“Пародийности не чужд в своей полной гротеска, языковой игры и неподражаемого юмора сказке и Геза Сёч, намеренно смешивающий старомодные приемы письма (тут и найденная рукопись, и повествователь-посредник, и линейное развитие сюжета, и даже положительный герой, точнее сказать, героиня) с иронически переосмысленными атрибутами письма постмодернистского — многочисленными отступлениями, комментариями и цитированием идей и текстов, заимствованных и своих, поэтических, философских и социальных”.
Небольшие авторские комментарии к роману (“заметки автора-переводчика”), особенно “о языке страусов”, разумеется — часть повествования. А вот трехстраничные “дополнительные комментарии переводчика, переводившего этот текст с венгерского языка на русский” — беспрецедентное изъявление благодарности тем, чей переводческий труд здесь также задействован (от Исии Сороки и Марины Бородицкой до Владимира Державина, о чем он, увы, не узнает). И — объяснение таинственного посвящения романа —писателю-индейцу Уильяму Хит-Муну.Нет, без политики тут обойтись, конечно, никак не могло.Алексей Шмелёв.Приютино Олениных. К вопросу семантики подземных сооружений. — “Русская усадьба” (сборник Общества изучения русской усадьбы), Санкт-Петербург, 2011, вып. 16 (32) [альманах выпущен при содействии журнала “Наше наследие”].“Сад эпохи Просвещения был не просто уютным парком с „затеями”, произведением ландшафтного искусства, но порой философским садом в полном смысле этого слова. Пусть эта „игра в философа” была чаще всего позой, тем не менее богатый вельможа Золотого усадебного века просто обязан был подобный сад иметь. Само создание такого парка становилось совместным творчеством архитектора и владельца усадьбы. Впрочем, за „игру в философа” дворянина XVIII в. вряд ли стоит упрекать, ведь сама жизнь была театрализована, а театр становился продолжением современности”.В этом же номере альманаха — еще одно исследование покойного ныне активного автора “Русской усадьбы” (совместно с Леонидом Чурилиным) “Поиски панацеи в России. Розенкрейцеры и усадебные сады” и работа Ларисы Рассказовой “Масонский сад князя А. Б. Куракина в усадьбе Надеждина”. Из них следует, что масштабы влиянияоккультногоимасонскогона быт и бытие дворянства все-таки малопредставимы сегодняшним рядовым читателем исторических книг. На этом фоне не без умиления читал я исследование Анны Спарышкиной “Усадьба Лыткарино. Отражение итальянской жизни” — о последней владелице усадьбы, дочери супругов Чернышовых (потомков учителя Петра I Никиты Зотова) Марии Чернышовой (1849 — 1919). Она завещала свой римский дом Русской православной церкви (теперь в нем церковь Свят. Николая).А лыткаринский дом не погиб, там создан музей, идет реставрация. Впрочем, в “Русской усадьбе” — немало горьких статей о погибших усадьбах, когда-то бывших жемчужинами усадебно-паркового искусства.Отмечу, что в конце номера — не только обширная хроника жизни ОИРУ, но и очерки памяти ушедших подвижников, среди которых, помимо поминания А. А. Шмелёва, отмечу статью И. М. Пушкарёвой о Людмиле Васильевне Ивановой, умершей в декабре 1999 года. Ее вклад в исследование сельской русской усадьбы переоценить невозможно. Именно благодаря ей я узнал в свое время историю переделкинского дома Юрия Самарина, в стенах которого (превращенного в детский пульманологический санаторий) прошли мои первые школьные годы. Ныне эта усадьба — руины.СоставительПавел Крючков
(обратно)
