Лишь этот человек оставался спокойным посреди всего, что творилось вокруг. Хлестал дождь. Ветер гнал сизые рваные тучи к нависшей над городом крутолобой горе. Тучи огибали гору и уплывали к северу. Время от времени короткие молнии жалили шпили костелов, целили в высокие деревья и башни древней крепости на самой макушке поросшей кустарником горы.
А внизу, на земле, неистовствовали уже не стихии, а люди. Стреляли отовсюду. Из Низкого замка и костела Кармелитов, с городских валов и просто из окон. Но худой, сутулый человек с узким лицом аскета, одетый в кирасу и серый суконный плащ, приспустив поводья, медленно ехал по улице, будто не было ни молнии, ни дождя, ни стрельбы, а сам он возвращался с обычной загородной прогулки. Может быть, из-за своей сутулости и манеры держать голову опущенной на грудь он напоминал усевшуюся на коня огромную ворону. Вокруг человека суетились охранники — драбанты, стремясь заслонить его от шальных пуль. Узколицый махнул рукой: пустое, город уже взят, а солдат не должен бояться смерти. Ведь шальная пуля — это судьба. Если минует она тебя, ты сколько-то минут — в счастливчиках. До следующего выстрела.
Вскоре кавалькада добралась до центральной площади города, носившей название «Рынок». Тут находилось здание магистрата — ратуши — растянутое по фасаду строение, состоявшее из трех возведенных в разное время домов, но так точно подогнанных друг к другу, что лишь опытный глаз мог отметить различие почерка зодчих. Венчала ратушу шестидесятиметровая башня со шпилем и смотровой площадкой, а главный вход караулил каменный лев на пьедестале. Сейчас, вымокший под дождем, он казался каким-то озябшим, а выражение его каменной морды стало тоскливым и обиженным. Ему тоже не нравилось все то, что совершается на земле.
Человек спешился, жестом отстранив драбанта, попытавшегося ему помочь, все так же сутулясь, обошел мощенную камнем площадь. Остановился у каменного колодца, рядом с которым была установлена огромная бронзовая русалка.
— Что это? — спросил он. — И зачем?
Драбанты ответить на вопрос, естественно, не могли. Затребовали кого-нибудь из сведущих.
Из ближайшего костела выволокли немолодого, хромающего и путающегося в рясе человека — ксендза Шимановского. Драбанты поддерживали его под локти.
Шимановский объяснил, что русалку поставил здесь еще сто двадцать пять лет назад, а именно в 1580 году, известный архитектор и скульптор Петр, по прозвищу «Итальянец». Считалось, что русалка спасает колодец от загрязнения и высыхания.
— А сейчас в колодце есть вода?
— Колодец внезапно высох, — ответил Шимановский. — Никто не знает, как это случилось.
— Значит, русалка не уберегла? Есть старое правило: побольше полагаться на бога и поменьше на прекрасных дев.
Шимановский вздохнул, сначала поднял очи к небу, затем опустил долу и промолчал. Он-то всегда так считал. А остальные…
Между тем узколицый подошел к лобному месту. И здесь была скульптура, напоминающая Януса о двух ипостасях. Одно лицо было мужским, второе — женским. Шимановский рассказал, что тут некогда казнили преступников, а также многих молдавских господарей и казацкого атамана Ивана Подкову.
— А теперь?
— В последнее время, слава богу, казней меньше.
— Некого или некому? — спросил узколицый.
Шимановский не понял вопроса. Ему растолковали: нет палача или же вывелись преступники? Нет, и должность палача существовала, и преступники еще водились. Может быть, все дело в том, что вокруг война…
— Ясно, — сказал узколицый. — Значит, некогда.
Затем, оставив ксендза под дождем и даже не поблагодарив, он неспешной, твердой походкой направился к входу в ратушу.
Утро этого человека — а именовали его Карлом XII, королем шведов, готов и вандалов, — началось в палатке на горе у Высокого замка. На рассвете пропел петух, разбудив своего хозяина. Карл поднялся с походной кровати, сам натянул ботфорты (он спал одетым, лишь расстегнув две верхние пуговицы сюртука), умылся и выпил поднесенные ему два сырых яйца и стакан молока.
Дождь ненадолго прекратился, и словно чья-то рука расшторила окно — сразу же стал виден внизу, под горой, город, опоясанный стенами, мощно укрепленный Низкий замок, еще не пришедший в такое запустение, как Высокий, предместья и неширокая речка Полтва. Текла речка медленно, спокойно. И казалось, вот-вот она вовсе уснет и превратится в бесконечно длинный узкий пруд. Берега ее поросли ивняком и камышом. В подзорную трубу было видно, как вдоль левого берега тихим прогулочным шагом пустили своих коней два всадника — дама в шляпе с длинной накидкой,
