КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Любовь и расчет [Сесилия Грант] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Сесилия Грант Любовь и расчет

Глава 1

Лондон

Февраль 1817 года


Неуверенность, практически всегда присутствующая, тем не менее, неизменно изобретала новые, неожиданные личины, под какими явиться.

— Я бы хотела взять первый том «Защиты прав женщин». — Голос ее сестры доносился до каждого угла публичной библиотеки, заставляя вибрировать оконное стекло алькова, в котором пристроилась Кейт. — В настоящий момент я занята собственным исследованием, которое будет основываться на выводах мисс Уолстонкрафт. Там, где она ограничивается теорией и широким социальным предписанием, я обращаюсь непосредственно к каждой своей современнице, вооружая ее практическими методами, с помощью которых она может отстаивать свои права.

Кейт затаила дыхание. Не станет же она разглагольствовать в этих стенах еще и о телесной эмансипации? Наверняка даже у Виолы хватит здравомыслия, чтобы не заходить так далеко.

— В частности, я продвигаю идею, что женщина никогда не достигнет подлинной эмансипации, пока мы не обретем абсолютную власть над собой как в рамках брака, так и вне его.

Полный молодой человек, сидевший за длинным столом вблизи алькова Кейт, вскинул голову, оторвавшись от книги. То же сделала и женщина в годах на противоположной стороне комнаты. Не приходилось сомневаться, что аналогичным образом поступили все мирно читающие посетители данного заведения. Голос Ви с четкими согласными и правильно распределенным дыханием не мог не привлекать внимания. Таким голосом и должна была обладать внучка графа.

Или дочь актрисы.

Стол молодого человека был завален книгами, брошенными предыдущими читателями, которые, полистав их, не удосужились вернуть библиотекарю. Схватив первую попавшуюся, Кейт склонилась над раскрытой наобум страницей, чтобы ни с кем не встречаться глазами. «Элизабет казалось, что если бы члены ее семьи сговорились выставить себя на всеобщее обозрение тем вечером, то не смогли бы сыграть свои роли с большим воодушевлением и успехом…»

«Гордость и предубеждение». Этой единственной строчки хватило, чтобы душа Кейт завибрировала как камертон. Это, безусловно, было написано для нее, эта повесть молодой женщины, силившейся преодолеть гнет непрестанных унижений, которым подвергали ее родные, не ведавшие, что значит истинная свобода действий.

Кейт перевернула страницу. Никаких больше звуков с другого конца читального зала не доносилось. Библиотекарь, вероятно, отправился за востребованным томом, чтобы избежать дальнейшего обсуждения практических методов утверждения женских прав. В книге тем временем уныло тянулся вечер в Нетерфилде, отягощая Элизабет неприятным вниманием мистера Коллинза и холодным молчанием сестер Бингли и мистера Дарси.

К этому моменту повествования мистер Дарси уже, вероятно, начал замечать прекрасные глаза Элизабет, а мистер Бингли до такой степени влюбился в Джейн, что не видел и половины тех неподобающих вещей, что творила семья Беннет. Могли ли эти люди существовать на самом деле? Если да, то где жили?

— Ах, вот ты где. — Виола с томом «Защиты» в руках, остановившись у противоположного края стола, заваленного книгами, смотрела на сестру сквозь простые стекла очков, которые носила на публике. — Ну что, пойдем?

Полный молодой человек, вероятно, узнав голос Ви, снова оторвался от чтения и глазами быстро оценил обеих барышень, определяя, что их связывает.

Тут он впервые разглядел Кейт, хотя сидел не так далеко от нее, и было достаточно пол-оборота головы, чтобы Кейт попала в поле его зрения. Однако, похоже, до сих пор его взгляд на ней не фокусировался.

Кейт видела с десяток вариантов подобной реакции так часто, что устала считать. Некоторым мужчинам удавалось при этом не выглядеть слишком глупо, но большинству, к сожалению, нет.

Черты молодого человека застыли, после чего из веселой насмешки, в которую складывались, преобразились в выражение немого благоговения. Покраснев, он снова уткнулся в книгу.

От восхищения такого мужчины было не слишком много пользы. Все же это давало девушке надежду. Если бы только она сумела в один прекрасный день довести до восторженного состояния, скажем, маркиза. Почему бы и нет? Несмотря на титул, маркиз обладал такой же восприимчивостью, как и любой другой мужчина. Вот тогда бы она была удовлетворена.

— Романы и снова романы. — Ее сестра, безразличная к столь малозначительной драме, начала переворачивать разбросанные по столу книги. — Похоже, никто не стремится читать что-то, что может реально способствовать развитию ума. — Мужчина за столом резко захлопнул свою книгу — как пить дать, роман — и отодвинул в сторону, как будто только сейчас заметил ее оскорбительное присутствие в своих руках. Старательно отводя взгляд в сторону, с розовыми, как свежая свинина, щеками, он поднялся и торопливо переместился в другую часть зала.

— Да, я готова. — Голос самой Кейт имел ту же патрицианскую четкость, что и у Виолы, но она никогда не стремилась к тому, чтобы ее голос слышали все присутствующие, и неизменно разбавляла подслащенными интонациями. — Помоги мне собрать эти книги. Не следует оставлять их здесь.

Интересно, как долго сможет маркиз пребывать в состоянии ошеломления? Сможет ли добиться специального разрешения и жениться на ней в тот же день, пока ему не придет в голову познакомиться с ее семьей? Или, может, будет лучше увезти его из Лондона, чтобы не встретился ни с кем из своих друзей, которые сочтут своим долгом привести его в чувство. В таком случае придется удерживать его в состоянии оцепенения на период, достаточный, чтобы доехать из Мейфэра до Гретна-Грин.

Трудно и маловероятно. Но не так уж невыполнимо, по крайней мере для Кейт. Оцепенение было ее оружием, и она не собиралась снисходить до скучной фальшивой скромности, притворяясь, что не знает этого.

Библиотекарь, когда Кейт остановилась у его стола, принял переданный ему книжный груз с таким излиянием благодарности, какого не видать ни одной простушке, окажи она подобную услугу, и принес два других тома «Гордости и предубеждения». Кейт поставила свою подпись, заплатила причитающиеся пенсы и вышла вместе с сестрой в промозглый февральский день.

— Ты же это уже читала, — удивилась Виола, взглянув на книги в руках сестры.

— Читала. А у тебя есть этот том «Защиты женщин», как и все остальные. Так что нечего удивляться читательским пристрастиям других людей. Каждому свое.

— «Защита прав женщин». Значение совсем другое. И моя цель состояла не в том, чтобы взять книгу, а в том, чтобы заявить о себе. — Ее пальцы в перчатках барабанили по книжному переплету. — Чем больше библиотекарей и книготорговцев узнают о моем проекте, тем выше вероятность того, что могут упомянуть мое имя в разговорах друг с другом или даже в беседах с издателями. По правде говоря, вполне возможно, что издатели посещают подобные заведения. Возможно, в один прекрасный день меня услышат, и какой-нибудь предприимчивый человек, осознавший, что время моей книги настало, обратится ко мне с деловым предложением.

О, в этом можно было не сомневаться. За фальшивыми очками, гладко причесанными волосами и практичной одеждой, которую любила Ви, скрывалась изрядная доля уэстбрукской красоты. В один прекрасный день какой-нибудь мужчина разглядит это за ее нарочитой бесцеремонностью, и если будет и вправду предприимчивым, то разыграет притворный интерес к ее книге и, возможно, даже выдаст себя за издателя.

По этой причине Кейт не могла позволить сестре одной ходить по таким делам. Для умной молодой леди Виола в некоторых делах проявляла шокирующую неосведомленность.

— Хотя думаю, что больше толка было бы от более мягкого убеждения. — На углу Кейт повернула в другую сторону, ведя сестру за собой. — Если бы для начала ты сосредоточила свои усилия на любезностях. Например, попросила бы библиотекаря порекомендовать тебе какую-нибудь интересную книгу или поговорила бы на общепринятые темы — о погоде или о забавном эстампе, который недавно видела. Тогда к моменту представления темы своей книги имела бы в своем распоряжении повсеместную доброжелательность. Даже у человека, не разделяющего идей твоей книги, может возникнуть желание представить твою работу своим друзьям-книгоиздателям — просто из желания оказать услугу очаровательной клиентке.

— Но я не хочу быть только очаровательной клиенткой. — Голос Виолы понизился до страстных аккордов инструмента, чье имя она носила. — Я хочу, чтобы ко мне относились серьезно. Хочу знать, что мою книгу почитают за ее собственные достоинства, а не потому, что читатель находит меня достаточно привлекательной. Уверена, что Томас Пейн[1] никогда не задумывался на предмет собственного очарования. — Это слово, очевидно, она не могла переносить. Виола ткнула пальцем в «Гордость и предубеждение». — Твой мистер Дарси не обладает ни каплей очарования, но все носятся с ним как с писаной торбой.

У женщин все иначе. Кейт не нужно было произносить это вслух. Ви хорошо это знала.

Когда сестры подошли к перекрестку, Кейт переложила книги в другую руку и порылась в сумочке в поисках пенсов. Она относилась к сестре не без сочувствия. Ограничения в жизни леди могли стать настоящим испытанием. Деморализующим к тому же при вашем пособничестве.

Трюк состоял в том, чтобы не допустить этого.

— Господи, помоги нам всем, если ты собираешься следовать примеру Томаса Пейна. Возможно, он не попал бы в беду, если бы потратил хоть немного усилий, чтобы прилично выглядеть. — Пенсом и милейшей из улыбок Кейт оплатила переход через улицу темному взъерошенному мальчишке. — А мистер Дарси имел десять тысяч годового дохода и огромный дом, подписанный на его имя. Такому человеку многое из дурных манер простится.

Подхватив юбки, Кейт ступила на проезжую часть.

— И что тогда его Элизабет? Она никогда не стремилась никого очаровывать, тем более мистера Дарси. И все же… А куда мы идем? — Виола резко остановилась, как спесивая лошадь. — Нам уже следовало повернуть на север.

— Девочки еще около часа будут заняты на уроках. — Кейт взяла сестру под локоть, чтобы перевести через оставшийся отрезок улицы. — Так что у нас есть время прогуляться по Беркли-сквер[2].

— Беркли-сквер?

То, как Ви произнесла название, давало повод думать, что речь идет об улице, куда беднейшие обитатели Сен-Джайлза ходили опорожнять ночные горшки.

— Да, Беркли-сквер. У меня письмо к леди Харрингдон.

Новость не из приятных. Пусть уж сразу все выплеснутся.

— О чем ты могла писать этой… женщине?

Виола знала, как вложить в паузу миллион значений. На этот раз ее молчание подразумевало, что она подыскивала слово, подходящее для вероломства леди Харрингдон, но так и не нашла достаточно сильного.

— На этой неделе она выдала замуж последнюю из дочерей. Я поздравляю ее с этим событием, как поступают все цивилизованные люди в подобных случаях по отношению к своим близким.

— Ты называешь ее своей?

Кейт знала, что это слово не останется незамеченным.

— Она — жена старшего брата нашего отца, что делает ее нашей тетей.

— Что ж, кто-то должен был сказать ей это. Ей и лорду Харрингдону, и всем их подлым отпрыскам. — Виола ускорила шаги, размахивая первым томом «Защиты» наподобие маятника, как будто собиралась стукнуть кого-то из этой семьи. — Господи, Кейт, неужели ты состоишь в тайной переписке и с вдовствующей леди Харрингдон? Со всеми тетками и дядьками, не пожелавшими с нами знаться? Я думала, что у тебя достаточно гордости, чтобы не раболепствовать перед такими людьми.

— Я ни с кем не состою в тайной переписке. Я уже объяснила тебе, по какому поводу написала. Сомневаюсь, что поздравление можно истолковать как раболепие. — Чтобы сохранить в голосе непринужденность и спокойствие, потребовалось определенное усилие, но у Кейт имелся большой опыт в этом деле. — В действительности я надеюсь подать леди Харрингдон пример хороших манер и доказать, что ее собственная неучтивость не влияет на поведение детей Чарлза Уэстбрука. Как видишь, я в некоторой степени все же руководствуюсь гордостью. И отбрасываю предубеждение.

В некоторой степени. Но сказать по правде, Кейт имела куда более серьезные намерения, чем простая демонстрация тетке своей непоколебимой благовоспитанности.

На самом деле они с сестрой были не такими уж разными. Кейт тоже стремилась добиться признания. Дверь в сияющий великосветский мир, в котором она должна находиться по праву рождения, однажды приоткроется, чтобы впустить девушку, с детских лет ждущую этого шанса — проскользнуть внутрь. Но и в возрасте двадцати двух лет она не оставила эту надежду. Будешь уделять достаточно внимания людям вроде леди Харрингдон, что-нибудь, в конце концов, да произойдет. Кто-нибудь да признает аристократическую кровь, что течет в ее жилах. А также манеры и совершенства, достойные невесты пэра. Тогда она прошмыгнет в эту приоткрывшуюся дверь.

Займет свое место, равная среди равных, и сама, без посторонней помощи, восстановит респектабельность семьи.

— Делай, что считаешь нужным. Может быть, ты и права.

Плечи Виолы поникли, как будто оскорбительный поход на Беркли-сквер требовал специальной подготовки и больших душевных усилий.

— Я гордо стану ожидать на другой стороне улицы, пока ты будешь исполнять задуманное. Любой, кто выглянет в окно, увидит, что я не стесняюсь нашей матери.

Это было низко; словесный эквивалент укола швейной булавкой. И не менее болезненный.

— Я тоже ее не стыжусь. Только не собираюсь отказываться от семьи папы, причисляя их к разряду злодеев, потому что они возражали против его женитьбы на актрисе. Ни одно благородное семейство не пожелало бы подобного союза для своего отпрыска.

— «Подобного союза»? С женщиной твердого характера и высокого ума, носительницы известной театральной фамилии, которая читала Софокла и с презрением отвергала непристойные предложения своих благородных почитателей? Да, несомненно, любое благоразумное семейство должно страшиться подобного союза и стремиться связать своего сына с какой-нибудь серой мышью, у которой нет никаких интересов и увлечений, все таланты которой сводятся к умению щипать струны арфы. Вот он, беспроигрышный рецепт супружеского счастья.

Кейт ничего не ответила, только про себя вздохнула. Вероятно, было и впрямь приятно жить в мире Виолы, где все расписано заранее. Люди и их поступки с легкостью делятся на правильные и фальшивые; никаких тебе скидок на человеческие ошибки или требования общества. Никаких умственных затрат на анализ смягчающих обстоятельств. Ни минуты на сомнения.

Твердая обложка одного из томов «Гордости и предубеждения» больно врезалась в руку, и Кейт взяла книги в ладонь, как Виола свою «Защиту». Супружеское счастье… Оно приходит в разных обличьях. Вернее, достичь его можно разными путями. Если бы, к примеру, мистер Дарси пришел к ней с тем первым, вопреки воле сделанным предложением, открыто выражая отвращение к тому, что столь низко опустился, она бы поступилась своей гордостью, чтобы выдавить согласие. Любовь и понимание могли прийти позже, а если бы не пришли, у нее остались бы доброе имя и надежный фундамент в Пемберли, на котором можно строить необходимое ей счастье.

Когда сестры пошли по улицам Мейфэра, где стояли роскошные особняки, Кейт откинула назад голову, чтобы видеть верхние окна. Наверняка в Лондоне найдется джентльмен, который оценит ее по достоинству. Какой-нибудь аристократ — маркиз, созревший для оцепенения, — должен понять высокую устремленность ее души и пожелать связать с ней свою судьбу. Наверняка кто-нибудь однажды окажется в таком положении, как мистер Дарси, чтобы опуститься до невесты из низшего класса и вырвать ее из жалкого окружения, которое всегда было ей чуждым.

Наверняка такой мужчина где-то ходил и дышал. Оставалось лишь его найти.


Обогнув лестничную площадку, Николас Блэкшир сбежал вниз по ступенькам и выскочил на холодный, хотя и залитый солнцем Брик-Корт. Полы его черной мантии парусами полоскались на ветру. «Время и прилив никого не ждут», — предупреждала надпись на солнечных часах, у которых он помедлил, чтобы сверить время. Надпись сомнений не вызывала, но вместо того чтобы следовать призыву поторопиться, он всегда задерживался здесь на мгновение, размышляя о высокочтимых персонах, которые тоже проверяли здесь время, торопясь по своим делам в «Миддл темпл»[3].

Здесь, несомненно, стояли Уильям Блэкстон и Оливер Голдсмит. Достаточно было лишь взглянуть на номер два на Брик-Корт, чтобы увидеть, где юрист и писатель жили и учились несколько поколений назад.

Но так было повсюду в «Судебных иннах». Подобно тому, как должен был обязательно остановиться у солнечных часов, он, чтобы в спокойной обстановке все обдумать, всегда обедал в зале «Миддл темпла» за сервировочным столом, изготовленным из древесины корпуса «Золотой лани», корабля Фрэнсиса Дрейка. Чтобы во время еды попытаться представить себе во всех деталях вечер около двух сотен лет назад, когда студенты и старшины юридической корпорации получили привилегию присутствовать на премьере «Двенадцатой ночи», состоявшейся в этом самом помещении.


Быть лондонским барристером означало жить в окружении всего самого лучшего, что мог предложить Лондон. Ведь все эти люди собственными силами проложили себе путь к величию. Тот, кто начинал здесь, мог сделать блестящую карьеру. Имея литературные наклонности, молодой человек мог последовать примеру не только Голдсмита, но и поэта Донна, сатирика Филдинга, драматургов Уэбстера и Конгрива — все они начинали барристерами. Если юноша мечтал увидеть свое имя, написанное большими буквами, на страницах английской истории, он мог пойти путем Фрэнсиса Бэкона или жившего позже Уильяма Питта.

Если же его амбиции склонялись к идеалистическим воззрениям, он мог пойти дорогой Уильяма Гэрроу, реформируя практику судебного законодательства, прежде чем получить место в парламенте и сыграть роль в конструктивных спорах, посредством которых осуществлялось управление страной. В один прекрасный день Ник Блэкшир, если будет щепетильным в личной жизни и профессиональной деятельности, вполне вероятно, возродит доброе имя семьи, и тогда выполнение любых амбициозных планов станет возможным. А пока его целью оставалась юриспруденция, подходящее упражнение для развития его способностей, утешение в разочарованиях старых и новых.

Ник свернул с Брик-Корт на Миддл-Темпл-лейн и направил свои стопы на север. Джентльмены в черных мантиях и париках непрерывным потоком курсировали по улице в обоих направлениях. Его соплеменники. Его подвид, со всеми их причудами и фантазиями. Некоторые спорили, шагая по двое, по трое, и размахивали руками, пиля воздух или тыча в пространство указательными пальцами. Некоторые представляли опасность для себя и своих товарищей, поскольку слепо неслись вперед, не отрывая взгляда от страниц документов и не замечая ничего вокруг.

Ник ловко петлял между ними, полоща полами черной мантии. Длинные ноги и пять лет практики позволяли ему избегать столкновений. В конце улицы стояла сторожка у ворот с маячащим на дальнем конце Флит-стрит зданием Олд-Бейли…


— Блэкшир!

Он узнал бы этот голос даже во сне. Во-первых, потому что целый год учился у этого человека, и, во-вторых, из-за достоинств самого голоса. Большинство барристеров старались говорить хорошо поставленным голосом, и почти все имели изысканное произношение, знак благородного происхождения, но мало кто мог выстрелить словом, как Уэстбрук. Его согласные хлопали, как флаг на ветру, а гласные изливались порциями с точностью лекарства, отмеряемого в ложку.

Ник повернулся на этот голос. Увидев человека, отступил в сторону одним экономным движением, чтобы не мешать людскому потоку. Он любил приходить рано в суд, но уже и так задержался у песочных часов. Ничего. Его окликнул Уэстбрук, а для Уэстбрука он был готов на все.

— Не останавливайся, я не хочу тебя задерживать. — Человек приблизился к нему, широко улыбаясь, и жестом велел продолжить движение, потому что за тот год, когда великодушно взял его на свой курс, слишком хорошо выучил привычки Ника, который высоко ценил пунктуальность во всем. — Сегодня в уголовный суд, да?

— Стаббс намерен загружать меня всю сессию безнадежными делами. Начиная с карманной кражи на Уайтчапел. — Ник легонько стукнул по портфелю, в котором лежало подготовленное для суда дело. — Я должен спасти несчастного молодого человека от каторги, если удастся, конечно.

— Стаббс — субъект с благими намерениями, но его слишком мягкое сердце расслабляет голову. Смотри, чтобы в этот раз он не припозднился с денежным вознаграждением.

Уэстбрук кивнул и салютовал приподнятой рукой проходившему мимо человеку в шелковой мантии королевского адвоката. Бернем. Ник знал поименно всех королевских адвокатов.

— Честно говоря, я усвоил урок с прошлого раза и взял аванс. Подозреваю, что из его собственного кармана. Из того, что прочитал о парне из дела, сомнительно, что у него есть средства или связи, чтобы нанять барристера. Но вы же знаете Стаббса.

Они оба его знали. Поносить эксцентричность того или иного солиситора было развлечением и привилегией барристеров, хотя Блэкшир обычно не заходил слишком далеко, подшучивая над Стаббсом. Ведь другие солиситоры перестали приносить ему дела с тех пор, как имя его семьи было запятнано после одного события, но Стаббса это не отпугнуло.

— Я знаю, что ты, как всегда, успешно справишься с защитой. — Собеседник похлопал Блэкшира по плечу. Отец редко это делал. Он был человеком рассудка и нечасто позволял себе подобные внешние проявления.

— Впрочем, я не зря тебя искал. Представился удобный случай, который, как мне кажется, может отвечать твоим талантам и наклонностям. Не стану задерживать твой приход в суд, рассказывая обо всем сейчас, но спрошу: не сможешь ли прийти к нам пообедать? Миссис Уэстбрук и семья будут рады тебя видеть, и мы поговорим о деле за стаканчиком портвейна.

— Мне бы очень хотелось. Я давно их не видел. Позвольте мне принести портвейн. Я только что купил бутылку чего-то приличного.

Ник выпалил слова на одном дыхании, поскольку они приблизились к воротам у выхода на Флит-стрит, где они расстались. Ник взял на заметку — купить портвейн. И спросить у кого-то из своих соседей, какой считается хорошим. Он, конечно, мог найти лучшее применение своим деньгам, чем растрачивать их по мелочам на мимолетные радости, но скорее предпочел бы провалиться под землю, чем явиться на обед с пустыми руками. Особенно когда у хозяина было три дочери на выданье и сын на иждивении.

Ах, дочери. Пульс Ника слегка подскочил при мысли снова увидеть мисс Уэстбрук. Ему трудно стало владеть собой.

Хотя в остальном он себя контролировал. Ему не нужен был скандал, чтобы удалить от себя мисс Уэстбрук. Она сама с самого начала поставила себя вне зоны его досягаемости, не оставив ему в этом никаких сомнений. Все же его гордость еще щемило при воспоминании, когда он позволял себе ему предаться.

Так что вспоминать не стоило. Особенно когда существовала другая тема для размышлений. Лучше он обратит мысли в эту сторону.

Что это был за удобный случай? Пока Ник проталкивался сквозь обычную толпу людей, шатающихся у кирпичных стен помещения, где содержатся подсудимые, его любопытство росло. Уэстбрук знал все детали его обстоятельств; особенно о том, что его практика в эти дни зависела от клиентов, которые не могли позволить себе быть придирчивыми в выборе своего представителя; был в курсе, как мало у него работы в периоды, когда уголовный суд не заседает. Мог ли этот удобный случай иметь отношение к хорошему долгому судебному разбирательству в Чансери или к суду общих тяжб?

Ворота, помещение, где содержатся подсудимые, вход в здание суда и коридоры — все промелькнуло расплывчатым пятном, фоном к вопросу, какую новость он услышит сегодня вечером за стаканом доброго портвейна.

Однако стоило Нику переступить порог зала судебных заседаний, как все посторонние мысли мгновенно улетучились. От него зависели судьба клиента и его сердобольный солиситор, и Ник, пока не покинет здание суда, будет находиться в их полном распоряжении.


Верная своему слову, Виола расположилась под одним из больших кленов в центре Беркли-сквер спиной к дому Харрингдонов, в обнимку с взятыми в библиотеке книжками, не совсем понимая, зачем они сюда явились.

Кейт стояла со своим письмом наготове. Когда дворецкий открыл дверь, она попросила его передать графине записку и поклон от мисс Уэстбрук. Это было, в сущности, все.

— Мне доложить о вас ее светлости?

Дворецкий приоткрыл дверь на три или четыре дюйма шире.

Что-то проворное и хищное шевельнулось в Кейт, разбуженное этим движением двери, видом узорного ковра внутри и сверкающего полировкой дерева. Одиннадцать подобных записок доставила она сюда: по одной по случаю каждого бракосочетания, рождения или триумфального возвращения к родным берегам младшего сына, и ни разу за пять лет не улыбнулась ей возможность быть объявленной ее светлости.

Но девушка великих амбиций подготовила себя к любого рода неожиданностям. А этот эпизод она даже раз или два отрепетировала перед зеркалом.

Кейт сделала полшага назад и, сжав в руке ворот плаща, опустила ресницы, демонстрируя смущение.

— О нет, мне не приходило в голову беспокоить ее светлость. Она может прочитать записку на досуге.

На своих репетициях она всегда представляла выражение почтительного одобрения на лице дворецкого; невысказанного заверения, что он непременно расскажет леди Харрингдон о безупречных манерах и скромности ее посетительницы с обязательным упоминанием ее красоты, что придаст ее робости еще больше прелести.

Но человек в дверях даже не смотрел на нее. Его взгляд перекочевал на улицу, и дворецкий распахнул дверь настежь.

Кейт обернулась. В конце дорожки, очевидно, в ожидании ее дальнейших действий, стоял высокий джентльмен среднего возраста с тростью из эбонитового дерева в одной руке, в то время как вторая протянулась к шляпе. И вдруг она на самом деле испытала все то смущение, которое только что разыгрывала.

Он был так похож на папу. Не лицом, нет, — хотя, возможно, подбородок, щеки и скулы могли быть у него такими же, но густая щетина светлых бакенбард мешала их разглядеть, — а скорее фигурой, осанкой и еще чем-то, чему она не могла дать определения. Она узнала его инстинктивно, без вмешательства рассудка. Вернее, почуяла кровное родство, как подобный чует подобное.

Господин снял шляпу и кивнул. Его улыбка выражала такую же беспристрастную вежливость, с какой он, несомненно, приветствовал бы любую женщину, молодую или старую, высокую или низкую, красивую или простую, которая стояла бы на его пути, мешая войти в собственный дом.

Кейт присела в реверансе, проходя мимо, и заметила сначала вопрос в его глазах, затем испуг узнавания.

У нее громко застучало сердце, и лицо запылало. Он узнал ее. Хотя, насколько ей было известно, никогда прежде не видел. Вероятно, заметил в ней черты отца, как и она в нем.

Они не обмолвились ни единым словом. И хорошо, потому что в голову Кейт лезли самые безрассудные слова.

«Добрый день, милорд. Я дочь человека, которого вы перестали называть братом более двадцати трех лет назад.

Да, мама моя была актрисой. Но если бы вы хоть раз ее увидели, то поняли бы, что она женщина высочайших моральных качеств.

Он сохранил ваши письма. У него их целая пачка. Им много лет, но он ни одно не выкинул».

Кейт случайно их обнаружила. В кабинете отца в старой конторке, которой он не пользовался. Она хотела забрать ее для собственных нужд, но когда открыла крышку, то увидела письма. Большинство из них относились ко времени его пребывания в Регби. Полные нежности письма матери. Послания младших сестер, выведенные старательным почерком, когда они еще осваивали искусство каллиграфии. И брата — в ту пору виконта Мелфорда, — написанные убористым почерком, повествующие о его приключениях в университете и напутствующие юного Чарлза в учебе. Она не должна была их читать, но прочитала.

«Я знаю, что он значил для вас когда-то, и вы — для него. Неужели вы никогда не думаете о нем?»

Она не могла произнести этого вслух. Она не могла сказать ничего такого. Слишком долго стояла она, молча глядя на этого человека, для которого была кровной родней и в то же время никем.

Очнувшись, Кейт стремительно пошла прочь, направившись через улицу к тому месту, где ее ожидала Виола, хотя во время репетиций всегда уплывала, подобно лебедю, придав себе неприступный, гордый вид, заимствованный у учителя танцев в школе мисс Лоуэлл. Рискнув бросить взгляд назад, девушка убедилась, что человек зашел в дом. Очевидно, волнение, испытанное при встрече с ней, было для его светлости незначительнее икоты.

— Что ж, по крайней мере быстро, — встретила ее Ви с неохотным одобрением и протянутой рукой с томиками «Гордости и предубеждения». — Я боялась, что ты попросишь дворецкого, чтобы пустил тебя к ее светлости.

— Нет. Я, как и говорила тебе, просто оставила записку.

Кейт забрала у сестры книжки. Ей хотелось поделиться новостью, но поделиться было не с кем. Виола с равнодушием отнесется к возможности быть представленной их тетке, а на рассказ о встрече с дядей, вероятно, ответит с уничижающим презрением.

— Ты могла бы с не меньшим успехом отправить письмо по почте и избавить нас от похода через весь город. Видит Бог, что живущие на Беркли-сквер могут себе позволить заплатить два пенса за доставку.

Кейт не ответила. Она любила сестру. Она любила всю свою семью. Разве было безрассудно мечтать о жизни, в которой люди ценят учтивость, внимание и этикет и сознают, что при доставке письма есть о чем подумать, кроме как о том, в состоянии ли адресат позволить себе оплатить корреспонденцию? Так ли плохо с ее стороны не желать быть ничем для людей, связанных с ней кровным родством и именем?

Полторы мили от Беркли-сквер до их цели в Блумсбери давали достаточно времени, чтобы заново пережить короткую сцену на пороге особняка — с того момента, как она взялась за молоточек на двери, и до отступления с пылающим лицом прошло не более минуты — и поразмыслить над важностью каждого эпизода. Дворецкий не мог по собственному усмотрению решить объявить о ее приходе. Наверняка это леди Харрингдон распорядилась, чтобы он сделал это в другой раз, когда появится мисс Уэстбрук, но почему? Ее дочери разъехались, и она не знает, чем заниматься, кроме как подыскивать женихов для юных барышень. Ей нужен новый объект.

Но если это было так, — хотя Кейт не допускала такой мысли, — лорд Харрингдон, судя по его очевидному удивлению при встрече с ней, был, похоже, не в курсе этих планов. Возможно, он немедленно прошел наверх к жене, чтобы узнать, что именно одна из мисс Уэстбрук делала на пороге их дома, после чего убедил графиню воздержаться от своих каких бы то ни было благотворительных порывов.

О, мог бы и не утруждаться. Потому что, когда потребовал бы от жены объяснений по поводу появления мисс Уэстбрук, она бы сказала: «Ах, эта бедная девочка. Она с настойчивым упорством приходит со своими записками по каждому случаю, и я хотела пригласить ее, чтобы попросить оставить надежду на наше внимание».

Кейт мысленно поежилась. Ни сестра, ни прохожие не могли видеть этого. Обычно эта дерзкая часть ее рассудка затевала яростный спор с той другой, которая жила в презренном ожидании и сомнениях.

Сегодня она затаилась в молчании, намереваясь предоставить ей возможность рисовать события, в высшей степени неприятные для ее надежд.

Все стало еще мрачнее, когда они с Виолой достигли Куин-сквер и школы мисс Лоуэлл для юных леди. В вестибюле, где ученицы дневного обучения ожидали, когда их отвезут домой, у камина толпилась стайка девочек, трещавших как веселые сороки. Би и Роуз стояли у окна на противоположном конце комнаты.

Кейт сжала кулаки; теперь нужно было заставить пальцы расслабиться. Каждой клеточкой своего существа она помнила это чувство отверженности, когда с тобой не делятся шутками, сплетнями и насмешками над тем или иным красавчиком-братом одной из девочек.

— Как это несправедливо, что от них отворачиваются, — слова прозвучали сами по себе, произнесенные тревожным шепотом, хотя она сознавала всю тщетность этого разговора. — При ближайшем рассмотрении их происхождение благороднее, чем любой другой девочки в школе.

— Точнее, у них есть ум и характер. — Виола не потрудилась понизить голос. — Так для чего, спрашивается, им нужно одобрение этого большинства? Я бы предпочла одиночество.

Да, этого было достаточно во времена их учебы у мисс Лоуэлл. В то время как Кейт вела методичную и упорную борьбу за право входа в главенствующую группу девочек, вернее, в число ее лидеров, ее сестра шла своим путем, всячески выражая безразличие к чужому суждению.

— Они не такие, как ты. Во всяком случае, Роуз. — Би имела свою собственную защиту, всепоглощающую преданность музыке, которая не оставляла ей времени обращать внимание на проявление к ней высокомерия. Ее это не уязвляло. Но Роуз была другой. — У пятнадцатилетней девочки должны быть подруги. С какой стати пытаться убедить себя в том, что одиночество лучше? Оно угнетает дух, в чем я не сомневаюсь.

Их младшая сестра и вправду выглядела с каждым днем все грустнее, когда они приходили забирать ее из школы домой. И с каждым днем ее улыбка казалась все более вымученной.

Вот и сейчас, заметив их, она улыбнулась. Фальшь улыбки и напряжение в не умеющих лгать голубых глазах тяжелым камнем легли на сердце Кейт.

Однако она тоже улыбнулась в ответ. При приближении сестер ее улыбка стала еще шире и ярче, лишь бы они смотрели только на нее и не видели, как несколько девочек у камина наблюдают за ними, сопровождая их уход шепотом насмешек.

— Как прошли сегодня уроки? — поинтересовалась Кейт, когда девочки оделись и привратник проводил их до дверей. — Отрепетировала что-нибудь изящное, чтобы продемонстрировать нам? Покажешь новые шаги кадрили?

Даже для собственного уха Кейт ее внешне веселый тон отозвался пустотой и бессмыслицей, но что могла она сделать?

— Не сегодня, — ответила Би, застегивая накидку. — Мы не разучивали кадриль. Роуз вообще пропустила урок танцев. Жаль, что мне повезло меньше.

Улыбка Роуз исчезла. Бросив на сестру обиженный взгляд, она отвернулась и устремилась к воротам.

— В чем дело? — Би двинулась следом, и две старшие сестры — за ними. — Я же не объяснила, почему тебя не было на уроке.

— Да, но теперь они спросят почему и ты все расскажешь, разве нет? И наверняка они раздуют из этого пожар, в то время как это ничего не значит, и мне бы хотелось все поскорее забыть. — У ворот она несколько дольше обычного возилась с задвижкой. — Кто-то завязал узлы на моем шелке для вышивания, — сказала она, не глядя на сестер. — Узлы через каждый дюйм. Мисс Риггл не позволила мне уйти, пока я их все не развязала, так что я пропустила урок танцев.

Она толкнула ворота и вышла, не дожидаясь ответа. Щеки девушки горели огнем.

— Что за глупые коровы. — Виола ни на секунду не удивилась. — Какое бы удовольствие они ни получили от этой проделки, их усилия того не стоили.

Ви не поняла. Потраченное время и силы делали выходку одноклассниц особенно жестокой. Та, которая это сделала, должно быть, говорила себе, и, возможно, даже не раз: «Да, эта зануда того стоит. Я наберусь терпения и сделаю эту скучную работу, потому что очень хочу и готова на все, лишь бы досадить мисс Розалинде Уэстбрук».

Эта деталь не осталась Роуз незамеченной.

Кейт выскользнула за ворота и догнала решительно шагающую сестру.

— Если хочешь, я могу поговорить с мисс Лоуэлл о мисс Риггл хотя бы. С ее стороны было неправильно…

Но Роуз твердо покачала головой:

— Умоляю, не нужно. Ведь все обошлось. И пожалуйста, ни слова родителям.

За ее резкими словами чувствовалось такое отчаяние, такое болезненное, убийственное унижение, что Кейт хотелось схватить что-нибудь и разорвать на части.

Но кроме «Гордости и предубеждения», под руками ничего не было. Теперь книги казались страшно неудобными; тяжелыми, с острыми углами и напичканными пустыми фантазиями.

Она не станет их рвать. Леди не к лицу уничтожать библиотечную собственность. Но если она сама когда-либо напишет роман, то он будет полной противоположностью истории любви. Ее герой и героиня предпочтут долг желаниям сердец, чтобы их детям не пришлось расплачиваться за романтические увлечения родителей.

Внезапно подул холодный ветер, и Кейт свободной рукой подхватила края плаща. Да, ее сердце согреет история, которая будет полной противоположностью любовному роману. Что-то о рассудочном выборе и практических соображениях. Что-то, где люди думают головой и держат в узде свои чувства. От них одни только страдания.

Кейт плотнее закуталась в плащ. Она знала, что мужчины считали ее бесчувственной. Бессердечной, как объявил ей мистер Блэкшир, когда в последний раз навещал их. Он, конечно, шутил, говоря это добродушно, по-братски, но они оба знали, что у него имелись на то все основания.

Что ж, пусть будет, что будет. Она и так много чего на себя взвалила: заботу о благополучии младших сестер, поиск связей, которые бы вселяли надежду на лучшее будущее, и стремление хоть как-то исправить разрыв отношений в семье папы. У Кейт не было ни сил, ни времени чувствовать себя виноватой перед каждым молодым человеком, которого она разочаровала. Все они наверняка найдут себе девушек, которые могут позволить себе выйти замуж по любви и с которыми будут куда счастливее, чем с ней.

Красота, в конце концов, увянет, а вместе с ней и любовь, которую она внушила. Красивой женщине полезно быть бессердечной. И если сама она еще не вполне достигла этого состояния, то по крайней мере способна вести себя так, чтобы убедить в этом всех остальных.

Глава 2

Новости об удобном случае не пришлось ждать портвейна. Так всегда происходило за столом у Уэстбруков. Как и в обеденных залах «Судебных иннов», прием пищи здесь должен был сопровождаться деловой беседой, всепоглощающей темой которой всегда была работа, а не обмен светскими любезностями званого обеда.

— Баркли — имя человека, и теперь еще его титул, — сообщил, разрезая котлету, мистер Уэстбрук секрет, послуживший причиной приглашения Ника. — Он намерен использовать свое присутствие в парламенте для достижения неких вполне определенных целей. Никакого тебе постепенного изучения расклада и тем более никакой передачи своих полномочий другому лицу. Он настроен регулярно ходить на заседания, оспаривать билли и, возможно, даже предлагать свои, как только приобретет некоторый опыт и навыки.

Здесь было все, чтобы вызвать одобрение Ника. Кое-какими навыками депутаты парламента действительно должны были обладать, и, насколько он мог судить, мало кто из них стремился их совершенствовать. Лорд Баркли хотя бы выразил обещание.

— А этот барон тори или виг? — Мисс Виола, сидевшая за столом напротив, слегка подалась вперед на своем стуле. Слово «барон» она произнесла с едва заметным презрением. Мисс Виола имела собственное мнение относительно ранга и привилегий и всегда озвучивала его без колебаний. — И какие билли намерен он представить?

— Его письмо не раскрывает его партийную принадлежность, но он, похоже, проявляет интерес к делам гражданского благосостояния. Особенно его интересует положение отставных солдат, что естественно для бывшего военного: — Уэстбрук кивнул Нику. — Ты сам посмотришь письмо за портвейном и составишь, насколько это возможно, представление о его политических симпатиях.

— Я могла бы предположить, что он состоит в той же партии, что и его брат. — Старшая мисс Уэстбрук обычно хранила молчание с видом великодушной толерантности, когда разговор касался государственных дел. Она сидела сегодня по его правую руку, и Ник чувствовал легкую радость ее триумфа, что сумела поделиться своими познаниями в мире политики. — Если только нет еще одного майора Баркли, ставшего недавно бароном. Он младший брат маркиза Эстли.

Ник порадовался в душе, прежде чем повернуться к девушке лицом. Даже после трех лет знакомства со всеми сопутствующими разочарованиями, видимыми недостатками и мелочностью, которым подвержен любой смертный, ее вид все еще воздействовал на него как яркий солнечный свет после дня, проведенного в потемках.

Конечно, все они были красивыми людьми, Уэстбруки. Красивые родители, как правило, производят на свет красивое потомство. Трое средних — Виола, Себастьян, Беатрис как следствие женитьбы на актрисе — пошли в мать светлой кожей, темно-рыжими волосами и пикантными лицами в форме сердца. Младшая, мисс Розалинда, унаследовала светлые волосы отца и голубые глаза. Но в старшей Кэтрин черты отца и матери перемешались до умопомрачительного эффекта: ее красота превзошла все то, что она получила в сумме от отца и матери.

Ник не мог себя винить за глупость предыдущих трех лет. Вероятно, каждый мужчина, что встречал ее, влюблялся в девушку хотя бы поначалу.

— Ты что, выучила всего «Дебретта»[4] на память? — пошутил он, потому что все в семье над ней подшучивали и потому что шутки требовали некоторой живости ума, иначе он увяз бы в ленивом созерцании ее глаз, волос или совершенной формы и цвета губ.

— Готов биться об заклад, что не всего, — ответил за нее младший брат, сидевший по другую сторону от девушки. — Наша Кейт отличается избирательностью и ограничивает свой выбор графами и выше.

— Мои интересы вовсе не столь узки, — обронила она, игриво изгибая брови, и, обратив к Нику профиль, продолжила орудовать ножом в своей тарелке. — Меня также интересуют новички и вторые сыновья в тех случаях, когда первые не оставляют наследников. Ваш лорд Баркли — пример того и другого. Его брат маркиз женат более одиннадцати лет, но не имеет детей.

Миссис Уэстбрук, сидевшая напротив дочери, бросила на нее хмурый взгляд.

— Я знаю, дорогая, что ты говоришь несерьезно и большей частью шутишь. — При всей скандальности своей прошлой профессии она обладала духом нравственного превосходства, который сделал бы честь любому юристу. — Но бездетный брак не должен вызывать у нас радости. Уверена, что за тем, что ты видишь на этой странице «Дебретта»,скрывается много печального.

— А следует ли печалиться? — ухватилась за тему мисс Виола, подобно терьеру, стащившему телячью отбивную с оставленной без внимания тарелки. — Разве лорд и леди Эстли не могут быть счастливы в своем бездетном браке? Могу с легкостью представить, как леди, по крайней мере радуется свободе и возможности заниматься другими делами и увлечениями.

Когда Ник в первый раз обедал в этом доме и стал свидетелем беседы, выдержанной в подобном стиле, то от удивления чуть не проглотил язык. Если бы одна из его сестер посмела обратиться к их матери столь свободно, как это сделала мисс Виола… впрочем, у них практически и не было такой возможности. Матушка редко чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы появляться за обеденным столом, и ушла из жизни, когда Кити исполнилось шестнадцать, а Марте — восемь.

Тем не менее, очко в пользу мисс Виолы. Матушка, возможно, жила бы лучше и была бы до сих пор в добром здравии, если бы не сомнительное счастье ее плодовитости. И зачем ей было столько рожать?

— Вполне вероятно, — ответила миссис Уэстбрук дочери с обходительностью барристера, приберегшего наиболее весомые аргументы напоследок. — Однако я сомневаюсь, чтобы оба супруга не хотели детей, особенно если есть титул и имение, требующие наследника.

— Надеюсь, что мой муж не захочет иметь детей. Ради меня. — Мисс Беатрис, одна из артистически одаренных Уэстбруков, хотя и не была столь прямолинейна в своих высказываниях, как мисс Виола, тем не менее могла со временем с ней сравниться. — Полагаю, он оценит мою преданность музыке и не захочет, чтобы я ее забросила.

— Я могла так рассуждать, когда мне было семнадцать. — Мать семейства Уэстбрук кивнула своей предпоследней по возрасту дочери. — Чувства способны изменяться, причем самым неожиданным образом. Я страстно любила театр, но ничуть не пожалела о том, чтобы оставить его ради того, чтобы выйти замуж за вашего отца и дать вам жизнь.

— Отлично сказано. — Мистер Уэстбрук, кивнув жене, поднял стакан с вином и вызывающе улыбнулся мисс Виоле. — Прокурору есть что возразить?

Правда состояла в том, что обеды за столом Блэкширов проходили в печальной, спокойной и безжизненной атмосфере, столь разительно отличавшейся от огня полемики Уэстбруков. Отец в тех случаях, когда покидал кабинет, как сова дупло дерева, никогда не подтрунивал над ними; никогда не интересовался мнением сыновей ни по одному из вопросов, не говоря о девочках. Дело было даже не в том, что он не доверял их мнению или не желал с ними считаться. Причина скорее состояла в том, что…

— Мистер Блэкшир, — донесся до него голос справа, достаточно тихий, чтобы прозвучать конфиденциально, и его мысли оборвались на самом интересном месте.

Как бы он ни обманывал себя, что погружен с головой в беседу или в воспоминания о прошлых обедах, на самом деле всеми клеточками существа он ощущал присутствие мисс Уэстбрук, как если бы был связан с ней шелковыми ниточками взаимной симпатии, и ей было достаточно лишь легонько потянуть за одну из них, чтобы всецело завладеть его вниманием.

Ник повернулся. Она смотрела на него серьезными глазами, от ее игривого выражения не осталось и следа. Чистый лоб пересекала морщинка беспокойства, и у него зачесались пальцы от желания разгладить этот лоб и убрать тревожность.

Усмири свое идиотское тело. Он понимал рассудком, что никогда не станет для нее кем-то. Более того, Ник знал, что внешняя красота была самой мелкой из причин для восхищения женщиной, наименьшим из ее достоинств. И все же его пульс ускорялся, когда она говорила с ним, а руки, как и любая другая часть тела, вытягивались послушно в струнку, готовые исполнить любое из ее желаний.

— Я хочу вас кое о чем попросить.

К чести мисс Уэстбрук, она не производила впечатления человека, ожидающего, что он станет немедленно плясать под ее дудку. Она говорила тихо, и Ник догадался, что девушка ждала удобного случая, чтобы обратиться к нему в момент жаркой дискуссии, занимавшей всех остальных. Мисс Виола набрасывалась с яростным осуждением на всех тех, кто в качестве козырного аргумента приберегал постулат: «Ты поймешь, когда станешь старше».

— Всегда к вашим услугам.

Его слова прозвучали дружелюбно, но отстраненно. Ответ человека, который не танцует под чью бы то ни было дудку, как бы ни колотилось глупое сердце.

— Когда после обеда мы перейдем в гостиную, вы не поговорите с Роуз?

Она еще больше понизила голос, так что ему пришлось немного наклониться, чтобы расслышать. От нее пахло каким-то цветком.

— С Роуз? О чем-то конкретном?

Кейт покачала головой, бросив мимолетный взгляд на конец стола, где сидела ее младшая сестра.

— На любую тему, кроме школы. Можете попросить ее что-нибудь спеть. У нее был сегодня трудный день, и чье-то внимание пойдет ей на пользу.

Она и вправду была очень тихой и молчаливой за обедом, мисс Розалинда. Ник наклонил голову, согретый теплом их общего доброго замысла.

— Можете на меня рассчитывать. Я постараюсь поднять ей настроение и начну с того, что попрошу спеть.

— Благодарю вас. — Кейт потупила взгляд. — Вы настоящий друг.

На это он не ответил. В этом состояла их маленькая тайна, его и мисс Уэстбрук; делать вид, что не было в их жизни момента, когда он надеялся стать кем-то больше, чем друг семьи.

Но все сложилось к лучшему в этом смысле. Теперь, когда она вернулась к своей тарелке и не смущала его больше своим видом, было легче об этом вспомнить. Если бы ему удалось завоевать ее симпатию, то сейчас на ней тоже стояло бы это клеймо родственной связи, по сравнению с чем ее собственная родословная выглядела бы образцом пристойности.

Хотя возможно, что на ней это не отразилось бы. Женщина, столь озабоченная социальным статусом, может при подобных обстоятельствах покинуть дом мужа и вернуться к наименьшему из зол — проживать со своими родителями.

Но все эти размышления были бесцельны. Он не завоевал ее расположения и роптать не станет. Надо смотреть правде в глаза: он не смог бы сделать счастливой женщину, которая считала ниже своего достоинства выйти замуж за барристера, как не смог бы никогда уважать ее по-настоящему.

Кроме того, он пришел сюда, чтобы узнать о лорде Баркли и открывающейся возможности. А не тайно любоваться мисс Уэстбрук, предаваться меланхолическим мечтам о семейных обедах, вязнуть в дебатах о браках посторонних людей или способности юношеских чувств изменяться.

Ник переключил внимание на свою тарелку, мысленно подсчитывая, сколько еще блюд осталось до того момента, как его оставят наедине с мистером Уэстбруком, портвейном и письмом, открывающим возможности.


Честь и хвала спокойному и неунывающему мистеру Блэкширу. Если бы три года назад она разрушила его надежды…

Нет, это лицемерие. Она именно так и поступила. Никакого «если бы» в данном случае нет. Она может не искать в себе чувство вины по этому поводу, но пусть хотя бы посмотрит на это честно.

Важным было то, что он отнесся к разочарованию спокойно, а потом признался, что это была с его стороны всего лишь мимолетная влюбленность. Нет, он не носился со своей уязвленной гордостью, как это любят делать многие мужчины. Не отказался высокомерно от дружбы, которую она предложила, сохранил связь с семьей и вот теперь был готов сделать доброе дело для Роуз. Ради Роуз, а не ради того, чтобы возвыситься в ее глазах.

Держа подол юбки в одной руке и свечу в другой, Кейт поднялась по ступенькам в свою комнату, которая была у них одна на двоих с Виолой. С этим письмом лорда Баркли, которое предстояло разложить на составляющие и проанализировать как некое вещественное доказательство, представленное суду на рассмотрение, мужчины наверняка еще нескоро появятся в гостиной.

Она использует это время для отдыха от необходимости притворяться беззаботной. Ей требовалось всего несколько минут, чтобы поднять свой упавший дух, после чего она снова сможет вернуться в компанию.

Спальня тонула в темноте. Доходы барристера не позволяли жечь свет наверху, когда вся семья находилась внизу. А вот доход маркиза…

Кейт прошла к туалетному столику и села, поставив свечу между собой и зеркалом, чтобы осветить свое лицо самым беспощадным образом. Леди должна быть реалистична в оценке своей внешности, если красота является ее единственным достоянием.

При виде малоприметного изъяна в прическе переколола булавку. Если мистер Блэкшир войдет в профессиональную ассоциацию лорда Баркли, она окажется всего в одном шаге от выгодного знакомства. Только бы удалось убедить мистера Блэкшира представить ее барону. Она бы произвела на него отличное первое впечатление, какое обычно производила на мужчин.

А будущий маркиз — впрочем, стоит ли думать об этом? — может куда больше подойти для ее целей. Он вырос, не рассчитывая на наследование, следовательно, мог иметь более широкие взгляды на то, какая женщина годится ему в жены. К тому же если он интересуется, как сказал папа, вопросами общественного благосостояния, то, возможно, относится к числу тех современных господ, кто ратует за достоинство всех людей, и поэтому ему с легкостью можно будет внушить, что дочь актрисы способна обладать всеми требуемыми добродетелями.

Однако в данном видении событий было слишком много сомнительных моментов. Ее губы в зеркале исказила гримаса неудовлетворенности; Кейт вздохнула, отчего пламя свечи задрожало. Колеблющийся свет осветил край стола с подносом, на котором горничная обычно оставляла ее корреспонденцию.

Там лежало письмо. Когда Кейт переодевалась к обеду, на подносе ничего не было. Письмо, вероятно, пришло с вечерней почтой. Оно было франкировано[5], если Кейт правильно разглядела, — свет упал на конверт всего на короткое мгновение, и ее сердце так бешено забилось, что она не могла быть в этом уверена.

Привилегия франкирования принадлежала лишь членам парламента. Граф мог франкировать письмо, адресованное жене. Кейт осторожно протянула руку и, взяв письмо за уголок, поднесла к огню.

Какое-то время она могла лишь смотреть на него. Бумага безукоризненного цвета слоновой кости была тяжелее, чем любая другая, на какой ей приходилось писать, и ласкала подушечки пальцев подобно тому, как ласкает накрахмаленное белье. Печатный воск поблескивал элегантным оттенком золота. Ее имя, написанное незнакомым почерком, никогда не выглядело столь броско. Письмо и вправду было франкировано. Дата и подпись сквозили королевским равнодушием к разборчивости.

Пока поддевала ножом для бумаги печать, сердце Кейт, казалось, вот-вот выскочит из груди. Содержание письма могло испортить все удовольствие от его созерцания. Оно могло заключать выговор по поводу ее отказа передать записку лично леди Харрингдон. Уж лучше сразу все выяснить, чем ждать и мучиться.

Когда Кейт разгладила бумагу вдоль аккуратных сгибов, то обнаружила всего несколько строчек в целом ничем не примечательного текста. «Благодарю за добрые пожелания». Подпись состояла сплошь из витиеватых завитушек, а постскриптум пламенел, как написанный огненными буквами: «Я принимаю дома по вторникам и пятницам».

Кейт отложила письмо и медленно подняла глаза к своему отражению. У нее получилось. Она напрасно в себе сомневалась. Пять лет терпения и решимости наконец увенчались наградой.

«Это потому, что она хочет вывезти тебя в свет», — не замедлила подать голос дерзкая часть ее рассудка, молчавшая с момента похода в школу мисс Лоуэлл. Ладно, пусть говорит. Почему бы графине и не захотеть облагодетельствовать девушку, чья красота способна повергнуть на колени многих мужчин? Неблаговидное обстоятельство ее происхождения может придавать идее еще больше привлекательности в глазах дамы, удачно выдавшей замуж полдюжины дочек и, возможно, мечтающей о новых достижениях.

Кейт сложила письмо и убрала в тот же ящик, где уже лежали томики «Гордости и предубеждения». В столь великолепной компании книга вернула себе немного былого глянца. За причудливой любовной историей все же маячила повесть о том, как расчетливый брак женщины способен преодолеть все издержки опрометчивого союза ее родителей.

Пятница будет послезавтра. Что проявит она столь поспешным визитом: неприличествующую прыть или должное уважение? Для размышлений у нее еще было сегодня и завтра. Кейт закрыла ящик и, бросив еще один оценивающий взгляд в зеркало, поднялась со стула, чтобы спуститься в гостиную.


Письмо лорда Баркли не содержало ничего сверх того, что уже сообщил Уэстбрук, за исключением, пожалуй, одной вещи: судя по нестандартной каллиграфии и орфографическим ошибкам, барон написал его сам. Следовательно, не имел рядом человека, кто мог бы сделать это за него.

Продолжая изучать письмо, Ник потянулся за стаканом с портвейном.

— Как я заметил, он не упоминает о необходимости обзавестись секретарем. Кем-то, кто натаскал бы его в умении грамотно говорить и аргументировать.

— Действительно, прямой просьбы в письме не содержится. — Когда остальные члены семьи ушли, они переместились на один конец стола, и теперь Уэстбрук сидел напротив Ника. — Думаю, мы можем предположить, что если бы у него был секретарь, то он обучал бы его и ораторскому искусству.

— Вероятно. — Ник не мог позволить себе предаваться надеждам. — Хотя я понимаю, что человек проницательного ума, даже имеющий секретаря, не может не признавать, что самым компетентным лицом, к кому можно обратиться для приобретения ораторских навыков, является барристер.

— Несомненно. Я бы только добавил, что наш прозорливый джентльмен мог бы также догадаться, что самыми ценными и заслуживающими уважения секретарями становятся те, кто начинает с обучения и практики в области юриспруденции. И лучшими среди них являются те, которые вынашивают собственные политические амбиции и рассматривают эту должность как подготовку к тому дню, когда сами созреют для работы в парламенте.

Улучив момент, чтобы собраться с мыслями, Ник отхлебнул портвейна. Первоклассный портвейн обладал таким же превосходным вкусом, как и любой другой из тех, что ему доводилось пробовать. Все зависит от количества лет, проведенного вином в деревянных бочках, прежде чем его разлили по бутылкам.

Ник поставил стакан на стол.

— Многое упирается в мою семью. — Проблема действительно существовала. Ник мог подолгу не вспоминать о позоре семьи здесь, в этом доме, где положение изгоев самих Уэстбруков вкупе с их безразличием к светским скандалам позволяло им оставаться в стороне от подобных вещей. Но в профессиональной сфере он не мог об этом не думать. — Вам не кажется, что он предпочел бы нанять джентльмена без шлейфа малоприятных родственных связей?

— Вовсе нет. — Уэстбрук смерил собеседника долгим взглядом. К этому приему хороший барристер прибегал всякий раз, когда хотел внушить своему слушателю, что говорит правду. — Вспомни, кому он написал. — Уэстбрук многозначительно кивнул. — Если бы его заботили подобные вещи, он не стал бы иметь со мной дел.

Это было не совсем одно и то же. Уэстбрук женился на чистой, добропорядочной женщине, которой случилось играть на сцене. Разразившийся скандал был скорее связан с косным стереотипом. Люди из общества не желали видеть дальше этого клейма «актриса».

Но с тех пор прошло слишком много лет. Ник покачал головой:

— Я уверен, что ваша репутация профессионала многократно перевешивает те следы обстоятельств, которые еще могут пачкать ваше имя.

— Ты сам за меня все сказал. — В глаза Уэстбрука промелькнули искры триумфа, уступив место такой отцовской серьезности, что Ник отвел взгляд, вновь уткнувшись в письмо. — Люди имеют склонность забывать, Блэкшир. — От избытка доброты в его голосе Ник поморщился. — Случится новый скандал и затмит твой в людском восприятии. Потом придет черед другого превзойти предыдущий. А ты тем временем будешь продолжать трудиться, зарабатывая доброе имя в своей профессии и ведя жизнь, достойную этого доброго имени, пока, наконец, единственными людьми, кто все еще будет избегать тебя, останутся те, чье мнение ничего не стоит. — Уэстбрук поднял свой стакан и теперь крутил в руке, создавая небольшой водоворот жидкости внутри. — Я говорю тебе это как человек, который опорочил репутацию своей семьи. Думаю, что твой путь обратно в респектабельный мир будет легче и короче.

Кивая с видом задумчивости и неопределенности, Ник разгладил сгибы письма. Будь у него желание к продолжению спора, он мог бы сказать, что путь обратно к респектабельности был бы легче и короче, если бы его отцом был граф. Хозяйки светских салонов без труда обнаружили бы, что можно закрыть глаза на одну сомнительную связь, если речь идет о включении в список гостей нынешнего лорда Харрингдона. Сыновья и дочери простого дворянина не представляли такого интереса.

— Конечно, было бы идеально, если бы этот удобный случай представился годом позже, когда бы ты почувствовал, что полностью восстановил свое доброе имя. — Каждое слово Уэстбрука акцентировалось постукиванием обручального кольца о стакан, который он все еще крутил. — Но шанс выпал сейчас. И нет никакой гарантии, что у тебя появится второй такой. К тому же на кону доверие ко мне. — Ага, вот и завершающий выпад. О нем объявила перемена в голосе Уэстбрука, подобная смене музыкального ключа. — Барон спрашивал, не знаю ли я человека с профессиональными навыками и желанием научить его искусству речи. Мне бы хотелось рекомендовать ему лучшего из лучших. Не второго и не третьего — лучшего!

Ник зарделся бы от похвалы, если бы не сознавал, сколь много в ней преувеличения.

— Лесть и игра на струнах благодарности. — Он поднял стакан с портвейном, чтобы сделать еще глоток и заодно скрыть улыбку, которую не мог подавить. — Ваша тактика не отличается тонкостью.

— Она и не должна быть тонкой. Она должна работать. — Уэстбрук, напротив, не считал нужным скрывать улыбку. — Позволь мне назвать Баркли одну-две даты, когда он мог бы прийти в суд и посмотреть на тебя. Если после этого он пожелает встретиться с тобой, ты сможешь сам решить, послужат ли твои обстоятельства препятствием или нет. Ставлю десять шиллингов, что ему это будет безразлично.

— Еще и пари. Потому что лести и воззвания к моему чувству долга оказалось недостаточно.

Но Ник и так собирался сказать «да», и они оба это знали. Кроме возможности сделать политическую карьеру, существовало еще одно преимущество, которое Уэстбрук не стал из деликатности подчеркивать: жалованье, которое Баркли предложил выплачивать.

Чтобы получить место в парламенте, требовалось владеть землей; и земля эта должна была приносить доход не менее шести сотен фунтов в год, или три сотни при избрании от городского округа. Чтобы иметь землю, нужны были деньги. Путем строжайшей экономии Ник сумел кое-что накопить, но этого было очень мало. А с мизерным заработком на судебных делах он не мог отказаться от перспективы честно заработать несколько гиней. Уж раз он «лучший»!

— Очень хорошо, можете сообщить ему мое имя. — В нем боролись противоречивые чувства: страх и надежда. — Но если ему не понравится мое имя и он попросит порекомендовать кого-то другого, я при первой же возможности приду востребовать свои десять шиллингов.

— Естественно. Мы, как всегда, будем рады тебя видеть. — Уэстбрук с победоносным видом поднял стакан и осушил его единым залпом. — Теперь скажи, в какие дни ему лучше всего прийти в суд. До конца этой сессии у тебя есть какие-нибудь интересные дела?


Убедить мисс Розалинду спеть оказалось совсем несложно. Она уже стояла у пианино и переворачивала листы для мисс Беатрис, когда Ник вошел в гостиную. Ему оставалось лишь выбрать место вблизи от них и, когда инструментальная пьеса подошла к концу, попросить исполнить что-нибудь с вокалом.

— Дуэт, если можно, — добавил Ник на тот случай, если девушка решит поручить это своей сестре. — Нечасто доводится навещать семьи, где есть кто-то с музыкальными способностями, чтобы поразвлечь гостей. Здесь же в этом смысле настоящее богатство.

— Все дело в их театральной крови, я уверен. — Уэстбрук стоял у камина, положив локоть на спинку кресла, в котором сидела его жена. — В семье миссис Уэстбрук все играли музыкальные роли с младых ногтей. Сам же я в юные годы жил в страхе, что меня выбросят из церкви за осквернение песнопений.

— Однако кое-какие таланты достались нам и со стороны Уэстбруков. — Мисс Уэстбрук стояла у чайного столика. Ее руки легко летали от чайника к чашке и к сахарным щипчикам. — Подобные вещи порой скрыты в одном поколении, но проявляются в другом. Может, наша бабушка обладала музыкальностью? Или наш дедушка? Мы столько всего слышали о наших родных со стороны Стэнли и почти ничего не знаем о людях, с которыми рос наш отец.

Ник смущенно шевельнулся на диване. Он уже имел возможность быть свидетелем одного из подобных диалогов. Родственников мистера Уэстбрука, как правило, не упоминали, но мисс Уэстбрук время от времени находила тот или иной благовидный предлог, чтобы заговорить о них. Семья отца отказалась от него еще до ее рождения, и все же она, похоже, лелеяла надежды, что когда-нибудь они признают друг друга.

— Насколько мне помнится, мои родители не отличались музыкальностью. — Уэстбрук принял чашку, что подала ему дочь, и сел у камина напротив жены. — Полагаю, моя сестра Элизабет играла довольно неплохо. Но я уверен, что своими талантами вы обязаны своей матери.

Порой Ник наблюдал тень разочарования на лице мисс Уэстбрук, когда затронутая ею тема не получала развития. На этот раз она лишь изогнула брови и философски качнула головой, прежде чем вернуться к своим обязанностям за чайным столиком.

Когда началось по его просьбе исполнение дуэта, мисс Уэстбрук направилась к Нику с чаем. Она с такой плавностью пересекла ковер, что, когда подала ему чашку с блюдцем, чай в его чашке даже не всколыхнулся. Она помнила, какой он любит: черный и несладкий, хотя с момента его последнего посещения прошло уже достаточно времени и в этом доме бывало много других барристеров и студентов юриспруденции.

«Благодарю», — изобразил он одними губами, чтобы не потревожить исполнительниц.

Она ответила ему улыбкой столь же приятной, как и напиток в его чашке, и вернулась к своим обязанностям.

Песня оказалась меланхолической и повествовала о некой благородной даме, которая сохла от любви к одному благородному мужчине. Сестры, насколько мог судить Ник, исполняли ее довольно мило. Он улыбался всякий раз, когда одна из них бросала на него взгляд: вернее, когда это делала мисс Розалинда. Мисс Беатрис, всецело занятая чтением нот и игрой, лениво следила за перемещениями по комнате старшей сестры, разносившей чай.

Будь Кейт девушкой, поглощенной исключительно своей красотой и общественным положением, он не стал бы о ней думать. Хотя он и так думал о ней не слишком много. И уж точно не столько, как в самом начале. Он занимал себя неустанным изучением законов, общением с коллегами и флиртом с авантюрными женщинами, когда испытывал желание пофлиртовать.

А думал он о Кейт Уэстбрук лишь потому, что сквозь личину самодовольства порой просвечивали доброта и глубина. Ее забота о сестре, к примеру. Простодушная серьезность, с какой она обратилась к нему за обедом. И желание подать чай человеку в соответствии с его вкусом. Даже по прошествии трех лет он иногда задумывался, знает ли он ее, хотя иногда казалось, что изучил достаточно хорошо.

Так и курсировала она от чайного столика к дивану, на котором сидел Себастьян с альбомом для зарисовок на коленях, к креслам у камина, где устроились ее родители, к письменному столу на другом конце комнаты, за которым трудилась мисс Виола все над той же работой, которую, похоже, начала еще до того, как он переступил порог этого дома.

Старшая из дочерей Уэстбруков не ходила, а словно парила в облаках с блаженной, едва приметной улыбкой на лице. Отказ ее отца говорить о своей семье как будто ничуть не обескуражил ее. Раз или два их взгляды пересекались, и он ощущал электрический заряд ее радости. Что могло произойти за полчаса, прошедших с обеда, чтобы так изменить ее настроение?

Но довольно. Мисс Розалинда снова смотрела в его сторону, чтобы убедиться, что он одобряет исполнение. На этот взгляд и на это настроение следовало ему реагировать, как и на заунывную песнь, выбранную сестрами для выступления.

К тому моменту, когда исполнительницы добрались до ожидаемого печального финала — молодая леди, поддавшись разрушительному воздействию своего отчаяния, оставила молодого человека, слишком поздно осознавшего цену преданности, которую не замечал ранее, — Ник приготовил добродушную шутку о склонности современных молодых девушек к меланхолии. После еще одного-двух насмешливых замечаний касаемо женского пристрастия к романам ужасов мисс Розалинда обосновалась на диване рядом с его стулом и, забыв о робости, яростно защищала книгу, которую взяла почитать из библиотеки.

— Теперь я советую вам признать свое поражение, мистер Блэкшир, — ввернула мисс Уэстбрук слева от него, подавая сестре чашку чая с молоком. — Может, вы и потратили четыре-пять лет на умение вести полемику, но она столько же лет училась этому за нашим обеденным столом и еще два раза по столько в самой вздорной на свете детской.

— Более того, мистер Блэкшир не читает романов, — подбросила сестре мисс Роуз. — Как только что признался. — Увлеченная сбором аргументов в пользу своего довода, с сияющим лицом, она ничуть не напоминала то немое унылое создание, которое практически сливалось с обоями столовой. — Так что у него нет оснований, чтобы критиковать их.

— И вправду нет. Как ему не стыдно!

Мисс Уэстбрук появилась из-за спины сестры и бросила на него шаловливый взгляд, очень смахивающий на подмигивание.

Несомненно, что-то произошло, что так изменило ее настроение. Возможно, позже ему удастся выведать у нее, что именно. Ответив Кейт улыбкой, Ник снова ринулся в спор ради интереса узнать, как долго сумеет отстаивать свою точку зрения в вопросе, в котором был совершенно не осведомлен.


— Отличная работа, — сказала потом Кейт чуть слышно. Она ждала этой возможности, наблюдая за мистером Блэкширом, пока курсировала между братьями, сестрами и родителями, передавая чашки и расточая похвалы творческим устремлениям, что их охватывали; и когда их гость, извинившись, отошел от заметно повеселевшей Роуз, чтобы подлить себе еще чая, она постаралась встретиться с ним за столиком со сливками, сахаром и тортом. — Не могу не признать, что вы с этим справились лучше, чем это удалось мне. Нет, ваше черное дьявольское варево в том чайнике, что поменьше. В этом — обычный чай, какой пьют порядочные люди.

— Они не сознают, чего лишены. — Ни один из молодых протеже отца не спорил с такой готовностью и даже радостью, как мистер Блэкшир. Вытянув вперед руку с чашкой, он слегка наклонился и, понизив голос, сказал: — В этом не столько моя заслуга, сколько ваша. Я всего лишь следовал вашим инструкциям, попросив ее спеть, а затем занял разговором.

— Нет, вы сделали больше. — Кейт наполнила его чашку и поставила чайник. Слева от нее находилось окно с эркером, смотревшее на Гауэр-стрит; она могла бы отвести его туда, тогда, отделенные от остальной части комнаты пианино, они избавились бы от необходимости понижать голос. — Вы вовлекли ее в спор. Вы не просто заставили ее почувствовать себя нужной, как сделала бы я, но и позволили ей почувствовать себя умной и способной.

— Она и так умная и способная, и искушенный спорщик, как вы говорили. — Ник последовал за Кейт к окну и занял место справа от нее. — Я здесь ни при чем.

— Ради бога, не отвергайте похвалу в свой адрес, мистер Блэкшир. Я не переношу ложной скромности.

— Действительно. — Он искоса взглянул на нее, изогнув бровь, и поднес ко рту чашку. — Я заметил, что скромность у вас не в чести.

Итак, у него, похоже, подходящее настроение. Вот и славно. Она выдержит все его нападки.

— Ага, я поняла вас. — Кейт придала лицу выражение преувеличенного понимания. — Вы думаете, что я тщеславная, поскольку имею располагающую внешность.

— Нет, мисс Уэстбрук. «Думать» предполагает элемент сомнения, но с этим сомнением за время моего знакомства с вами давно покончено.

Продолжая наблюдать за ней, он сделал еще глоток этого крепчайшего чая, который так любил. Его глаза, темные и блестящие, искрились озорством.

Он был определенно красивый мужчина. Его лицо имело для этого все необходимые данные: волевой подбородок, прямой нос, четко выраженные скулы, а волосы, хотя он и предпочитал короткую стрижку, вероятно, чтобы не носить под париком барристера шапочку, имели довольно приятный цвет. Их цвет в лучах солнца, будь они чуть подлиннее, напоминал бы цвет отполированной до блеска гинеи.

Однако все это не имело значения. Внешность никогда не была предметом их разногласий, если не считать избытка ее собственной красоты, служившей оправданием той высокой планке, что она установила для себя в видах на брак.

— Должна сказать, что вы, джентльмены, своими завышенными требованиями к нам вызываете большую досаду. — Здесь не помешало бы для акцента слегка вскинуть голову, что Кейт и сделала. — Мужчина хочет, чтобы женщина была красивой, но чтобы не подозревала об этом, пока он не явится и не просветит ее. К тому же хорошенькая девушка становится объектом такого количества внимания и обходительности со стороны вашего брата, что у нее не остается сомнений насчет собственной привлекательности.

— Объектом, это точно. Могу представить, как это мучительно постоянно слушать от мужчин льстивые речи.

Он стеснялся спорить с ней в те дни, когда думал за ней ухаживать, и позже, когда робость мешала с ней разговаривать. Теперь его общество доставляло Кейт куда больше удовольствия.

— Мучительна изначальная противоречивость того, чего хотят от нас джентльмены. Такой вещи, как красивая женщина, не подозревающая о своей красоте, не существует в природе, если только она не от мира сего. Женщина скорее притворяется несведущей, чтобы поймать легковерного мужчину в силки паутины, которую свила из его лишенных логики ожиданий.

Ник улыбнулся ей с высоты своего роста с застывшей чашкой на полпути ко рту. Глаза его искрились неподдельным весельем.

— Вы блестяще аргументировали свою точку зрения до последнего момента. — Кажется, он становится педантичным. Она уже это наблюдала. — Боюсь, паутина и силки — разные вещи. Силки — это петля вроде той, которую использует палач. То, что попадает в паутину, прилипает к ней и застревает. Разница может показаться вам не существенной, но вы же не захотите, чтобы присяжные отвлеклись на подобную деталь, когда попытаетесь изложить суть дела.

— Отличный совет. Я постараюсь запомнить его, если когда-либо мне доведется вести дебаты в зале суда.

Кейт отвернулась к окну, чтобы никто в комнате не мог увидеть, что они смотрят друг на друга и мистер Блэкшир от души улыбается. Она знала, что мама и папа никогда не оставляли надежды, что ее сердце еще может повернуться к нему навстречу. Хотя момент для той надежды пришел и ушел еще до того, как имя его семьи было запятнано.

Ник тоже неторопливо повернулся к окну, как будто она подала ему намек и он его уловил. В многочисленных стеклах окна Кейт видела их слабые отражения. Комично склонив голову, он смотрел на нее, не отрывая глаз.

— Что должно было случиться, чтобы столь разительно изменить ваше настроение? — поинтересовался он. — За обедом вы были унылы и серьезны, а теперь дерзки и довольны, как будто у вас в кармане лежит пачка ваучеров «Олмака»[6].


Кейт с новой силой ощутила всю радость триумфа от записки леди Харрингдон, впрочем, эта радость и не покидала ее с того момента, как она прочитала эти слова, выведенные элегантным почерком.

— Пока никаких ваучеров. — Она не собиралась никому ничего рассказывать, но его догадка была так близка к истине, а ее тайное достижение так требовало одобрения, что поделиться новостью представлялось правильным. — Но я получила нечто не менее ценное с вечерней почтой: приглашение навестить великосветскую даму в ее доме в Мейфэре.

— Правда? — Он даже не пытался скрыть тот факт, что приятно удивлен. Ник мог бы уколоть ее столь же безжалостно, как Виола, по поводу ее увлечения светским обществом, но он понимал важность амбиции и знал, что надо уважать достигнутую цель, казавшуюся еще недавно недосягаемой. — В таком случае не думаю, что вам понадобится мое ходатайство перед лордом Баркли. Хотя я уже приготовился сделать все от меня зависящее, чтобы подтолкнуть его в ваши силки или паутину. Но кто эта великосветская дама, и как вам удалось попасть в поле ее зрения?

Рассказывать об этом Кейт не имела намерения, но, возможно, это станет для нее своего рода репетицией перед тем, как она поделится новостью с папой и остальными. Кейт сцепила за спиной руки и вскинула подбородок.

— Эта леди — моя тетушка, которая, надо думать, все эти годы знала о моем существовании.

Ник, нахмурившись, резко повернулся влево.

— Тетка Уэстбрук?

Двух слов хватило, чтобы выразить его явное неодобрение. А она-то думала, что мистер Блэкшир, как никто другой, проявит хоть каплю понимания по отношению к семье, которая когда-то предпочла отказаться от брата из-за его женитьбы. Однако она, безусловно, не могла ничего сказать по этому поводу.

— Ну разумеется, именно она. Учитывая тот факт, что мои тети со стороны Стэнли не могут иметь дом в Мейфэре, я полагала, что это очевидно.

Ее попытка съязвить не удалась: нескрываемая обида в ее голосе прозвучала подобно фальшивым нотам на расстроенном пианино.

Но он как будто этого не заметил.

— Зачем тетке Уэстбрук понадобилось приглашать вас, когда, ее семья и ваша не общались между собой со дня вашего рождения?

— Нельзя сказать, что абсолютно не общались.

Чтобы избежать его вопросительного взгляда, Кейт уставилась на ближайший уличный фонарь.

— Она и раньше вам писала? А ваш отец в курсе?

Он вдруг стал таким въедливым и таким безапелляционным, юрист с головы до ног, что Кейт без труда представила, как отреагирует, если признается, что писала исключительно она.

— При всем уважении, мистер Блэкшир, эти подробности вас не касаются. — Кейт не смотрела на него. Как не смотрела и на его отражение в окне. — Я бы ничего вам не сказала, если бы знала, что вы станете осуждать меня. Вы мне не старший брат, если не забыли.

— Поверьте, мисс Уэстбрук, я никогда не представлял себя в этой роли.

Он ответил слишком быстро, на всплеске эмоций. Кейт знала, что если бы немного подумал, то ни за что бы не произнес эти слова. Ник отвернулся от нее и, вплотную приблизившись к окну, вновь поднес чашку ко рту.

Ее лицо горело, и внутри все переворачивалось. Пространство в эркере, в котором они стояли, вдруг стало слишком тесным. Позади них звучало пианино, музыка Баха, холодная четкость которой лишь усиливала ее замешательство, и Кейт не могла придумать, что ответить.

Она думала… Может, у нее еще оставались какие-то основания полагать, что он находит ее привлекательной? Конечно, оставались. Мужчины, как правило, находили ее хорошенькой; в этом не было ничего особенного. Но она не могла представить, чтобы по прошествии трех лет он сохранял в себе такие чувства, которые подстегнули его высказаться так… резко. Досадно!

Кейт все еще держала сжатые руки за спиной, впиваясь ногтями в ладони. Как долго она уже молчит? Он говорил последним, так что ее черед что-то ответить.

Но он первым подал голос:

— Позвольте мне еще раз попробовать дать вам совет. — Ник мрачно уставился в свою чашку, как будто хотел найти там правильные слова. Потому что не хотел смотреть на нее. — Как ваш друг и друг вашего отца я горячо рекомендую вам признаться ему во всем. И вашей матушке. Я уверен, что они согласятся со мной, что с ее стороны странно приглашать вас сейчас, когда эта дама могла бы прислать подобное приглашение давным-давно.

— Напротив, все объясняется довольно просто. — Кейт внезапно забыла, как с ним следует разговаривать. В его присутствии мысли путались и приобретали несуразную окраску, когда она начинала их высказывать. — Леди Харрингдон до сих пор занималась, главным образом, сватовством своих дочерей. Теперь, когда все они замужем, она, как мне кажется, ищет, чем бы еще заняться. Возможно, хочет повторить свой успех с кем-то еще из молодых родственниц.

— Кейт. — Он исключительно редко называл ее по имени, и она пожалела, что услышала это теперь. Односложное слово сквозило жалостью. — Неужели вы и вправду верите, что графиня намерена найти вам жениха? Она хоть что-нибудь сказала в поддержку этого предположения?

— Я не жду от нее этого. — К буре смешанных эмоций теперь еще присоединилась уязвленная гордость, усилив ее враждебную настроенность. — Если у нее до сих пор не родилась идея, как помочь мне войти в общество, я должна подтолкнуть ее к этому.

— Подобные вещи непросто делаются, — заметил он, как взрослый дядя, терпеливо наставляющий непоседливую маленькую девочку.

— Я никогда на это и не рассчитывала. Как вам известно, я не ищу легких путей. И надеюсь, вы простите меня, если я выражу сомнение в вашей осведомленности относительно устоев высшего общества.

Она отлично знала, что он предпочитал проводить свои вечера в учебе, а не на балах или за картами, как другие молодые люди.

Ник побледнел, и слишком поздно для себя она услышала слова, которые произнесла, вернее, то оскорбление, которое он, вероятно, в них уловил. На мгновение его глаза расширились и впились в нее, словно пытались понять, не подвел ли его слух, как будто он не мог поверить, что их сказала та самая мисс Уэстбрук, которую он знал, а не другая женщина, принявшая ее облик. Потом он перевел взгляд куда-то над ее плечом.

— Вы совершенно правы. — Его голос стал твердым и отчужденным. А спина выпрямилась и напряглась, как у солдата. — Не мне судить о таких вещах. Мне вообще не стоило поднимать эту тему. — Он слегка поклонился, все еще избегая смотреть ей в глаза. — Теперь прошу меня извинить. Благодарю за чай. Желаю вам успеха с вашей тетушкой, чтобы моя тревога по этому поводу выглядела абсолютно беспочвенной.

Кейт едва не протянула руку, чтобы остановить его. Она всего лишь намекала на его склонность к уединению, чем он очень гордился; она не могла всерьез обидеть его шуткой на эту тему. Она бы никогда намеренно не коснулась скандала, изменившего его положение в обществе. За все то время, что знала об этом, Кейт ни разу не подала виду, что в курсе событий.

Но любое объяснение теперь невольно всколыхнет всю ту же цепь событий. К тому же спор излишне разгорячил Кейт, чтобы она могла найти способ тактично выйти из неприятной ситуации. Оставалось лишь смотреть, как он уходит на другой конец комнаты.

Ник больше не общался с ней до конца своего визита. Поговорил немного с Виолой за ее рабочим столом, посмотрел кое-какие из многочисленных рисунков Себастьяна, посмеялся с мамой и папой у камина. Уходя, поклонился сразу всем Уэстбрукам, скользнув по ней равнодушным взглядом, как камешек по водной глади.

— Что ты сегодня такое сказала мистеру Блэкширу? — спросила ее потом Ви, когда они готовились ко сну. — Даже я видела, как ты его раздосадовала.

Ее прямой бесхитростный взгляд в зеркале заставил Кейт опустить глаза.

— Я точно не помню, о чем мы говорили. — Кейт сосредоточенно заплетала сестре косу, всецело поглощенная своим занятием, или делала вид, что поглощена. — Ответила что-то на его самонадеянное замечание. Он усомнился в моей способности поддерживать связи, какие я намерена наладить. — Виола не знала о записке леди Харрингдон, и Кейт решила об этом умолчать. — Возможно, я была несколько неосмотрительна в своем ответе.

Но даже то, как она хотела все представить, теперь казалось ей мелочной выходкой школьницы мисс Лоуэлл.

Ви покачала головой — она никак не могла запомнить, что этого нельзя делать, когда тебе заплетают косы, — и поморщилась от боли.

— Ты меня удивляешь. Я столько раз слышала от тебя нотации по поводу того, как следует обращаться с гостями, и была уверена, что ты последняя из нас позволишь себе разговаривать с мистером Блэкширом с таким беспечным пренебрежением, как будто он нам брат.

«Я никогда не представлял себя в этой роли». Кейт наклонила голову, ощутив, как зарделись ее щеки.

Это было равносильно спущенной петле, вычеркнутому слову, не найденному входу; момент, с которого все пошло наперекосяк. Что он имел в виду, вытащив на свет Божий эти сантименты, что привнесло в их отношения ощущение неловкости? Если бы он не сказал ей этого, она бы, безусловно, не вспылила и более ответственно отнеслась к выбору слов.

— Будет довольно скверно, если по твоей вине он перестанет к нам приходить. — Молчание сестры Виола восприняла как приглашение продолжить упреки. — Он и так достаточно редко нас навещает, и, кстати, он один из немногих папиных протеже, кого можно по крайней мере терпеть.

— Уверена, что это не так. У папы много вполне сносных молодых людей.

— Сносных для тебя, следует уточнить, потому что когда они приходят, то таращатся на тебя, пуская слюни. — Ви взяла со стола ленту и теперь крутила ее между пальцев. — Мистер Блэкшир не такой. Он не забывает поинтересоваться моей книгой и рисунками Себастьяна и матушкиным мнением относительно игры мистера Кина в «Отелло». И разве ты не видела, с каким вниманием он отнесся к Роуз? Я думала, что ты это оценишь.

— Все я видела и оценила. Он был очень добр к ней. — Кейт вырвала ленту из рук сестры и вплела в хвост косы. — Надеюсь… если обидела его я, он не затаит обиду на всех вас.

Опять это «если». Она обидела его. Она, конечно, этого не хотела, во всяком случае, так глубоко, как получилось, но все же обидела. Но не станет же он обижаться и на всех остальных Уэстбруков, правда? Он не такой, как только что заметила Виола. Короткая перебранка и случайно выказанное пренебрежение не могли отвратить его от семьи в целом.

Хотя на деле это была не перебранка и не пренебрежение. Слишком явственно Кейт помнила, как он резко отвернулся от нее, переключив внимание на чай; длинная, заполненная музыкой пауза, пока они стояли там, кружащее над ними эхо поспешно брошенной им фразы.

Она туго завязала ленту в аккуратный бант с одинаковыми концами и петлями. Ви была права. Мистер Блэкшир не походил ни на одного из папиных молодых людей, что приходили к ним в дом. Она не могла позволить,чтобы родители и сестры с братом лишились его общества из-за возникшей между ними неловкости и недоразумения.

Она извинится, но так, чтобы не ранить еще больше его уязвленную гордость. И даже не станет дожидаться его следующего прихода. Она пойдет в суд, где он будет выступать, и, улучив момент, скажет, что сожалеет о глупом инциденте. Возможно, и он извинится за проявленную несдержанность. Или, может, они оба притворятся, что ничего не было. В любом случае они возобновят непринужденное сердечное общение и в будущем будут более осмотрительными в выборе слов, чтобы не подвергать риску дружбу, которая связывала не только их, но и других людей.

— Виола. — Кейт встретилась с сестрой глазами в зеркале. — Как ты думаешь, мы сможем убедить брата сопроводить нас в суд по одному делу?

Глава 3

«И надеюсь, вы простите меня, если я выражу сомнение в вашей осведомленности относительно устоев высшего общества». Весь следующий день он помнил то, что она сказала, слово в слово. И эти слова жгучим клеймом отпечатались в извилинах его мозга.

Ник по одному разгибал пальцы своей правой руки, это небольшое неприметное упражнение позволяло ему снимать внутреннее напряжение. Барристер не мог встряхнуться на глазах судьи, присяжных и прокурора. И возможно, лорда Баркли, но он запретил себе искать его глазами.

Нелепость положения состояла в том, что он даже не был уверен, что она намекала на скандал в его семье. Мисс Уэстбрук и раньше подтрунивала над его привычкой сидеть дома и заниматься, в то время как другие молодые люди развлекались на балах. Возможно, ее замечание к этому и относилось. Она ни разу не дала ему понять, что знает о позоре, что замарал его имя.

Все же не было никакой гарантии, что она не слышала о нем. Она больше всех в своей семье интересовалась вещами такого рода. Эта тема могла мимолетно возникнуть в разговоре ее родителей. «Мистера Блэкшира можно приглашать в любой день недели; в последнее время у него нет дел в суде». Было нетрудно представить, что она поинтересовалась бы почему, родители рассказали бы ей, предупредив не изменять своего отношения к нему.

Ник склонил голову над страницами своего дела, вытащил одну из них и нахмурился над другой, хотя точно знал, что на каждой из них написано. Как мог он ожидать, что она не изменит своего отношения к нему, когда он позорно изменил свое собственное?

«Поверьте, мисс Уэстбрук, я никогда не представлял себя в этой роли». Лишь усилием воли он запретил себе морщиться в зале судебных заседаний. Уже десятый раз с прошедшей ночи Ник заново переживал эти слова; видел ее удивление и испуг; испытывал снова и снова отвращение к себе из-за нехватки благоразумия и в первую очередь из-за того, что имел эти чувства.

Он немало трудился все эти годы, чтобы превратить свою влюбленность в братскую любовь. И в значительной степени преуспел в этом.

Сияющая от восторга, что получила от тетки письмо, она шутила с ним в своей обычной кокетливой манере, но, когда они перешли на повышенный тон, он просто потерял голову.

«Что сделано, то сделано. Вылетевшее слово не вернуть назад. Кейт либо останется твоим другом, либо нет. Знает она твою тайну или не знает? Ты так глупо собираешься проводить время в зале суда, когда, возможно, этот барон наблюдает за тобой?»

Нет, так не пойдет. Хватит витать в облаках. Ник разгладил страницы дела и сосредоточил внимание на трибунах, за которыми стояли свидетель и обвиняемая.

Бог знает, что подумает Баркли об этом деле, если до этого никогда не присутствовал в уголовном суде. Некая мисс Мэри Уотсон обвинялась неким мистером Джозефом Катлером в краже при обстоятельствах, которые не делали чести ни одной из сторон. Можно сказать барону, что клиент барристера в подобных случаях должен представляться ему самим Правосудием, которое он всегда рисовал себе в облике женщины с повязкой на глазах и царственной осанкой вместо, скажем, этой неряшливой суетливой женщины, которая стояла перед ним в данный момент, время от времени обнажая кривые зубы в подобии улыбки. Вероятно, это Стаббс посоветовал ей стараться выглядеть подружелюбнее.

Она смотрелась такой же дружелюбной, как блохастая дворняжка, загнанная в угол. Ник позволил себе взглянуть на галерею, где обычно сидел Стаббс. Солиситор, несомненно, ждал этого взгляда. Он пожал плечами и покачал головой. Его большие глаза за стеклами очков смотрели умоляюще. Он воздел руки и снова их опустил.

По крайней мере обвинитель был не лучше обвиняемой, чтобы произвести благоприятное впечатление на присяжных. Мистер Катлер, очевидно, из желания придать себе подобие утонченности, едва занял место свидетеля, как тотчас достал серебряную зубочистку и пустил ее в дело, время от времени прерываясь, чтобы с вычурным взмахом руки объяснить, что ему известно.

— Она взяла мое кольцо стоимостью три шиллинга. — Катлер поднял обнаженную левую ладонь для придания своим словам более выразительной достоверности. — Кроме того, она забрала у меня все деньги. Три фунта банкнотами и восемь шиллингов монетами.

— Все деньги, что у вас были?

Джордж Керли, выступавший сегодня на стороне обвинения, относился к числу тех барристеров, которые считали, что каждое слово свидетельских показаний можно усилить интонацией своего собственного голоса. В данном случае, возможно, он был прав.

— И кольцо стоимостью три шиллинга. — Истец положил руку без кольца на перила стойки, чтобы присяжные могли хорошо ее видеть как напоминание о столь существенной детали. — Я проснулся и обнаружил, что ничего этого нет. И когда сказал ей, что знаю, что она меня обокрала, она вернула мне всего два шиллинга и шесть пенсов.

— Два шиллинга и шесть пенсов, которые у вас забрали без вашего ведома и согласия.

Керли отошел от свидетельской кафедры и снова резко повернулся к мистеру Катлеру лицом. Драматическое кружение его мантии совпало со словами «ведома и согласия». В запасе барристера имеется сотня подобных ухищрений и способов косвенного воздействия на присяжных без прямого к ним обращения. Но можно ли было винить его в этом? Без театрального представления присяжные просто прочитали бы дело для вынесения вердикта. Без актерского мастерства барристеру никак не обойтись.

— Нет, я не давал согласия и не давал ей денег, как и обещания дать. Она просто стащила их у меня, без моего ведома, украла.

Человек зажал зубочистку в зубах и перенес вес тела на пятки.

А вот в чем состояла суть конфликта: мисс Уотсон утверждала, что мистер Катлер заплатил ей шесть шиллингов за доставленное удовольствие, а следующим утром потребовал, чтобы она вернула деньги. Мистер Катлер полагал, что кампания была добровольной, никто никого ни к чему не принуждал. Показания мисс Уотсон звучали более правдоподобно, что позволяло надеяться, что и более мутное дело о трех фунтах, нескольких шиллингах и пропавшем кольце присяжные также решат в ее пользу.

Ник, в свою очередь, мог оказать ей в этом содействие.

— Мистер Катлер, — произнес Ник, когда Керли закончил с вопросами и, вернувшись к столу элегантной поступью, плавно опустился в свое кресло. — Констебль, производивший арест, указал, что у задержанной было с собой четырнадцать шиллингов и шесть пенсов в момент ареста и никакого кольца. — Ник тоже мог бы устроить шоу, уточнив сумму, глядя в бумаги. Он не чурался шанса произвести впечатление. Но его оппонент слишком надежно обосновался на театральных подмостках, чтобы его потеснить, так что Ник предпочел для контраста совершенно иной стиль.

Он стоял с сомкнутыми за спиной руками под углом к свидетельской кафедре, как бы сосредоточив все свое внимание на свидетеле и в то же время давая возможность присяжным лицезреть его профиль.

— Однако в соответствии с вашим утверждением он должен был доложить и о наличии трех фунтов, пяти шиллингов и шести пенсов? И кольце?

— Не обязательно, если она все припрятала, кроме указанных монет, — отсалютовал Катлер зубочисткой, подобно фехтовальщику, сделавшему удачный выпад.

— В самом деле. Но это выглядит как-то странно с ее стороны. Спрятать часть украденного, а часть оставить. — Короткая пауза, чтобы присяжные могли обдумать сказанное. — Констебль также обыскал ее комнату и, согласно его рапорту, других денег не обнаружил. Как не обнаружил и кольца. — Настало время покончить с колебаниями. Ник склонил голову. — Это было обручальное кольцо?

Слева от него Керли вскочил на ноги. Еще бы не вскочил.

— Вопрос не по существу данного дела.

— Прошу вас, мистер Блэкшир, ограничиваться вопросами, имеющими непосредственное отношение к делу: был или не был обвинитель обворован заключенной? Мы здесь не для обсуждения его добропорядочности или отсутствия оной.

Кислый тон, которым досточтимый судья Шольер сделал это замечание, был равнозначен подмигиванию. Наверняка кое-кто из присяжных усмотрит в этом молчаливое одобрение и кое-кто из них почувствует себя вправе вынести Катлеру вследствие этого личный приговор. Не важно, что эти люди, возможно, сами не соблюдают супружескую верность. Место на скамье присяжных странным образом очищает человеческую совесть и делает этих лиц свободными в осуждении проступков других людей.

Ник наклонил голову и, слегка повернувшись к судьям, чтобы выразить свое согласие, застыл в неподвижности, ожидая, когда Керли сядет.

Затем неторопливо поднял подбородок и, обведя взглядом зал, остановил его на двенадцать задумчивых секунд на обвиняемой. За это время она трижды продемонстрировала свои зубы: один раз ему, другой раз — судьям и третий — присяжным. В конце ему придется сказать несколько слов Стаббсу.

Блэкшир перенес внимание снова на свидетельскую кафедру.

— Мистер Катлер, сколько у вас денег с собой сейчас?

Керли снова вскочил, но на этот раз Ник не стал ждать, когда тот заговорит.

— Я хочу проверить память мистера Катлера на точность. Сколько денег было у него в ту ночь, о которой идет речь? — Он обратился напрямую к истцу, не удостоив сторону обвинения и взглядом. — Если он продемонстрирует свою осведомленность относительно имеющихся у него с собой денег, это скажет нам об одном. Если затруднится назвать сумму, это скажет о другом.

Правда, в любом случае его ответ не объяснит, совершила ли мисс Уотсон преступление, в котором ее обвиняют. Но в подобных случаях — две противоречивые версии и ни одного свидетельства в пользу любой из них — атака на достоверность показаний истца способна качнуть весы в нужную сторону.

— Не возражаю. Прошу вас сесть, мистер Керли. — Судья Шольер коротко кивнул.

Один из присяжных справа выпрямился, и еще один подался вперед.

На суде не всегда можно точно определить момент, когда маятник правосудия качнулся в ту или иную сторону. Но когда тебе это удалось, когда ты уловил это первое колебание, после которого все может решиться в твою пользу, когда почувствовал сплетение удачи с твоим талантом и подготовкой, тебя охватывает осознание собственной силы, отдавая вибрацией по всему телу до самых кончиков ногтей.

Ник снова повернул голову в сторону свидетельской кафедры. Свидетель с такой силой сжал перила, что костяшки его руки побелели.

— Прошу вас, мистер Катлер. — Спокойно, негромко, деловито. Без признаков триумфа. — Сколько у вас с собой денег?


— На самом деле я не понимаю, к чему эти парики, — пробормотал Себастьян, наклонившись, поскольку их соседи на галерее молча внимали происходящему. — Наверно, они хотели бы выглядеть величественно, но выглядят эксцентрично. Как будто их продержали здесь под замком лет тридцать — сорок, и им невдомек, что мода изменилась.

— Это дань традиции, — ответила Кейт, прикрыв рот рукой. — Папа в парике всегда казался мне каким-то особенным.

— Его возраст позволяет ему носить парик, а молодым людям — нет. Мистер Блэкшир выглядит как пигмей.

Увлеченная процессом Виола, сидевшая по другую сторону от Себастьяна, махнула рукой, чтобы унять чересчур болтливых брата и сестру.

Кейт не стала больше ничего говорить по поводу париков и кому они больше идут. В действительности выступление мистера Блэкшира в зале суда заставляло забыть о том, во что он одет. Он мог бы стоять там внизу во фраке и туфлях с красными каблуками, но ты бы видел только его осанистость, его контролируемую страстность, его магический дар удерживать внимание аудитории в своей ладони. Неудивительно, что, когда пришло письмо от лорда Баркли, папа подумал в первую очередь о нем.

Воспоминания о прошедшем вечере омрачил еще один укол стыда: она забыла его поздравить. С удовольствием наслаждаясь собственным успехом, Кейт не додумалась поинтересоваться у него содержанием письма барона и что, по его мнению, он может от этого выиграть. Возможно, он рассказал бы ей все, если бы увидел в ней заинтересованную слушательницу, а не поглощенную собой эгоистку.

— Какое грязное дело. — Себастьян не мог помолчать и двух минут. — Жаль, что истец — не известная фигура. Я бы мог нарисовать отличную карикатуру на сцену кражи, и, возможно, Тегг купил бы ее у меня, чтобы продавать оттиски.

Как это сказано в «Гордости и предубеждении»? Хорошо одетый мужчина, сидевший перед ними, взглянул на них через плечо, изогнув бровь в выражении порицания или, может, презрения.

— Замолчи, — прошипела Кейт брату. — Постарайся слушать процесс.

Не было смысла повторять в тысячный раз, чтобы брат направил свои таланты на более высокие цели, чем витрина Тегга. В конце концов он был близнецом Виолы и впитал свою долю политической желчи, что циркулировала в жилах его двойняшки. Он уже размышлял о способе представить кражу как некую метафору на злобу дня.

Сложив руки на коленях, Кейт подалась вперед, имитируя позу Ви, чтобы, имея пример обеих сторон, он поддался его влиянию. Внизу в зале суда мистер Блэкшир уступил место адвокату истца. Тем временем мистер Катлер сошел со свидетельской кафедры, и на его место поднялся еще один колоритный персонаж, чтобы рассказать о том, что знает об обсуждаемых событиях.

Мистер Блэкшир вернулся на свое место с небрежной грацией человека, который вовсе не испытывает необходимости произвести впечатление. Но Кейт знала, что это было отработанное движение: у действующего барристера каждый вдох и каждый жест был исполнен продуманного значения. Но у него все выглядело естественным. Даже в своем пигмейском парике он выглядел солидно, что наверняка пришлось бы по вкусу многим дамам.

Как и ей тоже. Чуть-чуть. Впрочем, Кейт никогда не отрицала, что находит его красивым. Но здесь в зале суда он был более чем красивым. В процессе суда его социальное положение не имело значения. Здесь он сам создавал свое положение, и она должна была признаться, что делал это столь умело, что…

Ее переплетенные пальцы сжались, когда он вдруг поднял взгляд на галерею — но ее не увидел — и обменялся каким-то загадочным безмолвным знаком с человеком в дальнем левом углу, вероятно, солиситором данного дела, и вновь сосредоточил взгляд на процедуре слушания внизу.

Все правильно. Его внимание принадлежало залу суда. Как и он сам. Это была его сфера, и сегодняшний опыт наблюдения за ним лишь усилил то, что Кейт и так знала: эта сфера имела мало общего с той, где проходили орбиты всех ее надежд.

Кейт разжала пальцы, снимая напряжение с каждого по очереди, и переключила мысли на драму «Катлер против Уотсон».


— Это был хитрый трюк, когда ты спросил его о содержимом его карманов. Я не скоро его забуду.

Керли никогда не принимал поражение близко к сердцу, что делало его прекрасным адвокатом, достойным противником и приятным соседом в доме четыре на Брик-Корт.

— Наверняка не забудешь. Полагаю, что и сам к нему прибегнешь теперь, когда увидел, как он здорово работает.

Ник свернул за угол, увертываясь от добродушного удара, нацеленного ему в живот, и чуть не столкнулся с крупным мужчиной, идущим в обратном направлении. Рынок Ковент-Гарден по сравнению с коридорами Олд-Бейли после дня судебных заседаний выглядел буколическим.

— Послушай, я все равно продолжаю думать, что это сделала твоя старушенция. — Керли на ходу стащил с головы парик и шапочку и взъерошил волосы, создав на голове романтический беспорядок. — Мой парень, конечно, не святой и как пить дать значительно преувеличил сумму потери, но, что касается вопроса, обчистила ли она карманы его сюртука, пока он спал, я бы сказал, что это более чем вероятно… Боже милостивый. — Его голос изменился, понизившись до шепота. — Что такой бриллиант, как этот, делает в уголовном суде?

Ник поднял взгляд. По ступенькам с галереи спускалась мисс Уэстбрук. И мисс Виола, как он заметил, следом, и молодой мистер Уэстбрук. Но только одна мисс Уэстбрук ступила в то место, куда падал солнечный свет из лестничного окна, увенчавший ее непокрытые волосы ореолом золота. На мгновение она остановилась, элегантно положив руку на балюстраду, как будто осознала, какой свет источает сама — чтобы дать возможность зевакам запечатлеть ее образ в памяти для будущих художественных свершений.

— Она как ангел Боттичелли, и даже с нимбом, — прошептал Керли как нельзя кстати.

— Белокурая девушка?

Как будто имелось основание для сомнения.

— Кого еще здесь ты можешь сравнить с ангелом? — Еще одно движение рукой, чтобы взъерошить волосы, только теперь с намерением придать им некий порядок. — Посмотри на нее, Блэкшир. Застыла над бурлящей толпой. Настоящая Персефона, остановившаяся, чтобы собраться с духом перед спуском в подземный мир.


О Боже. Если она не заставила мужчину забыться и начать нести какую-то непристойную околесицу, то непременно низведет его до идиотизма подобного этому.

— Думаю, мне стоит проникнуть в твою комнату и выкинуть все эти поэтические томики, которыми ты зачитываешься до одурения. — Ник ударил Керли по плечу папкой, которую все еще держал в руке. — Могу тебя заверить, что это не ангел и не богиня, а всего лишь дочь Чарлза Уэстбрука. Как и другая рядом с ней, в очках. А молодой человек за ними — сын Уэстбрука. Вероятно, они иногда приходят послушать какие-то дела, поскольку их отец юрист.

Хотя раньше они никогда не приходили посмотреть на него. Правда, прошлым вечером он вступил в спор с мисс Виолой на тему, должна ли женщина присутствовать в суде присяжных, если судят женщину, и он кое-что рассказал о сегодняшнем деле. Возможно, она решила увидеть, как все проходит, своими глазами.

— Дочь барристера? Никогда не говори этого. Она должна быть виконтессой по меньшей мере.

«Поверь мне, в этом вы с ней единодушны». Но эту мысль Ник оставил при себе. Вчера им и без того хватило ссоры и пререканий. Ему не хотелось унижать ее перед кем-то еще. На полпути Уэстбруки его заметили. Мисс Уэстбрук, разумеется, тоже. Их взгляды встретились, и он увидел в ее глазах смесь неуверенности и решимости. Выходит, она пришла сюда специально, чтобы сказать ему что-то. Ник насторожился. Ему не нужно было извинений, если предполагалось упоминание того, о чем он предпочитал молчать.

С другой стороны, он и сам должен был перед ней извиниться и, возможно, изыщет такую возможность. После выступления в суде он все еще пребывал в великолепном расположении духа. Поскольку Керли не был знаком ни с кем из молодых Уэстбруков, Ник потащил его за собой и встретил троицу внизу лестницы.

— Послушаем ваш вердикт, мисс Виола, — сказал Ник, когда отвел их всех в сторону от коридорного столпотворения и произвел процедуру знакомства. — Обошлись бы с мисс Уотсон лучше, если бы присяжные, а может, судья и барристеры были одного с ней пола?

— Представьте себе, что я размышляла на эту тему во время слушаний. — Она поправила сползшие на кончик носа очки, водрузив их указательным пальцем на прежнее место на переносице. — И хотя вы выиграли дело, вернув заключенной свободу, я не могу не заметить, что вы сделали это, скорее вызвав у присяжных неприязнь к человеку из класса мистера Катлера, а вовсе не доказав невиновность мисс Уотсон. Хотя умно все обставили. Но при действительно справедливой системе ваша тактика независимо от пола присяжных не имела бы успеха.

— Виола! — Мисс Уэстбрук покраснела и не без затруднения остановила взгляд на нем. — Вы выступали очень аргументировано, мистер Блэкшир. Мы видели немало папиных защит, чтобы разбираться, как барристер должен влиять на присяжных. Мы думаем, что вы блестяще провели защиту вашего клиента.

— А я разве сказала сейчас не то же самое? Я назвала его умным. — Мисс Виола сердито посмотрела на сестру, которая озиралась по сторонам, словно хотела определить, сколько людей стали свидетелями последнего примера непристойной прямоты Уэстбруков. — Я только собиралась сказать, что, по-моему, включение женщин — один шаг из дюжины, которые необходимо предпринять для реформирования нашего суда присяжных. Почему людей вроде мистера Катлера и мисс Уотсон должны судить те, кто смотрит на них как на низший класс или даже как на комичные персонажи? Кто с легкостью меняет свое мнение под влиянием воззвания барристера к их собственному чувству превосходства?

— Должен заметить, — Керли был рад одобрить мнение леди, с которой только что познакомился, — что трюк с обручальным кольцом был особенно недостойным, правда?

В разговор вступил Уэстбрук-младший, подтвердив, что мистер Катлер и мисс Уотсон выглядели и впрямь комично, хотя заслуживали справедливости. Мисс Виола обвинила его в непонимании. Керли своими замечаниями лишь раздул пламя спора, и Ник вдруг почувствовал себя лишним. Поймав взгляд мисс Уэстбрук в шумном споре брата, сестры и коллеги, Ник пожал плечом и улыбнулся дружеской, как он рассчитывал, но не слишком фамильярной улыбкой.

Она тоже улыбнулась в ответ и страдальчески покачала головой. Эта улыбка согрела его, как хороший глоток бренди. Под неосторожными словами и его сомнениями насчет того, что ей известно о его обстоятельствах, у них имелся надежный фундамент для дружбы, выдержавший уже ряд лет. Возникшие у него мысли о ее намеренном красовании на ступеньках и раздутом самомнении о своем истинном месте в обществе показались теперь Нику недостойными.

Еще более неловко почувствовал он себя, когда она обогнула мисс Виолу, чтобы встать рядом с ним.

— Мы с большим удовольствием наблюдали за вами в суде и считаем, что вы справились со своей ролью безупречно. — Ее щеки все еще пламенели. — Виола порой забывается, но она не хотела вас обидеть.

— А я и не обижаюсь. Я тоже порой забываюсь. — Его голос прозвучал непринужденно и сопровождался улыбкой. Но в конце он сделал достаточно длинную паузу, чтобы она поняла смысл сказанного. «Может, нам обоим просто стоит забыть о том, что наговорили вчера друг другу, и вести себя как прежде?» — Я польщен, что вы трое пришли посмотреть на меня, и ценю вашу похвалу. Если вы видели, как ведет судебные дела ваш отец, то должны понимать, к каким достижениям я должен стремиться.

— Я уверена, что мой отец будет рад услышать о суде и о примененной вами тактике. — Кейт слегка наклонила голову, как будто ее посетила новая идея. — Если вы свободны в субботу, может, придете пообедать и сами обо всем расскажете?

Ник поклонился. Нельзя было показать, что он знает, что эта идея не является спонтанной. Уверенность, что мисс Уэстбрук пришла в Олд-Бейли, чтобы предложить мир под видом обычного приглашения, пробуждала сочувствие и желание пощадить ее гордость.

— Был бы весьма рад, — начал он, но ее внимание вдруг ускользнуло от него, и взгляд сосредоточился на чем-то слева за его спиной. Глаза на мгновение расширились в выражении отвращения, но в следующий миг она снова стала воплощением вежливости.

Ник, не оборачиваясь, уже догадался, что он сейчас увидит. Вернее, кого. Такое не впервые случалось с клиентами Стаббса.

В нескольких футах от него топталась в нерешительности обретшая свободу мисс Мэри Уотсон. Осознав, что он заметил ее, она показала свои зубы и сделала движение в его сторону, как будто хотела приблизиться.

Только этого не хватало. С торопливым поклоном он обогнул мисс Уэстбрук и занял положение, препятствующее продвижению мисс Уотсон. Ник был рад защищать интересы таких людей в поиске справедливости. Они в неменьшей степени нуждались в помощи адвоката, чем высокородные. Но он не мог ни при каких обстоятельствах допустить встречу Уэстбруков, любезно пришедших в суд как наблюдатели, с женщиной, развлекающей мужчин за деньги.

— Мисс Уотсон. — Ник предусмотрительно спрятал руки за спину, чтобы у нее не появилось соблазна схватить их, как это сделал предыдущий клиент Стаббса. — Поздравляю вас с освобождением.

— Это благодаря вам, сэр.

Она мяла перед собой ладони, как будто и вправду намеревалась схватить одну из его рук и теперь была вынуждена довольствоваться своими собственными.

— В большей степени вы обязаны мистеру Стаббсу. Он отлично подготовил дело.

То самое дело, какое он теперь крутил в ладонях за спиной, чтобы занять их чем-то.

— И нашел отличного человека выступить в мою защиту. Многие смотрят сверху вниз на несчастную девушку, вынужденную зарабатывать себе на жизнь тем, чем может.

Мисс Уотсон устремила свой взгляд мимо него, несомненно, на Керли, который постарался своими вопросами выставить ее как женщину, лишенную какой бы то ни было морали.

Ник сжал губы. Он не мог не согласиться с ее упреками в адрес Керли, который проводил очевидную для адвоката стратегию защиты интересов истца. Ей, безусловно, было неприятно это слышать, но Стаббс должен был подготовить ее к этому.

Беседа за его спиной заглохла. Отлично. Керли и Уэстбруки, должно быть, наблюдали за его разговором.

— Он сказал, что вы обойдетесь со мной по справедливости, мистер Стаббс вас очень ценит.

Она снова заломила руки и придвинулась к нему на полшага с дрожью в голосе и — Боже, неужели она плакала? — неконтролируемыми эмоциями в глазах.

— Я стараюсь поступать так с каждым клиентом, которых поставляет мне он или кто другой. — Соответствующие полшага назад приблизят его к Уэстбрукам, которые и так стояли ближе, чем ему хотелось бы. Вместо этого Ник придал своему голосу больше отчужденности: — Благодарю за комплимент. Удачи вам.

Но женщина не поняла, что разговор окончен.

— Он сказал, что вы защитите меня по справедливости и не сочтете за падшую женщину. — Да, но они вроде уже обсудили этот вопрос, разве нет? Она подошла еще ближе и, бросив взгляд на людей за его спиной, понизила голос до шепота: — По причине ваших собственных связей.

Ник ощутил в руке прострел и сжал кулак, сминая в ладони дело. Его голова запылала, как будто сунул ее в горнило бушующей топки. В глазах защипало, и стало больно дышать. Щеки вспыхнули огнем гнева и стыда. Ник яростно замигал, но ничего не видел, кроме ослепляющего света.

— Боюсь, я не понимаю, о чем вы, — с трудом прохрипело его пересохшее горло. Где, спрашивается, Стаббс, и почему он не держит своих клиентов на поводке? — У меня нет никаких таких связей.

Ослепляющий свет немного рассеялся, чтобы он мог увидеть лицо женщины с недоброжелательно сморщенным лбом.

— Мистер Стаббс сказал, что у вас есть брат, который женился на…

Но последние слова или слово услышал лишь он один, ибо все вокруг заглушил звенящий голос неожиданно заговорившей мисс Уэстбрук.

— Мы и впрямь должны идти, мистер Блэкшир. Надеюсь, что увидим вас в субботу на обеде. Мистер Керли, не окажете ли любезность проводить нас?

«Повернись. Поклонись. Прими приглашение. Поблагодари их за приход и пожелай хорошего дня». Но он не мог. Да и в этом не было необходимости, поскольку мисс Уэстбрук, еще не закончив говорить, уже повела остальных к выходу. Она, должно быть, ощутила его стыд и пришла к нему на помощь.

Но Ник чувствовал себя не спасенным, а лишь еще более униженным. Вероятно, она догадывалась, что собиралась сказать мисс Уотсон, и не хотела, чтобы это услышали остальные. Значит, все знала, но из вежливости делала вид, что не знает.

Как давно ей это известно? И сможет ли он снова с ней разговаривать, не думая, что она его жалеет или презирает?

— Мисс Уотсон. — Ник теперь отчетливо видел женщину. Туман шока и ярости развеялся. Ее беспокойные руки продолжали двигаться как заведенные. — Боюсь, мистер Стаббс неверно обозначил мою мотивацию. Я отстаиваю или защищаю позицию своего клиента в силу своих возможностей, потому что это моя работа. Человеку, который старается только для тех, с кем чувствует родство, не место в суде.

Что она собиралась ответить на это, Ник не услышал, поскольку, наконец, подоспел автор этой неловкой ситуации, торопливо семенивший по постепенно пустеющему коридору, подобно овчарке, нашедшей заблудшую овцу.

— Моя дорогая мисс Уотсон. — Стаббс бросил Нику нервную улыбку. — Наверняка я говорил вам, что мистер Блэкшир очень занятой человек, как и все барристеры. По этой причине клиенты должны вести все разговоры со стряпчими, полагаясь, что все, что нужно, будет передано по назначению.

Всем своим видом он говорил, что извиняется, но этого было недостаточно.

— Одно слово, мистер Стаббс. — Ник дождался, когда мисс Уотсон удалилась на приличное расстояние, и, положив руку на плечо стряпчего, подвел его к ближайшей стене. Его вторая рука по-прежнему сжимала скомканное дело. Когда солиситор поднял на него озадаченный взгляд, Ник произнес: — Прошу вас больше никогда не упоминать моего брата и его личные обстоятельства. Его женитьба причинила страдания всей нашей семье, и об этом не стоит докладывать каждой мисс Уотсон, чьи интересы мне придется представлять.

Рот Стаббса дрогнул в выражении испуга, внушенного, несомненно, тоном Ника; будь проклята его наивная, мягкосердечная самонадеянность. Солиситор склонил голову:

— Мои нижайшие извинения. Женщина была подавлена, когда я навестил ее в тюрьме, и выразила опасения, что вы обойдетесь с ней сурово. Как и любой джентльмен. Я хотел уверить ее в обратном. Я не ожидал, что она вздумает обсуждать эту тему с вами.

— Я прошу вас, мистер Стаббс, впредь воздерживаться от рассказов о моей личной жизни каким бы то ни было клиентам, независимо от вашего предположения, станет он или нет осаждать меня в коридоре.

— Конечно. Простите меня. Я больше вас не подведу.

Солиситор отступил, собираясь отвести мисс Уотсон в такое место, где она не сможет досаждать правозащитникам. Ник поклонился и, отворачиваясь, в последний миг заметил, в чем мог поклясться, в глазах человека искру жалости.

Он прислонился к стене, чтобы поддержать вдруг обмякшее тело на внезапно подогнувшихся ногах, и проводил взглядом удаляющиеся фигуры, пока они не скрылись за углом. В левой руке хрустнула бумага смятого дела. Ник разжал пальцы и разгладил страницы, чтобы посмотреть, сколь серьезный урон нанес работе клерка.


Уилл трудился теперь, зарабатывая на жизнь, в офисе одного из доков. К слову сказать, о клерках и работе. Так проинформировала их всех Марта, потому что она со своим дурнем мужем настаивала на признании отвергнутого брата и произнесении его имени в присутствии тех братьев и сестры, кто с ним больше не виделся. По ее словам, он нашел работу в компании, торгующей лесом, где никого не интересует, в каких скандалах ты замешан, если в назначенный час являешься на работу.

Левая сторона каждой из страниц дела была безжалостно смята, портя вид четких, элегантных букв, вышедших из-под пера, насколько мог судить Ник, Смитсона. Он приложил бумаги к стене и свободной рукой разгладил листы. Смитсон гордился своей работой. Это было видно по завиткам и петелькам, которыми он украшал первые буквы каждого абзаца, и, бесспорно, заслуживал лучшего отношения, чем гнев и отчаяние человека, переживающего позор собственного бесчестья.

При мысли об этом его щеки снова запылали. Что слышали Уэстбруки? Придется ли ему теперь столкнуться с прямыми вопросами мисс Виолы — которая, насколько он знал, сочтет Уилла потерпевшей стороной в деле, — и с новой неловкостью в отношениях с мисс Уэстбрук? Они пригласили его на обед в субботу, и Ник не мог представить, как будет все происходить.

— Николас Блэкшир?

Он повернулся. В пяти-шести шагах от него стоял мужчина — точнее, джентльмен — с золотисто-каштановыми волосами, лет тридцати пяти, со слегка наклоненной вперед головой, вскинутыми бровями и шелковой шляпой в руках. Двух слов, произнесенных с вежливой вопросительной интонацией, оказалось достаточно, чтобы распознать благородное происхождение незнакомца. Даже без шляпы и со склоненной головой человек производил впечатление значительного и влиятельного.

У Ника внутри все сжалось. Кажется, сейчас многое решится.

— Я позволю себе вольность представиться самому, хотя мое имя вам уже известно. — Джентльмен грациозно опустил голову на несколько дюймов ниже. — Джеймс Баркли, до недавнего времени лорд Джеймс Баркли; теперь просто лорд Баркли. Барон.

Глава 4

Ник зажал свое самообладание в кулаки. Не одного Баркли воспитывали как джентльмена. Независимо от поступков своих своенравных братьев и сестер, Ник знал, как себя вести в подобных ситуациях. Скрутив помятые листы Смитсона в трубку, он оттолкнулся от стены и двинулся навстречу человеку с вытянутой вперед рукой.

— О да, Чарлз Уэстбрук предупредил меня о возможности подобной встречи. Вы впервые в Олд-Бейли?

Голова Ника напряженно работала. Появление Баркли в суде могло означать, что он не знал о скандале в семье Блэкшир. Но что успел услышать и понять этот джентльмен из перепалки Ника со Стаббсом?

— Да, бывать здесь прежде не приходилось. — У барона оказалось крепкое рукопожатие и заинтересованные глаза. — Я приехал сюда рано и прослушал пять дел. Ваш процесс меня, откровенно говоря, загипнотизировал. Уэстбрук отзывался о вас очень высоко и, как выяснилось, ничуть не преувеличивал.

— Мне посчастливилось у него учиться. Он многому меня научил.

Ник снова отвел руки назад, чтобы не отвлекать лорда Баркли видом помятого дела.

— Надеюсь, что вы говорите правду, а не скромничаете. Хотелось бы знать, что этому и впрямь можно научиться. Но если то, что я наблюдал сегодня в суде, результат врожденного таланта, тогда, боюсь, мне не на что рассчитывать.

Барон улыбнулся, и на одной его щеке появилась ямочка, частично испорченная шрамом.

— Ерунда. — Возможно, не стоило говорить «ерунда» лорду. Но беседа свернула в русло, где Ник чувствовал себя достаточно комфортно. Пока речь шла о судах и юридических тонкостях, он мог держаться с непринужденностью, обусловленной абсолютной уверенностью в своей правоте. — Усердие и желание добиться успеха способны в большинстве случаев дать человеку больше, чем талант. И если вы командовали людьми в армии, значит, уже обладаете необходимыми навыками.

— Боюсь, что ваше представление о военной службе приукрашено романами и пьесами, — как было когда-то и мое. Уверяю вас, что мне ни разу не доводилось произносить призывные речи, наподобие Генриха Пятого. За что мои солдаты были мне, несомненно, благодарны.

Из него получится отличный ученик. Это было сразу видно. Он не страдал излишним самомнением, свойственным многим мужчинам. Учителю не придется ходить на цыпочках вокруг его благородного достоинства.

Ник с трудом удерживался от желания сжать пальцы вокруг свернутого в трубку и без того настрадавшегося дела. Ему очень этого хотелось. Делиться своими знаниями и опытом с кем-то, кто жаждал учиться; получить шанс стать авторитетом для члена парламента и вместе с ним множество каналов, открываемых благодаря этому перед человеком с амбициозными планами… Мог ли он позволить себе надеяться, что Баркли слышал разговор со Стаббсом или, может, знал о скандале ранее и все же счел это обстоятельство несущественным? В этом не было ничего невозможного. Во всяком случае, мистер Уэстбрук так думал.

— Не стану вас больше задерживать. — Барон посмотрел по сторонам, оценивая пустеющий коридор. — Рассчитываю, что вы согласитесь вернуться к обсуждению этого вопроса в деталях, чтобы решить, сможете ли сделать из меня достойного оратора.

«Ни о чем большем и не мечтаю. Но лучше мне быть честным с вами с самого начала, таким образом, я не могу скрывать от вас те факты, которые могут повлиять на вашу собственную готовность сотрудничать». Ник мог это сказать.

«Прежде чем отвечу, я чувствую себя обязанным раскрыть кое-какие детали, касающиеся моей семьи, и дать вам шанс благородно отказаться от выдвинутого предложения». Это тоже было бы честным ответом.

«Позвольте спросить, не слышали ли вы беседы, которая у меня случилась за минуту-две до вашего обращения?» Прямолинейно, тонко и честно. Вот какой тон следовало ему принять.

— Конечно, — ответил Ник и поклонился. — Почту за честь.


— Сюда, пожалуйста, мисс Уэстбрук.

Дворецкий отнес плащ Кейт и вернулся, чтобы проводить ее в гостиную. После многих лет ожидания она последовала за ним по сводчатому проходу к парадной лестнице дома Харрингдонов.

Одна лестница уже стоила этого ожидания.

Расположенное в самом центре комнаты сооружение, — а не у стены, как в доме отца и многих других, которые она видела, — с темными, отполированными кружевами перил устремлялось вверх. Ступени постепенно сужались, пока последняя из них не закончилась площадкой, выкрашенной в цвет слоновой кости. Дальше лестница раздваивалась и снова сходилась над головой, образуя вторую лестничную площадку.

«Неэкономно», — сказала бы Виола. Зачем двум лестницам вести в одно и то же место? Нарочитая демонстрация богатства, и ничего более. Сестра проводила Кейт до Беркли-сквер и пошла дальше по улице, чтобы съесть мороженое и понаблюдать за модно одетыми посетителями, также поедающими мороженое, делая про себя, несомненно, язвительные замечания.

Кейт была рада, что Ви отказалась составить ей компанию.

Пока поднималась по лестнице следом за дворецким, ее сердце гулко стучало. На первой лестничной площадке она остановилась и огляделась, чтобы окинуть взглядом интерьер внизу, и у нее чуть не подогнулись колени.

Почему папа ни разу не счел нужным обмолвиться, что вырос в таком великолепии? Неужели люди, живущие в подобном окружении, воспринимают красоту как нечто само собой разумеющееся, а то и вовсе перестают ее замечать? Она бы не перестала. Даже малым ребенком, она не смогла бы не видеть чуда красоты, глядя на эти высокие светлые стены изысканную лепнину и купол над головой, сквозь окна которого внутрь вливался свет.

«Я должна была жить здесь ребенком. Знакомство с этим домом должно было принадлежать мне по праву рождения». Идя сюда, она не собиралась пестовать в себе эти горькие мысли, хотя было трудно не думать, как много женщин без единой капли крови Уэстбруков поднимались и спускались по этим ступенькам, навещая графиню или иных членов фамилии, ни на секунду не сомневаясь, что им здесь рады.

Пока стояла в прихожей, Кейт вдруг осознала, что таращится по сторонам, как какая-нибудь деревенщина, впервые попавшая в господский дом, и приняла вид, который отрепетировала дома перед зеркалом.

— Очень красиво.

На помощь пришла снисходительность — ее последнее и весьма надежное оружие, — своего рода кинжал, который она выхватит из-за подвязки. Снисходительность преобразовала смятение чувств в комплимент дворецкому. Как будто он лично трудился над этой комбинацией слоновой кости и золота и голыми руками возводил коринфские колонны на следующей лестничной площадке. Человек поклонился, не сходя с места, воплощение скромной гордости.

— Нам сказали, что это прекрасная работа Уильяма Кента.

«Нам». Она теперь будет завидовать слуге, если не научится той немыслимой легкости, с которой он определил свое место в этом доме и семье.

— Конечно, Уильям Кент. Он привнес такое великолепие, такую роскошь и безупречный вкус в убранство интерьеров дома.

Кейт никогда прежде не слышала об Уильяме Кенте. Не важно. Замечание относилось к архитектору или дизайнеру. И она прибережет это имя, поставив рядом с Робертом Адамом и Джоном Нэшем, возможно, для других случаев.

Дворецкий продолжил путь, и Кейт последовала за ним, ведя завистливой рукой по чугунной ковке балюстрады, пальцами другой руки нащупав в ридикюле футляр для карточек. Она не станет стыдиться своей карточки, выполненной на третьесортной бумаге, ведь это было все, что она могла себе позволить. И если среди других карточек на подносе леди Харрингдон ее собственная будет выглядеть гадким серым утенком, затерявшимся в стае лебедей, тем ярче должна она сама светить по сравнению с другими в компании своими безукоризненными манерами и лебединой грацией.

Пусть другие дамы блистают своим умением играть на арфе или знанием происходящих событий, у нее есть свои плюсы. Она знает, в чем состоит ее преимущество.

Когда поднялись на площадку второго этажа, сердце Кейт билось в умеренном ритме овладевшего собой человека. Налево и направо открывались широкие дверные проемы, увенчанные перемычками с изысканной резьбой, за которыми скрывались и другие шедевры интерьера. Но теперь Кейт не станет глупо пялиться на творения рук мистера Кента.

Проследовав за дворецким в левый дверной проем и затем через анфиладу достойных восхищения комнат, она достала карточку, и, когда они остановились у двойных дверей, ведущих в гостиную, дворецкий взял ее и зачитал четырем дамам, присутствующим в помещении.

О воспитании в семье матери-актрисы следует сказать одно: девочка научилась исполнять незабываемый книксен. Кейт присела, опустив ресницы и слегка склонив голову, — краснеющая инженю, чье исполнение Офелии было вполне достойно Гамлета и всех остальных. Она не рассчитывала, что затмит эту комнату с ее высокими стенами и декорированным потолком, но могла надеяться покорить ее своей простотой.

Кейт выбрала для визита свое самое воздушное платье из муслина цвета слоновой кости без рисунка, верхний слой которого последовал за ней во время реверанса с некоторыми задержками и колебаниями, подобно лебяжьему пуху, падающему на землю. Когда она поднялась, леди, сидящая на диване ближе к камину — по возрасту и осанке, несомненно, леди Харрингдон, — смотрела на нее с легкой улыбкой одобрения.

— Она прелестна. Как, ваш человек сказал, ее зовут?

Это произнесла дама более старшего возраста в тюрбане и павлиньих перьях, занимавшая место слева от графини и смотревшая на Кейт сквозь монокль. Самая молодая из гостей, сидевшая на диване напротив леди Харрингдон рядом с женщиной, годящейся по возрасту ей в матери, послала вновьприбывшей улыбку. След уныния в ее глазах засвидетельствовал, что и она слышала оценку ее персоны, сделанную не столь конфиденциальным тоном, как предполагала говорившая.

И эта гостья, вероятно, не удостоилась чести быть названной прелестной. У нее был несколько скошенный подбородок и высоковатый лоб. Однако улыбка выдавала добрый нрав и отсутствие тщеславного желания придать себе как можно больше привлекательности, столь часто встречающегося у девушек, обделенных природной красотой.

Жаль. Если бы они познакомились у мисс Лоуэлл, Кейт приложила бы усилия, чтобы помочь девушке подчеркнуть ее полные жизни глаза.

Для начала она предложила бы ей голубой цвет. Изменила бы прическу, позволив локонам ниспадать на лоб, что улучшило бы пропорции лица и отвлекло взгляд от подбородка.

Но она пришла сюда не для этого, следовательно, должна была переключить внимание на свою тетю.

— Ее зовут мисс Уэстбрук, — повторила графиня даме в тюрбане, которая нахмурилась и поднесла монокль к другому глазу.

— Уэстбрук. — Она тщательно разглядывала Кейт. — Одна из дочек Ричарда?

— Нет, это другая мисс Уэстбрук. Она здесь раньше не бывала. Проходите и присаживайтесь, дорогая. — Леди Харрингдон похлопала по пустому месту на диване рядом с собой. — Мисс Смит как раз собиралась рассказать нам забавное происшествие в прошлое воскресенье, когда сэр Джордж Бигсби вывез ее покататься в Гайд-Парк.

Мисс Смит, леди со скошенным подбородком, слегка подалась вперед, и от внешних уголков ее глаз разбежались лучики.

— Не могу обещать, что история будет такая уж забавная…

— Будет-будет. Я настаиваю, — со всей серьезностью сказала леди Харрингдон, указывая закрытым веером на мисс Смит. — Мисс Уэстбрук, с удовольствием представлю вас сегодня миссис Смит и мисс Смит с Саут-Одли-стрит, а также ее светлости вдовствующей графине Харрингдон.

Кейт чуть не оступилась, занимая место на диване. Дама с моноклем была матерью папы и, следовательно, ее родной бабушкой. Неужели ей не пришло в голову, что, если девушка в белом муслиновом платье не дочь Ричарда, значит, она дочь Чарлза?

Знает ли она вообще, что у Чарлза есть дети? Они много лет не общались, но Кейт полагала, что матери подобные вещи всегда интересны.

Пока мисс Смит излагала свою историю, которая, как и предупреждала, оказалась не такой уж занимательной, кроме эпизода, когда одна из лошадей внезапно остановилась и принялась объедать кустарник у дороги, демонстрируя нежелание продолжать движение, Кейт исподтишка поглядывала то на одну, то на другую леди Харрингдон. Графиня, как теперь Кейт разглядела, держала на коленях маленького рыже-белого спаниеля, которого нежно обмахивала веером, пока с большим вниманием слушала историю мисс Смит. Она даже раз или два искренне рассмеялась, вероятно, заранее решив, что история ее развеселит. Иного объяснения этому факту не находилось.

Вдова тоже слушала. От смеха леди Харрингдон морщины на ее лбу сделались еще глубже.

— Боюсь, я не уловила сути шутки, — пробормотала она громко, наклонившись вперед, когда молчание мисс Смит засвидетельствовало, что она закончила свой рассказ. — Дело в лошадях или джентльмене?

— Там шутки никакой не было. — Леди Харрингдон послала мисс Смит улыбку, как будто хотела заверить, что ее рассказ имел успех. — Лишь элемент невезения, что сопутствовало прогулке от начала до конца. История в целом была забавная. Итак, мисс Смит. — Графиня усердно работала веером, заставляя колыхаться шелковистую шерстку спаниеля. — Я поговорила с сэром Джорджем на балу у леди Стэплтон, теперь еще эта поездка, о которой вы нам поведали, и, если я правильно помню, пара утренних визитов. Так каково ваше впечатление об этом человеке? Обладает ли он качествами, достойными чувств молодой леди?

Из тактичных ответов мисс Смит и замечаний всех присутствующих кое-что прояснилось. Во-первых, сэр Джордж был несколько староват для леди возраста мисс Смит. Такие определения в его адрес, как «достойный», «мудрый» и «досточтимый», не оставляли в этом сомнений. Во-вторых, миссис Смит считала эту партию выгодной.

И в-третьих, что имело непосредственное отношение к цели визита Кейт, она не ошиблась, правильно угадав склонность ее тетки к сватовству. Леди Харрингдон рассматривала дело сэра Джорджа со всей авторитетностью женщины, выдавшей замуж шесть дочерей, причем одну — за герцога, и очевидной озабоченностью счастьем мисс Смит. Если Кейт правильно понимала ситуацию, графиня не видела в нем особой перспективы для молодой леди и хотела посеять сомнение в душах матери и дочери Смит касательно достоинств подобного брака.

Относительно мнения вдовы по данному вопросу Кейт ничего не могла сказать. Пожилая дама зачастую теряла нить беседы, несмотря на старательное использование монокля. Раз или два ее вид говорил, что она как будто даже забывала, кто все эти люди и как попали в ее гостиную. Впрочем, и гостиная уже давно была не ее, а леди Харрингдон.

Грусть, как туман, окутала мысли Кейт. Папа так давно не общался ни с кем из своей семьи, что не мог знать, как постарела его мать. Возможно, это его уже и не интересовало. Недоразумение, вызванное у вдовствующей графини именем Уэстбрук, также оставило горький привкус. Что, если она и думать забыла о своем втором сыне?

— А что вы скажете, мисс Уэстбрук? — вторгся в ее меланхоличные размышления голос леди Харрингдон.

Кейт переключила внимание на тетю, нащупывая последнюю нить разговора. Иначе зачем она пришла сюда? Перед ней стояла четкая цель. Возможно, за этой целью и скрывались сантименты, но она не могла позволить им сбить ее с намеченного курса.

Графиня повернула к ней голову и вопросительно склонила ее набок. У нее была длинная изящная шея, и можно было без труда представить, как в свои молодые годы она отрабатывала это движение перед зеркалом.

— Может ли юную девушку устроить досточтимый джентльмен, который уже не в состоянии махать хлыстом? — продолжала ее тетя. — Или вы предпочтете молодого человека, чье искусство править лошадьми заставит других дам в зависти оборачиваться, когда он вывезет вас на прогулку?

Настал ее час произвести впечатление на леди Харрингдон своим здравомыслием, то есть подтвердить мнение графини. Кейт склонила голову, повторяя позу тети — у нее тоже были шея, достойная показа, и зеркало для отработки движения, — и сложила губы, чтобы придать себе вид задумчивости.

— Говоря абстрактно, ибо я не осмелюсь выносить суждение о человеке, которого лично не знаю, я считаю умение джентльмена править лошадьми достаточно ценным. Однако его характер, респектабельность, поведение в обществе являются куда более важными качествами в определении его достоинств, чем умение управлять четверкой лошадей.

Это была сладкая пилюля для миссис Смит, которая изменилась в лице, когда леди Харрингдон принизила достоинства сэра Джорджа.

Кейт сделала паузу, чтобы набрать в грудь воздуха и дать понять своим слушательницам, что грядет смена тона.

— С другой стороны, я не могу не задаться вопросом относительно усердия господина, его способностей к чему-либо, когда слышу, что он не преуспел в каком-то из обычных мужских занятий. В частности, когда речь идет о мужчине зрелых лет, у которого имелось достаточно времени, чтобы что-то освоить. Любой человек независимо от того, обладает он врожденным талантом или нет, в состоянии научиться править лошадьми, если в этом практиковаться. Во всяком случае, так я всегда считала. — Она повернула руки, лежавшие на коленях, ладонями вверх, заменив этим жестом пожатие плечами. — И опять-таки я не имею в виду приведенный вами пример. Я уверена, что единичный случай, когда лошади забрели в придорожные кусты, ни о чем не свидетельствует. Не сомневаюсь, что подобные конфузы порой случаются с самыми искусными и опытными возницами.

Таким образом, она аккуратно взрыхлила почву, засеянную сомнениями леди Харрингдон, и даже взбрызнула ее водой. Хотя, наверное, при небольшом усилии смогла бы увидеть, что мисс Смит и сама уже начала сомневаться. Молодая леди старалась сохранять улыбку, но по блеску в ее глазах было видно, что она точно знала, чего добиваются графиня и мисс Уэстбрук.

— Девушка с ее красотой может себе позволить быть разборчивой в мужчинах. — Вдова разглядывала Кейт в монокль и, по всей видимости, адресовала это замечание леди Харрингдон, хотя его смысл дошел до всех присутствующих. — Другим эта роскошь непозволительна.

Мисс Смит проиграла битву со своей улыбкой и, склонив голову, проявила интерес к своим перчаткам, вдруг потребовавшим ее внимания. В действительности, с какой стати девушке с таким живым характером и такими прекрасными глазами бросаться на шею флегматичного старика, который даже не способен справиться с лошадью? Кто-то должен срочно подстричь ей волосы и надеть на нее модный голубой спенсер.

— Вы хорошо изъясняетесь, мисс Уэстбрук.

Графиня, хоть и не вооруженная лорнетом, изучала ее прозорливым взглядом покупателя драгоценностей.

Кейт вежливо склонила голову, принимая комплимент. Она и вправду выразила свое мнение довольно искусно. Мистер Блэкшир в своем парике и мантии вряд ли сделал бы это лучше. Если он придет завтра на обед, она обо всем ему расскажет.

Хотя, возможно, он не придет. Она так старалась накануне исправить досадное недоразумение от неловкой фразы, но надо же было этой нахальной мисс Уотсон упомянуть о женитьбе его брата, да еще так нагло. Кейт ощутила его унижение, как свое собственное. Ей хотелось бы заверить его, что Виола и Себастьян не прислушивались к разговору и не обратили внимания на его заключительную часть, но она чувствовала, что лучше этой темы вообще не затрагивать.

И уж конечно, ей не стоило во время первого визита в дом Харрингдонов отвлекаться рассеянными мыслями о мистере Блэкшире. Здесь сидела ее тетка и разглядывала ее с таким видом, как будто приценивалась, какое впечатление Кейт произведет, если ее представить на балу в благородном собрании. А возможно, она думала, как приятно будет отбирать ухажеров для девушки, которая привлекает их, как цветок пчел, когда официально станет ее патронессой.

— Что ж, мисс Смит и миссис Смит. — Внимание леди Харрингдон в один миг переключилось. — Полагаю, самым лучшим для сэра Джорджа будет наличие соперника, а то и двух. Вы не в курсе, будет ли он во вторник на рауте у леди Эстли?

Леди Эстли! При упоминании этого имени у Кейт подскочило сердце и в груди загорелся настоящий огонь желания. Упоминание этого имени здесь вскоре после того, как впервые прозвучало за обеденным столом у Уэстбруков, показалось счастливым предзнаменованием и промыслом судьбы. Она непременно должна пойти на этот раут. Возможно, леди Харрингдон обдумывала этот план, пока ее разглядывала, что в какой-то степени объясняло ее внезапное обращение к дамам Смит на эту тему.

Они еще немного обсудили сэра Джорджа, появление которого там представлялось сомнительным, немного поговорили о великолепном столе леди Эстли и ее неизменной привычке приглашать ровно столько людей, сколько могло комфортно разместиться в бальном зале и соседней комнате, где играли в карты. И ничего не было сказано о включении мисс Уэстбрук в число приглашенных, когда пробили часы и мать и дочь Смит поднялись, чтобы распрощаться.

Вдовствующая графиня тоже сделала попытку подняться, медленно и с заметным усилием. Кейт проворно подскочила на ноги, чтобы броситься на помощь бабушке, но остановила себя. В этом доме так не поступают. Молодая гостья не должна была этого делать.

И действительно, на помощь вдове поспешили мужчины, и леди Харрингдон тронула свекровь за запястье.

— Подождите минутку, ваша светлость, — мягко, сказала графиня и указала на дверь. — Видите, сюда идет лорд Харрингдон, чтобы помочь вам подняться и отвести в вашу комнату.

— Лорд Харрингдон. Очень хорошо.

Вдова вновь опустилась в свое кресло. Имя лорда Харрингдона как будто прозвучало для нее пустым звуком. Даже когда он подошел к ее креслу, чтобы помочь с одной стороны, а слуга — с другой, выражение ее лица ничуть не показало, что она видит перед собой сына. Так что, возможно, папа был не единственным сыном, которого забыла родная мать.

Кейт стояла в ожидании, следуя примеру матери и дочери Смит, чтобы вдовствующая графиня первой вышла из комнаты. Скользнув по ней взглядом, граф кивнул. Внезапно смутившись, Кейт опустила голову и отвела глаза. Ей было неловко видеть, как он поддерживает свою нетвердо стоящую на ногах мать, которая наверняка нянчила его на руках, когда он был ребенком.

— Мисс Уэстбрук, будьте любезны немного задержаться. — Тихая команда леди Харрингдон вернула Кейт к действительности и ее миссии. — Можете присесть.

Кейт села. Теперь у них с графиней состоится приватный разговор. Нужно стряхнуть с себя паутину сантиментов и напрячь мозги.

Дамы Смит попрощались и через двойные двери вышли из комнаты. Леди Харрингдон кивнула в их сторону.

— Милая девочка, — сказала она, когда женщины уже не могли их слышать. — Характер выше всяких похвал. Жаль, что не удалась лицом.

Кейт несколько оторопела. Но разве сама она не придерживалась аналогичного мнения о внешних данных мисс Смит? Разве не заостряла своего внимания на недостатках ее подбородка и лба? Так что не стоило возмущаться, что тетка позволила себе высказать подобное мнение вслух в частной беседе.

Она тоже сделала жест головой в сторону ушедших матери и дочери.

— У нее очень красивые глаза. — Три года у мисс Лоуэлл научили ее правилам ведения такого рода разговоров. Важно было соблюдать баланс: не поддаваться неприличествующей критике другого лица, но и не упрекать его в этом открыто. — И держится она, как ваша светлость заметили, добросердечно.

— Даже чересчур, сказать по правде. Она, возможно, думает, что просто любезна с сэром Джорджем Бигсби, но держу пари, что он воспринимает ее доброту как поощрение своих ухаживаний. Тем горше будет его разочарование, когда она ему откажет. — Графиня закрыла веер, позволив ему повиснуть на запястье, и подняла спаниеля к лицу, чтобы адресовать дальнейшие слова в его недовольную мордочку. — Кроме того, ее доброта способствует его переоценке своих чар. Теперь он повысит свои запросы, когда начнет ухаживать за следующей молодой леди. Женщины в долгу перед другими женщинами за то, что помогли мужчинам сделать более точную оценку. — Она опустила спаниеля. — А что вы думаете, мисс Уэстбрук?

— Я думаю, что должна считаться с мудростью вашей светлости. — Скромная улыбка в сопровождении скромно потупленного к ковру взора. То, что тема разговора столь быстро переключилась на ухаживание, послужило добрым знаком. — Ваш успех в собственном браке и удачном замужестве ваших дочерей говорит сам за себя.

— Вы мне льстите. Однако делаете это довольно искусно. — В глазах графини блеснули веселые огоньки. — А как вы, моя дорогая? Как случилось, что столь красивая и благовоспитанная молодая леди все еще не замужем? Только не говорите мне, что не было предложений.

Их у нее и вправду не было. Чем Кейт несказанно гордилась. Она всегда бдительно наблюдала за намерениями мужчины и если замечала их серьезность, то спешила убедить его в тщетности его намерений, прежде чем он успевал сказать или сделать нечто такое, о чем будет вспоминать с горечью обиды.

Но сообщать об этом леди Харрингдон было необязательно.

— Я знаю, что в моих жилах течет кровь Уэстбруков и к чему это обязывает.

Кейт слегка приподняла голову и ощутила, как ее голос резонировал где-то под ребрами.

— Жаль, что ваш отец был иного мнения, — ответила графиня без колебания. — Если помните, только половина ваших предков восходит к нему. О второй мы и говорить не будем, лишь укажу, что они делают невозможной партию, достойную имени Уэстбруков. Жаль, как я уже сказала. — Она покачала головой, воплощение благовоспитанного сожаления. — Вы могли бы стать бриллиантом своего сезона.

Кейт сидела в полной неподвижности. Она не позволит ни единому мускулу дрогнуть на своем лице, хотя речь графини подействовала на нее, как ушат холодной воды, обрушившейся на голову.

Какая же она была глупая и самоуверенная. Ее услужливое воображение наделило леди Харрингдон льстивым для себя планом и мотивацией, в то время как у нее не было ни единого доказательства в пользу этих фантазий. Мистер Блэкшир предупреждал ее, что она строит воздушные замки, и оказался прав.

Но глубоко внутри ядро ее гордости взбунтовалось. Кейт не собиралась признавать поражение при первой же неудаче. Если ее воздушные замки не в состоянии устоять, она начнет строить основательнее и прочнее, по одному кирпичику.

— Жизнь, несомненно, была бы легче, если бы меня не заботили родственные связи. Соответствующее поведение и манеры ничего тебе не дают, если в обществе тебя не считают леди только потому, что твоя мать происходит из актерской семьи. — Кейт приподняла плечо, чтобы показать, что давным-давно свыклась с положением, в котором выросла. — По крайней мере избегаешь тисков жалости к себе, получая ее в излишестве от других людей, — от других дам, должна признаться. Господа не такие жалостливые.

Джентльмены не видят во мне ничего, достойного жалости. Пусть эта правда прорвется наружу в тишине и ударится о стены Уильяма Кента. Пусть она во всех других отношениях отстает от своих кузин по линии Уэстбруков, но одного достоинства у нее не отобрать ни при каких обстоятельствах. Кейт очень хорошо знала, как и сама леди Харрингдон, что ни одну из дочерей этого дома никто не называл «бриллиантом сезона».

Ее тетка смотрела на нее в задумчивости, сложив губы и прикрыв глаза. Теперь она может выбросить ее вон за наглость, но если Кейт не просчиталась…

— Гордая, как любой из Уэстбруков, да? — Уголок ее губ дрогнул в подобии понимающей улыбки. — Но это приличествующая и вполне обоснованная гордость, я бы сказала. Вы наверняка раздосадованы своим положением, которое занимаете не по праву. Как и я была бы раздосадована, будь на вашем месте. И в то же время вы знаете, какое место занимаете, и не переступаете границы. Ваши записки на протяжении всех этих лет были сама корректность. Без признаков дерзости или инсинуаций. Я это оценила, поверьте.

— Вы очень добры, ваша светлость. Я глубоко чту оказанную мне честь быть сегодня сюда приглашенной.

Кейт остановила взгляд на спаниеле и подождала.

Леди Харрингдон было что сказать. Она это чувствовала. «Я это оценила» было началом, переходом, оправданием тому, что дальше последует. Позор ей, если второй ушат ледяной воды застанет ее врасплох.

— Я и вправду добра к тем, кто этого заслуживает. — В голосе ее тетки прозвучали такие веселые нотки, что Кейт не удержалась и подняла взгляд. — У меня есть к вам, моя дорогая, предложение. Хочу спросить, свободны ли вы в следующий вторник?

Сердце Кейт отозвалось глухими ударами, несмотря на всю решимость не давать воли надежде. Она знала, что упоминание раута у леди Эстли не было случайным.

— Я свободна и к вашим услугам.

Ее упрямая, дерзкая часть сознания незамедлительно задалась вопросом, что надеть.

— Именно этого я и желаю. Мне хотелось бы знать, не пожелаете ли вы сопровождать меня на раут, о котором мы при вас говорили.

Графиня просияла, став вдруг похожей на добрую фею из сказки.

И снова заговорила:

— У меня есть идея найти вам место компаньонки какой-нибудь гранд-дамы. И лучший способ начать — это взять вас на прием, где вы можете произвести впечатление своими очаровательными манерами.

Кейт насильственно улыбнулась и захлопала ресницами. Господи, как же ее вновь угораздило подвергнуть себя разочарованию? И так скоро после первого раза?

— Я не… — Она по крупицам собирала ускользающее самообладание, рассыпавшееся шариками ртути по полу. — Я не планировала стать компаньонкой.

«Компаньонка…» — это слово оставляло кислый вкус во рту и ощущение сухости. «Компаньонка» значила печальное, зависимое существование, подходящее женщине, не имеющей абсолютно никакого выбора. Положение чуточку выше гувернантки, но не слишком. Компаньонка — это положение не для девушки, чья красота могла бы сделать ее бриллиантом сезона.

— С вашим происхождением у вас и вправду мало шансов получить такое место. — Леди Харрингдон почесала спаниеля за ушком. Воплощение милостивого снисхождения. Очевидно, она думала, что Кейт потрясена великодушием ее предложения. — Однако я думаю, что под моим патронатом ситуация меняется. Если вас увидят на рауте со мной, то примут без дальнейших вопросов. Мое одобрение имеет большое значение в приличном обществе.

Каждое предложение звучало пощечиной. Разумеется, патронат ее тетки способен многое изменить, ее могли принять без вопросов. Она надеялась продвинуться с помощью одобрения леди Харрингдон. Обо всем об этом она мечтала. Но только без слова «компаньонка». Позовут ли ее сюда снова, если низведут до столь низкого положения?

Позовут ли ее сюда, если она откажется?

— Боюсь, я незнакома с обязанностями компаньонки.

Привкус слова не улучшился при повторении.

— Тогда раут. И вы начнете учиться.

— Мне нужно спросить разрешения у родителей.

Это даст ей время решить, что делать.

— Безусловно. Надеюсь, они поймут, что это уникальная возможность.

Ее тетя сидела далекая, как королева, в своем углу дивана. За ней была вся роскошь этой комнаты и всего дома, лестницы, колонн, декора, и Кейт не могла не чувствовать, что все, чего она хотела, стало от нее еще дальше, чем было до этого визита.

Глава 5

Ник пришел к Уэстбрукам на обед в субботу. Не пойти было бы с его стороны трусостью. Он и без того чувствовал себя трусом после того, как не рассказал всей правды о себе лорду Баркли.

Если мисс Уэстбрук, ее брат или сестра попытаются затронуть неловкую тему, он сможет твердо и вежливо отказаться от ее развития. Это было его право. Еще Ник собирался определиться с формой своих дальнейших отношений с мисс Уэстбрук, полагая сделать их теплыми, но без особого сближения. Если он надеялся продвинуться благодаря связи с лордом Баркли, то должен был вести себя соответственно, чтобы стать уважаемым джентльменом двадцати девяти лет. Прошло время, когда он мог позволить себе некоторую фамильярность и беспечный флирт, из-за чего в свой прошлый визит к ним попал в неприятную ситуацию.

В прихожей дома на Гауэр-стрит он отдал пальто и шляпу лакею и когда приготовился следовать за ним наверх, вниз спустилась сама мисс Уэстбрук в простом домашнем платье, вроде тех, что дамы носят по утрам. На этот раз луч солнца не освещал ее, как тогда в Олд-Бейли, в том платье она могла остановиться, чтобы дать собой полюбоваться. На ее лбу лежала печать какой-то внутренней озабоченности, сжавшей ее губы в линию, лишив их обычной милой пухлости. В этот момент никто не мог бы назвать ее ангелом или богиней.

Но ее красота все равно пробрала его, как озноб лихорадки, заставив забыть все остальные несвоевременные мысли.

Она подняла взгляд и увидела его.

— Мистер Блэкшир. — Ее лицо озарилось удивлением и радостью. За две ступеньки до него она остановилась. — Я не была уверена, что вы придете. Но так рада, что пришли. Я рассказала отцу о вашем выступлении на процессе и знаю, что ему не терпится услышать ваш отчет.

— Простите, что заставил сомневаться в своем приходе.

Ожидая, что она заговорит о том, что случилось в Олд-Бейли, Ник внутренне собрался. Момент для этого был подходящий.

— О, по субботам у нас все по-простому, как вы знаете. — Кейт махнула рукой, рассеивая его тревоги. — В гостиной уже находятся два джентльмена, которых, похоже, никто не приглашал.

— Ясно. А вы куда-то уходите? — Он указал головой на нижнюю ступеньку лестницы, напоминая Кейт о направлении, в котором она двигалась. — Уж не навестить ли вашу тетушку-графиню?

Наверно, это прозвучало несколько насмешливо и даже фамильярно. Но со временем он найдет нужный тон.

— Нет. — Радость на лице девушки слегка померкла. — Я всего лишь вышла из гостиной ненадолго.

Она устремила взгляд на нижнюю ступеньку, но не пошевелилась, лишь качнулась на пятках. Выше на несколько ступеней стоял лакей и ждал конца разговора со свойственным слугам терпением.

Мисс Уэстбрук внезапно подняла голову:

— Я собираюсь несколько минут посидеть на скамейке внизу. Не желаете составить мне компанию?

Ему не следовало, если он планировал установить между ними приличествующую дистанцию. Отказ посидеть с ней наедине мог бы послужить отличным началом.

Но Нику было любопытно узнать, что явилось причиной грусти в ее глазах, а также что заставило покинуть гостиную, чтобы предаться одиночеству. Ник поклонился и сошел с лестницы вниз.

Мисс Уэстбрук отпустила лакея и прошла к скамейке. Скамейка стояла, наполовину спрятавшись под лестницей, предоставляя обзор входной двери тем, кто на ней сидел, и не была на самом деле уединенной, поскольку находилась между входной дверью и лестницей, ведущей вниз, по-видимому, в кухонные помещения, что предполагало людское движение. Все же Ник предпочел встать у стены, оставив скамейку в полном распоряжении хозяйки.

— Почему мы ушли в этот коридор? — начал он с наиболее легкой, как полагал, темы. — Не хотите находиться в обществе молодых людей, которых не приглашали?

— Не совсем. — Кейт в некотором смущении разгладила юбки. — Я обратила внимание, что мое присутствие порой отвлекает внимание молодых людей, которые у нас бывают.

— Ага. — Ник сложил руки и уткнулся взглядом в пол. Это могло бы стать идеальной темой для подтрунивания над ней, но стало хорошим испытанием для его решимости. — Судя по вашему бегству из гостиной, вы руководствуетесь чисто практическими соображениями.

— Там очень скучно. — Кейт взглянула вверх, как будто могла увидеть сквозь пол незваных гостей. — Я рассчитываю быть замеченной — с моей стороны было бы нечестно говорить обратное, — но не вижу причины, почему должны отвлекаться на меня совершенно неинтересные мне люди.

— Понимаю. — Это было похоже на жалобу мисс Виолы, которая из всех Уэстбруков в наибольшей степени нуждалась во внимательной аудитории. — Полагаете, они просвещаются, пока мы тут с вами беседуем? Раз им не приходится отвлекаться на ваше присутствие?

Кейт посмотрела на него и улыбнулась. Ник понял, что она, как и он, представила, как ее сестра произносит речь перед группой жаждущих просвещения молодых студентов юстиции.

Вопреки своим строгим намерениям он тоже улыбнулся в ответ. Прошло несколько секунд в улыбчивом молчании, прежде чем Кейт первой отвела взгляд.

— Должна сказать, что вы исключение, так как уделяете должное внимание всем членам семьи. — Она аккуратно сложила руки на коленях. — Никто не считает вас глупым или скучным.

— Я стараюсь не быть скучным. Но, боюсь, мне не всегда удается не проявлять глупости.

Ник сделал многозначительную паузу, чтобы она поняла, что он имел в виду.

Нечто в этом духе он сказал, когда они встретились недавно в суде. Некий намек на извинение. Из соображений благоразумия этим и следовало бы ограничиться.

Но эффект ее улыбки не проходил, наполняя его странными идеями. Что, если он признает всю полноту своей неправоты и принесет полновесное, искреннее извинение? Это послужит лучшей гарантией того, что в будущем он ничего такого себе не позволит. И ее тоже в этом заверит, чего не может сделать намек на глупость и потерю самообладания.

— Мисс Уэстбрук. — Ник отступил от стены и повернулся к ней лицом. — Я не хочу, чтобы вы чувствовали себя неловко в моем присутствии, гадая, куда склонятся мои мысли. Вы позволите быть с вами предельно откровенным?

Вот и вся его сдержанность и дистанция. Но если это вернет их отношения на прежнюю твердую почву, то и славно.

Она кивнула. Ее синие глаза расширились в ожидании.

Ник сделал глубокий вдох.

— Истинная правда состоит в том, что я, как и любой другой молодой человек, приходящий в этот дом, не могу не замечать вашей красоты. Порой так, что даже забываю обо всем остальном. Видит Бог, что после трех лет я бы хотел привыкнуть к ней, но боюсь, что этого не произошло.

— Понимаю, — пробормотала Кейт, разглядывая сжатые на коленях ладони.

Потом ее глаза, печальные и сияющие, еще раз взглянули на него. Вероятно, она собиралась ответить на его откровенность напоминанием, чтобы он не надеялся.

Но в этом не было необходимости.

— У нас ничего не получится, я знаю. — Он поднял руку, прежде чем она заговорила. — И не только потому, что вы настроены на более утонченную жизнь, чем я могу предложить, но и потому что у меня имеются собственные планы. Полагаю, что это не обидит вас. Вы не та женщина, которая разделит со мной мои устремления и будет рядом со мной в радости и горести, какой мне хотелось бы видеть свою жену. — Это было важно запомнить. Не только он не соответствовал ее стандартам, но и она не могла удовлетворять его как спутница жизни. — Я прошу прощения за дерзкую фамильярность, с которой разговаривал с вами тем вечером, и уверяю вас, что это не имеет никакого отношения к чувствам или намерениям, которые могут вызвать у вас обеспокоенность. Всего лишь неподобающая реакция впечатлительного человека на исключительно красивую девушку.

Ну вот, он и признался в том, что она, вероятно, и без того знала. И теперь, когда он высказал это вслух, представлялось вероятным, что и это не окажется правдой. Он попробует стать равнодушным к ее чарам, упражняясь в этой неромантической прямоте.

— Я не считаю вас таким уж впечатлительным. — Она снова разгладила юбки, глядя в сторону. — Мы уже установили, что вы внимательны ко всем в семье. И это делает вам честь.

— Что ж, спасибо за поддержку моего достоинства. — Боже, он чувствовал себя в десять раз лучше сейчас, чем когда вошел в дверь. Ник подошел к скамейке и сел на почтительном расстоянии от нее. — Теперь позвольте мне спросить вас напрямик и о другом: почему у вас испортилось настроение, когда я спросил, не собираетесь ли вы навестить тетю? Отец запретил вам туда идти?

Кейт повернулась к нему лицом, несомненно, удивленная, что он уловил ее настроение, и хмурым взглядом смерила разделявшее их на скамейке расстояние.

— Нет, я была вчера у леди Харрингдон.

— Она развеяла ваши надежды.

Ник предвидел это и даже предупреждал о такой возможности. Но если окажется прав, особой радости не испытает.

— Визит доставил мне удовольствие. Я произвела на графиню неплохое впечатление. — Кейт наклонила голову, но глаз не поднимала. — Столь блестящее, что она предложила помочь выхлопотать для меня место компаньонки при какой-нибудь даме.

— Сочувствую.

Кейт горько улыбнулась и подняла на него глаза.

— Я сама в этом виновата. Отчасти. Мне следовало сказать, что я лучше никогда не выйду замуж, чем выйду за человека, недостойного моего рода.

Ник мог с легкостью это представить.

— И она, полагая, что у вас нет шанса найти достойную пару, решила, что место компаньонки какой-нибудь великосветской дамы наилучшим образом утешит вашу гордость и достоинство.

— Вы были правы по всем статьям. Пытались предостеречь от завышенных ожиданий, а я в силу гордыни не хотела слушать.

Ему не нравилось видеть ее такой униженной. Ее тщеславие служило отягчающим обстоятельством. Кейт должна была сама его умерить, когда человек, умудренный годами и опытом, подсказывал ей так поступить. И уж конечно, тетка не имела права столь явно пренебречь ее гордостью.

— Это, безусловно, регресс. — Ник подался вперед и, сложив пальцы домиком, поставил руки на колени. Чтобы разговаривать с ней в таком положении, нужно было повернуть голову. — Но если вы признаете этот визит как свое поражение, получится, что я совсем не знаю вас. И что вы ей ответили на предложение подыскать вам место?

Кейт слегка вскинула подбородок и на миг задержала дыхание. Судя по всему, она не ожидала от него такой реакции. Неужели полагала, что крушение ее надежд вызовет у него злорадство?

— Я сказала, что должна посоветоваться с отцом и матерью. Но я не говорила с ними, потому что не вижу основания. — Кейт покачала головой. Признаюсь, что и вправду воспринимаю это как поражение. Согласиться на место компаньонки — это все равно что объявить всему миру, что поставила на себе крест. Но если отклоню предложение, то наверняка тем самым поставлю крест на продолжении отношений. А эта связь очень важна для меня. — Что-то новое послышалось в ее голосе, глухое и пылкое. — И не только по тем причинам, которые служили для вас предметом насмешек надо мной. Я хочу, чтобы моя семья… — От звука дверного молотка — режущей слух какофонии — Кейт подпрыгнула. — Боже, еще гости.

Она резво вскочила на ноги и, схватив его за руку, потащила за собой под лестницу, чтобы те, кто войдет, их не увидели.

Это действие пробудило в Нике чувственные воспоминания, от которых забурлила кровь: обед в доме его старшего брата несколько лет назад. Он сидел рядом с респектабельной вдовой миссис Симкокс. Когда приступили к рыбному блюду, он вдруг ощутил, как ее разутая ступня начала тереться о его сапог.

Недавний выпускник Кембриджского университета, он был серьезным и прилежным, но совсем не имел опыта в делах подобного рода. Однако при первом прикосновении ножки в чулочке понял, на что можно рассчитывать. С ее лодыжкой, обвившейся вокруг его голени, он с жадностью поглощал барашка, последовавшего за рыбой. С ее дерзким коленом на своем он с удовольствием выпил два стакана вина. Его нервы были на пределе в шокирующем предвкушении.

Как произошло все остальное после обеда? Вышел ли он из-за стола по нужде? Выскользнула ли она незаметно из комнаты, чтобы его подкараулить? В любом случае они оба каким-то образом оказались в одном коридоре. Ни слова не говоря, она схватила его за руку и оттащила к стене, где под лестницей их никто не мог увидеть.

Все остальное было безумием, безрассудством, изысканным грехопадением, случившимся прямо в доме Эндрю, где их могли заметить слуги.

— Прошу прощения, — прошептала рядом мисс Уэстбрук, отпуская его пальцы.

За то, что позволила обойтись столь фамильярно с его рукой и его персоной, за то, что вынудила его стоять столь неприлично близко от нее. Бок о бок, спиной к стене. Его правое колено упиралось в угол их бывшей скамейки, а ее левая нога застыла на краю верхней ступеньки ведущего вниз на кухню лестничного пролета. Ее правое плечо касалось его бицепса, а ее рука была прижата к его руке по всей длине до самой кисти. Он ощущал каждый дюйм телесного контакта, и нервы его ожили и напряглись, как в ту ночь с миссис Симкокс.

Будь проклята его излишняя чувствительность. Он не должен был ничего такого испытывать. Нужно было занять себя другими мыслями, придумать, например, как ей вести себя с леди Харрингдон.

Вверху над их головами послышались шаги. Кто-то из слуг спускался по лестнице. Мисс Уэстбрук бросила на него взгляд, и ее рука, соседствующая с ним, беспокойно задвигалась. Давясь от смеха, она плотно сжала губы. Очевидно, она считала их неловкое положение всего лишь забавным приключением. Вероятно, даже не догадывалась, что происходит между мужчиной и женщиной, когда они прячутся под лестницей.

Если бы он захотел ее украдкой поцеловать… но, конечно же, он не станет этого делать, то было бы достаточно лишь слегка повернуться, наклониться на восемь-десять дюймов, взять ее лицо за подбородок и приподнять под нужным углом.

Но зачем? Это было испытание его решимости и самообладания, его уважения к мисс Уэстбрук и почтения к ее родителям. Он не поддастся искушению.

Снаружи донесся шум. По-видимому, дверь открыли. Стук колес экипажа. Далекие голоса. Стук каблуков вошедшего гостя. Дыхание свежего воздуха с улицы. Но прежде чем ощутить холод самому, он почувствовал, как по голой руке с коротким рукавом, прижимавшейся к его руке, пробежала дрожь.

Тихо, как только мог, Ник расстегнул сюртук. Так, и только так, ответит он на дрожь руки прелестной мисс Кэтрин Уэстбрук: не схватит ее, но укроет от холода.

Он стащил сюртук с плеч. У того, кто поцеловал бы невинное создание под лестницей, был бы безупречно сшитый сюртук, сидящий как влитой, так что, снимая его, пришлось бы изрядно повозиться и пошуршать. Его же собственный поддался почти бесшумно.

Ник повернулся вполоборота и, взяв Кейт за локоть, повернул к себе. Теперь они стояли лицом друг к другу. Ей уже удалось побороть свой смех, и ее губы восстановили обычную пухлость и мягкость. Всецело во власти его честных намерений, она доверчиво вскинула на него глаза.

Ступеньки лестницы снова заскрипели, когда только что прибывший гость начал подниматься по лестнице. Ник набросил сюртук на плечи Кейт и поправил его, чем и ограничил интимность момента между ними. Он выдержал проверку, слава богу.

Ник вернулся в прежнее положение и прижался лопатками к стене. Шаги тем временем достигли верхней площадки и заглохли дальше по коридору. Теперь можно было возобновить разговор.

— У вашей тети есть на примете какая-то дама, которая захотела бы сделать вас своей компаньонкой?

Он ни единым жестом не выдаст, какому искушению только что подвергался.

— Пока нет. Она предложила вывезти меня на какой-нибудь прием, чтобы я могла показаться великосветским дамам и произвести на них впечатление своими манерами. Возможно, у кого-нибудь из них найдутся знакомые, нуждающиеся в компаньонках.

Кейт плотнее укуталась в сюртук и тоже прислонилась спиной к стене. Теперь, когда посетитель поднялся наверх, у них не было нужды оставаться здесь в тесноте затененного пространства, но ни она ни он не тронулись с места.

Кейт уткнула взгляд в пол.

— Это задевает мою гордость, мистер Блэкшир. — Ее голос понизился до шепота: — И ничуть не приближает меня к моей цели. Я полагала, что она начнет водить меня по балам и раутам, чтобы знакомить с хорошими людьми. Разумеется, с джентльменами. Все мои надежды восходили к выгодной партии.

Да. Размышления и разговор о ее возможном браке помогут ему преодолеть искушение. Ник уже начал испытывать братскую озабоченность ее судьбой.

— У вас строгие представления о том, что делает брак удачным. Сам я не знаю лучшего союза, чем тот, которому вы обязаны своим появлением на свет.

— У моих родителей счастливый брак. Но это не одно и то же.

Ник откинул назад голову, хмуро разглядывая нижнюю часть лестницы. Мисс Уэстбрук была молода и полна женских амбиций. Со временем она, несомненно, узнает, насколько благополучен брак ее родителей по сравнению с другими. Сейчас он не станет ее ни в чем переубеждать.

Кроме того, он не мог упрекнуть ее в излишнем практицизме. У Уилла с женой, вероятно, был счастливый брак. Но это не делало его таким в глазах общества.

Хотя сравнивать оба случая не представлялось возможным. Ведь только в одном из них жена была киприоткой и принадлежала раньше другому мужчине.

— Можете назвать меня бессердечной. — Кейт не смотрела на него, превратно истолковав его молчание. — Я знаю, что вы именно так обо мне думаете.

— Вы ошибаетесь. — Ник осторожно сложил на груди руки, стараясь не задеть на ее плечах сюртук. — Я думаю, что вам все-таки нужно поездить по этим вечерам, мисс Уэстбрук. Поднабраться опыта, прежде чем давать согласие на должность компаньонки, не так ли? Достаточно будет двух-трех балов, чтобы вы попали в поле зрения какого-нибудь герцога, подумывающего о женитьбе.

Кейт расцвела в улыбке и стала похожа на себя прежнюю.

— И это говорит мне человек, который советовал не возлагать надежд на знакомство с моей тетей? А теперь хотите, чтобы я разъезжала по балам, готовясь в компаньонки, и подыскивала себе герцога. Задача не из легких.

— Конечно, это будет не так просто, как было бы, если бы вы выступали в роли гостьи, чье имя оглашают. — Он почувствовал себя так, как будто выступает перед присяжными и уже вошел в роль. — Но насколько мне помнится, вы легких путей не ищете. И если есть на земле женщина, способная поймать герцога благодаря своим чарам, так это вы. — Он говорил это, устремив взгляд вперед, но теперь повернул голову, чтобы вывод из его слов было легче усвоить. — Не стану отрицать, что шансы малы, но в бальном зале они по крайней мере есть. Если же сидеть дома, то не будет и одного.

Ее чувство благодарности заполнило собой все пространство между ними.

— Мне не нужен герцог, это нереально. Хватит с меня и маркиза.

— Знаю, так-то лучше, дерзкая мисс Уэстбрук. — Ник оторвал плечи от стены. Необязательно было держаться скованно и отчужденно. Зачем? Она многим сокровенным с ним сегодня поделилась, и он сделал ей свое смелое признание. Так порой складываются отношения у мужчин и женщин. Юношеская односторонняя влюбленность сначала расцветает, а потом сохнет на корню. — Ну что, идем теперь наверх? Я хочу засвидетельствовать почтение всем остальным членам семьи. И может статься, мы вызволим молодых людей из плена просвещения.

Кейт повернулась вполоборота, давая ему возможность снять с ее плеч сюртук. И не было ничего противоестественного в том, что он представил на мгновение, как склоняется к ее затылку для поцелуя. Любой бы на его месте мог это представить. Видение возникло и пропало. Когда девушка снова стояла к нему лицом, ни в его глазах, ни в мыслях уже не оставалось и следа о нем.

За обедом Кейт сидела между мистером Стерлингом и мистером Грином, оба недавно стали объектами папиной благосклонности. Оба были достаточно молоды, чтобы предаваться всякого рода глупым фантазиям, оба проявляли с трудом сдерживаемые признаки готовности пасть жертвами ее очарования. Мистер Блэкшир расположился рядом с папой. Они, как было нетрудно заметить, говорили об адвокатских делах. В лице мистера Блэкшира отмечалось заметное оживление, проявляемое в глазах, линии рта, выразительных движениях бровей. Такое случалось с ним лишь при обсуждении этого предмета, который, несомненно, был самым любимым. На нее он не обращал ни малейшего внимания.

Теперь Кейт знала его запах. Простого чистого мыла. Этот запах передался ей с его сюртуком, и до сих пор она ощущала его на своих плечах. Особенно если сосредоточиться на обонянии.

Он не пользовался парфюмерией, как другие мужчины. Вероятно, следовал правилам мистера Браммела — каждый день принимать ванну, вместо того чтобы маскировать свои запахи духами. Хотя было трудно представить, что он вообще придавал значение чьим-то высказываниям. Особенно упомянутого Красавчика. Скорее презирал модника за то, что тотжил не по средствам, а потом сбежал от кредиторов, или в целом презирал за излишнее внимание к собственной персоне и стилю. Но это при условии, что мистер Блэкшир знал, кто такой Красавчик Браммел. Может статься, что и не знал вовсе.


В любом случае сюртук мистера Блэкшира пах мылом. Как и он сам, что стало известно Кейт в те несколько минут, что они стояли рядом в тесном пространстве под лестницей. Никогда так близко не находилась она рядом ни с одним мужчиной. Она слышала его дыхание, ощущала его по размеренному ритму едва уловимых движений его руки, то приближающейся, то удаляющейся от нее.

— Вам нравятся романы, мисс Уэстбрук? — Мистер Стерлинг справа от нее пользовался ароматам сандалового дерева. И необязательно было стоять рядом с ним, чтобы это заметить. — Мои сестры без ума от чтения. Каждый раз, когда я обедаю дома, они сообщают мне в подробностях, о чем прочитали в последней из принесенных домой книг. Я полагаю, что в ближайшие три месяца они перечитают все, что есть в публичной библиотеке.

— Ну, это вы преувеличиваете. — Виола, сидевшая напротив, проявила свое обычное нетерпение. Новые гости не произвели на нее впечатления, и она развлекалась тем, что придиралась к ним по поводу и без повода. — Кроме романов, большинство известных мне библиотек предлагают книги по истории, философии, экономической теории и другим, самым разнообразным предметам. Некоторые дамы находят в этих книгах желанный отдых от зловещих и фантастических историй, которыми наполнена беллетристика.

— Не все романы зловещие. — Кейт адресовала свою мимолетную теплую улыбку мистеру Стерлингу, пока он не успел осмыслить нелюбезные замечания ее сестры. — Я только что взяла в библиотеке «Гордость и предубеждение». Там нет никаких рушащихся замков или бродящих по болотам духов, но есть тонкая зарисовка простой сельской жизни с описанием множества забавных моментов. Я бы рекомендовала книгу вашим сестрам, если они еще ее не читали.

— «Гордость и предубеждение», — повторил мистер Стерлинг и вынул из кармана маленькую книжечку с карандашом, чтобы записать название. — «Гордость и предубеждение», — произнес он снова.

— Автор все та же непревзойденная леди, которая подарила нам «Чувство и чувствительность», — внес свою лепту в разговор с видом авторитетности и легким ароматом лимона и гвоздики мистер Грин слева от нее. — Еще «Мэнсфилд-Парк» и «Эмму». Обожаемые не только сестрами джентльменов, но и самим принцем-регентом. Хвалю ваш вкус, мисс Уэстбрук.

Он поднял в ее честь стакан.

Взгляд Виолы переметнулся с Кейт на мистера Грина и его стакан, затем снова на Кейт. Она не закатила и не прищурила глаза, не сжала рот, тем не менее взгляд получился красноречивый.

Именно по этой причине она и сидела в холле внизу. Если бы мистер Блэкшир взглянул на нее в этот момент, они бы поняли друг друга без слов.

Но он этого не сделал. Он что-то увлеченно рассказывал папе, вращая в воздухе правой кистью с ножом, которым только что резал ветчину в своей тарелке, а теперь будто крутил в воздухе невидимые колеса, помогая своему рассказу двигаться вперед.

Она уже немного познакомилась с контурами узловато-угловатого запястья его левой руки. Но не правой. Хотя, возможно, внешне они ничем не отличались.

Похоже, он остался безучастен к тому факту, что провел несколько минут почти в интимной близости с ней, хотя и называл себя восприимчивым. С другой стороны, наверняка это было для него не так уж ново, как для нее. Несомненно, он водил знакомство с женщинами, которые могли дать ему любую близость, какую только пожелает. Как большинство мужчин, чей возраст приближался к тридцатилетней отметке. У благородных дам дела обстояли иначе.

Кейт провела левой ладонью по правой руке вверх до локтя и обратно. У них и вправду состоялся необычный разговор, знаменательный не только тем моментом, когда они стояли, соприкоснувшись руками, но и более ранним эпизодом, когда он спросил позволения быть искренним.

Джентльмен не должен говорить подобные вещи леди, и все же… его искренность пришлась ей по душе.

Подозревать человека в том, что нравишься ему, взвешивая каждое его слово и взгляд как знак доказательства этого, было гораздо большим испытанием для нервов, чем простое признание этого факта. Теперь ей не придется гадать, не было ли в их разговоре какого-то тайного подтекста. Они могли говорить открыто и без опасений, зная, что не подходят друг другу.

Кейт взяла стакан.

— Сколько у вас сестер, мистер Стерлинг? И есть ли у вас братья, или вы прискорбно одиноки, как наш Себастьян?

У нее еще будет время позже, чтобы побеседовать с мистером Блэкширом, а пока стояла задача сделать пребывание новых для их дома гостей непринужденным. Когда же они распрощаются и довольные гостеприимством Уэстбруков уйдут, она наберется смелости, чтобы поговорить с родителями о леди Харрингдон.

Глава 6

— Ты совершеннолетняя. — По рубленым бесстрастным фразам Кейт могла судить, что мама чувствует себя задетой. — Если бы ты пришла к нам и сказала, что тебе сделали предложение и ты хочешь выйти замуж, мы бы не смогли помешать твоему браку, несмотря на свое отрицательное отношение к твоему избраннику. Думаю, это правило применимо и в вопросе твоего решения относительно предложенной должности. — Ни единого признака напряжения на ее лице, в позе, в руке, в которой мама держала блюдце с чашкой. — Мы с твоим отцом можем лишь выразить наши сомнения по поводу вашего соглашения — и, поверь мне, выразим, — но решение в итоге принимать тебе.

Кейт положила руки на подлокотники кресла и сжала пальцы. С равнодушным родителем было бы легче иметь дело, или с тем, кто устроил бы шоу из своих эмоций, чтобы вызвать у отпрыска чувство вины, но мама, несмотря на прошлый опыт драматической актрисы, презирала подобные сцены. Как бы она ни была рассержена или обижена, она всегда в первую очередь руководствовалась разумом. По этой причине дети Уэстбруков еще острее переживали чувство вины, когда обижали или сердили ее.

— Я еще не решила, соглашаться или нет на эту должность. Но хотела бы побывать на некоторых из приемов, если удастся, чтобы посмотреть, кому меня представят.

О возможности очаровать герцога пока лучше помалкивать.

— Я не понимаю, Кейт. — Папа облокотился о спинку кресла, в котором сидела мама, как он любил это делать, когда семья собиралась в гостиной. Все гости разошлись, кроме мистера Блэкшира, который переворачивал страницы нот для Би за фортепиано. — Ты же знаешь, какие у тебя родственники со стороны Уэстбруков. Они составили ложное, несправедливое мнение относительно характера твоей мамы, основанное лишь на том, что она выступала на сцене, и сегодня, спустя двадцать три года, предпочитают, придерживаться этого мнения. Зачем тебе искать расположения таких людей?

Кейт хмуро уставилась на ладонь своей правой руки и разжала пальцы, затем снова сжала их. «Нет, я совсем их не знаю. Потому что ты никогда ничего не рассказывал о них, кроме того, что они обошлись несправедливо по отношению к маме. Но одно это не характеризует их в полной степени. Если бы характеризовало, ты бы не хранил все те письма.

А я ищу их благосклонности, потому что не могу себе позволить быть такой гордой, как ты. Ни одна из ваших дочерей не может».

Роуз сидела на диване и вышивала, подсознательно покусывая нижнюю губу. После того дня, когда ее шелк для вышивания был завязан на узлы, она больше не сообщала о проделках своих одноклассниц, но, возможно, просто скрывала.

Кейт заставила себя выпрямить спину.

— Мне хотелось бы, чтобы наши родственники Уэстбруки обладали непредубежденным умом, чтоб увидеть, что женщина — хоть в прошлом и актриса — способна быть добродетельной леди. То, что они этого не поняли до сих пор, свидетельствует не о злом умысле или злой воле, а об отсутствии воображения. Об отсутствии смелости, которая позволила бы им избавиться от жестких рамок условностей и принимать решения самостоятельно.

И они наша семья.

Но как сказать о лорде Харрингдоне и вдове, когда Кейт не знала, как и начать.

— Допустим, что я мог бы согласиться с этим пунктом, все же не понимаю, что подвигло тебя искать с ними связи. — Отец, как обычно, загорелся вести дебаты. — Я надеялся, что мы научили тебя ценить непредубежденность, воображение и независимость мысли выше внешней влиятельности, которую олицетворяют лорд и леди Харрингдон.

— Вы говорите о леди Харрингдон? — Виола обернулась через спинку дивана, на котором сидела, и отложила в сторону книгу. Ее нисколько не заинтересовало описание графского дома, которым Кейт и ограничила свой рассказ о вчерашнем визите. Сейчас, очевидно, вырисовывался более интересный предмет разговора. — Что она сделала? Обещала милостиво кивать тебе, когда будешь проходить мимо, если отречешься от нашей матери?

Теперь все члены семьи были посвящены в суть разговора, включая мистера Блэкшира. Он взглянул на Кейт. Изгиб его бровей выражал сострадательную озабоченность. По крайней мере именно так она это и воспримет, чтобы укрепиться в мысли, что имеет рядом понимающего союзника.

— Она не просила меня ни от кого отрекаться. — Кейт вновь переключила внимание на родителей. — Я посылала ей поздравления по всем случаям, которые считала подобающими, и наконец она пригласила меня прийти с визитом. Я подумала, что она хочет оказать нашей семье какую-то услугу. И графиня предложила вывозить меня на приемы и представлять своим знакомым, чтобы я могла понять, что значит быть компаньонкой, и решить, насколько мне это подходит.

Это была не совсем правда. Но если она скажет, что позволила леди Харрингдон поверить, что согласна на такую работу, то ей ни за что не разрешат.

— Компаньонкой? Боже правый. — Ви сложила руки на спинке дивана и положила на них подбородок, устраиваясь поудобнее, чтобы досмотреть до конца этот унизительный спектакль. — Послушай, я не думаю, что женщина, занимающая место компаньонки, жертвует большей личной свободой, чем вышедшая замуж. Там, где жена выигрывает в своем положении, компаньонка по крайней мере сохраняет физическую неприкосновенность.

Вот что получается, если уделять слишком мало внимания условностям и слишком много — свободе воображения и независимости суждений: девушка, свободно говорящая в смешанной компании о неприкосновенности тела.

— Я не собираюсь жертвовать никакой свободой. — Кейт почувствовала, как румянец заливает ее щеки до самых кончиков ушей. Она старательно удерживала взгляд на пианино. — Как я уже сказала, я всего лишь буду в некоторых случаях сопровождать тетю на светские собрания. Это ни к чему другому меня не обязывает.

— И что это за случаи? — Тонкие брови мамы сошлись на переносице. — Меня настораживает идея твоего выезда в незнакомое общество людей, чьи имена, уверена, я не знаю даже понаслышке, в сопровождении человека, о котором нам тоже фактически ничего неизвестно.

— Я ничего не собираюсь делать, что потребует присутствия сопровождающего. Полагаю, что все время буду находиться возле леди Харрингдон. А случаи, о которых вы спрашиваете, будут в основном включать частные балы и игру в карты, устраиваемые респектабельными людьми. Я должна буду поехать с ней на раут во вторник, если позволите, в дом тех самых лорда и леди Эстли, о которых мы говорили во время прошлого визита мистера Блэкшира.

— Эстли? — Рука мистера Блэкшира все еще лежала на нотах, хотя мысли уже были об ином. — Брата лорда Баркли и его жены?

Кейт кивнула:

— Соберется не слишком большая компания. Маркиза приглашает лишь своих друзей. Я уверена, что все они достойные люди.

«И мама сказала, что решение за мной», — подумала Кейт, но вслух ничего не сказала. Она все еще рассчитывала отстоять свою точку зрения путем признания ее правоты.

— Ах, а я не знал, что там будет прием. — Мистер Блэкшир взглянул на ее родителей. — Я тоже буду там в этот день, чтобы встретиться с Баркли. Он пригласил меня неофициально, так что я не уяснил, что это будет за событие.

— В самом деле? — Папа отошел от кресла мамы. — Блэкшир, можно тебя на пару слов?

Мистер Блэкшир вышел из-за пианино, и мужчины удалились из комнаты.

— Ничего хорошего из этого не выйдет. — Виола отвернулась и снова взялась за свою книгу. — Если мистер Блэкшир хочет соблюсти свой интерес, то он откажется быть к этому причастным.

Откажется быть причастным к чему? Кейт уставилась на дверь, за которой скрылись мужчины, и задумалась, что замышляет отец.


— Мне не хочется просить тебя об этом. — Уэстбрук стоял, сложив руки на груди. Они отошли на другой конец коридора, чтобы обсудить идею, пришедшую ему в голову. — Надеюсь, ты не постесняешься отказаться, если посчитаешь мою просьбу чрезмерной?

Ник тоже скрестил руки. Он уже догадывался, о чем пойдет речь.

— Я не уверен в безопасности моей дочери под присмотром леди Харрингдон. Если помнишь, я и сам бывал на светских вечеринках. Я вырос в этом мире и со всей авторитетностью говорю, что слово «сэр» или «лорд» перед именем еще не гарантия джентльменского поведения. Беспринципные мужчины находят большое удовольствие в охоте на молоденьких девушек более низкого положения. Я боюсь, что такая девушка, как моя Кейт, не знакомая со светом и ослепленная роскошью высшего общества, может стать жертвой такого охотника.

— Конечно. Я бы тоже беспокоился, будь я ее отцом. — Собственные слова показались Нику неискренними. О чем он думал, когда советовал ей поехать на светский раут и расставить силки для герцога? В то время как должен был взглянуть на происходящее глазами Уэстбрука.

— Я не хочу запрещать ей ехать на этот вечер. Сказать по правде, я надеюсь, что когда она окажется в бальном зале и среди тех людей, которые там вращаются, то поймет, что в жизни все не так, как она себе нафантазировала.

Ник не стал бы на это надеяться, но высказывать это вслух не решился.

— Ни я, ни миссис Уэстбрук, я уверен, не можем позволить ей поехать с незнакомым человеком, кем фактически являлась для нас жена моего брата все эти двадцать три года. Но если я буду знать, что там находится друг, такой надежный, как ты, кто сможет присмотреть за Кейт, то это все меняет. Разве не так?

Ник кивнул в знак безмолвного согласия.

Сказать «нет» не было никакой возможности, в чем Ник не мог никого винить, кроме самого себя! Как ему ни претила идея отправиться на раут да еще взять на себя ответственность за мисс Уэстбрук, кто, как не он сам, побудил ее осуществить этот план? Следовательно, ему за нее и отвечать. Это было самое малое, что он мог сделать для ее отца.

— Я присмотрю за ней. — Внутри у Ника похолодело от дурных предчувствий: возможно, ему придется пожалеть, что согласился. Но ничего уже нельзя было с этим поделать. — И постараюсь составить впечатление о графине, чтобы вы поняли, годится ли она на роль наставницы. Только сообщите мне о времени их приезда на бал и можете быть за дочь спокойны.


Три дня спустя он находился в Крэнборн-Хаусе и, пробираясь сквозь ряды разряженных и надушенных людей в поисках лорда Баркли, уже сожалел, что пообещал остаться на весь вечер.

Мисс Уэстбрук и графиня прибыли немного раньше и заняли свои места среди матрон и дам без кавалеров. Она выглядела очаровательно, еще лучше, чем обычно. Увидев его, Кейт улыбнулась, и Ник ощутил боль печали, что не может подойти к ней и пожелать приятного вечера, не говоря уже о том, чтобы пригласить на танец.

Признание знакомства с ним не поднимет ее в глазах леди Харрингдон, даже если скандал в семействе Блэкшир не удостоился внимания графини. Он все равно оставался вторым, ничем не примечательным сыном дворянина без титула, так что придется ограничиться тайным наблюдением за парой. Когда же по прошествии нескольких минут ни один «беспринципный» господин не сделал попытки приблизиться к девушке, Ник смог расслабиться и поискать барона. Толпа гостей была терпимой, так что он мог в любой момент отыскать глазами мисс Уэстбрук среди присутствующих.

— Извините, — сказал он, пробираясь сквозь группу людей на своем пути.

Ник никогда не любил такого времяпрепровождения, а после происшествия с Уиллом вечеринки с модными незнакомцами и вовсе стали для него мучительной перспективой.

Да и многочисленными приглашениями он не мог похвастать. В прошлом Ник посещал в основном приемы, устраиваемые братом или сестрой, но начиная с весны прошлого года они прекратились. Эндрю с женой и Китти с мужем не хотели видеть, как их приглашения вежливо отклоняются.

Люди, пропуская его, расступались. Какая-то дама с перьями в волосах, обернувшись на него через плечо, наклонилась к другой даме и что-то сказала, прикрывая рот веером.

Она не знала его. Не могла знать. Все же, наблюдая такую реакцию, Ник не мог не представлять, какие гадости произносятся за веером. «Помните, я вам рассказывала об одной семье, в которой младший сын вернулся с войны, вероятно, тронувшись умом, потому что… Да, на куртизанке, честное слово, и семья не смогла помешать… О, я бы никогда не явилась на прием, если бы мой брат совершил подобное…»

Глупости. Ник встряхнул головой, чтобы прогнать эти фантазии. Даже если бы эта дама была злостной сплетницей и знала историю Уилла, она не могла бы связать ее с ним, ибо он пришел на бал без объявления своего имени, объяснив дворецкому, что у него деловая встреча с лордом Баркли. Скорее всего она критиковала его не слишком изысканно повязанный галстук, если вообще обсуждала его.

Но довольно рассуждать о мыслях незнакомки в перьях. Пусть себе болтает всякую чепуху. Мнение лишь одного из находившихся здесь людей могло иметь для него важные последствия. Следовательно, на нем и стоит сконцентрироваться.

— Блэкшир! Боже правый. — От соседней группы людей отделился человек. Его глаза горели любопытством, а аристократические черты лица прорезала широкая улыбка. — Ты здесь по доброй воле, или тебя опоили зельем и бросили на крыльце?

Только лорд Кэткарт мог подобным образом сформулировать вопрос. Последний раз, когда виконт его видел, Ник таскался с ним по игорным домам, каждый последующий отвратительнее предыдущего, сожалея с каждым шагом, что позволил Кэткарту уговорить себя на подобное времяпрепровождение.

Кэткарт и Уилл. Только совместные усилия брата и их старого школьного приятеля могли выманить Ника из его комнаты для участия в этой эскападе.

Этим Ник больше не занимался.

— Полагаю, ты успокоишься, если я скажу, что пришел сюда исключительно по делу. — Ник слегка поправил на руке перчатку из лайковой кожи. Виконт, как обычно, был одет с иголочки. И перчатки его выглядели безупречно. Рядом с ним Ник неизменно чувствовал убогость своего костюма. — Брат хозяина дома получил титул барона и в эту сессию будет заседать в палате лордов. Он хотел бы поучиться ораторскому искусству у кого-то, имеющего опыт произнесения речей на судебных процессах. У меня здесь назначена с ним встреча.

— Ага. Амбициозный парень. Совсем как ты. А тебе какой в этом прок? Сомневаюсь, что с дарованием каждого карманного городка[7] грядет и новый титул.

— Вряд ли он стал бы награждать меня ими, даже если бы имел. Если помнишь, я не прохожу по имущественному цензу.

— Люди всегда находят, как это обойти. — Кэткарт махнул рукой. — Насколько мне известно, добрая половина депутатов в палате общин получили землю от своих патронов, которую тут же им и вернули, как только утвердились в парламенте.

— Считаю это основанием распространить право на избрание в парламент на всех людей с достаточным доходом, а не только на тех, кто получает доход с земли.

Последнее время эта тема была одной из наиболее обсуждаемых в обеденное время в «Миддл темпл». Но не следовало забывать, что сейчас он находился на приеме и разговаривал с виконтом, который нерегулярно посещал заседания в палате лордов. Кэткарт не проявит большого интереса к дебатам.

— Даже если бы я захотел получить место за счет простого соблюдения формальностей, у меня все равно нет патрона, который выразил бы желание временно наделить меня землей.

— Пока нет патрона. — Виконт имел склонность рассматривать любые препятствия как мелкие. — Возможно, этот барон и станет тем человеком. И даже если у него нет прямого контроля над местами в палате общин, он может похлопотать о твоих интересах перед теми, у кого есть. Только не говори мне, что не думал на эту тему.

— Отчего же? Думал. — Ник устремил взгляд через бальный зал. — Однако идея эта не может получить особого продвижения по причинам, о которых мне, наверное, не стоит тебе напоминать. — Кэткарт, возможно, лучше, чем кто другой, знал об обстоятельствах, мешающих Нику воплотить свои профессиональные чаяния. Он был секундантом Уилла на дуэли, на которой младший из братьев Блэкшир то ли мстил за честь своей возлюбленной, то ли отвоевывал ее у покровителя. Ник точно не знал причины поединка.

— Если бы ты рассчитывал на приглашение в какой-нибудь элитный клуб, то да, это обстоятельство могло бы помешать тебе. Не могу представить, чтобы в палате общин кого-то интересовало, на ком женат чей-то брат. Там никому до этого нет дела.

Теперь виконт нес явную чушь, видимо, чтобы приободрить его. При всем своем безразличии к политике Кэткарт отлично знал, какого сорта люди заполняли палату общин. Сельское дворянство. Вторые сыновья пэров. Наследники, выжидающие, когда смогут унаследовать титулы и занять освободившиеся места своих отцов в палате лордов. Имя человека имело такое же значение в палате общин, как и в любом другом образовании высшего общества.

Но в споре многого не добьешься. Поскольку они открыто затронули другую тему, Ник поинтересовался:

— Тебе что-нибудь известно об Уилле?

Он мог бы и не спрашивать. Марта уже все рассказала об основных обстоятельствах жизни их брата и была готова рассказать еще, если бы он проявил заинтересованность.

— Я обедал с ним и его женой пару недель назад. У него все хорошо. У них обоих.

Виконт сосредоточил взгляд на середине зала, признавая деликатность предмета.

— О, я не знал, что вы поддерживаете отношения.

Ника это больно задело.

— Кстати говоря, я не хочу навязывать это знакомство леди Кэткарт. — Виконт кивнул в сторону своей жены, застенчивого, хрупкого создания, танцевавшей с незнакомым Нику мужчиной. — Поэтому они не приходят обедать в мой дом, но я время от времени общаюсь с ними. У них скромный достаток, но Уилл, похоже, доволен жизнью, которую выбрал. — Виконт сделал паузу и повернул лицо к Нику. — Знаешь, он не упрекает тебя. — Кэткарт выпалил эти слова, словно боялся укора. — Как и я. Ты выбрал единственно возможный путь для джентльмена, амбиции которого зависят от его доброго имени. Это понятно даже столь ограниченному человеку, как я.

Ник слегка отвернул лицо, чтобы отразившиеся на нем эмоции не стали для виконта открытой книгой. У противоположной стены к мисс Уэстбрук подсела какая-то молодая леди. Они о чем-то беседовали, сидя вполоборота друг к другу, являя собой картину беспечного оживления.

— Спасибо, что сказал. — Ник коротко поклонился, по-прежнему избегая смотреть на лорда Кэткарта. — Ценю твое понимание.

— Не думай об этом. А вот и твой ученик к нам направляется, не так ли? Брат Эстли?

И вправду, справа, стараясь обходить танцующих, к ним приближался барон. Когда Ник его заметил, тот поднял руку, и Ник ответил приветствием.

Вероятно, для беседы они удалятся в более спокойное помещение, и ему придется оставить наблюдение за мисс Уэстбрук. Хотя не было похоже, что она может попасть в какую-то неприятную историю, беседуя с подругой в надежном окружении матрон, все же Ник дал слово, что присмотрит за ней…

Тут ему в голову пришла неплохая идея.

— Кэткарт. — У него тоже были здесь друзья, во всяком случае, один надежный друг, уже доказавший готовность проявлять дружелюбие и сердечность к тому, кто пренебрегает правилами светского поведения. Ник повернулся к виконту, чтобы обратиться с прямым вопросом: — Можно тебя уговорить оказать услугу прелестной девушке?


— Но мистер Бингли много добрее. — Мисс Смит, остановившаяся, чтобы поздороваться с леди Харрингдон, и получившая указание присоединиться к ним, сидела теперь на стуле с другой стороны Кейт и, рассеянно крутя уголок шали, высказывала свое мнение, ни разу не взглянув за это время на танцующие пары. — Он с самого начала защищал Элизабет и Джейн от критики сестер. Мистер Дарси вообще никак не проявлял себя, пока не попал под очарование глаз Элизабет.

— На самом деле он не был очарован ее глазами. Только подумал, что они прекрасны, когда уже начал восторгаться ее характером и темпераментом, — уточнила Кейт, сжимая ладони на коленях и давая выход энергии в этом неожиданном и столь своевременном обсуждении. Друзья, которым леди Харрингдон ее представила, произвели на нее должное впечатление, но беседа с ними носила поверхностный характер. — Мистер Бингли оправдывает всех налево и направо. А хорошее мнение мистера Дарси основано на оценке ваших добродетелей.

— И что, мне поклониться ему за это в ножки? — Для девушки, выросшей в доме, где не было барристера, мисс Смит владела превосходным стилем ведения дебатов. Все ее выпады и возражения отдавали такой теплотой, что притупляли остроту антагонизма. — Нет уж, увольте; я предпочитаю великодушие человека, который наградит меня всеми добродетелями, предоставив мне право доказать ему ошибочность его мнения.

— Что это у вас за разговор такой обо «мне» и «тебе»? — Леди Харрингдон справа от Кейт довольствовалась тем, что обмахивалась веером, мурлыча себе под нос исполняемую скрипками мелодию, и лишь изредка внимала беседе юных барышень. Теперь она с эффектным щелчком захлопнула веер. — Вы не являетесь действующими лицами в этой истории, и, насколько мне помнится, оба джентльмена нашли себе невест, подходящих каждому из них в наибольшей степени. Перестаньте о них думать, лучше обратите внимание на неженатых джентльменов, которые ходят среди нас в реальной жизни.

Это предупреждение касалось лишь мисс Смит. Когда девушка подсела к ним, графиня не преминула указать ей на нескольких джентльменов, с кем было бы полезно потанцевать, если пригласят. Но пока ни один из них к ним не приблизился.

Ощутила ли Кейт укол разочарования, что ей тетка не укажет на подобные перспективы? Безусловно. Если бы только она могла заручиться настоящим патронатом леди Харрингдон, если бы прибыла на вечер как гостья с объявлением имени, а не вошла безымянной тенью за графиней, чтобы занять место среди матрон, то уж постаралась бы привлечь внимание каждого из подходящих кавалеров.

Но надо постараться подавить разочарование. Тем более, когда сидишь на стуле с золочеными ножками с титулованной дамой по правую руку и девушкой благородного происхождения по левую, а господа в вечерних черных костюмах и дамы в нарядах всевозможных фасонов и цветов играют перед тобой спектакль. По сравнению с ними она выглядела почти простушкой в своем муслине цвета слоновой кости, хотя укоротила рукава и добавила отделку розовой лентой, чтобы не показалось, что на ней все то же платье, в котором она впервые появилась в доме Харрингдонов.

Почти простушкой. Даже сидя в стороне, Кейт привлекла несколько любопытных взглядов. Мистер Блэкшир улыбнулся ей с нескрываемым восхищением, когда они обменялись через комнату дружеским приветствием. Он и сам выглядел очень эффектно в своем вечернем костюме. Его рост и совершенные пропорции тела выделяли его из толпы, хотя он пришел по делу, а не для того, чтобы развлечься.

— Куда запропастилась ваша матушка, моя дорогая? — Леди Харрингдон снова обратилась к мисс Смит и театрально вытянула шею, пытаясь рассмотреть сквозь танцующих, что происходит на другом конце комнаты. — Ее нигде не видно.

— Думаю, она все еще играет в карты. Если помните, она только села за стол, когда я подошла к вам.

— Да, да, вы говорили об этом. Хотя мне хотелось бы знать, как долго собирается она играть. — Графиня нахмурила лоб, демонстрируя напряжение мысли. — Я могла бы лучше распланировать свой вечер, если бы знала, когда она удостоит нас своим присутствием.

Столь явный намек был бы понятен и тупице. Мисс Смит, не относясь к этой категории, поднялась со стула.

— Если хотите, я схожу узнаю.

— Да, пожалуйста, дорогая. Только обязательно возвращайтесь к нам. Если джентльмен вас остановит и пригласит на танец, скажите ему, что должны сначала спросить позволения у меня, поскольку ваша матушка занята в другом месте.

Мисс Смит улыбнулась, показывая своим видом, что не обиделась, что ее тактично попросили уйти. После нескольких минут энергичных дебатов она выглядела совсем неплохо. Ее лоб и подбородок больше не бросались в глаза. Сделав реверанс, девушка удалилась в игральную комнату.

— Что нам с ней делать? — спросила леди Харрингдон, как только мисс Смит ушла. — Здесь полно достойных мужчин, но она скорее предпочтет сидеть и рассуждать о выдуманных персонажах из книжки. С таким настроем ей и потанцевать не удастся.

— Боюсь, это моя вина. — Кейт испытала неловкость. Мисс Смит должна была поискать альтернативу сэру Джорджу Бигсби, а не составлять ей компанию. — Она такая славная собеседница, что мне было интересно поговорить с ней. В то время как ей следовало бы беседовать с кем-нибудь из джентльменов.

— Ей следовало бы танцевать, но ее никто не пригласил. — Графиня шлепнула Кейт по колену сложенным веером на манер судьи, придающего весомости своим словам ударом молотка. — Думаю, нам нужно предпринять кое-какие шаги, чтобы ее заметили.

«Мы» радовало. То, что леди Харрингдон считала ее своей полезной союзницей, немного смягчало горечь сидения в безвестности у стены и наблюдения за тем, как родная тетя ищет пару для кого-то еще.

— Может, нам переместиться на другую сторону зала?

Это придавало сходство с рыбной ловлей: здесь не клюет, лучше передвинуться вниз по реке, где, может, повезет больше.

— Думаю, ей лучше пройтись. — И снова леди Харрингдон использовала веер как молоток судьи, но на этот раз о собственное колено. — Что, если вы предложите ей прогуляться по комнате и проведете специально мимо группы джентльменов, говоря что-то вроде: «Но что этому плуту надо? Казалось, виконт должен понимать, что не стоит подходить к дамам знакомиться, когда они заняты решением важных проблем».

Виконт, о котором шла речь, был безупречно одетым красивым молодым человеком со светлыми волосами, высокими скулами и изысканно повязанным галстуком, сочетавшим узел с замысловато ниспадающими концами.

— Леди Харрингдон. — Он не мог не слышать ворчания графини, но беспечно улыбнулся и наклонился к ее руке. — Клянусь, каждая из ваших дочерей еще прекрасней последней. — Он кивнул Кейт. — Если у вас есть еще и другие, чтобы вывести в свет в будущих сезонах, умоляю, дайте объявление в «Газетт», чтобы достойные джентльмены уже сейчас начали готовиться.

— Как вам не стыдно, Кэткарт? — Леди Харрингдон шлепнула его веером. — Вы превосходно знаете, что леди Маргарет, только что вышедшая замуж, последняя из моих дочерей. А эта прелестная молодая особа — мисс Уэстбрук, родственница лорда Харрингдона. Она сопровождает меня сегодня как перспективная компаньонка благородной дамы. И уверяю вас, она невосприимчива к чрезмерной лести, какую вы тут расточаете. Мисс Уэстбрук, этот ужасно кокетливый субъект — лорд Кэткарт.

— Напротив, это ее милость — ужасная кокетка. Мне нужно постараться, чтобы угнаться за ней. — Виконт наклонился к руке Кейт. — Вы позволите уговорить вас потанцевать, мисс Уэстбрук? Компаньонка вы или невеста на выданье, для меня не имеет значения, поскольку у меня уже есть невероятно устраивающая меня виконтесса. Просто я на каждом балу считаю своим долгом удостоиться чести постоять рядом с самой красивой девушкой.

Сердце Кейт отозвалось поспешной каденцией. Хотя это приглашение титулованного джентльмена было не таким, каким она его себе рисовала — а рисовала она холостого мужчину с изысканными манерами, — но, тем не менее хоть какое-то, да признание. Если же другие господа увидят ее танцующей, то, возможно, последуют еще приглашения.

Но как его принять? Леди Харрингдон только что просила ее погулять с мисс Смит по залу, чтобы помочь поймать кавалера. Как сможет она это сделать, если будет танцевать, когда мисс Смит вернется?

Кейт опустила взгляд на руки, сложенные на коленях.

— Я глубоко польщена вашим приглашением, сэр. — Как же ей не хотелось упускать такой шанс даже во имя укрепления у графини хорошего впечатления о ней. — Но я здесь сегодня благодаря леди Харрингдон и…

— Минуточку, мисс Уэстбрук, — вежливо перебила тетушка. Веером она велела виконту отойти в сторону. — Позвольте нам немного посоветоваться, милорд? — Мужчина удалился на несколько шагов. Графиня щелчком открыла веер с такой изящной ловкостью, что могла бы вызвать чувство зависти у других дам, и прикрыла веером рот, чтобы ее слова не достигли ушей виконта. — Вы не против потанцевать с ним? Он, конечно, бесстыжий льстец и сердцеед, но вполне безобидный и абсолютно преданный своей жене.

— Я, со своей стороны, не возражала бы, но вы хотели, чтобы я прогулялась с мисс Смит по залу.

— У меня для вас есть новое задание. — Задание. Это было приятно слышать. Как будто она играла роль отважной шпионки, а леди Харрингдон была тайным руководителем, отправлявшим ее на выполнение секретной миссии. — Мне представляется, что вы обладаете способностью убеждать людей. Как вы думаете, у вас получится уговорить его потанцевать с нашей подругой, когда ваш танец закончится? Сам он, конечно, не является перспективным, но первый танец может послужить толчком для приведения машины в движение. Ее могут заметить и другие джентльмены.

— Да, конечно.

Это задание вполне отвечало ее способностям: если Кейт что и умела, так это убеждать джентльменов поступить так, как ей того хотелось. Ей даже не нужно было думать, как убеждать виконта потанцевать с мисс Смит, чтобы знать наверняка, что у нее это получится.

И если при этом другие господа обратят внимание на нее саму, так еще и лучше.

Оркестр уже играл контрданс. Так что у них будет время покружить по залу в беседе в ожидании следующего танца, и за это время она может многого достигнуть. Кейт кивнула леди Харрингдон, коснулась розовой ленты, вплетенной в волосы, как бы проверяя прическу, и поднялась с места, чтобы принять предложенный локоть виконта.

Глава 7

— Хочу заметить, что я пока не нанял секретаря. — Наполнив два стакана, лорд Баркли отвернулся от бокового столика и по ковру направился к Нику, сидевшему у камина, чтобы подать ему один из них. — Я привык все делать сам и не готов поручить принятие решений кому-то еще. Даже передача ведения моей переписки вызывает у меня внутреннее сопротивление.

— Я понимаю вас и подозреваю, что эта проблема характерна для вторых сыновей. — Ник принял стакан, в котором содержалась жидкость цвета меда, оценить которую ему не хватит способностей. — Мы привыкаем самостоятельно удовлетворять свои потребности, а потом не можем от этого отвыкнуть.

— Совершенно верно. — Барон устроился в кресле напротив, скрестив ноги и поставив один локоть на подлокотник. — Все же я сознаю, что должен кого-то нанять. Сомневаюсь, что вы готовы сейчас ответить, хотите ли занять эту должность. Возможно, мы обнаружим, что не сходимся по темпераменту. Но позвольте полюбопытствовать: у вас есть политические амбиции? Не думаю, что каждый барристер их вынашивает.

— Есть, хотя я пока ничего не решил с датой их реализации и формой воплощения. — Ник покачал стакан из стороны в сторону, ловя янтарной жидкостью огненные блики. Он еще не был готов признаться, сколь сильны его амбиции, человеку, от которого могло в огромной степени зависеть их претворение в жизнь. — И я вполне удовлетворен своей настоящей работой. — То есть тогда, когда эта работа подворачивается. — А вы всегда интересовались политикой, или же это желание оправдать титул?

— Откровенно говоря, это результат того, что я увидел во время службы в гусарах. Я был всем доволен, Блэкшир, что объяснимо, если оглядеться вокруг. — Библиотека, в которой они находились, отличалась таким же великолепием, как и бальный зал. Книжные полки от пола до потолка занимали все стены, за исключением пространств, отведенных под двери, два французских окна, ведущих на террасу, и мраморный камин. — У меня было светское понимание государственного блага, какое есть у моего брата Эстли и, позволю заметить, у большинства людей, которым неведомо, что творится за пределами круга их привилегий.

— Представляю, как армия может все изменить.

Ник обхватил пальцами свободной руки ручку кресла, чтобы чем-то их занять. Он слишком хорошо знал, как служба в армии способна изменить образ мышления человека.

— Это правда. И еще больше возвращение в Англию и в условия, с которыми сталкиваются демобилизованные солдаты, которые не получают должной пенсии и в некоторых случаях не способны справиться с требованиями мирной жизни. Я не мог продолжать наблюдать это. Это позор нации. Мы должны исправить ситуацию. Вам не нравится коньяк? — Он снял ногу с колена и наклонился вперед, готовый забрать у Ника стакан. — Простите. Я налил, не спросив.

Значит, коньяк. Ник не был до этого уверен.

— Нет. Не сомневаюсь, что он отменный. Просто я так увлекся разговором, что совсем забыл о нем.

— Виноват. — Барон встал. — Когда я начинаю говорить о политике, то, как выражается Эстли, в комнате делается душно. Не даю никому расслабиться или насладиться спиртным. — С этими словами барон направился к французскому окну и отворил его. — Вуаля. Вот и воздух. Теперь маркизу не в чем меня упрекнуть.

Баркли производил впечатление поразительно добродушного человека. Уилл за тот промежуток времени, когда вернулся из Бельгии и объявил о своем намерении драться на дуэли за чужую содержанку, чтобы потом жениться на ней, если останется в живых, стал мрачным и рассеянным. То, что так подействовало на него за время войны, очевидно, не обошло Баркли стороной.

«Он мог бы стать отличным мужем для мисс Уэстбрук». Ник сделал крошечный глоток коньяка, ровно столько, чтобы ощутить его вкус. Алкоголь, слегка отдававший ароматом фруктов и дерева, обжег горло.

Хотя Ник и поддразнивал девушку возможностью заарканить герцога, обстоятельства складывались не в ее пользу. Что ж, будет выезжать на приемы в качестве стажирующейся компаньонки. Однако он должен сделать все, чтобы барон ее заметил. Если между ней и Баркли возникнут чувства, он окажет услугу и ее отцу. С достойным, вполне респектабельным кавалером, которого будут принимать в доме Уэстбруков, у нее больше не будет необходимости посещать эти рауты. И мистеру Уэстбруку не придется волноваться по поводу хищных интересов «беспринципных» лордов.

У Ника в попытке протеста слегка сжало грудь. Всего лишь нити паутины старой привычки. Как друг он хотел видеть ее в счастливом браке с каким-нибудь достойным мужчиной. И этот достойный мужчина был не он.

Тем не менее в его плане уже высвечивалась возможность встречи мисс Уэстбрук и барона.

— Давайте лучше немного поговорим о тех навыках, которые, как вам кажется, могут помочь вам стать эффективным парламентарием, и как я могу помочь в приобретении этих навыков. — Ник положил локти на колени и подался корпусом вперед, балансируя стаканом с коньяком в пальцах правой руки. — Я бы порекомендовал вам познакомиться с приемами убеждения. Могу подготовить для вас несколько примеров, чтобы вы попробовали убедить меня в своей правоте.

Но прежде чем мы приступим к этому, я предлагаю, если вы не против, начать с фундаментальной механики речи. Для чего я бы отвел вас, если вы согласитесь, к тому учителю, у которого учился сам.


— Мистер Блэкшир попросил вас потанцевать со мной?

Виконт радостно поделился этой информацией, как только они начали обход комнаты, и Кейт не знала, то ли плакать, то ли радоваться.

— Не сердитесь на него. Он боялся, как бы вас не атаковали какие-нибудь беспринципные типы, пока он будет отсутствовать и не сможет защитить вас от их посягательств. Он подумал, что если будете танцевать со мной, то танцевать с другими не придется, разве что во время смены партнеров в танце.

— Полагаю, у него есть резон доверять вам.

Кейт никогда не встречалась с друзьями мистера Блэкшира, и теперь ее разбирало любопытство. Было трудно представить, что связывало мистера Блэкшира с лордом Кэткартом.

— Старинное знакомство, уходящее корнями в университетские дни, и моя верность жене. Возвращаясь к беспринципным типам: видите вон там малого, который поедает вас взглядом, того, с оригинальными уголками воротника? Не танцуйте с ним, если пригласит. — Игривость тона виконта исчезла. — Он второй наследник герцогства. Леди Кэткарт говорила мне, что этот человек при всей своей внешней привлекательности имеет порочную репутацию, и я точно знаю, что это именно так и есть.

Его речь до некоторой степени напоминала речи мистера Блэкшира. А информация представлялась интригующей, поскольку этого человека леди Харрингдон назвала подходящей перспективой для мисс Смит. До этого момента Кейт не догадывалась, сколь полезным может оказаться для девушки, ищущей способ пробиться в хорошее общество, джентльмен, находящийся в курсе подобных дел.

— Лорд Кэткарт. — Кейт одарила его своей самой обворожительной улыбкой, когда они встали на исходную позицию для танца. Раз он позволил себе говорить откровенно, то наверняка не станет возражать, если и она ответит тем же: — У меня есть знакомая, которой было бы полезно услышать этот совет. Поскольку вы согласились потанцевать с девушкой без громкого титула в знак уважения к другу, то, возможно, окажете и мне услугу, позволив уговорить вас потанцевать с другой милой и достойной леди, прекрасной собеседницей.


— Блэкшир! — Кэткарт поманил его чуть ли не с порога столовой и добродушно улыбнулся лорду Баркли.

За его столом имелась пара свободных мест, остальные занимали виконтесса, мисс Уэстбрук, ее подруга и, что было менее интересно, леди Харрингдон.

«Отличная работа, Кэткарт». Это превосходило все его ожидания. Даже с этого расстояния он видел, как сияла мисс Уэстбрук, оказавшись рядом с титулованными супругами, как будто сама была благородной молодой леди без сомнительных связей.

При его приближении онавскинула взгляд, и ее глаза вспыхнули, как два сапфира, поднесенные к огню. Он почти физически ощутил, как напряглось внимание Баркли, когда он разглядел ее получше, хотя, возможно, всего лишь приписал барону то, что обычно наблюдал у гостей мужского пола, приходящих в дом Уэстбруков.

Мисс Уэстбрук была сегодня прелестна в белом платье, украшенном по рукавам и под грудью розовой лентой, с такой же розовой лентой, вплетенной в ее светлые волосы. Теперь, находясь рядом, Ник заметил, что она собрала волосы в более изысканную прическу, чем обычно, хотя видел главным образом ее улыбку.

— Софи, милая, думаю, ты помнишь Ника Блэкшира; он учился в Кембридже курсом старше меня. — Кэткарт встал для представления и пригласил Ника и лорда Баркли занять свободные места. — Блэкшир, насколько мне известно, с мисс Уэстбрук вы знакомы; а это ее подруга мисс Смит.

Тут же представили лорда Баркли всем присутствующим и усадили подле мисс Смит, прямо напротив мисс Уэстбрук. Ник занял место слева от нее.

При упоминании парламента выяснилось, что у мисс Смит в палате общин — брат. Баркли, встречавший нескольких Смитов в палате общин, начал гадать, о котором из них идет речь.

Ник повернулся к соседке справа.

— Мои извинения, — пробормотал он, обращаясь к мисс Уэстбрук под прикрытием всеобщего разговора. — Я не ожидал, что беседа так скоро переключится на политику.

— Вам не за что извиняться. — Радостная улыбка, которой она озарила Ника, не оставляла сомнений, что Кэткарт поведал девушке, кому она обязана за танец. — У меня восхитительный вечер, и я ничуть не завидую тем, кто тоже получает удовольствие. Надеюсь, вам здесь хорошо? Ваша встреча с лордом Баркли прошла успешно?

— Полагаю, что да. — Ник приступил к первому блюду. Вот так они и будут получать удовольствие сегодня и впредь: делясь друг с другом амбициями и тайными достижениями. — Он, похоже, очень хороший человек, барон, — сообщил Ник тихо, слегка наклонившись к Кейт. — Отличный кандидат для заманивания в вашу паутину, если сумеете заставить себя говорить о законах, выборах и социальном благе.

— Как же мало вы знаете об искусстве обольщения, мистер Блэкшир. — Она наградила его взглядом, исполненным добродушной самонадеянности.

— Джентльменам не нужны леди, умеющие говорить на их любимые темы. Им нужны те, кто умеет их слушать с широко открытыми глазами. Позволь продемонстрировать.

— Лорд Баркли. — Кейт переключила свое внимание с Ника на другую сторону стола, где барон и мисс Смит закончили выяснять, кто брат указанной леди. Ни малейших следов дерзости не осталось. Наивная девочка на своем первом рауте, удостоенная привилегии сидеть за одним столом с титулованными особами. — А как там в палате лордов? Мы, дамы, которых туда не допускают, можем только догадываться обо всей ее помпезности и церемониальности.

Лорд Баркли, хотя и был закаленным человеком, чтобы без робости глазеть по сторонам, все же был рад вниманию этой красивой девушки и склонил к ней голову.

— Церемоний и вправду хватает. Больше, чем хотелось бы.

— Новичку положено облачиться в замысловатые одежды и принести свое письменное приглашение на заседание, — сообщил Кэткарт с нескрываемым удовольствием. — Это лучшие из заседаний, когда новичок демонстрирует себя, а все остальные перешептываются, что никогда не выглядели так нелепо.

— Спасибо, что подтвердил мои опасения насчет моего внешнего вида. Я чувствовал себя как наиглупейший из самодовольных фатов. — Баркли послал виконту, а потом мисс Уэстбрук широкую улыбку. — И это является предвестником того, как все будет складываться.

— Правда?

Мисс Уэстбрук, охотно улыбнувшись в ответ, тоже подалась немного вперед, всего на несколько дюймов. Со стороны можно было подумать, что она приехала на вечер исключительно, чтобы послушать рассказ о работе парламента.

— Я надеялся, что мы будем тратить свое время на обсуждение вопросов национального благосостояния. — Баркли обвел взглядом всех сидящих за столом, благородное воспитание не позволяло ему игнорировать остальную часть компании даже в пользу прелестной девушки напротив. — Помощь бедным, к примеру, или вопросы здравоохранения, тарифы на импорт. Но клянусь, в прошлый понедельник мы половину заседания заслушивали жалобу одного господина из Саутгемптона, который полагал, что местный магистрат вовлечен в некий заговор с целью очернения его персоны, и требовал его роспуска. — Баркли взял со стола ложку. — Я не хочу сказать, что этот человек не заслуживает справедливости и права быть выслушанным, но разве его дело требует внимания всей палаты лордов?

— Подобных нелепостей очень много, — заверил его Кэткарт. — Посиди и сам увидишь. Декларации от принца-регента, решения в пользу официального вынесения благодарностей тем или иным людям за участие в военных действиях. Реальная государственная работа, как мне кажется, ведется в палате общин. Я прав, мисс Смит?

— Уверена, что там меньше всякого рода церемоний и деклараций. — Мисс Смит, очевидно, никто не просветил, что джентльмены предпочитают восторженное внимание серьезному ответу. Хотя, возможно, леди, не имеющая цели завлечь мужчину, руководствовалась иными правилами. Мисс Смит повернула голову к барону. — Думаю, что со временем вы найдете союзников в палате общин, тех, кто разделяет ваши заботы и взгляды. Тогда сможете влиять на них и работать с ними над проблемами, которые вас по-настоящему интересуют. Кажется, вы упомянули бедность?

Баркли снова заговорил, как перед этим в библиотеке, о благосостоянии бывших солдат, объяснил, почему его стали заботить бедняки. В нем была страстность и убежденность, и еще здравый ум — комбинация, способная сделать из него превосходного оратора. Ему нужно было научиться краткости и искусству подбора выражений для придания речи выразительности. При этом важно было правильно дышать. Благо, он выступал сейчас за обеденным столом, что не требовало напряжения голоса, но наверняка говорил бы точно так же и с парламентской трибуны.

— Думаете, он возьмет вас в секретари? — нарушил мысли Ника тихий голос мисс Уэстбрук. — Папа сказал, что секретаря у него нет.

— Еще рано думать об этом. — Охваченный легкой тревогой, Ник протянул руку за стаканом. Интересно, сколь подробно обсуждали они это с отцом? Взвешивали ли вероятность того, что его родственные связи могут послужить непреодолимым препятствием? Не об этом ли спрашивала она его сейчас? Как, несмотря ни на что, определяет он свои шансы получить место секретаря? — Он хочет, чтобы я помог ему овладеть искусством речи. Этого достаточно, чтобы занять меня по крайней мере на сегодня.

— Но вы бы приняли предложение, если бы он вам его сделал? Наверняка это перспективное предложение для человека, интересующегося политикой. — Как быстро оставила она наивность с глазами лани, когда заговорила с ним, а не с титулованным кандидатом в женихи.

— Честно говоря, я пока не знаю, чем буду заниматься. Нужно все хорошо обдумать.

Вот уж правда, «честно говоря». Он не мог говорить честно без упоминания того, что не хотел с ней обсуждать. «Мы-то с вами знаем, что у меня может не быть такой возможности, если человек узнает о моих семейных обстоятельствах». Но этого он не мог сказать да и не собирался. Искренность с мисс Уэстбрук тоже имела свои границы.

— Думаю, что выражусь вполне определенно, если замечу, что это позор нации отворачиваться от этих заслуженных людей, — продолжал барон, имея в виду солдат, и Ник на миг поймал взгляд виконта.

Слова Баркли не могли не напомнить им об Уилле. Если для него настал момент рассказать барону о брате, то придется рассказать ему и о том, что он сам… получается, что отвернулся от него. И эта формулировка являлась весьма точной. Не будет ли это полным абсурдом — развеять хорошее мнение о себе и потерять возможность покровительства не из-за семейного скандала, а из-за попытки дистанцироваться от него.

Ник вновь вернулся к своему супу. Очень скоро ему предстоит решить, что именно сказать барону и когда, но точно не сегодня. Сегодня он будет наслаждаться ужином и готовиться к часам, что ждали его впереди, когда придется слоняться по бальному залу, тайком наблюдая за мисс Уэстбрук и леди Харрингдон, чтобы определить, годится ли последняя в наставницы. Несомненно, что теперь, когда мисс Уэстбрук видели за столом виконта, а не как послушную тень графини, последуют и другие приглашения танцевать. Если леди Харрингдон позволит ей это, то Нику придется быть особо бдительным, чтобы уберечь ее от поползновений господ с дурными намерениями, как он и обещал ее отцу.

К счастью, первый после ужина танец мисс Уэстбрук был с лордом Баркли. После чего приглашения, к нескрываемому удовлетворению графини, последовали одно за другим. Очевидно, ее тетка получала удовольствие, что ее подопечная пользовалась таким успехом. Но это не значило, что голову леди Харрингдон можно вскружить подобным образом.

Веселье растянулось на всю ночь и, казалось, ни когда не кончится. Перемещаясь с места на место, Ник неусыпно наблюдал за графиней и ее подопечной. Он уже несколько раз поглядывал на свои карманные часы. Отвечай он за себя одного, то уже давно оказался бы дома в постели.

Время от времени он, безусловно, позволял себе отвлекаться на другие участки помещения и даже на мир за его пределами. Раз или два Ник ненадолго выходил из душного бального зала, чтобы проветриться, в малолюдную комнату, где играли в карты, или на террасу, чтобы дать легким глоток свежего воздуха. Но большую часть времени он честно нес караул.

Однако он обещал Уэстбрукам не большую часть. По этой причине Ник испытал двойную тревогу, когда в два часа ночи в очередной раз сверившись с брегетом, он прогнал мысли о деталях дела, полученного накануне, и, посмотрев по сторонам, обнаружил, что мисс Уэстбрук в комнате больше нет.

Глава 8

Ее не было среди танцующих. Он бы увидел ее сразу, если бы она танцевала, потому что весь вечер следил за ее розовыми лентами и легким порханием на танцевальном полу; он бы без труда отыскал ее, даже если бы погасли все свечи, кроме одной. Он провел столько бездарных часов, воспроизводя в памяти детали ее внешности. Но куда, черт возьми, она подевалась? Почему он не видел, как она уходила?

Ник оттолкнулся от стены, у которой стоял, и расслабил галстук. Ее не оказалось рядом с тетушкой, куда он посмотрел в первую очередь, прежде чем приступить к поиску девушки среди танцующих. Не было ее и рядом с мисс Смит — эта леди танцевала с кавалером в красном мундире, — и она не прогуливалась по залу. Хотя делала все это, пока Ник следил за ней, и еще ходила насладиться пуншем, но и тогда ему не составляло никакого труда ее обнаружить.

Комната для игры в карты? Но тогда бы она прошла мимо него, и он непременно бы ее заметил.

Если же она вышла на воздух, хотя…

Ник направился в ту часть зала, где были распахнуты французские окна. С кем из мужчин танцевала мисс Уэстбрук в последний раз? С каким-то тощим малым. В коричневом сюртуке. Он не был похож на человека, который попытается соблазнить девушку выйти с ним на воздух, да и мисс Уэстбрук не относилась к числу тех, кто поддастся на соблазн. Но так ли это? Она могла ощутить приступ дурноты из-за духоты и пожелать выйти на несколько минут наружу. А если находилась рядом с раскрытыми дверьми, то ей было проще выйти на террасу, чем идти через весь зал, чтобы просить друзей сопроводить ее.

Друзья… Создавшаяся ситуация не способствовала улучшению его мнения о графине. Даже если исчезновение племянницы носило безобидный характер, как Ник надеялся, ей не стоило бы сейчас смеяться, увлеченно слушая, что говорят дамы в ее окружении, не подозревая, что ее подопечная куда-то исчезла. Как после этого сможет Ник гарантировать Уэстбрукам, что их дочь будет под должным присмотром и на будущих приемах?

Ник замедлил шаги, чтобы не привлекать к себе внимания излишней торопливостью, и смешался с толпой, направившись к раскрытым дверям, ведущим наружу.


— Признаюсь, меня удивляет, что кто-то по прошествии лет сможет посмотреть на это и разглядеть бычью форму. Я все еще не вижу рогов.

Это была интонация, к какой прибегают умные леди в подобных случаях: зачарованная, немного растерянная, взывающая к просвещенному джентльмену о помощи. Этот вечер давал отличный шанс ее испытать.

— Имейте в виду, что все эти карты составлялись в период великих суеверий. — Лорд Джон Прайор казался добросердечным человеком, хотя и не столь высокой перспективой, как Кейт хотелось бы. Сын герцога, которого от титула отделяли четверо старших братьев и куча племянников. — Люди, когда смотрели в небо, хотели видеть узнаваемые формы, поэтому искали и находили Тельца, Стрельца и Близнецов.

— А Близнецов я вообще не вижу.

— Вон они. — Лорд приблизился к ней на шаг, и Кейт тотчас ощутила нервный ток, пробежавший по его телу. Вероятно, ему с его долговязостью и неподобающим увлечением звездами не так часто доводилось стоять так близко от леди. — Вон и вон. — Он поднял руку, чтобы показать, и, нечаянно задев ее локоть, отступил назад, очевидно, потрясенный контактом. — А вон там рога Тельца.

— Ах, теперь я вижу.

Кейт ничего не видела, но все это было своего рода репетицией к завоеванию какого-нибудь действительно достойного претендента. Кроме того, лорд Джон был очень милым в этом своем застенчивом изучении звездного неба. Он предложил ей сюртук, когда Кейт от холода сложила на груди руки, и не пытался к ней прикоснуться, когда накидывал сюртук ей на плечи. Его стоило бы вознаградить, чтобы по окончании вечера отправился домой с ощущением, что произвел хорошее впечатление на прелестную девушку. Собственный успех Кейт способствовал душевной щедрости.

— Я рад констатировать, что современная астрономия отходит от картин и образов. — Воодушевленный ее поощрением, он продолжил свою лекцию: — Теперь мы живем в эпоху разума и не накладываем ложные представления на то, что видим. Определяя местоположение различных созвездий, мы отмечаем, когда и в каких частях неба они видны, но нам это не нужно, чтобы…

— Мисс Уэстбрук.

Кейт чуть не подпрыгнула, потому что не слышала шагов. Она обернулась — лорд Джон тоже, при этом неловко отступив на шаг, — и обнаружила мистера Блэкшира и то, что на террасе никого не было, кроме них и еще одной пары на дальнем конце. Когда они с лордом Джоном вышли сюда, на террасе было довольно много людей, но Кейт не заметила, как все они вернулись в помещение.

Мистер Блэкшир остановил многозначительный взгляд на сюртуке на ее плечах, затем на лорде Джоне без сюртука.

— Леди Харрингдон просит вас вернуться. Я пришел, чтобы проводить вас к ней.

Он обращался к ней одной. Лорд Джон удостоился лишь короткого кивка, означавшего: «В вас больше не нуждаются».

Кейт охватило чувство унижения, вслед за которым пришло негодование. Не вызывало сомнений, что он себе вообразил и, следовательно, что подумал о ней или о том, что она способна пасть жертвой собственной наивности.

Как могло такое прийти ему в голову? Он был такой дружелюбный за ужином, пошутил над ее планом заманить в свои сети лорда Баркли, рассказал кое-что о своих перспективах. Кейт казалось, что они в некотором смысле товарищи, которым посчастливилось попасть на этот прием и которым не терпелось поделиться друг с другом своими успехами. Но взгляд его глаз был равносилен предательству.

Как и действия. Как посмел он прийти сюда шпионить за ней? Да еще стыдить лорда Джона? Леди Харрингдон не могла отправить его за ней. Если бы и отправила, то кого-нибудь другого. Он пошел искать ее по собственной инициативе и, найдя, сделал ложный вывод на основании того, что увидел.

Кейт не могла на него смотреть. Приклеив к губам любезнейшую из улыбок, на какую была способна, она поблагодарила лорда Джона за доброту и вернула сюртук. Боковым зрением она видела бесстрастную позу мистера Блэкшира со скрещенными на груди руками. Несомненно, он торжествовал, что в один миг спас ее добродетель.

Она не станет с ним разговаривать. Нет, поговорит. С такой теплотой, чтобы даже посторонний мог усвоить урок хороших манер. Проводив взглядом лорда Джона, скрывшегося в дверях, Кейт повернулась.

— Какое вы имеете право так поступать? — Кейт не повышала голоса, так что любой наблюдатель со стороны решил бы, что они обмениваются любезностями. — Вы знаете, какие надежды я возлагала на этот вечер. Я поделилась с вами, и вы меня поддержали. Как посмели вы поставить меня в столь неловкое положение и прогнать джентльмена, на которого я произвела столь благоприятное впечатление?

Свет, падавший на нее от висевшей справа лампы, позволял видеть смену эмоций на ее лице: удивление трансформировалось в изумление, затем быстро переросло в праведный гнев.

— Впечатление вы, несомненно, произвели, мисс Уэстбрук, но, уверяю вас, не такое, какое рассчитывали. — Он говорил отрывисто из осторожности, но получилось скорее зло. — Вы и вправду не понимаете, о чем мужчина думает, когда он убеждает женщину уединиться с ним?

— Мы не уединялись. — Кейт обвела террасу широким жестом. — Тут было больше людей, когда мы вышли, а не только та пара. Оттуда, где мы стояли, я не видела, что все ушли. — Веселые звуки рила, доносившиеся из бального зала, звучали контрапунктом к этому ужасному разладу, возникшему между ними. — Внутри было жарко и душно. Многие вышли на свежий воздух подышать. Когда мы с лордом Джоном закончили танцевать, он любезно сопроводил меня на свежий воздух.

Но ее слова на Ника не подействовали.

— А воздуха возле открытых дверей не хватало? Он объяснил как-то, зачем потребовалось уводить вас в дальний угол и с чего вдруг пришло ему в голову закутывать ваши плечи своим сюртуком?

— Да, объяснил. — Ее голос стал тонким и ломким. — На самом деле он хотел показать мне созвездия.

— О Боже. — Ник отшатнулся на мгновение, красноречиво демонстрируя отвращение. — Старый трюк, известный из книг, разве нет? Вывести даму на улицу, чтобы полюбоваться на звезды?

Ник никогда не разговаривал с ней в такой ужасающей манере и Кейт не могла представить, что способна так разозлиться на него.

— Ваши опасения неуместны. Лорд Джон увлекается астрономией. И если бы вы потрудились поднять голову вместо того, чтобы смотреть на меня сверху вниз, то, возможно, поняли бы, что это место единственное на террасе, откуда видна большая часть небосвода. — Кейт еще крепче обняла себя руками. — А сюртук он дал мне, потому что заметил по доброте душевной, что мне холодно. И это чистая правда. Подобных измышлений от вас я никак не ожидала.

Теперь Кейт сожалела, что однажды позволила Нику накинуть ей на плечи сюртук, отдававший простым запахом мыла. Сожалела, что поделилась с ним своими надеждами. И разговаривать с ним ей больше не хотелось.

Кейт попыталась обойти его, но он встал на ее пути.

Его наглость превосходила все границы.

— Я замерзла, — повторила она, не удосужив его взглядом. — И хочу вернуться внутрь. Вы дали мне ясно понять, что думаете о моих действиях. Все, что скажете еще, будет безосновательным оскорблением.

Она дрожала от гнева и холода.

— Отлично. — Ник поймал ее за локоть, и тогда она подняла на него глаза. Его губы были плотно сжаты, а ноздри раздувались. — Сюда.

За его спиной тянулся ряд распахнутых французских дверей, и, прежде чем Кейт успела открыть рот, он втянул ее в одну из них. В помещении, оказавшемся библиотекой, никого не было.

Он совсем сошел с ума. Неужели не понимал, что уединение с ней в безлюдной комнате было в десять раз неприличнее, чем выход на террасу с лордом Джоном?

— Послушайте, — набросился он на нее, как барристер, уличивший свидетеля в лживости показаний, — я здесь не по собственной воле. Развлечения такого рода мне не интересны. У меня дома дюжина занимательных документов, которые я мог бы сейчас изучать.

— Тогда почему вы…

— Пожалуйста, позвольте мне договорить. Сказать то, что собираюсь, и побыстрее вывести отсюда. — Выходит, он сознавал опасность нахождения в этой комнате и все же притащил ее сюда. — Вам должно быть известно, что ваши мать и отец никогда не разрешили бы вам поехать на этот раут, если бы не знали, что я буду здесь присматривать за вами.

— Нет, мне это неизвестно, но уверена, что с ними было бы труднее договориться, если бы вас здесь не было, но…

— Мисс Уэстбрук, я о том вам и говорю. — В его глазах вспыхнуло нетерпение. — Я обещал вашему отцу, что останусь здесь до конца, чтобы уберечь вас от опасности. Только на таких условиях он и ваша мать дали свое согласие.

Кейт стало обидно. Она догадывалась, что папа наверняка просил мистера Блэкшира присматривать за ней в гостях, но не знала, что имело место официальное обещание, потребовавшее от него провести на балу весь вечер. Как не знала и того, что ее присутствие на приеме было обусловлено его нахождением рядом.

Сквозь приоткрытую дверь в помещение сочился холодный воздух. Кейт отвернулась и подошла к камину. Она не знала, на кого сердиться.

Вы сознаете, что ставите под сомнение не только свою репутацию, когда безрассудно позволяете малознакомому мужчине вывести вас за двери. — Мистер Блэкшир, очевидно, знал, на кого она должна злиться, и всецело возлагал вину на ее плечи. — Подумайте, как бы я выглядел в глазах вашего отца, если бы вы скомпрометировали себя под моим надзором. — Кейт услышала за спиной его шаги, сказавшие, что он тоже приблизился к огню. — Его хорошее мнение многое для меня значит. Утратить его доверие из-за чьей-то неосмотрительности стало бы тягостным испытанием.

Его слова вызвали у Кейт сочувствие, которого она не испытывала с той минуты как он вышел на террасу. Доброе отношение отца дорогого стоило. На протяжении трех лет наблюдала она, как мистер Блэкшир высоко ценил его.

Кроме того, в последних словах мистера Блэкшира мог содержаться намек на ситуацию с его братом. Он знал, что значит лишиться чего-то по вине другого человека. Женитьба брата стоила ему положения в обществе и, по словам папы, отчасти и работы барристера.

Кейт повернулась к нему. Его лицо отражало скорее усталость, чем гнев. Выглядел он каким-то измученным.

В Кейт снова шевельнулась жалость. Может они могли бы объясниться и снова прийти хотя бы к вежливому взаимопониманию?

— Я не знала, что на карту поставлено доверие к вам моего отца. — Кейт положила руку на каминную полку. — Но в моем поступке не было ничего безрассудного. Никто не может заботиться о моей репутации больше, чем я, и…

Вдруг он схватил ее за кисть и поднес палец к губам. Мгновение спустя она это тоже услышала: шаги в коридоре. Кейт охватила паника, но он с быстротой молнии обхватил ее за талию и, буквально затащив в пространство за диваном у двери, заставил опуститься на пол, чтобы их не увидели. Ее сердце гулко стучало. Сидя на корточках бок о бок, они ждали, когда шаги удалятся.


Ник задержал дыхание. Дверной замок издал механический звук, и дверь распахнулась, к счастью, закрыв от взора пришедшего пространство, где они скрывались. Подошвы застучали отрывисто и гулко по голым доскам пола, пока не достигли ковра, заглушавшего шаги. По руке Ника, которой только что обнимал талию мисс Уэстбрук, побежали мурашки.

«Пожалуйста, умоляю, возьми книгу и уйди». Если их обнаружат, ее репутация безвозвратно погибнет, либо ей придется сочетаться браком с человеком, за которого она не собиралась выходить замуж. И об их женитьбе судачили бы все, кто слышал, как жениха с невестой застали на корточках за диваном в безлюдной комнате.

Несколько слов наедине с лордом Чучело в углу террасы были ничто по сравнению с этим. И все его нотации о правилах приличия выглядели не более чем ханжество, если его действия подвергли риску ее репутацию куда большему, чем ее собственные.

Со стороны камина послышался скрежет; по-видимому, отодвинули в сторону экран. Затем раздался лязг железа о железо. Вероятно, это была горничная, пришедшая погасить огонь. В сердце Ника затеплилась надежда. Горничная надолго не задержится. Раскидает или затушит угли, задует лампы и проделает путь в обратном направлении к двери, которая, оставаясь открытой, заслоняла пространство за диваном.

Ник взглянул украдкой на мисс Уэстбрук. Она сидела, обхватив колени руками, как будто хотела сделаться как можно меньше. «Потерпите, — хотелось ему ее утешить. — У нас еще есть шанс выбраться из этого, не пострадав».

И не благодаря ему. Он испытал такую ярость, что совершенно потерял голову, когда столкнулся с ее праведным гневом, после того как изрядно переволновался за нее, не говоря уже о том, что увидел с этим чучелом лордом Джоном, тогда как он взял на себя труд познакомить ее с бароном.

Ник коснулся ее руки в немой поддержке или, может, в немом извинении. Она перевернула ладонь и обхватила его пальцы своими. В темноте за диваном он не видел выражения ее лица, но по дрожанию ее пальцев понял все, что хотел узнать. Девушка хорошо сознавала, какая расплата их ждет, если их застанут вместе. Никакие слова или действия не могли ее успокоить.

Лязг железа повторился, свидетельствуя о возврате каминных инструментов на место; затем последовал скрип экрана и звук шагов, после чего в комнате стало темнее. Это задули лампу, остававшийся слабый свет исходил, по-видимому, от свечи горничной. Внезапно по стене поползли тени, и шаги целеустремленно направились по ковру.

Ник затаил дыхание и сжал пальцы мисс Уэстбрук. Позор или конец испытаниям — они перенесут это вместе. Еще несколько мгновений. Несколько порывистых ударов сердца. Еще несколько шагов по ковру, прежде чем горничная достигнет двери.

В какой-то момент свет приблизившейся свечи залил все пространство за диваном, и Ник увидел, что мисс Уэстбрук зажмурила глаза. Но свеча продолжила движение без остановки и вскоре оказалась по другую сторону все еще открытой двери, вслед за чем дверь закрылась, и замок издал характерный щелчок. Ник не представлял, что звук, знаменующий окончание испытания, может быть таким сладостным.

Прислушиваясь к удаляющимся шагам, он шумно выдохнул.

— Боже правый. — Его слова повисли в непроницаемой темноте. — Прошу меня простить, но, черт возьми, эти две минуты показались длиною в жизнь. — Готовясь встать на ноги, он разъединил их пальцы, чтобы помочь ей подняться. — Теперь вон отсюда, к вашей тетушке, пока что-нибудь еще не приключилось, способное поставить под удар вашу репутацию.

Ник нашел ее локоть и начал подниматься.

Собираясь встать, Кейт взялась за его предплечье, а вторую ладонь положила на спинку дивана, но когда попыталась выпрямить ноги, у нее подогнулись колени.

Ник едва успел ее подхватить, предотвратив падение на пол. Кейт дрожала с головы до ног, как застигнутый грозой ягненок после стрижки.

— Прошу меня простить, — произнесла она, выразив тремя словами всю боль своего унижения. — Я не знаю, что со мной такое.

— Не нужно извиняться. — Ник осторожно опустился на колени, чтобы помочь ей обрести равновесие. — Не торопитесь. Неудивительно, что после таких переживаний ноги ослабли.

Будь на ее месте другая женщина, одна из тех, с кем он имел близкие отношения, то прижал бы ее к груди, чтобы перестала дрожать.

Но с мисс Уэстбрук… Ник отодвинулся и снова взял ее под локти.

— Это я должен извиняться. Я поступил как последний ханжа, притащив вас в эту комнату, чтобы читать нотации по поводу осторожности и приличий. Не знаю, сумел бы я простить себя, если бы… — Но, возможно, было лучше не озвучивать исход, которого с трудом избежали. — В любом случае все благополучно закончилось. Ничего дурного не случилось. Еще минута-две, и у вас все пройдет, я уверен.

Ник наклонился и легко прижался губами к ее лбу, чтобы успокоить. В этом не было ничего особенного, но он и такого никогда бы не позволил, если бы не темнота, если бы не несколько жутких минут, пережитых вместе, если бы она не дрожала так, вцепившись в его рукав, как оказавшийся на глубине человек, не умеющий плавать.

От прикосновения его губ она затаила дыхание и отпустила ткань его рукава, чтобы переложить ладонь ему на предплечье. По движению воздуха он понял, что она запрокинула голову, чтобы посмотреть ему в лицо, но, конечно же, ничего не смогла увидеть.

Он тоже перестал дышать. В его намерения не входило… но вдруг это стало неважным. Она стояла рядом с ним, ожидая от него дальнейших действий.

«Стоять. У нее шок. Она сама не знает, чего хочет».

Как и он сам. Ник наклонился. Медленно, давая ей возможность его остановить, давая возможность себе образумиться и остановиться.

Его губы коснулись ее щеки и твердости изящной скулы. Ее ладони на его локтях окаменели в напряжении. Он вновь ощутил ее дыхание, прерывистое теплое дуновение на подбородке и шее.

Ник на мгновение замер на месте. В дюйме от ее щеки. Получая удовольствие от дуновения ее дыхания, ласкавшего кожу.

Он мог поклясться, что давно перестал этого желать. По правде говоря, этого он не желал даже в дни слепой влюбленности. Было время, когда он рисовал в воображении, как обнимает ее в залитой солнцем гостиной, наслаждаясь между поцелуями ее красотой, хорошо понимая при этом, какое их ждет будущее. Он представлял брачную ночь с зажженными свечами, ее тело — сияющее чудо поверх покрывал, ее открытое лицо, говорящее ему о том, о чем в силу смущения она не могла сказать вслух. Но ни разу в его грезах не возникала столь скандальная безмолвная сцена безрассудства в кромешной тьме комнаты.

Его ладонь в перчатке поползла вверх по ее руке, лайкой — по коже. Лайкой — по муслину. Затем он коснулся ее щеки. По ее телу снова пробежала дрожь, но теперь он знал, что это не от холода.

Глупец. Уходи скорее отсюда. Подними ее на ноги и уведи в зал. Он отчасти все еще сохранял способность думать и, несомненно, устроит себе взбучку, как только закончит то, от чего не мог удержаться. Взяв Кейт за подбородок, он нашел ее губы своими.


Если теперь их кто-нибудь застанет, ей не избежать серьезного скандала, и позор этот будет заслуженным, потому что она этого хотела. С того момента, как с щелчком закрылась дверь и комната погрузилась в темноту, она испытала что-то, чему не знала имени и не могла сопротивляться. Тут он поцеловал ее в лоб, и все необузданные чувства вылились в одно-единственное простое ощущение. Она почувствовала вкус его губ. Она прижалась к его рукам и позволила ему запрокинуть ее лицо, чтобы ему было удобнее, и ждала, что за этим последует.

Волнение и риск лишиться чести окончательно затмили ее разум и сузили мир до прикосновения его ладоней, до возбуждающей вибрации его голоса и знакомого аромата мыла.

Одно головокружительное ощущение сменяло другое. Мягкая лайка его перчатки на ее коже. Напряженные мышцы его руки. Звук его прерывистого дыхания, вторившего ее дыханию… и неспешное тщательное исследование его губами ее губ.

Нет, пока еще не тщательное. Этот осторожный наклон его лица, затем ее, деликатное внимание к каждой части ее губ были всего лишь началом. Она это знала. Никого из девочек в школе еще не целовали, но Пенелопа Таун имела замужнюю сестру, которая не стыдилась делиться интимными подробностями.

Итак, Кейт знала. Вскоре он захочет ввести ей в рот язык, если она его не остановит. И тогда его руки оставят ее локоть и щеку, чтобы перебраться к другим, интимным и еще более интимным частям ее тела. Это ее шокирует и придаст силы оттолкнуть его и остановить это безумие.

Хотя остановить его следовало сейчас. Точнее, не следовало, в первую очередь, позволять. Но его рот пьянил, как сладкий, коварный напиток, от которого кружилась голова и подкашивались ноги, так что пришлось крепче ухватиться за его руки.

Кейт слегка шевельнула губами. Наверняка женщина не должна оставаться неподвижной как статуя, принимая знаки внимания от мужчины без ответной реакции. Чувствуя себя бесстыжей и в то же время ужасно неуверенной, она провела ртом по его нижней губе из одного уголка до другого.

Он издал какой-то странный горловой звук, ни на что не похожий, какого она еще ни разу не слышала, отчего в ней вспыхнули сотни маленьких костров. Возможно, она не станет препятствовать его языку и, возможно, даже позволит странствовать его рукам, особенно если при этом он вновь издаст этот звук.

Словно услышав ее мысли, он снял руку с ее локтя. Кейт затаила дыхание в ожидании того, где эта рука опустится. Мужчины, по словам Пенелопы, начинают с талии и незаметно прокладывают путь вверх по ребрам. Мужчина грубого склада может сразу обхватить женщину за ягодицы и прижать к себе, давая ощутить степень его возбуждения.

Рука мистера Блэкшира, деликатного умницы, ничего этого не проделала. Она переместилась к ее голове. В то время как его большой палец остановился на чувствительном углублении пониже уха, остальные пальцы, обтянутые лайкой, закружили в медленном танце по ее затылку.

Боже милостивый на небесах. Пенелопа ни о чем таком не упоминала. Возможно, этому трюку муж ее сестры так и не научился. Бедный муж и бедная сестра, потому что этой утонченной ласки вкупе со сдержанностью поцелуя хватило, чтобы расплавить ее кости и испарить силу воли. Кейт выдохнула скопившийся в груди воздух, и звук получился томный и глубокий.

У него замерло дыхание. Пальцы застыли, и рот прекратил свою искусную осаду.

Громкий стук ее сердца наполнил тишину. Теперь он перестанет сдерживать себя и набросится на нее. Она почувствует его язык и зубы. Он завалит ее на пол и позволит себе такие вольности, которые может позволить опытный мужчина, и она не окажет ему ни малейшего сопротивления.

Но он оставался в неподвижности с застывшими пальцами и ртом в мучительной близости от ее губ. Потом он опустил ладони ей на плечи и припал к ее лбу своим. Его локти, которые она все еще сжимала, то поднимались, то опускались в одном ритме с его дыханием.

— Видишь, как легко происходят подобные вещи. — Его голос выдал, какого труда ему стоило немного прийти в себя. Кейт знала, что он предпочел бы уложить ее на пол. — Даже мужчина с благородными намерениями… даже леди, чьи амбиции зависят от ее доброй репутации… Даже двое, кто в свете дня — друзья, не больше, способны пасть жертвой тайной темной комнаты. По этой причине следует избегать оставаться наедине с мужчиной в подобной обстановке. Даже с тем, кому доверяешь.

Сняв руки с ее плеч, он качнулся на каблуках назад, освобождая ее от веса своего тела. Кейт пришлось отпустить его локти.

— Я ни о чем не жалею. — Почти наверняка пожалеет, когда пройдет головокружение и наступит момент поразмыслить над своим поведением. Но прежде чем придет сожаление, она хотела, чтобы он знал об этом. — Я не сожалею, что это случилось, Ник.

Она чувствовала себя в этот миг такой беспечно смелой, что назвать его по имени было вполне уместно.

— Еще пожалеешь. Кэтрин. — Он выделил ее имя в отдельное предложение, как будто в силу своей редкостности оно не подлежало смешению с другими словами. — Если не сегодня, то, возможно, завтра или в другой день, когда встретишь человека, к которому склонится твое сердце, и ты пожалеешь, что не он первым поцеловал тебя.

Кейт не нашлась что ответить. Он вроде говорил все правильно и по справедливости, но она была весьма далека от того, чтобы пожалеть о случившемся.

Как только он догадался, что до него ее никто не целовал? Полагался на ее добродетельность или увидел ее неопытность? Кейт невольно поднесла руку к губам.

— А вот я сожалею, — произнес он, как будто это было главным, что она хотела услышать. — Я должен хорошенько извиниться за свое недостойное поведение, но думаю, нам лучше уйти отсюда без задержки. Мы и так слишком долго для одного вечера искушали судьбу. Вы можете теперь стоять?

— Конечно.

Кейт ухватилась за спинку дивана и усилием гордости и инстинкта самосохранения заставила себя подняться, не ища помощи его руки. Она, конечно, еще немного помедлила бы, чтобы вернуть себе самообладание, но он торопил ее на выход. С другой стороны, если они еще задержатся, он может воспользоваться ситуацией и признаться, как сильно сожалеет, что поцеловал ее.

Притом что сожаление было для них обоих, бесспорно, правильной реакцией на этот эпизод, что и сама она непременно вскоре ощутит, все же было обидно видеть, как быстро он пришел в себя, в то время как то, что произошло, перевернуло ее душу.

У мужчин все иначе. Это было справедливо для самых разных случаев. Не следовало забывать и о том, что он уже целовался с женщинами, так что ничего нового в этом для него не было.

— Взгляну, много ли людей на террасе. Если нет, вы сможете вернуться этим же путем незамеченной. — Обдумывая, как им поступить дальше, он был сама деловитость, словно между ними ничего не случилось сегодня. — А я вернусь через коридор.

— Да. Это будет благоразумно.

В Кейт шевельнулся стыд. Не следовало говорить ему, что она ни о чем не жалеет. Не нужно было называть его по имени. Но теперь уж ничего не поделаешь.

Кейт не сказала ему больше ни слова, когда Ник подвел ее к французским дверям; не сказала и потом, когда он вышел на террасу и вернулся, чтобы сообщить, что путь свободен. Да и что было говорить? Проскользнув мимо него наружу, Кейт тотчас направилась через террасу и ни разу не обернулась, чтобы посмотреть, провожает ли он ее взглядом.

Глава 9

Ник редко думал о том дне, когда потерял надежду завоевать ее. Как повествуют истории о романтических разочарованиях, вероятно, это был один из самых прозаических дней. Никто не стал бы покупать билеты, чтобы посмотреть об этом в сценической постановке.

Он перевернулся в постели на другой бок. Сон по-прежнему не шел. Частично из-за досадной эрекции.

Частично из-за того, что происшедшее сегодня на рауте пробудило в нем воспоминания о глупых юношеских надеждах и ошибках, в частности, о том, как все позорно завершилось.

Он посещал дом на Гауэр-стрит еще месяц или что-то около того, но уже чувствовал твердую уверенность в своих чувствах к барышне, которую практически не знал. При этой мысли Ник поморщился. Но все именно так и обстояло. Ему было двадцать шесть лет, и он был очарован ее красотой. К его восхищению, несомненно, примешивалось чувство почтения к ее отцу и уважение к семье в целом. В этот период жизни он не мог представить ничего прекраснее женитьбы на дочери барристера, благовоспитанной и внешне привлекательной, чьи родители будут рады видеть его женихом дочери.

Ник всегда бережно относился к деньгам, но в то утро раскошелился на розы. Большой букет желтых роз. Он обошел четыре цветочные лавки, прежде чем нашел именно тот оттенок, напоминавший цвет ее волос. Он сочинил ей записку и переписал ее своим лучшим почерком на безукоризненный листок бумаги, выразив добрые чувства к ней и намекнув на надежды, которые испытывает, приходя в их дом. Ему пришлось изрядно покорпеть над запиской, прежде чем он достиг оптимального баланса между искренностью и осторожностью: чтобы девушка уловила его намек и в то же время не испытала смущения в том случае, если его ухаживания нежеланны.

Он был не таким уж самонадеянным и сознавал возможность неудачи. Но по мере того, как он продвигался по Гауэр-стрит с розами в руке, получая одобрительные улыбки прохожих, у которых вызывал симпатию молодой человек, идущий на свидание, эта возможность все больше удалялась, отодвинутая невероятно возросшей надеждой почти на границу с невозможностью.

Надежда… Ник снова повернулся, приподняв простыни, чтобы избежать излишнего трения. Но почему он не мог надеяться в те дни? Он был красивым молодым человеком из хорошей семьи, с яркой перспективой на будущее. Она оказывала ему знаки внимания, давая понять, что симпатизирует ему. Только позже сумел он заметить, что она ко всем гостям мужского пола относится с живым участием.

Удар топора оказался быстр, вероятно, из соображений милосердия. Все четыре мисс Уэстбрук находились в гостиной, когда он появился с букетом. Глаза мисс Уэстбрук мгновенно сосредоточились на цветах. Дождавшись его улыбки и первого шага в ее сторону, она тут же вскочила, сказав что-то о том, как прелестны розы и как мило со стороны мистера Блэкшира принести им цветы. И прежде чем он успел придумать, как тактично поправить ее, она вынула из букета записку и передала ему с таким видом, как будто он забыл какую-то свою бумагу, случайно застрявшую в цветах.

Растерянность даже не оставила места для обиды.

— Как досадно, не правда ли, иметь дело с плохой бумагой?

Досадно. Потом она добавила еще что-то о том, что когда выйдет замуж за джентльмена с положением и богатством, у нее будет бумага исключительно высшего качества для любой корреспонденции. К тому времени, когда она завершила тираду, его растерянность сменилась вполне определенным унижением. Он и не догадывался, что его бумаге не хватает благородного качества. Переписать свою записку на чистый листок было редкой экстравагантностью для человека его достатка и привычек. Он очень гордился полученным результатом.

Ник тотчас отправился домой и бросил записку в огонь. Потом, когда нашел в себе силы снова навещать семью, он обнаружил, что способен завести с ней дружеские отношения, и, в конце концов, преодолел смущение. С того дня он больше никогда не позволял себе мечтать о ней.

Было бы глупо предаваться фантазиям о женщине, которая ясно выразила отсутствие интереса к его персоне. Для этого нужно совсем не иметь гордости.

«Я не жалею, что это случилось, Ник». Он закрыл глаза, гоня прочь воспоминания. С того момента, как она вышла из темной комнаты, эти слова, ее пылкий голос, которым она произнесла их, затмевали все остальные мысли, как трущийся о ноги кот, требующий внимания.

«Я не жалею». Говоря это, она была воплощением страсти. Абсолютно уверенная в себе, без малейшего намека на стыд.

Ник провел ладонью по животу. Мышцы были твердыми от напряжения, от разыгравшегося голода. Что ж поделать, видно, с этой женщиной у него ничего не получится.

Она была не единственной особой, уверенной в себе и лишенной каких-либо предрассудков. Ник близко знал немало таких. Придется навестить одну из них. Но это было так давно. В этом как раз и состояла проблема.

Ник открыл глаза и уставился в потолок. Отправляясь в постель, он зажег свечу, чтобы почитать, но не прочитал ни слова.

Господи, как она вздохнула, когда он коснулся кончиками пальцев ее затылка! Интересно, что могла она позволить ему сделать, опьяненная плотским удовольствием, с притупленным темнотой чувствомстыда? Что, если бы его пальцы спустились вниз, повторяя форму позвонков, что, если бы пробежались по ключицам или забрались под корсаж? Ласковое прикосновение к шее — ничто по сравнению с тем, что он мог бы ей дать, располагай временем и ее согласием.

Его ладонь на животе вспотела, и пальцы поползли вниз по волосной дорожке, начинавшейся от пупка. Ее реакция на него сегодня ясно дала понять, что она заинтересована в нем, и это представляло собой реальную проблему. Какие уж тут фантазии вокруг недосягаемой фарфоровой принцессы! Время тоски прошло. Теперь у него имелись воспоминания и ясное представление о том, какая она на ощупь, на вкус и на слух. Две минуты работы, подпитываемой воспоминаниями, и он сможет уснуть.

Но Ник остановил себя. Нельзя этому поддаваться. Поцелуй был единственным с его стороны промахом, о чем он сожалел и в чем признался ей. Теперь ему надлежало держаться так, чтобы доказать правоту своих слов. Не стоило пестовать в себе чувства, которые могут помешать ему смириться с ее браком с маркизом, лордом Баркли, лордом Джоном, Глядящим на Звезды Чучелом, или кого там она заманит в свои сети.

Ник отбросил одеяло и, вскочив с кровати, схватил с ночного столика свечу. Вода в кувшине наверняка уже давно остыла. Плеснув немного в тазик, он намочил полотенце и, задрав ночную рубаху, приложил его к причинному месту. От шока холода Ник заскрипел зубами. Так тебе и надо, если не владеешь собой.

Но холодная вода сделала свое дело. Десять секунд холодного компресса, и его жар спал. Теперь, по крайней мере, когда он в другой раз увидится с мисс Уэстбрук, к неловкости общих воспоминаний не добавится неловкость греха, совершенного в одиночестве.

Не говоря уже о встрече с ее родителями. Боже. Ник отпустил подол рубахи и бросил полотенце в таз. Фарфор отозвался мокрым шлепком. К эффекту холодной воды можно было и не прибегать. Убить всякий пыл хватило бы одних укоров совести, что подорвал доверие Уэстбруков, что, воспользовавшись ситуацией, дурно поступил с их дочерью, от чего должен был ее защитить.

Хорошо еще, что они наверняка ничего не узнают. Он никогда никому об этом не обмолвится, да и мисс Уэстбрук, которой было что терять, наверняка сохранит случившееся в тайне. В присутствии других людей, а они отныне никогда не должны оставаться наедине, они будут вести себя как ни в чем не бывало. Потом, если повезет, воспоминания об инциденте с течением времени и вовсе выветрятся из их памяти.

Мистер Блэкшир оказался прав в своем предвидении. Кейт и в самом деле испытывала сожаление. От кончиков волос до кончиков ногтей она вся истерзалась. Зачем, зачем она вела себя столь беспечно в тот злополучный вечер?

Нет. Кейт сжала руки в кулаки и стиснула зубы, уставившись в темноту комнаты. «Беспечно» характеризовало происшедшее как случайность по недосмотру. Как будто леди Харрингдон поручила ей присмотреть за спаниелем, а она отвернулась, забыв о поручении, и собачка сбежала. Беспечность — это вопрос халатности, а не умышленного проступка.

Но она-то знала, что дело обстояло совсем не так. Она позволила событиям выйти из-под контроля, поддалась наплыву непрошеных чувств.

Раскаивается ли она? Безусловно. Но это какое-то половинчатое раскаяние, если она принимает на себя только часть вины. Кейт разжала пальцы и снова их стиснула.

Это он взял в ладони ее лицо, он поднес свой рот к ее губам. Это он целовал, а ее целовали. Но между первым дружеским прикосновением его рта к ее лбу и жгучим контактом губ прошло достаточно времени, чтобы она могла остановить его, поставить на место.

Нет, все обстояло не так. Он не рассчитывал, что этот поцелуй в лоб будет иметь продолжение. Он не имел ни намерений, ни планов, которые ей следовало бы пресечь. Он бы ждал с сердечным целомудрием, когда она сможет встать на ноги, если бы она не затаила дыхание и не подняла к нему лицо, вынудив его каким-то непостижимым образом еще раз прижаться к ней губами.

Мельчайшие детали воспоминаний шершнями наводнили ее память. Ее хриплый развратный вздох. «Я не жалею, что это случилось, Ник». Неловкая горячность, с которой она схватила его за руки и припала к его губам своими. Его искреннее сожаление, высказанное вслух в тот момент, когда все ее существо еще жаждало его прикосновений. Длинный путь назад через бальный зал в полной уверенности, что ее глаза, ее щеки, ее губы являются откровенным признанием любому стороннему наблюдателю в том, чем она занималась.

Кейт поднесла руки к лицу, чтобы защититься от тягостных воспоминаний, и испустила долгий прерывистый вздох.

— Господи, что это? — Голос Виолы напугал ее до смерти. — С таким же успехом ты могла бы скакать на моем матрасе, не думая о том, что, возможно, я сплю.

— Прости. Я не хотела тебя потревожить. Я думала, ты спишь.

Сестра и вправду спала, когда Кейт вернулась в начале пятого утра. Только мама ждала ее, чтобы убедиться, что дочь благополучно прибыла домой, и не расспрашивала о подробностях вечера, за что ей спасибо.

— Да, я спала, но уже не сплю. — В темноте послышался зевок. — Что-то случилось? Леди Харрингдон заставила тебя идти на три шага позади нее или запретила с кем-либо разговаривать? Или, может, смотреть людям в глаза?

— Нет. Ты к ней очень несправедлива. Она проявила ко мне большое внимание.

— Тогда что тебя так расстроило? Ты все время вертишься, как будто твои простыни усыпаны крошками.

Кейт медленно убрала руки от лица. Темнота, как она убедилась сегодня на собственном опыте, имела свойство представлять безрассудные поступки разумными. Внезапно темнота предложила ей: расскажи все сестре. Почему бы и нет?

Она слышала в тишине комнаты собственное дыхание. Почти ощущала биение своего сердца.

Когда Кейт вернулась в бальный зал, у нее было такое чувство, как будто она смотрит на гостей и все происходящее сквозь стекло в паутине трещин. Скромность, которой она поразила леди Харрингдон, была всего лишь обманом и сплошным лицедейством. Миссис Смит, знай правду, не позволила бы больше своей дочери разговаривать с мисс Уэстбрук. В начале вечера ей казалось, что она, наконец, нашла свое место среди людей, которые говорили на ее языке, но под конец ощутила себя совершенно одинокой. Недостойной. Лишенной возможности входить в это общество из-за своего распутного поступка и вытекавшей из него невольной секретности.

— Кейт? — Виола села. Раздражение в ее голосе сменилось сестринской озабоченностью. — В чем дело? Что случилось?

И вдруг Кейт вновь ощутила всю полноту своей ответственности как единственной в доме, кто оценивает свои поступки по тому, как они могут способствовать или препятствовать доброму имени семьи, как могут сказаться на благополучии младших сестер.

Вернее, она оценивала так свои поступки раньше. Она всегда помнила, что главное — семья. Но теперь зашаталась под этим грузом ответственности и получила возможность снять его с себя, по крайней мере на время откровенного разговора с сестрой.

— Я целовалась, — произнесла она очень тихо, зажав в кулаках одеяло. — Сегодня на вечере.

— Что? — Шепот Виолы прорезал комнату, как стрела воздух. — Как это могло случиться? Как ты могла позволить мужчине увести себя в уединенное место после папиного предупреждения? Где находился мистер Блэкшир, который должен был уберечь тебя от этого?

Они не могли вести этот разговор через комнату, хотя их кровати разделяло совсем небольшое расстояние. Выскользнув из-под одеяла и перебежав по ковру, Кейт забралась в постель к сестре. У нее было такое чувство, будто она ступила в воду, глубины которой не знала. Девушка сжала рот, чтобы еще немного сохранить свой секрет в тайне, потом заговорила:

— Мистер Блэкшир был в это время там.

Темнота не позволила ей увидеть выражение лица Виолы, но она с легкостью представила, как тень осознания расходится по нему, как круги по воде от брошенного в спокойное озеро камня. Прошло несколько секунд, прежде чем первый круг достиг берега понимания ее сестры.

— Мистер Блэкшир?

Кейт не могла упрекнуть Виолу в недоверчивости, прозвучавшей в ее приглушенном тоне. История и впрямь представлялась абсурдной, почти невероятной.

Внезапно ее осенило, что она могла бы уклониться от правды, но не сумела придумать никакой более или менее правдоподобной лжи. Кейт сделала глубокий вдох.

— Да. Мистер Блэкшир.

Ви, до сих пор сидевшая, медленно сползла на подушки. Когда были маленькими, они спали в одной постели. И теперь знакомое присутствие сестры, ее широко расставленные локти действовали успокаивающе.

— От него я такого не ожидала. — Несмотря на значение слов, ее тон уже не был таким уже недоверчивым, хотя теперь в нем появились нотки удивления, граничащие со страхом. — Он всегда вел себя у нас как образец чести и уважения. Мне бы никогда не пришло в голову, что он способен воспользоваться доверием леди в своих низменных интересах.

— Он не воспользовался. Это было не совсем так. — Объяснение застряло у Кейт в горле. Ей пришлось сглотнуть, чтобы начать заново: — Он не такой. Он не воспользовался.

— Я не понимаю. Тебя поцеловал мистер Блэкшир?

— Да. Но он не должен был этого делать. Он сам в этом признался. Он ничего такого заранее не планировал. Просто отвел меня в сторону, чтобы поговорить кое о чем с глазу на глаз, и нас чуть не обнаружили. Иначе случился бы скандал. И этот страх, что нас увидят… а потом облегчение, что опасность миновала… — Слова были бессильны передать то, что они пережили. — Я дрожала и была на грани обморока. Он подхватил меня под локти, чтобы поддержать, когда у меня подогнулись колени. И тогда мы оказались совсем близко друг от друга. И было темно.

— Он отвел тебя в сторону, чтобы поговорить с глазу на глаз в темноте? — поинтересовалась Виола, как одержимый барристер, ухватившийся за подробности, подтверждавшие самые мрачные предположения.

— Он ничего такого не замышлял, — ответила Кейт, как самый упрямый свидетель, упорно повторяющий одну и ту же версию, потому что она и есть правда. — Я уверена в этом до глубины души.

Возникла короткая пауза, в течение которой Виола размышляла над убежденностью сестры и, возможно, анализировала собственный опыт общения с мистером Блэкширом для сбора дополнительных доказательств. Наконец она бросила все на одну чашу весов, оставив на другой голый факт его проступка.

— Очень хорошо, но это его не извиняет. Поддаться страсти в силу возникающих обстоятельств, возможно, не так подло, как действовать по заранее обдуманному плану, но все равно возмутительно. Я не могу уважать человека, который до такой степени не в состоянии владеть собой, что навязывает леди свои знаки внимания, даже если оскорбление ограничивается поцелуем.

— Виола. — В ее признании настал решающий момент. Шаг в глубину. И все же Кейт ощутила странное спокойствие. — Не было никакого оскорбления. И он мне ничего не навязывал. Если его поведение возмутительно, то и мое тоже.

— Я тебя не понимаю. — Ви повернулась на бок, как будто могла в темноте разглядеть сестру.

— Я хотела, чтобы он поцеловал меня. Сомневаюсь, чтобы он позволил себе это, если бы не почувствовал, что я этого хочу. И я не остановила его ни вначале, ни потом. Он первый остановился и сказал, что мы не должны были этого делать.

— Кейт! — Голос Ви взвился возмущенным шепотом, и она приподнялась на локте. — Ты влюбилась в него?

— Трудно сказать. Мы давно его знаем. Наверно, если бы я могла в него по-настоящему влюбиться, то не ждала бы столько времени.

Она и сама спрашивала себя об этом в карете леди Харрингдон, когда ехала домой.

— Да, это непохоже на то… когда люди влюбляются. — Вздох матраса подтвердил, что Виола снова легла на подушки. — Папа говорит, что когда впервые увидел маму, то его словно молния пронзила.

— Да. — Так, во всяком случае, рассказывают о том, как возникает любовь. — Но у нее все обстояло иначе.

— Нет. Она полюбила его, когда узнала. — Сестры так часто слышали эту историю, что могли бы пересказать слово в слово. — Но это заняло несколько недель или месяцев, самое большее. А ты знаешь мистера Блэкшира гораздо дольше.

— Вот видишь? Так что о любви говорить не приходится. К тому же, будь я влюблена, разве стала бы сомневаться в этом?

Над этим вопросом больше всего она ломала голову, когда пришла к выводу, что не влюблена. «Потому что я распутная», — пришел в голову первый постыдный ответ, самоосуждение, постигшее ее, едва ступила на террасу, возвращаясь в бальный зал.

Однако чем больше Кейт рассуждала на эту тему, тем менее убедительным представлялся ей этот ответ. Да и ее сестру подобное заявление вряд ли удовлетворит. Она потребует доказательств и подробностей.

— Я начинаю думать, Виола, что в наших познаниях о любви имеются существенные пробелы. — Распутное поведение? Возможно. В этом содержится часть правды. — Я всегда считала, что целовать — это удел мужчины, а удел женщины — позволить ему это или отказать. Мужчина ищет благосклонности женщины, а женщина идет навстречу, порой ради любви. Но никто мне никогда не говорил, что у меня может возникнуть желание целоваться ради самого поцелуя. Теперь не знаю, что и думать.

Кейт почти услышала, как ее сестра задумалась над этой неожиданной мыслью.

— Хочешь сказать… что тебе было приятно, — произнесла Виола некоторое время спустя.

— Приятно, как приятны, вероятно, в моем представлении крепкие напитки. — Кейт хотелось рассказать сестре все в подробностях: о пьянящем воздействии его близости, о воздушном скольжении его губ по ее губам, о ярко выраженных свидетельствах его радости, о подушечках его пальцев на ее затылке. Но она уже и так немного предала мистера Блэкшира, рассказав о том, о чем, наверное, можно было и умолчать. Так пусть хоть это останется между ними. — И так же затмевают сознание, как алкоголь.

Если бы он попытался пойти дальше поцелуя, то я не уверена, что стала бы препятствовать этому.

— И даже позволила бы ему себя обесчестить? Зная, что может появиться ребенок?

Голос Виолы от изумления стал совсем тонким.

— Наверное, я все-таки вспомнила бы о возможных последствиях и вовремя остановилась бы. Но я и так рисковала, целуясь с ним в таком месте, где нас могли застать. Я ничего не соображала. И мне стыдно в этом признаться. Но это правда. — В голове Кейт промелькнула мысль: какое хорошее выражение — «снять с себя груз». Вот она и призналась в своем темном позоре и теперь чувствовала себя гораздо легче, словно и в самом деле сняла груз с плеч и груди. — Я тебя шокировала?

— Немного. По меньшей мере удивила. — Ви говорила медленно, так у нее всегда происходило, когда некий механизм в ее голове начинал усердно крутиться. — И с какой стати мне удивляться? Мужчины часто теряют разум, когда поддаются страсти, — не об этом ли нас предупреждают, когда говорят, чтобы мы не оставались с ними наедине? Не на этой ли фантазии строят свои многочисленные романы писатели вроде мистера Ричардсона? — Тогда с какой стати у женщин должно быть все иначе?

Слава богу, что ее обычно непримиримая сестра так быстро справилась с шоком, оставила стыд и начала облекать полученный опыт в новую форму для одной из своих теорий. Кейт улыбнулась в темноте и натянула одеяло до подбородка.

— Может быть, поэтому мне никогда не нравились романы мистера Ричардсона. Наверно, я всегда подозревала, что они полны лжи.

— Думаю, наш пол ввели в огромное заблуждение. Ричардсон — лишь один из неисчислимой армии шарлатанов. В этом виноваты матери каждой девушки, если они открыто не говорят с дочерьми на тему плотского наслаждения и страсти. Неподготовленная девушка оказавшись в такой ситуации, как ты сегодня, может с легкостью пасть жертвой обстоятельств.

— Но я не могу судить сурово молчаливых матерей. — Посреди этой мысли Кейт зевнула. Теперь, когда она сделала свое признание и получила прощение от греха распутства, к ней пришла теплая, приятная сонливость. — Я уверена, что они опасаются посеять там где его до сих пор не существовало.

— Тогда я должна сделать то, чего не делают они. Вооружить юных леди правдивой и достоверной информацией. Думаю, в отдельной брошюре. Затем я перепишу главу о падших женщинах.

— Виола выдержала паузу. — Еще мне, очевидно, придется пересмотреть свои взгляды на тему физической неприкосновенности девушек.

— Я рада, что поделилась с тобой, Виола.

Эти несколько слов заменили ей дюжину других. «Спасибо за понимание того, что со мной произошло. Спасибо, что выслушала. Спасибо, что ты единственная из всех женщин, кого я знаю, кто, выслушав мою историю, не нашел причины меня упрекать».

— Я тоже. — Ви повернулась на другой бок, утащив за собой большую часть одеяла, что было свойственно ей в ранней юности. — Иначе я бы не смогла узнать правду о поцелуях, а теперь мне есть о чем подумать и написать.

Кейт осталась в постели сестры. Спать с ней, как в детстве, прижавшись друг к другу, было настоящим утешением. Она почти поверила, что она еще маленькая и невинная.

В ожидании прихода сна ее дыхание стало медленным и ровным. Будущая встреча с мистером Блэкширом представлялась непростым испытанием. Она смутно сознавала это даже в свете оправдательных речей Виолы. Эта перспектива будоражила мысли, отвлекая от сна. Как же ей вести себя в новых обстоятельствах? Есть над чем подумать.

* * *
Все три дня, что прошли с момента того события, он не переставал размышлять, что нужно сделать, чтобы Кейт не испытывала неловкости. Чтобы убедить ее, что между ними ничего не изменится; что во всем виноват он один; что он уже забыл обо всем, особенно о ее словах: «Я не жалею о случившемся, Ник».

Вероятно, она тоже над этим размышляла и решила скрыться за маской гостеприимства, веселости, хорошего настроения. Видеть это было больно. Ему не хотелось заставлять ее притворяться.

Но вот он пожаловал в их дом впервые после обещания ее отцу оберегать девушку от посягательств беспринципных мужчин, и всё их общение друг с другом сводилось к обмену ничего не значащими фразами. Она сидела на диване рядом с мисс Виолой, занятая вышиванием, в то время как ее сестра читала книгу. Время от времени они прерывались, чтобы взглянуть на странные упражнения на другом конце гостиной у камина.

Хотя, вероятно, эти упражнения не выглядели для сестер такими уж странными. Нечто подобное они неоднократно наблюдали и прежде.

Ник сгибал и разгибал пальцы правой руки, отгоняя таким приемом прочь посторонние мысли.

— Готовы? — Он поднял свою бумагу, чтобы лорд Баркли мог прочитать, что там написано. — Тогда попытаемся еще раз.

Баркли наклонился, подхватил в обе руки по ведерку с углем и выпрямился. Набрал в грудь воздух и сосредоточился на бумаге.

— «Кровь разожгите, напрягите мышцы, свой нрав прикройте…» Господи, разница ощутимая.

— Вы чувствуете, как источник голоса опускается? — с легкостью донеслись слова миссис Уэстбрук через две комнаты и два дверных пролета, где она остановила свою царственную поступь. Ник для иллюстрации постучал пальцами по собственной грудной клетке и повернулся к ней лицом. — Здесь ваш природный источник речи, — продолжала она. — Если хотите, чтобы вас услышали на задних рядах без малейшего напряжения с вашей стороны, отсюда нужно и начинать. Тщательное произношение согласных выполнит остальную работу. — У нее в руках была трость, которой она произвела в воздухе изящный росчерк. — И не забывайте делать правильные вдохи. «Свой нрав прикройте…»

Баркли кивнул, облизнул губы и снова взглянул на страницу.


Свой нрав прикройте бешенства личиной!
Глазам придайте разъяренный блеск —
Пускай, как пушки, смотрят из глазниц;
Пускай над ними нависают брови,
Как выщербленный бурями утес
Над основанием своим, что гложет
Свирепый и нещадный океан.

Они повторяли речь уже седьмой раз. Баркли прошептывал ее, произносил разговорным тоном, артикулировал с зажатой винной пробкой в передних зубах. Ник подозревал, что все присутствующие в комнате уже могли бы повторить без запинки заключительные строки:


Сцепите зубы и раздуйте ноздри;
Дыханье придержите; словно лук.
Дух напрягите. — Рыцари, вперед!
В вас кровь отцов, испытанных в бою.

— Отлично, сэр. Полагаю, что мы теперь все готовы сорваться с места и броситься в атаку на врага, которого вы укажете.

Она, миссис Уэстбрук, и сама могла бы стать отличным полководцем. Ник хорошо помнил, какую гордость испытал первый раз, когда она его похвалила.

Вероятно, полная мера ее гнева произвела бы на него не менее сильное впечатление. И наверняка он прочувствовал бы его, как и гнев мистера Уэстбрука, если бы они узнали, что он посмел прикоснуться к их дочери.

Но куда хуже гнева стало бы их разочарование. «Я не сожалею о том, что случилось, Ник» было бы для него жалким утешением, если бы в результате своих действий он утратил их доброе расположение, которое ценил превыше всего.

Ник вновь сжал пальцы, чтобы прояснить мысли.

Баркли склонил голову в знак признательности за похвалу миссис Уэстбрук.

— Вы очень добры. Признаюсь, что все еще чувствую себя несколько нелепо, произнося эти великие слова. Я думал, что мы будем практиковаться на простых предложениях.

— Считайте, что вам повезло, лорд Баркли. — Мисс Уэстбрук буквально искрилась озорством, когда Ник повернулся к ней. Ее игла продолжала деловито мелькать. — Когда на вашем месте стоял мистер Блэкшир, мама заставила его произносить одну из речей Порции из сцены суда.

Барон, уловив ее настроение, вскинул брови и улыбнулся Нику.

— «По принуждению милость не действует»[8]?

— Ничего подобного. — Миссис Уэстбрук сделала несколько шагов в соседнюю комнату; Ник слышал стук ее трости. — Если бы я назначила ему задание выучить эту затертую до дыр речь, ему пришлось бы вызубрить ее, чтобы проникнуться смыслом слов. То же было бы и с вами, если бы я велела вам прочесть речь о дне Святого Криспина. Я выбираю нечто такое, что требует от говорящего приложения некоторого количества энергии.

— Кроме того, все эти дела с милостью не пройдут в реальном зале суда. Ни один судья не станет опираться на милость. Это не юридическое понятие и, стало быть, не входит в их компетенцию. Такого рода педантизм греет сердце барристера.

Последнюю фразу Ник бросил через плечо с улыбкой, адресованной матери семейства Уэстбрук.

Нет, она не знала о его поступке. Он разумно полагал, что мисс Уэстбрук не станет рассказывать, и теперь убедился в этом. Дело было не в том, что миссис Уэстбрук не смогла бы притвориться, что ничего не знает, а в том, что не стала бы этого делать и сразу выложила бы ему все, что думает о его поведении.

— Если бы я была судьей, то непременно позволила бы говорить о милосердии, — высказала свое мнение мисс Виола, сердито глядя на Ника. — Как и барристер должен зачастую убеждать людей пересмотреть свое первоначальное видение событий, опираясь на милосердие. Почему нет? И лорд Баркли, я уверена, сумеет убедить членов парламента посмотреть на вещи со своей точки зрения.

Кейт сидела с опущенными ресницами, так как следила за работой своих пальцев, и только в конце подняла глаза на обоих мужчин и улыбнулась.

Барон улыбнулся в ответ.

Она нравилась ему. Это следовало ожидать. Он встретил ее во всем блеске на балу, когда она светилась от радости, и теперь, видя ее изысканные манеры в кругу семьи, не признающей условностей, куда судьбе было угодно ее поместить, он, несомненно, лишь утвердился в своем хорошем мнении, сложившемся на балу. Широкая улыбка на его лице сделала заметной перечеркнутую шрамом ямочку.

Отлично. Это был триумф. Но реакция барона на знакомство с семьей мисс Уэстбрук с легкостью могла бы выразиться и в нескрываемом разочаровании, что прелестная девушка, которую он встретил на рауте у Эстли, не относится к числу приемлемых невест. Но Ник рассчитывал на справедливость его суждений, и расчет, похоже, оправдался.

Как и расчет мисс Уэстбрук. В данном случае их цели совпадали.

Ник отступил на полшага назад и повернулся вполоборота к миссис Уэстбрук.

— Следует ли ему повторить все второй раз с ведрами, или можно оставить их в покое?

Уже без ведер Генрих V снова и снова понуждал своих людей к свирепости, а потом еще раз, обращая внимание на стратегические паузы и модуляцию слогов. Ник сохранял свою позицию, держа бумагу и вставляя время от времени свои предложения.

По его поведению она могла видеть, что он имел исключительно дружеские намерения, разве нет? За прошедшие после раута дни у него было достаточно времени, чтобы подумать о своем поведении с того момента, когда застал ее с лордом Джоном, и до того, как коснулся пальцами ее затылка. На ум приходили самые нелестные мотивации. Ревность. Зависть. Желание, над которым он был не властен. Продвижение ее интересов, связанных с другим мужчиной, наверняка было наилучшим способом доказать им обоим, что собственных видов на нее у него не было.

Ник повел плечом, которое стало уставать из-за неподвижной позы, которую приходилось сохранять, пока держал бумагу с монологом, и, воспользовавшись возможностью, взглянул на диван. Мисс Уэстбрук тотчас отвела взгляд и еще прилежнее сосредоточилась на вышивании.

Будь оно все проклято! Ему было невыносимо видеть, что она испытывает неловкость в его присутствии и вынуждена то притворяться, то вести себя не совсем естественно, избегая в любом случае встречаться с ним глазами. Им нужно было поговорить с глазу на глаз. Несмотря на твердое решение не видеться с ней наедине, Ник хотел улучить момент, чтобы побеседовать с ней без свидетелей. Быстрое и честное признание своей ошибки, поставившей обоих в неловкое положение, позволит им оставить случившееся позади и вернуться на дорогу дружбы, устраивавшей их обоих.

Упрямая гордость удерживала Кейт на диване. Чем больше ей хотелось проскользнуть незаметно вдоль стены до открытой двери на дальнем конце комнаты или отвернуть угол ковра и проползти под ним тем ярче делалась ее глупая улыбка и размашистее — упражнения с иглой и ниткой. Дважды она уколола палец, так что выступила кровь.

Кейт подняла глаза и обнаружила, что Ник перестал разминать плечо и вновь сосредоточился на речи и лорде Баркли.

А он всегда это делал? Двигал плечами, сгибал и разгибал пальцы, наклонял голову то, в одну, сторону то в другую? Наверняка. Но заметила она это только сейчас, потому что каждое его движение пробуждало воспоминание в ее мышцах и коже. Но как только ее шея напрягалась при виде упражнении его пальцев, и возникало ответное желание наклонить голову, как близкое соседство Виолы заставляло и подавлять подобные реакции тела. Ведь они уже все обсудили с сестрой.

Такова была цена, какую приходилось платить девушке за то, что поцеловала мужчину. Она отведала запретный плод и не могла уже не знать того, что узнала. Приходилось лишь надеяться, что со временем острота ощущений пропадет вместе с чувством неловкости, что позволит вновь смотреть на мистера Блэкшира с прежней невозмутимостью. Добрый друг, и только.

Лорд Баркли тем временем в который раз пережевывал текст сквозь «бешенства личину» и «свирепый и нещадный океан». Он тоже был славный малый. И красивый. Хотя, возможно, не самый красивый из присутствующих мужчин, но его улыбчивость, благородные манеры и несомненная мужественность сквозившая в его военной выправке, делали его бесспорным объектом дамского восхищения.

Он уже пришелся ей по нраву после ужина и танца в Крэнборн-Хаусе. Баркли вел непринужденную беседу в танце, отвечая на ее вопросы об истории дома, и вовсе не порывался флиртовать. Его сегодняшнее поведение, беспрекословное подчинение авторитету мамы, свидетельствовавшее об уважении, какое редко кто из титулованных особ мог выказать актрисе, лишь способствовали укреплению и без того хорошего мнения о бароне.

Это, и только это, и следовало ей замечать: достоинства мужчины с приставкой «лорд» к имени. Она отправилась на раут в дом Эстли с намерением завести как можно больше связей со знатными людьми. Несмотря на совершенные между делом ошибки, три дня спустя барон уже находился в ее гостиной, сердечный и добродушный, готовый отдаться во власть ее чар. Какой же дурой надо быть, чтобы позволить этому шансу остаться нереализованным из-за того, что все ее мысли обращены к мужчине, который сожалел, что поцеловал ее, и который не годился в перспективные кавалеры.

Итак, когда урок речи наконец завершился и настало время пить чай, Кейт сосредоточила все свое внимание на новом госте.

В нем было все, о чем можно было мечтать. Действительно все. При своем благородном воспитании и военном достоинстве он еще обладал приятной скромностью, и вместо того, чтобы рассказывать о себе, предпочитал слушать о семье Уэстбрук.

Хотя мама уже не обращалась с ним со строгостью учителя, его уважительное отношение к ней сохранялось. Он расспрашивал, какие роли она играла, каким отдавала предпочтение — комическим или трагическим, кого из современных авторов считала наиболее выдающимся драматургом. Когда Виола, воспользовавшись возможностью, — она свое не упускала, — коснулась политического вопроса в пьесах миссис Инчболд, он поднял брови, задумчиво кивнул и попросил ее рассказать ему об этом побольше.

И хотя Кейт большей частью в этих разговорах не участвовала, ограничиваясь любезностями, уместными для утреннего визита малознакомого человека, он то и дело улыбался ей и благодарил за чай.

Мистер Блэкшир тоже поблагодарил ее — она не забыла заварить для него отдельный чайник крепкого чаю — и со свойственной ему сердечностью беседовал с ее родными, хотя порой она замечала, что он наблюдает за ней с озабоченно нахмуренным лбом. Один раз, когда Кейт возилась с чайником, он подошел к столу, чтобы подлить еще чая, и спросил, не знает ли она, прекратился ли дождь.

Это был явный предлог: он хотел, чтобы она прошла с ним к окну на дальнем конце комнаты, чтобы перекинуться словом с глазу на глаз.

Она не могла. Да и не хотела. И не только потому, что Виола увидит и сделает кое-какие выводы. Он пожелает снова извиниться и сказать, что поцелуй был ошибкой, и попытается заверить ее, что опасности нет и ошибка не повторится. Возможно, в знак доказательства отсутствия корысти со своей стороны повторит надежды, что ей удастся поймать в свои сети лорда Баркли.

Все это она уже знала и не хотела выслушивать еще раз.

— Полагаю, что будет сухо к тому моменту, когда вы соберетесь уходить, — ограничилась она лаконичным ответом и, наполнив его чашку, отошла от стола, чтобы занять свое место на диване.

Он понял, что получил отпор. Кейт видела это по его лицу, когда он снова сел и до конца визита сохранял рассеянное выражение, приправленное хмуро опущенным уголком рта.

Кейт, в свою очередь, чувствовала себя еще отвратительнее. Ведь она не может сказать, что не винит его ни в чем. И сожалела о том, что скорбно сжатые губы поневоле пробуждали в ней воспоминания о том, на что способен этот рот.

Глава 10

— Этот опыт стоил всех предпринятых усилий. — Баркли устроился в углу своего экипажа и бросил на сиденье рядом шляпу. Он настоял, чтобы Ник позволил ему подвезти его домой. Дождь так и не прекратился. — В другой раз, когда буду в гостях и кто-нибудь предложит сыграть любительский спектакль, я смогу поразить присутствующих.

— Прошу извинить за подбор материала. — Ник сидел в углу напротив, прижимая ноги к полу, чтобы не раскачиваться в такт с каретой. — Помнится, вы говорили, что «Генрих V» весьма далек от вашего опыта в армии.

Барон пожал плечами:

— Из реальности войны получилась бы очень скверная пьеса. В ней много скуки, которую не станет терпеть уважающая себя публика. И человек, испускающий дух, вряд ли способен сказать в этот миг что-нибудь поэтическое. Но я предпочитаю шекспировский взгляд на вещи.

В период между возвращением в Англию и уходом из семьи Уилл редко говорил о войне, а если говорил, то всегда каким-то легкомысленным тоном, похожим на нынешний тон лорда Баркли. Ник не знал, как увидеть то, что за этим стояло, да и стояло ли. Если бы он был брату лучшим другом или хотя бы мог выслушать его, возможно, Уилл не стал бы искать связи с женщиной, ради которой бросил все и всех.

Ник снял шляпу и, держа ее над устланным соломой полом, стряхивал дождевые капли.

— А вы могли бы сказать, что война вас сильно изменила?

Ник нахмурился, глядя на шляпу, притворяясь, что ее состояние волнует его больше, чем заданный вопрос. Тема могла оказаться неловкой для его собеседника, и, чтобы не усугублять эту возможную неловкость, Ник не смотрел на него в ожидании ответа.

— Изменила? Да. В значительной степени, хотя… — Барон покачал головой, когда Ник поднял на него глаза. — С учетом того, что наблюдал у других, не могу утверждать этого. Моя перемена, как я надеюсь, была благоприятного рода. Мне кажется, что до армейской службы я легкомысленно взирал на многие вещи. Я, кажется, упоминал, что мой брат Эстли не в восторге от моего нынешнего политического рвения.

— Я склонен думать, что политический энтузиазм должен относиться к перемене самого благоприятного рода, как и вызывать наименьшее удивление. Кто может в наибольшей степени заботиться о благе нации, как не человек, посвятивший несколько лет жизни этой самой заботе? Возможно, лорд Эстли просто сожалеет о потере того брата, которого помнил, чьи цели и устремления были ему понятнее.

Ник и сам перенес аналогичную потерю. Не отрывая глаз от своих рук, он в последний раз встряхнул шляпу и пристроил ее на сиденье рядом.

— Думаю, он предпочел бы, чтобы меня в большей степени заботило благосостояние семьи, а не страны. Как вам известно, я наследник титула маркиза второй очереди и, едва сошел на берег, как он насел на меня с требованием поскорее жениться.

От одной неловкой темы — прямиком к другой: как будто человек каким-то образом умудрился прочитать его мысли, пока находился в гостиной Уэстбруков. Придав лицу безразличное выражение, Ник поднял глаза.

— Правда?

— Он на десять лет меня старше и совершенно уверен, что умрет раньше, поэтому хотел бы, чтобы я обзавелся женой и сыном, а лучше двумя. Отсюда и мое присутствие на том рауте. Уверен, что он намерен заставить меня посещать все события этого сезона, пока я не сдамся и не сделаю предложения какой-нибудь даме, хотя бы ради того, чтобы он замолчал.

— Значит, личного желания жениться у вас нет? Ника не прельщала идея брака мисс Уэстбрук с мужчиной, который сделает ей предложение лишь затем, чтобы заставить замолчать брата, даже если ее собственный подход к замужеству отличался не меньшей прагматичностью.

— Но я уверен, что семейное положение мне понравится. — Барон переплел пальцы и с печальной улыбкой вытянул перед собой руки. — Однако я всегда представлял, что мысли о женитьбе обычно возникают после того, как встретишь достойную женщину. Думать в обратной последовательности вряд ли имеет смысл. — Он позволил своим рукам упасть. — А вы? Нет планов пересмотреть свою холостяцкую жизнь? Ни одна из мисс Уэстбрук вас пока еще не обольстила?

Не было ли это попыткой выяснить, нет ли у Ника права первенства? В любом случае, как ее друг он знал, что делать.

— Пока никаких планов или очарований. — Ник выпрямился и пожал плечами. — Хотя признаюсь в юношеском увлечении старшей мисс Уэстбрук, но ничего серьезного. По молодости все мы этим грешим.

Баркли кивнул, и его улыбка стала шире.

— Сказать по правде, я бы не поверил, если бы вы отрицали этот факт. Такая красота идеально отвечает вкусу молодого человека. Но, полагаю, вы были не в том положении, чтобы жениться.

— Нет. И за прошедшие годы мы стали скорее как брат и сестра, чем перспективная пара влюбленных. — От последней фразы повеяло фальшью, и Ник поторопился прикрыть ее другими, смягчающими словами: — Полагаю, в том нет ничего странного, что привычная близость развеивает загадочность, которой должна быть окружена дама в глазах кавалера, и наоборот. Во всяком случае, я жду того дня, когда смогу отпраздновать ее обручение с достойным человеком. Уверен, что и она порадуется за меня, когда я расскажу ей о леди, завоевавшей мое сердце.

— Ваша дружба заслуживает восхищения. Вам повезло.

Их дружба и вправду вызывала восхищение, и Ник действительно считал, что ему повезло. Но только до того момента в библиотеке Эстли, когда все вдруг вышло из-под контроля.

Она испытывала такую неловкость, когда он попытался поговорить с ней сегодня или когда смотрел на нее. Возможно, что он безвозвратно испортил их отношения. Впервые за все время Ника посетила кольнувшая мысль, что если ей удастся выйти замуж за лорда Баркли, ему, наверно, придется избегать их обоих.

Ник взял в руки шляпу и снова встряхнул ее над соломой, давая выход вспышке отчаяния. В таком случае ему никогда не занять места секретаря Баркли. Он так упорно трудился и так долго ждал шанса, как этот, и вот теперь из-за какого-то опрометчивого поцелуя ему, возможно, придется с этим шансом распрощаться.

Весь оставшийся путь до Иннз-Корт мужчины говорили о политике. И каждое разумное мнение, высказанное бароном, каждый довод в пользу того, какая хорошая работа ждет человека, ставшего его партнером, все больше убеждали Ника в том, что его мимолетная слабость в темной комнате может дорого ему стоить.

Похоже, он попал в какое-то сплетение осложнений, и второй день принес еще одно приглашение на бал в дом лорда Кэткарта на Гросвенор-сквер.

Приглашение исходило от леди Кэткарт, которая за все годы их знакомства не сказала ему и десятка слов, хотя косой небрежный почерк свидетельствовал, что текст писал виконт.


«Поскольку вы объявились на одном приеме, то из уважения к приличиям не можете отказаться появиться на другом… Только не говорите мне, что вам будет не с кем разговаривать; моя жена предусмотрела эту отговорку и пригласила вашего лорда Фокса Грея Голланда Баркли, чтобы вы вдвоем могли ошеломлять своих партнерш по танцам неожиданными разговорами о реформах… Леди К. также послала приглашение вашей прелестной мисс В., чьи родители, несомненно, пожелают еще раз обусловить ее появление у нас вашим присутствием. Трудно представить, что захотите разочаровать…»


Ник отбросил приглашение в сторону и, поднявшись из-за стола, прошел к окну, выходившему на Брик-Корт. На скамейке у солнечных часов сидела какая-то дама, ожидая, по-видимому, когда к ней выйдет барристер, чтобы поговорить, либо человек, которого можно попросить проводить ее наверх. Женщины без сопровождения не приходят к джентльменам, кроме как с одной конкретной целью. К нему порой захаживали миссис Симкокс или миссис Марбери, но с момента их последнего посещения прошло уже порядочно времени.

Ник вздохнул и, взъерошив волосы, отвернулся от окна. Кэткарт, несомненно, имел самые благие цели. Возможно, даже думал поскорее реабилитировать имя Блэкширов, подавая другим пример, вернее, возложив миссию признания Ника на свою супругу. Если Ник не ошибался в своих предположениях и если хотя бы один из гостей решит, что пора последовать примеру Кэткартов и перестать переносить вину одного Блэкшира на всех остальных членов фамилии, то это не только улучшит положение самого Ника, но и станет первым шагом в улучшении положения Эндрю и Кити. Его старший брат и сестра смогут постепенно восстановить свои многочисленные связи, которые были утрачены. К моменту, когда их дети достигнут брачного возраста, у них, возможно, появится шанс породниться с приличной семьей из общества.

Сложив на груди руки, Ник прислонился спиной к простенку между двумя окнами комнаты. Вот уж правда, все Блэкширы несли ответственность за проступок одного. Но истина состояла в том, что после вечерних событий вторника Ник не мог думать об Уилле без удушающего чувства осознания собственного ханжества. Его брат по крайней мере не покушался на целомудренную девушку. Не использовал в своей корысти ее пылкую реакцию на первое пробуждение страсти.

«Ты всего лишь поцеловал ее. И вовремя остановился, не дав ей повода сожалеть о чем-то еще, кроме поцелуя». О, как он ненавидел себя за то, что искал жалкие оправдания. В зале суда он никогда бы не позволил себе прибегнуть к подобному приему. «Заключенный, возможно, и украл кошелек, ваша честь, но умоляю вас о снисхождении, приняв во внимание тот факт, что он не последовал за пострадавшей домой, чтобы лишить ее всех остальных денег».

Ник оттолкнулся от стены и вернулся к рабочему столу, чтобы взять приглашение. Ответ, который следовало написать, не вызывал сомнения, но писать его сейчас было необязательно. Ник выдвинул ящик, куда складывал документы, не требовавшие немедленного внимания. На глаза ему попалась бумага, пролежавшая в ожидании уже несколько месяцев.

Она не стала для него откровением. Ник не забыл о ее существовании, но не понимал, почему не выбросил ее сразу, как только Марта уселась за его стол, чтобы воспользоваться ручкой и чернилами.

Добропорядочные дамы все же иногда поднимались без сопровождения в квартиры барристеров. Сестра, к примеру, могла явиться к брату, желая навязать свою волю и оставить подобный дерзкий документ.

Ник отложил приглашение и взял в руки бумагу, содержавшую всего две строчки текста, написанного рукой сестры. Все остальное пространство занимала схематическая карта. На широкой ленте, что слева направо пересекала ее рисунок, Марта изобразила крошечные волны, обозначив реку, хотя идущие вдоль этой ленты доки и без всяких волн доказывали это.

Ник провел мизинцем по волнистым линиям, призванным показать движение воды. Они казались каким-то странным украшением, фривольностью, столь не типичной для его сестры, которую он знал всю свою жизнь, за исключением первых пяти лет. С другой стороны, она совершала и другие поступки, нарушавшие все его представления о ней.

Ник сел в кресло, положив ладони на край стола, и закрыл глаза. Он не часто позволял себе спокойно взглянуть на вещи такого рода, но… как он оправдывал свои отношения с Мартой, когда отказался от Уилла? Поверхностный ответ не заставил себя ждать: они с мужем действовали благоразумно, совершив свое преступление в тиши сассекского прихода, за пределами лондонских сплетен и затем исправили дело поспешной женитьбой и пылким поведением молодоженов.

Они не оскандалили семью. Хотя факт остался фактом:свою первую дочь они зачали вне брака. Умышленно. Марта не могла сослаться, что ее соблазнили, когда специально наняла мистера Мерквуда с вполне конкретной целью сделать ей ребенка.

Ник ясно выразил свое неодобрение. Но человек цельной натуры перестал бы с ними общаться либо не стал бы отказываться от Уилла. Человек цельной натуры многое сделал бы не так, как делал в последнее время Ник.

Он открыл глаза. Посреди карты Марта нарисовала стрелку, указывающую на один из доков, вероятно, то самое место, название которого значилось вверху листа.

У Ника не имелось причины не прогуляться в ту сторону. Можно было сходить и посмотреть, что это за место, чтобы представлять, где Уилл проводит большую часть своего времени. Являться на порог офиса было необязательно, как и готовить речь для брата или решать, стоит или не стоит им снова разговаривать. Он мог просто прогуляться и подумать.

Ник встал и, подхватив рисунок Марты, прямиком направился к вешалке за сюртуком, чтобы выйти за дверь прежде, чем придумает убедительную причину остаться дома. Попросив Керли, жившего через коридор, принять посетителей, которые могли прийти в его отсутствие, Ник спустился во двор. Миновал солнечные часы, пустую теперь скамейку, на которой раньше сидела женщина, вышел на улицу и направился к реке.

«У меня в последнее время появилась причина поразмышлять на тему правильного и дурного поведения». Хотел ли он это сказать? Хотел ли вообще что-то говорить? «Я сделал нечто, чего стыжусь. Я подверг опасности отношения, которые не хотел бы испортить. Но не могу ни с кем это обсудить, не подвергнув риску репутацию дамы».

Возможно, он мог бы поговорить об этом с кем-то за пределами респектабельного мира, в котором мисс Уэстбрук планировала утвердиться. Но он бы не разрешил себе отправиться к Уиллу по столь эгоистичному поводу. Если возобновление отношений между ним и его братом возможно или хотя бы желанно, — притом что имелось с полдюжины обстоятельств против этого, — у них найдется масса других тем для обсуждения, прежде чем он позволит себе роскошь признания.

Когда Ник наконец стоял на отмеченном на карте причале, издали изучая видавший виды фасад нужной ему конторы, он не представлял, что скажет и вообще зачем он здесь. Только проделать весь этот путь, пользуясь схемой сестры, чтобы уйти после нескольких минут немого созерцания, вдруг показалось ему трусостью.

Держа руки в карманах, в одной из которых сжимал нарисованную Мартой карту, а вторую стиснул в кулак, Ник заставил себя двинуться вперед. Мимо груды клетей, которую двое мужчин разбирали, передавая поочередно двум другим грузчикам в лодке, мимо стаи чаек, дерущихся из-за какого-то мусора, найденного на пристани, мимо встречного потока людей, имевших полное право здесь находиться. Его сердце глухими ударами протестовало против принятого им решения. Наконец он взялся за ручку и, не представляя, что скажет, потянул дверь на себя.

В маленькой конторе оказалось гораздо сумрачнее, чем на улице. Источником света служила единственная лампа в сочетании с окном на фасаде здания. И в этом скудном освещении удалось разглядеть, что Уилла в конторе нет.

После нескольких мгновений, что понадобились зрению Ника, чтобы адаптироваться, он рассмотрел троих присутствующих в конторе людей. Более любопытного собрания Ник в своей жизни не видел.

Слева от него за столом, на котором раскладывал разнообразные мелкие вещицы, которые распаковывал из клети, стоял темнокожий мужчина ростом выше шести футов. Прямо перед ним с раскрытой на столе бухгалтерской книгой и ручкой в руке сидела страшноватого вида женщина с длинным носом.

А справа за столом, придвинутым к окну, свет из которого мешал обзору, сидел еще один персонаж, рядом с которым двое других выглядели как лучшие представители человечества.

Этот человек, видимо, пострадал от огня или щелока. Его лицо сплошь было покрыто шрамами. Начинаясь от волос, они спускались по шее и скрывались за воротником. Уголки его рта провисли. У него сохранилось лишь одно ухо и местами клочки волос.

Из чувства приличия Ник поспешно отвел от него глаза, хотя каким-то образом догадался, что этот человек был старшим в группе. В пользу этого умозаключения свидетельствовало более выгодное положение его стола и возникшая в комнате напряженность, указывающая, что двое других ждут его реакции на появление неожиданного посетителя. Темнокожий гигант и вправду перевел взгляд на своего покрытого шрамами коллегу. Женщина с застывшим над чернильницей пером в руке уставилась на Ника.

Он прочистил горло.

— Я не уверен, туда ли попал. — Теперь Ник повернулся к обгоревшему человеку без опаски показаться бестактным, поскольку адресовал вопрос ему. — Я ищу Уильяма Блэкшира. Мне сказали, что он работает здесь или где-то по соседству.

Чтобы Марта не упомянула о том, что их брат работает в столь странном окружении, казалось невероятным, хотя и не выходило за рамки возможного. Вероятно, сочла этот факт малозначащим.

— Ваши штурманские способности вас не подвели, но вам не повезло с выбором времени, — прозвучал добродушный ответ, хотя определить это по лицу было трудно. — Он сейчас находится на борту корабля, и в ближайший час-два мы не ждем его возвращения. Возможно, кто-то из нас сможет вам помочь?

— Нет, благодарю. Это не имеет отношения к бизнесу.

Когда входил, Ник закрыл дверь, притянув ее за собой, но ручку не отпустил и теперь сжал пальцы, собираясь уйти, чтобы люди могли продолжить заниматься делом, которому он невольно помешал.

— Может, хотите написать ему записку? — Человек со шрамами встал из-за стола, указав на канцелярские принадлежности на нем. — Мы передадим ему ее сразу, как только он вернется.

— О нет, в этом нет необходимости. Я уверен, что вполне справлюсь.

Ник сделал какой-то неопределенный жест свободной рукой, который можно было бы интерпретировать как: «Уверен, что мы вскоре с ним увидимся», потому что его честный язык барристера не поворачивался произнести эту ложь.

— Что-то случилось? — вмешалась женщина. Она не возобновляла свою работу и все это время не спускала с него глаз, разве что для того, чтобы моргнуть. — Что-то произошло, о чем он должен знать? — Она смотрела на Ника так пристально, что делалось не по себе. Пока он собирался в очередной раз сказать «нет», она добавила: — Что-то с его родными? Вы ведь один из его братьев, не так ли?

— Да. — «Как, черт подери, вы узнали?» — То есть. Нет. Ничего не случилось. И да, я его брат.

Порядок слов он, похоже, не перепутал, хотя она поймала его врасплох.

Внешне Блэкширы пошли в две разные линии. Ник и Уилл относились к разным типам, и малознакомые люди не признавали в них братьев. У Ника были светлые волосы и симметричная улыбка, а у Уилла — темные, и улыбался он криво. Один имел спокойные черты лица, а второй — подвижные. Общими у них были только…

— У вас одинаковые глаза. — Она как будто читала его мысли, в то время как он не мог даже представить, о чем она думает. — Как и у миссис Мерквуд. Вы с ней очень похожи.

Женщина резко отвела взгляд, сосредоточив его на ручке, зависшей над чернильницей. Возможно, поняла, что сболтнула лишнее. Либо сказала все, что собиралась сказать, и утратила к нему интерес. Окунув перо в чернильницу, она стукнула по нему большим пальцем, чтобы стряхнуть излишек чернил.

Ник чувствовал острое внимание со стороны двух других людей, и брошенный в их сторону взгляд подтвердил, что они смотрят на него с определенной долей любопытства. А человек со шрамами, приподнявшись, так и застыл над столом.

Забрезжила какая-то неясная, едва уловимая мысль, но Ник все же ее уловил, хотя тут же прогнал, потому что Марта не посчитала бы ее незначимой.

При повторном взгляде на женщину с пером мысль эта вернулась из изгнания, хотя все в нем возроптало. Она не могла быть ничьей любовницей; уж слишком непривлекательная.

Ника обдала волна презрения к самому себе. Он был в такой же степени низок, как и лицемерен. Он, привыкший думать, что умеет ценить женщину как личность, а не как обладательницу прелестного личика и форм.

Ник кашлянул.

— Прошу прощения. Мисс. Мадам. — Ее перо оторвалось от бумаги, и она вскинула глаза, чтобы поймать его взгляд. — Возможно ли… — Он мог поставить себя еще в более неловкое положение, чем то, в котором уже находился, если выяснится, что ошибается. Тем не менее Ник отпустил ручку двери и сделал шаг вперед. — То есть… вы, случайно, мне не невестка?

По его шее к щекам распространялось тепло. Мужчины слева и справа наблюдали за сценой в тишине и неподвижности.

Женщина выпрямилась, пригвоздив его всей силой своего взгляда.

— Я жена Уилла Блэкшира, — сказала она. — Если это что-то для вас значит.

Не дожидаясь ответа, она снова опустила голову к своей работе, заскрипев пером с того места, где остановилась.

От ее грубости у Ника перехватило дыхание. Легкие буквально отказывались работать. Он стоял, продвинувшись на шаг вперед, в комнате, в которой его не ждали, и тепло, разливавшееся по щекам, переросло в жар, поднявшийся к волосам. Все эти ощущения поразительным образом походили на те, которые он испытал, когда мисс Мэри Уотсон обратилась к нему при свидетелях в коридоре Олд-Бейли, бестактно коснувшись темы этой самой женщины, которая теперь сидела перед ним.

Ник посмотрел влево и вправо. Мужчины оставались безучастными, во всяком случае, высокий. Второй, возможно, проникся сочувствием, но оно не нашло отражения на его обезображенном лице. Да ладно, пусть и он остается безразличным. Все здесь были лояльны к Уиллу. Никто не станет проявлять сочувствие к его брату, который от него отказался. С какой стати?

У Ника не возникло ни малейшего желания отвечать на грубость женщины. Она всего лишь озвучила внутреннюю неудовлетворенность, что не покидала Ника с того дня, когда он в последний раз разговаривал с Уиллом.

Ник отступил назад и попытался нащупать дверную ручку. Это удалось ему не сразу.

— Спасибо, что уделили мне свое время. — Собственный голос показался ему чужим. — Всего хорошего.

Шум в ушах и скрип отворяемой двери не позволили ему услышать, пожелал ли кто и ему доброго дня в ответ. Впрочем, это не имело значения. Ник вышел, толкнул, закрывая, дверь и покинул место, сжимая в карманах кулаки, пока скомканный рисунок Марты не перестал занимать в пространстве хоть какое-то место.

Глава 11

— Похоже, что это почерк виконтессы. Она слабо прописывает петельки у строчных «р» и «д», так что трудно отличить их от «о» и «а», если не знаешь, какое слово она пишет. — Леди Харрингдон сидела на своем конце дивана с приглашением Кейт в одной руке и своим — в другой, которые тщательным образом сличала. — Все же я подозреваю, что это проделка ее мужа. Он заставил ее вас заметить, посадив вас, девушек, рядом с собой за ужином. Наверняка он забыл упомянуть ваш статус. Боюсь, что она будет не слишком довольна, когда узнает, что отправила приглашение компаньонке леди.

— А меня не удивляет, что мисс Уэстбрук пригласили. — Мисс Смит прибыла сегодня в гости самостоятельно, поскольку у миссис Смит разыгралась головная боль. С прямой спиной она сидела на диване напротив, сложив на коленях руки. Замечание графини вызвало у нее явное недоумение. — Мы все славно провели время за ужином. — Она бросила взгляд на Кейт, которая заняла место рядом с вдовой. — Могу сказать, что вы произвели хорошее впечатление на леди Кэткарт и, безусловно, на лорда Кэткарта. Я слышала, как он расхваливал жене ваши восхитительные манеры.

У Кейт потеплело на сердце от проявленной доброты мисс Смит, от комплимента и великодушия лорда Кэткарта и его супруги, пригласившей ее на бал, даже от подозрительного отношения ее тети к мотивам других людей. В гостиной Харрингдонов сегодня было приятно находиться. Ее снова представили вдове, и бабушка дважды отметила ее красоту и, похоже, получала удовольствие от истории, которую ей читала Кейт.

— Вы молодая, незамужняя леди, мисс Смит, так что я прощаю вам некоторое ваше невежество. — Леди Харрингдон в последний раз повертела в руках приглашение Кейт. — Обычно, когда джентльмен расхваливает жене восхитительные манеры красивой девушки, с которой танцевал на вечере, жена не отвечает приглашением этой красивой девушке на свой собственный прием. — Графиня широким жестом отложила приглашение в сторону. — Однако мы не станем подозревать лорда Кэткарта в нечестных мыслях относительно мисс Уэстбрук, поскольку он так гордится своей верностью жене.

— Значит, вы рекомендуете мне принять приглашение? — Кейт в обязательном порядке намеревалась пойти на этот бал, но не помешает проявить должное уважение к мнению тети. — Мне бы не хотелось стать причиной неловкости леди Кэткарт.

— Вы обязательно должны принять приглашение. — Графиня с щелчком раскрыла висевший на запястье веер. — Вряд ли когда еще последуют подобные приглашения, так что нужно воспользоваться возможностью. А лорду и леди Кэткарт придется пересмотреть списки своих гостей, чтобы не повторять таких ошибок в будущем.

— Я все же думаю, что приглашение — не ошибка. — Какая же она славная и добросердечная девушка, эта мисс Смит, раз посмела встать на ее защиту, не опасаясь снискать неодобрение со стороны леди Харрингдон. — Виконт знал, что мисс Уэстбрук компаньонка леди, и все же пригласил поужинать за своим столом. Так почему виконтесса не могла, зная это, пригласить девушку на свой бал?

— Я, кажется, утратила нить повествования, — подала голос вдовствующая графиня, повернувшись к Кейт. — Кассандра отправится на бал?

Кассандра была героиня из истории Акерманна.

— Нет, миледи, боюсь, мы отвлеклись от темы. Я сейчас вернусь к Кассандре, если позволите.

Кейт, вскинув брови, посмотрела на тетю в ожидании разрешения.

Леди Харрингдон кивнула с такой одобрительной улыбкой, что Кейт подумала, что расплавится.

Она все еще читала о Кассандре, когда пришел лорд Харрингдон в сопровождении лакея, чтобы помочь отвести престарелую даму в ее покои. Графиня попросила их прийти чуть позже, и лакей вышел. Граф остался ждать в гостиной и, по-видимому, наблюдал, как она читает. Кейт не видела выражения его лица, поскольку не могла оторвать глаз от страницы, но когда настал черед уводить старую графиню, он наклонил голову и сказал Кейт спасибо.

Эта незначительная любезность наполнила ее сердце такой же радостью, как кивок и улыбка тети. Более того, этот знак внимания всколыхнул в ней надежду, что, возможно, наступит день, когда она будет сидеть в этой самой гостиной на правах признанного члена семьи и называть Харрингдонов «тетя», «дядя» и «бабушка», наблюдая с нескрываемой гордостью и удовлетворением, как папа и его родственники наводят мосты отношений, так давно уничтоженные.

Вот чего она лишилась бы, если бы ее застали с мистером Блэкширом в библиотеке. Следовательно, тот поцелуй был ошибкой. Все ее надежды зависели от брака с человеком высокого положения и хорошими связями. Кейт больше не могла позволить себе забыться, ни на минуту.

Из дома Харрингдонов она вышла вместе с мисс Смит. Как только дверь за ними закрылась, молодая леди заговорила:

— Я не собиралась критиковать леди Харрингдон. Она всегда с большим вниманием относилась к моей матери после того, как мы потеряли отца. И я благодарна ей за то, что хочет устроить мою судьбу. Но мне хочется, чтобы мы предпочитали тактичность искренности.

— Не думаю, что ей нужно учиться такту. — Кейт нравилась прямолинейность леди Харрингдон, но она, естественно, симпатизировала мисс Смит. — Как не думаю, что она и вправду считает вас невежественной. Нет, разумеется. Скорее она хотела подчеркнуть, что молодые женщины знают меньше о браке, чем те, что постарше.

— О, меня совсем не задело ее замечание. Меня больше беспокоит ее пренебрежение в разговоре с вами. Разве стоило говорить, что ваше приглашение, возможно, является шалостью виконта, и что вы вряд ли получите когда-либо другое, или что леди Кэткарт неправа, оказывая вам почтение, достойное ближайшей родственницы графа?

Выходит, мисс Смит знала, что лорд Харрингдон — ее дядя.

— Вы очень добры, что приняли мою сторону. — Они шли по площади в северо-западном направлении. Кейт опустила взгляд на камни под ногами. — Но я отношусь к этому спокойно, потому что она права насчет приглашения. В нашей семье есть обстоятельства, мешающие обществу и нашим благородным родственникам принимать нас.

Кейт говорила ровным, спокойным голосом. Такие факты она обычно не сообщала малознакомым людям, но, поскольку о ее родстве с лордом Харрингдоном стало известно, скрывать остальное не имело смысла.

— Я знаю. Мне матушка рассказала об этом после нашей первой встречи. — Мисс Смит вдруг замедлила движение и, вынув руку из горностаевой муфты, положила на локоть Кейт, чтобы остановить. — Теперь я позволю себе излишнюю прямоту. — Ее голубые глаза отразили чувство неловкости, смешанное с непоколебимой решимостью. — У вас есть подходящий наряд для бала у леди Кэткарт, раз вас пригласили как гостью, а не компаньонку леди Харрингдон? Я подумала, что, возможно, у вас нет соответствующего вечернего наряда.

Мисс Смит, вероятно, заметила, что она явилась к Эстли в том же платье, которое было на ней во время первого визита в дом Харрингдонов. Ущемленная гордость Кейт заставила ее внутренне поморщиться.

— Нет. Мне придется надеть то же платье, в котором была на рауте леди Эстли. Я заменю розовые ленты на другие и, возможно, смогу одолжить у матери ее лучшую шаль, чтобы платье выглядело наряднее.

— Ничего этого не делайте. Вы можете взять одно из моих платьев. Мы одного роста и, размеры наши тоже, кажется, совпадают. — Лицо мисс Смит выражало мольбу. — Приезжайте в тот вечер ко мне, и от меня мы вместе отправимся на Беркли-сквер к графине, а оттуда — на бал. Вы окажете мне услугу. Я терпеть не могу собираться на балы, а вместе будет веселее.

Чем больше доводов приводила мисс Смит, тем яснее проступала идея благотворительности. Она жалела бедную мисс Уэстбрук, у которой не было даже подходящего вечернего туалета, и пыталась ее облагодетельствовать.

Кейт колебалась. Она никогда не принимала благотворительности со стороны других молодых особ. Скорее наоборот. Чаще всего она советовала кому что надеть и как причесаться. Обычно искали ее дружбы и расположения.

С другой стороны, девочки в школе мисс Лоуэлл не были, по сути, ее подругами. Они были скорее фрейлинами, глядящими ей в рот в ожидании мудрого совета относительно последних фасонов шляпок или романов, какие должна читать модная барышня. И все это произошло в результате продолжительной, решительной борьбы заставить их забыть о мезальянсе ее родителей и ценить ее за собственные заслуги.

Мисс Смит доброжелательно отнеслась к ее происхождению. Она знала историю семьи Кейт еще до приема в Крэнборн-Хаусе, тем не менее тепло приветствовала Кейт и выслушала ее мнение о «Гордости и предубеждении». Так ли уж плоха благотворительность, если сопровождается душевностью и дружеским расположением?

— Вы так добры. Буду рада воспользоваться вашей любезностью.

Кейт было неловко и странно произносить эти слова, но они были вполне уместными.

Мисс Смит просияла в ответ, и Кейт при всех своих добрых намерениях не могла снова не обратить внимания, как лоб и подбородок девушки отвлекают от ее очаровательных глаз.

Но теперь и сама Кейт могла предпринять кое-какие шаги в этом направлении. Кто сказал, что благотворительность не может быть обоюдной? Взяв подругу под руку, она продолжила движение по площади.

— А вы не думали, какую прическу сделать для бала? — спросила она, мысленно представляя, на что способны ножницы, гребень и искусно вплетенная лента подходящего оттенка голубого.


— Можешь выбрать любое платье, какое придется тебе по вкусу, хотя у меня уже есть готовое предложение.

Три дня спустя мисс Смит, или Луиза, как теперь звала ее Кейт, носилась по своей гардеробной с непринужденным видом человека, привыкшего к тому, что у нее есть личная гардеробная. И собственная спальня.

Кейт познакомили с тремя другими очаровательными сестрами Смит, у которых тоже имелись собственные комнаты дальше по коридору. Так что никакого сестринского присутствия она не обнаружила ни в аккуратно убранной спальне, ни в гардеробной с туалетным столом, поставленным там, где захотела Луиза. Все ее платья были прелестными и нарядными, без малейшего намека на мрачные тона квакерской одежды.

Платье, предложенное Кейт для рассмотрения, превосходило все ее ожидания. Из красного шелка самого пылающего оттенка, который можно было представить, оно не имело ни рюшей, ни оборок, чтобы не отвлекать взгляд от цвета и покроя. Единственным его украшением был умеренной длины шлейф. Кейт еще не доводилось носить платья со шлейфом.

Затаив дыхание и спрятав нетерпеливые руки за спину, она с трудом выдавила из себя надлежащие слова вежливости.

— А ты сама не хочешь его надеть, чтобы произвести впечатление?

— Откровенно говоря, оно для меня несколько вызывающее. Я не хочу сказать, что оно неприличное. Вырез вполне допустимый даже без шемизетки. Но я не представляла, что получится, когда рассматривала ткань и фасон в отдельности. Ты видишь, оно привлекает внимание, а я не люблю, чтобы на меня смотрели. В то время как ты, насколько я понимаю, привыкла к этому. — Луиза улыбнулась без малейших признаков зависти. — Пожалуйста, хотя бы примерь его. Если оно не подойдет, мы найдем среди других что-нибудь подходящее.

Это решило исход дела. Если ей позволят высказать свое мнение по этому поводу, то Луиза сегодня узнает, как приятно, когда на тебя смотрят.

— Спасибо. Не могу представить, что мне захочется примерить что-нибудь еще. Но поскольку ты лишила меня удовольствия выбора, предложив идеальное платье с первого раза, я настаиваю, чтобы ты разрешила мне выбрать наряд для тебя. И позволь также взглянуть на ленты. Когда я впервые тебя увидела, то сразу подумала, как бы чудно смотрелись твои глаза, подчеркнутые правильным оттенком голубого.

Следующие полчаса прошли в веселом выборе и примерке красивейших платьев с помощью настоящей горничной, после чего Кейт нашла применение своим талантам в подготовке наряда мисс Смит.

В гардеробе нашлась лента подходящего оттенка индиго и нужной ширины, чтобы стать достойным украшением прически, с достаточно длинными концами, которые будут развеваться во время танца. Вдобавок у Луизы имелось платье из похожего синего атласа и ожерелье из темных сапфиров. Все это должно было подчеркнуть цвет ее глаз. Локоны, после того как Кейт подстригла впереди несколько стратегически важных прядей, не только скрыли диспропорцию лба, но и завились в соблазнительные, непослушные кудряшки, благодаря чему девушка вдруг приобрела интригующий озорной вид; леди Романтика; озорная сестренка Байрона.

— Но мне не хочется, — сказала Луиза, когда Кейт озвучила свое наблюдение, — не хочется привлечь внимание джентльмена, который сочтет меня шалуньей, то есть примет не за ту, кто я есть.

— А разве не может случиться, что господин, принявший тебя не за ту, кто ты есть, после разговора с тобой поймет, что твой истинный характер нравится ему еще больше?

Кейт стояла слева от Луизы и укладывала пряди, чтобы спрятать заколку, удерживающую ленту в волосах. Горничная, которая давным-давно должна была сама предложить мисс Смит сменить прическу, ушла одевать миссис Смит, предоставив девушкам возможность болтать на любые темы. Теперь Кейт сосредоточила внимание на собственном отражении в зеркале туалетного стола и поправила один из рукавов платья.

Короткие рукавчики, собранные в фонарики, сидели максимально широко на плечах и вместе с квадратным вырезом позволяли видеть, как плечи переходят в руки и округлости груди.

Луиза сказала правду: платье вовсе не было неприличным. На рауте у Эстли Кейт видела женщин с куда более откровенными декольте. Все же она еще никогда так не ощущала свою грудь.

Впрочем, она хорошо ощущала ее в библиотеке Эстли, когда думала, что, возможно, мистер Блэкшир захочет к ней прикоснуться.

Мистер Блэкшир тоже будет сегодня на балу. Он заверил в этом отца, хотя разговор этот состоялся где-то в «Судебных иннах». Он не появлялся у них с тех пор, как приходил с лордом Баркли. Было странно сознавать, что она снова увидит его, а он ее — в таком шикарном наряде.

— Полагаю, что кто-нибудь может познакомиться со мной так, как ты описываешь, но я бы предпочла мужчину, которому захотелось бы подойти ко мне не потому, что был введен в заблуждение обманчивой внешностью. — Луиза взяла с туалетного столика ножницы и, хмурясь, покрутила в руках. — Жаль, что нет иного способа найти себе мужа, кроме этих балов и собраний, где все друг друга оценивают из соображений супружества. Если бы можно было сначала узнать мужчину как друга, чтобы не задаваться вопросом, хорошо ли он танцует или идет ли мне это платье; если бы мы могли узнать направление мыслей друг друга и могли разговаривать, не думая, как высказанное мнение способно повлиять на его отношение к тебе или на твое к нему; если бы я могла увидеть и оценить его положительные качества, а он — мои, не думая об обладании, тогда любовь, если зародится, имела бы более надежное основание.

— Но… может ли любовь вообще возникнуть в таком случае? Если ты с самого начала будешь думать о нем как… о брате? Маловероятно, что после этого в тебе проснутся романтические чувства к нему, а в нем — к тебе.

Люди так не влюбляются. Как можно влюбит в описываемой мисс Смит ситуации?

— Не знаю. Ты читала «Эмму»? — Подруга подняла на Кейт глаза, отложив ножницы в сторону. — Мистер Найтли и Эмма на протяжении почти всей книги общались как брат и сестра. Они и вправду были в какой-то мере родственники. Его брат женился на ее сестре. И все же влюбились. Тебе не кажется, что это жутко романтическая идея? Любовь незаметно овладевает людьми, которые до сих пор считались друзьями.

— Не так уж и незаметно. По крайне мере для мистера Найтли. — Кейт вдруг стало очень важно разобрать по косточкам утверждение Луизы. — Он знал много лет, что любит Эмму. Я не уверена, что будет правильно утверждать, что любовь подкралась к ней незаметно. По мере того как она взрослеет, к ней приходит осознание того, что, возможно, давно жило в ее сердце.

— Может быть, ты права. Но я всегда буду мечтать, чтобы мой будущий муж сначала увидел во мне друга. — Луиза посмотрелась в зеркало и взялась поправлять на лбу кудряшки. — Когда романтические чувства ослабнут — а они когда-нибудь все-таки ослабнут, — у нас по крайней мере сохранится объединяющая нас дружба.

На какой-то миг Кейт онемела. Что за грустные мысли о браке у молодой девушки! Как можно радоваться дружбе с мужем, который тебя разлюбил? Разве при этом не возникнет чувство, что ты подбираешь жалкие крохи со стола, который прежде ломился от яств? Неужели будешь безучастно смотреть и, возможно, желать ему счастья, если он возьмет себе любовницу и будет дарить ей свою страсть и любовь? Как можно…

Кейт остановила себя. Она не имела права возмущаться, поскольку намеревалась отхватить себе самого завидного жениха, не думая при этом о сердце. Она собиралась соблазнить мужчину своей красотой и связать брачными узами, пока еще страдает муками глупой, безотчетной влюбленности. Он, ее плененный маркиз, возможно, и обзаведется любовницей, когда первое пламя страсти угаснет.

Что ж, она была к этому готова и найдет утешение в мыслях о том, что ее сестры устроены, и, возможно в новом наряде или двух. Но ситуация Луизы была иной. У нее были знатная семья и, судя по всему, богатое приданое. Ей не стоило смотреть на брак с такой безнадежностью.

Кейт подтянула к подруге стул и села рядом.

— Романтические чувства не всегда уходят. Я это знаю. Мой отец влюбился в мою мать, когда однажды увидел ее на сцене в театре, и решил жениться на ней еще до того, как они обменялись парой слов. Все это выглядело как юношеская блажь, так она ему и сказала поначалу. Но он поставил перед собой цель добиться ее расположения и добился своим упорством и достоинствами.

Обычно эта история вызывала у Кейт чувство неловкости своей чрезмерной романтичностью, не говоря уже о неловкости брачного мезальянса.

Впрочем, Луиза, похоже, имела романтическую жилку. Это было связано с Эммой и мистером Найтли. Тем не менее ей будет полезно лишний раз услышать, что любовь может сохраниться и в браке. К тому же зная, каким скандалом все закончилось, она искала общества Кейт.

— Они женаты уже двадцать три года, — продолжила Кейт. — Но все еще проявляют такую любовь друг к другу, что их взрослым детям порой даже делается неловко.

Как ни странно, но, сказав это слово, Кейт не почувствовала неловкости, а скорее гордость, что пример ее родителей может послужить путеводной звездой для девушки с сапфирами, живущей на Саут-Одли-стрит.

Кейт не всегда гордилась этой историей. В школе мисс Лоуэлл она все свои силы положила на то, чтобы отделить себя от своих корней и развить в себе светские манеры, способные убедить ее одноклассниц, что она сошла со страниц последнего выпуска «Ля бель ассамбле» и не имеет сомнительных родственных связей.

— Луиза, можно мне спросить тебя кое о чем? — Кейт не хотелось затевать этот разговор, но он напрашивался сам собой. Она повернула голову к зеркалу и обратилась к собеседнице: — Почему ты так добра ко мне, хотя все знаешь о моей семье?

«Потому что мне тебя жалко». Кейт боялась это услышать, но теряться в догадках было еще хуже.

— Ты мне понравилась, когда мы встретились в доме твоей тетушки. — Голос девушки прозвучал с мягкой серьезностью. — Ты была очаровательна и грамотно излагала свои мысли. Мне понравились твои замечания касательно сэра Джорджа Бигсби. Я подумала, что мы могли бы стать подругами. — В отраженном в зеркале лице, обрамленном дерзкими кудряшками, не проявилось ни тени хитрости или расчета. — Кем бы я была, если бы изменила свое мнение, узнав о твоих родителях?

— Никем. Большинство людей основывают свое мнение о молодой леди с учетом положения ее родителей. И то, что ты этого не делаешь, выходит за общепринятые рамки, ты не можешь в этом со мной не согласиться.

— Но ты ведь не дочь пиратов или ростовщиков. — Луиза, явно разогреваясь для спора, слегка подалась вперед и добавила голосу модуляции. — Люди ломятся в театр, чтобы увидеть мистера Кина. А за миссис Сиддонс в свое время в Лондоне осушали бокалы. И то, что в свете продолжают утверждать, что они исключения из профессии, пользующейся дурной репутацией, представляется мне абсурдом.

— Спасибо за добрые слова. Хотелось бы мне, чтобы больше людей думали так же.

И такие люди, безусловно, были. Кейт не забыла, с каким уважением относился к маме лорд Баркли.

— Вот что значит иметь брата в политике. Филипп постоянно говорит о подобных вещах. О важности рабочего люда для здоровья нации. О неотделимом праве на достоинство каждого человека. И так далее. О это не часы бьют? Не пора ли нам взглянуть, готова ли матушка к отъезду?

Увлеченная сумбурными мыслями и счастливым ожиданием бала, Кейт поспешила за подругой. Как странно, что уже дважды с момента ее проникновения в высшее общество она столкнулась с подобным неожиданным великодушием, хотя ни один джентльмен еще не пал, сраженный ее красотой.

По крайней мере, насколько Кейт было известно, лорд Баркли не стал исключением. И если барон женится на ней, то не под влиянием момента, о котором он рано или поздно пожалеет.

Проходя мимо зеркала, Кейт не могла еще раз не взглянуть на свое отражение. Платье так великолепно сидело, подчеркивая ее формы, как будто было сшито специально на нее. А шлейф делал ее походку плавной, словно она не шла, а плыла по полу, как царственная особа. Если Кейт рассчитывала сразить наповал мужчину или укрепить то хорошее впечатление что уже на многих произвела, то этот вечер, на который она прибудет как гостья, с объявлением имени и в полном блеске своей красоты, был наилучшим шансом для этого.

Глава 12

Мисс Уэстбрук опаздывала. Надо же! Та, которая так страстно желала посещать светские приемы в то время как он, кто предпочел бы тихий вечер дома с книгами, был вынужден снова находиться здесь, потому что не имел уверенности, что леди Харрингдон станет присматривать за девушкой должным образом… а она до сих пор не соизволила явиться.

Ник бесцельно слонялся вдоль стены, пока парочка дородных джентльменов не закрыла его от глаз лорда и леди Кэткарт, тогда он украдкой взглянул на часы. В том, что мисс Уэстбрук прибудет, он не сомневался. Было жаль только, что о ее опоздании он ничего не знал заранее, иначе использовал бы эти полчаса с куда большей пользой, чем шатание без дела и наблюдение за тем, как другие развлекаются.

«Если бы ты поговорил с ней, она, возможно, сказал бы тебе, что приедет позже». Последнюю неделю Ник без устали занимался самобичеванием. В тот день, когда он был у Уэстбруков с Баркли, ему было бесконечно трудно видеть ее неловкость в его присутствии, так что он в конце концов решил держаться в стороне. Он бы предпочел вообще ее не видеть, чтобы побыстрее стереть в памяти воспоминания о том поцелуе.

Ник отошел от стены и начал свой четвертый круг по залу с момента прибытия. Пройдя половину пути, он вышел на лорда Баркли, который разговаривал с царственного вида господином в очках. Заметив Ника, барон жестом пригласил его подойти.

— Вот человек, взявший на себя труд сделать из меня способного оратора, — сказал Баркли, представив Ника своему собеседнику, которым оказался лорд Литтлтон. — Вам следовало бы посмотреть на него в суде. Блестящий оратор, скорый умом, защитник обездоленных, обладающий всеми важными для профессии юриста качествами.

— Судя по всему, и вправду человек вашего склада. — В глазах говорящего что-то промелькнуло, и, прищурив глаза, он уставился на Ника. — Блэкшир, говорите. А вы не родственник Эндрю Блэкшира?

Сердце Ника ответило гулкими ударами. Эндрю не был политиком. Его могли знать по светским приемам или по клубу. Следовательно, человек мог быть осведомлен о семейном скандале Блэкширов, положившем конец их посещениям светских салонов.

— Да, он мой старший брат.

Избегая смотреть на Баркли, Ник приготовился к худшему.

Сопоставив факты, лорд Литтлтон кивнул:

— Полагаю, вам есть что сказать барону касательно того, что можно сделать для людей, которых служба в армии настолько изменила, что они не в состоянии жить в приличном обществе.

Вот он — резкий удар в грудь. Чтоб ему неладно было, хотя лорд вряд ли имел дурные намерения. Просто сделал логическое, на его взгляд, заключение, соответствующее теме беседы. Несомненно, ему не приходило в голову, что от лорда Баркли это сочли за благо утаить.

Не важно. Литтлтон имел все основания злорадствовать и потирать руки. Притом что Ник продолжал смотреть на Литтлтона, боковым зрением он уловил недоумение Баркли, достигшее его, как шелест листьев на ближайшем дереве.

Ник перевел дух.

— Вовсе нет. — Его слова окрасились фальшивой оживленностью. — Мы много беседовали, чтобы уяснить, что у нас нет значимых политических разногласий. Кроме того, я считаю себя не вправе навязывать ему свое мнение. — Ник сложил руки за спиной и слегка вскинул подбородок, показывая своим видом, что настало время шутки. — К тому же я стараюсь ограничиваться замечаниями по поводу того, что барон неправильно дышит, либо советую выдерживать драматические паузы в нужных местах.

Баркли и Литтлтон рассмеялись, хотя эта шутливая реплика вряд ли того стоила.

— Совершенно справедливо, совершенно справедливо, — сказал Литтлтон. — Уверен, что у меня появился самый опытный наставник, хотя со мной ему приходится нелегко.

Затем он задал барону несколько вопросов о его брате, окончательно стерев воспоминания о неловкой теме.

Изящный джентльменский маневр, безупречно исполненная фигура менуэта всеми тремя персонажами, и стало абсолютно ясно, что нежелательный предмет разговора уже никогда не будет упоминаться.

Боже. Мог ли Ник презирать себя больше? Теперь он всецело зависел от деликатности барона. Оставалось надеяться, что честь не позволит барону позже поинтересоваться у Литтлтона, что скрывалось за возникшей неловкостью, когда речь зашла о Блэкшире.

В памяти возник образ жены Уилла, глядящей на него с предубеждением. Совсем недавно Ник считал, что превосходит ее по своим личностным качествам. Однако он боялся, что люди узнают правду, в то время как она защищала его брата, презирая мнение общества.

Пока Ник увязал в болоте неудовлетворенности собой, вставляя время от времени в светский разговор любезности, которых от него ждали, его внимание привлекло долетевшее до его сознания слово. Произнесенное голосом дворецкого, оно прозвучало из дверного проема зала: Харрингдон. Наконец-то прибыла компания мисс Уэстбрук.

Ник повернул голову. Возможно, это было не слишком вежливо по отношению к его двум собеседникам, но, черт подери, Ник знал лучше, чем кто-либо другой в этой комнате, что этот момент значил для нее: долгожданное официальное появление с объявлением ее имени. В то время как его собственный вечер катился по наклонной к катастрофе, Ник мог по крайней мере порадоваться триумфу мисс Уэстбрук.

К тому же Баркли тоже повернулся на слова дворецкого. Следовательно, ей все же удалось произвести впечатление на барона. Ник сделает все, чтобы помочь ей утвердиться в новом качестве.

Поначалу его обзор закрыла фигура леди Харрингдон, затем незнакомая дама средних лет со следующей за ней прелестной молодой особой, оказавшейся все той же мисс Смит, что сидела напротив него за ужином в Крэнборн-Хаус. Он бы ни за что не узнал ее, если бы не назвали ее имя. С последнего раза, когда он ее видел, она сотворила что-то со своей внешностью, что-то изменила. И получилось совсем неплохо.

Но тут все мысли вдруг пропали, как пух, унесенный порывом ветра, когда мисс Смит сделала шаг в сторону.

— Мисс Уэстбрук, — объявил дворецкий.

Ник сглотнул. У него внезапно пересохло во рту.

Что за наваждение, как ей удается так влиять на него, что он места себе не находит? За три года можно было выработать если не безразличие, — он на это не надеялся, — то хотя бы некое подобие привычки. «Ах да, я знаю эти глаза, в них нет ничего нового, и волосы, к которым я давно присмотрелся, и алебастровая кожа». Даже если столько алебастровой кожи он никогда не встречал. Точнее, он никогда прежде не видел, чтобы ее грудь столь высоко вздымалась округлым совершенством над вырезом платья. Внезапно его руки заныли от сожаления, что не прикоснулся к ней, когда имел такую замечательную возможность.

«Держи себя в руках. Подумай, насколько хуже тебе было бы сейчас, если бы ты не упустил тот шанс. И бога ради, прекрати таращиться на ее грудь. Как школьник».

Ник заставил себя отвести глаза, любуясь красным шелком, что изящно облегал ее фигуру. Где, черт подери, она прятала это платье? На прошлой неделе в бело-розовом наряде она выглядела утонченной красавицей, похожей на гостью из сказочной страны, где девушки растут среди роз в саду.

Сегодня она представляла собой зажигательную смесь, облаченную уже не в цветочную, а в человеческую форму. Нельзя было сказать, что платье было провокационным. Глубина декольте не превышала допустимых в обществе норм. Но цвет платья притягивал взгляд и, притянув, уже не отпускал. А если этот взгляд принадлежал мужчине, то неминуемо должен был распознать под щелком достоинства девичьей фигуры.

Ник снова поднял глаза, чтобы увидеть знакомое лицо, и, задержавшись на мгновение на ее груди, обомлел. Она смотрела на него. Среди множества титулованных и иных достойных джентльменов, находившихся в этой комнате, многие из которых свернули шеи, чтобы взглянуть на нее, она выбрала его, на нем остановила свой взгляд.

Но едва их глаза встретились, как ее взгляд ускользнул и щеки вспыхнули румянцем.

Господи. Она видела, как он разглядывал ее, дважды задержав глаза на ее груди. Теперь у него появилось еще больше причин презирать себя.

Ник заставил себя обратиться к барону:

— Вам следовало бы пригласить ее потанцевать. Она мало кого здесь знает. Уверен, что мисс Уэстбрук с радостью примет приглашение человека, которого имеет все основания считать своим знакомым.

Дамы тем временем направлялись сквозь толпу на другой конец помещения.

— Следуя вашей логике, это вы должны ее пригласить, разве нет? Друг всегда более желанен, чем просто знакомый.

Не расцепляя рук за спиной, Ник пожал плечами:

— Только не в этом случае. Она может потанцевать со мной, когда ей вздумается. — За три года знакомства она ни разу не танцевала с ним. — В другой раз, когда я приду в гости к Уэстбрукам, она расскажет мне в подробностях, с кем танцевала и кто во что был одет.

— А-а, — протянул барон с улыбкой. — Значит, вы не преувеличивали, когда говорили, что в их семье на положении брата.

Он объяснил лорду Литтлтону, что связывает Ника с Уэстбруками и какую роль Чарлз Уэстбрук сыграл в их знакомстве, и, естественно, рассказал о девушке в красном, которая привлекла их внимание. Литтлтон нашел ее восхитительной.

То, что Литтлтон знал о скандале, связанном с именем Уэстбрук, как и с именем Блэкширов, было ясно по тому, как посерьезнело выражение его лица. Но, очевидно, на этот раз он решил быть более осторожным и от комментариев воздержался.

Когда барон, извинившись, отправился к мисс Уэстбрук, чтобы попросить оставить для него один из танцев, пока их все не разобрали, Литтлтон откашлялся и в извиняющемся жесте наклонил голову.

— Боюсь, я сказал лишнее. Вы предпочли промолчать на тему, на которую и я не стал бы распространяться на вашем месте. Мне не следовало думать, что этот предмет нечто такое, что вы с бароном открыто обсуждаете.

Это обходительное извинение со стороны аристократа (виконта, графа, маркиза?), занимавшего на несколько ступеней более высокое положение на социальной лестнице, чем Ник, хотя и было полной противоположностью сплетням, все же причиняло боль не менее острую.

Ник в ответ поклонился.

— Не думайте об этом. — Он мог тут же закрыть тему, но какое-то чувство противоречия заставило его продолжить: — Даже если бы я имел привычку навязывать свое мнение лорду Баркли, мне бы все равно нечего было сказать по поводу солдат с расстроенным рассудком. Мой брат сохранил разум и способность рассуждать здраво.Его выбор невесты хотя и бросается в глаза своей неординарностью, но не является таким ух редким среди здравомыслящих мужчин. Чтобы попасть в плен чар недостойной женщины, мужчине необязательно тронуться умом на войне. Английская история пестрит многочисленными примерами подобной слабости.

Ник с такой силой сжал кулаки, что ногти впились в ладони. Защитив Уилла от обвинений в безумии, он почувствовал себя немного лучше, хотя по отношению к лорду Литтлтону, великодушно принесшему извинения, это выглядело на грани дерзости.

Литтлтона вскоре отозвал другой знакомый, и Ник получил возможность снова обойти зал, только теперь с еще меньшим чувством удовлетворения, чем раньше. Наверно, его ждет очень длинная ночь, в течение которой, надзирая за мисс Уэстбрук, ему придется гадать, как быстро лорд Баркли узнает то, что Ник от него утаил.

Ник занял место у одной из декоративных колонн, откуда открывался широкий вид на танцующих, особенно на то место в зале, где среди других матрон обосновалась леди Харрингдон со своим двором. Мисс Уэстбрук уже танцевала с каким-то незнакомым Нику господином.

Как жаль, что Эндрю не граф. Сколько времени понадобилось лорду и леди Харрингдон, чтобы оправиться от последствий отказа от досточтимого Чарлза? Сезон, не более. Если бы Блэкширы имели титул, он бы тоже мог сейчас разгуливать с Баркли, знакомиться со всевозможными политиками и создавать сеть знакомств для осуществления своих грандиозных амбиций, а не стоять столбом, избегая общества, и тайком надзирать за дочкой барристера, обладающей, к своему несчастью, несравненной красотой.

— Я бы на твоем месте нашла возможность привлечь ее внимание, — донесся голос с другой стороны колонны, испугав его, как внезапно взметнувшаяся в воздух стая голубей. — На расстоянии у тебя нет шансов.

— Миссис Симкокс. — Господи, он не видел ее уже несколько месяцев. — Я не имел представления, что вы здесь.

Она выглядела превосходно в зеленом с золотом наряде и драгоценностях, с золотисто-каштановыми волосами. Ее внешность, вернее, ее молодость, поразила его при первой встрече. В силу своей невежественности, услышав слово «вдова», он представил матрону, но никак не яркое создание с непомерным плотским аппетитом, старше его всего на несколько лет.

— Я тут играла в карты и, должно быть, не слышала, когда тебя объявили. — Она послала ему шаловливую улыбку, пробуждая всякого рода приятные воспоминания. — И «миссис Симкокс»? Я для тебя больше не Анна?

— Сомневаюсь, что ваш мистер Стюарт одобрит мое обращение к вам по имени.

Несмотря на добрые намерения, он против воли перешел на шутливый тон.

— Мистер Стюарт. — Она отвернула лицо в сторону и произвела громкий выдох сквозь сомкнутые губы. — Если бы ты не сидел затворником в своей норе, Блэкшир, то, вероятно, слышал бы, что мистер Стюарт вбил себе в голову, что я должна выйти за него замуж, и стал в связи с этим таким назойливым, что я послала его на все четыре стороны.

— Правда?

Ник повернулся к ней лицом, положив ладонь на колонну между ними.

— Истинная правда. — Она скользнула взглядом по его руке, прежде чем сосредоточиться на его лице, и приблизила к его ладони свою. — Ты все еще всецело принадлежишь вдове Марбери или же расширил круг своих знакомств?

— На самом деле я переживаю период затишья.

Миссис Марбери последовала вашему примеру и принимает респектабельное внимание одного известного джентльмена. Что касается новых знакомств, то я, похоже, последнее время не вызываю интереса у дам.

— Из-за брата, думаешь? — Она пренебрежительно взмахнула второй свободной рукой. — Умным женщинам до этого нет никакого дела, Ник. Если ты что и приобрел, так это заманчивую нотку непристойности вдобавок к своим остальным чарам. А их у тебя, насколько помню, великое множество.

Ее взгляд скользнул вниз по его фигуре, произведя такой же эффект, как если бы она проделала это пальцами.

Как же давно он не развлекался с женщинами, свободными от предрассудков. Он устал — хотя до сего момента не сознавал всей меры своей усталости следить за каждым своим шагом ради сохранения женской невинности, взаимной дружбы и доверия ее родителей. Он устал раскаиваться из-за так некстати случившегося поцелуя.

Ник откашлялся.

— К несчастью, чары, на которые вы ссылаетесь, имеют значение для женщины только в непосредственной близости. Но семейный скандал воздвиг на пути к этой близости существенный барьер.

— Глупости. Дамам нравится некая доля скандальности. Особенно ее обожают юные особы в красных платьях. Иначе надевали бы белое, не так ли? Либо какой-нибудь невинный оттенок розового. — Женщина убрала руку с колонны и, повернувшись, стала к ней спиной так, чтобы видеть танцующих. Ее плечо находилось в дюйме-двух от все еще лежащей на колонне ладони Ника. — Она на тебя поглядывает. — Стоя рядом, миссис Симкокс позволила своему голосу понизиться до сумеречных тонов. — Особенно теперь, когда ты со мной разговариваешь. Уверена, она считала тебя одной из своих побед, но теперь видит, что, возможно, поспешила с выводом. Таким образом, ее интерес к тебе удваивается.

— Анна, ты очень далека от истины, смею тебя заверить — Его слова окрасились смехом. Ник забыл, какое удовольствие ему доставляла эта женщина даже в простой беседе. — А поглядывает она на меня потому что мы знаем друг друга много лет. Я друг ее отца и, уверяю тебя, мы давно прошли с ней ту точку когда кто-либо думал о завоевании другого.

И было уже не важно, что ее вид в красном наряде едва не поверг его наземь.

Миссис Симкокс повернула к Нику голову. Она стояла так близко, что ему почудилось, будто он ощущает ее дыхание.

— Она видела тебя вблизи, разговаривала с тобой и не заинтересовалась?

Правая бровь женщины изогнулась в красноречивом сомнении относительно правдивости его утверждения или, возможно, относительно здравомыслия мисс Уэстбрук.

— С чего ей проявлять интерес? Она может беседовать со мной как с другом. И что это за сомнительное удовольствие лицезреть меня вблизи. Наши теперешние отношения позволяют ей это.

— И она находит это достаточным? Разговоры и взгляды с близкого расстояния? Я тоже была когда-то невинной девочкой, которая не представляла, что брачный союз может быть приятнее, чем просто терпимый, и не имела представления, как выбрать мужа, которой превратит обязанность жены в удовольствие — На ее губах вновь промелькнула улыбка, дразнящая и дерзкая. — Возможно, мне следует сказать твоей подруге слово или два на заданную тему и проверить, удастся ли пробудить в ней к тебе более конкретный интерес.

— Ты ничего такого не сделаешь. Это ни к чему. — Ник взял ее за локоть. — Идем лучше потанцуем. Надеюсь, что рядом с приличными людьми ты будешь вести себя прилично.

Они пошли танцевать, и напряжение в его мышцах под влиянием физического удовольствия ослабло. Вернее, оно было лишь одной из составляющих его радости. Он не только давно не находился в компании с женщиной, которая ничем не рисковала, общаясь с ним, но и, казалось, целую вечность не наслаждался обществом человека, который знал все его секреты и считал их не важными. Нужно было больше проводить времени с такими людьми. Теперь, когда ее ухажер мистер Стюарт получил отставку, он непременно воспользуется этой возможностью. Почему бы и нет?

Ник взглянул на мисс Уэстбрук. Она с партнером шла вдоль ряда пар, ожидающих начало танца. На этот раз он сумел послать ей невинную улыбку и не отвести глаз от ее лица. Сегодня он, как и собирался, порадуется ее триумфу, а если шальное настроение миссис Симкокс не изменится, то, возможно, ночью даже порадуется еще и триумфу собственному, а то и двум.


Оказывается, мистер Блэкшир все же танцевал. Сначала с дамой с каштановыми волосами в зеленом наряде, которая так долго с ним разговаривала, не скрывая своего интереса; потом с черноволосой леди с пышным телом, которой его представила первая дама. Следующий танец он простоял, смеясь, с виконтом в противоположном углу зала. Затем настал черед вальса, и он снова танцевал со своей первой партнершей с каштановыми волосами.

Нет, она не производила никаких подсчетов. Все эти танцы она танцевала, ведя светскую беседу со своими партнерами. Даже сейчас она бы вальсировала в кругу танцующих, если бы капитан Уильямс на том настоял. Но вернуться на место со скромным видом девушки, которой не придет в голову спрашивать у сопровождающей разрешение на тур вальса, представлялось более эффектным средством воздействия. Леди должна производить впечатление некоторой неприступности, чтобы, добиваясь ее, джентльмен получал удовольствие.

Кто-то должен поделиться этой мудростью с подругой мистера Блэкшира. Ей будет неловко потом, когда, устав от ее чрезмерного внимания, он променяет ее на более сдержанную леди либо будет стоять в одиночестве у колонны, как стоял до ее появления.

— Думаю, что распространение налога на доход было бы самым справедливым решением, — перебил ее мысли голос лорда Баркли. Он танцевал последний танец с Луизой и великодушно предпочел просидеть вальс, составляя им компанию. Следующий танец ему предстояло танцевать с Кейт. — Но обладатели собственности терпели этот налог в ожидании, что в конце войны его отменят. Полагаю, существовала опасность, что принятый однажды, он мог легко перерасти в категорию постоянную. — Барон кивнул Луизе, сидевшей справа от него. — Ваш брат, безусловно, знает больше меня, поскольку в то время уже заседал в парламенте и участвовал во всех дискуссиях.

— Да, насколько помню, ему было что сказать по поводу этой меры. — Обсуждая эту тему, Луиза вся разрумянилась, хотя и не достигла того азарта, с которым рассуждала о прочитанных романах. — Он упоминал, что среди тех, кто выступал против налога, царило мнение, что наше правительство должно сконцентрировать свои усилия на сокращении публичных расходов и поиске путей экономного управления.

— Вполне оправданное ожидание для любого правительства. — Леди Харрингдон по левую руку от Кейт, очевидно, обнаружила, что обладает компетентным мнением по данному предмету, как и по многим другим. — Меня удивляет, что этот вопрос вообще вынесли на обсуждение. Хочется в первую очередь надеяться, что наше правительство не транжирило деньги и не вело себя чересчур легкомысленно.

Вальсирующие пары перемещались по залу по широкому кругу. Вот мимо пролетел мистер Блэкшир в обнимку со своей подругой. Его рука обнимала ее за лопатки, ее пальцы лежали на его правой руке чуть пониже плеча. Кейт знала, что там было место, где бугрились мышцы с углублением между плечом и бицепсом, куда так хорошо вписывалась женская рука. Даже сквозь рукав сюртука леди Доступность с легкостью обнаружит это углубление, это безмолвное приглашение для руки.

Вальс выглядел вполне приличным. Вальсировать этой даме было вовсе не обязательно с мистером Блэкширом, хотя он довольно искусно и даже с некоторым изяществом вел свою партнершу. Фалды его фрака летали при каждом быстром повороте. Он, похоже, обладал каким-то особым чутьем, которое указывало, как далеко находятся от него танцующие пары, потому что ни разу не оценивал расстояние взглядом, как другие кавалеры. Все внимание до капли он уделял своей партнерше. Ее запрокинутое к нему лицо и вся ее фигура, послушная его лидерству, говорили ему красноречивее слов, что он уже ее добился, что она всецело принадлежит ему.

Следовало, однако, признать, что ничто в нем не указывало, что она может ему скоро прискучить.

Кейт опустила глаза, чтобы поправить браслеты, когда двое пролетали, кружась, мимо, хотя при прошлых приближениях ни один из них не замечал ее присутствия. Золотые обручи на запястьях и без того были в порядке, но парным украшениям надлежало выглядеть симметрично. Итак, Кейт поправила левый браслет и вновь позволила своему взгляду блуждать.

Она ничуть не сомневалась, что могла бы находиться в его объятиях, если бы захотела. Он был без ума от нее вначале, как и любой из папиных учеников, и, по его собственному свидетельству, еще довольно долго продолжал чувствовать к ней влечение, после того как она лишила его бесплодных надежд. Потом еще была история с поцелуем. И… как он посмотрел на нее сегодня, когда впервые увидел в этом платье. Но Кейт не позволяла себе об этом думать. Это было равносильно попытке смочить пальцы в озере, наклонившись к нему с возвышения, откуда легко было свалиться в воду и пойти ко дну.

Тогда, охваченная огнем до самых костей, она ощутила себя избранной и теперь от одних воспоминаний испытывала головокружение.

Он же, со своей стороны, как будто ничего этого не помнил, и уже был поглощен мыслями об отношениях, которые леди Доступность ему непременно предложит. Возможно, уже предлагает, в эту самую минуту, когда новая фигура танца потребовала от них двигаться бок о бок. То, как его рука обнимала ее за талию, могло восприниматься дамой как жест собственника.

А знает ли она, что женитьба его брата навлекла позор на семью Блэкширов? Или, может, это для нее не важно?

— Вальс на континенте и вправду танцевали, но я еще ни разу не вальсировал. — Беседа продолжаюсь без участия Кейт, и, судя по всему, тема политики была уже исчерпана. Лорд Баркли отвечал на какой-то вопрос леди Харрингдон, который Кейт прослушала. — Теперь вижу, что зря. Если бы знал, что танец доберется и до наших пенат и что мне пожалуют титул, обязывающий меня посещать места вроде «Олмака», то потрудился бы выучить фигуры.


Титул. «Олмак». Прозвучавшие у ее уха слова привлекли внимание Кейт, как миниатюрные гонги. Нечего завидовать положению женщины с каштановыми волосами. Мистер Блэкшир, может, и хорош как партнер в танце или в темной комнате, но целеустремленной девушки, которая ищет не минутного удовольствия, а существенного улучшения своего социального положения, требуется от мужчины гораздо большее.

Кейт повернулась к лорду Баркли, чтобы одарить его улыбкой. Обращаясь к графине, сидевшей по другую сторону от Кейт, он немного наклонился к ней, и их лица оказались в непосредственной близости друг от друга, прежде чем он успел отпрянуть.

— Уверена, что вы там время понапрасну не теряли. — Кейт придала голосу максимальную теплоту восхищения. — Я еще не слышала, чтобы человека удостаивали титула барона в знак признания его танцевального мастерства.

Барон покраснел и пробормотал что-то оправдательное, что обычно говорят джентльмены, услышав приятную лесть от хорошенькой девушки. Его взгляд даже скользнул по ее груди, когда, повернувшись к нему, она предоставила ему возможность оценить это свое достоинство. И хотя его взгляд задержался не более чем на несколько секунд — дань врожденному мужскому рефлексу — и не относился к тем, которые пронзают женщину до мозга костей, тем не менее Кейт испытала удовольствие.

В то же время она уловила, что мисс Смит за спиной лорда Баркли несколько поникла духом. Неужели Луиза… связывала с ним какие-то надежды? После одного танца и нескольких минут беседы на политические темы здесь и на рауте Эстли? Это как-то противоречило ее идеалу продолжительной дружбы, перерастающей в любовь.

«У нее имеются и другие перспективы. А ты должна воспользоваться тем, что есть перед тобой сейчас», — посоветовал ей безжалостный внутренний голос. Его совет Кейт не понравился. Но если она откажется от лорда Баркли, то упустит человека, который знает о ее семье то худшее, что должен знать, и это его не пугает. Нужно найти себе второго такого, но упускать этого до тех пор будет неразумно.

К тому же поникший вид Луизы мог означать всего лишь реакцию на духоту. Либо она все это себе нафантазировала. Нужно будет улучить момент и спросить подругу о ее чувствах, чтобы точнее оценить ситуацию. А может быть, настроение у Луизы вовсе не ухудшилось? Чем больше Кейт размышляла на эту тему, тем более вероятным ей это представлялось.

В любом случае следующий танец ей предстояло танцевать с бароном. Не разговаривать с ним было бы невежливо.

— А вы часто бываете в «Олмаке», лорд Баркли? Это правда, что лимонад по вкусу похож на обычную воду?

Стараясь не смотреть на проплывающих мимо вальсирующих, Кейт разгладила шелк платья, любезно одолженного ей мисс Смит, и наградила барона улыбкой победительницы.

Глава 13

К концу вальса Ник уже не сомневался, что миссис Симкокс намерена заполучить его на ночь. В вещах подобного рода она никогда не проявляла тонкости, что в глазах большинства мужчин определенно служило достоинством. Взгляды, которые она на него бросала, намеренные ляпсусы в разговоре, искусные задержки ладони и скольжение пальцев при каждой смене положения рук — все свидетельствовало о ее желании.

Когда музыка закончилась, он склонился к ее руке и задал не менее откровенный вопрос:

— Чем планируете заняться после бала, миссис Симкокс?

— Не слишком ли вы дерзки? — Но лукаво изогнувшийся уголок губ и кокетливый наклон головы указывали, что щекотливый вопрос вовсе не показался ей дерзким. — А что вы сделаете, если скажу, что у меня другие планы?

— Посоветую подумать над их изменением. Тешу себя надеждой, что способен предложить вам развлечение, превосходящее любые другие.

Он многозначительно улыбнулся.

В глазах миссис Симкокс заиграли плутовские огоньки. Отступив назад, она потянула его за руку за собой, чтобы продолжить разговор в другом месте.

— У меня есть встречное предложение. Давай уедем сейчас.

Его обдала мощная волна ее желания, но с ног не сбила.

— Я могу подождать. — Краем глаза он следил за мисс Уэстбрук — своей подопечной. Она встала, готовясь к следующему танцу. — Уверен, что у вас уже есть ангажированные танцы. Мне бы не хотелось, чтобы разочарование ваших кавалеров легло на мою совесть. Да к тому же и побить могут.

— Позвольте мне самой позаботиться о моих разочарованных партнерах. — Она сделала еще один шаг назад, словно собиралась вывести его из комнаты. — Кроме того, мне казалось, что мужчины любят оставлять своих более именитых соперников позади. Я полагала, что это добавляет тайному свиданию радость триумфа.

— Возможно, для кого-то это справедливо. Я стараюсь не думать о посторонних: именитых соперниках или старых любовниках, когда меня ждет любовное свидание.

Ник чувствовал себя крайне неискренним. Что он делает? С Анной Симкокс он никогда не прибегал к уловкам и хитростям. Они всегда были откровенны друг с другом.

На лицо женщины набежала тень, и она прищурилась. У Ника екнуло сердце. Ее пальцы выскользнули из его ладони.

— Ты что-то недоговариваешь, Блэкшир? Какое-то юное создание обещало тебе последний танец, и тебе невыносима мысль уйти от него?

— Ты знаешь мои обстоятельства. Знаешь, что ни один опекун не пожелает представить меня своей подопечной.

Это не было ответом на вопрос его собеседницы, и она не оставит этот факт без внимания.

Миссис Симкокс сложила на груди руки и приподняла бровь.

Она заслуживала знать правду, хотя это могло стоить ему надежды на сегодняшний вечер.

— Я связан обещанием иного сорта. — Ник наклонился к ней и понизил голос: — Молодая леди в красном, за которой, как ты заметила, я наблюдал, у нее нет опыта вращения в обществе, и я обещал ее отцу, что буду надзирать за ней. Я не могу уехать, пока она со своими сопровождающими не отбудет.

— Понятно. — Анна оторвала от него взгляд, вероятно, чтобы посмотреть на мисс Уэстбрук. — Значит, в действительности тебя заботит вовсе не разочарование кавалеров, с которыми я, возможно, обещала потанцевать.

— Прости, Анна. — Он искренне сожалел. По ее поводу и по своему. — Мне не следовало лукавить. Если бы не мои обязательства перед мистером Уэстбруком, я бы уже был с тобой где-то далеко отсюда. Если ты подождешь, когда я смогу уехать со спокойной душой, то уделю тебе все свое внимание. Поверь мне.

Она вновь повернулась к нему, и затрепетавшая на уголках ее губ улыбка указала, что есть надежда ее уговорить.

— Посмотрим. Если не появится более интересной перспективы, можешь повторить свое предложение в конце вечера. Либо когда исполнишь долг перед прелестной подружкой. Но имей в виду, что я буду искать более покладистого мужчину. — Анна отвернулась, собираясь уйти, и уже через плечо добавила: — Если найдется кто-нибудь менее капризный, руководствующийся собственной волей и свободный от обязательств, то на мою компанию можешь не рассчитывать.

Найти более сговорчивого джентльмена ей удалось менее чем за десять минут. Но самым обидным для Ника стало то, что счастливчиком оказался все тот же малый, прозванный им чучелом, который заварил всю эту кашу с мисс Уэстбрук на рауте у Эстли. Радея об интересах кавалеров, ждавших очереди, чтобы потанцевать с ней, Ник невольно сыграл на руку этому хлыщу.

Мужчина вывел свою даму на исходное положение для танца, и через несколько па его лицо приобрело выражение столь сладострастного удивления, что не оставалось никаких сомнений, в каком направлении потекла беседа и чем все закончится. Однако Ник никак не предполагал, что они покинут зал в середине танца, что стало для него полной неожиданностью. Проходя мимо, миссис Симкокс бросила ему прощальный взгляд и элегантно пожала плечами. «Ну что я могу поделать? Ты же знаешь мою натуру». Так растаял его первый за много месяцев шанс переспать с женщиной. Оставалось лишь проводить счастливую пару глазами и возобновить свое неусыпное и неблагодарное бдение в роли наблюдателя за мисс Уэстбрук.

Как же он это допустил? Практически поборов нежные чувства к девушке, Ник обнаружил, что его поступки, свобода, любовные амбиции по-прежнему зависели от нее. Он продолжал оставаться ее рабом, как и три года назад, когда по-юношески верил в свою удачу и лелеял глупые надежды.

Она кружила в танце в своей обычной воздушной манере, подхватив шлейф и даря своему партнеру — лорду Баркли — такие улыбки и смех, что граф не мог не уверовать, что именно он самый умный и очаровательный мужчина в этой комнате, а может, и в мире.

Ник прислонился плечом к ближайшей колонне и сложил на груди руки. Винить ее было не в чем. Она ничего не знала о его шансе с миссис Симкокс, и ее вмешательство в его личную жизнь было скорее косвенным. Но Ник без устали ругал себя с того раута у Эстли и искренне переживал утрату душевности в их взаимоотношениях. А она смеялась и порхала как ни в чем не бывало, будто поколебавшаяся их дружба ничего для нее не значила. Видеть это ему было горько.

В конце концов, Ник не выдержал и, оторвавшись от колонны, переместился в другой конец помещения. Не вызывало сомнения, что репутация и добродетель девушки вне опасности, пока она танцует с Баркли. Ник тем временем найдет несколько минут отдыха в одной из гостиных или в кабинете, чтобы предаться дурному настроению, после чего вернется в зал и возобновит свою миссию.

Это будет его последняя вахта. Если его присутствие пошло ей на пользу, он искренне рад этому. Но с него хватит. Он познакомил ее с достойным человеком. Если она считает, что может найти кого-то лучше, ее право. Но в будущем пусть ездит на приемы уже без него.


Кейт широко улыбалась и танцевала с такой грациозной легкостью, что ее можно было принять за нимфу в пасторальном балете.

Она больше не могла притворяться, что настроение Луизы испортилось из-за духоты. Пока Кейт болтала с лордом Баркли, ее подруга делалась все тише и тише, и, когда они заняли свои места в танце, мисс Смит со своим партнером переместилась за три пары от Кейт и барона, вместо того чтобы стать рядом.

Ее лицо не выражало упрека. Когда их глаза встречались, она улыбалась с такой бравой фальшью, что Кейт вспоминала Роуз в тот день, когда ей завязали в узлы нитки для вышивания. Только теперь сама Кейт служила источником боли и не могла стать лекарством.

Хотя последнее умозаключение было не слишком верным. Она могла бы остудить лорда Баркли холодностью. Могла бы говорить весь танец о добродетелях Луизы, могла бы действовать в интересах подруги.

— Сказать по правде, я начинаю наслаждаться жизнью в Лондоне, — признался барон. Кейт подвела его к этой теме, перейдя от «Олмака» к парламенту и его клубу, который назывался «Брукс», и бог весть к чему еще, где изредка бывала. — В Кенте я не отрезан от общества. Мое имение находится неподалеку от Эстли, куда я могу частенько наведываться. Но боюсь, что теперь, когда я так увлекся жизнью города, мне будет не хватать сельской идиллии.

Значит, у него есть своя усадьба, и, если он никогда не получит титул маркиза, то недвижимость у него все равно останется, как, безусловно, и влиятельное положение в обществе. Могла ли Кейт позволить себе отказаться от него, пока не поговорит с мисс Смит и не убедится в определенности ее чувств?

— Мне всегда хотелось побывать в Кенте. Из-за его природной красоты. Говорят, это одно из красивейших графств.

Ее слова прозвучали намеком, чтобы ее туда взяли и, возможно, представили как невесту.

Она вела себя, и хорошо понимала это, неподобающим образом. Что скажет Луиза, когда она и сама все уже видела? Разве столь достойный человек, как лорд Баркли, не заслуживал жены, которую привлекут к нему любовь и уважение, а не бесстрастная оценка его имущества, его перспектив и того, что он может сделать для ее семьи?

Кейт повернулась, следуя фигурам танца, и ее взгляд снова упал на опустевшее место, где еще недавно стоял мистер Блэкшир.

И опять в душе у нее все перевернулось. Несчастный вид мисс Смит был не единственным источником ее боли.

Он стоял там с приятельницей и довольно долго держал ее за руку. Даже девушка, столь наивная и неопытная в делах подобного рода, как она, могла без труда догадаться, о чем они беседуют. Кейт отвела глаза.

Когда несколько кругов спустя она вновь осмелилась взглянуть на прежнее место, то обнаружила, что мужчина и женщина исчезли. Кейт внимательно, насколько позволял танец, оглядела помещение, но нигде их не приметила.

Пара, конечно, могла удалиться поиграть в карты но, когда Кейт видела их в последний раз, меньше всего они были похожи на людей, собиравшихся поразвлечься азартной игрой. Скорее всего они уехали с бала. Либо пошли искать подходящую темную комнату.

Ее ладони невольно сжались в кулаки, сминая шелк платья. И зачем только она с ним целовалась. Сколько мороки из-за этого. Нужно будет сказать Виоле, чтобы записала в свою книгу: «Подумай, что почувствуешь, когда увидишь, как он любезничает с другой женщиной. Подумай, что испытаешь, зная, что он целует другую, как целовал тебя»

Хотя это было бы не одно и то же. С женщиной вроде леди Доступность он не стал бы останавливаться и извиняться. И рукам бы своим дал полную волю. Может, даже не только рукам. И был бы благодарен обществу опытной женщины, которая знает, как отвечать на каждое его действие. И восславил бы небо за то, что перед ним не невинная, несведущая барышня, с кем в силу долга перед ее семьей он обязан вести себя достойно.

— Мне кажется, вы уже давно знакомы с мистером Блэкширом, верно?

Кейт чуть не выпрыгнула из собственной кожи от этих слов барона. Не мог же он догадаться, о чем она думает. Ее охватило чувство вины.

— В общем-то, да. — Она придала чертам бесстрастное выражение. — Он друг нашей семьи… вот уже три года, кажется.

— Понятно. Вы знакомы с его родными?

Что-то промелькнуло такое в выражении его лица, в бегающем взгляде… У нее возникло подозрение, быстро переросшее в уверенность. Он что-то слышал. Обрывок какой-то сплетни о позоре, запятнавшем имя Блэкширов, и теперь искал подтверждения.

У Кейт в который раз свело внутренности. Видит бог, Ник Блэкшир не мог притязать на ее лояльность, улизнув с другой женщиной, чтобы поразвлечься, тогда как должен был оберегать ее от возможных опасностей и соблазнов. — Нет, мы не имели удовольствия познакомиться с его родственниками, — ответила она. — Мы познакомились с ним, когда он учился у моего отца, и с тех пор поддерживаем дружеские отношения.

— Ну да, профессиональные знакомства обычно так и завязываются.

К чести барона, он, похоже, обрадовался, что вопрос закрыт, и в то же время выглядел несколько пристыженным, что задал его.

Лорд Баркли был хорошим человеком и не заслуживал, чтобы его использовали в нечестной игре, тем более девушка, чьи мысли занимал совсем другой мужчина.

Она продолжит вежливое общение с ним до конца танца, потому что нет никакого оправдания внезапной, неоправданной холодности. А потом целиком посвятит себя поиску другого джентльмена среди тех, с кем доведется танцевать. Возможно, среди них найдется достойный мужчина для воплощения ее плана. Но если не отыщется подходящей кандидатуры, Кейт не знала точно, что станет делать. Значит, как никогда важно сосредоточиться на поиске подходящего мужа.

Однако судьба, похоже, решила поиздеваться над ее добродетельной решимостью. Закончив танец, Кейт рассталась с лордом Барки в реверансе и вернулась к графине ждать следующего партнера для завершающего танца перед ужином. Прошло пять минут, но кавалер так и не появился.

— Боюсь, он узнал, что вы не относитесь к числу достойных невест. — Леди Харрингдон, как обычно, не постеснялась высказать свои наихудшие предположения. — У меня имелись на этот счет опасения. Кэткарты, вероятно, рассчитывали, что сделают доброе дело, пригласив вас на бал. Но какая доброта в том, чтобы подвергать вас таким разочарованиям?

Кейт воздержалась от ответа, лишь разгладила юбки. Музыка еще не заиграла. Возможно, тетушка заблуждалась, и кавалер все же объявится. Пары тем временем занимали свои места, готовясь к танцу. С каждой новой парой, встававшей в очередь, ее самоуверенность таяла, преображаясь в досаду.

Просидеть последний танец, подпирая стенку, в своем восхитительном красном наряде представлялось абсурдным. Этот танец Кейт обещала, поддавшись благотворительному порыву, лорду Джону Прайору в надежде загладить неловкий инцидент, возникший на террасе в Крэнборн-Хаусе из-за грубого вмешательства мистера Блэкшира. Теперь, раз он сбежал от нее, придется, по-видимому, пожалеть об этой благотворительности.

Однако Кейт не могла поверить, что человек сделал это преднамеренно. Он был такой вежливый и почтительный. Было сомнительно, чтобы, узнав что-то о ее семье, он мог отказаться танцевать с ней. Тем более что господа более высокого положения охотно ее приглашали. Он был всего лишь пятым сыном герцога, а она — по всем объективным меркам, самой красивой девушкой на балу. И его из них двоих следовало бы назвать счастливчиком.

— По крайней мере вы можете порадоваться успеху нашей маленькой мисс Смит. — Обмахиваясь веером с видом безмятежной удовлетворенности, леди Харрингдон направила взгляд туда, где стояла Луиза со своим последним партнером. — Новая прическа совершило чудо. Мне кажется, она не сидела ни один танец, кроме вальса. Она должна быть вам благодарна, если ее успех приведет к браку с достойным человеком, на что я всегда возлагала большие надежды.

Чувство вины снова охватило Кейт своими цепкими пальцами. Она не могла сидеть и слушать, как расхваливают ее доброту к мисс Смит.

— Вы не извините меня на минуточку, ваша светлость? — Кейт подняла ладонь к волосам. — Поскольку мой партнер, кажется, не придет, я бы хотела воспользоваться возможностью сходить ополоснуть лицо и, если нужно, поправить прическу.

— Очень благоразумно. Ничего нет глупее, чем подпирать стену на виду у всех. — Графиня поднялась, величаво взмахнув юбками. — Я же, в свою очередь, пойду взгляну, как там миссис Смит играет в вист. Найдете меня в комнате для игры в карты, когда настанет время идти ужинать.

Еще одно унижение: Кейт думала, что войдет в столовую об руку с кавалером, но теперь, похоже, снова последует за гранд-дамой как компаньонка. И это притом что ее пригласили, что ее объявили, и что своим появлением в красном шелковом платье она произвела фурор.

Вернее, она пойдет как компаньонка, если не обнаружит своего пропавшего партнера. Возможно, он еще где-то здесь и, забыв о времени, уставился в окно на звездные скопления или прячется где-нибудь за дверью, потому что не нашел мужества признаться ей, что передумал танцевать. Лучше бы ему найти в себе силы или вправду забыться, любуясь звездами, потому что если он здесь, то ему не избежать расплаты. Комната отдыха подождет. Нужно сначала найти лорда Джона.

* * *
Ник бывал раньше в этой комнате, как и в большинстве других помещений этого дома. Но эту он особенно хорошо запомнил.

Однажды на каникулах они с Уиллом, вместо того чтобы отправиться домой в Кембриджшир, приехали в Лондон к Кэткарту. Его брат и виконт, который тогда еще не был виконтом, пустились в Лондоне во все тяжкие и пили без меры. Зачастую их вечера завершались здесь на ковре перед камином, где Ник чуть ли не насильно кормил их гренками с сыром, чтобы на другой день не слишком страдать от головной боли. Все-таки закусывать иногда полезно.

Ник сел на диван, вытянув ноги к холодному камину. Сегодня огонь не разжигали. Свечи тоже не горели. Ник оставил дверь открытой и раздвинул шторы, чтобы стало немного светлее от коридорных светильников и луны.

Смотреть, правда, было не на что. Полутьма с едва различимыми силуэтами мебели и темнеющими пятнами картин его вполне устраивала. Доносившиеся издалека звуки музыки тоже доставляли больше удовольствия здесь, чем в бальном зале.

Ник оставался в уединении несколько дольше, чем рассчитывал. Один танец закончился и начался другой. Возвращаться вниз не хотелось. Ничего с мисс Уэстбрук не случится, если он задержится тут еще немного. Когда этот танец завершится, он заставит себя подняться и вернуться в бальный зал, чтобы продолжить играть роль ее сторожевого пса.

По скрипу ступеней Ник догадался, что кто-то поднимается наверх. Не меняя свободной позы, он лишь повернул голову, чтобы посмотреть, кто идет. С Кэткартом, помнившим, как сидели тут у камина, не требовалось держаться официально. Мысль, что кто-то из гостей может помешать его уединению, вызывала у Ника неприязнь и желание не реагировать.

Легкий стук подошв. Дамы или господина. Точно не прислуги. Мягко и целенаправленно ступая по половым доскам коридора, шаги приближались и могли принадлежать грациозной женщине или хрупкому мужчине. Долетевший шелест юбок засвидетельствовал, что это дама. Слишком поздно сообразив, что это может быть леди Кэткарт, взгляд которой не хотелось бы ему оскорбить своей излишне вольной позой на диване в одной из лучших гостиных дома, Ник не успел выпрямиться, как в дверном проеме появилась женская фигура. Ее обладательница, не переступая порога, заглянула в комнату. Это была вовсе не леди Кэткарт.

Но кто еще мог это быть, как не Кейт Уэстбрук, очевидно, поклявшаяся сегодня не только испортить его перспективы на ночь, но и несколько минут благословенного покоя?

Однако она не ожидала его увидеть. На ее лице отразилось удивление.

Боже. Тогда кого рассчитывала она здесь обнаружить?

— Мисс Уэстбрук. — Ник выпрямился и повернулся к ней, положив локоть на спинку дивана. — Что это вы забрели так далеко? Я уже объяснял вам, что ваше поведение будет иметь последствия не только для вас, но и для меня. Почему вы не прислушиваетесь к голосу разума?

Его грубость ошеломила ее. Но он устал быть обходительным. Его обязательства перед ней лишили его превосходной ночи и, возможно, нанесли непоправимый ущерб его дружбе с миссис Симкокс. И вот теперь безрассудный поступок Кейт вновь подвергал риску ее репутацию, как будто опасный инцидент на прошлой неделе ничему ее не научил. Судя по всему, девушка нуждалась в хорошей словесной взбучке.

Однако ее удивление длилось недолго. Черты ее лица расслабились, и плечи опустились, всколыхнув тени на груди.

Ник не мог не заметить, что она рассердилась, но только обрадовался этому. Если ей хочется препираться, то она пришла в нужное место. Этот разговор должен был давно состояться.

Когда Кейт увидела его, ее внутренности сплелись в такие узлы, что любой моряк мог бы позавидовать. От того, как он сидел здесь с выражением вызова и сытой чувственности, немало не заботясь, что она может догадаться, чем он тут недавно занимался со своей женщиной. От его самонадеянных слов, обращенных к ней, она чуть не задохнулась.

Но Кейт заставила себя расслабиться и сделала глубокий вдох, чтобы возместить недостаток воздуха, которого он ее лишил.

— Да, вы читали мне нотации по поводу моего поведения. Я помню. Еще я помню, что произошло потом. За диваном в библиотеке Эстли.

— Я уже принес за случившееся свои извинения. Но это не имеет никакого отношения к тому, что вы делаете здесь и почему мое присутствие вас так удивило. Полагаю, вы ожидали увидеть на моем месте кого-то другого.

— Как вы смеете так говорить? — Она едва слышала собственные слова. — Как будто, трудно предположить, что вы делали здесь.

Высказав эту мысль вслух, Кейт ужаснулась, но она не могла оставить без ответа его недостойные обвинения.

Однако ее слова, похоже, ничуть его не шокировали. Его брови взлетели вверх, и уголки губ дрогнули, словно он нашел в ее словах нечто забавное.

— В чем вы меня обвиняете? — Ник театрально огляделся по сторонам. — Или полагаете, что я где-то в этой комнате прячу даму?

— Разумеется, нет. — Как он посмел это сказать? — То, что сейчас здесь нет дамы, не значит, что и раньше ее не было.

— Уверяю вас, мое пребывание в этой комнате было не столь интересным, как вы намекаете. — Он молча мерил ее взглядом, заставив ее сердце учащенно биться. — И позволю себе снова спросить: что заставило вас тайком подняться наверх и бродить здесь, шаря по темным углам? Не могу представить никакого благопристойного объяснения.

— Я ничего не обязана вам объяснять, но скажу, что мой кавалер по последнему танцу не явился. — Кейт вытянулась во весь рост. Признаваться в этом было не так уж приятно. Тем более мистеру Блэкширу. — Я подумала, что, возможно, он удалился в одну из этих комнат. Ваше собственное присутствие здесь подтверждает, что такая возможность не исключалась. Я решила, что лучше пойду поищу его, чем буду сидеть у стенки, чтобы все видели, что у меня нет партнера.

— С чего ему здесь находиться, если он пригласил вас на танец? Не думаете же вы, что он нарочно сбежал от вас?

С этими словами Ник оглядел ее с головы до ног. Нет, он не пожирал ее взглядом, как при первом появлении на балу, но его глаза явно говорили: «Какой мужчина в здравом рассудке откажется с вами танцевать?»

— Ну, не нарочно, конечно. — Кейт переступила порог комнаты. — Только на прошлой неделе у меня сложилось впечатление, что он ученый и подвержен рассеянности. Возможно, он зашел в библиотеку или какую другую комнату с книгами и забыл обо всем на свете.

— На прошлой неделе?

Ник как будто находился в суде и хотел услышать важнейшее свидетельство.

— Вы видели его на рауте у леди Эстли. На террасе. И были с ним не слишком деликатны. Его зовут лорд Джон Прайор.

Отразившееся на его лице беспокойство застыло в сжатой линии рта. Кейт при всем желании не могла угадать его значение, даже если бы от этого зависела ее жизнь. Ник опустил взгляд на диванную подушку и провел рукой по ее поверхности.

— Он не придет. — Его перчатка, скользнув по обивке дивана, произвела в темноте звук, похожий на змеиное шипение. — И вы не найдете его ни в одной из этих комнат. Так что ступайте себе спокойно вниз.

— Я не понимаю. Откуда вам знать?

Кейт сделала еще один шаг в комнату, держась левой стороны, чтобы оставаться в его поле зрения, даже если он не повернет к ней лицо.

Взглянув на нее, Ник опустил голову, уставившись снова на диванную подушку.

— Он уехал с бала. Я видел.

Ник замолчал, как будто ждал ее ответа.

— Он ничего мне не сказал.

— Потому что не мог. — Ник снова умолк. Его грудь вздымалась и опускалась от сдерживаемого дыхания. — Он уехал с женщиной. — Тут Ник посмотрел на нее. — Сожалею, что вынужден сообщать такие подробности. Но вам лучше знать, что он за человек.

Кейт поискала за спиной дверную ручку. Она испытала здесь то же самое унижение, подвергнуться которому боялась в бальном зале. Хуже всего было то, что свидетелем этого стал холодный незнакомец, которого она до недавнего времени считала своим другом.

— Не могу в это поверить. — Ее щеки залила краска, и голос прозвучал едва слышно. — Он не похож на легкомысленного хлыща.

Пусть это станет ей уроком, чтобы не считала себя знатоком мужских характеров.

— Но леди, уверяю вас, не слишком высокого пошиба. От него ничего такого и не требовалось. — Ник поднял на нее взгляд. — Все происходящее испортило мой вечер в не меньшей степени, чем ваш, если это послужит вам хоть каким-то утешением.

Теперь стало ясно, что вместе с лордом Джоном исчезла леди Доступность. Конечно. Только ничего утешительного в этом не было. Какое может быть утешение в том, что мистер Блэкшир по этой причине сидит надутый в пустой комнате. Видимо, сегодня он рассчитывал получить нечто большее в компании этой женщины. Может даже, привел бы ее сюда, если бы она не отдала предпочтение лорду Джону.

Хотя, возможно… вопрос состоял не в предпочтении. Может, дама руководствовалась доступностью партнера.

Боже правый.

— Вы вините во всем меня, — произнесла Кейт, отпустив ручку двери и сделав еще один шаг внутрь комнаты. Его настроение и грубость вдруг нашли объяснение. — Это вы должны были пойти с ней, но не пошли из-за своих обязательств по отношению ко мне. Вы злитесь на меня, потому что из-за меня упустили такую прекрасную возможность.

— Нет, — произнес он спустя какое-то время и, положив руки на колени, обратил лицо к камину. — Вы ошибаетесь. Но меня выводит из равновесия неудобство, невозможность свободно уходить и приходить, хотя признаю, что добровольно взял на себя это обязательство. Я понимаю, что вы не нарочно помешали моим… планам. — Ник провел рукой по лицу. — Простите меня. Мне не следовало говорить с вами на эту тему. Простите меня за грубость, за несдержанность, выплеснувшуюся при вашем появлении. У меня выдался сегодня трудный вечер, и я забылся.

Наверно, сейчас они могли бы снова поговорить как друзья. С тех пор как это происходило в последний раз, казалось, прошла целая вечность.

— Почему вы называете этот вечер трудным? Если не считать того, что ваша дама ушла с другим.

У нее тоже выдался непростой вечер. Она могла бы ему посочувствовать.

— Отъезд подруги, уверяю вас, уже само по себе достаточно неприятное испытание. — Ник внезапно поднялся и подошел к камину, чтобыоблокотиться о каминную полку. Теперь, когда он стоял в тени, Кейт больше не могла разглядеть выражение его лица. — Она моя старинная приятельница. Мы много месяцев не виделись и теперь с удовольствием общались. — Он подвигал что-то на каминной полке. Кейт не видела, что это было, но судя по звуку, что-то фарфоровое. — Я пережил еще ряд огорчений, но не стану утруждать вас ими. Пожалеем вместе о бегстве миссис Симкокс с лордом Джоном и покончим на этом.


Ноги понесли Кейт как бы сами собой, без всякой цели.

— Ничего страшного, можете рассказать. — Она достигла границы пола и остановилась. Теперь оба стояли в тени. — Для чего еще нужны друзья, если не для того, чтобы выслушать неприятности друга и поделиться своими?

— Вам есть чем поделиться? — Ник вскинул голову, будто пытался рассмотреть ее черты сквозь разделявший их полумрак. — Мне показалось, что вы пользуетесь успехом. Когда видел вас в последний раз, вы с удовольствием общались с лордом Баркли.

Он затронул тему, на которую ей хотелось бы поговорить.

«Я почти уверена, что мисс Смит без ума от лорда Баркли. Она была так добра ко мне, но боюсь, что, возможно, сама стану добиваться его всеми своими силами, если не подвернется никто другой. Я ведь бессердечная, как вы сами не раз мне говорили, хотя устала от этого. Я вообще от себя устала. Мне многое в этой жизни начинает надоедать».

Но сказать это означало бы ухудшить его мнение о себе. Кроме того, это выглядело бы проявлением слабости. Она пришла не для того, чтобы плакаться в жилетку, а чтобы послушать о его проблемах. Тем более что он сам ненароком дал ей повод поговорить об этом.

— Ник. — Сначала одной ногой, затем другой ступила она на площадку перед камином и положила ладонь на каминную полку. Оставалось преодолеть последний отрезок пути, чтобы коснуться ладонью его рукава. — Вы должны знать: лорд Баркли спрашивал меня о вас. Интересовался, знакома ли я с вашими родными.

— А, — протянул Ник и повернулся спиной к камину. Теперь он стоял лицом к центру комнаты, где лунный свет, сливаясь с сиянием свечей в коридоре, освещал его черты. — Немудрено.

В полной тишине он сжал губы, показывая, что ему больше нечего добавить.

— Мы можем это обсудить? — Тихо и во много раз жалостливее, чем Кейт хотела, прозвучал ее вопрос. Она еще ближе подошла к камину и скользнула пальцами по каминной полке. Теперь если вытянет руку, то сможет к нему прикоснуться. — Вы знаете, что я нисколько не осуждаю вас. Как я могу? Вы ведь знаете о моем родстве, вы должны…

— Не надо, Кейт. К чему поднимать все это? — Притом что он стоял спокойно и не смотрел на нее, Кейт чувствовала, как он собрался, концентрируя всю свою энергию в некое подобие щита, чтобы остановить ее. — Мне нечего сказать по этому поводу. А если бы и было, то уж точно не вам. Простите мне эти слова.

Кейт заморгала и чуть не расплакалась. Почему она восприняла это так болезненно? Почему ее обидело, что он не стал бы с ней откровенничать? Но он был прав: она не давала ему повода думать, что в случае нужды к ней можно обратиться за помощью. Она была ему чисто формальным другом, дразнила его, когда он приходил к ним в гости, и едва вспоминала о нем, когда не видела.

Едва вспоминала до недавнего времени.

«Это темнота на тебя влияет». Это упрекнула ее та часть сознания, которая еще сохраняла здравомыслие. «Темнота и воспоминания о поцелуе. И еще воспоминания о том, как стояла под звездами в его сюртуке. И его блистательные профессиональные способности в зале судебных заседаний». И еще фраза: «Поверьте мне, я никогда не представлял себя в роли вашего брата». Если бы он не довел это до ее сведения, все остальное, возможно, осталось бы без внимания, и поцелуй скорее не состоялся бы.

— Мисс Уэстбрук? — Его голос прозвучал настороженно.

Она уже давно молчала и только придвигалась к нему все ближе и ближе. Неудивительно, что он повернулся к ней, наклонив голову, словно собирался развеять ее грустные воспоминания.

— Да, — отозвалась Кейт. — Можете ничего мне не говорить, если не хотите. Я только подумала, что могла бы послужить вам неким утешением.

Еще один шаг, и пути назад уже не будет. Раскручивающийся клубок музыки, сопровождаемый легкой вибрацией пола под подошвами, на долю секунды опередил достигшие ее ушей звуки, сказав, что еще есть немного времени до ужина, чтобы поспеть туда, не нарушив приличий.

Кейт опустила руку на его рукав и подняла лицо, смягчив выражение глаз, губы и всю себя в целом, показывая, что дает согласие, в то время как ее сердце бешено стучало, как погоняемая кнутом лошадь.

Глава 14

Вот наваждение. Только этого ему еще недоставало этим злосчастным вечером.

Но не стоило ходить вокруг да около.

— Господи, мисс Уэстбрук, зачем все это? — Он произнес это тихо, но жестко.

Ее ладонь на его локте конвульсивно дернулась.

Наверно, ему следовало бы быть с ней помягче? Отвержение любого вида могло стать для нее почти оскорблением. Но он не имел права позволить ей продолжать в том же духе. Темнота и ее образ в красном платье наряду с прикосновениями были способна спровоцировать его на действия, которые лишат его самоуважения. Да и чем это все может завершиться?

— Я подумала…

Ее голос осекся, и стало ясно, что ни о чем она не думала; но беспечно решила, что достаточно подать ему сигнал о своих намерениях, и он воспылает.

Что ему оставалось делать, как не рассмеяться? Это выглядело, безусловно, грубо, и чувство вины захлестнуло его, когда она отдернула от него руку, но как, спрашивается, мог он еще отреагировать? Значит, не зря он отругал ее, когда она появилась на пороге. Не зря подозревал в безрассудстве намерений. Его подозрения оправдались. К тому же с ее чувствами можно было не церемониться. Девушка была способна ответить на пренебрежение точно таким же образом.

— Простите, что не могла предвидеть, что ситуация покажется вам смехотворной. — Она могла сойти за оскорбленную королеву, отчитывающую своего премьер-министра. — Не припомню, чтобы на прошлой неделе вы тоже так веселились.

Боже правый. Это выглядело нелепо. Ник нащупал в кармане платок и вытер глаза.

— Господи, она была права насчет вас. — Пусть это послужит ему уроком никогда не сомневаться в словах Анны Симкокс. — Она была совершенно права.

— Кто был прав? С кем вы меня обсуждали?

Но он не позволит ей отвлечь себя.

— Вы, моя дорогая, судя по всему, решили держать меня про запас — разве нет? — и думать обо мне забыли, пока не почувствовали, что ваши чары ослабли.

— Это неправда.

Но он не мог не заметить в ее голосе боль и стыд, ибо она осознала, что в его словах все-таки содержится толика истины.

— Я хотел ухаживать за вами, и вы не можете это отрицать. Открыто и честно. — Кейт это знала. Даже не прочитав его записку три года назад, она без труда догадалась, что в ней написано. Как знала она и о значении цветов. — Я собирался вам оказывать все приличествующие знаки внимания. А после свадьбы и неприличествующие тоже. Я бы сделал все от меня зависящее, чтобы стать вам хорошим мужем, а не только… — Он обвел жестом темную комнату, в которой они находились. — Мужчина может предложить женщине гораздо больше, чем несколько тайных поцелуев в уединении. Надеюсь, что когда-нибудь вам посчастливится узнать это. Только у меня больше нет к вам соответствующих чувств, уж вы извините великодушно.

Ник даже не догадывался, как давно собирался сказать ей об этом. Слетев с языка, слова прозвучали не менее внушительно, чем одна из волнующих речей Генриха V, правда, по куда более мелкому поводу.

Он отошел от камина.

— Предлагаю вам последовать моему примеру и вернуться сейчас же в бальный зал. Если вы планируете и в будущем выезжать на балы, то вам придется обходиться без моего тайного сопровождения. Я обнаружил, что больше не испытываю желания выполнять эту обязанность.

Он даже не собирался смотреть, последует ли она за ним. Это было ее личное дело. Но когда проходил мимо, досадная женщина остановила его, схватив за локоть обеими руками.

— Я не верю тебе. — Она впилась в него пристальным взглядом с выражением безрассудного желания. — Я чувствовала это по твоему поцелую. Видела по тому, как ты смотрел на меня, когда я приехала сегодня на бал. Ты не можешь убедить меня, что не питаешь ко мне никакого интереса. Это ведь неправда.

— Кэтрин, ты опоздала. Боже, неужели твое тщеславие так велико, что ты не видишь разницы между интересом и заурядной похотью? — Где-то в голове прогремел предупреждающий набат: с ней так нельзя говорить. — Я и вправду поцеловал тебя. Мужчины не отказываются от женщин, когда те преподносят себя на блюдечке.

— У меня и в мыслях такого не было.

— Еще как преподносила, черт тебя подери. — От его грубости Кейт вся сжалась и отдернула руки. Но тут его собственные ладони схватили ее за локти. — И смотрел я на тебя в этом платье, потому что все мужчины смотрели. — Он стоял так близко от нее, что мог видеть ее открытую грудь, и он уставился на нее. Кейт тяжело дышала. — Готов биться об заклад, что все мужчины в бальном зале оглядели тебя с ног до головы. Надеюсь, ты не такая глупая, чтобы принять это за знак расположения. — Он отпустил ее руку, а по второй пробежал вверх костяшками пальцев, пока не достиг края короткого рукавчика. — Каждый из них, поверь мне, представлял, как вытащит тебя из этого платья.

Ник мог бы предупредить пощечину, если бы захотел. Времени для этого было предостаточно. Ее глаза красноречиво выдали намерение, читаемое даже при лунном свете, прежде чем она в неловком и явно неумелом жесте взмахнула рукой.

Он позволил этому случиться. Ее рука в лайковой перчатке ударила его по щеке. От удара его голова качнулась в сторону, и боль, обжегшая щеку, подтолкнула к еще одному проявлению решительного безразличия: схватив Кейт за талию, Ник грубо притянул ее к себе и впился ртом в ее губы.

Он был очень зол. Кейт чувствовала это по его пальцам, сжимавшим ее затылок, по языку, вторгшемуся в ее рот. Второй рукой он, не спрашивая позволения, притиснул ее к себе самым непристойным образом, давая ощутить полную меру своего разочарования, своего отвращения и сожаления о том, что напрасно потратил годы, питая к ней тщетные чувства, которые мог бы употребить с большей пользой.

Кейт сжала руки в кулаки, захватив ткань его сюртука в области талии и на спине. Его злость не испугала ее, потому что она и сама разозлилась, — на его наглость, на свое малодушие, на позднее осознание того, что хочет его. Хочет, но не может заполучить, и не потому, что барристеру с семейными проблемами нет места в ее грандиозном плане, а потому что упустила свой шанс. Его нежные чувства к ней и так достаточно долго продержались, как упрямое растение в пустыне, и в конце концов засохли, ибо им нечем было подпитываться.

И тут она его заметила. И все произошло так, как он предугадал, как говорила ему одна высокомерная женщина. Она была никчемной пустышкой, способной желать лишь то, что находилось вне пределов ее досягаемости.

В глазах Кейт защипало, но она не собиралась давать волю слезам. Приподнявшись на цыпочки, она обхватила его шею руками, давая понять, что готова противостоять его любому гневу.

Он понял. Его рука, мявшая ее ягодицы, расслабилась и сменила положение на еще более дерзкое. Вторая его рука, оторвавшись от ее затылка, проследовала к… — Кейт обмерла — проследовала к ее груди и сомкнулась вокруг округлости ее формы, как будто имела на то полное право. Потом подушечками пальцев в лайке перчатки он провел по краю ее декольте и, нащупав под шелком платья сосок, с силой сдавил и помассировал большим пальцем.

Она согнулась чуть ли не до пола. Если поцелуй был всего лишь выражением их злости, его рука на ее ягодицах — бесстыдством, соответствующим их настрою, то его большой палец лишил Кейт возможности дышать и думать и наполнил миллионом крошечных взрывающихся звезд.

Он уловил происшедшую в ней перемену. Она это поняла по поцелую, ставшему нежнее. Его язык, до этого такой настойчивый, теперь лишь кончиком дразнил ее губы. Получив возможность отвечать, Кейт для удобства запрокинула голову и несмело ввела ему в рот свой язык.

Ник застонал. Она ощутила этот звук в его животе. Так крепко притиснул он ее к себе.

— Кэтрин. — Ник оторвался от ее рта и прижался лбом к ее лбу, как в тот злополучный вечер на прошлой неделе, когда сказал, что они не должны такого себе позволять. — Мы должны остановиться.

Но его палец продолжал свою дерзкую работу. Приплюснутая к нему, она хорошо чувствовала, как не хочется ему сейчас останавливаться.

— Да. Мы остановимся, когда завершится последний танец.

Это его руки сделали ее такой смелой. Она открыла глаза и потерлась о него телом, как кошка, требующая ласки.

— Ты знаешь… все это совершенно напрасно.

Его веки опустились, и рука на ее груди затвердела, заставив ее тело извиваться еще сильнее.

Он был прав. Все это представлялось невозможным, однако происходило. В то время как на балу каждый ее взгляд и каждое движение являлись продуктом продуманности и расчета, здесь с ним все было безыскусным, непричесанным, настоящим.

— За пределами этой комнаты невозможно, да. — Она должна была заставить его понять это. — Здесь же я не вижу причины, почему мы не можем…

Но она не договорила, ахнув, когда сквозь ткань платья он сжал ее сосок. Наверно, были еще и другие более острые и приятные ощущения, связанные с интимными органами, но ей не хватало воображения, чтобы это представить.

От напряженного дыхания его грудь тяжело и часто вздымалась. Он поддавался чувствам. Кейт это чувствовала.

— Перейдем на середину комнаты? — Ник поцеловал ее, прежде чем она успела ответить. — Где светлее от луны. Где я смогу видеть выражение твоего лица.

Кейт кивнула. Кровь стучала в висках от триумфа и предвкушения. Отпустив ее, Ник пошел закрыть дверь. Кейт отошла от камина и, обогнув диван, остановилась на призрачной дорожке на ковре, образованной падавшим из окна лунным светом. Доносившаяся до них музыка звучала с неожиданной пронзительностью в своей веселой невинности.

Прежде чем притянуть дверь, Ник повернул дверную ручку, затем медленно вернул ее в прежнее положение, чтобы замок ни единым звуком не нарушил их уединение. Когда он повернулся к Кейт лицом, ее сердце встрепенулось в предвкушении того, что должно произойти. Вся его фигура выражала твердую решимость продолжить то, что начали.

— Не бойся. — Ник приблизился к ней уверенным шагом, как будто они уже проделывали это много раз. — Мы не успеем совершить ничего необратимого, если не поторопимся, а я ненавижу торопиться. Со мной ты в полной безопасности, твое целомудрие и перспективы на будущее не пострадают.

«Я уже пострадала и погибла. Моя репутация безвозвратно испорчена».

— Я знаю, — сказала Кейт. — Я не боюсь.

Он стоял перед ней, обхватив ладонями ее локти. Стоял и смотрел на нее. На ее лицо, на обнаженные плечи и декольте. Затем отступил на шаг назад, чтобы окинуть взглядом всю ее фигуру от головы до пят.

— Ты такая красивая, — произнес он надтреснутым от восхищения голосом.

Притом что Кейт привыкла к мужскому восхищению, от его слов у нее по телу побежали мурашки.

Коснувшись пальцами ее подбородка, он приподнял к себе ее лицо, чтобы заставить посмотреть себе в глаза, потом на короткий миг припал к ее губам своими. Затем поцеловал в щеку и в мочку, потом чуть пониже уха, откуда не спеша начал опускаться вниз по шее, как будто в их распоряжении имелась уйма времени, а не половина заключительного танца.

— Такая красивая, — прошептал он.

Да. Она и вправду была хороша. С его стороны было мудро позволить ей расслабиться, повторяя истину, которая не вызывала у нее сомнений. И как мастерски произнес он эти слова, придав общепризнанному факту новизну и великолепие.

— Ты не снимешь сюртук?

Она нащупала подушечками пальцев его пуговицы. Это даст ему понять, что ей тоже нравится, как он выглядит.

К ее пальцам на пуговицах он присоединил усилия своих пяти. Вторая его рука оставалась на ее плече. Пока совместными усилиями они расстегивали пуговицы, он скользил губами вверх по ее шее к уху, как будто и на короткое время не мог оторваться, чтобы покончить с сюртуком.

Однако ему все же пришлось отвлечься, чтобы вынуть руки из рукавов и сбросить фрак на спинку дивана. Когда он возвращался к Кейт, она остановила его жестом вытянутой руки, чтобы полюбоваться на него в рубашке. Талия, грудь, плечи, вскинутые для объятия руки, простые складки галстука. Подбородок. Рот. Глаза. Все такое знакомое и в то же время незнакомое.

Кейт сделала шаг ему навстречу и перенесла ладонь с его груди к щеке, которую ударила. Она не могла поверить, что сделала это, и в то же время не сожалела о содеянном. Раз это заставило его поцеловать ее.

Ник улыбнулся, как будто угадал ее мысли, и, взяв за запястье, принялся стаскивать с нее перчатку, пока она не собралась в складки, обнажив кожу. Позади него спинкой к ним стоял диван. Ник попятился, потянув Кейт за собой, и сел на спинку дивана.

— Подойди ближе, Кейт, — попросил он и раздвинул ноги, освобождая ей место.

Когда Кейт оказалась между его коленей, он слегка подался вперед, чтобы поцеловать ее в ключицу и затем в грудь.

Едва дыша, она следила за его все более смелыми действиями, пока он дюйм за дюймом покрывал поцелуями ее обнаженную в вырезе платья плоть, то опускаясь, то поднимаясь, словно нарочно дразнил ее, чтобы довести до безумия. Его ладони тем временем легли на ее грудь, и пальцы вновь затеяли плутовскую игру сквозь шелк платья, которую начинали у камина.

Кейт ухватилась одной рукой за его плечо, а вторую прижала к его затылку.

«Да. Продолжай. Не останавливайся. Я этого хочу».

Когда ее рука на его плече затвердела, он издал какой-то звук, но не остановился, продолжая обследовать горячим языком округлости ее обнаженной плоти. Кейт хотела… о, она не знала, чего хотела; ей не хватало для этого слов.

Но Ник знал. Он поднял голову и посмотрел ей в лицо. Его глаза горели, в то время как искусные пальцы освобождали из плена лифа одну грудь. Справившись с эти делом, он наклонился и поцеловал то, что освободил.

— Мне всегда хотелось это сделать. — Дуновение его дыхания на обнаженной коже было чем-то сокровенным. — Господи, Кейт, ты не представляешь, как мне этого хотелось.

Он вновь припал к ее соску, коснувшись его на этот раз языком. Сначала нежно, потом с некоторым нажимом.

Парализованная шоком и разливающимся чувством удовольствия, Кейт стояла не дыша. Его склоненная над ее обнаженной грудью голова с ее ладонью на его затылке, словно подталкивающей его к запретным действиям, пробуждали в ней незнакомое ощущение, зарождавшееся где-то в глубине лона и ниже. Ей хотелось ласкать его с бесконечной нежностью. А скорее всего, разорвать его на кусочки.

«Желание». Это слово пронизывало теперь все ее мысли, как, вероятно, и его. «Ты не представляешь, как мне этого хотелось». Так, очевидно, люди попадают в беду. Мужчины и женщины теряют рассудок, а вместе с ним и свои добрые имена, потому что утрачивают способность думать о чем-то другом, кроме удовлетворения этого всепоглощающего желания.

Кейт сделала резкий вдох, потому что ей не хватало воздуха. Он, похоже, ждал этого звука и воспринял его как разрешение. Порывистым движением Ник оторвал ее от пола и, перевалив через спинку дивана, накрыл своим телом. Затем освободил из плена лифа вторую грудь. Когда же коснулся ее губами, Кейт оставалось лишь молиться, чтобы он не пошел дальше, иначе ей уже не хватит силы воли, чтобы его остановить.

Ник оторвал от нее рот и шевельнул бедрами.

— Раздвинь ноги.

Его голос прозвучал отрывисто и требовательно.

«Это уже слишком». Здравый смысл, хоть и с опозданием, пробудился в ней от дремы. Кейт не могла позволить этому случиться. У него все обстояло иначе; для него это было развлечением, в то время как она ровным счетом ничего не получит, если сейчас пожертвует девственностью. Она оттолкнула его за плечи и попыталась выбраться из-под его тела. От страха у нее сжалось горло.

— Нет, — воскликнула она тонко.

— Подожди. Послушай. Кэтрин. Подожди. Доверься мне. Послушай, прошу. — Тусклый лунный свет из-за спинки дивана едва освещал его лицо. — Я не стану поднимать твои юбки, обещаю. Я не расстегну ни одну из своих пуговиц. Только позволь мне побыть с тобой. Здесь. — Движением бедер он изобразил, что подразумевал под словом «здесь», или чтобы испытать от этого простое животное удовольствие. — Лишь одну минуту. Ровно столько, сколько ты пожелаешь.

Он выглядел таким серьезным, словно все в его жизни зависело от ее согласия. Так, по словам Пенелопы Таун, у мужчин именно так все и происходит.

«У меня больше нет соответствующих чувств», — сказал он. Остановить его сейчас было бы актом милосердия. Потом, оглядываясь назад, ему будет неприятно сознавать, как низменная, неуправляемая похоть одержала верх над его здравомыслием и чувствами. Как и ей самой не хотелось бы, вспоминая об этом инциденте, думать, что получила от него только то, что он рассчитывал дать своей подруге с каштановыми волосами.

— Только не больше минуты, — ответила Кейт тем не менее.

Вероятно, потом она, как и он, пожалеет об этом. Но, по крайней мере ей можно было не опасаться за свою невинность. Она знала Ника. Если он сказал, что не тронет ее юбки, значит, не тронет. Это не вызывало сомнений.

Диванчик был слишком узким, и, чтобы дать ему место, Кейт передвинула ногу, собираясь поставить ее на пол, но у ее партнера имелись на этот счет другие планы. Подхватив, ее ногу под коленом, он закинул ее за свою. Шевельнув бедрами, устроился между ее колен и посмотрел Кейт в лицо, как будто ожидал увидеть согласие на все дальнейшее.

О. У нее перехватило дыхание, и глаза расширились.

— Хорошо?

Мог бы и не спрашивать. По изгибу его губ было ясно, что знал это и так.

Кейт кивнула. Ее ладони непроизвольно сжались, обхватив низ его жилета и рукав рубашки.

— Хорошо, — повторил Ник на этот раз тоном утверждения. — А теперь держись, чтобы я мог сделать тебе еще лучше.


Он слегка повернулся и, помогая себе одной рукой, вновь взял в рот ее сосок. Кейт чуть слышно вздохнула, но не застонала. Ничего, через минуту-другую он услышит ее стоны.

Неторопливо он дал ей ощутить всю ширину своего языка. Мягкого на твердом. Ему даже захотелось вернуть ее корсаж на место, чтобы увидеть торчащие соски под шелком, оповещающие всему миру, что он ее возбудил. Еще ему хотелось скользнуть рукой вверх по ее юбкам, которые он обещал не трогать, чтобы убедиться, что и там она возбуждена, как он подозревает.

Ник снова потерся о нее бедрами и услышал первый стон, пронизанный тем же удивлением, которое он прочитал в ее широко раскрытых глазах в тот момент, когда нашел нужное место. Он был готов биться об заклад, что Кейт не знала, где находится средоточие ее лучших нервных окончаний и как их использовать. Сознавая, что этот приз должен достаться ее будущему мужу — или хотя бы стать открытием исследований ее собственных рук, — он не должен был этого делать. Но слишком велика была его жадность, слишком соблазнительными — ее стоны, слишком сильными — воспоминания о месяцах безнадежной влюбленности. Так почему бы ему не получить компенсацию и в то же время не доставить ей удовольствие?

Ник задал движениям бедер целенаправленный ритм и активнее заработал языком.

Она изгибалась, извивалась и стонала, издавала неприличные звуки, полные нетерпения, напоминая кошку, мечущуюся в поисках кота. И наверняка устыдилась бы этого, если бы он не заставил ее забыться.

Пенелопа говорила, что это может быть приятно, если мужчина хорошенько постарается. Она сообщила об этом тихо и со значением. Очевидно, ее сестра вышла замуж за старательного мужчину и не упускала возможности об этом рассказывать.

Но слово «приятно» ни о чем еще не говорит. Приятно теплым весенним днем находиться на цветущем лугу. Очень приятно видеть красивые цветы и сидеть где-нибудь на сухом пригорке среди травы. Но как описать ощущения, от которых тело томится в бесстыжем отчаянии, как кошка в период течки?

Ее руки не могли найти себе подходящего места. Ни на его талии. Ни на плечах. Ни на ручке дивана над головой.

— Ник. — Кейт крепче обвила его ногу своей, прижимаясь к нему еще плотнее. — Я хочу…

Она не могла это произнести. Не могла вслух признать, чего хочет, когда всего полминуты назад он обещал не трогать ее юбку и не расстегивать своих пуговиц.

Ник приподнял голову. Его темные глаза все видели.

— Я знаю. — Он припал к ее губам. — Поверь мне, я тоже этого хочу, но мы не можем. — Он прижался к ней твердой частью своего тела сквозь ненавистные слои одежды и покрутил ее сосок между пальцев. Кейт и не заметила, когда они успели туда дотянуться. — Позволь мне позаботиться о тебе иначе. Ты почти готова. Я чувствую это.

Почти готова? Ей хотелось расплакаться в отчаянии от своего неведения, от ярости, что он отказался принять ее согласие. Ее пальцы впились в обивку диванного подлокотника, единственную надежную опору, в то время как все остальное в ней бушевало, отвечая на его ласки и требуя новых.

— Хорошо, милая, хорошо. Не борись с этим. Ты уже близка к главному.

Ник покрывал поцелуями ее лицо, бормоча в перерывах между ними эти бессмысленные слова. Потом приподнял голову, чтобы посмотреть на нее. Скользнув взглядом по ее рукам, обхватившим подлокотник, прищурился. Она ему нравилась такой.

Кейт испытала бы гордость, что доставила ему удовольствие, если бы могла мыслить ясно. Но сейчас вся она была во власти новых ощущений, а мозг ее лишь вспыхивал случайными искрами, утратив способность логически рассуждать.

По мере того как нарастали ощущения, она билась под ним все быстрее и быстрее. Ник выругался сквозь стиснутые зубы, на что Кейт ничего не сказала. С приближением развязки, сокрушившей ее удивительной могучей силой неукротимой океанской волны, она зажмурила глаза и отпустила подлокотник дивана, чтобы обвить руками его торс, накрепко привязав его к себе.

Кейт не боялась, что возникшая волна ее утопит. Пусть унесет ее в море, где она не найдет спасения. Она в нем и не нуждалась. Она останется здесь на волнах до конца своих дней и ни в чем не станет каяться, потому что ничего лучше этого грехопадения в ее жизни уже не будет.


Ник мог насчитать от восьми до девяти причин, по которым должен был испытывать сожаление. Но не испытывал. Он лежал в неподвижности, чувствуя, как расслабилось ее тело. В абсолютной тишине комнаты он лишь слышал шепот дуэта их дыхания.

— Кейт. — Он поцеловал ее в щеку. Сможет ли он когда-нибудь снова назвать ее мисс Уэстбрук? — Не спи. Тебе нужно вернуться вниз.

— Когда закончилась музыка?

Ее слова прозвучали немного невнятно. Приоткрыв глаза, она чувствовала себя, как во хмелю, чтобы сознавать необходимость срочного возвращения в бальный зал.

— Минуту или около того назад. Не более. Ты как раз успеешь к ужину. Но поторопись. — Ник сполз с нее и присел рядом на корточках. — Ты не против, если я приведу в порядок твое платье? Здесь нет зеркала.

— Хм. Сделай одолжение. — Кейт с трудом заставила себя сесть. Ник помог ей вернуть благообразный вид: подтянул вверх корсаж, разгладил шелк. — А ты сам на ужин разве не пойдешь?

— Пойду, только мне сначала нужно собраться с мыслями и желательно где-нибудь на свежем воздухе, чтобы привести себя в порядок.

Кейт задумалась и невольно опустила взгляд пониже его талии, чтобы проверить свои подозрения.

— С тобой… с тобой этого не случилось? Как со мной?

Он покачал головой.

— Это тоже хорошо. У мужчин все не так чисто, как у женщин. И быть в этот момент в брюках крайне нежелательно.

«К тому же я хотел сохранить трезвую голову, чтобы видеть твое лицо», но этого он не сказал. «Чтобы, приехав домой, вспоминать его сегодня во всех подробностях». Этого он тоже не сказал.

Кейт проверила рукой прическу. Теперь, когда последствия оргазма прошли, она ощущала смущение и избегала смотреть ему в глаза.

— Кейт, посмотри на меня. — Ник снова взял ее за подбородок. Еще недавно он целовал ее сюда и сюда. — Ты можешь полагаться на мое молчание и мое уважение. Никто и никогда не услышит об этом от меня, и мое отношение к тебе не изменится. Надеюсь, что ты не станешь меня избегать или чувствовать себя неловко в моем присутствии.

Она кивнула, хотя по-прежнему старалась избегать его взгляда.

— Мы не сделали ничего такого, чего не делали до нас другие молодые мужчины и женщины. Мы даже поступили лучше. Мы сохранили твою невинность. У тебя нет повода отказываться от брачного предложения, когда оно поступит, как нет повода не поддерживать наши прежние отношения. Будучи друзьями, мы оба заинтересованы в том, чтобы сохранить это событие в тайне.

Он говорил совсем не то. Ник чувствовал это по ее реакции, по тому чувству стыда, которое все сильнее овладевало ею. Она старалась смотреть ему в глаза, но это стоило ей ощутимых усилий.

Ник убрал руку с ее подбородка и взял ее ладонь, которая без устали разглаживала на платье неприметные складки.

— Мы с тобой союзники, а не противники, и нам нечего стыдиться друг перед другом.

Ник ни о чем не сожалел, но чувствовал, что, вероятно, начнет сожалеть, если эта неловкость сохранится, а она скорее всего будет только усиливаться. Если одного поцелуя хватило, чтобы поставить под сомнение их дружбу, то, как можно было ожидать, что после подобной интимной сцены все будет по-прежнему?

— Спасибо за эти слова. Мне нужно идти.

Кейт хотелось поскорее забрать у него свою руку и поскорее завершить этот разговор. И правильно. Своим эгоистичным желанием восстановить их прежние отношения прежде, чем она уйдет, он подвергал риску ее репутацию.

— Да, конечно. Прости, что задержал тебя.

Ник поднялся и помог ей встать. Больше они не сказали друг другу ни слова, пока Кейт не вышла из комнаты. И ноющее чувство разочарования помогло ему не меньше латинского склонения и холодного воздуха из окна вернуть себе пристойный вид.

Кейт шла на ужин с леди Харрингдон, которая была рада ее компании и, похоже, не догадывалась, что Кейт так долго где-то пропадала. Никто как будто не заметил ее отсутствия. Без неусыпного надзора девушке довольно просто оступиться.

Поглощая небольшими порциями заливное, Кейт по мере возможности беседовала с матронами, среди которых они с графиней сидели, и стараясь не задаваться вопросом, которая из них могла позволить в молодости мужчине подобные вольности. Еще она изо всех сил старалась не думать, все ли из них испытывали в браке или вне его такой невиданный взрыв удовольствия, последствия которого все еще ощущало ее тело.

Пенелопа Таун намекала, что удовольствие женщины зависит от искусности мужчины. Поэтому наверняка среди замужних женщин даже со стажем были и такие, чьим мужьям ни разу не удавалось довести их до состояния экстаза.

Хотя мистер Блэкшир справился с этим без труда, не снимая ни ее, ни свою одежду. Но может, это служило всего лишь свидетельством сексуального мастерства, отточенного в практике с леди Доступностью и другими легкомысленными женщинами? Его ласки, бесспорно, были весьма искусными.

«Господи, Кейт, ты не представляешь, как я хотел этого». Она отрезала вилкой еще один аккуратный квадратик дрожащей красноватой массы в своей тарелке, но до рта не донесла. Леди не стоило держать в памяти волнующие слова мужчины, тем более, когда этот мужчина произносил еще и другие, менее приятные слова. О том, к примеру, что уже слишком поздно думать о восстановлении его нежных чувств, но не зазорно принять предложение о браке от другого господина.

— Сносное заливное, но не более, — сообщила конфиденциальным тоном леди Харрингдон, наклонившись. — Леди Кэткарт ни за что не наймет французского повара, даже когда война закончится. И вот перед нами продукт ее патриотизма. — Графиня съела не более четверти порции и остальное распределила по тарелке таким образом, чтобы не бросалось в глаза, сколько осталось. — Надеюсь, что следующие блюда будут лучше, хотя вряд ли превзойдут то, чем мы наслаждались на прошлой неделе у леди Эстли.

— Ужин у леди Эстли был просто превосходный, — сказала Кейт и пожалела, что она вообще к ней ездила.

Пожалела она и о том, что когда-то лелеяла мечту стать в один прекрасный день такой же, как леди Эстли, что старалась очаровать лорда Баркли и что причинила боль Луизе Смит.

Еще она очень сожалела, что мистер Блэкшир не является наследником титулованной особы с безупречными родственными связями.

Все это невозможно. Он не сказал этим ничего нового. Но тогда почему этот факт, произнесенный его устами, так сильно ее тревожил?

Кейт отправила в рот кусок заливного, потом еще, потому что это давало ей повод гордиться тем, что она превосходит манерами леди Харрингдон. Заливное застревало в горле, но какое это имело значение?

За соседним столом сидел капитан Уильямс, надеявшийся на тур вальса с ней. Высокий, широкоплечий, элегантный, он был неотразимым в красном мундире и с аккуратными бакенбардами. Но Кейт не могла даже представить, что лежит под ним, издавая нетерпеливые страстные звуки. Как не могла представить себя ни с кем из мужчин, с которыми сегодня танцевала, включая лорда Баркли.

Раньше это не имело значения. Она бы постаралась найти себе наилучшего супруга из возможных и считала бы себя счастливицей, если бы супружеский союз иногда доставлял удовольствие. Ее тело никогда бы не узнало, что чего-то лишено.

Теперь же все внимание ее существа было направлено на открытую дверь. Ее тело напряглось в томительном ожидании, словно пес, ждущий, когда ему кинут кость. Появление мистера Блэкшира она ощутила кожей еще до того, как взглянула в его сторону, чтобы убедиться в его появлении.

Ничто в его облике не свидетельствовало о недавних непристойных действиях. Он снова был во фраке и, по-видимому, успел остудить свои горячие мысли. Никаких внешних признаков возбуждения у него она не заметила, если не считать огненного отпечатка, оставленного его мужским достоинством в самом укромном месте ее тела.

Мистер Блэкшир выглядел как обычный барристер, вызванный с вечера по неотложным делам, но вынужденный вернуться на прием вопреки своей воле.

Поймав ее взгляд, он в знак поддержки улыбнулся. «Не волнуйся, — говорило его выражение. — Помни о моем обещании. Я никому ничего не скажу, и мое отношение к тебе не изменится».

Улыбнуться в ответ было бы равносильно согласию с его трактовкой событий. Все равно, что низвести проведенное вместе время до поспешной животной случки, физического преступления, подлежащего наказанию, от которого обе стороны желают поскорее дистанцироваться и продолжить независимое существование, не обремененное обязательствами.

Кейт улыбнулась, во всяком случае, сложила губы в соответствующее выражение, и вновь уткнулась взглядом в заливное. Что еще могла она сделать? Она и так создала ему проблемы, вынудив поехать на прием, где у него практически не было друзей.

Краем глаза она видела, как Ник огляделся по сторонам. Ни рядом с лордом Баркли, ни с лордом Кэткартом свободных мест не оказалось. Знал ли он здесь кого-нибудь еще? В итоге Ник сел рядом с молодыми людьми, уже порядком захмелевшими. Ей было больно наблюдать за ним. Ник заслуживал лучшего. Лучшего во всем и в том, что получил от связи с ней.

— У вас красивое платье, мисс Уэстбрук, — обратилась к ней с королевским великодушием леди Уолтем. В наряде цвета индиго, отороченном золотом, она сидела напротив и была наиболее блистательной из дам узкого круга леди Харрингдон. — Вы видели в этом месяце журнал мод? Я нахожу новые фасоны чрезмерными с их многослойностью, сборками и украшениями, а вы?

Хорошо натасканная часть мозга Кейт помнила, как общаться на эту тему, и она поддержала разговор. Ее сердце, казалось, должно было взлететь к небесам от счастья. Ведь именно этого она хотела и добивалась: беседовать на подобные темы с такими дамами, стараться очаровать их с целью получения приглашения в их гостиные, чтобы попасть в поле зрения их сыновей. И вот она вплотную приблизилась к своей столь вожделенной цели, но все это теперь представлялось каким-то неправильным. Ее триумф строился на пирамиде лжи: от взгляда, который она старательно отворачивала от мистера Блэкшира, до вежливой благодарности, с которой принимала комплименты в адрес безупречного вкуса в одежде Луизы Смит.

Но Кейт не знала, как начать исправлять ошибки, так что продолжала улыбаться и высказывать мнение о сочетаемости и аксессуарах, втайне мечтая, чтобы ужин поскорее закончился.

После ужина Кейт танцевала еще с тремя кавалерами. Но ни один из них не имел должного статуса. Она несколько раз пыталась поговорить с мисс Смит, но та под разными предлогами уклонялась после нескольких вежливых, ничего не значащих реплик. Потом Кейт уехала домой и сразу отправилась спать. Виола с другой стороны комнаты полюбопытствовала, не повторил ли мистер Блэкшир попытки поцеловать ее снова.

— Нет. — Этим односложным ответом Кейт отказала себе в удовольствии признания. Правда на этот раз была слишком неприличной, чтобы рассказывать. — Но мы обсудили эту тему и пришли к выводу, что нам обоим неловко, что мы оба сожалеем о случившимся и, следовательно, нам не грозит повторение ошибки.

— Как это благоразумно с вашей стороны. — Голос Ви прозвучал задумчиво. — Представь, как было бы затруднительно говорить об этом не с другом. Полагаю, тебе повезло, что это произошло у тебя с мистером Блэкширом.

— Наверное, — сказала Кейт, но менее везучей себя еще никогда не чувствовала.

Глава 15

— Внизу какая-то леди желает тебя видеть, — сообщил Керли, заглянув в дверь, и направился к себе в комнату по коридору, на ходу расстегивая пальто.

Кейт, было первой мыслью Ника. Она не покидала его мысли все утро, не говоря о роли, которую сыграла в том, что ночь выдалась бессонной. Подавив остатки гордости, он удовлетворял похоть, представляя ее; потом лежал без сна и думал, насколько безвозвратно скомпрометировали они свои отношения; потом вспоминал, чем занимались, вызвав новый прилив желания, с которым снова боролся.

С другой стороны, Ник сознавал, что Кейт не могла находиться внизу, потому что Керли знал ее в лицо и не назвал бы «какой-то леди». Та же логика исключила миссис Симкокс, которая могла бы стать его вторым предположением, потому что Керли знал и ее.

Ник встал из-за стола и на выходе захватил пальто. Если это миссис Симкокс, явившаяся поразвлечься, ему придется ее развернуть, хотя причину этого он вряд ли сумеет объяснить.

Пока спускался по ступенькам, в голове промелькнули и другие варианты. Миссис Уэстбрук была наихудшим. Он ясно представил себе, как она сидит на скамейке или нервно ходит туда-сюда перед дверью, свидетельствуя всем своим видом, что знает о его подрыве семейного доверия.

Но когда Ник открыл дверь и вышел в прохладу утра, его ждала другая, не менее страшная картина.

На скамейке сидела жена Уилла. Повернувшись вполоборота влево, так что Ник видел ее жесткий, совсем неженский профиль, она хмуро изучала солнечные часы. При его появлении она взглянула на него, повернув голову, затем вновь возобновила изучение солнечные часов.

Ладно. Очевидно, она пришла не для того, чтобы рассказать Нику о случившемся с его братом несчастье. Если же он ошибся, то ее равнодушный вид не вписывался ни в какие рамки.

Ник подошел к скамейке и сел. К чему утруждать себя приветствием или приглашением пройти в дом? Она относилась к нему с неприязнью, и он не желал, чтобы их жизненные дороги пересекались. Дело, заставившее ее прийти сюда, они, конечно, обсудят, но разыгрывать дружеские отношения ни к чему.

Женщина заговорила не сразу. Молчание пришлось Нику по душе, он собрался с духом и терпеливо ждал. Сунув руки в карманы, Ник всем своим видом выражал равнодушие.

Краем глаза он увидел, как она повела плечами.

— Я пришла не извиняться, — произнесла женщина, не глядя на него.

— Я этого вовсе и не ждал.

Он тоже на нее не смотрел. Здание номер два на Брик-Корт со своей яркой историей было куда более приятным зрелищем, чем ее затылок.

— Я вообще не собиралась приходить, но пообщалась с миссис Мерквуд на эту тему, и она сказала, что я должна.

Это было нетрудно представить.

— Моя сестра любит указывать людям, что они должны делать.

— Я заметила. — Между ними проблеснула искра взаимопонимания. Она тоже, похоже, это ощутила, потому что заметно расслабилась и теперь, как и он, смотрела вперед. — Во-первых, я хочу, мистер Блэкшир, чтобы вы знали, что я люблю вашего брата. Люблю больше жизни. И никогда не смогу хорошо относиться к тем, кто причиняет ему боль.

— Рад это слышать. Он очень хороший человек и заслуживает подобную преданность.

Ни единым словом Ник не погрешил против истины.

— Я не утверждаю, что вы должны были поступить иначе по отношению к нему. — Она наклонила голову, мрачно уставившись на шерстяную муфту, в которой прятала руки. — Я тоже была респектабельной дамой большую часть моей жизни и знаю, каким правилам вы должны следовать. Я не ждала, что после нашей женитьбы члены его семьи сохранят с ним отношения.

— Да, это за рамками правил. — Эти слова сквозили мелочностью и самооправданием, но и они соответствовали действительности. — Эта связь нанесла урон моей практике. Немало солиситоров отказываются давать мне дела. Думаю, что это послужит препятствием на пути реализации моих профессиональных амбиций.

Она снова кивнула, не отрывая хмурого взгляда от муфты.

— Я знала, к чему приведет наш брак. И догадывалась, что социальное положение ваших братьев и сестер тоже пострадает.

— Как, возможно, и их детей. У меня есть племянники и племянницы, которые в один прекрасный день захотят вступить в брак и наверняка столкнутся с перспективой куда менее радостной, чем имели бы без порочащих связей.

— Я и это сознавала, но не могла его оставить. — Она вскинула подбородок и скосила на Ника глаза. — Осмелюсь предположить: вы, наверное, думаете, что если бы я любила его по-настоящему, то отказалась бы от него, чтобы не запятнать честь его семьи.

Теперь настал его черед опустить глаза, уставившись на тротуар перед скамейкой с кирпичами, истертыми барристерами за много лет хождений. Ник и правда думал когда-то, что любовь должна была заставить ее отказаться от Уилла. Но теперь он знал, как трудно бывает совершить в жизнинечто подобное, даже если ставишь под удар интересы другой стороны. Ник медленно покачал головой:

— Это была бы большая жертва. Трудно ожидать ее от кого бы то ни было.

— Я говорила ему изначально, что брак со мной невозможен. Я пыталась ему отказать. Но мне не хватило силы быть твердой до конца. Он был настроен решительно, и меня это устраивало. Частично из эгоистичных соображений. До встречи с ним я практически не надеялась на счастье. Понимала, что была нужна ему. — Женщина повернула к нему лицо, и он оторвал взгляд от кирпичей, чтобы встретиться с ней глазами. — Вам придется поверить мне на слово. Я была нужна ему не меньше, чем он мне. Даже если бы мне хватило сил пожертвовать своим счастьем, его счастьем, я бы никогда не смогла на это решиться.

Ник позволил себе улыбнуться уголком рта и снова перенес взгляд на кирпич тротуара.

— Знаете, он сказал нам почти то же самое. В тот день, когда сообщил о своих намерениях. Он подчеркнул, что обеспечить ваше счастье — его священный долг, или что-то в этом роде, и он не может вас бросить.

— Правда? — В ее голосе послышалось искреннее удивление. — Я этого не знала. — В тишине Ник почти ощущал, как она изучает это новое доказательство любви и бесстрашия мужа, готового пожертвовать интересами семьи ради большого чувства. — Я рада, что узнала об этом. Спасибо, что сказали.

— Не за что. — От порыва ветра закачались ветки деревьев, и Ник, поежившись, сгорбился. Надо было надеть шляпу или, возможно, пригласить ее в дом. Но теперь уже поздно, да и ни к чему. — Должен сказать, что я никогда не сомневался в вашей преданности Уиллу. Не стану притворяться, что был рад вашему браку, но я всегда думал, что он любит вас, а вы — его. — Ник помолчал. — И убедился в этом, когда увидел вас в конторе дока.

— Да. Это подводит меня к другой цели моего визита. К тому, что вам стоит знать. — Настал ее черед выдержать паузу. — Как я уже сказала, я не прошу прощения за свою неделикатность в тот день. Думаю, вы согласитесь, что мы с вами вряд ли когда-нибудь станем друзьями. Моя грубость — она моя и ничья больше. Вы не должны думать, что я выразила еще чьи-то чувства, кроме собственных.

И снова Ник повернулся, чтобы взглянуть на нее. И не увидел на ее лице ни единого признака нетерпения или просьбы, но факты говорили сами за себя. Она проделала весь этот путь от дома, где они с Уиллом жили, чтобы поговорить с человеком, который был ей, в сущности, безразличен. И сделала это не для себя.

— Вы ведь не просто так приходили в контору, правда? — Женщина не сводила с него глаз. — Может, и не по срочному делу, но все же с какой-то целью. И наверняка что-то хотите от меня. А то, что вы упомянули о грубости, не имеет никакого значения.

Ник не знал, в чем могла состоять ее просьба. Он пошел в порт без всякой ясной цели. Не имея представления, что скажет Уиллу, если они встретятся. Просто он совсем измучился, не видя брата столько месяцев.

Ник направил хмурый взгляд на солнечные часы, напоминавшие ему о времени и морском приливе.

— Когда он был на войне, мы жили с мыслью, что можем потерять его. — Он сжимал и разжимал пальцы в карманах. — Когда же вернулся домой целым и невредимым, мы думали, что можем теперь отбросить наши страхи. Мы были не готовы — я, по крайней мере — к тому, что можем потерять его по другим причинам.

— Он не придет к вам, как я. — Женщина встала, и Ник понял, что это была ее заключительная фраза, и тоже поднялся. — Он дал слово, что не будет общаться с вами, вашим старшим братом и сестрой и их семьями. И он держит слово. — Она вынула что-то из муфты, сложенный листок бумаги, который держала там все это время. — Это как к нам добраться. Может, вам пригодится, а может, и нет. Я не стану ему рассказывать об этом визите, так что не волнуйтесь, что он будет ждать от вас весточки. Только то, что толкнуло вас искать его в конторе на прошлой неделе… — Она запнулась, и сквозь маску спокойствия на ее лице снова проступила решимость осуществить свою миссию. — Думаю, что может толкнуть и его.

Ник молча принял листок и сунул в карман, не разворачивая. Только когда жена Уилла ушла, скрывшись за углом Миддл-Темпл-лейн, он снова сел на скамью и минут пятнадцать смотрел в пространство, прежде чем подняться и вернуться обратно.


Роуз к завтраку не вышла. Как пояснила Би, у нее болела голова, и не было аппетита. Девушка неважно себя чувствовала, чтобы идти на уроки.

— Вчера в школе что-то случилось? — поинтересовалась Кейт, когда мама вышла из комнаты, чтобы проведать Роуз.

От дурных предчувствий у нее екнуло сердце.

Би в задумчивости скривила рот.

— Я вчера играла на пианино на уроке танцев, потому что мисс Тейлок, которая обычно аккомпанирует, из-за температуры осталась дома. Это значило, что у Роуз без меня не оказалось партнера. Танцевать с ней должна была другая девочка, но они демонстративно выразили свое нежелание. В конце концов в пару к Роуз поставили, кажется, Джулию Лайон. Она дулась, спотыкалась и совсем не старалась попадать в такт музыки. Передай мне, пожалуйста, варенье из черной смородины.

— Как жаль, что у мисс Лоуэлл не наказывают розгами. — Не поднимая взгляда, Ви перевернула страницу «Таймс». — Это могло бы научить девчонок хорошим манерам.

Себастьян, ушедший с головой в «Газетт», никак не отреагировал.

Кейт, обуреваемая желанием швырнуть банку о стену, все же бесшумно и аккуратно поставила варенье перед сестрой. Как могут они относиться к инциденту с таким спокойствием, как к мелочной досаде, к которой давно следовало привыкнуть? Неужели она единственная, кто видел, что Роуз не привыкла к этому и никогда не привыкнет? Неужели она единственная понимала, как рутинная досада, пусть даже мелочная, истощает терпение девушки, подобно воде, которая постепенно и необратимо точит камень?

Да, конечно, Кейт была единственная. И единственная желала засыпать пропасть, что разделяла отца и лорда Харрингдона; единственная чувствовала горечь человека, ставшего чужим для родной матери; единственная, для кого было важно объединить их разъединенную семью. Единственная имела цель исправить все дурное и неправильное.

Кейт поковырялась вилкой в копченой селедке, но аппетит пропал. Вчера у нее был великолепный шанс соблазнить стоящего мужчину, но она не только его не использовала, но и оттолкнула от себя непонятно зачем. Вместо этого она предавалась мыслям о мистере Блэкшире, в то время когда должна была думать о браке с каким-нибудь титулованным господином, чтобы избавить сестер от дочерей коммерсантов и их безобразных проделок.

На протяжении всей своей ранней юности Кейт жила ожиданием такой возможности. Она планировала, стараясь все предусмотреть, и методично прокладывала свой курс. Как же могла она всего за каких-то два вечера столь основательно отклониться от намеченной цели?

После завтрака Кейт поднялась в комнату Роуз и Би. Ее сестра полусидела в постели на подушках со сложенными на одеяле руками рядом с позабытой книгой. Кейт подошла к кровати и села на край матраса.

«Сквайры Гленферна», — произнесла она, взяв книгу и прочитав ее название.

— Она не очень интересная, я вряд ли ее дочитаю.

Роуз устремила взгляд в окно с широко раздвинутыми шторами. На прикроватном столике стояла чашка, вероятно, с каким-то питательным отваром, присланным матушкой. Насколько Кейт могла судить, сестра к нему не притрагивалась.

Кейт накрыла руки Роуз ладонью.

— У тебя ведь голова не болит, правда?

Роуз ответила не сразу. Потом покачала головой, не отводя глаз от окна.

Кейт сжала ее руку, как бы говоря, что готова ее выслушать, но настаивать на разговоре не станет.

Роуз разжала ладони и переплела пальцы с пальцами Кейт.

— Ненавижу свою слабость, — произнесла она наконец и часто заморгала.

— Ты вовсе не слабая. Протест против скверного к тебе отношения — не слабость.

— Би рассказала тебе про урок танцев?

Лицо Роуз не выразило удивления. Она знала, что ожидать от сестры, что та станет хранить ее маленькие секреты, не стоило.

Кейт кивнула:

— Любой захотел бы отдохнуть денек от подобной глупости.

— Ты не отдыхала. Ви не отдыхала. И Би тоже. Я одна такая трусливая.

Она снова моргнула и прикусила губу.

— Ты не трусливая. Просто ты не такая твердолобая, как мы. Это достоинство, а не недостаток. В один прекрасный день, когда ты познакомишься с достойными людьми, ты скорее очаруешь их, чем любая из нас.

— Не знаю, почему нас так не любят. — Роуз оторвала взгляд от окна и теперь смотрела куда-то поверх плеча Кейт. — Я ничего такого не сделала, чтобы обидеть их. Наоборот, старалась быть обходительной и дружелюбной. Я понимаю, что брак родителей нарушает общепринятые правила, но ведь это не преступление. Уверена, что ни с одной девушкой, рожденной вне брака и не знающей отца, так не обращались, как со мной и Би.

— Я знаю, дорогая. Это несправедливо, неправильно и глупо. Но девушки такого рода всегда ищут, кого сделать изгоем, чтобы не стать изгоем самим. Люди, уверенные в своем положении, не ведут себя так подло.

Сказанные ею слова показались Кейт банальными и бесполезными. Но могла ли она предложить сестре лучшее утешение, чем эти банальные умозаключения, несомненно, ей уже известные?

В коридоре раздались шаги, и в дверь просунулась голова Виолы.

— Кто-то прислал тебе огромный букет цветов. Наверное, какой-то кавалер со вчерашнего бала. Хочешь, чтобы их отнесли к тебе в комнату, или пусть остаются в гостиной?

У Кейт подскочило, а затем упало сердце. Только один мужчина с бала знал, куда прислать цветы. Ну, может быть, два. Но мистер Блэкшир не мог этого сделать.

И вправду, когда горничная Пэтси принесла их в вазе в комнату Роуз для улучшения настроения, среди розовых бутонов обнаружилась карточка лорда Баркли. Кейт была бы рада цветам любого другого джентльмена, с кем танцевала и разговаривала вчера на балу, и восприняла бы их как облегчение, как сигнал, что у нее еще есть шанс исправить ситуацию и найти подходящего жениха. Но розы барона послужили скорее обвинением и напомнили ей обо всех совершенных ошибках.

— Для пэра он был бы не так уж плох. — Виола изучила карточку, сидя на постели Би. — Если ты должна выйти замуж за лорда Влияние, то могла бы обойтись и худшим.

— Я искренне сомневаюсь, что он хочет на мне жениться. — Кейт наклонилась к букету, чтобы вдохнуть розовый аромат и спрятать лицо. — Мы виделись с ним всего три раза. Уверена, он просто хотел проявить любезность, потому что знает мою ситуацию и подозревает, что никто другой этого не сделает.

— Мужчина не присылает розы с целью проявить любезность. — Вместе с горничной в комнату вошла матушка и остановилась у изножья кровати Роуз. — Ты должна серьезно подумать, будешь ли принимать его знаки внимания. Твой отец должен знать, какой давать ответ, если барон попросит разрешения ухаживать за тобой.

Эта перспектива, как и сами слова, заставили Кейт крепко задуматься. Она должна ответить «нет». «Я уже подумала на эту тему и не могу принять его ухаживания». Но жалкий вид Роуз не позволил ей это сделать. При удачном замужестве она сможет познакомить сестру с людьми, столь уверенными в своем положении, что у них никогда не возникнет необходимости добиваться этого за чужой счет.

Кейт затаила дыхание.

— Я подумаю об этом. — У нее возникло чувство, будто она попалась в какой-то хитрый силок, затягивавший ее все туже и туже при каждом движении. — Ви, ты еще собираешься пойти со мной на Беркли-сквер? Меня там ждут через полчаса.


Кейт хотела получить цветы от кого-то другого и в доме Харрингдонов получила. Лорд Джон Прайор прислал мисс Уэстбрук, подопечной леди Харрингдон, огромный безвкусный букет вместе с извинениями по поводу внезапного недомогания, которое лишило его удовольствия танцевать с ней.

— Кажется, он все не так понял. — Графиня со спаниелем на коленях с удовольствием изучала записку лорда. — Он, похоже, решил, что я вывожу вас в свет как молодую леди на выданье.

Он и вправду все не так понял. Если лорд думал, что Кейт не знает, какое недомогание привело к его отъезду или какое лекарство он получил за свои страдания, то и вправду жестоко заблуждался.

— Я не уверена, что он чего-то не понял. — Поведение Луизы Смит повергло Кейт в стыд. Несмотря на возникшую между ними прохладу, она решительно встала на защиту Кейт от уколов графини. — Он чувствовал себя виноватым в том, что не танцевал с мисс Уэстбрук, и, не зная ее адреса, прислал букет даме, с которой видел ее дважды.

— Я бы согласилась с вами, мисс Смит, если бы букет был более скромным. — Леди Харрингдон махнула запиской лорда Джона в сторону цветочной композиции, которую велела внести в гостиную, чтобы молодые девушки и миссис Смит могли хорошенько ее разглядеть. — Это цветы от мужчины, пожелавшего произвести впечатление на даму. Он все предусмотрел. Какой бы цвет мисс Уэстбрук ни любила, она обязательно обнаружит его здесь.

— Заблуждается он или нет, но его уважение к мисс Уэстбрук хорошо рекомендует лорда, — вставила миссис Смит, посылая Кейт доброжелательную улыбку.

Она была вчера такая счастливая, когда увидела преображение Луизы. А сникшее позже по вине Кейт настроение дочери, очевидно, не заметила.

— В самом деле. Я бы сказала, что это хорошо рекомендует не только его, но и мисс Уэстбрук, которая своими манерами и очарованием доказала, что достойна сына герцога. — Леди Харрингдон вернула Кейт записку. — Нужно подыскать вам место при пожилой леди, не имеющей намерения выходить замуж. Ни одна молодая дама не потерпит, чтобы ее компаньонка отбивала у нее кавалеров.

Кейт сложила записку и спрятала в ридикюль. Она представляла, как сразит аристократа. Хорошенько узнав ее, он не побежит развлекаться с другими женщинами. Правда, возможно, лорда Джона она и не привлекла. Его букет в любом случае являл собой экстравагантное собрание цветов. Скорее всего, он таким образом стремился загладить вину, и, возможно, это указывало на то, как он будет поступать с женой. Изменять и возмещать причиненные страдания цветами.

— Признаюсь, что придерживаюсь старомодных вкусов и отдаю предпочтение простым букетам из однотонных цветов. — Миссис Смит кивнула на дочь. — Думаю, что розы, присланные лордом Баркли Луизе, совершенно очаровательны.

— Мисс Смит — вы хитрая лиса. — Графиня переключила внимание на другую молодую гостью. — Вы здесь уже минут пять и ни словом не обмолвились об этом. Вы одержали победу? И что это значит для сэра Джорджа Бигсби? Настоятельно прошу рассказать нам все.

Что ж, очевидно, мама ошибалась относительно значения роз, присланных мужчиной, если только лорд Баркли не решил ухаживать сразу за двумя барышнями. Несмотря на усилие сохранить лицо, Кейт ощутила, как ее пальцы впились в диванные подушки. Стоило ей подумать, что она уже владеет ситуацией, как что-то менялось.

— Рассказывать особенно нечего. — Мисс Смит порозовела. — Утром я получила букет роз с его запиской. — Она с беспокойством взглянула на Кейт. — Мы немного потанцевали в начале вечера и поговорили перед ужином. С ним приятнее разговаривать, чем с большинством других мужчин.

— Полагаю, она хотела сказать, приятнее, чем с сэром Джорджем. — Леди Харрингдон посмотрела на присутствующих с удовлетворением. — Не припомню, чтобы вы краснели, мисс Смит, говоря о баронете.

Что, если Кейт скромно отойдет в сторону, уступив лорда Баркли мисс Смит? Отправит назад его цветы с объяснительной запиской. «Я знаю, что у вас есть виды получше. Подозреваю, что и вы тоже это знаете. Простите, но мое сердце занято. Мне жаль, но мы не подходим друг другу». Любое из объяснений сойдет. Тогда ей останется жить с надеждой, что лорд Джон Прайор вслед за своим ярким букетом продолжит оказывать ей знаки внимания и не будет заставлять стоять у стены слишком долго, пока не развлечется в объятиях других дам.

Посреди этих безрадостных размышлений Кейт услышала звук шагов, доносившийся из коридора: целеустремленный и торопливый.

При появлении в дверях лорда Харрингдона, бледного и расстроенного, беседа невольно прервалась.

— Вдовствующая леди Харрингдон серьезно заболела, — сообщил он жене, даже не поздоровавшись с гостями. — Морленд послал за доктором. Я намерен просить его собрать всех членов семьи.

Лорд Харрингдон поклонился, вероятно, осознав, что забыл сделать это раньше, и когда выпрямился, встретился глазами с Кейт.

Она уже вставала, как миссис и мисс Смит, готовясь немедленно удалиться. Его взгляд застыл на ней, и она сполна ощутила его тревогу, как если бы их сердца бились в унисон. Ей очень хотелось, чтобы он попросил ее послать за отцом, но он этого не сделал.

— Должна ли я…

У Кейт пересохло в горле, и слова получились почти беззвучными. Но повторить их она не успела, он уже отвернулся и ушел.

— Прошу прощения. — Леди Харрингдон тоже поднялась. — Я велю слуге принести вашу одежду, миссис Смит, и пошлю за вашей каретой.

Графиня торопливо вышла, оставив гостей в ожидании, когда принесут одежду.

Кейт стояла не шевелясь. Делать ей было нечего. Оставалось дождаться накидки и отправиться домой. В груди она до сих пор ощущала отзвук тревоги лорда Харрингдона. Все остальное словно занемело.

— Мисс Уэстбрук. — Луиза вдруг сделала шаг вперед, сжав перед собой ладони. — Кейт, можно матушке послать экипаж за твоим отцом?

Она даже не спросила у матери разрешения. Ее глаза были печальные и решительные.

Онемение Кейт сменилось отчаянием.

— Это так любезно. Но даже если бы его здесь ждали, я все равно не знаю, где его искать. Если он на заседании, то не сможет просто встать и уйти. Тем более что я не представляю, в суде он или нет. Если в суде, то в каком именно. Или, может, где еще. — Еще никогда в жизни Кейт не чувствовала себя такой беспомощной и бесполезной. — Даже если мы его найдем, я не уверена, что он захочет приехать.

Луиза приблизилась к ней еще на шаг.

— Наверняка у него есть кабинет. Мы начнем оттуда. Если его там не окажется, кто-нибудь да подскажет, куда он отправился. Мы будем всех расспрашивать и обязательно его найдем. — Она взяла Кейт за руки. — Тебе станет лучше, если начнешь что-то предпринимать, а не сидеть в ожидании.

Миссис Смит за спиной дочери кивнула. От их великодушия Кейт чуть не расплакалась.

— Спасибо. — Вошел лакей с накидками. Кейт благодарно сжала руки Луизы и кивнула миссис Смит. — Спасибо огромное вам обеим.

Кейт боролась со слезами — возможно, позже они еще понадобятся ей — и торопливо оделась.


Клерки в кабинете папы сообщили, что он отправился на встречу с солиситором, и объяснили, как его найти. Когда она вместе с матерью и дочерью Смит прибыла на место, то выяснилось, что он уже ушел, и солиситор не имел представления куда.

— Скорее всего не в свою контору, иначе клерки сказали бы, что ждут его возвращения, — лаконично заключила мисс Смит.

Слава богу, что мисс Смит сохранила способность логически мыслить, в то время как Кейт ее утратила.

Папа мог находиться где угодно. В «Судебных Иннах» было несколько зданий со множеством комнат в каждом их них. Он мог пойти к другому солиситору или к мастеру по парикам, или в десяток других мест. С чего начать поиски?

— Думаю, нам лучше снова попытать счастья в его конторе, — предложила миссис Смит. — Возможно, он закончил свои дела раньше и вернулся в кабинет прежде, чем его там ждали.

На полпути в обратном направлении они встретили мистера Керли, с которым Кейт познакомилась в тот день, когда вместе с Виолой и Себастьяном ходила в уголовный суд слушать мистера Блэкшира. Мистер Керли папу не видел и не знал, где его искать, но предположил, что мистер Блэкшир мог бы оказаться полезным, и, не теряя времени, послал за ним.

Они сидели в квартире мистера Керли, когда мистер Блэкшир взлетел вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Кейт еще никогда не радовалась так чьим-то шагам и появлению. Он влетел в дверь Керли в облаке развевающейся мантии и перевел их всех в свои комнаты через коридор, отправил Керли за чаем, а сам принялся расспрашивать миссис Смит с дочерью и Кейт о подробностях происшедшего.

Что случилось? Что он должен сказать мистеру Уэстбруку? Должен ли привести его сюда или лучше отвести сразу в карету Смит? Где стоит карета? Где они уже его искали? Будут ли они ждать его здесь, или ему стоит заказать кэб, чтобы доставить их домой? Выяснив все это, Ник остановился перед Кейт.

— Я найду его, мисс Уэстбрук. Не переживайте. Я обо всем позабочусь.

И снова взмахнув полами мантии, исчез за дверью. Из коридора донеслись его торопливые шаги.

Прошло немало времени, прежде чем мистер Блэкшир вернулся. Выглядел он усталым. Но зато нашел папу, как и обещал, и отправил его в карете.

Кейт была безмерно ему благодарна.

— Теперь нужно доставить вас всех домой, — сказал он и позаботился об этом.

Извозчик привез Кейт домой. Она рассказала матери о происшедшем и потом, сидя в прихожей, ждала возвращения отца.

Одного взгляда на него хватило, чтобы понять, что она опоздала. Не только найти его, но и примирить с семьей. Нужно было с этой целью что-то предпринять, но Кейт не знала, что она сделала не так. Она постепенно завоевывала расположение леди и лорда Харрингдон. Но этого «постепенно» оказалось мало.

Отец сел и обнял ее за плечи, чего не делал с тех пор, когда Кейт была ребенком. Она припала к его груди, но плакать не могла.

— Кейт, — сказал он. — Я оплакал ее много лет назад.

— Но она тогда еще не умерла. — Кейт хорошо поняла, кого он имел в виду. Было несправедливо ставить крест на живом человеке, на том, с кем тебя связывают кровные узы и множество воспоминаний. Было несправедливо оплакивать кого-то, кто еще сидел в гостиной и принимал посетителей.

— Тебе посчастливилось иметь любящих дедушку и бабушку со стороны матери. Любящих тетушек и дядюшек. Не все семьи такие.

Она не станет говорить о письмах. Кейт не могла признаться, что читала их. Но и в семье папы тоже когда-то царила любовь. Неужели она могла умереть?

— Там были все? — спросила она.

— Да. — Он замолчал. — Только не воображай слезного примирения у смертного одра матери. Ничего такого не было. — Отец сжал ее плечи и поцеловал в макушку. — Радуйся, дорогая, своей любящей семье.

Он встал и пошел наверх.

Кейт не последовала за ним. Когда шаги отца миновали вторую лестничную площадку, она переместилась на другой конец скамьи, где стояла у стены бок о бок с мистером Блэкширом в тот день, когда он поддержал ее идею отправиться на бал и найти себе герцога. И молча заплакала. Она оплакивала отца, его мать, свои тщеславные, полные надежд мечты того дня, и все то, в чем ошибалась.

Глава 16

И снова он лежал без сна и думал о мисс Уэстбрук. Только теперь из-за тревоги его мысли оставались целомудренными.

Ник не рассказал ей — и не собирался, — каких усилий ему стоило уговорить мистера Уэстбрука отправиться в дом брата к постели больной матери. Он был наихудшим из кандидатов на роль человека, способного убедить другого закрыть глаза на размолвку с братом, но он попытался, воззвал к чувствам и пустил в ход все имевшиеся в его распоряжении тактичные доводы. В конце концов только образ Кейт, бледной и потерянной, какой оставил ее в своей квартире, помог Нику убедить ее отца сделать этот жест, если не ради себя, то ради дочери.

Возвращаясь на Брик-Корт по Миддл-Темпл-лейн, Ник вздохнул и, сняв шляпу, взъерошил волосы. Он не потрудился надеть парик, поскольку не имел деловых встреч. Глубоко в душе он мечтал вернуться домой и лечь в постель, но нужно было нанести визит в офис Уэстбрука, чтобы узнать, чем вчера все закончилось и как чувствует себя мисс Уэстбрук.

У него разрывалось сердце от боли после того, как увидел ее вчера в таком угнетенном состоянии. Он знал, как гордится она тем, что завоевала внимание тети и теперь ходит к ней в гости, но он не представлял, что Кейт питала искренние чувства к бабушке. Да и о существовании самой бабушки он не знал.

Кейт все это время старалась примирить семью отца. Каждый раз в гостиной или за обеденным столом она задавала одни и те же вопросы: «А ты уверен, что никто из твоих родственников не обладает музыкальными способностями? Может, наш талант восходит к линии Уэстбруков?» Кто-то должен был ей сказать, что семьи порой распадаются, и ничто не может их вновь объединить.

Ник снова вздохнул и сунул руки в карманы пальто. В одном из них он нашел бумагу, оставленную ему миссис Уильям Блэкшир. Он до сих пор не удосужился вынуть ее и прочитать, хотя только о ней и думал до того, как посыльный Керли сообщил ему новость о мисс Уэстбрук. Возможно, после встречи с Уэстбруком он посидит и подумает, что написать Уиллу, если решит, что ему есть что сказать брату.

Ник повернул в сторону Брик-Корт, собираясь надеть парик перед тем, как явиться к Уэстбруку. И вновь его остановил вид женской фигуры на скамейке. Хрупкая и печальная, закутанная в плащ, она сидела к нему лицом, глядя не на солнечные часы, а на дорожку, на которой он должен был появиться.

Теперь, чтобы что-то узнать, идти к Уэстбруку не было необходимости. По ее лицу и так все стало ясно.

— Кейт. — Ник направился к скамейке и сел рядом. — Твой отец приехал слишком поздно?

Она кивнула и подняла глаза к небу, сжав губы в борьбе со слезами.

— Думаю, поздно наступило уже давно. Но я не сумела это понять.

— Мне жаль. — Он не мог к ней прикоснуться. И не только потому, что они были на виду и ей нужно было думать о репутации, но и потому, что стоило ему начать с ней интимно общаться, как все шло не так. Ник держал руки в карманах. — Ты сделала достойную попытку. Я понимаю, что в этом сейчас мало утешения, но со временем ты все поймешь. И твой отец поймет, что ты делала все во имя любви.

Несмотря на их обоюдные старания, в ее глазах заблестели слезы, и одна, сорвавшись с ресниц, скатилась по щеке. Кейт смахнула ее тыльной стороной затянутой в перчатку руки.

— Я думала, что у меня еще есть время. Я гордилась тем успехом, которого, как мне казалось, добилась. Мне следовало усерднее трудиться в этом направлении, а я позволила себе погрязнуть в обидах. — Она взмахнула рукой. — Я все безнадежно испортила, Ник.

— Это неправда. — Его имя, произнесенное ее губами, тронуло его, как поцелуй украдкой. — Сейчас ты расстроена и разочарована, но это пройдет. И тогда ты яснее увидишь, чего добилась и что еще можешь сделать. Поверь мне, ты ничего не испортила. — Ник шевельнулся, собираясь встать. — Идем, я провожу тебя в контору твоего отца. А потом тебе нужно пойти домой и отдохнуть.

Кейт твердо покачала головой.

— Папа не знает, что я здесь. — Она вдруг обнаружила, что не может смотреть ему в глаза. — Я сказала, что пошла к мисс Смит, а сама пришла сюда.

— Чтобы… сказать мне о смерти своей бабушки?

Он замер. Если бы кровь могла застыть в жилах, то застыла бы.

— Да. И чтобы еще раз поблагодарить тебя за помощь и доброту, проявленные вчера.

Кейт сделала вдох. И еще… Ее интонация, ее вдох и общее ощущение ожидания свидетельствовали, что она сказала не все. Но замешательство девушки говорило, что ей просто не хватает смелости. Ник в дурном предчувствии сжал в кармане пальцы. Она пришла без сопровождения, обманув родителей относительно цели визита. Она была рассеянной и, несомненно, хотела утешения. Ее поступок сквозил безрассудством, что характерно для людей, столкнувшихся со смертью. Он ждал, не зная, что ответит, если его подозрения оправдаются.

— Я хочу… — Кейт сосредоточила взгляд поверх его головы на номере два по Брик-Корт и сглотнула. — Я хочу… подняться к тебе в квартиру. Я хочу, чтобы ты проводил меня наверх.

От ее слов и низкого решительного голоса, каким она произнесла их, его тело пронзил трепет. Но он не должен и не станет давать своему телу свободу. Сейчас не тот случай.

— Кейт, — произнес Ник как можно ласковее. — Ты расстроена и не отдаешь себе отчета в том, что говоришь.

— Постой. Позволь мне сказать. — Она замолчала и застыла в напряжении, как натянутые струны арфы, пока он не кивнул. — Да, я расстроена, я этого не отрицаю. И не только из-за смерти вдовствующей леди Харрингдон и невозможности моего отца встретиться с ней. И не только из-за того, что вижу, сколько ошибок совершила. — Ее руки на коленях то сжимались, то разжимались. — Я расстроена, потому что начала сомневаться в правильности выбранного мной пути. И в то же время не знаю, на что решиться.

— Я понимаю твое состояние. В таких ситуациях естественно искать утешения у других людей и желать найти забвение в чувственных ощущениях. Человеку свойственно забыться в минуты горя.

— Но я не это имела в виду — Она говорила чуть слышно. Ее щеки покрыл румянец. — Ник, мы с тобой никогда не станем супругами. Ты знаешь о моих планах, и что в них нет места для тебя. Кроме того, ты сказал, что мы не подходим друг другу. И что уже слишком поздно. И только совсем недавно я начала ощущать это как потерю.

Его сердце забилось так сильно, что она должна была услышать его стук, а кровь бросилась в каком-то непредсказуемом направлении.

— Два дня назад на балу леди Кэткарт ты сказал, что не было ничего дурного в том, что мы делали. И что это не повлияет на нашу дружбу. — Кейт подняла голову, и теперь он мог видеть ее лицо. — Мы не можем повторить то, что делали, и насладиться друг другом, не выходя за рамки наших планов, и… погоревать, насколько это возможно, что эти планы не позволяют выходить за определенные рамки.

Боже, в ее устах все звучало так логично. Как поступок двух взрослых рассудительных, благоразумных людей.

Но это было не так.

— Кейт, это будет игра с огнем. И дело не только в твоем целомудрии. Поддаться желанию, о котором ты говоришь, будет означать в будущем страдание и боль.

Если поддадимся желанию, то будем страдать. Его собственное желание было слишком заметно.

— Я не боюсь боли. Ее все равно не избежать. — Наконец Кейт подняла на него глаза, блестящие от невыплаканных слез. — Я хочу дать тебе то, что могу, и получить от тебя то, что ты можешь дать мне. — Ее лицо стало пунцовым, но она продолжала: — Я понимаю, что это неразумно, но я этого хочу. И надеюсь, что ты тоже не станешь возражать.

Да, он хотел. Хотел переспать с ней почти с первого раза, как только увидел. Ему претила мысль отправить ее восвояси, хрупкую и отвергнутую, когда он мог подарить ей утешение и осыпать нежностью, которую она в нем возбуждала.

Что, если все получится, как она говорит? Что, если они смогут быть вместе час или два, сознавая, что их идиллии придет конец, а затем продолжить идти каждый своим путем, не чувствуя себя хуже, чем сейчас?

Он сжимал и разжимал в карманах пальцы.

— Только это будет в последний раз. Занимаясь с тобой этим, я, в сущности, обманываю твоих родителей. Я не могу больше обманывать их.

— Я знаю. Прости. Я не хочу заставлять тебя идти против твоей совести. Я тоже причиняла тебе зло.

Все, что он говорил ей, в своем теперешнем настроении она переиначивала на свой лад, подливая масла в огонь своего страдания.

Он мог ее утешить, и не только словами. Веселой возни, конечно, не получится, но по крайней мере она забудет на какое-то время о своих несчастьях, и, возможно, ему удастся увидеть ее улыбку.

Это окончательно его убедило. Если бы дело упиралось лишь в похоть, он бы стиснул зубы и отошел в сторону, его честь и ее репутация не пострадали бы. Но желание увидеть ее улыбку не давало ему покоя, жгло огнем, лишало здравомыслия.

— Очень хорошо. — Глубоко в душе Ник ощутил, как что-то рухнуло, вероятно, остатки самоуважения. — Самый последний раз с последующим раскаянием. Идем наверх.

Ник встал и подставил ей свой локоть. Если кто-то видел их в окно, то это сойдет за жест уважения. Что же до опасений, что все пойдет не так, когда он прикоснется к ней, то отступать было уже поздно.


Не прошло и суток, как Кейт поднималась по этим ступенькам. С лихорадочно бьющимся от беспокойства сердцем, со следующими по пятам мисс и миссис Смит и шагающим впереди мистером Керли.

Тогда она ничего не видела вокруг. Истертые руками барристеров перила. Обои в широкую красно-коричневую полоску. Бра на стене лестничной площадки с почерневшими от копоти обоями над ним.

Более резкого контраста лестницы с шедевром Уильяма Кента в Харрингдон-Хаусе трудно было представить, что со всей остротой напомнило Кейт, что мир Ника Блэкшира — не ее мир.

«Но он мог бы стать твоим, если бы ты захотела, — подсказал ей мятежный внутренний голос. — Ты могла бы выбрать этот мир, а не мир балов». Но Кейт позволила этой мысли ускользнуть.

У двери своей квартиры Ник остановился.

— Ты не передумала? — спросил он тихо, хотя они никого не встретили по пути наверх и дверь в комнаты напротив была закрыта.

Его взгляд искал признаки сомнения на ее лице.

Она была более чем уверена. Как может женщина заниматься этим с мужчиной, который не является ее другом? Достаточно представить первую брачную ночь, когда муж потребует удовлетворения своих потребностей от молодой жены, с которой едва знаком. Как отдаться человеку, который не изучил тебя и не станет искать в твоих глазах признаки неуверенности, потому что это в любом случае не изменит его намерений?

— Совершенно уверена. — Кейт тоже понизила голос. — А ты?

Дружба не бывает без взаимности. Он сомневался в благоразумии этого поступка и, если, поднявшись по лестнице, пожалел о своем согласии, то она должна уважить его настроение, как он уважил ее.

— Возможно, у меня есть одно-два сомнения. — Уголки его губ изогнулись, предупреждая о шутливом настроении. — Но, боюсь, я прошел точку, когда мог обратить на них должное внимание.

Ник толкнул дверь и кивком головы пригласил ее внутрь.

Если к лестнице Кейт вчера не приглядывалась, то, сидя в кабинете Ника, имела предостаточно времени, чтобы по обстановке, ковру, шторам и бумагам на столе получить представление о бедственности его положения. Внутри у нее все перевернулось, когда, переступив порог, она снова все это увидела.

— Идем.

Вероятно, он все понял, потому что проворно закрыл дверь и, быстро схватив ее за руку, втащил в маленькую гостиную, а оттуда — в спальню. Шляпу, пальто и перчатки он бросил прямо на пол. Затем закрыл дверь и, припав к ней спиной, заключил Кейт в объятия.

Он не поцеловал ее, а лишь прижал ее голову к своему плечу. И Кейт неожиданно для себя расплакалась.

Она не собиралась плакать. Она уже наплакалась прошлой ночью, сожалея обо всем, о чем можно было сожалеть. Но то, как он держал ее… как обнимал, притянув к себе… его неподвижность и терпение, его надежность… все это впервые за много лет позволило ей ощутить, что ничего не нужно просчитывать и ни к чему не нужно стремиться. Здесь ничего не требовалось делать, нужно было просто быть собой.

Кейт почти забыла это чувство. И жгучая радость этого осознания собралась в глазах и пролилась слезами.

— У тебя впервые умер кто-то близкий.

Его голос прозвучал тихо и без вопросительной интонации. Он знал это.

— Да. Хотя на самом деле она не была мне близкой. Как мама или папа.

Мистер Блэкшир, вернее, Ник — здесь и при данных обстоятельствах она не могла называть его иначе, чем по имени, — потерял обоих своих родителей еще до знакомства с ней. Она даже не помнила, когда он сказал об этом. Просто знала об этом факте, как он знал многое о ней.

— Наверно, все же достаточно близкая, раз ты так горюешь о ней. Это главное.

Он приподнял ее подбородок и посмотрел в лицо. Его глаза блестели чернотой, как тот ужасный крепкий чай, который он так любил. Он поцеловал ее нежно и церемонно в щеку, в то место, где слеза оставила свой след, а затем — во вторую, потом нашел ленточки ее шляпки и, потянув, развязал.

Он будет делать, что хочет. Она сама попросила его об этом. Для этого и пришла к нему, рискуя репутацией и, возможно, сердцем. Играть с огнем, как он сказал. Да. Она хотела этого по причине, которую не могла назвать.

Отброшенная в сторону шляпка улетела, а следом и накидка.

— Идем со мной к очагу, — прошептал Ник, щекоча ее дыханием. — Дай мне разжечь огонь, чтобы в комнате стало теплее.

— Необязательно. — Она призвала на помощь свою храбрость и вцепилась в нее обеими руками. — Мы ведь ляжем в постель.

— Постель может подождать. — Он смахнул пальцем с ее щеки еще одну слезу. Выражение его глаз сказало ей, что нет смысла спорить. — Идем к очагу.

Кейт последовала за ним и, опустившись на кирпичи, смотрела, как он разводит огонь. Он делал это со спокойной уверенностью человека, у которого нет слуг и который сам научился делать рутинную работу. Из металлической коробки Ник достал горсть лучин и аккуратно разложил на тлеющих углях. Когда они занялись огнем, он добавил к ним палочки побольше, затем еще больше, пока пламя как следует не разгорелось.

Кейт подумала, что, когда выйдет замуж, ее муж никогда не будет этим заниматься. Растопка каминов — это обязанность прислуги. А они с мужем будут сидеть в красивых креслах на комфортном расстоянии от огня. И уж точно не на кирпичах.

Ник поставил на место экран и посмотрел на нее через плечо.

— Что?

На его губах заиграла улыбка. Должно быть, он заметил ее пристальный взгляд.

— Ничего. Это так любезно с твоей стороны развести для меня огонь.

— Как же без огня? — Его улыбка стала шире. — Если в комнате будет холодно, я не смогу раздеть тебя без угрызений совести.

— Ах. — Кейт уткнулась взглядом в пол. — Я не знаю. В прошлый раз мы не раздевались.

Не имели времени поступить иначе. Но все прошло идеально.

— Кейт, милая. — Ник пригнул голову, чтобы поймать ее взгляд. Его лицо было очень серьезным. — Я хочу, чтобы тебе было хорошо, и постараюсь все для этого сделать. Но, пожалуйста, не проси меня не раздевать тебя.

До сего момента он был такой сговорчивый, когда согласился на ее предложение и дал ей возможность изменить решение, когда вытирал ее слезы. Кейт даже поверила, что он забыл о собственных потребностях и желаниях.

— Не считай меня таким уж бескорыстным. Это не так. — Его ладонь, заскользив по кирпичам, легла на складки ее юбки. — Я позабочусь о твоем удовольствии и утешении, но не забуду и о собственном. Я так часто представлял, что раздеваю тебя, что теперь не смогу упустить такую возможность.

Несмотря на тепло, идущее от камина, Кейт поежилась. Она хотела этого. Из-за этого и пришла сюда, чтобы его желание и ее слились воедино. Чтобы она забылась и сгорела в охватившем их пламени. Этим Кейт хотела бросить вызов всем запретам и строгим правилам, которые ее подвели. И если это так ее нервировало, тем лучше. Вскинув подбородок, чтобы смотреть Нику в глаза, Кейт принялась стягивать перчатку.

— Не сейчас. — Он остановил ее. — Я могу подождать. — Его улыбка сказала ей, что он чувствует ее волнение. — Пусть огонь немного согреет комнату.

Ник притянул ее к себе и поцеловал.

Он без всякого усилия подчинил ее своей воле. Чем больше предъявлял он доказательств своей сдержанности и готовности обуздать свои желания, тем больше возможности она находила для разжигания собственных аппетитов. Десяти минут поцелуев и растекающегося по комнате тепла хватило, чтобы Кейт обрела недостающую смелость. Она прервала поцелуй и сосредоточила усилия на развязывании его галстука. На этот раз она не позволит ему остановить себя.


Слава богу. А то ему уже начало казаться, что он умрет от неутоленного сладострастия. Ник хотел действовать осторожно и нежно, как она того заслуживала в своем состоянии уязвимости и неопытности. Но глубоко в душе он надеялся, что в какой-то момент ей захочется чего-то больше, чем нежность.

Распустив его галстук, Кейт уставилась на треугольник обнаженной кожи, распахнувшийся под воротом рубахи. Указательным пальцем она провела вниз по его груди и подняла на Ника глаза. Затем убрала руку и безмолвно повернулась к нему спиной, подставив застежку платья.

Все остальное происходило как в горячке. Пуговицы, заколки, сюртук, жилет, нижние юбки, сапоги и туфли, рубашка, стянутая через голову, и невыносимая возня с корсетом. Наконец они стояли друг перед другом — он в одних брюках, а она — в сорочке и чулках.

Чулки он думал оставить.

— Еще раз, Кейт. — Ник с трудом перевел взгляд на ее лицо. Сквозь тонкую как паутина сорочку просвечивали ее торчащие соски. — Ты уверена, что хочешь этого?

Кейт кивнула. Вид его нагого торса пьянил и завораживал ее. Раздетых мужчин она прежде не видела.

Но у нее еще будет много времени, чтобы разглядеть его получше. Он подхватил ее на руки — боже, как было хорошо с ней — и отнес на кровать.

Лежа поверх одеял в бледном свете утреннего солнца, она была как видение, материализовавшееся из его самых смелых фантазий. Когда сбросит сорочку, его мозг просто взорвется.

И тогда придется продолжать без мозга.

— Не снимешь сорочку?

Ник перешел на другую сторону кровати, расстегивая на ходу брюки, и, бесцеремонно отбросив их в сторону, взобрался на матрас. Она села, чтобы снять сорочку, отвернувшись в сторону из скромности, а может, чтобы усилить напряженность. Сделав глубокий вдох, сбросила с себя одежду, повернулась и легла к нему лицом.

Тысяча проклятий. Кто был по греческой мифологии тот парень, который создал первую женщину? Прометей? Нет, не он. Ее создали ему в наказание, но почему-то отдали его брату. В сундуке. Нет, снова не так. Она открыла сундук, выпустив на свободу всякого рода напасти и беды. Но если она выглядела даже в десять раз менее обворожительной, чем Кейт Уэстбрук в эту минуту, ее муж посмеялся бы над богами и попросил бы их наказывать его так как можно чаще.

— Кейт. — Ник переместил взгляд на ее лицо. Проследив за его взглядом, она порозовела. — У меня что, искры из ушей сыплются? Или дым валит?

Кейт наморщила лоб и покачала головой:

— Я боюсь за свой рассудок. И, кажется, даже не могу вспомнить историю о создании первой женщины.

— Ее сделали из ребра первого мужчины. Она съела запретный плод и поплатилась за это всем хорошим, что могла иметь в жизни.

— Должно быть, она пожалела, что его съела.

Ник провел костяшками пальцев от ее плеча вниз к локтю, а оттуда — к чувствительной внутренней поверхности запястья.

— Думаю, она сожалела о последствиях. — Кейт поежилась, когда он достиг ее запястья. — Но это не одно и то же, что сожалеть о съеденном плоде.

— Ее соблазнили на этот поступок, не так ли? Убедили самым бессовестным способом.

— Это был ее выбор. — Кейт обхватила его пальцы своими, когда он достиг ее ладони. — Она сама приняла решение.

— Ясно. — Ник сжал ее пальцы. — Я не перемещусь на твою половину кровати и не позволю тебе переместиться на мою, пока ты не посмотришь мне в глаза.

— Я все это время смотрела на тебя. Тебе в лицо, как того требует вежливость, когда люди разговаривают.

Ник поднес указательный палец к своим губам в жесте запечатывания. Мы больше не разговариваем. Мы действуем.

Румянец на щеках Кейт разгорелся еще ярче, но она посмотрела на него и, освободив руку из его ладони, коснулась поросли на его груди. Оттуда ее пальцы сползли вниз к плоскому животу и дальше к тому месту, где снова начинались волосы. Она следила взглядом за движениями своих пальцев с выражением неловкости или, возможно, пристального внимания. Затем оглядела его ноги со ступнями, после чего вернулась в зону наибольшей заинтересованности.

— Он… внушительный. — Ее брови сошлись на переносице. — Он большой по сравнению с другими?

— Милая, откуда мне знать? — Он не станет над ней смеяться, хотя ее вопрос показался ему абсурдным. — Мужчины не меряются, у кого больше.

— Разве твои любовницы ничего на эту тему не говорили?

Ее взгляд вернулся на его лицо.

Ник пожал плечами:

— Полагаю, женщины порой делают подобные замечания своим любовникам, но их не стоит принимать всерьез.

Кейт нахмурилась, очевидно, не удовлетворенная ответом, и вновь сосредоточила внимание, на зоне ниже пояса.

— Не волнуйся, большой или маленький, он не войдет в тебя, если помнишь. — На самом деле он питал некоторые надежды, делавшие это утверждение не совсем искренним, но сейчас не стоило обременять ее подобными мыслями. Сначала он должен кое-что сделать, чтобы прошла скованность и она стала более сговорчивой. Привстав на локте, Ник приподнял подушки. — Давай мы тебя посадим, прежде чем я продолжу.

Глаза Кейт расширились, но она позволила ему усадить себя.

— Продолжить что? Что ты собираешься делать?

— Боготворить тебя. — Ник завис над ней, расставив по бокам руки и положив ноги между ее колен. — Как муж первой женщины боготворил ее.

— И как это?

От шока, стыда или от сладострастия ее голос понизился до шепота.

— Меня в ту пору с ними не было, так что я могу лишь догадываться. — Ник поцеловал ее, скользнув языком по линии ее губ. — Но уверен, что без запретного плода не обошлось.

Глава 17

Кейт хотела сказать ему, когда он припал к ее груди и втянул в рот сосок, каким неподходящим показался ей выбранный им образ. Ее грудь была не запретным плодом, а скорее плодом, созревшим специально для него, и только для него. Ее соски затвердели с того момента, как он не позволил ей снять перчатки и увлек в этот поцелуй, что служило доказательством ее сильного желания, желания, чтобы он проделал с ней все то, что делал сейчас.

Возможно, она бы сказала ему обо всем этом, если бы сохранила способность произносить слова.

Кейт смотрела на него, обняв одной рукой затылок и второй — широкое плечо. Это походило на какое-то извращение, но, возможно, он хотел таким образом подогреть ее. Что ж, если ему нравится, что на него смотрят, она доставит ему такое удовольствие. Раз он старался сделать ей хорошо, то и она попытается отвечать ему тем же. Даже если у них ничего не получится, он по крайней мере узнает, как сильно она его хочет.

Ник переключил внимание на ее другую грудь, и все мысли Кейт снова спутались. От желания вытянуться горизонтально и ощутить его сверху ее тело изнывало, не находя покоя. Два дня назад, когда он лег сверху, то давление на потаенное место вкупе с нарастающим жгучим блаженством заставило ее взлететь к вершине экстаза. Неужели он сегодня этого не сделает? Или обнаженной мужской плоти было слишком рискованно находиться рядом с нагой женской плотью? Кейт снова выгнула спину, впившись пальцами в его плечо.

Ник оторвался от ее груди и приподнял голову, чтобы заглянуть в глаза. Теперь она могла заговорить с ним; спросить, не повторит ли он то, что делал с ней в прошлый раз, если они примут меры предосторожности, и, если надо, подложат между собой простыню. Но что-то в его глазах остановило ее еще до того, как эта мысль оформилась в слова. Ник опустил голову и снова поцеловал ее, на этот раз в ложбинку между округлостями груди, где чувствительность была не такой высокой, и начал опускаться к пупку.

Догадавшись о его намерениях, Кейт обомлела, не в состоянии сделать ни единого вдоха. Не имея смелости следить за его продвижением, она закрыла глаза, следуя внезапно обострившимся ощущениям, поступающим от других органов чувств. Вот его ладони раздвинули ее ноги. Скрипнул качнувшись, матрас, когда между ее ног опустилось его второе колено. Тепло — о Боже, — тепло его дыхания в самом сокровенном месте и следом — горячее прикосновение влажного языка.

Кейт вскрикнула, с шумом наполнив легкие воздухом, и зажала рот обеими руками, испугавшись, что звук разнесся по двум этажам. Острота ощущений пронзила ее тело подобно молнии и подобно молнии опустошила. Она вздрогнула, как будто в нее и вправду ударила молния, и вцепилась рукой в изголовье кровати. Экстаз нарастал с нарастающей скоростью, превосходя ее предыдущий опыт на диване и не щадя ни ее чувств, ни внешнего благообразия.

Внезапно все кончилось. Он оторвал от нее рот, лишив изысканных ласк языка. Пока Кейт, закипая от ярости, пыталась разлепить веки, он переместился вверх и оседлал ее полусидячую фигуру, выставив перед ней свой твердый и несокрушимый орган.

— Я предупреждал тебя, что я не бескорыстен. — Его палец ласково заскользил по ее ушной раковине, а глаза от вожделения потемнели настолько, что теперь он казался другим человеком. — Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделала. Возможно, ты догадываешься что.

Если бы день или два назад кто-нибудь сказал ей, что мужчины и женщины занимаются подобными вещами, Кейт содрогнулась бы. Но он до такой степени распалил ее страсть, что она уже собой не владела и чувствовала внутреннюю потребность доставить ему удовольствие, довести до безумия и осознать, что это ее рук дело.

— Догадываюсь в общих чертах. — Кейт отпустила спинку кровати и положила руку ему на бедро. — Но мне нужна подсказка. Я ведь в такой ситуации впервые.

— Начни с поцелуев. — И снова он провел пальцем по ее ушной раковине. — Поцелуй при участии языка.

Кейт вдруг ощутила себя отчаянно дерзкой. Если уж на что-то и решиться, то не вполсилы.

— Что, если я хочу пропустить начало и сразу приступить к тому, что лишит тебя рассудка?

— Возьми его в рот, если сможешь, весь, — сказал Ник, не дав ей закончить. — Только осторожней с зубами. Поработай языком и не старайся быть нежной.

Он как будто заранее знал, что она предложит это.

Поддерживая свободной рукой плоть, требовавшую внимания, он возвышался над ней на коленях и в отличие от нее не выказывал ни малейших признаков стеснения.

Кейт взяла его в рот, постепенно проталкивая глубже, потому что это было для нее в новинку, к тому же она не понимала, как уберечь его от зубов. Но вошла только часть. Не весь. Судя по всему, любовницы, говорившие о его внушительном размере, не грешили против истины.

При мысли о его любовницах Кейт несвоевременно ощутила уныние. Но она не имела права ревновать, ведь когда-то он предложил ей свое сердце. Нет, она не допустит ни ревности, ни связанного с ней огорчения и посвятит себя всецело упражнениям языка, чтобы доставить ему наслаждение.

— Боже, как хорошо. — По звуку его голоса Кейт поняла, что он смотрит на нее, в то время как ее собственные глаза были закрыты. — Продолжай так же.

Его рука оставила в покое ее ухо и перекочевала на изголовье кровати. Она догадалась об этом по звуку. Ник ритмично задвигал бедрами, то поднимаясь, то опускаясь и поддерживая его рукой. Не имея возможности с полным ртом просить его предоставить это ей, Кейт положила на его руку свою. Ник все понял и уступил, хотя и без особого желания.

Его дыхание стало прерывистым, а бедра двигались все быстрее.

— Постой. — По его телу пробежала дрожь напряжения. — Постой. Остановись. На минуту.

Кейт уже слышала эти команды раньше, но теперь знала, что он не скажет: нам не следует этого делать. Она раскрыла рот, позволив ему освободиться.

— Я хочу лечь. Тогда ты сможешь продолжить. — Его глаза сверкнули нетерпением. — Я хочу, чтобы ты встала надо мной на четвереньки.

Уступая ему место, Кейт переместилась к ножному концу кровати.

— Нет. — Он поймал ее за руку. — Наоборот. Руки здесь, колени — там.

Она давно должна была уже отвыкнуть краснеть, но, когда поняла его намерения, ее лицо все равно залила краска. Наверно, он забыл, что обещал не подвергать ее неловкости и смущению. Только самые бесстыжие женщины… способны были пойти на то, что он предлагал.

Нет, неправда. Женщина, решительно настроенная доставить удовольствие мужчине, готовая напрочь забыться, тоже на это способна. Сделав глубокий вдох, Кейт повернулась, как он просил, встав над ним на четвереньках.

— Послушай, — произнес Ник. — В какой-то момент я попрошу тебя остановиться, и тогда ты сразу выпустишь меня изо рта. Хорошо?

— Да.

Кейт слабо представляла, зачем это надо, но обсуждать это в данный момент не собиралась.

— Хорошо. А теперь, умоляю, доведи меня до безумия. Ты положила этому прекрасное начало.

Ее теперешняя поза над ним шокировала ее и вызывала чувство стыда. Но если она продолжит думать об этом, то устыдится еще больше и тогда у нее ничего не получится. Следовало прогнать посторонние мысли и всецело сосредоточиться на его теле, чтобы забыть о собственном.

Но легче сказать, чем сделать. Задача для нее оказалась невыполнимой. Едва он прильнул ртом к интимной части ее тела, как она уже не только не могла забыть о существовании своего тела, но и остро ощущала все, что он с ним вытворял.

Стыд, как ни странно, прошел. Кейт наклонилась и взяла его в рот. Больше всего на свете ей хотелось уподобиться Нику в своей сладострастной дерзости и быть с ним такой же похотливой и разнузданной, каким был с ней он. Помогая себе рукой, она имитировала ритм его бедер, сжимала и разжимала пальцы, чтобы ни один дюйм его длины не остался без внимания.

Ник стонал и корчился под ней, все быстрее работая языком. Она тоже изгибала спину: то ли, чтобы избежать сладкой муки, то ли требуя новой. Но страсть с каждым мгновением нарастала, и уже ничто не имело значения, кроме приближения пика наслаждения, набирающего обороты и силу, как коляска, несущаяся вниз по крутому склону. И тут ее тело охватили спазмы, заставив забыться в дивном блаженстве, так что она чуть не пропустила его просьбу остановиться.

Как только она выпустила его изо рта, Ник скатился на бок и кончил. Продолжая держать его рукой, она чувствовала пульсирование его плоти, изливавшей семя, которое выплеснулось бы в ее лоно, находись он внутри. Не желая создавать ей проблемы, он теперь будет стирать покрывало.

Со столь земными мыслями состоялось возвращение Кейт в реальность. Если бы только она могла навеки остаться в этом иступленном маленьком мире, где их было двое, без стыда и печали, без рассуждений, почему они не могут быть вместе.

Когда пульсация в ее ладони прекратилась, из дальней комнаты донесся бой часов. Кейт отпустила его и слезла с него, выскользнув из рук, которые в экстазе совсем недавно с силой сжимали ее бедра и теперь расслабились.

Она привстала на коленях на своей половине кровати. Ник лежал спиной к ней и тяжело дышал. Его бока ходили ходуном. Ему нужно было время, чтобы восстановиться.

Как и ей. Однако, стоя здесь нагишом на коленях с горящей от его ласк интимной частью тела и ощущением его вкуса на языке, Кейт сознавала, что, возможно, никогда не восстановится.

— Кейт. — Ник лежал на боку там, куда переместился, когда отделился от нее. Наверное, ему следовало повернуться к ней лицом, но он этого не сделал. — Мы объяснили друг другу причины, по которым не можем пожениться.

— Я помню.

Она не шевелилась. По ее голосу Ник понял, что она сидит и смотрит на него.

— Но мы никогда не говорили о главной причине.

Он стиснул в кулаке покрывало.

— Ник, сейчас не нужно говорить об этом.

— Я знаю. И знаю, что ты об этом знаешь. Но я хочу сказать об этом вслух.

— Я слушаю.

Скрипнув матрасом, Кейт легла.

Ник набрал в грудь воздух:

— Мои родственные связи могут опорочить тебя и твою семью. — Он не мог этим ограничиться, не вдаваясь в подробности. — Мой брат женился на киприотке. Содержанке другого мужчины. Женщине, которая зарабатывала тем, что спала с мужчинами. Это случилось меньше года назад.

Ее ладонь легкой пушинкой опустилась на его руку, чуть повыше бицепса.

— Когда ты в последний раз разговаривал с братом?

Такого вопроса Ник не ожидал, но был готов ответить:

— Прошлой весной. В тот день, когда он поведал нам свои планы. Я знаю, что бракосочетание состоялось, потому что одна из моих сестер продолжает поддерживать с ним отношения. Еще я видел его жену. — Следующие слова застряли у него в горле, так как он не знал: продолжить или промолчать. С другой стороны, почему бы не сказать то, что хочешь, если это в первый и последний раз. — Я иногда сожалею, что порвал с ним. И последнее время все чаще и чаще.

Матрас снова колыхнулся. Кейт прижалась к его спине, обняв его рукой за талию, и он ощутил на затылке ее дыхание.

— Захочет ли он примирения? Захочет ли говорить с тобой?

— Думаю, это не исключено. — Ник повернулся к ней и положил руку на ее бедро. Лицо Кейт выглядело удивительно безмятежным для девственницы, только что втянутой в развратные действия, и не отражало ни тени стыда или неловкости. — Считаешь, что стоит с ним поговорить? Я всегда полагал, что скандал тебя оттолкнет.

— И оттолкнул поначалу, когда узнала об этом. Тогда я вполне оправдывала твой разрыв с ним. Только… — Кейт уткнулась в его голое плечо, обдумывая, как выразить свою мысль. — После того как столкнулась недавно с семейным отчуждением, закончившимся так печально, меня не покидает мысль, что если один из вас или вы оба хотите примирения, то ты должен попытаться. — Кейт встретилась с ним глазами. — Я хочу, чтобы ты был счастлив. Все остальное вторично.

Ник поцеловал ее в кончик носа.

— Я тоже хочу, чтобы ты была счастлива. — Именно поэтому, когда она встанет, чтобы навсегда покинуть его постель, он лишь пожелает ей добра. И не имело значения, что ее присутствие здесь казалось таким естественным. В одних чулках, утомленная и насытившаяся, с рассыпавшимися по смятым подушкам волосами. — Что ты собираешься делать дальше? Надеешься, что кто-нибудь из джентльменов, с которыми познакомилась, сделает тебе предложение? — Ник должен был коснуться этой темы, чтобы напомнить себе о том, какое ее ждет будущее. Вернее, каким оно не будет. — Лорд Баркли, похоже, очень высокого мнения о тебе.

Кейт со вздохом прижалась лбом к его плечу.

— Я не знаю, что делать. Меня мучают сомнения. Я бы хотела… — Она замолчала, как будто не знала, что сказать. — Я бы хотела, чтобы все обстояло иначе.

«Я бы тоже, Кейт». Он обвил ее руками и поцеловал. Чтобы утешить безмолвно, потому что не было таких слов, которые могли бы изменить их положение к лучшему. Он целовал ее лицо, уши, губы.

Она уйдет. Когда они нацелуются, когда настанет время возвращаться, Кейт встанет, попросит его помочь ей с корсетом, оденется и уйдет домой. И он отпустит ее, потому что хочет, чтобы она была счастлива, а с ним ей счастья не видать.

— Кейт, — прошептал Ник. Он продолжал покрывать ее поцелуями не в силах остановиться. Он был еще не готов ее отпустить. — Я так рад, что ты пришла ко мне сегодня.

Ник перевернул ее на спину и подмял под себя. Он снова затвердел, как будто его тело знало, что Кейт уходит, и хотело получить еще один шанс побыть с ней, пока она еще здесь.

— Я тоже рада. — Кейт прильнула к нему, крепко обняв за шею руками. — Помнишь, ты сказал мне, что однажды я пожалею, что не другой мужчина поцеловал меня первым?

— Я действительно так сказал?

Он целовал ее в шею. Его состояние возбуждения требовало удовлетворения, лишая способности разговаривать.

— Я не пожалею. Я никогда не пожалею о том, что мы сделали. Я всегда буду радоваться тому, что ты был первым мужчиной, с которым я этим занималась.

Кейт шевельнулась под ним, и его твердая плоть оказалась в преддверии ее мягкого лона.

— Осторожно, дорогая.

Ник хотел соскользнуть с нее, но она задержала его, давая понять, что не возражает против более тесного контакта.

— Ник. — Кейт смотрела ему в глаза. — Пожалуйста.

Он обмер, перестав дышать. Снаружи сквозь закрытые окна донесся приглушенный смех проходивших внизу по Миддл-Темпл-лейн людей. Ее рука слегка сжала его, подталкивая к действиям. Ее глаза потемнели от желания.

Ему ничего так сильно не хотелось, как тотчас овладеть ею. Но разум воспротивился:

— Нельзя. Я не могу тебя погубить. Не могу лишить видов на будущее.

— Ты уже погубил меня. Во всех смыслах. И ты это знаешь.

Ник закрыл глаза. Он не мог…

— Все не так просто. У тебя будет муж… — Но даже он не верил, что ее будущий муж имел больше прав на ее тело, чем она сама. — Это не очень-то приятно. — Нашел он более веский аргумент и открыл глаза. — Женщинам в первый раз не очень хорошо. Больно. Даже кровь может пойти.

— Я знаю. Я слышала об этом и не возражаю. — Ее вторая рука гладила его по спине. — Я говорила тебе, что будет больно в любом случае. Я не боюсь.

— Все может быть хуже, чем ты себе это представляешь. Я не хочу, чтобы, вспоминая этот день, ты о чем-то сожалела.

— Пожалуйста, — снова повторила Кейт. — Мне все равно придется делать это с кем-то в первый раз. Если будет хорошо, я хочу, чтобы хорошо было с тобой. Если будет больно и мне понадобится утешение, я хочу, чтобы меня утешил именно ты.

Чертова выучка барристера. Если в практике Ника когда и был случай, когда не нужно было, чтобы его переспорили, так это сейчас. Но у него не было для нее иного ответа, кроме телесного.

Он глубоко вздохнул.

— Останови меня, если станет больно или ты передумаешь.

Когда Кейт кивнула, он приготовился медленно и осторожно овладеть ею.

У него не было девственниц, и он не знал, с какого рода сопротивлением придется столкнуться. Ожидая встретить преграду, которую придется разрывать, он в действительности почувствовал, что продвигается вперед, постепенно растягивая ее.

Кейт прикусила нижнюю губу. Кожа вокруг ее рта побелела.

— Больно? — спросил он как можно ласковее. — Мне остановиться?

Она покачала головой:

— Я скажу, если это понадобится. Не спрашивай больше.

Ник и не стал. Потихоньку продолжая движение, он наконец вошел в нее весь. Поцеловав Кейт в знак утешения, он на несколько дюймов вышел назад, затем осторожно качнулся вперед.

Его мозг обожгло огнем.

— Не очень больно?

Или не следовало об этом спрашивать? Но надо было выяснить, может быть, стоит остановиться? Его пылающий мозг не помнил правила.

— Немного больно. — Ее бледное лицо сквозило решимостью. — Но терпимо.

— Наберись мужества. Обещаю, что это долго не продлится.

Она так плотно охватывала его. Продолжая ритмичное движение, Ник старался не проникать слишком глубоко и не прилагать слишком много силы. В то же время он без устали целовал ее лицо. Наслаждение нарастало с безжалостной стремительностью. Слава богу, она не имела опыта, чтобы оценить его усердие. Спустя короткое время он выпрыгнул наружу и кончил в простыни.

Кейт какое-то время оставалась лежать без движения. После того как лишилась девственности. Он будет подлецом, если позволит ей уйти домой, не осыпав саднящее место щедрыми поцелуями. Ей это нравилось, и к тому же избавит его от мук совести о содеянном. Только потом, когда помог Кейт одеться, благополучно проводил вниз и вывел на улицу; только потом, когда вернулся домой и увидел сбитую постель, на которой она недавно лежала, к нему вернулось здравомыслие, принеся с собой горечь глубокого сожаления.

Глава 18

Несомненно, мистер Блэкшир испытывал теперь раскаяние. Какой честный человек не испытывал бы сожаление после того, как лишил леди девственности, поразвлекся с ней и отправил домой? И было не важно, что она сама уговорила его лечь с ней в постель, а потом и овладеть ею. Он найдет способ взвалить всю вину на свои плечи, внушив себе, что должен был устоять.

— На следующем углу мы повернем.

Кейт заставила Роуз пойти длинным путем. Вернувшись домой в измененном состоянии, она не могла найти себе места и заняться обычными делами. Прогулка за сестрами в школу еще больше ее взбудоражила. Когда Роуз высказала желание сходить в магазин, чтобы купить шелк для вышивания какого-то особого оттенка пурпурного платья, Кейт с радостью предложила составить ей компанию. На полпути она вдруг вспомнила, что тоже должна кое-что сделать.

— Наверно, они очень добрые, раз дали папе свой экипаж. Им все известно о нашей семье?

Роуз, которая провела в школе мисс Лоуэлл весь день, не знала, что Кейт должна была сходить на Саут-Одли-стрит еще утром. Так что визит этот не мог вызвать у нее подозрений и вопросов.

— Да, они все знают. И они на самом деле очень хорошие.

Мисс Смит проявляла к ней доброе отношение с самого начала. Великодушная, тактичная, преданная и, как вчера выяснилось, благородная. И хотя сама Кейт не дотягивала до высокой планки личных качеств подруги, она по крайней мере умела оценить благородство, когда с ним сталкивалась. И умела ответить благодарностью.

«Не знаю», — ответила она мистеру Блэкширу, когда он спросил ее о планах на замужество, и не слукавила. Она не знала, что будет делать. Но точно знала, чего не будет. Это было начало.

Луиза сидела в гостиной дома с одной из своих сестер, когда Кейт и Роуз проводили в комнату. При их появлении она встала и вышла навстречу.

— Я сожалею по поводу твоей бабушки. — Луиза сжала ладони Кейт. — Матушка узнала об этой потере сегодня утром от леди Харрингдон. Мы думали о тебе и твоей семье сегодня весь день.

Кейт извинилась, что пришла с визитом во внеурочное время, пояснив, что хотела как можно раньше поблагодарить Луизу и ее мать за проявленное сочувствие. Последовало радостное знакомство младших девочек. Присутствующую пятнадцатилетнюю сестру Луизы звали Каролина. Она не только проявила желание увидеть шелк для вышивания, о котором они упомянули, но и поинтересовалась, зачем он понадобился. Книга, которую она отложила в сторону при появлении девушек, оказалась романом, который Роуз недавно прочитала.

Луиза предложила сестре показать младшей мисс Уэстбрук домашнюю библиотеку. Возможно, найдется что-то, что та захочет взять почитать. Когда младшие девочки ушли, старшие могли посекретничать.

Кейт опустилась в кресло рядом с диваном Луизы. Ее подруга сидела молча в ожидании. Воспитание не позволяло ей забросать Кейт очевидными вопросами: как твой отец? как его приняли в Харрингдон-Хаусе? сожалел ли он об уходе? Но выражение ее лица свидетельствовало, что она готова выслушать Кейт, хотя настаивать не станет, если подруга предпочтет данной темы не касаться.

Кейт отдала предпочтение второму, ибо ее больше волновали другие вопросы.

— Эти розы прислал лорд Баркли?

На столике у другого конца дивана стоял букет кремовых роз в хрустальной вазе.

— О да. — Этого вопроса Луиза не ожидала и слегка опешила. — Вчера леди Харрингдон придала этому слишком большое значение. Не думаю, что он хотел выразить нечто большее, чем простую сердечность.

— Они прелестны. — Ее собственные цветы были бледно-розовыми и тоже очень красивыми. Кейт могла сидеть и гадать, как оценить этот факт, а могла высказать мнение, наиболее выгодное для всех. — Не думаю, что он хотел лишь проявить любезность.

— Не знаю. — Луиза потупила взгляд, и щеки ее залила краска. Когда она снова подняла глаза на Кейт, в них отразилась озабоченность. — Он вел себя очень дружелюбно на балу у Кэткартов, но не проявил никаких признаков особого внимания, свидетельствующих о чувствах.

Это потому что разрывался между искренней девушкой, разделявшей его интересы в политике, и расчетливой красавицей, бросившей все силы на завоевание его расположения. Кейт не могла вспоминать о вечере без чувства стыда.

— Луиза, я хочу быть с тобой предельно откровенной. Надеюсь, ты не против. — Вчера она не рискнула бы это сказать. Сегодня же, совершив нечто столь неприличное, она ничуть не колебалась. — Я надеялась найти жениха, чье положение позволило бы мне повысить мое собственное, улучшить виды моих сестер на будущее и помочь моей семье вернуть утраченную респектабельность. Лорд Баркли благодаря своему титулу и великодушному уважению, оказываемому моей семье, представлялся мне идеальным кандидатом в супруги, и я пыталась использовать его с этими прагматическими целями в своих интересах.

Луиза кивнула. Она не могла не заметить, что Кейт говорила все это в прошедшем времени.

— Но, наблюдая за вами на том же балу, я обратила внимание, как хорошо вы подходите друг другу. И я очень рада, что он отдает предпочтение тебе.

Пока это предпочтение еще не было явным, но в скором времени станет. Розовые розы, вероятно, значили то же самое, что и розы, которые обычно дарили ей мужчины, поддавшиеся ее очарованию. Кремовые розы свидетельствовали о здравом смысле человека, которому блеск кокетливой красотки не помешал оценить достоинства и ум мисс Смит.

— Я не уверена в его предпочтении. — Луиза опустила плечи, как будто до сего момента не могла в присутствии Кейт расслабиться. — Но признаюсь тебе, что весьма высокого мнения о нем. Только, пожалуйста, не говори об этом леди Харрингдон.

Доверительная улыбка, исполненная надежды, осветила глаза Луизы ярче любой голубой ленты в волосах.

— Ни словом, ни намеком.

Кейт приложила палец к губам в знак молчания. Мистер Блэкшир тоже использовал этот жест в постели, когда потребовал, чтобы она оценивающе взглянула на его наготу. Все ее тело еще сохраняло волнующий трепет, и слегка кружилась голова. И не только от утренних воспоминаний.

Она только что отказалась от планов, которые строила всю свою сознательную жизнь. Вряд ли ей удастся найти другого кандидата в женихи, столь отвечающего ее амбициям, как лорд Баркли. Во всяком случае, в ближайшее время. А то и вовсе ее надеждам не суждено сбыться.

Все же Кейт испытывала не разочарование, а скорее чувство удовлетворения от собственных добрых дел. Она подстригла Луизу перед балом у Кэткартов, придав ее облику немало привлекательности. Она приложит силы, чтобы Луиза всячески поддерживала внимание лорда Баркли, и, возможно, найдет способ, как подстегнуть и его самого. Кейт обладала для этого необходимым талантом. Возможно, помогая другим реализовать свои романтические надежды, она получит не меньшую радость, чем от реализации собственных.

— Следуя твоему примеру, скажу откровенно, что наверняка найдется немало джентльменов, для которых твои достоинства будут важнее респектабельности твоей семьи. — Открытая, добросердечная идеалистка Луиза. Если барон не влюбится в нее, то будет самым большим идиотом на земле. — Я часто слышу от своего брата, что в обществе многое меняется в оценке таких вещей. Уверена, что, когда выйдешь замуж, исполнятся все твои чаяния. А пока можешь со своими сестрами рассчитывать на помощь и дружбу моей семьи.

— Спасибо, — с трудом выдавила из себя Кейт из-за вставшего в горле комка и опустила глаза на сложенные на коленях руки.

Отказ от лорда Баркли она представляла как жертвоприношение. В награду она получит удовлетворение от сознания того, что поступила правильно. Никаких дополнительных выгод она не ожидала.

Когда младшие девочки вернулись из библиотеки, лицо Роуз сияло и в руках она сжимала три тома. По дороге домой сестра рассказала, что Каролина попросила ее принести вышивку, когда придет возвращать книги, чтобы они могли похвастаться друг перед другом своими работами.

Кейт посетила неожиданная мысль, раньше не приходившая в голову. Возможно, то, что она надеялась получить посредством замужества, достижимо иными средствами. Не исключено, что дружба с Луизой и лордом Баркли — если все у них пойдет по плану — позволит семье Кейт добиться признания. Может быть, тогда не только ее, но и сестер начнут приглашать на приемы, и не придется притворяться, что ты ищешь место компаньонки.

Между Смит и Уэстбруками могли завязаться реальные искренние отношения. И у Роуз появится подруга.

Может быть, в итоге она не все испортила, как думала. Может быть, в действительности как раз много чего добилась.

По прибытии домой Кейт ждал еще один радостный сюрприз: франкированное письмо на плотной бумаге цвета слоновой кости с едва различимыми на внешней стороне датой и подписью. Адресовано письмо на этот раз было не ей.

— Это в наибольшей степени похоже на извинения, которые я мог получить от Эдварда, — сказал папа за обедом. — То есть от лорда Харрингдона, — кивнул он детям. — Вашего дяди.

Насколько Кейт помнила, граф до этого никогда не был ни «вашим дядей», ни Эдвардом. Это тоже она могла причислить к одному из своих завоеваний.

На Виолу, как и ожидалось, письмо не произвело особого впечатления.

— Мне казалось, что извиниться он должен был перед нашей мамой. — Она повернулась к матери. — Вряд ли он потрудился прислать письмо и тебе.

— Нет. Было бы странно, если бы он так поступил. Мы ведь не представлены друг другу.

Ни королева, ни герцогиня, ни графиня не могли бы сравниться с ней в достоинстве и благородстве, с каким она ответила, отрезая себе при этом кусочек тушеного мяса.

— Если он не извинялся, то что же написал? — не удержалась от вопроса Кейт, хотя это было сугубо личным делом папы. — Значит ли, что он снова признает тебя? А маму?

— Пока еще рано рассуждать, как все обернется. — Папа, в свою очередь, резал рыбу. — Я и сам пока не знаю, чего хотел бы. Двадцать три года — большой срок жизни без кого-то. К этому привыкаешь. — Он встретился глазами с Кейт, и она поняла, что он имел в виду свою мать и те двадцать три года, за которые она стала ему совершенно чужой. — И Виола права насчет вашей матери. Я не могу пойти на примирение без нее и признания, что с ней поступили дурно.

— Не стоит об этом беспокоиться. — Притом что родителей разделяло полстола, мама сумела произнести это так, как будто они с папой беседовали с глазу на глаз. — Я всю свою жизнь прожила без одобрения лорда Харрингдона и никогда не испытывала в этом необходимости. Важно то, что сделает тебя счастливым. Логично предположить, что примирение двух братьев, живших много лет в отчуждении, может этому способствовать.

«Я хочу, чтобы ты была счастлива. Все остальное вторично». То одно, то другое сегодня словно нарочно заставляло Кейт думать о мистере Блэкшире. Она сказала ему, чтобы поговорил с братом, в ответ на что он поцеловал ее в нос и справился, за кого она может выйти замуж.

— По поводу того, что он написал, Кейт, большая часть останется между нами. Но кое-что могу рассказать и думаю, что тебе это будет особенно интересно. — Папа по другую сторону стола улыбнулся. — Некоторые из твоих предположений оказались правильными. Внимание к тебе со стороны леди Харрингдон было обусловлено желанием моего брата сделать что-то для нашей семьи. Вероятно, он хочет как-то загладить вину, что так долго не замечал нашего существования. Еще он сказал, что его жена очень довольна тобой и считает, что Уэстбруки могли бы тобой гордиться. Но что стало для меня полным сюрпризом, так это то, что Эдвард рекомендовал меня лорду Баркли, когда тот обмолвился, что ищет барристера, который помог бы ему овладеть искусством оратора.

Выходит, что граф думал о папе и искал способ незаметно помочь его семье еще до того, как Кейт получила записку от леди Харрингдон. Однако вчера, когда он имел все основания попросить ее привезти отца к его умирающей матери, смелость и братские чувства отказали ему.

И тогда ему выпал второй шанс. Стараниями Кейт, мисс и миссис Смит, мистера Блэкшира и мистера Керли папа все же приехал, и лорд Харрингдон решил написать письмо. Таким образом, человек продвигался к благородной цели, делая шаг вперед и шаг назад, и вмешательство третьих лиц помогало ему вернуться на верный путь, когда сбивался с дороги.

Шевельнувшись на стуле, Кейт со всей остротой вспомнила, что и сама утром сбилась со своего пути. Легла в постель к мужчине и встала уже не добропорядочной девушкой, какой была до сих пор. Как будто все это произошло не с ней, как будто услышала сплетню, сложила осуждающе губы и покачала головой. С другой стороны, случившееся представлялось единственным логичным результатом трехлетнего знакомства с мистером Блэкширом. Как будто с первого дня знакомства они медленно, но неуклонно шли к этой развязке.

«Что ты будешь делать потом?»

«Не знаю. Мне хотелось бы, чтобы все обстояло иначе».

Кейт протянула руку за стаканом.

— Значит, мистер Блэкшир должен благодарить лорда Харрингдона за возможность работать с лордом Баркли, не так ли?

Странно, как все переплелось, вернее, было переплетено с самого начала.

— Я не стала бы ему советовать писать благодарственное письмо. — Виола с видимым удовольствием ухватилась за новую возможность выразить неодобрение. — Сомневаюсь, что граф утруждает себя чтением писем от людей, имеющих профессию, но не имеющих титула.

Ви не знала худшего. Лорд Харрингдон, безусловно, не обрадовался бы корреспонденции от человека со столь шокирующими родственными связями, как у мистера Блэкшира. Возможно, даже лорд Баркли сочтет обстоятельства неприемлемыми, когда узнает о них, и положит конец всяким надеждам мистера Блэкшира на политическое будущее.

А может быть, и нет. Общество меняется, как сказала Луиза. Лорд Баркли уже проявил себя как человек беспристрастного ума по отношению к ней самой. И если есть на свете джентльмен, способный оценить мистера Блэкшира по его личным достоинствам, а не по злосчастной женитьбе его брата, так это барон.

Кейт бросила взгляд на напольные часы. Прошло всего несколько часов с тех пор, как она ушла от него, а ей уже снова хотелось с ним увидеться и рассказать обо всем, что произошло с той минуты, как расстались, и услышать его новости. Но если он укорял себя за то, что лишил ее целомудрия, то очень нескоро у них появится в доме.

«Мне бы хотелось, чтобы все обстояло иначе».

Она струсила. А ведь должна была сказать: «Я люблю тебя. Помоги мне найти в себе силы сделать правильный выбор. Скажи, что я достаточно сильная, чтобы перенести снижение своего статуса, и умная, чтобы помочь тебе подняться». Возможно, он ответил бы, как уже отвечал, что она не та женщина, чтобы быть с ним рядом. По крайней мере она бы знала, что ей хватило смелости сказать это. Чтобы быть честной.

Не важно. Его дружба и надежда, что он помирится с братом, если хочет этого, сделают ее счастливой. Не думая о себе, она сделает все для его счастья, потому что это главное, когда любишь кого-то.


По наивности Ник думал, что на стук ему откроет лакей. И что у него будет минута-другая, чтобы подняться по лестнице, сориентироваться на месте и подготовиться к встрече, которая все еще представлялась несколько преждевременной. Но когда дверь открылась, перед ним стоял сам Уилл. Судя по спокойному, жизнерадостному лицу, он только что оторвался от занимательной беседы и чувствовал себя готовым к любым неожиданностям, которые могли поджидать его на пороге дома.

Выражение его лица всегда поразительно легко прочитывалось. Его брови приподнялись на четверть дюйма и тут же вернулись на место, что значило удивление. Веселые огоньки в глазах погасли, как задутая свеча. На смену им пришла не злость или холодность, а любопытство и готовность посмотреть, куда этот неожиданный визит приведет.

— Ник. — При звуке его голоса показалось, будто они разговаривали только вчера. — Проходи.

— Я не помешал?

Но он уже перешагнул через порог.

— Моему блестящему обеду со сливками общества? Вряд ли. — Уилл закрыл за братом дверь. — У нас и вправду гости, но ты не помешал. Снимай пальто и поднимайся наверх.

Кэткарт — было первой мыслью. Марта — второй. Третьей — что Уилл удивительно ровно отреагировал на отрекшегося от него брата, появившегося у него на пороге после года молчания.

Поднимаясь вслед за Уиллом по ступенькам, Ник незаметно огляделся. Раньше ему не случалось никого навещать в окрестностях Ганс-Тауна, поэтому он не представлял, в каких условиях здесь живут люди. Скромно — было весьма точным определением. Ступеньки были добротными, обои яркими и не вздувшимися. Никаких следов запустения или грязи, хотя домик был определенно крохотным и количество прислуги — минимальным, раз никто из нее не счел своей обязанностью ответить на стук в дверь.

«Ты никогда бы не смог привести сюда Кейт Уэстбрук». Господи, что за непрошеные мысли! Он никуда не собирался ее приводить. Кто он такой, чтобы судить об этом? Кэткарт — виконт; Марта — жена наследника баронета, но никто из них не брезговал приходить сюда. Да и мог ли он по-прежнему считать мисс Уэстбрук пустышкой после всего того, что он наблюдал у нее в последние дни?

Следуя за братом, он обогнул лестничную площадку и дальше по коридору вошел в первую из двух дверей, за которой открывалась гостиная. Здесь на диване рядом с неприступной миссис Блэкшир сидела его младшая сестра с серьезным лицом.

— Лидия, — произнес Уилл, входя в комнату. — Позволь представить тебе моего брата Николаса. Ник, это моя жена Лидия Блэкшир.

Ник кивнул, и миссис Блэкшир тоже. Ее лицо ничего не выразило. После двух встреч он привык к этому. Но между ними протянулась невидимая нить понимания. Он бы не пришел сюда сегодня, если бы вчера утром она не появилась на скамейке на Брик-Корт с листком бумаги и слегка завуалированным приглашением.

— Ник, как приятно тебя видеть. — Марта все еще испытывала затруднения со светскими любезностями, но хотя бы старалась произносить их с некоторым энтузиазмом. — Надеюсь, что ты не истратишь все свои слова на Уилла, пока я буду отсутствовать. Мы с миссис Блэкшир собирались подняться наверх. Она хотела показать мне свое новое платье.

— В самом деле. — Жена Уилла поднялась сразу за Мартой. — Надеюсь, вы нас простите. Мне давно уже не терпится показать это платье миссис Мерквуд.

И обе они направились к двери. По пути Марта схватила Ника за руку и, наградив пламенным взглядом, с пылающим лицом заторопилась вон из комнаты.

Ему не стоило смеяться над сестрой, во всяком случае, над ее проявлением сердечных эмоций, когда столько лет она проявляла к нему полное равнодушие. Поначалу он думал, что сумеет пересилить приступ смеха, хотя мысль, что Марта хочет взглянуть на чье-то там платье, тоже представлялась в высшей степени абсурдной.

Но тут он случайно перехватил взгляд Уилла, который, сжав губы, также давился от смеха. В его глазах плясали веселые искорки. Им как будто снова было восемь и десять лет, и они сидели рядышком на церковной скамье и толкали друг друга в бок каждый раз, когда преподобный Робертс произносил некое слово, очень веселившее обоих.

Ник прыснул. Вполголоса. Сестра не заслуживала, чтобы над ней подтрунивали. Хотя все представлялось таким абсурдным — их с миссис Блэкшир сдерживаемая враждебность, шитая белыми нитками уловка оставить их с Уиллом наедине и само его присутствие в этом доме, — что он нашел выход, рухнув на освободившийся диван и дав свободу своему веселью.

Уилл тоже расхохотался, упав в кресло, стоявшее под прямым углом к дивану, и закрыв лицо руками. Около минуты они не могли остановиться, предаваясь тихому веселью. Когда же успокоились, то от возникшей между ними неловкости почти не осталось и следа. Двадцатилетние привычки возобладали над теми, что выработались за последние девять-десять месяцев.

Уилл вытер глаза и кивнул вслед ушедшим женщинам:

— Знаешь, у нее нет никакого нового платья.

— Я так и думал. — Ник откинулся назад, уютно устроившись в углу дивана, и понизил голос до театрального шепота: — Мне кажется, я ей не нравлюсь.

— Нет? — Его брат самодовольно улыбнулся, зная об искренней любви своей жены. — Дело в том, что я ей тоже с первого раза не понравился. Так что я не стал бы терять надежду. — Он выглядел таким счастливым в этой крохотной гостиной, в обстановке стесненности, столь не похожей на ту, в которой вырос. — А пока можешь утешиться избыточным проявлением сестринской любви.

— Все этот чертов Мерквуд; ушел и изменил ее до неузнаваемости. — В действительности все обстояло не совсем так, но ему хотелось о чем-то горячо высказаться, и человек, женившийся на его младшей сестренке, после того как совратил ее, был вполне подходящей для этого мишенью. — Тебя не было здесь, когда она жила в первом браке, но тогда она выглядела спокойной и уравновешенной, какой мы ее всегда знали. Но стоило появиться этому парню, как она стала вытворять необъяснимые вещи и вести себя так, как мы сегодня наблюдаем.

— Я не виню ее в этом, как не виню и ее мужа. Любовь всех нас заставляет совершать необъяснимые поступки. — Уилл откинулся на спинку кресла и положил ногу на ногу. — Я сам тому яркий пример. Уверен, что в один прекрасный день ты узнаешь это из собственного опыта.

Ник мог бы придумать с десяток ответов. Пошутить, к примеру, на тему, как младшие братья набираются наглости говорить старшим об опыте. Еще раз обругать мистера Мерквуда. Сменить тему.

Но ничто из этого не пришло на ум. В смятении чувств, которое при ближайшем рассмотрении могло сойти за любовь, он сидел и молчал.

— Ага. — Уилл опустил локти на подлокотники и сцепил пальцы. — Я тут размышлял, что могло подтолкнуть тебя к этому визиту? Она примет тебя, или твои родственные связи являются непреодолимым препятствием?

Его брови озабоченно нахмурились. В тот день, когда он объявил о своем решении, Уилл принес извинения, зная, чего это будет стоить остальным Блэкширам.

— Это не совсем так… — Ник неопределенно взмахнул рукой. — В мои намерения не входило просить ее. Дело не в этом. — Какого лешего он пытался сказать? Ник уронил руки. — Все чертовски сложно.

— А разве в нашей жизни что-нибудь бывает просто? — Уилл изучал его лицо. Его черты выражали сдержанное сочувствие. — Лучше расскажи мне все по порядку. Как ее зовут? Где вы познакомились?

И Ник рассказал, чувствуя себя эгоистом и невежей, хотя это ему в первую очередь следовало расспросить Уилла о его жизни, обсудить их отчуждение и выяснить, смогут ли они снова стать друзьями. К тому же он неимел права нарушать тайну частной жизни Кейт рассказом даже в самых общих словах о том, что произошло между ними.

Но он уже ничего не мог с собой поделать. Слова полились из него, как вода из опрокинутого кувшина. С кем еще мог он откровенно поговорить? Он не делился секретами со своими коллегами или друзьями, не обсуждал дела такого рода с сестрами или правильным и неизменно корректным Эндрю.

А вот Уилл, его младший брат, знал, что такое человеческая слабость, и не испытывал нужды выказывать отвращение или неодобрение вместо того, чтобы сразу перейти к практическим вопросам. Может ли она забеременеть? Может ли пожалеть о случившемся после того, как рассеется туман скорби? Может ли рассказать родителям? Позволяет ли ему доход жениться?

Осознание пришло во время беспристрастного разбора фактов и возможностей. Нет, не как вспышка молнии, осветившая черноту комнаты, а скорее как постепенное таяние морозного узора на стекле, когда скрытое прежде проступает со всей четкостью.

Он должен просить ее руки. И не потому, что она могла забеременеть. Приняв обычные предосторожности, он был уверен, что этого не произошло. Не из чувства вины, что обесчестил ее, или страха перед гневом ее родителей. И даже не по причине головокружительной влюбленности, которая воодушевляла его надежды три года назад.

Он должен был просить ее выйти за него замуж, потому что не мог представить, как она положит голову на чужое мужское плечо, чтобы поведать о своих сомнениях. Не мог вообразить, что наступит такое время, когда они смогут вести лишь светские беседы, потому что шутить и обмениваться колкостями с чужим мужчиной замужней женщине не пристало. Ник не мог допустить, чтобы она делилась своими надеждами и чаяниями, победами и провалами с другим человеком. Как не мог представить, что и он будет рассказывать о своих достижениях и проблемах не ей, а другой женщине.

— Мы совсем не подходим друг другу. Менее подходящую пару трудно вообразить.

Он не собирался этого говорить и все же сказал.

— Однако это не помешало вам стать друзьями, — заметил Уилл спокойно, барабаня пальцами по подлокотнику кресла.

— Нет, как видишь. — Ник безропотно наблюдал утром, как она уходит, потому что ее счастье было для него превыше всего. А должен был спросить напрямую, не может ли он сделать ее счастливой. — Несмотря на нашу несовместимость, мы все же сумели подружиться.

В жизни нет ничего невозможного.

Хотя все было не так просто. Его сомнительного дохода, даже с учетом сбережений, не хватит на шелковые платья и бумагу с льняным волокном. Его родственные связи не позволят ей достичь того уровня социального статуса, о котором она мечтала.

Однако на его вопрос о ее планах она не ответила: «Я надеюсь, что лорд Баркли сделает мне предложение» или «Выйду за первого человека благородного происхождения, который позовет меня замуж». Кейт прислонила голову к его плечу и пожалела, что судьба не торопится им навстречу.

Но все еще могло сложиться по-иному. Почему бы и нет? Они с ней могли стать другими. Могли изменить свои планы. Могли довериться друг другу и двинуться вперед.

— Ты всем доволен, Уилл, да? — Ник обвел комнату жестом. — И твоя жена тоже? Тебя устраивает этот дом и не мучает то, что тебя нигде не принимают?

— Не стану лгать. Мне не хватает тебя и наших старших брата и сестры. И я сожалею, что мой брак принес трудности в твою жизнь. — Уилл нахмурил брови и снова побарабанил пальцами по подлокотнику. — Больше я ни о чем не жалею, но не стал бы никому рекомендовать следовать моим путем, если положение не безвыходное. Наш с Лидией предыдущий жизненный опыт… подготовил нас к нынешним условиям, научил радоваться и маленькому дому, и немногочисленным друзьям. Для неподготовленного человека жертва будет куда больше.

То есть придется нелегко, если следовать путем брата. В таком случае благоразумно выбрать невесту, которую не страшат трудности.

Да и жить им необязательно в столь стесненных условиях. Кое-какие средства у него все же имелись. Если залезет в сбережения, то сможет купить приличный дом и даже его обставить. Правда, придется повременить с покупкой земли, но это может подождать. Он умел быть терпеливым. Очень много хорошего происходит с теми, кто готов и умеет ждать.

Ник расплылся в улыбке. Он, наверное, со стороны выглядел полным идиотом. А его рассказ о содеянном и намеки на опрометчивые надежды и вовсе делали его таковым. Или того хуже — негодяем и непомерным лицемером, который обесчестил девушку и признался в этом человеку, от которого высокомерно отказался по причине его скандальной связи.

Уилл смотрел на него, нахмурив лоб, озабоченный его проблемами, как если бы все эти месяцы они сохраняли дружеские отношения. Ник вытянул перед собой ноги и провел рукой по волосам. Позже, когда их отношения восстановятся, он непременно спросит брата, как он живет в столь стесненных обстоятельствах. Возможно, он и с женой Уилла подружится, чтобы послушать и ее историю.

А сейчас, довольный решением, пришедшим только что в голову, он продолжал улыбаться.

— Господи, как же я рад, что тебя не убили на той дуэли.

Он так долго ждал, чтобы произнести эти слова.


К концу визита Нику удалось достичь некоторой сердечности с миссис Блэкшир в обсуждении содержания дома и обслуги. Это было неплохо для начала. Со временем их отношения смогут улучшиться.

Однако прежде чем обратиться к Кейт, следовало преодолеть еще один барьер, и немаловажный. Визит к Уиллу и его жене помог Нику стать откровенным в признании своих ошибок. Таким образом, он был во всеоружии, когда следующим утром отправился навестить лорда Баркли в его доме на Чарлз-стрит.

— Я не до конца был честен с вами с самого начала. — Сидя напротив барона, Ник старался изо всех сил не думать о том, как было бы приятно работать в таком месте. Разбирать почту. Изучать обсуждаемые в парламенте вопросы и готовить барону отчеты. — Мне очень не хотелось упустить этот шанс с вытекающими из него преимуществами. По причине чего я не рассказал вам то, что вы имеете право знать и рано или поздно узнали бы иным путем. Это не попытка оправдать мою неискренность, а всего лишь стремление объяснить ход моих мыслей.

Баркли кивнул:

— Это проясняет слова лорда Литтлтона, сказанные вам на балу у Кэткартов. Они заставили меня задуматься.

Барон до прихода Ника читал документы, и теперь они лежали, разбросанные в беспорядке по всему столу, требуя участия секретаря.

— Прошу прощения, что поставил вас в такое положение. Вы не должны были услышать сплетни из чужих уст. — Ник набрал в грудь воздуха. — Хочу сказать, что вчера я навестил брата и намерен впредь поддерживать с ним отношения.

Барон с задумчивым выражением лица потер подбородок.

— Вы должны сознавать, что это затруднит осуществление ваших политических амбиций.

— Они и так были бы для меня труднодостижимыми. — Ник повел плечом. На самом деле он почти примирился с этим. — Я отказался от Уилла, когда он объявил о своем намерении жениться, но обнаружил, что мог бы с таким же успехом продолжать общаться с ним, поскольку бойкот брата ничего хорошего мне не принес. Солиситоры значительно сократили передачу мне дел, и количество приглашений на светские приемы тоже существенно поубавилось. Полагаю, что если восстановлю с ним связь, станет еще труднее во всех отношениях. И все-таки я решился на это.

Баркли некоторое время молча изучал его.

— С моей стороны выглядело бы бесчестно прервать наше партнерство из-за этой связи, не так ли? Тем более я выступаю защитником интересов демобилизованных солдат. Это дело не должно пострадать.

— Вероятно. Но вы могли бы расстаться со мной на том основании, что я повернулся спиной к одному из тех, о благосостоянии кого вы печетесь. Я хорошо запомнил ваши слова. Либо на основании недостаточного ко мне доверия.

Лицо барона осветила улыбка.

— Барристер до мозга костей. Советую вам прекратить свои откровения, пока не нашли довод, способный показаться мне убедительным.

Надежда, постоянный спутник Ника последнего времени, воспрянула духом. Значит, Баркли еще не услышал причину, которая могла бы убедить его расторгнуть их договоренность.

— Правда состоит в том, Блэкшир, что я не придаю большого значения вещам такого рода, чтобы вы знали. Ваше имя, если помните, стало известно мне не в той связи, как Литтлтону. И я не могу представить, чтобы обучение ораторскому искусству у джентльмена, брат которого женился на женщине с дурной репутацией, запятнало мое собственное имя. Даже секретарь, брат которого женат на такой женщине, вряд ли может повредить моей респектабельности. — Барон сделал паузу и набрал в легкие воздух, как его учила миссис Уэстбрук. — Но в будущем потребую от вас предельной честности, если возьму вас на должность своего секретаря. Я рассчитываю, что человек на этом месте должен быть абсолютно честен со мной и никогда не скрывать то, что, по его мнению, мне будет неприятно узнать.

Насколько Ник понял, это был намек, что настал час истины. Он выпрямился и тоже сделал глубокий вдох.

— Чтобы быть с вами до конца честным, я должен исправить ложное впечатление, которое оставил у вас и по другому делу. Это касается мисс Уэстбрук.

Хотя безопаснее было бы сначала поговорить с Кейт. Возможно, что в зависимости от ее ответа, ему не в чем было бы признаваться барону.

Однако здесь он утратил ощущение безопасности.

— Боюсь, я ввел вас в заблуждение относительно моих чувств к ней. В свою защиту скажу, что я и себя обманывал. — Его сердце гудело, как церковный колокол, ведь он снова поставил на карту свои амбициозные планы. — Мы друзья, как я сказал вам. Это правда. Но недавно я осознал, что уже давно люблю ее.

Глава 19

Однажды мистер Блэкшир пришел к ней с цветами. Она не сожалела, что отвергла его в тот день, но переживала, что не поступила с ним более мягко, менее болезненно для его гордости. Он оправился, и три года они продолжали узнавать друг друга, не обремененные тяжестью надежд и ожиданий, учились ценить и понимать друг друга.

Нет, она никогда не будет сожалеть, что не обнадежила его тогда. Потому что он снова пришел, переступив порог гостиной с элегантным букетом из лилий и гвоздик. Даже если окажется, что цветы предназначены не ей, она воспримет их скорее как знак бесконечного уважения, чем знак влюбленности молодого человека в хорошенькую девушку.

— Блэкшир. — Отец поднялся со своего места у камина и направился к гостю. — Я рад, что ты зашел. Я хотел выразить тебе свою признательность за твои труды два дня назад.

Мистер Блэкшир поклонился.

— Я сожалею о вашей утрате. Я узнал скорбную новость и пришел лично принести свое соболезнование.

Значит, цветы были предназначены не ей. Кейт знала, что это маловероятно, и все же не могла не испытать чувства разочарования, когда букет из рук Блэкшира перекочевал в руки папы, а потом мамы.

— Присаживайтесь, прошу вас, — сказала мама. — Я велю сервировать чай. Может, и торт заказать?

— Не стоит так беспокоиться. В чае нет никакой необходимости. — Говоря это, Ник смотрел на нее, а не на маму. Еще до того, как он произнес следующие слова, ее пульс забился, как у жилистой горничной, выколачивающей ковер. — Но мне необходимо побеседовать с глазу на глаз с мисс Уэстбрук, если вы позволите.

Воцарилась моментальная тишина, которую нарушил чей-то непроизвольный вздох. По-видимому, Роуз, поскольку донесся с ее стороны. Но дыхательные упражнения сейчас менее всего интересовали Кейт.

— Кейт?

Это спросила мама. Единственный слог означал: «Ты этого хочешь?» Потому что она не выйдет из комнаты, — как никто не выйдет, — чтобы оставить Кейт для разговора, который ей не нужен.

Мир вокруг нее в последнее время переполняли людская доброта и доброжелательность. Все же готовность семьи сомкнуть вокруг нее ряды даже против столь любимого друга, как мистер Блэкшир, обдало сердце Кейт новым теплом.

— Мне бы хотелось услышать, что собирается сказать мистер Блэкшир.

Кейт много раз представляла, как кавалер, с которым она связывала свои надежды, однажды попросит разрешения переговорить с ней с глазу на глаз. И репетировала перед зеркалом, как выразит согласие, остановившись в итоге, на спокойном кивке с намеком на улыбку, чтобы, вселив надежду, оставить человека в безвестности.

Господи, какой же самодовольной дурочкой она была и что знала о человеческих отношениях. Ей даже не приходило в голову, что этим кавалером мог оказаться хороший знакомый, который тотчас разглядит в ее поведении фальшь и притворство. Как не приходило в голову, что не захочет разыгрывать перед ним спектакль и что произнесет свое согласие вполне естественным тоном.

Уэстбруки цепочкой потянулись на выход, и каждого из них Ник удостоил кивком. Оставшись с Кейт наедине, он пересек комнату, сел рядом с ней на диван и повернулся к ней лицом, закинув руку на спинку дивана.

— Кейт, — произнес он и замолчал, глядя на нее, затем поднял глаза к потолку и провел ладонью по лицу. — Кажется, я не знаю, с чего начать.

— Не важно, с чего начнешь, конец будет одинаковым.

— Правда?

Ник протянул к ней руку и обвел пальцем завиток ее ушной раковины, пробудив в памяти Кейт яркие воспоминания о том, чем занимались они, когда он вот так касался ее уха.

— Да. Если хочешь, я могу заранее сказать, чем все закончится.

Он с улыбкой покачал головой и уронил руку.

— Я барристер, если помнишь, и хочу стать политиком. Боюсь, тебе придется потерпеть до конца речи.

Но речи на самом деле не получилось. Он нашел ее руку и, взяв в свою, переплел их пальцы, затем рассказал о вчерашнем визите к своему брату и послушал о ее походе к Луизе. Потом последовал рассказ о встрече с лордом Баркли и письме лорда Харрингдона к папе. Они с удовольствием делились своими небольшими секретами и радовались успехам друг друга. Обо всем этом можно было говорить и в присутствии всей семьи, если бы он не описывал большим пальцем круги на ее ладони и не смотрел бы на нее с нескрываемым обожанием.

— Я не могу обещать тебе большой дом или светскую жизнь, — перешел Ник к делу, не сделав предложения и не признавшись в любви, как будто хотел избежать церемонии и сразу обсудить предмет совместной жизни. — Нам, вероятно, придется начинать примерно в таком же месте, как это, и несколько лет экономить каждый пенс, прежде чем я смогу купить землю. Ты не против?

Она не возражала. И это было странно. Она всегда мечтала приобрести с замужеством положение и богатство, как это бывает в романах. Но такая жизнь вдруг показалась ей невероятно тоскливой. Что будешь делать днями напролет, став женой мистера Баркли? Разве что в очередной раз перевешивать картины в Пемберли.

Если же она выйдет замуж за мистера Блэкшира, то будет всячески способствовать его успеху. Она сможет экономно вести хозяйство, чтобы их накопления выросли быстрее, приблизив тот день, когда он станет землевладельцем. Она будет слушать его судебные дела и задавать вопросы, которые, возможно, помогут ему лучше готовиться к судебным дебатам.

А когда он начнет заводить политические знакомства, она постарается уговорить Луизу, чтобы посодействовала в этом через своего брата, и сама будет встречаться с влиятельными людьми, чтобы, как и подобает жене хорошего политика, заинтересовывать их своими беседами.

— Эй, ты где? — В его голосе прозвучали нотки дразнящего обожания. — Я вижу, что воображение гонит тебя, как борзые кролика, но не имею представления куда.

— Не смейся, Ник, но мне кажется, что роль жены политика мне очень даже подойдет, а пока суд да дело, буду идти с тобой к заветной цели. — То, с каким лицом он ее слушал, вызвало у Кейт желание всю жизнь делиться с ним сокровенными мечтами и чаяниями. — Все эти годы я упорно стремилась добиться высокого социального статуса, но позже мне стало ясно, что занималась я этим только потому, что мне нравится к чему-то стремиться, чего-то добиваться, преодолевать препятствия, по крайней мере те, которые мешают в достижении цели.

— Боюсь, если мы поженимся, тебе придется оставить надежды на положение в обществе.

Наконец он произнес это слово, сверкавшее блеском озера в жаркий летний день. Кейт глупо улыбнулась, и он тоже.

— Я никогда не оставлю этих надежд. Более того, я намерена стать самой популярной хозяйкой политических раутов в городе. Но я могу подождать. — Еще нужно было получить признание Луизы и, возможно, испытать радость примирения папы и лорда Харрингдона. — Правда, я не во всем столь терпелива, как в этом. Наше время, отведенное на беседу наедине, скоро выйдет за рамки приличий, а ты так и не добрался до сути разговора.

Ник рассмеялся и, отпустив ее руки, взял в ладони ее лицо.

— Поверь, что только за счет моих героических усилий мы остаемся в рамках приличий. И ты, плутовка, знаешь, в чем суть разговора. Я хочу, чтобы ты стала моей женой. — Его слова потрясли ее до основания, хотя ничего такого не содержали, чего бы она не знала. — Мы не во всем подходим друг другу, но за это я люблю тебя еще больше. — Кончиками пальцев он ласкал ее шею. Должно быть, от этих ласк она потеряла разум, если уже заранее не была уверена в своем ответе. — Ты сказала мне еще до того, как я начал, что знаешь, чем все завершится. Могу ли я надеяться, что все закончится твоим согласием?

— Можешь надеяться, на что хочешь. Но вот как все заканчивается.

Она притянула к себе его голову и поцеловала в губы.

Эпилог

Свадебный завтрак, как и полагается свадебным завтракам, был началом и ознаменовал начало их супружеской жизни. Еще он в общих чертах позволил увидеть, как их обе семьи поладят друг с другом. И сможет ли семья Ника снова объединиться.

Начало требует осторожных шагов, поэтому они постарались не сажать миссис Блэкшир рядом с Кити или Эндрю. Если она надеялась, что будет наслаждаться едой в одиночестве, то явилась не по адресу.

— Мне кажется, что женщина, являющаяся содержанкой джентльмена, пользуется теми же привилегиями, что и жена, но вдобавок еще и обладает большей независимостью. — Мисс Виола, едва прикасаясь к еде, с увлечением засыпала вопросами экзотическое создание, которое судьбе было угодно занести в их семью. Время о времени до Ника долетали обрывки ее разговора. — Она сама распоряжается своими деньгами, является собственницей своей одежды и драгоценностей. И если пожелает, может разорвать отношения.

— Это правда, но и джентльмен может сделать то же самое. — Миссис Блэкшир — одна из трех присутствующих за столом, включая жену Эндрю и невесту, — понизила голос и огляделась вокруг, чтобы понять, как далеко ее слышно. — Он, конечно, может снабдить ее какой-то денежной суммой, но этих средств может не хватить ей на всю оставшуюся жизнь. У жены в этом отношении есть преимущество. И дети жены, безусловно, находятся в более выгодном положении по сравнению с детьми содержанки.

— Законность и наследование. Я забыла об этом.

Мисс Виола поправила очки, хмуро размышляя над последней поправкой к преимуществам положения содержанки.

Кейт, сидевшая справа от Ника, посмотрела на него. Ее веселые глаза и плотно сжатые губы свидетельствовали, что она тоже слушала эту весьма нетипичную беседу, происходившую на другом конце стола.

— Видишь, какую услугу я оказал, приведя своих родственников в вашу семью? — Ник понизил голос до шепота. Потом, когда завтрак закончится и все разъедутся по домам, он прошепчет ей на ушко еще сотню других слов. За две недели, прошедшие после сделанного предложения, он ни разу к ней не прикоснулся, если не считать одного-двух поцелуев. — Полагаю, что к концу завтрака у мисс Виолы наберется достаточно материала для целой главы.

— Не сомневаюсь в этом. Спаси нас, Боже.

Ник знал, что Кейт очень волновалась перед знакомством с Уиллом и его женой, но, когда пришло время, она встретила их с хорошо отрепетированным самообладанием и посрамившей его любезностью. В объединении семьи она будет его союзницей, тем более что уже имеет в этом определенный опыт.

Ник взглянул на другой конец стола, где мистер Уэстбрук беседовал с женой Эндрю, а затем обвел взглядом всех присутствующих, увлеченных разговорами, завязавшимися повсюду благодаря одному веселому вечеру, когда они с Кейт чертили схемы, обсуждая план размещения гостей за столом. Миссис Уэстбрук по соседству беседовала с мужем Кити об охоте. Чуть поодаль мистер Мерквуд, неравнодушный к музыке, склонился с каким-то вопросом к мисс Би. Прямо напротив лорд Баркли уделял внимание Уиллу по одну сторону от него и мисс Смит — по другую. Кейт имела твердое намерение сосватать подругу за барона. Стоическая Марта сидела рядом с рассеянным Себастьяном, и ни она, ни он нужды в собеседнике не испытывали. Мисс Роуз как наиболее доброжелательная и надежная из Уэстбруков, по обоюдному признанию Ника и Кейт, служила своего рода представителем семьи для связи с Эндрю и Кити.

Узнав, что ей поручают исключительно важное задание, суть которого состояла в том, чтобы произвести хорошее впечатление на наиболее требовательных из Блэкширов, она прыснула, но согласилась и отлично справлялась с заданием.

Лорд и леди Харрингдон, естественно, не присутствовали, но прислали поздравления и попросили мисс Уэстбрук как-нибудь познакомить их с ее супругом. Что в значительной степени превосходило ожидания Ника.

Вот так выглядело начало. Какие-то мечты осуществятся, какие-то, возможно, нет. Но пока Ник предавался роскоши непомерной, безудержной надежды.

— Миссис Блэкшир.

Он еще не привык к ее новому имени. Чтобы привыкнуть, понадобится время.

— Да, мистер Блэкшир?

Сколько раз за время их знакомства он смотрел на нее и думал, что она еще не была так красива? Но она и вправду еще никогда не выглядела прелестнее, чем сегодня, в этом небесно-голубом шелковом платье, подаренном к помолвке дядей и тетей. Ник с трудом мог дождаться, когда снимет его с нее.

— Я так рад, что ты не приняла моих ухаживаний три года назад.

Кейт рассмеялась. Она хорошо его понимала. Любовь значит больше, когда вырастает на основе глубокого знания человека, когда изучила его недостатки так же хорошо, как и достоинства, когда знаешь его маленькие чары и большие, его скандальные связи и все остальное.

Для двух людей, которые так плохо сочетались, они идеально подходили друг другу.

— Я тоже рада, что отвергла тебя тогда, — сказала она и под столом вложила ему в руку свою.

Примечания

1

Англо-американский философ, просветитель, публицист, прозванный «крестным отцом Америки».

(обратно)

2

Одна из центральных площадей Лондона.

(обратно)

3

Одна из корпораций барристеров, входящая в «Судебные инны».

(обратно)

4

Ежегодный справочник дворянства.

(обратно)

5

Письмо без марки, но с пометкой о предварительной оплате отправителем.

(обратно)

6

Светский клуб, куда имели доступ лишь те, кто получал одобрение на покупку годового ваучера.

(обратно)

7

Имеется в виду город, выборы в котором фактически контролируются одним лицом.

(обратно)

8

Шекспир. «Венецианский купец».

(обратно)

Оглавление

  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Эпилог
  • *** Примечания ***