сомнениях, нежности и любящих взглядах – любовь моя! – а коттедж в лесу охвачен ужасом, – и молодая женщина, сжигаемая нервной горячкой, ожидает подтверждения того, что сегодня она стала вдовой.
После следующей серии звонков вероятность того, что именно с Питом что-то случилось, значительно возросла В эскадрилье было всего двадцать человек, и… над девятью или десятью из них могли уже хлопать крыльями ангелы смерти. Зная, что о несчастном случае сообщат не сразу, те мужья, которым удалось найти телефон, звонили домой, чтобы сказать: это случилось не со мной. И от таких сообщений напряжение, конечно, возрастало. Телефон Джейн зазвонил еще раз, и одна из жен сообщила: – Нэнси только что звонила мне от Джека. Он в эскадрилье, говорит, там что-то случилось, но не знает, что именно. Он видел, как Фрэнк Д. и Грэг взлетали минут десять назад, так что с ними все в порядке. А ты ничего не слышала?
Но Джейн не слышала ничего, кроме того, что другие мужья (а не ее!) были живы и здоровы. И вот в солнечный день, во Флориде, неподалеку от военно-морской базы Джексонвилл, в маленьком белом коттедже – просто дом мечты! – еще одна красивая молодая женщина была готова узнать о quid pro quo,[2] характерном для рода занятий ее мужа, о путанице (если так можно сказать), о подпунктах контракта, написанных невидимыми чернилами. Отчетливо, как если бы она держала перед собой документ, Джейн понимала теперь, что только о двух членах эскадрильи ничего не известно. Одним из них был пилот Бад Дженнингс, другим – Пит. Джейн сняла трубку и сделала то, что в таких случаях крайне не поощрялось. Она позвонила в штаб эскадрильи. Ей ответил дежурный офицер.
– Я хочу поговорить с лейтенантом Конрадом, – сказала Джейн. – Это миссис Конрад.
– Прошу прощения, – ответил дежурный офицер, и его голос дрогнул. – Прошу прощения… Я… – Дежурный не мог подобрать слов! Он был готов расплакаться! – Я хочу сказать… Лейтенант Конрад не может подойти к телефону!
«Он не может подойти к телефону!»
– Это очень важно! – настаивала Джейн.
– Прошу прощения, но это невозможно. – Дежурный офицер с трудом подбирал слова, подавляя всхлипывания. Всхлипывания! – Он не может подойти к телефону.
– А почему? Где мой муж?
– Прошу прощения… – Снова глубокий вздох и тяжелое дыхание. – Я не могу вам сказать. Я… Мне очень жаль, но придется повесить трубку!
Голос дежурного офицера исчез в водовороте эмоций, и связь прервалась.
Дежурный офицер! Само звучание его голоса говорило больше любых слов!
В этот момент время остановилось. Джейн больше не могла ждать, пока раздастся звонок в дверь и появится уверенная фигура с вытянутым лицом – некий Друг Вдов и Сирот – и официально сообщит ей, что Пит мертв.
Даже посреди болота, среди гниющих сосновых стволов, нефтяных пятен, мертвых стеблей повилики и личинок москитов, – все это зловоние пересиливал запах «обгоревшего до неузнаваемости». Когда в самолете взорвалось топливо, температура поднялась настолько, что все за исключением деталей из самых тугоплавких металлов не просто сгорело; все, состоящее из резины, пластика, целлулоида, дерева, кожи, ткани, мяса, хрящей, кальция, роговицы, волос, крови и протоплазмы, не только сгорело, но и выделило зловонный газ, известный химикам. Это был запах ужаса Он проникал в ноздри, обжигал носоглотку, впитывался в печень и кишечник, и, казалось, во всей вселенной не было ничего, кроме зловония горелой плоти. Когда вертолет приземлился в трясину, Пит Конрад почувствовал запах прежде, чем люк полностью открылся, хотя они и оказались довольно далеко от места крушения. Остаток пути Конраду и другим членам экипажа пришлось преодолевать пешком. Через несколько шагов вода стала доходить им до колен, затем уже до подмышек. Они пробирались через воду, ил, сквозь лианы и сосновые стволы, но ничто не могло сравниться с запахом. Конраду, двадцатипятилетнему младшему лейтенанту, случилось в этот день быть дежурным офицером безопасности эскадрильи, и ему нужно было провести осмотр места происшествия. Эта эскадрилья являлась его первым местом службы, он никогда раньше не бывал свидетелем крушения, никогда не вдыхал такой омерзительный запах и не видел ничего подобного тому, что его сегодня ожидало.
Когда Конрад наконец добрался до самолета – это был SNJ, – он обнаружил, что фюзеляж сгорел и увяз в болоте, одно крыло отвалилось, а крышу кабины расплющило. На переднем сиденье находилось то, что осталось от его друга Бада Дженнингса. Бад, дружелюбный парень, многообещающий боевой летчик, превратился теперь в ужасную поджаренную массу без головы. Голова была сорвана с хребта, словно ананас с черешка, но ее нигде не было видно.
Конрад стоял в болотной трясине, не зная, что ему делать. Пройти двадцать футов по этой грязной жиже было нелегко. Он постоянно смотрел вверх, в хитросплетение сучьев, лиан, пестрых теней и лучей белого света, пробивавшихся сквозь верхушки деревьев. Как бы то ни было, он
