КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Сын Солнца [Кристиан Жак] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Кристиан Жак РАМЗЕС Книга первая СЫН СОЛНЦА



Предисловие

«Рамзес, величайший из победителей, Король-Солнце, хранитель Истины», — такими словами Жан-Франсуа Шампольон, который, расшифровав иероглифы, открыл нам Египет, описывает фараона Рамзеса II, которому поклонялись, как божеству.

Имя Рамзеса прошло через века и одержало победу над временем; он один воплощает величие и мощь Египта эпохи фараонов, духовного отца западных цивилизаций.

За 67 лет царствования, с 1279 г. до н. э., Рамзес, «сын Света», приведет свою страну на вершину славы и будет способствовать расцвету ее мудрости.

На египетской земле путешественник встречает Рамзеса на каждом шагу. Он остался в бесчисленном множестве памятников либо построенных его мастерами, либо восстановленных при его царствовании. Прежде всего это храм в Абу-Симбеле, где царит бессмертная пара — обожествленный Рамзес и Нефертари, Великая Супруга Фараона, а также громадный зал с колоннами храма Карнака и улыбающийся колосс храма Луксора.

Рамзес — герой не одного, а нескольких романов, настоящей эпопеи, начинающейся с его возведения на престол отцом Сети, столь же могучим правителем, ведущей читателя через множество испытаний к последним дням царствования. В пяти томах перед вами предстанет судьба человека необычайного масштаба. На страницах цикла оживут незабываемые персонажи, такие, как Сети, его супруга Туйя, великолепная Нефертари, Красавица Изэт, поэт Гомер, заклинатель змей Сетау, еврей Моисей и многие другие.

Мумия Рамзеса сохранилась. Черты великого старца производят внушительное впечатление. Множеству посетителей зала мумий в музее Каира кажется, что он вот-вот очнется от своего сна. То, что физическая смерть мешает сделать Рамзесу, может предоставить ему магия романа. Благодаря науке и вымыслу мы можем разделить с ним его тревоги и надежды, пережить его успехи и поражения, встретить женщин, которых он любил, испытать предательство одних и нерушимую дружбу других, вступить в борьбу с силами зла и начать поиск Света, из которого все вышло и к которому все вернется.

Великий Рамзес… Какой великолепный типаж для романиста! От первого боя с диким быком до умиротворяющей тени акации Запада — страны мертвых — разыгрывается судьба величайшего из Фараонов, связанная с судьбой Египта — страны, любимой богами. Земля воды и солнца, где слова справедливость, правосудие и красота имели смысл и воплощались в повседневной жизни. Страна, где земное и потустороннее без конца соприкасаются, где жизнь возрождается из смерти, где ощутимо присутствие неведомого, где любовь к жизни и к нетленному наполняет сердца живущих, услаждая их.

Эта земля — Египет Рамзеса.

Карта Египта
Карта Древнего Ближнего Востока эпохи Нового Царства

Глава 1

Дикий бык, застыв, пристально смотрел на юного Рамзеса.

Животное было чудовищно: толстые, как колонны, ноги, длинные свисающие уши, жесткая борода на нижней челюсти, черно-коричневые лоснящиеся бока. Он только что почуял присутствие юноши.

Рамзес не сводил глаз с его рогов, близко посаженных, утолщенных у оснований, загибающихся назад, а затем — кверху. Они образовывали что-то вроде шлема с заостренными концами, способными пронзить любого противника.

Юноша никогда раньше не видел такого огромного животного.

Это был бык опасной породы, с которой не могли совладать лучшие охотники. Вожак своего стада, приходящий на помощь раненым или больным сородичам, следящий за воспитанием молодых, этот самец превращался в опаснейшего бойца, когда кто-либо нарушал его спокойствие. Взбешенный малейшим движением, он стремительно атаковал и не покидал поля боя, пока противник не будет повержен.

Рамзес отступил на шаг.

Хвост дикого быка хлестнул воздух; он бросил свирепый взгляд на чужака, осмелившегося ступить на его земли. Эти луга, граничащие с топями, где росли высокие тростники, он считал своей территорией. Здесь неподалеку телилась его корова, окруженная своими подругами. Здесь, на берегу Нила, гордый и могучий бык царил над своим стадом. Он не потерпит присутствия постороннего!

Юноша сначала надеялся, что его скроет трава, но взгляд глубоко посаженных карих глаз быка не отрывался от него. Рамзес понял, что поединка не избежать.

Смертельно побледнев, он медленно повернулся к отцу.

Сети, египетский фараон, которого называли «победоносный бык», находился в десяти шагах от сына. Говорили, что одно его присутствие парализовывало врагов. Его ум, острый, как клюв сокола, проникал повсюду, и не было ничего такого, чего он бы не знал. С утонченным, но суровым лицом, высоким лбом, носом с горбинкой, выступающими скулами, Сети был воплощением властности. Ему поклонялись и его боялись. Этот правитель вернул Египту былую славу.

В четырнадцать лет Рамзес, своей осанкой уже походивший на взрослого, в первый раз встретил своего отца.

До этого он воспитывался во дворце наставником, в обязанности которого входило подготовить царского сына к будущей жизни на высоком посту. Сети забрал его сегодня прямо с урока, не дав дописать иероглифов, и увел в открытое поле, далеко от поселений. По дороге не было сказано ни слова.

Когда трава стала слишком густой, фараон и его сын оставили колесницу, запряженную двумя лошадьми, и вошли в высокие заросли. Вот тут-то, пройдя через эти заросли, они и вступили на территорию быка.

Кто из них был страшнее — дикое животное или Фараон? От обоих исходила сила, управлять которой юный Рамзес был не в состоянии. Разве легенды не утверждали, что бык был священным животным, вместилищем огня другого мира, а Фараон — братом богов? Несмотря на свой высокий рост, крепкое сложение и полное отсутствие страха, юноша чувствовал себя зажатым между двумя энергиями, объединившимися против него.

— Он меня заметил, — признался он голосом, которому пытался придать уверенность.

— Тем лучше.

Первые два слова, произнесенные отцом, прозвучали как приговор.

— Он огромен, он…

— А ты кто такой?

Вопрос застал Рамзеса врасплох. Бык левой передней ногой ударил землю, комья полетели в разные стороны. Цапли торопливо поднялись в воздух, как будто покидая поле битвы.

— Ты трус или Сын Фараона?

Взгляд Сети пронзал юношу насквозь.

— Я люблю сражаться, но…

— Настоящий мужчина использует свои силы до предела, Фараон переходит этот предел; если ты на это не способен, ты не станешь царем и мы больше никогда не увидимся снова. Никакое испытание не должно поколебать тебя. Или уходи, или победи его.

Рамзес осмелился поднять глаза и сумел выдержать взгляд отца.

— Вы посылаете меня на смерть.

— «Будь мощным быком, вечно юным, с твердым сердцем и острыми рогами, и пусть никакой враг не совладает с тобой», — говорил мне мой отец. Ты, Рамзес, вышел из чрева своей матери, как настоящий бык, и ты призван стать сияющим солнцем, посылающим лучи на благо твоего народа. Я держал тебя на ладони, как звезду. Сегодня я открываю свою ладонь: сияй или исчезни.

Бык заревел: разговор незнакомых людей раздражал его. Все кругом затихло: полевые обитатели, от грызуна до птицы, казалось, понимали неизбежность битвы.

Рамзес принял вызов.

В рукопашной битве ему уже случалось побеждать более тяжелых и более сильных противников благодаря приемам, которым его научил наставник. Но какую стратегию избрать в бою с таким огромным чудовищем?

Сети передал сыну длинную веревку с подвижным узлом.

— Его сила в голове. Поймай его за рога — тогда ты победил.

К юноше вернулась надежда: во время морских поединков на озере, близ дворца, он много раз упражнялся в обращении с веревками.

— Когда бык услышит свист твоего лассо, — предупредил его фараон, — он набросится на тебя; не промахнись, второй раз он не оставит тебе шанса.

Рамзес мысленно представил свое движение и собрался с силами. Несмотря на свой юный возраст, он уже был ростом метр семьдесят и имел мышцы опытного атлета, блистающего в различных состязаниях.

Его уже давно раздражал детский локон, подвязанный лентой на высоте уха, — ритуальное украшение, сплетенное из его великолепных светлых волос. Как только он получит пост при дворе, ему будет дозволено носить другую прическу.

Но предоставит ли теперь ему судьба такую возможность? Конечно, уже не однажды и не без бахвальства пылкий юноша говорил вслух о достойных его испытаниях. Он не подозревал, что сам Фараон воплотит его мечты таким жестоким образом.

Бык, которого раздражал человеческий запах, не станет долго ждать. Рамзес сжал веревку; когда животное окажется в плену, ему придется применить силу колосса, чтобы укротить его. Поскольку он еще не обладает этой силой, юноша должен будет совершить невозможное, пусть даже его сердце разорвется при этом.

Нет, он не разочарует фараона.

Рамзес раскрутил лассо. Бык кинулся на него, выставив рога вперед.

Стремительность животного застала юношу врасплох, он отступил на два шага в сторону и бросил лассо резким движением правой руки. Оно зазмеилось и упало на спину чудовища.

Весь во власти своего движения, Рамзес поскользнулся на влажной земле и упал в то мгновение, когда рога были готовы проткнуть его насквозь. Они скользнули по его груди, а он даже не закрыл глаза.

Он хотел встретить свою смерть лицом к лицу.

Разъяренный бык добежал до тростников и развернулся одним прыжком; Рамзес, успевший подняться, устремил свой взгляд прямо в глаза животному. Он не отступит до последнего вздоха и докажет Сети, что Сын Фараона умеет умирать достойно.

Но порыв чудовища был остановлен. Веревка, которую крепко держал фараон, сжимала рога быка. Рассвирепев, бык тряс головой так, что веревка натягивалась до отказа и была готова разорвать ему затылок. Но он напрасно пытался освободиться; Сети управлял его бессмысленной силой, чтобы направить ее против нее самой.

— Схвати его за хвост! — приказал он сыну. Рамзес подскочил и ухватился за гладкий хвост, украшенный на конце пучком шерсти. Такой же хвост Фараон носил на своей набедренной повязке, чтобы показать, что он может управлять силой быка.

Побежденный бык присмирел и только шумно дышал и сопел. Царь отпустил его, сделав Рамзесу знак встать за ним.

— Эта порода неукротима; такой бык бросается в огонь и в воду и даже умеет прятаться за деревом, чтобы застать врага врасплох.

Животное повернуло голову и мгновение рассматривало противника. Потом, как будто признав свое бессилие перед лицом фараона, неторопливо удалилось на свою территорию.

— Вы сильнее его!

— Мы уже не противники, потому что мы заключили договор.

Сети достал кинжал из кожаного чехла и быстрым и точным жестом обрезал детскую прядь возле уха Рамзеса.

— Отец…

— Твое детство закончилось. Жизнь начинается завтра, Рамзес.

— Но я не победил быка.

— Ты преодолел страх, первого врага на пути к мудрости.

— А много еще врагов меня ожидает?

— Вероятно, больше, чем песчинок в пустыне.

Готовый сорваться с губ вопрос жег уста юноши.

— Значит ли это… что вы выбрали меня в качестве наследника престола?

— Ты полагаешь, что храбрости достаточно, чтобы управлять людьми?

Глава 2

Сари, наставник Рамзеса, обегал дворец вдоль и поперек, разыскивая своего ученика. Уже не в первый раз юноша прогуливал урок математики и вместо этого шел кататься верхом или устраивал плавание наперегонки с толпой своих беспутных и строптивых друзей.

С брюшком, любящий пожить и ненавидящий всякое физическое усилие, Сари непрерывно сердился на своего ученика и волновался из-за малейшей его выходки. Он занял завидный пост наставника царского сына, благодаря женитьбе на женщине гораздо моложе его — старшей сестре Рамзеса.

Завидный… Только те, кто не был знаком с непримиримым и невыносимым характером младшего сына Сети, могли завидовать Сари! Не имей он врожденного терпения и упорства на пути развития ума этого дерзкого и чересчур самоуверенного мальчишки, Сари давно бы уже отказался от своей задачи.

Согласно традиции, фараон лично не занимался воспитанием своих маленьких детей; он ждал момента, когда ребенок начинал превращаться во взрослого, тогда он встречался с ним и устраивал ему испытание, чтобы узнать, достоин ли он трона.

В данном случае решение было принято уже давно: на трон поднимется Шенар, старший брат Рамзеса. Но еще нужно было укротить пыл младшего сына, дабы он стал в лучшем случае хорошим военачальником, а в худшем — довольным жизнью придворным. Перешагнув за тридцатилетний рубеж, Сари охотно проводил бы время на берегу озера в своем поместье, в компании супруги двадцати лет; но как не заскучаешь от этого?

Благодаря Рамзесу ни один день не походил на предыдущий. Жажда жизни у этого мальчишки была неистребима, его воображение — безгранично; он вынудил уйти нескольких наставников, пока, наконец, не признал Сари. Несмотря на частые столкновения, последний добивался своего: обучить юношу всем наукам, которые должен знать настоящий писец. Хотя он себе в этом и не признавался, развивать проницательный ум Рамзеса, открытый для необыкновенных прозрений, было для Сари настоящим удовольствием.

С некоторых пор юноша начал меняться. Раньше не переносивший ни минуты бездействия, теперь он задумывался над изречениями мудреца Пта-Хотепа. Однажды Сари даже застал его наблюдающим танец ласточек в утреннем свете. Может быть, зрелость должна была совершить с ним превращение, не удавшееся со многими другими. Наставник спрашивал себя, из какого теста будет сделан Рамзес, став взрослым мужчиной, если огонь юности превратится в другой огонь, более спокойный, но столь же сильный.

Как же было не беспокоиться при таком обилии талантов? При дворе, как в любом слое общества, люди посредственные, чье положение было прочным, испытывали неприязнь, а то и ненависть к тем, выдающиеся ум и энергия которых делали очевидной их собственную ничтожность. Хотя выбор преемника, совершенный Сети, не оставлял сомнений, и хотя Рамзесу не приходилось беспокоиться из-за множества интриг, плетущихся людьми, стоящими у власти, все же ему, возможно, предстояло менее безоблачное будущее, чем можно было ожидать. Кое-кто уже мечтал удалить его от важных государственных обязанностей, и прежде всего — от его собственного брата. Что будет с ним, если его вышлют в дальний ном[1], привыкнет ли он к деревенской жизни, к монотонному течению времени?

Сари не решался поделиться своими сомнениями с сестрой своего ученика, опасаясь ее пристрастия к сплетням.

Что ж до того, чтобы открыться Сети — это было совершенно невозможно. Фараон — неутомимый работник — все силы направлял на управление страной, расцветавшей с каждым днем, казалось невероятным, чтобы он стал уделять внимание размышлениям какого-то наставника. Столкнувшись с такой сильной личностью, как Сети, Рамзес бы или взбунтовался, или был бы уничтожен. Определенно, традиция не была лишена смысла: отцы не созданы для воспитания своих детей.

Туйя же, Великая Супруга Фараона и мать Рамзеса, совсем по-другому относилась к нему. Сари, один из немногих, заметил, что ее явное предпочтение было на стороне младшего сына. Образованная, утонченная, она знала достоинства и недостатки каждого придворного. Как истинная государыня дарила она над всеми членами царской семьи, следя за строгим соблюдением этикета и пользуясь уважением как знати, так и народа.

Но Сари боялся Туйи: если бы он стал докучать ей своими нелепыми страхами, он потерял бы ее уважение. Царица не любила болтливых; необоснованное обвинение было для нее столь же серьезным, как клевета. Лучше уж было молчать, чем показаться пророком, изрекающим недобрые предсказания.

Подавляя отвращение, Сари отправился на конюшни; он боялся лягающихся лошадей, ненавидел общество конюхов, а еще больше — всадников, стремящихся к бессмысленным подвигам. Не обращая внимания на шутки, прозвучавшие при его появлении, наставник принялся искать своего ученика, но напрасно; уже два дня его никто не видел, и все лишь удивлялись, что его нет.

Час за часом, позабыв о завтраке, Сари пытался найти Рамзеса. Уставший, весь в пыли, он, наконец, смирился с тем, что придется вернуться ни с чем, когда спустится ночь. Вскоре он должен будет заявить об исчезновении своего ученика и доказать, что он не имеет никакого отношения к этому прискорбному факту. А как он посмотрит в глаза сестре царевича?

Предаваясь этим мрачным размышлениям, наставник даже не поздоровался с учителями, выходящими из классных залов; завтра с утра надо будет подвергнуть допросу лучших друзей Рамзеса, без особой надежды подумал он. Если не появится хоть малейший знак, придется признать ужасную реальность.

Чем же он, Сари, провинился перед богами, что злые духи так терзают его? То, что его карьера рушилась, было вопиющей несправедливостью; его больше не будут принимать при дворе, его супруга укажет ему на дверь, он будет низведен до положения последней прачки! Придя в ужас при мысли о таких перспективах, Сари сел в своем привычном месте в позе писца, скрестив ноги.

Обычно напротив сидел Рамзес: то внимательный, слушающий его, то мечтательный, всегда готовый подать неожиданную реплику. Когда ему было восемь лет, он уже мог уверенной рукой начертать иероглифы и высчитать угол наклона пирамиды… но только потому, что упражнение ему понравилось. Наставник закрыл глаза, чтобы восстановить в памяти лучшие мгновения своей карьеры.

— Ты заболел, Сари?

Этот голос… Этот голос, уже серьезный и властный!

— Это ты, это правда ты?

— Если спишь, спи дальше, если нет — посмотри.

Сари открыл глаза. Это, действительно был Рамзес, тоже весь в пыли, но с сияющими глазами.

— Нам обоим нужно искупаться. Где ты бродил, учитель?

— Во всяких грязных местах, вроде конюшни.

— Уж не меня ли ты искал?

Сари в изумлении поднялся и обошел вокруг Рамзеса.

— Куда делся твой детский локон?

— Мой отец отрезал его своей собственной рукой.

— Не может быть! Ритуал требует, чтобы…

— Ты подвергаешь сомнению мои слова?

— Прости…

— Садись и слушай, учитель.

Поддавшись тону царевича, говорившего уже как взрослый, Сари подчинился.

— Мой отец подверг меня испытанию диким быком.

— Это… Этого не может быть!

— Я не победил, но я сразился с чудовищем, и я думаю… думаю, что отец избрал меня в качестве будущего правителя!

— Нет, мой царевич. Его преемником уже назначен твой старший брат.

— Он прошел испытание быком?

— Сети просто захотел проверить тебя в столкновении с опасностью, которую ты так любишь.

— Разве он стал бы напрасно тратить время на такие мелочи? Он призвал меня к себе, я уверен в этом!

— Не опьяняй себя надеждой, откажись от этого безумия.

— Безумия?!

— Очень многие влиятельные люди при дворе не любят тебя.

— В чем же меня упрекают?

— В том, что ты — это ты.

— Неужели ты призываешь меня не высовываться?

— Разум требует этого.

— У разума нет силы быка.

— Игры власти более жестокая вещь, чем ты можешь себе это представить; твоей храбрости недостаточно, чтобы выйти из них победителем.

— Хорошо, тогда ты поможешь мне.

— Я?!

— Ты знаком с нравами двора; помоги мне распознать моих друзей и врагов, дай мне совет.

— Не требуй от меня слишком многого… Я только твой наставник…

— Ты забыл, что мое детство закончилось? Или ты станешь моим другом и советчиком, или мы расстанемся.

— Ты заставляешь меня сделать необдуманный шаг. Ты не создан для высшей власти, а твой старший брат уже давно готовится к ней. Если ты рассердишь его, он тебя уничтожит!

Глава 3

Наконец-то великий вечер наступил.

Новолуние, ночь темна хоть глаз выколи — все это было на руку Рамзесу. Он назначил решающую встречу всем своим товарищам, воспитанным, как и он, царскими наставниками. Сумеют ли они ускользнуть от охранников и собраться в самом сердце города, чтобы обсудить самое главное — тот вопрос, который жег им сердца, который никто не решался задать?

Рамзес вылез через окно и выпрыгнул со второго этажа. Рыхлая земля цветущего сада смягчила удар. Юноша прокрался вдоль здания. Охранники не пугали его: одни спали, другие играли в кости. Если ему не повезет и он встретит кого-нибудь, кто действительно несет свою службу на посту, он заморочит ему голову или оглушит ударом.

В своем возбуждении он забыл о том, кто в это время не бездельничал: золотисто-рыжий пес средних размеров, коренастый и мускулистый, с висящими ушами и загнутым хвостом. Возникнув посреди дороги, он не лаял, но и не давал пройти.

Рамзес инстинктивно посмотрел ему прямо в глаза; пес уселся, его хвост ритмично задвигался вправо-влево. Юноша подошел и погладил его; дружба возникла мгновенно. На ошейнике из кожи, выкрашенной в красный цвет, стояло имя: «Дозор».

— Не пойти ли тебе со мной?

Дозор согласился и вывел своего нового хозяина к выходу с территории, где воспитывалась будущая знать Египта.

Несмотря на поздний час многочисленные зеваки еще бродили по улицам Мемфиса, старейшей столицы страны; назло всем богатствам южных Фив, она сохраняла свои былые прелести. В Мемфисе располагались самые крупные школы, и именно там царские отпрыски, а также те, кто был признан достойным занять высшие должности, получали образование под усиленным надзором своих строгих наставников. Право быть допущенным в Кап, «место для избранных», столь же престижное, сколь элитное и благотворное, у многих вызывало зависть, но те, кто там жил с самого раннего детства, как Рамзес, не имели иного желания, как сбежать оттуда!

Одетый в тунику с короткими рукавами из обычной ткани, которая делала его похожим на простого прохожего, Рамзес добрался до знаменитой пивной в квартале школы медицины, где будущие врачи любили как следует отдохнуть после тяжелого учебного дня. Так как Дозор теперь не отходил от него, царевич не прогнал его, и они вместе вошли в заведение, доступ куда был закрыт «детям из Капа».

Но Рамзес уже не был ребенком, и ему удалось выйти из своей позолоченной клетки.

В просторном зале пивной со стенами, покрытыми известью, плетеные циновки и табуреты встречали жизнерадостных клиентов — любителей крепкого пива, вина и пальмового ликера. Хозяин заведения охотно демонстрировал свои амфоры, прибывшие из Дельты, оазисов или из Греции, расхваливал качества своих напитков. Рамзес выбрал спокойное место, откуда он мог следить за входной дверью.

— Что ты возьмешь? — спросил слуга.

— Пока ничего.

— Чужие платят заранее.

Царевич протянул ему браслет из халцедона.

— Этого тебе хватит?

— Сойдет. Тебе вина или пива?

— Давай лучшее пиво.

— Сколько кубков?

— Еще не знаю.

— Я принесу кувшин. Когда решишь, подам кубки.

Рамзес сообразил, что он совершенно не знает цен напитков; наверное, слуга обманул его.

Несомненно, давно было пора выйти из школы, слишком хорошо защищенной от внешнего мира.

Дозор лежал у его ног. Царевич следил за дверью пивной. Кто еще, кроме его товарищей по учебе, решился бы так испытывать судьбу? Он заключил пари, исключив всех слабовольных и выскочек, и в конце концов ограничился тремя именами. Уж эти-то не отступят перед опасностью.

Он улыбнулся, когда Сетау перешагнул порог заведения.

Приземистый, мужественного вида, с выступающими мускулами и матовой кожей, темными волосами и квадратным лицом, Сетау был сыном моряка и нубийки. Его удивительное упорство, так же как одаренность в химии и изучении растений, привлекли к нему внимание преподавателей; учителя Капа не жалели о том, что открыли ему путь к высшему знанию.

Молчаливый Сетау сел подле Рамзеса.

Юноши не успели сказать друг другу и двух слов, как вошел Амени, маленький, худой и щуплый. С бледным лицом, редкими, несмотря на юный возраст, волосами, он был не способен заниматься физическим трудом и носить тяжелые грузы, но превосходил сверстников в искусстве писать иероглифы. Неутомимый работник, он спал по три — четыре часа в сутки и знал великих авторов лучше, чем преподаватель литературы. Сын каменщика, он был гордостью семьи.

— Я смог убежать, отдав мой ужин одному из охранников, — гордо заявил он.

Рамзес был уверен, что он придет. Он знал, что Сетау применит силу, если будет нужно, а Амени прибегнет к хитрости.

Сын Фараона удивился, увидев третьего вошедшего; никогда бы он не подумал, что Аша способен на такой риск. Он был единственным сыном знатных богачей, и пребывание в Капе было для него естественным и необходимым перед началом карьеры высокопоставленного вельможи.

Элегантный, с тоненькими руками, удлиненным лицом, он носил тщательно ухоженные усы. Несмотря на то, что он часто окидывал всех высокомерным взглядом, в его глазах светился ум, и его вкрадчивый голос околдовывал собеседников. Он сел напротив троих друзей.

— Ты удивлен, Рамзес?

— Должен признать, что да.

— Я не против провести с вами вечер — жизнь кажется мне такой монотонной.

— Мы можем подвергнуться наказаниям.

— Они добавят соль к этому блюду. Мы все в сборе?

— Еще нет.

— Неужели твой лучший друг предал тебя?

— Он придет.

С ироническим выражением на лице, Аша заказал пиво… Рамзес не притронулся к нему: беспокойство и разочарование сжимали ему горло. Неужели он так жестоко ошибся?

— Вот он! — воскликнул Амени.

Высокого роста, широкоплечий, с грустными волосами, бородкой, уже украшавшей юное лицо, Моисей выглядел гораздо старше своих пятнадцати лет. Сын евреев, уже несколько поколений живших в Египте, он был принят в Кап еще в ранней юности по причине выдающихся способностей. Его физическая сила равнялась силе Рамзеса, и мальчики не раз сталкивались в различных поединках, прежде чем заключили договор о ненападении и объединились против своих преподавателей.

— Старый охранник хотел помешать мне выйти. Мне не хотелось применять насилие, поэтому пришлось убедить его в обоснованности моего ухода.

Товарищи поздравили друг друга с успехом предприятия и осушили кубки. Вкус запретного плода был восхитителен.

— Мы должны ответить на единственный важный вопрос, — потребовал Рамзес. — Как добиться настоящей власти?

— С помощью иероглифов, — тотчас ответил Амени. — Наш язык — это язык богов, его использовали мудрецы, чтобы передать нам свои заветы. «Подражай предкам своим, ибо они познали жизнь раньше тебя. Власть дается знаниями, а знания дают бессмертие».

— Вздор книжных тупиц, — возразил Сетау.

Амени залился краской.

— Ты отрицаешь, что писец обладает истинной властью? Умение держать себя, правила вежливости, умение жить, точность, верность данному слову, презрение к бесчестным поступкам и к зависти, владение собой, искусство молчать, осознание превосходства письменной речи, — вот качества, к которым я стремлюсь.

— Этого мало, — вынес свой приговор Аша. — Высшая власть заключена в дипломатии. Поэтому я вскоре уеду в чужие земли, чтобы выучить языки наших союзником и противников, чтобы понять, как устроена торговля между странами, что замышляют на самом деле правители других стран… Эти знания позволят мне управлять ими по своему желанию.

— Вот мечты городского человека, потерявшего всякую связь с природой, — удрученно заметил Сетау. — Город — вот настоящая опасность, которая нам угрожает!

— А сам не говоришь, как ты собираешься завоевать власть, — заметил Аша, задетый за живое.

— Есть только один путь, где непременно сталкиваются жизнь и смерть, прекрасное и ужасное, лекарство и яд, но это путь Змеи.

— Ты шутишь?

— Где живут змеи? В пустыне, в полях, на берегу Нила и каналов, на гумне, в шалашах пастухов, в загонах для скота и даже в темных и прохладных углах домов! Змеи — повсюду, и они хранят тайну Создания. Я посвящу свою жизнь тому, чтобы вырвать у них эту тайну.

Никто не решился противоречить Сетау, который, похоже, долго размышлял, прежде чем принять такое решение.

— А ты, Моисей? — спросил Рамзес.

Юный гигант колебался.

— Я завидую вам, друзья, так как сам я не могу ответить на этот вопрос. Меня волнуют странные мысли, мой разум блуждает, но моя судьба остается скрытой от меня. Меня должны назначить на важную должность в большой гарем[2], и я готов согласиться, пока не подвернется что-нибудь более интересное.

Тут взоры всех четверых обратились к Рамзесу.

— Существует только одна власть, — объявил он, — власть Фараона.

Глава 4

— Ничего удивительного в том, что ты так говоришь, нет, — со вздохом заметил Аша.

— Мой отец устроил мне испытание диким быком, — поведал Рамзес, — зачем, если не для того, чтобы подготовить меня к будущему царствованию?

При этих словах четверо товарищей Рамзеса потеряли дар речи. Аша опомнился первым.

— Разве Сети не избрал твоего старшего брата своим преемником?

— Почему же тогда не ему, а мне он устроил состязание с этим чудовищем?

Амени сиял.

— Это просто чудесно, Рамзес! Быть другом будущего фараона! Невероятно!

— Не увлекайся, — посоветовал Моисей, — Сети, может быть, еще не сделал окончательный выбор…

— Вы со мной или против меня? — спросил Рамзес.

— С тобой до самой смерти! — ответил Амени.

Моисей утвердительно кивнул головой.

— Этот вопрос требует размышления, — сказал Аша, — если я замечу, что твои шансы возрастают, то я понемногу перестану верить в твоего старшего брата. В противном случае я не стану поддерживать побежденного.

Амени сжал кулаки.

— Да ты… Ты заслуживаешь…

— Может быть, я самый искренний из всех, — предположил будущий дипломат.

— Я так не думаю, — возразил Сетау, — если кто и смотрит на вещи здраво, так это я.

— А как ты считаешь?

— Красивые слова меня не интересуют. Только одни поступки имеют значение. Будущий фараон должен уметь противостоять змеям. В ближайшее полнолуние, ночью, когда змеи выползут из нор, я отведу Рамзеса на встречу с ними. И тогда мы посмотрим, окажется ли он достоин своих честолюбивых замыслов.

— Рамзес, откажись, — взмолился Амени.

— Я согласен, — сказал тот.

Почтенное учреждение Капа было потрясено разразившимся скандалом. Ни разу, с момента его основания, такие блестящие ученики не позволяли себе нарушать внутренний распорядок. Сари был выбран против его желания своими коллегами для того, чтобы вызвать пятерых провинившихся и назначить им суровое наказание. За несколько дней до летних каникул задача казалась тем более невыполнимой, потому что для этих пятерых были приготовлены прекрасные посты, воздававшие должное их стараниям и способностям. Для них дверь Капа широко открывалась в активную жизнь.

Рамзес играл со своей собакой, которая быстро привыкла делить пищу с новым хозяином. Бешеная гонка за тряпичным мячом, который бросал Сын фараона, показалась наставнику ужасно долгой, но его царственный ученик не допускал, чтобы кто-либо прерывал развлечение животного, с которым, прежний хозяин, видимо, не слишком хорошо обращался. Тяжело дыша, высунув язык, Дозор лакал воду из глиняной миски.

— Твое поведение, Рамзес, заслуживает порицания.

— А что случилось?

— Ваш мерзкий поступок — побег из учреждения…

— Не надо преувеличивать, Сари, мы ведь даже не напились.

— Тем более глупо, что обучение твоих товарищей подошло к концу.

Рамзес схватил наставника за плечи.

— Прекрасная новость! Говори же, скорее!

— Но… наказание…

— Об этом позже. Итак, Моисей?

— Назначен заместителем управляющего в крупном гареме в Мэр-Ур, в Файюме[3]. Это очень большая ответственность для таких юных плеч.

— Ну что ж, он потеснит старых вельмож, погрязших в своих привилегиях. Амени?

— Он войдет в канцелярию писцов при дворце.

— Прекрасно! А Сетау?

— Он получит свиток врачевателей и заклинателей змей. Ему будет поручен сбор яда для приготовления лечебных снадобий. Но только если наказания…

— А что Аша?

— После изучения ливийского, сирийского и хеттского он отправится в Библос, чтобы занять там место переводчика. Но все эти назначения приостановлены!

— Кем?

— Управляющим Капа, преподавателями и мной самим. Ваше поведение недопустимо.

Рамзес задумался.

Если ситуация обострится, дело дойдет до визиря, а потом и до Сети. Прекрасный способ вызвать царский гнев!

— Сари, правда, что во всем нужно стремиться к справедливости?

— Конечно.

— Тогда пусть накажут единственного виновника происшедшего, то есть меня.

— Но…

— Это собрание организовал я, назначил место встречи и приказал товарищам подчиниться мне. Если бы не мое происхождение, они бы не согласились.

— Возможно, но…

— Объяви им радостное известие, и пусть на мою голову обрушится заслуженная кара. А теперь, когда дело закрыто, позволь мне доставить немного радости этому бедному псу.

Сари вознес хвалу богам: благодаря идее Рамзеса, он наилучшим образом выходил из щекотливой ситуации. Сын Фараона, которого недолюбливали многие преподаватели, был осужден все время, пока будут проходить празднества по случаю разлива Нила, оставаться в Капе. Он должен был углублять свои знания по математике и литературе, и ему было запрещено бывать в конюшнях. На Новый год, в июле, рядом с Сети будет шествовать его старший брат во время празднования рождения Великой Реки. Отсутствие Рамзеса еще раз докажет незначительность младшего.

Вопрос был решен.

Перед тем как начнется его вынужденное одиночество, единственным другом в котором будет рыжий пес, Рамзесу разрешили в последний раз увидеться со своими товарищами.

Амени сердечно попрощался с ним; он не терял надежды на новую встречу: назначенный в Мемфис, рядом со своим другом, он каждый день будет думать о нем и непременно найдет возможность дать о себе знать, передав немного сладостей. После выхода из школы его ждало безоблачное будущее.

Моисей ограничился тем, что просто сжал Рамзеса в своих объятиях; поездка в Мэр-Ур представлялась ему испытанием, из которого он постарается выйти с честью. Мечты теснились в его сердце, но он собирался рассказать о них другу позже, когда тот выйдет из своего заключения.

Аша был холоден и сохранял дистанцию. Он поблагодарил Сына Фараона за доброе отношение и пообещал ему отплатить тем же, если представится случай, в чем, вообще говоря, он сомневался. Их судьбам, вероятно, больше не суждено пересечься.

Сетау напомнил Рамзесу о приглашении на встречу со змеями и сказал, что он намерен сдержать свое слово. Он воспользуется такой досадной отсрочкой, чтобы выбрать наиболее благоприятное для испытания место. Он не скрывал радости от возможности применить свои способности вдали от города, каждый день общаясь с истинной властью.

Рамзес стойко встретил испытание одиночеством, чем очень удивил своего наставника. Пока юноши его возраста вкушали удовольствия на празднике разлива Нила, Сын Фараона посвящал все свое время математике и сочинениям древних авторов; он позволял себе лишь редкие прогулки по саду в компании собаки. При встречах с Сари они беседовали на самые глубокомысленные темы. Рамзес при этом проявлял удивительную способность сосредоточиться, к тому же у него была незаурядная память. За несколько недель юноша превратился в настоящего мужчину. Сари подумал, что скоро ему нечему будет учить его.

Рамзес вступил в полосу вынужденного уединения с тем же пылом, с каким бросался в рукопашный бой, только здесь он же сам был и противником; с тех пор, как он сразился с диким быком, ему не терпелось преодолеть скрывавшегося в нем самом врага — заносчивого, самоуверенного, нетерпеливого и необузданного подростка. Эта схватка была, пожалуй, не менее трудной.

Рамзес постоянно думал об отце.

Может быть, ему уже никогда его не встретить, может, ему придется довольствоваться только одним воспоминанием, только мысленным образом фараона, с которым никто не сравнится.

Тогда, отпустив быка, отец позволил ему на несколько мгновений взять вожжи колесницы. Потом, не говоря ни слова, он отобрал их у сына. Рамзес не осмелился задавать отцу вопросы: пробыть с ним даже всего несколько часов казалось ему уже огромной привилегией.

Стать фараоном? Этот вопрос не имел никакого смысла. Он просто загорелся и как всегда дал чрезмерную волю воображению.

Но ведь его подвергли испытанию быком, вспомнив этот старинный обычай, уже ушедший в историю, а Сети никогда ничего не делал просто так.

Чем впустую терзать себя вопросами, Рамзес решил лучше заняться пополнением своего образования и подняться до высот, которых достиг Амени. Какой бы ни была его будущая должность, он понимал, что храбрости и рвения недостаточно для того, чтобы справляться с ней. Сети, как и все фараоны, тоже был в свое время писцом.

Снова и снова безумная идея одолевала его. Она возвращаясь, как морская волна, несмотря на все попытки ее прогнать. Между тем Сари сообщил, что при дворе имя Рамзеса почти забыли. Все знали, что он приговорен к ссылке в провинциальный городов, потому у него почти не осталось врагов.

Рамзес не возражал, вместо этого начиная рассуждать о треугольнике, служащем основанием для постройки храма, или о правиле золотого сечения, которое необходимо для того, чтобы воздвигнуть здание по закону Маат, хрупкой и прекрасной богини гармони и истины.

Так любивший прежде скакать на коне, плавать или бороться врукопашную, Рамзес забыл природу и внешний мир, во всем подчинялся Сари, мечтающему сделать из него книжника; еще несколько лет упорного труда — и бывший строптивец будет достойным великих мыслителей прошлого.

Проступок Рамзеса и наказание, которое последовало, вернули юношу на праведный путь.

Накануне своего освобождения сын фараона ужинал с Сари на крыше классной залы. Сидя на циновках, они распивали холодное пиво, лакомились сухой рыбой и бобами, обильно сдобренными пряностями.

— Поздравляю! Ты сделал очень большие успехи.

— Осталось выяснить одну деталь: на какую должность меня назначили?

Наставника этот вопрос, казалось, смутил.

— Вот что… тебе надо подумать об отдыхе после такой напряженной работы.

— Что это за отговорки?

— Это деликатный вопрос… Сын фараона может извлечь выгоду из своего положения.

— Сари, какая должность ждет меня?

Наставник избегал взгляда ученика.

— В настоящий момент — никакая.

— Кто принял такое решение?

— Твой отец, фараон Сети.

Глава 5

— Слово есть слово, — заявил Сетау.

— Это ты, это правда ты?

Сетау сильно изменился. Он был плохо выбрит, без парика, одет в балахон из шкуры антилопы со множеством карманов. Невозможно было догадаться, что этот человек кончил лучшую школу страны.

Если бы его случайно не узнал один из охранников дворца, его бы просто безжалостно отогнали.

— Что с тобой произошло?

— Я занимаюсь своим делом. Держу слово.

— Куда ты намерен меня повести?

— Увидишь сам… Если только страх не сделает из тебя клятвоотступника.

Рамзес пронзил его пылающим взглядом.

— Пошли.

Взгромоздившись на ослов, они пересекли город, выехали через южные ворота, какое-то время ехали вдоль канала, а затем повернули в пустыню, по направлению к старинному некрополю. Рамзес впервые покидал долину и вступал в чуждый ему мир, где человеческие законы были не в ходу.

— В эту ночь наступает полнолуние! — уточнил Сетау. Его глаза блестели от предвкушения удовольствия. — Все змеи будут там.

Ослы шли по дороге, которую Сын Фараона не смог бы найти сам. Уверенным шагом, не сбавляя темпа, они достигли заброшенного кладбища. Вдали голубел Нил и зеленели пашни; здесь же — песок, покуда хватает взора, тишина и ветер. Рамзес понял, точнее, почувствовал всем телом, почему люди из храма называли пустыню красной землей Сета, бога бурь и космического огня. Сет выжег землю в своих уединенных владениях, он очистил людей от времени и тлена. Благодаря ему они научились строить усыпальницы, где хранились мумии, неподвластные ни течению времени, ни тлену.

Рамзес вдохнул живительный воздух.

Фараон был хозяином этой красной земли, тучного илистого чернозема, дающего Египту обильные урожаи; должно быть, он знал ее тайны, умел использовать ее свойства и подчинять себе ее плодородную силу.

— Если хочешь, еще не поздно отказаться.

— Пусть скорей наступает ночь.

Крупная змея с красной спинкой и желтым брюхом проползла возле Рамзеса и скрылась между двумя камнями.

— Она безвредна, — сказал Сетау. — Змеи этой породы кишмя кишат возле заброшенных строений и памятников. Днем они обычно скрываются внутри. Следуй за мной.

Юноши спустились по крутому склону, который привел их к развалинам усыпальницы. Прежде чем проникнуть туда, Рамзес мгновение поколебался.

— Там не осталось ни одной мумии, сухо и прохладно, ты увидишь. Никакой злой демон не нападет на тебя.

Сетау зажег масляную лампу.

Перед ним открылось помещение, похожее на грот, его потолок и стены были вырублены из камня. Может быть, это место никогда не использовалось по назначению. Заклинатель змей установил здесь несколько низких столиков, на которые положил точильный камень, бронзовую бритву, деревянную расческу, флягу, сделанную из выдолбленной тыквы, деревянные таблички, палочку и скребок писца, а также целую кучу горшков, наполненных разными мазями. В глиняных кувшинах он хранил составляющие, необходимые для приготовления лекарственных снадобий: медную стружку, окись свинца, красную охру, квасцы, глину и многочисленные растения, среди которых — переступень, донник, клещевина и валериана.

Наступил вечер. Покрасневшее солнце окрасило безбрежные просторы пустыни в золотисто-пурпурный цвет. По ней пробегали волны песка, переносимого ветром от одной дюны к другой.

— Раздевайся, — приказал Сетау.

Когда Сын Фараона остался без одежды, друг смазал его кожу кашицей из измельченного лука, смешанного с водой.

— Змеи не переносят этот запах, — объяснил он. — Какую должность тебе доверили?

— Никакой.

— Сын Фараона без службы? Это опять подстроил твой наставник?

— Нет, это приказ отца.

— Можно подумать, ты не выдержал испытания быком.

Рамзес отказывался согласиться с этим очевидным предположением,однако оно вполне все объясняло.

— Забудь двор, его интриги и коварные ходы, присоединяйся ко мне. Змеи — опасные враги, но они, по крайней мере, не лицемерят.

Вера Рамзеса была поколеблена: почему отец не сказал ему правду? Получалось, что он посмеялся над ним, не оставив ни малейшего шанса доказать, что он на что-то годен.

— А теперь — настоящее испытание. Чтобы стать неуязвимым, ты должен проглотить этот неприятный и опасный напиток, настой на корнях крапивы. Он замедляет кровообращение, иногда полностью его останавливает… Если тебя вырвет, ты погиб. Амени я бы не предложил этого, а твой крепкий организм должен выдержать. После этого тебе некоторое время не будут страшны укусы почти всех змей.

— Но не всех?

— Чтобы защититься от самых крупных, нужно каждый день вводить себе небольшую дозу разведенной в воде крови кобры. Если ты приобщишься к нашему искусству, то получишь возможность воспользоваться этой прививкой для избранных. А теперь пей.

Питье было отвратительным на вкус.

Холод сжал тело Рамзеса, его ужасно тошнило.

— Держись.

Хотелось выплеснуть из себя боль, которая терзала его, вырвать, лечь и спать…

Сетау схватил запястье Рамзеса.

— Держись, открой глаза!

Сын Фараона снова овладел собой. Сетау никогда не удавалось победить его в борьбе. Спазм, сжимавший его желудок, прошел, ощущение холода постепенно уходило.

— Ты и правда очень крепкий, но у тебя нет ни малейшего шанса стать царем.

— Почему?

— Потому что ты мне доверился. Я бы мог отравить тебя.

— Ты мой друг.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю.

— А я доверяю только змеям. Они подчиняются своему естеству и никогда не предают его, с людьми не так. Всю жизнь они хитрят и извлекают выгоду из своих махинаций.

— И ты тоже?

— Я ушел из города и живу здесь.

— Но если моя жизнь была бы в опасности, разве бы ты меня не вылечил?

— Надевай эту тунику и пойдем. Ты менее глуп, чем кажешься.

Эта ночь в пустыне была для Рамзеса неповторима. Ни зловещий хохот гиен, ни лай шакалов, ни великое множество странных звуков, исходивших из иного мира, не разрушили чар. Красная земля Сета давала приют голосам воскресших из мертвых. Вместо очарования долины у нее была какая-то потусторонняя сила.

Истинная сила… Разве Сетау не нашел ее в одиночестве!?

Вокруг них раздавалось шипение.

Сетау шел впереди, стуча по земле длинной палкой. Он направился к каменному пригорку, который при свете полной луны казался замком с приведениями. Следуя за своим проводником, Рамзес больше не думал об опасности. Знаток своего дела, Сетау прикрепил к его поясу мешочки, содержащие, на случай укуса змеи, снадобья первой необходимости.

Он остановился у подножия пригорка.

— Мой учитель живет там, — поведал Сетау. — Может быть, он не покажется, так как не любит чужаков. Подождем и будем молить Невидимого почтить нас своим присутствием.

Рамзес и Сетау сели в позе писца, скрестив ноги. Сын Фараона чувствовал себя легким, почти воздушным, он упивался воздухом пустыни, как сладчайшим напитком. На месте привычных стен и потолка его классной комнаты было небо с тысячами звезд.

На вершине пригорка глаза их различили гибкий, элегантный силуэт. Черная кобра длиной в полтора метра, с блестящей чешуей, выползла из своего логова и величественно встала в полный рост. Луна украшала ее серебристым сиянием. Змея покачивалась, готовая ужалить.

Сетау шагнул вперед. Черная кобра предупреждающе свистнула. Заклинатель змей жестом сделал Рамзесу знак подняться на его высоту. Встревоженное животное покачивалось из стороны в сторону: кого из незваных гостей ужалить первым?

Продвинувшись всего на два шага, Сетау теперь был лишь в метре от кобры. Рамзес шагнул за ним.

— Ты царишь в ночи и оплодотворяешь землю, чтобы она дарила жизнь, — произнес Сетау низким голосом, очень медленно, чеканя каждый слог. Он монотонно бормотал заклинание, приказав Рамзесу, повторять за ним. Музыка слов, казалось, успокоила змею: дважды она стремительно бросалась вперед, чтобы ужалить, но останавливалась прямо возле лица Сетау. Вот он положил руку на голову змее, и она застыла неподвижно.

Рамзесу почудилось, что он различил красноватый отблеск в глубине ее глаз.

— Теперь твоя очередь, Сын Фараона.

Юноша протянул руку. Змея бросилась на него.

Рамзес как будто почувствовал укус, но змея не сомкнула пасть, ее отпугивал запах лука.

— Положи ей руку на голову.

Рамзес не дрогнул. Казалось, кобра отступала. Его сжатые пальцы дотронулись до черного капюшона змеи; на несколько мгновений хозяйка ночи покорилась Сыну Фараона.

Сетау отдернул Рамзеса назад — атака кобры ушла в пустоту.

— Ты перегнул палку, друг. Разве ты забыл, что силы тьмы непобедимы? Кобра-урей возвышается во лбу фараона, как символ власти и бессмертия. Если бы она не признала тебя, на что бы стал надеяться?

Рамзес вздохнул свободно и посмотрел на звезды.

— Ты был неосторожен: против укуса этой змеи не существует никакого средства, но тебе повезло.

Глава 6

Рамзес устремился к плоту, сплетенному из связок стеблей папируса и закрепленному веревочками; этот скромный плавучий островок был слишком хрупок, чтобы выдержать второй за день заплыв на скорость, который Сын Фараона устраивал один против команды пловцов, взволнованных при мысли о предстоящем состязании. Возбуждение усиливалось из-за присутствия кортежа девушек, которые восхищенно наблюдали за заплывами с берега канала. Надеясь на победу, юноши надевали на шею амулеты: кто — лягушку, кто — фигурку быка, кто — охранительный глаз. Рамзес был обнажен и не надел амулетов. Не прибегал он также ни к каким другим магическим средствам, но плавал быстрее других.

Большинству атлетов придавали мужества мысли о даме их сердца. Младший же сын Сети сражался только за самого себя, чтобы увидеть, сможет ли он совершить, что выше его сил, и первым прийти к берегу.

Рамзес закончил заплыв, обогнав следующего за ним на пять дистанций. Он не чувствовал ни малейшей усталости и мог бы еще плыть несколько часов кряду. Раздосадованные противники поздравили его сквозь зубы. Все знали непримиримый характер юного Сына Фараона, навсегда отстраненного от власти и вынужденного бездельем убивать время, имея блестящее образование. Он должен был вскоре переселиться на Юг, подальше от Мемфиса и столицы.

Незнакомая темноволосая красавица пятнадцати лет, с повадками уже взрослой женщины, подошла к нему и протянула кусок ткани.

— Ветер слишком свеж, вытритесь этим.

— Я не нуждаюсь в этом.

Со своенравным выражением лица, насмешливым взглядом, маленьким носиком, тонкими губками и едва намеченным подбородком, она была изящна, грациозна и подвижна в платье из прозрачного льна, сшитом лучшими портными. Волосы ее украшал закрепленный головной повязкой цветок лотоса.

— Напрасно вы отказываетесь: даже самые крепкие могут простудиться.

— Я не знаю, что такое болезнь.

— Меня зовут Изэт. Сегодня вечером я с подругами организую небольшой праздник. Согласитесь ли вы принять мое приглашение?

— Разумеется, нет.

— Жаль. Если передумаете, добро пожаловать.

С улыбкой на устах, она ушла, не оглядываясь.

Наставник Сари спал в тени высокого сикомора, росшего в центре сада. Рамзес нервно ходил туда-сюда перед своей сестрой Долент, растянувшейся на раскладном кресле. Она не отличалась красотой, но и не была безобразной, все, что ее интересовало — это удобство и комфорт. Положение ее мужа позволяло надеяться на обеспеченное существование вдали от житейских бурь. Чрезмерно рослая, с вечно утомленным видом, с жирной кожей, на которую она весь день наносила разные мази, старшая сестра Рамзеса ставила себе в заслугу знание маленьких секретов высшего общества.

— Ты не очень часто наносишь мне визиты, любезный брат.

— Прости, я очень занят.

— По слухам, у тебя скорее нет дел.

— Спроси своего мужа.

— Ты пришел, вероятно, не для того чтобы просто смотреть на меня…

— Да, действительно, мне нужен твой совет.

Долент пришла в восторг, ведь Рамзес так не любил быть обязанным кому-либо!

— Слушаю тебя; если я смогу тебе ответить, я сделаю это.

— Знаешь ли ты некую Изэт?

— Опиши мне ее.

Сын Фараона подчинился.

— Красавица Изэт! Она опасная кокетка. Несмотря на ее юный возраст, у нее нет отбоя от поклонников. Некоторые считают ее первой красавицей Мемфиса.

— А кто ее родители?

— Знатные богачи. Они принадлежат роду, уже несколько поколений пользующемуся расположением двора. Неужели Красавица Изэт поймала тебя в свои сети?

— Она пригласила меня на вечеринку.

— Там ты не будешь томиться в одиночестве! Эта девушка каждый вечер устраивает праздники. Ты что-то чувствуешь к ней?

— Она бросила мне вызов…

— …сделав первый шаг? Не попадайся на старую уловку, милый братец! Ты пришелся по вкусу Красавице Изэт, вот и все.

— Девушке не следует первой…

— Почему бы и нет? Мы живем в Египте, а не в какой-нибудь стране отсталых дикарей. Я бы не советовала брать ее в качестве супруги, но…

— Замолчи.

— Ты больше ничего не хочешь знать о Красавица Изэт?

— Спасибо, дорогая сестра, я больше не нуждаюсь в твоих советах.

— Не задерживайся надолго в Мемфисе.

— К чему это предостережение?

— Здесь ты больше никто: если останешься, то завянешь, как цветок без воды. А в провинции тебя будут уважать. И не надейся увезти с собой Красавицу Изэт — она не любит побежденных. Позволю себе заметить, что твой брат, будущий фараон Египта, не устоял против ее прелестей. Так что беги от нее как можно быстрее, Рамзес. Иначе твоя бедная жизнь будет в большой опасности.

Это был обычный прием: несколько девушек из лучших семей под руководством профессионального преподавателя танцев решили продемонстрировать свои таланты. Рамзес пришел поздно, так как не хотел участвовать в банкете. Неожиданно для себя, он оказался в первом ряду многочисленных зрителей.

Двенадцать танцовщиц выбрали для своего выступления берег широкого озера, на поверхности которого цвели белые и голубые цветы лотоса; факелы, установленные на высоких шестах, освещали сцену.

Одетые в жемчужные сетки, выглядывающие из-под коротких туник, танцовщицы были украшены широкими ожерельями и браслетами из лазурита, на головах красовались парики с косами в три ряда.

Их изящные жесты были полны сладострастия; гибкие тела в такт наклонялись к земле, протягивали руки к невидимому возлюбленному и сжимали его в объятиях. Медленные движения заставляли зрителей удерживать дыхание.

Внезапно танцовщицы сбросили парики, туники и жемчужные сетки; с собранными в узел волосами, обнаженными грудями, они остались в одних коротких набедренных повязках. Девушки ритмично били землю босыми ногами, потом все вместе и одновременно отпрыгнули назад «рыбкой», вызвав у зрителей восхищенные восклицания. Грациозно изгибаясь и наклоняясь, с мастерством выполнили еще множество других акробатических трюков, представлявших удивительное зрелище.

Четыре девушки отделились от группы, остальные запели, выбивая такт ударами ладоней. Солистки под мелодию старинного напева изобразили жестами четыре ветра, дующих с четырех сторон света. Красавица Изэт воплощала мягкий северный ветер, который в жаркие удушливые вечера давал отдых живым существам. Она затмила остальных танцовщиц и была явно довольна тем, что привлекла к себе все взгляды.

Рамзес не устоял перед ее чарами. Да, она была великолепна, ей не было равных. Она играла своим телом, как играют на каком-либо музыкальном инструменте, исполняя мелодии как-то отрешенно, как если бы она сама любовалась собой со стороны, без всякого стыда и смущения.

В первый раз Рамзес смотрел на женщину и испытывал желание сжать ее в своих объятиях.

Как только закончился танец, он вышел из рядов зрителей и сел в стороне, на углу ограды для ослов.

Для Красавицы Изэт было забавой бросать ему вызов; она знала, что выйдет за его брата, и наносила ему этот удар из милости, как добивают раненого зверя. Этим она подчеркивала, что он исключен из круга избранных. Он, раньше мечтавший о великой судьбе, теперь переживал унижение за унижением. Он должен был выйти из этого адского круга и избавиться от демонов, которые как бы связывали его по рукам и ногам. Провинция? Пусть будет так. Но он там докажет, на что способен. Докажет, чего бы это ни стоило, если же его ждет неудача, он присоединится к Сетау и бросит вызов самым опасным змеям.

— Вас что-то беспокоит?

Красавица Изэт бесшумно приблизилась и стала перед ним, улыбаясь.

— Нет, я просто размышлял.

— Наверное, очень глубоко размышляли… Все гости разошлись, родители и их слуги спят.

Рамзес, действительно, не заметил, что прошло так много времени; он поднялся, задетый этим.

— Простите меня я сейчас же покину ваш дом.

— Женщины уже говорили вам, как вы красивы и привлекательны?

Ее волосы были распущены, грудь — обнажена, на дне ее глаз горел волнующий огонь. Она перегородила ему путь.

— Разве вы не помолвлены с моим братом?

— Не думала, что Сын Фараона верит сплетням. Я люблю, кого хочу, и я не люблю твоего брата; я желаю тебя, здесь и сейчас.

— Сын Фараона… Разве я еще…

— Люби меня.

Они одновременно сбросили набедренные повязки.

— Рамзес, я поклоняюсь красоте, а ты — сама красота.

Его руки ласкали ее, не давая девушке первой сделать никакого движения; он хотел давать и ничего не брать взамен, подарить ей огонь, овладевший всем его существом. Покоренная, она вскоре полностью отдалась его ласкам; с помощью какого-то невероятного точного инстинкта он открыл тайники ее удовольствия и, несмотря на свой пыл, нежно замедлял свои порывы.

Для них обоих это был первый опыт.

Мягкая, теплая ночь окружала их, и они отдавали себя друг другу, опьяненные желанием, возрождающимся снова и снова.

Глава 7

Рыжий пес Дозор проголодался. Он настойчиво лизал лицо своего хозяина, спавшего дольше обычного. Рамзес внезапно проснулся и вскочил, мыслями еще погруженный в прекрасный сон, где он обнимал тело любимой, чьи груди были подобны сладким яблокам, губы — нежны, как сахарный тростник, ноги — гибки, как вьющиеся растения.

Сон… Нет, это было не во сне! Она действительно существовала, звалась Красавицей Изэт, она отдалась ему и открыла перед ним тайники блаженства.

Дозор, которому было мало дела до воспоминаний Рамзеса, жалобно залаял, отчаявшись привлечь его внимание. Рамзес понял, наконец, что дело не терпит отлагательств, и отвел собаку в кухни дворца, где тот с жадностью набросился на пищу. Когда миска опустела, он повел собаку в сторону конюшен. Там содержались прекрасные скакуны, за которыми тщательно ухаживали и следили. Дозор побаивался этих высоких четвероногих существ, от которых можно было ожидать чего угодно; он опасливо трусил за своим хозяином.

Они подошли к компании конюхов, которые издевались над подмастерьем, с большим трудом тащившим тяжелую корзину навоза. Один из них подставил тому подножку, и несчастный уронил корзину, содержимое которой вывалилось перед ним.

— Собирай, — приказал его мучитель, конюх лет пятидесяти с тупым лицом.

Несчастный юноша повернулся, и вдруг Рамзес узнал его.

— Амени!

Сын Фараона подскочил, оттолкнул конюха и помог подняться своему другу, вздрагивающему всем телом.

— Что ты здесь делаешь?

Юноша, который еще не мог прийти в себя, пробормотал в ответ что-то невразумительное. Один из конюхов грубо толкнул Рамзеса в плечо.

— Слушай ты… Кто ты такой, что позволяешь себе вмешиваться?

Рамзес двинул вопрошавшего ударом локтя в грудь, и тот свалился назад. В бешенстве от того, что был выставлен посмешищем перед своими товарищами, с перекошенным от ярости лицом, он стал подбивать остальных:

— Мы их научим вежливым манерам, этих двух наглых юнцов…

Рыжая собака зарычала и оскалила зубы.

— Беги, — приказал Рамзес Амени.

Но писец не мог сделать ни шагу.

Рамзес был один против шестерых, и ему было практически невозможно одержать победу, но пока они были в этом убеждены, у него оставался пусть небольшой, но шанс выбраться из этого осиного гнезда. Самый крепкий бросился на него. Кулак ударил в пустоту, и, еще не понимая, что с ним произошло, нападающий взлетел в воздух и со всего маху рухнул на спину. Двоих из его товарищей постигла та же участь. Рамзес порадовался в этот момент, что в свое время упорно занимался на уроках рукопашной борьбы; эти люди рассчитывали на одну только грубую силу и хотели слишком быстро одержать победу, они не умели драться.

Дозор участвовал в драке, кусая за ноги конюхов и быстро отбегая, чтобы не попасть под горячую руку. Амени закрыл глаза, стараясь сдержать слезы. Конюхи сбились в кучу. Они колебались: только сын знатного человека мог владеть такими приемами.

— Кто ты такой?

— Неужели вы испугались? Шестеро против одного?!

Самый горячий из них потряс ножом, ухмыляясь.

— У тебя смазливая морда, но смотри, как бы тебе ее ненароком не раскроили… при каком-нибудь несчастном случае.

Рамзес раньше никогда не дрался с вооруженным человеком.

— Несчастный случай… со свидетелями. И даже этот юнец будет с нами заодно, чтобы спасти свою шкуру.

Сын Фараона не спускал глаз с короткого лезвия ножа; конюх между тем размахивал им, описывая в воздухе круги, пугая противника. Рамзес не двигался, позволяя конюху кружить вокруг него. Пес хотел было кинуться на обидчика и защитить хозяина, но тот закричал:

— Лежать, Дозор!

— Вот оно что, ты любишь эту ужасную собаку… Она так уродлива, что не заслуживает того, чтобы остаться в живых.

— Сразись сначала с тем, кто сильнее тебя.

— Ну и хвастун же ты!

Лезвие задело щеку Рамзеса. Ударом ноги по запястью он попытался выбить нож, но конюх увернулся.

— Ты упрям… Но один ты ничего не сделаешь!

Остальные тоже вытащили ножи.

Рамзес совсем не испугался. Он почувствовал, как в нем растет сила, до сих пор незнакомая — ярость против несправедливости и подлости.

Прежде чем противники успели согласовать свои действия, он толкнул двоих, опрокинув их на землю, с трудом уворачиваясь от мстительных лезвий.

— Удираем, братва! — вдруг крикнул один из конюхов.

Кресло с носильщиками только что появилось в воротах конюшни. Его великолепие говорило о высоком положении владельца. Тот сидел, откинувшись на высокую спинку, положив ноги на скамеечку, руки — на подлокотники, в тени зонта и смачивал лоб надушенным влажным платком. На вид ему было лет двадцать. У него было круглое, лунообразное лицо, пухлые щеки, маленькие карие глазки и толстые губы любителя поесть. Видно было, что физический труд совершенно чужд ему: толстое тело заметно давило на плечи двенадцати носильщиков, которым хорошо платили за свою скорость.

Конюхи разбежались. Рамзес предстал перед носилками.

— Рамзес! Опять в конюшне… Вот уж, определенно, ты лучше всего себя чувствуешь в компании зверей.

— Что изволит делать мой брат Шенар в этих местах, пользующихся дурной славой?

— Я делаю проверку, как мне приказал Фараон. От будущего правителя в его стране ничто не должно укрыться.

— Тебя послало само небо.

— Ты думаешь?

— Ты, наверное, будешь рад исправить несправедливость?

— В чем дело?

— Вот в этом молодом писце Амени. Я застал его в тот момент, когда шестеро конюхов притащили его сюда и издевались над ним.

Шенар ухмыльнулся.

— Бедняга Рамзес, у тебя неверные сведения! Разве твой юный друг не рассказал тебе о наказании, которое его постигло?

Сын Фараона повернулся к Амени, лишившись дара речи.

— Этот начинающий писец имел наглость исправить своего начальника, якобы допустившего ошибку. Тот не замедлил пожаловаться на этот дерзкий поступок, а я решил, что этому маленькому нахалу не помешает поработать на конюшне. Переноска навоза и сена научит его гнуть спину.

— У Амени не хватит на это сил.

Шенар приказал носильщикам спустить его на землю. Хранитель сандалий тут же подставил скамеечку, обул ноги хозяину и помог спуститься.

— Давай пройдемся, — потребовал Шенар, — я должен поговорить с тобой лично.

Рамзес оставил Амени под охраной Дозора. Братья прошли несколько шагов по двору, вымощенному досками, чтобы укрыться от солнца, которое Шенар с его белой кожей ненавидел.

Трудно было себе представить двух более непохожих людей. Шенар — низкого роста, приземистый, закутанный в одежду, походивший на разжиревшего от еды вельможу. Рамзес — высок, строен, с развитыми мышцами, в расцвете юных сил. Голос первого был елейный и дрожащий, голос второго — низкий и четкий. Их объединяло только то, что оба были сыновьями фараона.

— Отмени свое решение, — потребовал Рамзес.

— Забудь об этом недоноске, давай поговорим о серьезных проблемах. Разве ты не должен был уже давно покинуть столицу?

— Никто меня об этом не просил.

— Считай, что это сделано.

— Почему я должен слушать тебя?

— Ты что, забыл о моем положении и о своем?

— Значит, я должен радоваться тому, что мы — братья?

— Не старайся перехитрить меня, а лучше посвяти себя бегу, плаванию и борьбе.

— Однажды, если отец и я этого захотим, ты, возможно, получишь какой-нибудь пост в действующей армии; защищать страну — достойное и благородное дело. Для такого юноши, как ты, обстановка Мемфиса вредна.

— В последние недели я уже начал к ней привыкать.

— Послушай, не вступай в бесполезную борьбу и не заставляй меня просить отца, чтобы он вмешался в дело. Лучше подготовь без лишнего шума свой отъезд и так же тихо исчезни. Через две-три недели я укажу тебе место назначения.

— А Амени?

— Я уже сказал тебе: выкинь из головы своего ничтожного дружка, и я не люблю повторять свои слова. И последнее: не пытайся снова увидеться с Красавицей Изэт. Ты забыл, что она презирает побежденных?

Глава 8

Супруге фараона Туйе приходилось в отсутствие своего мужа, отправившегося проверять линии обороны на северо-восточной границе, много времени и сил уделять обременительным приемам. Она приняла визиря, главного царского казначея, двух номархов, глав провинций, и одного писца их архивов. И к тому же было необходимо срочно разрешить массу неотложных проблем, при этом не совершив ни одной оплошности.

Сети все больше тревожили не прекращавшиеся волнения в маленьких общинах Азии, Сирии и Палестины, которых хетты[4] подстрекали к восстаниям. Раньше обычного визита фараона было вполне достаточно, чтобы успокоить местных царьков, которым просто хотелось поразлагольствовать перед своими подданными.

Туйя была дочерью простого мастера по изготовлению повозок и не принадлежала, таким образом, ни к царскому, ни даже к знатному роду, но она быстро завоевала место при дворе и в стране в целом благодаря своим личным качествам. Она обладала врожденной элегантностью: очень стройная, с большими миндалевидными глазами и строгим пронзительным взглядом, с тонким прямым носом, держалась царица довольно высокомерно. Как и ее царственный супруг, она требовала беспрекословного уважения и не выносила фамильярного обращения. Царица рьяно заботилась о процветании египетского двора; ей казалось, что величие ее страны и благополучие народа зависели от того, как она выполняла свои обязанности.

Когда она узнала, что о приеме просит Рамзес, ее любимый сын, усталость как рукой сняло. Обычно Туйя принимала посетителей в дворцовом саду. Она была в длинном льняном платье, подшитом золотом; на плечах — короткая накидка в складку, шею украшало ожерелье из аметистов в шесть рядов, а на голове был роскошный парик из переплетенных параллельных прядей одинаковой толщины, спускающихся чуть ниже ушей. Как она любила гулять среди акаций, ив и гранатовых деревьев, у подножия которых росли васильки, маргаритки и цвела живокость! Не было более прекрасного творения богов, чем сад, где все растения круглый год возносили хвалу создателям. Утром и вечером Туйя позволяла себе несколько минут помечтать в этом раю, прежде чем приступить к исполнению возложенных на нее обязанностей.

Когда появился Рамзес, царица была удивлена: за несколько месяцев он превратился в мужчину поразительной красоты. Любой ощущал исходившую от него силу и властность. Он, конечно, еще сохранил кое-какие черты подростка в походке и жестах, но детская беззаботность исчезла навсегда. Рамзес поклонился матери.

— Разве приличия запрещают тебе обнять меня?

Он на мгновение сжал ее в своих объятиях; она показалась ему такой хрупкой!

— Ты помнишь, когда тебе было три года, ты посадил здесь сикомор? Пойдем, посмотришь, как он прекрасно растет.

Туйя быстро поняла, что ей не удастся успокоить глухой гнев сына. Этот сад, где он провел много часов, ухаживая за деревьями, теперь стал ему чужим.

— Ты пережил тяжелое испытание.

— Ты говоришь о диком быке или об испытании одиночеством этим летом? Впрочем, это не имеет, значения, поскольку твердости перед испытаниями и храбрости недостаточно, чтобы победить несправедливость.

— А ты разве страдаешь от несправедливости?

— Мой друг Амени был ложно обвинен в неподчинении и в оскорблении вышестоящего. Из-за вмешательства моего брата его выгнали из канцелярии писцов, где он работал, приговорив к тяжелым работам на конюшне. Он не приспособлен для такого труда, и это несправедливое наказание убьет его.

— Ты выдвигаешь серьезные обвинения; ты знаешь, что я не люблю сплетен…

— Амени не солгал мне, это прямой и честный человек. Разве он должен умирать только потому, что он мой друг и потому что разгневал Шенара?

— Ты, по-моему, не любишь своего старшего брата.

— Мы не замечаем друг друга.

— Он опасается тебя.

— Он недвусмысленно дал мне понять, чтобы я как можно быстрее покинул Мемфис.

— Может быть, ты вызвал его гнев, став возлюбленным Красавицы Изэт?

Рамзес не скрыл своего удивления.

— Ты уже все знаешь…

— Это моя обязанность, не так ли?

— За мной, наверное, постоянно следят?

— С одной стороны, ты Сын Фараона, а с другой — Красавица Изэт довольно болтлива.

— С чего бы она стала хвастать тем, что подарила свою девственность побежденному?

— Наверное, потому, что верит в тебя.

— Для нее это просто интрижка, чтобы подразнить моего брата.

— А я не уверена в этом. Ты любишь ее, Рамзес?

Юноша помедлил.

— Не знаю… Я люблю ее тело, я хотел бы встретиться с ней снова, но…

— Ты хотел бы взять ее в жены?

— В жены?!

— Это в порядке вещей, сын мой.

— Нет, еще нет…

— Красавица Изэт очень упряма: если уж она тебя выбрала, она так скоро не откажется от своего.

— Разве мой брат не лучшая партия?

— По-моему, она так не считает.

— А может, она решила соблазнить нас обоих!

— Ты думаешь, столь юная женщина уже может быть такой коварной?

— Как я могу доверять людям после того, что случилось с Амени?

— А я тоже недостойна твоего доверия?

Рамзес взял мать за руку.

— Я знаю, что ты никогда меня не предашь.

— Что касается Амени, есть один удачный выход.

— Какой?

— Стань царским писцом, тогда ты сам выберешь своего помощника.

Несмотря на тяжелую работу, которую его заставили выполнять, Амени держался с упорством, восхищавшим Рамзеса. Конюхи, боявшиеся нового вмешательства сына Сети (они выяснили, что это был именно он), уже не издевались над Амени. Один из них, раскаявшись, не так тяжело нагружал корзины и часто помогал слишком хрупкому юноше, который, несмотря на это, таял и слабел день ото дня.

Когда Рамзес выдвинул свою кандидатуру на пост царского писца, он не был готов к конкурсу. Экзамен проходил во дворе рядом с канцелярией визиря; плотники поставили там деревянные опоры и натянули тенты, чтобы все участники могли укрыться от солнца. У Рамзеса не было никаких привилегий, ни его отец, ни мать, под страхом нарушить закон Маат, не смогли бы вмешаться, чтобы склонить судей в его пользу. Амени обязательно рано или поздно попытал бы счастья в этом конкурсе, а Рамзес не обладал ни его знаниями, ни его способностями. Но он сражался за него.

Дряхлый писец, опираясь на палку, обратился с речью к молодым людям, каждый из которых надеялся получить должность писца, предложенную центральной канцелярией.

— Вы долго изучали науки и древних авторов, чтобы получить должность, благодаря которой сможете управлять, но знаете ли вы, как обязаны себя вести? На вас должна быть чистая одежда, безупречная обувь, вы обязаны не спускать глаз с вашего свитка папируса и навсегда изгнать лень из жизни. Пусть ваша рука будет тверда, из ваших уст выходят только слова справедливости; вы должны учиться без устали и отдыха, подчиняться приказам начальников, должны стремиться только к одному: честно исполнять свои обязанности, быть полезным другим людям. Будьте внимательны и сосредоточены: обезьяна понимает обращенные к ней слова, лев поддается дрессировке, но нет существа более глупого, чем рассеянный писец. Против безделья существует только одно лекарство — палка! Ей внимает то ухо, что на спине, и все становится на свои места. А теперь — за работу!

Кандидатам выдали деревянные дощечки, покрытые тонким слоем застывшего гипса, в центре с углублением для тростниковых палочек. Все растворили в воде бруски красных и черных чернил и воззвали к великому мудрецу Имхотепу, покровителю писцов, совершив возлияние в его честь несколькими каплями краски.

За несколько часов нужно было переписать надписи, ответить на вопросы на знание иероглифов, решить алгебраические и геометрические задачи, составить образец письма, прокомментировать отрывки из древних авторов. Несколько кандидатов не завершили испытание, другие проявили недостаточно внимания. Наконец, пришла очередь последнего испытания, загадок.

Над четвертой загадкой Рамзес задумался: как писец превращает смерть в жизнь? Он не думал, что книжник обладает такой властью! В голову не приходил ни один подходящий ответ. Если он не разгадает, то, учитывая мелкие ошибки, рискует выйти из состязания. Напрасно он напрягал мысли — решение ускользало.

Даже если он провалится, то не бросит Амени. Он отведет его в пустыню, к Сетау и его змеям; лучше уж он будет ежеминутно рисковать жизнью, чем влачить жалкое существование, подобное участи раба.

Вдруг с одной из пальм спустился бабуин и забежал на территорию двора; надзиратели не успели вмешаться. Он вскочил на плечи Рамзеса, который застыл на месте. Обезьяна что-то пробормотала юноше на ухо и исчезла так же, как и появилась.

В эти несколько мгновений Сын Фараона и священное животное бога Тота, творца иероглифов, составляли как бы одно существо: их мысли слились, и разум одного двигал рукой другого.

Рамзес прочел то, что написал. Скребок из песчаника, с помощью которого писец снимает тонкий слой уже использованного гипса и заменяет его другим, свежим, позволяет ему как бы перевести дощечку из смерти в жизнь, так что ею опять можно пользоваться, как новой.

Амени был так изнурен, что уже не мог поднимать корзину; его тело разламывалось, затылок и шея затекли и были, как камень. Даже если бы его избили, он не нашел бы в себе силы сдвинуться с места. Как жестока была к нему судьба! Читать, писать, чертить иероглифы, внимать словам мудрецов, переписывать тексты, созданные цивилизацией… Какое прекрасное будущее раньше рисовалось ему! Он попытался в последний раз сдвинуть корзину. Вдруг сильная рука сделала это за него.

— Рамзес!

— Как тебе это?

Сын Фараона показал другу прекрасную ручку для перьев из позолоченного дерева, оканчивающуюся искусно выточенной лилией с конической вершиной, которой было удобно отшлифовывать надпись.

— Это великолепно!

— Это будет принадлежать тебе, если ты прочтешь эту надпись.

— «Да хранит бабуин Тота царского писца». Она не представляет никакой трудности.

— Я, Рамзес, царский писец, беру тебя своим помощником, личным писцом.

Глава 9

Тростниковая хижина на краю пшеничного поля ночью пустовала, поэтому Красавица Изэт и Рамзес выбрали это место для своих свиданий. Их сторожил Дозор, готовый отогнать любого неожиданного гостя.

Чувства одного любовника немедленно отзывались в действиях другого; изобретательные, страстные, неистощимые, они дарили друг другу часы удовольствия, не произнося почти ни слова.

Этой ночью, в любовном изнеможении положив голову на грудь своего любовника, Красавица Изэт напевала.

— Почему ты остаешься со мной? — спросил Рамзес.

— Потому что ты стал царским писцом.

— Разве девушка твоего происхождения не должна искать лучшей партии?

— Делить существование с сыном Сети… О чем еще можно мечтать?

— Выйти замуж за будущего фараона.

Изэт скривилась.

— Я подумывала об этом… Но он мне не нравится: слишком толст, слишком неповоротлив, слишком хитер. Мне было бы неприятно, чтобы он ко мне прикасался, и я решила любить тебя.

— Решила?

— Каждое человеческое существо обладает силой любви, но одни позволяют себя увлечь, другие же увлекаются сами. Я никогда не стану игрушкой в руках мужчины, будь он даже царем. Я выбрала тебя, Рамзес, и ты выберешь меня, ведь мы одной породы.

Еще пылая от страстной ночи, проведенной в объятиях любимой, Рамзес пересекал сад своей канцелярии, когда со стороны строения, выходящего на клумбу ирисов, возник Амени и загородил ему дорогу.

— Мне нужно с тобой поговорить!

— Я хочу спать. Ты не мог бы подождать?

— Нет, нет, это слишком важно.

— Ну тогда дай мне сперва попить.

— Там готов для тебя царский завтрак: молоко, свежий хлеб, мед и финики. Но прежде царский писец Рамзес должен узнать, что он вместе с другими писцами приглашен на прием во дворец.

— Ты хочешь сказать… к моему отцу?

— Существует только один Сети.

— Приглашен, во дворец! Это еще одна из твоих сомнительных шуток?

— В мою обязанность входит сообщать тебе важные новости.

— Во дворец…!

Рамзес постоянно мечтал снова встретиться с отцом; в качестве царского писца, он, может, будет иметь право хотя бы на короткую беседу. Что ему сказать? Взбунтоваться, потребовать объяснений, протестовать против его отношения, узнать чего отец хочет от него, спросить, какая судьба ему уготована… У него еще было время подумать.

— Есть еще вторая новость, менее радостная.

— Объяснись.

— Два из тех чернильных брусков, которые мне вчера доставили, очень плохого качества. Я всегда непременно пробую их перед тем, как использовать, и потом не жалею об этом.

— Это так серьезно?

— Да. Я собираюсь провести расследование от твоего имени. Царский писец не должен спокойно смотреть на подобные злоупотребления.

— Действуй, как сочтешь нужным, а теперь я хотел бы немного поспать.

Сари поздравил своего бывшего ученика: отныне Рамзесу больше не нужен наставник, который признал, что не принимал никакого участия в его подготовке к сложному конкурсу на должность царского писца. Однако, несмотря на это, успех ученика был отчасти приписан учителю. Сари назначили управляющим Капа, и это назначение гарантировало ему прекрасную карьеру.

— Признаюсь, ты удивил меня, но не обольщайся этим достижением. Оно позволило тебе исправить несправедливость и спасти Амени, разве тебе этого мало?

— Я не совсем понимаю.

— Я выполнил поручение, которое ты мне доверил: распознать твоих друзей и врагов. Среди друзей я вижу одного твоего помощника. Твой блестящий успех у многих вызвал зависть, НО' это не так важно. Главное для тебя — уехать из Мемфиса и обосноваться на юге.

— Это не мой ли брат тебя подослал?

Тень замешательства промелькнула на лице Сари.

— Не думай, что тут какие-то темные махинации… Не ходи во дворец. Этот прием тебя не касается.

— Я царский писец..

— Поверь мне: твое присутствие не является ни желаемым, ни желательным.

— А если я все же проявлю настойчивость?

— Ты останешься царским писцом… но без осей бых поручений. Не восставай против Шенара, иначе ты накличешь на себя беду.

Тысяча шестьсот мешков пшеницы и столько же отрубей были доставлены в царский дворец для приготовления нескольких тысяч пирогов и булочек самых разных форм. Для утоления жажды приготовили сладкое пиво и вино из оазисов. Благодаря расторопности царских стольников приглашенные на прием в честь царских писцов смогут вкушать произведения пекарей, как только в ночном небе взойдет первая звезда.

Рамзес одним из первых оказался у больших ворот, которую день и ночь сторожила личная охрана Фараона. Хотя воины и узнали младшего сына Сети, они проверили его грамоту царского писца, прежде чем пропустить в огромный сад. Там росли сотни деревьев разных пород, старые акации окружали озеро, отражаясь в его воде. Тут и там были расставлены, столы с корзинами, полными хлебов, пирогов и фруктов, украшением служили изысканные высокие букеты на подставках. Виночерпии разливали вино и пиво в алебастровые кубки.

Сын Фараона не сводил глаз с главного здания, где находились залы для приемов. Его стены были покрыты керамической глазурованной плиткой. Переливаясь разными цветами, она радовала взоры посетителей. Рамзес, до того как поступить в Кап, как-то играл на ступени тронной залы. Старая нянька, кормившая его грудью до трех лет, строго отчитала его тогда. Он хорошо запомнил трон фараона на квадратном возвышении, который символизировал справедливость богини Маат. Идя сюда, Рамзес надеялся, что фараон примет писцов в самом здании, но ему пришлось смириться с очевидным: Сети ограничится тем, что появится в окне дворца, выходящем на большой двор, где соберутся гости, и произнесет короткую речь, чтобы в который раз напомнить им о широте их обязанностей и размере ответственности.

Как при этом поговорить с ним с глазу на глаз? Он знал, что фараон иногда выходит к своим подданным, чтобы лично поздравить наиболее выдающихся из них. А ведь Рамзес на конкурсе не допустил ни одной ошибки и один из всех разрешил загадку про дощечку писца. Поэтому он мысленно приготовился встретить отца и по возможности высказать, сколь тягостно для сына его молчание.

Если он должен покинуть Мемфис и ограничиться незначительной ролью писца в каком-нибудь захолустье, то он хочет получить приказ об этом из уст самого Фараона — и никого другого.

Царские писцы, члены их семей и множество придворных, никогда не пропускавших приемы такого рода, пили, ели и болтали о чем-то незначительном.

Рамзес пригубил крепкого вина, потом — крепкого пива. Допивая свой кубок, он заметил двух людей, сидящих на каменной скамье под укрытием навеса из листьев.

Это были его брат Шенар и Красавица Изэт.

Рамзес подошел широкими шагами.

— Не кажется ли тебе, милая, что пора бы уже сделать окончательный выбор?

Молодая женщина подскочила, Шенар же сохранил невозмутимость.

— Ты ведешь себя очень невежливо, любезный брат мой. Разве я не могу побеседовать с достойной дамой?

— А она, действительно, является таковой?

— Не будь груб.

С пылающими щеками Красавица Изэт убежала, оставив братьев лицом к лицу.

— Ты становишься невыносимым, Рамзес. Тебе здесь больше не место.

— Разве я не царский писец?

— Зря ты кичишься этим! Без моего согласия тебе не будет присуждена ни одна должность.

— Твой друг Сари меня об этом предупредил.

— Мой друг… Скорее, твой! Он попытался уберечь тебя от еще одного ложного шага.

— Не смей больше подходить к этой женщине.

— Ты осмеливаешься угрожать мне?

— Если я ничто в твоих глазах, то мне нечего терять.

Шенар разрядил накалявшуюся атмосферу: его голос сделался слащавым.

— Ты прав. Я согласен, что женщина должна быть верной. Давай дадим ей самой принять решение, ладно?

— Хорошо.

— А теперь иди повеселись, раз уж ты здесь.

— А когда Фараон возьмет слово?

— А… Ты не в курсе! Фараон сейчас находится на Севере. Он поручил мне поблагодарить царских писцов от его имени. Тебе за твой успех предусмотрено вознаграждение — участие в охоте в пустыне.

Шенар удалился.

Борясь с раздражением, Рамзес опустошил кубок вина. Так значит, он не увидит отца. Шенар опять все подстроил так, чтобы посильнее его унизить. Сын Фараона в этот раз пил больше, чем нужно, и не присоединялся к беседующим, чьи мелочные разговоры его раздражали.

В легком опьянении прохаживаясь по аллеям, он наткнулся на элегантно одетого писца.

— Рамзес! Как я рад снова тебя видеть!

— Аша… Ты все еще в Мемфисе?

— Послезавтра уезжаю на север; ты еще не знаешь великой новости? Троянская война подошла к решающему этапу. Варвары-греки завладели городом Приама, и поговаривают, что Ахилл убил Гектора. Вместе с опытными посланниками я должен буду подтвердить или опровергнуть эти факты. А ты… Возглавишь какую-нибудь крупную канцелярию?

— Не имею представления.

— Твой недавний успех вызвал похвалы и зависть.

— Я привыкну к этому.

— А ты не хочешь уехать за границу? А, прости! Я забыл о твоей скорой свадьбе. Я не смогу там присутствовать, но всем сердцем буду с тобой.

Тут какой-то посол подхватил его под руку и увлек в сторону: миссия будущего дипломата уже начиналась.

Рамзес почувствовал, как нездоровое опьянение охватывает его: он походил на корабль с разбитым рулем, на дом, стены которого шатаются. В ярости, он далеко отшвырнул кубок и поклялся себе, что больше никогда не опустится до такого состояния.

Глава 10

На рассвете охотники отправились в западную пустыню. Рамзес оставил своего пса на Амени, который хотел попытаться найти ключ к загадке бракованных чернильных брусков. Днем он собирался опросить всех ответственных за изготовление чернил, чтобы найти след, ведущий к виновнику.

Шенар с высоты своих носилок попрощался с отбывающими на охоту, в которой он не участвовал, и призвал богов быть милостивыми к храбрым людям, послав им богатую добычу.

На легкой повозке, где возничим был старый воин, Рамзес с радостью возвращался в пустыню. Ибисы, антилопы, рыси, леопарды, львы, пантеры, олени, страусы, газели, гиены, зайцы, лисы… — здесь беззаботно обитала разнообразная живность, и ей были страшны лишь нападения человека.

Распорядитель охоты все предусмотрел заранее: многие повозки были нагружены провизией и глиняными кувшинами со свежей прохладной водой, за повозками следовали хорошо натасканные собаки. Захватили даже палатки на случай, еслипреследование какого-нибудь зверя затянется до ночи. Охотники укладывали веревки, готовили новые луки и большое количество стрел.

— Что предпочитаешь, — спросил возничий у Рамзеса, — убивать или ловить?

— Ловить, — ответил Рамзес.

— Тогда возьми веревку, а я буду орудовать луком. Убивать необходимо, чтобы выжить, никому от этого не уйти. Я знаю, кто ты, сын Сети, но перед лицом опасности мы все равны.

— Это не так.

— Ты что, до такой степени веришь в свое превосходство?

— Напротив, в твое, ведь у тебя больше опыта, для меня же это первая охота.

Старый возничий пожал плечами.

— Ладно, довольно разговоров. Следи за местностью и предупреди меня, если увидишь дичь.

Ни перепуганная лисица, ни тушканчик не задержали внимание возничего, который оставил, их на добычу другим. Плотная группа охотников вскоре рассеялась.

Сын Фараона заметил стадо газелей.

— Великолепно! — воскликнул его напарник, — бросаясь в погоню.

Три газели, старые, или больные, отделились от остальных и углубились в русло высохшего уэда, который змеился между двумя скалистыми берегами.

Повозка остановилась.

— Здесь придется идти пешком.

— Почему?

— Почва слишком неровная, и колеса могут повредиться.

— Но газели уйдут далеко вперед!

— Нет, я знаю это место. Они укроются в одной пещере, где мы их легко найдем и убьем.

И они пустились в путь, не обращая внимания на тяжесть оружия и провизии, устремленные к одной цели, шли три часа подряд. Когда жара стала невыносимой, они остановились в тени горного уступа, на котором росли растения с мясистыми листьями. и позавтракали.

— Устал?

— Нет.

— Ну тогда у тебя есть чувство пустыни: она либо лишает сил, либо придает энергии, дает второе дыхание, возобновляющееся всякий раз, когда ступаешь на раскаленный песок.

Куски скалы откалывались, скатывались по склонам и падали на дно высохшего потока. Трудно было представить себе, что в сердце этой красной бесплодной земли может течь река-кормилица, что там есть деревья и возделанные поля. Пустыня была иным миром посреди мира людей. Рамзес осознал непрочность своего существования и одновременно — силу, которую стихии могли сообщить открытой им душе. Бог создал пустыню, чтобы человек хранил молчание и внимал голосу тайного огня.

Старый возничий проверил стрелы с кремниевыми остриями. Закраины оканчивались двумя выступами с закругленными краями, которые служили грузом.

— Стрелы не лучшие, конечно, но нам и такие сойдут.

— Пещера еще далеко?

— Примерно в часе ходьбы. Ты хочешь вернуться?

— В путь!

Ни змеи, ни скорпиона… Казалось, в этой унылой местности не было ни одной живой души. Может быть, они зарывались в песок или укрывались под скалами, дожидаясь прохладного вечера, чтобы выйти из своих укрытий.

— У меня болит левая нога, — пожаловался спутник Рамзеса. — Старая рана дает о себе знать. Нужно бы остановиться и немного отдохнуть.

Когда наступила ночь, он все еще не мог идти.

— Ты спи, — посоветовал он Рамзесу, — боль не дает мне уснуть. Если почувствую, что засыпаю, я тебя предупрежу.

Сначала тепло первых лучей было приятным, но очень скоро стало жечь невыносимо. Солнце на рассвете только короткое время ласкало: выйдя победителем из схватки с тьмой и драконом, пожирающим жизнь, оно, ликуя, демонстрировало свою победу с такой силой, что людям приходилось искать от него укрытия.

Рамзес проснулся.

Его спутник исчез. Сын Фараона был один, без еды и оружия, в нескольких часах ходьбы от места, где охотники разошлись. Он тут же пустился в путь размеренным шагом, чтобы не тратить сил понапрасну.

Возничий бросил его, надеясь, что он не выдержит этой изнурительной ходьбы и погибнет. Чей приказ он выполнял, когда подстроил эту ловушку, которая умышленное убийство превращала в несчастный случай на охоте? Все знали пыл юноши, и объяснение выглядело правдоподобно: бросившись в погоню за добычей, он позабыл о всякой осторожности и заблудился в пустыне.

Шенар… Это мог быть только Шенар, коварный и злопамятный! Поскольку брат отказался покинуть Мемфис, он послал его в страну смерти. С яростью в душе — Рамзес отказывался смириться со своей судьбой. Обладая прекрасной зрительной памятью, с легкостью вспоминая пройденные места, он шел вперед с упорством завоевателя.

Вдруг впереди пробежала газель, вскоре промчалась еще одна, с загнутыми рогами. Она долго смотрела на чужака, прежде чем обратиться в бегство. Означало ли их появление близость какого-то источника воды, о котором спутник не сказал ему? Он стоял перед выбором: продолжать свой путь, рискуя умереть от жажды, или довериться животным.

Сын Фараона выбрал второе.

Когда он увидел газелей, птиц и — вдалеке — баланит высотой в десяток метров, он подумал, что впредь всегда будет повиноваться своему внутреннему голосу. Дерево с обильной листвой и серой корой было все в маленьких душистых цветках желто-зеленого цвета; оно давало съедобные плоды яйцевидной формы со сладковатой нежной мякотью, которые достигали четырех сантиметров в длину. Охотники называли их «финиками пустыни». Дерево обладало устрашающим оружием — длинными прямыми колючками со светло-зелеными кончиками. Из-под дерева, дававшего скудную тень, бил один из тех таинственных источников, какие обычно возникали в чреве пустыни с благословения бога Сета.

Сидя спиной к дереву, какой-то человек ел хлеб. Подойдя ближе, Рамзес узнал его: это был главарь конюхов, издевавшихся над его другом Амени. Он зарос щетиной, волосы его были всклокочены.

— Да будут боги благосклонны к тебе, мой царевич; уж не заблудился ли ты?

С пересохшими губами, распухшим языком, горящей головой, Рамзес не сводил глаз с бурдюка прохладной воды у ног человека.

— Ты хочешь пить? Тем хуже для тебя. Зачем мне тратить зря эту драгоценную воду, отдав ее человеку, чья смерть близка?

Сына Фараона теперь отделяло от его спасения всего метров десять.

— Ты унизил меня, потому что ты — Сын Фараона! Теперь мои подчиненные смеются надо мной.

— Бесполезно лгать. Кто тебе заплатил?

Конюх зло усмехнулся.

— Я объединил приятное с полезным… Когда твой товарищ по охоте предложил мне пять коров и десять штук льна, чтобы избавиться от тебя, я сразу же согласился. Я знал, что ты придешь сюда: продолжать путь, не утолив жажду, было бы равносильно самоубийству. Ты думал, что газели спасли тебе жизнь? Они превратили тебя самого в добычу.

Он поднялся, держа в руках нож.

Рамзес прочел мысли своего противника он ждал с его стороны той же тактики, что и в предыдущей драке, с приемами бойца, которыми владели только представители знати. Но безоружный, усталый, умирающий от жажды юноша решил сделать то, чего не ожидал от него убийца — применить грубую силу.

С диким криком, освобождая всю свою энергию, Рамзес накинулся на конюха и опрокинул его назад. Тот, не успев опомниться от внезапного нападения, напоролся на колючки баланита, которые вонзились в его тело, как кинжалы.

Охотники были довольны своей добычей: они поймали живьем две газели и одного овцебыка, которых держали за рога. Напуганные животные решались идти только тогда, когда их легонько похлопывали по животу.

Один из охотников нес на спине детеныша газели, другой держал за уши напуганного до смерти зайца. Эти животные будут доставлены опытным дрессировщикам, которые, понаблюдав за ними, попытаются их приручить. К шесту, который несли два помощника, была за лапы привязана гиена, бегущая рядом собака, подпрыгивая все время, пыталась ее достать. Хотя откармливание гиен для получения их печени давало посредственные результаты, некоторые все еще занимались этим. Другая добыча предназначалась для храмовых скотобоен: после принесения в жертву богам их мясо пойдет в пищу людям.

Все охотники, за исключением Рамзеса и его возничего, собрались в исходную точку. Обеспокоенный распорядитель охоты напрасно собирал сведения. Ждать дольше не представлялось возможным, надо было послать повозку на поиски пропавших, но в каком направлении? Если случилось несчастье, ответственность ляжет на него и его карьере придет конец. Хотя Сына Фараона, по слухам, не ждало блестящее будущее, его исчезновение не могло пройти незамеченным.

Распорядитель охоты и с ним еще два человека прождали до трех часов после полудня, а остальные были вынуждены вернуться в долину, чтобы предупредить о случившемся стражу. Нервничая, писец написал на дощечке отчет, стер слой гипса, начал было писать заново и бросил, он был не в силах прятаться за привычными формулировками. Как это ни называй, пропали два человека, и один из них — младший сын Фараона.

Когда солнце добралось до середины неба, распорядителю охоты показалось, что он различает силуэт, медленно двигающийся в потоках света. В пустыне зрительные иллюзии были нередки, поэтому он обратился за подтверждением к охотникам. Но и они тоже были уверены, что видят человека, идущего по направлению к ним.

Избежавший гибели, приближаясь, обретал знакомые черты.

Рамзес вышел из ловушки.

Глава 11

Шенар сидел, расслабившись, с закрытыми глазами. За его телом ухаживали опытные мастера, прошедшие школу при дворце. Старший сын Сети занимался собой. Общественный деятель и будущий правитель богатой и могущественной страны, он всегда должен показываться своим подданным в лучшем виде. Именно утонченность, по его мнению, характеризовала цивилизацию, для которой гигиена, забота о своем теле и его украшение ценились превыше всего. Он очень любил, когда за ним ухаживали, как за драгоценной статуей, когда, перед тем, как парикмахер займется волосами, ему натирали кожу изысканными благовониями.

Голос нарушил спокойствие большого мемфисского поместья. Шенар открыл глаза.

— Что происходит? Я не допущу, чтобы…

Рамзес ворвался в роскошную залу.

— Правду, Шенар! Я хочу знать правду — и немедленно!

Недовольный Шенар выпроводил слуг.

— Успокойся, любезный брат, о какой правде идет речь?

— Ты заплатил кому-то, чтобы меня убили?

— Что ты себе вообразил?! Подобные мысли ранят меня до глубины сердца!

— Было два сообщника. Один мертв, другой исчез.

— Объясни, в чем дело, прошу тебя. Ты что, забыл, что я твой брат?

— Если ты виновен, я это узнаю.

— Виновен… Ты осознаешь всю тяжесть тех слов, которые сейчас произносишь?

— Меня пытались убить во время охоты в пустыне, на которую ты меня пригласил.

Шенар взял Рамзеса за плечи.

— Послушай… Мы с тобой очень разные, я признаю это, и мы не очень-то любим друг друга, но зачем нам без конца ссориться, вместо того, чтобы смириться с реальностью и принять нашу судьбу такой, какая она есть? Я действительно хочу, чтобы ты уехал, потому что считаю твой характер несовместимым с требованиями придворной жизни. Но у меня нет намерения причинять тебе хотя бы малейшее зло, и я ненавижу насилие. Поверь мне, прошу тебя, я не твой враг!

— В таком случае помоги мне вести расследование. Надо найти возничего, который завел меня в западню.

— Ты можешь рассчитывать на меня.

Амени следил за своими письменными принадлежностями с ревнивой заботой: он чистил стаканчик и кисти два раза вместо одного, скреб палитру, пока поверхность не делалась совсем гладкой, менял скребок и резинку, как только они переставали его удовлетворять.

Пренебрегая возможностями, которые предоставляла должность помощника царского писца, он экономил папирус и использовал для черновиков обломки известняка и черепки глиняных сосудов. В старом черепашьем панцире он смешивал минеральные красители, чтобы получить ярко-красную и насыщенную черную краски.

Когда Рамзес, наконец, снова появился, Амени очень обрадовался.

— Я знал, что ты жив и здоров! Иначе бы почувствовал, что что-то не так. Я не терял времени. Ты можешь гордиться мной.

— Что ты обнаружил?

— Наша канцелярия сложна, ее отделы многочисленны, а их начальники ревниво относятся ко всяким подозрениям… Но твое имя и должность открыли мне много дверей. Тебя не любят, но тебя боятся!

Любопытство Рамзеса было разбужено.

— Конкретней, Амени.

— Чернильные бруски — это важное сырье для нашей страны, без которого невозможна письменность, а без нее погибнет цивилизация!

— Ты читаешь мне нравоучения?

— Как я и подозревал, проверки очень строги: ни один брусок не отправится на склад, пока не пройдет контроль. Смешивание брусков разного качества невозможно.

— Итак?

— Итак, имеет место спекуляция и растраты.

— У тебя не помутился рассудок от чересчур напряженной работы?

Амени обиделся как ребенок.

— Ты не принимаешь меня всерьез!

— Мне пришлось убить человека, иначе бы он убил меня.

Рамзес рассказал о своем трагическом приключении. Амени опустил голову.

— Я показался тебе смешным с моими чернильными брусками… Боги хранят тебя! Пусть они никогда тебя не оставят.

— Да услышат они твои молитвы.

Темная ночь царила вокруг тростниковой хижины. На берегу канала, совсем близко квакали лягушки. Рамзес решил ждать красавицу Изэт всю ночь напролет; если она не придет, он ее больше никогда не увидит. Он снова и снова, переживал сцену, когда, защищая свою; жизнь, насадил конюха на колючки баланита; он делал это, совершенно не руководствуясь велением разума, какой-то могучий огонь овладел им, удесятеряя силы. Может быть, этот огонь исходил из потустороннего мира, или же он был выражением силы бога Сета, имя которого носил отец?

До того момента Рамзес думал, что сам может управлять своей судьбой, бросать вызов богам и людям, выходить победителем из какой угодно схватки. Но он. забыл, какой ценой это дается, забыл о присутствии смерти, смерти, орудием которой он стал сам. Не испытывая никаких сожалений, он спрашивал себя, положит это происшествие конец его мечтаниям или с ним он входит в новую полосу своей жизни.

Залаяла собака. Кто-то приближался.

Рамзес подумал, что поступает довольно неосторожно: пока не нашли возничего, его жизнь подвергается постоянной опасности. Может быть, он следовал за ним. Наверняка он вооружен и решил подстеречь Рамзеса в этом глухом месте.

Рамзес чувствовал присутствие противника: не видя его, он точно знал, на каком расстоянии тот находится. Он мог бы описать каждый его жест, знал, насколько тот продвигается при каждом своем бесшумном шаге. Как только человек приблизился к входу в хижину, Сын Фараона внезапно возник в проходе и опрокинул его на землю.

— Что за насилие, мой царевич!

— Изэт! Почему ты крадешься, как вор?

— Ты что, забыл наш договор? Прежде всего — не попадаться никому на глаза.

Она сомкнула руки вокруг любимого, уже сгоравшего от желания.

— Продолжай обвинять меня.

— Ты сделал выбор?

— То, что я пришла, разве это уже не ответ?

— Ты еще увидишься с Шенаром?

— Почему бы тебе не перестать разговаривать?

На ней была только широкая туника, надетая прямо на голое тело. Забыв обо всем на свете, она отдалась ласкам мужчины, в которого безумно влюбилась, влюбилась так, что была готова забыть о своих надеждах на брак с будущим властителем Египта. Одной красоты Рамзеса было недостаточно, чтобы объяснить ее страсть. Юный Сын Фараона носил в себе силу, которую сам не осознавал, силу, которая очаровывала ее до такой степени, что она теряла способность рассуждать. Как он будет пользоваться этой силой? Может быть ему понравится разрушать? Власть будет у Шенара, но какой он старый и скучный! Красавица Изэт слишком сильно ценила любовь и молодость, чтобы согласиться увянуть раньше своего часа.

Рассвет застал их в объятиях друг друга, с неожиданной нежностью Рамзес гладил волосы подруги.

— Говорят, на охоте ты убил человека.

— Он пытался устранить меня.

— Зачем?

— Чтобы отомстить.

— Он знал, что ты Сын Фараона?

— Это было ему известно, но возничий, который сопровождал меня, подкупил его.

Красавица Изэт поднялась, обеспокоенная.

— Его задержали?

— Еще нет. Я заявил властям, и стража порядка ищет его.

— А если…

— Заговор? Шенар отрицал это, и он показался мне искренним.

— Побереги себя: он коварен и хитер.

— Ты уверена в своем выборе?

Она обняла его и расцеловала с силой рождающегося солнца.

Канцелярия была пуста. Амени даже не оставил записки для объяснения своего отсутствия. Рамзес был уверен, что его писец не оставил намерений разрешить загадку бракованных чернильных брусков. Упорный и скрупулезный, он не мог смириться с такими злоупотреблениями и стремился всеми способами узнать правду и добиться наказания виновного. Бесполезно было пытаться умерить его пыл: несмотря на свое хрупкое телосложение, Амени был способен развернуть бурную деятельность, чтобы достичь своего.

Рамзес отправился к начальнику стражи, который отвечал за розыски преступника, к сожалению, не дающие пока никаких результатов: проклятый возничий исчез, и хранители порядка, похоже, не вышли на его след. Сын Фараона не скрыл своего недовольства, хотя высокий вельможа пообещал ему приложить все усилия, чтобы побыстрее раскрыть дело.

Разочарованный, Рамзес решил сам начать расследование. Он отправился в казармы Мемфиса, где находились военные и охотничьи повозки, требующие постоянного ухода. Сын Фараона потребовал писца, который занимался составлением инвентаря драгоценных повозок. Желая знать, работал ли разыскиваемый возничий в этом учреждении, Рамзес в деталях описал его.

Вельможа отправил его к некоему Бакхену, управляющему конюшен.

Бакхен занимался пегим жеребцом, еще слишком молодым, чтобы ходить в упряжке, и отчитывал какого-то конюха за жестокость. Управляющему было лет двадцать, это был крепкий человек с квадратным лицом и короткой бородой; на запястьях он носил медные браслеты. Своим низким и хриплым голосом Бакхен чеканил каждое слово, грубо выговаривая возничему.

Когда виновный ушел, управляющий погладил коня, с благодарностью смотревшего на него. Юноша обратился к нему.

— Я — Рамзес, Сын Фараона.

— Тем лучше для тебя.

— Мне нужно кое-что узнать.

— Иди в стражу порядка.

— Ты один можешь мне помочь.

— Что-то не верится.

— Я разыскиваю одного возничего.

— Я занимаюсь только лошадьми и повозками.

— Этот человек — беглый преступник.

— Это не мое дело.

— Ты хочешь, чтобы он ускользнул?

Бакхен бросил на Рамзеса разгневанный взгляд.

— Ты что, обвиняешь меня в сообщничестве? Сын ты Фараона или нет, лучше бы убирался отсюда!

— Не надейся, что я стану тебя упрашивать.

Бакхен расхохотался.

— Ты все еще здесь?

— Ты что-то знаешь, и ты скажешь мне это.

— Нахальства тебе не занимать!

Вдруг заржал конь. Обеспокоенный, Бакхен кинулся к великолепному темно-каурому животному, который безумно метался туда-сюда, пытаясь освободиться от веревки, удерживающей его.

— Тихо, тихо, мой красавец!

Казалось, голос Бакхена немного успокоил жеребца: ему удалось приблизиться. Рамзес застыл в восхищении перед красотой животного.

— Как его имя?

— «Бог Амон объявил о его неустрашимости», это мой любимый конь.

От этого голоса, прозвучавшего сзади, Рамзес застыл как вкопанный.

Он повернулся и поклонился своему отцу, фараону Сети.

Глава 12

— Мы уезжаем, Рамзес.

Сын Фараона не поверил своим ушам, но не мог же он просить отца повторить три магических слова, которые тот только что произнес; его счастье было так велико, что он на несколько мгновений закрыл глаза.

Сети уже направлялся к своему коню, который совершенно успокоился. Фараон, отвязал его, запряг в легкую повозку. Расположившись у главной двери казармы, личная охрана Фараона была начеку.

Сын Фараона сел слева от отца.

— Возьми вожжи.

Гордый, как завоеватель, Рамзес правил царской повозкой до самой пристани, где стаяла флотилия, готовая к отправке на юг.

Рамзес не успел предупредить Амени. А что подумает Красавица Изэт, увидев, что он не пришел на свидание в тростниковую хижину? Но какая разница, ведь ему выпало такое неожиданное счастье — путешествовать на борту царского корабля, который, подталкиваемый сильным северным ветром, стремительно летел вперед!

Как царскому писцу, Рамзесу было поручено вести бортовой журнал, не опуская ни малейшей детали. Он ревностно исполнял свои обязанности, очарованный новыми для него пейзажами. Восемьсот километров отделяли Мемфис от Гебель-Зильзиле, конечной цели путешествия. В течение семнадцати дней переезда Сын Фараона не уставал восхищаться красотой берегов Нила. Египет был способным преображать свои самые простые формы в небесную красоту. Во время путешествия Рамзес ни разу не видел отца. Дни протекали, как один час, бортовой журнал раздувался. В этот шестой год царствования Сети, тысяча воинов, каменотесов и моряков высадились в Гебель-Зильзиле, где находились главные месторождения песчаника. В этом месте холмистые берега сближались и образовывали довольно узкий проход; река здесь создала опасные водовороты, где корабли кренились и могли утонуть.

Стоя на носу корабля, Сети наблюдал за оживленным движением членов экспедиции: под руководством начальников экипажей они переносили ящики с орудиями и провизией. Слышалось пение и подбадривающие окрики, ритм работы не сбавлялся.

Перед окончанием рабочего дня царский глашатай объявил, что Его Величество дарует каждому рабочему в день пять ливров хлеба, связку овощей, порцию жареного мяса, касторового масла, меда, фиг, изюма, сухой рыбы, вина и две сумы зерна на месяц. Повышение рациона прибавило сил для работы, и каждый поклялся трудиться как можно лучше.

Каменотесы по одному вынимали блоки песчаника, прорубив узкие проходы, чтобы отделить их от материнской породы. Их труд не допускал никаких действий наугад; начальники бригад находили жилы камня и ставили там отметки, служащие рабочим знаками. Иногда, чтобы вынуть очень большие блоки, в камень забивали клинья из сухого и крепкого дерева и начинали поливать их водой; разбухая, они оказывали на камень такое сильное давление, что он трескался.

Некоторые блоки шлифовали прямо на месте; другие помещали на специально вымазанные илом салазки и спускали к берегу. Транспортные корабли перевозили камень на постройку храма.

Рамзес не знал, за что хвататься: как описать непрекращающуюся работу каменотесов и составить перечень извлеченных и обработанных ими глыб? Полный решимости добросовестно выполнить свою задачу: он освоился среди рабочих, сдружился с этими грубыми людьми, которым старался не надоедать, выучил их язык и отличительные знаки их братства. Когда они решили испытать его, доверив ему деревянный молоток и долото, он выточил свой первый камень с таким умением, что поразил даже самых недружелюбно настроенных. Уже давно Сын Фараона сменил свое роскошное платье на грубый кожаный фартук. Его уже давно не смущали ни жара, ни струившийся по телу пот. Мир строителей привлекал его гораздо больше, чем придворный мир; общаясь с настоящими людьми, которым сама их жизнь запрещала лукавить, он избавился от тщеславия богатого и образованного человека.

Решение было принято: он остается здесь, с каменотесами, изучит их тайны и разделит с ними существование. Вдалеке от городов и бесполезной роскоши он найдет применение своей силе, вынимая блоки известняка для храма богов.

Вот что хотел довести до него отец: забыть позолоченное детство, искусственное образование и открыть под палящим солнцем карьеров свою настоящую природу. Он ошибся тогда, думая, что встреча с диким быком открыла ему путь к царствованию. Сети разбил эти иллюзии, показав ему его настоящие способности.

У Рамзеса не было никакого желания вести существование знатного человека, погрязшего в удобствах и мелочных привычках; для этой роли куда больше подходил Шенар. С прояснившимся умом, он уснул на борту корабля, заблудившись взглядом в звездах.

Необычная тишина царила в карьерах, откуда накануне извлекли много каменных блоков. Обычно каменотесы с самого утра принимались за работу, чтобы воспользоваться утренней прохладой. Почему отсутствовали начальники бригад? Почему они не созывали рабочих?

Уступая очарованию места, Сын Фараона углубился в тихие аллеи, образованные скалами известняка. Они теперь составляли часть его существа, когда еще он сможет исследовать их в тишине, наслаждаясь исходящим от них спокойствием, не нарушаемым шумом инструментов.

Углубляясь в лабиринт, Рамзес примечал свой путь по насечкам каменотесов, сделанным на камне, чтобы отметить границы территории каждой бригады. Ему не терпелось оставить свой наряд царского писца и начать жить в одном ритме со своими товарищами, разделять их тревоги и радости, навсегда забыв привычки праздного вельможи.

В конце карьера находилось святилище. Слева от входа стояла стела с надписью, отдающей почтение восходящему солнцу. Перед священным камнем фараон Сети воздымал руки и превозносил возрождение света, лучи которого начинали освещать карьер.

Рамзес упал на колени, вслушиваясь в слова, произносимые отцом.

Окончив молитву, Сети повернулся к сыну.

— Что ты ищешь в этих местах?

— Путь моей жизни.

— Создатель совершил четыре прекрасных деяния, — объявил Фараон, — он сотворил четыре ветра, чтобы всякое существо дышало, пока живет; он дал жизнь воде и ее разливам, чтобы бедный наравне с богатым мог пожинать ее плоды; он создал каждого человека подобным ближнему; наконец, он отпечатал на сердце людей воспоминание о Западе и потустороннем мире, чтобы Невидимому совершались жертвоприношения. Но люди нарушили заповеди Создателя и, не переставая, искажали его творение. Принадлежишь ли ты к их числу?

— Я… Я убил человека.

— Разве в уничтожении смысл твоей жизни?

— Я защищался, мной руководила сила свыше!

— В таком случае смирись со своим поступком и не оплакивай его.

— Я хочу найти настоящего виновника.

— Не трать время на суету. Ты готов пожертвовать всем во имя Невидимого?

Сын Фараона кивнул головой.

Сети вошел в святилище и сразу же вышел оттуда, держа на руках рыжего пса. Широкая улыбка озарила лицо Рамзеса:

— Дозор!

— Это твой пес?

— Да, но…

— Возьми камень, размозжи ему голову и принеси его в жертву духу этого карьера, так ты очистишься от совершенного насилия.

Фараон выпустил собаку, которая тут же бросилась к хозяину и стала радостно прыгать вокруг него.

— Отец…

— Действуй.

В глазах животного явно читалась просьба, чтобы его погладили и приласкали.

— Я отказываюсь сделать это.

— Ты сознаешь, что значит твой ответ?

— Я хочу войти в общество каменотесов и никогда больше не возвращаться во дворец.

— Ты отказываешься от всего ради пса?

— Он доверился мне, я обязан защищать его.

— Следуй за мной.

Вступив на узкую тропинку, вьющуюся сбоку холма, Сети, Рамзес и Дозор вскарабкались на скалистый выступ, возвышающийся над карьером.

— Если бы ты убил свою собаку, то был бы самым низким и подлым из разрушителей. Отказавшись, ты перешел на новый этап.

Волна радости захватила Рамзеса.

— Здесь я докажу, на что годен!

— Ты ошибаешься.

Я способен на тяжелую работу!

— Такие карьеры, как этот, обеспечивают вечность нашей цивилизации. Правитель должен постоянно посещать их, проверять, что каменотесы продолжают работать по правилам, чтобы обители богов по-прежнему стояли на земле и были прекрасны. Только общаясь с простыми рабочими, можно научиться править по-настоящему: камень и дерево не лгут. Фараона выдвигает Египет, а Фараон воздвигает Египет; он строит и строит, ведь возвышение храма и народа — величайший акт любви.

Каждое слово Сети было пламенным озарением, освещавшим разум Рамзеса. Он был подобен путнику, истомленному жаждой, который, наконец, добрался до колодца и пьет из живительного источника.

— Тогда мое место, действительно, здесь.

— Нет, сын мой, Гебель-Зильзиле — это всего лишь карьер песчаника. Добыча гранита, алебастра, известняка, других пород и материалов требуют твоего присутствия. Ты не должен искать укрытия даже в содружестве каменщиков. Пора возвращаться.

Глава 13

В просторной комнате, отведенной ему, Амени приводил в порядок добытые сведения. Порыскав тут и там, опросив множество мелких вельмож, более или менее болтливых, личный писец Рамзеса радовался полученным результатам. Благодаря своему безошибочному инстинкту, он чувствовал, что вот-вот доберется до правды. Без всякого сомнения, имело место злоупотребление, но кому были выгодны эти подлоги и растраты? Молодой писец, если удастся обнаружить улики и добиться наказания виновного, был настроен идти до конца.

Когда он перечитывал свои заметки на деревянной табличке, Красавица Изэт, ворвавшись во владения Рамзеса, распахнула дверь канцелярии.

Амени поднялся, чувствуя себя неловко: как вести себя с этой очень красивой девушкой, сознающей свое высокое положение?

— Где Рамзес? — спросила она угрожающим тоном.

— Не знаю.

— Я тебе не верю.

— Тем не менее, это правда.

— Считается, что у Рамзеса нет от тебя никаких тайн.

— Мы с ним друзья, но он покинул Мемфис, не предупредив меня.

— Это невозможно!

— Я бы не стал лгать, даже чтобы сделать вам приятное.

— Ты, кажется, совсем не беспокоишься.

— С чего бы мне беспокоиться?

— Ты знаешь, где он, но отказываешься сообщить!

— Вы зря меня обвиняете.

— Без него у тебя нет защиты.

— Рамзес вернется, можете быть уверены: если бы с ним что-то случилось, я бы это почувствовал, между нами существует незримая связь. Вот поэтому я и не беспокоюсь.

— Ты издеваешься надо мной!

— Он вернется.

При дворе ходили смутные и противоречивые слухи. Одни думали, что Сети выслал сына на Юг, другие — что Рамзес отправился с поручением фараона проверить состояние плотин перед ближайшим разливом. Красавица Изэт все не могла отойти — ее любовник просто издевался над ней! Найдя тростниковую хижину, где они встречались, пустой, она решила, что это шутка. Но напрасно девушка звала возлюбленного. Ей показалось, что со всех сторон надвигаются жабы, змеи и собаки, и она в ужасе убежала.

Она сама себе казалась смешной из-за этого юного бесцеремонного царевича… Но она так волновалась за него! Если Амени не лгал, то Рамзес попал в ловушку.

Только один человек знал правду.

Шенар заканчивал завтрак. Прекрасно приготовленная куропатка усладила его вкус.

— Дорогая Изэт! Какое удовольствие снова видеть вас… Не разделите ли со мной пюре из фиг? Не желая хвастать, скажу, что оно у меня самое вкусное в Мемфисе.

— Где прячется Рамзес?

— Дорогая, ненаглядная Изэт… Откуда я могу это знать?

— Разве будущий царь может позволить себе не знать подобного рода мелочи?

Шенар усмехнулся, польщенный.

— Я ценю ваше остроумие.

— Говорите же, прошу вас.

— Будьте добры, садитесь и попробуйте пюре, не пожалеете.

Молодая женщина взяла удобный стул с зеленой подушкой.

— Судьба предоставляет вам преимущество; почему вы не хотите признать свою удачу?

— Я не понимаю.

— Мы с вами прекрасно ладим, не правда ли? Вместо того, чтобы отдавать предпочтение моему брату, вы должны были бы хорошенько подумать, не забывая о своем будущем.

— Какое будущее вы имеете в виду?

— Блестящая жизнь подле меня.

Красавица Изэт внимательно осмотрела старшего сына царя. Он стремился держаться элегантно, быть привлекательным и казаться уравновешенным, уже сейчас уверенно играя свою будущую роль, но ему было так далеко до притягательной и необузданной красоты Рамзеса!

— Вы действительно хотите знать, где находится мой брат?

— Таково мое желание.

— Я боюсь вас опечалить.

— Я готова к любому известию.

— Положитесь на меня, и я избавлю вас от разочарования.

— Я считаю себя достаточно сильной, чтобы перенести его.

Шенар принял огорченный вид.

— Рамзес был взят в качестве писца в экспедицию в песчаные карьеры Гебель-Зильзиле. Ему поручили составить отчет о состоянии идущей там работы. Это на редкость скучная и малозначительная задача, которая обяжет его оставаться долгие месяцы в карьерах и обосноваться на Юге. Мой отец еще раз доказал свое знание людей: послал брата на подходящее место. А теперь почему бы нам не поговорить о нашем совместном будущем?

— Я убита, Шенар…

— Ведь я предупреждал вас.

Он поднялся и взял ее за руку.

Девушка содрогнулась от этого прикосновения. Да, пусть Рамзеса убрали с первого плана, пусть Шенар будет абсолютным властелином, но быть его возлюбленной?! Счастливая избранница получит славу и богатство. Десятки знатных девиц мечтают выйти за наследника престола, но только не она.

Она резко отодвинулась.

— Оставьте меня!

— Не упускайте свою удачу.

— Я люблю Рамзеса.

— Какое значение имеет любовь! Меня она не интересует, и вы тоже забудете ее. Я лишь прошу вас быть красивой, подарить мне сына и стать первой дамой Египта. Было бы безумием колебаться.

— Ну тогда считайте, что я безумна.

Шенар протянул к ней руку.

— Не уходите! Иначе…

— Иначе?

Лицо Шенара стало угрожающим.

— Стать врагами, какая досада… Я взываю к вашему рассудку.

— Прощайте, Шенар. У вас свой путь, а мой уже начертан.

Мемфис был шумным и оживленным городом. В порт, где всегда кипела жизнь, прибывало множество торговых кораблей с юга или с севера. Отплытия были организованы исполнительными властями, ответственными за речную торговлю. За погрузками следила целая армия писцов. В одном из складов находился писчий материал, в том числе десятки чернильных брусков.

Амени, воспользовавшись своей должностью был допущен к тому, чтобы осмотреть их. Он сосредоточился на продукции высшего сорта, цена которой была наиболее высокой, однако его усилия оказались бесплодными.

По узким улочкам, протискиваясь сквозь толпу зевак, пробираясь между ослами, нагруженными фруктами, овощами и мешками зерна, Амени воспользовался своим низким ростом и хрупким сложением, чтобы дойти до квартала, расположенного у храма Пта, который Сети расширил: перед пилоном шириной семьдесят пять метров царственные колоссы из розового гранита напоминали о присутствии Священного. Молодой писец любил старую часть города, основанного Менесом, объединившим север и юг. Город походил на чашу, укрытую под покровительством золотой богини. Как было приятно любоваться его озерами, поросшими лотосом, вдыхать запах цветов, наполнявший площади, можно было присесть в укрытии листвы и наблюдать за Нилом. Но, увы, не время было праздно шататься! Удалившись от хранилища оружия, где находились разные виды вооружения для различных частей армии, Амени пришел к двери мастерской, в которой производили чернильные бруски для лучших школ города.

Его приняли очень холодно, но имя Рамзеса позволило ему переступить порог и опросить ремесленников. Один из них, видимо собирающийся вскоре уходить в отставку, охотно предложил свою помощь, критикуя небрежность некоторых производителей, которые, тем не менее, получали поощрения из дворца. Проявив настойчивость, Амени добился адреса мастерской в северном квартале, за старинной крепостной стеной из белого камня.

Писец обошел стороной слишком людные и оживленные набережные и пересек квартал Анк-тауи, «жизнь обеих земель»[5]. Пройдя вдоль одной из казарм, он углубился в густонаселенное предместье, где большие особняки соседствовали с маленькими двухэтажными зданиями и хижинами ремесленников. Он несколько раз терялся, но благодаря любезности хозяек домов, которые болтали, подметая улочки, наконец, нашел мастерскую, в которой рассчитывал побывать. Как бы ни была велика усталость, Амени исследовал бы весь Мемфис, ведь он был уверен, что отгадка находится в источнике изготовления чернильных брусков.

На пороге его встретил лохматый человек лет сорока, вооруженный палкой.

— Приветствую тебя. Могу ли я войти?

— Это запрещено.

— Я личный помощник царского писца.

— Иди своей дорогой, малыш.

— Этот царский писец — Рамзес, сын Сети.

— Мастерская закрыта.

— Тем более мне нужно ее проинспектировать.

— У меня приказ никого не пускать.

— Прояви сговорчивость, и тебе удастся избежать официальной жалобы.

— Пошел вон.

Амени пожалел в эту минуту о хилости своего телосложения. Рамзесу, например, ничего бы не стоило поднять этого грубияна и бросить в канал. Ну что ж, если у него нет силы, он прибегнет к хитрости.

Распрощавшись с охранником, он притворился, что уходит, сам же, воспользовавшись переносной лестницей, вскарабкался на крышу дома, соседнего с мастерской. Когда настала ночь, он пролез внутрь через маленькое и круглое чердачное окошко. Подсвечивая себе лампой, которую нашел на одной из полок, он обследовал запасы брусков. Первый ряд принес разочарование: все они были великолепного качества. Но во втором, на котором стояла пометка контроля «высший сорт», обнаружились аномалии: уменьшенный размер, нечеткий цвет, недобор в весе. Проверив бруски на письме, Амени убедился, что обнаружил центр изготовления негодной продукции.

Не помня себя от радости, писец не заметил, как сзади к нему подкрался охранник. Он, оглушив его ударом палки, перебросил безжизненное тело через плечо и отнес на окрестную свалку, где скапливались отходы. Рано утром их сжигали.

Любопытный больше никогда не заговорит!

Глава 14

Держа за руку свою еще толком не проснувшуюся маленькую дочку, мусорщик медленным шагом двигался по спящим улицам северного квартала Мемфиса. Еще до наступления рассвета он должен был поджечь свалки, расположенные между группами домов; ежедневное сожжение мусора и отбросов было хорошим способом очистки города и позволяло соблюдать правила гигиены, предписанные канцелярией. Работа была однообразной, но платили за нее довольно хорошо; к тому же, она давала свободным гражданам ощущение собственной полезности.

Мусорщик знал две самые нечистоплотные семьи квартала. После сделанного предупреждения он не обнаружил никакого улучшения и был поставлен перед необходимостью оштрафовать их. Ворча на лень, присущую всему роду человеческому, он подобрал тряпичную куклу, которую уронила дочь. Когда он закончит свою работу, он накормит своего ребенка сытным завтраком, и они поспят в тени тамариска, в саду вблизи храма богини Нут.

К счастью, свалка была не слишком большой. Мусорщик поджег ее факелом в нескольких местах, так чтобы все сгорело побыстрее.

— Папа… Я хочу ту большую куклу.

— Что ты говоришь?

— Большую куклу, вон там.

Девочка показала на нечто, напоминавшее человеческую фигуру. Из отбросов торчала чья-то рука. Дым почти скрывал ее.

— Я хочу куклу, папа.

Любопытство победило. Мусорщик, рискуя обжечь ноги, взобрался на свалку.

Рука… Рука юноши! Он осторожно высвободил неподвижное тело. На затылке засохла кровь.

Во время обратного путешествия Рамзес не видел отца. В бортовом журнале он не пропустил ни малейшей детали, и его текст должен был войти в царские хроники, повествующие о достижениях шестого года правления Сети.

Сын Фараона сошел с экипажем и участвовал в маневрах. Он научился завязывать узлы, натягивать паруса и даже управлять судном. И, главное, он освоился с ветром. Разве не говорили, как таинственен бог Амон, которого никто никогда не видел? Он обнаруживал свое присутствие, лишь надувая паруса кораблей, чтобы привести их в тихую гавань. Невидимое проявлялось, оставаясь невидимым.

Капитан корабля принял игру. Раз уж Сын Фараона забывал о своем положении и отказывался от привилегий, он возложило на него все тяжелые обязанности, составляющие жизнь моряков. Рамзес безропотно мыл палубу и садился на скамью гребцов с твердым намерением работать на совесть. Чтобы плыть на север, нужно было хорошо знать подводные течения и иметь храбрый экипаж. Чувствовать, как корабль скользит по воде, быть в гармонии с ним и увеличивать скорость — это было огромным удовольствием.

Возвращение экспедиции дало повод новому большому празднику. На набережных главного порта Мемфиса, носящего имя «Счастливый путь», собралась огромная толпа. Как только путешественники ступили на землю египетскую, им на шею надели венки из цветов, в руки дали кубки с прохладным свежим пивом, в их честь пели и плясали, прославляя и храбрость моряков, и милость реки, которая их несла.

Кто-то надел на шею Рамзесу венок из васильков.

— Сыну фараона достаточно такого вознаграждения? — спросила Красавица Изэт с вызывающим видом.

Рамзес не стал увиливать.

— Ты, наверное, была в ярости.

Он обнял ее, она притворилась, что сопротивляется.

— Ты думаешь, достаточно мне снова увидеть тебя, как твоя грубость будет забыта?

— Почему бы и нет, ведь я ни в чем не виноват.

— В любом случае ты мог меня предупредить.

— Выполнение приказа фараона не терпит ни малейшей задержки.

— Ты хочешь сказать, что…

Мой отец взял меня с собой в Гебель-Зильзиле, и это не было наказанием.

Красавица Изэт обняла его.

— Долгие дни путешествия в его обществе… Наверное, он многое тебе доверил.

— Вовсе нет, я служил писцом, каменотесом и матросом.

— Для чего он заставил тебя совершить это путешествие?

— Это известно ему одному.

— Я встретилась с твоим братом, и он объявил мне, что ты лишился милости отца. Он говорил, что ты обосновываешься на юге, чтобы занять там какую-нибудь незначительную должность.

— В его глазах все незначительно, кроме его самого.

— Но ты вернулся в Мемфис, и я твоя.

— Ты умна и красива — два качества, необходимые царской супруге.

— Шенар не передумал на мне жениться.

— Почему же ты колеблешься? Неблагоразумно отказываться от такой великой судьбы.

— Я вовсе не благоразумна, ведь я влюблена в тебя.

— Будущее…

— Меня интересует только настоящее. Мои родители в деревне, наше поместье пустует… Может быть, там нам будет удобнее, чем в тростниковой хижине?

Было ли любовью то безумное удовольствие, которое он делил с Красавицей Изэт? Рамзес напрасно спрашивал себя об этом. Ему достаточно было лишь этой плотской страсти, этих опьяняющих моментов, когда их тела так гармонично сливались, что составляли одно существо, захваченное вихрем любви. Своими ласками Изэт умела разбудить его желание и разгорячить, но еще никогда ей не удавалось изнурить его. Как ему было трудно уходить от нее,томной, обнаженной, протягивающей руки, чтобы задержать любимого!

В первый раз Красавица Изэт заговорила о свадьбе. Сын Фараона, возмутившись, совершенно не согласился с ней. Насколько ему было приятно ее общество, настолько же ему претила мысль о создании семьи. Конечно, несмотря на их юный возраст, они уже были мужчиной и женщиной, и никто бы не стал сопротивляться их союзу. Но Рамзес считал себя не готовым к этому серьезному шагу. Изэт не стала упрекать его, но мысленно пообещала себе со временем убедить его. Чем больше она его знала, тем больше верила в него. Чтобы ей не посоветовал ее рассудок, она будет прислушиваться только к своему внутреннему голосу. Его тело, дающее столько любви, было незаменимым сокровищем, более драгоценным, чем любое богатство.

Рамзес отправился в центр города, в дворцовый квартал. Амени, должно быть, с нетерпением ждал его возвращения. Интересно, продолжил ли он свое расследование и добился ли результатов?

У входа в палаты Сына Фараона стоял вооруженный охранник.

— Что происходит?

— Вы Сын Фараона Рамзес?

— Да, это я.

— Ваш писец стал жертвой нападения, поэтому мне поручили следить за ним.

Рамзес добежал до комнаты друга.

Амени лежал на кровати с перевязанной головой; у его изголовья расположилась сиделка.

— Тихо, — потребовала она, — он спит.

Она вывела сына фараона из комнаты.

— Что с ним произошло?

— Его нашли на свалке северного квартала: он был, как мертвый.

— Он выживет?

— Врач верит в благополучный исход.

— Он что-нибудь сказал?

— Всего несколько слов, и те невнятные. Лекарства устраняют боль, но при этом погружают в глубокий сон.

Рамзес поговорил с заместителем начальника стражи порядка, занимающимся проверками на юге Мемфиса. Сокрушенный вельможа ничего не смог ему рассказать: никто в его квартале не видел нападавшего. Несмотря на допросы с пристрастием, не нашли ни одной улики. Так же было и с делом возничего. Он, без сомнения, ускользнул и, может быть, покинул Египет.

Вернувшись к себе, Сын Фараона увидел, что Амени просыпается. Когда тот увидел Рамзеса, взгляд его зажегся.

— Ты вернулся, я знал!

Голос был слабый, но ясный.

— Как ты себя чувствуешь?

— Мне это удалось, Рамзес, удалось!

— Если ты и дальше будешь так рисковать, ты сломаешь себе шею.

— Видишь, пока она у меня крепкая.

— Кто ударил тебя?

— Охранник мастерской, где хранятся негодные чернильные бруски.

— Так, значит, ты действительно добился успеха.

Лицо Амени зарумянилось от гордости.

— Укажи мне место, — потребовал Рамзес.

— Это опасно. Не ходи туда без охраны.

— Не волнуйся, лучше отдохни, чем быстрее ты станешь на ноги, тем быстрее сможешь мне помочь.

По описанию Амени, Рамзес без труда нашел мастерскую. Хотя солнце взошло три часа назад, дверь была еще заперта. Заинтригованный, Сын Фараона прошелся по кварталу, но не заметил никаких подозрительных передвижений. Склад казался покинутым.

Несмотря на оживленное движение на улице, в здание никто не заходил. Опасаясь ловушки, Рамзес прождал до вечера.

Тогда он спросил у разносчика воды, который продавал воду ремесленникам:

— Ты знаешь эту мастерскую?

— Да, там делают чернильные бруски.

— Почему она закрыта?

— Не знаю, дверь заперта уже неделю, это странно.

— Что случилось с владельцами?

— Не знаю.

— Кто они?

— Здесь видели только рабочих, но не хозяина.

— Кому они поставляли свой товар?

— Это не мое дело.

Разносчик воды удалился.

Рамзес выбрал ту же стратегию, что и Амени. Он взобрался по лестнице и пролез по крыше чердака, чтобы проникнуть в здание.

Проверка не заняла много времени. Склад был пуст.

Вместе с другими царскими писцами, Рамзеса вызвали в храм Пта, бога, создавшего мир словом. Каждый из них сделал краткий отчет о недавней деятельности. Начальник ремесленников напомнил им, что они должны обрабатывать слово, как материал, и строить свою речь согласно предписаниям мудрецов.

Когда закончилась церемония, Сари поздравил своего бывшего ученика.

— Я горжусь тем, что был твоим наставником. Вопреки злым языкам, ты, кажется, следуешь пути познания. Не переставай учиться, и станешь уважаемым человеком.

— Это важнее, чем найти свое истинное предназначение?

Сари не скрыл замешательства.

— В час, когда ты, наконец, поумнел, я слышу странные слухи о тебе.

— Что именно?

— Говорят, что ты разыскиваешь беглого возничего и что твой личный помощник тяжело ранен.

— Это не пустая болтовня;

— Предоставь действовать властям и забудь про эти происшествия — это дело стражи порядка. Виновных в конце концов найдут, поверь мне, а у тебя много других дел. Самое главное — соответствовать своему положению.

Завтрак наедине с матерью был редкой привилегией, которую Рамзес очень ценил. Чрезвычайно загруженная ведением государственных дел, в которых активно участвовала, совершая ежедневные и ежегодные ритуалы, не говоря уже о бесчисленных поручениях при дворе, Великая Супруга Фараона не могла уделять много времени себе и своим близким.

На низких столиках под навесом с деревянными колоннами, в прохладной тени были расставлены алебастровые блюда. Туйя вышла с совета, посвященного назначению ответственных за музыкальную часть ритуалов в честь бога Амона. Она была одета в длинное льняное платье в складках, широкое золотое колье дополняло наряд. Рамзес испытывал к ней неограниченную привязанность, смешанную с все возрастающим восхищением. Никакая женщина не смогла сравниться с нею, и никакая не решилась бы с ней соперничать. Несмотря на скромное происхождение, она родилась царицей. Лишь Туйя могла заслужить любовь Сети и управлять Египтом рядом с ним.

В меню были латук, огурцы, говяжья вырезка, козий сыр, круглый медовый пирог, печенье из полбы и вино, разведенное водой. Царица любила минуты завтрака, на который она не приглашала ни гостей, ни посетителей. Покой ее личного сада с бассейном придавал ей также силы, как и отменная еда, со старанием приготовленная ее стольником.

— Как прошла твоя поездка в Гебель-Зильзиле?

— Я познакомился с могуществом каменотесов и моряков.

Ни те, ни другие тебя не удержали.

— Отец не захотел этого.

— Сети — взыскательный властелин, который потребует от тебя больше, чем ты можешь дать.

— Знаешь ли ты, что он решил насчет меня?

— Что-то у тебя сегодня совсем нет аппетита.

— Это так необходимо — держать меня в неведении?

— Ты боишься Фараона или не доверяешь ему?

— Страху нет места в моем сердце.

— Всем своим существом отдавайся битве, в которую вступил, не оглядывайся назад, ни о чем не сожалей, не ведай угрызений совести, не будь завистливым и ревнивым. И вкушай каждую минуту, проведенную с отцом, как небесный дар. Остальное неважно.

Сын Фараона попробовал мясо, хорошо прожаренное, приправленное чесноком и душистыми травами. В безоблачном синем небе пролетел большой ибис.

— Мне нужна твоя помощь. Стража порядка игнорирует мои требования.

— Это серьезное обвинение, сын мой.

— Оно оправданно.

— У тебя есть улики?

— Нет ни одной, поэтому я и обращаюсь к тебе.

— Я не выше закона.

— Если ты потребуешь провести настоящее расследование, твое приказание будет выполнено. Никто не разыскивает человека, заплатившего тому, кто хотел убить меня в пустыне. Никто не стремится разоблачить владельца мастерской, где производятся чернильные бруски низкого качества, продающиеся под видом первоклассного товара. Мой друг Амени чуть не погиб из-за того, что обнаружил эту мастерскую, но преступник уже опустошил склад, и ни один житель квартала не решается свидетельствовать против него. Значит, этот кто-то значительный, влиятельный настолько, что вселяет страх в людей.

— О ком ты думаешь?

Рамзес промолчал.

— Я сделаю то, что нужно.

Глава 15

Корабль Фараона плыл к северу. Снявшись с якоря в Мемфисе, он сейчас следовал по главному течению Нила, чтобы затем войти в один из притоков, который проникал в глубь дельты.

Рамзес был ослеплен.

Здесь уже не пустыня. В этой местности, принадлежавшей Гору, тогда как Сет[6] царил в долине, где река пробивала себе проход между двумя берегами, сражаясь с окружающим безводьем, вода была всемогущей. Дикая неосвоенная часть дельты походила на огромное болото, населенное тысячами птиц, покрытое зарослями папируса, кишащее рыбой. Ни одного города, даже поселка, только кое-где приютились хижины рыбаков на верхушках выступающих из воды холмиков. Свет здесь был неподвижен, как в долине. От ветра, дующего с моря, танцевали тростники. Черные фламинго, утки, цапли и пеликаны делили между собой эту огромную территорию, где терялись извилистые каналы. Здесь ласка пожирала яйца зимородков, а там змея вползла в заросли растений, над которыми порхали разноцветные бабочки. Человек еще не завоевал эти места.

Судно, на борту которого было два десятка опытных моряков, продвигалось все медленнее, его осторожно вел капитан, прекрасно знающий капризные изгибы этого лабиринта. На носу корабля стоял властелин страны. Его сын незаметно наблюдал за ним, зачарованный его гордой осанкой. Сети воплощал Египет, он сам был Египтом, он наследник тысячелетнего рода, осознавшего величие бога и ничтожность человека. В глазах своего народа Фараон оставался таинственной фигурой, чьей истинной родиной было звездное небо. Его присутствие здесь, на земле, поддерживало связь с миром богов, его взгляд открывал туда врата его народу. Без него варварство быстро овладело бы обоими берегами, а с ним будущее было обещано в вечной жизни.

Хотя Рамзес не знал цели этой экспедиции, он составлял рассказ о ней. Его отец и команда корабля отказывались говорить об этом. Сын Фараона чувствовал подспудное беспокойство, как если бы неведомая опасность угрожала кораблю. Как будто в любой момент из воды могло появиться чудовище и поглотить судно.

Как и в первый раз, Сети не дал возможности предупредить красавицу Изэт и Амени. Рамзес представлял себе ярость и беспокойство друга; но никакая причина, будь то любовь или дружба, не смогла бы помешать ему последовать за отцом туда, куда тот хотел.

Движение сделалось более свободным, и корабль спокойно пристал к поросшему травой островку, на котором была выстроена причудливая деревянная башня. Царь спустился на землю по веревочной лестнице. Рамзес последовал за ним. Затем они поднялись на верхушку башни, скрытой плетеными заграждениями. Оттуда, сверху, не было видно ничего, кроме неба.

Сети выглядел таким сосредоточенным, что Рамзес не решался задавать ему вопросы.

Внезапно взгляд Фараона озарился.

— Смотри, Рамзес, смотри хорошенько!

Высоко в небесной лазури, так высоко, что, казалось, крыльями доставали солнце, летели клином перелетные птицы.

— Они летят из небесных миров, — поведал Сети, — из того великого пространства, где боги каждое мгновение создают жизнь. Когда они находятся в океане энергии, они принимают форму птиц с человеческой головой и питаются светом; когда же они попадают в пределы земли, превращаются в ласточек или других перелетных птиц. Не забывай смотреть на них, ведь это наши воскресшие предки, которые просят Солнце, чтобы его огонь не поглотил нас. Это они вдохновляют Фараона и определяют его путь, который простые смертные не могут видеть.

Когда наступила ночь и засияли звезды, Сети раскрыл тайну небес. Он сообщил сыну название созвездий, рассказал о неутомимом движении планет, солнца и луны, и о значении декад. Власть Фараона простирается и в космосе, поэтому его длань не будет отринута ни в одном краю.

Рамзес внимал слухом и сердцем. Он наполнил свою душу этой представившейся ему огромной Вселенной, не растеряв ни крохи из слов отца. Рассвет наступил слишком скоро.

Из-за обилия растительности корабль Фараона не мог двигаться вперед, Сети, Рамзес и моряки, вооруженные копьями и луками, поднялись в легкую ладью из папируса. Фараон сам указал гребцам направление.

Рамзес чувствовал себя перенесенным в другой мир, не имеющий с миром долины ничего общего. Здесь не было ни одного следа человеческой деятельности, папирусы высотой в восемь метров иногда закрывали солнце. Если бы его кожа не была заранее смазана жирным слоем мази, Сын Фараона был бы заживо съеден тысячами насекомых, чье движение производило оглушительный шум.

После того, как они преодолели этот водяной лес, ладья заскользила по небольшому озерцу, в центре которого возвышались два островка.

— Это святые города Пэ и Деп, — поведал Фараон.

— Города? — удивился Рамзес.

— Они предназначены для душ праведных, их место — вся природа. Когда жизнь возникла из предвечного океана, она проявилась в форме выступающих из воды холмиков земли. Итак, вот два священных холма, пусть они, объединившись в твоей душе, образуют единую страну, где обитают блаженные боги.

В обществе отца Рамзес вступил на землю «святых городов» и, найдя скромный жертвенник, предался там сосредоточенным размышлениям. Перед простой хижиной из тростника воткнули палку с выточенной на верхушке спиралью.

Вот символ общественной обязанности, — объяснил Фараон, — каждый, прежде чем заниматься самим собой, должен найти и выполнить ее.

Обязанность Фараона — быть первым слугой богов: если бы он думал лишь о собственной пользе, он был бы только тираном.

Казалось, их окружали бесчисленные тревожащие силы. Невозможно было оставаться спокойным в этом хаосе, где постоянно находишься настороже. Одного Сети не трогали никакие волнения, как если бы вся эта непознаваемая природа подчинялась его воле. Если бы не спокойная уверенность в его взгляде, Рамзес был бы уже давно обеспокоен тем, что потеряется среди этих гигантских папирусов.

Вдруг горизонт расчистился. Ладья заскользила по зеленоватой земле, окружающей берег, на котором в убогих хижинах жили рыбаки. Голые, растрепанные, они сетями и удочками ловили рыбу, потрошили ее длинными ножами, вынимали внутренности и сушили на солнце. Двое из них сейчас несли окуня из Нила, такого огромного, что под его тяжестью сгибалась палка, к которой он был привязан.

Удивленные неожиданным посещением, рыбаки выглядели испуганно и враждебно. Прижимаясь один к другому, они держали наготове свои ножи.

Рамзес вышел вперед. На нем сосредоточились все неприязненные взгляды.

— Склонитесь перед Фараоном.

Влажные пальцы рыбаков разжались, и ножи упали на рыхлую землю. Подданные Сети простерлись ниц перед своим правителем, а потом пригласили разделить их трапезу.

Рыбаки пересмеивались с воинами, и те дали им два кувшина пива. Когда все они погрузились в сон, Сети обратился к сыну при свете факелов, пламя которых отгоняло насекомых и зверей.

— Вот самые нищие из людей, но они выполняют свои обязанности и ждут твоей помощи. Фараон — это тот, кто помогает слабому, защищает вдов, кормит сирот, утешает того, кто в нужде; это бодрый пастырь, который бдит день и ночь, рыцарь, охраняющий свой народ. О том, кого Бог выбрал для исполнения высшей обязанности, пусть скажут: «Никто не голодал в его время». Нет более благодарной задачи, как стать Ка Египта, сын мой, кормильцем целой страны.

Рамзес несколько недель оставался с рыбаками и собирателями папируса, он научился распознавать многочисленные виды съедобных рыб, строить легкие ладьи, развивать свой охотничий инстинкт, терял и снова находил дорогу в лабиринте каналов и топей, слушал рассказы силачей, которые после нескольких минут борьбы вытаскивали из воды огромных рыб. Несмотря на тяжесть своего существования, они ни на что бы его не променяли — жизнь в долине казалась им скучной и бесцветной. Им вполне хватало краткого пребывания в этих слишком цивилизованных местах. Вкусив женских ласк и насытившись мясом и овощами, они возвращались домой, в топи Нила.

Сын Фараона впитал в себя их силу, перенял их манеру смотреть и слушать. Общение с ними закалило юношу, он ни разу не произнес ни одной жалобы, хотя его тело иногда просто разламывалось от усталости. Его сила и ловкость творили чудеса: он один мог справляться с тем, что было под силу лишь троим рыбакам. Но эти подвиги чаще вызывали зависть, чем восхищение, и Сын Фараона вскоре оказался в стороне от остальных.

Его мечта разбилась: мечта стать кем-то другим, отказаться от таинственной силы, которая жила в нем, стать похожим на других, и провести молодость так же, как каменотесы, матросы или рыбаки. Сети отвел его на границу страны, в те затерянные места, где море, такое близкое, начинало поглощать землю, чтобы он осознал свою подлинную сущность и освободился от иллюзий детства.

Отец оставил его одного, но разве тогда, в ночь перед отплытием, он не наметил дорогу к царствованию? Ведь те слова были обращены к нему, Рамзесу, и больше ни к кому другому.

Мечта, сон, дарованная ему минута милости, и ничего больше. Сети разговаривал с ветром, водой, с огромной дельтой, сын же был только посредником. Отведя его на край света, он разбил его тщеславие и избавил от несбыточных мечтаний. Рамзесу не суждено быть правителем.

И все равно он чувствовал свою близость к Сети. Отец всегда был недоступен, однако Рамзесу нужно было услышать его поучения, доказывать свои способности, превосходя самого себя. Нет, тот огонь, что с малых лет горел в нем, не погас. Отец указывал именно на него в своих речах, и те тайны, что он мало-помалу раскрывал перед ним, предназначались будущему Фараону.

Он понял, что за ним никто не приедет, и надо отправляться в путь самому. Рамзес покинул рыбаков перед рассветом, когда они, съежившись от холода, еще спали вокруг костра. С помощью двух шестов он направил свою ладью из папируса прямо на юг и, стремительно набирая темп, начал грести.

Наблюдение за звездами позволило ему выбрать правильное направление, а затем он доверился инстинкту и вошел в главный приток реки. Северный ветер толкал ладью. Устремившись к цели, давая себе лишь незначительные передышки, питаясь сухой рыбой, которую взял у рыбаков, Рамзес призвал течение в союзники вместо того, чтобы бороться с ним. Над ним пролетали бакланы, он купался в лучах солнца.

И вот в конце дельты показалась белая стена Мемфиса.

Глава 16

Жара становилась удушающей. Люди и животные работали в замедленном темпе, в ожидании разлива, который означал долгий период отдыха для тех, кто не захочет работать в это время на стройках Фараона. Урожай был собран, земля, казалось, вот-вот умрет от жажды. Но цвет Нила уже изменился, и коричневый оттенок говорил о скором подъеме воды, от которой зависело богатство Египта.

В больших городах все стремились укрыться в тени; на рынках торговцы прятались под большими тентами, натянутыми между колышками. Началось время, которого боялись больше всего: пять последних дней в году, не входивших в гармоничный календарь, включающий двенадцать месяцев по тридцать дней. Эти пять дней вне регулярного круговорота были областью Сехмет, ужасающей богини со львиной головой, которая уничтожила бы все человечество, восставшее против света, если бы не вмешался Создатель: он заставил поверить жестокую богиню в то, что она пьет человеческую кровь, тогда как она поглощала красное пиво. Каждый год в этот период Сехмет насылала орды болезней и зловонных испарений, чтобы они опустошали страну, таким образом, она избавляла землю от присутствия подлых, низких людей и клеветников. В храмах день и ночь пели литании, которые должны были смирить Сехмет, и лично Фараон управлял тайным богослужением, позволяющим еще раз превратить смерть в жизнь.

В течение этих страшных пяти дней хозяйственная деятельность почти прекращалась, откладывались все поездки, корабли оставались у причала, поля пустовали. Несколько запоздавших торопились укрепить дамбы, требовавшие сооружения подпорок: опасались сильных ветров, непременного свидетельства гнева мстительной львицы.

Что бы стало со страной, опустошенной разгулом разрушительных сил без вмешательства Фараона?

Глава службы безопасности дворца Мемфиса как всегда предпочел закрыться в своем кабинете и там ожидать праздника первого дня Нового года, когда все сердца, освобожденные от страха, откроются для радости. Но его только что вызвала царица Туйя, и он не переставал спрашивать себя о причине этого. Обычно он получал приказы царской супруги через придворного советника. Почему же этот обычай был нарушен?

Царица приводила его в ужас, как впрочем и многих других вельмож: дорожившая образцовым состоянием египетского двора, она не выносила посредственностей. Прогневать ее было неисправимой ошибкой.

До настоящего времени глава службы безопасности вел спокойную жизнь, его карьера развивалась без особых похвал и нареканий, он взбирался по должностным ступеням, никого не тревожа. Этот человек владел искусством проходить незамеченным и идеально вписываться в место, какое бы ни занимал. С тех пор как он отвечал за безопасность, ни одно происшествие ни разу не нарушало спокойствия дворца.

Может, один из его подчиненных из зависти оклеветал его? Или же любой друг царской семьи хочет погубить его? В чем его обвиняют? Эти вопросы осаждали его и вызывали непереносимую головную боль.

Весь дрожа, мучаясь от нервного тика, непроизвольно и часто моргая, глава службы безопасности прошел в приемный зал, где его ждала царица. Хотя он был гораздо выше, Супруга Фараона показалась ему огромного роста.

Он простерся ниц.

— Ваше Величество, да будут боги к вам благосклонны и да…

— Достаточно пустых формул вежливости. Садитесь.

Великая царственная супруга указала ему на удобный стул. Вельможа не решался поднять глаза. Как такая хрупкая женщина могла обладать такой огромной властью!

— Как вы знаете, я предполагаю, что один из конюхов пытался убить Рамзеса.

— Да, Ваше Величество.

— Вы так же знаете, что разыскивают возничего, который сопровождал Рамзеса на охоте, и который, возможно, является организатором преступления.

— Да, Ваше Величество.

— Вероятно, вы осведомлены о ходе расследования?

— Оно рискует быть долгим и трудным.

— «Оно рискует»… Удивительное выражение! Может, боитесь раскрыть правду?

Глава службы безопасности вскочил как ужаленный.

— Конечно, нет! Я…

— Сидите и слушайте внимательно. У меня такое чувство, что кто-то хочет замять это дело, свести все к обыкновенной самообороне. Рамзес выжил, тот, кто напал на него, мертв, а зачинщик исчез. Зачем же копать дальше? Несмотря на требования моего сына, нет ни одного следа. Неужели мы окажемся в состоянии варварского племени, где понятие о правосудии не имеет никакого смысла?

— Ваше Величество! Вы знаете преданность стражи порядка, вы…

— Я констатирую, что они ничего не добились и надеюсь, что это лишь временное явление. Если кто-то тормозит расследование, я обязательно это выясню. А точнее, этим займетесь вы.

— Я? Но….

— Вы находитесь в наилучшем положении для ведения быстрых и незамедлительных поисков. Найдите возничего, который завел Рамзеса в ловушку, и предайте его суду.

— Ваше Величество, я…

— У вас есть возражения?

Совершенно обессиленный, глава службы безопасности почувствовал, что его пронзила одна из стрел Сехмет. Как он сможет, ничем не рискуя и никого не разгневав, удовлетворить требования царицы? Если нападение подстроил какой-нибудь высокопоставленный человек, то он, может быть, будет свирепствовать еще больше, чем Туйя… Но уж она-то точно не простит неудачи.

— Нет, конечно же, нет… Но это будет нелегко.

— Вы уже говорили об этом. Если я вас вызываю, то не для обычной работы. Однако я доверяю вам еще одно дело, более простое.

И Туйя рассказала о чернильных брусках и таинственной мастерской, где они изготовлялись. Благодаря усилиям Рамзеса, она уточнила ее местонахождение и потребовала выяснить имя владельца.

— Эти два дела связаны, Ваше Величество?

— Маловероятно, но кто знает? Ваша расторопность позволит нам это выяснить.

— Не сомневайтесь в этом.

— Я очень рада; а теперь, приступайте к делу.

Царица удалилась.

Разбитый, с головной болью, вельможа подумал, что, пожалуй, его единственный выход — это магия.

Шенар сиял.

В первом из приемных залов дворца собрались десятки торговцев, прибывших со всего мира. Киприоты, финикийцы, эгейцы, сирийцы, ливанцы, африканцы, жители востока с желтой кожей, люди с очень бледными лицами, пришедшие из туманов Севера, — все ответили на призыв Фараона. Международный авторитет Сети был так высок, что приглашение ко двору рассматривалось как большая честь, отсутствовали лишь представители хеттского государства, все больше и больше враждебного политическому курсу Египта.

Шенар считал международную торговлю будущим человечества. В порты Финикии уже причаливали корабли с Крита, из Африки, или с далекого Востока. Египет не должен был под предлогом сохранения своих традиций и национального своеобразия оставаться непричастным к развитию торговли. Шенар восхищался своим отцом, но упрекал его в том, что он не был человеком прогресса. На его месте он бы давно осушил большую часть дельты и создал бы многочисленные торговые порты на Средиземном морском побережье. Как и его предки, Сети слишком заботился о безопасности Двух Земель[7]. Вместо того, чтобы развивать оборонительную систему и готовить армию к войне, не лучше ли было торговать с хеттами и, если необходимо, склонять к миру наиболее воинствующих посредством торговли.

Когда он взойдет на трон, то уничтожит насилие. Он ненавидит армию, военачальников и воинов, ограниченный ум всяких вояк. Он считал, что с помощью грубой силы можно недолго сохранять власть. Рано или поздно побежденный народ становится победителем, восставая против насилия. Зато подчинить его, опутав сетью хозяйственных законов, которые понимает и которыми управляет только горстка избранных, — вот наилучший путь быстро устранить все попытки сопротивления.

Шенар возблагодарил судьбу за то, что она дала ему положение старшего сына царя и официального преемника фараона. И конечно же, Рамзесу, невыдержанному и несведущему в таких делах, не помешать ему в осуществлении его грандиозных проектов.

Торговая сеть в масштабах цивилизованного мира — и он один неограниченно властвующий над ней. Союзы только лишь в его интересах — и одна нация, в которой исчезнут различия и обычаи… Разве мог существовать более восхитительный проект?

Какая разница, что будет с Египтом… Он послужит отправным пунктом, но сам по себе он слишком мал. У юга, запертого в своих границах, нет никакого будущего. Когда Шенар добьется успеха, он обоснуется в какой-нибудь уютной, приветливой стране и будет держать в руках всю империю.

Обычно при дворе не принимали иностранных торговцев. Своим приемом преемник Сети хотел подчеркнуть интерес, который к ним питал. Таким образом, он подготавливал почву для будущего, скорейшего приближения, которого жаждал. Убедить Сети изменить свой курс будет нелегко, но разве правитель, даже уважающий законы Маат, не должен подчиняться требованиям момента? Шенар сам себя пытался убеждать тем, что его аргументы безупречны.

Прием был его откровенным успехом. Иностранные торговцы пообещали Шенару подарить самые красивые вазы, изготовленные мастерами. Он сможет пополнить свою коллекцию, известную всем на Ближнем Востоке и даже на Крите. Чем бы он только ни пожертвовал для приобретения любого из совершенных образцов с мягкими изгибами и волшебными цветами! К радости обладания прибавлялось наслаждение взгляда. Пребывание один на один со своими сокровищами доставляло Шенару удовольствие, которое у него никто не мог отнять.

Один из его шпионов приблизился к нему, нарушив теплую беседу с азиатским торговцем.

— Неприятное известие, — прошептал он.

— Какого рода?

— Ваша мать недовольна результатами официальных расследований.

Шенар скорчил гримасу.

— Просто приступ плохого настроения?

— Гораздо больше.

— Она хочет сама провести расследование?

— Уже вызвала главу службы безопасности во дворец.

— Он совершенно беспомощен.

— Если его загонят в угол, он может доставить нам неприятности.

— Пусть потрепыхается.

— А если он докопается до истины?

— Маловероятно.

— Может, сделать ему предупреждение?

— Я боюсь непредвиденной реакции: дуракам недоступно разумное рассуждение. Кроме того, я думаю, он не нападет ни на один серьезный след.

— Итак, какие будут указания?

— Наблюдать и держать меня в курсе.

Шпион исчез, Шенар снова повернулся к гостям. Несмотря на раздражение, он изобразил на своем лице подобие улыбки.

Глава 17

Речная охрана постоянно наблюдала за входом в северный порт Мемфиса. Прибытие и отправление кораблей было отрегулировано так, чтобы избежать происшествий. Каждое судно заносилось в списки и, в случае затора, должно было подождать, прежде чем отправиться по назначению.

Служащий на главном канале следил за кораблями почти рассеянным взглядом: в час завтрака движение становилось более редким. С высоты белой башни, раскаленной жгучим солнцем, охранник не без гордости наблюдал за Нилом, канавками и зеленеющими полями, чья широта выдавала начало дельты. Меньше чем через час, когда солнце начнет садиться, он вернется к себе домой, в южный пригород Мемфиса, и, хорошенько отдохнув, будет играть с детьми.

Его желудок сводило от голода. Человек пожевал кусок лепешки с листьями салата, срезанными утром. Его работа была более утомительной, чем могло показаться на первый взгляд. Она требовала способности к большой сосредоточенности.

Вдруг — странное зрелище.

Сначала он подумал, что это мираж, вызванный игрой света на голубой глади реки. Затем, забыв о еде, прирос взглядом к невероятному сооружению, проплывающему между двумя лодками, нагруженными амфорами и мешками с зерном.

Это была, действительно, ладья из папируса… А на ее борту — юный силач, в адском ритме орудующий шестом!

Обычно такого рода суденышки не выходили из водного лабиринта дельты… Но главное его не было в списке кораблей, которым в этот день было разрешено находиться у причала! Используя зеркальце, охранник подал сигнал группе оперативного действия.

Три быстрые ладьи с командами тренированных гребцов ринулись на нарушителя и были вынуждены остановить его. Сын Фараона, Рамзес, вышел на землю, сопровождаемый двумя охранниками.

Красавица Изэт дала выход своему гневу.

— Почему Рамзес отказывается меня принимать?

— Я не знаю, — ответил Амени, еще не совсем оправившийся от ранения.

— Он болен?

— Надеюсь, что нет.

— Он говорил с тобой обо мне?

— Нет.

— Тебе бы следовало больше говорить, Амени!

— Это не входит в обязанности личного писца.

— Ладно, я Вернусь завтра.

— Как пожелаете.

— Постарайся быть более сговорчивым. Если ты откроешь мне двери, будешь вознагражден.

— Мне хватает моей зарплаты.

Девушка пожала плечами и удалилась.

Амени был в замешательстве: со времени своего возвращения из дельты, Рамзес закрылся в своей комнате и не произнес ни слова. Он еле притрагивался к еде, которую приносил ему друг, перечитывал изречения Пта-Хотепа или оставался на террасе, откуда наблюдал город и — вдалеке — пирамиды Гизе и Саккара.

Не вызвав у Рамзеса своим рассказом ни малейшего интереса, Амени тем не менее сообщил ему о результатах поисков. Согласно черновым документам, мастерская, без всякого сомнения, принадлежала важному человеку, который нанимал несколько мастеров, но это все, что ему удалось узнать. Далее он натыкался на стену молчания, которую было ничем невозможно пробить.

Обезумев от радости, Дозор праздновал встречу с хозяином и больше ни на секунду не отходил от него, боясь снова потерять. Ласкаясь к нему и лежа у ног, этот рыжий пес с висящими ушами и закрученным хвостом без устали играл свою роль сторожа. Ему одному доверял свои тайны Рамзес.

Накануне Нового года и праздника наводнения Красавица Изэт потеряла терпение и, пренебрегая запретом Рамзеса, нашла его на террасе, где тот предавался размышлениям в обществе своей собаки. Дозор оскалил зубы, зарычал и поднял уши.

— Уйми это животное!

Ледяной взгляд Рамзеса не дал женщине приблизиться.

— Что происходит? Говори, умоляю тебя!

Рамзес отвернулся с безразличным выражением.

— Ты не имеешь права так со мной обращаться… Я так боялась за тебя, я так тебя люблю, а ты даже не удостаиваешь меня взглядом!

— Оставь меня одного.

Она стала на колени, умоляя:

— Хоть одно слово!

Дозор, казалось, уже менее враждебно смотрел на нее.

— Что ты хочешь от меня?

— Посмотри на Нил, Изэт.

— Можно я подойду к тебе?

Он не ответил. Она решилась. Пес не мешал ей.

— Звезда Сотис скоро выйдет из тьмы, — сказал Рамзес, — завтра она поднимется на востоке вместе с солнцем и даст знак разлива Нила.

— Разве так бывает не каждый год?

— Ты не понимаешь, что этот год будет не похож на остальные?

Серьезность его тона произвела впечатление на Изэт. Она не решалась лгать.

— Нет, я не понимаю.

— Посмотри на Нил.

Осмелев, она нежно взяла его за руку.

— Не будь таким загадочным, ведь я тебе не враг. Что с тобой случилось там, в дельте?

— Отец поставил меня лицом к лицу со мной?

— Что ты хочешь сказать?

— Я не имею права убегать. Искать убежище от себя бесполезно.

— Верю тебе, Рамзес, какой бы ни была твоя судьба.

Он немного погладил ее волосы. Она посмотрела на него в изумлении. Пережитое им испытание там, в северных землях, преобразило его.

Юноша стал мужчиной.

Мужчиной колдовской красоты, мужчиной в которого она была безумно влюблена.

Знатоки высоты Нила не ошибались, объявив о дне, когда разлив ринется штурмовать берега Мемфиса. Сразу же началось устройство праздника. На всех углах и площадях провозглашали, что богиня Исида после долгих поисков наконец-то нашла все части тела Осириса и возродила его к жизни. Вскоре после рассвета открыли плотину, перекрывающую главный канал, снабжающий город, и поток паводка мощно ринулся туда, чтобы река наполнялась, не принося разрушений. В волны люди бросали тысячи статуэток, изображавших Хапи, плодотворную силу Нила, в виде мужчины с висящей грудью и с ветвями папируса на голове. Каждая семья хранила дома глиняный бурдюк, наполненный водой паводка, это обеспечивало процветание в Новом году.

Во дворце царило оживление. Менее чем через час должно было начаться шествие с Фараоном во главе, следующее до Нила, чтобы совершить там ритуал жертвоприношения. Каждого интересовало, кто какое место займет в процессии, открытой глазам всего народа.

Шенар не находил себе места. В десятый раз он вызывал придворного советника.

— Еще нет.

— Но это безумие! Узнайте у распорядителя ритуала.

— Царь сам даст приказ, когда будет во главе процессии.

— Но все уже должны знать!

— Простите, я ничего больше не знаю.

Шенар не без удовольствия оправил складки своего длинного платья из льна и кончиками пальцев коснулся колье из трех рядов халцедона. Он хотел бы одеться с еще большей роскошью, но не должен был затмевать своего отца. Итак, слухи подтверждались: Сети, действительно, собирался внести некоторые изменения в ритуал с согласия царицы. Но почему же он ничего не сообщил Шенару?

Если царственная чета держала его в отдалении, это означало, что грядет немилость. А кто мог быть в этом виновен, кроме тщеславного Рамзеса?

Шенар подумал, что, наверное, совершил ошибку, недооценив своего младшего брата. Эта змея без конца за кулисами строила против него интриги. И, скорее всего, чтобы нанести решающий удар, он решил оклеветать его. Туйя прислушалась к его лживым домыслам и склонила мнение мужа в пользу Рамзеса.

Да, наверняка, таков был план Рамзеса: во время большой публичной церемонии, занять первое место сразу за царственной четой, доказав, таким образом, что он обошел своего брата.

Шенар попросил приема у царицы.

Две жрицы завершали туалет Великой Супруги Фараона — надевали корону с двумя высокими перьями, напоминающую, что она воплощает дух жизни, который оплодотворяет целую страну. Благодаря ее присутствию засуха будет побеждена, плодородие вернется.

Шенар склонился перед матерью.

— Чем объяснить такую неопределенность по отношению ко мне?

— На что ты жалуешься?

— Разве я не должен следовать рядом с отцом во время ритуала жертвоприношения Нилу?

— Это решать ему.

— Вы не знаете его решения?

— Неужели ты потерял веру в своего отца? Обычно ты первый хвалишь его мудрость.

Шенар не нашел сразу, что ответить, уже сожалея о своем поступке. Он чувствовал себя скованно с матерью. Она без враждебности, но с устрашающей проницательностью, разглядывала его и попадала не в бровь, а в глаз.

— Я продолжаю одобрять их, будьте уверены в этом.

— В таком случае, зачем беспокоиться? Так или иначе — Сети поступит во благо интересов Египта. Разве это не главное?

Чтобы занять руки и ум, Рамзес переписывал на кусок папируса изречение мудреца Пта-Хотепа: «Если ты вождь, от которого много людей ждут указаний, стремись к справедливости в любом решении, так, чтобы твое руководство было безошибочным». Сын Фараона проникался этой мыслью, как если бы древний автор через века обращался прямо к нему.

Меньше чем через час за ним должен был прийти управляющий ритуалом и указать ему место в процессии. Если интуиция не обманывала его, он займет то место, которое обычно предназначалось Шенару. Разум требовал, чтобы Сети не нарушал установившийся порядок, но почему же тогда протокол хранил в иерархии какую-то тайну, которая вскоре должна была раскрыться огромной толпе, собравшейся на берегу Нила? Фараон готовил ошеломляющий поворот событий. И этим поворотом должна была стать замена Шенара Рамзесом.

Не было закона, заставляющего фараона назначить наследником старшего сына, он даже не был обязан выбирать его среди знати. Множество фараонов и цариц были выходцами из скромных семей, семей, не имеющих отношения ко двору. Сама Туйя была из бедной провинциальной семьи.

Рамзес воскрешал в памяти моменты, пережитые вместе с отцом. Ни одни из них не был случайным. С помощью неожиданных поворотов и внезапных озарений Сети специально избавлял его от иллюзий, чтобы он увидел в беспощадном свете правды свою подлинную природу. Так же, как львенок рождался, чтобы быть львом, Рамзес чувствовал себя рожденным, чтобы царствовать.

Оказалось, что многое в этой жизни было не так, как он думал раньше, а главное — у него не было никакой свободы. Судьба начертала ему путь, и Сети следил, чтобы он не отдалялся от него.

Множество зевак толпилось на краю дороги, ведущей от дворца к реке: это была одна из редких возможностей увидеть Фараона, его супругу, их детей и главных вельмож в этот праздничный день, когда отмечалось рождение Нового года и наступление паводка.

Из окна своих палат Шенар видел любопытных, которые через несколько минут будут присутствовать при его развенчании. Сети даже не дал ему возможности защитить себя и доказать, что Рамзес не способен стать Фараоном. Отцу не хватало ясности видения, он полагался на произвольное и несправедливое решение.

Многие придворные возражали бы против него. Шенар подумал, что может объединить их и создать оппозицию, которой Сети не сможет пренебречь. Множество вельмож верили в Шенара. Рамзесу достаточно будет пару раз оступиться — и старший брат опять быстро возьмет верх. А если он не споткнется, Шенар выкопает ямы, которых ему не избежать.

Главный распорядитель ритуала вошел и попросил Сына Фараона следовать за ним, так как процессия уже должна была выступать.

Рамзес последовал за распорядителем.

Процессия простиралась от дверей дворца до выхода из храмового квартала. Сына Фараона отвели к ее началу, где стояла царская чета, а перед ней — открыватель дорог. Жрецы с выбритыми головами, одетые в белое, смотрели, как идет младший сын Сети, чье присутствие удивило их. Многие считали его еще подростком, не думающем ни о чем, кроме игр и бесконечных развлечений, подростка, которого ждало бесцветное и легкое существование, не больше.

Рамзес прошел вперед.

Он оставил позади несколько влиятельных придворных и знатных дам в роскошных нарядах. В первый раз младший сын появляется на публике. Нет, это было не в мечтах. Его отец в этот день приобщит его к трону.

Неожиданно его остановили.

Распорядитель ритуала попросил его занять место за великим жрецом Пта, далеко позади царской четы, далеко позади Шенара, который справа от своего отца будет выступать в качестве официально назначенного наследника Сети.

Глава 18

Два дня Рамзес отказывался принимать пищу и разговаривать с кем бы то ни было.

Конечно, для Рамзеса прошла пора неизвестности. Отныне он фигурировал среди придворных, привыкших участвовать в государственных ритуалах, но место, которое ему определили в процессии, делало из него просто присутствующего. Наследником короны оставался Шенар.

Амени, осознающий все разочарование своего друга, постарался быть незаметным и не нарушать молчания. Как тень, он следил за Сыном Фараона, не досаждая ему.

Рыжий пес тоже чувствовал грусть своего хозяина и не требовал от него ни игр, ни прогулок.

Чувствуя их понимание и поддержку, Сын Фараона вышел из тюрьмы, в которую сам себя запер. Дав поесть Дозору, он, наконец, и сам согласился принять пищу, которую уже не раз предлагал его личный писец.

— Я глуп и тщеславен, Амени. Мой отец преподал мне хороший урок.

— К чему терзать себя?

— Я думал, что не так глуп.

— Неужели власть имеет такое значение?

— Власть — нет, но осуществление своего назначения — да! Я был убежден, что мое истинное предназначение — царствовать. Мой отец удалил меня от трона. Я был слеп.

— Ты смиришься со своим уделом?

— А он у меня еще есть?

Амени боялся, что Рамзес впадет в безумие. Его отчаяние было так глубоко, что оно могло привести к любому безрассудному поступку, он мог подвергнуть себя саморазрушению. Только время смягчит его боль, но терпение было добродетелью, не знакомой Сыну Фараона.

— Сари зовет нас на рыбную ловлю, — тихо сказал Амени, — ты пойдешь?

— Как захочешь.

Амени едва сдержал порыв радости. Если Рамзес вновь вкусит радости жизни, он быстро вылечится от своейтоски.

Бывший наставник Рамзеса со своей супругой собрали блестящих представителей просвещенного юношества, чтобы посвятить их в утонченное удовольствие — рыбалку на искусственном озере, где специально разводили рыбу. Каждому участнику полагалась треногая табуретка и удочка из дерева акации. Самый ловкий объявлялся победителем конкурса и выигрывал великолепный папирус, рассказывающий о приключениях Синухета. Это была классическая повесть, любимая книга многих поколений образованных людей.

Рамзес уступил свое место Амени, который очень ценил это изысканное развлечение. Как объяснить ему, что ни дружба, ни любовь Красавицы Изэт не смогут потушить огонь, который жжет его? Время лишь раздует это ненасытное пламя,' которое сейчас он должен был поддерживать. Каков бы ни был его удел, он не смирится с посредственной жизнью. Его пленяли только два человека: его отец, Фараон, и мать-царица. Он хотел разделить их видение мира, и ничье другое.

Сари с нежностью положил руку на плечо своего бывшего ученика.

— Эта игра тебе не нравится?

— Твой прием удался на славу.

— Твое присутствие обеспечило ему успех.

— Ты иронизируешь?

— Я и не собирался шутить. Теперь у тебя прочное положение. Многие придворные нашли тебя великолепным во время праздничной процессии.

Сари, радуясь, казался искренним. Он увлек Рамзеса к палатке, где наливали прохладное пиво.

— Должность царского писца наиболее завидная из всех, — объявил он с энтузиазмом. — Ты пользуешься доверием Фараона, тебе открыт доступ к сокровищам и запасам, ты получаешь немалую долю жертвоприношений после их посвящения храму. Ты хорошо одет, у тебя есть быстрые кони и легкая ладья, ты живешь в красивом поместье, получаешь доходы от своих полей. Ревностные слуги заботятся о твоем спокойном и приятном времяпрепровождении. Твои руки не устают, они остаются белыми и нежными. Твоя спина крепка, ты не носишь тяжелых грузов, не работаешь лопатой и киркой, ты счастливо избегаешь тяжелой и неприятной работы, и твои приказы расторопно исполняются. Палитра, перья и свиток папируса обеспечивают благосостояние и делают из тебя богатого и уважаемого человека. А слава? — спросишь ты меня. Но она у тебя будет! Современники ученых писцов погрузились в забвение, а писателям потомки возносят хвалу.

— «Будь писцом, — наизусть прочитал Рамзес безразличным голосом, — ведь книга живет дольше стелы и пирамиды. Она сохранит твое имя лучше, чем любое сооружение. У писцов есть книги мудрости для будущих поколений. Жрецы, справляющие их погребальные ритуалы, — это их книги. Их сын — табличка, на которой они пишут. Камень, покрытый иероглифами, — их супруга. Самые прочные здания стираются в пыль и исчезают, а произведения писцов проходят через века».

— Великолепно! — воскликнул Сари, — ты не потерял ни крохи из той науки, что я преподал тебе.

— Это наука наших отцов.

— Конечно, конечно… Но передал тебе ее я.

— Я благодарен тебе за это.

— Я все больше горжусь тобой! Будь хорошим царским писцом и не думай ни о чем другом.

Тут другие гости завладели вниманием хозяина дома. Они болтали, пили, ловили рыбу, делали друг другу якобы искрение признания, а Рамзес скучал, чуждый этому мирку, вполне довольному своей посредственностью и своими привилегиями.

Старшая сестра нежно взяла его за руку.

— Ты счастлив? — спросила Долент.

— Разве не видно?

— Скажи, я красива?

Он отодвинулся и оглядел ее. Платье на ней было довольно экзотическое, с обилием ярких цветов, парик— слишком вычурный, но она казалась мене утомленной, чем обычно.

— Ты прекрасная хозяйка дома.

— Комплимент от тебя… Это такая редкость!

— Значит, тем больше ты должна ценить его.

— Всем понравилось, как ты выглядел во время ритуала жертвоприношения Нилу.

— Я оставался неподвижен и не произнес ни слова.

— Вот именно… Это был приятный сюрприз! Двор ожидал другой реакции.

— Какой же?

В язвительном взгляде сестры мелькнула злая искра.

— Протест, возмущение… или даже открытое нападение. Ведь когда ты не получаешь то, что хочешь, ты обычно гораздо более бурно себя ведешь. Неужели лев стал ягненком?

Рамзес сжал кулаки, чтобы не дать ей пощечину.

— Знаешь ли ты, что именно я хочу, Долент?

— То, чем владеет твой брат и чего у тебя никогда не будет.

— Ты ошибаешься, я не завистлив. Я ищу свою правду, ничего больше.

— Наступило время каникул, в Мемфисе становится слишком душно. Мы уезжаем в загородный дом в Дельте. Поехали с нами, семья так редко собирается вместе! Ты научишь нас управлять лодкой, мы будем плавать и ловить рыбу.

— Моя обязанность…

— Поезжай, Рамзес! Теперь, когда все стало ясно, удели внимание твоим близким и насладись их привязанностью.

Один из участников конкурса рыбной ловли испустил радостный крик победы. Хозяйке дома пришлось отойти, чтобы поздравить его, пока ее супруг вручал ему папирус.

Рамзес сделал знак Амени.

— Моя удочка сломалась, — признался юный писец.

— Пошли.

— Уже?

— Игра окончена, Амени.

Шенар пышно одетый, подошел к Рамзесу.

— Я жалею, что так поздно пришел и не смог посмотреть на твою великолепную технику.

— Меня заменил Амени.

— Временная усталость?

— Думай, как хочешь.

— Это хорошо, Рамзес, ты с каждым днем все лучше сознаешь свои пределы. Однако я надеялся получить от тебя благодарность.

— За что же?

— Если ты и был допущен в эту великолепную процессию, то только благодаря моему вмешательству. Сети желал вообще исключить тебя из нее. Он опасался — и справедливо — недостаточной сдержанности. Но, к счастью, ты неплохо повел себя: продолжай в том же духе, и мы останемся в хороших отношениях.

И Шенар удалился в сопровождении целой группы последователей и льстецов. Сари и его супруга поклонились ему, счастливые, что он почтил их дом неожиданным визитом.

Рамзес гладил по голове своего пса. Дозор в блаженстве закрыл глаза. Сын Фараона смотрел на околополярные звезды, которые считались вечными. Согласно мудрецам, в ином, небесном мире они составляли сердце воскресшего Фараона, после того, как божественный суд признает его справедливым.

Обнаженная Красавица Изэт подошла и обвила шею Рамзеса.

— Забудь об этой собаке хоть на минуточку. Я, в конце концов, начинаю ревновать тебя к ней. Ты любишь меня, а потом бросаешь!

— Ты заснула, а мне не хотелось спать.

— Если ты меня поцелуешь, я открою тебе маленькую тайну.

— Я ненавижу шантаж.

— Мне удалось сделать так, чтобы твоя старшая сестра пригласила и меня. Так тебе будет менее одиноко в твоей дорогой семье, и мы подтвердим слухи, по которым мы уже давно муж и жена.

И она стала такой ласковой и нежной, что Сын Фараона не смог не ответить ей тем же. Он взял ее на руки, пронес через террасу и уложил на кровать.

Амени был счастлив: к Рамзесу снова вернулся его ненасытный аппетит.

— Все готово для отъезда, — объявил он с гордостью, — я сам проверил багаж. Эти каникулы принесут нам пользу.

— Ты заслужил их. Надеюсь, ты рассчитываешь выспаться?

— Когда я начинаю какую-нибудь работу, я уже не могу остановиться.

— У моей сестры ты не отдохнешь.

— Боюсь, что нет. Твоя должность предполагает необходимость входить в многочисленные дела и…

— Амени! Ты умеешь расслабляться?

— Какой хозяин — такой и слуга.

Рамзес взял его за плечи.

— Ты мне не слуга, а друг. Последуй моему совету: отдохни несколько дней.

— Я попытаюсь, но…

— Что-то тебя беспокоит?

— Эти негодные чернильные бруски, эта подозрительная мастерская… Я хочу узнать правду об этом.

— А она нам доступна?

— Ни Египет, ни мы сами не можем терпеть подобные злоупотребления.

— Ты рассуждаешь, как государственный деятель.

— Я уверен, что ты согласен со мной.

— Я попросил мою мать помочь.

— Но это… это чудесно!

— Пока нет никаких результатов.

— Мы их добьемся.

— Мне нет дела до этих чернильных брусков и этой мастерской, но я хочу увидеть в лицо человека, который пытался убить меня и того, кто приказал ему это сделать.

Решимость, прозвучавшая в голосе Рамзеса, заставила вздрогнуть его личного писца.

— Я ничего не забываю, Амени.

Сари нанял изящный кораблик, где удобно расположились три десятка его приглашенных. Он заранее предвкушал, как они поплывут по настоящему морю, образованному разлившейся рекой, и достигнут удобного жилища, уютно расположенного на вершине холма среди пальм. Там будет легче переносить жару, и дни протекут в зачарованном безделье.

Капитан торопился с отплытием. Речная стража только что дала им разрешение выйти из порта. Если он пропустит свою очередь, придется ждать еще два или три часа.

— Рамзес опаздывает, — с сожалением сказала Долент.

— Однако Красавица Изэт уже на борту, — напомнил Сари.

— А его вещи где?

— Уже на корабле, их занесли еще на рассвете, до жары.

Долент нетерпеливо топнула ногой.

— А вот и его писец!

Амени бежал мелкими шажками. Не привыкший к таким упражнениям, он задыхался, и прошло несколько мгновений, прежде чем он смог что-либо произнести.

— Рамзес исчез, — сообщил он.

Глава 19

Путешественник нес на спине свернутую, перехваченную ремнем циновку, его сопровождала рыжая собака с висящими ушами. В левой руке у него был кожаный мешок с набедренной повязкой и сандалиями, в правой — палка. На привале он разворачивал циновку в тени какого-нибудь дерева и засыпал под охраной своего верного спутника.

Сын Фараона, Рамзес, проделал первую половину пути на корабле, вторую — пешком. Выбирая узкие тропинки, протоптанные на холмах, вдалеке от воды, он прошел через множество деревушек и часто обедал с крестьянами. Устав от города, он открывал спокойный тихий мир, всегда живущий в неизменном ритме смены времен года и праздников.

Рамзес не предупредил ни Амени, ни Красавицу Изэт. Он хотел путешествовать один, как любой египтянин, отправляющийся навестить свою семью или идущий на одну из многочисленных строек, на которых и во время разлива кипела работа.

Там, где дорогу преграждала вода, он подзывал перевозчика, переправляющего бедных и тех, у кого не было даже примитивной ладьи. На широкой поверхности воды встречались десятки судов самых разных размеров, некоторые — полные детей, которые, отчаянно размахивая руками и хохоча, в конце концов падали в воду и бросались плыть наперегонки.

Время отдыха, игр и путешествий… Рамзес чувствовал дыхание египетского народа, его спокойную и сильную радость, основывающуюся на доверии к Фараону. Тут и там с уважением и восхищением говорили о Сети. Его сын испытывал гордость за отца и поклялся быть достойным его, даже если останется обычным писцом, наблюдающим за поступлением зерна или записью указов.

На въезде в Файюм, зеленеющую провинцию — царствие Собека — бога-крокодила — царский гарем Мэр-Ур («любимец небес») простирался на несколько гектаров, за которыми следили самые опытные и лучшие садовники. Хитроумно устроенная сеть каналов обслуживала это обширное владение, которое многие считали красивейшим местом в Египте. Пожилые знатные дамы спокойно проводили здесь остаток своей жизни в обществе великолепных молодых женщин, допущенных к работе в прядильных мастерских и учебе в школах поэзии, музыки и танца. Мастера по эмали совершенствовали здесь свою технику рядом с создателями украшений. Как настоящий улей, гарем гудел от непрерывней деятельности.

Прежде чем предстать у входа во владение, Рамзес сменил набедренную повязку, надел сандалии и стряхнул пыль со своего пса. Решив, что вид у него сносный, Рамзес подошел к стражнику.

— Я пришел навестить друга.

— У тебя есть рекомендательное письмо, юноша?

— Оно мне не нужно.

Стражник вздернул подбородок, взглянул строже:

— Почему такая самоуверенность?

— Потому что я — Рамзес, сын Сети.

— Ты что, смеешься надо мной?! Сына Фараона всегда сопровождают слуги.

— Мне хватает моей собаки.

— Иди своей дорогой, мальчик. Твоя шутка не удалась.

— Я приказываю вам пропустить меня.

Твердость тона и резкость взгляда удивила стражника. Что делать: оттолкнуть этого самозванца или принять меры предосторожности?

— Как зовут твоего друга?

— Моисей.

— Подожди здесь.

Дозор уселся в тени дерева. Воздух благоухал, сотни птиц щебетали в деревьях гарема. Существовала ли еще где-то более приятная жизнь, чем здесь?

— Рамзес!

Оттолкнув стражника, Моисей подбежал к Рамзесу. Друзья расцеловались, потом вместе вошли в дверь, за ними побежал Дозор, не зная, к чему принюхиваться — столько приятных запахов доносилось из кухни сторожевого поста.

По вымощенной плиткой аллее, вьющейся между высокими сикоморами, Моисей и Рамзес подошли к озерцу, покрытому белыми кувшинками с широкими листьями. Они сели на скамью из трех кусков известняка.

— Какой приятный сюрприз, Рамзес! Тебя назначили сюда?

— Нет, мне просто захотелось с тобой увидеться.

— Ты приехал один, без сопровождения?

— Ты удивлен?

— Нет, это похоже на тебя! Что ты делал с тех пор, как распалась наша компания?

— Я стал царским писцом и решил, что мой отец избрал меня в качестве наследника.

— С согласия Шенара?

— Нет, это просто мечта, но я упорствовал. Когда же отец открыто дал мне понять обратное, иллюзия рассеялась, но…

— Но…

— Но какая-то сила, та самая, что заставила меня переоценить свои возможности, продолжает руководить мною. Погрязнуть в лени, как любой вельможа? Это у меня вызывает отвращение. Что делать с нашей жизнью, Моисей?

— Ты прав, это единственный важный вопрос.

— А как ты отвечаешь на него?

— Не лучше тебя. Я один из помощников хозяина по гарему, работаю в прядильной мастерской, кроме того, проверяю работу гончаров. У меня есть дом с пятью комнатами и садом, изысканная пища. Благодаря библиотеке гарема, я, еврей, имею в своем распоряжении всю мудрость египтян! Что еще можно пожелать?

— Красивую женщину.

Моисей улыбнулся.

— В них здесь нет недостатка. А ты уже любишь кого-нибудь?

— Может быть.

— А кого?

— Красавицу Изэт.

— Можно сказать, царский удел. Я бы тебе даже позавидовал. Но почему ты говоришь «может быть»?

— Понимаешь, она великолепна, мы прекрасно ладим, но я не могу утверждать, что я ее люблю. Я по-другому представлял себе любовь: более сильной, более безрассудной, более…

— Не терзай себя и наслаждайся настоящим, разве не так советуют поступать арфисты, которые чаруют наш слух во время пиров?

— А ты нашел любовь?

— Я был несколько раз влюблен… Но ни разу не любил по-настоящему. Меня тоже сжигает какой-то огонь, но я не могу понять, что лучше — забыть о нем или дать ему разгореться.

— У нас нет выбора, Моисей. Если мы попытаемся бежать от него, то исчезнем, как злополучные тени.

— Думаешь ли ты, что этот мир есть свет?

— Свет в этом мире.

Моисей поднял глаза к небу.

— А разве свет не скрывается в сердце солнца?

Рамзес заставил друга опустить глаза.

— Не смотри прямо на него, оно слепит тебя.

— Я найду то, что скрыто.

Крик ужаса прервал разговор. По параллельной аллее со всех ног убегали две ткачихи.

— Теперь моя очередь удивить тебя, — сказал Моисей, — пойдем, накажем демона, который пугает этих несчастных.

Виновник и не пытался ускользнуть. Опершись одним коленом о землю, он спокойно подобрал змею красивого темно-зеленого цвета и засунул в мешок.

— Сетау!

Заклинатель змей никак не выразил удивления. Когда Рамзес спросил, что он здесь делает, объяснил, что продажа змеиного яда в лаборатории гарема обеспечивает ему независимость.

Кроме того, он будет рад провести несколько дней в обществе Моисея. Ни один, ни другой не обременяли себя строгими моральными предписаниями и хотели пожить на широкую ногу, пока их дороги вновь не разойдутся.

— Я научил Моисея азам моего искусства, — закрой глаза, Рамзес.

Когда Рамзеса попросили снова открыть глаза, Моисей, крепко упершись ногами в землю, держал в правой руке тонкую палку темно-коричневого цвета.

— Это не великий подвиг.

— Посмотри лучше, — посоветовал Сетау.

Вдруг палка ожила и задвигалась. Моисей бросил на землю длинную змею, которую Сетау тут же опять поймал.

— Разве это не отличный фокус естественной магии? Немного хладнокровия и попадут врасплох все, даже Сын Фараона.

— Ну хорошо, научи тогда и меня управлять такими палками.

— Почему бы и нет?

Трое друзей уединились в уголке сада, где Сетау обучал своих спутников. Для управления живой змеей требовалась ловкость и четкость.

Группа стройных девушек упражнялась в сложном акробатическом танце. Одетые в узкие и короткие набедренные повязки, которые держались на лентах, перекрещивающихся на груди и спине, с волосами, собранными высоко на затылке в хвост, на конце которого болтался деревянный шарик, они одновременно исполняли сложные фигуры, и это великолепно смотрелось со стороны.

Рамзес наслаждался этим зрелищем благодаря Моисею, который пользовался большим расположением танцовщиц, но чье настроение день ото дня становилось мрачнее. Сетау не разделял волнений своих друзей. Постоянное общение со змеями, несущими внезапную и неотвратимую смерть, давало его жизни достаточный смысл. Моисей предпочел бы жить подобной страстью, но он был пленником сети административных поручений, однако исполнял он их так безупречно, что ему можно было надеяться вскоре занять место управляющего гаремом.

— Однажды я все брошу, — пообещал он Рамзесу.

— Что ты имеешь в виду?

— Я сам не знаю, но это существование становится мне все более невыносимо.

— Мы уйдем вместе.

Какая-то танцовщица с благоухающим телом оказалась совсем близко от двух друзей и почти коснулась их, но это не развеяло их дум. Но когда представление закончилось, они все же дали себя убедить и согласились выпить с девушками у прекрасного бассейна с голубой водой. Сыну Фараона, Рамзесу, пришлось ответить на несколько вопросов о жизни двора, о своей должности царского писца и планах на будущее. Он отвечал довольно резко и уклончиво. Разочарованные, его собеседницы устроили конкурс поэтических цитат, показывая свои обширные знания.

Рамзес заметил, что одна из них молчала. Моложе своих подруг, с черными блестящими волосами и глазами цвета морской волны, она была восхитительна.

— Как ее зовут? — спросил он у Моисея.

— Нефертари.

— Она всегда такая застенчивая?

— Она родом из скромной семьи и совсем недавно поступила в гарем. Ее заметили, благодаря ее выдающимся способностям к ткачеству. Она стала лучшей во всем. Девушки из богатых семей не прощают ей этого.

Возобновив выступление, несколько танцовщиц попытались завоевать благосклонность Рамзеса. По слухам, он брал в жены Красавицу Изэт, но разве сердце Сына Фараона не должно быть больше, чем у других мужчин?

Рамзес оставил кокеток и сел рядом с Нефертари.

— Вас не стеснит мое присутствие?

Прямота вопроса разоружила ее. Она подняла на Рамзеса беспокойный взгляд.

— Простите мне мою грубость, но я вижу, что вы совсем одна.

— Дело в том, что… я размышляла.

— Какая же забота занимает ваш ум?

— Мы должны выбрать одно изречение из сборника мудрого Пта-Хотепа и прокомментировать его.

— Я преклоняюсь перед этим текстом. Какое изречение вы выбрали?

— Я еще не решила.

— Для какого дела вы готовите себя, Нефертари?

— Цветочное искусство. Я бы хотела составлять букеты для богов и проводить в храме большую часть времени в году.

— Это не слишком суровая жизнь?

— Я люблю размышлять, в этом черпаю силу. Ведь сказано у мудрецов, что в тишине душа растет и расцветает, как дерево.

Надзирательница танцовщиц попросила их собраться и переодеться перед тем, как идти на урок грамматики. Нефертари поднялась.

— Одну минуту… Вы согласитесь сделать мне одно одолжение?

— Надзирательница строга и не допускает опозданий.

— Какое изречение вы выберете?

Ее улыбка усмирила бы самого пылкого воина.

— Совершенное слово спрятано глубже, чем зеленый камень, однако его находят у служанок, работающих у мельничного жернова.

И она исчезла, светящаяся и воздушная.

Глава 20

Рамзес пробыл в гареме Мэр-Ур неделю, но у него больше не было случая снова увидеться с Нефертари. Моисей, которого начальник, пользуясь его расторопностью, перегрузил работой, смог уделить другу совсем немного времени. Однако они почерпнули в своих беседах новую силу и пообещали друг другу никогда не давать своему разуму погружаться в сон.

Очень скоро о присутствии младшего сына Сети в гареме стало известно всем. Пожилые знатные дамы желали побеседовать с ним, некоторые надоедали ему своими воспоминаниями и советами. Многие мастера-ремесленники и вельможи добивались его расположения, что же касается управляющего, то он без конца расточал Рамзесу почести и внимание, чтобы тот рассказал отцу о прекрасном руководстве гарема. Если Рамзесу удавалось укрыться в саду, чтобы почитать в тишине сочинения древних, это было настоящим счастьем. Чувствуя себя пленником в этом раю, Сын Фараона в один прекрасный день водрузил на спину свой походный мешок, взял циновку, папку и ушел, никого не предупредив: он знал, что Моисей поймет его.

Дозор растолстел. Несколько дней ходьбы должны были вернуть ему стройность.

Глава службы безопасности дворца был изнурен до предела.

Никогда еще он столько не работал, бегая повсюду, вызывая десятки ответственных лиц, ревностно проверяя все детали, возобновляя допросы и угрожая ужасными наказаниями.

Трудно было установить, затормозил ли кто расследование, или же административная машина сама дала сбой. На вельможу, действительно, пытались оказать давление, но он не смог определить, от кого исходят эти действия, а царица внушала ему больший страх, чем какой угодно придворный, даже самый суровый.

Когда он удостоверился, что исчерпал все свои силы и не может больше ничего сделать, он пришел к Туйе.

— Примите уверения в моей совершенной преданности.

— Меня интересует, чего вы добились.

— Вы просили меня установить правду, какой бы она ни была.

— Да, это так.

— Вы не должны быть разочарованы, так как…

— Позвольте мне самой судить об этом, и перейдем к фактам.

Вельможа все еще колебался.

— Я хочу подчеркнуть, что моя ответственность…

Взгляд царицы помешал подчиненному произнести себе хвалебную речь.

— Ваше Величество, правду порой тяжело слышать.

— Я слушаю вас.

Он проглотил слюну.

— Так вот, я вынужден сообщить о крушении надежд.

Амени старательно переписывал декреты, которые должен знать каждый писец. Хотя его и задело недоверие Сына Фараона, он знал, что тот скоро вернется. Он продолжал свою работу, как если бы ничего не случилось.

Когда Дозор прыгнул ему на колени и стал лизать его щеки своим мягким влажным языком, Амени тут же забыл все упреки и радостно приветствовал вернувшегося Рамзеса.

— Я был уверен, что найду твой кабинет пустым, — признался тот.

— А кто бы следил за делами?

— На твоем месте я бы не простил такого внезапного ухода без предупреждения.

— Но я — это я, а ты — это ты. Такова воля богов, и я удовлетворяюсь ею.

— Прости меня, Амени.

— Я поклялся быть верным тебе, и сдержу свое слово, иначе пусть демоны ада проткнут мое сердце! Ты видишь, я действую из эгоистических соображений. Ты хорошо попутешествовал?

Рамзес рассказал ему о гареме, о Моисее и Сетау, но умолчал о краткой встрече с Нефертари. Приятное мгновение, которое его память сохранит, как драгоценность.

— Ты вернулся как нельзя кстати, — сообщил Амени. — Царица желает видеть тебя как можно быстрее, а Аша приглашает нас на ужин.

Аша принимал Рамзеса и Амени в своем рабочем кабинете, который ему недавно выделило управление по иностранным делам. Помещение это находилось в центре города, недалеко от самой канцелярии, в которой работал Аша. Несмотря на свой юный возраст, он уже походил на опытного дипломата, имел слащавые манеры и говорил умиротворяющим тоном. Заботясь о своем внешнем виде, он следовал последней мемфисской моде, сочетавшей классические формы и кричащие яркие цвета. Теперь к его врожденной элегантности прибавилась уверенность, которую Рамзес за ним не замечал. Аша, очевидно, нашел свой путь.

— Ты, кажется, доволен своей жизнью, — заметил Рамзес.

— Я выбрал нужное направление, и удача улыбнулась мне: мой доклад о Троянской войне был признан самым точным.

— А кстати, что там?

— Поражение троянцев бесспорно. Вопреки тем, кто верит в милость Агамемнона, я предвижу избиение жителей и разрушение города. Однако мы не будем вмешиваться, Египта этот конфликт совершенно не касается.

— Сохранить мир — это главное желание Сети.

— Именно поэтому он так озабочен.

В тревоге, Рамзес и Амени в один голос задали один и тот же вопрос:

— Ты опасаешься какого-то столкновения?

— У хеттов начались беспорядки.

С первого же года своего правления Сети пришлось усмирять восстание бедуинов, которые под натиском хеттов захватили Палестину и объявили независимое государство. Мятежные группировки, однако, вскоре перебили друг друга. Когда мир был восстановлен, Фараон отправился в поход, чтобы утихомирить Ханаан, присоединить к Египту южную часть Сирии и проверить финикийские порты. На третьем году правления все решили, что прямое столкновение с хеттской армией неизбежно, но две армии, простояв на своих позициях, отошли назад.

— Ты знаешь это наверняка? — спросил Рамзес.

— Эти сведения секретны. Хотя ты и царский писец, ты не принадлежишь к дипломатическим службам.

Аша указательным пальцем пригладил свои маленькие безупречно подстриженные усики. Рамзес усомнился. Действительно ли он шутит, насмешливый оттенок в блестящих глазах друга успокоил его.

— Хетты подстрекают к волнениям сирийцев, некоторые финикийские князья готовы им помочь в обмен на приличное вознаграждение. Военные советники фараона ратуют за скорейшее вмешательство. По последним сведениям, Сети считает его необходимым.

— А ты будешь участвовать в экспедиции?

— Нет.

— Уже немилость?

— Не совсем.

Лицо юноши немного передернулось, как если бы вопросы Рамзеса показались ему неуместными.

— Мне доверили иную миссию.

— И какую же?

— Ну вот в этот раз я, действительно, должен хранить тайну.

— Секретная миссия! — воскликнул Амени — Это великолепно, но опасно.

— Я служу государству.

— Ты, действительно, совсем ничего не можешь нам рассказать?

— Я уезжаю на юг. Не требуйте от меня большего.

Дозор по достоинству оценил обильную еду в саду царицы. Он радостно прыгал и старался в благодарность лизнуть руку царицы, которую это позабавило. Нетерпеливый Рамзес нервно жевал травинку.

— У тебя хороший пес, сын мой. Это большое счастье, цени его.

— Ты желала видеть меня, и вот я здесь.

— Как прошло твое пребывание в гареме Мэр-Ур?

— Ты всегда все знаешь!

— Разве я не должна помогать Фараону в царствовании?

— Каковы результаты расследований?

— Начальник службы безопасности добился больше, чем я ожидала. Мы сдвинулись с мертвой точки, но новости не блестящие. Возничий, который завел тебя в западню, был найден, но мертвым: его труп обнаружили на заброшенном гумне, на юге Мемфиса.

— Как он туда попал?

— Нет ни одного достоверного свидетельства. А что касается мастерской по изготовлению чернильных брусков, владельца определить невозможно. Папирус с его именем был уничтожен в архивной службе.

— Только знатный человек мог совершить это противозаконие!

— Ты прав, знатный, а также достаточно богатый и влиятельный, чтобы подкупить своих сообщников.

— Мне противна такая продажность… Мы не должны на этом останавливаться!

— Ты подозреваешь меня в трусости?

— Мама!

— Мне нравится твое возмущение. Никогда не смиряйся с несправедливостью.

— А что делать теперь?

— Глава по безопасности неспособен пойти дальше, я приму у него эстафету.

— Я в твоем распоряжении. Приказывай, и я подчинюсь.

— Ты способен на такую жертву, чтобы узнать правду?

Улыбка царицы была одновременно насмешливой и нежной.

— Я даже неспособен открыть ту правду, что во мне.

Рамзес не решался доверить Туйе больше, чтобы не показаться смешным в ее глазах.

— Настоящий мужчина не довольствуется одной надеждой — он действует.

— Даже когда судьба перечит ему?

— В его силах ее изменить, если же он на это не способен, пусть обвиняет в этом свою посредственность и не сердится на других за свое несчастье.

— Предположи, что это Шенар подстроил покушение на меня.

На лице царицы появилось выражение грусти.

— Это ужасное обвинение.

— Это подозрение и тебя тоже терзало?

— Вы оба — мои сыновья, и я люблю вас обоих, несмотря на ваши разные характеры. Но даже если ваши честолюбивые планы очевидны, как допустить, что твой брат настолько низок?

Уверенность Рамзеса был поколеблена: его до такой степени ослепило желание царствовать, что он был готов предположить самый ужасный заговор.

— Мой друг Аша опасается, что мир вскоре будет нарушен. — Он хорошо осведомлен.

— Мой отец решил сражаться с хеттами?

— Положение вынуждает его к этому.

— Я хочу отправиться с ним и сражаться за свою страну.

Глава 21

В той части дворца, в которой расположился Шенар, слуги и подчиненные были неприветливы и угрюмы. Все жались к стенам и выполняли свою службу, строго соблюдая указания — ни смех, ни разговоры не нарушали тяжелой атмосферы.

Новость обрушилась на них к полудню: немедленная мобилизация двух отборных полков для срочного военного вмешательства. Короче говоря, война с хеттами! Шенар был сражен. Эта акция компрометировала торговый курс, который он начинал вводить в действие и первые плоды которого он надеялся вскоре собрать.

Это бессмысленное столкновение породит чувство неуверенности в завтрашнем дне, повредит торговым делам. Как и многие его предшественники, Сети погружался в трясину. Опять эта устаревшая мораль, это желание защитить египетскую землю, утвердить величие цивилизации, впустую растрачивая энергию, которая была бы так полезна в другом месте! Шенар не успел подорвать репутацию военных советников фараона и доказать их несостоятельность, эти вояки только и мечтали перейти врукопашную, они принимали себя за завоевателей, перед которыми должны были склониться все народы. Шенар пообещал себе, что если экспедиция приведет к разгрому египтян, он сделает так, чтобы всех этих тупиц изгнали из дворца.

Кто будет управлять страной во время отсутствия фараона, его помощника и его главнокомандующего? Разумеется, царица Туйя. Даже если беседы с Шенаром иногда и отдаляли их друг от друга и оставляли неприятное ощущение, все же они испытывали настоящую родственную привязанность. Пришел час прямо и откровенно объясниться. Туйя не только поймет его, в чем он был уверен, но, может быть, даже сможет повлиять на Сети, чтобы тот постарался сохранить мир. Поэтому Шенар настоял на том, чтобы как можно скорее увидеть царицу, несмотря на ее перегруженный распорядок дня.

Туйя приняла его в середине дня в своей приемной.

— В какой торжественной обстановке ты меня встречаешь, дорогая матушка!

— Могу поспорить, что ты пришел не по личному делу.

— Вы, как всегда, догадались. Откуда у вас это шестое чувство?

— Сын не должен льстить матери.

— Вы не любите войну, не так ли?

— А кто ее любит?

— Решение отца не кажется вам слишком поспешным?

— Ты считаешь, что он способен действовать необдуманно?

— Конечно, нет, но обстоятельства… Хетты…

— Тебе нравится красивая одежда?

Шенар был сбит с толку.

— Конечно, но…

— Следуй за мной.

Туйя провела своего старшего сына в соседний зал. Там, на низком столике, лежал парик с длинными завитыми прядями, сорочка с широкими рукавами, длинная юбка в складку с бахромой внизу, длинный шарф, которым подпоясываются крест-накрест, чтобы подогнать одежду по размеру.

— Великолепно, не правда ли?

— Прекрасная работа.

— Эта одежда для тебя. Твой отец выбрал тебя знаменосцем. Ты будешь по правую руку от него во время предстоящей кампании в Сирии.

Шенар смертельно побледнел.

Знаменосец справа от Фараона всегда держал древко с головой барана наверху — одним из символов Амона, бога побед. Итак, Шенар отправляется с отцом и будет в первых рядах во время боя.

Рамзес в нетерпении расхаживал по комнате.

Почему Амени до сих пор не принес указ с именами придворных, которых Сети берет с собой в поход? Сыну Фараона не терпелось узнать чин, присужденный ему. Ему даже неважно было то звание, которое ему дадут. Главное — сражаться.

— Ну наконец-то! Где список?

Амени опустил голову.

— В чем дело?

— Читай сам.

Указом Фараона Шенар был назначен знаменосцем. А имя Рамзеса отсутствовало.

Все казармы Мемфиса перешли на военное положение. На следующий день пехота и конная армия с колесницами под личным командованием Фараона выступили в Сирию.

Рамзес провел целый день во дворе главной казармы. Когда при наступлении ночи его отец вышел с военного совета, он осмелился подойти к нему.

— Могу я обратиться к вам с прошением?

— Я слушаю тебя.

— Я хочу поехать с вами.

— Мой указ не подлежит изменению.

— Для меня неважно, буду я офицером или нет, я желаю сразиться с врагом.

— Значит, мое решение было верным.

— Я… Я не понимаю!

— Желание, не соответствующее действительности — вздор. Чтобы сразиться с врагом, надо быть на это способным!. А ты, Рамзес, не способен на это.

Когда прошли первый гнев и разочарование, Шенар понял, что ему не так уж плохо на своем новом посту, который повлечет за собой длинный ряд почестей. Действительно, невозможно быть приобщенным к трону, не проявив своих воинских достоинств. Со времен первых царей Фив: фараон должен был доказать, что способен сохранить единство территории и потеснить захватчиков. Итак, Шенар подчинился этой бессмысленной, но очень важной в глазах народа традиции. Он даже про себя порадовался ей, когда во время проезда передового отряда, в который входил знаменосец, встретился взглядом с Рамзесом, явно удрученным.

Уход армии на войну, как любое исключительное событие, сопровождалось праздником, Народу в этот день был предоставлен выходной, и он воспользовался этим, чтобы утопить свою тревогу в пиве. Но кто мог сомневаться в победе Сети?

Несмотря на свой личный триумф, Шенару было не по себе. Во время сражения даже лучший воин мог попасть под удар. Когда Шенар представлял себя раненным или покалеченным, у него холодело сердце. «На фронте следует укрыться от опасности, предоставляя опытным воинам выполнять сложные задачи», — подумал он.

Удача еще раз улыбалась ему. Во время этой кампании у него будет возможность переговорить с отцом и определить свое будущее. Эта перспектива вполне заслуживала усилий, хотя оставить покой и уют дворца было для него тяжелым испытанием.

Разочарование Рамзеса только подстегивало его.

Бакхену не понравился новый состав призывников — одни провинциалы. Когда появлялась угроза войны, набирали воинов-добровольцев, мечтающих о подвигах в дальних странах. Но это войско неотесанных крестьян не двинется дальше границ Мемфиса и скоро вернется на свои поля.

Бакхен — управляющий конюшен, наделенный незаурядной силой, с квадратным лицом и короткой бородкой, должен был инструктировать молодых новобранцев.

Своим хриплым голосом он приказал взять каждому мешок с камнями, взвалить на правое плечо и бежать с ним вдоль стен казармы до тех пор, пока он не прикажет остановиться.

Отбор был жестоким и немедленным. Большая часть новичков плохо рассчитали свои силы. Задыхаясь, они сбрасывали свою ношу. Бакхен подождал, пока осталось человек пятьдесят, и только тогда прервал испытание. Вдруг он с удивлением узнал одного из воинов. Выше своих товарищей на целую голову, он, казалось, совсем не устал.

— Царевич Рамзес! Вам здесь не место.

— Я желаю выдержать это испытание и получить свидетельство о пригодности к военной службе.

— Но… Вам нет необходимости это делать! Вам достаточно…

— Я так не считаю, и ты тоже. Воина на папирусе не воспитаешь.

Застигнутый врасплох, Бакхен теребил кожаные браслеты, подчеркивающие размеры его бицепсов.

— Это щекотливый вопрос…

— Ты что боишься, Бахкен?

— Я боюсь! Становитесь в строй вместе с остальными!

Три дня подряд Бакхен изматывал людей до изнеможения. Он отобрал два десятка человек, наиболее стойких. Рамзес был среди них.

На четвертый день началось обучение владению оружием: дубинками, короткими мечами и щитами. Бакхен ограничился тем, что дал несколько советов, а затем приказал юношам сражаться друг с другом.

Когда один из них был ранен в руку, Рамзес бросил свой меч на землю. Его товарищи последовали примеру Сына Фараона.

— Что это вы? — прогремел Бакхен. — Продолжайте упражнение. Или убирайтесь отсюда!

Новобранцы подчинились требованию инструктора. Слабые и неловкие отсеялись. Из первоначального состава осталось только двенадцать добровольцев, которые были признаны годными к тому, чтобы стать профессиональными воинами.

Рамзес держался молодцом. Десять дней напряженных занятий не охладили его энтузиазма.

— Мне нужен один офицер, — объявил Бакхен утром на одиннадцатый день. Все кандидаты, за исключением одного, оказались равными по ловкости в обращении с луком из дерева акации, стрелы которого летели на пятьдесят метров.

Приятно удивленный, Бакхен тогда показал им очень большой лук, украшенный роговыми пластинками, потом установил в ста пятидесяти метрах от лучников медный слиток.

— Возьмите это оружие и попадите в цель.

Большинству не удалось даже натянуть лук.

Двое выстрелили, но стрелы едва пролетели метров сто.

Рамзес под насмешливым взглядом Бакхена подошел последним. Как и его товарищи, он имел право на три выстрела.

— Лучше бы Сын Фараона не выставлял себя посмешищем. Более сильным, чем вы, не удалось попасть в цель.

Сосредоточившись, Рамзес думал только о мишени, в этот момент для него ничто больше не существовало.

Чтобы натянуть лук, потребовалось неслыханное усилие. Рамзес до боли напряг мышцы — и справился с тетивой, сделанной из бычьего сухожилия.

Первая стрела прошла слева от цели. Бакхен рассмеялся.

Рамзес выдохнул, затем задержал дыхание и почти сразу же выпустил вторую стрелу, которая пролетела над медным слитком.

— Последняя попытка, — объявил Бакхен.

Сын Фараона на минуту закрыл глаза и представил себе цель. Он вообразил, что она близко, что он становится стрелой, испытывающей властное желание слиться с целью.

Эта попытка принесла победу. Стрела пронзила воздух, как злой шершень, и проткнула медный слиток.

Все новобранцы приветствовали победителя радостными криками. Рамзес вернул большой лук Бакхену.

— Я предлагаю вам еще одно испытание, — сказал инструктор, — рукопашный бой со мной.

— Таково правило?

— Так решил я. Вы боитесь драться со мной?

— Выдайте мне свидетельство офицера.

— Сражайтесь и докажите, что способны биться с настоящим воином!

Рамзес был выше Бакхена, но не так силен и вынослив, поэтому он сделал ставку на свою реакции. Инструктор атаковал без предупреждения. Сын Фараона уклонился, и кулак Бакхена лишь задел его левое плечо. Пять раз подряд удары инструктора уходили в никуда. Взбесившись, он ухватился за левую ногу противника и лишил его равновесия, но тот высвободился, ударив противника ногой в лицо, а затем что есть силы рубанул Бакхена ребром ладони по затылку.

Рамзес решил, что выиграл схватку. Но в порыве ярости Бакхен поднялся и, бросившись на Рамзеса, сшиб его ударом головой в грудь.

Красавица Изэт смазывала грудь возлюбленного сильнодействующим бальзамом, и боль быстро утихла.

— Ну разве у меня не рука ценительницы?

— Я был глупцом, — пробормотал Рамзес.

— Это чудовище могло убить тебя.

— Он делал свою работу, а я решил, что победил его. Если бы удар пришелся в лоб, я бы уже был мертв.

Рука Красавицы Изэт ласкала все нежнее и смелее.

— Я так счастлива, что ты остался жив! Война — такая мерзость!

— Иногда она необходима.

— Ты знаешь, как я люблю тебя!

Девушка обвилась вокруг Рамзеса с гибкостью стебля лотоса.

— Забудь о битвах и насилии. Разве я не лучше их?

Рамзес не оттолкнул ее и поддался удовольствию, которое она ему дарила. Однако он испытывал более сильное счастье, о котором ей не сказал: он был доволен, что получил свидетельство офицера.

Глава 22

Возвращение египетской армии отмечалось пышным праздником. При дворе с тревогой следили за ее походом, восстание ливанцев было быстро подавлено, и они вскоре заявили о своей вечной преданности и желании оставаться верными слугами Фараона. В подтверждение Сети потребовал большое количество кедрового леса высшего качества, чтобы воздвигнуть новые шесты для флагов перед храмами и соединить несколько праздничных кораблей, которые будут нести во время процессии. Князья Ливана объявили, что Фараон — воплощение Ра, Божественного Света, и что он дал им жизнь.

Сети вошел в Сирию, не встретив сопротивления благодаря быстроте своего вмешательства. Хеттский царь Мувапали не успел собрать армию и предпочел наблюдать за развитием событий издалека. Поэтому укрепленный город Кадеш, символизирующий мощь хеттов, открыл свои ворота. Оставшись без поддержки, он бы все равно сдался после нескольких штурмов. Сети, к изумлению своих военачальников, ограничился лишь тем, что воздвиг стелу внутри Кадеша, вместо того, чтобы стереть крепость с лица земли. Далеко не все были согласны с Фараоном и пытались разгадать, какова цель этой невероятной стратегии.

Как только египетская армия отошла от города, Муватали со своей мощной армией занял Кадеш, снова попадавший, таким образом, под хеттское влияние.

Тогда начались переговоры. Чтобы избежать кровопролитного столкновения, монархи договорились через своих послов, что хетты не будут больше поднимать восстаний в Ливане и финикийских портах, а египтяне не совершат нападений на Кадеш и окрестные земли.

Это был мир. Наверняка, не прочный, но мир.

В качестве официальногопреемника фараона и нового главы армии Шенар руководил пиром. Более тысячи человек пришли на пир, и все были в восторге от того, что смогут вкусить изысканной пищи, утолить жажду редким вином второго года царствования Сети и насладиться зрелищем волнующих форм юных обнаженных танцовщиц, двигавшихся под музыку флейт и арф.

Фараон лишь ненадолго вышел к своим подданным, уступая своему старшему сыну славу удачного похода. Как выпускники Капа, которым было обещано блестящее будущее, Моисей, Амени и даже Сетау, одетый для такого случая в роскошное платье, подаренное Рамзесом, были в числе приглашенных.

Амени разговаривал с вельможами Мемфиса и задавал безобидные вопросы о злополучных мастерских по изготовлению чернильных брусков. Но его настойчивость не увенчалась успехом. Сетау был срочно вызван интендантом Шенара, потому что в царских погребах, где хранились глиняные кувшины с молоком, обнаружили змею. Юноша нашел подозрительную дыру, засунул туда головку чеснока и заткнул ее протухшей рыбиной. Теперь несчастная змея уже не выползет из своей норы. Радость интенданта, которого Сетау нашел слишком тщеславным и самовлюбленным, оказалась недолгой: когда заклинатель змей достал красную с белым рептилию с острыми зубами на верхней челюсти, тот поспешил удалиться. «Глупец, — подумал Сетау, — ведь и дураку понятно, что эта порода совершенно безобидна».

Моисея со всех сторон окружили красивые женщины, которым нравилась его мужественная осанка. Большинство из них с удовольствием приблизились бы и к Рамзесу, но Красавица Изэт ревностно охраняла его. О будущем двух молодых людей ходили лестные слухи. Моисею прочили высокую должность, а о храбрости Рамзеса ходили легенды, поговаривали также, что он, должно быть теперь получит высокий пост.

В перерыве между танцами друзьям удалось кое-как отделаться от поклонниц и остаться, наедине в саду.

— Ты слышал речь Шенара?

— Нет, у моей милой невесты в это время нашлись другие занятия.

— Твой брат утверждает во всеуслышание, что он великий полководец, выигравший эту военную кампанию. Благодаря ему потери среди египтян были сведены к минимуму, и грубая сила уступила место дипломатии. Кроме того, он дал понять, что Сети устал, ведь власть изматывает, и назначение Шенара в качестве соправителя не заставит себя долго ждать. Он уже наметил программу своего правления: первенство в международной торговле, отказ от военных столкновений, торговые союзы с нашими злейшими врагами.

— Он внушает мне отвращение.

— Я согласен, его личность малопривлекательна, но его обещания заслуживают внимания.

— Протяни ладонь хеттам, Моисей, и они отрежут тебе всю руку.

— Но война ничего не решает.

— Шенар сделает из Египта подчиненную и разоренную страну. Земля Фараонов — это особый мир, когда она слабела или проявляла чрезмерную наивность, азиаты захватывали ее. Понадобилось много героизма, чтобы изгнать захватчиков и отбросить далеко от наших границ. Если мы сложим оружие, нас истребят.

Пыл Рамзеса удивил Моисея.

— Признаю, это слова правителя, но ты уверен, что это верное направление?

— Не существует других способов, чтобы сохранить единство нашей территории и позволить богам и дальше царить на нашей земле.

— Боги… А боги существуют?

— Что ты хочешь сказать?

Моисей не успел ответить — группа девушек возникла между ним и Рамзесом, и они засыпали молодых людей вопросами об их будущем. Красавица Изэт немедленно вмешалась, чтобы освободить своего возлюбленного.

— Твой брат задержал меня, — призналась она.

— По какому поводу?

— Он не прочь жениться на мне. При дворе все единодушно утверждают, что Сети вот-вот приобщит Шенара к царствованию. Твой брат предлагает мне стать великой супругой фараона.

Тут с Рамзесом случилось что-то необычное: мысль его внезапно покинула Мемфис и полетела к гарему Мэр-Ур, где он увидел юную прилежную девушку, переписывающую изречения Пта-Хотепа при свете масляной лампы.

Красавица Изэт заметила замешательство возлюбленного.

— Тебе плохо?

— Знай, я незнаком с болезнью, — сухо ответил он.

— Ты казался таким далеким…

— Я размышлял. Ну и что, ты намерена согласиться?

— Я уже дала ему ответ.

— Поздравляю, Изэт. Ты будешь моей царицей, а я — твоим слугой.

Она в шутку стала молотить его в грудь кулачками, он схватил ее за запястья.

— Я люблю тебя, Рамзес, и хочу жить с тобой одной жизнью, как мне втолковать тебе это?

— Прежде чем стать мужем и отцом, я должен получить более ясное представление о пути, которому хочу следовать. Дай мне время.

Благоуханная ночь подходила к концу; музыканты и танцовщицы удалились, ушли и пожилые придворные. Тут и там в просторном дворцовом саду оставшиеся обменивались новостями и строили мелкие интриги, чтобы подняться на ступеньку выше по служебной лестнице, отодвинув соперников в сторону.

Вдруг, нарушив спокойствие, со стороны кухни раздался душераздирающий крик.

Рамзес первым был на месте происшествия. Управляющий кочергой бил старика, закрывающего лицо руками. Сын Фараона схватил нападающего за горло так, что чуть не задушил его, тот выпустил свое оружие, а старик тем временем спасся бегством, спрятавшись среди сбежавшихся на шум мойщиков посуды. Тут вмешался Моисей.

— Ты убьешь его!

Рамзес ослабил хватку. Управляющий с побагровевшим лицом с трудом приходил в себя.

— Этот старик — хеттский пленник, — объяснил он, — я должен был проучить его.

— Ты со всеми работниками так обращаешься?

— Нет, только с хеттами.

Шенар, чьи одежды своей роскошью затмевали самые элегантные наряды, разогнал любопытных.

— Разойдитесь, я займусь этим.

Рамзес схватил управляющего за волосы и швырнул на землю.

— Я обвиняю этого подлеца в том, что он мучил человека.

— Ну-ну, дорогой братец, не надо, не расходись… Мой управляющий иногда немного строг, но…

— Я подам жалобу и буду свидетельствовать перед судом.

— Ты, так ненавидящий хеттов…

— Этот работник — уже не враг. Он работает на нас и имеет право на уважение. Этого требует закон Маат.

— Только не надо громких слов! Забудем об этом происшествии, и я буду тебе благодарен.

— Я тоже буду свидетелем, — заявил Моисей, — такое поведение ничем нельзя оправдать.

— Разве необходимо обострять ситуацию?

— Возьми управляющего, — обратился Рамзес к Моисею, — и отведи его под надзор нашего друга Сетау. Завтра же я потребую срочного возбуждения дела.

— Это незаконное лишение свободы!

— Ты обязуешься отдать своего управляющего под суд?

Шенар смирился с поражением. Слишком много влиятельных свидетелей… Не стоило начинать бой, проигранный заранее. Ведь виноватого приговорят к ссылке.

— Правосудие — хорошая вещь, — заключил Шенар добродушным тоном.

— Уважение к нему составляет основу нашего общества.

— Кто осмелится возразить?

— Если ты будешь управлять страной с помощью таких методов, Шенар, ты обретешь в моем лице непримиримого врага.

— Что ты себе вообразил?

— Я не воображаю, я наблюдаю. Разве великие планы могут вершиться за счет презрения чьих-либо интересов?

— Не заходи слишком далеко, Рамзес, ты должен уважать меня.

— Мне кажется, что наш владыка, повелитель Верхнего и Нижнего Египта — пока еще Сети.

— Ты не можешь и дальше насмехаться надо мной. Завтра тебе придется подчиниться.

— Завтра еще не наступило.

— Ты плохо кончишь, если будешь продолжать в том же духе.

— Ты что, хочешь обойтись со мной, как с тем хеттским пленным?

Измученный спором, Шенар оборвал разговор и ушел.

— Твой брат — могущественный и опасный человек, — заметил Моисей. — Ты уверен, что стоит бросать ему вызов?

— Я его не боюсь. Скажи лучше, что ты тогда имел в виду, насчет богов?

— Да я сам толком не знаю. Мне на ум приходят странные мысли, терзающие меня. Пока не проникну в их тайну, я не обрету покой.

Глава 23

Амени не отказался от своей затеи. Как личный помощник царского писца, Рамзеса, он имел доступ к многочисленным административным службам и сумел найти единомышленников, которые помогали ему в его поисках. Таким образом, он проверил список мастерских, изготавливающих чернильные бруски, и получил имена их владельцев, но, как и говорила царица Туйя Рамзесу, архивы, касающиеся подозрительных мастерских, действительно исчезли.

Поскольку эта ниточка была прервана, Амени начал долгую кропотливую работу: нужно было найти вельмож, чья деятельность связана с работой писцов, или проверить списки их имущества в надежде обнаружить там мастерскую. Долгие дни поисков ни к чему не привели.

Теперь оставалось только одно: обыскать все свалки, начиная с той, где Амени чуть не погиб. Прежде чем занести данные на папирус, сознательный служащий сначала записывал их на обломках известняка, которые потом выбрасывали с тысячами других в большую яму, наполняющуюся по мере работы канцелярии. Амени не был уверен, что существует копия акта о приобретении мастерской, однако он принялся за поиски, занимаясь этим по два часа в день, и не думая о шансах на успех.

Красавица Изэт косо смотрела на дружбу, связывающую Моисея и Рамзеса. Она считала, что неуравновешенный еврей дурно влияет на египтянина, и поэтому, стремясь отвлечь своего возлюбленного, женщина увлекала его в вихри удовольствий, старательно избегая упоминаний о браке. Рамзес попался в ловушку. Слоняясь из одного поместья в другое, из сада в сад, с одного приема на другой, он вел праздное существование вельможи, предоставляя своему личному писцу заниматься текущими делами.

Египет был страной свершившейся мечты, раем, каждый день дарившим свои чудеса с неисчерпаемой материнской щедростью. Счастье текло здесь рекой для тех, кто умел ценить тень пальмового дерева, медвяный вкус финика, песнь ветра, красоту лотоса и аромат лилий. А когда ко всему этому прибавлялась страсть любимой женщины, разве это было не само совершенство?

Красавица Изэт решила, что завоевала разум Рамзеса: ее возлюбленный был счастлив и пылок, как никогда. Пир их любви мог длиться бесконечно, они делили воодушевлявшее их удовольствие; что касается Дозора, он развивал свои гастрономические таланты, пробуя блюда, приготовленные лучшими поварами богатых семей Мемфиса.

Очевидно, судьба определила путь обоих сыновей Сети: Шенару — государственные дела, Рамзесу — обыденная и блестящая светская жизнь. Красавица Изэт была вполне довольна этим.

Однажды утром, проснувшись, она увидела, что одна в комнате. Рамзес встал раньше нее. Обеспокоенная, она побежала в сад, даже не приведя себя в порядок, и стала звать своего возлюбленного. Ответа не было, и она страшно испугалась. Проведя некоторое время в тревожных поисках, Изэт, наконец, нашла его сидящим возле колодцев и размышляющим.

— Что с тобой? Я чуть не умерла от страха! — она встала на колени подле него. — Какая новая забота гнетет тебя?

— Я не создан для жизни, которую ты мне пытаешься смастерить.

— Ты ошибаешься, разве мы не счастливы?

— Мне мало этого счастья.

— Не требуй от жизни слишком многого, она может обернуться против тебя.

— Тем лучше, я люблю сталкиваться с испытаниями.

— Разве честолюбие — это добродетель?

— Если оно рождает требовательность к себе и преодоление, то да. Я должен увидеть отца.

С тех пор, как с хеттами было заключено перемирие, злые языки замолчали. Все сходились на том, что Сети поступил мудро, не развязав войну, исход которой был заранее не ясен, даже если египетская армия оказалась бы способной победить хеттские войска.

Несмотря на то, что Шенар распространял слухи о своей решающей роли в исходе недавней военной кампании, никто не верил в это. По Рассказам военачальников старший сын фараона не вступал ни в один бой, ограничиваясь тем, что наблюдал за сражением с приличного расстояния.

Фараон слушал и работал.

Он слушал своих советников, часть из которых были честными людьми. Он сопоставлял сведения из различных источников, отделял зерна от плевел, не принимая поспешно ни одного решения.

Сети работал в своем просторном кабинете, расположенном в главном дворце Мемфиса. Комнату освещал свет из трех решетчатых окон. Стены были просто белые, не украшенные никакой росписью. Мебель, простая и строгая, состояла из большого стола, кресла с прямой спинкой для правителя, легких соломенных стульев и шкафов для свитков папируса.

Именно отсюда, размышляя в тишине и уединении, Властитель Двух Земель руководил самым могущественным государством в мире и удерживал его на пути Маат, воплощения вселенского порядка.

Вдруг тишину нарушили вопли, доносящиеся с нижнего двора, где останавливались повозки Фараона и его советников.

Из окна своего кабинета Сети увидел, что с одной из лошадей случился припадок бешенства. Разорвав веревку, которой была привязана к столбу, она носилась галопом по всему двору, угрожая каждому, кто пытался к ней приблизиться. Лошадь лягнув, опрокинула одного из воинов службы безопасности и свалила на землю пожилого писца, не успевшего укрыться.

На мгновение она остановилась, этим воспользовался Рамзес, внезапно появившись из-за перегородки. Он запрыгнул ей на спину и сжал коленями бока. Бешенная кобыла встала на дыбы и попыталась сбросить седока, но напрасно. Побежденная, она шумно и тяжело дышала, потом успокоилась.

Рамзес спрыгнул на землю. Один из воинов царской охраны подошел к нему:

— Ваш отец желает вас видеть.

Рамзес впервые был допущен в кабинет фараона. Обстановка его удивила — он ожидал увидеть необыкновенную роскошь, а обнаружил почти пустую комнату без каких-либо украшений. Фараон сидел, перед ним лежал развернутый папирусный свиток. Не зная, как себя вести, Рамзес застыл в нескольких метрах от отца, который не предлагал ему сесть.

— Ты слишком рисковал.

— И да и нет. Я хорошо знаю эту лошадь, она не злая. Наверное, просто перегрелась на солнце.

— И все же ты зря рисковал. Моя охрана усмирила бы ее.

— Я думал, что поступаю правильно.

— Желая отличиться?

— Ну…

— Будь искренним.

— Усмирить бешеную лошадь — задача не из легких.

— Должен ли я отсюда заключить, что ты сам подстроил это происшествие, чтобы извлечь из него выгоду?

Рамзес покраснел от негодования:

— Отец! Как вы можете…

— Фараон обязан быть хорошим стратегом.

— Разве вам понравилась бы такая стратегия?

— Учитывая твой возраст, я увидел бы в ней знак двуличности, не предвещающий ничего хорошего в будущем. Но твоя реакция убеждает меня в твоей искренности.

— Но, однако, я искал повод поговорить с вами.

— О чем?

— Когда вы отправлялись в Сирию, то упрекнули меня в том, что я не способен сражаться, как воин. Во время вашего отсутствия я заполнил этот пробел, и у меня есть свидетельство военачальника.

— Приобретенное нелегкой борьбой, как мне доложили?

Рамзес плохо скрыл свое изумление.

— Вы… вы знаете?

— Итак, ты военачальник.

— Да, я умею ездить верхом, сражаться с помощью меча, копья и щита и стрелять из лука.

— Тебе нравится война, Рамзес?

— Без нее нельзя обойтись.

— Война порождает много страданий. Ты желаешь увеличить их число?

— Разве существует другой способ обеспечить свободу и процветание нашей страны? Мы ни на кого не нападаем, но когда нам угрожают, мы должны дать отпор.

— Будь на моем месте, ты разрушил бы крепость в Кадеше?

Юноша задумался.

— Как я могу решать это? Я ничего не знаю о вашем походе, кроме того, что мир сохранен и египетский народ дышит свободно. Высказать мнение, лишенное оснований, было бы проявлением глупости.

— Ты хочешь поговорить со мной о чем-нибудь еще?

Еще недавно дни и ночи напролет Рамзес размышлял, с трудом сдерживая свое нетерпение, должен ли он говорить отцу о своем столкновении с Шенаром и открыть ему, что его официальный наследник хвалится победой, которую не одерживал? Рамзес смог бы найти нужные слова и высказать свое негодование так, чтобы отец понял, кого он пригрел у себя на груди.

Но сейчас лицом к лицу с Фараоном, подобный поступок показался ему мелочным и подлым. Нет, он не станет выступать в роли доносчика, воображая, он видит вещи яснее, чем Сети!

Однако он не стал лгать, это было бы проявлением малодушия.

— Действительно, я хотел поговорить с вами…

— Откуда эти колебания?

— То, что исходит из наших уст, может испачкать нас.

— Больше ты мне ничего не скажешь?

— То, что я мог бы сказать, вы уже знаете, если же это не так, то мои измышления канут в небытие.

— Не бросаешься ли ты из одной крайности в другую?

— Отец, меня терзает огонь, какая-то потребность, которую я не могу определить. Ее не могут удовлетворить ни дружба, ни любовь.

— Какие категоричные слова для твоего возраста!

— Усмирит ли меня тяжесть лет?

— Не рассчитывай ни на кого, только на себя, к тогда жизнь будет время от времени щедрей к тебе.

— Что это за огонь, отец?

— Задай вопрос лучше, и ты получишь ответ. Сети склонился над папирусом, который лежал перед ним — встреча была окончена.

Рамзес поклонился. Когда он уже выходил, низкий голос отца остановил его:

— Ты вовремя появился, так как я сам собирался вызвать тебя сегодня. Завтра, после утренних ритуалов, мы уезжаем на рудники, где добывают бирюзу, на остров Синай.

Глава 24

На восьмом году царствования Сети Рамзес отмечал свое шестнадцатилетние по пути в западную пустыню, ведущую к знаменитым рудникам Серабит-Эль-Кадим[8]. Охранники все время были начеку. Эта бесплодная местность, населенная страшными духами и бедуинами-грабителями, которые ничего не боясь, в открытую нападали на караваны, пересекающие полуостров Синай, была опасной.

Многочисленный вооруженный отряд обеспечивал охрану Фараона и рудокопов. Присутствие Сети придавало путешествию исключительный характер. Двор узнал об экспедиции только накануне, перед вечерним ритуалом. В отсутствие правителя руль государственного корабля оставался в руках царицы Туйи.

Рамзес получил свою первую значительную должность: командующий пехотой под началом Бакхена, ставшего главным руководителем экспедиции. Их встреча при отправлении была ледяной, но ни тот ни другой не мог позволить себе спровоцировать столкновение. Все время экспедиции им пришлось приспосабливаться к характеру друг друга. Бакхен сразу же указал Рамзесу его место, приказав разместиться в обозе, где, по его словам, «новичок подвергнет своих подчиненных наименьшему риску». Отряд, включающий более шестисот человек, должен был привезти бирюзу — камень небесной Хатор, избравшей себе такое воплощение в этой скупой и бесплодной земле.

Хорошо проложенная, благоустроенная, дорога сама по себе не представляла никакой трудности. Вдоль нее регулярно попадались крепости и источники воды. Она пересекала враждебную местность, где возвышались красные и бурые горы, высота которых смутила новичков: некоторые испугались, как бы злые духи не выползли из расщелин и не унесли их душу. Но присутствие Сети и Рамзеса в какой-то степени успокаивало их.

Рамзес надеялся на тяжелое испытание, в котором он сможет доказать отцу, на что способен. Поэтому он был разочарован легкостью задачи. Без особого труда он завоевал доверие трех десятков пехотинцев, которыми командовал. Все они, наслышанные о его таланте лучника и о том, что он усмирил бешеную кобылу, надеялись, что служба под его началом обеспечит им продвижение.

По настоянию Рамзеса, Амени не принял участия в этой поездке. С одной стороны, его здоровье не позволяло ему такой физической нагрузки, с другой — он только что обнаружил на одной из свалок к северу от подозрительной мастерской обломок известняка со странной надписью. Утверждать, что он напал на верный след, было слишком рано, и юный писец утроил усилия. Рамзес умолял его быть осторожным. Амени оставался под охраной Дозора и мог при необходимости обратиться к Сетау, который начал богатеть, продавая яд жрецам-врачевателям и изгоняя из богатых поместий нежелательных гостей вроде кобр.

Сын Фараона был настороже. Хотя раньше он чуть не лишился жизни в пустыне, она нравилась ему. Но он не чувствовал себя уютно в пустыне Синая: слишком немые вокруг скалы, слишком много теней, тревожащих душу, слишком большой хаос. Несмотря на заверения Бакхена, Рамзес опасался нападения бедуинов. Конечно, из-за большой численности египтян разбойники не станут вступать в открытое столкновение. Но не пытаются ли они ограбить отставшего от каравана, или хуже того, пробраться в лагерь ночью? Озабоченный царевич усилил бдительность и раздавал многочисленные указания. После небольшой стычки с Бакхеном они порешили, что тот, учитывая замечания Рамзеса, будет следить за общей безопасностью.

Однажды вечером Сын Фараона отошел от обоза и направился вдоль колонны, чтобы раздать немного вина своим людям. Ему показали палатку начальника интендантской службы. Рамзес поднял кромку ткани, наклонился и застыл в изумлении при виде человека, сидящего, скрестив ноги в позе писца, и изучающего какую-то карту при свете лампы.

— Моисей, ты здесь?

— Да, по приказу Фараона. Мне поручена интендантская служба, а также составление подробной карты этой местности.

— А мне — командование обозом.

— Я и не знал, что ты тут… Очевидно, Бакхен не любит говорить о тебе.

— Мы стали лучше ладить последнее время.

— Давай выйдем, здесь тесно.

Оба юноши были одинаково широкоплечи. Благодаря фигуре и природной силе они были на вид старше своих лет.

— Это был приятный сюрприз, — признался Моисей, — я скучал в гареме, когда пришел этот вызов. Без глотка свежего воздуха я бы, наверняка, сбежал.

— Разве Мэр-Ур — не великолепное место?

— Но не для меня. Девицы раздражают меня, мастера очень неохотно раскрывают тайны своего ремесла, а должность управляющего мне не подходит.

— Ты выиграл на этом обмене?

— Тысячу раз! Мне нравится это место, эти горы, этот пейзаж, за которым что-то скрывается. Здесь я чувствую себя дома.

— Огонь, который сжигал тебя, угасает?

— Он, правда, стал не такой сильный. Я выздоровел от прикосновения к этим великолепным скалам и таинственным расщелинам.

— А я за себя не уверен.

— Ты не слышишь призыва, который поднимается от этой земли?

— Я, скорее, чувствую опасность.

Моисей распалялся:

— Ты говоришь, как военный.

— А ты как интендант пренебрегаешь своими обязанностями: моим людям не хватает вина.

Еврей расхохотался:

— Да, действительно, я в ответе за это. Я считаю, что ничто не должно уменьшить их бдительность.

— Немного вина поднимет их дух.

— Вот наше первое столкновение, — заметил Моисей, — кто же возьмет верх?

— Ни один ни другой — в счет идет только общее благо.

— Не способ ли это убежать от себя самого, укрывшись щитом долга, который тебе навязывают извне?

— Ты считаешь, что я способен на такую трусость? — Моисей посмотрел Рамзесу прямо в глаза.

— Я дам тебе немного вина, но научись любить горы Синая.

— Здесь не Египет.

— А я не египтянин.

— Ты ошибаешься — ты родился в Египте, ты был там воспитан и там ты построишь свое будущее.

— Это слова египтянина, а не еврея. У нас разные корни. Может быть, мои предки жили здесь… Я ощущаю следы их присутствия, их надежд и поражений.

— Синай вскружил тебе голову?

— Ты не можешь этого понять.

— Я потерял твое доверие?

— Конечно, нет.

— Я, может быть, люблю Египет больше, чем себя самого, Моисей, но для меня нет ничего дороже родной земли. Если ты думаешь, что нашел свою родину, я способен понять твои чувства.

Еврей сел на выступ скалы.

— Родина… Нет, эта пустыня — не моя родина. Я люблю Египет также сильно, как ты, я ценю радости, которые он мне дарит, но я чувствую призыв другого края.

— И первый же край, куда ты отправился, потряс тебя.

— Ты не ошибся.

— Мы вместе пройдем через другие пустыни, и ты вернешься в Египет, потому что там сияет единственный свет.

— Как ты можешь быть столь уверен в том, что говоришь?

— Потому что в обозе у меня нет времени думать и беспокоиться о будущем.

В темной ночи Синая их звонкий смех улетел к звездам.

Ослы задавали ритм, люди шли за ними. Каждый нес груз по своим силам. Всем доставало воды и пищи. Несколько раз Фараон приказывал остановить экспедицию и сделать привал, чтобы позволить Моисею установить точную карту местности.

Еврей прошел с землемером по руслам высохших ручьев, взбираясь вверх по склонам и выбирая все новые ориентиры, таким образом облегчая работу специалистам.

Смутное ощущение беспокойства не оставляло Рамзеса, поэтому он взял в помощники трех опытных пехотинцев и постоянно наблюдал за местностью из боязни, что бедуины в поисках добычи нападут на его друга. Даже если он казался способным защищаться, он мог попасть в ловушку. Но ничего не произошло. Моисей замечательно выполнил работу, благодаря которой следующим караванщикам и рудокопам будет легче ориентироваться на местности.

После ужина два друга долго разговаривали у костра. Привыкшие к хохоту гиен и ворчанию леопардов, они приспособились к этой суровой жизни вдали от мемфисского дворца и гарема Мэр-Ур. С неиссякаемой радостью они подстерегали близящийся рассвет, уверенные в том, что он откроет перед ними еще одну завесу над тайной, которую они всегда хотели постичь. Часто они не разговаривали, а только слушали ночь. И казалось, она шептала им, что молодость поможет преодолеть все препятствия.

Длинная процессия остановилась.

В такой ранний час, утром, это было необычно. Рамзес приказал людям спустить на землю свою ношу и приготовиться к бою.

— Спокойно, — сказал воин со шрамом на груди. — Не сочтите за дерзость, командир, но лучше бы нам подготовиться к мирной молитве.

— Почему это?

— Потому что мы прибыли.

Рамзес сделал несколько шагов в сторону. В сиянии солнца вырисовывалось скалистое плато, казавшееся недоступным. Это был Серабит-Эль-Кадим, владение богини Хатор, повелительницы бирюзы.

Глава 25

Гнев Шенара не проходил.

Вот уже в который раз царица отказалась напрямую ввести его в управление государственными делами под тем предлогом, что отец не дал точного распоряжения на этот счет. А положение преемника фараона не давало ему права вмешиваться в слишком сложные для него дела.

Старший сын Фараона подчинился воле матери и скрыл свое недовольство, но он понял, что сеть его связей и шпионов еще слишком слаба, чтобы противостоять Туйе и обходить ее. Вместо того, чтобы мучиться и терзаться, Шенар решил действовать активнее.

Не привлекая особого внимания, он устроил ужин и пригласил на него нескольких влиятельных людей двора, соблюдающих традиции. Во время ужина он разыграл роль скромного юноши, жаждущего советов. Смерив свое высокомерие, он предстал в виде образованного сына, единственным желанием которого было идти по следам своего отца. Его речи произвели самое благоприятное впечатление на приглашенных. Шенар, будущее которого было уже вполне обозначено, приобрел, таким образом, многочисленных союзников.

Однако он понял также, что внешняя политика ускользает из-под его влияния, в то время как торговые отношения с другими странами, пусть даже враждебными, оставались его первейшей целью. Как ему узнать точное состояние дипломатических отношений, не имея в своем лагере сведущего и расторопного в этих делах человека? У него уже были шпионы среди чужеземных торговцев, но этого было недостаточно. Они отличались недальновидностью и не знали реальных намерений своих правителей.

Убедить какого-нибудь дипломата, близкого к Сети, работать на него… Это было бы идеальным решением, но почти невыполнимым. Однако Шенар нуждался в осведомителях для того, чтобы выработать свою собственную стратегию и быть готовым в подходящий момент круто изменить египетскую политику.

Слово «предательство» пришло ему на ум, но оно лишь позабавило его. Кого он предаст, разве что прошлое или традиции!

С верхушки скалистого плато Серабит-Аль-Кадим были видны неровные поверхности долин. Этот беспорядок сильно будоражил душу. В этом хаосе, явно враждебном, только бирюзовые горы дарили долгожданный мир и спокойствие.

Рамзес глядел себе под ноги с нескрываемым изумлением: жилы драгоценного голубого камня почти выходили на поверхность! В других местах они лежали глубже. Несколько поколений рудокопов вырыли подземные ходы и штольни, где они в промежутках между экспедициями хранили свои инструменты. В лагере не было постоянных сооружений, потому что бирюзу нельзя было извлекать в жаркое время года, иначе она теряла свой цвет и цену.

Люди расположились в каменных лачугах, которые хоть немного защищали от ночного холода, и заботливо подправили их, придав им жилой вид. Прежде чем начать работу, фараон провел необходимые ритуалы в храме Хатор, призывая богиню неба помочь и защитить их.

— Египтяне не нанесут вреда горе, — говорил фараон, — они лишь соберут ее плоды, чтобы принести их в дар храмам и сделать из них украшения, которые передадут будущим поколениям вечную красоту Повелительницы Звезд.

Старые, опытные рудокопы стали по краям, молодые — в центре, и все быстро принялись за работу, чтобы как можно меньше оставаться в этом тоскливом месте.

Запели зубила и деревянные молотки, сопровождаемые припевами рудокопов, разбившихся на небольшие группы. Сам Сети подбадривал их.

А Рамзес стал изучать стелы, воздвигнутые в лагере, чтобы отдать почести силам неба и земли и увековечить подвиг тех, кто веками раньше открыл здесь месторождение драгоценного голубого камня.

Моисей очень серьезно относился к своей должности интенданта, заботясь о благе каждого. Ни один рабочий не голодал и не испытывал нехватки в питье, на всех алтарях было достаточно ладана. За то, что люди отдавали почести богам, боги дарили им чудеса, к примеру, в виде огромного куска бирюзы, которым сейчас потрясал в воздухе молодой рудокоп. Ему улыбнулась удача.

Лагерь был так умело расположен и устроен, что экспедиции не угрожало никакое неожиданное нападение. Никто не мог взобраться по крутым склонам плато незамеченным. Поэтому задача Рамзеса оказалась одной из самых простых. В первые дни он поддерживал железную дисциплину, но потом понял, что это становится нелепым. Тогда, по-прежнему выполняя основные требования безопасности, он дал воинам немного расслабиться и разрешил устраивать долгий послеобеденный отдых, до которого они были так падки.

Сам он, неспособный пребывать в праздности, пытался помочь Моисею. Но тот хотел выполнять свои обязанности сам. Попытавшись присоединиться к рудокопам, он опять потерпел неудачу. Ему посоветовали не оставаться в штольнях надолго. И в конце концов Бакхен, разгневавшись, приказал ему довольствоваться той должностью, на которую его назначили, и не нарушать привычный ход работ.

Тогда Рамзес посвятил себя только подчиненным. Он интересовался их работой, семьей, выслушивал их жалобы, возражал в ответ на какие-то замечания одних и соглашался с другими. Воины хотели лучших условий после выхода в отставку, большего признания от государства, учитывая их заслуги перед Родиной. Мало кому из них пришлось участвовать в сражениях, но все работали в карьерах, на больших стройках или в экспедициях, подобно этой. Несмотря на тяжелый труд, они даже гордились своим занятием. А сколько легенд могли бы рассказать те, кому выпала удача путешествовать в обществе Фараона!

Рамзес наблюдал.

Он познакомился с повседневной жизнью лагеря во всех деталях, осознал необходимость четкой иерархии, основанной на знаниях и умениях, а не на наследных правах. Научился распознавать трудолюбивых и ленивых, упорных и впустую мелющих языками. И всегда его взгляд возвращался к стелам, возведенным предками с той прямотой, которая требовалась от искусства, воздвигающего нечто, что связано с сердцем пустыни.

— Они трогательны, правда?

Отец застал его врасплох.

На нем была лишь набедренная повязка, подобная тем, что носили его далекие предшественники, но от этого он не переставал быть Фараоном. От него исходила та сила, которая заворожила Рамзеса еще при первой встрече. Сети не носил никакого отличительного знака в одежде или украшениях. Одного его присутствия было достаточно для того, чтобы его власть стала очевидной. Никакой другой человек не владел такой магией: все использовали уловки и хитрости. А Сети появлялся — и порядок приходил на смену хаосу.

— При виде их мне хочется сосредоточиться, — признался Рамзес.

— Они живые слова. В отличие от людей они не лгут и не предают. То, что остается после разрушителей — разрушается. Деяния лжеца не живут долго. Сила Фараона — это только закон Маат.

Рамзес был потрясен. Были ли эти наставления адресованы ему? Разве он разрушал, предал или солгал? Ему захотелось подняться, добежать до края плато, скатиться по склону и исчезнуть в пустыне. Но какую сшибку он допустил, что он сделал не так? Он ждал обвинения, но оно не последовало, Фараон лишь смотрел вдаль.

Шенар… Да, верно, его отец намекал на Шенара, не называя его! Он осознал его вероломство и, значит, предупреждал Рамзеса. Судьба снова менялась! Сын Фараона был убежден, что Сети заговорит о том, что принял решение в его пользу, и его разочарование было таким же великим, как и надежда.

— Какова цель этой экспедиции?

Рамзес ответил не сразу, ведь за внешней простотой вопроса могла скрываться ловушка:

— Привезти бирюзу для богов.

— А она необходима для процветания страны?

— Нет, но… Как обойтись без ее красоты?

— Пусть своекорыстие не будет основой нашего богатства, ведь оно разрушит его изнутри. Выбери и выдели во всяком существе и всякой вещи то, что составляет ее очарование, то есть ее достоинство, ее блеск и дух. Ищи то, что незаменимо.

Рамзес чувствовал, как будто какой-то свет проливается в его сердце и укрепляет его. Слова Сети навсегда запали ему в душу.

— И малый, и великий должны получать от Фараона свою долю средств к существованию. Не пренебрегай одним в пользу другого, умей убеждать людей, что общество важнее личности. Что приносит пользу улью, полезно и пчеле. Пчела должна служить улью, благодаря которому она живет.

Пчела — один из символов, используемых для написания имени Фараона. Сети говорил о претворении в жизнь высшей обязанности. Он понемногу раскрывал Рамзесу тайны высшей власти — власти Фараона.

Рамзеса снова охватило головокружение.

— Производить — это очень важно, — говорил Сети, — а перераспределять — еще важнее. Избыток богатств у одного сословия сеет несчастья и раздоры. Небольшое, но справедливо разделенное количество рождает радость. История царствования Фараона должна быть историей непрерывного праздника. Чтобы так и было, ни один человек не должен остаться голодным. Наблюдай, сын мой, ведь если ты не прозорлив, смысл моих слов не дойдет до тебя.

Рамзес провел бессонную ночь, глядя в одну точку, на голубой камень, в одном лишь месте выступающий на поверхности плато. Он молил Хатор рассеять сумерки, где чувствовал себя ничтожной соринкой.

Его отец действовал по какому-то точному плану, но по какому? Рамзес уже перестал верить, что его ждет будущее правителя. Но тогда зачем Сети, как известно, скупой на откровения, говорил ему все это? Может, Моисей лучше понял намерения Владыки? Но Сын Фараона будет сражаться в одиночку и сам начертает свой путь.

Незадолго до рассвета какая-то тень выскользнула из главной штольни. Если бы не слабый свет тоненького месяца, Рамзес подумал бы, что это злой дух, который спешит в другую нору. Но у этого духа была человеческая форма, и он прижимал к груди какой-то предмет.

— Кто это?

Человек на мгновение застыл, повернув голову к Сыну Фараона, и побежал к самой каменистой части плато, где рудокопы установили только одну рабочую лачугу.

Рамзес бросился преследовать беглеца:

— Остановись!

Человек побежал еще быстрее, Рамзес тоже. Он догнал его только тогда, когда он вступил на покатый склон.

Сын Фараона прыгнул и задержал его, схватив за ноги. Вор упал, не уронив своей ноши. Левой рукой он схватил с земли камень и попытался размозжить голову противнику. Но Рамзес ударил его локтем в горло, свалив на землю. Человеку удалось подняться: однако он тут же потерял равновесие и сорвался вниз.

Раздался жуткий крик, затем — второй, потом шум падающего тела, и, наконец, все стихло.

Когда Рамзес спустился вниз, беглец был мертв и все еще прижимал к груди мешок с бирюзой.

Вор оказался знаком Рамзесу. Это был возничий, тот самый, который во время охоты в пустыне завел его в ловушку, и это чуть не стоило ему жизни.

Глава 26

Никто из рудокопов не знал вора. Он первый раз участвовал в экспедиции и ни с кем не заводил отношений. Проявляя редкое трудолюбие, он провел долгие часы в самых труднодоступных частях штольни и приобрел уважение своих товарищей.

Укрывательство бирюзы было преступлением, карающимся суровым наказанием, но никто уже давно не совершал его. Участники экспедиции не сожалели о гибели виновного. Закон пустыни совершил справедливую кару. Из-за тяжести содеянного возничий был погребен без ритуала. Его уста и очи не откроются в другом мире, и он не сможет пересечь многочисленные двери и станет добычей Пожирательницы.

— Кто нанял этого человека? — спросил Рамзес у Моисея.

Еврей сверился со списками.

— Я.

— Как это ты?

— Глава гарема предложил мне нескольких рабочих для работы здесь, и я лишь подписал договор о найме.

Рамзес вздохнул свободней.

— Этот вор — тот самый возничий, которому нужно было убить меня.

Моисей побледнел:

— Ты думал…

— Лишь мгновение, но потом понял, что ты тоже попал в ловушку.

— Глава гарема?.. Это слабый человек, которого пугает малейшее происшествие.

— Тем легче было подкупить его. Мне не терпится вернуться в Египет, Моисей, и узнать, кто прячется за всем этим.

— Разве ты не покинул дорогу к власти?

— Неважно, я хочу знать правду.

— Даже если она будет неприятна тебе?

— У тебя есть какие-то сведения?

— Нет, клянусь, что нет… Кто бы осмелился взяться за Сына Фараона?

— Таких людей гораздо больше, чем ты думаешь.

— Если здесь заговор, то главаря тебе не обнаружить.

— Это ты-то отказываешься от поисков, Моисей? Не может быть!

— Эта махинация не касается нас. Раз ты не наследник Фараона, зачем кому-то вредить тебе?

Рамзес не стал доверять другу содержание беседы с отцом. Он считал, что это было тайной, которую он должен хранить, пока не разгадает ее смысл.

— Но ты поддержишь меня, Моисей, если мне понадобится твоя помощь?

— Почему ты спрашиваешь?

Несмотря на печальное происшествие, Сети не изменил программы экспедиции. И только когда Фараон решил, что собранной бирюзы достаточно, он дал сигнал возвращаться в Египет.

Глава службы безопасности дворца чуть ли не бежал к приемному залу царицы. Гонец Туйи, сообщивший о вызове к великой супруге фараона, не дал ему ни минуты на размышление.

— Я здесь, Ваше Величество.

— Ну что с вашим расследованием?

— Но оно же закончено!

— В самом деле?

— Невозможно больше ничего выяснить.

— Давайте вспомним о возничем… Так вы говорите, что он мертв?

— Мертв, несчастный.

— И как же этот мертвый нашел силы, чтобы отправиться на рудники и красть там камни?

— Это… это невозможно!

— Вы обвиняете меня в безумии?

— Ваше Величество!

— Есть три варианты: либо вы продались, либо не знаете своего дела, либо и то и другое.

— Ваше Величество!

— Вы не выполнили моего приказа.

Высокий вельможа бросился к ногам царицы:

— Меня обманули, мне солгали, я обещаю…

— Я ненавижу раболепство! В чью пользу вы изменили мне?

Из бессвязной речи главы безопасности стала совершенно ясно, что под покровом ложного простодушия этого человека скрывалось его полное неумение справляться со своими должностными обязанностями. Но убежденный в том, что он поступил правильно, царедворец умолял царицу пощадить его.

— Вы назначаетесь привратником поместья моего старшего сына. Попытайтесь хотя бы не пускать туда незваных гостей.

Вельможа еще рассыпался в слащавых изъявлениях благодарности, тогда как Великая Супруга Фараона уже покинула приемный зал.

Повозка Рамзеса и Моисея, как ураган, влетела в ворота гарема Мэр-Ур. Два друга правили по очереди, соревнуясь в ловкости и задоре. Несколько раз сменив лошадей, они пролетели дорогу от Мемфиса до гарема.

Этот громовой въезд нарушил спокойствие учреждения. На шум вышел глава гарема, чей послеобеденный отдых был прерван.

— Вы что, сошли с ума? Это вам не казарма!

— Великая Супруга Фараона доверила мне поручение, — сообщил Рамзес.

Глава гарема положил дрожащие от волнения руки на выпирающий живот:

— А… но разве оно оправдывает этот грохот?

— Это очень срочное дело.

— Здесь, в заведении, где я за все несу ответственность?

— Именно здесь, и срочное дело непосредственно касается вас.

Моисей подтвердил кивком головы. Глава гарема отступил на два шага назад.

— Здесь, наверное, какая-то ошибка.

— По вашей рекомендации я нанял для экспедиции на бирюзовые шахты преступника, — пояснил еврей.

— По моей…? Вы бредите!

— Кто прислал его к вам?

— Я не знаю, о ком вы говорите.

— Давайте проверим по архивам, — потребовал Рамзес.

— У вас есть письменный приказ?

— Вам достаточно будет царской печати?

Вельможа не стал дальше пререкаться. Рамзес заранее радовался, уверенный в том, что вот-вот все откроется. Моисей — более сдержанный — и то почувствовал определенное волнение: наконец-то правда восторжествует.

Дело рудокопа, воровавшего бирюзу, принесло, однако, разочарование, поскольку он представился не как возничий, а как опытный рудокоп, уже участвовавший в нескольких экспедициях и находящийся в Мэр-Уре, чтобы обучать ювелиров шлифовке бирюзы. Поэтому глава гарема с самого начала думал о том, чтобы включить этого человека в команду под руководством Моисея.

Очевидно, вельможу тоже обманули. Поскольку конюх и возничий были мертвы, след к организатору заговора был окончательно потерян.

Два часа подряд Рамзес стрелял из лука. Пронзая цель за целью, он заставлял себя направить гнев на то, чтобы сосредоточиться, собрать всюэнергию и не расходовать ее зря. Когда у него заболели мышцы, он оставил лук и пустился бегом по садам и огородам гарема. Множество смутных мыслей смешалось в его голове: когда животное безумие в нем так бушевало, лишь неистовое физическое усилие, доводящее до изнеможения, могло его успокоить.

Сын Фараона не знал, что такое усталость. Его няня, кормившая его грудью более трех лет, никогда еще не встречала такого крепкого ребенка. Его не брала никакая болезнь, он одинаково хорошо переносил холод и жару, у него всегда был прекрасный сон и отменный аппетит. Уже в десять лет у него была фигура силача благодаря ежедневным физическим упражнения.

Он пересекал аллею тамарисков, ему показалось, что он слышит прекрасное пение. Рамзес остановился и прислушался. Это был женский голос, совершенно изумительный. Он бесшумно подошел поближе и увидел ее.

Сидя в тени ивы, Нефертари повторяла мелодию, подыгрывая себе на лютне, привезенной из Азии. Ее нежный голос, напоминающий аромат сладкого плода, звучал вместе с ветерком, танцующим в ветвях дерева. Слева от девушки была дощечка для письма, покрытая цифрами и геометрическими фигурами.

Ее красота была почти нереальной. На мгновение Рамзесу показалось, что он видит все это во сне.

— Идите сюда. Вы боитесь музыки?

Он раздвинул ветви кустарника, за которыми прятался.

— Почему вы прятались?

— Потому что…

Он не смог придумать объяснения. Видя его смущение, она улыбнулась:

— Вы обливаетесь потом, вы бежали?

— Я надеялся выяснить здесь имя человека, который пытался меня убить.

Улыбка Нефертари исчезла, но ее серьезность очаровала Рамзеса.

— И значит, вы потерпели неудачу.

— Увы, да.

— Нет никакой надежды?

— Боюсь, что нет.

— Но вы не отступитесь.

— Откуда вы знаете?

— Потому что вы никогда не отступаете.

Рамзес наклонился над дощечкой:

— Вы изучаете математику?

— Вычисляю объемы.

— Вы хотите стать землемером?

— Я люблю учиться, не думая о завтрашнем дне.

— Вы когда-нибудь думаете о развлечениях?

— Я предпочитаю одиночество.

— Не слишком ли суровый это выбор?

Ее глаза, цвета морской волны, стали строгими.

— Я не хотел смущать вас, простите.

На губах, скромно накрашенных, появилась снисходительная улыбка.

— Вы некоторое время останетесь в гареме?

— Нет, я завтра же выезжаю в Мемфис.

— С твердым решением раскрыть правду, не так ли?

— Вы как будто упрекаете меня в этом.

— Разве необходимо так рисковать?

— Я хочу выяснить истину, Нефертари, и буду стремиться к этому всегда, чего бы мне это ни стоило.

В ее взгляде он прочел одобрение.

— Если вы приедете в Мемфис, я хотел бы пригласить вас на ужин.

— Я должна еще несколько месяцев оставаться в гареме, чтобы усовершенствовать мои знания, затем вернусь в свой ном.

— Вас там ждет суженый?

— Какой нескромный вопрос!

Рамзес почувствовал себя последним глупцом. Девушка, такая спокойная, так хорошо владеющая собой, обескураживала его.

— Будь счастлива, Нефертари.

Глава 27

Старый дипломат гордился тем, что прослужил своей стране долгие годы и своими советами помогал трем правителям не допускать ошибок в отношениях с чужеземными странами. Он ценил осторожность Сети, который больше беспокоился о мире, чем о кратковременных военных подвигах.

Вскоре он выйдет в отставку и будет безмятежно жить в Фивах, недалеко от карнакского храма, в лоне семьи, которой он слишком долго пренебрегал из-за длительных поездок. Эти последние дни принесли ему долгожданную радость: просвещать и образовывать молодого Аша, одаренного необыкновенно. Этот юноша быстро учился и на лету запоминал главное. Возвратившись с юга, где он прекрасно справился с деликатным поручением, он пришел учиться мудрости у старого дипломата. Последний сразу же стал относиться к нему, как к сыну, Этот высокий вельможа не только обучил его теории, но также указал ему пути и способы действия, открыл знания, которые приходят только с опытом. Иногда Аша опережал его мысль, его оценка положения в соседних странах сочетала в себе предвидение и острое понимание действительности.

Секретарь объявил о визите Шенара, который смиренно просил о беседе. Старшего сына Фараона — его официального преемника — так просто не выпроводишь. Поэтому, несмотря на явную усталость, высокий вельможа принял посетителя, на круглом лице которого застыла маска самодовольства. Его маленькие глазки свидетельствовали, однако, о проворности ума. Было бы грубой ошибкой пренебрегать таким противником.

— Спасибо, что почтили меня своим визитом.

— Я восхищаюсь вами, — заявил Шенар самым теплым тоном, — все знают, что вы вдохновляете азиатскую политику моего отца.

— Это преувеличение, фараон всегда решает все сам.

— Но благодаря надежности ваших сведений.

— Дипломатия — трудное искусство, я стараюсь делать, что могу.

— И с большим успехом.

— Когда боги благосклонны ко мне. Хотите сладкого пива?

— С удовольствием!

Они устроились в беседке, обвитой зеленью, с которой ласково играл свежий северный ветерок. Серый кот запрыгнул на колени старого дипломата и, свернувшись в клубок, заснул.

Слуга наполнил два кубка легким пивом, способствующим пищеварению, и удалился.

— Вас не удивил мой визит?

— Признаюсь, немного удивил.

— Я хочу, чтобы наш разговор остался в тайне.

— Будьте в этом уверены.

Шенар сосредоточился. Похоже, старого дипломата его приход скорее позабавил. Сколько раз он уже сталкивался с просителями, желающими использовать его услуги? Он помогал им или выспрашивал их о чем-либо, смотря по обстоятельствам. Ему польстило, что Сын Фараона снизошел до него.

— Говорят, вы собираетесь в отставку?

— Я не делаю из этого тайны. Через год или два, когда фараон даст свое согласие, я удалюсь от дел.

— Вы не сожалеете об этом?

— Усталость одолевает меня, возраст затрудняет работу.

— Накопленный вами опыт — бесценное сокровище.

— Поэтому я дарю его молодым, таким, как Аша. Они завтра будут управлять нашей дипломатией.

— Вы безоговорочно одобряете решение Сети?

Старый дипломат почувствовал смущение:

— Я плохо понял ваш вопрос.

— Оправдано ли наше по-прежнему враждебное отношение к хеттам?

— Вы плохо их знаете.

— Ведь они хотят торговать с нами, не так ли?

— Хетты желают захватить Египет и никогда не откажутся от этих планов. Политике активной обороны, которую ведет фараон, нет альтернативы.

— А я если бы я предложил таковую?

— Поговорите об этом со своим отцом, а не со мной.

— Я хочу говорить об этом с вами, и ни с кем другим.

— Вы меня удивляете.

— Сообщите мне точные сведения об азиатских княжествах, и я докажу вам свою благодарность.

— Я не имею на то права. То, что обсуждается во время советов, должно оставаться в тайне.

— Меня интересует именно это.

— Не настаивайте.

— Завтра я стану царем, учтите это.

Старый дипломат побагровел.

— Это угроза?

— Вы еще не ушли в отставку, мне совершенно необходим ваш опыт, ведь я буду руководить завтрашней политикой. Будьте моим тайным союзником, и вы не пожалеете.

Старый дипломат не привык поддаваться гневу, но в этот раз негодование овладело им:

— Кем бы вы ни были я не могу исполнить ваши требования! Как старший сын Фараона может думать о том, чтобы предать своего отца?!

— Успокойтесь, прошу вас.

— Нет, я не успокоюсь! Ваше поведение недостойно будущего правителя. Ваш отец должен знать об этом.

— Не заходите слишком далеко!

— Убирайтесь!

— Вы знаете, с кем говорите?!

— С низким существом!

— Я требую от вас молчания.

— И не рассчитывайте на это!

— В таком случае я помешаю вам говорить!

— Мне помешаете… мне…

Дыхание его вдруг прервалось, старый дипломат поднес руку к сердцу и рухнул всем телом на землю. Шенар тут же позвал слуг, они уложили вельможу на кровать и немедленно вызвали врача. Врач констатировал смерть в результате сердечного приступа.

Шенару повезло. Рискованный поступок закончился хорошо для него.

Красавица Изэт была обижена.

Закрывшись в поместье своих родителей, она отказалась принимать Рамсеса под предлогом недомогания, портящего ей цвет лица. В этот раз она отплатит ему за его поспешный отъезд и длительное отсутствие. Укрывшись за занавеской на втором этаже, она слушала беседу между своей камеристкой и сыном фараона.

— Передайте хозяйке мои пожелания и скорейшего выздоровления, — говорил Рамзес, — и скажите, что я больше не приду.

— Нет! — застонала юная женщина.

Она отодвинула занавеску, стремглав побежала по лестнице и бросилась в объятия своего возлюбленного.

— Тебе, кажется, уже гораздо лучше?

— Не уезжай больше, иначе я, действительно, заболею.

— Ты требуешь, чтобы я не подчинялся Фараону?

— Эти экспедиции так утомительны… Я скучаю без тебя.

— Ты не принимаешь приглашения на вечеринки?

— Принимаю, но мне без конца приходится отвергать авансы молодых людей. Будь ты рядом, мне бы никто не докучал.

— Иногда путешествия идут впрок.

Рамзес отстранил ее от себя и протянул ей шкатулку. Она удивленно раскрыла глаза.

— Открой ее.

— Это приказ?

— Делай, как пожелаешь.

Красавица Изэт приподняла крышку. То, что она увидела, заставило ее вскрикнуть от восторга.

— Это мне?

— С разрешения главы экспедиции.

Она пылко поцеловала его.

— Надень мне его на шею.

Рамзес подчинился. Бирюзовое ожерелье заставило блестеть от удовольствия глаза женщины. Теперь она затмит всех соперниц.

Амени продолжал обыск свалок с упорством, которое не могла сломить никакая неудача. Накануне, обнаружив несколько кусочков мозаики, он решил что установил связь между адресом мастерской и именем ее владельца. Но пришлось разочароваться. Надпись не поддавалась чтению — не хватало букв.

Этот поиск невозможного не мешал молодому писцу прекрасно выполнять работу личного помощника писца фараона. Рамзес получал все больше посланий, на которые нужно было отвечать с принятыми формулами вежливости. Амени старался, чтобы репутация Сына Фараона была безупречна. Он отредактировал отчет о поездке на рудники бирюзы.

— Твоя известность растет, — заметил Рамзес.

— Меня не интересуют закулисные сплетни.

— Считаю, что ты заслуживаешь лучшей должности.

— Я пожелал служить тебе.

— Подумай о своей карьере, Амени.

— Она уже определена.

Эта нерушимая дружба наполняла радостью сердце Рамзеса. Но окажется ли он сам достойным ее?

— Ты продвинулся в расследовании?

— Нет, но я не теряю надежды. А ты?

— Несмотря на вмешательство царицы, нет никакой серьезной зацепки.

— Это человек, имя которого никто не решается произнести, — заметил Амени.

— И не зря, тебе не кажется? Обвинять без доказательств было бы серьезной ошибкой.

— Я люблю, когда ты так говоришь. Ты все больше становишься похожим на Сети.

— Я его сын.

— Шенар тоже. А между тем можно просто поклясться, что он принадлежит к другому роду.

Рамзес нервничал. Почему в момент отъезда в гарем Мэр-Ур Моисея вызвали во дворец? Его друг во время экспедиции не допустил никакой ошибки. Наоборот, рудокопы и воины с похвалой отзывались о работе молодого интенданта и высказывали пожелания, чтобы коллеги брали с него пример. Но клевета и злословие не переставали подстерегать его. Возможно, популярность Моисея задела какого-нибудь высокопоставленного бездаря.

Амени продолжал писать.

— Ты не беспокоишься?

— Беспокоиться? Только не за Моисея. Он твоей породы. Испытания закаливают его вместо того, чтобы сломить.

Этот аргумент не убедил Рамзеса. Характер еврея, определенно, вызвал скорее зависть, чем уважение.

— Вместо того, чтобы терзать себя, почитай лучше последние царские указы, — посоветовал Амени.

Сын Фараона принялся за это, сосредоточившись с огромным трудом. Он раз десять вставал и бродил по террасе.

Незадолго до полудня он увидел, как Моисей выходит из административного здания, куда его вызывали. Рамзес не мог больше ждать, сбежал по лестнице и бросился другу навстречу.

Еврей казался расстроенным.

— Ну, рассказывай!

— Мне предлагают должность старшего мастера на царских стройках.

— Ас гаремом покончено?

— Да, я буду участвовать в строительстве дворцов и храмов, и мне придется переезжать из города в город, чтобы следить за работами главного мастера.

— Ты согласился?

— Разве это не лучше, чем расслабленная жизнь в гареме?

— Так это повышение! Аша в городе, Сетау тоже. Сегодня вечером устроим праздник.

Глава 28

Выпускники Капа провели оживленный вечер: прекрасные танцовщицы, вино, мясо, десерт… — все это было близко к совершенству. Сетау рассказал несколько историй о змеях и поведал о своем способе соблазнять красавиц, спасая их от змей, которых сам подбрасывал им в дом. Это поведение, которое он находил немного безнравственным, позволяло ему обходиться без долгих ухаживаний.

Каждый рассказал о своем будущем: Рамзеса ждала армия, Амени — карьера писца, Аша — дипломата, Моисей займется общественными работами, а Сетау — своими дорогими пресмыкающимися. Как знать, когда они снова увидятся, и будут ли так же счастливы и на взлете сил?

Сетау ушел первым в обществе нубийской танцовщицы, которая весь вечер бросала на него нежные взгляды. Моисей собирался поспать несколько часов перед тем, как отправиться в Карнак, где Сети собирался начать гигантскую стройку. Амени, не привыкший много пить, заснул на мягких подушках. Ночь была благоуханной.

— Странно, — сказал Аша Рамзесу, — город кажется таким спокойным.

— А разве должно быть что-то другое?

— Мои поездки в Азию и Нубию сделали меня умнее. Мы живем в ложной безопасности. Более или менее грозные народы к северу и к югу от нас только и думают о том, как завладеть нашим богатством.

— На севере — хетты, а на юге?

— Ты забыл о нубийцах.

— Но они так давно подчинены нам!

— Я тоже так думал до тех пор, пока не поехал туда и не обследовал все на месте. Языки развязались, и я услышал менее официальные речи, познакомившись с реальной действительностью, а не той, которую нам преподносят при дворе.

— Ты говоришь загадками.

Утонченный и аристократичный, Аша, казалось, не был создан для длительных поездок в негостеприимные края. Однако он оставался в ровном настроении, не повышал голоса и был спокоен при любых испытаниях. Его внутренняя сила и быстрота ума заставали врасплох тех, кто его недооценивал. В это мгновение Рамзес понял, что никогда нельзя пренебрегать мнением, высказанным Аша. Его утонченность была обманчивой. За внешностью светского человека скрывался решительный и уверенный в себе мужчина.

— Ты знаешь, что мы говорили о государственной тайне?

— Это твое фирменное блюдо, — сострил Рамзес.

— В этот раз оно напрямую касается тебя, потому что ты мой друг, и я считаю, что заслуживаешь узнать кое-что на одну ночь раньше Шенара. Завтра он будет среди членов совета, который созывает фараон.

— Ты нарушаешь тайну ради моей выгоды?

— Я не предаю своей страны, потому что убежден, что ты должен сыграть какую-то роль в этом деле.

— Ты можешь говорить яснее?

— По-моему мнению, как и по мнению опытных дипломатов, в одном из номов Нубии готовится восстание. Настоящее восстание, которое может привести к многочисленным жертвам, если египетская армия быстро не вмешается.

Рамзес был потрясен.

— И ты осмеливаешься высказать вслух такую невероятную гипотезу?

— Я изложил ее в письменном виде, подкрепив своими аргументами. Я не пророк, я просто здраво мыслю.

— Нубийский наместник и военачальники обвинят тебя в безумии!

— В этом можно быть уверенным, но фараон и его советники так или иначе прочтут мой доклад.

— Почему они должны согласиться с твоими выводами?

— Потому что они отражают истину. Разве не она руководит нашим владыкой?

— Конечно, но…

— Поверь мне и готовься.

— Готовиться?

— Когда фараон решит подавить восстание, он захочет взять с собой одного их своих сыновей. Это должен быть ты, а не Шенар. Вот тот случай, о котором ты мечтал, чтобы проявить себя настоящим воином.

— А если ты ошибся…

— Об этом не может быть и речи. Будь пораньше в царском дворце.

В крыле дворца, где фараон собрал членов своего совета, царило непривычное оживление. Совет на этот раз состоял из девяти друзей фараона, военачальников и глав нескольких управлений. Обычно фараон ограничивался краткой беседой с визирем и переходил к делам, которые считал наиболее важными. Но на этот раз, был срочно созван расширенный совет.

Рамзес предстал перед помощником визиря и попросил приема у фараона. Ему велели подождать. Так как Сети ненавидел болтовню, Рамзес решил, что обсуждение быстро закончится, но так не произошло. Заседание продолжалось необычно долго. Уже прошло время завтрака, прошел полдень. Должно быть, участники резко разошлись во мнениях, а фараон не хотел произнести последнее слово до тех пор, пока не будет уверен, что выбрал путь истины.

Когда солнце стало уже склоняться к западу, друзья фараона с серьезными лицами вышли из зала совета, за ними военачальники. Через четверть часа помощник визиря вышел за ним.

Его принял не Сети, а Шенар.

— Я желаю видеть фараона.

— Он занят. Что тебе нужно?

— Я вернусь позже.

— Я уполномочен отвечать тебе, Рамзес. Если ты отказываешься говорить со мной, я доложу об этом фараону. Отцу не понравится твое поведение. Ты слишком часто забываешь, что обязан уважать меня.

Эта угроза не произвела на Рамзеса никакого впечатления. Он решил все поставить на карту:

— Мы с тобой братья, ты забыл об этом, Шенар?

— Наше с тобой положение…

— Разве нам заказана дружба и доверие?

Этот аргумент поколебал Шенара. Его тон стал менее резким.

— Нет, конечно, нет. Но ты так вспыльчив, что часто переходишь границу.

— Я следую своему пути, ты — своему. Время иллюзий прошло.

— И… каков твой путь?

— Армия.

Шенар потеребил себя за подбородок.

— Ты сможешь там блеснуть, это правда… Для чего ты хотел видеть фараона?

— Чтобы сражаться рядом с ним в Нубии.

Шенар подпрыгнул на месте.

— Кто тебе рассказал о войне в Нубии?

Рамзес остался невозмутим:

— Я царский писец и старший офицер. Мне не хватает назначения на поле битвы. Предоставь его мне.

Шенар поднялся. Прошел по залу и снова сел.

— Не рассчитывай на это.

— Почему же?

— Это слишком опасно.

— Ты заботишься о моем здоровье?

— Царевич не должен подвергать себя необоснованному риску.

— Разве сам Фараон не будет во главе наших войск?

— Не настаивай, тебе там не место.

— Напротив!

— Мое решение не подлежит пересмотру.

— Я обращусь к отцу, он пересмотрит его.

— Не надо скандалов, Рамзес. У страны есть другие заботы, помимо твоих дрязг по поводу назначений.

— Перестань вставлять мне палки в колеса, Шенар.

Круглое лицо наследника трона приняло жесткое выражение:

— В чем ты меня обвиняешь?

— Могу я считать, что добился назначения?

— Это решит фараон.

— Если ты предложишь ему.

— Я должен подумать.

— Думай быстрее.

Аша огляделся. Просторная комната, два окна, расположенные так, чтобы обеспечить свободную циркуляцию воздуха. Стены и потолок украшены цветочными фризами и геометрическими орнаментами красного и синего цвета. Несколько стульев, низкий столик, добротная циновка, сундуки, шкаф для папируса… Кабинет, который ему выделили в управлении иностранными делами, показался ему вполне подходящим. Немногие молодые вельможи пользовались такими удобствами.

Аша продиктовал письма, принял несколько коллег, жаждущих видеть того, кого Канцелярия рассматривала как выдающегося дипломата, а потом принял Шенара, желающего познакомиться с новым вельможей, которому предсказывали блестящее будущее.

— Вы довольны новым местом?

— Как можно быть недовольным?

— Фараон оценил вашу работу.

— Моя преданность всегда будет к услугам Его Величества.

Шенар закрыл дверь кабинета и заговорил тихо:

— Я тоже очень ценю вашу работу. Благодаря вам Рамзес очертя голову устремился в ловушку. Он только и мечтает, чтобы сражаться в Нубии! Разумеется, чтобы подзадорить его, я вначале отверг его требование, но затем — уступил.

— Он получил назначение?

— Фараон согласился взять его с собой в Нубию, чтобы подвергнуть его первому испытанию в деле. Рамзес не знает, что нубийцы — страшные воины, и что поднявшееся там восстание может оказаться кровавым. Поездка в бирюзовые карьеры распалила его, и он уже мнит себя опытным воякой. Сам он не дошел бы до мысли наняться в эту кампанию. Мы неплохо подстроили, не так ли, дорогой мой?

— Надеюсь.

— Почему бы нам теперь не поговорить о вас, Аша? Я не хочу быть неблагодарным, а вы блестяще использовали дипломатические способности. Немного терпения, два или три доклада и ваше продвижение пойдет в гору.

— Мое единственное стремление — служить моей стране.

— Мое тоже, разумеется. Но высокое положение позволяет сделать больше. Интересует ли вас Азия?

— Конечно, ведь преимущественно там действуют наши дипломаты.

— Египту нужны специалисты вашего уровня. Обучайтесь, набирайтесь опыта, слушайте других и оставайтесь мне верны — и не пожалеете.

Аша поклонился.

Хотя египетский народ не любил конфликтов, отъезд Сети в Нубию не вызвал никакого беспокойства. Как негритянские племена смогут устоять перед молодой, хорошо организованной армией? Эта экспедиция считалась скорее вынужденной мерой по охране порядка, чем настоящим столкновением. Строго наказанные мятежники не скоро снова осмелятся поднять голову, и Нубия опять станет тихой провинцией.

Благодаря докладу Аша, бившему тревогу, Шенар знал, что египтяне натолкнутся на сильное сопротивление. Рамзес постарается доказать свою доблесть со всей безрассудностью молодости. В прошлом нубийские стрелы и топор положили конец жизни многих воинов, слишком кичащихся своим превосходством. Немного удачи — и Рамзес попадет в такую же передрягу.

Удача улыбнулась Шенару. В игре власти он смог расположить свои фигуры так, чтобы выиграть партию. Бурная деятельность Фараона утомляла Сети, в ближайшем будущем ему придется назначить старшего сына соправителем и предоставлять ему все больше свободы. Укрощать себя, быть терпеливым, действовать в тени — таковы были для Шенара ключи к успеху.

Амени бежал к главному причалу Мемфиса. Не привыкший к подобным упражнениям, он продвигался медленно, с большим трудом пробивая себе дорогу в многочисленной толпе провожавших. обследуя свалку, он нашел важную, может быть, решающую улику.

Должность писца Рамзеса позволила ему пройти через цепь охранников. Задыхаясь, он подбежал к причалу.

— Где корабль Сына Фараона?

— Он уже ушел.

Глава 29

Отчалив из Мемфиса на двадцать четвертый день второго года зимы, в восьмой год правления Сети, корабли египетской армии быстро продвигались по направлению к югу. Высадившись на берег а Асуане, обогнув скалы опасного водопада, войска продолжали движение. Высота Нила в это время года позволила бы преодолеть такие препятствия, но Фараона предпочел использовать корабли, чтобы подняться по реке до Нубии.

Рамзес был счастлив. Назначенный писцом при армии, он управлял походом под прямым началом своего отца. Поэтому он находился на одном с ним корабле, прекрасной ладье в форме месяца, концы которого поднимались высоко над водой. Два руля — один — на левом, другой на правом борту, позволяли осуществлять гибкие и быстрые маневры. Огромный парус на единственной высоченной мачте раздувался от сильного ветра. Время от времени экипаж проверял натяжение снастей.

В центре палубы помещалась большая кабина. Возле носа и кормы были другие кабины, поменьше, предназначенные капитану и двум рулевым. На борту царского судна, как и на других кораблях военного флота, царило радостное оживление. У матросов и воинов было такое чувство, что они совершают увеселительную прогулку. Ни один вельможа не рассеивал этой иллюзии. Все были ознакомлены с приказом Фараона: не позволять никакого насилия по отношению к мирному населению, никого не вербовать силой, никого произвольно не останавливать и не арестовывать. Если Фараон хотел, чтобы проход армии внушал страх и способствовал установлению порядка и уважению, то было недопустимо, чтобы он стал синонимом террора и грабежей. Нарушивших этот кодекс чести ждала суровая кара.

Нубия очаровала Рамзеса. Он всю поездку не уходил с носа корабля. Пустынные холмы, гранитные острова, тонкая полоска сопротивляющейся пустыне зелени и чистейшее голубое небо составляли пейзаж, который запал ему глубоко в душу. Коровы дремали на берегах, в воде спасались от жары гиппопотамы, журавли с хохолками, розовые фламинго и ласточки пролетали над пальмами, на которых резвились бабуины. Рамзес сразу же проникся симпатией к этой дикой стране. Этот край был той же породы, горел тем же знакомым Рамзесу неукротимым огнем.

От Асуана до второго водопада египетская армия двигалась по спокойной местности. Они остановились возле мирных деревень, жители которых тут же предложили им пищу и разные товары. Эта провинция Уауат (что означает «жгучая»), уже давно подчиненная, простиралась на три сотни километров. Рамзес жил, как во сне, радостный, безмерно счастливый, так много говорила его сердцу эта земля.

Он очнулся при виде невероятного строения, огромной крепости Бухен с кирпичными стенами высотой примерно одиннадцать метров и шириной около пяти. С ее прямоугольных башен, построенных на равном расстоянии вдоль всего пути дозора, египетские часовые наблюдали за вторым водопадом и окрестностями. Ни один нубийский рейд не мог пройти через цепь укреплений, самым лучшим из которых был Бухен. Там постоянно находилось три тысячи воинов. Укрепление сообщалось с Египтом с помощью постоянной эстафеты гонцов.

Сети и Рамзес прошли в крепость через главный вход. Между двойными воротами располагался деревянный мост. При возможном нападении неприятель попадал бы под дождь стрел, дротиков и камней, выпущенных воинами. Амбразуры с тремя бойницами были расположены так, что противник оказывался под перекрестным огнем, не дающим ни малейшего шанса ускользнуть.

Часть отряда была размещена в городе, разросшемся у подножия укрепления. Казарма, красивые домики, склады и мастерские, рынок, оздоровительные сооружения делали жизнь там веселее. Участники похода рады были несколько часов отдохнуть перед тем, как вступить во вторую нубийскую провинцию, край Куш. В настоящий момент дух войска был на высоте.

Комендант крепости принял царя и его сына в парадной зале крепости Бухен, где он вершил правосудие после того, как его решения были одобрены визирем.

Знатным гостям предложили прохладного пива и фиников.

— Нубийский наместник в отъезде? — спросил Сети.

— Он должен вот-вот вернуться, Ваше Величество.

— Он что, сменил место проживания?

— Нет, Ваше Величество, он захотел лично ознакомиться с обстановкой в краю Ирэм, на юге от третьего водопада.

— Обстановкой… вы имеете ввиду восстание?

Комендант избегал взгляда Сети.

— Вероятно, было преувеличением это так назвать.

— Неужели наместник отправился так далеко, только чтобы остановить несколько воров?

— Нет, Ваше Величество, мы держим местность под контролем, и…

— Почему ваши отчеты уже несколько месяцев преуменьшают опасность?

— Я пытался сохранить объективность. Среди нубийцев в этой провинции действительно наблюдаются небольшие волнения, но…

— Два каравана подверглись нападению, одним колодцем завладели разбойники, убит воин разведки… Это вы называете небольшими нападениями?

— Бывало и похуже, Ваше Величество!

— Ну тогда я хочу знать правду.

Бесхарактерность высшего вельможи возмутила Рамзеса. Подобные трусы не должны служить Египту! На месте своего отца он немедленно сместил бы его с должности и послал на передовую.

— Мне кажется бесполезным вносить смятение в ряды наших войск, даже если определенные волнения нарушили спокойствие.

— Каковы ваши потери?

— Надеюсь, что их нет. Наместник уехал во главе опытного отряда. При одном его виде нубийцы сложат оружие.

— Я подожду три дня, не больше, затем вмешаюсь сам.

— В этом не будет необходимости, Ваше Величество, но я почту за честь принять вас. Сегодня вечером устраивается небольшой праздник.

— Меня там не будет. Позаботьтесь о том, чтобы у моих воинов было все необходимое.

Второй водопад представлял собой неистовую и впечатляющую картину. Высокие скалы сжимали Нил, пробивающий себе проходы в узких каналах, огромные валуны базальта и гранита пытались поглотить их. Река бурлила, кипела и билась о них с такой силой, что, с диким ревом преодолев очередное препятствие, снова разгонялась вдали. Волны рыжего песка замирали на красных берегах, усеянных голубыми камешками. Тут и там пальмы с раздвоенными стволами добавляли нитку зеленого цвета.

Рамзес всей душой переживал каждый изгиб Нила. Он следовал за ним в его битве против скал и побеждал вместе с ним. Река и Рамзес, казалось, слились в одно.

Маленький городок Бухен за тысячу миль от войны, в которую никто не верил, был в праздничном настроении. Тринадцать египетских крепостей отбили охоту у захватчиков, а большое пространство обработанных земель в крае Ирэм, казалось, было залогом спокойного счастья, которое никто и не думал разрушать. По примеру своих предшественников Сети ограничился тем, что показал свои военные возможности, дабы напугать противников и укрепить мир.

Обходя лагерь, Рамзес заметил, что ни один воин не думает о битве. Спали, пировали, заигрывали с красавицами-нубийками, играли в кости, говорили о возвращении в Египет, но ни один из них не чистил оружия.

Наместник, однако, еще не вернулся из края Ирэм.

Рамзес отметил склонность людей не соглашаться с очевидным, питаясь иллюзиями. Действительность казалась им настолько неудобоваримой, что они насыщались миражами, будучи уверенными при этом, что свободны от их пут. Человек был одновременно жертвой и виновником. Сын Фараона поклялся себе не закрывать глаза на факты, даже если они не будут отвечать его надеждам. Как Нил, он сразится с камнями и победит их.

На западном краю лагеря, со стороны пустыни, он увидел сидящего на корточках человека, который копал песок, как если бы он зарывал клад.

Рамзес приблизился, заинтересованный, с мечом в руках.

— Что ты делаешь?

— Замолчи, тихо! — потребовал едва слышный голос.

— Отвечай.

Человек поднялся:

— А! Как это глупо! Из-за тебя она уползла.

Сетау! Ты тоже нанялся в поход?

— Конечно, нет… Я уверен, в этой норе пряталась черная кобра.

Одетый в свой страшный балахон со множеством карманов, плохо выбритый, с матовой кожей и черными волосами, блестящими в свете луны, Сетау совсем не походил на воина.

— Хорошие колдуны говорят, что яд нубийской змеи исключительно силен. Поэтому этот поход для меня был настоящей находкой.

— А опасность? Ведь идет война!

— Я не чувствую ее кровавого запаха. Я вижу только, как эти тупые воины обжираются и напиваются. В сущности, это самое безопасное из того, чем они могут заниматься.

— Этот мир не продлится долго.

— Это уверенность или пророчество?

— Думаешь, Фараон стал бы перемещать такое количество войск чтобы устроить парад?

— Мне это неважно. Лишь бы позволяли ловить змей. Их размер и окраска великолепны! Вместо того, чтобы по глупости рисковать жизнью, ты бы лучше ушел со мной в пустыню. Вдвоем мы бы наловили таких змей!

— Я повинуюсь приказам моего отца.

— Ну а я свободен.

Сетау растянулся на земле и вскоре заснул. Он был, пожалуй, единственным египтянином, не боящимся ночных дозоров пресмыкающихся.

Рамзес смотрел на воду и снова разделял с ней непрекращающуюся борьбу. Ночная мгла понемногу рассеялась. Вдруг он почувствовал, что сзади кто-то есть.

— Ты забыл о сне, сын мой?

— Я следил за Сетау и увидел, как несколько змей приблизились к нему, остановились, а потом уползли прочь. Даже во сне он осуществляет свою власть. Не то же ли самое происходит с соправителем?

— Наместник вернулся, — сообщил Сети.

Рамзес взглянул ему в глаза:

— Он усмирил Ирэм?

— Пятеро убитых, двадцать тяжелораненых и поспешное отступление — вот чем закончился его поход. Прогнозы твоего друга оказываются верными. Этот Аша — замечательный наблюдатель, сумевший извлечь правильные выводы из собранных показаний.

— Иногда я неловко чувствую себя при нем, но он удивительно умен.

— К сожалению, он был прав, а множество советников ошибались.

— Это война?

— Да, Рамзес. Нет ничего другого, что я ненавидел бы больше. Но Фараон не должен терпеть бунтовщиков и зачинателей восстаний, иначе царству Маат придет конец и наступит хаос. Последний же порождает несчастья для всех, великих и малых. Египет защищается от нашествия, удерживая контроль над Ханааном и Сирией на севере, на юге — над Нубией. Фараон, который ослабит бдительность, поставит всю страну под угрозу.

— Мы будем сражаться?

— Надеюсь, что нубийцы опомнятся. Твой брат очень настаивал, чтобы я утвердил твое назначение. Он, кажется, считает, что ты отличный воин. Наши противники очень опасны. Если они разойдутся, то будут биться до самой смерти, не чувствуя ран.

— Вы считаете меня неспособным к бою?

— Ты не обязан подвергать себя ненужному риску.

— Вы доверили мне ответственность, и я понесу ее до конца.

— Разве твоя жизнь не важнее?

— Конечно, нет! Тот, кто не верен своему слову, не заслуживает жить.

— Ну тогда сражайся, если восставшие не покорятся. Бейся, как бык, лев и слон. Мечи молнии подобно буре. Иначе будешь сражен.

Глава 30

Армия с сожалением покинула Бухен. Перейдя второй водопад и дамбу, укрепляющую крепость, они углубились в край Куш, покоренный, но населенный крепкими нубийцами, чья доблесть была легендой. Быстро добрались до острова Сай, на котором возвышалось укрепление Шаат, загородный дом наместника. В нескольких километрах вниз по течению Рамзес заметил другой остров — Амара, дикая красота которого покорила его. Если судьба улыбнется ему, он попросит отца, чтобы там соорудили святилище во славу величия Нубии.

В Шаат беззаботных песен уже не было слышно. Крепость, гораздо менее крупная, чем Бухен, была полна беженцев, оставивших богатую равнину Ирэм, захваченную повстанцами. Опьяненные своей победой и бездействием наместника, направившего против них лишь небольшую группу воинов, быстро разбитых, два племени перешли третий водопад и продвигались к северу. Ожила старая мечта завоевать край Куш, выгнать оттуда египтян и начать штурм крепостей.

Шаат первая подверглась их удару.

Сети приказал объявить тревогу. У каждой бойницы стоял наготове лучник. На вершинах башен — стрелки, в укрытии рвов у подножия высоких каменных стен была развернута пехота.

Затем Фараон и его сын в сопровождении наместника Нубии, молчаливого и подавленного, допросили главу крепости.

— Положение катастрофическое, — признался он, — вот уже неделя, как восстание достигло невероятных размеров. Обычно племена враждуют между собой и не идут ни на какие взаимные согласия. В этот раз они сговорились! Я посылал в Бухен сообщения, но…

Присутствие наместника не позволяло главе крепости высказать слишком резкое замечание.

— Продолжайте, — потребовал Сети.

— Мы могли бы задушить это восстание в зародыше, если бы вмешались вовремя. А теперь, не лучше ли нам отвести войска.

Рамзес был потрясен. Как можно было предположить, что ответственные за безопасность Египта настолько трусливы и непредусмотрительны?

— Так ли непобедимы эти племена? — спросил он.

— Это дикие звери, — ответил глава крепости. — Их не пугает ни боль, ни смерть. Им доставляет удовольствие сражаться и убивать. Не упрекну никого, кто обернется в бегство, когда они ринутся в атаку со своим устрашающим криком.

— Обратиться в бегство? Это же измена!

— Когда вы увидите их, поймете. Их может усмирить только армия, значительно превосходящая их числом. А мы сейчас не знаем, сколько наших врагов — сотни или тысячи.

— Отправляйтесь вместе с беженцами в Бухен, увезите также и наместника, — приказал Сети.

— Должен ли я прислать подкрепление?

— Посмотрим. Мои гонцы будут держать вас в курсе. Перекройте плотинами Нил, и пусть все крепости готовятся к отражению штурма.

Наместник исчез. Он боялся других наказаний. Глава крепости приступил к подготовке эвакуации. Через два часа на север выступила длинная колонна. В Шаате остался лишь Фараон, Рамзес и тысяча воинов, заметно упавших духом. Ходили слухи, что десять тысяч негров, жаждущих крови, обрушатся на укрепления и истребят египтян всех до единого.

Сети предоставил Рамзесу сообщить войскам, как обстоят дела. Юноша не просто изложил факты и рассеял ложные слухи, но воззвал к их храбрости и напомнил о долге каждого перед своей страной. Эти слова, такие простые и понятные, и энтузиазм юноши сделали свое дело. Стало ясно, что воины доверяли ему. Рамзес с жаром описал им все преимущества мудрой стратегии Сети, которая избавит Египет от катастрофы.

Фараон решил не ждать возможного нападения, а начать продвижение к югу. Прорвав цепь рядов противника, они заставят врага отступить, Даже если он будет слишком превосходить их числом. По крайней мере, они его остановят.

Весь вечер Сети в обществе Рамзеса изучал карту края Куш. Он научил сына разбирать указания географов. Юноша сиял от такого доверия со стороны Фараона. Он очень быстро все запомнил и пообещал себе сохранить в памяти каждую мелочь. Чтобы ни случилось, грядущий день сулил славу.

Сети удалился в помещение крепости, предназначенное для правителя. Рамзес лег на простой кровати. Его мечты о победе прервали смех и громкие вздохи, доносившиеся из соседней комнаты. Заинтригованный, он поднялся и толкнул дверь в подозрительное помещение.

Лежавший на животе Сетау шумно высказывал свое удовольствие от массажа, который ему делала молодая обнаженная нубийка с очень тонким лицом и великолепным телом. Ее кожа цвета черного дерева блестела. В ее чертах не было ничего негритянского. Оно скорее напоминало лицо благородной фиванки. Это она смеялась, радуясь удовлетворению Сетау.

— Ей пятнадцать лет, и зовут ее Лотос, — сообщил заклинатель змей. — Ее руки владеют непревзойденным искусством разминать спину. Не хочешь ли ты воспользоваться ее услугами?

— Это чересчур любезно с твоей стороны.

— Кроме того, она без всякого страха подходит к самым опасным змеям. Мы с ней уже собрали огромное количество яда. Это удача, клянусь богами!! Мне нравится этот поход… Я правильно сделал, что не пропустил его.

— Завтра вы будете сторожить крепость.

— Вы идете в наступление?

— Мы продвигаемся на юг.

— Хорошо, мы с Лотос побудем сторожами. За это время мы отловим с десяток кобр.

Зимой на рассвете было очень прохладно, поэтому пехотинцы надели длинные туники, которые они легко могли снять потом, когда лучи нубийского солнца разогреют их кровь. Рамзес вел легкую колесницу во главе войска, сразу следом за разведчиками. Сети находился в середине армии, под защитой особой охраны. Вдруг тишину степи нарушил рев. Рамзес дал приказ остановиться, спрыгнул на землю и последовал за разведчиками.

Животное чудовищных размеров с невероятной длины носом кричало от боли. На конце хобота торчал дротик, и зверь мотал головой, чтобы освободиться от такого жала, боль от которого лишала его рассудка. Слон… Животное, которое в далекие времена дало имя острову Элефантина на южной границе Египта.

Сын Фараона в первый раз видел слона.

— Это огромный самец, — пояснил один из разведчиков. — Каждый из его бивней весит самое меньшее восемьдесят килограммов. Ни в коем случае не подходите к нему.

— Но он ранен!

— Нубийцы пытались убить его, но, увидев нас, убежали.

Столкновение близилось.

Пока разведчик побежал предупреждать Фараона, Рамзес направился к слону. В двадцати метрах от чудовища он остановился и стал искать его взгляд. Раненое животное перестало биться и посмотрело на крошечное существо.

Рамзес показал ему свои пустые руки. Гигантский слон задрал хобот, как если бы понял мирные намерения двуногого. Сын Фараона стал очень медленно продвигаться вперед.

Разведчик хотел было закричать, но его спутник зажал ему рот: при малейшем вмешательстве слон растопчет Рамзеса.

Юноша не испытывал ни малейшего страха. Во внимательном взгляде четвероногого он почувствовал живой ум, способный проникнуть в его намерения. Еще несколько шагов — и он оказался всего в метре от раненого животного, стегавшего себя хвостом по бокам.

Сын Фараона поднял руки. Гигант опустил хобот.

— Я сделаю тебе больно, — объявил он, — но это необходимо.

Рамзес крепко взялся за древко дротика.

— Ты согласен?

Громадные уши шевельнулись: слон как будто давал свое согласие.

Сын Фараона с силой дернул дротик, вырвав его одним махом. Освобожденный гигант заревел. Пораженные зрители решили, что свершилось чудо, и что Рамзес поплатился за свой подвиг. Окровавленный конец хобота обхватил его за поясницу.

Он будет раздавлен за несколько мгновений. А потом наступит и их очередь. Надо спасаться бегством.

— Смотрите, смотрите же!

Радостный голос Сына Фараона остановил их. Они обернулись и увидели, что тот сидит на голове гиганта, куда его с величайшей осторожностью водрузил хобот.

— С высоты этой горы, — прокричал Рамзес, — я разгляжу малейшее движение противника.

Подвиг Сына Фараона воодушевил войско. Говорили о сверхъестественной силе Рамзеса, способного подчинить своей воле сильнейшего из животных. Рану слона лечили растительным маслом и медом. Рамзес и слон без всякого труда понимали друг друга: один говорил при помощи языка и рук, другой — при помощи хобота и ушей. Под защитой гиганта, шедшего по проложенной тропе, воины достигли поселка из нескольких глиняных домишек с крышами из пальмовых листьев.

Повсюду лежали трупы стариков, женщин, детей, кто — со вспоротым животом, кто — задушенный. Мужчин, пытавшихся оказатьсопротивление, смерть настигла чуть дальше. Запасы зерна были сожжены, скот — зарублен.

Рамзеса едва не стошнило.

Так вот какова война! Это резня, это безграничная жестокость, делающая человека самым беспощадным из хищников.

— Не пейте воду из колодцев! — закричал кто-то.

Двое молодых воинов уже успели напиться. Они не прожили и десяти минут, скончавшись в страшных мучениях. Мятежники отравили колодцы, чтобы отомстить жителям поселка, своим братьям по расе, не пожелавшим предавать Египет.

— Вот случай, где я бессилен, — посетовал Сетау. — Что касается растительных ядов — тут я полный невежда. К счастью, Лотос может поделиться со мной своими знаниями.

— Что ты здесь делаешь? — удивился Рамзес. — Разве ты не должен был охранять крепость?

— Это скучное занятие… Здесь такая богатая, такая цветущая природа!

— Да, например этот истребленный поселок?

Сетау положил руку другу на плечо.

— Теперь ты понимаешь, почему я предпочитаю змей? Их способ убивать более благородный. Кроме того, они дают нам мощные лекарства.

— Но в мире есть не только эти ужасы.

— Ты уверен в этом?

— Существует Маат, и существует хаос. Мы родились, чтобы претворять в жизнь закон Маат, чтобы зло было повержено, даже если придется снова и снова вести с ним борьбу.

— Так может рассуждать только фараон, а ты — всего лишь военачальник, и ты будешь убивать тех, кто убивал.

— Или буду сражен ими.

— Не накликай беду. Пойдем лучше, выпьешь настой трав, который приготовила Лотос. Он сделает тебя неуязвимым.

Сети был мрачен.

Он пригласил в свою палатку Рамзеса и высших военачальников.

— Что вы предлагаете?

— Продвигаться дальше, — предложил старый командир, — перейдем третий водопад и захватим край Ирэм. Наша быстрота будет залогом успеха.

— Мы можем попасть в ловушку, — заявил молодой военачальник, — нубийцы знают, что мы предпочитаем эту тактику.

— Верно, — согласился Фараон. — Чтобы избежать западни, необходимо засечь расположение противника. Мне нужны добровольцы, которые отправятся ночью.

— Это очень рискованно, — заметил старый вояка.

— Я понимаю это.

Рамзес поднялся.

— Я готов отправиться.

— Я тоже, — заявил старый воин. — И знаю еще троих, кто найдет в себе ту же храбрость, что и царевич.

Глава 31

Сын Фараона снял свой головной убор, парадную кожаную юбку и сандалии. Чтобы отправиться в нубийскую саванну, он вымажет тело древесным углем и возьмет с собой лишь кинжал. Прежде, чем пуститься в путь, он зашел в палатку Сетау.

Заклинатель змей кипятил какой-то желтоватый напиток, Лотос варила гибискус, дающий красный настой.

— Под мою циновку заползла черная с красным змея, — поделился радостью сияющий Сетау, — вот повезло! Это еще один новый экземпляр и немалое количество яда. Боги на нашей стороне, Рамзес! Эта Нубия — рай, сколько здесь водится пород?!

Подняв глаза, он внимательно оглядел сына Фараона.

— Куда ты собираешься идти в таком виде?

— На разведку вражеских позиций.

— А как ты найдешь их?

— Я пойду прямо на юг, в конце концов я обнаружу их!

— Главное — вернуться.

— Я верю, что мне повезет.

Сетау кивнул.

— Выпей с нами каркаде, по крайней мере, узнаешь этот чудесный вкус до того, как попасть в руки негров.

Красный ликер был душистым и освежающим, Лотос три раза подливала его Рамзесу.

— По-моему, ты совершаешь глупость, — изрек Сетау.

— Я выполняю свой долг.

— Не надо пустых слов! Ты бросаешься вперед, очертя голову, не имея ни малейшего шанса на удачу.

— Наоборот, я…

Рамзес поднялся, шатаясь.

— Тебе плохо?

— Нет, но…

— Сядь.

— Я должен идти.

— В таком состоянии?

— Со мной все в порядке, я…

Потеряв сознание, Рамзес упал на руки Сетау. Тот уложил его возле костра и вышел из палатки. Хотя он и ожидал встретить Фараона, но внушительная фигура Сети произвела на него впечатление.

— Спасибо, Сетау.

— Лотос говорит, что это очень слабое снотворное, Рамзес проснется на рассвете, свежий и бодрый. Что касается его задания, не волнуйтесь: мы с Лотос сделаем это вместо него. Она поведет меня.

— Что вы хотите в награду?

— Все, что нам надо — это защитить вашего сына от опасности!

Сети удалился. Сетау был горд собой: многие ли могли похвалиться тем, что получили благодарность от самого Фараона?

Луч солнца, проскользнувший внутрь палатки, разбудил Рамзеса. Еще несколько мгновений его ум был, как в тумане, он не помнил, где находится. Потом его осенило: Сетау и нубийка подмешали ему в вино снотворного!

Он в ярости бросился наружу и тут же натолкнулся на Сетау, сидящего в позе писца и спокойно поедающего сушеную рыбу.

— Тише! Еще немного, и я бы подавился, кусок рыбы чуть не попал мне не в ту глотку!

— А что проглотил я по твоей милости?

— Урок мудрости.

— Я должен был выполнить задание, а ты помешал мне.

— Лучше поцелуй Лотос и скажи ей спасибо: благодаря ей мы теперь знаем расположение главного стана врагов.

— Но… она же сама из их лагеря!

— Всю ее семью убили во время уничтожения деревни.

— Ты считаешь, ей можно доверять?

— Неужели ты, всегда такой восторженный, стал во всем сомневаться? Да, ей можно доверять, она искренне хочет нам помочь. Мятежники не принадлежат к ее племени, и они сеют несчастье в краю, который был самым процветающим во всей Нубии. Вместо того, чтобы страдать, умойся, поешь и оденься, как подобает сыну Фараона: твой отец ждет тебя.

Полагаясь на указания Лотос, египетское войско пустилось в путь. Впереди, сидя на слоне, ехал Рамзес. Первые два часа гигант был спокоен, почти беззаботен. Он шел и по дороге срывал с деревьев ветви, поедая их.

Потом его поведение изменилось: взгляд устремился в одну точку, он стал двигаться медленнее, не производя ни малейшего шума. Его ноги, ставшие вдруг невесомыми, удивительно легко касались земли. Неожиданно он протянул хобот к верхушке одной пальмы и схватил негра, вооруженного пращей. Слон ударил его об ствол, сломав позвоночник.

Успел ли наблюдатель предупредить своих? Рамзес обернулся, ожидая приказа. Знак Фараона был недвусмысленным: развернуться и начать атаку.

Слон ринулся вперед.

Едва он пересек узкую полоску пальм, как Рамзес увидел их — сотни нубийских воинов с черной-пречерной кожей, выбритым лбом, сплющенным носом, пухлыми губами, золотыми кольцами в ушах, с перьями в коротких вьющихся волосах, с татуировками на щеках. На них были короткие набедренные повязки из пятнистых шкур, а на вождях — белые длинные наряды с красными поясами.

Бесполезно было предлагать им сдаться. Как только они заметили слона и передовую часть египетского войска, то сразу бросились к своим лукам и открыли стрельбу. Эта поспешность и погубила их, так как они действовали в беспорядке, тогда как волны атакующих египтян следовали одна за другой с определенностью и размеренностью.

Лучники Сети вывели из строя нубийских стрелков, впавших в панику и мешавших друг другу. Потом воины с копьями напали на нубийцев с тыла и разбили негров, пока те заряжали пращи. Вооруженные щитами, пешие воины сдерживали отчаянную атаку негров с секирами и пронзали противника короткими мечами.

Уцелевшие нубийцы в беспорядке побросали оружие и встали на колени. Они умоляли египтян пощадить их.

Сети поднял правую руку, и бой, длившийся всего несколько минут, был завершен. Победители тут же связали побежденным руки за спиной.

А слон продолжал свое сражение: он сорвал крышу самой большой хижины и разнес ее стены в щепки. Тут взору всех предстали два нубийца, один высокий, держащийся с достоинством, с перекинутой через плечо красной лентой, другой — маленький, нервно прикрывающийся подушкой. Этот-то последний и был тем, кто ранил слона, всадив ему в хобот дротик. Слон схватил его, как поспевший плод, и, обхватив хоботом талию, долго держал в воздухе. Маленький негр орал и размахивал руками и ногами, напрасно пытаясь разжать тиски. Когда животное опустило его на землю, пленник подумал, что спасен. Но только он попытался улизнуть, как огромная нога опустилась ему на голову. Слон неспешно раздавил того, кто причинил ему столько страданий.

Рамзес обратился к высокому нубийцу, который так и стоял, не шелохнувшись. Скрестив руки на груди, он ограничился тем, что наблюдал за происходящим.

— Ты их вождь?

— Да, я. А ты столь юн, и так разгромил нас!

— Это победа Фараона.

— А, значит, он сам приехал… Вот почему колдуны говорили, что мы не сможем победить. Я должен был прислушаться к ним.

— Где прячутся остальные мятежники?

— Сейчас я расскажу тебе где и сам пойду им навстречу, призывая их сдаться. Оставит ли Фараон их в живых?

— Это решать ему.

Сети не дал врагам никакой отсрочки: в тот же день он атаковал два других лагеря. Ни один, ни другой не послушались увещеваний вождя побежденного племени. Сражения не были долгими, так как нубийцы воевали несогласованно. Они вспоминали пророчества колдунов, и при виде Сети, чей взор горел огнем, многие сражались не с таким пылом, как обычно. В их сознании война была проиграна заранее.

На рассвете следующего дня все остальные племена сложили оружие. Воины в ужасе рассказывали друг другу о сыне Фараона, повелителе огромного слона, который уже убил десятки негров. Никто не мог противостоять войску Фараона.

Сети взял в плен шестьсот воинов. С ним в Египет отправлялись также пятьдесят четыре юноши, шестьдесят шесть девушек и сорок восемь детей, которых должны были воспитать в Египте. Вернувшись в Нубию, они будут нести с собой другую, дополняющую их родную, культуру, основанную на мире с могущественным соседом.

Фараон убедился, что край Ирэм полностью освобожден и что жители этого богатого земледельческого района снова имеют доступ к колодцам, ранее захваченным мятежниками. Отныне наместник Куш каждый месяц должен был проверять край, чтобы избежать новых волнений. Если у крестьян будут какие-то требования, номарх выслушает их и попытается удовлетворить. В случае тяжбы между ними исход определит Фараон.

Рамзес ощущал тоску. Его огорчало, что приходится покидать Нубию. Он не осмелился просить у отца должности наместника, к которой чувствовал призвание. Фараон изложил ему свой план: оставить в должности нынешнего номарха, поставив условием безупречное поведение. При малейшей ошибке его карьере придет конец, так же, как и коменданта крепости.

Хобот слона коснулся щеки Рамзеса. Сын Фараона не обратил внимание на пожелания воинов, хотевших, чтобы слон отправился в Мемфис. Он решил оставить его свободным и счастливым в тех местах, где он родился.

Рамзес погладил хобот, рана на котором уже затягивалась. Слон сделал ему знак в направлении саванны, как будто приглашая следовать за ним. Но пути гигантского животного и Сына Фараона расходились.

Рамзес долго оставался неподвижен. У него сжималось сердце от того, что его необыкновенного нового друга нет рядом. Как бы он был рад уйти вместе с ним, идти по незнакомым тропам, учиться у него… Но мечта рассеялась. Нужно было собираться в путь и возвращаться на север. Сын Фараона поклялся себе вернуться в Нубию.

Слышались песни египтян — они снимались со стоянки. Воины не переставали восхвалять Сети и Рамзеса, превративших опасный поход в триумф. Угли от костров тушить не стали — их подберут местные жители. Проходя мимо рощицы, Сын Фараона услышал чей-то стон. Как могло случиться, что раненого оставили здесь?

Он раздвинул листья и обнаружил перепуганного львенка, с трудом дышавшего. Звереныш вытянул правую лапу, которая опухла. Он стонал, по блестящим глазам был видно, что у него лихорадка. Рамзес взял его на руки и почувствовал, что сердце львенка бьется прерывисто. Если его не вылечить, львенок умрет.

К счастью, Сетау еще не уехал. Рамзес показал ему больного. Осмотр раны не оставлял сомнений.

— Змеиный укус, — заключил Сетау.

— Каков твой прогноз?

— Мало обнадеживающий. Смотри сам: видно три ранки, соответствующие двум главным ядовитым зубам и одному дополнительному, а также отпечатки двадцати шести зубов. Это кобра. Если бы твой львенок не был незаурядным животным, он бы уже умер.

— Незаурядным?

— Посмотри, какие у него лапы. Для такого молодого зверя они огромны. Он мог бы вырасти до гигантских размеров.

— Попытайся спасти его.

— Единственное, что хорошо, — то, что сейчас зима и яд кобры менее действенен.

Сетау растолок в вине корень змеиного дерева, привезенный из восточной пустыни, и заставил львенка проглотить эту смесь. Потом он мелко растолок листья этого дерева в масле и натер тело животного, чтобы поддержать сердце и облегчить дыхание.

Всю дорогу Рамзес не отходил от львенка, укрытого листьями лещевины и песком, который постоянно увлажнялся. Звереныш двигался все меньше. Его кормили молоком, но он слабел. Однако ему нравилось, что Рамзес гладил его, и он награждал своего спасителя признательными взглядами.

— Ты непременно выживешь, — пообещал ему Рамзес, — и мы станем друзьями.

Глава 32

Дозор сначала попятился, затем осторожно приблизился. Постепенно рыжий пес осмелел до того, что стал обнюхивать львенка, а тот удивленно разглядывал странное животное. Маленький хищник, еще очень слабый, захотел поиграть. Он прыгнул на Дозора, придавив его своим весом. Пес взвизгнул, ему удалось высвободиться, но он не избежал удара когтей, пришедшегося по задним ногам.

Рамзес взял львенка за шиворот и долго отчитывал его. Тот слушал, подняв уши. Сын Фараона погладил своего пса (его рана была неглубокой), а потом снова свел двух животных. Дозор, желая отомстить, отвесил нечто вроде оплеухи львенку, которому Сетау дал имя «Боец». Ведь он победил змеиный яд и верную смерть! Это имя должно было принести ему удачу. Оно соответствовало его огромной силе. Сетау размышлял вслух: слон-гигант, громадный лев… Кажется, Рамзес увлекался грандиозным и исключительным и был не способен интересоваться малым и незаметным.

Львенок и собака очень быстро осознали силу друг друга. Боец научился укрощать себя, Дозор — быть меньшим задирой. Между ними возникла нерушимая дружба: игры или бешеные гонки объединили их в одной радости жизни. Наевшись, они засыпали, прижавшись друг к другу.

При дворе подвиги Рамзеса произвели огромное впечатление. На человека, способного приручить слона и льва, смотрели как на наделенного магической силой, которой никто не может пренебречь.

Красавица Изэт по-настоящему гордилась им, а Шенар был глубоко раздосадован. Как придворные могут быть такими наивными! Рамзесу повезло, вот и все. Никому не дано общаться с дикими животными. Скоро лев одичает и разорвет его на куски.

Тем не менее, Шенар счел необходимым внешне поддерживать с братом прекрасные отношения. Воздав хвалу Сети и всему Египту, он подчеркнул роль, которую сыграл Рамзес в борьбе с восставшими нубийцами, похвалил его боевые качества и высказал пожелание, чтобы их отметили официально.

По случаю раздачи наград отличившимся в Азии воинам был устроен прием, на котором Шенар действовал от имени Фараона. Он высказал намерение наедине поговорить с братом. Рамзес дождался конца церемонии, и они оба прошли в кабинет Шенара, где только что была закончена отделка. Художник талантливо изобразил цветочные поляны, на которых, казалось, по-настоящему летают разноцветные бабочки.

— Ну разве это не чудо? Я люблю работать в роскоши: дела кажутся мне не такими обременительными. Хочешь молодого вина?

— Нет, спасибо. Вся эта светская любезность претит мне.

— Мне тоже, но она необходима: храбрецы любят, когда им оказывают почести. Ведь они рискуют жизнью, как ты, чтобы сохранить мир и безопасность. Ты отлично проявил себя в Нубии, а ведь дело начиналось не слишком благоприятно.

Шенар растолстел. Любивший хорошо поесть, пренебрегающий физическими упражнениями, он походил на провинциального вельможу с ярко выраженным брюшком.

— Наш отец мастерки провел эту кампанию. Одно его присутствие повергло противника в ужас.

— Конечно, конечно… Но твое появление на спине слона не было чуждо нашему успеху. Ходят слухи, что Нубия произвела на тебя неизгладимое впечатление.

— Это правда, я полюбил эту страну.

— Как ты оцениваешь поведение нубийского наместника?

— Как недостойное и преступное.

— И однако Фараон оставил его в должности.

— Сети умеет управлять.

— Это долго не продлится. Наместник вскоре совершит какой-нибудь новый серьезный промах.

— Думаешь, он не извлек урок из своих ошибок?

— Люди не так легко меняются, дорогой брат. И они имеют склонность снова впадать в свои грехи. Наместник не будет исключением из правил, поверь мне.

— Каждому своя судьба.

— Его отставка может коснуться твоей судьбы.

—: Каким образом?

— Не притворяйся, что не понимаешь. Если тебе так полюбилась Нубия, единственная подходящая для тебя должность — должность наместника. Я могу помочь тебе ее добиться.

Рамзес не ожидал такого поворота событий. Шенар заметил его замешательство.

— Я считаю твое желание вполне законным, — продолжал он. — Если ты займешь эту должность, никаких попыток восстания больше не будет. Ты принесешь пользу стране и обретешь счастье.

Мечта… Мечта, которую Рамзес изгнал из своего сердца. Жить там со своим львом и собакой, каждый день обходить огромные пустынные пространства, чувствовать свое единство со скалами, с Нилом и позолоченным песком… Нет, это слишком великолепно.

— Ты насмехаешься надо мной, Шенар.

— Я докажу Фараону, что ты создан для этой должности. Сети видел тебя в деле. Многие голоса присоединятся к моему, и ты своего добьешься.

— Как пожелаешь.

Шенар попрощался с братом.

В Нубии Рамзес не будет стоять у него на пути.

Аша скучал.

За несколько недель он исчерпал радости административной работы, которую ему доверило начальство. Бюрократия и архивы не слишком привлекали его, только приключения на месте происшествий были притягательны. Завязывать контакты, разговаривать с людьми самого разного положения и достатка, угадывать ложь, проникать в малые и большие тайны, раскрывать то, что от него пытаются утаить — вот что было ему интересно.

Время он должен сделать своим союзником. Сгибая спину в ожидании назначения, которое позволит ему путешествовать в Азии и понять образ мысли противников Египта, он применил единственную стратегию, которую мог использовать дипломат: бродить по коридорам и собирать слухи.

Таким образом он познакомился с опытными людьми, скупыми на слова и ревниво хранящими свои секреты, и сумел их задобрить. Ничего не требуя, будучи вежливым, образованным, он легко завоевал их доверие. Аша заводил разговоры с собеседниками, никогда не докучая им. Он понемногу узнал содержание множества секретных документов, не читая их. Лесть, взвешенные комплименты, к месту заданные вопросы и изысканная речь обеспечили ему уважение высших вельмож из Управления по Иностранным Делам.

Шенар, собиравший о нем сведения, получил исключительно благоприятные отзывы о молодом дипломате. То, что он сделал его одним из своих союзников, было одним из наиболее успешных его предприятий. Во время их личных конфиденциальных встреч Аша информировал его обо всем, что затевалось в коридорах власти. Шенар таким образом проверял и дополнял свои собственные сведения. День за днем он методично готовился стать Фараоном.

Со времени своего возвращения из Нубии Сети все время выглядел усталым. Несколько советников выступали за назначение Шенара соправителем, чтобы снять с владыки часть тяжкого груза его обязанностей. Поскольку решение было принято и не встречало никакого сопротивления, зачем же ждать дальше?

Хитрый Шенар смирял свою страсть. Его молодость и неопытность пока препятствуют такому назначению, — убеждал он себя. Нужно было положиться на мудрость Фараона.

Амени снова перешел в наступление. Оправившись от кровоизлияния, которое на некоторое время пригвоздило его к постели, он постарался доказать Рамзесу, что его расследования не были напрасны. Чрезмерный труд наносил вред здоровью молодого писца, но, огорченный этой вынужденной задержкой, он собирался возобновить работу с прежней серьезностью. Хотя Рамзес не высказал ни малейшего упрека, Амени чувствовал себя виноватым. День передышки представлялся ему непростительным грехом.

— Я обыскал все помойки, и нашел одну улику, — заявил он Рамзесу.

— «Улика», не слишком ли сильно сказано?

— Это два обломка известняка, которые соединяются так, что не остается сомнений. На одном упоминается подозрительная мастерская, на другом — имя владельца, к сожалению, отбитое, но оно заканчивается буквой Р. Разве это не указывает на Шенара?

Рамзес уже почти забыл цепь происшествий до его путешествия в Нубию. Конюх, возничий, негодные чернильные бруски… Все это казалось ему таким далеким и малозначительным…

— Ты заслуживаешь похвалы, Амени, но ни один судья не согласится возбудить дело из-за такой малости.

Писец опустил глаза.

— Я боялся такого ответа… А может, нам стоит все-таки попытаться?

— Это заранее обречено на неудачу.

— Я найду другие доказательства.

— А это возможно?

— Не давай Шенару одурачить себя. Если он добивается твоего назначения в Нубию, то только чтобы избавиться от тебя. Его злодеяния будут забыты, и у него окажутся развязанными руки, чтобы действовать в Египте.

— Я осознаю это, Амени, но я люблю Нубию. Ты поедешь со мной и откроешь для себя эту чудесную страну, вдали от интриг и мелочных склок двора.

Личный писец царевича не ответил, убежденный, что расположение Шенара скрывает новую ловушку. Пока он живет в Мемфисе, он не откажется от поисков правды.

Долент, старшая сестра Рамзеса, изнывала на берегу бассейна, в котором купалась в жаркие часы, прежде чем ее тело намажут маслами и подвергнут массажу. Со времени последнего назначения мужа она целыми днями предавалась лени и чувствовала себя все более утомленной. Парикмахер, мастера по уходу за телом, домоправитель, повар… Все утомляло ее.

Несмотря на мази, прописанные врачом, кожа ее оставалась жирной. Она, правда, должна была бы лечиться более старательно, но светские обязанности поглощали большую часть ее времени. Осведомленность о тысяче и одной тайне двора предполагала присутствие на всех приемах и церемониях, случающихся в жизни высшего египетского общества.

Уже несколько недель Долент была обеспокоена: приближенные Шенара оказывали ей меньше доверия, как будто опасаясь ее, поэтому она сочла необходимым поговорить об этом с Рамзесом.

— Так как вы с Шенаром заключили мир, ты можешь теперь чего-то добиться, — предположила она.

— На какую помощь с моей стороны ты надеешься?

— Когда Шенар станет соправителем, у него будут большие полномочия. Я боюсь, как бы он не забыл обо мне. Меня начинают понемногу отодвигать в сторону. Вскоре я буду значить меньше, чем какая-нибудь провинциальная обывательница.

— А что я могут поделать?

— Напомни Шенару о моем существовании, о моей обширной сети знакомств. В будущем она может ему пригодиться.

— Он посмеется мне в лицо. Для моего старшего брата я уже лишь нубийский наместник, не более.

— Значит, ваше примирение было внешним?

— Шенар просто распределил обязанности.

— И ты готов смириться с изгнанием к неграм?

— Мне нравится Нубия.

Долент вышла из своей истомы.

— Ты не должен смиряться, пожалуйста! Это недопустимо. Давай объединяться, чтобы противостоять замыслам Шенара. Пусть это чудовище вспомнит, что у него есть семья, что он не должен отвергать ее.

— Мне очень жаль, сестрица, но я ненавижу заговоры.

Она поднялась в бешенстве.

— Не бросай меня одну!

— Я думаю, что ты вполне способна сама себя защитить.

В тишине храма Хатор, исполнив вечерний ритуал под пение жриц, царица Туйя размышляла. Служение божеству позволяло отстраниться от людской подлости и думать о будущем страны с большей ясностью ума.

Однажды во время долгих бесед с мужем царица выразила сомнение по поводу способности Шенара управлять. Как обычно, Сети очень внимательно выслушал ее. От него не укрылось то, что на жизнь Рамзеса покушались и что истинный виновник, если не говорить о конюхе, погибшем на бирюзовых рудниках, был по-прежнему не найден и не наказан. Хотя враждебность Шенара по отношению к брату вроде бы угасла, можно ли было считать его невиновным? При отсутствии улик подобные подозрения казались чудовищными. Но ведь жажда власти может любого человека превратить в кровожадного зверя!

Сети не пренебрегал никакими мелочами. Мнения его супруги значили больше, чем мнения придворных, слишком преданных Шенару или привыкших льстить правителю. Они с Туйей будут следить за поведением сыновей и подведут итог, решил он.

Конечно, разум отбирал и анализировал, но он не решал. Только Сиа, молниеносная интуиция, непосредственное знание, доступное сердцу Фараона, сможет определить верный путь.

Открывая дверь, ведущую в личный сад Рамзеса, Амени наткнулся на странный предмет — великолепную кровать из дерева акации! Большинство египтян спали на циновках, и такая кровать стоила целое состояние.

Ошеломленный, молодой писец побежал будить Рамзеса.

— Кровать? Невероятно.

— Иди посмотри сам. Это настоящий шедевр!

Сын Фараона согласился со своим писцом: столяр, изготовивший кровать, был прекрасным мастером.

— Мы внесем ее в дом? — спросил Амени.

— Ни в коем случае! Присмотри за ней.

Запрыгнув на спину своей лошади, Рамзес поскакал к поместью родителей Красавицы Изэт. Ему пришлось дожидаться, пока красотка закончит свой утренний туалет, чтобы предстать перед ним нарядно одетой, накрашенной и надушенной.

Ее красота взволновала Рамзеса.

— Я готова, — сказала она, улыбаясь.

— Изэт… Ты прислала мне эту кровать?

Она обняла его, сияя.

— Кто бы еще осмелился сделать это?

Осуществляя «Дар кровати», Красавица Изэт вынуждала Сына Фараона подарить ей другую, еще более роскошную, которая могла быть только ложем будущих супругов, соединенных на всю жизнь.

— Ты принимаешь мой подарок?

— Нет, он остался снаружи.

— Это неслыханное оскорбление, — прошептала она, ласкаясь. — Зачем отдалять то, что неизбежно?

— Мне нужно быть свободным.

— Я не верю тебе.

— Ты хотела бы жить в Нубии?

— В Нубии? Какой ужас!

— И тем не менее это судьба, которая уготована мне.

— Откажись от нее!

— Это невозможно.

Она разомкнула объятия и убежала.

В числе многих других вельмож Рамзес был приглашен прослушать чтение указов о новых назначениях, изданных Фараоном. Приемная зала была полна: завсегдатаи держались со спокойствием, иногда лишь внешним, молодые с трудом скрывали волнение. Многие опасались суда Сети, который не допускал никакой задержки в исполнении задач, которые он ставил, и был непроницаем для напыщенных оправданий бездарных вельмож.

На протяжении нескольких недель, предшествующих церемонии, волнение постепенно достигало своего предела. Каждый вельможа стремился выглядеть ревностным и беспрекословным слугой Сети, чтобы защитить свои интересы и интересы своих протеже.

Когда писец начал чтение указа Фараона, воцарилась полная тишина. Рамзес, который накануне был на ужине у своего старшего брата, не испытывал никакого беспокойства. Так как его собственная судьба была ему заранее известна, он хотел узнать другие назначения. Одни лица озарялись, другие — мрачнели, третьи — принимали неодобрительное выражение, но таково было решение Фараона, и каждый должен был уважать его.

Наконец настала очередь Нубии, которая не вызвала особого интереса. После недавних событий и повторных ходатайств Шенара, можно было считать, что Рамзес уже назначен наместником.

Тем большей неожиданностью был указ: занимавший ранее эту должность был снова утвержден в своих обязанностях.

Глава 33

Красавица Изэт ликовала: вопреки тайным интригам Шенара Рамзес не был назначен наместником в Нубию! Сын Фараона оставался в Мемфисе, где продолжал занимать почетную должность. Уж она-то сумеет извлечь выгоду из этой неожиданной удачи и поймает Рамзеса в сети своей любви. Чем больше он проявлял непокорность, тем сильнее притягивал ее.

Несмотря на настойчивость родителей, приказывавших ей благосклонно ответить на домогательства Шенара, Красавица Изэт мечтала только о его брате. Со времени своего возвращения из Нубии юноша стал еще более красивым и мужественным. Он взрослел. Его великолепное тело еще раздалось в плечах, его природное благородство стало сильнее бросаться в глаза. На голову выше своих соотечественников, он казался непобедим.

Делить с ним жизнь, его волнения, его желания… Какое сказочное будущее! Ничто и никто не могли помешать Красавице Изэт выйти за него.

Через несколько дней после оглашения назначения она отправилась к Сыну Фараона. Преждевременный визит был некстати. А теперь разочарование уже должно было утихнуть, и Красавица Изэт смогла бы действительно утешить его.

Амени, которого она не любила, принял ее почтительно. Как Рамзес мог оказывать доверие этому бледному и тщедушному мальцу, без конца склоненному над своей табличкой и неспособному оценить радости жизни? Рано или поздно, она убедит своего будущего мужа избавиться от него и подобрать себе более видное и блестящее окружение. Такой человек, как Рамзес, не мог удовлетвориться такими посредственными личностями.

— Доложи обо мне своему хозяину.

— Мне очень жаль, но его нет.

— Когда он вернется?

— Не знаю.

— Где он?

— Не знаю.

— Ты что, смеешься надо мной?

— Я бы никогда не стал этого делать.

— В таком случае, объясни мне, в чем дело! Куда он уехал?

— Фараон пришел за ним вечером. Рамзес поднялся на его колесницу, и они направились к причалу.

Долина Царей, которую мудрецы называют «большая прерия», рай, где возрождается сияющая душа фараонов, покоилась в каменной тишине. От причала западного берега Фив до этого светлого места, вход в которое охранялся днем и ночью, Фараон с сыном избрали извилистый путь между высокими скалами. Над долиной возвышалась Вершина с пирамидальной верхушкой, которая была приютом богини молчания.

Рамзес был в напряжении. Зачем отец везет его в это таинственное место, куда разрешалось проникать лишь царствовавшему фараону и рабочим, строящим обитель вечности? Из-за огромных сокровищ, собранных в захоронениях, лучники, охраняющие Долину, имели приказ стрелять в любого незнакомого человека. Малейшая попытка кражи рассматривалась как преступление, ставившее под угрозу жизнь всей страны, и каралась смертной казнью. Рассказывали еще и о присутствии духов, вооруженных ножами и отсекавших головы неосторожным смельчакам, неспособным ответить на их вопросы.

Конечно, присутствие Сети успокаивало, но Рамзес предпочел бы десять сражений против нубийцев, чем одно это путешествие в устрашающий мир. Его сила и храбрость ничем не могли ему здесь помочь. Он чувствовал себя без средств к обороне, легкой добычей неизвестных сил.

Ни травинки, ни птицы, ни жучка… Казалось, камень вытеснил здесь все формы жизни, он один мог быть постоянным свидетельством победы над смертью.

Чем дальше ехала колесница, управляемая Сети, тем больше сдвигались угрожающие стены. Делалось удушающе жарко, и ощущение, что покидаешь мир людей, сжимало горло.

Открылся узкий проход, что-то вроде ворот, прорубленных в скале. По обе стороны стояли вооруженные воины. Повозка остановилась. Сети и Рамзес спустились на землю. Охранники склонились в почтительном поклоне. Они знали правителя, регулярно проверяющего, как продвигаются работы в собственной усыпальнице. Он сам диктовал скульпторам иероглифические тексты, которые хотел бы видеть на стенах своей последней обители.

Рамзес прошел через ворота, и у него остановилось дыхание. «Большая прерия» была раскаленным горнилом, где до бесконечности простирались багряные скалы, а над ними возвышалось лазурное небо. Вершина требовала полной тишины, обеспечивающей душам фараонов мир и покой. Страх уступил место ослеплению. Поглощенный светом Долины, Сын Фараона почувствовал себя одновременно подавленным и вознесенным. Ничтожный перед лицом тайны и величия места, он, тем не менее, ощущал, что потустороннее созидает, а не разрушает.

Сети подвел сына к каменному порталу. Толкнув дверь из позолоченного кедрового дерева, он вступил в небольшой коридор, ведущий к маленькому помещению. В центре его возвышался саркофаг. Фараон зажег факелы, которые давали яркий свет без чада. Великолепие и совершенство настенных росписей ослепило Рамзеса. Здесь были золотой, красный, синий, черный… Сын Фараона задержался у изображения огромного змея Апопа — чудовища тьмы, проглотившего свет. Змея поражал белой палицей Создатель, который был изображен в виде человека. Он восхищенно рассматривал Барку Солнца, которой управляла богиня Сиа, единственная, кто способна различить путь в краях тьмы.

Рамзес пришел в восторг от изображения Фараона, которого притягивали Гор с головой сокола и Анубис с головой шакала. Богиня порядка Маат встречала праведных в раю. Фараон был изображен молодым и прекрасным, в традиционном головном уборе, в широком золотом ожерелье и позолоченной юбке. Подняв глаза к Вечности, с просветленным лицом, повелитель представал перед Осирисом и Нефертуром — богом с цветком лотоса на голове, воплощающим воскрешение. Сотни других деталей привлекли внимание юноши, в частности, загадочный текст, говорящий о вратах в иной мир. Но Сети не дал ему удовлетворить любопытство и приказал, чтобы он пал ниц перед саркофагом.

— Фараон, который покоится здесь, был основателем нашей династии и носил то же имя, что и ты. Его указал в качестве своего наследника Горемхеб, тогда, как Рамзес, бывший визирь, уже ушел в отставку, всю жизнь протрудившись на благо страны. Старик оставил свое спокойное существование и посвятил все силы управлению Египтом. Утомленный долгой службой, он не царил и двух лет, но оправдал слова, произнесенные при его короновании: «Тот, кто утверждает Маат в обеих Землях, рожден божественным Светом. Прочно могущество божественного Света, избранника создающего начала». Таков был этот мудрый и смиренный человек, наш предок, тот, кого мы должны почитать, чтобы он открыл нам глаза. Отправляй ему культ, почитай его имя, его память, ибо предки шли впереди, а мы должны ступать по их следам.

Сын Фараона ощутил незримое присутствие Основателя династии. Из саркофага, который в иероглифах именовался «податель жизни», исходила ощутимая энергия, подобная мягкому свету солнца.

— Поднимись, Рамзес, твое первое путешествие завершено.

Повсюду на своем пути они видели пирамиды. Наиболее впечатляющей была пирамида фараона Джосера, с огромными ступенями, образующими лестницу, ведущую в небо. В обществе своего отца Рамзес знакомился с другим некрополем, огромной Сахарой, где были выстроены обители фараонов Древнего Царства и их верных слуг.

Сети отправился к краю пустынного плато, откуда открывался вид на пальмовые рощи, обработанные поля и Нил. Здесь, не более, чем на километр, тянулись усыпальницы из кирпича-сырца, которые сбоку походили на фасады дворцов. Высотой более пяти метров, они были выкрашены в яркие радостные цвета.

Одна из могил поразила Рамзеса. Вокруг нее по всему диаметру были расставлены примерно три сотни бычьих голов из обожженной глины. С настоящими рогами, они превращали усыпальницу в непобедимую крепость.

— Фараон, погребенный здесь, — сообщил Сети, — носил имя Джет, что означает «вечность». Возле него покоятся другие цари первой династии, наши самые дальние предки. На этой земле они впервые воплотили в жизнь закон Маат и внесли порядок в хаос. Всякое царствование должно опираться на фундамент, который заложили они. Ты помнишь дикого быка, с которым ты сразился? Он родился здесь. Здесь возрождается могущество и сила со времен истоков нашей цивилизации.

Рамзес останавливался перед каждой бычьей головой, и среди них не было и двух с одинаковым выражением. Здесь были представлены все грани искусства руководить, от строгой властности до дружелюбия. Когда он обошел весь этот странный памятник, Сети уже был на колеснице.

— Итак, завершилось твое второе путешествие.

Сначала они плыли к северу, потом скакали по узким тропкам среди зеленых полей до поселения, где прибытие Фараона с Сыном вызвало радостное воодушевление. В этом потерянном уголке Дельты подобная удача представлялась чудом. Однако казалось, что жители хорошо знали Фараона. Стража порядка гордо взяла их под охрану и сопроводила до небольшого святилища. Сети и Рамзес вошли в полутьму и сели друг напротив друга на каменные скамьи.

— Тебе знакомо имя Аварис?

— Кто его не знает! Это имя проклятого города, бывшего столицей захватчиков гиксосов.

— Ты находишься в Аварисе.

Рамзес был ошеломлен.

— Какой человек осмелится уничтожить божество? Здесь царит Сет, могущественное божество молнии и бури, который дал мне мое имя.

Рамзес ужаснулся. Он почувствовал, что Сети способен испепелить его одним только взглядом или жестом. Зачем бы еще он привел его в это проклятое место.

— Ты боишься, и это хорошо. Только тщеславные и скудоумные не знают страха. Из этого страха должна родиться сила, способная побеждать — таков секрет Сета. Кто осмелится отрицать его, как Ахенатон, совершит ошибку и сделает Египет более уязвимым. Фараон также воплощает бурю, ярость космоса, неотвратимость удара молнии. Он — рука, которая действует, а иногда карает и наказывает. Верить в доброту людей — ошибка, которую царь не должен допускать. Она привела бы его страну к разорению, а народ — к нищете. Но способен ли ты вступить в поединок с Сетом?

Луч света, проникавший через крышу в святилище, озарил статую человека с грозной головой, с длинной мордой и двумя большими ушами. Это был Сет. Его ужасающее лицо появлялось из тьмы.

Рамзес поднялся и подошел к нему навстречу.

Он наткнулся на невидимую стену и был вынужден остановиться. Вторая попытка тоже окончилась поражением. Но на третий раз ему удалось преодолеть препятствие. Глаза статуи горели красными огнями. Рамзес выдержал этот взгляд, но почувствовал ожог, как будто языки пламени пробежали у него по телу. Боль была сильной, но он держался стойко. Нет, он не отступит перед Сетом, пусть даже будет уничтожен.

Это было решающее мгновение, неравный поединок, который он не имел права проиграть. Красные глаза вышли из орбит — огонь объял Рамзеса. Он весь вспыхнул, его сердце как будто взорвалось. Но он продолжал держаться на ногах. Затем, бросив вызов, Сету, он откинул его далеко от себя, в глубину святилища. Разразилась буря, проливной дождь обрушился на Аварис, от града задрожали стены святилища. Красный свет потух, Сет снова погрузился во тьму. Он был единственным богом, у которого не было сына. Но Фараон Сети, его наследник на земле, признавал своего сына человеком, наделенным властью.

— Твое третье путешествие окончено, — прошептал он.

Глава 34

Весь двор в середине сентября целиком переехал в Фивы, чтобы участвовать в грандиозном празднике Опета, во время которого Фараон должен был вступить в общение с Амоном, скрытым богом, который должен был возродить Ка своего сына, представляющего его на земле. В течение этих двух недель вся знать должна была находиться в городе. Если религиозные церемонии предназначались лишь нескольким посвященным, то народ отдыхал вовсю, а богачи принимали друг друга в своих роскошных поместьях.

Для Амени эта поездка была каторгой, потому что ему нужно было брать с собой несколько свитков папируса и весь материал для письма. Он ненавидел подобные переезды, которые нарушали привычный уклад его жизни. Но несмотря на явно плохое настроение, Амени подготовил это путешествие тщательнейшим образом, так что Рамзес был доволен.

Сын Фараона изменился со времени своего последнего возвращения. Стал мрачнее, начал часто уединяться, чтобы поразмышлять. Амени не докучал ему, ограничиваясь ежедневными докладами о делах. Будучи царским писцом и высшим военачальником, Сын Фараона должен был решать множество мелких административных проблем, от которых избавлял его личный писец.

Но, по крайней мере, на корабле, плывущем в Фивы, он был избавлен от Красавицы Изэт! Каждый день во время отсутствия Рамзеса она пыталась вырвать сведения, которыми он не обладал. Поскольку обаяние девушки не действовало на него, их обмен мнениями проходил довольно оживленно. Когда Изэт потребовала от Рамзеса, чтобы тот избавился от своего писца, Сын Фараона безжалостно выдворил ее, и их размолвка длилась несколько дней. Знатная красавица вынуждена была убедиться, что он никогда не предает друзей.

В своей тесной кабине Амени писал письма, на которые Рамзес ставил свою печать. Сын Фараона прошел и сел на циновку рядом с писцом.

— Как ты выносишь это жгучее солнце, — удивился Амени. — На твоем месте я бы изжарился меньше, чем за час.

— А мы с ним понимаем друг друга. Я почитаю его, а оно дает мне энергию. Ты не хочешь сделать перерыв в работе и полюбоваться пейзажем?

— Я заболеваю от безделья. Кажется, твое последнее путешествие было не очень удачным?

— Ты чем-то недоволен?

— Ты стал очень одиноким.

— На меня влияет твое поведение.

— Не смейся надо мной и храни дальше свою тайну.

— Тайна… Да, ты прав.

— Значит, ты мне больше не доверяешь?

— Напротив, ты единственное существо, способное понять то, что словами не выразишь.

— Твой отец посвятил тебя в мистерии Осириса? — спросил Амени с горящими глазами.

— Нет, но он показал мне своих предков… Всех своих предков.

Рамзес произнес эти последние слова с такой серьезностью, что писец был потрясен. То, что перенес юноша, несомненно было одним из важнейших этапов его жизни. Амени задал вопрос, сорвавшийся у него с губ:

— Фараон изменил твою судьбу?

— Он открыл мне глаза на иную реальность. Я видел бога Сета.

Амени вздрогнул.

— И ты… И ты остался жив!

— Ты можешь прикоснуться ко мне.

— Если бы кто-то другой сказал мне, что выиграл поединок с Сетом, я бы не поверил. Но ты — другое дело!

Не без боязни Амени сжал руку Рамзеса. Писец издал вздох облегчения:

— Ты не превратился в злого духа…

— Кто знает…

— Я бы понял это! Ты непохож на Красавицу Изэт.

— Не будь слишком суров с ней.

— Разве она не пыталась разрушить мою карьеру?

— Я показал ей, что она ошиблась.

— Не рассчитывай, что я буду любезен с ней.

— Кстати, мне кажется, ты слишком одинок и немного сварлив.

— Женщины — опасные существа. Я предпочитаю работу. А ты должен был бы подумать о роли, которую будешь играть во время праздника. Твое место будет в первой трети процессии. На тебе будет платье из льна со складками на рукавах. Обращаю твое внимание на то, что оно будет очень тонкое. Тебе придется не крутиться и не делать резких движений.

— Ты принуждаешь меня к тяжелым испытаниям, — улыбнулся Рамзес.

— Для того, в ком энергия бога Сети, это — сущая безделица.

Успокоив Ханаан и Сирию, подчинив Галилею и Ливан, разгромив бедуинов и нубийцев, удерживая хеттов за рекой Оронтом, Египет и Фивы могли совершенно спокойно устраивать праздники. На севере и на юге самая могущественная страна усмирила демонов, которые только и думали о том, как бы овладеть ее богатствами.

За восемь лет царствования Сети показал себя великим фараоном, чье имя будут почитать будущие поколения. Болтливые языки говорили, что усыпальница Сети в Долине царей будет самой просторной и красивой из когда-либо построенных. В Карнаке, где работало несколько зодчих, Фараон лично руководил большой стройкой. Не умолкали восхищенные голоса по поводу храма на западном берегу в Гурнахе, предназначенного для вечного отправления культа Ка Сети, его духовной силы.

Даже самые упрямые теперь допускали, что правитель был прав, не ввязавшись в опасную войну против хеттов и направив энергию страны на сооружение каменных святилищ для богов. Однако Шенар заставлял корыстных вельмож признать, что это перемирие не было использовано для развития торговых отношений, которые могли бы смягчить соперничество.

Многие вельможи с нетерпением ждали восхождения на трон старшего сына Фараона, потому что он был похож на них. Суровость Сети и его страсть к тайнам порой стоили ему враждебного отношения многих. Некоторые находили, что он слишком мало считался с их мнением. С Шенаром было проще. Обаятельный, приятный, он умел снискать расположения одних, не вызывая неудовольствия других, говорил каждому то, что тот хотел услышать. Для него праздник Опета был еще одним удобным поводом, чтобы расширить свое влияние и завоевать дружбу верховного жреца Амона и его иерархии.

Конечно, присутствие Рамзеса мешало ему, но то, чего он опасался после необъяснимого отказа отца назначить брата наместником в Нубии, не произошло. Фараон не дал своему младшему сыну никаких привилегий, который, как многие, довольствовался беззаботной жизнью в роскоши.

Вообще-то, Шенар опасался Рамзеса и рассматривал его как соперника. Его жизнестойкость и яркая внешность вводили в заблуждение, на самом же деле у него не было никакого размаха. Его даже можно было и не назначать наместником в Нубию — эта должность для него непосильна.

Шенар подумывал о каком-нибудь почетном месте, вроде начальника отряда колесниц. У Рамзеса будут лучшие скакуны, он будет повелевать шайкой грубых конюхов, а Красавица Изэт будет восхищаться мощным сложением своего богатого мужа.

Опасность была в другом: как убедить Сети больше времени проводить в храмах и меньше вмешиваться в дела государства? Царь так просто не откажется от своих преимуществ и будет мешать предприятиям своего соправителя. Шенару придется ловко лгать ему и постепенно направлять его к размышлениям о потустороннем мире. Расширяя связи с египетскими и чужеземными торговцами, которые в глазах отца не представляли большого интереса, он займет место, важность которого будет расти и которое быстро сделается незаменимым. Главное — не нападать на него прямо, а постепенно задушить сетью влияний, которых он вовремя не осознает.

Шенару нужно было также вывести из игры сестру Долент. Болтливая, бесхарактерная и любопытная, она будет ему совершенно бесполезна в его будущей политике. Наоборот, разочарованная, что ей не досталось первостепенной роли, она сплотит против него зажиточных представителей знати, чье влияние необходимо ему самому. Шенар уже думал о том, чтобы подарить Долент огромное поместье, стада и армию слуг, но ей все равно будет мало. Как и он, она любит интриги и заговоры. Два крокодила не могут ужиться в одном болоте. Но сестра не сможет ему сопротивляться.

Красавица Изэт надела пятое платье. Оно нравилось ей не больше, чем четыре предыдущих: слишком длинное, слишком широкое, недостаточно складок… В раздражении она приказала своей управляющей выбрать другую ткацкую мастерскую. Она должна быть самой красивой во время большого пира, завершающего праздник, чтобы поздравить Шенара и соблазнить Рамзеса.

Вбежала запыхавшаяся парикмахерша:

— Скорее, скорее… садитесь, я причешу вам волосы и надену праздничный парик.

— К чему такая спешка.

— В храме Гурнах, на западном берегу, будет церемония.

— Но она не предусмотрена! Обряд начнется только завтра.

— Тем не менее это так. Весь город в волнении. Нужно торопиться.

Раздосадованная, Изэт ограничилась простым платьем и скромным париком, который не подчеркивал ее молодости и изящества. Но нельзя было пропустить это неожиданное собрание.

По окончании строительства храм Гурнах должен был быть посвящен культу бессмертного духа Сети, когда тот вернется в океан энергии, прожив человеческую жизнь в бренном теле. Тайная часть здания, предназначенная для исполнения ритуала, была еще в руках скульпторов. Знатные и высокопоставленные вельможи собрались под открытым небом перед фасадом святилища, в просторном дворе, который скоро должен был накрыть пилон. Опасаясь палящего, несмотря на ранний час, солнца, почти все они прятались под переносными прямоугольными зонтами. Рамзесу смешно было видеть этих важных вельмож, одетых с крайней изысканностью. Длинные платья, туники с пышными рукавами и черные парики придавали им чопорный вид. Проникнутые осознанием собственной важности, они станут раболепно кланяться, как только появится Сети, и станут лизать землю, только бы не навлечь на себя его немилость.

Придворные, бывшие в курсе всех дел, утверждали, что Фараон, исполнив утренние ритуалы в Карнаке, собирался принести особую жертву богу Амону в зале барки храма Гурнах, чтобы его жизненная сила не уменьшилась. В этом и была причина его опоздания, которое превращало ожидание в тяжелое физическое испытание для пожилых вельмож. Сети часто не хватало человечности. Шенар думал, что постарается избежать этой ошибки и обернуть людские слабости в свою пользу.

Из закрытой части храма вышел жрец с бритой головой в простом и строгом белом наряде. Он расчищал себе дорогу длинной палкой. Приглашенные в удивлении перед этой новой церемонией расступились, освободив ему проход.

Жрец остановился перед Рамзесом:

— Следуйте за мной, царевич.

Женщины зашептались при виде красоты и полной достоинства осанки Рамзеса.

Красавица Изэт не помнила себя от восхищения, Шенар улыбнулся. Итак, он все-таки добился своего, брата объявляют наместником в Нубию перед праздником Опета и вскоре отошлют в этот отдаленный край, который Рамзес так любит.

Рамзес в замешательстве переступил порог закрытого храма. Далее он последовал за привратником в левую часть строения.

Дверь из кедрового дерева затворилась за ним. Привратник дал знак Сыну Фараона встать между двумя колоннами лицом к трем приделам, погруженным в темноту. Из центрального придела раздался низкий голос Сети:

— Кто ты?

— Мое имя Рамзес, сын Фараона Сети.

— В этом темном месте, недоступном непосвященным, мы чествуем вечное пребывание с нами Рамзеса, нашего предка и основателя нашей династии. Его лик, запечатленный на фресках, будет жить всегда. Обязуешься ли ты поклоняться ему и справлять его культ?

— Я обязуюсь делать это.

— В ту минуту я, Амон, скрытый бог, зову тебя. Приди ко мне, сын мой.

Святилище озарилось.

На двух тронах сидели Фараон Сети и его жена Туйя. На нем была корона Амона с двумя длинными перьями, на ней — белая корона богини Маат. Царская и божественная чета слились. Рамзес был отождествлен с сыном-богом и дополнял эту священную троицу.

Юноша был взволнован. Он не думал, что миф, значение которого раскрывалось лишь в тайных ритуалах в глубине храмов, мог получить такое воплощение. Он преклонил колени перед этими двумя существами, обнаружив, что они были гораздо больше, нежели его отцом и матерью.

— Мой любимый сын, — объявил Сети, — прими от меня свет.

Фараон возложил руки на голову Рамзеса, то же самое сделала Великая Царская Супруга.

Сын фараона тотчас же почувствовал благотворное воздействие очень мягкого тепла, тревога и напряжение исчезли, уступив место незнакомой энергии. Она проникла в его тело. Отныне он жил духом дарственной четы.

Когда Сети появился на пороге храма, наступила тишина. Рамзес стоял по правую руку. На Фараоне была двойная корона, символизировавшая союз Верхнего и Нижнего Египта, лоб Рамзеса венчала диадема.

Шенар вздрогнул.

Наместник Нубии не имел права на это! Это ошибка, безумие!

— Я приобщаю к трону моего сына Рамзеса, — объявил Сети низким могучим голосом, — дабы я мог при жизни увидеть осуществление его царствования. Я назначаю его соправителем Египетского Царства, и отныне он будет участвовать в принятии всех моих решений. Он будет учиться управлять страной, следить за ее единством и благополучием, он будет во главе этого народа, благо которого будет значить больше, чем его собственное. Он будет сражаться против внешних и внутренних врагов и заставит уважать закон Маат, защищая слабого от сильного. Да будет так, ибо это великая любовь, которую я питаю к Рамзесу, Сыну Света.

Шенар кусал губы. Кошмар сейчас рассеется, Сети исправит ошибку. Рамзес падет под грузом должности, непосильной в его шестнадцать лет. Но распорядитель ритуала по приказу фараона прикрепил к диадеме золотого урея, огненную кобру, которая своим пламенным дыханием уничтожает явных и тайных врагов соправителя, будущего фараона Египетского.

Краткая церемония завершилась. Приветственные рукоплескания вознеслись в ясное небо Фив.

Глава 35

Амени проверял предписания протокола во время шествия из Карнака в Луксор. Рамзес будет идти между двумя старыми вельможами и не должен ускорять шаг. Сохранение медленного и торжественного ритма потребует от него большого усилия.

Рамзес вошел в кабинет, забыв закрыть за собой дверь. Амени, потревоженный сквозняком, чихнул.

— Закрывай за собой, — потребовал он ворчливо, — ты-то никогда не болеешь.

— Прости… Но как ты разговариваешь с соправителем Царства Египетского?

Молодой писец поднял на друга удивленный взгляд.

— С каким еще соправителем?

— Если мне не приснилось, мой отец приобщил меня к трону перед всем двором. Все были в сборе.

— Это глупая шутка!

— Мне греет сердце полное отсутствие твоего воодушевления.

— Соправитель… Ты представляешь себе свою работу?

— Список твоих обязанностей удлинится, Амени. Мое первое решение будет состоять в том, чтобы назначить тебя моим хранителем сандалий. Так ты больше не покинешь меня и будешь давать полезные советы.

Ошеломленный, писец откинулся на спинку своего низкого стула.

— Хранитель сандалий и личный помощник… Что за божество, столь жестокое, обрушивает свою ярость на бедного писца?

— Проверь снова протокол, я уже не в середине процессии.

— Я хочу его видеть немедленно! — раздраженно потребовала Красавица Изэт.

— Это совершенно невозможно, — ответил Амени, который начищал пару великолепных сандалий из белой кожи, которые Рамзес должен будет надевать во время торжественной церемонии.

— В этот раз ты знаешь, где он находится?

— Знаю.

— Так скажи же!

— Это бесполезно.

— Позволь мне самому судить об этом.

— Вы теряете время.

— Не мелкому бумагомарателю решать, на что мне тратить время.

Амени поставил сандалии на циновку.

— Личный писец и хранитель сандалий соправителя царства египетского мелкий бумагомаратель? Вам придется выбирать выражения, красавица. Рамзес не любит высокомерных.

Красавице Изэт захотелось дать Амени пощечину, но она удержалась: нахальный юнец был прав.

Уважение, которое питал к нему соправитель, делало его личностью официальной, с которой она уже не могла обращаться презрительно.

Скрепя сердце, она изменила тон.

— Могу ли я узнать, где находится соправитель?

— Как я уже сказал, с ним нельзя связаться: Фараон взял его с собой в Карнак. Они проведут там ночь в медитации, прежде чем занять место во главе шествия к Луксору завтра утром.

Красавица Изэт удалилась, уязвленная. Неужели теперь, когда произошло чудо, он ускользнет? Нет, она любит его, а он — ее. Инстинкт указал ей правильный путь, не с Шенаром, а с новым соправителем. Завтра она станет великой супругой фараона и царицей Египта!

Внезапно ее ужаснула эта перспектива. Подумав о Туйе, она осознала всю тяжесть этой должности и обязанностей, которые она налагала. Ведь Изэт не стремилась к этому, ее вело не честолюбие, а страсть: она была без ума от Рамзеса, от человека, а не от соправителя.

Рамзес, предназначенный для высшей власти… Это чудо уже больше походило на несчастье.

В радостной сутолоке, последовавшей за назначением Рамзеса, Шенар увидел, как его сестра Долент с мужем работают локтями, чтобы первыми поздравить нового соправителя. Потрясенные происшедшим, сторонники Шенара еще не предъявили Рамзесу явного изъявления своей преданности, но старший сын фараона не сомневался в их более или менее скором предательстве.

По всей очевидности, он был побежден, отброшен в сторону и должен был теперь служить соправителю. На что он мог надеяться со стороны Рамзеса, кроме как на почетную должность без реальной власти?

Чтобы сбить всех с толку, Шенар покорится, но не откажется от своих планов. Может быть, будущее преподнесет сюрпризы. Рамзес еще не фараон. В истории Египта бывало, что соправители умирали раньше царей, их избравших. Крепкое здоровье Сети позволит ему прожить еще долгие годы, и он передаст Рамзесу лишь незначительную часть своих полномочий, оставляя его в подвешенном положении. Теперь Шенару нужно было только подтолкнуть его к пропасти, помочь ему совершить непоправимые ошибки.

В сущности, еще ничего не было потеряно.

— Моисей! — воскликнул Рамзес, заметив своего друга на огромной стройке, которую Сети открыл в Карнаке. Еврей оставил группу каменотесов, работающую под его руководством, и преклонил колени перед соправителем.

— Мое почтение…

— Встань, Моисей!

Они обменялись приветствиями, радуясь встрече.

— Это твое первое назначение?

— Второе. Я обучался изготовлению кирпичей и шлифовке камней на западном берегу, а потом был прислан сюда. Сети хочет построить огромный зал с колоннами, с капителями в форме цветов папируса, перемежающихся с бутонами лотоса. Стены будут подобны склонам гор, на них будут высечены богатства земли, и великолепие творения достигнет небесных высот.

— И проект соблазнил тебя!

— Храм — это как золотой сосуд, содержащий в своем лоне все жемчужины создания. Да, искусство зодчего увлекает меня, я думаю, что нашел свой путь.

Сети подошел к двум юношам и рассказал им подробнее о своих планах. Закрытая галерея, построенная Аменхотепом III, с колоннами в двадцать метров высотой, стала слишком мала для нынешнего величия Карнака. Поэтому он задумал настоящий лес колонн с очень большим пространством между ними и замысловатым распределением света из узких высоких окон. Когда зал будет окончен, исполнение ритуалов будет непрерывным. Благодаря присутствию на стволах колонн изображений богов и Фараона, камни сохранят изначальный Свет, которым питается Египет. Моисей поставил проблемы ориентации зала и стойкости материалов. Фараон успокоил его, приказав в этих вопросах подчиняться главному мастеру «братства истины» из деревни Дейр эль-Мединэ, расположенной на западном берегу, где посвященные в секреты ремесла мастера передавали их другим.

Над Карнаком ложился вечер. Рабочие убрали свои инструменты, стройка опустела. Меньше, чем через час, астрономы и астрологи должны были подняться на крышу храма, чтобы изучить послание звезд.

— Кто такой фараон? — спросил Сети у Рамзеса.

— Тот, кто делает свой народ счастливым.

— Чтобы достичь этого, не стремись сделать людей счастливыми помимо их воли, но совершай деяния, угодные богам и вечно творящему Первоначалу; воздвигай храмы, подобные небу, и посвящай их небесным владыкам. Ищи главное, тогда второстепенное обретет гармонию.

— Главное, это Маат?

— Маат задает верное направление, она — кормчий общинного корабля, основание трона, совершенная мера и сущность правосудия. Без нее не может быть совершено ни одно справедливое деяние.

— Отец…

— Какое беспокойство снедает тебя?

— Буду ли я на высоте этой задачи?

— Если ты не сможешь подняться до нее, она тебя раздавит. Мир бы не удержался в равновесии без деяний Фараона, без его слов и ритуалов, которые он совершает. Если однажды власть Фараона исчезнет из-за глупости и алчности людей, царствованию Маат придет конец, мрак покроет землю. Человек разрушит все вокруг себя, включая себе подобных, сильный уничтожит слабого, несправедливость восторжествует, насилие и скверна заполнят землю. Солнце больше не взойдет, даже если его диск останется в небе. Сам по себе человек стремится к злу. Задача фараона — выпрямлять кривую палку, без конца устанавливать порядок в хаосе. Любая другая форма правления обречена на провал.

Ненасытный Рамзес задавал отцу тысячи вопросов. Фараон не уклонился ни от одного. Тихая летняя ночь давно уже наступила, когда Рамзес с переполненным сердцем опустился на каменное ложе. Взгляд его блуждал в звездных высях.

По приказу Сети начались церемонии праздника Опета. Жрецы вывели из храмовых приделов ладьи фиванской троицы: Амона — скрытого бога, Мут — матери вселенной и их сына Хонсу, пересекающего небеса и пространства, чьим воплощением был Рамзес. Перед тем, как переступить порог храма, Сети и его сын поднесли ладьям божеств букеты цветов и совершили жертвенное возлияние вина в их честь. Затем их накрыли накидкой, так, чтобы непосвященные видели, не видя.

В этот девятнадцатый день десятого месяца сезона разлива на подступах к храму Карнака собралась огромная толпа. Когда открылась большая дверь из позолоченного дерева, дав проход шествию, которое возглавляли Фараон и его сын, толпа взорвалась радостными криками. Боги присутствовали на земле, и год обещал быть счастливым.

Образовалось две процессии: одна направлялась по аллее сфинксов, идущей от Карнака к Луксору, другая двигалась по Нилу, от причала первого храма к набережной второго. На реке лодка Фараона привлекла к себе все взгляды. Покрытая золотом из пустыни и драгоценными камнями, она сияла под солнцем. Сети возглавил флотилию, тогда как Рамзес вступил на дорогу, по сторонам которой стояли сфинксы, охраняющие путников.

Дудки, флейты, тамбурины и лютни аккомпанировали акробатам и танцовщицам. На берегах Нила продавалась аппетитная снедь и прохладное пиво. Им запивали куски поджаренной на вертеле дичи, пироги и фрукты.

Рамзес попытался отвлечься от шума и сосредоточиться на своей ритуальной роли: провести богов до Луксора, храма, где возрождается Ка фараона. Шествие останавливалось перед несколькими святилищами, дабы возложить жертвоприношения, и, двигаясь с мудрой степенностью, прибыло к вратам Луксора одновременно с Сети.

Божественные ладьи проникли внутрь здания, куда толпе не было входа. И пока снаружи продолжали праздник, здесь готовилось возрождение скрытых сил, от которых зависели все формы плодородия. В течение одиннадцати суток в святая святых храма три ладьи заряжались свежей силой.

Жрицы Амона танцевали, пели и играли на музыкальных инструментах. Танцовщицы с крепкими грудями и пышными волосами, подхваченными душистыми стеблями сыти[9], умащенные ладаном, благоухающим ароматом лотоса, захватывающе и чарующе исполняли медленные фигуры танца.

Среди играющих на лютне была Нефертари. Держась немного поодаль от своих подруг, она была сосредоточена на своем инструменте и казалась отрешенной от внешнего мира. Как такая юная девушка могла быть столь серьезной? Стараясь остаться незамеченной, она выделялась. Рамзес искал ее взгляд, но ее сине-зеленые глаза смотрели лишь на струны лютни. Как бы Нефертари себя ни вела, ей не удавалось скрыть свою красоту. Она затмевала других жриц Амона, которые были, однако, все очень привлекательны.

Наступила тишина. Юные девы удалились, одни — довольные своим выступлением, другие — поспешив обменяться впечатлениями. Нефертари осталась такой же сосредоточенной, как если бы она хотела сохранить в самой глубине своего сердца отголосок этой церемонии.

Рамзес провожал ее взглядом, пока хрупкий силуэт девушки в белоснежном платье не исчез в ослепительном летнем свете.

Глава 36

Красавица Изэт свернулась клубком, прижавшись к телу Рамзеса, и зашептала ему на ухо любовную песню, которую знали все молодые египтянки:

— Почему я не раба твоя, прикованная к твоим шагам? Я могла бы одевать и раздевать тебя, быть рукой, что приглаживает твои волосы и массирует твое тело. Почему я не та, кто стирает твое платье и растирает тебя благовониями, почему я не твои браслеты и украшения, что касаются твоей кожи и впитывают твой запах?

— Эти стихи должен петь влюбленный, а не его возлюбленная.

— Какая разница… Я хочу, чтобы ты снова и снова слушал их.

Красавица Изэт в любви была страстной и нежной одновременно. Гибкая, пылкая, она без конца изобретала все новые и новые удивительные игры, чтобы обольстить своего возлюбленного.

— Будь ты соправителем царства или крестьянином, мне наплевать на это! Я люблю тебя, твою силу, твою красоту.

Искренняя страсть Изэт трогала Рамзеса. В ее глазах не было и тени лицемерия. Он ответил ее самозабвению с пылом своих шестнадцати лет, и они вместе вкусили наслаждение.

— Оставь это, — предложила она.

— Что?

— Эту роль соправителя, будущего фараона… Оставь это, Рамзес, и мы будем жить счастливо.

— Раньше я мечтал быть царем. От мысли об этом меня лихорадило и пропадал сон. Потом мой отец помог мне осознать, что это стремление безрассудно. Я бросил это, забыл об этом безумстве. И вдруг Сети приобщает меня к трону… Моя жизнь захвачена в огненный поток, и я не знаю, куда она меня вынесет.

— Не погружайся в него, останься на берегу!

— Разве это решаю я?

— Положись на меня, и я помогу тебе.

— Как бы ты не старалась, я все равно одинок.

По щекам Изэт потекли слезы.

— Я не могу смириться с этим! Если мы будем всегда вдвоем, мы сможем лучше вынести испытания жизни.

— Я не предам отца.

— Только не бросай меня!

Красавица Изэт не осмеливалась опять заговорить о браке. Если будет нужно, она останется в тени.

Сетау опасливо вертел в руках и разглядывал атрибут соправителя — диадему со змеей, а Рамзес насмешливо наблюдал за ним.

— Неужели ты боишься этой змеи?

— У меня нет никакого средства против ее укуса: от ее яда нет противоядия.

— Неужели и ты тоже хочешь, чтобы я отказался от должности соправителя?

— Я тоже… Значит, не я один разделяю это мнение?

— Красавица Изэт мечтает о более спокойной жизни.

— Кто упрекнет ее в этом?

— Странно, что ты, такой любитель приключений, ратуешь за спокойную и ограниченную жизнь.

— Путь, на который ты вступаешь, опасен.

— Помнишь, мы пообещали друг другу найти подлинную власть? Ты каждый день рискуешь своей жизнью, почему же я должен пугаться своего пути?

— Я вступаю в поединок только со змеями. Тебе же придется столкнуться с людьми, существами гораздо более опасными.

— А ты согласился бы работать рядом со мной?

— Соправитель хочет образовать свой клан…

— Я доверяю тебе и Амени.

— А Моисею — нет?

— Он нашел свою дорогу, и я убежден, что вскоре увижу его в качестве главного зодчего, мы вместе построим великолепные храмы.

— А Аша?

— Я собираюсь поговорить с ним.

— Твое предложение льстит мне, но я не приму его. Я еще не говорил тебе, что женюсь на Лотос? Я признаю, что женщин надо опасаться, но она — бесценная помощница. Я желаю тебе удачи, Рамзес.

Чуть меньше, чем за месяц Шенар потерял лишь половину своих друзей. Значит, положение было не так уж безнадежно. Он думал, что останется почти в одиночестве, но большая часть знати, вопреки выбору Сети, не верила в будущее Рамзеса. Возможно, после кончины фараона соправитель, не выдержав непосильной ноши ответственности, отречется от престола в пользу более опытного человека.

Разве он, Шенар, не пострадал от несправедливого решения отца? Он, официальный преемник без всякого объяснения был грубо отодвинут в сторону. Как еще мог Рамзес обольстить отца, кроме как оклеветав старшего брата?

Шенар не без удовлетворения заметил, что выглядит жертвой обстоятельств! Теперь ему нужно без лишней спешки использовать это неожиданное преимущество, распространив нужные слухи и выставив себя как спасительный противовес крайностям Рамзеса. Этот маневр займет время, много времени. Чтобы добиться успеха, необходимо знать планы противника. Поэтому Шенар попросил приема у нового соправителя, поселившегося в крыле царского дворца в Мемфисе, поблизости от Фараона.

Прежде всего ему пришлось преодолеть первое препятствие в виде Амени, беззаветно преданного Рамзесу. Как подкупить его? Он равнодушен к женщинам и к изысканным яствам, без конца работает, запершись в своем кабинете, и, очевидно, преследует только одну цель — служить Рамзесу. Однако уязвимое место есть у каждого, и Шенар был уверен, что рано или поздно обнаружит его и у Амени.

Он с почтением обратился к хранителю сандалий соправителя и высказал похвалу по поводу безупречного состояния его нового рабочего места — кабинета, где два десятка писцов священнодействовали под его руководством. Глухой к лести, Амени никак не ответил на любезности Шенара и ограничился тем, что провел его в приемную соправителя.

Сидя на ступеньках возвышения, на котором стоял трон, Рамзес играл со своей собакой и львенком, который заметно окреп. Два зверя прекрасно ладили между собой. Львенок научился обуздывать свою силу, а пес — не слишком задирать его. Дозор даже научил маленького хищника воровать с кухни мясо, не попадаясь при этом, а Боец защищал рыжего пса, к которому теперь никто не смел приблизиться без его согласия.

Шенар был ошеломлен.

И это — соправитель, второй после Фараона человек в государстве! Ум мальчишки в теле атлета, только и думает, что о развлечениях! Сети совершил безрассудство, о котором пожалеет. Шенар кипел от возмущения, но ему удалось сдержаться.

— Ваше величество, не окажете ли мне честь выслушать меня?

— К чему эти церемонии? Иди садись.

Рыжий пес опрокинулся на спину, болтая лапами в воздухе. Так он демонстрировал свою покорность перед бойцом. Рамзес оценил эту хитрость. Довольный львенок не заметил, что пес водит его за нос и вертит им в играх, как хочет. Наблюдение за ними уже многому научило соправителя, ведь они как бы символизировали союз ума и силы.

Поколебавшись, Шенар присел на ступеньку, на некотором расстоянии от брата. Львенок зарычал.

— Не бойся, он не нападает без моего приказа.

— Этот хищник опасен. А вдруг он поранит какого-нибудь гостя фараона…

— Никакой опасности нет.

Дозор и Боец перестали играть и наблюдали за Шенаром. Его присутствие раздражало их.

— Я пришел сказать, что я к твоим услугам.

— Благодарю тебя.

— Какое дело ты мне доверишь?

— У меня совершенно нет опыта в управлении государством. Как я могу давать тебе задания, не рискуя совершить ошибку?

— Но ведь ты — соправитель!

— Единственный владыка Египта — Сети, и важнейшие решения принимает он, и никто другой. Он совершенно не нуждается в моем мнении.

— Но…

— Я лучше всех осознаю свою неопытность и совершенно не намерен строить из себя правителя. Мое поведение останется прежним: служить Фараону и повиноваться ему.

— Но ты должен будешь когда-нибудь начать действовать самостоятельно!

— Это означало бы предать Фараона. Я буду довольствоваться поручениями, которые он мне доверит и приложу все усилия для их выполнения. Если я потерплю неудачу, он сместит меня и назначит на мое место другого.

Шенар почувствовал себя сбитым с толку. Он ожидал увидеть высокомерного юношу с повадками хищника, а перед ним оказался кроткий и безобидный ягненок! Может быть, Рамзес научился хитрить и надевать маску, чтобы ввести противника в заблуждение? Существовал простой способ узнать это.

— Я полагаю, ты разобрался в иерархии?

— Мне понадобятся месяцы, а может и годы, чтобы изучить ее тонкости, да и так ли это уж необходимо? Трудолюбие Амени избавит меня от массы административных забот, и я смогу уделять больше времени моему псу и льву.

В голосе Рамзеса не было ни малейшей иронии. Казалось, он был неспособен осознать величину своей власти. Амени, каким бы старательным и трудолюбивым ни был, не мог в свои семнадцать лет сразу проникнуть во все тайны двора. Отказываясь окружить себя опытными людьми, Рамзес сам выбивал у себя почву из-под ног и создавал себе репутацию легкомысленного мальчишки.

Идя сюда, Шенар готовился к ожесточенному бою, а победа, оказывается, заранее была за ним.

— Я полагал, что Фараон дал тебе указание насчет меня.

— Ты прав.

Шенар напрягся: вот, наконец, хоть одно слово правды! До этого момента его брат разыгрывал комедию, а сам готовился нанести решающий удар, который исключит его из общественной жизни.

— И каково же желание Фараона?

— Чтобы его старший сын, как и раньше, выполнял свои обязанности в роли распорядителя протокола… Это высокая должность. В этом качестве Шенар должен будет заниматься устройством официальных церемоний, следить за исполнением указов и постоянно будет замешан в дела отца. Он вовсе не будет отдален от трона, займет центральное положение, пусть и не столь видное, как положение соправителя. Действуя умело, он сможет соткать крепкую и прочную паутину.

— Должен ли я отчитываться перед тобой в своих действиях?

— Не передо мной, а перед Фараоном. Как я могу судить о том, чего не знаю.

Так вот оно что, Рамзес просто марионетка! Всю власть Сети оставил за собой и продолжал доверять своему старшему сыну.

В центре священного Гелиополиса возвышался огромный храм Ра — бога Света, из которого возникла жизнь. Уже пошел месяц ноябрь, ночи становились прохладными, и жрецы уже готовились к празднествам в честь Осириса, скрытого лика Ра.

— Ты уже знаешь Мемфис и Фивы, — сказал Сети Рамзесу, — теперь познакомишься с Гелиополисом. Здесь мысль наших предков обрела форму. Не забывай почитать это священное место. Иногда Фивам придают слишком большое значение. Рамзес, основатель нашей династии, проповедовал равновесие и справедливое распределение власти между верховными жрецами Гелиополиса, Мемфиса и Фив. Я чтил его предписание, соблюдай и ты. Не подчиняйся никаким вельможам, но будь связью, объединяющей их и господствующей над ними.

— Я часто думаю об Аварисе, городе Сета, — признался Рамзес.

— Если судьбе будет угодно сделать из тебя фараона, ты вернешься туда и, когда я умру, будешь общаться с тайной силой.

— Вы никогда не умрете!

Это восклицание вырвалось из груди юного соправителя. Сети чуть заметно улыбнулся.

— Если мой преемник будет поддерживать мое Ка, может быть, я и не умру.

Сети провел Рамзеса в святилище великого храма Ра, где в центре открытого двора возвышался массивный обелиск, позолоченная верхушка которого пронзала небо, разгоняя все злые силы.

— Он символизирует предвечный камень, возникший из океана на заре времен. Благодаря его присутствию здесь, на земле, продолжает осуществляться творение.

Все еще не придя в себя, Рамзес последовал за отцом, который отвел его под гигантскую акацию, которой воздавали культ две жрицы, воплощающие Исиду и Нефтис.

— Неведомые силы, — объяснил Сети, — дают рождение Фараону в этом дереве, вскармливают его звездным молоком и дают ему имя.

Этот день приготовил Рамзесу еще немало сюрпризов. В просторном приделе перед ним предстали весы из золота и серебра, на деревянном основании, отделанном под мрамор, шириной в два метра и высотой метр тридцать. Наверху посредине сидел золотой бабуин, воплощение бога Тота, изобретателя иероглифов и геометрии.

— На весах Гелиополиса взвешиваются душа и сердце всякого живого существа и всякой вещи. Пусть Маат, воплощенная в этих весах, всегда руководит твоими мыслями и поступками.

В конце дня, проведенного в городе Света, Сети отвел Рамзеса на стройку, к вечеру уже опустевшую.

— Здесь будет стоять новое святилище, так как строительство никогда не должно прерываться. Воздвигать храмы — первейшая обязанность фараона. Таким образом он возвышает и воспитывает свой народ. Преклони колени, Рамзес, и осуществи свое первое творение.

Сети протянул Рамзесу зубило и молоток. Под защитой величественного обелиска и взглядом отца, тот высек первый камень будущей постройки.

Глава 37

Амени безгранично восхищался Рамзесом, но не считал его лишенным недостатков. Так, например, тот слишком быстро забывал нанесенные ему обиды и не стремился выяснить до конца тайну некоторых дел, таких, как происшествие с негодными чернильными брусками. Он же, юный хранитель сандалий соправителя, был памятлив, его новое положение давало свои преимущества, и он не преминул ими воспользоваться.

Двадцать подчиненных, сидящих в позе писца, напряженно слушали его. Амени напомнил им факты, не упустив ни одной мелочи, и, хотя был неважным оратором, сумел их увлечь.

— Что же делать? — спросил один из вельмож.

— Исследовать архивные службы, к которым у меня раньше не было доступа, там непременно должна существовать копия документа, содержащего полное имя владельца этой мастерской. Пусть тот, кто обнаружит его, немедленно доставит ко мне и никому не говорит об этом, соправитель сумеет вознаградить отличившегося.

Поиск в таком масштабе имел все шансы на удачу. Когда улика будет у него в руках, Амени покажет ее Рамзесу. Разобравшись с этим делом, он убедит его снова заняться тем, кто нанял кучера и возничего — ни один преступник не должен избежать наказания.

К Рамзесу теперь обращались с многочисленными ходатайствами, он получал огромную почту. Амени выпроваживал незваных посетителей и составлял ответы, на которых сын Сети ставил свою печать. Личный помощник читал каждое послание, следил за развитием всех дел. Никто не должен подорвать репутацию соправителя своим упреком или осуждением, даже если Амени придется потерять то немногое, что оставалось от его здоровья.

Хотя Аша было всего восемнадцать лет, он имел вид зрелого, умудренного долгим опытом, искушенного человека. Будучи изысканно элегантным, он, следуя мемфисской моде, каждый день менял свое платье и тщательно следил за своим телом. Неизменно умащенный благовониями, безупречно выбритый, он иногда прятал свои волнистые волосы под дорогим париком. Тонкие усы имели безупречную форму, а лицо несло печать благородства старинного знатного рода, принадлежностью к которому он очень гордился.

Юноша завоевал всеобщее признание, опытные дипломаты расточали ему похвалы, и все удивлялись, что Фараон еще не доверил ему какую-нибудь значительную должность при посольстве. Тем временем Аша был спокоен, ни разу не высказав недовольства. Будучи в курсе всех секретов, о которых шептались в коридорах Управления по Иностранным Делам, он знал, что его час еще не пробил.

Визит соправителя застал его врасплох, и он тотчас же почувствовал себя виноватым. Это он должен был первым прийти и выразить Рамзесу свое почтение.

— Прими мои извинения, соправитель Египта.

— Какая польза от извинений в отношениях между друзьями?

— Я не выполнил своего долга.

— Ты доволен своей работой?

— Более или менее. Жизнь на одном месте мне не очень-то по душе.

— А куда бы ты хотел уехать?

— В Азию. Именно там завтра будут разыгрываться судьбы мира. Если Египет не будет в курсе всех событий, он рискует сделать серьезные просчеты в отношениях с другими странами.

— Тебе кажется, что наша дипломатия недостаточно хорошо выполняет свои функции?

— Насколько мне известно, да.

— И что ты предлагаешь?

— Вести более обширную разведку, глубже проникнуть в ход мыслей наших союзников и противников, учесть их сильные и слабые стороны и перестать думать, что мы независимы.

— Тебе внушают опасение хетты?

— На их счет ходит много противоречивых разговоров… Но кто действительно знает состав их армии и ее возможности? До настоящего времени мы избегали открытого столкновения.

— Ты жалеешь об этом?

— Конечно, нет, но признай, что положение до крайности расплывчатое.

— Скажи, ты счастлив здесь, в Мемфисе?

— Богатая семья, приятное поместье, заранее спланированная карьера, две-три любовницы… Разве это счастье? Я владею несколькими языками, в частности — хеттским, почему бы не использовать мои умения?

— Я могу помочь тебе.

— Каким образом?

— Я предложу Фараону от имени соправителя назначить тебя в одно из посольств Египта в Азии.

— Это было бы чудесно!

— Не радуйся слишком рано. Я только попытаюсь, решать будет Сети.

— Спасибо и за это.

— Надеюсь, она даст результаты.

День рождения Долент послужил поводом к традиционному приему, на который были приглашены самые знатные лица со всего царства. Со времени восхождения на трон Сети ни разу не бывал там. Предоставив Шенару организовывать празднество, Рамзес тоже хотел избежать этой светской вечеринки, но, по совету Амени, согласился заглянуть туда до ужина.

Сари, веселый и подвижный, несмотря на уже обозначившееся брюшко, ловко отстранял льстецов, желавших засыпать соправителя похвалами и, главное, завоевать его благосклонность.

— Твое присутствие делает нам честь… Как я горжусь своим учеником! Горжусь и в то же время огорчен.

— Огорчен?

— У меня уже не будет случая воспитывать будущего соправителя! По сравнению с тобой все ученики Капа покажутся мне бездарями.

— Ты хотел бы сменить должность?

— Признаюсь, что мне было бы гораздо интереснее заведовать закромами и амбарами. Это позволило бы мне больше времени уделять Долент. Не рассматривай это как очередную просьбу, с которыми к тебе обращаются каждый день! Но если ты вспомнишь о своем бывшем учителе…

Рамзес кивнул. К нему подбежала сестра, она была чересчур ярко накрашена и оттого казалась постаревшей лет на десять. Сари оставил их наедине.

— Мой муж говорил с тобой?

— Да.

— Я так счастлива с тех пор, как ты победил Шенара! Это злое и коварное существо, желающее нашей гибели.

— Какое зло он причинил тебе?

— Это неважно. Главное — соправитель ты, а не он. Будь благосклонен к своим настоящим союзникам.

— Сари и ты заблуждаетесь относительно моих возможностей.

Долент захлопала ресницами.

— Что это значит?..

— Я не жонглирую должностями, а пытаюсь проникнуть в мысли моего отца и понять, как он управляет этой страной, чтобы однажды, если богам будет угодно, вдохновиться его примером.

— Хватит красивых слов! Находясь так близко к верховной власти, ты не можешь не думать о том, чтобы расширить сферу своего влияния и составить свой клан. Мой муж и я хотим принадлежать к нему, так как мы заслуживаем этого. Тебе понадобятся наши услуги.

— Как же ты плохо знаешь меня, дорогая сестра, и как плохо ты знаешь нашего отца! Не так управляют Египтом. Должность соправителя позволяет мне вблизи наблюдать за его работой и пока лишь извлекать из нее уроки.

— Твои успокаивающие речи не интересуют меня, здесь в счет идет одно честолюбие. Ты такой же, как все, Рамзес. Если ты не примешь законы жизни, она раздавит тебя.

Прохаживаясь в одиночестве под колоннами дома в своем поместье, Шенар делал выводы из всех тех сведений, которые ему удалось собрать. К счастью, не все его дружеские связи распались, и число врагов Рамзеса не уменьшилось. Они наблюдали за его поступками и доносили о них Шенару, который, очевидно, должен был стать Фараоном после смерти Сети. Они считали, что пассивное поведение, безусловная верность и слепое повиновение Сети, быстро превратят Рамзеса в незаметную тень.

Но Шенар не разделял их оптимизма из-за одного события, равносильного для него катастрофе, — краткой поездки Рамзеса в Гелиополис. Ведь именно там фараоны окончательно становились таковыми, так были коронованы первые правители Египта.

Итак, Сети совершенно явно демонстрировал свою волю, тем более, что Рамзесу, по откровению одного жреца, открыли весы Гелиополиса. Таким образом царствующий фараон признавал способность соправителя к правосудию и его умение уважать закон Маат. Конечно, этот высший акт был совершен тайно и имел пока лишь магическое значение, но воля Сети была высказана, и она не изменится.

Распорядитель протокола… Это иллюзия власти! Сети и Рамзес желают, чтобы он уснул на этом удобном месте и забыл свои мечты о величии, в то время как соправитель понемногу приберет к рукам бразды правления.

Рамзес хитрее, чем кажется. Его внешнее смирение таит жестокое честолюбие. Опасаясь старшего брата, он попытался ввести его в заблуждение, но эпизод в Гелиополисе раскрыл его истинные планы. Шенар должен изменить стратегию: бездействовать, выжидая, было бы в этих обстоятельствах промахом, обрекающим на провал. Итак, нужно переходить в наступление и рассматривать Рамзеса как опасного соперника. Нападать на него с тыла, очевидно, недостаточно. Странные мысли пронеслись в мозгу Шенара, такие странные, что ужаснули его.

Оказалась, что жажда реванша была для него важнее всего. Жить в подчинении Рамзесу было бы для него невыносимо. Каковы бы ни были последствия такой схватки, которую он начинает, он ни за что не отступит.

Корабль с огромным белым парусом скользил по Нилу с царственным величием. Капитан знал малейшие капризы реки и ловко играл ими. Шенар сидел в своей каюте, укрытый от лучей солнца. Он не только боялся ожогов, ностремился сохранить белую кожу, чтобы отличаться от смуглых крестьян.

Напротив него сидел, потягивая сок цератония, Аша.

— Надеюсь, никто не видел, как вы поднимались на борт?

— Я принял необходимые меры.

— Вы осторожный человек.

— Еще больше — любопытный… Зачем необходимы такие предосторожности?

— Во время вашей учебы в Капе вы были другом Рамзеса.

— Мы учились вместе.

— Вы продолжаете с ним общаться после того, как его назначили соправителем?

— Он поддержал мою просьбу о должности в каком-нибудь азиатском посольстве.

— Поверьте, я способствовал укреплению вашей репутации, даже если немилость Фараона помешала мне добиться для вас того, чего я хотел.

— Немилость… Не слишком ли сильное слово?

— Рамзес ненавидит меня и нисколько не заботится о благополучии Египта, его единственная цель — неограниченная власть. Если никто не помешает ему, мы вступим в эпоху бедствий. Я вижу свой долг в том, чтобы избежать этого, и многие разумные люди помогут мне.

Аша оставался невозмутимым.

— Я хорошо знаю Рамзеса, — возразил он, — и он не похож на будущего тирана, которого вы описываете.

— Он ведет очень тонкую игру, выступая в роли послушного сына и прилежного ученика Сети. Ничем другим он не смог бы так угодить двору и народу. Я сам сначала попался на удочку. В действительности же он только и думает о том, чтобы стать властелином Двух Земель. Вы знаете, что он ездил в Гелиополис, чтобы заручиться поддержкой главного жреца?

Этот аргумент поколебал Аша.

— Действительно, этот поступок кажется мне преждевременным.

— Рамзес оказывает на Сети отрицательное влияние. По моему мнению, он пытается убедить Фараона как можно раньше уйти, предоставив власть ему.

— Неужели Сети так легко поддается влиянию?

— Если бы это было не так, зачем бы он стал выбирать Рамзеса в качестве соправителя? Во мне, своем старшем сыне, он нашел бы верного слугу Государства.

— Кажется, вы готовы поступиться многими обычаями.

— Потому что они устарели! Разве не мудро поступил великий Горемхеб, составив новый свод законов, когда прежние стали несправедливыми?

— Вы, кажется, решили открыть Египет внешнему миру?

— Да, таковы были мои намерения, ибо только международная торговля обеспечивает процветание.

— А теперь вы изменили свое мнение?

Шенар помрачнел.

— Опасность воцарения Рамзеса вынуждает меня изменить планы, поэтому я и хотел, чтобы наша беседа осталась в тайне. То, о чем я хочу говорить с вами, исключительно важно: так как я хочу спасти свою страну, я должен буду вести против Рамзеса тайную войну. Если вы согласитесь стать моим союзником, то вам достанется решающая роль, и, когда мы победим, первым пожнете плоды этой победы.

Аша углубился в долгие размышления. Лицо его оставалось непроницаемым.

Если Аша откажется сотрудничать с ним, подумал Шенар, придется убрать его: уже сказано слишком много. Но у Шенара не было другого способа, чтобы завербовать нужных ему людей. Этот же, если согласится, будет одним из наиболее полезных.

— Вы еще о чем-то умалчиваете, — вывел его из раздумья Аша.

— Торговых отношений с Азией будет недостаточно, чтобы остановить Рамзеса. Принимая во внимание все обстоятельства, нужно будет пойти гораздо дальше.

— Вы имеете в виду… другой способ заключить союз с заграницей?

— Когда племя гиксосов много веков тому назад захватило страну и управляло ею, то многие номархи Дельты сотрудничали с ними, предпочтя это смерти. Опередим историю, Аша, используем хеттов, чтобы изгнать Рамзеса. Нужно образовать группу людей, которые будут удерживать страну на верном пути.

— Опасность велика.

— Если ничего не предпринимать, Рамзес раздавит нас своими сандалиями.

— Что же конкретно вы предлагаете?

— Ваше назначение в Азию будет первым шагом. Мне известен ваш исключительный дар к установлению контактов, нужно будет завоевать дружбу врагов и убедить их помочь нам.

— Никто не знает истинных намерений хеттов.

— Благодаря вам мы их узнаем. Таким образом мы выберем нужную стратегию и подтолкнем Рамзеса к совершению фатальных ошибок, которыми не преминем воспользоваться.

Аша отвечал ему очень спокойно, скрестив пальцы:

— Это воистину удивительный план, но очень рискованный.

— Трусливые обречены на поражение.

— Предположите, что у хеттов есть только одно желание: воевать.

— В таком случае мы сделаем так, чтобы Рамзес проиграл войну с ними, а затем появимся, как спасители.

— Понадобится несколько лет подготовки.

— Вы правы. Борьба начинается сегодня: прежде всего, надо попытаться любыми средствами помешать Рамзесу взойти на трон. Если это нам не удастся — свергнуть его одновременным штурмом изнутри и снаружи. Я рассматриваю его как противника, сила которого будет лишь возрастать с течением времени, поэтому надо отбросить всякую импровизацию.

— Что же вы предлагаете в обмен на мою помощь? — спросил Аша.

— Устроит ли вас должность главы Управления по Иностранным Делам?

Скользнувшая по губам дипломата улыбка дала понять Шенару, что он угадал.

— Пока я буду прозябать в своем кабинете в Мемфисе, я мало что могу сделать.

— Ваша репутация великолепна, и Рамзес поможет нам, сам не зная об этом. Я убежден, что ваше назначение — лишь вопрос времени. Пока вы остаетесь в Египте мы больше не увидимся, а затем будем встречаться тайно.

Корабль пристал далеко от мемфисского порта, на берегу уже ждала повозка, которая отвезла Аша в город.

Старший сын Фараона смотрел, как она удаляется. Он поручил нескольким людям следить за дипломатом. Если он попытается что-либо сообщить Рамзесу, он не надолго переживет свое предательство.

Глава 38

Человек, который некогда пытался устранить Рамзеса с помощью услуг конюха и возничего, не ошибся: младший сын Фараона был рожден, чтобы стать преемником Сети. Многими чертами своего характера он походил на отца: его энергия казалась неисчерпаемой, его ум и решимость были способны преодолеть любые препятствия, и огонь, горевший в нем, предназначал его для верховной власти.

Несмотря на его неоднократные предостережения никто не хотел слушать этого человека. Выбор Рамзеса в качестве соправителя открыл, наконец, глаза его близким, и многие пожалели о том, что его попытки провалились. К счастью, конюх и возничий были мертвы, и поскольку он сам лично с ними никогда не встречался, а посредник уже не мог заговорить, дело завязло в песке. Не было никакого способа выйти на него и доказать его виновность.

Учитывая его планы, хранимые в строжайшей тайне, он не мог позволить себе ни малейшей неосторожности. Нанести сильный удар прямо в цель было единственно верным решением, даже если теперь высокое положение Рамзеса делало задачу непростой. Рядом с соправителем постоянно находились люди, Амени выпроваживал всех незваных гостей, а лев и пес были превосходными телохранителями. Действовать внутри дворца представлялось невозможным.

Зато организовать несчастный случай во время какого-нибудь переезда или путешествия при условии, что место будет хорошо выбрано, почти не представляло сложности и одна удачная мысль не давала ему покоя. Если Сети попадет в ловушку и согласится поехать с сыном в Ассуан, Рамзес оттуда не вернется.

В девятый год царствования Сети, Рамзес отмечал семнадцатилетие в обществе Амени, Сетау и его супруги Лотос. Он жалел о том, что нет Моисея и Аша, но первый задержался на стройке в Карнаке, а второй только что уехал в Ливан с поручением по сбору сведений для Управления по Иностранным Делам. Отныне очень трудно было собрать выпускников Капа всех вместе, разве что соправителю удастся сделать из друзей своих непосредственных помощников. Независимость их умов, однако, скорее разводила их дороги. Только Амени отказывался удаляться от Рамзеса, ссылаясь на то, что без него соправитель был бы неспособен управлять своей канцелярией и следить за текущими делами.

Лотос отпустила дворцового стольника и сама приготовила жареного ягненка, приправленного виноградом и турецким горохом.

— Слюнки текут, — признался Рамзес.

— Давайте попробуем, но только не будем объедаться, — предупредил Амени, — меня еще ждет работа.

— Как ты выносишь этого дотошного ворчливого писца? — осведомился Сетау, кормивший собаку и льва, размеры которого с каждым днем становились все более впечатляющими.

— Не у всех есть время бегать за змеями, — возразил Амени, — если бы я не давал себе труда записывать названия лекарств, которые ты предписываешь, твои изыскания были бы напрасными.

— Где поселились молодожены? — спросил Рамзес.

— На краю пустыни, — ответил Сетау с горящим взглядом. — Как только наступает ночь, змеи выползают наружу, и мы с Лотос идем на охоту. Я не знаю, хватит ли жизни на то, чтобы изучить все виды змей и их повадки.

— Твой дом — не лачуга, — уточнил Амени, — а, скорее, лаборатория. И ты все время расширяешь его. И ничего удивительного, ведь у тебя постепенно собирается маленькое состояние от продажи яда жрецам-врачевателям.

Заклинатель змей с любопытством посмотрел на юного писца.

— Кто доложил тебе? Ты ведь никогда не выходишь из своего кабинета!

— Пусть твой дом и на отшибе, он все равно внесен в регистр и записан в службе чистоты, ну а я обязан обеспечивать соправителю надежные сведения.

— Так ты шпионишь за мной! Этот уродец опаснее скорпиона!

Рыжий пес в шутку залаял, не поверив гневу Сетау, который продолжал обмениваться с Амени кисло-сладкими речами, пока вдруг не появился гонец от Фараона. Рамзес, оставив все дела, немедленно должен был явиться во дворец.

Сети и Рамзес медленно шли по тропинке, змеившейся между огромными глыбами розового гранита. Приехав в Ассуан утром, владыка Египта с сыном немедленно отправились в карьеры. Фараон пожелал лично проверить содержание встревожившего его отчета, который ему прислали, и хотел, чтобы сын познакомился с этим каменным миром, откуда происходили обелиски, колоссы, врата и пороги храмов и еще множество шедевров, вытесанных из твердого камня с несравненным блеском.

В послании говорилось о серьезном столкновении между мастерами, рабочими и воинами, которым было поручено переносить монолитные блоки весом в несколько тонн на специально построенные огромные плоты, привязанные один к другому. К этим волнениям прибавлялось другое, еще более серьезное: опытные мастера считали, что главный карьер истощен. По их мнению, оставались только небольшие жилы, слишком незначительные, чтобы вытесать из них обелиски и гигантские статуи нужного размера.

Под посланием стояло только одно имя Апера, начальника карьеров. Он обошел своих непосредственных начальников, так как боялся наказания за то, что сообщил правду и обратился прямо к Фараону. А писец фараона, найдя тон донесения уравновешенным и здравым, передал его Сети.

Среди раскаленных солнцем скал Рамзес почувствовал себя в своей стихии. Он осознал силу вечного материала, который скульпторы делали говорящим. Огромный карьер Ассуана был одним из фундаментов, на которых стояла страна со времен первой династии. Он воплощал незыблемость творения, которое переживало многие поколения и само время.

Рабочие, занимавшиеся выработкой камня, подчинялись строгой иерархии. Разделившись на группы, каменотесы отмечали лучшие блоки, ставя на них засечки, испытывали их на прочность и только тогда осторожно начинали их извлекать. От качества их работы зависел завтрашний день Египта. Под их руками начинались храмы, где находились творческие силы, и статуи, в которых селились души воскресших из мертвых.

Все фараоны заботились о карьере и об условиях жизни тех, кто там работал. Каменотесы были рады видеть Сети и приветствовать соправителя, чье сходство с отцом становилось все более явным. Имени Шенара здесь не знали.

Сети вызвал начальника карьеров.

Приземистый, широкоплечий, с квадратной головой и толстыми пальцами, Апер простерся ниц перед Фараоном. Похвала ждала его или же порицание?

— Стройка показалась мне спокойной.

— Все в порядке, Ваше Величество.

— А по твоему письму можно понять, что это не так.

— По моему письму?

— Ты будешь отрицать, что писал мне?

— Писать… Это не по мне. Когда необходимо, я пользуюсь услугами писца.

— Не предупреждал ли ты меня о столкновении между рабочими и воинами?

— Вот еще, вовсе нет, Ваше Величество… Бывают иногда мелкие трения, но все улаживается.

— А мастера?

— Мы их уважаем, и они нас тоже. Это ведь люди не городские, а вышедшие из рабочих. Они работают собственными руками и знают дело. Если один из них принимает себя не за того, кто он есть, мы тут же разбираемся.

Апер вытер ладони, готовый хоть сейчас схватиться врукопашную с тем, кто злоупотребит властью.

— Не грозит ли главному карьеру истощение?

Начальник карьеров так и застыл с открытым ртом.

— Вот это да… Кто вас предупредил?

— Так это правда?

— Как сказать… Работать становится труднее, приходится глубже копать. Через два-три года нужно будет подыскивать новое месторождение. То, что вы уже в курсе… Это просто ясновидение!

— Покажи мне это место.

Апер отвел Сети и Рамзеса на вершину небольшого холма, откуда открывалась почти вся обрабатываемая зона.

— Вот здесь, слева от вас, — указал он протянутой рукой, — мы сомневаемся, удастся ли извлечь обелиск.

— Тихо! — потребовал Сети.

Рамзес увидел, как меняется взгляд отца: тот смотрел на камни с невероятным напряжением, как будто проникая внутрь, как будто его тело само становилось из гранита. Рядом с Сети стало невыносимо жарко. Начальник карьеров сначала остолбенел, потом отодвинулся в сторону. Рамзес остался рядом с владыкой. Он тоже попытался проникнуть по ту сторону видимого, но его мысль натолкнулась на глухую преграду, и он испытал резкую боль в солнечном сплетении. Но все равно упорно продолжал вглядываться. В конце концов он различил отдельные жилы. Казалось, они выходят из глубины земли, раскрываются солнцу и ветру, принимают особую форму, а затем затвердевают и становятся розовым гранитом, усеянным блестящими звездочками.

— Оставьте старое место, — приказал Сети, — и копайте направо, на широком пространстве. Карьер будет щедрым еще десятки лет.

Начальник карьеров сбежал по склону в указанном направлении и заостренным молотком разбил верхнюю черноватую оболочку, которая не сулила ничего хорошего. Однако Фараон не ошибся: им открылся гранит ослепительной красоты.

— Ты, Рамзес, тоже увидел. Продолжай в том же направлении, проникай глубже в сердце камня — и знание придет к тебе.

Меньше чем за четверть часа новость о чуде Фараона распространилась по карьерам, на набережных и в городе. Она означала, что эпоха великих работ продолжится и что процветанию Ассуана не придет конец.

— Письмо написал не Апер, — заключил Рамзес, — кто-то пытался обмануть вас?

— Да, меня заставили приехать сюда затем, чтобы открыть новый карьер, — сказал Сети, — отправитель послания надеялся не на такой результат.

— Чего же он ждал?

Фараон с сыном стали в задумчивости спускаться с холма по узкой тропинке. Сети шел впереди уверенным шагом.

Вдруг какой-то гул заставил Рамзеса насторожиться.

В то мгновение, когда он обернулся, два камня, подпрыгивающие, точно испуганные газели, оцарапали ему бедро. Они были предвестниками мощной лавины камней, за которой с огромной скоростью скатывалась огромная глыба гранита.

Ослепленный облаком пыли, Рамзес прокричал:

— Отец, в сторону!

Отступая назад, юноша упал.

Сильной рукой отец приподнял и отшвырнул его в сторону. Гранитная масса продолжала свой смертоносный бег. Раздались крики. Рабочие карьеров и каменотесы заметили убегающего человека.

— Это он, вон там! Это он свалил глыбу! — закричал Апер.

Многие бросились за ним в погоню.

Апер первым догнал беглеца и сильно ударил его кулаком по затылку. Начальник карьеров не рассчитал свои силы: фараону был доставлен труп.

— Кто он? — спросил Сети.

— Я не знаю, — ответил Апер, — он здесь не работал.

Стража порядка Ассуана быстро дала ответ: этот человек был лодочником, переправлял гончарные изделия, был холост и не имел детей.

— Он целился в тебя, — заявил Сети, — но твоя смерть не была написана на этой глыбе.

— Дадите ли вы мне право самому разыскать истину?

— Я требую этого.

— Я знаю, кому доверить расследование.

Глава 39

Амени трепетал и радовался.

Трепетал, слушая рассказ Рамзеса, избежавшего ужасной смерти, а радовался, потому что соправитель принес ему еще одну замечательную улику — письмо, присланное Фараону, чтобы вызвать приезд Сети в Ассуан.

— Красивый почерк, — констатировал он. — Писал человек из высшего общества, образованный, для которого составлять послания — обычное дело.

— Значит, Фараон знал, что письмо прислано не начальником карьеров и что ему готовят ловушку.

— По-моему, делились в вас обоих, ведь на стройке несчастные случаи — не редкость.

— Ты согласен вести расследование?

— Конечно! Однако…

— Однако?

— Должен тебе признаться: я продолжил поиски владельца подозрительной мастерской. Мне бы очень хотелось предоставить доказательства, что речь идет именно о Шенаре, но я потерпел неудачу. А теперь ты даешь мне еще больше шансов.

— Надеюсь, что это так.

— Удалось ли еще что-нибудь узнать о лодочнике?

— Нет. Тот, кто его нанял, кажется, вне досягаемости.

— Настоящая змея… Надо бы обратиться за помощью к Сетау.

— Почему бы и нет?

— Не волнуйся, это уже сделано.

— И что он ответил?

— Поскольку речь идет о твоей безопасности, он согласен оказать мне помощь.

Шенар совсем не любил юг: слишком жарко, и люди менее восприимчивы к тому, что делается во внешнем мире. Однако огромный храм в Карнаке был таким богатым и влиятельным, что никакой претендент на высшую власть не мог обойтись без поддержки его верховного жреца. Поэтому он нанес верховному жрецу визит вежливости, во время которого они обменялись ничего не значащими фразами. Шенар был удовлетворен тем, что не почувствовал никакой враждебности со стороны столь важного человека, который следил за борьбой за власть в Мемфисе издалека и готов был в нужный момент принять сторону сильнейшего. Отсутствие похвал в адрес Рамзеса было добрым знаком.

Шенар попросил остаться некоторое время в храме и помедитировать там вдали от суеты общественной жизни. Разрешение было дано. Старший сын фараона неуютно чувствовал себя в лишенной удобств келье, куда его поместили, но добился своей цели, встретился с Моисеем.

Во время перерыва в работе, еврей разглядывал колонну, на которой скульпторы засекли сцену жертвоприношения Божественному Оку, содержащему в себе все для того, чтобы воспринять мир.

— Великолепная работа! Вы превосходный зодчий.

Моисей, который стал еще крепче, оглядел говорившего с явным презрением к его дряблым телесам и непомерной тучности.

— Я только учусь своему делу, эта удача — заслуга главного мастера.

— Не скромничайте.

— Я ненавижу льстецов.

— Кажется, я вам не очень нравлюсь.

— Надеюсь, это взаимно.

— Я приехал сюда, чтобы сосредоточиться и обрести ясность духа. Назначение Рамзеса было, признаюсь, для меня очень тяжелым ударом, но ведь нужно в конце концов смиряться с реальностью. Тишина этого храма поможет мне.

— Тем лучше для вас.

— Дружба с Рамзесом не должна ослеплять вас. У моего брата недобрые намерения. Если вы любите порядок и правосудие, не закрывайте на это глаза.

— Вам не нравится решение Сети?

— Мой отец — исключительный человек, но кто не совершает ошибок? Для меня дорога к власти окончательно закрыта, и я не сожалею об этом. Я занимаюсь протоколом и не стремлюсь ни к чему большему. Но что будет с Египтом, если он попадет в руки невежды, занятого только своим честолюбием?

— Каковы ваши намерения, Шенар?

— Открыть вам глаза. Я убежден, что вас ждет большое будущее. Делать ставку на Рамзеса было бы непоправимой ошибкой. Завтра, когда он взойдет на трон, у него больше не будет друзей, он забудет вас.

— Что же вы предлагаете?

— Перестать покоряться судьбе и начать готовить иное будущее.

— Я предполагаю, ваше?

— Это не имеет значения.

— У меня нет такого чувства.

— Вы заблуждаетесь на мой счет. Моя единственная цель — служить моей стране.

— Боги слышат вас Шенар. Вы разве не знаете, что они ненавидят ложь?

— Жизнью Египта управляют люди, а не боги. Я стремлюсь к дружбе с вами. Вместе мы добьемся успеха.

— Вы ошиблись в выборе. Убирайтесь.

— Напрасно вы так.

— Я не желаю повышать голос или применять насилие в таком месте, как это. Если хотите, продолжим разговор снаружи.

— В этом нет необходимости. Но не забудьте мои предостережения. Придет день, когда будете благодарить меня.

Гневный взгляд Моисея убедил Шенара, что лучше не настаивать. Он потерпел неудачу, как и опасался. Еврея будет не так легко завоевать, как Аша. Но и у него должны быть свои слабости, которые со временем раскроются.

Долент оттолкнула Амени, который не мог противостоять натиску разъяренной женщины. Сестра Рамзеса толкнула дверь в кабинет соправителя и ворвалась внутрь подобно порыву бури.

Рамзес, сидя на циновке в позе писца, переписывал указ Сети о защите деревьев.

— Ты в конце концов подчинишься или нет?

— В чем причина этого вторжения, дорогая сестра?

— Как будто ты не знаешь!

— Освежи мою память.

— Мой муж ждет повышения.

— Обращайся к Фараону.

— Он отказывается давать членам своей семьи привилегии, которые считает… несправедливыми!

— Что тут еще добавить?

Ярость Долент умножилась.

— Это его решение несправедливо! Сари заслуживает повышения, а ты — соправитель, ты должен назначить его главным приказчиком в амбарах!

— Разве соправитель может пойти против воли Фараона?

— Не веди себя, как последний подлец!

— Я не совершу оскорбления величества.

— Ты что, издеваешься?

— Успокойся, прошу тебя!

— Дай нам то, что нам причитается!

— Это невозможно.

— Не разыгрывай из себя неподкупного! Ты не лучше других… Ты должен объединяться со своими!

— Обычно ты так спокойна!

— Я вырвалась из-под тирании Шенара не затем, чтобы терпеть твою. Ты по-прежнему отказываешься?

— Не стремись получить больше, чем у тебя есть, Долент, алчность — смертный грех.

— Оставь при себе свою устаревшую мораль.

Она удалилась, изрыгая проклятия.

В саду в поместье Красавицы Изэт росли царственные сикоморы с благотворной тенью. Девушка прохлаждалась под ними, пока Рамзес пересаживал молодые ростки во вскопанную рыхлую землю. Над головой Рамзеса под нежным северным ветерком трепетала листва. Дерево, в котором любила воплощаться богиня Хатор, протягивало свои зеленые ветви в высоту, чтобы накормить и напоить души праведных, открыть им уста и ноздри и окружить их божественным запахом, зачаровывающим самого Властителя Вечности.

Красавица Изэт сорвала несколько цветков лотоса и украсила ими свои волосы.

— Хочешь кисть винограда?

— Через двадцать лет великолепный сикомор сделает этот сад еще уютнее.

— Через двадцать лет я буду старухой.

Рамзес внимательно посмотрел на нее.

— Если ты и дальше с таким же искусством будешь накладывать мази и румяна, ты будешь еще более восхитительна.

— Выйду ли я замуж за человека, которого люблю?

— Я не прорицатель.

Она легонько шлепнула его по груди цветком лотоса.

— Рассказывают, что ты чудом избежал смерти в карьерах Ассуана.

— Под защитой Сети я неуязвим.

— Значит, нападения на тебя не прекратились?

— Не волнуйся, виновного скоро обнаружат.

Она сняла свой парик, распустила длинные косы и рассыпала их по плечам Рамзеса. Своими горячими губами она стала покрывать его поцелуями.

— Так ли уж это сложно, счастье?

— Если ты нашла, бери его.

— Быть с тобой — мне больше ничего не нужно. Когда ты поймешь это?

— Тотчас же.

Обнявшись, они повались на бок. Красавица Изэт встретила желание своего возлюбленного с опьянением счастливой женщины.

Изготовление папируса было одним из главных ремесел египетских мастеров. Цена его колебалась в зависимости от качества и длины свитка. Некоторые, отрывками из Книге о выходе к свету[10], были предназначены для могил, другие — для школ, большая же часть — для управления. Без папируса править страной было бы невозможно.

Сети доверил соправителю периодически проверять производство папируса и следить за его справедливым распределением. Писцы, как один, жаловались, что им достается недостаточно, и обличали жадность соседа.

Рамзес как раз обнаружил злоупотребление, совершенное писцами, работающими на Шенара. Поэтому он вызвал старшего брата, намереваясь положить этому конец.

Шенар, казалось, был в прекрасном настроении.

— Я нужен тебе? Я в твоем распоряжении.

— Ты следишь за работой своих писцов?

— Да, но не входя в подробности.

— Например, покупка папируса.

— Там что-то не так?

— Да, твои писцы произвольно забирают большое количество лучшего папируса.

— Я люблю писать на хорошем папирусе, но признаю, что такие действия недопустимы. Виновные будут наказаны со всей строгостью.

Реакция Шенара удивила Рамзеса, он не только не протестовал, но еще и признал свою ошибку!

— Мне нравятся твои методы, — заявил Шенар, — нужно преобразовывать и оздоровлять страну. Нельзя терпеть никакой продажности, пусть даже самой незначительной. В этом я могу помочь тебе действенными способами: занятия протоколом позволяют хорошо узнать нравы при дворе и обнаруживать незаконные действия. Мало разоблачать, надо их исправлять.

Рамзес засомневался, действительно ли он разговаривает со своим старшим братом: какой добрый дух превратил хитрого придворного в поборника справедливости?

— Я охотно принимаю твое предложение.

— Ничто не могло бы доставить мне больше радости, чем это открытое сотрудничество! Я начну с того, что вычищу свои собственные конюшни, а потом мы примемся за конюшни царства.

— А там много грязи?

— Сети — великий правитель, его имя останется в Истории, но он не может заниматься всем и всеми! Когда ты вельможа, сын и внук вельможи, то приобретаешь дурные привычки и присваиваешь себе чужие права. Ты как соправитель можешь положить конец этому попустительству. В прошлом я сам извлек из него выгоду, но это время прошло. Мы братья, и Фараон отвел для каждого из нас свое место в жизни: вот истина, которой мы должны подчиниться.

— Это мир или перемирие?

— Мир, окончательный и бесповоротный, — заявил Шенар. — Мы много ссорились и оба согласись, несем за это долю ответственности. Но эта братоубийственная борьба бессмысленна. Ты соправитель, я распорядитель протокола. Давай оказывать друг другу помощь на благо страны.

Когда Шенар ушел, Рамзес остался в недоумении: была это ловушка, перемена стратегии или искреннее стремление к дружбе?

Глава 40

Фараон собрал Большой Совет вскоре после завершения рассветных ритуалов. Все искали спасительной тени от раскаленных лучей солнца. Некоторые придворные толстяки сильно вспотели и приказывали обмахивать себя веерами.

К счастью, в приемной зале Фараона было прохладно. Искусное расположение высоких окон обеспечивало циркуляцию воздуха, делавшую это место приятным в жару. Равнодушно относившийся к моде, Фараон был одет в простое белое платье, тогда как некоторые вельможи, казалось, состязались между собой в элегантности одежд. В этом внеочередном совете участвовали визирь, верховные жрецы Мемфиса и Гелиополиса и Глава стражи пустыни.

Рамзес, сидевший справа от отца, наблюдал за ними. Боязливые, беспокойные, тщеславные, уравновешенные… Разные люди собрались здесь, под верховной властью Фараона, который один объединял их. Не будь его, они разорвали бы друг друга на куски.

— Глава стражи пустыни принес плохие новости, — сообщил Сети. — Пусть он говорит.

Важный вельможа лет шестидесяти прошел все ступени власти, прежде чем достиг ее вершин. Спокойный, сведущий в своем деле, он знал все тропинки западной и восточной пустынь и поддерживал безопасность на этих обширных пространствах, по которым проезжали караваны и отряды рудокопов. Он не стремился ни к каким почестям и готовился спокойно провести старость в своем владении в Ассуане, поэтому его заявления были выслушаны с большим вниманием, тем более, что его редко приглашали выступать в таких торжественных обстоятельствах.

Группа золотоискателей, месяц назад отправившаяся в восточную пустыню, исчезла.

За этим ошеломляющим известием последовало долгое молчание. Молния, брошенная богом Сетом, не смогла бы произвести больший эффект. Верховный жрец бога Пта попросил слова у Фараона, и тот предоставил его ему. Согласно ритуалу Большого Совета, участники высказывались только с согласия правителя, и каждого выступающего слушали не прерывая. Как бы ни был важен предмет обсуждения, никакого беспорядка и шума не допускалось. Поиск верного решения начинался с уважения к мыслям другого.

— Вы уверены в своих сведениях?

— К сожалению, да. Обычно в таких случаях непрерывная цепь гонцов постоянно держит меня в курсе продвижения похода, его трудностей или даже провала. И вот уже несколько недель у меня нет никаких новостей.

— Такого раньше никогда не было?

— Нет, бывало, но в смутные времена.

— Может быть, это нападение бедуинов?

— На этом участке маловероятно. Стража порядка зорко следит за обстановкой.

— Маловероятно или невозможно?

— Никакое известное нам племя не может настолько нарушить ход экспедиции, чтобы от нее не поступало совсем никаких известий. Отряд опытных стражей охранял золотоискателей.

— Каковы ваши предположения?

— У меня их нет, но я очень обеспокоен.

Золото пустынь поступало в храмы. «Плоть богов», нетленный материал и символ вечной жизни, оно придавало произведениям мастеров несравненный блеск. Государство же использовало его как средство оплаты за некоторые привозные товары или в качестве дипломатических подношений иноземным правителям для поддержания мира. Нарушения в добыче драгоценного металла были недопустимы.

— Что вы предлагаете? — спросил Фараон у главы стражи пустыни.

— Незамедлительно послать туда армию.

— Я возглавлю поход, — объявил Сети, — и соправитель будет сопровождать меня.

Большой Совет одобрил это решение. Шенар, поостерегшийся вступать в обсуждение, сказал брату после Совета несколько вдохновляющих фраз и пообещал заниматься его делами, которые он снова передаст ему сразу после его возвращения.

В девятый год царствования Сети, в двадцатый день третьего месяца походное войско в четыреста воинов под личным командованием Фараона и его соправителя двигалось по знойной пустыне, к северу от города Эдфу и в сотне километров на юг от дороги, ведущей к карьерам Уади Хаммамат. Оно приближалось к Уади Миа, последней точке, откуда в Мемфис из отряда был послан гонец.

В тексте послания, самом обыкновенном, не содержалось ничего настораживающего. Настрой золотоискателей был прекрасным, равно как и состояние здоровья всех путешественников. Писец не отмечал никаких происшествий.

Сети держал войско в боевой готовности днем и ночью. Несмотря на спокойствие Главы стражи пустыни, присоединившегося к отряду со своими лучшими людьми, он опасался неожиданного нападения бедуинов, пришедших с полуострова Синай. Их законом были грабеж и убийство. Во власти внезапного безумия, их вожаки совершали самые варварские и жестокие деяния.

— Что ты ощущаешь, Рамзес?

— Пустыня великолепна, но мне тревожно.

— Что ты видишь за этими дюнами?

Рамзес сосредоточился. У Сети был опять тот же странный, почти сверхъестественный взгляд, которым он увидел в Ассуане новое месторождение гранита.

— Перед моими глазами встает преграда… За этими холмами — пустота.

— Да, пустота. Пустота ужасной смерти.

Рамзес вздрогнул.

— Там бедуины?

— Нет, более коварный и более безжалостный противник.

— Нужно готовиться к бою?

— Нет, это бесполезно.

Рамзес совладал со страхом, сжимавшим ему горло. Жертвой какого врага стали золотоискатели? Если это чудовища пустыни, как считала большая часть воинов, то никакая человеческая армия не была в силах совладать с ними. Эти крылатые хищники с огромными когтями разрывали свою добычу, не давая ей времени для защиты.

Перед тем, как взойти на дюну, кони, ослы и люди утолили жажду. Невыносимая жара вынуждала к частым остановкам, и запасы воды подходили к концу. Меньше, чем в трех километрах был большой колодец, где можно будет наполнить бурдюки.

За три часа до заката снова пустились в путь и перешли дюну без особого труда. Вскоре вдали показался и колодец. Строение из высоких камней прилегало к склону горы, в чреве которой находилось золото.

Золотоискатели и охранявшая их стража не исчезли. Они все были тут, вокруг колодца, они лежали на горячем песке, лицом к земле или подставив его солнцу.

Из их открытых ртов торчали кроваво-красные языки.

Ни один из них не выжил.

Не будь с ними Фараона, большинство воинов при виде этой картины обратились бы в бегство, но Сети приказал поставить палатки и выставить охрану, как если бы находился под угрозой неизбежного штурма. Потом он приказал вырыть могилы, в которых погребли несчастных. Дорожные циновки служили им саваном, и сам Фараон произнес обрядовые формулы для перехода в иной мир и последующего Воскресения.

Похоронный обряд в безмятежных лучах заходящего солнца успокоил воинов. Походный врачеватель подошел к Сети.

— В чем причина смерти? — спросил Фараон.

— Жажда, Ваша Величество.

Фараон немедленно отправился к колодцу, который охраняли люди из его личной стражи. В лагере все надеялись отведать прохладной живительной влаги. Большой колодец был завален камнями до самого края.

— Давайте очистим его, — предложил Рамзес.

Сети согласился.

Личная охрана Фараона с пылом принялась за работу. Не стоило вносить смятение в ряды его войска. Людская цепочка работала с огромной отдачей. Рамзес задавал ритм и поддерживал временами спадающее воодушевление.

Когда полная луна осветила дно колодца, воины, изнуренные тяжелым трудом, смотрели, как Рамзес опускает на веревке тяжелый кувшин. Несмотря на нетерпение, он набирал воду медленно, чтобы не разбить его.

Потом он поднял наполненный водой кувшин и подал его Фараону. Тот понюхал, но пить не стал.

— Нужно спуститься на дно.

Рамзес продел веревку под мышками, завязал ее на прочный узел и попросил четырех воинов крепко держать другой конец. Потом он переступил через край колодца и начал спускаться, опираясь на выступы камней. Это оказалось совсем не трудно. В двух метрах над уровнем воды лунный свет позволил ему разглядеть плавающие в воде трупы ослов. Он поднялся в отчаянии.

— Вода в колодце отравлена, — пробормотал он.

Сети вылил воду из кувшина в песок.

— Наши соотечественники отравились, выпив воды из этого колодца. А потом небольшой отряд убийц, вероятно, бедуинов, засыпал его камнями.

Фараон, соправитель и все участники похода были обречены. Даже если бы они немедленно выступили обратно, они бы погибли от жажды, не дойдя до возделанных земель.

На этот раз ловушка захлопнулась.

— Идем спать, — приказал Сети, — я буду молиться нашему отцу, звездному небу.

С самого рассвета ужасная новость стала известна. Никому из воинов не разрешалось наполнить пустой бурдюк.

Какой-то крикун хотел поднять переполох среди воинов. Рамзес преградил ему дорогу.

Обезумевший от страха воин замахнулся на Рамзеса кулаком, но тот перехватил его за запястье и опустил одним коленом к земле.

— Потеря хладнокровия лишь ускорит твою смерть.

— Воды больше нет…

— С нами Фараон, не теряй надежды.

Больше попыток бунта не было. Рамзес обратился к войску:

— У нас есть карта этой местности, она содержит сведения, являющиеся военной тайной. На ней указаны дополнительные тропы, ведущие к старым колодцам, некоторые из которых еще не пересохли. Фараон останется с вами, а я пройду по этим тропам и принесу достаточно воды, чтобы пересечь половину пустыни. Наша стойкость и мужество перед лицом несчастья помогут справиться с остальным, а пока спрячьтесь от солнца и не тратьте сил попусту.

Рамзес отправился в путь с десятком людей и полдюжиной ослов, нагруженных пустыми бурдюками. Один старый воин предусмотрительно не допил свой запас воды. Смочив губы утренней росой, спутники Рамзеса проглотили эти последние глотки перед тем, как пуститься в путь.

Очень скоро каждый шаг стал даваться с огромным трудом, раскаленный воздух и пыль жгли легкие. Но Рамзес не сбавлял шагу, боясь, что его спутники свалятся на землю. Не надо было думать ни о чем, кроме колодца с прохладной водой.

Первой тропы, отмеченной на карте, больше не существовало, песочные ветры засыпали ее. Продолжать в том же направлении было бы равносильно самоубийству. Вторая тропа по дну высохшего уэда привела в тупик — составлявший карту, плохо выполнил свою работу. В конце третьей тропы их ждала горстка сухих камней! Люди подбежали и свалились к краю колодца, давно засыпанного песком.

Пресловутая карта, так называемая «военная тайна», была обманом. Может быть, она соответствовала истине лет десять назад, а ленивый же писец ограничился тем, что перечертил ее, не потребовав проверки. Его преемник поступил так же.

Когда Рамзес предстал перед Сети, ему не пришлось ничего объяснять: его сокрушенное лицо говорило само за себя.

Воины томились жаждой уже шесть часов. Фараон обратился к военачальникам.

— Солнце сейчас в зените, — сказал он. — Мы с Рамзесом отправляемся на поиски воды. Я вернусь, когда тени начнут удлиняться.

Сети взобрался на холм. Несмотря на свою молодость, сначала Рамзесу было очень тяжело поспевать за отцом, но затем он приноровился к его походке. Как горный козел — знак благородства и знатной крови в языке иероглифов — Фараон не совершил ни одного бесполезного движения и не тратил ни капли энергии. Он взял с собой только две ветки акации со снятой корой, отполированные и туго связанные вместе на одном конце льняной веревкой.

Камни скатывались у них из-под ног, поднимая тучи горячей пыли, Рамзес, почти задохнувшись, догнал Фараона на вершине выступа. Пустыня была великолепна. Рамзес несколько мгновений наслаждался этим зрелищем, но неотступно преследовавшая жажда напомнила, что эти огромные просторы могут принять очертания могилы.

Сети протянул перед собой две ветки акации, раздвинув их. Они гибко изогнулись. Он очень медленно стал проводить ими вокруг над поверхностью земли. Вдруг лоза выскользнула у него из рук и, с щелчком подпрыгнув, упала в нескольких метрах от него.

Рамзес подобрал ее, дрожа от нетерпения, и отдал отцу. Они спустились по склону. Сети остановился перед скоплением плоских камней, между которыми росли колючки. Лоза дрогнула.

— Сходи за каменотесами, пусть они копают здесь.

Усталость исчезла. Рамзес побежал что было мочи, перепрыгивая с камня на камень, и привел десятка четыре людей, которые тут же приступили к работе.

Почва была рыхлой. На глубине трех метров вода забила ключом.

Один из рабочих встал на колени.

— Сам бог руководил Фараоном… Вода обильна, как при паводке!

— Моя молитва была услышана, — сказал Сети. — Мы назовем этот колодец «Да будет нерушимой истина божественного света». Когда все утолят жажду, мы построим здесь город для золотоискателей и храм, где поселятся божества. Их дух пребудет в этом колодце, он будет открывать дорогу тем, кто разыскивает сияющий металл, чтобы возвеличить Священное.

Под руководством Сети, доброго пастыря, отца всех людей, посланника богов, радостные воины превратились в строителей.

Глава 41

Туйя, Великая Супруга Фараона, возглавляла церемонию принятия в служительницы культа богини Хатор девушек, приехавших из всех провинций страны в ее главный храм в Мемфисе. Они все, независимо от рода занятий — пения, танцев или игры на музыкальном инструменте — прошли очень строгий отбор.

С огромными глазами, смотрящими строго и внимательно, выступающими скулами, тонким прямым носом, маленьким почти квадратным подбородком, с париком в форме чучела грифа, символа материнства, Туйя произвела такое впечатление на кандидаток, что многие из них растерялись. Царица, которая в молодости сама прошла через такое испытание, не была снисходительной: для того, кто желает служить божеству, умение владеть собой — самое необходимое качество.

Она нашла игру музыкантш довольно слабой и подумала, что непременно накажет преподавателей гаремов, которые в последние месяцы работали менее усердно. Единственная девушка выделялась из группы своих сверстниц. У нее было серьезное, сосредоточенное лицо удивительной красоты. Когда она играла на лютне, то так сильно концентрировалась, что, казалось, внешний мир для нее переставал существовать.

В садах храма для всех кандидаток — удачливых и неудачливых — было выставлено питье. Одни хныкали, другие нервно смеялись. Они были совсем юными, еще почти детьми. Одна Нефертари, которой коллегия жриц решила доверить управление женской капеллой святилища, была спокойной, как будто это событие ее не касалось.

Царица подошла к ней.

— Вы блестяще выступали.

Юная музыкантша поклонилась.

— Как вас зовут?

— Нефертари.

— Откуда вы?

— Я родилась в Фивах, училась в гареме Мэр-Ур.

— Кажется, успех совсем не обрадовал вас.

— Мне не хотелось оставаться в Мемфисе, а вернуться в Фивы и войти в число служителей храма Амона.

— И стать затворницей?

— Быть посвященной в мистерии — мое самое сокровенное желание, но я еще слишком молода.

— Для вашего возраста это необычное стремление. Вы разочарованы в жизни, Нефертари?

— Нет, Ваше Величество, но обряды меня привлекают.

— Вы не хотите выйти замуж и иметь детей?

— Я не думала об этом.

— Жизнь в храмах сурова.

— Я люблю вечные камни, их тайны, люблю отрешенность, к которой они располагают.

— И несмотря на это, не согласитесь ли вы на некоторое время удалиться от них?

Нефертариосмелилась посмотреть прямо в глаза супруге фараона. Туйе понравился ее ясный и прямой взгляд.

— Управление женской капеллой этого храма — выдающееся назначение, но у меня возник другой план: согласны ли вы стать моей домоправительницей?

Домоправительница Великой Супруги Фараона! Сколько знатных дам мечтали об этой должности, исполнительница которой становилась доверенной царицы.

— Моя старая подруга, исполнявшая эту роль, скончалась в прошлом месяце, — поведала Туйя. — При дворе многие стремятся занять ее место и клевещут друг на друга, чтобы устранить соперниц.

— У меня нет опыта, я…

— Вы не принадлежите к знати, проникнутой сознанием своих привилегий. Ваша семья не обращается без конца к славному прошлому, чтобы оправдать нынешнее бездействие.

— Не окажется ли это слишком большим недостатком?

— Меня интересуют лишь достоинства людей. Нет недостатка, который достойный человек не смог бы преодолеть. Итак, что вы решили?

— Могу ли я подумать?

Этот вопрос развеселил царицу: ни одна придворная дама не осмелилась бы задать подобный вопрос.

— Боюсь, что нет. Надышавшись храмовых благовоний, вы забудете обо мне.

Нефертари сложила руки на груди и поклонилась.

— Я к услугам Вашего Величества.

Царица Туйя вставала до рассвета. Она любила ранее утро. Мгновение, когда луч света пронзал сумерки, было для нее ежедневным свершением таинства жизни.

К ее радости, Нефертари разделяла ее вкус к утренней работе. Поэтому она давала указания на предстоящий день во время их общего завтрака.

Через три дня после принятия своего решения Туйя увидела, что она не ошиблась. К красоте Нефертари прибавлялся живой ум, опирающийся на замечательную способность отличать главное от второстепенного. С самого первого рабочего дня между царицей и ее домоправительницей установилось глубокое взаимопонимание. Они понимали друг друга с полуслова, иногда даже без слов. Окончив утреннюю беседу, Туйя переходила в свою туалетную комнату.

Когда парикмахер заканчивал пропитывать парик царицы благовониями, вошел Шенар.

— Выставите вашу служанку, — потребовал он. — Никто посторонний не должен нас слышать.

— Это так важно?

— Боюсь, что да.

Парикмахерша исчезла. Шенар казался действительно сильно встревоженным.

— Говори, сын мой.

— Я долго колебался.

— Зачем томить меня, если решение принято?

— Дело в том, что… я боюсь причинить вам страшную боль.

Теперь и Туйя забеспокоилась.

— Случилось какое-то несчастье?

— Сети, Рамзес и спасательный отряд исчезли.

— У тебя есть точные новости?

— Они ведь уже давно отправились в пустыню, на поиски золотоискателей. Ходит множество неутешительных слухов.

— Не слушай их. Если бы Сети умер, я бы знала это.

— Но как…

— Между мной и твоим отцом существует незримая связь. Даже когда мы вдали друг от друга, мы остаемся вместе. Так что не волнуйся.

— Но нужно же признать очевидное: Фараон и его отряд давно должны были вернуться. Мы не можем бросать страну на произвол судьбы.

— Визирь и я управляемся с текущими делами.

— Вам нужна моя помощь?

— Выполняй свои обязанности, этого достаточно. На этой земле нет большего счастья. Если ты все еще беспокоишься, почему бы тебе не возглавить поход по следам твоего отца и брата?

— Происходит нечто странное, мы этого не понимаем: демоны пустыни пожирают тех, кто пытается вырвать у них золото. Не состоит ли мой долг в том, чтобы остаться здесь?

— Слушай голос своей совести.

Из двух гонцов, посланных Сети через промежуток в четыре дня, ни один не достиг Египта. На тропе, ведущей в Долину, их поджидали скороходы песков. Они убили их, забрали одежду и вдребезги разбили деревянные таблички с посланиями, составленными Рамзесом, где царице сообщалось, что отряд добывает золото и закладывает основания храма и города рудокопов.

Посланник скороходов песков сообщил Шенару, что Фараон и соправитель живы и здоровы и что Фараон нашел, благодаря божественному вмешательству, обильный родник в сердце пустыни. Значит бедуины, которым было поручено отравить главный колодец, ничего не добились.

При дворе многие думали, что Сети и Рамзеса постигло какое-то несчастье. Но как извлечь выгоду из отсутствия правителя? Туйя крепко держала бразды правления. Только бы ее муж и младший сын действительно исчезли, ей пришлось бы назначить Шенара соправителем.

Самое позднее через несколько дней отряд вернется, и Шенар пропустит прекрасную возможность приблизиться к верховной власти. Однако оставалась еще слабая надежда, что невыносимая жара, змеи и скорпионы осуществят то, на что бедуины оказались неспособны.

Амени потерял сон.

Слухи становились все настойчивей: отряд под предводительством Сети и Рамзеса тоже исчез. Сначала писец не верил этим россказням, потом пошел в главную канцелярию царских гонцов, и там ему сообщили тревожную правду.

Действительно, от Фараона и Рамзеса не было никаких вестей, и никто ничего не предпринимал.

Только один человек мог изменить ситуацию и послать в западную пустыню еще один спасательный отряд. Поэтому Амени отправился во дворец Великой Супруги Фараона, где его приняла девушка удивительной красоты. Хотя он опасался противоположного пола и его происков, юному писцу понравились безупречные черты Нефертари, его очаровал ее глубокий взгляд и нежный голос.

— Я хотел бы видеть Ее Величество.

— В отсутствие Фараона она очень занята. Могу ли я знать цель вашего прихода?

— Простите, но…

— Мое имя Нефертари. Царица назначила меня своей домоправительницей. Я обещаю, что передам ей ваши слова.

Хотя это и была женщина, она, казалось, говорила искренне. Недовольный своей слабостью, Амени поддался искушению.

— Как личный писец и хранитель сандалий соправителя, я считаю необходимым немедленно послать отборный отряд на поиски его и Фараона.

Нефертари улыбнулась.

— Забудьте свои страхи. Царица в курсе.

— В курсе… Но этого недостаточно!

— Фараон вне опасности.

— Так значит, до дворца дошли их послания?

— Я не могу больше ничего вам объяснить, но прошу поверить мне.

— Умоляю, убедите царицу.

— Уверяю вас, она так же, как и вы, беспокоится о судьбе своего мужа и сына. Если бы они подвергались какому-то риску, она бы вмешалась.

Это было настоящей пыткой — проделать такой путь на спине сильного и быстроногого осла, но Амени, пусть и ненавидел куда-то ездить, должен был увидеть Сетау. Заклинатель змей жил на самом краю пустыни, далеко от центра Мемфиса. Грунтовая дорога вдоль оросительного канала тянулась бесконечно. К счастью, кое-кто из жителей слышал о Сетау и его нубийской супруге и знал, где находится его жилище.

Когда Амени добрался до цели, у него сильно ломило поясницу. Непрерывно чихая от пыли, он тер красные слезящиеся глаза.

Лотос у порога готовила настой, отвратительный запах ударил в ноздри писцу. Она попросила его войти. Он хотел было переступить порог просторного белого дома, но вдруг попятился.

Ему угрожала королевская кобра.

— Она старая и безобидная, — сказала Лотос.

Она погладила змею по голове и та качнулась из стороны в сторону, видно, ей понравился этот знак расположения. Амени воспользовался этим, чтобы проникнуть внутрь.

Прихожая была забита сосудами всех размеров и предметами странной формы, которые использовались для обработки яда. Сидя на корточках, Сетау переливал густую красноватую жидкость.

— Ты что, заблудился, Амени? Это чудо — видеть тебя вне твоего кабинета.

— Не чудо, скорее, стихийное бедствие.

— Какой маг заставил тебя выйти из твоего логова?

— Рамзес пал жертвой заговора.

— Твое воображение разыгрывает тебя.

— Он пропал в восточной пустыне, на тропах золотых рудников, вместе с Сети.

— Рамзес — пропал?

— От них нет никаких новостей уже более десяти дней.

— Это просто какая-то канцелярия задержала послание.

— Нет, я сам проверял… И это еще не все.

— Что еще?

— Это все подстроила царица Туйя.

Сетау чуть не опрокинул свою миску. Он повернулся к писцу.

— Ты что, рехнулся?

— Я попросил приема, и мнё было отказано.

— В этом нет ничего необычного.

— Мне сказали, что царица считает положение вполне нормальным, что она не испытывает никакого беспокойства и не собирается посылать спасательный отряд.

— Это слухи…

— Я получил эти сведения от Нефертари, ее новой домоправительницы.

Сетау сокрушенно вздохнул.

— Ты думаешь, что Туйя попыталась избавиться от мужа, чтобы захватить власть?.. Это неправдоподобно!

— Факты есть факты.

— Сети и Туйя всегда жили в согласии.

— Почему тогда она отказывается посылать ему подмогу? Согласись с очевидным: она отправила его на верную смерть, чтобы завладеть троном.

— Даже если ты прав, что мы можем сделать?

— Пойти на поиски Рамзеса.

— С какими силами?

— Хватит меня и тебя.

Сетау поднялся.

— Тебе — ехать в пустыню? Ты действительно лишился рассудка, мой бедный Амени!

— Так ты согласен?

— Конечно нет!

— Ты бросаешь Рамзеса в беде?

— Если твои предположения верны, он уже мертв. Зачем нам рисковать жизнью?

— У меня уже есть осел и вода с собой, дай мне лекарства от укуса змей.

— Ты не сумеешь воспользоваться им.

— Ну, спасибо за все.

— Останься… Твое предприятие безумно!

— Я служу Рамзесу. Данного слова назад не берут.

Амени снова сел на осла и поехал по направлению к восточной пустыне. Но ему пришлось остановиться и лечь на спину с согнутыми ногами, так сильно у него болела поясница. Осел пасся рядом в тени дерева и жевал пучки сухой травы.

В полузабытьи писец подумал, что хорошо бы захватить с собой палку: может быть, ему придется сражаться…

— Ты отказался от своей затеи?

Амени открыл глаза и сел.

Сетау стоял рядом с пятью ослами, нагруженными бурдюками с водой и всем необходимым для поединка с пустыней.

Глава 42

Красавица Изэт ворвалась к Шенару, который завтракал с несколькими знатным гостями, вкушавшими поджаренную говядину в пряном соусе.

— Как вы можете объедаться, когда Египет в опасности!

Гости были оскорблены, старший сын фараона поднялся, извинился и увлек девушку за дверь столовой.

— Что означает это вторжение?

— Отпустите мою руку!

— Вы погубите свою репутацию. Вы не знаете, что мои гости — важные персоны?

— Мне на них наплевать!

— Отчего вдруг такое возбуждение?

— Вы разве не знаете, что Сети и Рамзес исчезли в восточной пустыне?

— Царица так не считает…

Красавиц Изэт почувствовала себя безоружной.

— Царица…

— Моя мать убеждена, что Фараон вне опасности.

— Но ни у кого нет от них никаких вестей!

— Я знаю это.

— Вы должны организовать поход и отправиться на их поиски.

— Выступать против мнения матери было бы непростительным грехом.

— Какими сведениями она обладает?

— Своей интуицией.

Девушка изумленно раскрыла глаза.

— Это что, глупая шутка?

— Это правда, милая моя, и ничего, кроме правды.

— Что означает ее невероятное поведение?

— В отсутствие Фараона правит царица, а мы подчиняемся.

Шенар был доволен. Возбужденная и обеспокоенная, Красавица Изэт непременно распустит на счет Туйи самые худшие слухи. Большому совету придется потребовать от нее объяснений, ее репутация будет запятнана, и тогда для управления делами Государства пригласят его.

Рамзес шел во главе отряда, возвращающегося из восточной пустыни. Они воздвигли там святилище и дома, где золотоискатели найдут подходящие условия для жизни. Грунтовые воды, открытые Фараоном, в течение многих лет будут питать местные колодцы. В середине колонны двигались ослы, нагруженные мешками с золотом высшей пробы.

Ни один человек не погиб. Фараон и соправитель гордились тем, что возвращаются в полном составе. Несколько больных шли чуть медленнее остальных, мечтая о нескольких неделях отдыха, ждущего их дома. Одного рудокопа, которого укусил скорпион, несли на носилках. Походного врачевателя беспокоили его сильный жар и боли в груди.

Вот и первые растения у края пустыни! Рамзес обернулся и объявил хорошую новость, — радостные крики поднялись к небу.

Но тут зоркий стражник указал пальцем на скопление камней вдали.

— Похоже к нам приближается маленький караван.

Рамзес сосредоточенно вгляделся. Сначала он видел лишь неподвижные каменные глыбы, затем различил нескольких ослов и двух наездников.

— Странно, — сказал стражник, — можно подумать, что это разбойники, бегущие от преследования в пустыню. Надо преградить им путь.

Часть войска отделилась и рассыпалась цепочкой.

Через некоторое время к соправителю подвели двух пленных. Сетау негодовал, Амени едва держался на ногах.

— Я знал, что найду тебя, — прошептал он Рамзесу, пока Сетау занимался укушенным скорпионом рудокопом.

Шенар был первым, кто поздравил Фараона и Рамзеса. Они совершили настоящий подвиг, который будет запечатлен в хрониках.

Старший сын Фараона предложил быть редактором, но Сети доверил эту задачу Рамзесу, который должен был выполнить ее с помощью Амени, всегда тщательно относившегося к подбору слов и к вопросам элегантности стиля. Участники похода наперебой рассказывали о чуде Фараона, которое спасло их от ужасной смерти.

Один Амени не разделял всеобщую радость. Рамзес подумал, что причиной его мрачности были неполадки со здоровьем и решил выяснить это наверняка.

— Что тебя мучит?

Писец был готов к испытанию, одна только правда могла его спасти.

Я сомневался в твоей матери: думал, что она хочет завладеть верховной властью.

Рамзес расхохотался.

— Тебе вредно так много работать, друг мой, впредь я буду заставлять тебя гулять и заниматься гимнастикой.

— Но… Она отказывалась послать спасательный отряд…

— Ты что не знаешь, что Фараона и его Великую Супругу соединяют незримые нити?

— Теперь я не забуду это, поверь мне.

— Меня удивляет одна странная вещь: почему Изэт не торопится излить на меня свои нежные чувства?

Амени опустил голову.

— Она… тоже провинилась.

— Что она совершила?

— Она тоже подумала, что твоя мать устроила заговор, и высказала на ее счет резкие замечания и ужасные обвинения.

— Пошли за ней.

— Видимость ввела нас в заблуждение, мы…

— Пошли за ней.

Красавица Изэт, забывшая даже прихорошиться, бросилась к ногам Рамзеса.

— Умоляю, прости меня.

Ее косы рассыпались по плечам, она сжимала дрожащими руками ноги Рамзеса.

— Разве это причина, чтобы подозревать мою мать в такой низости и, более того, чтобы очернять ее имя?

— Прости меня.

Изэт плакала. Рамзес поднял ее, она продолжала лить слезы у него на плече, крепко прижимаясь к нему.

— С кем ты говорила? — строго спросил он.

— С теми, с другими, я уже не помню… Я безумно тревожилась, я хотела, чтобы отправились тебя разыскивать.

— Необоснованные обвинения могут привести тебя на суд визиря, если тебя признают виновной в оскорблении величества, а это означает каторгу или ссылку, ты знаешь.

Красавица Изэт разрыдалась, она вцепилась в Рамзеса с отчаянной силой.

— Я буду защищать тебя, потому что твое горе искренне.

По возвращении Фараон снова взял в свои руки кормило, которым Туйя так ловко управляла в его отсутствие. Главы канцелярии доверяли царице, а она предпочитала ежедневную работу политическим играм, которыми увлекались слишком многие придворные. Когда Сети приходилось временно покидать царский трон, он уезжал со спокойной душой, зная, что супруга не предаст его и что страной будут управлять мудро и трезво.

Конечно, он мог бы действительно доверить Рамзесу управление страной, но Фараон предпочитал постепенно передавать ему свой опыт с помощью магии, дабы сын проникся им, и пока не хотел оставлять одного на поле власти, где его подстерегало столько ловушек.

Рамзес был сильным человеком, как говорится, личностью с размахом. Он, безусловно, был способен руководить. Мог встретить лицом к лицу любую опасность. Но сможет ли он перенести тяготы одиночества, на которые обречен Фараон? Чтобы подготовить его к этому, Сети заставлял его путешествовать мысленно, и на самом деле ему предстояло пройти еще немало испытаний.

Туйя представила правителю Нефертари. Парализованная страхом, девушка не смогла произнести ни слова, только поклонилась. Сети несколько мгновений смотрел на нее, потом посоветовал со всей ответственностью выполнять свои обязанности. Управление хозяйством Великой Супруги Фараона требовало твердости и скромности. Нефертари удалилась, так и не осмелившись взглянуть на Фараона.

— Ты был суров, — заметила Туйя.

— Она очень молода.

— Думаешь, не справится?

— Она наделена замечательными достоинствами.

— Ее желание состояло в том, чтобы уйти служить в храм и больше не выходить оттуда.

— Как я ее понимаю! Значит, ты подвергаешь ее ужасному испытанию.

— Да, это правда.

— Для чего?

— Я сама не знаю этого. Как только я увидела Нефертари, то почувствовала в ней исключительную личность, она могла бы быть счастлива внутри закрытого храма, но мой инстинкт говорит мне, что у нее иное призвание. Но если окажется, что я ошиблась, она пойдет своим путем.

Рамзес представил матери рыжего пса Дозора и Бойца, нубийского льва, ставшего огромным. Оба товарища соправителя, чувствуя, что им оказана честь, вели себя послушно, и после того, как личный стольник царицы вкусно накормил их, звери улеглись валетом в тени пальмового дерева и погрузились в несказанно сладкий сон.

— Мне очень приятно тебя видеть, — сказала Туйя, — но какова настоящая причина твоего визита?

— Красавица Изэт.

— Ваша помолвка расторгнута?

— Она совершила тяжкий грех.

— Настолько тяжкий?

— Она оклеветала царицу Египта.

— Каким же образом?

— Обвинив тебя в том, что ты тайно подстроила исчезновение Фараона, дабы занять его место.

К великому изумлению Рамзеса, его мать улыбнулась.

— Почти все придворные и знатные дамы были одного с ней мнения, меня упрекали в том, что я не послала спасательную армию. А я знала, что вы с Сети невредимы. Несмотря на храмы и ритуалы, мало кто знает, что возможно духовное общение вне времени и пространства.

— Ее… обвинят?

— Она поступила нормально.

— И ты не страдаешь от такой неблагодарности и несправедливого отношения?

— Таковы людские законы. Главное, что не они управляют страной.

Подошла молодая девушка, положила на низенький столик слева от царицы послания и молча и быстро исчезла. Ее неожиданное появление было подобно лучу солнца, пробившегося сквозь листву деревьев.

— Кто она? — спросил Рамзес.

— Нефертари, моя новая домоправительница.

— Я уже встречался с ней раньше. Как она получила столь высокую должность?

— Простое стечение обстоятельств, она была призвана в Мемфис, чтобы стать жрицей в храме Хатор, и я заметила ее.

— Но… ты увлекла ее на путь, противоположный ее призванию!

— Девушек в гаремах готовят к самым разным задачам.

— Для такой юной особы подобная ответственность!

— Тебе самому только семнадцать лет, для Фараона и для меня важно лишь чистое сердце и достойные поступки.

Рамзес был взволнован. Казалось, что красота Нефертари происходит из другого мира. Ее короткое появление отпечаталось в нем, как миг какого-то чуда.

— Успокой Красавицу Изэт, — посоветовала Туйя, — я не стану жаловаться на нее. Но пусть она научится различать истину и ложь, если же она не способна на это, пусть хотя бы придерживает язык.

Глава 43

Одетый в праздничный наряд, Рамзес шагал взад и вперед по главному причалу порта «Добрый путь». Рядом с ним находились глава городского управления Мемфиса, главный смотритель судоходства, глава Управления по Иностранным Делам и большой отряд стражи порядка. Меньше чем через четверть часа должны были причалить десять греческих кораблей.

В первый момент береговая охрана решила, что это нападение. Тут же была мобилизована часть военного египетского флота, готовая дать отпор атакующим. Но иноземцы проявили мирные намерения и выразили желание попасть в Мемфис, чтобы встретиться там с Фараоном.

В сопровождении мощного эскорта они поднялись по Нилу и достигли столицы к концу ветреного утра. Сотни любопытных и зевак толпились по берегам. Это не было время сбора дани, когда чужеземные послы со своими свитами сменяли один другого. Однако корабли имели внушительный вид и свидетельствовали о явном богатстве. Может быть, прибывшие привезли Сети роскошные подарки?

Терпение не было сильной стороной Рамзеса, и он опасался, что его дипломатические таланты крайне незначительны. Принимать этих чужеземцев было для него тяжким бременем. Амени приготовил торжественную речь, нудную и скучную, но Рамзес уже позабыл даже ее первые слова. Он жалел, что нет Аша, который бы лучше всех подошел для такого случая.

Греческие корабли сильно пострадали, необходима была основательная починка, прежде чем они снова смогут выйти в открытое море. На некоторых даже были видны следы пожаров. Должно быть, во время похода через Средиземное море им пришлось столкнуться с пиратами.

Головное судно, несмотря на то, что часть его парусов была повреждена, ловко маневрировало. Наконец, оно подошло к причалу. Какой-то матрос перебросил мостик. Установилась тишина.

Кто выйдет на причал и ступит на землю Египта?

Появился человек среднего роста, широкоплечий, со светлыми волосами и некрасивым лицом. На вид ему было лет пятьдесят. На нем были латы и поножи, но свою бронзовую каску он снял и прижимал ее груди в знак мирных намерений.

За ним следом вышла высокая и красивая женщина, белокурая, одетая в пурпурную мантию, с Диадемой, указывающей на ее высокое происхождение.

Пара спустилась по мостику и остановилась перед Рамзесом.

— Я Рамзес, соправитель царства египетского. От имени Фараона, добро пожаловать.

— Я Менелай, сын Атрея, царя Спарты, а это — моя супруга Елена. Мы приплыли из проклятого города Трои, который завоевали и разгромили после десяти лет тяжелых боев. Множество моих друзей погибло, и у победы горький вкус. Как видишь, остаток моих кораблей в плачевном состоянии, мои воины и моряки измождены. Позволит ли нам Египет восстановить силы перед тем, как вернутся к себе?

— Ответ может дать только Фараон.

— Это скрытый отказ?

— Я привык говорить то, что думаю.

— Тем лучше. Я воин, и я убил много людей, а ты, наверное, не можешь похвастать тем же.

— Зачем утверждать, не зная?

Маленькие черные глазки Менелая гневно сверкнули.

— Если бы ты был одним из моих подданных, я бы сломал тебе хребет.

— К счастью, я египтянин.

Менелай и Рамзес встретились взглядами. Первым отвел глаза спартанский царь.

— Я подожду ответа на своем корабле.

На закрытом совещании поведение соправителя оценили по-разному. Менелай с остатками своей армии, несомненно, не представлял сейчас или в будущем опасность для Египта, но он обладал титулом царя и поэтому заслуживал уважения. Рамзес выслушал замечания и отверг их: разве перед ними находился не вояка, один из Атридов, жаждущий сражений и крови, чьим излюбленным развлечением был грабеж подожженных городов? Рамзес считал неуместным оказывать гостеприимство подобному разбойнику.

Глава Управления по Иностранным Делам, Меба, изменил своей обычной сдержанности.

— Мне кажется опасной позиция, которую занял соправитель. С Менелаем нельзя обращаться презрительно. Наши отношения с внешним миром предполагают сосуществование со многими странами, будь они малые или большие, чтобы избежать объединения против нас.

— Этот грек — коварный человек, — заявил Рамзес, — у него лживый взгляд.

Меба, шестидесятилетний с достоинством держащийся старик с широким, внушающим доверие лицом, снисходительно улыбнулся.

— В дипломатии нельзя руководствоваться чувствами. Нам иногда приходится вести переговоры с людьми, которые нам не нравятся.

— Менелай предаст нас, — продолжал Рамзес, — для него данное слово не имеет никакой цены.

— Голословное обвинение, — посетовал Меба. — По молодости лет соправитель выносит поспешные суждения. Менелай — грек, а греки хитры. Может, он и не сказал всей правды. Мы просто должны действовать с осторожностью и выяснить причины этого визита.

— Пригласим Менелая с супругой на ужин, — объявил Сети, — от их поведения будет зависеть наше решение.

Менелай преподнес Фараону металлические вазы красивой формы и луки, сделанные из разных пород дерева. Это оружие уже доказало свою пригодность во время боев с троянами. Свита царя Спарты была в разноцветных платьях, украшенных геометрическими узорами, и в высокой обуви. Их завитые кудри спускались до пояса.

Волны нектара исходили от зеленого платья Елены, которая лицо свое скрывала под белой вуалью. Она села по левую руку от Туйи, а Менелай занял место справа от Сети. Суровое лицо Фараона произвело впечатление на грека. Беседу повел Меба. Вино оазисов развязало язык спартанскому царю, и он пустился в причитания, сожалея о долгих годах, проведенных под стенами Трои, рассказал о своих подвигах, вспомнил о своем друге Одиссее, пожаловался на жестокость богов и расхвалил прелести своей страны, в которую ему не терпелось вернуться. Меба, превосходно владеющий греческим, казалось, проникся сочувствием к сетованиям гостя.

— Почему вы прячете лицо? — спросила Туйя у Елены на ее языке.

— Потому что я негодная собака, которую все ненавидят. Из-за меня погибло множество героев. Когда троянец Парис похитил меня, я не могла представить, что его безрассудный поступок повлечет за собой десять лет резни. Сотни раз желала я быть унесенной ураганом или утонуть в ревущей волне. Слишком много бед… Я принесла слишком много бед.

— А сейчас разве вы не свободны?

Она слабо улыбнулась под белой вуалью.

— Менелай не простил меня.

— Время смоет страдания, ведь вы снова вместе.

— Если бы это было так просто…

Туйя не задала вопроса, уважая скорбное молчание Елены. Она расскажет, если захочет.

— Я ненавижу моего мужа, — призналась белокурая красавица.

— Может быть, это временное ожесточение?

— Нет, я никогда его не любила. Я даже желала победы Трои. Ваше Величество…

— Да, Елена?

— Позвольте мне как можно дольше остаться здесь. Меня приводит в ужас мысль о возвращении в Спарту.

Шенар, распорядитель ритуала, из осторожности усадил Рамзеса подальше от Менелая, рядом с человеком с выразительным, изборожденным морщинами лицом и с длиной белой бородой. Его возраст определить было невозможно. Он ел медленно и поливал все яства оливковым маслом.

— Это ключ к здоровью, мой царевич!

— Меня зовут Рамзес.

— А меня — Гомер.

— Вы — военачальник?

— Нет, поэт. У меня плохое зрение, но превосходная память.

— Странно видеть поэта рядом с этим грубым животным, Менелаем.

— Ветры поведали мне, что его корабли отправляются в Египет, страну мудрецов и писателей. Я много путешествовал и теперь хочу обосноваться здесь, чтобы спокойно поработать.

— Я не одобряю долгого пребывания Менелая в Египте.

— По какому праву?

— По праву соправителя.

— Вы молоды… и ненавидите греков.

— Я говорил о Менелае, а не о вас. Где вы собираетесь поселиться?

— В каком-нибудь месте, боле приятном, чем корабль! Там мне тесно, мои вещи свалены в трюме, и я ненавижу общество матросов. Качка, волны и бури не способствуют вдохновению.

— Вы согласитесь, чтобы я помог вам?

— Вы неплохо говорите по-гречески…

— У меня есть друг, он дипломат и полиглот. Учить языки вместе с ним было игрой.

— Вы любите поэзию?

— Да, вам понравятся наши великие авторы.

— Если мы сойдемся во вкусах, то, думаю, сможем поладить.

Шенар узнал о решении Фараона из уст главы Управления Иностранными Делами: Менелаю было позволено остановиться в Египте. Ему предоставили огромное поместье в центре Мемфиса, его корабли отправлялись в починку, а воины помещались под египетское командование и должны были соблюдать строгую дисциплину.

Старшему сыну Фараона было поручено показать Менелаю столицу. Целыми днями, иногда очень утомительными, Шенар пытался рассказать греку об основных понятиях египетской культуры, но натолкнулся на равнодушие, граничащее с невежеством.

Зато архитектурные сооружения произвели на Менелая впечатление. Он не скрывал своего восхищения перед храмами.

— Знаменитые крепости! Должно быть, их непросто взять штурмом.

— Это обители богов, — объяснил Шенар.

— Богов войны?

— Нет, бог Пта — покровитель ремесленников, бог, создающий и преобразующий мир с помощью слова, а Хатор — богиня радости и музыки.

— А зачем же им нужны крепости с такими толстыми стенами?

— Божественная энергия доверена жрецам, которые оберегают ее от непосвященных. Чтобы проникнуть в закрытый храм, нужно быть посвященным в определенные мистерии.

— Иначе говоря, я, царь Спарты, сын Зевса и победитель Трои, не имею права войти в эти позолоченные врата?

— Так заведено… Может быть, во время некоторых праздников вы будете допущены с разрешения Фараона в большой двор под открытым небом.

— И на какой же мистерии я буду присутствовать?

— На великом жертвоприношении божеству, пребывающему в храме и изливающему на землю свою энергию.

— Да ну!

Шенар проявил бесконечное терпение. Хотя манеры и речи Менелая были не слишком утонченными, он почувствовал некоторую близость с этим чужеземцем с хитрыми глазами. Его инстинкт подсказал, что нужно оказывать тому подчеркнутое уважение, чтобы пробить броню.

Менелай постепенно возвращался к десяти годам войны, закончившимся поражением Трои. Он оплакивал жестокую участь своих союзников, павших под ударами врага, возмущался поведением Елены и желал, чтобы Гомер, повествуя о подвигах героев, отвел ему ведущую роль.

Шенар пытался узнать, каким образом пала Троя. Менелай рассказал о бешеных схватках, храбрости Ахилла и других героев, их несгибаемом желании вернуть Елену.

— Неужели в такой долгой войне хитрость не сыграла никакой роли? — осторожно поинтересовался Шенар.

Менелай сначала отмалчивался, но потом ответил:

— У Одиссея возникла идея построить огромного коня, внутри которого могли спрятаться воины. Троянцы потом неосторожно завезли его в город. Таким образом мы изнутри застали их врасплох.

— Вы наверняка имели отношение к этому, — восхищенным тоном намекнул Шенар.

— Я говорил об этом с Одиссеем, но…

— Я уверен, что он только воплотил вашу мысль.

Менелай приосанился.

— В конце концов, вполне возможно.

Шенар решил, что посвятит большую часть времени тому, чтобы укрепить дружбу с греком. Теперь у него была новая стратегия. Он знал, как устранить Рамзеса и снова стать единственным претендентом на египетский трон.

Глава 44

В своем саду, в беседке из виноградной лозы Шенар устраивал для Менелая настоящие пиры. Грек восхищался ветвями с темно-зелеными листьями, с которых свешивались тяжелые гроздья. Он лакомился большими ягодами темно-синего цвета. Рагу из голубей, поджаренная говядина, куропатки в моду, свиные почки и отбивные, приправленные ароматными травами, радовали его вкус. Он без устали взирал на юных дев, которые чаровали его слух игрой на флейтах и арфах.

— Египет — красивая страна, — признался он, — я предпочитаю его полю битвы.

— Довольны ли вы вашим поместьем?

— Это наслаждение! Когда я вернусь к себе, прикажу своим мастерам построить что-нибудь подобное.

— А как слуги?

— Весьма предупредительны.

По пожеланию Менелая, была доставлена гранитная ванна, которую наполняли горячей водой. В ней он лежал часами Его египетский домоправитель находил эту процедуру негигиеничной и разнеживающей: он, как все его соотечественники, предпочитал душ. Но он подчинялся приказаниям Шенара. Каждый день массажистка растирала маслами покрытое шрамами тело героя.

— Не очень-то они покорны, ваши массажистки! У меня рабыни так не ломаются и услаждают меня после ванны по моей прихоти.

— В Египте нет рабов, — объяснил Шенар, — это мастерицы, которые получают за это плату.

— Нет рабов? Вот чего не хватает вашей великой стране!

— Нам бы нужны были люди вашего закала.

Менелай отодвинул куропатку в меду, поданную на алебастровом блюде.

Последние слова Шенара перебили ему аппетит.

— На что вы намекаете?

— Египет — богатая и могущественная страна, но ею можно было бы управлять с большей проницательностью.

— Вы разве не старший сын Фараона?

— Почему это родство должно ослеплять меня?

— Сети — устрашающий человек. Даже Агамемнон не внушал окружающим такой безоговорочной покорности. Если вы замышляете заговор против него, откажитесь: провал предрешен заранее. В этом царе есть какая-то сверхъестественная сила. Я не трус, но я трепещу, встречаясь с ним взглядом.

— Кто говорит о заговоре против Сети? Его почитает весь народ. Но Фараон — тоже человек, и поговаривают, что его здоровье сдает.

— Если я правильно понял ваши обычаи, после его смерти на трон вступит соправитель, и никакой войны за престол не будет.

— Царствование Рамзеса было бы губительным для Египта. Мой брат не способен управлять страной.

— Выступая против него, вы идете против воли отца.

— Рамзес злоупотребил его доверием и обманул его. Станьте моим союзником, и будущее улыбнется вам.

— Будущее? Мое будущее в том, чтобы как можно скорее вернуться домой.

Даже если в Египте мне дали жилье и пищу лучше, чем я ожидал, я здесь всего лишь бесправный гость. Забудьте свои безрассудные мечты.

Нефертари сопровождала Елену во время ее визита в гарем Мэр-Ур. Светловолосая белокурая красавица восхищалась красотами земли фараонов. Истерзанная, утомленная душа находила минуты радости и отдохновения, когда она гуляла в прекрасном саду или слушала музыку. Утонченная жизнь, которую ей устроила царица Туйя, действовала, как целительный бальзам. Но вот новая весть погрузила Елену в тревогу: два греческих судна уже были починены. Отъезд приближался.

Сидя на берегу озера с голубыми цветами лотоса, она не могла удержать слез.

— Простите меня, Нефертари.

— Разве в вашей стране вас не будут почитать, как царицу?

— Менелай соблюдет внешние приличия. Он докажет, что он, воин, разрушил город и уничтожил население, чтобы вернуть домой жену и смыть позор. Но жизнь там будет для меня адом: смерть была бы слаще.

Нефертари не стала произносить бесполезных слов. Она посвятила Елену в тайны прядильного искусства. Увлеченная, гречанка целые дни проводила в мастерской, расспрашивая самых опытных ткачих, и принялась за изготовление роскошных платьев. У нее оказались ловкие руки, и она быстро завоевала уважение лучших мастериц. Эта работа помогла ей забыть о Трое, Менелае и неизбежном возвращении до того вечера, когда носилки Туйи внесли в ворота гарема.

Елена убежала в свою комнату и в рыданиях бросилась на постель: приезд великой супруги Фараона означал окончание счастливого периода, какого ей больше никогда не видать. Она пожалела о том, что ей не хватит смелости покончить с жизнью.

Подошла Нефертари и мягко попросила следовать за ней.

— Царица желает видеть вас.

— Я никуда не уйду отсюда.

— Туйя не любит ждать.

Елена покорилась: она снова не вольна была распоряжаться своей судьбой.

Умение египетских плотников поразило Менелая. Слухи, по которым корабли Фараона могли плавать целыми месяцами, оказались оправданными, так как греческие суда были починены на верфях Мемфиса с удивительной быстротой. Спартанский царь видел огромные плоты, способные перевозить целиком обелиски, он видел быстрые парусники и военные суда, с которыми ему бы не хотелось столкнуться. Египетская военная сила не была выдумкой.

Он прогнал мрачные мысли, радуясь, что наконец можно готовить возвращение. Остановка в Египте позволила ему восстановить его обычную энергию. Воины были сыты и здоровы, экипажи — готовы к отплытию.

Менелай воинственным шагом направился во дворец Великой Супруги Фараона, где со времени возвращения из гарема Мэр-Ур жила Елена. Его приняла Нефертари и проводила к его жене.

Вид Елены, одетой по-египетски, в льняном платье на бретелях, показался ему почти непристойным. К счастью, никакой другой Парис не помышлял о том, чтобы украсть ее! Мораль фараонов запрещала подобные вещи, тем более, что в Египте женщины оказались гораздо более независимыми, чем в Греции. Они не были заперты в гинекеях, свободно ходили повсюду с открытым лицом, осмеливались возражать мужчинам и занимали высокие должности. Все это были, конечно, досадные заблуждения, которые Менелай и не подумает перенимать и вывозить к себе на родину.

Елена даже не встала при приближении своего супруга и продолжала сосредоточенно работать над своим ткацким станком.

— Елена, это я.

— Я знаю.

— Ты разве не должна была приветствовать меня?

— С какой это стати?

— Но… я твой супруг и повелитель!

— Единственный повелитель здесь— Фараон!

— Мы отправляемся в Спарту.

— Я еще не закончила свою работу.

— Поднимайся, пойдем.

— Ты уедешь один, Менелай.

— Царь бросился на жену и попытался схватить за руку, но кинжал, который она выхватила, заставил его отступить.

— Не трогай меня, иначе я позову на помощь. В Египте насилие карается смертью.

— Но ты моя жена и принадлежишь мне!

— Царица Туйя доверила мне руководить прядильной мастерской. Это большая честь, которой я хочу быть достойна. Я буду изготовлять платья для придворных дам, и когда мне надоест это занятие, мы уедем. Если тебе не терпится — иди, я не держу тебя.

Менелай разбил два меча и три копья на мельничном камне, которым пользовался пекарь его поместья. Его ярость напугала слуг. Не вмешайся Шенар — стража порядка задержала бы невменяемого. Старший сын Фараона оставался на приличном расстоянии, пока гнев греческого героя не утих. Когда, наконец, рука Менелая устала, Шенар принес ему кубок крепкого пива.

Царь Спарты жадно выпил и сел на камень.

— Эта потаскуха… Что еще за шутку она со мной сыграла?!

— Я понимаю ваш гнев, но он бесполезен. Елена вольна в своем выборе.

— Вольна, вольна! Цивилизация, которая предоставляет женщинам столько свободы, заслуживает исчезновения!

— Вы останетесь в Мемфисе?

— Разве у меня есть выбор? Я стану посмешищем, если вернусь в Спарту без Елены! Народ засмеет меня, и какой-нибудь мой же охранник зарежет меня во сне. Мне нужна эта женщина!

— Дело, доверенное Туйей, — не выдумка. Царица очень ценит вашу супругу.

Менелай ударил кулаком по камню.

— Будь проклята эта Елена!

— Сетовать — это не выход. Теперь у нас одни интересы.

Грек навострил уши.

— Если я стану фараоном, я верну вам Елену.

— Что я должен делать?

— Готовить вместе со мной устранение Рамзеса.

— Но Сети, может быть, проживет сто лет!

— Девять лет царствования утомили моего отца. Он тратит свои силы, не жалея себя для Египта. А я повторяю, что нам нужно время. Когда будет объявлено, что трон освободился, мы должны будем в период траура быстро нанести удар. Такая стратегия на ходу не изменяется.

Менелай принял удрученный вид.

— Это сколько времени придется ждать…

— Удача улыбнется нам, поверьте! Но нам еще предстоит сделать множество деликатных вещей.

Опираясь на руку Рамзеса, Гомер обследовал свое новое владение — поместье на двести квадратных метров, с садом в центре, в трех сотнях метрах от того крыла дворца, где жил соправитель. Стольник, горничная и садовник составляли прислугу поэта, который прежде всего потребовал обильный запас кувшинов с оливковым маслом, аниса и кориандра, чтобы добавлять в вино для аромата. Из-за своего плохого зрения Гомер наклонялся над каждым цветком и кустом. Казалось, их разнообразие не удовлетворяло его. Рамзес начал опасаться, как бы он не счел это красивое, недавно выстроенное жилище недостойным его. Вдруг поэт засиял.

— Ну наконец-то, лимонное дерево! Без него невозможно складывать прекрасные стихи. Это шедевр творения. Дай мне скорее, на что сесть.

Рамзес принес треногий табурет.

— Пусть мне принесут сухие листья шалфея.

— Для лечения?

— Увидите потом. Что вы знаете о троянской войне?

— Что она была долгой и кровопролитной.

— Какое непоэтичное выражение! Я сочиню длинное эпическое повествование, которое расскажет о подвигах Ахилла и Гектора, и назову его Илиада. Мои песни пройдут через века и сохранятся в памяти людей.

Рамзес нашел Гомера немного тщеславным, но ему понравился его пыл.

Из дома вышла черно-белая кошка, подошла к поэту и остановилась в метре от него. Немного поколебавшись, она вспрыгнула ему на колени и замурлыкала.

— Кошка, лимонное дерево и ароматное вино! Я не ошибся в выборе места. Илиада будет шедевром.

Шенар был доволен Менелаем: греческий герой, мужественно приняв очередной удар судьбы, согласился делать то, что было нужно. Чтобы снискать милость Фараона и сословия жрецов, он преподнес храму Гурнахе, посвященному Ка Фараона, греческие амфоры, украшенные желтой каймой и орнаментом из бутонов лотоса. Эти великолепные предметы были помещены в сокровищницу храма.

Греческие моряки и воины, зная, что могут остаться в Египте еще ненадолго, если не навсегда, обосновались в пригороде Мемфиса и стали торговать, обменивая мази, благовония, золотые и серебряные предметы на пищу. Управление Города позволило им открыть лавочки и небольшие мастерские, где они стали работать, применяя свои умения.

Военачальники и лучшие из воинов были приняты в египетскую армию. Им предполагалось поручать работы по благоустройству страны, вроде содержания каналов или починки дамб. Большинству из них предстояло жениться, иметь детей и выстроить дома. Таким образом они, казалось, должны были вписаться в египетское общество. Их присутствие не беспокоило ни Сети, ни Рамзеса. Это был новый «троянский конь», гораздо более утонченный по сравнению с первым.

Менелай снова повидался с Еленой в присутствии царицы Туйи и вел себя, как муж, уважающий свою жену. Отныне он обещал предоставить ей право самой определять обстоятельства их встреч и никоим образом не надоедать ей. Хотя Елена и не поверила в эту искренность, она признала, чтоМенелай — хищник, попавший в силки, — перестал отбиваться.

Спартанский царь совершил другое, еще более трудное дело: попытался уменьшить враждебность Рамзеса. Их встреча носила официальный характер, не произошло никаких отступлений от правил ни с одной, ни с другой стороны, высокий гость проявил готовность подчиниться требованиям двора и постараться сохранить с соправителем наилучшие отношения. Несмотря на то, что Рамзес держался холодно, открытого столкновения удалось избежать. Шенар и его греческий друг могли спокойно продолжать плести свою паутину.

С ухоженным лицом и безупречно подстриженными усиками и ногтями, с глазами, в которых светился ум, Аша наслаждался прохладным пивом, поданным ему в каюту корабля Шенара. Согласно их уговору, эти встречи должны были оставаться в тайне.

Старший сын Фараона сообщил о прибытии Менелая и Елены, но, не доверяя молодому дипломату, не раскрыл своих планов.

— Как развивается ситуация в Азии?

— Она становится все более сложной, маленькие княжества враждуют между собой, каждый князек мечтает об объединении при условии, что он будет властвовать над остальными. Этот раскол благоприятен для нас, но он долго не продлится. В отличие от моих коллег, я убежден, что хеттам удастся воздействовать и на честолюбивых, и на недовольных, и собрать всех под своим флагом. И тогда Египет будет в большой опасности.

— Насколько долго это протянется?

— Несколько лет. Это все предполагает долгие предварительные переговоры и задабривания.

— Будет ли Фараон знать об этом?

— Да, но у него не окажется верного представления о происходящем. Наши послы — люди прошлого, неспособные предвидеть будущее.

— У вас достаточно возможностей для получения сведений первоочередной важности?

— Еще нет, но я завязал дружбу с тайными советниками. Мы встречаемся вне официальных приемов, и я получаю от них конфиденциальную информацию.

— Я сильно сблизился с Мебой, Главой Управления Иностранными Делами; мы почти друзья. Если наше сотрудничество продолжится, я замолвлю за вас словечко, чтобы ускорить ваше продвижение.

— В Азии вас по-прежнему знают и помнят, Рамзес же там никому не известен.

— Предупредите, как только произойдет какое-нибудь важное событие.

Глава 45

В десятый год своего царствования Сети решил, что Рамзесу, хотя тому было всего восемнадцать лет, пора сделать решающий шаг. Соправитель не мог царствовать, пока не был посвящен в мистерии. Фараон предпочел бы подождать, пока сын повзрослеет, но судьба не могла отпустить ему такой срок. Поэтому несмотря на риск, который этот поступок имел для психического здоровья юноши, Сети решил отвести его в Абидос.

Он, Сети, человек бога Сета, убийцы своего брата Осириса, выстроил для последнего огромный храм, самый большой из египетских святилищ. Своим именем принимая на себя ужасную разрушительную силу, Фараон превращал ее в силу воскрешения. Темный убийца Сет вечно нес на спине тело Осириса, победителя смерти, который был Светом.

Следуя за отцом, Рамзес прошел через монументальный проход первого пилона. Два жреца омыли его ноги и руки в каменной чаше. Он прошел перед колодцем и предстал перед фасадом закрытого храма. Перед всеми статуями Фараона в образе Осириса стояли букеты цветов и корзины, наполненные съестным.

— Вот область Света, — сказал Сети.

Врата из ливанского кедра, покрытые природным сплавом золота и серебра, казались непреодолимыми.

— Желаешь ли идти дальше?

Рамзес дал утвердительный ответ.

Ворота приоткрылись.

Жрец в белом платье с выбритой головой приказал Рамзесу нагнуться. Как только тот ступил на серебряный пол, сразу же почувствовал себя перенесенным в иной мир, где царил запах ладана.

Перед каждым из семи приделов Сети воздвигнул небольшую статую богини Маат, она одна символизировала все жертвоприношения. Затем он отвел сына в галерею предков. Там были выгравированы имена всех фараонов, царивших в Египте, начиная с Менеса, объединившего две земли — Верхний и Нижний Египет.

— Они умерли, — сказал Сети, — но их Ка продолжает жить. Оно будет питать твои мысли и руководить твоими деяниями. Пока будет существовать это небо, будет существовать и храм. Здесь ты будешь общаться с богами и проникнешь в их тайны. Заботься об их обители, поддерживай свет, который они творят.

Отец с сыном читали столбцы иероглифов. В них Фараону с незапамятных времен предписывалось наметить планы воздвижения храмов и неизменно твердо исполнять обязанности фараона. Наполняя алтари богов, он делал их счастливыми, а их счастье озаряло землю.

— Имена твоих предков навсегда запечатлены в звездном небе, — поведал Сети, — а его летописям миллионы лет. Правь согласно Закону, начертай его в своем сердце, поскольку он обеспечивает связь между всеми формами жизни.

Среди барельефов одна сцена поразила Рамзеса: там был изображен подросток, который пленял дикого быка с помощью Фараона! Скульптор увековечил тот момент, когда его жизнь резко меняла направление, момент, который переживали все будущие фараоны, не осознавая, что их поглощает всемогущий рок.

Сети и Рамзес вышли из храма и направились к холму, засаженному деревьями.

— Здесь могила Осириса. Мало кто видел ее.

Они спустились по крутым ступеням к подземному входу и прошли по коридору со сводчатым потолком, тянувшимся на сотню метров. Его стены были покрыты текстами, содержащими названия врат в иной мир. Поворот под прямым углом налево привел их к удивительному строению: десять массивных колонн, стоящих на острове, окруженном водой, поддерживали крышу святилища.

— Осирис каждый год воскресает в этом гигантском саркофаге во время празднования мистерий. Он тождественен первому островку, возникающему из океана энергии, когда Единое стало Двумя и породило тысячи форм, не переставая быть Единым. Из этого невидимого океана произошел Нил с его разливами, роса, дождь, воды источников. По нему плывет ладья Солнца, он окружает наш мир, в нем расположены все вселенные. Пусть твой дух погрузится в него, пусть он пересечет границы видимого и черпает силу в том, что не имеет ни начала, ни конца.

В следующую ночь Рамзес был посвящен в мистерии Осириса.

Он выпил воды из невидимого океана и вкусил пшеницы, возросшей из тела воскресшего Осириса. Потом его одели в одежды из тонкого льна, и он занял место в процессии верующих, во главе которой был жрец в маске шакала. Приспешники Сета преградили им дорогу, стремясь истребить их и уничтожить Осириса. Начался ритуальный бой под ритм тревожной музыки. Рамзес, призванный играть роль Гора — сына и наследника Осириса, дал Сыновьям Света возможность одержать победу над детьми тьмы. Но — увы — его отец был «убит» во время боя. Верующие немедленно пронесли его на священный холм и начали похоронное бдение, в котором участвовали жрицы, в том числе царица Туйя, воплощавшая Исиду, великую волшебницу. Произнося могущественные заклинания, она собрала разрозненные части тела Осириса и возродила мертвого бога.

Рамзес навсегда сохранил в своем сердце каждое слово, произнесенное ею в течение этой Ночи Вне Времени: священнодействовала не его мать, а богиня. Инициация ввела дух Рамзеса в самое сердце мистерий воскрешения. Несколько раз он еле удерживался на ногах и думал, что вот-вот потеряет всякую связь с миром людей и растворится в ином мире. Но он вышел победителем из этого странного сражения, и его, тело осталось связанным с его душой.

Рамзес провел в Абидосе несколько недель. Он предавался медитации священного озера, окруженного высокими деревьями. По нему во время мистерий плавала ладья Осириса, созданная не рукой человека, а Светом. Соправитель провел много часов у «Лестницы Великого Бога», подле которой возвышались стелы мертвых, чья душа была объявлена праведной перед судом Осириса. Приняв облик птицы с человеческой головой, она отправлялась в паломничество в Абидос, чтобы получить часть жертв, ежедневно приносимых жрецами.

Перед ним открылась сокровищница храма, содержащая золото, серебро, царский лен, статуи, елей, ладан, вино, мед, мирту, драгоценные мази и вазы. Рамзес с интересом осмотрел склады, куда поступала снедь из владений Абидоса, и Исполнил над ними обряд сакрализации, прежде чем их раздали населению. Быки, тучные коровы, телята, козы и домашние птицы также получали благословение. Некоторых животных отправляли в хлев при храме, большинство же возвращалось в окрестные деревни.

Согласно указу, провозглашенному в четвертый год царствования Сети, каждый человек, работающий на храм, должен был знать свои обязанности и никогда от них не уклоняться. Вот почему каждый, занятый во владениях Абидоса, был защищен от злоупотреблений властью, от непосильных работ и незаконных поборов. Визирь, судьи, Главы различных управлений и другие вельможи получили приказ самим строго следовать ему и проверять его исполнение. Шла ли речь о кораблях, об ослах или земельных участках — имущество Абидоса было неприкосновенным. Поэтому крестьяне, земледельцы и виноделы жили в мире, под двойной защитой Фараона и Осириса. Чтобы указ не остался неизвестным ни для кого, Сети приказал высечь его даже в центре Нубии, в Наури, где надпись на внушительной плите два метра восемьдесят на метр пятьдесят шесть поражала взгляды. Тот, кто решился бы переделать земли храма или увести одного из его работников против желания, получил бы двести палочных ударов, и ему бы были отрезаны нос или уши.

Участвуя в повседневной жизни храма, Рамзес увидел, что все священное и все хозяйственное было связано, даже если четко отделялись одно от другого. Когда Фараон общался с богом в самой сокровенной части храма, материальный мир не существовал для него, но ведь нужен был гений зодчих и скульпторов, чтобы соорудить святилище и заставить камень заговорить. А благодаря труду крестьян фараон мог принести в жертву богам самые изысканные яства.

В храме не проповедовалось никакой абсолютной истины, никакая догма не замыкала мысль в фанатизме. Будучи местом воплощения духовной энергии, каменным судном, чья неподвижность была лишь мнимой, храм очищал, облагораживал и приобщал к святому. Он был сердцем египетского общества и существовал за счет любви, связывающей богов с Фараоном, давая людям часть этой любви, необходимой для жизни.

Рамзес несколько раз приходил в галерею предков и разбирал имена царей, которые основали страну, подчиняясь закону Маат. Возле храма находилось место погребения правителей первых династий. Там покоились не их мумии (они были помещены в усыпальницах Сахары, но их незримые и бессмертные тела, без которых Фараон не смог бы существовать. Внезапно его задача показалась Рамзесу непосильной. Он был всего лишь восемнадцатилетним юношей, влюбленным в жизнь. В нем горел сильный огонь, но он был не способен прийти на смену этим гигантам. Как у него хватит наглости и тщеславия, чтобы взойти на трон, который занимал Сети?

Рамзес опьянил себя мечтой, а Абидос вернул его к действительности. Это было главное, для чего отец привез его сюда. Кто бы раскрыл ему глаза на его ничтожество лучше, чем это святилище?

Соправитель вышел за ограду и пошел к реке. Пришло время вернуться в Мемфис, жениться на Красавице Изэт, устроить праздник с друзьями и объявить отцу, что он отказывается от должности соправителя. Раз его старший брат так стремится царствовать: зачем мешать ему? Погруженный в свои размышления, Рамзес заблудился и вышел к низине у берегов Нила. Он раздвинул мешавший идти тростник и увидел его. Его уши свисали, ноги были подобны колоннам, черно-коричневая шкура лоснилась, борода торчала вперед, а рога с острыми концами почти смыкались. Дикий бык смотрел на него так же пристально, как четыре года назад Рамзес не отступил. Пусть бык, царь зверей, наделенный верховной силой природы, решит его судьбу. Если он ринется на него, вскинет рога и растопчет, египетский двор недосчитается одного царевича и легко найдет ему замену. Если же он оставит ему жизнь, то она уже не будет принадлежать Рамзесу, тогда он покажет себя достойным этого дара.

Глава 46

Менелай был почетным гостем на всех пирах и празднествах. Елена соглашалась присутствовать рядом с ним, и была признана всеми. Греки же, слившись с населением, чтили законы страны, и о них почти не было слышно.

Этот успех был отнесен на счет Шенара, двор оценил его дипломатические таланты, а поведение соправителя тайком осуждали, ведь он упорно демонстрировал свою враждебность спартанскому царю. Рамзесу не хватало гибкости, он нарушал приличия, а разве это не доказывало его неспособность к царствованию?

Шенар надеялся постепенно отвоевать потерянную территорию. Длительное отсутствие брата, который был в Абидосе, развязало ему руки. Конечно, у него не было титула соправителя, но разве он не был им по своему поведению? Хотя никто не осмеливался оспаривать решения Сети, многие придворные задавались вопросом, не ошибся ли он. Рамзес производил более сильное и благоприятное впечатление, чем Шенар, но достаточно ли было величественной осанки, чтобы стоять во главе государства?

Ни о какой оппозиции еще не могло идти речи, но было глухое недовольство, которое, по расчетам Шенара, должно было возрастать и в нужный момент послужить ему одной из точек опоры. Старший сын запомнил тот урок: Рамзес будет опасным противником. Чтобы победить его, нужно будет одновременно атаковать с нескольких сторон, не давая ему передышки. Поэтому Шенар радостно и упорно принялся за свое темное дело.

Только что была выполнена важнейшая часть его плана: два греческих военачальника были приняты в отряд стражи, которой было поручено охранять царский дворец. Они сблизятся с другими наемниками из этого отряда, и постепенно образуется группа заговорщиков, на которую можно будет положиться в решающий день. Может быть, одного из них даже наймут в личную стражу соправителя. Шенар постарается добиться этого с помощью Менелая. Шенару везло с тех пор, как в Египет прибыл спартанский царь. Осталось подкупить одного из врачевателей Фараона, чтобы получать достоверные сведения о состоянии его здоровья. Конечно, выглядел Сети не лучшим образом, но судить по одному его виду было нельзя — это могло повлечь за собой ошибку.

Шенар не хотел внезапной смерти своего отца, так как план заговора был еще не совсем готов. Вопреки тому, что думал горячий Рамзес, время вовсе не играло ему на руку. Если судьба позволит Шенару поймать его в сети, которые он плел день за днем, Рамзес задохнется в них.

— Это прекрасно, — признал Амени, перечитав первую песнь Илиады, которую он записал под диктовку Гомера, сидящего под своим любимым лимонным деревом.

Поэт с густыми седыми волосами почувствовал в голосе своего собеседника невысказанное замечание.

— Что тебе не нравится?

— Ваши божества слишком похожи на людей.

— Разве в Египте не так?

— Да, иногда, в рассказах сказочников. Но это лишь для развлечения. Храм преподает иное.

— А что знаешь об этом ты, юный писец?

— Вообще-то не слишком много. Но я знаю, что боги — это созидательные силы, и что их энергией могут управлять только посвященные, и то с осторожностью.

— Но я же создаю эпопею! Такие боги, как ваши, неподходящие персонажи. Кто бы тогда превзошел Ахилла и Патрокла? Когда ты узнаешь об их подвигах, ты не станешь читать ничего другого.

Амени оставил свои мысли при себе. Восторженность соответствовала репутации греческих поэтов. Древние же египетские авторы предпочитали говорить о мудрости, нежели об убийствах, пусть и грандиозных. Но не ему было воспитывать гостя, тем более по возрасту старшего.

— Соправитель давно уже не наносил мне визита, — пожаловался Гомер.

— Он сейчас в Абидосе.

— В храме Осириса? Кажется, это там проходят великие мистерии?

— Это правда.

— И когда он вернется?

— Не знаю.

Гомер пожал плечами и выпил кубок крепкого вина, ароматизированного анисом и кориандром.

— Это вечная ссылка.

Амени подскочил.

— Что вы хотите сказать?

— Что Фараон, разочарованный непригодностью своего сына к царствованию, сделал из него жреца и пожизненно заключил его в храме Абидоса. Для такого религиозного народа, как твой, разве это не лучший способ избавиться от того, кто мешает?

Амени был удручен.

Если Гомер прав, он больше не увидит Рамзеса. Он бы с удовольствием посоветовался с друзьями, но Моисей был в Карнаке, Аша — в Азии, а Сетау — в пустыне. Один, во власти тревог, он попытался обрести спокойствие в работе.

На полках в его кабинете скопилось внушительное количество докладов о безрезультатной работе его помощников. Несмотря на расширение поисков, не было обнаружено ни одного следа, ведущего к владельцу мастерской по изготовлению негодных чернильных брусков. Также ничего — об авторе письма, вызывавшего Фараона в Ассуан.

Юного писца охватил гнев. Почему такие усилия не дают никакого результата? Виновник наверняка оставил следы, неужели этим никто не воспользуется?! Амени сел в позе писца и стал изучать дело с самого начала, с поисков на свалках.

Когда он дошел до акта, подписанного именем с последней буквой Р, у него возникла гипотеза о том, как действовал «человек из сумерек». Эта гипотеза превратилась в уверенность, когда Амени узнал почерк письма. Теперь все было ясно. Какая несправедливость, что Рамзесу, навсегда заключенному в храме, никогда не суждено было узнать правду, а виновному — быть наказанным!

Это возмутило писца. Друзья помогут ему поставить подлеца перед судом.

Красавица Изэт добилась от Нефертари приема царицы. Туйя беседовала с главной жрицей Хатор о подготовке религиозного праздника, поэтому девушке пришлось подождать. Страшно нервничая, она без конца теребила длинный край одного из рукавов своего льняного платья, в конце концов порвав его.

Наконец Нефертари открыла дверь. Красавица Изэт простерлась ниц у ног Великой Супруги Фараона.

— Ваше Величество, я умоляю вас вмешаться!

— Что за несчастье вас постигло?

— Рамзес не хотел стать затворником, я уверена в этом! Какой грех он совершил, что его надо так сурово наказывать?

Туй подняла Красавицу Изэт и попросила ее сесть на стул с низкой спинкой.

— Жизнь в закрытом храме кажется вам такой ужасной?

— Рамзесу восемнадцать лет! Только старику пришлась бы по душе такая судьба. В его возрасте оказаться заключенным в Абидосе…

— Кто сказал вам об этом?

— Амени, его личный писец.

— Мой сын сейчас живет в Абидосе, но он не пленник: будущий фараон должен быть посвящен в мистерии Осириса и во всех деталях знать жизнь храма. Он вернется, когда его образование там закончится.

Красавица Изэт почувствовала себя смешно и одновременно испытала облегчение.

Как всегда Нефертари утром проснулась первой и набросила на плечи шаль. Она перебирала в уме разные дела, намеченные на этот день, встречи царицы, а о себе самой почти не думала: хозяйство Великой Супруги Фараона требовало большой работы и неослабного внимания. Живя вовсе не той ритуальной жизнью жрицы, на которую она надеялась, Нефертари быстро приспособилась к требованиям Туйи, потому что она искренне восхищалась царицей. Такая же строгая к себе, как и к другим, превыше всего ставящая величие Египта, привязанная к традиционным ценностям, Туйя воплощала богиню Маат на земле и должна была непрерывно напоминать о необходимости справедливости. Осознав всю трудность ее роли, Неферттари знала, что ее собственная функция не ограничивается лишь светскими обязанностями. Хозяйство, которым она управляла, носило образцовый характер. Ей бы не простили ни малейшей оплошности.

Кухня была пуста. Служанки, наверное, еще прохлаждались в своих комнатах. Нефертари постучала в одну, но не получила никакого ответа. Заинтригованная, она открыла дверь.

Никого. Что же случилось с этими женщинами, обычно такими дисциплинированными и сознательными? Это не был ни праздник, ни выходной, хотя и в таких исключительных обстоятельствах они обязаны были обеспечить службу. На обычном месте не было ни свежего хлеба, ни пирогов, ни молока. А завтрак царицы должен быть подан менее чем через четверть часа!

Нефертари растерялась: на дворец обрушилось какое-то стихийное бедствие!

Она побежала на мельницу, может там беглянки оставили хоть какую-нибудь пищу. Но там не оказалось ничего, кроме зерна. Размолоть его, приготовить тесто, испечь хлеб — все этой займет слишком много времени. Туйя справедливо обвинит свою домоправительницу, и ее отставка последует немедленно.

К унижению прибавилась печаль оттого, что придется покинуть царицу. Эта мысль заставила Нефертари осознать всю глубину привязанности, которую она испытывала к Великой Супруге Фараона.

Не служить Туйе больше — от этой мысли у нее разрывалось сердце.

— День будет великолепным, — раздался низкий голос. Нефертари медленно обернулась.

— Соправитель царства, вы — здесь…

Рамзес стоял, прислонившись спиной к стене и скрестив руки.

— Вас смущает мое присутствие?

— Нет, я…

— Что касается завтрака моей матери, не беспокойтесь, служанки принесут его в обычное время.

— Но… я не видела ни одной из них.

— Ведь ваше любимое изречение: «Совершенное слово спрятано глубже, чем зеленый камень; однако его находят у служанок, работающих у мельничного жернова».

— Должна ли я понимать это так, что вы отослали всех слуг, для того чтобы заманить меня сюда?

— Я знал, что вы придете.

— Вы желаете, чтобы для вашего удовольствия я молола хлеб?

— Нет, Нефертари. Я хочу услышать совершенное слово.

— Мне жаль вас разочаровывать: у меня его нет.

— Я убежден в обратном.

Она сияла красотой, взгляд ее был глубоким, как небесные воды.

— Может быть, вы посетуете на мою искренность, но я нахожу, что ваша шутка самого дурного вкуса.

Соправитель немного утратил свою самоуверенность.

— Это слово, Нефертари…

— Все думают, что вы находитесь в Абидосе.

— Я вернулся вчера.

— И первое, что сделали, это отослали служанок царицы, чтобы помешать моей работе!

— На берегу Нила я встретил дикого быка. Мы вступили с ним в поединок. Моя жизнь была у него на кончике рогов. Пока он целился, я принял важные решения.

Так как он не убил меня, я снова хозяин своей судьбы.

— Я счастлива, что вы остались в живых, и я хочу, чтобы вы стали фараоном. — Это мнение моей матери или ваше?

— У меня нет привычки лгать. Позвольте мне идти.

— Это слово, слово более драгоценное, чем зеленый камень, оно действительно у вас есть, Нефертари! Подарите ли вы мне счастье услышать его?

Девушка поклонилась.

— Я ваша покорная слуга, соправитель Египта.

— Нефертари!

Она выпрямилась и гордо взглянула на него. Она была ослепительна в своем благородстве.

— Царица ждет меня для утренней беседы — опоздание было бы большим грехом.

Рамзес взял ее за руки.

— Что я должен сделать, чтобы ты согласилась стать моей супругой?

— Попросить меня об этом, — ответила она нежным голосом.

Глава 47

Сети начал одиннадцатый год своего царствования с того, что принес жертвы гигантскому сфинксу в Гизэ, сторожу плоскогорья, на котором были выстроены пирамиды фараонов Хеопса, Хефрена, Микерина. Благодаря его бдительности, ни один посвященный не мог проникнуть на эту священную территорию, источник энергии для целой страны.

Рамзес в качестве соправителя был рядом с отцом в маленьком храме, воздвигнутом перед огромной статуей, изображающей сидящего льва с головой фараона, чьи глаза были устремлены в небо. Скульпторы воздвигли стену, на которой был изображен Сети, убивающий быка, животного бога Сета. Сражаясь против темных сил, которые воплощал этот обитатель пустыни, Фараон выполнял свою главную обязанность, символизируемую этой охотой: установить порядок на месте хаоса.

Место произвело огромное впечатление на Рамзеса. Сила, от него исходящая, отпечаталась в каждой клетке его существа. После уюта и спокойствия Абидоса, Гизэ со всей очевидностью утверждал присутствие Ка, этой невидимой и вездесущей силы, которая в царстве животных избрала для своего воплощения дикого быка. Здесь все было неизменно: пирамиды насмехались над временем.

— Я снова встретил его возле Нила, — признался Рамзес, — мы были с ним один на один, и он смотрел на меня пристально, как и в первый раз.

— Ты хотел отказаться от должности соправителя и от будущего царствования, — сказал Сети, — а он помешал тебе.

Отец читал его мысли. Может быть, Сети перевоплотился в дикого быка, чтобы поставить сына перед его обязанностями?

— Я принял другое решение.

— Мы с матерью одобряем его.

Юноше хотелось подпрыгнуть от радости, но торжественность обстановки помешала ему. Сможет ли он когда-нибудь стать таким проницательным, как Сети?

— Я не проник во все секреты Абидоса, но это длительное уединение научило меня, что в самом сердце жизни — тайна.

— Почаще возвращайся туда и следи за этим храмом. Совершение мистерий Осириса — один из главных ключей к равновесию страны.

Рамзес никогда не видел Амени в таком возбуждении.

— Я все узнал, я выяснил, кто он! Это невероятно, но нет больше никаких сомнений… Смотри, смотри же!

Юный писец, обычно такой аккуратный, сидел среди настоящей свалки из папируса, деревянных табличек и обломков известняка. Он в который раз проверил все документы, скопившиеся за несколько месяцев, прежде чем сделать окончательное заключение.

— Это именно он, — заявил Амени, — и это его почерк! И мне даже удалось найти его связь с возничим, который служил у него, а значит, и с конюхом! Ты осознаешь это, Рамзес? Вор и преступник — вот он кто! Почему он так поступил?

Соправитель сначала не поверил, но потом пришлось признать очевидное. Амени проделал огромную работу, не оставалось никаких сомнений.

— Я спрошу об этом у него самого.

Долент, старшая сестра Рамзеса и ее муж Сари, с каждым днем все больше толстевший, кормили экзотических рыбок, резвившихся в бассейне посреди их поместья. Долент была в плохом настроении: жара утомляла ее, и к тому же ей никак не удавалось вылечить свою жирную кожу. Она подумала, что надо будет сменить врача и мази.

Слуги объявил о приходе Рамзеса.

— Наконец-то ты почтил нас своим визитом! — воскликнула Долент, целуя брата. — Ты знаешь, при дворе считали, что тебя сделали затворником в Абидосе.

— Двор часто ошибается, но не он управляет страной.

Серьезность тона поразила супругов: Сын Фараона изменился. Это говорил не подросток, а соправитель Египта.

— Ты, наконец, дашь моему мужу назначение главного приказчика амбаров?

— Тебе лучше оставить нас наедине, дорогая сестра.

Долент оскорбилась.

— У моего мужа нет от меня тайн.

— Ты уверена в этом?

— Уверена!

Обычная веселость Сари исчезла: на лице бывшего наставника отразилось напряжение и смятение.

— Узнаете ли вы этот почерк?

Рамзес показал ему письмо, которое вызвало отъезд Сети с сыном в карьеры Ассуана.

Ни Сари, ни его супруга ничего не ответили.

— Это письмо с поддельной подписью, но почерк вполне узнаваем: это твой почерк, Сари. Сравнение с другими документами убедительно это доказывает.

— Это подделка, подлог…

— Тебе недостаточно было твоего положения наставника, так ты устроил торговлю негодными чернильными брусками, которые продавались с гарантией высшего качества. Когда ты почувствовал себя в опасности, ты попытался замести следы. Учитывая твое знание архивов и дела писца, это было совсем не сложно. Но оставался фрагмент копии акта, которую отыскал на одной свалке мой личный писец, чуть не поплатившийся жизнью за стремление к истине. Мы с ним долго считали виновным Шенара, но потом Амени понял, что это ошибка. От имени владельца мастерской осталась только одна буква. Это была не последняя буква имени Шенар, но буква твоего имени, Сари. Кроме того, у тебя больше года работал возничий, который и завел меня в ловушку. Мой брат здесь ни при чем, виновен лишь ты.

Бывший наставник Рамзеса сжал зубы, избегая взгляда соправителя. Долент не выглядела ни потрясенной, ни удивленной.

— У тебя нет существенных доказательств, — сказал Сари. — Суд не признает меня виновным на основании таких незначительных улик.

— За что ты ненавидишь меня?

— За то, что ты — преграда на нашем пути! — неистово завопила сестра Рамзеса.

— Ты тщеславный молодой петух, заносчивый и самоуверенный, а мой муж — выдающийся человек, образованный, умный и гибкий. У него есть все, чтобы управлять Египтом, и благодаря мне, царской дочери, он имеет на это законное право!

Долент схватила мужа за руку и вытолкнула вперед.

— Честолюбие лишило вас рассудка, — сказал Рамзес. — Чтобы не причинять родителям жестокой боли, я не буду на вас жаловаться, но я приказываю вам покинуть Мемфис. Вы навсегда поселитесь в маленьком провинциальном городке. При малейшей провинности вас ждет ссылка.

— Я твоя сестра, Рамзес!

— В этом причина моей снисходительности и моей слабости.

Несмотря на увечья, которые он получил, Амени согласился не подавать жалобу.

Для Рамзеса этот знак дружбы был, как бальзам на рану, которую его сестра и его бывший наставник нанесли ему. Если бы Амени потребовал справедливого возмездия, Рамзес не стал бы возражать, но писец думал только о том, чтобы собрать вместе всех близких соправителя по случаю его свадьбы с Нефертари.

— Сетау вернулся в свою лабораторию, собрав огромное количество яда, Моисей приедет в Мемфис послезавтра. Остается Аша… Он уже выехал, но неизвестно, сколько пробудет в дороге.

— Мы подождем его.

— Я счастлив за тебя… Говорят, что Нефертари — прекраснейшая из прекрасных.

— А ты так не считаешь?

— Я могу судить о красоте папируса или стихотворения, но не о женской красоте… Не требуй от меня слишком многого.

— Как поживает Гомер?

— Ему не терпится снова тебя увидеть.

— Мы пригласим его.

Амени казался обеспокоенным.

— Тебя что-то заботит?

— Да… До сих пор я не пускал ее, но дальше просто не выдержу. Красавица Изэт требует встречи с тобой.

Красавица Изэт собиралась дать волю своему гневу и осыпать своего возлюбленного упреками и оскорблениями, но когда он предстал перед ней, она вновь оказалась в его власти. Рамзес изменился, сильно изменился. Он был теперь не просто страстным юношей, в которого она была влюблена, но настоящим соправителем, призвание которого становилось все более очевидным.

Девушке показалось, что перед ней человек, которого она не знает и на которого она не имеет больше никакого влияния. Ее ярость рассеялась, уступив место почтительному страху.

— Твой визит… Твой визит — большая честь для меня.

— Моя мать рассказала мне о твоем посещении.

— Да, я действительно беспокоилась, и так ждала твоего приезда…

— Ты разочарована?

— Я узнала, что…

— … я завтра женюсь на Нефертари.

— Она очень красива… А я беременна.

Рамзес нежно взял ее за руку.

— Неужели ты думала, что я брошу тебя? Этот ребенок будет нашим. Завтра, если судьба призовет меня на трон, я выберу Нефертари Великой Супругой Фараона. Но если ты хочешь и если она согласится, ты будешь жить во дворце.

Она прижалась к нему.

— Ты любишь меня, Рамзес?

— Абидос и дикий бык раскрыли передо мной мою истинную природу. Я не такой, как другие, Изэт. Отец возложил мне на плечи груз, который, может быть, меня раздавит. Но я хочу попытать счастья. Ты — страсть, желание, безумие молодости, Нефертари — это царица.

— Я постарею, и ты забудешь меня.

— Я глава клана, а глава клана никогда не забывает своих. Ты хочешь войти в него?

Она подставила ему губы.

Свадьба была внутрисемейным событием и не сопровождалась никакой религиозной церемонией. Нефертари пожелала устроить простой праздник на лоне природы, в пальмовой роще, среди полей пшеницы и цветущих бобов, возле канала с илистыми берегами, куда приходили стада на водопой.

В коротком льняном платье, украшенная браслетами из ляпис-лазури и ожерельями из сердолика, девушка была одета так же, как царица Туйя. Самым элегантным выглядел Аша, этим утром приехавший из Азии, которого застала врасплох эта деревенская обстановка и общество Великой Супруги Фараона, Моисея, Амени, Сетау, знаменитого греческого поэта, льва с чудовищными лапами и пса-задиры. Дипломат предпочел бы роскошь двора, но он воздержался от замечаний и участвовал в сельском завтраке под насмешливым взглядом Сетау.

— Кажется, ты не очень уютно себя чувствуешь, — заметил заклинатель змей.

— Здесь очаровательное место.

— Но трава пачкает твое красивое платье! Жизнь иногда тяжела… Особенно, когда рядом нет ни одной змеи.

Несмотря на свое плохое зрение, Гомер был очарован Нефертари. Он давал руку на отсечение, что она превосходит красотой Елену.

— Благодаря тебе, — сказал Моисей Рамзесу, — у меня настоящий день отдыха.

— Неужели ты так устаешь в Карнаке?

— Начатая стройка — такое колоссальное предприятие, что малейшая ошибка может все испортить. Я непрерывно проверяю каждую мелочь, чтобы стройка продвигалась без помех.

Сети с ними не было. Он одобрял этот брак, но Фараон не мог позволит себе свободный день. Египет требовал этого.

Это был простой и счастливый день. Вернувшись в столицу, Рамзес взял Нефертари на руки и перенес через порог своего жилища. По закону они были мужем и женой.

Глава 48

Шенар развил бурную деятельность: он бегал от одного вельможи к другому, умножил приглашения, завтраки, ужины, приемы и частные беседы. Неужели он принял всерьез свою роль распорядителя протокола и занялся налаживанием отношений между выдающимися личностями царства?

В действительности, Шенар старался использовать грандиозную ошибку своего брата: то, что он женился на простолюдинке, чтобы сделать из нее Великую Супругу Фараона! Конечно, такое уже бывало, и в этой области не существовало никаких правил, но старший сын Сети приложил все старания, чтобы выставить выбор Рамзеса как вызов знати и двору, добившись в этом успехов. Независимый ум соправителя в ближайшем будущем мог угрожать уже завоеванным привилегиям. А как поведет себя Нефертари? Опьяненная властью, которая бы ей иначе не досталась, она наверняка образует вокруг себя свой кружок в ущерб старинным и влиятельным семьям.

Репутация Рамзеса стремительно ухудшалась.

— У тебя такой расстроенный вид! — удивился Шенар, увидев Долент. — Ты несчастна?

— Больше, чем ты можешь себе представить.

— Любимая сестра… Ты не доверишь мне свою беду?

— Моего мужа и меня изгоняют из Мемфиса.

— Ты шутишь?

— Рамзес угрожал нам.

— Рамзес! Но под каким предлогом?

— С помощью своего проклятого Амени он обвинил Сари в ужасных злодеяниях. Если мы не подчинимся ему, он отправит нас под суд.

— Но он располагает какими-нибудь доказательствами?

Долент состроила гримасу.

— Нет, только несколько незначительных улик. Но ты же знаешь правосудие, оно может встать и на его сторону.

— Значит ли это, что вы с мужем действительно замышляли заговор против Рамзеса?

Дочь Фараона колебалась.

— Я не судья, скажи мне правду, сестрица.

— Да, правда, мы кое-что предприняли… Но я не стыжусь этого! Рамзес уничтожит нас одного за другим!

— Не кричи Долент, я сам убежден в этом.

Она смягчилась.

— Так ты не сердишься на меня?

— Наоборот, я сожалею, что твоя попытка провалилась.

— Рамзес считал виновником тебя.

— Он знает, что я не люблю его, но думает, что у меня пропало желание бороться.

— Ты согласен, чтобы Сари и я стали твоими союзниками?

— Я собирался предложить вам это.

— Увы, в провинции мы мало что сможем сделать.

— Это еще неизвестно. У меня есть поместье в Фивах. Вы поселитесь там и завяжете контакты со светскими и религиозными властями. Некоторые вельможи настроены против Рамзеса. Нужно убедить их, что его восхождение на трон нежелательно.

— Ты так добр и всегда готов помочь!

Взгляд Шенара вдруг стал подозрительным.

— Этот заговор, который вы готовили… В чью пользу он замышлялся?

— Мы просто хотели… отстранить Рамзеса.

— Ты хотела посадить на трон своего мужа, сославшись на то, что ты дочь Фараона, не так ли? Если хочешь быть моей союзницей, забудь об этом и служи только моим интересам. Фараоном стану я, и мои приверженцы будут в тот день вознаграждены.

До того, как снова отправиться в Азию, Аша присутствовал на одном блестящем приеме, устроенном Шенаром. Там вкушали изысканные яства, слушали великолепную музыку, поверяли друг другу свои и чужие тайны и порицали соправителя с его молодой супругой, превознося в то же время Сети. И никто не был удивлен, видя, что старший сын Фараона беседует с дипломатом.

— Ваше продвижение — дело решенное, — сообщил Шенар. — Не пройдет и месяца, как вас назначат главой отдела переводчиков в Азии. Для вашего возраста это настоящий подвиг.

— Как выразить вам мою благодарность?

— Продолжайте поставлять мне сведения. Вы были на свадьбе Рамзеса?

— Да, в числе самых близких его друзей.

— Были какие-нибудь двусмысленные вопросы?

— Нет, ничего такого.

— Значит, он продолжает доверять вам?

— Безусловно.

— Он расспрашивал вас об Азии?

— Нет, он предпочитает не вступать на территорию своего отца и полностью посвящает себя своей молодой жене.

— А насколько вы продвинулись?

— Довольно значительно. Несколько маленьких княжеств охотно поддержит вас, если вы будете щедры.

— Им нужно золото?

— Да, там оно придется по вкусу.

— Только Фараон распоряжается им.

— Но вам же не запрещено давать через меня, то есть тайно, баснословные обещания.

— Великолепная мысль.

— Пока вы не придете к власти, можно будет многого добиться разглагольствованиями. Я опишу вас как единственного правителя, способного удовлетворить нужды всех. А придет час, и вы сами выберете своих вельмож.

К удивлению двора, ни Рамзес, ни Нефертари не изменили своего образа жизни. Соправитель продолжал работать в тени своего отца, а Нефертари — служить Туйе. Шенар объяснял всем, что это поведение, на вид такое смиренное, было проявлением чрезвычайной хитрости. Ни царь, ни царица не подозревали, что они выкармливают у себя на груди змею. Отдельные части его стратегии начинали смыкаться. Он, правда, еще не смог склонить на свою сторону Моисея, но в конце концов должна была представиться благоприятная возможность. Еще один человек мог войти в лагерь его союзников. Это было очень тонкое дело, но стоило попытаться.

Во время открытия нового большого водохранилища в гареме Мэр-Ур, где девушки могли теперь сколько угодно купаться и предаваться радостям гребли, Шенар приветствовал Красавицу Изэт, одну их почетных гостей. Ее беременность была уже заметна.

— Как вы себя чувствуете?

— Превосходно. Я произведу на свет сына, и он будет гордостью Рамзеса.

— Вы познакомились с Нефертари?

— Это прелестная женщина. Мы с ней подружились.

— Ваше положение…

— У Рамзеса будет две супруги. При условии, что я сохраню его любовь, я согласна не быть царицей.

— Это благородное поведение, оно трогательно, но оно приносит вам неудобства.

— Вы не можете понять ни Рамзеса, ни тех, кто его любит.

— Я завидую удаче моего брата, но сомневаюсь, что вы счастливы.

— Быть матерью сына, который унаследует ему, разве это не самое высокое звание?

— Быстро вы все решили. Рамзес еще не Фараон.

— Вы сомневаетесь в выборе Сети?

— Конечно, нет… Но будущее полно непредсказуемых событий. Вы знаете, дорогая моя, я очень вас уважаю. Рамзес проявил по отношению к вам непростительную жестокость. Ваше обаяние, ум и знатное происхождение сулили вам судьбу Великой Супруги Фараона.

— Эта мечта рассеялась, и я предпочитаю действительность.

— А я — это мечта? То, что Рамзес отнял, дам я.

— Да как вы смете, когда я ношу его ребенка?

— Подумайте, Изэт, подумайте хорошенько.

Несмотря на заманчивые предложения, сделанные через посредников, на попытки с разных сторон поступиться к личному врачевателю Сети, Шенару не удалось его подкупить. Неподкупный? Нет, осторожный. Он больше боялся Сети, чем его старшего сына. Здоровье Фараона было государственной тайной. Разгласивший ее подвергся бы суровому наказанию.

Поскольку к врачевателю было не подобраться, Шенар поменял тактику. Они выписывали лечебные снадобья, и их изготовление было поручено лаборатории какого-то храма. Оставалось узнать, какого.

Поиски требовали большой ловкости, но они дали результаты. Микстуры и пилюли, предназначенные для Сети, готовились в святилище бога Секмета. Подкуп главы лаборатории, пожилого богатого вдовца, представлял слишком большой риск, но зато расследование, проведенное насчет его помощников, оказалось плодотворным. Один из них, сорокалетний мужчина, женатый на женщине моложе себя, жаловался на скупость вознаграждения. Оно не позволяло ему покупать в достаточном количестве платья, драгоценности и мази.

Добыча представлялась легкой, такой она и оказалась.

По снадобьям, предписанным отцу, Шенар заключил, что Сети страдал серьезной болезнью, медленно прогрессирующей. Через три-четыре года, может чуть больше, трон освободится.

Во время сбора урожая Сети принес вино в жертву богине — покровительнице жатвы. Крестьяне собрались вокруг Фараона, чье присутствие было воспринято, как благословение. Правитель любил находиться среди простых людей и предпочитал их большинству придворных.

Когда церемония была окончена, отдали почести богине изобилия, богу зерна и Фараону — лишь благодаря ему боги могли проявлять свою силу. Рамзес осознал, как популярен его отец: знатные люди боялись его, а народ любил.

Сети и Рамзес сели возле колодца в пальмовой роще. Женщина принесла им винограда, фиников и прохладного пива. У соправителя появилось чувство, что Фараон в эти мгновения отдыхает вдали от двора и государственных дел. Он закрыл глаза, лицо его купалось в мягком свете.

Когда ты станешь царем, Рамзес, проникай в душу людей, ищи подчиненных с твердым и прямым характером, способных высказать беспристрастное суждение, не предавая при этом своей клятвы о повиновении. Назначай каждого на подходящего место, чтобы они чтили закон Маат. Будь безжалостным к продажным, как и к тем, кто подкупает других.

— Царите долго, отец мой. Мы еще не праздноваливаш юбилей.

— Пришлось бы тридцать лет пробыть на троне Египта. Я столько не протяну.

— Разве вы не крепки, как гранит?

— Нет, Рамзес, камень вечен, имя Фараона пройдет через века, но мое смертное тело исчезнет. И этот момент приближается.

Грудь Рамзеса пронзила острая боль.

— Вы слишком нужны стране.

— Ты прошел через много испытаний и быстро повзрослел, но у тебя еще все жизнь впереди. Вспоминай в будущем взгляд дикого быка. Пусть он вдохновляет тебя и дает тебе силу, в которой ты будешь нуждаться.

— Рядом с вами все так просто… Почему судьба не может сделать так, чтобы вы царили еще многие годы?

— Главное — будь готов.

— Вы думаете, двор примет меня?

— После моего исчезновения многочисленные завистники преградят тебе путь и будут рыть тебе ямы. И тогда ты в одиночестве поведешь свой первый бой.

— И у меня не будет ни одного союзника?

— Не доверяй никому. У тебя не будет ни брата, ни сестры. Тот, кому ты отдашь многое, предаст тебя; бедняк, которого ты сделаешь богатым, нанесет тебе удар в спину, тот, кому ты протянешь руку, устроит мятеж против тебя. Будь осторожен, опасайся своих подданных и близких, рассчитывай только на себя. В день, когда тебя постигнет несчастье, тебе не поможет никто.

Глава 49

Красавица Изэт родила в царском дворце в Фивах великолепного мальчика. Его нарекли благородным именем Ка[11]. Проводив Рамзеса после его посещения, молодая мать передала ребенка кормилице и с удовольствием предалась косметическим процедурам, необходимым, чтобы помочь ее прекрасному телу справиться с последствием родов. Рамзес гордился своим первенцем, а счастливая Изэт пообещала еще подарить ему детей, если он по-прежнему будет любить ее.

Однако после его отъезда она почувствовала себя очень одинокой и вспомнила ядовитые речи Шенара. Рамзес, покидая ее, отправлялся к Нефертари — сопернице, но настолько скромной и внимательной, что это приводило в отчаяние. Было бы так просто ненавидеть ее! Но главная супруга Рамзеса постепенно одним своим сиянием завоевывала сердца и умы, сама не желая этого. Так что и сама Красавица Изэт поддалась ее очарованию и даже готова была принять, как должное, поведение Рамзеса.

Но одиночество тяготило ее, она тосковала по роскоши мемфисского дворца, нескончаемым беседам с подругами детства, прогулкам по Нилу и купаниям в бассейнах роскошных поместьев. Фивы были богатым и блестящим городом, но не родным для Изэт.

Может быть, Шенар и был прав, может, она не должна прощать Рамзесу того, что он отодвинул ее на второе место.

Гомер растер сухие листья шалфея, превратив их в порошок, и высыпал в большую раковину, воткнув туда полую тростинку. Он поджег смесь и с наслаждением закурил.

— Странный обычай, — заметил Рамзес.

— Он помогает мне писать. Как поживает ваша чудесная супруга?

— Нефертари продолжат управлять хозяйством царицы.

— Здесь, в Египте, женщины постоянно на виду, в Греции они гораздо скромнее.

— Вам это не нравится?

Гомэр затянулся.

— Честно говоря… Нет. В этом вопросе вы, пожалуй, правы, но у меня много других замечаний.

— Я был бы счастлив выслушать их.

Предложение Рамзеса удивило поэта.

— Вы хотите, чтобы я отчитал вас?

— Если ваши замечания позволят сделать каждый наш день счастливее, я буду только рад им.

— Странная страна… В Греции мы по многу часов разглагольствуем, ораторы распаляются и доходит чуть ли не до драк врукопашную. А здесь можно критиковать речи Фараона?

— Его задача — воплотить законы Маат, и, если он не выполнит ее, возникнут беспорядок и несчастья, к которым люди так стремятся по своей природе.

— Вы совсем не доверяете отдельному человеку?

— Я — нет, совсем! Предоставьте его самому себе — воцарится подлость и предательство. Выпрямлять кривую палку — об этой необходимости нам постоянно твердят мудрецы.

Гомер снова затянулся.

— В моей Илиаде действует прорицатель, с одним из таких я был хорошо знаком. Он знал настоящее, прошлое и будущее. За настоящее я спокоен, поскольку ваш отец достоин мудрецов, о которых вы только что вспомнили. Но вот будущее…

— Может быть, вы тоже прорицатель?

— А какой поэт не прорицатель? Послушайте эти стихи моей первой песни:

«Я внял Аполлон сребролукий:
Быстро с Олимпа вершин устремился,
пышущий гневом, лук за плечами неся
и колчан, отовсюду закрытый;
Громко крылатые стрелы,
биясь за плечами, звучали
В шествии гневного бога:
он шествовал, ночи подобный.
Сев наконец пред судами,
пернатую быструю мечет;
Звон поразительный издал
серебряный лук стреловержца.
В самом начале на месков напал он
и псов празднобразных.
После настиг и наро,
смертоносными пронзая стрелами,
Частые трупов костры
непрестанно пылали по стану…»[12]
— В Египте сжигают только некоторых преступников. Надо совершить ужасные злодеяния, чтобы подвергнуться такому суровому наказанию.

Гомер, казалось, рассердился.

— В Египте сейчас мир… Надолго ли? Мне приснился сон, царевич Рамзес, и я видел, как бесчисленны стрелы сыплются из туч и пронзают тела юных мужей. Приближается война, война, которой вам не избежать.

Сари и его супруга Долент стали усердно исполнять задание, данное им Шенаром. Посовещавшись, дочь фараона и ее муж решили подчиниться и ревностно служить ему. Тогда они не только смогут отомстить Рамзесу, но и добьются видного положения при дворе Шенара. Став союзниками в борьбе, они надеялись остаться ими и после победы.

Долент не стоило никакого труда быть приглашенной в лучшие семьи Фив, где с радостью принимали персону такого высокого происхождения. Дочь Сети объясняла свое пребывание на юге желанием лучше узнать эту чудесную провинцию, вкусить прелести деревенской природы и приблизиться к огромному храму Амона в Карнаке, где она рассчитывала останавливаться вместе с мужем.

Во время приемов и частных бесед Долент изливала свои откровения по поводу Рамзеса. Кто лучше нее проник в его тайны? Сети был великий фараон, безупречный владыка, Рамзес же будет тираном. Высшее общество Фив больше не будет играть никакой роли в государственных делах, храм Амона будет получать меньше средств, простолюдины вроде Амени займут места знати. Постепенно, деталь за деталью, она рисовала отталкивающий портрет Рамзеса и устанавливала все более тесные связи с его противниками.

Сари, со своей стороны, занялся набожными людьми. Он, раньше руководивший прославленным заведением Капа, согласился на скромную должность преподавателя одной из школ писцов Карнака и вступил в группу украшавших алтари храмов цветами. Его смирение было оценено, влиятельные члены религиозной иерархии с удовольствием беседовали с ним и приглашали к своему столу. Тут уж Сари изливал всю свою желчь, как и супруга.

Ему позволили посетить большую стройку, где работал Моисей. Сари восхитился произведением своего бывшего ученика: никакой колонный зал не мог сравниться с залом Карнака, размеры которого были под стать богам.

Моисей окреп. Бородатый, с загорелым лицом, он предавался размышлениям в тени огромной капители.

— Как я рад снова увидеть тебя! Ты — еще один из моих учеников, добившийся блестящего успеха…

— Не спешите так говорить. Пока не воздвигнут последнюю колонну, я не буду спокоен.

— Твоим трудолюбием не перестают восхищаться.

— Я всего лишь контролирую труд других.

— Твои достоинства, Моисей, проявились в полную силу, и я ставлю это себе в заслугу.

— Вы проездом в Фивах?

— Нет, мы с Долент обосновались в поместье в окрестностях, я преподаю в школе Карнака.

— Похоже, что вы впали в немилость.

— Так и есть.

— Какова причина?

— Хочешь знать правду?

— Как пожелаете.

— Ее нелегко высказать…

— Я не намерен заставлять вас рассказывать.

— Виновник — Рамзес. Он выдвинул против собственной сестры и против меня ужасные обвинения.

— Без доказательств?

— Абсолютно без доказательств! В противном случае он отдал бы нас под суд.

Этот аргумент поколебал Моисея.

— Рамзес опьянен своей властью, — продолжал Сари, — его сестра напрасно потребовала от него большей сдержанности. На самом деле он совсем не изменился, его непримиримый и взбалмошный характер не соответствует обязанностям, которые ему были доверены. Поверь мне, я первый об этом сожалею, я тоже пытался его образумить, но все напрасно.

— Вас не тяготит эта ссылка?

— Ссылка — это сильно сказано. Эта местность великолепна, в храме мы находим отдохновение, и я доволен тем, что могу делиться своими знаниями с детьми. Мои честолюбивые годы прошли.

— Вы не считаете себя жертвой несправедливости?

— Рамзес — соправитель.

— Злоупотребление властью наказуемо.

— Пусть лучше все остается как есть, но опасайся Рамзеса.

— Почему?

— Я убежден, что он под любым предлогом будет избавляться по одному от всех своих старых друзей. Одно их присутствие мешает ему, как и Нефертари, с тех пор, как они поженились. Эта женщина разлагает его сердце и разум. Смотри, Моисей, будь осторожен! Для меня уже слишком поздно, но придет и твоя очередь.

Еврей размышлял дольше обычного. Он испытывал уважение к своему бывшему наставнику, к тому же и речь того была лишена агрессивности. Неужели Рамзес свернул на плохой путь?

Лев и рыжий пес встретили Нефертари благосклонно, она одна, за исключением Рамзеса, могла гладить хищника, не рискуя быть исцарапанной или укушенной. Раз в десять дней молодая чета устраивала себе отдых и отправлялась за город. Боец бежал рядом с повозкой, а Дозор удобно устраивался у ног своего хозяина. Они завтракали на краю поля, восхищенно следили за полетом ибисов и пеликанов, приветствовали деревенских жителей, очарованных красотой Нефертари. Молодая женщина умела со всеми находить общий язык. Она не раз незаметно помогала крестьянам, сраженным старостью или болезнью, стараясь способствовать улучшению условий их жизни.

И перед Туйей, и перед простой служанкой Нефертари оставалась сама собой, всегда внимательной и спокойной, она обладала всем тем, чего так не хватало Рамзесу: терпением, сдержанностью и мягкостью. Каждый ее поступок был отмечен печатью будущей царицы. С первого мгновения Рамзес осознал, что она будет незаменимой.

В них росла любовь, сильно отличающаяся от той, которую Рамзес испытывал к Красавице Изэт. Как и она, Нефертари умела отдаваться удовольствию и наслаждаться страстью своего возлюбленного, но даже когда их тела сливались, иной свет сиял в ее глазах. Нефертари, в отличие от Красавицы Изэт, разделяла все самые сокровенные мысли Рамзеса.

Когда наступила зима двенадцатого года царствования его отца, Рамзес попросил у него разрешения отвезти Нефертари в Абидос, чтобы она смогла увидеть и пережить мистерии Осириса и Исиды. Царская чета и соправитель с супругой все вместе отправились в священный город, где Нефертари была посвящена в мистерии.

На следующий день после церемонии царица Туйя передала ей золотой браслет, который она должна была надевать во время исполнения ритуалов в качестве помощницы супруги фараона. Молодая женщина была растрогана до слез. Пройденный ею путь не увел ее от храма.

— Мне это не нравится, — пожаловался Амени.

Зная ворчливый характер своего личного секретаря, Рамзес иногда не очень внимательно прислушивался к нему.

— Мне это совсем не нравится, — повторил он.

— Тебе попался некачественный папирус?

— Не беспокойся, я бы не взял его. Ты ничего не замечаешь вокруг себя?

— Здоровье Фараона в порядке, моя мать и супруга — лучшие в мире друзья, в стране — мир, Гомер пишет… Чего еще пожелать? Ах, да! У тебя все еще нет невесты!

— Мне некогда заниматься этой ерундой, ты ничего больше не заметил?

— Если честно, нет.

— Ты утонул в глазах Нефертари. Как упрекнуть тебя в этом? К счастью, я за всем слежу и ко всему прислушиваюсь.

— И что же ты слышишь?

— Тревожные слухи, твою репутацию пытаются подорвать.

— Шенар?

— Нет, в последние месяцы твой старший брат ведет себя на удивление скромно, но зато со стороны двора раздается все больше замечаний.

— Это не имеет значения.

— Я не согласен с тобой.

— Я уберу со своего пути всех этих пустословов!

— Они знают это, — заметил Амени, — поэтому и будут бороться с тобой.

— За пределами дворцовых коридоров или приемных залов своих роскошных поместьев у них ни на что не хватит смелости.

— Ты говоришь верные слова, но я боюсь, что мои враги вступят в сговор.

— Сети выбрал своего наследника, остальное — лишь вздорные пересуды.

— Ты думаешь, Шенар смирился?

— Ты сам только что признал, что он ведет себя тихо.

— Именно это меня и беспокоит, это так на него не похоже.

— Ты слишком много волнуешься, друг мой. Сети защищает нас.

— «Пока он жив», — подумал Амени, решившись предостеречь Рамзеса от опасности, грозившей ему.

Глава 50

Дочь Рамзеса и Нефертари прожила всего два месяца. Тщедушная и болезненная, она вернулась в царство теней. Нефертари чрезвычайно тяжело переживала это, и ее состояние беспокоило врачей. В течение трех недель Сети лечил ее гипнозом, давал ей энергию, необходимую, чтобы победить горе.

Рамзес почти все время находился возле своей супруги. Нефертари ни разу не пожаловалась. Смерть очень часто уносила младенцев, не считаясь с их происхождением. Нефертари любила Рамзеса и готова была еще дать ему детей.

Маленький Ка отлично чувствовал себя, он был на попечении няньки. Красавица Изэт занимала все более видное место в высшем обществе Фив. Она благосклонно выслушивала жалобы Долент и ее мужа, удивляясь, что Рамзес совершил такой несправедливый поступок. В этом большом южном городе боялись прихода соправителя к власти, думая, что он станет деспотом, не заботящемся о законе Маат. Красавица Изэт пыталась возражать, но против ее мнения выдвинули столько аргументов, что она не знала, что и отвечать. Как она может любить тирана, ненасытно рвущегося к власти, чудовище, лишенное всяческих чувств? — спрашивали ее.

Ей опять вспомнились слова Шенара.

Сети не давал себе больше ни минуты отдыха, но как только среди многочисленных дел выдавалось немного свободного времени, он вызывал Рамзеса. Отец с сыном беседовали в саду дворца. Сети, совсем не любивший писать, излагал свои заветы устно. Другие цари составляли сентенции, чтобы подготовить своих наследников к царствованию, он же предпочитал передать знание из старых уст молодому слуху.

— Этого знания будет недостаточно, — предупредил он, — но оно равносильно щиту и шпаге пехотинца: оно позволит тебе защищаться и нападать. В дни счастья каждый будет присваивать эту заслугу, когда же придет беда, ты один будешь виновным. Если совершишь проступок, не обвиняй никого, кроме себя, и исправляй его. Именно так следует распоряжаться властью: постоянно выпрямлять мысль и деяние. Пришел час доверить тебе поручение, где ты сможешь проявить себя.

Это откровение не порадовало Рамзеса. Он бы еще долгие годы слушал своего отца.

— Маленькая нубийская деревня выступает против управления наместника, поступившие оттуда отчеты туманны. Отправляйся туда и прими решение от имени Фараона.

Нубия была все столь же завораживающей, так что Рамзес почти забыл, что он здесь не ради увеселительной прогулки. Ничто больше не давило на его плечи. От теплого воздуха, порывистого ветра, гуляющего среди пальм, охры пустыни и красноты скал на душе его делалось легко. У него появилось искушение отправить воинов обратно в Египет и затеряться одному в этих величественных пейзажах.

Но перед ним уже стоял и кланялся наместник фараона в Нубии, раболепно расточающий приветствия.

— Прояснили ли вам ситуацию мои отчеты?

— Сети счел их туманными.

— Но ведь положение вполне понятно! Эта деревня взбунтовалась, и ее следует уничтожить.

— Вы понесли потери?

— Нет, из-за моей осторожности, я ждал вашего приезда.

— Почему вы немедленно не приняли меры?

— Наместник стал бормотать что-то бессвязное.

— Я не знал… Если их много, если…

— Проводите меня на место.

— Я приготовил напитки и…

— Едем.

— По такой жаре?

— Я подумал, что в конце дня будет лучше…

Повозка Рамзеса сорвалась с места.

Маленькая нубийская деревушка дремала на берегу Нила в тени пальмовой рощи. Мужчины доили коров, женщины готовили пищу, голые дети плескались в реке. У домов дремали тощие собаки.

Египетский отряд развернул свои силы на близлежащих холмах, они должны были подавить противника уже одной превосходящей численностью.

— Где мятежники? — спросил Рамзес у наместника.

— Вот эти люди… Не доверяйте их мирному виду.

Разведчики донесли, что ни один нубийский воин в окрестностях не скрывается.

— Вождь этой деревни оспаривал мою власть, — сказал наместник, — мы должны дать ему мощный отпор, иначе мятеж распространится на другие племена. Захватим их врасплох и уничтожим, этот пример послужит уроком всем нубийцем.

Одна женщина, заметив египетских воинов, закричала, дети выскочили из воды и побежали по домам к своим матерям. Мужчины вооружились копьями и собрались в центре деревни.

— Смотрите! — воскликнул наместник. — Разве я был не прав?

Вождь вышел вперед. С двумя длинными страусовыми перьями в курчавых волосах и красной перевязью через грудь, он имел гордый вид. В его правой руке была двухметровая пика, украшенная лентами.

— Он сейчас бросит их на штурм, — предупредил наместник, — наши лучники должны пригвоздить его к земле!

— Приказы здесь отдаю я, — напомнил Рамзес, — пусть никто не поднимает оружие.

— Но… Что вы собираетесь делать?

Рамзес снял шлем, панцирь, поножи, положил на землю меч и кинжал и стал спускаться по каменистому склону.

— Ваше Величество! — закричал наместник, — вернитесь, он убьет вас!

Рамзес шел размеренным шагом, пристально глядя на нубийца. Это был шестидесятилетний человек, худой, почти костлявый.

Когда он поднял вверх свою пику, Рамзес подумал, что зря пошел на такой риск, но неужели глава нубийского племени страшнее дикого быка?

— Кто ты?

— Рамзес, сын Сети и соправитель Египта.

Нубиец опустил оружие.

— Здесь глава я.

— Ты им и останешься, пока будешь уважать правило Маат.

— Не я, а наместник нарушил это правило!

— Это серьезное обвинение.

— Я обещание выполнил, а наместник свое слово не сдержал.

— Изложи свои обвинения.

— Он пообещал нам зерно в обмен на наш оброк, и где оно?

— А где оброк?

— Идем.

Рамзес последовал за главой племени. Ему пришлось пройти среди его воинов. Наместник, уверенный, что они убьют его или возьмут в заложники, закрыл лицо. Но ничего не случилось.

Вождь показал соправителю мешки с золотым песком, шкурами пантер, страусовыми яйцами и перьями, ценившимися знатью.

— Нас обманули, мы будем драться, даже если должны умереть. Это лучше, чем жить в бесчестном мире.

— Боя не будет, — сказал Рамзес, — зерно привезут тебе, как обещали. Это говорю тебе я, соправитель и сын Фараона.

Шенар с удовольствием бы обвинил Рамзеса в потворстве нубийским повстанцам, но наместник посоветовал ему не делать этого. Во время их тайной встречи наместник рассказал Шенару о растущей популярности Рамзеса в армии. Воины восхищались его отвагой, его энергией и способностью быстро принимать решения. С таким начальником им был не страшен никакой противник. Обвинять Рамзеса в трусости — это могло обернуться против Шенара.

Старший сын Фараона согласился с доводами своего собеседника. Не контролировать армию — это было бы, конечно же, серьезным просчетом, но она все равно должна была подчиниться будущему владыке Двух Земель. В Египте, чтобы управлять, грубой силы было недостаточно, но зато он был уверен в расположении двора и верховных жрецов.

Рамзес все больше проявлял себя как дерзкий и опасный воин. Пока Сети держал бразды правления, юноша ничего не мог предпринять сам. Но потом… Из желания немедленно схватиться с врагом, он мог ввязаться в безрассудные войны, которые угрожали гибелью Египту.

Сети предпочел заключить перемирие с хеттами, вместо того, чтобы атаковать их территорию и штурмовать пресловутую крепость Кадеш. Будет ли Рамзес столь же мудр? Знать ненавидела войну. Живя в достатке и спокойствии, она опасалась непримиримых военачальников. Стране не нужен был герой, годный только на то, чтобы развязать крупные сражения и повергнуть Ближний Восток в огонь и кровь. Согласно отчетам послов и разведчиков, хетты избрали мирный путь и отказались от мысли завоевать Египет. Следовательно, такой человек, как Рамзес, будет бесполезным или даже принесет вред. Если он будет продолжать свою политику завоевателя, не лучше ли устранить его?

Доводы Шенара прокладывали себе путь. Его считали умеренным и здравомыслящим И факты, казалось, подтверждали его правоту.

Во время поездки в Дельту, когда он добился согласия двух крупнейших номов поддержать его после смерти Сети, он принял Аша в роскошной каюте своего корабля. Его стольник приготовил изысканный завтрак, виночерпий подал изумительное белое вино.

Как обычно, молодой дипломат был немного высокомерен в своей элегантности. Живость его взгляда иногда смущала, но слащавость голоса и невозмутимость успокаивали собеседника. Если он и дальше останется мне верен, подумал Шенар, я сделаю из него прекрасного Главу Управления Иностранными Делами.

Аша едва притронулся к еде и питью.

— Вам не по вкусу этот завтрак?

— Простите меня, но я обеспокоен.

— Личные неприятности?

— Нет.

— Вам вставляют палки в колеса?

— Нет, вовсе нет.

— Рамзес… Это Рамзес! Он раскрыл наше сотрудничество!

— Успокойтесь, тайна сохранена.

— Что же вас тогда заботит?

— Хетты.

— Отчеты, поступающие ко двору, не дают повода для беспокойства. Их воинственный пыл, кажется, угас.

— Действительно, это официальная версия.

— Что вас в ней настораживает?

— Ее наивность, если только мои начальники не стараются успокоить Сети и не докучать ему мрачными прогнозами.

— У вас есть какие-то конкретные соображения?

— Хетты — это не примитивные животные. Так как вооруженное столкновение им не на руку, они будут действовать хитростью.

— Да, купят расположение нескольких местных тиранов и будут строить ничтожные интриги.

— Действительно, такого мнения придерживаются опытные дипломаты.

— Но не вы?

— Все меньше и меньше.

— Чего вы боитесь?

— Что хетты сплетут под нашим же покровительством свою паутину, в которую мы угодим.

— Это невероятно. При мало-мальски серьезной измене с их стороны Сети примет меры.

— У Сети нет сведений.

Шенар серьезно слушал предупреждения молодого дипломата. До сих пор тот всегда обнаруживал удивительную проницательность.

— Опасность неизбежна?

— Через четыре-пять лет у них все будет готово.

— Продолжайте следить за поведением хеттов, но никому не рассказывайте об этом, кроме меня.

— Вы много требуете.

— Но вы и много получите.

Глава 51

Поселок рыбаков жил в размеренном ритме. Его охранял отряд воинов, которому было поручено следить за движением кораблей. Их задача не была чересчур трудной: лишь иногда на север проплывало какое-нибудь египетское судно. Глава отряда — пузатый шестидесятилетний воин — записывал на дощечке его название и день появления. А возвращавшиеся из чужеземных стран моряки плыли по другому устью Нила.

Воины помогали рыбакам вытаскивать сети и чинить лодки. Они до отвала наедались рыбой, а в праздничные дни глава отряда соглашался поделиться с рыбаками запасами вина, которое им доставляли каждые две недели. Наблюдать за играми дельфинов было любимым развлечением маленькой общины. Они без устали любовались их изящными прыжками и сумасшедшими гонками. Вечером один старый рыбак рассказывал легенды, будто бы недалеко от этих мест, в топях, спряталась богиня Исида со своим новорожденным сыном Гором, чтобы избежать ярости Сета.

— Начальник, там корабль!

Воин отдыхал на своей циновке после завтрака, и ему не хотелось вставать.

— Подай ему сигнал и запиши название.

— Но он идет к нам!

— Да ты не разглядел… Смотри лучше.

— От идет к нам, это точно.

Начальнику пришлось подняться. Вино сегодня не привозили, а потребление слабого пива не могло вызвать такую галлюцинацию.

Он увидел судно довольно больших размеров, плывущее прямо к поселку.

— Это не египетский корабль…

Греческое судно не могло причалить в этом месте. Приказ был совершенно однозначен: остановить вторжение чужого корабля и приказать ему повернуть на запад, где его брала под наблюдение морская охрана Фараона.

— Приготовить оружие, — приказал глава отряда своим воинам, уже давно отвыкшим пользоваться копьем, мечом, луком и щитом.

На борту диковинного судна можно было отчетливо различить людей с матовой кожей, вьющимися усами, в рогатых шлемах. Их грудь была закрыта стальными латами, в руках были заостренные мечи и круглые щиты.

На носу корабля стоял великан.

Он был так страшен, что египетские воины отступили.

— Это демон, — прошептал один из них.

— Нет, это просто человек, — возразил начальник, — Убейте его!

Двое лучников выстрелили одновременно. Одна стрела затерялась в высоте, другая, казалось, летела прямо в великана, но он разрубил ее ударом меча до того, как она коснулась его лат.

— Смотрите, там, — закричал один из воинов, — еще корабль.

— Это нашествие, — испуганно пробормотал начальник. — Отступаем.

Рамзес познал настоящее счастье.

Постоянное, сильное, как ветер с юга, нежное, как прохладный ветер с севера. С Нефертари каждое мгновение было переполнено. Она стирала заботы, направляла мысли к свету. Рядом с ней дни сияли нежным сиянием. Молодая женщина умела усмирять его, не загасив при этом горевшего в нем огня. Она казалась предвестницей странного, почти тревожного будущего, сулящего царствование.

Нефертари изумляла его. Она могла бы довольствоваться спокойной, обыденной жизнью, но обладала высочайшим изяществом царицы. Должна ли была она стать повелительницей или служанкой судьбы? Нефертари была тайной. Тайной с завораживающей улыбкой, так похожей на улыбку богини Хатор — такой, какой он видел ее на могиле первого Рамзеса, своего предка.

Красавица Изэт была землей, Нефертари — небом. Рамзес нуждался в одной и другой, но к первой испытывал лишь страсть и желание.

Нефертари же была Любовью.

Сети смотрел на заходящее солнце. Когда Рамзес поприветствовал его, дворец погрузился в сумерки. Фараон не стал зажигать ламп.

— От сторожевого отряда Дельты поступил тревожный отчет, — сообщил он сыну. — Мои советники думают, что это незначительное происшествие, но я уверен, что они ошибаются.

— Что случилось?

— Пираты напали на рыбацкий поселок на берегу Средиземного моря. Воины береговой стражи отступили, но сообщают, что контролируют положение.

— Неужели они грешат против истины?

— Тебе предстоит убедиться в этом.

— Почему ты так обеспокоен?

— Эти пираты — опасные грабители. Если они попытаются прорваться внутрь наших земель, они посеют панику.

Рамзес возмутился.

— Неужели береговая стража не способна обеспечить нашу безопасность?

— Может быть, начальники недооценили угрозу.

— Я немедленно отправляюсь.

Фараон опять посмотрел на закат. Он бы с удовольствием поехал с сыном, снова полюбовался водными пейзажами Дельты, олицетворяя мощь государства во главе войска. Но на четырнадцатом году царствования болезнь истощила его. К счастью, сила, которая покидала его, понемногу переходила в жилы Рамзеса.

Воины сторожевого отряда собрались в тридцати километрах от берега, в маленьком поселении на берегу одного из рукавов Нила. Они поспешно возвели деревянные укрепления, ожидая помощи. При подходе войск под командованием соправителя они вышли из своего укрытия и побежали со своим пузатым начальником во главе навстречу своим спасителям.

Тот простерся ниц перед колесницей Рамзеса.

— Мы не пострадали, Ваше Величество! Ни одного раненого!

— Поднимитесь.

Первоначальная радость сменилась ледяной обстановкой.

— Мы… Нас было слишком мало, чтобы сопротивляться. Пираты истребили бы нас.

— Что известно об их продвижении?

— Они не покинули берег и захватили еще одну деревню.

— Из-за вашей трусости!

— Ваше Величество… Это был бы неравный бой.

— Прочь с моего пути.

Глава отряда еле успел отскочить в сторону. Уткнувшись лицом в пыль, он не видел, как колесница соправителя устремилась к главному кораблю внушительной флотилии, пришедшей из Мемфиса. Оказавшись на борту, Рамзес дал приказ плыть прямо на север.

Охваченный настоящей яростью как против пиратов, так и против трусливой стражи, соправитель потребовал от гребцов удесятерить усилия. Их энергия не только не уменьшилась, но передалась остальным членам похода, стремившимся к восстановлению порядка на морской границе Египта.

Рамзес мчался вперед.

Пираты, расположившиеся в двух захваченных ими поселках, колебались, не зная, как поступить дальше: то ли продолжить свое победное шествие и овладеть еще частью побережья, то ли отплыть со своей добычей обратно, а в ближайшем будущем снова совершить нападение.

Штурм Рамзеса застал их врасплох во время завтрака, когда они поджаривали рыбу. Несмотря на огромное численное превосходство противника, пираты сражались отчаянно. Один их главарь, тот самый великан, отразил нападение двух десятков пехотинцев, но в конце концов был раздавлен их числом.

Больше половины пиратов были убиты, их корабль горел, но главарь отказался склонить голову перед Рамзесом.

— Как твое имя?

— Серраманна.

— Откуда ты родом?

— Из Сардинии. Ты победил меня, но другие корабли придут и отомстят за меня. Десятки кораблей обрушатся на вас, и ты не сможешь их остановить. Мы хотим все богатства Египта и получим их.

— Вам недостаточно своей страны?

— Мы созданы, чтобы завоевывать. Ваши немощные воины не смогут долго сопротивляться нам.

Потрясенный наглостью пирата, один пехотинец поднял свой топор, намереваясь проломить ему череп.

— Назад! — приказал Рамзес, повернувшись к воинам. — Кто из вас согласен биться врукопашную с этим варваром?

Не нашлось ни одного добровольца.

Серраманна рассмеялся.

— Какие вы воины!

— Что ты ищешь?

Этот вопрос удивил великана.

— Богатства, конечно!.. Потом — женщин, лучшего поместья с землями, еще…

— Если я дам тебе все это, согласишься ли ты стать главой моей личной охраны?

От изумления глаза гиганта вылезли их орбит.

— Убей, но не смейся надо мной!

— Настоящий воин умеет принять решение мгновенно: желаешь ли ты служить мне или умереть?

— Пусть меня освободят!

Два воина боязливо развязали ему руки.

Рамзес был очень высок, но Серраманна был еще выше. Он ступил два шага к соправителю. Египетские лучники направили на него стрелы. Если он бросится на Рамзеса и схватится с ним врукопашную, чтобы задушить его в своих огромных ручищах, смогут ли они выстрелить, не задев сына Сети?

Рамзес прочел в глазах сарда желание убивать, но продолжал спокойно стоять скрестив руки, как если бы это его совсем не касалось. Противнику не удалось разглядеть на его лице никаких следов страха.

Серраманна стал на землю одним коленом и опустил голову.

— Приказывай, и я буду повиноваться.

Глава 52

Высшее общество Мемфиса было возмущено. Неужели оно давало армии недостаточно доблестных сыновей, неужели они были недостойны обеспечивать охрану соправителя? Видеть подобного варвара во главе его личной охраны было оскорбительно для знати, даже если присутствие Серраманны, сохранившего свой нелепый сардский наряд, и отбивало всякую охоту к нападению. Пусть другие пираты, повинные в грабеже, были сосланы на рудники, где они искупали свою вину, но ведь их главарь занимал теперь завидное положение. Если он ударит Рамзеса ножом в спину, то никто не пожалеет.

Шенар радовался этому очередному просчету, который лишний раз доказывал, что его брата привлекает только грубая сила. Ведь он не удостаивал своим посещением пиры и приемы, предпочитал им нескончаемые прогулки верхом в пустыне, стрельбу из лука, упражнения с мячом и опасные схватки со своим львом.

Серраманна стал его любимым товарищем. Они передавали друг другу свое мастерство борьбы врукопашную или с оружием, соединив силу с гибкостью. Египтяне, помещенные под командование гиганта, ни на что не жаловались: они тоже прошли интенсивную подготовку, сделавшую из них отборных воинов, которые могли жить и питаться в исключительных условиях.

Рамзес сдержал свои обещания. Серраманна стал обладателем поместья из восьми комнат, с колодцами и садом, уже засаженным деревьями. Его погреб был полон амфор со зрелым вином, а его постель охотно принимала очарованных могучим телосложением чужеземца ливиек и нубиек, не из числа недотрог.

Хотя он хранил свой шлем, латы, меч и круглый щит, но быстро позабыл свою Сардинию. Там он был бедным и презираемым, здесь, в Египте — богатым и уважаемым. Он был бесконечно признателен Рамзесу, ведь он не просто сохранил ему жизнь, но предоставил ему те условия, о которых он мечтал. Тот, кто вздумал бы угрожать соправителю, имел бы дело с ним.

В четырнадцатый год царствования Сети ожидался слабый разлив Нила. Недостаточный подъем воды мог повлечь за собой голод. Как только Фараон получил подтверждение этому от специалистов из Асуана, которые сверились с записями за многие предыдущие годы, он вызвал Рамзеса. Несмотря на недомогание, не покидавшее его теперь, Фараон отправился с сыном в Гебель-Зильзиле, в то место, где берега Нила сближались. По древним верованиям, там из двух пещер исходила Хапи, энергия паводка, дающая чистую и благодатную воду.

Чтобы восстановить гармонию, Сети принес в жертву реке пятьдесят четыре жбана молока, триста белых хлебов, семьдесят пирогов, двадцать восемь мисок меда, по двадцать восемь корзин винограда, фиг, фиников, гранатов, плодов зизифиса, а также огурцы, фасоль, глиняные фигурки, сорок восемь кувшинов ладана, золото, серебро, медь, алебастр, пироги в форме бычков, гусей, крокодилов и бегемотов.

Через три дня уровень воды поднялся, но недостаточно. Надежды уже почти не оставалось.

Дом Жизни Гелиополиса был древнейшим в Египте. В нем хранились книги, скрывающие тайны земли и неба, записи секретных ритуалов, карты неба, царские хроники, пророчества, тексты мифов, труды по медицине и хирургии, трактаты по метаматематике, расчеты землемеров, ключи к толкованию снов, словари иероглифов, учебники по архитектуре, скульптуре и росписи, списки ритуальных предметов, которые должны были иметься в каждом храме, календари праздников, сборники магических заклинаний. Поучения, составленные древними, и тексты «Превращения в свет», позволяющие путешествовать в ином мире.

— Для фараона, — заявил Сети, — нет места более важного. Когда тобой овладеют сомнения, приди сюда и обратись к архивам. Дом Жизни — это прошлое, настоящее и будущее Египта. Внимай его наставлениям, и ты узришь, как узрел я.

Сети попросил главу Дома Жизни, пожилого жреца, уже потерявшего связь с внешним миром, принести ему Книгу Нила. Один из служителей исполнил эту просьбу, Рамзес узнал его.

— Ты не Бакхен, управляющий царских конюшен?

— Я был им и одновременно служил в храме. Но когда мне исполнился двадцать один год, я оставил светскую службу и полностью посвятил себя религии.

Крепкого сложения, с квадратным некрасивым лицом, теперь уже без короткой бороды, которая придавала ему раньше грубый вид, с могучими руками и низким хриплым голосом, Бакхен не походил на образованного человека, погруженного в мудрость древних.

Он развернул папирус на каменном столе и удалился.

— Не пренебрегай этим человеком, — посоветовал Сети. — Через несколько недель он уедет в Фивы и начнет служение Амону Карнака. Его судьба еще пересечется с твоей.

Фараон стал читать древний папирус, составленный одним из его предшественников третьей династии, жившим за тринадцать веков до него. Проникнувшись духом Нила, тот указывал, что нужно делать, чтобы умилостивить его во время слабого паводка.

Сети нашел решение: такое же жертвоприношение, как в Гебель-Зильзиле, нужно было совершить еще в Ассуане, Фивах и Мемфисе.

Из этой долгой поездки Сети вернулся совсем разбитым. Когда гонцы сообщили ему, что паводок достигнет почти обычного уровня, он приказал номархам с особым вниманием следить за состоянием дамб и водохранилищ, где удерживалась вода. Теперь, когда бедствия удалось избежать, нельзя было потерять ни капли воды.

Каждое утро Фараон, все больше спадавший с лица, принимал Рамзеса и рассказывал ему о Маат, богине правосудия, символизируемой женщиной хрупкого сложения или пером. Она указывала направление и руководила полетом птиц. Она одна должна была царить, дабы поддержать связь между различными живыми существами. Благодаря соблюдению божественного закона, солнце продолжало светить, пшеница — расти, слабый был защищен от сильного, выручка и взаимопомощь были повседневными правилами жизни Египта.

Произносить и осуществлять Маат должен был Фараон. Воплощать справедливость было важнее, чем тысяча громких деяний.

Речи Сети питали душу Рамзеса, который не осмеливался спрашивать отца о его здоровье, сознавая, что он отходит от обыденности и созерцает иной мир, энергию которого он передавал сыну. Рамзес чувствовал, что он не должен терять понапрасну ни одной минуты этих наставлений. Поэтому он оставил Нефертари, Амени и своих близких, чтобы вобрать в себя все речи Фараона.

Супруга Рамзеса помогала ему: вместе с Амени она освободила его от тысячи обязанностей так, что он стал слугой Сети и наследником его силы.

Судя по полученным сведениям, сомнению не оставалось места: болезнь, которой страдал Сети, принимала угрожающие масштабы. Шенар со слезами на глазах разнес по двору ужасное известие и приказал передать его верховному жрецу Амона и номархам — главам провинций. Врачеватели сохраняли надежду продлить немного жизнь владыки, но неизбежный конец близился. К этой трагедии прибавлялось другое бедствие — предстоящее восхождение Рамзеса на трон.

Тот, кто хотел этого избежать и поддержать Шенара, должен был быть наготове. Конечно, сам Шенар попытается убедить брата, что тот неспособен выполнять роль фараона, но будет ли услышан голос разума? Если спасение страны этого потребует, может придется прибегнуть и к иным способам, с виду достойным осуждения, но которые будут единственным средством помешать воинственному Рамзесу погубить Египет.

Большинство прислушивалось к умеренным и здравым речам Шенара. Все желали Сети еще долго царствовать, но готовились к худшему.

Греческие воины Менелая стали начищать оружие. По распоряжению своего царя они должны были объединиться в отряд, чье действие обещало быть успешным, ведь никто не ожидал заговора со стороны мирных чужеземцев, прочно вросших в египетскую землю. По мере приближения мятежа спартанскому царю все больше не терпелось вступить в бой. Он уже представлял себе, как будет размахивать своим тяжелым мечом, пронзая противника в живот и в грудь, отсекая члены и сшибая головы с тем же пылом, что на поле битвы в Трое. А потом он уплывет к себе на родину вместе с Еленой, а там заставит ее заплатить за свои грехи и неверность.

Шенар был настроен оптимистично: разнообразие и достоинства его сторонников позволяли надеяться на успех. Однако его стеснял один человек: сард Серраманна. Наняв его в качестве главы своей личной охраны, Рамзес помешал, сам того не зная, одной из затей своего брата, который поспособствовал тому, чтобы в охрану соправителя был принят греческий военачальник. И этот наемник, к сожалению, не мог теперь подойти к Рамзесу без согласия гиганта. Вывод напрашивался сам собой: по знаку Шенара Менелай должен был убить сарда, чье исчезновение никого бы не взволновало.

Все приготовления Шенара была закончены, оставалось лишь ждать смерти Сети, чтобы дать сигнал к действию.

— Твой отец не примет тебя сегодня, — сообщила Туйя с опечаленным лицом.

— Его состояние ухудшилось? — спросил Рамзес.

— Его врачеватель отказался оперировать его. Чтобы унять боль, он прописал ему сильное снотворное на основе корня мандрагоры.

Туйя сохраняла удивительное достоинство, но в ее словах сквозила печаль.

— Скажи мне правду: есть еще надежда?

— Я думаю, что нет. Его организм слишком ослаблен. Несмотря на крепкое сложение, твоему отцу нужно было больше отдыхать. Но как убедить Фараона меньше беспокоиться о счастье своего народа?

Рамзес увидел слезы в глазах матери и прижал ее к себе. Она сказала:

— Сети не боится смерти, строительство его усыпальницы окончено, и он готов предстать перед Осирисом и судьями из иного мира. Когда его деяния лягут горой рядом с ним, ему нечего будет бояться чудовища, пожирающего тех, кто предал Маат: такое суждение я вынесу ему на этой земле.

— Чем я могу тебе помочь?

— Готовься сын мой. Готовься к тому, чтобы ступать по следам предков и быть готовым столкнуться с незнакомыми ликами судьбы.

Сетау и Лотос вышли из дома с наступлением ночи. Вода ушла с низин, поля приняли свой обычный вид. Наводнение, хоть и не очень сильное, очистило страну, избавив от множества грызунов и рептилий, утонувших в воде. Те из них, кто выжил, были наиболее сильными и находчивыми, поэтому яд в конце лета был отличного качества.

Охотник на змей остановил свой выбор на одной части восточной пустыни, которую он хорошо знал. Там жили великолепные кобры со смертельным укусом. Сетау отправился к норе самой крупной из них, с неизменными привычками. Лотос босиком шла за ним следом. Несмотря на ее опыт и хладнокровие, он запрещал ей подвергаться малейшему риску. Красавица нубийка несла раздвоенную на конце палку, полотняный мешок и сосуд. Пригвоздить змею к земле и заставить ее отдать часть своего яды было обычным делом.

Полная лунаосвещала пустыню. Она раздражала змей и толкала их на то, чтобы ползти к самым границам их территорий. Сетау тихо напевал, протягивая низкие ноты, которые нравились кобрам. В месте, которое он приметил — дыре между двумя плоскими камнями, в песке извивалась огромная змея.

Сетау присел на корточки, продолжая напевать. Кобра опаздывала.

Лотос бросилась на землю, как пловчиха, прыгающая в бассейн. Сетау в изумлении увидел, как она борется с черной коброй, которую он собирался застать врасплох. Поединок продолжался недолго. Нубийка засунула ее в мешок.

— Она нападала сзади, — объяснила Лотос.

— Это совершенно необычно, — сказал Сетау, — если змеи теряют голову, быть беде.

Глава 53

«Будем целый мы день
состязаться в ужасном убийстве,
— декламировал Гомер. —

Отдыха ратным рядам
ни на миг никакого не будет,
Разве уж ночь наступившая
воинов ярость разнимет.
Потом зальется ремень
на груди не единого воя щит
всеобъемный держащий;
рука на копье изнеможет».[13]
— Эти стихи вашей Илиады предвещают возвращение войны? — спросил Рамзес.

— Я рассказываю лишь о прошлом.

— Разве оно не предвосхищает будущее?

— Египет начинает мне нравиться. Я бы не хотел видеть, как он погружается в хаос.

— Откуда этот страх?

— Я слышу, что говорят мои соотечественники. С недавнего времени их возбуждение беспокоит меня. Можно подумать, что их кровь кипит, как перед стенами Трои.

— Вы что-то еще знаете?

— Я только поэт, и мой взор угаснет.

Елена поблагодарила царицу Туйю за предоставленное ей свидание в такой момент, когда она переживает такую боль. На лице великой царской супруги, изысканно накрашенном, не было видно и следа страдания.

— Я не знаю, как…

— Слова бесполезны, Елена.

— Моя печаль искренна. Я молю богов, чтобы Фараон поправился.

— Благодарю вас. Я тоже взываю к помощи свыше.

— Я обеспокоена, так обеспокоена…

— Чего вы опасаетесь?

— Менелай весел, слишком весел. Он, обычно такой хмурый, кажется, переживает триумф. Значит он убежден, что вскоре увезет меня в Грецию!

— Даже если Сети не будет, вы будете в безопасности.

— Боюсь, что нет, Ваше Величество.

— Менелай — мой гость. У него нет никакой власти принимать решения.

— Я хочу остаться здесь, в этом дворце, рядом с вами!

— Успокойтесь, Елена, вам ничего не грозит.

Несмотря на обнадеживающие речи царицы, Елена опасалась злобы Менелая. Его поведение подтверждало, что он готовит заговор, чтобы увезти свою жену из Египта. И близкая смерть Сети предоставит ему долгожданную возможность. Елена решила, что нужно проследить за действиями своего мужа. Возможно, жизнь Туйи в опасности. Когда Менелай не получал, что желал, в нем накапливалось озлобление, а это озлобление уже давно никак себя не проявляло.

Амени прочел письмо, которое Долент написала Рамзесу.


Мой любезный брат,

Мы с мужем беспокоимся о твоем здоровье и еще более — о здоровье нашего высокочтимого батюшки, Фараона Сети. По слухам, он серьезно болен. Может быть, пришло время прощения? Мое место в Мемфисе. Убежденная в твоей доброте, я уверена, что ты забудешь ошибку моего мужа и позволишь ему вместе со мной засвидетельствовать свою привязанность Сети и Туйе. В эти тяжелые дни мы сможем поддержать друг друга. Разве сейчас самое главное не в том, чтобы снова сплотить семью и не быть рабами прошлого?

В надежде на твое милосердие, Сари и я ждем с нетерпением твоего ответа.

— Прочти его еще раз, помедленнее, — потребовал соправитель.

Амени повиновался, раздраженный этим посланием.

— Я бы не стал отвечать, — пробормотал он.

— Возьми чистый папирус.

— Мы разве должны уступить?

— Долент — моя сестра, Амени.

— Если бы умер я, она бы не стала плакать, но я не принадлежу к царской семье.

— Как ты суров к ней!

— Милосердие — не всегда хороший советчик, Твоя сестра и ее муж только и будут думать о том, чтобы предать тебя.

— Пиши, Амени.

— У меня болит рука. Не хочешь ли ты сам послать своей сестре прощение?

— Пожалуйста, пиши.

Амени в бешенстве сжал перо.

— Текст будет кратким: «Не думайте возвращаться в Мемфис, иначе предстанете перед судом визиря, и держитесь подальше от Фараона».

Перо Амени живо забегало по папирусу.

Долент много часов проводила в обществе Красавицы Изэт, после того, как показала ей оскорбительный ответ Рамзеса. Нетерпимость соправителя, его грубость, черствость сердца предвещали его второй супруге и ее сыну мрачное будущее.

Приходилось признать, что Шенар был прав, когда клеймил недостатки своего брата: его интересовала только абсолютная власть. Вокруг себя он сеял лишь разрушения и несчастья. Несмотря на сердечную привязанность, которую она к нему питала, у нее не было другого выбора, кроме как начать безжалостную борьбу против Рамзеса, Долент, его сестра, была вынуждена так поступать.

Будущее Египта — это Шенар, Красавица Изэт должна забыть Рамзеса, выйти за нового хозяина страны и основать настоящую семью.

Сари добавил, что верховный жрец Амона и многие другие вельможи разделяли мнение Шенара и обещали ему свою поддержку, когда он предъявит свои претензии на трон после смерти Сети.

Имея нужные сведения, Красавица Изэт могла распоряжаться своей судьбой.

Когда Моисей пришел на стройку, вскоре после рассвета, ни одного каменотеса не было за работой. А между тем, это был обычный день, и раньше рабочие ни разу не давали повода к нареканию. В их братстве всякий пропуск должен был быть чем-то оправдан.

Однако зал с колоннами храма в Карнаке, который должен был по окончании строительства стать самым большим в Египте, был пуст. В первый раз еврей услышал лишь тишину, которую не нарушало пение молотков и дробил. Он восхищенно рассматривал фигуры богов, высеченных на колоннах, восторгался сценами жертвоприношений, обеспечивающих слияние духа Фараона с богами: Сокровенное было выражено здесь с удивительной силой, проникающей в человеческое сердце.

Моисей оставался один несколько часов, как если бы оно принадлежало ему, это волшебное место, где завтра поселятся созидательные силы, без которых Египет не выживет. Но были ли они лучшим выражением Божественного? Наконец, он заметил мастера, пришедшего за орудиями, забытыми у подножия колонны.

— Почему прервана работа?

— Разве вас не предупредили?

— Я только что вернулся из карьера Гебель-Зельзиле.

— Главный мастер объявил нам сегодня утром об остановке строительства.

— По какой причине?

— Полный план стройки нам должен быть дать сам Фараон, но он задержался в Мемфисе. Когда он приедет в Фивы, мы сможем продолжать.

Это объяснение не удовлетворило Моисея: кроме серьезной болезни, что могло бы помешать Сети приехать в Фивы, чтобы заниматься столь важным строительством?

Смерть Сети… Кто бы мог подумать? Рамзес, должно быть, в отчаянии. Моисей решил, что первым же кораблем отправится в Мемфис.

— Подойди, Рамзес.

Сети лежал на кровати из позолоченного дерева, поставленной возле окна, через которое заходящее солнце проникало в помещение и озаряло его лицо, просветленность которого поразила сына.

Рамзес воспрял духом. У Сети снова были силы принимать его, следы боли исчезали. Он, кажется, одержал победу над смертью!

— Фараон — это образ создателя, который сам себя сотворил, — объявил Сети.

— Он действует так, чтобы Маат всегда была на своем месте. Совершай деяния на благо богов, Рамзес, будь пастырем своего народа, дари жизнь человеческим существам, великим и малым, будь бдителен днем и ночью, всегда ищи случай совершить что-нибудь благое.

— Это ваша роль, отец мой, и вы еще долго будете исполнять ее.

— Я увидел смерть, она приближается. Ее лицо — это лицо богини Запада, юной и улыбающейся. Это не поражение, Рамзес, это путешествие. Путешествие в огромной Вселенной, к которому я подготовился и к которому должен будешь готовиться и ты, начиная с первого же дня своего царствования.

— Останьтесь, умоляю вас!

— Ты рожден, чтобы управлять, а не умолять. Для меня же пришел час пережить смерть и испытать превращения в потустороннем, неведомом мире. Если я прожил мою жизнь праведно, небо примет меня.

— Вы нужны Египту.

— Со времени богов страна египетская — единственная дочь Света, а сын Египта восседает на троне Света. Тебе, Рамзес, предстоит занять мое место, продолжать мое дело и пойти дальше, тебе, чье имя «Сын Света».

— Мне нужно столько у вас спросить, столько узнать…

— Начиная с первого поединка с диким быком я готовил тебя, так как никто не знает, когда судьба нанесет решающий удар. Однако тебе придется научиться проникать в ее секреты, потому что ты должен будешь управлять целым народом.

— Я не готов.

— Никто никогда не бывает готов. Когда твой предок, первый Рамзес, покинул эту землю, чтобы улететь к солнцу, я был в таком же смятении и тревоге, как ты сегодня. Тот, кто желает царить — безумец или бездарь. Только рука бога ведет человека, чтобы сделать из него жертвенное существо, Став Фараоном, ты будешь первым слугой народа, слугой, у которого не будет больше права на отдых и мирные радости других людей. Ты будешь один, не безнадежно один, как заблудившийся в лесу путник, но как капитан корабля, который должен выбрать нужную дорогу, проникая в суть таинственных сил окружающих его. Люби Египет больше себя самого, и твой путь откроется тебе.

Золото заката обмыло умиротворенное лицо Сети. От тела Фараона исходил странный свет, как будто шедший изнутри его самого.

— Твой путь будет полон преград, — предсказал он, — и тебе придется вступать в поединок с грозными врагами, так как человечество предпочитает гармонии зло.

— Но сила для победы будет жить в твоем сердце, если ты сумеешь быть великодушным. Волшебство Нефертари защитит тебя, так как ее сердце — это сердце Великой Супруги Фараона. Будь соколом, парящим высоко в небе, сын мой, смотри на мир людей зорким взглядом этой гордой птицы.

Голос Сети стих, глаза поднялись к иному, солнечному миру, к потусторонней Вселенной, которую лишь он был способен видеть.

Шенар еще колебался: отдавать ли приказ о наступлении своим союзникам. В том, что Сети приговорен, никто не сомневался, но нужно было еще дождаться официального объявления о его кончины. Всякая поспешность не пошла бы впрок его намерениям. Пока Фараон жив, любой мятеж был непростителен. Но когда высшая власть будет без хозяина в течение семидесяти дней — время мумификации — Шенар нападет не на царя, — на Рамзеса. Сети уже больше не будет. Некому будет настоять на том, чтобы его преемником стал младший сын.

Менелай и греки кипели от нетерпения. Долент и Сари, добившись того, что и Красавица Изэт примкнула к ним, обеспечили себе выгодное невмешательство верховного жреца Амона и действенную поддержку многих вельмож Фив. Меба, Глава Управления Иностранными Делами, немало потрудился при дворе в пользу воцарения Шенара.

Под ногами Рамзеса разверзлась пропасть. Юный соправитель двадцати трех лет напрасно поверил, что одного слова отца будет достаточно для его восхождения на трон.

Какую судьбу Шенар, став фараоном, определит ему? Если Рамзес будет благоразумен — почетная должность в оазисах или в Нубии. Но ведь он может начать искать союзников, пусть самых ничтожных, чтобы восстать против существующей власти. Его пылкому характеру трудно будет смириться с вечной ссылкой, Нет, его нужно укротить навсегда. Смерть — лучшее решение. Но Шенару претило убивать своего собственного брата.

Самым мудрым было отправить его в Грецию с Менелаем, под тем предлогом, что бывший соправитель, отказавшись стать фараоном, желает путешествовать. Царь Спарты будет удерживать его в этой далекой стране, где Рамзес и пропадет, забытый всеми. Что касается Нефертари, то по своему изначальному призванию, она станет затворницей в одном из провинциальных храмов.

Шенар вызвал своего парикмахера и мастеров по уходу за телом. Будущий правитель Египта обязан был быть безупречно изысканным.

Великая Супруга Фараона сама объявила при дворе о кончине Сети. В пятнадцатый год своего царствования Фараон обратил лицо к иному миру, к своей небесной матери, которая отныне каждый день будет дарить его миру на заре в образе нового солнца. Его братья боги примут его в райские сады, где, излеченный от смерти, он будет жить в Маат.

Был объявлен траур.

Храмы закрылись, и исполнение ритуалов, за исключением похоронных песнопений утром и вечером, прекратилось. В течение семидесяти дней мужчины не должны были бриться, женщины распустили косы. Никто не ел мяса и не пил вина. Кабинеты писцов опустели, канцелярии погрузились в сон.

Фараон умер. Трон опустел, и Египет вступал в неизвестность. Все боялись этого опасного времени, когда Маат могла навсегда покинуть страну. Несмотря на присутствие царицы и соправителя, вопрос о верховной власти был открытым. Привлеченные этим положением, силы мрака могли проявить себя тысячей способов, чтобы лишить Египет дыхания жизни и поглотить его в своих недрах.

На границе войска держались наготове: новость о смерти Сети, быстро распространившись в чужих землях, может вызвать притязание извне. Хетты и другие воинственные народы могли атаковать район Дельты или устроить массовое вторжение, о котором мечтали также и пираты, и бедуины. Одним своим видом Сети отбивал у них всякую охоту к нападению, а теперь, когда он умер, сможет ли Египет защитить себя?

В самый день кончины, тело Сети было перенесено в залу очищения, на западном берегу Нила. Великая Супруга Фараона возглавила суд, собравшийся, чтобы судить мертвого фараона. Она сама, ее сыновья, визирь, члены совета мудрецов, главные вельможи и придворные принесли присягу, поклявшись говорить правду. И объявили, что Сети был справедливым фараоном, и что они ни в чем не могут его обвинить.

Живые вынесли свой приговор: душа Сети могла отправляться к перевозчику, переправляться через реку, лежащую на пути в иной мир и плыть к звездному берегу. Но нужно было еще превратить его бренное тело в Осириса и мумифицировать его согласно царским ритуалам.

После того, как мастера мумификации извлекут внутренности, обезводят тело усопшего фараона с помощью едкого натра, высушат его на солнце, забальзамируют, ритуалисты обмотают его полосками ткани, Сети отправится в Долину Царей, где выстроена его усыпальница.

Амени, Сетау и Моисей были встревожены: Рамзес замкнулся в молчании. Поблагодарив друзей за их присутствие, он уединился в своих палатах. Одной только Нефертари удавалось обмолвиться с ним несколькими словами, но и она не могла вывести его из отчаяния.

Амени беспокоился еще и потому, что Шенар, в первые дни изобразивший скорбь, подобающую случаю, развернул бурную деятельность, связываясь с вельможами из разных управлений и беря на себя руководство канцелярией страны. На приеме у визиря он подчеркивал свое бескорыстие и заботу о том, чтобы царство по-прежнему процветало, несмотря на период траура.

Туйя должна была усовестить своего старшего сына, но царица не покидала мужа. Воплощая богиню Исиду, она исполняла магическую роль, необходимую для воскрешения души Фараона. До тех пор, пока Осирис-Сети не будет погребен в своем саркофаге, дела этого мира не будут занимать Великую Супругу Фараона.

У Шенара были развязаны руки.

Лев и рыжий пес прижимались к своему хозяину, как будто желая смягчить его страдания.

Пока Сети был жив, будущее улыбалось Рамзесу: достаточно было слушать его советы, повиноваться ему и следовать его примеру. Было бы так просто и радостно царствовать под его руководством! Ни мгновения Рамзес не думал, что он окажется один, без отца, чей взгляд всегда рассеивал тьму.

Пятнадцать лет царствования. Как коротки они были, слишком коротки! Абидос, Карнак, Мемфис, Гелиополис, Гурнах — что ни город, то храм, который будет вечно воспевать славу этого строителя, славу, достойную фараонов древнего Царства. Но отца больше не было, и Рамзесу казалось, что двадцать три года — это слишком юный возраст, чтобы править, и одновременно, что власть — слишком тяжелая ноша.

Действительно ли он заслуживал его, этого непосильного бремени, имени Сына Света?


Рамзесу только 14 лет…

Его отец фараон Сети сумел сделать свое государство самым могущественным в мире. Кто же станет преемником? Старший сын, хитрый и расчетливый Шенар, или Рамзес, пылкий и страстный?

Сети тайно посвящает младшего сына в высшую должность. Испытания и ловушки, иногда смертельно опасные, подстерегают Рамзеса. Сумеет ли он избежать интриг брата? Сделает ли выбор между пылкой красавицей Изэт и таинственной Нефертари?

Примечания

1

Ном — провинция, округ в Древнем Египте.

(обратно)

2

В Древнем Египте гарем — это не тюрьма для красивых женщин, а крупное хозяйственное учреждение, устройство которого будет описано далее.

(обратно)

3

В сотне километров к юго-западу от Каира.

(обратно)

4

Хетты жили на территории современной Турции.

(обратно)

5

Так называли Верхний и Нижний Египет. Мемфис, расположенный между ними, был своеобразным центром равновесия страны.

(обратно)

6

Гор и Сет — два брата, которые разделили между собой Вселенную и Египет согласно суду богов.

(обратно)

7

Верхнего и Нижнего Египта.

(обратно)

8

Мы сохраняем современные названия, чтобы облегчить описание. Серабит-Эль-Кадим находится на юге полуострова Синай, в 160 километрах от Суэцкого канала.

(обратно)

9

Сыть — распространенный в Древнем Египте вид тростника.

(обратно)

10

Ее несправедливо называли «Книгой мертвых»

(обратно)

11

Точнее, Ка-эм-Уазэт, «Появляющийся в Фивах»

(обратно)

12

Пер. Н. Гнедича (прим. ред.).

(обратно)

13

Пер. Н. Гнедича (прим. ред.).

(обратно)

Оглавление

  • Предисловие
  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Глава 20
  • Глава 21
  • Глава 22
  • Глава 23
  • Глава 24
  • Глава 25
  • Глава 26
  • Глава 27
  • Глава 28
  • Глава 29
  • Глава 30
  • Глава 31
  • Глава 32
  • Глава 33
  • Глава 34
  • Глава 35
  • Глава 36
  • Глава 37
  • Глава 38
  • Глава 39
  • Глава 40
  • Глава 41
  • Глава 42
  • Глава 43
  • Глава 44
  • Глава 45
  • Глава 46
  • Глава 47
  • Глава 48
  • Глава 49
  • Глава 50
  • Глава 51
  • Глава 52
  • Глава 53
  • *** Примечания ***