КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Преисподняя [Чет Уильямсон] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Чет Уильямсон Преисподняя

БЛАГОДАРНОСТЬ АВТОРА

Сначала мне хотелось бы выразить благодарность Джону Антинори, Лауре Кампо и Деннису Джонсону, авторам и создателям игры CD-ROM, на основе которой была написана эта повесть, а также актерам и программистам “Take 2 Interactive Software”. Они облегчили мою работу, в изобилии снабдив меня хорошими диалогами, насыщенным сюжетом и потрясающей визуальной реализацией игры “Преисподняя: киберпанк-триллер”.

Хочу поблагодарить славных людей из “Прима паблишинг”, в особенности Роджера Стюарта, Эда Дилла и моего редактора Дебби Ноткин. Если бы со всеми издателями было так просто работать!

Благодарю моего агента Джимми Уинса; Т. Лайама, “Длинного Тома” Макдональда – за его щедрость и дружелюбие; мою жену Лауру – за понимание святости конечного срока сдачи работы. И наконец, благодарю моего сына и коллегу – писателя Колина Уильямсона за бесценные советы в компьютерной области и за идейный вклад, внесенный в книгу.

Наихудший из безумцев – обезумевший святой.

Александр Поп

ГЛАВА 1

Сон спас нам жизнь. Этот сон годами сводил меня с ума, но готов признать: в ту ночь я был чертовски рад, что он мне приснился.

Все началось как обычно. Я сидел за рабочим монитором, выслеживая какого-то мелкого хакера в темно-ярких, хитроумно-идиотских лабиринтах киберпространства. Мои пальцы лениво бегали по клавиатуре, наугад посылая обрывки информации в логический алгоритм преследования…

…И внезапно я оказался нигде; вернее, в огненно-красной бездне, хорошо знакомой и памятной по предыдущим снам.

Я почувствовал, как мое сердце ухнуло вниз и остановилось где-то в районе желудка. Я весь покрылся крупными каплями пота – и понял, что готов к падению, как перезрелое яблоко.

Потом это началось. Что бы ни держало меня посредине пустоты, оно внезапно стало ничем, и я полетел вниз. Я слышал собственный крик, как будто исходивший из чьей-то чужой, обожженной и саднящей глотки. Поверьте, я не преувеличиваю, когда говорю: “Обожженной”!

Я горел. Каждый проклятый квадратный дюйм моего тела был объят пламенем. Я чувствовал, как волосы на моем теле скручиваются с отвратительным треском, превращаются в пепел и уплывают прочь, словно крошечные черные снежинки. Когда я набрался мужества и посмотрел вниз, тот ужас, который я испытывал при виде своей краснеющей и сползающей лоскутами плоти, был ничем перед потрясением от того, куда я падал…

…Прямо в разинутую пасть гигантского монстра. Морда этого ублюдка была величиной с купол Капитолия и гораздо безобразнее, даже, несмотря на то, что император недавно распорядился покрыть купол позолотой. Теперь представьте себе, будто купол распахнулся и из него торчат клыки, для которых впору использовать монумент Вашингтона вместо зубочистки, – и вы получите приблизительное представление о том, что поджидало меня внизу.

Я ничего не мог поделать – ни улететь, ни свернуть в сторону, ни даже закрыть глаза. Я мог только падать. Когда волны еще более опаляющего жара начали засасывать меня, я понял, что падаю в Преисподнюю, которая пришла на землю еще во времена моего детства, в настоящую Преисподнюю – ту самую, из которой приходят демоны и прочие чудовища, ныне делящие с нами этот город и этот мир.

Я знал, что теперь буду на их территории и они смогут делать со мной все, что захотят, во веки веков. Потом я провалился в разверстую пасть, и глотка монстра оказалась усеяна корчащимися, извивающимися червями, похожими на щупальца анемона или нити ДНК под микроскопом. Когда я пролетал мимо, их игольчатые рыльца делали молниеносные выпады, пронзая кожу и вливая жидкий огонь в плоть и мускулы, пока я не превратился в один бурлящий клубок боли. Я завопил еще громче, чем раньше… и проснулся. Я лежал в своей прохладной постели под прохладными простынями, рядом с любимой женщиной и слышал, как снова повторяю те самые слова: фразу, которую я никак не могу закончить:

– Vocabulum est serus…

И так каждый раз: дальше не помню. Латынь, разумеется, но от этого не легче. “Слово – это серус”? Что за серус?

Я знал, что продолжение существует, но не мог ухватить его даже краешком сознания. Иногда я повторяю эти слова вслух, пытаясь проехать дальше с разгону, но ничего не выходит.

– Гидеон? – Голос Рэчел в темноте звучал мягко и приглушенно, но в нем слышались тревожные нотки.

– Я разбудил тебя. Кричал во сне, да?

– Нет, – ответила она. – Но ты снова повторял те слова. Vocabulum est…

– Serus, – хором закончили мы.

– Наши слова, – сказала она.

Это было действительно странно: Рэчел снился тот же сон, что и мне. Он снился нам раз в несколько месяцев на протяжении многих лет, еще задолго до нашего знакомства.

Я не хочу сказать, будто в снах о падении в Преисподнюю есть что-то необычное. Теперь, когда мы знаем, что она реальна, а император Солейн Солюкс так настойчиво внедряет идеи коллективного и индивидуального совершенствования ради спасения души от погибели, Преисподняя, можно сказать, стала частью повседневной жизни. Как много веков назад, когда люди считали себя пауками, ползающими по паутине над вечным пламенем. Правда, сегодня мы своими глазами видим тех, кто возжигает это пламя, а некоторые, вроде Массимо Эдди, даже заглядывали в самое пекло. Неудивительно, что у него поджарились все логические контуры.

Само собой, это был дурной сон, но он спас мне жизнь… и Рэчел тоже. Мы могли бы крепко спать в тот момент, когда команда чистильщиков явилась к нам с визитом.

Я стоял в ванной и плескал в лицо холодной водой, когда услышал глухой стук, словно на пол упало что-то тяжелое. Сперва мне показалось, что Рэчел споткнулась в темноте, но, с другой стороны, это ведь была ее собственная квартира. Может быть, я оставил свои ботинки посреди комнаты?

Потом она закричала: “Чистильщики!”, а в следующую секунду я услышал первый выстрел. Вспышка была ослепительно яркой, но я смог разглядеть, что их было трое – все в безобразных монашеских капюшонах и плотно прилегающих к лицу темных очках для защиты от вспышек.

Я не заметил Рэчел и решил, что она бросилась на пол с другой стороны кровати. Отчаянно оглядевшись по сторонам в поисках подходящего оружия, я проклял свою аскетичность в любовной жизни: ни тебе хлыста, ни металлических шипов, чтобы хоть как-то противостоять хладнокровным ублюдкам, собирающимся нас прикончить. Поэтому я швырнул в парня, выстрелившего в Рэчел, единственное, что у меня было, – самого себя.

– Умри за свои грехи, проклятый…

Схватив парня за ноги на середине фразы, я сшиб его на пол. Другие двое пытались получше прицелиться в меня, чтобы не зацепить своего коллегу; пока мы оба барахтались на полу, это было сложной задачей. Благодаря их замешательству я успел схватить оружие того парня, которого я уложил, и откатиться в сторону.

“Уиллоуби-7”.

Мысль была чистой и сладостной, как дуновение весеннего ветерка. Мои пальцы сомкнулись на рукоятке и спусковом крючке, словно я всю жизнь только и делал, что стрелял из такого оружия. Я прицелился и выстрелил с тем же прирожденным мастерством, каким-то образом зная, как поведет себя пистолет, какая будет отдача, какое следует взять упреждение, чтобы выстрелить еще раз – немедленно и точно.

Раньше мне никогда не приходилось видеть, как лицо человека разрывается на части. Но теперь это меня не волновало, как и тот факт, что он был посланцем того самого правительства, на которое работал и я. По какой-то причине эти сукины дети пришли убить меня и Рэчел. Поэтому, когда его очки разлетелись вдребезги и осколки пластика вместе с пулей превратили голову под капюшоном в кровавое месиво, я уже прицелился в следующего.

Но прежде чем я успел нажать на спусковой крючок, его голова мотнулась в сторону, и я увидел, как Рэчел рубанула ребром ладони ему по шее, словно тупой секирой. Я едва не застыл от изумления, но сместил руку с пистолетом на полдюйма влево, а сам бросился вправо и выстрелил в падении, избегая пули последнего оставшегося в живых чистильщика.

Разрывная пуля оставила в матрасе Рэчел дыру размером с грейпфрут, пройдя в нескольких дюймах от меня. Чистильщику повезло гораздо меньше. Рэчел успела забрать оружие у своего поверженного противника, и наши выстрелы грянули одновременно с обеих сторон. Каждое из попаданий само по себе было смертельным, но, когда две пули встретились в мозгах бедняги, результат получился просто ужасающий. Струя крови брызнула вверх, прямо как в Императорском фонтане на площади Инфанта.

Казалось, мы застыли на бесконечно долгое время – я на полу, Рэчел в полуприсяде, – напряженно глядя на высаженную дверь и ожидая новой атаки. Но ее не последовало. Мы медленно выпрямились и обменялись изумленными взглядами.

Что за дьявольщину мы сотворили? Никто из нас не умел обращаться с более смертоносным орудием, чем клавиатура компьютера, и тем не менее, застигнутые врасплох безоружными, мы сумели справиться с тремя из наиболее опасных экзекуторов Божьей Десницы.

Мысль о том, что она сделала, ударила Рэчел, словно кирпичом по голове. Она уронила оружие на пол и в ужасе уставилась на мертвецов, чья кровь и мозги только что перекрасили стены и потолок ее крошечной квартирки. Осторожно приблизившись к тому, которого она свалила ударом по шее, она сняла с него очки, как будто опасалась, что он может помешать ей. Ей не стоило беспокоиться: остекленевшие глаза трупа не моргая смотрели в потолок.

– Он… мертв, – прошептала она.

Я мрачно кивнул:

– Люди обычно умирают, когда им ломают шею.

Шутка была идиотской, но я нуждался в толике юмора, пусть даже самого непритязательного, чтобы ослабить нервное напряжение.

Рэчел беспомощно взглянула на меня.

– Гидеон… – пробормотала она.

– Нам нужно идти, – сказал я. – Перестрелка привлечет внимание.

– Но… ведь это какая-то ошибка. – Она говорила медленно и раздельно, пытаясь убедить себя. – Они… ошиблись адресом. Они не могли прийти за нами!

Я лишь пожал плечами. Разумеется, я тоже не понимал, с какой стати нас решили вычистить, зато достаточно долго работал в ОИР и знал, что, когда тебя выбирают в качестве мишени, ничто не может отменить приказ.

Рэчел недоверчиво смотрела на меня:

– Ты думаешь… это потому, что мы прелюбодеи? Они не могли прийти только из-за этого!

– Кто знает, почему они пришли? Ясно одно: мы сделали что-то – или им так показалось – заслуживающее смертного приговора. Может быть, это ошибка, а может, и нет. Но я могу гарантировать, что если кто-нибудь из Божьей Десницы обнаружит нас здесь в компании трех мертвых чистильщиков, он сначала будет стрелять, а потом уже разбираться, что к чему. Если мы даже не были виновны раньше… – я указал на трех мертвых монахов, валявшихся на полу, – то виновны теперь.

– Но это была самооборона! – воскликнула Рэчел. – Они пытались убить нас!

– Они собирались убить нас, а мы должны были умереть. Получается накладка, а в Божьей Деснице не любят накладок. Теперь нам пора идти: тот, кто явится сюда следующим, не будет задавать вопросов. Поняла?

Рэчел всегда была практичной девушкой, а гулкий топот где-то внизу лишь подтверждал, что пора уносить ноги. Мы бросили тяжелые пистолеты, поскольку показаться на улице с оружием означало подписать себе немедленный смертный приговор, и распахнули окно. К счастью, квартира Рэчел находилась на первом этаже, поэтому мы выпрыгнули на тротуар и устремились в ночь.

У нас даже не осталось времени одеться. Рэчел шла в длинной белой футболке и трусиках, а на мне были только боксерские шорты. В первую очередь нужно раздобыть одежду, иначе нас может забрать любой холикоп1.

К счастью, район вокруг Башни Справедливости, где живем мы с Рэчел – вернее, жили, поскольку уже никогда не вернемся туда, – населен в основном беднотой. Башня высится, как маяк, над крысиным гнездом нищеты, утверждая присутствие Солейна Солюкса среди тех, кому плевать, кто ими правит – Божья Десница, Длань Сатаны или эти старые вымершие партии, республиканцы и демократы. Они живут своей жизнью и славят императора Солюкса, лишь, когда отоваривают продуктовые карточки.

Однако сегодня ночью я был рад соседству бедняков, и особенно потому, что они по-прежнему пользовались прачечными для стирки белья. Было уже три часа утра, но через заднее окошко мы могли видеть женщину, сидевшую за гладильным столиком, пока ее одежда болталась в сушилке. Ее голова была опущена, глаза закрыты, а из пластиковой сумки, стоявшей у ног, предательски выглядывало горлышко бутылки.

Наверняка алкоголь. Алкоголь запрещен Десницей, но еще задолго до этого он был вытеснен синалком, дающим тот же кайф, но без похмелья и ущерба для печени. Поговаривали, будто синалк не вызывает наркотического пристрастия, хотя император утверждает обратное, а что говорит император, то и есть истина в последней инстанции.

Так что синалк запрещен наряду с алкоголем, но, судя по всему, это не остановило женщину, дремавшую за столиком. У Рэчел походка легче, чем у меня, поэтому она бесшумно открыла дверь и вошла внутрь. К счастью, в прачечной работали сразу две сушилки; одна из них продолжала умиротворяюще гудеть, пока Рэчел открывала другую и выбирала одежду, казавшуюся ей подходящей для нас.

Покрой и стиль их одежды оставлял желать лучшего. Штаны были немного коротки, но рубашка сидела нормально. Хотя выглядели мы как последнее отребье, по крайней мере, нас не арестуют за недостаток одежды на теле. Обнаженная грудь грозит заключением до пяти лет, а уж что касается “заметной выпуклости в области гениталий”… Короче, чем заметнее, тем круче твой срок.

Мы оставались босыми, но на улице стояло лето. Если смотреть под ноги, стараясь не наступать на битое стекло и ржавые железки, выжить можно. Кроме того, мы не собирались долго ходить босиком.

В пяти кварталах от Башни есть склад с камерами хранения, которые можно арендовать на неделю, месяц или год. Я отвалил сотню за год аренды пространства, не превышавшего по размерам шкафчик для одежды в гимнастическом зале. Сегодня ночью наконец стало ясно, что деньги потрачены не зря.

– Что у тебя там, Гидеон? – спросила Рэчел после того, как я набрал код, отпиравший дверцу.

– Надеюсь, все, что нам может понадобиться. Деньги, пропуска, фальшивые удостоверения личности… – Я рассовал некоторые, предметы по карманам, кое-что вручил Рэчел (она смотрела на меня с изумлением и замешательством), а остальное запихал в сумку на молнии.

– Зачем? Почему ты устроил этот тайник?

Это был честный вопрос, и у меня имелся подходящий ответ.

– Три года назад Фрэнк Джерси раздобыл немного синалка на уличной толкучке. Он наблюдал за сделкой из укромного места, потом вышел и засветил свой значок. Грешники побросали товар и удрали без оглядки. Все бутылки разбились, кроме одной, и он показал ее мне. Я упомянул о том, что никогда даже не пробовал этого пойла – черт возьми, я был еще ребенком, когда его запретили. Но ты знаешь Фрэнка… – При этих словах мое лицо омрачилось: Фрэнк Джерси был нашим непосредственным начальником в ОИР. – А может быть, мы оба знали Фрэнка. В общем, он сказал, что лучше поздно, чем никогда, и открыл бутылку прямо в автомобиле.

– О Гидеон! Словно парочка проказливых подростков!

– Очень может быть, крошка. Мы немного окосели, и когда я спросил, не боится ли он, что его застукают, он ответил, что в наше время все должны бояться. Никто не ведает, когда Десница или кто-нибудь еще решит вычеркнуть твое имя из списка живущих. Потом он сказал, что любому агенту ОИР – и вообще любому человеку – не помешало бы иметь под рукой заначку со всем необходимым на тот случай, если начнет припекать. Фрэнк стреляный воробей и знает, что к чему, поэтому я прислушался к его совету. Единственной вещью, которую я добавил от себя, было вот это…

Я показал Рэчел портативный диктофон, тот самый, в который я сейчас говорю. Мой маленький дружок, который только слушает и никогда не отвечает. И если я или, Боже сохрани, мы оба будем менее удачливы, чем сегодня ночью, то, может быть, кто-нибудь услышит эту историю. Может быть, Десница поймет, что произошла ошибка, хотя для нас будет уже слишком поздно. И тогда что-нибудь изменится к лучшему.

А может быть, после того как они подотрут нашу кровь, вычистят из банков данных все сведения о нас и закопают наши тела, никто и глазом не моргнет.

ГЛАВА 2

Рэчел только что напомнила мне о моем промахе. “Ты так чертовски неформален, что даже еще не назвал наши полные имена”, – заметила она. Возможно, она права, и пора заполнить некоторые пробелы. Я расскажу вам, кто мы такие и чем занимались… хотя понятия не имею, чем мы занимаемся сейчас.

В двух словах, мы любим друг друга и работаем на Божью Десницу, которая отчего-то невзлюбила нас. Меня зовут Гидеон Эшанти, возраст 32 года, место рождения – Вашингтон. Мою коллегу, подругу и любовницу (хотя это грязное слово) зовут Рэчел Брак. Ей 31 год, родилась она тоже в Вашингтоне.

У Рэчел европейский тип кожи, рост пять футов шесть дюймов, вес 130 фунтов. Рыжие волосы, голубые глаза, великолепная фигура. Очаровательное лицо. Мой тип кожи африканский, рост шесть футов один дюйм, вес 180 фунтов. Черные волосы, карие глаза. Что касается красоты, то я ей в подметки не гожусь, хотя, пожалуй, вы не стали бы швыряться в меня камнями. Вот так, теперь вы можете опознать наши трупы.

Мы работали следователями в ОИР, или Отделе искусственной реальности. Непыльная работенка, хотя вы бы так не сказали, судя по мокрому делу, которое мы провернули прошлой ночью. Большую часть времени мы сидим за своими мониторами и отслеживаем признаки, указывающие на нелегальную технологическую деятельность – ради выгоды или по любой другой причине.

Я фиксирую недозволенные или подозрительные сделки с программными компонентами и тому подобными вещами, которые могут привести к обнаружению и аресту любого, кто пользуется аппаратами виртуальной реальности. Рэчел сильна в составлении разведотчетов на основании различных источников информации: от конкретных лиц до электронного трекинга.

Другими словами, я гончая, а она хорек. Мы отлично работаем на пару и выявили массу грешников, что, в свою очередь, позволило произвести массу арестов.

Но мы не безупречны. Иногда мы выпускаем рыбку из сети и берем на себя роль судей, но об этом никто не знает. Пожалуй, это происходит потому, что у нас слишком мягкое сердце. А может быть, размягчение мозгов. Дело в том, что во многих случаях нелегалы не причиняют настоящего вреда ни другим людям, ни обществу в целом. Но если бы Десница узнала о них, им пришлось бы встретиться с судьей и палачом в одном лице.

Рэчел это немного беспокоит. Ей кажется, будто мы предаем не только Божью Десницу, но и самого Бога. Может быть, Десница и большой Парень – я не имею в виду Солюкса – в самом деле находятся в дружеских отношениях, но лично я в этом сомневаюсь. Попробуйте хотя бы недолго поработать в правоохранительной системе под контролем Десницы, и вы убедитесь, что ею управляют самые обычные люди, пользующиеся Божьим именем для оправдания своих поступков.

Почему же тогда я уже давно не ушел оттуда? Может быть, так и следовало поступить. Но мне всегда хотелось работать в правоохранительных органах. Мой отец, упокой Господи его душу, был полицейским еще в те времена, когда Десница не пришла к власти. Он плохо относился к новому режиму, так как считал, что людям не следует указывать, как им думать и кому молиться. Поэтому он вышел в отставку так быстро, как позволили обстоятельства, и умер пару месяцев спустя. Мне было всего лишь пятнадцать лет. Мама говорила, что у отца не выдержало сердце, когда он увидел, во что превращается департамент полиции.

Но мне хотелось пойти по его стопам. Кроме того, я обожал работать в киберпространстве, поэтому, разумеется, попал в ОИР. Там быстро смекнули, что я не святоша. Мои показатели по усердию и производительности труда всегда были отличными, но я так и не выбился в ряды Посвященных. После сегодняшней ночи стало ясно почему.

Биография Рэчел в основном похожа на мою. Фактически мы вместе ходили в высшую школу. Я помню ее, хотя в то время не уделял ей особого внимания, как, впрочем, и она мне. Время от времени я встречал ее во время стажировки в академии, но мы посещали разные семинары. Лишь четыре года назад, когда мы стали партнерами, я по-настоящему познакомился с ней.

Для меня знать ее означало любить ее, и наоборот. Но нам понадобилось еще три года, чтобы стать настоящими любовниками. Когда мы, наконец, разобрались в своих чувствах друг к другу, стало ясно, что если мы хотим продолжать работать, то возможность брака отпадает. Десница косо смотрит на партнеров по работе, связанных брачными узами. Да, один из нас мог подать в отставку, но дело в том, что, когда вы уходите с работы в Деснице, не достигнув пенсионного возраста, вам вряд ли удастся найти работу в каком-либо другом месте. Солейн Солюкс и его правительство вроде собаки на сене: либо любишь меня, либо никого.

Поэтому нам оставалось лишь стать “прелюбодеями”, как это называется на их жаргоне. Любая сексуальная связь, романтическая или нет, незаконна и наказывается тюремным заключением, если она не освящена браком через Божью Десницу. Насколько мне известно, за прелюбодейство еще никого не вычищали, даже в высших сферах – вроде того случая, когда администратора из Департамента правонарушений застали в уотергейтской комнате за плотскими утехами с консультанткой информационного центра “Божьего Гласа”. Он получил двадцать лет, она – пятнадцать, но, по крайней мере, оба живы, если можно назвать жизнью существование в Домах Покаяния.

Им повезло больше, чем помощнику секретаря в Департаменте благочестивого страхования, который имел несчастье влюбиться в мужчину и однажды был пойман с поличным.

Публичная порка и кастрация – высокая цена за желание провести ночь с кем-то по своему выбору.

Но я снова отклоняюсь от темы. Божья Десница оказывает такое воздействие на людей: вспоминаешь одну страшную байку, и на ум тут же приходит еще дюжина. Что касается Рэчел и меня, то нам не составляло труда встречаться друг с другом, избегая бдительных глаз и гнева Десницы. Мы оба живем в Башне, и, насколько я знаю, видеокамеры установлены только в лифтах и на лестничных площадках. Возможно, мы ошибались, и все-таки нас не стали бы вычищать за обычное прелюбодеяние. Опозорить и посадить в тюрьму – разумеется, но не убить.

Думаю, о серьезности наших отношений свидетельствует тот факт, что мы были готовы рисковать, зная, какая судьба нас ожидает в случае разоблачения. А теперь мы бежим, спасая свою жизнь, и черт меня побери, если я знаю, почему это произошло.

По крайней мере, у нас было где провести остаток ночи. Данте – один из хороших парней, пусть и не с точки зрения закона. С виду он добропорядочный специалист по ремонту электронных приборов, но в душе – неисправимый хакер, приторговывающий незаконно добытыми сведениями. Впрочем, совершенно невинными. Информация о действительно плохих парнях, которую он скормил нам в прошлом – включая сетевика, распространявшего детское порно, – позволила ему свободно блуждать в зоне нашей ответственности, не опасаясь возмездия.

Мы не могли воспользоваться моим автомобилем или машиной Рэчел: за ними наверняка наблюдали. Подземка тоже отпадала, так как агенты Десницы могли выследить нас по нашим кредитным кодам. Поэтому я украл автомобиль.

На минуту-другую это событие ошарашило Рэчел, но потом до нее дошло: раз уж они преследуют нас за убийство, какая-то паршивая автомобильная кража ничего не изменит. Они не могут убить нас дважды.

В моем спасательном комплекте имелся набор поддельных номерных знаков, а “гейтсмобиль” был таким старым, что моя универсальная карточка моментально открыла его. Мы поехали к Данте. Разумеется, это его хакерское имя, а не настоящее. Зачем компрометировать парня, который оказывает вам услуги?

Данте живет около вокзала Юнион. Когда мы проезжали мимо, я обратился к Рэчел:

– Не хочешь сесть на поезд и отправиться в неведомые страны?

– Как будто мы можем попасть на поезд! – фыркнула она, прекрасно понимая, что я шучу.

Квартира Данте расположена на чердаке. Это одна большая комната с занавешенным альковом и крошечный совмещенный санузел с узкой дверцей. Все остальное – кухня, гостиная, рабочее место и компьютерная станция – открыто нараспашку.

Около пяти утра мы позвонили в его дверь, и он открыл нам. Вид у него был совсем не сонный. Он хакерствовал, и мягкое сияние его монитора было единственным светом в комнате. Нелегалы большей частью работают поздней ночью; в это время суток сети не так загружены, хотя труднее улизнуть, если тебя зацепили.

Когда он увидел нас, его глаза расширились. В конце концов, мы все еще были представителями закона.

– Ого! – произнес он. – Привет, Рэчел и Гидеон. Каким ветром вас сюда занесло? Решили устроить очную ставку и расколоть очередного мошенника?

– Как раз наоборот, – ответил я. – Нас самих раскололи.

Данте озадаченно покачал головой и впустил нас внутрь. Его длинноволосая костлявая фигура двигалась с разболтанной легкостью. Мы устроились на кушетке, а он опустился в свое рабочее кресло – самое комфортабельное место в квартире, поскольку именно там он проводил восемнадцать часов в сутки. Пробежавшись пальцами по клавишам, он выключил монитор.

Мы с Рэчел поведали ему о ночном нападении чистильщиков и о том, как нам удалось спастись. Его глаза распахнулись еще шире.

– Вы, ребята, вычистили команду чистильщиков? Пожалуй, Солюкс вас за это по головке не погладит.

– Знаю, – сказал я. – Но мы хотим знать, отчего Десница вообще так взъелась на нас. Ведь мы ничего не сделали.

– Мы же сотрудники ОИР, будь он проклят, – добавила Рэчел. – Мы стоим на страже закона и верим в справедливость Десницы, даже если ее агенты… – Она замолчала, не в силах подыскать слова.

– … порой переходят все границы? – закончил Данте. – Обрушивают железный кулак на то, что когда-то было свободой мысли, речи и поведения? А знаете ли вы, что это началось еще задолго до Десницы… Проклятый чип “Клиппер”…

Он встряхнулся, словно мокрый пес, и широко улыбнулся:

– Возможно, они решили прижать вас к ногтю за мягкое обращение с парнями вроде меня. Большинство других сотрудников ОИР уже пустили бы меня в расход.

Рэчел покачала головой:

– Этого недостаточно. Мы отделались бы выговором, но смогли бы доказать, что ты стучишь на гораздо более опасных хакеров, и поэтому мы не трогаем тебя.

Я вспомнил один из недавних случаев:

– Помнишь, пару недель назад мы зацепили двоих ребят? Твое типичное программирование вероятностных характеристик в подпольном киберпространстве? Мы дали им еще один шанс, позволили уйти.

– За это нас не стали бы вычищать, – упорствовала Рэчел.

Данте рассмеялся:

– Вы, ребята, пытаетесь мыслить логически, а это ни к чему не приведет. Когда в последний раз Департамент правонарушений наказывал только негодяев? Если вы ослеплены священным светом Солюкса, позвольте вам напомнить: это обычная тирания. У кого-то наверху зачесалась задница, и внизу начинают чистить каждого десятого.

– Возможно, ты прав, – признал я. – Но в первую очередь нам нужно выяснить, что Десница имеет против нас… или думает, что имеет.

– На вашем месте я бы быстренько сел на 1087-й до Африканского побережья, – возразил Данте. – В прибрежных республиках сейчас сложилось нечто вроде высокотехнологичной свободной зоны. Не лучшее местечко, но Десница пока что туда не дотянулась.

– Мы не собираемся ударяться в бега, – сердито сказала Рэчел.

– Ты чертовски права, крошка. Мы всю жизнь работали на правительство, и я не собираюсь завязывать с этим лишь потому, что кому-то вздумалось пострелять. Я хочу получить ответы, даже если нам придется обратиться прямо к Солюксу.

– Можете быть уверены, до этого дело не дойдет, – заметил Данте. – Слушайте, дайте мне покопаться в подпольных сетях, идет? Может быть, всплывет что-нибудь интересное по вашему делу. Я не такой уж крутой хакер, но если что-то просочится наружу, то смогу узнать об этом. Тем временем вы можете маленько вздремнуть. Забирайтесь в мою берлогу, а я грузанусь еще на пару часов. Только… э-э-э, ничего не сломайте, ладно?

Он понимающе улыбнулся и повернулся к своему монитору. Мы с Рэчел воспользовались приглашением Данте, но он наверняка был разочарован: упав на матрац, мы не издали ни звука. Тот, кто говорил, будто опасность вселяет пламя в гениталии, имел в виду не нас, а кого-то другого. Мы устали. Нам было страшно, и все, чего нам хотелось, – это обнимать друг друга во сне.

ГЛАВА 3

Мы проснулись в девять, после нескольких часов блаженного забытья. Рэчел угнездилась рядом со мной, заглядывая мне в глаза.

– Что теперь?

– Достать приличную одежду и обувь. – Я пробежал распухшим языком по губам. – А потом…

Мы оба подумали об этом одновременно, но Рэчел сказала первой:

– Фрэнк. Он должен был получить официальный “е-мейл” в связи с нашей чисткой.

Я кивнул. Фрэнк Джерси должен иметь ответы, и, возможно, он захочет поделиться этими сведениями с нами. “А может быть, ему больше захочется собственноручно вычистить нас”, – холодно подумал я.

– Ты думаешь, ему можно доверять? – спросил я.

– Фрэнку? Ты шутишь! Он не мог участвовать в этом: у него нет политической косточки.

Она была совершенно права. Фрэнк не раз шел на огромный риск, защищая невинных людей от коррумпированных подонков. Он имел чин капитана и возглавлял все дела, расследованием которых мы занимались. Он знал нас обоих, знал о наших чувствах друг к другу. Он знал или догадывался о большинстве хакеров, пойманных и отпущенных нами, но ничего не предпринимал против нас. Во всяком случае, так мне казалось раньше. После этой ночки я вряд ли доверился бы даже собственной матери, если бы она работала на Божью Десницу.

– Мы свяжемся с ним, – сказал я. – Но не отсюда. Не хочу оставлять следов. Посмотрим, захочет ли он говорить с нами.

– Захочет. Я знаю Фрэнка.

Данте прикорнул на кушетке, но проснулся, услышав наши голоса. Он извлек из холодильника древние кукурузные хлопья, какие-то перезрелые фрукты и заварил кофе.

– Настоящий, – с гордостью заметил он. – Колумбийский, с кучей кофеина.

Кофеинсодержащий кофе, нелегальный, как и все остальные стимулянты, был настоящим угощением. Раньше я покупал пакеты по четыре унции у одного уличного торговца, но потом его поймали и отрезали ему язык.

– В сети нет ни байта о вашей парочке как об угрозе Богу и обществу, – сообщил Данте, разливая густой ароматный напиток. – Вероятно, они завинтили гайки до тех пор, пока не решат, в какую сторону следует двигаться. Безоружные бюрократы расправляются с агентами Десницы – это для них что-то новенькое. Не удивлюсь, если они сейчас пребывают в панике. Вы куда-нибудь собираетесь сегодня?

– Собираемся нанести пару визитов, – ответил я.

– Захотите вздремнуть, милости прошу ко мне. Только не приводите с собой чистильщиков. Должен вам сказать, ребята, вы отчаянные идеалисты.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Рэчел.

– Никто не собирается вам ничего объяснять. Они вовсе не считают, что задолжали вам объяснение; на самом деле они задолжали вам дырку в башке. Вы двое списаны по графе расходов, и даже Дядюшка не сможет помочь. Поэтому позвольте дать вам небольшой совет.

Рэчел сердито нахмурилась, но я понимал, что Данте, вероятно, недалек от истины.

– Валяй, – сказал я.

– Если вы не надумаете, куда отправиться и к кому обратиться, то я знаю кое-кого, кто связан с подпольем. Не с подпольными сетями, а с Фронтом.

Мы с Рэчел обменялись хмурыми взглядами. Фронт гражданского сопротивления в самом деле был последним прибежищем, куда мы захотели бы обратиться, но, если речь пойдет о том, чтобы остаться в живых, ничего не поделаешь.

– Не знаю, осталась ли у вас какая-то вера в систему, но возможно, вам захочется проверить, что может предложить другая сторона, – продолжал он.

– Неделю назад я угробил бы тебя за такие слова, – тихо заметил я.

Данте ухмыльнулся:

– Странно, как сильно меняется отношение к окружающему, когда в тебя начинают стрелять.

– Не слишком сильно. – Рэчел выпрямилась. – Почему ты так уверен, что мы готовы стать изменниками?

– Послушай, Рэчел, – сказал Данте, – допустим, у меня есть собака. Если она попытается загрызть меня, я не стану кормить ее бисквитами и гладить по головке.

– Не смей сравнивать Божью Десницу с собакой!

Он пристально посмотрел на нее:

– Я и не сравнивал, сударыня. Собака – это вы. Расправившись с командой чистильщиков, вы укусили руку, кормившую вас. Они с самого начала собирались убить вас, а теперь их желание лишь усилилось. Десница – это не выбор для вас. Я просто пытаюсь предложить нечто иное.

Я положил руку на плечо Рэчел и почувствовал, как она дрожит.

– Мы благодарны тебе за это. Как его зовут?

Он долго разглядывал нас:

– Я был должен вам, но теперь вы у меня в долгу. Не выдавайте меня, ладно?

– Даю слово. Как ты, Рэчел?

Она крепко стиснула зубы, но кивнула:

– Клянусь перед Богом!

Данте кивнул в ответ:

– Этого достаточно. Парня зовут Альдус Ксенон. Его можно найти неподалеку от забегаловки в Чайнатауне, возле Галереи. Я назову ему ваши имена и сообщу о вашем возможном приходе. Если с вами что-нибудь случится и не понадобится встречаться с ним, забудьте его имя. А заодно забудьте и мое, ладно?

– Хорошо, Данте. Как ты сказал, мы у тебя в долгу.

– Стало быть, вы уходите?

– Да. После еще одной чашечки настоящего взбадривающего кофе. – Я взял дымящуюся чашку. – Хочешь еще, Рэчел?

Она пожала плечами и натянуто улыбнулась:

– Двум смертям не бывать, одной не миновать.

Автомобиль по-прежнему стоял на улице, и рядом не было никаких холикопов, готовых стрелять в нас без предупреждения. Мы сели в машину и отъехали подальше от вокзала Юнион, затем нашли универсальный магазин, где купили приличную одежду и обувь для любителей быстрого бега. Переодевшись, мы остановились у платного видеофона на улице и набрали код Фрэнка Джерси.

Фрэнк часто работает дома, вот и сейчас он ответил после первого звонка. Судя по всему, он был один. Я отключил видеосигнал с нашего конца линии, поэтому он не мог видеть меня.

– Джерси слушает. – Его голос звучал так хрипло, что казалось, будто мы разговариваем по проволочной связи прошлого века. Он взглянул на пустой видеоэкран и сдвинул брови: – Кто это?

Я не мог выдавить ни слова. Временами Фрэнк напоминал мне отца, но сейчас я не доверял ему.

– Это Рэчел, Фрэнк, – тихо сказала Рэчел. – Гидеон тоже здесь.

Из его груди вырвался глубокий вздох, и я увидел, как он откинулся на спинку стула.

– Нам нужно поговорить с тобой, – продолжала она.

Фрэнк прикусил нижнюю губу и предостерегающим жестом поднял руки.

– Не здесь. Ничего не говорите. Большой Мальчик, через полчаса. – Наклонившись вперед, он быстро отключил связь. Экран погас.

– Большой Мальчик? – недоуменно переспросила Рэчел.

– Мемориал Линкольна, – пояснил я. – Фрэнк всегда так называл это место. Он будет ждать нас справа, со стороны реки. Ему нравится лично расспрашивать там своих информаторов, обмениваться сведениями, которые нельзя передавать по обычным каналам.

– Что-нибудь не так?

– Не знаю. У меня какое-то странное чувство, словно он ожидал нашего звонка.

– Возможно, так оно и есть. Он должен знать о случившемся, даже если его не предупредили заранее. Естественно предположить, что мы попытаемся связаться с ним.

– Нужно немедленно отправиться туда, – заключил я. – Приедем заранее, проведем рекогносцировку и убедимся, что он не обманывает нас.

– Гидеон, это же Фрэнк! Он не может так поступить!

– Надеюсь, что ты права, крошка. В ином случае нам останется только лечь и умереть.

ГЛАВА 4

Мы добрались до Мемориала Линкольна через двадцать минут, припарковались рядом с рекой и, оставаясь под прикрытием деревьев, пошли туда, откуда можно было видеть заднюю часть комплекса. Прохожие выглядели типичными туристами; правительственные служащие, наводняющие местность в послеполуденные часы, сейчас прилежно трудились в своих офисах. Это облегчало задачу выслеживания возможных агентов Десницы, но пока подходящих кандидатов не наблюдалось.

Затем, все еще скрываясь за деревьями, мы перешли на другую сторону комплекса. Из рощицы рядом с Мемориалом вьетнамских ветеранов мы проверили северную оконечность монумента. Опять-таки ничего особенно подозрительного. Но, поскольку все казалось нам более или менее подозрительным, мы ни капельки не успокоились.

Мы смотрели, как отец и мать водят малыша вокруг основания монумента и подтаскивают его вверх по ступеням; затем понаблюдали за другими родителями с сыном-подростком, который выглядел так, словно мечтал оказаться где-нибудь в другом месте. Отец делал фотографию за фотографией, а выражение на лице парнишки красноречиво свидетельствовало о том, что его тошнит от позирования. Я его не осуждал.

Внизу на широких ступенях сидела молодая пара. Юноша и девушка самозабвенно обнимались; время от времени они целовались и тут же с беспокойством оглядывались вокруг, высматривая холикопов. Казалось, они переживают лучшие дни своего медового месяца, но их быстрые взгляды на самом деле могли означать не опасение за свою безопасность, а наблюдение за жестокими убийцами Гидеоном Эшанти и Рэчел Брак. Я указал на них Рэчел, и мы решили повнимательнее присматривать за парочкой.

Через несколько минут мы увидели кряжистую, тяжеловесную фигуру Фрэнка Джерси, подходившего к мемориалу с южной стороны. На нем были форменные брюки и просторная светлая куртка-ветровка. Когда он подошел ближе, мы увидели серо-стальные волосы и изрезанное морщинами лицо. Да, это был Фрэнк.

Мы зашагали к монументу. Фрэнк отметил нас мимолетным взглядом и пошел дальше, огибая монумент с юга. Мы двинулись следом, нервно поглядывая на туристов, чувствуя себя обнаженными и уязвимыми на открытом месте.

Мы зашли за угол. Фрэнк стоял в нескольких ярдах от нас. Высокие деревья закрывали этот уголок от улицы и дорожного движения по Арлингтонскому мосту. Местечко хорошо подходило для тайных встреч, хотя я чувствовал себя загнанным в угол. Пожалуй, поэтому

Фрэнку нравилось встречаться здесь со своими информаторами: ему не составляло труда удерживать их на крючке.

Он стоял и молча смотрел на нас. Наконец я кивнул:

– Привет, Фрэнк. Спасибо, что пришел.

Он растянул губы в холодной улыбке, затем быстро сунул руку под расстегнутую ветровку и вытащил маленький, но грозный “авенджер” 32-го калибра.

Я услышал, как судорожно вздохнула Рэчел. В первое мгновение мне захотелось быстро броситься в сторону, но потом я понял, что это бесполезно. Фрэнк был опытным бойцом и прекрасно владел оружием. Мы не могли добраться до него, не подставив себя под пули.

Пока я ждал звука выстрела, его рука поднялась, но вместо того, чтобы нажать на спусковой крючок, он подбросил пистолет и протянул его рукояткой вперед.

– Тебе это понадобится, – проворчал он. – Возьми. Он достаточно маленький, чтобы прятать его в кармане брюк с поправкой на то, что ты достаточно сообразителен и не отстрелишь себе яйца по неосторожности. У меня есть такой и для тебя, Рэчел.

Он протянул ей еще один пистолет. Это было отличное оружие, маленькое и мощное, легко маскируемое на теле. Раз в пять меньше “уиллоуби”, из которых мы стреляли вчера ночью.

– Фрэнк, но… – начал я, но он перебил меня:

– Засуньте их в карманы. Они не холодные; это пластик, а не металл.

– Спасибо, Фрэнк.

– Ладно, только забудьте, от кого вы их получили. Мне остается год до пенсии, и мы с Лиз хотим отправиться не в Преисподнюю, а в какое-нибудь другое место. Нет, выпустите рубашки поверх брюк… хотя не знаю, почему я объясняю вам, как обращаться с оружием после того, что вы вчера натворили. Не ожидал от вас такой прыти.

– Мы не умеем обращаться с оружием, – сказала Рэчел. – Думаю, нам просто повезло.

– Чтобы справиться с командой чистильщиков, нужно нечто большее, чем везение, мисс. Вы крепко лягнули чью-то задницу, хотя эта информация не стала достоянием общественности… и сомневаюсь, что когда-нибудь станет.

– Как ты узнал об этом, Фрэнк?

– Из Десницы пришел отчет как раз перед вашим звонком. Ненавижу эти проклятые экзекуции без суда и следствия. Ублюдки заслужили хороший урок.

– Мы не рады, что так вышло, Фрэнк, – сказала Рэчел. – Это просто… случилось. Спасибо, что согласился встретиться с нами.

– Я пять лет прикрывал ваши задницы и не собираюсь останавливаться на достигнутом.

– Еще одна вещь, Фрэнк, – сказал я. – Как ты думаешь, кто-нибудь мог проследить за твоим приходом сюда? Ведь нас повсюду ищут.

– Не болтай глупостей, сынок. Я капитан ОИР, и мой служебный долг – собственноручно вычищать злодеев вроде тебя. С какой стати они станут считать нас приятелями, которые могут встретиться и подышать свежим воздухом возле Большого Мальчика?

– Ладно, тогда просвети нас. Что означает эта чистка? Мы выполняли свой долг перед страной и Десницей. Это что, благодарность? Ведь мы ровным счетом ничего не сделали, Фрэнк!

Он улыбнулся, но в его голосе звучал металл:

– Так утверждали многие из тех, кого вы скормили чистильщикам.

Рэчел залилась краской:

– Они были грешниками, Фрэнк. Они заслуживали того, что получили.

– Ах да, извините, мисс. Я забыл, что вы еще верите в Карающую Десницу и считаете, будто трудоголики из ОИР занимаются богоугодным делом. Если хотите, можете придерживаться своего мнения, но я хочу знать ответ на один вопрос.

В этот момент небрежно одетый подросток вышел из-за угла, засунув руки в карманы. Фрэнк наградил его взглядом, способным поджарить картофелину, и тот быстро ретировался.

– Спрашивай.

Его лицо полностью утратило добродушное выражение.

– Я хочу помочь вам, но не собираюсь играть в прятки. Поэтому скажите прямо, что Десница имеет против вас? Что вы оба натворили?

– Ничего, Фрэнк, – искренне ответил я. – Ни малейшей провинности, кроме нескольких хакеров, которых мы отпустили из сети в последнее время. Но об этом ты уже знаешь, и… ну, тебе известно, как мы с Рэчел относимся друг к другу.

– Этого недостаточно для чистки, – проворчал он.

– А то мы сами не знаем! Скажи нам: ты должен знать, в чем они нас обвиняют.

Онмедленно кивнул:

– Может быть, вы знаете настоящую причину, а может быть, и нет. Но официальное обвинение – полное дерьмо. Вас обвиняют в нарушении Закона об Искусственных Реальностях, Экстраноуменальном Дизайне, Программировании и Коммуникации. Почему? Да потому, что вы торгуете порновиртами, где люди занимаются всякими гнусностями с демонами.

Мне показалось, что Рэчел вот-вот взорвется.

– Мы – распространители порнографии? Это же смешно! Вся моя карьера… я сжигала целые библиотеки порнографических книг и виртуалок!

– Нас подставили, – тихо сказал я, лихорадочно пытаясь сообразить, почему это произошло.

– Разумеется, вас подставили, – согласился Фрэнк. – Либо вы сделали что-то такое, о чем не хотите мне говорить, либо они хотят закопать вас поглубже из политических соображений.

– Кто “они”? – спросила Рэчел.

– Возможно, кто-то из верхушки ОИР, но скорее всего какой-нибудь слизняк в Департаменте правонарушений или даже в Пентагоне. У них есть связи, поскольку они связали вас с Красавцем, а это случается лишь в крайних случаях: когда на ком-то нужно поставить крест.

– С кем? С Красавцем?

– Да. С мистером Красавцем. Этот тип – демон среднего пошиба. Развил бурную деятельность среди гангстерских шаек по всему городу. Считает себя крестным отцом, понятно?

– Но как Десница может быть связана с демоном? – недоверчиво поинтересовалась Рэчел. – Агенты Десницы дают клятву искоренять демонические влияния всеми силами и средствами.

– Когда занимаешься грязной политикой, приходится заводить странные знакомства, – философски заметил Фрэнк. – Они терпят этого поганого демона среди людей, чтобы избавляться от некоторых образчиков рода человеческого, которых считают демонами.

– Вроде нас?

Фрэнк кивнул:

– Вроде тебя, сынок. Если ты хочешь кого-то вычистить, то обвиняешь его в распространении наркотиков, порнографии или виртуальных реальностей. Затем фабрикуешь связь с Красавцем, вытаскиваешь демона за шиворот из берлоги, и он подписывает признание, очерняющее нужного человека. Его отпускают по взаимной договоренности, а жертва оказывается на кладбище или того хуже.

– Значит, ты утверждаешь, что этот мистер Красавец указал на нас как на сетевиков, торгующих виртуальной порнографией?

– В самую точку, мисс.

– Ты знаешь, где его найти? – спросил я. Фрэнк кивнул:

– Задняя комната паба “Интерфейс” на Мглистом Дне. Одна деталь об этом местечке может заинтересовать вас. Формальный владелец паба, тип по фамилии О'Лири, тоже был вычищен вчера ночью. Только с ним осечки не вышло: они размазали его мозги по всей стенке. Между прочим, “Интерфейс” – известный гадюшник: там бывают боевики из бывшей “Шинн Фейн”, технари-подпольщики и тому подобная публика. Если окажетесь там, не зевайте.

– Вчера ночью были другие чистки? – спросила Рэчел.

– Да. Волна прошла по всему городу. Вы единственные, кому удалось уцелеть.

– А кто остальные? Есть какая-нибудь связь? – Рэчел всегда славилась логическими способностями.

Фрэнк пожал плечами:

– Единственная фамилия, которую я узнал, – О'Лири, но я подумал, что вам захочется проверить. Вот копия списка.

Рэчел прочитала имена, покачала головой и протянула бумажку мне. Я тоже никого не знал.

Просматривая список во второй раз, я услышал приглушенный возглас Рэчел. Я поднял голову и увидел, как Фрэнк вытаскивает из-под своей ветровки еще один пистолет, гораздо большего размера, чем те, которые он вручил нам. Он хищно оскалился, его глаза превратились в узкие щелочки, и я подумал: “Боже, он все-таки собирается убить нас!”

Но потом он завопил “ложись!”, и я понял, что он целится не в меня, а в кого-то за моим плечом. Я резко пригнулся и развернулся в тот момент, когда раздался первый выстрел. Давешний подросток и его “родители” занимали тройную огневую позицию в двух десятках ярдов от нас: парень лежал на бетонных ступенях, взрослые стояли по бокам с тяжелыми “уиллоуби” в жестко вытянутых руках.

Я услышал еще несколько выстрелов, прежде чем успел вытащить свой “авенджер”. Однако вся стрельба длилась не более нескольких секунд. Фрэнк попал в грудь доброму старому папочке, сбросив его с балюстрады в заросли кустарника. Мы с Рэчел одновременно выстрелили в мать: моя пуля вошла ей в плечо, вторая мгновением позже поразила в шею.

Но парнишка оказался не так прост. Одним из выстрелов он вышиб пистолет у меня из рук. Когда я нагнулся за оружием, над моей головой прожужжала новая пуля, а следующая навылет пронзила грудь Фрэнка. Он дернулся и тяжело осел на бетон.

Прежде чем я успел прицелиться, “авенджер” в руках Рэчел выплюнул короткую очередь. Парнишка был не ахти какой хорошей мишенью, но она попала куда следует – в голову. Больше он не шевелился.

Судя по стонам папочки, доносившимся из кустов внизу, он тоже не собирался причинять нам новые неприятности. Зато Фрэнку досталось за нас троих. Он тяжело дышал, и кровавая пена пузырилась в уголках его рта.

– Вот дерьмо… – прохрипел он. – Все не так… остался один год до пенсии, и только посмотрите на это! Что скажет Лиз?

Рэчел крепко держала его, но голос ее дрожал:

– Не шевелись, Фрэнк. Только не шевелись, и все будет в порядке.

– Убирайтесь отсюда, мисс. Спасайте свои задницы, проклятые лживые ублюдки… мне уже не помочь… убирайтесь… я мертв…

Через несколько секунд он в самом деле умер. Я был готов убить себя за то, что не доверял ему. Мне следовало бы лучше знать Фрэнка: он всегда был прям, как стрела. Я не удивился, обнаружив, что плачу.

– Пошли, Рэчел, – прошептал я, когда судорога отпустила горло. – Он прав, нам нужно бежать отсюда.

Она выпрямилась и глубоко вздохнула. Ее лицо было искажено яростью, горем и раскаянием. Но сейчас было не время оплакивать Фрэнка. Мы спрятали оружие и побежали вокруг монумента – вниз по широким белым ступеням и через деревья, к нашему автомобилю.

Звуки сирен следовали за нами. Когда они замерли в отдалении, Рэчел повернулась ко мне и впервые заговорила:

– Я любила этого парня, Гидеон.

– Знаю. Я тоже его любил. Он… ему не нужно было этого делать. Он мог просто сдать нас.

– Нет, – тихо возразила Рэчел. – Не мог.

Она была права, и это прозвучало как лучшая эпитафия для Фрэнка Джерси.

Я включил радио, чтобы хотя бы на время отвлечься от мучительных мыслей, хотя единственной станцией, которую мы могли слушать, был “Глас Божий”.

ГЛАВА 5

Искать паб на Мглистом Дне – все равно, что слона в стоге сена: рано или поздно обязательно наткнешься. Но сейчас мы направлялись в другую сторону. Пока мы ехали по 23-й улице к Вашингтон-Серкл, “Глас Божий” передавал сводку последних новостей. Ваш покорный слуга и Рэчел были главными героями дня; об остальных чистках упоминалось лишь мимоходом.

Все было так, как рассказывал Фрэнк: двое продажных агентов ОИР занимались распространением самой отвратительной порнографии, какую только можно представить, – виртуальной реальности, в которой мужчины и женщины удовлетворяли свою нечестивую похоть в обществе демонов. Именно так они говорили: “нечестивую похоть”. Интересно, как они представляют себе благочестивую похоть?

Они упустили из виду лишь одну вещь: мы все еще оставались живы. Согласно новостям, мы были мертвы так же, как Суивел О'Лири, Дейрдре О'Коннор, Адам Шонбрунн и другие незнакомцы в списке Фрэнка Джерси. Не было также упоминаний о чистильщиках, вычищенных своими жертвами, – лишь сообщение о несчастном случае. Трое агентов Божьей Десницы были призваны в обитель вечного блаженства после того, как их автомобиль потерял управление и врезался в столб. Бедные ребята. А после сегодняшней мясорубки “Глас Божий”, наверное, сообщит, что трое агентов Десницы и один капитан ОИР свернули себе шеи, случайно скатившись по лестнице Мемориала Линкольна.

– Здорово врут, а? – обратился я к Рэчел.

– Да. Это для того, чтобы мы расслабились, потеряли бдительность?

– Нет, черт побери. Они дышат нам в затылок, и славная семейка в Мемориале Линкольна служит тому доказательством. – Я немного подумал, пока по радио звучали гимны в честь усопших слуг Божьих. – Пожалуй, мы можем усложнить их задачу.

– Каким образом?

– Почему бы не навестить доктора Куин, прежде чем отправиться на встречу с Красавцем?

Мое предложение застало Рэчел врасплох. Доктор Куин владеет небольшим магазинчиком электронных инструментов неподалеку от Макферсон-сквер. Хотя она утверждает, что не занимается пластическими операциями, многие нелегалы изменили свою внешность благодаря доброму доктору. Она – одна из тех людей, которых мы долго выводили из-под удара “правосудия”; главным образом потому, что она чертовски хорошо знает свое дело. Она также ведет себя куда более этично, чем большинство ее коллег по подпольному бизнесу, и даст сто очков вперед разнообразным мясникам, работающим на улице. Я всегда смотрел на это таким образом: если кто-то хочет сделать себе пластическую операцию, он имеет право обратиться к хорошему специалисту. Рэчел была вынуждена согласиться с моей точкой зрения. Думаю, оставив доктора Куин в покое, мы спасли десятки, если не сотни, жизней.

Но была и менее филантропическая причина, позволявшая ей заниматься своим делом. За последние несколько лет доктор Куин сдала нам около дюжины первостатейных поставщиков наркотиков и виртуальных реальностей.

Мы проехали Макферсон-сквер и припарковались на 15-й улице, за два квартала от магазинчика, который доктор Куин уже около года использовала в качестве прикрытия. Когда мы свернули за угол и увидели витрину, я понял, что дела плохи. Тротуар был усеян осколками стекла, а гитары, синтезаторы и другие инструменты, выставленные на витрине, были разломаны, искорежены и разбиты в щепки.

Чтобы войти внутрь, нам даже не пришлось открывать дверь, поскольку она висела на одной петле. Доктор Куин стояла за прилавком возле дальней стены, пытаясь разобраться в хаосе, выглядевшем как последствия тропического урагана.

– У вас всегда было неприбрано, док, – сказал я. – Но это уже переходит все границы.

– Ага, – произнесла доктор Куин своим надтреснутым, гнусавым голосом. – Эшанти и Брак? Пришли закончить то, что начали ваши приятели?

– Не вините нас, – попросила Рэчел. – Что произошло?

– Департамент технологической оценки наконец решил свести счеты со мной. Прислали команду погромщиков.

– Вам еще повезло, – заметил я. – Это было предупреждение. В следующий раз они прихлопнут вас вместе с вашим магазинчиком.

– Следующего раза не будет.

– Вы уезжаете? – спросила Рэчел.

– Вероятно. Вам об этом знать не следует. Я не хочу снова попасть под бульдозер.

– Вы думаете, это из-за нас? – поинтересовался я.

– Кто-то прокомпостировал мой счастливый билет, – буркнула она.

– Это были не мы, док. – Я не на шутку рассердился. Меня бесило то, что с ней сделали, и ее обвинения. – Мы честно выполняли условия сделки. Черт побери, ведь мы пришли к вам с просьбой о помощи! Вчера ночью Десница пыталась размазать нас по стенке – разве вы не слушали “Глас Божий”?

– Они разбили приемник. – Доктор Куин судорожно вздохнула. – Послушайте, мне очень жаль. Я знаю, вы не стали бы подставлять меня, но сегодня я немного… не в духе. Собираюсь спасти что смогу, а потом направлюсь на Запад. Изменю внешность, обзаведусь новыми документами, начну все сначала.

– Мы как раз хотели поговорить с вами об изменении внешности, – сказал я. – Десница ищет нас, и нам будет гораздо легче скрываться, если наше описание окажется бесполезным для них.

Доктор Куин пожала плечами:

– Вчера или позавчера я могла бы это сделать. Сегодня моего оборудования практически не существует.

– Вы знаете других хирургов, которые могли бы нам помочь? – спросила Рэчел. – Мы заплатим…

– Вам не нужно платить мне за консультацию. Ладно, давайте посмотрим на ваши лица и попробуем оценить сложность работы.

Мы прошли сквозь занавеску из шнуров-бусинок и остановились перед дверью, похожей на дверцу стенного шкафа. За ней оказалась белая комнатка, вмещавшая топчан для пациентов и рабочий стол. Полки были сорваны со стен, их содержимое превращено в крошево из проводов, микрочипов и резисторов. Доктор Куин смахнула мусор с топчана и кивнула Рэчел. Та осторожно легла и вытянулась во весь рост.

Доктор Куин включила белый контурный свет, чудесным образом еще работавший, и закрепила раздвижную лампу над топчаном. Лицо Рэчел внезапно стало похоже на рельефную карту Скалистых гор, с ущельями, хребтами и долинами.

– Ненавижу эту процедуру, – пробормотала она.

– Тщеславие и суета, – отозвалась пожилая женщина и внезапно хмыкнула.

– В чем дело? – спросил я.

– Я не могу порекомендовать вам специалиста.

– Почему? – поинтересовалась Рэчел.

– Потому что только шарлатан может согласиться прооперировать вас. Никто, давший клятву Гиппократа, не станет класть пластик на пластик. Через три месяца ваше лицо начнет деформироваться, обвиснет складками и будет выглядеть как оплывшая глина. Рэчел выпрямилась:

– Что означает “пластик на пластик”?

– Вы уже реконструировали свое лицо, Рэчел, – сказала доктор Куин таким тоном, словно поймала пациентку на очевидной лжи. – Это нельзя проделать дважды.

Рука Рэчел поднялась к ее лицу, как будто ей сообщили, что у нее проказа.

– Но я ничего не делала со своим лицом!

– Ложитесь-ка еще раз. – Доктор указала мне на некоторые места под скулами Рэчел, у ее висков, на носу и подбородке. Под контурным светом они отливали бледно-зеленым сиянием. – Видите? Это пластиковые отложения. Если вы никогда не делали фациальную реконструкцию, то, должно быть, родились с таким лицом.

– Не понимаю. – Рэчел снова выпрямилась и захлопала глазами.

– Ладно, давайте проверим вашего спутника, – проворчала доктор Куин.

Я вытянулся на топчане, зная, что она не сможет найти пластиковых отложений на моем лице, но инстинктивно опасаясь худшего. Так и случилось.

– Ты полон пластика, Гидеон. Еще больше, чем у Рэчел. Вам придется любить и жаловать свои лица, поскольку других у вас уже не будет.

– Послушайте, – пробормотал я, – может быть, что-то не так с вашим светом?

Она покачала головой:

– Громилы не прикасались к нему. Неандертальцы никогда не смотрят вверх.

Мы распрощались с доктором Куин в каком-то оцепенении. Я знал, что никогда не подвергался фациальной реконструкции. А если бы мне сделали пластическую операцию в раннем детстве, отложения должны были добавляться по мере взросления, но этого не произошло. То же самое относилось и к Рэчел. Это было невозможно, и однако мы видели зеленоватое сияние на лицах друг друга, а у доктора Куин не было причин лгать нам.

Мы поехали к Мглистому Дну, обсуждая возможные объяснения, но так и не пришли к разумному выводу. Одно было очевидно: если наши лица нельзя изменить, то придется проявлять гораздо большую осторожность.

Впрочем, на Мглистом Дне это не составляло труда. После того как Госдепартамент, переименованный в Департамент универсального евангелизма, покинул эти места, Мглистое Дно вернулось к своему первоначальному, болотно-туманному существованию. Здесь больше преступников на квадратный дюйм, чем в Конгрессе столетней давности, а это уже о чем-то говорит. Многие из них собираются в пабах, где могут подавать синалк или настоящее спиртное, но чаще бывает лишь мутное домашнее пиво.

Мы не имели представления, где искать “Интерфейс”, поэтому я притормозил у тротуара и спросил первого встречного.

– Два квартала прямо, один налево, – ответил он. – Стальная складская дверь. Но вы должны знать пароль.

– Который ты охотно назовешь нам за подходящую цену, – заметил я.

– Мне нравятся люди, знающие, как делаются дела в этом мире, – отозвался он, и мы заключили сделку.

“Интерфейс” был похож на большинство пабов. Механический монстр-привратник поджидал нас у входной двери. Я назвал ему пароль, и он впустил нас, даже не проверив на наличие оружия.

Здесь было сыро и сумрачно, в воздухе стоял едкий запах дешевого пива и мочи. Стойка старого бара располагалась справа; дерево, отполированное множеством локтей за долгие годы, стало гладким и блестящим. Вдоль стойки стояли табуретки разного калибра, некоторые были заняты. Слева виднелось несколько столиков и стульев. Стальная лестница, завешанная цепочкой, поднималась в коридор с темными дверями слева и справа. За лестницей я различил еще одну дверь. Я уже было подумал, что это и есть логово Красавца, но тут женщина у дальнего конца стойки обернулась к нам, и я забыл обо всем на свете. Это была Цинна Стоун. Или ее призрак.

Она выглядела великолепно, как и всегда, но при этом была полупрозрачной. Через ее голову я мог видеть очертания бутылок, и это усиливало замешательство, которое я испытал, снова увидев ее. Передо мною стояла мертвая женщина, которую я некогда любил, ожившая… или наполовину ожившая. Эдгар Аллан По был бы в восторге.

– Провалиться мне сквозь землю, если это не Гидеон Эшанти! – мелодичным голосом произнесла она.

Ее улыбка была такой же нежной и обещающей, как и раньше. Глядя на нее, вы могли бы назвать ее фотомоделью или актрисой – кем угодно, только не одним из лучших экспертов по подрывному делу.

– Цинна… ты выглядишь потрясающе.

– От таких слов мое сердечко затрепыхалось бы в груди – если бы сейчас оно у меня было.

– Гидеон, кто это? – прошептала Рэчел.

– Это Цинна Стоун.

– Цинна Стоун? Знаменитая бомбистка?

Цинна, вернее, ее голографический образ, капризно надула губки.

– О, ненавижу это слово. Эксперт по взрывчатым веществам звучит гораздо лучше, вы не находите?

– Вы знакомы? – спросила Рэчел.

Я кивнул:

– Были знакомы давным-давно.

Я чувствовал, как в Рэчел начинает закипать ревность, но не хотел рассказывать больше, чем ей следовало знать. Я знавал Цинну еще до того, как увлекся Рэчел, но к тому времени, когда заголовки новостей запестрели сообщениями о том, что Цинна Стоун совершила диверсии в дюжине отделений Первого Господнего банка, а также в Священном Федеральном Депозитарии, что обошлось казне более чем в миллиард долларов, наш короткий роман уже давно закончился.

Я уловил ауру подпольщицы в своей любовнице задолго до того, как узнал, что она натворила. Хотя меня неудержимо привлекало ее открытое пренебрежение к законам, я все же оставался агентом ОИР. Если бы я был уверен, что она грешница, то сдал бы ее властям, а мне очень не хотелось этого делать. Поэтому мы расстались, и я больше не видел ее. До сегодняшнего дня.

– Это Рэчел, Цинна. Рэчел Брак.

– Да, твоя коллега. Я думала, вы оба уже… такие, как я. – Возможно, ей не хотелось произносить слово “мертвые”.

Я покачал головой:

– Десница попыталась убрать нас, но вышло наоборот.

– В самом деле? Или, может быть, это обычная ловушка: “Глас” скармливает народу дезинформацию, чтобы вы могли просочиться в обитель отверженных?

– Это неправда, – возразил я.

– Знаю, я просто поддразнивала тебя. На твоем ботинке остались следы крови. Я проанализировала их, как только ты вошел: тип О, резус отрицательный. Не твоя кровь, хотя у меня была такая же. Выходит, Десница наконец поняла, что в душе ты не фашист, и решила покончить с тобой, а? В определенном смысле я сожалею, что они потерпели неудачу, – иначе ты сейчас мог бы быть с моим настоящим “я”, где бы оно ни находилось.

– Мне очень жаль, что с тобой так получилось, – сказал я Цинне.

Она пожала плечами:

– Это было неизбежно. В моей профессии всегда приходится помнить о том, что однажды удача тебе изменит. Поэтому я сделала… эту вещь. – Она указала призрачной рукой на свое голографическое тело.

Рэчел кашлянула:

– Голограмма или что-то вроде андроида?

– Комбинация того и другого, – ответила Цинна. – Андроидная часть управляет движениями, содержит все данные о личности и памяти на трех CD-дисках вместе с голографическим файлом. Это то, что вы видите снаружи. Возможно, я выгляжу немного моложе, чем ты помнишь меня, Гидеон. Такое случается, если долго не обновляешь свой голографический файл.

– Но как это произошло? – спросила Рэчел. Я готов был поклясться, что ее ревность бесследно исчезла, сменившись жалостью к тому существу, в которое превратилась Цинна.

– Из-за моего партнера. Хороший был боевик, но ни черта не разбирался во взрывателях. Мы использовали протоглицериновые капсюли: нитроглицерин в гелеобразной форме. Крайне нестабильная субстанция… вроде него самого. Ба-бах – и все! – Она глубоко вздохнула. – Но хватит о моей безвременной кончине. Что привело вас в “Интерфейс”?

Мы рассказали ей о ниточке, ведущей к Красавцу, упомянув о том, что владелец паба также был вычищен вчера ночью.

– Да, Вергилий, – отозвалась она. – Странный был парень. С виду славный, но казалось, что его мысли блуждают где-то далеко. Разговаривал сам с собой, как большинство сильно пьющих.

– Минутку, – перебила Рэчел. – Мне казалось, его звали Суивел.

– Да, Суивел О'Лири. Но я называла его Вергилием, потому что иногда он заговаривал на латыни, хотя и не понимал, о чем болтает.

– На латыни! – воскликнул я. – Ты помнишь, что он говорил?

– Послушай, парень, у меня микрочипы вместо мозгов. Я ничего не забываю. – Из призрачного рта Цинны послышался резкий тенор с едва заметным пришепетыванием: – Vocabulum est grallae… – Затем она снова заговорила своим голосом: – Это все. Остальное было неразборчивым, бормотанием. Эй, вы оба выглядите словно на похоронах. В чем дело?

Я с трудом выдавил улыбку:

– Все в порядке.

– Оно и видно. Слушайте, что вы собираетесь делать дальше?

– Попробуем нажать на Красавца, чтобы он отозвал свои обвинения в наш адрес, – ответила Рэчел.

Цинна рассмеялась.

– Когда Десница ставит на вас крест, это решение не подлежит отмене. Ты работал на монстров, Гидеон. Прими небольшой совет: когда ты наконец поймешь, что обратной дороги нет, подумай о Фронте. – Она успела несколько раз многозначительно подмигнуть, прежде чем я кивнул. – Это твоя единственная надежда, приятель.

– Ты была связана с ФГС?

– Послушай, как ты думаешь, кому досталась большая часть того миллиарда, который я заработала в поте лица? Просто помните о том, что такая возможность существует. И если вам когда-нибудь понадобится хороший пиротехник… – она улыбнулась Рэчел, – вы знаете, к кому обратиться.

– Спасибо, Цинна, – сказал я. – Не знаешь, мистер Красавец сегодня на месте?

– Он всегда на месте, если маленький поганец вызывает его.

– Маленький поганец?

– Мелкий демон Абонидес, что-то вроде секретаря Красавца по связям с общественностью. Чтобы добраться до Красавца, вам придется иметь дело с ним. Дверь за лестницей. Постучитесь восемнадцать раз – трижды по шесть стуков.

– Число Зверя, – пробормотал я.

– Число как число, – отозвалась Цинна и повернулась к стойке бара.

ГЛАВА 6

Никто не остановил нас, пока мы шли к задней двери. Я постучал так, как сказала Цинна, и дверь медленно, со скрипом отворилась. Комната отсвечивала кроваво-красным от факелов, вставленных в стенные зажимы, но было слишком темно, чтобы разглядеть обстановку. Затем я увидел стены комнаты, и по моей спине пробежал холодок. Казалось, они были сделаны из прозрачного стекла, и за ними гримасничали лица проклятых грешников, корчащихся в вечной муке.

Постепенно я осознал, что лица просто нарисованы, а ощущение движения было результатом артистического гения художника и колеблющегося света факелов. Мы с Рэчел вошли внутрь и подождали, пока наши глаза не привыкли к полумраку.

Справа от нас стояла массивная ваза, слева – огромный письменный стол, казавшийся вырезанным из цельного куска красного дерева. С обеих сторон стола возвышались статуи каких-то демонов. Возможно, это были боссы Красавца, и их присутствие здесь означало не больше, чем портреты Солейна Солюкса в кабинетах служащих Божьей Десницы. Обстановка представляла собой сочетание мебели из старых гангстерских кинофильмов и древнего ближневосточного стиля.

– Шумеры? – спросил я у Рэчел.

– Ассирийцы, – шепотом отозвалась она.

Я всегда мог рассчитывать на Рэчел в гуманитарных вопросах. Ее мозг работает, как лазерный дисковод со скоростным доступом. Иногда она сама удивляется, какие подробности ей удается вспомнить, особенно в стрессовом состоянии. Если сейчас она нервничала так же сильно, как и я, то, пожалуй, могла бы процитировать всего Шекспира. Я был рад, что в кармане моих брюк лежит пистолет, хотя оружие не может причинить вред демону.

– Эй! – позвала Рэчел, и ее голос неестественным эхом отразился от стен. – Здесь есть кто-нибудь?

– Ха-ха-ха-ха!

Мы оба подскочили от неожиданности, когда из темного угла семенящей походкой выбежал один из самых отвратительных маленьких демонов, каких мне приходилось видеть. Росту в нем было не больше трех футов, причем он был целиком покрыт жесткими золотистыми волосами. Обязательная пара рожек и клиновидная бородка дополнялись маленьким бесформенным туловищем и козлоподобными ногами. Копытца были заключены в подкопытники из блестящей кожи, что составляло его единственный наряд, за исключением черного галстука-бабочки на белом воротничке вокруг косматой шеи. Огромные глаза с оранжевыми белками и черными прорезями зрачков больше всего напоминали зенки обезумевшей кошки. Это мог быть только Абонидес.

Он выбежал вперед, как будто собирался напасть на нас, и я невольно выхватил пистолет. Он застыл как вкопанный и вскинул косматые лапы, а затем завопил высоким, дребезжащим голосом:


Что это? Я ль тому причиной,

И рок ли злой меня уже настиг,

Что алчет род людской моей кончины?


Молю вас, осознайте сей же миг:

Не я питаю адские колодцы,

Красавец – вот кто здешний истопник!


– Не верю своим ушам, – пробормотала Рэчел. – Демон, разговаривающий терцинами!

Я с трудом оторвал взгляд от уродца и уставился на нее:

– Что?

– Это итальянская стихотворная форма, возникшая в тринадцатом веке, – пояснила она. – Трехстишия с перекрестными рифмами: aba, bcb, cdc…

Обычно я восхищаюсь эрудицией Рэчел, но сейчас у нас не было времени на лекции о поэзии.

– Ладно, мы поняли, – обратился я к демону. – Где твой хозяин? Мы хотим его видеть.


Узреть его? Не каждому дается,

Лишь избранным доступна эта честь.

Готовьте вашу лепту, инородцы!


Я призову его, коль срочность есть.

Но трудоемка колдовства основа.

Сперва ответствуйте: какая ваша весть?


Обитатели нижнего мира, будь то гангстеры или демоны, необычайно скрытны. Они обожают пароли, шифры, магические жесты и тому подобную чепуху. Но сегодня я был не в настроении терпеливо слушать. Я подошел к маленькому волосатому поэту и ухватил его за козлиную бородку.

– Послушай, велеречивое маленькое дерьмо, меня зовут Гидеон Эшанти, а это Рэчел Брак. Мы уже внесли свою лепту, в чем бы она ни заключалась. А теперь зови своего хозяина, иначе я начну выдергивать из твоей бороды по одному волоску. By компрене?

Абонидес нервно захихикал (звук был похож на урчание кошек, дерущихся в мешке) и произнес:


Твой облик хмур, и смотришь ты сурово,

Намеренья твои весьма ясны.

Что ж, я готов твое исполнить слово -


Приступим же, во имя Сатаны,

И вызовем для дружеской беседы

Красавца из неведомой страны!


– Это уже на что-то похоже. – Я выпустил его бороду.

– Отличная работа, мистер Дипломат, – похвалила Рэчел.

Я мрачно взглянул на нее:

– Ты хочешь стоять здесь весь день и разгадывать его ребусы?

Не обращая на нас внимания, Абонидес подошел к пентаграмме, пятилучевой звезде, заключенной в круг на полу перед письменным столом. Он сделал несколько магических пассов, а затем в буквальном смысле снял с себя голову. Никто из наших общих друзей не обладает подобными талантами, поэтому мы с Рэчел во все глаза смотрели на маленького паршивца. Его голова, удовлетворенно хихикая, совершила пару оборотов вокруг тела и устро илась на прежнем месте. Полагаю, он просто рисовался перед нами. Черт возьми, если бы я мог вытворять такое, то, пожалуй, тоже не устоял бы перед искушением!

Затем воссозданный Абонидес плавно воспарил на пару футов от пола. Набрав нужную высоту, он снова начал вопить своим отнюдь не благозвучным голосом:


Откройтесь, Преисподней своды,

Разверзнись, жалкая земля.

Услышь, Краса, призыв свободы!


Серная вонь ударила нам в ноздри, заставив зажмуриться и зажать носы. Из пола ударил фонтан огня, потом повалил густой черный дым, подсвеченный снизу красными отблесками. В следующее мгновение мы с Рэчел впервые услышали демонический голос Красавца…

ГЛАВА 7

– Аккк-ха, аккк-ха!

После нескольких спазмов судорожного кашля дым рассеялся, и мы увидели мистера Красавца, шарившего в воздухе одной рукой, а другую прижимавшего ко рту. Довольно долго он не мог говорить – лишь кашлял и выплевывал сгустки черной слизи, шипевшие при соприкосновении с полом. У нас была возможность хорошо разглядеть его.

Роста он был среднего, на дюйм-другой ниже меня. Рога не прибавляли ему величия, поскольку выходили из-за ушей и загибались ко лбу. Его нельзя было назвать красавцем в настоящем смысле слова, но выглядел он гораздо привлекательнее Абонидеса. Его глаза казались нормальными, хотя и были голубее любых человеческих глаз, какие мне доводилось видеть. Одет он был с иголочки: серый костюм цвета акульей кожи с зелеными лацканами. Золотистый жилет с металлическим отливом частично скрывал белую рубашку и черный галстук. Его туфли так сверкали, что он мог бы смотреться в них, как в зеркало.

Но он не стал этого делать. Когда приступы кашля прекратились, он грозно воззрился на Абонидеса и отвесил ему пинок, но самую малость промахнулся.

– Абонидес! Гнусная помесь козла с мартышкой, лизоблюд-недоумок! – Что бы он ни говорил, его голос всегда звучал глумливо. – Я же тебя предупреждал: полегче с дымом, серой и прочим дерьмом, когда я нахожусь в человеческом облике! Или ты не понимаешь, что вся эта дрянь лезет мне в глотку?

Мы с Рэчел молча переглянулись. Этот шут из Преисподней сильно отличался от того, что мы ожидали увидеть.

Выговор явно не понравился Абонидесу. Он скривился, отчего его физиономия стала еще уродливее, и произнес:


Опять, хозяин, как и в прошлый раз

Неладно с человеческой личиной?

Угодно ли подставить медный таз…


Но когда Красавец уставился на демона сверху вниз, словно размышляя, какой ногой растереть его в порошок, Абонидес снова заговорил подобострастным тоном, указывая на меня:


Но, кажется, я дерзок беспричинно.

Как твой слуга, я потупляю взор -

Пусть говорят серьезные мужчины!


– Хорошо, маленький оболтус, – произнес Красавец, обращаясь к Абонидесу, но глядя на нас. – Раскочегаривай кофеварку. Мне понадобится большая чашка двойного “эспрессо”, когда я закончу разбираться с Гидеоном и Рэчел.

Он посмотрел на нас, словно строгий дядюшка, и погрозил пальцем. Его длинные ногти были покрыты прозрачным лаком.

– Должен сказать, детки, я вами недоволен. Да и какого дьявола мне быть довольным, когда двое моих людей потрошат команду чистильщиков в одних подштанниках? Захотелось поиграть в плащи и кинжалы? А может быть, в дерьмовых индейцев, а? Слушайте внимательно, повторять не буду. Все шайки в этом городе ссужают меня деньгами, потому что я сижу под крышей у Мефисто и имею полюбовную договоренность с Десницей. А тут вы двое начинаете вышибать мозги их посланцам, и что в итоге? Nada!2 Пошевели мозгами, парень! Все чистильщики в этой Божьей дыре сидят у меня на хвосте!

Мы позволили ему говорить дольше, чем следовало бы, но оба были потрясены его хозяйским тоном по отношению к нам, словно мы были его подчиненными, ослушавшимися приказа. Черта с два!

Наконец Рэчел нарушила молчание:

– В чем дело? Мы не работаем на тебя… мы даже никогда не видели тебя раньше!

Красавец печально взглянул на нее и покачал головой:

– Да, видать, тяжелые настали времена. Нынче ни от кого не дождешься настоящей преданности. Эй, Рэчел, я веду здесь войну, ты не забыла? У меня враги на всех фронтах и на двух разных планах бытия. Последнее, в чем я нуждаюсь, так это в смуте среди моих вшивых подчиненных, ясно?

– Нет, не ясно, – ответил я. – Ты отлично знаешь, что у нас нет никаких дел с тобой. Ты подставил нас под удар Десницы, но нам удалось избежать расправы. Теперь мы пришли сюда и спрашиваем тебя: зачем вам понадобилось угробить нас? Мы хотим получить ответ, Красавец, причем немедленно.

Его лицо застыло – я имею в виду не только выражение лица. Клянусь, я видел, как на его щеках выступил иней, а глумливая улыбка потускнела и замерзла. Когда он заговорил, в его голосе звенели льдинки:

– Не наезжай на меня, Эшанти. Спроси Абонидеса, что бывает, когда на меня начинают наезжать. Я наезжаю в ответ, а это не самое приятное зрелище, парень.

– Ты не испугаешь нас, Красавец. Я жду ответа.

Я уже сказал, что демон был среднего роста, но внезапно он начал расти. Выглядело это так, словно он раздувался от ярости. Теперь он возвышался надо мной на целую голову и смотрел сверху вниз таким взглядом, словно собирался содрать с меня скальп. Не знаю, наверное, он смог бы это сделать.

– Ты осмеливаешься чего-то требовать у меня? – прорычал он, и мне потребовалось собрать все мужество, чтобы не задрожать. – Парень, да у тебя яйца литые, словно церковные колокола! Смотри, я заставлю их зазвенеть, если ты не будешь следить за своим языком!

Он возмущенно фыркнул и обошел вокруг письменного стола, съеживаясь на ходу.

– Парочка сосунков, – ворчал он. – Воображают, будто они могут войти в мой кабинет и поливать меня грязью!

Он тяжело плюхнулся в кожаное кресло и расплылся в улыбке.

– Ты не можешь унизить нас, – храбро сказала Рэчел. Лучше бы она промолчала: мне очень не хотелось снова увидеть, как Красавец вырастает на глазах.

– Да, я знаю, вы крутые и бесстрашные. – Он нетерпеливо отмахнулся и хохотнул. – Передо мной можете не хорохориться, птенчики. Первый звоночек уже отзвенел, и теперь вы знаете, какие вы нежные и уязвимые.

Он заложил руки за голову и уставился в потолок. Отражение ответило ему задумчивым взглядом.

– Планета до краев наполнена страхом, – тихо продолжал он. – Страх повсюду. Он во всем: в поту и бессонных вздохах, в одиноких постелях, в пыточных камерах. И вы двое не исключение. Вы прямо-таки набиты страхом.

Он посмотрел на нас, и мне показалось, будто у него четыре глаза: по паре, пронзающей насквозь каждого из нас. Потом он заговорил так тихо, что мы едва могли разобрать его слова:

– И я вырвал бы этот страх и показал его вам, если бы не нуждался в вас обоих.

Рэчел каким-то образом удалось избавиться от гипноза демонического взгляда.

– Это бесполезно, Гидеон, – сказала она. – Пошли отсюда.

– Полно, детка, – ласковым, убеждающим тоном произнес Красавец. Демонам надо отдать должное: они могут играть любую роль, какую захотят. – Никуда ты не пойдешь. Ты все еще пребываешь в шоке после того гадкого, ничем не спровоцированного нападения. Лучший способ пережить это – заняться полезной работой.

– У меня больше нет работы. Ты позаботился об этом.

– Разумеется, у тебя есть работа, красавица. У тебя и у твоего приятеля. Вы работаете на меня. Вы мои славные маленькие солдатики, и вы поможете мне разобраться с небольшой проблемой, то бишь с поганым ублюдком Сангинариусом. Он уже много веков путается у меня под ногами, но скоро мы сведем счеты. – Красавец вскочил и принялся возбужденно расхаживать взад-вперед. – Сукин сын думает, будто я зарыл голову в песок и понятия не имею, что он собирается делать с амуницией, которая хранится у него на складе! Этот маньяк представляет себя скачущим на Бледном Коне с моей башкой, насаженной на пику! Он вооружает свою армию пулеметами, базуками, кассетными бомбами. Мать его так, он даже изобрел собственное оружие: какие-то пушки, стреляющие ядовитыми змеями и адским пламенем! Вот урод-то!

Красавец остановился возле вазы, вынул оттуда мячик на резинке и запустил им в дальнюю стену. Когда мячик отскочил, я увидел нарисованное на нем лицо, искаженное страданием.

– А потом хозяин Велиал вознаградит его сундуками с драгоценностями, колесницами, полными яств, а также чертогами, набитыми пухленькими голыми мальчиками и тому подобным дерьмом! – Демон бросил дергающийся мячик в ящик письменного стола. Могу поклясться, при этом я слышал тонкий жалобный вскрик.

Красавец приковал нас к месту яростным взглядом.

– Вы, безмозглые муравьи, не в силах постичь величие демонической мечты. Сангинариус хочет получить все, включая мою голову, но будь я проклят, если этот говенный солдафон добьется своего!

Я прочистил горло:

– А как вообще началась эта заварушка между тобой и Сангинариусом?

Взгляд Рэчел красноречиво говорил, что она не одобряет болтовню с этим спятившим демоном, но я кивком дал ей знать, что у меня есть кое-что на уме.

– Началась? – проревел Красавец. – Проклятье, она была всегда. Это вендетта, это ненависть! Мы демоны! Ненависть – наша профессия, наше призвание, наш стиль жизни. Это – наш девиз! – Отдышавшись, он почти с гордостью добавил: – Мы великие ненавистники!

– А кто такой Велиал? – поинтересовался я.

– Жирный и тупой демонический лорд, которому служит Сангинариус, как я сам служу Мефистофелю. О, мы славно воевали друг с другом еще в те времена, когда ваши предки молились дождю и грому, но, в конце концов, я одержал верх. А почему? Да потому что я сообразительнее, вот почему! Достаточно сообразителен, чтобы связаться с наиболее многообещающими грешниками человечества. Достаточно сообразителен, чтобы принять человеческий облик и стать повелителем ваших душ. Достаточно сообразителен, чтобы отыскать слабости у главаря каждой шайки и играть на них, как истинный маэстро. Все они, так или иначе, зависят от меня. Но Сангинариус думает, будто он может влезть в дело со своим поганым арсеналом и проложить путь к победе через горы трупов. Очень похоже на кадры Велиала: сплошные мускулы и никакого соображения. Вот так-то, дружок!

Я оперся на край стола и попытался выглядеть более спокойным, чем был на самом деле.

– И что умный парень вроде тебя собирается с этим делать?

– Я собираюсь стереть его в порошок. Ударить его, прежде чем он раскумекает, как пользоваться своими новыми игрушками. А вы двое – мое секретное оружие.

– Мы? – спросила Рэчел.

– Само собой. Вы выдержали проверку на прочность, когда раздолбали команду чистильщиков. Теперь вы созрели для большой игры.

Рэчел посмотрела на меня. Я незаметно кивнул. Подыгрывай ему, а там посмотрим, как далеко мы сможем продвинуться.

– Я хочу, чтобы вы двое отправились в Преисподнюю, – с демонической улыбкой продолжал Красавец.

Честно говоря, я не собирался продвигаться так далеко.

ГЛАВА 8

– Подождите, – сказала Рэчел. – Вы хотите, чтобы мы дали Сангинариусу пинка под зад? Но разве не считается, что для человека практически невозможно убить демона?

– На Земле – само собой. За исключением мелкой швали, вроде Абонидеса, мы крепче гранитной скалы, – похвастался Красавец. – Но вы будете не на Земле, а в Преисподней, а это уравнивает шансы. Тем не менее, в вашу задачу не входит его уничтожение без крайней необходимости. Я хочу, чтобы вы разведали, какими ресурсами он располагает. Чтобы прижать этого ублюдка, я должен знать, что он прячет в рукаве.

Красавец протопал к своему столу, попутно пнув Абонидеса, так что маленький демон снова едва успел увернуться.

– Сангинариус считает себя единственным демоном, который пользуется преимуществами милитаристской доктрины, – продолжал он. – Но мои торговые агенты уже развернулись вовсю: автоматическое оружие с бронебойными пулями, танки М-50, сонарные пушки… Решил потягаться со мной в гонке вооружений, каково? Да я его сотру в порошок!

– Ты еще не сказал, чего хочешь от нас, – напомнил я.

– Я хочу, чтобы вы вырвали у него зубы. – Красавец ухмыльнулся, показав собственные желтые клыки. – Он захватил троицу высших армейских чинов, симпатизировавших этим пакостникам из Фронта гражданского сопротивления. Если мы сможем выкрасть их из его адской берлоги, они должны из благодарности склонить Пентагон к поставкам техники в мой адрес. Этого хватит, чтобы разделаться с Сангинариусом.

Я догадывался, о ком он говорит. Генералы Манчини и Тантингер, а также адмирал Пайк входили в состав Объединенного командования. Агенты Десницы выяснили, что все трое являются тайными сторонниками ФГС. У военных хватило мужества признать это, и они подверглись одинаковому наказанию, определенному Солейном Солюксом: вечному проклятию. Когда приговор вступил в силу, они были отданы демонам и навеки исчезли с лица земли.

– Давайте кое-что проясним, – сказал я. – Ты хочешь, чтобы мы отправились в Преисподнюю ради тебя, провели разведку у Сангинариуса, освободили трех пленников и вернулись обратно, так?

Красавец улыбнулся и кивнул:

– В общих чертах, да.

– А что мы получим взамен?

Он широко развел руки и пожал плечами:

– Вы же мои маленькие рабочие пчелки, верно? Мои солдатики, мои штурмовички, мои ра-бот-ни-ки!

– Черта с два, – возразила Рэчел.

– Именно так, золотко. Вы мои работники, и будете ими до тех пор, пока я не скажу, что вам пора на покой. Но если вы почешете мне спинку, то, может быть, я сделаю вам приятное и скажу определенным лицам из правоохранительных органов: “Эй, ребята, я вроде бы ошибся. Эшанти и Брак? Нет, дорогие мои, мне послышалось: “Пишонти и Крок”! Смекаете? Кроме того, вы пока что не подвергаетесь настоящей опасности. Преисподняя еще не заявила свои права на вас… до поры до времени. Если захотите вернуться, только подумайте о возвращении – и сразу окажетесь тут.

– Так что, нам можно заказывать белые тапочки? – осведомилась Рэчел.

– А? – Красавец непонимающе уставился на нее. Похоже, его эрудиция в области кино ограничивалась фильмами про гангстеров.

– Ты говоришь, что оправдаешь нас перед законом? – спросила Рэчел.

– Может быть. Если вас вообще можно оправдать после игры в “проделай дырку” с агентами Десницы. Но я и думать не собираюсь о расплате, пока вы двое не сделаете то, за что мне захочется вас отблагодарить. Все ясно? Ладно, ладно, спешка нам ни к чему. Обмозгуйте мое предложение, обсудите как следует. – Онгрузно опустился за стол. – Я даю вам шестьдесят секунд.

Я повернулся к Рэчел, и мы пошептались, хотя я подозревал, что заостренные уши Красавца могли уловить любой шепот. Мы пришли к выводу, что другого выбора нет. На Земле нам не удалось найти ничего, что могло бы пролить свет на нашу участь. Возможно, нам следует отправиться за ответом в Преисподнюю. Если мы можем в любой момент вернуться оттуда, то…

– Хорошо. – Рэчел повернулась к Красавцу. – Мы согласны.

– Ах, мои храбрые маленькие мальчики и девочки, как я рад! – Он вскочил из-за стола. – Вы знаете, что такое психопомпа?

– Прибор, который переносит души… в царство мертвых? – неуверенно произнесла Рэчел.

– Блестящая эрудиция. Эй, Абонидес! Принеси психопомпы.

Маленький демон со всех ног бросился в темный угол комнаты и вернулся с двумя шлемами, которые, пожалуй, можно увидеть в опере, режиссер-постановщик которой сидит на ЛСД.

– Психопомпы находятся в шлемах, детки. Наденьте их, и вы почувствуете, как маленькие коготки отрывают ваши души от тел и швыряют их в Преисподнюю. – Красавец рассмеялся лающим смехом. – Не волнуйтесь, это не так мучительно, как кажется. А ваши земные тела будут в целости и сохранности здесь, в моем кабинете. – Он подмигнул Рэчел: – Не бойся, золотко, я присмотрю за тем, чтобы Абонидес держался подальше от твоих прелестей, пока ты будешь заниматься делом. Но если кто-то из вас попытается меня одурачить, вы не вернетесь. Я оставлю вас там, на вечную погибель.

Мы с Рэчел обменялись долгими взглядами, глубоко вздохнули и надели шлемы. То, что последовало за этим, оказалось гораздо хуже, чем я ожидал.

Это было похоже на мой кошмарный сон, но в то же время отличалось от него. Кошмар воплотился в действительности. В моем сне я падал в Преисподнюю через языки пламени, а сам сон был синтезом всего, что я слышал об Аде как о месте огненных мучений.

Но это низвержение в Преисподнюю – настоящее низвержение – более соответствовало нашему времени, образу нашей жизни и, может быть, даже нашей смерти. Тут тоже было жарко; жар выжигал волоски из моих ноздрей, когда я пытался дышать. Но тут не было красно-оранжевого цвета, свойственного обычному пламени.

Здешний свет был похож на перегруженные электрические цепи, пылающие холодным пурпурно-голубым пламенем, оттенка синяков на шее задушенного человека. Вместо языков желтого пламени навстречу выхлестывали потоки информации – номера, буквы, магические символы, принадлежавшие лишь Преисподней. Они проносились мимо, кусая и царапая мою плоть, словно живые существа.

Даже моя собственная кожа (или воспоминание о ней, погрузившееся в Преисподнюю вместе со мной) была не такой, какую я знал раньше. Она была не мягкой и упругой, а скользкой и серебристой, покрытой пленкой из крошечных симметричных ромбиков с металлическими нитями, крестообразно пересекающими их поверхность.

Потом мне показалось, что меня словно втягивает в огромный шланг или трубу. Шланг бурлил движением, но не органическим, наподобие искусственного кишечника, созданного руками человека. У меня нет слов, чтобы описать его: метафоры бледнеют, и мысли спотыкаются. Думаю, даже Рэчел вряд ли взялась бы за такую задачу. Это было совершенно чуждым любому ощущению, испытанному мною на Земле. Позвольте мне просто сказать, что я был чертовски рад, когда все закончилось.

Но в самом конце я увидел нечто памятное мне из моего сна. Лицо. Помните того огромного безобразного монстра? Он был там, в конце тоннеля или трубы, в которую я падал, и снова широко разинул пасть, чтобы проглотить меня. Не знаю, отчего я кричал: от ужаса или от того, что мой сон воплотился наяву.

Я заходился криком, проваливаясь в темноту до тех пор, пока вдали не замерцал слабый свет.

Багрово-огненный свет Преисподней.

ГЛАВА 9

Без сомнений, это была настоящая Преисподняя. Вопли проклятых душ служили тому доказательством.

Другим доказательством было присутствие двух мужчин среднего возраста, обнаженных и распятых на металлических крестах, усеянных шипами.

– Боже мой, Гидеон! – прошептала Рэчел, прижавшись ко мне.

Я был испуган не меньше ее. Плоть мужчин, проколотая в тысяче различных мест, сочилась кровью; они глухо стонали, свесив головы на грудь.

Моим первым побуждением было подойти к ним и снять их с этих примитивных, однако устрашающих пыточных инструментов. Но когда я всмотрелся пристальнее, то увидел, что их ступни и запястья не были прибиты гвоздями или прикручены проволокой к колючему металлу. Они висели словно по волшебству или (с тошнотворным чувством подумал я) как будто их приклеили к крестам.

– Нам нужно снять их, – сказала Рэчел. Она подошла к ближайшему из распятых мужчин, потащив меня за собой.

Его седые волосы были коротко подстрижены, лицо избороздили глубокие морщины. Запавшие глаза, когда он открыл их, казались глазами древнего старца.

– Генерал? – спросила Рэчел. Его стоны продолжались еще несколько секунд, а затем с распухших губ сорвались слова:

– Да… Манчини…

– Все в порядке, генерал, – сказал я. – Мы пришли помочь вам. Что держит вас там?

– Моя плоть… Моя плоть – это крест…

Мой желудок снова сжался в комок, когда я убедился в его правоте. Его пронзенная кожа буквально приварилась к холодному, твердому металлу. Когда я осторожно потрогал ее, то нащупал жесткие утолщения, как будто его собственное тело превратилось в дополнительный элемент пытки. Я взглянул на Рэчел и покачал головой:

– Он прав. Мы не можем снять его.

Она посмотрела на Манчини со слезами на глазах, перевела взгляд на другого мужчину, висевшего в нескольких футах от нас, и наконец, повернулась ко мне:

– Но Сангинариус может это сделать.

Я понимал, что она имеет в виду. Мы огляделись по сторонам: если придется противостоять демону, то лучше вооружиться заранее.

Здесь не было недостатка в оружии. Огромный зал, в центре которого мы стояли, был настоящим арсеналом. Фаланга из дюжины танков выстроилась у дальней стены, но их внешний вид в Преисподней преобразился, как и плоть Манчини. Угловатые и удлиненные контуры словно распухли, приняв форму лиц с выпученными глазами, злобных и уродливых. Они наблюдали за нами, пока мы с Рэчел переходили от одного деревянного ящика к другому, изучая надписи и поднимая крышки.

У Сангинариуса было все: штурмовые винтовки, базуки, баллоны с нервно-паралитическим газом, лазерные ружья, пластиковая взрывчатка и даже “боевые дружки” – маленькие андроиды, которых носят в ранце на спине, словно смертоносных плюшевых медвежат. Я начал понимать, почему Красавец испытывает такое беспокойство.

– В этом оружии есть что-то странное, – медленно сказала Рэчел. – Оно отличается от земных образцов.

– Ты имеешь большой опыт обращения с оружием на Земле? – спросил я.

Она покачала головой:

– Нет, Гидеон, но я понимаю, что ты имеешь в виду. У меня не должно быть такого опыта, однако он есть. Я разбираюсь в оружии так же, как и ты. Инстинктивно? Может быть, не знаю. Зато я знаю, что, если эти предметы попали сюда с Земли, то с тех пор они изменились.

– Ладно. – Я взял из ящика штурмовую винтовку и наполнил обойму разрывными пулями калибра 0,144. – Возможно, нам повезет, и это оружие окажется достаточно мощным для того, чтобы вышибить мозги из демона.

А если нет? Лучше об этом не думать. Разрывная пуля калибра 0,144 может вскрыть человека от паха до горла при прямом попадании в корпус. Приклад нужно прижимать к груди, иначе отдача подбросит ствол над головой. Не спрашивайте меня, откуда я это знал: просто знал, и все.

Я обзавелся также несколькими осколочными гранатами. Рэчел вооружилась лазерным ружьем и поставила индикатор заряда на максимальную мощность. Через несколько секунд ствол разогрелся до готовности. Теперь-она могла в течение пяти минут поливать сектор обстрела лучом когерентного света, рассекающего плоть и кости, как раскаленный нож сливочное масло.

– Ну как, чувствуешь себя увереннее? – спросил я, когда она закинула ружье за спину.

Рэчел сурово улыбнулась и кивнула:

– Давай поищем сторожа этой адской берлоги.

Мы вернулись к тому месту, где висел генерал Манчини.

– Где Сангинариус? – спросила Рэчел.

Он слабо покачал головой:

– Не будьте… идиотами. Убирайтесь отсюда, иначе вас ждет… моя участь.

– Где он? – Рэчел ненавистен вид человеческих страданий, а муки Манчини превосходили всякое воображение. Я чуть было не пожалел Сангинариуса.

– В ту дверь… – Голова генерала мотнулась в сторону массивного чугунного портала с барельефными изображениями орущих лиц, покрывавшими черную поверхность. Подойдя ближе, мы и в самом деле услышали крики. Вторая распятая жертва, мимо которой мы прошли, была либо адмиралом Пайком, либо генералом Тантингером, но у нас не было времени на разговоры.

Мы остановились у двери, наблюдая за корчащимися в агонии барельефами.

– Заходим внутрь? – спросила Рэчел.

Я кивнул. Мы преодолели отвращение и всем своим весом надавили на тяжелый портал, стараясь не обращать внимания на тонкие жалобные крики, исходившие из чугунных ртов.

Открываясь, дверь завизжала гораздо громче, чем лица, покрывавшие ее створки. Но даже скрежет ржавого металла не мог заглушить грохота выстрелов, доносившегося изнутри. Мы с Рэчел укрылись за выступом косяка и осторожно заглянули туда.

Этот зал был еще больше, чем первый. Свод потолка заволакивали клубы белесых испарений. Источником пара служила расщелина в дальнем конце чертога, рассекавшая его на две неравные части. Мы не могли видеть дна расщелины, но причудливая пляска красно-оранжевых отсветов и языки пламени, время от времени вырывавшиеся из-за края, наводили на мысль, что это одна из множества огненных рек, которые, согласно традиции, пересекают инфернальные области.

Неподалеку от края расщелины, распятый на таком же Х-образном кресте, как и остальные, висел третий из проклятых членов Объединенного командования, а демон, целившийся в него из чудовищного ружья, мог быть лишь Сангинариусом. Его широкая чешуйчатая спина была обращена к нам, и “боевой дружок” восседал на ней, словно безумный стервятник. В другой руке демон держал ручной пулемет еще большего размера, чем ружье.

Рев выстрелов эхом раскатился под потолком. Мы с Рэчел в ужасе наблюдали, как две разрывные пули вонзились в тело распятого мужчины. Первая оторвала ему руку от плеча. Из зияющей раны брызнул фонтан крови; рука пролетела над краем пропасти и упала в огонь внизу. Второй выстрел, последовавший сразу за первым, попал жертве в грудную клетку, проделав в ней дыру диаметром в полтора фута. Кровь, внутренности и мышечная ткань с шипением разлетелись во все стороны. Человек закричал, но по мере того, как его вопли стихали, его рука, внутренности и плоть невероятным образом нарастали обратно – возникали заново, как будто их уничтожение было иллюзией. Дыра в торсе заполнилась, начиная от рваных внешних краев раны, а рука выползла из окровавленного обрубка. Смотреть на это было почти так же ужасно, как наблюдать за казнью.

Демон захохотал. “Боевой дружок”, живущий собственной зловещей жизнью, тоже рассмеялся высоким, пронзительным смехом, от которого волосы у меня на шее встали дыбом. “Дружок” прицелился из своей мини-пушки и выстрелил через плечо Сангинариуса. Снаряд снес жертве верхнюю часть черепа. “Дружок” радостно завизжал, когда осколки кости и мозговое вещество повисли в воздухе серо-желтым облачком.

Меня едва не вырвало – не от бойни, хотя она сама по себе была омерзительной, но от вида регенерирующего мозга и выражения лица человека при этом процессе. Он испытывал наивысшие смертные муки, но не мог призвать к себе смертный покой. Он мог лишь умирать и возрождаться снова и снова, в бесконечной пытке.

Когда мозг закончил регенерацию, а кожа и волосы снова наросли на черепе, мы с Рэчел решили, что с нас достаточно.

– Эй, уродина! – крикнул я и обрадовался при виде того, как застыла широкая спина демона.

Он медленно обернулся, и я понял, что хорошо подобрал оскорбление. Сангинариус был самым безобразным существом, которое мне приходилось видеть. Он был сложен как тяжелоатлет, с мощными буграми мускулов, перекатывающихся под чешуйчатой кожей. Татуировки, изображавшие орденские планки и знаки различия, испещряли его грудь и плечи, перевитые патронташами.

Его голова была усажена шипами, начиная от рогов, выпиравших из лба словно короткие прямые кинжалы. Шипы выходили из его щек и окружали шею подобием рабского ошейника. Из широкой пасти вверх и вниз торчали клыки, а в полыхающих красных глазах не было и намека на милосердие.

– Что там такое? – Его рык прозвучал глухо, как собачий лай со дна колодца. – Людишки? И с оружием?

Когда он смеялся, мне казалось, что его голосовые связки тоже усажены шипами.

– Отпусти этого человека! – потребовала Рэчел. – И остальных тоже!

– Де-е-евушка! – В его устах это звучало грязным ругательством и задело меня не меньше, чем Рэчел. – Возвращайся на кухню, шлюшка! Или в спальню!

– Достаточно. – Судя по ее тону, я понял, что она готова взорваться. – У меня есть один вопрос для тебя, образина!

– Валяй, маленькая леди, – разрешил демон.

– Если ты уже находишься в Преисподней, куда ты попадешь, когда я прикончу тебя?

Сангинариус изрыгнул ругательства, которые я не стану здесь повторять, и изготовился к стрельбе. Мы одновременно нырнули в разные стороны. Разрывная пуля пролетела между нами и высекла сноп искр из чугунной двери. Размеры демона и его гипертрофированные мускулы, в дополнение к весу патронташа и “боевого дружка”, замедляли его реакцию. Уклоняясь от его выстрелов, мы чувствовали себя проворными как ртуть.

– Умрите! – завопил он, перекрывая грохот стрельбы. – Умрите, умрите, УМРИТЕ!

Тупой сукин сын стрелял с обеих рук, открывая огонь поочередно, но из-за тяжести оружия на прицеливание уходило слишком много времени, и мы без труда уклонялись от пуль.

Его “боевой дружок” действовал проворнее и вносил свою лепту в канонаду. Однако первый же выстрел Рэчел угодил маленькому механическому ублюдку прямо в шею. Лазерный луч прожег аккуратную дырочку и отрезал датчики движения, расположенные в его выпуклых фасеточных глазах, от системы управления оружием. Теперь он мог лишь палить наугад, представляя для тыла Сангинариуса не меньшую опасность, чем для нас.

Я прицелился демону между глаз, но с непривычки взял немного выше. Моя пуля окончательно прикончила “боевого дружка”, превратившегося в яркий шар пламени. Сангинариус взревел от боли и попытался стряхнуть “дружка” со спины. Но застежки андроида перепутались с патронташами, свисавшими с плеч демона и опоясывавшими его грудь. Чем усерднее он пытался выпутаться, тем больше запутывался. Его ручной пулемет зацепился за патронташ, и он чуть не потерял равновесие.

Сангинариус временно прекратил стрельбу, и, поскольку нам с Рэчел больше не приходилось уклоняться от его выстрелов, мы смогли целиться более тщательно. Ее лазерный луч вонзился демону в живот. Он завопил и согнулся пополам от боли, что было для нас сладостным зрелищем.

Затем выстрелил я. Пуля калибра 0,144 ударила демона в правое плечо, отбросив его назад. Хотя она не оторвала ему руку, как я втайне надеялся, но все же заставила попятиться.

Мы продолжали палить изо всех стволов. Сангинариус изгибался, спотыкался и отступал назад с каждым разрядом лазерного пламени или ударом разрывной пули. Моя грудь начала ныть от отдачи винтовки, но лучше уж боль в груди, чем дырка в голове, поэтому я продолжал стрелять. Мы медленно теснили демона к краю расщелины и немного разошлись в стороны, обойдя его с флангов.

Теперь он мог отступать только назад. Несколько раз он вскидывал свободную руку с оружием и пару раз даже умудрился выстрелить, но прицел был никудышный, а отдача принесла ему больше вреда, чем наши попадания. Через минуту он стоял уже в нескольких сантиметрах от края расщелины.

– Сделаем его! – крикнул я Рэчел, и мы бросились вперед, забыв об осторожности. Лазерный луч хлестал по ногам Сангинариуса, а пули калибра 0,144 ударяли в его грудь и плечи, как кузнечные молоты. Его левая нога начала искать опору в пустоте. Размахивая руками, он еще мгновение балансировал на краю, а затем полетел вниз. На лету он рычал и изрыта л проклятия, а перед тем как исчезнуть в реке всепожирающего пламени, успел выпалить вверх из обеих пушек.

Мы с Рэчел заглянули за край расщелины. Внизу ничто не двигалось, кроме потоков огня и языков пламени, выхлестывавших вверх и опалявших наши лица.

– Иногда избыток оружия только вредит, – пробормотал я.

– Аминь, – заключила Рэчел и с беспокойством огляделась по сторонам. – Если здесь уместно такое слово.

– Думаю, с Сангинариусом покончено. Но у нас остается проблема: как снять троих людей с…

Человек, висевший на кресте, находился за моей спиной. Рэчел посмотрела на него и широко раскрыла глаза от удивления. Я обернулся и увидел, что мужчина медленно сползает с креста, а сам крест съеживается на глазах, меняет форму и воссоединяется с его телом. Его раны затянулись и исчезли, а на измученном лице появилось выражение покоя. Он лежал на каменном полу, целый и невредимый; боль осталась лишь кошмарным воспоминанием.

Потом он посмотрел на нас, и его лицо озарилось улыбкой.

– Спасибо… – Слово прозвучало не громче обычного выдоха. Он начал становиться прозрачным: мы могли видеть грубую каменную кладку под его спиной. Его тело медленно воспарило вверх, став невидимым для нас еще до того, как оно прошло через сводчатый потолок по пути… куда? Я надеялся, что на Землю.

По-прежнему крепко сжимая в руках оружие, мы вернулись в арсенал, но Манчини и Пайк тоже исчезли. Не осталось и следа от их крестов, даже капель крови на каменном полу.

Затем раздался голос, исходивший, казалось, отовсюду. Это был голос Манчини – сильный, мужественный, не искаженный страданием.

– Благодарю вас, – произнес он. – Я хочу встретиться с вами обоими на Земле и выразить свою благодарность. Старый Трансбиологический склад на перекрестке 21-й и L-стрит. Завтра в девять утра. Еще раз спасибо вам. Из глубины моей освобожденной души…

Голос затих и затерялся где-то в испарениях под потолком. Я улыбнулся Рэчел:

– Кажется, мы сделали все правильно.

– Надеюсь. – Она глубоко вздохнула. – Ты готов… убраться отсюда?

– Всегда готов. Что нам нужно делать – просто подумать о родном доме?

Она пожала плечами:

– Нужно захотеть вернуться. Надеюсь, обратный путь будет более приятным.

Рэчел потянулась ко мне. Я взял ее за руку и прижал к себе. Затем мы оба закрыли глаза и мысленно вернулись на Землю.

У нас получилось. О, это было чудесно – мягкая прохлада, сияющий свет и свежий воздух. Казалось, мы поднимались по облачному тоннелю, но облака были ребристыми, с симметрично повторяющимся рисунком.

Я повернулся к Рэчел, но не увидел ее, как не почувствовал и касания ее руки. Когда я взглянул туда, где должно было находиться мое тело, то не увидел себя. Было такое ощущение, словно я покинул свою телесную оболочку, и моя невидимая душа устремляется вверх, к великолепному свету.

Затем я внезапно оказался в кабинете мистера Красавца. Тяжелый шлем психопомпы давил мне на голову, а перед глазами маячила глумливая физиономия Абонидеса, который немедленно принялся декламировать свои терцины:


Ужели вправду вижу вас в живых -

То Сангинариус вкушает пораженье!

Ура героям, выпьем же за них!


– Спасибо, – услышал я голос Рэчел. – Я, пожалуй, воздержусь.

ГЛАВА 10

Я снял свой шлем и посмотрел на Рэчел. Она выглядела превосходно, и я испытал огромное облегчение, к которому примешивалась изрядная доля гордости – ведь мы только что вернулись из Преисподней, где завалили первостатейного демона.

Абонидес взял у нас психопомпы и задвинул их в темный угол. Красавец с кислой миной поднялся из-за стола, поигрывая скипетром, увенчанным серебряной козлиной головой.

– Ну? – требовательно спросил он. – Что произошло?

– Мы исполнили все, что ты хотел, и даже более того, – сказала Рэчел.

– Вы освободили игрушечных солдатиков?

– Насколько нам известно, сейчас они находятся на Земле, – ответил я. – А Сангинариус поджаривается в адском пламени.

Красавец как-то странно взглянул на меня:

– А как же иначе, глупыш? Он же демон, мать его за ногу!

– Нет. Я имею в виду настоящую печку: мы с Рэчел спихнули его в огненную реку.

– В огненную реку? Вы хотите сказать, что надрали ему задницу? Но это, же великолепно! Пара новичков уделывает Сангинариуса, словно кучу дерьма! Велиалу понадобится сильное слабительное, когда он узнает об этом. – Лицо Красавца неожиданно помрачнело. – Он все еще может воспользоваться той дрянью, что накопил Сангинариус. Вы видели его арсенал?

Мы дали приблизительную оценку оружейного склада покойного демона. Красавец задумчиво покивал, отмечая каждую деталь.

– Плохо… очень плохо. Целый котел с неприятностями. Интересно, насколько благодарными окажутся те солдатики, которых вы освободили. Я должен получить от них надежный товар, чтобы без помех вторгнуться в логово Сангинариуса. Мефистофель украсит мой зад золотой медалью, если я смогу отвоевать эту адскую берлогу у Велиала.

– Манчини уже выразил свою благодарность, – заметил я. – Он попросил нас встретиться с ним на складе завтра утром.

– На складе? Ребятки, это звучит многообещающе!

Рэчел скрестила руки на груди и сурово взглянула на Красавца.

– Что ж, мы выполнили твою грязную работу. Ты собираешься сдержать свое обещание и восстановить наше доброе имя перед Десницей?

– Ты думаешь, все так просто?

– Просто? – переспросил я. – Мы отправились в Преисподнюю ради тебя!

– Велика заслуга! Я живу там. Нет, ребятки, это было что-то вроде прогулки по парку. Ну, замочили вы Сангинариуса, а откуда я знаю, принесет ли это мне выгоду? И если уж на то пошло, откуда я знаю, что вы не вешаете мне лапшу на уши? Вы могли спрятаться в шкафу и пожелать вернуться домой сразу же после того, как увидели этого паршивца.

– Мы не лжем, черт побери! – воскликнула Рэчел.

– Эй, а разве я это утверждал? Просто выдвинул предположение. Вот что, детки: завтра вы отправитесь на встречу с Манчини, и, если он согласится поставить мне кое-какие горючесмазочные материалы, тогда я посмотрю, что можно сделать для вас.

– Это не входило в условия сделки, – возразил я.

– Условия определяю я, малыш. И если я хочу, чтобы вы что-то сделали для меня, вы это делаете. Между прочим, Сангинариус не единственный козел, желающий моей смерти. Порнобык Асмодеус спит и видит, как я позирую в его вонючих фильмах, грязный ублюдок!

– Асмодеус? – Как раз то, чего нам не хватало, подумал я. Очередной демон.

– Только не рассказывай мне, будто ты никогда не слышал об этом парне, Эшанти. Или ты никогда не бывал на холостяцких вечеринках, где показывают веселые картинки? Где мальчикам становится жарко и они начинают копаться в брюках, чтобы “выровнять складочки”? Асмодеус – тот самый урод, который делает порнофильмы.

Красавец с отвращением сплюнул, попав в щеку Абонидесу, негодовавшему за компанию с боссом. Маленький демон быстро стер плевок, но на щеке остался шрам.

– Этот поганец считает себя крутым продюсером, но он боится наезжать на меня. Черт побери, я сохраняю свое положение среди гангстерских семей только потому, что они боятся наезжать на меня! И, однако, стоит мне выказать хотя бы каплю слабости, как они набросятся на меня, словно бешеные псы. Поэтому я должен вооружиться, парень! Мотайте на склад и достаньте мне товар.

– Но…

– Все, разговор окончен!

Красавец вошел в пентаграмму, нарисованную на полу, топнул правой ногой и исчез в клубах густого черного дыма. Мне показалось, что я слышу покашливание где-то под полом.

Абонидес умехнулся и произнес:


Вперед, друзья! Не ведайте сомнений:

Наш мастер волю вам явил свою.

Так в добрый путь, без лишних сожалений!


Я посмотрел на маленького паршивца.

– Заткни пасть, – отрезала Рэчел и сдвинула его с дороги, направляясь к выходу.

Было уже довольно поздно, поэтому мы поехали к Данте, где подкрепились ужином из куриных крылышек с консервированными бобами. Данте шарил по сетям с тех пор, как проснулся в пять часов дня, но не обнаружил ничего, кроме официальных, насквозь фальшивых отчетов о нашей гибели.

– Ах да, – добавил он. – Было еще одно странное сообщение о капитане ОИР, который неожиданно спятил и принялся расстреливать туристов из Омахи возле Мемориала Линкольна. Он ранил отца и убил мать с семилетним мальчиком. Какой стыд, а?

– Мальчику было ближе к семнадцати, – заметила Рэчел. – Вероятно, из Легиона святой юности.

– Минутку… вы знаете об этом?

– Капитана ОИР звали Фрэнк Джерси, верно? – спросил я.

– Да, кажется, так.

– Он не сошел с ума, – объяснила Рэчел. – Он пытался спасти нам жизнь. Типичная американская семейка на самом деле была ударной группой Десницы, посланной ликвидировать нас.

– Ого! Слушайте, ребята, можно мне загрузить это в сеть? Я хочу сказать, вы ведь все равно по уши в дерьме, правда?

– Подожди немного, Данте, – попросил я. – Мы все еще пытаемся выяснить, почему нас взяли на мушку, и чем незаметнее мы будем держаться, тем лучше. Мы скажем тебе, когда будет можно оповестить общественность.

– Кроме того, мы еще не готовы порвать все связи с правительством, – добавила Рэчел.

Данте пожал плечами:

– Дело ваше. Но мне сдается, правительство уже решило порвать все связи с вами.

ГЛАВА 11

Мы спали очень плохо, поэтому на следующее утро выпили по нескольку чашек настоящего черного кофе, приготовленного Данте. Это в достаточной мере развеяло нашу сонливость, и, выехав к пересечению 21-й и L-стрит, мы чувствовали себя почти нормальными людьми.

Склад, оказалось, нелегко найти, поскольку буквы на большой двери, где было написано “Трансбиологическое оборудование”, почти не читались. Впервые они были соскоблены лет десять назад одним из карательных отрядов Солейна Солюкса – после того, как был принят Закон об Искусственных Реальностях и компании вроде “Трансбиолоджик” попали в разряд незаконных. Жаркое летнее солнце и жестокие зимние шторма (которые, впрочем, с каждым годом становились все менее жестокими) довершили остальное. Божья Десница утверждает, что взбесившаяся погода вкупе с землетрясениями, потопившими пол-Японии и сровнявшими с землей холмы Сан-Франциско, вовсе не следствие истощения озонового слоя и тектонической нестабильности. Нет, это Божий суд, проявление Его гнева за грехи наших предков, сотворивших виртуальных мутантов и иже с ними. Лично я считаю это чушью, хотя Рэчел полагает, что в этом что-то есть. Думаю, мы сами создаем себе проблемы, как личные, так и общественные. Раньше я считал, что мы создаем и свои Преисподние.

Маленькая деревянная дверь была врезана в огромные складские ворота. Внимательно осмотрев улицу и убедившись, что за складом не наблюдают, мы постучались. Что-то щелкнуло, и я распахнул дверь.

Единственным освещением внутри служил дневной свет, приглушенный слоями пыли и голубиного помета. По обе стороны огромного склада тянулись контейнеры, закрытые грязным брезентом. Я надеялся, что это было оружие, которое осчастливит Красавца до такой степени, что он очистит нас от всех грехов – воображаемых и реальных. Честно говоря, я почти отказался от мыслей о прощении после всех трупов, которые мы оставили за собой, хотя Рэчел думала иначе. Она по-прежнему хотела вернуться и работать на правительство, которому она так верно служила. Я сказал ей, что это возможно, хотя в душе был уверен в обратном. Я ненавидел лгать ей.

Увидев струйку дыма в дальнем конце помещения, я указал Рэчел в том направлении, но она уже заметила чье-то присутствие. Мы подошли к побитому металлическому столу, за которым стояло кресло с высокой спинкой. Кто-то сидел в кресле спиной к нам, и дым – судя по запаху, сигарный – клубами поднимался вверх над его головой.

– Генерал Манчини? – спросил я. – Мы пришли.

Кресло медленно развернулось, и мы с изумлением увидели вовсе не Манчини, но демона Сангинариуса, курившего толстую сигару и ухмылявшегося клыкастой пастью. Дым выходил из нее, словно призраки проклятых душ из адской темницы.

– Ты же мертв! – воскликнула Рэчел. – Мы раздолбали тебя!

– Эй, солдаты, – произнес демон хриплым, ворчливым голосом. – Как вы думаете, как попадают в Преисподнюю? Сначала для этого нужно умереть.

– А где Манчини? – спросил я. – Он просил нас прийти сюда.

– О его местонахождении мне не сообщалось, – ответил Сангинариус. – Но на самом деле это я пригласил вас сюда. – Он щелкнул клыками и произнес голосом Манчини: – Полно, солдаты, разве вам не кажется, что “из глубины моей освобожденной души” прозвучало чересчур высокопарно?

– Но мы, же видели, как ты умер, – пробормотал я. – Ты упал в реку пламени и…

– Солдат, я плаваю в огне. Я демон и живу в Преисподней. Надеюсь, диспозиция достаточно ясна? – Он вынул из пасти сигару и выдохнул клуб дыма к потолку. Следом вылетел небольшой язычок голубого пламени. – Но приходится отдать вам должное. Вы похожи на зеленых новобранцев, но справились со мной не хуже закаленных ветеранов. – Демон нахмурился, и его тяжелые брови сошлись углом посередине лба. – Ясное дело, мне следовало бы рассердиться на вас за освобождение военнопленных, но ваша боевая сноровка произвела на меня приятное впечатление. Хороших наемников трудно найти во все времена.

– Мы служащие государственных правоохранительных органов, а не наемники, – запротестовала Рэчел.

– Вы самые настоящие наемники, – возразил Сангинариус. – А наемники могут менять хозяев. Это как раз то, что вы сейчас сделаете: поможете мне поквитаться с Пазузу.

– Кто такой Пазузу?

– Пазузу, солдат, это мой заклятый враг. Ты знаешь его как мистера Красавца, но последние несколько тысяч лет его звали Пазузу. Он получил эту кличку во время ассирийской кампании.

– Вот как, ассирийской? – прошептала Рэчел, обращаясь ко мне. – Это объясняет его склонность к татуированным орденам и знакам различия.

Демон либо не услышал, либо не обратил на нее внимания.

– Вы не можете доверять Пазузу, – продолжал он. – Насколько мне известно, вы согласились выполнить для него кое-какую работенку, потому что он может сделать для вас что-то взамен, не так ли?

Мы с Рэчел переглянулись, но промолчали.

– И вы, в самом деле, думаете, что он это сделает? Никаких шансов. Открою вам один секрет Преисподней: если хотите что-то получить от Пазузу, вам нужно иметь сильные козыри для торговли с ним. А теперь перейдем к делу. Насколько сильна ваша лояльность ему?

– Ее не существует, – быстро ответил я.

– Отлично, это упрощает дело. Как вы, несомненно, заметили, Пазузу любит изображать из себя гангстера.

– Так же, как другие демоны любят изображать из себя генералов? – поинтересовалась Рэчел.

Сангинариус нахмурился:

– Следи за языком, сержант, если не хочешь, чтобы могильные черви пришили его к твоим щекам!

Нам пришлось заткнуться.

– У Пазузу, как и у всех демонов, есть собственная адская берлога. Он держит там своих пленников и краденое добро для гангстеров. Иногда пленники – это жертвы похищения, но, как правило, заложники на переговорах.

Должно быть, Сангинариус увидел на моем лице озадаченное выражение.

– Когда воюющие банды соглашаются на мирные переговоры, каждая передает в распоряжение Пазузу заложника высокого ранга, тем самым выражая свою добрую волю, – пояснил он. – Сейчас там сидит парочка заложников от семей Марто и Салинасов. Но пленница, которая меня интересует, – жертва киднэппинга, которую семья Марто удерживает за выкуп. Ее зовут Кристал Гетти.

– Наследница состояния Гетти? – спросила Рэчел. – Я не знала, что ее похитили.

Сангинариус улыбнулся, показав все свои клыки.

– Если вы о чем-то не слышите по “Гласу Божьему”… – последние слова он произнес таким глумливым тоном, что по идее должен был упасть замертво, пораженный молнией с небес, – то этого не существует. Но я-то говорю о реальных фактах. И если с девушкой что-нибудь произойдет – например, если она сможет убежать оттуда, – авторитет Пазузу в гангстерских семьях сильно пошатнется. Возможно, Марто даже решит покончить с ним. Гангстеры не слишком щепетильны в таких делах.

– К чему ты клонишь?

– Сейчас все будет ясно, солдат. Дело в том, что лишь двое верных слуг Пазузу могут войти в его адскую берлогу и исполнить эту миссию. – Демон раскинул руки – восемь футов от одной когтистой ладони до другой. – И коль скоро по прихоти войны мне достались два таких бойца, я был бы воистину плохим генералом, если бы не воспользовался преимуществом.

Я скрестил руки на груди и постарался принять суровый вид, что довольно сложно, когда стоишь перед девятифутовым демоном.

– Я задам тебе тот же вопрос, что и Красавцу: что мы получим взамен?

– Во-первых, вы получите возможность насолить демону, который имел все основания обмануть вас. Во-вторых, вы можете завоевать расположение наиболее тяжеловооруженного демона в Преисподней, и, в-третьих, вы сможете покинуть этот склад живыми.

Он вгляделся в окружавший нас сумрак и крикнул:

– Эй, группа “Альфа”! Занять боевую позицию!

Из теней по углам выдвинулось более дюжины демонов различных размеров и степени уродливости. Их объединяло одно: каждый держал мощное оружие, направленное на нас с Рэчел.

– Солдаты! – загремел Сангинариус. – Вы уже доказали мне, что у вас крепкие кишки. Поэтому не заставляйте меня наматывать их на кулак.

Он нагнулся под стол и вытащил две психопомпы, еще более причудливые, чем у Красавца, – с металлическими крылышками и стилизованной молнией по бокам шлема.

– Не стойте столбом, – проворчал он. – Забирайте снаряжение. Цельнометаллические шлемы, оборудованные психопомпами, готовые послать ваши души в Преисподнюю! – Он расхохотался.

Мне это вовсе не показалось смешным, и Рэчел тоже.

– А как насчет оружия? – осведомился я.

Сангинариус небрежно отмахнулся:

– Вы получите то, что у вас было, когда вы… временно нейтрализовали меня. Этого будет достаточно.

Рэчел не могла противиться искушению.

– С тобой очень легко иметь дело, – проворковала она. – А что, если мы встретимся с действительно крутыми ребятами?

Демон фыркнул, причем из его ноздрей вырвались язычки пламени.

– Надевайте шлемы, солдаты, пока я не сделал кое-что, о чем мне придется пожалеть, – буркнул он.

Мы взяли шлемы, задержали дыхание и надели их.

– Вперед! – гаркнул Сангинариус. – В атаку, мои воины!

ГЛАВА 12

Независимо от того, сколько раз человек отправляется в это путешествие, к нему невозможно привыкнуть. Перенос был таким же мучительным и ужасающим, как и раньше; как ни странно, я даже обрадовался, когда мы снова оказались в Преисподней.

Мы не слишком разбирались в географии адских регионов, но я был готов поспорить, что берлога мистера Красавца находилась неподалеку от самого пекла. Испарения, исходившие из двух огромных чанов, едва не свалили нас с ног, когда мы сделали первый вдох. Представьте себе жарко натопленный чердак, полный дохлых крыс. Теперь влейте туда несколько бочек помоев, хорошенько перемешайте, добавьте аммиачной селитры – и вы получите приблизительный рецепт того, что Красавец хранил в двух металлических чанах. Мы с Рэчел делали короткие неглубокие вдохи через рот, но вонь все равно была невыносимой.

Обстановка была под стать запаху. Преобладал тошнотворный, пурпурно-черный цвет, оттенка чернослива с кровавой блевотиной. Несколько факелов, прибитых к стенам футовыми гвоздями, горели слабым чадящим пламенем. Но, по крайней мере, у нас было оружие, так хорошо послужившее нам в схватке с Сангинариусом.

Когда наши глаза привыкли к полумраку и испарениям, мы увидели неподалеку грубо сколоченный стол. За столом сидели двое мужчин и демон.

– Эти двое играют в карты со свиньей? – спросила Рэчел.

Существо, сидевшее за столом, в самом деле, сильно смахивало на борова. Оно было мясисто-розовым, покрытым жесткой щетиной и таким круглым, что если бы прострелить его в трех нужных местах, то можно было бы играть им в боулинг3. Его жирное тело венчало свиное рыло, а свои карты свиноподобное существо держало вместе с черной вонючей сигарой в щетинистых отростках, растущих из копыт.

– Думаю, это один из подчиненных Красавца, – прошептал я. – Мистер Очаровательный.

В следующее мгновение свинорылый демон сплюнул и произнес:


Готовьте ваши ставки, джентльмены.

Пожива обещает быть отменной.

Хоть все равны, когда идет игра,

Выигрывают все же шулера.


– О Боже, снова стихи! – прошептал я. – Опять итальянские терцины?

Рэчел покачала головой:

– Нет, это пятистопный ямб.

– Великолепно!

Свинорылый поднял голову и снова разразился речью:


Я зрю двоих, отрекшихся от крова

Ради скитаний в сем краю суровом.

Для ангелов закрытом навсегда.

Герои! Что вас привело сюда?


Мы с Рэчел переглянулись. Я решил действовать наудачу.

– Мы, э-э-э… подчиненные мистера Красавца. Он попросил нас заглянуть сюда и посмотреть, как идут дела. Проверить заложников, понимаете?


Как видите, они в прекрасной форме,

Чуть-чуть бледны, но остальное в норме.

А босс Пазузу! Ум необычайный!

Но где он сам – не околел случайно?


Я подумал, что если бы, в самом деле, работал на Красавца, то счел бы своим долгом защитить его от такого злопыхательства.

– О нет, он просто занят. – Я взглянул на двоих мужчин в брюках и футболках. Один из них был лет сорока на вид, темноволосый, с тонкой щеточкой усов. Другой выглядел постарше и был совершенно лысым. Оба сильно вспотели. От жары и вони из чанов я сам начал потеть. – Как дела, ребята? – спросил я.

– Как думаешь, мы опять проиграли? – обратился пожилой гангстер к молодому. В его речи отчетливо слышался средиземноморский акцент. Потом он покосился на меня: – А вы кто такие?

– Я, э-э-э… – Я лихорадочно подыскивал гангстерское имя, но в голову не приходило ничего вразумительного. – Меня кличут Жирным Монаханом. Короче – Фэтс.

– Из ирландской “семьи”, а? – Он с любопытством взглянул на меня: – А почему они тебя так прозвали? Ты же не жирный.

– То, что ты видишь, – еще не все, – произнесла Рэчел таким скабрезным тоном, что у меня отвалилась челюсть. – Меня зовут Мона.

– Мона? Как поживаешь, детка? Можешь звать меня Дел, хотя на самом деле я Дельмонико Ферлингетти.

– Я слыхала о тебе, – сказала Рэчел. – Кажется, капо из семейства Марто?

– Эй, крошка, да ты сечешь в наших делах! А этого типа, – Дел указал на более молодого гангстера, – зовут Карлос Портильо. Боров, который постоянно выигрывает у нас, – это Хамо.

Когда Хамо провел следующую сдачу, я заметил, что несколько карт исчезло под крышкой стола. Я наклонился к Ферлингетти и прошептал:

– Думаю, боров шельмует.

– Знаю, черт побери. Здесь все шельмуют.

– Ты уже бывал здесь раньше? – спросила Рэчел.

– А как же! Каждый раз, когда мы собирались замириться с даго4, – при этих словах Портильо мрачно взглянул на итальянца. – Старая история. Заключаем мир, все чудненько, а через неделю кого-нибудь гасят в темном переулке, и все начинается сначала. А мы сидим здесь и режемся в карты, чтобы те, кто остался наверху, не надували друг друга.

– Это последний раз, – наконец заговорил Портильо. – Я больше не собираюсь спускаться сюда. Макаронник-то здесь как дома, у него нет души…

– Да пошел ты…

– …но лично я не могу этого вынести. Если вы берете заложников, то должны обращаться с ними как с гостями, но здесь с нами обращаются как с грязью. Я постоянно хочу есть, какой бы жратвой здесь ни кормили, а вонь от токсичных отходов оскорбляет обоняние. Но то, что они делают с бедной девочкой, Madre de Dios!5 – это истинный грех.

Словно подтверждая его слова, с другой стороны каменной стены за чанами раздался высокий придушенный крик.

– Кристал Гетти, – пробормотала Рэчел.

– Да. Если уж мы, Портильо, кого-то похищаем, то не прибегаем к помощи Красавца. Он палач. Ему нравится пытать людей.

Мы с Рэчел подошли к стене и заглянули за угол. Девушка лет восемнадцати была привязана к тяжелому деревянному креслу. Ее горло стягивала кожаная петля. Концы узла уходили за кресло и были прикреплены к куску дерева, вырезанному таким образом, чтобы затягивать петлю при любом движении. Девушка едва могла дышать. Чем сильнее она откидывалась на спинку кресла, борясь за глоток воздуха, тем туже стягивался узел.

– Помогите… – Ее голос был тоньше комариного писка.

– Боже, – прошептал я и почувствовал, как Рэчел сильно сжала мое плечо. Мы попытались ослабить петлю, но, как только я прикоснулся к полоске кожи, Кристал наклонилась вперед. Послышался тошнотворный треск рвущихся связок, сопровождаемый жутким хрипом.

– Нам нужен нож, – сказала Рэчел. Мы бегом вернулись к картежникам.

– Если бы я мог выиграть, хотя бы раз! – простонал Ферлингетти, бросая свои карты на стол.

– Девушка сейчас сломает себе шею, – сказал я. – Нужно немедленно спасти ее!

Боров Хамо произнес назидательным тоном:


С гароттою мой стиль безукоризнен,

Пытать меня учили в прошлой жизни.

Пусть позвоночный хруст вас не пугает -

Ведь это Ад, и все здесь заживает.


– Боже мой, Гидеон, – пробормотала Рэчел. – Он ломает ей шею, снова и снова!

– Красавец этого не хотел, – строго заметил я.


Приказ Пазузу был весьма невнятным:

Свяжи и делай, что тебе приятно.

Пусть льются слезы, пусть струится кровь,

Пусть мертвый оживает вновь и вновь.


Девушка снова закричала. Я не мог этого вынести.

– Красавец хочет немедленно освободить ее, – заявил я.

– Эй! – крикнул Ферлингетти. – Вы не можете этого сделать! Моя семья назначила за нее выкуп.

– К черту выкуп. – Я снял с плеча свою штурмовую винтовку и прицелился в Хамо. Рэчел сделала то же самое со своим лазерным ружьем. – Освободи ее!

Портильо неожиданно сделал резкое движение, и я взял его на мушку, но он не бросился на нас. Вместо этого он вынул из кармана длинный складной нож, с щелчком раскрыл его и вонзил в стол.

– Этот нож может разрезать все, что угодно, – с улыбкой сообщил он. Когда он повернулся кФерлингетти, его улыбка больше напоминала оскал.

– Ты, тупой даго! – взревел итальянец. – Из-за этого идиотского поступка переговоры между нашими семьями затянутся на месяцы, и все это время мы будем сидеть здесь!

Портильо пожал плечами:

– По крайней мере, мне больше не придется слышать ее крики. Кроме того, я люблю смотреть, как макаронники проигрывают в карты.

Рэчел выдернула нож из стола и вернулась к девушке. Деревянная гаротта со стуком упала на пол; через несколько секунд Рэчел снова появилась перед столом.

– Девушка исчезла, – сказала она. – Когда я освободила ее, она повертела головой, словно проверяя, все ли в порядке, улыбнулась и растворилась в воздухе. Полагаю, сейчас она уже вернулась на Землю.


Гетти свободна? Что за сумасбродство!

За это босс лишит меня уродства.

А вы, мошенники, предатели, Иуды,

Верните девушку, иначе будет худо!


Я был сыт по горло этим поэтичным боровом. Кроме того, меня лучше не пугать, не имея на то достаточных оснований, а Хамо был безоружен. Поэтому я сунул дуло винтовки ему между глаз, чтобы он увидел размер отверстия, и прочел собственное стихотворение:


Заткнись, урод, пока твои мозги

Не разлетелись вдребезги.


Боров затрясся и застонал от страха. Я с гордостью взглянул на Рэчел:

– Ну как, хорошо у меня получилось?

Она покачала головой и пробормотала что-то вроде “нетрадиционный раешник”.

Еще один неизвестный мне поэтический термин.

ГЛАВА 13

Когда мы вернулись, Сангинариус нас радостно приветствовал:

– Отличная работа, солдаты! Ваша миссия закончилась полным успехом. Пленная освобождена – ее нашли блуждающей по улицам. Теперь она уже вернулась в объятия любящих и благодарных родителей, а мой враг Пазузу посрамлен в глазах шести гангстерских семейств.

Мне не хотелось нарываться на неприятности, но я все же спросил:

– Полагаю, с нашей стороны было бы слишком большой вольностью просить благодарности у нашего командующего?

Просто невероятно, как быстро улыбка исчезла с его лица.

– А каково официальное выражение этой благодарности? – осведомился он.

Я постарался говорить на его языке:

– Секретная информация о событиях, послуживших причиной покушения на жизнь ваших подчиненных, сэр!

Ему явно понравилось это “сэр”, но, видимо, этого было недостаточно.

– Как ты сам сказал, солдат, этот материал засекречен и выдается по необходимости. В твоем случае такой необходимости нет.

– Другими словами, вы не знаете, почемуони решили вычистить нас, – заявила Рэчел.

Демон сурово выпрямился, нависая над ней.

– Эта информация не имеет отношения к нашим текущим задачам.

– Но не к нашим, генерал. – В ее голосе проскальзывали едва заметные саркастические нотки. – Стало быть, вы утверждаете, что мы ничего не получим за проделанную работу?

– Вы получите то, что получает каждый солдат: удовлетворение от сознания хорошо выполненного долга.

– Солдаты чувствуют удовлетворение, выполняя свой долг перед Богом и своей страной, а не перед демоном с задницей вместо физиономии!

Мне показалось, что Рэчел заходит слишком далеко. В конце концов, подручные Сангинариуса по-прежнему держали нас на прицеле и могли прикончить в мгновение ока.

– Ну хорошо, – буркнул Сангинариус. – Вы также сохраняете свою жизнь. Это вас удовлетворяет? Если нет, так и скажите. Мне стоит лишь отдать приказ…

Рэчел открыла рот, но я перебил ее:

– Мы были счастливы служить вам, сэр! Просим разрешения на увольнительную!

– Просьба удовлетворяется, солдат.

Я взял Рэчел за руку, и мы вышли обратно той же дорогой, какой пришли. Она было потянула меня назад, но я прошептал:

– Ты хочешь, чтобы нас прикончили? Давай уберемся отсюда.

– Дьявольщина! – в ярости простонала она.

– Не буди лиха, пока оно спит.

Мы вышли на улицу, оказавшись вне досягаемости Сангинариуса и своры его демонов.

– Что дальше? – спросил я.

– Меня тошнит от поручений этих ублюдков, изображающих из себя Бог весть что! Мы спускались в Преисподнюю, Гидеон! Дважды! Сначала ради демона, который корчит из себя Аль Капоне, а второй раз ради пародийного воплощения генерала Паттона! А в результате мы знаем не больше, чем раньше. С меня достаточно монстров: я хочу связаться с ОИР.

– Каким образом?

– Не знаю. Хотя бы просто позвонить им, назвать наши имена и сказать, что мы хотим узнать, в чем дело.

– Но если Десница по-прежнему охотится за нами – а у нас нет причин в этом сомневаться, – то нас выследят за несколько секунд. Они схватят нас, Рэчел.

– Давай найдем платный узел связи и оставим автомобиль со включенным двигателем. Мы сможем уехать при первых признаках тревоги.

Конечно, это было опасно, но что еще мы могли сделать?

– Хорошо. Поехали.

Через несколько кварталов мы обнаружили работающий аппарат. Я воспользовался своей кредиткой, чтобы на том конце линии поняли, что это на самом деле мы, и набрал код штаб-квартиры ОИР. Компьютерный голос приветствовал нас именем императора.

– Это Гидеон Эшанти и Рэчел Брак, – сказал я. – Мы хотим…

Голос перебил меня. Коммутатор успел передать имена в архив и получил назад информацию.

– Гидеон Эшанти и Рэчел Брак умерли.

– Мы не умерли. Вы можете узнать это по отпечатку моего голоса.

– Повторяю: Эшанти и Брак умерли.

– Хорошо, пусть будет так. Но если предположить, что они живы – в гипотетическом алгоритме, – каков будет их статус?

На этот раз задержки с ответом не последовало.

– Они враги Бога и государства, подлежащие немедленному уничтожению.

– По чьему приказу?

На этот раз пауза была длиннее: секунды три-четыре.

– По прямому указанию императора Солейна Солюкса.

“Боже, – подумал я, – по прямому приказу императора!”

– А в чем заключалось их преступление?

– Нарушение Закона об Искусственных Реальностях, Экстраноуменальном Дизайне…

Я отключил связь. Дальше шел тот же треп, о котором нам говорил Фрэнк Джерси.

Мы подбежали к автомобилю и быстро отъехали прочь. Через два квартала мы увидели патрульную машину Десницы с воющей сиреной, направлявшуюся к тому месту, которое мы только что покинули.

Некоторое время мы бесцельно ехали вперед.

– Давай встретимся с Грациеллой, – наконец предложила Рэчел.

Грациелла Флинн была нашей коллегой и ближайшей подругой Рэчел.

– Зачем? Ты же слышала: приказ исходит лично от императора, а не от какого-нибудь чиновника среднего уровня. Что может сделать для нас Грациелла, будь она хоть сто раз твоей подругой?

Рэчел едва удалось овладеть своим голосом:

– Я… хочу поговорить с ней. Понять, что еще не весь мир перевернулся вверх тормашками, что кто-то еще верит в меня – в того человека, которым я была раньше.

Время подходило к ленчу, а в хорошую погоду Грациелла предпочитала есть на свежем воздухе. Штаб-квартира ОИР располагалась на месте бывшего Музея авиации и космонавтики, закрытого много лет назад из-за технологических прегрешений перед Богом и государством. Грациеллу обычно можно было найти на одной из скамеек в саду Священных Скульптур.

Мы припарковались на авеню Независимости и пошли пешком, склонив головы, словно в молитве. Грациелла сидела в одиночестве и ела сандвич на скамейке возле статуи, изображавшей апофеоз Святого Ньютона. Рэчел медленно направилась к ней, в то время как я оставался немного позади.

– Грациелла! – позвала она, остановившись в нескольких ярдах от подруги.

Та подняла голову и машинально улыбнулась. Затем, внезапно сообразив, кто к ней обратился, побледнела как полотно. Сандвич выпал у нее из рук, когда она выпрямилась во весь рост и закричала пронзительным голосом:

– Враг Десницы и Господа! – Ее палец указывал прямо на Рэчел.

У меня появилось странное ощущение, что нам вряд ли стоит рассчитывать на помощь Грациеллы.

Люди уже начали поворачиваться в нашу сторону. Несколько мужчин и женщин двинулись наперерез Рэчел, когда она попятилась ко мне. Тогда она выхватила “авенджер”, и их как ветром сдуло. Обычно госслужащие не торопятся стать мучениками за веру. Хотя мы обладали знаниями о Преисподней из первых рук, никому из живущих еще не приходилось видеть Рай.

– Беги, Рэчел! – завопил я.

Она метнулась ко мне. Я схватил ее за руку, и мы побежали по 7-й улице. За нашей спиной заливались свистки. Оставалось лишь надеяться, что до выстрелов дело не дойдет.

Когда мы садились в машину, к свисткам присоединился тяжелый топот шагов. Я включил зажигание, вдавил педаль газа, и мы помчались. Я сворачивал во все знакомые и незнакомые переулки; минут через пятнадцать мы припарковались в темной аллее неподалеку от перекрестка 10-й и М-стрит.

– Ну и дела, – выдохнул я. – С такими подругами…

Я попытался улыбнуться и ничуть не удивился, когда увидел, что Рэчел смаргивает слезы. Это было грубо. Грубо, мерзко и грязно.

Система, которая учит предавать собственных друзей, – это вообще не система. Это крысиное гнездо, где сыр получает тот, у кого самые быстрые ноги и острые зубы. Я больше не хотел иметь к этому никакого отношения.

Сказать по правде, я уже давно перестал жить в мире с собой. Как ни странно, но, пожалуй, налет чистильщиков был самой большой удачей в моей жизни. Я ощущал себя загнанным зверем и был готов к гибели в любое мгновение, но вместе с тем чувствовал себя более живым, чем когда-либо раньше.

– С тобой все в порядке? – спросил я.

Она кивнула, плотно сжав губы.

– Рэчел, я хочу сказать тебе кое-что, о чем уже говорил раньше, – тихо продолжал я. – Может быть, на этот раз ты поверишь мне. Обратной дороги нет. Для нас больше нет места в ОИР или в любом правительственном учреждении под контролем Божьей Десницы. Это не ошибка. Они хотят видеть нас мертвыми. Не имеет значения, что мы сделаем и насколько убедительно будут выглядеть наши объяснения, – они не успокоятся до тех пор, пока не убьют нас. – Я взял ее за руку. – Нам остается лишь один выход: подполье.

Когда Рэчел повернулась ко мне, в ее глазах блестели слезы.

– Гидеон, – прошептала она. – Все, чему я верила, что боготворила… Неужели все это потеряно?

Я медленно кивнул:

– Но все, чему ты верила, с самого начала было неправдой, Рэчел. Император и Божья Десница, справедливость и порядок – все это ложь. Однако мы по-прежнему можем верить друг в друга. И найти в этой благословенной, но забытой Богом стране людей, которым можно доверять.

Она кивнула:

– Хорошо. Это единственное, что нам остается.

– Значит, дело решенное? Отправляемся на встречу с Альдусом Ксеноном, о котором нам говорил Данте?

Она набрала в грудь побольше воздуха и снова кивнула:

– Ты чертовски прав.

Ее фразу можно было назвать лишь слегка еретической, но для Рэчел это было уже кое-что.

ГЛАВА 14

Вашингтонский Чайнатаун – небольшое, но весьма сплоченное сообщество, и я понимал, что никто из местных жителей не проявит особенного желания помочь негру и белой девушке в поисках на их территории.

Я позвонил Данте, надеясь получить побольше информации.

– Забегаловка называется “Черный лебедь”, – сообщил он. – Название написано иероглифами, но на вывеске есть изображение черного лебедя. Даже ты его не пропустишь, Гидеон. Это совсем рядом с Галереей. Ксенон оповещен о вашем приходе.

– Спасибо, Данте.

– Послушай… вы еще не решили предать огласке свои приключения?

Я посмотрел на Рэчел. Она кивнула:

– Почему бы и нет? Валяй, распространяй информацию в подпольных сетях. Сообщи все, о чем мы тебе рассказали. Нам может понадобиться любая помощь, прежде чем… ладно, не будем об этом.

– Не переживай. Когда о вас узнают, вы станете настоящими героями нашего времени. Пока, до встречи!

Я отключил связь, и мы направились к “Черному лебедю”. Как и говорил Данте, это местечко оказалось нетрудно найти. Десница заклеймила владельца лавки как буддиста, поставив на окне трафаретный знак из двух кругов: нижний побольше, верхний поменьше.

– Почему магазинчик называется “забегаловкой”, хотя он расположен в Чайнатауне? – поинтересовалась Рэчел.

– Китайцы называют его по-другому. Пренебрежительные клички дает Десница, а все остальные просто повторяют за ней. Каждый магазинчик, чей владелец принадлежит к этническому меньшинству, называется “забегаловкой”, независимо от того, китайский он, индийский или ливанский. За исключением тех случаев, когда владелец работает на Божью Десницу.

Хотя день был солнечный, в магазине царил полумрак. На полках стояла самая разнообразная еда, причем настоящая, а не синтетическая. Не знаю, что это были за продукты; скорее всего, я стал бы их есть лишь в том случае, если бы к моему виску приставили заряженный пистолет. Просто удивительно, что Товарная комиссия не закрыла подобные лавки уже много лет назад. Возможно, все дело в том, что это продукты для буддистов, а Десницу волнует лишь содержимое желудка правоверных граждан.

Старик с жиденькой седой бородкой появился из тени в углу и что-то произнес по-китайски.

– Альдус Ксенон, – сказал я. – Человек по фамилии Ксенон. Мы ищем его.

Старик потряс головой и снова затарахтел по-китайски. Внезапно Рэчел обратилась к нему на языке, которого я раньше никогда не слышал. Могу лишь предположить, что это был какой-то китайский диалект, так как старик разразился длинной речью, помогая себе усиленной жестикуляцией. Она выслушала его, кивнула и поклонилась, сложив ладони вместе. Старик поклонился еще ниже.

Мы с Рэчел вышли на улицу.

– Что это означает? Я не знал, что ты говоришь по-китайски!

Рэчел смущенно покачала головой:

– Я тоже не знала. Это просто пришло ко мне. Когда он заговорил, я поняла его речь, поняла каждое слово. – Она испуганно посмотрела на меня. – Что происходит, Гидеон? Почему мы… узнаем столько вещей, о которых не знали раньше?

– Ты не проходила курс обучения во сне? – поинтересовался я.

– Разумеется, нет. Такие курсы незаконны, и, кроме того, обучение во сне не дает удовлетворительных результатов.

– А нейрошунтирование?

Она пробежала пальцами по волосам на затылке.

– Это тоже незаконно. Гидеон, ты же знаешь каждый квадратный дюйм моего тела. Разве ты видел что-то в этом роде?

Я улыбнулся:

– А может быть, у тебя есть любовник-китаец?

– Мне хватает одного дурака! С двумя не справиться.

– Тогда отнесем это к разряду загадок, вместе с нашими боевыми навыками и пластической хирургией. Похоже, мы с тобой не так просты, как кажется на первый взгляд.

– Это не смешно, – прошептала она. – Это страшно.

– Я шучу для того, чтобы не обделаться от страха. – Я пытался отделаться от зловещего ощущения, будто мы с Рэчел чужие люди, не знающие даже самих себя. – Ладно, давай поищем Ксенона.

Рэчел подвела меня к металлической лестнице, о которой ей сообщил старик. Это была обыкновенная пожарная лестница, примыкавшая к торцу старого кирпичного здания, которое могло когда-то служить складом.

Однако дребезжащие ступеньки и прогнившая стеклянная дверь служили камуфляжем для хитроумной сканирующей системы. Когда я поднял руку, собираясь постучать, электронный голос отчетливо произнес:

– У вас есть оружие. Избавьтесь от него.

– А… где мы можем его оставить?

– На лестничной площадке. Его никто не тронет.

Нам не нравилась мысль о том, что придется расстаться с маленькими кусачими приятелями, но мы подчинились. Когда мы выпрямились, дверь отворилась сама собой.

– Входите.

Внутри открылся короткий коридор, похожий на тамбур. Дверь за нами закрылась. Я распахнул следующую дверь, ведущую в большое чердачное помещение с высоким потолком, настолько загроможденное различными предметами, что пробираться приходилось боком. Повсюду стояли фанерные ящики, иногда пустые, но большей частью запечатанные. Механизмы, о предназначении которых я мог лишь догадываться, высились, словно металлические насекомые, а вдоль одной из стен тянулась длинная стойка, заваленная деталями приборов и инструментами. Чердак был освещен тюбинговыми ксеноновыми лампами дневного света, напоминая заводской цех. Единственным украшением служило изображение черепа рогатого демона – довольно искусное, если учесть, что рисовали прямо на некрашеной стене.

У стойки стоял высокий, болезненно худой мужчина. Похоже, он ничуть не опасался нас, ибо беззаботно дымил сигаретой, тем самым совершая преступление, которое могло обойтись ему в год тюрьмы – или в пять лет, если пачка лежала у него в кармане. Его волосы имели ярко-рыжий оттенок. Плотно облегающий серо-голубой костюм еще сильнее подчеркивал его худобу. Казалось, он почти не замечает нас; его леденящий взгляд застыл на какой-то точке перед нами.

– Он выглядит так, словно сочиняет поэму, – прошептала Рэчел.

– Или думает о том, каким способом будет лучше нас прикончить. – Я обратился к Ксенону, пытаясь вывести его из ступора: – Меня зовут Гидеон Эшанти, а это Рэчел Брак. Данте должен был сообщить вам о нашем приходе.

– Да, я просил его прислать вас сюда, – дребезжащим тенором ответил Ксенон. Согласные шипели, словно рассерженные змеи. – Двое перебежчиков из ОИР могут оказаться… полезными для нашего дела. – Он выдохнул струйку дыма и сжал губы. – Вы знаете, что такое архангелы? Это наиболее могущественные ангелы в пантеоне, способные на великие свершения. Гидеон Эшанти и Рэчел Брак, согласны ли вы стать архангелами нашего отмщения?

Я не торопился примерять на себя архангельскую униформу – во всяком случае, до тех пор, пока мы не узнаем побольше.

– Может быть, – сказал я. – Данте говорил, что вы можете помочь нам.

– О, это правда, – произнес он после очередной глубокой затяжки. – Вопрос в том, можете ли вы помочь нам?

Его расслабленный тон возмутил Рэчел.

– Вы сами сказали, что можете найти применение для двух бывших агентов ОИР. Да, мы готовы помочь вам. До некоторой степени.

Альдус Ксенон ничуть не смутился. Он потушил окурок в плоском ящичке, куда стряхивал пепел, и закурил новую сигарету, втягивая дым с таким видом, словно наслаждался непозволительной роскошью.

– До некоторой степени? Так не пойдет, моя дорогая. Нам нужно иметь все или ничего. Что бы вы там ни думали, в Сопротивлении нет случайных людей, подрабатывающих время от времени. Либо вы помогаете, либо нет.

– Расслабься, приятель, – посоветовал я. – Разве ты не видишь, что Рэчел трудно принять концепцию тотальной войны против людей, которым она служила всем сердцем и душой.

Ксенон впервые выказал признаки оживления.

– В таком случае, мисс Брак, вам следует как можно быстрее востребовать обратно свою душу и сердце. Вы работали на одну из самых коррумпированных систем в истории. Возможно, худшую из всех, поскольку нынешняя тирания оправдывается божественным откровением. – Он сердито выдохнул дым через ноздри. – В результате истинная вера гниет в темницах, а ее цели извращаются и опошляются.

Он глубоко вздохнул и улыбнулся одними губами:

– Вы должны простить меня за назидательный тон. Это естественное следствие моего воспитания. Я лютеранский священник в шестом поколении, и все мои предки отреклись бы от меня, если бы знали о тех… деяниях, которые мне пришлось совершить в силу обстоятельств.

Но протестуют не только протестанты, прошу прощения за невольный каламбур. В подполье действует братство римско-католической церкви, еврейские синагоги… Сопротивление объединяет людей любой веры, включая восточные религии. В наших рядах есть даже атеисты и агностики, которые подверглись бы немедленной чистке, если бы стало известно об их истинных чувствах. Изменения, внесенные императором в конституцию этой страны, изуродовали ее, но возрождение еще возможно. Мы хотим вернуть страну людям, чтобы они могли верить в то, что им нравится, и молиться тому Богу, которого они выберут. – Он виновато улыбнулся: – Все, проповедь окончена. Если я не слежу за собой, то становлюсь слишком болтливым, поэтому приходится работать в одиночку. Кроме того, так безопаснее. Если это ловушка – не думайте, будто я не учитываю такую возможность, – если вы собираетесь предать меня и отдать в руки Десницы, Фронт все равно выживет. Поэтому я могу рискнуть, поверив вам на слово. Скажите, вы хотите присоединиться к нам?

Рэчел молчала, что было непохоже на нее.

– Хотим, – ответил я. – Императору нет оправдания.

– Вы говорите и за Рэчел?

– Нет, – сказала она. – Я сама говорю за себя. Все зависит от того, чего вы от нас хотите.

– Мне казалось, я выразился совершенно ясно. Никаких “если”, все или ничего.

Она кивнула:

– Тогда я присоединяюсь. Что нужно сделать?

– Я хочу, чтобы вы нанесли удар по Деснице. Небольшой удар, но он будет иметь огромный резонанс. Ваши знания и опыт работы в правительственных учреждениях помогут вам добиться успеха. Мне нужно, чтобы вы прикрепили к автомобилю один небольшой механизм.

– Иначе говоря, бомбу? – спросил я.

– Нет. Это устройство наведения.

– Для бомбы?

– Может быть.

– Чей автомобиль? – поинтересовалась Рэчел.

– Солюкса, разумеется. Чей же еще?

Я не верил своим ушам.

– Вы собираетесь совершить покушение на императора? Это безумие. Он окружен такой плотной системой безопасности, что даже помыслы о покушении в буквальном смысле означают самоубийство. Я слышал, что у него есть телохранители-псионики.

– Есть, – согласился Ксенон. – Их трое. Эта информация стоила жизни двум борцам за свободу.

– Его автомобиль будет охраняться не хуже, чем он сам. Даже если мы сможем проникнуть в гараж, разве служба безопасности не будет просвечивать машину в поисках любого мыслимого устройства?

– Взрывного устройства, – поправил Ксенон. – Но не обязательно устройства наведения. Они охраняют в основном здание, в котором находится автомобиль. Расчет простой: если подходы надежно перекрыты, то внутри опасаться нечего. Но любой, кто имеет пропуск четвертого уровня, может попасть туда.

– Да, но у нас нет такого пропуска.

Словно волшебник, Ксенон запустил руку за спину и вытащил откуда-то маленькую пластиковую карточку.

– Теперь есть. Во всяком случае, у одного из вас. Рэчел, вы кажетесь мне наиболее подходящим кандидатом. Дело в том, что за исключением Джоанны Бойл, главного механика Солейна Солюкса, все остальные сотрудники гаража – мужчины.

– В таком случае мне будет легче смешаться с ними, – возразил я.

– Да, но Рэчел может выйти из положения, таким образом, который для вас, э-э-э… недоступен.


– Вы имеете в виду, что если я похлопаю ресницами и покачаю бедрами перед мальчиками, то у меня не будет проблем? – возмущенно спросила Рэчел.

– Да, с пропуском четвертого уровня, – подтвердил Ксенон.

– Хорошо, я согласна, но должна выразить свой протест.

– Он будет принят во внимание, – заверил Ксенон. – Конечно, если вы вернетесь оттуда живой.

ГЛАВА 15

Пожалуй, на мою долю выпало самое трудное: ожидание. Я люблю Рэчел, и теперь, когда наша жизнь может оборваться в любой момент, мое чувство к ней стало еще сильнее.

Ксенон настоял на том, чтобы Рэчел воспользовалась общественным транспортом, поэтому я даже не смог довезти ее до места. Точный адрес он сообщил ей одной, так как не хотел, чтобы я в последний момент стал изображать из себя героя.

По крайней мере, она отправилась на задание с хорошим прикрытием. Ксенон сфотографировал ее, запечатал карточку сверхпрочным пластиком, используемым Десницей на всех пропусках, и изменил данные клеточного сканирования. Теперь они совпадали с личностью Рэчел, а не того механика, чей труп был похоронен вчера ночью.

Ксенон гарантировал, что пропуск позволит ей проникнуть внутрь. Правда, оставалось еще установить устройство и благополучно покинуть здание. Но даже если бы миссия Рэчел увенчалась успехом, я был уверен, что сотрудники службы безопасности все равно обнаружат устройство наведения. Я поделился своими соображениями с Ксеноном.

– Ты ошибаешься, Гидеон. Они не найдут устройство. Антисканнерный экран обошелся нам в кругленькую сумму; кроме того, оно не содержит взрывчатых веществ, не испускает электромагнитных волн. Оно практически не поддается обнаружению.

– Тогда на чем основан принцип его действия?

– Оно вибрирует в такт работающему двигателю автомобиля. Это означает, что мы можем, использовать резонансный взрыватель.

– Управляемая ракета? – спросил я.

Он кивнул:

– Она настроена на частоту маленького маячка. Одна из ячеек Фронта находится в нескольких кварталах от здания гаража. Она оборудована специальными сенсорами, поэтому, как только автомобиль проедет мимо, мы сразу узнаем, установлено ли устройство.

– Ракета тоже находится там?

– Нет. Сенсоры установлены в различных районах города, но в основном по маршруту следования императорского кортежа. Взрыв произойдет там, где опасность для жизни случайных прохожих будет минимальной. Мы хотим, чтобы погиб Солейн Солюкс и никто больше… если это возможно.

– А если нет?

– Гидеон, единственный путь к безопасности для населения всей страны лежит через смерть императора. Змеи редко отращивают новые головы. Если во имя цели нужно идти на риск, мы не отказываемся.

– Рэчел сейчас идет на риск ради вас, – с горечью напомнил я.

– Ради нас. Ты думаешь, что все время будешь сидеть в укрытии и поплевывать в потолок? Я неоднократно рисковал своей жизнью,. а ваша работа только начинается. А теперь, извини, мне нужно сделать еще несколько дел.

Рэчел вернулась через несколько часов. Когда прозвучал сигнал датчика, я вскочил с места, но Ксенон остановил меня.

– Сначала я должен просканировать ее, – сказал он. – Убедиться, что она никого не привела с собой.

– Рэчел никогда не предаст нас!

– Ты знаешь, насколько… убедительными могут быть методы Десницы.

На видеоэкране показалось лицо Рэчел. Она выглядела довольной и уверенной в себе.

– Все в порядке, – сказал Ксенон. – Она чиста.

Дверь открылась, и через несколько секунд Рэчел попала в мои объятия.

– Слава Богу, ты вернулась, – пробормотал я.

Однако Ксенон хотел знать только одно: успешно ли она завершила свою миссию.

– Да, – ответила она. – Устройство прикреплено к автомобилю. Пропуск отлично сработал, с охраной проблем не было.

– Как тебе удалось отделаться от Джоанны Бойл? – спросил Ксенон.

– Я даже не видела ее, она была на каком-то совещании. Но трое ее… коллег возились с автомобилем.

– И?…

– И я сделала то, что вы предложили. Флиртовала с ними. – На ее лице отразилось глубокое негодование. – Я сказала им, что совсем недавно поступила на работу в гараж и не могу поверить, что оказалась рядом с настоящим “Солейнмобилем”. “Могу ли я прсмотреть на него, я столько о нем слышала!”

– Они клюнули на это?

– Да, а заодно чуть было не клюнули на меня. Мне едва не пришлось применить силу. Когда я спросила их, нельзя ли мне взглянуть снизу, поскольку очень интересуюсь выхлопной системой, они сразу же побежали за тележкой. Я установила устройство, одновременно выразив свое восхищение конструкцией подвески и выхлопа. Картина ясна или нужно рассказывать дальше?

– Значит, устройство установлено, – заключил Ксенон. – Надежно?

– Надеюсь, что да. Это ваш магнит. Механики говорили, что сегодня они собираются осуществить пробный выезд.

– Да, – кивнул Ксенон. – В сущности, они уже сейчас должны выехать из гаража.

Он подошел к столу, на котором стоял компьютер, и нажал несколько клавиш. Экран осветился. Некоторое время Ксенон вводил команды с клавиатуры, затем поднял голову.

– Я связался с одной из наших ячеек, где установлен сенсор. Через несколько минут мы узнаем, нормально ли работает устройство.

Казалось, ожидание длилось несколько часов. Наконец Ксенон улыбнулся нам, плотно сжав губы.

– Они получают сигнал. Устройство действует. Отличная работа, Рэчел! – Он выключил компьютер и откинулся на спинку стула. – Теперь я расскажу то, что вам следует знать. Но сначала попрошу Рэчел снять контактный микрофон с внутренней стороны воротника.

Рэчел подняла руку и провела пальцами по внутренней стороне воротника своей куртки. Вытащив что-то из ткани, она протянула этот предмет мне на ладони. Это был металлический диск, не толще десятицентовика и около четверти дюйма в диаметре. Обратная сторона диска была покрыта маленькими колючками, обеспечивавшими прилипание к любой ткани. Когда мы в замешательстве посмотрели на Ксенона, тот улыбнулся и вынул из уха маленькое приемное устройство.

– Вы подслушивали! – воскликнула Рэчел. – Вы слышали все, что я говорила!

– А также все, что говорили вам, – добавил Ксенон. – Это единственный способ удостовериться в том, что вы не предали нас. И даже в этом случае я не мог быть уверен в том, что никто не следует за вами сюда. Но, поскольку мы все живы-здоровы, это мне тоже не понадобится. – Он вытащил из кармана маленький пульт дистанционного управления.

– Для чего он предназначен? – спросил я.

– Я должен был воспользоваться этим пультом, если бы к нам нагрянули нежданные гости из Десницы.

– И что бы тогда произошло?

– Сигнал от пульта должен был взорвать два фунта пластиковой взрывчатки, размещенные под стойкой. – Он закурил сигарету и глубоко затянулся. – Если вам от этого станет легче, то могу сказать, что я бы подождал, пока все агенты Десницы не соберутся на чердаке.

– М-да… – с легкой дрожью в голосе протянула Рэчел. – От этого действительно как-то легче на душе.

Ксенон невозмутимо посмотрел на нее:

– Знаете, смерть не так уж плоха. Многие мои друзья уже познакомились с ней. Когда часто видишь ее, она становится чем-то вроде старой подруги.

– “В объятиях блаженной смерти”, да? – процитировала Рэчел какого-то поэта. – До недавнего времени смерть была для меня пустым словом, Ксенон, и я надеюсь, что проживу еще достаточно, прежде чем лично познакомлюсь с ней.

– Мы все на это надеемся, – ответил Ксенон. – А теперь перейдем к делу. Сначала вы должны узнать, как попасть в то место, где находится Фронт гражданского сопротивления.

– Я считал, что ФГС находится повсюду, – сказал я. – По крайней мере, так нас учили.

– О да, ячейки Фронта разбросаны повсюду. В определенном смысле мы не менее вездесущи, чем Десница. Но наша подпольная штаб-квартира находится под британским посольством. – Он немного помедлил. – Вы не выглядите удивленными.

– Я – нет, – заявила Рэчел. – Британцы не притворяются, будто им нравится режим Солюкса, и это многим известно.

Я согласно кивнул.

– Ходило много слухов о связи британцев с ФГС, но дипломатическая неприкосновенность пока не позволяет Деснице обыскать здание посольства без достаточно веских доказательств.

– Теперь у вас есть доказательство, – сказал Ксенон. – Я только что вручил судьбу подполья в ваши руки. Так происходит каждый раз, когда мы принимаем в свои ряды новых членов. Но предупреждаю заранее: если кто-нибудь обнаружит, что вы собираетесь предать нас, или хотя бы заподозрит в предательстве, вы будете мертвы прежде, чем услышите выстрелы или увидите лезвие ножа.

– Только неопытные подпольщики могли бы поступить иначе, – заметил я.

– Я хочу, чтобы вы запомнили еще одну вещь. Поскольку я ввожу вас в организацию, вы как бы представляете меня. Если вас казнят как предателей, даже по ошибке, то я тоже окажусь предателем. Моя жизнь в ваших руках, понятно? (Мы оба кивнули) Вы знаете, где находится посольство?

– Массачусетс-авеню, возле Морской обсерватории?

– Правильно. Но, ни в коем случае не подходите к парадному входу. Тайный ход расположен под землей. Дождитесь темноты и спускайтесь к заброшенной станции подземки на углу Бельмонт-роуд и Массачусетс-авеню, там, где раньше стояло здание Исламского центра. Замки на двери настоящие, но петли фальшивые. Когда спуститесь на платформу, прыгайте на рельсы. О несущем рельсе можете не беспокоиться – там уже много лет нет электричества. Идите на северо-запад. Примерно через полмили вы увидите дверь слева, на ней написано “Служебный, 98-С” – Он вручил мне ключ. – Дверь заперта, но этот ключ подходит к замку. Задняя стена второй комнаты фальшивая. Отодвиньте шкаф и нажмите на стену: она отойдет в сторону. Не забудьте закрыть ее за собой. Далее пятьдесят ярдов ходьбы до люка, ведущего в подвал посольства. Я сообщу о вашем приходе.

– Звучит достаточно просто.

– Так оно и есть, если не считать крыс, скеллов и одичавших кошек. Да, и не забывайте глядеть под ноги: там много сливных отверстий.

– Само собой, – кивнула Рэчел. – У вас случайно не найдется пары электрических фонариков?

– А также двух огнеметов? – добавил я.

ГЛАВА 16

У Ксенона в самом деле нашлись электрические фонарики, и это меня очень порадовало. На заброшенной лестнице было темно, хоть глаз выколи, хотя на улице только сгущались сумерки. Ксенон снабдил нас также запасными обоймами для “авенджеров” и накормил удивительно вкусным обедом, приготовленным собственноручно в маленькой кухоньке за чердаком. Я наконец попробовал некоторые блюда, один вид которых вызывал у меня тошноту в магазинчике внизу, и они оказались совсем неплохи на вкус. В отличие от запаха, исходившего из провала лестницы, по которой мы спускались. Конечно, он не мог сравниться со зловонием в адской берлоге Красавца, но на Земле я не нюхал ничего хуже. Самый отвратительный запах мочи и старых фекалий. Казалось, что скеллы, эти ходячие скелеты, ведущие жизнь изгнанников в подземных тоннелях, десятилетиями использовали эту станцию в качестве писсуара. Крысы и кошки не отставали от них.

Мы с Рэчел держали по фонарику в одной руке и по пистолету в другой. Ксенон предупредил нас о необходимости спрятать оружие после того, как мы попадем в служебное помещение, но также посоветовал стрелять во все, что движется в тоннеле.

– Если дать скеллам хотя бы один шанс, они прикончат вас, – сказал он. – Они заберут все, что у вас есть, возможно, займутся сексом с вашими трупами, а затем скорее всего съедят вас. Поэтому будьте начеку.

Пробираясь по этим тоннелям, мы начали понимать, как легко здесь было опуститься до животного состояния. Рэчел почти не разговаривала со мной. Думаю, она разделяла мои чувства: казалось, в этом огромном и гулком пространстве можно услышать даже самый слабый шепот.

Разумеется, мечущиеся лучи наших фонариков сами по себе служили сигналом голодным скеллам, крысам или кошкам. Животные не нуждаются в свете, а о скеллах мы слышали, будто их глаза адаптировались к темноте и стали похожими на выпученные блюдца. Чертовски неприятное зрелище, особенно если осветить его лучом фонарика. Я старался не думать об этом. Но чем сильнее человек пытается не думать о чем-то, тем ярче он себе это представляет.

Лестница вела на платформу. В свете наших фонариков открылись новые кучи засохших фекалий и рваные плакаты на стенах. На рекламе выпивки и табака цензорские штампы Десницы занимали почти всю картинку, то же самое относилось к кинофильмам со сценами секса или насилия. Карающего меча цензуры избежали только плакаты, рекламирующие еду и верхнюю одежду.

Когда я взглянул на сорванный лист бумаги, валявшийся на полу, то обнаружил рекламу компании IBM – одной из фирм, потерпевших банкротство во время большой технологической чистки, последовавшей за выборами императора. Я отправил лист на рельсы пинком ноги. Внизу что-то зашуршало, плеснула вода. Кто бы там ни прятался, пока что он убегал от нас, и мне это понравилось.

– Ну что? – прошептал я Рэчел. – Спускаемся?

Мой голос показался мне самому еле слышным и испуганным, но вместе с тем у меня появилось ощущение, будто я ударил в огромный гонг, оповестив обитателей тоннеля о своем появлении.

Рэчел кивнула, и мы подошли к краю платформы. От рельсов нас отделяло лишь четыре фута, но они казались целыми милями. Я спрыгнул первым. Радуясь тому, что самая мерзкая вонь осталась на платформе, мы пошли по тоннелю.

Ксенон не шутил. Здесь были сливные отверстия, причем довольно большие, хотя рельсы и не проваливались в них. Большей частью мы двигались вдоль стены, но, когда подошли к воде, пришлось забраться на обесточенный несущий рельс и пройти по нему, словно по натянутому канату. Правда, если упасть отсюда, то лишишься кое-чего гораздо большего, чем аплодисментов.

Один раз я поскользнулся, но Рэчел вовремя подхватила меня, и я успел восстановить равновесие. Вязкая, болотистая почва могла засосать человека за несколько секунд.

Мы одолели примерно полпути до места назначения, когда я ощутил присутствие кошек. Волосы у меня на загривке встали дыбом. Поймите меня правильно: мне нравятся домашние кошки в разумном количестве. Но когда ты находишься глубоко под землей и слышишь за спиной “топ-топ-топ” маленьких лапок, дело обстоит иначе. Это гораздо хуже, чем деловитое шуршание крыс. Тихий топот за твоей спиной набирает силу, и наконец ты начинаешь понимать, что тебя преследуют полчища кошек – таких голодных, что у них хватит наглости наброситься на все, что покажется съедобным.

Мы могли видеть лишь тоннель впереди, но знали, что кошки приближаются сзади.

– Рэчел… – прошептал я.

– Продолжай идти, не беги. – Видимо, она решила, что я могу запаниковать. Она была недалека от истины.

– Послушай, нужно остановиться и оценить обстановку, – предложил я минуту спустя.

Мы замедлили шаг, и наши преследователи тоже сбавили ход. Тихий топот за нашей спиной стал почти неслышным. Мы остановились, и кошки тоже остановились. Мы снова пошли вперед – кошки двинулись за нами.

– Я больше не могу это терпеть, Рэчел. Может быть, если мы резко обернемся с фонариками в руках, то отпугнем их?

– Хорошо. – Ее голос предательски дрогнул. – Если это не сработает… как ты думаешь, выстрел испугает их?

– Разумеется, – уверенно ответил я. – Здесь им редко приходится слышать. громкие звуки. Оборачиваемся по счету “три”, ладно?

Я досчитал до трех, и мы развернулись, направив свет фонариков в ту сторону, откуда пришли.

– Вот дерьмо! – пробормотал я, не узнав собственного голоса. Сотни глаз мерцали зловещим зеленым и желтым светом в лучах фонариков. Кошки шли огромной стаей прямо по полотну пути. Либо они были слишком легкими и не проваливались в вязкую почву, либо знали безопасные места для передвижения. Я невольно подумал: а нет ли в Преисподней такого места, где дикие кошки вечно терзают плоть грешников?

– Надеюсь, их легко испугать, – произнесла Рэчел неожиданно спокойным тоном.

– Да, – согласился я. – У нас не хватит пуль на такую ораву. Какая жалость, что у Ксенона не нашлось хотя бы фальшвейеров!

Хотя, помогли бы они здесь? Во всяком случае, свет этих зверюг не беспокоил. Я заметил, как одна кошка чуть не бросилась за лучом фонарика, когда я повел им из стороны в сторону. Веселенькое дельце!

Ближайший кот находился в десяти ярдах от нас. Это был настоящий монстр, этакий серый тигр ростом более фута в холке – действительно крупное животное. Он так ощетинился, что вставшая дыбом шерсть, возможно, прибавляла несколько дюймов к его росту. Один зеленый глаз злобно смотрел на нас, на месте другого зияла пустая глазница. Его уши плотно прижались к черепу, и я заметил, что он уже выпустил когти.

– Хорошая киска. – Я старался говорить дружелюбным тоном. В ответ послышался звук, похожий на урчание моего желудка после слишком острой мексиканской приправы. Конечно же, это был вожак стаи, распевающий боевой гимн для своих собратьев, словно они нуждались в дополнительном озверении.

– Похоже, ему не понравилось твое обращение, – заметила Рэчел. Мне пришлось согласиться с ней.

– Может быть, назвать его Убийцей?

– Или Хулиганом, – предложила она.

– Мне нравится. Хорошая кличка.

– Зато сам он – отпетый негодяй. Думаю, это кошачий король.

– Застрелим Хулигана? – спросил я.

– Во всяком случае, нужно что-то сделать. Вряд ли эти киски будут терпеливо ждать, пока мы придумываем клички для них.

– Они могут взбеситься, если мы прикончим их вожака.

– Тогда мы выстрелим в воздух и отпугнем их.

Сказано – сделано. Я направил пистолет над головами кошек и нажал на спусковой крючок. Грохот был оглушительным. Звук эхом раскатился по тоннелю, и я едва услышал визг пули, срикошетировавшей от бетонного потолка.

Что же сделали кошки? Именно то, чего мы и ожидали. Как только я выстрелил, Хулиган повернулся и побежал в обратную сторону вместе со своим воинством – как будто разноцветный толстый ковер внезапно вздыбился и откатился от нас.

Но, на мой взгляд, этот живой ковер остановился слишком рано. Кошки вряд ли успели отступить хотя бы на двадцать ярдов. Хулиган первый осознал, что остался цел и невредим. Он остановился и снова выступил вперед. Его урчание стало еще более угрожающим.

– Хулигана на мякине не проведешь, – пробормотал я. Мы с Рэчел начали пятиться от медленно надвигающегося батальона кошек – глупое решение, так как у нас не было глаз на затылке. Естественно, через несколько шагов я оступился и едва не упал.

Я быстро направил луч фонарика в пол. Доли секунды оказалось достаточно, чтобы понять, на что я наступил. Мы наконец нашли скелла – вернее, его скелет. Нам так и не удалось узнать, правдивы ли слухи об их выпученных глазах, поскольку они были вырваны из глазниц. Я успел разглядеть царапины, оставленные на костях острыми зубами.

– У меня есть идея, – прошептала Рэчел.

– Мы с мистером Скелетом внимательно слушаем.

– Думаю, сначала нам нужно перестрелять как можно больше кошек. Будем просто палить по движущимся мишеням, включая Хулигана.

– Зачем? Мне нравятся кошки.

– Потому что тогда они начнут терзать своих павших сородичей, и у нас появится время для отступления.

Это было лучше, чем ничего.

– Хорошо. Когда мы побежим, возьми мой фонарик, а я перезаряжу оба пистолета.

– Ты полагаешь, они на этом не остановятся?

– Почти уверен.

Кошки быстро приближались. Мы остановились с фонариками и пистолетами в руках и открыли огонь. Большинство кошек мгновенно растворилось в темноте тоннеля, но их было слишком много, чтобы мы могли промахнуться. Несколько тел забилось на полу в предсмертной агонии. Я целился в Хулигана, но после первого же выстрела он исчез, укрывшись за спинами своих подданных.

Мы выпустили по полной обойме из шестнадцати пуль, затем развернулись и побежали что есть мочи. Словно спортсмен, передающий эстафетную палочку, я сунул свой фонарик Рэчел, а она перебросила мне свойпистолет. Я быстро вставил обоймы, стараясь ступать на освещенные участки пола и прислушиваясь к воплям раздосадованных кошек, опоздавших на каннибальскую трапезу.

Теперь за нашей спиной слышался не просто приглушенный топот. Кошки выли, шипели и мяукали, не оставляя ни малейших сомнений в своих намерениях.

Я как раз вставил обойму во второй пистолет, когда заметил впереди что-то блестящее.

– Рэчел! Там, слева!

Эта была круглая алюминиевая дверная ручка, и мы устремились к ней с истовостью рыцарей, увидевших Святой Грааль. Я нашарил в кармане ключ, полученный от Ксенона. За моей спиной что-то лязгнуло, но я продолжал бежать к двери.

– Что это было? – спросила Рэчел.

– Я выронил твой пистолет.

– Мой пистолет?

Теперь мы уже хорошо видели дверь. Да, это 98-С! Если бы это была дверь 97-С, мы наверняка достались бы кошкам на обед. Я вставил ключ в замочную скважину не той стороной, выругался и попробовал еще раз. Замок щелкнул. В то же мгновение я повернул ручку, втолкнул Рэчел внутрь и обернулся, чтобы закрыть дверь с обратной стороны…

…Как раз вовремя, ибо увидел одноглазого Хулигана, летевшего в отчаянном прыжке, с выпущенными когтями, направленными мне прямо в лицо.

Я едва успел захлопнуть дверь. Стук удара тяжелого тела был одним из самых приятных звуков, какие мне приходилось слышать. Облегчение было столь сильным, что я едва не впал в истерику.

– Ах, бедный котеночек! Он расквасил свой носик!

– Кошки… – прошептала Рэчел, тяжело дыша. – Всего лишь кошки…

Она потрясла головой, словно избавляясь от наваждения, и провела по комнате лучом фонарика. Единственным предметом обстановки здесь был большой шкаф, стоявший у задней стены.

– Да, это то самое место. Давай-ка сдвинем его.

Шкаф легко сдвинулся в сторону, и фальшивая стена открылась под нашим напором.

– Как ты думаешь, сколько людей смогли бы благополучно добраться сюда, миновав кошек, крыс, скеллов и сливные отверстия? – поинтересовался я.

– Все равно нужно закрыть стену за собой. Так сказал Ксенон.

Тоннель, в который мы попали, был земляным, укрепленным алюминиевыми балками. Потолок был таким низким, что я не мог выпрямиться в полный рост, но, по крайней мере, здесь не водились кошки. Неприятные запахи тоже исчезли; здесь пахло свежей глиной.

– Все тоннели должны быть такими, – обратился я к Рэчел, но она не ответила.

Мы не успели пройти и десяти ярдов, как вдруг наши фонарики замигали. Через несколько секунд свет погас, и мы оказались в полной темноте, подсвеченной лишь красноватыми образами, оставшимися на сетчатке.

– Боже мой, – пробормотал я. – Ты думаешь, все батарейки могли сесть одновременно?

– Нет. Должно быть, это их служба безопасности. Откачка энергии должна обезвредить все устройства, работающие на электричестве.

Я задержал дыхание, когда впереди неожиданно появилось пятно света, похожее на кошачий глаз. Но затем я понял, что на самом деле это круглый люк, а вертикальная щель зрачка оказалась человеческой фигурой на фоне яркого света.

– Назовите свои имена, – прогремел голос, усиленный динамиком.

Человек держал в руках какое-то оружие. Поскольку свет бил нам в глаза, я не мог разглядеть его лицо.

– Рэчел Брак! – крикнула Рэчел.

– И Гидеон Эшанти, – добавил я.

– Разрядите свое оружие и бросьте его мне.

Я вынул обойму из оставшегося “авенджера” и кинул ее вместе с пистолетом к ногам мужчины. Оружие шлепнулось в грязь, и я невольно поморщился. Пистолет хорошо послужил нам.


– У вас было два пистолета, – сказал мужчина. – Где второй?

– Мы потеряли его по пути сюда, – ответил я. – Отбивались от кошек.

– Выходите, заложив руки за голову. – В этом явно не было необходимости, но он держал нас под прицелом.

Мужчина отошел в сторону. Мы с Рэчел прошли через люк в обычное подвальное помещение с бетонными стенами и неоновым освещением. Там было двое других людей – приземистый мужчина и высокая худая женщина, оба вооруженные до зубов. Выражение их лиц говорило о том, что, если мы осмелимся, хотя бы пукнуть, они с радостью прикончат нас. Я улыбнулся, но это явно не растопило их сердца.

Приземистый мужчина обыскал меня с головы до ног, потом повторил ту же процедуру с Рэчел. Женщина тем временем держала нас на мушке.

– Ничего, – буркнул он.

– Пока ничего, – отозвался мужчина, стоявший за моей спиной. – Теперь разденьте их и хорошенько просканируйте.

Он выступил вперед. Свет упал на его лицо, и я увидел глаза, которые показались мне так поразительно знакомыми, что мне почудилось, будто я смотрюсь в зеркало.

ГЛАВА 17

Это продолжалось одно долгое мгновение, а затем ощущение исчезло. Но, пока оно длилось, я знал, что уже видел этого человека раньше, причем не случайно.

Он вопросительно приподнял бровь:

– Почему вы так смотрите на меня?

– Э-э-э… ваше лицо показалось мне знакомым.

– Мы в самом деле знакомы? – Судя по тону, его больше всего устраивал отрицательный ответ. Поскольку он был вооружен, я сказал “нет”. Возможно, после нашей битвы с кошками я был так рад человеческому обществу, что любое лицо, не покрытое шерстью, казалось мне знакомым и приятным.

– Мы еще поговорим после того, как Вивид с Рональдом проверят вас, – пообещал он. – Когда мы снова увидимся, вы с полным основанием сможете утверждать, что мое лицо вам знакомо.

Он холодно улыбнулся, кивнул и вышел из комнаты. Возможно, он не хотел меня обидеть, но я все равно чувствовал себя оплеванным.

Гостеприимные Вивид и Рональд вытолкали нас из комнаты и провели по лабиринту коридоров. Затем мы разделились – мальчики в одну белую комнату с металлическим столом, девочки в другую. Не знаю, что Вивид делала с Рэчел, но надеюсь, это было не так грубо и унизительно, как то, что вытворял со мною дядюшка Рон с бычьей шеей и руками мясника. Даже мой лечащий врач ни разу не заглядывал в те места, где копался он.

Когда я присоединился к Рэчел, у меня саднило в определенных местах, а идти приходилось вразвалочку. Ее щеки пылали, она крепко стиснула зубы, но в остальном выглядела целой и невредимой. Нас вывели по короткой лестнице в другой коридор, и внезапно мы оказались в посольстве. Стены здесь были выкрашены в приятный темно-синий цвет, мебель напоминала викторианскую позапрошлого века. На стенах висело несколько картин – в основном пейзажи и абстрактные композиции, выдержанные в пастельных тонах.

Человек, который открыл люк, сидел на кушетке. Он не оторвал взгляда от листков бумаги, которые держал в руках, и сначала никак не отреагировал на наше присутствие. Как и я, он был африканцем и носил темные очки, вероятно предназначенные для маскировки. Его лицо по-прежнему казалось мне знакомым.

– Так-так, Эшанти и Брак. – Он произнес это таким тоном, каким вы можете сказать “собачье дерьмо”. – Двое беглых агентов ОИР, подрывающие основы государственного строя.

– Это мы, шеф, – отозвалась Рэчел, уязвленная его сарказмом. – Собираетесь поблагодарить нас за то, что мы делаем вашу работу?

– Едва ли. И не называйте меня “шеф”, меня зовут Дерек Литерати. Вас хочет видеть сенатор Барр.

– Сенатор Эрин Барр? – спросил я.

– Совершенно верно, Эшанти. Она является негласным лидером ФГС. Предупреждаю: если кто-либо из вас сделает одно неосторожное движение рядом с сенатором, вы расстанетесь с жизнью.

– Мы на твоей стороне, крутой парень, – напомнила Рэчел.

– Как знать. – Он встал. (Черт побери, высокий детина!) – Пока что я вижу двоих агентов ОИР, проникших в штаб-квартиру ФГС, а это не располагает к доверию.

– Послушайте, в конце концов, мы уничтожили команду чистильщиков! – запротестовал я.

– Да. – Он кивнул, и на его скулах заиграли желваки. – Это кажется мне еще более подозрительным.

– Теперь вы осуждаете нас за то, что мы оказались хорошими бойцами? – негодующе спросила Рэчел. – Мне казалось, мы прошли испытание, когда я помогла Ксенону установить устройство наведения на императорском автомобиле. На автомобиле нашего бывшего босса, понятно? Лидера этой паршивой страны. Мы приняли непосредственное участие в попытке покушения на него. Чего же вы еще хотите?

– Я хочу, чтобы он умер. Может быть, тогда я поверю вам. Пойдемте.

Он подвел нас к резной деревянной двери, постучался и распахнул тяжелую створку. Нашему взору предстала просторная комната для совещаний, освещенная глубоко утопленными в потолок лампами. За овальным столом перед большой голографической картой мира стояла сенатор Эрин Барр.

Она была невысокой женщиной, однако от ее компактной фигуры веяло неисчерпаемой энергией. Ее волосы были собраны в тугой узел на затылке, одежда выглядела простой, но, удобной. Она не улыбнулась (видимо, ей вообще редко приходилось улыбаться), но обошла вокруг стола и обменялась рукопожатием с каждым из нас. Литерати наблюдал за нами с таким видом, словно был готов в любой момент съесть нас.

– Мисс Брак, мистер Эшанти… Альдус Ксенон проинформировал меня о ваших ночных посетителях. Никогда не доверяйте животным, пожирающим свой молодняк, или правительству, расстреливающему собственный народ.

– Наши взгляды сильно изменились за последнее время, – заметил я.

– Это можно понять. Но вы так и не выяснили, почему вас приговорили к смерти?

– Против нас выдвинули ложные обвинения, – ответила Рэчел. – А что касается настоящей причины, тут мы блуждаем в потемках. Мы знаем одно: Деснице нельзя доверять. Если они сделали это с нами, то могут сделать с кем угодно.

– Вы усвоили урок, уже давно знакомый многим людям, – сказала женщина-сенатор. Она отвернулась, глядя на карту, но не замечая ее. – Я была одной из первых. Я три года заседала в Сенате к тому времени, как Десница пришла к власти. Через шесть недель я вышла в отставку. Они внесли в конституцию так много изменений, что это уже нельзя было назвать настоящей конституцией. Когда штаты проголосовали за отказ от независимости и передали свои властные полномочия Солейну Солюксу, это было началом конца. А когда Конгресс отменил Билль о правах, не осталось никакой надежды. – Она быстро обернулась и приковала нас к месту своим взглядом. – Никакой надежды, кроме ФГС. Мы уже почти двадцать лет терзаем Десницу и не остановимся до тех пор, пока эта страна снова не обретет свободу. Разумеется, Солюкс утверждает, будто Америка свободна – но свободна лишь следовать воле Господа, провозглашенной императором. А если кто-то не хочет этого делать, его приговаривают к Преисподней, или, по их выражению, к “каре Господней”.

– Нам не по душе ни тот, ни другой путь, – сказала Рэчел.

– Но готовы ли вы бороться за освобождение людей?

– Да, – ответил я. – Император – настоящее зло для нашей страны. Теперь мы это понимаем.

– А вы, Рэчел?

– Я вместе с Гидеоном.

– Хорошо. Тогда я полагаю, что могу доверять вам.

– Вы не пожалеете об этом, – заверил я. – Отчаявшиеся люди бывают самыми преданными союзниками, а нам нечего терять.

– Если вы были в Преисподней, то я уверена, что это правда, – отозвалась Эрин Барр. – Кстати, поэтому я и подумала, что вы можете принести пользу нашему делу.

– Из-за нашего знакомства с Преисподней? – поинтересовалась Рэчел.

– Да. Позвольте мне вкратце объяснить вам положение дел. – Она опустилась на один из стульев, стоявших вокруг стола, и жестом пригласила нас присоединиться к ней. – Наша нынешняя попытка… устранить императора – далеко не первая. Наиболее серьезная, но, боюсь, немного поспешная попытка имела место шесть лет назад. Как вам известно, Солюкс проводит большую часть времени в святилище внутри Пентагона. У нас есть агенты в Пентагоне, причем их гораздо больше, чем предполагает Десница. Они не занимают высоких постов, зато работают повсюду: типичные правительственные служащие. Они – наши глаза и уши. Действуя на основании полученной от них информации, пятнадцать наших лучших боевиков осуществили налет на здание Пентагона с целью убить императора или захватить его в плен. Они проникли внутрь через вентиляционные шахты и охраняемые подземные коридоры, но так и не сумели добраться до Солюкса. Маркус Вэндерс, командир группы, сообщил нам, что они узнали нечто столь… значительное и невероятное по своим последствиям, что об этом он может доложить только лично. Что бы это ни было, оно заставило Вэндерса отдать приказ об отступлении. К несчастью, наши люди не смогли вернуться. Императорская гвардия отрезала их от выхода; в последнем своем сообщении Вэндерс передал, что они ведут тяжелый бой. Он подтвердил гибель восьми членов группы, прежде чем мы потеряли связь с ним. Это означает, что семеро наших лучших бойцов могут по-прежнему находиться в плену у Десницы.

– Их незаконно держат в плену? – наивно поинтересовалась Рэчел.

– Единственный закон для Солюкса – это закон Божий, позволяющий ему делать что заблагорассудится. Мы знаем, что в самом Пентагоне и под ним есть места, где держат политзаключенных. Они могут быть там. Но существует и иное, более ужасное подозрение.

– Они могли попасть в Преисподнюю, – тихо сказал я.

– Да. – Женщина-сенатор кивнула. – Этого я боюсь больше всего. Я прекрасно понимаю, что Преисподняя существует на самом деле, но не могу отделаться от впечатления, что ее сверхъестественные аспекты намеренно преувеличиваются Десницей, чтобы обеспечить повиновение граждан. Насколько нам известно, Преисподняя может находиться где угодно – хотя бы в другой стране. Единственное, в чем я уверена, так это в том, что лучше умереть чистой смертью и испытать свои шансы в загробной жизни, чем попасть в Преисподнюю по приговору императора.

– У вас весьма нетривиальные взгляды на Преисподнюю, – заметила Рэчел.

– Что ж, просветите меня. – В голосе Эрин Барр не было иронии. – Вы побывали там. На что это похоже?

Мы рассказали ей все, что знали сами. По нашим теперешним представлениям, при определенных обстоятельствах люди могли спускаться в Преисподнюю и выходить обратно – пусть и не безболезненно, зато быстро.

– Я не могу понять одну вещь. В случае с Гетти девушка вернулась в свою семью, не имея представления о том, как она выбралась из Преисподней. Но я впервые слышу об освобождении Манчини, Пайка и Тантингера. Когда это произошло?

– Вчера, – ответил я.

– В таком случае один из них обязательно должен был связаться с нами. Все они преданы нашему делу.

– Должно быть, Сангинариус снова одурачил нас, – задумчиво сказала Рэчел. – Мы думали, что убили его, но ошибались… может быть, мы не освободили и тех людей.

– Все эти теории выше моего понимания, – заметил я. – Но я знаю, что был в Преисподней и она так же реальна, как и это место.

– Если вы когда-нибудь вернетесь туда и получите возможность оглядеться по сторонам, не забывайте про этих людей. – Эрин Барр протянула мне список из семи фамилий. – Мы не знаем, живы они или умерли. Но хотим знать. Они были хорошими товарищами.

– Хорошими товарищами, – эхом отозвался Литерати. Мы и забыли, что он тоже находится в комнате.

– Возможно, нам придется вернуться туда, – сказал я, чтобы рассеять неловкое молчание. – Мы по-прежнему пытаемся выяснить, почему нас приговорили к смерти вместе с остальными людьми, вычищенными в ту ночь.

– Мы начали собственное расследование по этому факту, – сообщала Эрин Барр, не обращая внимания на наши удивленные взгляды. – Не думаете же вы, что мы собирались пропустить вас сюда, не удостоверившись сперва, что это не ловушка? Но за такое короткое время мы смогли проверить только одну из жертв – Джеймса Хенелли, работавшего в компании “Новая телесная биология”.

Фамилия была знакома по списку Фрэнка Джерси, но мы не знали, чем занимался Хенелли.

– Биологическая реконструкция? – недоумевающе спросил я. – Но Десница разорила эти компании уже много лет назад! Рынок синтетической плоти был одним из первых, оказавшихся под запретом.

Эрин Барр кивнула:

– Это правда. Но, как вам известно, международный рынок внутренних органов все-таки существует, и НТБ занимается их нелегальным распространением.

– Этого более чем достаточно для ареста и тюремного срока, но, вероятно, недостаточно для чистки, – заметил я. – Хенелли занимался чем-то еще?

– Один из наших агентов разговаривал с его партнером. Тот поклялся, что, за исключением их основной деятельности, Хенелли был чист – по крайней мере, в течение тех пяти лет, которые они проработали вместе.

– Ничего особенного или необычного? – поинтересовалась Рэчел. – Ни намека на другие причины, потребовавшие его устранения?

Женщина-сенатор вопросительно взглянула на Литерати.

– Да, есть одна мелочь, – неохотно признался он. – Похоже, этот парень питал пристрастие к латыни.

– Он говорил по-латыни?

– Всего лишь одна фраза: vocabulum est tabula или что-то в этом роде. Его партнеру так и не удалось разобрать остальное. Он спрашивал, что это означает, но Хенелли не обращал на него внимания. – Должно быть, Литерати заметил, как мы с Рэчел переглянулись. – В чем дело?

– Мы слышали эту фразу раньше, – пояснила Рэчел. – Или похожую на нее.

– Где? – спросила Эрин Барр.

– В наших снах, – ответил я. – По-видимому, все приговоренные к смерти в ту ночь постоянно пытались вспомнить одну и ту же или почти одну и ту же латинскую фразу. Странно, не правда ли?

– Возможно, это означает больше, чем вы думаете, – задумчиво сказала Эрин Барр. – Какая-то запретная информация?

– Не исключено, – согласился я. – Но мы не имеем представления, что это такое.

– Надеюсь, вы сможете это выяснить. – Женщина-сенатор встала. – Каковы ваши дальнейшие действия?

Рэчел ответила за нас обоих:

– Поскольку вы уже проверили Хенелли, в списке осталось трое людей, подвергшихся чистке той ночью. Нам нужно выяснить, почему это было сделано.

– И разговаривали ли они по-латыни, – добавила Эрин Барр.

– Да, и это тоже.

– Дерек, передай Рэчел и Гидеону список жертв.

– У нас есть список, – вмешался я. – Но мы не знаем, где их найти.

– Зато мы знаем. – Голос Литерати звучал так же холодно, как и раньше, – Следуйте за мной.

Сенатор Барр снова обменялась с нами рукопожатием.

– Удачи вам. Дайте мне знать, если выяснится что-нибудь новое о наших пропавших коммандос. Или о Солюксе и его возлюбленной Преисподней.

Мы попрощались и последовали за Литерати в небольшую комнату, где стояло несколько компьютеров и стенных шкафов, набитых компакт-дисками. Он опустился в кресло, нажал несколько клавиш, и принтер выплюнул два листка тонкой бумаги, которые он протянул нам.

– Бумага легко переваривается, – сообщил он. – Хотя здесь нет никаких сведений, не известных Деснице.

– Что ж, тогда придется назвать им твое имя, – подтрунил я, стараясь хоть немного расшевелить этого парня.

Прием сработал. Он взглянул на меня так, словно быстрая смерть была бы слишком легким наказанием за мою выходку.

– Здесь не шутят о таких вещах. Положение слишком серьезно. Умирает много людей… людей, которых мы знаем и любим.

– Мне очень жаль, – сказал я, ничуть не покривив душой. Литерати выглядел рассерженным, но на его лице отражалась и горечь утраты. Я невольно спросил себя, скольких друзей он потерял за годы работы во Фронте. – Понимаешь, на душе так тяжело, что я стараюсь… отшучиваться. Но не всегда делаю это в уместные моменты.

Он улыбнулся уголком рта:

– Ты напоминаешь мне Маркуса. Он был таким же: ничего не принимал всерьез. Впрочем, это не мешало ему быть отличным бойцом. Возможно, ты прав, и нам в самом деле нужно побольше улыбаться.

– Вы знали Маркуса Вэндерса? – спросила Рэчел.

– Знал его? Черт возьми, мы были братьями во всем, кроме кровного родства. Родители Маркуса погибли в автокатастрофе, когда ему было двенадцать лет. Он жил в моей семье. С тех пор мы были неразлучны, до самого его… исчезновения.

– Ты когда-нибудь искал его? – спросил я.

Он пожал плечами, хотя и не так небрежно, как ему хотелось бы.

– Идет война, гибнут люди. У нас нет времени следить за судьбой каждого пропавшего бойца. А теперь послушайте. – Он явно старался сменить тему. – Теперь вы вступили в ряды Фронта. Это означает, что, если вас схватят, наши жизни будут зависеть от вашего умения молчать. В арсенале Десницы есть пытки, которые вы не можете себе вообразить. Будучи религиозным фанатиком, Солюкс почерпнул многое из арсенала испанской инквизиции. Да и как Десница может обрекать людей на муки в Преисподней, если между нею и демонами не существует симбиотической связи? Поэтому возьмите. – Он протянул каждому из нас маленькую твердую капсулу.

– Яд? – поинтересовался я. Литерати кивнул:

– Вы и моргнуть не успеете, как окажетесь на том свете. Попытайте счастья в загробной жизни: если вас поймают, это будет единственным разумным выбором. Раскусите капсулу и улетайте в блаженные края.

– Спасибо… – пробормотала Рэчел. – Если за такое можно благодарить.

– Поспите здесь сегодня ночью, – предложил Литерати. – Вы можете уйти утром, до рассвета.

– Мы уйдем той же дорогой, которой пришли?

– Да. Иначе риск будет слишком велик. Десница круглосуточно наблюдает за входом в посольство.

– По пути сюда у нас была неприятная встреча с голодными кошками, – напомнил я.

– Не волнуйтесь. Мы вооружим вас перед уходом, дадим ручные огнеметы. Кошки их боятся невероятно.

– А почему Ксенон не дал нам их с самого начала? – спросил я.

– Мы решили, что, если вы действительно ликвидировали команду чистильщиков, пара сотен кошек вам крови не попортит. А если попортит… что ж, тогда мы бы избавились от лгунов.

– И заодно сэкономили бы кошачий рацион на эту неделю, – добавил я.

Он так и не улыбнулся.

ГЛАВА 18

Пламя безумной страсти в ту ночь так и не разгорелось. Мы провели часы до рассвета на двух узких стальных койках, уснув мертвым сном, как хорошие солдаты перед сражением. Генерал Сангинариус мог бы гордиться нами.

– Сэр… – Это слово пробудило меня от сна. С трудом разлепив веки, я увидел нечто кошмарное.

Сияющие красные глаза смотрели на меня с металлопластовых стебельков. Череп существа был цельнометаллическим, с крестовидным гребнем из более темного сплава. Руки и большая часть туловища также были металлическими, зато нижняя часть лица и грудная клетка до солнечного сплетения весьма напоминали человеческую плоть.

Я ахнул и сел, чуть не уткнувшись лицом в глаз на стебельке, тревожно вспыхнувший от такой несдержанности. Сердце бешено стучало в груди, голова шла кругом.

– О Господи! – пробормотал я.

– П-п-примите мои извинения, с-с-сэр, – дребезжащим тенором произнесло существо. – Я не с-с-собирался пугать вас, но вам и ва-ва-вашей спутнице пора уходить.

Окончательно проснувшись, я как следует разглядел существо. Это был настоящий киборг, мультисерверное устройство, если мне не изменяет память. По-видимому, одна из ранних моделей. Кожа на его челюстях была изрезана глубокими морщинами, а мышцы груди, откуда выпирало настоящее попурри из трубок и шлангов, дрябло висели, как у старика. От него пахло машинным маслом и потом – не слишком приятное сочетание.

– Должно быть, ты шутишь, – услышал я голос Рэчел с соседней койки. – Это что, киборг?

– Разве не похож? – произнес женский голос. Вивид, та самая женщина, которая приветствовала нас вчера на пару с Роном, стояла в дверном проеме. – Что, никогда раньше не видела киборга?

– Нет, – ответила Рэчел, и в ее голосе прозвучало отвращение. Запрещенные образцы высокой технологии, даже устаревшие экземпляры, во многом оставались для нас тайной за семью печатями. – Откуда вы взяли его?

– Чарли – мальчик с фермы, – ответила Вивид. – Я нашла его, когда выполняла задание Фронта на Среднем Западе. Киборги там никогда не пользовались особым спросом, а Чарли к тому же едва не задавил того психа-фермера, у которого хватило смелости купить его. Убивать его они не стали, просто оставили на заброшенной ферме. Я нашла его, когда ехала на Восток, и взяла с собой.

Рэчел приблизилась к Чарли с таким видом, словно он мог укусить ее.

– Только посмотри – приборная панель поднимается и опускается в такт дыханию! Он не пугает тебя?

– Нет, но, может быть, это потому, что мы в чем-то сродни друг другу. Мой зародыш развивался в искусственной матке 5088-й модели.

Мы с Рэчел видели нерабочую модель в зале Запретных Технологий Смитсонианского института, где хранилась коллекция ужасов Божьей Десницы. Тогда зрелище показалось нам чудовищным, поскольку так говорил электронный гид. Предмет был похож на верхнюю часть торса беременной женщины, с искусственной маткой, выращенной биоинженерными методами. Половина головы была набита микроэлектроникой, от сосков отходили трубки с питательной жидкостыЬ, а брюшная полость была утыкана зондами и сенсорами, словно подушечка для иголок.

– Боже милосердный, – пробормотала Рэчел в ответ на признание Вивид. – Ты… у тебя все в порядке?

– Разумеется. Матка и есть матка – много ли ты помнишь о своем пребывании в материнском чреве? Мои предки были жокеями киберпространства, виртуальными пилотами Аскотского Центра текстурного картирования. Они собирались заработать миллионы на компьютерном планировании будущего. Им хотелось иметь детей, но мама не могла потерять свое место в команде, поэтому коллеги нажали на нужные рычаги и выбили для нее девять месяцев в 5088-й модели.

– Ужасно, – пробормотала Рэчел.

– Ужасно? Ничего подобного. Все отлично сработало, и, как видишь, я жива-здорова.

– Извини, – тихо сказала Рэчел. – Наверное, ты абсолютно нормальна, но я все же думаю, что рождение из машины… – Она не могла подобрать достаточно сильный эпитет.

Вивид звонко рассмеялась:

– Ты такая же, как и двести миллионов других американцев. Запрет новых биологических технологий был одним из самых популярных актов Десницы.

– И вполне оправданно, – добавила Рэчел. – Прекращение производства киборгов было одним из немногих добрых дел Десницы.

– Дерьмо собачье! Чуть больше моральной уверенности за счет нашей свободы? Это высокая цена, и нам приходится постоянно платить ее. Если ты разделяешь их взгляды на киборгов, то должна соглашаться и со всем остальным. – Она искоса взглянула на Рэчел. – Или ты все-таки не принадлежишь к Фронту?

Я выпрямился. До сих пор я молчал, но теперь должен был высказаться.

– Фронт тоже собирается учить нас, во что следует верить и о чем думать? Рэчел ничего не может с собой поделать: киборги внушают ей отвращение. Так ее учили с детства, и, хотя мы знаем, что наши учителя ошибались, для перемен потребуется определенное время. – Я встал и подошел к Рэчел. – Старые стереотипы поведения еще очень сильны в нас. Но чем больше мы будем знать о технологиях, запрещенных Десницей, тем легче нам будет принять то, что мы когда-то считали злом. Я хочу учиться, но принимать ваши идеи под принуждением… этого мне хочется не больше, чем отвергать их под принуждением Десницы.

Долгое время все молчали. Вивид была права со своей точки зрения, и мы тоже. Но тут добрый старый Чарли, олицетворявший золотую середину, нарушил молчание:

– Все это очень у-у-увлекательно, но мистер Эшанти и мисс Брак должны уйти отсюда до рас-с-света.

Мы невольно рассмеялись.

– Во всяком случае, мне нравится его практичность, – заметила Рэчел.

Чарли, оказавшийся превосходным поваром, приготовил для нас деликатесный омлет и подал настоящий черный кофе, хотя и не такой хороший, как у Данте. Вивид вручила нам новые “авенджеры” с запасными обоймами, а затем проводила до люка. С огнеметами в руках мы отправились по тоннелю к служебной комнате.

Внешнюю дверь мы открывали с большой осторожностью, но дикие кошки, должно быть, решили не дожидаться нашего возвращения. Правда, через несколько минут ходьбы по путям мы услышали за собой тихий топот лапок. Я не стал тратить времени даром, а сразу развернулся и нажал на курок огнемета. Яркая вспышка электрического пламени истребила все живое в радиусе шести футов от места удара. Оставшиеся в живых кошки взвыли и бросились наутек. После этого нас никто не беспокоил.

Мы вышли на улицу в предрассветных сумерках, сели в автомобиль и изучили список из трех имен: Адам Шонбрунн, Дейрдре О'Коннор и Брайан Эйвери.

– Шонбрунн работал в “Эсхатологии инкорпорейтед”, неподалеку от Уотергейта, – сообщила Рэчел. – В прошлом году я отслеживала кое-какие данные на них.

– Кажется, я помню, как ты упоминала об этом… картировщики Преисподней, верно?

Рэчел кивнула:

– Они пользовались исследованиями смерти и загробной жизни как прикрытием для картирования Преисподней. Это нелегально, но совершенно безвредно. Судя по тому, что мы видели в Преисподней собственными глазами, они были далеки от истины. Пожалуй, будет лучше, если я поеду к ним одна. Они знают меня, но, если я приведу с собой партнера, сразу же закроют рот на замок.

– Валяй, – согласился я. Картировщики Преисподней всегда поражали меня своим идиотизмом. Когда кому-то хочется лезть туда, куда все остальные не стали бы заглядывать ни за какие сокровища, – это выше моего понимания.

Я вернулся к списку:

– Остаются еще двое. Брайан Эйвери жил неподалеку от Макферсон-сквер в коммунальном доме, принадлежащем обществу под названием “Машина Очищения”.

– Звучит вполне чистоплотно.

– Последняя – Дейрдре О'Коннор. Ты только посмотри, на кого она работала!

Рэчел покачала головой и вздохнула:

– Еще один демон.

– Да. С этим мы еще не встречались.

Рядом с фамилией О'Коннор на листке бумаги было написано: “Амо-Амас-Амат филмз” (демон Асмодеус)”.

– Это порнокороль, о котором нам рассказывал Красавец. Одна я туда не пойду, Гидеон.

Я охотно согласился с ней: – Судя по тому, что я слышал, туда вообще лучше не соваться в одиночку. Давай сделаем так: я высажу тебя у картировщиков Преисподней, сам проверю этого Эйвери, а потом вернусь за тобой. На студию поедем вместе.

Офис компании “Эсхатология инкорпорейтед” находился в ветхом здании по соседству с опасным районом трущоб, но Рэчел без колебаний вышла из автомобиля. Все же я подождал, пока дверь за ней не закрылась, а потом поехал на восток, к Макферсон-сквер.

Мне пришлось поспрашивать на улице, прежде чем я нашел обиталище “Машины Очищения”. Дом стоял в узком переулке, напротив такого же древнего строения с маленьким полукруглым двориком. На фасаде этого строения красовалась надпись “СЕМЬ СМЕРТНЫХ ГРЕХОВ”, нанесенная краской из пульверизатора. Трое ребят в джинсах и жилетах из синтетической кожи сидели на ступенях крыльца и в открытую курили сигареты. Очевидно, полиция не часто заглядывала в эту крысиную дыру. Я указал на дверь противоположного дома и спросил юнцов:

– Скажите, здесь коммуна “Машины Очищения”?

Они не ответили, но посмотрели на меня так, словно я сказал что-то плохое об их мамочках. Затем самый большой парень в кожаном жилете, оставлявшем обнаженными его мускулистую грудь и руки, встал и вразвалочку подошел ко мне. Его лицо было бледным и прыщавым; схваченные лаком черные волосы торчали во все стороны лоснящимися иглами. Он улыбнулся, показав набор желто-зеленых зубов. Должно быть, эта улыбка казалась ему загадочной и угрожающей.

Затем он заговорил. Он произнес всего лишь три слова, причем первыми были “пошел на…”, но этого было достаточно, чтобы заткнуть ему пасть в киберкамере со сроком по одному году за слово.

– Я всего лишь спросил, – дружелюбным тоном отозвался я. Мне не хотелось ввязываться в драку. Беглец и убийца правоверных слуг императора не должен привлекать к себе внимание. Я развернулся и зашагал к противоположному дому, собираясь постучать в дверь, но тут на мое плечо легла тяжелая рука.

Мой новый знакомый снова произнес три заветных слова. Я повернулся и посмотрел на его ухмыляющуюся физиономию.

– Я уже слышал это, – вежливо ответил я. – Если у тебя есть что добавить, то я слушаю, а если нет, то меня ждут другие дела.

Моя речь не произвела на него впечатления. Он еще раз повторил свое заклинание – на этот раз погромче и с увеличенными паузами между словами. Очевидно, это были единственные слова, которые он знал, и я сомневаюсь, что он понимал их смысл.

Я взглянул на двух других парней, сидевших на крыльце.

– Скажите, чего он хочет? Дать ему косточку или погладить по головке?

Заговорил более высокий, расчесывавший свои длинные космы с тех пор, как я вошел в переулок. Его словарь оказался более обширным, но речь была не более вразумительной, чем у его приятеля.

– Ему западло, что ты винтишь к Чистякам, – объяснил он.

– Передайте ему, что мне очень жаль разочаровывать столь красноречивого молодого человека, но я вынужден это сделать. – Я повернулся и пошел прочь. На мое плечо снова легла рука, и я услышал первые два слова, произнесенные с той же интонацией. Но третьего я не услышал. Оно застряло в горле у паренька вместе с ребром моей правой ладони.

Я старался немного сдержать удар, поскольку никогда не считал невежество смертным грехом, но парень оказался ближе, чем я ожидал, и я ударил его сильнее, чем собирался. Он упал так, словно кто-то выхватил мостовую из-под его ног, и распростерся на асфальте. Его руки потянулись к горлу; секунду спустя он выкашлянул сгусток крови. У меня возникло подозрение, что я разбил ему гортань. Жаль, конечно, но если те три слова были единственными, которые он знал, то это небольшая потеря для человечества.

Двое других юнцов мгновенно вскочили и бросились ко мне – один с длинной заточкой, вынутой из сапога, а другой со своей металлической расческой, которую он держал как опасную бритву. Не теряя времени, я выхватил “авенджер” и направил его на них.

– Спокойно, джентльмены. – Я посмотрел на задыхающегося парня, валявшегося на мостовой. – Отведите вашего друга домой и постарайтесь показать его врачу. А если возникнут вопросы, можете сказать, что он нечаянно поранился электробритвой.

Заточка и расческа исчезли. Ребята поставили на ноги своего очаровательного компаньона. Он все еще харкал кровью, но было ясно, что выживет. Я подождал, пока они не скрылись в своей крысиной норе, а потом подошел к другой двери.

Мне даже не пришлось постучать. Дверь открыла юная девушка, выглядевшая так, словно она только явилась с кинопробы на “невинную фермерскую девочку из Оклахомы”.

– Заходите, брат, заходите быстрее, пока силы греха не восстали против вас!

Я поблагодарил ее и вошел. Кто может отказать, услышав такое приглашение?

– Я наблюдала за вами из окна, – сказала она. – И видела, как вы сражались с теми, кто глумится над добродетелью. Несомненно, Господь был на вашей стороне.

– Пистолет тоже не помешал.

Я огляделся вокруг. Здесь, в самом деле, было чисто – почти до тошноты. Помещение напоминало университетскую аудиторию, предназначенную для совместных молитв. Ничто не указывало на то, что местные обитатели когда-либо веселятся.

– Мисс, не могли бы вы ответить на несколько вопросов?

– Здесь меня зовут Темперанс6, – сообщила она. – Некоторые из нас берут себе имена великих добродетелей и стараются жить в соответствии с ними. В отличие от тех, кто живет напротив: они превращают себя в подобие семи смертных грехов.

– М-м-м, понятно. А где все остальные?

– Проводят время в молитвах, и медитации. Или творят добро в грешном мире, сдерживая силы Преисподней и выполняя задания Божьей Десницы.

Вот как? Я понял, что мне следует вести себя поосторожнее.

– Сегодня моя очередь стоять на страже у входа и следить за тем, чтобы ни один грех не проник в нашу обитель, – продолжала девушка.

– Что ж, я постараюсь… не грешить, – с запинкой отозвался я. – Послушай, Темперане, мне нужна информация об одном из членов вашей общины. Его звали Брайан Эйвери.

Ее лицо вытянулось, и мне показалось, что я заметил слезы в ее глазах.

– Ах да! Бедный, бедный мальчик. Он мужественно боролся с грехом, но, должно быть, потерпел неудачу.

– Что ты имеешь в виду?

– Два дня назад слуги Десницы послали его к престолу Всевышнего. Они бы не сделали этого, если бы он не заслуживал быстрой смерти.

У меня неожиданно вспотела шея.

– А ты не думаешь, что они могли ошибиться?

– Говорят, что такие приговоры оглашаются самим императором. А император никогда не ошибается, ибо получает указания от Всевышнего.

Я слышал эту болтовню и раньше, но сейчас она мне нравилась гораздо меньше. Однако сердиться на несчастное, убогое создание, стоявшее передо мной, было глупо.

– В чем же заключался грех Брайана Эйвери?

– Не знаю, – ответила она. – Нам казалось, что он шел по тропе доброты и справедливости. Я не видела в нем изъянов – лишь стремление бороться со злом и творить добро.

– Он когда-нибудь участвовал в распространении незаконных технологий? Имел отношение к запрещенным… – Я замолчал при виде ее потрясенного лица.

– О нет! – произнесла она с такой искренностью, что я сразу же поверил ей. – Брайан никогда не связывался с подобными вещами. Как и все остальные члены нашей общины.

– Извини. Он случайно не говорил по-латыни?

– Латынь?

– Это древний язык. Ты когда-нибудь слышала, как он говорит по-латыни что-то вроде vocabulum est… и так далее?

Она уставилась на меня, как на сумасшедшего.

– Нет, никогда.

– А во сне?

– Мы не делим друг с другом кельи для сна, – произнесла она таким тоном, как будто я оскорбил ее. – Но моя келья находится рядом с его дверью, и я ни разу не слышала оттуда ничего, кроме молитв.

– Хорошо, забудем об этом. Скажи, а где Десница осуществила свой приговор?

– Здесь. Они вошли, поднялись наверх и отправили его к Всевышнему прямо в постели.

– И никто не пытался предупредить его?

– Разумеется, нет! Кристофер дежурил у дверей. Он впустил их, а все остальные ждали, пока не свершится суд.

– Вы знали, зачем они пришли?

– Только Кристофер. Они спросили, где живет Брайан, и он объяснил им.

– А вы и пальцем не пошевелили.

– Да. Ведь это же Божья Десница! Она выкорчевывает наши грехи и отсылает их на суд Господа. Вы должны это понимать, ведь вы же американец.

– Да, – ответил я, ощущая стыд, гнев и бесконечную печаль. – Конечно, понимаю. Последний вопрос: сколько ему было лет?

– Брайану? Недавно исполнилось семнадцать.

Семнадцать. Никто не заслуживал такой смерти, не говоря уже о семнадцатилетнем подростке. Брайан Эйвери пытался очистить свою душу от несуществующих грехов, а между тем его так называемые друзья молча смотрели, как убийцы вершат свое грязное дело. Я подумал о “Семи Смертных Грехах” на той стороне улицы, затем о “Машине Очищения”, и будь я проклят, если знал, кто из них хуже.

ГЛАВА 19

Рэчел стояла на углу, куда она должна была выйти к 11.00. Она хмуро улыбнулась мне, садясь в машину.

– Vocabulum est acquirer, – сказала она.

– Спасибо, и вас туда же. Снова латынь?

– Да, и новые нелегальные делишки. В то время как большинство сотрудников “Эсхатологии” занимались пограничными вопросами, Шонбрунн возглавлял тайное отделение, картировавшее Преисподнюю. “А не бормотал ли он время от времени латинские фразы?” – “Да, а откуда вы об этом узнали?” Кстати, какая излюбленная фраза была у Брайана Эйвери?

– Насколько мне известно, “Отче наш”.

Она с сомнением взглянула на меня:

– По-латыни?

– Нет. Вообще никакой латыни. Никакой связи с незаконными технологиями, реальной или сфабрикованной Десницей. Паренек был настоящим святым. И его безгрешные маленькие друзья беспрекословно позволили принести его в жертву. – Я смотрел в окошко. – Ему было всего лишь семнадцать лет.

– Это ужасно, – тихо сказала Рэчел и взяла меня за руку.

Я пытался отделаться от поганого чувства.

– Да, ужасно. Не менее ужасно, что все наши построения заканчиваются на этом парнишке. Он просто не укладывается в схему, включающую нас и всех остальных, попавших в ту ночь под удар Десницы.

– Что же теперь?

– Полагаю, визит к Дейрдре О'Коннор. Нас обвинили в распространении порнографии, значит, пора выяснить, в чем заключается наш предполагаемый бизнес. В списке значится адрес рядом с Юнион-сквер; правда, он помечен вопросительным знаком.

– Это можно объяснить, – сказала Рэчел. – Строго запрещенный бизнес должен быть мобильным. Будем надеяться, что они еще не успели сменить вывеску. Интересно, что эта О'Коннор делала на службе у демона?

– Думаю, тебе вряд ли хочется на самом деле это знать.

– Пожалуй, ты прав.

По указанному адресу находилось офисное здание, стоявшее лишь в двух кварталах от квартиры Данте. Оно знавало лучшие времена. У мраморной стойки никто не стоял, а компьютерное табло давно вышло из строя, поэтому в поисках нужной фирмы приходилось полагаться на старомодную черную доску с пластиковыми буковками, вставленными в прорези.

Здесь осталось совсем немного действующих фирм. Как правило, они носили общие назва ния вроде “Универсального экспорта” или “Превосходных продуктов”. Некоторые могли заниматься законной деятельностью, но я не без основания полагал, что за большинством вывесок скрывались различные нелегальные операции. Судя по куче пластиковых буковок в картонной коробке под табло, можно было догадаться, что вывески здесь меняются очень быстро.

Заглавные буквы на табличке “Амо-Амас-Амат филмз” осыпались, зато остался номер 7-С. Значит, седьмой этаж. Лифт не работал, поэтому мы нашли пожарную лестницу и поднялись пешком. Офис демона находился в конце длинного коридора, освещенного лишь дневным светом из торцевого окна. Либо владелец здания забывал оплачивать счета за свет, либо ему было вообще наплевать на седьмой этаж. “Амо-Амас-Амат” казался единственным используемым офисом на этаже, да и то с натяжкой, если под словом “используемый” понимать “занятый и освещенный”.

За полупрозрачной стеклянной дверью не было света, поэтому мы едва различали вывеску с названием компании, выписанным готическими буквами. Она была приклеена скотчем с другой стороны двери.

– Постучимся? – предложил я.

Рэчел пожала плечами:

– Он демон. Кто знает, может быть, он видит в темноте.

Я постучался, но ответа не последовало. Тогда я попробовал повернуть старую латунную ручку. Дверь оказалась запертой. Мои глаза немного привыкли к темноте, и я увидел картонные часы у основания стеклянной панели, примерно в футе над полом. Белый картон с годами выцвел до кремово-желтого оттенка. Под печатными буквами “вернусь в…” красные пластиковые стрелки часов указывали время: 20.30.

– Понятно, – вздохнула Рэчел, когдая поделился с ней своими наблюдениями. – В конце концов, демоны появляются по ночам, верно? Ты хочешь взломать дверь?

– Взломать дверь? Жизнь по ту сторону закона сделала тебя отчаянно смелой, крошка. Но, честно говоря, я не знаю, какая нам от этого выгода. Нам нужна внутренняя информация на сотрудника фирмы, которую мы можем получить только от босса.

– То есть от Асмодеуса, – заключила она. – Как же мы убьем шесть часов?

– Поедем к Данте.

– Он спит. А я не устала.

– Мы разбудим его и выясним, нет ли новых сведений в подпольных сетях.

Так мы и поступили. Данте в самом деле спал, но быстро проснулся, когда мы назвали свои имена по интеркому. Он лучился от удовольствия, когда впустил нас в свою квартирку.

– Есть что-нибудь новенькое о нас с Рэчел? – поинтересовался я.

– Ты шутишь? Во всех информационных бюллетенях проходят сводки о ваших подвигах. Вы превратились в легенду современности.

– Потрясающе, – с кислым видом буркнула Рэчел. – Почему бы нам просто не повесить мишени на спину?

Данте пренебрежительно махнул рукой:

– Только не надо есть меня заживо. Пока идет невнятная болтовня по электронной почте. Кроме того, настоящие хакеры никогда не будут стучать на вас. Наоборот, у вас сложился настоящий фэн-клуб. Я перехватил с дюжину образов, предположительно ваших.

– Есть настоящие?

– Нет, все ложные тревоги. Я внес свою лепту в неразбериху, разослав ваши поддельные фотографии моего изготовления под разными электронными номерами.

– Льешь воду на мельницу слухов?

Он рассмеялся:

– А на закуску я скормил им классную дезу. Написал, что вас видели в районе Пыльного Пояса; что вы доставлены под глубокой заморозкой на одну из штаб-квартир Фронта в Камеруне… даже запустил слушок в Анархинет – мол, вы обратились в истинную веру, присоединились к миссии Десницы и теперь работаете в вайомингской коммуне. Поживите с мое в сетях, ребята, и вы тоже станете инженерами человеческих душ.

– Спасибо, Данте. Мы в самом деле очень благодарны.

– Никаких проблем. У меня наконец появилось занятие, ради которого стоит просыпаться по вечерам. Так, а что новенького у вас?

Я начал рассказывать. Когда мы сообщили Данте, что теперь являемся бойцами ФГС, его глаза расширились.

– Больше ничего не говорите, – заявил он, предостерегающе вскинув руки. – Я не хочу знать. Мне всегда казалось, что под пытками я буду вести себя как последнее дерьмо. Они нашпигуют меня нейрошунтами и выжмут все до последней капли.

– Не волнуйся, я и не собирался рассказывать тебе о Фронте.

Мы с Рэчел сидели на кушетке в гостиной Данте. Впервые с тех пор, как все это началось, у нас появился шанс расслабиться, сбросить нервное напряжение. Ее теплое тело рядом с моим пробуждало ощущение покоя и уюта. Я знал, что она чувствует то же самое, и даже Данте, не слишком разбиравшийся в сердечных делах, понял невысказанный намек.

– Э-э-э, послушайте, – пробормотал он. – Мне нужно выйти – купить жратву и так далее. У вас бледный вид… почему бы вам не попользоваться моей постелью? Я вернусь через час…

Я приподнял бровь и нахмурился.

– …или через два часа.

Я улыбнулся ему, и он ухмыльнулся в ответ:

– Особые заказы будут? Может, какое-нибудь блюдо, по которому вы соскучились?

Мы с Рэчел переглянулись и посмотрели на Данте.

– Ладно, – пробормотал он, неожиданно залившись краской. – Принесу пиццу, и дело с концом.

После его ухода мы с Рэчел занялись любовью. Помните, как я раньше говорил о том, что опасность вселяет страх и тревогу, а не возбуждает? Я ошибался. Когда не знаешь, что поджидает тебя за следующим углом и будешь ли ты жив завтра утром, это в самом деле усиливает остроту ощущений – особенно если вам в спину не дышат чистильщики, застающие вас в деликатном положении. Мы с Рэчел уже давно были вместе, но никогда не любили друг друга так страстно и неистово, как в тот незабываемый час. Я запомню это до конца моей жизни, сколько бы она ни продлилась.

После этого мы не спали. Мне хотелось лежать, лежать вместе с нею и длить время до бесконечности, откладывая в памяти каждую деталь: мягкость измятых простыней, лучи послеполуденного солнца, прорезающие жалюзи, негромкое гудение кондиционера, прикосновение кожи Рэчел к моим пальцам. Я никогда не любил ее сильнее, чем в тот раз, и молил Бога о том, чтобы мы могли выбраться из этой переделки живыми.

Мы встали и оделись задолго до того, как вернулся Данте. Он не показывался до шести часов и даже после этого выглядел смущенным из-за того, что побеспокоил нас. Он сотворил еще один потрясающий ужин с обжигающим черным кофе, подготовившим наши нервы к вечерней встрече с Асмодеусом.

Было около восьми, когда мы подъехали к зданию, где находилась фирма Асмодеуса. Мы рассчитывали подстеречь демона у входа – если он войдет, как обычный смертный, а не появится из ниоткуда в своем кабинете. Дом казался таким же пустым и покинутым, как и раньше. Правда, стало гораздо темнее; лишь свет уличных ламп, проникавший через узкие окна, обеспечивал минимальное освещение. Никаких признаков охраны или службы безопасности. Любой мог бы прийти сюда, взломать двери офисов и вынести все, что душе угодно. Но мы никого не видели и не слышали – до тех пор, пока не столкнулись с незнакомцем на лестнице.

Мы решили ждать Асмодеуса не в коридоре, а на лестничной клетке, чтобы заранее рассмотреть тех, кто может прийти вместе с ним. Если дело обернется совсем скверно, мы могли переждать на площадке восьмого этажа, а потом потихоньку уйти.

Итак, мы поднимались по лестнице между шестым и седьмым этажами. Внезапно я осознал, что смотрю в дуло самой большой винтовки, которую мне приходилось видеть вне Преисподней. Отверстие было чудовищных размеров – добрый дюйм в диаметре, – а под стволом я различал барабанную обойму на две дюжины пуль, любая из которых обладала достаточно мощной убойной силой, чтобы свалить матерого слона. Именно такое оружие сделало слонов вымирающим видом (а это был “тарбелл-3000” с автоматической подачей патронов), и мне неспроста показалось, что мы с Рэчел тоже находимся на грани вымирания.

– Вы из его компании? – произнес кто-то хриплым театральным шепотом, таким громким, что эхо добрых десять секунд гуляло по лестнице.

– Из чьей компании? – Мое внимание было настолько приковано к темному, смертоносному глазу, что я не видел человека, державшего оружие.

– Асмодеуса, этого ублюдка из Преисподней!

Контекст его слов подсказал мне правильный ответ.

– Нет, – сказал я. – Мы не работаем на Асмодеуса.

– Но вы поджидаете его, не так ли?

– Да. – Я попытался взглянуть на Рэчел и убедился, что она не меньше меня зачарована видом винтовки. Может быть, поэтому она не включилась в разговор.

– Что у вас за дело к нему? Собираетесь присоединиться к его гнусным бесчинствам, сняться в одном из его фильмов?

Наконец я разглядел лицо человека, державшего винтовку. Его выражение свидетельствовало о том, что владелец быстро теряет остатки здравого смысла. Бледно-голубые глаза неподвижно смотрели на нас, в уголках рта пузырилась белая пена. Он сжимал приклад с такой силой, что пальцы побелели от напряжения, а палец на спусковом крючке нервно дрожал.

– Мы пришли сюда, чтобы помочь вам убить его, – произнес я самым бесстрастным тоном, какой только мог осилить.

Его рот приоткрылся, глаза остекленели, словно он получил слишком много информации и не мог переварить ее за один присест. Это длилось лишь мгновение, но больше мне не понадобилось. Бросившись вперед, я перехватил винтовку и рванул ствол вверх. Я ожидал выстрела, но его не последовало.

Глаза мужчины яростно сверкнули. Он обрушился на меня сверху, но Рэчел быстро заплела ему ноги, схватила за предплечье, пригнулась и перебросила через себя. Он тяжело упал спиной на ступени, издав короткий, лающий крик боли. В следующее мгновение Рэчел прижала его к лестнице, надавив коленом на грудную клетку и локтем на шею, готовая сломать ему позвоночник о край ступеньки, если он попытается вырваться.

– Веди себя хорошо, – прошептала она. – Думаю, мы на твоей стороне.

Он кивнул. Его глаза расширились еще сильнее.

– Хорошо, – прохрипел он. – Отпустите меня, пожалуйста. Я задыхаюсь.

Рэчел ослабила давление на его горло, но продолжала прижимать к лестнице.

– Кто ты такой? – спросила она.

– Стерлинг… меня зовут Дин Стерлинг. – Он криво улыбнулся, и я подумал, что, если он и не совсем чокнутый, ему все же не хватает двух-трех чипов оперативной памяти. – Я охотник, – с гордостью добавил он.

– На кого же ты охотишься?

– На демонов, – ответил он. – Это единственные существа, достойные охоты. Я охочусь за ними и убиваю их!

Трудно было воспринимать его всерьез. На вид ему было около шестидесяти лет: жилистый маленький человечек с изможденным, изрезанным морщинами лицом, в ветхом костюме, почти проносившемся на локтях и коленях. Он выглядел так, будто провалился в трещину на дороге жизни, а потом, словно этого унижения было мало, по нему сверху прошли более удачливые конкуренты. Судя по акценту, он приехал в Америку лет тридцать назад, во время массовой эмиграции из Восточной Европы. В те годы вирус “Мариба” безжалостно терзал Европейский континент, и Соединенные Штаты позволили въехать в страну пяти процентам счастливчиков, в чьей крови не поселились крошечные убийцы.

– Вы поддерживаете Божью Десницу? – спросил я.

– Десницу? О нет! Они плохие, я не люблю их… они делают с людьми разные вещи, которые не должны случаться. Дети не должны… – Его взгляд стал отсутствующим, и мне показалось, что я заметил слезинку в уголке его глаза. – Дрю… – пробормотал он.

– Дрю? – тихо повторила Рэчел. – Кто это?

Он зажмурился, словно изо всех сил пытаясь вспомнить или, наоборот, забыть. Затем его глаза широко распахнулись, и на лице появилась маска неестественного спокойствия.

– Дрю была… она моя дочь, – прошептал он. – Девочка, всего лишь маленькая девочка. Слишком молодая для таких вещей.

– О чем вы говорите?

– Разрешите мне сесть… перевести дух. Я все объясню.

Рэчел убрала колено, и Стерлинг уселся на ступеньке лестницы, прислонившись спиной к стене. Он прищурился, как будто даже слабый свет резал ему глаза.

– “Amо, amas, amat” – вы знаете, что это означает?

– “Я люблю, ты любишь, он любит”, – перевела Рэчел.

– Правильно. Любовь… он называет это любовью. – Стерлинг яростно потряс головой. – Но это не любовь и не имеет к ней никакого отношения. Зато имеет отношение к ненависти, смерти и унижению. – Он вытер пот со лба. – Эти дети… они хотят сниматься в фильмах, стать знаменитыми актерами и актрисами. Они приходят к нему, и он говорит, что сделает из них звезд первой величины. Все, что от них требуется взамен, – хорошо выполнять свои обязанности. А к тому времени, когда они начинают понимать, в чем заключаются эти обязанности, уже слишком поздно что-то изменить.

– Вы имеете в виду демонов? – спросила Рэчел.

– Да. Демонов, и не только их. Зверей, чудовищ, отвратительных чудовищ, с которыми их заставляют совокупляться. И все это делается с ведома и дозволения так называемой Божьей Десницы.

– Так что насчет вашей дочери? – успокаивающим тоном поинтересовалась Рэчел.

– Дрю пришла к нему. Она узнала о нем от своих друзей. – Стерлинг выплюнул последнее слово. – Он завалил ее обещаниями, обещал помочь с карьерой… но для этого ей придется начать с самого дна. Она и начала с самого дна – с его адской ямы. Стала статисткой в его… фильмах.

– Она умерла? – тихо спросил я, опасаясь новой вспышки.

– Нет. Другие умерли, но не она. Однако ее разум мертв. Все, что она говорит, – это реплики из фильмов. Грязь и мерзость. Она смотрит сквозь меня и повторяет эти слова снова и снова, даже когда я пытаюсь кормить ее, поддерживать в ней жизнь.

Должно быть, он заметил, как мы с Рэчел переглянулись.

– Вы мне не верите?

Прежде чем мы успели возразить, Стерлинг сунул руку под пиджак. Я немедленно взял “тарбелл” на изготовку. Дуло ткнулось ему в лицо, когда он вынул из кармана портативный видеопроигрыватель, и он застыл на месте. Возможно, он увидел свою смерть и понял, что никто больше не позаботится о его дочери. Я медленно опустил винтовку.

– Посмотрите, – сказал он, протягивая проигрыватель. – Если не верите, убедитесь сами.

Прибор был устаревшей конструкции, больше и массивнее, чем современные модели. В него был вставлен видеодиск с надписью “Служить рогатым хозяевам”. Я нацелил проектор на стену лестничной площадки и включил воспроизведение. Стерлинг не стал смотреть. Он зажмурился и закрыл уши ладонями.

По долгу службы мне приходилось видеть порнофильмы, изображавшие совокупление людей с демонами, но это было нечто запредельное. В фильмах, которые я видел раньше, люди казались довольными тем, что с ними происходило, или, по крайней мере, исполняли свои роли с достаточной убедительностью. Но здесь все выглядело иначе. Девушки были юными, почти подростками, а сюжет, если таковой имелся, основывался на пытках и мучениях. Боль была настоящей, как и предсмертная агония. Я не сомневался, что смерть тоже была настоящей.

Больше я ничего не скажу. Сама мысль об этом для меня отвратительна. Но в тот момент я хотел убить Асмодеуса не меньше, чем Стерлинг.

Я выключил проигрыватель, и мы с Рэчел уставились на пустую стену, пытаясь изгнать из памяти кошмарные образы.

– Рыженькая девушка – это Дрю, – хрипло сообщил Стерлинг.

Я слышал, как Рэчел поперхнулась, словно пытаясь удержаться от рвотного позыва, и был рад, что это ей удалось, – иначе я был бы следующим.

– Вы поможете мне? – спросил Стерлинг. – Я уже давно выслеживаю его. Он постоянно перемещается с места на место, но я наконец нашел его. – Он умоляюще взглянул на нас. – Пожалуйста… вы поможете мне?

– Этому нужно положить конец, – твердо сказала Рэчел. – Мы поможем вам, но сначала мы должны получить от Асмодеуса информацию о человеке, который работал на него.

– Значит, вы поможете мне убить его? – возбужденно повторил Стерлинг.

– Считается, что демоны неуязвимы для пуль, – напомнил я.

– Никто не может быть неуязвимым против этого, – ответил он, указав на “Тарбелл-3000” в моих руках.

– Возможно, вы правы, – согласился я. – Во всяком случае, зрелище будет интересное.

Я вручил ему оружие.

– Ничего не предпринимайте до тех пор, пока мы не выйдем оттуда. Потом мы поддержим вас, можете не сомневаться.

– Асмодеус не переживет эту ночь, – произнесла Рэчел. В ее голосе появились нотки, которых я раньше никогда не слышал.

Внизу хлопнула дверь; мы услышали шаги и звук голосов. Это мог быть кто угодно, но быстрое цоканье копыт говорило о том, что среди пришедших есть, по крайней мере, один демон.

– Пошли, – прошептал я.

Мы поднялись на цыпочках на лестничную площадку восьмого этажа. Когда голоса снизу приблизились, мы различили, что их было три: один женский и два мужских. Дверь, ведущая на седьмой этаж, открылась и тут же закрылась, голоса затихли.

Все это время Дин Стерлинг дрожал всем телом. Я опасался, что он бросится вниз по лестнице, паля на ходу из “тарбелла”, поэтому придерживал его за плечо.

– Спускаемся, – выдохнул я, когда троица удалилась в коридор. – Стерлинг, вы остаетесь здесь. Мы позовем вас, когда выйдем наружу. Не заходите, если не услышите выстрелы или наши крики о помощи, хорошо?

Он кивнул:

– Клянусь жизнью моей дочери!

Мы оставили его там, спустились на седьмой этаж и прошли по темному коридору. Из-за полупрозрачного стекла двери сочился слабый свет. Я заметил в стекле маленькую трещинку. Заглянув внутрь, я увидел демона, который мог быть только Асмодеусом. Он был в компании другого демона, поменьше, и женщины, чей неряшливо-вызывающий вид говорил о том, что она либо кандидатка на роль актрисы, либо уже подписала контракт. Все они были безоружны. Мы с Рэчел переглянулись. Она кивнула, и я постучал в дверь.

Нам открыл маленький демон – трехфутовый черно-желтый уродец с витыми рогами и когтистыми лапами.

– Добро пожаловать! Меня зовут Руттеркайнд. Могу ли я узнать ваши достопочтенные имена? – Он источал услужливость, граничащую с подобострастием, но, по крайней мере, не говорил стихами.

– Рэчел. А это Гидеон.

Взгляд Асмодеуса испытующе ощупал нас, останавливаясь на определенных участках тела Рэчел. Он был семи футов росту, и все в нем кричало о том, что он бык, за исключением кольца, продетого в правый сосок вместо носа.

Его тело покрывала жесткая рыжая щетина, а на широкой бычьей морде каким-то образом удерживались темные очки с отражающими стеклами. В передних копытах он держал хлыст для верховой езды, сочетавшийся с нарядом садомазохиста на отдыхе: сетчатый металлический кушак, огромный пояс с пентаграммой и высокие черные сапоги. Единственной нормальной одеждой был набрюшник из мягкой кожи, опоясывавший его чресла.

Прежде чем он успел обратиться к нам, женщина, сидевшая за столом, приветливо помахала рукой. Расщелина между ее огромными грудями, едва прикрытыми серебристыми колпачками, была достаточно глубока, чтобы вместить Руттеркайнда.

– Привет, красотка, – промурлыкала она с флоридским акцентом, отдающим бисквитами и магнолиями. Но ее глаза при этом оставались темными и пустыми, как высохшие колодцы. Было ясно, что она уже давно не испытывает никаких чувств, кроме необходимых для повиновения хозяину. Она напоминала мне марионетку под управлением Асмодеуса. – Хотите сниматься в фильме? – тупо продолжала она. – Я еще не подобрала себе партнера…

“Почему бы не подыграть?” – подумал я. По крайней мере, у нас появилась причина для визита.

– Я как раз думал о… – начал я.

– Да не ты, теленок! – перебила женщина. – Я обращалась к молодой леди.

– Достаточно, Гринда, – произнес Асмодеус голосом уличного громилы. – Значит, вы двое хотите стать кинозвездами? Хотите выйти на большой экран, так? Говорите, ребятки, время – деньги.

– Мы с моим другом… – начала Рэчел.

– Ах, даже так? Этот бычок – твой напарник и вы работаете в связке? Переходи к сути, куколка!

– Мы ищем работу. Дейрдре О'Коннор сказала, что вы можете помочь нам.

– Диди! Шикарная девочка, мясистая, вы меня понимаете? В самом соку. Хороша девка! Вернее, была хороша, пока Божьи ребятки не замочили ее со всеми причиндалами. Наша аудитория любит штучную работу, но штучка должна быть соответствующего размера, вы меня понимаете? Ладно, проехали. Так, у вас есть сценический опыт? Нет, можете не рассказывать. Вы горячие ребята – то, что мне нужно. Хорошая костная структура, вы меня понимаете?

Его взгляд уперся мне в пах, и я почувствовал себя куском свежего мяса.

– Можешь не беспокоиться, мистер Теленок. Для тебя у нас найдутся специальные эффекты.

Когда я взглянул на Рэчел, она непроизвольно улыбалась.

– Стало быть, вы берете нас?

– Разумеется, – ответил Асмодеус. – Используем вас на всю катушку, но только если вы обладаете разносторонними талантами.

– Что это означает в данном случае?

– Именно то, что ты подумала. – Демон ухмыльнулся. – Хвосты. Рога. Копыта. Остальное додумай сама, куколка.

– Что, сразу крутая чернуха? – спросила Рэчел.

Асмодеус быстро переглянулся с Гриндой. Та небрежно махнула рукой:

– Успокойся, дорогуша. Мы им так нравимся, что сперва будет достаточно просто попозировать перед камерой. Они – само сладострастие, золотко: веселые, разбитные, парнокопытные ребята. – С каждым словом ее голос понижался на полтона. (Интересно, не держит ли ее Асмодеус на наркотиках?)

– Ну, что думаете? Согласна, ласточка? – Рэчел кивнула, и демон посмотрел на меня. – А как насчет тебя, свиной бифштекс? Для мужчин у нас другой расклад. Языком хорошо умеешь работать?

– Думаю, справлюсь, – холодно ответил я. – Но, послушайте, Дейрдре О'Коннор была нашей подругой…

– Да? Ни разу не слыхал от нее твоего имени, Гарри.

– Меня зовут Гидеон. Мы с ней давно не виделись и хотели бы знать…

– О покойных друзьях поговорим попозже, понятно? Мне пора в студию, и я хочу, чтобы вы двое отправились со мной.

– Вы хотите сказать, мы будем сниматься? – спросила Рэчел. – Прямо сейчас?

– Нет, если вам самим не захочется. Но как раз сейчас я снимаю один забавный эпизод и подумал, что вы можете посетить студию, ясно? Разберетесь, что к чему, убедитесь на собственном опыте, что все не так плохо, как вы могли слышать.

Я огляделся:

– А где же студия? На первом этаже?

– В подвале, теленок. Вниз на лифте, до самой Преисподней.

– Преисподняя? – Я взглянул на Рэчел. На ее лице было написано: “Только не это!”

– Демоны – это настоящие звезды. Их нужно снимать в естественных условиях, верно? Кроме того, там никто не сует нос в чужие дела, когда становится немножко… шумно. Руттеркайнд!

Маленький демон вытащил из-под стола две психопомпы и протянул их нам.

– Будьте добры, наденьте их на голову. Они позволят вам…

– Мы знаем, – отрезал я. – Но сначала скажите, не говорила ли Дейрдре…

– Эй! – Асмодеус сдвинул на лоб темные очки, так что мы могли видеть его поросячьи глазки. – Сперва Преисподняя, потом разговоры о Диди, понятно?

Нам с Рэчел меньше всего этого хотелось, но мы уже бывали в Преисподней и остались в живых. Ничто не мешало нам повторить эксперимент. Кроме того, мы нуждались в информации о Дейрдре О'Коннор. Если мы правильно разыграем свою партию, то, возможно, даже сумеем узнать о судьбе пропавших коммандос из ФГС.

– Хорошо, – обратился я к Асмодеусу. – Но только посмотреть, ладно?

– Само собой, пупсик. Если вам не понравится то, что вы увидите, я доставлю вас сюда быстрее, чем ты успеешь сказать “красный дождик”.

Я хотел было спросить его, что такое “красный дождик”, но потом решил, что лучше будет не знать этого. Мы надели шлемы. Я взял Рэчел за руку и приготовился к переносу в Преисподнюю.

ГЛАВА 20

Говорят, третий раз – самый приятный, но только не в том случае, когда дело касается Преисподней. У меня снова возникло ощущение, будто из моего мозга вынули синапсы и заменили их мотками колючей проволоки. И это была еще наиболее приятная часть переноса. Неудивительно, что все в Аду выглядят слегка спятившими. Попасть туда уже означает наполовину умереть.

Открыв глаза, мы обнаружили, что стоим рядом с Руттеркайндом и Асмодеусом на съемочной площадке. Во всяком случае, здесь были осветительные лампы и две кинокамеры, но сама сцена не наводила на похотливые мысли. Это была детская площадка с песочницей, качелями и горкой для катания.

Затем меня словно обухом по голове ударили. Я понял, что извращенное демоническое сознание может испытывать сексуальное возбуждение от такого антуража. И почувствовал себя еще хуже, чем во время спуска в Преисподнюю.

Я услышал за своей спиной приглушенное хрюканье и чавкающие звуки. Мы с Рэчел обернулись и увидели нескольких демонов, совершавших отвратительные действия друг с другом, а также с двумя женщинами и мужчиной. Остатки одежды, сохранившиеся на людях, создавали впечатление, что они были детьми в лапах и когтях огромных демонов. Женщина носила парик с двумя косичками, а волосы на теле у всех троих были обриты наголо. Я испытал облегчение, не увидев здесь настоящих детей, но оно длилось лишь до тех пор, пока я не услышал, как мужчина застонал от боли.

Когда я снова посмотрел на Асмодеуса, он заметил ненависть и отвращение в моем взгляде и довольно усмехнулся, показав желтые клыки.

– Полегче, парень, это всего лишь спецэффекты. Поверь мне, они ничего не чувствуют. Это и называется актерским мастерством, верно?

– Почему тогда тот мужчина стонет? – спросила Рэчел. Ее голос дрожал от напряжения.

– Э-э, он жалуется. Не хочет исполнять роль так, как написано в сценарии. Некоторых исполнителей приходится постоянно гладить по головке, чтобы они работали как следует. Я сейчас вернусь.

– Гидеон, давай уйдем отсюда, – тихо сказала Рэчел. – Я не могу этого вынести.

– Сначала нам нужно узнать насчет Дейрдре О'Коннор. А потом сразу уйдем: достаточно просто подумать о возвращении.

Асмодеус подошел к стонущему мужчине. Демон наклонился, так что его огромное рыло вплотную приблизилось к бледному искаженному лицу человека, и прорычал несколько слов, которых мы не расслышали. Мужчина перестал стонать. Его глаза, как и глаза женщины, были бездонными ямами. Казалось, остатки его души превратились в сплошной комок боли.

Асмодеус с улыбкой вернулся к нам.

– Ну вот, недоразумение улажено. Мы договорились насчет премиальных. Не знаю, почему я так добр к этим людям. Ну как, вы готовы позировать?

– Сначала я хочу выяснить насчет Дейрдре, – заявил я.

– Ах да, Диди. Так что ты хотел узнать?

– Она когда-нибудь говорила по-латыни?

– По-латыни? А, ты имеешь в виду тот мертвый язык, которым пользовался Враг? Что-нибудь типа corpus delicti7… Эй, у меня появилась идея! Как насчет некрофильского романа под названием “Corpus delectable”8? Что думаешь?

– Звучит неплохо, – солгал я. – Но как насчет латыни?

– Кажется, Диди и впрямь бормотала что-то подобное. Я подшучивал над ней, говорил: “Ты, детка, никак экзорцизмом занимаешься? Хочешь изгнать меня из Преисподней?” В общем, что-то вроде “Vocabulum est janua”, а дальше я не разобрал. Ну как, теперь ты счастлив?

– Да, – ответил я. – Спасибо.

– Готовы приступить к работе? Тогда пошли в гримерную.

– Вообще-то я полагал, что сперва нам нужно вернуться на Землю и обсудить условия контракта.

– Нам здесь не нужны паршивые контракты! Леди и джентльмены должны доверять друг другу, верно?

– Да, но… наш агент считает, что важно оформить сделку в письменном виде, чтобы избавить нас от юридических недоразумений.

Асмодеус хитро подмигнул:

– Контракт? Ну хорошо, теленок. Если хочешь, то получишь – но здесь, в Преисподней, наши контракты пишутся кровью. – Он повернулся к демонам: – Укобах! Ребисал! Буэр! Оставьте этих уродов! У нас появились новые исполнители, свежее мясцо. Развлекитесь с ними, но смотрите, чтобы было побольше крови: им нужен полный контракт, со всеми подробностями. Свет!

Сцена внезапно осветилась ярко-красным светом, едва не ослепившим меня и Рэчел.

– Камера!

Мы услышали клацанье когтей Руттеркайнда и копыт других демонов, подбежавших к камерам.

– Мотор… начали!

Демоны отшвырнули от себя людей и направились к нам. Мы попятились. Их намерения были совершенно ясными. Трудно было сказать, где у них рога, а где другие, лишь слегка менее твердые выпуклости.

Мы с Рэчел отступали к задней части сцены, но нас окружили с трех сторон. Оружия поблизости не было. Асмодеус лично возглавлял наступление; он сорвал свои темные очки с отражающими стеклами, и его поросячьи глазки похотливо уставились на Рэчел. Но и я не чувствовал себя обделенным – на меня надвигался огромный бочкообразный монстр. Они наступали медленно, предвкушая изощренные удовольствия и крики боли, которые скоро исторгнут из нас вместе с нашим рассудком.

– Действие первое, – прорычал Асмодеус. – Начнем с чего-нибудь попроще. Покажите мне, как вы переносите боль. С безумием и агонией поработаем позже.

Он сорвал свой кушак и расстегнул пояс. Набрюшник отвалился, и мы оба задержали дыхание при виде того, что открылось нашему взору.

– Нравится? Сейчас я воткну это в-в-в…

Казалось, слова застряли у Асмодеуса в глотке. Внезапно он и все остальные демоны остановились, но не по своей воле. Со стороны это выглядело так, словно их удерживало некое силовое поле. Их рычание, фырканье и хрюканье стало фрагментированным, прерываясь потрескиванием и шипеньем, словно в неисправных микрофонах.

Затем демоны, камеры, детская площадка – все, кроме нас с Рэчел, начало мерцать и подрагивать, словно на грани распада или исчезновения.

Именно это и произошло в следующую секунду.

Я зачарованно смотрел, как Асмодеус, стоявший передо мной, терял плотность и становился все менее реальным. Текстура его щетинистой шкуры разглаживалась, цвет лишался оттенков, разрежался до бледно-розового. Затем его голова, руки, ноги и копыта отсоединились друг от друга. Они остались на своих местах, но начали упрощаться до рудиментарных форм, превращаясь в полигональные объемные фигуры. Вскоре от Асмодеуса осталась лишь серия контуров, заполненных розовым цветом.

Но на этом дело не закончилось. Цвет потускнел, остались лишь тонкие линии, оконтуривавшие тело демона. Я мог видеть сквозь него, как будто он был полой куклой, скрученной из проволоки.

Такое же развоплощение (у меня не нашлось лучшего слова) происходило и с другими демонами, с камерами, лампами и реквизитом, даже со стенами и полом студии. В следующее мгновение остались лишь мерцающие белые линии на фоне сплошной черноты, потом исчезли и они. Мы остались в непроглядной тьме.

Я услышал голос Рэчел. Он звучал невыразительно и глухо, словно мы находились в помещении со звукопоглощающими стенами.

– Гидеон… – По-видимому, она стояла рядом со мной, но когда я протянул руку, то не смог прикоснуться к ней. Я даже не был уверен, что управляю собственной рукой. Я не чувствовал ее движения в воздухе. Я попробовал прикоснуться к себе и снова испытал ужасающее ощущение бестелесности.

– Я здесь, – сказал я, радуясь, что могу хотя бы слышать Рэчел. – Но не знаю, где мы находимся.

– Я ничего не чувствую, – отозвалась она. – И ничего не слышу, кроме твоего голоса. Может быть, это… преддверие Ада, как его представляют римские католики?


Я не успел ответить. Перед нами вспыхнул яркий желто-белый свет. На мгновение мне показалось, что мы умерли в Преисподней, а это величественное сияние – начало перехода к загробной жизни.

Но свет усилился, приблизился и распался на буквы. Онемев от изумления, я прочитал: “ВАМ ВСЕ ОБЪЯСНЯТ. КОД ДОСТУПА – ГАРАЖ”.

Несмотря на полную растерянность, слова смутили меня еще больше, как будто они были на незнакомом языке. “Код доступа – гараж”? В своем воображении или, может быть, наяву – поскольку я уже не отличал вымысел от реальности – я увидел дверь гаража с надписью “ограниченный доступ”. Что это означало – гараж с ограниченным доступом или…

Мой разум лихорадочно работал, играя со словами, переставляя их то так, то этак. Сияющие буквы уплыли в темноту, которая постепенно сменилась светом, проникавшим в мою сетчатку через закрытые веки. Я открыл глаза и обнаружил, что снова нахожусь на Земле, а рядом со мной лежат два мертвых демона и женщина.

ГЛАВА 21

– Я таки достал их, – с гордостью произнес Дон Стерлинг. И он был совершенно прав.

От головы Асмодеуса на осталось ничего, кроме дымящегося обрубка. Если бы там были кости, мозги и кровь, то я бы сразу же отвернулся. Но здесь было нечто иное. Из обрубка валил черный едкий дым, воняло горелой пластмассой и расплавленными проводами. Внутренность черепа демона была наполнена металлом и силиконом.

– Андроиды, – услышал я голос Рэчел и, повернувшись, увидел ее рядом с собой. Я положил руку ей на плечо для большей уверенности и снова взглянул на пол.

В нескольких футах от Асмодеуса лежал Руттеркайнд. Выстрел из “тарбелла” поразил его в грудь, и подкожная оболочка из пуленепробиваемого кевлара не устояла перед убойной мощью винтовки. Что-то еще работало у него в голове: глаза моргали, а рот беззвучно открывался и закрывался. Среди разломанной электроники в его разбитом корпусе поблескивали лазерные компактдиски.

Женщина по имени Гринда представляла собой наиболее печальное зрелище. Она была человеком, а не андроидом, но сейчас это угадывалось с трудом – то, во что она превратилась, потеряло человеческий облик.

– Я не хотел убивать ее, – сказал Стерлинг. – Она вытащила из сумочки пистолет и хотела выстрелить в меня. Но она двигалась медленно, словно во сне.

Его рассказ подтверждался маленькой “коброй” калибра 0,32, валявшейся в кровавом месиве.

– Как это произошло? – спросил я, все еще глядя на искореженные тела демонов-андроидов и не веря своим глазам.

– Я не мог ждать, – ответил Стерлинг. – Я подошел к двери и заглянул через трещину в стекле. Асмодеус надел на вас шлемы, а минуту спустя они с маленьким демоном начали трястись, словно в судорогах. Я испугался, что они собираются убить вас или того хуже, поэтому высадил дверь, и… вы видите, что из этого получилось. – Он взглянул на Гринду. – Ее я застрелил последней. Я приказал ей бросить пистолет, но она не послушалась.

Я указал на психопомпы, лежавшие на полу.

– Как они оказались здесь?

– Застрелив этих ублюдков, я стал трясти вас, но вы не шевелились. Поэтому я снял с вас шлемы и бросил их на пол. Тогда вы пришли в себя.

Признаюсь, я не сразу оценил смысл сказанного.

– А эти двое? – пробормотал я, глядя на Асмодеуса и Руттеркайнда. – Они все время были здесь?

– Да.

Я наклонился и подобрал одну из психопомп, обитую изнутри каким-то мягким материалом. Я оторвал уголок ткани и увидел настоящее птичье гнездо, свитое из микросхем и проводов, а также систему ультратонких игольчатых буров, с легкостью проникавших сквозь обивку и погружавшихся в мозг носителя без его ведома.

– Боже ты мой! – прошептал я.

– Мобильный виртуальный модуль, – услышал я потрясенный голос Рэчел. Кровь гулко стучала у меня в висках.

– Я и не знал, что такие существуют, – прошептал Стерлинг.

– Многое становится ясным, – сказала Рэчел. – Демоны оказались андроидами… помехи в звуке, потом в изображении…

– А помнишь… – Я пытался оживить в памяти то, что казалось столь невероятным. – Когда они начали распадаться, то стали полигональными, а затем…

– …превратились в проволочные каркасы, – закончила Рэчел. – О Боже, Преисподняя – это…

– Виртуальная реальность! – Мы выпалили это одновременно и рассмеялись, но не потому, что нам было смешно. Думаю, мы оба оказались не готовы к такому откровению. Мы смеялись смущенно и недоверчиво, словно двое детей, заставшие своих родителей за занятиями любовью или своего священника со спущенными штанами на унитазе. Так не должно быть!

Но так было.

Я резко повернулся к Стерлингу:

– Когда мы надели шлемы, Асмодеус остался здесь, верно?

Он кивнул.

– Что он делал? Ходил, разговаривал?

– Он разговаривал с этими двумя, – ответил Стерлинг, кивком указав на тела Гринды и Руттеркайнда.

– Но он был вместе с нами в Преисподней, – сказал я.

– Мультисерверные устройства? – предположила Рэчел.

– Разумеется. Даже демоны не могут быть в двух местах одновременно. Стерлинг, когда вы вошли сюда, короткое замыкание уже произошло?

– Да. Поэтому я и бросился на выручку. Но Преисподняя… этого не может быть! Виртуальная реальность? Вы утверждаете, что они не существуют на самом деле?

– Существуют, только не там, а здесь. А сама Преисподняя существует только потому, что кто-то создал ее. – Я повернулся к Рэчел с восторгом ребенка, разобравшегося в устройстве новой игрушки. – Кто-то вошел в систему, пока мы находились внутри, и взломал ее.

Рэчел кивнула. Ее лицо тоже осветилось от осознания запретной правды.

– Тот самый человек, который направил нам послание.

– Столько лет нам морочили голову! – Я в изумлении покачал головой. – Виртуальная реальность, черт бы ее побрал! Проклятая Божья Десница и этот ублюдок, Солейн Солюкс.

– Правительство, – пробормотал Стерлинг, глядя на выведенных из строя андроидов и мертвую женщину. – Паршивое правительство… это они виноваты. Моя Дрю… Это их вина…

Рэчел положила руку ему на плечо:

– Если вы сумеете доказать, что все это было нереальным, то, может быть, ей станет лучше?

Его голубые глаза наполнились слезами.

– Это было реальным, – ответил он. – Ее боль была реальной. И Преисподняя – творение Божьей Десницы – тоже была реальной.

– Вы правы, – согласился я. – До тех пор пока страдания реальны, Преисподняя тоже реальна. И так будет продолжаться до тех пор, пока люди не убьют всех демонов. Пока они не сокрушат Преисподнюю.

Где-то в городе завывали сирены: наверное, кто-то услышал выстрелы Стерлинга.

– Пошли отсюда. – Я взял виртуальные модули, которые мы принимали за оккультные психопомпы, и передал один из них Рэчел. – Они нам понадобятся.

– “Код доступа – гараж”, – процитировала она.

Я кивнул и пошел к двери, на ходу приказав Стерлингу следовать за нами. Теперь он тоже был убийцей.

ГЛАВА 22

Мы успели выбраться из здания до прибытия холикопов. Стерлинг назвал нам адрес медицинского центра Армии Спасения, где содержалась его дочь; сам он жил в однокомнатной квартире поблизости.

– Будьте осторожны, – предупредил я, когда мы высадили его. – Вы обладаете самым опасным знанием для человека, живущего в этой стране. Здесь убивают за гораздо меньшую провинность.

Он энергично кивнул:

– Не волнуйтесь, я буду молчать.

Но когда он удалился шаркающей походкой, что-то бормоча себе под нос, я усомнился в этом.

– Он сумасшедший, – тихо сказала Рэчел.

– Да, – согласился я. – Но, тем не менее, отличный стрелок.

При этих словах я вспомнил о “тарбелле” и оглянулся на заднее сиденье. Тяжелая винтовка лежала там: мы решили, что возвращать ее владельцу слишком опасно.

Было уже за полночь, когда мы приехали к Данте. Он, как всегда, странствовал по сетям, но радостно улыбнулся при нашем появлении.

– Привет, Бонни и Клайд!

– Ошибаешься, – возразил я. – Мы не собираемся погибать.

– Ладно, тогда Тристан и Изольда. Подпольные сети поют вам хвалу на все голоса. Вы стали самой горячей новостью с тех пор, как тот десятилетний пацан загрузился в канал личной почтовой связи императора.

– Надеюсь, мы не последуем по его стопам, – отозвался я. (Парнишка исчез, и ходили слухи, что его приговорили к Преисподней за хакерские способности.)

– А это что за чертовщина? – изумленно поинтересовался Данте, когда мы вытащили психопомпы из пластиковых мешков.

– Вот ты нам и объясни. – Рэчел протянула ему психопомпу с оторванной подкладкой.

Ему не понадобилось много времени.

– Беспроводные виртуальные станции, – заключил он. – Это потрясающе! Где вы их взяли?

Мы рассказали ему о возвращении в Преисподнюю, о сбое в системе, о полученном послании и, наконец, о своей фантастической догадке.

– Это огромная и невероятно сложная виртуальная реальность, – закончил я. – Все эти годы террора и страданий были основаны на чудовищной лжи.

– Вот ведь ублюдки! – Данте все еще не мог оторвать взгляда от психопомпы. – Сначала они запретили это дерьмо, а потом сами занялись его разработкой!

Я улыбнулся. Данте смотрел на происходящее с точки зрения специалиста, которому мешали заниматься любимым делом. В глубине души он был так же аполитичен, как CD-ROM-диск.

– Значит, вы собираетесь надеть эти штуки? – Он поднял шлем. – И нанести визит в гараж?

– Нельзя же упускать такой случай. – Я взглянул на Рэчел, прилаживавшую подкладку к внутренней стороне психопомпы. – Ну, и как действует эта штука?

– Точно так же, как твой сервер на работе, приятель, только здесь тебе не нужно подключать нейрошунты. Просто надень на голову, а игольчатые буры сделают все остальное. Как только подключишься, мысленно произнеси слово “гараж” – этого должно хватить.

– И мы снова испытаем это ужасное тошнотворное ощущение? – поинтересовалась Рэчел.

– Будь я проклят, если знаю. Возможно, это побочный эффект самой программы Преисподней. Но вы не узнаете, если не попробуете.

Я кивнул и поднес психопомпу к голове. Рэчел сделала то же самое.

– Увидимся там. – Она храбро улыбнулась.

Я решительно водрузил шлем на голову, стараясь не думать о микроскопически тонких игольчатых бурах, прокладывающих путь к мозгу через мой череп.

На этот раз получилось совсем неплохо. Только что я находился в квартире Данте, а в следующую секунду оказался в бесформенной темноте, которую мы с Рэчел посещали раньше. Что-то в моем разуме произнесло “гараж”, и я перенесся туда. Как ни странно, внезапный свет не ослепил меня. Первым человеком, которого я увидел, была Рэчел, стоявшая передо мной. Она вздрогнула от удивления, и я взял ее за руку – живую и реальную. Потом мы осмотрелись по сторонам.

Старомодного вида подземный гараж выглядел каким-то незавершенным, и теперь я хорошо видел, что это компьютерная конструкция. Большая часть самого помещения была закончена; текстура многолетних наслоений грязи и пыли воспроизводилась с мастерским реализмом, вплоть до корявой надписи “уровень 666”, выцарапанной гвоздем на стене.

Но некоторые участки потолка остались недоработанными. В одном месте окрашенные многоугольники едва соприкасались друг с другом, а другие секции представляли собой красный проволочный каркас. Около дюжины автомобилей, стоявших в гараже, также существовали лишь в виде каркасных моделей. Создатель даже не удосужился правильно расставить их – они кренились под странными углами, некоторые даже парили над полом.

Во всем этом визуальном безумии мы не слышали ни звука, кроме собственного дыхания. Затем послышалось тихое постукивание, и из-за угла появился человек в плаще и серой шляпе с широкими полями, надвинутой так, что мы не могли разглядеть его лицо. Он остановился в десяти футах от нас и медленно поднял голову.

По моим представлениям, его лицо было красивым, хотя и довольно стандартным. Он был среднего роста и хорошо сложен, как человек, регулярно занимающийся физическим трудом.

– Вы пришли, – обрадовано произнес он.

– Да, пришли, – ответил я. – Когда в Преисподней происходит короткое замыкание, когда демоны оказываются андроидами, а мы получаем доказательства того, что вся эта пакость на самом деле является виртуальной реальностью, нам становится чертовски любопытно. Так в чем же дело? Кто вы такой? Это ловушка – виртуальная или физическая?

– Нет, не ловушка, – торопливо заверил он. – А что касается моего имени… зовите меня Глубокой Глоткой.

Глубокая Глотка… Автомобильный гараж… Это о чем-то мне напоминало, но я не мог вспомнить до тех пор, пока не услышал голос Рэчел.

– Вы знаток американской истории, – сказала она. – Репортеры, свалившие президента Никсона во время уотергейтского скандала, получали информацию от человека, которого они называли Глубокой Глоткой…

– …и с которым они встречались в автомобильном гараже, – закончил мужчина. – Да, все верно. Прошу прощения за… незавершенный характер этой копии. Большую часть времени я потратил на маскировку от обнаруживающих устройств Десницы. Они бы непощадили меня, если бы узнали, что я несу ответственность за создание незаконного кластера данных. Но я надеюсь, что эта встреча в гараже, через сто лет после Уотергейта, послужит началом нового… переворота.

– Ладно, будьте Глубокой Глоткой, если вам так нравится, – сказал я. – Но кто вы такой на самом деле? Зачем вы связались с нами и как много вы знаете об этом?

Он глубоко засунул руки в карманы и начал расхаживать взад-вперед.

– Я связался с вами через систему Преисподней, поскольку это был единственный способ установить контакт, не будучи обнаруженным. Я работаю в Пентагоне, в команде обеспечения и программной поддержки Преисподней. Точнее, создаю дублирующие файлы адских ям.

– Значит, это действительно виртуальная реальность, – прошептала Рэчел.

– Да. Это величайшая ложь в человеческой истории, Рэчел. Целиком и полностью компьютеризованная. – Он вытер рот тыльной стороной ладони. – С самого начала Десница сознавала, что ее величайшим оружием является страх. Они видели, как политики двух последних столетий – от Германии 30-х годов до лидеров Конгресса конца прошлого века – пользовались страхом для достижения своих целей. Страхом перед преступностью, страхом перед бедностью, перед новыми идеями. Если игра на этих страхах была столь успешной, то насколько эффективнее вскрыть тысячелетние суеверия и предрассудки и эксплуатировать наиболее глубинные человеческие страхи?

Они потратили многие миллиарды долларов. Армия и ЦРУ уже накопили огромное количество экспериментальных данных по этой теме, а международные корпорации и беспринципные политиканы с готовностью поддержали их. – Глубокая Глотка с горечью рассмеялся. – Они надеялись получить свою долю пирога, но, когда открылись врата Преисподней и страну наводнили демоны, облаченные в кевларовую броню, Солюкс бросил в тюрьмы всех неверующих, прежде чем они успели открыть правду. Это была первая Варфоломеевская ночь нашего времени – первая из многих.

Его рассказ звучал неправдоподобно, но мы были готовы к любым неожиданностям.

– Почему вы выбрали нас? – спросил я.

– Потому что я увидел шанс, заложенный в вас с Рэчел. Я следил за вашей работой с помощью мониторинга данных ОИР. Я знал, что вы, как и множество других невинных людей, были подставлены под удар, но не знал, почему это произошло. Из подпольных сетей я также узнал, что вы были единственными, кому удалось выжить и более того – связаться с Фронтом гражданского сопротивления.

– И теперь вы хотите добраться до них через нас, – заключил я, с трудом подавив приступ раздражения. – Просочиться в организацию и уничтожить её.

– Нет! – энергично возразил он. – Я хочу помочь им, и вам тоже.

– С какой стати? – с сомнением спросила Рэчел. – Зачем восставать против своих хозяев?

– Потому что я вижу, что они творят. Я вижу это каждый день, и моя душа больше не в силах мириться с этим безумием, – Он скрестил руки на груди. – Когда-то я тоже был верующим, да простит меня Господь. Я верил, что меры, принятые императором, были жесткими, но справедливыми и необходимыми. Но теперь… после стольких свидетельств их злодеяний, якобы во имя Господа, я больше не могу заниматься этой работой. Я знаю, что истинное зло воплощено в Солейне Солюксе. Я должен что-то сделать, чтобы остановить этот кошмар, а в одиночку мне не справиться.

– Вы уничтожили одну из адских ям, – напомнила Рэчел.

Он покачал головой:

– Знаю, но не специально. Я хотел лишь связаться с вами, а замыкание было неожиданным побочным эффектом.

– Который доказывает, что система Преисподней тоже уязвима, как бы невероятно это ни звучало, – добавил я.

– На это я и надеюсь. Если ее можно повредить, то, вероятно, можно и полностью уничтожить… Не знаю. Зато знаю, что для такой задачи вам понадобится значительно более одаренный программист, чем я. Я ограничен уровнем моего доступа. Сотрудники программы Преисподней живут и работают в Пентагоне. За моими передвижениями постоянно наблюдают, но я делаю что могу. Чем больше Фронт сможет узнать о… – Он замолчал и невидяще уставился в стену перед собой.

Рэчел шагнула к нему:

– В чем дело?

– Внеплановая проверка рабочих мест, – напряженно ответил он. – Мне нужно немедленно убираться отсюда, и вам тоже.

– Но…

– Уходите! Вам нужно только подумать о возвращении. У меня есть коды ваших1 мобильных устройств, и я свяжусь с вами при первой возможности. А теперь уходите!

Он исчез, как будто его никогда не было.

– Пошли, – обратился я к Рэчел. Я подумал о возвращении в квартиру Данте, и мы немедленно оказались там. Мне показалось, что я почувствовал, как игольчатые буры выходят из моего черепа, но скорее всего они втянулись в шлем в тот момент, когда я подумал о возвращении. Мы сняли психопомпы. Данте наблюдал за нами, словно кот, охотящийся на голубей.

– Ну как? – нетерпеливо спросил он. – Что вы видели?

Мы рассказали ему о своем разговоре с Глубокой Глоткой. Он цеплялся за каждое слово.

– Невероятно! – Данте быстро подошел к своему компьютеру и уселся в кресло. – Не могу дождаться, когда это сообщение попадет в сеть. Весь проклятый мир сразу изменится.

Он принялся нажимать клавиши, но Рэчел протянула руку и отключила питание. Тихий гул компьютера смолк, экран сразу же потемнел. Данте посмотрел на нее – наполовину рассерженно, наполовину озадаченно.

– Придержи эту информацию, – ледяным тоном сказала Рэчел. – Если попробуешь разгласить ее, то можешь считать себя трупом. Разве ты не понимаешь, что твой дурацкий порыв может покончить со всеми нашими надеждами? Ты думаешь, Десница не осуществляет мониторинг подпольных сетей? Они обо всем узнают через три секунды после твоего “е-мейла”. Последуют массированные контрмеры по охране Преисподней и всего Пентагона – программный ЛЕД, иначе говоря, слои защитных программ, окружающие ядро засекреченных данных, будут толще и холоднее, чем ты можешь себе представить. И как ты думаешь, сколько времени им понадобится, чтобы вычислить убежище Глубокой Глотки?

Как только они это сделают, он расстанется с жизнью или подвергнется виртуальному проклятию. Нет, Данте, никому ни слова. Единственный способ победить их – это застигнуть врасплох. Понимаешь?

Данте посмотрел на нее, и я видел, как правота ее слов мало-помалу доходит до него. Потом он медленно кивнул и отодвинулся от компьютера.

– Извини, – тихо сказал он. – Я не подумал. Не беспокойся, Рэчел, я и близко не подойду к клавиатуре. – Он криво усмехнулся. – Так как же вы собираетесь… застигнуть их врасплох?

ГЛАВА 23

Прежде чем нам помешали, Глубокая Глотка начал говорить о том, что чем больше мы выясним о программе Преисподней, тем более выгодным будет наше положение. Программа имела некий канал связи с демонами, поскольку Асмодеуса и Руттеркайнда закоротило, когда замкнулась их адская яма, – незадолго до того, как Дин Стерлинг превратил их в кучу металлолома. Поэтому мы с Рэчел решили, что первые подступы к уничтожению системы Преисподней нужно нащупывать через демонов.

Мы были лично знакомы лишь с двумя демонами. Одним из них был Сангинариус, защищенный бандой демонических прихвостней, а другим – Красавец, чьим единственным телохранителем был мелкий поганец по кличке Абонидес. Угадайте, кого мы решили повидать в первую очередь?

Мы вошли в “Интерфейс” примерно за час до рассвета. Убедившись в эффективности “тарбелла” против пуленепробиваемых демонов, я взял винтовку Стерлинга с собой. Сейчас она лежала слева от меня, но я в любой момент мог спрятать ее под длинный плащ, одолженный у Данте.

В пабе почти не было посетителей. Бармен сидел за стойкой, упершись подбородком в ладонь и с сонным видом наблюдая за нами. В одной из кабинок сидели мужчина и женщина. Мужчина вроде бы спал, а женщина с жадностью поглощала пиво, глядя в пространство перед собой. Цинна Стоун отсутствовала, и я не видел ни одного знакомого лица.

– Красавец у себя? – спросил я у бармена.

Он тупо кивнул и добавил:

– У него посетители.

Мы подошли к двери кабинета Красавца. Я выждал несколько секунд, но ничего не услышал. Нас не могли видеть из бара, поэтому я вытащил “тарбелл” из-под плаща и медленно повернул дверную ручку. Рэчел держала наготове свой “авенджер”. Он был бесполезен против демонов, но мог послужить хорошим аргументом в разговоре с представителями человеческого рода.

Замок щелкнул, и я медленно приоткрыл дверь. Когда мои глаза привыкли к тусклому освещению, я увидел какой-то предмет, лежавший на полу рядом с бильярдным столом. Это был мистер Красавец – вернее, его тело. Из шеи торчало переплетение кабелей и проводов; головы я не видел.

Внезапно кто-то рванул дверь на себя, вырвав ее у меня из рук. Я споткнулся, но успел вскинуть “тарбелл” и почувствовал, как ствол ткнулся во что-то мягкое, издавшее хрюкающий звук. Потом я заглянул в черный глазок автоматического пистолета, направленного мне прямо в лоб. К счастью, мушка моей винтовки была вдавлена в живот человека, державшего пистолет.

– Не делайте этого, – предупредил я. – Иначе мы оба умрем.

Я медленно и осторожно выпрямился, глядя на высокого мужчину, приставившего пистолет к моему лбу. Та часть его лица, которую я мог разглядеть под опущенными мягкими полями шляпы, выглядела смуглой и непроницаемой. Казалось, мой “тарбелл” ничуть не смущает его, но, должно быть, я ошибался, поскольку он все-таки не выстрелил.

За ним стоял другой мужчина, пониже и без шляпы. Этот выглядел почтенным джентльменом, с седыми волосами, аккуратно подстриженными усами и бородкой. Но под его глазами набрякли тяжелые мешки, а на лице лежала печать усталости. Он целился в Рэчел. Уголком глаза я мог видеть ее “авенджер”, направленный на него.

– Похоже, нашла коса на камень, – напряженным, хриплым голосом произнес седой мужчина.

– Верно, – согласился я. – Может быть, попробуем выйти из положения без лишнего кровопролития?

– Это зависит от того, зачем вы сюда явились. Чего вы хотите?

– Мы собирались встретиться с Красавцем.

– Вы его лакеи?

– Мы никому не служим, – ответила Рэчел. – А что вы двое здесь делаете? Вы убили его?

– Это сделал Мэнни, – ответил седой, указав на человека, целившегося мне в лоб. Я уже чуть не заработал косоглазие, следя за черным неподвижным глазком дула.

Затем я понял, кто он такой. Мэнни. Мануэль Салинас, глава гангстерской семьи Салинасов и один из самых хладнокровных убийц, если верить слухам. Про него говорили, будто он не боится смерти. Я не мог бы сказать то же самое про себя. Мой страх увеличивался со скоростью гигабайта в секунду, и, кажется, это было заметно по моему виду.

– Послушайте, мы же не можем разговаривать до бесконечности, приставив друг другу пушки к головам?

– К моей голове ничего не приставлено, – шипящим шепотом возразил Салинас. – Твой ствол торчит у меня под ребрами, и, к твоему сведению, на мне надет кевларовый бронежилет.

– Это автоматическая винтовка “Тарбелл-3000”, – сообщил я. – Пуля, выпущенная из нее, пробьет твой жилет и вгонит его в стенку вместе с кишками.

Настала его очередь.

– А это “уолкер профессионал” калибра 0,57, с разрывными пулями, – прошептал он в ответ, – Он превратит твои мозги в облачко.

Все это было замечательно, но если бы он в самом деле собирался застрелить меня, то давно бы уже сделал это.

– Эй, Гидеон, – послышался знакомый голос откуда-то снизу. – Кончай эту игру и пристрели сукина сына! А ты, Рэчел, убей Марто!

– Красавец? – спросил я.

– Да, мать твою, кто же еще? Кончай с ними! Замочи их! Мы похороним их на Арлингтонском кладбище. Нет, нет – мы зальем их бетоном и бросим в залив!

– Где ты? – поинтересовался я, не в силах обнаружить источник звука.

– Под проклятым бильярдным столом, понятно? А теперь убей этих засранцев!

– Мне казалось, вы не работаете на него, – произнес седовласый мужчина, который, как я теперь понял, был Дайном Марто из известного гангстерского клана.

– Мы не работаем на него, – ответил я. – То, что он думает, это его дело.

– Так зачем вы сюда пришли?

– За информацией. А вы?

– Вендетта, – проворчал Марто. – Этот ублюдок годами обманывал нас, а мы считали его неуязвимым из-за того, что он демон. Но на этот раз он перегнул палку.

– Что он натворил?

– Выпустил Кристал Гетти на свободу, дерьмо паршивое!

Я промолчал и даже не взглянул на Рэчел. Похоже, план Сангинариуса по дискредитации Красавца сработал на все сто процентов.

– Поэтому мы с Мэнни решили нанести ему визит, – продолжал Марто. – Мэнни не из нашей семьи, но этот демон держал в Преисподней по одному заложнику от обеих группировок, пока мы вели переговоры. Когда Мэнни узнал о бегстве Гетти, ему расхотелось иметь дела с демонами, поэтому…

– Перестань называть меня демоном! – завопила невидимая голова. – Я мистер Красавец, черт побери, я преступный босс numero uno9 в этом вонючем городе! Эй ты, даго, и ты тоже, макаронник, прежде чем я покончу с вами, вы сто раз пожалеете, что родились на свет!

– Пожалуй, я прибью его, Марто, – сказал Мэнни. – Разнесу вдребезги его проклятую башку.

– Еще не время, – возразил тот. – Сначала нужно найти наших ребят.

– Минутку. – Я наконец уловил суть дела. – Вы ищете своих заложников?

– Ну да, а что?

– Думаю, я смогу помочь вам. – С этими словами я медленно опустил ствол своего “тарбелла”. Сказать по правде, я устал держать его в этом положении: винтовка была чертовски тяжелой.

Салинас целился в меня еще несколько секунд, затем опустил пистолет. Рэчел и Марто тоже одновременно опустили оружие.

– Чего ж ты раньше не сказал? – поинтересовался Марто. – Где они?

– Ты, проклятый traitore!10 – взревел Красавец.

Я подошел к бильярдному столу, чтобы посмотреть на него. Его голова лежала на полу, повернутая набок. Из зияющей дыры в шее выглядывали обрывки датчиков и проводов. Рот кривился и сыпал проклятиями.

– Теперь ты уже не такой красавец – верно, Пазузу? Всего лишь еще одна говорящая голова.

– Заткнись, дерьмо! Ты был счастлив лизать мне пятки, когда я сидел на самом верху! Один маленький уродский промах – и становится ясно, кто твои настоящие друзья!

Он продолжал болтать. Рэчел незаметно подошла ко мне.

– Чипы его личности должны храниться в этой голове, – заметила она.

– Диски в корпусе нам тоже понадобятся, – сказал я, взглянув на безголовое тело Красавца. Панель доступа скорее всего находится под одеждой.

– Перестаньте говорить так, словно меня здесь нет!

– Где Абонидес? – спросил я.

– Маленький пердун смылся, как только запахло жареным, – ответил Красавец. – Бесхребетный ублюдок оставил меня одного разбираться с этими слизняками.

– Заткнись, дурья башка, – буркнул Салинас и пинком отправил голову Красавца через всю комнату. Тот сыпал отборными ругательствами. Салинас холодно усмехнулся и повернулся ко мне: – Отличный выстрел, а? Я целился в горло, потому что там у всех самое мягкое место, понятно? Разрывная пуля отхватила ему башку, как головку одуванчика. Знатное было зрелище. Но должен признать, он сам мне немного помог. Я как раз думал, не пора ли кончать с ним, когда он начал трястись и сыпать искрами, словно припадочный. Тут-то я и смекнул, что время пришло.

– В котором часу это было? – поинтересовался я.

– Кажется, в девять или в десять вечера. Мы торчали здесь всю ночь, и я уже потерял счет времени.

– Да, часов в десять, – поддакнул Марто.

– Примерно в то же время, когда Асмодеус вышел в расход, – обратился я к Рэчел. Значит, они все соединены через сеть.

Марто постучал меня по плечу стволом пистолета.

– Послушай, я не знаю, о чем вы болтаете, но меня уже тошнит от ожидания. Мы с Мэнни всю ночь кантуемся здесь, пытаясь вызволить Дельмонико и Карлоса из Преисподней, и пока ни черта не добились. Если вы не сможете вернуть их нам, как обещали, мы, пожалуй, начнем наш разговор с самого начала. Только на этот раз вы не застанете нас врасплох.

– Они не в Преисподней, – пояснил я. – Вернее, их разум там, но не их тела. Думаю, они спрятаны где-то поблизости.

Я понял, что Красавец все это время хранил молчание, несмотря на их угрозы. Оставался другой демон, который мог знать его секреты и вполне поддавался запугиванию.

– Какой стыд, Пазузу, – обратился я к голове демона. – Просто позор, что все шишки посыпались на тебя.

Красавец пробормотал что-то неразборчивое, а я продолжал:

– Смотри, умный парень – ты валяешься здесь в полном дерьме, наполовину отключенный, в то время как твой маленький слуга разгуливает на свободе. Готов поспорить, сейчас он помирает со смеху, рассказывая эту историю в адской яме какого-нибудь другого демона. Он обвел тебя вокруг пальца, как сосунка.

– Как сосунка? – завопила голова. – Да мне стоит лишь вызвать этого паршивца, и он окажется в таком же глубоком дерьме, как и я!

– Не говори ерунды, – быстро вмешалась Рэчел, сообразившая, к чему я клоню. – Он теперь плевать на тебя хотел. Ты не сможешь вернуть его, даже если бы твоя… голова зависела от этого.

Сенсорные датчики, обеспечивавшие изменение окраски кожи Красавца, еще работали: его щеки побагровели от синтетической ярости. Он сделал глубокий вдох (без легких это выглядело довольно странно) и разразился речью на языке, напоминающем латынь священника, который в доску пьян и к тому же страдает косноязычием.

Очевидно, это было призывающим заклинанием или машинным кодом. Из центра пентаграммы, нарисованной на полу, повалили клубы дыма. Когда они рассеялись, там стоял маленький демон Абонидес, дрожавший с головы до ног. Я быстро ухватил его за костлявую лапу, чтобы он не успел ускользнуть.

– Итак, Абонидес, ты видишь своего босса? – спросил я.

Он кивнул, задрожав еще сильнее.

– Эти джентльмены сделают с тобой нечто гораздо худшее, если ты в понятных выражениях не объяснишь им, где находятся Портильо и Ферлингетти. Только не заливай насчет Преисподней – мы уже знаем, как она устроена


Коль в Преисподнюю желаете вступить -

Поверьте, в этом нет неуваженья! -

Должны вы быстро все шары разбить.


– Ты, грязная тварь, – прорычал Салинас, надвигаясь на маленького демона с пистолетом. – Я тебе твои шары пулей оторву!

– Минутку. – Я крепко держал корчившегося демона. – Дайте ему сказать.


Дрожу при виде близкого отмщенья,

Но не солгу: наполните карманы,

Разбейте все шары – и вниз, без промедленья!


– Я предупреждал тебя, козел! – воскликнул Салинас. Он выстрелил так быстро, что ни я, ни Абонидес не успели отреагировать. Разрывная пуля превратила голову демона в месиво из электроники. Электрические цепи замкнулись, полетели искры. Мне повезло, что меня не задело. То, что осталось от Абонидеса, еще секунду стояло на ногах, затем с лязгом грохнулось на пол.

– С меня было достаточно этой муры, – объяснил Салинас.

– Ха! – торжествующе вскричал Красавец. – Теперь ты никогда не узнаешь правду, тупоголовый даго! Сперва стреляем, потом спрашиваем, так?

– Нет, – возразил я. – Мы узнали достаточно. Теперь, Марто, я могу вызволить их, но хочу получить кое-что взамен.

– Кроме своей жизни? – спросил Марто.

– Правильно. Мы хотим забрать голову Красавца.

Марто приподнял бровь:

– Этот кусок падали?

– Не смей называть меня куском падали, вонючий макаронник!

– По рукам, – сказал Марто.

– Отлично. Кто-нибудь из вас умеет играть в бильярд?

– Я вырос в бильярдной, – проворчал Марто.

– Не желаешь разыграть партию в шесть шаров – тот вариант, где каждый шар нужно положить в отдельную лузу?

Марто с любопытством взглянул на меня, затем пожал плечами и расположил шары на бильярдном столе Красавца.

– Эшанти, подлый предатель! – завопил Красавец. – Я вырву тебе сердце!

Лишь угроза очередного пинка заставила его замолчать.

– А теперь, – сказал я, когда Марто взял кий, – разбей шары.

Он сделал это ловким плавным движением. Шары одновременно раскатились в шесть луз, и Марто выпрямился с таким видом, словно и не ожидал ничего иного.

Однако он не ожидал того, что за этим последовало. Секция пола вместе с пентаграммой скользнула вбок, словно замаскированная дверь в камеру пыток в какой-нибудь средневековой темнице. Я возглавил спуск по открывшейся лестнице в тускло освещенный каменный подвал. Там, у большой компьютерной консоли – по-видимому, одного из узлов сервера Преисподней, – неподвижно сидели Ферлингетти и Портильо с психопомпами на головах.

– Дельмонико! Портильо! – позвал Марто, но мужчины не отреагировали. – Что за чертовщина? Что с ними сделал этот проклятый демон?

– Не напрягай свою материнскую плату, Марто, – посоветовала Рэчел. – С людьми все в порядке. Отключи питание от этой штуки и сними с них шлемы.

Он сделал так, как она сказала. Глаза мужчин открылись, а еще через несколько секунд они встали на подгибающихся ногах, едва замечая окружающее. Мы помогли им подняться по лестнице в кабинет, где оставили на попечение гангстерских боссов.

– Клянусь Богом, Мэнни, – произнес Марто, когда они шли к выходу. – Если я когда-нибудь снова свяжусь с демонами, пристрели меня, ладно?

– С превеликим удовольствием, – ответил Салинас.

А затем мы с Рэчел остались наедине с головой мистера Красавца.

ГЛАВА 24

– Не стойте здесь как идиоты! Поднимите меня и быстренько найдите мне новое тело!

– Тише, Красавец, – прервал его я. – Сейчас мы заберем тебя отсюда. Рэчел, вынь диски из его грудной клетки, а я пока найду какой-нибудь мешок для его головы.

– Я осмотрю все туловище, – сказала она. – Надо убедиться, что мы ничего не упустили.

– Вот как? – саркастически осведомилась голова. – Лучше поищи у меня в штанах, красотка, – понимаешь, что я имею в виду?

Я с отвращением покачал головой и направился в бар. У бармена нашлась старая сумка для боулинга, в которой он хранил холодные закуски. Я задешево купил ее и вернулся в кабинет Красавца. Рэчел протянула мне пять серебристых дисков.

– Это то, что нам нужно, – сказала она.

– Эй, куколка, ты еще не везде проверила!

Рэчел посмотрела на Красавца с ледяным презрением. Я был рад, что она никогда не смотрела так на меня.

– Не рассказывай мне то, что я уже знаю.

– Что именно, крошка?

– То, что твои мозги находятся у тебя в подштанниках.

Это заставило его заткнуться – по крайней мере, на то время, пока я поднимал голову за волосы и клал ее в сумку.

– Святые угодники! – завопил он. – Здесь воняет тухлой рыбой!

– Знаю. Бармен использовал эту сумку для хранения маринованной селедки. Постарайся не дышать: для андроида это не так уж трудно.

Я застегнул сумку на молнию. Красавец продолжал жаловаться, издавая жужжащие звуки. Тогда я расстегнул сумку примерно на дюйм и произнес:

– Держи рот на замке, и я оставлю отверстие для свежего воздуха. Иначе будешь тухнуть вместе с селедкой, приятель. Идет?

– Проклятье, я не заключаю сделок с предателями! Ты еще попляшешь, Эшанти, когда я верну себе руки и ноги!

– Задержи дыхание, – посоветовал я и наглухо застегнул сумку.

Солнце сияло вовсю, когда мы вышли из “Интерфейса” и сели в автомобиль. Я бросил “тарбелл” на заднее сиденье, а сумку с головой Красавца положил между нами, готовый схватить ее, если придется уходить пешком.

– В посольство? – спросила Рэчел.

Я кивнул:

– Посмотрим, что они смогут сказать о дисках и о голове Красавца. Сам факт, что Преисподняя – это виртуальная реальность, должен произвести эффект разорвавшейся бомбы.

– Это все меняет, не так ли?

– Ты абсолютно права. – Я взял ее за руку. – За исключением моей любви к тебе.

Она сжала мою руку, и мы поцеловались. В сумке опять зажужжало; по-видимому, слуховые рецепторы Красавца работали отлично. Я завел двигатель, и мы поехали на север.

Проехав несколько кварталов, мы попали в пробку, и я включил передачу “Божьего Гласа”, надеясь выяснить причину транспортных неполадок. Вместо этого мы услышали трансляцию в прямом эфире.

– …и сейчас поворачивает на Пенсильвания-авеню. Император едет в государственном лимузине, облаченный в парадную тогу. Он машет толпе и улыбается небесной улыбкой, доступной лишь тем, кто напрямую общается с Господом. Народ наводняет улицы, и…

– Проклятье! – в сердцах бросил я.

– День императора, – закончила мою мысль Рэчел. Последние несколько дней мы были так заняты, что совершенно забыли об этом. Самый важный праздник в году, не считая Рождества, Пасхи и 4 Июля. Он совпадает с тем днем, когда Солюкс получил “божественное откровение” и основал партию Божьей Десницы. Фактически это тот день, когда у ублюдка появилась идея, как превратить целую нацию в стадо овец, нуждающееся в пастыре.

Императорский кортеж следовал от Вашингтон-Серкл по Пенсильвания-авеню к Капитолию, где Солейн Солюкс обратится к народу с речью о великих свершениях этого года.

Если успеет.

– Устройство наведения, – прошептала Рэчел.

Мы снова поползли вперед. Метрах в пятидесяти впереди, у въезда на Вашингтон-Серкл, я увидел целую фалангу холикопов, направлявших движение в объезд по боковой улице. Возможно, они еще не застукали нас, но проезжать мимо них означало подвергать себя слишком тяжелому испытанию.

– Выходим, – решил я, подогнал автомобиль как можно ближе к краю тротуара, выключил двигатель и сунул “тарбелл” под плащ. Рэчел взяла сумку для боулинга. Мы вышли из машины и ускоренным шагом пошли в противоположную сторону.

Один раз мы оглянулись назад, и мне показалось, что я заметил обтекаемый силуэт “Солейнмобиля” в открывшемся просвете. Мы повернулись и пошли быстрее. Водители позади начали сигналить: им не хватало места, чтобы проехать по узкой улице. Мы с Рэчел сделали вид, что не имеем представления о том, какие негодяи могли бросить свой автомобиль посреди дороги.

Гудки разом смолкли, когда наверху грянул другой звук: ужасающий вой разрываемого воздуха. Невидимая ракета мчалась к мишени по наводке устройства, которое Рэчел поместила в автомобиле императора. Через несколько секунд мы услышим взрыв и поймем, что первый реальный удар в войне за освобождение Америки наконец нанесен.

Мы побежали. Нам хотелось оказаться как можно дальше от места гибели императора.

Ведь революция не наступит мгновенно: сначала будут аресты и репрессии.

Добежав до угла 24-й улицы, мы остановились и снова оглянулись. На этот раз мы увидели ракету, летевшую высоко над зданиями с головокружительной скоростью. Но вместо того чтобы повернуть к востоку, на Пенсильвания-авеню, где находился император, она помчалась на юго-запад, к той самой улице, по которой мы ехали, – огромная стрела, точно направленная в цель.

Прямо к брошенному автомобилю.

Бездумно, не ведая ничего, кроме уничтожения, ракета врезалась в маленький автомобиль. Последовавший за этим взрыв мог уничтожить целую танковую роту. Автомобиль исчез в огненном шаре, но это было только начало. Хотя мы находились почти в двух кварталах от места взрыва, опаляющая волна жара отбросила нас на припаркованный неподалеку автомобиль. Мой “тарбелл” залязгал по мостовой; я быстро подхватил его и снова спрятал под плащ.

Взрыв уничтожил все автомобили в радиусе пятидесяти ярдов от точки попадания. Стены зданий с обеих сторон улицы прогибались и рушились, словно по ним прошелся удар огромного кулака. Повсюду кричали люди. Я увидел мужчину, объятого пламенем и бегущего к нам с поднятыми руками. Потом он упал и больше не двигался. Десятки человек погибли, а возможно, и больше – в зависимости от того, сколько людей находилось под развалинами. Бойня была столь чудовищной, что на какое-то время я забыл о том, что ракета была направлена прямо на нас. А вспомнив, не мог понять, почему это произошло.

Я прирос к месту, ошеломленный взрывом, и очнулся лишь после того, как Рэчел потрясла меня за плечо.

– Нам нужно убираться отсюда, – сказала она. – Слушай!

Сирены завывали по всему городу. Вскоре улицы будут наводнены полицией, пожарными и агентами Десницы. Я подошел к ближайшему водителю, остановившему свой автомобиль, чтобы поглазеть на картину разрушений, распахнул дверцу и вытащил его наружу. Он запротестовал, но я ткнул ему в лицо ствол “тарбелла”. Возможно, он в жизни не сделал ничего плохого, но у меня не было настроения объяснять, что к чему. Мы поехали назад, рассчитывая быстро обогнуть Джорджтаун и выехать на Калорама-Хейтс к заброшенному подземному тоннелю, чтобы оттуда попасть в посольство. Если мы вообще хотим попасть в посольство – эта мысль обожгла меня, как огнем.

– Ракета выпущена бойцами Фронта? – спросил я, не отрывая взгляда от дороги. – Если это их ракета, значит, они хотели убить нас?

В кризисных ситуациях Рэчел всегда ведет себя спокойнее, чем я.

– Да, это была их ракета, – согласилась она. – Но когда мы в последний раз видели устройство наведения, оно находилось в пентагоновском гараже, а Пентагон принадлежит Деснице со всеми потрохами.

– К дьяволу их всех! Ксенон сказал, что невинные люди не пострадают, а в результате… ты видела того мужчину? Неужели нам придется платить такую цену, Рэчел? Это ли цена свободы?

Она продолжала цепляться за детали:

– Должно быть, они обнаружили устройство. Потом проследили украденный автомобиль, засекли нас и подбросили устройство в нашу машину.

– Зачем? Почему они просто не арестовали нас?

Радио, до сих пор передававшее торжественные гимны, подтолкнуло нас к ответу.

– Внимание! Внимание, верующие! Слушайте сводку последних новостей с Вашингтон-сквер из столицы Америки. Так называемый Фронт гражданского сопротивления предпринял трусливую попытку покушения на нашего императора Солейна Солюкса. В императорский автомобиль была выпущена ракета, пролетевшая лишь в нескольких футах от кортежа. Она попала в припаркованный на улице автомобиль, убив невинных граждан, сидевших внутри. В результате последующего взрыва погибло много других граждан. Окрестным зданиям причинен значительный ущерб. Еще неизвестно, сколько людей стали жертвами этой варварской акции. Император призывает всех сограждан быть мужественными и бдительными. Сейчас он лично выступит в эфире.

В приемнике послышался голос Солейна Солюкса.

– Меня не волнует собственная жизнь. Моя первейшая забота – о тех несчастных, которые были убиты или искалечены в результате этого чудовищного злодеяния. Я с радостью пожертвовал бы собой ради спасения невинных душ, но Господь судил иначе. Я молюсь о том, чтобы Он принял этих несчастных в свое лоно и они обрели вечный покой. Я также молюсь о том, чтобы еретики, стоящие за этим гнусным покушением, – так называемые подпольщики, атеисты, агностики, гомосексуалисты и другие преступники – были как можно скорее найдены и осуждены. Я призываю всех верующих помочь нам в этой задаче. Нет пощады убийцам…

Рэчел протянула руку и выключила радио.

– Вот почему они не арестовали нас, Гидеон. Это наилучшая антиреволюционная пропаганда, и в определенном смысле мы ее заслужили. Боже мой, какой чудовищный взрыв!

– Однако все эти люди были намеренно убиты Десницей, – возразил я.

– Да. Чтобы скомпрометировать Фронт.

Вой полицейских сирен затихал в отдалении. В сумке для боулинга снова что-то зажужжало. Рэчел приоткрыла застежку.

– Эй! – крикнул Красавец. – Меня мотает из стороны в сторону, словно рождественский колокольчик. Что там за катавасия со взрывом?

– Ракета, – ответила Рэчел. – Она попала в наш автомобиль.

– Вот дерьмо! Этот урод Марто не остановится до тех пор, пока мои рога не украсят капот его лимузина.

– Они целились не в тебя, – успокоил его я.

– Как бы не так! У меня всюду враги… но если вы достанете мне хорошее новое тело, то улицы покраснеют от их крови.

– Кое-кто уже выполнил эту работенку за тебя, – сердито буркнула Рэчел, застегнув сумку.

Жужжание возобновилось.

– Заткнись! – крикнула она. – Иначе я суну пальцы во все твои дырки и использую тебя вместо шара для боулинга!

Мы доехали до входа в тоннель в полном молчании.

ГЛАВА 25

Мы взяли с собой маленькие карманные фонарики, поэтому без труда отыскали тайник за бетонным блоком в начале тоннеля, где спрятали свои огнеметы. Несколько языков пламени, и кошки с крысами оставили нас в покое. Один раз я увидел скелла с молочно-бледной кожей и фосфоресцирующими глазами. Я выстрелил в него, и он исчез.

Когда мы прошли по тоннелю за дверью 98-С, Вивид и Дерек Литерати встретили нас у люка и избавили от оружия. Литерати с уважением взглянул на “тарбелл”.

– Увлекаешься тяжелой артиллерией, Эшанти?

– Нам пришлось туго, – сухо ответил я.

– Надо думать. Кто-то пронюхал об устройстве наведения, да? Интересно, каким образом?

Рэчел посмотрела на Литерати так, словно ей хотелось убить его.

– Ты полагаешь, мы с Гидеоном рассказали им?

Литерати пожал плечами:

– Пусть с этим разберется сенатор. Дайте-ка мне сумку. – Она подчинилась. – Что у вас там?

– Бомба, – ответила Рэчел. – Ты прав: мы внедрились в ФГС с намерением уничтожить организацию, поэтому принесли с собой бомбу, которая разнесет все посольство к чертовой матери. Встряхни хорошенько, прежде чем открыть. Спусковой механизм находится в застежке-молнии. Как только потянешь – бам! Начинай, мы ждем!

Моя невольная улыбка рассеяла опасения Литерати, но он все равно скрипнул зубами, когда ухватился за язычок застежки и рывком расстегнул сумку.

– Эй, полегче! – завопил Красавец.

Литерати выронил сумку, к несказанному возмущению демона.

– Какого черта…

– Я же сказал, полегче, парень! Это тебе не кочан капусты!

– Что это? – ошарашено спросил Литерати.

– Голова мистера Красавца, – ответил я.

– Демона? – Вивид сильно побледнела.

– Нет, тупица! – донеслось из сумки. – Мистер Красавец – это сорт тыквы. А теперь выпусти меня отсюда, здесь воняет хуже, чем в сортире у Мефистофеля!

– Он не демон, – пояснила Рэчел. – Он андроид. Все демоны оказались андроидами. Мы узнали нечто гораздо более важное, но не скажем ни слова, пока ты не отведешь нас к сенатору.

Мы встретились с Эрин Барр меньше чем через две минуты.

– Покушение провалилось, – сказала она, увидев нас.

– Да, – отозвалась Рэчел. – Должно быть, Десница обнаружила устройство наведения, и его прикрепили к нашему автомобилю. Им повезло, что в момент взрыва мы находились неподалеку от императорского кортежа. Но взрыв в любом случае привел бы к ужасным разрушениям. Если бы я знала, что заряд обладает такой разрушительной силой, то не согласилась бы установить устройство ни на каких условиях.

– Рэчел… – начала женщина-сенатор.

– Фронт был готов пожертвовать жизнью всех, кто наблюдал за проездом императорского кортежа? Если бы ракета попала в автомобиль Солюкса, то погибли бы сотни людей. Являются ли невинные души платой за свободу, за которую мы боремся?

– Послушайте меня, – с нажимом произнесла Эрин Барр. – Наша ракета уничтожила бы автомобиль императора, но не более того. Мощность взрыва свидетельствует о том, что Десница использовала дополнительные взрывчатые вещества. Ваш автомобиль был буквально нашпигован пластиковой взрывчаткой.

– Наш автомобиль?!

– Вместе с устройством наведения они заложили в автомобиль заряд, значительно превосходивший по мощности боеголовку нашей ракеты. Так удобнее обвинить Фронт в бессмысленном насилии. Они убивают собственных преданных слуг, чтобы очернить нас.

Рэчел покачала головой:

– Я не имела представления…

– Понимаю. И мы тоже.

– Откуда бы они ни узнали об устройстве, сенатор, мы к этому не причастны, – заявил я. – Вам придется поверить нам.

– Я верю. Если бы вы оказались предателями, британское посольство было бы уже захвачено агентами Десницы. Я знаю, что вы преданы нашему делу.

– Хотелось бы, чтобы и другие ваши люди придерживались того же мнения, – заметила Рэчел.

– Вы имеете в виду Дерека Литерати? Его трудно убедить, но он один из лучших наших агентов. Он… он замкнулся в себе после исчезновения Маркуса Вэндерса и Клодетты Симеон. Это были его самые близкие друзья, и, когда они пропали без вести, что-то в нем умерло. Он знает, что вы не предатели, потому что иначе сейчас он был бы мертв… – Она помолчала. – Или оказался в Преисподней.

– Преисподняя, – эхом отозвался я. – Она оказалась совсем не тем, чем мы ее считали.

– Не понимаю вас.

– Мы вам покажем, – сказала Рэчел. Она открыла сумку и отвернула ее края, чтобы Эрин Барр могла увидеть голову Красавца.

– Что… – Женщина-сенатор потрясенно попятилась.

– Привет, крошка! – жизнерадостно воскликнул Красавец. – Значит, ты и есть та самая Эрин Барр? Неплохо, совсем неплохо. Я вроде как больше западаю на пожилых. Между прочим, я и сам не молод – несколько тысяч лет, ни дать ни взять.

– Познакомьтесь с мистером Красавцем, – сказал я. – Он также известен под именем Пазузу, но в действительности является андроидом, как и все его приятели-демоны.

– Ну да, ну да, но зачем же сразу лезть в бутылку? Надо полагать, вы обиделись, потому что мы играли в разных командах. Но никогда не поздно поменять стороны, вы меня понимаете?

– Прекрасно понимаем, – заверила Эрин Барр.

– Рад слышать. Я люблю играть начистоту. С нашим объединенным интеллектом и моими связями – да мы будем править в этом паршивом городе!

– Как насчет Солейна Солюкса? – спросила сенатор Барр. – Он единственный, кто обладает реальной властью.

– Солюкс? Этот выродок-гермафродит? Не оскорбляйте мой вкус, душка-сенатор. Кто знает, что находится под этим балахоном? Телок или телка? А может, вообще жабры – кто его знает?

Сенатор Эрин Барр с улыбкой обошла вокруг своего стола и уселась в кресло. Она играла с Красавцем, стараясь выяснить, как много ему известно.

– Но вы не будете отрицать, что многих людей притягивает к личности, обладающей столь сильной волей?

– Притягивает? Послушайте, я ходил по земле невидимкой задолго до открытия Преисподней и помню, как началась вся эта заварушка. Я все знаю о Солейне Солюксе – ранние мечты о славе, планы захвата власти, тайные сборища, пропаганда и массовые митинги. Вы, люди, – что слепые щенята: куда поведут, туда и пойдете. Сначала слушаете разных уродов, а потом и пляшете под их дудку. Впрочем, не будь я демоном, то сам бы боялся до умопомрачения. Но Солюкс не сделал мне ни черта хорошего, это факт.

– Он создал тебя, – напомнила Рэчел.

Брови Красавца вопросительно изогнулись.

– Прошу прощения, деточка. Я существовал за миллион лет до того, как ваши предки спустились с деревьев.

– Едва ли. Тебя создали вместе со всеми остальными, не так ли? – Рэчел в упор смотрела на него. – И скорее всего, это произошло за несколько месяцев до того, как Солюкс захватил власть в стране.

– Вы сбиваете меня с толку, Рэчел, – с недоумением произнесла Эрин Барр.

– Ничего удивительного. Она порет чушь, сенатор!

– Прошу прощения, мистер Картофельная Башка. – Рэчел подняла края сумки, застегнула ее и отнесла в прихожую, где оставила на попечение охранников.

Мы рассказали Эрин Барр обо всем, что нам удалось узнать. О том, что демоны оказались искусно замаскированными андроидами, а Преисподняя – виртуальной реальностью, столь невероятно сложной и необъятной, что человеческое сознание отказывалось верить в ее существование.

Долгое время она сидела за своим столом, не поднимая головы. Я понимал, что она чувствует. Знание было таким шокирующим, как будто мы внезапно обнаружили, что живем в другой вселенной. Наконец Эрин Барр подняла голову.

– Я хочу, чтобы этим занялась Кэтрин, – сказала она и нажала кнопку на панели, вмонтированной в крышку стола. Через несколько секунд в кабинет вошла серьезная молодая женщина в деловом костюме. Сенатор представила нам ее как Кэтрин Кертц. – Расскажите ей обо всем, – попросила она.

Мы рассказали.

– Императорская команда программистов и электронщиков минимум на два поколения опередила все наши представления о киберпространстве, – заключил я. – Преисподняя не реальна, а виртуальна. Ее базовые матрицы генерируются мощнейшими компьютерами в Пентагоне.

Она не заявила, что мы сошли с ума. Не стала допытываться, откуда мы это узнали. Вместо этого она спросила:

– Каким образом?

Я поделился с ней нашими догадками, основанными на личном опыте.

– Со стороны может показаться, что лидеры Десницы сродни луддитам, этим древним разрушителям машин, но на самом деле они вовсю развивают запрещенные технологии. Они изобрели невероятно сложные компьютерные коды, обеспечивающие существование Преисподней. Проклиная людей, они никуда не посылают их физическое тело. Разум жертвы – и, возможно, ее нервная система – подключается к сети, генерирующей интерактивное виртуальное окружение, доведенное до немыслимого совершенства. Иначе говоря, к Преисподней.

Затем Рэчел сообщила Кэтрин о том, что все демоны оказались андроидами, созданными правительством. Девушка промолчала, но я заметил, что новость сильно подействовала на нее.

– В этом и заключается секрет власти Солюкса, – добавил я. – Фальшивые демоны и фальшивая Преисподняя. Демоны каким-то образом соединены в сеть и подключены к системе Преисподней. У нас есть одна из функционирующих голов и все диски к программе данного демона.

– Сумка в холле? – быстро спросила Кэтрин.

– Да. Мистер Красавец, как он себя называет. Мы решили, что компьютерные коды в его голове могут оказаться полезными для вас.

Кэтрин кивнула:

– Возможно. Мы уже давно пытаемся взломать ЛЕД, защищающий банки данных Десницы в Пентагоне. Если эти коды помогут получить доступ хотя бы к некоторым из них, мы совершим настоящий прыжок вперед.

– Может ли это быть первым шагом на пути к разрушению программы Преисподней? – спросила сенатор Барр.

Кэтрин ненадолго задумалась.

– В принципе это возможно, – согласилась она. – Теоретически любые данные можно испортить, но для этого нужно сначала расшифровать их коды. Многое также зависит от типа компьютерного оборудования… – Казалось, она думает вслух. – Мне нужна масса информации. Пока не знаю, сколько мы сможем вытащить из этой… головы. Если найдется что-то действительно полезное, я начну скалывать ЛЕД слой за слоем, а там посмотрим, как далеко удастся пройти.

– Есть еще одна хорошая новость, – вмешалась Рэчел. – У нас появился информатор в Пентагоне, называющий себя Глубокой Глоткой.

– Что? – на этот раз Кэтрин не сумела скрытьизумления.

– Он программист, создающий резервные файлы некоторых областей Преисподней. Он хочет помочь нам, но сейчас его возможности очень ограниченны.

– Мы должны вытащить его из Пентагона! – воскликнула Кэтрин. – Его помощь может оказаться… просто бесценной.

– Что ж… – Я пожал плечами. – Вам лучше знать, можно ли вытащить его оттуда. Но сперва я все-таки предложил бы покопаться в башке у Красавца.

– Звучит заманчиво, – с улыбкой согласилась Эрин Барр. – Но скажите: вы что, можете попадать в Преисподнюю по собственному желанию?

– С помощью психопомп, – пояснила Рэчел. – Это беспроводные виртуальные модули. Мы оставили две штуки на квартире у нашего друга.

– У Данте?

Я улыбнулся:

– Вы внимательно следите за нашими передвижениями.

– Стараемся, как можем. Но вы все равно продолжаете удивлять нас. Сейчас я объясню, почему спросила про доступ в Преисподнюю. Дело в том, что у нас огромное количество пропавших союзников. Некоторые – бывшие правительственные чиновники, которые предпочли уход в отставку диктатуре Десницы, другие – наши активисты, приговоренные к Преисподней. Все они будут очень нужны для создания переходного правительства после свержения императора. Разумеется, Солейн Солюкс тоже это понимает. Когда мы узнали о том, что все они были преданы вечному проклятию, то сочли их погибшими. В конце концов, проклятые раньше никогда не возвращались обратно. Но теперь появилась возможность спасти их.

– Понятно, – сказал я. – Мы можем отправиться в Преисподнюю и попытаться освободить их.

Женщина-сенатор кивнула:

– Но остается одна проблема. Даже если мы освободим их разум из Преисподней, они по-прежнему останутся узниками в том месте, где их держат.

– Вы полагаете, их хорошо охраняют? – поинтересовалась Рэчел. – В конце концов, у противника нет оснований опасаться их бегства.

– У меня появился еще один повод для того, чтобы постараться как можно быстрее взломать пентагоновский ЛЕД, – мрачно произнесла Кэтрин.

Сенатор Барр кивнула:

– У нас есть надежные люди. Если заключенные находятся там, и мы сможем определить их местонахождение… – Она пожала плечами. – Все возможно. Но один конкретный человек, который сейчас томится в Преисподней, мог бы принести нам больше всего пользы.

Она вопросительно взглянула на Кэтрин.

– Верди, – кивнула та.

– Да. Джереми Верди – это просто чудо.

– Он научил меня практически всему, что я знаю, – призналась Кэтрин. – А его учил отец.

– Тот самый, который изобрел компьютерный язык Верди? – поинтересовалась Рэчел.

– Это был его дед, – отозвалась Эрин Барр. – Его отец был убит после… теологического диспута с Десницей. Для Джереми это было последней каплей, переполнившей чашу. Все, что он любил, оказалось вне закона. Десница попыталась завербовать его в качестве техносвященника, но вместо этого он обратился к нам. Именно он создал тот ЛЕД, который защищает наши линии коммуникации от вторжения Десницы.

– Если кто-то на свете и может расколоть Преисподнюю, то это Джереми, – добавила Кэтрин.

Мы с Рэчел переглянулись. Мы оба устали как собаки, но понимали, что от нас требуется.

– Хорошо, – сказал я, обращаясь к сенатору. – Пусть кто-нибудь заберет психопомпы у Данте, а Кэтрин тем временем разберется с Красавцем. Поскольку мы уже давно не спали, то с вашего разрешения отдохнем часок-другой.

– А потом? – с улыбкой спросила сенатор Барр.

– А потом вернемся в Преисподнюю. Похоже, это место становится для нас вторым домом.

ГЛАВА 26

Прежде чем отправиться в спальню, мы последовали за Кэтрин в просторное помещение со множеством компьютеров устаревших моделей. Стена перед серверами была покрыта большими видеоэкранами, а все остальное пространство занимали столы, заваленные разнообразным электронным хламом. Это напомнило мне о чердаке Альдуса Ксенона.

Рэчел вручила Кэтрин диски с данными и расстегнула сумку. Я запустил руку внутрь, вытащил голову и поставил ее на рабочий стол. Взгляд Красавца скользнул по столу, останавливаясь на приборах и инструментах.

– Это еще что? – недовольно осведомился он.

Я улыбнулся ему:

– Это место, где ты внесешь свой вклад в дело ФГС.

– Вклад? Ладно, будь по-вашему, но только после того, как вы достанете мне новое тело. Может, одолжите у одного из этих, как их там, фронтовиков? А что я должен вкладывать? Я могу собрать для вас небольшую армию на улицах, провести марш-бросок на Пентагон и захватить этого урода, Солейна Солюкса. Идет?

– Вообще-то мы надеялись получить от тебя нечто гораздо меньшее, – заметила Рэчел. – Твой мозг.

– Мой мозг? Ладно, детка, кончай шутить и быстренько найди мне новое тело. Что-нибудь в пределах шести футов двух дюймов, хорошо оснащенное – ты понимаешь, что я имею в виду? Как насчет старины Эшанти? Разумеется, сначала я хочу взглянуть на него в голом виде. Он случайно не обрезан?

Я покачал головой. Жалость во мне боролась с отвращением.

– Красавец, – сказал я. – Когда я смотрю на тебя, мне становится понятно, что такое “без царя в голове”.

– Эй, остряк, наклонись-ка и прошепчи мне это на ушко – я сжую твою гнусную физиономию!

Челюсти Красавца открывались и закрывались, тщетно лязгая в моем направлении. Кэтрин приподняла голову за рог и перевернула ее, заглянув в путаницу проводов, выходивших из шеи.

– Это еще что за новости? Немедленно верни меня в нормальное положение! Эй, ты меня слышишь? Еще две секунды – и я отправлю тебя в Преисподнюю, сучка! Сдеру с тебя кожу живьем и пришью на место!

– Здесь где-то должна быть контрольная панель. – Кэтрин запустила свои ловкие пальцы в волосы Красавца.

– Вы, уроды! Солюкс раздавит вас, как клопов! А когда вы попадете в мою адскую берлогу, я сделаю из ваших черепов футбольные мячи! Что ни гол – то голова! Я вас предупреждаю!

Кэтрин нашла защелку на скальпе Красавца.

– Ага, вот так…

– Эй, это моя панель доступа! Слушай, ты должна дважды подумать, прежде чем соваться туда! – Раздался негромкий щелчок, и затылок Красавца открылся нараспашку. – Ладно, забудьте о том, что я говорил о Преисподней. Забудьте о футбольных мячах. Дайте мне еще немного поболтать с вами – я знаю парочку классных анекдотов!

– Тихо, дурачок, – сказала Кэтрин и передвинула маленький рычажок. Свет жизни сразу же ушел из глаз Красавца, и он замолчал. Его лицо стало непроницаемым, лишенным эмоций. Он превратился в то, чем был изначально, – в механизм, не имеющий другой жизни, кроме той, которая была вложена в него изобретателями.

И все же мне было немного жаль видеть его бесславный конец. Несмотря на все свои недостатки, Красавец был мужественным сукиным сыном. Он продолжал бороться за жизнь, даже когда у него не оставалось ничего, кроме звуковой карты и микрофона.

– Прощай, мистер Красавец, – сказал я и похлопал мертвую голову по рогам. Кэтрин как-то странно взглянула на меня, и я быстро добавил: – Нам пришлось многое пережить вместе.

– И я рада, что это закончилось, – сказала Рэчел. Мне пришлось с ней согласиться.

Койки в спальне были узкими и неудобными, но мы могли бы уснуть и на бетонном полу. Мне не снилось наше будущее путешествие в Преисподнюю. Я слишком устал для снов.

Когда киборг Чарли разбудил нас, я не стал выпрыгивать из койки. В сущности, его полуметаллическое, полуживое лицо казалось уже привычным, словно лицо старого семейного врача.

– Мистер Эш-ш-шанти, – продребезжал он. – Сейчас шестнадцать ноль-ноль. Вас ожидают обед и но-но-новости.

Я разбудил Рэчел. В маленькой столовой мы встретились с сенатором Барр, Кэтрин и Дереком Литерати. Последний, как всегда, нахмурился, увидев нас. Перед нами поставили тарелки с едой – простенькая деревенская трапеза, включая индейку, свежую клубнику, хлеб домашней выпечки и горячий черный кофе.

– Боже мой, – пробормотала Рэчел, – откуда вы достали клубнику?

– Мы поддерживаем контакты со многими фермерами, – ответила Эрин Барр. – Просто поразительно, сколько людей, близких к земле, ценят свою свободу. Ешьте, а Кэтрин сообщит вам последние новости.

Пока мы спали, Кэтрин занималась делом. Коды, извлеченные ею из головы Красавца, вместе с дисками данных позволили ей проникнуть в ЛЕД гораздо глубже, чем когда-либо раньше.

– Дело движется медленно, – сказала она. – Но мы уже многое узнали.

– К сожалению, недостаточно, – буркнул Литерати.

– Дерек имеет в виду пропавших коммандос, – объяснила сенатор Барр. – Пока нам не удалось выяснить ничего конкретного об их судьбе.

– Но я подбираюсь все ближе к некоторым особо секретным файлам, – добавила Кэтрин. – Недавно я получила доступ к третьему уровню базы данных Преисподней. Наши догадки подтвердились: бойцы Фронта и симпатизирующие нам граждане, приговоренные к Преисподней, действительно живы. Они находятся в секретных камерах внутри Пентагона и подключены к виртуальной реальности Преисподней.

– Все вместе? – поинтересовался я.

– Нет. Разные адские ямы и пытки для каждого. Десница щедра на выдумки. – Лицо Кэтрин помрачнело. – Разумеется, там есть и пламя, и расплавленный свинец. Одного из наших людей вморозили в глыбу льда. Десница пользуется тем, что больше всего пугает жертву – будь то крысы, страх утонуть или даже… зубная боль.

– Это уже верх подлости, – заметил я, безуспешно пытаясь внести нотку юмора в наше мрачное настроение.

– Полностью согласна, – кивнула Кэтрин. – Схема пытки постоянно транслируется в нервную систему. Сигналы ослабляются лишь ради того, чтобы муки агонии могли возобновляться.

– Как может правительство, провозгласившее своей целью служение Богу, быть столь искушенным в причинении страданий? – тихо спросила Рэчел.

– Вы только что это поняли? – фыркнул Литерати. – Поздновато. Или, может быть, вы были слишком заняты причинением страданий и не осознавали, что люди испытывают настоящую боль?

– Достаточно, Дерек, – резко перебила Эрин Барр. – Ты не имеешь права винить Гидеона и Рэчел. И даже если бы имел, теперь они наши союзники. – Она улыбнулась нам. – Из величайших грешников часто получаются пылкие верующие.

Но Дерек не хотел униматься:

– Тогда почему бы нам не попробовать перетянуть на свою сторону самого императора?

Сенатор Барр промолчала. Она лишь посмотрела на Литерати, и я порадовался, что не нахожусь под прицелом этого взгляда.

– Извините, – пробормотал он и уставился на свой кофе.

– В общем и целом пытки Десницы основаны на дантовском “Аде”, – продолжала Кэтрин. – Они почерпнули оттуда немало идей.

– Кстати, о современном Данте, – вставила Эрин Барр. – Мы забрали психопомпы из его квартиры. Теперь ворота Преисподней для нас открыты.

– Так было с тех пор, как Солюкс пришел к власти, – пробурчал Литерати. Но, по крайней мере, на этот раз его сарказм не был направлен против нас.

– Значит, нам пора снова омыть стопы в адском пламени? – спросил я.

Женщина-сенатор кивнула.

– Как будем действовать? – поинтересовалась Рэчел. – Переходить из одной адской ямы в другую, пытаясь освободить всех людей, числящихся в вашем списке? Поскольку Преисподняя виртуальна, демоны не могут причинить нам настоящий вред.

– Не рассчитывайте на это, – предостерегла Кэтрин. – Вас могут ранить, даже убить. Судя по тому, что мне удалось узнать, реальность и интенсивность этой виртуалки… просто поразительны. Если ваш виртуальный аналог получает серьезную травму в Преисподней, это может повлиять на схему вашего мозга, увеличить частоту сердечных сокращений до критического порога, вызвать чрезмерную гипервентиляцию, даже кровоизлияние в мозг. Вы можете превратиться в растения, а в наихудшем случае ваш мозг попросту взорвется.

– Однако не все так плохо, – продолжала она. – Демоны в каждой адской яме запрограммированы таким образом, что могут мучить лишь тех, чьими палачами они были назначены. Это позволяет оперативным сотрудникам Десницы проникать туда и выходить обратно, не подвергаясь опасности. Возможно, их лидеры испытывают оргазм, лично наблюдая за пытками. Важно знать одно: вас не атакуют, если вы не атакуете первыми.

– Следовательно, в программу встроен модуль самозащиты, – заключила Рэчел.

– Правильно. Если вы нападете на них, они будут сражаться с вами. Некоторые демоны неэффективны, вроде того, с которым вы встретились в адской яме Пазузу.

– Хамо, – припомнил я. – Тот парень, который разговаривает пятиступным ямбом.

– Пятистопным, – поправила Рэчел.


– Другие демоны очень могущественны, – продолжала Кэтрин, проигнорировав мою попытку блеснуть поэтической эрудицией. – Если вы нападете на них, они убьют вас – возможно, на самом деле. Так что вашим главным оружием должен быть интеллект.

– Давайте подведем итог, – предложил я. – Нам придется прыгать из одной адской ямы в другую, на ходу соображая, как перехитрить демонов и освободить пленников? Это похоже на одну из старых компьютерных игр! В детстве у меня был пиратский вариант, и не скажу, чтобы он мне нравился.

Кэтрин покачала головой:

– Ваша задача упрощается. Нужно освободить только одного пленника. Если он присоединится к нам, то поможет освободить всех остальных одновременно. Он сокрушит программу Преисподней.

– Джереми Верди, – сказала Рэчел.

– Точно. Мы знаем, где его держат в Пентагоне. Ты оказалась права, Рэчел: там нет усиленной охраны. Как только Джереми отключится от машины, будет нетрудно вывезти его наружу. Наши агенты знают практически все о шахтах и тоннелях под Пентагоном.

– Но если ваши агенты могут попасть туда, то почему бы им просто не снять шлемы и не освободить пленников? – осведомился я.

Кэтрин снова покачала головой:

– Сначала нужно освободить их разум, иначе резкий переход почти наверняка разрушит их нервную систему. Они уже никогда не будут такими, как раньше.

Я переглянулся с Рэчел:

– Неудивительно, что Портильо и Ферлингетти выглядели совершенно ошалевшими, когда мы сняли с них шлемы.

– Этого не должно случиться с Джереми, – твердо сказала Кэтрин. – Его мозг нужен нам неповрежденным.

– Это возможно? – спросила Рэчел.

Кэтрин кивнула:

– Нам стало известно, что, в отличие от гангстеров, Кристал Гетти осталась совершенно нормальной в психическом отношении. Поэтому нет оснований считать, что рисунок мозговых излучений Джереми изменится, если его освободят так же, как Гетти. Двое наших людей в Пентагоне готовы вывезти его, если вы сумеете освободить его от… Гакка.

– У вас что-то застряло в горле? – поинтересовался я и был вознагражден за неудачную шутку первой улыбкой Кэтрин Кертц.

– Если вы еще не догадались, Гакком зовут того демона, который пытает Джереми Верди.

– Каков сценарий пытки?

– Гакк сидит на одном конце длинной доски, а Джереми на другом. Его конец нависает над бездонной бездной. Джереми умирает от голода, демон постоянно жрет. Если Гакк сдвинется с места, доска и Джереми полетят в пропасть.

– Вы думаете, виртуальное падение убьет его? – спросил я.

– Скорее всего. Поэтому вам придется снять Джереми с доски таким образом, чтобы Гакк продолжал давить на нее своим весом.

– Это один из могущественных демонов? – спросила Рэчел.

– Согласно данным, снятым с пространственных решеток, он похож на гору мяса.

– И нам нужно перехитрить его. – Я пожал плечами. – До сих пор демоны, которые нам встречались, не отличались умственными способностями. Возможно, нам повезет и с Гакком.

– Гакк, – повторила Рэчел. – Звучит не очень аппетитно.

Кэтрин отвела нас в компьютерную комнату. На столе лежали две психопомпы и остатки головы Красавца вместе с какими-то деталями, чье назначение осталось для меня тайной.

– Мы собираемся внимательно следить за вами, пока вы будете в Преисподней, – наблюдать за частотой пульса, мозговой деятельностью и так далее.

– Проще говоря, мы становимся подопытными свинками? – Я сел и позволил Кэтрин разместить датчики на моей шее и висках. Она проделала ту же операцию с Рэчел, а затем отступила к Эрин Барр и Дереку Литерати.

– Все готово, – сказала она. – Когда наденете шлемы, подумайте о Гакке, и сразу же окажетесь на месте.

Мы одновременно надели шлемы, подумали о Гакке и очутились в киберстране, которая называется Преисподней.

ГЛАВА 27

Гакк действительно оказался огромным. Самым толстым человеком, которого я знал, был Ларри Бергстром, инженер ОИР, чье представление о легком ленче сводилось к омлету из шестнадцати яиц и бифштексу в два пальца толщиной. Из Гакка можно было сделать четырех Бергстромов, и того, что осталось, хватило бы еще на парочку типов вроде меня. Он был также куда более отвратителен и вонюч, чем Ларри, и значительно превосходил моего бывшего коллегу в количестве грудей: у него их было семь штук. Его кожа имела ярко-розовый оттенок там, где ее не покрывали потеки грязи и засохшего жира.

Как и говорила Кэтрин, Гакк сидел на конце длинной доски. По крайней мере, у меня сложилось такое впечатление. Короткие обрубки, выпиравшие из-под складок жира, вряд ли можно было назвать ногами.

На другом конце доски, нависавшем над утесом, мы увидели костлявого светловолосого паренька в пропитавшейся потом футболке и коротких шортах. Голые руки, ноги и лицо юноши были покрыты шрамами, словно от ожогов. Он сидел в деревянной клетке, наблюдая, как демон жует предмет, который больше всего напоминал сандвич чудовищных размеров, начиненный макаронными изделиями.

Подойдя ближе, мы разглядели, что макаронные изделия на самом деле были массой извивающихся червей и личинок.

– Здрасьте-мордасьте, – дружелюбным тоном произнес демон. – Желаете присоединиться ко мне? Восхитительный сандвич – эти личинки просто тают во рту! Не хотите попробовать?

– Спасибо, не надо, – ответил я. Рэчел тяжело сглотнула и прочистила горло.

– Ну, как знаете. Не мешало бы добавить еще дегтя. Вы знаете, что отлично идет с этими сандвичами? Детское питание. У вас случайно нет с собой?

– Детское питание?

– Да, особенно пальчики. У годовалых мяса побольше, зато у грудных младенцев оно куда нежнее. М-ммм!

– Эй! – Джереми Верди позвал нас, и мы обернулись. Он протянул худые руки через прутья решетки. – Можете ли вы достать мне что-нибудь поесть? Пожалуйста, я умираю от голода! Этот жирный слизняк все время жрет, а мой желудок словно вычищен костяным скребком. Прошу вас, киньте мне одну из личинок, которые падают с его сандвича. Я съем все, что угодно!

– Успокойся, сынок, – сказала Рэчел. – Мы пришли помочь тебе.

Нас окатила волна громоподобной отрыжки, вырвавшейся из глотки Гакка. В воздухе завоняло дегтем и тухлятиной.

– Пр'шу пр'щения. – Его слова были такими же вонючими, как отрыжка. – Если уж вы хотите помочь, то, может, принесете еще дегтя для этого сандвича? Личинки в дегте – пальчики оближешь! Так и скользят внутрь! А ты заткнись, парень, не то я снова плесну в тебя кислотой. – Он повернулся спиной к нам. – Деготь вон там, в бочке рядом с кислотой.

– Сам возьми свой поганый… – начал было я, но Рэчел сжала мою руку, и я замолчал.

– Мы с радостью поможем вам. – Она подошла к бочкам, наполненным пузырящейся жидкостью. Я последовал за ней, догадавшись, что она что-то замышляет.

– Зачерпните ведром! – крикнул демон.

Рэчел кивнула и взяла большое эмалированное ведро, знававшее лучшие времена.

– Иди поговори с ним, – посоветовала она.

Я послушно побрел к колышущейся груде жира.

– Личинки свежие? – поинтересовался я, не зная, о чем еще спросить.

– А ты как думаешь? Я очень разборчив в том, что кладу себе в рот.

– Да, ты похож на демона с изысканным вкусом.

– Твоя правда, – отозвался Гакк и выпустил газы. Если его отрыжка воняла падалью, то это было в двадцать раз хуже. Если бы поблизости оказались певчие птички, то они бы попадали на лету, но я выстоял.

– Опа-на! – произнес Гакк. – Пр'шу пр'щения.

Я помахал рукой в воздухе, одновременно принимая его извинение и развеивая зловонные зеленые пары. Рэчел подошла ко мне и вручила демону ведро с пузырящейся жидкостью.

– Вот, – сказала она. – Отличная приправа к твоему сандвичу.

– Благодарю вас, леди, – добродушно ответил Гакк. Он раскрыл свой сандвич с массой желтых, белых и серых червей, извивавшихся внутри, и залил все это гнусной черной жидкостью. Затем он закрыл сандвич и откусил огромный кусок. Насколько я понял, Рэчел смешала деготь с кислотой, но я сомневался, сможет ли дьявольский раствор, так жестоко изуродовавший виртуальную кожу Джереми Верди, оказать какое-либо воздействие на этого омерзительного всеядного монстра.

Мне не стоило беспокоиться. После очередного укуса Гакк перестал жевать и застыл с открытой пастью. Извивающиеся личинки сползали по его подбородку и падали на землю. Ой уронил сандвич, и освобожденные черви, еще не сожженные кислотой, расползлись под прикрытие ближайших камней, оставляя за собой следы деггя.

– Я плохо себя чувствую, – заявил Гакк, глядя прямо перед собой. – У меня болит животик…

Затем его глаза расширились, и он принялся чесать то место, где под бесчисленными наслоениями жира скрывался его желудок.

– Аггг… – пробормотал он, захлебываясь червями и дегтем, в то время как кислота исправно разъедала его внутренности. – Аг-ггг… г-ггаааккк…

Кислота оказалась настолько сильной, что проела его насквозь. На его коже вздулись пузыри, из которых брызнули желтый жир и розовая кровь. Его необъятный корпус превратился в вулканический горный хребет, причем извержение шло во всех местах одновременно. Не самое приятное зрелище.

Затем он начал плавиться. Кровь, жир, мышцы – все это текло и оплывало, и наконец, добрый старый Гакк стал очень похож на кучу розово-желтого навоза. Откуда-то из глубины кучи донесся последний всхлип протеста: “Га-ааааккк!”

– Спасибо, нас уже представили друг другу, – фыркнула Рэчел.

– Отличная работа!

– Спасибо, – отозвалась она. – А теперь давай освободим мальчика из клетки.

Нам повезло, что Гакк расплавился на том месте, на котором сидел. Веса желатиновой кучи было достаточно, чтобы удержать доску вместе с Джереми над бездной. Я добавил свой вес с безопасной стороны, а Рэчел прошла по доске и открыла задвижку.

– Спасибо! – воскликнул он. – А теперь – поесть…

– Тебя ждут кисельные реки и молочные берега, – заверила Рэчел. Но прежде чем она закончила фразу, Джереми исчез, растворился в воздухе так же, как Кристал Гетти. Я надеялся, что агенты ФГС вовремя оказались на месте и вывезли его из Пентагона.

– Ну что-ж, – сказала Рэчел, присоединившись ко мне. – Теперь и нам пора на грешную землю.

– Пора, – согласился я, но едва мы успели подумать о возвращении, как что-то замерцало в воздухе прямо перед нами. Языки красно-оранжевого пламени медленно свернулись в буквы: “ГАРАЖ”.

– Глубокая Глотка, – пробормотала Рэчел.

Она взяла меня за руку, и мы подумали о гараже. Секунду спустя мы оказались там. Глубокая Глотка нервно расхаживал взад-вперед, похрустывая пальцами.

– Я пошел на огромный риск, появившись здесь, – дрожащим голосом начал он. – Солюкс приказал усилить меры безопасности. Не думайте, будто они не заметили вашего присутствия в Преисподней; к счастью для вас, это произошло уже после вашего ухода. Теперь за всеми адскими ямами установлено прямое визуальное наблюдение, поэтому по возможности старайтесь держаться подальше от Преисподней.

– У нас нет абсолютно никакого желания снова соваться туда, – заверила Рэчел.

– Возможно, тогда вас не смогут выследить. Но мне угрожает опасность. В Пентагоне развернулась настоящая охота на шпионов, и они знают об утечке информации из командй программистов. Они уже очень близко подошли к тому, чтобы связать этот кластер данных с моей личностью. Вы – или бойцы Фронта – должны как можно скорее вызволить меня отсюда. Вы не представляете, что они делают со своими, которые предают их… это ужасно!

– Фронт собирается вытащить вас отсюда, – успокоил его я, – чтобы помочь сокрушить программу Преисподней. Как мы сможем найти вас? Ведь на двери вашего офиса не написано “Глубокая Глотка”.

– Меня зовут Томас Меакулп11, – сказал он. Личный код – EKF64793, KFOWUVSX. Скажите им, чтобы поторопились. А теперь мне пора идти.

Когда он исчез из виду, мы с Рэчел мысленно вернулись на Землю. Как и раньше, это было похоже на возвращение из зловонного сортира к свежему деревенскому воздуху.

Сняв шлемы, мы увидели улыбающееся лицо сенатора Эрин Барр.

– Отличная работа, – тихо сказала она. – Наши агенты успешно вывезли Джереми Верди из Пентагона. Сейчас он сидит в фургоне, который в конечном итоге доставит его в посольство.

– Замечательно, – согласилась Рэчел, отдирая от кожи липучие датчики. – Но нам нужно вызволить из Пентагона еще одного человека.

Мы рассказали сенатору о Глубокой Глотке и передали Кэтрин его личный код. Она сказала, что сразу же начнет искать его адрес в файлах Десницы.

К тому времени, когда мы закончили рассказывать Эрин Барр об освобождении Джереми, Кэтрин нашла всю необходимую информацию.

– Томас Меакулп имеет небольшой личный кабинет в зоне номер три. Четырнадцатая секция, отдел F. Кабинет находится под землей, но он поднимается обедать в столовую номер восемьдесят четыре. На кухне у нас есть агент, который может перехватить его и доставить на склад.

– Как его вывезти? – спросил я.

– Похитим продуктовый фургон. Он обычно подъезжает к складу в двадцать три ноль-ноль. В это время Меакулп начинает обедать.

– В одиннадцать вечера? – удивилась Рэчел.

– Он работает во вторую смену, – пояснила Кэтрин. – Вывезти его в грузовике не составит проблемы.

– Но откуда он узнает, чего ему ожидать?

– Наш агент из службы доставки свяжется с ним.

Я нахмурился:

– А что, если Меакулп решит, будто это ловушка Десницы? Он панически боится обнаружения и может не поверить нам.

– Поверит, если вы будете в грузовике, – сказала сенатор Барр.

Каюсь, сначала я подумал: “Ну почему мне всегда приходится выгребать дерьмо? Почему я не могу просто сидеть в посольстве, как Литерати?” Но Эрин Барр была совершенно права. Поскольку мы с Рэчел были единственными людьми Фронта, видевшими Меакулпа, я мог также гарантировать, что он – тот самый человек, а не агент Десницы со следящим устройством, вмонтированным в задницу.

– Согласен, – проворчал я. – Значит, снова в логово зверя. Я отправлюсь в одиночку?

– Нет, партнер, – возразил Литерати. – Я буду с тобой.

– Ты?

– Думаешь, я позволю тебе сунуться в Пентагон одному? Нет, нам слишком нужен этот парень.

Все прошло гораздо спокойнее, чем мы ожидали. Мне пришлось убить лишь одного человека.

ГЛАВА 28

К счастью, человек, которого я убил, не был невинной жертвой. Двое бедняг, сидевших в продуктовом фургоне, обделались от страха, едва заметив автоматический пистолет Дерека Литерати. Мы высадили их на транспортной развязке Джордж Мэсон-Бридж с Вашингтон-Паркуэй, крепко связали и сунули в пикап ФГС, собираясь освободить по окончании операции.

Попасть в комплекс Пентагона оказалось сравнительно просто. Разумеется, охранники обыскали грузовик, но они искали взрывчатку – большие бомбы, способные оставить кратер на месте здания, а не два маленьких пластиковых пистолета, спрятанных под нашими аккуратными белыми халатами. Нас пропустили, и мы объехали вокруг здания, остановившись на разгрузочной площадке пищеблока с северной стороны.

В полумраке за дверью стояла женщина. Ее лицо было скрыто в тени.

– Сегодня очень теплый вечер, – произнесла она.

– Однако возможен дождь, – ответил Литерати.

Обменявшись паролями, мы открыли заднюю дверцу фургона, выгрузили несколько ящиков мяса на пневмотележку и покатили ее по наклонному скату.

Просторное помещение склада было прохладным и тускло освещенным. Томас Меакулп, стоявший у противоположной стены, дрожал от холода, а возможно, и от страха. Я вышел на свет, чтобы показать ему свое лицо, и успокаивающе улыбнулся. Он улыбнулся в ответ.

– Пошли, – сказал я, повернувшись к выходу.

Но в этот момент в стене открылась дверь, и вошел человек в черной униформе.

– В чем дело, Меакулп? – резко спросил он. На его поясе болтался шестнадцатизарядный автоматический пистолет калибра 0,230 – так называемое “Божье Правосудие”.

Меакулп переводил взгляд с меня на человека в черном, беззвучно шевеля губами, как рыба, выброшенная на берег.

– Я так и думал, – продолжал человек в черном. – Мы следили за тобой, верующий… или я должен сказать: неверующий?

– Вы из службы безопасности Десницы? – спросил я.

– Да. А вы кто такие?

– Мясники, – ответил я.

– Пусть Господь поразит меня на месте, если это правда, – заявил он, вытаскивая свою пушку из кобуры.

Я оказался проворнее и уложил его одним выстрелом в центр груди, словно всю жизнь тренировался для такой работы. Звук выстрела из пластикового пистолета с глушителем был едва ли громче отрыжки.

– Так оно и есть, – заметил я, когда охранник упал лицом вниз. – Я же говорил: мы мясники.

Меакулп словно прирос к месту. Возможно, ему приходилось видеть разные пытки в Преисподней, но сомневаюсь, видел ли он людей, погибших от пули. Я схватил его за руку и повел к двери, а Литерати оттащил труп за штабель ящиков. Женщина последовала за мной.

– Мне придется уехать с вами, – сказала она. – Я не могу оставаться здесь после стрельбы.

Я кивнул. Меакулп и женщина спрятались в кузове. Мы без особых проблем выехали из Пентагона, встретили пикап Фронта в условленном месте, перенесли связанных поставщиков продовольствия в их машину и уехали в посольство.

Джереми Верди сидел в столовой вместе с Рэчел. Он встал и обнял меня, так сильно прижав к себе, что я чуть не засмущался.

– Все о'кей. – Я подмигнул Джереми. Перед ним стояли три пустые тарелки. – Ты выглядишь гораздо лучше, чем когда я в последний раз видел тебя. Надеюсь, уже не голоден?

– Полный порядок, – заверил он. Шрамы, которые я видел в Преисподней, бесследно исчезли. – Съел четыре чизбургера и выпил кварту настоящей колы. Огромное спасибо за то, что вы сделали там, внизу, то есть внутри. Я давно догадывался, что это виртуалка, но боль от этого не становилась менее реальной.

– Как ты догадался? – спросил я.

– Некоторые углы были недостаточно острыми, Гакк время от времени начинал двигаться рывками – в общем, мелкие огрехи в программировании.

– Ты сможешь внедриться в программу?

– Кэт вкратце ознакомила меня с ситуацией. Я думал об этом за едой, и у меня чуть мозги не закоротило от напряжения. В принципе можно воспользоваться сетевой информацией по интенциональной механике, логической структурой “китайской шкатулки” и другими вещами. Но больше всего мог бы помочь тот парень, которого вы называете Глубокой Глоткой. Для разработки действительно разрушительной программы нам потребуются горы данных.

Я кивнул и указал на новоприбывшего:

– Познакомьтесь с Томасом Меакулпом.

– Э-э-э, можно просто Том, – пробормотал Меакулп.

Джереми вскочил на ноги и потряс его руку:

– Отлично! Мозговой трест в полном сборе. Мы встретимся с Кэтрин, как только она…

Ему помешало договорить появление Эрин Барр и Кэтрин Кертц. Обе выглядели слишком серьезными для такого радостного случая. Женщина-сенатор одарила Меакулпа дежурной улыбкой.

– Мистер Меакулп, для меня большая честь познакомиться с вами. Если то, что говорят эти молодые люди, – правда, то вы сейчас можете оказаться самым нужным человеком в стране.

Меакулп залился краской:

– О, я… очень рад, что попал сюда.

– Мы уверены – вы окажете огромную помощь нашему делу.

– Надеюсь. Но, видите ли, на самом деле я не такой уж блестящий программист. То есть я знаком с общей архитектурой программы Преисподней и у меня есть идеи о способах уничтожения системы, но программирование столь сложных виртуальных кодов…

– Не беспокойтесь, – сказала женщина-сенатор. – Думаю, сейчас вы с Кэтрин и Джереми должны объединить свои усилия и посмотреть, что из этого выйдет. – Она повернулась к нам с Рэчел, и ее улыбка стала на несколько градусов холоднее. – Рэчел и Гидеон, я хотела бы поговорить с вами в моем кабинете. Дерек, ты тоже мне понадобишься.

Мы с Рэчел заметили взгляд, которым она обменялась с Кэтрин; та тоже как-то странно посмотрела на нас. Что теперь? Неужели они получили какие-то доказательства нашей измены, сфабрикованные Десницей? Зачем ей понадобился Литерати – чтобы привести в исполнение смертный приговор?

Войдя в кабинет, сенатор Барр уселась за стол, а Рэчел, я и Литерати встали перед нею. Она взяла листок бумаги и взглянула на него.

– Последние несколько часов Кэтрин усиленно взламывала пентагоновский ЛЕД и добыла кое-какие сведения о судьбе коммандос, пропавших шесть лет назад, – будничным тоном сообщила она.

Мне показалось, что Литерати сейчас подпрыгнет до потолка.

– Что? Где они? Они живы?

Эрин Барр подняла руку, успокаивая его.

– Минутку, Дерек. Я как раз хотела сказать вам, всем троим: то, что вы сейчас услышите, будет крайне… обескураживающим. Еще более обескураживающим, чем открытие виртуальной природы Преисподней. – Она снова взглянула на листок. – Это особо секретный меморандум, направленный командным советом Божьей Десницы руководству Департамента правонарушений. Он касается операции, проведенной шесть лет назад под названием “Новое Рождение”. Я прочитаю его:

“Несколько месяцев назад ФГС провел безбожную террористическую акцию с намерением умертвить нашего возлюбленного лидера, императора Солейна Солюкса. Слава Богу, покушение закончилось неудачей.

В официальных рапортах утверждается, что все террористы были убиты в бою, но в связи с успешным завершением проекта “Новое Рождение” стало возможным открыть истину.

Господь вручил шестерых террористов ФГС живыми и невредимыми в наши руки. Их передали императорским техносвященникам, которые исполнили волю Господа, превратив грешников в новых людей, сделав их инструментами Божьей Десницы с помощью новейших экспериментальных процедур и технологий. В течение пяти месяцев ученые Десницы воссоздали пленников в новом облике, изменив форму черепа и костную структуру, внешность и отпечатки пальцев, имплантировав новую сетчатку.

Но они не остановились на физическом уровне. Были инсталлированы десятки слоев ложной памяти и ячеек Юнга, в результате чего возникли совершенно новые личности, новые разумы, заместившие старые. Из врагов Бога и государства – шестеро бывших террористов превратились в преданных слуг Десницы”.

Сенатор Барр закончила чтение и сурово посмотрела на нас.

– Здесь есть список, – сказала она. – В нем перечислены коммандос, захваченные в плен, и их новые имена.

Литерати напоминал сжатую до предела пружину.

– Маркус, – прошептал он. – И Клодетта… Они еще живы?

Эрин Барр кивнула:

– Да. Позвольте мне зачитать список. Все имена будут тебе знакомы, Дерек.

Потом она взглянула на нас, и мне показалось, что я заметил выражение жалости на ее обычно бесстрастном лице.

– А некоторые имена будут знакомы Гидеону и Рэчел. Итак, Хэролд Болк стал Адамом Шонбрунном, Лина Гордон – Дейрдре О'Коннор. Вик Тавальо стал Джеймсом Хенелли. Мик Мэлон стал Суивелом О'Лири.

Она положила список на стол.

– Здесь только четыре имени! – воскликнул Литерати. – А как насчет Маркуса?

– Маркус здесь, – ответила Эрин Барр, – И Клодетта тоже.

– В списке? – спросил Литерати.

– Да. А также в этой комнате. Маркус Вэндерс стал Гидеоном Эшанти, а Клодетта Саймон – Рэчел Брак.

ГЛАВА 29

Нет слов, чтобы описать мое состояние. Это было совсем не то, что узнать о неожиданной смерти отца, матери или близкого друга. Какими бы горестными ни были эти события, они находятся в царстве реальности.

Но когда вам говорят, что вы не тот, за кого себя принимаете, а совершенно другой человек, что ваша внешность, мысли и эмоции – короче говоря, все элементы, составляющие вашу личность, – являются ложью… Согласитесь, это нечто совсем иное. Совершенно иное.

Думаю, поэтому мы и не могли поверить услышанному.

Я рассмеялся. Рэчел осталась совершенно безучастной; тогда я снова рассмеялся, пытаясь заставить ее оценить юмор ситуации.

– Вы не верите, – произнесла Эрин Барр, держа список перед собой. Литерати невидяще оглядывался по сторонам, как будто происходящее казалось ему сном.

– Нет, – ответил я. – Это безумие, абсолютная ерунда!

– Почему вы так говорите?

– Потому что знаю, кто я такой! Послушайте, а что бы вы подумали, если бы кто-нибудь сказал вам, что вы на самом деле не сенатор Эрин Барр?

– Сначала я сочла бы этого человека сумасшедшим. Затем, если бы сведения исходили из надежного источника, я бы изучила доказательства. Именно это мы и сделали, когда Кэтрин принесла мне меморандум. – Она подалась вперед и напряженно всмотрелась в мое лицо. – Мы выбрали вас. У нас уже были ваши архивные файлы, но когда мы попытались подтвердить истинность информации, то начали спотыкаться на каждом шагу. Гидеона Эшанти не существовало шесть лет назад. Есть лишь фосфорный след, оставленный Десницей, – если последовать за ним на достаточное расстояние, он исчезает. Нет никого, кто знал бы вас в университете или в высшей школе. Вы существуете в компьютерных архивах, но не в выпускных альбомах.

– Это нелепо! – Я начал сердиться. – У меня сохранились выпускные альбомы со времен школы и колледжа, и в обоих можно найти мою фотографию.

Женщина-сенатор открыла ящик стола и вынула альбом, который я сразу узнал. Это был альбом моей высшей школы – выпуск “Ральф Рид” 2081 года.

– Этот экземпляр принадлежит Ричарду Хамлину, – сказала она. – Один из наших оперативников принес его за несколько минут до вашего возвращения из Пентагона.

– Прекрасно, – отозвался я. – Мы с Ричи играли в одной бейсбольной команде.

Она протянула мне альбом:

– Найдите свою фотографию.

Я начал перелистывать страницы. Все лица и имена были хорошо знакомы – Ной Сильва, Эрик Брубейкер, Дейв Риттерхауз, – но я не увидел своей фамилии после Дженис Эмери. Я попробовал еще раз, подумав, что попал не на ту страницу, что мое имя и фотография каким-то непостижимым образом отыщутся в другом месте.

Но этого не произошло. Гидеон Эшанти отсутствовал в данном экземпляре выпускного альбома “Ральф Рид”. Озадаченный, я протянул его сенатору.

– Они могли изготовить один подложный альбом и поместить его среди ваших вещей, – продолжала Эрин Барр. – Но они не могли сделать еще триста альбомов, совершить кражу со взломом в домах всех выпускников и заменить настоящие альбомы подделками.

Я мог лишь тупо качать головой и смотреть на то место, где должна была находиться моя фотография.

– Это многое объясняет. – Голос Рэчел звучал так странно, что сначала я не узнал его. – Например, наши боевые навыки. Становится ясно, почему мы смогли справиться с агентами Десницы в ту, первую ночь, почему мы так много знаем об оружии… почему доктор Куин утверждала, что мы уже подвергались пластической хирургии. – Она взглянула на меня. – А также, почему мы оба сироты и не имеем родственников. Гидеон, ты не хуже меня знаешь, что у нас нет прошлого.

– Нет! – на этот раз запротестовал не я, а Дерек Литерати. Он вскочил на ноги и гневно уставился на меня. – Это невозможно! Я знаю

Маркуса Вэндерса, я вырос вместе с ним, мы были как братья. Ты – не он! Я бы узнал его, клянусь Богом!

– Твое лидо показалось мне знакомым, когда я впервые увидел тебя, – тихо заметил я, страшась собственных мыслей. – Может быть, мы были знакомы. Раньше.

– Хорошо, – процедил Литерати сквозь стиснутые зубы. – Мы решим этот вопрос раз и навсегда. Встань, Эшанти!

Я не стал возражать и выпрямился лицом к нему. Мы стояли на расстоянии не более фута друг от друга.

Неожиданно он крикнул “давай!” и резким движением вскинул ладони. Его руки скрещивались и выпрямлялись, плечи сгибались, он поворачивался из стороны в сторону, то выбрасывая бедро, то делая отмашку, вертелся волчком – все за одну десятую того времени, которое требуется, чтобы об этом рассказать.

Я следовал за каждым его движением, хлопая по ладоням, постукивая по рукам и ногам с такой безупречной четкостью, словно он проделывал серию молниеносных движений перед зеркалом.

Когда мы застыли, положив руки друг другу на плечи, его глаза были такими же расширенными и испуганными, как мои. Я ничего не планировал; у меня даже и в мыслях не было реагировать на его движения. Я просто делал это, как делал уже сотни раз, когда мы были детьми, показывая всему миру, что мы едины – что мы братья, Дерек и Маркус, друзья навеки.

– Боже мой, – выдохнул Литерати, заглянув мне в глаза. – Маркус?

Я не знал. Я все еще не мог этому поверить. Кажется, я покачал головой.

– Я… Может быть…

Он уронил руки и отступил, словно испугавшись меня. Какая-то часть моего существа хотела обнять его и прижать к себе. Он был моим единственным другом до Рэчел, однако сейчас он был для меня почти чужим человеком, как и я для него.

– Ты действительно Маркус, – прошептал он. – Они изменили сетчатку, но не смогли изменить душу.

Потом его лицо просветлело, и он протянул мне руку. Когда я протянул свою, он обнял меня. Это заставило меня осознать, кем я был на самом деле, несмотря на тысячи ложных воспоминаний, внушавших мне личность другого человека.

Я сел рядом с Рэчел и взял ее за руку. Она выглядела совершенно потерянной. Дерек опустился на колени возле ее стула, взял ее за другую руку и улыбнулся.

– Клодетта, – сказал он. – Я так рад, что ты вернулась к нам. Рад, что вы оба вернулись.

– Но как им это удалось? – глухо спросила она. – Переделать наши лица, наши тела, наш… разум?

– Два-три года назад к нам просочились скудные слухи о секретной операции Департаменту правонарушений в Аннаполисе, – сказал Дерек. – Туда направили какую-то элитную инфильтрационную группу, но не для тренировок. С ними должны были сделать что-то иное. Согласно нашей информации, в департаменте появились новые специалисты по пластической и косметической хирургии. Но особое внимание привлек тот факт, что члены этой элитной группы не только подверглись изменению внешности в результате операции, но также не осознавали ни своей миссии, ни даже своей истинной личности. Десница собиралась перепрограммировать их. К сожалению, больше нам ничего узнать не удалось.

– Но какимобразом? – спросила Рэчел. – Нельзя же превратить мысли в цифровые данные?

– Активная виртуальная матрица делала это, – напомнил я. – Возможно, Десница тайно усовершенствовала ее.

Сенатор Барр с участием посмотрела на Рэчел:

– Клодетта, я знаю, как вам сейчас тяжело, но…

Рэчел покачала головой:

– Я не могу… пожалуйста, не называйте меня так. Я знаю, что когда-то была ею, но не могу измениться обратно – во всяком случае, не так быстро. Все во мне кричит о том, что я Рэчел Брак.

Она закрыла глаза, словно пытаясь отгородиться от остального мира. Я прекрасно знал, что она чувствует.

– Я тоже не могу быть Маркусом, – сказал я. – Мне очень жаль, но… сейчас я Гидеон Эшанти. Возможно, когда-нибудь я научусь быть Маркусом, но не теперь. У меня нет времени учиться быть собой, пока люди, сотворившие это с нами, по-прежнему хозяйничают в стране. Давайте закончим то, что мы начали, – свергнем Десницу. Тогда у нас будет достаточно времени, чтобы стать… Маркусом и Клодеттой.

Сенатор Барр медленно кивнула:

– Разумное решение.

– Почему? – снова спросила Рэчел. – Почему Десница изменила нас, зачем им понадобились другие личности? В меморандуме упоминается об этом?

– Нет. Там сказано, что руководителю департамента предписывается распространить среди своих подчиненных список вымышленных имен, под которыми шестеро агентов отправятся во внешний мир, и обеспечить их неприкосновенность при любых обстоятельствах.

– Должно быть, несколько дней назад они изменили свое решение, – заметил я. – Что заставило их добиваться нашего устранения?

Рэчел внезапно выпрямилась.

– А как насчет Брайана Эйвери? – спросила она. – В ту ночь было вычищено семь человек, но Эйвери нет в вашем списке.

– К тому же он был гораздо моложе остальных, – добавил я. – Во время налета на Пентагон ему было не больше двенадцати лет. Вы понимаете, что я имею в виду?

– Что? – спросила Рэчел.

– Брайан Эйвери служил для них прикрытием. Готов поспорить, он не делал ничего дурного в своей жизни. Десница ликвидировала его лишь для того, чтобы поставить нас в тупик, разбить схему таким образом, чтобы мы не смогли правильно сложить кусочки головоломки.

– Пожертвовать невинным ребенком? – тихо спросила Рэчел. – Лишь для того, чтобы сбить нас с верного следа?

– Они делали гораздо худшие вещи, – мрачно заметил Дерек.

– Но мы по-прежнему не имеем представления о цели операции, – сказал я. – Зачем понадобилась полная реконструкция личности? Кэтрин случайно не обнаружила другую информацию, связанную с этим делом?

Эрин Барр покачала головой:

– Еще нет. Другие документы, связанные с меморандумом, защищает ЛЕД, который она еще не взломала. Хотя благодаря Джереми дело движется все быстрее.

– Новые личности, новые воспоминания… – Рэчел размышляла вслух. – А потом нас вернули в общество. Но куда? Все оказались на обочине владений Солюкса, все, так или иначе, были изгоями. Кроме нас.

– А мы занимались изгоями, – добавил я. – Похоже, нас всех поместили в ситуации, которые в конечном итоге могли привести нас к контакту с…

– …с Фронтом гражданского сопротивления, – закончила Эрин Барр. – Да, я думала об этом. Работая в правоохранительных органах, вы занимались всеми аспектами незаконных технологий. Если принимать во внимание ваши естественные склонности и склад характера, вы вполне могли установить связь с подпольем. Они прекрасно знали, что у вас уже есть… предрасположенность к этому. – Она улыбнулась. – Но снова возникает вопрос: почему?

– Возможно, они решили ликвидировать нас потому, что их план не сработал, – предположил я. – Скажем, мы начали делать не то, что от нас требовалось, или же в нашем характере появились черты, которые им не понравились.

– Зато нам они нравятся, – сказала она. – Ваша помощь была для нас просто бесценной, и я уверена, что это не входило в намерения Десницы. Правда, остается еще один вопрос. У меня есть возможный ответ, но я хотела бы знать ваше мнение. Что обнаружила ваша команда в недрах Пентагона, если из-за этого открытия вы решились прервать миссию?

– Думаю, они… мы узнали о Преисподней, – ответил я. – О том, что это на самом деле виртуальная реальность.

– Полностью согласна с вами. Если бы мы только узнали об этом шесть лет назад! Этого времени было бы достаточно, чтобы свергнуть Десницу.

– Еще не поздно, – сказал я.

Рэчел согласно кивнула.

ГЛАВА 30

Джереми, Кэтрин и Том Меакулп пробыли в компьютерном зале более пяти часов. Когда они наконец вернулись в гостиную, их глаза были красными и слезились.

Я, Рэчел и Дерек оказывали посильную помощь, следя за передачами “Божьего Гласа”. Мы с Дереком наблюдали за двумя каналами государственных видеопередач, а Рэчел слушала радио. Нет ничего более утомительного, чем пропагандистская болтовня, поэтому мы с надеждой вскочили на ноги, увидев троих программистов.

– Ну, что новенького? – поинтересовался Дерек.

– Много чего, – ответила Кэтрин. – Ты не поверишь, но по производительности эти двое заменяют не меньше дюжины обычных мозгов. Я продолжаю скалывать пентагоновский ЛЕД, а Том и Джереми трудятся над программой Преисподней.

– Потрясающая штука, – вставил Джереми. – Если то, что Том рассказывал о системах структурной генерации Преисподней, соответствует действительности, то они сжимают данные с помощью фрактальных пространственных струн.

– Это что-нибудь означает? – спросил я.

– Фрактальные пространственные струны, – повторил он, полагая, что можно уловить смысл, если как следует расслышать слова. Он ошибался. – Это лишь теория, упоминавшаяся в подпольных е-журналах, но Десница должна иметь их. Понятие заимствовано из физики. Программа сжатия создает вспомогательное виртуальное измерение в менеджере памяти и вызывает оттуда данные по мере надобности. Это делает память системы потенциально безграничной.

– Судя по всему, любые вирусы, переписывающие память, будут бесполезны, – заметила Кэтрин.

Томас Меакулп застенчиво поднял руку:

– Не забывайте о том, что защитные системы Десницы многократно дублированы и работают по избыточному принципу. Сомневаюсь, сможем ли мы с такими компьютерами проникнуть глубоко в Преисподнюю. Я даже не уверен, является ли система в принципе уязвимой для вторжения.

– А как насчет вируса, который прикрепляется к графическим библиотекам и переписывает образы? – задумчиво спросила Кэтрин. – Система может рухнуть, если окажется не в состоянии отыскать нужный образ.

Том Меакулп покачал головой, словно извиняясь:

– Отдельная поломка будет локализована. Именно это произошло, когда я впервые связался с Гидеоном и Рэчел.

– Мы что-нибудь придумаем, – пообещал Джереми, вгрызаясь в первый из трех чизбургеров, принесенных заботливым Чарли. – Нам нужен только прилив вдохновения и какая-нибудь гениальная формула.

– А также Массимо Эдди, – добавил Том.

Джереми перестал улыбаться.

– Да. Вообще-то об этом мы и хотели с вами потолковать.

– Массимо Эдди? – спросила Рэчел. – Первый Проклятый?

– Точно.

Все знали о Массимо Эдди – единственном человеке, видевшем всю Преисподнюю и вернувшемся, чтобы рассказать о ней. Но, очевидно, то, что он там увидел, довело его до сумасшествия, поэтому он мог сообщать о своем опыте лишь искаженными образами, чудовищными метафорами. Все мы слышали передачи, в которых Десница разрешала ему делиться своими впечатлениями с публикой. Надо сказать, мозги у этого парня перемешались не хуже, чем макароны в кастрюле. Он превратился в марионетку Солюкса, которую извлекали на свет Божий каждый раз, когда требовалось припугнуть население. Преисподняя существует на самом деле, понятно? Можете спросить любого, кто слышал безумные излияния Массимо Эдди.

– Зачем нам нужен этот чокнутый? – спросила Кэтрин.

– Тебе не попадались упоминания о нем в файлах Десницы?

Кэтрин покачала головой.

– Значит, еще попадутся, – продолжал Том. – Ты должна их найти, чтобы установить его местонахождение. Это не так трудно: любой высокопоставленный сотрудник Десницы должен иметь эту информацию в своем компьютере.

– Ты так и не сказал, зачем он нам понадобился, – заметила Кэтрин.

Джереми проглотил очередной огромный кусок чизбургера.

– Потому что он обладает знаниями о Преисподней, необходимыми для нас.

– Откуда? – фыркнул Дерек. – Он же всего лишь несчастный шут на поводке у Десницы.

– Нет, – возразил Том. – Массимо возглавлял группу контроля за качеством, проводившую тестирование границ бета-версии кода Преисподней.

– Что-то вроде подопытной свинки в психопомпе? – поинтересовался я.

– Совершенно верно. Внешние области системы были еще нестабильны, в результате чего он получил тяжелейшую мозговую травму.

– Психопомпы начинены тончайшей интенциональной электроникой, в десятки раз более сложной, чем в старых виртуальных модулях, – пояснил Джереми. – В принципе шлемы предназначались для тех, кто управляет этим шоу, для мгновенной доставки в нужное место. Помпы ищут те области Преисподней, о которых вам что-либо известно, и предлагают их в качестве выбора. Если вы не знаете о существовании какого-то места, то не можете попасть туда.

– Да, – согласился Том. – Но Массимо Эдди заносило в такие места, о которых он и не подозревал. Фактически он был повсюду и оказался не готов к этому. Он превратился в сумасшедшего, подверженного кошмарным видениям и одержимого демонами, чьи голоса говорят через него. Но он – единственный человек, полностью воспринявший границы системы и имеющий представление о том, как проникнуть внутрь. Вопрос в том, сможет ли он поделиться своим знанием.

– Но если Десница знает о его осведомленности, то почему его оставили в живых? – спросил я.

– Еще один фрагмент большой лжи, – тихо ответил Том. – Еще один повод для веры. И страха.

Кэтрин встала и вытерла рот салфеткой.

– Я определю его местонахождение через десять минут, – пообещала она.

Она ошиблась. Ей понадобилось лишь пять минут.

– Его держат в старом особняке Ли, за рекой, – сообщила она, сияя от удовлетворения. – Особняк используется для приватных совещаний и семинаров руководящих сотрудников Десницы. Массимо Эдди содержится под внешней охраной в комнате на втором этаже.

– Послушайте, – сказал Дерек, – а нам действительно нужен сам этот парень? Понимаете, ведь это важнейшая операция… Или разговора с ним будет достаточно?

– Нам нужна только информация, – ответил Джереми. – Она может быть даже в виде комплексного алгоритма. Если бы к нему возможно было заслать человека, который знает, о чем спрашивать…

– У нас есть связи со службой уборки, – сообщила Кэтрин. – Так что мы сможем внедрить туда одного человека. Женщину.

Все взгляды, кроме моего, устремились к Рэчел. -

– Я должна вызваться добровольцем? – спросила она.

– Вы можете гарантировать ее безопасность? – перебил Дерек. Мне нравилась озабоченность, звучавшая в его голосе, и однако я почему-то не мог до конца доверять ему.

– Не беспокойся, – заверила Кэтрин. – Я сейчас же свяжусь с нашими людьми.

Дерек встал:

– Том, Джереми – проинструктируйте Кло… то есть Рэчел насчет Массимо Эдди. А я тем временем поговорю с сенатором.

Служба уборки по расписанию присылала в особняк одну из своих сотрудниц к десяти часам утра. Когда пришло время, Рэчел поцеловала меня на прощанье и уехала в пикапе, из которого ей предстояло пересесть в машину службы уборки. Предыдущие несколько часов она усиленно осваивала, но не навыки общения с Массимо Эдди, а искусство изображать уборщицу. Были приняты все надлежащие меры безопасности, но ничто не сможет защитить ее, если она будет пользоваться насадкой для мойки окон, чтобы вычистить ковер. С таким же успехом она могла бы повесить себе на шею табличку “Шпион”.

Теперь настала моя очередь ждать. Я знал, что Рэчел придется провести в особняке целый день, но продолжал надеяться, что она приедет пораньше. Тем не менее она вернулась лишь к шести вечера, проехав на территорию посольства в тайнике за задним сиденьем второго секретаря британского посла. Все собрались вокруг нее, горя желанием выяснить, что ей удалось узнать. Я же был просто рад, что она вообще вернулась.

Ее белая униформа была заляпана краской различных оттенков, но она довольно улыбалась.

– Я кое-что добыла, – сообщила она. Сняв одну из белых туфель на резиновой подошве, она вытащила оттуда клочок бумаги, тоже забрызганный краской. Впрочем, это не мешало рассмотреть какую-то длинную формулу: много греческих буковок, цифры, пара квадратных корней, скобки и другие символы, совершенно незнакомые для меня.

– У этого парня такой почерк, словно он страдает падучей, – заметил Джереми.

– Это мой почерк, – отозвалась Рэчел. – А выглядит он так коряво, потому что я пыталась держать ведро и швабру, пока копировала формулы.

– Похоже на разновидность компьютерного алгоритма.

– Он сказал, для чего предназначен алгоритм? – поинтересовалась сенатор Барр.

– Вообще-то говоря, да. Цитирую: “Боритесь с ним, он запрограммирован на победу. Ключ, ключ…” – а затем он начал рисовать формулу краской на стенах.

– Возможно, этот алгоритм позволит нам справиться с верхними эшелонами демонов, – задумчиво произнес Джереми.

– С верхними эшелонами? – тупо повторил я. – Что это значит?

– Объясню позже. – Джереми уже шел в компьютерный зал. – Мне не терпится приступить к работе. Том, Кэти, идемте со мной. Давайте сольем формулу в машину и немного поиграем с ней.

– Вивид, – сказала Эрин Барр, когда трое хакеров-программистов закрыли за собой дверь. – Пора вернуться к нашим планам инфильтрации. Благодарю за отличную работу, Рэчел. Теперь вам нужно как следует отдохнуть. Вы это заслужили.

Мы с Рэчел остались одни.

– Неужели никто не хочет услышать, как мне это удалось? – жалобно спросила она.

Я рассмеялся:

– Я хочу. Хотя бы по той причине, что ты выглядишь чертовски забавно в этой униформе.

Она состроила мне гримаску, но потом ее лицо посуровело.

– Он действительно сумасшедший, Гидеон, Абсолютный безумец. За всю свою жизнь я ни разу так не боялась. В нем обитают… другие.

– Как ты проникла к нему, Рэчел?

Она улыбнулась:

– Не Рэчел, а Эстреллита. Я вошла в особняк с испуганным видом – предполагалось, что я ужасно боюсь встречи с Массимо Эдди. Охранники оказались такими же, как большинство палачей Десницы: садисты, грязные ублюдки. Проверив мое удостоверение личности, они сразу же спросили, почему я так нервничаю. Я ответила с ужасным акцентом, что слышала об ужасном человеке, который живет здесь. О нем рассказывала моя подруга Кармен.

Большего не потребовалось. Им в руки попалась бабочка, которой можно было оборвать крылышки. Поэтому мне приказали в первую очередь заняться уборкой в комнате Большого Эда. Я сделала вид, что испугалась еще больше. Кармен, мол, много рассказывала мне об этом типе, и, пожалуйста, не заставляйте меня ходить туда. Но они только посмеивались. Потом они отвели меня наверх, втолкнули в комнату вместе с моим снаряжением, заперли дверь и крикнули, что вернутся обратно через час.

Несколько секунд Рэчел молчала, а затем продолжила:

– Комната походила на сцену из ночного кошмара. Это была просторная спальня с кроватью, стулом и комодом, но все остальное было покрыто краской, целыми галлонами краски. На полу валялось более десятка измочаленных кистей. Стены, пол, потолок – все было раскрашено в любые мыслимые цвета. Может быть, там и был какой-то рисунок, но я не смогла его различить.

Но когда я увидела Массимо Эдди, то забыла обо всем остальном. Он был в халате, так заляпанном краской, что сперва я приняла его за часть стены. Свалявшиеся светлые волосы падали ему на плечи, борода отросла, чуть ли не до пояса. В одной руке он держал кисть и смотрел на стену с таким видом, словно пытался запомнить ее. Каждый мазок сопровождался глубоким раздумьем, хотя я не понимала, о чем он может размышлять.

Я позвала его по имени, но он не ответил. Тогда я проверила комнату на скрытые камеры и микрофоны и, ничего не обнаружив, прикоснулась к его плечу. Он резко обернулся и посмотрел на меня.

Я пыталась заставить его понять, зачем пришла. Я говорила, что мы хотим положить конец тому ужасу, который разрушил его разум, а он отвечал мне разными голосами. Иногда это был он сам, а иногда кто-то другой.

– Он… одержимый?

– Гидеон, это хуже, чем одержимость. Пожалуй, священник может изгнать настоящего демона, но демоны Эдди навечно слились с его подкоркой, стали неотъемлемой частью его сознания, искаженного кодом Преисподней. Они следуют собственной логике, и ему никогда не избавиться от них.

– Зачем он рисует?

– Он фокусирует свою энергию. Творчество утихомиривает голоса до тех пор, пока он может сосредоточиться. Но когда я пыталась заставить его помочь нам, они обрушивались на него со всей силой. Казалось, в его мозгу запрограммирован блок, мешающий любому вторжению в программу Преисподней.

– Что же ты сделала?

– Я умоляла его бороться, а когда поняла, что он бессилен, то попросила продолжать свою работу. Он так и сделал. Взял кисть и начал мазками наносить алгоритм на стене, испуская громкие стоны и скрипя зубами, а я копировала каждый символ. Потом он без сил рухнул на пол, и я долго держала его голову на коленях, пока он не почувствовал себя лучше. Через час за мной пришли охранники. Как видишь, я вся заляпана краской; полагаю, они подумали, что он напал на меня, и чуть не надорвали животики от смеху. Остаток дня я провела за уборкой их проклятых ванн и туалетов, а алгоритм лежал у меня в туфле.

– Почему в туфле?

– Я подумала, что это единственное место, куда они не станут совать свои лапы.

Я почувствовал, что заливаюсь краской.

– Ты оказалась права?

– Они ко мне не приставали, – ответила она и быстро поцеловала меня в губы. Я прижал ее к себе для более долгого поцелуя, и она не замедлила ответить тем же.

– Я беспокоился за тебя, – сказал я, когда мы немного отдышались.

– Знаю. А я – за тебя. – Она лукаво покосилась на меня. – Что бы ты без меня делал?

– Не знаю. Зато знаю, что мне хочется сделать с тобой прямо сейчас.

– Слушай, я ужасно устала. Когда женщина весь день занимается тяжелой работой…

– Ох, заткнись! – Я снова поцеловал ее.

Как выяснилось, она на самом деле не так уж устала.

ГЛАВА 31

На следующее утро мы встретились с тремя программистами в гостиной. Кроме них, там присутствовали Дерек, Вивид и сенатор Барр. Я чувствовал себя превосходно, да и Рэчел выглядела хорошо отдохнувшей, но у Тома залегли мешки под глазами, а Кэтрин совсем осунулась. Лишь Джереми выглядел бодрым, как всегда.

– Этой ночью мы многое узнали, – сообщил он, жуя гамбургер. – Алгоритм Массимо Эдди – просто бесценная находка. Позвольте мне сначала обрисовать общую ситуацию. Вся структура Преисподней разделена на три крупные территории. Каждая управляется верховным демоном – Вел налом, Мефистофелем и Вельзевулом. Каждый из них имеет в Преисподней собственное святилище, окруженное более мелкими адскими ямами – вроде той, где держали меня. Но хотя любой, у кого есть психопомпа, может перемещаться от одной ямы к другой, любая попытка проникнуть в святилище закончится плачевно.

– Почему? – спросил я.

– Это личные владения трех главных подданных Солюкса, – пояснил Том. – Демоны, с которыми вы до сих пор встречались, имели исключительно компьютерное происхождение, но три главнейших демона являются идеализированными киберпространственными копиями реальных людей: главного инженера, разрабатывавшего программу Преисподней, директора Департамента правонарушений и президента Объединенных Церквей. Их святилища находятся вне досягаемости для любого человека, кроме них самих… и Сатаны.

– Минутку, – вмешалась Рэчел. – Вы хотите сказать, что там существует киберпространственный аналог Сатаны?

Том кивнул:

– Кто-то же должен быть повелителем Преисподней. “Лучше править в Аду, чем служить на небесах”. – Он поджал губы. – Мильтон, если я не ошибаюсь.

– Кто такой Мильтон? – поинтересовался Джереми.

– Тебе следует немного отвлечься от компьютеров и почитать серьезную литературу.

– Так в чем суть дела? – спросил я. – Как нам одолеть этих крутых парней?

– Вам не нужно сражаться с ними поодиночке, – ответил Джереми. – Структура эшелонирована по вертикали, как на бизнес-диаграммах. Сатана находится в верхнем прямоугольнике, а три главных демона – в горизонтальном ряду под ним. Поэтому вам нужно справиться с одним из них, и вы доберетесь до того, кто правит бал.

– А зачем нам вообще понадобилось встречаться с Сатаной? – осведомилась Рэчел.

“Хороший вопрос”, – подумал я. Я чертовски устал бороться с демонами, кибернетическими или настоящими.

– Дело в том, что Сатана как таковой является одним из последних слоев ЛЬДА, защищающего программу-размножитель Преисподней.

– Программу-размножитель, Джереми? – озадаченно повторила сенатор Барр.

– Да, файл-сервер – программу, генерирующую все ямы и логова Преисподней. Когда ЛЕД Сатаны будет взломан, мы сможем запустить исследовательскую программу в код, генерирующий любую из отдельных адских ям. Жучок проследит этот код до его источника – программы-размножителя. Для нас это единственный способ написать программу, способную разрушить файл-сервер. А уже потом нам придется придумать, как внедрить ее в главный компьютер.

– Который, вероятно, находится в Пентагоне, – заметил я. – И охраняется не хуже, чем личные покои императора.

– Мы сможем пробиться туда, если узнаем, где он находится, – заявила Эрин Барр. – Наши внутренние осведомители окажут любую посильную помощь. Мистер Меакулп, у вас есть идеи?

– Нет. Мне ни разу не приходилось бывать там. Я не мог связаться с главным компьютерным залом даже по электронной почте или модему; приходилось перекачивать результаты своей работы на диски и посылать их по пневматической почте.

– Сложно, – пробормотала Рэчел.

– Одно совершенно ясно, – продолжал Джереми. – Мы не сможем продвинуться вперед, пока старина Дьявол не откинет копыта.

– И без сомнения, вы хотите, чтобы эту работу выполнили люди, которые уже освоились в Преисподней, – язвительно подхватила Рэчел. – Люди, которые не растеряются, попав туда, а будут готовы к схватке.

– Точно, – подтвердил Джереми. – Но у меня есть приятная новость: это будет не так трудно, как вам кажется.

– Почему?

– Потому что с помощью алгоритма Массимо Эдди нам удалось выяснить, помимо других вещей, как дать Сатане такого пинка, что он улетит на небеса.

– Когда все это закончится, я хочу, чтобы в мою честь назвали какой-нибудь штат, – со слабой улыбкой промолвила Рэчел. – Итак, как нам побить Сатану?

– Сначала вам нужно уничтожить Вельзевула. Им управляет сознание Патрика Фаллона, президента Объединенных Церквей. Он будет для вас самым легким противником, поскольку ваши виртуальные аналоги уже имеют все, в чем вы нуждаетесь. К сожалению, он также наиболее отвратительный из всех.

– Отвратительный? – переспросила Рэчел. – Почему?

– Вельзевул был Повелителем Мух, – пояснил Том. – Он является в облике гигантского насекомого, составленного из миллионов мух, которые скреплены между собой спрессованным могильным прахом.

– Поразительное тщеславие, – прошептала сенатор Барр.

– В его программу заложена способность к реинтеграции в том случае, если он распадется на составляющие фрагменты, – добавил Джереми. – Поэтому вам нужен материал, который помешает этим фрагментам объединиться в целое. Но не беспокойтесь, вы его получите.

– А как насчет Сатаны?

– О нем тоже не беспокойтесь, – беззаботно отмахнулся Джереми. – Он об этом не знает, но благодаря Массимо Эдди он теперь запрограммирован на поражение. Его единственное эффективное оружие – это лживый язык, поэтому не позволяйте ему заговаривать вам зубы. Сосредоточьтесь на необходимости уничтожить его, и вы победите.

– Хорошо, – сказал я. – Тогда давайте приступим. Не каждый день удается низвергнуть Сатану, даже если на самом деле он всего лишь массив данных.

Мы вошли в компьютерный зал, снова надели психопомпы под наблюдением Джереми и Кэтрин и отправились во владения Вельзевула. Я все еще надеялся, что многократные визиты в Преисподнюю и обратно облегчат наш перенос туда, но этого не произошло. Хотя я твердил себе, что боль нереальна, мой мозг не верил этому.

Когда мы прибыли в тронный зал Вельзевула, я понял, что именно Том и Джереми имели в виду под словом “отвратительный”.

В первую очередь меня поразило жужжание. Звук был такой, словно мы вдруг оказались в центре пчелиного улья. Но это были не пчелы. Это были мухи: большие, жирные, отвратительные твари. Пещероподобное помещение было заполнено ими до отказа, отчего воздух сделался черно-синим, наподобие плотного жужжащего тумана. Мы не могли даже открыть рот из опасения, что проклятые насекомые сразу же набьются в глотку.

Со сталактитов, почти касавшихся пола в некоторых местах, свисали какие-то предметы. Возможно, раньше они были людьми, но теперь превратились в пустые оболочки, высосанные досуха – так президент Объединенных Церквей высасывает из своих прихожан их денежки. Меня не удивило, что его виртуальный аналог в Преисподней оказался кровопийцей.

Некоторые предметы слабо подергивались, и мне показалось, что они еще живы. Скорее всего, то были проклятые, враги государства, обреченные Солюксом на вечные ментальные пытки в его киберпространственной Преисподней. А может быть, они были личными врагами Патрика Фаллона и он спускался сюда в образе Вельзевула, чтобы лично наслаждаться их мучениями. Сейчас он мог быть где-то поблизости, но мы не хотели отправляться на поиски, пока не найдем подходящее оружие.

Нам понадобилось много времени: должно быть, Джереми неправильно рассчитал видимость в этом месте. Ходьба напоминала продвижение в густом, плотном тумане. Нам приходилось встряхиваться по мере того, как мухи слоями садились на нас. Я придавил одну, но черная слизь и темно-красная кровь, запачкавшие мне руку, заставили меня воздержаться от новых попыток.

Я споткнулся о базуку, прежде чем увидел ее. Когда я поднял оружие, приклад успокаивающе уперся мне в плечо. Вскоре Рэчел тоже обо что-то споткнулась, и я услышал, как она выругалась сквозь зубы. Когда она подняла предмет, я увидел ведро – такое же, как то, которое она наполнила кислотой и дегтем в адской яме Гакка. Возможно, наши виртуальные аналоги имели доступ ко всему, чем мы раньше пользовались в Преисподней, наподобие персонажей из ситуационных компьютерных игр наших прадедушек, собиравших разнообразный инвентарь, который совершенно невозможно улести в карманах в реальной жизни.

Но это не имело значения. Я поудобнее перехватил базуку, поднес руки ко рту, пытаясь отогнать мух, и крикнул:

– Фаллон!

Мне ответили. Голос был вязким и плотным, напоминавшим жужжание в пещере, больше похожим на сотню голосов, чем на один. Голубой свет пробился через колышущийся мушиный занавес, разгораясь все ярче с каждым словом.

– Кто зовет Фаллона? – произнес он. – Здесь правит Вельзевул! Подойдите ближе и встаньте перед его троном!

Мы пошли к свету. Казалось, его источник находится в сотнях ярдов впереди: каждый дюйм продвижения в этой трясине мог сойти за фут в нормальных условиях. Наконец мы приблизились настолько, что смогли разглядеть существо, обратившееся к нам. Оно стояло на высоком зазубренном утесе, ярдах в тридцати над полом пещеры. Больше всего оно было похоже на муху.

Его длина, от выпученных глаз до конца раздутого брюха, превышала десять футов, а по размаху крыльев любой из вымерших кондоров показался бы рядом с ним домашней канарейкой. Крылья подрагивали, словно насекомое собиралось взлететь, и я каким-то образом знал, что ему не терпится полакомиться двумя кусочками свежей плоти.

– Узрите величие Вельзевула! – прожужжало оно. – На колени, смертные, и молите о пощаде!

– Если мы опустимся на колени, то, боюсь, раздавим пару тысяч твоих подданных, летунишка, – ответил я, выплюнув парочку мух.

Его крылья завибрировали.

– Вы пришли в мою святыню и осмеливаетесь насмехаться надо мной?

– А ты как думал? – ответила Рэчел. – Хотя на самом деле мы собираемся прихлопнуть тебя!

Этого оказалось достаточно. Вельзевул спикировал на нас, как древний биплан, разбрызгивая зеленовато-синюю жидкость из подкрылков. Несколько капель попали мне на кожу и обожгли, как огнем. Я вскинул базуку и выстрелил.

Снаряд проделал большую дыру в голове монстра, раздробив ее на мелкие кусочки и углубившись в тело. Кровь и мушиные внутренности разлетелись во все стороны, и нам пришлось пригнуться, чтобы не попасть под этот омерзительный дождь.

Когда мы выпрямились, Повелитель Мух превратился в полмиллиарда мушиных кусочков, валявшихся на каменном полу пещеры.

– Деготь! – завопил я.

Но было уже поздно. Вся масса разбросанных мух одним движением собралась воедино, словно кто-то включил огромный пылесос, и меньше чем через две секунды Вельзевул воссоздал себя. Он стал даже еще крупнее, вобрав в себя неведомо сколько дополнительных мух и высохших трупов, валявшихся в радиусе десяти ярдов от него. Теперь он выглядел не на шутку разъяренным.

– На этот раз сначала бросай деготь! – обратился я к Рэчел и прижал к плечу приклад базуки.

– Мразь! Я высосу всю жидкость из ваших высохших трупов! – прогремел Вельзевул. Он понемногу спускался к нам, бешено вибрируя крыльями.

– В высохших трупах нет жидкости, – сообщил я, когда он изготовился к решительному броску. – Давай, Рэчел.

Она выплеснула деготь из ведра прямо под тем местом, где парил демон. Кровососущий ублюдок не успел даже выпустить очередную порцию щелочи, когда я выстрелил во второй раз. Теперь я стоял ближе, поэтому попадание получилось еще более удачным. Монстр разлетелся мглистым облачком, но на этот раз он был обречен остаться в таком виде. Его бесчисленные фрагменты градом попадали на пол и завязли в дегте.

Но это не означало, что он отказался от борьбы. Вглядевшись пристальнее, я увидел, что деготь движется. Каждая частичка демона, превратившаяся в муху и прилипшая к дегтю, пыталась воссоединиться со своими товарками. Но постепенно они прекратили сопротивление и неподвижно застыли. Оставшиеся мухи, жужжавшие в воздухе, тоже начали падать на пол. Вскоре в пещере наступила мертвая тишина, а мы стояли по щиколотку в мертвых мухах.

– Это отвратительно, – прошептала Рэчел.

– По крайней мере, мы снова можем дышать ртом.

Эта новость ее не обрадовала. Глаза Рэчел, стоявшей лицом ко мне, внезапно расширились. Я обернулся, подозревая, что Вельзевул таки превратил себя в чудовище из дохлых мух, скрепленных дегтем, но вместо этого увидел отверстие в каменной стене утеса, где раньше восседал демон. Из отверстия струился багровый свет.

– Оно было там раньше? – спросила Рэчел.

– Что-то не замечал. Может быть, мы сейчас открыли его.

– Это проход в святилище Сатаны?

– Возможно. Давай посмотрим, вымощен ли он благими намерениями.

Мы медленно направились к отверстию, разбрасывая в стороны дохлых мух. Под ногами что-то отвратительно хрустело и чавкало; я порадовался тому, что моя обувь виртуальна, как и сам мой аналог в этой адской яме.

Отверстие оказалось входом в тоннель, освещенный адским пламенем. Хорошим намеком на его виртуальную природу служило то, что источники света здесь исходили от тех вещей, которые они освещали, тем самым игнорируя фундаментальные законы физики.

Но, вступив в киберпространственные владения Сатаны, мы забыли о таких мелочах. Единственными стоящими предметами, которые мы обнаружили здесь, были лазерная винтовка и уже знакомый “боевой дружок”. Мы с Рэчел быстро вооружились. Я по-прежнему нес базуку с зарядом для демона.

Мы с самого начала поняли, что это место отличается от остальной Преисподней. Здесь не было жертв и пыточных инструментов – лишь самый гибельный и унылый ландшафт, который мне когда-либо приходилось видеть. Мертвые скелеты деревьев росли прямо из камня под багровым небом, диск солнца был окутан тяжелыми испарениями. Это было место для уединения, место, где Сатана мог спокойно предаваться своим темным думам.

Должен признаться, такие думы закрались и в мою душу. Несмотря на все наши познания, это место обладало особенным величием и достоинством. Рэчел тоже это почувствовала.

– Значит, это жилище Сатаны, – тихо сказала она. – Мне приходит на ум Сатана из “Потерянного Рая” – благородный демон, чье падение было трагедией.

– Я понимаю, что ты имеешь в виду. Хотя это место виртуально, здесь как будто обитает огромная сила… или даже великая душа.

– Дети мои! Наконец-то мы встретились!

Голос был сильным и негромким. Он был настолько сродни этому месту царственного отчаяния, что мы медленно обернулись, ничуть не встревоженные.

Перед нами стоял Сатана. Он был традиционным дьяволом – от длинного, изможденного лица до раздвоенных копыт и хвоста с пикой на конце. Его кожа отливала багровым, а желтые глаза с вертикальными кошачьими зрачками пристально глядели на нас.

– Добро пожаловать в мое царство, – произнес он. – Вы долго странствовали и многое преодолели, чтобы попасть сюда.

Он был искусителем, под стать настоящему Сатане. Я знал, что должен пробить броню его великосветских манер, заставить его выйти из себя, чтобы он не смог нас одурачить. Или подвергнуть искушению.

– Вот именно сюда, – сказал я. – В компьютерную программу. Не такая уж страшная Преисподняя, не так ли?

– Ты ошибаешься, – ласково ответил он. – Видишь ли, Преисподняя существует там, где нахожусь я. Она существует там, где есть сознание любого человека.

– Все это чушь, – отрезала Рэчел. Я почти физически чувствовал, как она борется со смущением, овладевшим ею от слов Сатаны. – Мы пришли сюда, чтобы уничтожить тебя, кем бы ты ни был.

– Уничтожить меня? Мои бедные дети. – В его богатом тонами голосе звучала жалость и доброта, даже любовь. – Если вы уничтожите меня, то уничтожите сами себя и все ваши представления о Боге. Разве вы не понимаете? Все мы одно, Творение едино. Добро и Зло обитают в вас, как и во мне, ибо кто такой Сатана, как не падший ангел?

– Избавь меня от метафизики, – холодно парировала Рэчел. – Ты не являешься частью Бога, как и частью меня. Ты даже не настоящий Сатана, а всего лишь компьютерный код – меньше любого земного клопа. И клоп, по крайней мере, живое существо, в отличие от тебя.

– Я тоже живой, моя дорогая.

– Если ты называешь это жизнью. Но она продлится очень недолго.

Сатана покачал головой:

– Какое высокомерие! Какое нежелание прислушаться к доводам рассудка! Разве вы не понимаете, что я предлагаю, когда протягиваю вам руку? – Он принялся расхаживать взад-вперед, словно профессор на лекции. – Я предлагаю вам радость в царстве Боли. Я предлагаю эротическое единение в крови и агонии, гораздо более экстатичное, чем те идиотские телесные спазмы, которые вы разделяете в темноте. Я предлагаю вам полное осознание Зла, лежащего глубоко в ваших сердцах и душах.

– Спасибо, как-нибудь обойдемся, – ответил я.

– Как же, обойдетесь! – взвыл Сатана. – Я пожру вашу плоть, разобью кости и выпью костный мозг! А потом вы вывалитесь из задницы Дьявола и обретете пристанище в моем ночном горшке!

Я подумал, что мы наконец увидели истинный образ Сатаны, и невольно спросил себя, какой шизоид его запрограммировал.

– Пора покончить с этим, Рэчел, – сказал я.

– Я лишь ждала твоего сигнала.

Сатана рвал и метал. Кровавая слюна пузырилась в уголках его рта, глаза закатились.

– Ха! Попробуйте, дети мои! Но когда ваши тела сгинут, то души попадут на мое попечение, ибо я больше, чем Сатана! Моя власть простирается на все планы существования, в каждую сущность Творения! Я правлю грехами, о которых вы сожалеете, законами, которые вы нарушаете… самими вашими мыслями! Я правлю Соединенными Штатами Америки! Боже, храни императора!

Лицо монстра внезапно утратило свою угловатость и на долю секунды превратилось в безумное подобие…

– Солюкс! – воскликнул я.

– Да! – Затем образ лица сместился, круглые глаза сузились в щелочки, розовая плоть приобрела багровый оттенок. – Преисподняя – мое творение! Все грехи исходят от меня и возвращаются ко мне, и вся власть на Земле находится в моих руках – в руках Господа! Я – Добро! Я – Зло! И я уничтожу вас!

Неплохое приглашение к действию. Я вскинул базуку, а Рэчел прицелилась из лазерной винтовки. Ее “боевой дружок” уже разошелся вовсю, паля из сдвоенных стволов своего пулемета.

Сатана (возможно, мне следовало назвать его Солюксом) начал изрыгать пламя изо рта и ноздрей, словно некий демонический дракон. Я отступил назад, но огонь ничуть не обжигал кожу, и я мог лишь предположить, что алгоритм Джереми нейтрализует огневую мощь Сатаны.

С потерей его главного оружия поражение Сатаны-Солюкса было предрешено. Мы продолжали стрелять, отбрасывая его назад, а он продолжал выпускать в нас языки безвредного пламени. В течение довольно долгого времени ситуация казалась тупиковой. Он не мог повредить нам, но и мы могли всего лишь швырять его туда-сюда, словно тряпичную куклу.

Но затем движения Сатаны мало-помалу начали замедляться. Они стали менее уверенными, прерывистыми, словно у него сели батарейки. Потом он застыл и уставился прямо перед собой невидящим взглядом. Пауза была такой резкой, что мы перестали стрелять, хотя “боевой дружок” продолжал вести беспорядочный огонь. Сатана не обращал внимания на пули, отскакивавшие от его туловища. Его глаза расширились, челюсть отвалилась, как будто он увидел нечто заставившее ужаснуться даже его. Я не знал, что это было, и надеюсь не узнать до своего смертного часа.

В следующее мгновение Сатана рухнул, как костюм, упавший с вешалки. Жизнь ушла из него в одно мгновение. Смолкло даже оружие “боевого дружка”; мы медленно приблизились, опасаясь подвоха. Но его глаза были мертвы, а плоть таяла, открывая слои мышц. Он развоплощался на глазах, истончаясь до костей. Потом кости тоже обратились в ничто, и мы остались одни посреди бесконечной унылой пустоши.

ГЛАВА 32

Оказавшись в безопасности под крышей британского посольства, я повторил вслед за Томасом Меакулпом:

“Лучше править в Аду, чем служить на небесах”. Может быть, Солейн Солюкс стал Сатаной, поскольку догадывался, что у него нет никаких шансов на небесах.

– Ему было недостаточно объявить себя наместником Бога на Земле, – сказала Эрин Барр. – Он захотел покрасоваться и на другой стороне монеты.

– Не надо говорить об императоре в прошедшем времени, – предостерег Джереми. – Солюкс еще здесь. Все, что вы сделали, – это избавились от его киберпространственного аналога, хотя само по себе это тоже великое дело. Взломан последний слой ЛЬДА, преграждавший нам путь для атаки на Преисподнюю.

– По правде сказать, я ожидала большего, – призналась Рэчел. – Я ожидала большего от смерти Сатаны, но он просто упал и растворился в воздухе.

– Виртуальная смерть не похожа на реальную, – поучительным тоном заметил Джереми. – Алгоритм ослабил код, наделявший жизнью Сатану, а ваш огонь постепенно разрушал остатки иллюзии. Программа дестабилизировалась, и… – он прищелкнул пальцами, – конец Сатане. Следующим шагом будет конец Преисподней.

– Теперь твоя очередь, парень, – сказал я. – Посылай своего “жучка” вслед за кодом адской ямы, а потом пиши разрушающую программу.

Джереми промолчал. Выражение его лица заставило меня насторожиться.

– В чем дело? Это все, что от тебя требуется, не так ли?

– Видишь ли… это не так просто.

– В жизни все непросто, – заметила Рэчел. – Говори, Джереми!

– Если бы мы были хорошо знакомы с кодом Преисподней и имели оборудование, близкое по техническим характеристикам к их главному компьютеру, то, пожалуй, смогли бы слепить “жучка”, способного самостоятельно добраться до программы-размножителя. Но мы не имеем ни того, ни другого, если вы меня понимаете. Однако человеческий разум и компьютерный код могут вступать в интерактивное взаимодействие.

– Разумеется, – подтвердила Кэтрин. – Доказательством тому служит активная виртуальная матрица.

– Псионический разум лучше всего стыкуется с компьютерным кодом. Поэтому если мы сумеем найти псионика, который согласится с нами, то с помощью психопомпы мы можем просканировать и загрузить образы данных в его мозг, а затем вмонтируем их в код разрушающей программы.

– Мы найдем псионика через пятнадцать минут. – Эрин Барр кивнула Дереку. Тот встал и вышел из комнаты.

– Этот псионик позволит нам создать разрушающую программу, способную ощущать системный ЛЕД и избегать его, не вступая в контакт, что дает ей шанс добраться до мишени.

– До программы-размножителя, – уточнила Рэчел.

– Правильно. Но, поскольку мы ни черта не знаем о структуре кода, нам нужно загрузить исследовательскую программу и выяснить, с чем мы имеем дело. Понимаете, отсюда мы можем исследовать код, но у нас нет никакой возможности разрушить его.

– Не понимаю. – Я чувствовал себя непроходимым тупицей. – Почему нет?

Джереми ненадолго задумался.

– Послушай, – наконец сказал он, – предположим, ты готовишь пиццу и хочешь преподнести сюрприз императору. Ты можешь приготовить самую роскошную пиццу, но, скажем, ему не понравятся анчоусы, которые ты туда положил. Поэтому сначала ты должен выяснить его вкусы, связавшись с одним из придворных. Эту задачу выполняет исследовательская программа. Но когда ты получишь всю необходимую информацию и приготовишь нужную пиццу, то не сможешь послать ее по модему: она должна быть доставлена физически, чтобы император мог ею подавиться.

– По-прежнему думаешь только о жратве? – пробормотал я. – Ну хорошо, значит, исследовательская программа – это информационный запрос, а разрушающая программа – это пицца?

– Точно. Исследовательская программа составит план компьютерного кода Преисподней, которому будет следовать разрушающая программа. Но проблема заключается в том, что первая программа нуждается в сопровождении человеческого разума.

– Вот дерьмо… – прошептала Рэчел. Думаю, мы оба поняли, чем это пахнет.

Сенатор Барр тоже поняла.

– Почему ты не можешь послать эту исследовательскую программу саму по себе? –спросила она.

– Из-за технических ограничений, – ответила Кэтрин. – Психопомпы не могут обрабатывать данные с достаточной скоростью, чтобы перегонять поток информации на наши накопители.

В это время Дерек вернулся в комнату. Насколько я мог понять, он нашел псионика, который был нам нужен.

– Но даже если передача данных будет достаточно быстрой, у психопомпы отсутствует базовая память для хранения данных, хотя бы на те несколько секунд, которые потребуются для загрузки в наши системы, – сказал Том. – Лишь человеческий мозг может удержать такое количество данных, передаваемых с огромной скоростью.

– Поэтому Рэчел должна подключиться к исследовательской программе и сопровождать ее, – добавил Джереми.

– Что? – Я вскочил со стула. – Какого черта? Почему именно Рэчел должна это делать? Кажется, нас еще никто не назначал постоянными послами в Преисподней. Пора сделать передышку и разобраться с подонками людского рода.

– Вы двое обладаете большим опытом действий в киберпространстве Преисподней, чем кто-либо из нас, – сказал Джереми.

– Черт побери, Гидеон прав! – воскликнул Дерек. – Они слишком часто бывали в Преисподней. Позвольте мне подключиться к программе.

Юноша упрямо покачал головой:

– Мы не можем экспериментировать с новичками, когда речь идет о таких жизненно важных вещах.

– Тогда я пойду, – вызвался я. – Я провел в Преисподней не меньше времени, чем Рэчел.

– Верно, – согласилась Кэтрин. – Но ты не годишься для выполнения данной задачи. Мы проанализировали схему излучений вашего мозга во время визитов в Преисподнюю. Все результаты показывают, что мозг Рэчел гораздо более эффективен при обработке визуальных стимулов.

За все это время Рэчел не проронила ни слова. Теперь она заговорила – так тихо, что нам пришлось напрягать слух, чтобы услышать ее.

– Может быть, кто-нибудь удосужится спросить у меня, что я думаю по этому поводу?

– Хорошо, скажи нам, – попросил я.

– На что это будет похоже, Джереми? – спросила она. – Скажем, по сравнению с тем, что мы уже видели?

Джереми явно не хотелось отвечать. Он покачал головой, пожал плечами и отвел взгляд. Мне хотелось схватить его и как следует встряхнуть, но тут заговорил Том Меакулп.

– Будет хуже, – сказал он. – Возможно, гораздо хуже. На этот раз ты окажешься вне иллюзии, в пространстве за пределами Преисподней. До сих пор у тебя была возможность сражаться, поскольку логика программы Преисподней в определенной степени симулирует естественные законы природы. Перед тобой стоит демон с мечом, и ты сражаешься с ним. Но теперь твое сознание спроецируется на совершенно абстрактную область: на исходные коды самой Преисподней. Мы не имеем представления, на что это будет похоже. В отличие от демонов, твоим врагом могут оказаться несколько невидимых строчек кода. Они могут быть не менее смертоносными, чем любой демон, но ты даже не заметишь их. Результат может быть столь разрушительным, что ты… потеряешь способность функционировать.

Рэчел выглядела неестественно спокойной.

– Значит, ты утверждаешь, что…

– Что у тебя есть шанс превратиться в компьютерного дебила, – сердито отозвался Джереми. – Что твой мозг превратится в киберслизь. Что, если ты выживешь, любой овощ покажется гением рядом с тобой, понятно? Черт побери, Рэчел, мне так жаль, но это единственный способ, и, если ты не согласишься, все наши планы можно будет спустить в унитаз!

Когда он замолчал, в его глазах блестели слезы. Не знаю, что было тому причиной – возможная участь Рэчел или страх потерять результаты своей работы, если она скажет “нет”.

Рэчел долго смотрела на него.

– Скажи “пожалуйста”, – прошептала она.

Джереми странно посмотрел на нее и облизнул губы:

– Пожалуйста…

Она улыбнулась.

– Почему ты не сделал этого с самого начала? – Она повернулась к Кэтрин. – Прежде чем мы приступим, мне хотелось бы узнать одну вещь. Кэт, тебе удалось выяснить, почему Десница изменила меня и Гидеона? В чем заключался их план?

– Нет, Рэчел. Мне очень жаль. Мы вскрываем один секретный архив за другим, но эти файлы еще не появились.

– Проклятье, – пробормотала Рэчел. – Мне действительно хотелось узнать.

– Еще узнаешь, – сказал я. – Может быть, к твоему возвращению все уже выяснится.

– Может быть, – согласилась Рэчел. Судя по ее тону, она ожидала чего-то большего, чем нам с ней уже пришлось пережить. – Можно начать прямо сейчас?

Джереми кивнул:

– Мы готовы. Вам не приходилось путешествовать по системе изнутри, но специалисты Десницы для этих целей пользуются лодкой, плавающей по виртуальному аналогу реки Стикс. Тебе будет казаться, что ты плывешь на лодке – до тех пор, пока ты не прорвешь границу и не окажешься в абстрактном киберпространстве. Если ты обратишься к нам, мы сможем слышать твою речь.

– Будет ли у меня возможность разговаривать с Гидеоном? – спросила Рэчел.

Джереми немного подумал:

– Это можно устроить. У меня есть один прибор для переговоров с тобой, но я могу принести другой через несколько минут.

Пока он готовил вторую линию связи, а Кэтрин возилась с мониторами, Рэчел отвела меня в сторонку.

– Если я не вернусь… – тихо начала она.

– Даже не думай об этом, – перебил я. – Ты обязательно вернешься.

– Пожалуйста, Гидеон, выслушай меня. Не надо делать вид, будто я отправляюсь на прогулку в парке. Я хочу лишь, чтобы ты знал: что бы ни случилось, это ничего не изменит. Если я умру сегодня, завтра или через пятьдесят лет, окруженная внуками, – наши последние дни с тобой останутся… самым лучшим, что было в моей жизни. У меня не могло быть лучшего партнера, друга или любовника. Я в самом деле люблю тебя, Гидеон.

– Я тоже люблю тебя, Рэчел. – Всего лишь несколько слов, не способных передать глубину моих чувств. Я мог бы умереть за нее, но я хотел жить вместе с ней.

– Если я вернусь, и мой разум… – продолжала она, – если ничего не останется, сделай так, чтобы мне не пришлось жить в таком состоянии. Ты понимаешь, что я имею в виду?

Я не мог говорить из-за комка в горле, поэтому просто кивнул.

– Даешь слово?

Я снова кивнул. Тогда она поцеловала меня – человека, пообещавшего стать ее убийцей, если дело дойдет до этого. Мы долго держали друг друга в объятиях, хотя и не так долго, как мне бы того хотелось.

Затем я услышал голос Джереми, негромкий, но настойчивый.

– Все готово, – сказал он. – Можно приступать.

Рэчел еще раз обняла меня изо всех сил и подошла к шезлонгу, приготовленному для нее. Кэтрин прикрепила датчики и надвинула ей на голову психопомпу. Потом Джереми протянул мне голосовой коммуникатор – пластиковую лицевую маску, подогнанную по размеру. Я укрепил ее на месте застежкой, опустился рядом с Рэчел и взял ее за руку, хотя она уже не могла этого почувствовать. Дерек и сенатор Барр, заметно нервничавшие, стояли у стены.

– Когда она отправится? – спросил я у Джереми, надевавшего свой коммуникатор и занимавшего место у компьютерного монитора. Мой голос звучал приглушенно.

– Она уже в пути.

Внезапно, хотя губы Рэчел не двигались ее голос раздался из динамиков, подключенных к психопомпе. Впечатление было зловещее, словно мы услышали голос призрака.

– Я плыву вверх по течению, очень быстро. Это… это тоннель с желто-красными стенами. Вода мчится так быстро, словно меня засасывает…

– Сосредоточься на программе-размножителе, Рэчел, – попросил Джереми.

– Держись, Рэчел! Ты слышишь меня?

– Да… слышу тебя, Гидеон. Здесь так жарко…

– Частота сердечных сокращений увеличивается, – сообщила Кэтрин, глядевшая на маленький медицинский монитор.

– Впереди барьер! Он выглядит, словно… о Господи, я сейчас врежусь в него!

– Все в порядке, – успокаивающе произнес Джереми. – Это вход. Продолжай движение.

– Частота сокращений достигла критического порога, – сказала Кэтрин. – У нее будет сердечный приступ!

Джереми на секунду задумался. Это была его операция, и я не сомневался, что он захочет продолжать ее. Однако парень снова удивил меня.

– Отключайся, Рэчел! – крикнул он. – Возвращайся немедленно!

– Нет! Я смогу выдержать! Я смогу выдержать, – повторила она. Ее рука в моей была горячей и мокрой от пота. – Я прошла! Я прошла! О Боже, здесь настоящее безумие…

– Начинай передачу данных, – сказал Джереми.

– Да… да…

На экран Джереми хлынула информация, загружавшаяся в наши банки памяти с такой скоростью, что строки сливались в одно целое.

– Я получаю информацию… Прекрасно, Рэчел, держись, она поступает!

– Я не… могу… – Голос Рэчел звучал все слабее. Я крепко сжимал ее руку, стараясь, чтобы она поняла: я здесь и ее телу здесь ничто не угрожает.

Но я ошибался. Ее тело контролировалось разумом, а этот разум, да и любой другой, был не в силах справиться с лавиной информации, проходившей через него. Я не знал, что она видела, слышала или чувствовала. Должно быть, воздействие на нее было столь мощным, что она потеряла дар речи. Но, несмотря ни на что, она продолжала транслировать данные – до тех пор, пока оставалось сознание, необходимое для трансляции.

– Вот оно! – выкрикнул Джереми, когда последние строчки сползли вниз по экрану. – Мы получили все, все!

– Проклятье, – пробормотала Кэтрин, лихорадочно щелкая тумблерами. – Жизненные функции на нуле!

Она одним прыжком подскочила к Рэчел и сорвала психопомпу с ее головы. Из носа Рэчел капала кровь, ее открытые глаза глядели в потолок. Кэтрин уложила ее на пол. Секунду спустя к ней присоединился Дерек с респиратором и кардиостимулятором. Я мог лишь держать свою любимую за руку и молиться Богу, который уже давно отвернулся от этой страны. Если он и услышал меня, то ничем не помог. Через несколько минут Дерек выпрямился со слезами на глазах и покачал головой. Чья-то рука легла мне на плечо, и я увидел Эрин Барр, склонившуюся надо мной с посеревшим лицом.

– Мне так жаль, Гидеон. Так жаль!

Кэтрин закрыла Рэчел глаза, но я еще долго смотрел на ее лицо. Я продолжал держать ее за руку. Я не поцеловал ее. Я не разговаривал с ней – просто смотрел и думал о том, как сильно я любил ее. Потом я сложил ей руки на груди, встал и посмотрел на Джереми.

– Сколько времени тебе теперь потребуется, чтобы написать разрушающую программу? – спросил я.

– Четыре-пять часов. – Он наконец-то получил свои данные, но не выглядел слишком обрадованным.

Я повернулся к сенатору.

– Могу я получить автомобиль? – спросил я. – И архивные данные… – Я взглянул на свою мертвую любимую. -…по Клодетте Саймон?

– Разумеется, – ответила она. – Если ты согласен, мы сохраним тело в морге до тех пор, когда ее можно будет похоронить со всеми почестями, которых она заслуживает.

Я кивнул:

– Я скоро вернусь. Можете рассчитывать на мою помощь до самого конца. Но сначала мне нужно съездить в одно место.

Дерек принес архивную папку, и я нашел то, что хотел: адрес родителей Клодетты Саймон в Александрии. Меня тайно вывезли из посольства и через несколько кварталов вручили карточку-ключ от невзрачного автомобиля, поджидавшего за углом. Уже стемнело, и я мог не опасаться, что меня заметят.

Дом Саймонов находился на тихой улочке в пригороде Александрии. Это была старая окраина, во многих дворах росли высокие деревья. Я припарковался на благоразумном расстоянии и зашагал к дому – двухэтажному бунгало, построенному более ста лет назад. Окна были освещены. Я стоял в тени деревьев, пытаясь представить себе маленькую Рэчел, играющую в саду. Или тень девушки-подростка, проплывавшую за едва освещенными окнами. Или юную женщину, читавшую запрещенные книги, уединившись на качелях на заднем дворе.

Я пришел сюда, чтобы найти Клодетту Саймон – ту Рэчел, которую я знал, но забыл. Мне хотелось ощутить реальность ее прошлого, увидеть место, где она выросла и стала той женщиной, которую я полюбил. А еще мне хотелось верить, что, несмотря на смерть женщины, девочка все еще жива.

– Рэчел, – прошептал я в темноте. – О, Рэчел!

Затем я ощутил чье-то присутствие, словно она стояла рядом со мной, и услышал голос, который в своем горе и безумии принял за голос Рэчел.

Но этот голос не звал меня. Вместо этого он произнес:

– Vocabulum est serus. Ominus venire ab genitor.

Слова, запрограммированные в моем подсознании шесть лет назад, включили что-то в моем мозгу. Я протянул руку, но вместо теплых пальцев Рэчел нащупал что-то твердое и холодное.

Это была рукоять пистолета.

И тогда я забыл о Рэчел Брак и о Клодетте Саймон. Теперь я помнил лишь одно: я должен убить сенатора Эрин Барр.

ГЛАВА 33

К тому времени, когда я вернулся в посольство, во мне вовсю разгорелась внутренняя война. Я знал, что должен убить Эрин Барр, но также знал, что не хочу этого делать. Тем не менее я положил маленький пластиковый пистолет в передний карман брюк. Датчики не заметят его, а бойцы Фронта не станут обыскивать меня. Теперь я был испытанным членом ФГС – человеком, с неодолимой силой желавшим убить своего лидера.

– Гидеон, с тобой все в порядке? – спросил Дерек, увидев меня.

– Все нормально. Настолько, насколько это вообще возможно.

– Никто не заметил тебя?

– Нет. Не видел ни души. – Это была правда, хотя кто-то наверняка видел меня. – Как продвигается работа у Джереми?

Дерек улыбнулся:

– Разрушающая программа готова. Сейчас идет совещание, на котором мы обсуждаем план решающей атаки. Кэт сгружает в архив последние секретные файлы Пентагона. Там масса разнообразных планов и чертежей. Сейчас она разбирается в них. – Его лицо омрачилось. – Мне только хотелось бы, чтобы Рэчел сейчас была с нами.

– Мне тоже. Но это война, Дерек. – Я едва следил за своими словами. Сейчас я мог думать лишь о том, как бы он не заметил, что со мной творится что-то неладное. – Пошли на совещание, – добавил я, похлопав его по плечу. Сенатор Барр должна быть там. Она не подозревает, что ее жизнь скоро закончится.

Все собрались в комнате для совещаний, а не в компьютерном центре. Полагаю, это было сделано для того, чтобы пощадить мои чувства: ведь там умерла Рэчел. Но мне было плевать – та часть меня, которая захватила контроль, могла бы и застрелить Рэчел, если бы меня так запрограммировали.

Джереми, Том и Вивид улыбнулись мне, когда мы с Дереком вошли в комнату. На их лицах читалось искреннее сочувствие. Я улыбнулся в ответ, размышляя о том, куда подевалась Эрин Барр. Дерек сел на стул, но я остался стоять: так было легче вытащить пистолет.

В комнату для совещаний вели две двери – одна из компьютерного центра, другая из коридора. Сенатор Барр вошла из коридора в тот момент, когда с другой стороны вошла Кэтрин, державшая в руках распечатку последних секретных файлов Десницы. Увидев меня, она ахнула, и я понял, что она знает.

Я выхватил пистолет и прицелился в Эрин Барр. Мой палец начал нажимать на спусковой крючок. Я мог бы выстрелить, прежде чем кто-либо сумеет отреагировать, прежде чем тревога и недоверие в глазах сенатора сменятся ужасом…

Но я не выстрелил. Мой разум корчился в агонии, но я твердил себе: “Нет, ты этого не сделаешь!” Борьба продолжалась лишь несколько миллисекунд, но мне они показались часами. Моя собственная воля оказалась сильнее, чем чужая, вложенная в меня. Прежде чем я успел осознать это, пистолет отлетел в сторону. Я повернулся, пытаясь увидеть, кто выбил оружие у меня из рук, но рядом никого не было. Лишь тогда я понял, что победил. Сила моей души – изначально моей – разрушила злой умысел, имплантированный в подсознание.

Дерек уже целился мне в голову. В комнате воцарилась мертвая тишина.

Женщина-сенатор, без сомнения удивленная тем, что осталась в живых, повернулась к Дереку:

– Дерек, не будешь ли ты любезен обыскать Гидеона и удостовериться, что у него больше нет оружия?

Сначала Дерек поднял мой пистолет, затем обыскал меня с головы до ног.

– Какого черта? – хрипло прошептал он мне на ухо.

– Он собирался убить сенатора, – сказала Кэтрин, – но не сделал этого, хотя должен был сделать. Его так запрограммировали, но ему удалось выстоять.

– Ты утверждаешь, что Гидеон – агент Десницы? – спросила Эрин Барр.

– Был. По крайней мере, этого от него ожидали. – Кэтрин развернула распечатку, которую она принесла с собой. – Эти данные только что поступили: сверхсекретная информация из самых защищенных файлов. Но прежде чем я оглашу ее, Гидеон… скажи, что произошло с тобой сегодня вечером?

– Я поехал к дому Рэчел, где она выросла, – ответил я. – Должно быть, кто-то следовал за мной. Ко мне обратились по-латыни и произнесли фразу, которую я слышал в своих снах. После этого я мог думать лишь о том, что мне нужно убить сенатора.

– Но ты этого не сделал, – сказала Эрин Барр.

– Нет, не сделал.

– Слушайте, – сказала Кэтрин. – Это часть меморандума, направленного в Департамент правонарушений, где говорится о той чистке, когда Гидеону и Рэчел удалось бежать:


“Десница запрограммировала каждого из этих людей императивами с голосовой активацией с целью убийства руководящих членов Фронта гражданского сопротивления. Императивы являются латинскими фразами, которые не могут быть произнесены случайно.

К сожалению, императивная программа подверглась воздействию неизвестного вируса. Императивы Шонбрунна и Хенелли были активированы, но ни одна из целей не была уничтожена. Перспектива потери контроля над секретными агентами заставила императора отдать приказ об их немедленной ликвидации. Департаменту правонарушений предписывается выбрать жертву, чья смерть введет в заблуждение любых функционеров ФГС, которые могут попытаться провести нелегальное расследование причин чистки”.


– Мальчик, – прошептал я. – Брайан Эйвери…

Я безуспешно пытался привести свои мысли в порядок.

– Мы были безупречными орудиями Десницы. Они разместили нас в стратегических точках и стали ждать, что из этого получится. Когда выяснилось, что программа оказалась дефектной, они попытались загладить свою ошибку и ликвидировать нас. Погибли все, кроме меня и Рэчел. И может быть, они не стали добиваться нашей смерти всеми доступными способами, так как надеялись, что если мы свяжемся с Фронтом, то через нас можно будет выйти на сенатора Эрин Барр. И они почти преуспели.

– Они выследили тебя и активировали твой голосовой императив, – подхватила женщина-сенатор. – Но если они это сделали, то теперь знают, где находится наша штаб-квартира.

– Они могут явиться сюда в любую минуту! – воскликнул Том.

– Нет. – Дерек покачал головой. – Они подождут. Им нужно убедиться, удалось ли Гидеону убить сенатора. Если нет, то они захватят посольство, несмотря на международные последствия. Поэтому нам нужно держать их в неведении. Так как посольство уже наверняка окружено, придется уходить через тоннель. Но сначала вот что… – Он повернулся ко мне. – С тобой действительно все в порядке? Мы можем доверять тебе?

– Если бы не могли, то сейчас Эрин Барр не было бы в живых, – ответил я. – Я все еще хочу убить, но только императора, а не своих соратников. Если понадобится, ради этого я готов спуститься в настоящую Преисподнюю.

Он кивнул:

– Отлично. Кэт удалось выяснить, что главный компьютер, генерирующий код Преисподней, расположен в большом секретном зале под Пентагоном. Туда ведут несколько подземных ходов, но все они чертовски хорошо охраняются. Однако сам зал расположен прямо под пентагоновской часовней, а это одно из немногих мест, открытых для публики.

– Солейн Солюкс часто молится там, в одиночестве, – напомнил Том. – Когда он там, часовня наглухо запирается. В пол часовни вмуровано несколько гробниц; там похоронены самые преданные члены Десницы.

– Да, – согласился Дерек. – Это их награда, кроме вечной жизни, обещанной хозяином. Согласно нашей информации, одна из гробниц – предположительно гробница покойного министра правоверия Джеймса Робертсона – фальшивая. Вероятно, там находится личный вход императора в компьютерный зал Преисподней.

– Попробуем проникнуть оттуда? – спросил я.

– Это наш единственный шанс.

– Остальная часть плана зависит от того, сможем ли мы доставить Джереми в сердце Преисподней, – сказала Эрин Барр.

– Джереми? – изумился я. – Прошу прощения, но он вряд ли годен для боевой операции.

– Поэтому мы с тобой будем сопровождать его, – с улыбкой пояснил Дерек. – Мы доставим его на место, а он сделает остальное.

– Когда Джереми приступит к работе, вы свяжетесь с нами, – добавила женщина-сенатор. – Расчет времени имеет решающее значение: ведь мы собираемся захватить радио- и телестудию “Божьего Гласа”.

– “Божьего Гласа”?

Она кивнула:

– Не обязательно свергать правительство насильственным путем. Люди сами это сделают, но сперва они должны понять, какой ложью их кормили все эти годы. Если это случится, против Солюкса восстанут не только люди на улицах, но и некоторые из высших чиновников.

– И все это зависит от того, сможем ли мы сокрушить Преисподнюю, – заключил я.

– Совершенно верно, Гидеон. Поэтому, пока вы будете разрабатывать план диверсии, остальные начнут готовиться к эвакуации. Но учтите: чем дольше мы будем ждать, тем больше времени дадим Солюксу для подготовки. Он уже знает о поражении своего виртуального Сатаны; в конце концов, в тот момент он мог быть лично подключен к Преисподней. Хотелось бы, чтобы вы проникли в Пентагон ранним утром, – тогда все, кто собирается на работу и смотрит новости, узнают правду.


Я взглянул на старинные механические часы, висевшие на стене. До рассвета оставалось четыре часа.

– Какой сегодня день? – Я совершенно потерял счет времени.

– Воскресенье, – ответила Эрин Барр.

ГЛАВА 34

– Как мы проникнем туда? – спросил я у Дерека.

Совещание проходило в маленьком кабинете. Мы с Дереком пили крепкий кофе, а Джереми опрокидывал одну бутылочку колы за другой – настоящие враги государства и общества.

– Мы проедем на автомобиле, а в багажнике будет лежать все необходимое: взрывчатка, оружие и так далее. Никто не станет нас проверять.

– Чушь! – фыркнул я.

– Ничего подобного. Мы превратимся в двух полковников и одного лейтенанта Армии Господней. Проверив наши кодовые номера, они не осмелятся обыскать нас. Как известно, в Пентагоне очень строго с субординацией. Наши агенты знают точный график въезда и выезда служебного транспорта; автомобиль с офицерами, приблизительно отвечающими нашему описанию, должен вернуться в Пентагон к рассвету. Наши люди уже сидят в их машине и готовы подогнать ее к указанному месту.

– Ты хочешь сказать, что они не поднимут шум, обнаружив пропажу? – обеспокоен но спросил я.

– Нет, поскольку они находятся в борделе для гомосексуалистов. Если об этом станет известно, их карьере придет конец.

Я кивнул, пытаясь удержаться от улыбки. Теперь, после гибели Рэчел, мне не хотелось улыбаться, но мысль о сведении счетов все же доставляла огромное удовольствие. Если нам удастся проникнуть в Пентагон, я полной мерой отплачу за смерть Рэчел.

Я объяснил свой план действий Дереку и Джереми, и они согласились с ним. Когда прибыл пентагоновский штабной автомобиль, мы отправились нанести один короткий визит.

Автомобиль стоял в темном переулке неподалеку от Калорама-Хейтс. К этому времени мы уже облачились в офицерские мундиры, которые сидели на нас довольно неплохо. Я не спрашивал, откуда они взялись, хотя заметил бурое пятно на воротнике своего кителя. Мы промчались по тоннелю со включенной мигалкой и фарами и остановились у другого конца тоннеля, где бойцы Фронта передали нам офицерские коды и пропуск для автомобиля.

В “Интерфейс” я зашел один, оставив китель и галстук в салоне. Одного вида полковника Армии Господней, входящего в паб, в некоторых местах было достаточно, чтобы спровоцировать стрельбу.

– Я не знал, смогу ли застать тебя здесь, – обратился я к Цинне Стоун. Кроме них с барменом, в пабе никого не было.

– Я всегда здесь, мой дорогой Гидеон. Куда же еще я могу пойти? В чем дело, устал от своей леди? Кажется, её зовут Рэчел, не так ли?

– Звали. – Я посмотрел ей прямо в глаза. – Теперь она умерла.

Запрограммированное сонное выражение исчезло с голограммы лица Цинны, сменившись озабоченностью.

– Десница?

– Она сражалась с ними. Я собираюсь отомстить – за нее и за себя.

– Отомсти и за меня тоже, – с горечью сказала она.

– Да. С твоей помощью. Ты говорила, что у тебя есть доступ к взрывчатым веществам. Мне понадобятся несколько вещичек. Где ты хранишь свой товар?

– Наверху. Но там только небольшие устройства; тяжелое снаряжение спрятано в гараже. Что тебе нужно?

– Газовая бомба. Маленькая, но мощная, для очистки большого помещения.

– Высота потолка?

– Не более двадцати футов.

– Я дам максимальное горизонтальное распространение. Упаковка?

– Пакетного типа.

– Газ смертельный или усыпляющий?

– Усыпляющий. Чем дольше, тем лучше.

– Никаких проблем. Что еще?

– Четыре заряда с направленным выбросом.

– Компрессионных?

– Предпочтительно. Я собираюсь взрывать камень толщиной около восьми дюймов.

Цинна кивнула и поднялась наверх. Через пятнадцать минут она вернулась с небольшой картонной коробкой в руках.

– Я упаковала их, так безопаснее. Там же пакет с газовой бомбой. Вот маркер, чтобы написать адрес. Бомба срабатывает, если вскрыть пакет с любого конца. В радиусе сорока метров все вырубаются через тридцать секунд и приходят в себя минимум через два часа. Достаточно?

– Более чем достаточно. Спасибо, Цинна.

– Не за что. Послушай, если тебе когда-нибудь захочется… поговорить о Рэчел или о старых временах, то меня всегда можно найти здесь, понимаешь? Ничего больше… впрочем, я все равно не способна на большее. – Она улыбнулась. – Старые добрые времена – это все, что у меня осталось.

– Ты была потрясающей женщиной, Цинна. И осталась такой же.

Она поцеловала меня в щеку. Поцелуй был прохладным и призрачным, словно дыхание осеннего ветерка. Это заставило меня вспомнить о Рэчел, и Цинна ощутила мое горе.

– Сделай это, Гидеон, – прошептала она. – Просто сделай это.

Вернувшись в автомобиль, я сунул коробку под сиденье, и мы поехали в Пентагон. Было еще темно, когда мы подъехали к пропускному пункту. Пока охрана проверяла наши коды, мы напустили на себя устало-снисходительный вид, что было совсем нетрудно. После отмашки мы объехали здание с западной стороны, воспользовавшись кодом, чтобы попасть на подземную автостоянку.

Мне показалось, что я уже бывал здесь раньше. Припарковав автомобиль, я понял, откуда появилось ощущение: это был тот самый гараж, где Томас Меакулп встречался с нами в обличье Глубокой Глотки.

Дерек вытащил коробку из-под сиденья и открыл ее. Газовая бомба была завернута в плотную коричневую бумагу и выглядела как пакет с лазерными дисками. Я достал маркер и написал: “Miraculum Sepulcrum – новый код – ввести немедленно”. Потом передал пакет Джереми.

– Отнеси это в любую комнату пневматической почты, они здесь повсюду. Передай служащему и сразу же иди в часовню, к северо-восточной секции.

– У тебя есть кодовая карточка, – добавил Дерек. – Если кто-нибудь начнет задавать вопросы, просто помахай ею, но надеюсь, этого не понадобится. Отделения пневматической почты и зал часовни не относятся к секретным объектам.

Мы поднялись на лифте на первый этаж. Дерек и я направились к часовне; Джереми, заметно нервничая, пошел искать отделение пневмопочты, откуда пакету с газовой бомбой предстояло отправиться в главный компьютерный зал Преисподней. Я нес компрессионные заряды в маленькой коробке, время от времени прижимая локоть к боку, чтобы нащупать успокаивающую выпуклость пистолета под кителем.

Дверь в часовню оказалось открытой. Внутри не было ни души. Дерек встал на страже, ожидая Джереми, а я начал искать фальшивую надгробную плиту. Место больше напоминало небольшой собор, чем армейскую часовню. Этажные перекрытия были убраны, и над головой возвышались необъятные своды, выдержанные в готическом стиле. Единственным признаком современности были два видеоэкрана, установленные по обе стороны от центрального алтаря. Когда Солюкс обращался с речью отсюда, он хотел, чтобы все подданные могли его видеть.

Часовня была слабо освещена потайными лампами, возле алтаря горели газовые свечи. Из динамиков лилась приглушенная священная музыка. Я медленно шел к левому боковому нефу, где, по нашим расчетам, находилось фальшивое надгробие Джеймса Робертсона.

Проходя по резным каменным плитам, я задавался вопросом: что за честь покоиться в гробнице, по которой ежедневно проходят десятки людей? Впрочем, у меня не было времени думать об этом.

Надгробный камень Робертсона оказался третьим по счету. Надпись на нем гласила:


“ДЖЕЙМС РОБЕРТСОН

ГЛУБОКО ОПЛАКИВАЕМЫЙ СЛУГА ГОСПОДЕНЬ

2012 – 2086”


Под надписью виднелось изображение руки с расставленными пальцами и крестом на ладони. Я наклонился и вложил собственную ладонь в узкую трещину, там, где плита соприкасалась с каменной кладкой пола. Изнутри явственно тянуло прохладным воздухом. Надгробная плита Робертсона была замаскированным люком.

Я вынул из коробки компрессионные заряды, втиснул их между плитой и полом, по одному с каждой стороны прямоугольного камня, и поставил взрыватель на двадцатисекундное замедление. Закончив работу, я услышал голос Дерека:

– Кто-то идет!

Я застыл, надеясь, что это Джереми, а не рота гвардейцев Десницы. И оказался прав. Изящная фигура Джереми, выглядевшая довольно странно в армейском мундире, проскользнула в дверь.

– Я сделал это! – воскликнул он, и его голос зловещим эхом прокатился под сводами огромной часовни. Дерек плотно закрыл за ним дверь и заложил засов, как и было предусмотрено планом. Если кто-то обнаружит дверь запертой, то подумает, что император занимается ранней утренней медитацией.

– Я вошел в комнату пневмопочты, – возбужденно продолжал Джереми, – передал пакет какой-то женщине и сказал… нет, приказал ей немедленно отослать по адресу. Она вытянулась в струнку, пискнула “да, сэр” и сунула пакет в трубу.

Похоже, это была первая шутка, сыгранная Джереми с живым человеком, а не по компьютерной сети.

– Время? – спросил Дерек, посмотрев на меня.

Джереми взглянул на свои наручные часы:

– Три минуты истекли двадцать секунд назад.

– Заряды готовы, Гидеон? – Я кивнул. – Включай таймер!

Я опустился на колени у надгробной плиты, нажал кнопку и побежал туда, где стояли Дерек и Джереми. Мой двадцатисекундный отчет оказался чересчур быстрым. Я успел досчитать до двадцати двух, когда плита взорвалась и ее обломки разлетелись по сторонам, ломая деревянные скамьи. Компрессионные заряды сделали свое дело если и не бесшумно, то эффективно.

– Боже мой… – прошептал Джереми. Через клубы дыма я мог различить темное отверстие на месте бывшей плиты.

Но затем случилось нечто неожиданное. Другая плита, к которой я не прикасался, внезапно взлетела в воздух целиком, словно подброшенная изнутри мощной пружиной. За ней взлетела вторая, третья… Через пять секунд все остальные плиты рухнули на пол, ломая скамьи, и из открытых гробниц начали подниматься существа. Они выглядели как чудовищное сочетание трупов и механизмов: мертвая плоть соседствовала со сталью и силиконом. От одного их вида у меня мурашки поползли по спине.

Одно из них имело человеческое лицо от носа и выше, но подбородок и шея были металлическими. Рта я не заметил. У другого на месте левой руки красовался манипулятор со стальными когтями. Их плоть давно сгнила, и куски ее отваливались на пол по мере их приближения, открывая желто-серые кости.

Все они были похоронены в черных костюмах и галстуках, однако одежда тоже сморщилась и расползлась; когда они двигались, слышался треск рвущейся материи. Но хотя плоть этих мертвых марионеток Десницы подверглась разложению, металл и компьютерные мозги функционировали прекрасно. Они надвигались медленно, но уверенно, отрезая нас от секретного входа в подземный компьютерный зал.

Мы с Дереком и Джереми выхватили оружие из-под кителей. Это были мощные автоматические пистолеты с обоймами на тридцать патронов, снаряженных разрывными пулями. Я выстрелил первым, попав ближайшему из существ в лицо. Мертвая плоть с чавканьем разлетелась в стороны, но монстр продолжал приближаться. Дерек тоже выстрелил, поразив соседнего андроида в голову и грудь.

– Их задницы! – внезапно завопил Джереми. – Операционные системы находятся у них в заднице!

Не потребовалось большого искусства, чтобы зайти за спину одному из андроидов. Я выстрелил ему в правую ягодицу – как будто удар кулака пробил дыру в сгнившем мясе и вскрыл металлическую обшивку. Сверкнули искры, и монстр рухнул как подкошенный. Черт побери, парень оказался прав!

Мы пританцовывали вокруг мертвых ублюдков, стараясь обогнуть их, в то время как они продолжали вяло атаковать нас. Однако живая плоть оказалась гораздо проворнее, хотя Джереми едва избежал гибели, когда поскользнулся на ошметке падали и один из андроидов кинулся вперед, щелкая металлическими челюстями. К счастью, его уродливая задница выпирала наружу, представляя собой отличную мишень для Дерека. Грянул выстрел, и еще один монстр превратился в бесполезную кучу костей и стали.

Мы достаточно быстро выяснили, что выстрелы в лицо выводят из строя видеодатчики андроидов, хотя их аудиосистемы продолжали следить за нашими передвижениями. Однако это помогало заходить им за спину, если мы двигались бесшумно. Через несколько минут все было кончено.

– Праздник для любителей мертвечины, – проворчал я, стараясь не обращать внимания на подергивающиеся конечности агонизирующих тварей.

– Как ты узнал, что их мозги находятся в задницах? – спросил Дерек у Джереми, когда мы направились к отверстию в гробнице.

– Наиболее логичная защитная конструкция, – ответил Джереми. – Кроме того, в движениях бедер наблюдалась определенная задержка, и это натолкнуло меня на мысль, что в тазовой области содержится нечто большее, чем обычная сервомеханика.

От люка вниз вела крутая, тускло освещенная лестница. Мы заглянули внутрь и прислушались, но ничего не услышали.

– Пора, – сказал Дерек. – Я даю сигнал к атаке. – Он набрал код на портативном коммуникаторе, настроенном на штаб-квартиру Фронта. – Пошли. Надеюсь, программисты Десницы уже успели вскрыть газовую бомбу.

Длинная лестница загибалась по спирали вдоль стены. Пока мы бежали вниз, я думал о Солюксе и о его киберзомби. Император не мог позволить даже своим преданным слугам покоиться с миром. Он превратил их в сторожевых псов, охранявших его личный вход в Преисподнюю. Должно быть, считал, что совершает чудо, воскрешая мертвых…

Лестница закончилась перед высокой, массивной дверью. Я взялся за бронзовую ручку и повернул ее.

– Открыто. – Я покосился на Дерека.

– Почему бы и нет? Кто, кроме императора, может войти сюда?

Я набрал в грудь побольше воздуха и распахнул дверь.

ГЛАВА 35

Стоя у входа в потаенное королевство Солейна Солюкса, мы могли видеть весь огромный зал. Единственными движущимися предметами были зеленоватые объемные схемы, поворачивавшиеся на огромном видеоэкране. Около двадцати программистов и с полдюжины охранников в униформе лежали без сознания в тех местах, где они упали. В дальнем конце зала стоял огромный компьютер, а другая стена была покрыта видеоэкранами меньшего размера, показывавшими различные пытки и мучения Преисподней.

На какое-то мгновение я застыл, пораженный невольным ужасом. Потом Дерек похлопал меня по плечу и развернул к себе.

– Нам нужно действовать. Куда идти, Джереми?

Юноша вынул из кармана серебристый диск и пошел к главному компьютеру, перешагивая через тела на полу. Он присмотрелся к тому, что мне казалось мешаниной слотов, дисководов, мониторов и клавиатур, а затем указал на неприметную прорезь.

– Вот что нам нужно, – произнес он и вставил диск. Программа исчезла во внутренностях машины. Джереми пробежал пальцами по клавишам и уселся в кресло.

– Это все? – спросил я.

– Все. Конец Преисподней.

– Сколько времени это займет?

– Несколько минут.

– Боже, – пробормотал Дерек. – Будем надеяться, что штурм “Божьего Гласа” прошел успешно.

– Скоро узнаем, – отозвался Джереми. Он подошел к стене с видеоэкранами и пощелкал переключателями. На нескольких экранах возникли знакомые лица дикторов – тех самых, кто уже более двадцати лет распространял официальную ложь.

– Что-то не так, – встревоженно сказал я. – Они по-прежнему в эфире.

– Подожди. – Дерек напряженно вглядывался в экраны. Внезапно изображения дикторов пошли мелкой рябью, а звук сменился белым шумом. – Наша взяла! – радостно прошептал он.

Затем на экранах, все еще показывавших пытки Преисподней, начало происходить нечто странное. Появились полосы, словно от кисти безумного художника. Адские ямы, орудия пыток и сами демоны замерцали и потускнели. Лишь их жертвы остались такими же, как были.

Я наблюдал за камерой, в которой демоны сажали людей на колья с заостренными металлическими наконечниками. Внезапно колья и палачи зашипели, словно пожираемые внутренним огнем, и растворились в воздухе. Жертвы соскользнули на пол и начали оглядываться вокруг, потрясенные и невредимые. Кровь перестала хлестать из ран, нескончаемая агония закончилась. У людей был такой вид, словно они родились заново. Позже мы узнали, что в этот момент все демоны-андроиды попадали, как подрубленные деревья, чтобы никогда больше не подняться.

На всех остальных экранах происходили похожие события. Люди стояли в темноте, совсем как мы с Рэчел, когда адская яма Асмодеуса сгорела от короткого замыкания. Затем все экраны погасли.

Рябь и белый шум на мониторах “Божьего Гласа” прекратились, и мы увидели лицо сенатора Эрин Барр, глядевшее на нас.

– Меня зовут Эрин Барр, – сказала она. – Мы передаем чрезвычайное сообщение. Не “Божьего Гласа”, а нового “Голоса Свободной Америки”. То, что вы сейчас увидите, случилось несколько минут тому назад.

Последовала трансляция событий, которые мы только что видели на экранах Преисподней: демоны и темницы мерцали, вспыхивали и исчезали, оставляя только живых людей, открывая всю ту ложь, которой была Преисподняя. Трансляция велась во все дома, офисы и общественные учреждения страны. Потом я снова увидел лицо сенатора.

– Сограждане, сегодня начинается истинное освобождение нашей страны. Император должен быть свергнут. Вы только что видели трансляцию из банка данных главного компьютерного центра Десницы. Вы были свидетелями крушения Преисподней.

Это правда. Преисподняя, которой так долго пугали наш народ, является злокозненной, компьютерно генерированной иллюзией, которая поддерживалась правительством с помощью технологии, объявленной незаконной им же самим. Преисподняя предназначалась для создания страха, который они использовали, чтобы увековечить свое жестокое правление.

Сегодня, в результате актов величайшего героизма, это правление заканчивается. В грядущие дни нам понадобится помощь всех американцев для создания переходного правительства, которое восстановит управление этой страной на благо людей. Я призываю каждого из вас оказать посильную помощь. Те, кто служит в Армии Господней, во всех департаментах, знайте, что ваш патриотизм и самоотверженность были преданы безумцем, желавшим стать одновременно Богом и Сатаной. Его главной целью была не добродетель, а власть. Присоединяйтесь к нам! Сложите оружие или обратите его на защиту своей страны от вождей, которые лгали вам все эти годы.

В ближайшие дни я выступлю с официальным обращением к стране. А пока с возрожденным духом и энергией я говорю: “Боже, благослови Америку!”

Я повернулся к Дереку и, увидев слезы на его глазах, почувствовал, что тоже плачу. Мы зашли далеко и потеряли очень многое, но у нас появился шанс вернуть свою страну.

Джереми посмотрел на нас, улыбнулся и спросил:

– Что теперь?

– Штурмовые группы собираются захватить Пентагон, – ответил Дерек. – Надеюсь, в этом не будет необходимости, но нам лучше занять позицию там, где мы сможем присоединиться к ним.

– Вы можете дать мне еще несколько минут? – спросил Джереми. – Видите ли, программа Преисподней уничтожена, но я хочу отключить всю эту чертову компьютерную систему. Не дай Бог, сработают какие-нибудь аварийные генераторы.

– Отлично, – согласился Дерек. – Вырви с корнями этот рассадник дьявола.

Джереми понадобилось не более трех минут, чтобы всадить осиновый кол в сердце главного компьютера. Мы пошли к лестнице, ведущей в часовню.

Прежде чем мы успели дойти до выхода, дверь в противоположном конце зала разлетелась в щепки, и в помещение ворвалось несколько десятков солдат Армии Господней, вооруженных до зубов.

– Кто вы такие? – прорычал майор, державший в руках “хаммер” калибра 0,1040.

Сопротивляться не имело смысла: они могли уложить нас прежде, чем мы успеем достать оружие, а помощь уже была в пути. Если сдаться в плен, то мы еще поборемся за свободу – может быть, даже сегодня.

– Мы – те, кого вы ищете, – ответил я. – Это мы уничтожили программу Преисподней.

На лице офицера появилось непонятное выражение, и я напрягся, готовый выхватить пистолет и продать свою жизнь как можно дороже. Однако потом он ухмыльнулся и опустил ствол автомата.

– Черт побери, дружище! Мы ищем не вас, а Солейна Солюкса.

– Солейна Солюкса?

Майор с любопытством огляделся по сторонам.

– Мы не знали об этом месте. Нам говорили, что здесь хранятся секретные архивы с крайне ограниченным доступом, но как только мы увидели, что происходит на мониторах, то поняли, где нужно искать в первую очередь. Это правда? Здесь была Преисподняя?

– В этом компьютерном центре создавалась виртуальная реальность Преисподней, – ответил я. – А демоны были всего лишь андроидами.

– Теперь с ними покончено?

– Они дезактивированы, – сказал Джереми. – Надеюсь, никто не попытается восстановить их.

– Но императора здесь нет? – спросил майор.

– Мы его не видели.

– Генерал Рассел приказал арестовать его сразу же после окончания экстренной трансляции. Одна штурмовая группа отправилась в его покои, а мы спустились сюда.

– Минутку, – перебил Дерек. – Вы хотите сказать, что все обратились против него?

Майор отвел его в сторонку и тихо заговорил:

– Нам в Армии Господней приходилось выполнять массу приказов, от которых нас тошнило. Вы неповерите, как много людей в армии симпатизируют Фронту. И тем более удивитесь, когда узнаете, сколько среди них агентов ФГС. – Он взглянул на свои нашивки. – Причем не только среди рядового состава.

Мы обменялись рукопожатием.

– Добро пожаловать в свободную Америку!

ГЛАВА 36

Смена власти прошла на удивление гладко. Остались очаги сопротивления, чьи вожди продолжали считать, будто Солейн Солюкс был наместником Господа, а ФГС и все, кто сотрудничает с ним, подвергнутся вечному проклятию. Для этих людей Преисподняя все еще существует. То, что вся страна видела своими глазами, было фальшивкой, сфабрикованной ФГС. Демоны-андроиды – тоже пропагандистский трюк. Настоящие демоны вернулись в Преисподнюю, потрясенные порочностью нравов в стране, свергнувшей с трона божественного императора.

О да, для этих людей Преисподняя совершенно реальна, и так будет всегда. Печально, не правда ли? Многие будут воспитывать своих детей в такой вере, поддерживать ложь, готовить сцену для нового Солейна Солюкса, который будет манипулировать их ненавистью и страхами. Надеюсь, я не доживу до этого.

В первые лихорадочные недели освобождения мы повсюду искали императора. Ходили слухи о том, что последователи Солюкса тайно вывезли его в Мексику или в Канаду. Некоторые утверждали, что он вознесся на небеса и останется там до тех пор, пока страна не очистится от скверны, а затем вернется с триумфом, окруженный сонмом ангелов. Несколько буйствующих фанатиков были своевременно обезврежены; некоторые из них, к несчастью, успели причинить немало вреда. Но пока они не убивают людей, пусть себе поют хвалы Солюксу, если им так нравится. В конце концов, мы живем в свободной стране.

После свержения Божьей Десницы я приобрел широкую известность. Дело даже доходило до того, что я не мог выйти на улицу, не попав под прицел многочисленных репортеров и фотографов, осаждавших мой дом и желавших узнать что-то, о чем я еще не успел им рассказать. Я даже не мог посетить могилу Рэчел на Арлингтонском кладбище, хотя прошло уже три месяца после похорон.

Поэтому сенатор Барр договорилась с администрацией, чтобы меня пропустили на кладбище после закрытия. Сумрачным осенним вечером мы приехали туда с Дереком. Ее могила находилась на невысоком холме, полускрытая за гробницей Саймонов, в которой лежал предок Рэчел, помогавший Лафайетту во время первой американской революции. Надгробная надпись была скромной и лаконичной. Она гласила:


“РЭЧЕЛ БРАК

2066 – 2095

ОНА ОТДАЛА СВОЮ ЖИЗНЬ

ЗА СВОБОДУ”


Я думал о том, не стоит ли выгравировать на камне имя Клодетты Саймон, но, в конце концов, именно Рэчел Брак сражалась и погибла в борьбе.

Дерек скрылся из виду за склоном холма; он стоял на страже и смотрел, чтобы никто не приближался к могиле.

Сначала я не знал, что сказать, поэтому долгое время просто стоял там, пока солнце медленно опускалось за верхушки деревьев. Наконец я заговорил, не зная, может ли она меня слышать. Но я должен был сказать эти слова.

Я сказал ей о том, как много она значила для меня, как сильно я любил ее и как сильно мне ее не хватает. Я был совершенно уверен, что она находится в Раю, поскольку с нас уже достаточно Преисподней. Потом я заплакал. До сих пор я не мог плакать, но теперь содрогался всем телом от неудержимых рыданий. Я был рад, что никто не может видеть меня.

Потом я услышал голос Рэчел:

– Гидеон…

Дверь гробницы Саймонов со скрипом приоткрылась, и мое сердце дрогнуло в груди. Я смотрел сквозь пелену слез, страшась смахнуть их, страшась двинуться с места.

В дверях появился Солейн Солюкс с пистолетом в руке, и я вспомнил тот, другой раз, когда слышал в ночи голос Рэчел: слова, произнесенные на латыни, другую ложь, едва не заставившую меня совершить убийство.

– Какая жалость, – произнес Солюкс насмешливым голосом, сотканным из шелка и стали. – Он потерял свою любовь в моей Преисподней? Сейчас ты потеряешь нечто большее, несчастный грешник. На этот раз ты заплатишь своей жизнью.

Он выглядел истощенным, совсем не похожим на могущественного императора, которым был еще несколько месяцев назад. Его одежда порвалась и покрылась пылью, темные волосы сбились в грязную копну, точеные черты лица расплылись. Некогда золотистая кожа приобрела сероватый оттенок, и от нее несло плесенью. Но его дух – или, возможно, его безумие – ярко сверкал во взоре. Он вскинул голову и выпрямился во весь свой семифутовый рост, вперившись в меня желтыми глазами.

– Ты думал, меня можно так просто победить? Меня, завоевавшего словами целую страну? Меня, создавшего собственную Преисподнюю для наказания грешников? Меня, сочетающего в одном лице Бога и Дьявола? – Он усмехнулся и покачал головой. – О нет! Мои последователи исчисляются миллионами. Они верят в меня, в мое бессмертие, и они помогут мне снова прийти к власти. Но прежде чем наступит возрождение, я должен исполнить приговор, вынесенный моему заклятому врагу – единственному, кто остался в живых из парочки подлых предателей, разрушивших мое величайшее творение! А когда ты умрешь, мои последователи восстанут и сметут эту сучку Барр с лица земли!

Я многие недели ждал в этой гробнице. Я знал, что рано или поздно ты придешь оплакать свою мертвую любовницу. Теперь ты здесь один, а я вышел из могилы, восстав из праха! Твоя позорная смерть будет предупреждением для всех предателей. Ты умрешь, а я возвышусь. Я стану Царем Царей, я буду править вечно!

Его палец напрягся на спусковом крючке, и я понял, что жить мне осталось считанные секунды. Мои глаза невольно закрылись, и я услышал выстрел, но не почувствовал боли. Когда я снова открыл глаза, на плече Солейна Солюкса расплывалось пятно крови, а его пистолет валялся на земле.

– Только нагнись, и тебе конец! – крикнул Дерек, обежавший холм с другой стороны.

Когда он приблизился к нам, я уже поднял пистолет Солюкса и прицелился в него. Он расхохотался с такой неистовостью, что слезы брызнули у него из глаз.

– Идите и возьмите меня! – воскликнул он. – Здесь пролилась священная кровь! Пусть император предстанет перед судом неправедным! Когда я заговорю, все грешники вернутся под мою сень. Даже брошенный в глубочайшую темницу, я пребуду в живых. Истинные верующие освободят меня и возведут на трон, пусть даже через много лет. Я все равно буду править! Ведите меня к моему народу!

– Ты прав, – ледяным тоном произнес Дерек. – Это может случиться. Но не случится. Тебе больше не удастся обмануть людей, потому что сейчас я закончу этот спектакль.

Прежде чем я успел остановить его, он прицелился императору в лоб. Но, несмотря на свою рану, Солейн Солюкс обладал проворством и силой безумца. Он взмахнул рукой и выбил оружие у Дерека, а затем обратился в бегство.

Я вскинул свой пистолет, но никак не мог решить, стоит ли стрелять ему в спину. Он пробежал несколько шагов, потом споткнулся и упал, с хрустом ударившись лбом о край надгробного камня Рэчел.

Солейн Солюкс не двигался. Я опустился на колени, перевернул его тело и все понял.

– Он мертв, – сказал я.

На его лбу алела яркая отметина, но ни капли крови не пролилось на землю, и я подумал о Каиновой печати. Потом я посмотрел на гладкую поверхность травянистого дерна, покрывавшего место, где покоилась Рэчел.

– На чем он споткнулся? – спросил Дерек.

Я покачал головой:

– Здесь ничего нет.

Медленно выпрямившись, я посмотрел на тело Солейна Солюкса. Теперь он был мучеником, и никем больше. Долгий кошмар закончился: тот, кому он снился, расстался с жизнью. Его широко раскрытые глаза глядели в небо. Безумие ушло из них, остался лишь ужас перед тем, что он сейчас видел.

– Может быть, теперь он узнает, что это такое на самом деле, – сказал я.

– Что? – спросил Дерек, хотя и так знал ответ.

– Преисподняя.

Я все еще смотрел на могилу Рэчел и на тело Солюкса, но мой взгляд был устремлен гораздо глубже.

Вниз, в то место, где вечно бушует пламя.

ПРИМЕЧАНИЯ

1

Новообразование из двух английских слов: holy (святой) и сор (полицейский). — Здесь и далее примеч. перев.

(обратно)

2

Ничего! (исп.)

(обратно)

3

Шар для игры в боулинг имеет три отверстия для захвата игроком.

(обратно)

4

Презрительная кличка пуэрториканцев.

(обратно)

5

Матерь Божья! (исп.)

(обратно)

6

Умеренность, воздержанность (англ.).

(обратно)

7

Состав преступления (лат.).

(обратно)

8

Лакомый труп (искаж. англ.).

(обратно)

9

Номер один (исп.).

(обратно)

10

Предатель (ит.).

(обратно)

11

Фамилия образована от латинской фразы mеа culpa (моя вина).

(обратно)

Оглавление

  • БЛАГОДАРНОСТЬ АВТОРА
  • ГЛАВА 1
  • ГЛАВА 2
  • ГЛАВА 3
  • ГЛАВА 4
  • ГЛАВА 5
  • ГЛАВА 6
  • ГЛАВА 7
  • ГЛАВА 8
  • ГЛАВА 9
  • ГЛАВА 10
  • ГЛАВА 11
  • ГЛАВА 12
  • ГЛАВА 13
  • ГЛАВА 14
  • ГЛАВА 15
  • ГЛАВА 16
  • ГЛАВА 17
  • ГЛАВА 18
  • ГЛАВА 19
  • ГЛАВА 20
  • ГЛАВА 21
  • ГЛАВА 22
  • ГЛАВА 23
  • ГЛАВА 24
  • ГЛАВА 25
  • ГЛАВА 26
  • ГЛАВА 27
  • ГЛАВА 28
  • ГЛАВА 29
  • ГЛАВА 30
  • ГЛАВА 31
  • ГЛАВА 32
  • ГЛАВА 33
  • ГЛАВА 34
  • ГЛАВА 35
  • ГЛАВА 36
  • ПРИМЕЧАНИЯ
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5
  • 6
  • 7
  • 8
  • 9
  • 10
  • 11