Сторож (в сокращении) [Роберт Крейс] (fb2) читать онлайн

Роберт Крейс Сторож (в сокращении)

Сокращение романов, вошедших в этот том, выполнено Ридерз Дайджест Ассосиэйшн, Инк. по особой договоренности с издателями, авторами и правообладателями. Все персонажи и события, описываемые в романах, вымышленные. Любое совпадение с реальными событиями и людьми — случайность.

Пролог Город ангелов

На один-единственный час город принадлежал ей — всего на один волшебный час, но ей, и только ей одной. Позже она расскажет полицейским, что была в Голливуде, в клубе на Юкка-стрит. Она провела там час, общаясь с друзьями. Все они фотографировали друг друга на сотовые телефоны, и каждый позировал с бокалом коктейля в руке. Когда она сказала опрашивавшему ее сержанту, что сама ничего не пила, он удивленно приподнял брови, однако тест ее слова подтвердил.

Три часа ночи были ее колдовским часом. Она дала служителю клуба сотню, чтобы тот подогнал к дверям ее «астон-мартин», и покинула клуб. Проехав пять кварталов по пустому Голливудскому бульвару, она остановилась в самой его середине, выключила двигатель и с наслаждением вдохнула ласковый ветерок.

Она подняла взгляд вверх и представила себе, что с близлежащих крыш, как в сказке, за ней наблюдают ангелы. Они словно бы говорили ей: «Мы отдаем этот город тебе, ты свободна».

Ее звали Ларкин Коннер Баркли. Ей было двадцать два года. Она жила в центре города, в модном квартале, облюбованном начинающими художниками и музыкантами.

Ларкин нажала на педаль акселератора. Длинные, цвета медных монет, волосы Ларкин хлестали ее по лицу.

Машина, кренясь, пересекла Аламеда-стрит.

Повернув на север, она ехала теперь по протянувшейся вдоль реки промзоне. Когда раздался хлопок подушки безопасности, до дома Ларкин оставалось лишь несколько кварталов. «Астон-мартин» понесло боком, потом он встал.

Отстегнув ремень безопасности, Ларкин выбралась из машины. На тротуаре стоял серебристый «мерседес» с разбитым и погнутым задним крылом. Впереди сидели мужчина и женщина — мужчина за рулем. Еще один мужчина сидел сзади. Водитель помогал женщине, лицо которой было залито кровью, человек на заднем сиденье пытался выбраться наружу, но не мог.

Ларкин постучала в окошко водителя:

— С вами все в порядке? Могу я чем-нибудь помочь?

Водитель некоторое время смотрел на нее пустыми глазами, явно не видя по-настоящему, потом приоткрыл дверцу. Над левым глазом у него виднелся глубокий порез.

— О боже, — сказала Ларкин. — Простите меня. Я сейчас позвоню по 911. И вызову «скорую».

Водителю было лет за пятьдесят — хорошо одетый, загорелый, с золотым перстнем на правой руке и очень красивыми часами на левой. Женщина тупо смотрела на кровь, заливавшую ей руки. Мужчине, сидевшему сзади, наконец удалось открыть дверцу, он выпал из нее, встал на колени, потом, цепляясь за машину, поднялся на ноги и сказал:

— У нас все в порядке. Ничего страшного.

Однако Ларкин считала себя обязанной помочь этим людям.

— Пожалуйста, сядьте. Я позвоню…

Мужчина шагнул к ней, но снова опустился на одно колено. Теперь, когда на него падал свет от фар ее машины, Ларкин смогла хорошо его разглядеть. Глаза у него были большие и такие темные, что в рассеянном свете фар казались черными.

Ларкин бросилась к своей машине, нашла сотовый телефон и уже набирала 911, когда «мерседес», волоча за собой разбитое крыло, задом съехал с тротуара.

— Эй, постойте!..

Ларкин окликнула их еще несколько раз, но «мерседес» даже не притормозил. Она твердила про себя его номерной знак, и тут вдруг услышала шаги бежавшего по осевой полосе мужчины с заднего сиденья.

Тонкий голос вывел ее из оцепенения:

— Говорит оператор неотложной помощи, алло?

— Я попала в аварию, автомобильную…

— Кто-нибудь пострадал?

— Они уехали. Хотя тот мужчина… не знаю…

— Мэм, вам требуется помощь?

Она почувствовала, что ее качает. Земля вдруг накренилась, и Ларкин села прямо на мостовую.

— Мэм, сообщите, где вы находитесь.

Ларкин легла, прижавшись спиной к холодному асфальту.

1

Девушка вылезла из машины явно недовольной — с кислой физиономией, дававшей ему понять, что ей не нравится ни этот ветхий дом, ни выжженная солнцем улица. А он тем временем обшаривал взглядом окружающие дома, прочищая окрестности примерно так же, как человек прочищает горло. Он понимал, что длинные рукава рубашки выдают его с головой. Для длинных рукавов в Лос-Анджелесе пекло слишком жарко, однако ему нужно было прикрыть то, что находилось под рубашкой.

— Я здесь жить не могу, — сказала девушка.

— Говорите потише.

— Я целый день не ела, а тут еще и пахнет так, что меня мутит.

— Поедим, когда окажемся в безопасности.

Дверь дома отворилась, на пороге появилась женщина, которую описал ему Бад, — коренастая, с большими белыми зубами и дружелюбным взглядом. Миссис Имельда Аркано управляла в Игл-Роке несколькими сдаваемыми внаем жилыми домами. Конторе Бада уже случалось иметь с ней дело. Пайк надеялся, что женщина не обратит внимания на четыре аккуратные дырки, которые этой ночью проделали в заднем крыле их машины.

Он повернулся к девушке:

— Ваше недовольное лицо делает вас запоминающейся. Бросьте. Вам следует быть невидимкой.

— А почему я не могу подождать в машине?

Оставить ее без присмотра? Немыслимо.

— Не говорите ни слова. Постарайтесь не встречаться с ней взглядом. Я сам с ней управлюсь.

Девушка рассмеялась:

— Очень интересно будет посмотреть, как вы с ней управитесь. Как вы ее очаруете.

Взяв девушку под руку, он направился к дому. Надо отдать ей должное, она последовала за ним, не устроив сцены. Даже при том, что на ней были огромные темные очки, ему хотелось как можно скорее убрать ее подальше от чужих глаз.

Когда они достигли входной двери, улыбка миссис Аркано стала еще шире:

— Мистер Джонсон?

— Да.

— Жарко сегодня, правда? Я Имельда Аркано.

После разразившегося в Малибу кошмара контора Бада нашла для них новое жилье, оплатила его и сообщила миссис Аркано то, что ей следовало знать, то есть, скорее всего, очень немногое.

Имельда Аркано пригласила их войти в дом. Мужчина немного задержался на пороге, оглядывая улицу. Узкая, деревья отсутствуют, это хорошо. Улица отлично проглядывается в обоих направлениях, хотя маленькие домишки стоят слишком близко друг к другу, и вот это уже плохо.

Ему хотелось, чтобы миссис Аркано убралась как можно быстрее, однако она вцепилась в девушку — женщина женщину всегда поймет — и устроила экскурсию по дому, проведя их через две крошечные спальни и ванну, микроскопическую гостиную и кухоньку к голому двору на задах дома. Выглянув в заднюю дверь, он увидел ржавый сетчатый забор, отделявший этот дом от того, что стоял за ним. На соседнем дворе был привязан цепью к столбу белый питбуль. Пес лежал, положив морду на лапы, однако не спал.

— Телевизор у вас работает? — спросила девушка.

— О да, здесь кабель. А вот телефона нет.

Он перебил хозяйку:

— У нас есть сотовые. Вы бы лучше отдали нам ключи и занялись своими делами.

Миссис Аркано обиженно застыла, потом сняла со связки два ключа, вручила их Пайку и удалилась.

Впервые за этот день он оставил девушку одну — нужно было перетащить в дом багаж. Нужно было бы еще и позвонить Баду, выяснить, что за чертовщина с ними творится, однако самым главным оставалась безопасность девушки. Он занес в дом два рюкзака, свой и ее, и сумку.

Телевизор был включен, девушка переключала каналы.

Увидев Пайка, она рассмеялась и произнесла, пародируя его:

— «Вы бы лучше отдали нам ключи и занялись своими делами». О, ее это совершенно очаровало.

Он выключил телевизор, протянул ей сумку:

— Займитесь волосами. Когда закончите, попробуем найти какую-нибудь еду.

— Я хотела посмотреть, не показывают ли нас в новостях.

— Нельзя, чтобы кто-то услышал работающий телевизор.

— Я могу выключить звук.

— Займитесь волосами.

Пайк стянул с себя рубашку. За пояс его брюк был заткнут полуавтоматический «кимбер» 45-го калибра. Открыв свой рюкзак, он достал кобуру для «кимбера» и второй, уже вложенный в кобуру пистолет — «магнум-питон» калибра 0,357. «Кимбер» он пристегнул спереди к брюкам, «питон» подвесил справа.

Следом он вытащил из рюкзака рулон клейкой ленты и направился на кухню. Убедившись, что дверь, ведущая во двор, заперта, он прошел в крошечную спальню в задней части дома, закрыл там окна, задвинул шторы. Затем, отрывая полоски клейкой ленты, скрепил ею шторы и приклеил их к стенам. Если кому-то удастся поднять окно, им придется отрывать шторы от стен, создавая при этом шум, который он услышит. Вытащив нож «Рэндалл», Пайк прорезал в шторах вертикальные щели сантиметров по восемь длиной. Раздвинув их пальцами, можно было увидеть подходы к дому. И тут услышал шаги — девушка направлялась в ванную комнату. Все-таки послушалась его.

По пути во вторую спальню Пайк миновал ванную. Девушка стояла перед зеркалом и обрезала дешевенькими ножницами свои роскошные медные волосы, оставляя лишь неровные пятисантиметровые подобия колосков. Вдоль раковины выстроились коробочки с краской для волос «Клэрол». Увидев его в зеркале, она состроила злющую гримасу:

— Какая гадость. Ну и видок у меня будет.

Разделась она по пояс, не сняв только лифчика, однако дверь оставила открытой. Видимо, хотела, чтобы Пайк увидел ее. Джинсы за 500 долларов сидели на бедрах у девушки совсем низко, под улыбающимся дельфином, который резвился между ямочками на ее ягодицах. Лифчик был светло-голубым, прозрачным и замечательно шел к ее оливковой коже. Глядя на него, она поиграла со своими волосами.

— Как насчет белого? — спросила она. — Могу покраситься в белый цвет. Вас он устроит?

— В темный. Неприметный.

— А могу в синий. Получится забавно. — Девушка повернулась к нему, приняв соблазнительную позу. — Синий вам понравится? Ретропанк, а?

Пайк, не ответив, прошел в спальню. Синей краски она не купила. Думала, наверное, что он этого не заметил, однако он замечал все. Он запер окна спальни, оклеил шторы лентами и возвратился в ванную. Из крана текла вода, девушка втирала в волосы краску. Пайк вытащил сотовый телефон и, наблюдая за ней, набрал номер Бада Флинна.

— Мы на месте, — сказал он. — Что произошло ночью?

— Я все еще пытаюсь выяснить это. Пока без понятия. Как новый дом, нормально?

— Они выяснили, где мы, Бад. Я хочу знать — как.

— Я этим занимаюсь. Тебе что-нибудь нужно?

— Мне нужно знать — как.

Он захлопнул телефон, и тут девушка выпрямилась. Она оборачивала голову полотенцем, и струйки воды стекали вдоль ложбинки ее позвоночника к дельфину.

— Вы пялитесь на мой зад.

Гавкнул питбуль.

Не медля ни секунды, Пайк выхватил «питон» из-за пояса и побежал в заднюю спальню. Он едва успел раздвинуть пальцами щель на шторе, как следом за ним в комнату влетела девушка.

— Что там? — спросила она.

— Чш-ш.

Пес пытался разглядеть что-то, находившееся слева от них.

Пайк смотрел сквозь щель и прислушивался.

— Что? — шепнула девушка.

Пит разразился яростным лаем и начал рваться с цепи.

Пайк быстро заговорил не оборачиваясь, как раз в тот миг, когда из-за дальнего угла гаража показался первый мужчина. Все начиналось заново.

— Идите в переднюю часть дома, но дверь не открывайте. Давайте. Быстро.

Он оттолкнул девушку от окна, полотенце свалилось у нее с головы. Подхватив с пола оба рюкзака, он повел ее к двери. Выглянул в щель на фасадном окне. Один мужчина поднимался по подъездной дорожке, другой пересекал двор, приближаясь к дому.

Пайк взял ее лицо в ладони, повернул к себе. Нужно было, чтобы она забыла о страхе, чтобы видела и слышала только его. Глаза их встретились, и он понял: они вместе.

— Следите за мной. Ни на них, ни на что-либо еще не смотрите. Следите, пока я не подам знак, а после бегите к машине.

Рывком распахнув дверь, он навел «кольт» на шедшего по подъездной дорожке и выпустил в него две пули. Потом взял на мушку того, что пересекал двор. Четыре выстрела прозвучали как два, а Пайк уже выскочил на середину переднего двора. Больше никого видно не было, и он махнул девушке рукой:

— Ходу!

Она, умница, со всей мочи понеслась к машине. Пайк задом побежал за ней, стараясь прикрывать ее своим телом, — питбуль все еще лаял, а это означало, что вот-вот появятся и другие люди.

Третий мужчина вылетел из-за угла дома, однако, увидев Пайка, тут же нырнул назад. Пайк выпустил в него две последние пули. Из угла полетели щепки и куски штукатурки, но третий уже успел укрыться, а «питон» был разряжен. Третий опять выскочил из-за угла и трижды выстрелил, по Пайку он промазал, зато попал в джип. Времени на то, чтобы укладывать «питон» в кобуру, у Пайка не было. Он бросил пистолет, выхватил «кимбер», два раза выстрелил из него и побежал к машине. Девушка открыла водительскую дверцу, однако так у машины и стояла.

Пайк крикнул:

— Внутрь! Внутрь!

Третий выскочил снова, паля из пистолета. Пайк выстрелил в него, и он повалился за угол.

Пайк толкнул девушку под приборную панель, вставил ключ в замок зажигания, джип рванул к углу дома. Там Пайк резко, сжигая тормоза, развернул машину, утопил в пол педаль акселератора и взглянул на девушку:

— Вы в порядке? Не ранены?

Он положил ладонь ей на бедро:

— Ларкин, взгляните на меня.

Она зажмурилась, стиснула кулаки:

— Только что погибли три человека. Еще три.

Пайк постарался, чтобы голос его прозвучал как можно мягче:

— Я не допущу, чтобы с вами случилось что-нибудь плохое. Вы слышите?

Она кивнула.

Пайк, вылетев на перекресток, понесся по скоростной магистрали. Они пробыли в этом доме всего двадцать восемь минут и теперь спасались бегством. Опять.

Пайк летел на север по 101-й. Не включив никаких предупредительных сигналов, резко повернул и пересек четыре полосы движения, направив джип к съезду с автострады. Ларкин взвизгнула. По съезду джип слетел боком. Пайк повернул снова, пересек полосы встречного движения, вылетел под вой клаксонов и покрышек на соседний въезд и снова вернулся на магистраль. Девушка сидела, обхватив руками колени, — в позе, которую просят принять пассажиров самолета, совершающего аварийную посадку. Пайк бросил джип к следующему съезду и, ударив по тормозам, помчался по нему вниз.

— Перестаньте, — простонала девушка. — Господи, перестаньте. Мы же разобьемся.

Они выскочили на магистраль в плотный послеполуденный поток машин. Пайк повернул к заправочной станции «Шеврон» и резко затормозил. Они сидели в машине, двигатель продолжал работать, Пайк вставлял патроны в магазин «кимбера», вглядываясь в пассажиров проезжавших машин.

— Вы узнали кого-нибудь из тех людей? — спросил Пайк. — Тот, у фасада, вы были рядом с ним. Не видели его раньше?

— Я не успела… Господи, все произошло так… нет.

Тех, кого он убил раньше, она тоже не разглядела, для нее они остались просто расплывчатыми темными фигурами. Да Пайк и сам толком приглядеться к ним не успел — крепкие мужики лет двадцати-тридцати, в черных футболках, с пистолетами.

Сотовый телефон Пайка завибрировал, однако отвечать на вызов он не стал. Он задом отъехал от здания заправки, повернул в сторону от магистрали и набрал скорость.

Миновав десять кварталов, он направил джип к длинному зданию торгового центра. Проехав вдоль него, Пайк свернул в узкий проулок, в котором не было ничего, кроме колдобин и мусорных баков. Здесь он заглушил двигатель, вылез из машины и открыл пассажирскую дверцу.

— Вылезайте.

Девушка особо не торопилась, поэтому Пайк просто вытащил ее из машины.

— Эй! Что за… перестаньте!

— Вы звонили кому-нибудь?

— Нет!

Пайк бедром прижал Ларкин к джипу, обшарил ее карманы, отыскивая сотовый телефон. Она попыталась оттолкнуть его, однако Пайк не обращал на эти попытки никакого внимания.

— Да перестаньте же… как я могла позвонить? Я все время была рядом с вами. Прекратите…

Пайк поднял с пола машины мягкую сумочку девушки, вытряхнул ее содержимое на сиденье.

— Ненормальный! Нет у меня телефона. Вы же его забрали!

Он обшарил карманы сумочки, затем взглянул на девушку.

— Они нашли нас.

— Я не знаю, как они нас нашли!

— Дайте мне взглянуть на ваши туфли.

Он толкнул девушку обратно в джип, стянул с нее обувь. На этот раз она не сопротивлялась. Просто отвалилась на сиденье, позволив ему поднять ее ступни повыше.

Пайк думал, что на нее могли поставить передатчик. Он проверил каблуки ее туфель, потом вгляделся в поясной ремень, в пуговицы джинсов. Когда он начал вытягивать ремень, девушка, тяжело вздохнув, спросила:

— Так вот что вам нравится?

Непристойную улыбку Ларкин Пайк проигнорировал.

— Хотите, я и трусы с себя стяну?

Он взял с заднего сиденья ее рюкзак, и девушка рассмеялась.

— Вы просто ненормальный! Я не расставалась со своими вещами с той минуты, как встретилась с судебными маршалами.

Пайк вовсе не надеялся найти что-либо, однако считал необходимым проверить все — и проверял, не обращая внимания на слова девушки. Он научился этому в морской пехоте — как-то раз один солдат не почистил свою винтовку, и у нее заклинило затвор.

— Мы что, так и будем торчать здесь? По-вашему, это место безопасно? Я хочу вернуться домой.

— Дома вас едва не убили.

— С тех пор как я с вами, меня едва не убили два раза.

Пайк вытащил свой сотовый, просмотрел поступившие вызовы. Три звонка от Бада Флинна. Он нажал на кнопку «вызов», чтобы перезвонить Баду, и задумался: не отслеживают ли их по его сотовому? Эти люди могли узнать его номер.

Бад отозвался почти мгновенно:

— Ты меня чуть не до смерти напугал. Когда ты не ответил, я решил, что вас прикончили.

— Нас снова нашли.

— Так выбирайся оттуда. Вы где?

— Послушай. Она хочет вернуться домой.

Говоря это, Пайк смотрел на девушку, и та смотрела на него.

Бад помолчал немного, потом мягко произнес:

— Не надо так дергаться. Она не ранена?

— Нет.

— Я не уверен, что правильно тебя понял, ты о чем говоришь, о Малибу или об Игл-Роке?

Прошлой ночью Бад направил их в надежный дом в Малибу, а после того, как туда попытались ворваться убийцы, — в Игл-Рок.

— Об Игл-Роке. Оба твои дома оказались ни к черту, Бад.

— Это невозможно. Об этом доме они знать не могли.

— Там трое убитых. Федералы смогут отмазать меня еще раз или не смогут?

О двух трупах в Малибу Бад уже знал. Федералы подняли крик, однако пообещали оградить Пайка и девушку от преследований со стороны местной полиции.

Теперь уверенности в голосе у Бада поубавилось:

— Я поговорю с ними.

— Поговори поскорее. Я бросил там один из моих пистолетов, 357-й. По его номеру полиция быстро установит мое имя.

Бад тяжело вздохнул — скорее устало, чем сердито:

— Ладно, дай ее мне.

Пайк отдал сотовый девушке. Несколько минут она слушала Бада, потом сказала:

— Мне очень страшно. Можно я вернусь домой?

Что ответил ей Бад, Пайк понял еще до того, как она протянула ему трубку. Сейчас они находились в узком проулке на юго-востоке Лос-Анджелеса, прежде девушка видела такие только с борта семейного «Гольфстрима».

Пайк принял от нее трубку.

Бад сказал:

— Ладно, послушай, она готова остаться с тобой. Я считаю, что это наилучший вариант, и отец ее считает так же. Я подберу для вас другой дом и…

— Твои дома не годятся. Дом я найду сам.

— Джо, ты не можешь просто взять и вывести меня из игры.

— Ты передал девушку мне. Теперь она моя.

Пайк захлопнул крышку телефона.

— Если хотите ехать домой, я отвезу вас.

Девушка, похоже, обдумала его слова, потом пожала плечами:

— Я остаюсь с вами.

— Тогда в машину.

В Фэрфаксе Пайк свернул с бульвара Сансет на Бристоль-Фармс и остановил джип как можно дальше от перекрестка, укрыв его среди других машин.

— Мне нужно кое-кому позвонить. Вылезайте.

Она спросила:

— Почему не позвонить из машины?

— Я не доверяю своему сотовому. Вылезайте.

— А здесь я подождать не могу?

— Нет.

Пайк боялся, что она может передумать, решить, что с ним оставаться не стоит, сбежит и в итоге ее убьют.

Ларкин торопливо обогнула джип, нагнала Пайка.

— Кому вы собираетесь звонить?

— Нам необходимо жилье и новые колеса. Если нас ищет полиция, придется действовать иначе.

— Что значит «действовать»? Что вы собираетесь делать?

Пайк уже устал от разговоров и потому отвечать не стал. Он прошел с девушкой к телефонам-автоматам, сунул в один из них несколько двадцатипятицентовиков.

Ларкин заглянула внутрь магазина:

— Я бы чего-нибудь съела.

— Позже.

Пайку принадлежал расположенный в Калвер-Сити маленький оружейный магазин. Там работали пять человек, трое из них — бывшие полицейские.

После второго гудка ответил один из них — Ронни:

— Оружейный магазин.

— Перезвоню через две минуты, — сказал Пайк и повесил трубку.

Ларкин сжала его руку:

— Кому вы звонили?

— Он работает у меня.

— Тоже телохранитель?

Пайк не ответил, он смотрел на секундную стрелку своего «ролекса». Чтобы ответить на его следующий звонок, Ронни нужно было добежать до стоящей бок о бок с магазином прачечной.

Пока он ждал, из магазина вышли двое мужчин лет тридцати. Один из них оглядел Ларкин с головы до пят и ухмыльнулся. Другой уставился ей в лицо. Она ответила каждому взглядом. Пайк пытался понять, не узнал ли ее второй. Мужчины прошли на парковку, уселись в черную «тойоту»… нет, похоже, не узнал.

— Больше так не делайте, — сказал Пайк.

— Как?

— Вы встретились с ними глазами. Не делайте этого.

Пайку показалось, что она собирается что-то сказать, однако Ларкин лишь поджала губы и уставилась на магазин:

— Я могла бы пока раздобыть какую-нибудь еду.

Спустя две минуты Пайк позвонил снова, трубку снял Ронни. Пайк коротко описал ситуацию и велел Ронни закрыть магазин и отпустить всех по домам. Люди, пытающиеся убить Ларкин, попробуют выйти на девушку через него и через людей, с которыми он связан.

— Понял, — сказал Ронни. — Тебе что-нибудь нужно?

— Машина и предоплаченный сотовый.

— Сделаю. Если хочешь, возьми мой старый зеленый «лексус».

«Лексусу» Ронни было двенадцать лет. Его жена отдала эту машину их дочери, но та училась в юридической школе, дома не жила, так что машина большую часть времени простаивала без дела.

Пайк попросил Ронни, чтобы тот через тридцать пять минут поставил машину у известного им обоим супермаркета «Албертсонс», а сам ушел. За эти тридцать пять минут Пайк успел бы заскочить к себе домой и избавиться от джипа.

Он повесил трубку, провел девушку обратно к джипу. Каждая лишняя минута казалась ему проигрышем в гонке. Скорость — это все. Скорость — это жизнь.

Ларкин дернула его за руку:

— Вы слишком быстро идете.

— У нас много дел.

— Куда мы поедем?

— Ко мне домой.

— Мы что же, там и остановимся?

— Нет. Убийцы придут и туда.

Пайк жил в одном из кооперативных жилых комплексов Калвер-Сити. Участок окружала оштукатуренная стена, ворота открывались магнитным ключом. Дома там стояли группками по четыре, обступая два теннисных корта и бассейн. Дом Пайка находился в самом дальнем углу этой территории.

Пайк направил джип к комплексу, однако на территорию въезжать не стал. Он проехался вокруг стены, высматривая людей, которые могли бы следить за воротами или дожидаться его джипа, потом повернул к запасному въезду.

Ларкин оглядела дома:

— Совсем неплохо. Телохранители что, много зарабатывают?

— Сядьте на пол, под приборную панель, — ответил Пайк.

— А еда у вас дома найдется?

— Вы останетесь в машине.

Пайк и не глядя на Ларкин знал, что она сейчас его гипнотизирует, однако девушка покорно соскользнула вниз.

— Когда мужчина просит меня усесться вот так на пол, это значит только одно.

Пайк взглянул на нее:

— Смешно.

— Так чего же вы не улыбаетесь? Телохранители вообще когда-нибудь улыбаются?

— Я не телохранитель.

Пайк подъехал к маленькой парковке, на которой обычно оставлял машину. Сейчас здесь стояли лишь три автомобиля, и все они были ему знакомы. Он остановился, однако двигатель не выключил. На территории комплекса росли пальмы и цезальпинии, между ними вились цементные дорожки. Пайк вгляделся в игру зеленых, коричневых и иных тонов на фоне оштукатуренных стен, ничего необычного не обнаружил и заглушил двигатель.

— Меня не будет тридцать секунд. Оставайтесь здесь.

Не дожидаясь ответа девушки, Пайк выскользнул из джипа и побежал по дорожке к своей двери. Он осмотрел два ее замка — похоже, их не трогали. Войдя в дом, Пайк направился к вмонтированной в стену сенсорной панели. Он установил в доме систему видеонаблюдения, с помощью которой можно было обозревать входную дверь, окна первого этажа и парковку. Шесть камер системы делали по цифровому снимку каждые восемь секунд.

Пайк включил систему и побежал обратно к джипу.

Ларкин так и сидела под приборной доской.

— Что вы там делали? — спросила она.

— Я ничего об этих людях не знаю. Если они придут сюда, мы получим их снимки и у меня будет с чем поработать.

— Я могу вылезти?

— Конечно.

Выехав из ворот, Пайк повернул к «Албертсонсу».

Ларкин выбралась из-под приборной панели, села, пристегнулась ремнем безопасности. Она, похоже, немного успокоилась. Чувствовала себя лучше. Да и Пайк тоже.

— Что будем делать теперь? — спросила она.

— Возьмем другую машину и найдем безопасное место, где можно будет остановиться. Дел у нас все еще много.

— Если вы не телохранитель, то кто же? Бад сказал отцу, что вы работали в полиции.

— Это было давно.

— А чем вы теперь занимаетесь? Ну, скажем, если вас спрашивают об этом на вечеринке или в баре — какая-нибудь женщина, которая вам нравится, — что вы отвечаете?

— Бизнесмен.

Ларкин рассмеялась, тоненько и натужно:

— Я выросла среди бизнесменов. Вы не бизнесмен.

Пайку хотелось, чтобы девушка замолчала, однако он понимал: страх, который владеет ею, разгорается, точно угли, на которые кто-то дует. Сейчас для них обоих настала передышка, а когда ты сражаешься, передышка самое поганое время. Пока над твоей головой разверзается ад, ты можешь чувствовать себя хорошо, но, стоит тебе получить время для размышлений, тебя начинает трясти, как в лихорадке.

— Кем бы я ни был, я не причиню вам боль и никому другому причинить не позволю.

— Обещаете?

— Да вроде того.

И он погладил ее по перекрашенным волосам.

Зеленый «лексус» ждал их на парковке — еще одна машина в море безликих автомобилей. Пайк поставил джип на первое же подвернувшееся свободное место, затем пошарил под приборной панелью, вытащил из-под нее кобуру со «смит-вессоном» 40-го калибра и бросил ее на колени Ларкин:

— Положите в сумочку.

— Я к нему и притрагиваться не хочу. Ненавижу оружие.

Он залез под панель со стороны пассажира, выудил карманного размера «беретту» калибра 0,380 и пластиковую коробку с патронами. И их тоже бросил на колени Ларкин.

— Боже милостивый, — произнесла она, — да что же вы за псих такой?

Пайк в последний раз залез под панель с приборами, достал запечатанный пластиковый пакет с двумя тысячами долларов, кредитными карточками и водительскими правами, на которых красовалась его фотография и значилось имя: Фред Ч. Хау. Пакет последовал за пистолетами.

Пайк вылез из джипа, перенес две сумки к «лексусу», потом подошел к переднему левому колесу, за которым Ронни спрятал ключи. Загрузив сумки в «лексус», он запер джип и сунул ключ от него на то же место, за левое переднее колесо.

Ларкин, скрестив на груди руки, наблюдала за ним.

— Что будем делать теперь?

— Для начала садитесь в машину.

Пайк засунул «кимбер» под ремень с правой стороны, так чтобы его легко было выхватить. Ронни оставил на полу под рулем записку и телефон. К телефону прилагалось зарядное устройство и наушник, позволявший вести разговор, не отрывая рук от руля.

Ларкин сказала:

— Помираю от голода. Давайте что-нибудь съедим.

Пайк осмотрел телефон, вникая в его устройство, затем включил двигатель и сдал «лексус» назад, одновременно набирая номер знакомой женщины, агента по недвижимости.

— Пока нельзя.

Ларкин даже покраснела от злости:

— Это же нелепо. Я так голодна, что мой желудок того и гляди сам себя съест.

Пайка сейчас больше заботило жилье, в котором они могли бы укрыться. Вселиться нужно было немедленно, а это означало, что обращаться к незнакомым агентам Пайк не мог. Этой женщине он когда-то помог избавиться от приставаний бывшего мужа, и с тех пор Пайк купил и продал с ее помощью несколько домов.

Когда она ответила на звонок, Пайк объяснил, что ему требуется. Надувшаяся Ларкин сидела, привалившись к дверце машины.

Внезапно она закричала:

— Помогите! Помогите! Насилуют! На помощь!

Агент по недвижимости поинтересовалась:

— Кто у вас там?

— Это я за ребенком присматриваю.

Ларкин склонилась поближе к трубке:

— А еще он меня совсем не кормит! Я умираю от голода!

Пайк, прикрыв трубку ладонью, спросил:

— Сможете найти для нас дом?

— По-моему, у меня есть подходящий. Перезвоню попозже.

Закончив разговор, Пайк взглянул на девушку. Она с вызовом взирала на него сквозь темные очки, словно желая увидеть, что он теперь с ней сделает. Возможно, она просто испытывала его на прочность. Все, что ему было известно об этой девушке, рассказали Бад Флинн и ее отец, а теперь Пайк знал, что доверять информации, полученной от Бада, не стоит.

— Как вас зовут?

Она стянула очки, нахмурилась и уставилась на Пайка, как на слабоумного:

— Вы это о чем? Шутить изволите?

— Как вас зовут?

На лице у девушки появилось подавленное выражение:

— ЛАРКИН КОННЕР БАРКЛИ!

— Ваш отец?

— КОННЕР БАРКЛИ! МАТЬ УМЕРЛА! ЕЕ ЗВАЛИ ДЖАНИС! Я ЕДИНСТВЕННЫЙ РЕБЕНОК! И ЧТОБ ВЫ СДОХЛИ!

Пайк ткнул пальцем в ее сумочку:

— Водительские права и кредитные карточки.

Спорить Ларкин не стала — схватила сумочку, вытащила бумажник и протянула ему.

— Возьмите карточки и купите мне что-нибудь поесть!

Пайк, открыв бумажник, большим пальцем выдвинул из него водительские права. Фотография девушки, имя: Ларкин Коннер Баркли. Правда, адрес, указанный в правах, соответствовал адресу высотного дома в Сенчури-Сити, а Бад и ее отец говорили о доме в Беверли-Хиллз.

— Живете в Сенчури-Сити? — поинтересовался Пайк.

— Там офис нашей корпорации.

— А живете-то где?

— У меня верхний этаж большого дома в центре.

— Это туда приходили первые убийцы?

— Нет. Тогда я была у отца. В Беверли-Хиллз.

— Кто такой Алекс Миш?

Она обмякла, точно плавящаяся на солнце целлулоидная кукла. Все ее самоуверенность испарилась.

— Человек, который пытается меня убить.

Пайк уже слышал это от ее отца и Бада, но теперь хотел услышать и от нее.

— Зачем ему нужна ваша смерть?

Она смотрела сквозь лобовое стекло в налетающую на них пустоту.

— Не знаю. Я видела его с Кингами в ту ночь. В ночь аварии. А потом согласилась помогать министерству юстиции.

Пайк поворошил пальцем ее кредитные карточки, поглядывая то на них, то на дорогу. Все они были выданы на Ларкин Баркли, на одних среднее имя присутствовало, на других отсутствовало. Он вытащил карточки «Американ экспресс» и «Виза». Карточка «АмЭкс» была особой, черной, это указывало на то, что девушка расходует в год самое малое 150 тысяч долларов. Пайк бросил бумажник на пол, к ее ногам.

Он знал только то, что рассказали ему Бад и отец девушки, теперь же ему требовалось определить основных участников этой игры и самому докопаться до истины. А в таком деле без помощи не обойтись, и потому он набрал еще один телефонный номер.

Ларкин слабо улыбнулась:

— Надеюсь, вы звоните, чтобы заказать нам столик в ресторане.

— Я звоню человеку, который сможет нам помочь.

Мужской голос ответил:

— Детективное агентство Элвиса Коула.

— Это я. Скоро буду.

2

Тридцатью двумя часами раньше, в утро, когда все началось, Океанскую авеню освещал дымчатый золотистый свет уличных фонарей и окон жилых домов, выстроившихся в Санта-Монике вдоль берега океана. Джо Пайк бежал по осевой линии улицы, и вровень с ним трусил в тенях у обрыва койот. Было 3.52 утра. Тихий океан укрывала ночь, суша заканчивалась осыпающимся обрывом, а за ним шла черная пустота.

Пайк снова взглянул в сторону обрыва. Койот петлял между пальмами. Это был старый самец с седой, покрытой шрамами мордой, спустившийся сюда из каньона ради прокорма. Всякий раз, как Пайк посматривал на него, койот на бегу отвечал ему взглядом. У койотов имеются правила, касающиеся жизни среди людей, потому-то они и прижились в Лос-Анджелесе. Одно из этих правил состоит в том, что в городе они появляются только ночью. Койоты верят, что ночь принадлежит диким тварям.

Джо Пайк часто бегал этим маршрутом: от своего дома на запад по Вашингтон-стрит, затем на север по Океанской — до Сан-Висенте, а по ней на восток до Четвертой улицы, с которой зигзагами, похожими на острые зубы, уходила вниз по обрыву крутая бетонная лестница. Сто восемьдесят девять ступеней, перемежавшихся в четырех местах небольшими площадками, назначение которых состояло в том, чтобы притормаживать покатившихся вниз по лестнице людей. В это утро на Пайке был рюкзак с четырьмя пакетами муки весом по четыре с половиной кило каждый. Прежде чем бежать домой, он одолел лестницу двадцать раз, спускаясь и поднимаясь.

Он знал, что рано или поздно кто-нибудь ему да позвонит, однако в это утро им владели безопасные, легкие и приятные ощущения физических усилий и пота на теле, и потому вибрация сотового стала для него неожиданностью.

— Спорим, ты не знаешь, кто это, — произнес мужской голос.

Голоса этого Пайк не слышал со времени похищения восьмилетнего мальчика по имени Бен Шенье. Поисками мальчика занимались Пайк и его друг Элвис Коул, однако найти похитителя они смогли только с помощью человека, который звонил сейчас по телефону. Плату этот человек запросил простую — когда-нибудь он позвонит Пайку и предложит ему работу, и Пайку придется на нее согласиться. Работа может быть какой угодно, даже такой, какой Пайк больше не занимается и заниматься не хочет, однако она будет ценой за спасение Бена Шенье, и Пайк за нее возьмется.

— Джон Стоун, — сказал Пайк.

Стоун рассмеялся:

— Да. Помнишь, я говорил тебе, что позвоню, ну, вот и звоню.

Пайк взглянул на часы:

— Сейчас четыре утра.

— Я пытался добыть твой номер аж с прошлой ночи, друг мой. Может, я тебя разбудил — прости, но если ты не захочешь расплатиться со мной, мне придется быстро найти кого-нибудь другого.

— Что за дело?

— У нас тут груз нуждается в стороже, и он уже начинает портиться.

«Груз» — это человек. «Начинает портиться» означает, что кто-то уже покушался на его жизнь.

— Почему грузу грозит опасность?

— Не знаю, меня волнует только одно — готов ли ты сдержать слово. Я должен сообщить этим ребятам, входишь ли ты в дело.

Между пальмами скользили, точно призраки, серые тела. К первому койоту присоединились еще двое. Морды они держали низко, однако глаза их отражали золотистый свет. Интересно, думал Пайк, что бы он чувствовал, бегая вместе с ними, видя и слыша то, что видят и слышат они, — и здесь, в городе, и в каньонах.

Стоун заговорил снова, теперь его голос звучал более напряженно:

— Малый, который мне позвонил, сказал, что знавал тебя раньше. Бад Флинн, а?

Это вернуло Пайка из каньонов в город.

— Да.

— Ну вот, Флинн. Он вроде как обеспечивает охрану людей, которые до того набиты деньгами, что даже гадят зеленью. А мне нужна часть этой зелени, Пайк. Ты мне должен. Так берешься ты за работу или не берешься?

— Берусь, — сказал Пайк.

— Наш человек. Я перезвоню попозже, назначу встречу.

Четырнадцать часов спустя Пайк подъехал к полуразвалившейся церкви, стоявшей в пустыне, в пятидесяти километрах к северу от Лос-Анджелеса.

Годы воздействия порывистых ветров и солнца, годы отсутствия человеческого ухода окрасили ее оштукатуренные стены в цвет пыли.

Рядом с развалинами стоял черный лимузин с затемненными стеклами и такой же черный «хаммер», оба смотрелись здесь крайне неуместно.

Пайк остановил свой джип рядом с двумя машинами. За темными окнами «хаммера» шевелились некие смутные фигуры, а в лимузине и вовсе ничего различить не удавалось. Пайк решил подождать, но тут из церковной двери появился Бад Флинн, а с ним еще один мужчина. Мужчина, похоже, здорово нервничал, он тут же вернулся в церковь, а Бад, улыбаясь, вышел под свет гаснущего солнца и направился к джипу.

Пайк не видел Бада со дня их последней встречи в ресторанчике «Шортстоп-Лаундж» — Пайк тогда уволился из Управления полиции Лос-Анджелеса и хотел, чтобы Бад услышал об этом из первых уст, тем более что они были в ту пору близкими друзьями. Бад поинтересовался, подыскал ли он себе новую работу, и Пайк ответил, что подписал контракт с лондонской корпорацией профессиональных солдат. Баду это не понравилось. Он повел себя как разочарованный отец, рассерженный выбором сына, на том их отношения и закончились.

Теперь же Пайк, почувствовав, что его согревают более ранние и более приятные воспоминания, вылез из джипа.

Бад протянул ему руку:

— Рад нашей встрече, офицер Пайк. Давно мы с тобой не виделись. Слишком давно.

Пайк притянул Бада к себе, крепко обнял.

— Я теперь занимаюсь корпоративными расследованиями, Джо. Уже четырнадцать лет, в марте будет пятнадцать. Иногда эти расследования подразумевают обеспечение безопасности. Один друг назвал мне имя Стоуна, сказал, что у него есть бывшие агенты Секретной службы, имеющие опыт работы с подвергавшимися большой опасности клиентами. Мне нужен был кто-то именно в этом роде, и тут он вдруг назвал твое имя.

Пайк взглянул на «хаммер»:

— Девушка там?

Джон Стоун уже успел изложить ему суть дела. Молодая женщина из богатой семьи пережила три покушения на свою жизнь, а Бада Флинна подрядили, чтобы он обеспечил ее защиту. Все, точка. Стоуну довольно было и того, что девушка богата. Человек с послужным списком Пайка сможет получить в свое распоряжение кучу долларов, а Стоун готов был выдоить из этих богачей каждый цент, какой только удастся.

Флинн повернулся к церкви:

— Зайдем внутрь. Познакомишься с ее отцом.

В церкви попахивало запустением и мочой. Бетонный пол, грязный от занесенного сквозь проломы в стенах песка, усеивали журналы и банки из-под пива. Запах мочи, догадался Пайк, оставлен животными. Мужчин в церкви оказалось двое. Тот, которого Пайк уже видел, был полным, с похожим на колоду лицом и жидкими волосами, которые он то и дело отбрасывал с глаз. Второй, худощавый, был постарше — лет, вероятно, пятидесяти с лишним, — на его хмуром лице выделялись умные глаза бизнесмена. На полу рядом с ними стоял кейс из цветной дубленой кожи.

Бад кивнул мужчине с жидкими волосами:

— Джо, это Коннер Баркли. Мистер Баркли — Джо Пайк.

Баркли неуверенно улыбнулся:

— Здравствуйте.

На нем была шелковая рубашка с короткими рукавами, из-под которой выпирало брюшко. На хмуром — дорогая черная спортивная куртка, галстук отсутствовал. Одежда Пайка состояла из серой майки без рукавов, джинсов и кроссовок.

Хмурый достал из кармана куртки сложенные вдвое листки бумаги и ручку:

— Мистер Пайк, меня зовут Гордон Клайн. Я поверенный мистера Баркли. Это соглашение о конфиденциальности, в котором указывается, что вы не должны повторять, передавать или еще как-либо раскрывать все, что члены семьи Баркли скажут сегодня или в любой другой день, который вы проведете в качестве нанятого ими для выполнения определенной работы человека. Вы должны подписать его.

Клайн протянул Пайку документы и ручку, однако тот не сделал ни единого движения, чтобы их взять.

Пайк смотрел на Коннера Баркли, который в свою очередь вглядывался в толстые красные стрелы, вытатуированные на дельтовидных мышцах Пайка. Стрелы эти появились еще до того, как он получил свое первое боевое задание.

Баркли оторвал тревожный взгляд от татуировки.

— Это и есть человек, которого вы хотите нанять?

— Он лучший в своем деле, мистер Баркли.

Клайн снова протянул Пайку документы:

— Будьте добры, распишитесь вот здесь.

Пайк ответил:

— Нет.

Брови Баркли изогнулись, точно потревоженные гусеницы.

— Я думаю, Гордон, все и так будет в порядке. И полагаю, нам лучше перейти к делу. Вы так не считаете, Бад?

Клайн помрачнел еще больше, однако документы убрал. Теперь заговорил Бад:

— Стало быть, вот что у нас есть. Дочь мистера Баркли — федеральная свидетельница. Через две недели ей предстоит дать показания федеральному большому жюри. За последние десять дней на ее жизнь покушались трижды. Все три попытки едва не увенчались успехом.

Пустыню уже заливал красный свет заходившего солнца. Пайк чувствовал, как воздух становится все холоднее.

— Почему ее не включили в программу защиты свидетелей?

На этот вопрос ответил Баркли:

— Ее включили. И она тут же едва не погибла.

Гордон Клайн скрестил на груди руки — с таким видом, точно содержание всех правительственных служб Соединенных Штатов представляет собой пустую трату денег налогоплательщиков.

— Некомпетентность.

Бад сказал:

— Одиннадцать дней назад Ларкин попала в автоаварию — в три часа утра она врезалась в «мерседес». В машине находились трое: супружеская чета, Джордж и Элайн Кинг, впереди и еще один мужчина сзади. Тебе известно это имя: Джордж Кинг?

Пайк покачал головой, и Бад объяснил:

— Он занимается проектированием, строительством и продажей недвижимости. Джордж был ранен, истекал кровью, поэтому Ларкин вышла из своей машины, чтобы оказать ему помощь. Второй мужчина тоже был ранен, но скрылся с места происшествия на своих двоих. Потом и Джордж собрался с силами и уехал, однако Ларкин запомнила номер его машины. На следующий день Кинги рассказали полиции совершенно другую историю — по их словам, в машине никого, кроме них, не было. А еще через пару дней сотрудники министерства юстиции свели Ларкин со своим художником. Он сделал пару сотен набросков и в конце концов Ларкин опознала в сбежавшем некоего Александра Лаймана Миша, человека, обвиненного в убийстве и скрывавшегося, как считали федералы, в Боготе, Колумбия. У меня есть дело, заведенное на Миша Национальным информационным криминалистическим центром,я тебе его дам.

— Почему дорожное происшествие заинтересовало федералов?

Теперь Клайн уже не выглядел расстроенным тем, что Пайк не подписал документы. Теперь Пайк назвал бы его человеком целеустремленным, сосредоточенным и очень деловитым:

— Их интересует Кинг. В Минюсте нам сказали, что Кинга давно подозревают в отмывании преступных денег через его компанию. Они считают, что Миш вернулся в Штаты с деньгами наркокартеля, чтобы вложить их с помощью Кинга в какое-то дело. — Клайн помрачнел, потом взглянул на отца девушки. — Людям из правительства Ларкин нужна для того, чтобы связать Кинга с известным преступником. Они считают, что, имея ее показания, смогут предъявить ему обвинения и заставить его раскрыть свою отчетность. И отец Ларкин, и я с самого начала были против ее участия в этом — и посмотрите, что получилось.

— То есть ее смерть нужна Кингу?

— Кинг финансист, — сказал Бад. — У него нет преступного прошлого, ни к каким насильственным действиям он никогда не прибегал. Люди из министерства юстиции полагают, что это Миш пытается защитить деньги, которые он вложил в проекты Кинга. Если Кингу предъявят обвинения, его проекты заморозят, и активы тоже. Кинг может и не знать, что Миш нацелился на девушку.

— Кто-нибудь спрашивал об этом Кингов?

— Они скрылись. В их офисе говорят, что они отправились в запланированный отпуск, однако в Минюсте никто в это не верит.

Баркли вцепился пятерней себе в волосы:

— Кошмар. Вся эта грязь попросту…

Бад перебил его:

— Коннер, вы позволите мне переговорить с Джо — всего минуту? Садитесь в машину. Гордон, прошу вас…

Баркли нахмурился, похоже, он не понял, что его попросили уйти, однако Клайн тронул его за руку, и они оба вышли.

Оставшись наедине с Бадом, Пайк сказал:

— Я не телохранитель.

— Джо, послушай, когда они пришли за ней в первый раз, девушка была в доме отца. А поместье Баркли — это крепость: полтора гектара в Беверли-Хиллз, к северу от Сансет, усиленная охрана, штат прислуги. Они богатые люди. — Бад открыл кожаный кейс, вынул из него несколько зернистых фотографий. На картинках три человека в темной одежде неторопливо шли ночью мимо плавательного бассейна, потом по внутреннему двору, потом подходили к застекленным створчатым дверям. — Снимки сделаны камерами системы наблюдения. Лица вот этого и этого различить можно, однако идентифицировать их нам не удалось.

— Как близко им удалось подобраться к девушке?

— Когда появилась полиция, они ушли, причем очень чисто. После этого девушку взяли под федеральную защиту. Судебные маршалы в тот же вечер отвезли ее в конспиративный дом под Сан-Франциско — это было шесть дней назад. На следующую ночь эти люди пришли снова. В конспиративный дом. Один из маршалов погиб, другого ранили. Это очень серьезные ребята.

Пайк, услышав, как хлопнула дверца машины, подошел к окну. Из лимузина вышла навстречу отцу и Клайну Ларкин Коннер Баркли. Лицо, напоминающее формой сердечко, узкий, чуть изогнутый влево нос. На ней были шорты в обтяжку и зеленая футболка, под мышкой она держала собачонку в розовой переноске — одну из тех малюток с выпученными глазами, которые, разнервничавшись, начинают дрожать всем телом. Пайк знал, что эта тварь непременно залает в самый неподходящий момент.

Он отвернулся от окна:

— Люди за ней приходили одни и те же?

— Этого выяснить не удалось. Ларкин позвонила родителям и к восходу вернулась в Беверли-Хиллз. Они решили покончить с федеральной защитой. Мистер Баркли нанял меня, я перевез ее в отель. Через несколько часов ее снова попытались убить.

— То есть все три раза убийцы знали, где она.

— Да.

— Кто-то из твоих федералов стучит.

Бад стиснул челюсти — похоже, он и сам так думал, просто не знал, как бы это выразить помягче.

— У меня есть дом в Малибу. Я хочу, чтобы ты отвез ее туда сегодня ночью — ты один.

— А что скажут об этом федералы?

— Я выведу их из игры. Питман, он тут у них главный, считает, что я совершаю ошибку, однако так хотят Баркли.

Пайк перевел взгляд на Бада Флинна:

— Стоун рассказал тебе о нашей договоренности?

Бад непонимающе уставился на него:

— Какой еще договоренности?

— Я больше не работаю по контракту. Я должен ему. И это плата, которую он запросил.

— Ты же стоишь целое состояние.

— Денег я не возьму. Я их не хочу и делаю это не из-за них.

— Джо, если у тебя не лежит к этому душа, я не хочу, чтобы ты…

— Офицер Флинн, — произнес Пайк.

И Бад умолк.

— Ладно, пойдем, познакомишься с девушкой.

Едва Пайк и Флинн вышли из церкви, Гордон Клайн прервал разговор с Ларкин и уставился на них.

— Мы обо всем договорились, — сообщил Флинн и, обращаясь к девушке, сказал:

— Ларкин, это Джо Пайк. Вы поедете с ним.

— А он меня не изнасилует?

— Перестань, Ларкин, — произнес Клайн.

Ларкин демонстративно оглядела Пайка, затем сказала:

— Он вроде симпатичный. Это ты купил его для меня, папочка?

Баркли взглянул на Клайна, словно ожидая, что именно тот ответит его дочери. Похоже, сам Баркли ее побаивался.

Она снова обратилась к Пайку:

— Думаете, вам удастся меня защитить?

Пайк разглядывал ее. Красива и хорошо это знает. То, как она одета, показывает, что ей нравится быть в центре внимания, а это может все осложнить.

Ларкин нахмурилась:

— Почему он молчит? Он что, под кайфом?

Пайк уже принял решение:

— Да.

Ларкин рассмеялась:

— Вы под кайфом?

— Да, мне удастся вас защитить.

Ухмылка Ларкин увяла, теперь в ее направленных на Пайка глазах появилась неуверенность. Как будто все происходящее вдруг стало для нее реальным.

— Я хочу увидеть ваши глаза, — сказала она. — Снимите очки.

Пайк повел подбородком в сторону «хаммера», из которого выгружали чемоданы двое мужчин в костюмах с Савил-Роу:

— Это ваши вещи?

— Да.

— Одна сумка, одна сумочка, это все. Никаких сотовых. Никакой электроники. Никаких «ай-подов».

Ларкин вытянулась в струнку:

— Да, но мне нужны эти вещи. Пап, скажи ему.

В переноске, которую она прижимала к себе локтем, зарычала собачонка.

— И от собаки избавьтесь, — сказал Пайк.

Спустя час — очень неприятный час — Пайк и девушка уже были в пути.

— Джо?..

Впрочем, Коул понял, что Пайк телефон уже выключил. Вот так и выглядит обычно связь с Джо. Ты отвечаешь на звонок, он бормочет нечто невнятное — и все. Вежливость в телефонных переговорах сильной стороной Джо Пайка не была никогда.

И Коул вернулся к тому, чем он занимался, к полировке своей машины — желтого, 1966 года «стингрея» с откидным верхом. Одет Коул был в спортивные трусы и футболку. Серая футболка уже почернела от пота, однако он не снимал ее, чтобы не выставлять напоказ свои шрамы. Коул жил в маленьком, треугольной формы домишке, пристроившемся в Голливуд-Хиллз на краю каньона. Место тут было лесистое, тихое, соседи Коула нередко проходили мимо его дома, а он полагал, что им совершенно ни к чему видеть темно-каштановые шрамы со стежками, придававшие ему вид жертвы неудавшейся хирургической операции.

Занятие полировкой машины Коулу было ненавистно, однако он считал его неплохой терапией. Тринадцать недель назад человек по имени Дэвид Рейннике всадил ему в спину заряд из дробовика 12-го калибра. Дробь разнесла Коулу пять ребер, раздробила левое плечо и повредила левое легкое, так что теперь он передвигался на манер робота с заржавевшими сочленениями. Тем не менее два раза в неделю Коул, преодолевая боль, работал, стараясь вернуть себе прежнюю форму.

Он все еще возился с машиной, когда поперек его подъездной дорожки остановился зеленый «лексус». Коул смотрел, как из него вылезают Пайк и молодая женщина. Девушка выглядела настороженной, на Пайке была рубашка с длинными застегнутыми рукавами. Пайк таких никогда не носил.

Коул, прихрамывая, двинулся им навстречу:

— Джозеф, ты мог бы и предупредить, что у меня будет гостья, я бы привел себя хоть в какой-то порядок. — Коул улыбнулся девушке, развел в стороны руки, демонстрируя спортивные трусы и футболку. Мистер Красавчик, вышучивающий свои пропитанные потом телеса. — Меня зовут Элвис.

Девушка одарила его улыбкой, умной и проницательной, и тут же ткнула большим пальцем в Пайка:

— Слава богу, вы хоть говорить умеете. А то с этим ездить все равно что с трупом.

— Это пока вы его не разговорите. Потом ему рта не заткнешь.

Коул взглянул на «лексус», уже поняв, что к нему не просто приехали в гости:

— Что с твоим джипом?

Пайк коснулся спины девушки — без фамильярности, отметил Коул, — подтолкнув ее под навес для автомобилей:

— Давайте войдем в дом.

Коул провел их в гостиную, стеклянные двери которой выходили на веранду. Девушка оглядела раскинувшийся за ними каньон и сказала:

— Совсем неплохо.

— Спасибо. Я тоже так думаю.

От нее попросту пахло деньгами — джинсы «Рок-энд-Рипаблик» ценой в 500 долларов, топик от «Китсон», темные очки «Оливер-Пиплс». В людях Коул разбирался и со временем понял, что почти всегда оценивает их правильно.

— Это Ларкин Баркли, — сказал Пайк. — Она федеральная свидетельница. Участвовала в программе защиты свидетелей, но там все сложилось неудачно. Нам хорошо бы поесть, принять душ, а я расскажу тебе что к чему.

Коул понял, что при девушке Пайк говорить не хочет, и потому сказал ей, улыбаясь:

— Может быть, примете душ, а я пока приготовлю еду?

Ларкин взглянула на него, и Коул ощутил новую исходящую от нее эманацию. Теперь она улыбалась криво, так же как на подъездной дорожке, словно говоря, что он не сможет сказать ничего, способного удивить ее и вообще произвести хоть какое-то впечатление. Она словно бросает мне вызов, подумал Коул.

— А нельзя мне сначала поесть? — поинтересовалась она. — Этот ваш Пайкстер меня совсем не кормил. Он вообще ни о чем, кроме секса, думать не может.

— Вот и со мной он всегда такой же, — ответил Коул. — Но, правда, я научился к нему приспосабливаться.

Ларкин заморгала, потом прыснула.

— Один ноль в мою пользу, — сказал Коул. — Примите душ или посидите на веранде. Делайте что хотите, но нам вы при разговоре не нужны.

Она выбрала душ.

Пока Коул возился на кухне, Пайк принес ее рюкзак и показал ей, где находится гостевая ванная. Коул мелко нарезал цукини и баклажаны, заправил их оливковым маслом и солью, поставил на огонь сковороду. Пайк присоединился к нему, однако оба молчали, пока не услышали, как в душе полилась вода. После этого Пайк показал Коулу водительские права и кредитные карточки Ларкин. В том числе и черную карточку «АмЭкс».

— Я познакомился с ней только вчера и почти ничего о ней не знаю. А вот с этим мне понадобится твоя помощь, — вслед за кредитками Пайк показал Коулу и папку, полученную из Национального информационного криминалистического центра ФБР. — Этот человек пытается убить ее. Его зовут Алекс Миш, он из штата Колорадо, хотя сейчас приехал в страну из Колумбии.

Коул просмотрел первую страницу папки. Александр Миш. Разыскивается за убийство.

— Южная Америка?

— Ну да. Когда на него выписали ордер по обвинению в убийстве, он ударился в бега. Федералы выдали эту папку Баду, однако я из нее ничего не выудил. Может, тебе повезет больше.

Коул слушал рассказ Пайка о том, как девушка оказалась связанной с расследованием, проводимым министерством юстиции, как согласилась дать показания и как это привело к покушениям на ее жизнь. Коул слушал не перебивая, пока дело не дошло до перестрелок в Малибу и Игл-Роке.

— Погоди. Ты кого-нибудь застрелил?

— Пятерых. Двоих прошлой ночью, троих этим утром.

— Джо, господи боже, Джо! Так тебя же, наверное, полиция ищет.

— Не знаю. Если не ищет, то скоро начнет: я бросил в Игл-Роке пистолет.

Коул вытаращил на своего друга глаза:

— Но это же было самозащитой, верно? Ты защищал свою жизнь и жизнь федеральной свидетельницы. Федералы будут на твоей стороне.

— И этого не знаю. Так или иначе, у нас имеется проблема посерьезнее полиции. Убийцы в обоих случаях знали, где мы находимся. Ты понимаешь, что это значит?

Теперь Коул сообразил, почему Пайк не хотел разговаривать с ним в присутствии девушки.

— Кто-то из близких к ней людей сдает ее с потрохами.

— Я взялся защищать ее. Отрезал от этого дела Бада и федералов. Думаю, пока никто не будет знать, где она, мне удастся сохранить ее в целости.

— И что ты собираешься делать?

— Найти Миша.

— Он мог вернуться в Колумбию.

— Он уже пять раз пытался убить ее. Если человеку настолько нужна чья-то смерть, он не уедет из страны, положившись на то, что все обойдется, — ему нужно знать это точно.

Пайк подошел к блокноту с ручкой, которые лежали рядом с телефонным аппаратом Коула, записал что-то.

— У меня новый сотовый. Вот номер.

— Ты можешь предположить, кто именно сдает девушку?

— Бад пытается выяснить это, но пока — кому я могу верить? Это может быть один из близких к ней людей. А может и кто-то из федералов.

Коул опустил листок с номером на стол, повернулся к сковороде, переложил в нее овощи. Ему нравился запах, который возникает, когда овощи попадают на раскаленную сталь.

Коулу и Пайку пришлось пройти через многое. Их связывала многолетняя дружба. И когда Коул вышел из комы, Джо Пайк сидел рядом и держал его за руку.

Коул положил вилку, обернулся:

— Я попробую выяснить что-нибудь насчет Миша. Начнем с Ларкин, когда она вылезет из душа.

Пайк поерзал на стуле:

— Мы не сможем задерживаться здесь. Если этим людям известно, кто я, они могут попытаться достать меня через тебя.

Коул понял:

— Тогда поговори с ней ты. И вот еще что. Когда я буду разбираться с Мишем, мне придется проверить и твоего друга Бада.

Рот у Пайка скривился, и Коул подумал, заметила ли Ларкин, что Пайк никогда не смеется и не улыбается. Как будто та часть человека, которая ведает этим, в Пайке отмерла — осталась одна лишь способность кривить рот.

— Как хочешь, — сказал Пайк.

Коул уже начал сооружать сэндвичи, но тут зазвонил сотовый Пайка, и он вышел с трубкой на веранду.

Через несколько минут на кухне появилась девушка.

— Пахнет невероятно вкусно, — сказала она.

— Хотите стакан молока или воды?

— Да, пожалуйста. Молока.

Глаза ее были красны — уж не плакала ли она? — подумал Коул. Девушка поймала его взгляд и улыбнулась. Улыбка у нее получилась лукавая, зовущая; женщина, которая только что плакала, вряд ли смогла бы соорудить такую, но ведь соорудила же. Похоже, подумал Коул, у этой девочки было немало возможностей поупражняться в умении скрывать свои чувства.

Она взглянула на сэндвич и даже взвизгнула от удовольствия:

— Именно то, что требуется! Мне не хотелось вас напрягать, но я вегетарианка. Как вы догадались об этом?

— А я и не догадывался. Это я для Джо постарался. Он тоже вегетарианец.

— Он? — Девушка оглянулась на Пайка, а когда обернулась к Коулу, тот увидел, что улыбается она теперь совсем не криво.

— От мяса он становится агрессивным.

Ларкин расхохоталась, и Коул вдруг понял, что девушка ему нравится. Она откусила здоровенный кусок сэндвича и, жуя, снова вгляделась в Пайка.

— Он такой неразговорчивый.

— Так ему и телепатии хватает. Он еще и сквозь стены проходить умеет.

Девушка улыбнулась снова и снова откусила кусок сэндвича, на сей раз не такой большой. Потом улыбка сошла с ее лица, оно стало задумчивым.

— Он застрелил у меня на глазах человека. Я видела кровь.

— Человека, который пытался убить вас.

— Выстрел был таким громким. Совсем не как в кино. Я словно ощутила его всей кожей.

— Да, знаю.

— Они продолжают меня искать.

Коул не ответил, и тут с веранды вернулся Пайк.

— Дом у нас есть. Поехали.

Она взглянула на свой сэндвич:

— Я еще не закончила. И вы ничего не ели.

— Поедим в машине.

Коул проводил их до машины, попрощался, посмотрел, как они уезжают. Он не спросил у Пайка, куда тот направляется, а сам Пайк об этом ничего не сказал. Впрочем, Коул знал: как только они окажутся в безопасности, Пайк ему позвонит.

Они познакомились, когда Пайк еще водил патрульную машину, а Коул состоял в помощниках у старика Джорджа Фейдера — набирал три тысячи часов работы, необходимых для получения лицензии частного детектива. Несколько лет спустя, когда Коул эти часы набрал, а Пайк оставил полицию, Джордж ушел на покой, и они в складчину купили его дело, договорившись при этом, что на дверях их офиса будет стоять только имя Коула. У Пайка имелись в то время и другие дела, и он собирался лишь время от времени помогать Коулу.

Коул вздохнул и принялся за работу.

Невидимка, укрывшийся в безликой машине, Пайк вел ее по бульвару Сансет на восток, к лиловеющему небу. Миновав озеро Эхо, он повернул на север, к невысоким холмам, на которых стоял городок Эхо-Парк. К северу тянулись жилые улицы, извилистые, узкие, застроенные обшитыми вагонкой домами. Когда они подъехали к нужному им дому, на улицах уже мерцали фонари, установленные на довоенных еще фонарных столбах.

— Вот и наш, — сказал Пайк.

Узкий серый дом с островерхой крышей стоял на некотором расстоянии от проезжей части улицы. Веранду его накрывал навес, почти весь задний дворик занимал гараж на одну машину. Знакомая Пайка, агент по недвижимости, оставила ключ от двери под цветочным горшком на веранде.

Ларкин неуверенно оглядела дом:

— Кто здесь живет?

— Дом сдается внаем. Владельцы живут в Лас-Вегасе, а дом сдают арендаторам. Как только вылезете из машины, идите прямо к парадной двери.

Предзакатный ветерок, дувший со стороны Чавес-Равин, чуть волновал теплый воздух. Местные жители целыми семьями сидели на своих верандах, одни слушали радио, другие просто беседовали. Большинство выглядело выходцами из Восточной Европы. По другую от дома сторону улицы пятеро молодых мужчин — армян, судя по звукам их речи, — стояли у БМВ последней модели.

Пайк перенес на крыльцо сумки девушки, нашел ключ, провел ее в маленькую гостиную. Дверь направо от них вела к ванной комнате и спальням, передней и задней. Домик был чист, опрятен, но с поизносившейся мебелью.

Ларкин сказала:

— Я вот все думаю. Где мы сейчас, никто не знает, верно? У нас есть мои кредитки. Я могла бы воспользоваться банкоматом. И мы бы уехали, куда захотели.

Пайк опустил сумки на пол:

— Выберите себе спальню.

Он прошелся по обеим спальням, ванной и кухне, проверяя окна и задергивая шторы. Спальню Ларкин выбирать не стала, а просто ходила за ним по пятам.

— Нет, вы послушайте. Мы можем взять «Гольфстрим». Отец возражать не будет. У нас сказочная квартира в Сиднее. Были когда-нибудь в стране Оз?

— Вас узнают. Кто-нибудь в аэропорту скажет: «А вот и Ларкин с ее реактивным самолетом».

Он заглянул в холодильник. Их ожидали два пакета из продуктового магазина, коробка бутылок с водой, упаковка из шести бутылок пива «Корона».

— Это оставила моя знакомая. Угощайтесь.

— Хорошо… у нас есть еще дом в Париже — на авеню Георга V, в квартале от Елисейских полей. Я оплачу полет коммерческим рейсом. Это не проблема.

— Кредитные карточки оставляют следы. А для самолетов заполняются полетные планы.

Пайк направился обратно в гостиную, Ларкин нагнала его.

— Я возьму деньги в банкомате. Это же не трудно, правда.

В гостиной гудел единственный в доме кондиционер, включенный знакомой Пайка. Воздух вырывался из его отверстий с едва ли не ураганным ревом, кондиционер металлически дребезжал. Пайк выключил его.

Ларкин пришла в ужас:

— Зачем вы отключили воздух?

— Не мог ничего расслышать.

— Жарко же. Тут скоро станет как в печке.

Она скрестила на груди руки, впившись пальцами в предплечья. Пайк понимал — дело не в Париже или Сиднее. Дело в том, что она испугана.

Он коснулся ее руки:

— Я знаю, вы привыкли жить иначе, но этот дом — именно то, что нам нужно. Сейчас он — самое безопасное место.

— Простите. Я вовсе не хотела ныть и скулить.

— Я пойду заберу из машины мои вещи. Оставлю вас на несколько минут, идет?

Ларкин устало улыбнулась:

— Конечно. Все будет нормально.

Пайк выключил свет, чтобы его силуэт не рисовался в проеме двери. Вышел из дома, забрался в «лексус» и, связавшись через новый телефон со старым, просмотрел оставленные на нем сообщения. Бад оставил три кряду, все примерно одинаковые: «Черт, позвони мне! Ты не можешь просто так исчезнуть вместе с девушкой! Ради всего святого, она же федеральная свидетельница! На тебя ФБР натравят!»

Час спустя он оставил еще одно. Пайк отметил, что Бад немного успокоился. «Вот что у меня пока есть: трупы из Малибу не опознаны. Насчет Игл-Рока выясню завтра. УПЛА^[1] и шерифы тебя с этой стрельбой не связали. Я поговорил с Доном Питманом, агентом Минюста. Он делает все возможное, чтобы защитить тебя от местных властей, но ему совершенно необходимо поговорить с тобой. Ты должен позвонить мне, друг. Я не знаю, что сказать ее отцу. Если ты еще жив, позвони».

Последнее сообщение оставил сухой мужской голос: «Это специальный агент министерства юстиции Дон Питман. 202-555-6241. Позвоните мне, мистер Пайк».

Пайк отключился от старого телефона, посидел, прислушиваясь к окрестностям. Интересно, что имел в виду Бад, говоря, что трупы из Малибу не опознаны. Пайк полагал, что личности покойников будут установлены, как только они попадут к коронеру, и это даст ниточку, ведущую к Мишу.

Было уже темно, а темноту Пайк любил. Темнота, дождь, снег, буря — все, что способно укрыть тебя, хорошо. Он обошел, проверяя окна, дом, поднялся на крыльцо и вошел внутрь.

Ларкин в гостиной уже не было, однако Пайк слышал, как она возится на кухне. Он снял рубашку с длинными рукавами и сел, дожидаясь Ларкин, в одно из кресел. Из кухни донеслось дребезжание холодильника — Ларкин выворачивала из пластиковой упаковки бутылку с водой. Она вышла из кухни, прошла половину пути до гостиной и, только тогда увидев его, перепугалась до того, что из стиснутой ею бутылки ударил в воздух гейзер воды.

— Вы меня до смерти перепугали.

— Простите.

Она подышала, отрывисто, как дышат испуганные люди, потом смущенно рассмеялась:

— Господи, в следующий раз хотя бы произнесите что-нибудь. Я не слышала, как вы вошли.

— Может, вам стоит надеть что-нибудь?

Она сняла с себя все, кроме лифчика и совсем узеньких светло-зеленых трусиков. Из пупка у нее торчала шляпка золотого гвоздика. Стоя лицом к Пайку, она гордо выпрямилась во весь рост:

— Мне жарко. Я же вам говорила, без кондиционера мы изжаримся.

Ларкин подошла к дивану, села, положила босые ступни на кофейный столик и уставилась на Пайка:

— Вы уверены, что не хотите в Париж? В Париже прохладнее.

Она смотрела на него с улыбкой женщины, которая только сию минуту обнаружила, что мир вращается вокруг секса.

— Кто такой Дон Питман? — спросил Пайк.

Улыбка исчезла:

— Я не хочу сейчас говорить о нем.

— Мне необходимо знать, кто эти люди. Он звонил мне.

Ларкин спустила ноги со столика.

— Он работает на правительство. Питман и еще один — Бланшетт. Кевин Бланшетт из Управления генерального прокурора.

Она наклонилась вперед, поставила бутылку на столик, и груди ее, округлые и полные, натянули в охряном свете ткань лифчика.

— У меня на попе есть татуировка. Видели ее нынче утром? Я хотела, чтобы вы увидели.

Пайк молча смотрел на нее.

— Это дельфин. По-моему, дельфины прекрасны. Особенно когда они летят по воде. Они кажутся такими счастливыми, быстрыми. Я тоже хочу быть как они.

Девушка встала, обошла столик, остановилась перед Пайком.

Он покачал головой:

— Не стоит.

Ларкин опустилась на колени, положила ладонь ему на плечо, прикрыв татуировку.

— Почему у вас эти стрелы? Скажите мне. Я хочу узнать о них.

Пайк передвинулся ровно настолько, чтобы стряхнуть ладонь Ларкин со своего плеча. Он взял ее за руки и отодвинул от себя:

— Прошу вас, не делайте так больше.

Какое-то время она смотрела в некую находившуюся между ними точку, потом возвратилась на диван. Пайк вглядывался ей в лицо. Глаза у Ларкин влажно поблескивали.

Он сказал:

— Все будет хорошо. Вы в безопасности.

— Я не знаю вас. Не знаю этих людей из правительства, не знаю Миша, Кингов, ничего не знаю об отмывании денег. Я всего лишь хотела помочь. И не понимаю, что случилось с моей жизнью. — Теперь и щеки ее поблескивали тоже. — Мне правда очень страшно.

Еще приближаясь к дивану, Пайк понял, что совершает ошибку. Он обнял Ларкин одной рукой, пытаясь успокоить ее, как успокаивал людей, когда служил в полиции, — мать, сына которой только что застрелили, ребенка, попавшего в дорожную катастрофу. Она прижалась к нему, положила руку ему на грудь, потом рука сползла ниже.

— Не надо, — шепнул он.

Ларкин, шлепая босыми ступнями, убежала в переднюю спальню. И захлопнула дверь.

Пайк посидел на диване посреди темного, тихого дома. Он не спал уже тридцать пять часов, но знал, что если и заснет этой ночью, то не более чем на час, от силы на два. Он стянул с себя майку, беззвучно прошелся по дому, заходя в каждую комнату, вслушиваясь в ночь за окнами, а потом переходя в другую. Оказавшись у двери Ларкин, он услышал, как она плачет.

Пайк прикоснулся к двери:

— Ларкин.

Плач прервался, и Пайк понял, что она его услышала.

— Стрелы. Они означают, что ты можешь контролировать то, что с тобой происходит, только двигаясь вперед, всегда вперед и никогда назад. Вот это мы с вами и будем делать.

Он подождал немного, но не услышал ни звука.

3

За окнами начало светать в 5.30 утра. Дом в Эхо-Парке стал наполняться буроватым свечением. К этому времени Пайк уже успел вымыться и одеться. Он стоял посреди гостиной. С этого места внутреннее пространство дома было видно целиком — парадная дверь, кухня с задней дверью плюс три выходящие в коридорчик двери — спален и ванной. Пайк простоял так почти час.

В течение ночи расположившийся на диване Пайк несколько раз задремывал на пару минут, однако глубоко не заснул ни разу. Примерно каждый час он обходил дом и слушал. Дома — живые существа. Когда все в них хорошо, шумы, которые они издают, звучат правильно.

В 5.40 девушка прошла, покачиваясь, из своей спальни в ванную комнату, не заметив его. В ванной зажегся свет.

Пайк даже не шелохнулся.

Послышался звук сливаемой воды. Девушка вышла в коридор и увидела его. Она еще наполовину спала.

— Зачем вам темные очки в такой темноте? — спросила она.

Пайк не ответил.

— Что вы делаете?

— Стою.

— Странный вы все-таки.

И она, шаркая, удалилась в спальню. В доме опять стало тихо. В 6.02 завибрировал новый дисплей Пайка. Он взглянул на мобильник: звонил Ронни.

— Да.

— Двенадцать минут назад в твоем доме сработала тревожная сигнализация.

Пайк договорился с обеспечивавшей охрану дома компанией, чтобы при срабатывании сигнализации они звонили Ронни. И попросил также ставить в известность полицию.

— Что ты им сказал? — спросил Пайк.

— То, что ты и просил: все в порядке, сигнал можно сбросить. Хочешь, я туда съезжу?

— Нет. Я займусь этим сам.

Пайк отложил трубку. Он знал, что так и будет, что это всего лишь вопрос времени, — так оно и случилось. Убийцы выяснили его имя, нашли адрес, теперь пытаются найти его самого. И это говорило ему о многом, поскольку единственными, кто знал его по имени, были люди, связанные с девушкой, плюс Джо Стоун и Бад Флинн. Кто-то продолжает сдавать ее. Пайк был прав, когда оборвал связь с ними. Скорее всего, в его дом еще вернутся. И то, как это сделают, скажет ему о масштабе проводимой операции и о навыках, которыми владеют участвующие в ней люди. Знать врага — штука важная.

Впрочем, сейчас он должен оставаться рядом с девушкой. Ночь прошла. Девушка жива. Он выполнил свою задачу.

Очередной разговор из длинной череды классических телефонных разговоров Пайка. Когда зазвонил телефон, Коул сидел на своей веранде, выполняя кое-какие асаны. Шесть утра — кто еще может звонить в такое время?

— Алло?

Пайк сказал:

— Будь осторожен. Они только что влезли в мой дом.

Ни тебе «приветкакпоживаешь». Ни «чтоподелываешь».

Коул принял душ, достал из оружейного ящика старый пистолет 38-го калибра, заварил кофе. Потом перенес пистолет, кофе и материалы по Джорджу Кингу и Александру Мишу на веранду.

Утро стояло прелестное. Коул вгляделся, прищурясь, в млечно-белый туман, заполнявший каньон, увидел сарыча, который кружил в небе, выискивая полевку или змею.

Через день после возвращения из больницы Коул на рассвете вышел на веранду и с немалым трудом проделал первое упражнение хатха-йоги — «приветствие солнца» (с тех пор он выполнял его каждое утро), потом сел на краешек веранды, чтобы понаблюдать за этим сарычем. Сарыч прилетал каждое утро, однако Коул ни разу не видел, чтобы он поймал хоть кого-то.

Он перечитал собранные в Интернете материалы по Джорджу Кингу. Кинг был девелопером, жившим в округе Орандж и начавшим свою карьеру с одного-единственного дома, построенного им на деньги, которые он занял у родителей своей жены. За этим последовала классическая история успеха человека, который самостоятельно пробивает себе дорогу: первый свой дом Кинг продал с хорошей прибылью, построил еще три, а следом пару крошечных торговых центров. И из этих центров вырос ворочающий недвижимостью концерн, возводивший теперь большие универмаги, типовые жилые дома и высотные офисные центры по всей Калифорнии, Аризоне и Неваде. Ни в одной из посвященных Кингу статей не содержалось и намека на какую-либо предосудительную или противозаконную деятельность.

Относительно Александра Миша Коулу ничего в Интернете найти не удалось. В последнем документе оставленного ему Пайком отчета Национального информационного криминалистического центра говорилось, что в настоящее время Миш предположительно живет в Боготе, Колумбия. На документе стояла дата шестилетней давности.

Миш обвинялся в двух убийствах первой степени, семи покушениях на убийство и шестнадцати эпизодах вымогательства — все это в штате Колорадо. Миш убил в Колорадо-Спрингс водителя грузовика и его жену, решив, что водитель обманул его и сплавил партию телевизоров с плоским экраном конкурирующей группировке дорожных грабителей.

Ничто не объясняло, каким образом доморощенный уголовник из Денвера стал финансовым советником группы южноамериканских наркобаронов, однако Коула это не интересовало. Ему нужно было отыскать Миша, а Миш находился в Лос-Анджелесе. В уголовных делах всегда перечисляются люди, с которыми связан подозреваемый, в том числе его друзья, родственники и партнеры по преступной группировке. Коул рассчитывал обнаружить какие-нибудь лос-анджелесские связи Миша, однако люди, имена которых указывались в отчете, никогда не выезжали из Денвера.

С неба упало серое пятнышко. Коул, улыбаясь, поднял взгляд вверх. Ему хотелось увидеть, кого же все-таки добыл сарыч, однако именно в этот миг кто-то позвонил ему в дверь. С пистолетом в руке он дохромал до прихожей, выглянул в глазок.

На него смотрели двое мужчин с искаженными выпуклыми линзами глазка лицами. Впереди стоял коротко остриженный шатен с загаром игрока в гольф. За ним возвышался чернокожий мужчина в синем костюме из жатого хлопка и темных очках.

Коул засунул пистолет за поясной ремень — на спине, прикрыл его футболкой и отворил дверь.

Стоявший впереди спросил:

— Элвис Коул?

— Он переехал в Австрию. Передать ему что-нибудь?

Стоявший впереди поднял перед собой кожаную книжечку со значком и удостоверением сотрудника федеральной службы:

— Специальный агент Дональд Питман. Мне нужно сказать вам несколько слов.

Вокруг дома в Эхо-Парке просыпались, пока медленно вставало солнце, соседи. Заработали двигатели автомобилей, машины задом сдавали с подъездных дорожек или отваливались от краев тротуара. Легкие жалюзи, закрывавшие окна дома, светлели, пока весь он не наполнился золотистым свечением.

Пайк насыпал в кастрюльку молотого кофе, залил его водой и поставил на плиту. Именно так он уже многие годы варил себе кофе — доводил до кипения, потом процеживал через бумажное полотенце, а то и не процеживал. Кофе получался хороший.

Когда завибрировал его сотовый, Пайк как раз наливал кофе в пластиковую чашку.

— Говорить можешь? — спросил Коул.

— Да.

— Утром ко мне приходили два агента министерства юстиции, Дональд Питман и Кевин Бланшетт. Принесли твой пистолет. Знаю ли я, что происходит, виделся ли с тобой, они не спрашивали. Просто вручили мне пистолет и попросили передать тебе, что с ним они все уладили.

— Пожалуй, тебе не стоит больше звонить из дома.

— Я звоню от соседа.

— Хорошо.

— Питман сказал: если ты со мной свяжешься, я должен попросить, чтобы ты ему позвонил. Сказал, что пистолет возвращает в знак доброй воли, но, если ты не позвонишь, от доброй воли и следа не останется.

— Понятно.

— И еще. В документах нет ничего о связях Миша в Лос-Анджелесе, ничего, позволяющего нам продвинуться в его направлении, так что вся надежда на трупы людей, которых ты застрелил. Если удастся установить их личности, можно будет пройти по их следам назад к Мишу.

— Я поговорю с Бадом. Девушку ты проверил?

Коул помялся, потом заговорил — изменившимся, отметил Пайк, тоном:

— Ее фотографии печатаются во всех журналах. Богата. И поэтому знаменита. Я не узнал ее только из-за короткой стрижки. Бульварная пресса пишет о ней постоянно — то она срывается с цепи в каком-нибудь клубе, то закатывает громкие скандалы, в этом роде. Ты о ней наверняка читал.

— Я не читаю бульварную прессу.

— Ее отец унаследовал целую империю. Им принадлежит сеть отелей в Европе, пара авиалиний, нефтяные прииски в Канаде. Она стоит пять или шесть миллиардов.

— Хм.

— За ней нужен глаз да глаз. Это классический лос-анджелесский трудный ребенок.

— По-моему, с ней все в порядке.

— Мое дело предупредить.

Пайк не очень хорошо понимал, с какой стати двое федеральных агентов принесли пистолет домой к Коулу, но в общем и целом его это волновало не сильно. Ему нужен был Миш.

— Ты сумеешь добыть домашний адрес Бада Флинна? — спросил он.

— Разве я не лучший детектив в мире?

— Попозже мне нужно будет заняться одним делом. Сможешь посидеть с девушкой?

— Побыть нянькой при пылкой, молодой, богатой цыпочке? Думаю, с этим я справлюсь.

Завершив разговор, Пайк набрал номер сотового телефона Бада Флинна. Флинн ответил после третьего сигнала вызова, голос у него был хриплый, сонный. Времени всего 7.40 утра. А Бад, надо думать, лег довольно поздно.

— У тебя сонный голос, — сказал Пайк. — Не разбудил?

При этих словах дверь спальни распахнулась и в коридор вышла Ларкин. Из одежды на ней по-прежнему были только лифчик и узенькие зеленые трусики. Однако выглядела она не такой злой, как вчера. Сонно поморгав, девушка направилась в ванную.

Бад сказал:

— Ты меня доконаешь, Джо. Господи, где ты?

— Мы в полном порядке. С чего это вы все так разволновались? — Пайк решил немного развлечься.

— Да с того, что ты словно сквозь землю провалился, вот с чего! Нельзя же так исчезать. Федералы…

Пайк перебил его:

— Сколько людей знает, что она со мной? Кто-то этим утром влез ко мне домой, Бад, значит, утечка информации все еще продолжается. Так что смирись с дефицитом доверия.

Ларкин вышла из ванной и направилась в гостиную. Пайк поднял повыше чашку, показывая, что имеется кофе, потом повел чашкой в сторону кухни. Девушка, похоже, не сознавала, что на ней почти нет одежды. Она кивнула и прошла на кухню.

Тон Бада оставался неуверенным:

— Я тебя хорошо понимаю, но у нас на руках пять трупов и…

Пайк перебил его:

— Мы с Ларкин готовы встретиться с тобой. Ее отцу и федералам о встрече не сообщай. Приезжай один, и мы все обговорим.

— Куда?

— Станция подземки в Юниверсал-Сити, в полдень. Какая у тебя машина?

— Серебристый «бимер».

— Поставь его на северной стоянке. И жди в машине моего звонка.

Пайк выключил телефон. Из кухни вышла, помахивая кастрюлькой, Ларкин:

— Что это?

— Кофе.

— Это помои. И в них что-то плавает.

Пайк допил то, что оставалось у него в чашке, натянул рубашку с длинными рукавами.

— Соберите вещи. Нам нужно встретиться с Бадом.

Девушка, явно испугавшись, опустила кастрюльку:

— Я думала, здесь мы в безопасности.

— Так и есть. Но если что-нибудь случится, лучше, чтобы вещи были с нами. Одевайтесь. Нам надо спешить.

— Вы же сказали Баду: в полдень. А до Юниверсал всего-то двадцать минут езды.

— Поторопитесь. Нам надо спешить.

Ларкин, гневно топая, вернулась на кухню, швырнула кастрюльку в мойку:

— Ваш кофе — дерьмо!

В Юниверсал Пайк ее не повез, да, собственно, и дожидаться полудня он тоже не собирался. Коул позвонил и сообщил ему домашний адрес Бада еще до того, как они вышли из дома.

Бад Флинн жил в богатом районе, раскинувшемся на холмах лос-анджелесского пригорода, к югу от загородного клуба «Хилл-крест». Дом у Бада был маленький, двухуровневый, с наклонной подъездной дорожкой и лужайкой, которую выжигало немилосердное солнце.

Пока они подъезжали к дому, Ларкин, настороженная и взволнованная, вертела туда-сюда головой.

— Что мы собираемся делать? — поинтересовалась она.

— Вы остаетесь в машине. Я разговариваю с ним.

Пайк поставил машину поперек подъездной дорожки — так, чтобы в ней ясно различалась Ларкин, а сам вылез и подошел к парадной двери. Встав сбоку от нее, на место, которое из окон дома не просматривалось, он позвонил на сотовый Баду.

Бад ответил сразу:

— Это наверняка ты, Джо. Номер не определяется.

— Взгляни на свою подъездную дорожку.

Пайк услышал в трубке шаги, затем парадная дверь отворилась. Бад вышел из дома, посмотрел на девушку. Пайка он не увидел, выглядел усталым.

— Бад, — произнес Пайк.

Бад никакого удивления не выказал:

— Что я, по-твоему, собирался сделать — оцепить весь Юниверсал? — сердито нахмурившись, спросил он.

Пайк повернулся к Ларкин, покрутил в воздухе рукой — опустите стекло, что она и сделала.

— Поздоровайтесь с Бадом.

Ларкин помахала рукой и крикнула из машины:

— Привет, Бад!

Пайк обернулся к Баду — все такой же хмурый.

— Что ты такое творишь, а? Ты хоть понимаешь, в каком дерьме я оказался?

— Я показываю тебе, что она жива-здорова. Можешь сказать ее отцу, что с ней все в порядке.

Здесь Бад дал волю эмоциям:

— Черт, погоди минуту, дело же не только в девушке. Ты за два дня уложил пятерых. И что ты себе думаешь, Питман позвонит в УПЛА и скажет: «Слушайте, все путем, наш внештатный помощник ухлопал этих козлов, чтобы защитить свидетельницу», а северо-восточный убойный отдел закроет на все глаза?

Закроют они глаза или не закроют — пока девушке все еще грозила опасность, Пайку это было безразлично. Его интересовало, известно ли Баду, что Питман вернул ему пистолет, и если не известно, то почему Питман не сказал Баду об этом.

— Питман сказал: если ты не объявишься, он выпишет ордер на твой арест по обвинению в похищении человека.

Пайк скривился, и Бад тут же покраснел:

— Я понимаю, что это чушь собачья, но ты разгуливаешь неизвестно где, и никто не знает, что происходит. Федералы считают, что все дело во мне, и внушают это ее отцу. Он того и гляди прогонит меня.

— Так скажи мне, Бад, с кем она сейчас в большей безопасности — с тобой или со мной?

— Я передал Минюсту свое личное дело, записи звонков, которые мои ребята делали по сотовым, их расходов, все. Отец Ларкин дал Питману полную свободу в проверке его служащих. Утечку мы заткнем.

— А кто проверяет Питмана?

Бад поморгал и, наконец, покачал головой. Глаза его походили теперь на твердые камушки, укрытые складками обмякшей от возраста плоти.

— Джо, что ты творишь?

— Ищу Миша.

— Ты не просто ищешь. Я в этих делах участвовать не хочу.

— У меня есть только две ведущие к Мишу ниточки — люди в морге и Кинги. Если Кинги обделывают с ним дела, они, вероятно, знают, где он живет и как его найти.

— Их до сих пор не могут найти. Питман держит их дом и офис под круглосуточным наблюдением. Если эти двое хотя бы пукнут, федералы их накроют.

— В таком случае единственным моим подходом к Мишу остаются люди, которых я убил. Что ты о них знаешь?

Лицо Бада потемнело.

— Мне нужно взять из дома ключи. Ты не против?

Он вернулся в дом, выудил из стоявшей у двери синей вазы ключи. Пайк прошел за ним к его машине. Бад открыл багажник, и Пайк увидел тот же кожаный кейс, что был в пустыне. Бад достал из кейса три фотографии, сделанные камерами видеонаблюдения во время вторжении в дом Баркли.

Бад протянул Пайку снимки, постучал ногтем по верхнему:

— Это единственный из пяти укокошенных тобой людей, который участвовал в первом нападении. Ты видел кого-нибудь из них в Малибу или в Игл-Роке?

— Кто они такие?

— Не знаю.

Пайк вгляделся в снимки. Все это не имело смысла. У людей, которых нанимают для совершения убийства, почти всегда имеется преступное прошлое. Система «Ливскан» производит оцифровку отпечатков пальцев и сравнивает их с данными, которые хранятся в калифорнийском подразделении министерства юстиции и в архивах НИКЦ. Если человека хоть раз арестовывали в любом уголке страны или если он служил в армии, отпечатки его пальцев непременно найдутся в одном из этих хранилищ.

— Что-то тут не так, — сказал Пайк. — Бумажников и документов при них не было?

— При них не было ни черта, что позволяло бы установить их личности. Ты же арестовал в свое время кучу людей, Джо. Много среди них было сукиных детей, подчищавших все, прежде чем пойти на дело?

Пайк покачал головой.

— Вот именно. Так что, сам понимаешь, с чем мы столкнулись. — Бад захлопнул багажник, потом взглянул на девушку. — Ты мог бы просто сдать ее Питману. Выбор за тобой. Но я верю, что ты не покинешь ее в беде.

Пайк посмотрел немного в спину Баду, потом вернулся в «лексус» и немедля отъехал от дома.

— Мне он кажется хорошим человеком, — сказала Ларкин.

— Он был хорошим полицейским.

— То же самое он сказал отцу про вас.

4

Когда зазвонил его сотовый, Пайк вел машину к Глендейлу, к Научному отделу УПЛА. Звонил Ронни:

— Четырнадцать минут назад они вломились в твой магазин.

Сидевшая рядом с Пайком Ларкин спросила:

— Кто это?

Пайк поднял вверх указательный палец, прося ее подождать.

— Ребята из охраны приехали?

— Код три, мигалки и сирены. В УПЛА они тоже позвонили. Мы с Деннисейчас едем туда.

— Подай официальное заявление в полицию. Если причинен материальный ущерб, вызови оценщика из страховой компании. Если требуется ремонт, сегодня же позвони в ремонтную фирму.

— Понял. Тебе нужен шум.

— Громкий.

Пайк положил телефон, Ларкин ущипнула его за руку:

— Терпеть не могу вашу манеру игнорировать меня.

Пайк сказал:

— Нам нужно повидаться кое с кем в Глендейле, потом мы встретимся с Элвисом — там, где вы попали в аварию.

Она, надувшись, отвалилась на спинку сиденья.

Машина миновала перевал Сепульведа, спустилась в долину Сан-Фернандо. Здесь, как всегда, стояла жара, Пайк ощущал ее, даже несмотря на то, что в машине работал кондиционер.

Ларкин молчала ровно девять минут. Затем спросила:

— Вас хоть что-нибудь пронять способно?

Пайк не ответил, хотя вопрос его удивил. Он взглянул на девушку, потом перевел взгляд на дорогу.

— Однажды в Центральной Африке я видел женщину. В то утро убили ее семью, всего за два часа до того, как мы приехали в деревню. Она отрезала пальцы своей левой руки, один за другим — в память о муже и четырех детях. Начала с большого. — Пайк снова взглянул на девушку. — Вот так она их оплакивала.

Ларкин сложила ладони на коленях. Взглянула на Пайка:

— И что вы сделали?

— Нашел тех, кто их убил.

Отчаяние порождает изобретательность, а Джон Чен пребывал в отчаянии. Отчаяние порождает также ложь, обманы и деспотичность: все это Джон использовал с блеском и убедительностью, потому что — чего уж тут скрывать — он был самым лучшим криминалистом из тех, кто когда-либо работал в Научном отделе УПЛА. За последние несколько лет Джон раскрыл больше преступлений (а это необходимо для карьеры — читай: для заработка), появлялся в местных выпусках новостей (а без этого девочек особо не поснимаешь, они же смотрят и те, что в 6.02, и те, что в 01.27, и это здорово помогает) чаще, а премиальных (на которые взял в аренду «порше») получил куда больше, чем любая из лабораторных крыс его отдела. И что он имеет за свои труды?

Дополнительную работу. И где ему теперь взять время, которое позволит пожинать плоды этих трудов?

Из коих главный плод — «пунтанг», то есть секс.

Ни о чем, кроме этого самого танга, Джон Чен и думать не мог. Он был человеком одержимым, желавшим как можно скорее восполнить бывший его пожизненным бременем недобор по части «пунтанга»; человеком, искренне верившим, что каждый мужчина в Калифорнии, начиная с поры полового созревания, объедается этим делом так, точно его допустили до шведского стола сексуальных удовольствий. Каждый, но только не он.

А теперь Джон Чен еще и подружкой обзавелся. Ну ладно, не так чтобы подружкой. Ронда Милбанк была замужней женщиной, секретаршей, жившей в Атуотер-Виллидж, и матерью двоих детей, он познакомился с ней прошлой ночью в баре. Купил ей выпивку, потом еще одну, потом спросил, нельзя ли ему, ну знаете, вроде как увидеться с ней еще раз. И Ронда ответила: а чего же, завтра между одиннадцатью и полуднем.

ГОЛ!!!

А назавтра начались проблемы. В Лос-Анджелесе проживает двенадцать миллионов жителей и никому не ведомое число преступников, каждый из которых норовит преступить закон, что и порождает нескончаемое цунами улик и свидетельств, которые полагается документировать и анализировать Научному отделу УПЛА с его катастрофической нехваткой рабочих рук.

Поэтому ответ на вопрос, которого он и задавать-то не стал, Джон знал заранее. Ну так что? «О, Джон, ну конечно, утренний перерыв для танга тебе попросту необходим. Иди, гуляй, ни в чем себе не отказывай».

В общем, пришлось проявить изобретательность: во время утреннего перерыва на кофе Джон подошел поближе к своей начальнице Мэрион, надкусил прямо у нее под носом булочку с малиновым джемом и вдруг как взвоет:

— А-А-А-А-А!!!

После чего отпрыгнул в сторону, ухватился за щеку и завопил совсем уж благим матом:

— СУКИНЫ ДЕТИ!!! Я ЗУБ СЛОМАЛ! МНЕ НУЖНО К ДАНТИСТУ!

— Может, просто раскрошил немного, — сказала Мэрион. — Дай-ка взглянуть.

Джон, прикрыв ладонью рот, отшатнулся от нее:

— ГОСПОДИ, МЭРИОН! ТАКАЯ БОЛЬ, СДОХНУТЬ МОЖНО! У МЕНЯ ВЕСЬ НЕРВ ВЫЛЕЗ НАРУЖУ!

Мэрион скорее дала бы ему умереть, чем позволила опоздать с анализом срочных дел:

— Джон, прошу тебя. Боль скоро пройдет. Через несколько минут ты о ней и думать забудешь.

Теперь вы понимаете, что это за птица?

— У меня сломался зуб, Мэрион, развалился на куски! Мне срочно нужно к дантисту. Если я уйду сейчас, то, наверное, успею вернуться к половине второго или около того.

И Мэрион наконец смилостивилась:

— Ну хорошо, но только поезжай в фургоне. Может, мне придется отправить тебя от дантиста прямо на место преступления.

Он схватил ключи, чемоданчик со всем, что необходимо для осмотра этого самого места, и понесся к выходу из здания. О том, чтобы ехать к Ронде в лязгающем фургоне Научного отдела, и речи идти не могло. Он еще до начала работы помыл свой «бокстер» и хотел прикатить к Ронде с шиком! И Джон Чен, едва достигнув первого ряда стоявших на парковке машин, торжествующе пронзил кулаком воздух. Ух, как он ее отпетрушит!

Чен повернулся, чтобы побежать к своей машине, и тут какой-то человек преградил ему дорогу.

Перепугался Чен до того, что снова завопил: «А-А-А!» — отскочил назад и, пожалуй, упал бы, если бы крепкие, точно стальные, руки не удержали его.

Чен терпеть не мог, когда Пайк вел себя таким образом — сваливался людям на головы прямо с неба и пугал их до икоты, — однако и побаивался его с первой же минуты их знакомства. Чену хватило одного взгляда на Пайка, чтобы понять: перед ним один из тех жутких, то и дело мелькавших в рекламе какого-нибудь пива типов с покатыми лбами и двойным набором Y-хромосом, которых хлебом не корми, дай только повыпендриваться перед другими. Правда, Пайк, было дело, подкинул ему пару советов, которые помогли Чену раскрыть первое его серьезное преступление и в итоге купить «тангмобиль», и все же он здорово действовал Чену на нервы.

— Ты меня до смерти перепугал, — сказал Чен. — Откуда ты выскочил?

Пайк повел подбородком в сторону стоявшего во втором ряду машин зеленого «лексуса».

Чен тут же выпрямился во весь рост. На переднем сиденье «лексуса» расположилась малышка с торчащими во все стороны черными волосами — с пылу с жару, ну просто пальчики оближешь. Она улыбнулась Чену, помахала ему рукой.

— Да, друг, цыпочку ты урвал дай бог всякому, — сказал Чен. — Может, она вылезет из машины?

— Мне нужна твоя помощь, Джон.

Чен тут же вспомнил о Ронде и начал бочком отползать в сторону:

— Да, конечно, только мне бежать надо. У меня назначена встреча с…

— Я не могу ждать.

Чен остановился как вкопанный:

— Но…

— Крупное дело, Джон, — сказал Пайк. — Ты можешь снова попасть в газеты.

Ронда пулей вылетела из головы у Чена. Если он опять попадет в газетные заголовки, то, может, удастся и на собственную лабораторию деньжат наскрести. Или купить спортивную «карреру».

— Ты слышал о двух убитых в Малибу? — спросил Пайк.

— Ими занимаются шерифы. Их лаборатория.

— А о трех убитых в Игл-Роке?

— Да, конечно. Они у нас, только работаю с ними не я. А что тебе нужно?

— Мне нужно знать, кто эти покойники. «Ливскан» ничего по ним не выдает. Ни один из пяти в системе не значится.

— Так чего ж тогда я-то могу сделать?

— Прогнать через систему их пистолеты, Джон. Прогнать гильзы.

Чен понимал, о чем просит Пайк, и это ему совсем не нравилось. Полицейские, которые обследовали места обоих преступлений, наверняка забрали с них и оружие, и пустые гильзы, найденные рядом с трупами, однако в Научном отделе числилось всего два специалиста по анализу огнестрельного оружия, а пистолетов, которые все еще дожидались такого анализа, насчитывалась не одна тысяча.

— Не могу, там знаешь какая у нас очередь на анализ?

— Один раз ты это уже провернул. Как только выяснишь что-нибудь, позвони Элвису. Меня здесь не будет.

Чен снова взглянул на девушку и отчетливо представил себе, где именно будет Пайк.

— А что я-то с этого буду иметь?

— Пули из тел, найденных в Малибу, совпадут с пулями из Игл-Рока. Один и тот же стрелок, Джон. Ни полиция Лос-Анджелеса, ни шерифы этой связи пока не установили. И пресса тоже.

Сердце Чена гулко забилось. Пули находятся в двух разных лабораториях, и, если у полиции нет других связующих два убийства улик, до того как она эту связь установит, могут пройти месяцы — если, конечно, за дело не возьмется гениальный криминалист, который и совершит чудесное открытие.

Разыграв эту карту правильно, он сможет попасть в национальные выпуски новостей. А то и в программу «60 минут»! От мыслей о Ронде не осталось и следа.

Пайк уже направился к «лексусу»:

— Проверь все, Джон. И позвони Элвису.

Он скользнул, точно маслом намазанный, в машину и уехал.

Чен, досадливо кривясь, пошел назад, в лабораторию. Мэрион наверняка удивится, узнав, что он даже с парковки не выехал. Впрочем, ему тут же пришло в голову, что Мэрион сама дала ему отмазку: сказала, что боль может пройти — ну, вот, а теперь он скажет ей, что боль взяла да и прошла.

Чен прибавил шагу. Ронда может и подождать.

Пайк понимал, что возвращение туда, где она жила, придется девушке не по душе. Ведь именно там начался для нее весь нынешний кошмар. Но именно по этой причине ей и следовало вернуться в те места. Животные оставляют следы там, где они проходят, и люди тоже. Миш и Кинги могли оставить след. Пайк собирался сдать там девушку Коулу на руки и поехать к себе домой. Те, кто вломился в дом, тоже оставили след.

Коул поджидал их на крыльце одного из домов, стоявших в квартале от места роковой аварии и всего в трех кварталах от дома девушки. Вдоль улицы тянулись большие товарные склады и здания торговых центров и мастерских, в которых трудились за минимальную плату иммигранты.

Увидев Коула, Ларкин спросила:

— А он тут что делает?

— Работает. Приехал выяснить, как выглядело место происшествия.

— По-моему, здесь опасно. Что, если они меня поджидают?

— Элвис подал бы нам знак.

— А как бы он узнал, что ждут именно меня?

На этот вопрос Пайк ответить не потрудился.

Он поставил машину на расстоянии полквартала от нужного им проулка. Коул, перейдя улицу, присоединился к нему и Ларкин. На Коуле были оливково-зеленые шорты с большими накладными карманами, цветастая рубашка с короткими рукавами и бейсболка, украшенная эмблемой команды «Доджерс».

Он улыбнулся девушке:

— Красивые здесь места. Напоминают мне Эль-Фаллуджу.^[2]

— Красивая на вас одежда. Напоминает мне одежду двенадцатилетнего мальчика.

Коул повернулся к Пайку:

— Люблю, когда она вот так разговаривает.

Они остановились точно на том месте, где девушка врезалась в «мерседес». Сюда выходил узкий проулок — грязная щель между двумя запыленными домами. Перед одним из них суетилось около десятка полуголых мужчин, выгружавших из стоявшего у бордюра фургона бутылки с газировкой.

— Итак, — сказал Пайк. Ему требовался отчет Коула.

— Nada.^[3] Я прогулялся на два квартала в обе стороны, заглянул во все заведения, какие тут имеются. Ночной сторож нашелся только в одной компании, транспортной, вон там, — Коул повел головой в сторону здания, стоявшего за их спинами в квартале отсюда, — однако и он ничего не видел. Говорит, что даже не знал о случившемся, пока тут не начали шнырять федералы. Я поинтересовался камерами наблюдения — установлены они далеко не везде, а там, где установлены, показывают только внутренность зданий.

— Полицейский рапорт о происшествии ты раздобыл? — спросил Пайк.

— Ага. — Коул достал из кармана шортов несколько сложенных листков бумаги. — Столкновение произошло здесь, прямо у выхода из проулка. Мисс Баркли ехала с той стороны, направляясь к дому, он вон там, в трех кварталах от нас.

Затем Коул показал им листок с рисунком, сделанным полицейским, который обследовал место происшествия.

— Здание справа пустует. Передние, задние и боковые двери заперты, видно, что их не открывали уже несколько лет. В другом здании, вон том, находится фабрика, производящая керамические безделушки и сувениры. Можно биться об заклад, что Кинги сюда не ради сексуальных забав приезжали.

— Я же вам говорила, — сказала Ларкин, — их машина сдавала назад.

Коул посмотрел на нее, приподняв брови:

— Да, но почему они были здесь и почему в такое время?

— Не знаю, — сказала девушка.

Пайк вглядывался в расположение изображенных на рисунке машин. «Астон-мартин» врезался в заднее крыло выезжавшего на улицу «мерседеса» с водительской стороны. Удар развернул «мерседес» против часовой стрелки примерно на четверть оборота, машину девушки тоже развернуло, и она встала капотом к «мерседесу». Набросанная полицейским схема подтверждала все рассказанное девушкой.

— Куда побежал Миш? — спросил Пайк.

Ларкин повела рукой вдоль улицы:

— Туда. Бежал по осевой. «Мерседес» уехал в другую сторону.

Коул сошел, чтобы получше все разглядеть, на мостовую.

— Вы видели, куда повернул Миш?

— Я на него не смотрела. Набирала девять-один-один, потом разговаривала с оператором.

Коул взглянул на Пайка, пожал плечами:

— Больше мы тут ничего не найдем, дружок. Я прошелся в обоих направлениях на восемь кварталов. Здесь нет ничего, кроме торговых предприятий и стройплощадок, ну, разве что три-четыре переделанных под жилье чердака вроде принадлежащего Ларкин.

Пайк хмыкнул, что-то не давало ему покоя. Он оглянулся, окинул взглядом выстроившиеся вдоль улицы машины.

— Когда вы врезались в «мерседес», он сдавал назад или стоял на месте?

Девушка покачала головой:

— Не уверена. А какая разница?

Коул объяснил ей:

— Если машина стояла, то что они в ней делали? Смотрели на что-то или на кого-то, находившегося в проулке? Они только что сели в машину или собирались вылезти из нее? Все это ведет к совершенно разным выводам, понимаете?

Пайк снова оглядел улицу и наконец понял, что его беспокоило:

— В такое время ночи эти машины отсутствуют. Улица пуста, хорошо просматривается. Вы врезались в них, значит, они оказались прямо перед вами. То есть вы должны были их видеть.

— Я не вру.

Линии торможения подтверждали ее версию случившегося, однако Пайк не понимал, почему она не смогла избежать столкновения. Может, пьяна была или накачалась наркотиками? Он полистал страницы полицейского рапорта. Нет.

— Я этого и не говорю. Просто пытаюсь понять, что здесь произошло.

— Ну, может быть, они сдавали назад на большой скорости. Послушайте, сколько еще мы здесь проторчим? Мне страшно.

Пайк взглянул на Коула, тот пожал плечами:

— Я увидел все, что мне требовалось. Могу отвезти ее домой.

— Коул побудет с вами до моего возвращения, — сказал Пайк.

Он направился к «лексусу», однако девушка решительно последовала за ним:

— Я не хочу оставаться с ним. Он же изнасилует меня, как только вы уедете.

— Мечты, мечты, — произнес Коул.

Девушка проигнорировала его, она смотрела только на Пайка:

— Послушайте, вам платят за то, чтобы вы меня защищали. Если вы сдадите меня на руки второму составу, отцу это не понравится.

Коул всплеснул руками:

— Второму составу?

Пайк уселся в «лексус», однако закрыть дверцу Ларкин, вставшая между ней и машиной, ему не дала. Пайку показалось, что она не столько рассержена, сколько ощущает себя преданной. И он сказал, постаравшись, чтобы голос его прозвучал помягче:

— Простите, что не договорился с вами заранее. Не думал, что это создаст какие-либо проблемы.

Она, прерывисто дыша, стояла у дверцы.

— Вы не можете поехать со мной, Ларкин. Увидимся вечером.

Он потянул на себя дверцу, попытался мягко оттолкнуть девушку. Она не сдвинулась с места.

— Хочешь, я ее вырублю? — спросил Коул.

Девушка отступила на шаг и выпалила последнее слово, какое осталось у нее в запасе для закрывавшего дверцу Пайка:

— Козел!

Пайк, не оглядываясь, повел машину к Калвер-Сити.

Двадцать пять минут спустя Пайк остановил «лексус» под платаном, росшим на жилой улочке в шести кварталах от его дома.

Он вылез из машины, подошел к багажнику. Просмотрев то, что оставил ему Ронни, Пайк выпил половину лежавшей там бутылки минеральной воды, затем достал из багажника боевой нож, который сохранился у него со времен службы в спецназе разведки, цейссовский бинокль, маленькую «беретту» и коробку патронов 45-го калибра.

Затем он доехал до заправки «Мобил», которая притулилась к стене, окружавшей территорию его жилого комплекса, и поставил машину позади заправки, рядом со стеной. Пайк часто заправлялся здесь, знал людей, которые работали на станции, и они тоже знали его и потому не возражали, когда он оставлял машину рядом. Прежде чем выйти из нее, он закрепил на правой лодыжке «беретту», а на левой — нож. Потом проверил, заряжен ли «кимбер», и прицепил кобуру к ремню за спиной.

Все дальнейшее произошло очень быстро. Он перепрыгнул через стену жилого комплекса, приземлившись за длинным и плоским зданием, фасад которого выходил на большой общественный плавательный бассейн. Завеса пышной зелени — бананов, стерлиций и канн — огибала бассейн с расставленным на его краях снаряжением для купальщиков и шла дальше, охватывая ведущие к бассейну дорожки. Скользнув за эту зеленую изгородь, Пайк пересек территорию комплекса. Перемещаясь от одного здания к другому, он обогнул три парковки и оказался у своего дома. Входить в него он не стал, а укрылся за тетрапанаксами, которые росли вблизи угла дома, решив устроить здесь наблюдательный пункт. Место было отличное, сквозь листву хорошо просматривались и основная парковка, и дома, обращенные фасадами к его собственному.

Пайк сидел совершенно неподвижно, не ощущая, как проходит время. Он просто был здесь, укрытый зеленью, настороженный. Прошло два часа, Пайк окончательно убедился в том, что никто его не видит, но так ни разу и не пошевелился.

Все вокруг понемногу наливалось золотистым, затем медным, затем лиловатым светом и наконец окуталось пасмурной дымкой. Приезжали и уезжали автомобили. Люди хлопали калитками, выходили во вьетнамках к бассейну. Пайк вглядывался в них — с места он стронулся, лишь когда стемнело окончательно. Он прокрался к своему дому, проверил каждое окно. Второе окно кто-то взломал и поднял теперь уже опущенную раму, отчего и сработала тревожная сигнализация.

Пайк вгляделся в это окно, но увидел за ним лишь темноту. Никакого движения, из дома не доносилось ни единого звука. Он медленно поднял раму, подтянулся и оказался внутри дома.

В комнате было темно, однако из двери, ведущей в гостиную, лился свет. Пайк оставил там включенную лампу. Он вытащил «кимбер», прокрался в гостиную. Единственное движение создавалось здесь сооруженным в углу фонтанчиком — чашей с камнями, поверх которых булькала вода. От нее да еще от кондиционера исходили единственные звуки.

Людей в доме не было. Те, что приходили сюда, старались действовать осторожно — так, чтобы он не заметил их визита, — однако из кухни исчезла телефонная книжка, а телефон в спальне стоял там, куда Пайк его никогда не ставил.

Он вернулся в гостиную. Установленная им система наблюдения сбрасывала изображения на жесткий диск. Пайк включил телевизор, просмотрел запись. Вот появился мужчина с пистолетом. Ни маски, ни перчаток на нем не было — только темная футболка, джинсы и кроссовки. Длинные, прямые, темные волосы. Англо- или латиноамериканец, точно сказать трудно. Затем появился второй мужчина, ростом пониже первого, в темной, не заправленной в джинсы рубашке на пуговицах. И у этого тоже были длинные темные волосы, но кожа более смуглая — Пайк решил, что он-то уж точно латиноамериканец.

На следующем снимке первый из мужчин направлялся на кухню, второй стоял на коленях у двери. На полу различался черный ящичек, второй вроде бы держался обеими руками за ручку двери. Делает копии ключей, понял Пайк. Затем первый, обыскав дом, вернулся; второй проверил изготовленные им ключи.

Эту картинку Пайк остановил. На ней лицо первого различалось лучше, чем на всех остальных. Он достал из кармана фотографии, полученные от Бада, сравнил их с изображением на экране. Изготовитель ключей на фотографиях отсутствовал, а вот первый мужчина был одним из тех троих, что проникли в дом Ларкин.

Пайк перебрал снимки, нашел наиболее четкое изображение второго мужчины, нажал на кнопку — послышалось гудение лазерного принтера. Пайк спрятал распечатки в карман. Все остальные снимки показывали двух мужчин, покидавших дом через парадную дверь.

Пайк выключил телевизор и позвонил Ронни:

— Мне нужно, чтобы ты присматривал за домом. Двое мужчин лет двадцати-тридцати, прямые темные, довольно длинные волосы, рост — метр семьдесят, метр семьдесят пять, тот, что пониже, скорее всего, латинос.

— Они сейчас в твоем доме?

— Нет, но они вернутся. Сделали копии ключей.

— Ага. Ты хочешь, чтобы я их повязал?

— Нет, просто дай мне знать.

Пайк направился к холодильнику. Достав из него две бутылки «Короны», он вылил пиво в раковину и поставил пустые бутылки на кухонный стол. Когда эти двое вернутся, они поймут, что Пайк побывал дома. И скажут себе: приходил один раз, значит, придет и другой, и, возможно, решат подождать его.

А Пайку и нужно было, чтобы они его ждали.

5

Ларкин Коннер Баркли смотрела на удаляющийся автомобиль с таким выражением лица, словно машина Пайка была таявшим в воздухе миражом.

— Поверить не могу, что он просто взял и бросил меня.

— И правда, какая наглость, — сказал Коул. — Невежа.

— Идите вы знаете куда?

— Вы уже второй раз намекаете, что хотите заняться со мной сексом, и все же я вынужден вам отказать.

Ларкин, не дожидаясь Коула, пошла через улицу к его машине. Что делать, некоторые люди напрочь лишены чувства юмора.

Коул решил дать ей успокоиться, поэтому дорогой они молчали. У него еще оставались вопросы к девушке, но с ними можно было подождать.

По пути они остановились у маленького продуктового магазина в Таи-Тауне, решив, что в квартале, населенном представителями этнического меньшинства, Ларкин почти не рискует нарваться на человека, который ее узнает. Прося ее выйти вместе с ним из машины, Коул ожидал, что Ларкин заспорит, однако спорить она не стала. Он набил два пакета покупками: еда, молоко, пюпитр для рисования, пластмассовая линейка и две бутылки сливового вина.

Когда они возвратились домой, Ларкин удалилась в душ. Коул выложил продукты, затем перенес на стол гостиной пюпитр и свои заметки. В заметках подробно описывалось каждое здание, стоявшее в окрестностях дома Ларкин Баркли, и каждое обнаруженное Коулом в этих зданиях предприятие. Теперь он принялся за составление карты, нанося на бумагу квартал за кварталом.

Спустя какое-то время из ванной комнаты вышла обернутая полотенцем Ларкин. Она проследовала в свою спальню. Коул уже нанес на карту улицу, на которой она жила, и вычерчивал соседние. Он не сомневался в том, что Миш и Кинги оказались в тех местах не случайно. И был уверен, что федералы думают так же; из шестнадцати людей, с которыми он разговаривал, двенадцать были опрошены агентами Министерства юстиции США, пытавшимися выяснить обстоятельства столкновения двух машин.

Как раз во время этих разговоров Коул и обнаружил некоторую неувязку.

Ларкин вышла из своей спальни в свежих, опять-таки пятисотдолларовых джинсах, в черной, в обтяжку футболке «Рамонес» и с «ай-подом». Босая. Она вытянулась на диване, перебросила ноги через подлокотник, закрыла глаза, правая ступня ее покачивалась в такт музыке.

— Эй, — окликнул ее Коул.

Девушка открыла глаза, взглянула на него.

Коул спросил:

— Федералы знали, что Миш — это Миш, еще до того, как вы опознали его?

— Нет. Они ужас как разволновались, когда мы наконец установили его имя.

Коул снова задумался о том, как развивались события. На следующий день после столкновения федералы опросили двенадцать человек. Все двенадцать сказали Коулу, что федералы показывали им фотографии двух мужчин, и все описали эти фотографии одинаково. Выходит, Питман еще до встречи с девушкой знал или хотя бы подозревал, что убежавший с места столкновения мужчина — это Миш, и солгал на этот счет.

Спустя двадцать минут Ларкин встала с дивана и подошла к окну. Уже смеркалось, скоро придется задернуть шторы.

— Если вы голодны, — сказал Коул, — я могу приготовить еду.

Она его не услышала. Коул скатал лист бумаги в комок и бросил его в спину девушке. Ларкин обернулась, сняла наушники:

— Вы что-то сказали?

— Если вы голодны, я могу приготовить еду.

— А его мы ждать не будем?

— Он может задержаться допоздна.

— Ничего, я подожду.

Она вернулась на диван, Коул — к своей работе.

— Они вправду был в Африке?

Коул оторвал взгляд от карты. Девушка смотрела на него. Коула удивило, что Пайк сказал ей об Африке.

— Что он вам рассказал?

— Он видел женщину, которая отрезала себе пальцы. Разве можно рассказывать такие гадости? Это он впечатление на меня хотел произвести. Мерзко и отвратительно — стараться меня напугать. — Она скрестила руки на груди. — Он женат?

— Нет.

— Я у него спрашивала, он не ответил. Вот так он себя и ведет. Я говорю что-нибудь и знаю, он все слышит, просто игнорирует меня. А я не люблю, когда меня игнорируют. Это грубо.

— Да, грубо.

— Тогда почему же он так поступает?

— Я как-то спросил его об этом, но он меня проигнорировал.

Ларкин это смешным не показалось.

— А как насчет вежливости при общении с людьми? Мне навязали человека, который вообще разговаривать не желает. Никогда не улыбается. Его лицо совершенно ничего не выражает.

— Вы, вероятно, привыкли иметь дело с теми, кто старается произвести на вас впечатление — привлечь к себе ваше внимание, понравиться вам. Не думайте, что это делает их интересными людьми. Нисколько. Пайк — один из самых интересных людей. Просто он не хочет вас развлекать — ну и не развлекает.

— И все равно это занудство. Вот вы разговариваете со мной, и помногу. Означает ли это, что вы пытаетесь меня развлечь?

— Это означает, что я пытаюсь развлечь себя.

Ларкин скрестила ноги.

— Разве ему не пора уже вернуться?

— Еще рано.

— Так что, правда это? Был он в Африке?

— Множество раз. Он вообще весь свет объездил.

— Почему он пошел в наемники? По-моему, это ненормально — получать деньги за то, что играешь в солдатики. Каждый, кому нравятся такие вещи, попросту сумасшедший.

— Тут все зависит от того, что ты при этом делаешь и почему. Та история о женщине, он рассказал, почему оказался там?

— Конечно, нет. Он ни на какие мои вопросы не отвечает.

И Коул рассказал ей об этом сам:

— По Центральной Африке, главным образом по Уганде, шастала банда, называвшая себя Армией Господнего сопротивления. Она похищала девочек. Эти люди делали следующее — сваливались как снег на голову в какую-нибудь деревню, расстреливали ее из автоматов, грабили и увозили с собой девочек-подростков. Они похитили сотни девочек. Обращали их в рабынь, насиловали, делали с ними что хотели.

В тех деревнях жили крестьяне, кое-какой скот у них, может, и был, а вот полиции не было вовсе, однако по временам эти деревни устраивали складчину. Они решили, что справиться с похитителями могут только профессионалы, в итоге туда отправился Джо. В первое же утро появления там Джо с его парнями бандиты напали еще на одну деревню и похитили новых девочек. Муж и сыновья женщины, о которой он вам рассказывал, были убиты. И первым, что увидел Джо, въехав в деревню, была именно эта несчастная женщина, увечившая себя.

Ларкин смотрела на него во все глаза:

— И что он сделал?

Что он сделал, Коул знал, но решил в подробности не вдаваться.

— Джо выполнил свою работу. Больше налетов не было.

Ларкин вглядывалась в окна, которые выходили на улицу, однако уже стемнело, и в окнах ничего не было видно.

— И часто он занимался такими делами?

— Джо объехал весь свет.

— Но зачем?

— Затем, что он идеалист.

Она наконец перевела взгляд на Коула.

— И все равно я думаю, что это мерзко. Он не стал бы делать такие вещи, если бы не получал от них удовольствие.

— Нет, вероятно, не стал бы. Однако удовольствие он, скорее всего, получает не от того, о чем вы думаете. Ладно, давайте готовить еду.

Она снова отвернулась к окнам:

— Я хочу дождаться его.

Коул отправился на кухню, однако готовкой сразу заниматься не стал. Он думал о Питмане. Питман изложил Ларкин и ее отцу версию событий, которая не отвечала фактам. Коул поймал Питмана на лжи и теперь гадал, не солгал ли тот и в чем-либо еще.

Комната, в которой работали эксперты по стрелковому оружию, называлась «Оружейной». Войдя в нее, вы увидели бы сотни единиц оружия, покрывавшего стены этой комнаты от пола до потолка, — каждая единица была снабжена биркой, на которой указывался изготовитель оружия, его модель и номер соответствующего дела.

Джон Чен оглядел коридор, в который выходила дверь «Оружейной», желая удостовериться, что в нем никого нет. Задерживаться на работе так поздно Чен не любил, однако экспертам-оружейникам приходилось перерабатывать, потому что их начальница, сучка по имени Харриет Мансон, из которой получился бы первоклассный надсмотрщик над рабами, держала их в ежовых рукавицах, а это означало, что Чену следует дождаться, когда Харриет отвалит домой. Сегодня она то и дело заскакивала в «Оружейную», совершенно как диккенсовский Призрак Рождества, и Чен провел весь день в состоянии нервной дрожи, потому что знал: Пайк почти наверняка торчит сейчас где-то поблизости, ожидая от Чена результатов и понемногу теряя терпение. Пайк был хладнокровным убийцей, способным сломать шею Чену, как карандаш.

В «Оружейную» Чен пришел хорошо подготовленным.

Дежурным экспертом была сегодня высокая, худая женщина с близко посаженными глазами — Кристина Ла-Молла. Чен подозревал, что она лесбиянка.

Он осторожно пересек коридор, еще раз удостоверился, что никого нет, и нажал на кнопку звонка. Щелкнул замок, дверь отворилась, и Чен оказался в «Оружейной».

Ла-Молла оторвалась от компьютера и посмотрела на него без тени улыбки. Лесбиянки вообще никогда не улыбаются.

Чен держал в руке чашку. Он сбегал в ближайший «Старбакс» и купил ей самый большой стакан мокко, какой нашелся в кофейне. Он улыбнулся Ла-Молле своей самой широкой улыбкой.

— Это для вас. Я знаю, вы работаете допоздна. Вот и решил, что кофе вам не помешает.

Ла-Молла смотрела на кофе так, точно подозревала, что Чен сдобрил его ядом. Джон как-то раз попытался пригласить ее на свидание, так она послала его куда подальше. Ну, лесбиянка, ясное дело.

Теперь Ла-Молла с не меньшей подозрительностью уставилась на него:

— Что вам нужно?

— Помните ту стрельбу в Игл-Роке? Я хочу взглянуть на пистолеты.

Мистер Сама Непосредственность. Мистер Обычный День На Работе.

Она прищурилась:

— Вы же не занимаетесь делом в Игл-Роке.

— Нет, но у меня кое-что всплыло по части моих старых инглвудских дел. Думаю, тут может существовать связь.

Ла-Молла вгляделась в него с еще большей подозрительностью, однако кофе все-таки приняла. А затем подошла к двери, заперла ее на замок и прислонилась к ней спиной.

У Джона возникла нежданная, отнюдь не слабая надежда, что она, может быть, вовсе и не лесбиянка, что, может быть, ему улыбнулась — для разнообразия — удача, но тут Ла-Молла бросила стакан в мусорную корзину и скрестила на груди руки:

— Что происходит?

Чен не знал, что ей ответить, да и сам вопрос был ему не совсем понятен. Он поймал себя на том, что поеживается, и постарался принять вид сколь можно более невинный.

— Послушайте, я всего лишь хотел взглянуть на пистолеты. В чем дело?

— Именно это я и хочу узнать.

— Не понимаю. Господи, дадите вы мне взглянуть на них или не дадите?

Она медленно покачала головой:

— Их забрали федералы.

Чен удивленно заморгал:

— Федералы?

— Угу. Один пистолет, кольт «питон» 357-го калибра, они забрали два дня назад. А вчера пришли и за полуавтоматическими.

Чен словно наяву увидел, как его шансы усесться за руль «карреры» смываются в канализацию. Но еще яснее он увидел другое — Джо Пайка, неторопливо отвинчивающего ему голову.

— Но это же улики УПЛА! Федералы не могут так просто забирать их у нас!

— Могут, если приказ поступает из «Паркера». С шестого этажа.

— «Паркер-центр» дал такое разрешение?

Шестой этаж «Паркер-центра» был этажом власти, царством заместителей начальника полиции.

Ла-Молла неспешно кивнула, все еще сверля его глазами.

Джона охватило отчаяние. Он лихорадочно пытался придумать какую-нибудь отговорку или объяснение, способное умиротворить Джо Пайка, но тут ему в голову пришла новая мысль:

— А гильзы? Гильзы они не забрали?

Кристина покачала головой:

— Они забрали все. В том числе и гильзы. — Она вздохнула. — И знаете, что самое странное? Они не подписали никаких бумаг.

При каждой передаче либо перемещении улики из одного отдела в другой или из одного правительственного агентства в другое полагалось подписывать акты о ее выдаче и приеме. Такова была стандартная рабочая процедура, гарантировавшая сохранность улик. Она же предотвращала и их подтасовку.

— Но они обязаны делать это, — сказал Чен.

Ла-Молла без всякого выражения смотрела на него:

— А теперь сюда заявляетесь вы и просите показать вам все те же пистолеты. И гильзы. Вот я и хочу понять, что же все-таки происходит?

— Я не знаю.

Все выглядело так, точно федералы и «Паркер-центр» проделывают штуки, которых ни одна законопослушная полицейская служба никогда себе не позволяет, и от этого Джона Чена пробрал страх. Подобного риска не заслуживала никакая «каррера» — и даже никакой способный последовать за ее приобретением роскошный танг.

Внезапно Джон Чен ощутил приступ клаустрофобии. Он чувствовал себя зажатым между Пайком, федералами и серыми кардиналами «Паркер-центра». Доверять никому из них нельзя, и все они способны, не колеблясь, одним движением пальца разбить его жизнь и карьеру.

— Крис, вы ведь не собираетесь рассказывать… ну, в общем, Харриет о нашем разговоре знать не обязательно…

Ла-Молла, по-прежнему вглядывавшаяся в него спокойными глазами хищной птицы, сняла с груди руки и широко, точно Моисей, разделяющий воды морские, развела ладони в стороны:

— Это моя «Оружейная». И мои улики. Мне не нравится, когда их забирают. Не нравится, что вам известно об этом что-то, неизвестное мне. — Она опустила руки и на шаг отступила от двери. — Идите отсюда, Джон. И не возвращайтесь, пока у вас не найдется что мне сказать.

Чен, торопливо проскочив мимо нее, бегом понесся по коридору. Добежав до своей машины, он запрыгнул в нее и запер все дверцы. Двигатель он включил, однако никуда не поехал — сидел, сцепив на коленях ладони, и дрожал от ужаса.

Потом он вытащил из кармана сотовый. Трясло его так, что просмотр хранящихся в памяти телефона номеров дался ему с трудом, однако Пайк велел позвонить, когда что-нибудь выяснится, Элвису Коулу. Коул дружил с Пайком. Коул мог уговорить Пайка не убивать Чена. Ведь все знали, что Пайк — чудовище, каких мало.

К дому в Эхо-Парке Пайк подъехал уже поздно ночью. Ночной воздух был сегодня теплее, чем вчера, и те же пятеро мужчин стояли под уличным фонарем вокруг машины, и семьи все еще сидели на своих верандах. Пайк оставил машину на подъездной дорожке и пошел через дворик к крыльцу.

Когда Пайк приблизился к двери, Коул открыл ее и вышел на крыльцо. Пайк, уже учуявший запахи мяты и карри, удивился — зачем это Коул вышел ему навстречу.

Коул спросил — негромко:

— Как все прошло?

Пайк рассказал ему о парочке, которая обыскивала его дом, показал снимки. Коул приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы падающий из щели свет позволил ему разглядеть снимки. Пайк увидел сквозь щель стоящую посреди кухни девушку. С «ай-подом».

— Откуда у нее «ай-под»? — спросил он.

— Это мой. Если хочешь поесть, я приготовил тайское блюдо. Мы уже поели.

Пайк забрал у него снимки. Тайское — это хорошо.

И тут Коул сказал, еще больше понизив голос:

— Вечером звонил Джон Чен. Федералы конфисковали все, связанное с Игл-Роком. Пистолеты, гильзы, все.

— Питман?

— Чен знает только одно — это были федералы.

— Джон успел проверить пистолеты до того, как их забрали?

— Они его опередили. И знаешь, что самое дикое, — они изъяли улики, не предъявив и не подписав никаких документов. Сказали, что таково распоряжение «Паркера».

Пайк приподнял брови:

— Ради Питмана и федералов детективы из третьего убойного отдела и пальцем не шевельнули бы, особенно когда у них на руках пять неопознанных трупов. Кто-то должен был приставить по пистолету к их головам.

Пайк с ним согласился:

— Питман чего-то боится. Единственная причина, по которой он забрал пистолеты, — нежелание подпускать к этому делу УПЛА.

— Либо так, либо он скрывает что-то, выходящее за пределы выстроенного им дела против Кингов.

— Например? — Даже в темноте и в густой тени Пайку было видно, что Коул чем-то обеспокоен.

— Не знаю. Но знаю, что с девушкой и ее семьей он честным не был. Помнишь, они сказали Ларкин, будто не знали, что сбежавший — это Миш, пока она его не опознала? Однако они уже на следующее утро обходили улицу, где она живет, задавая вопросы о Мише. Уже знали, что в машине был именно он.

Теперь Пайк понял, зачем Коул вышел из дома, — он не хотел, чтобы девушка слышала их разговор.

— Откуда тебе это известно?

— От дюжины людей, с которыми я разговаривал сегодня. Агенты министерства юстиции показывали им фотографии двоих мужчин. Я попросил их описать эти фотографии и теперь совершенно уверен, что одним мужчиной был Кинг, а другим Миш.

Пайк вздохнул, пытаясь сообразить, почему Питман и Бланшетт обманули девушку. Обман этот Пайку не нравился, однако отношения к его задаче он не имел. Его задача — найти Миша. Питманом и Бланшеттом можно будет заняться потом.

— Давай завтра еще раз съездим на ту улицу. Я надеялся, что нам удастся взять след Миша, однако не исключено, что след Питмана важнее.

— Девушке это не понравится. Она здорово разозлилась, когда ты уехал.

Пайк сказал:

— Очень вкусно пахнет из кухни. Карри?

Коул улыбнулся, они вошли в дом. Девушка лежала, пристроив на голову наушники, на диване. Глаза ее были закрыты, впрочем, она открыла их, когда мужчины вошли в дом.

— Как дела? — спросил Пайк.

Она подняла ладонь, слегка помахала ею и снова закрыла глаза. Одна ее ступня подергивалась, отбивая ритм. Пайк понял, что она все еще злится на него.

Через пару минут Коул уехал, а Пайк прошел на кухню. Коул приготовил овощи с карри и рисом. Пайк стоял посреди кухни, поедая их прямо из кастрюльки. Разогревать еду он не стал. Покончив с ней, он выпил бутылку воды. В двери появилась девушка:

— Я ложусь спать.

Пайк кивнул. Нужно было сказать ей что-нибудь, но он все еще думал о том, почему Питман поставил девушку в такое положение. Миш был убийцей, однако судить его полагалось в штате Колорадо. А для Питмана он был не чем иным, как средством, позволяющим поймать Кингов на отмывании денег. Бумага. Питман поставил жизнь девушки на карту из-за какой-то бумаги и непонятным образом смог заручиться поддержкой УПЛА. Интересно, знал ли об этом Бад.

Девушка ушла в спальню, закрыла за собой дверь.

Пайк заглянул в ванную комнату, потом проверил окна и двери, выключил свет и в темноте растянулся на диване.

Ларкин проснулась, стянула наушники с головы. Она полежала немного в темноте и поняла, что хочет писать.

Поскольку в доме было темно, она решила, что Пайк где-то спит, и прошла прямиком в ванную комнату. Прежде чем включить свет, она закрыла дверь. А закончив, выключила его, открыла дверь и вдруг услышала Пайка. Из гостиной долетало негромкое, лихорадочное бормотание. Ларкин вошла в гостиную.

Пайк спал на диване, рядом с ним лежал на полу пистолет. Тело Пайка словно свела судорога, напряженные руки были вытянуты вдоль боков, он подергивался и дрожал. Даже в полумраке Ларкин увидела пот на его мотавшемся из стороны в сторону лице. О боже, ему снится кошмар. Может, стоит его разбудить?

Она подошла поближе к Пайку, пытаясь понять, как ей следует поступить. Пальцы его были скрючены, походили на когти, потом они дрогнули, затрепетали в воздухе, под закрытыми веками Пайка жутко вращались глаза. Господи, подумала Ларкин, похоже, кошмар ему снится из самых ужасных.

И тут он произнес: «Па… па…» Походило на «папа».

Она нагнулась к нему, вслушалась, пытаясь различить слова, но услышала лишь невнятное бормотание. Мало-помалу тело Пайка обмякло, расслабляясь.

Ларкин находилась совсем близко от него, над ним, когда он забормотал снова.

Она подождала повторения услышанного, однако Пайк умолк совсем. Нет, наверное, она все-таки ошиблась. Конечно, такому человеку, как Пайк, и должны сниться кошмары, но ведь не об отце же.

Ларкин на цыпочках вернулась в спальню.

6

На следующее утро Ларкин вышла из своей спальни, когда Пайк чистил, сидя за кухонным столом, пистолет. Было десять минут девятого. Сегодня она вышла не голой — в великоватой для нее, спускавшейся ниже бедер футболке. И тут же поморщилась:

— Фу. Вы дышите этой дрянью, чтобы кайф словить?

Пайк, разобравший пистолет на части, протирал дуло ваткой, смоченной в растворителе пороховой гари, который издавал запах перезрелых персиков.

— Есть кофе, — сказал он.

На столе перед ним лежал сотовый телефон. Пайк ждал звонка от Коула, с которым собирался отправиться к дому Ларкин.

Она сказала:

— Вам что-то снилось вчера. Кошмар.

— Не помню.

— Видимо, очень страшный. Я даже думала вас разбудить.

— Пустяки. — Снов своих Пайк никогда не помнил. — Я собираюсь съездить в ваши края, поговорить с людьми, которых нашел там Элвис. А потом повидаться с Бадом.

Девушка ничего не сказала. Просто прошла на кухню.

Пайк, покончив с дулом, окунул ватку в растворитель и принялся за чистку скользящей части.

Девушка принесла чашку кофе. Уселась напротив Пайка, не сводя с него глаз. Лицо ее было серьезным.

— Нам нужно поговорить, — сказала она.

— Давайте.

— Мне не понравилось, как вы вчера меня бросили. Если бы вы предупредили меня, это было бы нормально, но вы же не предупредили. Вы вообще со мной неразговариваете. Ладно, я знаю, что вы не говорун. Пусть так. Но я — взрослый человек. Какие-то люди пытаются меня убить. Я не нуждаюсь в няньке и не люблю, когда со мной обходятся как с ребенком. Мы вместе два дня, они меня пока не нашли, из чего, по-видимому, следует, что здесь я в безопасности. Ладно, хорошо, спасибо. Я не хочу встречаться с Бадом и не хочу целый день сидеть в машине, пока вы разговариваете с людьми. Это скучно, я устала от этого. Я предпочла бы остаться здесь, и я могу остаться здесь одна.

Пайк положил дуло на стол, взглянул на девушку:

— Да.

— «Да» означает, что я могу остаться?

— Я ведь сказал, что мне нужно повидаться с Бадом. Я не сказал — нам. И простите меня за вчерашнее. Мне следует быть повнимательнее к вам.

Рот у девушки приоткрылся, однако она ничего не сказала.

Пайк вставил дуло в корпус пистолета, установил под ним направляющую возвратной пружины, опустил в нее саму пружину. Вся сборка пистолета занимала у него несколько секунд. Пайк умел проделывать ее с закрытыми глазами.

Наконец Ларкин произнесла:

— Хорошо. Спасибо. Вы молодец.

На столе с громким гудением завибрировал сотовый. Пайк взглянул на экранчик трубки, полагая, что звонит Коул — нет, не он. Пайк поднес трубку к уху.

— У тебя гости, — сообщил голос Ронни.

Лицо Пайка ничуть не изменилось.

— Сколько? — спросил он.

— На этот раз один. Я бы сказал, чуть ниже метра восьмидесяти, с довольно длинными темными волосами. Он просто вошел к тебе, как в собственный дом. Хочешь, я с ним познакомлюсь?

Девушка смотрела на Пайка. Если она узнает, что́ он собирается сделать, то разволнуется или начнет задавать вопросы, а Пайк свои запасы красноречия уже исчерпал.

— Нет, я подъеду и сам с ним поговорю. Если он уйдет, позвони.

Пайк опустил трубку на стол, вставил в пистолет магазин и поставил на предохранитель.

— Кто звонил? — спросила Ларкин.

— Ронни. Он нашел человека, который может нам помочь, мне придется съездить, поговорить с ним. Справитесь тут без меня?

— Угу. Вы надолго уедете?

Пайк встал, уложил «кимбер» в кобуру, пристегнул ее к поясу. Потом натянул рубашку с длинными рукавами.

— Возможно, почти на весь день. Вам привезти что-нибудь?

— Может быть, фруктов немного. Клубники. Или бананов.

— Ладно. До встречи.

Пайк ехал на юг от магистрали Санта-Моника, машины в этот утренний час ползли довольно медленно. Впрочем, Пайк и не спешил. Если его гость покинет жилой комплекс, за ним поедет Ронни. Пайк позвонил Коулу, рассказал, что происходит. Коул спросил, не нужна ли ему помощь. От помощи Пайк отказался, сказав, что Коулу лучше, как у них и было запланировано, потратить время на Питмана. Пайку по-прежнему хотелось повидаться с Бадом, однако это могло подождать. Он пересказал Коулу свой разговор с девушкой.

— Хочешь, чтобы я присмотрел за ней? — спросил Коул.

— Присматривать не нужно, просто загляни к ней.

— Ладно. Попозже заскочу. Привезу ей какой-нибудь еды.

— Она просила клубники. Или бананов.

— Конечно. Как скажешь.

— Посмотри, как она, хорошо? И дай мне знать.

— Хорошо.

От Ронни, с тех пор как Пайк покинул магистраль, сообщений не поступало, поэтому Пайк позвонил и ему:

— Я в пяти кварталах. Он еще в доме?

— Нет. Там он провел всего несколько минут. Сейчас прячется в зарослях позади мусорных баков за твоей парковкой. Оттуда ему видна парадная дверь. Минут двадцать уже сидит.

Пайк повернул к своему кондоминиуму. Поскольку этот человек занял позицию у его дома, Пайк имел возможность въехать на территорию комплекса через главные ворота и оставить машину неподалеку от них. Так до нее легче будет добраться.

— Во что он одет? — спросил Пайк.

— Зеленая рубашка с коротким рукавом, навыпуск. И джинсы.

— Позвоню, когда буду на месте.

Он въехал через главные ворота на парковку, расположенную за стоявшими встык домами, оставил на ней «лексус» и пошел по территории комплекса. Добравшись до последнего из домов, Пайк отступил за пышную плумерию и исчез в море зелени. Двигаясь вдоль стены, он вскоре оказался на задах своего дома, затем обогнул его угол. Теперь мусорные баки оказались прямо перед ним. Пайк вглядывался в олеандровые заросли за ними. Укрытие незваный гость выбрал хорошее. За густой листвой видно его не было. Пайк смотрел на олеандры минут двадцать, и наконец в листве шевельнулась полоска света.

Он набрал номер Ронни и, прикрыв трубку ладонью, сказал:

— Вижу его. Спасибо.

— Будем брать?

Ронни хлебом не корми, дай только кого-нибудь скрутить. Для него же будет лучше, если он уйдет отсюда.

— До свидания, Рон.

Отхода его Пайк не видел, да, собственно, и не ожидал увидеть. Он неподвижно сидел на жесткой земле, вглядываясь в игру света и тени на листве олеандров, пока наконец в глубине ее не обнаружилось зеленое пятно, не совпадавшее по оттенку с тем, что было вокруг, — среди листьев кто-то двигался. Качнулась ветка, и это сказало Пайку, что сидящему в зарослях человеку стало скучно. Дисциплины ему не хватает, это его слабое место, решил Пайк. И стал ждать продолжения.

Через три часа и двенадцать минут после того, как Пайк занял свой пост, среди ветвей появилось лицо человека, оглядывавшегося, желая убедиться, что никто его не видит, затем сам этот человек вынырнул из зарослей и пошел к главным воротам.

Пайк бегом вернулся к своей машине, быстро выехал через задние ворота на улицу и обогнул, направляясь к главным воротам, жилой комплекс. Он остановил «лексус» в двух кварталах от них — как раз в тот миг, когда мужчина в зеленой рубашке вышел из калитки в стене комплекса. Теперь он был в темных очках, однако Пайк сразу понял, что никогда и нигде его не видел. Смуглый, с накачанными плечами и гладким лицом человек, почти наверняка латиноамериканец. Рубашка его немного вздувалась на пояснице, указывая, что под ней скрыт заткнутый за пояс пистолет. Мужчина подошел к коричневой «тойоте-камри». Еще миг, и «камри» отъехала от бордюра.

Пайк держался в трех-четырех машинах за ней.

В Сентинеле они выбрались на шоссе I-11, потом съехали с него в Ферфаксе. «Камри» остановилась на заправке, а от нее покатила через город на север. Добравшись до бульвара Санта-Моника, «камри» повернула на запад, обогнула западный Голливуд, потом и центральный и повернула к парковке двухэтажного мотеля под названием «Тропические берега».

Пайк въехал на территорию мотеля, немного сдал к воротам. Здание мотеля имело форму буквы Г, в изгибе его поднималась на второй этаж внешняя лестница. На автостоянке, кроме «камри», было еще две машины.

Пайк оказался у конторы мотеля как раз в тот миг, когда мужчина в зеленой рубашке вылез из «камри». Мужчина подошел к стоявшему у стены торговому автомату, получил от него банку газировки и направился к двери расположенного на первом этаже номера. Остановившись у него — спиной к автостоянке, — он полез в карман за ключом.

Пайк приближался к нему сзади, быстро пересекая парковку. Он смещался то вправо, то влево, чтобы оставаться вне поля зрения мужчины. Он внимательно следил, как тот вставляет ключ в замок, как открывает дверь…

Пайк обхватил мужчину левой рукой за шею, оторвал его от земли. Как можно сильнее сдавив ему горло, он втолкнул его в номер, одновременно вытащив «кимбер».

Пайк ожидал застать в номере еще каких-нибудь людей, однако она оказалась пустой.

Он захлопнул дверь ногой.

Мужчина в зеленой рубашке дергался и лягался, однако Пайк чуть приподнимал его коленом, лишая равновесия. Мужчина ударил Пайка локтем и впился пальцами ему в руку. Он был очень силен и крепок. Ногти его пронзили кожу Пайка.

Свободной рукой Пайк надавил противнику на затылок и усилил захват.

Мужчина перестал дергаться. Тело его обмякло.

Удушающий захват прекращает приток крови к мозгу, и человек просто засыпает, как ноутбук, у которого разрядились батарейки. Ожидая, когда мужчина в зеленой рубашке очнется, Пайк обыскивал номер.

В ящиках комода и стола было пусто, а вот в стенном шкафу Пайк нашел четыре дорожные сумки. В каждой лежали мужская одежда, сигареты и туалетные принадлежности. Среди сумок оказался один рюкзак, в котором Пайк обнаружил конверт с 2600 долларами. Рядом с конвертом в рюкзак была засунута вырванная из записной книжки на спиральке страница с написанными от руки заметками и фотография Ларкин Коннер Баркли.

Во всех сумках лежали американские паспорта и билеты на самолет — из Кито, Эквадор, в Лос-Анджелес и обратно. В паспорта были вклеены фотографии мужчин — одного из четверых засняли сидящим в кресле. В его паспорте стояло имя Рулон Мартинес, однако в подлинности этого имени Пайк сомневался. Обладатели двух других паспортов были среди тех, кто проник в дом Баркли. Один был назван в паспорте Хесусом Леоне. Другой носил, если верить паспорту, имя Вальтер Клейнст. Четвертого, Рамона Альтейри, Пайк никогда не видел. По паспортам все четверо были жителями Лос-Анджелеса и гражданами Соединенных Штатов. Пайк внимательно осмотрел паспорта. Если они и были подделками, то очень качественными.

Когда Пайк начал вытряхивать из рюкзака одежду и туалетные принадлежности, веки у мужчины дрогнули, он поднял голову. И замер, обнаружив, что не может пошевелиться. Пайк скотчем примотал к стулу его лодыжки, бедра, торс и руки.

Пайк встал прямо перед ним, держа в руке 9-миллиметровый браунинг, который он вытащил из-за пояса у своего пленника.

— Я говорю по-испански, но предпочел бы английский, — сказал Пайк. — Тебя он устроит?

Мужчина глумливо осклабился:

— Драпай отсюда. Ты не знаешь, с кем связался.

Пайк ткнул пальцем ему под ключицу, туда, где сходились, образуя узел, двадцать шесть нервов. Он прижал узел к кости, и тот выдал болевой импульс, сравнимый по силе с тем, который возникает, когда сверлят без наркоза зуб.

Мужчина взвыл. Он пытался разорвать скотч и едва не полетел вместе со стулом на пол, однако Пайк наступил ему на ногу, прижав ее к полу. По лицу мужчины катились слезы, он умолял Пайка перестать — на этот раз по-испански.

Пайк убрал палец и, зная, что боль от этого не прекратится, нажал на другую, снимавшую боль точку — теперь уже на шее мужчины. Тот обмяк, лицо его побледнело настолько, что стало походить цветом на вымоченный в воде кусок мяса.

— Это «дим мак», — сказал Пайк. — Китайское название. Переводится как «прикосновение смерти».

«Дим мак» был обратной стороной акупунктуры.

— Мне нужен Алекс Миш.

Мужчина изо всех сил замотал головой:

— Нет-нет-нет! Я не знаю его!

Он выглядел слишком испуганным, чтобы врать, и все-таки следовало убедиться в том, что он говорит правду. Пайк показал мужчине его же паспорт:

— Твое настоящее имя?

Мужчина ответил мгновенно:

— Хорхе Петрада.

— Зачем ты следил за моим домом?

— Из-за женщины.

Произнося это, Петрада даже не моргнул, и Пайк решил, что он не врет.

— Кто велел тебе найти ее?

— Луис. Луис сказал.

— Кто такой Луис?

Хорхе перевел взгляд на другие паспорта, Пайк показал ему тот, что принадлежал человеку со шрамом на губе.

— Si, Луис.

Пайк взглянул на свои часы, подошел к окну — время шло, и скоро сюда могли вернуться все остальные. Он задернул занавески. Они оказались прозрачными, и сквозь них все было видно. У здания конторы стоял, куря сигарету, человек с брюшком.

— Как ты узнал, где искать женщину?

— Луис. Он сказал твой адрес.

— Вы пытались убить ее в Игл-Роке и в Малибу. Пытались убить на севере Залива. Кто сообщал вам, где ее найти?

— Нет-нет-нет! Я только что приехал, друг. Я здесь два дня. Про это я ничего не знаю.

Пайк вытащил из сумки авиабилеты, проверил даты рейсов.

Хорхе прилетел сюда вместе с Альтейри всего два дня назад. Клейнст провел здесь уже двенадцать дней. Луис — шестнадцать.

Пайк уложил билеты в сумку, и тут завибрировал его сотовый.

— Да?

— Я только что ушел от нее, — сообщил Коул. — Все нормально. Забросил туда еду, журналы и прочее. Купил кофеварку, чтобы ей не приходилось глотать твою бурду. У тебя все в порядке?

— В порядке.

— Ладно. Если что понадобится, позвони.

Пайк закрыл крышку телефона, взглянул на Хорхе.

— На кого работает Луис?

Неосведомленность Пайка явно удивила Хорхе:

— На Эстебана Бароне. Мы все работаем на Бароне. Вот почему ты ошибаешься, друг мой. Кто узнает Бароне, узнает страх.

— Он кто? Гангстер? Бизнесмен?

— Ты знаешь слово «картель»?

— Si.

Лицо Хорхе расплылось в грубой улыбке, похоже, он гордился своей причастностью к важному делу.

— Бароне, он имеет много солдат. А сколько имеешь ты?

Пайк достал из кармана фотографии пятерых мертвецов и одну за другой показал их Хорхе:

— Я понемногу уравниваю наши силы.

Лицо Хорхе потемнело, он пробормотал по-испански несколько слов, которых Пайк не понял.

Пайк снова подошел к окну. Толстяк удалился в контору.

— Сколько вас осталось?

Хорхе сплюнул.

Пайк ткнул большим пальцем в точку «дим мак», находящуюся между ребрами, прямо под грудной мышцей, и держал на ней палец, пока Хорхе не прорыдал:

— Семь!

Пайк убрал палец:

— Вас здесь четверо. Где ночуют трое других?

— Про это я ничего не знаю. Карлос, он привез нас сюда из аэропорта. Сначала к Луису, а Луис сказал, что мы будем жить здесь. Я их даже не видел!

В игре обозначился еще один человек.

— Кто такой Карлос?

— Гринго, с севера. Встретил нас в аэропорту. Привез сюда.

— Его фамилия?

— Я знаю только имя, Карлос. Она дал нам вещи. Телефоны, оружие.

— Ладно. Где сейчас остальные?

— Не знаю. У меня своя работа, у них своя.

Хорхе облизал губы. Он явно нервничал, поглядывал в окно. Может быть, кого-то заметил в нем? — подумал Пайк.

— Они сейчас придут, Хорхе? — Пайк вытащил пистолет.

— Нет. Нет, они не придут. Они возвращаются ночью.

За занавеской мелькнула тень, и сразу за этим прогремело три выстрела, пули разбили стекло, однако Пайк уже лежал на полу. Дверь распахнулась, в нее влетел, паля из пистолета, Луис — Пайк мгновенно открыл ответный огонь, и Луиса отбросило к стене. Он сполз на пол, оставив на стене кровавую полосу.

Некоторое время Пайк пролежал на полу, однако больше никто не появился. Он взглянул на своего пленника — голова Хорхе свисала на грудь, большая часть лба отсутствовала. Пайк подошел к двери, его злило, что он потерял контроль над ситуацией. Вероятно, Луис услышал крики Хорхе — или его насторожили задернутые занавески, — так или иначе, человек, который мог стать для Пайка лучшим источником информации, теперь мертв. Из конторы снова вышел толстый менеджер. Пайк оттащил Луиса от простреленной двери и закрыл ее.

Он уложил пистолет в кобуру, обшарил карманы Луиса — сотовый телефон, ключи, двадцать четыре доллара и оторванный от газеты клочок бумаги с записанным на полях телефоном. Хорхе он обыскал еще раньше, забрав и его сотовый. Уложив все найденное в рюкзак, Пайк вернулся к окну. Толстяк зашел в контору. Сейчас он будет звонить в полицию.

Пайк торопливо прошел в ванную комнату. Уборщица оставила на крышке унитаза два обернутых в пленку стакана. Пайк отнес их к трупам. Приложив пальцы Хорхе к стакану, он снова обернул его пленкой. А проделывая ту же процедуру с Луисом, заметил у него на запястье часы, платиновые «Патек-Филипп», уместные на этом бандите не больше, чем бриллиант на куче навоза. Пайк снял с него часы, повертел в руках. На их задней крышке имелась гравировка: «Моему любимому Джорджу».

Уложив часы и стаканы в рюкзак, Пайк протер все поверхности, к каким прикасался, и бегом устремился в ванную — снаружи уже долетал вой приближавшихся к мотелю сирен. Пайк разбил пистолетом окно ванной комнаты, вылез в него и спрыгнул в узкий проулок. Забросив рюкзак на плечо, он побежал вдоль стены выходившего в проулок здания, перешел, достигнув улицы, на шаг и, когда появилась первая патрульная машина, уже миновал контору. По обеим сторонам улицы люди прятались за автомобилями. Пайк подошел к своей машине. От бордюра он отъехал как раз в тот миг, когда появилась вторая полицейская машина.

Пайк заехал в торговый центр неподалеку от Гриффит-парка. В ушах у него по-прежнему звенело от выстрелов, плечи болели. Перестрелка еще держала его в нервном напряжении.

На месте преступления на него ничто указать не сможет — до тех пор, пока кто-нибудь не сравнит пули, чего может и не произойти, а если произойдет, то спустя несколько недель. Хорхе и Луис станут еще двумя неопознанными трупами, обнаруженными в городе Ангелов.

Пайк перезарядил пистолет, потом просмотрел то, что унес с собой из мотеля. Телефоны могли дать ему связь с Мишем.

Сначала он взялся за телефон Хорхе, вызвал на экран меню, чтобы просмотреть его звонки. Хорхе звонил всего три раза, всегда на один номер. Скорее всего, догадался Пайк, на номер Луиса — в городе все они были людьми новыми, а Луис находился здесь уже давно и мог объяснить им, подумал Пайк, как до меня добраться. Он нажал кнопку повторного вызова — и тут же зазвонил телефон Луиса.

А вот Луис звонил много. Пайк пролистал длинный список вызовов, по меньшей мере дюжина их приходилась на Эквадор. В каждой записи о вызове указывался номер его адресата, дата и время звонка. На один номер, увидел Пайк, Луис каждый день звонил по пять-шесть раз.

Он нажал кнопку повторного набора. Человек, находящийся на другом конце линии, увидит номер телефона, с которого ему звонят, и решит, что это Луис.

Мужской голос ответил после четвертого гудка:

— Вы достали сукина сына?

Голос был низкий, звучный, такой вряд ли мог принадлежать заурядному гангстеру из Денвера или Эквадора. Это был голос образованного человека — со следами акцента, который, подумал Пайк, вполне мог быть французским.

— Алекс Миш? — спросил Пайк.

— Ошиблись номером.

Ответивший на звонок человек повесил трубку. Пайк снова нажал на ту же кнопку.

— Луис?

— Луис и Хорхе мертвы.

В голосе появилась опасливая интонация:

— Кто вы?

— Сукин сын.

Мужчина немного помолчал, затем спросил:

— Что вам нужно?

— Мне нужен ты.

И Пайк выключил телефон.

7

Когда Пайк позвонил ему, Джон Чен перепугался до колик. Пайк даже ответа его ждать не стал, просто пророкотал: «Встретимся через час снаружи».

Час спустя Чен вышел в вестибюль и через стеклянную дверь оглядел парковку. Он был уверен: Пайк свалит на него вину за пропажу пистолетов и на глазах у всех измолотит до смерти. Сквозь стекло он хорошо видел свой «тангмобиль», однако ни Пайка, ни его автомобиля обнаружить не смог.

Чен не понимал, как ему поступить. Может, Пайк уже приезжал, а теперь уехал. Может, и не приезжал еще, и тогда ему удастся смыться! И Чен бегом понесся к своему «тангмобилю», нажал на отпирающую замок кнопку, дверца прекрасной, сделанной в Германии машины отворилась, но тут…

…за спиной у него раздался голос Пайка:

— Джон.

— А-а-а! — Чен прыгнул в сторону, однако Пайк поймал его и дверцу придержал, чтобы она не закрылась.

— Садись в машину.

В руке Пайк держал черный рюкзак. Чен нисколько не сомневался — в рюкзаке лежит пистолет. Он вцепился в дверцу, как кошка в софу, и с мольбой в голосе попросил:

— Пожалуйста, не убивай меня, пожалуйста.

Пайк ткнул пальцем в салон машины:

— Не валяй дурака. Садись.

Втолкнув Чена в машину, Пайк обогнул ее и уселся на пассажирское сиденье.

Чен никак не мог оторвать взгляд от черного рюкзака.

— Это все федералы, они забрали пистолеты. Я бы проверил их, Богом клянусь. Я не хотел иметь дело с…

Договорить Чен не успел, ладонь Пайка прихлопнула ему рот.

— Ты же мой друг, Джон. Тебе нечего бояться. Я могу продолжать?

Чен кивнул. Друг?

И Пайк продолжил. Открыл рюкзак, подержал его перед Ченом.

Чен опасливо заглянул внутрь:

— Что это?

— Пистолеты, о которых федералам ничего не известно, и два комплекта отпечатков пальцев.

Чен различил два стеклянных стаканчика в пластиковых пакетах и два пистолета, судя по всему, 9-миллиметровых, обшарпанных донельзя. По виду их он мгновенно понял, что пистолеты эти «уличные» — когда-то они были украдены, а затем переходили от одного подонка к другому.

— Откуда они у тебя?

На этот вопрос Пайк отвечать не стал.

— Те федералы, конфисковавшие пистолеты, — как их звали?

— Питман. Питман и еще один.

— Бланшетт?

— Не знаю. Может быть.

Чен заглянул в рюкзак еще раз. На него опять накатывал страх — не перед тем, что Пайк изобьет его до смерти, но перед чем-то куда более серьезным. Тут он заметил, что Пайк наблюдает за ним. И как ни странно, успокоился.

Он откинулся на спинку сиденья:

— За этими пистолетами тянутся новые трупы?

— Два.

— И оба связаны с Малибу и Игл-Роком?

— Да. Сейчас на месте преступления работают люди из УПЛА. Там была стрельба, значит, они поймут: кто-то унес пистолеты. Кроме того, они обнаружат пули, часть которых соответствует одному из этих пистолетов — «таурусу».

Чен кивал, усваивая услышанное.

— Если бы федералы знали, что пистолеты у нас, то забрали бы и их?

— Да, но они об этом не знают. Знаем только я и ты, Джон. И тебе придется сделать выбор. В лучшем случае тебя могут обвинить в том, что ты чинил помехи федеральному расследованию. В худшем — в соучастии в убийстве. Скажи, что ты не хочешь этим заниматься, и я уйду.

Последнее Чена попросту огорошило. Да нет, потрясло.

— Ты предлагаешь мне выбор?

— Конечно, предлагаю. А ты как думал?

Чен уставился на Пайка, пытаясь понять, почему он так спокоен — бесстрастное лицо, ровный голос, — и спросил:

— А что происходит?

— Это я и пытаюсь понять. Думаю, федералы конфисковали улики, стараясь что-то скрыть. Если они узнают об этих пистолетах, то конфискуют и их.

— Я же не могу просто так притащить на работу два пистолета. Мне нужен номер дела.

— Придумай что-нибудь, Джон. Это важно.

Чен еще раз заглянул в рюкзак:

— А стаканы зачем — на них есть отпечатки? Или ты хочешь, чтобы я снял пальчики с пистолетов?

— Те, кому принадлежали пистолеты, скоро окажутся у коронера, однако установить их личности он не сможет. А ты сможешь.

Чен покачал головой:

— Я могу, конечно, снять пальцы и проверить их, но у нас с коронером одна и та же база данных. Если он ничего не найдет, не найду и я.

— Этих людей нет в базе данных. Они прилетели из Эквадора.

Чен снова взглянул на стаканы. Для международного поиска требуется специальное разрешение, да еще и у каждой страны придется запрашивать разрешение на поиск в ее базах данных.

— Значит, дело большое, так?

— Да. Большое, и оно разрастается.

Чен пожевал верхнюю губу, словно размышляя о том, что нужно будет сделать в связи с пистолетами и стаканами. Он почти не сомневался, что уговорит Ла-Моллу проверить пистолеты, — она по-прежнему здорово злилась на федералов, которые отобрали у нее любимые игрушки, а почему — не сказали.

— Хорошо, я этим займусь.

Пайк вылез из машины и ушел.

Чен смотрел ему в спину, думая о том, что Пайк, если сойтись с ним поближе, вовсе не такой уж плохой человек.

Он улыбнулся. У коронера на руках было пять неопознанных трупов, теперь к ним прибавятся еще два. Все будут гадать, кто они, дьявол их забери, такие, а узнать ничего не узнают — пока Джон Чен их не просветит. Он засунул пистолеты под сиденье машины и торопливо вошел в свое здание, неся с собой два стакана. Ему не терпелось установить личности этих прохвостов — не только ради себя и того, что ему удастся на этом выиграть, но и потому, что он не хотел подвести своего друга Джо Пайка.

В Силвер-Лейк Пайк остановился у индийского ресторана, в котором можно было взять еду навынос. Он проголодался. Напряжение этого дня понемногу спадало, и на смену ему приходил зверский голод.

Когда он подъехал к дому и свернул на подъездную дорожку, солнце давно уже село. Все выглядело нормально — дверь заперта, за шторами различается горящий в доме свет. Надо будет сказать девушке, что она делает успехи, это поднимет ей настроение.

Он помнил, как напугало Ларкин его беззвучное появление, и потому решил оповестить ее о своем приходе — дважды постучал, прежде чем открыть ее, в дверь.

— Это я.

В доме было тихо. На кофейном столике лежал рядом с открытой бутылкой воды «ай-под» Коула. На полу валялось несколько журналов. Пайк сосредоточенно прислушался, думая, что Ларкин, вероятно, решила поиграть с ним в кошки-мышки, злясь на то, что он всегда застает ее врасплох, однако что-то подсказывало ему: это не так. Безмолвие пустого дома не похоже ни на какое другое.

Пайк опустил пакет с едой на пол, вытащил «кимбер»:

— Ларкин?

Потом прошелся по дому, заглянул в спальни, в ванную, на кухню. Никаких следов борьбы в комнатах видно не было, окна и двери никто не взламывал.

Пайк поискал записку. Записка отсутствовала. Сумочка девушки и прочие ее вещи по-прежнему находились в спальне.

Он вышел через парадную дверь на крошечное крыльцо, постоял в темноте, вслушиваясь, оглядывая улицу — фонарь, возвышавшийся над пятном серебристого света, соседей на верандах. На улице текла обычная жизнь. Люди с пистолетами здесь явно не появлялись. Скорее всего, Ларкин просто ушла.

Пайк вышел на улицу, пытаясь сообразить, в какую сторону она могла направиться и почему. Он совсем уж решил, что Ларкин, скорее всего, отправилась искать телефон на бульвар Сансет, но тут послышался смех женщины, сидевшей на веранде по другую сторону улицы. Там проживала пожилая чета, каждый вечер слушавшая на своей веранде радио.

Он прошел между машинами, пересек освещенное фонарем пространство и произнес:

— Извините.

Веранда освещалась только светом, который горел в доме. Красные кончики двух сигарет плавали в темноте, будто светлячки.

Мужчина затянулся, убавил громкость приемника:

— Добрый вечер.

Английский у него был правильный, но с русским акцентом.

— Я живу на той стороне улицы, — сказал Пайк.

Женщина взмахнула сигаретой:

— Мы знаем. Видели вас и юную леди.

— А сегодня вы юную леди не видели? Я думаю, она отправилась на прогулку. Вы не заметили, в какую сторону она пошла?

Старик многозначительно хмыкнул. Женщина спросила:

— Это ваша жена?

Пайк понял: вопрос задан неспроста, и решил, что секс к этому делу лучше не припутывать:

— Моя сестра.

— А, — произнес старик.

Что-то в лице женщины сказало Пайку, что она ему не поверила и теперь прикидывает, как лучше ответить. В конце концов женщина решила сказать правду:

— Она уехала с мальчиками.

— С армянами, — прибавил старик.

Женщина кивнула — так, точно этим все было сказано.

— Она разговорилась с ними, они же тут все время торчат у своей машины. По их словам, все они братья, двоюродные и родные. А потом она с ними уехала.

— Когда это было? — спросил Пайк.

— Не очень давно. Мы как раз вышли на веранду пить чай.

Час назад. Не больше часа.

— Вы не слышали, куда они направились?

Женщина отбросила со лба черные волосы, изогнула шею к открытому окну:

— Роло! Роло, иди сюда!

Из двери на веранду вышел мальчик в футболке «Лейкерс», высокий и тощий — лет четырнадцати-пятнадцати, решил Пайк.

— Что, бабушка?

— Эти армяне, куда они ездят? Как называется этот клуб, в который тебе даже нос совать не следует? — Она, приподняв бровь, взглянула на Пайка. — Он знает. Беседует с этими армянскими мальчиками. У них свой клуб.

Роло явно смутился, однако описал что-то вроде танцклуба, расположенного неподалеку от Лос-Фелиса. Названия его Роло не помнил, но описал хорошо — старое здание к северу от Сансет, совсем недавно заново побеленное. Вроде бы, сказал Роло, оно называется как-то на «е».

Здание это Пайк нашел двадцать минут спустя. Оно вклинилось между книжным магазином и вьетнамской «Французской булочной». Вывеска на его крыше гласила: «Клуб Ереван». Под вывеской располагалась обтянутая красной кожей приоткрытая дверь. На небольшой табличке над дверью значилось: «ПАРКОВКА ЗА ДОМОМ».

Тратить время на парковку Пайк не стал. Он свернул в проулок между клубом и булочной, поставил машину у ее стены. Когда он вылез из машины, его увидел клубный служитель, тут же попытавшийся преградить ему путь:

— Здесь машину ставить нельзя. Не разрешается.

Пайк, не обратив на него никакого внимания, начал протискиваться сквозь толпу. Он расталкивал молодых женщин с коричневыми сигаретами в зубах и улыбающихся мужчин, ни на миг не сводивших глаз с женщин. Потом вступил в длинный узкий проход, где большинство людей стояли у стен и разговаривали, стараясь перекричать бухающую танцевальную музыку в стиле хип-хоп. Толчком открыл дверь женской уборной. Окружающие смеялись или поглядывали на него с опаской. Пайк пошел дальше, не глядя на них. Он проталкивался между потными телами танцующих, музыка все усиливалась, басы били по ушам. Танцующие подпевали музыке, воздев над головой руки, словно приподнимая в такт ей крышу у себя над головами, и все повторяли: «ДАВАЙ, беби, ДАВАЙ, беби, ДАВАЙ, беби, ДАВАЙ!»

Ларкин отплясывала в баре — голая по пояс, если не считать лифчика. Она забавляла толпу, изображая стриптизершу, покачивавшую в такт пению задом. Заметив вошедшего в бар Пайка, девушка мгновенно замерла. Она выпрямилась, глядя на него виновато и испуганно. Пайк остановился прямо перед ней — в этот миг они были единственными в баре людьми, не пытавшимися приподнять крышу.

Он крикнул, перекрывая голосом басы:

— Уходим!

Она не шелохнулась. Лицо ее было странно печальным, Пайк даже не был уверен, что Ларкин услышала его.

Девушка не сопротивлялась, когда он потянул ее вон из бара.

Пайк вел ее по залу, и толпа танцевавших не понимала, как к этому отнестись. Одни смеялись, другие посвистывали, однако затем двое братьев-армян и дородный мужчина с большим животом преградили ему дорогу. Тот брат, что постарше, подошел совсем близко, не давая Пайку пройти, толстяк схватил его за руку. Пайк мгновенно поймал большой палец толстяка, вывернул и бросил толстяка на пол, лицом вниз.

Толпа расступилась, Пайк вывел девушку из бара.

Она уселась в машину, не произнеся ни слова. Пайк быстро вывел машину из проулка, направил ее к Сансет. И заговорил, только когда отъехал от клуба на два квартала.

— Вы назвали им свое имя?

— Нет.

— Что вы им рассказали?

— Они спросили, как меня зовут. Я ответила: Мона.

Пайк поглядывал в зеркальце заднего вида, проверяя, не преследуют ли их.

— Вас кто-нибудь узнал?

— Не знаю — да и как я могла это узнать?

— По тому, как кто-нибудь разглядывал вас. Или кто-то мог что-то сказать.

— Нет. Они просто спрашивали, танцую ли я. Какие фильмы мне нравятся. И так далее.

Пайк остановил «лексус» у винного магазина, взял Ларкин за подбородок и повернул ее лицо так, чтобы на него падал свет от фар идущих им навстречу автомобилей.

— Вы пили?

— Нет, не пила.

— Наркотики?

— Нет.

Он вглядывался в свет, игравший в глазах у девушки, — похоже, она говорила правду. Пайк снял ладонь с ее подбородка, однако Ларкин схватила ее и прижала к своему лицу.

— Снимите вы эти дурацкие очки, — попросила она. — Вы хоть знаете, как жутко вы в них выглядите? Никто же не носит ночью темных очков. Вы смотрели мне в глаза, так дайте и мне увидеть ваши.

— У меня самые обычные глаза, — сказал Пайк. Он разогнул пальцы Ларкин, высвобождая свою ладонь — мягко, чтобы не обидеть девушку. — Из-за того, что вы сделали, нас могли убить, обоих. Вам хочется умереть? Вы этого хотите? Если вам хочется вернуться домой, я отвезу вас туда. Хотите умереть, поезжайте домой и умрите там, потому что здесь я этого не допущу.

— Я не…

Пайк прижал обе ее ладони к рулю:

— Свою жизнь я продам дорого, но не ради самоубийцы.

С секунду она смотрела на Пайка так, точно сказанное им смутило ее.

— Я же не прошу вас…

Пайк снова перебил ее:

— Если хотите вернуться домой, поехали.

Возможно, он нажимал на нее слишком сильно. Глаза Ларкин наполнились слезами.

— Я всего лишь прокатилась на машине.

Пайк ударил ладонью по рулю:

— Чего вам хочется больше — жить или танцевать? Я могу довезти вас до дому за двадцать минут.

— Вы не знаете, что представляет собой моя жизнь!

— А вы не знаете, что представляет собой моя.

На лице у нее играл, словно отблески на воде, свет передних и задних автомобильных огней; желтые, зеленые и синие световые вывески стоявших вокруг магазинов создавали на нем мешанину красок. Похоже, она не могла произнести ни слова.

Пайк попросил тоном гораздо более мягким:

— Скажите мне, что хотите жить.

— Я хочу жить.

— Повторите.

— Я хочу жить!

Он отпустил ее руки, выпрямился:

— Мы с вами не так уж и отличаемся друг от друга.

Девушка рассмеялась:

— Господи боже ты мой — ну вы и тип!

Пайк включил двигатель. Ему-то их сходство представлялось очевидным:

— Вы хотите, чтобы на вас смотрели, я хочу оставаться невидимым. Но ведь это одно и то же.

Она умолкла, словно задумавшись. Так, в молчании, они и доехали до дому.

Позже, когда ритм дыхания лежавшей на диване девушки сказал ему, что она спит, Пайк выключил последнюю еще горевшую в доме лампу. Пайк сидел, вглядываясь в девушку. Они съели привезенную им индийскую еду, немного поговорили — говорила все больше Ларкин, посмеиваясь над музыкой, записанной на «ай-под» Коула, — а после она, так и не сняв наушники, заснула.

Просидев так несколько минут, Пайк перебрался за обеденный стол, разобрал пистолет и принялся чистить его, второй раз за этот день. Темнота ему не мешала, ложиться спать он не собирался. Ему нужно было решить, останутся они в доме или нет, а это во многом зависело от тех армян. Вот их он и дожидался.

Пайк услышал, как они подъехали, когда прочищал дуло. И подойдя к окну, увидел, как пятеро братьев выбираются из БМВ.

Он выскользнул из дома через парадную дверь. Они не замечали его, пока он не достиг тротуара. Только тогда самый младший из братьев что-то сказал, и все пятеро повернулись к начавшему переходить улицу Пайку.

Час стоял уже поздний, тихий и мирный. Веранды опустели. Да и улица тоже была пуста, если не считать припаркованных на ней машин, Пайка и пятерых братьев.

Пайк остановился в паре метров от них, оглядел всех пятерых по очереди и остановил взгляд на самом старшем.

— Я так понимаю, она не сказала вам, что мы женаты, потому вы и взяли ее с собой. Думаю, теперь, когда вам это известно, у нас больше таких проблем не возникнет.

Старший из братьев поднял перед собой ладони, показывая, что сожалеет о недоразумении.

— Все в порядке, друг. Она сказала нам, что ты просто делишь с ней этот дом, вот и все.

— Эй, мы просто прохлаждались здесь, приятель. Она вышла, заговорила с нами. — Самый младший из братьев американизировался настолько, что и говорил уже как исполнитель хип-хопа.

Пайк кивнул:

— Понятно. Стало быть, между нами все улажено.

— Конечно, друг, все путем.

Пайк вглядывался в их лица, жесты, телодвижения, стараясь понять, узнали ли они Ларкин. И решил, что не только не узнали, но даже и не догадываются ни о чем. Ларкин была для них просто еще одной чокнутой птичкой с ветерком в голове.

— Мона поступала так и прежде, — сказал Пайк, — и это приводило к осложнениям. Теперь ее преследует один мужик. Если увидите здесь кого-то чужого, дайте мне знать, ладно?

Старший сказал:

— Конечно, друг. Непременно.

Пайк протянул ему руку, старший пожал ее.

— Прости, что так вышло, друг. Ты, наверное, очень любишь ее.

Пайк вернулся в дом. Ларкин по-прежнему спала. Он принес из спальни девушки одеяло и накрыл ее.

8

За всю эту ночь Пайк проспал лишь несколько минут, да и то урывками, беспокойно, и к утру чувствовал себя скорее растревоженным, чем отдохнувшим. Охота набирала темп, теперь нужно было посильнее нажать на противника. Чем крепче он нажмет, тем скорее Мишу придется отреагировать. Миш разозлится, а Пайк будет давить на него все быстрее и сильнее. В армии это называлось «держать врага в напряжении». Вот тогда он и совершит свою первую ошибку.

После восхода солнца Пайк ушел, чтобы не будить девушку, в ванную комнату, позвонил Коулу и рассказал ему о случившемся в мотеле. Коул сказал, что сейчас приедет.

Выйдя из ванной, Пайк обнаружил, что девушка все же проснулась. Она не смотрела на него, словно стыдясь того, что натворила вчера.

— Вы не варили кофе? — спросила она.

— Не хотел вас будить.

— Тогда я сварю.

Она направилась к кухне, но Пайк остановил ее.

— У меня тут кое-что есть. Взгляните.

Он подвел ее к столу, на котором разложил паспорта и бумаги. Взяв со стола паспорт Луиса, Пайк открыл его на фотографии. Ларкин с секунду вглядывалась в нее, потом покачала головой.

— Хесус Леоне. Кто это?

— Один из тех, кто проник в ваш дом. Настоящее имя Луис.

Он показал ей другие паспорта, однако ни одного из мужчин она не признала.

— Откуда они у вас?

Пайк не ответил.

— Вы когда-нибудь слышали такое имя: Бароне?

— Нет.

— А как насчет человека по имени Карлос?

Ларкин покачала головой, снова взяла со стола паспорт Луиса. Она вглядывалась в его фотографию, однако Пайк знал: думает она не о Луисе.

— Вас ничто не мучает, когда вы… ну вы понимаете… когда?..

— Нет.

Она уронила паспорт Луиса поверх остальных.

— Хорошо.

Коул привез с собой маленький телевизор. Пайк не просил его об этом, девушка тоже, но он все же привез этот «Сони» с диагональю в 33 сантиметра.

— Он все равно простаивает у меня без дела в комнате для гостей, — сказал Коул.

Кабеля в доме не было, однако у телевизора имелась собственная антенна — усы. Они поставили его на столик в гостиной, включили.

Ларкин все утро оставалась очень тихой. Она устроилась с чашкой кофе на диване, смотрела утренние передачи и каждый раз, когда Пайк бросал на нее взгляд, словно бы не замечала этого. Походило на то, что она думает о чем-то своем.

Пайк показал Коулу паспорта. Коул по очереди подносил их к свету, вертел так и этак.

— Хорошие подделки. Великолепные. Так, говоришь, их прикатила целая дюжина?

— Так сказал мне тот человек. Теперь осталось пятеро.

Пайк показал Коулу наброски карт, авиабилеты и страницу из записной книжки, которую он забрал из дорожной сумки Луиса. Всю ее с двух сторон покрывали сделанные под самыми разными углами неудобочитаемые записи. Видимо, Луис писал, сидя за рулем, да еще и прижимая плечом к уху телефонную трубку. Пайк полагал, что это чьи-то имена и инструкции. А вот цифры, несомненно, были телефонными номерами.

Коул наморщил лоб:

— Да, похоже, писать их в бандитском колледже не учили.

Затем он осмотрел часы, и, когда увидел гравировку, брови у него поползли вверх:

— Джордж — это не Джордж Кинг?

— Такие часы стоят шестьдесят тысяч долларов.

— Я могу проверить их по серийному номеру.

Следом Коул занялся телефонными трубками. Пайк уже составил список номеров, с которых звонили на них и на которые звонили с них. Хорхе звонил только трижды, и каждый раз Луису. Зато Луис произвел сорок семь звонков на девятнадцать различных номеров. Коул просмотрел список, снова вернулся к трубкам.

— Жаль, что мы не знаем паролей. А то могли бы прослушать сообщения. Если в трубках есть сообщения.

— Оставь их включенными. Может, кто-нибудь позвонит.

— Возможно, твой звонок тому человеку был не лучшей в мире идеей. Скорее всего, он выбросил телефон и купил другой.

— Я хотел надавить на него.

Коул взглянул на девушку, убедился, что она их не слушает, но все же понизил голос:

— И по-твоему, человек, с которым ты разговаривал, — это не Миш?

— У него акцент. Легкий, но я его расслышал. Может, французский. Или испанский. Вчера я думал, что он не может быть Мишем. Сегодня не уверен. В его деле акцент не упоминается, но ведь в эти короткие сводки многое просто не попадает.

Коул снова просмотрел телефонные номера.

— Ладно, может, мне удастся что-нибудь вытянуть из них. Номеров девятнадцать, значит, звонил он на девятнадцать разных телефонов. Все они одноразовыми быть не могут. Я поговорю со своей знакомой из телефонной компании. Возможно, ей удастся добыть у других операторов связи регистрационные записи по вызовам. В конце концов мы найдем настоящие телефоны, записанные на людей с подлинными именами.

Пайк заметил, что девушка смотрит на него, спросил:

— Как вы?

— Все хорошо, — и она отвернулась к экрану телевизора.

Коул что-то записывал. Ни карты, ни билеты, ни клочки бумаги настоящих ключей вроде гостиничной квитанции, выписанной на имя Александра Миша, не содержали, однако рано или поздно что-нибудь, способное приблизить Пайка к Мишу, подвернется непременно. Охота начинается с первого шага. Вслед за ним ты делаешь второй. И довольно скоро нужный тебе человек появляется в перекрестье твоего прицела.

Пайк отошел от Коула, чтобы посмотреть в окна. Улица и дома на ней выглядели нормально. Ни новых машин, ни посторонних, прячущихся в кустах. Время было еще раннее, однако Пайк чувствовал, как прогревается воздух, и понимал: день будет жарким. В понемногу выцветавшем небе висела легкая дымка.

Он отвернулся от окна. Девушка сидела лицом к телевизору, но снова посматривала на него, на Пайка.

— Сегодня включим кондиционер, — сказал он.

— Отлично. Спасибо.

Почему Ларкин не хочет встречаться с ним взглядом? Она вроде бы не злится, не пытается ничего изобразить. Он взглянул на Коула: тот продолжал работать, и Пайк подошел к девушке — так близко, что ей волей-неволей пришлось поднять на него глаза.

— Что? — спросила она.

— Не переживайте из-за этого.

— Из-за чего?

— Из-за вчерашнего. Забудьте. У нас с вами все хорошо.

— Я знаю.

Она улыбнулась, и тут их позвал Коул.

— Кое-что нашел. — Он держал в руке листок из записной книжки. — Слов я так и не понял, зато с большинством номеров разобрался. Взгляните…

Пайк подошел к нему, и на этот раз девушка подошла тоже. Коул положил листок на стол, разгладил и указал на одно из чисел: 18187.

— Это адрес. — Коул поместил поверх листка одну из своих самодельных карт, взглянул на Ларкин. — Вот ваша улица. Номер на листке привлек мое внимание потому, что я делал там записи, переходя от дома к дому.

— Я живу в 17922-м, — сказала Ларкин.

— Номера домов возрастают с севера на юг. Вы врезались в их машину вот здесь, — Коул прикоснулся к стоявшему на карте маленькому крестику, потом постучал пальцем по зданию рядом с ним. — А это дом номер 18187, он находится в проулке, из которого онивыезжали, когда вы в них впоролись.

На карте Коула были указаны номера всех домов этого маленького квартала. Номер 18187 принадлежал заброшенному складу, стоявшему на выходе из проулка.

— Когда Луис приехал в страну? — спросил Пайк.

Коул просмотрел даты, указанные в авиабилетах.

— Через четыре дня после столкновения. К тому времени на этой улице уже кишмя кишели федералы, а Ларкин перебралась к отцу, в Беверли-Хиллз. Если они охотились на Ларкин, то должны были заниматься ее чердаком и домом в Беверли-Хиллз — спрашивается, чем их заинтересовало место столкновения?

Пайк понимал, что Коул прав.

— Наверное, нам стоит съездить туда.

— Да, надо бы оглядеться там еще раз.

Пока Коул собирал бумаги, Пайк натянул рубашку с длинными рукавами. Застегивая ее, он снова поймал на себе взгляд девушки.

— Если хотите, оставайтесь здесь.

Девушка явно удивилась. Потом отвела глаза. Ларкин, которую он увидел танцующей в баре, никакой неловкости не испытывала, была полностью в своей тарелке, однако сегодня перед ним была другая Ларкин. Пайк чувствовал, что она хочет что-то сказать, но не решается.

— Я бы поехала с вами. Если вы не против, — произнесла она. Она не требовала, не ставила его в известность. Она его просила.

— Как хотите.

Пайк и Ларкин в молчании спускались вслед за Коулом с холмов. Они проезжали по улицам, которые выглядели сейчас неестественно чистыми. Пайк краем глаза следил за девушкой — дважды она, похоже, надумывала что-то сказать, но оба раза отворачивалась.

Когда позвонил Джон Чен, они пересекали бульвар Сансет:

— Я не мог позвонить раньше.

Чен шептал в трубку так тихо, что Пайк с трудом разбирал слова. Видимо, Джона окружали люди.

— Что у тебя есть?

— Насчет пальчиков ты попал в самую точку.

— Людей ты установил?

— Двоих из двух, обоих через южноамериканскую базу данных Интерпола. Хорхе Мануэль Петрада и Луис Альва Мендоса. За Петрадой числятся аресты в Колумбии, Венесуэле и Эквадоре. Мендоса тоже делал карьеру в Южной Америке. Оба разыскиваются по множеству обвинений в убийстве.

— На кого они работают?

— В базе данных сказано, что они известны как подручные некоего Эстебана Бароне, входящего в эквадорский картель из Кито, это одна из группировок, которые прибрали к рукам то, что уцелело после разгрома колумбийских картелей.

— Какие-нибудь соучастники или родные в США у них имеются?

— В базе такие не упоминаются. Они были солдатами этого типчика, Бароне. И ничто не указывает на то, что они бывали в США раньше.

Ну хорошо, Чен подтвердил то, что Пайк и так уже услышал от Хорхе, однако это ни на шаг не приблизило его к Мишу.

— Пистолеты ты проверил?

— Еще нет, но послушай, федералы конфисковали и пистолеты из Малибу. Заявились в лабораторию шерифов, совсем как в нашу, и обчистили их, забрав оружие, гильзы, все. Те жмурики из Малибу и Игл-Рока, они тоже входили в группировку Кито?

— Да.

— Знаешь, что я думаю? По-моему, федералам уже было известно, кто они такие. Думаю, федералы просто хотят, чтобы мы не путались у них под ногами.

— Вероятно, ты прав, Джон.

— Я одного понять не могу. Ладно, они наркоторговцы. Но федералам-то какая разница, опознаем мы каких-то засранцев из Эквадора или нет?

Пайк тоже пытался понять, какая им разница. Он считал, что Питман прикрывает что-то еще, но что именно, он не знал.

— Мне пока что известно не все. Кое-что известно, но этого мало. Как только узнаю побольше, сообщу тебе.

Чен хмыкнул, словно говоря: ладно, играем дальше, похоже, приз, который нас ждет, становится все более крупным.

Пайк захлопнул крышку телефона, взглянул на Ларкин:

— Люди, которые пытались вас убить, работают на Бароне.

— Я думала, на Миша.

— Это одна компания. Как и говорил Питман, Миш приехал сюда, чтобы вложить в какое-то дело южноамериканские деньги.

Ларкин смотрела на него с той же задумчивостью, какая владела ею все нынешнее утро.

— Я хочу спросить вас кое о чем, — сказала она. — Вы говорили вчера, что мне хочется, чтобы на меня смотрели. Почему вы так решили?

Пайк полагал, что это — вещь очевидная.

— Вы ощущаете себя невидимкой. Если никто вас не видит, значит, вас просто нет, вот вы и добиваетесь, чтобы вас увидели.

Между бровей у Ларкин обозначилась мягкая складка, однако рассерженной или обиженной девушка вовсе не выглядела.

— Господи, неужели мои побуждения так очевидны?

— Да.

— Но как вы это поняли? По тому, как я танцевала в баре? Сходите на праздник Марди Грас, посмотрите, что творится там.

Пайк, подумав немного, решил привести пример:

— Тогда, в пустыне. Я заметил, как вы смотрели на отца. Вы пытались понять, обращает он на вас хоть какое-нибудь внимание или нет. А он разговаривал только со мной, адвокатом и Бадом. И вы брякнули нечто грубое. Вам нужно было, чтобы он взглянул на вас.

Она отвернулась к окну:

— Мне безразлично, смотрит он на меня или нет.

— Сейчас, возможно, и так, но прежде — нет. Если бы вам было все равно, вы бы этого не добивались.

Ларкин снова перевела на него взгляд, складка между бровей у нее уже разгладилась:

— А как вы-то научились различать все это с такой ясностью?

О себе Пайк никогда никому не рассказывал и людей, которые делают это, не ставил ни в грош, однако сейчас он решил, что Ларкин имеет право получить ответ на свой вопрос.

— Мы с родителями смотрели телевизор — я, мама, отец — или ужинали, и что-то вдруг выводило отца из себя. И тогда мой старик вытряхивал из меня душу — или из мамы. Я научился отслеживать кое-какие знаки. Как у него обвисают плечи, сколько бухла он себе наливает. Мелочи способны сказать очень многое.

Когда Пайк снова взглянул на Ларкин, лицо ее было полным печали.

— Понимаете, я увидел, что происходит между вами и вашим отцом. Вы нуждались в чем-то, что он мог дать вам, но не давал.

Она сказала:

— Спасибо за то, что постарались понять меня.

Пайк кивнул.

— Бад сказал Гордону и отцу, что вы сможете меня защитить. И, по-моему, он был прав.

— Больше он ничего не говорил?

— Только одно: мы можем верить, что вы свое дело сделаете.

Пайк ничего не сказал ей на это, да и лицо его не выразило ничего: он скрывал от Ларкин свою печаль, как скрывал и все остальное.

Вход в проулок перегораживал все тот же фургон, однако на этот раз тротуар покрывала понемногу редевшая толпа рабочих, задержавшихся здесь, чтобы позавтракать принесенными ими с собой буррито и апельсиновым соком в пластиковых бутылках.

Пайк вглядывался в здание склада, пока не обнаружил выцветшую и шелушащуюся, но все еще удобочитаемую табличку с номером дома: 18187. Черт, все-таки Коул молодчина.

Он взглянул на Ларкин:

— Вы уверены, что хотите пойти с нами?

— Да, уверена. Все нормально.

Коул вылез из машины первым. Потом он обогнул свою машину, открыл пассажирскую дверцу, вытащил из-под сиденья продолговатую брезентовую сумку и повесил на плечо. Пайк увидел, как он при этом поморщился.

К «лексусу» Коул подошел со стороны девушки:

— Ну что ж, посмотрим, что там обнаружится.

— Мы собираемся взламывать замки? — спросила Ларкин.

Коул усмехнулся:

— Не мы первые.

Они миновали продуктовый фургон, прошли по проулку вдоль тянувшейся слева стены заброшенного склада и стены потогонной мастерской справа. Огромные грузовые ворота склада были скреплены цепями, однако Коула они не интересовали, он прошел мимо них до следующей улицы. На углу склада находилась небольшая автостоянка с погрузочной платформой, врезанной в стену здания. В примыкающей к стене ограде имелась металлическая калитка. На ней висела табличка, извещавшая, что склад продается либо сдается в аренду.

Коул вгляделся сквозь ограду:

— Оп-ля. Они здесь побывали.

И он указал на угол крыши. Там виднелся синий щит охранной сигнализации. Крышка с него была снята, провода обрезаны, а в обход их протянуты новые.

Коул достал из сумки метровой длины кусачки, перекусил дужку висевшего на калитке замка, и Пайк толчком открыл ее.

Входная дверь была заперта на три крепких врезных замка. Коул, орудуя стальным зубилом и пятикилограммовой кувалдой, выбил их.

Когда дверь распахнулась, Коул вручил Пайку фонарик, оставив себе второй. Он также выдал своим спутникам одноразовые виниловые перчатки.

Пайк первым вступил в сумрачное офисное пространство, из которого давно уже вывезли всю мебель. Пол был покрыт толстым слоем пыли и крысиного помета, в воздухе стоял резкий запах мочи. Включив фонарик, Пайк увидел в пыли мешанину свежих отпечатков человеческих ног и присел.

— Фу, — сказала Ларкин. — Ну и воняет же здесь.

— Ну что? — спросил Коул.

Пайк встал:

— Три человека. Примерно неделю назад.

Он провел лучом фонаря по следам, уходившим во второе помещение. В стене его были пробиты дверь и окно, позволявшее управляющему видеть, что происходит на складе. За стеклом тянулось огромное пустое пространство. Пайк посветил фонариком сквозь стекло. Пустой сумрак поглотил луч света, однако Пайк увидел на полу склада новые отпечатки ног.

Коул с девушкой подошли и встали по сторонам от него.

— Они прошли здесь, — сказал Пайк, — огляделись там, внутри, и вернулись.

Девушка, прикрыв козырьком ладони глаза, вгляделась в стекло:

— Что они могли там искать?

Коул направился к двери:

— Вот это мы и хотим выяснить.

Когда он открыл дверь, в нос Пайку ударила свежая струя аммиака, однако ее сопровождал и запах еще более сильный, явно органического происхождения.

Ларкин прикрыла ладонью рот:

— Фу!

Пайк вошел следом за Коулом в склад, девушка за ним. Падавшие сверху лучи света рассекали темноту, точно пики.

Девушка увидела ее первой:

— Господи боже! Это же машина, в которую я врезалась!

Черный «мерседес» стоял за их спинами, почти вплотную к погрузочной платформе. Заднее левое крыло его было смято.

Девушка приблизилась к машине, заглянула внутрь и тут же схватилась за живот — ее вырвало.

Коул взял Ларкин за плечи, повернул спиной к машине, а Пайк посветил сквозь стекло внутрь. Мертвый мужчина, сидевший прежде за рулем, распластался на приборной панели. На черном заднем сиденье лежала, скорчившись, мертвая женщина. Оба покойника были голыми, их лодыжки, колени и запястья были стянуты веревками. Обоих убили выстрелами в затылок. Пайк повернулся к девушке:

— Думаю, это Кинги, но я их не знаю. Сможете взглянуть?

Ларкин старалась дышать через рот. Лицо ее посерело, однако она подошла к машине, заглянула в нее.

— Это он. Джордж Кинг. О господи…

Пайк глянул на Коула, тот кивнул.

— Идите с Элвисом, — сказал Пайк. — Я на несколько минут задержусь.

— Нет, я могу остаться. Все в порядке.

Лицо ее окаменело, Пайку понравилось то, как она взяла себя в руки.

— Прикройте нос и рот. Носовым платком. Если нет платка, подолом рубашки.

Ларкин приподняла подол рубашки, крепко прижала его обеими руками ко рту и носу, но все же отошла от машины.

Ключи так и торчали в замке зажигания, и это означало, что машина не заперта. Пайк отворил водительскую дверцу, и его с головой накрыла волна запаха. Он знал этот запах по Африке — так пахли трупы, пролежавшие несколько дней в домах или по сторонам дороги. Ничто не пахнет хуже, чем смерть человеческого существа. Это запах того, что в будущем поджидает тебя.

Пайк осмотрел труп мужчины. Пуля вошла в голову Джорджу Кингу за правым ухом и вышла из левого виска, унеся с собой кусочек плоти размером с лайм. Других ран Пайк не обнаружил. Отсутствие крови позволяло предположить, что убит он был вне машины, а в нее попал уже мертвым.

Калифорнийское регистрационное удостоверение автомобиля и карточка, служащая доказательством того, что автомобиль застрахован, были выданы на имя Джорджа Кинга.

Женщине тоже стреляли в затылок, но дважды, как будто первая пуля ее не убила. У нее отсутствовали правый глаз и большая часть правой щеки. Женщина лежала на правом боку, однако ее левую руку и бедро покрывали темно-лиловые пятна, оставленные кровью, которая забрызгала ее в миг смерти. Стало быть, их обоих убили не на складе, а где-то еще.

Пайк захлопнул дверцу, направился к Коулу и девушке, которые отошли от машины сколь возможно дальше, и только на полпути к ним позволил себе глубоко вдохнуть.

Коул направил луч своего фонарика на потолок, потом провел им по следам, оставленным покрышками на пыльном полу.

— Они влезли сюда через световой люк, открыли ворота изнутри и въехали на машине по пандусу.

— По-моему, меня сейчас снова вырвет, — сказала девушка.

— Пойдемте. Надо выбираться отсюда.

Выйдя из склада, они стянули с себя перчатки, подышали. Пайк, щурясь от яркого света, вглядывался в девушку. Она заметила его взгляд:

— Я уже пришла в себя. Это все запах.

Коул спросил:

— Когда Питман и Бланшетт впервые встретились с вами, они пришли к вам домой?

— Да.

— А где вы встречались в городе?

— В Ройбал-Билдинге. Там расположены офисы федеральных служб.

— Вы разговаривали только с Питманом и Бланшеттом или при разговоре присутствовали и другие агенты?

— А какая разница?

— Он пытается понять, действительно ли Питман — федеральный агент, — сказал Пайк. — Все, что говорил вам Питман, оказалось ложью. По его словам, ваша смерть нужна была Мишу для того, чтобы вы не дали показаний против Кинга.

Ларкин, усвоив сказанное им, покачала головой:

— Но ведь Кинги мертвы.

— Да, и притащили их сюда люди Миша. Миш знает об их смерти.

Ларкин замигала с нарастающим отчаянием человека, которого все дальше загоняют в и так уже темный, опасный угол:

— Может быть, их убил кто-то другой. Не Миш.

— Луис носил часы Джорджа Кинга, — ответил Пайк. — Это Миш.

— Тогда почему он все еще пытается убить меня?

— Не знаю.

Коул повернулся спиной к складу:

— Интересно, зачем его люди оставили трупы здесь, рядом с местом столкновения?

— Чтобы показать ей, что ее ждет, — ответил Пайк.

Коул опять повернулся к складу:

— Через день после столкновения — за два дня до того, как они познакомились с вами, Питман и Бланшетт опрашивали здесь людей. И показывали им фотографии двух мужчин. На одной из них был изображен человек, чья внешность совпадает с данным вами описанием Миша. Питман знал или подозревал, что в машине был Миш, еще до того, как поговорил с вами.

Ларкин схватилась руками за голову. Подбородок у нее подрагивал, ноздри раздувались, она пыталась совладать с собой:

— Прошу вас, скажите мне, что хуже уже не будет.

— Поживем — увидим, — сказал Пайк.

9

И сам склад, и обнаруженные в нем тела не давали Коулу покоя. Кто-то пошел на огромный риск, чтобы перевезти их туда. Убийца оставил их там в качестве предупреждения. Однако Коул никак не мог понять, кто это предупреждение мог послать и кому.

Он съехал с шоссе на бульвар Санта-Моника и покатил к своему офису, стоявшему на западной окраине Голливуда, в четырех кварталах от съезда.

Офис свой Коул любил. Там имелся и кабинет для Джо Пайка, однако Пайк никогда им не пользовался. В кабинете самого Коула стояли лицом к письменному столу два складных парусиновых кресла — на тот редкий случай, если к нему обратятся сразу два клиента. За креслами находились стеклянные двери, открывавшиеся на маленький балкон. В ясный день с балкона можно было видеть весь бульвар Санта-Моника и острова Ченнел за ним.

Коул открыл эти двери, чтобы проветрить кабинет, уселся за письменный стол и позвонил во Флориду, женщине по имени Марла, которая могла помочь ему выяснить историю склада и имена прежних его владельцев. Коул прибегал к ее услугам уже не один год. Эта проживавшая в городке Юпитер, прикованная к креслу-каталке бабуся весом за сто тридцать килограммов зарабатывала на жизнь поисками в интернетовских базах данных.

Поговорив с Марлой, Коул позвонил знакомой, работавшей в телефонной компании.

— У меня есть список телефонных номеров, — сказал он, — мне нужно установить их владельцев.

— Но проблема.

— Однако должен предупредить, большинство этих номеров, скорее всего, относятся к телефонам одноразового использования, а четыре из них — зарубежные.

— С зарубежными, если они не внесены в телефонные справочники, могут возникнуть сложности.

— Весьма вероятно, что это эквадорские номера.

— Да хоть сибирские, мне без разницы. Зарубежные провайдеры очень неохотно идут на сотрудничество — за исключением тех случаев, когда к ним обращаются по официальным каналам, а я этого сделать не могу. Что касается одноразовых, если они покупались за наличные, установить их владельцев невозможно.

— А можете вы раздобыть регистрационные записи вызовов для конкретного телефона? С двух интересующих меня номеров наверняка звонили на те, чьи владельцы известны. Может быть, нужные нам имена удастся установить, двигаясь, так сказать, в обратном направлении.

— Попробую, — ответила знакомая. — Все зависит от провайдера. Некоторые из маленьких компаний… в общем, пришлите мне номера, а там видно будет.

Он записал номер ее факса, послал ей список и пошел варить кофе. Вернувшись к письменному столу, Коул еще раз просмотрел полученную от НИКЦ сводку данных по Александру Мишу, дабы проверить, не проглядел ли он чего-либо, способного объяснить акцент, который уловил Пайк, или связать Миша с Эстебаном Бароне либо человеком по имени Карлос. Нет, не пропустил. Миша связывала с Южной Америкой только одна строчка: «В настоящее время предположительно проживает в Боготе, Колумбия».

У составлявшего сводку агента должны были иметься данные о том, что Миш находится в Боготе, в противном случае этой строчки попросту не было бы. Коул выписал имя автора сводки: специальный агент Дэрил Уиллис из колорадского отделения министерства юстиции — и номер его телефона. Телефон был шестилетней давности, но Коул все равно позвонил по нему.

Ответил женский голос:

— Следственный отдел.

— Дэрила Уиллиса, будьте добры.

Ждать пришлось почти пять минут, затем:

— Дэрил Уиллис слушает.

— Добрый день, сэр, с вами говорит Хью Фарнем, сотрудник девонширского отдела убийств Управления полиции Лос-Анджелеса. Я звоню по поводу скрывшегося от правосудия убийцы, которым вы занимались несколько лет назад, Александра Миша. — Коул назвал выдуманный номер полицейского значка. Он сомневался, что Уиллис станет его записывать.

— А, да, конечно. Что вас интересует?

— Мы получили из НИКЦ сводку данных о нем, вы указали там, что он сбежал в Колумбию…

— Все верно. Примерно в то время, когда было совершено убийство, он установил связь с одним из тамошних головорезов. Миш собирался заняться наркотиками и договорился кое о чем с человеком по имени Гонсало Ледер. А когда ему предъявили обвинение, он к этому Ледеру и смылся.

— Ледер был поставщиком наркотиков?

— Он из тех, кто вышел в люди после разгрома картелей в Медельине и Кали. Тогда в тех местах появилось много мелких торговцев, человек примерно тридцать-сорок.

— А не было у Миша дел с неким Эстебаном Бароне?

— Простите, ничего не могу сказать. Я знал только о Ледере.

Шесть лет — долгое время. Возможно, Миш начал с Ледера, а после связался с Бароне и с другими картелями. Сто двадцать миллионов долларов — капитал не из маленьких.

— Ну хорошо, вернемся к Мишу. У него были какие-нибудь дела здесь, в Лос-Анджелесе?

— Что-то не припоминаю. Простите. А вы не могли бы сказать мне, почему вас это интересует?

— Миш сейчас в Лос-Анджелесе, — ответил Коул. — И мы считаем, что он причастен к убийству сразу нескольких человек.

— Вы говорите об Александре Мише? — спросил Уиллис.

— Да.

Пауза.

— Миш не может находиться в Лос-Анджелесе, коллега. Алекс Миш мертв.

Коул не нашел, что на это ответить. Уиллис говорил с абсолютной уверенностью.

— Мы получили сведения о его надежной идентификации от министерства юстиции, — сказал наконец Коул. — Вы хотите сказать, что оно ошибается?

— И сами колумбийцы, и Управление по борьбе с наркотиками очень серьезно занимались Ледером. Благодаря этому мы и знаем, что Миш накрылся. Из колумбийской национальной полиции позвонили в УБН, из УБН — мне. Миш занимался организацией сделки между Ледером и какими-то венесуэльцами, а Ледер отрастил на него зуб. И убил.

— Но если Миш мертв, почему вы не отозвали ордер на его арест?

— Из-за УБН. О том, что Мишу пришел конец, мы узнали от работающих под прикрытием агентов, которые участвовали в операции против Ледера. Закрыв дело Миша, мы могли поставить этих агентов под удар. К тому же нельзя признать человека мертвым, не имея официального свидетельства о его смерти, а такое свидетельство нам вряд ли удалось бы получить.

— Почему?

— Ледер узнал, что Миш соврал ему насчет того, сколько наркоты собираются продать венесуэльцы, какую-то ее часть Миш надумал попросту прикарманить. Ледер сделал вид, будто ему ничего об этом не известно, отправил Миша в Венесуэлу за наркотой, а с ним еще трех-четырех своих мальчиков. Вот эти мальчики Миша где-то в джунглях и пристрелили. И трупа его никто нашел.

— Но как же тогда вы можете быть уверенным в его смерти? А вдруг ему удалось сбежать?

— Агенты под прикрытием — и УБН, и колумбийские — присутствовали при возвращении этих мальчиков к Ледеру. Они принесли ему голову Миша, чтобы Ледер на нее полюбовался. Так что не знаю, кто закатился к вам в Лос-Анджелес, но это определенно не Александр Миш.

Собственная голова казалась Коулу пустой, в ней что-то тихо гудело, как бывает, когда долгое время ничего не ешь.

— Могу я задать вам еще один вопрос, мистер Уиллис? У Миша не было какого-нибудь дефекта речи или, может быть, акцента?

Уиллис рассмеялся:

— Да откуда у такого акцент возьмется?

— Спасибо, что уделили мне время, мистер Уиллис.

Коул откинулся на спинку кресла и положил ноги на стол.

Назад Пайк ехал медленно. Он опустил стекла в машине, чтобы его и Ларкин обдувал воздух, и выбрал кружную дорогу — попетлял по Чайна-тауну, вслушиваясь в звуки китайской речи. Так они проездили больше часа. Пайк надеялся, что поездка и свежий воздух вытеснят воспоминания о трупах из памяти Ларкин, однако, войдя в дом, она сказала:

— Я все еще слышу их запах. Он у меня в волосах. По всему телу.

— Примите душ, почистите зубы. И переоденьтесь в чистое.

Пока она стояла под душем, Пайк позвонил Баду, но тот не ответил. Пайк решил позвонить попозже.

Когда девушка, приняв душ, вернулась — в чистой одежде и с мокрыми волосами, Пайк вымылся сам. Он основательно втер губкой мыло в кожу, ополоснулся и повторил эту процедуру еще раз.

Он тоже переоделся в чистое и, выйдя из ванной комнаты, обнаружил в гостиной Ларкин и Коула. Коул держал в руке конверт из плотной коричневой бумаги. Пайк сразу понял — что-то не так. И Коул, и Ларкин сидели в напряженных позах.

— В чем дело? — спросил Пайк.

— Я кое-что привез, чтобы показать Ларкин. Ты тоже взгляни.

Они подошли к столу. Коул вскрыл конверт, выложил на стол две зернистые фотографии, полученные, судя по всему, факсом. Фотографии изображали темноволосого мужчину с круглым лицом, оспинами на носу и маленькими глазками.

— Ну, что скажете? Видели его когда-нибудь? — Коул задавал эти вопросы тоном столь небрежным, точно речь шла о сущем пустяке.

— Не-а. А кто это? — спросила Ларкин.

— Александр Миш.

Ларкин покачала головой:

— Нет, это не Миш.

— Это Миш. Убит в Колумбии пять лет назад. А эти снимки были сделаны при его задержании. Мне их прислали из полицейского управления Денвера. Человек, которого вы видели с Кингами, не был Мишем.

— Тогда кем же он был?

— Не знаю.

— И почему мне сказали, что он был вот этим?

— По той же причине, — ответил Пайк, — по какой они врали и обо всем остальном.

Коул взглянул на Пайка:

— Тебе стоит поговорить с твоим приятелем Бадом. Выяснить, в чем еще они соврали.

Ларкин вдруг замерла:

— Господи боже, надо же рассказать обо всем отцу!

Пайк заколебался. Чем бы ни занимался Питман, они обладали преимуществом перед ним до тех пор, пока Питман не знал, что они к нему приглядываются. А в то, что Коннер Баркли и его адвокаты не выдадут их, Пайк не верил.

— Мы не можем рассказать об этом вашему отцу. Пока.

Ларкин напряглась, покраснела:

— Я не могу не сказать ему! Эти люди врали на каждом шагу. Они и сейчас врут, а он им верит! Он мой отец. Если ему не скажете вы, скажу я!

Пайк вглядывался в нее — в глазах у Ларкин читались и страх, и надежда сразу. Она хотела защитить своего отца.

Пайк вытащил сотовый, набрал номер Бада. На этот раз Бад ответил. Пайк объяснил, что им необходимо как можно быстрее увидеться с ним и с отцом девушки. Это серьезно, сказал он. Пайк назвал место встречи и прервал связь, не дав Баду задать ни одного вопроса. Отнимая трубку от уха, он взглянул на девушку:

— Собирайте вещи. Поехали.

Бушевавшая в Калифорнии американо-мексиканская война закончилась в Юниверсал-Сити. Мирный договор был подписан в маленькой саманной миссии, находившейся на перевале Кахуэнга и называвшейся Кампо-де-Кахуэнга. Ничем не отмеченное здание этой миссии стоит теперь через улицу от съемочных павильонов кинокомпании «Юниверсал», укрывшись за съездами с автомагистрали. Очень удобное место для встречи.

Пайк и Ларкин сидели, не выключив двигателя, в машине, когда на парковку заехал черный «хаммер». Как только он остановился, дверцы его распахнулись, и из них вышли Бад, Коннер Баркли и его юрист, Гордон Клайн.

Приезд Клайна никакого удовольствия Пайку не доставил.

— Ну пошли, — сказал он и вместе с девушкой вылез из «лексуса», к которому уже подходили Бад и двое других мужчин.

— Давно пора, Ларкин, — сказал отец девушки. — Мы уже переволновались. Поехали отсюда.

Ларкин не сдвинулась с места:

— Я никуда ехать не собираюсь. Мы здесь, чтобы предупредить тебя.

Отца Ларкин услышанное, похоже, встревожило.

— Но мы страшно волновались за тебя. — Он взглянул на Клайна. — Скажи ей, Гордон, пусть она не ведет себя так.

Пайк смотрел на Бада и обращался только к нему:

— Питман обманул вас. Человек, которого он называл Александром Мишем, не Миш. Миш умер пять лет назад.

Гордон Клайн всплеснул руками:

— Мы не хотим ничего слышать. Я возбужу против вас дело о похищении. Едва увидев вас, я понял, что вы сумасшедший.

Ларкин повысила голос, теперь он звучал гневно и резко:

— Заткнитесь! — Она схватила отца за руку. — Пожалуйста, просто выслушай меня. Мы приехали, чтобы предупредить тебя.

Вид у Баркли был самый страдальческий:

— Не надо так, Ларкин. Мы все за тебя волновались.

Пайк достал из кармана полученный по факсу снимок, протянул его Баду:

— Вот это Миш. Тот, чьи фотографии Питман показывал Ларкин, Мишем не был.

Клайн и Баркли через плечо Флинна вгляделись в снимок.

Ларкин не сводила глаз с отца:

— Они солгали нам, папочка.

«Папочка». Не похоже, что она часто прибегала к этому слову. Пайк мысленно похвалил ее, но почувствовал и печаль.

Клайн набрал воздуха в грудь:

— Мы все видели те фотографии, и я согласен с вами, на них был изображен другой человек. Но это еще не значит, что нас обманывали. Два разных человека могут носить одно имя.

Бад просмотрел присланные вместе со снимками документы:

— Имя у двух разных людей одним и тем же быть может, однако досье арестов — нет. А это досье совпадает с тем, которое дал мне Питман, когда я подключился к делу.

Гордон приподнял брови:

— Вот как? В таком случае мы можем отпустить Пайка. Пусть уходит. Нам нужно доставить Ларкин домой, а после задать мистеру Питману несколько вопросов. И будьте уверены, если меня не устроят его ответы, он пожалеет о том, что родился на свет.

— Домой я не поеду.

Клайн состроил лицо человека, который никак не может поверить в то, что какая-то девица способна доставить людям столько хлопот, и усталым голосом произнес:

— Флинн, будьте добры, посадите ее в машину.

— Нет, сэр. Если она сядет в машину, то только по собственной воле.

— Дома ей угрожает опасность, Клайн, — сказал Пайк.

Гордон Клайн взглянул на Пайка из-под кустистых бровей и с нарочитой мягкостью осведомился:

— Вы с ней спите?

У Пайка дернулся уголок рта, он перевел взгляд на Коннера Баркли. Тот на услышанное не отреагировал.

— Идите вы на хрен, Гордон, — сказала Ларкин.

— Здесь чинят помехи правосудию. Этот человек, Пайк, создает вокруг вас опасные ситуации и не подпускает к вам людей, которые пытаются вам помочь. Я хочу сказать только одно: у Питмана могли иметься достойные причины для того, чтобы поступить так, как он поступил. Мы расспросим его, и для него же будет лучше, если он все нам объяснит.

— Заодно спросите у него и о том, — сказал Пайк, — почему он притворился, будто не знает, кто был с Кингами, когда в них врезалась Ларкин.

— Вы хотите сказать, что он это знал?

— Он показывал людям фотографии этого человека уже на следующий день после столкновения — за два дня до того, как встретился с Ларкин. Спросите также о том, почему человек, которого он объявил Мишем, все еще пытается убить Ларкин, несмотря на то что Кинги мертвы.

Клайн покачал головой:

— Я разговаривал с агентом Питманом сегодня утром. По его словам, они по-прежнему продолжают разыскивать Кингов.

— Кингов убили больше недели назад. Мы нашли их вчера.

— Не понимаю.

— Кто-то оставил их трупы, — сказала Ларкин, — точно на том месте, где я врезалась в машину, Гордон. Дом 18187. Я думаю, это предупреждение, говорящее, что меня ожидает та же участь.

Бад уставился на Пайка:

— Как это?

— Их казнили в другом месте, а затем привезли на склад.

— К чему вы клоните? — спросил Клайн. — Вы считаете, что за покушениями на жизнь Ларкин стоит Питман?

— Я не знаю. Это могло бы объяснить утечку информации, однако наверняка нам известно только одно: все, что он говорил вам, — ложь.

— Будь осторожен, папочка, — сказала Ларкин. — Ему нельзя верить.

Теперь Клайн сосредоточился исключительно на Пайке:

— Этот человек, который не Миш, — вам известно, кто он?

— Возможно, у нас имеются отпечатки его пальцев. Они позволят установить его личность.

— Как юрист, я должен предупредить вас: если вы скрываете от полиции какие-то улики, вас могут обвинить и, вероятно, обвинят в том, что вы чинили препятствия правосудию, а возможно, и были соучастником преступления. Я хочу, чтобы вы знали это.

— Я, пожалуй, рискну, — сказал Пайк.

Клайн кивнул:

— И еще, к вашему сведению. Вы уволены. Вам понятно, Бад? Этот человек больше не состоит у нас на службе.

Ларкин закричала:

— Да что с вами такое? Вы вообще не слышали того, что мы говорили?

— Ларкин, милая, — сказал ей отец, — он же нарушает закон. Мы не можем в этом участвовать.

— Мы приехали сюда, чтобы предупредить тебя, папочка!

Клайн произнес:

— У меня много дел, Коннер. Поехали отсюда.

И он направился к «хаммеру».

Коннер Баркли нахмурился:

— Все это ставит под угрозу мои отношения с правительством, Ларкин. Подумай о том, что скажет Налоговое управление. Или Комиссия по ценным бумагам.

Оказывается, речь шла вовсе не о безопасности Ларкин. Речь шла о ее отце. О том, что про него могут сказать или подумать.

— Бад, — произнес Пайк, — доведи до сведения мистера Баркли, что ни на тебя, ни на него я не работаю и никогда не работал.

И Пайк взглянул на Ларкин:

— Я всего лишь помогаю другу.

Девушка бросилась к «лексусу», Пайк последовал за ней.

— Пайк… — Он оглянулся и увидел на лице у Бада скупую улыбку. — Если я буду нужен, позвони.

Парковку Пайк покинул быстро. Он понимал, что утратил элемент неожиданности. Гордон Клайн, вероятно, уже названивал Питману. Теперь надо действовать как можно быстрее.

— Что будем делать? — спросила Ларкин.

— Двигаться дальше.

Она тронула его за плечо:

— У нас же нет никакой поддержки.

— У нас ее никогда и не было.

В Бербанке он заехал на парковку супермаркета «Сейфуэй», вылез из машины и подошел к багажнику. Там среди его и Ларкин вещей лежало все, что он забрал у Хорхе и Луиса. Пайк нашел фотографию Ларкин, захлопнул багажник, потом вернулся за руль и выехал со стоянки.

Ларкин спросила:

— Что это?

— Ваша фотография. Человек, который преследует вас, дал ее Луису, значит, на ней могли остаться отпечатки его пальцев.

Пайк вытащил телефон. Он уже набирал номер, когда Ларкин заговорила снова:

— Знаете, что самое поганое? Я люблю его.

— Да. Я своего тоже любил.

Этого Пайк не говорил до сих пор никому. Даже Элвису Коулу.

Ну и пожалуйста — он снова сидит здесь по окончании рабочего дня, нарушает трудовое законодательство, пересекает на бреющем полете стопроцентную зону свободного огня, — если эта сучка Мэрион застукает его, она ему точно задницу надерет, — и все-таки Джон Чен ЛЮБИТ такие дела до беспамятства! Может, еще сильнее, чем танг.

Ладно, не увлекайся. Лучше танга ничего не бывает.

Джон Чен хихикнул, издав что-то вроде шелестящего «хе-хе-хе». Ребята вечно вышучивали его смех (как и все остальное в нем), однако сейчас Чену это было до лампочки, потому что двадцать минут назад Джон Чен ощутил себя МУЖЧИНОЙ!

Когда Джо Пайк позвонил и попросил его бросить все и заняться отпечатками пальцев, на Чена словно благодать снизошла. Его близкий друг Джо Пайк нуждается в Джоне Чене, ценит знания Чена и его мастерство.

А вот и Мэрион:

— Джон! Почему вы все еще здесь?

Сзади подкралась, сучка такая.

Застигнутый врасплох, Джон Чен пригнулся и съежился, как уже делал многие тысячи раз, но тут ему пришло в голову: нет, МУЖЧИНА не ежится.

Он распрямил спину, обернулся и продемонстрировал Мэрион самую уверенную из своих улыбок:

— Доделываю кое-какую вчерашнюю работу. Вы не волнуйтесь, Мэрион, я еще час назад отметил свой уход с работы.

Разрешенные сверхурочные часы Чен на этой неделе уже израсходовал.

Мэрион перевела взгляд на клеевую камеру, герметичный плексигласовый короб, в котором выкипал «Суперклей» и иные токсичные химические вещества, помогающие выявлять пальчики. Сейчас в их ядовитых парах купалась фотография подружки Пайка.

Мэрион подозрительно вгляделась в нее:

— Знакомое лицо.

— Ага, у нее одно из тех лиц, которые всем кажутся знакомыми.

— Что за дело?

— Убийство Дрэйно. Детективы считают, что на месте преступления мог присутствовать еще один человек.

С такой самоуверенностью Джон не врал еще никогда. Это вранье выглядело так, точно оно исходило из самой что ни на есть сердцевины абсолютной правды.

Мэрион еще с секунду разглядывала фотографию, потом отошла, и Джон снова повернулся к камере. На лицевой и тыльной сторонах фотографии уже проступали беловатые разводы. После того как испарится вода, на этих местах останется органический осадок. Пары «Суперклея» вступают в реакцию с органикой, создавая липкое вещество, однако это требует немало времени. По прикидкам Джона, вплотную заняться отпечатками он сможет только через десять-пятнадцать минут.

По плексигласу камеры скользнуло чье-то отражение, Чен обернулся и увидел появившуюся на другом конце лаборатории Ла-Моллу. Она стояла в дверном проеме, не желая попадаться Мэрион на глаза. Ла-Молла махнула ему рукой, указывая на «Оружейную», потом исчезла.

Когда Мэрион удалилась, Чен торопливо выскочил из лаборатории. Ла-Молла ждала его в «Оружейной», придерживая дверь.

— Заходите, — сказала она. — Не хочу, чтобы нас видели вместе.

— Нашли что-нибудь? — спросил Чен.

Ла-Молла повела его к рабочему столу.

— Браунинг — ерунда. Похищен в 1982 году у хьюстонского полицейского по имени Дэвид Томпсон. Информации по Томпсону в СБИ ноль, он ни в чем не замечен.

Единая национальная система баллистической информации, СБИ, содержала данные по любому огнестрельному оружию, пулям и гильзам, когда-либо обнаруженным на месте преступления или попавшим в эту систему еще по какому-то случаю.

— А вот «таурус» — совсем другое дело. Взгляните-ка…

Она подвела Чена к компьютеру. На экране висело увеличенное изображение тупого конца гильзы — серебристого капсюля и окружающего его кольца латуни. Затененная вмятина в центре капсюля показывала, куда ударил боек.

— Видите, вот здесь, наверху, заостренная выбоинка? Едва увидев ее, я подумала: черт, я же этот боек знаю.

Чену вмятина представлялась идеально круглой, однако эти колдуны, эксперты по огнестрельному оружию, видят то, чего не видят обыкновенные люди.

— За последнюю пару лет, — сказала Ла-Молла, — этот «таурус» использовался в нескольких автомобильных перестрелках и ограблениях с убийствами в Выставочном парке. До арестов дело так и не дошло, однако все подозреваемые состояли в одной и той же банде. МС-13, «Мара Салватруча». Это бродячий пистолет.

«Бродячим» называли «уличный пистолет», который, как правило, не имел хозяина, а переходил внутри банды от одного гангстера к другому.

Ла-Молла покачала головой:

— Простите, друг мой, я и хотела бы сказать вам что-то еще, но, увы, нечего.

— Это все-таки больше того, что мы имели.

Чен поспешил к клеевой камере. Слабые отпечатки проявились достаточно хорошо. Взяв пинцет, Чен извлек из камеры фотографию, осмотрел ее сквозь увеличительное стекло. Наиболее приметные отпечатки располагались по краям снимка — там, куда приходились большие пальцы державших его людей, однако и на лицевой, глянцевой его поверхности отпечатки имелись тоже.

Чен вставил снимок в металлическую рамку, кисточкой смахнул с его поверхности мелкий синеватый порошок. Остатки порошка он смел струей сжатого воздуха, после чего на поверхности снимка остались лишь темно-синие рисунки отпечатков.

Чен был доволен. Двенадцать отдельных, индивидуальных отпечатков, и каждый с хорошо определенной «типажностью». Словом «типажность» обозначались все допускавшие идентификацию отличительные признаки отпечатков пальцев — их изогнутые линии, завитки и разветвления.

Чен снял каждый из них со снимка с помощью кусочков прозрачной липкой ленты, наклеил эти кусочки на прозрачные же пластмассовые подложки, начал одну за другой помещать подложки в цифровой сканер высокого разрешения и с его помощью «фотографировать» их. Полученные картинки он загрузил в компьютер, а затем воспользовался специальной программой, составляющей для отпечатков диаграммы характерных признаков. Национальная система криминалистической информации ФБР позволяла проводить сравнение цифровых кодов таких характерных признаков. После того как вы получали эти числа, все остальное становилось делом самым простым. Компьютер Чена выдал их для всех двенадцати отпечатков, Чен ввел цифровые коды в систему, сопроводив их специальным запросом о проведении поиска в международных базах данных.

Он снова взглянул на часы. Пайк и девушка маялись на парковке, а Чену не хотелось, чтобы Пайк утратил веру в него.

Впрочем, на этот счет беспокоиться ему было нечего. На экране появился логотип НИКЦ/Интерпола, затем пошли результаты поиска. Они оказались положительными по всем двенадцати отпечаткам, пальчики принадлежали семи разным людям. Двух из них Чен уже знал — Хорхе Петраду и Луиса Мендосу. Четырьмя другими были связанные с Эстебаном Бароне головорезы из Южной Америки, а вот седьмой никакого отношения к нему не имел.

Чен понял, что у него пересохло во рту, только когда ему стало трудно глотать.

Теперь он знал, почему этим делом занимается министерство юстиции.

Знал, почему «Паркер-центр» делает все, что ему велят.

Джон распечатал семь полученных файлов, убрал из компьютера все следы только что загруженной информации. Собрав отпечатки, он уложил их вместе с фотографией девушки в конверт. Затем взял этот конверт, распечатки и вышел из лаборатории.

Пылающее солнце стояло в западном небе совсем низко. Лиловатые горы Вердуго уже покрывались чернотой. Чен направился прямиком к машине Пайка, теперь ему было наплевать, увидит его Мэрион или не увидит, — найденное им было важнее любого дела, над каким он когда-либо работал, а может быть, и любого, над каким ему еще предстоит поработать. Он отдал Пайку распечатки файлов:

— Читай.

Девушка, увидев фотографию на первой странице, воскликнула:

— Это он! Человек из машины.

Она придвинулась поближе к Пайку, чтобы вместе с ним прочитать распечатки. Чен теперь уже не думал ни о том, какая она клевая и пылкая цыпочка, ни о ее лежавшей на бедре Пайка ладони. Только о том, что они сейчас читали.

Один из двенадцати отпечатков принадлежал сорокадвухлетнему человеку по имени Хали Ванич, бывшему инвестиционному банкиру из Чешской Республики, приговоренному к заключению за торговлю наркотиками. С тех пор он расширил сферу своей деятельности, теперь в нее помимо все той же торговли наркотиками входили подпольная торговля оружием и обслуживание террористических организаций Европы и Ближнего Востока. В центре каждой страницы распечатки размещалось набранное жирным шрифтом уведомление:

ВНИМАНИЕ: ЭТОТ ЧЕЛОВЕК ВНЕСЕН В СПИСОК РАЗЫСКИВАЕМЫХ ТЕРРОРИСТОВ. ЕСЛИ ВЫ ДУМАЕТЕ, ЧТО ВИДЕЛИ ЕГО, ИЗВЕСТИТЕ ОБ ЭТОМ ФБР. ПОДЛЕЖИТ ЗАДЕРЖАНИЮ ЛЮБЫМИ ДОСТУПНЫМИ СРЕДСТВАМИ.

Покончив с чтением, Пайк поднял взгляд на Джона, и тот понял, что никогда уже не забудет его лица. Оно вроде бы ничего и не выражало, но в поблескивающих линзах черных очков Пайка пылал охвативший вечернее небо огонь. И Чен ощутил вдруг такую страшную гордость за Пайка, за то, что этот человек включил его, Чена, в число своих друзей.

— Спасибо, Джон, — произнес Пайк.

Он протянул руку, и Чен, пожимая ее, почувствовал, что не хочет ее выпускать, почувствовал, что теперь у него, Джона Чена, есть нечто, делающее его намного лучшим, чем он был, человеком, нечто такое, что ему хочется сохранить навсегда.

10

Они поужинали тем, что Пайк купил в китайском ресторане. Ларкин включила телевизор, а Пайк позвонил Коулу, рассказал ему о происшедшем и обсудил с ним планы на завтра.

Когда передача, которую она смотрела, закончилась, Ларкин ушла в спальню, но через несколько минут возвратилась переодетой в шорты и свежую майку. Она свернулась клубочком на своем конце дивана. Голые ноги девушки лежали совсем рядом с Пайком. Ему хотелось прикоснуться к ее ступне, однако он этого делать не стал. Просто пересел в кресло.

Питман, проводимое им расследование и его вранье Пайку были безразличны, все этоинтересовало его лишь постольку, поскольку касалось Ларкин. Ему было наплевать, хороший Питман коп или плохой, вел он какие-нибудь дела с Ваничем либо Кингами или не вел. Пайк охотился за человеком по имени Миш, теперь будет охотиться за человеком по имени Ванич. Если Питман попытается навредить девушке, Пайк откроет охоту и на него.

Он смотрел, как она читает. Ларкин заметила его взгляд, улыбнулась — не обычной своей вредной и кривоватой улыбкой, но куда более мягкой. От прежней остался лишь еле приметный след.

— Вы никогда не улыбаетесь, — сказала она.

Пайк взял себя за челюсть, подвигал ее из стороны в сторону:

— Вот, пожалуйста, улыбаюсь.

Девушка рассмеялась и уткнулась в журнал.

Пайк взглянул на часы, решил, что прождал уже достаточно долго, и снял с телефона трубку.

— Ну поехали.

Ларкин заложила журнал пальцем, уставилась на Пайка посерьезневшими глазами. После того как Питман оставил ему сообщение, у Пайка сохранился номер его телефона — по этому номеру он и позвонил. Питман снял трубку.

— Это Пайк.

— Ну вы и фрукт, приятель.

— Поговорили с Клайном?

— С Клайном, с Баркли, с Флинном.

— А Хали Ванич? С ним вы не говорили?

Питман помолчал, затем:

— Не лезьте в это, Пайк.

— Ванич все меняет. Ларкин хочет вернуться домой.

Питман снова помолчал:

— Ладно, хорошо. Это разумный поступок. Ведь главное — ее безопасность.

— Да. Я и пытаюсь обеспечить ее безопасность.

Пока Пайк договаривался о встрече, девушка улыбалась.

В 6.57 следующего утра Пайк наблюдал за синим «фордом», заезжавшим на парковку вокзала Юнион-Стейшн. «Форд» замедлил ход, затем заполз на дальний конец парковки.

Пассажиром Дональда Питмана был Кевин Бланшетт. Коул описал обоих очень точно. Чисто выбритые, приятной внешности мужчины лет под сорок. У Питмана — узкое лицо и острый нос; Бланшетт был покрупнее, круглолицый, с начавшей лысеть макушкой.

Ни они, ни еще семь федеральных агентов, расставленных вокруг вокзала, Пайка не видели.

Пайк следил за ними сквозь цейссовский бинокль из расположенной на втором этаже кладовки мексиканского ресторана. Ресторан этот, стоявший на Олвера-стрит, принадлежал его другу Фрэнку Гарсиа. На первом этаже ресторана шел ремонт, так что кухня была закрыта. Питман полагал, что Пайк и Ларкин приедут к семи, однако этого не случилось. Ларкин и Коул как раз в это время завтракали, а Пайк находился здесь, в кладовке.

В 7.22 Питман и Бланшетт вылезли из машины, постояли, вглядываясь в идущие по улице автомобили, в покидающих вокзал пригородных пассажиров. В 7.30 оба вернулись в «форд». Еще немного, и они поймут, что их обманули.

В 7.51 семеро наблюдавших за парковкой агентов вылезли из своих укрытий и собрались в ее северном углу. Пайк, покинув ресторан, направился к оставленной им в конце Олвера-стрит машине Коула. Коул пересел на этот день в «лексус».

Пайк поехал за «фордом» на юг по Аламеда-стрит — к Ройбал-Билдинг, зданию, в котором находились офисы федеральных служб. Стоял час пик, машины двигались рывками, часто останавливались — светофоры пропускали лишь по нескольку автомобилей за раз, но как раз это и было Пайку на руку.

Когда желтый свет одного из светофоров сменился красным, машину Коула отделяли от синего «форда» всего три автомобиля. Питман остановился. Пайк вырулил на полосу, предназначенную для остановок грузовиков, и вышел из машины. И как только светофор замигал, показывая, что красный сейчас погаснет, побежал, набирая скорость, вперед.

Он налетел на «форд», точно акула, идущая по кровавому следу. Ни один из двух сидевших в «форде» мужчин его не видел и нападения не ожидал. Когда зажегся зеленый свет, Пайк подскочил к «форду» со стороны Бланшетта и разбил пистолетом стекло.

Он рванул на себя дверцу, ткнул пистолетом в бок Бланшетту и крикнул:

— Ремень! Отстегни ремень…

Сорвав с Бланшетта пистолет, Пайк выволок его из машины и, держа Питмана на прицеле, бросил лицом вниз на мостовую.

— Руки на руль! Руки на руль, не то убью!

Машины, стоявшие впереди, уже уехали. Сзади громко загудели клаксоны, Пайк скользнул внутрь машины.

Питман спросил:

— Пайк?

— Вперед!

В глазах у Питмана блеснул гнев:

— Я федеральный агент. Вы не можете…

Пайк с силой ударил его пистолетом по лбу, ухватился за руль и понесся на зеленый свет.

Когда Питман очнулся, «форд» стоял под мостом Первой улицы, на самом берегу реки Лос-Анджелес. Сюда свозили собранные в городе машины, оставленные в запрещенных для парковки местах, тут они и стояли ровными рядами, ожидая своих владельцев. До машины Коула отсюда было около восьми кварталов.

Питман рывком выпрямился, собираясь выскочить из машины, однако Пайк уже успел прикрутить его руки к рулю пластиковыми шнурами.

— Какого дьявола вы себе позволяете, Пайк? Выпустите меня!

Лоб у Питмана был рассечен, лицо покрывала корочка подсохшей крови. Пайк смотрел на него, держа на коленях пистолет.

— Вы напали на федерального служащего, — сказал Питман. — Похитили меня! Вы по уши в дерьме, Пайк. Это нарушение сразу нескольких федеральных законов!

— Хали Ванич, — произнес Пайк. — Известный террорист.

— Я не желаю о нем говорить!

Пайк приподнял «кимбер», наставил его на Питмана:

— Либо мы поговорим о нем, либо вы умрете.

— Я федеральный агент! Вы не посмеете убить федерального агента!

Пайк спокойно кивнул:

— Если понадобится, убью.

— Господи!

Пайк, незадолго до этого обшаривший карманы Питмана, поднял перед собой его значок:

— Кинги вас никогда не интересовали, Питман. Вас интересовал Ванич. Вы навели террориста на девушку, чтобы поймать его. Или защитить.

— Вы сошли с ума. Я не собирался его защищать.

— Вы сказали ей, что Хали Ванич — это Алекс Миш.

— Нам нужно было обезопасить наше дело.

— Вы сказали ей, что Миш пытается убить ее, чтобы защитить Кингов и его деньги, вложенные ими во что-то, но Кинги были уже мертвы. Защищать их было поздно.

— До вчерашнего дня мы ничего не знали об их смерти, Пайк!

— Так зачем же Ваничу было ее убивать? Я думаю, это вы, чтобы помочь Ваничу, убили Кингов и наводили его на девушку.

Пайк снова поднял пистолет, и Питман задергался, натягивая пластиковые путы. В глазах у него бился безумный страх попавшего в силки кролика.

— Мы не знали! Клянусь Богом, это правда! Нам было известно только одно — у Ванича и Кинга есть общие дела, но до самого столкновения машин мы не знали, что он в Лос-Анджелесе. Загляните в багажник, там лежит мой кейс. Я говорю правду…

Пайк вгляделся в Питмана, понял, что тот действительно говорит правду, взял ключи и открыл багажник. Кейс оказался запертым. Пайк вернулся с ним на переднее сиденье, взрезал крышку кейса ножом. Внутри без особого порядка лежали письма, меморандумы и папки с логотипами министерства юстиции и министерства внутренней безопасности.

— Стало быть, к Агентству по борьбе с организованной преступностью вы отношения не имеете, — сказал Пайк.

— Я работаю в министерстве внутренней безопасности. Посмотрите мои записи…

— Заткнитесь, Питман.

Пайк увидел памятные записки, касающиеся финансовых операций и слежки за Кингами, а с ними и другие — относительно связей Ванича с Бароне и иными названными и неназванными третьими сторонами из Южной Америки.

Он читал эти меморандумы, пока не усвоил всего, что в них содержалось, затем поднял взгляд на Питмана:

— Ванич зарабатывает деньги для террористов.

Питман кивнул:

— Говоря коротко — да. Самый большой источник финансирования организованного террора — это, если не считать дотаций со стороны государств Ближнего Востока, наркотики. Они покупают их, продают, вкладывают в них средства и получают прибыль. Это очень богатые негодяи. Не сумасшедшие, которые подрываются на собственных бомбах, — крупные организации. Как и любая другая военная машина планеты, они питаются деньгами и хотят получать их все больше и больше. Этим и занимается Ванич. Он их инвестиционный банкир. Вкладывает их деньги, получает прибыль, а затем скармливает ее машине.

— Через Кингов.

— Разнообразие вложений уменьшает их риск. Кинги отлично работали с недвижимостью, и Ванич вложил через них сто двадцать миллионов долларов — шестьдесят было получено от картелей, другие шестьдесят — прямиком из зоны военных действий. Мое задание состояло в том, чтобы найти эти деньги.

— И где они?

— Не знаю. Кинги перевели их на заграничный счет, но деньги в тот же день ушли с него, а куда — нам не известно. Может быть, поэтому Ванич их и убил. Хотел вернуть деньги.

— Выходит, все дело в недвижимости?

Питман рассмеялся, коротко и цинично:

— Все, что происходит в сегодняшнем мире, связано с недвижимостью, Пайк.

Пайк смотрел на Питмана и думал о прятавшейся в доме, что стоит в Эхо-Парке, Ларкин.

— Так почему же Ванич пытается убить ее?

— Я не знаю. Думал, что знаю. Считал, что все дело в Кингах. Я не знал, что Ванич будет пытаться убить ее.

— Вам следовало сказать ее людям, с кем они имеют дело.

Питман, похоже, не сразу понял, о чем говорит Пайк, но затем помотал головой:

— Я и сказал. Они знали, что это Ванич. Девушка не знала, но ее отец знал. Он попросил нас ничего ей не говорить. Мы устроили совещание на этот счет, Пайк, — ее отец, адвокат отца, наши люди. Мы не хотели настраивать против себя свидетельницу, которая согласилась сотрудничать с нами. Баркли сказал, что на нее положиться нельзя. Он и его адвокат посоветовали нам не говорить ей о Ваниче, пока она не начнет давать показания.

— Посоветовали? Отец девушки солгал ей?

— Она — особа не из самых стабильных. Любит привлекать к себе внимание.

Пайк почувствовал, как его пробирает дрожь — несмотря на то, что утро стояло теплое. Перед его внутренним взором мелькнула Ларкин, какой она была прошлым вечером — отчаянно стремившейся предостеречь отца. Требовавшей этого.

— Она же чокнутая, приятель, — сказал Питман. — Вы уже должны были понять это.

Пайк снова посмотрел на значок Питмана. И вспомнил о своем значке. Пайк пожертвовал им, чтобы помочь семье Возняка. Он любил свой значок и все, что тот олицетворял, однако семью Возняка любил сильнее. Семьи нуждаются в защите.

— Она всего лишь хотела сделать то, что считала правильным, — сказал Пайк.

Он спрятал пистолет:

— Ладно, мы закончили.

Питман натянул удерживавшие его руки шнуры.

— Разрежьте их, Пайк. И верните девушку домой. Мы сумеем ее защитить, а вы, может быть, даже поможете нам с Ваничем.

Пайк открыл дверцу машины:

— Вы привязаны к рулю. Вы и себя-то защитить не способны.

И он вылез из машины, забрав с собой ключи и значок.

Питман, поняв, что Пайк собирается уйти, задергался:

— Что вы делаете?

Пайк зашвырнул значок Питмана в реку.

— Только не значок! Пайк…

Тот отправил следом за значком и ключи.

— Пайк!

Но Пайк ушел, ни разу не обернувшись.

По дороге к девушке Коул заехал в свой офис, чтобы забрать распечатки вызовов. Знакомая из телефонной компании прислала ему по факсу двадцать шесть страниц со списками входящих и исходящих вызовов. Некоторые из связанных с ними номеров удалось идентифицировать. Коулу нужно было рассортировать эти номера, и тут ему могла помочь Ларкин. Девушка Коулу нравилась — занятная, умная, да еще и шуткам его смеется. Полный комплект, лучшего и желать не приходится.

Когда он вошел в дом, Ларкин лежала на диване, глядя в телевизор и слушая «ай-под».

— Как вам удается смотреть телевизор и одновременно слушать музыку? — поинтересовался Коул.

Она подкрутила регулятор «ай-пода»:

— А скажите, после 1980-го музыку писать совсем перестали?

— Мне требуется ваша помощь.

Она села, явно заинтересовавшись:

— С чем?

— С номерами телефонов. Нужно построить что-то вроде дерева звонков, которые делались с найденных Пайком телефонов и поступали на них. Мы будем отслеживать вызовы от одного телефона к другому, пока не определим человека, способного помочь отыскать Ванича.

Он усадил Ларкин за стол, выдал ей список номеров, указал те, что принадлежали Хорхе, Луису и человеку, который, как они полагали, и был Хали Ваничем. Объяснив ей, что нужно сделать, он уселся со своим сотовым на диван. Этим утром пришло сообщение от Марлы — дом 18187 принадлежал «Семейному трасту Таннеров», который владел и еще кое-какой крупной коммерческой недвижимостью, расположенной в центре Лос-Анджелеса, причем вся она была теперь выставлена на продажу. Дом 18187 был куплен доктором Уильямом Таннером в 1968-м, а в 1975-м дом стал собственностью трастового фонда. Руководила фондом старшая дочь Таннера, миссис Элизабет Литтл, она же осуществляла надзор за продажей недвижимости. Марла прислала Коулу и номера телефонов жившей в Брентвуде Элизабет Литтл.

Коул дозвонился до нее с первой попытки.

— Да, Элизабет Литтл слушает.

— Мое имя Элвис Коул. Я звоню по поводу выставленной вами на продажу недвижимости.

— Какой именно недвижимости?

— Складского помещения в центре города — дома 18187.

— А, да. Его купил мой отец. Мы сейчас расформировываем траст. Я постараюсь ответить на ваши вопросы, однако по поводу условий вам лучше обратиться к брокеру.

Говорила она совершенно нормально. Не как человек, сбывший с рук пару трупов или знающий кого-то, кто это сделал.

— Так вы работаете на покупателя?

— Совершенно верно.

— Тогда я должна сразу сказать вам одну вещь. Мы рассматриваем любые предложения, однако каждое из тех, которые мы принимаем, попадает в список запасных вариантов. Дело в том, что у нас имеется предварительная договоренность с покупателем, готовым приобрести все семь зданий, которые мы продаем. Впрочем, я думаю, что вашего клиента это беспокоить не должно. Срок действия договоренности вот-вот истечет.

— Кто-то покупает все семь домов сразу?

— При темпах, которыми растет цена на недвижимость в центре города, ничего удивительного. Вашего покупателя не заинтересует приобретение всех семи зданий?

— А о какой цене может идти речь?

— Двести миллионов. При сделках такого размера предварительные договоренности вещь обычная. Покупателю необходимо время, чтобы собрать деньги. Иногда сделка заключается, иногда срывается. Похоже, эта как раз и сорвется. И тогда нам придется продавать дома по отдельности.

— Я передам это моему клиенту. Каков срок договоренности?

— В данном случае четыре месяца. И по-моему, он истекает — э-э, дайте сообразить — через четыре дня.

— Еще один вопрос: вы не могли бы назвать мне имя вашего покупателя?

— Могу, конечно. Холдинговая компания «Стенторум».

Коул записал название холдинга в блокнот. Он закрывал крышку телефона, когда в дом вошел Пайк.

Девушка прощебетала:

— Привет!

— Здорово! — сказал Коул.

Пайк постоял в двери, не шевелясь и не произнося ни слова. Он и всегда-то выглядел странно, однако сегодня странного в нем было больше, чем обычно. Что-то случилось, понял Коул.

Пайк ушел из гостиной в ванную комнату. Тоже странно.

Коул снова открыл телефон, набрал номер справочной:

— Будьте добры, мне нужен список телефонов холдинговой компании «Стенторум». Она находится в Лос-Анджелесе.

Ларкин подняла на него взгляд:

— Это одна из компаний отца.

Компьютер справочной начал диктовать номера телефонов. Коул записывал их, не сводя при этом глаз с девушки. Закончив, он подошел к столу.

— Компания «Стенторум» принадлежит вашему отцу?

— Теоретически и мне тоже. Это одно из наших семейных предприятий.

Из ванной вышел Пайк. Рубашки на нем не было, он явно отскребал свое тело губкой, словно желая смыть с себя то, что с ним произошло. Грудь его покрывала паутина старых шрамов — там, где в нее входили пули. Он натянул на себя майку.

— Ты нам нужен, — сказал Коул.

Пайк подошел к ним:

— Что?

— Отцу Ларкин принадлежит холдинговая компания под названием «Стенторум». Компания пытается купить дом 18187, плюс еще шесть, принадлежащих собственнику этого дома. Предварительная договоренность о покупке была заключена четыре месяца назад.

Коул примолк, глядя на Пайка, ожидая от него сигнала, который сказал бы, что следует говорить Ларкин, а чего не следует.

Она потрясла головой:

— Что это значит? Отец покупает тот дом? Тот, в котором мы нашли трупы?

Пайк протянул к ней через стол руку, открытой ладонью кверху. Ларкин положила на ладонь пальцы. Пайк, сжав их, сказал:

— Слушайте меня внимательно, ладно? И возьмите себя в руки, потому что я вам скажу кое-что похуже.

Ларкин взглянула на Коула, потом снова на Пайка. И с мрачной решимостью кивнула:

— Давайте, вываливайте.

— И ваш отец, и Гордон Клайн знали, что тот человек не Миш, а Хали Ванич. И договорились с Питманом о том, что вас он будет держать в неведении. По словам Питмана, идея принадлежала вашему отцу.

Ларкин стискивала ладонь Пайка до тех пор, пока на собственной ее ладони не выступили сухожилия, однако лицо девушки оставалось неподвижным.

— Почему они так поступили?

— Не знаю.

— Они вели общие дела — мой отец и те отвратительные люди?

— Мы можем только догадываться, — сказал Коул. — Но мы спросим его об этом.

— Я выросла среди бизнесменов! Я знаю, что такое деловой конфликт! Они не могут довести сделку до конца, а это значит, что кто-то прикарманил деньги. Ванич убил Кингов. Теперь ему нужна я и мой… — Она запнулась. — Неужели отец?..

Коул ее вопроса не понял, но Пайку смысл его, похоже, был ясен.

— Я выясню, — пообещал он.

Загорелое лицо Ларкин побледнело, в ее светлых глазах появилось выражение боли, которую испытывает раздавленный человек, тот, из чьего сердца вырывают последние остатки любви.

— Я не хочу этого знать. Прошу вас, не выясняйте.

Теперь и Коул понял, о чем она спросила Пайка: был ли отец тем, кто указывал Ваничу, где ее найти?

— Мы строим слишком много догадок, — сказал Коул. — Давайте все-таки вести себя как детективы.

Он направился к двери. Пайк последовал за ним.

Ларкин смотрела в спину уходившему Пайку, — переступив порог, он обратился в темный силуэт в проеме двери. Большой мужчина, но не гигант. Роста, скорее, среднего. В рубашке с опущенными рукавами и с повернутым в сторону лицом он выглядел человеком трогательно обыкновенным, и от этого она любила его лишь сильнее.

Когда он, дернув на себя дверь, оглянулся, Ларкин увидела его словно опустевшее лицо, затем дверь закрылась.

— Сделай все правильно. Пожалуйста, сделай все правильно, — сказала она пустой комнате.

Сейчас ей было намного страшнее, чем в те минуты, когда люди из Эквадора открывали стрельбу. Если отец отказался от нее, ее ждет одиночество, которого она прежде и представить себе не могла. Ларкин казалось, что она покинула собственное тело. Она чувствовала только страх, ничего больше. Наверное, она должна была ощущать гнев или презрение, но теперь словно щелкнул некий переключатель, и внутри у нее осталась лишь пустота.

Она зашла в ванную комнату, посмотрела на себя в зеркало. Ей хотелось понять, отразилась ли на ее лице пустота, подобная той, какую она увидела на лице у Пайка. Сказать что-либо с определенностью она не смогла.

— Мне все равно, — произнесла она.

Ей все равно, что он сделал. Он — ее отец. Если Пайку удавалось терпеть своего отца, сможет терпеть своего и она.

Ларкин возвратилась к столу, взяла список телефонных номеров, нашла номер Хали Ванича и принялась отыскивать его по всем двадцати шести отпечатанным в один интервал страницам. Каждую свою находку она помечала. Просмотрев список до конца, она вернулась к его началу и стала выписывать номера, на которые звонил Ванич.

Ларкин нашла его внизу второй страницы. Она знала, что это за номер, он был хорошо знаком ей. Ванич звонил в штаб-квартиру компании ее отца. «Компании Баркли».

Комната расплылась у нее перед глазами, и она поняла, что плачет — но без всхлипов, плакал словно бы кто-то другой, а она наблюдала за ним со стороны.

Пайк и Коул оказались правы. Отец был связан с этими людьми, и теперь им обоим, и Пайку, и Коулу, грозила опасность. Ванич пытался использовать ее, чтобы получить что-то от отца или чтобы наказать его, но, так или иначе, своего он все еще не добился.

11

«Компания Баркли» занимала три верхних этажа выстроенной из черного стекла и бетона крепости, возвышавшейся над Сенчури-Сити — ее вооруженных охранников, опорных пунктов охраны и детекторов металла вполне хватило бы и для обеспечения безопасности международного аэропорта. Пайк позвонил Баду и попросил устроить ему встречу с Баркли. В чем дело, Пайк объяснять не стал, сказал лишь, что оно касается Ларкин.

— Но только ты придешь без оружия, Джо, — сказал Бад. — С пистолетами я тебя сюда пустить не смогу.

— Конечно, — согласился Пайк.

Когда Пайк и Коул подъехали к зданию, их попросили назваться, показать документы, после чего охранники осмотрели с помощью зеркал на штативах днище их машины.

— Если придется быстро сматываться отсюда, — сказал Коул, — нас точно поимеют.

На эту попытку Коула шуткой разрядить обстановку Пайк не отреагировал. Он все время думал о девушке. Ему хотелось причинить боль людям, которые причиняли боль ей. Он видел эту боль в ее глазах — боль, которую никто не мог разделить с ней и от которой ей некуда было деться. И каждый раз, когда Пайк видел в ней эту боль, он ощущал ее и в себе и его пронимало желание сделать этим людям так больно, чтобы они ползали, точно дрожащие собаки, плача и умоляя его о пощаде.

— Ты какой-то жутко тихий сегодня, — сказал Коул.

— Я в порядке.

Бад, ожидавший их в вестибюле, выдал обоим гостевые пропуска, которые полагалось носить на шее. На них уже стояла подпись Бада.

— Не хотите сказать мне, в чем дело, пока мы не поднялись наверх? — спросил он.

— Нет.

Они вошли в лифт, шедший прямиком на верхний этаж.

Пока они поднимались, Бад спросил:

— Как она?

— Так себе.

— Ты, главное, береги ее. Я думаю, эти ублюдки не говорят нам очень многое.

Когда двери лифта открылись, Бад вывел гостей в приемную, где сидела пожилая женщина с завитыми светлыми волосами. Бада она узнала сразу:

— Он сейчас вернется. У него возникла какая-то проблема.

Коул пихнул Пайка локтем и прошептал:

— Уже? Мы же только что появились.

Они прошли следом за Бадом по длинному коридору и увидели Коннера Баркли, стоявшего в окружении хорошо одетых мужчин и женщин. Волосы его торчали во все стороны, глаза были тревожными, красными. Увидев приближавшуюся к нему троицу, он нахмурился и уставился на Бада:

— Я не знал, что вы приведете сюда этих двоих.

Пайк крепко взял Баркли за горло и втолкнул в его кабинет.

Бада проделанное Пайком застало врасплох:

— Джо! Ты спятил?

Вопль, вырвавшийся одновременно из нескольких глоток, походил на пушечный залп, однако Пайк его проигнорировал. Пайк прижал Баркли к стене кабинета, в который по пятам за ними влетели Коул и Бад, захлопнувшие за собой дверь. Бад попытался оторвать Пайка от Баркли.

Но Пайк лишь стиснул горло Баркли сильнее:

— Холдинговая компания «Стенторум»?

Глаза у Баркли выкатились и покраснели пуще прежнего. Он просипел, булькая:

— Я не понимаю, о чем вы.

Бад снова схватил Пайка за руку:

— Отпусти его. Господи, ты что, хочешь, чтобы сюда полиция прикатила?

Пайк отступил на шаг. Баркли схватился за горло, закашлялся и сплюнул на пол.

— Зачем вы это сделали? Вы с ума сошли?

Вообще-то говоря, Пайк считал, что с ума сошел именно Баркли.

Коул подошел и встал бок о бок с Пайком:

— Слушай, давай я им все расскажу, хорошо? Холдинговая компания «Стенторум» принадлежит мистеру Баркли. «Стенторум» пытается купить здание, в котором мы обнаружили трупы Кингов. То самое, у которого Ларкин врезалась в машину с сидевшими в ней Кингами и Хали Ваничем.

Баркли все еще растирал горло:

— Что все это значит? Да, «Стенторум» принадлежит мне, но я все равно не понимаю, о чем вы.

Пайк вглядывался в его глаза, в движения губ, вслушивался в тембр голоса, в его подъемы и падения, впитывал нервные движения рук. Похоже, Баркли не врал.

— Вы знали, что никакого Алекса Миша не существует? — спросил Пайк.

Баркли покраснел, опустил глаза, потом они слегка округлились и сдвинулись влево. И Пайк понял: Баркли стыдно за себя.

— Мы думали, что это единственно правильный путь.

Бад шагнул и встал между ним и Пайком, но глядел при этом только на Баркли:

— Вы знали о Ваниче? Господи, Коннер!

— А как насчет недвижимости? — поинтересовался Коул. — Я разговаривал с исполнительным директором трастового фонда. У нее имеется с компанией «Стенторум» отсроченная договоренность о покупке.

— Я такими сделками не занимаюсь. Для этого у меня есть служащие.

— Клайн, — сказал Пайк.

Баркли провел руками по голове, убирая упавшие на лицо жидкие волосы:

— Гордона нет. Исчез. Сейчас я вам покажу…

Он провел их по коридору в кабинет Гордона Клайна. Там находилась целая толпа людей, рывшихся в папках и копавшихся в компьютере.

— Мы думаем, что он сбежал этой ночью, — сказал Баркли. — Тут кое-что пропало…

— Деньги? — спросил Бад.

— Мы полагаем, что так.

Коул подошел к письменному столу Клайна.

— Он мог использовать «Стенторум», чтобы покупать недвижимость без вашего ведома?

— Конечно, мог. Я поручил все эти дела именно Гордону.

Коул спросил — громко, так чтобы его услышали все, кто находился в комнате:

— У кого из вас имеется перечень телефонных звонков? Ну же, вы ведь должны были регистрировать их. Кто-нибудь его уже просматривает?

Две сидевшие на диване женщины выглядели так, точно они не знали, следует им отвечать на этот вопрос или нет, однако Коул пришел сюда с мистером Баркли, и потому старшая из них подняла руку:

— Перечень у нас.

Коул подошел к ним:

— Выберите любой день за последние три недели, не важно какой. В этом перечне указаны все его вызовы — и по сотовому, и по личному телефону тоже?

— Да, сэр.

Старшая из женщин полистала страницы, нашла нужную дату. Коул провел пальцем по строчкам распечатки, перешел на следующую страницу, потом поднял от нее взгляд:

— Есть. Номер, который мы извлекли из телефона Луиса. Это Ванич.

Пайк подошел поближе к Баркли и, понизив голос, спросил:

— Клайн предложил вам наврать Ларкин насчет Ванича?

Баркли сразу же кивнул, но тут до него дошел смысл заданного Пайком вопроса:

— Так это Гордон сообщал Ваничу, где она?

Бад выглядел теперь примерно так же, как Баркли, — казалось, их обоих подташнивало.

— Сукин сын. Скорее всего, он просто пытался выиграть время. И возможно, валил вину за то, что сделка задерживается, на вас.

Внезапно Баркли резко повернулся на месте, и его тут же вырвало. Большинство тех, кто был в комнате, обернулись к нему, однако помочь хозяину решился только один из них. Хорошо одетый молодой человек в очках подошел к бару и вернулся с салфеткой.

— Простите, — сказал Баркли.

Пайк, на взгляд которого Баркли выглядел попросту жалко, ощутил сочувствие к нему.

— Ванич через Кингов вложил в эту сделку сто двадцать миллионов долларов — шестьдесят принадлежали эквадорскому картелю наркоторговцев, шестьдесят он получил из своих источников. То есть от террористов. Похоже на то, что брокерами были Кинги и они обратились к вам за недостающими деньгами.

— Ко мне никто не обращался. Я ничего об этом не знаю.

— Они обратились к вашей компании, а ваша компания — это Клайн.

— Чтобы совершить сделку, им требовалось двести миллионов долларов, — сказал Коул. — Вероятно, Клайн решил, что может просто украсть у вас эти деньги или использовать авторитет вашей компании, чтобы собрать их, но быть всего лишь инвестором Кингов он не желал. Он задумал купить недвижимость от вашего имени и скрыть от вас эту покупку. Кинги отдали ему сто двадцать миллионов, однако собрать недостающие восемьдесят он не смог. Возможно, Ваничу не понравилось, что все так затягивается, и он потребовал вернуть ему деньги. А Клайн, скорее всего, свалил вину за все на вас…

Баркли слушал его с видом ожидающей побоев собаки.

— Мои юристы, — сказал наконец Баркли, — порекомендовали мне обратиться в полицию и в банковскую комиссию. Нам придется провести здесь аудит с помощью судебных экспертов по бухгалтерскому делу.

— У вас есть проблема посерьезнее, чем украденные Клайном деньги, — сказал Пайк. — Ванич все еще хочет вернуть свою долю.

Поняв, что это значит, Баркли снова побагровел:

— С Ларкин все хорошо?

— Все.

— Она знает… — он замялся, но все же спросил: — Знает, что я солгал ей?

— Да.

— Мне нужно увидеться с ней. Немедленно.

Пайк ехал с Бадом и отцом Ларкин, Коул следовал за ними — один. Машину вел Бад, Пайк сидел на месте пассажира, а Коннер Баркли сзади. Большую часть пути Баркли проговорил по телефону, сообщая своим менеджерам и юристам последние новости. Пайк же пересказывал Баду все, что он узнал от Чена относительно людей из Эквадора и их возможных связей с уличной бандой МС-13. Потом Бад позвонил знакомому, работавшему в Отделе бандитизма УПЛА, и попросил его выяснить, имеется ли в списке гангстеров, состоящих в МС-13, человек по имени Карлос.

Пайк объяснил Баду, как проехать по извилистым улочкам к их дому. Напротив дома мыли свой БМВ двое самых молодых из армянских братьев. Увидев «хаммер», остановившийся бок о бок с «лексусом», братья уставились на него.

Коннер Баркли наконец захлопнул крышку своего сотового:

— Так вы в этом доме живете? Ларкин, должно быть, его ненавидит.

Пайк, не ответив, вылез из машины, подождал, пока к нему приблизится Коул, и, пройдя с ним к дому, с силой постучал в дверь, чтобы предупредить Ларкин о своем появлении.

— Это я.

Он толкнул дверь:

— Ларкин!

Дом снова был тих и снова пуст.

Коул, Бад и Баркли поднялись на крыльцо.

— Ларкин, ты здесь? — позвал Баркли.

Пайк оглянулся на Коула, они вошли в дом. Коул направился на кухню, Пайк заглянул в спальню девушки, в ванную комнату. Все оставалось на прежних местах, следы борьбы отсутствовали — как будто опять случилось то же, что два дня назад. Ларкин исчезла.

Пайк направился к двери, и тут его позвал снаружи голос:

— Эй, брат! Брат!

На лужайке перед домом стоял один из молодых армян. Он ладонью прикрывал от солнца глаза, однако Бад сразу понял — юноша что-то видел и ничего хорошего это «что-то» не сулит.

— У вас все в порядке? Как Мона?

— Ее нет. Ты не видел, как она уходила?

Коул, Бад и Баркли уже столпились за спиной у Пайка.

Юноша сказал:

— Она уехала с какими-то мужиками. Может, это был тот тип, который ее преследует?

— Ее увезли силой? — спросил Пайк.

— Да нет, она вроде спокойно шла, так? Не то мы бы их окликнули.

Коул постарался успокоить юношу:

— Вы не сделали ничего дурного. Расскажите, как все произошло.

— Мона выглядела так, точно у нее все путем. Они все просто сели в машину и уехали.

— Давно?

— С полчаса назад, около этого. Мы как раз начали нашу машину намыливать.

Бад сделал шаг вперед. Пайк увидел, что он здорово напряжен.

— Вы хорошо разглядели этих людей? Вы или ваш друг.

— Это мой брат, Гаро. Да, мы их разглядели. Пара латиносов и с ними белый мужик. У них такая толстозадая американская тачка с низкой посадкой, и сиденья тоже очень низкие. Клевая.

— Номер ты не запомнил? — спросил Пайк.

— Извини, брат.

Пайк развернул интерполовскую фотографию Хали Ванича.

Юноша кивнул:

— Точно, он. Значит, это все тот же тип?

Коул негромко выругался:

— Черт побери. Как же мы ее теперь найдем?

Пайк чувствовал себя провалившим все дело.

Баркли спросил с крыльца:

— Он знает, где она, или не знает?

Пайк закрыл глаза. Он оберегал ее пять дней, а теперь потерял.

Кто-то тронул его за руку. Открыв глаза, он увидел, что это Коул.

— Мы найдем ее.

Именно в этот миг зазвонил сотовый Пайка. Он взглянул на номер — незнакомый, однако ответил. Судя по точному выбору момента, звонить ему мог только один человек.

— Мне нужны деньги.

Этот мягкий акцент Пайк уже слышал. Звонил Хали Ванич.

Пайк старался говорить ровным тоном. Сердце его гулко билось, однако Пайк не хотел, чтобы Хали Ванич понял, насколько он испуган.

— Моя подруга жива и невредима?

— Пока да. А там видно будет. С кем я говорю?

Пайк знаком дал Коулу понять, что это Ванич, и торопливо пошел к двери дома. Ему нужны были ручка и бумага, чтобы делать заметки. Путаница и ошибки могли погубить Ларкин так же быстро, как паника.

— Дайте ей трубку, — сказал Пайк.

Войдя в дом, он направился к обеденному столу — там лежали бумага с ручкой — и записал номер, с которого поступил звонок.

Ванич обиженно ответил:

— С ней все хорошо. Я убью ее только в одном случае — если не получу денег.

— Мне необходимо иметь уверенность в том, что она жива. В противном случае разговор закончен.

В дом уже вошли Коул и Баркли. Баркли услышал достаточно, чтобы разобраться в происходящем. Громко топая, он направился к Пайку — с таким видом, точно намеревался отнять у него трубку:

— Это насчет Ларкин? Ее убили?

Пайк знаком велел ему замолчать. Коул зажал ладонью рот Баркли.

— Дайте ей трубку, Ванич. Дайте трубку или идите к черту.

Все внимание Пайка было сосредоточено на звонке. Прикрыв ладонью свободное ухо, он вслушивался в фоновые шумы, но ничего способного указать, где находится Ванич, не различал. Потом в трубке раздался голос Ларкин.

Судя по нему, вреда ей не причинили:

— Джо?

— Я скоро буду.

— Со мной все хо…

Пайк услышал глухой стук — такой, словно телефон упал на пол, — потом крик Ларкин, сразу же оборвавшийся.

— Вы слышали ее голос — довольны? Вам это требовалось?

Пайк помолчал. Выдерживать ровный тон ему было трудно.

— Да. Мы будем разговаривать, только если она жива.

— С кем я говорю?

— С ее телохранителем.

— Дайте мне отца.

— Все переговоры только со мной. И все остальное — только через меня.

— Ну хорошо. Ее отец переведет деньги, этим все и кончится. Я сообщу вам номер счета и код доступа к нему.

— Подождите, послушайте, деньги присвоил Клайн. Он перевел их за пределы страны. Где он, мы не знаем.

— Это не моя проблема.

Открылась парадная дверь, в дом влетел Бад. Коул мгновенно подал ему знак: молчи. Бад кивнул, подошел к столу и начал быстро что-то строчить.

Пайк видел все это, однако разговора с Ваничем не прервал:

— Сделку устроил Клайн. Баркли к ней отношения не имеет.

— Деньги не мои. Мне их доверили опасные люди, они требуют, чтобы я им эти деньги вернул. А от кого я их получу, этих людей не волнует.

Ванич совершил ошибку. Разговоры часто приводят к этому. Ванич говорил слишком много, старался убедить собеседника, а это означало, что способным приказывать он себя не чувствует. Пайк был не прав — Ванич и его люди вовсе не пытались убить девушку, они пытались похитить ее и использовать как средство давления. Те, кто дал ему деньги, требовали их возвращения, и Ванич просто-напросто спасал свою шкуру. И страх его можно было использовать, чтобы выиграть время для Ларкин — или чтобы заставить Ванича совершить новую ошибку.

Бад отошел от стола, протянул Пайку записку: «ОНА САМА ПОЗВОНИЛА ЕМУ С ТЕЛЕФОНА СОСЕДЕЙ».

Ну конечно, список телефонов остался лежать на столе. Ларкин обнаружила звонки, которыми обменивались Клайн с Ваничем, и позвонила ему.

— Почему она позвонила вам, Ванич?

Впрочем, ответ на этот вопрос Пайк уже знал.

— Хотела помочь отцу, а помогла вместо этого мне. Юные женщины глуповаты, не так ли?

Пайк не ответил. Он смотрел на Коннера Баркли.

— Отец любит ее, Ванич. Боготворит. Мы могли бы договориться о передаче…

Звякнул сотовый Бада, и тот стремительно отвернулся, прикрыв трубку ладонью. Пайк продолжил:

— Давайте встретимся, договоримся о передаче денег. Назовите мне место.

Ванич рассмеялся:

— Вы что же, привезете мне деньги наличными? На грузовиках? Бросьте. Он просто переведет их на банковский счет. Как только деньги окажутся там, я ее отпущу.

— Он же не дурак, Ванич. Он не переведет вам деньги, пока вы не вернете девушку.

— В таком случае ни он, ни я не получим желаемого и оба сильно расстроимся.

Пайку нужно было выиграть время, как можно больше времени. Если Ванич не согласится на встречу, его придется искать.

— Я поговорю с ним. Он хочет, чтобы дочь вернулась к нему невредимой. Я не знаю, сколько времени может занять…

Ванич перебил его:

— Запишите номера и прочитайте мне записанное.

И он начал называть цифру за цифрой.

Пайк записал их, зачитал Ваничу. Это были номер счета и код доступа.

— Хорошо, — сказал Ванич. — Вы все записали правильно. Он должен перевести деньги в течение двух часов, в противном случае я отрежу ей руку…

— Ванич… — начал Пайк.

— Если деньги задержатся больше чем на полчаса, отрежу голову. Больше нам разговаривать не о чем.

Связь прервалась.

Коул и Коннер Баркли во все глаза смотрели на Пайка. Бад разговаривал в глубине дома по телефону, записывая что-то в блокнот. Пайк положил трубку на стол.

— Она жива, однако встречаться с нами Ванич не хочет. Он хочет получить сто двадцать миллионов. У нас есть два часа.

Баркли тяжело опустился на диван:

— Она действительно позвонила этому человеку? Зачем?

— Ради вас. Скорее всего, думала, что сможет как-то договориться с ним или убедить его не убивать вас.

Баркли вскочил с дивана — с видом человека, решившего, что теперь распоряжаться будет он сам:

— Хорошо. Я заплачу ему. За два часа собрать такие деньги не просто, но я заплачу. Позвоните ему.

— Деньги ничего не решат, — сказал Коул. — Платить ему неразумно, мистер Баркли. Едва получив деньги, он убьет ее.

— Ему нужны деньги — у меня есть деньги. Что еще мы можем сделать?

— Найти его.

Закончивший разговор Бад присоединился к ним.

— Кое-что есть — их связь с МС-13 вполне реальна. В банде два Карлоса — один сидит, зато другой уже не один год руководит в Лос-Анджелесе группировкой, которая занимается южноамериканской наркотой…

— Похоже, это наш человек, — сказал Коул.

— Некий Карлос Марото — живет в самом центре контролируемого МС-13 района. Найти его будет трудно. А уговорить на сотрудничество — еще труднее.

Пайк понимал, что Бад прав. Времени совсем мало, а отыскать гангстера в его собственном районе — дело не простое. Членство в этих бандах передается по наследству, семьи, из которых они состоят, населяют целые кварталы. В мире, где гордость и семья — это все, гангстеры-латиноамериканцы друзей не сдают.

Но скорость — это жизнь.

— Все возможно, нужно лишь знать, кого попросить, — сказал Пайк.

Брови у Коула полезли вверх — он понял, о ком говорит Пайк.

— Фрэнк Гарсиа. Фрэнк может помочь нам.

Пайк взглянул на часы:

— Я позвоню ему из машины.

Коул и Пайк устремились к двери. Пайк остановился, чтобы взглянуть на Баркли:

— Как только что-нибудь выяснится, позвоню.

Баркли вскочил на ноги:

— Я еду с вами.

— Мистер Баркли, это…

Баркли побагровел:

— Она моя дочь, и я хочу быть с ней рядом. Для этого отцы и существуют.

Полученные Пайком указания привели их на узкую улочку на границе Бойл-Хайтс и Сити-Терис. Вдоль улицы строем стояли похожие на обувные коробки оштукатуренные дома с плоскими крышами, разделенные подъездными дорожками шириною в одну машину. Дворики большинства этих домов были размером не больше почтовой марки. Вдоль бордюра выстроились автомобили американского производства. Во многих дворах имелись надувные плавательные бассейны, поникшие и безжизненные под зноем, который был сравним с жаром ядерного взрыва.

Бад неторопливо вел «хаммер». Пайк сидел с ним рядом. Коул и Баркли расположились сзади.

— Ты видишь его? — спросил Бад. — Я что-то не вижу.

Пайк понял — Бад нервничает.

— Приедет. Он велел ждать его в машине.

— Приедет он или не приедет, я из машины все равно не вылезу. Ты посмотри на этих долбаных подонков.

Бад притормозил у дома, который отличался от всех прочих лишь прикрепленным к свесу крыши американским флагом. К флагу была приколота желтая лента. Такие же украшали и многие другие дома, мимо которых они проезжали.

Крутые на вид молодые ребята, на которых зной, судя по всему, нисколько не действовал, стояли на тротуаре небольшими группками. Густо покрытые татуировками тела большинства из них были защищены от жары белыми футболками и просторными джинсами. На «хаммер» они посматривали с хорошо выученным безразличием.

Бад прочитал отпечатанные на их майках названия уличных банд, к которым принадлежали эти ребята.

— Нет, ты только взгляни: «Флоренция 13», «Короли латинос», «Суренос», «18-стрит». Господи, да шпана из «18-стрит» и МС-13 при каждой встрече начинает палить друг в друга.

— Это гангстеры? — спросил Баркли.

— Считайте, что вы видите их по телику, — ответил Коул. — Все будет хорошо.

На дальнем конце улицы появился и неторопливо покатил в их сторону черный лимузин, «линкольн». Завидев его, молодые бандиты заволновались, те, что сидели в машинах, повылезали из них и замерли вместе с прочими, вытягивая шеи, чтобы получше разглядеть лимузин.

Баркли снова наклонился вперед:

— Так он у этих гангстеров главный?

Коул засмеялся.

Пайк тоже счел этот вопрос смешным. Если он переживет нынешний день, надо будет рассказать о нем Фрэнку — пусть и тот посмеется.

Бад повернулся к Баркли, чтобы объяснить ему происходящее:

— Вы когда-нибудь пробовали черепах «Монстерито»?

— Еще бы. Мое любимое блюдо.

— Помните, на упаковках изображен латинос с большими усами? Это сорокалетней давности портрет мистера Гарсиа. Вот эти юнцы — Фрэнк был когда-то одним из них. Еще до того, как начал готовить черепах для своей тетки. Он готовил их у нее на кухне — по семейному рецепту. И превратил этих черепах в империю пищевых продуктов, которая стоит — сколько?

Бад взглянул на Пайка, но тот на его вопрос отвечать не стал. Ответил Коул:

— Пятьсот-шестьсот миллионов.

Бад снова повернулся к Баркли:

— Дело в том, что Фрэнк не забыл о своих корнях. Он оплачивает здесь кучу счетов. Когда здешние мужчины садятся в тюрьму, Фрэнк годами содержит их семьи. Думаете, эти мальчишки не сделают для него всего, о чем он попросит? Он теперь стар, богат, но все они знают, что Фрэнк — один из них и что он не повернулся к ним спиной, когда разбогател.

ЛимузинФрэнка остановился нос к носу с «хаммером». Из его передних дверей выпрыгнули двое прекрасно одетых молодых людей — телохранитель Фрэнка и его помощник.

— Как вы с ним познакомились, Пайк? — спросил Баркли.

— Когда-то Джо Пайк едва не женился на его дочери, — ответил Бад.

Пайк толкнул дверцу и вышел из машины, ему не хотелось слушать рассказ Бада. Пайк познакомился с семьей Гарсиа еще молодым патрульным офицером. Многие годы спустя Карен Гарсиа убили, и Пайк с Коулом отыскали убийцу.

Пайк подождал, пока Фрэнк выберется из лимузина. На вид Фрэнку Гарсиа было лет сто. Смуглая кожа его походила на древесную кору, волосы отливали серебром. Он был слаб, однако все еще мог передвигаться на своих двоих, если кто-нибудь придерживал его под руку.

При виде Пайка лицо Фрэнка расплылось в улыбке, а когда Пайк приблизился к старику, тот цепко взял его за руку:

— Здравствуй, сердце мое.

Пайк обнял его, потом отступил на шаг:

— Карлос в доме?

— Аббот поговорил с людьми, которые смогли привезти его сюда. Зачем — Карлос не знает. Я подумал, что так будет лучше. Так он не сможет предупредить Ванича.

Аббот Монтойа был правой рукой и поверенным Фрэнка. Телохранитель и шофер взяли Фрэнка под руки, и все четверо начали подниматься, примеряясь к шагу старика, по дорожке к дому. Дверь дома отворилась, на пороге появился крепкий мужчина лет сорока с лишним — малорослый, но широкий в плечах, с грудью борца и тонкими ногами. Круглое лицо его усеивали оспины — так густо, что оно походило на ананас; руки были покрыты татуировками и шрамами. Он осмотрел Пайка, потом взглянул на старика и распахнул дверь пошире:

— Добро пожаловать в мой дом, сэр. Я Альдо Саэнс. Моя мать была женой двоюродного брата мистера Монтойа.

Фрэнк пожал ему руку:

— Спасибо, мистер Саэнс. Вы оказали мне большую честь.

Пайк прошел следом за Фрэнком в маленькую гостиную со старой, но чистой, содержащейся в образцовом порядке мебелью. Дом был семейным — висевшее на стене распятие окружали фотографии детей и взрослых, в том числе и молодого человека в форме морского пехотинца.

В комнате гостей ожидали шестеро мужчин. Едва Пайк вошел, их взгляды устремились на него, причем двое из шестерых явно нервничали.

Саэнс нетерпеливо махнул рукой:

— Кресло. Быстро.

Один из мужчин тут же притащил из столовой кресло для Фрэнка.

Фрэнк сказал:

— Прошу всех сесть. Не позволяйте старику держать вас на ногах. Позвольте представиться — я Фрэнк Гарсиа. И познакомьтесь с моим другом. — Фрэнк поманил к себе Пайка, сжал ему руку. — Когда я потерял дочь — когда ее убили, — этот человек нашел скота, отнявшего ее жизнь. И с тех пор он — часть моего сердца. Он для меня как сын. Тот, кто помогает ему, помогает мне. Я хочу, чтобы вы знали это. А теперь можем ли мы поговорить с мистером Марото?

Саэнс указал на одного из шестерых. Марото был человеком еще молодым, лет тридцати с небольшим, и выглядел он явно встревоженным. Прийти сюда ему приказали очень авторитетные люди — люди, которые могли без малейших колебаний оборвать его жизнь.

— Карлос Марото из «Мары Салватручи»? — спросил Фрэнк.

Взгляд Марото обежал комнату. Пайк видел: ему страшно, однако он готов драться, если придется.

— Да, — ответил Марото.

Фрэнк снова стиснул руку Пайку:

— Этот человек, он сын моего сердца, и он хочет спросить тебя кое о чем. Здесь, перед другими людьми нашего дома. Позволь мне сказать тебе, что я понимаю, насколько серьезны эти вопросы, они могут оказаться связанными с очень крепкими деловыми отношениями между отдельными людьми и целыми группами. Вопросы, которые мы тебе зададим, будут заданы не с легким сердцем.

Старик отпустил руку Пайка и повел ладонью по воздуху:

— Спрашивай.

Пайк взглянул Марото в глаза:

— Где я могу найти Хали Ванича?

Марото прищурился и неторопливо покачал головой:

— Понятия не имею. А кто это?

Пайк вынул из кармана фотографию Ванича, протянул ее Марото. Тот фотографию не принял, и это сказало Пайку, что Марото Ванича знает.

— Ваша команда ведет дела с Эстебаном Бароне. Бароне попросил вас помочь этому человеку. Вы помогаете другу. Это я понимаю.

Марото, сообразив, что его поймали на лжи, разозлился:

— Да, верно. Ну и что? И вообще, что это за хрен с горы к нам приперся? Мы его не знаем. Может, он коп?

Саэнс скрестил на груди мощные руки. Пайк понял, что он с трудом удерживается от вспышки.

— Вы все мои гости. Я отношусь к вам с уважением, однако не смейте оскорблять мистера Гарсиа в моем доме.

— Я вовсе не хотел проявить неуважение к мистеру Гарсиа, но мы ведем давний и прибыльный бизнес с Эстебаном Бароне. Он попросил нас об услуге, мы ее оказали.

— Хали Ванич — друг Бароне, — произнес Пайк, — однако это не все, что о нем можно сказать.

И он протянул Саэнсу одну из полученных от Интерпола страниц.

Пайк смотрел, как Саэнс читает ее, как он мрачнеет.

— Что такое? Объявленный в розыск террорист?

Фрэнк, снова сжав руку Пайку, поднялся из кресла:

— Это значит, что он мой враг. Он содержит людей, которые хотят убить нас, он вооружает их безумцев, и сейчас — сейчас, пока мы с вами разговариваем, — он находится в Лос-Анджелесе, в нашем barrio!^[4]

Саэнс стоял неподвижно, только мощная грудь его поднималась и опадала. Он передал листок ближайшему к нему мужчине, потом взглянул на Марото.

Тот побледнел:

— Бароне попросил помочь человеку, мы помогли. Неужели ты думаешь, будто мы хоть что-нибудь знали об этом?

Человек, стоявший рядом с Саэнсом, передал листок соседу, тот прочитал его и передал следующему. Саэнс не сводил глаз с висевшей на стене фотографии молодого морского пехотинца, и Пайк понял: Фрэнк Гарсиа очень точно выбрал дом, в котором происходила эта встреча.

Саэнс прочистил горло, взглянул на Фрэнка:

— Оставьте нас на минуту, padron.^[5] Тут нет никакого неуважения к вам. Всего на одну минуту.

Телохранитель и шофер помогли Фрэнку встать, Пайк вышел вслед за ними из дома. Они проделали лишь половину пути до машины, когда Саэнс нагнал их и объяснил, где искать Ванича.

Ванич и его люди укрывались в маленьком доме, стоявшем на пологом склоне холма — там, где Глендейлское шоссе, круто повернув, приближается к реке Лос-Анджелес. Когда-то здесь росли, уходя к горизонту, апельсиновые деревья. Чахлые остатки этих рощ еще виднелись между старыми домами.

— На следующем углу сверни направо, — сказал Пайк, — и поднимись по холму.

Марото сказал, что дом стоит в конце длинной подъездной дорожки, а от улицы его закрывают падубы и оливы. Ванич в этом доме не жил — просто использовал его для встреч с бандитами из Эквадора.

Отец Ларкин наклонился вперед, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь:

— А если ее здесь нет? Вдруг он отвез ее куда-то еще?

— Тогда Марото ожидает очень неприятная ночь, — ответил Коул. — Саэнс с его ребятами оставили его у себя как раз в качестве гарантии того, что он не соврал.

Бад сбавил скорость:

— Начинается подъем. Глядите налево.

Подъездная дорожка уходила от улицы вверх по холму и изгибалась, следуя неровностям его склона.

Коул сказал:

— Я разглядел синюю машину, но больше ничего и никого. Впрочем, у него там может целая армия укрываться.

Пайка это безлюдье устраивало. Если ты их не видишь, значит, и они тебя не видят.

Бад покатил дальше:

— Давайте позвоним в полицию. Получим поддержку УПЛА.

Пайк обернулся, чтобы еще раз взглянуть на дорожку, удостовериться, что никто им вслед не глядит.

— Сначала убедимся, что девушка здесь.

— Что собираешься делать?

— Просто осмотреться. Подождите меня на улице. Я позвоню.

Пайк начал подниматься по соседней подъездной дорожке. Дома здесь уходили вверх по склону, каждый следующий поднимался на пару метров выше предыдущего. Пайк прошелся вдоль огибавшей один из домов подпорной стены, остановился, чтобы убедиться: двор дома пуст, пересек, пройдя между тремя апельсиновыми деревьями, двор и приблизился к ограде.

Спустившись по склону между другими деревьями, он оказался ниже дома Ванича и после этого начал подниматься вверх. Вскоре он увидел дом — одноэтажный, с пологой крышей, явно нуждавшийся в покраске. Подъездная дорожка упиралась в сооруженный перед домом навес для автомобилей. Синяя машина, которую углядел Коул, стояла на ней, преграждая путь приземистому автомобилю, описанному молодым армянином.

Перед автомобилем, черным «шевроле-белэр» модели 1962 года, стояли двое мужчин.

Капот «белэра» был поднят, мужчины не без благоговения разглядывали двигатель.

Пайк прошел между фруктовыми деревьями к ближнему углу дома и, едва его взгляду открылась задняя стена, увидел — сквозь прорезанную в ней сдвижную стеклянную дверь — девушку. Она сидела на полу пустой комнаты лицом к двери. Мимо нее прошел какой-то мужчина, направлявшийся к передней части дома. Не Ванич. Пайк поразмыслил. В доме находилось по меньшей мере шестеро мужчин — пятеро уцелевших эквадорцев плюс Ванич.

Теперь, когда он нашел ее, Пайк ощутил огромное облегчение. Он не мог разглядеть, связана ли Ларкин, однако она не выглядела ни раненой, ни испытывающей неудобства. Голову девушка держала высоко поднятой, глаза ее были открыты. Торчащие в стороны черные волосы придавали ей вид одновременно и крутой, и компанейский. Она что-то говорила, глядя на человека, который Пайку виден не был. Что-то ее рассердило, подумал Пайк, и от этой мысли уголок рта у него чуть дернулся.

Пайк откинул крышку телефона, набрал номер Ванича и услышал его голос:

— Да?

— Деньги он переведет. Сейчас улаживает последние детали.

— Вот и молодец. Он сделал правильный выбор.

— Мне поручено убедиться, что вы не отрезали ей руку и вообще никак ее не покалечили. Дайте мне ее на секунду.

Возражать Ванич не стал.

Откуда-то справа появился мужчина, присел рядом с девушкой и поднес к ее голове трубку. Это был Ванич, и теперь Пайк знал точно: Ларкин связана.

В ухе у Пайка зазвучал ее голос:

— Джо? Он просит подтвердить, что не причинил мне вреда.

— Я ему этого не позволю.

Ванич, прижимая телефон к уху, подошел к стеклянной двери, взглянул на горы Вердуго. Пайк мог убить его сейчас, однако в доме находились вместе с девушкой еще трое мужчин.

— Убедились? — спросил Ванич. — С ней все в порядке. Я соблюдаю наше соглашение.

— Его служащие говорят, что им потребуется еще несколько минут, чтобы собрать все нужные для перевода деньги. Их приходится добывать черт знает откуда. Но когда все будет готово, он хочет сам услышать голос дочери. Просто для верности. После этого они нажмут на кнопку.

— Понятно. Не вижу проблем.

Очень разумный террорист. Вежливый и участливый.

Пайк завершил вызов и сразу набрал номер Коула. Ванич отступил от двери, ушел влево. Коул ответил на звонок.

— Она здесь, — сказал Пайк. — Перед домом двое мужиков возятся с машиной. Девушка внутри — не то в гостиной, не то в каком-то кабинете. Кроме нее, в доме самое малое трое, но где, сказать не могу.

— Ванича ты в доме видел?

— Видел.

— Бад собирается звонить в полицию.

— Как хочет. Вы где?

— По другую сторону улицы.

— Ты сможешь подобраться сюда, последить за фасадом дома? Бад пусть остается в…

В комнате появился здоровяк, которого Пайк прежде не видел. Он поднял девушку на ноги и повел ее в глубь дома.

— Они переводят ее куда-то. Попробую выяснить, в чем дело.

Пайк закрыл телефон, перебрался по склону к дальнему краю двора, поднялся немного выше, к проходу между домами. Потом подобрался к окну, прислушался и вытащил пистолет.

Приподнявшись к углу окна, он заглянул внутрь. Ларкин, здоровяк и Ванич находились в пустой спальне. Девушка снова сидела на полу, здоровяк возвышался над ней. Ванич вглядывался в экран открытого ноутбука. Он ждал звонка Пайка, уже подготовив Ларкин к разговору с отцом, и ждал, когда его компьютер подтвердит, что деньги переведены. Получив подтверждение, Ванич убьет ее, а после этого всем им останется лишь добраться до аэропорта и быстро покинуть страну.

Пайк двинулся в сторону автомобильного навеса. Приближаясь к нему, он услышал два мужских голоса. Капот они закрыли, но все еще стояли у машины, разговаривая.

Он сместился немного назад, снова позвонил Коулу и шепотом спросил:

— Ты где?

— Перед домом, в зарослях падуба у подъездной дорожки.

Заросли эти находились прямо напротив Пайка.

— Двоих у «белэра» видишь? — спросил он.

— До них от меня метров шесть.

— Ванич и еще один с Ларкин, плюс эти двое — четыре. Двух недостающих с твоей стороны не видать?

— Погоди…

Внезапно стоявшие у «белэра» мужчины выпрямились и уставились на подъездную дорожку. На что они смотрят, Пайку видно не было. Он приподнялся на цыпочки, вглядываясь, и в тот же миг услышал голос Коула:

— О черт!

По дорожке поднимался Коннер Баркли.

Двое стоявших у машины растерялись. Скорее всего, они приняли Баркли за соседа, однако Пайк понимал: долго их растерянность не продлится.

И Пайк побежал к навесу. Он сокращал расстояние между собой и навесом стремительно и бесшумно и все же понимал: положение складывается — хуже некуда. Баркли уставился на него, и мужчины обернулись — посмотреть, что он там увидел. Пайк ударил того, что стоял ближе к нему, пистолетом, но второй отскочил в сторону и закричал…

Что-то бухнуло за спиной у Пайка, и еще один мужчина заорал, увидев выскочившего из зарослей Коула. Двое мужчин, которых он прежде не видел, стояли в двери, тот, что находился впереди, выстрелил снова, но тут выпущенная Коулом пуля пробила ему грудь. Второй захлопнул дверь, выбросив ею умирающего друга на крыльцо. Пайк знал: сейчас он побежит в заднюю часть дома.

В самом низу подъездной дорожки появился Бад Флинн. Коул резко повернулся ко второму мужчине, прицелился, держа пистолет двумя руками, однако второй уже стоял на коленях, подняв вверх руки.

— Беги! — крикнул Коул.

Пайк понесся за дом. Ванич мог либо застрелить Ларкин, которая теперь обратилась в заложницу, либо попытаться сбежать вместе с ней. Числа нападавших Ванич не знал, как не знал и того, окружен ли дом и участвует ли в происходящем полиция, однако дом стал для него ловушкой, из которой лучше выбраться. Ни одного хорошего варианта у него не осталось, но бегство было лучшим, а стало быть, он побежит и девушку потащит с собой — через заднюю дверь, потом между домами, молясь, чтобы ему подвернулась машина, которую удастся угнать.

Подлетая к углу дома, Пайк услышал несколько выстрелов. Один означал бы казнь девушки, несколько оставляли Пайку надежду. Выстрелы донеслись от передней двери. Люди, находившиеся в доме, палили в нее, и это означало, что они решили бежать.

Пайк был уверен: Хали Ванич не убьет Ларкин, пока не выберется из дома. Ванич не знал, что ждет его снаружи, и девушка была нужна ему как прикрытие. Расчистив себе путь, он может застрелить ее перед тем, как покинуть двор. Застрелить, чтобы наказать ее отца.

Пайк нырнул за ствол росшего позади дома апельсинового дерева как раз в тот миг, когда открылось окно. Первым из него вылез здоровяк. Следом сквозь окно протолкнули Ларкин, и она упала на землю, болезненно охнув. Потом на нее повалился Ванич, а последним из окна выскочил коротышка с обвязанной банданой головой.

Затем из-за дальнего угла дома появился Коул, и коротышка, увидев его, выстрелил. Коул выстрелил в ответ — коротышка, завизжав пронзительно и тонко, упал и все же выстрелил снова. Коул отпрянул за угол, но тут стеклянная дверь стремительно отъехала в сторону, и из нее выскочил с пистолетом наготове Бад Флинн.

— Полиция! — рявкнул он.

Коротышка повернулся к Баду, однако выстрелить не успел — Пайк всадил ему в голову пулю.

Теперь Ванич и здоровяк увидели Пайка. Ванич рванул на себя девушку, прикрылся ею, как щитом, и все трое начали, пятясь, отступать вверх по склону. Здоровяк выстрелил во Флинна, потом в Коула, однако стрелял он на авось, не целясь.

Бад, укрывшись за большим глиняным горшком, заорал:

— Бросить оружие, быстро!

Из двери дома вылетел Коннер Баркли. Укрытия он не искал — возможно, просто не знал, что это следует делать. Он пронесся мимо Бада и остановился — открытая для всех мишень.

— Отпусти ее! — крикнул он. — Отпусти мою дочь!

Здоровяк, собираясь выстрелить, выскочил из-за девушки с Ваничем, но на курок нажать не успел — Пайк выстрелил первым, и здоровяк рухнул на землю, точно мешок.

Бад все еще вопил:

— Брось к черту оружие! Оружие на землю!

И Баркли вопил тоже:

— Отпусти ее! ОТПУСТИ!

Пайк выступил из-за дерева. Ванич, заметив это движение, глянул на него поверх головы девушки. Дуло пистолета Ванича было прижато к ее шее. Пайк, выйдя на открытое место, прицелился в глаз Ваничу. Он уловил ритм пожиравшего Ванича страха. Глаз двигался, и пистолет вместе с ним: глаз и пистолет обратились в единое целое.

— Ты покойник, — сказал Пайк.

От подножия холма донесся первый, тихий пока звук полицейской сирены. Пайк не смотрел на Ларкин, не хотел, чтобы она поняла, как ему страшно. Он видел лишь глаз Ванича, и глаз этот тоже видел его.

Ванич выпустил пистолет из руки. Тот полетел на землю, и падение его было единственным движением, совершившимся в этот миг во дворе.

— Я бросил оружие. Сдаюсь.

Бад начал выкрикивать инструкции, которые Пайк слышал уже сотни раз:

— Поднять руки над головой! Переплести на затылке пальцы!

Ванич поднял руки. Переплел на затылке пальцы. Девушка продолжала стоять неподвижно, Пайк тоже.

— Подойдите к отцу, Ларкин, — сказал он.

Девушка шагнула к нему.

— К отцу!

Бад вылез из-за горшка. Коул держал на прицеле тех, кого он и Пайк подстрелили. Пайк бочком перемещался по двору, пока не оказался между Ваничем и девушкой. Пистолет его так и оставался нацеленным в глаз Ваничу.

За спиной у него Бад произнес:

— Джо, сынок, полиция скоро будет здесь.

И Пайк нажал на курок. Выстрел прозвучал громко и гулко. Ванич упал. Пайк обошел лежавших на земле, собирая их оружие. Все трое оказались мертвы.

Пайк направился к девушке. Коннер взглянул на него, и Пайк увидел, что тот плачет. Слезы миллиардера ничем не отличались от слез обычных людей.

Пайк, положив ладонь на спину девушке, прошептал:

— Я не позволил им причинить тебе боль. И никому не позволю.

И тогда она повернулась к Пайку, обняла, уткнулась лицом ему в грудь, и он опустил подбородок ей на макушку.

— Я все еще не люблю наглецов и бандитов, — сказал Пайк. — Так с этим и живу.

Они так и стояли, обнявшись, пока не появилась полиция.

Пайк бежал по самой середине Океанской авеню, наслаждаясь тишиной и ритмом, в котором двигалось его тело. Времени было три пятьдесят девять утра. Койоты его не сопровождали, сейчас он был единственным в пустом городе зверем.

Она свернула на Океанскую с Сан-Висенте и с ревом полетела сквозь тьму ему навстречу.

Ларкин пронеслась мимо Пайка, развернулась и затормозила рядом с ним. Теперь она водила другой «астон», жемчужно-белый. Верх машины был откинут. Волосы Ларкин снова покрасила в рыжий цвет. На губах у нее играла улыбка. Пайк был рад тому, что к ней вернулась былая уверенность в себе.

— Только сумасшедшие бегают в такую рань.

— Только сумасшедшие, гоняют в такую рань на машине.

— Я расспросила твоего дружка, Коула. Ты же больше не отвечаешь на мои звонки.

Пайк действительно перестал отвечать на них. В первые недели после тех событий они разговаривали часто и много, и теперь Пайк просто не знал, что еще он может ей сказать.

С секунду она собиралась с духом, а затем сказала ему то, что хотела сказать, то, ради чего приехала.

— Я больше не буду тебя донимать. Но это вовсе не означает, что ты не можешь мне позвонить — если вдруг передумаешь.

— Хорошо.

Глаза у нее потемнели от гнева, совсем как раньше:

— Дружок, у тебя все получается как-то уж слишком легко. Мог бы по крайней мере попритворяться немного.

— Только не с тобой.

Машина медленно ехала вровень с ним.

Немного помолчав, Ларкин спросила:

— Ты веришь в ангелов?

— Нет.

— Я верю. Потому и вожу вот так машину по ночам. Ищу ангелов. Они ведь появляются только ночью.

На это Пайку нечего было ответить, и потому он промолчал.

Ларкин взглянула на него:

— Наверное, ты думаешь, что слишком стар для меня. И готова поспорить, ты ненавидишь богатых людей.

— Ты уж выбери что-то одно.

Ларкин снова улыбнулась, и Пайка это порадовало. Он любил ее открытую улыбку. Но тут улыбка увяла, а глаза Ларкин наполнились слезами, и вот это ему уже не понравилось.

— Скорее всего, ты думаешь, что я с этим справлюсь, — ну так нет. Я люблю тебя. Черт знает как сильно. Для тебя я готова на все.

— Я знаю.

— Готова даже звонить перестать.

И «астон-мартин» с ревом понесся прочь — двигатель машины даже вскрикнул, словно от боли. Пайк смотрел на хвостовые огни. Машина свернула на Сан-Висенте, к востоку, и полетела к городу.

— Я люблю тебя, — сказал Пайк.

Он бежал в темноте, один, и жалел, что койотов нет рядом.

Джон Стоун смотрел на лазурный залив, и ему казалось, что он видит море, заполненное парусниками 1700-х, вождение которых требовало умелых рук и обильного пота.

Такое настроение навеял ему этот дом — дворец с видом на Сиамский залив, на прекрасный хаос джунглей, уступающий место безупречному белому пляжу и синейшему простору океана и неба.

Джон Стоун еще думал о кораблях, когда тишину нарушил долетевший с дальней стороны дома одиночный хлопок.

Стоун посмотрел на часы, потом оглянулся на дом.

Обычно в нем работали четверо слуг. Повар, лакей, горничная и живший при доме садовник. Три недели Джон изучал их передвижения, а затем устроил так, что сегодня никого из них в доме не оказалось.

Когда один из ребят Джона взял след Гордона Клайна, тот именовался уже Джорджем Перкинсом. Местным властям он сказал, что ушел на покой, продав права на управление тридцатью двумя ресторанами «Макдоналдс».

Стоун пошел к кабинету Клайна не самым коротким путем — через дом. Полутораметровые пальмы в каждой комнате, бар с помятой медной стойкой метров в шесть длиной, оборудованный терморегуляторами винный кабинет размером со спальню Стоуна, огромный, наполненный соленой водой аквариум с амазонскими неоновыми тетрами. Человек, располагающий ста двадцатью миллионами, может купить почти все — и однако же, не все.

Тело лежало ничком на прекрасном кожаном диване, свесив с него руку и ногу. Из единственного пулевого отверстия под ухом на пол еще стекала кровь.

— Все улажено? — спросил Стоун.

— Почти.

Пайк стоял за письменным столом покойного, укладывая ноутбук в картонную коробку. Где-то среди всего этого должна была находиться финансовая информация, указывающая, куда Клайн запрятал деньги Ванича.

Стоун снова взглянул на труп.

— Кусок дерьма. Лучше бы ты его мне оставил.

И он, испытывая разочарование, опустил пистолет. Джон с этого сукина сына шкуру бы заживо содрал. Джон Стоун был в разное время и солдатом, и наемником, и брокером, заключавшим частные военные контракты, даже наемным убийцей, однако всегда оставался патриотом.

Пайк вышел, держа в руках коробку, из-за письменного стола.

— Все забрал? — спросил Джон.

Пайк хмыкнул. Видимо, у него это сходило за «да».

— Питман сумеет вытянуть из жестких дисков что-нибудь полезное.

Джон заработал на контракте Пайка целое состояние, а Пайк не взял себе ни гроша. И не возьмет. Ну, правда, он заставил Джона помочь ему найти Клайна. Что было совсем нелегко.

— Держи, — сказал Пайк.

Он впихнул в руки Стоуну картонную коробку и вернулся к столу. Там он достал из кармана фотографию девушки, Ларкин Коннер Баркли, и прислонил ее к сигарной коробке негодяя, лицом к его трупу. Странный он все-таки тип, Пайк.

— Ладно, — сказал Пайк. — Закончили.

Они доехали до аэропорта, вернули машину в бюро проката и направились к аэровокзалу.

— Я бы курнул, — сказал Стоун. — Постоишь со мной?

— Встретимся у выхода на поле.

Стоун закурил, глядя, как Пайк входит в здание вокзала. У него был с собой один из тех сотовых, по которым можно звонить из-за границы домой. Он набрал номер в США, подождал ответа и, услышав его, сказал:

— Все закончено. Мы возвращаемся домой.

— Слава богу. С ним все в порядке?

— Он сделал то, что должен был сделать, ты же знал: так оно и будет. Этот парень — бульдог.

— Он хороший человек.

— Да, мистер Флинн, хороший. Потому-то он и Пайк.

— Ладно, ребята, спокойного вам возвращения.

Стоун завершил вызов, докурил, наслаждаясь чистым небом и пропитанным сладострастием воздухом, сигарету. Наконец объявили посадку, и он вошел в здание вокзала, чтобы встретиться с Джо Пайком у выхода на летное поле.

Роберт Крейс

Роберт Крейс рос в рабочей семье, причем трое его дядюшек и двое двоюродных братьев были полицейскими. Когда Крейс оканчивал школу, его прочили в инженеры. Однако купленный им у букиниста роман «Сестричка» Раймонда Чандлера изменил всю его жизнь. Крейс начал читать запоем, бросил университет, поступил на писательские курсы, а в начале семидесятых уехал в Голливуд.

Несколько лет он участвовал в съемках любительских фильмов и печатал рассказы, а затем произошел настоящий прорыв. Его включили в группу сценаристов, работавших над созданием самых популярных телевизионных полицейских шоу США, в том числе «Куинси» и «Закон Лос-Анджелеса». «Работая на телевидении, я понял очень многое: как создавать характеры и диалоги и как развивать сюжет. Однако я имел дело с персонажами, которых придумал кто-то другой, и работа над ними всегда требовала совместных усилий». Он говорит, что в кино и на телевидении «писатель не несет ответственность за то, что вы видите на экране, ведь к этому прикладывает руки куча людей». В итоге Крейс бросил высокооплачиваемую работу сценариста, чтобы заняться тем, что он считал своей настоящей задачей. «Для меня писательство всегда было равнозначным свободе, а роман — сновидению. Книги — это мой Диснейленд, мой парк аттракционов. Я мог создавать в них то, что хочу». Его первые две пробы сил так и остались неопубликованными. Случившаяся в 1985 году смерть отца дала Крейсу идею его дебютного романа «Дождевик обезьянки», ставшего началом пути, который привел его к славе.

В романе «Сторож» дуэт созданных Крейсом детективов, Элвиса Коула и Джо Пайка, появляется уже в одиннадцатый раз.

Примечания

1

Управление полиции Лос-Анджелеса. Прим. ред. fb2

(обратно)

2

Город на Евфрате, в 40 километрах к западу от Багдада.

(обратно)

3

Ничего (исп.).

(обратно)

4

Район (исп.).

(обратно)

5

Патрон (исп.).

(обратно)

Оглавление

Пролог Город ангелов

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

Роберт Крейс

*** Примечания ***