпольных комитетов военнопленных. Немцы так и не смогли сломить волю Тхора — в январе 1943 года он был расстрелян в офицерском лагере Хаммельбург.

Глава 7. Южный фронт, оборона Одессы и Крыма

Южный фронт был образован 21 июня 1941 года, и в него вошли 9-я армия под командованием генерала Я.Т. Черевиченко (14, 35 и 48-я стрелковые дивизии; 2-й кавалерийский и 2-й и 18-й механизированные корпуса), развернутая в полосе протяженностью 480 км от Липкан до Черного моря, 9-й особый стрелковый корпус, размещенный в Крыму, и 7-й резервный стрелковый корпус. В армейском подчинении находились 20-я и 21 — я смешанные авиационные дивизии. 25 июня в состав этого фронта влилась еще 18-я армия, включавшая в себя 17-й стрелковый и 16-й механизированный корпуса, 45-ю смешанную и 64 — ю истребительную авиадивизии. ВВС Южного фронта, которые возглавил генерал П.С. Шелухин, насчитывали в целом 827 боевых самолетов, в том числе 427 истребителей, 285 бомбардировщиков и 111 штурмовиков.

В непосредственной близости от границы с Румынией, в устье Дуная, располагалась Дунайская речная флотилия, состоявшая почти из 70 боевых кораблей (мониторов, бронекатеров, тральщиков и т. д.). Для ее прикрытия с воздуха была выделена отдельная 96-я ИАЭ (17 истребителей И-15бис и И-153), базировавшаяся на окраине Измаила.

С моря оборону южных границ СССР обеспечивал Черноморский флот, имевший в июне 1941 года в своем составе старый линкор «Парижская коммуна», 5 легких крейсеров («Красный Крым», «Червона Украина», «Красный Кавказ», «Ворошилов» и «Молотов»), 3 лидера («Ташкент», «Харьков» и «Москва»), 13 эсминцев, 44 подводные лодки и различные малые корабли. В ВВС Черноморского флота, которыми командовал генерал В.Л. Русаков, входили 62-я истребительная авиабригада (8, 9 и 32-й ИАП), 63-я бомбардировочная авиабригада (2-й МТАП, 40-й БАП), 119-й отдельный морской разведывательный полк, 10 отдельных эскадрилий и 2 авиаотряда. Всего в морских авиачастях находилось 639 самолетов (314 истребителей, 153 бомбардировщика и торпедоносца и 172 гидросамолета), располагавшихся главным образом на аэродромах и авиабазах Крыма.

В люфтваффе для воздушной поддержки южного фланга группы армий «Юг» выделили IV воздушный корпус в составе бомбардировочной эскадры KG 27, оснащенной самолетами Не 111, группы II/KG 4 (Не 111), II и III истребительных групп JG 77 (Bf 109F), инструкторской группы I (Sch) /LG 2 (Bf 109Е) и разведывательной эскадрильи 3(F) /121 (Ju 88).

На Южном фронте в июне 1941 года крупных военных операций не проводилось, и обе стороны занимали выжидательную позицию. По существу, на суше боевые действия ограничились разведкой боем, но вспыхивающие в результате сражения порой носили довольно ожесточенный характер. Например, уже 22 июня несколько немецких штурмовых групп форсировали Прут и захватили небольшие плацдармы в районах Бранелет, Скулян и Унген-Вален. К концу дня советские войска ликвидировали все эти плац дармы, за исключением Скулян, где продолжали скапливаться силы противника. По подходившим вражеским резервам нанесли бомбовый удар самолеты Су-2 из 211-го ББАП. Причем в первый боевой вылет полка отбирались только опытные летчики, преимущественно руководящего состава. Две девятки бомбардировщиков сбросили на колонны бомбы с небольшой высоты, но никаких потерь не имели, поскольку нападение с воздуха оказалось неожиданным для врага. В последующие два дня бомбардировщики продолжали бомбить колонны и переправы в районе Скулян, естественно, вскоре появились и первые потери…

«По ту сторону реки Прут летать и бомбить подходящие к нашей границе войска мы стали ежедневно, — вспоминал пилот 211-го ББАП И.И. Пстыго. — Разрушали железнодорожные станции, переправы. При этом зенитные орудия противника встречали нас уже шквальным огнем. В одном из боевых вылетов крепко поколотили в воздухе машину командира первой эскадрильи Баутина. Потом и другие стали привозить пробоины. Помню, сел на аэродром самолет. В кабине лужа крови. Пилот буквально иссечен осколками: в медсанбате из него вынули их более трех десятков. Как же он дотянул до аэродрома? А вот как. Все самолеты Су-2 имели два штурвала, то есть двойное управление. И хотя штурман самостоятельно взлетать и садиться не мог, однако пилот, уже будучи раненным, приказал ему включить второй штурвал и до самой посадочной полосы, теряя сознание, подсказывал, что и как надо делать».

Таблица 17. Боевой состав ВВС Одесского военного округа по состоянию на 1 июня 1941 года.

*В первой колонке указано общее количество самолетов, а во второй — в том числе неисправных.


Немецкие и румынские ВВС действовали в июне довольно активно, подвергая регулярным бомбардировкам скопления советских войск, штабы 9-й и 18-й армий, мосты через реку Днестр, железнодорожные узлы Казатин, Каменовка, Жмеринка, а также города Кишинев, Винница, Тирасполь, Одесса, Севастополь и др. Среди мостов особенно важное значение для немцев представлял мост у города Бендеры, на который почти каждый день совершали налеты бомбардировщики люфтваффе, и нередко весьма многочисленными группами. Так, 23 июня мост пытались разрушить четыре группы немецких бомбардировщиков (примерно 30–40 самолетов), а вечером 24 июня — три. Однако, благодаря советским истребителям и личному составу 383-го зенитного дивизиона, их попытки не увенчались успехом. Самолеты Не 111 из группы II/KG 4 по ночам привлекались для постановки неконтактных мин с целью блокады советского флота в Севастополе. Мины сбрасывались на парашютах, и некоторые из них упали на сушу, в результате чего были жертвы среди гражданского населения.

Действия советской авиации в июне осложнялись отсутствием координации, так как штаб ВВС фронта перебрался из Москвы в Винницу лишь в первые дни войны, и ему требовалось время, чтобы разобраться в обстановке. К тому же он был укомплектован на 60–70 % и не имел еще связи с большинством соединений. В должной мере наладить работу штаба удалось только к 1 июля. Несмотря на это советские истребители, защищая вверенные им объекты, довольно успешно вели борьбу с противником. Например, в период с 22 по 26 июня только экипажи 20-й и 21-й САД заявили о 71 уничтоженном на земле и в воздухе вражеском самолете при собственных потерях 23 машин. Свою первую воздушную победу одержал 23 июня летчик 55-го ИАП, будущий знаменитый ас, Александр Покрышкин. Во время разведывательного полета его пару атаковала пятерка Bf 109, и в коротком бою он сбил один истребитель. Однако, засмотревшись на горящий немецкий самолет, туг же был подбит сам и едва дотянул до аэродрома. На следующий день Покрышкин уничтожил еще один Bf 109, когда со своим звеном направлялся на штурмовку вражеского аэродрома в Яссах. В тот день атака аэродрома не состоялась, но вскоре Покрышкин принял участие в сопровождении СБ, которые нанесли по Яссам мощный бомбовый удар. Собственными силами летчики 55-го ИАП штурмовали группами на МиГ-3 аэродром Романы. Наиболее результативный воздушный бой полка состоялся в конце июня. Около 10 «мигов» перехватили девятку Ju 88, бомбивших железнодорожную станцию в Котовске, и сбили все до единого самолета. Первым атаковал «юнкерсы» с пикирования мл. лейтенант Яковлев. Он был убит пулей стрелка еще на подходе к цели, но его МиГ-3 врезался во флагманский бомбардировщик, и из-за этого немецкий строй сразу рассыпался. Одиночные самолеты уже не могли оказать сильного сопротивления, и наши летчики непрерывными атаками уничтожали их одного за другим. Последний Ju 88 упал на землю за рекой Прут.

Пытаясь вскрыть намерения противника, обе стороны вели интенсивную воздушную разведку. При выполнении разведывательного полета отличился 29 июня мл. лейтенант В.Г. Гаранин из 88-го ИАП. В районе Думени на румынской территории он заметил на земле одномоторный вражеский самолет на небольшой площадке, спикировал и зажег его пулеметной очередью. Затем полетел дальше и вскоре наткнулся на одиночный Не 111, державший курс на восток. Без всяких раздумий Гаранин атаковал бомбардировщик прямо в лоб и очень удачно. Прежде чем немецкий экипаж успел разобраться в ситуации, ему пришлось уже покидать горящий самолет с парашютами. Неплохо сражались и другие летчики 88-го ИАП: к концу месяца за полком числилось около 20 воздушных побед.

Кроме оборонительных, командование Южного фронта во главе с генералом И.В. Тюленевым предпринимало и военные операции наступательного характера. Советские диверсионные группы также неоднократно форсировали Прут, а 26 июня корабли Дунайской флотилии высадили на румынской территории целый стрелковый полк, захвативший плацдарм протяженностью до 70 км. Отряд легких кораблей Черноморского флота обстрелял с моря порт Констанцу. Не прекращались и воздушные налеты на этот порт, однако проводились они без предварительной разведки, и к тому же бомбардировщики действовали шаблонно, заходя на цель с одного направления (с моря). Учитывая отсутствие истребительного сопровождения, это быстро привело к значительным потерям среди советских самолетов.

Очередной налет на Констанцу состоялся ранним утром 24 июня, и в нем приняли участие 14 ДБ-ЗФ из 2-го МТАП и 18 СБ из 40-го СБАП. Бомбардировщики атаковали корабли, береговые постройки порта и аэродром, где базировались немецкие истребители из группы III/JG 52. На стоянке был потоплен один транспорт, подожжено нефтехранилище на берегу, а на аэродроме уничтожено три Bf 109F. Тем не менее большинство «мессершмиттов» уже успели взлететь, и в небе разгорелся воздушный бой, закончившийся в пользу немецких летчиков.

«Когда русские заметили нас, — вспоминал командир эскадрильи 8./JG 52, Гюнтер Ралль, — а мы находились внизу и как раз набирали высоту, — они начали поворачивать обратно, а некоторые даже принялись сбрасывать свои бомбы. Бомбардировщики были окрашены в серебристый или белый цвет. Началось преследование. Мы атаковали сзади снизу и поразили много вражеских самолетов. Я поймал в прицел правый двигатель одного из бомбардировщиков и нажал на гашетку. Самолет охватило пламя, и он стал падать, входя в штопор. Мы продолжали атаки до тех пор, пока в баках оставалось горючее, и лишь затем развернулись на базу. В общем, так как у русских не было истребительного прикрытия, мы разделались с ними сравнительно легко».

Вечером 24 июня налет на Констанцу совершили еще четыре ДБ-ЗФ из состава 2-го МТАП, но они были перехвачены эскадрильей Bf 109 уже на подходе к цели. Немецкие истребители быстро подбили бомбардировщик лейтенанта Юра, однако летчик держался боевого курса и на самолете с одним работающим двигателем, и лишь после сброса бомб развернулся обратно. Метким пулеметным огнем стрелок-радист экипажа, сержант Кузнецов, отправил вниз одного из «мессеров», пилот которого выпрыгнул с парашютом. Покинув зону зенитного обстрела, самолет Юра вновь был атакован истребителями, и на этот раз ему пришлось садиться на воду. Экипаж перебрался в резиновую лодку и трое суток оставался в море, пока его не подобрал разведывательный гидросамолет МБР-2. Всего в течение 24 июня при налетах на Констанцу советские ВВС потеряли 10 бомбардировщиков, в том числе 3 ДБ-ЗФ и 7 СБ.

В ходе налета на вражеские корабли в районе Сулины 26 июня исключительное мужество проявили экипажи звена СБ под руководством командира эскадрильи 40-го СБАП капитана А.П. Цурцумии. Преодолевая заслоны истребителей, был подбит и отстал от других самолетов бомбардировщик Ивана Кузьмина. На него сразу набросилась пара Bf 109, но дружным огнем штурмана и стрелка-радиста все атаки немецких летчиков оказались отбиты. Мало того, после возвращения экипаж заявил, что оба истребителя упали в воду. В другом экипаже стрелок-радист Н. Лавров продолжал стрелять, несмотря на то что уже получил шесть ранений. Летчику С. Криворукову осколок перебил руку, но это не помешало ему довести самолет до цели. По советским данным, в результате бомбовой атаки звена был потоплен на реке Дунай монитор и разбита одна из плавучих артиллерийских батарей.

Вражеское наступление на Южном фронте началось 1 июля, когда немецкие и румынские соединения форсировали реку Прут и заняли плацдармы севернее и южнее Ясс. Пополнившись ночью крупными силами, на следующий день они прорвали фронт и двинулись в направлении на Бельцы, угрожая флангу и тылам советской 18-й армии. В ночь на 3 июля немцы и румыны форсировали Прут в районе Стефанешти, a 5 июля начала отвлекающее наступление из района северо-восточнее Хуши 4-я румынская армия.

В такой ситуации командующий Южным фронтом генерал Тюленев отвел 18-ю армию на рубеж Смотрич — Липканы, а 9-й армии приказал нанести контрудар силами 2-го механизированного корпуса во фланг группировки противника, наступающей на Бельцы.

Из числа крупных операций ВВС начала июля следует отметить разрушение железнодорожного моста у Скулени, на который совершила налет 1 июля сводная группа, состоящая из 12 самолетов СБ, 3 Пе-2 и 24 И-153 под прикрытием 15 МиГ-3. С этого времени для штурмовки вражеских войск стали широко использоваться истребительные полки. Несколько вылетов в этот день на уничтожение живой силы и техники врага совершил 55-й ИАП. А.И. Покрышкин в своих мемуарах вспоминал:

«Эскадрильи, получив новую боевую задачу, одна за другой направились в район Яссы — Унгены. День был горячий, напряженный. Заправившись горючим и боеприпасами, наше подразделение снова летит штурмовать вражеские войска. Впереди звено под командованием Федора Атрашкевича, а за ним, в колонне, остальные. Перед переправой заметили скопления противника: танки, автомашины, артиллерия. Навстречу нам замелькали трассы. Прорвавшись через их заслон, с пикирования бросаем бомбы, обстреливаем цели из пулеметов. С набором высоты вытягиваемся друг за другом в круг, пикируем повторно. Под нами горят машины, во все стороны разбегаются и падают пехотинцы. Зенитный огонь неистовствует. Вдруг за передним самолетом потянулась струя дыма и огня. Возглавлял группу Атрашкевич, — значит, его машину подбила зенитка. Как защемило в этот момент сердце. Все следили за самолетом командира эскадрильи. Пламя разгорелось… Было ясно, что к своим он уже не дотянет… И вдруг самолет резко из горизонтального положения перешел в пикирование. Было видно, что он нацелен в самую гущу вражеской техники. Взрыв разметал ее».

2 июля основные действия авиации сосредоточились в районах Стефанешти и Костешти, откуда ошибочно ожидалось главное наступление противника. 49 ДБ-3 под прикрытием 18 истребителей МиГ-3 и 18 И-153 волна за волной нанесли сильный удар по немецким и румынским войскам, причинив им серьезные потери. На следующий день по приказу П.С. Шелухина на уничтожение переправ через Прут и вражеских колонн у Стефанешти были перенацелены ВВС обеих армий. Планировалось также подавить ударами с воздуха авиацию противника на аэродромах Роман, Яссы, Фокшаны, Пьятра и др., однако из-за сильного тумана над территорией Румынии такие действия осуществить не удалось.

Между тем, пока северо-западнее Кишинева части 2-го мех-корпуса концентрировались для контрнаступления, основная группировка врага на бельцевском направлении уже вклинилась в советскую оборону на глубину до 40 км. Удары во фланг, хотя и задержали ее продвижение, но особого влияния на ход военных действий не оказали. На северном крыле фронта 5 июля немецко-румынские войска захватили Черновцы и устремились к Хотину. К ним присоединился преодолевший Карпаты венгерский армейский корпус. 7 июля Ставка ГК разрешила Тюленеву отвести 18-ю армию за Днестр на позиции укрепрайона, однако 9-й армии по-прежнему ставилась задача уничтожения бельцевской группировки противника. Причем в условиях, когда Южный фронт был ослаблен за счет передачи в состав Юго-Западного фронта, где сложилась угрожающая обстановка на киевском направлении, 16-го мехкорпуса, трех стрелковых дивизий и нескольких авиационных полков. Тем не менее, ударив в стык между 11-й немецкой и 4-й румынской армиями, советским войскам 9-й армии удалось основательно потрепать 22-ю и 198-ю немецкие дивизии, а румынские соединения, согласно записи в дневнике Ф. Гальдера, вообще утратили боеспособность, и немцам пришлось срочно усиливать их резервным 54-м армейским корпусом. К 10 июля, чтобы избежать окружения, 48-й стрелковый и 2-й механизированный корпуса 9-й армии отошли на рубежи реки Реут. В середине июля советские войска вели упорные бои в районе Днестра, а затем вынуждены были оставить и эту оборонительную линию. Дунайская военная флотилия морем ушла в Одессу.

10 июля в составе ВВС Южного фронта имелся еще 501 боевой самолет. Все эти авиационные силы, действующие на довольно широком фронте, использовались прежде всего для борьбы с наземными войсками противника. Особенно ожесточенные воздушные бои разгорелись в июле 1941 года над Днестром. 16 июля немецкие и румынские дивизии вошли в Кишинев, а через несколько дней уже приступили к форсированию Днестра в районе Бендер. Наряду с другими частями советской авиации в штурмовке вражеских войск на этом направлении участвовал также 11-й ШАП, оснащенный бипланами И-153 «Чайка». Его прикрытие с воздуха обеспечивали истребители И-16 из состава 69-го ИАП, размещенного на аэродроме под Одессой. Летчик Ю.Б. Рыкачев из 69-го ИАП рассказывал: «Я видел, как мало могут сделать «чайки» в качестве штурмовиков, и после их ухода принимался сам со своими летчиками штурмовать гитлеровцев. Мы искали на земле подходящие цели, главным образом орудия, которые угадывали по вспышкам выстрелов. А затем бросались в пикирование. Делали залп, затем выходили из пике, разворачивались и снова устремлялись на «выбранные» цели. Иногда делали по 12–13 заходов…»

На северном крыле фронта, где развивалось основное наступление фашистов, стремившихся соединиться с частями танковой группы Клейста, до десятка переправ было налажено около городков Ямполь и Сороки. По ним сплошным потоком шли немецкие и румынские войска и, естественно, для их прикрытия были стянуты значительные силы истребительной авиации и зенитной артиллерии. 21 июля эта переправы стали главной целью советских бомбардировщиков ВВС Южного фронта. Пожалуй, впервые в этот день авиационные подразделения разных общевойсковых армий действовали в тесном сотрудничестве. Например, из 55-го ИАП ВВС 9-й армии тройку МиГ-3 отправили на сопровождение 9 Су-2 из 210-го ББАП, входившего в состав ВВС 18-й армии. Всего в группу прикрытия этих бомбардировщиков включили 4 истребителя МиГ-3 и 2 И-16. Прорвавшись к цели, Су-2 довольно удачно сбросили бомбы, накрыв несколько переправ, однако флагманский самолет девятки разлетелся на куски, получив прямое попадание крупнокалиберного зенитного снаряда. В последовавшем затем бою с вражескими истребителями был сбит один И-16 и подбит еще один бомбардировщик, совершивший вынужденную посадку на вражеской территории. Любопытно, что его экипаж, быстро исправив на земле небольшое повреждение трубопровода, снова поднял самолет в воздух на глазах уже подбегавших изумленных гитлеровцев. МиГ-3 из 55-го ИАП сбили в этом бою 3 истребителя Bf 109. 210-й ББАП под командованием подполковника А.В. Кожемякина отличился также еще в конце июля, отражая атаки пехоты и танков противника на 17-й стрелковый корпус.

Тогда ему удалось взорвать склад боеприпасов и подавить огонь вражеской полевой артиллерии. В середине августа подразделения полка способствовали выходу из окружения частей 18-й армии и уничтожили в районах Бармашев, Баштанка до 8 танков и около 30 автомобилей.

Переправы у Ямполя 21 июля бомбили также две девятки Су-2 из 211-го ББАП, но они действовали в то время с одного из аэродромов Юго-Западного фронта и поэтому истребительного прикрытия не имели, что привело к тяжелым последствиям. И.И. Пстыго, впоследствии маршал авиации, так описывал этот налет:

«Тот памятный день оказался для нас трагическим. Из пекла, а там было действительно пекло, домой не вернулись шестнадцать самолетов! Итак, по порядку. До района переправы мы добрались благополучно. Летели без прикрытия: обстановка не позволяла дожидаться истребителей. Вышли на боевой курс. Видимо, не все знают, что такое боевой курс. Коротко поясню. Если условно провести в воздухе прямую линию, чтобы порядочный кусок ее проходил над наземной целью, а потом по этой прямой провести самолет, не разрешая ему маневрировать, то можно сказать, что самолет на боевом курсе. Смысл подобного выдерживания прямой — с наилучшей вероятностью поразить противника при бомбометании. Отвернешь — считай, что все твои старания пошли насмарку. Попадание возможно только при строгом выдерживании боевого курса. Враг, естественно, способен вычислить твой боевой курс и расчетливо повести по тебе стрельбу. Поэтому-то боевой курс и требует от экипажа не только умения да мастерства, но и мужества, стойкости и хладнокровия.

Мы бомбили переправу при ураганном зенитном огне. Все небо от разрывов было в бесформенных чернильных кляксах. Сколько самолетов было сбито над целью — не знаю. Может быть, половина. Когда же мы стали недосягаемы для зенитной артиллерии, появились «мессершмитты», яростно набросившиеся на наши тихоходные тяжелые машины. Вижу, один Су-2 горит, второй… После таких потерь группа, естественно, распалась. И вот веду машину как можно собраннее — совсем один. Нырнул в попавшиеся на пути редкие облака. Выскочил из них. Яркое солнце сияет. Меня никто не преследует. Вдруг голос Демешкина:

— Командир! Слева «пегий!» — несколько растерянно сообщил Демешкин.

Таблица 18. Боевой состав ВВС Южного фронта по состоянию на 17 июля 1941 года.

«Пегими» мы в полку называли Су-2. Называли их так за раскраску фюзеляжа, камуфляж.

А остальные где? Неужели всех?

Подхожу ближе к «пегому». По номеру определяю, что это машина Алексея Мальцева. Странно только, что летит он не туда, куда надо. Пилот вроде опытный, без причины сбиться с курса не мог. Я обогнал его, покачал крыльями, мол, пристраивайся. «Пегий» потянулся за нами. Время от времени он отставал, и я сбавлял скорость. На посадку Мальцева пришлось завести, а сам ушел на второй круг. Это было, конечно, опрометчиво: по правилам поврежденный самолет должен садиться последним.

Мальцев же приземлился, не дорулив до стоянки, выключил мотор и потерял сознание. Когда я произвел посадку, санитары осторожно вытаскивали из машины безжизненное тело ее штурмана. Мне стало ясно, почему бомбардировщик сбился с курса…

В том полете Мальцева спас шлемофон. Осколок снаряда врезался в наушник, расколол его, отбил край уха и оставил небольшую бороздку на голове».

Среди других советских самолетов в налетах на цели в районе Ямполь, Сороки участвовали бомбардировщики СБ из 5-го СБАП.

23 июля, действуя совместно с истребителями из 67-го ИАП, они разрушили на Днестре две переправы.

Основными объектами атак авиации Черноморского флота в июле по-прежнему являлись румынские порты Констанца и Сулина. Кроме того, учитывая важность румынской нефти для военной машины Германии, Ставка ГК включила в список объектов, подлежащих уничтожению с воздуха, также и главный нефтеперерабатывающий центр Румынии — Плоешти.

Выдержав недельную паузу после июньских потерь, советские самолеты вновь появились над Констанцей в ночь на 3 июля. Сбросив бомбы, все 6 ДБ-ЗФ возвратились обратно. 8 июля Констанцу бомбили уже 8 ДБ-ЗФ, и на этот раз был потерян один бомбардировщик. Наряду с ночными налетами стали широко практиковаться и дневные, неожиданные атаки порта одиночными самолетами. Так, 11 июля цели в районе порта атаковали поодиночке 4 бомбардировщика СБ и один ДБ-ЗФ, причем ни один из них не был сбит. Довольно успешно проходили налеты на румынские корабли в дельте Дуная. За месяц боевых действий советским самолетам удалось уничтожить там около 50 различных буксиров, катеров, минзагов, лихтеров и других плавсредств. В разгоравшихся время от времени воздушных поединках советские экипажи нередко давали жестокий отпор противнику. Например, 22 июля во время атаки одиночного ДБ-ЗФ над морем были сбиты два истребителя Bf 109F из состава эскадрильи 7./JG 52. 26 июля та же немецкая эскадрилья недосчиталась еще одного самолета, уничтоженного над Констанцей стрелком бомбардировщика СБ.

Первый групповой эффективный налет на Плоешти состоялся 13 июля. К началу этого месяца 40-й СБАП 63-й авиабригады получил 10 новых пикирующих бомбардировщиков Пе-2, из которых в полку сформировали дополнительную 5-ю эскадрилью под командованием капитана А.П. Цурцумии. 6 таких скоростных самолетов и решили использовать для дневной атаки румынского нефтеперерабатывающего центра. План налета подготовил Цурцумия, и он же возглавил ударную группу бомбардировщиков. Главной изюминкой плана являлось то, что Пе-2 для противника был малознакомым самолетом и к тому же, благодаря двукилевому оперению, он сильно напоминал в воздухе немецкие машины Bf 110 и Do 17. Чтобы усилить это впечатление, Цурцумия выполнил заход на Плоешти с тыла, со стороны Карпат. Уловка сработала, так как при появлении бомбардировщиков вражеская система ПВО никакой активности не проявила. Экипажи легли на боевой курс, спокойно, без помех прицелились и точно сбросили бомбы. Лишь когда в воздухе раздался зловещий свист, зенитчики торопливо открыли беспорядочный огонь по уже улетающим самолетам. Бросившимся вслед немецким истребителям удалось все же догнать Пе-2, и они сбили самолет лейтенанта Александрова. Дважды загорался после их атак Пе-2 ст. лейтенанта Корзунова, но летчик сбил пламя и довел поврежденную машину до аэродрома. В свою очередь, бортовые стрелки бомбардировщиков заявили о двух уничтоженных Bf 109. Этот налет на Плоешти получил международную известность, так как советские бомбы нанесли значительные повреждения румынским заводам «Орион» и «Астра Романия». Огнем было охвачено до 120 тыс. тонн топлива, и сильный пожар длился почти трое суток.

26 июля состоялось боевое крещение секретного оружия ВВС Черноморского флота — авиационной системы «Звено-СПБ», представлявшей собой сцепку четырехмоторного самолета ТБ-3 с двумя И-16. Проектирование воздушного авианосца было начато в СССР еще в начале 30-х годов, и основным сторонником этой идеи выступил известный в то время инженер B.C. Вахмистров. Предполагалось, что истребители, запускаемые с борта носителя, смогут эффективно защищать дальние бомбардировщики на всем протяжении их полета. Первой системой подобного типа, разработанной Вахмистровым, стало «Звено-1», состоящее из бомбардировщика ТБ-1 с размещенными на плоскостях его крыла двумя истребителями И-4. Затем Вахмистров экспериментировал с бомбардировщиком ТБ-3, на котором он последовательно располагал от 2 до 5 истребителей различного типа. Наиболее удачной, с точки зрения испытателей, стала сцепка «Звено-6», когда два И-16 подвешивались снизу под крылом ТБ-3. Непосредственно перед полетом они подруливали самостоятельно под крыло бомбардировщика, крепились к трем подвескам замками, а потом шасси истребителей убирались, и сцепка была готова к взлету.

В 1938 году Вахмистров несколько изменил проект, предложив использовать И-16 также в качестве пикирующих бомбардировщиков. Таким образом появилось «Звено-СПБ», в котором каждый истребитель мог нести по две 250-кг бомбы. Радиус действия И-16 существенно увеличился за счет того, что в полете они питались горючим со специальных крыльевых баков ТБ-3. Максимальная дальность полета всей системы достигла почти 2500 км. Отцепка истребителя в воздухе от самолета-носителя происходила сравнительно просто. По сигналу пилот И-16 освобождал задний фюзеляжный замок, затем двигал ручку управления от себя и, когда истребитель отклонялся вниз на угол 3°30′, автоматически открывались крыльевые замки, и самолет переходил в свободный полет. После сброса бомб с пикирования И-16 могли использоваться в качестве обычных истребителей.

«Звено-СПБ» официально приняли на вооружение ВВС СССР в октябре 1938 года, однако из-за споров в верхах относительно эффективности использования серийное строительство сцепок разворачивалось крайне медленно. К началу войны заводы построили всего пять комплектов систем «Звено-СПБ». Все они вошли в состав 2-й эскадрильи 32-го ИАП 62-й авиабригады ВВС ЧФ и базировались на аэродроме в Евпатории.

26 июля 1941 года, после получения из Москвы соответствующего приказа о применении «Звена-СПБ», для бомбардировки Констанцы в воздух были подняты две сцепки. Авиаматки ТБ-3 пилотировали С. Гаврилов и Н. Огнев, а в кабинах истребителей находились командир эскадрильи капитан А. Шубиков и летчики Б. Филимонов, Б. Литвинчук и А. Самарцев. Над морем необычную группу встретили два гидросамолета из 119-го МРАП, которые сопровождали ее почти до самого румынского берега.

«Мы с Шубиковым летели на подвеске у Серафима Гаврилова, — вспоминал Борис Литвинчук, — летчик что надо, еще до войны нас катал. Под вторым ТБ-3, Николая Огнева, тоже опытного «возницы», — «ишачки» Филимонова и Самарцева. Мы с Арсением видим друг друга, объясняемся знаками. Над морем опробовали пулеметы — работают на «большой». Опять делать нечего, только следить за режимом моторов да друг за другом, чтоб не заснуть. Хорошенькое было бы дело! Но вот и береговая черта. «Внимание!» — вспыхивает сигнальная лампочка над козырьком. «Есть внимание!» — тем же способом отвечаю Гаврилову. «Срыв» — сигнал на щитке под плоскостью бомбардировщика. Киваю Шубикову, рывком поворачиваю ручку отцепки заднего замка. Чувствую: самолет обрел одну свободную ось. Ручку управления от себя — полная отцепка, истребитель плавно скользит носом вниз. Все, свободен!».

Все четыре И-16 освободились приблизительно в 40 км от Констанцы и над целью появились в 12:45 на высоте около 2000 м. Пилоты патрулирующих в отдалении «мессершмиттов» не поверили своим глазам, заметив маленькие истребители, и, пока они пребывали в смятении, советские самолеты спокойно облетели район Констанцы и приступили к атаке. Бомбы Шубикова и Литвинчука полетели на ближайшее нефтехранилище, а Филимонов с Самарцевым атаковали порт. Сделав свое дело, четверка И-16 благополучно удалилась на максимальной скорости. Спустя некоторое время истребители приземлились на промежуточном аэродроме в Одессе и, дозаправившись, перелетели к себе на базу в Евпаторию.

В следующем налете на Констанцу приняли участие уже три сцепки, но на этот раз после сброса бомб «ишачкам» пришлось выдержать тяжелый бой с вражескими истребителями. Назад не вернулись два И-16 пилотов Д. Скрынника и С. Кузьмина.

Наиболее успешной военной операцией, проведенной с помощью «Звеньев-СПБ», стала, без сомнения, бомбардировка Черна-водского моста на реке Дунай. Через этот крупнейший железнодорожный мост общей протяженностью 1662 м проходила важнейшая транспортная магистраль Румынии, а, кроме того, под его нижним настилом был расположен нефтепровод, по которому нефть поступала из Плоешти в Констанцу ииспользовалась в интересах гитлеровцев. Для разрушения моста, имевшего сильную зенитную оборону, командование ВВС флота выделило два звена бомбардировщиков Пе-2 из 40-го СБАП, а также приказало подготовить три «Звена-СПБ». С последними была проблема, поскольку мост располагался в 60 км западнее Констанцы, и дальности полета И-16 не хватало, чтобы возвратиться на базу. Проблему удалось решить с помощью технического состава 32-го ИАП, изготовившего для каждого И-16 дополнительный подфюзеляжный бачок на 95 л топлива. Он увеличил продолжительность полета истребителя на 35 минут.

Перед началом операции летчики внимательно изучили по фотоснимкам конструкцию моста, подходы к нему и наиболее уязвимые точки. Вылетели 10 августа глубокой ночью, чтобы объявиться над целью на рассвете. Первыми нанесли удар по Чернаводскому мосту бомбардировщики Пе-2. Они добились нескольких попаданий, но мост из строя не вывели. Гораздо эффективнее действовали И-16, так как они сбрасывали свои бомбы с пикирования, выходя из него на высоте всего около 300 метров. Нужно отметить, что 10 августа в район цели вышли только два «Звена-СПБ», поскольку одна сцепка возвратилась назад из-за технических неполадок. Оставшиеся четыре истребителя отделились от носителей на подходе к Георгиевскому гирлу Дуная, в 15 км от берега, и, прорвавшись через плотный зенитный огонь, нанесли точный удар по мосту. В 6:40 все они находились уже на аэродроме в Одессе. 13 августа состоялся повторный налет на мост шестью пикировщиками И-16 всех трех «Звеньев». Он проходил по аналогичному сценарию, однако по времени атака проводилась на полчаса позже. Сбросив бомбы, истребители на обратном пути обстреляли вражеские войска в районе Сулины и снова возвратились назад без потерь. По докладам пилотов И-16, они добились пяти прямых попаданий в мост. Были разрушены две его фермы, обвалился пролет и, естественно, вышел из строя нефтепровод. «Разрушения оказались столь основательными, — вспоминал Литвинчук, — что, когда в 1944 году наша армия освобождала от гитлеровцев Румынию и мне снова пришлось побывать в памятном месте, мост так и не был за три года полностью восстановлен».

В конце июля советские войска Южного фронта, в состав которого были переданы также 6-я и 12-я армии, под натиском противника отступали на рубеж Гайсин, Днестр. К этому времени к немецким, румынским и венгерским войскам присоединились на данном направлении две словацкие дивизии и итальянский экспедиционный корпус. В числе редких успехов советских ВВС в этот период стоит отметить разгром 5-й румынской кавалерийской бригады. Утром ее обнаружили на подходе к Гайворону летчики 131-го ИАП. Всадники двигались колонной на открытой местности с развернутыми знаменами, и, естественно, советское командование не упустило такой шанс расквитаться с союзниками Германии. На уничтожение кавалерии немедленно перенацелили все истребительные полки, базирующиеся в районе Котовска. Участвовавший в этом побоище А.И. Покрышкин вспоминал:

«Группы «чаек», «мигов», И-16, сменяя друг друга, штурмовали кавалеристов. Бомбы и «эрэсы», пулеметно-пушечный огонь ложились точно в цель. А когда нечем было стрелять, самолеты снижались к самой земле, проносились с ревущими моторами, едва не цепляя винтом кавалеристов. Перепуганные лошади сбрасывали седоков, обрывали постромки у пушек и разбегались по полям. Особенно отчаянно действовал Вадим Фадеев. Он так прижимал свой И-16 к земле, что, казалось, собирался винтом рубить противника. К середине дня кавалерийская дивизия была истреблена, и летчики гонялись за отдельными мелкими группами, добивали их».

В начале августа положение на Южном фронте осложнилось тем, что 1-я танковая группа Клейста, пользуясь преимуществом в подвижности своих моторизованных соединений, вышла к Первомайску и перерезала пути отхода 6-й и 12-й армиям. Одновременно 17-я и 11-я немецкие армии продвинулись до Балты, завершив кольцо окружения вокруг советских войск в районе Умани. 4-я румынская армия прорвала фронт у Тирасполя. В результате всех этих обстоятельств Ставка ВГК дала указание отвести войска Южного фронта далее, на рубеж Чигирин, Вознесенск, Днестровский лиман. В ее директиве от 5 августа говорилось: «Отвод производить в ночное время и этапами, прикрывая сильными арьергардными боями, и закончить его не позже 10 августа». Черноморский порт Одессу Ставка приказала не сдавать и оборонять до последней возможности.

Для обороны Одессы из левофланговых дивизий 9-й армии, отрезанных от основных сил, была образована Отдельная Приморская армия под командованием генерала Г.П. Софронова. В качестве авиационных сил в нее первоначально вошли 69-й ИАП под командованием майора Л.Л. Шестакова и 80-я и 82-я эскадрильи гидросамолетов. Немного позднее, в середине августа, непосредственно для защиты Одессы выделили дополнительно из состава ВВС Черноморского флота особую авиагруппу капитана Ф.И. Демченко, включавшую в себя 24 И-16 из состава 8-го ИАП, эскадрилью из 32-го ИАП (7 Як-1), 94-ю отдельную эскадрилью (4 И-15бис) и штурмовую эскадрилью (6 Ил-2). Эта авиагруппа в процессе боевых действий вошла в оперативное подчинение Льва Шестакова, который с первых дней обороны города-порта фактически возглавил все авиационные подразделения в этом районе. Командующий авиацией Одесского оборонительного района комбриг В.П. Катров решал только самые общие вопросы.

Бывший участник гражданской войны в Испании, Лев Шестаков был храбрым пилотом, талантливым командиром и прекрасным организатором. Уже с самого начала войны он провел важнейшую работу, улучшив взаимодействие авиаполка с постами ВНОС и ПВО. По его инициативе сведения о действиях вражеской авиации передавались в полк также из центров связи и непосредственно из пехотных соединений. А после начала обороны Одессы с КП стрелковых дивизий вообще установили прямую телефонную связь. Это позволило вовремя перехватывать противника в воздухе и эффективно поддерживать наземные войска. Чтобы избежать потерь на земле от налетов люфтваффе, рядом с главным аэродромом базирования 69-го ИАП был построен ложный с временными постройками и деревянными макетами самолетов. Большое внимание Шестаков уделял тактике действий истребителей. Каждый боевой вылет, удачный и неудачный, скрупулезно разбирался среди летчиков. Так как полку нередко приходилось штурмовать немецкие войска, в начале августа Шестаков выступил сторонником оснащения истребителей бомбовыми подвесками и направляющими для реактивных снарядов. Силами инженерно-технического состава под руководством Н.Я. Кобелькова первая партия И-16 из 69-го ИАП, оборудованная направляющими PC, была готова к 6 августа и вскоре уже участвовала в боях.

Эффективность штурмовых ударов истребителей полка Шестакова в полной мере ощутили на себе румынские пехотные части, слабо прикрытые зенитной артиллерией. В дневнике убитого под Одессой командира румынского батальона майора Караджа прочитали следующую запись: «8 августа в 5 часов — атака русских истребителей; в 8 часов — снова атака советской авиации; в 11:40 — третья атака. Все солдаты попрятались в кукурузу. В 13 часов одиннадцать истребителей опять атакуют наши колонны». В этот же день летчики 69-го ИАП провели очень удачный бой с 12 вражескими самолетами, заявив после возвращения целых 9 воздушных побед, причем без всяких потерь со своей стороны.

10 августа в течение дня 69-й ИАП выполнил 68 самолетовылетов, сбил в воздушных боях 7 самолетов противника и штурмовал румынскую пехоту и артиллерию в районе Сербка, Белка.

12 августа активно действовала в районах Еремеевка, Свердлово 82-я эскадрилья. За день гидросамолеты МБР-2 и ГСТ несколько раз вылетали на бомбардировку врага.

Несмотря на потери, 4-я румынская армия, имеющая значительное превосходство в численности над советскими войсками, продолжила наступление и 13 августа вышла к морскому побережью восточнее Тилигульского лимана. В результате Одесса оказалась полностью блокированной с суши. Под натиском 11-й немецкой армии остальные войска Южного фронта продолжали откатываться назад, к Днепру.

Все чаще над Одессой стали появляться немецкие и румынские бомбардировщики. 16 августа они совершили успешный налет на железнодорожную станцию Одесса — Застава, где разбомбили несколько военных эшелонов. Гражданское население города стало переселяться в катакомбы. Значительная нагрузка легла на 15-ю бригаду ПВО, защищавшую Одессу. В ее составе имелось 90 зенитных орудий калибра 76 и 85 мм, зенитно-пулеметный батальон, прожекторный батальон и батальон аэростатов. В числе постов ВНОС были также 5 катеров с радиостанциями, оповещавших о вражеских налетах с моря. 69-й ИАП вынужден был организовать круглосуточное патрулирование над городом звеньями истребителей.

У Крымского побережья в районе Евпатории немецкие бомбардировщики атаковали 9 августа теплоход «Кубань» с эвакуированными стариками, женщинами и детьми на борту. Всего он перевозил около 3000 человек. Довольно долго самолеты люфтваффе бомбили и обстреливали корабль из пулеметов и улетели, лишь когда закончились боеприпасы. Изуродованный теплоход был доставлен в Севастополь буксиром. После этого случая истребители 69-го ИАП по мере возможности стали привлекаться и для защиты морских коммуникаций.

К середине августа в составе 69-го ИАП осталось только 19 истребителей, и летчики были сильно измотаны, выполняя до 6 вылетов в сутки. В это время и подоспела помощь в виде авиагруппы капитана Демченко, разместившейся на ровной площадке неподалеку от главного аэродрома. Пару дней морские пилоты выполняли ознакомительные полеты, знакомясь с окружающей местностью, а с 17 августа приступили к боевым действиям. Первой вылетела на штурмовку вражеских колонн шестерка И-16 из 8-го ИАП, которую возглавил заместитель командира эскадрильи В.Н. Вальцефер. Этот полет завершился весьма удачно. Вначале истребителям удалось рассеять и частично уничтожить до двух эскадронов румынской кавалерии, а затем летчики обнаружили и обстреляли реактивными снарядами танки противника, замаскированные под копны сена. Естественно, солома вспыхнула, и до десятка танков оказалось охвачено пламенем. После возвращения всех участников успешного вылета командующий OOP контрадмирал Г.В. Жуков наградил именными часами. Незаменимыми самолетами для атак наземных целей являлись Ил-2. Четверкой бронированных штурмовиков авиагруппы Демченко командовал талантливый пилот, затейник и изобретатель Н. Кутейников. Так, он приспособил к Ил-2 стальной трос с крюком-кошкой, которым он нарушал связь противника, срывая замеченные за линией фронта провода! Летал постоянно на бреющем полете над самыми головами фашистов.

20 августа румынская 4-я армия, усиленная пятью дополнительными дивизиями, приступила к тотальному штурму города. На следующий день появился приказ Народного Комиссара ВМФ, в котором говорилось: «Усилить действия авиации в районе Одессы по войскам противника, временно прекратить бомбардировки кораблей, базирующихся на Сулину и Констанцу, за исключением случаев явного сосредоточения в них десантных средств». Таким образом, центр боевых действий 63-й бомбардировочной бригады ВВС ЧФ сместился к Одессе, где соединения Приморской армии ожесточенно сражались, стараясь удержать город. На бомбардировку противника днем были направлены самолета СБ, Пе-2 и ДБ-ЗФ, а ночью продолжали налеты на вражеские позиции тихоходные гидропланы ГСТ и МБР-2 из состава 80-й и 82-й отдельных эскадрилий. В свою очередь, активизировались немецкие и румынские самолеты, что способствовало увеличению числа воздушных поединков. «Сильный воздушный бой произошел 23 августа, — вспоминал А.Т. Череватенко из 69-го ИАП. — Группа в составе Елохина, Куницы, Королева, Маланова, Засалкина, Твеленева, Алелюхина и Череватенко вылетела на штурмовку войск противника в район Раздельной. Над целью нас встретили 11 истребителей PZL Р.24. Завязался бой, и в первой же атаке Куница и Королев сбили по одному самолету. Вскоре появились еще шесть истребителей Bf 109. Силы были слишком неравные, но мы продолжали сражаться. В конце концов количественный перевес дал о себе знать. Два «мессера» насели на лейтенанта Ивана Засалкина, зашли ему в хвост. И вот тут Иван, смелый и находчивый летчик, допустил ту самую ошибку, на которую когда-то указывал мне Шестаков. Он резко взял ручку на себя, свалился в штопор. С большим трудом выровнял машину, но при выходе из пикирования попал под огонь противника и был сбит.

В этом неравном бою и мне пришлось туго, и был момент, когда небо с овчинку показалось… Прошло много лет, а эта картина стоит у меня перед глазами. Преследую «мессера», он делает переворот, проваливается далеко вниз, потом резко выводит машину и идет на вертикаль. Я тем временем выбираю момент для атаки, а он увеличивает угол, пошел свечкой, берет меня на прицел. Ну, думаю, так долго не протянешь, свалишься, ухлопают тебя как куропатку. Но, видимо, летчик оказался опытный, ухитрился с большой дистанции дать по мне очередь. Слышу оглушающий треск, и вот уже кабина наполняется удушливыми парами, горючее побежало на ноги: снаряд пробил бензобак. Открываю «фонарь» и выхожу из боя. К счастью, высота есть, и я планирую в сторону своего аэродрома. Такая досада, оказаться в глупом, беспомощном положении. Бывает, конечно! Теперь уж хотя бы дотянуть любой ценой, добраться, спасти машину…

И тут вижу — за мной увязались двое, как видно, учуяли легкую добычу. Жму на всю железку, но не отстают пираты… Моим ангелом-хранителем оказался Алелюхин. Словно орел из поднебесья, налетел он на моих преследователей. Одного сбил с первой очереди, второй поспешил ретироваться. Я смог благополучно дотащиться до своего аэродрома».

Количество самолето-вылетов бомбардировщиков Черноморского флота для поддержки Приморской армии существенно возросло к концу августа. Например, 25 августа они совершили в район Одессы 80 самолето-вылетов, и еще 65 пришлось на долю 69-го ИАП. 126 самолето-вылетов для разведки и нанесения ударов по войскам противника на подступах к Одессе экипажи 63-й авиабригады сделали в течение 28–30 августа. По советским данным, регулярными бомбежками и штурмовками были основательно потрепаны 1-я кавалерийская, 13-я и 14-я румынские пехотные дивизии. На станции Выгода, в 30 км от Одессы, советские бомбардировщики сожгли три железнодорожных эшелона, а в воздушных боях за три последние дня месяца сбили 7 вражеских истребителей. Широкую известность получил бой, проведенный экипажем Николая Большакова из 40-го СБАП. Во время бомбардировки станции Выгода в Пе-2 Большакова угодил зенитный снаряд и причинил бомбардировщику значительные повреждения. Не закрылись бомболюки, и из-за этого самолет потерял скорость и отстал от основной группы. На одиночную «пешку» сразу набросились три истребителя противника, однако они были встречены метким огнем бортовых пулеметов. Первую победу одержал хвостовой стрелок Николай Панченко, затем второй истребитель сбил штурман Протасов, и третий «завалил» сам Большаков в лобовой атаке. Изрешеченный бомбардировщик приземлился на своем аэродроме.

В целом, так как самолеты 63-й БАБР действовали преимущественно без истребительного сопровождения, потери были достаточно велики. За август 2-й МТАП лишился 14 ДБ-ЗФ, а 40-й СБАП потерял 28 самолетов СБ и Пе-2.

69-й ИАП в конце августа занимался в основном штурмовкой наземных целей, достигая порой весьма неплохих результатов. Так, 29 августа летчики полка группами десять раз вылетали на боевые задания, срывая наступление врага в южном секторе обороны Одессы. Контр-адмирал Жуков отмечал: «Штурмовыми налетами истребителей противник основательно потрепан, наступление его остановлено, и он отброшен на исходные позиции. Авиация подняла нашу пехоту в атаку». В воздушных боях в этот день пилоты 69-го ИАП уничтожили три вражеских самолета, но и сами потеряли комиссара 4-й эскадрильи ст. политрука С А. Куницу. Он выпрыгнул с парашютом из горящего самолета над линией фронта и был расстрелян в воздухе над ничейной землей из пулемета. Подобравшие позднее летчика пехотинцы насчитали в его теле 13 ран. На момент гибели ст. политрук Куница имел на счету 150 боевых вылетов и 6 воздушных побед. Пик боевой деятельности 69-го ИАП пришелся на 1 сентября, когда летчики полка совершили в течение суток 122 самолето-вылета, т. е. каждый из них поднимался в воздух по 5–6 раз.

Среди подразделений люфтваффе 29 августа первого серьезного успеха добилась эскадрилья 1./KG 28, оснащенная торпедоносцами Не 111Н-6. Она была переброшена на Черное море приблизительно в середине августа и имела еще мало опыта торпедных атак. 24 августа советской стороной было отмечено первое применение авиационных торпед на Черном море во время неудавшегося нападения на транспорт «Фабрициус». Однако 29 августа двум Не 111 удалось потопить пароход «Каменец-Подольск» водоизмещением 5117 тонн, следовавший по маршруту Керчь — Новороссийск. Причем в ходе налета были потеряны и оба «хейнкеля». Один из них сбили зенитчики морского охотника «МО-33», а второй при выходе из атаки зацепился за мачту этого же корабля и рухнул в море. Из состава команды парохода 9 человек погибли, а 44 были спасены.

В сентябре румынское командование сосредоточило на ближних подступах к Одессе 11 дивизий, 3 кавалерийских бригады и около 100 боевых самолетов. Советские войска отошли на главный рубеж обороны. Перебравшись на западный берег Аджалыкского лимана, румыны стянули в районы Крыжановки и Новой Дофиновки дальнобойную артиллерию и приступили к регулярным обстрелам города и одесского порта. С воздуха им поддержку оказывала немецкая бомбардировочная авиация. Например, 2 сентября порт одновременно с артиллерийским обстрелом атаковали две девятки Ju 88. В этот момент у пирса находился транспорт «Белосток», прибывший с грузом оружия и боеприпасов. Его хотели отвести в безопасное место, однако вовремя подоспевшая шестерка И-16 из 69-го ИАП под командованием майора Рыкачева завязала с «юнкерсами» бой, и руководство порта решило не откладывать разгрузку корабля. Под свист бомб и снарядов транспорт разгрузили в рекордный срок — всего за 3,5 часа. Боеприпасы укладывались на грузовики и тут же отправлялись на передовую.

Запланированный на следующий день румынский парад в Одессе не состоялся, и в отместку город подвергли ожесточенным обстрелам с земли и атакам с воздуха. Лишь в течение 6 и 7 сентября в Одессе было разрушено 59 зданий, убито 92 и ранено 130 человек. Всего в период с 5 августа по 20 сентября бомбами и снарядами были убиты 948 и ранены 1765 горожан, а также разрушено и повреждено 405 зданий. Наиболее многочисленные воздушные налеты на Одессу отмечались 14 и 17 сентября.

В свою очередь, советское командование в ночь на 8 сентября предприняло налет на военные объекты румынской столицы, Бухареста. Кроме 7 бомбардировщиков ДБ-ЗФ из 2-го МТАП под руководством майора Н.А.Токарева, в налете принял участие и четырехмоторный морской самолет МТБ-2 из 80-й эскадрильи. Эту тяжелую летающую лодку (в СССР было построено всего два таких опытных самолета) пилотировал летчик-испытатель И.М. Сухомлин. Значительных успехов в бомбардировке советским экипажам достигнуть не удалось, однако румынское правительство от греха подальше перебралось после налета из Бухареста в Синай.

Самолеты Черноморского флота продолжали наносить удары по вражеским войскам на подступах к Одессе. В течение 12 и 13 сентября они записали на свой счет 33 уничтоженных танка, зенитную батарею и несколько десятков автомобилей. Штурмовкой регулярно занимались также истребители 69-го ИАП. Кроме обстрела кавалерии и пехоты противника, они время от времени выполняли атаки на позиции румынской дальнобойной артиллерии. Румыны, потеснив советские части, в середине месяца установили тяжелые пушки и на южной окраине Ильинки, и теперь в пределах их досягаемости оказался также аэродром базирования 69-го авиаполка и особой группы Демченко. В итоге боевые действия советских истребителей сильно осложнились, и не только из-за того, что приходилось взлетать под свист снарядов. В первую очередь это отразилось на ремонте и предполетной подготовке самолетов. Румынские артиллеристы по три раза в день обстреливали аэродром, и технический персонал в таких условиях не успевал вовремя готовить машины к вылетам. Естественно, появились и дополнительные потери, что никак не способствовало росту боевого духа измотанных постоянными боями летчиков. 69-й авиаполк с начала войны лишился более половины летного состава. Многие его истребители неоднократно проходили ремонт и были порядком изношены. Аэродром требовалось сменить, но никакой подходящей площадки поблизости не имелось. В конце концов, помощь оказало гражданское население. Около 3 тыс. жителей Одессы, в основном женщин, за 7 дней расчистили пустырь прямо в черте города, и туда перебазировались оставшиеся самолеты обоих частей. На старом аэродроме под руководством майора Погодина изготовили и установили деревянные макеты истребителей, чтобы вражеские артиллеристы не искали новые цели.

18 сентября оборона Одессы была усилена 157-й стрелковой дивизией. Ее высадку прикрывал крейсер «Червона Украина», обстрелявший из пушек румынскую батарею в районе Новой Дофиновки. Активизация советских кораблей между Одессой и Севастополем послужила причиной включения в состав немецкого IV воздушного корпуса эскадры StG 77 пикирующих бомбардировщиков Ju 87. Боевой счет в борьбе с Черноморским флотом «штуки» открыли утром 21 сентября, когда бомбами у Тендровской косы тяжело повредили канонерскую лодку «Красная Армения». Как раз в этот день советское морское командование планировало высадку десанта в районе Григорьевки с целью уничтожения дальнобойных орудий, и поэтому в Одессу был отправлен эсминец «Фрунзе» с возглавлявшим операцию контр-адмиралом Л.А. Владимирским на борту. Заметив тонущую канонерскую лодку, экипаж развернул эсминец к ней на помощь, но вскоре сам подвергся нападению с воздуха. Девятка Ju 87 из группы I/StG 77 атаковала «Фрунзе» и, несмотря на отчаянное его маневрирование, добилась двух прямых попаданий. Одна бомба угодила в кормовую часть корабля, повредив двигатель и рулевое управление, а вторая разрушила часть ходового мостика. После ухода самолетов экипаж несколько часов занимался ремонтом, восстанавливая двигатель, однако когда корабль, наконец, дал ход, над ним появилась уже новая волна немецких бомбардировщиков. Вторая атака продолжалась всего 7 минут, после чего эсминец затонул в 9 милях от Тендровского маяка. Из 238 человек его команды в живых осталось 78. Причем большинство из погибших моряков были расстреляны «юнкерсами» в воде, когда вплавь добирались до берега.

Советская десантная операция началась ночью 22 сентября. Вначале с самолета ТБ-3, взлетевшего с аэродрома Евпатории, около полуночи был выброшен в районе села Григорьевка воздушный десант в количестве 23 человек. Задачей парашютистов являлось уничтожение штабов вражеских войск, линий связи и прочие диверсионные действия. Затем на берег высадился и полк морских пехотинцев, атаку которого поддержали орудия эсминцев «Безупречный», «Бойкий» и «Беспощадный». 69-й ИАП и группа Демченко на рассвете 22 сентября наносили удары по немецкому аэродрому Баден и селу Зельцы. На Баден совершили налет 20 И-16 и 2 Ил-2 под общим руководством майора Л.Л. Шестакова. По воспоминаниям советских пилотов, немцы были застигнуты врасплох. Их самолеты стояли двумя рядами на открытом поле рядом с палатками, на одинаковом расстоянии друг от друга. Замаскировать авиатехнику немцы не успели, либо посчитали, что в этом уже нет необходимости. Подобное ротозейство обошлось им дорого. Улетая после штурмовки, советские самолеты оставили внизу около 20 костров на стоянках вражеских крылатых машин. В Зельцах истребители под командованием майора Рыкачева вывели из строя примерно полторы сотни солдат и офицеров противника.

Возвратившиеся назад эскадрильи 69-го ИАП пришлось снова срочно поднимать в воздух, так как объявившиеся под Одессой пикирующие бомбардировщики Ju 87 предприняли налет на обстреливавшие побережье эсминцы. Первая волна из 10 «штук» добралась до кораблей на несколько минут раньше советских истребителей и успела нанести повреждения «Безупречному». В разгоревшемся затем воздушном бою немецкие экипажи продемонстрировали завидное упорство в достижении своих целей, причем действия советских истребителей сильно осложняли корабельные зенитчики, не прекращавшие заградительный огонь. Девятке И-16 майора Рыкачева приходилось перехватывать бомбардировщики уже после их выхода из атаки. Два из них были сбиты, но оставшиеся не прекращали атак в течение почти получаса. На «Безупречный» было сброшено 37 бомб. В корпусе судна позднее насчитали около 400 пробоин от пуль и осколков снарядов. Вода затопила первое и третье машинные отделения корабля, вызвав его крен около 17 градусов. После этого боя эсминец «Беспощадный» взял «Безупречный» на буксир, малым ходом, чтобы он не перевернулся, отвел его в порт Одессы, а затем возвратился обратно.

Вторую волну из 19 Ju 87 встретила другая эскадрилья 69-го ИАП во главе с капитаном Блохиным. Истребители попытались разбить боевой порядок бомбардировщиков, но не добились значительных успехов, так как немцы оказались далеко не новичками в военном деле. Половина «юнкерсов» связала истребители боем, а остальные бомбардировщики прорвались к кораблям, разделившись на две части. Наиболее тяжелые повреждения получил эсминец «Беспощадный», который атаковали 5 Ju 87. «Корабль, уклоняясь от бомб, — вспоминает командир «Беспощадного» Г.П. Негода, — выписывает восьмерки и зигзаги. На палубе ад. От близких разрывов масса воды обрушивается на людей, осколки барабанят по надстройкам, пробивают стальные листы дымовой трубы, сдирают брезентовые отвесы, где они еще сохранились. Прорвавшись сквозь наш заградительный огонь, один из самолетов проносится совсем низко, едва не задевая мачты. Все увидели, как от него отделяются две бомбы. От них уже не увернуться. Корабль вздрагивает всем корпусом. Я не слышу взрыва. Жаркая упругая волна пахнула в лицо, подхватила, отбросила в угол. Чувствую, на меня кто-то падает сверху. А дальше — темнота. Не знаю, сколько времени пролежал я без сознания». Взрывом двух бомб, угодивших в полубак, почти полностью оторвало носовую часть корабля вплоть до первого орудия. Тем не менее задним ходом он потихоньку добрался до Одессы, а на следующий день на буксире отправился в Севастополь. «Бойкий» сумел уклониться от бомб и продолжал участвовать в боевых действиях под Одессой.

22 сентября, поддерживая морских десантников, в наступление перешли и войска восточного сектора ООРа. Авиация ЧФ в это время наносила бомбовые удары по двигавшимся к району боев вражеским резервам. К вечеру советские части соединились, захватив Чебанку и Новую Дофиновку, и на некоторое время Одесса была избавлена от артиллерийских обстрелов. В этом сражении тяжелые потери понесли 15-я и 16-я румынские дивизии, из состава которых погибли, были ранены или попали в плен около 6 тыс. человек. В качестве трофеев советским войскам достались 39 орудий разных калибров, 6 танков, а также прочее военное имущество.

Любопытный воздушный бой произошел 28 сентября в районе села Свердлово, где на этот раз немцы предприняли попытку высадить воздушный десант. Шесть транспортных трехмоторных Ju 52 с десантными планерами на буксире летели без всякого сопровождения, за что и поплатились. Девятка И-16 из 69-го ИАП, случайно встретив такую экзотическую добычу, конечно, не могла ее упустить.

«Вблизи села Свердлово, — вспоминал А.Т. Череватенко, — показалась на меньшей высоте и встречном курсе какая-то непонятная группа больших и малых самолетов. Я развернулся, стал снижаться и, наконец, разобрался: транспортные самолеты Ju 52 — их было шесть — буксируют куда-то в сторону Николаева десантные планеры. Немцы заметили нас. Один Ju 52 отделился от остальных и, отцепив свой планер, попытался уйти налегке. Я быстро догнал его, пулеметной очередью угомонил стрелка, открывшего было по мне огонь, а затем с короткой дистанции ударил по моторам и бензобакам огромного «юнкерса». Самолет загорелся, пронесся пылающим факелом над селом и сел на брюхо в поле. Солдаты-десантники кинулись прятаться в копны, но думаю, что от очередей моих пулеметов ушли немногие. А на самолет я сбросил бомбу. В разных концах поля горели остальные пять Ju 52 и несколько планеров, сбитых моими товарищами».

Таким образом, почти все десантники были уничтожены, а советские потери в этом бою составили два истребителя, столкнувшиеся в воздухе во время очередной атаки.

В конце сентября тяжелая военная ситуация сложилась в тылу Одессы, в связи с чем дальнейшая оборона города потеряла всякий смысл. Немецкие войска прорвали перекопские оборонительные укрепления, и теперь создалась угроза потери Крыма и Севастополя, а вместе с тем и нарушения морских коммуникаций, по которым в Одессу поставлялись продовольствие, боеприпасы и воинские части. 30 сентября Ставка ВГК приняла решение вывести все войска из Одессы и использовать их для усиления обороны Крыма. Эвакуация началась 1 октября под видом обычных перевозок, но основная часть войск и населения вывозились из города с вечера 15 октября 1941 года, для чего в порту Одессы сосредоточили значительное число кораблей, в том числе 24 транспорта. По мере готовности нагруженные войсками и городским населением боевые и транспортные корабли выходили в море. Последний корабль отошел от пристани в 05: 30 утра 16 октября. К этому времени длинный караван судов, насчитывавший почти 120 вымпелов, растянулся от Одессы до самой Тендровской косы. Для его защиты с воздуха были выделены три эскадрильи из 8, 9 и 32-го ИАП, действующие с крымских прибрежных аэродромов, и 101-я отдельная истребительная эскадрилья с Тендры. Всего охрану каравана обеспечивали 56 истребителей. Пока половина из них барражировала над судами, вторая половина пополняла на аэродромах топливо и боеприпасы, чтобы вылететь ей на смену.

Немецкая разведка обнаружила эвакуацию советских войск из Одессы лишь примерно в 9 часов yтpa, и сразу в воздух были подняты около 50 бомбардировщиков Ju 87 и Ju 88, а также 6 торпедоносцев Не 111 из состава эскадрильи 1./KG 28. Но все их атаки оказались безрезультатными из-за сильного противодействия советских истребителей и зенитной артиллерии. Некоторого успеха добились только торпедоносцы, потопившие в сумерках замыкающий транспорт «Большевик» — по иронии судьбы он предназначался для спасательных целей и шел пустым с одним только балластом. Всего в течение 16 октября советские истребители выполнили для защиты каравана 109 самолето-вылетов и провели 23 воздушных боя, в которых сбили 8 вражеских самолетов ценой двух своих. Еще 3 немецких бомбардировщика уничтожили зенитчики.

Оставшиеся исправные самолеты 69-го ИАП и черноморской группы Демченко своим ходом перелетели в Крым 13 и 14 октября. К сожалению, этот перелет закончился трагически из-за отвратительной погоды, дождей и тумана. В Крыму о вылете истребителей узнали слишком поздно и поэтому на побережье не установили световых ориентиров, а аэродромы не подготовили к приему новых самолетов. Первой после полудня 13 октября вылетела группа 69-го ИАП под командованием Череватенко. Из ее состава два истребителя сели на вынужденную с убранным шасси. Наиболее трагично сложилась судьба летчиков Черноморского флота, покинувших аэродром на рассвете 14 октября. Они отправились в путь тремя группами. Первую группу из шести самолетов вел сам Демченко, и вся она пропала без вести. Вторую группу должен был вести Вальцефер, но из-за внезапно ухудшившейся погоды над одесским аэродромом взлет остальных самолетов задержали, и он полетел в одиночку. Вальцефер вынужденно приземлился в районе Евпатории и при посадке получил тяжелые увечья. Интересно, что его техник, находившийся в фюзеляже самолета за креслом пилота, отделался только легкими ушибами. Из третьей группы погибли двое летчиков (один разбился во время вынужденной посадки, а другой выбросился из самолета с парашютом, но на земле ударился головой о телеграфный столб), а остальные двое совершили посадку на аэродроме Тереклы-Конрад, причем один из них, лейтенант Н. Скачков, садился с пустыми баками поперек посадочной полосы и врезался в расположенный на стоянке ТБ-3, отбив ему плоскость крыла. Таким образом, из 6 истребителей И-16 и 5 Як-1 эскадрильи Демченко были разбиты 10 самолетов, и при этом погибли 8 летчиков, почти столько же, сколько их погибло за период военных действий.

В целом, по советским данным, 69-й ИАП во время обороны Одессы совершил 6600 самолето-вылетов, провел 576 воздушных боев и сбил 94 самолета противника и 6 планеров с десантом. Еще 30 вражеских самолетов полк уничтожил на земле.

ВВС Черноморского флота выполнили под Одессой 4641 самолето-вылет (в том числе 624 ночью) и уничтожили 168 танков, 135 автомобилей и 80 самолетов противника (на земле и в воздухе) при собственных потерях 47 машин.

17 сентября 11-ю немецкую армию возглавил генерал Эрих фон Манштейн. К этому времени ее соединения форсировали Днепр и двигались в направлениях Крыма и Мелитополя. 3-я румынская армия, которая также перешла в оперативное подчинение Манштейна, находилась на западном берегу Днепра в районе Никополя. Первоочередной задачей немцы считали захват Крыма, так как базирующиеся на полуострове советские военные корабли и самолеты представляли угрозу жизненно важному для Германии румынскому нефтяному району Плоешти. Кроме того, ликвидация советского господства на Черном море, по замыслу гитлеровского командования, должна была оказать нужное влияние на Турцию, чтобы подтолкнуть ее к вступлению в войну.

План Манштейна заключался в наступлении на Крым с севера, со стороны суши, и поэтому немецким войскам необходимо было вначале преодолеть советскую оборону на Перекопском перешейке, связывавшем Крым с материком. Этот перешеек имел сравнительно небольшие размеры: ширину от 8 до 23 км и длину около 30 км. Манштейн полагал, что на Перекопе занимают оборону три советские дивизии 9-й армии, отступившие от Днепра. При условии хорошо оборудованных позиций они представляли для немцев серьезное препятствие. В последующем, уже после войны, Манштейн, чтобы оправдать высокие потери, понесенные во время этой наступательной операции, без стеснения увеличил в своих мемуарах число противостоящих ему дивизий на Перекопе до шести, однако в действительности там находилась всего одна 156-я стрелковая дивизия генерала П.В. Черняева из состава крымской 51-й отдельной армии. В критические моменты ей оказывала помощь 106-я дивизия полковника А.Н. Первухина, занимавшая полосу обороны по южному берегу Сиваша. Основные силы 51-й армии располагались либо внутри Крымского полуострова, либо были разбросаны по побережью, так как командарм Ф.И. Кузнецов более всего опасался морских и воздушных десантов противника, а опасность, исходившую с Перекопа, полностью игнорировал.

ВВС 51-й армии, спешно сформированной по приказу Ставки в середине августа, возглавил полковник В.А. Судец. В его распоряжении находилось всего около 80–90 самолетов в составе 182-го (МиГ-3) и 247-го (ЛаГГ-3) истребительных авиаполков и бомбардировочной группы Краснодарских курсов усовершенствования ВВС (36 СБ и 9 ДБ-3). По мере приближения фронта этого оказалось явно недостаточно, и поэтому для непосредственного взаимодействия с частями 51-й армии была создана также авиагруппа ВВС Черноморского флота. Она разместилась на аэродромах вблизи населенного пункта Фрайдорф (там располагался штаб группы), в связи с чем получила название Фрайдорфской. Первоначально в нее включили по одной эскадрилье из 8-го и 32-го ИАП, отдельные 96-ю и 101-ю истребительные эскадрильи, 95-ю ночную эскадрилью легких бомбардировщиков У-2 и гидросамолеты МБР-2 из состава 16-й и 18-й МРАЭ. Всего там имелось 76 самолетов, в том числе 32 И-16, 13 И-15бис, 7 Як-1, 3 И-153, 9 У-2 и 12 МБР-2. В процессе перебазирования на новые аэродромы добавились еще 3 Ил-2 из 46-й штурмовой эскадрильи и 70-я отдельная бомбардировочная эскадрилья (2 СБ, 2 Р-5 и 1 Р-10). Командиром Фрайдорфской авиагруппы был назначен майор А.З. Душин, но фактически распоряжался ей заместитель командующего ВВС ЧФ генерал А.А. Ермаченков. К боевым действиям группа приступила 16 сентября, совершив налеты на немецкие колонны у Новомихайловки и в районе железнодорожной станции Сальково. Всего в течение дня она выполнила 56 самолето-вылетов, из которых 30 — непосредственно на штурмовку вражеских войск.

Штурмовка наземных целей на Южном фронте в середине сентября по-прежнему являлась основным видом действий советских ВВС, для чего привлекались как бомбардировщики, так и истребители. Естественно, в условиях господства немецкой авиации в небе такие налеты не обходились без потерь. Так, в типичной оперативной сводке 51-й армии того периода говорилось: «Группа капитана Шумовского в составе пяти СБ под прикрытием восьми наших истребителей вела бой в районе Каховки, Костогрызово с восемью истребителями Me 109. В бою сбито два самолета СБ — ст. лейтенанта Зубарева и капитана Васильева, один наш самолет сел на нашей территории».

При бомбардировках нередко применялись ампулы с зажигательной смесью «КС». А.И. Покрышкин, штурмовавший со своим полком немецкие колонны западнее Мелитополя, вспоминал:

«В полдень для удара по основным силам врага вылетела группа бомбардировщиков СБ. Наша четверка истребителей сопровождала ее. Мы знали, что в бомболюках СБ находятся контейнеры, загруженные колбами с зажигательной смесью «КС». Бомбардировщики вышли точно на цель и нанесли массированный удар по головной части колонны танков и автомашин. Впервые мы увидели эту эффектную картину. Некоторые стеклянные колбы с зажигательной смесью, сталкиваясь в воздухе, разбивались. Смесь загоралась, образуя гирлянды белого дыма. Они жгутами шли к земле. Большое скопление техники противника было точно накрыто этим ударом. Сквозь белый дым от «КС» проступили столбы черного смрада от горящих автомашин и танков.

Выполнив задачу по сопровождению СБ, мы, быстро заправившись горючим и подвесив бомбы, взлетели вновь. Теперь уже на штурмовку той же колонны противника».

17 сентября количество самолето-вылетов Фрайдорфской группы возросло почти вдвое, и еще приблизительно столько же выполнили боевых вылетов ВВС 51-й армии. Общие потери составили всего три самолета, из которых два были разбиты из-за технических неполадок. Ночью эстафету приняли У-2 и МБР-2, обеспечившие немцам весьма беспокойный сон.

Смешанные штурмовые группы советских истребителей, конечно, не могли нанести немецким войскам серьезный урон, однако они оказывали на них сильное психологическое влияние. Как правило, атаки производились с малой высоты и обычно вначале колонны обстреливали из пулеметов истребители сопровождения, подавлявшие зенитные точки, а затем основная группа (самолеты И-15бис, И-153 и И-16, оборудованные бомбовыми подвесками) сбрасывала на врага мелкие бомбы. Реакцией командования люфтваффе на усилившуюся активность советской авиации стала переброска истребительных групп II и III/JG 77 ближе к фронту, на аэродром Чаплинка. В связи с этим возросло число воздушных боев и, естественно, увеличились потери. В поисках советских аэродромов пары «охотников» люфтваффе начали рыскать за линией фронта, стремясь одновременно подкараулить возвращавшиеся с пустыми баками самолеты. Одну такую пару сумел проучить 20 сентября комэск 32-го ИАП капитан И.С. Любимов. Взлетев вместе со своим заместителем М.В. Авдеевым на истребителях Як-1 за несколько минут до возвращения самолетов, он набрал высоту и с превышения напал на маскировавшиеся в лучах заходящего солнца «мессершмитты».

«Иван Степанович атаковал один из вражеских истребителей с высоты примерно 4 тысячи метров, — вспоминал механик авиаполка П.П. Макаров. — Уходя от пулеметных очередей, «мессер» сорвался в штопор. Впечатление было такое, что фашист сбит. Но командир все же спикировал следом, подозревая, что это лишь обманный маневр. И действительно, у самой земли Bf 109 вышел из штопора и стал набирать высоту. В этот момент пушки и пулеметы Любимова ударили по нему снова. «Мессершмитт», задымив, сделал полупетлю. Летчик выбросился из кабины на парашюте…

С насыпи капонира было видно, как белый купол сносило на скошенное пшеничное поле. Это поле со скирдами соломы находилось от нас в пяти километрах. Вместе с аэродромной командой я поехал туда, чтобы не дать фашисту уйти к линии фронта. Но мы нашли только парашют. Вскоре подъехал Любимов. Он сказал, что видел, как вражеский летчик залег после приземления в борозде. Мы продолжали поиски, тщательно проверяя каждую скирду. Но фашист как в землю ушел! Кто-то из авиамехаников подобрал со сбитого Bf 109 толстое лобовое стекло с перекрестием для прицела. Все заинтересовались находкой. Было известно, что на «мессершмитте» переднее стекло не пробивается пулей, но нам самим хотелось это проверить. Поэтому мы поставили стекло у скирды и выстрелили по нему из кабины. Оно даже не треснуло. И тут, к еще большему удивлению, верх скирды зашевелился. Испуганно подняв руки, из соломы во весь рост поднялся верзила немец. И как только он сумел спрятаться в этой скирде! Ведь мы ее проверяли металлическим прутом. У пленного оказался именной маузер, Железный крест, полученный за участие в захвате острова Крит, и записная книжка с дарственной надписью: «Да пошлет бог счастье!»».

Сбитый немецкий пилот, Юлиус Дитте, был доставлен в штаб авиагруппы, где сразу выложил все сведения о расположении немецкого аэродрома в Чаплинке, организации его противовоздушной обороны и даже о распорядке дня личного состава. Естественно, тут же возникла идея о нанесении воздушного удара по этому аэродрому, поддержанная командованием ВВС ЧФ. Однако утром 21 сентября тяжелая обстановка на фронте вынудила отложить штурмовку немецкой авиабазы, и Фрайдорфская группа дважды поднимала в воздух самолеты для поддержки наземных войск. Лишь после обеда, когда уставшие пилоты уже нуждались в отдыхе, поступил приказ о налете на Чаплинку. В качестве ударной группы были выделены 4 И-16,10 И-15бис, 3 Ил-2 и 2 И-153, а для сопровождения — еще 13 И-16 и 3 Як-1.

Почти одновременно командование ВВС 51-й армии, в свою очередь, запланировало удар по немецкому аэродрому Аскания-Нова. Он был нанесен по времени несколько раньше, и это имело негативные последствия для Фрайдорфской группы, так как по тревоге с разных аэродромов взлетели немецкие истребители. Первая встреча с «мессершмиттами» состоялась уже восточнее Армянска, врезультате чего группа прикрытая оказалась связана боем. Ударная группа во главе с командиром эскадрильи 8-го ИАП К Л. Денисовым далее полетела одна, придерживаясь плотного порядка. Миновав зону сильного зенитного огня в районе Павловска, она вышла к Чаплинке и приступила к атаке. По советским данным, бомбами и пулеметным огнем были уничтожены и повреждены на земле около десятка немецких самолетов. Один Не 111 был сбит Денисовым прямо на взлете и упал на границе летного поля. Затем объявились фашистские истребители, набросившиеся на растерявшие строй советские машины. И разгоревшийся тяжелый бой не прекращался в течение 35 минут. Еще один Bf 109 отправил к земле С.Е. Войтенко, летавший на И-15бис, другого записал на свой счет Н.И. Евсеенко. Но собственные потери были намного выше. Немецкие истребители сбили 3 И-15бис (еще два на обратном пути совершили вынужденные посадки), а также 3 И-16. Кроме того, один Ил-2 стал жертвой зенитного огня. Погиб зам. командира 3-й эскадрильи В.Н. Ручкин, тяжелые ранения получили командир звена В.Н. Пастух, выбросившийся из горящего самолета с парашютом, а также мл. лейтенант А.В. Андриянов. Из состава 101-й эскадрильи погиб летчик И.С. Гончаров. Досталось и Константину Денисову — снаряд угодил в край бронеспинки его сиденья и поранил летчика мелкими осколками. Группа спаслась только благодаря вмешательству «лаггов» из 247-го ИАП, внезапно атаковавших «мессеров» со стороны солнца и сразу подбивших два самолета. После этого немцы прекратили преследование и убрались восвояси. Из-за высоких потерь 21 сентября активность боевых действий Фрайдорфской группы в следующие два дня несколько снизилась, чему виной было также значительное число неисправных самолетов.

24 сентября в 5 часов утра немецкая артиллерия открыла ураганный огонь по советским позициям на Перекопе. Почти одновременно бомбардировщики люфтваффе группами по 20–30 самолетов атаковали советские войска в районе от Перекопа до Армянска. Для наступления на Крым Манштейн сосредоточил сравнительно крупные силы, оголив до минимума северный фланг своей армии. В первом эшелоне шли две пехотные дивизии 54-го корпуса, во втором — 49-й горнострелковый корпус и дивизия «Лейбштандарт Адольф Гитлер». Кроме того, из тыла подтягивалась еще 50-я пехотная дивизия. Все это дополнялось большим количеством артиллерии, а также полусотней танков и штурмовых орудий. Правда, Манштейн в своих мемуарах позднее утверждал, что танков у него не было, но это скорее всего ложь, поскольку немцы не проводили подобных операций без танковой поддержки. Их наличие подтверждают все советские защитники Перекопа. IV воздушный корпус люфтваффе, поступивший в распоряжение Манштейна, имел к этому времени около 400 боевых самолетов, входивших в состав JG 77, KG 27, StG 77 и отдельных авиаподразделений.

В первый день немецкого наступления люфтваффе полностью захватили господство в воздухе над Перекопом. Если советские ВВС выполнили в этом районе 104 самолето-вылета, то немцы — 800. «Над перекопским валом немецкие самолеты появлялись с утра и не оставляли нас в покое до вечера, — вспоминал командующий оперативной группой войск 51-й армии на перешейке генерал П.И. Батов. — Небольшими группами они заходили от Сиваша и, следуя один за другим, клали и клали бомбы по гребню. В морской дали скрывается одна группа, а от Сиваша появляется другая. Не оставалось, кажется, непораженным ни метра. Плотность при массированной бомбежке была такая, что однажды произошло прямое попадание в корабельную башню, поставленную на валу в качестве НП начальника дивизионной артиллерии».

Бои завязались также у Чонгарского моста и Арбатской стрелки, где немцы наносили отвлекающий удар. На Перекопе они двинули вперед вначале полки 73-й и 46-й пехотных дивизий. И сразу понесли значительные потери из-за ожесточенного сопротивления бойцов 156-й дивизии. Особенно сильные бои шли в районе совхоза «Червонный чабан». Много гитлеровцев погибло в результате подрыва морских мин, заложенных в землю в качестве фугасов, а также от огня береговых батарей. Несмотря на постоянную авиационную поддержку, немецкое наступление быстро захлебнулось. Тем не менее силы были неравные, и в ночь на 25 сентября подразделения 156-й дивизии отошли на основной рубеж обороны.

На рассвете вновь появились бомбардировщики люфтваффе. «Немецкие летчики бомбили с пикирования, — вспоминал Батов, — стараясь уничтожить на Перекопском валу наши дзоты и дота. Под ударами с воздуха — все позиции орудий и минометов. Куда ни взглянешь, везде стоит непроницаемая стена густой пыли от взрывов». Вслед за этим на Перекопе разгорелись еще более кровопролитные бои, так как Манштейн усилил наступавшие соединения резервными частями. На сравнительно узком участке он бросил в атаку до четырех полков при поддержке 50 танков. Советская контратака с участием 14 легких танков Т-37 и Т-38 разведывательного батальона не увенчалась успехом — все эти машины вскоре были подбиты огнем с воздуха. Группы немецких самолетов стремились рассеять атакующие советские подразделения еще до их соприкосновения с противником. И все равно немцы не добились серьезных успехов. Лишь в полдень следующего дня, когда изрядно поредевшие полки 156-й дивизии уже испытывали острый недостаток боеприпасов, немцам удалось прорвать оборону Турецкого вала, после чего они вышли к северной окраине Армянска. Двое суток 156-я дивизия сражалась фактически в одиночестве. Резервы ей выделили только 25 сентября, и неожиданно оказалось, что их дневной марш затруднен, так как дороги, ведущие к Перекопу, находились под контролем вражеской авиации. Лишь к утру 27 сентября к перешейку прибыла 42-я кавалерийская дивизия, но к этому времени немцы уже захватили Армянск. В течение последующих двух суток Армянск четыре раза переходил из рук в руки. В этих боях приняли участие также советские 172-я и 271-я стрелковые дивизии, изрядно потрепанные вражеской авиацией уже на марше. Для поддержки пехоты выделили два десятка танков, из которых половину составляли Т-34, а остальные — Т-37 и Т-38. Последние вскоре были все потеряны. Вечером 28 сентября командарм Кузнецов неожиданно отдал приказ об отходе на плохо оборудованные ишуньские позиции, и это несмотря на то что немцам пришлось часть сил направить для отражения советского наступления Южного фронта.

Советская авиация 24 сентября не смогла оказать существенной помощи своим войскам на перешейке из-за значительного численного превосходства противника в воздухе. Наиболее активно действовала в этот день Фрайдорфская группа, однако в ее составе имелось к утру всего 19 исправных истребителей и 8 легких штурмовиков И- 15бис. Хотя многие пилоты выполнили по 3–4 боевых вылета, ситуацию на земле они не изменили, а также не смогли воспрепятствовать вражеским налетам. В качестве успеха можно привести лишь воздушный бой, проведенный группой прикрытия бипланов И-15бис. Семь Bf 109, покинув свои бомбардировщики, набросились на четверку истребителей во главе с летчиком Филатовым и неожиданно попали в «клещи». Сверху на них напала пара Любимова, а снизу атаковала четверка Михаила Авдеева. Уйти удалось только двум Bf 109. Пять «мессеров» были уничтожены — некоторые сразу, а других добили у земли штурмовики И-15бис.

25 сентября над перешейком появились бомбардировщики Пе-2 из 40-го БАП Черноморского флота. Летали они тройками и пятерками, бомбили цели в районе совхоза «Червонный чабан», а прикрытие в воздухе им обеспечивали истребители Фрайдорфской группы. Впрочем, прикрытие это было скорее условным, так как немцы стали поднимать в воздух одновременно по 2–3 эскадрильи «мессершмиттов», и экипажам «пешек» пришлось больше полагаться на скорость своих машин. М.В. Авдеев из 32-го ИАП вспоминал, как ему парой пришлось отвлекать от бомбардировщиков около 40 немецких истребителей. Оба «яка» вернулись на базу как решето — в самолете Авдеева насчитали 32 пробоины. За день 5-я эскадрилья Авдеева потеряла два истребителя, но их пилоты остались живы. На попутном грузовике добрался до своего аэродрома летчик Щегликов с сильно обожженными руками. Уже на горящем самолете он сумел изловчиться и сбил напавший на него Bf 109, и лишь затем покинул кабину самолета. Вечером заявился в столовую авиаполка, как раз на собственные поминки, лейтенант Филатов с парашютом в руках.

В отличие от «пешек» гораздо меньше шансов уцелеть в бою имели бомбардировщики СБ из состава авиагруппы Краснодарских курсов. Четыре таких самолета, наносивших бомбовый удар по позициям немецкой артиллерии, были сбиты прямо на глазах генерала Батова. Истребителей их сопровождения немцы связали боем.

С наступлением темноты активизировалась советская ночная авиация. Ночью немецкие аэродромы, а также войска на Перекопе бомбили 24 МБР-2 и 7 ДБ-3. Из числа гидросамолетов один был сбит зенитным огнем.

26 сентября от постоянных атак и контратак, разрывов снарядов и бомб весь Турецкий вал затянуло дымом. С севера и с юга от него стелилась пыль, поднятая колоннами войск, выдвигавшимися к линии фронта. В этот день наряду с наземными советскими частями были усилены, наконец, и подразделения ВВС, действующие в районе Перекопа. Туда перебросили еще две эскадрильи 8-го ИАП (13 ЛаГГ-3, 10 И-153 и 3 И-16). В состав ВВС 51-й армии вошли 507-й БАП, вооруженный бомбардировщиками Пе-2, а также 103-й ШАП, имевший в составе штурмовики Ил-2. Бои в воздухе разгорелись с новой силой, чему способствовал тоже приказ советского командования поднимать самолеты в небо по 5–6 раз в день. Истребители теперь сражались не только в районе Перекопа, но и вынуждены были отвлекаться на прикрытие находившихся на марше войск. Летчики Фрайдорфской группы выполнили 53 самолето-вылета, доложив об уничтожении 10 вражеских автомобилей, нескольких артиллерийских орудий и до двух рот пехоты. В воздухе были сбиты один Bf 109 и один бомбардировщик Ju 87. Собственные потери группы составили на этот раз четыре самолета. Еще на два сбитых немецких истребителя претендовали летчики ВВС 51-й армии, потерявшие, в свою очередь, несколько «пешек» и неизвестное число истребителей. Немецкие пилоты из состава JG 77 заявили в этот день около 30 воздушных побед!

27 сентября на аэродром Кача перебазировался из Ейска 62-й смешанный авиаполк, включенный в состав Фрайдорфской авиагруппы. Его сформировали из летчиков с боевым опытом, инструкторов и испытателей авиационных заводов, и оснастили наиболее современной техникой. Вооружение полка составляли 12 истребителей МиГ-3, 10 ЛаГГ-3 и 9 пикировщиков Пе-2. Погода испортилась, но сильная облачность не намного уменьшила активность авиации обеих сторон. Фрайдорфская группа совершила несколько налетов на вражеские войска. В ответ немецкие бомбардировщики нанесли удары по советским аэродромам Сарабуз, Кача и Евпатория. Бомбы немцы сбрасывали преимущественно из-за облаков и поэтому добились небольших успехов. На аэродроме Кача сгорел один МиГ-3 из 62-го СМАП, в Сарабузе был поврежден взрывной волной связной У-2, убито 3 человека наземного персонала и 12 ранено.

Следующий день в истории сражения за Крым был отмечен двумя подвигами советских летчиков. Во время штурмовки позиций противника от огня зенитной артиллерии загорелся И-15бис сержанта М.И. Соколова из Фрайдорфской группы. Никаких шансов дотянуть до своей территории у пилота не осталось, и он предпочел направить горящий самолет прямо в центр вражеской колонны. Над Севастополем отличился ст. лейтенант С.Е. Карасев из 32-го ИАП, таранивший разведывательный «юнкере». В паре с мл. лейтенантом Я.М. Ивановым он патрулировал над городом, когда заметил на высоте вражеский самолет.

«МиГ-3 был высотным истребителем, — вспоминал Семен Карасев, — и поэтому мы быстро догнали вражеский разведчик. Это был «Юнкерс-88». Я сразу открыл огонь по кабине, но успел дать только две очереди, как мои пулеметы замолкли. Я перезарядил их и на этот раз открыл огонь в упор по мотору «юнкерса». И вновь пулеметы отказали.

К тому времени в нашем полку уже имелись некоторые теоретические разработки техники воздушного тарана: с какой стороны лучше заходить, на какой скорости, чем предпочтительнее наносить удар. В бою я все это вспомнил и решил винтом отрубить «юнкерсу» руль высоты. Уровняв скорости, стал подводить свой самолет винтом к стабилизатору разведчика. Но воздушная струя от Ju 88 так сильно тряхнула МиГ-3, что с меня сорвало очки и кислородную маску. Лопасти винта в каких-то сантиметрах, а может быть, и миллиметрах прошли сзади стабилизатора, но не задели его. Даю газ и делаю вторую попытку тарана. И опять мой самолет болтануло и отбросило под правую плоскость «юнкерса».

Тогда я убрал газ, немного отстал и вдруг увидел, как буквально в пяти метрах впереди стволы пулеметов вражеского самолета разворачиваются в мою сторону. Медлить больше было нельзя, и я свалил МиГ-3 на хвост «юнкерса»… Хорошо помню, как дернул кольцо парашюта, как он раскрылся. Видел, как из падающего «юнкерса» выбросились с парашютами два фашиста, как внизу подо мной неслись на большой скорости катера, чтобы подобрать приводнившихся летчиков. Плавая потом в спасательном жилете, я насчитал около десятка катеров и несколько самолетов, спешивших мне на помощь».

К концу сентября силы обеих сторон на Крымском перешейке изрядно истощились. К.Д. Денисов из 8-го ИАП так описывал состояние летного и технического состава своей эскадрильи из Фрайдорфской группы во время боев на Перекопе:

«Боевое напряжение росло с каждым днем. Пришлось за отдельными самолетами закреплять двух летчиков для «уплотнения вылетов». Мера вынужденная, но что поделаешь, если приходилось подниматься в воздух по 5–6 раз в сутки и почти в каждом вылете вести воздушный бой? Понятно, что и технический состав работал, буквально забыв об отдыхе.

Неотвратимо накапливалась и физическая, и психическая усталость. Пилоты стали чаще ошибаться в боях, у них снизилась осмотрительность, четкость выполнения маневров, меткость огня. Все это не могло не сказаться на результатах боевых действий эскадрильи. Они были весьма тревожными. Так, в конце сентября в тяжелых воздушных схватках с превосходящими силами противника погибли сержанты И.Ф. Фоменко и М.И. Соколов. Не стало весельчака и балагура, любимца эскадрильи командира звена ст. лейтенанта Сергея Дмитриевича Иванова. Буквально «на честном слове и на одном крыле» дотянул до аэродрома мл. лейтенант В.А. Семенов, летавший в тот бой на моем «пегом». Инженер и техники потом долго и без заметного оптимизма судили да рядили о возможности восстановления этой машины».

В ВВС 51-й армии немцы основательно потрепали 507-й БАП, потерявший за неделю 8 бомбардировщиков Пе-2. 182-й ИАП лишился трети своих истребителей МиГ-3, а в 247-м ИАП осталось менее половины боевых машин. В первом же боевом вылете 29 сентября досталось и летчикам свежеприбывшего 62-го СМАП Фрайдорфской группы — назад не вернулся Пе-2 командира 3-й эскадрильи майора Пузанова. Забегая вперед, следует сказать, что в дальнейшем этот полк сражался достойно и в течение октября записал на свой счет 42 немецких самолета, уничтоженных на земле и в воздухе, а также 35 сгоревших танков.

Для пополнения советских ВВС в Крыму современных самолетов уже не хватало, и приходилось «с мира по нитке» собирать и вовсе архаичную технику из тыловых и учебных подразделений. Так, из числа истребителей И-5 начала 30-х годов был сформирован для ночных действий 11-й штурмовой авиаполк. На И-15бис и И-16 ранних серий включились в боевые действия летчики 1-го ИАП. Интересно, что 3-я эскадрилья 8-го ИАП, входившая в состав Фрайдорфской группы, в качестве пополнения 29 сентября получила три корабельных разведчика КОР-1, оборудованных колесным шасси. Эти одномоторные поплавковые машины, изначально предназначенные для палубного базирования, имели максимальную скорость всего около 270 км/час и вооружались тремя пулеметами ШКАС (два из них размещались в центроплане верхнего крыла, а один на подвижной установке — в задней кабине штурмана). Естественно, боевая ценность этих самолетов была невелика — в тот же день один КОР-1 пропал без вести, другой вскоре подбили, а третий передали затем в 11-й ШАП, где пилоты летали на машинах с приблизительно такими же данными.

Напряжение в воздухе над Перекопом начало слабеть в последних числах месяца, чему виной стало наступление советских войск 9-й и 18-й армий Южного фронта, предпринятое с целью отрезать группировку Манштейна от главных сил, чтобы затем во взаимодействии с 51-й армией прижать ее к морю и уничтожить. В составе 9, 12 и 18-й армий к тому моменту было 10 авиационных полков, большей частью истребительных. Кроме того, в непосредственном распоряжении командования ВВС Южного фронта находились 21-я и 66-я смешанные авиадивизии и 5-я резервная авиагруппа. 21-я САД состояла из двух бомбардировочных полков, оснащенных самолетами СБ и Пе-2, а 66-я САД включала в себя 149-й истребительный полк (МиГ-3 и ЛаГГ-3) и 288-й ближнебомбардировочный полк (Су-2). Резервная группа располагала пятью полками, в том числе двумя штурмовыми, двумя истребительными и одним ближнебомбардировочным.

Советское наступление началось 27 сентября в 10 часов. Главный удар по позициям румынских войск наносила 18-я армия.

Ей удалось прорваться в полосе 4-го румынского корпуса, и за несколько дней она продвинулась вперед на 20–30 км. Румыны бежали, бросив все тяжелое вооружение. Однако 30-й немецкий корпус, зарывшийся в землю в районе Мелитополя, продолжал удерживать позиции, несмотря на натиск соединений 9-й армии. Все это время активно действовала авиация Южного фронта: бомбардировщики и штурмовики «обрабатывали» вражеский передний край, а истребители боролись за господство в воздухе.

Из-за угрозы окружения Манштейн вынужден был развернуть назад 49-й горный корпус и моторизованную дивизию «Лейб-штандарт». Большую часть самолетов IV воздушного корпуса люфтваффе перенацелили на их поддержку. Следует отметить, что воздушный корпус к этому времени был несколько ослаблен, так как из его состава изъяли эскадру StG 77 пикирующих бомбардировщиков, направленную под Москву для участия в операции «Тайфун».

В начале октября советские летчики вдруг обнаружили, что являются почти полновластными хозяевами в небе Крыма. По воспоминаниям Михаила Авдеева, такая ситуация сохранялась целую неделю, в течение которой самолеты с красными звездами практически безнаказанно действовали днем над Перекопом и в ближайшем тылу врага, бомбя и обстреливая немецкие передовые позиции, населенные пункты и все замеченные колонны войск. Не было покоя немцам и ночью, когда на их головы сыпались мелкие бомбы, сброшенные с гидросамолетов МБР-2, легких бипланов У-2 и бывших истребителей И-5. Последние не упускали возможности и обстрелять противника с небольшой высоты, поскольку в качестве стрелкового вооружения имели два или четыре пулемета ПВ-1.

Именно этот период времени имел в виду генерал Манштейн в своих мемуарах, когда писал:

«Господство в воздухе принадлежало советской авиации. Советские бомбардировщики и истребители непрерывно атаковали всякую обнаруженную цель. Не только пехота на переднем крае и батареи должны были окапываться, нужно было отрывать окопы и для каждой повозки и лошади в тыловой зоне, чтобы укрыть их от авиации противника. Дело доходило до того, что зенитные батареи не решались уже открывать огня, чтобы не быть сразу же подавленными воздушным налетом».

Между тем наступление Южного фронта завершилось катастрофой, главной причиной которой стал неожиданный удар 1-й танковой группы Клейста из района Днепропетровска в тыл советским войскам. 7 октября немецкие танки вышли к побережью Азовского моря и таким образом замкнули кольцо окружения вокруг главных сил 9-й и 18-й армий. По словам Манштейна, в результате этой операции немцы захватили в плен около 65 тыс. человек. Оставшиеся советские соединения отступили в направлениях Павлограда и Таганрога и перешли к обороне.

Немецкие истребительные части IV авиакорпуса вслед за этим начали постепенно возвращаться на крымский театр военных действий, что привело к очередному раунду воздушных боев. Сразу возросли потери советских ВВС, в особенности от деятельности «свободных охотников» люфтваффе. Например, 9 октября они сбили несколько самолетов из 32-го ИАП. Не вернулась назад тройка истребителей Як-1 во главе с лейтенантом Аллахвердовым, отправленная на прикрытие бомбардировщиков. Первым отстал над Ишунью и пропал без вести летчик Колесников, затем оставшуюся пару атаковала со стороны солнца четверка Bf 109. Сразу был сбит второй ведомый — сержант Николаев, сумевший приземлиться на горящем истребителе. Аллахвердов пытался уйти на бреющем полете, но немцы его догнали и подожгли буквально в 10 км от аэродрома. «Як» упал на землю и взорвался — на тот момент за Аллахвердовым числилось шесть воздушных побед. В тот же день был подбит командир 5-й эскадрильи того же полка капитан Иван Степанович Любимов, Вместе со своим заместителем Михаилом Авдеевым он сопровождал на Як-1 девятку бомбардировщиков Пе-2 и на обратном пути был внезапно обстрелян «мессершмиттами». Снаряд разорвался в кабине самолета, за приборной доской, и его осколки ранили пилота в правую ногу. Битое стекло от приборов впилось в лицо. Тем не менее Любимов попытался продолжить бой, но от быстрой потери крови закружилась голова. Пришлось снижаться и идти на вынужденную посадку в степи. «Мессеры» не оставили его в покое, но добить не смогли — помешал лобовой атакой Авдеев. Покружившись, немецкие летчики улетели, но по радио сообщили о месте посадки советского истребителя.

«Я лежал под плоскостью крыла Як-1, — вспоминал Любимов, — и, чтобы остановить кровотечение, правую ногу поднял вверх. В это время услышал приближающийся шум мотора.

Определил, что это вражеский истребитель. Не успел я оглянуться, как будто огнем обожгло левую ногу: в нее попал снаряд и отрубил треть голени. От ужаса вскрикнул. Вслед за этим «мессершмиттом» пикировал другой… Я уже потерял счет воздушным атакам. Гитлеровцы расстреливали меня, очевидно, до последнего патрона, и только потом улетели. От потери крови я впал в забытье».

Нашел Любимова в степи уже ночью подросток, перевозивший на телеге мешки с овсом. Но в одиночку поднять летчика он не сумел, и еще некоторое время прошло, пока он ездил за подмогой. В конце концов, Любимова доставили в севастопольский госпиталь. О нем сообщили в штаб авиационного полка, и оттуда на место посадки выслали полуторку для эвакуации подбитого «Яка». По иронии судьбы, она тоже подверглась атаке с воздуха — пули пробили кузов и кабину машины, но водитель и авиамеханик не пострадали.

«Самолет Любимова я нашел на сжатом поле… — вспоминал П.П. Макаров. — Вблизи я не узнал истребитель, который готовил к полетам собственными руками. Фюзеляж был густо усеян пробоинами и стал похож на терку, мотор покорежен, все вокруг залито маслом из разбитого картера. В кабине на порванных жилках-проводах висели авиационные приборы…».

Судьба Любимова сложилась в дальнейшем следующим образом. После операции его отправили в тыл, в Казахстан. Правую ногу ему спасли, а к левой, с ампутированной ступней, приспособили протез. Через полгода он снова вернулся в свою часть, одержимый желанием летать. Много ходил, затем освоил езду на велосипеде и, наконец, в июле 1942 года вновь поднялся в воздух. В сентябре он уже возглавлял свой полк, а в конце войны командовал 4-й авиационной дивизией. К пяти своим прежним победам Любимов добавил еще четыре сбитых вражеских самолета и в январе 1944 года был удостоен звания Героя Советского Союза.

В середине октября немецкие бомбардировщики занялись советскими ишуньскими позициями, спешно укрепляемыми для обороны. Ежедневно они совершали на них по 8—10 налетов. К удовольствию советских солдат, особенно усердно немцы бомбили расположенную рядом МТС, где скопилось много комбайнов. По всей видимости, с воздуха они напоминали им танки. Предпринимали немецкие самолеты также налеты на Симферополь и мелкими группами штурмовали аэродромы. Нужно заметить, что при атаках аэродромов немцы не имели больших успехов, так как вся советская авиатехника была рассредоточена и хорошо замаскирована. Многие полевые аэродромы они вообще не сумели обнаружить.

Истребительную группу II/JG 77 гитлеровскому руководству пришлось оставить в районе Мариуполя, так как, хотя армии Южного фронта и потерпели поражение, но отнюдь не были полностью разгромлены, и авиация Южного фронта еще продолжала доставлять немцам неприятности. Например, с 8 октября она в течение трех суток наносила массированные удары по войскам танковой группы Клейста. За этот промежуток времени советские экипажи доложили об уничтожении 2 самолетов противника, 62 танков, 680 автомобилей и 7 зенитных установок.

В ответ на нытье Манштейна о «советском воздушном господстве» командование люфтваффе перебросило на аэродром Чаплинка новую группу истребителей — II/JG 3 под командованием Гордона Голлоба, имевшего на тот момент 58 воздушных побед. Для общей координации действий истребительных сил туда был направлен Вернер Мельдерс со своей штабной эскадрильей. Вернулись назад в Крым также I и III группы бомбардировщиков Ju 87 из StG 77.

После перегруппировки сил Манштейн возобновил наступление на Крым 18 октября. Для отвлекающего удара на Чонгарском направлении он использовал теперь румынский горный корпус, а для главного наступления сосредоточил немецкие дивизии 54-го и 30-го корпусов, расположив их из-за узкого фронта вначале в три эшелона. В первом эшелоне находились 73, 46 и 22-я пехотные дивизии 54-го корпуса, во втором — 72-я и 170-я дивизии 30-го корпуса, а в третьем — части 50 дивизии. В качестве резерва у Манштейна имелся еще 42-й корпус в составе двух пехотных дивизий, приданный ему гитлеровским командованием специально для захвата Крыма. Началось десятидневное кровопролитное сражение на ишуньском плато, где немецким войскам противостояли все те же пять дивизий оперативной группы Батова, почти не получившие подкреплений.

Для поддержки наступления с воздуха IV воздушный корпус люфтваффе мог выделить примерно две с половиной сотни самолетов. Советская авиационная группировка в Крыму располагала в середине октября приблизительно 400 самолетами, однако нужно заметить, что среди советских истребителей половину составляли устаревшие самолеты И-16 и И-153, а в качестве легких штурмовиков использовались И-15бис, И-5 и КОР-1, имевшие мизерную бомбовую нагрузку и никакой брони. Кроме того, 2/3 советских машин к началу сражения находились в неисправном состоянии (относительно подразделений люфтваффе данных об этом нет). Четверть советской авиагруппировки составляли тихоходные гидросамолеты, главным образом МБР-2, которые можно было использовать в качестве легких бомбардировщиков лишь в ночное время.

18 октября в 3 часа сражение открыли налеты немецких бомбардировщиков, которые не прекращались на протяжении нескольких часов. Затем грянули залпы немецкой артиллерии — в Крым было стянуто, кроме обычных, значительное количество крупнокалиберных и дальнобойных орудий, а также шестиствольных реактивных минометов. И лишь когда дымом затянуло уже весь горизонт, в атаку пошла вражеская пехота.

В течение дня авиация обеих сторон занималась преимущественно, поддержкой наземных войск. Было сразу замечено, что активность немецких бомбардировщиков, по сравнению с боями на Перекопе, существенно снизилась. Теперь они летали лишь мелкими и средними группами от 2 до 15 машин. Всего за день было зафиксировано около 300 самолето-пролетов немецкой авиации — очевидно, что и ее подразделения к этому времени оказались сильно потрепанными.

Кроме района Ишуни, немцы бомбили также станцию Джанкой, а 15 Не 111 нанесли удар по району села Джаба. На подступах к Севастополю совершил таран Николай Савва, уничтоживший таким образом разведывательный Do 215. Первым атаковал разведчика на МиГ-3 Евграф Рыжов, но меткая очередь вражеского стрелка повредила мотор его истребителя, и он вышел из боя. Савва заставил замолчать хвостовой пулемет «Дорнье», но затем у него закончились боеприпасы. Тогда он винтом отрубил вертикальное оперение самолета противника, после чего на поврежденном «МиГе» еще некоторое время тянул к аэродрому. Приводнился на траверзе Балаклавы, покинул самолет и очутился в холодной морской воде. Почти окоченевшего летчика в спасательном жилете подобрал катер. Савва провел в осенней воде около двух часов, но остался жив и отделался только воспалением легких.

Таблица 19. Примерное соотношение противостоящих авиационных группировок перед началом Ишуньского сражения.

С советской стороны немецкие позиции бомбили до полудня 23 Пе-2 ВВС ЧФ, а во второй половине дня — еще 12 Пе-2 и б ДБ-3 в сопровождении сводной группы истребителей МиГ-3, ЛаГГ-3 и Як-1. Был подбит и загорелся один бомбардировщик, но экипаж сумел посадить его в расположении своих войск. Истребители сопровождения заявили о двух уничтоженных Bf 109.

Фрайдорфская группа выполнила в этот день 124 самолетовылета на штурмовку противника. В воздушных боях ее пилоты сбили шесть вражеских самолетов (в том числе три Bf 109) ценой трех своих ЛаГГ-3.

Немецкие «эксперты» из состава III/JG 77 и II/JG 3 заявили 18 октября около 20 воздушных побед! Причем почти половину из них не постеснялся занести на свой счет Гордон Голлоб, получивший неделю спустя Дубовые листья к Рыцарскому кресту.

На земле к исходу дня немецкие войска вклинились в советскую линию обороны и захватили Бромзавод и деревню Асс.

На следующий день неожиданно оказалось, что, невзирая на все потуги Мельдерса, господство в воздухе перешло к советским ВВС. В первую очередь это произошло потому, что советские самолеты часто стали летать крупными сводными группами, на которые истребители люфтваффе опасались нападать. В связи с этим появилась возможность использовать в дневное время даже такие устаревшие машины, как И-5. Активизировалась эскадрилья «звеньев — СПБ» под командованием капитана А.В. Шубикова, приданная в начале месяца Фрайдорфской группе. «Сцепки» применялись главным образом для уничтожения дальнобойных немецких артиллерийских батарей, расположенных вдалеке от линии фронта. Так, для нанесения удара по трем батареям у села Карт-Казак были выделены две «сцепки», три легких штурмовика И-15бис и группа прикрытия в составе 6 истребителей И-16 из 8-го ИАП. Пикировщики И-16 с 250-кг бомбами отделились от самолетов ТБ-3 в районе Смидович и вскоре атаковали свои цели. «Пикируя под большим углом, — вспоминал К.Д. Денисов, — «подвески» поразили фугасками две из трех батарей. На третью точно сбросили двенадцать ФАБ-50 «бисы». Все три батареи были подавлены. Но в результате прямого попадания зенитного снаряда оказался сбитым и наш И-15бис, погиб сержант Николай Иванович Козельский». Около десятка «мессеров» попытались прорваться к штурмовой группе через истребительный заслон, но подоспевшие на подмогу еще восемь «ишачков» из 101-й ОАЭ вынудили немцев быстро покинуть место боя.

Хотя личные счета «экспертов» люфтваффе продолжали расти, как на дрожжах, единственным их большим успехом в этот день стало уничтожение шести Пе-2 из 40-го БАП. Под командованием капитана Чеботарева эта группа бомбардировщиков была отправлена в район Бромзавода, где почти постоянно барражировали «мессершмитты», а в качестве прикрытия по стечению обстоятельств ей выделили всего четверку истребителей Як-1. В результате одна группа «мессеров» связала «яки» боем, а другая занялась «пешками». Все шесть Пе-2 были сбиты и, кроме того, потерян еще один «Як».

20 октября немцы наступали на перешейке силами уже четырех дивизий и готовились ввести в сражение пятую. Они отбили контратаки, к вечеру захватили Ишунь и продвинулись до второй советской оборонительной линии.

Фрайдорфская группа выполнила за день 104 самолето-вылета, записав на свой счет 18 уничтоженных автомобилей, до 700 вражеских солдат и 5 сбитых «мессершмиттов». Собственные ее потери составили один МиГ-3 и один И-5. Из состава ВВС 51-й армии и ЧФ для штурмовки наземных войск стали широко использоваться истребители, сильно затруднившие немцам доставку на фронт подкреплений и боеприпасов. Несколько налетов на противника совершили в течение дня бомбардировщики Пе-2, причем без всяких потерь со своей стороны. Например, ближе к вечеру восьмерка «пешек» в сопровождении 20 истребителей 51-й армии бомбила передовые немецкие позиции в районе Ишуни.

На следующий день плохая погода несколько затруднила действия авиации, зато 22 октября в небе разгорелись тяжелые бои, чему виной стала переброска на аэродром Чаплинка еще одной истребительной группы люфтваффе — III/JG 52 под командованием капитана фон Бонина. С новыми силами немецкое руководство попыталось изменить ситуацию в воздухе в свою пользу. Среди потерь, понесенных советскими ВВС, особенно досадной стала гибель командира 2-й эскадрильи 32-го ИАП Арсения Шубикова. Утром 22 октября на разведку позиций немецких дальнобойных батарей вылетела пара Денисова, а затем для уничтожения орудий была выделена сводная группа в составе двух «сцепок», а также 8 И-153 и 11 И-5. Непосредственное прикрытие «сцепок» должны были обеспечивать 9 истребителей И-16 из 101-й ОАЭ, а для сопровождения самолетов И-5 и И-153 с бомбами отправили шестерку И-16 из 8-го ИАП.

Получилось так, что истребители сопровождения не встретились в пути со «сцепками», которые полетели одни на высоте около 1200 м. Задачу прикрытия «звеньев» возложил на себя Шубиков вместе со своим ведомым. Оставшиеся два И-16 с бомбами из-за сильной облачности вражеских батарей не нашли и атаковали подвернувшиеся в дороге немецкие танки. Шубиков завязал бой с патрулировавшими район «мессершмиттами» и на свой аэродром уже не вернулся. Его судьба осталась неизвестной. Вторая штурмовая группа также вынуждена была отбивать ожесточенные атаки противника — из ее состава было сбито 5 самолетов. Немцы, по советским данным, потеряли в бою два Bf 109. В свою очередь, пилоты III/JG 77 заявили в этой схватке 8 воздушных побед.

23 октября господство в воздухе вновь перешло к люфтваффе, и, естественно, это отразилось на активности немецких бомбардировщиков. Во многих советских авиаподразделениях в Крыму после месяца напряженных боевых действий насчитывалось лишь небольшое число исправных самолетов. Например, в 3-й эскадрилье Денисова из 8-го ИАП 23 октября в строю находилось только 5 истребителей (3 И-16 и 2 И-15бис) и 9 летчиков.

Приблизительно столько же истребителей осталось во всем 62-м смешанном авиаполку (последних трех своих бомбардировщиков Пе-2 он лишился днем ранее). И это именно в тот момент, когда на земле сражение перешло в решающую фазу.

24 октября советские войска, усиленные 25-й и 95-й стрелковыми дивизиями вновь прибывшей из района Одессы Приморской армии, перешли в контрнаступление по всему фронту, и двое суток немцы вынуждены были обороняться. Обе стороны понесли значительные потери. Однако утром 26 октября, когда от некоторых советских дивизий по существу остались одни лишь номера, немцы ввели в бой свежий и полностью укомплектованный 42-й корпус, и это решило исход сражения. Советская оборонительная линия была прорвана, еще пару дней на ней продолжались бои, а затем части Красной армии начали повсеместное отступление. Битва за Крым оказалась проигранной, и основные усилия советского командования сосредоточились вскоре на обороне Севастополя — главной базы Черноморского флота, и Керченского полуострова.

В эти горькие дни авиацию Черноморского флота возглавил тридцатилетний генерал-майор, талантливый организатор и храбрый летчик, Николай Алексеевич Остряков. Школу войны он прошел еще в небе Испании, где совершил на СБ около 250 боевых вылетов. В Крым он прибыл 26 октября из Владивостока на бомбардировщике ДБ-3, а до этого являлся заместителем командующего ВВС Тихоокеанского флота. С появлением Острякова улучшилась тактика действий советских ВВС в Крыму, так как он тщательно разбирал все допущенные ошибки, а вместе с тем улучшился и быт летчиков. Для них по инициативе Острякова был даже открыт под Севастополем дом отдыха, где пилоты восстанавливали свои силы после изнурительных боев. Прекрасно Остряков ориентировался и в обстановке на фронте, потому что нередко сам совершал разведывательные полеты на истребителе И-16.

30 октября прекратила существование Фрайдорфская группа— остатки ее подразделений перебазировались под Севастополь и на Кавказ. Всего, по советским данным, летчики авиагруппы за период с 20 сентября по 30 октября выполнили 2127 самолето-вылетов, сбросили 389 т бомб и уничтожили 94 вражеских самолета (в том числе 24 — на земле), 19 танков, 231 автомобиль и 6 артиллерийских батарей. Собственные потери группы тоже были сравнительно высокими. Например, 3-я эскадрилья 8-го ИАП за полтора месяца боев лишилась 20 самолетов, 14 ее летчиков погибло, и 9 было ранено.

Так как в начале ноября накал воздушных боев в Крыму сильно снизился, командование люфтваффе сочло необходимым отправить истребительную группу II/JG 3 на отдых. После пополнения в Германии она в начале 1942 года приняла участие в боях на Средиземноморском театре военных действий. Группa III/JG 52 убыла в Таганрог, а оставшаяся группа III/JG 77 передислоцировалась на аэродром Сарабуз. Бомбардировочные части IV авиакорпуса продолжали поддерживать с воздуха наступающие войска, а также наносили удары по советским городам, тыловым объектам и морским коммуникациям. 7 ноября «отличился» немецкий торпедоносец Не 111 из состава 1./KG 28. На маршруте Ялта — Алушта он потопил грузопассажирский теплоход «Армения», на борту которого находились около 5 тыс. раненых бойцов и беженцев. Судно, получившее попадание торпедой в носовую часть корпуса, затонуло в течение четырех минут. Из числа команды и пассажиров удалось спасти только 8 человек.

В условиях отсутствия организованного сопротивления немецкие войска продвигались стремительно. 1 ноября они захватили Симферополь, 3 ноября вошли в Феодосию, а неделю спустя части 42-го армейского корпуса завязали бои за Керчь. Самолеты люфтваффе 8 ноября подвергли ожесточенным бомбардировкам керченский аэродром, а также переправы в Керченском проливе. На аэродроме им удалось уничтожить два истребителя МиГ-3. В свою очередь, авиация Черноморского флота, оказывая помощь советским частям в Керчи, наносила удары по немецким моторизованным колоннам. Например, 9 ноября 27 самолето-вылетов на бомбежку противника в районе села Марфовка выполнили ДБ-3 из 2-го МТАП. Причем действовали они без прикрытия, в результате чего «мессершмитты» сбили два бомбардировщика, а еще один разбился во время посадки из-за полученных повреждений. Стрелки доложили об одном уничтоженном немецком истребителе. В ночь с 9 на 10 ноября немцев обстреливали корабли Черноморского флота и Азовской флотилии — крейсер «Молотов» и канонерские лодки «Днестр», «Буг» и «Рион». С рассветом им пришлось отойти из-за активных действий вражеской авиации.

12 ноября порт Керчь находился уже в пределах досягаемости огня немецких артиллерийских орудий. ВВС ЧФ произвели в этот день 58 самолето-вылетов в район полуострова. Экипажи доложили об уничтожении 10 танков, до 100 автомобилей и до 500 гитлеровских солдат и офицеров. Собственные потери составили один бомбардировщик ДБ-3, совершивший вынужденную посадку.

Несмотря на все приложенные усилия, советские войска удержать Керчь не смогли, и 14 ноября было принято решение об эвакуации. В течение нескольких следующих дней советские воинские части и население переправлялись через пролив на Тамань под непрекращающимся огнем вражеской артиллерии и авиации.

О начале сражения за Севастополь возвестили 30 октября залпы орудий 54-й береговой батареи, расположенной в 40 км к северу от города. Севастопольская авиационная группировка по состоянию на 2 ноября включала в себя 8-й истребительный и 18-й штурмовой авиаполки, а также 16, 60 и 80-ю эскадрильи гидросамолетов. Всего в ней имелось 82 самолета, в том числе 41 истребитель, 10 штурмовиков и 31 гидросамолет. Базировались самолеты на прибрежной базе гидроавиации и двух сухопутных аэродромах — Куликово поле и Херсонесский маяк. Последние представляли собой обычные небольшие площадки, плохо оборудованные для ведения боевых действий. В последующем из-за постоянных артиллерийских обстрелов на них поспешно выстроили капониры для самолетов с выходами, прикрытыми сетками с навешанными для маскировки тряпками защитного цвета. Для сдвига сеток во время выруливания самолетов умельцы-техники приспособили специальные устройства на амортизаторах. Командование севастопольской авиагруппой было возложено на командира 8-го ИАП полковника К.И. Юмашева.

Зенитные части ПВО Севастополя имели вначале 160 орудий среднего калибра (40 батарей), 34 пушки малого калибра (7 батарей), пулеметный и прожекторный батальоны, дивизион аэростатов и несколько радиолокационных установок РУС-2. 12 ноября 80 орудий среднего калибра из севастопольской зоны были отправлены на Кавказ.

Попытка Манштейна взять с ходу Севастополь провалилась, так как еще до подхода немецких войск вокруг города-порта началось строительство рубежа обороны, не прекращавшееся и в ходе дальнейших вражеских атак. 4 ноября был образован Севастопольский оборонительный район (СОР), в состав которого вошли соединения Приморской армии и около 20 тыс. моряков, сведенных в батальоны и отряды.

Не сумев достигнуть успеха с помощью сухопутных сил, немецкое командование по обыкновению отдало приказ о тотальной бомбардировке города. Массированные налеты на Севастополь начались с 12 ноября. В этот день бомбардировщики люфтваффе группами по 10–12 самолетов бомбили различные городские объекты. Естественно, главный удар пришелся по военно-морской базе, которую атаковали 23 Ju 88. Большинство бомб они сбросили на стоявший у пристани крейсер «Червона Украина». После шести попаданий корабль стал набирать воду и накренился на левый борт. Борьба за его живучесть продолжалась около 16 часов, но несмотря на все усилия, он в конце концов затонул. Позднее с этого крейсера сняли орудия и использовали в составе береговых батарей. В ремонтных доках новые тяжелые повреждения получили эсминцы «Беспощадный» и «Совершенный». В городе были полностью разрушены 37 зданий и 29 повреждено.

При отражении налета были сбиты два немецких бомбардировщика. Один записали на свой счет зенитчики, а второй пришелся на долю Якова Иванова, ведомого Николая Саввы. По примеру ведущего, он таранил вражеский самолет, расстреляв все боеприпасы. Причем удар был нанесен настолько удачно,что летчик благополучно вернулся на аэродром. На истребителе МиГ-3 оказались лишь погнуты лопасти винта, которые заменили в течение пары часов. 16 ноября, во время очередного налета «юнкерсов» на севастопольскую базу, Я.И. Иванов снова таранил бомбардировщик противника, но на этот раз удача ему изменила. Оба столкнувшихся самолета разрушились в воздухе, и советский летчик погиб. Всего в течение месяца в налетах на Севастополь приняли участие 380 немецких бомбардировщиков.

В этот период времени севастопольская авиагруппа, кроме штурмовки вражеских войск, начала также систематические налеты на вражеские аэродромы. 6 ноября штурмовики Ил-2 из 18-го ШАП под прикрытием «яков» и «лаггов» (всего 24 самолета) атаковали аэродром Сарабуз. Два штурмовика отвлекли внимание противника, а основная группа нанесла точный удар, в результате которого были замечены на земле пять крупных пожаров. В воздушном бою один Bf 109 сбил летчик Шемякин. 11 ноября был совершен налет на немецкий аэродром Завадское под Симферополем, где, по сведениям разведки, скопилось до 45 вражеских самолетов. В качестве ударной группы выделили 6 Ил-2 и 9 И-16 с бомбами, а общее прикрытие обеспечивали 8 истребителей Як-1. Самолеты взлетели на рассвете и весь маршрут шли на высоте 200–300 м, чтобы как можно дольше избегать обнаружения противником. Цель атаковали с ходу, после чего И-16 присоединились к «якам» сопровождения, а «илы» выполнили второй заход. По советским данным, на земле было уничтожено 6 истребителей и 3 бомбардировщика. Еще один бомбардировщик сбил на взлете лейтенант Н.Н. Евграфов. Советская сторона потерь в этом налете не понесла.

Штурмовые действия черноморской авиации сосредоточились с 11 ноября на районе Варнутки, Кадырово, где немцы перешли в наступление силами трех дивизий. Бомбили немцев как днем, так и ночью. Для ночных налетов применялись летающие лодки МБР-2, а также У-2 из 95-й ночной эскадрильи, способные нести специальные контейнеры с мелкими осколочными бомбами. Днем летали штурмовики и истребители. Для увеличения общего количества боевых вылетов по приказу Острякова за каждым самолетом закрепили по два-три пилота. Нужно заметить, что в качестве штурмовиков стали все чаще использоваться и самолеты И-16. Все современные истребители в севастопольской авиагруппе собрали в эскадрилье Михаила Авдеева, а остальные закрепили за эскадрильей Константина Денисова.

Первый штурм Севастополя завершился 21 ноября, после чего активность люфтваффе в Крыму снизилась до минимума.

В севастопольской авиагруппе на 22 ноября насчитывалось всего 59 самолетов, в том числе 36 исправных, однако она продолжала доставлять неприятности врагу. Так, 23 ноября шестерка Ил-2 из 18-го ШАП под командованием майора А.А. Губрия в сопровождении И-16 из 8-го ИАП вновь совершила налет на аэродром Сарабуз, где сгорело, по докладам пилотов, до 15 немецких самолетов. На следующий день при повторном налете там было уничтожено на земле еще три самолета и два сбито в воздухе. Всего в течение ноября севастопольская авиагруппа уничтожила 38 самолетов противника в воздушных боях и 54 на земле при собственных потерях 24 самолетов.

Во второй половине ноября основные события развернулись на Южном фронте, где утром 17 ноября началось крупное советское наступление. Главный удар наносила 37-я армия, вспомогательный — 9-я и 18-я. Согласно плану командования советские войска должны были выйти в тыл 1-й танковой группы Клейста, чтобы затем ее окружить и уничтожить. Для поддержки операции использовалась вся авиация Южного фронта, которая насчитывала 204 исправных боевых самолета, в том числе 72 истребителя, 119 бомбардировщиков и 13 штурмовиков. Еще 70 самолетов находились в неисправном состоянии, но часть из них удалось ввести в строй уже в ходе военных действий. Для взаимодействия с 37-й армией выделили 153 самолета из состава 66-й САД, 5-й резервной авиагруппы и 22-й дивизии ДВА. Части люфтваффе в районе Ростова имели 70–80 истребителей из III/JG 52 и II/JG 77, а также около 50 бомбардировщиков.

Уже в первый день наступления 37-я армия продвинулась вперед на 15–18 км. Успешно наступала и 9-я армия, что коренным образом изменило обстановку на южном участке фронта. Из-за значительных потерь немцы вынуждены были перебрасывать войска из-под Ростова на северный участок, что привело к активности в районе Батайска 56-й отдельной армии генерала Ремезова. В итоге, чтобы не оказаться в окружении, 1-я танковая группа Клейста стала откатываться на запад. 29 ноября советские войска заняли Ростов — это была самая крупная победа Красной армии с начала войны.

В Ростовской наступательной операции советские ВВС Южного фронта в два с лишним раза превзошли люфтваффе по количеству самолето-вылетов, что внесло значительный вклад в итоги сражения. Если немецкие самолеты в период с 22 по 30 ноября выполнили примерно 850 боевых вылетов, то на долю советских ВВС пришлось около 2 тыс. А всего за 16 дней операции авиация Южного фронта совершила более 3800 самолето-вылетов и сбросила на врага 30 тыс. тонн бомб и 5,1 млн листовок. По советским данным, экипажи уничтожили 76 вражеских самолетов (61 — в воздухе и 15 — на земле), разрушили 3 водные переправы и вывели из строя 140 танков, 2500 автомобилей и 90 орудий. Собственные потери ВВС ЮФ составили 32 самолета, из которых лишь 5 были сбиты в воздушных боях.

Второй штурм Севастополя начался 17 декабря, для чего Манштейн стянул к городу 7 дивизий, румынскую бригаду и около 150 танков. Четыре дивизии 54-го армейского корпуса, наступая с севера, выполняли главную задачу, стремясь захватить Северную бухту. С юга наносили удар остальные немецкие дивизии, входившие в состав 30-го корпуса.

17 декабря в налетах на Севастополь приняли участие 98 самолетов люфтваффе, однако их ожидал достойный отпор. Два бомбардировщика были сбиты советскими зенитчиками, а еще пять уничтожили и три повредили летчики севастопольской авиагруппы. М.В. Авдеев, вылетевший на перехват вражеских самолетов во главе девятки истребителей, так описывал этот бой: «Как и условились на земле, пары Авдеев — Шилкин, Алексеев— Бабаев и Ватолкин — Шелякин устремились навстречу бомбардировщикам. Их цели — разбить плотный строй, к которому невозможно было подойти ни сзади, ни сверху. Сбоку пошла в атаку не успевшая сесть дежурная четверка «мигов» Кудымова. Пары Рыбалки, Калинина, Данилко и Гриба закрутили карусель с «мессершмиттами». Строй бомбардировщиков раскололся.

Кто-то из четверки Кудымова поджег Ju 88, и тот упал в море. Я стрелял по «хейнкелю». Сбить его удалось только с третьего захода. Хотел атаковать и «юнкерса», сбрасывающего в море бомбы, но на боевом развороте помешали «мессершмитты».

Сбросили бомбы в море и повернули назад еще несколько стервятников. Остальные бомбили наш аэродром. По ним открыла огонь плавучая батарея. Одного «юнкерса» зенитчики сбили сразу, и он догорал на заснеженном пустыре за Казачьей бухтой. Другой от прямого попадания снаряда развалился в воздухе и горящими кусками падал в бухту. Два другие, с трудом держась, уходили под охраной своих истребителей. За пределами действий плавучей батареи пары Алексеева и Ватолокина поймали отставшего «юнкерса». Он отчаянно отстреливался. «Мессершмитгов» близко не было, и тогда наши летчики применили звездную атаку — одновременно с четырех сторон. И «юнкере» свалился. Один гитлеровец успел выпрыгнуть и болтался на парашюте за городком 35-й батареи…»

Немецкие бомбы причинили городу новые разрушения. На аэродроме Херсонесский маяк в результате прямого попадания был поврежден капонир и находившийся в нем истребитель И-153.

В течение 17 декабря севастопольская авиагруппа выполнила 115 самолето-вылетов, в том числе 30 — на штурмовку наступавших немецких войск. Против наземных целей интенсивно использовались самолеты Ил-2, которые за день четыре раза поднимались в воздух для атаки противника в районе горы Азис-Оба. Кроме живой силы врага, летчики доложили также об уничтожении 7 единиц бронетехники и двух штабных автобусов.

В ночь на 18 декабря немцев бомбили гидросамолеты МБР-2, а, кроме того, шесть ДБ-3, взлетевших с кавказского аэродрома. Утром 3 Ил-2, ведомые ст. лейтенантом Ефимовым, под прикрытием 4 истребителей И-16 уничтожили у хутора Мекензия до трех взводов немецкой пехоты. Почти одновременно звено Пе-2 под командованием ст. лейтенанта Корзунова нанесло бомбовый удар по врагу в районе села Кача. В последнем случае требовалась ювелирная точность бомбометания, так как здесь немцы находились всего лишь в 200 м от советской пехоты. «Пешки» успешно справились с поставленной задачей: из 24 сброшенных 100-кг бомб лишь одна упала в расположении наших войск, но никакого вреда им не причинила. Ближе к вечеру тройка Ил-2 вновь штурмовала вражеские позиции у Мекензия. Зенитным огнем был подбит один самолет.

Части люфтваффе после понесенных потерь стали действовать осторожно, поэтому количество воздушных боев резко снизилось.

19 декабря кровопролитные бои завязались севернее Севастополя, где немцам ценой больших потерь удалось оттеснить советские войска к западу от хутора Мекензия, а южнее этого хутора они смогли вклиниться во второй сектор севастопольской обороны. К югу от города бои шли в районе селений Нижний и Верхний Чоргунь — там немцы захватили несколько господствующих высот. Везде они встречали ожесточенное сопротивление защитников города. Немалый вклад в оборону вносили береговые батареи, а также советская авиация. Более активно стали действовать под Севастополем советские бомбардировщики с аэродромов Кавказа. Например, 19 декабря здесь бомбили цели 21 самолет Пе-2 и 8 ДБ-3.

20 декабря штурм города продолжался, но никаких серьезных успехов немцы не достигли. Количество боевых вылетов севастопольской авиагруппы существенно возросло. В этот день летчики авиагруппы произвели 143 самолето-вылета, в том числе 48 — на штурмовку фашистских войск. Всего на врага было сброшено около 20 т бомб. Кроме того, штурмовики израсходовали 2045 реактивных снарядов. Две группы Ил-2 (всего 14 самолетов под командованием майора А.А. Губрия и капитана И.Ф. Кичигина) под прикрытием 18 истребителей атаковали позиции вражеских войск в районах Калымбая, Голумбей и Итальянского кладбища к югу от города. Те же цели бомбили 5 ДБ-3, один из которых получил прямое попадание зенитного снаряда. Была перебита тяга руля высоты, и только благодаря находчивости хвостовых стрелков самолета удалось предотвратить катастрофу. Руками они двигали за конец перебитую тягу по команде летчика и таким образом управляли рулем высоты.

22 декабря Манштейн бросил в бой резервные дивизии, но и Приморская армия тоже получила подкрепления. Для поддержки огнем были использованы корабли Черноморского флота. В итоге с начала штурма гитлеровцам удалось продвинуться на отдельных участках всего лишь на 5–8 км. Сражение продолжалось еще до конца месяца, но наступающий порыв немцев постепенно иссяк. Советские войска удержали город, и немалая заслуга в этом была также севастопольской авиагруппы. В период с 17 по 31 декабря ее пилоты выполнили 1131 самолето-вылет, сбили в воздушных боях 18 вражеских самолетов и уничтожили на земле 80 автомобилей и около десятка единиц бронетехники.

«Итак, первая попытка штурмом взять крепость Севастополь потерпела неудачу, — записал Манштейн. — За нами осталось преимущество более плотного окружения крепости, для которого требовалось меньше сил; мы также захватили удобные исходные позиции для последующего наступления. 30 АК на юге также захватил важные пункты на местности, необходимые для последующего наступления. Но это было слабым утешением, если учитывать понесенные жертвы».

Шестаков Лев Львович

Один из самых знаменитых командиров советских ВВС, Лев Шестаков сформировал в годы войны два истребительных полка, вошедших в число наилучших подразделений авиации СССР. Отличный пилотажник, он постоянно совершенствовал свое летное мастерство, а его значительный боевой опыт заставлял подчиненных относиться к нему с большим уважением. Строгий и взыскательный до мелочей в служебной обстановке, Шестаков был душой компании в часы отдыха, неистощимый на выдумки и шутки.

Родился Лев Шестаков в 1915 году в семье железнодорожника. Окончил 6 классов школы семилетки, ФЗУ, поступил в институт инженеров железнодорожного транспорта в Днепропетровске. Однако небо притягивало юношу, и в 1934 году он стал курсантом Ворошиловградской школы пилотов. После ее окончания получил назначение во 2-ю истребительную эскадрилью, базировавшуюся под Киевом. В 1937 году отправился добровольцем в Испанию, где впервые принял участие в боях с фашистами. Здесь, за полторы сотни боевых вылетов, Шестаков уничтожил 8 вражеских самолетов лично и 31 в группе, войдя таким образом в десятку самых результативных советских пилотов на этом театре военных действий.

В ходе сражений в Испании проявились такие качества Шестакова, как чувство коллективизма и способность идти на самопожертвование во имя товарища. Однажды, во время воздушного боя с итальянскими «фиатами», он, не видя иного выхода, закрыл своим самолетом от пулеметного огня истребитель П. Смолякова. Лишь случай тогда спас его жизнь — две пули ударились в бронеспинку кресла, а одна прошила кожаные брюки пилота. Опешившего итальянского летчика, не ожидавшего такого маневра, били уже вдвоем.

В Испании Шестаков разработал и первые свои правила воздушного поединка. Например, при невозможности добиться преимущества в высоте он использовал бомбардировщики противника как прикрытие и атаковал вражеские истребители снизу. «Взаимовыручка товарищей в бою, их взаимопонимание — основа основ успеха, — говорил он, — действовать надо компактно и не отрываясь от группы».

Начало войны с Германией Шестаков встретил на посту заместителя командира 69-го ИАП, оснащенного истребителями И-16.

Но уже с первых дней боевых действий он фактически возглавил эту часть, расположенную под Одессой. А 16 июля он был утвержден в должности командира полка официально. К этому моменту 18 румынских дивизий вели наступление по всему фронту, и на подступах к городу разгорелись ожесточенные сражения. Шестаков выступил сторонником идеи превращения И-16 в легкие бомбардировщики и штурмовики. В августе 16 истребителей оборудовали подвесками для мелких 50-кг бомб, а также направляющими для реактивных снарядов. Вскоре импровизированные штурмовые группы уже действовали над линией фронта. 115 суток летчики шестаковского полка сражались, защищая Одессу и взлетая с аэродромов в непосредственной близости от позиций противника. 22 сентября ими была проведена наиболее удачная операция против вражеских авиабаз. Румынский пилот, сбитый незадолго до этого на PZL Р. 24, сообщил, что на базу Зельцы прибыла из Африки группа бомбардировщиков Ju 87 в сопровождении истребителей. Утром две группы полка Шестакова нанесли внезапный удар по аэродромам, уничтожив на них, по советским данным, 21 самолет противника.

В воздушных боях с истребителями Шестаков использовал собственную тактику. Боевой порядок его группы располагался несколькими ярусами по высоте — в недалеком будущем такой строй получил название «этажерка». Верхний ярус находился там, где обычно Bf 109 заканчивали набор высоты после атаки и из боевого разворота вновь пикировали на И-16. Самолеты верхнего яруса, пользуясь превосходством в скорости на снижении, могли преследовать вражеские истребители, так же как и машины среднего яруса. Нижние «ишачки» на малой высоте вынуждены были рассчитывать только на свою лучшую, по отношению к врагу, маневренность на горизонтали. В поединках с более маневренными румынскими истребителями PZL Р.24 применялась немецкая манера боя — более скоростные И-16 атаковали их сверху и тут же уходили обратно вверх.

10 сентября Шестаков получил звание Героя Советского Союза, имея на счету 3 сбитых немецких самолета лично и 8 в группе, а через месяц его полк был отведен в Крым на переформирование.

Получив истребители ЛаГГ-3, 9-й гвардейский ИАП (бывший 69-й) 15 июня 1942 года влился в состав 268-й авиадивизии, воевавшей на Сталинградском направлении. Однако в самом начале боев были потеряны сразу шесть самолетов нового типа, и пилоты разочаровались в этих машинах. Для схватки с немецкими Мессершмиттами-109 они явно не годились, так как теряли маневренность на малых высотах. Шестакову пришлось в срочном порядке разрабатывать правила применения этих тяжеловатых самолетов, личным примером претворяя их в жизнь. Он сразу отказался от оборонительного круга, который использовали «лагги» соседней части, и противопоставил немцам свой разнесенный боевой порядок, эшелонированный по высоте. Наступательная тактика позволила уменьшить потери и увеличила результативность полка. В июле 1942 года Шестаков лично сбил три Ju 88 и подбил один Bf 109. Тем не менее немецкие летчики продолжали господствовать в небе, и силы полка быстро таяли. В сентябре он вновь был снят с фронта и оснащен на этот раз более легкими истребителями Як-1. Часть пополнили опытными летчиками, имевшими на счету не менее пяти побед каждый, и перевели в особое подчинение командования 8-й воздушной армии. Борьба за господство в небе отныне становилась его основной задачей.

Под Сталинградом Шестаков почти ежедневно вылетал на боевые задания, повысив свой личный счет до 11 побед. 10 января 1943 года, взлетев с нового аэродрома близ Котельниково, он завязал бой с тремя Bf 109 и сумел сбить один истребитель. Тут же он и сам подвергся атаке — «як» загорелся, а пилот, получивший ожоги лица, был, кроме того, ранен в голову и лопатку. Посадив самолет на живот, Шестаков едва успел покинуть кабину, как его истребитель превратился в обломки после пушечной очереди «мессершмитта».

Уничтожив под Сталинградом около сотни вражеских самолетов, 9-й ГИАП стал одним из двух наилучших авиаполков времен битвы на Волге. Летом 1943 года Шестаков был переведен заместителем командира авиадивизии, но долго в этой должности не удержался — штабная работа его не привлекала. Согласившись на просьбу командующего ВВС маршала Новикова, он приступил к формированию нового полка асов — 176-го ИАП «свободных охотников». Лично проверив летную подготовку у всех без исключения пилотов, Шестаков вскоре усадил их за парты. Объектом пристального внимания стала тактика действий истребителей. «Хозяин высоты — хозяин боя», — любил повторять Шестаков. Во главу угла ставились определение рациональных боевых порядков, выбор эффективных тактических приемов и надежная радиосвязь в полете. Обучение завершилось учебными поединками, в которых Шестаков проверил на практике усвоенный летчиками теоретический материал.

Имея на вооружении новейшие истребители Ла-7, полк асов начал боевые действия 4 марта 1944 года, приняв участие в Проскурово-Черновицкой наступательной операции. Всего за время войны летчики полка выполнили 9450 боевых вылетов и уничтожили в боях 389 самолетов противника — достойный итог славного подразделения ВВС. Однако первый его командир не дожил до победы. 12 марта, спустя неделю после начала боев, Шестаков во главе шестерки «Лавочкиных» атаковал группу пикирующих бомбардировщиков Ju 87. Быстро уничтожив один самолет, он с дистанции около 50 м открыл огонь по второму. Нагруженный бомбами бомбардировщик взорвался, взрывная волна опрокинула советский истребитель, и он врезался в землю.

К моменту своей гибели Лев Шестаков имел на счету 29 вражеских самолетов, сбитых лично, и 45 — в группe.

Гюнтер Ралль

В годы Второй мировой войны Гюнтер Ралль стал третьим по результативности пилотом истребительной авиации люфтваффе. За время военных действий он выполнил 621 боевой вылет и записал себе на счет 275 сбитых самолетов противника. Самого Ралля сбивали 8 раз, и трижды он получал ранения.

Родился Ралль 10 марта 1918 года в небольшом городке Гаггенау, недалеко от Бадена, в семье мелкого торговца. Занятие отца его не привлекало, и после окончания школы он избрал себе карьеру военного. В 1937 году поступил в пехотное училище, получил звание лейтенанта, а затем перевелся в авиацию. Престиж военных летчиков в Германии тогда был несравненно выше, чем пехотинцев. После завершения летной подготовки в августе 1939 года Ралля зачислили в состав только что сформированной группы III/JG 52.

Свою первую воздушную победу он одержал 12 мая 1940 года в небе Франции. Восьмерка Bf 109Е из эскадрильи 8./JG 52 встретилась в воздухе с девятью французскими истребителями Кертисс Н.75. В суматохе боя Ралль сумел поджечь один вражеский самолет, но вслед за этим и его «мессершмитт» получил пулеметную очередь. Повреждения оказались значительными, и Ралль едва смог дотянуть до своей территории, после чего тут же совершил посадку с убранным шасси.

Во второй половине 1940 года группа III/JG 52 принимала участие в «битве за Англию», однако, несмотря на постоянные тяжелые воздушные бои, Ралль не добился в них ни одной воздушной победы. Тем не менее из-за большой убыли летающего командного состава люфтваффе он был повышен в звании до обер-лейтенанта и назначен командиром эскадрильи 8./JG 52.

В октябре 1940 года труппа III/JG 52 отправилась на отдых и пополнение в Германию, а весной следующего года ее задачей стала оборона с воздуха румынских нефтеперерабатывающих заводов. Разместились немецкие истребители на одном из аэродромов под Бухарестом. 22 июня началась война с СССР, а уже через пару дней Ралль получил возможность увеличить свой боевой счет. Утром 24 июня он вылетел в составе эскадрильи на перехват ДБ-ЗФ, совершавших налет на Констанцу, и в разгоревшейся схватке сбил один самолет. В этот день немецким летчикам было засчитано целых восемь воздушных побед, и поздравлять их позднее приехал сам Антонеску.

В первых числах августа группа III/JG 52 перебазировалась на аэродромный узел Белая Церковь, и в ходе последующих боев над Украиной список побед Гюнтера Ралля стал быстро расти. У него даже появилось чувство пренебрежения к противнику, и расплату за это долго ожидать не пришлось. В один из летних дней Ралль вылетел на свободную охоту, чтобы «потренировать» своего очередного ведомого. Заметив внизу советские истребители, он приказал ведомому идти в атаку, а сам в это время приготовился давать «ценные» советы. «И тут, — вспоминал Ралль, — за моей кабиной раздался ужасающий грохот, как будто взорвался весь самолет. Дробь пуль по бронеспинке я не только услышал, но и почувствовал всем телом, а затем что-то ударило меня по голове, и из-под шлемофона хлынула кровь… Не видя противника, я выполнил маневр уклонения и покинул место боя…». После приземления на ближайшем аэродроме удалось установить всю картину происшествия. Пуля советского летчика угодила в один из кислородных баллонов, и тот взорвался, сорвав с креплений тяжелый бронезаголовник. Его край зацепил за голову Ралля, а одно из креплений сделало в борту истребителя изнутри кабины огромную вмятину. В общем, Ралль отделался сильным испугом, но его самолет пришлось разобрать на запчасти.

20 сентября 1941 года Ралль вновь был подбит, на этот раз зенитным огнем. После неудачной штурмовки советских войск у Борисполя он с трудом перетянул через Днепр и плюхнулся на лесной полянке в расположении словацкой воинской части.

22 октября группа III/JG 52 переместилась из Полтавы на аэродром Чаплинка для ведения боевых действий в Крыму, а в ноябре передислоцировалась в Таганрог, за две недели до начала крупного советского наступления на Южном фронте. 28 ноября стало поистине «черным днем» Ралля. В этот день, по его воспоминаниям, стоял сильный мороз, когда был получен приказ отправить пару «мессершмиттов» на разведку в район Ростова. Около 17 часов в воздух поднялись Ралль и его ведомый, унтер-офицер Штеффен. Солнце клонилось уже к закату, и быстро наступали сумерки. Уже почти стемнело, когда вблизи линии фронта немецкие летчики обнаружили пару советских истребителей И-16. Они летели по прямой, не замечая врага, и Ралль решил атаковать. Впоследствии он так описывал этот бой:

«Русский почти целиком заполнил мой прицел, но все еще не подозревал о нашем присутствии. Я нажал на гашетку и какую-то долю секунды наблюдал пляску разрывов снарядов на фюзеляже и крыле самолета противника, а затем он неожиданно исчез в неописуемо яркой вспышке взрыва. В глазах у меня замелькали разноцветные круги, и я полностью утратил ориентировку. В течение нескольких секунд я сосредоточился на выравнивании своего «мессершмитта», а затем передо мной сверкнуло, громыхнуло, и моторный капот разлетелся в куски. Двигатель тут же захлебнулся и замолк. В наступившей тишине самолет провалился вниз и полетел к земле, которая сверху почти не просматривалась. Мне удалось кое-как восстановить управление машиной, и я стал напряженно всматриваться вниз, пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть в темноте. Скорость самолета все еще была чересчур велика, и пришлось выпустить закрылки. Внезапно истребитель ударился о землю — слишком рано, а потом подскочил вверх. Я больше не мог ничего сделать и лишь ожидал следующего удара. Тело стало легким, почти невесомым, мой зад оторвался от сиденья, и в этот момент перед глазами мелькнула какая-то вспышка. Все. Конец.

Затем самолет опрокинулся вперед, и в лобовом стекле фонаря кабины я увидел стремительно приближавшуюся землю…».

За 36-ю воздушную победу Раллю пришлось заплатить поврежденным позвоночником. Правая часть его тела была парализована, и потребовалось восемь месяцев лечения и непрерывных мучительных тренировок, чтобы преодолеть все последствия этого тяжелого ранения. В свою часть Ралль вернулся в конце июля 1942 года, и снова список его побед стал расти, как на дрожжах. В августе он записал на свой счет 26 сбитых самолетов противника, а в сентябре вновь возглавил эскадрилью 8./JG 52. В том же месяце его наградили Рыцарским крестом. В октябре он уже имел на счету 100 воздушных побед и получил Дубовые листья к Рыцарскому кресту. Затем в его боевых вылетах наступил длительный перерыв. Вначале ему предоставили отпуск на родину, а потом направили в учебный центр для передачи опыта молодым пилотам люфтваффе.

Вновь в боевых действиях Ралль принял участие в марте 1943 года, когда борьба за воздушное господство разгорелась в небе Кубани. Обе стороны сосредоточили в районах Крыма и Таманского полуострова значительное количество самолетов, что привело к крупнейшим в истории Великой Отечественной войны сражениям в воздухе. Бывало, что воздушные бои шли с утра и до вечера, и в них одновременно участвовало по 50–80 истребителей.

В памяти Ралля Кубань сохранилась многообразием типов новых советских самолетов, особенно тех, которые поставлялись в СССР по ленд-лизу из Англии и США. Особое впечатление на него произвел американский истребитель Р-39 «Аэрокобра», хотя в целом он оценил этот самолет не очень высоко. Описывал Ралль его так:

«27 марта 1943 года я впервые сбил над хутором Славянская в западной части Крыма американский самолет с советскими опознавательными знаками — Белл Р-39 «Аэрокобра». К тому времени американцы поставляли сюда свою технику, однако не самые лучшие ее образцы. В «Аэрокобру» летчик забирался через боковую дверь, что для него было непривычно, и, кроме того, возникал один вопрос — как быстро ее можно вновь покинуть с парашютом в случае необходимости. Многим это не удавалось. Мотор самолета размещался позади пилота, между ногами которого проходил длинный вал, приводивший во вращение пропеллер. Если самолет получал попадание в центроплан крыла, то сразу терял устойчивость и из-за задней центровки сваливался в штопор с бешеным вращением — в такой ситуации открыть дверь и выпрыгнуть было почти невозможно. Кроме того, баки и топливопроводы в машине располагались так, что, собственно, было все равно куда стрелять, если сразу выходишь на позицию стрельбы позади нее: она горела всегда».

Список побед Ралля продолжал неуклонно расти. В апреле он доложил о 18 сбитых советских самолетах, в мае заявил еще 19 побед. Затем, как из рога изобилия, победы посыпались у Ралля с 6 июля, когда он был назначен командиром группы III/JG 52. В это время уже началась операция «Цитадель», и истребители группы действовали с аэродрома, расположенного недалеко от Белгорода. Практически не было у Ралля такого вылета под Курском, чтобы он, возвратившись, не записал себе сколько-нибудь побед. Так, в июле его список пополнили 22 воздушные победы, в августе — 33. Рубежа в 200 побед он достиг 29 августа, а через две недели был подписан приказ о награждении Ралля Мечами к Рыцарскому кресту.

Вручение награды означало новый отпуск, и к следующим боевым вылетам он приступил в октябре. В этом месяце Ралль установил своеобразный рекорд, доложив о 40 сбитых советских самолетах. Стоит отметить его вылет 1 октября, когда он единственный раз отправился на задание вместе с будущим самым знаменитым асом люфтваффе, Эрихом Хартманом. В составе звена в воздух поднялись Ралль вместе с Облезером, и Вальтер Крупинский, у которого ведомым был Хартман. «Когда через 50 минут мы приземлились, — вспоминал Ралль, — на моем счету появились 201 и 202 победы. Сбили ли кого-нибудь Крупинский и Облезер в том вылете, я уже не помню, но Хартман точно вернулся с пустыми руками». Любопытно, что сам Хартман после войны заявил, что он сбил тогда Пе-2 и истребитель Ла-5, а на долю Ралля никаких самолетов не осталось. Трудно, конечно, теперь определить, кто из них врет, поэтому лучше поверить и тому, и другому. То есть оба они НЕ СБИЛИ НИЧЕГО!

28 ноября счет Ралля увеличился до 250 побед, и еще 23 сбитых самолета он занес в свой список в период до 16 апреля 1944 года. Таким образом, общий боевой счет Ралля составил 273 воздушные победы — самый высокий результат среди пилотов люфтваффе того времени. Лишь спустя полгода его смогли превзойти по этому показателю Хартман и Баркхорн. На этом карьера Ралля на Востоке завершилась. 19 апреля он получил под командование истребительную группу II/JG 11 и убыл на Западный фронт. Уже на закате своей жизни Ралль писал, вспоминая о воздушных боях над территорией СССР:

«Во время войны и после нее было много разговоров и дискуссий о том, где труднее всего приходилось воевать немецким летчикам-истребителям: на Западном или Восточном фронте. Мне сама постановка такого вопроса кажется неверной, так как нельзя сравнивать совершенно различные вещи. Лишь в одном пункте я всегда готов вступить в бесполезную дискуссию — относительно летчиков и их крылатых машин. Советские пилоты даже в неблагоприятных условиях оставались упорными, храбрыми бойцами. Большинство из них летали вначале на устаревших самолетах и поэтому не могли проявлять такую инициативу и агрессивность в бою, как немецкие, британские или американские истребители. Однако, если требовалось, они не щадили собственной жизни во имя поставленной цели. Учились они невероятно быстро. Уже к середине 1943 года они переняли почти все тактические приемы люфтваффе, а, кроме того, на вооружение советских частей стало поступать все больше современных истребителей Яковлева и Лавочкина. Эго были мощные и маневренные самолеты. Неоднократно я пытался превзойти такие машины, как Як-9 и Ла-5, в боях на горизонтали, и никогда мне это не удавалось, даже несмотря на то что рычаг управления двигателем я передвигал вперед до упора».

На Западном фронте боевая карьера Ралля оказалась очень короткой. Его часть входила в систему ПВО Германии, в связи с чем основной задачей летчиков было отражение массированных налетов авиации союзников на немецкие города и промышленные центры. На вооружении группы II/JG 11 находились истребители Мессершмитт Bf 109G-5.

Весной 1944 года главной целью армад американских и английских бомбардировщиков являлся Берлин, и следовали они к нему обычно потоками с разных направлений в сопровождении большого количества истребителей. Для перехвата бомбардировщиков поднимались немецкие самолеты со всех близлежащих аэродромов. Так, 29 апреля на Берлин совершили налет 619 «Летающих крепостей». В этот день в боях принял участие также Гюнтер Ралль — до бомбардировщиков он не добрался, но записал на свой счет один сбитый американский двухмоторный истребитель Р-38 «Лайтнинг».

Следующую воздушную победу Ралль одержал 12 мая во время отражения налета 886 бомбардировщиков и 735 истребителей на немецкие заводы по производству синтетического топлива в Мерсебурге, Цейтце и других городах. С немецкой стороны в воздушном сражении участвовало свыше 500 самолетов разных типов. В районе Франкфурта Ралль ввязался в бой с американскими «тандерболтами», сбил один истребитель, но вслед за этим и сам вынужден был покинуть свой «мессершмитт» с парашютом. Ко всему прочему, он получил и легкое ранение — крупнокалиберная пуля оторвала ему большой палец левой руки. На земле летчика мигом окружили озлобленные крестьяне с вилами и косами в руках, жаждавшие крови союзников, и, невзирая на боль, летчику пришлось еще некоторое время доказывать свою национальную принадлежность.

Наконец Ралля доставили в госпиталь, где он пробыл вплоть до ноября 1944 года. Хотя рана и была небольшая, однако она стала причиной инфекции. После выздоровления он некоторое время преподавал в учебном центре подготовки младших командиров люфтваффе, а в конце января 1945 года возглавил истребительную эскадру JG 300. Никаких боевых вылетов он больше не выполнял и, следовательно, новых побед не имел.

После окончания войны Понтер Ралль некоторое время провел в британском лагере для военнопленных, затем, вернувшись на родину, работал в концерне Сименса, а когда начала формироваться армия ФРГ, вступил в ряды новых ВВС. В бундеслюфтваффе он дослужился до чина генерал-лейтенанта, заняв должность начальника штаба ВВС ФРГ.

Заключение

Подводя итоги воздушных сражений над СССР в 1941 году, нужно признать, что при равных условиях авиация обеих сторон, как правило, несла почти равные потери. Так было в Заполярье, где обе стороны разошлись вничью, так было под Москвой и на Южном фронте осенью 1941 года. Чудес не бывает, и чтобы нанести противнику поражение, необходимо было на направлении главного удара создать численное преимущество в силах не только на земле, но и в воздухе. Немцы умели это изначально, так как это являлось основой их военной доктрины — «блицкрига». Нашему командованию пришлось долго учиться, и, в конце концов, они начали побеждать лишь тогда, когда переняли всю тактику и стратегию у своего врага. В целом, как на земле, так и в воздухе немцы в конце 1941 года были остановлены, хотя и ценой больших потерь с нашей стороны, о которых речь еще впереди.

Вначале нужно развенчать мифы, которыми окружили немецких пилотов. Сделано это было по разным причинам. В военной истории СССР таким образом пытались оправдать сравнительно низкую эффективность боевых действий советской авиации на первом этапе войны. Западные историки, а вслед за ними и некоторые современные деятели нашей страны с помощью этих мифов стремятся доказать истинность длинных списков воздушных побед асов люфтваффе.

Итак, что же это за мифы? Во-первых, чересчур большое внимание придается военному опыту, накопленному немецкими летчиками до начала войны с Советским Союзом. Без сомнения, обстрелянный пилот ценится лучше новобранца. Однако, как только новобранец выполнит несколько боевых вылетов и при этом останется в живых, это превосходство уже в значительной мере снижается, а вскоре и совсем сходит на нет, и главную роль в исходе воздушного поединка начинают играть личные качества пилотов, такие, как искусство пилотирования, навыки стрельбы и, не в последнюю очередь, упорство и мужество.

Другим мифом является превосходство немецких летчиков в летной подготовке. В некоторых источниках иногда попадаются просто шокирующие цифры: до начала Великой Отечественной войны учебная подготовка пилотов люфтваффе включала в себя около 700 часов налета на самолетах, и лишь в 1944 году этот показатель снизился, но все равно составлял не менее 300 часов. Конечно, за 700 часов можно научить летать даже обезьяну, но хорошим пилотом она все равно не станет. С другой стороны, увеличение времени на обучение ведет к сокращению количества летного состава, повышению общих финансовых затрат и большому расходу топлива, столь необходимого Германии. Даже в такой благополучной и богатой стране, как США, в годы войны на долю пилотов перед началом боевых действий приходилось только около 150 часов налета. А вообще, по мнению ветерана сафоновского полка Голодникова, для выработки нужного автоматизма движений в полете вполне достаточно было и 60 часов. Предвоенная учебная подготовка советских пилотов в среднем составляла 15–20 часов налета на У-2 в аэроклубе и около 40 часов налета на боевом самолете в военном училище. Критическая ситуация в советских ВВС сложилась только в конце 1941 года и на протяжении 1942 года, когда из-за нехватки бензина полноценная подготовка летчиков была заменена ускоренными курсами «взлет-посадка». Однако уже с 1943 года это положение дел стало меняться в лучшую сторону, количество летных часов в училищах вновь возросло, а в тылу были образованы запасные авиаполки, где летчики обучались тактике боевых действий, стрельбе и бомбометанию.

У немцев в начале войны, даже если отбросить вышеприведенные явно нереальные цифры, летная подготовка была и в самом деле очень неплохая, однако не лучше, чем у кадрового состава советских ВВС. В среднем, немецкие летчики обладали превосходством в слетанности в воздухе, в навыках стрельбы, в то время как советские пилоты имели явное преимущество в маневренных воздушных поединках. В люфтваффе высшему пилотажу не уделялось должного внимания, в чем, вероятно, была немалая заслуга Мельдерса. Кроме того, еще со времен Гражданской войны в Испании немецким летчикам постоянно приходилось иметь дело с противником, самолеты которого обладали лучшими маневренными характеристиками. Главным преимуществом немецких истребителей являлась скорость полета, и поэтому естественно, что в качестве основной в люфтваффе была принята тактика «ударил-убежал», которая сохранялась неизменной до самого окончания войны. Она позволяла так называемым «экспертам» быстро наращивать списки воздушных побед, однако мало способствовала победам в воздушных боях. Ведь мало просто обстрелять противника и даже сбить несколько его самолетов, зачастую необходимо полностью его уничтожить. А для этого нужно вести полноценный воздушный бой, к которому немцы редко были готовы. Всего один-единственный раз Геринг попытался заставить своих «орлов» воевать по-настоящему, и до сих пор ему это ставят в вину. В ходе «битвы за Англию» летом 1940 года из-за больших потерь люфтваффе он потребовал от немецких истребителей непосредственного прикрытия бомбардировщиков. Обер-лейтенант Шмоллер-Хальди, воевавший тогда в составе JG 54, вспоминал: «В нашу задачу входило обеспечение тесного сопровождения, что лично я ненавидел. Это давало экипажам бомбардировщиков чувство защищенности и, возможно, отпугивало некоторых вражеских пилотов. Но для нас, летчиков-истребителей, подобная миссия была малоинтересна. Нам хотелось иметь преимущество в высоте и скорости, чтобы вступать в схватку с врагом при благоприятных условиях».

Между прочим, непосредственным сопровождением бомбардировщиков занимались истребители во всех странах и, если была возможность, вперед высылались еще группы истребителей для расчистки воздушного пространства перед налетом. Немецкие же пилоты истребителей на протяжении всей Великой Отечественной войны предпочитали брать на себя только расчистку воздушного пространства, т. е. бомбардировщикам при неожиданном нападении приходилось полагаться на собственные бортовые пулеметы. Пока люфтваффе удерживали господство в небе, это не имело решающего значения, но, когда в 1943 году господство захватили советские ВВС, последствия для немецкой бомбардировочной авиации оказались фатальными. Уже весной 1944 года бомбардировщики люфтваффе после больших потерь применялись только эпизодически, а затем и вовсе исчезли из рядов немецкой авиации. Их роль стали играть истребители, оснащенные бомбовыми подвесками, преимущественно Fw 190.

Первые признаки снижения качества подготовки немецких летчиков на Восточном фронте появились уже в конце 1941 года.

А еще через полгода в докладе командующего ВВС Юго-Западного фронта Ф. Фалалеева отмечалось: «Воздушные бои показывают, что противник бросает в бой свой слабо подготовленный летный состав. В числе сбитых и взятых в плен немецких пилотов имеются недоучки, совершившие после окончания школы всего по 1–2 боевых вылета. Из показаний пленных немецких пилотов установлено, что прослойка этой недоучившейся части летных кадров в частях и подразделениях фашистских ВВС, действующих против нашего фронта, очень высокая — до 50–60 %».

Тем не менее немцы оставались еще исключительно сильным противником в воздухе вплоть до осени 1943 года. Перелом наступил после сражения под Курском, когда советские ВВС впервые значительно превзошли люфтваффе в количественном отношении, а также сравнялись с ними по тактике действий и качеству авиационной техники. В битве над Курской дугой потери с обеих сторон были огромными и приблизительно одинаковыми, однако для СССР они не имели такого решающего значения, как для Германии. Если убыль в самолетах немецкая промышленность все же смогла восполнить, то выбывших из строя опытных пилотов, в числе которых находилось несколько десятков «экспертов», заменить было уже нечем. В 1944 году производство истребителей в Германии достигло своего пика, однако сажать в них пришлось, наряду с бывшими пилотами транспортной и бомбардировочной авиации, также курсантов-недоучек. В августе 1944 года немецкий ас Хартман, получавший от Гитлера очередную награду, жаловался ему на то, что в эскадру JG 52 все больше присылают молодых летчиков, едва освоивших взлет и посадку.

Если говорить конкретно о превосходстве немецкой авиации в начальный период войны, отказавшись от всяких мифов, то оно заключалось в следующем:

Во-первых, в том, что люфтваффе в Германии являлись отдельным родом войск. Немецкие авиационные соединения и части только придавались армейским группировкам и в случае необходимости могли быстро перемещаться по всему Восточному фронту. За счет этого немцам удавалось создавать численное преимущество в воздухе на направлениях главных ударов сухопутных сил вермахта. Советские ВВС в большинстве своем находились в распоряжении общевойсковых армий и действовали преимущественно в их интересах. В результатесоветские авиачасти были распылены по всему фронту и выполняли главным образом второстепенные боевые задачи, вместо того чтобы концентрироваться в районах, где наступали основные силы врага.

Во-вторых, более эффективная тактика действий. Основной тактической единицей истребительной авиации люфтваффе являлась пара самолетов, оптимально приспособленная к условиям воздушного боя и позволяющая летчикам без проблем обозревать окружающее пространство. В советской авиации звено из двух пар истребителей было официально принято в июле 1941 года только в Заполярье и на Ленинградском фронте. На остальных фронтах продолжали использоваться звенья-тройки, и наиболее консервативным в этом отношении являлось центральное направление. Звенья самолетов, состоящие из двух пар, там применялись лишь в отдельных истребительных авиаполках, где имелось инициативное командование.

В-третьих, значительную роль в воздушных сражениях сыграло превосходство немцев в качестве авиационной техники. Новые немецкие истребители Bf 109F-1 и F-2 по скорости и скороподъемности на средних высотах оставляли позади все типы советских боевых самолетов, включая и современные Як-1, МиГ-3 и ЛаГГ-3. Нужно также отметить, что советские новые истребители страдали еще многочисленными «детскими болезнями», да и немногие летчики к началу войны успели их в должной мере освоить. В итоге советские истребители вынуждены были вести преимущественно оборонительные воздушные бои. Для наступательных требовалось создавать значительный перевес в силах.

В-четвертых, из-за плохо развитой радиопромышленности в СССР на большинстве советских самолетов отсутствовали радиостанции, а если и были, то очень плохого качества. А важность радиосвязи в воздухе не вызывала сомнений. Немецким истребителям она помогала наращивать силы в боях, бомбардировщикам — вызывать помощь, а также осуществлять тесное взаимодействие с наземными войсками на поле боя. Советские летчики во время боевых вылетов были предоставлены самим себе. Если они видели противника, то атаковали его, если нет, то возвращались обратно и нередко именно тогда, когда советские пехотинцы, находившиеся под бомбежкой в этом же районе, поминали их нелестными словами. Без радиосвязи невозможно было организовать эффективное взаимодействие авиагрупп в воздухе. Например, даже эшелонированное построение боевых порядков истребителей по высоте во многом не давало нужных результатов без связи — ведь важно было своевременно оповестить всех летчиков о появлении вражеских самолетов. Кроме того, в условиях облачности истребители, летящие на различных высотах, могли запросто потерять друг друга из виду. «Этажерка» получила широкое распространение лишь в 1943 году на Кубани, и в первую очередь в авиационных полках, оснащенных американскими истребителями Р-39 «Аэрокобра» с отличными радиостанциями на борту.

В-пятых, нельзя оставить без внимания прекрасно отлаженный механизм взаимодействия люфтваффе с сухопутными войсками вермахта — одну из составляющих «блицкрига». В передовых немецких наступающих частях обязательно находился офицер люфтваффе, задачей которого являлось обеспечение воздушной поддержки войск. Если немцы встречались с хорошо организованным сопротивлением противника, то сразу вызывалась авиация, наносившая бомбовые удары по конкретно указанным целям. Если появлялись бомбардировщики противника, то на них вскоре наводились истребители люфтваффе. В советских войсках такое взаимодействие с ВВС впервые широко использовалось лишь во время сражений под Сталинградом в 1942 году.

Касаясь такой болезненной для нас темы, как потери Советской армии в Великой Отечественной войне, нужно признать, что и здесь, особенно в настоящее время, не обошлось без сказок, всяких домыслов и откровенных фальсификаций. Немалую роль в этом сыграл хлынувший сейчас на рынок поток переводной западной литературы — разные там низкопробные военные исследования и воспоминания бывших вояк вермахта и люфтваффе, написанные еще в 50-е годы XX века, во времена «холодной войны». В этих трудах пропагандистского толка советские пехотинцы обязательно наступают волнами, выпивая под каждым кустом, а позади них маячат ужасные заградотряды. Советские самолеты обычно летают беспорядочными кучами, и при желании их легко может разогнать пара «мессершмиттов». Вообще Красная армия в глазах западного обывателя состояла из трех волн: первая волна уничтожала противника, вторая грабила и насиловала, а третью волну представляли злобные монголы, наводившие ужас не только на врагов, но и на своих союзников. Это то, что относится к сказкам.

Домыслами занимаются в основном люди с отсутствием здравой логики. Они берут за основу заведомо ложные цифры и догмы и пытаются строить на них собственные умозаключения. Ярким примером фальшивых данных из области авиации являются многие цифры и факты, присутствующие в многочисленных западных книгах по истории частей люфтваффе, действовавших на Восточном фронте. Конечно, кое-что полезное из этих трудов извлечь можно, но главным образом лишь второстепенную информацию, да и то обращаться с ней следует более чем осторожно. Другим источником ложных сведений служат модные сейчас «выжимки» из бумаг генерал-квартирмейстера люфтваффе, опубликованные в печати и выложенные в Интернете. Этот отдел немецких ВВС ведал общей статистикой и снабжением люфтваффе, и поэтому в него стекались отчеты об утерянных и поврежденных самолетах. Естественно, отчеты в авиагруппах составлялись раз в месяц, и в них не было особой нужды указывать точные даты потерь боевых машин. Большие безвозвратные потери в течение одного дня грозили командирам подразделений люфтваффе служебными неприятностями, и поэтому, чтобы уровень потерь выглядел надлежащим образом, потерянные самолеты равномерно разбрасывались по всем дням периода времени, указанного в отчете. Многие потери списывались на воздействие вражеской зенитной артиллерии и неисправности техники. В списки заносились также самолеты с повреждениями выше 10 %, и это давало новый простор для подтасовок. В итоге тот, кто пытается на основе этих документов выяснить результаты отдельных воздушных боев, сразу сталкивается со многими несуразностями. Практически никогда не подтверждаются большие потери подразделений люфтваффе, понесенные в одном бою. Гарантированно уничтоженные в определенный день немецкие самолеты или захваченные в плен летчики в этих списках зачастую «пропадают без вести» лишь неделю или две спустя. Особое место в войне занимают советские тараны, о которых немецкий пропагандистский аппарат вообще запрещал упоминать, чтобы не нервировать своих летчиков. Лишь изредка их записывали, как столкновение в воздухе.

О подсчете безвозвратных немецких потерь уже говорилось немало, и здесь стоит привести цитату американского историка Ларри Дэвиса, опубликовавшего книгу о воздушных боях над Кореей. Американцы оказались достойными учениками гитлеровцев и полностью переняли у них всю систему определения безвозвратных потерь ВВС. Так, Дэвис писал о суммарных потерях тяжелых бомбардировщиков В-29 в Корее:

«Официально их потери были очень незначительными —17 самолетов за три года конфликта. Но в это число входят только те машины, что упали в Северной Корее или на территории, занятой противником. Самолеты, упавшие в воды Желтого и Японского морей или разбившиеся в Южной Корее, не считались потерянными в бою. Не считались потерями и те самолеты, которые из-за сильных повреждений были списаны после возвращения домой».

Не лишним тут будет добавить, что на счету советских летчиков, воевавших в Корее, числилось 69 уничтоженных бомбардировщиков В-29.

Общий список потерь люфтваффе по документам генерал-квартирмейстера был приведен подполковником Греффатом вскоре после окончания войны, и он включает в себя 91925 немецких самолетов, выведенных из строя в период с 1 сентября 1939 года по 31 декабря 1944 года. В это число входят как безвозвратные потери, так и самолеты, повреждения которых оценивались более чем на 10 %. За 1945 год данных нет, поскольку тогда немцы уже мало занимались бумажными делами. Весь список разбит на четыре этапа военных действий и выглядит вкратце следующим образом:

Современные публикации документов генерал-квартирмейстера представляют их значительно сокращенные варианты, так как здесь, без сомнения, хорошо поработали так называемые западные аналитики. Все эти «выжимки» внешне имеют вид тщательно составленных таблиц, в которых имеются не только конкретные даты немецких потерь, но даже и заводские номера потерянных самолетов. Однако, сверяя их с соответствующими советскими данными и итогами крупнейших воздушных сражений на Восточном фронте, где немцы потерпели поражение, сразу видно, что они мало соответствуют истине. Тем не менее нашлись историки в нашей стране, которые уже вовсю переписывают историю на их основе, а некоторые из них даже взялись составлять списки немецких потерь по конкретным типам боевых самолетов.

Американские и английские авиационные историки в своих исследованиях, касающихся воздушной войны на Западе, опираются главным образом на имеющиеся у них в наличии военные дневники и документы конкретных частей и подразделений люфтваффе. Относительно Восточного фронта такие источники закрыты. Имелись даже заявления, что многих документов немецких авиачастей, сражавшихся на Восточном фронте, и вообще уже не существует. Дескать, в свое время их «разворовали несознательные солдаты американской армии». Так, например, эти солдаты украли военные дневники эскадры StG 2, в которой воевал Ганс Рудель, а также вторую часть летной книжки Хартмана.

Прямая фальсификация итогов военных действий — это удел тех людей, которые мечтают публиковаться на Западе. Однако Запад предъявляет к литературе такого сорта свои критерии. Они очень просты: ругай все советское и восхваляй западное, в том числе и немецкое. Таким образом появились утверждения, что немецкие генералы были талантливые, а советские — бездарные; что немцы повсюду воевали малой кровью, а русские побеждали, только забрасывая врагов собственными трупами. В связи с этим постоянному пересмотру подвергаются цифры советских потерь, которые не соответствуют таким взглядам. Например, общие потери СССР за четыре года войны по первоначальным данным насчитывали около 20 млн человек, по уточненным данным в конце 80-х годов эта цифра возросла до 27 млн, но, естественно, для подобных «авторов» это все равно маловато. Они стремятся округлить общие потери до 40 млн. Можно, конечно, написать и 50 млн, но тогда, исходя из мобилизационного ресурса, в Красной армии должны были служить также старики, женщины и дети.

Таблица 20. Выпуск военных самолетов в Германии на протяжении Второй мировой войны.

Вообще, утверждение о неисчислимых людских ресурсах СССР в таких книгах уже набило оскомину. Даже в начальный период Великой Отечественной войны Красная армия по мобилизационным ресурсам лишь ненамного превосходила гитлеровскую Германию и ее союзников. А через год, когда в зоне оккупации оказалась значительная часть территории СССР вместе с проживающим там 70-миллионным населением, о таком превосходстве уже не могло быть и речи. И по численности советские войска тогда уступали немецким, так что побеждать, забрасывая врага трупами, они никак не могли.

Переходя к конкретному разговору о потерях советских и немецких ВВС, нужно вначале прояснить одно важное обстоятельство. Если цифры общих потерь советской авиации более или менее подсчитаны (они приведены по годам в справочнике «Гриф секретности снят»), то в отношении люфтваффе в этом вопросе до сих пор единого мнения нет. В различных источниках потери немецких ВВС на Восточном фронте расходятся по количеству почти в 5 раз! Поэтому не лишним будет предварительно самим оценить общую убыль самолетов люфтваффе по годам, воспользовавшись таблицей общего выпуска самолетов в Германии и численным составом немецкой авиации на определенные даты календаря.

Чтобы вычислить убыль немецких самолетов в течение года, нужно к количеству самолетов люфтваффе, имевшихся на начало года (желательно на 1 января), прибавить количество произведенных самолетов за год и затем вычесть число немецких самолетов, оставшихся в строю в начале следующего года. Потерями учебных машин можно пренебречь, так как вряд ли они были значительными. Численный состав люфтваффе по годам можно позаимствовать из книг немецкого историка Олафа Гроелера, который еще в 60—70-е годы имел доступ в военный архив ФРГ города Фрейбурга. Конечно, именно на 1 января таких данных по всем военным годам найти невозможно, поэтому мы воспользуемся численным составом немецкой авиации на ближайшие к началам годов даты. В принципе погрешность при общих расчетах в этом случае будет сравнительно небольшая. Полученные результаты занесем в таблицу и сверим с потерями немецких ВВС из различных других источников.

Таблица 21. Общие потери люфтваффе в годы войны по различный источникам.

*Число немецких самолетов, сданных после капитуляции.

**По справочнику «Советская авиация в Великой Отечественной войне 194-1945 гг. в цифрах».

***Попытка подсчета потерь по «выжимкам» из документов генерал-квартирмейстера люфтваффе, выполненная Р. Ларинцевым и А. Заблотским.

****За 1945 год бумаг генерал-квартирмейстера найти не удалось.


Согласно таблице сразу видно, что наиболее верные цифры потерь люфтваффе на Восточном фронте были приведены советскими источниками.

Совпадение с теоретическим расчетом почти полное, учитывая погрешность, за исключением периодов 1941 и 1945 годов. Любопытно, что цифры общих немецких потерь за 1944 год совпадают также и с данными подполковника Греффата, а это имеет очень важное значение, в первую очередь потому, что Греффат учитывал в своих данных и поврежденные самолеты, начиная с 10-процентного барьера. Делал он это не зря, и, вероятно, все они тоже списывались в безвозвратные потери, хотя современные историки и утверждают, что самолеты с повреждением до 60 % поддавались ремонту. Вряд ли их тогда бы заносили в списки потерь, надеясь на пополнение подразделений люфтваффе новой техникой.

Явно заниженные цифры потерь немецких ВВС в советских источниках за 1941 и 1945 годы можно объяснить следующим образом. И в том, и в другом случае учитывались, скорее всего, только боевые безвозвратные потери. В конце войны никто не считал тот металлолом, оставшийся на аэродромах, в который превратились некогда грозные немецкие истребители и бомбардировщики. Некоторые из них были брошены, другие уничтожены советской артиллерией и танками. А в 1941 году из списка потерь выпало большое количество количество поврежденных немецких самолетов, выведенных из боевого состава и разобранных в лучшем случае на запчасти. Кстати, в отличие от советских боевых машин, большинство которых изготавливались с применением дерева и фанеры, немецкие были цельнометаллическими и труднее поддавались ремонту. Данные о немецких потерях за 1941 год с учетом поврежденных самолетов можно найти у того же Олафа Гроелера, подсчитавшего их в свое время не по «выжимкам», а по подлинным документам генерал-квартирмейстера люфтваффе. Рядом приведены для сравнения потери немецких ВВС в ходе сражений с англичанами на Западном фронте.

Таблица 22. Общие потери люфтваффе в период с 1.7.1940 по 31.12.1941.

Итого, согласно подсчетам Гроелера, немцы лишились в течение второй половины 1941 года 6225 самолетов, в том числе 3577 были полностью уничтожены в воздушных боях или сбиты зенитной артиллерией. И эти данные еще далеко не полные, так как во время непрерывных боев над СССР в июне и июле, а также осенью 1941 года немецкие воздушные эскадры были очень сильно потрепаны. Например, в StG 2 доля поврежденных самолетов составляла в октябре 54 %. Общее количество списанных самолетов в Германии за полгода военных действий в 1941 году превысило число машин, выпущенных немецкой промышленностью за тот же период, а их было построено не менее 7 тыс.! Не зря ответственный за техническое снабжение люфтваффе, генерал Эрнст Удет, после скандала, оказавшись в безвыходном положении, покончил жизнь самоубийством. «Когда Удет утром 17 ноября 1941 года в спальне своего дома пустил себе пулю в голову, — заметил немецкий авиаконструктор Эрнст Хейнкель, — все было уже ясно. «Блицкриг» против России провалился. Брошенная на Восток немецкая авиация была уже в значительной степени потеряна на русских просторах…».

Общие потери советских ВВС в течение 1941 года оцениваются авторами справочника «Гриф секретности снят» примерно в 17,9 тыс. боевых самолетов, из которых 10,3 тыс. были сбиты в боях и уничтожены на земле во время вражеских налетов. Теоретический расчет (с учетом общего состава ВВС на 22 июня 1941 года, включавшего около 17 тыс. боевых самолетов, плюс 740 лендлизовских самолетов) дает цифру общих потерь несколько большую, в пределах 20 тыс. Из этого числа более половины машин были уничтожены на аэродромах во время хаотичного отступления Красной армии в первые месяцы войны. Уже в начале июля общие потери советской авиации достигли рубежа 6000 самолетов, а к концу этого месяца они превысили цифру 10 тыс. Поврежденные самолеты в таких условиях обычно не удавалось отремонтировать, а, кроме того, некоторые авиаполки, получившие новую технику, имели двойной состав матчасти. Естественно, при отступлении устаревшие и подлежащие списанию самолеты типа И-15, И-16 ранних серий, Р-5 и другие приходилось бросать, поскольку они обладали сравнительно низкой боевой ценностью и для них не было экипажей.

То, что большинство советских самолетов оказалось в 1941 году уничтожено на земле, имело позднее для немцев и негативные последствия. Кадровый костяк советских пилотов сохранился, и его хватило не только на 1941 год, но и на 1942 год. Курсанты военных авиационных училищ, не успевшие до войны получить летную подготовку, отправились в тыл, преимущественно в Среднюю Азию, и оставались там до 1943 года, а некоторые и до самого окончания войны. Когда в 1943 году началось значительное расширение советских ВВС, необходимо было лишь выделить бензин и технику для подготовки будущих, уже теоретически подкованных пилотов.

В целом, даже если сравнить чисто безвозвратные потери люфтваффе (около 4 тыс. самолетов) и общие боевые потери советских ВВС (10,3 тыс.), то очевидно, что никакой «веселой прогулки» над территорией СССР у немецких летчиков не было и в помине. Соотношение потерь в воздухе в 1941 году составляло таким образом 1:2,5, и немцам приходилось воевать по-настоящему, немалой кровью. За полгода войны из списков летного состава люфтваффе на советско-германском фронте выбыли 6052 человека.

Литература

1. Абросов С.В. В небе Испании 1936–1939 годы. М., 2003.

2. Авдеев М.В. У самого Черного моря. М.: ДОСААФ, 1968.

3. Акишин А.Л. Командир голубой двойки. М.: Знание, 1965.

4. Архипенко Ф.Ф. Записки летчика-истребителя. М.: Дельта, 1999.

5. Баграмян И.Х. Так начиналась война. М.: Воениздат, 1971.

6. Батов П.И. Перекоп 1941. Симферополь: Крым, 1970.

7. Богданов Н.Г. В небе — гвардейский Гатчинский. Л: Ленинград, 1980.

8. Ванеев Г.И. Черноморцы в Великой Отечественной войне. М.: Воениздат, 1978.

9. Вершинин К.А. Четвертая воздушная. М.: Воениздат, 1975.

10. В небе — летчики Балтики. Таллин: Ээсти Раамат, 1974.

11. Гальдер Ф. Военный дневник: 1941 год. Смоленск: Русич, 2006.

12. Гастелло Н.Ф. Рассказ о брате. М.: ДОСААФ, 1977.

13. Герои ленинградского неба. Л.: Лениздат, 1984.

14. Головко А.Г. Вместе с флотом. М.: Воениздат, 1979.

15. Голубев В. Ф. Во имя Ленинграда. М.: ФАИР-ПРЕСС, 2000.

16. Гунбин Н.А. В грозовом небе. Ярославль: Верх. — Волж. кн. изд, 1984.

17. Денисов К.Д. Под нами — Черное море. М.: Воениздат, 1989.

18. Десницкий Г.С. Часовые воздушных просторов Родины. М.: Воениздат, 1961.

19. Дорохов А.П. Герои черноморского неба. М.: Воениздат, 1972.

20. Дубровин Л.А. Пикировщики. М.: Воениздат, 1986.

22. Дудко А. Ф., Любич Л.Г. Право на бессмертие. Киев: изд. Политической литературы Украины, 1988.

23. Дурасова Т.Б. Будет жить Родина — будем жить и мы. Петрозаводск: Карелия, 1985.

24. Евдокимов Г. 300 вылетов за линию фронта. Ижевск: Удмуртия, 1979.

25. Емельяненко В.Б. В военном воздухе суровом. М.: Советская Россия, 1985.

26. Ефремов В. С. Эскадрильи летят за горизонт. М.: Воениздат, 1984.

27. Захаров Г.Н. Я — истребитель. М.: Воениздат, 1985.

28. Зильманович Д.Я. На крыльях Родины. Алма-Ата: Жалын, 1984.

29. Иванов П.Н. Крылья над морем. М.: Воениздат, 1973.

30. Иноземцев И.Г. Крылатые защитники Севера. М.: Воениздат, 1975.

31. Иноземцев И.Г. Под крылом — Ленинград. М.: Воениздат, 1978.

32. Кирия Ш.Н. Небо принадлежит звездам. Тбилиси: Мерани, 1981.

33. Козлов Н.А. В огне сражений. Грозный: Чечено-Ингушское кн. изд., 1968.

34. Крылов А.И. По приказу Ставки. М.: Воениздат, 1977.

35. Крылатые богатыри. Л.: Лениздат, 1965.

36. Крылья над океаном. М.: Молодая гвардия, 1986.

37. Кузнецов Н.Ф. Фронт над землей. М.: Воениздат, 1970.

38. Манштейн Э. Утерянные победы. Смоленск: Русич, 1999.

39. Новиков А.А. В небе Ленинграда. М.: Наука, 1970.

40. Орлов Ф.Н. Месть «голубой» двойки. Чебоксары: Чувашское кн. изд., 1966.

41. Перемот Д.К. На дальних маршрутах. Минск: Беларусь, 1985.

42. Покрышкин А.И. Познать себя в бою. М.: ДОСААФ, 1986.

43. Пстыго Н.И. На боевом курсе. М.: Воениздат, 1989.

44. Пшенняник Г.А. Долетим до Одера. М.: Воениздат, 1985.

45. Рытов А.Г. Рыцари пятого океана. М.: Воениздат, 1970.

46. Самолетостроение в СССР 1917–1945 гг., кн. 2. М.: ЦАГИ, 1994.

47. Селеня Е.В. В суровом небе фронтовом. Минск: Беларусь. 1980.

48. Семенов А.Ф. На взлете. М.: Воениздат, 1969.

49. Синикчиянц А.М. Отечества крылатые сыны. М.: Мозаика, 2002.

50. Скрипко H.C. По целям ближним и дальним. М.: Воениздат, 1981.

51. Советская авиация в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. в цифрах. М.: 1962.

52. Спик М. Асы союзников. Смоленск: Русич, 2000.

53. Федоров А.Г. Авиация в битве под Москвой. М.: Наука, 1975.

54. Хазанов Д., Гордюков Н. Ближний бомбардировщик Су-2. М., 2000.

55. Хохлов П.И. Над тремя морями. Л: Лениздат, 1988.

56. Цупко П.И. Пикировщики. М.: Политиздат, 1987.

57. Штучкин Н.Н. Грозное небо Москвы. М.: ДОСААФ, 1972.

58. Череватенко А. Небо Одессы, 1941-й. Одесса: «Маяк», 1978.

59. 73 героических дня. Одесса: «Маяк», 1978.

60. Groehler Olaf. Geschichte des Luftkriegs 1910 bis 1970. Berlin, 1975.

61. Groehler Olaf. Kampf um die Luftherrschaft. Berlin, 1989.

Журналы: «Ас», «Авиамастер», «Авиация и время», «Авиация и космонавтика», «Мир авиации», «Крылья Родины» и др.

Иллюстрации


Do 215. Самолеты этого типа вели стратегическую разведку над территорией СССР

Боевой порядок пикирующих бомбардировщиков Ju 87В Stuka («штука»)

Не 111Н— один из самых распространенных бомбардировщиков люфтваффе

Итог первого дня войны — разбитые самолеты на разгромленном советском аэродроме

Истребители B/109F из состава JG 51 на полевом аэродроме непосредственно перед нападением на СССР

Командир JG 51 подполковник Вернер Мельдерс в окружении своих пилотов

Немецкие солдаты осматривают брошенный в неисправном состоянии советский истребитель И-16 ранней серии

Торжественные похороны обер-лейтенанта Колбова, командира эскадрильи 5/JG 51. Этот пилот имел на счету 27 воздушных побед и погиб 16 июля 1941 года от огня советской зенитной артиллерии

Наиболее известные офицеры люфтваффе лета 1941 года. Слева направо: генерал Эрнст Удет, Адольф Галланд и Вернер Мельдерс

Самый знаменитый немецкий пилот «штуки» Ганс Ульрих Рудель обсуждает задание со своим коллегой

Пикирующие бомбардировщики Ju 87D из состава эскадры StG 2, осенью 1941 года принимавшие участие в налетах на Ленинград и военно-морскую базу Кронштадт

Борис Сафонов (слева) рядом с английскими летчиками на аэродроме под Мурманском осенью 1941 года

Василий Голубев — осенью 1941 года один из самых результативных пилотов 13-го ИАП ВВС Балтийского флота

Советский подмосковный аэродром Кубинка в конце 1941 года. Истребители Як-1 оборудованы лыжным шасси и вооружены реактивными снарядами под крылом

Линкор «Октябрьская революция» во время отражения вражеского налета в конце сентября 1941 года

Для противовоздушной обороны Москвы и других крупных городов широко применялись аэростаты заграждения

Советская техника около переправы под Вязьмой осенью 1941 года. В таком положении войска были очень уязвимы при ударах с воздуха

Сбитый под Москвой зимой 1941 года «костыль» — ближний разведывательный самолет Hs 126

«Звено» Вахмистрова в действии: истребитель-бомбардировщик И-16 под крылом самолета-носителя ТБ-3

Советская зенитная батарея, расположенная на Сенатской площади в Ленинграде, ведет огонь по немецким самолетам

Дальние бомбардировщики ДБ-ЗФ в 1941 году понесли значительные потери, действуя днем без истребительного сопровождения

Горящая немецкая техника — результат работы советских штурмовиков Ил-2

Бронированные штурмовики Ил-2 в атаке. На фото представлен двухместный вариант самолета, выпускавшийся с 1942 года

Георгий Нефедович Захаров

Николай Франциевич Гастелло

Генерал Евгений Саввич Птухин, в первый день войны командовавший ВВС Юго-Западного фронта

Иван Копец, перед началом войны командующий ВВС Западного особого военного округа

Истребитель-бомбардировщик Bf 109Е-4/В из состава 54-й истребительной эскадры в замысловатой полосатой окраске

ЛаГГ-3 из 82-го ИАП с подвешенными под крылом шестью реактивными снарядами РС-82

Взлет по тревоге истребителя МиГ-3

Маневренные бипланы И-153 вынесли на себе значительную долю тяжести воздушных боев в первые месяцы войны

И-153 из состава 7-го ИАП ВВС Ленинградского фронта в черно-зеленой окраске

Истребители И-16 в полете. Война еще не началась

Самолеты Як-1 из 8-го ИАП ВВС Черноморского флота. На переднем плане — Михаил Авдеев, провожающий товарища в боевой вылет

Истребители МиГ-3 из состава 34-го ИАП ПВО на подмосковном аэродроме

Конец фашистского стервятника

Друзья поздравляют младшего лейтенанта Виктора Талалихина, совершившего первый в мире ночной таран

Ас Заполярья Борис Сафонов рядом со своим истребителем И-16

Испанские летчики «голубой эскадрильи», воевавшие на Восточном фронте в составе 27-й эскадры люфтваффе

Экипажу этого бомбардировщика Не 111 повезло. После воздушного тарана он сумел вернуться на свой аэродром

Самолеты Bf 110 на полевом аэродроме. Осенняя распутица сильно усложнила немцам обслуживание авиатехники

Зимой немецкому аэродромному персоналу немало неприятностей доставляли морозы


Оглавление

  • Предисловие
  • Глава 1. Противостояние
  • Глава 2. Жестокие уроки войны. Сражения у границы
  •   Вернер Мельдерс
  •   Вольфганг Шельман
  •   Захаров Георгий Нефедович
  • Глава 3. Воздушная война в Заполярье
  •   Сафонов Борис Феоктистович
  •   Рудольф Мюллер
  • Глава 4. На подступах к Ленинграду
  •   Антоненко Алексей Касьянович и Бринько Петр Антонович
  •   Голубев Василий Федорович
  •   Ганс-Ульрих Рудель
  • Глава 5. На Западном направлении
  •   Анхель Салас Ларрасбаль
  •   Гастелло Николай Францевич
  • Глава 6. Юго-Западный фронт
  •   Ян Режняк
  •   Тхор Григорий Илларионович
  • Глава 7. Южный фронт, оборона Одессы и Крыма
  •   Шестаков Лев Львович
  •   Гюнтер Ралль
  • Заключение
  • Литература
  • Иллюстрации