Визиты в СССР [Владимир Молотов] (fb2) читать онлайн

Владимир Молотов
Визиты в СССР

Сентябрь 1983 года, Коля

Улизнуть на «копейке» от милицейского «уазика» оказалось не так-то просто. Хотя и рассчитывал Николай поначалу, что пахнущий новьем жигуленок, гордость советского автопрома, без проблем оторвется от дряхлого «Бобика». Но не тут-то было. Советские менты словно опиум приняли — так юрко и быстро гнали «уазик», аж в желудке у Коли слегка замутило от страха.

Впрочем, чего боятся-то, одернул себя Коля. Ну, поймают, ну, посадят в каталажку. Разве сравнится эта фигня с ужасами двадцать первого века?

Впереди виднелся густой зеленый лес, частично проглотивший изогнутый серпантин трассы. Позади противно выла сирена, и покрикивали в микрофон, точно в советском боевике: «Водитель жигулей госномер „4014 кар“, немедленно прижмитесь вправо и остановитесь!»

«Хм, вот идиоты! — в очередной раз ухмыльнулся Колька. — Вам и не снилось, как на полицейском форде да с целым пеналом мигалок!» Еще немного, еще чуть-чуть, еще последний километр… А там уже и Кунгур — мало изменившийся в прошлом (да-да, теперь, когда Коля ходок в союзно-застойный мирок, для него и перемены только в прошлом!), поднажать еще пуще, пронестись до автовокзала. А за ним поворот, а дальше еще малость и — переход.

Тут Коля заметил в центральном зеркале заднего вида, что правый ментяра совдеповский высунулся из окна и табельный приготовил. Макаров, наверное, что у них там имелось на вооружении? Эх, надо было на этот счет заранее в инете повикипедить. Ведь детство ж мое тут прошло, а ничегошеньки о них не ведаю!

Коля выдавил педаль акселератора до отказа. Стрелка-бегунок на линейном спидометре подползла к отметке в сто тридцать километров в час. Показался бы первый дом, а уж в населенном пункте стрелять они не будут, голову на отсечение. Не такие у них законы. Вроде бы.

«Водитель жигулей! — снова проскандировали, требовательно и устало. — Если вы немедленно не остановитесь, мы откроем огонь». Подлый милиционер, высунувшийся справа, как-то даже забавно мотнул головой, кивнул шоферу и тут же издал хлопок. Коля вздрогнул в неудобном кресле. «Копейка» точно споткнулась, словно сзади и сбоку мощный кол жахнул в шину.

И закрутило Колей угнанный жигуль, с визгом колес закрутило, замелькали сосенки стоеросовые. А внутри у Коли все сжалось, но руки верные руль завертели туда-сюда. Нога же на тормоз прерывисто — раз-раз. И столько мыслей пронеслось! Ну почему он не ушел от них, он, на Нэксии гонявший по вечерним проспектам, какого же рожна не оторвался от лохов союзных? И что теперь будет? Вот сейчас как перевернется чертова «копейка», да как грохнет, и ведь тут ни подушки безопасности, ни тебе даже подголовника. А что если жизнь кончена? Так глупо просрать жизнь в Советском Союзе!..

Пролетел миг, и Николай понял, что машина замерла в кювете. Такое невероятное облегчение он испытал, словно сделалось невесомым тело. Коля едва осмотрелся — «Бобик» еще не возник, но уже ревел где-то рядом, — потерпевший спешно выпростался из автомобиля и скрылся в первом редуте сосенок.

Дальше Колька побежал, отмахиваясь от назойливо царапающих когтей густого пролеска. Сразу тяжело стало дышать, появился жуткий сухой хрип. Нет, надо бросать курить, давно уже себя увещевал, да все без толку. Вот еще и «Космос» зачем-то прихватил на пробу, две пачки по семьдесят копеек каждая.

Преодолев метров сто, может быть, сто пятьдесят, и оказавшись на небольшой лужайке, Колька в первый раз оглянулся. И о черт! — в ближайших сосенках мелькнула милицейская форма. Николай припал на колени к земле, душистый аромат моха через ноздри намекнул о чем-то давнем и сладком. Тонкая пачка долларов — улов нынешнего визита — Коля вытащил ее из-за пазухи и засунул под кору сухого валежника.

Едва Коля успел запомнить место, как ощутил затылком холодный тупой металл.

— Тарищ лейтенант, он здесь! Я его поймал! — гнусаво прокричал, паскуда, в сантиметре, аж в ухе зачесалось.

Цепкие потные клешни скрутили Колю сзади, с неожиданной силой поставили на ноги. Лейтенант появился из-за ближайшего дерева и степенно, с нагловатой улыбочкой, приблизился к Николаю.

«Ну вот и все, доигрался!» — понуро подумал Коля, косясь на заветное местечко в коре валежника.

А ведь было у Любки предчувствие какое-то, еще с вечера. Сказала же, едва сели за ужин (несмотря на топорный стол, смешной гарнитур да холодильник ЗИЛ, Коле всегда так уютно было в Любкиной милой кухоньке с расшитыми полотенчиками, да и вообще в ее хрущевской квартирке), сказала Любка, так умильно прижав руку к сердцу:

— Ой, что-то мне не по себе, Колюш, как будто за тебя боюсь, что ли, ровно что случится с тобою!

Прямо как в сериале каком про СССР, Коля даже умилился, но виду не подал.

— С чего это вдруг, Люб? Выкинь из головы всякие глупости!

И потом, когда под одеялом лежали, на милой сердцу тахте-книжке, на простыни стиранной, когда едва отдышались после яростной несоветской любви (и откуда только она позы выучила такие, поражался Колька?! Вроде еще не до Камасутры и видаков! Сама дошла, видно, ай молодец, Любка! Однако же с кем-то опыт свой развивала, интересно, сколько любовников у нее было?) Так вот, после акта раскрепощенной любви, когда только отпустило, Любка опять начала:

— Ой, что-то покалывает, — схватилась она за сердце. — Снова у меня это предчувствие дурацкое.

— Да брось ты, так бывает после бурного секса!

И похлопал ее по плечу. Любка повернулась к нему, пристроила голову на мужскую грудь.

А потом и уснули незаметно.

Но ведь накаркала, подружка ненаглядная!

Теперь с ментами советскими возни не оберешься. Впрочем, где наша не пропадала! Есть одна мыслишка, как выкрутиться, вдруг озарило Николая.

Меж тем лейтенант подошел вплотную.

Май 2013 года, Дима и Коля

Менеджер среднего звена Дмитрий Кукарский был типичным плодом заката советской эпохи. Его детство прошло на информационных сквозняках горбачевской перестройки, а юность потерялась в ельцинской неразберихе. В смутное время малиновых пиджаков Димка поступил сначала в МГУ, но потом вылетел оттуда и вернулся на Родину. Мать устроила его на третий курс Политехинститута, мечущегося от Университета к Академии, лишь бы не служить в армии. Но в итоге Кукарский проспал отбор на военку и загремел с дипломом инженера на год сухопутного матроса.

Одиннадцать месяцев в армии без отпуска прошли напрасно — Димка вынес лишь глубокое впечатление от беспробудного пьянства офицерья. Поначалу, вернувшись домой, он работал на заводе по специальности за гроши — обсчитывал какие-то головоломные чертежи. Но вовремя осознав неправильность своего пути, Димка направился в торговлю. Однако на сей ниве благополучие забрезжило не сразу. С переменным успехом болтаясь по разным фирмам, Кукарский попутно обзавелся семьей. Им с женой быстро удалось сотворить дочку, а любовь… здесь часто у него липло к языку тургеневское «сошла на нет». Необходимость развода назрела как-то быстро, пережить же саму экзекуцию помогла водка. Одним словом, жизнь строилась по синусоиде, и только к концу нулевого десятилетия у Димки что-то проклюнулось. Ему удалось надолго закрепиться в одной крупной торговой сети и сделать кое-какую карьеру.

Как бы там ни было, к 2012 году Кукарский, наконец, стал считать себя вполне успешным человеком. Он не без гордости служил менеджером среднего звена, носил подобающий черный костюм с ярким галстуком и кожаный файл-чемоданчик, ездил на работу на престижной в определенных кругах «Приоре», а также являлся вечным должником банка за бетонную коробку в тридцать семь квадратов.

Все изменила случайная встреча. Так часто пишут в романах, и еще там пишут, что ничего случайного на самом деле не бывает — все предопределено. Но беда в том, что в настоящей жизни происходит именно так: одна случайность меняет все, и уже через какое-то время она представляется закономерностью.

Был теплый майский день 2013 года. Исполняя очередное объемное и трудновыполнимое задание директора департамента, Кукарский обследовал уже пятую за день торговую точку на предмет исполнения новой маркетинговой политики. Вообще, все указания директора часто напоминали русскую народную сказку: пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что; и Димка порой ощущал себя Иванушкой-дурачком, исполняющим как бы глумливые прихоти психованной самодурки — начальницы.

В данные минуты ему казалось, что он уже обливается потом, а в голове, точно наваждение, то и дело проскакивали неясные морские пейзажи. Или, правильней сказать, в мечтах у него уже веял морской бриз, и долгожданный июньский отпуск манил турецкими пляжами, радовал своей неотвратимостью, хотя и пугала, впрочем, отделяющая от него вечность.

И вот Кукарский шел по длинной аллее строительного гипермаркета сети «Мастерок», осматривая выкладку товара на торцевых стеллажах, как навстречу ему попался знакомый человек. Человек остановил Димку легким движением руки, встал на пути и сипло сказал:

— Димка, привет!

Первые секунды Кукарский вглядывался в лицо человека, испытывая легкую конфузность от неудобной встречи с прошлым, а главное, мучительно пытаясь понять, вырыть из закоулков памяти, кто перед ним стоит? Димка образно пытался стереть морщины с лица встречного. И озарение пришло довольно быстро: ба, ну конечно же, это Коля Герасименко, однокашник и знакомый из ранней молодости, с которым связь потерялась после увольнения Кукарского с завода!

— А, Коля, слушай, привет! Сто лет не виделись!

«И еще бы столько не видеться!» — закончил про себя Димка. Его теперь весьма напрягало это стояние друг против друга у всех на виду, посреди движущихся обывательско-покупательских масс. К тому же надо было заканчивать свою, точнее, директорскую миссию. Но Колька как будто не замечал замешательство давнего однокашника и коллеги.

— Ну да, лет десять, — добродушно сказал человек из прошлого и аккуратно потрогал Димку за плечо. — А ты чо тут делаешь?

— Я-то? — глупо переспросил Кукарский. — Ну, так, работаю. У меня должность — ведущий менеджер в этой сети.

— Да я понял! — махнул Коля. — Молодец, Диман! И вообще, хорошо выглядишь.

— И ты тоже.

— Спасибо. — Колька наконец заподозрил в старом товарище некоторый конфуз и поспешил заверить: — Да ты не тушуйся, про завод можешь не спрашивать. Я и сам оттуда давно ушел. Я вообще сейчас не работаю.

— Это как это? — искренне удивился Димка.

Мимо прошла широкая дамочка в расстегнутом плаще и слегка зацепила ведущего менеджера. Она равнодушно удалилась, а он чуть отодвинулся.

— Ты скоро заканчиваешь? — не шелохнувшись, ответил вопросом Герасименко. Глаза его посмотрели как-то странно, только теперь Кукарский заметил, между прочим, что они густо-серые, а волосы у Кольки поредевшие, и может быть, потемневшие от времени, да и лицо, собственно, потрепанное, какое и бывает ближе к сорока, хотя и не больше потрепанное, чем у Димки.

— Вообще-то я хотел еще в юго-западный «Мастерок» сгонять, — Димка глянул на часы, с некоторых пор любимые дорогие японские наручники. — Но это нереально уже сегодня.

— Ну вот и отлично! — Колян снова тронул за плечо. — Закругляйся, и пойдем посидим где-нить. Я те расскажу и почему не работаю, и когда с завода свалил. А ты про себя, идет?

Несколько секунд подумав, Димка вздохнул:

— Ладно, давай. Жди здесь, я вернусь минут через пять.

Кукарский быстро, не оглядываясь, вышел из торгового зала на склад. Последний раз он видел управляющего этого филиала именно там. По дороге подумалось: «а может, не возвращаться?! Пускай стоит, ждет, нафиг он нужен?» И тут же другой голос в Кукарском возразил: «Нет, нехорошо это, непорядочно! А вдруг потом снова нарвусь на него?»

На складе Димка случайно уловил ноздрями подозрительный запах, принюхался. Непонятный аромат вдруг напомнил недавнее лежание в постели после акта с Ленусиком. Кажется, именно так пахла его сперма на ее руке! Что-то мыльно-хозяйственное, кафельное. Димка поморщился: странно, откуда здесь это? Драили пол? Он отогнал дурные мысли, осмотрелся — управляющего не было, равно как и других людей.

Он еще сомневался, и надо было поискать управляющего, сказаться, что он уезжает, но на ум приходил ждущий, наверно, с нетерпением Колька. И Кукарский плюнул и двинулся обратно.

Пересилило его неожиданно проснувшееся желание выпить и одним махом сбросить тяжкий груз работы. И хорошо еще, что любимая «Приора» была на ремонте до завтра.

* * *

В уютном зале кафе с интимным освещением три столика занимали какие-то типичные люди, но это были лучшие места. Хотя оставалось одно удобное в углу — его и занял широко ходящий Коля.

Заказали, мало раздумывая, водки в графине, фирменный салатик и отбивные, да сок на запивку.

Первые минуты вспоминали о коллегах с завода, посмеивались кое над кем, сходились в замечаниях, единодушно считая прошлое глупым и забавным. Перед Кукарским то и дело восставали давние картины: как они с Колькой курят на лестнице и собираются после работы пойти в пивнушку; как Колька смотрит в перекурах порноролики или играет в игрушки, и он, Дима, просит все это перекачать на свой компьютер в другом кабинете — по внутренней сети. Пошлые какие-то воспоминания, — но, пожалуй, лучшие моменты из скучного и туманного заводского прошлого.

Потом, после третьей рюмки, Колька начал пространно отвечать на вопрос, чем занимается сейчас.

— Да, понимаешь, как бы тебе это сказать… Короче, все люди у нас делятся на два типа. Одни пашут с утра до ночи, а другие… В общем, Диман, мы же все от денег зависим, от бабла. Вот есть у тебя дармовой приток бабла, и ты можешь не зависеть от какой-нибудь психованной бабы начальницы, ты можешь не заставлять себя вставать в восемь утра и бегать, выжимая пот, по городу, по объектам.

Чертов Колян глядел в самую точку, он как будто почуял всю подноготную Кукарского. Чистая случайность, решил Димка!

— А коли нету источника, то тогда ты будешь бегать и трястись в мыле, или в офисе штаны протирать, — завершил мысль Колька.

— А у тебя, значит, есть? — почему-то усмехнулся Димка.

— Да ты не грузись! Видишь ли… Ну да, деньги текут ко мне сами, — Герасименко туманными глазами посмотрел куда-то вбок.

— Интересно, как это? С неба, что ли, они валятся? — снова усмехнулся Димка.

— Да понимаешь, Димыч, — доверительно сказал человек из прошлого, чуть наклонившись вперед, — вся наша бытовуха, это просто потоки денег, туда-сюда. Одни берут, другие отдают.

Туманно как-то изъяснялся товарищ. Герасименко любил умничать, Димка помнил, что эта черта в Коле активно проявлялась и раньше.

— Вот ты пашешь в этом своем «Мастерке», — продолжил Коля, — зарплату, наверно, хорошую получаешь. Не меньше тыщи баксов, да?

Тут он поглядел на собеседника с легкой издевкой, но Кукарский этого не заметил.

— Ну, допустим, — ответил Дима.

— Во-от, — растянул Герасименко. — А на самом деле ты раб!

И визави помолчал, изучая произведенный эффект. Димка поморгал.

— Что ты имеешь в виду? — мягко спросил он.

— Ты раб какого-то олигарха, который владеет сетью «Мастерок». И многие кругом рабы, того или другого хозяина. Вы растрачиваете свою жизнь на работе. А хозяин дает вам мизерные подачки. Чтоб вы могли двадцать лет рассчитываться за бетонную коробку, а значит, двадцать лет не соскочите с его крючка, не оформите вольную. У тебя ипотека есть?

Димка вздохнул — опять Герасименко в точку попал!

— Ну, допустим, есть.

— Во-от!

— А тебе что, еще и квартира свалилась? — уже недовольно произнес Димка.

— Давай лучше выпьем, — Коля разлил из приятно запотевшего графина с ледяной горючкой.

Водка еще сильней согрела душу. Закусив, Колька продолжил:

— Хата мне от покойных родичей досталась. Но дело не в этом.

— А в чем же? — жуя, спросил Дима.

— Дело в том, что я очень ценю свободу. Личную свободу человека. Вот пойдем ко мне в гости, я тебе расскажу, как деньги ко мне приходят.

— Пойдем! — легко согласился Кукарский.

— Отлично, щас допьем и пойдем, — Коля снова потянулся к графину.

— А далеко? — на всякий случай спросил Димка.

— Не, тут рядом. Я ведь чего в «Мастерок» и зашел: лампочку купить.

По дороге Герасименко опять начал умничать (они шли, довольные и поддатые, навстречу яркому майскому солнцу, и немного щурились).

— Ты любишь так наблюдать за людьми, когда идешь? — спросил почему-то Колька.

— Как наблюдать? — покосился на него Кукарский.

— Ну, просто разглядывать прохожих.

— Не знаю, — Дима на ходу пожал плечами. — Нет, наверное.

— А мне нравится. Смотри, какие самодовольные рожи.

— Думаешь? Это почему?

— Ну как же? У всех одно и то же. Новая русская идея поглотила их.

«Вот и началось очередное умничанье», — насмешливо подумал Кукарский.

— Что еще за новая русская идея? — осторожно поинтересовался он.

— А все очень просто: бабла и зрелищ! Два слова! Русского обывателя беспокоят нынче только две вещи, где растут деньги, и что показывает зомбоящик. Или ютуб.

— Нет, Коля, ты не прав, — замедляя ход, возразил Кукарский. — Нельзя же судить о людях так однобоко. И потом, многие любят свою работу! Просто она им нравится, понимаешь? Ты не допускал мысли, что работа может быть наркотиком?

— Ага, ты еще скажи: любят свою страну! — усмехнулся Колька, покосившись на спутника, и тоже слегка затормозившись. — Если хочешь знать, вся наша жизнь состоит из наркоты. Но одни наркотики убивают человека, а другие нет. Опять же, если не злоупотреблять. Вот та же водка, или кофе, или секс, а может, плавание на лодке по свету. Да что угодно! Чем угодно можно заменить работу!

— Вот именно: если не работать, можно деградировать от убивающей наркоты, — не унимался Димка.

— Ну, честное слово, Димыч, ты как ребенок! — усмехнулся Коля, тронув спутника за плечо. — Ведь только дурак деградирует с баблом. А умный найдет, чем заняться. Он всегда потратит деньги с толком — на обустройство жилья, на творческие эксперименты, на красивых баб, наконец!

Колька жил в девятиэтажной «свечке» совдеповской постройки, на углу при пересечении двух улиц. На лифте поднялись на восьмой, руки оттягивала бутылка «Путинки» и батарея пивных банок.

Когда окунулись в полумрак прихожей, «дыхнуло» спертым воздухом с примесью чего-то резинового. Колька сразу провел в комнату.

Едва осмотревшись в холостяцкой берлоге, Дима задумчиво цокнул языком.

Стены были приятного розоватого цвета с какими-то хвостами жар-птиц, шкафы отсутствовали, но имели место всевозможные ниши и полки, построенные по типу огромных карточных домиков. На этих полках аккуратно красовались корешки книг, либо стояли копилки, лежали какие-то вещи и кое-где сохли цветы в горшочках. В углу, у окна, мостился комод с выдвижными ящиками. На комоде красовалось огромное стеклянное блюдо. Димка подошел поближе и рассмотрел в нем россыпь помятых советских купюр.

— А это мое хобби, — лениво сказал Коля, дыхнув Кукарскому в затылок. — Собираю всякую застойную труху. У тебя дома не завалялись десятирублевки или двадцать-пятки?

Димка хмыкнул и удивленно повернулся к хозяину.

— Не знаю. Может, где-то в старинных коробках. Приду, посмотрю.

— Ты посмотри, обязательно посмотри, — пьяно улыбнулся Герасименко. — А то если захочешь…

Колька осекся.

— Что захочешь? — Димка опять повернулся к хозяину.

— Узнать, как я зарабатываю… Ладно, неважно. Ты сейчас не спрашивай ничего пока, — старый друг забренчал пивными бутылками — пивная батарея выстраивалась на стеклянный столик в боевой готовности.

— Я тебе попозже все расскажу, — Колян, глянув на Димку, сделал брови домиком. — Это не выход в интернет, не финансовая пирамида и не каждодневная мантра.

— А что? — чуть усмехнулся Димка, присаживаясь на диван. — А ну да, ладно, не буду пока спрашивать.

— Главное, твое отношение к жизни. Вот я когда уволился, я не стал комплексовать и угнетаться, как это делают все остальные: ну, типа, вот теперь неустроенность, вот теперь безденежье. Я расширил свой взгляд на жизнь, — Герасименко сел рядом и, «чпокнув» пробкой, протянул бутылку Димке.

— Хм, — вытирая пивные усы, сказал Кукарский, — ерунда какая-то.

— А, в том-то и ошибка твоя! — Коля поставил Димке к носу указательный палец. — Узость, догматичность нашего мышления не позволяет обрести полную свободу. Вот ты готов, например, поверить в инопланетян или машину времени?

— Не знаю, — сказал Димка в бутылку и пожал плечами. — Я фантастику не люблю.

— Да причем тут фантастика? — воскликнул Коля. — Ты готов поверить, что есть в жизни нечто невероятное, такое… Ну, что раз и навсегда выбивает из… из привычной дребедени?

— В принципе, готов, — Димка снова повел плечами и докончил первую бутылку.

— Хорошо, вот и замечательно! — удовлетворился Герасименко. — Завтра проверим.

— Что проверим? — Дима покосился на хозяина квартиры.

— Съездим в одно место. Только ты ничего не спрашивай. Даже когда ехать будем. Зато узнаешь, как не работать и бабки получать.

Кукарский задумался. Но алкоголь уже прочно осел в его душе. И в соответствии с этим обстоятельством, мысли потекли особенные, оптимистичного характера. «А ну и пусть покажет! Один черт, завтра выходной, и планов никаких не запла… не предпо… не постро… Короче, ничего ведь не планировал! Все лучше, чем с проклятой зомбопанелью в бетонной коробке куковать».

Больше они об этом не говорили. Точнее, касались слегка, но уже и не обсуждалось, что завтра предстоит некая поездка. Все больше болтали о прошлом, о совместном прошлом.

Димка не запомнил, как отключился. Очнулся утром на диване, валетом к Герасименко. Ощутил запах пота из-под своей мятой рубашки на теле, горечь и сухость во рту, брюки на ногах, прикрытые легким одеяльцем.

— Диман, ты проснулся? — довольно бодро спросил Коля и приподнялся на локтях. Он был лохмат и раздет.

Кукарский почувствовал неудобство и даже некоторый стыд. Надо же было так набухаться, по-свински, по-бичевски, чтобы уснуть на чужом диване, да в одежде! Такого с ним не случалось лет пять уже.

— Да, — односложно прохрипел Кукарский.

— Тогда давай собираться.

— Куда?

— Как, ты забыл? Я же хотел тебе кое-что показать.

Колян заныкал на утро по бутылке пива, и это помогло быстро обрести человеческий облик. Да еще плюс душ с милостиво предоставленным огромным полотенцем на десерт.

Вышли из дома молча, весеннее солнце весело ударило в глаза. Димка поморщился, на душе стало приятнее. Они также без разговоров сели в троллейбус, молча добрались до автовокзала. Коля взял два билета на Кунгур.

— Так ты в пещеры, что ли, собрался меня тащить? — нахмурился Димка.

— Ну да. А что, часто туда ездишь? — в глазах Герасименко появилась усмешка.

— Да нет, вообще-то, ни разу не был, — сознался Дмитрий.

— Вот видишь. Совместишь приятное с полезным.

— Н-да. Ладно, пойду еще пивка куплю, — задумчиво протянул Кукарский.

Эйфория от выпитой перед выходом бутылки прошла, и Димка снова чувствовал гнусное похмелье, хотя и не с прежней силой.

— Э нет! — Коля мягко попридержал знакомого за плечо. — Давай не будем. То, что ты увидишь в пещерах — дело серьезное. Ты даже не представляешь…

— Да что там может быть такого? — ухмыльнулся Димка. — Сталактиты и сталагмиты? Что, нельзя на эти сосульки под градусом смотреть?

Нет, Дима не был пьяницей. И не относился он к тем распущенным менеджерам, которые с пятницы по воскресенье снимают стресс спиртосодержащими возлияниями. Но все же, все-таки любил он порой расслабиться и на второй день. Ведь, черт возьми, как не верти, а все ж хорошо, когда праздник продолжается!

— Дело не в сосульках, — неожиданно погрустнел Коля. — Я покажу тебе нечто, чего никто не знает. Оно нереальное, понимаешь? Но я сейчас не могу рассказать. Просто пока сам не увидишь — не поверишь!

— Хм, — Дима качнул головой. — Что это может быть такое, не понимаю!

Коля не ответил. Меж ними вновь установилось неудобное молчание.

Однако едва они вышли на стоянку, подкатил автобус. Загрузившись в салон, Димка пристроился у окна, демонстративно прикрыл веки и откинул голову.

Всю дорогу он и вправду проспал. Коля толкнул его.

— Пора, брат, пора, — дружелюбно сказал он.

— Что, приехали? — Димка потянулся вслед за Герасименко, вон из автобуса.

И очутился в маленьком скучном городке, на привокзальной площади. Округ мостились частные домики. И только трехэтажный торговый центр радовал глаз.

— А где пещера? — недоуменно осведомился Дима.

— До нее еще надо добраться на старом пердуне.

— На чем?

— Ну, автобус Пазик, рейсовый, местных автолиний, — пояснил Коля и тут же пробормотал: — Ничего здесь не изменилось, сколько раз убеждаюсь! Тридцать лет, и хоть бы хны, разве что лозунги сняли, да ларьки повтыкали.

— Не понял, о чем ты? — присмотрелся к спутнику Димка.

— А? Так, ерунда всякая в голову лезет, — отмахнулся Коля.

И они подошли к маленькой остановочке.

Сентябрь 1983 года, Коля, накануне погони

А начинался визит вполне себе ничего.

Добравшись до города, Николай по обычаю принялся искать Жорика. Сначала дело, а уж потом Любка, твердил он себе в который раз. Первым делом самолеты, то есть валюта, ну а девушки потом. Или: сделал дело, гуляй очумело. Эх, богат русский язык на пословицы, рассуждал про себя Коля, и можно еще менять их, как вздумается!

Но найти Жорика порой оказывалось непросто. Если его машина не наблюдалась на дежурной стоянке, Николай с досадой сплевывал. Воистину, как тут тяжко без мобильников, сразу же сокрушался он про себя! Так бы позвонил, да и спросил: «Привет, ты где щас?» Но не придумал Советский Союз в восемьдесят третьем мобилы! И толку-то, что своя в кармане, только народ тут пугать. Без оператора, без сети, можно разве что будильником пользоваться. Не дай бог еще Люба случайно найдет, сразу все насмарку, никакую легенду не состряпаешь.

Поскольку в этот раз Волга Жорика отсутствовала, пришлось дело отменить и пойти гулять. Звенья пословицы переместились. Коля направился к Любке. Переждать какое-то время. Или на следующий день прийти. Обратиться к коллегам Жорика Коля не решился — во избежание лишних проблем.

И поплелся по городу, по …ской улице. Господи, какая благодать, думалось ему! Ни одной растяжки, ни единой рекламы, не смотрят на тебя с полотен ни манящие красотки с длинными ногами под надписью «сто диванов», ни брутальные мужички в костюмах на фоне модной бытовой техники, ни семья Кнопкиных, которая открыла для себя какую-то там величайшую истину, почитай, дорогу к счастью. И уж конечно нет и в помине огромных экранов с копошащейся на мелких клетках ерундой.

Время местное Николай узнал у прохожих, пятнадцать минут оставалось до шести. Вот-вот Любка с работы придет. Как раз заскочить в заветный гастроном около ее дома.

Ах как он полюбил этот славный гастроном, который в детстве почти не знал! Эти откровенные витрины с чудными конфетами «Гулливер». Эти «скучнолицые» продавщицы за прилавками, ничего не ведающие о грядущем размахе российской торговли. Эти забавные кассовые аппараты с причудливыми кнопками и жуткие механические весы со спидометром и чугунными гирями.

Милый сердцу торт «Прага», с которым не всегда везло — но в этот раз отхватил… Да еще ароматный батон с широкими поперечными канавками и мощная литровая бутылка с молоком — вот что прельщало Николая в первую очередь, вот к чему он стремился перед встречей с возлюбленной. Иногда, идя к ней через гастроном, он ловил себя на том, что похож на героев известного голливудского хита «Назад в будущее».

Он не знал и не хотел знать, что сталось с Любой в недалеком будущем, в его времени, в его стране, совсем иной, такой сложной и неспокойной. Быть может, удачно выскочила замуж, нарожала детей и теперь уже нянчит внуков, гуляет с ними по аллеям неизменного парка.

Он и не пытался разыскивать ее, возвращаясь в сегодняшнюю Пермь. А зачем? Зачем бередить душу печальным потрясением, которое принесет эта встреча? Ведь перед ним предстанет старая женщина с обязательной паутиной морщин, в матери ему годящаяся. И глаза ее наполнятся изумлением, и ему придется отнекиваться: нет, я не сын его, я такого не знаю! А еще, чего злого — она уже почиет в мире ином.

Ему нравилось плыть по течению, преодолевая лишь некоторое сопротивление омутов. Ему нравилось обитать и в этой реальности, и в той. И брать от той и другой все, что возможно. Сюда таскать старые заскорузлые двадцать-пятки, десятки и трешки, а также потрепанные видаки с кассетниками, раздобытые черт знает как. Туда — доллары, приобретенные у Жорика. Слава тебе, великая Америка! Слава тебе за то, что за столько лет ты не подверглась переворотам и дефолтам!

Он постучался в дверь, но не услышал изнутри ни единого звука. Тогда Коля спустился во двор и сел на лавочку.

Как мило, когда нет домофонов и такие простые дубовые двери, с улыбкой подумал он, щурясь от вечернего солнышка. Где-то поблизости шумела детвора, и Николай вспомнил свое детство. Вот так же и он где-то сейчас играет, наверно, да не где-то, а в другом районе, десять остановок на автобусе. Здесь Коля в родной двор не совался, все по той же причине — наименьшее сопротивление, минимум потрясений. Не портить кайф, не встречаться с самим собой и молодыми родителями! Меньше знаешь, лучше спишь — святая истина. Да еще и о петле гистерезиса забывать не стоит.

Конечно, искушение порой одолевало, но здравый смысл перевешивал.

Люба появилась на мысли о личной первой драке в родном дворе, случившейся как раз где-то в эту же пору. Или нет, двумя-тремя годами позже. Впрочем, неважно!

Люба шла летящей походкой. На ней было все по моде: плотные темные чулочки, гладкая серая юбочка до колен, дорогие полусапожки, которые он же и подарил, классический серый жакет с зелеными пуговицами. Лучезарная улыбка на круглом румяном личике. Приятные черты, чуть подпорченные большим носом. Едва покачивающиеся каштановые волосы до плеч с колечками на кончиках, в стиле а-ля-Барбара Брыльска.

Они познакомились случайно, вечером, в его первый же визит. Коля заглянул на почту, где работала Люба. Ему пришла в голову шальная идея. По-первости он не удержался и решил-таки на пробу сделать один маленький эксперимент с прошлым. Всю оставшуюся жизнь тетка из Ижевска корила себя, что не успела попрощаться с матерью, то есть с Колькиной бабушкой. Телеграмму-то дали вовремя, а тети Тани дома не было, пропадала на югах с новым хахалем. Уехала спонтанно, влюбилась и никому не сообщила. Да там же он ее и бросил.

Коля знал, что до смерти бабушки еще неделя (и четыре дня до инсульта), и что тетя Таня еще не уехала из дома, и в уме созрел текст:

«Таня тчк приезжай к маме тчк она сильно болеет тчк твоя сестра тчк»

Прочитав телеграмму, носатая девушка чуть повела бровью, посмотрела на Колю, который из окошка нахально ее разглядывал.

— Вы адрес забыли, — заметила девушка, спрятав карие глазки.

— Ах да, конечно, — спохватился Николай. — Сейчас допишу.

Она протянула ему этот забавный старинный бланк с синеватой шапкой «ТЕЛЕГРАММА», и он взял ручку и начал вписывать город, затем улицу, а сам вдруг сказал между делом:

— Девушка, а что вы делаете сегодня вечером?

Пошловато, конечно, и примитивно, но для восемьдесят третьего года сойдет, подумалось ему. Вот только кой черт дернул спросить? Видимо, понравилась, решил он. Все ему тут казалось таким милым и забавным, так пела душа от неожиданно оживших, уже было стертых, воспоминаний, что хотелось здесь, в прошлом, безобидно шкодить и безобразничать, в духе проделок Бегемота из «Мастера и Маргариты».

Ну и подспудно мечталось соблазнить какую-нибудь красотку из застойной эпохи. Ведь каково оно будет, а? Ведь в пуританское-то время они, пожалуй, такие милые и непосредственные, не распущенные и… Знойные, что ли.

Как ни удивился Коля, но девушка ответила с застенчивой улыбкой:

— Буду сидеть дома.

— Тогда разрешите вас пригласить в кино, — сказал Коля, снизив тон, так как к соседнему окошку подошел дед с медалями на пиджаке и веско закряхтел.

— Ну, не знаю, — она опять спрятала глаза. — Через полчаса мы закрываемся, если дождетесь, там посмотрим.

— Обязательно дождусь! — пообещал Коля, сделав на лице свою самую лучшую улыбку.

Но тут какая-то женщина лет сорока пяти подступалась к его плечу и уже недовольно косилась. Коля отошел в сторону.

Через полчаса почтальонша и правду вышла, и они сразу направились в кино. Впрочем, предварительно узнали друг друга по именам, Николай назвался своим. Он не поверил, что все так просто. Ну, не могут советские девушки так легко соглашаться, твердил он про себя, поглядывая на Любу. Однако же согласилась!

Они сходили на «Чучело», перекусив в буфете кинотеатра. После сеанса он проводил ее домой. По дороге Люба рассказала, что днем ходить в кино опасно, потому что устраивают облавы андроповские милиционеры в поисках тунеядцев. Коля удивился, и даже непритворно: он не помнил такого. Затем Люба начала возмущаться по поводу фильма:

— Ну как подобное может быть? Как это пионеры такие подлые и жестокие?

— Может, еще как может, — чуть улыбаясь, говорил Коля и трепетно держал Любу под ручку.

«Эх, неведомо вам, до каких пределов дойдет пошлость! Не видели вы „Дом-2“. Не представляете, что в будущем в школах вообще не будет пионеров, дети начнут курить, пить и колоться, а бойкоты с избиениями и выкладками в ютубе войдут в норму!» — чуть не вымолвил он, но, естественно, не вымолвил.

У Любкиного подъезда в тот вечер они расстались, чай пить к себе не пригласила. Оно и понятно, раскрепощена девушка была до известных пределов. Ночь Коля провел на вокзале, на следующий день занялся добычей долларов, а вечером опять потянуло его к почте.

Только после трех свиданий он остался у Любы встречать утро. И с тех пор всегда ночевал у нее, а надо заметить — каждый визит в СССР затягивался на три-четыре дня. Не в ларек же за пивом ходил, если уж мотнулся в прошлое, обратно спешить не стоит — ежу понятно.

Это уж потом Любка созналась, обнимая его на диване-книжке, что влюбилась с первого взгляда и что вообще всегда верила в такую любовь — сразу и на века.

…— Привет, давно ждешь? — улыбнулась возлюбленная, едва он поднялся с лавочки.

— Минут пять, — Коля поцеловал ее в щечку.

Авоська с молоком, тортом и батоном качнулась и легонько стукнула в бедро. От Любы понесло дешевыми духами.

«Надо бы подарить ей что-нибудь из наших ароматов, — промелькнуло в голове. — Взять на разлив, типа друг из Москвы привез: бросить в чудные глазки золотую пыль».

— Ну пойдем, — играя карими глазами, Люба взяла его под ручку, и они вместе зашли в подъезд.

Девушка из прошлого жила на третьем этаже.

Она казалась ему идеальной. Часто Коля думал, что это просто счастье, что судьба подарила ему возможность попадать сюда и любить Любу. Ведь в своей реальности он никогда бы не нашел такую девушку. В своей реальности он давно уже разочаровался в женщинах — там кругом были одни расчетливые стервы, или нудные серые мышки, или карьеристки, или требующие слишком много внимания.

Люба никогда ничего не требовала. Она была нежной, как наложница султана, понятливой, как читатель википедии, податливой, как разомлевший на солнце пластилин. Она не пыталась залезть ему под кожу, выпытать всю его подноготную. Даже паспорт ни разу не спросила, а ведь у него не было советского паспорта! Ей достаточно было того, что он рассказал в первую ночь.

А легенда сходу получилась банальная: развелся с женой, оставил ей квартиру в Москве, сам приехал сюда, потому что посулили хорошее место с большой зарплатой, живет пока в гостинице. Этот последний момент был подан с хитрецой. Расчет оправдался — Люба каждый вечер сама начинала, мол, ну что тебе там куковать, оставайся у меня.

Квартира ей досталась от матери, переехавшей на Украину. Замуж Люба еще не выходила, «с мужиками не везло, влюбчивая и доверчивая». Однако на ее лице и в ее тайком просмотренном паспорте обозначалось тридцатилетие. В советское время, помнил Коля, на таких начинали коситься. А тут мужик, разведенный, москвич, не грех и перед соседями похвастать, у всех на виду под ручку взять.

Он и квартиру ее любил. Эту чудную хрущевку-однушку в панельной пятиэтажке. Хрущевку с милыми окнами в деревянных рамах, еще не старыми, начисто вымытыми, с простенькой мебелью, со всем тем, что так сильно врезалось в память в детстве, что ассоциировалось со старостью и ветхостью, а здесь вдруг обрело первозданный вид.

В коридоре стоял поразительный трельяж с золотистыми колпачками ручек на дверцах, и на этих колпачках, на цилиндриках, были выемки под пальчики, а над столешницей трельяжа высился триптих зеркал, который складывался, точно открытка, и узкие боковые зеркала прикрывали большое центральное.

В комнате красовалась почти черная стенка-сервант с хрустальной посудой, в углу, на тумбе, у окна — ламповый телевизор «Чайка» черно-белого изображения, который можно было смотреть лежа на пресловутой тахте-книжке шоколадного оттенка.

В этот раз, как и обычно, Люба, едва только скинула обувь, легковесно прошла в комнату и включила телевизор. Наблюдая за ней в такие минуты, Коля думал: время не меняет любовь человека к дому. Будь у тебя ящик с ручной переключалкой или плоская панель с пультом, ты все равно захочешь начать домашний вечер с этого теле-еле фона для уюта.

Прихватив халат, Люба скрылась в ванной для переодевания. Он же сел в маленькое кресло с деревянными подлокотниками, у выхода из комнаты, и уставился в телевизор. Местная новостная программа сообщала об успехах с полей. Ведущая с пышной кудрявой шапкой волос со скромной улыбкой докладывала о лучших комбайнерах района. Коля зевнул. Справа от кресла мостился высокий торшер — чудесная вещь, и Коля принялся его разглядывать.

Когда из ванной появилась хозяйка, такая хрупкая и мягкая в зеленом халатике, он бросил скучное занятие, и они прошли на кухню, и там на пару сготовили легкий ужин. Куски Колиного батона румяно обжарились в пышном омлете на чугунной сковороде с дном, напоминающим вафельную поверхность. Люба старательно нарезала четвертной сектор «Праги» и облизала пальчики. Чай разлила из фарфорового заварника с покачивающейся корзиночкой ситечка. На газовой плите уже почти поспел белый эмалированный чайник.

Говорила она слегка картавя, и эту черту он в ней тоже любил. Иногда ему хотелось передразнивать Любу, но он боялся ее обидеть. Она же без умолку несла всякую чепуху о своих передрягах с почтовыми девицами-коллегами. Коля лишь слушал в пол-уха, словно сидел около журчащего ручейка. А то вдруг она останавливалась, задумчиво косилась в окно, так что Коля замечал в профиль грубоватость ее носа, отчего начинал тихонько улыбаться.

Затем Любка снова поворачивалась к нему и спокойно перескакивала на тему мечтаний о шубе и прочей женской ерунде.

И тут Люба возьми да и скажи:

— Ой, что-то мне не по себе, Колюш, как будто за тебя боюсь, что ли, ровно что случится с тобою!

Прямо как в сериале каком про СССР, Коля даже умилился, но виду не подал.

— С чего это вдруг, Люб? Выкинь из головы всякие глупости!

Сказав это, он проглотил добрую половину куска «Праги». Настоящей советской «Праги», которая так радовала его, и тем больше возмущали всякие подделки из будущего, жалкие суррогаты всяких ИП и ООО.

А потом, когда ложились спать — это был целый ритуал. Коля приподнимал тяжелый диванный механизм, книжка перекачивалась и закреплялась в необычном положении, Люба наклонялась, чтобы достать белье. Затем книжка щелкала и раскладывалась, Коля стоял в сторонке, а Люба стелила белье. И при этом он чувствовал, как Люба испытывает неудобство, как она боится поглядеть искоса на Колю, видел, как она слегка краснеет и как старательно смыкает губки.

А сам уже тайком тянулся в карман за «импортными резинками», которые на самом деле прикупал в гипермаркете своего времени.

Свет потухал, и начиналась ночь любви. Ах как упоенно истосковавшаяся по мужикам Люба начинала свои ласки! Как лохматила ему волосы тонкими пальчиками, как нежно поглаживала плечи и спину! Он же наступал на нее аккуратно, целовал ее всю от икр до головы, задирая, комкая, сворачивая до шеи тонкую ночную сорочку томно-синего оттенка.

И потом он осторожно входил в нее, одновременно высасывая губами всю нежность ее влажного рта, и начинал двигаться, размеренно и не спеша, с величайшей осторожностью и загадочной безмолвностью. Однако напряжение возрастало, страсть накалялась, и Люба, с прорывающимися из гортани охами, сама уже ускоряла его, как-то странно двигаясь бедрами.

Но едва он готов был извергнуться, она, словно с пониманием, ловила этот момент, резко отталкивалась, высвобождалась, давая ему мгновение передохнуть. Сама же принимала другую позицию, забыв уже о своей былой стеснительности и красноте, а только всецело отдаваясь неуемной страсти и природному зову. И начинался второй круг рая.

Засыпали они распластанные, изможденные, под мерный тик настенных часов с заводным механизмом.

В эту ночь, прежде чем уснуть, Люба опять напомнила о своем странном предчувствии, но тут же откинулась головой на подушку и неожиданно засопела носом к потолку. А Коля задумался. Ерунда это, не может она ничего такого предчувствовать! Хотя и плохо, что с Жориком не встретился. Второй раз уже такая нестыковка за десять визитов. Но зато утром-то точно таксист будет на месте. Так что надобно выспаться, пораньше встать — вместе с Любой.

Коля поворочался несколько минут, подумал еще о странности происходящего: как это невероятно, что он вот так вот запросто занимается любовью в прошлом, а у себя, в настоящем, ничего не происходит… И наконец уснул.

***

Утром Коля шел на встречу с Жориком в приподнятом настроении. Город, ласкаемый восходящим солнцем, начинал новый советский день. День, который будет полон социалистических свершений и тайных темных делишек. День, в котором беззаботные люди прошлого, одетые в серое, не попадут в километровые пробки, не испугаются грядущих катаклизмов и не поссорятся с начальством из-за урезанных бонусов.

Николай брел по городу и глядел в их лица — то было любимое его занятие. И он видел в их лицах только спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. И он даже где-то немножко завидовал им. Иприпоминалось что-то такое, читанное в молодости: они не продадут. Да-да! Зато у моего народа — какие глаза! Они не продадут или не предадут, что ли. В который раз вспоминалось, но по возвращении все забывал «википекнуть» автора.

Наслаждаясь также безрекламной не броскостью улиц, Николай снова и снова радовался тому старому городу, милому и простому, который, как оказалось, совершенно вылетел у него из памяти. Порой он даже поражался: как возможно, что вот на этом, например, месте стоит какое-то зачуханное здание в два этажа? А ведь здесь должен быть огромный торговый центр с подземным паркингом!

Впрочем, в последние визиты Коля начал уже ко всему привыкать. Даже к своей деятельности здесь и подготовке дома. Открыв лазейку, он долго не заморачивался, как выжать из Советского Союза какую-нибудь выгоду. На глаза попались старые купюры в двадцать пять рублей. Выяснилось, что их можно раздобыть еще кучу, роясь по сусекам у знакомых. К тому же, их можно скупать за бесценок, если они не в состоянии ПРЕСС, то есть не выглядят, как только что сошедшие со станка.

Здесь, в гостях, он занимался реализацией этих купюр. Если везло — менял на доллары, у Жорика. Да и не только купюры приносили доход. Таскал сюда старые видаки, которые дома уже никому не нужны, древние магнитофоны-кассетники. Единственное, чего пока не хватало Коле тут, в прошлом, — это удобной сети нужных знакомств. Одного Жорика было уже мало. Но сегодня утром предстояло потерять и его.

Впрочем, Коля пока не знал об этом, даже предчувствия не беспокоили. Любка утром тоже ничего такого больше не сказала. Зато как смотрела! Какие у нее были глаза! Карий омут затягивал на самое дно. И было в них что-то, словно говорило: ты ведь не уйдешь сейчас насовсем? Не сгинешь ведь? Не пропадешь в своем странном мире? Будто догадывалась обо всем.

Сама же за завтраком сказала, картавя как всегда: «Я сегодня пораньше с работы приду. Накопились отгулы — возьму пока полдня, в парикмахерскую схожу и домой». Коля намек понял, но слабинку не дал, лишь плечами повел: «А у меня работы много, не знаю, как оно сложится». Люба немножко помрачнела, капельку только, хотя даже рука, намазывающая бутер на брод, чуточку дрогнула. А затем Люба мягко улыбнулась и промолчала.

Ну и правда, что он мог сказать? Сам ведь не знал, вернется ли вообще. Иногда, будучи дома, Коля боялся, что канал закроется. А находясь здесь, испытывал неясные страхи, что останется тут навсегда. Последнее пугало больше. Но и то не смертельно. Женится на Любке, она ведь так об этом мечтает, только не говорит! Сама первая никогда не заикнется, не из тех, да и время не то. А вот ждать будет вечно.

С такими мыслями Коля подошел к железнодорожному вокзалу, к небольшой площадке, где размещалась стоянка такси, и начал глазами выискивать Волгу Жорика. Обычно здесь находились две-три машины. Кремовая такси с заветным номером 4312 КМО бывала среди них по утрам и по вечерам.

В этот раз она стояла в авангарде. За стеклом легковушки изредка покачивалась от скуки коротко стриженая голова. Поспешно семенили прохожие мимо этой доброй старой Волги с как бы скалящимся передком. Николай повеселел.

На мелкой площади не было ни одного киоска, как в нынешнюю эпоху капитализма, и поэтому Коле не удалось пройти незамеченным. Голова за стеклом покосилась в его сторону и так и замерла.

— Свободен, шеф? — громко спросил Коля, открывая дверь с помощью блестящей ручки с кнопкой.

Жорик неодобрительно глянул темными, почти черными глазками, призывно мотнул головой в сторону рулевой баранки.

Когда притупились внешние звуки, таксист осведомился:

— Не заметил, за тобой наблюдал кто?

— Да не было ничего. А почему это за мной должны были наблюдать? — удивился Коля. — Ты что, боишься кого-то?

— Да нет, это я так, — советский делец помотал головой. — На всякий случай. Деньги принес?

— Ну конечно! — Коля потянулся в карман. — А ты?

— У меня все в ажуре. Только вот никак в толк не возьму. Зачем тебе столько зеленых? Ведь пришлось изрядно покрутиться, чтобы их достать.

— Говорил же, за границу собрался свалить, — отмахнулся Коля.

Таксист извлек из-за пазухи олимпийки небольшую пачечку купюр, скрытую в полиэтиленовый кулек.

— Пересчитывать будем? — нетерпеливо спросил Коля.

— Ты же знаешь, деньги счет любят.

Николай передал пачку десятирублевых, принял пакет зеленых и зашелестел. В то же время Жорик, лизнув палец, пролистал желтенькие. Двадцать штук. По черному курсу два рубля за доллар. Тогда как государство нагло полагало, что зелененький эквивалентен шестидесяти с чем-то там копейкам. Итого, Колька приобрел у таксиста сто долларов. Измусоленными купюрами по десять баксов.

Едва только Герасименко их пересчитал, едва засунул обратно в кулечек, как что-то странное сотворилось вокруг. Какой-то необычный шум раздался снаружи, взвизгнули чьи-то тормоза, кто-то гулко затопал ногами.

— А черт, облава! — воскликнул Жорик и больно толкнул Димку в бок. — Вали отсюда, пока цел!

Герасименко, засовывая кулечек в карман, успел только заметить желтую попугайскую стать милицейского Уазика. Однако сообразил он быстро, по-армейски, орлом выпорхнул из Волги и понесся куда-то вглубь.

— Стой, гад! — гаркнули сзади, неожиданно резво стуча каблуками.

Диме почудилось даже чужое дыхание за спиной. Но оглянуться он не решился. «Не хватало еще тут встрять!» — закрутилось в голове. Герасименко проскочил в проем меж двух тополей и тут, о чудо! — увидел, как в трех шагах впереди около своей «копейки» трется бородавчатый мужичок в кепке и пиджачке.

Жигуленок отливал на сентябрьском солнце блеском новизны, огромный цветастый брелок с ключами висел прямо у руля, слева — хозяин как раз приоткрыл дверцу и протирал носовым платочком боковое окно изнутри. Удивительное везение! Не задумываясь, Коля схватил бородавчатого за плечо и оттолкнул в сторону изо всех сил. Кепка смахнулась на грязный асфальт.

— Эй, земляк, ты чо? — воскликнул мужичок, расширив глаза.

Но сзади уже подступались. Николай плюхнулся в кресло, машинка завелась с первого тыка, он хлопнул дверью и был таков. Только головой качнул: эк непривычно замок зажигания расположен! Коля вдавил тугую педаль — бодро взревел мотор. Прямо пошла дорога.

Оглянувшись, Николай увидел, как остановился позади раздосадованный мент с пистолетом в руке, сплюнул на обочину, как подрулил к нему яичный Уазик. Будет погоня!

Коля резко вывернул руль, «копейка» выбралась на основную дорогу. И — помчалась за город, через кольцо, где еще не стояли бревенчатые ворота Перми.

Желтый Уазик довольно резво вынесся на кольцо, не теряя из виду «копейку», и всполошенно завыл сиреной. Коля хорошо знал дорогу на Кунгур — в прошлом лишь пропали удобные развязки, исчезли лишние светофоры. Последнее только сыграло на руку.

За городом, на трассе, слава богу, Уазик совсем исчез из виду. Коля вздохнул с облегчением, ласково погладил пачку долларов в кармане. «Копейка» неплохо «взяла» дорогу. Сквозь монотонное урчание Жигуленка Коля услышал внутренний голос. «Жаль, что машинку нельзя прихватить с собой. Такой раритет в идеальном состоянии можно было бы неплохо толкнуть на авторынке!»

Ему, ездившему на Нэксии, которую продал из-за лишения прав, было непривычно держать этот странный руль с забавной клавишей сигнала, сидеть в этом неудобном кресле без привычного подголовника, почти взлетать по трассе, едва стрелка смещалась вправо за сотню. Впрочем, была ведь у него когда-то Ока. Очень даже похожие ощущения.

В салоне царил аромат новизны, и Кольке вдруг пришло в голову, что так пахли какие-то старинные папки с тесемочками, обклеенные коричневым дерматином, в которых он держал свои детские рисунки. Ну, или почти так. В общем, повеяло чем-то похожим, и от этого ощущения у Коли по груди пробежал приятный холодок. Николай открыл форточку, свежий ветерок сентября вторгся в салон, смешивая запахи.

Незаметно в дороге прошел почти час, и Колю, успокоившегося, уверившегося, что навсегда оторвался от ментов, начало клонить ко сну. Он прикурил сигарету, потер пальцами глаза. Постепенно его отпустило.

В какой-то момент Герасименко вдруг понял, что едет непростительно медленно, и что в зеркале заднего вида маячит что-то подозрительное. Коля прищурился — так и есть! Черт, как он мог потерять бдительность?! Но как они смогли выследить весь его путь? Впрочем, дорога-то на Кунгур одна.

Уазик быстро сократил казавшееся еще удобным расстояние. Коля вдавил педаль газа. Корявый передок в зеркале стал уменьшаться. Затем снова увеличиваться.

Улизнуть на «копейке» от милицейского Уазика оказалось не так-то просто. Хотя и рассчитывал Николай поначалу, что пахнущий новьем жигуленок, гордость советского автопрома, без проблем оторвется от дряхлого «Бобика». И даже оторвался надолго.

Но не тут-то было. Советские менты словно опиума опились — так юрко и быстро теперь гнали служебную тарантайку!

Впрочем, чего боятся-то, одернул себя Коля. Ну, поймают, ну, посадят в каталажку. Разве сравнится эта фигня с ужасами двадцать первого века?

Впереди виднелся густой лес, частично проглотивший изогнутый серпантин трассы. Позади противно выла сирена, и покрикивали в микрофон, точно в советском боевике: «Водитель жигулей госномер „4014 кар“, немедленно прижмитесь вправо и остановитесь!»

Погоня подходила к печальному концу.

Май 2013 года, Дима и Коля — Сентябрь 1983 года, Дима и Коля

Коля купил два билета в пещеры за свой счет. Они двинулись за экскурсоводом и вскоре с группой туристов проникли в темную область. Бывалая женщина лет пятидесяти, ведущая экскурсантов, остановила всех, пересчитала, включила локальный свет и начала вводный курс. Инструктаж заключался в легкой страшилке, дескать, если вы задержитесь и потеряете впереди идущих, то самостоятельно вам отсюда не выбраться.

— А здесь ничего, — отметил Димка, наклонившись к новому старому товарищу.

— Странное дело, — с усмешкой отозвался Коля, — люди живут под боком у чудес, а чудес не замечают.

— Это ты о чем?

— Ну, москвичи в Кремль не ездят, а пермяки в Кунгур.

— Людям некогда ерундой заниматься, — чуть подумав, сказал Дмитрий. — Деньги надо зарабатывать.

— А для чего? Чем больше пашешь, тем меньше в этом смысл.

— Ладно. Ты зачем меня сюда привел?

— Да ты посмотри, как красиво!

В этот момент группа сдвинулась и потянулась гуськом в первый грот.

— Слушай пока эту бабу, — шепнул оказавшийся за спиной Коля и тихонько тронул спутника за плечо. — Нужный нам грот будет третьим по счету.

В хвосте возбужденно болтающих зрителей они прошли будто по каменистой горловине чудовища. По дороге Дима полюбовался свисающими сосульками и с усмешкой обнаружил их сходство с производящим детей органом. Когда открылась новая площадка с нишами, населенными причудливыми скульптурами пещеры, обыватели рассеялись. Так распадаются солдаты, когда им поступает команда «Разойдись!»

Димка и Коля встали сбоку — у самого входа в грот. Бывалая начала свою размеренную речь. Уста ее, впрочем, обронили в жуткую глушь пещеры интересные фразы. Но Кукарский все-таки не дослушал и опять наклонился к Николаю.

— А что будет там, в третьем гроте? — нетерпеливо спросил он.

— Скоро узнаешь.

В тусклом свете ламп Димка уловил загадочную улыбку Герасименко.

В третьем гроте они отстали от группы. Коля дернул Димку за плечо, когда все потянулись в очередной узкий проход.

— Все, здесь остаемся! — громко шепнул он.

— Какого черта? — не выдержал Димка. — Мы же потеряемся.

— Не бойся, не потеряемся, — старый товарищ извлек из кармана маленький фонарик на батарейках.

Тем временем звуки уходящих уже стихли, и пятно света за ними исчезло. Навалилась кромешная темнота и настала глушь. Но вот Герасименко выдохнул, тихонько щелкнул, и в глаза Димке ударил лучик желтого света.

— Э, да ты совсем скис! — усмехнулся Коля. — Еще дрожишь, небось… Идем.

— Куда ты меня тянешь? — резко возмутился Кукарский.

— Вглубь грота.

— Но зачем?

— Сейчас узнаешь!

Коля уверенно повел спотыкающегося напарника, тыча вперед лучом фонарика, словно освещая морские глубины. Они остановились в самой заднице грота и, наконец, Коля заставил присесть.

— Надо немного подождать.

И выключил фонарик.

— Чего ждать? Зачем ты выключил свет?

Коля глубоко вздохнул.

И промолчал.

Димка не стал допытываться, покачал головой. Он теперь смотрел во все глаза, но ничего не видел. Густейшая чернота выедала зрачки. Тотальная тишина давила на уши.

В голове у Димки все смешалось: зачем нам это? Что за хрень? Да ведь так и сбрендить недолго! Не зря говорят, однако: хоть глаз выколи! Кукарский поймал себя на том, что его тело испытывает теперь мелкую дрожь. От страха ли, от еще не ушедшего ли похмелья, либо от всего вместе, дать себе отчет он не мог.

— Здесь время стоит, — вдруг произнес Коля, и эхо пугающе отозвалось где-то на камнях. — Если будешь так долго сидеть, потеряешь ощущение времени и пространства.

— Блин, похоже на то.

— Но нам это не грозит, — успокоил Коля. — Мы сейчас пойдем наружу.

— Ну и как мы отсюда выберемся? — с нервной усмешкой осведомился Димка.

— Все, пойдем, — спокойно ответил Герасименко и включил фонарик. — Теперь мы в том времени, в котором я покинул это место.

— То есть как это? — спросил Дима, радостно поднимаясь за освещенной рукой товарища.

— В этом гроте время стоит, — назидательно повторил Коля. — Оно начинает двигаться, лишь когда сюда ступает нога человека. Сейчас мы попали в тысяча девятьсот восемьдесят третий год.

Димка остановился. Дрожь неожиданно прошла. Он какое-то время прокручивал в голове цифры, произнесенные спутником.

— Ты что, идиот? — наконец родил Димка. — Какой, нафиг, восемьдесят третий?

Маленькая радость от скорого освобождения сразу прошла. Кукарский почувствовал, как у него внутри все упало. Сначала этот чертов Колян заставил отстать от группы, нагнав страху, затем еще вынудил сидеть в глубоком ничто, а теперь вот еще и сводит с ума идиотскими фразами!

— Понятно, — спокойно ответил Коля. — Не веришь. Этого и следовало ожидать.

— Слушай, хватит придуриваться, — примирительно сказал Димка. — Давай лучше догоним группу и покончим со всем этим.

— Идем! — Коля кивнул и резко двинулся вперед.

Какое-то время Дима молчал и просто двигался вслед за ним, вслед за широкой спиной Коли с облачком света, похожим на нимб святого с иконы. Затем не выдержал:

— Ну что, долго еще? Скоро мы группу догоним?

— Скоро, — бросил Коля.

Дальше шли они долго, бесконечно долго, как показалось Диме. Мимо новых гротов, иных — со стоячими озерками воды. По дороге никто не проронил ни слова. Но вот вдруг очертания пещеры начали проясняться и, наконец, перед ними открылся выход на улицу.

— Фу-у-у! Слава богу! — весело выдохнул Димка.

Коля промолчал.

Они выбрались на открытую площадку над подножием горы.

— Это выход, — сипло пояснил Коля. — Он и сейчас не там, где вход.

Поначалу, пока шли к поселку, никаких изменений Димка не замечал. Все так же, как и было по приезду. Разве что… разве что птицы пели как-то по-другому, да сосны стояли не там, да и солнце светило иначе, как-то по-осеннему, что ли. А людей вообще не наблюдалось. Собственно, это и побеспокоило его в первую очередь: куда делись экскурсанты? Впрочем, нет, с запозданием он понял еще одно.

Домик с кассой поменял вид, внешне оскудел как-то, что ли. А у главных ворот в заповедник исчез бревенчатый дом с кафе. Голова у Димки закружилась. Он было открыл рот, но не смог из выдавить из себя ни слова. Мысли смешались: неужели серьезно в прошлое попали? Или это какая-то необычная галлюцинация?!

Коля шел чуть впереди и, храня загадочное молчание, время от времени оглядывался на спутника. В лице Герасименко проскальзывала едва заметная усмешка. Такое выражение дарит залу, быть может, фокусник после очередного номера своего выступления.

На автобусную остановку они вышли знакомой тропой — в гору, к дороге, и потом через дорогу к остановке. И здесь уж Димка не открыл для себя ничего нового. И даже автобус, казалось, пришел тот же самый — серый занюханный Пазик. Однако стоило только забраться внутрь… Первое же, что бросилось в глаза Кукарскому, окончательно выбило у него пол из-под ног.

Наискосок от двери, у окна красовался примечательный аппарат, серебрящийся металлическим корпусом, со стеклянной поверхностью наверху. И в этой поверхности, в этой прозрачной крыше, на ее потолке виднелась канавка с прорезью, та самая — для монет. Сбоку же металлического корпуса торчала грубая черная ручка для вращения. А из передней части корпуса, из паза, высовывался маленький зубчатый срез билетной ленты.

В Кукарском сразу же восстало что-то такое, давнее, необычайно давнее и сладкое, томительное и ворошащее душу. Он, как озаренный, вспомнил все: и эту чертову машинку, и стыдливую свою зажатость при бросании нечестных четырех копеек, и гордость за честное бросание пяти копеек.

Тем временем Коля равнодушно подошел к аппарату, залихватски подкинул в ладони монеты и накормил механического билетера. С помощью черной «крутилки» Коля вытравил из его жерла два билетика и спокойно уселся у окна.

На второй остановке появились первые пассажиры.

Одеты они были как-то странно, так сейчас не одевались, и говорили меж собой совсем о странных вещах.

Бабушка с повязанным на голове платком и в платье в горошек вполголоса вещала своим товаркам, облаченным в старомодные балахоны:

— Вот щас Андропов-то им покажет, ястретте! Как поприжимает все жулье!

Кукарский переглянулся с Колей, сидящим у окна.

— Ну что, Димыч, теперь ты не считаешь меня идиотом? — дружелюбно улыбнулся Коля густо-серыми глазами.

Димка нахмурился, помотал головой.

Мысли, образно говоря, превратились в гоголь-моголь. «Значит, он не сумасшедший?! Значит, это не галлюцинация?! Значит, здесь правда тысяча девятьсот восемьдесят третий год! Но как такое может быть?! Как такое вообще возможно?!»

Кукарский за свою подошедшую к половине жизнь никогда не верил в сверхъестественное, в инопланетян и барабашек, в возможность перемещаться во времени. Всякие там байки из бульварных газетенок про творящиеся кое-где чудеса вызывали в нем ухмылку, свойственную по жизни думающему человеку.

Тем труднее оказалось для него постичь и принять происходящее, как данность. Но неумолимые факты говорили сами за себя. Однако к Димке снова пришел страх, страх непознанного, в которое ввергли против воли.

— Да не переживай ты так, — Коля заметил состояние товарища. — Я поначалу тож чуть было с ума не сошел.

Димка принялся машинально разглядывать редкие темные волосы на лысеющей голове Коли.

— А потом привык, — после паузы добавил новый старый товарищ. — Тут очень прикольно. Представляешь, я себе даже любовницу здесь завел!

Дима снова покачал головой.

— Но… но как ты вообще попал сюда… сам… вначале? — медленно спросил Кукарский. — Откуда ты узнал, что надо посидеть в гроте?

— Да ниоткуда! — Коля отвернулся к окну, где уже зачастили неизменные, вечные частные домики. — Я по жизни экспериментатор. Я никогда не жил по всеобщим правилам. Я всегда все делал не так, как другие. Именно это привело меня сюда.

— Слушай, можно не умничать! — недовольно отрезал Димка. — Выражайся яснее.

— Хорошо, — Коля снова повернулся к однокашнику. — Я был на экскурсии из любопытства. И остался в гроте. Я знал, что группы ходят через промежутки времени. И полагал, что, в крайнем случае, просто дождусь следующую. Но я был в пещере уже третий раз — уж очень она меня привлекала — и запомнил путь к выходу.

— И что? — вставил Димка, потеребив нос.

— У меня имелся с собой фонарик. Я посидел в гроте, сполна нахлебавшись острых ощущений. И поперся к выходу. Но когда вышел, когда поехал в Пермь, вдруг понял, что время другое. Вот так все и закрутилось…

* * *

Они выбрались из автобуса на небольшой площади, и двинулись мимо железнодорожного к зданию автовокзала. Строения по сути не изменились. Правда, напрочь отсутствовал трехэтажный торговый центр. Да, и конечно же пестрел лозунг:

СЛАВА КПСС!

У входа в маленький автобусный вокзальчик Коля приостановился. Кукарский заметил в нем некую оторопь. Коля теперь стоял у настенной доски и тщательно изучал фотографии искомых милицией людей.

Димка пригляделся к снимкам. В центре красовался фоторобот человека, отдаленно похожего на Герасименко. Довольно паршивый фоторобот, неизвестно как сделанный. Впрочем, редкие волосы были переданы точно, да и глазки Колины озорные тоже себе ничего. Были переданы.

Под карикатурной рожей Герасименко крупными буквами размещалось печатное откровение.

«Разыскивается особо опасный преступник, занимающийся валютными махинациями. Может представляться именем Николай. Приметы: рост 175 см., среднего телосложения, волосы русые, редкие, с залысинами, зачесаны вбок, глаза серые…» И так далее.

— Видал? — с виноватой улыбкой обернулся Коля к товарищу.

— Н-да, — протянул Кукарский. — Похоже, ты тут уже прилично наследил. И как только умудрился, не поведаешь?

— Пойдем, — оглядываясь по сторонам, точно матерый преступник, Коля взял спутника под руку и потянул в сторону. — По дороге расскажу.

— Разве мы не поедем на автобусе в город? — Димка оглянулся назад.

— Ты же видишь, это опасно для меня. Не помнишь разве, что советские люди — стукач на стукачке. Лучше доберемся до Перми на такси. Таксисты надежнее.

Они прошли несколько метров по пустому месту, на котором должен был быть тот самый торговый центр, завернули за угол неприметного домишки и сели на лавочку. Димка достал из-за пазухи фляжку.

— Ну что, я вижу, тебе до сих пор не по себе? — слегка улыбнулся он. — На-ка, выпей для успокоения. Теперь уже можно и поддать.

— Что это? — удивился Кукарский.

— Настойка домашняя, в дорогу с собой прихватил, — повел плечами Коля.

Менеджер «Мастерка» не стал отказываться: он принял фляжку и сделал два или три жадных глотка, хотя настойка показалась приторно сладкой.

Коля вкратце рассказал свою историю: о том, как убегал от советских ментов на копейке, и как угнанная машина слетела в кювет из-за простреленной покрышки, и как менты обманом поймали Колю в леске.

— Ну и вот, — говорил Коля. — Один скрутил сзади и зовет лейтенанта. Подходит ко мне этот лейтенант вплотную, харя молодая, но противная.

Дима живо вообразил картину происходящего.

И дальше в рассказе Герасименко все пошло по предугаданному Димкой сценарию.

— Ну что, добегался? — спросил лейтенант с презрением во взгляде.

Он наверняка решил, что перед ним стоит матерый преступник. Только вот лицо незнакомое совершенно, никаких сводок и фотороботов не напоминало.

— Документики есть? — поинтересовался летеха, ощупывая плененного.

— Есть, паспорт, — улыбнулся Коля в предчувствии приятной развязки.

И офицер уже доставал из широких штанин Герасименко красную книжечку. Но, конечно же, не серпастый молоткастый, а прихваченный Колей на всякий случай обычный российский.

Понятно, удивлению милиционера, раскрывшего ксиву и пробежавшего зелеными глазками по буквам, предела не было. В очах его, в раскрытой кривозубой пасти, в телесном оцепенении — во всем этом ощущалась безмерность удивления. Еще бы! Представь, говорил Коля Димке, ты мент в нашем времени и тебе вдруг предъявляют паспорт середины двадцать первого века какой-нибудь Русь-автономии. Какова твоя реакция? Ну вот.

Помощник лейтенанта замешкался, отпустил Колю и наклонился к паспорту, съедаемый жадным любопытством. И они даже не вымолвили хоть слово — а Коля, не будь дураком, поднял руки и просто стукнул их висками, да так, что искры промелькнули бы, будь их виски кремниевыми.

Пока же оба взвыли (паспорт выпал), принялись упоенно тереть себе шишки ладошками, Коля выхватил пистолет у лейтенанта и заорал:

— Руки вверх, придурки!

Милиционеры из прошлого нехотя потянули вверх руки. Коля отобрал у второго наручники и без лишних движений сцепил ментов друг с другом.

— Сели на землю! — скомандовал Герасименко.

Они, едва приходя в себя, невольно опустились на траву. Коля садистски пнул каждого в живот, подобрал паспорт, доллары и побежал. На их Уазике добрался до пещеры, тут же махнул домой, из застоя советского в путинский. И был таков.

— Н-да, — протянул Димка, выслушав историю. — А где тот пистолет?

— Да дома у меня лежит, — осмотревшись кругом (никого не наблюдалось), тихо ответил товарищ. — В надежном месте. Я ж не дурак его сюда опять тащить. Видишь, и так ищут, не хватало еще улик.

— Ну и как ты будешь выкручиваться? — с какой-то ненормальной усмешкой спросил Кукарский.

— А, как-нибудь! — Коля махнул рукой и следующим движением достал из-за пазухи полиэтиленовый комочек.

Комочек оказался завернутыми в кулек клеящимися усами. Которые Колька тут же не преминул приклеить.

— Ну что, теперь непохож? — спросил Герасименко, повернувшись к спутнику.

— Так, пожалуй, лучше, — улыбнулся Димка.

И они отправились на стоянку такси.

Май 2013 года, шаман Илко, Рустам и Ваня

Илко только что закончил камлание, со стеклянными глазами он сидел около чума в меховых цацках. Рустам и Ваня нетерпеливо поглядывали на шамана — они стояли над ним. Наконец, Илко поднял голову. Рустам поправил черную вязаную шапочку на круглой бровастой голове. Ваня кхекнул, приставив волосатый кулак к большому рту.

— Проход открыт, — на русском языке произнес Илко, и глаза шамана наполнились тайным смыслом. — Вы должны добраться до него и пройти в прошлое.

Рустам и Ваня переглянулись.

— Тропа открылась еще раньше, — добавил шаман, потерев маленькое щетинистое лицо ладонью, — только духи мне не сразу об этом сказали. И тропой кто-то пользуется. Кто-то ходит по ней туда-сюда. Как он пронюхал? Если это простой смертный, вы должны убить его. Потому что ни один простой смертный, кроме посвященных… таких, как вы… не должен знать каналы между мирами и временами.

— Мы найдем его, Илко, можешь не сомневаться, — горячо отозвался Иван, дернув себя за красный шарф, глухо намотанный над воротом куртки.

— Мы убьем его, Илко, если это простой смертный, — без выражения сказал Рустам, с легким треском переступив ботами на проталине.

— А если это посвященный или проводник высших сил, вы должны узнать, чего он хочет. Ваши пути не могут пересечься. Помните, ваша цель — добыть то, чего вы так долго жаждали!

— Мы поняли тебя, Илко, — Рустам почтительно кивнул, — только ты не сказал, где открылась тропа. Куда нам идти, ехать или лететь?

Илко достал из-за пазухи заскорузлую карту, развернул ее, осмотрел и ткнул узловатым пальцем в одну точку.

— Это здесь.

Иван и Рустам наклонились.

— Нужно попасть в пещеру. Что делать дальше, я скажу вам по телефону. — Илко демонстративно вытащил из кармана полушубка спутниковую трубку.

— Мы поняли тебя, Илко, — повторил Рустам и опустил руку на плечо Ивану. — Идем, нам пора.

— Да смотрите, чтоб кровь смертного пролилась незаметно для других, — повысил голос шаман им вдогонку. — Иначе вам несдобровать, — добавил он уже тише.

Но ни один из пары здоровенных мужиков, оставивших шамана, даже не заставил себя оглянуться. Оба быстро ушли к вездеходу, хрустя по насту.

Сентябрь 1983, Коля и Дима

Когда Коля и Дима добрались до Перми и отпустили таксиста, некоторое время они стояли посреди улицы и оглядывались по сторонам.

— Вот хрень какая, а! — наконец разродился Димка. — До сих пор не верится. Неужели все так… Неужели оно так и было, черт возьми!

— Ну да, — Коля пожал плечами. — Во-он тот гастроном, в котором мы в детстве пили молочный коктейль. Правда, чудо-аппарат поставили не сейчас, а позже, ближе к перестройке. А сейчас там только огромные литровые бутылки молока.

— Ах, это те? — поморщился Димка. — С такой пробочкой из фольги?

— Угу, вот именно.

Они двинулись вдоль цепи пятиэтажек, по тротуару. Первое время шли молча. Коля смотрел вперед, прямо, четко переступая. Димка постоянно оглядывался по сторонам, спотыкался.

— Слушай, Герасименко, — наконец заговорил Димка, — а зачем ты меня сюда притащил? Ты ведь мог бы и впредь держать все в тайне.

— Хощь верь, хошь не верь, — сразу отозвался Коля, — я не мог больше держать это в себе. Меня просто переполняло! Мне надо было с кем-нибудь поделиться. А поскольку друзей я с годами подрастерял, впрочем, как и все в нашем возрасте (Герасименко приостановился с задумчивым видом)… то тут вдруг подвернулся ты.

— Подвернулся? — обиженно переспросил Димка и тоже приостановился.

— Ну извини, ты же хотел честно? На самом деле я просто заглянул в твой «Мастерок» за лампочкой. У меня дома лампочка перегорела. Но когда я увидел тебя, то… мне вдруг пришло в голову…

— Значит, ты сразу. Сразу все задумал.

— А ты разве о чем-нибудь жалеешь теперь?

Димка помотал головой, и они ускорили ход.

По дороге им попался пивной бар, как оказалось, незнакомый обоим — ведь дошколятами они не увлекались пивом. Оба, не колеблясь, окунулись за дубовую дверь.

Коля взял две мощных пенистых кружки из толстого стекла и вяленую воблу. За одним из столиков громко и радостно обсуждали что-то ядреные мужики в поношенных одеждах. «Рыбаки!» — прислушавшись, определил Димка.

— Ну что, какие планы? — отхлебнув пива, Колька поставил вопрос ребром.

Пена забавно осела цепочкой на его накладных усах.

— Я лично хочу заглянуть в родной двор, — ответил Димка, пригубив кружку. — Туда, где прошло мое детство. И, может быть, встретить себя. И сказать себе что-то важное.

— И сказать себе что-то важное, — передразнил Коля. — Подобный бред только в книжках бывает. А мы здесь реально, понимаешь! Я тебе решительно не советую делать глупостей, — Коля покачал головой. — Такие игры со временем очень опасны.

— А что будет-то? Ты уже пробовал? — Кукарский доверительно наклонился к товарищу.

— Нет, я не пробовал, и не желаю даже пытаться. Я принципиально не суюсь в места своего детства. Пойми, мы здесь на прогулке, а не на эксперименте. Так ведь можно все испортить, напортачить! Вернемся потом домой, а там… Ты читал Брэдбери Рэя, рассказ у него такой есть, про бабочку.

— Нет, не читал.

— А зря. Там будущее изменилось до неузнаваемости после того, как в прошлом туристы с машины времени убили бабочку.

— Послушай, — Димка опять наклонился к визави, чуть отодвинув кружку. — И это ты мне говоришь? А сам-то ходишь тут к какой-то бабе? По-твоему, такое блядство никак не повлияет на будущее?! Да может ты сам уже давно напортачил!

Коля помрачнел, сделал два жадных глотка.

— Извини, — спохватился Кукарский.

— Да нет, ничего, — Коля потер пальцами лоб. — Я вообще-то очень осторожно. Резинки таскаю сюда (он виновато улыбнулся).

— Ну вот. И я не собираюсь ничего тут менять. Только посмотрю и все.

— М-да, это не входило в мои планы. Я думал, ты пойдешь со мной, — отпив из кружки, расстроенно сказал Коля. — Хотя, с другой стороны… Мне надо к Любке, а ты будешь третьим лишним.

— Вот именно, — обрадованно подхватил Димка. — К тому же я точно решил. И не передумаю, как не отговаривай.

— Ладно, бог с тобой, — смирился, наконец, Коля. — Делай, как знаешь. Потом расскажешь, что вышло. Вот тебе трешка на все — про все, — Коля протянул товарищу скомканную купюру, и тот молча спрятал ее в карман. — А мне, как я говорил, надо навестить Любку, да еще почву прощупать, сильно ли я встрял.

Дима улыбнулся.

— Ну-ну, — только и сказал он.

И так после пивбара они разделились. Коля поехал на троллейбусе, а Димка пошел пешком — волею случая его двор находился недалеко. Встретиться договорились, когда стемнеет, в десять, здесь же, у пивбара.

— Если кто-то опаздывает, ждать до последнего! — предупредил Коля. — До полуночи. А потом на вокзал — там можно переночевать. Следующий час встречи — десять утра на том же месте.

— Я-то не опоздаю, — заверил Кукарский. — Это ты смотри, не застрянь у своей Любки.

— Нет, я скажу ей, что уезжаю срочно в командировку, — пообещал Герасименко.

* * *

Дима шел в свой двор со странными чувствами. Они переполняли его, они захлестывали его, вызывали легкую тошноту в желудке. Они были многогранны и противоречивы. Здесь примешивались и тоска по чему-то невероятно давнему, что вдруг должно вернуться, и боязнь необычного и сверхъестественного, и мнимое, какое-то неустойчивое ощущение реальности, и даже страх перед встречей с самим собой — маленьким.

А еще Димка думал о времени. О том, что не так уж это и фантастично — попасть в прошлое. Ведь не исключено, что время вообще не существует!

Время — это всего лишь наша печальная мысль, думалось сейчас Димке. И эта мысль просто приходит, и мы начинаем сокрушаться: ах, как быстро все пролетело! ах, как долго все тянется! ах, вот сейчас хорошо, и пусть ничего не меняется! Когда же мысли нет, нет и времени. Его не существует, если мы о нем не думаем.

— Так давайте ж думать о нем как можно меньше! — произнес он вполголоса и тут же огляделся, испугавшись самого себя.

Тем временем перед ним уже открылся знакомый с детства вид, в двухтысячных измененный до неузнаваемости. Сентябрьское солнце сияло над головой, играя зайчиками, и радостно чирикали воробьи округ. Послеобеденный мир прошлого разогревался приятным осенним теплом. Димка скинул ветровку и перебросил через плечо.

Его, его родной дом, откуда съехали они в девяностом году, стоял темно-желтый наискосок к гастроному. И не было никаких растяжек на панельном торце. И уныло серел гастроном огромными буквами над фасадом. И вместо роскошного киоска Роспечати стоял жалкий маленький газетный киоск. Зато на углу дома Димки-школьника красовалась желтая бочка с квасом, и ждала жаждущих сонная, как червяк на крючке, продавщица на стуле.

Кукарский шагнул к маленькому киоску: за стеклом сидела пышнотелая женщина средних лет со стрижкой под мальчика. Дима попросил свежую «Звезду». Ему протянули широкую газету, воняющую типографской краской, две заскорузлые рублевки и какую-то мелочь. Все это показалось таким непривычным, что в который раз закружилась голова.

Дима совладал с собой, отошел в сторонку и развернул «Звезду». В шапке первой полосы значилось шестнадцатое сентября восемьдесят третьего года, пятница. Путешественник удивленно качнул головой. Он не переставал удивляться. Свернув газету, Димка сунул ее за пазуху и посмотрел в сторону широкого прохода во двор.

Кукарский почувствовал, как сердце пару раз зашлось, аж кольнуло в груди. Он сделал несколько шагов и оказался у первого подъезда своего бывшего дома. Вот лавочки, те давние, советские, из чистого дерева, свежевыкрашенные. Вот бабушки на первой из них лузгают семечки. Вот тополи тянутся едва-едва пожелтевшими листочками к обнаженным решетчатым балконам. Господи, ни один не застеклен! Ни один еще не закрылся в скорлупу. Люди еще открыты друг другу.

А вон там, вон он — родимый третий подъезд. Интересно, сколько сейчас время? Пришел ли маленький Димка из школы? Кукарский, стоя на месте, повернулся к бабушкам на лавке первого подъезда. И он понял, что они уже давно разглядывают его. Димка засмущался, опустил глаза — посмотрел на себя. И тут до него дошло, что одет-то он не так! Рубашка, пожалуй, не того покроя, да и джинсы совсем еще не в моде. Благо, хоть ветровка за плечо закинута.

— Иностранец, что ли, — пробормотала одна бабуся, обращаясь к соседкам.

«Да, прикид менеджера среднего звена здесь смотрится диковато», — подумалось Дмитрию. Откровенно поглядев на божьих одуванчиков, Кукарский спросил:

— Уважаемые, а не подскажете, сколько сейчас время?

Бабушки переглянулись. Та, что предположила на счет иностранца, единственная и решилась ответить:

— Дык, часов пять, должно быть.

— Спасибо, — кивнул Дима, отвернулся и быстро прошествовал к третьему подъезду, спиной чувствуя холодок старческих взглядов.

У родного подъезда он сел на лавочку, слава богу, пустую, сел затылком к бабусям и призадумался.

Ну и чего ты ждешь, дорогой? — так спросил он себя.

Чего ты хочешь-то? Что ты скажешь себе, восьмилетнему, даже если увидишь молокососа? Разве поймет он твои предостережения? В лучшем случае кое-что запомнит от испуга. Но воспользуется — вряд ли.

Ну вот что ты ему скажешь? Когда надо драться, не бойся, бей первым?! Будут у тебя «махаловки», там, за гаражами, на школьном пустыре. Так вот: бей первым! Потом еще бей, и снова мочи! А если пропустил удар, удержись на ногах, во что бы то ни стало! Не падай сам и не падай духом, не теряйся, не отдавай себя наплыву трусости. Снова иди в атаку и бей! Ведь это всего лишь бой до первой крови. Это не страшнее комариного укуса.

А когда подрастешь, будь активнее с девочками! Не считай их чем-то недостижимым — существами с другого мира. Подходи к ним, как к более простым организмам. И главное, говори-говори, смеши их, не переставай удивлять, открывай им глаза — какой ты на самом деле необычный и умный!

А когда окончишь школу, не слушай того, кто будет тебе вроде бы другом. Не соглашайся ехать с ним в Москву поступать в физмат. Тебе это ничего не даст. Ты не проучишься там и трех лет. Не слушай никого! Просто поступай в местный институт. И не проспи отбор на военную кафедру, черт возьми!

А когда соберешься жениться, не торопись, не поддавайся чарам первой попавшейся женщины. Вся жизнь твоя будет полна иллюзий, и самая сильная из них — это иллюзия любви. Да и вообще, вся твоя жизнь будет неправильная, несуразная какая-то, словно езда по кочкам и буеракам, будешь ты биться, трястись, метаться, пока все не устаканится к тридцати пяти годам.

Так может тебе прожить ее совсем по-другому? Сделать несколько правильных шагов, лишь пять-шесть правильных шагов, только и всего! Провести первый отрезок идеально и скучно, как только может быть скучно на свете! И сдохнуть от тоски…

Вопрос ведь только в том, когда ты заимеешь свои игрушки? Свою новенькую машину и новенькую бетонную коробку? При правильной жизни раньше, а при неправильной позже, только и всего. Однако в любом случае: какой от них толк по гамбургскому счету?!

Ведь сейчас, здесь, все твое богатство — это маленький кулечек с пробками от тюбиков зубной пасты и от бутыльков одеколона. От пасты, кажется, называются «петушками», и они в игре самые последние, дешевки, от которых мало проку. Твоя гордость — это пара «шипров» из кулечка, золотистых бочкой или короной пробок, самых крутых и важных в игре, как будущая «Приора». И при этом здесь, с этим кулечком сокровищ, истерзанным в потной руке, ты куда более счастлив, чем в будущем с этой однокомнатной коробкой и огромным куском железа!

Да-да! Именно в детстве ты был счастлив, но не понимал этого! А сейчас твое счастье лишь иллюзия, очередная иллюзия твоей взрослой жизни. Так что подумай сто раз, чего ты хочешь здесь, в этом неожиданно нахлынувшем прошлом?!

Такие мысли одолевали Дмитрия, пока не открылась дверь его родного с детства подъезда. Дверь открылась, и он вздрогнул.

Май 2013 года, посланники шамана Рустам и Ваня

На вездеходе до ближайшего аэропорта, а там — самолетом до Перми, и к разгару ночи Ваня с Рустамом оказались уже в столице края, в нескольких километрах от пещер.

К девяти утра они добрались до Кунгура, до точки, указанной на карте шаманом, и позвонили Илко.

— Вы должны купить фонарик и взять билеты на первую экскурсию, — известил глухой, как из склепа, голос шамана. — Окунуться с группой туристов в пещеру. Сначала слушайтесь экскурсовода. Он проведет вас к первому гроту, затем ко второму. И пусть память ваша в это время работает как часы. Ибо этой же дорогой вы вернетесь назад. Однако прежде, у третьего грота, вам надо отстать от группы. Затем зайти в самую глубь грота.

— Мы так и сделаем, Илко, — равнодушно вставил Рустам, держащий трубку около уха.

— И когда вас окутает кромешный мрак, который может быть только в черной дыре, а уши ваши повянут от давящей тишины, какая возможна лишь в гробу, только тогда вы оставите грот и вернетесь к входу. Но ваше время уже станет иным. Оно обратится вспять на тридцать лет. Вот здесь-то и надо будет подстеречь смертного, который подло воспользовался каналом.

— Мы все поняли, Илко, — Рустам слегка опустил веки.

Сентябрь 1983 года, Коля

Когда Николай приблизился к дому Любы, его начали мучать неясные страхи. А что если Любка уже увидела его фоторобот, скажем, где-нибудь по пути с работы? Что если она уже не ждет своего ненаглядного? Что если лежит сейчас на кровати и плачет в подушку, о том, как в очередной раз обожглась с мужиком?

Коля, следуя заведенной традиции, заглянул в дежурный гастроном. «Праги» не оказалось, зато имелись в наличии конфеты «Гулливер». Герасименко купил полкило и двинулся к дому Любы.

По мере приближения к ее подъезду ноги словно слабели, ватой набивались. Внутри что-то ныло. Коля знал, время было позднее — в смысле окончания рабочего дня, и Люба должна была уже находиться дома.

Он медленно поднялся на третий этаж и позвонил в дверь.

Любовь пришла неожиданно. Отворила тут же, словно заранее притаилась у замочной скважины. И по одному только взгляду, по одному только блеску в ее зрачках он понял все.

Он понял, что ничего не изменилось, и что она даже не обижается на него за последнее, очередное исчезновение.

— Явился, — по-доброму, сипловато и тихо сказала Люба за порогом. — Где ж ты был, господи?

Он ступил в прихожую, закрыл дверь.

— Ну, прости, прости, дорогая, — заговорил он быстро и обнял ее, и она поддалась, вытянула хрупкие ручки ему на плечи. — Так уж вышло. Дернули на работе в срочную командировку. Тут недалеко, но все-таки. Еле вырвался, чтоб с тобой повидаться.

Эти последние слова уже терялись, сминались, перетекали в забавное шипение в поцелуях, в сладких сосаниях губ.

— Ничего-ничего, бывает, — едва прошептала Люба, помогая ему сдернуть олимпийку.

В Герасименко все поднималось, бурлило, вырывалось наружу: как же ему повезло с такой женщиной! Как здорово, что она ничего не знает! И никогда, даст бог, не узнает!

Скинув ботинки, он увлек Любу в комнату. И там они, едва опустившись на диван-книжку, продолжили страстно лобзаться. Он уже изнемогал,сердце долбилось молоточком, он уже судорожно путался в пуговичках ее халата. Из включенного телевизора противным ребяческим голосом запевал Чиполлино. Но вот Люба отстранилась, облизалась и вполголоса произнесла, привычно картавя:

— Ну, подожди, давай хоть поговорим, чаю попьем, что ли.

А верхние пуговички у нее уже оказались расстегнуты, ворот халата распался. И предательски выглянула сбоку грушевидная грудь с темно-красным полукружьем соска, отливающим в мягком свете торшера. И этот вид еще больше возбудил Колю. Он снова прижался к возлюбленной. Песенка Чиполлино смолкла.

— Да успеется все. Потом… потом… — и опять их накрыло пенистой волной страсти.

Коля уже победил цепкие пуговички и распахнул девичий халат, и целовал ее всю — от губ, от плеч и груди до пупка и лобка, где осторожно оттягивал пуританские трусики. И эти бесконечные поцелуи не помогали утолить его жажду. Наконец он остановился и неуклюже сдернул свою одежду. В то же время Люба отклонилась и девственно прикрылась пледом, откинув голову на подушку и прикрыв веки в истоме ожидания. И вот, залезши под плед, он приступил к самому главному.

Коля был так нежен и вместе с тем так активен, так страстен, как никогда. Ему почему-то казалось, что все это в последний раз, и он хотел любить ее как бог. И он любил ее как бог. И она ангельски отвечала его движениям, помогала ему, так что оба они ощущали себя единым организмом.

После свершения акта врастания они долго лежали молча распростертые, с откинутым пледом.

— Ох, — вздохнула Люба, первой прервав болтовню диктора в телевизоре. — Не думала, что так бывает.

— Все бывает, когда люди любят друг друга, — выдохнул Николай.

— То есть, ты хочешь признаться мне в любви? — почти без картавости сказала Люба, подперев голову рукой.

Он глянул на нее искоса — заметил сместившийся в хитрой улыбке уголок прекрасного рта.

— Да, хочу. Я люблю тебя, — сказал он твердо.

— Я тоже люблю тебя, — Люба прильнула к нему и поцеловала его волосики на груди.

Коля ощутил нежные мурашки по всему телу.

— Может, нам стоит пожениться?! — вдруг ляпнула Любка, подняв голову.

В первые две-три секунды Коля замешкался. «Вот, выдавила наконец из себя то, о чем так долго мечтала!» Однако, не желая выдавать своего замешательства, Коля быстро нашелся.

— А что, может и поженимся. Ты только погоди денек-другой, улажу свои дела, и пойдем в ЗАГС.

Люба промолчала и с довольным видом вновь опустила голову ему на грудь. На том разговор о браке был исчерпан. Ну и слава богу, подумал Коля! А еще ему подумалось: что если и вправду пожениться по липовому паспорту (который давно пора уже сделать)?! Надо ведь Любку уважить, в конце-то концов! Ведь он ее на самом деле любит. Любишь ли? — тут же спросил он себя. И тут же ответил: Ну да, люблю.

Они немного помолчали, как вдруг раздался протяжный звонок в дверь: «та-ту-у!». Коля явственно ощутил, как вздрогнула Люба.

— Ой, кто это? — сипло спросила она и возбужденно села на постели.

— Ты никого не ждешь? — настороженно осведомился Герасименко.

Люба, с растрепанными волосами, быстро-быстро помотала головой. В ее глазах читалось недоразумение, смешанное с легким испугом.

— Тогда не открывай, — хмуро предложил Николай.

Только Люба начала думать над ответом, как звонок раздался снова. Но теперь уже он прозвучал протяжнее и настырнее. И сразу же повторился несколько раз. «Та-ту-у, тату, тату, тату!»

— Блин, кому неймется? — не выдержал Коля.

— Может, это Лидка, подруга, муж опять напился, она ко мне прибежала, — скороговоркой предположила Люба.

Коля повел бровями, вздохнул.

— Я пойду открою, — Люба вопросительно поглядела на любовника и, не дожидаясь ответа, соскочила с дивана, накинула халат.

Герасименко покачал головой и потянулся за рубашкой.

Дальнейшее он слушал из прихожей с замиранием сердца.

— Кто там? — глухо спросила Люба в дверь на очередной звонок.

В ответ что-то резкое выдал мужской голос. Провернулся ключ, скрипнула дверь, послышались твердые, варварские шаги двух или трех человек.

Коля уже застегивал ширинку на брюках, когда в комнату заглянула милицейская фуражка. Из-под козырька глядело печально знакомое лицо лейтенанта. С волчьим огоньком в глазах.

— Ага, попался, голубчик!

Вслед за летехой в комнату проник какой-то незнакомый сержант, старшой. И еще рядовой. А уж за ними протиснулась Люба с наполненным ужасом лицом. Но в прихожей мостился кто-то шестой.

— Серега, наручники цепляй! — бросил офицер старшому.

Не успел Коля второй раз моргнуть, как на запястьях защелкнулись крепкие железки.

— Послушайте, — вполголоса произнесла Люба, — что происходит?

Ее лицо сделалось плаксивым, готовым сорваться в рыдания.

— А то, гражданочка, — неприятным голосом начал летеха, — что вы пригрели у себя дома злостного преступника-валютчика.

Рядовой прислонился к спинке кресла, а сержант, самодовольно ухмыльнувшись, спрятал ключик в карман. Лейтенант со значительным видом осмотрелся в комнате.

Тут показалась личность, таившаяся в прихожей. Тетка лет пятидесяти с корявыми чертами лица и в очках заглянула в комнату.

— Он самый, — прогнусавила она. — Он не первый день к Любке ходит.

— Амалия Петровна? — одними губами сказала Люба.

Обойдя рядового, она медленно опустилась в кресло.

— Коля, это правда? — всхлипнув, спросила любимая.

— Да нет же, нет! — резко возмутился Герасименко. — Не верь им, дорогая, это какая-то жестокая ошибка!

— Ошибка, говоришь? — лейтенант злобно уставился на свою жертву. — Вот ублюдок, он еще отпирается.

Шагнув к Николаю, офицер влепил ему пощечину. Да такую, что у Герасименко слеза выступила.

— Не смейте! — вскрикнула Люба, привстала, снова беспомощно села и вдруг зарыдала. — Коля-я-а-ха-ха! Что они делают?

Она спрятала лицо в ладонях.

— Давай, Серега, выводи его, — скомандовал лейтенант.

— Пшел! — старшой толкнул Колю в плечо.

Герасименко двинулся вперед, с презрением поглядев на очкастую Амалию. И когда прошествовал мимо нее, та испуганно отпрянула, словно бы он собирался в нее плюнуть. Сержант подталкивал Колю в лопатки, рядовой открывал входную дверь, завершал процессию офицер.

Коля уже ступил за порог, когда Люба выскочила в прихожую и со слезливым лицом запричитала:

— Коленька, я тебя вытащу, я сейчас же поеду… В какое вы его отделение?

— В третье, гражданочка, в третье, — козырнул ей лейтенант. — Не советую даже суетиться. Мы все равно его не выпустим.

И Герасименко увели на площадку. И услышано было, как где-то сзади засеменила бдительная Амалия Петровна.

Сентябрь 1983 года, Дима

Кукарский вздрогнул: дверь подъезда открылась, и оттуда выбрела девочка лет девяти-десяти, белокурая, с круглым личиком, облаченная в бежевое платьице и пуговичную кофточку поверх плеч. В руке у девочки болталась пустая матерчатая котомка.

Она глянула на Димку и чуть заметно улыбнулась. «Господи, Лерка!» — тут же признал он. Та самая Лерка из тридцать пятой, этажом ниже, с которой мальчик Димка когда-то проводил свои дни! Та самая Лерка, с которой они стояли как-то вечером на пятачке, вон там, на углу дома, за оградкой, — стояли друг против друга. И Лерка в те минуты, — он отлично это помнит и уж не забудет до гробовой доски, — Лерка в те минуты возбужденно говорила ему, что у нее как-то необычно бьется сердце. И она импульсивно брала его руку и прикладывала к своей груди: «На, послушай!» И он и вправду ощущал гулкое биение ее сердца, словно вырывающегося из груди, и удивлялся.

А когда Лерка через пару дней попала под троллейбус, едва отойдя от дома, он понял что было это не случайно, что сердце ее не зря так волновалось, что девочка предчувствовала свою гибель. Кажется, смерть ее случилась на второй день после огромных колес, в больничной койке. Лера так и не пришла в сознание. Но об этом он уже узнал от ее матери, странноватой и не очень красивой блондинки.

Ну а как она попала под троллейбус? Немощная бабушка из соседней квартиры попросила Леру купить молока в магазине через дорогу. Это Димка тоже узнал от матери Леры. Интересно, почему не в гастрономе по соседству? Почему через дорогу? Эти мысли пронеслись в нем, в нынешнем Димке, и еще подумалось вот что.

Да ведь она идет с котомкой, а попала под электрозверя тоже с котомкой. И движется как раз туда, в ту сторону, где в 2013 году есть пешеходный переход, а здесь, в 1983 году еще нету. А что если это тот самый день? Что если пришел ее час? Что если два дня назад они уже стояли на том пятачке?

Глядя, как девчонка перебирает тонкими ножками, как она приближается к углу дома, Димка неожиданно для себя вышел из ступора и сорвался со скамейки. И он засеменил вслед за ней. А то, что это именно Лерка — сомнений в нем не оставалось.

Если сейчас ей помешать случайно убиться, если остановить ее, предупредить… Или помочь перейти дорогу, то черт знает! Может и жизнь его, Димкина, изменится до неузнаваемости, как он порой подумывал. Ведь по всем параметрам они должны были вместе вырасти, полюбить друг друга и пожениться.

А и как иначе? Единственная в подъезде девчонка, закадычная подружка. Сколько развалин облазили на пару! Сколько проблем обсудить успели! Сколько чаю выпили друг у друга в гостях! Стоило ему пожениться в молодости, он оказался бы счастлив уже лет в двадцать, а не в тридцать три, как вышло на самом деле.

Часто ему казалось, что он нашел себя так поздно именно из-за несчастных романов, к тому же, довольно редких. А встреть он счастливую любовь раньше, была бы семья раньше, был бы надежный тыл загодя, был бы стимул чего-то добиваться. Так что глядишь, вернется в свое время, и там он уж не какой-нибудь захудалый менеджер, а настоящий директор или депутат! А дома сидит и ждет Лера с двумя детьми.

Да ведь несколько еще минут назад ты думал совсем иначе. Так Димка одернул себя, двигаясь за девчонкой. Не ты ли сказал сам себе, что неважно, когда все случится: при правильной жизни ты всего лишь раньше заимеешь свои игрушки. Но что в них толку?

Да есть, черт возьми, толк! Жизнь-то все равно одна, и если ты быстрее себя обеспечил, то и большую часть ее проживешь лучше. Если раньше поднялся по лестнице, а главное, закрепился, то и катиться по жизни дальше легче. Лишь бы остаться со своими моральными принципами, не растерять доброту. А она не растеряется, сам-то он не изменится, поменяются лишь обстоятельства.

Девочка уже приблизилась к оживленной автодороге. Слева, о чудо, завыл, разгоняясь троллейбус. Дмитрий резко вышагнул вперед и ухватил белокурую за ручку, под мышкой.

— Стой, девочка, остановись! — услышал он свой дрогнувший голос.

Она замерла и медленно обернулась. Он увидел испуг в ее огромных серых глазах, почувствовал напряжение в маленьком теле.

«А как же петля гистерезиса? — промелькнуло в голове. — Ну и плевать! Посмотрим, что будет!»

— Вы чего, дядя? — девочка зашевелила пухленькими губками.

— Тебя ведь Лера зовут, да? — вкрадчиво спросил Кукарский.

— Ну да, а чо? — белокурая успокоилась, напряжение спало.

Димка отпустил ее руку.

— Э-э, видишь ли, — протянул Димка. — Послушай, отойдем-ка в сторонку.

Он повел рукой, шагнул к тротуару, и девочка послушно подалась вслед за ним. В ее пристальном взгляде появился интерес. Меж тем троллейбус уже пронесся мимо и притормозил где-то в стороне.

— Видишь ли, Лера, я знакомый твоего друга Димки.

— Чо, Димки? А-а! — девочка переложила котомку в другую руку.

— Не знаешь, где он сейчас? Что-то я его дома не застал, — Кукарский тронул Леру за плечо, шагнул обратно к дому, и девочка машинально шагнула тоже.

— Они сегодня с мамой в деревню уехали, к бабушке. У него уроки рано закончились.

— А, понятно, — задумчиво протянул Дмиртий-большой. — Ну ладно. А ты куда пошла?

Оба сделали еще пару шагов в сторону дома.

— Ой, меня соседка попросила молока купить через дорогу, а то в нашем гастрономе молока нет.

— Так вот послушай, если будешь ходить в тот магазин через дорогу, — Дима остановился, и девочка тоже встала, — никогда не переходи здесь, а иди к светофору. Потому что здесь опасно, понимаешь? — он наклонился к Лере, посмотрел внимательно в ее умные глаза и добавил: — Тут вчера человека сбило насмерть. Вот также переходил, как ты.

В глазах Леры появился испуг, она приложила ко рту свою пухлую ручку.

— Ой, правда, что ли?

— Честное слово. Ну а теперь беги к светофору. И на обратном пути тоже не вздумай здесь переходить!

Девочка как-то странно повела плечом, смерила Дмитрия загадочным взглядом и кивнула. Кукарский помахал ей рукой:

— Ну все, пока!

Лера вдруг улыбнулась и махнула в ответ.

— До свидания.

В следующий миг она отвернулась и двинулась в сторону светофора.

Димка еще долго наблюдал ее чуть подпрыгивающую походку, колыхание ее платья. И когда она скрылась из виду, Кукарский, с чувством выполненного долга, наконец, отправился восвояси — прочь от родного двора.

Собственно, куда теперь пойти, он не знал. Время встречи с Николаем еще не наступило. Оставалось лишь одно — гулять. И он долго бродил по окрестностям, тем самым околоткам, где что-то важное отзывалось из детства.

Это была как бы экскурсия по местам памятных событий. По пустырю за школой, (на котором нынче стоят с безобразными балконами девятиэтажные пансионаты)… По пустырю, на котором этот противный Князев, гроза ребятни, отобрал у Димки один рубль. Здесь этот остров земли хранил первозданный вид, кое-где торчали ржавые прутья арматуры. Детворы на нем в этот час не наблюдалось.

А еще прошелся Димка по буграм, где пятиклашками они плавили биты для особой игры, — в консервных банках выплавляли кругляши из крошенных свинцовых пластин. Название игры Дима уже не помнил, помнил только, что свинцовые пластины брали из старых аккумуляторов. Но костры сейчас никто не разводил, а только сидели кучкой три алкаша на склоне бугра, и виднелось у них горлышко портвейна.

Наконец, прогулялся Димка и по дворам соседским, послушал звуки прошлого, и с особым восторгом обнаружил ту старую голубятню с воркующими постояльцами, которой в двадцать первом веке и в помине нет. Покормил голубей, посидел на скамеечках.

Не заметил Кукарский, как начало смеркаться. И пора стало выдвигаться к месту встречи с нечаянным другом. Да и похолодало к заходу солнца как-то резко, по-осеннему — неожиданно появился подлый вечерний ветерок.

Ровно в назначенное время, в десять часов, Кукарский подошел к пивному бару. Двери заведения оказались плотно закрыты, окна погашены, да и не мудрено — на табличке значилось время работы до семи вечера. Дима встал рядом и огляделся. На обозримых горизонтах никого подходящего не просматривалось. Редкий прохожий спешил домой, но схожести с Колей не имел даже приближенной. Димка потянулся было в карман за мобильником, однако в следующую секунду на лице менеджера появилась усмешка.

Минут пять Кукарский ходил взад-вперед, от одного угла дома к другому и обратно. От волнения в груди ощущалось какое-то слабое жжение. Порой Дима замедлял шаг, останавливался, приглядывался и прислушивался. Вот зажглись горбатые фонари. Вот по той стороне улицы прошелся мужик и даже не обратил внимания на Диму. Вот двери пивбара миновала семейная парочка (он угловатый, в дефицитной летной кожанке и серых брюках, ямочка на подбородке, она хрупкая, в плаще, со стрижкой под мальчика, им лет по тридцать), обои с подозрением оглядели Кукарского и удалились.

Дима присел на корточки, глянул на свои любимые наручные часы (уже пятнадцать одиннадцатого!) и задумался. Только теперь он понял, во что влип. С глаз словно пелена спала. И как не прекрасен был мир детства, голос разума отрезвляюще оглушал. Что если Коля не придет? Где его искать? И сможет ли он, Димка, один выбраться отсюда?

Да почему, собственно, Коля не придет? Кукарский, ощущая легкую дрожь от холода, начал размышлять еще быстрей и ясней. У своей любовницы Герасименко остаться не должен, ведь он же обещал вернуться! По дороге сбила машина, гопники стукнули по голове? Нет, стоит пренебречь мизерными вероятностями. Значит, помешать Коле могло только одно. Если его, как разыскиваемого преступника, каким-то образом упекли в каталажку.

Но каким образом? Любка, стерва, выдала, вот что! Ведь Любка же ее имя, правда?! Стало быть, помочь Коле нет возможности, но есть надежда, что выберется сам. А какой там был уговор на крайний случай? Ждать до полуночи и валить на вокзал. Там перекантоваться и к десяти утра снова сюда. Место встречи изменить нельзя!

Но ждать два часа на одном клочке земли невыносимо — это знает каждый. С трудом промучился Димка до двадцати минут двенадцатого и побрел прочь. И вот на счастье загудел за спиной автобус, последний, наверное. Кукарский оглянулся — так и есть, забавный желтый ЛиАЗ стремительно приближался к нему.

Димка инстинктивно махнул рукой, автобус затормозил прямо рядом и распахнул гормошки дверей. Димка запрыгнул на подножку, в голове промелькнуло какое-то дежа-вю. Ну конечно, так много раз было в детстве!

Автобус тронулся. Впереди Дмитрия Кукарского ждала неизвестность.

Сентябрь 1983 года, Коля

— Ну что, жучара, будешь говорить, кто ты есть и зачем скупал доллары?

В полумрачном кабинете за большим столом, накрытым кипами бумаг, ковырялся в печатной машинке лейтенант. Настольная лампа с зеленым абажуром подсвечивала сосудистые руки опера, лицо его оставалось в тени. Коля примостился на стульчике на углу стола, напротив лейтенанта. Наручники, казалось, натерли на запястьях мозоли.

В голове Герасименко роились разные мысли. Хорошо, что российский паспорт в этот раз не взял с собой — не помог бы, а только усугубил бы дело. Хотя, как знать. И плохо, что советскую ксиву сделать так и не успел. А ведь хотел в тот раз пробить у Жорика, после сделки собирался заикнуться, да облава помешала. И еще Коля сетовал, что не приготовился к такой очевидной ситуации, совершенно не ведал, как отвечать.

Тем не менее, он, глубоко вздохнув, начал нести первое пришедшее в голову:

— Ничего я не скупал. Вы меня с кем-то перепутали.

— Да неужели? — сотрудник доблестной милиции СССР отвлекся от печатной машинки и уставился на арестанта. — А вот таксист Жорик, которого мы поймали, говорит иначе. Может, вам очную ставку устроить, а? Он тебя мигом опознает, ему-то сидеть неохота, в отличие от некоторых штатских.

На лице лейтенанта появилось то самое, классически хитроватое выражение героя-мента из советских кинофильмов. Мгновение подумав, Коля заговорил.

— Ты меня на понт не бери, гражданин начальник, — в том же духе, с легкой ухмылкой сказал Герасименко. — Нет валюты, нет дела. У тебя доказательства есть? Улики есть? Ничего у тебя нет… Ну, давай, веди своего Жорика, посмотрим, что он скажет.

И, довольный собой, Коля приосанился и закинул ногу на ногу. (Тоже любил он на досуге те самые советские детективы посмотреть, вот и не прошла любовь даром, пригодилась в реальной ситуации.)

Лейтенант нахмурился, потер подбородок тонкими холеными пальцами.

— Ах вот ты как заговорил, — наконец тихо сказал он и добавил, уже громче: — Ну ладно, не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Сиди здесь и не двигайся, понял?!

С этими словами он вдруг встал и вышел из кабинета. А взамен в дверях появился рядовой, который был на задержании. Глянув на Колю хмурым взглядом, рядовой поправил кобуру и отвернулся.

Зазвенела тишина. Время потекло медленнее.

Первые минуты, не обращая внимания на надсмотрщика, Николай прощупывал мозгами возможные пути побега. Но как он ни крутил, ничего путного не выходило. (Этаж третий, на окне решетка, опять же, конвоир рядом.) Меж тем, запястья в наручниках все больше напоминали о себе непереносимым нытьем.

Когда уже мысли совсем сбились, в кабинете появились двое, а рядовой исчез. Поднадоевший лейтенант пропустил вперед низкорослого типа в кожанке, средних лет брюнета с решеткой морщин на лбу.

Последний скинул куртку на спинку и оказался в сером вязаном свитере простого покроя. В следующее мгновение гость по-хозяйски сел за стол опера и уставился на Колю пронзительными серыми глазами.

— Ну-с, гражданин, — низким голосом начал он, — рассказывайте, кто вы, что вы?

Лейтенант сел в углу и притаился.

— Послушайте, — Коля доверительно наклонился вперед, — я вижу, вы человек толковый и более важный. Мне уже усталось этому лейтенанту объяснять. Это какая-то ошибка, у меня никогда не было валюты. Да и у вас нет доказательств.

Морщинистый слегка улыбнулся, только улыбка у него получилась какой-то корявой, но, впрочем, так вышло лишь из-за особого строения рта.

— Допустим, в чем-то вы и правы, — кивнул он. — Однако меня сейчас больше интересует вот что. Какой такой странный документ вы показывали лейтенанту, когда убегали на автомобиле ВАЗ. Кстати, его угон мы вам точно пришьем, можете не сомневаться.

Коля свел брови. Ах вот, значит, как?! Ну ладно. Тогда мы пойдем другим путем.

— Я показывал паспорт из будущего. Вы ведь из КГБ? (Гость неопределенно кивнул.) Ну так вот… (Николай вздохнул.) Понимаете, я могу оказать вам неоценимую помощь во всем. Вообще во всем. Я располагаю информацией о будущем. Потому что… Я прибыл оттуда!

— Очень интересно, — спокойно сказал человек в штатском. — На машине времени, что ли?

— Да нет же, посредством Кунгурской пещеры. Ну, это долго объяснять. Вы же знаете про тот самый документ, очень странный. Это же прямое доказательство!

— Да-да, очень интересно было бы взглянуть, — согласился морщинистый тип. — Он у вас при себе?

Его серые глаза впились в Герасименко.

— К сожалению, в этот раз не захватил, — посетовал Коля.

— Ну ладно, поверю на слово. И какой же год у вас там сейчас, в будущем?

— Две тысячи тринадцатый, — сообщил Коля.

— Ух ты, тридцать лет вперед! — штатский поднял глаза и насмешливо поглядел на Колю. — И как же у вас там обстановка в мире? Советский Союз доминирует? Ядерная война не случилась?

— Представьте, войны нет. Вот только Советский Союз…

Коля задумался. Ибо повод появился серьезный. Выложить правду-матку или соврать?

— Что Советский Союз? — хором спросили служащие.

Но Колю так подмывало открыть им глаза, что он не выдержал.

— Развалился Союз. В тысяча девятьсот девяносто первом. Восемь лет вам осталось.

— Как развалился? — возбужденно привстал со стула лейтенант. — Да это сущий бред же, Кирыч! Он тут нам лапшу на уши вешает, а мы!..

Кирыч успокаивающе приподнял руку ладонью вперед.

— Ну-ка, гражданин, расскажи-ка подробнее, каким образом он развалился.

Николай опять вздохнул.

— В общих чертах это получилось так. Экономическая система, которая у вас уже трещит по швам, в конец износилась. Когда к власти пришел Горбачев…

— Кто, Горбачев? — перебил морщинистый. — Хкгм. Ну, продолжай.

— Так вот, Михал Сергеич пытался перестроить систему, перестройка, гласность, демократия… Но у него ничего не получилось. Это так, грубо говоря. А потом его вообще отстранили от власти. Только республики в это время уже наплевали на Союз. Затем состоялся путч, потом Россия стала жить сама по себе, а республики отдельно.

— Подожди-к, а куда Андропов-то делся? — подал голос лейтенант.

— Умрет скоро ваш Андропов. Совсем немного ему осталось. С полгода, не больше.

Лейтенант как-то странно крякнул, а штатский привстал.

— Черт возьми, все это уже слишком. Короче, Серега, я его забираю.

И с этими словами он вышел из-за стола, накинул кожанку, сделал два шага и подхватил Колю под мышкой.

— Поехали.

— Как же? Вот так вот? — недовольно пробормотал Сергей, но тут же махнул рукой. — А! Делайте, как знаете. Я предвидел, что этим все кончится.

Николая вывели из отделения в сопровождении сержанта с автоматом и морщинолобого кагэбэшника Кирыча. Веял ветерок, под фонарем мелькали неясные тени. Неподалеку стояла черная Волга.

— Коля! Коленька, куда они тебя? — неожиданно услыхал Герасименко сбоку и обернулся.

Люба в кофточке и брюках, словно призрак в ночи, взбежала на крыльцо отделения. Сержант отгородил от нее Николая:

— Гражданочка, посторонитесь!

Кирыч тоже отвлекся. В ту же секунду Герасименко понял, что более удачного момента ему уж не представится. Подло пихнув плечом сержанта прямо на Любу: «Прости, милая!» — Николай бросился бежать в противоположную от девушки сторону.

— Стой, гад! — вскрикнул Кирыч и кинулся следом.

Люба завизжала и вцепилась в сержанта. Тот запыхтел:

— Да отпустите вы! Ну-ка прекратите срочно!

Меж тем Коля доскакал до конца дома и резко метнулся во дворы. Однако скованные руки помешали хорошенько разогнаться, поэтому Кирыч уже почти настиг жертву. Казалось, еще мгновение, и кагэбэшник схватит Колю за шкирку, как школяра, или подставит подножку, и Коля плачевно рухнет на землю.

Герасименко дышал как паровая машина. Сцепленные впереди руки мешали держать равновесие. Затылком Коля чувствовал, будто кагэбэшник уже тянется к нему. Надежда таяла с каждой секундой. Сердце прыгало в горло. Глаза едва различали впереди горку детского песочка.

Коля предпринял отчаянный шаг. Плюхнувшись в песок на колени, перекатившись кубарем, он резко сгреб между ладонями горсть песчинок. И как только подскочил Кирыч, Коля повернулся и выпростал вперед сцепленные руки, постаравшись сыпануть на преследователя как можно больше песка.

Это подействовало. Кирыч на мгновение замер, тогда Коля ребром наручников дал ему под дых, Кирыч как-то коротко промычал, и тут же Герасименко опять сорвался в бег.

— Стой, сука, стрелять буду! — выкрикнул кагэбэшник.

Коля не поверил. Впереди замаячили отдаленно знакомые железные гаражи, да-да, когда-то в детстве он побывал тут пару раз, все выглядело именно так! Коля метнулся в узкий проход, воняющий мочой, и принялся петлять между металлическими коробками. Вскоре ему удалось запутать след.

Герасименко остановился где-то на узком пятачке меж двух гаражей и отдышался. Слегка надкушенная луна фонарем подсвечивала местность. Коля прислушался. Неподалеку осторожно хрустели по траве подошвы Кирыча. Коля постарался сдержать дыхание. Осмотрелся. И тут ему в голову пришла гениальная мысль.

Гараж, за углом которого он стоял, имел почти плоскую крышу, до которой можно было дотянуться рукой. Коля и дотянулся — только наручниками. Ими же уцепился за выступающий кронштейн, носочками с выправкой скалолаза уперся в болтики на стене, из последних сил подтянулся и — уже не помня себя, выкарабкался на середину крыши.

Попытался замереть, сдерживая тяжелое дыхание. Глазам открылось бесконечное звездное небо. Необычайно прекрасное небо. С мириадами чьих-то миров. Миров с лежащими на крышах такими же бедолагами, подумал Коля. И прислушался. Кагэбэшник прошелестел где-то рядом. Быть может, у соседнего гаража. Хрен догадается, придурок.

Коле показалось, что прошла вечность, прежде чем Кирыч сплюнул, матерно выругался и неспешно удалился. Коля тихо засмеялся. Как глупо все, боже, как глупо и как прекрасно! Вот так бы и лежал тут до скончания веков.

Однако становилось холодновато. Герасименко начал выбираться.

Спрыгнуть удалось без проблем. Но теперь насущной задачей стало избавление от бремени наручников. Николай под светом луны поднес их к носу и внимательно рассмотрел. Два крупных колечка соединяют двух защелкивающихся стражей. Эти стражи — дужки с храповыми механизмами открываются довольно простеньким ключом, решил Коля. Вот если бы сюда скрепку! Впрочем, чем черт не шутит!

Герасименко, нагибаясь и щурясь, еще побродил около гаражей, и, наконец, в свете луны рассмотрел валяющийся на голой земле кусочек стальной проволоки.

— Ага, так-так! — обрадовался Коля.

Подобрав спасительный мусор, он принялся за дело. Но дело оказалось непростым. Одну кисть приходилось необычайно изгибать, затем напрягать пальцы, совать кончик проволоки в дырочку… Невероятно долго он так напрягался и пыхтел, но все же получил награду! Сначала щелкнул один замочек, вконец и второй. Облегченный вздох, Коля откинул наручники в траву, спустил рукава пониже и пошел. Вперед, в сторону вокзала.

Ведь если Димка четко следовал уговору, то он сейчас должен быть там. Нужно срочно на рассвете выбираться отсюда к черту, и только вместе!

Сентябрь 1983 года, Коля и Дима,

а также посланники шамана Рустам и Ваня

Димка и вправду сдержал уговор. Когда Николай зашел в зал ожидания и двинулся вдоль полупустых рядов скамеек, он сразу приметил товарища. Кукарский сидел в странной позе, откинув голову на спинку сиденья и прикрыв глаза локтем.

— Фу, слава богу, ты здесь! — проговорил Николай, плюхнувшись рядом.

Димка вздрогнул, отнял руку и посмотрел на соседа.

— Коля? Какого хрена? Куда ты пропал? Я два часа тебя ждал!

— Меня менты повязали, — тихо сказал Герасименко, оглядевшись по сторонам (поблизости никого не было, поодаль кое-кто спал, а иные просто сидели и зевали).

— Я так и думал, — повел головой Димка. — Хотел уже поутру идти тебя спасать.

— Да как бы ты спас? — слегка усмехнулся Коля, потирая запястья с красными полосками. — Надо срочно паспорта делать, а то без бумажки мы тут букашки. Ладно, пойдем выпьем. Надеюсь, местный ресторан еще открыт.

Димка посмотрел на часы и пожал плечами. Стрелки показывали половину второго ночи.

Оказалось, что ресторан работает до трех. Пожалуй, он был единственный в городе, который закрывался так поздно. Столики пустовали, только за одним в дальнем углу сидели каких-то два по виду вахтовика и пили водку из графина, закусывая жареной рыбой.

Коля пристроился в другом углу, подальше от входа. Димка сел напротив. Быстро появилась официантка, пухленькая женщина лет сорока в передничке, Герасименко попросил немного водки и салат оливье.

— Ну, рассказывай, — предложил Димка, когда женщина удалилась. — Это Любка тебя выдала?

— Да ты что! — возмутился Коля. — Она наоборот помогла. А выдала соседка.

И Герасименко вкратце поведал свою историю, сделав паузу, только когда принесли заказ. По мере его рассказа Кукарский лишь цокал языком.

— Ладно, хорошо, что все так обошлось, — заключил он, дослушав собеседника. — Теперь надо выбираться отсюда. Не дай бог еще менты на вокзале появятся.

— Да, предлагаю срочно ретироваться. План такой: берем такси и едем в Кунгур. Лучше там переждать до утра.

— Замечательный план, — поддержал Дима. — А денег у тебя хватает? У меня только мелочь осталась.

— Хватает. Выпивай быстрей и пойдем.

Хотя вокзал и выглядел убогим (по крайней мере, изнутри) по сравнению с нынешним временем, одно оставалось неизменным — таксисты. Они, как и всюду всегда, дежурили у входа-выхода.

Расслабленные и довольные, под хмельком, товарищи сели в белую Волгу, и машина помчалась в Кунгур.

В дороге оба задремали, и когда приехали, почувствовали себя протрезвевшими. Они забрели на местный вокзал, и оставшееся время до утра скоротали там. Опять спали на скамейках, откинувшись на спинки.

Первым пробудился Коля. Толкнув Димку, он спросил, как тот употребил свое одиночество вечером в городе. Кукарский рассказал в подробностях о своих похождениях.

— Все, хрен я больше тут доллары искать буду! — посетовал Николай в конце. — Одни проблемы только себе нажил. Займусь исключительно антикваром и нумизматикой.

— Ну-ну, — усмехнулся Димка, качнув головой.

Пора стало выдвигаться к пещерам.

Когда друзья вошли на территорию комплекса, по всему стало видно, что уже готовится первая экскурсия. На последние копейки Коля взял два билета, и вместе с группой советских туристов товарищи погрузились в пещеры.

Все сделалось по плану. В третьем гроте они остались одни. Но, едва пропали огоньки группы и стих говор уходящих людей, из укрытия — из-за огромных камней вдруг вышли двое верзил. Это были посланники шамана Рустам и Ваня.

— Почему их двое, Рустик? — тихо спросил Иван, потеребив красный шарф, плотно намотанный поверх куртки. — Я думал, он будет один.

— Неважно, — ответил круглоголовый бровастый Рустам. — Шаман не уточнял, сколько их будет. Ты что, не справишься с двумя?

И он с легким сомнением глянул на спутника (хотя в кромешной тьме можно было только догадываться о движениях соседа).

— Обижаешь.

Рустам щелкнул фонариком и ослепил глаза оказавшемуся в двух шагах Николаю. Последний отпрянул назад, нечаянно толкнув Димку.

— Ну что, придурки, не ждали? — усмехнулся Рустам.

— Вы кто такие? — дрожащим голосом осведомился Герасименко.

— А вы кто? Просвещенные или просто так? — глупо спросил Иван. (У него и глаза были глуповатыми.)

Коля посветил на посланников шамана сотовым телефоном. В руке Рустама блеснул пистолет.

— Просвещенные, — медленно сказал Коля.

— Бежим отсюда, — прошептал Димка, потянув товарища за рукав.

И они согласованно начали отступать назад, к тропе, выводящей из грота.

— Стоять! — вскрикнул Рустам, и эхо пугающе разнеслось по причудливым камням-часовым. — Мы еще не поговорили.

Но Коля и Дима уже развернулись и ударились в бег со всех ног. Впрочем, ноги начали спотыкаться. Кукарский едва не упал по пути, но Коля его поддержал.

— Стой, стрелять буду! — громко предупредил Рустам и нажал на спусковой крючок.

Хлопок выстрела как-то странно прозвучал в пещере. Но за долю секунды до хлопка случилось странное: фигуры беглецов рассеялись в легкой дымке. А после выстрела дымка исчезла.

— Что за на хер? — возмутился Иван.

— Не знаю, идем за ними, — Рустам пожал плечами и спрятал пистолет.

Посланники шамана побежали к тропе, но при свете фонаря впереди людей уже не просматривалось.

— Стой! — в какой-то момент воскликнул Рустам. — Надо вернуться. Шаман говорил вернуться так же, как пришли… Выйдем из пещеры, позвоним шаману.

Однако позвонить они уже не смогли, поскольку вышли в тысяча девятьсот восемьдесят третьем году. Вернее, они попытались позвонить, как только вышли на свет. Но телефон написал, что сеть недоступна.

Это потом уж посланники осмотрелись на местности и поняли, что здесь что-то не так. Впрочем, окончательно их озарило только на автобусной остановке. Там бабушка, поразившаяся их виду перекрестилась и убежала. А Ваня подобрал смятую газету «Правда» за шестнадцатое сентября тысяча девятьсот восемьдесят третьего года.

И тогда Рустам вспомнил слова шамана.

— Илко говорил про время. Мы попали назад.

— Ага, а те двое ушли вперед, — сообразил Ваня.

— Но здесь мы почти у цели, — заметил Рустам. — Возьмем то, к чему стремились и вернемся обратно. Вот тогда уже и поквитаемся с той парочкой.

После этих слов посланники шамана отправились в Пермь, отобрав деньги у первого встречного паренька.

А Коля с Димой благополучно выбрались в свое время.

— Что это было? — спросил Димка товарища под ослепляющим майским солнцем.

— Не знаю, — нахмурился Герасименко. — Не везет мне, опять кто-то объявил охоту.

— Знать бы кто, — протянул Кукарский.

— Неужели кому-то еще стало известно про мой канал, — Коля недовольно покачал головой.

— Не только твой, но и мой, — заметил Димка с грустной улыбкой. — Ну ладно, потом разберемся.

— Ага, разберемся — согласился Колька. — Давай пока по домам. Надо отлежаться, переварить все. В понедельник вечерком встретимся снова.

На том и порешили.

Май 2013 года, Дима

День был солнечный, ребятня и птички чирикали, но Дима сидел дома. За приоткрытыми окнами шумел привычный весенний мир, но Кукарский чувствовал себя не в своей тарелке. Беззаботно работал телевизор — огромная панель, на экране в сотый раз повторяли забавные шутки Уральских пельменей.

— АБВГДЁЖ, — говорил переодетый в милиционера любимчик зрителей.

«Галдеж, кругом галдеж, — сбивчиво думал Димка. — Что за странное чувство? Как будто что-то напрочь изменилось. А ничего ведь не произошло. Ну, побывал в прошлом. С кем не бывает? Что?! Бред! Вот именно, ни с кем не бывает! И чего теперь делать? А ничего — пойти проверить, жива ли Лерка… Хорошо хоть воскресенье, и на работу не надо».

Он медленно встал с кресла, прошелся по комнате. «Как узнать? Просто позвонить в дверь? Типа, тетя Валя, здрасте, я просто мимо проходил, давайте чай попьем с моим тортом. Нет, глупо. Что-то поумней надо придумать. Например, вам не попадалось извещение, а то мне должны бандероль прислать, вдруг на старый адрес».

Дима остановился у приоткрытой двери балкона, от сквознячка шторка лизнула голень (дома он ходил в шортах). «Да, точно, про извещение спрошу. Это вполне нормально. И ненужных мыслей не вызывает: почему вдруг так случайно зашел?»

Немного постояв у балкона, Димка вернулся в кресло. «А как же петля гистерезиса?» — вдруг подумалось ему. «Ведь если Лерка жива, то может и в мире что-то изменилось. Точно у Рэя Бредбери? Может, сначала проверить, что вообще в мире творится?»

«Ну, Уральские пельмени ладно, их с телека гистерезисами не выгонишь, а вот посмотрим, как остальное». Кукарский схватил пульт и принялся переключать каналы. Реклама про «сделай перерыв» со всемирно известным шоколадным батончиком — тоже вечная, дальше долгоиграющий сериал про комическую семейку, наконец, новости. Все как всегда. Ничего необычного. Даже в новостях. Волнения в Египте, обострение ситуации в Сирии, закончено расследование смерти известного актера Андрея Панина. Ничего из ряда вон выходящего. Нет, надо срочно поехать проверить, жива ли вообще Лерка!

С этой мыслью Кукарский выключил телевизор, быстро переоделся и решительно направился в прихожую. У входной двери затормозил, замер, затем качнул головой и цокнул языком.

— Ну ладно, — вслух сказал он, наконец, надел ботинки и, отперев дверь, вышел на площадку.

До места добрался быстро — проехал три остановки на первом попавшемся автобусе. С замиранием сердца вошел в старый двор. «Н-да, как тут все изменилось с тех пор!» Не было нынче газгольдерной, не было старинного хоккейного корта — давно убрали, отсутствовала, конечно, и горка высокая из дерева для деток, под которой маленький Димка впервые покурил бычок. Зато стояли киоски — по ремонту обуви, по овощам… И сидели новые бабки на скамейках.

Димка набрал на домофоне дрогнувшим пальцем две цифры: три и пять, тридцать пятая. После долгих гудков ответил приятный женский голос, оперный такой, как у статной дивы, весьма вероятно, что Леркин.

— Кто там?

У Дмитрия внутри слегка похолодело.

— М-мэ, извините, это Дима Кукарский, в тридцать восьмой жил. Я хотел узнать…

— Кто-о? Димка? — резко удивилась дива-дева. — Ну-ка, поднимайся!

И дверь приоткрылась. Кукарский быстро поднялся: а, будь, что будет — скорей бы уж!

На втором этаже его уже ждали. Из тридцать пятой выглядывала высокая статная девица, точнее, женщина, Кукарский про себя называл таких породистыми.

— Ну, здравствуй, Дима, давай заходи, — сказала дама и отступила.

Димка зашел. Она предстала перед ним во всей красе. Лера во плоти, облаченная в красноватый халатик в цветочек. Именно такой он ее и представлял: рост навскидку метр семьдесят, ровные локоны песочного цвета — до плеч, умные серые глаза, не потерявшие былого огонька, не сказать, что красивое, но приятное лицо с каким-то оттенком чего-то грубоватого — нос великоват, пожалуй.

Он ждал всего, что угодно. Что вот она сейчас скажет: «где ты был вчера, я тебе звонила?»

Или: «какого черта ты приперся, мы же развелись?» Впрочем, про свое прошлое он ведь ничего такого не вспомнил вдруг.

Лера сказала другое.

— Господи, Димка, как ты изменился! Сколько мы не виделись? Кажись, лет двадцать пять. Надо же, четверть века, подумать только!

Вот, значит, как, поразился Кукарский.

— Думаешь, двадцать пять? — недоверчиво протянул он вслух. — Я тоже… м-м… рад тебя видеть. Ты тоже отлично выглядишь.

— Ну да, ну да, заходи, чай пить будем, — сказала Лера и, уже удаляясь на кухню, добавила глуше: — А я о тебе вспоминала. Иногда. И в детстве — в интернате, и потом — за границей.

— В интернате, — задумчиво пробормотал Димка, медленно продвигаясь на кухню. — За границей… И ты только сегодня прилетела, да?

— Нет, вчера.

— А где тетя Валя? М-м, то есть, твоя мама?

— Она в парикмахерской, я ее отправила прическу навести. Так, захотелось, знаешь, подарок какой-нибудь сделать, — Лера обернулась, стоя у раковины с текущей водой, блеснула глазами. — Конечно, кроме гостинцев, которые из заграницы привезла.

— Так ты сейчас в какой стране живешь? — Кукарский машинально присел на табурет у кухонного стола.

Лерка копошилась теперь около гарнитура с мойкой — нарезала хлеб. Ее крупная интересная часть четко прорисовывалась сквозь халат.

— Как, разве ты не в курсе? В Бельгии, — подруга детства снова обернулась, поправила локон над ухом. — Ах, ну да, ты ж давно в мамином доме не живешь… А я приезжала пару лет назад и про тебя вспоминала, но только ни телефона, ни адреса.

— Ну да, но теперь-то уж будем видеться.

— Еще бы! Теперь ты от меня никуда не денешься, — Лерка выставила на стол тарелку с бутербродами.

Кукарский поймал ее взгляд — пронзительный и таинственный, и спрятал глаза.

— Твоя мама так ни разу и не рассказала мне, — Дима пошел на хитрость, — а почему ты попала в интернат? И как потом сразу перебралась за границу?

Лерка озабоченно присела рядом за стол.

— Как, не рассказала? Странно. А я думала, ты все знаешь, — Лерка принялась накручивать маленький локон на палец. — Ну, это долгая история, как я попала в интернат. В общем…Короче, у мамы было тяжелое материальное положение, отец не платил алименты. Она уехала на север на заработки, а меня пристроила к знакомой в элитный интернат. А после аттестата я сразу выскочила замуж за иностранца. Очень удачно, до сих пор не жалею.

Вскипела вода в зеленом электрическом чайнике на столе. Лера наполнила кружки горячим чаем.

— Да уж, тебе можно позавидовать, — Димка надкусил бутерброд и хлебнул чайку. — А сколько у вас детей? Ты их не привезла?

Едва поднеся кружку к сочным губам, Лера остановилась. Лицо ее вмиг погрустнело.

— К несчастью, детей бог не дал.

В голове у Кукарского проскочила мысль: вот ведь как все хитро обустроилось! А вслух он поспешил подбодрить:

— Ну, это ничего, может, еще будет, сейчас все возможно.

Он хотел еще что-то добавить насчет современной медицины, в особенности, бельгийской, однако вовремя осекся.

— Да я особо и не переживаю, — Лерка махнула рукой. — Ну а ты-то как? Рассказывай быстрее, женат и двое детей, да?

Ее не очень красивое лицо преобразила добродушная улыбка.

— Я развелся, не сошлись характерами. У меня есть дочка, уже в школу ходит, — сухо доложился Кукарский, пригубив кружку с чаем.

— Вот как? — удивилась Лера. — Ну что ж, с кем не бывает… (Она как-то странно принялась разглядывать его.) А ты здорово изменился, я б тебя даже не узнала где-нибудь так… на улице.

— Что, поправился и постарел? — натянуто улыбнулся Кукарский.

— Я тебя и молодым-то не знала. Фотки бы посмотреть.

— Заходи в Одноклассники, я там есть.

— Правда? И я там есть, и мои тоже фотки лежат!

— Вот и прекрасно, — удовлетворился Димка. — Спишемся, будем общаться!

Затем некоторое время они просто молча пили чай вприкуску с бутербродами.

— Лер, а помнишь, в детстве мы стояли там, — вдруг прервал неудобную паузу Кукарский, кивнув головой в соответствующую сторону, — на пятачке в конце дома, и ты прикладывала мою руку к своему сердцу? И говорила, вот, мол, смотри, как оно бьется странно.

— Что-то такое смутно припоминаю, — буднично сказала Лера с легкой улыбкой. — Ой, да сколько там всего было, все и не упомнишь. Будешь еще чаю?

Кукарский помотал головой:

— Да не, спасибо, я не голодный.

Он весьма огорчился ее ответом, но виду не подал. Не так как-то все получилось вообще в целом, да и беседа, собственно, не склеилась толком. И Лерка вот оказалась совсем какой-то чужой, почти забывшей про него.

— Кстати, Дим, а ты зачем к нам шел-то? — вдруг спохватилась Лерка.

— Я? — Кукарский посмотрел на остатки чая в своей кружке. — Да так, очутился в этом районе по делам, шел мимо, дай, думаю, спрошу у твоей мамы, не попадались ли извещения какие с почты. Представляешь, три с половиной года как продали квартиру, а иногда чего-нибудь приходит.

— А, вот оно что, — кивнула Лерка. — Ну, это я не знаю, это надо у мамы спросить. Ты подожди, она скоро придет.

— Да нет, ты знаешь, я потом как-нибудь еще загляну. А то мне тут вспомнилось вдруг: надо срочно еще в одно место заскочить.

И Димка как-то быстро засобирался. На удивление, Лера не стала спорить.

— Жаль, ну что ж, у всех дела… Но ты обязательно зайди.

Кукарский пообещал. Расстались простыми добрыми знакомыми.

Дима шел домой пешком. Легкий майский ветерок дул ему в лицо. Он шел и думал о многом. О том, что не оправдались его надежды на лучшее будущее, связанное с Леркой. О том, что умная природа-мать как всегда все хитро обстряпала. В смысле, также хитро, как например, разукрасила когда-то крылья бабочек. Лера выжила, но ничего своим существованием не изменила. Ровным счетом ничего — ни его собственную жизнь, ни жизнь страны, и даже новой какой-нибудь жизни путевку не дала. Разве что скрасила вечные будни некоего бельгийского бюргера.

Стало быть, фигня все, что там фантасты понаписали. Нет никакой петли гистерезиса.

Ну и хрен вам, вдруг возмутился про себя Кукарский, это мы еще посмотрим, чья возьмет! Мы еще наворотим «делов» в прошлом. Эксперимент только начался! Нужно немедленно сманить Колю снова отправиться в пещеры, то есть в застойную пещеру под названием СССР. А там наследить гораздо основательней.

Осталось лишь обдумать, каким именно образом.

Димка не заметил, как пришел домой, и первым делом принялся готовить еду — на самом деле голод он почувствовал с некоторых пор адский.

А дело тут не в матушке природе, подумалось ему за чисткой картошки. Дело в какой-то божественной природе времени. Время словно посмеялось над ними с Колей. Это не они с ним поиграли, а оно с ними обоими. И еще не раз сыграет злую шутку.

Начистив картошки, Кукарский умеючи настрогал кирпичики и накормил опасно шипящую на плите промасленную сковороду. Затем достал сало из морозилки, тоже построгал, и с предвкушением облизнулся.

Обед удался на славу. Валяясь на диване с потяжелевшим животом, Дима нашел в мобильнике Герасименко и позвонил. Отключился, когда надоела бесконечная череда длинных гудков. Странно, трубку не берет. Спит, что ли?

Однако вечером Коля оказался вообще недоступен. Похерив надежду нынче поговорить с сотоварищем, Дмитрий включил телевизор и снова стал проверять на различных каналах, не поменялось ли чего.

Но пластинки играли старые.

Так и уснул с телевизором — ближе к полуночи.

А утром поехал на работу, на маршрутке. «Приору» должны были вернуть в понедельник после обеда, то есть сегодня. В маршрутке люди толпились и мешались друг другу — в основном, злые и не выспавшиеся.

Димке захотелось пофилософствовать.

Интересно, как люди за тридцать лет могли измениться настолько, спросил он себя? Неужели достаточно было перевернуть все с ног на голову, чтобы они очерствели, поглупели и полюбили деньги? Неужели пресловутый переход к гребаному капитализму сломал их, сделал какими-то далекими друг от друга обывателями с недобрыми выражениями на лицах?

Там, в Советском Союзе, еще позавчера ему хотелось кричать: люди! Готовьтесь! Впереди вас ждут тяжелые испытания! И выйдите вы из них не самым лучшим образом.

Но прохожие там были так беззаботны, так просты и довольны жизнью, что казалось, ему лишь сниться сон.

И вдруг Димка додумался, в чем суть. Русский человек — ленивая и терпеливая скотина, всегда плыл по течению. Все периоды истории. И вот, наконец, приплыл черт знает куда. Лишь отдельные личности пытались его вразумить — но эти личности были по истине гениями. А тираны гнобили гениев, остальных же подталкивали в нужное русло.

Кончился век тиранов, никто не подтолкнул, и страна стала катиться сама по себе. И прикатилась сюда, вот теперь имеем то, что есть.

На работе Кукарского ждали одни разочарования. Началось опять как в сказке: пойди туда, не знаю куда, сделай то, не знаю что. Кукарский до обеда мотался по объектам, проклиная товарно-денежные отношения.

Около одиннадцати позвонил Коля.

— Привет, как дела?

— Пока не родила, — зло съязвил Димка. — Я тебе вчера дозвониться не мог.

— А, извини, хлопотал со всякой рухлядью. Раздобыл почти задаром два фотика Зенита начала восьмидесятых. Завтра махнем снова в СССР, сплавлю за две сотни деревянных. Ты как, сможешь назавтра отпроситься с работы.

— Попробую, — задумчиво протянул Кукарский. — А ты не боишься опять соваться в Совок?

Дима самодовольно улыбнулся своей случайной тавтологии.

— Боюсь. Но у меня есть новый план.

— Ну, Колян, ты как всегда в своем репертуаре!

— Ага. Ладно, давай сегодня вечером подтягивайся ко мне, обсудим детали, согласен?

— Окей.

— Да, и не забудь вот что: пошарься у себя дома. Возьми все, что осталось советского — купюры, книжки какие ценные, ну, в смысле, из мировой литературы, чтоб тамошним библиофилам сплавить. Или, может, пластинки виниловые, хотя бы с Пугачихой. Короче, сам разберешься. Только внимательно смотри на дату производства!

— Ладно-ладно, справлюсь, не дурак.

На этом разговор был окончен. 'Два Зенита' — несколько раз пробормотал себе под нос Димка, хмыкнул и постучал пальцами по столу.

Выбивание отгула на завтра Дмитрий не стал откладывать в дальний ящик. Помявшись на месте пару минут, Кукарский пошел к начальнице.

Директрису за глаза звали Шахиней, просто потому что фамилия у нее была Шахова. Пока Димка шел к ней по коридорам офиса, поглядывая на мелькающих коллег, в голове опять закрутились глобальные мысли.

Его в очередной раз побеспокоило вот что: почему другим все равно, что у них нет свободы? Неужели они не понимают, как замучен и зажат каждый из них? Тяжелейшая зависимость от денег заставляет людей добровольно загонять себя в клетки офиса. Но в этих клетках вместо решеток жесткие правила.

Правило первое. Ты подчиняешься противному и своенравному начальнику (редко когда попадается добрый). На работе ты его раб. Что он скажет, то и делаешь. Но разве может в двадцать первом веке, веке торжества демократии и гаджетов, разве может один человек всецело подчиняться другому? Это же анахронизм какой-то, полнейшая несправедливость! Поэтому всегда, когда ты идешь на ковер в предчувствии директорской грозы, помни — вы с ним одной крови, он такой же человек, он равен тебе, а не выше. Во вселенском масштабе мы все равны. А уволишься, вообще пошлешь его на хуй!

Правило второе. Ты глубоко зависим от квартирного вопроса. Либо ты соришься с родителями перед сном и поутру, либо выкладываешь солидную часть зарплаты каждый месяц за бетонную коробку, в которой даже не разбежишься, либо тебе в чем-то повезло (получил наследство, субсидию, выиграл в телепередаче джек-пот).

Правило третье вытекает прямо из первого. Ты не можешь жить в свое удовольствие, по крайней мере, сорок часов в неделю. Законных сорок часов жизни в неделю ты отдаешь другим людям. За то, чтобы остальное время пожить в свое удовольствие.

Вот такой главный парадокс часто изумлял Димку. Получался замкнутый круг.

Когда Димка подошел к аквариуму — стеклянному кабинету Шахини — хозяйка оказалась на месте. И поскольку дверь была приоткрыта, он ступил на порог, бросив типичное: 'Можно, Александра Степанна?' Та кивнула.

— У меня пока все по плану, щас после обеда отлучусь по объектам, так что не теряйте, — для начала оптимистично доложился Димка, чтобы создать задел для просительной части.

Шахиня, грузная женщина со складками бегемота на талии, приподнялась с кресла и поправила цветок на подоконнике.

— Молодец, давай действуй, — бодро сказала она, села и вперила пронзительный взгляд больших серых глаз.

В принципе, на внешность она была вполне приятна, если не считать стрижки под мальчика и грубого рисунка скул.

— У тебя все? — спокойно добавила Шахиня, усевшись обратно в кресло.

— Да-да. Только у меня проблемы дома, можно завтра мне день взять? Я в среду отработаю подольше и сегодня.

— Целый день? — слегка нахмурилась Шахиня. — Ну смотри, главное, чтоб к вечеру среды у меня лежал твой отчет о соответствии магазинов новой маркетинговой политике.

— Хорошо, я сделаю, — с облегчением кивнул Кукарский (отчет был почти готов).

— Все, спасибо, — бросила Шахиня и уткнулась в бумаги.

Дмитрий покинул ее аквариум.

В голове прокрутилось следующее. Частенько брошенное напоследок 'спасибо' или 'удачи' звучит как 'все, ты свободен, можешь идти, ты мне больше не нужен, я уже взял от тебя все, что хотел' или 'я уже высказал тебе все, что наболело и больше не хочу с тобой разговаривать'.

Вернувшись к себе, он принялся собираться на обед и за машиной. Настроение приподнялось. Ему уже казалось, что впереди его ждет только хорошее. По крайней мере, на самую ближайшую перспективу в день-два.

Май 2013 года, Коля Герасименко, а затем Коля и Дима

Когда Николай звонил Кукарскому и договаривался насчет нового путешествия во времени, под майским солнцем он приближался к своему подъезду. Рука держала телефон около уха, а на локте раскачивался пакет с двумя фотоаппаратами. Два «Зенита Е» ему удалось приобрести по сходной цене, один через сайт «Авито» за шестьсот рублей, второй — у знакомого дедули-алкаша за триста рублей. Всего девятьсот современных рублей — сущая мелочь.

Коля и вправду рассчитывал выручить за них в унылом Союзе не меньше сотни тамошних рублей. Ведь в Совке один новый Зенит стоил почти целую зарплату. А тамошние деньги требовались на карманные расходы там. Причем, теперь в расчете на двух человек. Короче говоря, если здесь Коля потратил в сущности копейки, то в прошлом должен был заработать гораздо больше.

Отключив телефон после разговора, Герасименко огляделся по сторонам. Мимо дефилировали красивые девицы в коротких юбочках и, казалось, улыбались Кольке. «Блин, Люба, как же там моя Люба?» — подумалось ему, и сердце тихонько сжалось.

«Долго, видать, она того мента держала, что он так и не присоединился к кагэбэшнику Кирычу! А то бы от двоих я точно не ушел. Ай молодец, Любка! Ну ничего, завтра найду ее, все объясню, она поймет, любит ведь, очень любит!»

Да и Коля теперь любил ее еще больше. А спроси кто знающий всю подноготную, неужели не ходил ты здесь, в две тысячи тринадцатом, мимо ее окон, Коленька, неужели не заводили сами ноги тебя к ее дому? И ответил бы он, что да, завели один раз, прошел с нытьем в груди, поднял голову, посмотрел на окна, да только ничего в них не привиделось, иные темные шторы и никакого колыхания. А больше Коля и не совался, все из того же гребаного принципа.

Скользнув в свой подъезд, Коля взбежал вверх по ступенькам до первой площадки. «Кстати, эти гады в пещере, кто они? — вдруг всплыло в голове. — До сих пор ведь никаких версий. Интересно, пистолет у них какой был? Что если опять поджидать будут? Справится ли моя игрушка? И паспорт, паспорт, немедленно по прибытии выкрасть у кого-нибудь! Да фотку переклеить — только и всего. Стало быть, надо фотки заранее приготовить».

В квартире Коля сразу принялся рыться в альбомах, в поисках старой черно-белой фотографии три на четыре. К счастью, вскоре нашел. И сразу набрал Димку — заставил его сделать то же самое. Димка сказал, что забрал машину и часам к семи подъедет.

Заварив чайку, Коля включил ноутбук. В Одноклассниках он заглянул на страницу тетки из Ижевска. Тетя Таня не успела попрощаться с матерью, умершей в восемьдесят третьем. Телеграмму отправили вовремя, а тети Тани дома не было, пропадала на югах с новым хахалем. Втюрилась с бух-ты-барах-ты, умотала с ним на юг и никому не сообщила. Да там же он ее и кинул.

Будучи во второй или третий раз в Союзе, Коля знал, что до смерти бабушки еще неделя (и четыре дня до инсульта), и что тетя Таня еще не уехала из дома, и послал телеграмму с почты, где работала Люба (собственно, в день знакомства с ненаглядной):

«Таня тчк приезжай к маме тчк она сильно болеет тчк твоя сестра тчк»

Настало время проверить, подействовало ли.

Пару недель назад, вернувшись после того визита, Коля послал сообщение родственнице, с которой лет пять не виделся, через сервис Одноклассников.

«Привет, тетя Таня! Как дела? Что-то я запамятовал: когда бабушка померла, ты приезжала на похороны? Просто мамы уже нет в живых, спросить не у кого, а я биографию всех наших семейств составляю, так, от нечего делать. Пиши, жду ответа! (Мама присылала тебе телеграмму за неделю до смерти бабушки.)»

Поскольку тетки в тот момент на сайте не было, Коля выключил ноутбук и забыл. А теперь вот вспомнил. Когда Герасименко посмотрел личные сообщения, он с легким трепетом нашел ответ от тетки.

«Привет, дорогой! Странно, зачем это тебе биографии составлять? Видимо, совсем делать нечего, а? Где хоть сейчас работаешь?

Ой, мою больную тему ты задел! На похороны я не приезжала, и до сих пор об этом жалею. Никакой телеграммы за неделю до смерти мамы я не получала. Наверно, не дошла. Была, правда, телеграмма за день до смерти, но я в тот момент отдыхала на юге, и никак бы не успела.

Пиши, если что, пока!»

Коля вздохнул. Стало быть, его телеграмма, отправленная Любой, не дошла, а та старая, на самом деле отправленная матерью, дошла — но последний факт издавна в памяти. Стало быть, такую, казалось бы, мелочь поменять не удалось.

Стоит ли еще ставить эксперименты, спросил себя Коля? Да ведь я и не собирался, тут же сказал он себе. Так, поиграл разок и хватит. Нечего нарушать принципы, которые сразу в уме прописал!

Пусть вон Димка экспериментирует. Сейчас приедет, спросим, что там у него вышло с той девчонкой.

Димка прибыл в половине восьмого. В руке у него тоже имелся пакет. С торжественным видом (пройдя в комнату) Кукарский достал из пакета две толстеньких книги: «Три мушкетера» и «Граф Монте-Кристо». Томики хорошо сохранились, даже обложки не выглядели потертыми.

— Ух ты, классно! — искренне восхитился Коля. — То, что надо. Где покупали?

— Родители привезли, из отпуска по Латвии. Мне лет пять тогда было.

— Молодец, Диман! Свое пропитание в Совке ты уже заработал! — Герасименко взял книги и принялся листать.

— Жалко вообще-то, — посетовал Дима. — Хотел дочке подарить, передать, так сказать, по наследству семейную реликвию.

— Да брось ты! — Коля отложил книги в сторону. — Мы с тобой там другого барахла надыбаем. И для себя, и на продажу антикварам. Я вон Зениты туда потащу, так ты только представь, уж как я в детстве мечтал о таком!

Герасименко достал один фотоаппарат и протянул Диме. Дмитрий аккуратно его взял, покрутил объектив.

— Черт возьми, превосходная техника! Выдержка, экспозиция, не объектив, а телескоп, — с видом знатока протянул Кукарский. — Ты тоже в детстве фотографией занимался? (Я вот только один раз пробовал, а потом бросил.)

— Нашел чего спросить. Пять лет! Пять лет я снимал, проявлял и закреплял на самом беспонтовом оборудовании. Родаки купили мне все самое убогое. Я мечтал о навороченном «Зените», а довольствовался убогой «Сменой Символ». Я мечтал о чудесной «Упе» в чемоданчике с прибамбасами, а пользовался примитивным фотоувеличителем «Юность».

— Да-да, — улыбаясь, покивал Дима и вернул фотоаппарат. — Советские супергаджеты стоили нереальных денег… Для школьника.

— И для родителей тоже… Кстати, ты фотку на паспорт нашел? — спохватился Николай, засовывая «Зенит Е» обратно в пакет.

Кукарский достал из-за пазухи маленький глянцевый листок.

— Нет, в фотошопе накроил, сделал черно-белой и распечатал на фотобумаге. Так что не отличишь!

Коля взял снимок и удовлетворенно кивнул — на небольшом формате аккуратно расположились аж шесть маленьких портретиков Кукарского.

— Ну все, осталось раздобыть паспорта, — заключил Коля и положил снимок на книжки Дюма.

— И еще бы оружие не помешало, — заметил Димка, присаживаясь на диван. — А то всякие бандиты да менты.

— Насчет этого я уже позаботился, — Герасименко сделал самодовольный жест рукой, мол, будь спок.

— Вот как? — удивился Дима и тут же пошутил: — Ты раздобыл газовый балончик?

— Обижаешь!

Герасименко с загадочным видом удалился в туалет. Послышался бряк туалетного бачка. И когда Коля вернулся, в его руке уже чернел маленький самодельный револьвер. Димка осторожно взял протянутую игрушку и повертел в руках.

— Хм, что за фигня? Где откопал?

— Купил. У одного знакомого токаря-частника. Он как-то хвастался по пьяни, что сварганил из травматики револьвер. Правда, уговаривать пришлось долго, но… Короче, почти все воскресенье убил я на это дело.

— А патронов много? — деловито осведомился Кукарский.

— Нам хватит, — туманно заявил товарищ, отобрал револьвер и спрятал в ворох лежащей на стуле одежды.

— Ладно, будем надеяться, что те парни не появятся больше, — со вздохом сказал Дима. — Слишком мала вероятность.

Было у него в кармане еще кое-что для путешествия, и он теперь это щупал, и думал: показать — не показать, однако так и не решился.

— Как знать, как знать, — задумчиво протянул Коля, а секунду помолчав, вдруг спросил: — Кстати, что там с твоей Леркой? Ходил к ней, проверял?

Дмитрий обрадовался вопросу и красноречиво описал свою встречу с подругой детства.

В конце рассказа Герасименко причмокнул.

— Н-да, тенденция, однако.

— В каком смысле? — спросил Дима, вглядываясь в густо-серые глаза бывшего однокашника.

И тогда Коля сознался, как прошел его собственный эксперимент с телеграммой.

— Вон оно что, — протянул Дима, — а сам говорил, типа, я в таких играх не участвую.

— Да я в начале только попробовал немножко, и сразу бросил, — глупо сказал Коля и почему-то недовольно глянул на румяное лицо Кукарского.

— Ладно. Эти итоги еще ни о чем не говорят, — задумчиво произнес Димка. — Я попробую сделать кое-что покруче.

— Слушай, давай так, — Коля придвинулся к товарищу (теперь они оба сидели на диване), — прежде чем попадем туда, проработаем все детали. Ты делишься своими планами, я своими.

— Согласен, только давай перекусим. У тебя есть чего пожрать?

— Ах да, ты ж не ужинал, наверно. Да и я, в общем-то, — Колька стал оглядываться по углам, как будто что-то ища.

— На работе задержался, даже домой не заскакивал, — пояснил Димка.

И они удалились на кухню, где хозяин обратился за выручкой к доброму другу холодильнику. А Димка вдруг вспомнил их совместное прошлое и спросил, присев на табурет:

— Давно ты один живешь? У тебя вроде какая-то баба была, когда мы на заводе работали.

— Была да сплыла, — поморщившись, ответил Коля. — Никто тут долго не задерживался. Современные женщины меня не прельщают. У них слишком ужасные характеры, испорченные временем. Вот Люба — это да. Там я наконец нашел то, что искал.

Димка ухмыльнулся.

— Кстати, насчет Любы, — живее сказал Николай, подливая масло на шипящую сковороду. — Давай обсудим первый вопрос…

Так, за ужином они и обсудили все детали. А потом Кукарский уехал спать к себе, чтобы бодрым вернуться к семи утра.

Сентябрь 1983 года, посланники шамана Иван и Рустам, и конечно же Дима и Коля,

наконец, Дима один в Перми

В маленьком городке Кунгур посланники шамана нашли сдающую площадь бабку и сняли комнату в избушке, за деньги, добытые грабежом. Выяснилось, что комнату данную лелеют клопы, но ни Рустама, ни Ваню сей факт не огорчил.

Напарники в доме не торчали, а с утра до вечера наблюдали за объектом. Объект должен был находиться в бревенчатой избе с пирамидальной шиферной крышей, за высоким забором. Поначалу Ваня прикинулся инспектором пожнадзора и спросил хозяина. Калитку открыла пожилая супруга и сказала, что муж уехал в областной центр, вернется к вечеру, так что прийти лучше завтра.

Поскольку делать посланникам было нечего, а дело еще не шло к вечеру, они и стали наблюдать. Вдруг быстро вернется хозяин. Позицию ребята заняли удобную — заброшенный сарай наискосок от объекта.

Обзор из битого окошка лучше некуда. Знай себе картой лупи — бита или не бита, да в треснутый квадрат поглядывай — идет не идет. К тому же, седушки удобные — из раскуроченного на две части дивана раскладного. А недалеко и магазин есть с жигулевским, с аппетитными консервами и хлебушком пахучим деревенским.

Однако хозяин не появился даже к полуночи, и посланники отправились спать в клоповник. Выспались лучше некуда, и наутро вернулись снова к своему посту. Вот только пришлось там скучать еще целый день до вечера. Наконец показался хозяин — вылитый черноусый дед крепыш, как на старой фотке в руке у Ивана.

Рассыпались в стороны, затем Рустам подскочил сзади, а Иван сбоку. Как раз уже открылась калитка, куда, собственно, и втолкнули хозяина. Супруга взвизгнула, но Рустам тут же подхватил ее со спины и зажал рот.

Иван сбил старика с ног, пнул по животу. Жертва согнулась, застонала и сплюнула на землю.

— Ну, колись, старпер, куда монеты зарыл?! — рыкнул Иван.

Рустам тем временем уже оттаскивал женщину в дом, хотя та умудрялась взвизгивать сквозь его мощную ладонь.

— Какие монеты? — хрипел дед. — Откуда вы взялись, ребята? Не знаю я ни про какие монеты.

Тогда Иван поднял деда за грудки и поставил на ноги.

— Ах, ты не знаешь, — и припер его к сухой яблоне (под ногами сбивчиво зашуршали листья).

Один мощный удар прошел с хлопком, и беззубая челюсть тихонько хрустнула, голова старика качнулась, издав короткий крик боли.

— Сволочи, фашисты! — прошипел хозяин. — Видать, зря я таких гадов в сорок пятом под Берлином…

— Где монеты зарыл? — Иван угрожающе занес волосистый кулак.

Дед смело посмотрел ему в лицо. И что-то появилось такое в глазах старика, что даже пустой Иван почувствовал нечто и опустил руку.

В этот момент из дома вышел Рустам.

— Все, я ее привязал. Ну что он, раскололся?

— Как же, войну вспомнил, а мы, значит, фашисты, — ухмыльнулся Иван, отпустив старика.

Последний медленно осел на ворох сухих листьев под яблоней.

Рустам приблизился и наклонился над стариком.

— Слушай, дедуля, ты не прав, — отчеканил он. — Мы добрые, хорошие ребята. Нам нужны только твои монеты в сундучке, которые ты закопал. Ведь пропадут ведь, понимаешь?

Хозяин сплюнул вбок, поднял глаза на Рустама, со все тем же стойким взглядом ветерана.

— Толку-то, что ты рисунок оставил, зашифровал для потомков. Все равно все сгорело! В девяносто девятом все сгорит — и дом твой, и рисунок, и никто не сможет найти клад. Так что будь молодцом, отдай нам сейчас. А то пропадет добро зазря.

— Да откуда ты знаешь про девяносто девятый? — изумился дед.

— Баба Ванга нашептала, — сказал не лишенный умишка Рустам. — Короче так, если сейчас не скажешь, где клад, я иду гладить твою бабку горячим утюгом.

Дед схватился за голову и как-то неестественно затрясся, словно заплакал.

— Да подавитесь вы, хых-хых. Не зарыл я их еще. И откуда узнали только, что собираюсь копать? Хых. Вон там они — под бревном в овражке.

— Ну, вот и молодчина. Сходи-ка, Вань, посмотри, — сказал Рустам.

Его напарник с готовностью сбегал к бревну и через несколько секунд вернулся с увесистым латунным сундучком, — в подобных хранили ценности еще до революции семнадцатого года.

— Глянь, что там внутри! — скомандовал Рустам.

Ваня поставил сундучок на деревянный столик и открыл защелку. Когда он приподнял крышку, глаза его заблестели, точно у сказочного героя.

— Полный фарш, — пропел напарник.

— Так, порядок — уходим, — решил Рустам.

— А с ними что делать? — Иван ткнул пальцем в деда, стеклянными глазами смотрящего на бандитов.

— Ну, не мочить же, Вань, головой-то думай! — упрекнул Рустам. — Пускай себе живут.

Ваня защелкнул сундучок, и напарники покинули приусадебный участок. На этом экзекуция завершилась.

В съемной комнате они перепотрошили латунный саквояж. Монет оказалось очень много, и все старинные.

— Мы богаты, Рустик? — спросил Иван.

Рустик повел плечом.

— Не знаю. Шаман говорил, что здесь на полмиллиона баксов.

— А давай его кинем! — Иван вопросительно посмотрел на соратника.

Рустам повел бровью.

— Ладно, поглядим, как карта ляжет. Утром сваливаем обратно.

Утром они приблизились к пещерам. Однако Рустам вспомнил про парочку пользующихся каналом. Он предложил не идти сразу в грот с группой туристов, а подождать у выхода. Вдруг именно в это утро «те придурки прибудут сюда». И бандитам несказанно повезло. Вскоре из выхода (откуда возвращаются на свет экскурсии) появились два человека, вполне похожие на тех.

Правда, один оказался с усами, но Рустам все равно вспомнил его лысеющие волосы. Стало быть, усики-то приклеил. Второй, круглолицый, больше походил сам на себя. И хотя в прошлый раз они предстали при свете фонаря… Все равно, память на лица у бандита была отменная.

Рустам достал пистолет и навел ствол на щурящихся от солнечного сентябрьского утра друзей. А Иван поставил латунный сундучок на землю и сжал кулаки.

— Салют, чмушники! — усмехнулся Рустам. — Кажется, мы в прошлый раз так и не поговорили.

Вышедшие из пещеры опешили и даже попятились назад. Тот, что с усиками, неожиданно достал револьвер и направил на Рустама.

— Ну хорошо, можно и поговорить, — процедил он.

— Блин, смотри, Рустик, вооружились гады, — пробормотал Иван.

Димка (ведь уже ясно, кто есть кто) держал в руке пакет с Зенитами и книжками. Ему было страшно. Очень страшно. Как, может, случалось только в детстве, лицом к лицу с грозой ребятни Князевым. Кукарский смотрел прямо в зияющее дуло пистолета Рустика, и казалось, что вся жизнь одним сгустком устремится сейчас в эту дырочку, чтобы исчезнуть навсегда.

— Кто вы такие и откуда узнали про этот переход? — тем временем спросил Коля.

Он, видимо, трусил не настолько.

— Не твоего ума дело, — сгрубил Рустам и сделал шаг вперед. — А вот как вы пронюхали?

Вперед подался и Ваня. Николай же не шевельнулся. Он знал, что нельзя подавать виду, даже если боишься. Дима поставил пакет на землю и нащупал в кармане газовый баллончик (прихватил с собой на всякий случай, но не счел нужным оповестить об этом товарища).

— Случайно пронюхали, — нервно бросил Димка.

— Значит, они не посвященные, — проговорил бровастый Рустам, глянув на спутника. — Помнишь, что Илко говорил? Придется их замочить.

При слове «замочить» у Димки внутри ёкнуло. Он глянул на сотоварища. А что тот?

Коля никогда не стрелял в людей. Но он понимал, что рано или поздно какие-то вещи приходится делать в первый раз. Его подрагивающий палец на спусковом крючке стал вдруг главным органом тела. Еще чуть-чуть и… Нажать или не нажать?

Он примерно прицелился в руку Рустама, держащую настоящий офицерский пистолет, прицелился без ловли на мушку, не выдавая себя. Еще мгновение и…

Димка вздрогнул от оглушительного хлопка. Его рука сама выдернула баллончик, и тот беспорядочно запшикал по лицам соперников. Хотя Кукарский еще не понимал, кто выстрелил первым. Во всяком случае, едва газ распылился, оба бандита схватились за головы, принялись истошно кашлять и перебрасываться матерными словами.

Но и Коля тоже проявил себя — толкнул сбоку.

— Беги туда! — крикнул он.

И Димка, успев схватить пакет, уже полетел, подскакивая, по крутому склону. Где-то сбоку натужно задышал Герасименко. Опомнились они только внизу.

— Какого черта? — тяжело дыша, спросил под деревом Коля. — Ты где. Баллончик взял?

Димка присел на корточки.

— Слушай, прости. Я так. На всякий случай взял. Он у меня давно. Валялся. С незапамятных времен. А ты. Ты выстрелил в него, да?

— Нет, я не успел. Это он, видишь, — Коля показал окровавленное плечо с надорванным рукавом. — Но я же везунчик по жизни! Это только царапина. Представляешь, чиркнуло, как комарик укусил.

В другой руке он держал свой револьвер, водил стволом вдоль кровавого подтека.

— Тогда бежим дальше, — спохватился Димка. — А то они сейчас оклемаются.

Коля спрятал пистолет. Товарищи осмотрелись и, к счастью, не обнаружив погони, помчались к выходу из комплекса.

Оказавшись в поселке, они отдышались. В поле зрения попала остановка. Автобус как раз подъехал. Они снова бросились вперед, и едва успели вскочить на подножку.

В пустом салоне Коля снял серую ветровку, задрал рукав рубашки (в этот раз они оделись попроще, чтобы соответствовать эпохе). Затем Коля осмотрел рану. На коже, и вправду, была всего лишь царапина, хотя и не маленькая. Кровь уже почти запеклась.

— Надо бы обработать, — нахмурившись, протянул Кукарский.

— Сейчас, — Коля махнул здоровой рукой. — Приедем на вокзал, чекушку купим. На-ка, заплати за проезд.

Дима взял протянутую мелочь и сходил к чудесному аппарату с крутилкой.

Когда он вернулся с двумя билетиками, Герасименко, как ни в чем не бывало, уже сидел у окна, облаченный в надорванную ветровку.

— Ты слышал, они сказали: Илко? — обратился Коля к подошедшему товарищу. — Дескать, что-то там Илко говорил, поэтому придется замочить.

— Ну да, вроде того, — поморщился Кукарский.

— Интересно, кто такой Илко?

— Имя какое-то странное, — заметил Дима, присев рядом. — Финское, что ли?

— Не думаю, — Коля внимательно поглядел в окно, словно бы желая убедиться, что погони нет до сих пор. — А здорово ты их остудил!

— Да, если б он выстрелил второй раз… Был бы полный пипец!

— «Бы» не считается… Блин, теперь еще придется руку от людей прятать, — посетовал вдобавок Николай.

…На вокзале они не стали светиться. Взяли чекушку в продмаге и забрели подальше в частный сектор. Там присели на лавочку, и Димка обработал рану товарищу. Затем каждый отпил из горлышка.

— Эх! — сказал Коля, занюхивая кулаком. — Хороша «Пшеничная». Не то, что сейчас гонят муру всякую!

— Ага, точно, — подтвердил Кукарский, беззастенчиво приняв свою дозу.

— Ну что, а теперь давай по плану, — повеселевшими густо-серыми глазами Коля поглядел на спутника. — Я занимаюсь здесь фотиками и книжками, а ты едешь в Пермь выцеплять Любу.

— Окей, как договаривались, — вздохнул Димка, встал и оправился. — Ладно. Я погнал?

— Дуй. Пузырь я себе оставлю. А тебе вот трешка. Последняя, — Коля протянул заскорузлую купюру.

На том и распрощались.

* * *

После Димка быстро добрался до города.

И вот он уже шел по направлению к почте, где работала Люба, четко следуя инструкциям Герасименко. Солнце, необычно теплое для сентября, припекало с правого боку. Под ноги изредка падали с тополей желтые фантики — осень начинала трапезу с десерта.

Кукарский шел и радовался окружающему, хотя действие «Пшеничной» уже прошло. Диму восхищало полное отсутствие рекламной шелухи. И так сладко забавляли огромные лозунги на зданиях:

СЛАВА КПСС!

ЗАДАНИЯ 11-й ПЯТИЛЕТКИ ВЫПОЛНИМ ДОСРОЧНО!

НАРОД И ПАРТИЯ ЕДИНЫ!

А еще его радовали прохожие, облаченные в незамысловатые наряды — в их лицах не было мрака и озабоченности. По крайней мере, так ему казалось. И по дорогам не спеша ехали неказистые автомобили с огромными круглыми фарами и забавными ретро-формами: Жигули, Москвичи, Волги и Победы, а то и горбатые Запорожцы.

Вскоре обнаружился нужный дом, красноречиво описанный Коляном. Так и есть: в торце оказался вход в почтовое отделение. Кукарский постоял, подумал.

Через минуту-другую он проник внутрь. У окошка мостилась бабушка в повязанном на голову платке и что-то тихо говорила сотруднице. Дмитрий подошел ближе, вплотную, и осторожно наклонился. За рабочим столом сидела и вежливо отвечала посетительнице молодая женщина в самом соку.

Описания подтвердились — каштановые волосы с колечками на кончиках, чуть крупноватый нос, приятные черты, — сомнений не осталось. Это была Люба. Димка отошел в сторонку и подождал, когда бабулька отчалит. Больше никто, слава богу, на почту не заявился.

Дождавшись, Кукарский приблизился к окошку, наклонился к Любе и вполголоса произнес:

— Здрассте. Я от Коли. Меня зовут Дима.

Люба подняла голову, как только он начал говорить. И сообщая ей, от кого пришел, он замечал, как меняется выражение в карих глазах девушки. От безразличного и невеселого к изумлению и тревоге.

— Мне нужно срочно с вами поговорить, — продолжал Дима. — Коля кое-что передал на словах.

Почтальонша часто-часто заморгала. Замолчавшему Кукарскому даже показалось, что в одном глазу ее появилась влажность. Тут скрипнула дверь и в помещение вошла толстая женщина в шляпе и плаще.

— Вы сможете выйти минут на пять? — быстро спросил Дима.

Люба закивала:

— Да-да, подождите за углом. Я сейчас, человека обслужу только.

Через пять минут выбрела тетка в плаще и шляпе, а вслед за ней, через несколько секунд, появилась Люба в короткой курточке, накинутой на плечи. Они с Димой торопливо прошлись вдоль дома и сели на лавочку одного из подъездов.

— Где Коля, говорите же, не молчите?! — сходу накинулась Люба.

— Все нормально, — поспешил успокоить Дима, ощутив ее возбуждение. — Он жив-здоров и находится на свободе. Только не может здесь появиться. Ну, сами понимаете.

— Не может появиться, — задумчиво повторила Люба, теребя полу курточки. — Ну да, конечно. А все-таки, где он?

— Коля сейчас в Кунгуре.

— А, понятно. Что он хотел мне передать?

Кукарский опустил глаза на серый асфальт, прокряхтел:

— Хкгм. Просто… Он по-прежнему… м-мэ… очень любит вас. И он никакой не валютчик, милиция ошиблась. И он очень благодарен вам, что вы помогли ему бежать.

— Так, — почему-то кивнула Люба. — А кто же он на самом деле?

— Понимаете, Николай и я, Дмитрий… Мы являемся сотрудниками секретного НИИ, — Кукарский начал излагать легенду своего напарника. — Так вот, мы прибыли из Москвы с одним тайным исследованием. Это касается вопросов перемещений во времени. Очень фантастическое исследование, знаете ли.

Люба косилась на Диму округлившимися карими глазками, достойными пера поэта, и казалось, внимала каждому слову. А Кукарский продолжал:

— Даже советская милиция не должна быть в курсе. И так получилось, что в рамках исследования Коле нужно было состыковаться с валютчиком. Короче, они приняли его за обычного преступника.

— Я знала, что это ошибка, — просветлела Люба.

«Какая киношная патэтика! Но боже, как это мило!» — улыбнулся про себя Кукарский. А вслух сказал:

— Вы можете увидеться сегодня вечером в Кунгуре.

— Я согласна!

И они обсудили детали.

А потом Димка спросил:

— М-мэ, кто-нибудь из ментов, ой… из милиции вас беспокоил с тех пор, как вы ушли из отделения? Ну, с тех пор, как помогли убежать Николаю?

— Нет-нет, никто не приходил.

— Отлично. Итак, ровно в шесть на автовокзале.

— Да, хорошо, — кивнула Люба и вопросительно посмотрела на собеседника. — Ну, я пойду.

— Идите.

Она медленно поднялась и побрела обратно на почту. Но что-то появилось в ее походке. Что-то светлое и стойкое. Дима смотрел ей вслед, однако девушка даже не оглянулась.

Вскоре и он встал со скамейки и двинулся в другую сторону.

Кукарский вышел из двора и побрел по улице. Он вдруг поймал себя на том, что здесь, в прошлом, у него часто появляется какое-то нытье пониже груди. Какое-то необъяснимое томление души от окружающего зрелища. Особенно когда смотришь на эти милые панельные пятиэтажки с обнаженными балконами, на эти славные советские лозунги, на людей во дворах, гулко хлопающих подвешенные ковры, на все эти незамысловатые пейзажи, отдающие дешевой, но такой божественной простотой!

— Эй, молодой человек! — кто-то окликнул сзади.

Димка остановился и с опаской оглянулся. К нему не спеша приближался невысокого роста брюнет с решеткой морщин на лбу. На брюнете была кожаная куртка под цвет волос. Подошедши вплотную к Дмитрию, морщинолобый сказал:

— Товарищ, я случайно видел, как вы общались с женщиной с почты.

— Ну и что? — Димка нахмурился в предчувствии недоброго.

Привязавшийся тип на фотографический момент козырнул корочкой. Разглядеть фамилию Кукарскому не удалось.

— Я из КГБ, — заявил морщинолобый. — Хотел бы задать вам пару вопросов.

Димка начал понимать, откуда ветер дует. Но он не являлся взрослым советским человеком, и упоминание вездесущего ведомства не приводило его в трепет. Напротив, он даже ощутил некоторую забавность ситуации.

— Интересно, с каких это пор КГБ интересуется почтальоншами? — улыбнулся Кукарский, откровенно разглядывая Кирыча (а перед ним, несомненно, был тот самый Кирыч).

Кагэбэшник по достоинству оценил ответ Дмитрия — цокнул языком и покачал головой.

— С тех самых пор, — медленно ответил он, — как данная почтальонша спуталась с валютчиком. Давайте пройдемся.

Кирыч указал рукой прямо и двинулся вперед, Димка пошел рядом.

— Впрочем, валютчик этот подозревается не столько в скупке долларов, сколько в чем-то более темном. Он назывался Николаем, вы с ним знакомы?

— А почему я должен быть с ним знаком? — Кукарский напряженно обдумывал свои дальнейшие действия.

Поначалу он шел от почты с четким планом, но теперь этот неприятный тип спутал все карты. План у Димки был прост: поджечь деревянный дом, памятник зодчества, в котором в двадцать первом веке обосновались (и до сих пор работают) несколько офисов — в одном из них на заре своей карьеры полгода ошивался сам Димка. Да так поджечь, чтоб сгорел дотла: припасти спирта, варварски облить бревенчатые стены и развести костер на заднем дворике, где почти нет людей. А потом вернуться домой, в будущее, посмотреть, как оно изменилось! Как повлияло уничтожение объекта на жизнь людей и этих фирм? Это вам не Лерку маленькую предостеречь, это посерьезней выглядит!

Так рассуждал Димка до поры до времени. Он даже рассчитывал помешать чем-нибудь пожарникам. Но чертов кагэбэшник навел на другие мысли. В голове у Кукарского уже роились наметки нового, более масштабного плана, который мог бы дать толчок изменениям не только на небольшом участке города, но и в пределах всей страны, а то и… Впрочем, очень часто наши мысли заносят нас в такие заоблачные дали, что аж дух захватывает.

— Потому что с Николаем отлично знакома данная гражданка по имени Люба. А вы более пяти минут провели сейчас с ней. Чувствуете связь? — тем временем сказал Кирыч, замедлив ход и внимательно покосившись на собеседника.

— А вы что, следили за нами? — Димка скорчил недовольную рожу.

— Скажем так, мои люди выполняли свою повседневную работу. А я волею случая оказался поблизости и быстро подскочил, — Кирыч на удивление выказал честность.

«Странно, как это вы так справляетесь при тотальном отсутствии сотовой связи?!» — глубокомысленно сказал про себя Кукарский. Хотя, из детства еще помнится, где-то тут имелся телефонный автомат… А вслух Димка произнес:

— Хорошо. Я вижу, вы откровенны, буду и я с вами искренен, — он вдруг представил себя этаким героем типичного шпионского фильма Страны Советов — в полной мере занял Колькино место.

Кирыч остановился, повернулся к собеседнику и приподнял брови, морщины на лбу очертились четче и напомнили гармошку.

— Да, я знаком с Николаем, — твердо продолжил Кукарский. — И хочу предложить вам сделку. Я помогаю вам, вы помогаете мне. Это будет взаимовыгодное сотрудничество. Но учтите, вам придется поверить в совершенно невероятные вещи! В противном случае у нас с вами ничего не получится.

— Посмотрим, посмотрим, — просветлел Кирыч. — Для начала пройдемте в машину.

И они перебрались в черную Волгу, стоявшую неподалеку.

Сентябрь 1983 года, Коля

Путного фотографа в Кунгуре Коля нашел довольно быстро. Фотостудия с незамысловатым названием «Портрет» ему уже попадалась на глаза здесь, в прошлом. Туда он и отправился со своими «Зенитами».

Студия располагалась в полуподвальном помещении пятиэтажного дома. Коля дал себе слово взглянуть на это место в будущем, то есть в своем времени. И спустился вниз. Его встретила тучная тетка, восседавшая за письменным столом. На столе лежал лист стекла, а под стеклом красовались черно-белые портреты разных обывателей. Среди них, в центре, властвовал один большой и цветной, как гордость конторы.

Тетка записала Колю в журнал (он сказал, что, дескать, будет сниматься на новый паспорт в сорок пять лет), затем Николай был препровожден в главное таинство советских фотографов-профи.

Посреди небольшого полумрачного зала торжественно зиждилась на деревянной треноге дивная фотокамера, как будто сделанная из гармошки, с маленьким объективом на торце. Та самая штуковина, из которой птичку отправляли в полет большие листы негативов, пихаемые в аппарат сбоку. И пихал их волшебник, накрываясь черной простыней.

Вполне себе ожидаемо, из-за ширмыклассически выплыл импозантный мастер с мушкетерскими усиками и таковой же бородкой, с острыми чертами лица и цепкими глазами. На нем свободно сидела на размер больше черная рубашка, заправленная в широкие серые брюки с коричневым кожаным ремнем.

— Так-с, молодой человек, — весело произнес фотограф. — На паспорт снимаемся?

— Честно говоря, я хотел бы, — протянул Коля, доставая из пакета «Зенит», — предложить вам вот это.

Мастер нахмурился, подошел поближе и взял аппарат в руки, подозрительно глянув на посетителя. Коля спохватился и прикрыл разодранный рукав кистью здоровой руки. Фотограф повертел аппарат, хмыкнул пару раз, затем его лицо вдруг помрачнело. Он поднял глаза и злобно воззрился на посетителя:

— Какого черта?! Это же мой аппарат!

— То есть как это: ваш?! — искренне удивился Коля. — Не может быть!

— Да вот же, царапина на корпусе, — заявил человек с мушкетерской бородкой и, приблизив фотоаппарат к глазам Николая, указал сарделечным пальцем на место около объектива. — Она как опознавательный знак. Только у моего «Зенита» есть именно такая царапина.

— Это просто совпадение, — задумчиво протянул Коля, неожиданно выхватил аппарат и отступил на шаг назад. — Если не хотите, можете не брать.

— Совпадение, говоришь? А вот мы сейчас проверим. — Волшебник фотодела дернулся было, чтобы отобрать камеру у Коли, но затем пошел в сторону, скрылся за ширмой и зашуршал.

Через мгновение он вернулся с большой кожаной сумкой, имеющей наплечный ремень. Мастер угрожающе водрузил сумку на стул и порылся внутри.

— Ну конечно! — воскликнул мушкетер, подняв голову. — Его здесь нет. А ведь еще утром он был здесь! Но как вы могли… (он растерянно посмотрел на Колю) как вы могли проникнуть сюда, выкрасть его, а потом вернуться и еще… И еще иметь наглость продавать мне же мой же фотоаппарат?!

— Вот именно, — усмехнулся Коля. — Чувствуете? Никакой логики! Ну, в общем, я пошел.

И он предпринял соответствующие действия к тому, чтобы срочно ретироваться. Едва же Герасименко, брякнув чекушкой в пакете, вышел в предбанник, теткину вотчину, как из самого сердца студии раздался крик:

— Амалия Петровна, задержите его, это вор!

Амалия Петровна раскрыла полусонные затуманенные глаза и уставилась на проходящего мимо нее Николая. Ее рот что-то промычал, и она сама начала уже было вставать из-за стола, однако же Коля быстро взбежал по ступенькам. А уж там, на улице, естественно, не задержался и моментально удалился от студии.

«Н-да, ну и дела, — шепотом бормотал про себя Коля, быстро переставляя ноги и глядя на асфальт, — какого черта так вышло? Видимо… Видимо… Похоже, что этот фотик давным-давно чудесным образом принадлежал психу из студии. И когда я с этим „Зенитом“ сюда прибыл…»

— Ведь одна и та же вещь не может быть в двух экземплярах?! — вслух сказал Коля с озаренным видом, замерев посреди тротуара.

И двинулся дальше. «Да-да, — продолжил он про себя, — „Зенит“ сначала принадлежал данному придурку, потом кочевал из рук в руки и, наконец, достался мне. Но когда я его принес, „Зенит“ из прошлого взял да исчез!»

— Н-да, одна и та же вещь не может одновременно существовать рядом, — повторил он вслух, все еще возбужденный.

Впрочем, вскоре Коля успокоился. Бог с ним, с фотографом. Дело-то остается не на мази. Фотоаппарат надо продавать. Фотостудий в этом Мухосранске больше нет. Остается другой вариант — комиссионка.

Николай недолго блуждал в поисках комиссионки. Совершенно случайно ему попался на глаза нужный магазин. Герасименко проскользнул внутрь. У витрины с фотоаппаратами терся мальчик лет десяти.

Коля обратил на мальчика внимание, потому что тот мешал подойти к продавщице и поинтересоваться. Пронаблюдав за пацаном, Николай заметил, как зачарованно парень смотрит на «Зенит Е», красующийся за стеклом среди двух дешевых аппаратов — «Вилии авто» и «Смены символ».

Герасименко вспомнил себя. Вот так же по пять минут стоял он у витрины тогда, четверть века назад. И зачарованно смотрел на великолепный объектив с градуированными кольцами, на обалденные прибамбасы на корпусе, на полный фарш этого гаджета, как сказали бы сейчас подростки.

Мечта была тлеющим угольком. Она была несбыточна. Но ее подогревали стояния у витрины.

Так пусть же у другого парня сбудется мечта!

— Послушай, молодой человек, ты хочешь этот «Зенит»? — движимый единым порывом, Коля обратился к пацану и указал пальцем на витрину.

Мальчик вздрогнул и уставился на незнакомого дядьку во все пугливые глаза. «Да-да, у меня и глазки были похожими!» — с каким-то теплом в груди подумал Коля.

— Я видел, как ты его рассматривал, — дружелюбно сказал Герасименко. — Ты хочешь такой же?

Парень часто закивал.

— Как тебя зовут?

— Паша.

— А меня дядя Коля. У меня есть точно такой же «Зенит». И он мне особо-то и не нужен. Так что я дарю эту технику тебе, — Коля вытащил из пакета камеру и тут же предостерег: — Только смотри, пользуйся бережно! А если родаки спросят, откуда взялась, скажи, дескать, нашел на улице. Вот нашел и все тут!

Парень, не веря своему счастью, медленно протянул руки, затем пугливо отдернул, подумал, затем снова протянул. Но Коля почти насильно вложил совдеповский гаджет в руки Павлу.

— Держи, а то передумаю.

— Ой, спасибо, дядя Коля, спасибо огромное! — тонким голоском проговорил парень, отступая к дверям.

— На здоровье. Пользуйся. И помни, что я тебе наказал — нашел на улице и все тут!

Пацан, кивая, исчез в дверях. Николай ощутил, как необычайно тепло ему стало на душе. Он вдруг понял, что так мало добра, настоящего, большого добра он сделал в своей жизни! И что делать крутое добро необычайно приятно, что от этого испытываешь особый кайф!

Однако глаза Коли вдруг поймали взгляд молодой продавщицы. И отметив в этом взгляде нечто совершенно недоброе, Герасименко быстро растворился в дверях.

Ему стало легко. Легче стало идти. Легче стало внутри. Захотелось запеть. Тем более, погода наладилась — солнце перестало теряться в облаках, как то бывало с утра. Герасименко завернул в тихий дворик, присел на лавочку у трехэтажного кирпичного дома и достал чекушку. Выпив из горлышка, он занюхал рукавом.

И вдруг червь сомнения закрался в его душу. А может, зря отдал парнишке «Зенит»? Слишком молод еще для такой техники… Да нет же, нет! Все правильно сделал! Завидев бабульку в сером махровом платке, повязанном на голову, Коля постыдился, спрятал бутыль и пошел дальше.

Жизнь прекрасна, подумал Герасименко. Но оставшуюся продукцию надо сплавлять. Тут он почувствовал, что край усика отклеился. Коля остановился, осмотрелся и вороватым движением пригладил бутафорские усы.

Следующим пунктом он выбрал магазин «Военторг». Здесь тоже имелся отдел фототоваров. Последняя надежда, последний оплот. И надежда оправдалась. Пожилой седовласый продавец, как оказалось, прекрасно смыслящий в фотоаппаратах, без раздумий взял второй «Зенит» за тридцать рублей. Да еще и по-еврейски умудрился сбросить цену с полтинника!

Пакет заметно полегчал.

Во второй половине дня (отобедав в какой-то совдеповской столовке), Коля еще пристроил книжки Кукарского. Можно сказать, отдал за приличные деньги, — местному библиофилу, которого подкараулил у районной библиотеки.

На радостях чекушка опустела. Душа стала невесомой!

Алкоголь также помог Коле превратиться в преступного и отважного человека. Избавившись от книжек и бутылки, Коля от нечего делать заглянул на железнодорожный вокзал. Но там, на подъеме, с поэтическим вдохновением, Герасименко выследил отдаленно похожего на себя рассеянного мужичка. Мужичок покупал билет на поезд. И хотя паспорта в СССР для этого не требовались, Герасименко повезло. Мужичок зачем-то доставал паспорт и проверял его (внутри у Коли все запело), и вообще копошился в карманах. Коля запомнил, куда этот кадр сунул паспорт. Пронаблюдал, как мужичок сел на скамейку ожидания.

Герасименко походил рядом, со спины мужичка. И вот мужичок задремал. Обрадовавшись сему обстоятельству, Коля присел по соседству, осмотрелся. Адреналин в крови начал зашкаливать. Сердце попыталось выскочить наружу. Убедившись, что никто на них не смотрит, Николай аккуратно вытащил паспорт у горе-пассажира.

Затем он не спеша вышел из зала ожидания. А уж на улице весьма прибавил ходу. И был таков.

К вечеру приехали Димка с Любой. Он встретил их на автовокзале, как и было условлено, по расписанию последнего рейса. Едва Люба вышла из салона вслед за Димкой, хмельной Герасименко подскочил к ней и обнял ее на виду у всех, и расцеловал в обе щеки.

— Люба, Любонька! Ты прости меня, ладно, — быстро начал вещать он, увлекая девушку в сторонку (Димка поплелся за ними). — Прости, что так вышло, я ведь не хотел! Я совсем не тот, за кого они меня приняли.

— Боже мой, какая драма! — громко поиздевался идущий по пятам Кукарский. — Прямо как в кино!

— А ты помалкивай! — бросил Николай, оглянувшись.

— Я знаю, знаю, — заговорила Люба, прильнув к любовнику и крепко держа его за руку. — Я все знаю, твой друг мне все рассказал. Но что у тебя с рукой? И что за дурацкие усики?

— Я потом объясню. И… прекрасно, что ты уже знаешь! Идемте, — Коля опять оглянулся на товарища. — Куда мы пойдем?

— Послушайте, у меня здесь живут родственники, — радостно сообщила Люба, остановившись и поглядев на обоих. — Ну так, седьмая вода на киселе. Но переночевать можно. Я Диме уже рассказывала про них.

— Отлично, просто отлично! — искренне обрадовался Колька. — Идемте. Только заглянем в магазин и купим всяких вкусностей. Я тут разжился деньгами. (И он незаметно подмигнул товарищу.)

И они пошли дальше, даже не поменяв направления.

По дороге еще Коля спросил милую, как она в тот вечер задерживала милиционера на крыльце отделения. И Люба живописно повествовала, и все смеялись, и звонкий смех разносился по окрестностям.

* * *

Дальние родственники оказались милейшими людьми. Дима, попивая выставленную на богатый стол настойку, поглядывал на них и думал. О чем он думал? Ах да! О том, что эти милейшие люди через тридцать лет станут теми самыми бабушками и дедушками, потерянными для новой жизни. Теми самыми надоедливыми, никому не нужными стариками, нудно донимающими молодых продавщиц в гипермаркетах, противно занимающими места в маршрутках и мешающимися в очередях в банкоматы.

Нет, это не мы потерянное поколение, думал он, не мы, дети семидесятых, возмужавшие в другой стране. А это они — потерянное поколение. Те, кто воспитывал детей на высоких идеалах ленинизма (уступай место в автобусе старикам, делай людям добро безвозмездно, бла-бла-бла), те, кто работал при соцсоревнованиях и уравниловке, а старость встретил в непонятной стране плюющих на них людей, в стране смехотворных пенсий.

То есть сейчас этим родственникам было лет по сорок — муж да жена без детей. Они выставили на стол все, что было в доме. Плюс Колька расщедрился и снабдил лучшим, что удалось купить в захолустье.

В общем, хозяева оказались простыми людьми. Болтали обо всем, о чем ни попадя.

Муж выглядел странно: его лицо так и просилось на карикатуру. Ну, вот бывают типажи, которых сразу хочется зарисовать в комичном виде — или у них зубы выпячиваются, как у кролика, либо брови так изогнуты, словно человеку с рождения дана вселенская печаль. У этого просто были заячья губа вкупе с оспинками на щеках.

Жена его, напротив, выглядела милой советской крошкой в платьице. Типичная брюнетка, стриженная под мальчика, правильные черты лица. Она бесконечно тараторила о всякой ерунде, а муж большей частью молчал. Он работал телемастером в госконторе, а она библиотекаршей в местной библиотеке.

Коле казалось, что он ее уже видел, когда торчал у входа с томиками Дюма в ожидании подходящего клиента. Она вроде бы выглядывала в ближайшее окно, но может то была вовсе не она, Герасименко не мог дать себе точный отчет.

Жену звали Кларой, поначалу та рассказывала про свою и Любкину многочисленную родню: кто где живет, да кто чем занимается. Затем разговор мягко перешел на телевидение, стали обсуждать Пугачеву и Кобзона, коснулись темы телевизоров, тут включился и молчаливый муж, Андрей. Дескать, советские телевизоры часто ломаются, а лампы нужные днем с огнем не сыщешь.

И тут, в светлых полетах хмельной мысли, у Кольки родилась гениальная идея: а что если поставлять мужу телевизионные лампы для ремонта? Ведь в нашем времени они совершенно бессмысленны и бесплатны (коли найдешь), — ненужный хлам. А тут, тут этому Андрюхе можно втюхивать за нормальные бабки! Только вот где чертовы лампы откапывать в две тысячи тринадцатом? Поиск ответа на этот вопрос Колька оставил на потом.

Когда хмель уже изрядно овладел некоторыми, разговор вдруг перекинулся на политику. Клара заметила, что Андропов наведет порядок, что он даст еще всем жару! А муж ее тихо вставил, мол, с Андропова вообще новая эра начинается. Колька с Димкой лишь загадочно улыбнулись, а Люба, в очередной раз прильнувшая к Николаю, равнодушно почесала себе нос.

В конце беседы принялись петь песни. Негромко, но вдохновенно. Впрочем, пьяный уже Герасименко (сказалась дневная чекушка) затягивал громче всех.

Впрочем, Кукарский тоже разошелся, хотя и напутал несколько слов. Вместо «безумия», например, он спел «безумная», но услышав других, ту же поправился.

После хорового исполнения трех самых популярных песен, на удивление, хорошо знакомых и Коле, и Диме, хозяин дома решил, что самодеятельность их все же скудновата. Поэтому он включил проигрыватель «Урал» (такой темный ящик на четырех ножках, с кучей городов мира на многообразной шкале). Пластинку Андрей поставил большую, из красивого конверта с кучей цветастых и частично усатых «Песняров». И началось.

И все опять запели, невпопад перекрикивая радиолу.

А рядом с радиолой стоял патефон, и Колька давно пристально приглядывался к чудной технике. Наконец, когда пластинка стихла, и пение стихло, Коля осведомился:

— А этот патефон что, не работает?

— Он работает, — Клара повела рукой в сторону антиквариата, — но мы его давно не слушаем. Он от моего деда остался.

— Господи, какая прелесть! — женственно восхитился пьяный Герасименко. — Подарите его мне, а? Я просто собираю ненужное старье, для науки. А я вам вот такую зажигалку, импортную, из Америки.

Коля достал обычную зелененькую финтифлюшку из двадцать первого века, работающую на газе без возможности заправки. Но у хозяина дома при виде этой одноразовой безделицы заблестели глаза.

— Да-да, Коля ученый, — горделиво поддержала Люба, положив руку на плечо любовнику. — Ему надо для дела.

— А, ладно, — махнул рукой Андрей. — Так и быть, забирай!

При этом он осторожно покосился на супругу, чуть изогнув заячью губу, но жена лишь поддержала мужа.

— Да конечно, он нам на фиг не нужен! — и добавила громче: — Мы хотим сделать гостю приятно! Теперь это наш подарок!

— Вот и чудненько! — обрадовался Коля и многозначительно переглянулся с Димкой.

Зажигалка перекочевала в руки хозяина, тот, словно индеец после встречи с туземцами, долго чиркал и любовался вспыхивающим огоньком. А Коля подошел к патефону и ощупал его с видом знатока, однако затем вернулся на свое место.

Музыкальная часть вечера закончилась чаепитием. Разговор при этом зашел о необходимости видеться чаще. А после чаепития пришла пора отходить ко сну. Тем более, спиртное вроде бы кончилось.

У гостеприимных хозяев в частном доме оказалось много комнат. В одной разместили на ночлег хмельного Колю, прилюдно обнимавшегося с Любкой, в другой постелили не хмелеющему Димке.

В первые минуты в одиночестве к Димке вернулись угрызения совести. С тех пор, как он освободился от кагэбэшника, Кукарского периодически беспокоило чувство вины перед Николаем. Впрочем, хмель взял свое, и Димка не заметил, как уснул.

А вот в комнате Коли долго шептались.

— Значит, ты ученый с секретной миссией? — тихо говорила Люба, лежа на нем и гладя его по голове. — Твой Димка мне все рассказал… Подумать только!

— Да, представь, все гораздо сложнее, чем… чем можно было подумать… И, блин… Я, понимаешь, не могу раскрыть секрет миссии. Не могу даже вообще ничего пока… Ну, подробностей никаких сказать.

— А поцеловать-то ты меня можешь?

— Это конечно да!

И после продолжительной паузы, сдобренной шорохами:

— Ой, Колюш, остановись ты! Ну, здесь же нельзя баловать! Мы же в гостях, неприлично как-то.

— Тогда давай спать. А то что-то я пьяный совсем.

— Только просто обними меня.

— Иди сюда. Вот так.

— Ты отклеил свои усики?

— Да, похоже, они мне это… блин. Больше не понадобятся. Ой, только не спрашивай, зачем я их… Так нужно было для работы.

— Ладно-ладно. А с рукой у тебя что было? Тоже из-за работы?

— Да-да. Ты молодец, лапка, все понимаешь!

— Угу… А что будет завтра?

— Завтра? Хм. Завтра мы с Димкой уедем на важное задание. Но, может, уже к вечеру вернемся. А ты жди. Как только мы вернемся, Димка сразу тебя найдет.

— Угу, он, значит, у тебя теперь связной… Ну ладно, хорошо. Я буду ждать. Я буду всегда тебя ждать!

— Вот и умничка. Я тебя люблю!

— И я тебя… Очень люблю.

Потом опять продлились, довольно надолго продлились шорохи, и, видимо, все же что-то случилось. Но, наконец, в комнате стихло, а через несколько минут стал доноситься из комнаты негромкий храп.

На рассвете Димку растолкал Герасименко. Первое, что отметил Дима, как ни странно, у Коли похмелье не проглядывалось ни в одном глазу. Товарищ был трезв и бодр. И когда только успел проспаться?

— Чего ты дрыхнешь? Валим быстрее! — возбужденно прошептал Николай.

— Куда? — спросонья удивился Кукарский.

— Как куда? Домой! В наше время. Или ты передумал идти на работу?

Говоря это, Коля демонстративно достал револьвер из кармана брюк и стал проверять барабан.

— Ах да! — Димка потянулся и вдруг спохватился: — А как же Люба?

— Ничего. Я ее ночью уже предупредил. Идем, пока все спят, — Герасименко засунул пистолет обратно в карман.

Кукарский слез с широкой постели и быстро засобирался.

По дороге Коля не забыл прихватить патефон, да еще и пораненной рукой! — Большая гостевая зала пустовала.

— Да зачем тебе этот скарб! — громким шепотом одернул Кукарский.

— Ты что! Да я за него столько бабла выручу! Это ж антиквар!

Димка в отчаянии махнул рукой.

…Однако им удалось тихо выйти из дома. Собака во дворе — они уже знали — была молодой и глупой, звука не подала, а только хвостом повиляла. Аккуратно прикрыв калитку, они побрели в направление пещер.

По дороге Коля еще похвастал украденным у кого-то паспортом.

— Видал?

— Какого черта?! — удивился Димка. — Как ты умудрился?

— А вот. Уметь надо! — усмехнулся Герасименко и тут же раздобрился: — Ладно, в первую очередь на тебя его переделаем. Ты же у нас теперь главный мой агент.

Димка лишь повел плечом.

— Хотя, ты ж тоже преступник — дом-то тот поджег? — вспомнил Коля.

— Да спалил я его! Горел как факел, как раз когда я за Любой уже поехал.

— Ух ты, молодец! — похвалил Коля. — Посмотришь теперь, что изменилось.

Да, он все же осуществил свой первоначальный план — выпросил у доброго мужичка на Москвиче литр бензина, и вычеркнул полгода из своей жизни. Полгода, которые проработал в этом доме. И это была сущая правда. Неправдой можно было назвать то, о чем Димка умолчал. Ибо молчание тоже ложь!

Его опять начала терзать совесть. Но сказать про кагэбэшника он не мог. Если уж вчера пьяный не раскололся, то сегодня утром, с похмелья, и подавно язык на замке.

— Тебя похмелье не мучает? — взамен спросил Кукарский, двигаясь вперед.

— Мучает немного, — Коля на ходу посмотрел по сторонам. — Но я знаю отличное средство!

— Интересно, какое? — покосился на друга Димка.

— А вон, видишь — магазинчик небольшой, — Коля указал свободной рукой. — Написано: соки, воды, мороженое. Идем, хапнем по мороженке?

— А, ну да, мороженка — лучшее средство с похмелья, — насмешливо согласился Димка.

Они взяли два бумажных стаканчика, наполненных чудесным сливочным мороженым советского времени. Кушать пришлось прилагаемыми деревянными палочками. Ребята в очередной раз вспомнили свое детство.

Обмотанный ветровкой патефон стоял на асфальте. Коля держал стаканчик в здоровой руке. Надорванный рукав куртки с кровоподтеками больше никому не мозолил глаза. Коля освободился от ветровки и обмотал ею патефон. Опять же, чтоб никому не мозолил глаза. К тому же, с раннего утра палило теплое солнце.

— А что, классное, между прочим, мороженое, — заключил Николай, быстро опустошая картонный стаканчик. — В наше время такого не делают.

— Точно! — охотно согласился Димка, облизывая палочку. — У нас все больше на растительных да пальмовых маслах. А тут на натуральном молоке.

— На натуральных сливках, — поправил Коля.

— Ну да, на сливках, — Димка как-то странно посмотрел на товарища.

Покончив с мороженым, они выбросили пустые стаканчики в ближайшую урну и двинулись по направлению к пещерам. Идти оставалось совсем немного.

Димка согласился поднести патефон, так как Коля пожаловался на нытье в подстреленной руке.

Большая фигуристая игла для виниловых пластинок покачивалась на ходу. Димка шел вслед за другом и думал. Мысли его одолевали невеселые.

Можно ли считать тайный сговор с кагэбэшником Кирычем предательством? Нет, черт возьми, нет! Потом, потом, как-нибудь наступит подходящий момент и… Удобно станет признаться Коле. А пока не время. Да и сам Колька? Разве он всегда честно поступает? А как он тут обходится с местными? Забирает патефоны, ворует паспорта, без зазрения совести! Меж тем, Димка Кукарский ничего такого не делает. У него вообще цели святые — изменять к лучшему будущее как можно большей массы людей.

На этой мысли Димка успокоился. Точнее, переключился на свои наполеоновские планы, которые, впрочем, находились еще в зачаточной стадии разработки.

Через десять минут друзья оказались на месте. Дальше — все по избитому сценарию. Купили билеты, погрузились в пещеры, затерлись в третьем гроте. Вышли в две тысячи тринадцатый год. Но здесь их уже ждали.

Сентябрь 1983 года, м ай 2013 года, Коля и Дима, а также посланники шамана

Когда Иван с Рустиком оклемались, — когда отвязался кашель и перестали течь бесконечные слезы от газа из баллончика… Пришло время просто сесть и подумать.

— Вот ссуки, а! — почесываясь, протянул Иван и присел на пенек.

— Козел, он у меня будет уши свои кушать! — пригрозил Рустам, прислонившись к дереву и поглядев в сторону убежавших.

— Может, догоним? — Иван вопросительно посмотрел на бровастого сотоварища.

— Спокойно, — Рустам сделал жест рукой. — Никуда они от нас не денутся.

— А, ну да, — кивнул Иван. — Им же еще возвращаться.

— Только ждать мы их будем уже в нашем времени.

У Рустама родился план. Изложенный план быстро дошел до мозгов Ивана, и спутники покинули место своего плачевного поражения.

Успешно перебравшись с монетами в привычный двадцать первый век, они разделились. Иван остался дежурить у пещер, а Рустам отправился припрятать сундучок с монетами. Только предварительно позвонили шаману Илко посредством спутниковой трубки.

— Мы добыли клад, Илко, — сообщил Рустам, — все в полном ажуре.

— Ну что ж, приятное известие, — прохрипел Илко в трубку, — скоро я буду в Перми, а пока припрячьте монеты.

— Мы так и сделаем, Илко, — Рустам чуть опустил веки.

— А как с тем, кто воспользовался каналом. Вы встретили его?

— Мы встретили их. Это двое непосвященных. По ходу, они случайно пронюхали эту лазейку.

— Случайно?! — Илко усмехнулся где-то у себя в тайге. — Да такие случайности одна на миллион.

— Короче, в любом случае, они не посвященные.

— Ты уверен? Что вы с ними сделали?

— Блин, им пока удалось зашкериться в прошлом. Мы немного обломались. Но сейчас мы поджидаем их здесь, в настоящем.

— Странно, как это вы могли их упустить? — опять усмехнулся Илко. — Ну ладно, у вас реально выпал второй шанс! Они скоро вернутся. И тогда вы должны их пленить, чтобы дождаться меня. Я хочу сам посмотреть на них.

— Хорошо, мы так и сделаем, Илко!

Рустам сдержал обещание, они так и сделали. Рустам надежно пристроил сундучок в камере хранения в Перми. К вечеру он вернулся назад. Оказалось, что исполнительный Иван так и не покинул пост.

— Молодец! — похвалил Рустик. — На вот, хавай. Я тебе еды много привез вкусной.

Иван накинулся на выставленные на газету явства.

— Где бы нам заночевать? — меж тем задумался вслух Рустам. — Сегодня они один хрен не припрутся. Надо утром сюда вернуться.

И к ночи бандиты ушли, а рано утром вернулись.

В девять часов Коля вышел из пещер первым. За ним, отставая на пару шагов, появился Димка с обмотанным патефоном в охапке.

Нападение произошло неожиданно.

Едва Димка поравнялся с товарищем, едва оба прошли по дорожке к безлюдному заросшему месту, как из-за кустов выскочили. Выскочили вероломно двое, очень быстро вынеслись, рассекая воздух, и с матерками сбили с ног приятелей Диму и Колю — практически одновременно. Завернутый патефон отлетел в сторону, громыхнул, и раскрылась ветровка, и оттуда выпала отлетевшая фигурная игла.

В следующее мгновение Коля и Дима обнаружили себя лежащими на земле и получающими порции острой боли. Диму пинал Рустам, все больше в живот, а Кольку — Иван, по ногам, по ребрам. При этом бандиты смачно ругались.

— Ну что, твари, отрыгнется вам баллончик!

— Щас будешь кровь свою пить, сука!

Димка сначала старался закрывать живот руками. И носки ботинок врага пронзительно отбивали костяшки. А затем Кукарский попытался вскарабкаться, встать на ноги, но у него не получилось. Удалось лишь кубарем откатиться в пыли назад, к патефону. В голове же помутнело, и только одна мысль словно втерлась в мозг: как больно, как ужасно, ну когда же это кончится!

Рядом хрипел Колька, матерился. И слышно было, как и его мутузили.

И вдруг Димка почувствовал, определил ушами, что удары с двух сторон прекратились, и он поднял глаза.

— Смотри, Рустик, я достал его игрушку, — сказал Иван, стоявший над Колькой, и вытянул руку с кустарным пистолетом Герасименко.

— Ух ты, револьвер, — протяжно сказал Рустик с ударением на слоге «во» и усмехнулся. — Ну что ж, сейчас мы поиграем.

Меж тем Рустам достал свой пистолет и направил на встающего Димку. В тот же момент Иван нацелил ствол револьвера на поверженного, хрипящего и плюющего под себя Николая.

— В смысле, как поиграем? — быстро осведомился Иван.

— А вот как, — Рустик приставил ствол ко лбу вставшему на колени Кукарскому (Димка замер, неприятно ощутив холодную сталь). — Патрончики из барабана достань, но один оставь.

Ваня повел бровью. Хмыкнул, покачал головой. Колька поднял голову, сел на земле и выжидающе посмотрел на Ваню. Меж тем Иван выполнил указание Рустика — опустошил барабан до одного патрона. Остальные спрятал в карман.

— Значит, русская рулетка, — довольно воскликнул Ваня. — Классно ты придумал, Рустик! Ух, как мы сейчас поиграем!

И он со стрекотом прокрутил барабан ладошкой — туда-сюда, да так картинно, словно ребенок с игрушкой.

Димка и Коля переглянулись. Глазами они сказали друг другу все — и поняли друг друга без слов.

Ваня протянул пистолет Николаю.

— На, держи. Правила знаешь? — усмехнулся он.

Коля медленно кивнул.

— Ну что, языки прикусили, придурки?! — Рустам схватил Димку за ворот куртки и больно ткнул стволом в щеку. — Если твой дружок не поиграет, я тебя пристрелю!

У Димки по спине пробежал холодок. «Пристрелю» — глухо отозвалось в голове.

— Вот сволочи! — прошипел Коля и, сев на землю, дрожащей рукой взял собственный револьвер.

У Кукарского поплыло в глазах. «Если перехватить рукой ствол этого Рустика, если отобрать у него оружие и… — подумал Димка. — Но я не смогу, блин, ни хрена не смогу!»

Коля медленно приставил револьвер себе к виску, положил палец на спусковой крючок. В голове тоже заметались и переплелись мысли, куча мыслей. «Как быть? Выстрелить в этого ублюдка? Но тогда тот, второй, убьет Димку. Да и если осечка? Тогда Димка окажется убит, а я один против двоих бандитов, и все станет бессмысленным. Нет, не пойдет, бред!»

«А если нажать? Я же выиграю! Я обязательно выиграю. А потом, когда передадут револьвер Димке… Можно будет что-то сделать, что-то резкое, быстрое».

«А если я не выиграю? Если я сейчас сдохну? Тогда всему конец! Тогда прощай эта чудесная жизнь! Прощай Любка, прощайте путешествия во времени! Прощай сладкое милое тело, так обожающее спать с Любой! О, как прекрасно на свете любить Любовь, видеть ее истому!.. Нет, я не почувствую боли. Ведь боль продлится только секунду или две. А потом — просто тьма. И мне уже будет наплевать. На все. На что бы то ни было».

— Ну ты, чего ждешь? — не вытерпел Рустам. — Считаю до двух и стреляю в твоего дружка.

— Давай резче! — Иван слегка пнул Колю Герасименко.

— Раз! — громко отчеканил Рустам.

Все напряглись.

— Да сейчас, — прохрипел Коля. — Дайте приготовиться.

— Чо тут готовиться? — нервно усмехнулся Иван. — Нажимай и все!

— Два! — выкрикнул Рустам.

Коля зажмурился и… сильно дрожащей рукой, с ожиданием боли и конца, нажал спусковой крючок.

Щелчок прозвучал так, словно бог под ухом цокнул языком. Пронесло.

У Димки жар, охвативший его секунду назад, сменился на холод и мурашки.

В то же мгновение раздались выкрики откуда-то со стороны, но близко, шагах в пяти от места игры.

— Стой, не двигаться, стрелять буду!

— Бросай оружие! Полиция! Вы арестованы.

Иван с Рустиком замешкались, закрутили головами, и тут же набежали трое полицейских — двое с автоматами, один с пистолетом. Коля выронил револьвер из рук, обхватил голову и затрясся со всхлипами. Димка вытер пот со лба. Рустам бросил свой пистолет на землю.

Подошедший капитан в полевом мундире его подобрал. Каждый автоматчик приставил ствол к каждому бандиту.

— Руки за спину! Лечь на землю!

И спустя миг роли поменялись. Иван и Рустам, матерясь, нехотя опустились и оказались в том же положении, что и некогда Коля с Димкой. А последние так и остались сидеть на земле.

Пока их не подняли и не повели к двум полицейским машинам за компанию с бандитами.

* * *

Коля расположился на стуле в полумрачной комнате, напротив следователя, записывающего что-то за столом на лист бумаги. У следователя, или точнее, оперативника было овальное лицо с исключительно некрасивыми, слащавыми губами и угловатыми скулами.

— Итак, вас опознали. Несколько раз в пещерах объявляли тревогу среди персонала. Вы заходили в пещеру с группой и пропадали. Поиски человека проходили безрезультатно. Им пришлось сообщить в полицию. Вы думали, что этот факт останется незамеченным? Как бы не так! — опер постучал пальцами по столу. — Сегодня вас опознали два экскурсовода.

— Они ошиблись, — равнодушно сказал Коля. — Это был не я. Никуда я не пропадал. Я вообще сегодня первый раз в Кунгуре оказался.

— Вот только давайте не будем! — резко возмутился оперативник. — Вчера утром пропали двое, до этого — еще двое. А сегодня явилось четверо. И вы в том числе. Как это объяснить?

Полицейский наклонился ближе, приоткрыл противные губы, уставился на Колю недобрыми серыми глазами.

— А в чем собственно меня обвиняют? — Герасименко глянул в окно, там качнулась набухшая зеленью ветка тополя.

— А хотя бы в ношении самодельного револьвера. Где вы его взяли?

— Послушайте, это не мой револьвер, — разозлился Коля и глянул на оперативника. — Это тех бандюг пистолет.

— Ну да, они — бандиты, проходили по другим ориентировкам. Теперь им точно посидеть придется. Но они говорят в один голос, что это ваш пистолет, — спокойно изъяснился хозяин кабинета, выпрямив осанку.

— Не-не-не, они просто хотят на меня… как это называется? Повесить пушку? Нет, не так. М-м. Короче, списать револьвер на меня.

— Ладно, — вздохнул оперативник, — вы рассказываете правду, и я вас отпускаю. Под подписку о невыезде. Пистолеты мы все равно изъяли как вещдоки.

— Хорошо, так и быть, я вам сознаюсь. — Коля честно посмотрел на полицейского. — Вот, слушайте. Я и мой друг Дмитрий Кукарский… В общем, мы с некоторых пор вместе путешествуем во времени. А до этого я один путешествовал. Мы остаемся в пещерах, в третьем гроте, ибо он какой-то волшебный, и, затаившись там, мы незаметно перемещаемся в тысяча девятьсот восемьдесят третий год.

Все это Николай проговорил быстро и четко.

— Вы что, на полном серьезе? — опер сделал странное выражение на лице, словно приготовился воскликнуть, выдавить из себя нечто злобно-удивленное.

— Ну конечно на полном серьезе, — Коля не моргнул. — Вот и патефон мы оттуда принесли. Тоже вещдок?

— Бред какой-то! Перестаньте дурачиться! — опер напрягся и даже слегка покраснел, Коля принялся машинально наблюдать, как двигаются некрасивые губы визави. — Мне тут не надо комедии разыгрывать! Или может ты в камеру к уголовникам захотел? Я из тебя дурь-то быстро повышибаю!

— Не верите, — печально вздохнул Николай, когда опер замолчал. — Я так и знал! Но тогда скажите, откуда же у меня взялся патефон?

Полицейский почесал кончик носа.

— Да леший тебя знает! Скорее, у тебя с мозгами не в порядке. Таскаешь патефон вместе с собой, туда-сюда. Короче, отправлю-ка я тебя в психиатрическую, на обследование.

— Еще чего! — обиделся Коля. — Слушайте, вы же обещали меня отпустить! Под подписку. Ну. Я же не опасный для общества. Хорошо, никуда я не перемещался. Просто оставался в пещерах, а потом выходил позже сам. Ну, дурью маялся.

— Ладно, — заключил опер. — Посидишь в коридоре, подумаю, что с тобой сделать.

Колю вывели и усадили за дверью кабинета. Он осмотрелся. Улизнуть не представилось возможности. Слишком много полицейских ходило вокруг да около. К тому же, пропуска-то на выход не выписали. Как через дежурного прошмыгнуть? Да и с Димкой не ясность. Где он? Где-то здесь? Его отпустили или нет?

Меж тем Димка сидел у другого опера, и Кукарского тоже допрашивали.

— Что вы делали в пещерах? — строгая брюнетка с погонами лейтенанта и даже с едва заметными усиками, впрочем, вполне очаровательная, постукивала по клавиатуре ноутбука.

— Как что? Сходил на экскурсию в пещеру. — Кукарский откровенно разглядывал девицу в форме.

— Тогда каким образом вы оказались в компании двух преступников и некоего Герасименко? — низким грудным голосом осведомилась брюнетка.

— Я недавно познакомился с Герасименко, — протянул Дмитрий. — Мы вместе пошли на экскурсию. По дороге случайно купили патефон. А эти дебилы напали на нас. Видимо, хотели отобрать антиквариат.

— Они угрожали вам оружием? — девушка-лейтенант оторвала глаза от ноутбука — Димка поэтично отметил их как глубокие омуты серо-зеленого оттенка.

— Совершенно верно, — кивнул Кукарский.

— Тогда почему Герасименко держал в руке пистолет?

— Они заставили его играть в русскую рулетку.

Дама из полиции пару раз моргнула и затем постучала на клавиатуре ноутбука. Дима отметил про себя, что пальцы у нее холеные, тонкие.

— И что? — тихо спросила брюнетка. — Герасименко сыграл?

— Да. Но, как видите, ему повезло. Если б не полиция, следующим был бы я.

— Понятно, — заключила лейтенант. — Вам тоже повезло.

— Что-нибудь еще… хотите спросить? — с легкой улыбкой поинтересовался Кукарский.

— Ладно, у меня пока все.

— Значит, я могу быть свободен? — обрадовался Кукарский.

— Да, но пока вам запрещено выезжать из города.

И Дмитрия Кукарского отпустили из восемьдесят четвертого отделения полиции Перми.

Выйдя в коридор отделения, Дима достал мобильник и набрал Герасименко, но у того, видимо, телефон приказал искать зарядку. Тогда Дмитрий прошелся по коридорам и счастливо напоролся на Герасименко.

К этому моменту Колю уже решили отпустить. И вместе друзья покинули отделение полиции.

Первые секунды они шли молча, и майское солнце улыбалось им, и встречные девушки с интересом поглядывали на них.

— Слушай, а что с патефоном? — наконец спохватился Димка.

— А! — Николай махнул рукой, недовольно сморщил лицо.

— Ну и хрен с ним.

— Может, еще вернут, — предположил Коля. — Им главное — те уроды. Ублюдки оказались преступниками, которых уже искали.

— Да-да, — покивал Димка.

— Блин, пушку жалко, — посетовал еще Коля. — Ее-то точно не вернут!

Димка промолчал. Некоторое время они снова шли без разговоров.

— Ну что, поедем смотреть, во что нынче превратилось пепелище? — Коля оживленно вспомнил про подожженный товарищем дом и задорно поглядел на спутника.

— Блин, я сейчас не могу. Мне же срочно на работу надо!

— Ну и хрен с ним, — передразнил Герасименко. — Сам потом разберешься. У меня тоже дома дел навалом. Мусор вынести. Лампы для телеков поискать.

— Какие лампы?

— А? Да это я так, пошутил.

Дима машинально посмотрел на проступающую плешь товарища.

— Ладно, — подытожил он. — Мне все-таки надо на работу спешить.

— Ага, давай вали, — усмехнулся Николай. — Вечером увидимся, если что.

На том они и расстались.

Часть вторая
Май 2013 года, Сентябрь 1983 года, Дмитрий Кукарский и его личные планы насчет всей страны

Одно из ярких воспоминаний, вынесенных Димкой из семейной жизни — это запах утреннего детского сада с ароматом прогорклой каши. Когда он сдавал ребенка воспитателю, казалось, ничего нет ужаснее этого запаха!

Но после развода Дмитрий получил невероятную свободу, и в полной мере ощутил ее самую на своей шкуре. Некуда больше стало спешить, не перед кем отчитываться. Впрочем, через какое-то время он по самое не хочу вкусил этой свободы, пресытился и почувствовал скуку и одиночество.

В свободное время, если не транслировали хоккей или футбол, и никто не звал пить пиво, Димка сидел в интернете. Но и там он не делал ничего определенного, а занимался всякой ерундой. Например, искал ответы на беспокоящие его каверзные вопросы. Как то: «что помогает космонавтам обойтись без секса?» Или: «как отмыть следы от почек на кузове автомобиля?» Либо, на худой конец, вводил какие-нибудь известные фамилии, скажем, «Путин и Кабаева».

Все это было так, пока Димка не встретил Николая, пока не погрузился в удивительный мир далекого детства. Когда же погрузился, когда прошел первые круги испытаний — когда связался с кагэбэшником, Кукарский уже стал совсем иным. Он почувствовал, что жизнь его вдруг круто изменилась, и причем, бесповоротно.

Дошло до того, что Дмитрий решил уволиться с работы.

Нет, вернее, дошло до того, что он отправился в следующее путешествие в одиночестве, без Герасименко.

И лишь параллельно взлелеял план скорого увольнения. Потому что после второго путешествия в прошлое приступить к служебным обязанностям оказалось куда тяжелее, чем даже после первого.

Прежде всего, Димка получил втык за то, что сильно опоздал. И не от кого попало, а именно от Шахини. Как на зло, начальница искала его с самого утра, чтобы выдать новые порции «пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что». А Димки долго не было.

Впрочем, он оправдался очередной полуправдой — дескать, совершенно случайно попал в отделение, так как стал свидетелем одной бандитской разборки. Шахиня поверила, но подробности ее не заинтересовали.

Весь в мыле Димка отправился исполнять новые поручения. И сам этот процесс разозлил его, и вот тут-то он и задумался вплотную об увольнении. Долг банку его не смущал — стоило лишь провернуть на пару с Колей какую-нибудь крупную операцию в прошлом. Зато если уволишься — алименты не платить! Диме даже стало наплевать на некогда казавшийся карманным отпуск в Турции. Он даже решил пожертвовать этим отпуском.

А ну ее, эту Турцию! Чего он там не видел?! Зачем он вообще туда собирался? Потому что каждый россиянин патриотом может и не быть, а в Турцию слетать обязан? Иначе чем, какими фотками, россиянин будет хвастаться виртуальным дружкам в социальных сетях? (Хотя эти друзья ради настоящей дружбы в реале и гроша ломаного не дадут!)

В общем, путешествия в восемьдесят третий куда важнее и приятнее Турции, решил Дмитрий. И если застрять в застойном прошлом надолго, то и будет отпуск куда похлеще банальной турецкой пошлятины! Ведь там, в восемьдесят третьем, сущий рай!

В этот рабочий день, получив пистон от Шахини, Димка съездил на два объекта. По закону подлости объекты расположились в другом конце от заветного дома. И посмотреть итог поджога получалось только вечером.

По дороге Кукарский проклял пробки. Люди в соседних машинах вызывали только презрение. Зачем все едут? Куда все едут? Слишком много развелось автомобилей. То ли дело было в застойную советскую эпоху!

Дмитрий вспомнил, как ходил по улицам старой Перми. Тамошние люди понятия не имели о пробках! Ведь автомобиль являлся гордостью и роскошью на душу населения, а не рабочей лошадкой. А примитивная Вазовская «шестерка» Жигулей своим видом вынуждала соседей хозяина сего чуда покрываться пятнами от зависти!

Впрочем, «АВТОВАЗ» недалеко ушел нынче от пресловутой «шестерки», с усмешкой думал Дима, оглядывая свою машину. «Ну что эта „Приора“, разве это машина двадцать первого века? Ну ведь курам же на смех! Сущее извращение!»

В общем, нынче люди в пробках ненавидели друг друга, по крайней мере, так считал Кукарский. И еще он в один момент вдруг вывел для себя вот какую истину. Объективная особенность нашего времени в том, что люди окончательно разлюбили друг друга.

Вывел он сию аксиому уже на одном из объектов. В небольшом магазине «Мастерок», на окраине спального района, Диму сопровождала молодая серьезная дама — управляющая супермаркетом.

Дама, несмотря на свои лет двадцать пять, и на очаровательное, в общем, лицо саккуратной рыжеватой челкой, выглядела настолько серьезной, и казалось, так по жизни была увлечена работой, читай, карьерой, что Димку это только злило. Как не пытался он ее раскачать шутками, когда они двигались вдоль торговых рядов, девица лишь со странными взглядами косилась на старшего менеджера из центрального офиса.

Девушки, которые слишком ко многому стремились, много учились и много работали, по определению вызывали у Кукарского стойкую душевную тошноту. Они казались ему ущербленными в чем-то глубинном, главном, а именно, в любви и сексе, и поскольку некуда им было девать ласку и любовь, занимались они, по разумению Димки, всякой ерундой.

Вместе управляющий и гость проверили состояние торгового оборудования и наполнение полок товаром. Так и не смогши расшевелить человеческое начало в девице, Дима распрощался со спутницей, прикупил кое-что себе и пошел на кассу.

Он стоял в очереди и думал, до чего же нынче люди загружены, замкнуты и сколько у них напыщенных масок! Но от невеселых мыслей его отвлекло какое-то необычное оживление, сотворившееся у соседней кассы.

Димка поднял голову и увидел следующее: какой-то лысый коренастый мужичок, из тех, что ходят с вечно злобным лицом, недовольно обругал соседа — худощавого типа в бейсболки, жующего жвачку. Но тот взъелся и ответил что-то грубое. Завязалась паскудная перепалка.

Следующий шаг никто не ожидал. Услышав очень обидное слово, лысый мужичок (оба уже стояли за кассами, снаружи магазина) вдруг ударил под дых типа в бейсболке. Тот поначалу прижал руку к животу, но тут же перегруппировался и накинулся на зачинщика.

Едва развязавшуюся драку в общественном месте разняли охранники магазина. Они развели петухов в разные углы. И кто-то уже заговорил про едущую полицию, а какая-то бабка под боком у Кукарского возмущенно забормотала о том, до чего, мол, опустились люди, друга друга сгрызть готовы!

Выйдя на улицу, Димка огляделся — как раз навеяло тучу, и собрался дождь. Под стать погоде мысли полезли совсем унылые. Эта строгая карьеристка, эти два мужичка, весь этот серый мир настоящего так разительно отличался от вчерашнего путешествия! Тут Димка и вывел истину, что люди разлюбили друг друга.

И тут же он окончательно утвердился в мысли, что ступил на правильный путь — что не зря связался с кагэбэшником, представившимся Игорем Кирычем. Что теперь уже несомненно надо будет заняться изменением прошлого во благо будущего.

Но сначала надо было убедиться, к чему, собственно, привел небольшой тренировочный эксперимент с подожженным домом.

Вечером Дима, отстрелявшись на работе, заехал-таки в тот район, где либо стоял (если восстановили), либо не стоял чертов дом. Пока Кукарский ехал, разошелся дождь. Капли то колошматили по окнам «Приоры» со всей дури, то превращались в скупые небесные слезы.

Когда Кукарский прибыл, дождь уже перестал. Димка вылез из машины и ноздрями втянул превосходнейший аромат майского «после-дождичка» естества. И одновременно Димка уже узрел, что памятник зодчества, им спаленный, отсутствует на старом месте.

И этот воодушевляющий аромат промокших набухших почек, этот свершившийся акт реконструкции прошлого — все это в миг подняло в Димке волну, и всякое ненастье ушло из души, а настроение резко поднялось.

— Ага, свершилось! — сказал он вслух. — Наконец-то! Наконец-то хитрая сущность времени прогнулась!

Тут пролетели в голове все эпизоды, связанные с этим экспериментом. И то, как Колька покрутил пальцем у виска. «Ты что, спятил? Что за дикая идея, спалить дом, да еще и памятник зодчества?» И то, как после встречи с Игорем Кирычем перебрался Димка на бензиновую заправку со смешными колонками. И как подвернулся на заправке мужик на лихом «Четыреста двенадцатом». И как на задах брошенного пока дома оросил Дима бревна бензином и чиркнул спичкой. И наконец как уходил по улице, оглядываясь на неожиданно бодрые языки пламени.

Правда, в эти минуты уже завыла сиреной пожарка, но времени помешать не осталось. Люба уже ждала на автовокзале. Впрочем, пламя занималось так споро, что шансы пожарников таяли ежесекундно.

И он не ошибся! Дома теперь не было. А на месте, где он был, росло несколько небольших тополей. Значит, и не было тех шести месяцев, проведенных в офисе? Но, напрягшись, Дима вспомнил несколько ярких моментов той службы в офисе в деревянном доме.

Как же так, спросил он себя? Память не стерлась, а здание стерлось. Было там несколько комнат, отданных рекламной газетенке. И была основная зала, где сидел Димка и сидели его коллеги. И все они ежеминутно названивали клиентам, упорно втюхивая полосы под рекламу. И была директорша (опять баба!) с каждодневными планерками, похожая на фурию из кинофильма с Челентано. И была блондиночка Софья с тонким голоском, по которой сох Димка. Как раз перед знакомством с будущей супругой.

И где они сейчас все? Вот бы хоть одну сюда, чтоб спросить: ну, мол, девица, помнишь ли чего обо мне, о нас, как мы служили в той газетенке?! Но ни одну сволочь ведь сейчас не откопаешь! Те люди, рядом с которыми ты копошился когда-то, в определенный период своей жизни, имеют свойство бесследно исчезать.

Да, и там еще парковка имелась у крыльца, небольшая такая, аккуратная, и все время стояли два «Жигуленка» с названием газеты на боках, готовые сорваться сиюминутно к созревшему клиенту. И менеджеры набивались в эти «Жигуленки», в том числе и Димка, и ездили по адресам…

А теперь вот ни парковки, ни дома. Только три тополя. Три тополя на Плющихе, блин. Меж тем, ничего больше в городе не изменилось — это Кукарский успел заметить. И в людях тоже ничего не изменилось. Взять, например, Шахиню.

Димке пришла идея. Он сплюнул, сел в машину и помчал «Приору» по направлению к центральной библиотеке. Срочно, пока не закрылась, раздобыть подшивки газет! А заодно понабрать учебников по новейшей истории России. Это для Кирыча. Ибо уже завтра назначена встреча.

Дима уже решил, что на работу завтра опять не пойдет. Возьмет потом больничный у знакомой медички. Главное, заранее ей звякнуть. И он позвонил на пути в библиотеку. Та пообещала посодействовать.

В библиотеке было пустынно. Лишь редкие странные личности, да парочка студентов попались Димке на глаза. Перво-наперво он попросил у очкастой библиотекарши лет сорока с некрасивым лицом подшивку местных газет.

Долго рылся. Но нашел! В старинной «Звезде» за тот сентябрьский день тысяча девятьсот восемьдесят третьего года ютилась на второй странице заметка о печальном происшествии. В результате пожара, дескать, сгорел заброшенный дом. Причина пожара неизвестна. Дому было семьдесят лет. На месте пепелища решено разравнять площадку и сделать в будущем маленький скверик.

Ладно, заключил Дмитрий, пусть так. Ну а что же с той газетой? Где она-то прописалась? Ведь сейчас в мае две тысячи тринадцатого она должна была до сих пор оставаться в злополучном деревянном здании.

Кукарский сдал подшивку «Звезды» и попросил бесславную рекламную газетенку. За любое число.

— Таких не держим! — мужиковатым голосом гордо сказала дама в очках.

Тогда Димка перешел в другой абонемент и выписал себе на неделю три учебника истории России. Так чтоб с Горбачевской перестройкой, с распадом СССР, с эпохой правления Ельцина. При беглом просмотре соответствующих глав показалось, что объясняется все это весьма доходчиво.

Когда Кукарский вышел из библиотеки с учебниками под мышкой, радостно сияло солнце, но оно уже катилось по крышам и посылало прощальный ветерок. «И еще мне бы завтра одному туда смотаться, — твердил про себя Димка. — Колька будет мешать встретиться с Кирычем».

Впрочем, сложностей такая задумка не предоставляла — достаточно было соврать Николаю с три короба, мол, завтра не смогу, а самому с раннего утра податься к пещерам. Правда, предварительно прощупав почву — когда этот маневр собирается сделать Коля? Поедет ли он один, если приятель занят на работе?

Проблема решалась немедленным звонком. Дима достал мобильник и набрал товарища. Тот ответил сразу и затараторил.

— Представляешь, эти полисмены вернули мне патефон!

— Интересно, каким образом? — слегка удивился Кукарский.

— А, вспомнил тут про одного одноклассника, он же в ментуре по жизни. Ну, связался с ним, попросил надавить, куда следует. Коньячок ему вот сейчас повезу. Так что не знаю, сколько мы пробухаем. А завтра еще патефон поеду сплавлять на барахолку.

— Понятно, — обрадовался в душе Димка. — Значит, очередное путешествие во времени отменяется.

— Да, давай до послезавтра. Ты пока паспорт на себя советский сделай. Я ж тебе ту ксиву отдал, — напомнил Коля.

Тепло попрощавшись, Кукарский отключился.

Итак, дорога открыта, воодушевленно сказал он себе! Завтра я отправляюсь в прошлое один-оденешенек!

Фу черт, нашел же приключений на свою голову!

Дома после перекуса Димка набил черную походную сумку с наплечным ремнем. Сунул ноутбук с историческими роликами, которые только что скачал в ютубе (Михаил Сергеевич беседует с жителями северной столицы, крах Горбачева, Ельцин на танке и прочая), два учебника новейшей истории, томики «Консуэло» на продажу, а также всякую мелочевку — пластиковые карточки, открытки, флэшку, — все в качестве сопутствующих доказательств для Кирыча. В карман кожанки засунул две купюры, вырученные от Дюма.

И во время этих сборов как-то неприятно заныло в груди у Димки, словно он паковал чемодан в командировку на Воркуту. Его начали грызть сомнения — а стоит ли? А прав ли он? Имеет ли право распоряжаться судьбой миллионов? Может, остановиться, пока не поздно, плюнуть на все, да и просто развлечься прогулкой по прошлому?

Впрочем, ничего ведь еще толком не решил, утешил себя Димка. Планы только в наметках. Программа-минимум — всего лишь рассказать Кирычу о невероятно крутом тридцатилетии, пройденном страной. Ибо мало какой империи давалось такое конкретное «жэ» в истории за столь короткий период! Практически никакой!

Дима отставил сумку и удалился на кухню. Там он выпил коньяка из старых запасов. Мысли окрасились в яркий цвет. Ну конечно все у него получится! Все пройдет безболезненно! И результат никак не станет хуже того, что есть.

Мир переделать не так уж и сложно. Главное, чтоб повезло, и еще надо просто захотеть.

После еще двух рюмок на Кукарского вдруг навалилась необычайная сонливость. Он пошел в комнату, разделся, лег на диван и сразу уснул.

Проснулся Димка рано, без всякого будильника. Соскочил, навел марафет, и… Вскоре с сумкой наперевес он уже бежал на автобус, чтобы добраться до автовокзала. В пути Кукарский старался ни о чем не думать. Так, наслаждался пейзажами солнечного утреннего города.

«Город не станет хуже?» — спросил он себя в один момент.

«Да нет, глупости, может, рекламы не будет», — усмехнулся сам себе в ответ.

Купив билет до Кунгура, Димка еще подремал на вокзале, а затем и в автобусе.

С первой экскурсией он пробрался в пещеры. Четко следуя проторенному квесту, Димка перебрался в тысяча девятьсот восемьдесят третий год и вернулся в областную столицу. Вид любимого города его обрадовал: светило солнце, и добрые люди радовались светилу, и не было никаких реклам!

Найдя ближайший телефон-автомат, Кукарский опустил монетку, которую только что выменял в магазине. Держа в другой руке мятую бумажку с наспех нацарапанными цифрами, Дмитрий набрал номер.

Кирыч ответил после третьего гудка. По голосу — вроде обрадовался. Попросил приехать в управление, объяснил, как добраться. Впрочем, Дмитрий и так знал место расположения пресловутой конторы, да и внешний вид ее себе вполне представлял.

В областном КГБ Дмитрия Кирыч встретил у вертушки. И промелькнуло что-то по лицу офицера, какая-то тень от жалюзи на окне, что Димке почудилось, будто Игорь Кирыч некий фантастический робот. Но Кукарский тут же отогнал от себя дурацкое наваждение.

По длинным полумрачным коридорам, напоминающим старое управление завода, в котором Димка когда-то работал, майор провел гостя к себе в кабинет.

— Ну вот, здесь нам никто не помешает, никто не подслушает, — с довольным видом констатировал кагэбэшник, жестом усаживая Димку на стул.

Сам он сел напротив, за стол, — в общем, классическая расстановка фигур. В просторном кабинете большое окно сбоку от стола оказалось зашторено бежевыми занавесами с кисточками. На стене, противоположной столу, висел огромный портрет Андропова. Генсек строго глядел на Димку, и Димке даже стало как-то не по себе. Впрочем, опустившись на стул, он оказался спиной к молчаливому соглядатаю.

— Да, это точно, — согласился Димка с преимуществами места встречи.

— Ну-с, давайте начнем! — Игорь Кирыч приподнял жидкие брови и сморщил и без того морщинистый лоб. — Вы привезли с собой то, что обещали?

— О да, я привез вам кучу доказательств, — охотно ответил Кукарский и потянулся к сумке, которую несколько секунд назад бережно поставил под стул.

Перво-наперво Дима с торжественным видом извлек ноутбук. Игорь Кирыч уставился во все глаза.

— Это что за аппарат? — бодро отчеканил он с каким-то музыкальным ритмом.

— А это ноутбук, — в такт ему четко ответил Кукарский и раскрыл аппарат, как книгу.

— Ну, то есть переносной компьютер, — добавил Дмитрий, заглянув в свой ноутбук сбоку. — Надеюсь, понятие «компьютер» вообще вам знакомо?

— Обижаете, — Кирыч провел указательным пальцем по нежной поверхности экрана, по шершавому ободу корпуса, но едва на черном экране появился опознавательный знак Виндовс, майор тихонько вздрогнул.

— Это плоский мони… м-нэ… ну, типа телевизора. Впрочем, у нас теперь почти все телевизоры плоские. А вот в этой части, где кнопки клавиатуры, короче, под ними — находятся, так сказать, мозги компьютера. Они выполнены в виде плоских электрических плат, но без ламп. Лампами мы давно уже не пользуемся, только диодами.

Кирыч озадаченно прокряхтел, нажал пальцем букву «е».

— Н-да, — протянул он, покачав головой, — ну и ну!

— Этот компьютер, точнее, ноутбук, — терпеливо продолжил Димка, — может показывать видеозаписи, снятые на камеру. Только камеры у нас теперь снимают не на пленку, а просто так, с помощью, м-мэ, особой цифровой технологии.

— Хм, не представляю, как это так — без пленки? Что за технологии такие?

— Ну, вот так, — Дмитрий почесал затылок. — Ладно, не будем пока вдаваться в подробности, это слишком сложно. Лучше начнем смотреть. Сейчас я включу вам первую видеозапись, — строго проговорил Кукарский. — Вы получите дозированную информацию во временной, так сказать, последовательности… Мне нужно сесть рядом с вами.

— Ах, да-да, конечно! — спохватился майор.

Димка перебазировался вместе со стулом. Когда они оказались рядом — майор КГБ и он, гость майора, — Димка уловил легкий аромат простого советского одеколона. И на лице проскользнула улыбка.

А дальше человек из будущего придвинул ноутбук и включил первый ролик. Началось действо — отрывок из легендарной программы «Время». Михаил Сергеевич с визитом в Ленинграде. Вот генсек вышел в народ, чтобы обмолвиться о близком вступлении сухого закона. Вот люди запросто что-то говорят ему. Вот он отвечает.

Следом, после кратчайшей паузы, Димка включил другой ролик. Первый президент СССР объявляет о своей отставке. Печальный, он сидит за столом с бумагами в руках и говорит. «В силу сложившейся ситуации, с образованием Содружества Независимых Государств, я прекращаю свою деятельность…» Крах Горбачева, крах системы…

Кирыч внимательно просмотрел оба ролика, но выражение лица майора не поменялось ни разу. «Стойкий хрыч! Ну прямо истинный разведчик!» — усмехнулся в душе Димка. Свернув видеоплейер, Кукарский прикрыл ноутбук.

— Вот так значит? — кагэбэшник постучал пальцами по столу.

— Да, вот так, — вздохнул Дмитрий. — Михал Сергеич, став генсеком, замутил перестройку системы. Он стал проповедовать гласность и выходить в народ. Гласность — это значит ослабление цензуры и снятие информационных барьеров. (Знак вопроса на лице майора появился и пропал.) Чтобы все в открытую говорили о наболевшем. Короче, вот вам учебники, почитайте прямо сейчас. Сколько вам нужно времени на их изучение?

Кукарский потянулся за сумкой и достал принесенные книжки.

Кирыч хмыкнул, раскрыл первый том, глаза майора забегали по буквам, жидкие брови придвинулись друг к другу.

— Не знаю, не знаю, — наконец сказал он после длинной паузы. — Мне бы хотелось еще все обдумать как следует. Пожалуй, на это уйдет весь сегодняшний день и вечер.

— Прекрасно, значит, видеопросмотры продолжим утром. Только где бы мне переночевать…

— Ну, постойте. С этим мы разберемся, — майор предупредительно поднял кисть руки. — Меня вот что, главное, интересует. А сейчас-то что? Что там у вас сейчас есть? Советский Союз развалился, не верится, конечно… Но, допустим, а что в целом? Какие автомобили ездят? Летают ли люди на Луну и на Марс? Как выглядят деньги?

— Так, давайте по порядку. Где-то у меня тут есть фотки моей машины, — Дима нашел в ноутбуке и показал. — Ага, вот. Так выглядит наша современная модель «Жигулей». Называется «Приора».

Игорь Кирыч причмокнул.

— Ну, про мобильные телефоны я вам уже рассказывал в прошлый раз, — напомнил Кукарский.

В тот день он предъявил мобильник в качестве главного доказательства своего прихода «оттуда».

— А вот такие теперь есть телефоны у каждого, — известил тогда Кукарский, протягивая мобильник (оба сидели в черной «Волге» майора). — Их носят с собой. По ним можно связаться из любой точки, хоть из леса, с любым человеком, у кого есть такой же. Конечно, если только знаешь номер абонента — он десятизначный.

В тот раз Кирыч не смог сдержать эмоций — он присвистнул, взял у Димки сотовый и повертел в руках, а уж отдал только в конце разговора.

Нынче Димка даже не достал мобильник и продолжил дальше грустным голосом:

— А вот с космосом, к сожалению, все гораздо хуже — никуда мы так и не полетели. Ни мы, ни америкосы. Готовится, правда, полет на Марс. Но… Все туманно как-то.

Наконец Кукарский еще показал российскую сторублевку. Но гладенькая купюра из банкомата заняла у майора всего несколько секунд.

— Ладно, это все понятно, — вздохнул он, вернув сотку. — Но ты мне вот что еще скажи. А сам-то ты чего хочешь? Зачем ты со мной связался? Какие цели преследуешь?

— Я же, кажется, намекал уже. Мне нужно выйти на Горбачева, чтобы убедить его не делать фатальных ошибок. Я хочу совместно с вами не допустить грядущего развала Советского Союза.

— О, ну это ты загнул! — майор закатил глаза, и без того морщинистый лоб стал весь в бороздах. — Ты уверен, что у нас получится? Ты думаешь, от этого будет толк?

— Да, я почти уверен. — И Димка поведал о своем эксперименте с домом.

— Ах вот кто у нас массовик-затейник! — хитро улыбнулся майор в конце рассказа. — Ладно, считай, что я твою историю не слышал.

— Да мне плевать на обвинения в вашем мире! — Димку слегка разжарило. — Главное, я понял, что будущее можно изменить. Представляете, Игорь Кирыч, мы сделаем другую, великую страну, не терявшую своего достоинства! У нас будет иная история, полная побед и…м-м… замечательных свершений. И через тридцать лет СССР станет величайшей империей мира, перед которой будут пресмыкаться Соединенные Штаты. В которой люди будут жить с идеалами добра, с верой в настоящий коммунизм, и они будут любить друг друга!

Димка не заметил, как увлекся. А когда остановился, понял, что в своей речи даже истек слюной.

— Ладно-ладно, это я понимаю, — по-доброму улыбнулся кагэбэшник. — Конечно, будущее без СССР — полное дерьмо. Слушай, а что именно плохое есть у вас? Что тебе так не нравится?

— Не знаю, — Димка пожал плечами, его запал иссяк. — Как-то все в целом. Нет идеалов, люди любят деньги, не к чему стремиться, кроме наживы. Народ духовно обнищал, книги читать перестал, поглупел, обозлился.

— Что ж, это… Это весьма серьезные аргументы… Ну ладно, все понятно, — Кирыч постучал пальцами по столу. — А может мне того… Сначала самому посмотреть?

— Что посмотреть?

— Ваше будущее.

— Э нет! — испугался Димка. — Ни в коем случае! Вы же там с ума сойдете! Оно слишком сложное. Совершенно непонятное. Я и сам до конца все не понимаю, а уж вам вообще… крыша съедет… лучше не соваться!

— Ладно, ладно, ознакомлюсь сначала в теории, а там посмотрим.

В итоге они достигли консенсуса. Игорь Кирыч взял передышку на изучение учебников, а Кукарскому выделил комнату в гостевом общежитии. Ибо Димка заявил, что не вернется к себе, пока не определится с майором на счет встречи с Горбачевым и Раисой. Так майор расстался с Димой до утра.

Май 2013 года, Николай Герасименко и его личные планы насчет очередного путешествия в прошлое

По телефону Николай говорил сущую правду. Он заполучил патефон обратно с помощью бывшего одноклассника, служащего ныне в полиции в чине капитана. На следующий день, когда Димка поехал в прошлое, Коля отправился в десять утра сплавлять многострадальный антиквариат.

Герасименко немного мучало похмелье, его беспокоило, что слишком часто он стал пить — обычные, впрочем, утрешние угрызения совести умеренно пьющего человека. Накануне вечером пришлось прилично залить в горло с этим одноклассником. Хотя выглядел Коля сейчас неплохо — побрился перед выходом, отутюжил одежду.

И не мудрено, ведь элементарное правило продающего — выглядеть как на бракосочетании в загсе. А продавать Коля пришел по объявлению — к некоему скупщику антиквариата. Скупщик, как оказалось, держал небольшой, да что там небольшой, мизерный магазинчик в подвале пятиэтажки.

Когда Коля спустился туда с патефоном в охапке, у него глаза сразу разбежались. Было непонятно и удивительно, как это хозяину на восьми-девяти или десяти квадратах удалось разместить столько всякого хлама!

Услыхав шорохи, явился владелец лавки. Он выплыл из-за ширмы, протиснулся между огромным самоваром и стопками лежащих на полу древних книг, и, бросив короткий взгляд на самого Колю, уставился на патефон. Причем, пожилой возраст и чрезвычайно неказистое лицо со впалыми скулами едва не отпугнули посетителя.

— Почем продать хочешь, мил человек? — странно спросил хозяин.

К тому же, ни здрасте тебе, ни пожалуйста!

— Десять штук рублей, — недовольно отчеканил Коля.

— Ого, загнул-то как! — сразу отреагировал антиквар и пощупал патефон.

Отломившуюся иглу Колька намедни кое-как присобачил, и теперь боялся, что место стыковки привлечет ненужное внимание. И, как назло, профессионал из лавки это место пару секунд пальпировал, словно под лифом у девки в кинотеатре, но, правда, ничего не сказал.

— У меня такого добра вона сколько, — хозяин повел рукой в сторону витрины, и Коля увидел там еще два похожих патефона без ценников. — Пять штук, не больше.

— Ладно, — вздохнул Герасименко, — семь, и мы расходимся друзьями!

— Ну, хорошо, хорошо, так и быть, — неожиданно быстро согласился хозяин лавки. — Ставь его сюда, я сейчас… за деньгами схожу.

* * *

Димка в разговоре с кагэбэшником был в какой-то степени прав — пусть и не все стремятся к наживе в две тысячи тринадцатом, но наличие приличной суммы денег радует всех. Впрочем, неважно в какое время живет человек. В любые эпохи — ничто так не греет его душу, как кругленькая сумма, греющая карман.

Так уж устроен человек: однажды познав всю силу заманчивых цветастых бумажек с водяными знаками, он уже не в силах равнодушно относиться к этим бумажкам. И чем их больше, тем сильнее возбуждается душа. И тот, кто говорит, что не любит деньги — лишь кривит душой. Деньги любят все. Только одни тайно, а другие явно.

Так можно любить и девушку — тайно, боясь признаться самому себе. Это всего лишь проявление человеческой натуры. «Грязными бабками» брезгливо обзовет деньги журналист, если они скопились в руках у олигарха, а сам с удовольствием продаст подороже из ничего вылепленную грязь.

Вот и поп всегда скажет тебе, что деньги — это зло, что Иисус в такой-то главе евангелия сказал про богатеев то-то и то-то. Однако сам этот поп почему-то на заправки всегда приезжает на новеньких иномарках.

Что же касается Коли Герасименко, то он всегда честно говорил сам себе: да, мол, я люблю деньги, но в меру. А что в этом плохого?

Так что когда Коля шел из магазина древностей с приятной суммой, от этого внутри у него все пело в такт радостно чирикающим майским воробьям. В его голове уже роились планы, как то: зайти в парфюмерный магазин и прикупить такие женские духи, с таким впечатляющим ароматом, оставляющим мощный убийственный шлейф, что Люба запрыгает от восторга, что она от восхищения с ума сойдет! Или: набрать деликатесов, отодрать с них этикетки, и устроить Любе такой царский ужин любви, быть может, при свечах, что любимая взлетит на седьмое небо.

Однако второй вариант он быстро отсеял, из-за проблем с жилплощадью для встреч. Появляться у Любы на квартире все еще представлялось опасным. И Герасименко решил прибегнуть к первому варианту. Он заглянул в «Летуаль» и выбрал сногсшибательный аромат. Конечно, приятная девица в форменном передничке навязывала ему свои вкусы, но Коля полностью положился на собственную интуицию. Уж он-то знал, чем свалить Любу наповал.

Таким образом, параллельно ко всему Колю одолевали любовные переживания. Опять нахлынула страсть к Любе, и ему со страшной силой захотелось срочно окунуться в излюбленный мир тысяча девятьсот восемьдесят третьего года.

Ощущая потной ладошкой душистый бутылёк в кармане, в отличном расположении духа Николай подошел к двери своей квартиры. И, как это обычно бывает, витая в облаках, Герасименко не заметил ожидающей его опасности.

Едва Колька повернул ключ в замке, как сзади кто-то резко выскочил из ниши площадки, мгновенно оказался рядом, зажал Коле рот одной рукой и надавил пальцами другой на точку на шейном позвонке. У Коли закружилась голова, и он потерял ощущение реальности. Понял лишь, что медленно оседает на пол. Затем наступил провал.

Николай очнулся на своем диване, со стянутыми кожаным ремнем руками (его же советским ремнем!) — он сидел, вытянув ноги и откинув голову на спинку. В голове роился туман, мысли путались. Где-то сбоку кто-то негромко копошился.

Коля поднял голову, с болью в глазных яблоках перевел глаза и увидел странного человека около своей стенки. В меру упитанный человек в темно-сером мешковатом одеянии с тряпичной черной повязкой на патлатой голове копался в нижнем отделении Колиной стенки. На пол высыпались альбомчики с фотками, записные книжки и прочий хлам.

— Ты кто — вор, что ли? — проскрипел Коля.

Незваный гость резко обернулся. Его несимметричное маленькое лицо с трехдневной щетиной перекосила злобная ухмылка.

— А, очнулся, смертный! — низким голосом сказал странный человек.

Поднявшись с корточек, тип приблизился к Николаю. Герасименко почувствовал запах пота и ненависти. Наклонившись к Николаю, непрошеный гость схватил хозяина квартиры за ворот и крепко натянул, вплоть до удушения.

— Я не вор, я тот, кто пришел тебя наказать! — прошипел он змеёй, сузив серые глазки.

— За что наказать? — пугливо спросил Коля сдавленным голосом.

— Канал между временами, — незваный гость чуть ослабил хватку. — Ты не имел право им пользоваться. Ведь ты — простой смертный.

— Какой канал? — заморгал Коля.

Пришедший наказать отпустил шею хозяина квартиры и отступил на шаг назад, но только чтобы выпрямиться во весь рост и принять угрожающий вид.

— Смерти не боишься? Ты дурачком-то не прикидывайся, — уже спокойнее добавил он, в упор глядя на Герасименко. — Сам в прошлое, как на прогулку, таскаешься!

Коля откашлялся.

— Откуда тебе известно?

— А мне все известно. Я имею связь с мирами. — Незваный гость закатил серые глазки, как бы указывая на потустороннее происхождение миров. — Месяц назад открылся проход, о котором не знал никто! Яма разделяет наш мир на тридцатилетний промежуток. И как ты умудрился туда забраться?

— Хорошо, я просто случайно, — затараторил Коля, — но я ничего там не напортачил. Да и почему мне нельзя? Да плевал я на всякие там (он тоже закатил глаза). Думаешь, я испугался твоих понтов? (Коля и вправду уже не трусил.) Подумаешь, связь с мирами! Ты из «Битвы экстрасенсов» приперся сюда? Шаман, что ли, какой?

— Поразительно, как ты догадался? — тип приблизился к Николаю и врезал ему под дых. — Я шаман из Пермской тайги, зовут меня Илко, я пришел уничтожить тебя, как ненужную помеху.

Коля, превозмогая боль, часто выдыхая, плюнул в лицо шаману:

— Да пошел ты!

И получил второй удар в челюсть, куда более болезненный и неприятный. Аж слезы на глаза выступили. Тем более обидно стало, что избивают в собственной крепости, на собственном диване. Но, увы, плененные руки не могли организовать защиту.

— Говори, зачем ты пользовался каналом? — Илко снова склонился над жертвой.

— Просто так, — сквозь слезы усмехнулся Коля. — От нечего делать. А зачем ты шарился в моей стенке?

— Искал что-нибудь интересное. И нашел вот это, — шаман вытащил из кармана мешковатого одеяния пачку сигарет «Космос» образца тысяча девятьсот восемьдесят третьего года. — Ты это оттуда притащил? И из-за такой ерунды ты пользовался каналом?

— Это мелочь. Я скупал доллары. Я привозил сюда антиквариат. Но в квартире ничего больше нет — все уже продано, — честно сознался Коля.

— В общем, ты тратил канал на всякое дерьмо. А ведь подобные проходы открываются раз в сто лет! И даже я не властен над ними. Я могу их только узреть. Духи подсказывают мне… — Шаман как-то странно посмотрел в себя стеклянными глазами, впрочем, он тут же злобно воззрился на Колю. — Ладно, хватит тут базар разводить. Выбирай, Николай, как умирать будешь? Хочешь, тебя найдут повесившимся? А хочешь, обнаружат отравившимся таблетками?

— Дай-ка подумаю с минуту, — не теряя самообладания, сказал Коля, в расчете потянуть время.

— Ни секунды. Выбирай прямо сейчас, — и шаман угрожающе склонился над Колей.

И Герасименко понял, что сейчас или никогда.

Сейчас или никогда нужно что-то предпринять, дабы спасти свою жизнь.

Сентябрь 1983 года, Дима и Кирыч

Комната общежития КГБ, в которой поселился Димка, скорее походила на квартиру. Совмещенный санузел, кухня два на два со столом и эмалированной раковиной, и шестнадцать навскидку квадратов с балкончиком. С последнего открывался чудесный вид на старый центр Перми.

В комнате из обстановки имелись тумба с большим цветным «Рубином», журнальный столик с ребристой полочкой и по козлиному расставленными ножками, а также типичный шифоньер с золотистыми колпачками вместо ручек. Вся эта мебель была темно-вишневого цвета, как впрочем и «Рубин» с «крутилками» и «передвигалками» справа от кинескопа.

Димке вспомнилось время, когда он въехал в свою ипотечную квартиру, купленную на рынке вторичного жилья. Она была в таком же первозданном виде — как привет из прошлого. А тут это прошлое ожило и обновилось.

И сев на стул в этой кагэбэшной квартирке, в одиночестве, Димка услышал звенящую тишину. И защемило глубоко в груди: а что дальше-то? Зачем я здесь? Правильно ли все творимое и происходящее?

Он понял, что отвлечь от ненужных мыслей может только прогулка. Но куда пойти? Поначалу его потянуло опять к родному дому. Взглянуть бы все-таки на себя маленького! Да только сказать-то себе нечего — не поймет малец, слишком мал. Не тот еще период.

Еще не период нежно-сексуального созревания. Вот если б в него попасть! Тот самый, когда начал чувствовать нечто необычное к женщинам. Когда при виде старшей вожатой в пионерском лагере на каком-то представлении в образе птицы, но главное — с голыми ногами! — когда при виде этих плотных голых ляжек, чудесно стремящихся друг с другом к чему-то треугольному, — так волнительно становилось, так сжималось все внутри! (Ибо не познал еще первых шоковых семяизвержений.) Так все переворачивалось внутри, что хотелось вскрикнуть и выбежать из зала или… Или убить себя и её! То есть не понимал еще никем не объясненную сексуальную суть мужчины.

Но не тот период! Еще только первый класс! Беззаботная беготня по школе, наивные мысли, наивные мечты. Что можно объяснить такому себе? Да ведь и хотел же! Хотел уже тогда, в первый визит. Но природа времени подсунула Лерку, которая известила об отсутствии Димки маленького и его матери. Значит, время предупредило — что нельзя встретиться с самим собой или с молодой мамой. Стало быть, прав Коля — нечего испытывать собственную судьбу!

Димка снова осмотрел комнату — и тут ему пришла идея. Дом, в котором у него квартира по ипотеке, строится как раз сейчас, в тысяча девятьсот восемьдесят третьем году. А не пойти ли ему на стройку и кое-что проделать? Решено! Так тому и быть!

По дороге Кукарский завернул на советский базарчик и удачно спихнул по дешевке два тома «Консуэло». Пообедал Димка в знакомой с детства пельменной за шестьдесят две копейки. Там радовал неизменный от времен полумрак. Касса царила на старом месте (в смысле, как в детстве), а из-за кассы, из нутра кухни тянулся пар, и дородная повариха громко сообщала, что пельмени сварятся через две минуты. А на столах стояли графинчики с бесплатным уксусом и солонки с перцем и солью.

Впрочем, мало что изменилось здесь к две тысячи тринадцатому году: только косметические припарки. Свежее стало, стены посовременнее, думал Димка при осмотре зала, вот только графинчиков и солонок уже не ставят — все за наличный расчет!

Хотя пельмени тысяча девятьсот восемьдесят третьего года показались вкуснее, чем вообще всякие пельмени из две тысячи двенадцатого.

Отобедав, Димка прогулялся по памятным местам, пропущенным в первый визит. И наконец добрел до заветной стройки. Было полшестого вечера, за забором царила тишина. Кукарский пробрался в расщелину с отвернутыми досками, тихо прошел краешком изгороди, боясь сторожа, и проскользнул в нужный подъезд.

Квартира располагалась на втором этаже. Входная дверь пока что не обрела свою ипостась. С замиранием сердца Дмитрий ступил внутрь. Под подошвой хрустнула строительная крошка. Бетонные стены прихожей в полумраке словно припирали пространство.

Пройдя в комнату, Кукарский встал посреди и осмотрелся. Обзор двора уже успели застеклить.

В груди стало тепло. Свое, родное в первозданном виде — он почувствовал себя так, словно попал в доисторические времена. Впрочем, это сравнение неудачное, как и всякое другое.

Кукарский оставил комнату и, хрустя камешками, проследовал в ванную. Унитаз и чугунная ванна уже стояли на своем месте — унитаз до вселения Димки не дожил, а вот ванна просуществовала спокойно, Кукарский лишь сменил ей покрытие.

Дима сел на колени, изогнулся и просунул далеко в нишу между стеной и ванной заранее приготовленную посылочку себе из прошлого — небольшой сверток в фольге, крепко затянутый в полиэтиленовый пакет.

В фольгу были завернуты всякие мелочи, которые Димка прикупил сразу после продажи «Консуэло» Жорж Санд, а именно: закрытый металлический кружок-таблетка с вазелином «Звездочка», диафильм «Остров сокровищ» в пластиковой баночке и, наконец, тройной одеколон.

Все эти безделушки Димка планировал использовать на собственные нужды. А самое главное, он хотел посмотреть, как они сохранятся.

Под собственными нуждами подразумевалось вот что. Вазелин просто для каких-нибудь местных лечений. Диафильм Кукарский решил показать дочери (и посмотреть вместе с нею — оставалось лишь раздобыть проектор), а тройным одеколоном он хотел обеззараживаться после бритья. Хотя кое-что можно было бы и спихнуть коллекционерам, например, тот же флакон с одеколоном.

На кухне Дима постоял у окна, разглядывая неузнаваемые очертания будущего двора, наконец, покряхтев, он вышел в прихожую и покинул свою будущую квартиру.

Вечером Димка с интересом просмотрел программу «Время» в неплохом цвете, поразмышлял о своей миссии и лег спать. Рано утром его разбудил Игорь Кирыч, точнее, стук в дверь. А за дверью оказался Игорь Кирыч с таинственно торжественным лицом.

Они сели на кухне. Кукарский достал припасенную бутылку «Жигулевского» и разлил по казенным стаканам.

— Я все изучил и все обдумал, — возбужденно заявил Кирыч, мгновенно осушив свой стакан до дна.

И, глядя не выспавшимися глазами на Кукарского, кагэбэшник поерзал на табурете. Он намеренно затянул паузу.

— Ну и?… — не вытерпел Димка.

— Меня крайне не устроила та история, которая потянулась после перестройки.

— Вот-вот.

— Я вижу корень зла в действиях Горбачева и… принимаю решение поддержать твой план. Слушай, давай на «ты», ладно?

— Конечно, давно пора!

— Так вот, я сегодня же все подготовлю.

— Что — все? — Дима склонил голову набок.

— Ну… Договоримся о встрече с Горбачём, — Кирыч доверительно подался вперед. — Это будет несложно, он ведь пока еще не самый главный. Я организую вылет в Москву. Сегодня же.

— Окей, я согласен, — просто сказал Кукарский. — Действуйте!

Кирыч снова поерзал, затем встал, подошел к окну и со скрипом открыл раму. На улице светало, изредка запевала какая-то птичка. В ее руладах слышались нотки тревоги. Легкий ветерок проник на кухню и тихонько погладил Димкины жесткие вихры.

Димка поежился — зябко все-таки, осень. Кирыч высунулся на улицу и глубоко вдохнул несколько раз. На нем был вязаный свитер, а Дмитрий сидел в одной футболке и брюках.

Наконец Кирыч закрыл окно и вернулся на табурет.

— Легко сказать, действуйте… Нам с тобой надо продумать план: что мы будем говорить Горбачеву.

— О да, ты прав, но об этом я уже думал! — Димка поставил руку со стаканом локтем на стол и прилично отпил. — Первое: Горбачёв должен не применять сухой закон. Второе. М-м… Горбач должен не отказываться от перестройки, но делать ее по-другому. Нельзя упускать из виду экономику! Нужно правильно реформировать экономическую систему, — и чуть подумав, Димка добавил уже с поставленным на стол стаканом: — Впрочем, я надеюсь, что будущий генсек, внимательно изучив мои исторические материалы, сам допрет, как лучше обустроить СССР.

— Вот именно! И сделает еще хуже, — иронично предположил Кирыч.

— Нет, это невозможно, — секунду подумав, возразил Димка. — Он не такой дурак. К тому же, если он сразу уберет Ельцина, тогда точно хуже не будет.

— Что значит, уберет? — удивился Кирыч, наморщив и без того морщинистый лоб.

— Ну, я имею в виду, задвинет подальше, разжалует, засунет куда-нибудь в секретари райкома в Свердловской области. А еще лучше, организует покушение. Хотя… Это уж совсем радикально. Но, пожалуй, единственно верный шаг.

Димка вновь наполнил опустошенные стаканы.

— Нет-нет, ты что, спятил? — резко возразил майор. — Такими методами действуют только слаженные группы. А у нас с тобой ни одного сторонника! И вообще, все это весьма-весьма… Имеем ли мы право?

Кирыч жадно отхлебнул пива и покачал головой.

— Все это слишком. Меня до сих пор мучают сомнения. Замахнуться на такое!

— Думаешь, мне легко? — усмехнулся Дима. — Но кто-то же должен. Кто-то же должен изменить мир к лучшему, если у этого кого-то есть такая возможность. И если он знает, что хуже, чем есть, сделать невозможно!

Кирыч промолчал. И в кухне еще долго потом царила тишина, изредка прерываемая тревожным пением птички.

Вечером Димка с интересом просмотрел программу «Время» в неплохом цвете, поразмышлял о своей миссии и лег спать. Рано утром его разбудил Игорь Кирыч, точнее, стук в дверь. А за дверью оказался Игорь Кирыч с таинственно торжественным лицом.

Они сели на кухне. Кукарский достал припасенную бутылку «Жигулевского» и разлил по казенным стаканам.

— Я все изучил и все обдумал, — возбужденно заявил Кирыч, мгновенно осушив свой стакан до дна.

И, глядя не выспавшимися глазами на Кукарского, кагэбэшник поерзал на табурете. Он намеренно затянул паузу.

— Ну и?.. — не вытерпел Димка.

— Меня крайне не устроила та история, которая потянулась после перестройки.

— Вот-вот.

— Я вижу корень зла в действиях Горбачева и… принимаю решение поддержать твой план. Слушай, давай на «ты», ладно?

— Конечно, давно пора!

— Так вот, я сегодня же все подготовлю.

— Что — все? — Дима склонил голову набок.

— Ну… Договоримся о встрече в верхах, — Кирыч доверительно подался вперед. — Это будет несложно, у меня много полномочий. Я организую вылет в Москву.

— Окей, я согласен, — просто сказал Кукарский. — Действуйте! Ой, то есть, действуй.

Кирыч снова поерзал, затем встал, подошел к окну и со скрипом открыл деревянную раму. На улице светало, изредка запевала какая-то птичка. В ее руладах слышались нотки тревоги. Легкий ветерок проник на кухню и тихонько погладил Димкины жесткие вихры.

Димка поежился — зябко все-таки, осень. Кирыч высунулся на улицу и глубоко вдохнул несколько раз. На нем был вязаный свитер, а Дмитрий сидел в одной футболке и брюках.

Наконец Кирыч закрыл окно и вернулся на табурет.

— Легко сказать, действуйте… Нам с тобой надо продумать план: что мы будем говорить в Москве и кому.

— То есть как, кому? Я же говорил — мы же к Горбачу поедем! Я давно все обдумал! — Димка поставил руку со стаканом локтем на стол и прилично отпил пива. — Вот первое, что мы ему скажем: Горбачёв должен не применять сухой закон. Второе. М-м… Горбач должен не отказываться от перестройки, но делать ее по-другому. Нельзя упускать из виду экономику! Нужно правильно реформировать экономическую систему, — и чуть подумав, Димка добавил уже с поставленным на стол стаканом: — Впрочем, я надеюсь, что будущий генсек, внимательно изучив мои исторические материалы, сам допрет, как лучше обустроить СССР.

— Вот именно! И сделает еще хуже, — иронично предположил Кирыч.

— Нет, это невозможно, — секунду подумав, возразил Димка. — Он не такой дурак. К тому же, если он сразу уберет Ельцина, тогда точно хуже не будет.

— Что значит, уберет? — удивился Кирыч, наморщив и без того морщинистый лоб.

— Ну, я имею в виду, задвинет подальше, разжалует, засунет куда-нибудь в секретари райкома в Свердловской области. А еще лучше, организует покушение. Хотя… Это уж совсем радикально. Но, пожалуй, единственно верный шаг.

Димка вновь наполнил опустошенные стаканы.

— Нет-нет, ты что, спятил? — резко возразил майор. — Такими методами действуют только слаженные группы. А у нас с тобой ни одного сторонника! И вообще, все это весьма-весьма… Ну,сам подумай, причем тут Ельцин? Если Союз не развалится, то и у Ельцина не будет дороги.

Кирыч жадно отхлебнул пива и покачал головой.

— Ты вообще хорошо помнишь наше время? — вдруг спросил он. — Вот что ты помнишь? Что знаешь?

Его серые глаза пытливо уставились на Димку.

— Ну, школьница у вас была недавно с визитом, как там ее, Саманта Смит. Излюбленная тема политинформаций нашего детства. Как сейчас помню: по утрам в школе мы проводили политинформации. — Димка ненадолго закатил глаза. — И это очень даже романтическая история была. О том, как простая девочка из Америки написала главе СССР письмо: почему вы хотите ядерной войны? А он ответил и пригласил ее в гости. Кстати, через два года девочка погибнет в авиакатастрофе (Кирыч приподнял брови). Недавно я прочитал их переписку с Андроповым и чуть не прослезился, — Дима улыбнулся. — Ну, прочитал, когда готовился к нашей с тобой встрече. То есть еще у себя дома, через сеть. Ну, помнишь, я рассказывал, что у нас есть всемирная сеть.

— Да-да, помню-помню, — отмахнулся Кирыч. — Но не об этом тебе надо было читать! А о том, что творилось в верхах. Ты знаешь, что Андропов уже создал группу для разработки реформ? Что в эту группу входит Горбачев?

Кукарский помотал головой.

— А ты откуда знаешь?

— Долг службы, — сухо заметил майор и хлебнул из стакана. — Положение обязывает. Но дело не в этом. Ты понимаешь, я всю ночь изучал эту вашу историю, все обдумывал. И… — он наклонился вперед, голос его стих на полтона. — И меня мучает сомнение: а может, не к Горбачеву нам с тобой надо ехать. Нечего ему внушать, он все равно не сможет! Слишком бесхребетный. То есть, наивно ты ставишь вопрос, Дима! Тут все гораздо сложнее!

Кукарский округлил глаза:

— А к кому же тогда нам обращаться? На кого, по-твоему, надо сделать ставку? Подожди, я как-то об этом не подумал. Мне как-то в голову не пришло… Мне казалось, что стоит лишь кое-что поменять в стратегиях Горбача… Стоит лишь раскрыть ему карты, дать ему сценарий и, дело в шляпе.

— Я же тебе намекнул: будет только хуже! Уж поверь моему опыту и моему знанию расстановки нынешних сил, а теперь и моему знанию будущего.

— Ну, так и что же ты предлагаешь? — Димка нервно стукнул уже пустым стаканом по столу. — На кого, черт возьми, надо сделать ставку? Или ты сам толком не знаешь? Ведь все это очень серьезно! Мне сейчас кажется, что мы тут как боги за шахматной доской.

— Вот именно. Все это слишком серьезно. Меня до сих пор мучают сомнения. Замахнуться на такое!

— Думаешь, мне легко? — усмехнулся Дима.

— Короче говоря, мое предложение такое, — Кирыч тоже стукнул пустым стаканом. — Мы летим в Москву, но не к Горбачеву. (Тут он сделал паузу, посверлил глазами Димку и покосился на окно.) Мы едем на аудиенцию к Андропову. Это именно ему надо изложить, как сложилось будущее. Это именно он должен успеть до смерти сделать правильную расстановку сил, изложить свое политическое завещание. Чтобы Черненко вообще потом не ставили. А сразу поставили бы Романова или Рыжкова.

— Романова или Рыжкова? Романов, это тот, который много сделал в Ленинграде?

— Да-да. Конечно, со всеми ними лично я незнаком. Но… У нас тоже есть свои политинформации. И мы знаем, кто есть кто.

— Ладно, согласен, — глубоко вздохнул Димка. — Андропов рассудит. Узнав будущее, Андропов сам решит, как скорректировать сценарий. Вот только хорошо ли это будет: узнать ему о своей смерти?

— Думаешь, он не подозревает, что конец уже близок? — усмехнулся Кирыч. — Ты опять наивен. Мы лишь откроем ему тайну — сколько дней осталось. Понимая, что ты точно умрешь, ты ведь захочешь узнать, сколько дней еще есть в распоряжении?

— Ну да, наверно.

— Вот и я так думаю.

— Но разве может Андропов найти единственно верный путь? Он ведь диссидентов гнобил! Ведь это он Солженицына выдворил.

— А что, у вас сейчас любят Солженицына? — Кирыч с интересом посмотрел на собеседника и чересчур сморщил лоб.

Димка хмыкнул.

— Ты знаешь, в две тысячи тринадцатом его уже не читают. Никому не надо.

— Ну вот, за что боролись, на то и напоролись. На кой тогда он вообще нужен был? Он ведь говном поливал СССР.

— Ладно, пусть будет Андропов. Но только для оздоровления системы все равно нужна демократия.

— Да бред это, бред! Все эти диссиденты на хрен не нужны! — вдруг вскипятился майор. — Они развращают систему и дают лишь иллюзию свободы. Ну скажи мне, кого вы сейчас читаете? Хоть кого-то помните, кроме Солженицына?

Димка махнул рукой.

— Да никого. Мы сейчас вообще книг не читаем.

— То есть как это? — искренне удивился Игорь.

— А вот так. Понимаешь, сеть там международная… компьютерная. Всякие игры, мобильные телефоны — все это сделало чтение ненужным.

— Да как может такой суррогат заменить книги?

— А вот так. Я тоже думаю, что не в гаджетах дело. Ну, то есть в этих устройствах. Просто народ поглупел. Нет ни во что веры. Нет идеи. Отсюда и нет ни к чему любви.

Кирыч вздохнул.

— Вот именно, демократия развратила. Если бы взять самое лучшее от вас и от нас… Ладно-ладно. Мы все исправим. Полетим в столицу и… Дай мне только время. Мне нужно два дня, чтобы договориться, чтобы пробить эту встречу через свои каналы. А ты можешь пока пожить здесь. Впрочем, если хочешь, можешь пока вернуться туда, к себе… Только не пропадай!

И Кирыч так странно посмотрел на Димку, совсем как человек, а не сотрудник КГБ.

Какое-то время они еще посидели на кухне, но бурных бесед уже не вели…

Май 2013 года, Коля и шаман

— …Впрочем, хватит тут базар разводить. Выбирай, Николай, как умирать будешь? Хочешь, тебя найдут повесившимся? А хочешь, обнаружат наглотавшимся таблеток?

— Дай-ка подумаю с минуту, — не теряя самообладания, сказал Коля в расчете потянуть время.

— Ни секунды. Выбирай прямо сейчас, — шаман Илко угрожающе склонился над Колей.

И тогда Герасименко понял, что сейчас или никогда.

Сейчас или никогда — надо спасать свою шкуру.

— Повесим… вшимся, — громко прошептал Коля, ибо шаман уже высыпал себе на ладонь горсть таблеток — из бутылька, который достал из-за пазухи.

— Вот как? — слегка удивился Илко. — Ну что ж, это будет больнее.

И красненькие таблеточки рассыпались на ковер, а вслед за ними покатился бутылёк. А шаман встал над Колей, прямо чуть ли не сел на Колю, и кровожадно потянул руки к Колиной шее. Щетинистое лицо Илко исказила звериная гримаса.

Герсименко зажмурился, но едва большие пальцы шамана коснулись шеи жертвы, как Коля широко раскрыл глаза и… Резко дернув ногу коленом вверх, со всей силы ударил склонившегося над ним шамана в пах.

Тот взвыл и отпрянул или отпрянул и взвыл, или все одновременно — Коля даже не понял, а только судорожно принялся развязывать зубами ремень, стянувший запястья. На удивление, модная кожаная ретро-вещь легко поддалась. Полусогнутый Илко еще стонал, прижав руки к паху. Коля тут же соскочил с дивана и метнулся в сторону. Однако шаман таки пришел в себя. Как только Коля оказался у дверного проема — у выхода из комнаты, Илко выправился и поднял суровые глаза.

Руки шамана сжались в кулаки. Колей вновь овладел страх. Тем более что стихнувший было Илко начал издавать противный утробный вой:

— У-у-у! — как будто внутри у него завелся моторчик.

При этом шаман медленно пошел прямо на Колю, как бы лбом вперед, словно на абордаж. Герасименко ощутил дрожь, поднимающуюся изнутри. В голове мгновенно засуетились сбивчивые мысли.

Бежать из собственной квартиры и вызывать полицию? Но ведь и шаман побежит вслед, да еще, чего доброго, схватит на выходе! Да и как вызывать помощь? По телефону? Кстати, где сотовый? Коля полез в карман, но ничего не нашел, кроме махонького флакончика духов. Впрочем, не так уж и мало там жидкости, чтобы брызнуть в глаза врагу! Эта мысль проскочила, как озарение.

И Коля резко выдернул из кармана руку с ароматом для Любы, второй рукой моментально выдернул пробку духов, так что уже в следующую секунду драгоценный аромат полным букетом прыснулся аккурат в самые глаза уже подскочившему шаману.

Вскрикнув, Илко закрыл лицо ладонями и остановился в полушаге от Коли, будто в детской игре про «море волнуется раз, море волнуется два, море волнуется три, морская фигура замри!» Николай выпустил из рук пустой бутылёк и со всей мочи ударил шамана в грудь кулаком. Тот пошатнулся, отнял руки от лица, попытался ими сбалансироваться, но все же осел на пол.

Коля фотографически запомнил в этот миг лишь ставшие подслеповатыми глаза шамана. Когда Илко сел на пол, они растерянно забегали туда-сюда. Не теряя времени, Коля схватил с подручной тумбы пепельницу из толстого стекла и, приложив мощное усилие, огрел ею шамана по темени.

Подслеповатые глаза закатились, веки опустились, шаман рухнул на пол и затих. Николай сел рядом, на ковер — в позу лотоса. Он вдруг услышал собственное тяжелое дыхание. «Это я его уделал? Да, я победитель! Я его одолел! Но как все получилось? Странно. Даже и вспомнить невозможно! И что теперь?»

Точно подсказка, из кармана мешковатой одежды шамана вывалился сотовый телефон. Любимый, замызганный, кнопочный. Коля обрадованно схватил мобильник, нашел имя «Дима» и включил соединение.

К радости тут же примешалось разочарование: монотонный голос известил о недоступности Кукарского или его отсутствии в зоне действия сети. Где-то на задворках сознания мелькнула мысль: а что если Димка сейчас прогуливается себе в прошлом, подло, без товарища? Но Колька сразу отогнал шальную мысль.

Жаль, жаль, что недоступен. А то бы примчался, а то бы вместе решили, что делать с этим придурком, валяющимся на ковре около стенки с приоткрытой дверцей.

Однако с телом «придурка» требовалось срочно что-либо предпринять, а то оно уже слегка подавало признаки жизни. Дабы оттянуть момент прихода шамана в себя, Коля проделал следующее. Он сбегал на кухню, достал початые пол-литра водки и с опаской вернулся обратно. Илко, слава богу, еще не очнулся, но уже постанывал.

Коля присел над шаманом, с трудом раскрыл противную щетинистую пасть и обильно угостил всей оставшейся водкой — примерно триста миллилитров. Шаман снова притих.

Вот теперь можно икру не метать, с облегчением вздохнул Герасименко.

Он долго размышлял: как же ему быть? Куда девать тело? И наконец пришел к выводу, что шамана надо сдать в полицию. Коля позвонил и пожаловался, будто его хотели ограбить, и через фантастические двадцать минут прибыл наряд.

Полицейские удивились, как это Николай справился с таким странным бандитом? Записав показания, втроем они подняли шамана и понесли из квартиры в свою машину. Илко, воняющий водкой и женскими духами, начал что-то бессвязно бормотать.

— Где-то я тебя видел, — щурясь голубыми глазами, сказал напоследок молодой капитан с гитлеровскими усиками. — Ты у нас недавно не бывал?

— Нет, что вы! — соврал Коля. — Упаси боже, я перед законом чист.

— А почему тогда этот тип именно к тебе ворвался? — Капитан уже стоял в дверях квартиры.

— Не знаю, — Коля пожал плечами. — Сам не знаю. Ваше дело — разобраться.

— Мы-то разберемся. Только тебе, если что, повесточку принесут.

Коля цокнул языком.

На том и распрощались.

Герасименко пожалел, что окно у него не выходит во двор, и не проследить экзекуцию погрузки шамана, но все равно сходил к окну и посмотрел на вязнущие в пробке автомобили. Пластиковый стеклопакет хорошо скрывал гомон улицы.

Коля прошелся по комнате, подобрал несколько таблеток и бутылёк. Интересно, чем это Илко хотел его отравить? Но на бутыльке этикетка отсутствовала. Оставалось только догадываться, что красноватые кругляшки являются неким сильнодействующим усыпляющим.

Затем Коля подобрал с поля боя пустой флакончик из-под духов… Как жаль, улыбнулся он, пришлось лишиться чудесного подарка для Любы! Придется снова пойти в парфюмерный магазин, но зато можно выбрать что-нибудь еще покруче.

Наведя в комнате относительный порядок, Герасименко опять позвонил товарищу. Но Димка по-прежнему оставался вне зоны доступа. Очень странно! Куда он мог подеваться? Или так занят на работе, что отключил мобильник?

А что если позвонить ему в контору? Ведь есть же у них телефоны. С этой мыслью Коля включил компьютер, загрузил «Дубль-гис» и нашел Димкину контору. Однако когда Николай таки дозвонился до какой-то секретарши, милый голос известил, что Кукарский отсутствует на службе по причине болезни.

Ах вот как?! Какого черта? По какой болезни? Что происходит? Мысль о том, что Димка свалил в прошлое без него, с новой силой запудрила Коле мозги.

Он быстро переоделся и вышел из дома.

Около Димкиного подъезда стояла знакомая «Приора». Это поначалу обрадовало Николая. К тому же, как в удачной пуле, еще и домофон на подъездной двери оказался нерабочим. Герасименко с учащенным дыханием, с прыгающим сердцем поднялся на второй этаж, позвонил в дверь, но… Никто там, внутри, не пошевелился, даже и не подумал открывать.

Помучив еще пару минут кнопку звонка, Колька расстроился и, понуренный, спустился вниз. На улице как всегда радостно чирикали воробьи. Мимо пронеслись двое пацанов на звенящих велосипедах.

Герасименко прошел несколько шагов вдоль дома. Что-то зашуршало сбоку, он вздрогнул. Около него возникла огромная серебристая иномарка, почти безмолвная, зеркальное окно опустилось и нарисовалось серьезное, очень строгое лицо с мужественными чертами, такими правильными, словно высеченными из камня, то есть скульптурными, и острыми перышками бровей.

— Ну что, гражданин Герасименко, пропал ваш товарищ? — зычно спросило лицо, как будто встретило старого знакомого.

Коля страшно удивился, и в душе как бы все упало в предчувствии недоброго. А недоброе не преминуло наступить, ибо раскрылась задняя дверь серебристого седана, и кто-то неожиданно подошедший сзади практически втолкнул Колю в машину, а затем и сел следом.

Едва Колька оказался в салоне, комфортный автомобиль рванул прочь из двора, хотя внутри авто ничего не изменилось, а только поплыло изображение в окнах. Коля обнаружил се6я зажатым меж двух бугаев в порядочных костюмах и при галстуках. Скульптурное лицо спереди обернулось, но лишь градусов на сорок пять, и человек этот (довольно широкий в плечах) зычно произнес:

— Вам придется проехать с нами для выяснения всех обстоятельств.

— С кем это, с нами? — нервно ухмыльнулся Николай. — Каких таких обстоятельств?!

Ему быстро махнули перед носом синей корочкой, но Коля успел прочитать три больших буквы аббревиатуры, и тут же стало тошно.

— Мы все знаем, — меж тем сказал скульптурный человек, облаченный тоже в костюм. — Нам давно известно, что вы со своим дружком воспользовались временным каналом. И, между прочим, ваш товарищ в этот раз отправился в прошлое без вас.

— Ну да, я так и знал, — вздохнул Коля.

— Так что повторюсь — вам придется проехать с нами и ответить на несколько вопросов.

Коля обреченно кивнул. После короткой паузы человек спереди спросил:

— Ну что, Герасименко, как же вас угораздило обнаружить временной канал?

— Простите, а как мне, собственно, к вам-то обращаться? — с неожиданной иронией осведомился Коля.

— Подполковник Игорь Игоревич.

— А откуда вы вообще сами-то узнали про временной канал?

— Эх, Николай! — скульптурный повернулся всем корпусом и даже дотянулся рукой до плеча собеседника. — Грош была бы нам цена, коли б мы не знали, что кто-то пытается изменить настоящее.

— А что, кто-то пытается? — Коля вдруг покраснел, осознав свою наглость — заваливать встречными вопросами.

— Весьма вероятно, — спокойно ответил подполковник, приняв естественную позу лицом к лобовому стеклу. — Иначе, зачем ваш дружок Дима взял в библиотеке книги по новейшей истории? Зачем он потащился в Кунгур с набитой сумкой? Жаль, что мы узнали о взятых им книгах слишком поздно. А то бы перехватили его перед пещерой. Неужели он так и не поделился с вами своими планами?

— Увы, получается, что нет.

— К тому же Кукарский накануне качал ролики с Горбачевым. Это тоже о чем-то говорит. Может, он подался к Горбачеву, — задумчиво добавил скульптурный.

— Все-таки не понимаю, как вы вообще про нас узнали, а главное, как про ролики-то прочухали? — изумился Коля.

— Скажем так: мы с группой ученых давным-давно отслеживаем флуктуации пространственно-временного континуума, — подпол серьезно посмотрел на Колю в салонное зеркало. — Недавно мы определили точку возмущений — Кунгурские пещеры. Наконец, мы связались с местной полицией. И тут-то выяснилось, что вы на пару замешаны в одном странном деле с двумя бандитами.

Коля понял, о чем речь, и покивал.

— Ну хорошо, вы установили слежку за каждым из нас. А про ролики-то как узнали? Про те, которые Димка скачивал?

Подпол усмехнулся:

— Зная человека, залезть к нему в компьютер проще простого. Но, честно скажу, мы прокололись, мы не успели его остановить. Боюсь, что он натворит делов! Поэтому я надеюсь на вашу помощь, Николай.

И офицер многозначительно повернулся к плененному.

— Ведь он, получается, вас кинул. Вы ему показали дорогу в СССР, а он без вас начал менять историю.

Тут машина остановилась, и Колю вывели во двор административного здания, и завели через черный ход внутрь.

Продержав Николая Герасименко часа два в одиночной камере, они начали настоящий допрос, на котором присутствовал Игорь Игоревич и какой-то его помощник с забавным лицом, напоминающим этакого киношного гоблина. Мурыжили Колю целый вечер.

«Когда, по-вашему, вернется из прошлого Кукарский?» «И мы так и не услышали, каким образом вы узнали про канал?» «Как вы привели туда Кукарского?» «В какой год и день вы попали в первый раз?» «А во второй раз, в третий?!» «Что вы делали в Советском Союзе?» «С кем вы там встречались? Назовите по имени и фамилии!»

Николай отвечал растерянно, подавленно и односложно. В основном сообщал правдивые сведения. Однако про Любу не сказал ни слова. Настоящий партизан!

Ночевать его принудили в камере. Прилегши на твердую койку, Коля дал волю злобе на товарища.

Так отвратительно закончился этот день после превосходного дебюта с патефоном.

Димка накануне великих событий

Делать было нечего: Кирыч попросил два дня на устройство встречи с генсеком, и Димке пришлось временно вернуться домой. Точнее, не пришлось, а так он сам захотел. Но оказалось, зря, ой как зря! По возвращению его уже ждали, что называется, с распростертыми объятиями.

Едва Дмитрий приблизился к подъезду своего дома, как его тут же сцапали, подобно проделанному с Колей Герасименко. Сценарий накатанно повторился — прикатили на серебристой иномарке, всунули в ее нутро и укатили.

В управлении Димку сразу привели на очную ставку с Герасименко. Войдя в комнату для допроса под конвоем и увидав своего товарища, менеджер «Мастерка» опустил глаза. Он вновь почувствовал себя виноватым.

— Садитесь, Кукарский, — зычно сказал Игорь Игоревич. — Вы узнаете этого человека?

— Д-да, — Димка погрузился на стул, наискосок от дружка. — Это мой товарищ Коля Герасименко.

— Ладно, к нему мы еще вернемся…7 Итак, по вашим заверениям, вы сейчас вернулись из гостей. У кого же вы гостили?

— Я же сказал, у родственников.

— Назовите имя, фамилию, кто и кем вам приходится?

— А зачем? — Дима смело посмотрел на подполковника.

Человек, похожий на киношного гоблина, сел напротив Кукарского (тогда как подполковник стоял над металлическим столом), сел и хрипло сказал:

— Слушай, ты! Еще один умник, да? Здесь вопросы задаем мы! Мало того, что вы, придурки, без спроса сунулись в канал, так вы еще и отпираетесь тут, как садечные детки! Ну-ка, быстро отвечай, что ты делал вчера в СССР? С кем встречался, и кому показывал учебники истории? Ведь ты их обратно не притащил!

Димка посмотрел на Колю. Во взгляде Герасименко промелькнуло столько всего! И досада, и горесть, и, помимо прочего, надежда на нормальный исход.

— Ну хорошо, — Димка глубоко вздохнул. — Я… Я воспользовался каналом.

— Это мы и без тебя знаем, придурок, — сипло сказал похожий на гоблина. — Последний раз спрашиваю, кому ты учебники показывал?

— М-нэ, так, просто знакомому.

— Имя, фамилия, род занятий знакомого.

— Да откуда я знаю? Случайно в пивной повстречались, посидели, я ему рассказал, он попросил привезти доказательства. Вот я и привез. Женька его зовут, больше ничего не знаю.

— Вот, ушлепок, врет ведь и не моргает! — гоблин заискивающе поглядел на подполковника.

— Н-да уж, — протянул Игорь Игоревич, присаживаясь за металлический стол четвертым, напротив Герасименко и рядом с Димкой. — Сложное дело. Надо бы с ними… м-м… наглядную экскурсию, так сказать.

— Ага, — радостно кивнул гоблин. — Грузим их в машину и на Кунгур. Пусть покажут, как они перемещаются.

— Ладно, не кипятись, сейчас посмотрим, — спокойно сказал шеф-подполковник.

Товарищи переглянулись. Но не успели они и подумать что-то дельное, как появился конвой, и их увели.

Горе-путешественников поместили в новую камеру — свежевыкрашенную в салатовый цвет, с двумя застеленными кроватями. Каждый выбрал свою кровать и сел на одеяло. Окошко было залито шершавой белой беспроглядностью. На потолке, куда первоначально обратились дружные взгляды, ничего особенного не наблюдалось, кроме шарового светильника, — ни камер, ни микрофонов. Лишь разводы кремовой краски.

— Ну что, допрыгался? — язвительно сказал Коля, строго посмотрев на сокамерника. — Предатель.

Вся злоба у Кольки уже перегорела, и последнее слово прозвучало скорее иронично, чем на полном серьезе. Дима поймал эту нотку.

— Слушай, знаешь, я не хотел. Просто, само так получилось.

— Что именно получилось? — тихо спросил Коля, с опаской поглядев на стены.

— Это прозвучит дико, очень дико. Может даже смешно, но… Я сошелся с кагэбэшником, чтобы вернуть Советский Союз, — почти шепотом завершил тираду Дима, наклонившись вперед к товарищу.

— Что? Что ты сказал? Вернуть Советский Союз?! Господи, это ж бред, какой же это бред! — Коля схватился за голову. — Ты что, идиот?! Зачем это нужно? Кому это надо? Только твоей больной фантазии?

— Всем, — Дима встал с постели и прошелся по камере. — Это нужно всем. Если бы Союз не развалился, мы бы купались сейчас в шоколаде. Именно это я и хочу доказать.

Наверно в последние мгновения их речь зазвучала слишком громко, и товарищи, вдруг испугавшись, несколько секунд осматривались по сторонам.

— Ты уверен? А если бы не купались? Если бы началась третья мировая? — тише сказал Коля и внимательно глянул на остановившегося товарища. — Ведь ты же не можешь точно знать, как повернет история после твоего выпендрежа.

— Да откуда ей взяться, третьей мировой? — Димка сел обратно на кровать. — Если уж в лихие девяностые никто на нас не напал, то на империю зла и подавно не позарятся.

— А ты о людях подумал? — спросил Коля, поерзав на кровати. — Ты у них спросил? Надо им это?

— Вот именно, подумал! О них я прежде всего и подумал. Я хочу вернуть людям веру! — полушепотом прокричал Димка, уперши кулаки в одеяло. — В Советском Союзе мы были сплоченными и добрыми. Потому что мы верили в лучшее будущее. А главное, мы верили в доброту! В то, что все люди добрые. Это внушали нам с детства. Мы все любили друг друга. А теперь что, разве ты не видишь? Теперь мы все звери! Мы все живем по принципу — человек человеку волк.

— Даже если это так, откуда ты знаешь, что у тебя получится?!.. — сказал Николай в полный голос, но тут же осекся и притих, а затем добавил втихушку: — Постой, а что за кагэбэшник, с которым ты спелся?

— Тот майор, помнишь? Ты мне рассказывал, как убегал от него. Его звали Игорь Кирыч. Он ведь потом привязался ко мне, в тот день, когда я искал Любу. Ну, помнишь? Ты же меня сам послал.

— Ах да! И что? — Коля посмотрел недоверчиво на друга, затем покосился на огромную металлическую дверь камеры.

Однако за маленьким стеклянным окошком этой двери ничего не промелькнуло.

— А то, что этот кагэбэшник, потенциальный отец этих «придурков», меня поджидал у почты. Точнее, его люди следили, кто придет к Любе. И они меня подловили, и позвали его, и он тут же примчался. А чтобы выкрутиться, я ему выложил доказательства. Доказательства того, что мы не валютчики, а люди из будущего. Иначе бы он меня не отпустил, сам понимаешь.

— Интересно, какие такие доказательства?

— Простые: банковский пластик с годом и фамилией, российский паспорт, мобильный телефон, купюры двухтысячных годов. Ему этого хватило, он почти поверил. Я предложил ему сотрудничество. Я разукрасил перед ним реальность такими чудными красками!

— Какими чудными? — Коля подался вперед.

— О, я сказал ему, что перед ним теперь открываются невероятные перспективы! — Кукарский начал жестикулировать руками. — Подумай только, сказал я ему, мы с тобой мир перевернем! Мы с тобой до Андропова доберемся и будущее ему поведаем. И тогда ты станешь полковником! А того и глядишь, генералом. Это подействовало. Ведь все служащие тщеславны.

— И что? — Коля почесал свою залысину, опершись локтем на спинку кровати. — О чем вы в итоге договорились?

— Мы пришли к консенсусу, — усмехнулся Димка Кукарский, отклонившись к стене. — В следующий визит я привожу ему доказательства, в виде учебников новейшей истории и видеороликов. А также прочую мелочь, типа ноутбука. А он взамен помогает мне изменить прошлое и будущее.

— Хм, — хмыкнул Колька. — Н-да.

— И когда он узнал подробности развала Советского Союза, он проникся. Он захотел мне помочь. Точнее, он даже сам стал ярым сторонником спасения империи.

— И что дальше? — Коля с интересом наклонился вперед. — На чем вы остановились?

— Прости, но это государственная тайна. Я не могу тебе сказать, — Дима отвернулся к окну.

— Ах вот так, значит, да? Я-то думал, мы друзья. Но ты теперь предаешь меня на каждом шагу.

Кукарский некоторое время смотрел на товарища, пытаясь понять, в шутку он или всерьез. Однако в камере царил полумрак, и выражение глаз понять было невозможно.

— Но послушай, Коль, — наконец сказал Дмитрий, — ты ж сам должен понимать, у меня не было другого выхода. Я спасал Любу, спасал тебя, черт возьми! КГБ являлось нашим врагом, а я сделал их нашими союзниками.

— Ага, за счет своих идей. Будь проклят тот день, когда я показал тебе дорогу в прошлое!

Коля с досадой потер лоб.

— Ну зачем ты так! — огорчился Димка.

Наступила тишина, вселенская тишина, полная мыслей, разочарований и надежд.

И оборвал ее конвой, который пришел за пленниками. Двое в форме, вооруженные автоматами, вывели Кукарского и Герасименко из камеры, полутемными коридорами провели к выходу на задний двор.

Едва друзья глотнули свежего майского воздуха, как их тут же законсервировали в черный минивэн. В салоне они остались наедине друг с другом — водительское отделение пряталось за тонированной перегородкой из стекла.

Автомобиль понесся прочь. Окна, кстати, отсутствовали. Лишь вялый свет салонной лампочки выдавал очертания друг друга.

Первым созрел Кукарский.

— Интересно, куда нас везут? — осведомился он у стен.

— Наверно, к пещерам, для, так сказать, следственного эксперимента, или как это у них там называется, — предположил Колька.

— То есть они попрутся с нами в прошлое и все испортят, — протянул Дима. — Надо как-то отсюда выбираться.

С этими словами он стал тормошить внутреннюю ручку выдвижной двери. Но та не поддалась. Ни с первого раза, ни со второго, ни с третьего. Имелся, видимо, какой-то секрет — отпереть минивэн можно было только снаружи.

— Да ты посмотри, скорость-то какая! — усмехнулся Коля. — Даже если откроешь, как прыгать? Чтоб все переломать?

— Уж лучше ноги, руки переломать, но от них отвязаться, — в сердцах бросил Димка и опять начал дергать дверь.

Но та упорно не поддавалась.

Все кончилось на том, что машина неожиданно остановилась сама, и дверь открыли снаружи. В салон заглянуло словно высеченное из камня скульптурное лицо Игоря Игоревича.

— Выходите оба! — негромко скомандовал подполковник.

Друзья удивленно переглянулись.

— Где мы? — спросил Димка.

— Недалеко от Кунгура. Дальше доберетесь своим ходом.

И подпол отступил, пропуская их на свет божий.

— То есть как это? — опешили оба, так что даже не поспешили вылезти.

— А вот так, — офицер вздохнул. — Я слышал ваш разговор в камере.

— Стоило догадаться, — пробормотал Коля, начиная выбираться из машины.

— Это странно, может, для вас прозвучит, — заметил эфэсбэшник, держась рукой за дверь (сейчас он был в спортивном костюме), — да, странно прозвучит, но тот, про кого вы говорили — Игорь Кирыч — он мой отец. Он завещал вас не трогать. Просто я не сразу понял, что вы это вы.

— Ах вот оно что! И как именно он упоминал о нас? — возбужденно спросил Димка, высвободившись из минивэна вслед за товарищем.

Подпол закатил глаза.

— Двое человек придут из прошлого (именно эту фразу я долго не мог понять), один из них будет зваться Дима и упомянет меня как «майор Игорь Кирыч», ты должен будешь отпустить их, если я тебе дорог как отец.

— Значит, дорог? — съязвил Коля, встав на обочине.

— Отец пропал без вести, когда я был маленький. Это специальное письмо, оставленное им для меня взрослого.

— При каких обстоятельствах он пропал? — спросил Кукарский, машинально поправляя ремень на джинсах.

— Он ушел из семьи, — грустно сказал Игорь Игоревич, отступив к передней двери. — Раньше мать всегда говорила, что он погиб на задании. Но когда я вырос, то узнал, что он просто ушел из семьи, а также перестал появляться на службе. То есть он просто пропал без вести.

— А относительно нас ничего больше он не написал?

— Нет, — подпол прислонился к передней двери, во рту у него мелькнуло что-то типа зубочистки.

Дима и Коля теперь стояли в шаге от него, не зная, как применить себя, и как отнестись ко всему услышанному. В их душах поднималось тепло, а в мыслях роились вопросы.

— Значит, больше ничего, — задумчиво пробормотал Кукарский. — Странно… Придется спросить у него самого.

— Вот что, дорогой, — Коля подошел к подполковнику и неожиданно по-дружески положил ему руку на плечо, хотя для этого пришлось вытянуться во весь рост и даже выше. — Если мы снова увидимся, мы обязательно расскажем тебе о том, куда пропал твой отец. Если нам удастся прояснить ситуацию.

— Да, надеюсь, — офицер освободился от руки Коли и открыл переднюю пассажирскую дверь. — Я бы рискнул отправиться с вами и увидеть отца, но ученые наложили на это строгое табу.

— Все правильно, — заметил Димка. — Мы тоже так и не смогли встретиться там с родными. И потом уж больше не пытались.

— Ну и черт со всем этим! Желаю вам удачи! — бросил Игорь Игоревич, махнул рукой и скрылся в автомобиле.

Черный минивэн тронулся с места, резко развернулся прямо на дороге и помчался обратно. Некоторое время товарищи наблюдали, как он превращался в мелкую точку. Наконец и она исчезла. Димка и Коля двинулись в противоположном направлении, в сторону пещер.

— Ну и… что будем делать? — вздохнул Герасименко, пнув на обочине камешек.

— Что-что, валим в СССР! Неужели твои мысли не совпадают с моими? — Димка расстегнул ворот рубашки, ему стало душно, несмотря на полевой ветерок.

Впрочем, ветерок был вялый. Все-таки день разыгрался жаркий, во всех смыслах.

— Да совпадают мысли, совпадают, — с легким недовольством ответил Коля. — Ты отправишься к своему кагэбэшнику, а я к Любе. Может, ты наконец скажешь, что вы там задумали со своим Кирычем? Поехать к Горбачеву, да?

— Нет, к Андропову, — Димка махнул рукой, ему уже стало все равно.

— Только и всего? То же мне, государственная тайна.

И они молча пошли по обочине вдоль дороги.

Дима Кукарский и Кирыч на встрече с генеральным секретарем ЦК КПСС

На день позже этих событий Димка с Кирычем сидели в самолете. Они летели в Москву на встречу с генеральным секретарем Андроповым. Уж как там Кирыч выбил аудиенцию у главнейшего, хотя и тяжело больного человека, для Димы оставалось секретом. Он и не пытался выведать тайну — понимал, что бывалый кагэбэшник не расколется. Правда, тот факт, что Андропов был главой ведомства, в котором служил Кирыч, мог иметь какое-то отношение к этому.

Игорь Кирыч теперь вызывал у Димки странные чувства. Кукарский косился на майора и вспоминал подполковника из своего времени. Н-да, кто бы мог подумать: отец и сын! На лице Дмитрия невольно появлялась улыбка. То и дело хотелось заявить, мол, слушай, а я видел твоего… м-м… Но Кукарский, конечно, сдерживался.

Правда, спросил один раз, пока еще не взлетели, как бы между прочим: «Слушай, Игорь Кирыч, а у тебя семья есть? Жена там, дети?» И получил исчерпывающий ответ: «Конечно, офицер КГБ должен быть образцовым семьянином! У меня красавица жена и сын Игорь. А ты женат?» И Димке пришлось сознаться, что он разведен, впервые без гордости за себя.

Сейчас Димка сидел у иллюминатора, за которым проплывали (чуть ниже) перистые облака с редкими проблесками земли, и вспоминал восемьдесят второй год. Вот также летел он на подобной «Тушке», совсем маленький, с матерью и ее подругой, в Ростов-на-Дону. Откуда потом их увезли на море на «Запорожце».

И этот первый в детстве полет до того впечатлил Димку, что запомнился на всю жизнь! Удивительно правильные трапеции полей и лесов в иллюминаторе, толстенная белая перина из облаков, оглохшие уши и легкая тошнота. Но главное — невероятная, захватывающая дух высота!

Тот рейс долго задерживали с отлетом, они с матерью и ее подругой то уезжали из аэропорта, то возвращались и, наконец, улетели. А потом, после посадки, ехали на этом «Запорожце» с боковыми карманами, а у него что-то там ломалось каждые тридцать километров, и дядя водитель что-то там шаманил, отчего карманный «Запорожец» снова оживал. Так и добрались до Кубанской станицы, от которой уже катались на море на рейсовом автобусе.

Вообще все эти воспоминания с милого детства, с легендарного Советского Союза, словно хранились у Димки в старом поблекшем сундучке в виде картинок, раскладывающихся гармошкой, виньеток и разных побрякушек и золотинок. И когда он доставал хоть одну вещичку, она будто загоралась разными цветами и начинала дарить тепло.

Часто Димке казалось, что не было в его жизни уж ничего лучше, чем то скудное, по сути, детство, не было и никогда, наверно, не будет. Что именно тогда, в ту пору, он по-настоящему был счастлив. Счастлив простым советским счастьем. И самым ужасным огорчением детства был лишь тот день, когда у Димки угнали велосипед «Уралец». Он с другом прикатил к магазину и, беспечно оставив велик у дверей, потащился внутрь гастронома.

Каким тяжелейшим горем оказалось узнать от случайного мальчика у дверей магазина, что «пьяный дядька сел и уехал вон в ту сторону»! И с каким грузом на душе потом пришлось долго ходить по дворам, искать пьяного дядьку с любимым велосипедом. Но конечно все напрасно. Это был еще и первый в жизни удар по вере в доброту всех-всех людей на Земле.

И вот ведь все самое хорошее именно тогда было придумано, порой говорил себе Дима. Взять те же аппараты для газировки. Вон теперь их на каждом шагу копируют! А раскладушки? А многочисленные клоны советского мороженого или советской газировки? В общем, достаточно посмотреть вокруг.

Теперь, в реальности прошлого, Димка воочию видел всё окружающее именно так, как оно было на самом деле. Ведь воспоминания детства по обычаю не включали в себя антураж эпохи. Пейзажные краски, второй план, общий фон — все это воссоздалось в новом рождении, разукрасилось необычайными красками.

И вот Димка увидел воочию Москву тысяча девятьсот восемьдесят третьего года. Они с Кирычем спустились с трапа, странный автобус подвез пассажиров до аэропорта Домодедово, и дальше началось. Москва, Москва, Москва…

Дима попал в волшебный город, еще не замутненный пыльными перестройками, Макдональдсами, пробками и рекламной шелухой. Простой и чистый город в первозданном виде. С улыбчивыми людьми, одетыми в незамысловатые одежды.

Не откладывая свой визит в дальний ящик, два миссионера незамедлительно прибыли к истоку Красной Площади со стороны улицы Горького. День стоял на удивление солнечный и теплый. По брусчатке бродили большей частью иностранцы, но они тоже выглядели несколько старомодно. И носили с собой пленочные фотоаппараты с большими объективами.

Игорь Кирыч провел Дмитрия в Кремль со служебных ворот. Майор показал удостоверение и сообщил, что у него назначено. Минут через пять подошел высокий офицер в форме и взялся сопровождать прибывших во внутренние палаты.

— Андропов в Кремле появляется редко, — тихо заметил Кирыч, наклонившись к спутнику, когда они уже подходили к дверям одного из кремлевских зданий. — Всему виной обострение болезни. Но нам повезло — сегодня генсек на рабочем месте.

Дима покивал. Его сердце колотилось все быстрей. Еще бы! Вот-вот он увидит того человека, о котором в детстве мог лишь благоговейно подумать. Вокруг которого создавался ореол спасителя застывшего общества — это Дима помнил хорошо. Тот самый вождь, который впервые вызвал восхищение после надоевшего шамкающего Брежнева.

На пропускном пункте здания (Димка не знал, какого) их осмотрел молоденький гладко выбритый красавчик-лейтенант, затем он попросил Диму показать, что в сумке. Кукарский шагнул к летехе и раскрыл перед ним сумку, сделав жест головой: на, мол, смотри.

— А это что такое? — удивился красавчик-лейтенант, сразу приметив ноутбук.

— Это новый секретный аппарат, который привезли показать генеральному, — недовольно бросил Кирыч, суя в лицо лейтенанту свое удостоверение.

— А, понятно, — протянул офицер Кремля. — Ладно, идем.

Их провели в просторную комнату, обставленную по-спартански: кровать со стойкой для капельниц, дубовый, обитый сукном, стол с простым кожаным креслом и огромный портрет Ленина на стене, около архитектурной лепнины. Свет пропускали два больших окна со спущенными белыми шторами.

Обитатель комнаты встал с постели, махнув человеку в белом халате, и последний вышел с чемоданчиком в руке. А генеральный (ибо это, конечно, был он) сел за стол и молча, слабым жестом руки, пригласил гостей разместиться напротив. Димка и Кирыч устроились на стульях с другой стороны стола. Перед Кукарским оказался совсем не тот человек, который висел в википедии в качестве портрета.

Это был человек в синем спортивном костюме, изможденный болезнью, с желтоватым цветом кожи, со впалыми щеками, с костлявыми кистями рук, обвитыми червями-сосудами. Единственное, что роднило настоящего Андропова с интернетовским портретом — это внимательные, проницательные глаза и большие очки.

— Ну-с, я надеюсь, меня не обманули, что у вас сверхсекретная информация государственной важности, — приятным голосом сказал Юрий Владимирович, поглядывая то на майора, то на Диму. — А то у меня времени в обрез. Даю вам пять минут на изложение сути.

— О да, товарищ генеральный секретарь! — поспешил заверить Кирыч. — Речь идет ни больше, ни меньше, как о распаде Советского Союза.

— Вот как? — оживился тяжело больной генсек. — Очень интересно. Ну что ж, давайте выкладывайте.

При этом он даже поерзал в кресле.

Димка открыл было рот, но его сосед предупредительно поднял руку.

— Это не происки американцев, — издалека начал Кирыч. — Хотя, в какой-то степени и их тоже… В общем, тут другое. Это невероятно, очень фантастично. Вот товарищ рядом со мной (майор тронул Диму за плечо) знает необычайно много о будущем развития СССР и мира. Вы же слышали о болгарской прорицательнице бабке Ванге?

— Ну да, — Юрий Владимирович слегка улыбнулся. — И что, он тоже прорицатель?

— Нет, он гораздо правдивей, — быстро сказал Кирыч. — Он знает все с гарантией. Потому что ему удалось попасть в так называемый временной канал. То есть, как это ни странно звучит, ему удалось переместиться во временном канале. А зовут его Дмитрий.

Кукарский кивнул. Ему показалось, что генсек его сейчас просто высверливает глазами.

— Если я правильно понимаю, — вкрадчиво вставил Андропов, — вы хотите сказать, что ему удалось переместиться во времени.

— Да-да, именно так! — с радостью подхватил Кирыч. — Он, Дмитрий, жил в будущем, и там появилась, мнэ, как бы дыра во времени, и он переместился, а я занимался одним делом, по которому, мм-мэ, как раз пришлось встретиться, ну, случайно, с Дмитрием (майор снова тронул соседа за плечо). Я заподозрил Дмитрия в операциях с валютой, а он привел мне неопровержимые доказательства, что он не валютчик, а человек из будущего, где нет Советского Союза. (Кирыч глубоко вздохнул.) И вот теперь эти доказательства здесь, у нас, с собой.

Андропов задумчиво потеребил нос, затем откинулся на спинку кресла. Диме показалось, что генсек как-то еще больше побледнел. Сам же Кукарский продолжал волноваться, и от этого у него мутило где-то под животом, и уж совсем не кстати появлялись позывы в туалет.

— Н-де, звучит как полный бред, — наконец сказал Андропов после тяжелой паузы. — Я хочу немедленно посмотреть ваши доказательства, либо я вас обоих отправлю отсюда в психушку.

— Сейчас, сейчас, — засуетился Кирыч и потянулся к Димкиной сумке, но тут же опомнился: — Дмитрий, давай сам, тебе слово.

Кукарский извлек ноутбук, раскрыл и включил.

— Хкгм. Уважаемый Юрий Владимирович, это переносной компьютер со складным плоским монитором, — пояснил он, пока загружалась Виндовс. — У нас, в две тысячи тринадцатом году, такие ноутбуки уже есть на каждом шагу.

— Как вы сказали, нотбуки? — перебил генсек.

— Ноутбуки, — повторил по слогам Дима.

— Угу, — кивнул Андропов.

— Сейчас я включу вам записи Михаила Горбачева, — продолжил Кукарский, — они пленочные, но их переписали в компьютер — есть такие технологии.

— Кого, Миши? — удивился генсек.

— Ну да, Михаил Сергеевич стал генеральным секретарем после вас. Впрочем, там еще был Черненко, но он, правда, быстро умер.

Юрий Владимирович неодобрительно покачал головой.

— Ладно, включай свои записи.

После того, как Андропов изучил все приведенные аргументы, он долго молчал. Генсек то покачивал головой, то неодобрительно цокал языком. Димка к тому же отдал ему один учебник новейшей истории, и генсек его листал, изредка поглядывая на гостей. И вдруг Андропов сильно побледнел, ему стало не по себе, и он вызвал врача.

— Вы свободны пока, — бросилон гостям. — Мне надо подумать. Пусть вас разместят в Кремле. Или нет, лучше в гостинице «Россия».

Через полчаса миссионеры уже сидели в креслах в люксовом номере с видом на Кремль, и каждый молча смотрел в стену. (Димка наконец-то с удовольствием облегчился в уборной.)

— Ну и что теперь? — устало вздохнул Кукарский.

— Ждать, только ждать, — ответно вздохнул майор.

Еще через полчаса за ними прислали того же красавчика лейтенанта, и тот снова отвел их в Кремль.

Юрий Владимирович принял их в том же кабинете, пригласил на те же стулья.

— Итак, — сказал он, вставая из-за стола. — Я изучил ваш учебник истории.

— Так быстро? — осмелился спросить Кирыч.

— Хм. Послушай, майор, я сейчас очень много читаю, в основном, философского. Например, Достоевского, Ницше. И вы тут приперлись весьма кстати со своими выкладками, — генеральный секретарь по-сталински прошелся вдоль кабинета. — Я не боюсь смерти, я знаю, что она уже близка. Вы раскрыли мне лишь то, насколько она близка, чертова девка с косой! А это значит, что нужно успеть очень много сделать.

— Да-да, — зачем-то вставил Димка и тут же покраснел.

— По сути, читая эти книги, — Андропов повел рукой в сторону полок с томиками у дальней стены. — Я многое понял в последнее время. Что-то такое у меня крутилось в голове на счет Миши, на счет дальнейшего развития социализма. И были даже мысли на счет развала страны. Можно сказать, я сам не хуже бабки Ванги.

Он остановился и с улыбкой поглядел на гостей. Димке подумалось, что улыбка у него какая-то странная, некрасивая, что ли.

— Я так и знал, что если спустить все без тормозов, как Миша, страна к чертям развалится. Не-ет, тут нужен другой подход.

Он снова погрузился за стол. Гости по-гусиному повели головами в его сторону.

— Как сказал Шопенгауэр или кто-то еще до него, — продолжил вождь, — человек слишком хрупкое создание, но он может создавать прочные храмы на века. В последние дни мне все чаще приходила мысль: социализм — это исключительное творение человека, в отличие от капитализма. И Союз Советских Социалистических Республик есть тоже рукотворный храм, который может просуществовать века. Все зависит от хрупкого создания. Как он, то бишь, человек, будет поддерживать чистоту и порядок в храме? Как будет ремонтировать стены? Как будет чинить крышу? Вовремя ли узрит необходимость ремонта здания? Почует ли подмывание фундамента?

Юрий Владимирович помолчал, покосился на огромное зашторенное полупрозрачными занавесями окно.

— Хкгм, — прокряхтел Димка.

— Так вот, — продолжил Андропов, облокотившись на правый подлокотник кресла. — Я глубоко убежден, что Союзу нужна крепкая рука, способная поддерживать порядок. Мне и так казалось, что Горбачев для этой роли не подходит. А уж теперь я точно в этом уверен. Так что мне, пожалуй, вот что нужно сделать.

Генеральный секретарь выдержал небольшую паузу.

— Я уйду в отставку по болезни за неделю до смерти (дату своей кончины из учебника я хорошо запомнил — такое не забывается). А на пост генерального секретаря сам назначу Алиева Гейдара. Он справится лучше Горбачева и его Раисы. Именно нерусские надежнее всех вытаскивали нашу страну из дерьма. Взять хотя бы Екатерину, или того же Иосифа Виссарионовича. И качества у Гейдара есть подходящие, не то, что у Миши.

Так Андропов озвучил свое решение. Дело сделалось — Дмитрию Кукарскому удалось повернуть ход истории на свой лад.

Сентябрь 1983 года, Пермь, Коля Герасименко и Люба, за день до встречи в верхах

Поскольку бояться Николаю было уже нечего, то после перемещения во времени посредством третьего грота он отправился прямо в Пермь к возлюбленной Любови.

С Димой они расстались на автовокзале — Кукарский отправился в гостиницу КГБ. А Коля пошел пешком на квартиру к Любе, ибо это было недалеко.

Время склонялось ко второй половине дня. Погода стояла безоблачная, теплая, с легким ветерком. Разве что редкие парусники проплывали по синему небу.

По пути Коля заглянул в излюбленный гастроном, чтобы купить торт «Прагу», если повезет. А потом в вино-водочном надо будет взять шампанского, решил он. Ведь повод имелся серьезный — предстоял важный разговор с Любой.

Ему исключительно подфартило — удалось взять и «Прагу» и бутылку «Советского». Правда, в гастрономе пришлось выстоять приличную очередь. А вот шампанское досталось без всяких проблем.

Единственным обстоятельством, которого Коля боялся, было возможное отсутствие девушки дома. Но он надеялся на то, что сегодня, в воскресный день, она будет сидеть у телевизора и никуда не пойдет. В очередной раз Колька пожалел об отсутствии в советском прошлом сотовой связи.

И в Любином доме ему тоже подфартило — он же слыл счастливчиком! Люба открыла дверь после первого же нажатия кнопки звонка. Как будто сидела в прихожей на пуфике и ждала его прихода, с замиранием сердца вслушиваясь в очередные шаги на лестничной площадке.

— Ты? — зашевелились ее губы, и задрожали ресницы.

Николай ступил за порог и, прикрыв дверь ногой, прижал к себе девушку, обнял, погладил по спине. Они слились в затяжном поцелуе. Коля впился в ее сухие губы, жадно начал пить ее сок — застоявшийся, забродивший сок.

С трудом, нехотя оторвавшись от объятий любимого, девушка закрыла дверь на замок. Снова обернувшись к нему, она подняла влажные глаза, и Николай увидел в этих очах столько нежности и любви, сколько он и не ждал от нее сейчас, сколько ему и не снилось никогда!

— Наконец-то ты пришел, — прошептала Люба и опять упала в его объятия.

Он увлек ее в комнату, и там, продолжая лобзать друг друга, они устроились сидя на сложенном диване.

Под боком тихо работал телевизор. Шла комедия «Операция „Ы“ и Другие приключения Шурика», герой как раз целовался с девушкой — это Коля понял «задними мозгами». Руки же Николая уже расстёгивали пуговички на воздушном халатике Любы.

— Подожди, ну подожди! — шептала любимая. — Ну что, прямо так сразу?

— Да, разве ты не соскучилась? — отвечал шепотом Коля, пробираясь рукой все ниже — к девичьим трусикам.

— Конечно соскучилась! — вполголоса говорила она.

И от нее распространялся какой-то странный приятный запах свежего белья. И не было у Коли того волшебного аромата, который он хотел ей подарить, но его и не нужно было. Девушка любила Николая без всяких подарков.

Пальцы Герасименко путались, меж тем Люба уже не возражала. И вот обнажились ее плечи, широкие и в то же время хрупкие. И вот уж он принялся нежно ласкать ее грудь, и целовать губами соски.

Так они отдались единому порыву, и окружающий мир — будь то квартира Любы или весь Советский Союз — перестал для них существовать. Остались только чувства, яркие, сильные, нереальные. Остались только гладкость кожи, и нежность губ, и ласка рук, и нечто единое и божественное.

Им оказалось мало места на сложенной тахте-«книжке», и в порыве страсти они упали на ковер, и уже там все было кончено в несколько мгновений.

Когда тела отходили от потрясения, Люба притянула к себе халатик, чтобы накрыться. И когда молчать уже стало неприлично, она заговорила первой.

— Ну что, надолго ты теперь? — вполголоса спросила она.

— Да, надеюсь, что навсегда, — тихо сказал он. — Я хочу остаться с тобой навсегда.

— Правда? — Люба приподнялась, облокотилась на ковер, ее лицо стало ясным как самый солнечный день.

— Только еще не решил в каком мире, — пробормотал Коля.

— Не поняла, в каком мире, Колюш? — ее чистые глаза выразили знак вопроса.

— Да это я так, — спохватился Герасименко. — Просто… мне надо кое-что обсудить с тобой. Только давай сначала выпьем шампанского.

Он привстал и начал одеваться.

— Я прикупил, — добавил Коля. — И еще торт «Прагу» удалось раздобыть.

— Ой, а в наш гастроном тут на днях «Киевский» завозили, — затараторила Люба и тоже встала и принялась спешно натягивать халатик на красивое обнаженное тело. — Так представляешь, я стояла в очереди почти час, и как раз на мне торты закончились! Вот огорчение-то было.

— Господи, какая это ерунда! — тихо сказал Коля, застегивая ширинку на брюках.

«Знала бы ты, до чего много у нас тортов, — договорил он про себя. — И вообще, какое изобилие в наших гипермаркетах!»

Сентябрь 1983 года, Пермь, Коля Герасименко и Люба, за день до встречи в верхах

Поскольку бояться Николаю было уже нечего, то после перемещения во времени посредством третьего грота он отправился прямо в Пермь к возлюбленной Любови.

С Димой они расстались на автовокзале — Кукарский отправился в гостиницу КГБ. А Коля пошел пешком на квартиру к Любе, ибо это было недалеко.

Стрелки часов склонялись ко второй половине дня. Погода стояла безоблачная, теплая, с легким ветерком. Разве что редкие белые парусники проплывали по синему небу. Совсем как летом, в конце августа. Даже листьев желтых мало.

По пути Коля заглянул в излюбленный гастроном, чтобы купить торт «Прагу», если повезет. А потом в вино-водочном надо будет взять шампанского, решил он. Ведь повод имелся серьезный — предстоял важный разговор с Любой.

Ему исключительно подфартило — удалось взять и «Прагу», и бутылку «Советского». Правда, в гастрономе пришлось поторчать в змеиной очереди. А вот шампанское досталось без всяких проблем.

Единственным обстоятельством, которого Коля боялся, было возможное отсутствие девушки дома. Но он надеялся на то, что сегодня, в воскресный день, она будет сидеть у телевизора и никуда не пойдет. В очередной раз Колька пожалел об отсутствии в советском прошлом сотовой связи.

И в Любином доме ему тоже подфартило — он же слыл счастливчиком! Люба открыла дверь после первого же нажатия кнопки звонка. Как будто сидела в прихожей на пуфике и ждала его прихода, с замиранием сердца вслушиваясь в очередные шаги на лестничной площадке.

— Ты пришел? — зашевелились ее губы, и слегка дрогнули ресницы.

Николай ступил за порог и, прикрыв дверь ногой, прижал к себе девушку, обнял, погладил по спине. Они слились в затяжном поцелуе. Коля впился в ее сухие губы, жадно начал пить ее сок — застоявшийся, забродивший сок.

С трудом, нехотя оторвавшись от объятий любимого, девушка закрыла дверь на замок. Снова обернувшись к нему, она подняла влажные глаза, и Николай увидел в этих очах столько нежности и любви, сколько он и не ждал от нее сейчас, сколько ему и не снилось никогда!

— Наконец-то ты пришел, — прошептала Люба и опять упала в его объятия.

Он увлек ее в комнату, и там, продолжая лобзать друг друга, они устроились сидя на сложенном диване.

Под боком тихо работал телевизор. Шла комедия «Операция „Ы“ и Другие приключения Шурика», герой как раз целовался с девушкой — это Коля понял «задними мозгами». Руки же Николая уже расстёгивали пуговички на воздушном халатике Любы.

— Подожди, ну подожди! — шептала любимая. — Ну что, прямо так сразу?

— Да, разве ты не соскучилась? — отвечал шепотом Коля, пробираясь рукой все ниже — к девичьим трусикам.

— Конечно соскучилась! — вполголоса говорила она.

И от нее распространялся какой-то странный приятный запах свежего белья. И не было у Коли того волшебного аромата, который он хотел ей подарить, но его и не нужно было. Девушка любила Николая без всяких подарков.

Пальцы Герасименко путались, меж тем Люба уже не возражала. И вот обнажились ее плечи, широкие и в то же время хрупкие. И вот уж он принялся нежно ласкать ее грудь, и осторожно целовать соски.

Так они отдались единому порыву, и окружающий мир — будь то квартира Любы или весь Советский Союз — перестал для них существовать. Остались только чувства, яркие, сильные, нереальные. Остались только гладкость кожи, и нежность губ, и ласка рук, и нечто единое и божественное.

Им оказалось мало места на сложенной тахте-«книжке», и в порыве страсти они упали на ковер, и уже там все было кончено в несколько мгновений.

Когда тела отходили от потрясения, Люба притянула к себе халатик, чтобы накрыться. И когда молчать уже стало неприлично, она заговорила первой.

— Ну что, надолго ты теперь? — вполголоса спросила она.

— Да, надеюсь, что навсегда, — тихо сказал он. — Я хочу остаться с тобой навсегда.

— Правда? — Люба приподнялась, облокотилась на ковер, ее лицо стало ясным как самый солнечный день.

— Только еще не решил, в каком мире, — пробормотал Коля.

— Не поняла, что значит — в каком мире, Колюш? — ее чистые глаза выразили знак вопроса.

— Да это я так, — спохватился Герасименко. — Просто… мне надо кое-что обсудить с тобой. Только давай сначала выпьем шампанского.

Он привстал и начал одеваться.

— Я прикупил, — добавил Коля. — И еще торт «Прагу» удалось раздобыть.

— Ой, а в наш гастроном тут на днях «Киевский» завозили, — затараторила Люба, и тоже встала и принялась спешно натягивать халатик на красивое обнаженное тело. — Так представляешь, я стояла в очереди почти час, и как раз на мне торты закончились! Вот огорчение-то было.

— Господи, какая это ерунда! — тихо сказал Коля, застегивая ширинку на брюках.

«Знала бы ты, до чего много у нас тортов, — договорил он про себя. — И вообще, какое изобилие в наших гипермаркетах!»

Но не знала она. Знать не знала, ведать не ведала. Как же ее тащить в новое время? Сразу в психушку угодит, даже фамилию не спросят! Но и как ему здесь оставаться? Жить в скучном тысяча девятьсот восемьдесят третьем? Хуже не придумаешь! Ни интернета тебе, ни мобильника, ни даже гипермаркета. С милым рай в шалаше, а с милой рай в совке, так что ли? Хотя, есть, конечно, и свои плюсы.

Одним словом, дилемма. Неразрешимая дилемма мучила Николая. Даже сейчас, на руинах любовной схватки, в неослабевающей эйфории после сильнейшего оргазма продолжала мучить. Хотя и возникла дилемма лишь накануне. Когда Николай четко решил одно — навсегда остаться с Любой, не расставаться с ней ни на день.

И вот сели они на кухне, Коля разлил шипучку в заботливо протертые Любой фужеры, встретились их глаза… И кольнуло Николая — какой в ее очах любовный блеск, какая детская непосредственность! И вдруг озарило — да ведь все просто, и нечего тут мучиться!

И вовсе это не дилемма! Ибо из двух вариантов один другого не исключает. Коля просто посвятит Любу в свои дела. Он полностью ей доверится. И она поймет. Она так любит его, что не сочтет его сумасшедшим, что примет любую его сущность, любую легенду, быль или реальность.

Она пойдет за ним хоть в Сибирь, хоть на Голгофу — в этом он окончательно удостоверился только сейчас. Хотя сколько времени ему нужно было?! Дурак! Давно бы уже мог понять! Ан нет, не хватало, видите ли, только этого взгляда без слов, друг напротив друга с фужерами!

— А давай-ка выпьем за любовь! — сказал Герасименко тихо и вдохновенно.

— Давай, — просто согласилась Люба.

— Выпьем за любовь, родная, выпьем за любовь, — напел он, осушив фужер.

— Что это за песня такая? — поинтересовалась Люба, облизывая губы после шампанского.

— У вас такой еще нет, а у нас давно уже есть, — загадочно сказал Коля.

— У кого это, у вас? — Люба склонила голову набок и посмотрела на суженого как-то игриво, что ли.

— Понимаешь, Люба, — с полной серьезностью заговорил Герасименко, — я должен поведать тебе одну вещь. Очень важную вещь. Она касается этой песни, например, и еще многого другого. Эта вещь очень невероятна, Люба. И когда ты ее услышишь, тебе, может быть даже, станет не по себе. Но… ты должна мне поверить.

Девушка моргнула несколько раз, глаза ее наполнились удивлением.

— Странно ты говоришь, Коль. Ну что ж, продолжай, я все пойму.

— Надеюсь, — глубоко вздохнул Николай.

Настала минута, когда нужно сделать близкому человеку, быть может, самое трудное признание в своей и его жизни.

И, вновь разлив игристое вино, Коля начал свою признательную речь.

— На самом деле я не ученый, и мы с Димой не проводили никакие эксперименты. (Глаза Любы начали меняться, и он поспешил продолжить). Понимаешь, мы жили себе, жили, только чуть попозже, чем ты. Я несколько раз бывал в Кунгурских пещерах. И однажды я отстал от группы, и вдруг попал в ваше время.

— Постой, Коль, что значит — жили попозже? Что значит — попал в ваше время? Я не понимаю.

— Ну хорошо, — вздохнул Герасименко. — Давай теперь выпьем снова, и я все поясню.

Они торжественно, словно на важной церемонии, чокнулись дорогим советским стеклом, и каждый освободил дно фужера.

Затем Коля полез в карман и случайно выронил телевизионную лампу. Та брякнула о деревянный пол.

— Так, стоп, — сказал Николай, подобрав лампу и сунув в другой карман. — Это не то, это для нашего дорогого мастера в Кунгуре, у которого мы были в гостях.

Люба только улыбнулась.

Наконец Коля, не торопясь, извлек из кармана джинсов мобильник и протянул девушке.

— Ага. Вот посмотри. Это прямое доказательство того, что я живу несколько в другом мире. То есть я родом оттуда, а жить хочу с тобой. И там, и здесь.

Люба осторожно приняла сенсорный мобильник, положила его на ладонь и погладила пальцами другой руки.

— Что это?

Маленький дисплей вдруг ожил, появилась картинка.

— Ой! — воскликнула Люба.

— Это телефон, — сказал Николай. — Но… Он необычный. У нас, в нашем мире, в нашем времени, с такими ходят все. То есть у каждого есть переносная трубка, и каждый может в любой момент позвонить другому.

— В вашем времени… А где же кнопки?

Николай умилился, глядя на любимую. Ее глаза заблестели, она стала походить на ребенка, которому подарили необычайную игрушку. Он придвинулся к девушке и, ощутив ее шампуневый аромат, он аккуратно взял мобильник из ее рук и показал:

— Вот. Кнопки прямо на экране. Нужно просто тыкать пальчиком. Жаль только позвонить мы сейчас никуда не сможем. Для этого нужна специальная сеть, на вроде телевизионной, с вышками в населенных пунктах, передающими радиосигналы.

Искрящиеся Любины глаза смотрели то на мобильник, то на Николая.

— Ну и какое оно, ваше время? Далекое будущее? — теперь Люба как-то странно уставилась на любимого, он даже не смог прочитать ее взгляд.

— Вроде и недалекое, но пропасть нас разделяет огроменная, — с грустью сказал Коля. — Я живу в две тысячи тринадцатом году. Хотя… В твоем времени я еще хожу в первый или во второй класс.

Наступила пауза. Люба поводила тонкими пальцами по внешней стенке фужера. Глаза ее покосились на окно, где макушка тополя покачивала золотыми сережками. Наконец она посмотрела на Герасименко и ласково улыбнулась.

— Послушай, Коля, ну зачем тебе вся эта игра? Зачем ты притворяешься, что прибыл из будущего? И это твое изобретение, конечно, необычное, но… Разве вам разрешают выносить такие штуки из лабораторий?

Коля покачал головой.

— Не веришь. Ну что ж, ладно. Тогда собирайся.

— Куда? — Люба приосанилась.

— В Кунгурские пещеры. Сама все увидишь!

Часть третья
Конец мая 2013 года, возвращение Димы

Когда Кукарский вышел из пещер, то сердце его с тревогой напомнило о себе. С каждым шагом он ожидал проявлений нового. Он надеялся, что ему удалось изменить время безвозвратно. И с первыми же шагами его ожидания оправдались.

Хотя на земле была свежая зеленая трава, на деревьях пели птички, с неба падали солнечные лучики — выходило, что, как и дома, здесь конец мая. Но едва Дима спустился к тому месту, где по обычаю сидели лоточники, торгующие сувенирами и символикой Кунгурских пещер, то увидал нечто. А именно: вместо обычных базарных строений типа маленьких веранд, усеянных уральскими самоцветами, всевозможными браслетами и магнитами для холодильников, стоял длинный белый одноэтажный магазин с чередой окон в пластиковых рамах, с огромной светящейся вывеской:

КУНГУРСКИЙ СУВЕНИР

Не долго думая, Дмитрий погрузился в данный чертог. За прилавком стояла одна продавщица в светло-зеленом рабочем халатике поверх белой блузы. Она радушно улыбнулась гостю, пока единственному на сей момент, и Кукарский отметил искренность в серых глазах, приятные белые зубки с едва выдающимися клыками, а также румяность щек и общую привлекательность лица зрелой женщины.

— Доброго дня! — голосом, льющимся певуче, встретила Кукарского продавщица.

— Здравствуйте! — живо поприветствовал Димка, машинально перекинув сумку с ноутбуком на другое плечо.

— Чем интересуетесь? — осведомилась девица, подойдя поближе.

— Да, собственно… — протянул Кукарский. — Видите ли…

И тут он застопорился. В голове прокрутилось: «Мне интересно, у вас тут Советский Союз или нет?» Но, естественно, он понял, что это прозвучало бы глупо и дико. Помявшись, Димка заключил:

— Впрочем, ничего. Извините.

И он быстро вышел из магазина. Навстречу ему запели лесные птицы, и проклюнулся солнечный лучик между ветками деревьев. И там, где кончилась тень, стало вдруг не по-майски жарко.

Не сбавляя скорости, Кукарский засеменил к выходу из комплекса. Однако дальше по дороге все предстало в старом формате — бревенчатый домик с кафе, решетчатые ворота, редкий лес.

Когда же Димка вышел к остановке, подкатил маленький автобус, похожий на Газель, и все же имеющий немного другие формы. Дмитрий так и не смог уловить суть отличия. Или не успел. Потому что сзади неожиданно подскочил паренек в аккуратном сером костюмчике. Дима даже вздрогнул.

Вместе с пареньком они залезли в автобус, и тут Кукарского до глубины души поразила одна деталь — под пиджаком, под воротником рубашки у мальчика был повязан красный галстук. Неужели пионерский? Но бантики выглядели слишком короткими и были так элегантны, что напоминали скорее бабочку. Впрочем, моде подвластно все!

Притулившись на кресло в передней части микроавтобуса, парень равнодушно достал из-за пазухи наушники и всецело отдался музыке. Димка задумчиво уставился в окно. Вскоре потянулся городок, похожий сам на себя.

Но вот когда Диме на глаза попался первый лозунг на желтом трехэтажном доме, Кукарский окончательно все понял. Лозунг гласил:

СЕМНАДЦАТЫЙ ПЯТИЛЕТНИЙ ПЛАН — ПОБЕДА ИННОВАЦИЙ В СССР!

Сомнений больше не осталось: Дмитрий попал в Советский Союз образца две тысячи тринадцатого года! И такой вихрь закрутился в его душе! Так ему стало не по себе, что аж закружилась голова, и заныло под грудью.

Кроме пионера с наушниками салон микроавтобуса оживили еще двое безмолвных непримечательных мужчин, но они быстро сошли через остановку. Вылез Дима вместе с парнишкой на автовокзале и приобрел билет до Перми.

Пока же Кукарский стоял у кассы, наблюдал за людьми. Выглядели они неброско — джинсы, футболки, рубашки, платья простых расцветок. Никакого отличия от реального Димкиного мира. Разве что несколько серее, и не встречаются белые вороны — какие-нибудь маргиналы с фиолетовыми волосами. Тогда Кукарский решил подслушать разговоры людей.

— Ты картошку посадила уже? — спрашивала одна бабушка другую.

— Дык. Неделю еще назад все высадила. Мелочь за месяц в совхозе купила.

Кукарский прислушался к другой компании.

— А кто такой Васька? — спрашивал парень из молодежной тусовки с рюкзаками и в походных одеждах.

— Ты чо, Глеб, не в курсях? То ж комсорг соседней группы! У него еще бородавка на подбородке, — живо отвечала блондинка с аккуратным каре.

Дима вышел на улицу и всей грудью вдохнул перегретый на солнце воздух. Впереди красовалось трехэтажное здание — архитектурно такое же, какое оно здесь и было в две тысячи тринадцатом, в России.

Но вот в плане антуража имелось отличие. Вместо скучившихся арендаторов, торгующих известными брэндами, да некоего чикен-бистро типа куриного макдоналдса, здесь присутствовало всего два заведения:

ЦУМ

КАФЕ «КУНГУРСКИЕ ЗОРИ»

Кукарский решил исследовать этот объект и погрузился внутрь.

Собственно, как старший менеджер сети «Мастерок», Димка имел непосредственное отношение к торговле. И не мудрено, что организация сего процесса заинтересовала его здесь прежде всего прочего.

У входа в этот, условно говоря, торговый центр, под зонтом стояла лоточница с морозильным ларем. В ларе красовались штабеля мороженого трёх сортов. Эскимо «Белый аист» Пермского производства, бумажные стаканчики «Славянского» с палочками и вафельные стаканчики с шоколадной крошкой, под названием «Зурбаган».

— А по чем эскимо? — осведомился Димка.

Лоточница — девица с короткими волосами песочного цвета, с раскосыми глазами, охотно ответила:

— Пятьдесят две копейки. Очень вкусное!

И она улыбнулась, не обнажая зубов, и Димке показалось, что луч майского солнца отразился в ее глазах.

— А такие пойдут? — Дмитрий вытряс из кармана советскую мелочь образца девятьсот шестьдесят первого года.

— Ну конечно! Почему нет? — удивилась девица.

Приняв деньги, она открыла ларь, и Димка выбрал самую красиво лежащую мороженку.

— Спасибо.

Эскимо «Белый аист» в кремовой глазури оказалось на редкость вкусным, — натуральным, на молоке. Впрочем, Димка иного и не ждал. В нем уже поднималась вера в настоящий, замечательный Союз.

И ничего от ностальгии по детству. А лишь только простое воплощение мечты.

Кукарского втолкнула в универмаг стеклянная лопасть крутящегося креста дверей. И на глаза Димке сразу попался салон сотовых телефонов под названием «Союз-Терминал». Димка, конечно же, нанес туда визит.

Под ярким светом, точно в «Евросети», изобиловали товаром витрины, и около них терся парень в желтом жилете. Завидев посетителя, продавец сразу приблизился.

— Здравствуйте, товарищ, может, вам что-нибудь подсказать? — спросило прыщавое лицо с равнодушным взглядом.

Дима улыбнулся.

— Спасибо, пока не надо.

Парень кивнул и удалился за прилавок.

Дима обратился к стеклянной витрине. Здесь красовались телефоны совершенно такие же, как в его мире. «Самсунг», «Нокия», «Флай»… И среди всего небольшая полка уделялась советским мобильникам одной модели — только в разных вариациях. Своим видом они не напоминали ни одну из известных моделей. На неказистых угловатых корпусах блестели буквы названия:

ВЕГА

Дима покачал головой. Он даже что-то пробормотал про себя, и парень в желтой жилетке навострил ухо. Но затем Кукарский быстро вышел из салона.

На первом этаже центрального универмага, на просторных площадях размещались несколько отделов: текстиля, парфюмерии, бытовой химии и прочей ерунды. Дима забрел в отдел мужского белья и принялся рассматривать спортивные штаны с лампасами.

— Вас интересует что-то конкретное?

Кукарский вздрогнул и повернул голову. Сбоку стояла забавная низенькая девушка с длинной черной косой, пухлыми щечками и длинными ресницами — все эти черты бросались в глаза в первую очередь.

Дима опустил взгляд и заметил на голубой форменной блузке с выдающейся грудью комсомольский значок. Кукарский прищурился. Девушка недоуменно посмотрела сверху вниз — на свой значок. Последний мало чем отличался от образцов из Димкиной юности. Разве что… Под профилем ленинской головы (которую Димка любил рисовать в далеком детстве) вместо «ВЛКСМ» теперь писалось «ЛКСМ».

«Убрали слово Всесоюзный? Комсомол уже не стал таким всеобщим!» — озарило Дмитрия. Он машинально перевесил свою сумку на другое плечо.

Тем временем девушка, удивленная странным интересом к собственному значку, зачем-то сказала с ясным взглядом:

— У нас в ЦУМе сплоченная комсомольская организация. Мы на собраниях обсуждаем все жалобы покупателей и наказываем виновных. У вас есть жалобы?

«Фанатичка!» — подумал Димка и поспешил удалиться.

— Нет-нет, спасибо, все хорошо, — бросил он напоследок.

Дальше Димка прошелся по рядам с зонтиками, перчатками и шляпами. В какой-то момент ему даже показалось, что он просто блуждает по приевшемуся гипермаркету типа «Ленты». Ассортимент ему понравился. В принципе, вполне. Н-да, очень даже ничего. Учитывая, что здесь провинция… Да еще и Советский Союз!

А вот футболки с надписью «СССР», кепки с символикой «серп и молот» — неужели и здесь?! Будто бы никуда и не попадал, ни в какой новый Союз! Ведь там, в России, в реальном мире, ностальгия так захватила народ, что повсюду продают нечто подобное. Забавно получается: можно купить у себя, в России, и перебраться сюда, и одеть. Впрочем, стоп! А есть ли она теперь, эта Россия? Ведь теперь-то ее нету!!

И вдруг Димке стало страшно. Значит, он совсем-совсем в другом мире?! Значит, в обычную жизнь уже нет возврата?! А как же здесь? Как же с его квартирой, как с его работой? Что делать с паспортом, наконец? Тот, липовый, раздобытый Колей, в новом Союзе явно не прокатит.

Да и есть ли вообще здесь прошлое Димы Кукарского? И откуда бы ему взяться? Как на этот раз господин время распорядился кругом общения Димки? Чтобы узнать все это, нужно срочно валить в Пермь, решил Кукарский.

Так, вновь переполненный тревогой, он покинул ЦУМ и вернулся на автовокзал. Автобус уже подкатил к платформе. Димка загрузился в нутро автобуса последний — опять во все глаза пронаблюдал за рядом копошащимся людом. Но, впрочем, ничего особенного больше не заметил.

Прибыв в столицу края, Димка первым делом направился к себе домой. Точнее, к дому номер шестьдесят пять по улице Б…о, в котором у Дмитрия в реальной жизни была ипотечная квартира.

Большой город выглядел странно: вроде те же привычные строения, аляповатые фасады, те же проспекты, то же пространство улиц, но совершенно другой наряд, иные платья и неглиже.

Во-первых, нельзя сказать, что реклама полностью отсутствовала. Она встречалась, хотя и в гораздо меньшем объеме. На придорожных столбах-плакатах, на растяжках в коронах зданий, на огромных жидкокристаллических экранах. Но она разительно отличалась. От той, к которой Димка привык.

СОВЕТСКИЙ БЕНЗИН — ЕВРОПЕЙСКОЕ КАЧЕСТВО

И симпатичная рыженькая девушка, облаченная в элегантную синюю формовку с помочами, с лучезарной улыбкой держит пистолет из колонки.

ЗОЛОТО ЗОЛОТЫМ Предъяви золотую карту победителя соцсоревнования и получи скидку на золотые изделия типа Б в магазинах «985» СП «Уралгосзолпрод»

И два обручальных кольца как знак бесконечности.

ОН УЖЕ ВЫИГРАЛ КВАРТИРУ! А ТЫ? ВСЕСОЮЗНАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ ЛОТЕРЕЯ «ВИКТОРИЯ»

И приятный мужчина в классическом костюме с красочным лотерейным билетом в вытянутой вверх правой руке.

АЭРОФЛОТ — К ВАШЕМУ ОТПУСКУ ГИБКАЯ СИСТЕМА СКИДОК

И премиленькая блондиночка стюардесса держит на ладошке солидный аэробус, похожий на лайнер «Сухой».

А огромный кристаллический экран на улице Сибирской в центре? Какие-то странные картинки сменяли друг друга. То много-много людей с красными бантиками на сердцах строем шли вперед, и затем мелькали буквы:

ПРИДИ НА ВЫБОРЫ ДЕПУТАТОВ ГОРОДСКОГО СОВЕТА — ИСПОЛНИ СВОЙ ГРАЖДАНСКИЙ ДОЛГ

То красивый автомобиль типа «Лады Гранты», только имеющий элегантную заднюю часть, а не ужасную толстую попу, как у настоящей «Гранты», проезжал мимо и подмигивал фарами, и после высвечивались огромные буквы:

ТОЛЬКО ДО КОНЦА МАЯ БОЛЬШИЕ СКИДКИ НА АВТОМОБИЛИ В АВТОСАЛОНАХ ЛАДА

НА МОДЕЛИ КАЛИНА, ПРИОРА, ГРАНТА

Это все во-первых. А во-вторых, бросались в глаза лозунги, в основном, закрывающие собой всякие фасадные несуразицы на вроде облезлой краски.

ЧИСТОТА НАШЕГО ГОРОДА — ЗАЛОГ ВАШЕГО ЗДОРОВЬЯ

НАШ КРАЙ — ОПЛОТ СССР

СЕМНАДЦАТЫЙ ПЯТИЛЕТНИЙ ПЛАН — ТОРЖЕСТВО НАНОТЕХНОЛОГИЙ

НАРОД, ПАРТИЯ И ОБНОВЛЕННЫЙ СОЦИАЛИЗМ

— Ну все, хватит! — остановившись посреди улицы, вслух воскликнул Димка и закрыл глаза.

Прошло примерно пять секунд. Кукарский поднял веки. Мир ни капельки не изменился.

— Н-да, — протянул Дмитрий.

И уже не оглядываясь по сторонам, он засеменил по родному кварталу. Ну вот он, дом номер шестьдесят пять. Совершенно такой же. Слава богу!

А что насчет моей «Приоры»? Стоит ли на парковке двора? Так спросил он себя с тревожными ударами сердца. И быстрей-быстрей сделал три шага, что позволило заглянуть за раскидистый тополь, скрывающий припаркованные машины.

Надо же, стоит! — радостно отозвалось в сердце. Любимая, цвета «мокрый асфальт»! Блестит на солнце.

Димка почти подбежал к родному авто и практически ощупал его. Всё точно так же! Вплоть до бордюрной царапинки на бампере, известной одному Димке! Вплоть до аптечки на задней полке, новенькой черной аптечки с надорванной полиэтиленовой пленкой! До скрученных ребятней колпачков на левых колесах, дальних от окна.

Диме стало жарко, хотя на улице и без того стояла жара. Он повернулся к дому. Солнце ударило в глаза, и он прищурился. Ладно, сказал он себе, посмотрим еще, подойдет ли ключ от домофона.

Кукарский плавно подобрался к подъезду. Он приставил кругляш, и дверь радостно запищала. И в Димке все поднялось — ура! Ура, свершилось!

Подъезд такой же, разве что гораздо чище. Ах да — дело вот в этой табличке на площадке первого этажа, аккурат под лампочкой:

СЕГОДНЯ

ОТВЕТСТВЕННЫЕ ЗА ЧИСТОТУ ПОДЪЕЗДА КВ. 45, КВ. 46

У Димки, слава богу, сорок первая, на втором этаже. Быстро взбежав по лестнице, он остановился и с затаенным дыханием уставился на свою дверь. Все без изменений. Та же старая коричневая покраска. С виду тот же замок.

Кукарский достал ключ, вставил в скважину и…

Ключ привычно повернулся со знакомым скрипом механизма замка. Димка перевел дух, ступил на порог. Где-то под сердцем больно кольнуло, так что он поморщился. В ноздри ударил до смешного знакомый спертый воздух.

Кукарский осмотрелся. В обстановке всё кричало: мы такие же, какими ты нас оставил! Дмитрий прошел, нет, прошелестел в комнату, сел на диван и снова осмотрелся. Каждая, даже мелкая, вещь в комнате как будто назло занимала то же положение, какое занимала в том мире чаще всего!

На глаза попался телевизионный пульт. Дрожащей рукой Димка схватил этот инструмент досуга и ткнул в кнопочку. Любимый «Панасоник» засиял — включился второй канал.

В ярком зале творился некий концерт или открывалось мероприятие. Может быть, конкурс певцов либо киноартистов? На сцену приглашали очередную гостью.

Знакомый телеведущий, в черном костюме, плотненький типчик с клоунским щекастым лицом (Дима не мог вспомнить его фамилию) улыбчиво вещал со сцены, держа в руке папку:

— Для вручения главной премии «Человек года» по версии журнала «МедиаСоюз» на сцену приглашается спортсменка, комсомолка и просто хорошая девушка. Итак, встречайте — председатель Комитета Комсомола города Петербурга Ксения Собчак!

Под бурные аплодисменты публики, заполонившей огромный зал, на всеобщее обозрение статно продефилировала скандальная в мире без СССР теледива. В этом мире она выглядела вполне прилично, без всяких там изысков.

Взойдя на сцену, девушка отвесила легкий поклон. На ней было строгое вечернее платье монотонно зеленого цвета, что, впрочем, весьма гармонировало с ее шикарной блондинистой прической. На груди, как вспыхнувшая в сумеречном небе звезда, поблескивал в свете прожекторов маленький комсомольский значок.

Ксения открыла рот, и зал притих. (Модельная брюнетка в коротком красном платье поднесла Собчак статуэтку для вручения.)

— Ну что ж, — сказала общеизвестная комсомолка. — Я рада, как говорится, оказанной мне чести. Хотя, конечно, мне бы хотелось провести всю церемонию от начала и до конца…

Ксюша покосилась на ведущего, в зале появились смешки. Щекастый типчик принял самое серьезное лицо из всего арсенала своих масок. Собчак продолжила:

— Поскольку в моем видении это все должно выглядеть как-то живее… Ну да ладно. Зачем я, собственно, вышла-то сюда? Ах да! Для вручения вот этой замечательной статуэтки «Человек года» по версии журнала «МедиаСоюз». И тот, кого я должна одарить этим призом, надо сказать, действительно заслуживает особого внимания, как моего, так и всей страны!

Председатель Комитета Комсомола сделала паузу. Зрители тоже стихли.

— Встречайте! — наконец воскликнула девушка. — На сцену приглашается… Для вручения премии «Человек года» по версии журнала «МедиаСоюз» на сцену приглашается… замечательный телеведущий, прекрасный актер, удивительный человек, парторг центрального канала Иван Ургант, под ваши аплодисменты!

Зал взорвался. По проходу засеменил высокий тип в сером костюме, хорошо известный и в мире без СССР, впрочем, при одном взгляде на которого Диму затошнило, и он переключил канал.

Здесь, на каком-то «Семейном телевидении» показывали передачу «Клуб кинопутешествий» с ее неожиданно ожившим бессменным ведущим Юрием Сенкевичем. Последний смотрелся живчиком и всем своим видом напоминал аксиому — старость богата мудростью.

— Сегодня у нас в гостях журналист-международник Юрий Железняк, — говорил руководитель программы. — Юрий только что вернулся из поездки по Соединенным Штатам Америки. (Гость приосанился, ведущий подался вперед.) И меня, как и многих зрителей, в первую очередь интересует вопрос: как нынче живет ведущая капиталистическая держава? Насколько народ ее сломлен, так ска-ть, стагнацией, непомерно разрастающимся экономическим кризисом, общим дефицитом бюджета и падением доллара?

— Ну-у, вы знаете, — заговорил гость неожиданно тонким голосом, — На самом деле, не все так плохо у них, как нам кажется, или как нам внушают здесь, образно говоря, со своей колокольни. Конечно, заметно то, что гораздо больше стало нищих, попрошаек на улицах Нью-Йорка, частично позакрывались некогда помпезные бутики, обанкротились некоторые мощные концерны и мелкие предприятия.

— Хорошо, это понятно, — Сенкевич поменял точку опоры в кресле. — А вот люди-то, сами люди, населяющие континент, может быть, они стали как-то более загруженными, вам не показалось?

— Да, прохаживаясь по улицам Нью-Йорка, я постоянно замечал в их лицах печаль. И какое-то, что ли, равнодушие ко всему. А может даже безысходность. Это наводило меня на мысль, что озабоченность кризисом сильно поглотила американцев.

Димка похихикал. Ему стало скучно, и он выключил телевизор. Гораздо привлекательней показалось вот что — залезть в интернет.

Свой ноутбук Кукарский нашел там же, куда и положил в последний раз — в наплечной сумке. Собственно, комп и был там по возвращению из Москвы, точнее, из прошлого. Вернее, с этой сумкой Дима, собственно, и пришел домой.

Интернет загрузился. Социальная сеть «Одноклассники», так излюбленная народом, была из чувства стадности любима и Димой. Как ни странно, ее внешний вид ничуть не изменился в этом мире СССР!

Все как обычно, те же «друзья» с их самовлюбленными лицами на цифровых снимках, с их бесконечными фотосессиями вояжей в Турцию или Египет, с их крайне остроумными статусами, с их замечательными ссылками на разную лабуду. Единственное отличие, которое заметил Кукарский: когда около фамилии человека указывался город проживания, рядом стояла страна, но не Россия, а естественно — СССР.

Вот и все. Тогда Дима зашел на сайт с новостями и почитал колонки.

Писали следующее.

Президент СССР Сергей Собянинвчера прибыл в КНР с дружественным визитом. Первым делом Собянин в Пекине начал встречу в верхах. При неформальном общении с председателем КНР обсуждались вопросы взаимовыгодного сотрудничества.

В личной беседе при минимальном количестве пресс-агентств третий президент СССР подчеркнул, что в свете экономического кризиса в США складывается новый формат отношений блоков Китай-СССР и Великобритания-США.

В данном формате необходимо пересмотреть рамки договоров по экономическому и политическому сотрудничеству с англоязычными капстранами. В частности, поддержал председатель КНР, нужно создать новую модель стратегического перевооружения и пересмотреть расположение военных баз китайских вооруженных сил, а также дислокации для проведения совместных советско-китайских военных учений.

После встречи в верхах президент СССР в сопровождении китайского лидера отправился на экскурсию по святым местам.

Советская певица Дина Гарипова стала седьмой на конкурсе «Евровидение — 2013». Дина Гарипова, исполнившая на «Евровидении» лиричную песню What If, набрала 134 балла по результатам зрительского голосования и решения профессионального жюри.

(«Черт! — подумал Димка. — Ведь я что-то слышал подобное у нас, она же и у нас на „Евровидении“ выступала! Только место заняла повыше».)

МАЛЬМЕ, 23 мая — ИТАР-ТАСС Новости. Советская конкурсантка «Евровидения-2013» Дина Гарипова по итогам финального голосования вошла в топ-10, заняв 7-е место. Победила в конкурсе представительница Дании Эммили де Форест с композицией Only Teardrops («Только слезы»).

Наивысшую оценку в 12 баллов Советскому Союзу поставила одна страна — ГДР. По 10 баллов дали Великобритания, Ирландия, Югославия, восемь баллов были отданы Болгарией.

Как только Гарипова вышла на сцену, зрители подняли красные флаги СССР. Традиционно советскую певицу поддерживали и в пресс-центре, где ей подпевали не только советские журналисты, но и их коллеги из других стран. В финале песни все они повставали со своих мест и завершили композицию What If вместе с артисткой, размахивая флагами.

Дима громко, на всю комнату, цокнул языком и покачал головой.

Дальше он загрузил поисковик и набрал в строке дежурных фраз следующее:

Новейшая история СССР 1984–2012 гг.

Как и следовало ожидать, выпало ссылок, что грязи в авгиевых конюшнях. Но Дима стрельнул мышкой по одной из первых, бросившейся в глаза. Открылся текст, довольно лаконичный и емкий. Кукарский пробежался глазами, выхватывая только важные (на его взгляд) отрывки:

Россия в период правления Гейдара Алиева 1984–2001 гг. Преодоление застойных явлений…

Накануне новогоднего праздника, 30 декабря 1983 года Юрий Владимирович Андропов выступил перед страной по телевидению и сообщил, что слагает с себя полномочия руководителя СССР. Он заявил, что……………………………….. и вместо себя………………………..Гейдара Алиева…………….Это была беспрецедентная акция………..в верхах……..впервые в истории СССР…………….Андропов также заявил, что…………и страна переживает глубокие застойные явления…

Гейдар Алиев начал с того, что…………………..была усилена борьба с коррупцией……………полный пересмотр системы планирования в министерствах………..введен…….материальная заинтересованность рядовых работников на предприятиях промышленности……….. Кроме того, были отведены…………………..В то же время…………политика, напоминающая НЭП в начале двадцатых годов………..некоторую свободу предприятиям……………..введение мелкой частной торговли……..возможность мелкого индивидуальногопредпринимательства……

В то же время…………в период 1985–1986 гг. был произведен поэтапный вывод войск из Афганистана………………..социализм со здравым лицом…………..приоткрыть «железный занавес»………………глубокое реформирование силовых структур……………….

Важную роль в реформировании страны занимало преобразование такого мощного общественного пласта как культура………………………..так называемая «советская культурная революция»…………………хотя, например, труды Солженицына оставались под запретом вплоть до «московских волнений» 1999 года.

В 1995 году Гейдар Алиев на…… XXIX съезде КПСС………необходимость введения президентства…………………..и в том же году на……………. был провозглашен первым президентом Союза ССР…

Со вступлением в 21 век партия рапортовала о полном преодолении застойных явлений…..валовой продукт вырос до…………..что составляло рекордную отметку……

В 2001 году, как величайший акт проявления социалистической демократии, состоялись всесоюзные выборы президента СССР, на которых одержал победу Сергей Шойгу……

С 2006 года, после избрания президентом Сергея Собянина, который был переизбран и на второй срок, страна, успешно преодолев первый мировой экономический кризис, неуклонно ведет политику созидания, мирного сосуществования, обновленного социализма с человеческим лицом…

— Ну и дела! — глубоко вздохнув, вслух сказал Дима. Выгрузив операционную систему, он демонстративно захлопнул ноутбук.

Но едва переносной компьютер был заброшен в дальний угол, раздалась дребезжащая трель мобильника. Димка вздрогнул — за этой суматохой с временными перемещениями он совсем забыл про свой сотовый. И к тому же, откуда такой странный рингтон?

Пришедши на звук, Дмитрий увидел родимый мобильник. Номер высветился неизвестный. Кукарский взял телефон дрожащей рукой, помялся на месте, выдохнул, нажал кнопку и приложил аппарат к уху.

— Алло? Дима? Это секретарша директора Шаховой. Вы скоро приедете на работу? Она вас ждет.

— А? Да-да, понял, сейчас приеду.

— Хорошо, ждем.

Кукарский открыл рот, чтобы спросить что-то, но на том конце запиликало.

Н-да. Надо же, потеряли! Голос девицы незнакомый, а вот фамилия директрисы более чем… Впрочем, секретарши и так меняются как перчатки, а уж с изменением времени… Значит, с работой все в ажуре? Тут Кукарский, между прочим, определил, что на дворе понедельник, двадцать третье мая.

Он решил немедленно отправиться в контору. Посмотрим, сказал он себе, натурально потирая руки, посмотрим — уж поскольку она тут существует, называется ли тут моя торговая сеть «Мастерком»?!

Пока же он спускался по лестнице вниз, ковырялся в мобильнике в поисках номера Коли. Но — странное дело! Никакого Николая в контактах не оказалось. Напрочь отсутствовал дружок в записной книге!

— Ладно, потом разберемся, — пробормотал под нос Димка и вышел на улицу.

Конец сентября 1983 года, конец мая 2013 года,

Кунгур, Пермь, Коля Герасименко и Люба

Случилось то, чего Николай боялся больше всего. Оказавшись в его будущем, в две тысячи тринадцатом году, Люба потерялась. Точнее, она потеряла себя. Не успели они доехать до Колькиного дома, как у любимой закружилась голова. Просто от вида всего окружающего блеска и рекламной мишуры девушка чуть не упала в обморок.

Последние метры Коля вел ее под руку и успокаивал самыми нужными словами. Едва Герасименко запер изнутри дверь своей квартиры, как обнял Любу и нежно, словно больную, провел в комнату и усадил на диван.

— Ну что ты! Что ты так переживаешь? Это всего лишь близкое будущее.

— Я ничего не понимаю, — Люба схватилась за голову, волосы ее растрепались. — Это все просто ужасно! Это чудовищное будущее! Я ничего не понимаю.

Коля сел рядом, в груди у него ныло.

— Да, я так и знал. Ну, хоть теперь ты мне веришь.

Люба покосилась на него. Он пригладил ее волосы. Она вдруг уткнулась ему в плечо и всхлипнула, Николай похлопал ее по спине.

— Ну что ты, что ты? Ничего, все будет хорошо. Со временем ты привыкнешь.

О, как он был прав! Время, с которым он заигрывал, всегда и вор, и прокурор, и лекарь. Оно, по заверению живого классика, умелый вор, который утягивает у человека все. Но оно же и прокурор, который расставляет все на свои места и разъясняет, кто есть кто. И оно же и лечит, приводит в чувство, заставляет привыкать к некогда невероятному состоянию.

И Люба привыкла, через месяц, может быть, через два. Как это начиналось? В первый день, и во второй, и в третий, и еще несколько дней в современной России он ее никуда не выводил. Они сидели дома, маленькими дозами смотрели телевизор, изредка заходили в интернет, занимались любовью на диване или в ванной.

Коля стал терпеливым учителем, доходчиво излагающим ответ на любой вопрос растерянной ученицы. Он и не предполагал в себе таких способностей. Впрочем, ему это нравилось. Да-да, ведь кажись, в юности или где-то в молодости, да нет, уже и в зрелости, он всегда мечтал встретить девушку типа графини из прошлого.

Он порой представлял романтические истории, как вводит эту графиню в свой мир. И вот эти глупые, идиотские фантазии вдруг сбылись. Они стали явью. Перед ним сидело само совершенство и почти детским голоском спрашивало, слегка картавя:

— Коль, а что значит, звонки внутри сети бесплатны? Разве вообще людям нужно платить за каждый звонок? И почему внутри сети? А снаружи что?

— Ну как же, милая? Я ведь объяснял, — с улыбкой Коля наклонялся к любимой. — У сотовой сети есть операторы, то есть организации, которые поставляют эти услуги. Их несколько, вот каждый и дает свою рекламу, завлекает разными хитростями. Например, чтобы все люди с номерами именно этого оператора общались между собой бесплатно.

— А!

— Да, в обычном же смысле надо платить за услуги связи. А оплата идет за каждую минуту или секунду разговора, то есть за каждый звонок.

— Это я поняла.

— Ну вот, видишь, какой ты молодец! — обязательно хвалил Коля и приглаживал локоны а-ля Барбара Брыльска.

Через несколько минут возникал новый вопрос.

— Коля, а что значит слово «бренд»?

— О, дорогая, — отвечал Коля, чувствуя себя этаким гуру-лектором перед милой студенткой, — это очень важное, очень знаковое слово нашей современности! В принципе, буквально оно означает некую торговую марку, название популярного в народе товара.

— Вот как? — Люба смотрела влюбленными глазами.

— Да, — продолжал Коля, — но на самом деле слово это имеет глубинный смысл, так сказать, характеризующий нашу эпоху. Оно означает, что «брендовость» движет миром. В чем сила? Сила в бренде! Вот если есть у тебя бренд, значит, ты сильный. Потому что смог заработать так много, что купил бренд. Но вся беда в том, что тот, кто произвел бренд, — улыбнулся Коля, — наплевал на тебя сильного и сделал товар абы как, тяп-ляп. Все равно ведь купишь! Так что в выигрыше на самом деле тот, кто купил гораздо дешевле хорошую копию бренда, но не бренд. В общем, кто хитрее, тот и сильный.

— Что-то я толком не поняла, — Люба начинала теребить большой носик.

— Ну ничего, со временем разберешься, — слегка усмехался Коля.

И тогда они приступали к новому занятию, например, садились за компьютер.

И тут неизбежно следовал очередной вопрос. На вроде вот такого:

— Коль, а зачем людям эти социальные сети? Они что, в реальности совсем уже не общаются? Разве может этот интернат заменить беседу с глазу на глаз? Не лучше ли просто так, ногами, — добавляла Люба, показывая пальчиками ноги человечка, — ходить друг к другу в гости?

И Герасименко глубоко вздыхал.

— Ох, милая! Ты затронула, так сказать, животрепещущую проблему нашего времени. Люди все больше предпочитают виртуальное общение реальному. Им неохота ходить в гости ногами. Куда проще заглянуть к другу через компьютер.

— Но почему? Из-за чего это происходит?

— Не знаю, — Коля повел плечом. — Мне кажется… Мэ… Мне кажется, людей просто стало очень много. И они стали мешаться друг другу. Ну, как в длинной очереди. И, кроме того, у них прибавилось проблем. Ну, там, необходимость добывания денег — это каждодневная гонка за деньгами. Потому что очень много благ вокруг, глаза разбегаются, и все хочется купить.

— Да, как в том фильме вчера, гипермаркет показывали, — кивнула Люба.

— Угу. Ну и вот. О чем я? Ах да! Все хочется купить, необходимость добывания денег, люди мешаются. То есть общаться с глазу на глаз нет ни времени, ни желания. И все эти друзья в социальных сетях только фикция. Вот Димка — настоящий друг. Хотя, он меня чуть не подставил.

— Коль, да забудь ты уже эту историю, лучше попробуй снова ему позвони. Интересно, куда же он пропал?

— Не знаю. Бесполезно, — Коля приложил мобильник к уху. — Опять недоступен.

Вздохнув, Герасименко убрал телефон и почесал затылок.

— Странно все это, — протянул Коля. — Дома его тоже постоянно нет. Вчера опять заскочил, ну, когда за продуктами бегал, ты еще спала. Так опять никто не открыл. И «Приору» как будто дня три не трогали.

Коля задумчиво поглядел в окно. Люба прильнула к нему, рука ее проскользнула за ворот мужского халата. Коля замлел, как кот: тонкие нежные женские пальцы погладили его шею и ниже — грудь.

— Слушай, а давай сходим в гипермаркет, — вкрадчиво сказала Люба. — Мне надоело сидеть дома.

— Да-да, — Герасименко ласково посмотрел на девушку. — Пора. Пора уже тебя выводить в люди!

— Конечно. Сколько можно держать меня взаперти? — Люба улыбнулась, и ее ручка пошла путешествовать дальше под халатом — к его паху.

Коля прикрыл веки.

Все чаще он говорил себе: я в раю.

И в этот раз он опять ощутил себя в раю.

Первый выход в люди прошел на ура. Они прошлись по торговому центру, поковырялись в бутиках модной одежды, подивились изобилию бытовой техники, посидели в кафе за чаем с тонкими блинчиками. Последние Люба раскритиковала и заявила с милой улыбкой, что сможет состряпать гораздо лучше.

Затем завернули в меховой салон. Естественно, по инициативе девушки. Разглядывая и ощупывая шубы, Любовь с восхищением покачивала головой.

— Боже, какая прелесть! — то и дело приговаривала она.

И глаза ее наполнялись золотым блеском.

Коля крутился рядом, на языке крутилось следующее: «Ну, хочешь, купим шубу, только у тебя дома, в Советском Союзе. Мне полтинник совдеповский достать гораздо проще, чем пятьдесят штук здешних рублей!»

Выбрав момент, он шепнул ей это на ухо. Люба загадочно улыбнулась.

— Да, Коль, только у нас выбор не такой, — мягко сказала девушка, — м-м, богатый.

— Ну хорошо, — вздохнул Герасименко, — я крутанусь. Есть у меня один замысел. Так что купим здесь, совсем скоро.

— Ой, правда? — Люба прильнула к спутнику и коснулась влажными губами его щеки. — Как здорово!

Однако дальнейшее действие испортила менеджер салона, возникшая стаей комаров из леса мехов.

— Молодые люди, вы шубку на девушку подбираете? Вас какой фасон привлекает? — ласковым голосом проговорила она. — Длинный или короткий? Из норки или мутона?

— Спасибо, мы просто смотрим пока. Если что, мы вас позовем, — Герасименко умеючи отшил типичную деву.

Та повела плечом и нехотя отошла.

После мехов Коля с Любой поднялись на четвертый этаж и погрузились в центр боулинга. Полчаса они занимались киданием шаров. Любе очень понравилось это необычайное развлечение. Наконец Николай решил, что для первого раза достаточно всего, и они пешком отправились домой.

Правда, предварительно набрали всяких вкусностей в цокольном гипермаркете, также поразившим воображение Любы. Коля решил бросить в глаза любимой золотую пыль, и снабдил покупательскую корзину такой великолепной снедью, как красная рыба в вакуумной упаковке, сырокопченая колбаса на веревочке, красивая бутыль коньяка, отборный виноград, торт «Киевский» и прочее, прочее, в том же духе.

Дома, при свечах, все это было опробовано, но без обжорства. В качестве музыкального сопровождения артисты пели последние суперхиты русской эстрады на сайте «Ютуб».

Все это было прекрасно, но нужно было съездить в прошлое. Тем более, что простыл след Димы, и Николай смутно надеялся отыскать друга в тысяча девятьсот восемьдесят третьем. Поэтому наутро Герасименко отправился с Любой в прошлое.

Раньше, при просмотре, например, старого кинофильма, прошлое вызывало у Коли некое щемящее чувство. Ощущение было похоже на печаль, смешанную с жалостью. Почему? Да потому что грустно было и жалко думать о чем-то таком, чего никогда уже не будет, но что когда-то было с нами со всеми.

Теперь же прошлое неизменно радовало Колю. Он с удовольствием погружался в мир тысяча девятьсот восемьдесят третьего года.

Вот и теперь он счастливо шагал по тихим улицам, не отягощенным рекламной мишурой, под руку с любимой, и напевал себе под нос модную песню из своего времени:

— Ты-ы-ы и я-я… Сила притяженья… Ты-ы-ы и я-я

— Ой, как все непривычно вдруг стало дома, — заметила Люба.

Коля усмехнулся.

— Да, представляю.

Но тут же он задумался.

Как найти Димку, если тот здесь? Отыскать кагэбэшника Кирыча? Может этот прольет свет. Стой, его сын обмолвился тогда, когда отпустил их, что отец пропал без вести. Если это уже случилось здесь и сейчас, в этом мире прошлого… Значит, и Димка ушел вслед за ним?

Этот домысел вдруг вклинился в голову и завертелся там в разных вариациях. И поскольку вывод нуждался в срочной проверке, Коля вдруг потерял покой. Так что дома у Любы он не нашел себе места.

Любовь не заметила его беспокойного состояния. Оказавшись в собственной квартире после долгого пребывания в совершенно ином, невероятном мире, она кошкой отправилась бродить по углам.

Ну конечно, по углам — это образно сказано. Люба просто сходила на кухню, заварила чай. Это первым делом. А затем она взяла тряпочку и ласково «прошлась» по пыльным налетам на трельяже в прихожей, на стенке в комнате, на телевизоре «Чайка» черно-белого изображения.

Впрочем, Коля тоже ходил по углам. По углам комнаты, туда-сюда. Наконец, он не выдержал. И когда Люба позвала пить чай, Герасименко отрицательно помотал головой.

— Ты знаешь, Люб, — решительно сказал он, — ты меня прости, конечно, но мне что-то не хочется сейчас чаю. Мне надо сходить кое-что провернуть… В общем, Димку надо срочно поискать, понимаешь?

— Думаешь, он здесь пропадает? — упавшим голосом спросила Люба и прислонилась к косяку у входа в комнату. — Ну и куда ты пойдешь? Надолго?

— Не знаю, нет, просто позвоню пока, — Коля повел плечом и вышел.

Правда, в проходе около Любы остановился и коротко поцеловал ее в теплые губы. Уж затем быстро покинул квартиру.

— Я буду тебя ждать! — громко сказала вдогонку Люба.

Жаль, что не было у нее домашнего телефона. В тысяча девятьсот восемьдесят третьем это ой какая редкость! Величайший, можно сказать, дефицит. Телефонный аппарат с городским номером в восемьдесят третьем прямо почти привилегия. И на тех у кого это было, смотрели с завистью.

Посему пошел Коля звонить с автомата. А то бы и не пришлось уходить, с любимой объясняться. Взял бы в руки толстую книженцию с абонентскими номерами жителей Перми, отпечатанную в местной типографии в восемьдесят втором. И поискал бы Каримова Игоря Кировича.

Впрочем, лица на службе государства своих номеров не разглашали. Да и что там! Был, был у Коли номер, но не домашний, а рабочий. Та самая скомканная бумажка из Димкиного кармана, по которой Димка звонил и назначал Кирычу встречи. Та самая бумажка была передана в темнице ФСБ другу на память.

И вот теперь, дойдя до автомата, Коля набрал по ней номер. Рабочий номер. Но ответил, хоть и сразу, незнакомый голос.

— Майор Игорь Кирович? — недоверчиво спросил на всякий случай Коля.

— Нет, это не он, — грустно отрезал молодой голос. — А кто его спрашивает?

— Дело в том, — замешкался Николай. — В общем, у телефона старый знакомый. Не подскажете, где сейчас находится Игорь Кирович?

— А почему вы интересуетесь? — с подозрением осведомился голос. — Какова степень вашего знакомства?

— Да какая к черту степень? — нетерпеливо возмутился Коля. — Водку вместе пили. Сына его нянчил.

— Вот как… — протянул голос. — И давно вы виделись последний раз?

— Неделю назад. А что, собственно, произошло?

Человек где-то там в кабинете майора постучал пальцами по столу (кстати, что он там делал? разбирался в бумагах коллеги?)

— А то, — слегка насмешливо ответил человек, — что майор пропал. Ни дома не появляется, ни на службе. И никто не знает, где он находится, никто его не видел последние дни. Вот и вы тоже…

— Ого, ничего себе! — притворно удивился Коля. — Как так?

— А вот так. Может, он в Америку сбежал, — вдруг предположил голос. — Странно, на него это не похоже.

— Нет, нет, никуда он не сбегал! Он просто… Просто ушел в лучший мир, — заверил Коля и бросил трубку.

Из телефонной будки Николай вышел понуренный. Случилось то, чего он больше всего и боялся последний час. Его версия подтвердилась — Кирыч исчез, а значит, и Димка тоже здесь исчез. Они же еще недавно были вместе, заодно. А в нынешнем две тысячи тринадцатом, в России, они не появились, ни тот, ни другой.

Так неужели же их Советский Союз отделился от этого мира и благополучно зажил в каком-то ином, параллельном мире?!

Коля пошел по тротуару, не замечая людей.

* * *

Время и деньги суть близнецы, они очень похожи. И то и другое тратится очень быстро, улетает незаметно. Время стоит денег, а деньги стоят времени. Вот только деньги не так жестоки, как время. Их хотя бы, при желании, можно накопить. А время утекает безвозвратно.

Оно, как капитал, дается только один раз. Только один раз, при рождении, человек получает в распоряжение огромный капитал — жизнь. Но все зависит от того, как он растратит это богатство. Как деньги можно потратить глупо или потерять, так и время можно потратить бездумно, либо растерять.

Николай был уверен теперь, что он не только не растратил половину своего капитала к тридцати восьми годам, но и наоборот, приобрел кое-что. Ведь, путешествуя с Любой в тысяча девятьсот восемьдесят третий год, он проводил там по несколько дней, а когда возвращался в свое время, то замечал странную вещь. В настоящем, в России, со времени отбытия Коли и Любы проходил всего один день. Хотя раньше, в первые визиты время текло одинаково. Впрочем, раньше Коля и не удалялся в прошлое надолго. В общем, этот феномен еще требовал изучения.

Итак, в прошлом время текло как обычно, а в настоящем оно сильно замедлялось — но только пока Коля надолго застревал в прошлом. Так Николаю Герасименко удавалось вдвойне обманывать время и добавлять себе дней для проживания.

Но самое главное заключалось не в этом. Самое главное заключалось в том, что к тридцати семи годам Коля наконец обрел настоящее счастье, к которому шел всю свою сознательную жизнь. Точнее, половину жизни. У каждого человека только один раз бывают главная любовь и главное дело. И Коля этого достиг — он обрел Любовь, а главным делом стали путешествия во времени.

Однако Николай успел найти и потерять друга. Учитывая, что настоящих друзей у него не было после школы — это очень печально. Но все же без друга можно было обходится, так что эта потеря не принесла много горя, как если бы он потерял любовь.

Кроме того, Николай никогда не терял надежду. Дни текли, прошло лето, наступила зима, Коля до сих пор верил, что когда-нибудь Димка объявится. По-прежнему он жил в двух временах. Примерно месяц они с Любой проводили в настоящем, потом на месяц удалялись в прошлое. Но если в прошлом уже наступала новая осень, в настоящем еще лютовала зима.

Коля не терял надежду. Ему верилось, что когда-нибудь произойдет чудо, и один из гротов Кунгурских пещер приведет Герасименко в светлый мир, в котором обитают Димка и Кирыч. А пока же он на пару с Любой испытывал каждый грот по очереди. Но большинство из них приводило назад, в настоящее. Вернее сказать, никуда не приводило. И только третий по-прежнему возвращал в далекое близкое прошлое.

Некоторые считают, что в любви есть период цветения, когда все наполняется самыми яркими красками, и есть период застоя, который приходит через год-два после цветения. Но у сильной любви, по-видимому, есть только цветение.

Чем больше дней Николай проводил с Любой, тем больше он ее любил, да-да, пусть забавно, пусть банально это звучит, но это так! С каждым днем он словно открывал новую страницу бестселлера.

Казалось бы, девушка из прошлого должна быть скучна. А выходило наоборот. Коля все больше находил в ней таких странных черт, что диву давался. Далеко не в каждой современнице сочеталось столько такта, добра, понимания недостатков ближнего, столько ума, способного в несколько дней постигнуть самое невероятное будущее, наконец, столько умения любить.

И Николай старался платить любимой самым лучшим, что имел в себе. Собственно, он и становился лучше, и порой с удовольствием замечал, что сам становится лучше. Например, с тех пор как одарил советского парнишку «Зенитом».

Впрочем, хватит этой толстовщины. Остановимся на том, что они жили долго и счастливо, и надежда встретить Димку не умирала.

Но Кукарский пропал безвозвратно.

Конец мая 2013 года, Дима и Советский Союз

Дмитрий Кукарский выехал на советской «Приоре» на дороги СССР с целью добраться до офиса «Мастерка-не-Мастерка». Ежели таковой остался на старом месте.

Когда Димка еще сел в машину, его охватила эйфория. Наконец-то сбылась мечта! Наконец-то желанный, любимый мир детства воплотился, вступил в свое логическое совершенство!

Добрый мир с пионерскими галстуками, с наполненными марками и ценнейшими блоками марок шелестящими альбомами, с заброшенными в кладовую комнату проекторами для диафильмов, с любимыми книгами, в которых геройствовали отважный канатоходец Тибул и бесстрашный Овод, с висящим на балконе простейшим велосипедом — весь этот добрый мир обрел новую ипостась, превратился в прекрасную быль. Так что осталось лишь удостовериться, какими стали люди этого мира.

И, двигаясь по дорогам Советской Перми, Дима сразу отметил несколько моментов. Культура вождения здесь разительно отличалась от той, которой он в жизнь насмотрелся в капиталистической России. Здесь не подрезали перед светофорами, не лезли на рожон, не неслись на желтый свет и не давили до опупения на сигнал клаксона, находясь в хвосте уснувшего водителя.

Хотя парк автомобилей не отличался от привычного глазу. Те же Вазы, те же иномарки. Лишь некоторые модели выделялись необычным видом, не идентичностью с одноименными, знакомыми Кукарскому брендами. Например, маршрутные такси. Каждая из них представляла собой некую модифицированную, можно даже сказать, мутировавшую Газель. Именно на такой Дима ехал с пещер до автовокзала.

Впрочем, отличие заключалось лишь в некоторых отклонениях от привычных форм кузова. Опять же, как и в случае с «Грантой» и ее совершенной задницей, здешняя Газель смотрелась элегантнее, симпатичнее, стремительнее.

Ну а пробки… Пробки, конечно, встречались. Ведь количество автомобилей на душу населения в новом СССР тоже составляло немалое число. Это Димка понял сразу, еще когда въехал в столицу края на автобусе, кстати, на обычном Икарусе.

Итак, постояв в пробке на одной из центральных улиц, Дмитрий, наконец, приблизился к месту, где мог располагаться центральный офис фирмы «Мастерок». И через еще метров двести показался до коликов знакомый синеватый дом.

Офис оказался на своем месте. Когда Дима уже поднялся на крыльцо, то разглядел обновленную табличку.

Минторг СССР

СП СЕТЬ МАГАЗИНОВ МАСТЕРОК

Кукарский ухмыльнулся и потянул дверь на себя.

Первым делом он попал на ресепшен. Отделка помещения не отличалась от прекрасно ему знакомой. За «барной стойкой» восседала Арина — очаровательная девушка, встречавшая Кукарского сотни раз в старом мире.

Сотни раз он приходил на работу, еще до путешествий в СССР, до знакомства с Колей, до своего душевного преобразования, когда ему вздумалось изменить мир, — и она сидела здесь. И вот он изменил мир, он сам, собственной персоной! Чем несказанно возгордился между делом. И она опять сидела тут, то и дело водя бровями.

Но в этот раз красотка Арина с томным взглядом под соломенным каре и несомненно мощной грудью под блузой, мягко улыбнулась и приветливо сказала Кукарскому:

— Ой, Дима, как мы рады вас видеть!

— Да? А я-то как рад! — улыбнулся Кукарский.

— Ну, хорошо ли ваше здоровье? Поправились? — моргая, спросила Арина.

— А я что, болел? — слегка удивился Дмитрий.

— Ну да, неделю вас не было, — в свою очередь удивилась девица.

— А-а, понятно, — протянул Кукарский. — Теперь, кажется, все хорошо.

— Пройдите к директору, она вас ждет, — и Арина вдруг уткнулась в советский мобильник «Вега».

Путь к директору не изменился. Но в самом начале, на доске объявлений, висел огромный плакат.

ДА ЗДРАВСТВУЮТ ПОБЕДИТЕЛИ АПРЕЛЬСКОГО СОЦСОРЕВНОВАНИЯ!

1 МЕСТО — КОЛЛЕКТИВ ЮЖНОГО «МАСТЕРКА» И ЕГО ДИРЕКТОР СУХОВ А. Т.

2 МЕСТО — КОЛЛЕКТИВ «МАСТЕРКА-2» И ЕГО ДИРЕКТОР ОПАРИНА С. П.

3 МЕСТО — КОЛЛЕКТИВ ЦЕНТРАЛЬНОГО ОФИСА И ГЕНДИРЕКТОР ШАХОВА А. С.

Пять лучших сотрудников южного «Мастерка» награждаются золотыми скидочными картами и бесплатными путевками в Турцию на 7 дней!

Пять лучших сотрудников «Мастерка-2» награждаются золотыми скидочными картами и бесплатными путевками в Ленинград на 3 дня!

Пять лучших сотрудников Центрального офиса награждаются золотыми скидочными картами и поездкой в Кунгурские пещеры!

— Вон оно что! — пробубнил Дима и покачал головой. В этом странном соцреализме даже фамилии директоров не подменились.

— Да-да, а ты как думал?

Димка вздрогнул — за спиной кто-то горячо выдохнул. Кукарский обернулся и столкнулся нос к носу с рослым детиной, начальником службы безопасности Игорем Артемовичем.

— Привет, — Дима пожал огромную руку.

— Выздоровел? Иди, Шахиня тебя ждет.

И Артемович удалился. «Черт возьми! — вслед захотелось воскликнуть Димке. — Но ты же жил в России, в той обычной России! Неужели не помнишь ничегошеньки?!»

Шахиня тоже сохранила свой прежний вид. Обтягивающий деловой костюм, складки бегемота на талии, стрижка под мальчика и вполне симпатичное лицо. Да и аквариум ее не претерпел по сути никаких причинно-временных мутаций. Разве что на стенах висели совершенно необычные надписи в рамочках.

Димку умилила, например, вот эта.

В глобальном смысле нет ни начальников, ни подчиненных.

Каждый из нас — человек с большой буквы!

И прежде чем повысить голос на сотрудника,

Поставь себя на его место,

И представь — как ты противен ему в своем гневе,

Глубоко вздохни и начни говорить спокойно.

Впрочем, следующая надпись была интереснее, она даже слегка позабавила Димку, так что на его лице появилась едва заметная улыбка.

Мы все здесь пашем зимой и летом,

Чтоб процветал наш общий дом -

Страна Советов,

И чтоб нам чудно отдыхалось в нем!

«Весьма глубокомысленно, между прочим!» — сказал он про себя.

— Ну что, дорогой, явился? — добродушно сказала меж тем Шахиня и указала ему на кресло возле себя (сама же она, поправив цветок на подоконнике, опустилась за стол).

— Добрый день, Александра Степанна, — поприветствовал Дима.

— Здравствуй. Выздоровел?

— Да, вроде не болею, — Кукарский повел плечом.

— Ну молодец! Я тебя не буду загружать пока. Вникай сам потихоньку во все проблемы. Если что, обращайся, чем смогу — помогу.

— Спасибо.

Шахиня как-то странно посмотрела на Диму, моргнула пару раз.

— Ну, я пойду? — догадался он.

— Ага, иди, — покивала директриса и уткнулась в бумаги.

«Вот это я понимаю! — восклицал про себя Димка, возвращаясь в собственный кабинет. — Вот это совсем другое дело! А в том мире она никогда так не поступала! Никогда она еще не была такой доброй и покладистой. И чтоб сама себе повесила памятку не кричать на сотрудников — да ни в жизнь! А тут, ты смотри! Не буду ничем загружать — ну надо же, а?! Просто сказка какая-то!»

И такими же паиньками выставились остальные коллеги.

Они искренне улыбались каждому посетителю, много работали, в перекурах хвастались своими детьми, а не новыми гаджетами и крутыми иномарками, наконец, никогда не проявляли излишней суеты. В старом мире Димка привык к ненужной суете. Там все словно носились сломя голову, с выпученными глазами стараясь выполнить очередное чумовое задание вышестоящего руководства.

Тут, напротив, никто не гоношился. Каждый выполнял свою задачу с чувством, с толком, с расстановкой. И начальство не давило прессом, не стегало кнутом и не пороло горячку. Люди любили работать — неужто к этому их приучила система?

Во всяком случае, наличие национальной идеи — социализм с человеческим лицом, что-то да значило. Но главная причина, как смекнул Димка, заключалась в том, что о работающем люде просто много заботились, — так устроило государство.

Вот, например, к вечеру понедельника нагрянула инспекция из местного органа минсоцтруда. Дотошный мужичок, напрочь лишенный волос на голове, с галочкой на лбу (особое устройство костей черепа) подходил к каждому сотруднику центрального офиса, вплоть до уборщицы, и вежливо так, с мягкой улыбочкой задавал вопросы.

Ему охотно отвечали. А рыженькая девушка с очень серьезным лицом и преждевременной строчкой на лбу строчила ручкой по листу, держа на другой руке планшет для бумаг — скрупулезно заносила ответы.

А вопросы порой задавались каверзные. «Вам выдают канцелярские принадлежности по первой вашей просьбе?» «Хорошо ли к вам относится ваш непосредственный руководитель? Оцените по пятибалльной системе». «Вовремя ли вам выдают расчетный лист, и высчитывают ли у вас из зарплаты какие-либо суммы за какие-либо провинности?» «Что, высчитывают? Есть внутренний приказ? А ну-ка, ну-ка, пройдемте-ка в отдел кадров, будем разбираться в правомерности сей процедуры!»

Весь центральный офис дрожал от этой проверки. И она продолжалась до шести вечера, пока все не разошлись по домам. В том числе и Дима отправился восвояси, в тяжелых раздумьях о том, как употребить навалившийся вечер.

Но, кстати, также всем сотрудникам раз в неделю, например, устраивали «психологические собрания», нечто вроде тренингов. И на таких собраниях люди учились понимать друг друга, учились относиться к коллегам с терпимостью, учились никогда не повышать голос.

Ну и конечно неизменным атрибутом новейшего советского общества были совместные парт-комсомол-собрания. Они проводились каждую пятницу. Если не считать каждодневных летучек (в старом Димкином «Мастерке» из России их называли брифингами).

Кроме того, в советском «Мастерке» работали люди, которые обязаны были контролировать всю эту программу — и наличие психологических собраний, и регламент партсобраний, и они даже раз в неделю проводили опросы работников — научился ли ты чему? Что ты вынес с последнего психособрания?

Кроме того, по понедельникам сутра проводились этими специальными людьми политинформации. И они доводили до каждого истинное положение в мире. И все это подавалось с правдивым пониманием социализма и капитализма, без всяких там экивоков на загнивающий в последней стадии. Трезво оценивались «их» плюсы и «наши» минусы.

В этой стране, как понял Димка, уже не было никакой лжи, никакой двойственности, никакой исторической неправды. Все люди знали, что Сталин был плохой, все читали Солженицына, в интернете у всех был доступ ко всему.

Но такой подъем чувствовался среди всех! Так верил каждый в свою страну, в торжество социализма с демократическим лицом! Без ложного патриотизма каждый любил родину и знал, что живет в лучшем городе мира, в лучшей стране мира!

Еще бы, ведь им никогда не ломали психику развалом СССР! Они и представить себе не могли, что такое ваучер, что такое «лихие девяностые»! Они наоборот — только развивались в лучшую сторону без сломов и переломов. Только отбрасывали все плохое, постепенно восстанавливали историческую правду и прибирали к рукам все хорошее.

И у них получилось, черт возьми! У них получилась великолепная система!

В которую Димка благополучно вписался к концу недели.

Вот только несколько обстоятельств очень его разочаровали.

Во-первых, Коля Герасименко совершенно пропал из жизни. Он исчез из контактов мобильника, впрочем, как и кое-кто другой. Он пропал из своей квартиры — три раза Димка навещал товарища, но на звонки в дверь никто не подходил. И шорохов за дверью приложенное ухо не улавливало, хотя коричневая краска на металле, казалось, хранила все те же прыщи и царапины, как и в России.

Во-вторых, исчезла из поля зрения его бывшая семья — супруга, с которой он не так уж давно развелся, и главное, любимая доченька. Их телефоны также пропали из контактов мобильника. А когда Дмитрий пришел к ним домой в воскресенье, чтобы по обычаю забрать девочку в зоопарк или в цирк, дверь в квартиру открыл какой-то верзила.

В противной майке цвета хаки верзила, с добрым, впрочем, лицом, на резонный вопрос удивленно ответил: «Извините, здесь такие не проживают». И развел руками. «А вы давно тут живете?» — поспешно спросил Дима в уже закрывающуюся дверь. Дверь, жалобно скрипнув, приостановилась, и Кукарский услышал хмыкающее: «Да уж лет двадцать!»

Но зато объявился Игорь Кирович. Впрочем, его-то появление Димка предвидел.

На пятый день своего пребывания в новейшем СССР Дима приехал домой с работы. Едва он выбрался из своей «Приоры», как к нему подошел невысокий пожилой человек в сером пиджаке с лицом не очень приятным — с морщинами на лбу.

— Игорь?! — удивился Кукарский. — Черт возьми! Откуда ты здесь?

— Оттуда же, откуда и ты, — усмехнулся Кирыч.

Его голова оказалась полностью седой, а так — прежний майор, разве что кожа погрубела, да в глазах появилась какая-то хитринка пенсионера.

— Ну и ну! — покачал головой Дима.

— Ты не представляешь, как долго я ждал нашей встречи! — Игорь Кирыч приблизился вплотную и осторожно потрогал Кукарского за плечо, словно не веря своим глазам.

— Ну что ж, — вздохнул Дмитрий. — Раз уж такая встреча… Пойдем ко мне, кофе попьем. Там и расскажешь, как дело было.

По лестнице поднялись молча. Кукарский несколько раз уловил волны парфюмерного аромата, довольно пошловатого на нюх Димы. «Ишь ты, надушился старый хрен!»

В квартире Кукарский сразу провел гостя на кухню, включил электрический чайник. Сели друг против друга на табуретки. Димка внимательно рассмотрел Кирыча. «Почти не изменился. Только седина эта… непривычно как-то».

— Ну… Хотя нет, постой. Покупал я тут водку на пробу. — Дима встал, потянулся к холодильнику и достал бутылку «Пшеничной» вкупе с выложенными на тарелочку корнишонами.

— Ага, ну и как тебе современная советская? — улыбнулся Кирыч.

Дмитрий набулькал в рюмочки.

— Супер, — бросил он.

Чокнулись и выпили.

— Ну, рассказывай, — Димка опять уставился на гостя.

Да и тот до сих пор внимательно разглядывал Димку.

— Все эти годы я следил за тобой, — наконец начал Кирыч. — Но у нас так и не получилось встретиться. Пока не наступил этот день.

— Почему именно этот? — Димка отклонился немного назад.

— Ну, ни этот, так другой. Главное — примерная дата твоего возвращения. — Кирыч почесал нос. — Помнишь тот день, в который мы разбежались? Ты — сразу в будущее, а я остался в своем времени.

Дима с печалью кивнул.

— Так вот, перед тем как уйти на автовокзал, ты сказал мне, что прибудешь в конец мая две тысячи тринадцатого. Вот я и ждал конца мая две тысячи тринадцатого.

— Но почему ты не подошел ко мне раньше? — Димка снова наполнил рюмки. — Почему у нас не получилось встретиться?

— Да потому что ты меня не узнал! — громко сказал Игорь Кирыч и, осушив рюмку, добавил: — Ведь я попробовал. Я подошел к тебе однажды, три года назад. Но ты меня не узнал. «Привет, как дела?» — сказал я тебе. «Извините, вы обознались!» — злобно сказал ты и отошел в сторону. Больше я и не пытался, а только ждал этого дня.

Завершив свою тираду, Кирыч аккуратно затолкал в рот крючковатый корнишон и захрустел челюстями. Димка же выпил и задумался, даже закусывать не стал.

— Значит, я был не я, — глухо заговорил он. — Вот как интересно… То есть я жил, осознавал себя, но потом вдруг все вспомнил и… И в то же время забыл свою здешнюю жизнь? Бред какой-то! Метаморфозы времени. И тем не менее, я не помню весь этот длинный отрезок в тридцать лет моего пребывания здесь. Ты говорил, что следил за мной? Значит, ты свидетель? Что я делал? Каким я был?

— Ну, каждый твой день наблюдать я никак не мог. Но время от времени я наводил справки. И твоя жизнь мало отличалась от той. О которой ты мне рассказывал тогда в самолете, на обратном пути из Москвы.

Кукарский вспомнил, что когда они летели в «тушке» после визита к Андропову, то не знали, чем занять время. (О время! — то оно на вес золота, то его нечем занять!) И тогда Дима вкратце поведал о своей жизни в России до две тысячи тринадцатого года.

— Да-да, я помню, — закивал теперь Кукарский и подцепил вилкой корнишон.

Наконец настала его очередь похрустеть. А Игорь продолжил, образно говоря, открывать занавес.

— Ты так же мыкался после института, потом закрепился в торговле, женился на соседке Лере, с которой дружил в детстве…

— Черт, все-таки Лерка! — воскликнул Кукарский, поерзав на табурете. — Но я же ничего такого не помню!

— И не вспомнишь. Последние дни ты болел, потом ушел из дома и пропал, — пояснил Игорь, покрутив пальцами пустую рюмку. — Зато на следующий день появился другой ты. Да, но это нынче. А тогда, с Леркой, никто у вас не родился, ты развелся, а она уехала за границу, наконец, ты купил квартиру в кредит. Угу, в Советском Союзе тоже есть кредиты! Только не ипотечные, а социальные. И банки не навязывают их каждому обывателю. Потому что банков-то мало, в основном заправляет Сберегательный банк. Да еще государство заставляет снижать процентные ставки.

— Ага, понятно. Сбербанк рулит. Впрочем, как и у нас… было.

— Да, Сбербанк СССР играет ведущую роль.

— Как-то странно, — протянул Дима. — Тут все чем-то похоже, все почти так же, но если присмотреться — совсем по-другому.

– На что похоже? — Игорь чуть наклонился вперед.

– На тот мой мир.

– А, ну да.

Тут вдруг возникла пауза. Восстала неожиданная тишина. Каждый задумался о своем, и каждый испугался этого непредвиденного молчания.

Игорь Кирыч первым разрубил узел.

— А моя семья пропала с самого начала. Как только мы вернулись с тобой от Андропова. Через пару дней их просто не оказалось дома. Они исчезли. Все это странно. Все эти фокусы подлого времени!

— Пропала семья… — задумчиво повторил Дима. — Да-да, а я ведь видел твоего сына — помнишь, я тебе рассказывал тогда в Москве и просил написать ему письмо? Письмо-то ты написал, но и без вести, значит, тоже пропал, как и ожидалось.

Пришло время удивиться бывшему кагэбэшнику.

— Да, было, было! — пенсионер прищурился. — Но я тогда не придал этому значения! Да и ты, видимо, тоже.

— И я тоже тогда не придал всему значения, — кивнул Кукарский. — Я думал, мы еще увидимся и с ним, и с тобой.

И Дмитрий снова вкратце пересказал подробности знакомства с Игорем Игоревичем и подробности их прощания за городом. Свое изъяснение Кукарский заключил извиняющейся фразой:

— В тот день я еще не знал, что обратного пути не будет.

— То есть, как не будет? — живо спросил бывалый кагэбэшник.

— А вот так! — Дима потянулся к бутылке. — Я вчера свалил с работы пораньше, съездил в Кунгур, попытался вернуться в свой мир. И что ты думаешь?

— Ты не смог, — вздохнул Кирыч, принимая наполненную рюмку.

— Да, проход оказался закрытым. Ни в третьем гроте, ни во втором, ни в каком-либо другом я не смог найти выход в свой мир. Каждый раз я возвращался в ваш Советский Союз.

— Подожди, ты что, успел исследовать все проходы за полдня? — спросил Игорь и выпил.

И после этих очередных пятидесяти грамм кагэбэшник забавно поморщился. А Дима тоже опорожнил свою емкость.

— Да, я просто пошел на маленькую хитрость, — сказал он, закусив огурчиком. — Когда выходишь из пещер, но когда еще не вышел, на мобильнике появляется оператор. Ну, типа, сеть доступна. Так вот, если в моем мире это был Мегафон, то здесь у меня постоянно высвечивался Совком.

— Все понятно, — Кирыч отставил пустую рюмку в сторону, затем тоже проглотил огурчик.

— Ага, понятно, что ничего не понятно, — ухмыльнулся Димка и подхватил пальцами последний корнишон. — Еще и Коля пропал напрочь. Ну, Николай, тот самый, мой товарищ.

— Постой, — Кирыч поднял палец, — у тебя пропал товарищ, сменилась семья, у меня пропала семья. Значит, все они остались в том, твоем мире! Ты что, до сих пор этого не понял? А мы прожили тридцать лет совсем в другом! То есть я прожил, а ты заявился на все готовое. Я вот давно уже так думаю.

— На все готовое… Хм, забавно. Но, видимо, ты прав. Я тоже об этом уже подумал несколько раз.

— Н-да, — Кирыч постучал пальцами по столу. — И что нам теперь делать? Впрочем, я-то уже на пенсии. Рыбалка, понимаешь, охота, есть чем отвлечься. Особо не заморачиваюсь. Твое будущее не сбылось, как мы и хотели. А сбылись наши самые радужные прогнозы. Но вот ты-то, раз обратного пути у тебя нет… Ты-то что будешь делать здесь?

Димка глубоко вздохнул.

— А ничего. Жить.

Бывший майор ухмыльнулся. А Кукарский тем временем спокойно полез в холодильник в поисках новой закуски.

— Жить, — протянул Кирыч. — Что ж, резонно.

Димка достал вареную колбасу, отрезал три круга, бросил на тарелочку из-под корнишонов.

— Да, если честно, мне здесь понравилось, — сознался Кукарский. — Тут гораздо лучше, чем было в моем мире. И люде добрее. Это то самое, о чем я и мечтал.

— Как ты про людей-то определил? — насмешливо спросил Игорь.

— Не знаю, — Кукарский пожал плечами, взялся за бутылку. — Это сразу чувствуется. Хотя бы в том, что здесь каждый не стремится срубить побольше бабла с любого человека.

— Какого бабла? — Кирыч отодвинул свою рюмку. — Я пока пропущу.

— Да? — удивился Кукарский, и тут же поддержал, и поставил бутылку. — Ладно, я тоже пока не буду. Какого бабла, говоришь? Ну, денег. Это у нас так называли.

– А.

— Тут психология людей замешана. Стоит попасть в тот мой мир, и ты сразу почувствуешь,как все хотят срубить бабла. Здесь как-то об этом не думают.

— Ты что, мысли читаешь? — Кирыч снова принял насмешливый тон.

— Да нет, сейчас я тебе объясню. Ну, вот возьми простой случай. Там, у себя, пришел я, например, покупать сотовый телефон. Так мне продавец начнет впаривать: а купите к вашему аппарату чехол, а купите к нему страховочку, да я вам сделаю скидочку. А потом ты выходишь из салона, смотришь на чек и понимаешь, что тебя крупно развели, и скидки никакой не сделали. Со скидкой была просто уловка.

– Хм.

— Да-да. И так там повсюду. А здесь я с подобным ни разу не столкнулся. Хотя каждый день что-нибудь покупаю. (В первое же утро мне выдали аванс на работе).

— Ладно, — Игорь Кирыч глубоко вздохнул. — Чтобы понять здешних людей, тебе надо больше гулять. Так что пойдем, прогуляемся. Проводишь меня.

Чуть хмельные, они вышли на солнышко и двинулись по дворовой дороге. Со стороны могло показаться, что это отец и сын отправились в магазин или в гости. Тут навстречу им попался черноволосый таджик (или узбек) в рубашке и джинсах, громко разговаривающий по мобильнику.

— А плитка сколько? — почти кричал в трубку прохожий. — Два квадрат? Гипсокартона-ма надо. Три лист. Нет, четыре лист. Да… Да… Сикоко? Диесять рублей? Дорого будет. Квадрат-нама семь рупь стоит.

Дима изумился.

— О великая нация строителей! — со смешком сказал он. — Неужели и здесь твои сыны денно и нощно трудятся на ремонтах квартир и офисов, не щадя себя?!

— Это ты о чем? — Кирыч повернул к спутнику седую голову, моргнул два раза.

— Слушай, Игорь, у вас есть такое понятие как гастарбайтер?

– Нет. А что это?

– Ну, дешевая рабочая сила из… короче, из братских республик.

Иностранец тем временем удалился и, стало быть, монолог его стих.

— А, у вас это так называлось! — понял Кирыч. — Да-да. У нас их величают стахановцами. Они любят работать в РСФСР. Здесь им хорошо платят. Больше, чем на малой родине. На малой родине работы мало.

Дима с интересом посмотрел на спутника. Странным стал этот Кирыч. Непохожим на себя молодого. И речи у него какие-то степенные теперь, и все на полном серьезе. Или здесь все так себя ведут?

Вопросы, вопросы… Они еще долго будут мучить Димку в этом странном мире под названием Советский Союз две тысячи тринадцатого года. Но теперь хотя бы у Кукарского будет человек, который поможет во многом разобраться.

А пока они шли через дворы, те самые, по которым Дмитрий гулял во время своего визита в тысяча девятьсот восемьдесят третий. Они брели, и Димка не узнавал окрестностей. Так все изменилось!

Обновленные фасады пятиэтажек — с оранжевыми, зелеными или розовыми мозаиками. Многочисленные детские площадки с фиолетовыми лесенками и серебристыми горками, а на месте давней, памятной голубятни выросла игрушечная космическая ракета, которую облепили крикливые детки.

Этот мир выглядел прекрасно. И Димка, чуть хмельной, во все глаза любовался им, пропуская мимо слуха рассказ Кирыча о своей жизни. И что-то внутри Димки поднималось, вся его душа наполнялась такой необычайной радостью, какая, быть может, поглощала его только в детстве.

Когда поглощала, в какие моменты? Да в тот, например, вечер, когда Димке исполнилось десять лет, а лучший друг детства Андрей все не приходил. (Лерки уже не существовало.) И Димка выходил на площадку и прислушивался к чьим-то шагам. И вот наконец зазвучали их шаги — Андрея и его старшей сестры, и зазвучали их голоса. И такая мощная радость поднялась в Димке, так забилось маленькое сердечко!

Он увидел их радостные лица, они извинились и с порога вручили ему загадочную коробку. И в этой коробке оказалась восхитительнейшая электронная игра «За рулем». И тогда радость переполнила Димку еще больше. О святое время детства, когда ты вечно пьян без вина!

Мир детства, мир советского детства, с простыми деревянными клюшками, с великолепной игрой «За рулем», с бесконечными россыпями марок, с фантастическими мечтами о маленьких бутылочках «Пепси-колы», с треснутыми кюветами для проявителя и закрепителя — весь этот мир ушел в параллельное измерение, воплотился во взрослую жизнь в какой-то новой, странной, параллельной, как оказалось, ипостаси.

Дима Кукарский только теперь, быть может, впервые в жизни почувствовал, что он по-настоящему счастлив. Что если счастье и есть, то оно здесь, в этом новом светлом мире, полном ярких красок, добрых людей и забавных «стахановцев»!

И так они долго еще гуляли с Кирычем, эта странная пара — менеджер среднего звена из скучного серого мира и седой пенсионер реального СССР, бывший офицер спецслужб. И со стороны казалось, что два человека уже давно нашли то, что искали. И теперь они, умиротворенные, возвращаются домой.

Эпилог

Цена времени познается с возрастом. И только познав цену времени, человек начинает стараться. Стараться дорожить каждым мигом, пусть даже самым бессодержательным. Человеку под сорок хочется удержать каждый день, каждый час этого дня. Хочется, чтобы хотя бы вторая часть жизни прошла не зря, если уж в первой наломал дровишек.

И Димка Кукарский, и его товарищ, дружба с которым длилась, впрочем, не так долго — оба они понимали, что вступили во вторую часть и что надо дорожить каждым мигом. А уж тем более то, что с ними случилось, заставляло вдвойне дорожить.

Дима и Коля познали еще и другую грань времени. Время раскидало их, и в результате Димкиного эксперимента они оказались в разных мирах. Каждый из них понимал это, но не терял надежду когда-нибудь снова встретиться.

Во всяком случае, Дмитрий Кукарский время от времени посещал Кунгурские пещеры. Он испытывал третий грот, а также и другие гроты, но таинственные пещеры упорно не открывали ему путь в привычный мир, и вообще в какой-либо другой мир.

Впрочем, жизнь в новом СССР двадцать первого века очень радовала Диму. Ему нравилось здесь работать, ибо люди здесь искренне стремились любить коллег, как своих родственников. Такая у них была психология. Ее в них заложили, ведь психология закладывается десятилетиями. Ведь либо вас тридцать лет долбят по голове ростом цен, бандитизмом, ваучерами, дефолтами и прочей лабудой, либо вас все тридцать лет холят и лелеют.

Димка с удовольствием ездил на работу, и хотя и торчал порой в пробках, но в этих пробках никто не вылезал нагло из толпы и не обгонял по обочине или по встречке. А уж тем более никто не вылезал из машины, чтобы начать драку. Травматическое оружие в СССР-2013 было запрещено. Все это удивляло Кукарского. Он изумлялся тому, как здешним людям удалось сохранить столько доброты и порядочности. Впрочем, о причинах уже говорилось где-то в предыдущих строках.

Гораздо интереснее, наверно, что делал Дима в новом мире. А между тем, ничего особенного он не делал. Просто жил и наслаждался жизнью. У него стали появляться кое-какие знакомые помимо Кирыча. Например, летом Димка плотно сошелся с коллегой, менеджером Архипом, мужичком лет сорока с импозантными усиками.

Кстати, менеджеров в Советском Союзе двадцать первого века звали странным словом «управдепы». Американизмы здесь вообще были не в почете. И только иногда «управдепов» пренебрежительно величали менеджерами в качестве ругательства.

Конечно, Дима сразу погуглил (ах какое приятное слово, будто бублик пожевал! — а «Гугл», кстати, здесь тоже имел место быть), так вот, Дима сразу «погуглил», что значит «управдеп». И выяснилось, что это значит — мелкий управленец из какого-либо департамента. Короче, типичный народный неологизм.

Ну и вот, с управдепом Архипом у Димки завязались дружественные отношения. Товарищи вместе пили пиво по пятницам — в скромной советской пивной около офиса. Кукарский, чуть захмелев, выпытывал у Архипа, чем живут его знакомые, куда ходят, что любят?

Однажды у Димы закрутился роман с девицей из окраинного магазина сети «Мастерок». Дошло до того, что в отпуск он поехал вместе с ней, на Черное море, в Грузинскую Советскую Республику.

Но как развивался роман, мы пока доподлинно не знаем. Ведь будущее, пусть даже советское, еще не наступило. Поэтому отдадимся в цепкие объятия времени, и будем ждать лучших времен.

Что касается Николая Герасименко и Любы, то они вроде бы и зажили как в сказке, но… Нажили таки себе небольшую кучку проблем.

Первая мелкая ссора возникла при покупке шубы. Коля настаивал все же на посещении магазина мехов в тысяча девятьсот восемьдесят третьем году, а Любе приглянулся крупный магазин в торговом центре две тысячи тринадцатого года.

В конце концов Коле пришлось уступить любимой, напрячься и заработать российских рублей, правда, путем очередной махинации в прошлом. Подробности махинации Герасименко удержал в тайне.

Новая волна накатила, когда Люба захотела родить ребенка. Николаю пришлось крепко задуматься. В каком времени рожать? Нарушит ли это баланс времен? Как зарегистрировать ребенка?

Он мучительно искал ответы и не мог найти. Люба же делала в постели все возможное, чтобы в ближайшем будущем забеременеть. А он, впрочем, не сопротивлялся.

В один не прекрасный, а пасмурный день решение созрело. Толчком к этому послужил поступок Любы. После обеда девушка вернулась с одинокой прогулки — Коля переодевался после очередного вояжа в прошлое с целью подзаработать.

Когда они встретились в комнате, Герасименко сразу заметил влажность в ее карих глазах, ее очень грустный взгляд, и даже неправильный нос Любы стал выглядеть как-то некрасиво из-за выражения плаксивости на ее лице.

— Что случилось, солнце мое? — ласково спросил он, взяв ее за плечи.

Зрачки девушки поднялись, и Коля в них утонул.

— Я была там, где жила, стучалась в свою квартиру, — тихо сказала Люба.

У Коли внутри сразу все упало.

— Зачем ты это сделала?! — с досадой сказал он. — Ведь мы же договаривались!

— Ну, я не смогла удержаться. Я давно хотела.

— И что? Тебе открыл кто-нибудь?

— Да. Это была незнакомая женщина средних лет. Она сказала, что девушка, которая жила в этой квартире, давным-давно куда-то переехала. А квартиру эту они нелегально купили у нее еще в тысяча девятьсот восемьдесят третьем году.

— Только и всего? Господи, стоило ли из-за этого так переживать?! — Коля поцеловал любимую в сухие губы.

— Но она сказала, что у девушки не было детей.

— Правильно, — невозмутимо сказал Коля. — Дети появились позже.

Итак, в этот же день у Коли появилась мысль. Они продадут квартиру Любы путем хитрых советских махинаций, а вырученные средства переведут в золотые украшения. Любое золото можно успешно реализовать в современной России.

Родит Люба тоже в современной России — здесь надежнее. Вот только отсутствие паспорта может стать камнем преткновения. Но не для Николая. Уж он-то имеет опыт в таких делах. Уж он-то умеет выкручиваться из подобных ситуаций.

Так что бездельничать Николаю не пришлось. Пока Люба с животом сидела у него дома, он погружался в многочисленные хлопоты. В прошлом химичил с квартирой (вытащить Любу в прошлое довелось лишь на сделку). В настоящем Коля искал пути получения паспорта.

Наконец все было улажено. Люба стала Любовью Семеновой тысяча девятьсот восемьдесят третьего года рождения! Она благополучно родила в третьем роддоме. На свет появилась чудо-дочка в три кило двести грамм.

Девочке предстояло прожить, быть может, до начала двадцать второго века. Ее ждало, впрочем, неясное будущее.

Будущее всегда неясно.

Но для наших героев уже не было понятий «будущее» и «прошлое». Они жили вне времен. Потому что сумели обмануть время.

Жизнь Коли Герасименко, как и жизнь Димы Кукарского долго, очень долго продолжалась в избранном мире.

И каждый из них был счастлив хотя бы тем, что достиг того, к чему стремился.

За сим мы и оставляем их. В надежде, что, быть может, когда-то они встретятся снова.

Конец

Оглавление

Сентябрь 1983 года, Коля

Май 2013 года, Дима и Коля

Сентябрь 1983 года, Коля, накануне погони

Май 2013 года, Дима и Коля — Сентябрь 1983 года, Дима и Коля

Май 2013 года, шаман Илко, Рустам и Ваня

Сентябрь 1983, Коля и Дима

Май 2013 года, посланники шамана Рустам и Ваня

Сентябрь 1983 года, Коля

Сентябрь 1983 года, Дима

Сентябрь 1983 года, Коля

Сентябрь 1983 года, Коля и Дима,

Май 2013 года, Дима

Май 2013 года, Коля Герасименко, а затем Коля и Дима

Сентябрь 1983 года, посланники шамана Иван и Рустам, и конечно же Дима и Коля,

Сентябрь 1983 года, Коля

Сентябрь 1983 года, м ай 2013 года, Коля и Дима, а также посланники шамана

Часть вторая Май 2013 года, Сентябрь 1983 года, Дмитрий Кукарский и его личные планы насчет всей страны

Май 2013 года, Николай Герасименко и его личные планы насчет очередного путешествия в прошлое

Сентябрь 1983 года, Дима и Кирыч

Май 2013 года, Коля и шаман

Димка накануне великих событий

Дима Кукарский и Кирыч на встрече с генеральным секретарем ЦК КПСС

Сентябрь 1983 года, Пермь, Коля Герасименко и Люба, за день до встречи в верхах

Сентябрь 1983 года, Пермь, Коля Герасименко и Люба, за день до встречи в верхах

Часть третья Конец мая 2013 года, возвращение Димы

Конец сентября 1983 года, конец мая 2013 года,

Конец мая 2013 года, Дима и Советский Союз

Эпилог