КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

До заката [Ёсиюки Дзюнноскэ] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Ёсиюки Дзюнноскэ
До заката

ПРЕДИСЛОВИЕ

Ёсиюки Дзюнноскэ (1924–1994) — известный писатель, которого критика причисляет к японским литераторам так называемой «третьей волны».

«Вторая волна», ярче всего представленная именами Мисима Юкио и Абэ Кобо, как считается, несла на себе все психологические последствия войны. В противовес этим известным романистам, Ёсиюки Дзюнноскэ, Эндо Сюсаку, Ясуока Сётаро и некоторые другие образовали новое писательское направление, для представителей которого была равно неприемлема как идеология, так и «антиидеология», им был чужд густой «кафкианский аллегоризм», свойственный «второй волне». Они отказывались видеть разницу между яростной довоенной идеологией тоталитаризма и столь же яростными послевоенными призывами молодых либералов. Они, как говорил Эндо Сюсаку, были «рассказчиками, а не проповедниками».

Ёсиюки Дзюнноскэ вырос в семье известного писателя и поэта Ёсиюки Кэйскэ. Как и его отец, Дзюнноскэ славился своими амурными похождениями, и после его смерти три женщины опубликовали мемуары о нём — его жена и две его любовницы. Он был заядлым игроком, завсегдатаем баров и заведений сомнительного толка, и все его произведения, включая и этот, один из последних его романов, воспроизводят одну и ту же тему, исследуя её с разных сторон, — это частная жизнь, отрешённая от чего-либо социального, эротизм и чувственность, отрешённые от чувства, эрос и танатос в их японском преломлении: всегда бытовом и никогда — возвышенно поэтическом.

Японцы часто говорят, что любовники любят лицом к лицу, глядя друг на друга, а супруги — плечом к плечу, то есть, вместе глядя на что-то ещё: на работу, дом, совместные увлечения, будущее семьи. Эти две метафоры отношений между мужчиной и женщиной часто реализуются и в современной японской литературе. Первая метафора обычно подразумевает любовь асоциальную, лишённую каких-либо меркантильных соображений, часто даже неудобную, порождающую между любовниками своего рода антагонизм; вторая — нечто совершенно иное — нерассуждающее, почти безличное доверие, на основе которого, как считается, «работает» и должна «работать» японская семья.

В романе «До заката» история отношений молодой девушки Сугико, оберегающей свою девственность, и опытного женатого мужчины Саса колеблется между этими двумя типами отношений. Сугико считает, что «для одинокой девушки девственность — это способ устроить себе жизнь, что-то, заменяющее талант». Заботясь о своём будущем замужестве, она собирается не иначе как с выгодой распорядиться своей девственностью и отказывает Саса в «последних» ласках, но в то же время она хочет понять смысл близости, — правда, так, чтобы ей за это не пришлось платить слишком рано и слишком дорого.

Для Саса связь с Сугико небезопасна — стоит её родителям узнать правду, и его брак может рухнуть, да и неудобна — он привык к услугам профессионалок, и отказ девушки расстаться с девственностью нередко раздражает его. В то же время Сугико для него намного интереснее всех других женщин — и не потому, что его привлекает её неопытность или невинность. Дело в том, что с ней он — и не любовник, и не муж; их связь, поскольку она не укладывается в регламентированные рамки отношений между любовниками или супругами, предоставляет им обоим возможность непосредственного диалога — вне ролей, вне чувств, вне социума.

До заката им осталось совсем немного. Его ждёт старость, её — замужество и супруг, с которым она будет жить плечом к плечу, никогда не заглядывая ему в глаза. И только сейчас, до того, как зайдёт закатное солнце, в это «сумеречное» время своей жизни они могут узнать что-то о себе, о жизни и о любви.

Роман «До заката» был экранизирован вскоре после выхода — в 1980 г., и сразу же появилась популярная песня с одноимённым названием. Роман стал известен настолько, что выражение «до заката» стало расхожим и даже было использовано в названии одного из заведений низкого пошиба на Гиндзе, в излюбленном токийском районе писателя. Слово «закатная» стало теперь означать девиц с неустойчивой моралью, ищущих связи с богатыми женатыми мужчинами.

Роман написан в характерном стиле писателя — безыскусным, на первый взгляд, разговорным языком, в котором, однако, сразу же чувствуется некоторая отчуждённость и холодность, и одновременно притягательность. В этом минимализме, отказе от обычных беллетристических ходов можно, вероятно, усмотреть дендизм Дзюнноскэ, а можно увидеть стремление писателя найти в «сумерках» обыденного языка завсегдатаев баров и публичных домов какие-то иные слова и смыслы — нечто такое, что сразу улетучивается и исчезает при ярком свете «высоких» литературных жанров и идеологий.

Ю. Окамото

Глава первая В ПАРКЕ

По дороге едет большой автобус. Асфальтовое шоссе прямой лентой стелется перед ним, а по обеим сторонам его тянутся широкие поля. То там, то здесь виднеются одинокие дома.

Вскоре показалось море. Оно подступало всё ближе, и вот уже прибой ударял в берег совсем рядом, у придорожной насыпи. Волны разбивались об неё, рассыпаясь белыми брызгами.

Вот появились скученные домики маленького городка, сквозь который проходила дорога. Море спряталось за крышами. В автобусе запахло рыбой. Сделав пару остановок, автобус снова выехал к морю, затем повернул налево и стал постепенно отдаляться от побережья.

Рыбный запах улетучился. Почти все пассажиры сошли на двух предыдущих остановках. Новых не было. В автобусе остались молодая девушка, сидевшая у входа, и мужчина средних лет в глубине салона.

Девушка встала, неловко переступая в качающемся автобусе, подошла к заднему сиденью и села рядом с мужчиной. Кондукторша вытаращила глаза. Ведь до сих пор эти двое сидели порознь, будто незнакомые.

Молодая женщина была невысокого роста, казалась ещё почти девочкой и по возрасту вполне годилась мужчине в дочери.

— Уже можно, да? Рыбой уже не пахнет, да? — говорит мужчина.

— Извини, — отвечает девушка, — я не то, чтобы боюсь, но всё-таки…

— Нет, нет, конечно, лучше поосторожней. А то ещё разговоры пойдут, хорошего мало…

В городке, который автобус только что проехал, жили какие-то её знакомые, и девушка опасалась, что кто-нибудь увидит её. Когда бы не эта боязнь чужих глаз, они вполне могли бы сидеть вместе и разговаривать, не вызывая никаких подозрений. Однако теперь стряхнуть с себя эти опасения и полностью забыть о них стало уже невозможно.

Они чувствуют подозрительный взгляд кондукторши, не сводящей с них глаз…

Жёлто засветилась лампа на потолке. Наступали сумерки, но пейзаж за окном был всё ещё залит бледным светом. Вскоре автобус прибыл на конечную станцию. Вокруг не было домов. Не было и автобусной станции. Новых пассажиров тоже не оказалось, и автобус, медленно развернувшись, уехал прочь. Они остались вдвоём. Метрах в трёхстах впереди был обрыв, а за ним, на мгновение исчезнув из глаз, снова завиднелось море.

— Так это и есть парк? — проговорил мужчина.

— Это и есть парк.

— Но здесь же никого нет. Интересно, почему автобус сюда доезжает?

— Летом здесь народу побольше. А ты что, хотел толпу?

— Нет уж, хорошо, что никого нет.

Уже смеркалось, но небо ещё не было окрашено закатом. Редко разбросанные купы деревьев казались серыми. Здесь, над обрывом, был разбит парк, а затем взгляд упирался в бетонные ворота и забор, тоже серый. И море было серое, только к тёмно-серому примешивалось свечение, и в этом бледном свете весь парк выглядел словно снятая против солнца фотография.

Чудилось, что прозрачная, бледно-фиолетовая дымка над парком, казалось, едва заметно покалывает кожу. «Словно воздух напоён электрическими зарядами…» — подумал мужчина. Ему казалось, что он перенёсся в какой-то иной мир.

— И с чего это тебя вдруг потянуло сюда? — спросила девушка.

— Просто так.

— Разве без причины на автобусах разъезжают?

— Я-то на машине хотел, это ж ты сказала — нет, обязательно на автобусе.

— И то верно.

— Всякий раз, встречаясь, мы запираемся в комнате. Всякий раз моё тело прижимается к твоему. И всякий раз повторяется одно и то же. Я подумал, пора это прекратить.

— Прекратить? Поздно ты об этом вспомнил. Из-за вас, господин Саса, мне уже никогда замуж не выйти.

— «Вас, господин Саса»? Что это ещё за церемонии?

— Ты ведь хочешь, чтобы между нами была дистанция. Потому-то и привёл меня сюда, правильно? Только это ничего не изменит. Ты — мой первый мужчина. И мне уже никогда не выйти замуж.

— В наше-то время! Откуда у тебя эти доисторические взгляды?

— Вовсе не доисторические. Это чистая правда. Люди просто обманывают себя, — все, и мужчины и женщины.

— Если себя обмануть не можешь, его обмани: мужчину, за которого замуж выходить будешь.

— Это ты только и думаешь, как бы кого обмануть, везде и всегда, — сказала она презрительно.

Мужчина взглянул девушке в глаза.

— Так или иначе, давай зайдём, раз уж всё равно приехали. Скоро ведь стемнеет, — проговорила девушка, не отводя глаз.

В тусклой темноте неясно проступали очертания ворот и забора. Однако бледно-фиолетовая дымка всё ещё не рассеялась, и было отчётливо видно лицо девушки и даже выражение её глаз.

Они вошли в распахнутые ворота, от которых прямой лентой тянулся асфальт дороги, подводя к самому краю обрыва и выпукло отливая белизной. По обеим сторонам дороги виднелись редкие деревья.

— Может, дойдём до обрыва? — сказал мужчина, и они пошли рядом. Шли они по асфальту, но шаги звучали почему-то глухо и неотчётливо. И хотя небо было уже почти совершенно чёрным, фиолетовая дымка втрое выше человеческого роста всё ещё стояла над землёй. Казалось, они вдвоём находятся в замкнутом пространстве, где, как в комнате, от стен и потолка отражаются все звуки.

Лениво волоча ноги, мужчина безразлично проговорил:

— А я неприятный сон видел.

Девушка не ответила. Мужчина на секунду замолчал, затем продолжил:

— Ты идёшь рука об руку с какой-то незнакомой женщиной и плачешь. Вы обе — в чёрных сапогах. Она тебя не утешает, а просто идёт, взяв тебя за руку. Половина лица у тебя алая и рыхлая, как раздавленная переспелая хурма.

Помолчав, девушка ответила:

— Слушай, а эта женщина не была случайно высокая такая, с густыми бровями?

— Да, такая и была, а что?

— Может, это вовсе и не сон.

— Вот ещё, глупости какие.

— Но ты же сам сказал, — «алая, как переспелая хурма» — значит, всё было цветное, правильно?

— Мои сны всегда цветные. Все цвета отчётливые, даже оттенки.

— Верно, цветные сны тоже бывают… Только это был не сон, я ведь, помнится, один раз бродила именно так, как ты рассказываешь. — Подняв руку, девушка, закрыла ладонью левую половину лица. Небо стало уже совсем тёмным, но воздух вокруг, наоборот, посветлел, и её движение было отчётливо видно.

Мужчина вспомнил один знаменитый рассказ о привидении. На горной тропе некто встречает безликое Ноппэрабо — существо без глаз, носа и рта. В испуге он бежит вниз по склону горы и у подножья видит лавочку, где торгуют гречневой лапшой соба. Не помня себя, он вбегает внутрь и начинает рассказывать хозяину о том, что только что видел. Хозяин, выслушав, ухмыляется:

— У него лицо, часом, не такое было?

Хозяин проводит рукой по лицу, и в тот же миг глаза, нос и рот исчезают, и перед взором оказывается гладкое безликое Ноппэрабо…

Мужчина настороженно глядит на девушку.

— У меня лицо, часом, не такое было? — говорит она и отводит руку. Из-под руки показывается щека, алая и влажная… Нет, нет, примерещилось. Девушка идёт, всё ещё прижимая к лицу ладонь.

— Да конечно же, это сон, — зло и раздражённо сказал мужчина, — тут и сомневаться нечего.

— Почему же?

— Это же мой собственный сон, я его видел, потому и знаю, что это сон.

— Ну, как скажешь…

Сомнение в её голосе раздражает мужчину ещё больше.

— У меня есть доказательство, что это сон.

— Доказательство?..

— И ты, и твоя спутница шли голые. Потому я и уверен, что это сон.

— Ты же только что сказал, что мы были в чёрных сапогах, или нет?

— Сапоги-то были. А кроме сапог, на вас ничего и не было, — говорит мужчина намеренно резко. Однако девушка шепчет про себя:

— Ну, как скажешь…

Они стоят у полутораметрового забора, за которым — обрыв. Внизу, на чёрном фоне моря, у подножья скал, подёрнутая дымкой, виднелась белая брызжущая пена набегающих и разбивающихся о камни волн.

Мужчина берёт девушку за руку и резко поворачивает кругом, в ту сторону, откуда они пришли. Белая дорожка тянется до самых ворот, ведущих наружу.

Прислонясь спиной к забору, девушка говорит:

— Когда человеку что-нибудь снится, глаза ведь закрыты, правильно?

— Ну да, а как же иначе?

— А что это такое вообще — закрывать глаза?

— Что значит «что это такое»?

— Закрывать глаза — это значит опускать веки, так?

— Можно и так сказать, ну и что?

— Тогда получается, что глазные яблоки всегда открыты, так?

— А, вот ты о чём. Был, кажется, философ такой, который писал как раз об этом. У него выходило, что жмурься не жмурься, а глаза всегда остаются открытыми и всегда смотрят на изнанку век. Что, мол, им и минутки передохнуть не выдаётся. По-моему, это идея невротика.

— Все глядят на изнанку век… да, похоже на то. А я всё-таки так не думаю. Вот, смотри, я закрываю глаза… — говорит она, опуская веки. Её движение отпечатывается в его мозгу, как фотография. Парк погружается в темноту, и только вокруг мужчины и девушки — как будто бледное, угасающее фиолетовое сияние.

— Смотри, вот так, — поднеся руку к закрытым глазам, она широко расставила пальцы. — Держишь руку перед глазами, да? И пальцы просвечивают.

— Говорю тебе, это невроз.

— Вовсе нет, это каждый может увидеть, не только я. Ничего тут особенного нет.

— Вот ещё глупости…

— А ты попробуй.

Мужчина закрыл глаза, и девушка поднесла руку к его лицу.

— Ну, видишь?

— Да с какой ста… — начал он, и тут перед глазами смутно показалась ладонь, постепенно изображение стало резче, и вскоре контуры проступили совсем отчётливо. Рука, словно вырезанная из листа белой бумаги, стоит перед глазами.

— Ну и ну, — прошептал он и услышал грустный голос девушки:

— Ведь видно же, да?

— Видно…

— Даже лицо можно разглядеть.

Наверное, теперь перед его закрытыми глазами оказалось её лицо — глаза, нос и рот, — которое он сразу отчётливо увидел, совершенно так же, как всегда. Он уже не знал, открыты у него глаза или нет, и притронулся пальцами к векам.

— Не беспокойся, глаза твои закрыты, — послышался голос девушки. Её тело, словно вырезанное из белой бумаги, чётким контуром проступало в темноте. Казалось, она была нагой.

— Так вот что это было, — невольно прошептал мужчина.

Он открыл глаза. Девушка, как была, в кимоно, стояла прямо перед ним. «Может быть, она и вправду шла, плача, с алой, как раздавленная хурма, щекой. Просто я видел её сквозь веки», — подумал мужчина. Словно читая его мысли, она сказала:

— Есть один способ проверить, что ты видишь — явь или сон.

— Научи меня, — сдержав раздражение, мягко попросил мужчина.

— Это очень просто: если, например, ты видишь во сне пейзаж, а в нём твоё лицо или спина — это сон. — В её глазах блеснула насмешка. — Если ты не понимаешь таких простых вещей, значит, ты уже совсем старый…

Протянув руку, она провела ладонью по животу мужчины, круглившемуся жирком, и снова прислонилась спиной к забору, глядя на белую дорожку к воротам и словно измеряя её взглядом.

— Давай наперегонки? — произнесла она с вызовом.

— Ну, тебе-то я пока что не проиграю.

Едва он договорил, как девушка пустилась бежать. Мужчина бросился вдогонку. Она опередила его метров на десять, и расстояние между ними не сокращалось.

Внезапно с неё слетела одежда, и мужчине предстало её белое нагое тело. На бегу он поднёс руку к глазам, проверяя, не закрыты ли они ненароком.

— Открыты, — прошептал он, и в ту же секунду по её бёдрам, заливая ноги, хлынул багрово-красный поток.

«Нужно догнать её, остановить», — подумал мужчина. Обессиленная, она остановилась, едва не рухнув на землю, и присела на корточки, оглядываясь на мужчину, в каком-то самозабвении глядя на него с вызовом и игривостью.

Мужчина замирает. Багровое пятно на белой дорожке парка становится всё больше и больше, а девушка глядит на него с тем же игривым вызовом.

Мужчина не двигается с места. От девушки его отделяют метра три.

«Подойти к ней или же убраться отсюда прочь?» — Не зная, что делать, он лишь угрюмо сутулится. И вдруг видит свою спину во всю её ширину, собственную спину, сутулую, с выпирающими лопатками, — она отчётливо, во всех подробностях встаёт прямо перед его глазами…

Глава вторая В ЯЧЕЕ СЕТИ

1

На окраине оживлённого квартала стояла маленькая столовая, где подавали европейскую еду. Располагалась она в деревянном одноэтажном домике, и лучшего названия в старинном духе, чем было на её вывеске — «Европейские блюда», — наверно, и придумать нельзя.

Саса услышал об этом заведении ещё лет пять назад, от приятеля, который утверждал, что «бифштексы там — пальчики оближешь».

— Только жир не надо оставлять. Я раз оставил, так хозяин мне замечание сделал, — прибавил тогда приятель.

У Саса зачесался затылок, и он яростно заскрёб его пятернёй.

— Ты что, может, жир не любишь? — спросил приятель, увидев его движение.

— А что, хозяин там с разговорами пристаёт?

— Да нет. Принесёт еду, на стол поставит и сразу на кухню, слова лишнего не скажет. Я там столько раз был, и никогда ничего… А, вот оно что, может, это он потому, что я у него завсегдатаем стал, — сказал приятель задумчиво и больше уже туда не зазывал.

Саса решил сходить разок.

Вокруг все магазины были с витринами: в одних — узорные кимоно, в других, специализированных — только две-три пары соломенных сандалий дзори, в третьих — европейские вина в бутылках всевозможных форм и цветов.

На этом фоне столовая, с её потёртыми столешницами мышиного цвета, выглядела пещерой, однако белая полотняная занавеска норэн над дверью, на которой тушью было выведено название, была безупречно чистой.

Внутри, в прямоугольном зальчике стояло четыре стола. В меню было всего три блюда — бифштекс, суп и картофельные крокеты короккэ с крабовым мясом. Кухня была просторной, с избытком места, а работало там всего двое: маленький худой старичок с усердным упрямством в глазах, старушка — точная его копия — и никого больше.

Бифштексы и впрямь оказались превосходные.

Посетителей было немного; те двое, которые сидели там до его прихода, вскоре ушли, а когда он вставал из-за стола, пришло ещё несколько человек. Видно, сюда заглядывали лишь редкие завсегдатаи, причём хозяин с ними не заговаривал. Атмосфера была отнюдь не стеснённая, казалось, все друг друга знали, а когда переступал порог, казалось, будто стремглав падаешь с небес, как в самолёте, провалившемся в воздушную яму.

Саса и потом время от времени заходил в столовую, как будто внезапно вспоминая о её существовании. Хозяин принимал его сухо, без любезностей, но и без отчуждения.

2

Однажды Саса пришёл туда вместе с Сугико.

Ему почему-то казалось, что при виде девушки в сопровождении немолодого мужчины хозяин открыто проявит свою неприязнь.

Однако тот, что было вовсе на него не похоже, встретил их улыбкой. «Уж не принимает ли он её за дочь какого-нибудь моего родственника?» — подумал Саса.

Улыбка эта заставляла его чувствовать себя неуютно.

Закуривая после еды, он уронил зажигалку на пол, нагнулся за ней, не вставая с места, и из внутреннего кармана его пиджака выскользнула плоская бутылочка с оливковым маслом.

Она упала с громким стуком, с силой ударившись ребром о дощатый пол.

Саса, сохраняя невозмутимый вид, поднял её и спрятал во внутренний карман. Потом шутовски выпятил губы.

— Вот противный… — прошептала Сугико.

На её шее появилось красное пятно и стало быстро разрастаться, заливая лицо густым румянцем, а когда румянец сошёл, Сугико сказала:

— Гадкий.

В голосе её было смешение чувств: к стыду, отвращению и испугу человека, застигнутого врасплох, примешивалась ещё и некая сладкая томность.

Можно ли сказать, что между Саса и Сугико существовала телесная связь?

Каждый раз, ложась с ним, Сугико плотно сжимала бёдра, становясь неприступной. И в эту щель между крепко сжатыми молодыми бёдрами Саса капал оливковым маслом. Мнимое соитие казалось неотличимым от настоящего.

Так что Сугико всё ещё оставалась девственной.

Они вышли, и вдруг ему показалось, что кимоно, выставленное на витрине соседнего магазина, — свадебный наряд. Саса приостановился на секунду, загораживая от неё эту витрину, и только потом двинулся дальше.

Узкая улочка, с торговыми лавками по обеим сторонам, выводила на широкий проспект. На правом углу была аптека.

Перед ней Саса остановился.

— Что-то у меня желудок расстроился. Зайдём лекарство купить? — пробормотал он, приложив руку к животу.

— Ты что, здесь покупать собрался? Да как у тебя духу хватает?

— А что?

— Мы ведь здесь только что оливковое масло покупали.

— Ах, вот в чём дело. Ты, кстати, здорово покраснела, когда я бутылку на пол уронил.

— А ты чего ожидал?

— Ну, совсем как ребёнок. К твоему сведению, никому и в голову не придёт связать это дело и оливковое масло. Например, люди оливковым маслом натираются, чтобы загорать не пятнами, а равномерно.

На стоящей перед ним девушке следов загара не было.

— Мне бы загореть… Снова осень настала, — вздыхая, произнесла Сугико и взглянула на небо. Саса невольно тоже посмотрел вверх. Голубизна неба была осеннего оттенка. Сентябрь всё-таки.

Когда они впервые встретились, Сугико была вся чёрная от загара. Казалось, за ушами у неё всё ещё оставался запах моря и горячего тела. С тех пор прошёл год.

— Между прочим, ты ведь в этом году так на море ни разу и не съездила?

— Вообще-то я собиралась. Да не получилось, и, между прочим, из-за тебя.

— Из-за меня? Почему?

— Прошлогодние купальники уже не годятся: бёдра не влезают.

На лице Сугико промелькнуло, сразу пропав, стыдливое и одновременно кокетливое выражение.

— А что ж ты новый не купишь?

— Домашние подумают, что что-то не так. Скажут: «С чего это ты вдруг за один год так располнела?»

Родители Сугико были живы и здоровы, и, по сведениям Саса, у неё было два старших брата. Саса старался об этом не думать, но нельзя было исключать возможности, что когда-нибудь ему придётся встретиться и разговаривать с ними.

— Ну не верю я, что от такого толстеют, — сказал Саса и прибавил:

— Жаль, что ты в этом году совсем не плавала.

Слова его прозвучали на удивление фальшиво.

— Да я не особенно и переживаю. Я ведь всё равно плавать не умею, — бросила Сугико.

— Постой, ты ж раньше умела.

— Только в море.

— Только в море?..

Сугико продолжала, не обратив внимания на его слова.

— Понимаешь, мне нужно что-то, за что держаться можно. Только чтобы это что-то на меня искоса не смотрело.

Саса подумалось, что он — эдакое искоса глядящее чёрное бревно на поверхности воды.

Он промолчал.

— Если бы у меня талант, что ли, какой был, — сказала она, вздохнув.

Казалось, Сугико думает, что пока её девственность при ней, она уж как-нибудь устроится.

Что для одинокой девушки невинность — это способ устроить себе жизнь, что-то, заменяющее талант.

— Так что, неужели прямо сейчас уедешь? — Неожиданно для него эти слова прозвучали серьёзно. До сих пор он об этом как-то не думал.

Впереди вырисовывалась платформа железнодорожной станции. Машина его была припаркована на стоянке неподалёку.

— Даже не знаю… — говорит Сугико, прижимаясь к нему.

Саса уже несколько месяцев как почувствовал, что тело её стало пахнуть по-женски. В то время, когда они только познакомились, выражение у неё в глазах было совсем как у мальчика-подростка. Время от времени Саса ощущал еле заметный запах пота. Этот запах разжигал в нём желание, хотя одновременно был и немного неприятен.

— Мне понравилось в твоей столовой, — говорит Сугико.

«Наверное, потому, что никто там не обратил на неё внимания», — подумал Саса, но вслух этого не произнёс.

— Потому что там мясо вкусное, — сказала Сугико и добавила: — Я люблю вкусное.

— Ну что, уезжаешь? — проговорил Саса, глядя на платформу, лежащую, словно светящийся пояс у подножия ночного неба.

Сугико молчит, мягко держа его за руку.

3

На молодёжную вечеринку было приглашено и несколько мужчин в возрасте. Саса прекрасно понимал, что за этим пряталось желание устроителей воспользоваться его участием, если денег недостанет, однако согласился прийти.

Сугико, с которой он там познакомился, выглядела лет на восемнадцать.

— Ты похожа на ребёнка, но на самом деле я дал бы тебе года двадцать два, — обратился к ней Саса. Сугико ответила, глядя ему прямо в глаза:

— Первый раз мужчина отгадал, сколько мне лет.

В разговор вмешалась девушка, назвавшая себя Юко:

— Между нами говоря, Суги-тян ещё девственница.

— Неужели? — переспросил Саса недоверчиво.

— Парни к ней и близко подходить боятся.

— Что так?

— Да она каждые пять минут говорит, мол, «выйду замуж как положено, с шикарной свадьбой и венчальным платьем без единого пятнышка».

Сугико выпила довольно много виски. По-видимому, пить она могла не пьянея, цвет лица её совершенно не изменился, и глаза смотрели ясно, без поволоки.

Саса был приглашён туда девушкой по имени Миэко, с которой он уже год встречался время от времени.

— Слушай, Миэко, а не завести ли мне роман вон с той девушкой, с Сугико, — сказал Саса.

— Ну не знаю. Сомневаюсь, что у тебя что-нибудь получится.

— Да, мне уже говорили.

— Знаешь, она, говорят, не прочь хорошо покушать, — заметила Миэко, подмигнув. Они были с Сугико ровесницы.

Однажды вечером Саса свозил Сугико в ресторан, а после ужина, не мешкая, свернул в подземную стоянку отеля свиданий.

Сугико не двинулась с места.

— Где мы? — спросила она.

— Будто не знаешь. Что ты вдруг словно приклеилась к сиденью?

— Да не хочу я.

— Давай только на минутку, комнату посмотрим и всё.

Казалось, ей стало любопытно узнать, что произойдёт, если она согласится. Она вышла из машины.

Саса попытался овладеть Сугико, хотя её сверстники не решались делать такие попытки. И что-то в ней ждало и требовало именно такой бесцеремонной смелости зрелого, уже немолодого мужчины.

Саса сближался с ней постепенно, как будто осторожно снимая одну тонкую оболочку за другой. На то, чтобы её груди оказались обнажёнными, у него ушло несколько часов…

Потребовались бесчисленные встречи и долгое время за закрытыми дверями, прежде чем Сугико сбросила с себя всю одежду. На это ушло два месяца. Однако и тогда тело её словно обвивала бесконечными слоями тонкая пелена. Её бёдра всегда были крепко сжаты, и пальцы Саса она ни за что не пропускала внутрь.

И, тем не менее, язык его она впустила сразу, без колебаний. Языком девственную плеву не порвать.

Это было почти скучно. Однако после этого её вырвало в туалете.

Будто ещё один тонкий слой был сорван с неё.

Одно следовало за другим, и однажды Сугико вдруг пустила в ход губы и язык. С самого начала движения её были умелыми, хотя Саса её ничему не учил. Как-то в постели она прильнула к нему нагим телом и провела щекой от груди до самого низа.

Но лишь только он прижимался к ней, стискивая её в объятиях, в глазах Сугико мелькал испуг, а тело напряжённо застывало, хотя порой страх ненадолго оставлял её, и тогда, издавая то ли стон, то ли вздох, — словно эти мгновенья проникали куда-то внутрь её — она закидывала руку за голову, и Саса приникал губами к открывшейся подмышке, пытаясь овладеть девушкой. Но время кончалось, как затягивается недолгий просвет в плотной облачной ткани, и тело Сугико снова напрягалось и замирало.

4

Однажды вечером, когда Саса разговаривал с клиентом в приёмной, рядом зазвонил телефон. Линия была соединена с его кабинетом.

Из трубки послышался голос Миэко.

— Отгадай-ка, где я сейчас?

— А мне откуда знать?

Миэко назвала отель в центре города.

«Не иначе как хочет, чтобы я приехал». — Иногда Миэко именно так вызывала его по телефону.

До сих пор сам Саса не звонил ей ни разу.

Саса произнёс, подбирая слова, — клиент был в той же комнате:

— Очень рад за вас.

Однако слова Миэко опровергли его ожидания.

— Знаешь, с кем я?

«Так вот оно что», — подумал Саса и, поняв свою ошибку, проговорил:

— Наверное, вы со своей пассией.

— Не с пассией, а с женихом.

— Ах да, извиняюсь. Вы в кровати?

— Именно. Только он сейчас в душе…

— Ну что ж, это замечательно. Расскажите, пожалуйста, что же вам видно с кровати?

Разговор шёл уже в их обычном тоне. За исключением того, что Саса говорил вежливее.

— Небо, — ответила Миэко.

— Ну, разумеется, небо.

— Закат видно. Облака красивые.

— А что вы сказать-то хотите?

— Да я так просто.

— Так просто? Послушайте, я сейчас вообще-то немного занят.

— Правда? Ну тогда пока…

Она положила трубку.

— Прошу прощения. Есть тут один тип, сам не знает, чего хочет, — с кривой усмешкой извинился Саса перед клиентом.

Почти все юноши и девушки в компании Миэко были, что называется, из хороших семей. Только у Миэко семья была не такая. Отец не то ушёл, не то умер, да и богатой семью тоже не назовёшь. Молодого человека, с которым у неё была связь до встречи с Саса, Миэко называла женихом, однако Саса сомневался, что у того ещё остались такие намерения. По её рассказам получалось, что он был из тех, кто хотел жениться с выгодой, а Миэко, пожалуй, его требованиям не соответствовала. Однако он всё ещё цеплялся за неё.

Когда это шаткое равновесие колебалось, Миэко обычно звонила Саса.

И шла с ним в отель.

Что же тогда означал этот звонок?

На следующий день, ближе к вечеру, Миэко позвонила снова.

Она сказала без предисловий:

— Вчера такой кошмар начался. Он связал мне руки за спиной и привязал меня на всю ночь к ножке кровати, голую.

— С чего вдруг?

— А там в ванной тоже трубка была. Он всё и подслушал, всё, что мы говорили.

— В нашем разговоре, по-моему, ничего особенного не было.

— А он говорит, что это-то как раз и подозрительно. Говорит: «Уж точно между вами что-то есть, ближе некуда». И всё требует сказать — кто этот мужчина?

— Понятно.

— А я ему не сказала. Всё твержу — ничего, мол, такого нет. Он любит поиздеваться — как к чему-нибудь придерётся, так не отстанет.

— Да, бывают такие.

— Саса, а давай встретимся…

— А зачем ты всё-таки вчера позвонила?

— Мне было так хорошо…

— Понятно. Но ты, наверно, устала — всю ночь без сна.

— Ничего.

— Хорошая вещь молодость. Я вообще-то тоже вчера на работе чуть не до утра…

— После такой ночи нервы гудят, мужчина — самое оно.

— Ты в этих делах разбираешься. Но сегодня не будем. Как-нибудь в другой раз — ты позвони.

Обычно Миэко легко смирялась с такой ситуацией.

— Ну хорошо. До встречи.

Разговор уже готов был прерваться.

Но Саса не хотел прощаться. Просто после бессонной ночи у него не было сил ехать к ней. Будь она рядом, он не отказался бы немного позабавиться с ней в постели, расслабиться и уснуть. Если же закончить разговор прямо сейчас, он будет жалеть об упущенной возможности.

— Подожди. Давай ещё поболтаем.

— О чём?

— Да ни о чём. Скажи, сколько у тебя мужчин было?

— Тебе что, интересно?

— Да нет, просто захотелось спросить.

— Ты, Саса, — второй. Да вот только если б этим дело кончилось…

— Да что ты! Но тогда ведь получается, что он — первый. Это что, правда?

— Правда. Он — мой первый мужчина.

— Но тогда почему после него так много…

— Я не говорю — много.

— Но я попал в это число без особых сложностей.

— Это всё он виноват. С самого начала такое вытворял… Правда, в то время он ещё со мной добрый был…

Саса почувствовал усталость.

— Сложно всё у тебя. Что-то мне спать захотелось.

— Ты всегда так. Вдруг я тебе в тягость становлюсь. Но это ничего. Давай всё-таки закончим этот разговор.

Она повесила трубку.

5

Сугико лежит навзничь, вытянувшись во весь рост.

Ноги её напряжены, а руки, как приклеенные, крепко прижаты к бокам. Накапав оливкового масла между сжатыми бёдрами, Саса нависает над девушкой.

Ситуация для Сугико, пожалуй, опасная.

Впрочем, Саса не стремится развести её стиснутые ноги. Не ему ведь придётся надевать на девушку белоснежное свадебное платье.

Вскоре Сугико привыкла к этой позе и стала считать её безопасной.

Так они занимались любовью уже полгода, но когда Саса пробовал раздвинуть ей бёдра, возбуждение сразу оставляло его.

Он тоже боялся. Однако можно ли было назвать Сугико девственной? Есть выражение «технически девственна», но его сильно занимал вопрос, как она сама себя ощущает.

Саса всё ещё не мог себе представить, как ведёт себя Сугико в молодой компании. Время от времени он видел у неё на ладони или у запястья следы свежих ожогов.

— Посмотри, какой ужас.

Сугико сама вытягивает руку, показывая глазами на ожог.

— Что это?

— Сигарету затушили. Когда мы все вместе выпивали.

Кто-то гасит сигарету об её руку. В воздухе на мгновение проносится еле уловимый запах палёной кожи. Сугико не отдёргивает руку, скорее, напротив, сама прижимает её к огню, — так представляет себе эту сцену Саса.

Всё указывало на то, что Сугико была склонна к мазохизму, однако Саса, несмотря на её поведение, видел в ней лишь двадцатидвухлетнюю девственницу.

Он накрывает её тело своим и в самое ухо шепчет непристойное слово.

— А ну-ка повтори.

Сугико послушно повторяет это слово тихим голосом, но через две-три секунды отворачивается с громким возгласом, стыдливым и возбуждённым. Перед его глазами голая, густо покрасневшая шея.

Однако стоит ему потерять контроль над собой, и Сугико начинает кричать свежим крепким голосом, будто очнувшись: «Прекрати!» или «Больно!»

Желание оставляет его.

Саса с Сугико обычно ходили в отели сомнительного пошиба, дававшие приют парочкам. Этим вечером они отправились в тот, где ещё не были, и здесь Сугико вдруг на крик начала от всего отказываться.

Вскоре от дверей раздался звук повернувшегося в замочной скважине ключа. За перегородкой спальни была небольшая комнатка, где стояли два стула, стол, холодильник и тому подобное. Дверь комнатки открылась, и, казалось, кто-то вошёл.

Саса легонько хлопнул девушку по щеке, — мол, прислушайся. Сугико замерла как была, с закрытыми глазами, но рот сразу закрыла. Именно тогда Саса впервые заметил на лице её лёгкую улыбку.

Есть женщины, улыбающиеся, впуская в себя мужское тело. Такая улыбка исполнена любви, доброты и страсти. Она как будто напоена мягким светом, источник которого — наслаждение, высвечивающее лицо изнутри. В такие минуты в сердце женщины остаётся одно лишь ощущение близости с мужчиной, и улыбка эта вскоре преображается, отражая ещё более глубокое наслаждение.

У Сугико улыбка была иная.

Она была похожа на усмешку, хотя, наверно, сама Сугико не отдавала себе в этом отчёта.

Глаза её плотно закрыты, всё тело напряжено; это, как видно, и реакция на всё ещё непривычную для неё ласку, и в то же время стремление не позволить мужчине зайти слишком далеко. Из этого противоречия, видимо, и возникало то её состояние, в котором насмешка над собой смешивалась с насмешкой над ним, и чувство, порождённое этим противоречием, словно сквозящая пелена, окутывало её лицо, превращаясь в улыбку.

От этой улыбки Саса почувствовал ещё большую слабость.

Человек в соседней комнате, казалось, стоял неподвижно, прислушиваясь к звукам из спальни. Он не произносил ни слова, но их теснило ощущение его присутствия.

Сугико молчала, в комнате царила тишина.

— Что-нибудь случилось? — решился спросить Саса.

— Нет, нет… Зашла проверить холодильник, — послышался в ответ голос женщины средних лет.

Наверняка горничная.

Хлопнула закрывшаяся дверь, и ощущение постороннего присутствия пропало.

— Ты слишком громко кричишь. Наверняка они подумали, что здесь кого-то насилуют.

— Но ведь…

— Знаешь, эта женщина уже не придёт. Теперь-то я тебя и вправду изнасилую, — проговорил он, забираясь на неё. Сугико издала протяжный крик.

Она втянула голову в плечи, как озорной ребёнок, и на её губах снова затрепетала лёгкая улыбка… Но теперь эта улыбка казалась наигранной, пробуждая в сердце бессильного Саса едва уловимую ненависть.

6

Сугико требовала, чтобы каждый раз при встрече они обстоятельно, не спеша поели. Эти совместные ужины стали чем-то вроде ритуального действа, необходимого перед тем, как пойти в отель.

Однажды вечером, примерно через год после знакомства, Саса и Сугико сидели за столиком в подвальном ресторане. В широком зале на подходящем расстоянии друг от друга были расставлены столы, и почти все стулья были заняты. Саса оторвался от тарелки и взглянул на Сугико, которая ела морской язык в соусе meuniére. Она извлекала из куска кости, ловко и легко орудуя ножом и вилкой. «Не иначе как в богатом доме выросла, — подумал Саса, наблюдая за ней, — и от этого, наоборот, только хуже».

Подруга Сугико, Юко, была старше её на четыре года, жила одна и сама зарабатывала себе на жизнь. Она, пожалуй, выросла совсем в другом мире.

Эта самая Юко однажды сказала в разговоре с Саса:

— Ты что, не знал? У Суги-тян такая коллекция, все о ней только и говорят! Фотографии мужчин и женщин, ну, ты понимаешь, да?

Тогда Сугико было двадцать три, и Саса, услышав это, особенно остро ощутил, что она всё ещё девственна.

После десерта он засунул руку во внутренний карман пиджака, обхватив пальцами пачку цветных фотографий. А затем внезапно вынул и поднёс прямо к её глазам. Иностранцы, мужчины и женщины, в откровенных позах, во всех подробностях.

Её голова дёрнулась, словно от пощёчины.

Саса сразу убрал пачку обратно в карман, но, быть может, люди на соседних столиках успели уловить очертания изображённого.

— Не надо, — проговорила Сугико, покраснев.

— У тебя ведь целая коллекция есть, мне Юко всё рассказала.

— Но не здесь же…

— Это как раз и захватывает. Вон у тебя глаза совсем заволокло.

Когда после ресторана оба вошли в комнату отеля, Сугико сказала:

— Покажи-ка мне ещё раз те фотографии.

Достав, Саса протянул ей фотографии, которые она стала увлечённо рассматривать.

Это были игральные карты, сделанные в Швеции.

На рубашке каждой карты была напечатана цветная фотография. У каждой был свой сюжет, и, например, на пятёрках изображались пять мужчин и женщин, сплетённых телами. В картинках не было тайны, казалось, будто люди увлечённо занимаются неким спортом. Карты словно ограничивались сухим перечнем позитур, в них не было ни страсти, ни чувственности, ни стыда, ни непристойности.

Увлечённо рассматривая фотографии одну за другой, лежащая на животе в постели Сугико начала откладывать одни направо, другие налево, со словами «эта хорошая, та плохая». Саса смотрел на неё, наблюдая, как она их сортирует.

— А, это интересно. — Сугико положила джокера налево от изголовья.

На этой карте белый и негр выставили свои приборы так, что они соприкасались. Чёрный, с оттенком фиолетового, и второй, красный от прилива крови, сходились и выглядели словно коромысло, раскрашенное красным и чёрным. Место, где цвета соединялись, держит во рту, разинутом до предела, девушка, почти девочка, с короткой стрижкой. Её лицо можно назвать миловидным.

Все позирующие женщины — красивые.

Молодая платиновая блондинка стоит на четвереньках. Позади неё — могучий белый мужчина, обхвативший её обеими руками за талию, как будто пытаясь приподнять её с пола. На его левом предплечье — тёмно-синяя татуировка: орёл. Женщина, похожая на припавшего к земле зверя, вывернула голову на сторону, глубоко заглотив ещё один член, у её лица.

Рука Сугико на миг замешкалась, затем эта карта была отложена направо.

Однако карты с комбинациями из двух женщин и одного мужчины без колебаний откладывались налево.

Мужчина стоит, крепко обнимая двух женщин — одну левой, другую правой рукой. По-молодому круто выгнутые линии перехода от спины к ягодицам обеих прильнувших к нему женщин образуют справа и слева изящные дуги. В пространстве, очерченном дугами, вздымается стрела.

Или: толстый жезл с набухшими сосудами тянется горизонтально, разделяя карту пополам, а к его кончику приставлен красный и влажный язык женщины. Её правильный профиль полон доброты и нежности. Кроме того, в середине эту громадину обхватила ртом ещё одна женщина, из-за чрезмерно разинутого рта выражение её лица несколько страдающее, а в середине, между выглядывающих из-под губ зубов, виднеется маленькая щель.

Женщина лежит на животе. Сверху, как бы повторяя все изгибы её тела, к ней тесно приникла ещё одна женщина. На них, накрывая обеих своим телом, лежит огромный мужчина.

Две женщины, чёрная и белая, стоя слева и справа от мужчины, оскалив зубы, кусают его за плечи. Торс мужчины, от груди и до живота, весь покрыт жёсткими завитками волос.

Все эти карты пальцы Сугико быстро отправляли налево.

Вдруг её пальцы замерли в воздухе.

— А это, интересно, что ещё такое?

Она перевела глаза на Саса, глаза её заволокло.

На картинке была фотография женской промежности, снятая сзади, с близкого расстояния. В оба отверстия, расположенные по вертикали, вдеты два могучих мужских органа.

— С несколькими картами я и сам не могу толком разобраться, где что. Но здесь всё ясно.

Прошло несколько секунд, прежде чем Сугико поняла его объяснение.

В следующую секунду карта вылетела у неё из рук, словно это была тонкая, раскалённая докрасна металлическая пластинка, и Сугико вскрикнула вполголоса:

— Гадость!

Некоторое время она лежала, зарывшись головой в большую подушку и обняв её обеими руками, затем снова приподняла голову и принялась рассматривать следующую карту.

На этой карте две женщины лежали одна на другой, прорези между широкораспахнутыми бёдрами были сфотографированы крупным планом так, что составляли одну линию. Их распахнутые вагины были нежного розового цвета.

— Эти модели… что они вообще за люди?

— В конечном счёте, наверное, проститутки или что-то вроде того.

— И женщины на этой вот фотографии… они что, тоже такие?

— Скорее всего, да.

— Неужели у них всё остаётся таким вот красивым?

— Прямо совсем как девственницы, то есть? Да, на удивление, выглядит вполне опрятно. К твоему сведению, вещь эта вовсе не хрупкая, что с ней ни делай, — сказал Саса.

— Гадкий, не говори мне такого, — произнесла она так, как будто несколько пришла в себя, но сразу добавила другим тоном: — Измучай меня. — Её слова прозвучали как стон.

Рядом с подушкой лежит карта: женское лицо, снятое крупным планом. В чертах этого лица, глазах и форме носа есть что-то почти утончённое. Над ней, с трёх сторон, нависают три члена. Лицо женщины забрызгано семенем, оно стекает по её щекам, как белые полупрозрачные слёзы, густо заливая нижнюю губу.

Жаркие глаза Сугико прикованы к этой фотографии.

Он схватил Сугико за руки, заставил встать и, открыв дверь в перегородке, затащил в соседнюю комнату и посадил, почти вставил в кресло. Её ноги взмыли вверх, он с силой прижал их снизу, пока сгибы коленей не упёрлись в подлокотники.

— Прекрати. — К слезам в её голосе примешивалось возбуждение, а её тело помогало ему, принимая нужную позу.

С широко, до предела расставленными ногами, она втиснута в кресло так, что двинуться невозможно.

Глаза Сугико крепко закрыты, голова откинута, шея её слегка покраснела, словно от страха.

В такой позе пространство между бёдрами тоже открыто ему лишь чуть-чуть, но перед его глазами вдруг встала одна из разбросанных вокруг подушки фотографий.

Это была карта, которую Сугико отложила как «плохую», — на ней, почти выходя за край листа, была снята крупным планом вагина. Формы она была удивительной, такую Саса ещё видеть не приходилось, главной отличительной чертой её была редкостная простота.

Это была чёрная круглая дыра, и больше ничего, кроме клитора. Чем дольше разглядываешь, тем страннее ощущение. Кажется, эта маленькая, бездонная и опасная дыра безудержно всасывает тебя.

Та же часть тела Сугико наложилась в его глазах на эту фотографию. Дуло ружья смотрит прямо на него, над дулом — розовая мушка.

7

Стало быть, в один из таких дней Саса вместе с Сугико сходили в ресторан «Европейские блюда» и съели там по бифштексу, а теперь стоят близ железнодорожной платформы.

Рука девушки, которой она опиралась на него, вдруг слегка напряглась.

— Давай всё-таки в отель сходим, — говорит Саса, и Сугико молча кивает…

Плоская бутылочка, выпавшая из его кармана, осталась цела, и он щедро поливает оливковым маслом её сведённые ноги.

Через некоторое время Саса оторвался от Сугико и лёг рядом. Вдруг Сугико вяло, уже без возбуждения, спросила:

— Слушай, а когда замуж выходят, кровотечение ведь бывает?

— Ну… наверное.

— Я вот подумала, а нельзя это как-нибудь подделать?

— Ах, вот что. Сейчас объясню. Ты знаешь, что такое «киотская помада»?

— Не-а…

— Это такая губная помада, которой пользуются гейши. Её из дикого шафрана делают.

— А, кажется, я что-то такое слышала.

— Так вот, её заворачивают в тонкий шёлк и засовывают внутрь, поглубже. Тогда, в то самое время, когда нужно, на простыне проступает красный цвет. Вот такой способ есть.

Тон у Саса был скорее шутливый, но Сугико выслушала его с интересом:

— А где эту помаду купить можно?

— Киотскую-то? В магазине помады, в Киото.

Сугико помолчала, потом проговорила с упрёком в голосе:

— Ты что, дурачишь меня?

— Да есть такой способ, говорю же тебе.

— Так, значит, это правда?

Сугико никак не оставляла эту тему.

— Правда.

— Ну тогда об этом обязательно нужно рассказать той девушке.

— Какой?

— Ты её не знаешь. Она с парнем своим разошлась, и теперь говорит, что хочет выдать себя за девственницу и замуж выйти. Да только она, знаешь, сразу…

Сугико запнулась и покраснела.

— Ну, что это ты вдруг застеснялась?

Сугико некоторое время колебалась, потом выговорила:

— Она говорит, что сразу мокрой становится.

— Ну и что? Девственницы тоже мокрыми становятся.

— Но как же… — Сугико метнула взгляд в сторону подушки, где валялась бутылка с оливковым маслом.

— Женщины разные бывают, — засмеялся Саса. — Ведь знаешь, говорят, что у девственниц только в тридцати процентах случаев кровь идёт.

— Да что ты?

Её взгляд словно застыл. Саса взял её за плечи, снова уложил на спину и, протянув руку к изголовью, сомкнул пальцы на бутылке.

Прошло довольно много времени, как вдруг Сугико раскинула ноги на всю ширину и почти завопила:

— Сделай же что-нибудь!

Несколько секунд прошло в ошеломлении, затем Саса почувствовал сильнейший прилив страсти. В тот же миг, одним движением, ноги Сугико сошлись вместе и плотно сжались.

Но Саса уже не помнил себя. Охватившее его возбуждение преодолело привычную осторожность, он попытался прорваться сквозь эти сжатые бёдра, и Сугико застонала, как маленькое животное, которое ведут на убой.

Саса не отступал.

На коже её, от лба до груди, выступили крупные капли пота, но всё же Сугико осталась девственной.

Чувство, охватившее его, заполнившее всё его тело, погасло.

Саса оторвался от девушки, Сугико повернулась на живот и лежала неподвижно. Приподнявшись на постели, Саса смотрел на два холмика, вздымавшиеся пониже её спины. Раньше они были почти плоские и маленькие, как у мальчика, но сейчас стали женственнее и круглее.

На белой простыне расплывалось несколько маленьких красновато-коричневых пятен.

Тем не менее Сугико всё ещё оставалась девственницей.

8

Вскоре после того, как они выехали из отеля на его машине, Сугико вдруг скрючилась на сиденье.

— Тебе плохо?

Сугико молча кивнула.

Ещё одна тонкая оболочка была содрана с её тела. Каждый раз при этом её рвало.

— Тошнит?

Опять кивок.

Саса свернул с освещённого шоссе в переулок, и вокруг сразу стало темно; извиваясь, дорога резко пошла вверх и вскоре закончилась тупиком.

Взгляд упирался в железные ворота. Открыв дверцы машины, они вышли наружу.

Девушка согнулась в долгом приступе рвоты. Он поглаживал её по спине, но вскоре рука его приостановилась и замерла.

В вечернем воздухе витал еле заметный запах гари. Саса убрал руку, выпрямился и осмотрелся. Пейзаж, видевшийся до сих пор неясно, без контуров, постепенно прояснился. Ему казалось, что за железными воротами стояло высокое здание, однако теперь он увидел сквозь проём чёрные столбы.

Их было много, между ними поперёк были протянуты балки. Обведя столбы взглядом, он понял, что они образуют каркас дома. Но сам дом, по-видимому, совсем недавно сгорел. Крыши не было. Остался один лишь силуэт, чёрный и как будто всё ещё мокрый от воды.

Саса обнял сидевшую на корточках девушку, поддерживая её, и погладил по спине.

— Уже прошло.

В уголках её глаз виднелись слёзы. Наверное, выступили от мучительной рвоты.

Когда они вернулись к машине, Сугико спросила тихо:

— Что с нами будет дальше?

— Не знаю, проговорил Саса и завёл мотор.

— Довези меня сегодня до дома, — говорит Сугико.

Ехать до её дома примерно полтора часа. Сегодня ему это в тягость.

В машине витал чуть заметный запах гари. Почему же так надолго?.. Уж не впитался этот запах в лёгкие, когда он слишком глубоко вдохнул несколько минут назад? Нет, это невозможно.

Словно ненароком, он приблизил лицо к её волосам. Запах слегка усилился. Не иначе, запутался в волосах, да так и остался там.

— Чем-то пахнет, нет? — спросил Саса.

— Да, то ли дождём, то ли дымом… — ответила Сугико, втянув воздух. Её нос коснулся его плеча. — Да это от твоего пиджака пахнет.

Наверное, проник в ткань. То ли дождь, то ли дым?.. Такая лирика, пожалуй, тут вовсе не подходит.

— Вот оно что, пиджак, значит. Нужно будет отдать в чистку.

Не иначе как Сугико, сидя на корточках, не заметила того пожарища.

— Но запах не плохой. Грустный немного, что ли, — сказала Сугико.

Саса приоткрыл окно, но еле уловимый запах всё равно оставался в машине.

Глава третья РАНА

1

В воскресенье, во второй половине дня, позвонила Юко.

— У меня сейчас Сугико. Не зайдёшь? — сказал голос в трубке.

Саса встречался с Сугико всего за день до этого. Особого желания видеть её снова не было — так не хочется думать о выпивке сразу после похмелья.

— Да я не знаю, как к тебе доехать, — ответил Саса, ощущая себя стариком.

— Я ж тебе совсем недавно объясняла.

— Забыл.

— Ещё раз объясню. Сугико говорит, у неё к тебе дело.

— Я вообще-то занят.

— Она вечером идёт к друзьям в гости, так что, говорит, это совсем ненадолго.

Наверное, лучше согласиться, подумал Саса. Он переоделся и вышел из комнаты.

— Ты что, уходишь? — обратилась к нему жена.

— Дело появилось. Вернусь засветло, — коротко ответил он, уходя.

С полудня лил дождь.

Минут тридцать езды в сторону центра, и Саса вышел из машины на улицу, по обеим сторонам обсаженную деревьями. Была поздняя осень, и листья с них уже облетели. Следуя объяснениям, он свернул в переулок. Домик, построенный в европейском стиле, был третий по счёту.

Он открыл входную дверь: вглубь дома вёл узкий короткий коридор, упиравшийся в гостиную, а справа была небольшая комната. В приоткрытую дверь была видна односпальная кровать.

На стуле в гостиной сидела Сугико. Она придвинула к себе газовый обогреватель и, подставляя бока теплу, обернулась к Саса:

— Я по дороге под дождь попала, вся промокла.

Сев на стул рядом с ней, Саса обратился к Юко:

— В удобном месте живёшь. Только дом этот построен как-то странно. Спальная и гостиная задом наперёд. Разве такое бывает, чтобы кровать прямо у входа стояла?

— Если кровать сюда поставить, совсем тесно получится.

Юко показала глазами на большой прямоугольный стол в углу. По её словам, она была дизайнером в ателье европейской одежды, но подробнее о её работе Саса ничего не знал.

— За этим столом ты, что ли, и дома трудишься?

— Ага. Только что сняла мерку с Сугико.

Для Юко Сугико была одновременно и подругой, и клиентом.

— Разве ты и так её размеров не знаешь?

— А она вот говорит, что в последнее время у неё формы все изменились. Померила — и правда, другие стали.

Юко искоса взглянула на Саса, и в уголках её глаз промелькнула улыбка.

— Я тебе недавно говорила, помнишь? Этим летом заметила, — сказала Сугико.

— Ах, вот ты о чём. В купальник не влезаешь, или что?

По лицу её проскользнуло и исчезло смущённое выражение, в котором, как ему показалось, было что-то от насмешки над собой.

— У тебя ко мне дело, так? Ну, рассказывай.

Её лицо покраснело, следом появилось выражение негодования.

— Да нет у меня никакого дела. Мы ведь и так всегда встречаемся без повода. Или, может, то, что мы делаем, и есть «дело»?

В спальне зазвонил телефон. Юко встала и скрылась за дверью.

Саса перевёл взгляд на Сугико и заметил, что та босая.

— Ой, да ты же босиком.

— Промокла, вот и повесила чулки сушиться.

У стула стояли снятые тапочки.

Саса посмотрел на её ноги. Хотя он видел её нагое тело десятки раз, на форму её ступнёй он ещё не обращал внимания.

И почему он ни разу не думал об этом?

Пальцы ног были длинные, и только суставы выпирали наружу. Саса наклонился и прикоснулся к суставу кончиками пальцев.

— Я впервые заметил, — сказал он и, не меняя позы, повернул голову и посмотрел на Сугико.

— У меня ноги совсем уродские, правда? — проговорила Сугико, тяжело дыша, кровь прилила к её лицу. Она была возбуждена.

Возбуждение передалось и ему.

— Твои ноги — они совсем как мои. И как это я до сих пор не заметил? — Саса убрал руку, встал и, обхватив под мышки, поднял её со стула. Её тело взмыло вверх. Они обнялись, и его пах сквозь одежду встретил её плоть.

Из спальни всё ещё слышался голос Юко. Разговор был долгий.

Саса протянул руку ей за спину и потянул застёжку вниз.

— Раздену тебя, — проговорил он шёпотом ей на ухо, и её пальцы сомкнулись на его руках с такой силой, что ногти едва не разодрали кожу.

— Давай, — проговорила Сугико хрипло.

Если и вправду раздеть её, что на это скажет Юко, когда вернётся? Послышался тихий щелчок положенной на рычаги телефонной трубки.

— Давай всё-таки сегодня не будем.

Его рука медленно поползла вверх, застёгивая молнию, и ровно в тот момент, когда он оторвался от Сугико, вернулась Юко. Саса и сам чувствовал, что атмосфера в комнате стала какой-то странной.

— Что это вы оба стоите… — проговорила Юко и, смерив обоих взглядом, не церемонясь, добавила: — Сугико, да ты вся красная стала.

— Сугико тут перевозбудилась, — вставил Саса, тоже бесцеремонно.

— Неужели? Тогда пожалуйста, вот вам моя кровать, — сказала Юко спокойно.

Саса, не отвечая, встал и, обойдя стул, на котором сидела Сугико, положил ей руки на плечи. Она шевельнулась, пытаясь подняться. Саса напрягся, вдавив её тело в стул, и сказал, обращаясь к Юко:

— В твоей кровати слишком много от тебя. На ней мы будем словно втроём.

— Эротично звучит.

— Но лучше всё-таки не стоит.

— Почему?

— Тогда ведь и ты окажешься втянута в это.

— «Окажусь втянута»? Ты хочешь сказать, что мы окажемся в постели втроём? А почему бы и нет?

Саса убрал руки с плеч Сугико и посмотрел Юко в глаза:

— Что за отношения у тебя с Сугико?

— А у тебя что за отношения с ней?

— Ты наверняка и так всё знаешь.

— Это правда, что она ещё девственница?

Он знал все закоулки её тела, одного только Сугико так ему и не позволила — соединиться с ней. Саса вновь взглянул на неё, упрямо напрягшуюся, и желание оставило его.

— Да, пожалуй, можно и так сказать. Гарантия на товар, видно, хранится под замком.

— Но почему ты оставляешь всё в таком подвешенном состоянии? Разорвать эту самую гарантию, да и всё.

— Мне тоже иногда приходит в голову такая идея.

— У тебя что, от страха сил недостаёт, что ли?

— Пробовал и силой, — ответил Саса, криво усмехнувшись.

— Ну тогда это как раз то, что надо. Действуй, вот тебе моя кровать.

— Почему это «то, что надо»?

На лице Юко показалась неопределённая улыбка.

Всё это время Сугико продолжала сидеть на стуле, как была, и Саса чувствовал, что её тело по-прежнему напряжено.

— Извини, но сегодня я устал, — сказал он и добавил, завершая разговор: — Тебе ведь сегодня в гости ехать, правильно? К которому часу?

— Там уже, наверное, собираются.

— Значит — пора выходить.

— Можно и опоздать. Они ведь сегодня просто так собираются, без повода…

— Лучше уже отправиться. А ты, Юко?

— Я не пойду. Что мне там делать, среди молодых… — сказала Юко, которая была лишь немного старше Сугико.

— Дом ваших друзей как раз мне по дороге. Там и выйдешь.

— Ты вечно пытаешься навязать мне молодую компанию, — вдруг возмутилась Сугико.

— Вовсе нет. Я пытаюсь вернуть тебя туда.

Саса всё-таки уговорил её, и они вышли наружу. Всё ещё лил дождь. Саса раскрыл зонт и притянул Сугико поближе к себе, под зонтик.

Они вывернули из переулка, и на другой стороне улицы, за деревьями, Саса увидел винный магазин.

— Давай, что ли, куплю тебе бутылку виски, ты ведь из-за меня опаздываешь. Вот и отвезёшь её, — предложил Саса, но Сугико, стряхнув его руку с плеча, сказала:

— Да не нужно мне ничего. — И торопливо пошла прочь. Когда она выскочила из-под зонта, он увидел, как на неё падали светлые капли дождя.

2

Сугико позвонила ему рождественским вечером: «Мы сейчас выпиваем с Юко и компанией, не приедешь?», назвав пивную на окраине квартала ресторанов и казино. Саса знал это заведение. Маленькое, грязное…

Он медлил с ответом, и Сугико сказала:

— Или, может быть, ты Рождество дома празднуешь?

— Ничего подобного. И не собирался.

— Ну тогда приезжай, а?

Он согласился, положил трубку и начал одеваться.

Тут в комнату вошла жена.

— Ты что, уходишь? Хоть бы в Рождество остался, с Наоко побыл.

— Наоко сейчас в каком классе, во втором или третьем?

— Да что ж это такое — ни до чего ему дела нет! К твоему сведению, во втором. Это ж твоя собственная дочь! Ну скажи, почему ты вдруг собрался уходить?

— Почему ты вдруг… — повторил он, как попугай, и задумался. В самом деле, почему? Прошёл уже месяц с того дня, когда Сугико так холодно простилась с ним, но всё это время они встречались, совсем как раньше. Встречались и шли в отель. Саса считал, что это было единственным, для чего следовало встречаться, но ведь сегодня остаться наедине им никак не удастся.

— Интересно, зачем? — прошептал он и добавил: — Скоро вернусь.

Он решил поехать на машине. Пить он был сегодня не в настроении. «Оплачу счёт и вернусь». Иногда неплохо выступить и в роли, подобающей немолодому мужчине.

— Но зачем?

Неужели он сделает такой круг только для этого? Саса думал об этом в дороге, за рулём.

Открыв дверь пивной, он увидел спины посетителей, сидящих за стойкой. Сугико и Юко — слева, между ними — молодой человек, на столе — бокалы.

Заметив Саса, Сугико слегка наклонила голову и улыбнулась.

Ему понравилось это движение. Но если незначительный жест, пожатие плеч, приоткрытые губы или изгиб руки нравятся ему, значит ли это, что она нравилась ему вся, целиком? Может быть, он пришёл сюда именно для того, чтобы понять это?

Сугико, Юко и молодой человек сидели несколько поодаль друг от друга. Саса сел рядом с Сугико и оглянулся. Маленькая пивная была полна народу. Здесь пили посетители всех возрастов, и Саса наверняка выглядел неуместно рядом с Сугико и её компанией. Но о том, что было между ним и Сугико, знала только Юко. Эта мысль обладала каким-то странным привкусом, и Саса достал сигареты и закурил.

— Выпьешь? — спросила Сугико.

Сугико была не из тех, кто легко пьянеет, и лицо у неё никогда не менялось. Так и сейчас, по ней было совершенно невозможно понять, сколько она выпила.

— Ну, ладно, один стаканчик.

— Почему только один?

— Я на машине и надолго не останусь.

— Мы все собрались, вместе выпиваем, тебе что, не весело?

— Сегодня не выйдет.

Сугико замолчала.

Саса пошёл в туалет, а когда, справив нужду, открыл дверь и вышел наружу, стулья, где сидела компания Сугико, оказались прямо напротив него. Отсюда были видны только они.

Сугико, обвив шею молодого человека руками и развернув его лицо вверх, приникла губами к его губам. Саса понял, что её язык был во рту у мужчины.

Саса едва не замер на месте и всё же как ни в чём не бывало, обычной походкой, прошёл к стульям, но теперь сел рядом с Юко. Посетители во все глаза смотрели на молодую пару.

Юноша, казалось, был сильно пьян, однако, не выдержав всеобщего внимания, попытался оторваться от Сугико. Та обвила его руками ещё крепче, и пальцы её скользнули вглубь его волос. Поцелуй был умелым, а её ладони вязко скользили по его голове.

Даже когда её рот оторвался от его губ, Сугико, постанывая, снова попыталась найти их.

В пивной сначала было тихо, но вскоре послышались восторженные возгласы вроде: «Вот это да!» и даже «Давай продолжение!»

Саса сидел рядом с Юко, чувствуя себя неловко. Он думал, что в его положении ему следовало отпустить какую-нибудь непринуждённую реплику, но не мог найти слов — так поразила его искусность этого поцелуя, его откровенная эротичность.

— Всё-таки чего-то недостаёт. В пальцах, пожалуй, не хватает чувства, — проговорил он, хотя движения её пальцев были почти безупречны.

Саса опасался внимательного взгляда Юко. Уверенности, что он сохраняет невозмутимость, у него не было.

— Я вот думаю, а правда ли Сугико девственница? — спросила Юко негромко. Наверное, она почувствовала, что творилось у него в душе, но одновременно, пожалуй, и вправду задалась этим вопросом. Действительно, представление перед ними разыгрывалось такое, что вопрос напрашивался сам собой.

— Как ни крути, только сама женщина знает ответ на это.

— Но ты-то знаешь…

— В какой-то степени, наверное, знаю, — ответил Саса, и к нему сразу вернулось спокойствие. Ощущение, будто ему подставили подножку, пропало, и скоро образ Сугико, позволявшей ему наедине всё что угодно, кроме одного, и это нынешнее представление наложились друг на друга.

— А всё-таки здорово это у неё выходит, — говорит Юко.

Поцелуй всё ещё продолжается.

3

Увидев, что Сугико и молодой человек разомкнули объятье, Юко сказала:

— Ну, пошли. А то опоздаем.

— Куда?

Юко назвала увеселительный квартал в получасе езды на машине и добавила:

— Там сейчас вечеринка.

— Для молодых?

— Ага.

— А не ты ли говорила совсем недавно, что не ходишь на такие сборища?

— Сегодня же ночь под Рождество, вот и решила не отказываться.

— Тогда зачем, интересно, Сугико меня сюда зазвала?

— Вот уж не знаю. Это ведь она надумала позвонить.

Пока они говорили, Сугико и молодой человек поднялись.

Когда Саса заплатил по счёту и вышел, то увидел, что все трое стоят прямо за дверью.

— Отвезу тебя, и сразу домой, — произнёс Саса, схватив Сугико за руку. В машине хватало места для четверых, но Саса дал понять, что всех везти не собирается.

А Сугико молча притянул к себе.

Посадив её рядом, он завёл мотор. Она молчала.

Через некоторое время Саса сказал:

— У тебя с этим парнем близкие отношения?

— Не сказала бы.

— Ну и дура.

— Так ты же сам хочешь вернуть меня к молодым.

Не отвечая, он вёл машину. Саса знал, что поблизости от места, куда они ехали, был только один отель для свиданий — на втором этаже обшарпанного дома, где в прямоугольных комнатах стояли кровати и больше ничего не было. Чтобы вымыться, приходилось дожидаться, пока освободится единственная душевая.

Здание находилось неподалёку от квартала увеселений, но вокруг было темно. Саса остановил машину рядом с гостиницей.

— Ещё дальше нужно, — проговорила Сугико.

— Вылезай тут.

Перед глазами у Сугико, когда она вышла из машины, оказалась гостиничная вывеска — фонарь, вроде тех, что привешивают к карнизам.

— Не стоит, они же будут волноваться.

— Много времени не понадобится.

Надавив ей на плечи, он втолкнул её внутрь здания. Получив ключ, они поднялись по лестнице.

Узкий, длинный сумеречный коридор. Комната с тем же номером, что и на ключе, оказалась в самом конце его. Сухо скрипнув, открывается замок.

За дверью, в полутьме, белеют простыни на кровати.

Всю одежду Сугико Саса знал до мелочей, знал, где находится каждая пуговица и каждый крючок.

Он раздел её, стоящую на полу, догола. Сначала он хотел было оставить ей чулки и туфли, но, передумав, содрал и их.

Чулки он, скомкав, бросил со всего размаха в угол комнаты.

Схватив оседающую девушку за руки, он заставил её выпрямиться и со всей силы толкнул на кровать.

Сугико упала ничком. «Она похожа на белый, глянцевый кожаный мешок, наполненный молодостью, — думал Саса. — А вот изгиб талии всё-таки ещё невыраженный, незрелый, что ли».

Подойдя к кровати, он перевернул лежащее ничком тело навзничь. Сугико расслабилась, её руки и ноги свободно и широко раскинулись.

Вскоре молча рассматривавший её Саса взглянул на часы. Они провели в комнате лишь пять минут.

— Одевайся. А то опоздаем.

Сугико подняла голову, посмотрела на него и слезла с кровати. Медленно и неловко собрала разбросанную одежду.

Когда он вернул ключ и заплатил, выражение у старухи за конторкой было какое-то недоумённое. Мужчина средних лет и молодая девушка сняли номер и вышли минут десять спустя.

Где ей знать, чем были эти десять минут.

Сугико хранила молчание и в машине.

Заведя мотор, Саса спросил:

— Куда?

— А?

— Где эта вечеринка?

— А, поезжай вперёд.

Некоторое время слышался лишь голос Сугико, объясняющий дорогу:

— Направо.

— На углу налево.

— Я думаю, это в конце улицы, вон там.

Дорога упёрлась в тупик и изогнулась вправо. На углу виднелись два силуэта.

— Это же Юко, — проговорила Сугико, и Саса остановил машину.

Не поднимаясь с сиденья, он вытянул руку и, открыв дверцу с другой стороны, дал Сугико выйти. Обогреватель работал, поэтому стекло было поднято. Опустив его, он спросил:

— Что вы тут стоите?

Юко, подойдя к опущенному стеклу, ответила:

— Ну, вас так долго не было. Я беспокоилась.

— И давно ты ждёшь?

— Минут пятнадцать, наверно.

— Мы немного заблудились.

Рядом с Юко появилась вышедшая из машины Сугико.

— Ну хорошо, а о чём ты беспокоилась-то?

— Думала, может, вы в аварию попали.

— Ах, в аварию? — прошептал он и взглянул на Сугико.

Он почувствовал, что на его губах играет лёгкая усмешка. Сугико подошла к опущенному стеклу. А затем её пятерня с согнутыми, как крючья, пальцами промелькнула в воздухе, и щёку резко обдало холодом.

Саса молча посмотрел на неё. На её лице появилась гримаса, похожая на улыбку.

Отвернувшись, Саса медленно тронул с места. Повернул на углу, выехал на широкий проспект и поехал прямо. Вскоре он почувствовал боль. Потрогал щёку, и кончики пальцев стали мокры от крови. Снова проведя по коже рукой, нащупал рану. На его щеке были процарапаны три узкие борозды.

Когда он пришёл в себя, машина ехала по длинному мосту через реку.

Эта дорога вела прочь от его дома.

Глава четвёртая НОЧНОЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ

1

С автобана, прямо напротив, им открылась широкая бухта, окаймлённая жёлтыми огнями. Что там — порт? Виднелось несколько небольших грузовых катеров, двухмачтовых, с зажжёнными на каждой мачте фонарями. Дорога широко изогнулась направо, и машина поехала вдоль берега по прямой.

Каждый раз, видя море, Саса чувствовал своего рода подъём духа и восклицал: «А! Море!», глубоко вдыхая полной грудью.

Пожалуй, причина была не в том, что он жил горожанином и не часто мог выбираться на побережье. Но ему и самому не было понятно, почему море будило в нём такой отклик.

Снова и снова он скашивал глаза на море, то и дело отвлекаясь от дороги. У берега чёрная вода чуть заметно волновалась. Берег густо зарос трубами, на них горели красные огни. Они друж но и тускловато отсвечивали на маленьких гребнях волн. Завиднелась узкая высокая башня, на вершине которой сиял оранжевый электрический фонарь.

Саса то переводил взгляд на море, то снова вглядывался в дорогу, и скоро ему начало казаться, что по обеим сторонам шоссе между фонарями открываются чёрные провалы, в глубине которых мелькают волны.

Яркая световая завеса рвётся вновь и вновь, в зияющих прорехах шевелится море. На зыбкой поверхности воды высвечивается движущийся силуэт Сугико, в разных позах, в закрытой изнутри комнате.

Как она отдаётся, как сжимается в комок, как отказывает. Картина за картиной чётко, зримо рисуется на волнующейся воде.

Сама Сугико сидела рядом с ним. Они совсем недавно вышли из комнаты отеля.

— Куда ты смотришь? — спросила Сугико, обратив внимание на выражение его лица.

— На море.

Прислонившись лбом к стеклу, она некоторое время смотрела наружу:

— Неужели это море? Какая-то грязная чёрная вода.

— Такая грязная, что никто замуж не возьмёт, да? Не то что ты. Как была, так и осталась девственной, — сказал Саса.

Их ущербная связь продолжалась уже почти полтора года.

— Всё-таки интересно, почему это для тебя так важно?

— Потому что я хочу надеть белое венчальное платье, — как заклинание произнесла Сугико всё ту же вечную фразу.

— Тогда не связывайся с такими, как я. И надевай себе венчальное платье, сколько душе угодно.

— А ты на мне жениться не можешь? — спрашивает Сугико. Саса, муж и отец, молчит.

— Так или иначе, по-моему, хватит во весь голос кричать в отеле — «больно» и «прекрати», — проговорил он после паузы.

— Если перестать, плохо от этого будет не мне, а тебе.

— Но знаешь, как бы там ни было, здорово всё-таки у тебя получается, — сказал Саса, протянув к ней руку и мягко проведя по её губам кончиком среднего пальца.

Сугико, с полустоном-полувздохом, обхватила его палец губами, постепенно погружая всё глубже в рот. Немного позабавившись с пальцем, перебрав языком его суставы, она вытащила его и приникла губами к ямке между безымянным и мизинцем…

Её язык — редкий искусник. Вот он медленно ползёт вверх, по тыльной стороне мизинца, а когда достигает вершины, Сугико внезапно приникает лицом к бёдрам Саса и замирает.

Она тяжело дышит, и тот чувствует её горячее дыхание, проникающее внутрь, сквозь ткань брюк.

2

Показался дорожный указатель. Знак близкого выезда с автобана.

Рукой, лежащей на её шее, Саса отодвинул голову Сугико.

В этот вечер Сугико впервые повела себя так в машине.

Взяв правее, Саса свернул на склон, ведущий к выезду. Спустившись вниз, повернул направо и подъехал к перекрёстку со светофором. Остановив машину, он как раз ожидал перемены сигнала, когда полицейский, стоявший у поста на углу, с важным видом подошёл к машине.

Саса опустил стекло, и полицейский наклонился к нему.

— Спиртного не пили?

— Нет.

— Предъявите права.

Саса полез рукой в задний карман брюк, но карман был пуст. Саса вспомнил, что в тот день сменил костюм. И очевидно, забыл переложить права.

— А, забыл. Я сегодня в другом костюме…

— Ну что ж, тогда выходите.

Саса и Сугико вошли в здание участка.

— Значит, получается езда без прав, — проговорил полицейский.

Саса смотрел на него несколько растерянно. Скуластый полицейский был невысок, немолод, а о характере его судить было трудно. «Езда без прав» — не такое уж серьёзное нарушение, но дело могло обернуться долгим разбирательством.

— Если вы действительно забыли права, когда переодевались, значит, они у вас дома, правильно? — спросил полицейский.

— Наверное… — ответ прозвучал неопределённо, хотя Саса точно знал, что права дома.

— Вы бы не могли попросить кого-нибудь из домашних привезти их?

— Извините, но там никого нет.

— У вас дома никого нет?

— Я забыл права на работе.

Саса, не задумываясь, назвал несуществующий адрес. Сделать так, как предлагал полицейский, было невозможно.

Полицейский молча рассматривал Саса и Сугико. Он выглядел бы более уместно в кругу семьи, за чаркой сакэ. Наверняка эти двое не казались ему отцом и дочерью, братом и сестрой. Саса лихорадочно перебирал в голове вариант за вариантом, пытаясь придумать, как выбраться из этого положения. Он совершенно утратил хладнокровие. С молодых лет он не раз оказывался с женщинами в подобных ситуациях. Ему всегда приходилось выбирать места поукромнее, вдали от чужих глаз. Так было даже с той, на которой он женился.

Он посмотрел на часы. Одиннадцать. Понадобится как минимум час, чтобы отвезти Сугико до дома и высадить где-то неподалёку. Последний поезд останавливался на станции, где жила Сугико, в половине первого. По возвращении домой она делала вид, будто вернулась на этом последнем поезде. Времени оставалось всё меньше и меньше.

Нужно было что-то сказать. Наконец он нашёл слова, которые, казалось, смогли бы убедить полицейского:

— Мне надо как можно скорее отвезти эту девочку домой. Давайте сделаем так. Я её отвезу, а на обратном пути заеду на работу, за правами.

Конечно, даже если полицейский согласится, заезжать ночью домой и сразу уезжать было не очень-то ладно. Но если Сугико не успеет вернуться до того времени, когда приходит последний поезд, будет ещё хуже.

— Да уж не знаю. — Полицейский всё ещё разглядывал их, потом проговорил: — Скажите мне ваше имя и фамилию. Я сделаю запрос, выданы ли права на ваше имя, и если выданы, то на сегодня вас отпущу.

Саса успокоился и назвал себя.

— День-месяц-год рождения? — снова спросил полицейский.

Саса ответил, и полицейский, опять внимательно смерив обоих взглядом, молча отошёл к телефону.

Ответ, скорее всего, придёт не скоро. Саса как раз представлял себе эту долгую неловкую паузу, когда Сугико протянула правую руку к нему и тихо проговорила:

— Правда ведь, ногти у меня красивые?

Перед его глазами возникли плотно сложенные пальцы её правой руки.

3

Они были тонкие и изящные, суставы не бросались в глаза, однако форма ногтей, покрытых прозрачным лаком, была не настолько хороша, чтобы гордиться ими.

Саса решил оставить её слова без ответа, как вдруг кое-что привлекло его внимание. Обычно Сугико не давала ногтям отрастать и аккуратно стригла их на одну и ту же длину, однако на этот раз они выглядели слишком короткими.

— И правда, — намеренно громко произнёс Саса, приглядываясь к её правой руке. Ногти на всех пяти пальцах были обрезаны коротко, что называется, «под корень». Он посмотрел на левую, но на ней все ногти были обычной длины.

Тень мужчины возникла перед ним, постепенно закрывая её тело. Чёрная, с неуловимыми очертаниями, она медленно становилась всё больше и больше.

— Ты кого-то поцарапала, наверно… И этот кто-то отстриг тебе ноготь, да? Наверно, только один, на указательном пальце, — тихо проговорил Саса наугад первое, что пришло в голову.

— На одном указательном…

— А все остальные ты обрезала сама, так?

— Ох, ну ты всё отгадал.

Только что у неё было такое выражение лица, словно она загадывала ему загадку. Сейчас её лицо было уже серьёзным. Однако ни выражение лица, ни ответ не означали наверняка, что Саса угадал правильно.

Всё-таки зачем она так себя повела?

— Ты случайно в последнее время ни с кем на машине не каталась?

— Уже теплее, — произнесла Сугико тихо, почти шёпотом.

Наверное, там она брала в рот не палец…

Эта сцена встаёт перед его глазами. Сугико, уткнувшаяся лицом в бёдра мужчины. Тот сворачивает к обочине, глушит мотор. Затем её ногти описывают дугу в воздухе. Да, а откуда взялись кусачки для ногтей? Из её сумочки? Этими кусачками ей стригли ногти в… или, может, в комнате отеля?

— Ты не ревнуешь? — прозвучал голос Сугико.

Он посмотрел ей в глаза, в них блестел вызов.

Однако он не почувствовал ревности — жгучей и ранящей. «Даже если есть кто-то ещё, не беда…» — Саса подумал так впервые.

Скорее, его обеспокоило произнесённое ею слово «ревность». Здесь, в участке, Саса осторожно выбирал выражения, стараясь, чтобы полицейский не понял, что перед ним — любовники. Саса посмотрел, чем тот занят, — губы на лице полицейского, сидящего в профиль, с телефонной трубкой у уха, двигались. Наверное, ему сообщали ответ на его запрос.

Положив трубку, полицейский повернулся к нему.

— Мне подтвердили, что на ваше имя действительно выданы права.

Саса молча ждал, что тот скажет дальше.

— Ладно. На этот раз отпущу.

Полицейский подошёл к Сугико и сказал:

— Ты гляди там, поосторожней на обратном пути.

Не то чтобы он перевёл взгляд на Саса, да и сказано это было мягко, однако было совершенно ясно, что имелось в виду.

— Да, понятно, — шевельнула она губами.

Саса взглянул на её рот. Действительно, у Сугико ещё оставалось одно место, насчёт которого она очень осторожничала. Однако полицейский наверняка и вообразить себе не мог, как обстояло дело.

— Спасибо вам, — поблагодарил его Саса и снова, уже не скрываясь, воззрился на губы Сугико. Под его взглядом рот её на секунду приоткрылся, в глубине его мелькнул язык.

Они вышли из участка и подошли к машине. По-прежнему не сводя глаз с её губ, Саса открыл дверцу.

Глава пятая КРОВЬ

1

Шедшая вдоль побережья дорога сделала широкий поворот и пошла вверх. Сугико, взглянув на часы в приборной панели перед сидящим за рулём Саса, сказала:

— Ещё полчаса есть. Доедем без спешки.

Осталось перевалить через невысокую гору — за ней был город, где жила Сугико. Стояла полночь, дорога, проложенная по холму, была темна, и машины попадались редко. Перед глазами светились в темноте только часы и круги приборов.

— Знаешь, с машиной всегда может что-нибудь случиться. Лучше бы на поезде вернулась, — заметил Саса.

— Мне скучно одной. Кроме того, отвезти меня — твоя обязанность.

— Неужто обязанность? — Саса положил руку на бедро сидящей рядом девушки. Её плоть под его рукой на мгновение напряглась и снова расслабилась.

— Скажи, что это значит, — когда два человека перестают быть чужими друг другу? — вдруг спросила Сугико.

— Такими старомодными выражениями сейчас, по-моему, уже никто не пользуется.

— А вот я много раз слышала.

— Неужели? Ну и что?

— Вот я и спрашиваю, что это значит?

— Прекрати, ты и сама прекрасно знаешь.

— Ну а тогда как насчёт нас?

— Между нами… ну… что называется «эротическая связь».

— Противное слово. Так мы чужие или нет?

— Так ставить вопрос нельзя. Как бы там ни было, мы с тобой всё равно чужие.

Асфальт кончился, и машину затрясло. Сугико молчала. Впереди показался открытый зев тоннеля.

— Мы уже, наверное, полтора года вместе, — сказала Сугико.

— Да, почти.

— Правильно… полтора года. Уж-жасно долго, правда? — Её голос вдруг прозвучал неожиданно весело. Эта весёлость вызвала у него беспокойство.

— Я так много поняла. Очень многому научилась. Поэтому… сейчас уже и умереть не жалко.

— Да ты что, ты же ещё… — Саса замолчал. Если досказать начатое, будет только хуже.

Дорога пошла ухабами, и Саса крепче обхватил руль, въезжая в тоннель на перевале. Там дорога шла по прямой.

Вскоре тускло завиднелись очертания выхода. Дальше, над дорогой, точками обозначились два ряда алых огоньков. Несмотря на густоту оттенка, они не сияли, не отбрасывали вокруг лучей. Просто два ряда расплывчатых алых точек уходили вдаль в темноте ночи.

Попался сигнальный фонарь, предупреждавший о дорожных работах, — наверняка теперь на изрядное расстояние одна сторона окажется разрытой.

— Похоже на блуждающие огни.

— И правда, совсем как лисья свадьба[1], — проговорила Сугико и добавила, окинув взглядом окрестности: — Ну и темень! Кроме тех красных огней, ничего не видно. — Она повернулась назад и вдруг тихо вскрикнула.

— Ой, что это?

— Что там ещё?

— Посмотри назад, только осторожно. Ну, скорей же! — торопила она его.

— Ну давай же, скорее! — Она подпрыгивает вверх-вниз на сиденье, точно расшалившийся ребёнок, и Саса чудится в этом веселье нечто зловещее.

Машина всё ещё не вышла из тоннеля. Снизив скорость, он всем телом повернулся назад.

Там совершенно ничего не было.

Ни малейшего проблеска света. Перед глазами, словно доска, выкрашенная в чёрный цвет, стояла тьма.

Над ухом раздаётся смех Сугико. Внезапный, оглушительный хохот.

2

В самом деле, одна сторона узкой дороги была разрыта. После этого участка дорога плавно пошла под уклон, и вскоре россыпью показались огни города.

Дорога стала шире, и Саса, подъехав к обочине, остановил машину. Опустил голову на руки, всё ещё сжимавшие руль.

— Устал, — произнёс он, тяжело дыша. — Это всё тоннель, — прибавил он.

— И правда, тьма была кромешная. — Сейчас её голос прозвучал скорее подавленно.

— Темень — прямо перед глазами стояла. Нет, не так — глаза будто пеленой заволокло.

Временами, когда он очень утомлялся, ему казалось, что все его нервы горят, словно обожжённые.

Протянув руку, он схватил Сугико за шею и потянул к себе. В последнее время в такие минуты она сразу приникала лицом к его бёдрам. Слышался шероховатый звук расстёгивающейся молнии, и Сугико раскрывала рот. Влажные губы немного напряжены, лицо утопает и снова всплывает, не прекращая движения. Язык движется с умелостью, кажущейся даже чрезмерной.

Если семя проливается, она, закрыв глаза, выпивает всё до конца, залпом. Запах семени некоторое время остаётся на её губах и во рту.

Однако на этот раз девушка воспротивилась его натиску.

— В чём дело?

— Дом уже совсем рядом.

— Ну и что, что дом… — начал Саса и тут сообразил.

Сугико опасалась возвращаться домой, к ждавшим её родителям, с сильным запахом на губах.

Свет в окнах её дома, должно быть, яркий и тёплый. Её семья, с которой Саса никогда не встречался, — словно чёрные силуэты. Делая невинное лицо, Сугико входит в дом. Крепко сжимает губы, будто накрывая крышкой запах, поднимающийся из её нутра. И яркий свет приобретает тепло живой плоти.

Вообразив эту сцену, Саса почувствовал сильнейшее вожделение.

Он ещё упорнее стал тянуть к себе сидящее рядом тело, и тогда Сугико приставила свои ногти к тыльной стороне его левой руки. Оба замерли, глаза прикованы к его руке и её заострённым ногтям.

— Ты опять собралась меня царапать? — произнёс Саса. — Ну что ж, если тебе не хочется, можно и ногтями…

Секунду она помедлила, но затем её ногти всё же медленно пропахали его ладонь. Казалось, в это движение вложена вся сила её ненависти.

Саса поднял руку, разглядывая её тыльную сторону. Из двух длинных борозд лилась кровь.

— Прости. Но я всё равно не буду, — сказала Сугико, отвернувшись к стеклу.

Кровоточащей рукой Саса завёл мотор, и машина двинулась дальше. Оба молчали, машина спускалась вниз по склону, и городские огни виделись всё ближе и ближе.

За железнодорожным переездом, недалеко от здания станции, Саса высадил Сугико.

— Пока, — коротко сказал он и развернул машину.

3

Его машина возвращалась той же дорогой. Вошла в тоннель, миновав алые огни. Фары осветили тьму. Где-то в глубине его сознания возникла зияющая пустота, в которой беспрестанно двигались бесформенные и неуловимые тени. Машина шла с умеренной скоростью.

Он спустился с горы, и вскоре дорога стала немного шире.

Машина подкатила к развилке. Если ехать прямо, окажешься у перекрёстка приморской дороги. А другая дорога делает долгую петлю.

Когда он повёл машину прямо, то почувствовал толчок, как будто по багажнику ударили ладонью. Обернувшись, он увидел, как справа медленно падает мотоциклист.

На мгновение Саса остолбенел. Похоже, тот ехал справа, оттуда попытался свернуть на левую дорогу иврезался. Наверное, мотоциклисту показалось, что Саса тоже собирается свернуть влево.

Однако сейчас было не время спорить, кто прав, а кто виноват. «Ну и попал в переделку!» — испуганный и взволнованный, Саса остановил машину и вышел. На дороге не было ни одного автомобиля.

Упавший вбок юноша, не выпуская из рук руля, уже поднимался на ноги вместе с мотоциклом.

— Что случилось?

Молчит. Свалился как раз на самой середине развилки. Молодой. В резиновых тапках.

— Давай-ка попробуем дойти до обочины. Ты ходить-то можешь?

Вместе с катившим мотоцикл юношей Саса прошёл до тротуара на углу. Положив новёхонький мотоцикл на бок, тот опустился на корточки. Саса с тревогой оглянулся вокруг. В угловом доме напротив горел свет. Похоже, это была винная лавка, «но с чего это она открыта в такой поздний час? Так или иначе, там, скорее всего, есть телефон», — подумал Саса.

— Где-нибудь поранился? — спросил он и взглянул на юношу. Крови нигде не было. Хорошо, если обошлось без какого-нибудь внутреннего повреждения.

— Скорую вызвать?

— Нет, не нужно, — произнёс до сих пор сидевший на корточках парень и обессиленно улёгся спиной на землю, держась за лоб.

— В той винной лавке есть телефон. Может, всё-таки позвонить?

Многое тогда наверняка выплывет наружу. Надо попытаться сочинить какую-нибудь историю… Хотя…

— Ничего не надо. Всё в порядке. Сейчас полежу немножко, и всё пройдёт, — проговорил юноша слабым голосом.

Вдруг у Саса вырвались совершенно неожиданные для него самого слова:

— Хочешь, я тебе хоть сидра куплю?

Это зимой-то.

— Не, лучше колу, — ответил парень, всё ещё прижимая ладонь ко лбу.

— Сейчас принесу… Если уж ты всё равно лежишь, иди лучше в машину.

Открыв заднюю дверцу, Саса взялся за парня. Тот сам влез на сидение и лёг на спину. Ноги его не уместились, и дверца осталась открытой.

Направившись к лавке, Саса вошёл внутрь. В глубине сидела толстая женщина средних лет. Увидев Саса, она всё равно продолжала молчать.

Саса обернулся. Прямо напротив стоит его машина, рядом на земле валяется мотоцикл. Из открытой дверцы до колен высунуты ноги мужчины.

Женщина, однако, расспрашивать не спешит. Выражение её лица такое, словно она ничего не замечает…

Рядом с ней и вправду есть телефон. Хорошо бы, чтоб он не понадобился.

— Дайте, пожалуйста, колы, — обратился Саса к женщине.

— Секундочку. — Её лицо смягчилось. Наверное, она опасалась оказаться вовлечённой в происходящее.

Открыв бутылку, Саса стал пить прямо из горлышка. Трижды переведя дух, он осушил её до дна. Только сейчас он понял, что ему хотелось пить.

— Откройте-ка ещё одну.

Саса положил на прилавок деньги, и пожилая женщина сказала, протягивая бутылку:

— Можете не возвращать.

Когда Саса вышел из лавки, мужчина уже выбрался из машины и стоял снаружи.

Саса протянул ему бутылку, и тот, кивнув, приставил её ко рту и запрокинул голову. Выпив половину, он поставил бутылку на краешек тротуара и поднял мотоцикл.

— С мотоциклом ничего не случилось? — спросил Саса.

— Не, всё в порядке, — ответил тот, хотя руль немного погнулся.

Парень с силой нажимает ногой педаль зажигания. Мотор было начинает тарахтеть, но сразу глохнет. Он пробует снова, с тем же результатом.

Именно тогда Саса вдруг заметил — этот парень до сих пор ни разу не посмотрел ему в глаза, избегал его взгляда.

«Вон оно что, ему, оказывается, тоже есть что скрывать. Значит, вызови я скорую, неприятности были бы не только у меня».

Но если мотор не удастся завести, придётся загружать мотоцикл в машину и отвозить его.

А поместится ли мотоцикл в машину? Как раз когда у Саса появился этот новый повод для беспокойства, двигатель, наконец, завёлся.

— До свидания, — сказал парень и, так и не посмотрев ему в глаза, уселся на мотоцикл и скрылся из виду.

4

Дня через два после этого Саса зашёл в один хорошо знакомый ему бар.

Присев у стойки, он потягивал свой напиток, когда подошла Соноко и присела рядом с ним.

Вскоре она обратила внимание на его шрам. Две свежие борозды, ещё сохраняющие кровянистый цвет, протянулись через тыльную сторону его левой кисти.

— Ой, какая прелесть. С женой поссорился, да?

— Нет.

— Кошка поцарапала?

— Кошек у меня тоже нет.

— Смотри, какой ты страстный мужчина!

Соноко, как заворожённая, глядела на присохшую кровь. Казалось, глаза её затуманились. Очевидно, шрамы возбуждают её. Саса слыхал об этом. Говорили, что она удовлетворяется, только когда её мучают. Может, глаза её затуманились именно потому, что она представила себя жертвой.

А может, всё это лишь игра воображения. Он даже не был уверен, правдивы эти слухи или нет. Время от времени, после того, как бар, где работала Соноко, закрывался, Саса ходил с ней в ресторан — и ничего кроме этого. У него было ощущение, что их связывает отнюдь не простая дружба, однако на большее не притязал. У Соноко было своё обаяние. И что-то в его душе радостно откликалось на возможность продолжать эти отношения — близкие, но неопределённые.

— Что с тобой происходит в последнее время? — спросила Соноко, сменив тон на вежливый.

— Трудно объяснить.

— Да, похоже, что трудно, — сказала она и снова взглянула на его руку.

— Интересно, который час? — спросила она.

— Думаю, довольно поздно. Ведь мы в третьем кабаке подряд гуляем.

Соноко сидела справа от него. Протянув руку, она немного отвернула его манжету и посмотрела на часы. Рукав её кимоно мягко тронул его щёку, запах духов стал заметнее.

— Уже скоро будут закрывать, — проговорила Соноко и медленно провела кончиками пальцев по шраму.

Его рука вздрогнула.

— Ещё больно?

— Немного…

— Интересно всё-таки, что с тобой происходит, — Соноко подавила улыбку. — Давай пойдём — начнём пить по новой. Ты мне всё и расскажешь.

«Ей можно и рассказать», — подумал Саса. Рассказывая, он сам сможет лучше понять отношения с Сугико. Кроме того, этим рассказом, его откровенными подробностями, ему хотелось ещё больше запутать свои загадочные отношения с Соноко.

5

Они легко перекусили в ресторане, недалеко её от дома.

Но стоило только Соноко сказать: «Ну давай, рассказывай», как Саса почувствовал, что у него пропала охота в подробностях описывать свою связь с Сугико.

— Что-то мне лень стало.

— Ты же только что так и горел желанием.

— Мне показалось, что тебя это возбуждает.

— И что, хотел меня ещё больше возбудить, что ли?

— Вроде того… Да только это не такая история, которую стоит рассказывать обстоятельно, тем более человеку моего возраста.

— Может, ты и прав, — ответила Соноко, но, переведя взгляд на его руку, добавила: — Может, хотя бы в общих чертах расскажешь?

В общих чертах Саса рассказал. Заняло это минуты три — или, может, четыре?

— Мерзее и быть не может, — бросила Соноко, дослушав.

— Правда ведь мерзко, да? Это просто невыносимо, когда женщина всё позволяет, и только за девственность всё держится. Но в этой невыносимости тоже есть интерес…

— Я вообще-то тебя имела в виду.

Саса вздрогнул.

— Почему же?

— В такую пору жизни любая девушка видит в мужчине венец творения. И готова ради него на всё.

— Не сказал бы, что она готова на всё.

— Но ты ведь заставляешь её делать много всякого-разного, не правда ли?

— Она сама этого хочет.

— Но ведь это ты сделал её такой, верно?..

Саса отхлебнул вина из бокала и надолго задумался.

— Но самое интересное в этой истории, что тебя, оказывается, на девственниц тянет. Никогда бы не поверила.

— Да нет, не в том дело. Просто так вышло… — принялся объяснять ей Саса, подбирая слова. Он разговорился потому, что собеседницей его была именно Соноко.

— К тому же ты меня не поняла. Невинность всякая меня вовсе не интересует. Просто девственницы отвечают мужчине совсем по-иному. Это-то мне и интересно.

— Ах вот что… Ну и испорченный же ты…

— Если рассуждать с женской точки зрения, я вообще не понимаю этого презрения к девственнице. Я знавал таких, что теряли невинность с первым встречным, а после этого лишь облегчённо вздыхали. А на самом деле это изнанка того же самого — крайне пристрастного отношения к своей девственности.

— Может, оно и так…

Соноко ненадолго замолчала. Не то чтобы она задумалась, скорее колебалась, высказывать своё мнение вслух или нет.

— Я вот думаю — очень часто от того, как женщина теряет девственность, зависит вся её жизнь, — проговорила Соноко после паузы.

— Да? Мне это в голову не приходило. Ты, наверное… — тут Саса замолчал. «Ты себя, что ли, имеешь в виду?» — уже готов был произнести он, но не стал. Одновременно он подумал и о Миэко.

Соноко повернула разговор в другую сторону.

— Послушай, а ты веришь, что она девственница?

— Вот-вот, меня порой берёт сомнение, а что если это всё игра?

— И ты с ней так уже больше года…

— Ну да. Но если она на меня откликается со всей искренностью, то мне и этого достаточно.

Соноко допила бокал и, вставая, проговорила:

— Ну, пойдём. Хотя погоди, скажи-ка, а дальше-то что будет?

Саса вновь почувствовал страх.

— Не знаю. К тому же в последнее время рядом всё мельтешит какой-то молодой человек.

— Ну и забот у тебя… — рассмеялась Соноко, и они вышли наружу.

— До дома не проводишь? Дорога тёмная…

Они пошли вдвоём.

Узенькую улочку преграждал железнодорожный переезд с автоматическим шлагбаумом. Перед ним тускло блестело железнодорожное полотно. Соноко, шагая осторожно, чтобы не наступить сандалиями на рельсы, перешла на другую сторону.

— И всё-таки это мерзко. — Её слова прозвучали неожиданно, будто она только что вспомнила об этом.

Не отвечая, Саса остановился и, схватив её за руку, втащил в переулок и привлёк к себе. Его рука, раздвинув полы кимоно, скользнула меж её бёдер.

Соноко упорно боролась с ним, но не отталкивала и не кричала.

— Дай-ка я тебя помучаю.

Нарочито грубо Саса загнал пальцы внутрь и ожесточённо задвигал им. Изо рта Соноко вырываются стоны. Иногда к ним примешиваются короткие бессмысленные слова — не то боли, не то наслаждения.

Послышался колокольный звон. Прошло несколько секунд, прежде чем Саса понял, что это включился сигнал на переезде.

Вскоре переезд оглушительно загремел. Грохот продолжался непомерно долго.

— Наверно, последний поезд. Я-то думал, он куда раньше проходит. — Саса так удивился, что заговорил. Рука его замерла.

Немного переждав, Соноко шумно вздохнула и хрипло проговорила:

— Ночью товарные ходят.

Она медленно оторвалась от него.

— Дальше можешь не провожать. Дом уже совсем рядом.

Не дожидаясь ответа, Соноко поворачивается и уходит. В ночной полутьме мелькают, уменьшаясь вдалеке, её белые носки.

6

Вечер, примерно неделю спустя.

Саса — в баре, где работает Соноко.

Она — в дальнем зале, сидит на высоком стуле, но не двигается с места.

Минут через двадцать Соноко подошла и молча села рядом.

Некоторое время оба молчали, потом Саса заговорил.

— Что-нибудь выпьешь?

— Да. Виски с содовой, пожалуйста.

Быстро выпив приготовленный барменом бокал, она слезла с высокого стула у стойки.

— Я тебя больше не увижу? — спросил Саса.

— Нет, — ответила Соноко сухо и, встав за его спиной, приникла к нему грудью. Прошептала у самого уха:

— Скотина. У меня кровь текла.

В её голосе и укор, и страстность одновременно. Соноко уходит не обернувшись.

Глава шестая ЧЕРНОТА УЖЕ ЗДЕСЬ

1

В этот вечер Сугико была разговорчива.

Они устроились друг против друга у низенького столика в тесной, японского стиля, комнатке. Сугико сидела на полу в непринуждённой позе и болтала на разные темы.

Принесённый чай остывал на столике нетронутый.

В стенке, отделявшей их комнату от соседней, было круглое окошко, украшенное бамбуковой решёткой. Сквозь окно девушке наверняка был виден край уже разостланной там постели.

Когда Саса, поймав взгляд Сугико, повернулся и посмотрел в сторону окошка, Сугико сказала:

— Я в такое место больше не пойду.

— Почему?

— Ещё спрашиваешь… В прошлый раз на обратном пути был просто кошмар. Таксист мне одни только гадости говорил.

Неделю назад, вечером, когда Саса, как всегда, собрался отвезти её домой, на тесной стоянке отеля, до отказа забитой машинами, образовался затор, и стало очевидно, что быстро им отсюда не выбраться. В конце концов решено было, что Сугико доедет до станции на такси и оттуда вернётся домой на поезде. Если ждать, пока можно будет воспользоваться машиной, они прибудут на станцию приморского городка много позже прихода последнего поезда.

— Ах вот ты о чём? Хорошо ещё, что успела на поезд сесть. Небось еле добежала?

— Таксист этот, знаешь…

— Ну и что такого он тебе сказал?

— «Никогда бы не поверил, чтобы такая барышня, как вы, и вдруг в таком месте…» — и тому подобное, всю дорогу, одно и то же.

— Нехорошо, что ты такси прямо перед самым отелем поймала. Но тут уж ничего не поделаешь — времени ведь было в обрез.

«Барышня… вот, значит, как. Плохо дело», — прошептал Саса про себя. Её семья была богаче, чем обычно бывают люди среднего класса. Она почти не красилась, и порой, если судить только по лицу, её вполне можно было принять за девочку-подростка. Сугико носила неброские вещи, подобранные со вкусом, но стоило присмотреться, и делалось ясно, что одежда её была достаточно дорогой.

— Больше меня в такие места не приводи.

— Ну и что же тогда делать?

— Вообще ничего делать не нужно, хватит уже.

Тон её не был резким. Скорее она произнесла это как обиженный ребёнок.

— Неужели?

Поднявшись, Саса подошёл к ней и, взяв за руку, поставил на ноги. Распахнул раздвижную перегородку между комнатами. Постель была разостлана на одного.

2

Сугико не надела пижаму, приготовленную для неё. Свою одежду она тоже, сняв, складывать не стала, а просто свалила кучей в углу комнаты.

Сбросив с себя всё, она влезла под одеяло.

Натянув одеяло до подбородка, Сугико и Саса лежат рядом на спине. Ему виден древесный узор на дощатом потолке.

Сугико всё ещё продолжает болтать. Выпростав левую руку из-под одеяла, она подносит её к его глазам.

— Посмотри, ничего не замечаешь?

Саса сразу смотрит не на её красивые тонкие пальцы, а на ногти. Ведь именно её ногти не раз оказывали влияние на их отношения.

Из пяти коротко обрезан только ноготь на указательном. Притом его почему-то не попилили, он так и остался неровным.

— Ты ведь про ноготь, да? — проговорил Саса и, взяв за кисть, вытащил из-под одеяла её правую руку. На правой все ногти — одинаковой длины.

— Не иначе опять кого-то поцарапала… Это ведь уже не в первый раз, а? Только тогда ты и остальные ногти обрезала. Ты только посмотри — что же так неровно? Ты что, оставила ноготь, как мужчина его обрезал, что ли?

Не поднимая головы с подушки, Сугико повернулась к нему.

— Ничего-то от тебя не скро-оешь.

От её слов что-то шевельнулось в нём, но сразу исчезло.

— Почему же ты не постригла остальные, как раньше? Оставила, чтоб меня исцарапать?

Саса хотел, чтобы его слова прозвучали как непринуждённая шутка.

— Не хочешь узнать? Спроси, я тебе расскажу.

— Что узнать?

— Кто обрезал мне ноготь.

— Ну… может и хочу.

— Он молодой, но такой забавный. Всё время меня поддразнивает, но в его словах всегда скрытый смысл есть.

Не дожидаясь ответа, Сугико продолжила:

— Чем-то на якудзу похож, говорит, раньше хотел даже в одну группировку вступить. И татуировку собирался сделать, да передумал.

— Наверное, выдумывает всё, для понта.

Сугико молчит.

Но, может быть, именно из-за связи с пожилым мужчиной её влечёт к молодым людям такого типа?

— Уже второй раз тебе обрезали ногти. Что же получается, только я, что ли, покорно разрешаю себя царапать?

— Но ведь оба раза это был один и тот же мужчина.

— Один и тот же… Тот, кого я видел, что ли?

— Нет.

Выходит, что во второй раз она оставила остриженный им ноготь как есть. Что-то снова шевельнулось в нём, а Сугико перевернулась на живот, положила подбородок на сложенные руки и заговорила о другом:

— Я тут недавно у одной подруги ночевала. А она, представляешь, с лесбийскими наклонностями. Я совсем струхнула.

— Но если она лесбиянка, тому, что ты так старательно бережёшь, никакая опасность не грозит, нет?

— …Ей примерно столько же, сколько мне, но такая уверенная, аж страх берёт. Говорит: «Дай мне всё сделать по-моему и уж будь спокойна, я тебя до оргазма доведу», представляешь?

— Это что, Юко?

— Нет, не она.

Сугико окружена неизвестными ему молодыми мужчинами и женщинами.

— Сними нам комнату, чтобы мы с ней вместе жили, — сказала Сугико, не меняя положения.

— Что это ещё за глупости?

— Я серьёзно. Давай втроём спать. Только…

Сугико повернулась на бок и проговорила, раскрасневшись и обвивая его руками:

— Только сначала мы с ней будем… вдвоём.

— А я что буду делать?

— А ты посмотришь, разве плохо? Ну пожалуйста, сними комнату.

— Нет, так не пойдёт… хотя втроём — это идея интересная, — произносит он и, сжав её голые плечи руками, пробует повернуть на спину…

Саса и сейчас порой вспоминает, как много времени потребовалось ему на то, чтобы, содрав с упорно противившейся Сугико всю одежду, наконец прижать её голое тело к своему. Ещё ярче в его памяти осталось то мгновение, когда, устав от её упрямого сопротивления и уже отчаявшись в успехе, он почти в шутку попробовал приникнуть к низу её живота губами. Она распахнула ноги с удивительной лёгкостью. Обратную позицию Сугико тоже занимала охотно, даже по своей инициативе. В движениях губ и языка чувствовалась наработанность, и можно было подумать, что в этом у Сугико был немалый опыт.

В позах, которые не были опасными для девственной плевы, Сугико вела себя как уже вполне созревшая женщина. «Какая она всё-таки активная», — часто удивлялся Саса. Это удивление, постепенно разрастаясь, вскоре оформилось в следующую мысль: если не совершать половой акт как таковой, как бы мужчина и женщина ни соединяли свои тела, до каких бы крайностей ни доходили, настоящей близости между ними нет.

«Такие отношения не обременяют. Даже наоборот, их, наверно, совсем не жаль потерять», — думал он.

Зачатие и деторождение — величайшее из назначений, дарованных Создателем женщине. Впрочем, если посмотреть на это с другой стороны, выходит, пожалуй, что женщина существует лишь для того, чтобы предотвратить исчезновение человеческого рода. Разумеется, в далёком прошлом, несколько сот тысяч лет назад, так и было. Но и теперь, когда женщина соединяется с мужчиной в надежде зачать, где-то в глубине её существа закипает эта первобытная кровь, и женщина преисполняется уверенности, что её любовная связь является чем-то особенным.

С тех пор как эта мысль пришла к нему, всякий раз, пытаясь овладеть Сугико, Саса сразу же терял свою силу.

Он никогда не мог приметить на её лице выражения боли или удовольствия. В такие минуты лицо её, буквально на его глазах, словно превращалось в лицо другой женщины. Он смотрел в лицо существа, которое, оставив его, в одиночку погружалось всё глубже и глубже в наслаждение, несравнимое с тем, которое испытывает мужчина, и ему мнилось, что вокруг него расстилается красная пустыня, безлюдная и каменистая. Повернувшись спиной к окружённому высокими скалами входу в пещеру — своему привычному дому, он пристраивается сзади к стоящей на четвереньках женщине или накрывает её тело своим, совершая половой акт, а при этом шарит вокруг настороженными глазами, беспрестанно оглядывается и высматривает, не нападут ли на него какие-нибудь звери или змеи, слева, справа, сзади, спереди. Женщина, крепко закрыв глаза, полностью отдаётся мужчине. Заросли неподалёку шуршат под порывом ветра, мужчина на мгновение напрягается, а та совершенно ничего не замечает. И в этом тоже сказывается всё та же первобытная кровь, живущая в женщине своей жизнью…

Саса лёг на Сугико, и в голове у него мелькнуло воспоминание: собака, живущая в его доме, заболела, и её пришлось оставить у ветеринара.

«Интересно, когда разрешат забрать её домой?»

Саса снова обнял тело Сугико, лежащей под ним. Похоже, и сегодня она останется каменной. Она не позволит проникнуть внутрь никоим образом. Иногда он начинал думать, что в ней вообще нет этой бреши.

Саса медленно приподнялся с её бёдер и, уже готовый оторваться от неё, тут же опустился вновь, стараясь погрузиться поглубже.

И вдруг понял, что, не встречая почти никакого противодействия, с досадной лёгкостью полностью проникает в неё.

Некоторое время Саса не мог понять, что произошло.

В прошлый раз он встретился с Сугико неделю назад. За это время кто-то… скорее всего, тот молодой мужчина, о котором она только что рассказывала… И думает небось, что был первым! За эти полтора года Саса не раз сомневался в том, была ли Сугико действительно девственницей. Размышлял об этом отрешённо, как будто это не имело к нему никакого отношения.

Вскоре Саса, оторвавшись от неё, шёпотом сказал:

— Так ты всё-таки не была девушкой.

Говорил ли он о случившемся за эту неделю или нет, Саса и сам не знал. Его состояние нельзя было назвать растерянностью, какая наступает после шока, но всё же его наполняло какое-то смутное, неопределённое чувство.

Его слова остались без ответа, однако её голова коротко качнулась, а лицо исказилось, словно её ударили. Впрочем, эта гримаса боли сразу исчезла, и Сугико, снова прижавшись к нему грудью и вцепившись в него, прошептала ему на ухо:

— Пожалуйста, измучай меня.

3

Они выехали из отеля на машине, которой правил Саса. От её разговорчивости уже не осталось и следа, она сидела рядом с ним и молчала.

Саса видит между ними словно бы чёрную, расплывчатую тень, однако у него нет желания расспрашивать и уточнять, придавать этой тени определённую форму. Случившегося не изменишь, и к тому же, поделив Сугико с этой тенью, он чувствует, что его ответственность уменьшилась вполовину. Эта мысль приносит даже что-то похожее на облегчение.

— Наверное, я дурная женщина, — сказала Сугико.

Или не смогла выдержать затянувшегося молчания, или захотела, чтобы Саса расспросил её о любовнике.

— Почему?

— Понимаешь, я же одновременно с двумя мужчинами встречаюсь.

— Ну и встречаешься. Что же тут плохого? — Его слова невольно прозвучали как-то неубедительно. Он надеялся сказать что-то утешительное, но в голосе его сквозило желание услышать от неё, что он в безопасности.

Одиннадцатый час вечера. Широкое шоссе сияет огнями, сквозь них прокладывает свой путь свет фар его машины. Раньше в такие минуты Саса и Сугико часто ссорились. Саса снова и снова повторял, что устал, и просил, чтобы она разрешила ссадить её у вокзала, Сугико же требовала, чтобы Саса довёз её до самого приморского городка.

Обычно она настаивала с таким упорством, что в конце концов Саса уступал. Однако сейчас машина уверенно ехала по дороге, ведущей к его дому.

Остановив машину у первой попавшейся железнодорожной станции, Саса протянул руку, отомкнул дверцу рядом с ней и произнёс:

— Сегодня возвращайся домой отсюда.

Сугико покорно вылезла.

Захлопнув дверцу, Саса сразу нажал на газ, машина медленно тронулась, однако светофор впереди вспыхнул красным, и ему пришлось остановиться. Дожидаясь зелёного, Саса повернулся назад, ища глазами Сугико.

Та удалялась.

Кончался март, казалось, вот-вот пойдёт дождь, но в здании станции было светло. Сугико шла по залитой светом площади к турникетам, на ней — плащ цвета сливок. Одна рука засунута в карман, поэтому пола плаща отошла вбок и приняла странный, тускловатый оттенок.

Один раз голова её качнулась в сторону, дрогнули её коротко подстриженные волосы на шее. И в жесте, и в походке её сквозили досада, отчаяние и решимость.

Сумеречная пелена окутывает Сугико. И в этом тонком слое грязного, серого воздуха, липнущего к её телу, повторяя все его очертания, виднеются двое — незнакомый молодой человек и сам Саса.

Глава седьмая ДО ЗАКАТА

1

Вскоре после полудня, в тот день, на который было назначено следующее свидание с Сугико, позвонила Юко.

— Слушай, тут кое-что приключилось, нам надо встретиться. Неприятности.

— Что это ты вдруг? По телефону сказать не можешь?

— Ты сейчас один?..

Саса как раз был у себя в комнате.

— Один.

— Так или иначе, приезжай, — говорит Юко.

— Расскажи хотя бы вкратце, что случилось?

— Как бы это сказать… Ну, в общем, Сугико открыла у себя в комнате газ. Вызвали скорую, в общем, кошмар полный.

Перед глазами Саса вдруг возникла Сугико, какой он видел её неделю назад: отчаянная походка, отошедшая в сторону тусклая пола плаща. И всё же он не спешил принять слова Юко за чистую монету.

— A-а, вот что… — произнёс он неопределённо.

— Ты что, не удивился?

— Да удивился, удивился. Ну и что, умерла она?

— «Умерла»? Ну как ты можешь так говорить!

— Я беспокоюсь.

— Да нет, жива. Так или иначе, приезжай, — Юко добавила какое-то иностранное слово.

— Это ещё что?

— Знаменитый бутик. В нём есть маленькое кафе. Там и встретимся.

— Может, для вас он и знаменитый. Тем более, не могу же я туда один войти.

— Послушай, тебе ведь приходилось дочке игрушки покупать?

— Ну а это вдруг к чему?

— Ты ведь до сих пор игрушки не разлюбил, верно? Помнишь, один раз нам с Сугико лягушек подарил.

— Лягушек?

— Маленькие такие, на пружинке. Игрушечные, её на стол положишь, а она через минуту как прыгнет. Помню, моя ужасно высоко прыгнула, — Юко снова произнесла иностранное слово и пояснила: — Большой игрушечный магазин такой. Не знаешь?

— Этот знаю.

— Подожди в этом магазине. Бутик там совсем рядом.

— Значит, всё-таки придётся встретиться?

— Придётся.

Она повесила трубку.

2

Подойдя к магазину игрушек, Саса услышал женский голос, зовущий его по имени. Он остановился и, обернувшись, чуть не налетел на стоящую прямо перед ним Юко.

— Я тебя зову-зову. А ты вдруг остановился, как вкопанный.

Похоже, увидя его, Юко подбежала к нему. Он почувствовал лёгкий запах её пота.

— Бутик совсем рядом.

— В самом деле?

Не двигаясь с места, Саса расширил ноздри, стараясь уловить запах девушки. Обычно от Юко почти не пахло. Однако у каждой женщины есть свой, едва заметный запах, и это запах кожи — своего рода мешка для внутренностей и прочего. Этот запах всегда соперничает с ароматом духов, и когда духи сливаются с ним, тогда и получается запах женщины. Такой запах стал появляться и у Сугико, однако в нём не было завершённости. Юко же наверняка имела богатый опыт.

— Ну, что же ты? Пойдём, — поторопила Юко неподвижно застывшего Саса.

Они пошли рядом.

Пройдя метров пятьдесят, Юко остановилась перед невысоким зданием.

На первом этаже здания была витрина с чернокожей куклой в платье с цветочным узором и белым платком на голове.

— Пришли. — Юко распахнула дверь.

Внутри между этажами не было сплошного перекрытия, и на галерее второго этажа было устроено кафе. С места напротив Юко, куда сел Саса, сквозь перила можно было окинуть взглядом весь магазин.

Было совершенно тихо. Саса посмотрел вниз. Его взгляд упёрся в короткую — всего в несколько ступенек — лестницу, которая вела к прилавкам в подвальной части магазина. Пространство там переливалось многоцветной радугой, но ни покупателей, ни продавщиц видно не было.

— Совсем людей нет.

— И правда… Это потому, что здесь дорого.

— Как это они только сводят концы с концами?

Юко не ответила на его слова, а сказала, понизив голос:

— Так вот, Сугико, она… — Юко замолчала.

Саса ждал продолжения. Вопреки его ожиданиям, Юко не стала прямо говорить о тех обстоятельствах, которые привели к попытке самоубийства.

— Я вот подумала, ей сейчас лучше куда-нибудь съездить, что ли.

— Да, пожалуй.

Саса смотрит прямо на Юко, но та не поднимает глаз. Опустив взгляд в стоящую на столе чашку, она продолжает таким голосом, словно обращается к себе самой:

— Вот я и подумала, почему бы не свозить её куда-нибудь, на корабле…

— На корабле? Куда?

Юко назвала остров, знаменитый курорт. Туда можно было добраться часов за пять-шесть.

Они по-прежнему не встречаются взглядами. Юко говорит с интонациями человека, обсуждающего серьёзную проблему, но в голосе её есть что-то наигранное.

— Буду тебе очень за это благодарен, — сказал Саса наугад.

Даже если эта попытка самоубийства и впрямь была, интересно, должен ли Саса в одиночку нести ответственность за последствия? И какая роль отведена тому молодому человеку?

Вслух Саса произнёс другое:

— Всё-таки хотелось бы понять, почему она вдруг так поступила.

— Вроде это у неё от усталости, как припадок.

Пожалуй, тут была и его вина.

— И когда?

— Два дня назад.

Юко не могла быть хорошо знакома с семьёй Сугико. Её родители наверняка не были довольны, что у их дочери такая подруга, как Юко. Доверят ли они свою дочь в теперешнем её состоянии такой подруге, отпустят ли их вместе? А быть может, они и вовсе не знают о её существовании?

Тем не менее Саса сказал:

— Да, сделай одолжение, свози её куда-нибудь.

Теперь и его голос прозвучал деланно.

— Послушай, это ведь курорт, место шумное, людное. Знаешь, за ним есть ещё один остров. Я вот думаю, не лучше ли туда съездить. Как тебе?

— Может, ты и прав. Наверное, там лучше будет.

Саса достал из кармана несколько купюр и, стараясь не привлекать внимания, протянул их Юко:

— Вот тебе немножечко, пригодится.

Этих денег хватит разве что на дорогу и одну ночь в гостинице, не больше.

Юко молча взяла деньги, повертела в руках, словно колеблясь, а потом положила в сумку:

— Я думаю, за месяц она успокоится.

— Наверное.

— Тогда я устрою, чтобы она с тобой связалась.

Слушая Юко, Саса обвёл взглядом кафетерий. Посетителей было много. За столиками сидели люди всех возрастов — мужчина с женщиной, две женщины, женщина, ещё одна женщина и мужчина, — однако мужчин, пришедших в кафе вдвоём, видно не было.

Саса поднялся.

— Ну, пожалуй, пора, — сказал он.

Поднявшись и пройдя несколько шагов, Юко пошатнулась, как будто у неё затекла нога. В тот же миг Саса подхватил её под локоть. Её крепкая плоть, словно сопротивляясь, напряглась под его руками.

3

Саса вышел на тротуар. Его не покидало ощущение какой-то недосказанности, и он, остановившись, взглянул на Юко. Словно отвечая на его вопрос, Юко сказала:

— Хочешь, зайдём в игрушечный магазин? Ну, пожалуйста.

И они отправились. Саса еле волочил ноги. То неведомое, что шевелилось где-то в глубине сознания, мешало ему идти.

— Послушай, ты можешь не торопиться? — сказал Саса.

Яркая боковая вывеска магазина медленно приближается.

В детстве ему почти не покупали игрушек. Денег в семье хватало, так что дело было, по-видимому, в образе мыслей. В то время Саса делал танки из катушек для ниток, а стреляющие резинками пистолеты из палочек для еды. И думал: «стану взрослым, куплю себе целый магазин игрушек». Желание это исчезло бесследно, однако и сейчас, входя в такие магазины, он чувствовал мальчишеский восторг.

— Саса! — послышался голос Юко, и, остановившись, Саса увидел, что ещё немного, и он бы прошёл мимо.

Он встал лицом к автоматическим дверям, которым потребовалось время, чтоб распахнуться. В магазине гремел раскатистый гогот. В хрипловатом мужском голосе чувствовался почтенный возраст, однако в непомерной громкости и бесшабашности смеха ощущалось нечто чрезмерное.

Судя по голосу, можно было подумать, что кто-то в магазине внезапно потерял рассудок. Застыв на месте, Саса начал озираться вокруг. Палец Юко ткнул его в плечо.

— Да это же дедушка хохочет.

— Дедушка? Да он что, рехнулся, что ли?

— Ну, глупый, да это же игрушка.

Юко показала пальцем на стену, слева, в глубине магазина. Там висела голова старика, словно рога или звериный череп в гостиной охотника.

Внизу собрались люди и разглядывали дедушку, запрокинув головы.

— Быстро ты сообразила.

— Голос ведь совсем не как у живого человека.

Хохот всё ещё продолжался.

— Но на голос, какие синтезирует какой-нибудь аппарат, тоже не похоже.

— Это просто запись. Разве не чувствуешь, звучит как-то мёртво, словно на магнитной ленте…

— И правда…

Подойдя поближе, Саса увидел, что голова дедушки вполовину меньше головы живого человека, на коричневом монгольском лице вырезано много глубоких морщин. С двух сторон из-под плоской зелёной шляпы выбивались выцветшие волосы. Красный лоскут на шее был завязан бабочкой.

Пожилой иностранец, подняв короткую руку, дёрнул за узел на красном лоскуте.

Из узких, растянутых в обе стороны коричнево-карминных губ высунулся кончик приплюснутого мутно-розового языка, медленно задвигался взад-вперёд, и загремел хохот. Встроенный внутри микроаппарат воспроизводит запись на магнитной ленте. Одни только брови беспрестанно двигаются, то нависая над маленькими глазами, то снова поднимаясь кверху. В глазах было что-то птичье.

Голос звучал гулко и мрачно, никак не утихал, и самые разные интонации сменяли друг друга. То это был смех над другим, то над самим собой, а то в нём звучало что-то похожее на проклятие. Саса уже забеспокоился, не случилось ли чего с аппаратом, может, ленту заело, когда звук поднялся на тон выше и вдруг оборвался, как подрезанный. Будто бы в насмешку над его беспокойством.

В эту секунду то, что после звонка Юко никак не хотело покидать его сознание, внезапно стало явственно ощутимым.

Саса медленно, всей грудью вдохнул. В воздухе пахло чем-то кисло-сладким, но был ли это запах бесчисленных окружавших его игрушек или, может быть, поднимался изнутри тела, Саса и сам не знал.

Ему вдруг привиделось, как он, ребёнком, уходит вдаль к багровому от заката небу. На пути его, чёрный на фоне яркого солнца, стоит дом. Было такое ощущение, будто его желудок медленно поджаривается, скрючиваясь на углях. К носу изнутри поднимался кисло-сладкий запах.

— Что, жизнь не удалась, а? — раздался чей-то писклявый голос, и подошедший к голове парень дёрнул за красный лоскут. Его приятели — юноши и девушки — весело засмеялись в один голос, но хохот, записанный на магнитной ленте, звучал долго, перекрывая их смех. И снова, как и в прошлый раз, звук прервался внезапно.

Саса с вымученной улыбкой обратился к стоявшему рядом продавцу, показав на стену:

— Дайте мне одну.

— У нас и бабушка есть, — сказал продавец, человек средних лет с бесстрастным лицом.

— Бабушка?

— Я имею в виду игрушку.

— Нет, пускай будет дедушка.

Протянув руку, Саса берёт пакет с головой.

4

Автоматические двери раздвинулись, и, выйдя наружу, Саса увидел пылающее вечернее небо, багровое, как бывает перед тусклым белым закатом.

Саса остановился и посмотрел на небо. Юко подошла и встала почти вплотную к нему.

— Что случилось?

— Ничего.

— Хочешь, дойдём вместе до проспекта?

Не отвечая на её слова, Саса протянул ей бумажный пакет и проговорил:

— Знаешь, этот дедушка, его все любят. Стоит ему перестать смеяться, сразу кто-нибудь подойдёт и за галстук дёрнет. Так ему весь день без передышки смеяться приходится.

— И то правда. Но зачем ты его вдруг купил? Из любопытства, что ли?

— Нет, тут дело не в любопытстве. — Они отошли от магазина, и, пройдя шагов десять, у посаженного на тротуаре дерева, Саса остановился, преградив ей путь.

— Всё-таки удивительную штуку кто-то придумал. Её ведь и игрушкой не назовёшь. Интересно, где она сделана?

— В Корее, — сказала Юко, попадаясь на крючок.

— А ты откуда знаешь?

— В прошлый раз, когда была в магазине, мне интересно стало, я у продавца и спросила.

— Дедушка и тогда смеялся?

— Да.

— Это ведь ты сказала, чтобы я ждал в том магазине.

— Да, я…

— Это была твоя мысль? Или вы вместе с Сугико всё придумали?

В глазах Юко появилось неопределённое выражение.

— Саса, ты что хочешь сказать? — прислонившись к стволу дерева, неспешно проговорила Юко.

Саса заново окинул её взглядом. Высокая, сильно накрашенная женщина. На ногах — чёрные сапоги.

Выражение её лица чуть изменилось, она искоса взглянула на него. Взгляд её словно лип к нему.

— А ты что хочешь сказать?

— Саса, ты сегодня занят?

— Не особенно.

— Может, зайдём ко мне?

Казалось, её запах стал сильнее. Одновременно её липкий взгляд, словно подсохнув, поблёк, но на одно мгновение её глаза ярко блеснули.

Внезапно почувствовав усталость, Саса ответил:

— Нет, не стоит. Значит, с Сугико ничего не случилось, так?

Юко молчала.

— Это совершенно ничего не меняет.

Протянув ей бумажный пакет с головой, Саса сказал:

— Это тебе.

— Если хочешь, отдай Сугико, — добавил он и ушёл.

5

Как обычно, в воскресенье Саса проснулся после полудня и вышел в столовую, где жена и Наоко пили чай. — Уже пообедали?

— Сейчас будем. Ты ведь давно уже вместе с Наоко не обедал.

— И то правда. Что есть будем?

— Мы вот как раз думали, может, гренки пожарить.

— Мне тоже сделай. С солью.

— Никогда в жизни не слышала про солёные гренки, — ядовито ответила жена. — Наоко я ничего подобного давать не собираюсь.

— Я вовсе не заставляю Наоко есть то же самое. Кроме того, даже если соль и добавить, это вовсе не значит, что греки будут солёными.

— Всё равно, гренок с солью не бывает.

— Да какая разница, как их назвать? Я просто хочу, чтобы ты добавила в них соль.

— Не поверю, чтобы человеку на такой работе, как твоя, было всё равно, как называть вещи.

— Иногда не всё равно. Зависит от вещи.

— Ах, вот как?

Жена встала и ушла на кухню.

Наоко молчала, как будто происходящее её не касалось. Саса, который уже начал было раздражаться, постепенно остыл. Время от времени у него с женой случались такие ссоры. Он понимал, что этим она выражает ему своё осуждение.

После встречи с Юко прошла неделя, но вестей от неё не было.

Вообще-то ничего другого ждать и не приходилось, к тому же он думал, что уже избавился от мыслей о Сугико. Однако полностью изгнать её из памяти не мог.

Интересно, когда всё-таки появился этот мужчина, ни лица, ни имени которого Саса не знал? Саса не сомневался лишь в том, что тот был холост. Место рядом с ним пустовало. Наверное, Сугико сейчас прилагала все силы, чтобы занять это место, потому у неё и не было времени встречаться с Саса, да и встреча эта не пошла бы ей на пользу. Но основная причина была, вероятно, в том, что Сугико желала покончить с тем, что её делят двое мужчин…

Пожалуй, из разговора с Юко он понял именно это.

Жена поставила перед ним тарелку. Яйцо на квадратном куске хлеба выглядело сыровато. «На подсоленных гренках яйцо вкуснее всего, если его чуточку пережарить», — подумал Саса, но промолчал.

Вернувшись в комнату, он попробовал почитать, но чтение в голову не шло. Раз он уже принял решение относительно Сугико, звонить Юко тоже не имело смысла. А номер Сугико он ни разу не пытался узнать.

Внезапно перед глазами возникло лицо Миэко. Как всегда, она уже месяц не звонила ему, но её телефон был у Саса записан. Достав записную книжку, он некоторое время разглядывал цифры. Неизвестно, дома она сейчас или нет. Она говорила, что никто кроме неё к телефону не подойдёт, но набирать её номер ему ещё не приходилось.

Уже года два, примерно раз в месяц, Миэко звонила ему и они встречались в отеле. Каждый раз она приходила к нему на свидание, когда её любовные связи разлаживались. Саса привык думать, что Миэко использовала его как болеутоляющее.

Саса разглядывал цифры в записной книжке, и вдруг ему пришло в голову, что, быть может, и он сам, зрелый мужчина, требует от неё того же самого. Ей было столько же лет, что и Сугико.

— Может, и у меня сейчас проблемы в личной жизни?

Несомненно то, что ему до смерти надоело это подвешенное состояние. Как желание пропустить рюмочку… вот чем были для него встречи с Миэко, и чувство это было, скорее всего, взаимным.

Саса начал набирать номер.

После гудков послышался звук снятой трубки. Услышав голос Миэко, Саса внезапно ощутил острый прилив нежности.

— Сегодня со мной встретиться не сможешь?

— Я как раз вчера всё позвонить собиралась. Но сегодня я во второй половине дня занята.

— С которого часа?

— С пяти… нужно кое с кем встретиться.

— А ты отмени.

— Это не то дело, которое можно отменить.

— Если ты встречаешься с мужчиной, вроде твоего жениха…

— Нет, это не такой мужчина. И мы будем не вдвоём.

— Сейчас только начало третьего. Если встреча в пять, можно и успеть.

— Даже если я сейчас выйду… останется только час с небольшим.

— Разве не хватит?

Саса почувствовал, что она колеблется.

— У тебя мама дома, что ли?..

— Мать уже вышла. Она к пяти придёт, прямо туда.

Саса наконец сообразил, что это за встреча. Похоже, Миэко не лгала, говоря, что собиралась позвонить.

— Давай встретимся, ну, пожалуйста.

— Но ведь сегодня у меня…

— Ну и что?

Получив отказ, Саса обычно не настаивал, однако на этот раз не отступал. В её словах тоже чувствовалось напряжение. Некоторое время она колебалась, потом вдруг с решимостью в голосе проговорила:

— Хорошо, я приеду.

— Тогда встретимся в том же отеле, где всегда.

6

Саса снял часы и положил их на столик у кровати. Женщины не любят, когда мужчина смотрит на часы во время свидания, но сегодня об этом беспокоиться нет нужды…

Как всегда, в постели Миэко нарочито стонала, почти кричала. Когда она отдавалась мужчине, лёгкая улыбка была, скорее всего, неподдельной, однако затем, складываясь из движений бровей и губ, появлялась маска, которую, казалось, можно было снять с её лица. На миг он увидел образ женщины, которую знал раньше: иссиня-бледную, с впалыми щеками и гримасой боли. Иногда ему казалось, что закрытые глаза Миэко были немногоприоткрыты. Этим нарочитым стонам её научил первый мужчина, которого она называла женихом, и по её словам выходило, что было это за год до встречи с Саса. Не придёт ли день, думал он, когда её стоны начнут как бы менять регистр, становясь то пронзительными и сдавленными, то протяжными?

Кожа у Миэко была словно присыпана изнутри пеплом. Гладкой эту кожу не назовёшь, но, если медленно провести рукой, кончики пальцев легко скользили по ней. Пожалуй, в ней было что-то от грубого волокна и не хватало внутренней упругости.

Миэко отвечала ему пылко, в этой пылкости не было никакой фальши. Пожалуй, она просто стремилась найти что-то верное и надёжное; это стремление и прорывалось наружу. Она лежала без движения, на её теле чуть заметно проступал пот, но есть ведь женщины, у которых каждая капля пота будто исполнена страстной густоты…

Иногда ему казалось, что он всем своим телом ощущает, как она несчастна.

Время протекло быстро, и вскоре Саса оторвался от её тела.

— Я так устала. — Миэко лежала на животе, подложив большую подушку под грудь.

— У тебя осталось десять минут, — проговорил Саса, взглянув на часы.

— Ничего.

Лежит в той же позе и не двигается.

— Хоть душ прими.

— Пойду как есть. Мы оба унесём с собой запах этой комнаты. Это как раз в твоём вкусе, разве не так?

Одевшись, Саса сел на стул и долго смотрел на неё.

Наконец она встала с кровати и медленно начала одеваться.

— Послушай, ты ведь Сугико знаешь? — обратился к ней Саса.

— Знать-то знаю, только она не из нашей компании. — Миэко призадумалась. — Я вообще не думаю, что у неё много друзей.

— Ты ничего о ней в последнее время не слышала?

— Ты сам, небось, лучше всех всё знаешь.

Саса молчал.

— А хотя я и вправду слышала, она за каким-то парнем гоняется.

— И когда это тебе сказали?..

— Подожди, дай-ка вспомнить…

Миэко завела руки за спину, пытаясь кончиками пальцев нащупать язычок застёжки на спине.

Саса поднялся со стула и, подойдя к ней, одним движением застегнул молнию доверху.

— Дней, может, пять назад.

— Вот как…

Миэко изогнулась и, надев туфли, проговорила:

— Потому-то ты впервые за это время и позвонил мне сегодня, да?

Открыв дверь, он, не отвечая, вышел из комнаты. Наверное, Миэко немного опоздает.

7

Дней десять спустя, под вечер, позвонила Юко.

— Ты сейчас один?.. — задала Юко свой обычный вопрос.

— Ну, расскажи, как вы съездили? — начал Саса, пробуя почву.

— Мы съездили на тот самый остров, который ты присоветовал, — последовал ответ после еле заметной паузы. — И знаешь, Сугико, по-моему, уже почти пришла в себя. Она вот встретиться хочет.

— Со мной?

— Да.

— От меня ей никакого толка не будет.

— Она всё равно хочет встретиться. Я и звоню-то по её просьбе.

До сих пор Саса почти всегда виделся с Сугико в субботу. Они договаривались встретиться в холле гостиницы в центре города и оттуда шли в отель для свиданий.

— Тогда передай ей, чтобы ждала в субботу, в обычном месте.

Связь прервалась.

Они встретились в назначенный день. Скулы её были слегка напряжены, губы шевельнулись, однако ни слова произнесено не было. Саса попытался изобразить на лице совершенно обычное выражение. Увидев это, Сугико сразу повела себя как всегда, и её лицо и жесты сразу стали куда более искренними, чем у него.

— Что будем сегодня есть?

Саса собирался расстаться с ней после ужина.

— Курицу, — ответила Сугико.

Они спустились вниз по лестнице, ведущей на подземную стоянку.

8

Совсем недалеко от центра был маленький ресторан, где готовили курятину.

Характер у хозяина был не из лёгких, но Саса знал его уже давно. Ему было за сорок, он тоже слыл любителем поразвлечься и не был против, когда Саса приводил с собой Сугико, — даже наоборот, радовался этому.

Саса потянул на себя стеклянную дверь и услышал голос хозяина:

— А ну — кыш отсюда!

Решив, что ему не разрешают войти, он обиженно заглянул хозяину в лицо.

Тот с улыбкой повернулся к Саса и, заметив за его спиной Сугико, проговорил:

— Здорово. Давно не виделись.

— Ну, ты меня напугал. Я уж думал, ты меня выгоняешь. Что там, кошка у тебя, что ли?

— Да нет, соловей.

В углу ресторана, у самого потолка, висела клетка с соловьём.

— Ну и что он натворил?

— Да проказничает.

Интересно, какие проказы мог устраивать соловей…

— Сейчас свободны места на татами, там, где гостиная-дзасики, — сказал хозяин.

То, что хозяин называл красивым словом дзасики, было просто тесным углом с соломенной подстилкой, который можно было целиком окинуть взглядом из-за стойки. Саса и Сугико сели друг напротив друга у маленького столика, и вскоре хозяин принёс еду.

В этот вечер, как и всегда, у Сугико был хороший аппетит.

Отложив палочки, Саса смотрел на Сугико.

За время, проведённое с этой женщиной — примерно полтора года, — её существо постепенно впиталось в каждую пору его тела. Пристало к его телу плотной оболочкой, словно лак, который снова и снова тонкой кистью наносят на поверхность.

Но если он перестанет встречаться с ней, лак со временем сойдёт, как облупляется краска, и вскоре станет лишь одним из выцветших воспоминаний. В этом Саса не сомневался. Наверное, не раз ещё нахлынут на него мимолётные видения — её кожа под его прикосновением, её запах, всевозможные жесты и позы. Но так будет не дольше года, и стоит лишь вытерпеть, и всё это поблекнет в его памяти.

Вскоре все тарелки опустели.

Кончился ужин, вместе с ним кончился вечер, пора кончать и связь с Сугико.

Пора.

— Ты что-нибудь мне хочешь сказать? — спросил Саса.

Сугико слегка наклонила голову и тихо, с улыбкой проговорила:

— Обними меня.

Мгновение назад ему казалось, что он сумел отстраниться от неё, но эти слова снова пробудили в нём глубокое желание.

Когда они выходили из ресторана, раздался голос хозяина:

— Давайте как-нибудь все вместе выпьем, а?

— А с рестораном твоим что тогда станет? — рассмеялся Саса.

— Закрою его пораньше, и все дела, — ответил тот и тоже рассмеялся.

На улице уже стемнело, и в воздухе чувствовалась весна. Когда они с Сугико впервые встретились, листья на деревьях были жёлтыми…

Сев в машину, Сугико спросила:

— Куда мы едем?

Саса собирался сказать: «Довезу тебя до ближайшей станции, там и выйдешь». На самом деле у него вырвалось:

— Как скажешь…

— Я… мне это не в тягость.

Её слова могли послужить началом ещё более сложных и запутанных отношений. Саса заколебался и пришёл в полное замешательство.

— Так или иначе, не будем стоять.

Определённой цели у Саса не было, но Он заметил, что машина, словно по собственной воле, ищет место безлюдное и тёмное, чтобы скрыться там от посторонних глаз.

По обеим сторонам, словно деревья, тянулись ряды толстых бетонных столбов. Дорога шла прямо под тем автобаном, по которому ему раньше приходилось возить Сугико.

Саса вспомнил, что недалеко есть грузовой порт.

Если выехать к пристани, наверное, ночь там будет светлой, освещённой множеством огней, а морская гладь будет сплошь покрыта сверкающими гребешками волн. Там, рядом с таким пейзажем, опасная неопределённость в сердце наверняка исчезнет без следа.

Повернув налево, машина оставила позади дорогу под автобаном. Вскоре показалась развилка. Теперь направо, потом снова налево. Дороги, на которые он сворачивал, были широкими, их освещали длинные ряды фонарей, но вокруг было пустынно, и вскоре ни людей, ни машин не осталось вовсе.

Он брал всё левее и левее. «Вот сейчас покажется порт», — подумал он, и вдруг перед глазами открылась широкая полоса чёрной воды.

Её поверхность отливала режущим блеском, как чёрная лакированная доска.

— Что это за место? — послышался голос Сугико. Казалось, машина, прорвав некую оболочку, неожиданно оказалась в ином мире.

Асфальт подходил к самой воде. Саса медленно повёл по нему машину и остановил её на самом краю.

— Интересно, что там за огонь?

Сугико вытянула палец к лобовому стеклу. В бледной тьме, справа от них, виднелся красный расплывающийся огонёк. Напротив, на молу, который широкой дугой шёл вдоль кромки воды, Саса увидел небольшую постройку.

— Это красный фонарь.

— А что за фонарь?

— Наверное, полицейский пост.

Пейзаж перед глазами постепенно обретал реальные очертания.

Пожалуй, это место было частью порта. Поверхность воды была гладкая, потому что до моря было довольно далеко, сюда на лодках привозили груз с кораблей, и это место служило… для разгрузки, что ли? Сразу за капотом машины, казалось, вырос прямо из асфальта огромный железный гриб. Наверное, это кнехт, к которому привязывают швартовый трос.

— Я вообще-то хотел выехать к порту, на освещённую пристань.

— Здесь тоже вовсе не темно. Правда, свет здесь какой-то серый.

Действительно, в этом пространстве контуры вещей и людей были отчётливо высвечены. Казалось, воздух излучал серовато-белый свет, заполняя всё пространство. Когда-то раньше ему приходилось видеть что-то похожее.

Страсть начала медленно растекаться по его телу. Неторопливо загасив сигарету в пепельнице, он протянул руку к Сугико и положил на грудь девушки.

— Что это? — Взгляд Сугико направлен на тыльную сторону его руки.

В тот момент, когда он попытался притянуть её к себе за плечи, послышался щелчок замка и, открыв дверцу, Сугико вылетела из машины.

Она бежит к чёрной воде. Да неужто бросится…

Сделав круг, девушка побежала в обратном направлении.

Может быть, его половинчатость — стремление без риска, украдкой урвать немного наслаждения — что-то надломила в ней? В конце концов получалось, что он относился к ней не лучше, чем тот молодой человек. Может быть, её воспоминания о нём оказались чем-то схожи с поведением самого Саса? Ненавидя себя, Саса вспомнил движение своей ладони, одновременно сердясь на чрезмерную реакцию девушки.

Сугико бежала тяжело, размашисто, но очень медленно. Она казалась мешком, полным воды, грузно прыгающим по асфальту, — быть может, оттого, что гнев в нём сменился отвращением.

— Бегай себе сколько угодно, — пробормотал он и завёл машину.

Машина поехала прочь от бегущей Сугико. Расстояние между ними всё увеличивалось. Место, однако, было глухое, до станции далеко, и такси не поймаешь.

Саса развернулся, и ему предстала совершенно неожиданная сцена.

Сугико всё ещё бежала, шлёпая по земле плоскими подошвами, вдогонку за ней ехал велосипед. На нём был полицейский в форме, — рука с красным фонарём поднята вверх, белый велосипед катится, широко раскачиваясь из стороны в сторону.

Ничего не оставалось, кроме как ехать за ними следом. Обернувшись, полицейский увидел машину и дунул в свисток.

Раздался пронзительный свист, к которому примешивался звук с силой выдыхаемого воздуха.

— Ну, попал в переделку.

Саса почувствовал ещё большее отвращение, ему захотелось бросить всё и уехать. Его дальнейшие поступки были продиктованы отнюдь не здравым смыслом взрослого человека, скорее, он действовал чисто рефлекторно.

Он обогнал велосипед (свист стал ещё пронзительнее, поднявшись на несколько тонов, и теперь звучал, отдавая металлом), обогнал Сугико и, остановив машину, распахнул дверь.

Наклонившись так, что голова и плечи высунулись наружу, Саса мягко позвал её:

— Хватит тебе, садись.

Сугико сразу перешла на шаг и, обогнув дверцу, уселась рядом.

В этот момент с остановившегося рядом белого велосипеда слез полицейский.

— Ах, вот оно что… а я-то беспокоился… — проговорил он. В голосе его чувствовалось облегчение, и, всматриваясь в темноту машины, он спросил у Сугико:

— Знакомый твой, что ли?

Сугико кивнула изо всех сил.

— Мы тут поссорились немного… — проговорил Саса, повернувшись лицом к полицейскому. Тому было лет двадцать, его лицо, освещённое фонарём, казалось огромным.

— Вот оно что… Так или иначе, предъявите права.

Красный свет фонаря упал на водительские права. Полицейский достал из кармана блокнот и переписал данные.

Протянув права Сугико, он посветил фонарём в машину и сказал:

— Вы же оба молодые, зачем вы ссоритесь, надо жить дружно.

— Мы больше не будем, — послышался ответ Сугико.

Саса хотелось сжаться в комок, забиться в тёмный угол на сиденье машины. Вероятно, красный свет не позволял увидеть их отчётливо, к тому же полицейский, скорее всего, не разглядел на правах год рождения.

Ему, наверное, хотелось выступить в роли взрослого. Лицо его, которое только что показались Саса огромным, было, вероятно, усеяно прыщами. К тому же, с точки зрения двадцатилетнего, рядом с молодой женщиной мог оказаться мужчина самое большее года на четыре-пять старше её. Так подумал бы и он сам лет двадцать назад.

Заведя машину, Саса на этот раз поехал на свет городских огней. Он молчал, Сугико, казалось, тоже была несколько напряжена и неотрывно смотрела прямо перед собой.

Показалась железнодорожная платформа. Похожая на украшенный огнями мост, она была на удивление высоко от земли.

— Интересно, что это за станция? До неё, наверное, нужно долго по лестнице взбираться, — прошептал Саса, а Сугико сказала:

— Ты меня там высадишь?

— Так будет лучше всего.

— Я не пойду.

— Нет, пойдёшь.

Завиднелось и приблизилось, увеличиваясь в размерах, здание станции.

— Ты ведь в день два раза ешь, правильно?

— Два…

— А жена сколько?

— Не знаю, три, наверное, а к чему ты ведёшь?

— А в котором часу она обедает?

— Часов в двенадцать. А тебе-то что?

Мост, по которому были проложены рельсы, оказался уже совсем рядом. Саса остановил машину прямо перед ним. Напротив, через дорогу, виднелись ярко освещённые турникеты.

— Я не пойду, — опять проговорила Сугико. — Если ты меня высадишь, я позвоню твоей жене. В полдень, часов в двенадцать.

— Позвонишь?.. И что скажешь?

— «Это квартира господина Саса? Не могли бы вы ему передать…» — вот так скажу.

— Что?..

— Что Эмори Сугико умерла.

Немного помолчав, Саса проговорил:

— Ссориться не нужно, как сказал тот полицейский.

— Если я выйду, тогда уже и ссориться не придётся.

Саса снова немного помолчал, потом продолжил:

— «Вы же оба молодые», так он сказал… Да только, получается, и молодые долго не продержались — видно, разругались и разошлись.

— О чём ты?

— Да о том парне, с которым ты рассорилась.

— Не знаю я никакого такого парня.

Одна только эта фраза была произнесена хладнокровно, и Саса сразу почувствовал в ней женщину.

— Всё-таки лучше тебе уйти. Скоро вернёшься к обычной жизни. И семьёй обзаведёшься.

Это были не просто слова утешения. Ведь ей, в конце концов, больше всего именно это и подходило. Пожалуй, появление, а затем исчезновение молодого мужчины послужило для Сугико противоядием.

Вытянув руку, Саса положил пальцы на ручку дверцы рядом с ней.

Он ждал её реакции. По её телу лишь пробежала лёгкая дрожь, но она ничего не сказала. Он навис над ней, лицо её коснулось его волос.

Вспотевшая кожа девушки пробудила в нём желание. На мгновение он поколебался.

Однако пальцы его нажали на ручку. Послышался металлический щелчок, и замок на дверце открылся.


Перевод с японского Юры Окамото




САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

ГИПЕРИОН 2005


This book is published within the Japanese Literature Publishing Project managed by the Japan Association for

Cultural Exchange on behalf of the Agency for Cultural Affairs of Japan

JLPP

Примечания

1

Японское поверье — при виде блуждающих огоньков часто говорят, что это свадебная процессия лисиц, которые направляются к храму с фонариками в руках.

(обратно)

Оглавление

  • ПРЕДИСЛОВИЕ
  • Глава первая В ПАРКЕ
  • Глава вторая В ЯЧЕЕ СЕТИ
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  •   5
  •   6
  •   7
  •   8
  • Глава третья РАНА
  •   1
  •   2
  •   3
  • Глава четвёртая НОЧНОЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ
  •   1
  •   2
  •   3
  • Глава пятая КРОВЬ
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  •   5
  •   6
  • Глава шестая ЧЕРНОТА УЖЕ ЗДЕСЬ
  •   1
  •   2
  •   3
  • Глава седьмая ДО ЗАКАТА
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  •   5
  •   6
  •   7
  •   8
  • *** Примечания ***