В кабинете у Бескудина сидела незнакомая женщина, и Виктор в первый момент подумал, что зашел не вовремя. Но Федор Михайлович кивнул ему головой, и Виктор присел в стороне на стул. Женщина даже не посмотрела в его сторону. Она сидела сгорбившись, поминутно при-кладывая платок к глазам, и как-то надломленно, безнадежно говорила хмурившемуся Бескудину:
— Не знаю я его, не знаю. Одно прошу: найдите. Страшный он человек. Вы поймите. Погубит он Толю. Господи, никогда не думала, что такой бессильной буду, что чужой человек так им распоряжаться сможет, так подчинить.
— А отец?.
— Он и подавно,— горестно махнула рукой женщина.— Если уж я не могу. Вы не думайте,— вдруг встревожилась она,— он хороший человек. Но давно уж к сыну подхода не найдет. Не делится тот с ним. Ох, как муж это переживает! Про себя, конечно. Тоже скрытный. Нет, муж мне тут не помощник. Я-то ближе к Толе всегда была.
— Та-ак,— произнес Бескудин, откидываясь на спинку кресла, постучал пальцами по столу, что-то обдумывая, потом опять наклонился вперед.— Ну, а вам Толя что-нибудь рассказывает?
— Ничего из него не вырву, ни слова.— Женщина приложила платок к глазам, губы ее дрожали.— Будто я ему чужой стала. Я к нему с вопросами, с лаской. А он отворачивается, грубит: «Не твое дело», «Меня одного касается». А ведь слышу, все вздыхает по ночам, не спит. Как-то не выдержала я. Встала, присела к нему, голову обняла, прижала к себе, говорю: «Толюня, ну скажи ты мне, горе, что ли, какое у тебя? Ну, облегчи душу-то». А он вдруг еще крепче ко мне прижался, обнял и глухо так, еле слышно, говорит: «Жить мне, мама, не хочется. Вот что». И так ни слова больше не сказал, отвернулся, уткнулся в стенку. Я думала, сердце у меня разорвется от жалости к нему, от своей слабости, беспомощности. Нет моих сил больше, совсем нету.— И тихо добавила, ни к кому не обращаясь: —Самой уже жить тоже давно не хочется...
— Этого вот и не надо, Марина Васильевна — живо сказал Бескудин.— Не надо, говорю. Жить стоит ради сына хотя бы. Не пропал он еще, раз у него такие переживания. Самое время ему помочь.
Женщина вдруг с ненавистью проговорила:
— Его надо найти... того... Страшного того человека. Все от него, все!
— А видел его кто-нибудь?
— Никто не видел, проклятого. Но есть он, есть!
— Это понятно, что есть,— задумчиво кивнул головой Бескудин, вертя в руке карандаш.— Это понятно...— Он посмотрел на Виктора.— Вот какие дела, видал? — И, обращаясь к женщине, добавил, указав карандашом на Виктора: — Вот этот товарищ будет вашим Толей заниматься. И всем этим делом вообще. Панов его фамилия, Виктор Александрович.
Женщина впервые оглянулась и испытующе посмотрела на Виктора. Потом с сомнением сказала:
— Пусть попробует,— и, уже обращаясь к Виктору, добавила совсем другим тоном, сухо: — Хочу вас предупредить. Не говорите Толе, что я тут была, ни за что не говорите. Он мне этого в жизни не простит.
— Как знать,— усмехнулся Бескудин.— Может, когда-нибудь и спасибо скажет. Как знать!
— Нет, нет.— Женщина со страхом посмотрела на него и прижала обе руки к груди.— Я вас умоляю...
Бескудин кивнул.
— Все понятно, Марина Васильевна. На этот счет будьте уверены. Вообще прошу учесть, ваш сын у нас не первый. И к сожалению, не последний. Опыт имеем. Вот так.
— Что-нибудь уже натворил? — спросил Виктор.
— Он недавно пьяный пришел, совсем пьяный,— торопливо сказала женщина, словно боясь, что ей не поверят, не поймут, как страшно все то, что происходит сейчас с ее сыном.— И курить начал, и в карты играть...
— Кажется, пока все,— усмехнулся Бескудин и многозначительно погрозил карандашом.— Пока.
Но женщина отвергла эти успокоительные интонации.
— Он раньше не был таким, не был...— ее глаза опять наполнились слезами,— когда в институте учился...
— Учился? — переспросил Бескудин.— В институте? Но ведь он, вы говорите, работает сейчас?
— Его... его исключили... и из комсомола тоже...
— За что же это?
— За амо... аморальное поведение... Девушка там какая-то... в общежитии... а он ночевать остался... у товарища... а там пьянка...
Бескудин и Виктор переглянулись.
— Но это неправда!—с силой воскликнула женщина, комкая мокрый платок в кулаке.— Это неправда! Он мне все рассказал!
Она пыталась справиться со своим волнением, пыталась не разрыдаться в присутствии чужих людей. Бескудин с нетерпеливым участием посмотрел на нее, потом снова перевел взгляд на Виктора. И тот понял. «Ох, уж эти матери,— словно говорил его взгляд.— И жалко их, и досада берет, черт возьми!»
— Ну ладно,— вздохнул наконец Бескудин.— Успокойтесь, Марина Васильевна. Одно пока ясно: надо парня спасать, и не только от того человека, но и от самого себя,
— Не верится, чтобы никто ничего не видел,— заметил Виктор.
— Именно,—подтвердил Бескудин.— Давай действуй. Побеседуй еще с Мариной Васильевной, уточни, чего надо. Планчик набросай. Чтобы
