КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Дневники мэтра Шабли [Вера Викторовна Камша] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

4 день месяца Летних Волн 389 года круга Скал.

Итак, все стало ясно раз и навсегда. Ученый без гроша за душой не смеет претендовать на родство с господином ректором, ведь дочь господина ректора просто обязана стать баронессой. Я видел жениха: грубое, вульгарное животное. Господин барон Штефан Хелльвальдер будут изменять жене со служанками, махать шпагой, вонять вином и конским потом, но какое это имеет значения, если он дворянин?! Белая кость, голубая кровь, владения в Ноймаринен и родство с графами Гогенлоэ. Смею ли я удивляться, что белокурая Ортанс отдала этому совершенству руку, а ее родители плакали от умиления. Свадьба, разумеется, будет в Олларии, где родичи жениха уже сняли дом.

Балы, травля, игры - до чего ж наше дворянство охоче до пустых забав, и это когда ученые видят мясо только по праздникам и годами ходят в одних башмаках. Разумеется, господина ректора и господ магнусов факультетов и старших магистров это не касается - у них есть все, но им нужны титулы, они желают сидеть за одни столом с полуграмотными бездельниками, чьи предки в свое время догадались ограбить тех, кто не умел махать мечами.

Ортанс покраснела и сказала, что сожалеет, но воля папеньки… Если б только папеньки! В глазах, за которые я готов был тысячу тысяч раз умереть, да что там умереть, отказаться от того, что мне всего дороже, от моей науки, читалось: я стану баронессой! Прав, тысячу раз прав Вальтер Дидерих, сказавший, что «тщеславье женское сильней мужского, как лис сильней убогого зайчонка». Что ж, невеста получит ко дню свадьбы достойный ее подарок, а у меня остается моя наука и моя книга. Их у меня не отнимет никто. Увы, в последний год я забросил литературные труда, поддавшись очарованию никчемного и пустого создания, но теперь я знаю цену женскому тщеславию.

27 день месяца Осенних скал 392 года круга Скал.

Я полагал, что у меня остается моя работа, но господин ректор лишил меня и ее. Мне, лучшему знатоку талигойской поэзии и драмы, предстоит обучать недорослей, не знающих, куда впадает Рассанна и чем анапест отличается от амфибрахия!

Господин ректор улыбался, когда говорил, что не мог предложить столь замечательную вакансию женатому человеку, так как это потребовало бы разлуки с семейством, но поскольку я холост и в ближайшее время не намерен жениться… В ближайшее время?! Я никогда не женюсь, не утоплю свое призвание в ворохе женских юбок и чепцов, но отдать шестнадцать лет жизни юным мерзавцам?! Отец Ортанс бил наверняка - если б я отказался, мне пришлось бы возмещать деньги, затраченные короной на мое обучение в Академии, но откуда мне, жалкому подкидышу, найти восемь тысяч таллов? Я не сановный вор, не обдирающая крестьян скотина и не жирный епископ. Бежать? Но разве я смогу бросить мои рукописи и мои книги?! Что ж, я поеду в Лаик и буду вколачивать в пустые головы азы стихосложения и землеописания, а меня за это станут кормить и платить по пятьдесят таллов в месяц. Адуанам и стражникам платят больше, но когда это в Талиге ум ценился выше кулака, а перо дороже мушкета?

23 день месяца Осенних Скал 392 года круга Скал.

Я подъехал к воротам Лаик около полудня. Был отвратительный, дождливый день, как нельзя лучше подходящий к моему настроению. Возница остановил повозку у моста и долго ругался с двумя стражниками, которым не хотелось выходить под дождь и открывать ворота ради какого-то ментора. Они ждали подачки, но я изрядно потратился на книги. Раньше я пользовался библиотекой Академии, теперь мне предстояло обходиться тем, что я привез с собой. Я оставил себе ровно столько денег, сколько стоили наем двух крытых повозок, но разве объяснишь это раскормленным хамам? К счастью, мои возницы оказался настойчивым, не прошло и получаса, как мы въехали в парк.

Разумеется, я видел Лаик на гравюрах, но никакое изображение не в силах передать всей чудовищности этого сооружения, вмещавшего не менее тысячи монахов. Единственным достойным деянием Франциска Оллара стало изгнание из Талига толп мракобесов, ханжей и святош, веками беззастенчиво объедавших народ и давивших свободу мысли. Увы, вместо того, чтоб разделить монастырские земли между бедняками, Франциск раздарил их своим фаворитам, позабывшим о своих истоках и перенявших замашки знати.

Бывшие аббатства перестраивались под баронские и графские замки, но Лаик эта судьбу миновала: узурпатору пришло в голову отобрать у приспешников Раканов наследников и воспитать из них слуг новой династии. Биографы Франциска превозносят мудрость и благородство самозванного короля, якобы протянувшего руку поверженному врагу, но о каком благородстве идет речь? Оллар превратил аббатство святого Танкреда в тюрьму для заложников, накрепко связав руки родителям мальчиков. Все разговоры об унарском братстве были, есть и будут красивой, хорошо оплаченной ложью.

Я не удивляюсь, что про Лаик рассказывают страшные истории, где и водиться призракам, как ни в этом безнадежном месте. Когда-нибудь я напишу книгу, и в ней найдет свое отражение дождливый осенний день, облетевший угрюмый парк, подернутый рябью пруд и глядящийся в него дом. Я несуеверен, но при виде тонущей в сумраке лестницы, забранных решетками окон и тяжелых дубовых дверей мне стало не по себе. Впечатление усугубили слуги, похожие друг на друга, как горошины из одного стручка.

Я не слишком хорошо вижу, и обитатели Лаик в полумраке казались мне даже не братьями - чередой отражений в мутных дешевых зеркалах. Я спросил маленького, остроносого человечка, показавшего мне мои комнаты, не родственник ли он остальным, а в ответ получил рассказ о пяти бывших монахах, оставшихся в Лаик в качестве слуг. Они сложили с себя сан и обзавелись семьями, их дети и дети их детей также не захотели покидать насиженное место.

За почти четыреста лет все превратились в родственников, а браки между родственниками улучшению породы не способствуют. Неудивительно, что нынешние обитатели поместья невзрачны, тщедушны и невысоки ростом. Я довольно скромного роста, но в сравнении с ними я барон из Бергмарк.

Я попросил своего провожатого показать мне дом, и тот без лишних разговоров взял свечу и повел меня бесконечными коридорами. Здание было большим и запутанным, хоть и не столь огромным, как казалось снаружи. Ошибка объяснялась наличием нескольких внутренних дворов. В один из них выходят окна моих комнат, и я сомневаюсь, что когда-нибудь сюда заглянет солнце. Во всем остальном моя обитель выглядит сносно. Слуга (его зовут Харви Фейлс), помог мне распаковать мои вещи, но книгами я займусь сам, благо время у меня есть. Другие менторы и капитан еще не вернулись, так что сейчас я – единственный обитатель Лаик, если, разумеется, не считать слуг и наводняющих старый дом кошек.

19 день месяца летних Молний 392 года круга Скал.

Сегодня капитан Арамона не отпустил унаров в Кабитэлу. Объяснить причину он счел излишним. Я не собирался покидать Лаик, но одно дело остаться по собственному желанию, а другое по приказу наглого безграмотного солдафона. Запретив нам покидать поместье, капитан куда-то уехал, а вслед за ним отбыл и отец Герман. Я стоял на крыльце, когда туда подвели серого в яблоках коня, без сомнения, стоящего больше, чем мое годовое жалование. В средствах наш скромный клирик не стеснен, что лишний раз заставляет задуматься, что ему здесь нужно. Олларианец вышел из дома в черном костюме для верховой езды, причем цвет был единственной уступкой сану. У меня не было ни малейшего желания разговаривать с этим человеком, но аспид поздоровался, и мне пришлось ответить.

- Вы, вероятно, гадаете, что случилось? – вопрос, как и все вопросы Германа нес в себе скрытую издевку, но я и впрямь хотел знать.

- Разумеется, - ответил я, - господин Арамона оставил нас всех в неведении.

- Арамона – дурак, - равнодушно произнес олларианец, - но чрезвычайно усердный. Его никто не просил отменять отпуска и уж тем более делать из заурядного события тайну. Вчера стало известно, что герцог Окделл и несколько других дворян внутреннего Надора подняли мятеж. Это не повод лишать юнцов прогулки и раздувать совершенную Окделлом глупость до размеров серьезной угрозы.

Я промолчал. Во-первых, потому что был потрясен и, во-вторых, чтоб не выдать своего отношения к восставшим. Семейство Окделлов всегда было жемчужным зерном в навозной куче нашего дворянство. Надорские герцоги не думали ни о богатстве, ни о должностях, ни о славе. Франциску Оллару не удалось ни запугать, как Рокслеев или Приддов, ни купить, как Эпинэ, Савиньяков, Дораков, фок Варзов. Они остались верны своему королю и своей чести, как они ее понимали. Я ненавижу эсператистов, но, причислив Алана Окделла к лику святых, они отдали должное настоящему мужеству и благородству. Я знал, что земли Окделлов за четыреста лет пришли в запустенье и древнейшие вельможи Талига живут немногим лучше своих крестьян, но они не просят подачек у потомков марагонского бастарда. В юности я написал венок сонетов, посвященных Алану и его несчастной жене, у тела мужа отданной приспешнику победителя.

- Вижу, вы поражены, - усмехнулся отец Герман и я постарался запомнить эту усмешку, чтобы перенести ее на бумагу, - но, уверяю вас, беспокоиться не о чем.

- Мне неприятна мысль о любом насилии, - с трудом выдавил я, - но вы куда-то едете, а господин Капитан ясно дал понять, что никто не должен покидать Лаик.

- Я уже говорил и готов повторить. Арамона – дурак, и мне нет до него дела. Если вам надо в Кабитэлу, я готов взять вас с собой.

В Кабитэле мне делать было нечего, разве что навестить приемную сестру, вышедшую замуж за перчаточника с Желтой улицы, к тому же я не езжу верхом. Я поблагодарил и отказался.

- Как вам будет угодно, - клирик сбежал с крыльца, вскочил в седло и ловко подхватил поводья. И это смиренный служитель Создателя? Я - человек неверующий, но подобное поведение для священника предосудительно, чтобы не сказать больше. Я проводил всадника взглядом и спустился в парк, но сегодня мне не суждено было оказаться в одиночестве. У пруда я встретил Тристана Кваретти. Если не было занятий, наш уважаемый астроном днем спал, а по ночам сидел в своей башне, но весеннее солнце выманило из норы и его. Мы немного поговорили о восстании и Арамоне, а потом я спросил старика об отце Германе и узнал, что тот весьма сведущ в астрономии и интересуется положением светил на Изломах Эпох.

Кваретти явно не спешил со мной расставаться, пришлось задать вопрос о его расчетах. Заклинание сработало, почтенный магистр прикладных наук забубнил о шестнадцати созвездиях, которые солнце проходит за год, а луна за месяц и о пяти блуждающих звездах, которые могут двигаться не только вперед, но и назад, то обгоняя солнце, то отставая от него. Много лет назад меня оставили без ужина, так как, отвечая урок, я спутал названия и свойства прямой и попятной ипостаси небесных странниц. Урок оказался действенным, я на всю жизнь запомнил, что самая яркая из блуждающих звезд, идя впереди солнца именуется Фульгат, а идущая за ним – Фульгой, голубоватую звезду называли то Эвротом, то Эвро, зеленую - Найер и Найери, а желтую - Литтэн и Литто. Не представляю, как можно убить всю жизнь на изучение крохотных небесных огоньков и еще меньше понимаю, как можно верить в то, что они что-то предрекают, но я мог быть спокоен. Начав говорить о звездах, Кваретти не останавливается и я мог думать о своем. Разумеется, из моей головы не выходил Надор.

Я искренне желал повстанцам удачи, хотя понимал, что успех вряд ли возможен. Не прошло и трех лет, как молодой генерал Алва меньше чем за месяц подавил восстание Борна, почитавшегося опытным военачальником. Слухи об этом наводняли Академию, но я только что увидел Ортанс, сменившую короткие детские юбочки на длинные платья, и земля ушла из-под моих ног. Я забросил даже мои занятия, чего уж говорить о мятеже на границе Придды и Надора, зато теперь моя голова холодна, а мое сердце исполнено сочувствия к храбрецам, поднявшим меч против тирании.

16 день месяца Весенних Молний 393 года круга Скал.

Все сходятся на том, что весна в этом году непривычно жаркая. Почки лопнули на две недели раньше обычного срока, из-под цветущих одуванчиков почти невидно травы. Я всегда любил это время года, но весну 393 года омрачает тревога за повстанцев. Затворникам Лаик известно мало. Ходят слухи, что к восстанию примкнули наследник герцога Эпинэ, графы Килеан ур-Ломбах и Кавендиш, а вчера я слышал, что на каданской и дриксенской границах сосредоточены войска, готовые выступить на помощь повстанцам, как только подсохнут дороги. Кажется, на стороне свободы сама весна, пришедшая раньше отпущенного ей срока. Весна, но не озабоченные своей мошной глупцы. Я все-таки навестил своих родичей и был потрясен их скудоумием и приземленностью, а ведь пока меня не отправили в школу при королевской Академии, мы были очень дружны.

Приютивший подкидыша торговец шерстью беспокоился о подрастающих дочерях. Зря, я очень привязан и к Жанне, и к Мадлен, и к Марион, но они с их румянцем во всю щеку и глупым смехом никогда мне не нравились, хотя среди жителей нашего городка почитались красотками. Точно так же мне всегда претили развлечения сестер и их подруг, так что я был рад, когда меня отправили постигать науки. Это лучшее, что могли сделать приютившие меня торговцы.

Жаль, я никогда не узнаю, кем были мои настоящие родители, но у меня слишком тонкие кости и слишком живое воображение для крестьянина или ремесленника. Мне неприятно об этом думать, но моя мать, наверняка, стала жертвой какого-нибудь высокородного кутилы, и чтобы скрыть свой позор оставила сына на крыльце церкви в Барсине. У меня чуть ниже плеча родимое пятно весьма необычной формы. Каюсь, я посещал уроки рисования, где унары по очереди позировали друг другу, ведь вполне может быть, что однажды я узнаю своего племянника или брата. Пока же мне приходится довольствоваться обществом перчаточников.

Жанна заявила, что не желает слышать о Надоре, а ее муж озабочен лишь продажей перчаток. Во время восстания Борна торговля шла хуже, чем в мирные времена, этого достаточно, чтобы Донован Кошоник желает Окделлам поражения и превозносит до небес маршала Алву, а я и не знал, что разбивший Борна негодяй успел получить маршальскую перевязь.

То, что в Надор послали кэналлийца, лично меня не удивило: Вороны посадили Олларов на трон и волей узурпатора из морисских полукровок превратились в знатнейших вельмож. Возможно, я несколько предвзят к нынешнему герцогу, но потомок предателей и убийц не может вызывать симпатий у человека, превыше всего ставящего человеческую жизнь и человеческий разум. Но как все-таки причудливо тасуется колода судеб. В конце прошлого круга Рамиро Алва убил короля и открыл ворота марагонскому бастарду, но не успел воспользоваться плодами своего предательства. Эрнани Ракан был отомщен, правда ценой жизни Алана Окделла. Прошло почти четыреста лет, и потомок мстителя поднял восстание, подавлять которое выпало потомку предателя. Вот сюжет, достойный пера Дидериха, но великий Вальтер мертв, а я жив. Когда-нибудь напишу драму и назову ее «Потомок предателя» или «Замкнувшийся круг».

24 день месяца Весенних Молний 393 года круга Скал.

Нынешней ночью имело место странное происшествие. Вечером все было, как обычно. После ужина я правил старинную балладу, посвященную сражению Рамиро Алвы с Франциском Олларом. Будущий предатель победил будущего короля и по утверждению неизвестного автора был в свою очередь побежден благородством и отвагой марагонца. С поэтической точки зрения произведение безупречно, но меня коробит откровенное восхваление предателя.

Лично я склоняюсь к мысли, что неизвестный поэт никто иной, как Октавий Оллар. Известно, что сын Франциска в юности баловался пером и проявил незаурядные способности к стихосложению, но затем сжег свои творения. Я долго думал, как сохранить прелесть и строй стиха и при этом уйти от восхвалений Рамиро и вчера меня осенило. Нужно превратить Рамиро в безымянного талигойского рыцаря, а концовку подправить таким образом, чтобы она коробила слух и производила впечатление приписанной позднее приспешниками Олларов. Работа спорилась, я не замечал времени и очень удивился, когда понял, что засиделся заполночь. Нужно было ложиться, но я сидел за столом, раз за разом перечитывая то, что у меня получилось и вдругя услышал негромкий, дребезжащий звук, словно кто-то бил в треснутый колокол. Ничего подобного я не слышал, но любопытство заставило меня встать, взять свечу и выйти в коридор. Колокол бил в гимнастическом крыле, и я пошел туда.

Я уже упоминал, что Лаик необычайно запутана. Я здесь уже полгода, но не могу сказать, что знаю все лестницы и переходы, не говоря о подвалах. Я не рискнул искать прямую дорогу и решил дойти до главной лестницы, спуститься на первый этаж и пройти мимо старой галереи к фехтовальному залу, в котором когда-то был танкредианский храм. Страшно мне не было, скорее любопытно. Лаик тонула во мраке, и мне подумалось, что мое ночное путешествие - прекрасная аллегория жизни ученого или поэта. Темнота, дорога к чему-то неведомому, слабый огонек в руке и одиночество.

Звон не прекращался, но и не приближался, я вышел к парадной лестнице и глянул в залитый лунным светом вестибюль, показавшийся мне огромным. Из-под моих ног выскочила кошка и потрусила вниз, раздался глухой стук, колокол забил чаще и звонче. Я начал спускаться, но на предпоследней площадке остановился. Звон колокола потревожил не только меня, какой-то унар проснулся и решил проверить, в чем дело. Высокий плечистый юноша осторожно шел впереди. Как ментору, мне следовало его окликнуть, но я решил проследить за предприимчивым унаром, умудрившимся выбраться из запертой комнаты. Молодой человек пересек вестибюль и скрылся в прихожей. Заскрипела тяжелая входная дверь, значит, у юного искателя приключений был ключ? Капитана Арамону, узнай он об этом, хватил бы удар.

Я решил до поры до времени не выдавать своего присутствия и отступил в тень. Днем солнце припекало по-летнему, но ночи стояли холодными, а проказник был легко одет. Вряд ли он отлучился надолго. Так и оказалось. Прошло несколько минут, и унар вернулся, но не один. Рядом с ним хромал какой-то человек со шпагой на боку. Из своего убежища я не мог разобрать лиц, только силуэты. Мужчина и мальчик свернули в длинный коридор, и я, немного поколебавшись, двинулся следом, хотя вид шпаги несколько притупил мою тягу к приключениям. Я прикрыл ладонью свечу и заглянул в коридор, там было темно, если не считать слабых пятен лунного света на полу.

Я задумался, продолжать ли преследование, позвать на помощь или вернуться к себе, но все разрешилось самым неожиданным образом. Из коридора вышел отец Герман, я был так удивлен, что вскрикнул, и олларианец досадливо поморщился. Сегодня он в своем черном одеянии, как никогда, напоминал таинственного злодея. Не хватало только окровавленного кинжала в руках.

- Решили взглянуть на местную достопримечательность? - клирик улыбался, но я не сомневался, что он раздосадован, - конечно, они вполне безобидны, но я бы вам не советовал. Зрелище весьма неприятное.

Наверное, у меня был удивительно глупый вид, потому что аспид смягчился. Он решил, что я собрался глянуть на призраков Лаик, о существовании которых я к своему стыду позабыл. Впрочем, некоторые ученые полагают, что некоторые сущности обладают способностью влиять на человеческий мозг, вынуждая людей не думать о малоприятном соседстве. Трудно сказать, так ли это, мы слишком мало знаем об этом предмете, чтоб судить наверняка. В любом случае у меня не возникло ни малейшего желания препираться с клириком, и я отправился к себе. О мужчине и мальчике я вспомнил только у двери своих комнат, когда возвращаться было уже глупо. Впрочем, отец Герман не мог их не встретить. Раз он не счел нужным о них упоминать, я не собираюсь ставить себя в глупое положение и поднимать тревогу, тем более, слабое зрение и отвратительное освещение не позволило мне узнать ночных путешественников.

1 день месяца Весенних Скал 393 года круга Скал.

Сегодняшний день ознаменовался ссорой с Йозефом Шлихом, отныне этот человек для меня не существует. Началось с того, что я застал господина Шлиха в аудитории землеописания над картой северной части Талига, я спросил его, что он тут делает. В ответ Шлих выразил озабоченность расположением наших армий и показал мне, где они должны находиться.

Признаюсь, я искренне радовался, слушая пояснения Шлиха, ибо обстоятельства складывались для повстанцев исключительно благоприятно. Герцог Окделл и его сподвижники заняли выгодные позиции на стыке Надорского нагорья и Ренквахи и могут держать оборону до подхода помощи из Каданы. Пройти через незамерзающие топи невозможно, и Олларам остается либо штурмовать Ферру - неудобный проход между отрогами Восточной Торки и Надорской грядой, либо бросить в бой армию Рудольфа Ноймаринена, а это невозможно. Шлих откуда-то узнал, что в восточной Кадане собрались те, для кого свобода отечества превыше собственной безопасности. Им удалось вооружить армию, которая ждет лишь, когда подсохнут дороги. Их вряд ли остановят, так как стоящий на границе Бергмарк, Гаунау и Каданы Ноймаринен связан войсками Хайнриха.

Шлих прямо-таки исходил злостью, проклиная Гаунау, Кадану и Окделла. Когда он в десятый раз назвал мятежного герцога предателем, я не выдержал и сказал, что поднявший меч во имя свободы всегда прав, и что Надор и Эпинэ укажут дорогу другим. И что я услышал в ответ? То, что лишь моя болезнь и слабое телосложение мешают этому быку бросить меня в пруд и что я должен благодарить Создателя, что в семье Шлихов нет доносчиков. Неужели этот человек, так же как и я учился в Академии, входил в студенческое братство, распевал «обнимем друг друга за плечи, друзья». Непостижимо! Я оставил бывшего ученого и бывшего человека любоваться картой и вышел в парк. Деревья были покрыты нежной зеленью, трава желтела от одуванчиков, весело щебетали птицы. Весна! Она способна внушить надежду даже в самое одинокое сердце. Надор будет свободен, я в это верю, ведь свободу нельзя удержать, как нельзя остановить солнце.

4 день месяца Весенних Скал 393 года круга Скал.

Вчера я удостоился немыслимой чести - любовался, как люди, которых велено называть лучшими, делили сыновей, внуков и племянников друг друга. Глупейшая церемония, которая обходится казне в немалую сумму, однако не мне считать деньги в мошне Его Величества Фердинанда Оллара.

Все менторы получили пропуска на площадь Святого Фабиана, но воспользовались ими лишь я и учитель фехтования. Шлих к моему немалому удовольствию еще вчера уехал к своему семейству, Кваретти по своему обыкновению спал. Я тоже не горел желанием любоваться на разодетых ничтожеств, но историку и литератору нужно изучать жизнь во всех ее проявлениях. И я поехал. Разумеется, не обошлось без накладок. В карете нас было всего двое, а фехтовальщик был военным, а, следовательно, болтуном, лишенным даже намека на такт. Он имел сомнительное удовольствие знать маршала Алву, когда тот был еще полковником… Полковник в неполных двадцать пять! Пусть кто-то после этого мне скажет, что в этой стране чины и награды раздаются по заслугам, а не по рождению. Тем не менее, я был вынужден выслушать длинный, приправленный дешевыми шутками рассказ о том, как полковник Алва нарушил приказ, убил генерала Рокслея и сам стал генералом. Наш пырятель был от этого в восторге, по крайней мере, он четырежды повторил фразу Алвы, которую тот якобы сказал, готовясь разрядить пистолет в грудь несчастного Рокслея. «Лучше я убью вас, чем Хайнрих убьет фок Варзов!».

Я молчал, предоставив фехтовальщику смеяться в одиночестве. Очень надеюсь, что скоро этим господам будет не до смеха. Маршал Алва может до осени биться лбом в Ворота Ферры, это ему не поможет. К счастью все в этой жизни имеет свой конец, и наша карета остановилась у площади Святого Фабиана, посредине которой торчит некая архитектурная причуда, именуемая колонной Святого Фабиана. Разодетые гвардейцы проверили наши пропуска и кивнули нам на переполненную правую галерею. Разумеется, ведь Центральную занимали Лучшие Люди.

Фехтовальщик принялся работать локтями и лишь благодаря этому обстоятельству нам удалось занять места, с которых было видно и шеренгу унаров и королевскую галерею. Впрочем, мое зрение не позволяло мне рассмотреть лица, хотя было бы любопытно взглянуть на всесильного кардинала и молодую королеву. Унары стояли ближе, но я их различал с трудом, зато не мог не видеть оседлавшего белую лошадь капитана Арамону, похожего на памятник самому себе.

Трубили трубы, били барабаны, гвардейцы совершали заученные и бессмысленные, как все это действо, движения. Мимо галереи медленно и важно прошел высокий рыжий генерал с надменным лицом, я догадался, что это церемониймейстер Манрик. Он махнул платком, музыканты вновь подняли шум, затем вперед вышли два человека со свитками. Еще одна хорошая мина при плохой игре, ведь все давным-давно было решено. Герольд прочитал список унаров, начав с того, кого было велено считать лучшим. Лично я не поставил бы будущего графа Дорака и восьмым, но внучатый племянник всесильного Сильвестра был назван первым, вторым шел Эрвин Ноймар, третьим – Мануэль Веранилья, дальше я не слушал. Если где-то и искать справедливость, то не в Лаик и не Талиге…

2 день месяца Весенних Ветров 393 года круга Скал.

Восстание подавлено, Эгмонт Окделл и маркиз Эр-При мертвы, а их убийца стал Первым маршалом Талига. Занимавший этот пост брат герцога Ноймаринен очень кстати заболел, и черно-белая перевязь досталась потомственному мерзавцу.

Новости я узнал от супруга Жанны, у которой я согласился провести лето. Перчаточник взахлеб рассказывал о том, как Рокэ Алва повел свою армию через болота и вышел в тыл войскам Окделла. Несчастных частью перебили, частью загнали в болота и заживо утопили, а Эгмонта Окделла Алва убил на дуэли. Еще одна подлость – заставить человека выбирать между долгой мучительной смертью и быстрой и безболезненной, а потом прослыть непобедимым бойцом и великодушным дворянином. Не сомневаюсь, что Эгмонт сам бросился на шпагу своего противника, но охочие до сплетен двуногие объявили самоубийство чужой победой.

Сейчас победитель занят тем, что грабит дома побежденных, с учетом вошедшего в поговорку кэналлийского любвеобилия, в Надоре родится немало черномазых младенцев. Впрочем, бергеры тоже отличились. Когда я услышал, что среди тех, кем гордится корона, значится барон Хелльвальдер, я понял, что отмщен. Стать женой палача, что может быть отвратительней, а Хелльвальдер – палач, поднявший руку не только на свободу, но и на соседей, ведь Бергмарк граничит с Надором. Он знал этих людей, ездил через их земли, покупал у них хлеб, а теперь жжет поля и вешает тех, кто не желает жить по окрику из Кабитэлы. Нет, четырежды раз правы те, кто советует держаться подальше от титулованных ублюдков с большими мечами, тех, кто «чужой гордится кровью, пролитою его рукой…» Я хотел написать, что заблуждался, пророча победу Эгмонту и его товарищам, но это не я ошибся, это умерла справедливость.


Оглавление

  • 4 день месяца Летних Волн 389 года круга Скал.
  • 27 день месяца Осенних скал 392 года круга Скал.
  • 23 день месяца Осенних Скал 392 года круга Скал.
  • 19 день месяца летних Молний 392 года круга Скал.
  • 16 день месяца Весенних Молний 393 года круга Скал.
  • 24 день месяца Весенних Молний 393 года круга Скал.
  • 1 день месяца Весенних Скал 393 года круга Скал.
  • 4 день месяца Весенних Скал 393 года круга Скал.
  • 2 день месяца Весенних Ветров 393 года круга Скал.