спускается к Творцу.
Баллада о призракеУпала валежина, иль через бортСугробом качнуло, хлебнул пакетботДа так и застыл в правом галсе.А может, старинный барбарский корабльДержал восемь румбов, не рухляди жаль,А то, как звучит — грот-бом-брамсель.Рангоутных балок надломы, стеньгиПродольные трещины, тяжесть серьги:Отмёрзшие боцмана мочки.— Грачи прилетели, — не крикнет матрос,Он в степсе пришпиленный к шпоре примёрз,Как иней походит на почки.Бушприты и реи, неверный октан,Сугробы как гребни, зима-океан —И призрака страшны обводы.Жуки-древоточцы, тумана бельмо,И дерево в балку уткнулось давно:Заснежены к банке подходы.Лишь ходит безумная в поле АссольС подглазьями впалыми — белая моль;Живицею пахнет валежник,Замшелостью — ветошь и сахаром — ром,Когда паруса загорятся огнёмВ снегах шевельнётся подснежник.Сад застывших времёнИрине ВасильковойЭтот сад убегающих тропокИ застывших времёнИз шести героических сотокВ небеса устремлён;В нём в настурции прядиВпрягся розовый ретровьюнок,Мальвы в красной помаде,Маттиолы лиловый цветок.И в любовниц мелиссы,Нежных лилий у южной стены,Золотистые геи-нарциссыКак в себя влюблены.В почву влитые литры,Холостое рычанье в грозе,И “разбитое сердце” диклитрыВ виноградной лозе.— Только где твои розы? —Прячет кивер у пруда рогоз —Эти строчки из прозы.(Невозможно, чтоб было без роз.)Обгоняя улитку,Мимо флоксов, фиалок, куртин,Пну ногою калиткуИ останусь снаружи один:Холод, низкие тучи,Чуть подвижное сало реки,Лист под ноги падучий...— Где твои васильки?!* * *Отчитала кануныИ утихла под утро пурга,Как песчаные дюны,Протянулись к порогу снега.Белоснежные груды,Как трансгрессия снега на снег,Уж не скажешь, откудаВетер начал к жилищу разбег.Только ластятся волны,И под дверь намело за порог,Поднатужился, полныйСнега вынул из снега сапог.И скрипит под лопатойСнег, увесист и мелкозернист,Снег, сказал бы когда-то,Снег, добавлю, ещё бархатист.В череде измененийС горки катится за МилукойСнег. Названья селенийЯ читаю бегущей строкой.* * *Как тело преодолевает страхТепло оставить в белых простынях,Смываю с глаз следы душевной лени.Я привыкаю заново к зиме,По первости, как юнгу на корме,Меня трясёт, пар низом рвётся в сени.Полыни ветошь, ветка лебеды,Дымки из труб, прозрачные сады,На заднем плане — две иль три берёзы.Ещё я полюбил гулять рекой:Там наст ровней и мертвенней покой,Мне нравятся её метаморфозы;Что мне доступен каждый уголок,Куда я раньше и мечтать не могБез топора или пилы добраться.Уткнулись доски смытого мостаВ подмытый берег, знаю — омутаЗаветные под толщей льда таятся.Так холодно, так, словно навсегда,И только в лунках тёмная водаЕщё напоминает мне о лете.Под валенками льдинок острых блеск,Подошвой шаркнешь, и как будто всплескВесла иль рыбы, угодившей в сети.
(обратно)
Любовь к языкам,
Винер Юлия родилась в Москве, закончила сценарное отделение ВГИКа. Прозаик, поэт. С 1971 года живет в Израиле. Постоянный автор “Нового мира”.ФРАНЦУЗСКИЙ ЯЗЫКЛет в тринадцать-четырнадцать у меня начался жгучий роман с французским языком.Влюбиться в школьный предмет — большего идиотизма для нормального советского подростка представить себе нельзя, да еще для такой троечницы, какой я была в старших классах.Роман свой, обладавший всеми атрибутами страстной девичьей любви, я тщательно скрывала от сверстниц, тем более что любовь эта долго оставалась неразделенной. Наша старушка “француженка”, много битый реликт дореволюционного гимназического воспитания, сумела кое-как вдолбить нам буквы латинского алфавита и спряжение двух вспомогательных глаголов — “avoir” и “etre”, то есть “иметь” и “быть”, но растолковать нам, для чего они во французском языке служат, ей не удалось. Так что я, в случае необходимости, не смогла бы по-французски даже попросить, скажем, воды напиться. Правда, необходимости такой и не предвиделось.Тем не менее любовь к французскому превратилась в настоящее сердечное увлечение, временно