Эта сияющая земля [Розалинда Лейкер] (fb2) читать онлайн

Розалинда Лейкер ЭТА СИЯЮЩАЯ ЗЕМЛЯ

Посвящается моему мужу Инге,

летчику 331-го эскадрона, встречавшему меня в Бергене с цветами

Глава 1

Утром в понедельник 8 апреля 1940 года Джоана Рейн, как обычно, по пути на работу купила газету. На пасху ярко светило солнце, но температура не повысилась, да еще с фьорда подул резкий ветер и принес снег. В этом году весна припозднилась. Зима в Скандинавии и во всей Европе, охваченной войной, была самой суровой за последние несколько лет. В эксклюзивном магазине мехов, где она работала одновременно секретарем и бухгалтером, последние несколько дней торговля шла бойко в связи с сезонной распродажей.

Джоана повернула в направлении улицы Юхана. В свои двадцать один эта высокая стройная девушка с золотистыми волосами до плеч и ярко-синими глазами смотрелась превосходно. Недавно она каталась на лыжах на склонах Нордмарка, и ее загорелое лицо светилось здоровьем. Красивые пухлые губы она едва подкрашивала красной помадой, отлично сочетавшейся с беретом из мягкой шерсти. Легкий характер, открытость и заразительный смех располагали к ней людей.

Она поднималась по широкой улице, проходила мимо самых лучших магазинов города, здания парламента и парка, примыкавшего к университету. На другой стороне находился Гранд-отель, немного изменившийся с тех времен, когда каждый день в полдень Генрик Ибсен заходил сюда выпить аперитив. В начале улицы возвышался роскошный королевский дворец, возведенный в стиле неоклассицизма. Окна дворца выходили на шумный центр Сити Холл, на гавань и на длинный рукав фьорда, где плавало множество кораблей — от лайнеров до рыбацких лодок. Дворец не был огорожен стенами, лишь двое часовых в темно-синей форме охраняли его, внимательно наблюдая за прогуливающимися мимо королевской резиденции.

Джоана несколько раз видела короля Хаакона. В День независимости он гулял по улицам города как обычный гражданин, а потом приветствовал с дворцового балкона детей и студентов, проходивших мимо с развевающимися флагами. На редкость высокий и худой, он, казалось, с трудом противостоит резким порывам ветра. Король пользовался большим уважением в стране за свою решительность и принципиальность.

Свернув с Карла Юхана, Джоана пришла в свой магазин. Это здание с куполами и коваными балконами было одним из самых красивых в Осло. Вход с террасой в викторианском стиле окружали деревья. Джоана собрала почту и прошла в свой кабинет. В торговом зале слышались голоса продавщиц, готовящихся к началу трудового дня. Рабочий день, как обычно, начинался с просмотра газеты. Писали об очередном морском сражении между британскими и германскими кораблями. Радовало, что Норвегия, так же как Швеция и Дания, приняла решение соблюдать нейтралитет, хотя это вовсе не означало, что людям этих стран была безразлична судьба охваченной войной Европы.

Джоана отложила газету и начала просматривать почту. После выходных накопилось много писем от заграничных партнеров. Экспорт был особенно важной частью бизнеса. Следить за ним входило в ее обязанности, так как она владела английским языком, который учила в школе, французским и немецким, которые позднее изучала в колледже. К сожалению, Париж больше не получал крупных поставок воротников и других изделий норвежского производства. Война была виновата во всем.

В магазине Джоаны сохранялась обстановка, созданная прежними дизайнерами, стояли манекены в меховых шубах и в шляпах с широкими полями, украшенными перьями, какие носили во времена юности ее мамы. Эти вещи отличались необыкновенным шармом, особенно шубки и накидки для вечернего выхода.

Подготовив документы для хозяина магазина, Джоана встала и направилась в салон, через который нужно было пройти, чтобы попасть в кабинет начальника. В зале находились две покупательницы. Соня Холм, старший продавец, ее подруга, подошла к ней, держа в руках нижнее белье, купленное на распродаже.

— Я посмотрю, как только освобожусь, Соня, — пообещала Джоана. Она любила заходить в торговый зал, где на специальном помосте выставлены шикарные меха. Магазин специализировался на дорогих шубах. Легкие накидки из горностая, шубки из рыси и голубой лисы считались гламурными мехами, и их просто обожали звезды кино, а белую лисицу, как правило, надевали для выхода в свет, и считалось, что этот мех лучше всего подходит молоденьким девушкам.

В одной из витрин выставлены шкуры полярных медведей, белые и добротные. Джоана не могла спокойно смотреть на них. Она всегда с грустью думала об этих диких животных. Особенно ей было жаль маленьких зверушек: арктических лис, зайцев и куропаток. Если бы они с приходом зимы не меняли окрас на белый, то остались жить в естественной природе и никогда бы не попали в ловушку охотника.

Лейф Моен, хозяин магазина, стоял около окна в тот момент, когда она вошла, и внимательно рассматривал несколько белых лисьих шкур, лежавших в распакованных коробках на столе. Отделка его кабинета соответствовала стилю магазина. На полированной поверхности стола стояли фотографии жены и троих детей в серебряных рамках.

— Доброе утро, Джоана, — поприветствовал он ее, возвращаясь в свое кресло. — Что вы мне принесли? Ах, да, эта накладная, нужно немедленно заняться ею.

С ним было приятно работать. Он проявлял интерес к каждому из своих сотрудников, и многие швеи, служившие еще при его отце, остались с ним, после того как он унаследовал этот бизнес несколько лет тому назад. Не считая русского соболя, южно-американской шиншиллы и других подобных мехов, шкуры были норвежского производства. Его дед, родоначальник бизнеса, охотился на севере Норвегии, фотография этого грубого, бородатого мужчины висела в кабинете. Внук, мужчина с точеными чертами лица, не имел ничего общего с ним.

Пробыв какое-то время в его кабинете, Джоана вернулась за свой стол, по пути забрав у Сони белье. Она работала, не глядя на часы, и не подняла глаза, когда подруга заглянула в кабинет.

— Уже время ленча, ты готова? — Соня посмотрелась в зеркало, висевшее на стене. У нее было круглое, живое лицо, и часто говорили, что она похожа на трехкратную олимпийскую чемпионку по фигурному катанию и голливудскую звезду Соню Хени. Это скорее забавляло ее, потому что сама она не видела никакого сходства, хотя не сомневалась, что ее обворожительная улыбка помогает ей в работе с покупателями; она обладала прирожденным талантом продавца. Соня была старше Джоаны на пять лет. Ее муж, военно-морской офицер, часто надолго уходил в море, и в такие периоды она буквально растворялась в работе.

Откинувшись на спинку стула, Джоана выдохнула:

— Я совсем забыла о времени. Я не могу сегодня пойти с тобой, потому что в перерыв мне нужно успеть пробежаться по магазинам. Моя хозяйка с мужем-инвалидом уехали на каникулы, приходится заботиться обо всем самой.

— А куда уехали Алстины?

— К сестре Анны и ее мужу в Драммен. Только там Анна по-настоящему отдыхает, это именно то, что ей нужно. Временами она очень устает, ухаживая за своим мужем, хотя и никогда не признается в этом.

Соня хорошо знала Драммен. Это был маленький живописный городок к юго-западу от Осло; на мосту, ведущем в город, всегда развевались флаги.

— А разве Виктору Алстину не лучше?

— Боюсь, нет. Удар, который он перенес несколько лет назад, сделал его полным инвалидом. Муж сестры Анны, профессор медицины, — единственный человек, кому она может доверить Виктора на любое время. Это хорошо для них обоих — Анна немного передохнет, а Виктору необходимо почувствовать себя независимым, побыв в мужской компании.

— Когда ты ожидаешь их возвращения?

— Точно не в ближайшие пару недель.

Джоана не говорила, что ей нравится, когда дом оставляют полностью на нее, это могло выглядеть бестактно по отношению к Алстинам, которых она очень любила. Когда она впервые приехала в Осло, чужой и незнакомый город, они пригласили ее в свой дом и очень быстро стали ей добрыми друзьями. В их доме она чувствовала себя по-настоящему свободной, и если Анна и вмешивалась в ее жизнь, то это были лишь добрые советы. У Алстинов не было нужды брать с нее деньги за комнату, так как до болезни Виктор преуспевал в бизнесе. Спокойный человек с чувством собственного достоинства, он терпеливо переносил свою немощь и никогда не жаловался. Имей они детей, Анна могла бы хоть иногда передохнуть. Они полюбили девушку, поселившуюся в их доме, которая вдохнула жизнь в их тихое и замкнутое существование.

Когда загруженный до нельзя рабочий день Джоаны закончился, она с радостью прыгнула в трамвай и поехала домой, держа в руках полные сумки. Позвякивая, трамвай с грохотом проехал большой рынок, миновал собор и повез ее мимо различных магазинов: булочной, цветочного, магазина шляп. Именно здесь она сделала одну из своих первых покупок после приезда в город. Это была черная шляпка с большими полями. С тех пор прошло четырнадцать месяцев, и за это время ее гардероб заполнился красивой одеждой, которую она с удовольствием носила.

Она все больше погружалась в свои мысли. Сейчас странно вспоминать, какое впечатление произвела на нее поездка в трамвае по Осло. Живя на ферме, она ни разу в жизни не ездила на поезде до того дня, когда села на паром, плывущий по фьорду в Андалснес, где находилась ближайшая железнодорожная станция. Для тех, кто жил в горной местности в развилке фьорда на западном берегу, переправы на пароме были таким же способом передвижения, как трамваи в Осло. Несмотря на трудные времена конца двадцатых — начала тридцатых годов, детство ее протекало беззаботно. В долине маленьких ферм люди жили как одна семья. Летом она бегала босиком, а зимой каталась на коньках и на лыжах. С самого рождения ее баловали отец и двое старших братьев, но мама воспитывала в строгости. Теперь, повзрослев, она удивлялась, как могли сосуществовать вместе двое людей с абсолютно разными характерами. Никогда она не видела своих родителей целующимися или обнимающимися, хотя отец, весельчак и шутник, всегда был любящим и нежным.

Джоане непросто далось решение уехать из дома, сначала чтобы поступить в колледж в ближайшем к фьорду городе, а потом отправиться на юг в Осло. Но ей необходимо было строить карьеру, устраиваться и становиться независимой, как ее братья. Она повзрослела, приехав в Осло. У нее появился надежный мужчина, который заполнил ее жизнь, но их отношения оборвались. Она ни о чем не жалела.

Трамвай въехал в Грефсен. Здесь стояли частные двухэтажные дома, у каждого был сад с фруктовыми деревьями и цветами.

— Грефсен! — выкрикнул водитель.

Джоана пробилась сквозь толпу пассажиров, вышла из трамвая, перебежала дорогу и ступила на посыпанную гравием тропинку, ведущую к дому Алстинов. Вот он показался из-за деревьев — добротно построенное здание, выкрашенное в цвет зеленого сочного яблока. На окнах за кружевными шторами виднелись цветы, которые Джоана поливала в отсутствие Анны.

Она открыла входную дверь и резко остановилась на пороге. До нее донесся запах свежесваренного кофе. Первое, что она подумала, — хозяева вернулись раньше времени, но немедленно откинула эту мысль, так как во всем доме не горел свет. Сейчас здесь мог находиться лишь один человек, и его присутствие было вовсе нежелательным. Выйдя на свет в холле, обитом деревянными панелями, она крикнула громко:

— Кто-нибудь дома?

Ответа не последовало. Она прошла на кухню и включила свет. Кофейник, в котором варился кофе, стоял на плите и был еще теплым. Две чашки с блюдцами поставлены на полку. Похоже, приходивший привел в дом гостя. Потом она увидела записку, подсунутую под солонку. Почерк был твердым и уверенным.

«Привет, Джоана Рейн. Я здесь на несколько дней, только что узнал, что Алстины уехали. Может, как-нибудь встретимся. Я взял ключ, оставленный под половиком. Стефен Ларсен».

Тяжело вздохнув, она смяла записку. После рабочего дня она не чувствовала в себе ни сил, ни желания общаться с незнакомцем, о котором знала только, что он Англичанин. Она узнала о происхождении его прозвища, когда приехала в Осло.

— Я называю его Англичанином с тех самых пор, как он появился здесь, — объяснил Виктор. Каждое слово ему давалось с огромным усилием. — Посмотри на фотографию. — Он щелкнул пальцами здоровой руки, указывая на большой портрет в рамке, висевший на стене в гостиной. — Ее сделали, когда он учился в Оксфорде. Чай, и сэндвичи на газоне, и красивые шляпы. О да, он Англичанин. — С того дня Виктор повторял эту шутку бесчисленное количество раз и всегда с таким видом, как будто произносил ее впервые.

Пройдя в гостиную, она увидела разведенный в камине огонь. Языки пламени освещали предметы старины, находившиеся в комнате, редкие фарфоровые статуэтки и несколько серебряных чашек восемнадцатого века, которые Виктор коллекционировал в прежнее, золотое для него время. Так же свет падал на стоящие в ряд трофеи, выигранные воспитанницей Анны в лыжных соревнованиях. В Норвегии найдется немного домов, где нет по крайней мере одного или двух таких же призов, полученных в местных, национальных или международных соревнованиях. Здесь бытует поговорка, что последние четыре тысячи лет норвежцы рождаются с лыжами на ногах. Ее взгляд остановился на фотографии Англичанина. Он радостно улыбался, победив в состязаниях по гребле; его сильные мускулистые руки держали весла, он был в шортах и белой футболке, темные волосы взлохмачены.

В прозвище был какой-то смысл, потому что мать Стефена Ларсена была англичанкой, она хотела, чтобы сын учился в ее стране. Его отец был морским капитаном. Успешный племянник богатой норвежской тетушки, заменившей ему мать после смерти родителей, находился на привилегированном положении, одной ногой находясь в Англии, где у него было много друзей, другой — в Норвегии, где он строил свою карьеру.

Так случилось, что дом его тети находился в Алесунде, на западном побережье, в городе, хорошо знакомом Джоане, так как совсем рядом тянулась долина, в которой она выросла. В этом городе жили ее предки. Она никогда не встречала его в Алесунде и не видела в доме Алстинов, хотя здесь у него была своя комната, где он останавливался, когда приезжал в столицу на деловые встречи. Он не любил гостиницы и не хотел приобретать квартиру, чтобы пользоваться ей несколько раз в году. В доме Анны он чувствовал себя комфортно. Будучи инженером-консультантом, он курировал крупные сделки и проекты в большей части Северной Норвегии, которая сейчас активно развивалась. Каким-то образом его занесло однажды в Осло, когда Джоана уже жила здесь, но тогда она как раз уезжала домой то ли на выходные, то ли в отпуск. Иногда Джоане казалось, что он умышленно приезжает сюда в те дни, когда она уезжает домой, предварительно позвонив тете, чтобы не сталкиваться с девушкой, к которой у него нет интереса. Его неожиданный приезд сегодня без предупреждения был странным. Может быть, он приходил с девушкой. Тетя Анна говорила, что в Осло у него есть подруга, англичанка, которая работала в британском посольстве. Анне она не нравилась.

— Скажите, почему вы не одобряете их отношения? — недоумевая, спросила Джоана. — Вы обычно радуетесь, когда молодые пары женятся.

— Когда женятся, да. Но к внебрачным связям я отношусь отрицательно. В любом случае она ему не пара. Надеюсь, они расстанутся. У нее слишком трудный характер.

— Наверное, у нее очень ответственная работа в посольстве. Женщинам, которые работают с мужчинами, приходится отстаивать свое мнение и быть сильными. Все же в этом мире главенствуют мужчины. Пока мы ничего не можем изменить. А как ее зовут?

— Делия Ричмонд.

— Красивое имя.

Но Анна и с этим не хотела соглашаться.

Джоана отвела взгляд от фотографии и пошла наверх в свою комнату. Она разделась и аккуратно повесила юбку. Живя в небогатой семье, она привыкла бережно обращаться с вещами. Когда она только приехала в Осло, зацепка на шелковых чулках вела к настоящей финансовой катастрофе. К счастью, то время прошло.

Ей нравилась комната, в которой она жила. Деревянные стены были покрашены в нежно-розовый цвет, на окне висели кружевные занавески, на полу расстелен плетеный ковер. Пышная перина на кровати накрыта льняным расшитым пледом, чехлы на подушках обшиты кружевами.

Джоана повесила на стену картину своего любимого художника Эдварда Мунка, на которой были изображены три девушки, стоявшие на мосту в Асгардстранде. Однажды в жаркий день она сама стояла на этом мосту. Еще комнату украшала маленькая картинка в серебряной рамке с изображением корабля викингов, когда-то принадлежавшая ее бабушке. В углу стояло купленное за несколько крон антикварное кресло-качалка с подходящими по стилю подушками. Свои цепочки и колечки она хранила в шкатулке с орнаментом, которую ей вручили в качестве приза за победу в лыжных соревнованиях, когда она еще училась в школе. Ее любимые книги стояли на книжных полках, вырезанных из дерева ее отцом. На туалетном столике она хранила семейную фотографию в рамке, покрытой эмалью. На ней ее родители и братья были сфотографированы около дома, который построили их предки больше двухсот лет назад.

Она провела вечер в гостиной, слушая радио, которое Анна купила совсем недавно, заменив приемник старой модели. В половине одиннадцатого Джоана легла в кровать, чтобы немного почитать. Это был роман Сигрид Ундсет, от которого было невозможно оторваться. Наконец, вложив в книгу закладку, она отложила ее и выключила лампу.

Когда Стефен вернулся, она уже спала и не слышала, как подъехала машина, как он вошел в свою комнату, которая находилась рядом с ее, хотя доски на полу скрипели и дверь хлопнула достаточно сильно. Они с Делией ходили ужинать в ресторан «Блом», где оба любили бывать. Потом танцевали в ночном клубе, а остаток вечера провели в ее квартире. Утром у него была намечена важная деловая встреча, поэтому он завел будильник и лег спать.

В нескольких милях от Осло, в устье фьорда, маленький патрульный корабль сражался с бушующими волнами и свирепым ветром. Шторм у побережья не прекращался уже несколько дней. Внезапно капитан устремил вдаль тревожный взгляд, едва ли в состоянии поверить своим глазам. Сквозь темноту в их сторону направлялись на полном ходу, разрубая своими серыми носами высокие волны, огромные и мощные иностранные корабли. Захватчики!

— Боже милосердный! Немецкие корабли! — воскликнул капитан с ужасом.

Он отдал приказы на одном дыхании. По радиосвязи офицер ответил немедленно, что посылает сигнал в Осло, а пока патрульный корабль дает предупредительный пушечный сигнал в сторону вражеских кораблей. Через несколько мгновений немецкие пушки ответили торпедным ударом. Патрульный корабль разнесло в щепки, и золотое пламя огня заполонило и море, и небо. Выживших не было.

Получив радиосигнал, Осло немедленно был обесточен. Город погрузился во тьму. Министры и военные были срочно подняты и собраны по тревоге. В королевском дворце объявили, что корабли захватчиков вошли во фьорд Осло.

Власти находились в полном смятении. Никто не был готов к непредвиденным обстоятельствам. Поступил звонок из Лондона: «Очевидно, начинается война!» Лишь в одном никто не сомневался — страна будет поставлена под ружье. Когда в четыре часа утра немецкий посол потребовал капитуляции, его предложение было отвергнуто. Тогда он объявил, что на рассвете войска вермахта войдут в гавань Осло, не сомневаясь, что сопротивление Норвегии будет подавлено в течение нескольких часов.

Немецкие корабли неумолимо двигались к своей цели. Командир крепости Оскарсборг дал приказ открыть огонь из пушек по вражеским судам. Страшный грохот потряс старые каменные стены, пушки палили по воде. Мишень была поражена, и немецкий корабль начал стремительно тонуть.

Немедленно германское командование дало приказ не допустить потерь среди своих, и вместо плана войти прямо в гавань Осло корабли повернули на юг в Вестфольд.

На рассвете вой воздушных сирен и грохот пушек заставили Джоану проснуться. Она села в кровати, автоматически потянулась к будильнику, чтобы нажать кнопку, прежде чем он зазвенит, решив, что проходят очередные военные учения. Она натянула на себя одеяло, опустила босые ноги на пол и протянула руку за халатом. Накинув его на плечи, она лениво пошла к окну, но остановилась на полпути и прислушалась. Издали доносился низкий жужжащий гул, как будто приближался рой злых пчел.

Джоана подбежала к окну и посмотрела через стекло наверх. Она не поверила своим глазам, когда показались бомбардировщики со свастикой на хвостах — в утреннем небе над островом летели немецкие самолеты. Пространство ее страны грубо нарушено, и единственное возможное этому объяснение было слишком чудовищным, чтобы его принять. Она стояла, как будто ее пригвоздили к полу, а потом резко дернула штору на окне так, что петли слетели с колец.

Неожиданно в ее дверь раздался стук кулаком. Мужской голос прокричал:

— Ты проснулась? Спустись в подпол для безопасности! Ты меня слышишь?

Она слышала, но, находясь в ступоре, не могла ни пошевелиться, ни ответить. Дверь резко открылась и, словно очнувшись, она повернулась. Утренний свет осветил ее волосы, под тонкой хлопковой рубашкой просвечивалась грудь. Стефен Ларсен, полностью одетый, смотрел на нее.

— Быстрее! — закричал он.

Она натянула халат и вылетела из комнаты, а он побежал за ней. Спустившись по ступенькам, они юркнули под лестницу и подбежали к двери, ведущей в подпол. Он включил свет, и когда они вошли, Джоана со страхом и изумлением посмотрела на потолок. Над головой слышался непонятный гул и вой.

— Что это?

— Ложись! — закричал Стефен.

Бросившись на пол, он потянул ее за собой, закрыв своим телом, когда мощный взрыв потряс дом, выбив маленькое окошко под потолком. С полок полетели картонные коробки, жестяные банки с печеньем, старые журналы.

Почувствовав, что можно пошевелиться, Стефен помог ей сесть.

— Ты в порядке? — Он пристально посмотрел ей в лицо. Она кивнула.

— Я думаю, да. Все произошло так быстро.

— Самолеты пролетели, похоже, нам достались первые бомбы. Но они могут опять начать бомбить, так что нам лучше будет остаться здесь. — Увидев, что ее всю колотит, он снял пиджак и накинул ей на плечи.

— Вот, сейчас согреешься. Нельзя сидеть на холодном каменном полу. Там около стены стоит старый диван.

Она послушалась и пересела.

— Так лучше, надеюсь, нам не придется здесь сидеть долго.

Он присел на валик дивана.

— Извини, что ворвался в твою комнату. Но боюсь, это было необходимо.

— Сейчас я это понимаю. Я была в шоке. Да я до сих пор не пришла в себя.

Она заметила, не осознавая этого, что он возмужал с тех пор, когда его сфотографировали школьником. Теперь она смогла разглядеть его лицо. У него был прямой нос, квадратный подбородок и правильный овал лица. Светло-голубые глаза — свидетельство его северного происхождения, английские корни также прослеживались в его внешнем облике. Темно-каштановые волосы были хорошо подстрижены и закрывали шею. В общем, он, несомненно, привлекательный мужчина. Затем ее мысли вернулись к случившемуся, и она схватилась за голову.

— Трудно поверить, что это произошло.

— Согласен. Я завтракал внизу, когда объявили по радио, а через минуту сам услышал, что нас бомбят.

— А что сказали по радио?

— Утром на рассвете, без объявления войны, немецкая армия напала на Норвегию, оккупировав все побережье.

Страна оказалась во власти врага. Джоана представила карту Норвегии: горы, высокие плато, дремучие леса, озера и менее четырех процентов заселенной земли. Из-за малочисленной армии страна не могла противостоять огромной вражеской силе.

— Почему? — недоуменно спросила она.

— Ну, стратегически, я думаю, Норвегия была бы отличной базой, откуда можно атаковать вражеские корабли в Атлантике. Фьорды могут стать убежищем для их кораблей и подводных лодок.

— Этого не может быть! — сказала она решительно.

— Согласен, но ситуация говорит об обратном. Плохи дела. У нас практически отсутствует противовоздушная оборона, и во всей стране нет ни одного офицера, у которого есть подобный военный опыт. Последний раз мы воевали сто двадцать пять лет назад, и в той войне вернули независимость от Швеции, а теперь нацисты снова хотят отнять ее у нас. — Он ударил кулаком по дивану, с трудом контролируя свой гнев. — Я пойду в военный штаб. Каждая минута на счету, и я не должен прятаться здесь. Посмотрю, что там и как. — Он поспешил наверх, слышался треск битого стекла под его ногами. Он появился в люке, чтобы сказать:

— Несколько окон вдребезги. Выходи, только осторожно. — Его взгляд упал на ее босые ноги.

— Где твои тапочки?

— Под кроватью.

Через пару минут он вернулся и кинул ей тапки. Она обулась, все еще дрожа, мечтая о горячей ванне, которая бы согрела ее. В холле она остановилась возле двери в гостиную. Стефен убирал стекла и слушал последние сводки новостей по радио. Она быстро уловила смысл, поняв, что новости становятся все хуже. Сообщалось, что утром девятого апреля немецкие войска подобным образом вторглись в Данию.

— А что со Швецией? — спросила она, снимая пиджак и вешая его на спинку стула.

Он посмотрел в ее сторону.

— Там пока тихо.

— Их атакуют позже?

— Не похоже. Это бы сделали раньше, к тому же для них это уже не будет неожиданным. Нет, Швецию бомбили бы наряду с нами и Данией, если бы это входило в планы Германии. — Он выключил радио. — Мне нужно кое-что сделать, перед тем как явиться в штаб.

Сквозь выбитые оконные стекла она увидела, что соседи вышли на улицу. Все они показывали в одну сторону, очевидно, туда упала бомба. Она надеялась, что никого не убило. На этой территории не было военных объектов.

Перед тем как подняться наверх, она попыталась дозвониться своим родителям, но безуспешно, телефонная линия была повреждена. Ей повезло, она договорилась с местным стекольщиком, который пообещал вставить стекла в течение сегодняшнего дня. Приняв душ и одевшись, она спустилась вниз, где ее ждал Стефен с горячим кофе. Она села за стол, а он пошел убирать остальные стекла. Сейчас он спустился в подпол, чтобы навести там порядок, на случай, если снова начнут бомбить и обитателям дома придется укрываться там.

Закончив, он поднялся к Джоане. Она приготовила завтрак.

— Выглядит аппетитно, — произнес он оценивающе и сел рядом с ней. На столе лежали сваренные яйца, сыр, холодное мясо, домашние консервы, хлеб и горячие булочки. Они сильно проголодались, ели с аппетитом и пытались предположить, сколько им придется ждать военной поддержки. Только они закончили завтракать, как раздался звонок в дверь.

— Я подойду, — сказала Джоана.

Она открыла дверь молодой женщине, одетой в красивый плащ с легким шелковым шарфом на шее. Она явно была обеспокоена. Ее серые глаза смотрели тревожно. Инстинктивно Джоана догадалась, кто перед ней.

— Я Делия Ричмонд. — Норвежка английского происхождения выглядела безупречно, ее иностранный акцент едва проявлялся. Копна каштановых волос обрамляла ее красивое лицо. Джоана решила, что она крайне привлекательна.

— Ни Стефен, ни я не ранены, — ответила Джоана. Она дала возможность гостье войти. — Он на кухне. Пройдемте.

— Нет, я подожду здесь. — Голос Делии был приглушенным. — Я пришла попрощаться.

Джоана застала Стефена за мытьем посуды.

— Делия здесь, — сообщила она.

Его лицо сделалось суровым, как будто он уже знал причину, и он вышел в холл, оставив дверь широко открытой. Невозможно было не услышать, о чем они говорят.

— Мы собираем вещи в посольстве и уезжаем, Стефен! Нас отправят в Швецию, а оттуда домой. Мы надеемся, что поплывем на корабле. Коллеги ждут меня внизу в машине, и я не могу оставаться ни минуты.

Он прижал ее к себе.

— В посольстве говорят о чем-нибудь таком, чего мы еще не слышали из новостей? — спросил он.

— Ты будешь рад услышать, что посол Германии потребовал у Норвегии сдаться, но получил отказ, к своему большому сожалению. — Делия слабо улыбнулась, но тут же ее глаза снова сделались серьезными. — Король и министры правительства покинули Осло и поездом отправились в Хамар. Королевская семья уже на пути в Швецию. Золотой запас страны изъяли из хранилища, чтобы спрятать в секретном месте.

— А что говорят о военных действиях?

— Совсем плохие новости. На фьорде вдоль всего западного побережья прошли сражения, и норвежский военно-морской флот понес тяжелые потери. Берген, Ставангер, Тронхейм и Нарвик в руках врага. Хорошо, что на подходе к Осло удалось затопить немецкий корабль. Они смогли на время защитить город, и благодаря этому у королевской семьи было время, чтобы покинуть страну. — За окном сигналила машина. — Я должна идти, — произнесла она почти шепотом, — нелегко расставаться в таких обстоятельствах.

— Я провожу тебя до машины. — Он обнял ее за плечи, и они вышли из дома.

Джоана убирала со стола.

Когда машина уехала, Стефен вернулся и позвонил по телефону. Он разговаривал так, будто сегодня был самый обыкновенный день: принес извинения, что не смог присутствовать на встрече. Потом поднялся наверх и сменил деловой костюм на спортивный. Неизвестно, куда его направят, и надо было подготовиться. Он положил в рюкзак теплую куртку и лыжную шапку, затем спустился вниз. Джоана в верхней одежде ждала его в холле. Он удивленно посмотрел на нее.

— Куда ты думаешь идти?

— На работу. Я позвонила в магазин и объяснила, почему задерживаюсь. Хотелось бы доехать до центра вместе с тобой.

— Я решил оставить машину здесь и поехать на трамвае, ты водишь машину?

— Да.

— Ну, в армии мне машина не пригодится. Естественно, я надеюсь, что больше ничего страшного не случится, но если понадобится, ты в любой момент сможешь уехать.

— Спасибо. Пойдем на остановку. — Она взглянула на часы в холле. Почти час.

— Не торопись. Может, тебе будет безопаснее остаться сегодня дома.

— Сейчас все спокойно, я должна быть на работе. — Она была непреклонна. — Мне сказали, что город живет обычной жизнью, все тихо и что сегодня многие опаздывают.

— Я не удивляюсь, — сухо произнес он.

Он надел кепку и вышел из дома вместе с ней. Как раз подъехал трамвай. В салоне было полно свободных мест, и они сели рядом, а свой рюкзак он поставил на соседнее сиденье.

— Это тупой способ, так отправляться на войну, — заметил он с ухмылкой, — на трамвае!

Она усмехнулась в ответ.

— Будем надеяться, что ты вернешься домой тем же путем. В трамваях есть что-то веселое, почти комичное. Они мне нравятся.

— Думай обо мне каждое утро, когда едешь на работу, — произнес он шутливым тоном.

— Буду. — На секунду между шутками промелькнуло нечто более глубокое и серьезное, как будто трагические события дня сблизили их. Она посмотрела в окно, пытаясь поддержать их легкое настроение. — Смотри! Все магазины открыты, и банки работают. Я говорила тебе, сегодня все как всегда.

Но некоторые школы были закрыты, а дети отправлены по домам. Он понял, что она специально отвлекает его. Впереди будет много времени для грустных мыслей и тревоги. В этом он не сомневался. Он завел непринужденный разговор о той части западного побережья, которую они оба так хорошо знали.

— Интересно, сколько раз я проходил мимо твоего дома. Я знаю горы Риндал как свои пять пальцев. Я гулял по ним много раз и рыбачил в озере.

Она воскликнула:

— Это мое самое любимое место. — Она ходила на рыбалку на горное озеро вместе с отцом и братьями много раз.

— Когда война закончится, мы обязательно встретимся с тобой в Алесунде, да, Джо?

Она улыбнулась. Никто раньше не называл ее так.

— Почему ты уехала в Осло? — спросил он с интересом. — Анна часто говорила о тебе.

Она рассказала ему о причине своего отъезда из родных мест, о работе.

Он произнес:

— Я хочу попросить тебя об одной услуге. Невозможно предсказать, сколько времени понадобится Норвегии, чтобы избавиться от нацистских захватчиков. Кто знает, когда я смогу снова увидеть свою тетю в Алесунде. Я ее единственный родственник. Я был бы очень признателен тебе, если бы ты позвонила ей, когда вернешься домой. Астрид сестра моего отца, она замечательная. Думаю, вы понравитесь друг другу.

— Конечно, я навещу ее. Дай мне адрес. — Она открыла сумочку и достала блокнот и карандаш. Она поняла, почему Стефен просит об этом. Он предполагал, что может не вернуться с войны, и хотел быть уверен, что его тетя не останется совершенно одна. Почему-то от предстоящего расставания ей сделалось нестерпимо грустно.

Они встали на площади возле статуи Кристиана IV. Где-то вдалеке слышался грохот пушек. Он посмотрел на нее так, как будто они были совсем одни на многолюдной улице.

— Джо… — тихо произнес он. — Мне очень жаль, что мы не познакомились раньше.

— Я думаю этот странный, чудовищный день может заменить много недель.

Не было времени на притворство, они оба говорили то, что думали. В такие моменты люди осознают, что это может быть их последняя встреча. Сейчас она знала, что это правда. Все эмоции отражались у него на лице.

Он обнял ее и поцеловал с такой силой, что было ясно — он не хотел разлучаться с ней, а она вцепилась в него, осознавая, что испытывает те же чувства. Потом он нежно провел рукой по ее лицу, и его взгляд был глубоким и обещающим.

— Я найду тебя, Джо.

— Я надеюсь, это произойдет совсем скоро, — прошептала она. — Береги себя.

Классические фразы при расставании в военное время. Для них все могло закончиться раньше, чем успело начаться. Она смотрела на его удаляющуюся фигуру. Он повернулся и помахал ей, прежде чем скрыться из виду.

Добравшись до магазина, она прямиком вошла в свой кабинет и закрыла дверь. Ее ждало много работы, и это ее радовало. В середине дня она решила позвонить домой, и на этот раз ей удалось. Она заверила маму, что у нее все хорошо, и рассказала о происшедшем.

— Не думай возвращаться домой. Твой отец слышал, что все побережье фьорда захвачено немцами.

Они не смогли долго говорить, потому что связь оборвалась. Джоана почувствовала небольшое облегчение, так как после разговора она точно знала, что в настоящей момент ее семья вне опасности. Ее мысли вернулись к Стефену. Никогда раньше она не представляла, что человек может стать настолько дорог за такое короткое время. И не важно, что он мог быть привлекателен для многих женщин. Она чувствовала, что с первых минут, когда он распахнул дверь ее комнаты, между ними возник магнетизм, и их потянуло друг к другу.

Стефену понадобилось немного времени, чтобы понять, что присоединиться к армии будет нелегко. Он ожидал, что уже сформированы штабы, направляющие волонтеров и военных в горячие точки, но когда секретарь заявил ему, что он получит документы на мобилизацию по почте, Стефен понял, что, живя сто двадцать пять лет в мире, его страна не готова воспринимать адекватно сложившуюся ситуацию. Утекало драгоценное время и вместе с ним его терпение. В штабе он познакомился с другими молодыми людьми. У одного из них была машина, и они решили вчетвером ехать в Хамар, чтобы найти короля и стратегический центр военного командования. Стефен надеялся, что они примкнут к норвежским войскам и с ними возвратятся в Осло.

Поездка прошла без инцидентов. Выехав за пределы города, они увидели, что деревенская жизнь идет своим чередом, никаких признаков присутствия войск не наблюдалось. Затем недалеко от Хамара они увидели патрульный пост, преградивший им дорогу. И сразу же настроение улучшилось.

— Наконец какие-то действия! — воскликнул Стефен.

Они проехали еще несколько километров в восточном направлении к Военной академии в Эльверум, где расположились королевская семья и министры. После разговора с офицером им выдали форму, оружие и зачислили в отряд под командованием полковника Руджа, солидного высокообразованного человека. Он командовал охраной короля, в его распоряжении было около ста человек, все с отличной подготовкой. Четверых новичков приняли в их ряды.

Еще не наступило время ленча, когда Лейф Моен приказал всем заканчивать работу и идти домой. До него дошли слухи, что ближайший аэродром Форнебу захвачен врагом и не исключена опасность воздушных рейдов.

По дороге домой Джоана купила газету и вдруг услышала отдаленные звуки военного оркестра. Люди стали двигаться в этом направлении, и она пошла за ними. Дойдя до конца тротуара, она посмотрела на ворота перед дворцом, и до нее дошло, что это играет немецкий оркестр!

Она остановилась как вкопанная, испытав ужас. Вниз по широкой улице, возглавляемый оркестром, маршировал отряд немецких солдат, оккупировавших город.

— Боже мой! — выдохнула она, прижав газету к груди.

Во главе солдат шли три офицера, из-под полы шинелей блестели начищенные сапоги. Они были в приподнятом настроении. Офицеры улыбнулись фотографу с угрюмым лицом, который вышел на дорогу, чтобы заснять момент их вступления в город.

Судя по виду этого отряда, было понятно, что солдаты шли в город не издалека, а значит, слухи о том, что аэродром захвачен, подтверждались. Мирный Осло пал, не оказав сопротивления.

Люди на улицах застыли в молчании. Поблизости хорошо одетый мужчина плакал от горя, вытирая слезы, текущие по щекам. Он был не единственный, кто открыто выражал свои чувства.

Солдаты все шли и шли. В толпе раздался вздох, и кто-то показал пальцем на здание с национальным флагом. Его заменяли символом нацистских оккупантов.

Она почти не помнила, как доехала до дома на трамвае. Несколько раз дорогу перекрывали автобусы, заполненные немецкими солдатами. Она медленно вошла в дом, не сразу заметив, что стекольщик сдержал слово и заменил стекла.

В тот вечер она слушала радио, которое теперь вещало под контролем немцев. Дания была окружена, датский король и правительство молча согласились с требованиями немцев. Затем последовал новый шок. Объявили, что Видкун Квислинг выступит с обращением к нации.

Джоана встала с кресла, чтобы прибавить звук, у нее было нехорошее предчувствие. Все знали Квислинга как лидера маленькой нацистской партии. В прошлом его бессмысленные попытки завоевать власть на выборах не воспринимались всерьез. Но сейчас было не до смеха. Из радиоприемника раздался устрашающий голос Квислинга: «Мужчины и женщины Норвегии! Немецкое правительство передает, что хочет предотвратить действия Англии, которая собирается насильственным путем нарушить нейтралитет нашей страны. Норвежское правительство безответственно отказалось от нашей защиты».

Далее последовали обвинения в адрес правительства, власть которого он объявил не способной к каким-либо действиям. Затем он провозгласил себя новым премьер-министром, а нацистскую партию — правящей силой страны.

— Я приказываю не противостоять немецким силам, — произнес он в заключение.

В ярости Джоана ударила по приемнику.

— Предатель! — воскликнула она громко. Ей показалось, что ее голос эхом разнесся по комнате.

Когда пришло время ложиться спать, она заперла на два замка двери, входную и черного хода, чего раньше никогда не делала; им нечего было бояться, но теперь все изменилось.

Поднимаясь наверх, она снова прокручивала в голове речь Квислинга. Он откровенно потребовал не вступать в борьбу с немцами. Она надеялась, что Стефен в безопасности. Эту надежду она будет хранить как талисман все те черные дни, которые могут ждать их.

Недалеко от Военной академии Стефен лежал в снегу с винтовкой. Отряд ждал появления врага. Была почти полночь. До них уже дошли горькие вести о том, что немцы вошли в Осло. С того момента, когда полковнику Руджу доложили, что вражеские силы на пути, чтобы принудительно вернуть короля в Осло, все были поставлены под ружье.

Прячась в ветках деревьев и в снегу, перемешанном с грязью, Стефен и его товарищи ждали, напряженно и молча.

У них, кроме винтовок, не было ни гранат, ни взрывчатки. Все, чем их могли обеспечить, это единственный пулемет, который находился под контролем офицера.

Стефен всматривался вдаль, его дыхание стыло в морозном воздухе, и каждая клеточка тела была напряжена.

— Приготовиться! — раздалась команда.

В лунном свете открытые грузовики выглядели на первый взгляд безобидно. Затем начали вырисовываться силуэты пассажиров в кузовах. В свете луны были отчетливо видны их шлемы и поднятые винтовки.

Они и не пытались скрываться, так как не ожидали получить отпор. Но тем увереннее чувствовали себя те, кто поджидал врага. Выстроенные заранее баррикады заставляли немецкие грузовики резко подскакивать и начинать объезд по снежному полю в сторону зданий академии. Их темные очертания на белом фоне стали превосходными мишенями. Стефен взвел курок, раздалась команда:

— Огонь!

Мощная стрельба потрясла воздух. К грохоту орудий добавились крики и стоны раненых. Враг не видел никаких препятствий, но люди Руджа имели преимущество, так как заняли удобную позицию и разработали тактику. В темноте ночи сверкали вспышки.

Немецкий командир был в отчаянии. Он видел, как падали его солдаты, а потом пуля настигла и его, и он упал лицом в снег. Гибель командира деморализовала войско, и грузовики дали задний ход.

Стефен медленно поднялся и отряхнул снег. Он стоял, глядя по сторонам, и не чувствовал триумфа. Так должно было быть и так будет, пока последний фашист не уберется с норвежской земли.

Глава 2

С рассветом в Осло пришла паника. В утренних сводках новостей сообщалось об угрозе воздушных рейдов со стороны британцев с последующей попыткой приземлиться, и горожане немедленно стали эвакуироваться. Из окна своей спальни Джоана видела, что по дороге, ведущей из города, движется поток машин и людей. Она тоже была готова покинуть город на машине Стефена, отъехать от города на безопасное расстояние и ждать, что будет дальше.

Чувствуя ответственность за имущество Алстинов, она быстро собрала все некрупные предметы антиквариата, включая редкий фарфор и серебро, и спрятала в подполе. Подумав, что еще может быть особенно ценным, она выбрала около дюжины картин и тоже отнесла их в подпол.

Затем Джоана поднялась в свою комнату, быстро упаковала чемодан с необходимыми вещами. В гардеробе еще оставалось несколько вечерних платьев, и ей очень хотелось сохранить их. Она взяла большую коробку в красно-белую полоску, уложила в нее свои платья, кое-что из нижнего белья и то, что попало под руку в спешке. Накрыв коробку крышкой, она отнесла ее вниз и посмотрела по сторонам в поисках подходящегоместа, где можно ее оставить. Ее взгляд остановился на массивном буфете, куда она и поставила коробку.

Вытерев пыльные руки, она поднялась в холл, и как раз в этот момент раздался громкий звонок в дверь. На пороге стояла Соня.

— Давай, Джоана! Я решила взять такси. Мы поедем за город к моей свекрови. Скорее, нельзя терять ни минуты.

— У меня есть машина. Ты можешь поехать со мной.

— Еще лучше! — Соня отпустила таксиста, который тут же нашел пассажиров из соседнего дома.

Джоана заперла дверь, взяла чемодан и пошла в гараж. Машина Стефена была совсем новой, купленной три месяца назад.

— Кто бы мог подумать, что мы станем беженцами в своей собственной стране? — вздохнула Джоана, выезжая из гаража. — Будем надеяться, что британцы выгонят немцев из Осло уже сегодня.

Дорога была забита всевозможным транспортом. И снова грузовики с немцами проезжали мимо. Солдаты без интереса наблюдали за потоком беженцев. Такое им часто приходилось видеть в других странах.

Свекровь Сони жила одна достаточно далеко от Осло. Соня позвонила ей и предупредила, что приезжает с подругой. Фру Холм, маленькая седовласая женщина с добрым лицом, встретила их приветливо.

— Слава богу, доехали благополучно, я так беспокоилась. Мне все кажется, что это ночной кошмар, и я вот-вот проснусь.

Ее дом был очень уютным. На стенах висело множество фотографий, начиная от прабабушек и прадедушек, и заканчивая маленькими детьми. Трое ее сыновей ходили в море. Джоана видела, насколько хорошие отношения между Соней и ее свекровью.

В тот вечер в новостях сообщили, что ожидаемого налета на Осло британских летчиков не последовало, и, вероятно, не предвидится.

— Так это просто германская пропаганда? — воскликнула фру Холм. — Мне кажется, это уловка со стороны немцев, чтобы мы приняли их «защиту» от Британии. Неужели они не знают, что наша последняя королева Мод была англичанкой, а сам король родился в Англии? Никому не нужно защищаться от своих друзей.

Соня покрутила ручку радио в надежде найти какую-нибудь станцию, не контролируемую немцами, случайно поймала местную радиостанцию и услышала голос короля:

— Мой народ…

Его сообщение было кратким и ясным. Он сказал решительное и окончательное «Нет!» в ответ на требования немцев капитулировать. Борьба будет продолжаться до тех пор, пока Норвегия снова не станет свободной.

Всю ночь издалека доносился гул немецких бомбардировщиков. Утром передали, что Элверум бомбили. Причина была очевидна — там находился король. Местная радиостанция сообщила, что он с семьей, а также министры правительства заблаговременно покинули город.

Джоана и Соня собирались вернуться в Осло, хотя фру Холм предлагала им остаться.

— Нам надо ехать, — сказала Соня, — нельзя надолго оставлять работу. Я скоро навещу вас.

И снова дорога была забита машинами, возвращавшимися в город, хотя их было намного меньше, чем в предыдущий день. Похоже, многие семьи решили еще побыть за городом на всякий случай. На подъезде к городу их остановил немецкий патруль. Капрал наставил винтовку, а двое других обошли машину. Джоана опустила стекло. Капрал наклонился и посмотрел на нее.

— Это ваша машина, фройлен? — он говорил по-немецки грубо и громко.

Она ответила на его языке:

— Нет, я взяла ее на время у своего друга.

Ей показалось, что его тон сделался менее агрессивным.

— Это не имеет значения. Я забираю у вас машину от имени Третьего рейха. Съезжайте с дороги на обочину, солдат заберет у вас ключи.

Не веря своим ушам, она уставилась на него.

— Что вы сказали?

Судя по выражению его лица, вопрос ему не понравился. Уже не первый водитель не желал понимать его с первого раза. Но ведь война была в полном разгаре, и к этому времени норвежцы уже должны были понять, что к чему.

— Вы понимаете меня. Я не повторяю несколько раз. Делайте, как я сказал.

— Я отказываюсь! Кто здесь главный? Я хочу поговорить с офицером.

— Здесь командую я! — крикнул он. — Припаркуйте машину и выходите!

Соня поняла многое из того, что он сказал. Ей приходилось обслуживать много немецких покупательниц, и она немного освоила язык.

— Делай, как он говорит. Пожалуйста! Там идут еще солдаты. Они выкинут нас из машины, я бы этого не вынесла! — потребовала Соня, дернув Джоану за рукав.

Джоана чувствовала такой гнев, что едва ли могла говорить.

— Ты выходи, Соня. Это не твоя проблема, и я не хочу тебя вмешивать. Стефен одолжил мне эту машину, и я не отдам ее.

Соня взяла чемоданы с заднего сиденья, свой и Джоаны, и вышла, догадываясь, что сейчас может произойти. Как она и подозревала, капрал, понимая, что Джоана не собирается подчиняться, просунул руку в окно и толкнул дверь. Когда дверь открылась, он схватил Джоану обеими руками, выволок из машины и с силой толкнул в грязный снег. Соня бросилась к ней, чтобы помочь ей встать, и отряхнула грязный снег с ее пальто.

— Ничего не говори больше, — прошептала она, видя, каким взглядом Джоана смотрит вслед автомобилю, уезжающему в поле, где уже стояли другие машины. Было понятно, что они забирают только новые и самые лучшие марки.

— Пойдем, Джоана, здесь недалеко.

К ее облегчению, Джоана не стала сопротивляться. Не говоря ни слова, она взяла чемодан и пошла вперед. Должно быть, она слышала смех солдат, но не показала виду. Они еще долго шли в полном молчании, а потом Соня спросила:

— Как ты думаешь, что скажет Стефен, когда узнает о своей машине?

— Он поймет, — Джоана продолжала смотреть вперед.

— Ты все время молчишь. Ты на меня тоже злишься? За то, что я вышла из машины?

Джоана посмотрела на нее с изумлением.

— Злюсь? Конечно нет. Я сама хотела, чтобы ты вышла, а то бы и тебя вышвырнули.

Они шли по обочине как можно дальше от дороги, чтобы их не сбила машина. Чемоданы были тяжелыми, и они с облегчением вздохнули, когда подошли к дому Алстинов. Зайдя внутрь, они сняли обувь и перепачканные грязью носки. Пока Джоана варила кофе, Соня позвонила по телефону, чтобы узнать, работает ли магазин. Лейф Моей ответил. Когда она повесила трубку, у нее был удивленный вид.

— Магазин закрыт, но он бы хотел, чтобы мы пришли на пару часов. Он не сказал зачем. Я ответила, что мы скоро будем.

Они сели в трамвай, и когда проезжали центр города, Джоана посмотрела в окно и не поверила своим глазам. Город, который она так хорошо знала, изменился за короткое время. Повсюду взгляд натыкался на свастику, на зданиях развешены немецкие флаги, немецкие солдаты патрулировали улицы. Джоана почувствовала, что от всего увиденного ярость закипает в ней с новой силой.

Когда они с Соней подошли к Карл Юхан Гейт, то увидели, что перед зданиями парламента и другими важными правительственными зданиями стоит вооруженная охрана. Окна в их магазине были занавешены. Лейф впустил их и снова запер дверь.

— Я рад, что вы нашли в себе силы прийти сегодня. Когда ты позвонила, я сам только пришел. Вчера провожал жену с детьми, они уехали из города. — Потом он попросил Джоану принести книгу для записей.

Его инструкции были просты. Он и Соня выберут самые лучшие меха и отнесут их в подвал, в складское помещение, где они всегда хранили самые ценные образцы, перед тем как поставить их на витрину. Джоана должна была повесить лейблы на все модели с надписью «Не для продажи».

— Не для продажи? — удивилась Соня.

— Разве шубы достаточно спрятать на складе, чтобы защитить от воздушных рейдов?

— Это одна причина, есть и вторая, более важная, по моему мнению. — У него был серьезный, напряженный вид. — Теперь Осло не наш город, и нам придется привлекать новых покупателей, и скорее всего это будут не богатые немецкие туристы, как раньше, а солдаты в форме. Я не намерен продавать свои отборные меха никому из врагов. Они останутся в подвале до тех пор, пока король не вернется и в городе не уберут свастику.

Джоана так хорошо понимала его. Она тоже не хотела отдавать машину без борьбы. Сейчас она почувствовала к нему еще большую симпатию. Чем больше она узнавала его, тем больше он ей нравился.

— Ну, дамы, — произнес он с улыбкой, — приступим к работе.

Через полчаса все дорогие шубы были отправлены в подвал, ничто не должно попасться на глаза немцам.

Джоана и Соня вышли из магазина вместе. Они попрощались на углу, и Соня отправилась домой распаковывать чемодан, который до сих пор был с ней, а Джоана — на поиски какого-нибудь затемняющего материала для окон в доме Алстинов. В городе был введен комендантский час, и темная ткань уже сейчас была в дефиците. Джоане пришлось зайти в несколько магазинов, прежде чем ей повезло.

С верхней полки ей достали последний рулон, и она подумала, что его должно хватить по крайней мере на четыре комнаты в доме.

Выходя из магазина, она увидела, как трое немецких солдат делили между собой кусок масла, которое намазывали на шоколад и ели. В другой раз она видела, как солдаты намазывают масло на пирожные. Вообще они часто выходили из магазинов с продуктами.

В тот вечер она занавесила окно на кухне, сшив из рулона шторы на швейной машинке Анны. Перед тем как лечь спать, она попыталась дозвониться домой, но связи не было.

Четыре дня спустя союзники Норвегии — британские, французские и польские войска, высадились на севере страны в Андалснесе, на берегу фьорда, где стоял дом Джоаны. Сейчас уже весь юг Норвегии был оккупирован немцами, и Джоана беспокоилась за свою семью и друзей, которые вот-вот должны были оказаться в зоне боевых действий. Норвежская армия сплотилась, сомкнув свои ряды, вдохновленная своим командиром Руджем, которому присвоили звание генерала и главнокомандующего. Боевые действия шли около Бергена и Трондхайма, а также в долинах Гулбранд и Остер, где до сих пор стояла суровая зима. Сейчас она особенно часто думала о братьях, их обоих призвали в армию. Эрик служил офицером на корабле, курсирующем вдоль берега от Бергена до Киркснеса на финской границе. Он ушел из дома в день, когда захватчики напали на страну, и она была уверена, что если он не успел присоединиться к военно-морским силам, то наверняка воюет где-то вместе с Рольфом. Возможно, они защищали короля.

Каждое утро Джоана ждала, пока военные машины с черными крестами проедут по главной дороге, чтобы потом сесть на трамвай. Машины с оружием выезжали из города, чтобы доставить боеприпасы в захваченные порты. Танки шли по городу, сотрясая своим грохотом тихое утро. Она решительно отворачивалась, когда солдаты махали, кричали и свистели ей.

В магазине не было покупателей. Офицеры, которые могли позволить себе сделать такую покупку, занимались своими военными делами. Местные покупатели тоже не заходили.

День за днем Джоана наблюдала, как все меняется. Нескольких молодых людей, которые каждое утро ездили с ней в трамвае, вероятно, призвали в армию. Из-за введения комендантского часа друзья больше не собирались вечерами, выходные же проводили поблизости от своих домов. Джоана сидела дома в одиночестве. Мысли о Стефене не покидали ее.

Его поцелуй разбудил в ней нежность и чувства, которых она не испытывала раньше. Она не думала, что это любовь, просто она слишком чувствительна и легкомысленна. Но это неизведанное чувство не отпускало ее.

Еще она думала о его отношениях с Делией Ричмонд. Почему Анна надеялась, что они разойдутся? Делия специально приехала попрощаться с ним, показывая, как он дорог ей. Не было причины считать, что после войны они снова не будут вместе.

Впервые Джоана испытала и другое ощущение — укол ревности, чего она никогда в себе не замечала. Она очень надеялась, что не поддастся этому чувству.

Наступил май, и на улице потеплело. Семнадцатого мая обычно отмечали ежегодный праздник независимости, но в этот раз, впервые за сто двадцать пять лет, этот день прошел буднично. Дома Джоана поужинала, поставив на стол шелковый национальный флажок на серебряной палочке. Это была единственная вещь, которую Джоана достала из подпола. Дом выглядел таким пустым без своей обычной обстановки, но она решила ничего не менять.

Убирая флажок обратно в буфет, она представила, что было бы, если бы немцы увидели его. Она подумала, что Стефен тоже мог вспомнить об этом особенном дне. Где он сейчас? Насколько она знала, он должен быть где-то в Норвегии. Она никак не могла связаться со своей семьей и постоянно волновалась. Многие почтовые отделения были разрушены, телефоны не работали. Норвегия сражалась, как могла. Союзники сделали все возможное, что было в их силах.

В начале июня, когда установилась по-настоящему летняя погода, союзники одержали успех на севере Норвегии. Но как раз в тот момент, когда жизненно важный порт Нарвик был отвоеван, сдалась Франция, а британские силы расположились в Дюнкерке. Такое положение дел изменило всю ситуацию. Безоговорочный и самый опасный враг фюрера Уинстон Черчилль приказал союзникам отступать от Норвегии, чтобы укрепить Британию, которая до последнего держалась самостоятельно, оставаясь последним бастионом противостояния мощи Третьего рейха.

Впервые Джоана услышала об этой катастрофе как раз на следующий день после того, как работа в магазине возобновилась. Войдя в кабинет, она увидела, что все служащие собрались около стола Лейфа. Она издалека заметила, что на нем лица нет.

— Сейчас все здесь, — произнес он, когда она встала рядом с Соней. — У меня плохие новости. Приготовьтесь, потому что я скажу, что это наверняка самый черный день в истории нашей страны. После восьми недель отчаянных попыток бороться Норвегия проиграла. Вчера вечером королевская семья и правительство отплыли на британском корабле в Англию.

Услышав это, почти все продавщицы заплакали. Джоана была в шоке, у нее единственной не было слез. Лейф посмотрел на всех с сочувствием.

— Идите домой и проведите остаток дня со своими семьями. Запомните, что мы побеждены на поле боя, но не в наших умах и сердцах.

Женщины стали расходиться, утешая друг друга. Соня хотела взять под руку Джоану, но, увидев, что она пока не уходит, ушла с остальными. Лейф разбирал какие-то бумаги на своем столе и очень удивился, увидев Джоану.

— Да, Джоана?

Вопрос буквально вырвался у нее:

— Что мы можем сделать?

— Я не знаю. Понятия не имею. Единственное, что у нас осталось, это надежда. Надежда, что наша страна будет спасена.

Джоана зашла в свой кабинет и накрыла печатную машинку. Ее движения были автоматическими. Потом перелистнула календарь. Вчерашний вечер, видимо, стал для короля самым трагическим в его жизни. Много лет назад, ступив на престол, он произнес фразу: «Все для Норвегии!» Сейчас она поклялась себе в том же. Все возможное, чтобы вернуть свободу, она сделает. Все, что будет в ее силах.

Стыд поражения поселил отчаяние в народе. Оно читалось на лицах, люди перестали улыбаться. ВВС начали передавать специальные репортажи в Норвегию из Англии, и король выступил с обращением к народу в час отчаяния, сказав, что скоро наступит освобождение. В течение нескольких дней тысячи листовок с его речью, отпечатанные на подпольных типографиях, заполонили страну. Одну из них Джоана нашла на своем рабочем столе. Она не стала интересоваться, как она попала туда, а просто спрятала ее в сумку. Вечером она бросила ее в почтовый ящик соседей, вложив свою лепту в распространение королевского обращения.

У каждого появилась продуктовая карточка и документ с фотографией, удостоверяющий личность. Документы были напечатаны на немецком языке, а внизу шел перевод на норвежский.

В Норвегии проживало около восьмисот евреев — мужчин, женщин, детей. На их карточках стояла красная буква «J», и в ту же неделю у них потребовали сдать радиоприемники, а далее последовало осквернение главной синагоги в Трондхейме.

Комендантский час продолжался, и тех, кто не завесил окна, жестоко наказывали. Предприимчивая фабрика начала изготовление жалюзи из плотной черной бумаги, и Джоана купила их, чтобы закрыть окна.

Все публичные собрания были запрещены, нельзя было останавливаться и разговаривать на улицах, даже с близкими людьми. Слушать ВВС воспрещалось под угрозой строжайшего наказания, а вся пресса выходила под немецкой цензурой. Переезжать с места на место или менять адреса разрешалось только с санкции полиции. Джоана не представляла, вернутся ли вообще Алстины домой.

Одним утешением было то, что немцам, согласно приказу их высшего командования, было запрещено покупать продукты у местного населения. Но тем не менее оккупанты забирали все сельскохозяйственные продукты у фермеров.

Скоро стало очевидным, что кормить огромную армию население не в состоянии.

Трагический случай произошел в городе, когда юноша увидел свою сестру с немецким солдатом. Он попытался оттащить ее и получил пулю в живот. На похороны собралось много народу, но его сестра не пришла. Кто-то из его друзей схватил ее и обрил наголо. Такое случалось со всеми девушками и женщинами, которые путались с немцами.

Среди местного населения были и такие, кто общались и сотрудничали с врагами. Местное население презирало их как предателей.

Джоана не выносила топота сапог и особенно ненавидела их, когда они шагали под марш «Мы наступаем на Англию».

Как только почта возобновила работу, она написала родителям, желая узнать все новости, а также — Анне Алстин. К счастью, пришли оба ответа. Первым она открыла письмо из дома. Ее мама писала, что у них все хорошо, насколько это возможно в сложившейся ситуации. Братья, как она и подозревала, ушли на войну. Джоане так хотелось снова увидеть их всех.

Письмо Анны Алстин было тревожным. Она писала, что очень хочет вернуться домой, и если бы ее дорогой муж не был евреем, то проблем бы не возникло. К несчастью, особое отношение к евреям делало переезд невозможным. Муж ее сестры надеялся добиться разрешения, ссылаясь на его физическое состояние, но немецкие власти не учитывали особых случаев. Она поблагодарила Джоану и написала, что очень надеется на скорое возвращение. Между строчек письма читался страх Анны за мужа.

Спустя какое-то время она получила письмо от Стефена. От радости у нее дрожали руки, когда она разворачивала его.

«Привет, Джоана. Пишу тебе с западного побережья. После событий последних недель так хорошо вернуться в нормальное состояние. Нет ничего лучше работы на ферме. Поначалу немного болели мышцы, но это ерунда. Сейчас у меня такое чувство, будто я никогда не уезжал отсюда. Урожай в этом году обещает быть отличным. Я смотрю вперед — в то время, когда ты сможешь приехать домой. Не забудь, мы договорились встретиться на озере. Вчера я ходил на рыбалку, и там ничего не изменилось. Я скучаю по тебе. Мы так давно не виделись. Напиши мне. Передай привет Анне и Виктору. Стефен».

Она засмеялась. Ясно, он решил не возвращаться, чтобы не работать на немцев. Мог он находиться на ферме ее родителей? В любом случае он должен был общаться с ними, потому что ходил на озеро, а в долине стоит ее дом. Ее мама ни словом не обмолвилась об этом, но возможно, потому, что это было рискованно.

Она писала ему ответ теплым августовским вечером, сидя в саду, и вдруг увидела силуэт высокого мужчины с чемоданом в руках. Присмотревшись, она узнала своего старшего брата Рольфа и, радостно вскрикнув, кинулась ему навстречу. Его густые светлые волосы закрывали лоб, а серо-голубые глаза улыбались.

— Не могу поверить! — воскликнула она. — Как ты попал сюда? Как дела дома? Как мама и папа? Как Эрик?

Он немедленно заверил ее, что у них все хорошо, а потом сказал то, о чем она не осмеливалась спросить.

— Нам на ферме помогает один твой друг. Я думаю, ты уже получила от него письмо. — Он похлопал по карману своего пиджака. — У меня есть письмо от него, а еще от мамы и твоих друзей. Ты же знаешь, как у нас бывает. Только я сказал, что собираюсь в Осло, так уже через несколько часов об этом знала вся округа.

— Пойдем в дом, я приготовлю тебе ужин. Правда, еды немного. По продовольственным карточкам выдают очень мало продуктов. Белый хлеб теперь только в больницах.

— Можешь мне не рассказывать. У нас на ферме тоже жизнь трудная, но все же полегче, чем в городах. Немцы забирают почти все продукты. — Он пошел за ней в дом. — Мама прислала тебе кое-что: масло, яйца и мясо. Она всегда считала тебя слишком худой, а сейчас она боится, что тебя вообще ветром сдувает.

Они посмеялись.

— Масло! — воскликнула Джоана, развернув бумагу. — Я уже не помню, когда последний раз видела его на прилавках магазинов. А теперь расскажи, как тебе удалось доехать до меня.

— Я решился попросить разрешение на поездку в Осло, чтобы получить подтверждение, что могу работать в нашей школе. Вообще я собирался перейти в школу за полем, она больше, но жители упросили меня остаться. Они хотели, чтобы в школе был кто-то, кого они знают и кому могут доверить своих детей.

— Я рада, потому что это значит, что ты сможешь присматривать за родителями.

— Я тоже так подумал.

Они ужинали и много разговаривали. Она узнавала печальные новости о знакомых, погибших или в результате бомбежки, или на поле боя. Он рассказал, что Стефен сражался до последнего дня, когда королевская семья и правительство вынуждены были покинуть страну.

Для норвежских войск не хватило места на корабле, они должны были присоединиться к другим отрядам. Но, как выяснилось, к тому времени в этом уже не было особой надобности, и Стефен вернулся домой, чтобы повидаться с тетей, а потом нанялся работником на ферму.

— Стефен объяснил отцу, что ему нужно время, чтобы лечь на дно и подумать, чем заняться дальше. В тот же день он начал работать в поле и до сих пор остается на ферме. — Рольф улыбнулся ей. — Он не теряет времени. Он уже собрал группу мужчин и по выходным они тренируются в горах. У них нет оружия, кроме того, которое они закопали, когда немцы приказали сдать все. Даже охотничьи ружья.

Ее лицо засветилось.

— Ты хочешь сказать, что это оружие они закопали с целью? Чтобы продолжить воевать?

Он кивнул.

— Группа Стефена не единственная. Я слышал, что есть и другие. В основном среди них опытные солдаты, но есть я молодые ребята. Борьба не закончена, Джоана. Это только начало. — На его лице появилось воинственное выражение, и он увидел, что ее глаза наполнились слезами.

— Эй, что такое?

— Я просто так рада слышать все, что ты говоришь. Люди совсем отчаялись. Единственное, что нас поддерживает, это вести от короля из Лондона. Теперь я точно знаю, что рано или поздно и у меня появится шанс присоединиться к борцам за свободу.

Он нахмурил брови, и его лицо сделалось суровым.

— Держись подальше. Ты моя сестра, и я не хочу, чтобы ты пострадала. Запомни это.

Поняв, что не сможет переубедить своего брата, она решила не убеждать его в том, что способна наравне со многими мужчинами стрелять из пулемета и устраивать засады. Хорошо, что он не знает, что она уже столкнулась с немцами, когда они отобрали у нее машину Стефена. Когда-нибудь ей выдастся случай, нужно только набраться терпения.

В своей спальне она прочитала письма, оставив послание Стефена напоследок. Он открыто писал о своей жизни на ферме и о том, что его тетя очень хочет познакомиться с ней. Он сообщал, что получил ее письмо, которое очень много значило для него, и что он сильно скучает. Его нежные слова заставляли ее верить, что она держит в руках настоящее любовное послание. Непреодолимая сила снова потянула ее домой, просто потому что он был там.

Глава 3

Рольф мог оставаться в доме только одну ночь. Он позвонил Джоане со станции и сказал, что получил официальное подтверждение на свое назначение, а теперь едет домой.

— Отличные новости, хорошо, что сообщил мне.

Вернувшись к своим делам, она никак не могла сосредоточиться, потому что все ее мысли были о доме. С большим трудом ей удалось приступить к работе.

Немецкие офицеры стали заходить в магазин, продавщицы вынуждены были обслуживать их.

— Они такие наглые, — как-то раз со злобой воскликнула Соня. — Считают, что их должны обслуживать без очереди, достают пачки норвежских крон и тратят их на подарки своим женщинам. А наши ничего не могут позволить себе купить.

В то утро немецкий офицер зашел в магазин. Он сидел в кресле, пока его норвежская подружка решала, какую из шуб примерить. Соня обслуживала их с каменным лицом. Офицер нахальным взглядом окинул Джоану, когда она проходила по залу в офис Лейфа.

Лейф приветствовал ее улыбкой.

— Прежде чем мы приступим к работе, я бы хотел кое-что обсудить. Ты до сих пор одна живешь в доме?

— Да. — Она села на стул, положив руки на колени. — Трудно представить, когда Алстины смогут вернуться, я уже рассказывала вам, по какой причине.

— Я помню. Я только хотел убедиться, что ты не сдала комнату. Ты говорила, что в доме такая тишина.

— Эго так, но это дом Алстинов, а не мой. Я знаю, они бы обрадовались, что мой брат переночевал у меня. Постороннего в их отсутствие я, естественно, не пустила бы.

— Именно так я и думал. Я заметил, что ты никому не рассказала о листовке с речью короля, которую ты нашла на своем столе.

Она ответила откровенно:

— Я догадалась, что это вы положили ее и что немцы не обрадуются, узнав, что мы их распространяем.

— Все верно. Соня тоже все сохранила в секрете. Я считаю, что неплохо разбираюсь в людях, и на ваш счет я не ошибся. У тебя дома есть радио? Ты слушаешь новости ВВС? Просто не во всех частях страны этот канал ловится.

Она все еще не догадывалась, к чему он клонит.

— Я слушаю новости каждый вечер.

— Тогда бы не могла ты вкратце записывать, о чем там говорят, и печатать их для меня?

— Вы хотите распространять их как листовки?

— Да, раз в неделю. Это не моя идея, но я обеими руками «за». Мы надеемся, что позже сможем распространять их два-три раза в неделю. Соня будет помогать нам, есть и другие желающие.

— Я начну сегодня вечером. Дома есть печатная машинка. Ее купил еще Виктор Алстин.

Джоана почувствовала прилив сил от осознания, что здесь, в городе, существуют люди, в меру своих сил борющиеся против врага, так же, как есть люди, ведущие подготовку в лесах и горах, готовые выступить с оружием в руках. В тот день она не шла, а парила. Эта работа станет мостиком к чему-то большему в ее жизни.

В тот вечер, как и много вечеров впоследствии, она сидела в наушниках перед радио и ждала уже знакомого объявления: «Говорит Лондон». Затем раздавалась бодрая музыка, и новости начинались.

Вскоре она стала ощущать, что связана с огромной частью страны, в которой живут ее невидимые друзья.

Главные военные новости и сводки событий в ее стране она сначала записывала карандашом, а потом распечатывала материал для подпольных листовок под заголовком «Лондонское эхо». Она не знала, где их будут печатать, но догадывалась, что в каком-нибудь подвале или на чердаке.

Из новостей она узнала о битве в Британии. Пилоты Королевских воздушных сил сражались в небе Англии, и за один сентябрьский день было сбито больше сотни немецких самолетов. Для Джоаны это было радостное известие.

Победа в Британии дала надежду норвежцам на скорое освобождение. С приходом осени и холодов люди уже совсем было отчаялись, но тут перед ними забрезжил слабый свет. Появилось много подпольных типографий, где печатались листовки наподобие «Лондонского эха», и теперь они выходили в свет трижды в неделю.

Особенно тяжелым испытанием для жителей Осло стал переезд Квислинга в королевский дворец. Здесь также располагались штабы личного представителя Гитлера в Норвегии рейхскомиссара Джозефа Тербовена, целью которого была полная оккупация Норвегии.

В тот вечер вдоль всего побережья по молчаливому сигналу люди надели на свои воротники и манжеты бумажные значки в знак национальной солидарности. Джоана, как и все, носила такой значок на платье и на пальто, а в кабинете у нее стояла коробка с запасными значками. Немцев раздражал этот символ, и они срывали их с одежды.

Лютеранская церковь бесстрашно выступала против нацистского режима.

Спортсмены также заявили протест, отказавшись вступить в нацистскую спортивную организацию. Тем самым они лишили себя возможности участвовать в соревнованиях, а для страны, одержимой спортом, это была ощутимая жертва. Но, к счастью, они не были одиноки, многие организации последовали их примеру.

Джоана, входя в магазин, старалась не смотреть на элегантно оформленную викторианскую террасу, которая раньше радовала взгляд, напоминая огромный белый свадебный торт. Теперь здесь расположился полицейский участок № 19. Многих из тех, кто участвовал в распространении листовок, арестовывали и забирали туда, откуда они отправлялись в концентрационные лагеря.

Переписка была осложнена из-за цензуры. Джоане и Стефену лишь изредка удавалось разговаривать по телефону, но, как было известно, телефонные переговоры прослушивались. В день расставания он просил ее думать о нем, когда будет ехать в трамвае на работу, и она так и делала.

В трамвае или в автобусе, если немцы занимали свободные места, пассажиры с соседних сидений вставали и уходили в другую часть салона. Иногда за одну поездку Джоане приходилось пересаживаться несколько раз, поскольку солдаты особенно любили садиться рядом с привлекательной девушкой. Поначалу такое поведение приводило немцев в бешенство, и они приказывали остановить трамвай и заставляли всех пассажиров выйти. Но потом они привыкли, но вели себя бесцеремонно, сидели, задрав ноги на спинку переднего сиденья.

Выпал снег, приближались холода. Рождество 1940 года не предвещало ничего веселого. Особенно тяжелой была жизнь в Осло, где властвовало гестапо. Студентов ни за что избивали прямо в университетах. Двух пятнадцатилетних подростков забрали за то, что они написали на стене немецкого штаба «Долгую жизнь Хаакону VII». Родители ничего не могли узнать о судьбе своих детей, кроме того, что их отправили на принудительные работы.

В магазинах рождественские украшения и елки, оставшиеся с прошлого сезона, раскупались молниеносно. Каждый день у продуктовых магазинов стояли очереди, которые иногда тянулись по всей улице. Порой мимо проезжали грузовики, следовавшие в гавань, нагруженные норвежским мясом.

Однажды днем, когда на улицах лежали огромные сугробы, дверь магазина распахнулась, и вошла Соня с довольным лицом.

— К тебе посетитель.

К изумлению Джоаны в дверях появился Стефен в лыжном костюме:

— Привет, Джо! Я подумал, что это самое лучшее время, чтобы навестить тебя.

У нее вырвался вздох, и она медленно поднялась. Чувства радости и тревоги заполнили ее. Ей даже стало неловко.

— Как ты? — спросила она, совладав с собой. — Для меня не могло быть лучшего сюрприза, чем встретиться с тобой сегодня.

— У меня все отлично. Спасибо за твои письма.

— И за твои. — Она совсем не так представляла себе их встречу. Ей всегда казалось, что они кинутся в объятия друг друга, а вместо этого он был напряжен, как и она. — Что привело тебя в Осло?

— Желание встретиться с тобой. Я уже поговорил с твоим боссом, и он сказал, что ты можешь уйти прямо сейчас.

— О, хорошо.

— На улице ждет такси.

— Не трамвай? — Это была попытка разрядить обстановку, и она слабо улыбнулась. Однако руки ее дрожали, когда она снимала с вешалки пальто и шляпу.

— Не сегодня. — Он помог ей одеться. — Мне нельзя рисковать, потому что могут проверить мои документы.

Джоана с тревогой посмотрела на него.

— Ты здесь без разрешения?

— Так получилось. Я все тебе расскажу, как только мы приедем домой.

Стефен взял ее за руку, и когда они вышли, она увидела прикрепленные к багажнику машины лыжи. Они ехали молча.

Около дома Стефен расплатился с водителем, на крыльце дома отряхнул лыжи от снега, снял ботинки и вошел в дом. Закрыв за ним дверь, она взяла лыжи и поставила их в холле, чтобы они подсохли. Электричество приходилось экономить, поэтому в комнате горела тусклая лампочка.

— Джо! — произнес он хриплым голосом.

Она бросилась в его объятия и уткнулась лицом в его плечо. Они крепко прижимались друг к другу, не говоря ни слова. В эти мгновения она поняла, что, сколько бы ни длилась война, они обязательно должны были встретиться снова. Он нежно взял ее за подбородок и стал страстными поцелуями покрывать лицо, все сильнее прижимая к себе, и они оба поняли, что чувство, возникшее в день их первой встречи, было больше, чем просто взаимная симпатия.

Они прошли на кухню и вытащили из его рюкзака продукты, которые передала мама Джоаны. Пока она готовила незатейливый ужин, Стефен в одних носках поднялся в свою комнату и нашел пару шлепок.

Затем он спустился вниз, и они стали вспоминать тот день, когда познакомились, как грохотали пушки и взрывались бомбы. Он вышел наколоть дров, чтобы у нее был запас.

— Ты так и не сказал мне, как добрался, — напомнила она.

— Я доплыл на военном корабле из Риндала, с этим проблем не было. А потом ехал на грузовике, который вез продовольствие для немцев в Осло.

— Обратно тебя повезет тот же водитель?

— Нет. Через несколько часов я еду в Швецию.

Ее глаза округлились.

— Я всего лишь хочу присоединиться к Освободительному норвежскому движению, которое сформировалось в Англии. От нужных людей я узнал маршрут, по которому должен следовать на лыжах к границе, в основном, когда стемнеет. Главное — не нарваться на немецкий патруль, а в Стокгольме существует Королевский норвежский легион, который помогает добраться до Англии иногда через Россию и через Средиземное море.

— Но такое путешествие займет несколько недель, а может и месяцев!

Он пожал плечами.

— Это неважно, раз я все равно в конце концов попаду туда.

— Но ты же мог отправиться с западного побережья через Северное море, так действуют те, кто не может по-другому пересечь шведскую границу. Ты так рискуешь. За это время патрули могут остановить тебя много раз.

Он положил руку ей на плечо и пристально посмотрел в глаза.

— Я говорил тебе, я обязательно должен был снова увидеть тебя.

Она покачала головой:

— Ты сумасшедший.

Перед тем как приступить к ужину, она зажгла свечи и поставила их в фарфоровых подсвечниках на стол. Это был символ гостеприимства. По древней скандинавской традиции, в любое время суток на столе должны стоять подсвечники. Стефен выключил свет, и они ели при свечах, тихо разговаривали, но больше не возвращались к обсуждению своих отношений. В основном, он рассказывал ей новости о доме.

Джоана рассказала во всех подробностях, как немцы отобрали у нее машину. Он воскликнул:

— Тебя же могли арестовать! Мне плевать на эту чертову машину, твоя безопасность гораздо важнее. Ради бога, никогда больше не подвергай себя такому риску.

Он вел себя так же, как ее брат. Она улыбнулась и сказала мягко:

— Говорят, что после откровенного разговора на душе становится легче, именно это я сейчас и чувствую.

Его лицо оставалось серьезным, он потянулся и взял ее за руку.

— Мне нужно что-то сказать тебе. Боюсь, это не очень хорошие новости. Речь идет о твоем отце.

Она ощутила, как сжалось ее сердце.

— Что случилось?

Он сильнее сжал ее руку.

— В августе, в тот день, когда Рольф вернулся из Осло после встречи с тобой, твой отец поехал в Алесунд по делам, как раз был день рождения короля. Поэтому он купил красную гвоздику, чтобы вдеть ее в петлицу.

Она округлила глаза и закрыла рот ладонью.

Красная гвоздика. Это был цветок королевского дома.

— И что? — спросила она испуганно.

— Его остановили немецкие солдаты, вырвали цветок и бросили его в канаву, а потом повалили твоего отца на землю и стали избивать. Переломали ему ребра, он был весь в синяках. Он долго не мог оклематься, но сейчас вроде пошел на поправку.

— А почему я слышу об этом впервые? — взорвалась она.

— Они не хотели тебя тревожить. Тебе бы все равно не разрешили ехать домой, и ты бы ничем не смогла помочь.

— Я бы нашла способ приехать.

Он скривил рот в ухмылке.

— Этого твоя мама и боялась. По крайней мере, отец избежал ареста, а тебе могло бы меньше повезти.

— Он может работать? — Она не могла представить своего отца немощным, потому что всегда привыкла видеть его здоровым и полным сил.

— Он работает с бумагами в школе.

Джоана задумалась.

— Теперь понятно, почему в августе маме понадобились дополнительные помощники на ферме. Она несколько раз упоминала о девушке из соседней рыбацкой деревни, которая работает у нас. А как выглядит эта Керен Холстид?

Он улыбнулся во весь рот.

— Сказать одним словом — красавица. Твой брат Эрик влюбился в нее, когда приезжал домой. Я подозреваю, что он хочет жениться на ней.

Эта новость развеселила Джоану.

— Ты наверняка ошибаешься. Эрик никогда не относился к девушкам всерьез.

— Керен может стать исключением. Она упрямая.

— Так до нее были и другие, в него все влюбляются. — Потом ее тон сделался более серьезным.

— А что он думает о жизни на побережье под немцами?

— Он, как и все, понимает, насколько это сложно. Он все еще возит пассажиров, почту и грузы, но кабины на пароме предназначены исключительно для немецких офицеров. Иногда людям приказывают немедленно освободить места для немецких войск.

— А как жизнь в Алесунде? — Она хорошо знала этот портовым городок, куда причаливали корабли и где много раз на берегу она встречала своего брата.

— Той веселой атмосферы, что была там раньше, теперь нет. Жители постоянно находятся под подозрением. Люди Квислинга пытаются вычислить суда, которые готовятся тайно отплыть в Англию.

— А как твоя тетя восприняла твое присоединение к королевским войскам?

— Мужественно. Она у меня такой человек.

— Если тебе не удастся ей написать, я обязательно свяжусь с ней.

— Она оценит это, я знаю.

Они разговаривали до тех пор, пока не пришло время для новостей ВВС. Он сидел рядом с ней, а она записывала сводки. Когда она встала, он тоже поднялся и посмотрел на нее так, что она сразу подошла к нему и, обнявшись, они поднялись по лестнице в ее комнату.

В тусклом свете ночной лампы они предавались любви. Для нее это было впервые. Никогда раньше она не испытывала подобных чувств, а сейчас по-настоящему любила, и ее сердце переполняли эмоции. Ее тело трепетало от его прикосновений. Она бы никогда не поверила, что такой сильный мужчина может быть настолько чутким и нежным. Его страсть передалась ей. Их любовь была взаимной. Она лежала в его объятиях, и они тихо разговаривали. Он целовал ее лоб и глаза, виски и уши, откинув ее волосы на подушку.

— Я люблю тебя, моя дорогая Джо, — снова произнес он.

Она прижалась к нему еще сильнее.

— Я тоже люблю тебя.

Он взял ее за подбородок, и они слились в поцелуе.

— У меня есть для тебя подарок. — Его глаза были наполнены любовью.

Она улыбнулась.

— Я не думала, что еще можно что-то купить.

— Нет, я сделал это специально для тебя, вернее, ювелир. Это любовный подарок.

Она положила руку на шею, до глубины души пораженная его словами. Существовала традиция, сохранившаяся до наших дней, что невеста получает любовный подарок на следующее утро после первой брачной ночи. И это всегда было что-нибудь драгоценное.

— Может быть, мы подождем до рассвета?

В его ответе слышалось сожаление:

— На рассвете меня здесь уже не будет.

— Я забыла об этом, — прошептала она.

Ее лицо запылало, когда она увидела его подарок. Это было длинное ожерелье из камней, отполированных и заключенных в золотую оправу.

— Они из озера Сетер! Какой замечательный подарок.

— Вместо этих камней должны были быть бриллианты.

— Нет! — Она держала в руках ожерелье, в которое он вложил свою душу и любовь. — Пожалуйста, надень его на меня.

Он застегнул замок у нее на шее. Джоана встала, чтобы посмотреться в зеркало. Стефен подумал, что никогда в жизни не видел более восхитительного зрелища: красивая обнаженная девушка, любующаяся своим отражением в зеркале. Она вернулась в постель. Лежа на животе и опираясь на локти, она рассматривала его лицо.

— Я еду в Англию вместе с тобой.

Он обнял ее за плечи.

— Я долго думал об этом, пока ехал сюда, но обстоятельства против нас. Ты готова идти на риск вместе со мной, но норвежские дипломаты в Стокгольме могут тебя не пропустить. С транспортом сейчас трудно. Они посылают меня как солдата, и в списке у них нет мест для женщин.

Значит, ей придется отпустить его. Боль от предстоящего расставания становилась все сильнее. Она обхватила руками его шею и тесно прижалась к нему, как будто так могла отодвинуть неминуемое расставание, и в ответ он сжал ее с той же страстью.

Настало время уходить, и когда они оба уже были одеты, он снова обнял ее и поцеловал. Все, что они не сказали друг другу, сейчас читалось в их глазах. Держась за руки, они вышли из комнаты и спустились вниз.

— Прощай, моя любовь, — прошептал Стефен, и они поцеловались в последний раз.

Он вышел из дома, а она стояла на пороге, дрожа на морозе, пока он застегивал лыжи. Помахав ей, он устремился в темноту раннего утра, а она тихо закрыла дверь и уткнулась в нее лбом. Всем сердцем она желала быть рядом с ним.

Она не могла предположить, что дорога займет у Стефена два месяца.

Глава 4

Стояла суровая зима, и с каждым днем Осло становился для Джоаны все мрачнее. Ей так хотелось снова увидеть знакомые синие формы на полицейских вместо немецких мундиров. Немецкая свастика придавала городу еще более удручающий вид.

Полки магазинов были пусты, а в зале их магазина висели только фотографии моделей.

Она и представить себе не могла, что, возвращаясь домой с работы однажды в пятницу, застанет там Алстинов. Джоану переполняла радость, но как же они изменились. Анна сильно похудела и от постоянных переживаний постарела, седина появилась в ее волосах.

— Мое дорогое дитя! — глаза Анны наполнились слезами. — Кто бы мог подумать, что пройдет столько времени, прежде чем мы с Виктором сможем вернуться домой? И как ты замечательно выглядишь, несмотря ни на что. Я так рада.

У Джоаны тоже потекли слезы.

— А где Виктор?

— Он лежит, дорога сильно утомила его. Поднимись к нему, он не спит.

Джоана сняла пальто и побежала наверх. Дверь его комнаты была открыта. Виктор сидел в кровати с закрытыми глазами. Ком подкатил к горлу Джоаны. Он не сильно изменился, разве что немного похудел. Почему этот благородный человек вынужден был столько месяцев находиться вдали от своего дома? Должно быть, услышав ее шаги, он открыл глаза, и обаятельная улыбка озарила его бледное лицо.

— Джоана. Еще красивее, чем раньше. Как ты? Иди,расскажи мне, как ты жила все это время?

Она подбежала, села на его кровать и, наклонившись, поцеловала его в щеку. А потом взяла его руку в свои. Она казалась совсем невесомой.

— Я все так же работаю в магазине. Сейчас торговли почти нет, так что мы ничего не закупаем.

Поговорив еще немного, она сделала движение, чтобы встать, не желая утомлять его своими разговорами. Но неожиданно он поймал ее за рукав здоровой рукой.

— Не уходи пока. У меня так мало времени, чтобы поговорить с тобой. Завтра мы снова уезжаем. Муж сестры Анны обо всем позаботился. Мы с Анной едем в Швецию. Она хочет увезти меня туда на время.

Она взяла его ладонь и прижала к своей щеке.

— Вы же родились и выросли в Норвегии, Виктор!

— Да, но мое происхождение, дорогая… Нам опасно здесь оставаться.

Он закрыл глаза. Джоана тихо вышла из комнаты. Внизу на кухне она увидела Анну.

— Я вижу, он уже обо всем тебе рассказал.

— Виктору угрожали?

— Много раз. Я уже не говорю о тех оскорблениях, которые мы слышим от немцев на улицах. Что бы мы делали без Андерса, я не знаю. Не представляю, как ему удалось получить разрешение на наш отъезд.

— А как вы собираетесь добираться до Швеции?

— У меня есть официальный документ, что я везу Виктора в госпиталь недалеко от шведской границы. Завтра утром мы едем. У меня и для тебя есть разрешение. Я надеюсь, что ты поедешь с нами.

— Почему вы хотите, чтобы я ехала с вами?

— Виктора повезут на санях, а я пойду на лыжах. У нас будет проводник, но мне было бы намного спокойнее, если бы ты сопровождала нас.

Джим встал на колени перед Анной и ваяла ее за руку.

— Я так благодарна вам за все, что вы сделали для меня. Конечно, а провожу вас до шведской границы, но, пожалуйста, не просите меня покидать Норвегию.

Анна продолжала уговаривать ее.

— Пойми, ты подвергаешь себя опасности. Немцы не заставят себя ждать, чтобы прийти и проверить, уехал ли Виктор в госпиталь.

— Я объясню им, что довезла вас до госпиталя и оставила там. Я думаю, водитель в курсе всех дед.

— О да. Андерс говорил мне, что этому человеку можно полностью доверять. — Анна сильно нервничала, и Джоана принялась успокаивать ее.

На следующий день в назначенное время прибыла машина «скорой помощи». Водитель, молодой веселый парень, светловолосый и веснушчатый, помог Виктору устроиться в машине, подложив ему подушки и укрыв одеялами. Затем он помог сесть Анне рядом с мужем. Джоана села рядом с водителем.

— Ну, что же, поехали, — объявил он и завел мотор. — Меня зовут Кристофер Олсен.

Она тоже представилась.

— Вы работаете в госпитале?

— Я студент. До этого мне никогда не приходилось водить «скорую помощь». А почему вы едете в Швецию? У гестапо к вам какие-то вопросы?

— Нет, ничего такого. Я просто обещала своим друзьям проводить их до границы. Я вернусь вместе с вами.

Ему это не понравилось.

— Вы хотите, чтобы я ждал?

Она заволновалась.

— Это важно, я недолго. У меня нет другого выхода.

Он задумчиво присвистнул.

— Ну, думаю, мы сумеем как-нибудь договориться.

— Спасибо! — воскликнула она.

Когда они подъехали к блокпосту, немец подошел к окну машины и потребовал предъявить документы. Убедившись, что все в порядке, он пропустил их. Кристофер облегченно вздохнул:

— Надеюсь, дальше мы проедем без препятствий.

Их останавливали еще трижды, прежде чем они доехали до госпиталя, но никаких проблем не возникло. Уже начинало темнеть, пошел слабый снег. Кристофер обсудил с ней последние детали.

— Я пойду в госпиталь вместе с Виктором и Анной. Мы пройдем в комнату ожидания, где есть два выхода. Оставим там Алстинов, они сами пройдут к дальнему выходу, а я тем временем сделаю так, чтобы нас запомнили в регистратуре. Я покажу тебе, где припаркуюсь, и буду ждать там. Потом ты догонишь их. Хорошо?

— Хорошо.

Кристофер помог Алстинам выйти из машины, затем они все вчетвером вошли в госпиталь. В приемном отделении было много народу, поэтому они прошли в комнату ожидания беспрепятственно. Там их уже ждали два человека, наблюдавшие, как Джоана попрощалась с Алстинами, пожелав им всего хорошего.

Когда она вышла в приемное отделение, то увидела Кристофера, который шутил с двумя медсестрами. Увидев ее, он крикнул:

— Готовы ехать, фрекен Рейн?

— Да, — ответила она.

Он сказал что-то еще развеселившимся медсестрам и направился в ее сторону. Они вышли на улицу и вернулись к машине. Он объехал госпиталь, показывая направление, куда она должна идти и где потом снова встретится с ним.

Она нашла Алстинов и их сопровождающего. Виктор сидел в санях, укутанный одеялами, а проводник закрепил веревки саней у себя на плечах.

— Едем, — сказал он, как только Джоана приблизилась к ним. Он без усилий потянул сани, и они плавно заскользили по снегу, а Анна пошла за ними на своих старых лыжах.

Вокруг стояла тишина, и только слышался скрип снега. Иногда их помощник останавливался, чтобы дать возможность передохнуть Анне. У него с собой была фляжка с горячим кофе, который Анна заботливо поднесла Виктору.

— Теперь мы долго будем ехать без остановки, — сказала она, получше натягивая одеяло на его лицо. — Постарайся поспать, а когда ты проснешься, мы уже будем в Швеции.

Проехав еще немного, сопровождающий быстро повернулся к Джоане, передав ей веревку саней.

— Послушай, идти осталось меньше километра. Вот фонарик и компас, они могут пригодиться. Двигайтесь на запад. Немцев не бойтесь, они остались далеко позади. Удачи!

Прощаться не было времени, и, получив инструкции, Джоана направилась в указанном направлении. Ей казалось, что дорога никогда не закончится.

Джоана проводила Алстинов до условленного места, затем сняла лыжи, выбросила их и побежала в сторону госпиталя, туда, где Кристофер ждал ее. Увидев ее, он открыл дверь, изможденная, она плюхнулась на сиденье. Машина завелась, и они выехали через ворота госпиталя.

Анна знала, что сбилась с пути. В какой-то момент она выбросила компас, осознавая, что ничего в нем не понимает. Веревки саней натерли ей плечи, она с трудом волочила ноги. К счастью, Виктор спал. Прилагая неимоверные усилия, Анна шла вперед, и лишь огромное желание довезти мужа до границы придавало ей силы. Все тело ломило от боли, а потом силы закончились, и она неуклюже упала, уткнувшись лицом в снег. Подумав о Викторе, она подняла голову и сквозь ледяные кристаллики на ресницах увидела военные лыжные ботинки. Она вышла прямо на немецкий патруль! В этот момент солдат присел на корточки, и перед ней оказалось его выбритое мальчишеское лицо.

— Вы спасены, фру, — быстро произнес он по-шведски. — Вы уже прошли по Швеции три километра.

Приподнявшись, она вцепилась в него, не говоря ни слова. Он помог ей сесть, и когда посмотрел через ее плечо, лицо его помрачнело. Двое его товарищей подошли к саням. Один покачал головой, а другой натянул одеяло на спокойное лицо спящего пожилого мужчины.

Когда немецким властям стало известно, что Виктор Алстин не появился в госпитале в назначенный день, и вместе с ним исчезла его жена, стало понятно, что они пересекли шведскую границу. Джоану вызвали на допрос в полицейский участок № 19. Служивших в полиции ненавидели даже больше, чем немецких солдат. Они по собственной воле предавали своих соотечественников.

Джоана заранее приготовила историю, хотя внутри у нее все сжималось от страха, когда она поднималась по каменным ступеням. Она ответила на все вопросы сержанта быстро и четко. Да, она сопровождала Алстинов в госпиталь. Зачем? Анна Алстин беспокоилась за своего мужа и хотела, чтобы у нее была моральная поддержка. Нет, с тех пор она больше не видела этих людей и ничего не знала об их планах. Она вернулась обратно на той же машине. Нет, она понятия не имеет, откуда прислали эту машину и как зовут водителя.

Сержант записал все ее показания и сказал полицейскому.

— Можете увести ее для дальнейшего допроса. — Он отсалютовал правой рукой. — Хайль Гитлер!

Джоана побледнела. Его приказ означал, что ей предстоит допрос у немцев. Ее повели на второй этаж, где в хорошо обставленном кабинете в удобном кожаном кресле за столом сидел офицер гестапо. Видимо, он читал данные ею показания. Не глядя на нее, он указал рукой на стул, стоявший прямо перед его столом. Она села, натянутая как струна, скрестив руки на коленях. Он продолжал читать. У него было злобное лицо, тонкие губы, тяжелый подбородок и короткие рыжеватые волосы.

Он обратился к ней по-норвежски с сильным акцентом.

— Вы отрицаете, что знали о побеге еврея Алстина. Вы жили в их доме больше года, с того момента, как приехали работать в Осло. Вы были достаточно близко знакомы и могли быть посвящены в их планы.

— Да, я живу в их доме, но о своих намерениях они мне не рассказывали. Последний раз я видела их в госпитале.

— Они были не одни. У них был сопровождающий. — Он пристально посмотрел ей в лицо. — А что вы ответите, если я скажу, что вас видели в лесу в ту ночь?

Ее охватил страх, но она не подала виду, продолжая смотреть ему в глаза.

— Я отвечу, что это ложь. Я не местная, и в лесу никогда не бывала.

Он продолжал изучать ее, пока она боролась со страхом, который был сильнее ее.

К ее удивлению, он вынул золотой портсигар и предложил ей. Она покачала головой:

— Нет, спасибо, я не курю.

Зажав сигарету между губами, он прикурил от зажигалки.

— Так же, как тогда, когда мы встречались в первый раз, — сказал он, — но тогда вы были совсем маленькой. Вам было только четыре года, а мне — двадцать. — Видя, что она не понимает, о чем идет речь, он кивнул головой. — Да, я Аксель Вернер. Ваши родители взяли меня в свой дом во время осуществления плана Нансена. — Он положил руку на лист с ее показаниями. — Когда я увидел ваше имя и домашний адрес, то решил сам допрашивать вас. Попадись вам кто-то другой, вы бы так легко не отделались.

Нансен, один из самых известных полярных исследователей в ее стране, разработал после Первой мировой войны план, согласно которому обездоленных и голодавших немецких детей селили в норвежские дома, где о них заботились. Джоана не раз слышала дома имя Акселя Вернера. Они часто дрались с Рольфом и приходили домой с синяками и разбитыми губами.

Большую часть времени Аксель проводил с ее братьями на ферме и в горах. Он учился в той самой школе, где сейчас работал Рольф. Находясь в сильном напряжении, она даже не поняла сначала, что он разговаривает с таким же акцентом, с каким говорят у нее дома.

— При других обстоятельствах вы были бы желанным гостем в моем доме, но не сейчас, когда на вас надета эта форма.

Его лицо сделалось суровым, но он не вышел из себя, и голос его остался ровным.

— Сейчас время, когда вы все должны принять нас здесь и понять, что жизнь под управлением Третьего рейха пойдет вам только на пользу. В первую очередь мы здесь для того, чтобы защитить вас от англичан, которые воюют с нами, закладывают мины в норвежских водах, чтобы топить ваши корабли, готовясь к оккупации вашей страны.

Мы пришли с дружественными намерениями, а ваш король и его правительство отвергли наше покровительство, потому что им плевать на свой народ. Посмотрите на Данию. Король Кристиан принял нас, и ни один человек не пострадал. Их народ благодарен нам. — Он довольно засмеялся, стряхнув пепел в пепельницу из оникса.

Она сглотнула.

— Я слышала, что многие датчане не приняли ваш режим.

Привстав, он наклонился вперед, и его глава сузились.

— Итак, Джоана, от кого вы слышали такое? — спросил он хитро.

Снова началась игра в кошки-мышки. Она наговорила лишнего, это была ошибка.

— Сейчас новости разлетаются быстро.

Он потер подбородок и снова сел.

— Не надо слушать глупую болтовню. Ты окажешь большую услугу своей стране, если не будешь поддерживать эти лживые разговоры. — В его глазах появился фанатичный блеск. — Норвегия отличается своей чистой северной кровью. Уже много столетий люди рождаются здесь со светлой кожей, светлыми волосами и голубыми глазами, что означает принадлежность к арийской расе. Вы, норвежцы, и мы, немцы, — потомки арийцев. Мы вместе должны способствовать тому, чтобы мир был населен нашей лучшей расой и навсегда избавился от всякого мусора.

Она смотрела на него с недоверием. Перед ней сидел человек, который вырос на ее родине, который жил среди людей, для которых не имели значения национальность и цвет кожи, и теперь он стал фанатичным нацистом.

— Я могу идти? — спросила она, стараясь контролировать свой голос.

— Ты запомнишь все, что я сказал тебе сегодня?

Она кивнула. Он понимал, что она специально соглашается с ним, но все же посчитал, что раскрыл ей глаза, потому что его аргументы были убедительны. Он взял лист с ее показаниями, скомкал его и бросил в мусорную корзину.

— Это жест доброй воли, — улыбнулся он благосклонно. Он не ожидал благодарности, так как она еще мало что понимала в жизни. — А как сейчас поживают твои родители? Надеюсь, что хорошо.

— У моей мамы и братьев все хорошо. Отца избили ваши солдаты прошлым летом, и он до сих пор не оправился.

Его лицо не выражало сочувствия.

— Я желаю твоему отцу скорейшего выздоровления после побоев, которые он сам навлек на себя своим неправильным поведением. Пожалуйста, передай своей семье самые лучшие пожелания, когда будешь писать им в следующий раз. Эдвард и Джина притащили меня, когда я был слаб и истощен. Но больше в Германии никогда такое не повторится, у нас есть новый приказ от нашего фюрера. Я должен поговорить с тобой об этом как-нибудь. — Поднявшись, он обошел стол и проводил ее до двери. — До нашей следующей встречи, Джоана. Всего доброго.

Ей хотелось бежать, чтобы надышаться свежего воздуха, но она просто пошла быстрым шагом.

Джоана работала последние дни в магазине. Ей дали разрешение на поездку домой, после того как она получила письмо от матери, в которое было вложено медицинское заключение о тяжелом состоянии здоровья ее отца.

Соня грустила из-за ее отъезда. Жена Лейфа собиралась заменить ее на работе, поэтому на место Джоаны никого не искали. Поговорив с Джоаной, она быстро вникла во все детали работы. Лейф поинтересовался, хотела бы она продолжить то, чем занималась дома, находясь в Алесунде.

— Да, — ответила она с энтузиазмом. — Я хочу сделать все, что от меня зависит.

Перед отъездом Джоана, все хорошо проверив, заперла дом Алстинов и вызвала такси, чтобы ехать на вокзал. Она надеялась, что дом ее друзей не пострадает, но все же попросила соседей приглядывать за ним. Нередко собственность евреев конфисковывалась, вплоть до домов.

На вокзале было много народу, и так как часто немецкие войска ездили по железной дороге, поезда теперь ходили не по расписанию, задерживаясь на несколько часов. Согласно правилам, окна в вагонах были занавешены, и из-за тусклого освещения читать было трудно. На остановках Джоана выходила на платформу, чтобы подышать воздухом.

Ночь казалась бесконечной. Вместе с рассветом наступило облегчение, и когда разрешили открыть шторы, то взгляду открылся великолепный пейзаж. С одной стороны были видны горы, упиравшиеся в безоблачное утреннее небо, и их вершины озаряли первые лучи солнца. Лавины тающего снега с грохотом падали вниз, и цветная радуга плясала в их потоке. Речушки, стекающие по склонам, похожие на сверкающее жидкое серебро, переливались в лучах весеннего солнца. На высокогорных пастбищах снег почти сошел, и зеленая трава уже пробилась из-под земли. Ниже тянулись непроходимые леса, в которых росли дикие цветы, а дальше начинались широкие луга и поля, фруктовые деревья, вспыхнувшие розово-белыми цветами, были похожи на пушистые облака. И лишь старые бревенчатые дома на фермах, построенные более четырехсот лет назад, оставались в своем неизменном виде. Дома, построенные позже, были покрашены охрой, синей или белой краской.

Выпуская клубы дыма, поезд въехал в широкое ущелье. Только теперь Джоана поняла, как сильно соскучилась по дому, по этим горам, фьордам, водопадам.

На многолюдной станции города Андалснес она сошла с поезда. Был уже почти полдень. Она пошла по платформе и, сама не зная почему, стала всматриваться в толпу, среди которой стоял высокий мужчина с чемоданом в руке. Он показался ей знакомым. Ускорив шаг, она направилась в его сторону, решив, что они могут вместе проехать остаток пути, и он сообщит ей все последние новости. Но мужчина отвернулся и двинулся в толпу. На станции было слишком много народу, и она не могла идти быстро, а когда сошла с платформы, его уже не было видно.

Джоана перестала думать о нем и пошла по живописной улице маленького городка в сторону пристани. Ей оставалось еще проплыть много миль по фьорду. На пароме она встала на палубе, глядя в сверкающие воды фьорда.

Последние пассажиры поднялись на борт. Немецкий охранник наблюдал, чтобы люди не собирались группами больше двух человек. И вдруг она снова увидела человека с железнодорожной станции. Он как раз в числе других пассажиров показывал свой пропуск охраннику. Пройдя на палубу, он поднял глаза и, увидев ее, тут же прошел в другой конец.

Позже она узнала, что он заметил ее еще на станции, как и она его, и предполагал, что они поплывут на одном корабле. Джоана смотрела в изумрудную воду фьорда, когда паром тронулся. Ее охватило волнение. До чего же нежданная встреча. Эго был Стефен. Единственного его взгляда было достаточно, чтобы понять, что он волнуется за нее.

Глава 5

Спокойное путешествие по фьорду длилось несколько часов. Огромные горы по краям фьорда казались нарисованными и отражались в воде, похожей на зеленое стекло. Совершенно случайно Джоана увидела двоюродного брата отца. Тома Рейна. Он поприветствовал ее от всей души.

— Какой приятный сюрприз видеть тебя!

Это был крупный мужчина с волосами и бородкой песочного цвета. Он служил в армии в чине майора. Джоана всегда любила его и отметила, что он, как всегда, хорошо одет, что в эти дни редкость.

— Как у тебя дела? — спросил Том. — Все еще работаешь секретарем? Я слышал, что ты живешь в Осло.

— Я уехала оттуда вчера утром, — и она вкратце рассказала ему о своей жизни, не упомянув о том, что помогала Алстинам бежать, и о том, что последовало за этим. Ведь их разговор могли услышать.

— А когда последний раз ты был у нас на ферме? — спросила она.

— Несколько месяцев назад. Сейчас я занимаюсь административной работой. Но я обязательно заеду повидаться с твоим отцом.

Они плыли вместе до конца пути, и иногда, поворачивая голову, она видела Стефена, стоящего на палубе и любующегося пейзажами.

Когда паром подошел к пристани, она попрощалась с Томом, который плыл дальше, до конечной остановки, где должен был высаживаться и Стефен.

— Передай от меня огромный привет Эдварду, Джине и своим братьям. Я обязательно навещу вас.

На берегу ее встречал Рольф.

— Привет, как дела? — крикнул он.

— Хорошо!

— Здорово снова вернуться в горы?

— Еще бы!

Когда она сошла на берег, он сразу же взял у нее багаж.

— Как папа? — спросила она.

— Ему сразу станет лучше, как только он увидит тебя. Мама здорова и на ферме все в порядке.

Рольф встретил ее на повозке, запряженной лошадью, которую, к счастью, оставили им.

— Я так рада, что Нилс-Арна у нас не забрали, — сказала она, садясь рядом с братом.

— Нам повезло, потому что это уже старая лошадь. Немцы взяли только самых лучших лошадей.

Когда они отъезжали, она обернулась, но ни Тома, ни Стефена не увидела.

Джоана упомянула, что встретила двоюродного брата отца. Рольф нахмурился в ответ.

— О нем ходят разные слухи. Говорят, что он работает на немцев.

— Нет, только не Том!

— Боюсь, это правда. — Затем, чтобы не омрачать ее настроения, он решил помолчать и дать ей насладиться созерцанием родных мест.

Они проезжали мимо ферм, и она любовалась старыми домиками, а потом впереди показалась школа, выкрашенная в зеленый цвет.

— Заходи как-нибудь навестить меня. Посмотришь на моих учеников. Они все разных возрастов и такие смешные. Ты знаешь, теперь запрещено изучать английский. Немецкий стал вторым языком в Норвегии.

— Я слышала об этом. Должно быть, не просто работать, когда немцы дышат тебе в затылок.

— Я не один оказался в таком положении. Уже случалось, что мои коллеги пытались вступить в противодействие с немецкой администрацией, и в результате у них появилось еще больше проблем. Нам приказано обучать детей с самого детства немецкому языку. — Его голос сделался жестким. — Но это еще не означает, что таким образом у нас отнимут нашу страну и свободу. Они стремятся задурманить головы наших детей, но учителя объединены одним желанием — противостоять нацистской образовательной политике. Не только учителя, но и врачи, фермеры, рыбаки и представители многих других профессий сплотились в организации, чтобы дать немцам отпор, когда придет время.

— Надеюсь, что тоже смогу быть полезной.

— Например?

Ома пожала плечами.

— Буду делать все, что в моих силах. Возможно, ты подскажешь мне, чем я могу быть полезна.

Он покачал головой.

— Не стоит тебе вмешиваться, Джоана. Немцы постоянно прочесывают район, уже многих арестовали.

Она не стала больше говорить на эту тему. Но их последний разговор с Лейфом давал надежду на то, что в ближайшее время кто-нибудь выйдет на контакт с ней.

Начался подъем в долину, и вот вдали показался их белый дом, и она увидела на крыльце Джину. Это была маленькая худая женщина с гладкими седыми волосами, заколотыми в пучок. От многолетнего тяжелого труда на ее лице появились преждевременные морщины, но ее улыбка всегда оставалась непосредственной, как у ребенка. Когда повозка подъехала к воротам, Джоана спрыгнула и побежала навстречу маме.

— Я так рада, что снова здесь!

— Добро пожаловать домой, моя девочка.

Джина осталась стоять неподвижно, когда дочь кинулась к ней с объятиями. Она была так воспитана, что не привыкла выражать свои чувства, и только ее щеки порозовели от радости. Она похлопала дочку по плечу. Когда на пороге появился Эдвард, Джоана обняла отца, а он в ответ обнял ее.

— Я заманил тебя домой под ложным предлогом, — пошутил он.

Джоана взяла его руку и посмотрела на него долгим взглядом. Хотя она ожидала увидеть перемены, произошедшие с ним, но все же не до такой степени. Он сильно похудел и стал совсем седой, но она ответила ему весело:

— Я уже поняла, но это неважно. В любом случае, я больше не могла там оставаться. Наступает лето, и здесь на ферме я нужна, тем более что Стефена здесь нет, чтобы помогать вам.

Джина никогда не вмешивалась в дела своих взрослых детей. Она любила дочь и сыновей больше жизни. Как только у них родился первый ребенок, Эдвард сразу понял, что он отошел на второй план. Несмотря на непростую жизнь, любви Джины хватало на всех, она всегда была рядом с мужем и поддерживала его во всем.

На кухне Керен приготовила ужин, накрыла стол и ждала их. Пока их представляли друг другу, Джоана подумала, как точно Стефен описал ее, назвав красавицей. По этой девушке было заметно, что она обладает большой силой воли. Ее глаза светились, блестящие волосы были платинового оттенка.

— Мы ждали, когда ты приедешь, Джоана, и теперь я могу сказать, что вся семья в сборе. — Керен искренне улыбнулась.

— Я знаю, что ты очень помогала маме, и за это тебе большое спасибо.

Керен слегка пожала плечами.

— Я делаю не больше, чем все остальные. Благодаря совместным усилиям твой отец поднялся на ноги, и когда он закончит принимать новые лекарства, которые назначил доктор, нам больше не надо будет беспокоиться за его здоровье.

Если бы Керен спросили, какое положение она занимает в доме, то она бы ответила, что работает горничной, но это было не так. На самом деле она приехала на ферму Рейнов, следуя старому обычаю, по которому молодые дочери фермеров уезжали работать на ближнюю ферму с апреля по октябрь, и часто случалось, что за это время они находили себе жениха. В прошлом эти традиции особенно соблюдались, чтобы девушка не вышла замуж в отдаленную деревню. Введенные немцами правила на запрет переездов нарушили эту многовековую традицию, поэтому Керен была рада, что ей разрешили уехать из дома и работать на ферме Рейнов.

Джина рассадила всех за столом. Джоана расположилась на своем привычном месте, где любила сидеть с детства, Рольф сел слева от Эдварда, который сидел во главе стола. Джина сидела напротив мужа, а Керен села рядом с Джоаной. Ужин был очень простым: черный хлеб, немного масла домашнего приготовления, молоко и тарелка с нарезанным ломтями мясом ягненка и теленка. Хотя в прежние времена у них в доме всегда было свежее мясо, сейчас для Джоаны такая еда была роскошью. Мясо исчезло из магазинов по всей стране, и она уже не помнила, когда последний раз ела его. В последнее время главным блюдом на ее столе была рыба. Вкус масла она тоже успела забыть, а то, что в природе существует сахар, об этом уже давно никто не вспоминал.

— Нам удалось спрятать скотину в летнем сарае, соседи сделали то же самое, — сказал Рольф.

— Но ведь они могут догадаться.

— Нет. Сарай стоит вдали, к тому же из-за грохота водопадов им не удастся услышать никаких звуков. Даже если немцы заподозрят что-то, они вряд ли отправятся искать животных в горах. Они туда не суются, потому что там чувствуют себя беззащитными. Кто-нибудь из местных может перестрелять их, и там их тела никогда не найдут.

— Так, значит, горы все еще наши? Единственная территория, где можно спокойно гулять?

— Кроме мест, где проходят дороги, по которым иногда проезжают их грузовики.

Джоана была в восторге от того, что сможет бродить по горным склонам, не боясь встретиться с врагом.

Весь вечер они много разговаривали. Джоана заметила, что Керен и Рольф хорошо понимают друг друга, часто смеются, но не более. Джоана не могла поверить, что ее брат может по-настоящему влюбиться. Эрик был совсем другой.

На следующее утро Джоана написала тете Стефена, спросив, когда можно навестить ее. Чтобы добраться в Алесунд, разрешения не требовалось. Опустив письмо в почтовый ящик, она отправилась гулять. Она бродила по лесным тропинкам, прошлась по мосту над рекой, в которой водились лососи, наклонившись через перила, смотрела вниз, на бурлящую воду. На дне ясно различались маленькие бледные камушки, которые Стефен собирал на берегу озера, чтобы сделать для нее ожерелье. Вспомнились его губы, руки, его тело. Когда они встретятся снова? Конечно же, он найдет ее, как только это будет безопасно. Возможно, его тетя расскажет какие-нибудь новости о нем.

Джоана спустилась с моста. В воздухе стоял запах цветов, распустившихся и покрывших ковром всю долину. Она стала подниматься по горной дорожке, а потом присела на выступ рядом с грохочущим водопадом и посмотрела вниз на свой дом, на зеленую долину, на вспаханную землю, которая напоминала пористый шоколадный торт.

Сейчас в ясном свете дня она разглядела фигуры соседей, работающих на ферме. Вчера вечером окна соседей, так же, как и у них, были плотно занавешены темными шторами. Как же хотелось немедленно что-нибудь предпринять, чтобы хоть как-то помочь своему народу.

Пассивно сидеть и ждать, как советовал ей Рольф, она не могла, успокаивала надежда на то, что вот-вот Лейф даст о себе знать.

Джоана получила ответ от тети Стефена. Фрекен Астрид Ларсен писала, что приглашает ее на ленч. Джина положила в пакет домашних сосисок и маленькую пачку масла. Сосед подвез ее в Алесунд на своей повозке. Она сошла около скалы в центре города, в которой сотни чаек вили свои гнезда, и их крики не смолкали в течение всего дня. Джоане всегда нравился этот портовый город. Он располагался на трех островах, которые связывались между собой мостами, и здания здесь стояли впритык друг к другу, а у берега покачивались лодки рыбаков.

Однажды она приезжала сюда на ежегодный праздник рыбаков. Тогда одновременно завелись сотни дизельных моторов, и рыбацкие лодки вышли в море для ловли рыбы. Сейчас немцы установили лимит, и рыбачить можно было только в пределах трех миль от берега, и если кто-то нарушал эту границу, то с патрульного корабля открывали стрельбу. Эти меры были введены для того, чтобы ни одна лодка не уплыла на западное побережье. Повсюду висели уже ставшие привычными объявления: «Любой, кто попытается покинуть страну, будет расстрелян». Многих молодых мужчин постигла эта участь. В основном это были подростки.

Дом Астрид Ларсен стоял на холме, поросшем деревьями, откуда открывался вид на острова, гавань и открытое море. К нему вела извилистая дорога, проходившая мимо красивых домиков, утопающих во фруктовых деревьях и цветах. Джоана нашла ее дом по описанию. Это был большой особняк, выкрашенный в бледно-янтарный цвет, крышу с четырех сторон украшали вырезанные из дерева головы драконов, которые придавали дому сходство с кораблем викингов.

Подойдя к дому, она замешкалась, не зная, что делать дальше, потому что за воротами были припаркованы немецкие машины. Сначала она решила, что проводится проверочный рейд, а потом заметила еще две офицерские машины. Водители сидели в машинах, болтали и курили. Затем показалась пожилая женщина с белыми, немного волнистыми волосами, которая позвала ее. Джоана пошла к ней, игнорируя свист и выкрики немецких водителей.

— Не обращай на них внимания, — сказала Астрид Ларсен твердо. — Иди за мной.

Она не повела Джоану через главный вход, возле которого стоял лейтенант. Они вошли со стороны веранды в большую, просторную комнату. Астрид дружески поприветствовала Джоану.

— Добро пожаловать в малую часть моего дома, где мне разрешено находиться.

— Спасибо. — Джоана не могла сразу не задать волнующий ее вопрос:

— У вас есть какие-нибудь новости от Стефена?

Женщина прижала палец к губам и с опаской показала на двойные двери, затем прошептала Джоане на ухо:

— Да, он в безопасности и у него все хорошо. Пожалуйста, больше ни о чем не спрашивай, пока. — Потом нормальным голосом она добавила: — Сними пиджак, я его повешу.

Джоана послушалась, с трудом сдерживаясь, чтобы не задавать новых вопросов. Похоже, что Астрид виделась со Стефеном.

Она протянула пакет, который принесла с собой.

— Это подарок от мамы. Жить на ферме сейчас немного полегче.

Астрид с радостью приняла пакет.

— Я должна извиниться, что так быстро повела тебя в дом, но я не хотела, чтобы солдаты глазели на тебя.

Из-за дверей доносились какие-то звуки. Астрид заметила недоуменный взгляд Джоаны.

— Ту часть моего дома заняли офицеры. Вероятно, они выбрали это место, потому что около дома довольно большая территория, чтобы ставить там машины. Я думала, ты догадаешься, но вижу, ты не понимаешь. Теперь здесь немецкий бордель.

Джоана потеряла дар речи. Она слышала, что немецкие бордели обычно располагаются на кораблях, которые плавают вдоль побережья, но она и представить не могла, что самые лучшие дома тоже используются для этой цели.

— Я немного понимаю их речь, но никогда не показываю виду.

— Я тоже, но всегда притворяюсь, что ничего не понимаю. Так я избегаю общения с ними, особенно когда их девки кричат на меня из окон. Они думают, что я сумасшедшая старуха, но мне только того и надо.

— А сколько уже времени занят ваш дом?

— Четыре месяца. Когда это случилось, я была в шоке. Они дали мне всего лишь час, чтобы я собрала все нужные вещи и перенесла в эту часть дома. Там наверху еще спальня и ванная. Сейчас нужно положить в холодное место продукты, которые передала твоя мама.

Джоана поднялась наверх и заглянула в ванную, а потом, спустившись вниз, прошлась по большой и красивой комнате со светло-зелеными стенами. Казалось, как раз здесь должна была особенно хорошо себя чувствовать тетя Стефена. Ее природная элегантность и врожденный вкус проявлялись во всем. Манера одеваться и прическа Астрид были старомодны, но при этом она выглядела очень достойно. Похоже, мебель в дом покупалась, когда Астрид была еще совсем молода. Несколько серебряных предметов, и особенно два необыкновенной красоты канделябра, один из которых имел форму женской фигуры, держащей наверху изогнутые стебли лилий, украшали интерьер. Одну из стен почти целиком занимали три картины Эдварда Мунка. На двух картинах изображен закат солнца, а на третьей — молодая девушка в белом платье. Несомненно, это была Астрид в молодости. У нее был прямой нос, полные губы, темные глаза и золотистые волосы. У Джоаны перехватило дыхание, и она обернулась к женщине, входящей в комнату.

— Вы знакомы с Мунком?

— Я знала его. Давно…

— Он действительно был красавцем?

Улыбка появилась на губах Астрид.

— Он был самым замечательным мужчиной во всей Скандинавии и действительно красивым. Ты даже не можешь себе представить, насколько красивым.

— Он великолепно написал вас.

— Он писал этот портрет в саду около своего дома в Асгардстранд. Там, на фьорде, я проводила лето. Мой отец ни за что бы не позволил мне подходить к тому дому, если бы узнал. Мунк был большим женолюбом. Для меня это самое счастливое лето в моей жизни. — Ее шарф сполз, когда она наклонилась и дотронулась до подписи, оставленной в углу одной из картин с изображением солнечного заката. — Он никому не отдает своих работ. Он живет где- то недалеко от Осло. Я так счастлива, что у меня остались эти картины, которые напоминают мне о моей молодости.

Джоане очень хотелось узнать об их отношениях. Было ли это причиной, по которой Астрид так и не вышла замуж? Неужели короткое лето любви могло повлиять на ее дальнейшую жизнь? Возможно, Мунк не должен был отдавать ей эти картины. От них исходила какая-то мощная энергия. Она инстинктивно дотронулась до своего ожерелья и почувствовала, что оно ей особенно дорого, больше чем когда-либо, возможно потому, что она находилась в доме, где прошло детство Стефена.

— Расскажите мне о Стефене, фрекен Ларсен. Должно быть, ваша жизнь изменилась, когда он приехал жить в ваш дом совсем маленьким мальчиком.

Астрид весело засмеялась.

— Да уж, он рос неугомонным мальчишкой. Он много раз оставался у меня со своей мамой, когда был совсем маленьким, поэтому привык ко мне с самого детства и без труда оставался со мной, когда его отец уходил в море. Потом, когда его родители умерли, я заменила ему и мать, и отца и старалась все сделать так, как они хотели — дать ему английское образование и все прочее. — Она прошла в кабинет и достала большой альбом с фотографиями. — Я уверена, тебе будет интересно посмотреть его, пока я займусь последними приготовлениями к ленчу.

Джоана села и положила альбом на колени. Она переворачивала страницы, рассматривая фотографии, на которых Стефен был совсем маленьким, потом подростком, и недавние, с которых на нее смотрел молодой мужчина. На тех фотографиях, где он был постарше, всегда фигурировали девушки, будь это Норвегия или Англия.

— Ты можешь называть меня просто Астрид. Мой племянник стал так называть меня с тех пор, как подрос. Должна признаться, так я чувствую себя моложе. — Затем она посмотрела на золотые часы, которые носила на цепочке. — Уже пора. Сейчас он будет здесь.

— Здесь? — почти прошептала Джоана.

Астрид поднялась.

— Там под лестницей в шкафу есть маленький проход. Тебе нужно войти туда, и ты окажешься в подвале, который расположен под домом. Когда немцы обследовали дом, им не удалось обнаружить его. Стефен устроил там себе пиратскую пещеру, как в детстве. Получилось действительно идеальное убежище.

— Здесь? — снова спросила Джоана. — Прямо под носом у немцев!

— Так лучше. Это самое последнее место, где его будут искать. Сейчас пойдем. Я заперла веранду и задернула шторы от любопытных глаз.

Джоана затаила дыхание. Наклонившись, она вошла в маленький проход, оказавшись в прохладном и темном помещении. Потом внезапно тусклый свет лампы осветил подвал, и она увидела его.

— Ты, в самом деле, ты!.. — воскликнула она.

Он бросился к ней, и она оказалась в его объятиях. Она обняла его с такой силой, что сама испугалась, и они слились в поцелуе. Когда он ослабил объятия, она смогла немного отклониться, чтобы посмотреть на него. При тусклом свете лампы сразу стало заметно, что он выглядит старше, и в его лице появилась суровость. Точно такое же выражение лица у него было, когда они виделись в последний раз. Стал ли он чужим для нее? Но его поцелуй опровергал это, хотя ни в чем нельзя быть уверенной.

— Ты хорошо выглядишь, Джо, — сказал он. — Похудела, но все равно хорошо.

Она улыбнулась.

— Сейчас все худеют в Норвегии, кроме врага.

— О, я волновался за тебя.

Эти слова согрели ее.

— Мне так не хватало тебя, когда ты уехал.

— Сколько ты пробудешь в Норвегии?

— Всего пару недель. — Он обнял ее за талию, и они сели на скамью около старого стола, на котором стояла лампа. — Есть вещи, которые я могу тебе рассказать и которые не могу, просто потому что я обязан соблюдать некоторые правила конспирации. Я не могу тебе рассказать, как я добрался до Англии, потому что эта дорога до сих пор открыта.

— Ты выполняешь здесь какое-то задание?

Он слабо улыбнулся.

— В мои обязанности входит поиск и подготовка агентов, а еще помощь в организации сопротивления на этой территории.

— Какое сопротивление?

— Саботаж, сбор жизненно необходимой информации. Вряд ли ты бы услышала это от кого-то еще. Один из приказов — держаться подальше от женщин и семей.

— Это слишком строгое правило, — запротестовала она.

— Но не тогда, когда столько стоит на кону. Одно бездумное слово или простое замечание, подслушанное врагом, может разрушить всю тщательно спланированную операцию. В Британии народ очень хорошо это понимает, и мы хотим, чтобы так же было и в Норвегии. В лондонских автобусах, на стенах и в метро развешены плакаты с надписями: «Случайное слово может стоить жизни». Здесь мы не можем развесить плакаты, но мы можем объяснять, насколько важно молчание.

— Почему ты сделал для меня исключение?

— По двум причинам. Во-первых, когда я решил сделать для себя это секретное убежище, то понимал, что мне не обойтись без Астрид. А так как, я надеюсь, ты будешь здесь частой гостьей, то и подумал, что ты можешь что-то заподозрить. Поэтому я сразу решил обо всем тебе рассказать.

Она посмотрела по сторонам. Свет лампы не доходил до дальних углов помещения. Судя по грубым скалистым стенам, пещера выбита в горе.

— Какой огромный подвал. Я никогда раньше не видела ничего подобного.

— Преимущество пещеры в том, что ее практически невозможно обнаружить. Астрид держится абсолютно невинно.

— Она храбрая.

Он кивнул.

— Лучшая на свете.

— Как ты можешь спокойно передвигаться по городу? Разве ты не боишься, что тебя узнают знакомые?

— Я не был здесь со школьной поры, университет заканчивал в Англии, к тому же я стараюсь избегать тех мест, где могу нарваться на старых знакомых. У меня в кармане лежит связка ключей, так что открыть дверь в любое здание не составит труда, если мне срочно понадобится спрятаться, а если меня останавливают для проверки документов, то я часто показываю удостоверение члена секретной полиции. — Он посмеялся над сказанным.

— Похоже, ты думаешь обо всем.

— Это приходит со временем. На тебя никто бы не подумал, что ты могла чем-то подобным заниматься в Осло.

— Что ты имеешь в виду?

— Лейф Моен порекомендовал мне связаться с тобой на этой территории. Он знает, что ты помогла Алстинам бежать в Швецию.

— У них все хорошо? — спросила она быстро. — Ты что-нибудь слышал о них?

— Нет, но тебе не стоит беспокоиться. Никто не отыщет их на той стороне границы, и в Швеции о них позаботятся. А ведь это благодаря тебе они спаслись, и к тому же ты сумела сохранить хладнокровие на допросе.

— Так, значит, я могу считаться одним из твоих секретных агентов! Разве женщины не могут воевать наравне с мужчинами? Разве нас так же не бомбят, мы не голодаем или нас не арестовывают?

Он серьезно посмотрел на нее, прежде чем ответить.

— Это не так. Ты не понимаешь, что требуется. Чтобы быть агентом, нужна физическая сила. Мужчины, которых я набираю, должны месяцами жить в горах, им приходится выживать в тяжелейших условиях. Это опытные военные, которые в состоянии задушить врага голыми руками, если понадобится. Это не женское дело, а для вас много других возможностей, где вы можете проявить свой ум и смелость. Я знаю, здесь ты была бы для меня бесценна.

— Как? Скажи мне? — Она наклонилась к нему, сгорая от нетерпения.

— Поддержи Астрид. Она совсем старая, и ты могла бы стать для нее лучшей опорой.

Она разгневанно откинулась назад.

— Как ты смеешь давать мне такое задание! Астрид не захочет, чтобы я стала ее нянькой. Лейф не предполагал, что ты превратишь меня в сиделку!

Ее гнев передался ему, он схватил ее и поставил на ноги.

— Черт! Ты и так в опасности, потому что знаешь, что я здесь! Ты думаешь, я допущу, чтобы ты рисковала?

Она резко вырвалась и отвернулась от него.

— Ты так и не понял меня! Возможно, та ночь, которую мы провели вместе, была ошибкой. У нас все произошло слишком быстро, а мы при этом остались чужими людьми.

Его глаза заблестели.

— Ты так считаешь?

— У меня нет выбора. Если бы ты хорошо меня знал, ты бы понял, что я не могу оставаться в стороне. Ты понимаешь меня не больше, чем немец, который допрашивал меня!

Он побелел от гнева и встряхнул ее за плечи.

— Хорошо! Ты получишь задание, я обещаю. Но учти, тебе придется либо выстоять, либо упасть.

Она подумала, что он хочет оттолкнуть ее, но он прижал ее к скалистой стене и впился в ее губы, причиняя боль своими неистовыми поцелуями. Ее охватила дикая страсть, и желание захлестнуло ее. Когда они оторвались друг от друга, то снова стали словно чужими. Проглотив ком в горле, он провел рукой по волосам.

— Так, значит, решено, — произнес он твердым голосом. — Ты должна быть терпеливой, потому что может пройти несколько недель, прежде чем ты снова услышишь обо мне, но не думай, что я забыл о своем обещании. Мне еще предстоит провести большую организационную работу. Все операции должны быть спланированы до мельчайших деталей. Мы не должны рисковать. — Он посмотрел на часы и сделал жест рукой в ее сторону. — Возвращайся в дом, мне нужно уходить. Я подержу лампу, пока ты будешь подниматься по ступенькам.

Джоана внимательно посмотрела вокруг и поняла, что пещера образовалась здесь много веков назад. Чувствуя эмоциональный подъем, она подумала: «Интересно, существовала ли какая-нибудь женщина в далеком прошлом, которая так жекогда-либо покидала это место, находясь в состоянии гнева и одновременно триумфа?» Поднявшись, она оглянулась, но было уже поздно, свет лампы потух и, вглядываясь в кромешную тьму, она услышала, как тихонько закрылась потайная дверь. В доме она тяжело опустилась на стул, обхватив руками голову.

— Что-то случилось? — обеспокоенно спросила Астрид.

Джоана ответила поникшим голосом.

— Мы поссорились. Это все война. Мы оба потеряли терпение, а ведь неизвестно, когда мы увидимся снова.

— О, и только. — Астрид вздохнула с облегчением, села на диван и откинулась на подушки. — Я не сомневаюсь, что в этом вина Стефена. Мужчины всегда хотят, чтобы все было по-ихнему, тем более когда война.

Джоана подняла голову.

— Насколько я понимаю, немцы могут застрелить его в любой момент, а я кричала на него пять минут назад.

— Я думаю, нам не стоит беспокоиться. Он сумеет позаботиться о себе, когда дело касается немцев. — Астрид покачала головой. — Я достаточно долго живу на свете и за это время успела понять, что любовь далека от совершенства. Было бы скучно, если бы все было идеально. Я бы не сказала, что вы со Стефеном идеальная пара. У вас у обоих сильный характер, но тем не менее я бы очень хотела, чтобы остаток жизни вы провели вместе. Мне кажется, вы бы никогда не потеряли интерес друг к другу, а это немаловажно в любви.

Джоана задумалась. То, что Стефен так сильно хотел защитить ее, уберечь, говорило о том, что он действительно любит ее, и это естественное поведение для любого мужчины — заботиться о женщине, которая ему дорога. Теперь она могла разделить с ним опасность, и от этого их отношения станут еще крепче. Если ей суждено умереть в борьбе, это только докажет, насколько сильна ее любовь.

Глава 6

Джоана не собиралась терять время в ожидании своего первого задания и усиленно тренировалась, совершая длительные прогулки высоко в горы, подолгу плавая. Она так же выполняла тяжелую работу на ферме, что придавало ей сил и выносливости.

Совершая регулярные пробежки по горным тропинкам, Джоана думала о том, что скоро ей, возможно, придется бегством спасать свою жизнь.

В июне немцы напали на Россию. Оккупационные силы в Норвегии ликовали. Военные марши и топот кованых сапог постоянно взрывали тишину.

В школах начались летние каникулы, и теперь Рольф мог в полную силу работать на ферме у отца. Овцы и другой домашний скот паслись на зеленых пастбищах горных склонов. Рольф и Джоана утром и вечером доили коров. Для этого им приходилось дважды в день взбираться высоко в горы. Иногда, закончив дойку, Джоана снимала с головы колпак, распускала волосы и смотрела вниз на долину, откуда фермерские домики казались совсем маленькими. Стоя здесь, среди пасущихся овец, и слушая позвякивание колокольчиков на шеях коров, она смотрела на верхушки гор, покрытые снегом, и ей казалось, что прошли века с тех пор, как она работала в магазине меха. Там она ходила на высоких каблуках и примеряла самые красивые шубы, какие только могут быть на свете. Она чувствовала, что скоро закончится ее жизнь на ферме, и ей хотелось в полной мере насладиться красотой природы, запомнить каждую деталь: гнезда птиц под крышей сарая, звон колокольчиков и чистое небо.

Когда пришло время убирать сено, пейзаж изменился. Все вокруг было залито палящим солнцем, а стога сена стояли по всей долине, издалека напоминая ожерелье из сотен золотых камней.

В воздухе, подернутом дымкой, порхали бабочки и пахло скошенными и подсохшими цветами.

Если бы только здоровье ее отца улучшалось, она бы считала это время самым лучшим за последний период, но отец слабел и все больше времени проводил в постели.

Том Рейн сдержал слово и приехал навестить Эдварда. Джоана вместе с Рольфом и Керен гуляли в это время в горах, и когда вернулись, он уже уехал. Джина помогла погрузить в его машину дрова, чтобы он отвез их в Алесунд. Эдвард намного сильнее радовался бы приезду кузена, если бы не его подозрительная деятельность. Том сам признался, что работает по найму у немцев на строительстве.

— Я застал его врасплох, когда спросил, какими еще проектами он занимается. — Эдвард неуверенно покачал головой.

Том оставил сообщение для Джоаны, пригласив ее в свой офис, когда она будет в городе. Она знала, где он находится, потому что проходила мимо, когда навещала Астрид. Офис Тома располагался в доме, где было несколько немецких штабов, и даже если бы ей захотелось повидаться с ним, то ее бы остановил вид охранников у двери и снующие военные. Она порадовалась тому, что отец не знает, насколько тесно его брат связан с немцами.

Друзья регулярно навещали Эдварда. Это были фермеры, которые родились в долине, так же как и он, и разговоры о зерне, о скоте и прежней жизни доставляли ему огромное удовольствие. Но особую радость он чувствовал тогда, когда приезжал его младший сын, ненадолго и без предупреждения. Времена, когда Эрик возвращался со службы домой регулярно, закончились. Теперь немцы взяли все под свой контроль, и ему лишь изредка удавалось заскочить домой на пару дней.

Джоана с нетерпением ждала от него новостей, потому что последние два дня по радио передавали, что пароход, курсирующий вдоль побережья, был сбит британской торпедой. Его случайно приняли за военный корабль. На борту находилось много солдат, но также были и гражданские пассажиры. После того как Эрик позвонил, сообщив, что с ним все нормально, в семье успокоились. Джоане было очень интересно, как Керен будет относиться к нему, когда он снова вернется домой.

В конце августа, когда вечера стали долгими, Эдвард завел разговор о том, чтобы перевести скот в зимнее стойло. Овцы, которые свободно паслись все лето, стали постепенно перемещаться ниже по горным склонам в направлении своей фермы, повинуясь инстинкту и чувствуя смену времени года. Он очень переживал, что сам не в состоянии заняться этим. С началом учебного года Рольф перестал работать на ферме, но продолжал доить коров утром и вечером. В начале сентября, когда они пришли с Джоаной на пастбище в последний раз, перед тем как перевести скот в зимнее стойло, они встретили знакомого мужчину, школьного учителя из соседней деревни, который ждал их.

— Привет, Нешейм. — Рольф подошел поговорить с ним, пока Джоана готовилась к дойке.

— Джоана!

— Да? — Она обернулась и посмотрела на брата, который вошел в сарай с нахмуренным лицом.

— Нешейм хочет поговорить с тобой. Я думал, ты послушаешь моего совета и постараешься избежать неприятностей.

— Вы хотели видеть меня? — спросила она Нешейма.

Учитель приблизился.

— У меня есть инструкции для вас. Будьте здесь завтра вечером в девять часов и возьмите с собой карманный фонарь. Недалеко отсюда приземлится парашютист, он передаст оружие. Со мной будет человек, который заберет оружие, Рольф тоже придет, а вы отведете парашютиста в заброшенный домик возле озера. Там вы получите дальнейшие инструкции. Все ясно?

— Абсолютно.

— Итак, я все объяснил. — Он кивнул, улыбнувшись: — Хорошо, до завтра.

Вернувшись в сарай, она подошла к брату и положила руку ему на плечо.

— Не злись. Я не из тех, кто будет сидеть и вязать носки.

— Я знаю. Просто не стоит ввязываться в это, вот и все.

Она подумала, что правильно сделала, не рассказав ему о том, как она рисковала, помогая Алстинам бежать в Швецию. Последние дни она много думала о них. Всех евреев в Северной Норвегии арестовали и сослали а трудовые лагеря — мужчин, женщин и детей. Анна вовремя решилась на этот рискованный шаг.

Следующий вечер был дождливым и мрачным. Джина сидела рядом с мужем, а Керен в своей комнате писала письма. Джоана вышла из дома и встретилась с Рольфом на тропинке, ведущей от школы. В условленном месте их ждали Нешейм и другой человек, имени которого они не знали. В полной тишине Рольф приготовил лопату, чтобы закопать парашют. Через полчаса они пришли в то место, откуда днем открывался вид на озеро, затем разошлись в разные стороны и стали ждать. В условленное время Рольф развел костер, и языки пламени взвились в ночное небо.

На фоне шума барабанящего дождя послышался гул самолета. Когда звук стал слышен у них над головами, Джоана стала всматриваться в темноту, но ничего не увидела. Издали замаячил сигнал Рольфа, означающий, что нужно приготовиться.

Она отчаянно напрягла слух, волнение охватило ее. Ведь парашютист мог приземлиться в горах или упасть в озеро. Затем раздался звук, рассекающий воздух, и в темноте за ее спиной появился человек. Теперь настала ее очередь дать сигнал, означающий, что парашютист приземлился. Так и сделав, она поспешила в направлении исчезнувшего парашюта. Она нашла его в мшистой долине и быстро назвала пароль. В ответ послышался женский голос:

— Слава богу, я не приземлилась на верхушку дерева!

Затем Джоана увидела ее лицо и узнала в ней англичанку, которая приходила проститься со Стефеном в тот день, когда началась война. Парашютистом оказалась Делия Ричмонд.

Джоана протянула ей руку, помогая подняться.

— Вы в порядке? Не поранились?

Теперь пришла очередь Делии удивляться.

— Привет! Я не ожидала встретить здесь еще одну женщину. У меня всего несколько царапин. Все прошло гладко, как во время тренировок. Конечно, спасибо пилоту и штурману. Мне только нужно было прыгнуть.

Потом подошел Рольф. После краткого приветствия он собрал парашют с таким видом, как будто не было ничего необычного в том, что женщина спустилась с ночного неба. Контейнер с оружием приземлился почти в то же время немного подальше.

— Ты знаешь, что делать дальше. Я догоню вас через пару минут.

Джоана нашла дорогу, посветив фонарем. Дорога к заброшенному дому была ухабистой. Делия шла быстро, не жалуясь. Ее глаза привыкли к темноте, и она увидела дом впереди одновременно с Джоаной. Мужчина, вышедший навстречу, показался очень знакомым. Опередив Джоану, Делия бросилась в объятия Стефена. С небольшого расстояния Джоана видела их фигуры. Ока не хотела слышать, о чем они говорили. Когда они вошли в дом, она подумала, что он, должно быть, забыл, что Делия пришла не одна. Но это было не так, потому что Стефен снова вышел. Только она сделала шаг вперед, как ее догнал Рольф и, обогнав Джоану, пошел навстречу Стефену. Они поговорили несколько минут; за то время, пока Стефен жил на ферме, они стали настоящими друзьями, а потом она услышала голос брата:

— Иди, Джоана, что ты так долго?

Они стояли на крыльце, Стефен держал в руках свечу. Он всматривался в ее лицо.

— Ты в порядке, Джо?

— Все отлично, — легко ответила она, проходя в дверь и давая ему возможность обнять себя. Как могут измениться их отношения после той последней встречи?..

Делия достала из кармана фляжку с бренди и поставила на стол, затем положила рядом перчатки и шлем, которые позднее сожгла в печи. На ней была синяя куртка, обыкновенные свитер и брюки, в которых она свободно могла идти по городу, из карманов куртки она достала несколько пакетов английского кофе и сигареты.

— Давайте отпразднуем мое прибытие, — Делия показала фляжку мужчинам, сидевшим за столом. — Это все, что я смогла взять с собой, скорее всего, в медицинских целях, на случай, если сломаю ногу или руку. Кто-то отлил для меня из большой бутылки. — Она протянула фляжку Джоане. — Ты первая.

Джоана взяла фляжку, потом передала Делии, а потом выпили Стефен и Рольф.

Тепло от печи и обжигающий глоток бренди разморили Джоану. По комнате распространился аромат кофе. Она однажды видела, как немцы заваривают такой быстрорастворимый кофе. Все тогда удивлялись их жадности, когда они намазывали масло на шоколад, и это даже стало национальной шуткой среди норвежцев, а сейчас они сами бы с удовольствием сделали то же самое, если бы им представилась такая возможность. Теперь с трудом вспоминался вкус масла и шоколада.

Джоана нашла в шкафу с посудой четыре эмалированные чашки. Мужчины, которые были с ними, должно быть, сейчас проделали половину пути вниз по горной дороге. Ожидая, когда сварится кофе, она слушала разговор за столом. Насколько она поняла, Стефен часто виделся с Делией в Англии. Похоже, они вместе проходили обучение. Делия рассказывала ему новости об общих друзьях и знакомых, которые бывали на тех же вечеринках, куда они ходили. Наблюдая за ними, Джоана заметила, что они понимают друг друга с полуслова. У нее не осталось ни малейшего сомнения в том, что они были близки. Любопытство одолевало ее. Возможно, выпитый бренди сыграл свою роль, и она даже забыла, что три человека ждут, пока она разольет кофе по чашкам.

— А теперь к делу, — быстро сказал Стефен. — Где важная посылка, которую ты принесла с собой? — Он протянул руку через стол.

Делия ухмыльнулась и достала тонкий пакет из внутреннего кармана.

— Вот она.

Он положил пакет на стол рядом с собой, а потом достал конверт из своего кармана и подтолкнул его к Джоане.

— Здесь то, что я обещал тебе. Задание, которое ты выполнила, было лишь подготовительным мероприятием. Этот конверт ты должна передать по нужному адресу в Осло. Здесь официальный документ, выданный немецкими властями. Это не фальшивка. Здесь достаточно денег, чтобы покрыть твои расходы. Я хочу, чтобы ты вернулась обратно, там билеты на поезд и на паром. Он смотрел на нее строго, когда говорил.

— Джоана должна сделать это? — спросил Рольф требовательно. Стефен посмотрел на него.

— Твоя сестра участвует в этом по своему желанию. Это опасно, но у нее уже есть опыт. Думаю, вряд ли ты слышал, как она помогла двум людям совершить побег в Швецию.

Джоана проигнорировала пристальный взгляд брата и взяла конверт.

— Мне все понятно. Что я должна говорить, если немцы остановят меня?

— Ты скажешь, что хочешь увидеться со своим боссом, который снова предлагает тебе работать в магазине.

Она удивленно подняла бровь.

— Откуда тебе известно? Не помню, чтобы я рассказывала тебе об этом.

— Мы постоянно на связи с Лейфом Моеном. — Он усмехнулся. — Ты бы удивилась, если бы узнала, как даже незначительная информация может оказаться важна. Если по каким-нибудь причинам ты не сможешь доставить посылку адресату, то он найдет способ забрать ее у тебя, но было бы лучше передать ее прямо в руки человеку, который ее ждет. Запомни, постарайся всегда вести себя так, чтобы не вызывать никаких подозрений. Будь как можно естественней. Старайся не привлекать к себе внимания, это касается и внешности.

Она кивнула, и он дал ей адрес; дом располагался на известной ей улице. Она повторила его трижды, и после этого он назвал ей пароль.

— Носи конверт где-нибудь в одежде, ближе к телу, потому что, если ты положишь его в сумку, его могут заметить при проверке документов. Ты не должна допустить, чтобы он попал в руки врага. Это приказ.

— Я все поняла.

— Существует одна сложность. У меня есть информация, что в Осло прошли массовые аресты. Некоторые торговые организации и рабочие фабрик устроили забастовки. Если ты заметишь на улицах скопление людей, то держись от них подальше. Участников демонстраций гестаповцы забирают прямо с улиц и впоследствии к ним применяются самые жесткие меры.

Казалось, Рольф снопа хотел сказать что-то, но передумал. Вместо этого он закурил сигарету.

— Я должна связаться с тобой, когда вернусь? — спросила она Стефена.

— Не нужно. Я узнаю о том, что сообщение передано, еще до того, как ты вернешься домой. Просто возвращайся на ферму. Если кто-то из семьи или друзей спросит тебя о твоем визите в магазин, скажи, что ты должна подумать. Возможно, тебе еще раз придется поехать в Осло. — Он взглянул на часы. — Сейчас тебе лучше идти домой. Тебе нужно хорошо отдохнуть перед дорогой.

Ни поцелуя, ни попытки проводить ее. Ее беспокоило то, что Стефен с Делией остаются вместе. Конечно, у них общие дела, о которых она ничего не знала. Ведь она не могла прыгать с парашютом только ради того, чтобы передать послание. Ей не хотелось думать о том, что их связывают личные отношения.

— Готова идти? — спросил ее Рольф.

— Да.

Подойдя к двери, она обернулась. Стефен и Делия смотрели на нее. Англичанка весело подмигнула ей.

— Удачи тебе и спасибо еще раз за то, что встретила меня, — сказала Делия.

Джоана нервничала, потому что это было ее первое серьезное задание. Письмо, которое она должна была передать, пришло из британской разведки.

Стефен поднялся и пошел вслед за Джоаной. Они были любовниками, друзьями, а теперь еще и товарищами по борьбе. Она не встречала мужчины, похожего на него. Он значил для нее больше, чем он мог себе представить. Они никогда не говорили друг другу слов любви, и, возможно, в этом была их ошибка. Может быть, у нее был шанс исправить ее.

На пороге дома Стефен и Джоана на мгновение оказались лицом к лицу.

— Удачи, Джо, — произнес он спокойно.

На мгновение их глаза встретились, и они оба поняли, как сильно увеличилась пропасть между ними.

Брат и сестра поспешили к дому, а Стефен должен был сопровождать Делию в другую сторону по направлению к Алесунду. Дома все спали и, несмотря на усталость.

Джоана начала собираться. Она выбрала темно-синий костюм, аккуратный и строгий.

Утром она объявила маме, что едет в Осло, чтобы выяснить насчет работы. Джина не стала задавать лишних вопросов.

До порта Джоану подвез грузовик, развозивший молоко. Корабль отплыл вовремя, и, поднявшись на борт, она вспомнила, как встретила Стефена, когда плыла домой. Теперь их отношения стали натянутыми, и, видимо, дальнейшее сотрудничество не предполагало никаких проявлений чувств.

Ожидая поезд, она купила газету и ужаснулась, прочитав об арестах в Осло. Гестаповцы в ярости набрасывались на тех, кто устраивал забастовки. Людей забирали из дома и прямо с рабочих мест. Таким образом немецкая администрация проводила политику устрашения.

Поезд был набит военными, и она не нашла свободного места. Поставив в проходе чемодан, Джоана села на него. Гражданским лицам разрешалось выходить только на своей остановке. За время пути Джоане пришлось показывать кондуктору документы девять раз. Во что же превратилась их спокойная жизнь, и какая тяжкая доля выпала людям.

Когда поезд прибыл на платформу в Осло, она почувствовала тревогу, увидев огромное количество вооруженных солдат, наблюдающих за медленным приближением состава. Никогда она еще не видела их в таком количестве. Среди них были норвежские нацисты, которых в стране ненавидели сильнее, чем самих захватчиков.

Поезд пополз медленнее и, дернувшись, остановился. Джоана поднялась и в толпе пассажиров стала продвигаться к выходу. Когда подошла ее очередь выходить из вагона, она увидела, что солдат, стоявший на платформе, прикрыл наполовину дверь, через которую она должна была пройти. От страха сердце ушло в пятки, она двинулась вперед. В это же время аккуратно одетый мужчина, который всю дорогу был ее соседом по вагону, сильно толкнул ее в спину, отчего она полетела вперед и упала прямо перед солдатом. Он оттолкнул ее с грубым ругательством. Повернувшись, она увидела убегающего мужчину, за которым с криками побежали охранники и солдаты. Ей стало жаль его, и она не злилась, что по его вине получила синяки. Ему не удалось уйти далеко. Его поймали и поволокли куда-то, а остальные охранники вернулись к поезду.

Джоана привела себя в порядок в дамской комнате. Ее колени были в грязи, а чулки порваны. К счастью, в чемодане лежала запасная пара.

После проверки багажа она вышла в город. Прошло чуть больше трех месяцев, с тех пор как она уехала из Осло. Несмотря на ясный день, город казался ей мрачным. Теперь немецкая свастика смотрела почти со всех зданий, а также появился новый флаг нацистской партии, который она заметила, направляясь на остановку, чтобы сесть в трамвай. Проходя мимо здания с флагом, Джоана прочитала нацистский лозунг: «Вперед с Квислингом за Норвегию». Охранники на входе, как и многие из тех, кто входил в помещение, были одеты в коричневые рубашки и черные галстуки. Очевидно, что в партию набирали людей определенного типа, и хотя их не так уж много, они очень опасны.

В трамвае наблюдалась та же самая картина, что и раньше: когда рядом садился немец, то человек пересаживался. Джоане не пришлось менять место, потому что она сидела между пожилой женщиной и почтальоном.

Она вышла на остановке, расположенной недалеко от входа в парк, и быстро свернула на улицу, где стоял нужный дом — обычное здание с балконами, на которых висели ящики с цветами. Толкнув стеклянную дверь, она вошла и поднялась по каменной лестнице. Лифта в подъезде не было, на третьем этаже она позвонила в квартиру № 7, но ответа не последовало. Джоана собиралась позвонить второй раз, когда услышала внизу визг тормозов. Ее охватил страх. Никто, кроме врага, не мог так вести себя. Потом послышался топот сапог по лестнице, и Джоана бросилась наверх. Поднявшись этажом выше, она прислушалась. Ее сердце бешено колотилось. Она правильно сделала, что убежала, потому что в квартиру, в которую она только что звонила, начали стучать кулаками, а потом нажали кнопку звонка.

— Открывайте!

За приказом открыть послышался удар плечом в дверь. В некогда мирном городе, где замки были символическими, требовалось несколько секунд, чтобы дверь поддалась. Джоана осторожно перегнулась через перила и увидела, что на лестнице остались двое. А на улице у входа стояли еще несколько человек.

Это пришли из гестапо. Она снова отпрянула и услышала, как сержант вышел и дал инструкции двум людям у двери.

— Его нет. Проверьте каждую квартиру и найдите жильцов, которые смогут дать какую-либо информацию. Первым делом поднимитесь на верхние этажи.

Инстинктивно повернувшись, Джоана побежала по лестнице на следующий этаж. Добежав до пролета, она увидела, что дверь одной квартиры открыта, и девочка лет четырех стоит на пороге в верхней одежде, держа в руках резиновый мяч.

— Ты собираешься поиграть в парке? — быстро спросила она.

Маленькая девочка кивнула.

— Я иду с мамой.

В этот момент показалась молодая женщина, которая, выйдя, плотно закрыла за собой дверь. Увидев незнакомку в подъезде, она удивленно подняла брови.

— Вы ищите кого-нибудь? — Услышав шум на нижнем этаже, она перегнулась через перила, чтобы посмотреть. — Вы не знаете, что там происходит?

— Гестаповцы выбили дверь в одну из квартир.

— О боже, — женщина попятилась назад.

У Джоаны оставался единственный шанс.

— Можно я пойду гулять с вами и вашей дочкой? — попросила она. — Как ее зовут?

Женщина встревоженно посмотрела на нее, но почти автоматически произнесла:

— Скажи тете, как тебя зовут.

Девочка опустила голову и застенчиво сказала:

— Маргит.

Джоана нагнулась к ней.

— Можно я возьму тебя за ручку, когда мы будем спускаться? Так я буду чувствовать, как будто мы одна семья.

— Да. Если хотите, можете взять и мяч. — И она протянула игрушку.

Джоана взяла его, глядя на недоумевающую мать. Женщина замешкалась и как будто пожалела, что уже захлопнула дверь. Она быстро схватила дочку за руку и, глядя на Джоану, кивнула.

— Очень хорошо. Не рассказывайте мне, как вас зовут и почему вы здесь. Я не хочу знать. Когда мы дойдем до парка, пожалуйста, уходите.

— Я уйду.

Джоана разговаривала с ребенком, держа девочку за руку, когда они спускались по лестнице, а мама шла следом.

Двое эсэсовцев повернулись в их сторону.

— Подождите! Из какой вы квартиры?

— Из двенадцатой, — ответила женщина.

— Вы знаете мужчину по имени Хэнсен, проживающего в квартире № 7?

— Нет. Совсем недавно здесь поменялся хозяин. Я даже не видела его.

— А вы? — обратился он к Джоане.

— Я тоже никогда не видела его.

Солдат перевел взгляд с нее на мать ребенка и обратно, а затем кратким кивком головы позволил им пройти. На выходе из подъезда стоял другой эсэсовец. Мать девочки занервничала, у нее затряслись руки, и она спрятала их в карманы пальто. Джоана открыла и придержала дверь, чтобы они с Маргит могли пройти.

— Ахтунг!

Охранник, стоявший в проходе, преградил им дорогу. Джоана и женщина замерли на месте. Человек протянул руку в кожаной перчатке и показал на детскую варежку, которую они обронили на мраморный пол. Мама ребенка повернулась и подняла ее. Выйдя на улицу, она снова надела ее на руку дочери, готовая расплакаться. Взяв Маргит за руки, они втроем пошли в сторону парка.

В парке Джоана несколько минут поиграла с девочкой в мяч. Она понимала, как рада будет женщина избавиться от нее. Нехотя она пошла по парку, пытаясь осмыслить все произошедшее. Этот парк был знаком ей, и она присела около белого гранитного монолита. Дальше она собиралась отправиться в магазин меха и вручить Лейфу Моену посылку. Она почувствовала разочарование оттого, что не смогла выполнить задание. На ту же скамейку присел мужчина и раскрыл газету. Страница вылетела и упала прямо ей под ноги.

— Простате меня, фрекен, — сказал он и потянулся, чтобы поднять ее. — Сегодня все из рук валится.

Она пристально посмотрела на него.

— Это так? — заметила она осторожно.

Он кивнул, складывая газету.

— Внезапно изменились планы, и мне пришлось выйти из квартиры, чтобы встретить одного человека на станции, но я пропустил ее.

— О? И откуда же она должна была приехать? — Она почти не сомневалась, что рядом с ней сидит не просто случайный собеседник.

— Из Андалснеса, но она там не живет.

Теперь она убедилась, что это тот человек, с которым она должна встретиться. Как бы случайно она произнесла фразу, которую следовало сказать, когда ей откроют дверь квартиры.

— Я ищу семью Хауж. Не могли бы вы мне подсказать, где я могу найти их?

Он ответил ей слово в слово, как говорил Стефен:

— Вы имеете в виду Фредерика и Солвей Хауж?

— Нет, моих друзей зовут Рольф и Дженн, но у них такая же фамилия.

В этом случае он должен был пригласить ее войти в квартиру. Он сложил газету и убрал ее в карман.

— Джени, да? — сказал он, повторяя контрольное слово в пароле, а потом быстро добавил: — Положите пакет возле скульптуры, там, где мама играет с ребенком. Я осмотрюсь и заберу его. Вот еще что. Из предосторожности избегайте заходить в магазин меха. Гестапо не дремлет и ведет наблюдение. Мы точно не знаем, чьи имена в их списке подозреваемых, вероятно, мое имя включено в него. Мне необходимо уходить, как только я заберу пакет. Желаю вам хорошего дня. — Он встал и пошел по дорожке.

Джоана посидела еще пару минут и тоже встала. Единственное место, где можно достать пакет, — женский туалет. Закрывшись там, она быстро расстегнула пуговицы на блузке, достала пакет и переложила его в сумку. Был будний день, поэтому в парке гуляло немного народу: в основном пожилые люди и женщины с детьми. Она поднялась по ступенькам к монолиту, положила пакет, сделала круг по парку и, вернувшись, увидела, что ни мужчины, ни пакета нет.

Она вышла и пошла по улице. Заметив телефонную будку, Джоана решила позвонить Лейфу Моену. Если ответит незнакомый голос, она повесит трубку. Когда к телефону подошел он, на всякий случай она старалась говорить на обобщенные темы.

— Я понимаю, — ответил он. — Я рад, что у тебя все хорошо.

— Пожалуйста, передайте привет своей жене.

— Спасибо, я передам.

Повесив трубку, она посмотрела на часы. В запасе у нее был целый день перед вечерним поездом. Она решила съездить в дом Алстинов и проверить, все ли там в порядке.

Ей не пришлось долго ждать трамвая. Проезжая мимо Карл Юхан Гейт, она увидела, как арестованных людей сажали в грузовики и увозили. Когда трамвай проезжал по улице, где располагался магазин меха, она с облегчением заметила, что там все спокойно.

Так странно было снова увидеть крышу дома. Она перешла улицу, как делала это много раз. Подойдя ближе, она замедлила шаги, увидев военную машину около входа, а открытое окно свидетельствовало о том, что в доме кто-то есть.

— Джоана!

Она обернулась и увидела соседку, спускающуюся со стремянки. Открыв калитку, Джоана прошла внутрь.

— Здравствуйте, фру Крингстад. Вы не знаете, что там происходит?

— Заходи в дом.

Соседка налила Джоане стакан домашнего вина. Она узнала, что дом Алстинов конфискован, поскольку принадлежал еврею. Месяц тому назад в нем поселился немецкий офицер.

— Он постоянно устраивает там пьянки. — Она покачала головой. — Я видела пустые бутылки из-под русской водки и дорогого французского шампанского. Сейчас в магазинах ничего нет, пустые полки. Я завела поросенка, козу и цыплят.

Теперь многие стали разводить домашних животных. Даже Астрид, тетя Стефена, завела кур, потому что продукты, которые продавались на рынке, стоили бешеных денег. Теперь на участках, там, где были клумбы и цветники, часто можно было увидеть свинарники и курятники.

На следующий день после своего возвращения на ферму она услышала, что немцы ввели новые ограничения для населения. Все граждане должны сдать свои радиоприемники. Больше всего немцы боялись, что люди узнают правду.

На каждый сдаваемый приемник наклеивалась табличка с именем владельца. Наиболее отчаянные жители срывали замки на складах, где хранились конфискованные вещи, и забирали принадлежащие им приемники. За это к ним применяли самые строгие меры, сотни патриотов были расстреляны. Аресты шли повсеместно. Однако случались и приятные сюрпризы. Так, Эрик приехал домой, как обычно, без предупреждения. Неожиданно распахнулась дверь, и он появился на пороге. Обаятельная улыбка освещала его лицо.

— Эй, всем привет. Я дома!

Казалось, вместе с ним в дом ворвалась струя свежего воздуха. У него было точеное лицо, тонкий нос и ямка на подбородке, а узкие глаза смотрели тревожно и внимательно. Женщины оставили хозяйственные заботы. Джина и Джоана бросились обнимать его, а Керен лишь едва заметно кивнула. Но нельзя было не заметить, как она покраснела. Она была влюблена в него, и, похоже, один только Эрик ни о чем не догадывался.

С самого начала их отношения были непростыми. Он привык, что всегда нравился девчонкам, ее предостерегали знакомые, хорошо его знающие. Она держалась достойно, что только подстегивало его.

До завоевания Польши Эрик плавал на круизном корабле, и среди многочисленных пассажиров было немало женщин, чье внимание привлекал молодой красивый офицер. И у него даже случился серьезный роман с англичанкой. Но после вояжа она вернулась домой, и на этом их отношения закончились.

Керен достала хлеб из печи и посмотрела на него. Эрик сел на противоположный край стола и улыбнулся ей.

— Как у тебя дела?

Он привык вытягивать из нее ответы, пытаясь сосредоточить на себе ее внимание.

— Последние дни лета мы с Джоаной плавали, много гуляли, собирали ягоды. А три недели назад я ездила домой и пробыла там несколько дней.

— Что скажешь, если я позову тебя на рыбалку? Мне необходим глоток горного воздуха. Мы можем пойти завтра и устроить маленький пикник.

Утром Джоана видела, как они отправились в горы. День был теплый, никаких признаков дождя, который Керен предсказывала за завтраком. У них в руках были удочки, а за спиной у Эрика рюкзак.

Джоана надеялась, что они сблизятся за этот день, потому что была уверена, что ее брату нравится эта девушка, а он нравится ей.

Они шли по извилистой тропинке, поднимающейся в горы через темный лес, мимо грохочущих водопадов. На подъемах нужно сохранять дыхание, поэтому они шли, почти не разговаривая. Им не требовалось остановок на отдых, так как они оба родились в горах. Пройдя лес, они вышли к берегу озера.

Неподалеку стояли старые бревенчатые домики, и летом они служили местом, где можно было подоить корову, пасущуюся на высокогорном пастбище. Керен взяла ключ от домика Рейнов, и они вошли внутрь. Комната напоминала кукольную, с маленькими окошками и примитивной мебелью, которая стояла здесь сто лет, а, возможно, даже больше. За закрытой внутренней дверью находилась спальня с двумя кроватями.

Она открыла окно и достала из шкафа сковородку, чтобы пожарить форель, которую они собирались поймать. Повернувшись к двери, она наткнулась на Эрика, преградившего ей дорогу.

— Нам надо поговорить. Именно поэтому я хотел, чтобы сегодня мы остались вдвоем.

Она в упор посмотрела на него. Он всегда все делал по-своему, и хотя, возможно, ни он сам, и никто в семье не осознавал, что он был любимым сыном у матери, это было так. Мать баловала его больше остальных детей. Однако Керен не собиралась идти у него на поводу.

— У нас будет полно времени для разговоров, когда пойдем ловить рыбу.

Он сжал ее руку.

— Ты не права, у нас осталось совсем мало времени, чтобы все обсудить.

Она подняла на него глаза и, оттолкнув, выбежала. Он устремился за ней, но она уже успела убежать. Еще в прошлый раз Эрик решил, что должен поговорить с ней, сказать, что она нравится ему, но не получилось, и он возвратился на корабль расстроенным. Он не переставая думал о ней. Керен запала ему в душу, и он ничего не мог с этим поделать. Сейчас он решил, что обязательно ей признается.

Она с удочкой стояла на берегу. На траве лежали три рыбины.

— Да уж, не густо!

Она нахмурила красивые брови.

— Почему ты злишься?

— Я не злюсь. — Он покачал головой. — Никогда не злюсь. Просто я так мало пробуду дома, а потом еще много месяцев не смогу сказать, что я люблю тебя. Ты слышишь, что я говорю? Я тебя люблю…

Эрик не повышал голоса, наоборот, говорил очень тихо. В наступившей тишине, казалось, его слова повисли в воздухе. Ее щеки покраснели от смущения, и она закусила нижнюю губу.

Он взял у нее удочку и отбросил в сторону, а потом обнял ее. Она напряглась, и он нежно прижал ее к себе, поглаживая ее шелковистые волосы. Керен подняла голову, и их губы встретились. И он сказал то, чего она никогда не ожидала услышать от него.

— Я хочу, чтобы ты стала моей женой, Керен. Я не пытаюсь связывать тебя обещаниями, просто прошу тебя запомнить мои слова. Я люблю тебя и всегда буду любить. Только бог знает, когда мы снова увидимся, но когда вернусь, то буду надеяться, что ты согласишься выйти за меня.

Она почувствовала, что тает в его объятиях, и неожиданно для себя начала целовать его.

Они отдавались любви весь день. Их нежная страсть не знала предела. Когда пришло время уходить и запирать домик, она почувствовала, что запирает на ключ самый важный момент своей жизни.

Джоана видела, что, возвращаясь, они держатся за руки. Керен, терпеливая, добрая и мягкая, идеально бы подошла ее брату. Весь вечер она ждала, что они объявят о своей помолвке, но ничего не произошло, и она поняла, что они решили подождать и обменяться кольцами, когда он в следующий раз приедет домой.

В ту ночь Эрик остался в комнате у Керен. Впервые за все время ее дверь оставалась незапертой, и он улыбнулся, вспомнив свои разочарования, когда пытался заходить к ней раньше. Они обнимали друг друга так, как будто прошли годы, с тех пор как они последний раз были вместе. Впервые в жизни из его глаз потекли слезы от переполнявших эмоций, от любви и предстоящей разлуки. Он прижался к ней, зарывшись лицом в ее волосах, чтобы она не видела его слез.

В пять часов, когда она еще спала, он тихонько выскользнул из теплой постели. Ему пора было уезжать, и он не хотел прощаться. В дверях он оглянулся и посмотрел на нее, прежде чем покинуть комнату.

Он оделся, взял рюкзак, который собрал накануне, и тихо спустился по лестнице, надеясь, что скрип половиц не разбудит никого в доме. Подойдя к кухне, чтобы позавтракать, он увидел серебристую полоску света под дверью. Когда он открыл ее, увидел мать, стоявшую около печи и готовящую завтрак.

— Почему ты встала так рано? — спросил он удивленно, опуская рюкзак на пол.

— Я не могла заснуть, последние дни у меня бессонница, — сказала она, ни словом не обмолвившись, что хотела увидеть его перед отъездом, и ничем не выдав своего беспокойства. Она не сказала, что боится за отца, здоровье которого становится все хуже, или того, что Рольф тайно участвует в борьбе против нацистов, подвергая себя опасности. Даже Джоана что-то скрывает.

— Садись за стол. Все готово.

Она поела вместе с ним, в основном разговаривая о ферме. Потом он поднялся из-за стола, поблагодарив ее.

— Мне пора идти.

— Я приготовила тебе бутерброды. — Она отдала ему пакет и пошла к двери. Холодный утренний воздух проник в теплый дом. Уже светало, и на горном склоне брызги водопада отдавали золотом. Она вышла с ним на крыльцо.

— Какое чудесное утро, — сказал он, надевая рюкзак. — Береги себя, мама.

Она почувствовала, как комок подступил к горлу, и обняла его с такой силой, словно он был совсем маленьким ребенком.

— Не позволяй немцам забрать тебя! — зарыдала она.

Он понял, что своим материнским инстинктом она чувствовала, как долго они не увидятся.

— Не переживай, со мной все будет в порядке. Освободившись от ее объятий, он быстро пошел по тропинке. Когда деревья скрыли его из виду, он обернулся. Она все еще стояла на крыльце.

Через час Джоана спустилась вниз. На столе было убрано и посуда вымыта. Джина кормила кошку. Она была не в состоянии говорить. Вскоре спустилась Керен, проснувшись позже обычного. Джина взяла ее за руку.

— Эрик уехал.

Керен покачала головой.

— Этого не может быть. Я думаю, он спит в своей комнате, я позову его.

— Я проводила его. Он не сказал, но я уверена, он собрался в Англию.

Посмотрев на Джину, Керен закричала:

— Боже мой! Я должна была поехать с ним!

— Нет, нет. Это опасно!

— Мне все равно! — Керен словно взбесилась. — Когда он ушел? Он сказал, как он собирается ехать?

— Он ничего не говорил. — Джина смотрела на Керен с состраданием.

— Я должна догнать его!

— Иди и надень пальто. Возьми необходимое. Я подготовлю телегу. Скорее всего, я знаю, откуда он поедет. Мы догоним его.

Джоана и Керен были готовы через несколько минут. Лошадь бежала непривычно быстро. Джоана заставила ее идти медленнее, когда они ехали по деревушке, где были немцы, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. Скрывшись за церковью, они снова помчались. Подъехав к фьорду, они увидели плывущий вдалеке паром.

— Это должен быть тот, на который он сядет! — воскликнула Керен, и они поехали по берегу по направлению к парому. — О, быстрее, у нас еще есть минута!

На берегу паром ждали только три человека, но Эрика среди них не было. Заметив, как Керен вздрогнула, Джоана сжала ее руку, пытаясь приободрить.

— Скорее спрыгивай с телеги. Там стоят двое караульных, но они обычно не проверяют документы у местных. Садись на паром и отправляйся вместе с Эриком, если вдруг он окажется на борту в последнюю секунду.

И вдруг Керен поняла, впрочем, как и Джоана, что Эрик никогда бы не ушел из дома так рано, если бы собирался плыть на пароме.

— Я думаю, он ушел через горы, — сказала Джоана.

Керен промолчала, и только когда они ехали домой, она твердо проговорила:

— Я хочу, чтобы у меня был ребенок Эрика.

Эрик не садился на паром. Перед деревней он свернул в сторону, где были фермы, расположенные внизу долины. Его друг, с которым они вместе росли, ждал его около мельницы. Они поздоровались:

— Привет, Ингвар!

— Какой денек, чтобы отправиться в Англию, а, Эрик?

Они пошли вперед и по узкому мосту перешли реку. На другом берегу они встретились с братьями-близнецами, которые продавали хлеб. Их звали Ойвинд и Олав, они были лучшими прыгунами с трамплина в их краях.

— Мы прямо как в школе, — пошутил Олав. — Риндал готовится к прыжку.

Его брат поддержал Олава:

— Уинстон Черчилль, твоим проблемам пришел конец! Мы идем!

Они засмеялись и направились в сторону гор, которые каждый из них знал как свои пять пальцев. Ближе к полудню они подошли к маленькому городку около фьорда, в котором плавало множество рыбацких лодок. Эрик пошел в город и отыскал нужный дом. Знакомый офицер открыл дверь и пригласил его войти. Они улыбнулись друг другу.

— Ты как раз вовремя, Эрик.

— Ты же знаешь меня, Джон. Я никогда не опаздываю.

Это была квартира девушки Джона, которой сейчас не было дома. В гостиной Джон познакомил Эрика со своим младшим братом Мартином. Также с ними в Англию собирался юноша его же возраста по имени Арвид и трое других, которым было чуть больше двадцати. На столе лежала развернутая карта, и Джон подвел его к ней.

— Мы поплывем на рыбацком судне, которое доставит нас к западному краю причала, и таким образом мы сможем безбоязненно покинуть город. — Его палец переместился по карте. — Потом через устье фьорда мы выйдем в открытое море.

— Но ведь у судна есть хозяин?

— Да, его арестовали. Никому не известно, что случилось, но у нас появился шанс воспользоваться судном, пока не возникли вопросы. Как только стемнеет, встречаемся на горной стороне возле складов, где хранятся канистры с топливом. Хорошо, что среди нас есть слесарь. — Кивком головы он показал в сторону молодых людей.

— А как насчет охранников?

— На пристани их двое. Они патрулируют причал, появляясь в каждой точке раз в час. Мартин и Арвид встанут на стреме, а мы погрузим канистры на борт.

Эрик вернулся к своим товарищам, ждущим его в горах. Ожидание ночи казалось бесконечным. Ночь была безлунной и ветреной, пошел дождь. Привыкнув к темноте, они без труда добрались до назначенного места. Каждый отлично знал свое задание, и они действовали молча. Когда они почти заканчивали, раздался резкий треск, но не с той стороны, где находились охранники, а где-то сзади. Все замерли, слушая стук собственных сердец и боясь, что сейчас появятся немцы. Потом из темноты донесся возглас на норвежском:

— Все в порядке. Мы едем с вами.

— Черт бы вас побрал!

Они увидели еще троих молодых людей, которые чуть было не сорвали их планы своим появлением. Присмотревшись, Эрик дал им на вид не больше шестнадцати.

— По какому праву вы собираетесь плыть с нами?

Парень посмотрел на него в упор.

— У нас есть право. Это судно нашего отца.

Они с трудом сдержались, чтобы не рассмеяться. Трое братьев по фамилии Берг с этого момента получили прозвища Первый, Второй и Третий. Третий брат был даже младше, чем предположил Эрик. Ребята помогли погрузить последние канистры с топливом.

Ветер, дувший в ту ночь, заглушил звук мотора. Эрик встал возле штурвала, а все остальные послушно скрылись в каюте.

Впереди появился остров с немецкими бункерами. Огни прожекторов освещали прибрежные воды, и Эрик заглушил мотор. Они бесшумно дрейфовали по течению, пока не проплыли опасный участок. В каюте Берга Третьего стало тошнить. Миновав остров, они снова запустили мотор, и все повеселели.

Впереди было открытое море.

Судно двигалось напредельной скорости. На рассвете они приблизились к Шитлендским островам, где они были в безопасности. Эрик и Джон автоматически примкнут к военно-морскому флоту, а трое их друзей в то утро планировали присоединиться к норвежским военно-воздушным силам.

В полночь Джон сменил Эрика за штурвалом.

— Что скажешь о погоде? — спросил Джон, глядя вдаль через пелену дождя.

— Погода ухудшается, это точно, но этот корабль плавал в условиях и похуже, как и мы с тобой, — ответил Эрик.

В водах Арктики они привыкли к непростым ситуациям.

— Иди в каюту. Ребята приготовили горячий суп.

Обжигающий суп сейчас был очень кстати, и Эрик сел, зажав кружку в руках. Он подумал о своих товарищах. Один спал, четверо мучились от морской болезни, двое играли в карты, а еще один делал самокрутки, и аромат табака распространился по всей каюте. С тех пор как сигареты исчезли с прилавков магазинов, многие фермеры стали выращивать табак. На судне их находилось тринадцать человек. Тринадцать. Вообще он не был суеверным, но почему-то сейчас ему сделалось тревожно.

Утром небо заволокли низкие тучи, и это означало, что сверху с самолетов их не видно. Волны усилились и ударялись о борт.

Когда ночью подошла очередь Эрика отдохнуть, он заснул, прежде чем его голова коснулась подушки.

Он не видел волну, которая утром ударила о их судно. Первое, что он понял, это что его мощным толчком скинуло на пол и над головой послышался шум, как будто весь корабль накрыло волной. В каюте стояли крики и стоны, по-видимому, кто-то получил травмы. Он бросился наверх, Берг Первый побежал за ним. Джон крикнул, увидев их:

— Мотор заглох! Мы дрейфуем!

Вбежав в помещение, где находился мотор, они увидели, что произошло самое худшее, что могло случиться. Вода заполняла пространство. Берг Первый неистово прокричал:

— Нужно откачивать воду, только тогда сможем завести мотор!

Дальше начался кошмар. Все вычерпывали воду, кроме Арвида, который сломал руку и оставался в каюте, пока дрейфующее судно находилось в опасности. Когда воду вычерпали и закрыли пробоину, шторм прекратился, но ни Эрик, ни Берг Первый не могли снова завести мотор. Страх затонуть сменился другой опасностью. На горизонте уже показалась серая линия Шитлендских островов, когда сильный ветер начал относить их обратно к Норвегии. Без работающего мотора и с треснувшей мачтой они были абсолютно беспомощны.

Пять дней они дрейфовали, лишь чудом оставшись незамеченными с воздуха немцами, и когда их родина снова показалась вдали, они были намного миль южнее от того места, откуда отплыли. Посоветовавшись в каюте, они пришли к выводу, что должны разбиться на пары и тройки. Естественным выбором для близнецов было остаться вместе. Они находились довольно далеко от Норвегии, чтобы немцы могли обнаружить их корабль.

В надежде выиграть время Эрик придумал вывесить сети, так лодка сойдет за рыбацкую. Вблизи берега их подобрало рыбацкое судно, и его капитан на буксире оттащил их в маленькую бухту и обеспечил необходимой информацией.

— Действуйте как можно быстрее. Только вчера вечером немцы в городе спрашивали о пропавшем судне. Отсюда у вас самые лучшие шансы скрыться за городом.

Эрик и Ингвар решили вернуться в свой район, остальные договорились сделать то же самое, потому что в родных краях было больше шансов найти другой корабль, и они знали, кому можно довериться. Только братья Берг решили остаться здесь, потому что у них в городе были родственники, которые могли укрыть их. Они взяли с собой Арвида, так как он был не в состоянии долго идти и, похоже, он сломал не только руку, но и ребра.

Пожелав друг другу удачи, они разошлись в разных направлениях. День был пасмурный. Эрику и Ингвару показалось, что они слышали вдалеке пулеметную очередь, но они не были уверены. Когда они дошли до склонов, была уже полночь. Поднявшись достаточно высоко на безопасное расстояние, они устроились спать на сухих листьях.

На дорогу у них ушло два дня. Дойдя до места, они остановились на высокогорном пастбище в том самом домике, где только недавно Эрик был с Керен. Он нашел заколку, которую потеряла Керен, и взял ее на счастье. Отдохнув сутки и съев последние продукты, которые им дали на отдаленной горной ферме, мимо которой они проходили днем раньше, они отправились в путь. Издали, в прозрачном воздухе, Эрик видел Керен несколько раз. И каждый раз ему казалось, будто она чувствует его присутствие, потому что она выходила из дома и смотрела наверх в его сторону, и ему хотелось крикнуть и позвать ее, но он не мог рисковать.

Еще на судне было решено, что близнецы должны встретиться с Эриком и Ингваром в домике на пастбище, но если они не придут в назначенное время, значит, что-то помешало им или их поймали. Когда перед рассветом они не появились, друзья заперли дом, вспомнив, что слышали пулеметную очередь. Они отправились в сторону деревушки, пройдя стороной дом Ингвара, так как он не хотел, чтобы кто-нибудь заметил его. Дальше они решили действовать по плану, но ничего специально не организовывать. Рыбацкие лодки обычно выходили в море на рассвете, а некоторые даже ночью. Они собирались воспользоваться той, которая уже вернулась. Но на этот раз они идут на больший риск, нарушая установленные ограничения на выход в море, так как поплывут днем.

На рассвете рыбаки выгрузили улов, чтобы увезти его. У причала остались привязанными три лодки, и никто не заметил, как двое молодых людей подошли к ним. Охранники только что поменялись, поэтому у них не было причин заподозрить их. Также они не обратили внимания на близнецов, которые ступили на палубу. Они объяснили, что задержались, так как на их пути остановилось несколько грузовиков с немецкими солдатами.

Мотор заработал, и Эрик встал у штурвала. Он был удручен новостями, которые принесли близнецы. Они рассказали, что братья Берги и их раненый товарищ наткнулись на немцев, выезжавших из леса, и были арестованы, а Берга Третьего застрелили у них на глазах, когда он попытался скрыться. В ту ночь фермер спрятал близнецов у себя в сарае, но когда они уходили, хозяин сообщил им, что пять человек немцы расстреляли. Говорили, что это были ребята с поврежденного корабля. Шесть смертей и трое арестованных. Эрик тяжело вздохнул. Он не знал, что хозяин лодки, вернувшись на берег и обнаружив, что его судна нет, сразу обо всем догадался. Ему и в голову не пришло кричать и поднимать тревогу. Если бы он был на двадцать лет моложе, он бы совершил побег вместе с ними.

После тридцати шести часов относительно спокойного плавания Эрик причалил в гавань Лервик на Шитлендских островах. Британские солдаты поднялись на борт и всех сопроводили в здание, где их допросили британские и норвежские власти. Они опасались немецких шпионов, которые могли пробраться на территорию Британии под видом норвежских добровольцев. Вскоре им выдали документы, удостоверяющие личность.

На следующий день их паромом переправили на большую землю, а оттуда поездом в Лондон, который стал местом сбора многих их соотечественников. В ночь, когда они приехали, город подвергся бомбардировке, в небо поднимались языки пламени от горящих зданий. Вражеские самолеты носились над головой, сбрасывая бомбы, которые, взрываясь, сотрясали все вокруг.

В течение двух недель они находились в лагере, где с ними постоянно беседовали в надежде получить как можно больше информации о стране-союзнике. После этого трое товарищей Эрика были приняты в военно-воздушные силы Норвежского освободительного движения. Ингвара направили учиться в Канаду, а близнецы получили назначение в Англию в школу летчиков-истребителей. Дольше всех пришлось ждать Эрику. Как он и предполагал, его назначили на норвежский корабль, но один из офицеров в форме военно-морского флота пристально и строго посмотрел на него.

— Я предлагаю вам стать волонтером. Нам нужны люди, знающие каждую бухту и залив на побережье Норвегии, где могут высадиться секретные агенты. Эта служба означает, что нередко придется зимой переплывать к Шитлендским островам в маленьких рыбацких лодках. Что скажете?

— Когда приступать?

Ему предстояло сесть в трамвай, который доставит его на место службы. Особое подразделение, к которому он присоединился, уже успело зарекомендовать себя, выполняя секретные переправы.

По пути на остановку Кинг Кросс ему на глаза попались плакаты: «Японские самолеты бомбят Пирл Харбор». Он купил газету и узнал, что Соединенные Штаты вступили в войну.

В то Рождество 1941 года имя Эрика уже было внесено в списки вместе с другими служащими Норвежского освободительного движения на получение ежегодного подарка от короля. В посылке вместе с личным королевским поздравлением лежали теплые носки, шарф, сигареты и плитки шоколада, а еще дополнительный подарок для любимой женщины. На коробке была надпись: «Для нее». В этом году это была помада. Эрик улыбнулся, взяв ее. Он сохранит подарок для Керен как талисман.

Глава 7

Джоана поднялась по ступенькам кафе, располагавшемуся над бакалеей. Окна выходили на вымощенную улицу. За мостом впритык друг к другу стояли деревянные склады с толстыми шапками снега на крышах. Большинство столиков были заняты. В зале сидели несколько солдат и четыре матроса, и над их столом, стоящим около окна, висело облако сигаретного дыма. Она прошла к столику возле стены, эти места пользовались наименьшим спросом. Здесь она должна ждать Стефена. Известие о предстоящей встрече пришло днем раньше. Она ничего не слышала о нем с их последней встречи. Дома у нее было много забот. Вскоре после отъезда Эрика отец совсем ослаб. Казалось, силы уже не вернутся к нему. Старый доктор выписал ему лекарства, еще оставшиеся в аптеке. Морально Эдвард не сдавался и даже принимал друзей, приходивших навестить его, но без постоянного ухода он уже не мог обходиться. Керен самоотверженно ухаживала за ним, во что бы то ни стало она хотела поставить Эдварда на ноги к возвращению Эрика.

Рождество отмечали в очень печальной обстановке, потому что Эдвард лежал в постели, а судьба Эрика была неизвестна. Распространялись слухи, что король произнес речь по лондонскому радио. Джоана, живя на ферме, пребывала в неведении, как и большинство ее соотечественников. Она снова встретилась со школьным учителем, тем самым, который помогал ей организовать встречу с Делией.

— В этом году, — рассказал он ей, — королю привезли елку из Норвегии. Когда наши секретные агенты возвращались после задания, выполненного здесь, они выкопали маленькую ель и взяли ее с собой, чтобы король мог почувствовать связь с родиной.

Эта история тронула Джоану.

Воюя с Россией, Третий рейх, видимо, не рассчитал своих сил и отдал приказ, чтобы все норвежцы сдавали теплые сапоги, одеяла, рюкзаки, а также любую зимнюю одежду. Каждый был обязан найти все, что мог, иначе ему грозило заключение в тюрьму на три года.

Начало 1942 года ознаменовалось событием, которое немного сняло напряжение. Несмотря на всевозможные ограничения со стороны оккупантов, люди нашли способ противостоять им. Мужчины, женщины и дети стали носить вязаные шапочки красного цвета, точно такого же, как запрещенный национальный флаг. Все пространство с юга до полярного круга зарябило красными помпонами с кисточками. Немцы не могли долго это выдерживать, и вскоре последовало предупреждение: «Ношение красных вязаных шапок строго запрещается. Ослушавшиеся будут наказаны!»

Джоана сильно волновалась, ожидая Стефена. Как все пройдет, когда она снова увидит его. Она пыталась объяснить себе и смириться с тем, что их бурный роман, так стремительно начавшийся, был лишь мимолетным любовным приключением, но она-то любила его с того момента, когда он поцеловал ее на площади, и казалось, с этим чувством ничего нельзя поделать.

Дверь кафе открылась. Вошла женщина. Это была Делия. Джоана ощутила боль и злость, подумав, что Стефен послал ее вместо себя, но она, не глядя по сторонам, села в другой части кафе.

Почти сразу же за ней появился Стефен. Посмотрев на Джоану, он купил две чашки кофе и направился к ее столику.

— Извини, я опоздал. — Он сел спиной к посетителям.

— Ты выбрал многолюдное место для встречи.

Он посмотрел в сторону, чтобы убедиться, что никого нет рядом.

— Здесь мы можем разговаривать тихо, и нас никто не подслушает, и в то же время я могу видеть Делию.

— Ты оставался здесь с тех пор как мы виделись последний раз? — Она не могла не задать этот вопрос.

Он кивнул.

— Она уезжает сегодня, когда стемнеет. Она не вернется.

Ей показалось или он специально сделал акцент на последних словах?

— Я хочу, чтобы ее путешествие было безопасным.

Сделав глоток кофе, он состроил гримасу.

— Раньше кофе здесь был вкуснее. — Положив руки на стол, он посмотрел ей в глаза. — Как дела?

Она рассказала ему о побеге Эрика в Англию, а потом заговорила о Рольфе, который вместе с другими учителями по всей стране беспокоился за судьбу отечественных школ. Норвежские фашисты грозили ввести ограничение на образование.

— Я слышал об этом, — произнес он угрюмо. — Должен поздравить тебя с успешным выполнением задания в Осло. — Он пристально посмотрел на нее. — Я слышал в основном детали, но ничего не знаю о том, как тебе удалось избежать допроса гестаповцев, которые вошли в дом следом за тобой.

Она рассказала ему как все было.

— В тот день тебе здорово повезло, но это в любом случае не умаляет твоих заслуг.

— Для меня есть новое задание?

— Время придет, и ты понадобишься для выполнения более важных заданий. Сейчас я должен сказать тебе что-то важное. Боюсь, это плохие новости. Я воспользовался возможностью встретиться с тобой сегодня, пока нахожусь здесь, чтобы проводить Делию. Дела нашей организации плохи…

— Все так серьезно?

— Контакты, которые с таким трудом устанавливались, практически уничтожены.

— Как это случилось?

— К нам проникли информаторы Квислинга. В результате — множество жертв, аресты, пытки. После истязаний людей сжигали заживо. — Его лицо помрачнело, когда он произнес эти слова. — Во внутреннем дворе замка Акерсхус немцы устроили место для пыток.

Она хорошо знала Осло и вспомнила красивый замок в спокойном месте с вымощенными дорожками внутреннего двора, с древними пушками и зелеными газонами, откуда в теплые летние дни открывался радующий глаз вид на гавань.

— Что еще ты расскажешь? — спросила она с тревогой.

Он видел, что она побледнела.

— Давай сначала выйдем отсюда.

— А как же Делия?

— Она выйдет через несколько минут.

Они вышли из кафе и направились к мостику, ведущему к морю. Снежинки легко кружились в воздухе. Чайки с криком носились над водой. Она спросила его о том, что боялась услышать больше всего.

— Лейфа Моена арестовали?

Они стояли, оперевшись на перила моста. Он повернул голову и посмотрел на нее.

— Нет. Это касается твоей подруги Сони Холи. Гестапо нагрянуло в подпольную типографию, где она находилась в тот момент. Соня с остальными попытались убежать, но была смертельно ранена.

Джоана закрыла лицо руками. Он обнял ее, чтобы утешить, но в этот момент раздался грубый голос появившегося охранника.

— Ахтунг! Не стойте здесь! Убирайтесь! Быстрее! Быстрее! — взмахнул он автоматом.

Стефен обнял ее, и они пошли. Она тихо плакала. Делия шла за ними на расстоянии, не теряя их из виду. Она замедлила шаг, пока они прощались.

— Простимся здесь, Джо, — сказал он, положив руки ей на плечи. — Мне очень не хотелось быть тем, кто сообщит тебе эти печальные новости.

Глаза Джоаны снова наполнились слезами, и она быстро вытерла их.

— Я должна была узнать, и мне немного легче оттого, что именно ты сообщил мне об этой трагедии. — Она взглянула на Делию, стоявшую на противоположной стороне улицы, а потом снова посмотрела на него. — Нельзя больше задерживать тебя. Это небезопасно. До встречи.

Она поспешила уйти, с новой силой ощутив свое горе. Она редко плакала, но сейчас оплакивала Соню и все, что было потеряно с приходом врага на их землю.

Спустя неделю после встречи со Стефеном Джоана увидела из окна немецкий военный грузовик, проезжающий между снежными сугробами. Ее охватила дрожь, когда он остановился за калиткой их фермы. Солдаты выпрыгнули из машины, несколько человек окружили дом, а остальные направились к входной двери. Мама была наверху в комнате отца, а Керен ушла звонить к соседям. Когда раздался стук в дверь кулаком, Джоана нехотя открыла ее. На пороге стоял сержант, а за его спиной — три солдата с винтовками. Он был молодой, круглолицый, с выступающими скулами. У него было суровое выражение лица.

— Я хочу видеть Эдварда Рейна, — произнес он по-норвежски, переступая порог дома.

— Он болен и лежит в постели.

Ом цинично сощурил темно-карие глаза.

— Как удобно. Где? Наверху?

Она преградила ему дорогу.

— Я говорю, он болен. Действительно болен. Пожалуйста, не ходите наверх. Что вы хотите? Я его дочь. Я отвечу за него.

— Это невозможно. Он арестован в качестве заложника.

Она посмотрела на него непонимающим и испуганным взглядом.

— Заложника! Как это?

— Ваш брат Эрик Рейн, — начал он, теряя терпение, — нарушил закон, покинув страну и связавшись с врагами Третьего рейха. За него должен ответить отец!

Джоана была в ужасе.

— Но отец не может отвечать за действия моего брата!

— Не задерживайте меня, фрекен! — Он сделал шаг и локтем отодвинул ее в сторону, а затем быстро стал подниматься по лестнице, натолкнувшись на Джину.

— Что вам здесь надо? — воскликнула она. — Мой муж больной человек. Он спит, не будите его.

— Вы и ваша дочь сговорились, пытаясь защитить отца преступника, — к полному ее изумлению произнес он и стал подниматься дальше. Солдаты, оттолкнув Джоану, последовали за ним. — Не надо истерик. Я здесь, чтобы забрать вашего мужа. Он не один, отцов товарищей вашего сына с двух других ферм уже взяли в заложники.

Джина, которой было несвойственно бурное выражение чувств, прижала руку к горлу, а потом сказала:

— Возьмите меня. Я пойду вместо моего мужа.

Джоана крикнула снизу:

— Нет, мама, я пойду!

Остановившись, сержант взял Джину за плечи и с силой отодвинул ее в сторону.

— Я пришел сюда за Эдвардом Рейном. И никто другой мне не нужен.

Она бросилась за ним, когда он вошел в спальню, и встала возле кровати мужа. Сержант не сомневался, что сейчас поднимет с кровати арестованного, но увидел обессиленного сонного человека с бледным лицом и темными кругами под глазами.

— Что происходит? — спросил Эдвард безжизненным голосом, посмотрев на жену. — Чего хочет этот солдат? Хотят забрать скот?

Она взяла в ладони его худую руку.

Впервые за свою военную службу сержант Мюллер не знал, как себя вести. Он даже почувствовал, что теряет собственный престиж. Сын ветерана Великой войны, он считался квалифицированным и уважаемым солдатом среди старых офицеров немецкой армии. В первую очередь он был солдатом и, когда получил приказ проходить службу в соседней стране, вместо того чтобы отправиться в Россию, он воспринял это как удар. Мюллер рос в Норвегии и хорошо говорил по-норвежски, поэтому и было решено направить его сюда. В результате сейчас он выполнял задание, которое было ему неприятно. Он не мог заставить себя вытащить из постели практически безнадежно больного человека. С такими заданиями лучше справлялось гестапо, с которым он не был связан. Он посмотрел на Джину, которая не умоляла, не билась в истерике, а просто предложила, чтобы ее забрали вместо мужа. Ему понравилась ее смелость.

— Я вижу, что обстоятельства не позволяют забрать его, поэтому я должен взять заключение у нашего офицера-медика, — сказал он. — Я вернусь.

Трое солдат ждали на лестнице. Мюллер велел одному остаться, а сам с остальными пошел к грузовику. Он сомневался, что получит такое заключение. Заглянув в кузов грузовика, он оглядел задержанных фермеров. Они сидели со связанными за спиной руками и смотрели на него с неприкрытой ненавистью. Вернувшись на переднее сиденье рядом с водителем, он приказал:

— Обратно в Алесунд. Поехали.

Час спустя машина вернулась. Теперь в ней находились сержант Мюллер с водителем и два солдата, между которыми сидел офицер-медик. Доктор с худым лицом, в очках, заработал репутацию врача, который без труда распознавал симулянтов. Когда машина остановилась на ферме Рейна, водитель быстро выпрыгнул и открыл перед ним дверь.

— Показывайте дорогу, сержант, — скомандовал доктор.

В доме наверху Джина н Джоана ждали их. Эдвард не спал и был готов к приходу врача. Он догадывался, что происходит что-то неприятное, и готовился к самому худшему.

— Они вошли в дом, — сказала Джоана, отбежав от окна. Встав рядом с Джиной, которая сидела на стуле около кровати, она положила руки ей на плечи. Они услышали топот на лестнице. Доктор едва взглянул на них, снял кожаное пальто и бросил его сержанту. Сев на стул, поставленный специально для него, он наклонился над Эдвардом, оттянул ему нижние веки, посмотрел белки глаз, пощупал пульс, потом задал обычные вопросы.

— Боли в суставах? Депрессия? Тяжесть в ногах? Всегда температура? Когда это началось? — Ему приходилось наклонять голову, чтобы слышать ответы Эдварда. Он покачал головой. — Те побои могли повлиять на ваше состояние. Сколько времени вы уже не встаете с постели? Так долго? Хм-м.

Он поднялся со стула и накинул пальто.

— Вы правильно поступили, что позвали меня, сержант. Если бы вы забрали его, то привезли бы труп.

— Так он остается?

— Да. Он скоро умрет. Его здоровье будет только ухудшаться.

Они с сержантом вышли из комнаты. Эдвард смотрел им вслед, он не удивился, услышав вердикт. Но он жалел Джину. Она наклонилась над ним, и он увидел слезы на ее щеках. Эдвард помнил ее плачущей только в первые дни замужества, когда она уехала из родного дома и тосковала по своей семье. С усилием он поднял руку и коснулся ее щеки, а она накрыла его руку своей ладонью.

Керен, вернувшись с соседней фермы, заметила отъезжающий от дома грузовик. Она отскочила в сугроб, чтобы дать ему проехать, и увидела в кабине сержанта, который выглянул из окна и пристально посмотрел ей в лицо. К их обоюдному удивлению, они узнали друг друга. Он повернул голову, глядя ей в след, а она побежала в направлении дома, не оборачиваясь.

Вбежав в дом, она крикнула:

— Что случилось?

Джоана, которая спустилась в гостиную, поднялась навстречу ей.

— Заходи и садись. Я все тебе расскажу.

Слушая ее, Керен сжала кулаки.

— Он не умрет. Я этого не допущу. Ради Эрика я сделаю все, чтобы он жил.

Она вскочила, чтобы бежать в комнату отца, но Джоана схватила ее за руку.

— Стой! Пока не ходи туда. Мама с ним.

Хотя девушка была настроена решительно, она села снова, ее руки нервно дрожали.

— Я узнала сержанта, который был здесь.

— Узнала?

— Его имя Карл Мюллер. Он долгое время жил в нашей деревне, когда немцев селили здесь по плану Нансена. Я не думаю, что он уехал бы из своей приемной семьи, если бы его овдовевший отец не женился бы снова и не забрал его домой в Мюнхен. Он писал мне какое-то время. В его письмах не было ничего романтического, как мне хотелось. Вместо этого он рассказывал, что фюрер мечтает, чтобы Германия стала великой. Каждое письмо было вскрыто, и на обратной стороне конверта стояла марка цензора. Нацисты не доверяли даже своим людям.

— Сколько тебе было лет, когда ты видела его в последний раз?

— Нам было по пятнадцать.

— Он узнал тебя?

— Да. Я в этом не сомневаюсь. Надеюсь, он живет далеко отсюда, и я никогда больше не увижу его. Когда-то он мне нравился, а теперь я ненавижу его.

Джоана никогда не слышала, чтобы Керен о ком-нибудь отзывалась так резко. Она разделяла мнение Керен и тоже надеялась, что никогда больше не увидит сержанта. Он уже и так принес в дом достаточно неприятностей.

Спустя три дня Карл Мюллер вернулся, приехав на мотоцикле. Джина открыла дверь и увидела его на пороге.

— Я здесь не по работе, фру, быстро сказал он. — Керен дома?

— Если вы не по работе, то можете не заходить в дом, — ответила она. — Если Керен согласится поговорить с вами, вы можете пообщаться на улице.

На его лице появилось суровое выражение.

— Если Керен откажется выйти, я могу воспользоваться своими полномочиями.

Джина с отчаянием подумала, что враги над всем имеют власть, она боялась за девушку.

— Я скажу ей, что вы здесь.

Он остался ждать на крыльце. Он замерз, пока ехал из Алесунда, сейчас дни были совсем короткие и холодные, а вечеру становилось еще холоднее.

Раньше ему бы никогда не пришлось ждать на пороге норвежского дома. В деревне, где жила Керен, он ходил вместе с ней в школу и знал ее дом так же, как тот, в котором жила приютившая его семья. Но он всегда хотел вернуться в Германию. Там была его родина. Возможно, тогда он и хотел иммигрировать, как делали многие, но это было еще до прихода фюрера к власти, который снова сделал немцев великой нацией, способной заставить дрожать весь остальной мир.

Он резко повернул голову, когда Керен вышла из дома, и вырвавшийся теплый воздух обдал его.

— Ты не изменилась, Керен. Я сразу узнал тебя.

Выражение ее лица осталось невозмутимым.

— Чего ты хочешь?

Он мог просто ответить, что одинок, что ему хочется женского внимания и он устал от жизни в казармах.

— Я только хочу иметь возможность снова поговорить с тобой.

— О чем?

— О старых временах. Ведь мы были хорошими друзьями. Разве это не причина, чтобы пообщаться? Мне так интересно узнать о каждом, кого я знал в деревне.

— Ты бы мог написать своим приемным родителям, после того как уехал, и узнать все, что хотел.

— Я писал несколько раз, но с тех пор, как я вернулся в Германию, моя жизнь круто изменилась, и часто совсем нет времени. — Он потянулся, чтобы взять ее за руки. — Мы можем пройтись? Ты замерзнешь, стоя здесь. — Она проигнорировала его порыв, тогда он подошел ближе. — У тебя нет причин злиться на меня. Я писал тебе.

Она начала спускаться по ступенькам, но остановилась.

— Злиться? Ты думаешь, меня волнует что-нибудь из того, что ты сделал или не сделал сто лет тому назад? А вот сейчас я ненавижу тебя за то, чем ты занимаешься.

Мюллер понял, что их хорошие отношения в прошлом не станут мостиком к восстановлению дружбы.

— Ты сумасшедшая? Я не причинил тебе никакого вреда н не собираюсь это делать. И я скажу тебе, что если бы кто-нибудь другой пришел сюда вместо меня, то старый фермер из этого дома умер бы в кузове грузовика. Ты должна быть благодарна мне!

Он увидел, что выражение ее лица изменилось. Она всегда отличалась здравомыслием и не могла отрицать правду, которую он только что рассказал, хотя ее отношение к нему от этого не изменилось.

— Прежде всего, никто не должен был приходить за ним. Нельзя так обращаться с тяжелобольным человеком. Его слабое сердце могло этого не выдержать.

Он быстро ответил, не задумываясь:

— Я прекрасно знаю о его состоянии. Можешь не сомневаться в нашем докторе.

— А у меня есть сомнения по поводу того старого врача, который приходит к нему. Ты можешь рассказать, что ваш врач написал в рапорте?

Он увидел, что она очень хочет получить информацию, которую ей мог дать только он.

— Может быть, Эдвард мог бы получить какие-то другие лекарства, способные облегчить его боль. Старый доктор слишком консервативен.

Надежда вернулась к Мюллеру. Ей так не терпелось узнать то, что было известно только ему. Он решил, что она, возможно, удостоит его своим вниманием, если он все расскажет ей.

— Хорошо. У него анемия. Может быть, эта болезнь влияет на его сердце.

Она ничего не знала об этой болезни.

— Спасибо, что сказал. Я думаю, это ничего не изменит, но я все же расскажу об этом медсестре.

— Где она живет?

— Вниз по долине.

— Мы можем сходить туда прямо сейчас?

Она повела его по долине так, чтобы не видели другие жители. Она ни за что не хотела, чтобы кто-нибудь из друзей иди знакомых увидел ее в компании немецкого солдата.

— Вот видишь, я всегда хотел для тебя и твоей семьи всего самого лучшего. Но я вижу, что ты презираешь меня.

Он сделал движение, давая понять, что собирается уйти. Как он и предполагал, она окликнула его.

— Я спущусь по дороге с тобой.

Спускаясь вниз по долине, они разговаривали, вспоминая события прошлых дней. Она не могла сдержать улыбки, погрузившись в детские воспоминания.

Он остался ждать ее на дороге, когда она вошла в дом медсестры. Через десять минут она выбежала, спустившись к нему по заснеженной тропинке.

— Эта анемия лечится. Возможно, еще не совсем поздно. Медсестра готова сейчас же пойти и встретиться с доктором. Если он даст согласие, она начнет делать уколы Эдварду, а еще он должен соблюдать диету для печени, но, живя на ферме, это легко сделать. Она очень разозлилась, услышав, что старый доктор не сделал анализ крови. Подумать только! Его можно вылечить!

Он ничего не говорил и смотрел на нее жестким взглядом. Внезапно мальчишка, которого она знала, исчез, и перед ней стоял вражеский солдат.

— Это хорошие новости, — сказал он.

Оживление сошло с ее лица.

— У тебя было бы одним заложником больше, не так ли? — с горечью в голосе воскликнула она, глядя ему в глаза.

Он напугал ее больше, чем намеревался. Это не принесло ему удовлетворения, и ему хотелось, чтобы она забыла об этом. Если она будет продолжать бояться его, тогда снова захлопнет перед ним дверь дома.

— В этом не было необходимости, — ответил он, как будто взвешивая свои слова. — Пошли. Давай вернемся. — Всю дорогу она с опаской поглядывала на него. — Ничего не бойся. Я уже говорил тебе, что я твой друг, и если люди с фермы, на которой ты живешь, дороги тебе, я оставлю их в покое. Ты знаешь меня, Керен. Думаю, тебе нужно доверять мне, как ты всегда это делала.

Она не вполне осознавала, как воспринимать его слова. Он не обещал, что не станет исполнять свой долг, если Эдвард поправится, и в то же время он достаточно ясно заверял ее, что не причинит ей вреда. Но даже если он не сделает ничего плохого, это не значит, что он откажется исполнять приказы свыше. Она подумала, что должна поточнее выяснить это. Он хотел возобновить отношения, возможно, даже надеялся на большее. Она почти что жалела его.

— Я могу доверять тебе, но я не могу довериться тем, кто надел на тебя эту форму.

— Я с ними одно целое.

Именно в эту минуту она поняла, что не может расслабиться в его присутствии. Проводив ее до фермы, он попрощался с ней, сел на мотоцикл и уехал. Она понятия не имела, когда снова увидит его, но подозревала, что он вернется.

Медсестра пообещала назначить новое лечение Эдварду, хотя старый доктор, по ее словам, отнесся к этому скептически, сказав, что не доверяет диагнозам, поставленным немецкими врачами.

Джоана, возвращаясь из магазина, где она отоваривалась по карточкам, зашла в школу к Рольфу. С тех пор как Эдвард пошел на поправку, Рольф перестал приезжать домой каждый день. В школе у него накопилось много дел, и он задерживался после уроков, на тайных встречах с учителями.

В последнее время их положение сильно осложнилось. Квислинг издал закон, по которому учителя должны вступить в Нацистскую ассоциацию учителей, а все ученики — присоединиться к юношескому нацистскому движению. Учителя, поддерживаемые церковью и родителями, отвергли оба ультиматума. Никто не знал, что теперь будет.

Классы располагались в левой части школьного здания, а Рольф жил в правой части на втором этаже. В его комнате был спрятан радиоприемник в надежном месте, а не в сиденье кресла, как у парикмахера (немецкий солдат зашел постричься и был удивлен, когда голос снизу объявил: «Говорит Лондон!»).

Джоана открыла дверь в класс, все двадцать два ученика встали, двигая стульями. Она поприветствовала их. Рольф, который в это время писал на доске, жестом показал детям садиться и кивнул ей:

— Подожди немного. Урок скоро закончится.

Это был урок арифметики, и Джоана прошла между рядами, заглядывая в тетради детей. Она знала каждого из них, потому что все они жили в ее долине или соседней деревушке. Урок закончился, и она подождала, пока Рольф даст им домашнее задание.

— Сегодня последний школьный день перед каникулами. Выполните все упражнения, которые я задал вам. Если у кого-то из вас возникнут проблемы, вы знаете, где меня найти. На сегодня все, дети. Вы свободны.

У него в классе всегда была хорошая дисциплина. Потом в холле дети дали волю своим эмоциям. Джоана подошла к парте и встала, облокотившись на нее локтями.

— Запаса дров хватает? — спросила она, махнув головой в сторону печи.

— Большинство школ уже использовали весь запас дров, который у них был. Но это не повод, чтобы закрывать школы! Квислинг в недоумении. Двенадцать из четырнадцати тысяч учителей в стране отказались вступить в его недавно созданную Нацистскую ассоциацию учителей. Он не может всех нас уволить, и сейчас он в раздумьях, что ему делать дальше. Ходят слухи, что сам Гитлер недоволен ситуацией.

Она рассмеялась.

— Это самые лучшие новости, не считая того, что папа потихоньку начал выздоравливать.

— А Керен еще виделась с тем немцем?

— Нет, слава богу, хотя она ужасно нервничает, так же, как и кошка, когда слышит гул мотоцикла. Она просто спасение для нашей семьи. Что бы мы с мамой делали, если бы не она? И во многом благодаря ей папа пошел на поправку. — Она выпрямилась. — Я должна идти. Приходи домой почаще.

— Я приду, — сказал он, провожая ее до двери.

Помахав ему, она вышла. Больше она никогда не видела его в этом классе. Во время каникул в их дом прибежал запыхавшийся сосед.

— Твоего брата арестовали! Арестованы сотни учителей!

Джоана без пальто выбежала из дома и помчалась вниз по дороге. Приблизившись к школе, она увидела армейский грузовик. Рольф заметил ее, высунулся в окно и крикнул:

— Позаботься обо всем, Джоана!

— Обещаю!

Ее голос потерялся в гуле моторов двух мотоциклов, сопровождавших грузовик. По крайней мере, он знал, что она услышала его. Люди молча стояли, глядя вслед грузовику. На белом снегу они были похожи на темные шахматные фигуры. Все знали Рольфа и сочувствовали ей. Она кивала каждому, кто подходил, и видела, что некоторые женщины плакали, утирая слезы. Потом она поднялась по ступенькам в школьное здание. Один из мужчин пошел за ней.

— Могу я помочь вам, Джоана?

Она поблагодарила его. Они проверили окна, вынули недогоревшие поленья из печей во избежание пожара и убедились, что все в порядке. Зайдя в кабинет, она поставила на место стул, который валялся на полу, и собрала карандаши. Потом они вышли из здания, заперев за собой дверь. Джоана шла домой, накинув на плечи куртку брата. В кармане она обнаружила еще один ключ от черного хода, куда они забыли заглянуть.

В тот же вечер она вернулась в школу. Ей нужно было забрать вещи, которые принадлежали Рольфу. Она достала из тайника радиоприемник и решила проверить, не лежит ли там еще что-нибудь важное. Сдвинув деревянную панель, она обнаружила плоский кожаный кейс и, открыв его, достала радиопередатчик. Об этом она ничего не знала. Не удивительно, что Рольф так настойчиво кричал ей, чтобы она позаботилась обо всем.

Она восхищалась его изобретательностью. Ведь если бы немцы обнаружили тайник, они первым делом нашли бы радио, и вряд ли подумали, что там скрыто что-либо еще. Неожиданно она замерла, услышав звук где-то в здании. Она поспешила к двери. Конечно же, у нее разыгралось воображение. Кто еще мог находиться здесь кроме нее? Если бы немцы хотели обыскать помещение, они бы сделали это во время ареста Рольфа. Отбросив страх, она вернулась к тайнику. Наверняка там должен лежать антенный провод. Она нащупала его пальцами, содрогнувшись от мысли, какому риску подвергал себя ее брат. Возможно, устройство передавалось с места на место.

Внизу, там, где располагалась кухня, треснула половица. Теперь она убедилась, что в доме кто-то находился. Это мог быть только немецкий солдат, который решил поживиться здесь чем-нибудь. Она быстро выключила свет. У нее не оставалось времени, чтобы вернуть на место деревянную панель, которую она сняла. Она положила приемник обратно в тайник, в спешке ударившись об угол. Затем в темноте она нашла картину и повесила ее на место. Кухонная дверь открылась, со стуком ударившись о стену.

Она затаила дыхание, страх сковал ее. На полу лежала деревянная панель, которую она не успела установить, и теперь ее могли обнаружить. Вошедший включил фонарь, и свет упал на ступеньки. Она стала красться, словно змея и, оказавшись в спальне, захлопнула за собой дверь. Согнувшись, она подбежала к кровати и спрятала панель под матрас, успев как раз вовремя, потому что в этот момент с треском распахнулась дверь. Свет ударил в лицо, и Джоана увидела направленный в ее сторону револьвер. Инстинктивно закричав, она бросилась на пол около кровати.

— Боже мой! — раздался голос Стефена. — Это ты!

Он нашел выключатель и включил настольную лампу. Комната наполнилась мягким светом. Он не сразу заметил ее, потому что она сидела, прижавшись к стене около кровати.

— Джо? — Он засунул пистолет в кобуру, прикрепленную к ремню на брюках, и убрал в карман фонарь.

Он подошел к ней, а она продолжала сидеть, опустив голову и сцепив руки. Стефен присел рядом.

— Ради бога, посмотри на меня, — потребовал он.

Всего несколько минут назад он готов был убить ее. При мысли об этом у нее начали стучать зубы, и она не могла унять дрожь в теле. Ей хотелось закричать, чтобы он не прикасался к ней, ушел отсюда, оставив ее одну. Он снова назвал ее по имени, пододвинувшись ближе, и она ощутила запах уличного холода от его одежды, от его кожи и волос. Все ее чувства обострились до предела. Когда он сжал ее руку, она вздрогнула, резко подняв голову, и посмотрела на него глазами, полными ужаса. Он был бледен. Потом, поддавшись взаимному порыву, они обнялись, упали на кровать. И в бешеной страсти впились друг в друга.

Она закрыла глаза, он лежал рядом, не дыша. Вдруг из ее глаз брызнули слезы. Положив ладони ей на лицо, он вытер слезы с ее щек.

— Не плачь, Джо. Сейчас все хорошо. — Он покрыл ее лицо поцелуями. — Я никогда никого не любил, пока не встретил тебя. Ты — смысл моей жизни, моя любовь, мое сердце, моя дорогая.

Слушая его голос, она ощутила спокойствие, которое пришло на смену шоку. Ночь до рассвета они провели вместе.

Глава 8

Рольфа и его товарищей посадили в вагоны для перевозки скота. Всего тысячу триста учителей арестовали и отправили на север в концентрационные лагеря. Лишь немногие, кто вступили в Нацистскую организацию учителей или страдали от тяжелых болезней, избежали этой участи.

Поезд замедлил ход, и люди в вагонах, уставшие и измученные голодом, зашевелились. Рольф приник к щели и увидел, что они находятся в пригороде Тронхейма. Здесь он провел студенческие годы и никогда не думал, что вернется сюда в таком качестве. Дергаясь и пыхтя, поезд остановился. Раздался лязг засовов, после чего дверь вагона открылась, и людей ослепил яркий дневной свет.

— На выход! На выход! — заорали охранники, стоявшие с винтовками в руках.

Рольф спрыгнул на землю. Тех, кто передвигался медленно, немцы подталкивали винтовками. Здесь находилось пятьсот учителей, остальных переправляли пароходом далеко на север. По возрастному признаку людей не разделяли, и рядом с ним оказался пожилой директор школы.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Рольф еле слышно, так как разговоры были строго запрещены.

— Кое-где синяки, но, слава богу, кости вроде целы. К счастью, я всю дорогу проспал на соломенной подстилке и сохранил силы. Вы очень добры, что интересуетесь.

Пожилой человек держался с достоинством. Его, как и многих других, силой выволокли из кабинета на глазах у перепуганных учеников.

Ожидая, пока остальные построятся, Рольф подумал о сестре. Он, полагаясь на ее сообразительность, надеялся, что она нашла радиопередатчик. Джоана поймет, что должна связаться с кем-то из участников освободительного движения.

В начале колонны послышалась команда:

— Вперед, шагом марш!

Во время ареста всем выдали лагерную форму — тускло-коричневую болтающуюся одежду и военные шапки с пуговицей наверху, расстегнув которую можно было закрыть уши в мороз. Такая защита понадобилась, когда они прибыли в Киркенес, находившийся вблизи от финской границы. Весна придет сюда не раньше чем через месяц, а пока что стояли страшные холода. Единственным утешением для Рольфа было то, что их отправили хотя бы в другую часть их страны, а не в Германию, как многих других. В первый день заключения учителя, наполовину еврея, вывели из строя и объявили, что он вместе с другими норвежскими евреями будет отправлен в Освенцим.

Следуя строем к гавани, Рольф рассматривал город, который был застроен домами восемнадцатого века, похожими на свадебные торты, а вдали виднелся шпиль собора Нидарос. Все широкие и узкие аллеи были знакомы ему с того времени, когда он катался по ним на велосипеде. Иногда у него на раме сидела Солви, и ее непослушные волосы щекотали ему лицо. Было огромной удачей, что девушка, в которую он был влюблен еще с гимназии, поступила с ним в один колледж. Они целиком отдавались учебе, развлечениям и любви. Но их отношения прервались из-за аборта. Он ничего не знал об этом. Солви вернулась в колледж после каникул, когда до конца учебы оставалось совсем немного. За это время она полностью изменилась — от ее прежней веселости не осталось и следа. Он не простил ей этот поступок, и они стали постоянно ссориться.

— Перестань говорить, что мы могли пожениться! — кричала она на него. — Я не хочу за тебя замуж. Мы бы не смогли жить вместе. Разве тебе не ясно?

Он был не в состоянии понять ее. В университете они не общались, и в последний раз он видел ее на железнодорожной станции, когда они разъезжались по домам. Уже кто-то другой обнимал ее за талию, и она выглядела невеселой. Душевная рана, которую она нанесла ему, была еще слишком глубока, чтобы подойти и сказать ей несколько слов, попытаться хотя бы сохранить дружеские отношения. Позже он узнал, что она эмигрировала в Штаты и собиралась сначала остановиться у родственников в Северной Дакоте. Сейчас он был рад, что она избежала оккупации.

У пристани стоял маленький деревянный корабль. Прочитав название, Рольф вспомнил, что именно на нем Эрик проходил службу. Во времена, когда корабль курсировал вдоль побережья, он перевозил до ста пятидесяти пассажиров. Сейчас ему предстояло принять на борт пятьсотчеловек и еще пятьдесят охранников.

— Думаю, мы поплывем вопреки всем правилам безопасности, — произнес Рольф, обращаясь к своему соседу.

Это оказалось еще хуже, чем он предполагал. Люди набивались на борт до тех пор, пока не стало возможности пошевельнуться. Они плыли в тяжелейших погодных условиях. Их почти не кормили, а охранники, сами страдавшие от морской болезни, обращались с ними жестоко. Рольф оказался в темном помещении корабля, куда проникала лишь слабая полоска света. Его не тошнило, но многие мучались от морской болезни. Они плыли тринадцать дней, вместо положенных четырех.

Холодный арктический воздух резко ударил в лицо. Рольф помог сойти на берег своему пожилому коллеге, который едва передвигал ноги. Рольф никогда не бывал в маленьком городке Киркенес, который в основном жил за счет рыболовства и добычи руды. После тусклого помещения он ослепил его своей яркостью. Напротив взгляду открывалась огромная заснеженная долина. В мирное время туристы совершали вояжи на север, чтобы увидеть, как в полночь солнце появляется на горизонте. Сегодня местные жители привыкли к виду прибывавших сюда арестантов. Некоторые из них были настолько слабы, что еле передвигали ноги, поддерживаемые идущими рядом товарищами.

На углу какая-то женщина подбежала к Рольфу и, сунув ему в карман яблоко, быстро убежала, потому что тут же раздался злой окрик охранника, поднявшего винтовку. Кому-то еще успели передать самокрутки, сделанные из домашнего табака, а кто-то получил кусок сушеной рыбы. Люди знали, что ждет заключенных, и пытались хоть немного поддержать их.

Несмотря на то что они уже успели немало пережить с начала войны, и особенно за время последнего путешествия, Рольф просто не мог поверить в существование такого места на его родной земле. Все в лагере было серого цвета, начиная с охранников, стоявших вдоль колючей проволоки, через которую шел ток, и кончая зловонными бараками. Здесь была полная антисанитария. Некоторых из-за нехватки мест поселили в постройки с картонными стенами. Весь день люди выполняли тяжелую монотонную работу: строительство дорог, работа на рудниках и в каменоломнях.

Чаще всего из еды им давали чашку супа, сваренного на воде, и ломоть черствого черного хлеба. Условия для учителей были очень тяжелыми, но еще хуже обращались с пленными в лагере напротив, которых привезли из России и Восточной Пруссии. Им давали еще меньше еды, а наказания для них были строже, и некоторые из них были похожи на ходячие скелеты. Во время строительства дороги одного пленного застрелили, когда он сошел с дороги в поле, чтобы сорвать желтый капустный лист; голод заглушал все страхи. Рольф с еще одним парнем отнесли тело убитого на территорию лагеря, чтобы похоронить. Смерть стала слишком обыденным явлением.

Джина медленно возвращалась домой после воскресной службы. На ней была одежда, которую она обычно надевала в церковь — длинное черное платье с кружевным воротником. Ее шляпа из черной соломки за много лет сделалась бесформенной. Ей давно стало безразлично, как она выглядит, просто одежда должна быть чистой и хорошо отглаженной. Она несла маленький букетик ландышей, которые нарвала у дороги. Они покрыли долину, как будто снова выпал снег, и их тонкий аромат стоял в тихом воздухе. В то утро стеклянная ваза с этими цветами стояла на алтаре. Пожалуй, церковь оставалась единственным местом, куда не захаживали оккупанты.

В тот день она молилась за своих детей и благодарила бога за то, что Эдвард потихоньку выздоравливает. Она шла и смотрела по сторонам. Впереди лежала долина, освещенная солнцем, и так хотелось, чтобы война скорее закончилась.

Она увидела Джоану, выходящую из дома. Дочь говорила, что собирается навестить Астрид Ларсен. После ареста Рольфа Джоана стала какой-то отрешенной, задумчивой, и когда говорили другие, казалось, слушала их лишь наполовину. Ей пойдет на пользу встреча со своей пожилой подругой.

— Ты пошла? — крикнула Джина, приблизившись.

— Да, думаю, вернусь не поздно.

— Передай фрекен Ларсен мои наилучшие пожелания. — Обычное строгое выражение лица Джины не изменилось, и ничем она не показала, что волнуется за дочь не меньше, чем за сыновей.

— Я передам. Пока, мама.

Джина неожиданно схватила ее за рукав.

— Вот, — сказала она, — протягивая ей букет. — Я знаю, что это твои любимые цветы. Приколи их сегодня. — Отвернув воротник пальто, она сняла булавку и отдала ей.

— Спасибо. — Джоана приколола цветы. Никогда невозможно было догадаться, сколько ее мама знает, а о чем только догадывается.

Джоана вдохнула запах ландышей, когда спускалась по дороге. Эта встреча может быть самой важной в ее жизни.

Был тихий воскресный день. Жители прогуливались по городу. Около дома Астрид, как обычно, стояли машины, зевающие водители, некоторые из них уже знали Джоану, здоровались с ней. Она из принципа не отвечала на их приветствия, но в то же время в какой-то степени ей было их жалко.

Астрид приветливо встретила ее. На ней было шелковое платье с юбкой в складку, какие носили в начале тридцатых.

— Входи, — пригласила она. Ее спокойствие было поистине уникальным. Тот факт, что она жила словно на пороховой бочке, не мешал ей спать по ночам. Она не жаловалась на жизнь и даже сейчас считала, что находится не в самом худшем положении. Она только искренне переживала за молодых ребят, которые ходят по лезвию ножа, скрываясь у нее в подвале. Вот и сейчас два бойца освободительного движения, за которыми больше, чем за остальными, охотились гестаповцы, прятались у нее под домом.

— Не снимай пока свой жакет, — посоветовала она Джоане. — В подвале всегда прохладно.

— Мне прямо сразу идти вниз?

— Да. Они ждут тебя.

Она знала, что Стефен будет там, так как получила от него зашифрованное сообщение.

— А кто еще с вашим племянником? — спросила она, втайне надеясь, что это будет не Делия. — Вы знаете? — Хотя, Джоана больше не видела угрозы в ней, встречаться с ней не очень хотелось, надеялась, что их пути больше не пересекутся.

— Узнаешь, когда спустишься. — Астрид сжала губы, и на них появилась улыбка. — Я уже привыкла не задавать Стефену много вопросов, хотя в этот раз я узнала, что это один из коллег Стефена, тоже инженер.

Вопреки ее ожиданиям потайную дверь открыл не Стефен. Ей помог войти крупный загорелый мужчина, которому на вид было около тридцати дет, с густыми каштановыми волосами и широкими бровями. Он поприветствовал ее таким сильным рукопожатием, что кольцо на ее пальце больно впечаталось в кожу.

— Рад познакомиться, — произнес он грудным голосом. — В нашей организации я известен как Гунар.

Она улыбнулась ему, почувствовав, что может доверять этому человеку.

— Вы товарищи? — спросила она.

— Возможно, ты много узнаешь обо мне, но наш друг известен под прозвищем Англичанин. — Он показал через плечо большим пальцем туда, где сидел Стефен за столом, освещенным лампой. — Иногда он говорит «мы» вместо «я», когда речь идет об организации в целом, но я скажу тебе, что в этом регионе каждый выполняет индивидуальный приказ.

Ей понравилось, как он произнес слово «Англичанин», потому что чувствовалось, что он понимает смысл шутки Виктора Алстина. Присаживаясь на стул, она посмотрела на Стефена и встретила его жесткий взгляд, она вспомнила все, что он говорил ей в ту ночь, которую они провели в школе.

Он боялся за нее, никак не мог привыкнуть к мысли, что ей придется сталкиваться с опасностью, вступая в их организацию, и ему нужно было полностью абстрагироваться от своих чувств. Но как бы он ни пытался, ему это не удавалось.

Она села перед ним, Гунар устроился рядом на скамейке. Стефен перешел прямо к делу.

— Я ждал, когда для тебя представится какое-нибудь особенное дело, Джо. И вот оно появилось. Ты будешь работать у двоюродного брата своего отца. Тома Рейна.

Она удивилась:

— Но он же за Квислинга.

— Вот именно поэтому тебе следует проникнуть в его офис. — Он развернул перед ней газету и показал рекламные объявления, обведенные карандашом. Она быстро прочитала их. Ее навыков хватало, чтобы читать бегло по-немецки.

— Я и не знала, что он работает на немцев. Не думаю, что Том с удовольствием возьмет меня, потому что мы не так уж близко общаемся, к тому же один из моих братьев сбежал в Англию, а другой попал в концентрационный лагерь.

— Сегодня найдется не много семей, в которых кто-нибудь не оказался у немцев. Главное, чтобы ты убедила Тома Рейна, что ищешь работу. То, о чем мы тебя просим, может иметь большое значение.

— Я сегодня же вечером напишу письмо.

Стефен и Гунар переглянулись. Она почувствовала, что напряжение немного спало, и осознала, какие большие надежды они связывают с ее работой в офисе Тома Рейна.

— Хорошо. Сейчас Гунар расскажет тебе все подробности.

Гунар выдвинул стул и сел напротив нее.

— Твоя главная задача все время быть начеку, смотреть и слушать, запоминать информацию, которая может быть важна для нас. Старайся, чтобы ни одно письмо, ни один документ не прошел мимо тебя.

Сделав паузу, он предоставил очередь Стефену давать дальнейшие инструкции.

— Чтобы легче было держать связь, тебе лучше перебраться жить к Астрид. Она согласна.

Гунар добавил:

— Как тебе известно, Том Рейн набирает рабочих, которые строят немцам заводы, бункеры, а потом отправляет их куда нужно. Во время этих перемещений может обнаружиться важная информация. Именно такую специализированную информацию мы посылаем в Лондон. Вот что нам от тебя нужно.

Стефен снова переключил ее внимание на себя:

— Понимаешь, Джо, похоже, что немцы готовят что-то ужасное.

— Что? — Холодок пробежал у нее по спине.

— Они создают новую бомбу. Известно, что после нее ничего живого не останется.

— У этого чудовищного оружия уже есть название?

— Пока нет.

Содрогнувшись, она потерла руки.

— Ее разработкой занимаются в нашей стране?

— Нет, но испытывать будут на заводе «Норск гидроэлектрик».

— Это же в Веморке. Я помню, что в студенческие годы Рольф проходил там практику.

— Я и сам там бывал достаточно часто. Сейчас он засекречен и охраняется немцами. Если им удастся применить это оружие, то жизнь на земле прекратится на ближайшее тысячелетие. А может, и навсегда.

Она смотрела на Стефена, и до нее постепенно доходил весь ужасный смысл его слов. Сейчас она понимала, почему они направляли ее в Осло и почему ей запретили участвовать в выпуске подпольных газет. Они ждали подходящего момента, чтобы внедрить ее туда, где от нее будет больше пользы. Наконец-то она станет полноправным участником освободительного движения. Ее пульс учащенно забился.

— Кому я должна докладывать?

— Гунару или мне, в зависимости от того, кто из нас свяжется с тобой. — Его лицо оставалось невозмутимым.

Он поднялся и отодвинул стул.

— Сейчас я ухожу. Гунар снова встретится с тобой в этом доме. Я тоже найду тебя, когда ты устроишься секретарем к Рейну, чтобы уточнить последние детали.

В тот же вечер Джоана написала Тому Рейну. Целую неделю ответа не было. Затем пришло стандартное письмо с указанием даты и времени собеседования.

В назначенный день она долго размышляла, что надеть.

Том ценил женственность, и он бы предпочел принять на работу женщину, соответствующую его вкусу. Его секретарша должна быть на высоте. Естественно, у Джоаны было преимущество, так как она знала его характер, и этим нужно было воспользоваться.

Она надела классический черный костюм: длинный пиджак, короткая юбка. Под него она выбрала белую шифоновую блузку, воротник которой плотно облегал шею, туфли на высоких каблуках и черные чулки. Конечно, шелковые смотрелись бы лучше, но выбирать не приходилось. Туалет завершал черный шелковый берет, на котором стоял лейбл Парижа. Стоимость его составляла почти ее недельный заработок.

Перед тем как встретиться со следующим кандидатом на должность секретаря, Том Рейн выкурил сигарету, устроив небольшой перерыв. Это была сигарета немецкого производства, а не самокрутка из домашнего табака. Сотрудничая с немцами, он преуспел. В его рабочем кабинете и в подвале дома имелся запас вин и крепких напитков, за исключением виски, которое он не любил.

Том подошел к окну своего уютного кабинета с мебелью из натурального дерева и вручную вышитыми шторами в темных тонах. Солнце ярко светило через стекло. Ветер с моря дул через гавань, развевая длинные полы шинелей охранников. Он лениво затягивался сигаретой, расстегнув пиджак для большего удобства, поскольку сильно поправился, особенно с тех пор, как закончил военную службу. Армейская форма висела в шкафу, хотя вряд ли ему придется когда-нибудь снова надеть ее. Немцы с уважением относились к тем, кто имел отношение к военному делу, и всегда обращались к нему со словами «господин майор».

Том Рейн родился в Бергене, был младшим сыном в семье. Съездив за границу и посмотрев мир, он вернулся домой, чтобы сделать карьеру в армии, и дослужился до звания майора. Он женился на красивой женщине, они оба не хотели детей, считая, что дети будут мешать их жизни. Она умерла, спустя десять лет он собрался жениться на шведке, но война помешала их планам. Но теперь он надеялся на возобновление их отношений.

Том затушил сигарету в серебряной пепельнице. Вернувшись к рабочему столу, он нажал кнопку и попросил войти следующую претендентку. Том мог бы держать в качестве секретаря армейского клерка, но ему нравилось женское общество. Он считал, что куда приятнее видеть белую блузку, обтягивающую грудь, стройные ноги в шелковых чулках и слышать стук высоких каблучков. Его бывшая секретарша была женой немецкого офицера, а потому одевалась намного лучше, чем норвежские женщины в эти дни. Она озаряла его офис, но когда забеременела, потеряла свою привлекательность, он с радостью принял ее заявление об уходе.

— Фрекен Рейн, — объявил армейский клерк, временно исполняющий обязанности секретаря, и провел Джоану в комнату.

Том поднялся, и широкая улыбка расплылась по его лицу. Он протянул руку, чтобы поздороваться, золотое кольцо мелькнуло на его мизинце.

— Доброе утро, Джоана. Вот так радость. Мы так давно не виделись. Садись.

Она пожала его ухоженную руку, гладкую как шелк. Было заметно, что он сильно поправился, хотя это было не так то просто в те времена.

Присев на предложенный стул, она осознала, что, как и прежде, попадает под его обаяние. К сожалению, его больше невозможно воспринимать как друга, но это не значило, что он ей не нравился. Хотя она презирала его за сотрудничество с немцами, но не могла забыть его доброту в прошлом, когда они могли весело посмеяться, а еще, как он поддержал ее, когда она собиралась впервые поехать в Осло на работу, а родители были против.

— Ты отлично выглядишь. Том, — сказала она.

— А ты прекрасна, как никогда. — Он посмотрел на нее с восхищением, прищурившись. Она была само совершенство, золотой локон выглядывал из-под берета, и только ее чулки немного не вписывались в стиль. Разве можно красивые ноги скрывать под такими чулками. С присущим ему чувством юмора он подумал, что, если бы мог как-то повлиять на фюрера, он бы обязательно убедил его заполнить все магазины шелковыми чулками. Немцы не понимали, насколько важны такие вещи. — Меня очень заинтересовало твое письмо, Джоана. Надоело жить на ферме? Наверное, было ужасно снова вернуться туда?

Его собственный дом, стоявший за пределами Алесунда, находился как раз на территории большой фермы. Жена получила его в наследство сразу после свадьбы, и с первых же дней они сдавали землю в аренду другим фермерам. Они могли бы жить где угодно, но их дом был просто сокровищем, с огромными комнатами для приема гостей, с собственным бассейном, а также поблизости находился пляж фьорда и самые лучшие склоны для катания на лыжах. Он все еще устраивал вечеринки, приглашая немецких офицеров высокого ранга, и им нравилось оставаться у него ночевать. За свое гостеприимство он пользовался многими привилегиями, включая роскошный автомобиль.

Легко и непринужденно она ответила ему:

— Я приехала домой, потому что была нужна там. Немецкий доктор поставил папе правильный диагноз, и после этого его здоровье стало заметно улучшаться, благодаря приему нужных лекарств. В доме рук хватает, и хозяйством есть кому заниматься, так что теперь я снова хотела бы вернуться к своей карьере секретаря.

— Да, я звонил, и Джина сказала мне, что Эдварду лучше. Я всегда думал, что ты сразу же вернешься в Осло, как только появится шанс.

— Я бы хотела, но позже. Сейчас город слишком перенаселен.

Он пропустил ее замечание мимо ушей, понимая, о чем она говорит. Действия гестапо его раздражали.

— Тогда давай перейдем к делу и обсудим работу, которую я тебе предлагаю. С какой скоростью ты печатаешь на машинке?

Он задал ей стандартные вопросы, получил на них ответы, рассказал о рабочем графике. Его устраивало ее хорошее знание немецкого языка, и он понял, что она будет компетентным сотрудником. Она отлично прошла собеседование, к тому же замечательно выглядела, ее привлекательная внешность добавит престижа его офису. Им лишь осталось уладить одну формальность.

— Теперь, что касается твоих братьев, — произнес он твердо, тяжело повернувшись в кресле и постукивая пальцами по подлокотнику.

В этот момент она поняла, что все повисло на волоске, и непроизвольно сжала ладони в кулаки.

— Да?

— Мне бы не хотелось, чтобы их имена упоминались здесь, да еще учитывая то, что у нас общая фамилия. О том, что с ними произошло, никому не известно, и лучше будет так и оставить это. Ты понимаешь?

— Разумеется. Я хочу здесь работать и в полную силу использовать все свои знания и навыки. Вот что важно для меня.

Он выглядел довольным. Она дала понять, что работа для нее сейчас важнее всего в жизни, и это ему понравилось. Он решил принять ее.

— Если я тебя возьму, ты будешь жить на ферме?

— Нет, в городе живет моя пожилая подруга Астрид Ларсен, которая с удовольствием пустит меня пожить у нее.

— Это было бы отлично. — Он хотел показать Джоане, что она ничего не потеряет, сотрудничал с ним. — Я уверен, твои родители переживают за твоих братьев. Я ничего не слышал об Эрике с тех пор, как он исчез, но я могу тебе рассказать, что случилось с Рольфом.

— Где он? — Ее словно схватили за горло. — Мы ничего не слышали о нем. Единственное, что нам известно, это что он где-то в лагере.

Том надел очки, подошел к одному из шкафов и открыл ящик. Найдя нужный документ, он пробежал глазами имена и нашел нужное.

— После ареста его отправили в Грини.

— В Грини? — Она побледнела. Это был концентрационный лагерь, услышав название которого люди вздрагивали, он имел славу самого худшего лагеря во всей стране.

— А откуда у тебя этот список?

— Я взял копии, на всякий случай. Здесь огромное количество заключенных, отправленных в трудовые лагеря. — Сцепив руки за спиной, он посмотрел на нее поверх очков.

— Ты все еще хочешь работать со мной?

Она уверенно кивнула.

— Больше чем когда-либо. Я думаю, что сойду с ума, если вернусь к работе на ферме.

— Хорошо, тогда ты принята. Ты можешь приступить в понедельник?

— Конечно, Том. Я приду.

Он проводил ее до двери, а потом подошел к окну и наблюдал, как она уходит по мощеной улице. Охранники свернули головы, провожая ее взглядом.

Джоана направилась к дому Астрид, чтобы поделиться радостными новостями, и не заметила бородатого рыбака, который остановился, разглядывая витрину магазина. Он видел, как она шла по противоположной стороне улицы. Это был Эрик, служивший секретным агентом и как раз накануне вечером высадившийся на берег Норвегии. Он хотел узнать, где была его сестра и куда шла. Выглядела она отлично, что было хорошим знаком. Впервые за все это время он встретил члена своей семьи, но сестра ни в коем случае не должна была увидеть его. Правила были очень строгие. Слишком много жизней зависело от каждого из них, и нельзя было рисковать. Результаты общения могли оказаться трагическими. Против местного населения принимались самые суровые меры. Рыбацкую деревушку рядом с Бергеном стерли с лица земли, после того как жители не подчинились нацистскому режиму. Их дома сожгли, лодки затопили, домашний скот конфисковали, после чего принялись и за них. Всех мужчин старше шестнадцати лет отправили в концентрационные лагеря Германии, женщин и детей — в трудовые лагеря в Норвегии. Даже если бы на месте Джоаны была Керен, он бы все равно не раскрылся.

Вечером ему снова предстояло пуститься в путь вместе с секретным агентом, отправляющимся на встречу с норвежским правительством в Лондоне, и еще двумя людьми, вынужденными спасаться бегством от нацистов. До наступления осени это было его последнее плавание. Он всматривался в витрину до тех пор, пока отражение сестры не исчезло.

На дальнем севере на всей территории, прилегающей к Киркенесу, снег постепенно таял. И без того тяжелое положение заключенных в лагере осложнялось еще и холодами. Теперь там, где лежали высокие сугробы, появилась земля, и ее покрыли нежные северные цветы. Рольф, в своей тюремной форме, с бородой и небрежно подстриженными волосами, радовался весеннему солнцу. До заключенных дошли хорошие новости от местных торговцев. Писем они не получали, им самим писать запрещалось, и любая весточка из внешнего мира воспринималась ими как глоток свежего воздуха.

Он приготовился сделать объявление, собрав всех, кто был в состоянии слушать.

— Друзья мои! У меня отличные новости! Наши коллеги за пределами Грини в других лагерях освобождены. Большинству учителей в нашей стране позволено вернуться в свои школы, которые открываются после длительного простоя. Вы осознаете, что это значит? Квислинг сдался!

Им не удалось собрать всех учителей в свою организацию, и планы объединить наших учеников в движение «Гитлерюгенд» провалились. Мы выиграли!

Люди хлопали друг друга по спине, жали руки, кто-то плакал, переполняемый чувствами. Значит, они сумеют остановить нацистов.

Этот успех даст силы всем, кто участвует в движения сопротивления.

Глава 9

Прошло несколько дней, прежде чем Джоана начала привыкать к своему новому окружению. Ее рабочий стол стоял в кабинете с внушительным окном, выходившим прямо на улицу, покрытый лаком пол блестел как зеркало. Местные женщины, убирающие в офисе, поддерживали идеальную чистоту, что было в традициях скандинавов. В работе она не испытывала никаких трудностей, не считая того, что ей приходилось находиться в непосредственной близости к немцам. Поначалу она вздрагивала, когда открывалась дверь и входил какой-нибудь солдат. То же самое она чувствовала каждое утро, показывая на входе пропуск. Повсюду слышалось постоянное «Хайль Гитлер», и она была рада уже тому, что в ее кабинете и в кабинете Тома висело только по одному портрету фюрера.

Было непросто объяснить родителям, почему она стала работать секретарем у Тома.

— Я не могу сидеть дома, — отвечала она на строгие возражения отца. — К сожалению, сейчас немного найдется мест, которые бы не контролировались немцами.

Джина, которая выглядела больше загадочной, нежели сердитой, приводила свои доводы:

— Ты могла бы вернуться в Осло.

— Возможно, я вернусь, но позднее. А пока я буду у вас под рукой и смогу приехать домой в любое время, как только понадоблюсь.

Отец продолжал недоумевать, пока Джина не убедила его. В который раз Джоана подумала о том, как она мудра. В то время многие родители подозревали, что их дети состоят в подпольных организациях освободительного движения. Но никто не допускал мысли, что кто-то из их родственников мог работать на немцев. По крайней мере, в ее семье знали, что она никак не связана с нацистами.

Работая в офисе, Джоана собирала информацию, которая могла пригодиться. Она вносила ее в специальную тетрадь, шифруя ее под записи, например о магазинах или светской жизни.

В общем, ее записи не представляли ничего интересного для постороннего взгляда.

Вскоре она стала замечать, что на нее заглядывается немецкий офицер. Поначалу он пытался встречаться с ней как можно чаще то в коридорах, то на лестнице. Никто не предполагал, что у нее и в мыслях нет сотрудничать с немцами. Лейтенант, который крутился возле нее, был высоким и элегантным молодым человеком. Он сознавал, что ему идет форма, а особенно хорошо смотрится прикрепленная к груди лента с медалями за доблесть и отвагу, которыми его наградили после одного из воздушных сражений.

Она печатала письмо и, подняв голову, слабо улыбнулась, увидев лейтенанта.

— Добрый день, — поздоровалась она. — У вас назначена встреча с майором Рейном?

Покачав головой, он подошел и остановился около ее стола.

— Нет, фройлен. Я пришел, чтобы увидеться с вами. Я работаю в офисе на верхнем этаже и подумал, что нужно зайти познакомиться. Меня зовут Курт Шейт. Если могу чем-то помочь, обращайтесь в любое время.

— Ну спасибо, — непринужденно ответила она. — Я запомню.

— Это правда, что вы родственница майора Рейна?

— Да, но мы мало общались, потому что живем далеко друг от друга. — Она показала на письмо, которое печатала на машинке. — Извините, сейчас я занята.

— Простите. А вечером вы свободны? Сегодня в гарнизонном штабе танцы, и я бы очень хотел пойти туда с вами.

— Простите, — ответила она легко. — Сегодня у меня уже назначено свидание.

— Тогда завтра? Знаете отель, где обедают офицеры? Мы могли бы там пообедать.

Дверь смежного кабинета открылась, и вышел Том, солидный и важный. Он совсем не был похож на рыцаря на белом коне, но он пришел ей на выручку, требовательно сдвинув брови.

— Вы ждете меня, лейтенант Шейт?

— Э-э…нет, майор. Я разговариваю с фройлен Рейн.

— О, да? — ответил он небрежно и подошел к столу Джоаны с таким видом, что офицер сразу же удалился.

В тот день, когда Эдвард впервые спустился вниз, именно Керен сопровождала его. Джина ждала внизу. Она испытывала большую благодарность к девушке, зная, сколько бессонных ночей она провела. Щеки Керен покрылись румянцем от волнения, а ее волосы с платиновым оттенком поблескивали на свету, придавая лицу невинность. Она напоминала ребенка, радующегося на празднике.

— Вот так! А теперь еще шаг. И еще…

К концу недели он уже мог самостоятельно сидеть на крыльце, греясь на солнце. Она только проводила его в дом и вернулась, чтобы забрать шаль, оставленную на спинке стула, как услышала свое имя. Затаив дыхание, она повернулась и увидела Карла Мюллера, направляющегося к дому. Он держал руки на ремне и щурился от солнца, светившего в глаза.

— Давно ты не приходил сюда, — воскликнула она, пытаясь скрыть волнение.

— Достаточно давно. Я вижу, за это время Эдвард снова встал на ноги.

— Перестань шпионить за ним! Это отвратительно. Почему тебе не уйти и не забыть обо всех нас?

Он не спеша подошел к каменным ступенькам, глядя на нее.

— Я говорил тебе раньше, что никому здесь не хочу причинить вреда. Заложник выздоравливает, но я не заберу его, так как пока его трудно назвать здоровым.

Она вцепилась в шаль.

— Почему ты должен забирать его?

— Это зависит от тебя. Давай поговорим об этом. — Он потянулся, чтобы взять ее за руку.

Испуганная и расстроенная, она бросила шаль на стул и спустилась со ступенек. Он снова предложил ей руку. На этот раз он не собирался церемониться и проявил настойчивость, она нехотя дала руку. Он с удовольствием сжал ее пальцы.

— Я горжусь, что меня увидят с тобой, Керен. Мне бы хотелось, чтобы весь мир узнал, что мы друзья.

Она побледнела.

— Ты хотел поговорить. Тогда давай поговорим как можно скорее.

— Ни к чему торопиться. У меня есть пара свободных часов, и мы могли бы перекусить где-нибудь в кафе. Я постараюсь, чтобы ты получила продуктовые карточки.

— Мне они не нужны!

— Разве на ферме нет трудностей с продуктами?

— Послушай, говори, что тебе надо, и закончим с этим!

Он понял, что слишком давит на нее.

— Успокойся, — произнес он вежливо. — Ты неправильно растолковываешь мои слова. Я здесь только по одной причине и буду откровенен с тобой. То, что я снова встретил тебя, очень много значит для меня. Со времени нашего детства, когда мы были влюблены друг в друга, жизнь изменилась. Естественно, я не надеюсь, что ты чувствуешь что-то ко мне, но а не могу перестать думать о тебе. Сейчас ты значишь для меня гораздо большее. — По его голосу и выражению лица было видно, что он говорит правду. — Если я никому не доложу о выздоровлении Эдварда Рейна, могу я надеяться, что ты согласишься встречаться со мной по доброй воле?

Ужас появился на ее лице. Он поставил ультиматум и ждал ответа. Ее глаза потемнели, лицо запылало, а потом ей показалось, что земля уходит у нее из-под ног.

— Я согласна, — она с трудом узнала свой собственный голос.

У него был вид триумфатора. Он протянул ей руку.

— Это должно было произойти между нами раньше. Мы оба забудем о том, что разделяет нас. Сегодня самый счастливый день в моей жизни.

Когда они спускались по тропинке, ведущей со склона, она видела, как люди замирали, глядя на нее и не веря своим глазам. Ходили слухи, что Джоана работала на немцев у своего дяди, а теперь вот и вторая девушка из этого дома прогуливается с немецким солдатом.

Керен казалось, что эта дорога никогда не закончится. К ее облегчению, Карл не стал зазывать ее в кафе, где сидели другие солдаты, возможно потому, что не был до конца уверен в том, что она сдержит данное обещание. Он подвел ее к склону холма, откуда открывался вид на фьорд. Это был один из дней, какие она любила больше всего. В воздухе стоял насыщенный аромат трав, а в водах фьорда отражались берега, как в зеркале, и все дома и деревья были перевернуты, а рыбацкие лодки покачивались как будто на своем отражении. Они сели рядом; он обнял колени руками, а она поджала под себя ноги. Керен сорвала лютик и молча сидела, зажав его в руке. А он говорил, рассказывая новости из дома, где он бывал и чем занимался все это время.

— Я не хочу, чтобы кто-то знал о наших отношениях, — потребовал он. — Ты обещаешь мне это?

— Я думаю, Джина догадается.

— Пусть догадывается, но ты не подтверждай этого. Все это временно для нас, Керен. Когда-нибудь мы оглянемся назад и вместе посмеемся.

Она поняла, что он действительно верит в то, о чем говорит. Несмотря на то что он не ждет от нее любви, которая была между ними в прошлом, он искренне верил, что между ними могут возникнуть новые отношения. Ей хотелось рассказать, что она влюблена в Эрика, но она сомневалась, стоит ли. Если он начнет ревновать, то может арестовать Эдварда. Власть, которой он теперь был наделен, полностью изменила его, и она видела, что он стал опасным и непредсказуемым.

К счастью, они просидели на холме так долго, что он уже не успевал проводить ее до дома. Она подошла с ним к грузовику, который ждал его. Сев в машину, он попрощался с ней, улыбаясь счастливой улыбкой. Он радовался, что другие солдаты видели его в сопровождении красивой девушки.

— Тогда в пятницу идем в кино. Это немецкий фильм. Тебе понравится. До свидания.

Подходя к дому, она увидела Джину, которая перекрестилась, увидев ее.

— Он приходил за Эдвардом?

Керен проглотила ком в горле.

— Нет, он ищет моей компании. Я думаю, это неудивительно, ведь в детстве мы дружили.

Джина посмотрела на нее, не говоря ни слова. У нее словно окаменели ноги. Все в семье считали Керен будущей невесткой, женой их сына. Ее сыновья исчезли, дочь работает в немецкой конторе, а муж до сих пор находится между жизнью и смертью. Она стояла, не в силах пошевелиться. Керен прошла мимо нее в комнату и закрыла за собой дверь.

Джоане нравилось жить в доме Астрид. Они вместе ужинали, иногда по вечерам играли в карты. Еще здесь она могла свободно выходить в город, тогда как с фермы до него нужно было добираться. Ей была по душе компания Астрид, которая знала Алстинов и часто думала о них и молилась, чтобы они спокойно жили в Швеции. Единственной хорошей новостью было то, что всех больных учителей отпустили домой. Рольфа не было в их числе, но это, по крайней мере, означало, что он здоров.

Спальня Джоаны наверху была совсем маленькой, окно выходило на море, и вдали виднелись острова. К счастью, она хорошо спала, хотя из соседней комнаты, в другой части дома, доносился шум. Астрид тоже не жаловалась на бессонницу и совсем не обращала внимания на вопли за стеной.

— Мне все равно, что там происходит, — говорила она с достоинством, — это их дело. Просто я беспокоюсь за свой любимый дом. Боюсь, он никогда уже не станет прежним.

Джоана ей сочувствовала.

— Слава богу, что хотя бы эта часть дома не пострадает.

— Я утешаю себя этой мыслью. — Астрид, одетая в длинную шелковую юбку, передвигалась по комнате, как экзотическая золотая рыбка, дотрагиваясь до своих сокровищ ухоженными руками, и ее взгляд задерживался на картинах Мунка.

Том от природы был ленив, но работал с удовольствием. Ему нравилось, когда его окружали только хорошие вещи, цену которым он знал. У него в подчинении были немцы, работающие в этом здании и в соседнем. Джоана печатала все документы, имея доступ к информации в офисе и за его пределами. Не зная, что из этого может быть полезно для освободительного движения, она решила связаться с Гунаром, назначив дату и время встречи. Стефена снова не было. Места встреч они меняли постоянно, начиная от чердаков и заканчивая многолюдными кафе.

Спустя несколько недель Джоана приехала на выходные домой. Наступило время сбора урожая. Долина с колосящейся пшеницей казалась наполненной солнцем. Увидев знакомых, она остановилась и помахала им. Они не ответили, и она подумала, что они слишком заняты. Когда то же самое повторилось на другой стороне дороги, Джоана ощутила неприятный холодок, пробежавший по спине. Впервые за свою жизнь она прошла по дороге к дому, ни с кем из друзей не обмолвившись словом и не увидев ни одной улыбки на лицах. Соседи, которые с самого детства Джоаны ходили в их дом, сейчас даже не смотрели в ее сторону. Лишь один из учеников Рольфа ответил ей, крикнув:

— Нам не нужны здесь предатели!

Все знали, что она работала на немцев, и сделали свои выводы. Она не винила их, но их враждебный настрой невозможно было выносить.

Эдвард, тяжело опираясь на трость, вышел на крыльцо ей навстречу. Она вбежала по ступенькам, и они обнялись.

— Ты выглядишь молодцом! — воскликнула она. Он много часов сидел на солнце, его лицо загорело, благодаря чему он стал выглядеть даже лучше, чем до болезни.

— Боюсь, что я стараюсь, превозмогая лень. И я могу работать только с бумагами. Тут все держится на твоей маме, а Керен ее правая рука. — Он сделал усилие, чтобы сесть на стул, стоявший на крыльце, и она присела рядом. — Но вообще у нас не так уж все хорошо. — Его радость от встречи с ней сменилась на недовольство, и он начал брюзжать: — Я должен работать в поле сейчас, а не сидеть здесь без дела. Вместо меня там трудится твоя мать, а урожай помогут собрать немцы! Мой урожай! — Он стукнул кулаком себе в грудь. — А еще этот немец тут крутится.

Джоана подняла брови от удивления.

— Это тот сержант, с которым Керен знакома еще со школы?

— Он. Они гуляют вместе все лето. А я-то всегда думал, что она будет невестой Эрика. — Он раздраженно покачал головой. — Времена изменились. Как жаль, что молодые девушки больше не могут хранить верность. Во времена моей юности женщины ждали годы, пока их мужчины устроятся в Америке и пошлют за ними, и не было случая, чтобы хоть одна из них нарушила слово.

Повернув голову, она посмотрела вниз на долину.

— Теперь я понимаю, почему меня провожали такими взглядами, когда я шла сюда. Керен тоже называют предательницей. Я думаю, вам с мамой непросто осознавать, что в вашем доме живут сразу двое, которых соседи считают предателями.

— Еще бы, черт бы вас побрал! Ты ведь могла найти любую другую работу, а Керен послать этого немца куда подальше.

Она поднялась и похлопала его по плечу, намекая, что все будет хорошо.

— Я думаю, мне надо переодеться и пойти в поле помочь.

Джоана поднялась в комнату, достала из шкафа хлопковое платье и надела его, потом повязала цветастую косынку. Она вышла через дверь черного хода, чтобы вновь не столкнуться с отцом. Перейдя мост, она направилась к работающим в поле людям, на шлагбауме немецкого поста висел военный френч. За время оккупации это был уже третий урожай. Сколько еще раз им придется собирать урожай, прежде чем эта форма перестанет попадаться им на глаза.

За эти выходные Джоана успела оценить обстановку в семье. Керен сильно изменилась. Она похудела и казалась хрупкой, почти прозрачной. Но она по-прежнему оставалась спокойной, мягкой и готова была при первой необходимости бежать к Эдварду. Вечером в субботу приехал Карл, чтобы забрать Керен куда-то на танцы. Она вышла из дома в летнем платье, похожая на фею. В окно Джоана видела, как Карл обнял ее за талию, Керен не ответила, но и не отстранилась.

Джоана отвернулась от окна и засунула руки в карманы юбки.

— Почему ты позволяешь этому сержанту приходить сюда? — спросила она Джину. Эдвард заснул над развернутой газетой и тяжело дышал, откинув голову на вельветовую подушку.

Мама, крутившаяся около стола, не подняла глаз.

— Он не заходит в дом.

— Дело не в этом. Просто все соседи в округе судачат. Надеюсь, что хотя бы ты не винишь меня за то, что я работаю у Тома.

— Нас просили, чтобы мы отправили Керен обратно в ее деревню, но я ответила, что наш дом — это ее дом и она может оставаться здесь столько времени, сколько захочет.

— Я рада слышать это. — Джоана подошла к матери и заглянула ей в глаза. — Что это у вас с Керен за тайна? Почему вы обе поощряете этого немца?

Быстро взглянув в сторону мужа, чтобы убедиться, что он спит. Джина посмотрела на Джоану и выпрямилась.

— Я могу честно сказать, что мы с Керен это не обсуждали. С тех пор как сержант Мюллер появился здесь, она, бедняжка, сама не своя. Взамен на ее дружбу он готов не докладывать своему начальству, что твой отец поправляется.

— О боже мой! — прошептала Джоана. — А отец этого не знает? Почему вы не сказали ему?

— Он может сделать какую-нибудь глупость.

— Ты имеешь в виду сдаться?

— Я предпочитаю не думать об этом. — Джина дернула плечами, как будто хотела скинуть какой-то невыносимо тяжелый груз, лежавший на них, выражение ее лица сделалось суровым. — Добродетель Керен бесконечна, а жизнь твоего отца нет.

Джоана не знала, что ответить на это.

Когда Керен вернулась с танцев, она застала внизу Джоану, которая ждала ее. На ней была пижама из китайского хлопка. Судя по тому, что розы на ней выцвели, пижама была куплена еще в довоенное время.

— Почему ты не спишь? Уже поздно.

— Я хотела поговорить с тобой. Давай выйдем на крыльцо.

В ночной тишине был слышен вечный шум водопада. Керен откинулась на спинку стула.

— Я так понимаю, ты догадалась.

— Это было нетрудно. Мы все у тебя в долгу — родители, братья и я.

Керен ответила ничего не выражавшим голосом:

— Я не хочу ничьей благодарности. Карл — это не Гитлер, и хотя он носит форму, иногда я забываю, что он нацист и начинаю воспринимать его как того мальчишку, которого когда-то знала. А все могло быть хуже. Намного хуже. Я позволяю ему целовать себя и обнимать, чтобы он считал, что я честна с ним. — Она говорила это с отрешенным видом, как будто бы для самой себя. — Он хорошо относится ко мне и надеется, что со временем я отвечу ему взаимностью. Еще мне его жалко. Война испортила ему жизнь, просто он не осознает этого.

— А есть шанс, что его отправят куда-нибудь на север или юг Норвегии, подальше отсюда?

— Сейчас вряд ли. Кстати, я рада, что ты знаешь правду. Я больше ни с кем не могла бы поговорить так, как разговариваю с тобой. Я люблю Эрика и всегда буду его любить. Я жду его возвращения, и если он любит меня так же, как я его, то он не станет слушать других. И еще я надеюсь, что сделаю все, что в моих силах, чтобы Эдварда не забрали в заложники.

Впервые за все время Джоана заметила, как похожи ее мама и Керен. Они обе обладали большой силой воли.

Когда выходные закончились. Джина облегченно вздохнула, потому что беспокоилась, что Джоана случайно обмолвится при Эдварде о настоящем положении дел. После отъезда дочери она решила, что теперь они увидятся не скоро.

— Как ты провела выходные? — спросил Том в понедельник утром.

— Не очень, — ответила она. — Благодаря тебе в своей деревне я теперь значусь в черных списках.

— Что ты хочешь сказать?

Она рассказала, что о ней говорят в деревне.

— Так ты не хочешь поехать домой на какое-то время? — Он подошел к ее столу, и она выложила перед ним письма.

— Все верно.

— Присядь на минуту.

Она послушно села.

— Есть кое-что, о чем я долго размышлял с тех пор, как ты устроилась сюда. Я бы хотел, чтобы ты выслушала меня, прежде чем примешь решение.

— Я слушаю.

— Сейчас я разговариваю с тобой не как твой начальник, а как друг и член твоей семьи. Ты помнишь мою жену, ведь так? Когда она умерла, тебе было лет двенадцать или тринадцать.

— Тринадцать, и я хорошо помню Ингрид. Она была такой яркой и всегда веселой.

— Да, замечательная хозяйка вечеринок, которые мы любили устраивать. Я до сих пор скучаю по ней, особенно когда провожу выходные дома в одиночестве. А ты бы смогла принимать гостей в моем доме? Ты молодая и красивая, и ты бы понравилась моим гостям. Тебе не стоит волноваться, все знают, что ты моя племянница.

Ее первым желанием было отказаться. Ведь известно, как называли тех, кто якшался с немцами. Она задумалась, желая полностью осознать ситуацию.

— Я не совсем поняла, что ты имеешь в виду… Кто-то может подумать, что ты покровительствуешь мне по другой причине?

— Что-то вроде того.

Она засмеялась.

— Том! Как ты старомоден! Я же приехала сюда не прямо с фермы. Я работала в Осло и сумею постоять за себя.

— Как хочешь. — Он смущенно улыбнулся. — Это просто означает, что я отношусь к тебе со всей душой и сказал об этом из лучших побуждений, уверяю тебя.

— Я и не думала сомневаться. Что мне придется делать? Составлять меню? Организовывать вечеринки? Приглашать группы, чтобы выступали на танцах? Я уверена, что у тебя есть список женщин, которых ты приглашаешь на такие мероприятия.

Он прищурился.

— Ты все очень хорошо понимаешь. Женщина, которая была превосходной хозяйкой в моем доме, уехала, когда в нем появились немецкие офицеры. Пока ее никто не смог заменить. Ты бымогла попробовать.

— Дай мне несколько дней, чтобы подумать. — Ей необходимо было посоветоваться.

— Естественно. — Если понадобится, я смогу отпускать тебя пораньше, чтобы успеть все приготовить. Иногда по выходным приходят лишь один-два офицера. А бывает, на вечеринку собирается веселая компания.

— Вообще-то, я в первую очередь секретарь, но так как мы родственники, я бы могла попробовать.

Он был рад, что взял ее на работу. Не было дня, чтобы она разочаровала его; она отлично справлялась со своими секретарскими обязанностями и выглядела очень привлекательно.

Более того, когда совсем потеплело, она перестала носить свои ужасные чулки, и ее красивые загорелые ноги только подчеркивали ее красоту.

— Если ты сделаешь то, о чем я прошу, это многое будет значить для меня. — Его тон сделался более конфиденциальным. — Сейчас я расскажу тебе, чем ты можешь помочь мне в достижении моей личной цели. Я надеюсь попасть в правительство, поэтому контакты, которые у меня налажены в настоящее время, впоследствии могут стать исключительно полезными.

— Но для этого тебе придется вступить в фашистскую партию, — произнесла она, не подумав. В тот же момент до нее дошло, что он уже давно связан с нацистами, и она разозлилась на себя. Она совершенно забыла, что работает среди врагов.

— Я вступил в партию, — сказал он, пожав плечами. — Именно поэтому я и занимаю сейчас это положение. Иначе я был бы не я. Я не собираюсь давить на тебя, уговаривать стать членом партии, так как догадываюсь, что ты еще не вполне готова. Я понимаю тебя, потому что тоже не сразу пришел к этому. — Он почувствовал, что между ними возникают все более и более доверительные отношения. — Хорошо, что мы можем быть с тобой откровенны, и я хочу, чтобы ты доверяла мне, Джоана, впоследствии, ты могла бы поехать со мной в Осло. Как насчет того, чтобы стать секретарем преемника Квислинга в будущем?

Джоана улыбнулась.

— Спросишь меня об этом как-нибудь потом. Думаю, тебе до этого предстоит пройти еще большой путь.

— Я должен его пройти. Послушай, я был бы тебе очень признателен, если бы ты сопровождала меня на вечеринку в офицерский штаб сегодня вечером. Нам нужно лишь нанести короткий визит, остаться там на часок-другой, но тем самым ты дашь понять, что не брезгуешь немецкой компанией.

Быстро подумав, она ответила:

— С удовольствием, Том.

— Вот умница. Так, значит, мы идем вместе сегодня вечером? Отлично.

Вернувшись к работе, она смотрела на печатную машинку невидящим взглядом. События начали развиваться слишком быстро. Астрид, которая никогда ничему не удивлялась, и сейчас осталась верной себе, задав необходимый вопрос:

— А что ты собираешься надеть?

— Это проблема. Том сказал, что женщины будут одеты красиво, а свое единственное вечернее платье я оставила в Осло. У меня есть только белое платье.

— Я думаю, что смогу помочь тебе. Пойдем в мою комнату.

Джоана последовала за ней наверх.

— Ты можешь что-нибудь поискать здесь. — Астрид открыла шкаф с одеждой и показала вечерние платья, юбки которых отливали коралловым, розовым, серым и зеленым. На них поблескивали золотые и серебряные нити вышивки. — Что скажешь? Думаю, они подойдут тебе, мы с тобой носим один размер.

— Они фантастические. Позвольте мне примерить, — сказала Джоана, уже надевая через голову одно из платьев.

У Астрид оказалось двенадцать вечерних платьев, и все они были неповторимы по своей красоте, сшиты из шифона, крепдешина и шелка.

— Эти туалеты всегда были моими любимыми, и до оккупации я надевала их в театры и на банкеты.

Джоана не могла отказать себе в удовольствии перемерить все туалеты, ведь за три года войны она не видела ничего подобного. Она примеряла каждый наряд, изображая модель на подиуме, а Астрид сидела на краю кровати и аплодировала, как потенциальный покупатель.

Том подъехал к дому вовремя. Как оказалось, он бывал на вечеринках, устраиваемых немцами в соседней части дома, и поэтому хорошо знал адрес. Выйдя из машины, он подошел к калитке, а Джоана как раз направлялась ему навстречу. Позже он признался, что если бы был моложе, то точно свернул бы шею, оборачиваясь, завидев такую красавицу. Она выбрала платье из крепдешина, которое выгодно подчеркивало ее миниатюрную фигуру, уложила волосы по-новому, зачесав золотые шелковые пряди назад и заколов их заколкой из слоновой кости. На ней не было никаких украшений, из аксессуаров она захватила с собой только шаль.

— Привет, Том. Я знала, что ты будешь пунктуален. Это твоя машина? Очень красивая.

Он подскочил, чтобы открыть перед ней дверь, и она плывущей походкой подошла к автомобилю. Когда они выехали на дорогу, она заметила, что он улыбается.

Вечеринка устраивалась в штабе гарнизона, располагавшемся на окраине города. Джоана с Томом появились на пороге длинной комнаты, где когда-то проходили общественные мероприятия. До них доносилась веселая болтовня, звон бокалов, которые наполняли официанты в белой одежде, и слышалась музыка. Джоана поймала себя на мысли, что уже начала привыкать к своей работе в офисе среди немцев, к их форме и флагам но, войдя сюда, она взглянула на все по-новому, и ярость охватила ее. Никто не приглашал их в ее страну. Выражение ее лица стало отчужденным.

Офицеры оказывали ей навязчивые знаки внимания, и она вспомнила фразу Астрид, которую та сказала ей перед выходом:

— В таком наряде тебе можно встречаться с самим королем.

Однако ее ждала встреча с капитаном СС. Она уже успела разглядеть их формы, мелькавшие в зале. Один из них наклонился к ней, и ей пришлось улыбнуться.

— Фройлен, так приятно видеть вас. Что я могу принести вам выпить? Вы не откажете мне в танце?

Она танцевала со многими, улыбаясь им всем, и пыталась уловить хоть что-то важное для себя из их разговоров.

Том был знаком с несколькими другими женщинами, присутствовавшими на вечеринке, но он не танцевал, предпочитая сконцентрироваться на ликере и беседе с теми, кого знал, и с теми, с кем хотел познакомиться получше. Когда подали ужин, он отыскал Джоану, чтобы убедиться, что с ней все в порядке и она не скучает.

Она стояла с подвыпившими офицерами, которые развлекали ее своими шутками, и, хотя она смеялась, он заметил, что она обрадовалась при его появлении.

— Я думаю, нам пора уходить, Том. — Она не дала ему возможности предложить поужинать. — Я только возьму шаль. Всем приятного вечера.

Молодые офицеры шутливо пытались удержать ее, но она решительно взяла под руку Тома и повела его из зала.

— Разве ты не проголодалась? — спросил он, с сожалением подумав об ужине.

Там подали обжаренную холодную свинину, ветчину, красную капусту и салями, а еще яблочный пудинг и много всего вкусного.

— Я перекусила с Астрид, когда выходила из дома.

От вида стола у нее закружилась голова. Изобилие еды шокировало ее больше, чем враги в униформах. Она подумала о своем народе, который почти голодал. Астрид никогда не жаловалась, не считая шутливого тона, когда рассказывала, как в магазине прямо перед ней был продан последний кусок мяса. Сейчас у нее перед глазами стояла огромная чаша с апельсинами. Норвежские дети уже успели забыть, какие они на вкус, а те, кто родился после захвата страны, и вовсе не знали, что это такое. Джоана резко остановилась, когда они подошли к лестнице.

— Я бы хотела один апельсин.

— Я возьму пару, — ответил он.

Это спасло им жизни, потому что, когда он вернулся в зал, а она осталась ждать его в холле, на выходе прогремел мощный взрыв. Взрывной волной убило охранников, а припаркованные машины разбросало как игрушки. Окна в здании повыбивало, и стекла хрустели под ногами Джоаны и Тома, когда они спускались вниз. Зеркало, висевшее на стене, разбилось вдребезги. Послышались крики, женские вопли и топот. В воздухе стоял запах гари и пыли, которая забивалась в нос и оседала в горле.

— Джоана, ты в порядке? — закричал Том.

— Думаю, да. — Повернув голову, она увидела кровь, стекающую по его щеке. — Ты ранен!

— Наверное, в меня попал осколок. Не о чем беспокоиться. Дай мне руку, пойдем посмотрим, чем мы сможем помочь. — Они снова вернулись в толпу офицеров. Сейчас здесь царил хаос, у одной из женщин началась истерика. Залепив ей пощечину, чтобы привести ее в чувство, Джоана догнала Тома. У нее были кое-какие навыки поведения в подобных ситуациях. Вскоре появился доктор, которого подняли с кровати, и он зашел в помещение в белом халате, надетом прямо на пижаму. Том нашел уцелевшую бутылку бренди и предложил Джоане выпить.

Она сделала глоток, не дыша, и вернула бутылку Тому.

— Доверяй мне, когда нужно найти что-то самое лучшее. — Он со смехом стал предлагать выпить остальным.

Когда они вышли, Том увидел свою искореженную машину.

— Придется добираться пешком.

Том совсем не привык ходить пешком. К тому же дорога поднималась в гору. В суматохе Джоана потеряла туфель и шла босиком по обочине дороги, поросшей травой. Повсюду были немецкие солдаты, проверявшие у прохожих документы, Джоана с Томом не вызвали у них подозрений. Когда они подошли к дому Астрид, Том достал из кармана апельсин.

— Я захватил его, когда ходил за бренди.

— О, Том. — Она взяла апельсин, не понимая, как ее дядя может вызывать в ней столь противоречивые чувстве. — Спасибо, что не забыл.

Войдя в дом, она наткнулась на Астрид, которая вышла из комнаты в ночной рубашке.

— Иди сразу в подвал, Джоана, — прошептала она. Потом у нее вырвался вздох, когда она увидела, на кого похожа Джоана. Босая, в порванное платье, лицо перепачкано грязью. — Я слышала, где-то был взрыв. Ты была рядом?

Джоана кивнула и внезапно почувствовала, как она устала.

— Я взяла апельсин для соседского мальчика, — произнесла она, отложив его в сторону. — И я боюсь, что ваше изумительное платье теперь в ужасном виде.

— Ты жива, моя девочка, а все остальное неважно. Сейчас спустись в подвал, а утром расскажешь мне обо всем, что случилось. Ты еле стоишь на ногах.

— А вы знаете, кто в подвале?

— Был Гунар, а есть ли с ним кто еще, не знаю.

Подавив тяжелый вздох, она нашла под лестницей потайной ход. Свет фонаря ударил ей в лицо, и она не успела опомниться, как ее схватили и бесцеремонно швырнули на стул. Из темноты раздался голос Гунара:

— Где тебя черти носят? Ты заставила нас ждать.

Она ответила ему тем же самым злым тоном, щурясь на свет:

— Танцевала с офицерами, чтобы помочь освободительному движению, и чуть не погибла от взрыва, а потом босая шла пешком домой. Это веская причина, для того чтобы опоздать? Тем более что я не знала о вас. Кто еще с тобой?

Она попыталась прикрыть глаза, чтобы всмотреться, но свет слепил ее.

— Что за двойную игру ты ведешь? Тебя посадили в офисе Рейна, чтобы ты получала необходимую информацию, а не браталась с ними. Сегодня вечером тебя видели в машине, на которой ты приехала в их штаб.

— Я расскажу, как все произошло. Возможно, я неправильно поступила, не согласовав это с вами. Но если бы я и сегодня не приняла приглашения, то получилось бы, что я слишком часто отказываю немцам. Том уже намекал на это.

Джоана услышала слабое эхо своего голоса, отразившееся от каменных стен. Хотя она никого и ничего не видела из-за света, бившего в глаза, она почувствовала, что в помещении находятся несколько человек.

И тут Гунар произнес слова, которые повергли ее в шок:

— А это правда, что когда тебя вызвали на допрос в Осло, то почти сразу же отпустили? Свобода в обмен на сотрудничество с врагом? Разве не странно, что немцы собирались арестовать твоего отца, но не сделали этого? Кто придумал историю, которую ты сейчас рассказываешь нам?

Она чувствовала себя все более и более измученной, с трудом держала голову, и только неподдельный страх не давал ей расслабиться окончательно. Во время взрыва она наглоталась пыли, и у нее так пересохло в горле, что только глоток свежего воздуха мог помочь ей, но сама она не решалась сказать об этом.

— Я обвиняю тебя в том, что все это время ты снабжаешь нас бесполезной информацией, — жестко произнес Гунар.

Джоана приставила пальцы к вискам, чтобы унять боль и собраться с мыслями. Потом, опустив руки на колени, заговорила тихим голосом, потому что пыль, осевшая в горле, не давала говорить ей громче.

— Меня только что упрекнули в бесполезности моей работы. Я не осознавала ее значительности, но сейчас понимаю. Если бы не я, то никто бы из вас не узнал о планах немцев перенести склад боеприпасов севернее к Норвику два дня тому назад.

Она почувствовала, как атмосфера изменилась. Люди в подвале зашевелились. Гунар заговорил с ней совершенно другим тоном:

— Некоторые из нас знали об этом, другие нет. Прости меня за резкость. Ты отлично справилась. Повремени немного, люди, которых ты не знаешь, сейчас должны уйти. — Он так направил свет фонаря, что она смогла разглядеть только тени людей, покидающих подвал. Она уронила голову, чувствуя себя полностью обессиленной. Гунар обошел стол и коснулся ее плеча. Она не шевельнулась.

— Запомни еще одно. Если тебя арестуют, попытайся хотя бы двадцать четыре часа не выдавать известных тебе имен. Больше никто не сможет выдержать под теми пытками, которые применяют гестаповцы.

— Я запомню, — пообещала она.

— Как ты себя чувствуешь? Как только ты вошла, все сразу заметили, что тебя качает от усталости. Но мне необходимо было провести этот «допрос», чтобы ни у кого не осталось сомнений, что ты не растеряешься, если гестапо начнет допрашивать тебя.

— Я бы не хотела, чтобы ты вновь так меня испытывал. — Она, казалось, по-прежнему не в силах пошевельнуться. — Ты знаешь, что в этом районе есть отделение СС?

— Нам известно. Это часть нового подкрепления. Надеюсь, сегодняшний взрыв дестабилизирует ситуацию и выведет остальных из равновесия. Сейчас ложись и спи. Ты заслужила хороший отдых.

Перед тем как выйти из подвала, она услышала, как он разговаривает с кем-то. Лампа на столе освещала то место, на котором сидела Джоана, и она подумала, что, наверное, пробыла здесь не меньше двух часов. Только выпрямившись и поднявшись, она заметила Стефена, стоявшего с другой стороны стола и смотревшего на нее. Глубоко вздохнув, она с силой сжала кулаки.

— Ты! Здесь! И ты ни словом не заступился за меня?!

Со всей силы она ударила по столу, забыв о лампе, которая упала на пол и покатилась, задев чернильницу. Резко повернувшись, она двинулась к выходу. Стефен одним прыжком догнал ее и схватил, но она попыталась вырваться.

— Прости нас с Гунаром, — выдохнул он, сжимая ее сильнее. — Мы не сомневаемся в тебе, но другие члены организации должны были убедиться в твоей преданности. Да перестань же вырываться!

Он впился губами в ее губы, и она страстно ответила на его поцелуй, прежде чем нашла в себе силы оторваться от него.

— Зажги спичку, — потребовала она разгневанно и отвернулась. — Я ухожу.

Нехотя он нащупал в кармане коробок спичек и зажег одну. Лампа, скинутая со стола, лежала прямо около него. Он поднял ее и поставил на стол. Джоана отошла к стене и устало прислонилась к ней, закрыв глаза. Сделав над собой усилие, она направилась к ступенькам и стала медленно подниматься, но не заметила, как он оказался около нее и, встав на колени, обнял и прижался лицом к ее животу.

— Когда же ты наконец поймешь, что значишь для меня больше всего в жизни? — Он говорил хриплым голосом, и она чувствовала теплоту его дыхания через тонкую ткань одежды. — Позволь мне провести с тобой эту ночь. Не отворачивайся от меня.

Джоана положила руки ему на голову, запустив пальцы в его густые волосы, и прижалась к нему. Слезы градом покатились по ее щекам.

Глава 10

На следующий день, когда Джоана пришла на работу в назначенное время, ее удостоверение личности и специальный пропуск перепроверили несколько раз. Видимо, это следствие событий предыдущей ночи. Она подумала, что сейчас надо быть предельно осторожной. Сев за рабочий стол, она просмотрела почту и отложила ее в сторону. Том опаздывал, что было очень кстати. У нее оставалось немного свободного времени, чтобы обдумать все произошедшее и собраться с мыслями.

Джоана печатала, когда появился Том. На голове у него была повязка.

— Рана оказалась намного серьезнее, чем я предполагал, — произнес он. — Утром мне пришлось поехать в госпиталь и наложить швы. А ты выглядишь замечательно. Прямо вся светишься. Никогда не скажешь, что вчера вечером бомба взорвалась у тебя на глазах.

— Я уже подготовила почту, — сказала она и выложила перед ним бумаги.

Прошло больше месяца, прежде чем Тому выдали новый автомобиль взамен взорванного. У него была возможность выбрать машину из нескольких предложенных. Он отказывался до тех пор, пока ему не подобрали то, что его наконец устроило.

Как только автомобиль оказался в его распоряжении, он повез Джоану в свой дом. В детстве она была там однажды, он запомнился ей как огромная резиденция. Том с удовольствием бы приглашал в гости их семью, если бы Джина открыто не показывала свое нежелание общаться. Теперь, когда Джоана общается и работает с ним, он почувствовал себя частью их общей семьи.

Он взглянул на нее, когда они ехали по дороге, и заметил, что она погружена в свои мысли.

— Когда вы ожидаете возвращения Рольфа? — спросил он.

Заключенные учителя, отбывавшие наказание в Арктике, были освобождены. Больше не имело смысла держать их там после того, как нацистские организации учителей и молодежи потерпели фиаско.

— Я даже не представляю. Судя по тому, что я читала, их выпускают партиями по несколько человек, и поэтому никто не знает, когда наступит его очередь. Ему придется искать другую школу, потому что нельзя уволить учителя, которого взяли на его место. — Она замолчала, разглядывая осенний пейзаж за окном. — Зачем ты снял квартиру в городе, когда мог бы жить здесь?

— Я снял квартиру на то время, пока у меня не было машины. Каждый день ездить домой было слишком трудно. Мне удобнее жить в квартире, потому что я бы не хотел, чтобы немцы обосновались в моем доме. Ну вот мы и приехали.

Дом действительно оказался огромным, таким, каким она запомнила его в детстве. Он был построен предком жены Тома в конце восемнадцатого века и был копией дома, который стоял в городе и завоевал первое место среди трех лучших особняков, принадлежащих самым богатым женщинам. Издалека могло показаться, что сделан он из слоновой кости.

— Как будто я была здесь только вчера, — воскликнула Джоана. — Он, как и тогда, кажется мне сказочным.

— Пойдем. — Он взял сумки с заднего сиденья.

Том специально решил никого не приглашать на эти выходные, так как хотел, чтобы она успела осмотреться и решить, что надо изменить в доме.

Она остановилась на крыльце, чтобы посмотреть на залив фьорда и склоны, спускавшиеся за ним. Прямо у берега находилась пристань, несколько лодок покачивались на воде. Невозможно было найти более идеального места для строительства дома. Мебель в доме тоже была эпохи восемнадцатого века. Том шел впереди Джоаны, открывая перед ней двойные двери.

— В старых комнатах я провожу вечеринки, — объяснил Том.

— Это сразу видно. Великолепные полы все в жирных и винных пятнах.

Вытянув руку, он широким жестом провел по комнате.

— О чем я и говорю. Дома просто необходим человек, который за всем будет следить.

— А где твоя домработница?

— На кухне, я думаю. Нужно дать ей знать, что мы пришли.

В хорошо оборудованной кухне, которую также нельзя было назвать чистой, никого не оказалось. Домработница сидела на балконе и загорала. Она задрала юбку, подставив обнаженные ноги последним лучам сентябрьского солнца. На вид ей было не больше девятнадцати-двадцати лет. Джоана обернулась и посмотрела через плечо на Тома, состроив гримасу.

— Ты взял ее на работу за то, что она умеет готовить, или за длинные ноги?

Он ухмыльнулся.

— Ее мать приходит сюда по выходным и готовит.

— Иди заплати ей за неделю, а я пока подумаю, что нам можно приготовить, но только сначала поднимусь наверх.

Из окна спальни она видела, как девушка уходит, недовольная, неся в одной руке чемодан, а в другой сумку, Джоана обошла второй этаж, вошла в комнату домработницы и распахнула окно. Когда она вышла, навстречу ей поднимался по лестнице Том с сумками в руках.

— Ты выбрала себе комнату? — поинтересовался он.

Она кивнула.

— Ту, что в конце коридора.

Он бросил сумку у двери своей спальни, а ее вещи отнес а комнату, которую она выбрала. В этой комнате был балкон, расположенный над верандой, и запасной выход. Она это отметила про себя — в последнее время она стала предусмотрительней.

— Она не очень просторная, — сказал он с сомнением в голосе. — Я надеюсь, ты будешь приезжать сюда часто, и мне хочется, чтобы тебе нравилось здесь.

— Она замечательная.

На кухне Джоана без труда нашла продукты, чтобы приготовить вкусный обед. Том получал специальные заказы, так как немцы были частыми гостями в его доме. Но она не смогла пересилить себя и приготовила скромный обед.

— Я уверен, что ты хорошая хозяйка.

После обеда Том развел огонь в камине, потому что к вечеру стало холодать. Дрова весело потрескивали, Джоана просматривала книги и слушала радио. Так как он сотрудничал с немцами, ему разрешалось иметь в доме радио.

Утром Джоана решила прогуляться. Проходя по берегу, она увидела рыбацкую деревню. На пристани стоял немецкий охранник.

Том согласился, что никого не нужно приглашать в дом, пока она не устроит все по-своему. Не составило труда организовать бригаду уборщиц, которых ежедневно привозили из офисных зданий. Они отмыли пожелтевшие от табака стены, красиво задекорировали потолки и удалили все пятна со старинных полов.

На выходные Джоана поехала домой, чтобы встретиться с Рольфом. Его отпустили одним из последних, и она уже разговаривала с ним по телефону. Том порадовался вместе с ней.

— Я передам с тобой бутылку шампанского, чтобы ваша семья отметила возвращение Рольфа.

Она потупила взгляд.

— Боюсь, они ее не примут. Том.

Он пожал плечами, и ему в очередной раз сделалось не по себе из-за того, что его родственники отвергают его.

— Но все равно, пожелай от меня Рольфу всего наилучшего.

Для Керен возвращение Рольфа было особенно мучительно. Он совсем исхудал, хотя для учителей лагерные условия считались облегченными, жизнь там была далеко не сладкой. Увидев его после такого длительного отсутствия, она всматривалась в выражение его лица, в его глаза и улыбку, и ей казалось, что она видит Эрика.

Она с удовольствием наблюдала, как они общаются с сестрой. Она всегда считала, что все трое детей унаследовали от Эдварда доброе сердце. Джина, как всегда, была более сдержанна, хотя она вся светилась и улыбка не сходила с ее лица.

— А что теперь, Рольф? — спросила Джоана, когда первое возбуждение от долгожданной встречи улеглось, и они собрались за круглым столом.

— Мне предложили работу в Алесунде. Я начинаю сразу после рождественских каникул.

— Тогда увидимся там.

Джина разливала кофе в чашки, когда увидела Карла Мюллера, приближающегося к дому. Заметив ее, он остановился. Джина кивком головы дала знать Керен о его приходе. Керен послушно и спокойно вышла из комнаты. И она, и Джина старались по возможности скрывать от Эдварда частые визиты немца. Эдварда сильно расстраивали прогулки Керен с ним.

— Этот нацист снова пришел, да? Я не могу смириться с тем, что она ходит с ним. И что Керен нашла в его компании? Она же не влюблена в него. Даже я вижу это.

Джина быстро подошла и положила руку ему на плечо.

— Не надо ничего придумывать. Помнишь, что я всегда говорила? Мы не можем быть эгоистами. Во время твоей болезни она не отходила от тебя и сейчас продолжает беспокоиться за твою жизнь. — Джоана повернулась к Рольфу, которому успела рассказать о Керен, и шепнула ему: — Рано или поздно он обо всем догадается.

— Возможно, ему стоит рассказать, как только он поправится окончательно. Естественно, Керен могла бы убедить его не предпринимать никаких действий.

— Я точно так же считала, как только узнала правду.

Керен надела пальто, вязаную шляпку и вышла на улицу.

Была середина декабря, но долина оставалась зеленой. В атом году снег не выпадал долго. Карл был в каске, которую она терпеть не могла, а шинель делала его в два раза толще. Ей было достаточно взглянуть на него, чтобы тревога охватила ее.

— Что случилось? — спросила она.

— Я получил назначение. Я уезжаю сегодня.

Она уставилась на него, изо всех сил стараясь не показать своей радости. Ее ночной кошмар закончился. Он собирался уезжать, и возможно, к своему счастью, она никогда не увидит его снова. Ей стоило огромных усилий скрыть облегчение, не пуститься в пляс, не откинуть голову и не захохотать так, чтобы смех эхом прокатился по долине. Чтобы скрыть свою реакцию, ей пришлось закрыть лицо руками. Но он истолковал этот жест по-своему.

— Не расстраивайся, Керен. Меня отправляют куда-то на побережье. Это мой долг. Мы захватим Британию. Ты знаешь, как мы называем твою страну? Крепость Норвегия.

Она опустила руки.

— Так ты пришел, чтобы попрощаться?

— Боюсь, что так. Пойдем со мной. Нет, нет, сегодня не вниз по долине, чтобы все нас видели, а в другую сторону, где мы будем одни. Нам нужно о многом поговорить. Ты знаешь, я не из тех, кто пишет много писем, но я бы хотел хоть иногда получать от тебя вести.

Она молча слушала. Он напрасно будет ждать писем от нее. Конечно, он может решить, что они просто не доходят до него. Она страдала от его поцелуев, грубых объятий, и сейчас все это заканчивалось. Они шли по тропинке между деревьями.

— Эти месяцы для меня были самыми счастливыми, — продолжил он, раздвигая ветви деревьев, чтобы пропустить ее. — Я не могу выразить словами, что для меня значило снова встретиться с тобой после стольких лет. Это… — Откуда-то выскочил заяц и перебежал им дорогу. Карл автоматически схватился за винтовку.

— Не стреляй! — закричала она.

Заяц был белый. Он уже успел сменить шубку на зимнюю и из-за этого стал легкой мишенью.

Он засмеялся и опустил винтовку.

— Ради тебя я позволю ему уйти. — Он обнял ее, и они пошли дальше. — У меня такая реакция, потому что я постоянно начеку.

— Тебе нечего здесь бояться. В этом тихом месте никого нет.

— Об этом я и думал, пока заяц не выскочил. — Он просунул пальцы в ее рукав. — Я буду скучать по тебе. — Он посмотрел вдаль. — Я хочу поговорить с тобой.

— Да? — Она с трудом скрывала радость от новости, что он скоро исчезнет из ее жизни. Впереди показалась маленькая деревянная хижина.

— Армейский клерк нашел для меня документы по делу Эдварда Рейна, и могу сказать, что вам больше не о чем волноваться. Его не заберут в заложники.

Ее лицо засветилось от счастья.

— Ты имеешь в виду, что нам больше не о чем беспокоиться?

Он тихо засмеялся, видя ее радость.

— Совсем не о чем. Никто не собирается забирать его.

Она закрыла глаза и покачала головой, не веря своему счастью.

— Я не знаю, как тебя благодарить за это. Я всегда буду благодарна тебе.

— Как благодарна?

Она увидела, что он смотрит на нее сальными глазами.

— Я говорю, — сказала она нервно, — ты доказал, что желаешь мне только добра.

— Это правда. А сейчас твоя очередь показать, что ты искренна со мной.

Продолжая пристально смотреть на нее, он снял каску. Они подошли к сторожке, и он показал винтовкой, чтобы она зашла внутрь. В этом месте хранилось заготовленное сено. Ее охватил страх, губы задрожали, и она покачала головой. Он нежно прижал ее к себе, но она попятилась назад.

— Ты же не хочешь, чтобы я доложил о состоянии Эдварда Рейна офицеру, который будет командовать вместо меня, ведь правда?

У нее пересохло в горле, и она не могла найти силы, чтобы заговорить. Отчаяние поглотило ее. Сопротивляясь ему, она потеряет все, к чему шла эти долгие месяцы. Она поняла, что ей не убежать. Шепот сорвался с ее белых губ:

— Нет, я бы не хотела.

С первого дня, когда офицер-медик осмотрел Эдварда Рейна, он знал, что дело закрыто, и никто не придет, чтобы забрать его в заложники. Он понимал, что Керен не согласится добровольно встречаться с ним, но у него не было времени ждать и надеяться.

Когда все закончилось, она медленно отстранилась от него и лежала съежившись. Ее одежда валялась рядом, а длинные светлые волосы разметались на сене, как легкая ткань. Он нагнулся и нежно коснулся ее лица. Она вздрогнула от его прикосновения. Он сделал шаг назад, не желая уходить, не услышав от нее прощальных слов. Но он так и не услышал их. Выйдя из хижины, он оглянулся и посмотрел на Керен долгим взглядом. Потом резко поднял голову и оглядел верхушки деревьев, уверенный, что слышал хруст. Но ничего. Вспомнив зайца, он покачал головой. Двинувшись по узкой тропинке в обратную сторону, он закурил сигарету.

Она продолжала дрожать и, казалось, была не способна мыслить. Все это она сделала ради того, чтобы Эдвард был в безопасности. Она засунула пальцы в рот и попыталась вызвать рвоту.

Звук чьих-то шагов заставил ее выпрямиться. Она испугалась, что это вернулся Карл, но вместо него на пороге стоял юноша с соседней фермы, а за ним вбежали два его брата, которых она хорошо знала. На их лицах читалось презрение.

— Ты грязная немецкая шлюха!

И она увидела у него в руке ножницы для стрижки овец.

— Нет! — пронзительно закричала она и попыталась проскочить мимо них. — Нет, пожалуйста.

Они втроем схватили ее. Она кричала и вырывалась, но сильная рука закрыла ей рот и нос. Ее усилия вырваться были тщетны. Дикими глазами она смотрела, как ее волосы прядь за прядью падают на пол, а потом почувствовала, как бритва касается ее головы, и теплая кровь стекает по лицу и шее.

Керен вылетела из сторожки и с плачем побежала по дороге, пытаясь скрыться в лесу, но услышала за своей спиной ужасающие вопли своих преследователей. Они схватили ее и, как сопротивляющееся животное, снова поволокли на дорогу, чтобы на всех окрестных фермах видели ее позор. Не помня себя от ужаса, она начала кричать, и звук ее голоса разносился по лесу. Тогда соседские парни отстали.

Не зная, что бежит одна, она продолжала кричать в истерике, и даже не заметила, что прибежала домой. Все выскочили за ворота, Рольф сильной рукой поймал ее, а Джоана помогла ему, вцепившись в ее рукав. Они повели ее в дом. Сидя на кухонной скамейке за столом, укутанная в теплую шаль, она продолжала дрожать, и им пришлось по глотку вливать в нее успокоительный чай. Когда раны на голове обмыли и намазали йодом, ее глаза наполнились слезами.

В тот день Керен так и не заговорила, а к полудню следующего дня спустилась вниз, надев на голову платок. Джоана с братом только что пришли с прогулки, а Джина писала письма. Керен спокойно обратилась к Джине:

— Твоему мужу ничто не угрожает. Его имени нет в списках. И больше нечего бояться, потому что Карл уехал отсюда.

Из глаз Джины потекли слезы благодарности. Отложив ручку, она прижала пальцы к трясущимся губам.

— Я не хотела, чтобы мы добились этого такой страшной ценой.

— Я знаю, но мои волосы отрастут. Я хочу вернуться домой. Думаю, мне нетрудно будет получить разрешение на переезд и найти работу где-нибудь в другом месте. Немцы сочувствуют женщинам, с которыми обошлись так, как со мной.

Джоана сделала решительный шаг в ее сторону.

— А когда ты вернешься назад?

— Я не вернусь. Простите, что уезжаю, но я должна.

Джина медленно встала со стула, сложив на груди руки.

— А как же Эрик?

— Я надеюсь, что он забудет меня. Это все, что я могу сказать.

Джина очень переживала за девушку и решила поговорить с Эдвардом, который был во дворе. Он начал колоть дрова, и с каждым днем у него это получалось все лучше и лучше.

— Сядь, Эдвард, — сказала она ему, — мне нужно кое-что рассказать тебе.

Она села рядом с ним на деревянную скамейку. Выслушав ее, он закрыл глаза руками, и слезы проступили через пальцы. Лишь однажды она видела его в таком состоянии, давно, еще а начале их совместной жизни.

— Бедная девочка.

Затем Джина вошла в дом и послала к нему Керен. Спустя какое-то время она выглянула и увидела их сидящими на скамейке. Керен обнимала его, а он все так же сидел, склонив голову, а ладони были зажаты между коленей.

Незадолго до этого Джоана вошла в комнату, где Керен укладывала вещи.

— Послушай меня. Я могу предложить тебе работу. После того, через что тебе пришлось пройти, возможно, ты даже близко не захочешь подойти к немцам, и я пойму, если ты откажешься. Тому Рейну нужна домработница на выходные дни. Он живет недалеко от твоей родной деревни. Большую часть времени ты будешь в его доме одна.

Керен закрыла крышку чемодана.

— Это туда ты ездишь?

— Да, это часть моей работы — общаться с врагом.

— По мне не скажешь, что у меня нет опыта в общении с ними. — Слабо улыбнулась Керен.

— Ну? Что ты думаешь по этому поводу?

Керен прошла к двери и закрыла ее. Прислонившись к ней, она посмотрела на Джоану.

— Думаю, у тебя должна быть веская причина, как была у меня, когда мне пришлось вступить в отношения с нацистом, а иначе Рольф просто не стал бы общаться с тобой. И я знаю, что Джина тоже. Она одобряет все, что ты делаешь. Я буду работать, а когда волосы отрастут, то поеду домой и навещу свою семью. Мне бы не хотелось, чтобы они видели меня в таком виде. И еще, я должна убежать от всего, что напоминает мне об Эрике.

— Тогда решено. Завтра я все улажу с Томом и добуду разрешение на твой переезд. Во вторник приходи в офис. И прямо оттуда поедешь в дом Тома.

— Спасибо.

— Не стоит благодарности. Ты не представляешь, что значит для меня иметь в доме человека, которому я могу доверять.

Рольф поехал сопровождать Джоану до города, так как было опасно отпускать ее одну после того, что случилось с Керен. Он спросил, беспокоится ли она по этому поводу.

— До сегодняшнего дня я спала спокойно, но теперь должна признаться, что не смогла бы беззаботно гулять по лесам и в горах, где я всегда чувствовала себя свободно и безопасно. Еще очень больно оттого, что знакомые и соседи больше не разговаривают со мной. — Она улыбнулась ему, скрыв свою грусть. — А ты местный герой. Я думаю, тебе пора пересесть с велосипеда на более солидное средство передвижения.

Он весело пожал плечами.

— Да, все время ездить верхом не очень-то удобно, скажу я тебе, но хорошо, что это продлится не так уж долго.

Что-то в его интонации насторожило ее.

— Ты думаешь о том, чтобы сбежать в Англию?

Он кивнул.

— После рождества. Я чувствую, что это мой долг перед родителями, после всего того, что они пережили.

— А я думала, ты едешь в Алесунд и собираешься работать там в школе.

— Я и собирался, пока не объявили, что для всех, кто значился в списках, дорога туда закрыта. Так что у меня появилась свобода выбора и я могу примкнуть к Норвежскому освободительному движению. Больше всего я хотел бы стать летчиком-истребителем.

— Скоро Рождество, и я встречу его с Астрид. Она совсем одна. Так значит, я не увижу тебя больше перед отъездом?

— Похоже не то.

— Тогда я пожелаю тебе удачи во всем. Может быть, ты встретишь Эрика в Англии.

— Я на это надеюсь.

Джоана не стала расспрашивать его о деталях отъезда. Она рассказала ему, что Стефен забрал передатчик из школы, а от радио она избавилась, чтобы не навлечь на себя неприятности. Он поинтересовался ее работой в офисе Тома Рейна, но не узнал о причинах, заставивших ее устроиться туда.

— Не делай опрометчивых шагов, — посоветовал он, когда они прощались.

— Я постараюсь, учитель Рейн, — пошутила она храбро. — Я буду представлять вас с Эриком сидящими в английском пабе за кружкой пива.

На побережье, менее чем в двадцати километрах от того места, где прощались Джоана с братом, Стефен ступил на борт рыбацкого судна. Впереди его ждало собрание в Лондоне, а позади осталось множество трудностей, недель одиночества и преследовавших его неудач.

В этот раз он не встретится с Делией. Она выполнила работу в Норвегии, передавая жизненно необходимую информацию британской разведке. Когда они расставались в последний раз, она дала понять, что это их последнее прощание.

— Прощай, Англичанин, — сказала она. — Не понимаю, почему тебя называют так и товарищи по борьбе. Где бы ты ни был, твое сердце всегда оставалось на этой земле.

В каюту корабля вошли два новых пассажира, собиравшихся совершить вояж через Северное море. Стефен догадался, что это были норвежские десантники, возвращавшиеся после разведывательной вылазки. Они обменялись приветствиями. Один из них вез елку небольшого размера, срубленную под корень. Снег, осыпавшийся с веток, растаял, и капли, упавшие на пол, поблескивали в свете каюты.

— Везу в Лондон, — объяснил вошедший.

— Для короля, да? — спросил Стефен.

— Правильно. Там в ссылке для него нет Рождества без елки из дома.

В первую неделю 1943 года Рольф был готов к побегу. Вместе с ним отправлялись еще шестеро, двое из которых были учителя его возраста, отбывшие заключение, а остальные — соседи. Они собрались в одном из домов, а на рассвете пробрались на рыбацкое судно.

Когда все было готово к отплытию, они услышали голос приближающегося охранника. В каюте все замерли, напряженно прислушиваясь. Стало понятно, что охранник вступил в разговор с местным рыбаком.

— Да уж, служить здесь охранником работа не из лучших, но я бы ни за какие деньги не поменялся с тобой местами.

Послышался гогот.

— Так все говорят, кто не привык к морю, а меня морем не напугать. Скажу тебе, что в свое время я видел волны высотой с горы. А сейчас отличная погода для рыбалки. Если завтра будешь на посту, увидишь, какого размера треску я выловлю.

— Мы меняемся каждые два часа. Мой напарник будет здесь. Можешь отдать рыбу ему.

— Договорились. Обычная цена, а рыба наилучшего качества.

Тяжелые сапоги застучали по палубе. Все замерли и затаили дыхание. Неужели им не повезет?

— Будем надеяться, что он не обнаружит нас, ну а если это произойдет, вы знаете, что делать. Мы не вооружены, и единственный способ — это броситься врассыпную, — успел прошептать Рольф.

На палубе слышались голоса. Охранник все еще продолжал разговор с капитаном о судне, которым тот очень гордился.

— Я покажу тебе кое-что интересное в каюте, громко сказал он.

Рольф отдал последний приказ:

— Не двигаться, пока он не войдет сюда.

Дверь со звяканьем открылась, и в каюту ввалился живот капитана. Хотя в каюте было темно, за его спиной в коридоре горел свет, и можно было разглядеть пассажиров. Резко остановившись, он присвистнул от удивления.

— Спокойно, ребята. Вы едете со мной в Англию. Дайте мне только время избавиться от охранника и сходить за женой. — С этими словами он потянулся к полке и, взяв что-то, снова вышел, захлопнув за собой дверь.

Напряжение не спало.

— Мы можем доверять ему? — возник первый вопрос.

— Возможно, он договаривается с охранниками, чтобы прислали подкрепление.

Рольф присоединился к разговору:

— Нам придется довериться ему, потому что иначе мы потеряем последний шанс сбежать в Англию, и вряд ли нам снова когда-нибудь представится такая возможность.

За дверью голоса капитана и охранника затихали, по мере того как они удалялись.

Спустя полчаса капитан вернулся и, резко открыв дверь, просунул голову внутрь.

— Моя жена не придет. Она слишком нервничает и не хочет рисковать. Я торгую фигурками, вручную вырезанными из дерева. Вы тоже можете получить от этого свою выгоду. Не высовывайтесь, пока мы не выйдем в море. — Он бросил пару пачек немецких сигарет.

Знакомый стук мотора привел судно в движение.

Из-за плохих погодных условий их путешествие продлилось сорок восемь часов. Они подплыли к Шитлендским островам ночью. Британские солдаты поднялись на борт, чтобы приставить к ним охрану до утра.

Они спали как сурки.

Рольф прошел ту же процедуру, что и его брат и тысячи других беженцев до него. Его отобрали в Королевские норвежские военно-воздушные силы и переправили в Канаду в летное училище.

Для него был великий день, когда после парада его зачислили в 331-й летный эскадрон, спустя всего лишь год после его побега из Норвегии. Эскадрон располагался недалеко от Лондона. Первое, что он увидел, попав на аэродром, — норвежский флаг на крыле самолета. Он носил военный китель, по традиции летчиков не застегивая верхнюю пуговицу, и очень этим гордился.

Уже в скором времени на его счету было много боевых вылетов. Каждую минуту своей жизни он проживал с полной отдачей, независимо от того, находился он в воздухе или на земле. Как-то он и двое его товарищей, возвращаясь после веселой вечеринки из Лондона, неожиданно наткнулись на машину короля. Водитель, бывший боец того же летного эскадрона, подвез их да еще дал им билеты на недорогие места в кинотеатре, которые купил для себя.

В тот памятный день, когда на его самолете была нарисована уже третья свастика, жизнь вдруг изменилась. Рольф влюбился в англичанку. Его белокурые волосы, акцент, голубая форма и погоны «Норвегия», а еще значок в виде крыльев на широкой груди не оставляли женщин равнодушными. Когда он увидел ее, идущую через данс-холл, ее яркая внешность и рыже-золотые волосы затмили все вокруг. Он направился к ней навстречу, она почувствовала, что это судьба.

— Могу я пригласить вас на танец? — Он заглянул в ее красивые зеленые глаза.

— Да, конечно.

Ей понравилось, как он поклонился. Она мягко, словно бабочка, порхнула в его руки.

— Я Рольф Рейн. А как вас зовут?

— Уэнди Таунсенд.

Так начались их отношения.

Глава 11

Джоана заметно нервничала, когда наступило время первой вечеринки в доме Тома, куда они направлялись вечером прямо из офиса. Некоторые из гостей приехали почти одновременно с ними. Начиная с этого момента и до вечера воскресенья она должна была улыбаться, общаться, скрывая свою ненависть к нацистам. Ей никогда не забыть того момента, когда однажды, спустившись по ступенькам лестницы, чтобы встретить подъехавшую машину с гостями, она увидела мужчину, которого надеялась никогда в жизни больше не встретить. Среди трех офицеров стоял Аксель Вернер в черной форме генерала СС. Он посмотрел на нее с изумлением.

— Джоана Рейн! Я никак не связывал твою фамилию с нашим гостеприимным хозяином. Майор Рейн только сказал мне, что вместе с ним гостей будет встречать его родственница. Я не видел тебя с того дня в Осло. Какой приятный сюрприз.

Мало того, что ей совсем не хотелось вступать вконтакт с этим неприятным типом, так еще ей совершенно ни к чему была его излишняя осведомленность. Вся ее деятельность теперь могла оказаться под угрозой. Она словно окаменела, но ей пришлось выдавить из себя улыбку.

— Вот видите, Аксель, ваши советы не прошли для меня даром.

Он готов был поверить, что перетянул ее на свою сторону в том откровенном разговоре.

— Вот и отлично, моя дорогая девочка. Я горжусь тобой.

Оба офицера, приехавших с ним, заинтересовались их разговором.

— О чем это вы?

Аксель сделал шаг вперед и протянул ей руку.

— Это наш маленький секрет, правда, Джоана?

Она попыталась вложить в свой ответ теплоту:

— Абсолютно верно.

Немного наклонившись к нему, она добавила с видом заговорщицы:

— Я думаю, все же есть один секрет, который мы можем раскрыть. Мы с Акселем знали друг друга еще в детстве.

— Да, повезло оберштурмбанфюреру СС Вернеру!

— Некоторым всегда улыбается удача, — поддержал его второй офицер.

— Естественно, я был уже юношей, когда Джоана родилась, — произнес он галантно.

Том весь светился, когда представлял Джоану. Она выглядела великолепно: стройная, в простом платье из кремового бархата, с нитью необычных камней на шее. Астрид имела в своем гардеробе множество различных нарядов на все случаи жизни. Том решил приобрести для нее несколько пар французских шелковых чулок и впредь пополнять их запасы, хотя доставать их становилось все труднее. У нее было желание отказаться, и возможно, она бы так и сделала, если бы выглядеть элегантно не было частью ее роли.

— Сейчас, джентльмены, фрекен Холстид покажет вам ваши комнаты. А потом, пожалуйста, присоединяйтесь к нам, чтобы выпить перед ужином, — сказал Том.

Керен, ждущая в стороне, вышла вперед. Джоана повязала ей на голову шелковую ткань, изобразив стильный тюрбан. Ее волосы уже немного отросли, но пока что было рано открывать голову. В то время в моде были длинные волосы, как минимум длиной до плеч.

Ожидая, пока гости вновь соберутся внизу, Том налил Джоане выпить и протянул ей бокал. Они сидели в комнате с розовым потолком, и языки пламени в старинном камине плясали, отражаясь на полу из светлой сосны.

— Вот это совпадение, что ты знакома с оберштурмбанфюрером СС, Джоана.

— А где он остановился?

— В настоящее время вместе с несколькими офицерами секретной службы он занимает дом в городе. Этот район фактически принадлежит ему. Он уничтожает всех, кто пытается бороться за освобождение.

— Правда? — Джина посмотрела на огонь. — Он что, собирается навсегда поселиться здесь?

Состроив кислую мину, Том посмотрел на открытую дверь и понизил голос:

— Его направили сюда после того взрыва. Говорят, рейхскомиссар высокого мнения о нем. Он опасный человек.

— В это я могу поверить.

Со стороны лестницы послышался гул голосов.

— Они идут. — Том подошел к столу, на котором стояли бутылки.

Тот вечер напоминал обыкновенную вечеринку. Том сидел во главе стола, а Джоана напротив него. Керен в белом кружевном фартуке выполняла роль кухарки. Простая, красиво украшенная еда всем понравилась. Аксель был в хорошем расположении духа и много шутил. Ему нравилось то, что он так же давно знает Джоану, как и Том. Почему-то ему казалось, что это дает ему преимущество перед другими гостями.

Офицеры не скрывали друг от друга, что считают его занудой. Похоже, он упивался звуками собственного голоса, с удовольствием рассказывая анекдоты. Гости изо всех сил пытались быть остроумными в присутствии молодой красивой женщины. Выждав подходящий момент, оба товарища Акселя по очереди оказали классические знаки внимания Джоане, но ее твердый отказ восприняли с пониманием. За время их частых визитов она успела присмотреться к ним и даже подружиться, что было невозможно с Акселем. Они не были такими фанатиками нацизма, как он, и служили своей стране, исполняя гражданский долг в сложившихся политических обстоятельствах. Она очень переживала, когда одного из них убили во время рейда британских десантников на побережье.

Джоана придерживалась тактики, которую избрала с самого начала: никогда не задавать вопросов, касающихся военных дел. Со временем ей удалось многое передать Гунару, и для этого не требовалось прилагать больших усилий. Она просто садилась возле камина после ужина и тихонько слушала разговоры пьяных офицеров, которые забывали, что она находится среди них. Военных секретов они не обсуждали, но часто ей удавалось услышать информацию, которая уже была известна участникам освободительного движения, но они с удовольствием получали подтверждение из любого источника. Время от времени Джоана докладывала, какой была реакция немцев на те или иные события. Особенно бурно они обсуждали поражение под Сталинградом.

В основном генералы разговаривали о войне. Они продолжали считать себя главенствующей расой, достойной доминировать в мире, и не сомневались, что в будущем именно так оно и будет.

— Даже если эта война продлится сто лет, все равно мы победим, — однажды вечером произнес Аксель, когда ужин уже закончился и офицеры переместились на веранду. — Как сказал Геббельс: «Никто не должен нас любить. Но мы заставим всех нас бояться!»

Джоана и раньше слышала эту цитату. Она прошла в гостиную, где Керен убирала с обеденного стола.

— Для этого не понадобится сто лет, — ответил кто-то из присутствующих. Джоана узнала пьяный голос одного из офицеров с отталкивающей внешностью, который приехал первый раз. Он попытался приставать к Керен, когда она показывала ему его комнату. Это был первый инцидент такого рода, и все обошлось только потому, что офицер уже приехал в полупьяном состоянии и еле держался на ногах. Керен удалось оттолкнуть его и убежать. Она была бледная и вся дрожала.

— Откуда у вас такая уверенность, обер-лейтенант? — поинтересовался Аксель.

— Я знаю это, потому что то, что сейчас производят в Телемарке, поможет нам завоевать мир и поставить его на колени перед фюрером. — Говоривший громко стукнул по полу каблуком.

— Заткни свою пасть, — произнес другой офицер, сидевший на соседнем стуле.

Джоана поняла, что пьяный офицер говорит о чрезвычайно секретном веществе, которое производят для изготовления бомбы на заводе в Верморке. После того как в январе не удалось разбомбить завод с воздуха, в феврале группа норвежских бойцов сопротивления взорвала часть завода, работая в чрезвычайно опасных условиях. Взрыв вывел из строя оборудование, на котором немцы изготавливали опаснейшее оружие, которое, как уже было известно, называлось атомной бомбой.

Джоана рассказала Гунару обо всем услышанном, он похвалил ее и заверил, что ситуация на заводе находится под контролем освободительного движения. Перед уходом Гунар сунул ей в карман письмо.

— Это для тебя. Не спрашивай, как я получил его и где находится его отправитель, потому что я все равно не скажу. — Он ухмыльнулся. — Радуйся тому, что оно вообще дошло до тебя.

Письмо было от Стефена. Она прочитала его, когда осталась одна в своей комнате. На нем не стояла дата, и оно не содержало новостей и информации о его окружении, так что невозможно было предположить, сколько времени оно находилось в пути. Это откровенное пронзительное любовное письмо, внутри которого лежал высохший цветок лаванды, она перечитывала снова и снова, пока не была вынуждена сменить конверт, так как старый совсем истрепался.

Волосы Керен выросли до такой длины, что теперь она могла ходить, не стесняясь. Она не хотела вспоминать, как пряди ее длинных волос, словно серебряные змейки, падали на пол, устланный сеном. Наконец-то она почувствовала, что может навестить родных. До своей деревни она добралась на лодке, что было для нее абсолютно привычным, так как она выросла на берегу фьорда. Ее замужняя сестра Марта жила со своим мужем Раолдом в доме, в котором располагалась их собственная пекарня. Они, не имея собственных детей, удочерили Керен после смерти родителей зимой 1935 года. Но их чрезмерная опека не давала ей никакой свободы. Именно по этой причине она и уехала работать на ферму Рейна. Конечно же, ее сестра не отвернулась бы от нее, если бы она вернулась на ферму с обритой головой, она простила бы ей все, но она не знала, как к этому отнесется Раолд. В тот день, когда она появилась на пороге дома, Марта, увидев ее, побежала ей навстречу.

— Ты приехала!

Они обе смеялись и плакали. Раолд, собранный, серьезный человек, радостно пожал ей руку. Ей не стоило беспокоиться, потому что Джина послала им письмо, в котором рассказала всю историю и посоветовала ждать, пока Керен не решится приехать домой. И они приняли ее как родную дочь.

На следующий день Раолд предложил ей работать продавщицей в его магазине, чем она и занималась до отъезда. Позже, как она и ожидала, он завел разговор о ее месте жительства.

— Я слышал, что ты долгое время жила в доме Тома Рейна, у которого собираются немцы, — произнес он, и его худое лицо помрачнело. — Мне это совершенно не нравится.

Он был значительно старше своей жены и чувствовал двойную ответственность за свою приемную дочь.

— Хорошо, что ты вернулась, — поддержала его Марта. — Я так расстраивалась, что ты не с нами. Твои письма озадачивали меня, хорошо, что Джина Рейн объяснила, как все обстоит на самом деле.

Прежде чем Керен успела ответить, Раолд снова заговорил.

— Тем не менее я должен быть честен с тобой и хочу взамен получить то же самое.

Это был один из его принципов — всегда быть честным по отношению к людям, которые так или иначе связаны с ним. Даже когда немцы покупали продукты в его магазине, он никогда не обвешивал их и не подсовывал некачественный товар. На его столе хлеба было не больше, чем он выдавал своим покупателям по их продуктовым карточкам.

— Я делаю все от меня зависящее ради свободы нашей страны. Ты со мной?

— Да.

— Сейчас, — продолжил Раолд, — наша деревня стала чуть ли не первым портом, откуда маленькие суда отправляются через Северное море. Тебе не стоит ввязываться во все это. Когда вечером я скажу, что работаю один в пекарне, ты, так же как и Марта, ляжешь спать, и не будешь задавать лишних вопросов. Это ясно?

— Абсолютно ясно, но только я собираюсь вернуться обратно в дом Тома Рейна и постараюсь навещать вас как можно чаще.

Они никак не могли повлиять на ее решение, хотя она была очень благодарна им за их доброту. Она привыкла к своей новой жизни. Правда, в выходные приходилось поработать, особенно когда предстояла крупная вечеринка, после которой, бывало, требовалось не меньше двух дней, чтобы привести дом в порядок. В течение недели она была предоставлена самой себе. Ее окружала тишина, и иногда наступали моменты, когда ей казалось, что стены старого дома хранят в себе энергетику предыдущих поколений и несут целебную силу. Постепенно шок от пережитого прошел, но она перестала мечтать и строить планы на будущее вместе с Эриком. Все, на что ей осталось теперь надеяться, это что однажды она встретит свое счастье.

Джоане нужны были новые туфли — не какие-нибудь модные, а простые и удобные. Любая кожаная обувь давно исчезла из магазинов, а многократный ремонт старой не решал проблемы. Когда в магазинах что-то появлялось, то выстраивалась очередь на всю улицу. Однажды утром Джоана появилась в офисе, держа под мышкой коробку с парой красных туфель из крокодиловой кожи. За все время она впервые опоздала на работу, но, стоя в очереди, она знала, что Том поймет ее.

Очередь двигалась медленно. Вместе с туфлями продавались босоножки. Простояв почти час, Джоана заметила немецкого майора. Одетый с иголочки, в начищенных до блеска сапогах, он поприветствовал ее:

— Доброе утро, фройлен Рейн. Что вы здесь делаете?

— Жду, когда подойдет моя очередь.

— Ждете? Мы не можем этого допустить. Пойдемте со мной.

— Нет, — твердо ответила она, не двинувшись с места. Любопытные взгляды, словно ножи, впивались в нее со всех сторон. Сейчас дружелюбная атмосфера вокруг нее исчезнет. Но, как назло, офицер не принял ее ответа.

— Майор Рейн никогда не простил бы мне, если бы я позволил вам до конца достоять в этой очереди. Так мне послать кого-то из тех, кто стоит в начале, в хвост или вы все же пройдете со мной в магазин?

Она знала, что он настоит на своем. Он уже сделал шаг вперед, когда она вышла из очереди и сказала:

— Я уже опоздала на работу. Займу очередь в другой день.

Это не помогло, потому что он буквально затащил ее в магазин и стал ждать, пока она подберет нужную обувь.

Когда они вышли из магазина, в конце очереди послышался ропот. Майор проводил ее до самого офиса.

Во время вечеринок Джоане ни разу не представилось случая выведать что-нибудь по-настоящему интересное. Офицеры приходили, чтобы напиться, встретиться с женщинами, которых привозили для них или которых они привозили с собой, и на время забыть обо всем, что касалось службы.

С помощью Керен она следила, чтобы еда и напитки всегда были на столе, убирала разбитые стаканы, всматривалась и прислушивалась.

В офисе для Джоаны было больше возможностей получить важную информацию. В один из дней ей предстояло встретиться с Гунаром, чтобы передать бумаги, которые она скопировала и спрятала в сложенную газету, специально принесенную в то утро. Заголовки пестрили сообщениями о рейдах британских самолетов в окрестности Осло. Смерть людей описывалась в ужасающих подробностях. Она знала, что поражение мишени жизненно необходимо для союзников, но руководство освободительного движения выступало против налетов и делало все возможное, чтобы свести их к нулю. Слишком много было жертв и разрушений.

Вместо Гунара, к своей огромной радости, она увидела Стефена, ждущего ее за столиком в углу кафе. С их последней встречи прошло много времени, и она поспешила через зал к нему, поставив сумку с газетой на свободный стул. Он улыбнулся, и его настроение передалось ей.

— Замечательный день.

— Согласна. Я ожидала увидеть здесь Гунара.

— А вместо него тебя ждал этот приятный сюрприз.

Она удивленно посмотрела на него.

— Ты сказал это, не я.

— Будешь что-нибудь есть? У меня есть купоны.

— Буду.

Изучив меню, она заказала вареную треску с картошкой. Он заказал то же самое.

— Недавно я остановился в отеле в Осло. Представляешь, простыни были бумажными. Утром я проснулся весь облепленный бумагой.

— Видимо, ты любишь поспать.

Он посмотрел на нее непроницаемым взглядом.

— А что ты делал в Осло?

— Работал.

— Ах, да, что касается работы… — Она протянула ему газету, и он быстро сунул ее в карман. — Там есть что почитать.

— Скажи, Том бывает в Осло?

— Нечасто. Может, раз в три-четыре месяца. А что?

— Нам нужен постоянный курьер. Если бы он ездил туда чаще, ты могла бы убедить его брать тебя с собой.

— Боюсь, не получится.

— Будь как можно ближе к нему. Вслушивайся в каждое слово. Возможно, все изменится, если он продвинется по службе.

— Я запомню.

Он с улыбкой посмотрел на ее пустую тарелку.

— Когда ты ела последний раз?

Она не смутилась.

— Я же сказала, что проголодалась.

— Да ты голодна как волк.

— Да, это правда. Нормально поесть я могу только на ферме или на вечеринках у Тома. Я всегда приношу оттуда что-нибудь для Астрид, хотя она ест очень мало. — Она провела вилкой по тарелке. — И зачем они делают деревянные вилки?

Он посмотрел на нее глазами, полными любви.

— Я хочу жениться на тебе, Джо.

Она медленно выпрямилась, облокотившись на спинку стула.

— Не говори этого.

— Я серьезно. Впервые в жизни я хочу надеть на женский палец обручальное кольцо и не могу этого сделать. По крайней мере, не могу этого сделать здесь, в нашей стране, потому что официально меня здесь не существует. Поехали вместе со мной в Англию, когда я соберусь туда в следующий раз. Мы можем пожениться в Лондоне. Что скажешь?

— Когда мы впервые занимались любовью, уже тогда мы связали наши жизни навсегда, даже если бы потеряли друг друга за это долгое время. Ведь с того раза ничего не изменилось. А замужество может подождать, пока жизнь снова наладится.

— Изменилось, потому что сейчас я попросил тебя поехать со мной в Лондон.

Она покачала головой.

— В самые первые дни оккупации я бы уехала с тобой из Осло, если бы появилась такая возможность. Может, я и не сделала ничего важного в своей подпольной работе, но у меня еще может появиться шанс. А уехав за границу, я лишусь его.

Она встала и собралась уходить.

— Спасибо, что предложил выйти замуж. Я уже начала думать, что этого никогда не произойдет!

Он улыбнулся.

— Я хотел этого с того момента, как увидел тебя впервые в доме Алстинов.

— И только сейчас ты говоришь мне об этом!

— Я люблю тебя.

Было очень тяжело расставаться, не зная, когда они увидятся снова. Она буквально заставила себя выйти из кафе.

Аксель продолжал упорно преследовать участников освободительного движения. Он знал, что на территории этого района нелегально работает группировка, обеспечивающая Лондон важнейшей информацией. Больше всего он хотел избавиться от секретных агентов, и его добивало то, что он проходит мимо них на улицах, не подозревая, что эти городские парни и есть те самые враги, с которыми он борется.

По его приказу участились проверки граждан, при малейшем поводе людей подвергали допросам, которые сводились к выбиванию из них информации о местонахождении тех, кто ведет тайную борьбу против нацистов. Он без лишних церемоний подвергал людей пыткам, и когда человек был окончательно сломлен и давал показания, начинались аресты тех, чьи имена он назвал, если подозреваемые к тому времени не успевали скрыться. Мысль, что он держит людей в постоянном страхе, возбуждала и стимулировала его.

Керен всегда выписывала ордер на покупку хлеба для вечеринок Тома Рейна в магазине Раолда. Ее сестра привозила хлеб в телеге, одновременно пользуясь возможностью увидеться с Керен и поболтать. За целое лето Марта ни разу не обмолвилась о секретной деятельности Раолда, но в один из осенних вечеров, помогая Керен выгружать хлеб, она была сама не своя, и дважды выронила батон из рук.

— Что с тобой сегодня? — спросила Керен.

Марта сделала удивленное лицо.

— Со мной все нормально.

Керен улыбнулась.

— Послушай, не надо притворяться, я слишком хорошо тебя знаю. Все нормально?

Ответ прозвучал почти раздраженно:

— Я нервничаю, потому что у нас в доме поселился человек, который скрывается от немцев.

— О, понимаю, — Керен отложила хлеб. — Если бы я знала, то не стала бы спрашивать.

— Хорошо. — Марта вынула последнюю буханку из корзины. — Наш гость приехал вчера среди ночи и завтра вечером должен уплыть на корабле, который прибудет за ним. Скорее бы все это закончилось. — Она натянуто улыбнулась. — Надеюсь, в ближайшее время у нас никто не поселятся и у меня будет время успокоиться.

Марта уехала, и Керен, закончив со своими делами на кухне, поднялась наверх, чтобы положить чистые полотенца в спальнях и убедиться, что там все готово к приезду Джоаны и Тома. В выходные ожидали троих гостей, включая Акселя Вернера. В последнее время Том старался не устраивать больших вечеринок и приглашать только нужных людей.

Одна из субботних вечеринок была в самом разгаре. В отремонтированной части дома танцевали, и оттуда доносились шум и смех. Двое офицеров более старшего возраста, не интересовавшиеся танцами, хотели играть в бридж и, найдя третьего игрока, спросили у Джоаны, не могла ли она найти им четвертого.

— Думаю, да. — Джоана знала, что Аксель отличный игрок, и пошла искать его. Она спросила у офицеров, где он может находиться, и ей ответили, что он вышел. Решив, что он хочет подышать свежим воздухом, она вышла на веранду, но не обнаружила его там. Так как лил дождь, она подумала, что вряд ли он мог уйти далеко. Джоана вернулась в дом и нашла вместо Акселя другого игрока. Оставив четверых мужчин, она взяла поднос с грязными стаканами и понесла на кухню, где Керен мыла посуду. Когда Джоана вытирала тарелку, Керен заметила, что платье ее намокло.

— Что это с твоим платьем?

— Я искала Акселя на веранде, вот и промокла.

— И нашла?

— Нет.

Керен перестала мыть посуду, и на ее лице появился испуг.

— Иди проверь, нет ли его наверху, или в ванной, или еще где-нибудь, — прошептала она.

Джоана взглянула на нее, все еще держа сухую тарелку в руках.

— Что такое? Что-то не так?

— Я не знаю. Может быть, ничего, но его здесь ненавидят, а у мужа моей сестры в доме остановился кто-то из участников освободительного движения. Сегодня за ним придет корабль.

Джоана почти швырнула тарелку и выбежала из кухни. Поднявшись наверх, она заглянула в спальню Акселя и проверила все другие места, где он мог бы находиться. Поняв, что там его искать бесполезно, она снова побежала вниз и обошла все комнаты. В доме его не было, и она бросилась на кухню.

— Скажи мне, где живут твои родственники! Я переоденусь и доберусь туда!

— Нет! — Керен была непреклонна. — Я пойду. Никто не хватится меня, но тебя могут начать искать.

Она ушла в свою комнату, чтобы переодеться в свитер и брюки. Джоана незаметно проводила ее к выходу.

— Будь осторожна. Останься на ночь у сестры. Я что-нибудь придумаю, чтобы скрыть твое отсутствие.

Керен выскользнула в темноту дождливой ночи. Она бесшумно спустилась к берегу, где стояли привязанные лодки. Через несколько минут она уже плыла. В темноте на дороге показался свет фар, и она догадалась, что это грузовик с солдатами. От охватившего ее страха она еще сильнее начала работать веслами. Никогда еще это расстояние не казалось ей таким длинным. В какой-то момент ей показалось, что она слышит выстрелы вдалеке но, прислушавшись, решила, что, должно быть, ошиблась.

В пекарне ждал Гунар, готовый к отъезду. Внутри было нестерпимо жарко, так как Раолд продолжал работать, и помещение наполнял запах дрожжей и теста. Наверху в темной комнате Марта всматривалась в дорогу.

— Мой товарищ придет, — резко заметил Гунар.

— Сколько времени ты даешь ему? — спросил Раолд.

— Я должен подождать. Рано или поздно он придет. Извини, не могу найти себе места…Если бы я вышел на улицу, было бы спокойней.

— Ты не можешь выйти, пока не узнаешь, где ждет корабль. Это зависит от охранников и патрульных кораблей.

Гунар нетерпеливо кивнул. Несколько раз он выходил в коридор, садился на лестницу и выкуривал сигарету. Раолд не мог допустить, чтобы в пекарне стояла пепельница даже для секретного агента. Через какое-то время раздался нетерпеливый стук в дверь. За спиной Раолда Гунар увидел незнакомую девушку.

— Керен! — воскликнул Раолд. — Что ты здесь делаешь?

— Я пришла, чтобы предостеречь тебя! Люди из освободительного движения еще в доме? Им нужно немедленно уходить.

Гунар вышел в коридор.

— Кто ты?

Раолд ответил вместо нее:

— Сестра моей жены.

— Почему ты так говоришь? — Гунар убрал свой револьвер.

Она вошла в дом, сильно взволнованная.

— Я видела грузовики, приближающиеся к деревне. Кроме того, я работаю в доме Тома Рейна, и один из офицеров СС, находившийся на вечеринке, исчез куда-то.

— В доме Рейна? Вместе с Джоаной?

— Да, она знает, что я здесь.

Она вздрогнула, когда раздался стук в дверь. Мужчины узнали сигнальный стук.

— Пойдем со мной в коридор, — прошептал Гунар и схватил ее за руку. — На всякий случай, если это не тот, кого мы ожидаем.

Он снова достал револьвер. Спрятавшись под лестницей, Керен наблюдала, как открылась дверь. На пороге стоял Стефен.

Он был бледен и сразу же прислонился к стене.

— Ты ранен! Что случилось?

— Мне зацепило плечо.

Гунар стащил со Стефена куртку и увидел, что сквозь толстый шерстяной свитер проступило красное пятно.

— Нужно перевязать рану. Ты потерял много крови. Стефен оттолкнул его.

— Это может подождать, а вот ты не можешь. Тебе надо исчезнуть! Сейчас же! Иди в горы. Это твой единственный шанс. Тебе никак не добраться до судна, немцы перехватят тебя.

— Мы попробуем вместе уйти через горы. — Гунар схватил чистое полотенце, накрывавшее тесто. — Так ты продержишься, пока мы не сможем оказать тебе медицинскую помощь.

— Нет, я же говорю тебе, сматывайся. — Стефен начинал злиться. — Уходи, в любой момент они начнут проверять дома в деревне. У тебя не будет шанса.

Гунар только усмехнулся и продолжил складывать полотенце, чтобы положить на рану Стефена.

— Они охотятся за нами обоими, а значит, мы должны уходить вместе.

На лестнице послышались шаги, появилась Марта, дрожащая от страха.

— Немцы! Идут по улице!

Керен подбежала к Гунару.

— Я покажу тебе, где привязана лодка. Возьмите ее. Нужно отвезти Стефена в дом Тома Рейна. Я объясню, где причалить. Джоана найдет место, чтобы вас укрыть. В доме полно немецких офицеров и никому не придет в голову искать вас там!

— Нет. Мы не можем впутывать в это Джоану! — простонал Стефен.

— Где лодка? — спросил Гунар.

— Пойдемте со мной.

С трудом оторвавшись от стены, Стефен закачался и упал бы, если бы его вовремя не поддержал Гунар. Раолд выключил свет и открыл им дверь, Они вместе с Керен вышли в темноту. Дождь усилился, когда они подошли к воде. Гунар помог Стефену устроиться в лодке, но когда протянул руку Керен, она отказалась.

— Я не поплыву. — Она объяснила, где им высадиться. — Скажите мне название судна и сигнал, о котором вы условились с капитаном. Я объясню ему все и проведу через горы.

— Здесь на западной стороне есть только одно место, где может причалить рыбацкое судно. Там ты его и найдешь, — сказал Гунар.

— Я знаю, где это. Удачи.

— И тебе.

Гунар с силой оттолкнулся от берега, и лодка сразу же исчезла в темноте.

Стефен произнес:

— Надеюсь, она все сделает, иначе всей команде придет конец.

Дальше они плыли в полнейшей тишине. Лодка покачивалась на небольших волнах, и на губах ощущался соленый вкус воды. Подплыв к берегу, Гунар выбрал место для причала. Они вышли на берег н укрылись в деревьях. Несмотря на занавешенные окна, серебристый свет из дома проходил на улицу. По доносившейся музыке можно было понять, в каком месте сосредоточены гости, и Гунар предположил, где может быть расположена кухня. Оставив Стефена, он подошел к дому и ступил на крыльцо. Старая доска скрипнула, кухонная дверь приоткрылась, и раздался возглас удивления.

— Гунар! — Джоана вышла к нему и закрыла дверь. — Где Керен?

— Она осталась у сестры. Я пришел вместе с «Англичанином». Он ранен.

— Насколько серьезно? — Ее голос задрожал.

— Еще не знаю. Куда мне провести его?

— Тебе необходимо зайти внутрь на случай, если будут обходить дом. В кухне есть кладовая, куда я могу тебя спрятать на время. Потом я смогу провести вас в комнату, находящуюся рядом со спальней Керен наверху, но пока придется подождать. Тебе нужна помощь?

— Нет, просто дай знать, когда мы сможем войти.

Джоана вернулась в дом. Обойдя стол с грязными стаканами, она подошла к двери, ведущей в холл, и открыла ее. Ни в холле, ни на лестнице никого не было. Она посветила фонарем и достала из шкафа одеяла. Она вернулась на кухню, открыла дверь кладовой и бросила одеяла на каменный пол. Затем вновь подошла к шкафу с бельем и достала несколько простыней, и в этот момент на лестнице появился Том.

— Привет! Перестилаешь постели в такой час?

— Кого-то вырвало, — ответила она первое, что пришло в голову.

— Бывает, — заметил он философски, сам находясь уже в изрядном подпитии, и прошел в ванную. Выдохнув с облегчением, она поспешила на кухню.

Гунар вернулся за Стефеном, и они направились к дому. Гунару пришлось буквально тащить Стефена на себе. Они добрались до кухонного крыльца, и Стефен увидел в окне лицо Джоаны, после чего силы оставили его, и он потерял сознание.

Керен пробиралась по скалистым тропкам к краю фьорда. Она несколько раз падала, ее брюки были изодраны, в туфлях хлюпала вода. Ее задача была — успеть добраться вовремя. Услышав звук приближающегося судна, она легла, прижавшись к скале, и через несколько секунд свет прожекторов осветил как раз то место, где она лежала, и прилегающую территорию. Когда опасность миновала, она двинулась дальше, иногда ей приходилось проходить прямо по кромке воды. Платок она потеряла, волосы прилипли к голове.

Вот впереди показалось место, где должно было ждать рыбацкое судно. Пробежав еще немного, она увидела внизу судно, качающееся на воде без навигационных огней. Она приготовилась произнести пароль тому, кто будет ждать ее у берега, но тут прямо ей навстречу из-за деревьев вышла черная фигура.

— Керен? Это ты, Керен?

— Эрик!

Она бросилась в его объятия, и их губы слились в жарком поцелуе. Прошлое стерлось, забылись все горести и сомнения. Когда они оторвались друг от друга, он засмеялся тихонько от радости и неожиданности.

— Ну, раз ты здесь, значит, ты остаешься со мной, — воскликнул он. — Ты плывешь со мной в Англию.

Она подумала, что сейчас заплачет от счастья, когда они побежали вниз к судну, у которого уже заработал мотор.

— Ахтунг!

Ей показалось, что ее сердце остановилось. У них на пути появился солдат с поднятой винтовкой. Реакция Эрика была мгновенной. Он прикрыл Керен и выстрелил из ракетницы. Единственная красная звезда поднялась в ночное небо и упала в воду. Если бы не приказ всех взятых в плен оставлять живыми, Эрик был бы застрелен. Солдат подбежал с криком.

— Руки вверх! Вверх! Ты тоже, — приказал он Керен, которая стояла как вкопанная. Затем солдат выстрелил в воздух, и из леса вышли остальные солдаты. Они открыли огонь по судну, стоявшему у берега. Сержант отдал приказ по рации береговому патрулю, затем подошел, чтобы взглянуть на пленников, посветив фонарем сначала в лицо Эрика, а потом — Керен. Девушку отправили обратно в деревню, там уже находились под стражей люди.

Когда Эрика повели в другую сторону, он повернулся и крикнул Керен:

— Мы обязательно снова встретимся.

— Я люблю тебя, — крикнула она, беспомощно рыдая. Она не знала, услышал он или нет. Она всхлипывала все сильнее и получила сильный удар винтовкой. Никто из сопровождавших ее солдат не разговаривал с ней. Лес стал редеть, и она услышала лай собак.

Сначала донесся запах гари, а потом стал виден огонь. Когда показалась деревня, Керен не поверила своим глазам. Солдаты подожгли все дома. Рыбацкие лодки, привязанные у причала, тоже полыхали. В красно-золотых лучах пламени она увидела женщин и детей, наблюдающих, как горят их дома.

Мужчин загоняли в грузовики, и только старики пока стояли маленькой группкой. Кто-то накинул пальто на пижаму, выскочив прямо из постели. Люди не верили своим глазам.

Вырвавшись, Керен бросилась в толпу женщин. Всхлипывая, ей навстречу кинулась Марта.

— Они забрали Раолда!

За спиной сестры она увидела, как языки пламени поглощают пекарню. Даже непрекращающийся дождь не мог справиться с бушующим огнем.

Спустя какое-то время снова приехали грузовики. Теперь пришла очередь женщин и детей. Так же, как и стариков, пожилых женщин отталкивали в сторону. Они плакали, видя, как забирают их дочерей и внучек. Керен помогла детям влезть в грузовик и сама влезла последней в машину, где ее ждала Марта.

Грузовики начали медленно отъезжать. Через отверстие в кузове Керен посмотрела на горящую деревню, наполовину окутанную черным дымом. Посреди дороги стоял сержант. Свет фар осветил его лицо. Керен узнала Карла.

— Что будет с жителями деревни? — спросил у него солдат.

Карл ответил со скучным видом, глядя вслед удаляющимся грузовикам:

— Мужчины будут отправлены в концентрационные лагеря в Германию, а женщины и дети — в лагеря, только в этой стране.

— А что со стариками?

— Нет смысла их забирать, некоторые и не доедут, умрут в дороге. — Разве не эти же самые слова немецкий врач произнес в тот день, когда Карл впервые встретил Керен. Резко повернувшись, он рявкнул на солдата:

— Вернуться к домам! Все проверить!

Глава 12

Стефен лежал без сознания на одеялах в подсобке. Гунар на коленях склонился над ним с одной стороны, а Джоана с другой. Ей удалось найти аптечку, и они перетянули и обработали рану. Само по себе ранение было не опасным, так как пуля прошла навылет, но он потерял много крови. Гунар переодел его, укрыл одеялом до подбородка и поправил подушку.

— Ему нужен отдых. Он сильно изможден. Когда он придет в себя, мы должны поддержать его. Это единственное лечение.

Он сел, сцепив руки на коленях, и огляделся вокруг. Картина представилась необычная. Среди мешков с мукой, бутылок и горшков лежал раненый человек. Рядом стояла на коленях красивая женщина в шелковом вечернем платье и смотрела на него с бесконечной нежностью и любовью.

— Как ты думаешь, ему очень больно? — спросила она с волнением.

Гунар увидел слезы на ее глазах, она прикрыла рот рукой, чтобы сдержать всхлипывания.

— Эй! Он не собирается умирать. Я этого не допущу. Ни сейчас, ни когда бы то ни было, — ответил Гунар.

Она опустила руку и улыбнулась через силу.

— Я знаю. Я плачу от радости, что ранение оказалось не смертельным. Он был в ужасном состоянии, когда ты принес его сюда. — Она быстро вытерла глаза тыльной стороной руки. — Я должна показаться в доме. Здесь вы в достаточной безопасности. Я только переживаю за Керен. Как ты думаешь, ей удалось добраться до судна вовремя?

— Когда я объяснил ей, где это место, она сказала, что знает, куда идти.

— Я не смогу успокоиться, пока она не вернется. Надеюсь, утром мы увидим ее. — Она поднялась. — Я принесу кувшин с водой для Стефена и уничтожу рубашку и свитер. Придется позаимствовать что-нибудь из вещей Тома.

Вскоре Джоана вернулась, поставила кувшин и, закрыв за собой дверь, прижалась к ней. Эго была запоздалая реакция на шок, который она испытала, увидев Стефена. В ней было столько любви, ей так хотелось прижаться к нему, целовать его и обнимать. Глубоко вздохнув, она подошла к зеркалу проверить, не испачкалась ли в крови, потом поправила прическу и вернулась в зал. Вопреки ее ожиданию вопросов Тома по поводу ее длительного отсутствия не последовало. Музыканты, игравшие весь вечер, собирали инструменты.

— Вы уже уходите? — спросила она, глядя на часы. — Еще только полночь.

— Больше никто не хочет танцевать, — ответил один из музыкантов. — Все ушли смотреть пожар. Мы отвезем их, леди, обратно на своем грузовике.

— Пожар? — Она встревожилась. — А чей дом горит? Кто-нибудь знает?

— Похоже, полыхает вся деревня.

Она побежала в комнату с выходом на веранду. Свет от огня озарял верхушки деревьев и освещал фьорд. Офицеры, оставшиеся в доме, курили и обменивались комментариями. Увидев Тома, Джоана подошла к нему.

— А что там случилось? Нам стоит пойти и встать в цепочку из людей, которые тушат огонь. Чем больше народу, тем лучше. Люди останутся без домов. Мы должны хоть чем-то помочь.

Повисла напряженная тишина. Том не отвечал. Сержант, стоявший рядом, обратился к ней:

— Это не такой пожар, о котором вы думаете, фройлен. Там не будет бездомных, потому что все население отправят в исправительные учреждения.

Инстинктивно она отпрянула и замерла, не в состоянии пошевелиться. Послышались голоса, женщины выбегали из домов и торопливо впрыгивали в машины.

Джоану начало знобить, и она возвратилась в дом. Том пошел за ней. Она села на стул и отвернулась от него. Он неуверенно коснулся ее плеча.

— Могло быть и хуже, Джоана. Ты слышала, что говорили. Людей забрали, но не расстреляли. Ее голос прозвучал натянуто:

— Ты пытаешься сказать, что люди должны благодарить их?

— В каком-то смысле, да. Пока нам неизвестны детали, но мы услышим больше, когда вернется Аксель Вернер. Он говорил мне, что сегодня вечером он отдает приказы. Естественно, пожар в деревне расстроил тебя, как и меня. Я много лет знал эти семьи. Я же не железный. — Она все еще сидела, отвернувшись. — Ради нас с тобой, не показывай своего настроения. Немцы бывают жестоки в таких случаях. Нам не надо вмешиваться, чтобы не заработать себе неприятности.

Он видел, как она с отчаянием покачала головой, и ему показалось, что она произнесла: «О, Том». Но он не был уверен. Компания офицеров вошла с веранды в дом, и их голоса заглушили ее тихое бормотание. Засияв приветливой улыбкой, Том поднялся им навстречу.

— Итак, джентльмены, я не сомневаюсь, что ваши стаканы пора наполнить.

Повернувшись, он увидел, что Джоаны уже нет в комнате, и решил, что это к лучшему. Позднее, когда дом опустел, он вышел на крыльцо. Уже светало. В воздухе стоял запах гари. Где-то по дороге проехала машина, и, как он и ожидал, это вернулся Аксель Вернер. Водитель выпрыгнул, чтобы открыть ему дверь. Он выглядел уставшим и не вполне довольным.

— Мы ранили одного агента, но он словно сквозь землю провалился, — сообщил он Тому, поднимаясь по лестнице, — а одного пристрелили.

— Поиски еще ведутся?

— Мои люди землю перероют, но найдут его. — Аксель прошел в дом и, сняв фуражку, отложил ее в сторону. Он провел рукой по волосам. — Тяжелая ночь.

— Нам доложили.

— Так, значит, вам известна судьба жителей. Я же не мясник, майор Рейн.

— Естественно, нет.

— Только те, кто в доме у гавани скрывали секретного агента, завтра утром будут расстреляны. А это значит, что совсем рано я должен быть при исполнении своего долга. Вот досада, но что поделаешь!

— А сколько человек расстреляют?

— Главу семьи, троих его сыновей в возрасте от восемнадцати до двадцати двух и их дядю, который жил вместе с семьей. Не очень-то приятное дело, но будет другим пример.

— Неужели поджога деревни недостаточно?

Аксель строго посмотрел на него.

— Я мог бы расстрелять каждого третьего, как это нередко случалось по приказу Третьего рейха. Так что я еще был снисходителен. Вы не согласны?

— Да, это верно, — поспешил согласиться Том.

— Мы захватили в плен моряка с рыбацкого судна.

— Он из этих мест?

— Я смотрел его документы, там имя и адрес. Но, возможно, информация ложная. Они пытаются защитить свои семьи и друзей, выдумывая себе псевдонимы. Но мы узнаем больше, когда гестапо перевезет его в Осло.

— А что с рыбацким судном?

— Затоплено. Выживших нет. Удар с патрульного корабля пришелся прямо в корму.

Том с облегчением подумал, что Джоана не слышит всего этого. Он и не предполагал, что у нее такой сильный характер, когда она впервые пришла в его офис, чтобы устроиться на работу.

— Экипаж корабля сам во всем виноват, — заметил он.

— Как вы правы. — Аксель расстегнул пиджак и ослабил галстук. — Я оптимист, как вам известно, и со временем ваши соотечественники поймут, какой дорогой им лучше идти.

— Мои взгляды совпадают с вашими. А теперь выпьем коньяк, прежде чем лечь отдыхать.

Аксель согласился.

— Может, Джоана или фрекен… как там ее зовут, приготовят мне сэндвич?

— Сейчас все будет, но сначала я налью вам выпить.

Они прошли в комнату, где до сих пор играли в бридж.

Он плюхнулся на стул, вытянул ноги и стал массировать себе виски. После напряженной работы у него всегда болела голова. Он надеялся, что раненый настолько слаб, что его тело найдут на рассвете. Взяв протянутый ему стакан, он произнес:

— Гаражи, амбар для лодок на пристани к все постройки вокруг вашего дома будут проверены сегодня ночью. Вам не стоит выходить. Все будет сделано аккуратно, никаких разрушений.

На кухне Джоана вымыла всю посуду после вечеринки, а Гунар вытер ее. Главное сейчас было сделать вид, что Керен здесь, и она очень надеялась на ее скорое возвращение. Услышав шаги, она дала знак Гунару, чтобы он спрятался.

Вошел Том и сел на стул, а она стала вытирать тарелки, как будто этим и занималась все время и вопросительно посмотрела на Тома.

— Ты чего-нибудь хочешь?

— Аксель Вернер вернулся. Он хочет сэндвич. — Он увидел, как изменилось выражение ее лица. — Я тебя не прошу. Керен может приготовить.

Джоана проглотила ком в горле.

— Сегодня она уже закончила работу, так что я сделаю.

— Я помогу тебе, раз Керен уже спит. Ты готовь сэндвичи, а я уберу фаянсовую посуду. Она тяжелая.

— Нет! — ответила она с необычной для себя резкостью, чем удивила его. А потом улыбнулась, показав жестом, что извиняется. — Я имела в виду, что не нужно. Это может подождать до завтра.

— Но Керен нужно место, чтобы приготовить завтрак. Я тебя знаю. Ты все равно сама уберешь. — Он поднял стопку тарелок.

Она мягко преградила ему дорогу, закрыв собой дверь кладовой.

— Иди назад к Акселю. Он твой гость, а ты бросил его.

— С ним ничего не случится. А вот о тебе я беспокоюсь. Уйди с дороги. Ничто не заставит меня уйти с кухни, пока я не уберу всю посуду.

— Том! — В ее голосе слышалось отчаяние. — Пожалуйста, сделай, как я говорю.

— Моя дорогая девочка. Что это с тобой? Что случилось?

Подойдя впритык к двери, она коснулась ее, и дверь, закрытая неплотно, стала медленно открываться за ее спиной, пока Гунар не придержал ее. В этот момент он прижался к стеке, зажав пистолет в руках. Стефен еще мог оставаться незамеченным, если бы только он не начал беспокойно ворочаться и стонать. Том, не веря своим глазам, отдал тарелки Джоане и, присмотревшись, увидел раненого мужчину.

— Кто это? — В панике Том схватил Джоану за плечи и затряс ее. — Кого ты привела в мой дом?

Она вцепилась в посуду, чтобы не выронить тарелки.

— Ты должен позволить ему остаться! Я люблю его, Том. Сегодня вечером его ранили и кроме этого места ему больше некуда идти.

— Ты хоть понимаешь, что ты делаешь со мной? — Он замахал руками перед ее носом и побагровел. — Люди Вернера прочесывают район, а ты осмеливаешься просить меня оставить его! С таким же успехом ты можешь просить, чтобы я перерезал себе горло! Я сейчас же докладываю о нем!

Она бросилась к двери, ведущей в холл, стопка с тарелками покачнулась у нее в руках, и тарелки одна за другой полетели на пол.

— Я поклянусь, что ты был со мной заодно! Я расскажу нацистам, что всю неделю, пока здесь никого нет, в этом доме укрываются участники освободительного движения и все твое гостеприимство — полный блеф. Я скажу, что ты покрывал своих родственников, моих братьев. И скажу, что мой любимый — не первый человек, кого мы прятали здесь. Думаю, немного лжи — и твоя карьера политика, о которой ты мечтаешь, не сложится, скорее всего, ты получишь шанс вместе со мной отправиться в концентрационный лагерь!

Половина упавших тарелок превратилась в осколки, и звон, с которым они разбились, был похож на взорвавшуюся бомбу. Аксель, как раз в этотмомент направлявшийся на кухню, открыл дверь и застыл на месте из-за звона, оглушившего его.

— Что здесь происходит? Майор Рейн, я пришел сказать, что солдаты сейчас обходят дом. Так что я хочу выйти и послушать, есть ли какие-либо новости. Может, пойдете со мной?

Он прошел мимо открытой двери кладовой, не взглянув туда, и направился к черному ходу. Открыв ее, он повернулся и взглянул через плечо на Тома.

— Ну? Что с вами? Подумаешь, тарелки. У вас такой вид, будто наступил конец света.

Том приблизительно так себя и чувствовал. Он как рыба открывал и закрывал рот. Краем глаза он увидел Джоану, которая вошла в кладовую и заперла за собой дверь.

— Я присоединюсь к вам, — сказал он Акселю и последовал за ним. Он все еще продолжал думать, каким образом можно сдать немцам раненого, но ему ничего не приходило в голову.

Гунар поднял вверх обе руки, показав Джоане, что она молодец.

— Здорово! Это просто фантастика.

— Я уже давно придумала, что скажу Тому, если он застукает меня на передаче информации. Но я никогда не думала, что мне придется говорить все это в подобных обстоятельствах. Слава богу, что он не подозревает о твоем присутствии. — Она опустилась на колени возле Стефена и взяла его ладонь, когда он протянул ей руку, а потом наклонилась и поцеловала его.

— Ты здесь. — Его голос звучал совсем слабо, на губах появилась едва заметная улыбка. — Я подумал, что мне это снится.

— Я здесь, и это не сон. Только тебе нужно говорить как можно тише.

— Где мы? Это дом Тома Рейна?

Она кивнула.

— В доме Тома Рейна. Здесь безопасно, но нас никто не должен услышать. Позднее Гунар все тебе расскажет. Выпей воды и поспи. Тебе нужно набираться сил.

Сделав глоток воды, он уронил голову на подушку и моментально заснул. Она осторожно вытянула руку из-под его шеи. Гунар взял у нее чашку и поставил на полку.

— Чем дольше он проспит, тем лучше.

— У меня такое ощущение, будто я окружена живыми гранатами и они могут рвануть в любую минуту, — сказала Джоана. — Пока мы можем не беспокоиться за Тома. Керен не вернется. Наверху в трех комнатах спят немцы. — Она повернулась, чтобы выйти.

— По крайней мере, нам не скучно, — пошутил Гунар.

Его шутливый тон поднял ей настроение. На кухне она приготовила для него еду, убрала осколки, затем сделала сэндвичи для Акселя и отнесла их в комнату. Джоана выключила свет, отодвинула штору и выглянула в окно, но ничего не было видно.

Как она и надеялась, Том провел Акселя через главный вход, и ей сразу же сделалось легче. Это означало, что он ничего не рассказал немцам, но на нее он посмотрел так, что ей сделалось страшно.

— Солдаты ушли? — спросила она Акселя.

— Да. На сегодня поиски закончены. — Он плюхнулся на стул и взял сэндвич с подноса. Увидев, что она собралась уходить, он показал ей пальцем, чтобы она села на стул, стоявший напротив него. — Я хочу кое о чем спросить тебя.

Ей снова стало страшно. У Тома, который сидел на мягком диване, вид был совсем потерянный.

— Что вы хотите спросить? — Она присела на край стула, сложив руки.

— На улице с каждым днем становится все холоднее. Я уже несколько раз собирался спросить у тебя, но каждый раз у меня вылетало из головы. Мне нужен совет, какие меха сейчас носят. Я знаю, что ты работала в магазине меха.

Это было настолько неожиданно, что она смотрела на него и ничего не могла сказать. Том, до сих пор напряженный, произнес:

— Ты не мог найти никого, кто бы лучше Джоаны разбирался в мехах.

Аксель проигнорировал его слова.

— Несколько недель назад мне перепало несколько лисьих шкур. По мне, они хорошие, и я думаю, какой стоимости шубу хотела бы получить моя жена. Сейчас в Германии непростая жизнь, и я не сомневаюсь, она бы оценила такой подарок; к тому же впереди зима.

— А что вы хотите узнать? — резко спросила Джоана.

— Достаточно ли шкур, чтобы сшить шубу, и хорошего ли они качества?

— Я не эксперт, но что-то могла бы подсказать.

— Тогда в следующий раз, когда я приеду сюда, захвачу их с собой. — Он повернулся к Тому: — Я хочу, чтобы Джоана обязательно была здесь в выходные.

— Она будет, — ответил Том дрогнувшим голосом.

Почти всю ночь она просидела около Стефена. Когда Гунар сменил ее, она немного поспала. Утром она встала рано и забеспокоилась, потому что Керен не вернулась. Они с Гунаром обсудили все возможные варианты и пришли к выводу, что, скорее всего, ее увезли вместе с жителями деревни.

Аксель поднялся около семи часов и через полчаса ушел.

К полудню уехали остальные трое гостей. Джоана прошла в комнату для вечеринок, где, она знала, ее ждал Том. Он сидел, обхватив голову руками. Вчерашний стресс отразился на нем, и он чувствовал себя разбитым. У него было ощущение, будто он только что оправился после серьезной болезни. Если бы он утром посмотрел на себя в зеркало и увидел, что его волосы поседели, то не удивился бы. Услышав ее шаги, он заговорил, не поднимая головы:

— Вчера ночью ты сказала, что влюблена в того парня в кладовой.

Она прошла к окну и выглянула. Осеннее солнце осветило ее лицо.

— Я люблю его. И все, чего я хочу, это прожить с ним до конца жизни.

— А ты не подумала, какому риску подвергаешь меня, притащив его сюда?

Она медленно повернула голову.

— Я думала только о нем.

— Сколько времени ты знаешь его?

— С первого дня войны. Мы познакомились у Алстинов. Он всегда останавливался в их доме, когда приезжал в Осло.

— И ты знаешь, чем он занимается? — Это был серьезный вопрос, и он содрогнулся, услышав ее откровенный ответ.

— Я могу поклясться тебе, что ничего не знаю о его жизни, когда мы не вместе.

— Как он сегодня?

— Очень слаб и мучается от боли. Пока что его нельзя трогать.

— Керен знает, что он скрывается там? Можно ей доверять, она не проговорится?

— Керен здесь нет. Я отпустила ее домой к сестре вчера вечером, и она не вернулась.

Он опустил руки и повернул к ней уставшее лицо.

— Значит, ее забрали с остальными.

Ее глаза потемнели, когда она услышала это.

— Я так надеялась, что она вернется… Том, — чуть ли не шепотом обратилась Джоана к хозяину дома: — Ты позволишь моему другу остаться здесь?

Он понимал ее.

— Он должен будет уйти до следующей пятницы.

— Он уйдет.

— Ты считаешь, мы сможем его поднять и перенести на кровать?

— О, Том.

— Выздороветь в таких условиях трудно. Раз уж ты так любишь его, то чем быстрее он поправится, тем лучше. В моих интересах, чтобы он скорее покинул дом.

— Было бы лучше постелить ему на диване в маленькой гостиной. Сейчас он спит, а когда проснется, мы сможем перенести его.

Когда Том и Джоана перекладывали Стефена на диван, Гунар сидел в кладовой, затаившись. Том уехал, не подозревая, что в его доме прячется еще один человек. Проезжая сгоревшую деревню, он сделался еще мрачнее. Теперь ему придется искать новую девушку в дом, а Джоане он создаст такие условия, что впредь ей и в голову не придет привести любовника под крышу его дома.

Всю неделю Гунар тактично старался держаться вдали от Стефена и Джоаны. Она часами сидела около него, держа его руку, а когда он просыпался, они тихо смеялись, шептались и не сводили друг с друга глаз. Однажды, когда Гунар неожиданно вошел в комнату, он увидел, как они целуются, и понял, что пациент начал поправляться.

Утром на рассвете Гунар и Стефен приготовились уходить. Они сели в лодку. Дальше на берегу у них были друзья, у которых Стефен сможет продолжить лечение, поскольку он по-прежнему не в состоянии передвигаться без поддержки. Джоана долго стояла на берегу и смотрела, как их силуэты исчезают в тумане.

Вернувшись в офис, Джоана тревожилась больше, чем обычно. Неизвестно, как поведет себя Том. Потом, к своему облегчению, она поняла, что он не подозревал ее в подпольной деятельности. Он решил, что их отношения со Стефеном недостаточно серьезны, и надеялся, что она больше никогда не увидится с ним.

Том наотрез отказался узнавать, куда отправили Керен. Любое напоминание о том уик-энде выводило его из себя.

— Это не мое дело, и это опасно — интересоваться судьбой тех, кого отправили в лагеря.

Но позднее он все-таки узнал. Она находилась недалеко от Осло в здании, перестроенном под научную лабораторию. Светловолосых, голубоглазых девушек селили там вместе с солдатами арийской внешности, следуя приказу Гитлера вывести светлую расу, преобладающую на земле. Керен отобрали именно для этого, и Том считал, что ей повезло. Суррогатные матери для Третьего рейха содержались в лучших условиях. Тем не менее он предпочел не рассказывать об этом Джоане, потому что знал, что ей судьба девушки будет представляться совсем не в таком радужном свете, как ему.

Джоане не нравилась новая девушка, поступившая на место Керен. С ней у нее не было взаимопонимания.

Как-то Джоана рассказала Астрид о лисьих шкурах, которые Аксель хочет показать ей. Астрид хлопнула в ладоши.

— Почему я не подумала об этом раньше? У меня же есть шуба, которую ты могла бы носить.

У нее было три отличные шубы, а четвертую она вообще надевала всего несколько раз по особым случаям. Это была голубая лиса с огромным воротником в стиле «Грета Гарбо». Укутавшись в шубу, Джоана просунула руки в рукава и закрыла глаза.

— Я сейчас замурлычу от удовольствия. Мм! Какая восхитительная шубка.

В ней она выглядела просто красавицей. Астрид, глядя на нее, решила, что сама никогда больше не наденет эту шубу. Она с самого начала считала, что слишком стара для нее. Такую шубу должна носить молодая красивая девушка.

— Она твоя. И не спорь, она никогда мне не шла. Носи ее в Осло, когда поедешь туда.

Впервые Джоана ее надела, когда выпал снег, и снежинки мягко падали на мех, ее волосы и ресницы. И в который раз Том подумал, что она легко могла бы окрутить любого мужчину из высшего офицерского состава.

В следующий уик-энд в доме Тома она узнала от Акселя, что лейтенант, который приставал к Керен и докучал своей пьяной болтовней офицерам, был убит во время бомбежки завода британскими самолетами в Телмарке.

Аксель привез меха, и все собрались посмотреть на них. Джоана брала каждую шкурку за голову, проводила ладонью вдоль спинки до хвоста, потом легонько встряхивала, чтобы припушить мех. Много раз она видела, как Лейф Моен проверял таким образом цвет и качество меха. Эти шкуры никогда бы не попали в его салон.

— Здесь их немало, — сказала она, повесив по шкуре на плечи и держа одну в руках. — Они не самого высокого качества, но их хватит, чтобы сшить красивую шубу. А как быть с мерками?

— Я отправил письмо, чтобы узнать их.

— А фасон?

— Я бы хотел поручить это тебе. Это можно сделать здесь?

— Я бы посоветовала отвезти шкурки моему бывшему боссу в Осло. Он прекрасно разбирается в мехах.

Шкуры ничего не стоили Акселю, работа могла обойтись в сущие копейки по сравнению со стоимостью новой шубы. Если бы они не подвернулись ему, он бы никогда не решился сделать такую дорогостоящую покупку. Не в его привычках дарить женщинам дорогие подарки.

— Я попрошу майора Рейна отпустить тебя на пару дней, чтобы ты могла выполнить мою просьбу.

Она решила быстро воспользоваться этим шансом.

— Но одной поездки не хватит.

Он сделал жест, означавший, что это не проблема.

— Я дам тебе разрешение с печатью и моей личной подписью на свободные переезды сроком на три месяца.

Джоане даже стало трудно дышать от такого неожиданного везения.

— Тогда ваша жена получит шубу, которая ей понравится.

— Моя жена сошла бы с ума от такого подарка, — сказал один из офицеров.

— И моя тоже, — отозвался другой.

Она уткнулась подбородком в мягкий мех, ее мысли витали где-то далеко. Она планировала съездить в Осло три или четыре раза и выполнить работу курьера для освободительного движения. Она помнила, что Стефен интересовался, имеет ли она возможность ездить с Томом в Осло, и сейчас она получила ее. Но теперь все зависело от Лейфа Моена.

— Я не могу давать каких-либо обещаний, но все, что будет в моих силах, я сделаю.

Джоана встретилась в подвале с Гунаром, чтобы передать ему новости, он восхитился ее смекалкой.

— Здорово сработала! Дай мне знать, когда соберешься ехать.

Ему показалось, что она хотела сказать что-то еще и спросил:

— Тебя что-то тревожит?

Джоане было известно, что Стефен почти выздоровел.

Она покачала головой:

— Нет, ничего. Это все.

Не было смысла говорить, что она все больше и больше ненавидит свое окружение. Но, похоже, Гунар понял, о чем она думает.

— Я уверен, что новый год станет очень важным для нас. Тысяча девятьсот сорок четвертый будет поворотным в этой войне. Британские силы не вошли в Норвегию в прошлом году, на что мы очень надеялись, и это может означать только то, что они готовятся к главному сражению где-то на французском побережье.

— Я очень надеюсь, что это скоро случится, — воскликнула она взволнованно. — Я устала терпеть.

— Мы все устали, но мы не одиноки. Все оккупированные страны чувствуют такую же ненависть к фашистам.

Когда в начале 1944 года Джоана приехала в Осло, она с трудом сдерживала слезы. Война наложила тяжелый отпечаток горечи на город и на лица людей. Прогуливающиеся по тротуарам солдаты вынуждали прохожих обходить их, демонстрируя свою власть. Магазины не отапливались, продавцы кутались в пальто, а люди, стоявшие в очередях за продуктами, были похожи на снеговиков. За четыре года оккупации одежда горожан сильно поизносилась. На ее роскошную шубу смотрели без зависти, но со злобой. Джоана чувствовала стыд, что едет первым классом в компании нацистов. На вокзале ее ждала военная машина, заказанная Акселем, чтобы отвезти ее в магазин. Подъехав, она увидела, что витрины пусты. Как и везде, здесь тоже не топили, поэтому Лейф сидел в пальто и не предложил ей раздеться.

— Как приятно тебя видеть, Джоана.

С тех пор, как она видела его последний раз, он похудел и поседел. Водителю, который принес коробку с мехами, она сказала, когда вернуться за ней. Лейф запер дверь и провел ее в кабинет.

— Какая восхитительная шуба! Когда ты вошла в магазин, мне показалось, что время вернулось к тем дням, когда покупатели выходили из моего магазина с такими же вещами.

— Если бы такое могло случиться, — грустно заметила она. — Все думают, что я работаю на нацистов. Люди, кажется, готовы убить меня.

Он пододвинул стул и с сочувствием посмотрел на нее.

— Когда-нибудь все встанет на свои места.

— Ты можешь себе представить, каково мне, я не могу ездить домой. Местные могут обрить меня наголо.

Она поспешила сменить тему, стала расспрашивать о его жене, об общих знакомых и, наконец, о том, как ему до сих пор удается держаться на плаву, когда магазин практически пустует.

— Ты удивишься, если узнаешь, сколько я получаю заказов на пошив шуб. Приносят шкуры телят, северных оленей, нередко краденые. А на черном рынке вовсю торгуют заячьими шкурами, в основном белыми.

— Так, значит, шубы сильно востребованы?

— Как никогда. Учитывая трудности с отоплением и электроснабжением, спрос на теплые вещи растет.

— И у меня для вас есть работа. Вам не понравится шить шубу для врага, но зато это даст мне возможность несколько раз приехать в Осло. Надеюсь, вы поможете мне в этом.

Он тяжело вздохнул.

— Позволь мне показать тебе, что произошло. — Он отвел ее вниз, в подсобное помещение, находившееся под магазином. Дверь была открыта, и склад абсолютно пуст. — У меня все украли. Я привел человека, которому, как я думал, могу доверять, чтобы тот заложил кирпичами дверь. Я оставил его, и когда пришел на следующее утро, все исчезло.

— Воров не нашли?

Он скривил улыбку и повернулся, чтобы снова идти в магазин.

— Я не заявлял о краже. Это дело рассматривала бы полиция Квислинга, и у меня могли возникнуть проблемы из-за того, что я скрывал товар. Они бы квалифицировали это по-своему, решили бы, что я хранил меха, чтобы устанавливать цены по своему усмотрению. Если бы меха нашли, их бы все равно конфисковали.

— Мне очень жаль.

— Жаль, но ничего не поделаешь. Дай мне взглянуть на шкуры, которые ты привезла. Обещаю, что устрою все так, что тебе придется не один раз приезжать сюда.

— Зная Акселя, я не сомневалась, что он скорее захочет продать эти шкуры, — сказала Джоана.

Они вместе выбрали дизайн и обо всем договорились. Никогда до этого Лейфу не приходилось сталкиваться со столь некачественным мехом.

Отель, в котором остановилась Джоана, был хорошо оборудован, и в мирное время он пользовался популярностью среди британских и американских туристов. Сейчас здесь жили немецкие офицеры, остановившиеся на несколько дней в городе. Именно по этой причине в отеле включили отопление. Джоана совсем недолго пробыла в своей комнате, как раздался стук в дверь и вошла горничная с бумажными полотенцами для ванной. Джоана уже успела заметить бумажные простыни и наволочки.

— Что-нибудь еще нужно, фрекен? — спросила девушка.

Джоана сидела за туалетным столиком и, глядя на горничную, каким-то шестым чувством осознавала, что девушка должна войти с ней в контакт, которого она ожидала.

— Я бы хотела узнать, где можно купить цветок, чтобы приколоть к одежде сегодня вечером?

— Вам лучше купить цветок, который никогда не вянет. — Заготовленная фраза. — Я тоже так считаю.

— Я бы порекомендовала красную гвоздику. — Символ королевского дома и кодовое слово.

— Тогда, я думаю, мы поняли друг друга. — Джоана подошла к гардеробу и достала из потайного кармана шубы, который сама пришила, документ. Она должна была передать его. — А как называется эта гвоздика?

— Все для Норвегии.

Джоана протянула документ. Ее курьерское поручение на этот раз было выполнено.

Стефен находился далеко в Телемарке, коротая ночь в землянке, засыпанной снегом. Он находился на южной стороне озера, где проходила ветка железной дороги, а по северной стороне немцы доставляли на завод груз, необходимый для производства атомного оружия. Все работы проводились в обстановке чрезвычайной секретности. Тяжелую воду перевозили в сопровождении охраны по железной дороге и затем — по озеру.

На рассвете Стефен увидел второй поезд, идущий в порт, откуда груз через территорию Норвегии переправят в Германию. Как только состав прошел мимо, он дал сигнал, и из леса выбежали шестеро мужчин. Они заняли места вдоль дороги и принялись устанавливать на рельсах взрывные устройства. Их задачей было предотвратить доставку тяжелой воды в Германию. Этой же ночью взрывные устройства были установлены на пароме. В случае неудавшегося взрыва Королевские военно-воздушные силы нанесут удар по кораблю с воздуха.

— Готово! — доложил один из мужчин.

— Хорошо. Теперь мы должны ждать.

Стефен рассматривал в бинокль паром. Время шло, и ожидание становилось все тревожнее. Ничего не происходило.

Взрыв прогремел с такой силой, что эхо разнеслось на огромное расстояние. Корабль пошел ко дну. Людей, находившихся на палубе, снесло в ледяную воду. Паром тонул, утягивая за собой контейнеры.

Прильнув к биноклю, Стефен продолжал смотреть туда, где только что находился паром. Лодки, стоящие на берегу, разбросало в стороны, он надеялся, что погибли немногие.

На пристани могли находиться люди, спешащие по делам, на работу или в магазин. Предупредить их заранее означало сорвать операцию. Ценой своих жизней они спасли бессчетное количество жизней других людей. И все же ему нелегко было смириться с этим.

Отбросив лыжные палки, Стефен побежал к тому месту, откуда следовало дать сигнал об успехе операции. Теперь подрывники могли разминировать дорогу во избежание дополнительных случайных жертв.

Аксель Вернер был нечастым гостем в офисе Тома Рейна. Обычно, если ему что-то было нужно, он звонил по телефону, но сегодня появился собственной персоной.

— Я вижу, ты трудишься, не покладая рук, — поприветствовал он Джоану. — Не буду отвлекать, я пришел к майору Рейну. Кстати, мне передали, что нужны дополнительные шкуры, и готов оплатить их по рыночной стоимости. Майор фон Клаусен и обер-лейтенант Хендрик тоже заинтересовались шубами. Обсудите с ними этот вопрос.

— Обсудим. — Джоана мысленно улыбнулась.

Пока Аксель с Томом пили кофе, она сделала копию письма, пришедшего из Осло от одного из самых жестоких министров в правительстве Квислинга. Оно содержало инструкцию о введении особой регистрации всех мужчин в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет. Они набирались на работу. Эта территория была в подчинении у Тома. Она недоумевала, почему именно эти возрастные группы требовалось поставить на учет, и решила передать информацию Гунару сразу. Неожиданно до нее дошло, что, возможно, как раз об этом Аксель разговаривает с Томом.

Сделав копию, она сложила лист и сунула его в потайной карман, пришитый к поясу внутренней стороны юбки. Такие карманы она пришила ко всей своей офисной одежде. Дверь кабинета открылась, Том, как всегда, провожал Акселя. Аксель вновь остановился около ее стола.

— Жена в каждом письме пишет, что с нетерпением ждет шубу. Ты можешь рассказать, как идут дела?

— Я только знаю, что она находится в мастерской, подкладку сошьют из плотного сатина, который остался на складе с довоенного времени. А на внутреннем кармане будут вышиты ее инициалы.

— Превосходно! — Он направился к выходу. — До свидания, майор Рейн. Хайль Гитлер!

— Хайль Гитлер! — ответил Том покорно.

У Джоаны не было возможности обсудить с Гунаром копию письма министра, и она просто оставила его в подвале, прижав камнем. Он появился там поздно ночью, как раз одновременно с возвратившимся из Телемарка Стефеном.

— Есть новость, и нас ждет трудная работа, — сказал Гунар, лишив Стефена надежды провести наедине с Джоаной пару дней.

Он достал бумагу из-под камня и прочитал текст при свете лампы.

— Только подумай, сколько об этом ходило слухов, а сейчас Джоана предоставила нам достоверный документ. Так что, пока тебя не было, ситуация снова изменилась.

— Для чего им нужна эта регистрация? — Стефен взял лист и стал вчитываться в текст, облокотившись на стол.

— Официально это звучит так, будто набираются люди для работы, но в действительности таким путем регистрируются молодые люди для воинской службы. Готовится набор семидесяти пяти тысяч человек, чтобы бросить их на русский фронт в качестве пушечного мяса.

Стефен выпрямился.

— Тогда медлить нельзя. Как можно быстрее надо предупредить людей, чтобы они успели скрыться в лесах, уйти в горы, сбежать в Швецию или Англию.

Следующие полчаса они продумывали тонкости и строили планы. Затем Гунар ушел, чтобы приступить к исполнению плана, а миссия Стефена начиналась на рассвете. Бесшумно сдвинув панель в стене, он вошел в тихий дом, тихо как мышь поднялся по ступенькам и открыл дверь в комнату Джоаны. Прежде чем лечь спать, она открыла шторы. Лунный свет проникал в спальню, освещая снег, лежавший за окном, превращая его в кристаллики. Она спала, он беззвучно разделся, а потом вспомнил, что нужно повернуть ключ в замке. Щелчок потревожил ее, и она пошевелилась, но не проснулась. Он нежно произнес ее имя, присел на кровать и, наклонившись, отвел прядь ее волос со лба.

— Любимая. Я здесь.

Лениво она открыла глаза и улыбнулась, совсем не удивившись, как будто он из сна перешел в явь. Она протянула к нему руки, он скользнул к ней и прижался к ее теплому телу.

Глава 13

Утром шестого июня Джоана направлялась в кабинет Тома, получив почту, и случайно подслушала разговор двух немецких военно-морских офицеров, спускающихся по лестнице.

— Это произошло рано утром. Британцы захватили Нормандию. Разве ты не слышал новости?

— Нет, я только десять минут назад сошел на берег. Нормандию! Но это сумасшествие. Им не продержаться долго.

— Мы уже обстреливаем их со всех сторон. Затоплен норвежский военный корабль. — Их разговор оборвался, когда они вышли из здания.

Она вернулась в кабинет и села за стол не в состоянии унять дрожь. После четырех лет страха и унижений забрезжил свет в конце тоннеля. Ей никогда не забыть этого дня. Все ее лицо было мокрым от слез, и она даже не осознавала этого, пока капля слезы не упала на руку.

Вечером у Астрид уже была копия обращения Эйзенхауэра к жителям оккупированных стран. Листовки печатались подпольными типографиями: «Держитесь! Не сдавайтесь! Свобода уже близится!».

— Я думаю, сейчас будет труднее терпеть, чем раньше, — заметила Астрид, вздохнув. — Советовать проще всего, а мне так и хочется взять палку и накинуться на этих потаскушек, которые визжат в той части дома.

— Подождем, когда наступит день освобождения, — приободрила ее Джоана. — Я бы не хотела пропустить его.

За последнее время ей несколько раз удалось съездить в Осло и выполнить поручения. Немцы, напуганные действиями бойцов сопротивления, ездили по городу в бронированных машинах. Джоане удавалось передавать службе разведки газеты, взятые в офисе. Ценная информация поступалак бойцамдвижения, которое теперь называлось «Домашнийфронт». Благодаря их деятельности тысячи молодых людейизбежали мобилизации. Часто им приходилось жить в лагерях, разбитых в отдаленных горных местах, терпетьтрудности и лишения, но это было спасение от фронта. Те, кто зарегистрировались, не обратив внимания напредупреждения или вовремя не получив их, были отправленыкораблями внеизвестном направлении.

В субботу после получения известия о высадке британцев в Нормандии, Джоана поехала домой.

— Я соскучился по тебе, — тепло поприветствовал ее Эдвард. Он заметно поправился и, несмотря на слабость в ногах, был в состоянии весь день работать на земле, чем очень гордился. Вместо Керен по дому помогала вдова, которая каждый день приходила из деревни. Но в выходные, когда приехала дочь хозяина, она отказалась прийти.

Джина получила письмо, написанное на бланке Красного Креста, из Дурбана, что в Южной Африке. Оно пришло от неизвестного им человека, и она сразу же позвонила Джоане, чтобы она приехала и увидела его сама.

— Вот оно, читай. И потом скажи, что ты думаешь.

Джоана дважды прочитала это скупое послание: «Все хорошо. Рольф и Уэнди поженились. Всем привет».

— Ну? — с нетерпением спросила Джина. — Что скажешь? Адрес наш, так что ошибки быть не может. Если это наш Рольф, что он делает в Южной Африке?

Джоана улыбнулась.

— Я не думаю, что он там. Он просто бредил мечтой стать летчиком-истребителем, когда уезжал из Норвегии. Я догадываюсь, он выбрал этот способ, чтобы дать нам знать о своей женитьбе, и не впутать нас в опасную ситуацию. Пусть немцы считают, что это сообщение пришло от норвежского родственника из Южной Африки. Он бы ни за что не послал такое письмо из Англии, а если бы находился в Африке, то отправил бы его сам, лично. Может быть, тот, кто отправлял, родственник его жены, который живет в Африке. — Она положила руки Джине на плечи и широко улыбнулась. — Уэнди… должно быть, она англичанка. У вас с папой английская невестка. Поздравляю!

Джина схватилась руками за голову:

— Бог мой! Англичанка. Я же не смогу разговаривать с ней.

Джоана и Эдвард обменялись веселыми взглядами, и он похлопал жену по плечу.

— Когда придет время, просто скажи ей «Добро пожаловать», как ты говоришь всем, кто приходит в наш дом.

В тот вечер они слушали новости по ВВС. Их союзники укрепили свои позиции в Нормандии, и тяжелейший бой шел под Каном. Основные подробности рассказывались о дне захвата. Все волновались за судьбу Эрика, так как не знали, находился ли он на затопленном корабле.

Перед тем как снова уехать домой, Джоана помогла матери написать ответ, заполнив форму бланка Красного Креста, которая была вложена в конверт. Они попытались уместить самые лучшие пожелания от семьи в несколько слов, которые допускались в сообщении. Ведь оно преодолеет маршрут в тысячи миль, прежде чем его получат молодожены.

Лето 1944 года стало самым суровым для норвежского народа. Часто заложники, сломленные физически и морально пытками гестаповцев, не могли передвигаться без посторонней помощи. Эрик шел самостоятельно впереди охранников, хотя на его теле не было живого места. Выйдя на солнечный свет в последний раз, он думал о Керен, вспоминал детство на ферме, родителей и все хорошие моменты, которые были в его жизни. В душе он был спокоен. Он не сказал ничего важного, несмотря на истязания.

Он замер. В свежем воздухе раннего утра из гавани до него донеслись гудки кораблей и последнее, что он увидел, это была морская чайка, кружившая в небе Осло.

Ежедневно гитлеровцы получали новости о продвижении союзников на континент с запада и о наступлении русских с востока. Иногда приходили и хорошие новости: они праздновали страшную бомбардировку Лондона, в результате которой погибло огромное количество людей. Но теперь им приходилось волноваться за свои собственные семьи из-за постоянных налетов противника, и они изучали армейскую прессу, присылаемую им из дома. Солдаты, маршируя, по-прежнему пели с энтузиазмом, но их любимый марш «Мы наступаем на Англию» теперь звучал все реже. Слишком часто они видели насмешку в глазах людей.

Вечеринки в доме Тома стали устраиваться все реже. Поставки продуктов прекратились. Редкие гости критиковали теперь свои вооруженные силы, которые отступали.

Для Джоаны было сродни освобождению уже то, что ей больше не нужно было общаться с немцами. Некоторые до сих пор заглядывали к ней в офис, когда бывали в городе, и она была сама любезность, но облегчение оттого, что больше не нужно проводить с ними выходные, было огромно.

Со Стефеном ей довелось увидеться лишь однажды после той ночи, когда он пробрался в ее комнату. Это была мимолетная встреча в подвале, и Стефен только успел передать ей пакет для отправки в Осло. С тех пор ни она, ни Астрид ничего не слышали о нем. Гунар лишь сказал, что Англичанин занят важной работой. Она догадалась, о чем идет речь. Новая волна саботажей прокатилась по стране, препятствуя производству и отправке материалов, необходимых для изготовления страшного оружия. Корабли с боеприпасами и топливом, приходившие в гавань Осло, часто взлетали на воздух, а также подрывались железные дороги, мосты и некоторые заводы.

В конце июля пришли новости о том, что группа немецких генералов попыталась убить Гитлера. Одного из них, седовласого человека, принадлежащего к старой гвардии, она видела. Эта новость бурно обсуждалась в офисе Тома, когда туда пришел Аксель.

Выбрав подходящий момент, Джоана налила кофе и поставила чашки на поднос, чтобы отнести в кабинет Тома. У Акселя при себе был кожаный портфель, который сейчас лежал на столе в открытом виде, и поверх бумаг находился документ, который он зачитывал Тому, а тот раскачивался на стуле, напряженно слушая. Когда Джоана вошла, они замолчали, Аксель, взяв чашки, поблагодарил ее кивком головы. Она оставила дверь едва приоткрытой, когда вышла в свой кабинет и, сев за стол, напрягла слух.

От разбиравшего ее любопытства она не могла усидеть на месте и решила вернуться за подносом. Аксель и Том стояли около окна и смотрели вниз на улицу. На столе по-прежнему лежал портфель Акселя. Действуя автоматически, она просто потянула за край листа и, вытащив документы, быстро вышла из кабинета. Затаив дыхание, она ждала крика, но они ничего не заметили и все так же стояли у окна. Бросив мимолетный взгляд на документ, она решила, что он представляет интерес, и быстро осмотревшись в поисках укромного места, спрятала его под картину, висевшую на стене.

Теперь Джоана снова вошла, повернув ручку двери, как будто заходит первый раз.

— Можно мне забрать поднос?

Они оба повернулись, и Том ответил:

— Да, конечно.

Она пошла к двери, и Аксель устремился за ней.

— В эти выходные я собираюсь к майору Рейну. Ты будешь там?

— Да, я приеду вместе с ним после работы.

Том ждал в гости лидера нацистской партии и надеялся завести разговор о своем политическом будущем. Он хотел, чтобы гость был принят на самом высшем уровне. Аксель выглядел довольным.

— Хорошо. У меня есть фотография, которую выслала мне жена. Я бы хотел показать ее тебе. Она сфотографировалась в лисьей шубе.

— Будет интересно посмотреть.

Аксель снова зашел в кабинет Тома. Потом вышел, держа портфель под мышкой, и весело отсалютовал ей. Он не заметил пропажи бумаги.

В обеденный перерыв Джоана сообщила по общественному телефону о документе. Вечером она вышла с работы, спрятав бумагу в секретном кармане, и, не дожидаясь Гунара, оставила ее в подвале под камнем. Затем она вышла к воротам, куда за ней подъехал Том.

— Погода обещает быть хорошей, — произнес он, пытаясь завести разговор.

— Надеюсь, завтра удастся поплавать, — ответила она.

Больше он не знал, что сказать, так же, как и она.

Казалось, он притворяется перед самим собой, будто не было никакого раненого мужчины в его кладовой, но его отношение к ней изменилось.

Уик-энд прошел ужасно, как и предполагала Джоана. Лидер нацистской партии вел себя высокомерно, а Том лебезил перед ним. Акселю, чьей компании она всегда старалась избегать, никогда не нравился гость Тома, и он пригласил ее покататься на лодке, от чего она тактично отказалась.

Фотография его жены удивила Джоану. Против ожидания, она оказалась вовсе не толстой немкой.

Наоборот, она выглядела стройной и красивой и застенчиво улыбалась, накинув на плечи шубу, которая очень шла ей.

Выходные близились к концу, когда домработница сообщила Джоане, что фрекен Ларсен хочет поговорить с ней по телефону. Джоана встревожилась, ведь Астрид никогда не звонила ей в дом Тома. Она взяла трубку.

— Отпросись на завтра с работы. Я плохо себя чувствую, — попросила фрекен Ларсен.

— А что случилось? Вы вызвали доктора? — поинтересовалась Джоана.

— Это простуда. Врач не велел мне вставать с постели.

Положив трубку, Джоана подумала, что голос Астрид звучал как-то странно. Она вернулась на веранду, где сидела вместе с Томом и его гостями, и рассказала ему о звонке. Тому это не понравилось. В понедельник всегда много работы. Но все же ему пришлось отпустить ее.

Джоана побежала по тропинке к дому. Поднимаясь по лестнице, она увидела Астрид, которая не выглядела больной, хотя и стояла в ночной рубашке.

— Со мной все в порядке, — объявила она. — Я специально разделась, на случай, если бы кто-нибудь пришел с тобой, проверить, как я. Стефен приходил и сказал, что ты должна встретиться с ним в подвале завтра в четыре часа утра. Надень костюм, в котором ходишь в офис и удобные туфли, чтобы в них можно было бежать, если придется. — Она взмахнула руками. — И не спрашивай меня ни о чем, потому что я ничего не знаю.

Джоана завела будильник, но проснулась раньше, чем он зазвенел. Без пяти четыре она спустилась в подвал, где Стефен ждал ее. Они обнялись.

— Привет, как ты? — спросил он.

— Лучше, чем обычно, потому что вижу тебя. Но что случилось?

Он вздохнул.

— Скажу вкратце, тот документ, что ты передала нам, содержит ужасные подробности об отправке норвежцев на русский фронт. Я никогда не читал ничего более бесчеловечного. Гунар ждет нас на грузовике. Остальное расскажу позже. — Он взял ее за руку. — Я должен спросить, согласна ли ты на риск сегодня?

— Можешь не спрашивать. Идем.

По тоннелю он вывел ее из подвала. Она никогда не была здесь и удивилась, что он такой извилистый. Густой куст закрывал вход в тоннель. Они оказались в лесу, и он провел ее по тропинке к грузовику, за рулем которого сидел Гунар. Стефен помог ей забраться в кузов, где она устроилась между ящиками с овощами. Они тронулись с места.

— Ты знаешь, что все должны снова встать на учет для получения продуктовых карточек. В том документе сказано, что карточки получат только те, кто лично обратится за ними, а при этом автоматически отсекаются те, кто скрывается. А их тысячи. Немцы надеются взять их измором. Они не выдержат голода и выйдут из своих убежищ. Сегодня мы должны выкрасть отпечатанные карточки. Члены организации в Осло тоже не сидят сложа руки. Никто не будет голодать после такой авантюры, это я обещаю.

Она восхищенно воскликнула:

— Что я должна делать?

— Мы погрузим коробки с карточками утром, и ты займешь место секретарши и распишешься, когда получишь груз. Девушка, которая обычно это делала, немного отдохнет. Мы с Гунаром поможем разгружать. Вся операция займет не больше двадцати минут. Потом Гунар загрузит все в эту машину, а мы с пересядем в другую, которая будет ждать нас.

— А что, если кто-то войдет в офис в это время?

— Все зависит от тебя. Ты должна всех ввести в заблуждение. Это будет нетрудно. — Он понизил голос: — Мы подъезжаем к пристани.

Она услышала, как немецкий охранник спросил документы, а другой обошел грузовик, чтобы проверить груз. Она легко спряталась за ящиком. Должно быть, немцы дали сигнал пропустить машину, и автомобиль въехал по трапу на паром.

Через двадцать пять минут они прибыли в маленький городок, каких много в стране, с уродливыми магазинами и ларьками. Рядом с депо, в которое они въехали, находилась фирма, около нее припарковались грузовые машины. Гунар встал с ними в ряд, а подальше находилась машина, в которой Джоана и Стефен должны были уехать. Гунар вышел первым, чтобы проверить обстановку. Было еще очень рано. Они прошли к помещениям, напоминающим складские, и Стефен открыл дверь, выбрав ключ из связки.

Они вошли в помещение склада, Джоана сразу заметила новые продовольственные карточки. Она ждала, пока Стефен и Гунар закрывали дверь. Потом Стефен провел ее в кабинет и оставил, чтобы она осмотрелась.

Девушка, работавшая в офисе, пришла в восемь тридцать, но еще примерно десять минут она не заходила, болтая и хихикая с двумя патрульными солдатами. Только потом она вошла и, напевая что-то, сняла пиджак и стала прихорашиваться перед зеркалом. Ее глаза округлились, когда в отражении она увидела Гунара. Он закрыл ей рот рукой и оттащил в сторону. Тем временем Джоана заняла ее место за рабочим столом. Она сняла телефонную трубку, чтобы не звонили, после чего ей оставалось только ждать. Несколько человек прошли в здание, а почтальон принес почту.

— А где Кристина? — поинтересовался он. — Она взяла выходной?

Дальше все пошло по плану. Подкатил грузовик, объехав здание, и она увидела, что рядом с водителем сидит вооруженный солдат, следящий за тем, чтобы все было погружено по правилам. Карточки были ценным товаром, более ценным, чем солдат мог предположить. Зная, что должна проверить отгрузку, Джоана расписалась на бланках и вышла из кабинета, пройдя в ту часть здания, где поставили выгруженные коробки. Солдат выглянул, чтобы посмотреть, как Гунар взял первый ящик. Водитель обошел грузовик и, достав коробку, передал ее Стефену. Когда все погрузили, водитель вошел в помещение. Второй раз за сегодня она слышала этот вопрос.

— А где Кристина?

Джоана смутилась. Ни Гунар, ни Стефен не ожидали, что водитель знает секретаршу. Похоже, девушка успела произвести на него впечатление за то время, пока в течение года он привозил продовольственные карточки. Она ответила так же, как и почтальону, и взяла у него документы, ставя выдуманную подпись внизу каждого листа.

— Вот, — произнесла она, протягивая ему бумагу. — Я передам Кристине, что вы спрашивали о ней.

Мужчина посмотрел так, будто хотел сказать что-то еще, но медлил.

— Да, передайте. Скажите, что Бьорн спрашивал. — Он заложил за ухо карандаш и направился к двери.

— Странно, — заметил он, подойдя к патрульным.

— Что странно? — поинтересовался один из них.

— Кристина не пришла на работу. Я разговаривал с ней по телефону на прошлой неделе, и она сказала, что будет сегодня. Она не говорила о том, что хочет взять выходной.

— Она ваша подруга, да?

— Нет, золовка. Моя жена расстроится, что я не увиделся с ней. Вообще, сегодня в депо как-то все не так. Ребята, которые разгружали машину, показались мне странными. Откуда они взялись? Почему не было приемщика? Я уже трижды приезжаю сюда за этот год, и он всегда был здесь.

Солдат стал слушать внимательнее.

— Вы считаете, здесь что-то не так?

— Не знаю, но я хочу вернуться и все выяснить.

Он повернулся, чтобы войти в дверь, но солдат сказал:

— Стойте, здесь недалеко армейский штаб, я доложу туда. Возможно, эта троица охотится за карточками, чтобы столкнуть их на черном рынке.

Водитель беспокоился о Кристине, и его интерес к ней был не совсем родственным.

Джоана помогла загрузить коробки в грузовик, подъехавший к дверям. Все втроем они работали очень быстро, поняв, что водитель остался в замешательстве, не найдя девушки на рабочем месте, и было неизвестно, что он предпримет. Бросить все и уехать без карточек было бы катастрофой, потому что уже на следующей неделе их начинали выдавать. Джоана была рада, что надела удобные туфли, потому что в них ей было легко передвигаться. От тяжелых пачек у нее уже болели плечи и руки, и все тело ныло.

— Готово! — Стефен показал на полный грузовик.

Гунар сел за руль и, помахав Джоане и Стефену, свернул за поворот. Стефен запер двери, и они с Джоаной побежали к машине, стоявшей неподалеку в деревьях. Когда мотор завелся, они увидели вдалеке военный грузовик. Гунару удалось проскочить, это было хорошим знаком. Стефен развернул грузовик в противоположном направлении и поехал через город к пристани.

— Нам нужно поторапливаться, похоже, они приехали из-за нас. Слава Богу, Гунару удалось уйти.

Он прибавил скорость, грузовик подбрасывало на неровной дороге и Джоана с силой вцепилась в сиденье.

Когда немцы обнаружили двух связанных человек и украденные карточки, они сразу поняли, что отъезжавшая машина имеет к этому прямое отношение.

Стефен с Джоаной въехали на холм, им внезапно открылся вид фьорда. Паром стоял у берега.

— Мы должны успеть на него! — крикнул Стефен. Он дал ей инструкции, когда машина съехала по виляющей дороге. — У пристани я замедлю скорость, и ты выпрыгнешь и побежишь к парому. Ты не должна рисковать, оставаясь со мной. Как только паром причалит, садись на автобус и езжай к Астрид или отправляйся на работу. Постарайся провести остаток дня как обычно.

— А почему ты не хочешь бросить машину и бежать?

— Я не хочу оставлять ее на этой стороне фьорда. Чем дольше немцы будут думать, что карточки находятся в этой машине, тем больше у Гунара шансов уйти.

Внизу военные и гражданские машины отъезжали от пристани. Он притормозил, потому что это могли искать их.

— Сейчас тебе пора.

Они крепко обнялись,Стефен открыл дверь машины, и она выпрыгнула. Когда она бежала по дороге, то увидела открытую машину, ехавшую на полной скорости. На заднем сиденье сидел Аксель вместе с другими офицерами СС. Джоана успела отвернуться, но она не была уверена, что Аксель не заметил ее. Машина уехала в другую сторону, и она продолжила бежать, не останавливаясь, пока не оказалась на площади. Паром уже готовился отплыть, она начала махать руками, чтобы он подождал ее, и уже полуподнятый трап снова опустили для нее. Охранник вышел вперед.

— Документ! Документ!

Она показала свою карточку, удостоверяющую личность, и ее пропустили. Перегнувшись через перила, она увидела Стефена, на полной скорости мчащегося к пристани. Он проигнорировал охранника, кричащего на него. Одновременно появилась машина Акселя. Должно быть, водитель развернулся, когда офицер заметил ее. Паромщик закричал им что-то на немецком, готовый поднять трап, но остановился, так как получил команду задержать отправление парома. Джоана замерла в ужасе. Стефен въехал на паром, и это было единственное транспортное средство на борту. Акселю, видимо, уже доложили по телефону о краже из депо, и сейчас он собирался арестовать их — Стефена и Джоану. Их машина подъехала довольно близко, чтобы она могла разглядеть непроницаемое лицо Акселя, он в упор посмотрел на нее.

Большая машина передними колесами въехала на трап, — и паром тронулся. Джоана смотрела с ужасом, не веря своим глазам. Задняя часть машины начала сползать вниз, и она увидела, как изменилось выражение лица Акселя. Паром отчалил, и машина, в которой кричали перепуганные немцы, полетела в воду. Только одному из них удалось выбраться. Медленно повернув голову, она посмотрела на паромщика, и их глаза встретились. Его взгляд ничего не выражал. Так же спокойно он посмотрел на Стефена, который вышел из машины. Он спас их. Он видел, что их преследуют, и спас их.

Дрожа всем телом, она села на одно из сидений. Рядом никого не было. Несколько пассажиров находились на палубе, наблюдая за происходящим. Стефен воспользовался случаем и отправился на ее поиски. Скользнув на соседнее сиденье, он обнял ее.

— Послушай, — произнес он нетерпеливо. — Наши дела обстоят не самым лучшим образом. Тот офицер, которому удалось выплыть, наверняка сейчас на телефоне, и я думаю, на том берегу меня уже поджидают. Тебе следует быть предельно осторожной. — В машине сидел Аксель Вернер. Он меня узнал. Я думала, он испепелит меня взглядом, когда увидел на пароме.

— Наверное, он начал догадываться, что исчезновение секретного документа связано с твоим появлением в офисе. А ты узнала других офицеров, ехавших с ним?

— Нет, я никогда их раньше не видела.

— Тогда есть шанс, что он ничего не сказал им о тебе, потому что все их внимание было приковано к машине. Он разговаривал с этими офицерами, когда смотрел на тебя?

Она затрясла головой.

— Хорошо. Когда паром причалит, просто сойди на берег с другими пассажирами, садись на автобус и езжай в город. Аксель — единственный, кто знал тебя по имени.

— Но что ты собираешься делать?

Он улыбнулся.

— Мне придется искупаться. И прямо сейчас.

Он бы не позволил ей смотреть, как собирается прыгнуть в воду, чтобы не подвергать ее дополнительному риску.

На палубе он снял ботинки, засунул их под ремень, перелез через ограждение и нырнул. Освещенная солнцем вода была такой чистой, что, нырнув, он видел дно парома и вращающийся винт. Когда он высунул голову, чтобы набрать воздуха, на пароме все было спокойно. Никто не заметил человека за бортом. Он как можно дольше старался плыть под водой, его целью было уйти незамеченным.

Выйдя на палубу, Джоана осмотрелась по сторонам, но Стефена нигде не было видно. На показавшемся вдали берегу стояли военные машины и солдат. Как только трап опустился, они вбежали на борт, окружили машину и стали задавать вопросы пассажирам и экипажу и проверять все отсеки корабля. У всех проверили документы, и когда стало ясно, что среди присутствующих нет водителя машины, солдаты устроили повторную проверку. Замечание ребенка, что какой-то мужчина прыгнул в воду, решило все проблемы. В ярости офицер позволил пассажирам покинуть паром, оставив капитана и паромщика для дальнейшего допроса. Все находившиеся на борту поклялись, что это был несчастный случай. Паромщик был того же мнения. Этот деревенский парень был слишком глуп, чтобы спланировать что-либо подобное.

Джоана заняла место в автобусе. Когда ее спросили, что она делала на другой стороне фьорда, она ответила, что в одном из магазинов продавали пряжу, и она полдня простояла в очереди, но безуспешно. Это было правдивое объяснение. Ее мысли были о Стефене. Он обещал дать о себе знать.

Уже было слишком поздно идти на работу, и она пошла в дом Астрид, надеясь узнать новости вечером.

Выйдя на берег, Стефен еще долго не мог отдышаться, лежа на мягкой траве под деревьями. Немного отдохнув, он услышал звуки, как будто хрустели ветки, ломаясь под чьими-то ногами. У него по спине пробежал холодок. Резко вскочив, он приготовился к борьбе. С залитого солнцем холма спускалась дюжина солдат, и их винтовки были направлены прямо на него. Он шагнул к воде.

— Руки вверх!

Стефен услышал звук взведенных курков. У него не было шанса спастись. Его застрелят, прежде чем он спрыгнет в воду со скалы. Он больше не сможет бороться за свою страну, у него не будет будущего с любимой женщиной. Он прошептал «Джоана», теряя надежду.

В тот вечер Джоана так и не получила никаких вестей. Придя на работу на следующее утро, она удивилась, что Том не появился вовремя. Одно из писем было важным, и она позвонила в его квартиру, надеясь застать его там, но ответа не последовало. Тогда она спустилась в холл и спросила у солдата, стоявшего на посту, не оставлял ли майор Рейн для нее сообщения.

— Нет, фройлен. Я слышал, что его взяли под арест.

— Под арест? Но за что?

— Мне неизвестно. Сказали, что оберштурмбанфюрер СС Вернер вчера утром потребовал его ареста. А позднее днем он утонул. Произошел несчастный случай.

Она вернулась в кабинет, подошла к столу Тома и открыла ящики. Судя по всему, в них рылись и забрали все документы. Но там не могло быть ничего, что скомпрометировало бы Тома. Тут она вспомнила, что выкрала документ из портфеля Акселя. Неужели Тома обвинили в этом? Снова спустившись в холл, она прошла в помещение военного штаба и попросила встречи с одним молодым офицером, которого знала. Он мог ответить на ее вопросы.

— Рейна арестовали после того, как Вернер обнаружил, что вчера утром у него из портфеля пропал важный документ. Это могло произойти только в кабинете Рейна. Больше некому было его взять. Рейн был единственным, кто мог находиться около портфеля. Вернер утонул, и допрос отложили.

— Могу я увидеться с майором Рейном?

— К нему запрещено пускать посетителей.

Она ничего не могла сделать, не посовещавшись с Гунаром или Стефеном. Она надеялась, что они смогут помочь ей снять обвинение с Тома. Если бы она могла получить обратно оригинал документа, то оставила бы его где-нибудь в здании на видном месте, и Тома бы выпустили.

Спустя два дня Гунар пришел в подвал. Уже было за полночь, когда он отодвинул панель и вошел в дом. В кухне было светло, и он увидел Астрид, сидевшую за столом в шелковом халате. Он тихо позвал ее по имени, чтобы не испугать. Она приподнялась и открыла дверь.

— Эго ты, Гунар? Мне казалось, я никогда не привыкну, что половина моего дома занята врагами, а в подвале вынуждены скрываться друзья. Проходи на кухню. — Рукой она показала на стул. — Хочешь выпить чая из засушенных ягод? Я сама собирала их прошлым летом. Этот старый рецепт сохранился еще от моей бабушки. — Она продолжала говорить, не останавливаясь. — Почему я говорю так быстро? Потому что знаю, что ты хочешь что-то рассказать мне.

— Боюсь, что так.

Она протянула к нему дрожащие руки.

— Должно быть, я не могла спать, потому что дом кажется слишком пустым сегодня ночью. Что со Стефеном?

— Его забрали.

На ее глазах появились слезы.

— Я буду молиться за него!

— Стефен борец.

— Гестаповцы будут пытать его.

У нее пересохло в горле.

— Но они не сломят его дух.

Она подошла к двери, шатаясь. Он хотел помочь ей подняться по лестнице, но она выпрямилась.

— Расскажи все Джоане. Я должна немного побыть одна.

Медленно она поднялась по ступенькам, держась за перила. Постучала в дверь Джоаны, дождалась ответа и прошла в свою комнату.

Джоана вышла сонная, завязывая пояс полосатого халата. Когда она увидела Гунара, то ей сделалось не по себе.

— Тебе удалось передать карточки?

— Все прошло беспрепятственно. Они находятся в нужных руках, но я здесь не по этому делу.

— Я знаю. Я вижу это по твоему лицу, и не думаю, что у меня найдутся силы вынести это.

— Гестаповцы взяли Стефена.

Она села на верхнюю ступень, как будто какая-то сила придавила ее, и, опустив голову, обхватила колени. Он поднялся и сел рядом с ней.

— Не надо, — пробормотал он, положив большую руку ей на плечо, но она не слышала его, поглощенная болью и отчаянием. Он молча сидел рядом, пока не вспомнил, что на столе стоит заваренный чай. Спустившись, он взял кружку, вернулся и поднес ее к губам Джоаны. Чай немного успокоил ее.

— Спасибо, что пришел, — произнесла она еле слышно.

— Не знаю, когда снова смогу увидеться с тобой. Мне надо скрыться. Ты больше не спускайся в подвал. Я устроил там погром, чтобы казалось, что подвалом не пользовались годами. На всякий случай.

— Послушай, у тебя осталась та бумага из папки Вернера? — Она объяснила, для чего ей это нужно.

— Копию сделали, а оригинал уже должен был вернуться к тебе, чтобы ты отнесла обратно, но агент, у которого он находился, был вынужден уйти в подполье. После смерти Вернера я не думаю, что тебе стоит возвращаться к этому делу. Ты и Рейну не поможешь, и себе только навредишь.

Она кивнула, и он еще раз крепко обнял ее, прежде чем уйти. Она не знала, сколько еще времени просидела на ступеньках.

Когда она уже не могла держать голову, то заснула, а утром, проснувшись, испытала шок от того, что произошло накануне. Астрид, как всегда, сильная духом, подала ей пример стойкости.

Джоана отправилась на работу как обычно. Золотым правилом разведки было не сдаваться ни при каких обстоятельствах и продолжать жить нормальной жизнью. Часто это служило самой лучшей защитой. В полдень два охранника СС зашли в ее кабинет.

— Оберфюрер СС Рихтер хочет видеть вас в главном штабе. Если с собой есть верхняя одежда, то возьмите ее.

За ней послал преемник Акселя, которого она не видела раньше.

То, что ей велели взять с собой верхнюю одежду, было нехорошим знаком. Для тех, кому не на что было надеяться, это всегда означало, что их судьба решена. Она надела пальто, в последние дни на улице похолодало, и спустилась с охранниками вниз к ждущей машине. В главном штабе она вошла в кабинет Рихтера. Он был не один. Бритоголовый мужчина средних лет стоял около окна и курил. Она знала — он из гестапо.

Рихтер был седой, с острыми чертами лица и в очках в золотой оправе. Он не поднялся, когда она вошла, а просто показал ей на стул.

— Доброе утро, фройлен Рейн. Мне сообщили, что вы бегло говорите по-немецки, поэтому я буду обращаться к вам на своем родном языке. Вы будете правдиво отвечать на мои вопросы, не увиливая. Я знаю, что вы были хорошо знакомы с Акселем Вернером.

— Мы знали друг друга еще в детстве.

— Как вы можете охарактеризовать ваши отношения?

— Это было знакомство, корни которого уходили в прошлое.

— Вы были любовниками?

— Нет! — Это предположение было настолько нелепо и оскорбительно, что ответ вырвался из нее.

— А майор Рейн другого мнения.

Она посмотрела на него недоуменно.

— Должно быть, его не так поняли. Он знает, что между мной и Акселем Вернером никогда ничего не было.

— Он достал вам несколько лисьих шкур, чтобы сшить шубу, но она не подошла вам по размеру, и он послал ее жене.

— Никогда не слышала ничего более абсурдного.

Рихтер кашлянул и продолжил:

— Вы и Вернер часто бывали вместе на вечеринках в доме майора Рейна. Вы помните ту ночь, когда подожгли соседнюю деревню?

— Да. — Она встревожилась. Том все свалил на нее. Не в состоянии найти оправдание, куда делся документ, он решил упомянуть ее имя.

— Один из тех людей был застрелен при попытке убежать, второго так и не нашли, хотя нет сомнений, что его ранили. Похоже, ему помогли спрятаться, что скажете?

— Нет, если он смог добраться до гор.

— Не смог, потому что пришел в дом майора Рейна, и именно вы впустили его, а потом выхаживали, пока он не поправился и не сбежал.

Ярость охватила ее от того, как подло Том предал ее.

— Вы не можете располагать фактами, как в ту ночь обстояли дела в доме Тома. Ни один скрывающийся, находящийся в здравом уме, не пришел бы в дом, похожий на муравейник, полный офицеров и солдат.

— Давайте не будем притворяться, фройлен. Вы впустили его, и майор Рейн узнал обо всем и доложил Вернеру, но его влюбленность остановила его от того, чтобы принять меры. — Он пальцем показал на нее: — Из-за вас Вернер сбился с истинного пути! Он угрожал майору Рейну немедленным заключением, если он выдаст вас. Последнее, что он успел, это сделать из майора Рейна козла отпущения, выставив его виноватым, когда сам из-за своей безалаберности потерял важный документ. — Он пристально посмотрел ей в лицо, и его очки сверкнули. — Сейчас я хочу услышать от вас имя раненого, которого вы спрятали в доме в ту ночь!

Теперь ее задачей было тянуть время.

— Я ничего не знаю.

Она повторяла эти слова каждый раз, когда находила в себе силы. Они прижигали ее грудь сигаретами и вырывали ногти, но так и не добились от нее ответа.

Глава 14

В концентрационном лагере Грини содержалось несколько тысяч заключенных. К апрелю 1945 года Джоана провела в заключении больше шести месяцев, когда услышала о смерти президента Рузвельта. Эта новость опечалила ее. Он был другом Норвегии. Когда королева с детьми эмигрировала в Швецию, он послал военный корабль, чтобы перевезти их на безопасную американскую территорию. Позднее президент ставил Норвегию в пример всему миру. Ей было жаль, что он не дожил до конца войны.

Почти все оккупированные страны были освобождены: на востоке — русскими, на западе — британцами и американцами. Норвегия все еще оставалась под фашистским гнетом, нa севере русские пересекли Финляндию и приблизились к Норвегии.

Каждое утро Джоана брала щетку, совок и корзину для мусора и отправлялась на уборку территории. В лагере было двадцать пять серых бараков, административные здания, казармы для охранников и восемь наблюдательных вышек. Лагерь огораживала колючая проволока, по которой проходил ток, за оградой находилось минное поле. Вдали виднелись крутые склоны холмов, поросшие деревьями, а за горизонтом был Осло, жизнь в котором по сравнению с лагерным существованием могла показаться вполне сносной. Заключенные носили деревянную обувь, изготовленную заключенными мужчинами, и по всему лагерю постоянно слышался громкий стук башмаков. Часто женщины от непосильной работы буквально валились с ног.

Ногти Джоаны отросли, а раны от ожогов зажили, хотя шрамы остались. Она не сомневалась, что избежала дальнейших пыток, убедив немцев, что могла скрывать тайного агента, не зная его имени. Действительно, борцы освободительного движения хранили свои имена в секрете. Когда допросы закончились, ее посадили в грузовик для перевозки скота вместе с другими заключенными и отправили в Грини.

Она постоянно испытывала чувство голода. Однако при возможности она стремилась обменять свою миску с похлебкой на иголку и моток ниток, если они у кого-то были. Шитье помогало забыться. Случалось выменять карандаш и лист бумаги, тогда Джоана продолжала писать письмо Стефену. Так она чувствовала себя рядом с ним. Иногда, увидев его во сне, она просыпалась и не сразу могла поверить, что лежит одна, а не в его объятиях. Нередко женщины, просыпавшиеся рядом, плакали, после того как во сне видели свои дома и любимых. И постоянно, во сне и наяву, люди не могли избавиться от постоянного чувства голода.

Даже если бы Джоана знала, где находится Стефен, она бы не смогла написать ему, так как заключенным запрещалось отправлять и получать письма. Она только чувствовала, что он жив, и все свои эмоции выплескивала на бумагу, а потом прятала листки под матрас кровати, которая стояла четвертой по счету в одном из длинных рядов.

Вместе с ней в бараке содержались, в основном, норвежки и еще шесть французских проституток, которые работали на кораблях-борделях, курсирующих вдоль побережья. Они начали конфликтовать, когда дело коснулось порядка и чистоты, что для скандинавок было само собой разумеющимся, но потом присмирели и каждый день стали вытряхивать на улице одеяла и убираться в бараке.

Все бараки на ночь запирались, и был случай, когда одна из француженок забыла свое одеяло на веревке и выпрыгнула в окно, чтобы забрать его. Она увернулась от прожектора и, вернувшись, забросила одеяло в окно, а потом поняла, что оно расположено слишком высоко. Джоана с двумя другими женщинами помогли ей влезть. Если бы ее заметили, то немедленно бы последовала пулеметная очередь с ближайшей вышки. Но она успела влезть в окно, разбив при этом стекло. Спустя несколько секунд свет прожектора упал на разбитое стекло. Завыли сирены, и вбежали охранники. В бараке все лежали в кроватях, с головой укрывшись одеялами. Проверив помещение, они убедились, что все на месте. Разбитое стекло так и осталось загадкой.

Правда, поводов для радости было куда меньше, чем для печали. Женщины болели и умирали. По приказу начальника охранники играли в страшную игру. Они приносили белый носок, бросали его женщине, которую выбирали, с требованием надеть. Потом на перекличке ее вызывали из строя и уводили. Больше ее никто не видел. Белый носок стал самым устрашающим знаком в лагере. Женская половина отделялась от мужской, и, хотя контакты были строго запрещены, иногда они видели друг друга через забор. Мужчины носили черные робы и полосатые брюки. Им приходилось еще сложнее, чем женщинам, так как за провинность их приговаривали к смерти.

Тяжелее всего Джоане было убирать в бараке с забитыми окнами, где приговоренные к смерти проводили свои последние часы. Все стены были покрыты трагическими посланиями, иногда написанными карандашом, но чаще нацарапанными краем жестяной миски: «Пожалуйста, скажите моей жене…», «Дайте знать моим родителям…», «Моя любимая, мысленно я…», «Последний привет…»

Она придумала, как помочь исполнить их последнюю волю. Каждый раз, когда ей приходилось убирать там, она переписывала послания и имена на бумагу, которую выменивала или получала у сочувствующих. Находились способы передать сообщения за пределы лагеря, хотя иногда приходилось ждать неделями, прежде чем удавалось это сделать. К тому времени, когда она услышала о смерти президента Рузвельта, она передала больше сорока предсмертных посланий.

Сейчас все в лагере стало меняться. Охранники работали без отдыха, некоторые даже вели себя дружелюбно, а большинство сделались агрессивными, чувствуя, что близится развязка. Слухи ходили разные, как среди немцев, так и среди вновь прибывших заключенных. Первого мая лагерь облетела весть, что Гитлер мертв. После такой новости два охранника покончили жизнь самоубийством.

Но жизнь заключенных не сделалась легче. Наказывать стали чаще, и почти всегда без причины. Ужас и страх жили в каждом, и никто не мог предположить, как поведет себя лагерное начальство, когда наступит полное поражение Германии.

Джоану снова отправили в этот проклятый барак, где накануне ночью сидел мужчина, приговоренный к расстрелу на рассвете. Войдя, она поставила щетку и корзину для мусора, чтобы посмотреть, не оставил ли он на стене надпись. Стены были для нее словно знакомая карта, и она тотчас увидела новую. Страшный крик вырвался из ее груди. Она прижалась ладонями к стене, не веря своим глазам. «Джоана из Риндал, моя любовь навсегда. Стефен Ларсен. 5 мая 1945».

Он находился рядом все это время, а она не знала! Он сидел в этом бараке, дышал этим воздухом и ходил по этому полу, а она не знала! Он страдал все последние месяцы, и когда нацизму пришел конец, его убили.

Одна из француженок нашла ее там и поспешила увести ее, пока охранники не начали задавать вопросы.

В ту ночь Джоана не сомкнула глаз, а просто лежала под одеялом, глядя в пустоту. Следующий день прошел в оцепенении, а ночью она снова не спала. Утром седьмого мая в прачечной она потеряла сознание.

Еще не совсем оправившись, в ту ночь она проснулась последней из всех, находившихся в бараке. В лагере царило беспокойство. Она села на кровати, видя, что женщины в ужасе жмутся друг к другу. Медленно опустив ноги на пол, она поднялась и подошла к ним; не было нужды спрашивать, что происходит. Когда охранник открыл дверь и приказал всем выходить, она подумала то же, что и все остальные: настал их черед. Подсознательно этого боялась и ждала каждая из них. Когда наступит последний день нацистов, они выведут всех заключенных и расстреляют.

— Вон! Шевелитесь! — в бешенстве кричали охранники.

Некоторые из женщин начали плакать. Джоана обняла одну из них, у которой была поранена нога. Лагерь был ярко освещен. Из бараков выходили женщины в самодельных ночных пижамах, некоторые кутались в одеяла. Многие шли босиком. Прожектора освещали испуганные лица. Паники не было. Они просто поддерживали друг друга и утешали, когда со стороны бараков послышался устрашающий топот военных сапог.

— Они идут! — воскликнула какая-то женщина.

Вздохи и всхлипывания пронеслись по толпе. Джоана стояла спокойно, все еще поддерживая свою больную подругу. На мгновение она закрыла глаза, чтобы собраться.

Человек в униформе, которого ни она, ни другие не знали, обратился к ним:

— Леди! Мы из шведского Красного Креста! Война закончилась. Вы свободны!

Повисла гробовая тишина. Но в следующую секунду тишину взорвали крики радости. Женщины прыгали, смеялись и обнимали друг друга. И все плакали от счастья. Джоана стояла, словно остолбенев, не видя и не слыша ничего вокруг. Она думала о Стефене. Если бы ему дали еще сорок восемь часов, он бы сейчас радовался вместе со всеми.

Вернувшись в бараки, женщины оделись и стали собираться. Транспорт Красного Креста ждал их у ворот. Живущих в прилегающих к Осло районах отвезут домой сразу. Остальных разместят на ночь в школах и больницах города, где была приготовлена еда. Продукты доставлялись туда членами освободительного движения в течение последних нескольких недель. Они готовились к освобождению людей из концентрационных лагерей. Джоана собрала свои сокровища, которые скрашивали ее жуткое существование: маленькая кукла из лоскутков, которую она сшила, шарф из кусочков ткани и пояс. Последним она достала из-под матраса письмо к Стефену. Оно было связующим звеном между ними последние месяцы его жизни.

— Вы готовы? — Женщина из Красного Креста стояла около нее. — Хорошо. Откуда вы?

— С западного побережья, но я бы хотела поехать в дом в Осло, где я жила долгое время.

— Там есть кому позаботиться о вас?

— Со мной все будет в порядке.

Джоана присоединилась к остальным женщинам, ждущим у барака. Приблизившись к настежь распахнутым воротам, они непроизвольно бросились бежать, смеясь и крича от радости. Джоана побежала вместе со всеми, а за воротами остановилась, чтобы полной грудью вдохнуть воздух свободы. Многие делали то же самое. Издалека донесся упоительный звук церковного колокола, возвещавшего о наступившей свободе. Затем женщины стали рассаживаться в автобусы, всем хотелось как можно скорее покинуть это проклятое место. Возбужденные свободой люди ликовали и пели национальный гимн.

Джоана разглядывала из окна автобуса пейзаж, открывающийся в предрассветных сумерках. Автобус проезжал по Осло, высаживая женщин возле их домов. Встречать своих родных выбегали целыми семьями. В столице повсюду появились норвежские флаги, немецкую свастику уже почти везде успели снять. Все правительственные здания и бывшие военные штабы охраняли участники освободительного движении с белыми потоками на рукавах. Их целью было сохранить мир и предотвратить любые попытки самосуда. Немцы в Норвегии, совсем не так как в других странах, все еще занимали прежнее положение и еще только должны были сложить оружие. Джоане предстояло выгнать немецкого офицера из дома Алстинов.

Она последней покидала автобус, подъехавший к воротам дома. Входная дверь была открыта, и в доме горел свет. Когда автобус уезжал, она помахала своим спасителям. Как только она вошла внутрь, то сразу поняла, что нацист в спешке покинул дом. Переходя из комнаты в комнату, она видела открытые ящики комодов и шкафов. На кухне стоял еще теплый чайник, а на столе были разбросаны крошки. Наверху в спальне осталась смятая постель, покрывало валялось на полу. В шкафу висело кожаное пальто. Внезапный приступ ярости нашел на нее, и она стала рвать пальто, потом бросила его на пол и топтала ногами, и, наконец, сбросила со ступенек так, как будто в нем был его хозяин. Джоана спустилась, выбросила ненавистное пальто на улицу, хлопнув входной дверью, и прислонилась к ней, чувствуя, что ее шатает.

Переведя дух, она сняла телефонную трубку и позвонила домой. Ответил отец.

— Привет, папа, — сказала она хрипло. — Это Джоана. Меня освободили.

Это был самый эмоциональный телефонный звонок в ее жизни. Затем ей предстояло самое грустное — позвонить Астрид. Они тихо разговаривали несколько минут. Астрид сохраняла мужество и не сдавалась.

— Приезжай и навести меня, как только сможешь, моя дорогая.

— Я приеду.

Джоана не обладала такой стойкостью. Положив трубку, она села на стул в холле, грустно опустила голову и просидела в таком положении долгое время. Потом встала, выключила свет, горевший во всех комнатах, и устало побрела наверх, чтобы принять горячую ванну. К счастью, нашлось мыло и шампунь. Впервые за долгие месяцы она увидела свое обнаженное тело в зеркале. Зрелище было ужасным: кости выпирали, в руки покрывали язвы. Она почувствовала, как оживает ее тело под струей теплой воды. Последние месяцы мыться приходилось только под холодным душем, стоя на деревянных решетках в нетопленой бане вместе с сотнями других женщин.

Джоана вышла из ванной, завернувшись в полотенце. Она решила посмотреть, нет ли в доме какой-нибудь одежды, чтобы надеть ее, пока не перестирает свою, привезенную из лагеря. Обыскав ящики, она ничего не нашла, и только выходя из комнаты вспомнила, что спрятала в подполе коробку со своими вещами. А вдруг она до сих пор лежит там?

Босиком она спустилась вниз и с первого взгляда поняла, что надежды нет никакой. Все ценные вещи, которые Анна хранила там, пропали. Старый шкаф для посуды все так же стоял привинченным к стене, только дверок не было, возможно, их сожгли, когда отапливали дом. Встав на колени, она протянула руку и, кроме паутины, ничего не обнаружила, но неожиданно коснулась края коробки и потащила ее на себя. Ей никак не удавалось вытащить коробку, поэтому пришлось придавить крышку. Когда она открыла ее, то было ощущение, будто она нашла клад. Поверх вечерних платьев лежало нижнее белье, пара платьев, юбки, пиджаки и вечерние босоножки.

Джоана одевалась в своей комнате, когда ей показалось, что подъехала машина. Она присела на стул, чтобы обуть босоножки, и услышала стук входной двери. Неужели Алстины вернулись домой? Неуверенно она спустилась по лестнице.

В холле стоял высокий мужчина в плаще, накинутом поверх лагерной одежды, с пакетом в руках. Услышав ее шаги, он поднял глаза, и его лицо осветила улыбка. Он был намного худее и бледнее, чем тогда, когда она видела его в последний раз, щеки впали. Она лишь смогла восторженно выдохнуть его имя:

— Стефен!

— Джо, дорогая!

Она пулей слетела вниз навстречу ему, он выронил пакет, чтобы обнять ее. Он сжал ее в объятиях, и их губы слились в поцелуе. Потом они еще какое-то время стояли, неспособные говорить и думать.

— Скажи мне, что я не сплю, — произнесла она, касаясь руками его лица, а он продолжал крепко обнимать ее.

— Это не сон, Джо, мы вместе. И больше не будет расставаний.

Ее голос дрогнул.

— Я видела твое последнее послание, оставленное для меня в Грини. Мы должны позвонить Астрид. Она думает…

— Я уже позвонил. Это она сказала мне, что ты здесь. Когда я позвонил, она только что поговорила с тобой.

— А как тебе удалось избежать расстрела?

— Со мной собирались поступить жестче, чем просто расстрелять. Сотни приговоренных спешно отправили в лагерь, находящийся рядом со шведской границей. Вся его территория была заминирована, и в момент освобождения мы должны были взлететь на воздух вместе с бараками. К счастью, начальника лагеря не оказалось в это время на месте, а у его заместителя не хватило смелости. В последний момент он испугался за свою шкуру. Нас освободили, всем раздали пакеты с одеждой, в которую я еще не успел переодеться, и развезли на автобусе по домам в Осло. Моим единственным желанием было разыскать тебя.

Она все еще не могла поверить в свое счастье, но в последующие часы волна блаженства накрыла их с головой.

В городе в это время царило сумасшедшее веселье. Люди праздновали победу. Стефен сжег их лагерную одежду, выбросил нацистское кожаное пальто в мусорный бак, и они отправились на улицу, чтобы присоединиться к всеобщему веселью. Осло был во флагах — английских, американских и норвежских. Они развевались на крышах домов и на балконах, люди несли их в руках.

Полицейские, которые отказались сотрудничать с нацистами или работали тайно на освободительное движение, снова надели свои темно-синие формы и с энтузиазмом приветствовали всех. Люди пели и танцевали, а дети смотрели на них непонимающими глазами, потому что они помнили, что на улицах всегда царил только страх. Участники освободительного движения наконец-то смогли открыто приколоть цветы к карманам и петличкам. Несмотря на их стремление не допустить беспорядков, все же несколько окон в зданиях, где располагались нацистские штабы, были разбиты. В пригородах, так же как и повсюду, в зданиях, занимаемых нацистами, выбивали окна, а их пещи выбрасывали из домов и сжигали на кострах. А тем, кто принадлежал партии Квислинга, суждено было жить с клеймом предателя до конца их дней.

Стефен доложил о своем нахождении в городе в мобилизационный центр освободительного движения. Офицер с повязкой на рукаве твидового пиджака внимательно посмотрел на исхудавшее лицо Стефена.

— Ты только что из лагеря, да? Из какого?

— Грини.

Офицер присвистнул.

— Тебе еще надо восстановить свое здоровье. Повремени приступать к работе. А мы будем охранять все главные здания, пока правительство не вернется из Лондона. Королева уже в дороге, а король приедет в следующем месяце. А пока веселись вместе со всеми. Ты это заслужил.

Празднования продолжались всю ночь, но Стефен и Джоана вернулись домой, чтобы побыть в тишине. Повсюду на кострах сжигали черную маскировочную материю. Свет пламени, отражавшийся в окнах, заполонил комнату, в которой они спали, обнявшись.

Квислинг арестован, рейхскомиссар покончил с собой. Тюрьмы заполнили те, кто сотрудничал с немцами, рэкетиры черного рынка, бывшие полицаи и нацистские осведомители. Гестаповцы пытались выдать себя за обычных офицеров, но их знали слишком многие, успевшие побывать в подвалах. Теперь начальник гестапо был в том самом подвале, где жестоко истязали Стефена. Шрамы навсегда остались на его теле, и еще много лет эти пытки снились ему в ночных кошмарах.

Утром телефонный звонок разбудил Джоану. Стефен еще спал. Она встала с узкой кровати, на которой они спали в ее комнате, и подошла к телефону. Звонила Джина. Она радостно сообщила, что пришла телеграмма от Рольфа.

В ней говорилось: «Чувствую себя хорошо, нахожусь в безопасности. Скоро приеду домой. Уэнди и ваш внук приедут тоже. Всех люблю, Рольф».

— Какие замечательные новости! А от Эрика нет вестей?

— Нет.

Джоана и Стефен решили пронести неделю вдвоем. Им нужно было время, и не только для того, чтобы побыть вместе, но и адаптироваться после лагерного кошмара. Им обоим требовалась медицинская помощь. К тому же из-за недоедания и стресса у Джоаны почти прекратились менструации, и она боялась, что могут появиться проблемы. Врачи заверили ее, что со временем все нормализуется.

Вместе они наблюдали за торжественным возвращением кронпринца Олава в окружении марширующих войск с развевающимися флагами. В это время в небе появились норвежские эскадрильи, возвращающиеся домой. Рольф приземлился на аэродроме рядом с Осло.

Сидя в саду среди цветов, Джоана писала письмо Анне и Виктору, в котором сообщала, что собирается уезжать, когда услышала шум подъехавшей машины. Отложив ручку и лист бумаги, она встала и поспешила к калитке. Маленькая женщина расплатилась с таксистом, который вынес ее чемоданы и поставил рядом с крыльцом. Это была Анна. Увидев Джоану, она вскрикнула, и они обнялись.

— Позволь мне посмотреть на тебя. — Анна отошла и окинула взглядом Джоану. — Ты очень худая. Я должна приготовить для тебя много вкусной еды. Я везу с собой из Швеции продукты. Там нет продуктовых карточек. Всю войну в домах горел свет, окна не затемнялись. — Она увидела вопрос в глазах Джоаны и грустно улыбнулась. — Мой дорогой Виктор умер больше четырех лет назад по дороге в Швецию. Он так и не узнал, что мы добрались туда невредимыми.

— Мне так жаль.

Анна с тоской в глазах подошла к дому, и ее голос смягчился.

— Как хорошо снова быть дома. Я всегда любила этот дом и все это время так хотела вернуться сюда.

— Там внутри кое-кто, кого вы знаете. Он ставит новые дверки в шкафу в подвале.

— Стефен?

— Да. Мужчина, за которого я собираюсь выйти замуж.

Лицо Анны посветлело от этой новости.

— Как замечательно! Я всегда хотела, чтобы вы познакомились. Я помню, что не сказала ему, что мы с Виктором уезжаем на каникулы, когда он позвонил накануне, и мы уехали, а он планировал приехать в Осло совсем ненадолго.

Джоана тихо засмеялась.

— Много всего произошло с тех пор. Пойдемте в дом, я все вам расскажу.

В доме, после бурной встречи со Стефеном, который от радости чуть не сбил ее с ног, Анна чувствовала себя словно ребенок. Она бегала по комнатам, радуясь, что дом остался таким же, как был. Ей совсем не было жаль картин и серебра, которые растащили. Она намеревалась переделать верхний этаж в апартаменты с отдельным входом, чтобы Джоана со Стефеном могли жить там, когда поженятся. Ее пугали предостережения в прессе по поводу дефицита жилья в стране. Ситуация усугублялась тем, что после войны многие невесты из Британии и Канады приехали за своими женихами. Также в жилье остро нуждались те, кто прибыл с севера Норвегии. Сотни людей остались без крова в результате карательных акций немцев.

— Я пока не знаю, буду ли заниматься той же работой, что и до оккупации, — сказал Стефен. — Ты не должна влезать в долги, не зная точно, будем ли мы жить здесь.

Джоана посмотрела на Анну и поняла, что она очень боится остаться одинокой в атом доме.

Джоана и Стефен приехали на ферму, когда Рольф был уже там. На каждом доме в долине вывесили флаги в честь его возвращения. В первое же утро к дому пришел местный оркестр и играл патриотические мелодии под его окном. Джоану снова встречали с улыбками. Соседи подбегали к их калитке и махали ей, а когда представлялся случай, извинялись. Радость от приезда домой сменилась грустью.

— Эрик погиб, — рассказал Рольф. — Он много раз рисковал жизнью, прежде чем немцам удалось поймать его и расстрелять в замке Акерсхус. Я слышал, что там установили мемориал, на котором выбиты имена всех погибших. По крайней мере, мы можем прийти туда и отдать дань памяти.

Когда Джоана смогла пережить все, что произошло, она порадовалась за родителей, что у них теперь есть внук, появление которого в доме немного утешит их. Конечно, никто не мог заменить Эрика, но новый член семьи, когда Уэнди приедет с ним, сможет смягчить их горе.

Астрид получила дом в свое распоряжение. Теперь его постепенно отмывали.

— Я мечтала навести здесь порядок, когда нас освободят, — сказала она. — Я выгоняла этих женщин метлой, на одну, которая была мне особенно противна, вылила ведро воды. Наконец приехала полиция, и этих распутных девиц увезли, а я пригласила всех выпить вина. У нас получилась замечательная вечеринка!

Стефен с Джоаной провели у Астрид несколько дней. Они узнали, что Тома Рейна арестовали. После признания в своих преступлениях он получил большой срок — норвежское правосудие запрещало высшую меру.

Джоана получила письмо от матери, в котором она сообщала, что звонила Керен. Позднее пришло письмо от самой Керен. Она подробно описала свою жизнь в неволе. Родившегося у нее сына отправили в Германию. Перед самым освобождением она родила девочку. Если бы Эрик был жив, она уверена, он бы принял ее ребенка, и любил как родного. Она собиралась вместе с дочерью вернуться домой. Ее родственники хотели, чтобы она жила с ними, когда они снова откроют пекарню, но она предпочла строить новую жизнь. И спрашивала, не знает ли Джоана, где может устроиться одинокая женщина с ребенком?

— Знаю! — громко воскликнула Джоана.

Она не сомневалась, что ребенок украсит жизнь Анны, вдвоем с Керен они будут заботиться о нем. Эго бы решило многие проблемы. Керен нашла бы работу в Осло и не волновалась в течение дня за ребенка. Зная их обеих — доброе сердце Анны и мягкий характер Керен, Джоана верила, что они смогут помочь друг другу.

Уэнди благодаря дяде-дипломату смогла раньше других жен военных приехать в Норвегию. Пароход подплывал к порту в четыре часа утра, когда солнце уже взошло. Она впервые увидела фьорд Осло с палубы корабля. Его красота изумила ее. Островки лежали на воде, словно жемчужины, а скалистые берега, на которых стояли домики, похожие на спичечные коробки, отражались в воде. Рыбацкие лодки уплывали в море. Над головой кружились чайки. Это была ее новая родина, и она уже полюбила ее.

Уэнди стояла на палубе с ребенком на руках, когда корабль вошел в гавань. Казалось, город улыбается ей. Административное здание на пристани украсили цветами. Через несколько дней ожидали приезда короля. Она увидела Рольфа в форме с букетом красных роз в руке. Она радостно помахала ему, и он помахал в ответ.

— Вот мы и приехали. Пол, — сказала она нежно своему сыну. — Я привезла тебя домой.

Она сильно волновалась перед встречей с родителями мужа прямо в день свадьбы сестры Рольфа. Но ей не стоило беспокоиться. Ее встретили настолько приветливо, что и долина, и ферма сразу стали ей вторым родным домом.

Джоана и Стефен венчались в местной церкви около фьорда. На церемонии Уэнди впервые увидела национальные костюмы, которые надевались по особым случаям. Она была поражена отделкой и золотым орнаментом, когда вошла в старинную церковь, и с восхищением разглядывала стены, расписанные умельцами, жившими в долине более двухсот лет тому назад. На Джоане было белое шелковое платье с высоким воротником и длинными рукавами, украшенными тесьмой. Оно было простого покроя и облегало ее стройную фигуру. В этом платье венчалась еще бабушка Астрид. Когда жених и невеста вышли из церкви, они не услышали колокольного звона. Дело в том, что в колокол в день освобождения звонили с таким рвением, что он треснул. То же самое произошло еще с несколькими колоколами в стране.

Погода была теплой, и длинные столы накрыли в тени деревьев около дома. Традиционный свадебный торт представлял собой высокую пирамиду из колец. Ингредиенты для его изготовления прислали из Швеции, а пекла его Анна. За столом пели песни, народные и сочиненные друзьями и знакомыми, произносили речи. Гунар ни словом не обмолвился об их совместной деятельности. Это было негласным правилом — не обсуждать тему освободительного движения. Многие участники движения, включая Стефена, были награждены орденами и медалями самим королем, но Стефен никогда не говорил, за какие заслуги получил их. Даже Джоана всего не знала.

Они приехали в Осло, чтобы увидеть возвращение короля на родину. Это произошло седьмого июня, ровно через пять лет с того дня, когда он покинул страну. И город праздновал это событие не менее бурно, чем день освобождения. Дождь, ливший утром, прекратился, и солнце вышло поприветствовать короля, одетого в военно-морскую форму, королеву и их троих детей. В открытой машине через Карл Юхан Гейтс король въехал во дворец. Стоя на балконе, он отдавал салют маршировавшим бойцам освободительного движения, одетым в водонепроницаемые куртки, с рюкзаками за спинами. В течение пяти лет это была их каждодневная одежда. Стефен и Джоана были среди них. Рядом маршировали духовые оркестры, бойцы вооруженных сил, освобождавшие заключенных из лагерей, и даже еврейский мальчик, единственный из норвежских евреев, выживший в германском лагере. Это было самое грандиозное шествие людей по городу, которое Джоана когда-либо видела, и этот день она запомнила на всю жизнь.

В 1984 году, перед самым Рождеством они приехали в Лондон. Стефен, сотрудничающий с норвежской нефтяной компанией, проводил встречу с британскими партнерами. Джоана решила пройтись по своим любимым магазинам. Оба их сына были женаты, и у каждого было по трое детей, так что ей предстояло сделать много покупок. Устав от похода по магазинам, она села в такси и поехала к отелю, но, когда машина свернула на Трафальгарскую площадь, она неожиданно наклонилась вперед и настойчиво попросила:

— Остановите здесь, пожалуйста.

— Мы еще не доехали до вашего отеля.

— Я передумала.

Повесив зеленую пластиковую сумку с упакованными в ней подарками на руку, она протянула ему деньги. Когда такси скрылось среди других машин, Джоана повернулась и посмотрела на норвежскую рождественскую елку возле фонтанов. Элегантная, одетая просто и дорого, она до сих пор заставляла прохожих оборачиваться ей вслед. Она пошла через площадь к елке, совсем недавно привезенной откуда-то из лесов рядом с Осло. Ее взгляд медленно поднимался к макушке, увенчанной звездой. Толстые пушистые ветви были украшены лампочками, которые дрожали на холодном ветру, как будто живые.

Каждый год норвежскую елку привозят в Лондон на Рождество, так было даже по время войны. Эта традиция словно связывает прошлое с настоящим. Воспоминанияожили, лица любимых людей, которых давно нет на свете, промелькнули перед глазами. Она была глубоко тронута, как тогда, когда впервые посетила Музей освободительного движения в замке Акерсхус. По соглашению на стендах не были указаны имена сорока тысяч участников движения. Не упоминались даже те, чье исключительное мужество изменило курс истории.

Хор мальчиков из церковной школы расположился у елки. Послышался топот ног, шелест нот, я потом дирижер поднял руки, требуя внимания. Они начали с «Ночь тиха»^[1], и их чистые высокие голоса разлились над площадью. Слушая их, она забыла о времени.

Откуда-то донесся бой часов, напомнив ей, что, должно быть, Стефен вернулся в отель и ждет ее. Она поймала такси, и прежде чем сесть в машину, обернулась и посмотрела через плечо. Огни сверкали на елке и напоминали белый снег Норвегии.

Примечания

1

«Ночь тиха» — широко известное рождественское песнопение

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

*** Примечания ***